'Дон-Кихот' в Народном доме, Розанов Василий Васильевич, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 3 минут(ы)

В.В. Розанов

‘Дон-Кихот’ в Народном доме

Ф.И. Шаляпин очень хорошо сделал не только в художественном смысле, но и в педагогическом, воспитательном смысле, взяв на себя роль Дон-Кихота в опере Массне и побудив дирекцию театра двинуть на сцену эту оперу. Музыка ее не сложна, всем понятна, опера вообще очень уместна именно в Народном доме… А сам Шаляпин и несравненный Санчо-Панча дали великолепное зрелище благородного и героического. Как жалко, что дороговизна цен не допускает туда бедноты, — не допускает студентов, гимназистов, курсисток, гимназисток. Вот бы кому место здесь… Я видел в публике ‘чету Грузенбергов’, как живыми схваченных на портрете В.А. Серова на недавней выставке, видел Н.А. Хомякова, А.И. Гучкова, бар. И.В. Дризена… ‘Ах, не то, не те’, — думалось, глядя на них, ‘любимцев лени и изящного’. — Сюда бы — юнцов, подростков глядеть на старого Дон-Кихота, на забытое рыцарство, выслушать в великолепном пении Шаляпина святые слова, написанные Сервантесом’…

Это, действительно, святые слова, — и Шаляпин дал превосходный образ рыцаря, простого, чистого, немного безумного, ни на одну минуту не смешного и в каждую минуту и во всяком движении только трогательного. Зрелище и слова особенно волнуют теперешнего зрителя, так как с утра до ночи и каждую неделю, и каждый месяц он чувствует, как прет в него спереди и сзади мещанинишка, холуй, плоскость и пошлость…

Боже, куда то девалось! Боже, в этом ли состоит ‘прогресс’?.. Какие-то воды, мистические воды, подмыли и размыли древний материк великих чувств, великих мыслей и вытекших отсюда великих слов! Все — размыто, раздроблено, обращено в куски, обращено в песок. Скажем с Шиллером, рыцарем в поэтах:

Нет великого Патрокла,

Жив презрительный Терсит…

Боже, как потускла фигура человека! И как понятно, что этот ‘маленький человек’ в фигуре не умеет более ни строить великих храмов, ни писать великих картин, и только еще умеет иногда плакать в музыке о смерти и гибели всего благородного… Умер рыцарь: знаете ли, что в нем умер и великий писатель, и великий архитектор, может быть, умер даже великий политик и законодатель… Ибо, ей-ей, нельзя быть и великим законодателем, не имея чего-то рыцарского в груди, не нося своей ‘Дульцинеи законодательства’ в душе…

Умерла мечта, вот в чем дело, умерло мечтательное в душе человеческой… Что такое человек без мечты? ‘Полено дров’ в геенну преисподнюю…

Сидя в опере, я все думал о профессорах истории… Ах, профессора! Ну, вот вы напишете о Дон-Кихоте длинную диссертацию, где деревянным языком соберете все комментарии, напишете сто ученых примечаний и заставите студента, курсистку и гимназиста учить на память ваши ‘примечания’… Умер последний историк-рыцарь, Карамзин, с великим чувством отечества, с великим чувством истории. Никто не оглянется на тот разительный факт, что ведь теперь историю пишут или, вернее, ‘составляют’ и компилируют люди с тупым пониманием своего предмета, этих рыцарей, этих королей, этих первосвященников, — и всего решительно, что занимало их, волновало, раздирало души их и кидало в борьбу и войны… Что понимает современный историк в святых крестовых походах, в рыцарских и духовных орденах, в тамплиерах, в иоаннитах?.. Ему бы добраться до ‘подушной подати перед французской революцией’, до ‘пауперизма в последней четверти XVIII века’ и до милых санкюлотов, которые пошли с кулаками, палками и кочергами рвать картины, разрушать замки и вообще основывать ‘блузу и пиджак’…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бедный Дон-Кихот вовремя умер. Он стал ‘не нужен и непонятен’ среди блузников и профессоров…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вся история, — опять, когда я сидел в театре, — мне представилась возможным безумием, но гениальным и благородным безумием, которое долго не пускало в дверь ‘истины в пиджаке’. Но может быть, ‘истина’ действительно ходит в пиджаке? Может быть, ‘истина’ — соплявая, может быть, ‘истина’ — слюнявая, может быть, она с выпавшими гнилыми зубами, с провалившимся ртом? Может быть, ‘истина’ — именно этот профессор, который мне кажется таким тупым и неинтересным?

‘Мне кажется…’ Кто такой ‘я’? Ничто.

А ‘они’ — ученые. Все языки знают и прочее. В самом деле, может быть, санкюлот, профессор и ‘заработная плата’ — венец мудрости?..

Может быть, может быть… Чтобы сказать, надо знать ‘все языки’, а я обладаю одним… Но у меня есть мой бедный вкус, который говорит, что даже горничная Дульцинея, принимаемая за герцогиню Тобосскую, все-таки есть что-то более кровное и более сочное, чем их пыльные диссертации с ‘истиной’. И ‘роман с горничной’ интереснее ‘разговора с профессором’… В конце концов, или в конце веков, я думаю, и ‘пролетарии’ с этим согласятся.

Когда-нибудь гг. профессоров заколотят в хороший гроб, а пролетарии, горничные, монахи и аббаты, особенно аббатисы и игуменьи, позовут из гроба умершего рыцаря и скажут:

— Давайте играть жизнь… И немного сумасшествовать… И вечно любить…

— И строить безумные соборы, и предпринимать ненужные походы как самые нужные.

Рациональность — конечно, в разуме. Но мудрость всегда немножко сумасшедшая. Потому-то она должна быть смела, — и потому, что она должна быть прекрасна, и потому, что она должна творить, т.е. видеть, гореть, а не только ‘продолжать существование’, к чему способен даже профессор…

Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 4 марта. No 13641.

В.В. Розанов

‘Дон-Кихот’ в Народном доме

Читайте также: