Домна-Розанда, Шайноха Карл, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 66 минут(ы)

ДОМНА-РОЗАНДА.
Истор. монографія Шайнохи.
(Переводъ съ польскаго.)

Сочиненія талантливаго польскаго историка Шайнохи мало извстны русской читающей публик. Ея вниманію предлагается историческій этюдъ Шайнохи: ‘Домна-Розанда’. Это была дочь волохскаго господаря Василія Лупулы, жившаго во второй половин XVII вка.

Въ выбор статьи и въ тхъ затрудненіяхъ, которыя встрчались въ подстрочномъ перевод столь своеобразнаго писателя, какъ Шайноха, я руководствовался обязательнымъ содйствіемъ Н. И. Костомарова, глубоко изучившаго эту эпоху. Безспорно, что статья Шайнохи иметъ для насъ интересъ и значеніе по слдующимъ соображеніямъ:

Хотя эпоха Хмельницкаго тщательно разработана русскими историками, но не безполезно познакомиться со взглядами на эпоху писателей другого, противуположнаго, лагеря. При двойномъ свт ярче увидимъ истину.

Шайноха, повствуя о судьб Розанды, касается исторіи Волощины, столь мало намъ извстной. Такимъ образомъ статья Шайнохи внесетъ лепту въ сокровищницу историческаго знанія.

Трагическая судьба Розанды и ея семейства тсно связана съ событіями, потрясшими южную полосу современной Россіи. Рдко въ исторіи встрчаются примры, чтобы на небольшомъ относительно пространств земли сталкивалась такая масса противоположныхъ интересовъ, страстей, національностей, религіи, общественныхъ формъ жизни и культуры. Восточный деспотизмъ турецко-татарскихъ ордъ, демократическій строй казачества, аристократизмъ Рчи Посполитой, исламъ, католицизмъ и православіе вели отчаянную борьбу во имя политическихъ интересовъ к богатствъ юной Розанды, этой ничмъ неповинной жертвы. Это — цлая драма, достойная кисти Шекспира.

Все, что было четыреста лтъ тому назадъ въ сил, исчезло безвозвратно — Рчь Посполитая, орда, казачина — и потрясено могущество Турціи. На развалинахъ прошедшаго явилась русская держава и русскій народъ, призванный развивать дальнйшую нить исторической жизни на этой богатой событіями мстности, но идти впередъ можно лишь при всестороннемъ изученіи прошедшаго.

Ф. Неслуховскій.

I.
Сирота.

Домна-Розанда была самая несчастная сирота въ мір, — у нея не было отечества. У ней были родители, было блестящее положеніе въ свт, славилась она чрезвычайнымъ богатствомъ, но все это пошло прахомъ, — у нея не было отечества. Она впала въ бездну невыразимаго горя и сдлалась игрушкою судьбы — жертвою многихъ бдъ и страданій. Будучи еще отроковицею, она становится предметомъ кроваваго спора между соискателями ея руки, неумышленною виновницей такой кровопролитной войны, какую только знаетъ исторія, наконецъ внценосная невста унижается до того, что длается противъ своей воли женою буйнаго казака.

Но не одна только трагическая судьба Домны-Розанды привлекаетъ къ ней наше вниманіе. Ближайшія свднія о ней особенно интересны намъ потому, что споры объ ея рук происходили преимущественно на Польской земл, лилась кровь благороднйшихъ ея сыновъ и убійственный погромъ встревожилъ польскій народъ. Заслуживаетъ вниманія и то обстоятельство, что неумышленная виновница столькихъ народныхъ бдствій извстна въ исторіи подъ чуждымъ ей именемъ.

Старинныя польскія хроники и позднйшія историческія описанія именуютъ героиню нашу Домной, между тмъ какъ настоящее ея имя Розанда, къ которому у волоховъ прибавлялся титулъ ‘domna’, латинское ‘domina’ — княжна. Крестное имя въ соединеніи съ почетнымъ титуломъ обратилось въ собственное и героиня нашего разсказа осталась навсегда въ исторіи подъ ополяченнымъ именемъ Домны-Розанды.

Эта злополучная невстка нашего Богдана Хмельницкаго, какъ младшая дочь волохскаго (молдавскаго) господаря Василія Лупулы {Земля сосдняя Буковин, ныншняя Молдавія, называлась у поляковъ Волохіею или Волощиною, земля по Дунаю лежащая, ныншняя Валахія, называлась у поляковъ Мультаны или Молдавія. Въ настоящемъ разсказ сохранены давнія названія.}, не могла разсчитывать на унаслдованіе родительскаго престола. Съ тхъ поръ, какъ земля Волохская подпала подъ турецкое иго, ни одной фамиліи господарей волохскихъ не удалось упрочить престола за своимъ родомъ: обыкновенно во второмъ уже поколніи они теряли скипетръ, попадали, по султанскому приговору, подъ топоръ палача или въ неволю, либо считались изгнанниками. Вновь посаженный господарь, въ чаяніи упрочить тронъ за своимъ потомствомъ, обыкновенно разрывалъ связь со своей прежнею родней, но посл того, лишенный господарскаго сана, очутившись безъ прежняго и новаго отечества, скитался въ сосднихъ странахъ бднымъ изгнанникомъ.

Такимъ образомъ несчастное сосдство съ варварскимъ исламомъ какъ земли Волохской, такъ и всхъ остальныхъ народовъ этого восточнаго края, было причиною безпрерывныхъ въ нихъ смятеній. Потрясенія давали себя чувствовать безъ всякой пощады какъ самому краю, такъ и господствовавшимъ въ немъ родамъ владыкъ и даже каждому ничмъ неповинному члену такого рода. Счастливые западные народы только по слухамъ знали объ этомъ бич восточнаго варварства. Они могли свободно трудиться надъ устройствомъ внутреннихъ своихъ длъ, улаживать домашнія недоразумнія и могли спокойно, безопасно подвигаться въ просвщеніи, но тамъ, на рубеж всякаго просвщенія, подъ пасмурнымъ небомъ бусурманщины, какъ это бываетъ и въ природ подъ давленіемъ надвигающейся буря, ничто не могло спокойно развиваться: ни земля, ни семья и даже ни одна изъ сиротъ семьи не могла дождаться предназначенныхъ ей плодовъ жизни, — все еще въ цвту разметывалось бурею.

Съ XVI вка шла безпрерывная борьба сосднихъ государствъ между собою за обладаніе прекраснымъ краемъ Волохскимъ. Предъ всми первенство издавна оставалось за королевствомъ Польскимъ и господари волохскіе, въ знакъ вассальной зависимости отъ короны польской, много разъ преклоняли колна въ Снятын и Колымы предъ польскими королями изъ дома Ягеллоновъ. Рядомъ съ Польшею стремились упрочить власть и вліяніе надъ Волохіей сыны той оригинальной общины, которая состояла отчасти изъ поляковъ и русскихъ, отчасти изъ пришельцевъ разныхъ народностей, — общины, которая была въ одно и то же время послушна и враждебна королевству Польскому и поперемнно то во вражд, то въ союз съ восточною басурманщиною, — общины, которая собственно была только плодомъ замшательства, возникшаго между разнородными элементами, господствовавшими въ тхъ странахъ, и чудовищнаго смшенія остатковъ христіанскаго просвщенія съ азіятскимъ варварствомъ: то было казачество. Но сурове всего, однако, отзывался на Волощин гнетъ ярма турецкаго.

При помощи этихъ спорящихъ между собою силъ, а нердко при пособіи орды, или подчиненнаго османамъ Семиградія, временами появлялся на господарств какой-нибудь грекъ, полябъ, казакъ и рдко туземецъ. Изъ Польши претендента на господарство возводило покровительство знатныхъ пановъ, магнатовъ, изъ казацкой Счи — сабля, изъ Стамбула — подкупъ золотомъ. Каждый, не будучи самъ царской крови, мечталъ оставить тронъ своимъ діутямъ, основывалъ въ Волощин своей родн домъ, своему роду пышную осдлость съ высокими замыслами и заоблачными надсидами. Но прежде, чмъ эти замыслы успвали осуществляться, взрывался новый вихрь постояннаго въ томъ кра стихійнаго броженія и креатуру польскихъ магнатовъ замнялъ ренетатъ изъ Турціи, мсто удалаго друга казаковъ заступалъ разбогатвшій лихвою эпирскій купецъ, а личный любимецъ султана уступалъ мсто упоенному астрологическими бреднями дворянину испанскихъ королей. Низложенный соперникъ обращался въ прежнее ничтожество, а недоконченное созиданіе великихъ родовыхъ плановъ замнялъ иногда скромный дворецъ изгнанника, нашедшаго пріютъ въ Польш (послднее было еще исходомъ сравнительно счастливымъ). Польша вообще была самою могучею опорой господарямъ въ ихъ замыслахъ водворить въ Волощин государственный порядокъ, она же была и вожделннйшимъ пристанищемъ на случай опасности. Потому-то вс господари искали союза съ короною польскою, роднилисъ и дружились съ польскими магнатами, старались пріобрсти имнія и права обывателя въ Польш. Въ особенности пользовалась Польша дружбою и покорностію господарей изъ туземцевъ, боле почетныхъ претендентовъ на власть въ собственномъ кра, какъ, напримръ, дружбою уважаемаго господаря Іереміи Могилы, въ царствованіе Сигизмунда Вазы. Упомянутый Іеремія Могила замышлялъ даже соединеніе Волощины съ Польшею и въ договор, заключенномъ въ 1595 году съ польскою короною, ‘просилъ предоставить валохамъ, съ пріобртеніемъ ими наслдственныхъ волостей и со вступленіемъ въ брачные союзы, всякую свободу въ Польш’. ‘Итакъ, — гласитъ договоръ, — оба народа войдутъ въ братство между собою и ничмъ не будутъ различаться другъ отъ друга, какъ дти одной матери’ {Присяга Іереміи Могилы въ 1595 году. Немцвичь: ‘Zbir pamietnikow dawnej Polski’, т. IV, стр.147.}.

Сносне чмъ гд-либо участь волохскаго изгнанника была въ Польш. Правда, и въ Польш весьма нердко, вмсто пріюта, ожидала его кара, за то въ Турціи обыкновенно угрожала ему петля палача, — въ день бдствія никуда нельзя было спастись. Приходилъ низвергнутымъ господарямъ неизбжный конецъ: родившись гд-нибудь въ далекихъ краяхъ полуденныхъ, или полуночныхъ, они посл своего господарскаго величія въ Волохіи находили безъименную могилу на кладбищ, гд хоронили выброшенныхъ изъ оконъ Эдыкулъ (‘Черной башни’) плнниковъ турецкихъ, или на дн какого-нибудь южнаго моря, испустивъ дыханіе съ невольничьимъ галернымъ весломъ въ рукахъ.

Какое трагическое зрлище, почти въ неизмнной послдовательности, представляетъ намъ исторія господарей волохскихъ въ теченіе цлаго столтія, предшествовавшаго нашему повствованію!

Начиная отъ господаря Якова Гераклида-Деспота въ 1563 г. вплоть до отца Домны-Розанды проходитъ рядъ искателей приключеній, которыхъ, за весьма малйшимъ исключеніемъ, не знаешь какъ назвать — плутами или героями. Вотъ, напримръ, Яковъ Гераклидъ: сынъ греческаго матроса съ какого-то изъ острововъ, Самоса или Крита, онъ былъ сначала писцомъ въ ватиканской библіотек, затмъ въ Эскуріал — придворнымъ Карла V, посл того — скитальцемъ по Швеціи и Лифляндіи, потомъ — гоcтемъ польскихъ магнатовъ, съ помощію которыхъ пришелъ въ Волощину, гд онъ сталъ господаремъ. Какъ бы царь или деспотъ волохскій, онъ сперва законодатель, потомъ угнетатель своего народа и за то разомъ, нсколькими соперниками сверженный съ престола, лишенъ турками свободы и жизни. Рзкими чертами означилъ онъ свое имя въ исторіи.

Спустя десять лтъ посл господаря Гераклида услся на волохскомъ престол удивительнйшій господарь, по общему мннію шляхтичъ изъ Мазовіи, именуемый волохами Ивоніей. Принявъ — вроятно, въ плну — турецкую вру, онъ посредствомъ торговли нажилъ несмтныя богатства и, благодаря имъ, сдлался султанскимъ любимцемъ, потомъ пашою и затмъ господаремъ волохскимъ. Когда ему, по приказанію султана, велно было платить ‘харачъ’ въ большемъ размр, въ немъ пробудилась шляхетская гордость: онъ провозгласилъ себя слова христіаниномъ и поднялъ народъ къ защит независимости. При помощи казаковъ удалось ему одержать нсколько побдъ надъ соединенными арміями, турецкою и молдавскою, но въ дальнйшемъ ход войны счастіе ему измнило. Преданный измною и взятый въ плнъ, Ивонія съ гордо-поднятымъ челомъ погибъ смертію христіанскаго богатыря.

Спустя пять лтъ посл смерти Ивоніи овладлъ волохскимъ господарствомъ одинъ изъ удальцовъ Запорожской Счи, казакъ Иванъ Подкова, назвавшій себя родственникомъ Ивоніи. Былъ Подкова дйствительно близокъ къ Ивоніи не только по польскому происхожденію, но и по духу. Онъ стремился, согласно съ военными планами польскаго короля Стефана, возобновить борьбу за. освобожденіе Волощины отъ турокъ. Но король Стефанъ не любилъ незванныхъ союзниковъ. Вступивъ въ войну съ Москвою, онъ желалъ сохранить на то время миръ съ султаномъ и потому противился горячности новаго господаря. Схваченный поляками, Иванъ Подкова былъ обезглавленъ палачомъ на львовскомъ рывк. ‘Несъ свою голову въ бой съ неврными, теперь кладу ее на жертву христіанамъ’, произнесъ онъ на эшафот {Зубрицкій: ‘Хроника города Львова’, 1578 г., стр. 203.}. Это была плачевнйшая жертва разрыва между полумсяцемъ и крестомъ, въ конц концовъ покинутая и тою, и другою стороною.

Черезъ десять слишкомъ лтъ, силою оружія Замойскаго, поляки возвели на господарство знатнаго туземца Іеремію Могилу. Необыкновенною милостію неба, онъ умеръ да престол, обольщая себя надеждою упрочить престолъ за своимъ родомъ. Но за рдкое счастіе отца жестоко поплатилось его многочисленное потомство. Изъ нсколькихъ его сыновей одинъ нашелъ пріютъ подъ кровлею польскаго дворика на Подол, другой погибъ въ невол магометанской, третій отрекся отъ вры отцовъ и умеръ въ ислам придворнымъ челядинцемъ султана. Четыре дочери Іереміи нашли себ спасеніе въ Польской земл въ супружескихъ союзахъ съ первйшими панами королевства.

Но много было пролито крови польской и волохской для удержанія сыновьямъ Могилы княжеской шапки и для выручки приданаго дочерямъ, дв изъ дочерей пожертвовали своими мужьями, а вс четыре — многимъ числомъ родныхъ и близкихъ изъ поляковъ. Наконецъ, плодомъ всхъ усилій, единымъ наслдіемъ свтлыхъ надеждъ отцовскихъ, осталась семья разсянныхъ по міру сиротъ.

Посл паденія дома Могилы скипетромъ волохскимъ овладлъ Каспаръ Граціанъ, родомъ кроатъ. Прежде всего мы встрчаемъ его въ числ слугъ эрцъ-герцоговъ штирійскихъ, затмъ въ такой же роли при двор короля неаполитанскаго, гд, чтобъ обратить на себя вниманіе цареградскаго Дивана, онъ взялся выкупать изъ неволи у христіанъ турецкихъ плнниковъ. Заручившись расположеніемъ султана, онъ получилъ волохское господарство для того, чтобы лживыми общаніями искусить поляковъ къ походу цецорскому. На поляхъ Цецоры воздвиглась знаменитйшая изъ могилъ, по которымъ Волощиву издавна прозвали кладбищемъ поляковъ, а въ самой уединенной могил слегъ самъ искуситель Граціанъ посл своего бгства изъ рядовъ польскихъ.

Во время цецорскаго похода въ лсахъ Покутья и Буковины свирпствовала шайка ‘опришковъ’ {Карпатскіе горные удальцы. Примч. перев.}, во глав которой стоялъ какой-то Барновскій, родомъ полякъ, по воспитанію волохъ, вообще же извстный на русскомъ рубеж разбойничій атаманъ. Добивая остатки польской арміи, уходившіе изъ обоза, онъ заслужилъ вниманіе преемника Граціана, поступилъ къ нему на службу и вскор открылъ себ путь въ господарству. Усвшись на Княжескомъ престол подъ именемъ Мирона I, онъ поспшилъ отправиться за султанскимъ утвержденіемъ въ Царьградъ, но тамъ судьба поблагопріятствовала другому. Соперникъ его исходатайствовалъ у Дивана казнь Мирона, а опуствшій престолъ господарскій въ слдующемъ 1634 году занялъ третій претендентъ — отецъ нашей Домны-Розанды, Василій Лупула, который въ польскихъ правительственныхъ актахъ извстенъ подъ именемъ Владислава IV. Былъ онъ самый соотвтственный по характеру туземной исторіи претендентъ на Волощину: какъ въ недалекомъ будущемъ пришлось ему остаться безъ трона и безъ найденнаго подъ волохскимъ небомъ отечества, такъ и прежняя жизнь его осталась неизвстною, — не знали ни его происхожденія, ни его прежняго отечества. Преданіе признаетъ его родомъ изъ Эпира, грекомъ, разбогатвшимъ отъ торговыхъ предпріятій.

Поляки положительно не признавали его потомкомъ господарскаго дома Могилы, но такъ какъ об дочери Лупулы считались въ Польш вообще Могилянками, то вроятно, что отецъ ихъ, по крайней мр по женской линіи, происходилъ изъ этого рода. Во всякомъ случа Лупула зналъ Волощину съ давнихъ лтъ, былъ должностнымъ лицомъ у прежнихъ господарей и, одинаково хорошо знакомый съ положеніемъ длъ въ Турціи и Волощин, былъ хорошо подготовленъ къ принятію княжеской власти.

Тотчасъ по вступленіи въ княжескій дворецъ, новому господарю пришлось, по принятому обычаю, собрать около себя кружокъ родни и свить себ уютное гнздышко для отдыха посл долголтней скитальческой жизни среди чужихъ людей. Польская шутливость острила надъ этими волохскими гнздами — непрочными и перемнчивыми, какъ убжище перепелокъ, отсюда сложилась въ Польш поговорка: ‘hospodarstwo woloskie jak przepircze pole’ (волохскій господарь во дворц — что перепелъ въ пол).

Но человческой природ нравятся азартныя игры: въ иномъ ущель альпійскихъ горъ снжный обвалъ ежегодно заноситъ хатку скитальцевъ, но всегда найдется новый поселенецъ, который выстроитъ вновь хатку на томъ же мст. Чуть не каждый господарскій родъ погибалъ жертвою варварскихъ смятеній въ этомъ кра — и все-таки каждый новый господарь торопился свить себ новое гнздо надъ бездною и основать новый родъ изгнанниковъ.

Проницательный Василій Лупула руководствовался въ этомъ случа боле разсудкомъ, нежели чувствомъ. Вступилъ онъ въ бракъ не съ христіанкой, не съ полькой, какъ длали многіе ихъ предшественники, но съ магометанкой, черкешенкой, которая, вроятно, посл брака приняла крещеніе. Это возбудило противъ него недоброжелательство въ христіанской Волощин, но расположило къ нему султана и вліятельныхъ цареградскихъ сторонниковъ жены господаря. Василій поспшилъ успокоить встревоженную совсть своего народа и духовенства: онъ сталъ раздавать щедрую милостыню греческимъ церквамъ въ Волощин и въ султанской столиц. Когда же Василій Лупула, какъ господарь, за большую сумму исходатайствовалъ у Дивана согласіе на перенесеніе мощей Св. Параскевы изъ Царьграда въ Яссы и основалъ тамъ монастырь, то ему дозволялось гораздо большее самовластіе въ длахъ церковныхъ, чмъ кому-либо изъ предшествовавшихъ господарей. Пріобртенныя при посредств жены — мусульманки связи въ Стамбул помогли ему на долгія лта сохранять наилучшія отношенія съ Диваномъ, и сталъ онъ выше своихъ предшественниковъ уже тмъ, что доле ихъ удержалъ за собою правленіе. Такимъ образомъ Лупула и его жена имли время выростить двухъ дочерей, изъ которыхъ младшая наречена была старопольскимъ именемъ — Розанда {Примчаніе Н. И. Костомарова: ‘Имя ея было Локсандра, т. е. Александра, а выраженіе ‘Домна-Розанда’ равняется французскому: madame Alexandrine’.}. Рожденная отъ отца грека и матери черкешенки, носившая въ Польш названіе Могилянки, обязанная послушаніемъ Порт, которая считала за собою право самовластной опеки надъ дочерями господаря, — въ какомъ изъ этихъ краевъ и народовъ должна была Розанда видть свое отечество? Уже то, что она родилась на трон господарскомъ, предвщало ей паденіе и скитальческую жизнь, и ей тмъ боле было необходимо то пристанище или убжище, какое при всякомъ толчк судьбы даетъ намъ сознаніе, что у насъ есть отчизна. Но безъ этого пріюта не шло ли къ Розанд названіе ‘сироты?’

Сиротою, по-истин, была дочь господаря, какъ и ея родина, какъ и каждый порубежный край, лежавшій по сосдству съ дикимъ варварствомъ. Не было у ней отчизны, за то въ тхъ краяхъ и у тхъ народовъ, съ которыми она была связана различными узами, выискивалось много соперниковъ, спорившихъ между собою изъ-за ея руки. Подобно тому, какъ за обладаніе Волощиною безпрестанно боролись: Оттоманская Порта, Польское королевство и запорожское войско съ татарами, — такъ и Домна-Розанда сдлалась предметомъ борьбы претендентовъ и вліяній турецкихъ, польскихъ, казацкихъ. Съ этой стороны представляется особенно любопытною исторія этой ‘Могилянки’. Судьба ея представляетъ собою трагическій образъ судьбы цлаго края. Молодая сирота становится на время цлью и побдною пальмой того пограничнаго удальства, которое съ незапамятныхъ временъ въ тхъ порубежныхъ краяхъ проявилось въ борьб зачатковъ образованности съ зачатками варварства, а обильно пролитая въ этомъ удальств кровь была дорогая для сироты кровь польская.

Соперники съ оружіемъ въ рукахъ добивались овладть Волощиной и вмст съ тмъ рукой Розанды, разсчитывая на ея приданое и на т сокровища ея отца, о которыхъ въ иноземныхъ странахъ, какъ равно и о богатств всей Волощины, ходили баснословные слуги. О нихъ-то мы и скажемъ прежде всего.

II. Богатство господаря

О сокровищахъ Лупулы существовало тмъ боле высокое мнніе, что никто не видалъ ихъ своими глазами. Были однако обстоятельства, устранявшія всякое сомнніе въ дйствительности ихъ существованія. Первымъ изъ такихъ обстоятельствъ были непрочность положенія самихъ господарей, понуждавшая каждаго изъ нихъ жадно вопить сокровища, чтобы было чмъ предотвратить утрожавшую опасность, или облегчить горе въ минуты изгнанія. Поэтому-то всякій разъ, когда мы встрчаемъ извстіе, что господари скрываются въ какомъ-нибудь отдаленномъ мст отъ постигшей ихъ бды, тутъ же рядомъ идетъ рчь о сокровищахъ, будто бы увезенныхъ изгнанниками въ глубину лсовъ Буковины, въ стны Каменецъ-Подольской крпости, или въ отдаленный уголокъ Польши.

Лупула, по самому уже званію господаря, прослылъ за скопидома и обладателя громадныхъ сокровищъ, а личные его поступки еще боле увеличивали сложившееся о немъ мнніе. Всхъ поражало, что Лупула въ теченіе долгихъ лтъ управлялъ страною, а въ то время долго и спокойно управлять въ Яссахъ могъ лишь тотъ, кто щедро сыпалъ золото въ Стамбул: не задолго до вступленія Лупулы на престолъ состоялось султанское распоряженіе, чтобы каждый изъ волохскихъ князей ежегодно получалъ новую грамоту объ утвержденіи его въ этомъ званіи и чрезъ каждые три года лично являлся въ Царьградъ хлопотать о продолженіи царской милости. Многолтнее счастливое исполненіе этой тяжелой повинности Лупулой привело всхъ къ убжденію, что сокровищница его бездонна, если ежегодный схарачъ’ и посулы не исчерпали ее.

Куда бы ни достигало имя господаря Василія Лупулы, въ какой бы стран ни появлялись его послы, повсюду видны были несомннные признаки богатствъ волохскаго господаря, далеко отражался отблескъ отъ его сокровищъ, которыя, какъ солнце, сіяли гд-то въ глубин подваловъ замка, возобновленнаго Лупулою въ Яссахъ. И патріархъ константинопольскій, и многіе католическіе монахи римской церкви одинаково получали отъ господаря щедрыя подаянія, сверхъ того, патріархъ получилъ значительную сумму для уплаты долговъ своей церкви. Каждое письмо къ королю польскому сопровождалось богатыми подарками, описаніемъ которыхъ французскія и нмецкія газеты того времени долго занимали вниманіе европейской публики. Даже богатйшіе польскіе магнаты, особенно высшіе сановники воеводствъ, сосднихъ Волощин, пріучены были къ господарскимъ подаркамъ, считавшимся въ тхъ странахъ важнйшимъ источникомъ обогащенія.

Что же, наконецъ, сказать о той непомрной пышности, которая поражала всякаго, приближавшагося къ особ самого господаря? Его окружало величіе, напоминавшее собою блескъ восточнаго двора, тмъ боле, что за предлами Волощины открывался въ дйствительности восточный міръ, по наружному виду боле нашего великолпный. По этому поводу много приводившихъ въ изумленіе подробностей въ обстановк господарскаго двора было только подражаніемъ восточной выставк богатствъ на-показъ, а приведенные въ изумленіе поляки принимали ихъ за дйствительные и, возвращаясь на родину, разносили преувеличенные слухи о сокровищахъ Лупулы.

Во всякомъ случа было не мало несомннныхъ признаковъ дйствительнаго богатства господаря. Прізжавшихъ въ Волохскую землю княжескихъ гостей обыкновенно ожидали выхавшіе впередъ на встрчу бояре, придворные и нарядно убранная милиція. Для пріема во дворц кого-либо изъ важныхъ иноземныхъ сановниковъ отправлялся на встрчу отрядъ великолпно убранныхъ всадниковъ, сопровождавшій придворную карету. Въ карет хали двое придворныхъ сановниковъ для приглашенія почетнаго гостя во дворецъ господаря. По пути во дворецъ боле и боле обнаруживались признаки восточной жизни, чаще и чаще проявлялась туреччина въ одежд и говор многочисленной толпы, кишавшей на площадяхъ, среди группъ волохской пхоты, одтой въ красный цвтъ, виднлись группы янычаръ, а у подъзда дворца, среди высокихъ шапокъ волохскихъ бояръ, мелькали турецкія чалмы.

Въ покой дворца вводилъ гостя маршалъ двора, окруженный толпою каларашей {Непонятное для Линде слово каларашъ, врне карлашъ, объясняется слдующимъ образомъ въ отрывочномъ описаніи посольства Николая Бгановскаго, подстолія львовскаго въ Турціи въ 1643 году (Срав. Дневникъ Станислава Освцима’, рукоп. въ библіотек Оссолинскихъ No 224, стр. 461):

‘Изъ Хоцима до самихъ Яссъ на всемъ пути насъ сопровождали каралаши (это люди, которыхъ господарь волохскій содержитъ во всхъ городахъ для быстраго исполненія его порученій)’.} и придворныхъ, поражавшихъ разнообразіемъ костюмовъ турецкихъ, татарскихъ, волохскихъ и даже польскихъ. Эта свита растворяла двери — и взору постителя открывался обширный залъ, или на мстномъ язык — диванъ, служившій мстомъ судебныхъ совщаній. Затмъ слдовалъ другой залъ, или диванъ, въ которомъ величаво засдали члены княжескаго совта, образуя живописный кругъ, составленный на половину изъ величавымъ, въ блыхъ чалмахъ, турокъ и на половину изъ бородатыхъ, въ національныхъ костюмахъ, волоховъ. Наконецъ, открывался третій залъ, обставленный самымъ богатымъ образомъ, среди котораго возсдалъ на трон господарь.

‘Было по-истин, — писали польскіе послы, пораженные открывавшимся передъ ними зрлищемъ {Описаніе посольства Николая Бгановскаго: ‘Дневникъ Станислава Освнцима’, стр. 463.}, — чему подивиться этой господарской магнифиценціи, которая вполн достойна всякой консидераціи. Кром другихъ одеждъ, было на господар одяніе подобное тому, какое носилъ турецкій султанъ, производившее шумъ и шелестъ, какъ ни на одномъ изъ монарховъ. Оно, какъ кажется, было изъ альтембасовой ткани, съ вышитыми золотомъ цвтами, въ палецъ толщиною, съ двумя парами застежекъ брилліантовыхъ, очень блестящихъ и, полагаю, высокой цнности, подшитое соболями, которые достоинствомъ, конечно, соотвтствуютъ покрышк’.

Дворъ господаря представлялъ еще боле блеска и величія спустя нсколько мсяцевъ посл приведенныхъ посломъ словъ удивленія. Это были, несомннно, лучшія минуты въ жизни волохской столицы во время правленія Лупулы, — минуты, полныя лучшихъ надеждъ для страны и ея правителя. Господарь въ это время праздновалъ свадьбу старшей своей дочери, Елены-Маріи, съ княземъ биржанскимъ и дубинскимъ, Янушемъ Радзивиломъ {Описаніе свадьбы по свидтельству современниковъ: ‘Theatri Europe oder historischer Beschreibung der denkwrdigsten Geschichten von Jahr 1647’.— ‘Жизнь Януша Радзивила’, Эдуарда Комубая. Вильно, 1859 г., стр. 78—81.}. Помолвку дочери господаря съ княземъ Янушемъ во всхъ отношеніяхъ можно было считать счастливымъ событіемъ. По своимъ богатствамъ ‘князь на Биржахъ и Дубинкахъ’ не многимъ уступалъ волохскимъ господарямъ, по родовитости же князь Радзивилъ считалъ себя выше господаря Василія Лупулы. Лупула — сынъ никому неизвстныхъ родителей — въ настоящемъ случа роднился съ домомъ баснословной древности, владтелемъ семи княжествъ въ Литовской земл, родственно связаннымъ съ царствовавшими домами въ Европ. Не говоря уже о Варвар Радзивилъ, увнчанной польскою короною, родной дядя новаго господарскаго зятя, одноименный ему Янушъ, женился недавно на дочери курфирста бранденбурскаго, Софіи-Елизавет, и этимъ бракомъ связалъ по крови домъ Радзивиловъ съ половиною царствовавшихъ династій въ Европ.

Но, кром блеска такой связи, свойство князя Януша Радзивила съ Лупулою представляло еще другія, боле цнныя, ожиданія. Лупула, какъ родственникъ и преемникъ господарскаго дома Могилы, дружелюбнаго нкогда Польш, всегда поддерживалъ добрыя отношенія съ короною польскою, но никогда онъ не выступалъ съ боле ясными доказательствами своего расположенія къ польской корон, какъ въ настоящемъ случа. Родственная связь съ домомъ Радзивиловъ была ршительнымъ шагомъ къ переходу господаря на сторону Польши. Тмъ боле могла радоваться корона польская настоящему случаю, что союзъ Лупулы съ Радзивилами и Польшею совпалъ со временемъ тайныхъ приготовленій Владислава IV къ великой войн съ Турціею, въ которой дружба или вражда Волощины могла дать ршительный перевсъ той или другой сторон. Въ случа побды христіанъ надъ Блистательною Портою, Лупула, какъ связанный узами родства съ могущественнымъ въ Литв домомъ Радзивиловъ, могъ разсчитывать на полную независимость княжества отъ Турціи, на тсное, предначертанное еще Іереміей Могилрю, соединеніе съ Польшею и на неисчислимыя выгоды для обоихъ народовъ, населявшихъ Днстровскія побережья.

Во всякомъ случа не легко было уладить этотъ брачный союзъ, богатый такими блестящими надеждами. Господарь и князь Янушъ Радинвилъ. встртили вначал непреоборимыя препятствія. Главное препятствіе было со стороны Порты, которой протекторатъ распространялся не только на княжество, но и на родственныя отношенія господарской семьи. Поэтому Лупула не могъ выдать замужъ свою дочь безъ согласія Дивана, который всегда сопротивлялся и не желалъ слишкомъ тснаго сближенія господарей съ польскою вороною и польскими панами. И на этотъ разъ также султанъ Ибрагимъ долго не соглашался на вступленіе въ бракъ Могилянви съ польскимъ княземъ, но когда, съ помощію золота Лупулы и при посредничеств семиградскаго князя, личнаго друга Радзивила и такого же вассала Порты, какъ Лупула, Диванъ сталъ уже склоняться и готовъ былъ дать свое согласіе на бравъ, — неожиданно въ самой столиц Яссахъ обнаружилась интрига, которую устроили польскіе недоброжелатели князя Януша. Они завидовали богатому приданому господарской дочери, а можетъ-быть еще боле завидовали тому, что зять легко могъ наслдовать престолъ тестя. Чтобъ охладить родителей Домны-Елены съ свойству съ Янушемъ Радзивидомъ, былъ пущенъ слухъ, что самъ великій князь московскій замышляетъ искать руки дочери богатаго господаря. По этой причин и по многимъ другимъ помолвка князя откладывалась, посольства князя Януша не достигали Яссъ и цлыхъ три года прошли въ безпрерывныхъ проискахъ партій, наконецъ дло о союз Радзивила съ домомъ Лупулы, а Волощины съ ТІолынею — увнчалось полнымъ успхомъ.

Въ это-то время явилась въ полномъ блеск величія эта ‘магнифиценція’ двора и сокровищъ господаря волохскаго. На вс стороны прозвучало господарское и турецкое золото, пущенное въ ходъ изъ подваловъ Лупулы. Поскакали послы господарскіе съ богатыми дарами и съ приглашеніями на свадебный пиръ въ Яссы.

Почти въ одно и то же время отправились два волохскихъ посольства ко дворамъ варшавскому и константинопольскому съ извстіемъ о литовской свадьб: одно — къ королю Владиславу IV, другое — къ султану Ибрагиму. Не замедлили прибыть съ принесеніемъ поздравленій и для присутствованія при торжеств послы: отъ султана Ибрагима, отъ короля Владислава IV, отъ курфирста бранденбургскаго, отъ князей курляндскаго и семиградскаго, отъ цареградскаго патріарха, отъ воеводы мультанскаго и множества воеводъ и пановъ польскихъ, приглашенныхъ на свадебный пиръ. Наконецъ, въ послднихъ числахъ января 1645 года, пожаловалъ съ границамъ Волощины самъ женихъ, окруженный тысячами пановъ, придворныхъ слугъ и войска, подъ шестью національными знаменами и сверхъ того съ отрядомъ чужеземныхъ наемниковъ.

Съ тхъ поръ, какъ существуютъ господари волохскіе, не помнили такого създа ни въ прежней столиц — Сочав, ни въ новой — въ Яссахъ. Съ высокими представленіями о богатствахъ Лупулы съхались гости въ Яссы, но безпримрное великолпіе въ пріем, которымъ господарь окружилъ своихъ гостей, превысило всякія ожиданія. На встрчу зятю, пріхавшему въ сопровожденіи такого многолюдства, выхалъ господарь съ втрое многочисленнйшею свитою и съ 12.000 человкъ войска, самъ же онъ сидлъ на арабскомъ кон, залитомъ золотомъ и драгоцнными каменьями ослпительнаго блеска. Слдуя восточному обычаю, господарь подарилъ коня жениху своей дочери, чтобы тотъ подъхалъ на немъ къ порогу дома, гд ожидала его высокая невста. Господарь переслъ на другаго коня, также богато убраннаго, и оба князя — зять и тесть — въхали во дворецъ посреди соединенной свиты двухъ дворовъ и при гром пушечныхъ выстрловъ съ городскихъ стнъ, любуясь зрлищемъ совершавшихся съ двухъ сторонъ маневровъ и эволюцій войскъ.

Спустя нсколько дней совершено было бракосочетаніе по греческому обряду. Два митрополита во глав многочисленнаго духовенства встртили брачную чету на порог церкви. Обрядъ внчанія совершилъ кіевскій митрополитъ Петръ Могила, членъ рода того же имени господарей и родственникъ Лупулы по женской линіи. На другой день посл бракосочетанія начался пріемъ подарковъ, подносимыхъ невст, продолжавшійся нсколько дней. Въ первый день поднесли подарни послы отъ имени короля польскаго, курфирста, князей курляндскаго и семиградскаго и знатнйшихъ сенаторовъ и пановъ короны польской. Другой день предназначался для пріема подарковъ отъ сосдняго княжества Мультанскаго (Валахіи), поднесенныхъ послами князей, бояръ и духовенства. На третій день били челомъ города молдавскіе и семиградскіе, увеличивая своими приношеніями уже возвысившуюся гору золота и разныхъ драгоцнностей. Дворъ султана почтилъ новобрачныхъ присылкою искусныхъ турецкихъ музыкантовъ, которые приводили въ восторгъ собравшихся гостей.

Между тмъ во дворц господаря шелъ брачный пиръ, изрдка прерываемый приношеніемъ даровъ и минутами посвященными на осмотръ и удивленіе ими.

Не только дворецъ господаря, но и вся столица обратилась какъ бы въ подворье нахавшихъ свадебныхъ гостей. Въ залахъ княжескаго дворца пировала на разныхъ столахъ прибывшая въ столицу знати въ то же время въ домахъ горожанъ, бояръ и почти въ каждомъ дом угощались толпы слугъ, придворныхъ и воиновъ. Прізжимъ низшаго разряда отъ казначеевъ господаря отпускались на угощеніе денежныя суммы въ размр по щедрости не уступавшемъ угощенію вельможъ въ замк. Щедро вознаграждался каждый, кто при подношеніи свадебныхъ подарковъ и поздравленій умлъ выразить чувства глубокой почтительности словомъ и челобитьемъ. Вознаграждалась каждая выходка тысячи вертвшихся предъ глазами фигляровъ и турецкихъ фокусниковъ: кудесникъ, обрадованный ласковымъ вниманіемъ и подаяніемъ звонкой монеты, на колняхъ цловалъ край одежды господаря. Притекала такимъ образомъ и къ богатымъ, и къ убогимъ непрерывная струя щедрости изъ сокровищницы господаря. А сколько золота, сколько всякаго добра и богатства, изъ разнаго рода металла цнныхъ издлій — досталось въ приданое счастливому супругу дочери господаря!

Новобрачная сидла въ кругу женщинъ, за однимъ изъ столовъ женскихъ. По мстному обычаю, въ т времена назначались на пиршествахъ особые столы двицамъ и женщинамъ. Затмъ и другимъ виднлось много дамъ изъ Польши, одн изъ нихъ были природныя польки, другія — урожденныя волошки, вышедшія замужъ за поляковъ и вмст съ мужьями приглашенныя на свадебное пиршество. Среди почетныхъ дамъ невольно останавливалось вниманіе зрителя на величавой осанк хозяйки дома — особ высокаго ума и сильной воли. Въ ней разительны, однако, были нкоторые признаки восточнаго происхожденія — черты и пріемы, напоминавшіе природную черкешенку и прежнюю магометанку.

Но польскій глазъ съ особеннымъ удовольствіемъ замчалъ польскія черты и пріемы въ обихъ дочеряхъ господаря. Какъ новобрачная княжна Елена, такъ и выдававшаяся въ кругу двицъ Розанда были на половину польки. У этихъ княженъ, намъ у отраслей дома Могилы, было много тетокъ замужнихъ за поляками и много родныхъ въ Польш, он поддерживали съ ними безпрерывныя сношенія и связи, видли въ Польш страну близкую имъ по родственнымъ связямъ, понятіямъ и идеаламъ. У нихъ собственно не было настоящаго отечества, но во дворахъ и домахъ польскихъ было для нихъ что-то родное, и туда въ настоящее время, къ величайшей радости родителей, прокладывала себ путь старшая княжна Елена. Въ кругу полекъ и среди общаго веселья неподдльнымъ восторгомъ бились сердца молодыхъ Княженъ, и тмъ ярче блестли ихъ красота и прелесть обращенія.

Пиры между тмъ продолжались, шли плясы и всевозможныя развлеченія. Почти дв недли прошло въ постоянныхъ празднествахъ. Нужно было употребить всю силу изобртательности и роскоши, чтобы въ теченіе такого долгаго времени доставлять гостямъ постоянно новыя и новыя развлеченія. И правду сказать, чудеса творились для увеселенія гостей. Изъ сосднихъ турецкихъ областей толпы фокусниковъ, кудесниковъ, бойцовъ, акробатовъ, шутовъ и шутихъ разнаго возраста и дола спшили на пиръ, чтобы своимъ искусствомъ я ловкостію приводить зрителей въ удивленіе и восторгъ. Съ неуловимою быстротой воздвигались для зрлища зданія, замки и крпости, и потомъ съ такою же быстротою обращались въ развалины, силою огня или желза. Изъ этихъ развалинъ появлялись великаны, вступали въ бой съ дикими зврями и длались добычею львовъ, слоновъ или такихъ чудовищъ, какимъ подобныхъ не бывало и въ природ. Чтобъ изгладить тяжелое впечатлніе этихъ ужасныхъ сценъ, выступали потшники съ низкимъ лбомъ, плотно остриженные напереди, съ оставленною на макушк длинною прядью волосъ, которою прикрплялся съ голов громадной величины мельничный камень, они позволяли разбивать эти камни на себ молотомъ или кружились съ ними по сцен съ быстротою мельничныхъ крыльевъ и падали наконецъ къ ногамъ господаря, протягивая руку на кошелькомъ золота и цлуя края княжеской одежды.

На двнадцатый день такихъ пиршествъ и развлеченій окончилось наконецъ свадебное пиршество. По затраченнымъ суммамъ судили о количеств и богатств приданаго, которое предназначалось отправить въ Польшу. Вся почти родня господаря провожала новобрачныхъ съ большими церемоніями до предловъ Волощины. Радзивилъ упросилъ брата и сестру господаря проводить его до Каменецъ-Подольска, откуда, угостивъ ихъ великолпно, отправилъ обратно въ Яссы. Длинная вереница обозовъ, натруженныхъ приданымъ и вномъ новобрачной, тянулась на протяженіи нсколькихъ миль. Въ теченіе многихъ дней и недль вс дороги изъ Волощины были запружены разъзжавшимися свадебными гостями.

Возвращавшіеся гости разносили преувеличенныя всти о богатствахъ господаря Лупулы. Они обратили общее вниманіе на младшую дочь господаря Розанду, теперь единственную уже дочь въ родительскомъ дом. Во всхъ сосднихъ земляхъ видли въ Розанд будущую наслдницу богатствъ отцовскихъ, обладательницу баснословнаго состоянія.

Благоволеніе Оттоманской Порты въ теченіе долгихъ лтъ съ отцу Розанды порождало надежды, что будущій зять вмст съ рукою княжны унаслдуетъ и престолъ ея отца. Шаткость трона волохскихъ господарей внушала смлость каждому проходимцу искать руки дочери господаря, а можетъ-быть и цлой Волощины. Такимъ образомъ Розанда сдлалась предметомъ многоразличныхъ искательствъ. Сирота безъ отечества и фамильныхъ преданій въ прошедшемъ вдругъ сразу очутилась въ омут предложеній, которыя шли съ разныхъ противуположныхъ сторонъ, спшившихъ навязать ей свою родню, свое прошедшее, свою отчизну. Начались свадебныя посольства съ предложеніями изъ всхъ тхъ земель, между которыми шла безпрерывная борьба за обладаніе Волощиною. Обращались по-очередно съ предложеніемъ съ Розанд сыны могущественныхъ домовъ короны польской, спшила толпа воинственныхъ сватовъ изъ Счи Запорожской, напомнила о своемъ прав вліять на судьбу дочери господаря и Оттоманская Порта, Единственное спасеніе въ ея сиротскомъ положеніи было примкнуть къ очагу одного изъ покровительствовавшихъ домовъ и признать въ душ отечествомъ страну, не чуждую ея сердцу, но тутъ, какъ нарочно, влеченія юнаго сердца тянули въ одну сторону, а сила обстоятельствъ — въ другую. Послдуемъ прежде всего за душевными желаніями Розанды, направленными въ земли лежавшія за Днстромъ.

III.
Сватовство польскихъ господчиковъ.

Когда волохскій господарь Лупула черезъ отправленнаго въ Варшаву посла извстилъ польскаго короля Владислава о помолвк старшей дочери своей Елены, тогда король въ свою очередь отправилъ посла въ Яссы съ поздравленіемъ господаря съ предстоящимъ бракомъ {St. Albrechti Radzivil rerum gestarum подъ числомъ 31 декабря 1644 года. ‘Памяти. Альбрехта Станислава Радзивила’, т. II, стр. 154.}. По многимъ поводамъ посломъ назначенъ былъ молодой человкъ, Петръ Потоцкій, староста смятынскій, воеводичъ брацлавскій, сынъ Николая Потоціаго, впослдствіи великаго гетмана. Въ выбор посла руководствовались, между прочимъ, тмъ соображеніемъ, что Потоцкій приходился сродни какъ Янушу Радзивилу, такъ и нареченной его невст. Правда, что родство между этими домами было слишкомъ далекое, но въ т времена даже самая слабая тнь родства имла боле вса въ глазахъ людей, нежели впослдствіи близость двухъ родныхъ братьевъ.

Отецъ брацлавскаго воеводича, гетманъ Николай Потоцкій, былъ родной племянникъ Стефана Потоцкаго, извстнаго во всей польокой корон бракомъ съ одною изъ четырехъ дочерей господаря волохскаго Іереміи Могилы: по этимъ родственнымъ связямъ домовъ Потоцкій поставленъ былъ въ необходимость защищать интересы своихъ шуриновъ, потомковъ Могилы, и поплатился за это заточеніемъ въ башн Эдыкулъ, на берегахъ Чернаго моря. Вступавшій теперь въ бракъ со старшею дочерью Лупулы, Радзивилъ, несмотря на свои молодые годы, былъ уже вдовцомъ. Его первая жена, Марія Потоцкая, съ которою онъ прожилъ недолго’ была дочерью выше сказаннаго Стефана Потоцкаго и Маріи, княжны волохской, а стало-быть и внукою Могилы, прежняго господаря волохскаго. Такимъ образомъ Петръ Потоцкій находился въ родств съ обоими домами новобрачныхъ, и считалось вполн приличнымъ назначить его, предпочтительно передъ другими, представителемъ свадебнаго посольства.

Была впрочемъ другая, боле уважительная, причина желать назначенія Потоцкаго на этотъ постъ. Его родные, въ томъ числ и Янушъ Радзивилъ, думали этимъ назначеніемъ открыть старост смятынскому доступъ къ господарскому двору и ввести его въ семейный кругъ господаря волохскаго. Исполнивъ представительство короля при бракосочетаніи старшей господарской дочери, послу можно было заискивать младшую. Внуку Могилы до всему подобало искать себ невсту изъ того же дома Могилы. У короля Владислава выпросили назначеніе воеводича въ Яссы, но не одно только людское доброжелательство прокладывало ему путь къ счастью, и самъ онъ своею наружностію, важностію осанки, личными качествами и рыцарскими доблестями представлялъ изъ себя безукоризненнаго жениха.

Появленіе воеводича брацлавскаго въ салонахъ господаря вполн согласовалось съ видами его родни. Посл оффиціальныхъ визитовъ королевскаго посла начались визиты и посщенія частныя. Господарь и его супруга оказывали полное вниманіе гостю. Розанда рада была видть молодаго рыцаря изъ Польши но она была еще такъ молода, что не признавалось нужнымъ торопиться ршать ея судьбу. Притомъ нужно было вести дло весьма осторожно, такъ какъ Порта вовсе не желала, чтобы дочери господаря выходили замужъ за польскихъ пановъ, а прежде времени распространенные слухи объ искательств воеводича могли уничтожить самое дло. Не дошло еще до формальной помолвки, а ужь во всхъ знатныхъ домахъ Польши говорили о предстоявшей женитьб Потоцкаго на Домн-Розанд и слухи эти находили мсто въ газетахъ французскихъ {Gazette de France, 1650 г., ‘Извстія изъ Варшавы’, стр. 1573 и 1610 отъ 6 и 16 ноября.} и нмецкихъ.

Между тмъ неожиданно явился при двор волохскомъ знатный юноша, котораго ни имя, ни личность никому не были извстны. Имя, подъ которымъ онъ явился, признавалось всми вымышленнымъ и во всхъ его поступкахъ просвчивала какая-то неразгаданная таинственность. Баричъ, какъ было видно, по воспитанію и по происхожденію, онъ сразу открылъ себ доступъ въ салоны княжескаго дворца, не привыкшаго соблюдать строгаго этикета въ выбор гостей. Таинственный гость, по примру своихъ предшественниковъ, умвшихъ не разъ проникнуть во дворецъ господарей, усплъ расположить къ себ весь княжескій дворъ и пользовался полнымъ вниманіемъ князя и его супруги. Юная княжна находила несказанное удовольствіе въ обществ молодаго человка и, какъ не связанная никакими положительными общаніями относительно Потоцкаго, видимо склонялась къ нему влеченіемъ сердца.

Тогда незнакомецъ пересталъ таиться и объявилъ настоящее свое имя. Оно было громко какъ во всей Волощин, такъ среди поляковъ и во всей Руси: то былъ Дмитрій, князь Вишневецкій, сынъ королевскаго хорунжаго Януша Вишневецкаго, внукъ, по боковой линіи, князя Михаила, мужа Регины Могилянки, и правнукъ князя Дмитрія, извстнаго претендента на волохскій престолъ. Родъ Вишневецкихъ черезъ посредство брака съ Региною Могилянкою былъ кровно связанъ съ господарями, царствовавшими прежде и нын въ Волощин, а смерть князя Дмитрія и Михаила въ войн за Волощину, постигшая ихъ вслдствіе трудовъ и лишеній или въ заточеніи, еще тсне связала родъ Вишневецкихъ съ судьбою Волощины. При одномъ имени князя отворились бы настежъ двери всхъ домовъ волохскихъ и двери дворца самого господаря Лупулы по преимуществу.

Но удальцу хотлось прежде всего убдиться въ сил личныхъ своихъ достоинствъ. Словно наперекоръ воеводичу брацлавскому, Петру Потоцкому, который, благодаря протекціи короля и родныхъ, обратилъ на себя вниманіи въ Яссахъ, князь Дмитрій поршилъ отбросить въ сторону вс призанятыя орудія и собственными силами добыть себ счастіе. Какъ кто зачастую случается, задуманное дло приняло для смльчака вначал весьма счастливый оборотъ. При извстіи о его настоящемъ имени и намреніяхъ относительно княжны Розанды, семья господаря сохранила къ нему прежнія свои доброжелательныя отношенія. Осмотрительный Лупула продолжалъ принимать князя въ своемъ дом съ прежнею любезностію, предоставляя себ въ будущемъ окончательное ршеніе дла. Искательство воеводича изъ Потока шло своимъ чередомъ, и какъ прежде легко распространялись слухи о женитьб Петра Потоцкаго на Розанд, такъ точно теперь вс толковали о брак князя Вишневецкаго съ Домною-Розандою {Каховскій: ‘Annalium Poloniae Clim.’ — ‘Исторія царствованія Іоанна Казимира’, В. Каховскаго. Познань 1859 года, т. I, стр. 115.— ‘Памятники царствованія Сигизмунда III, Владислава IV, Іоанна Казимира’, издалъ изъ рукописи Войцицкій. Варшава 1841 года, т. II, стр. 134.}.

Явился еще изъ Польши и третій искатель руки княжвы волохской. Въ искателяхъ золотой руки княжны не было недостатка. Съ разныхъ мстъ являлись сыновья князей и сенаторовъ, молодые паны и заурядная шляхта, молодежь и сильно помятые вдовцы. У всхъ проявились корыстолюбивыя поползновенія къ богатству и приданому изъ господарской сокровищницы: для однихъ сокровища эти служили только прикрасою того рыцарскаго риска, который неразлучно былъ связанъ со сватовствомъ, а для другихъ само богатство могло удовлетворить тщеславію. Соперники обыкновенно дйствовали вдали другъ отъ друга, стараясь сохранить тайну, чтобы на случай неудачи не подвергнуться безполезной огласк и насмшкамъ злыхъ и завистливыхъ людей. Часто однако соперники неожиданно сталкивались между собою и тогда между искреннйшими друзьями, между ближайшими родственниками, между почтенными опекунами и молодежью, порученною ихъ попеченію, происходили самыя забавныя столкновенія.

Тотъ же самый князь Янушъ Радзивилъ, вторымъ бракомъ сочетавшійся съ сестрою Розанды, въ первый разъ (какъ сказано выше) былъ женатъ на дочери Стефана Потоцкаго и Маріи, дочери господаря изъ дома Могилы. Хотя дочь воеводы Потоцкаго приходилась только внучкою господарю и не была особенно богата, при всемъ томъ много было у нея поклонниковъ и искателей руки. Между ними были весьма опасные соперники князю Янушу, такъ какъ онъ былъ диссидентъ, послдователь ученія Кальвина, а невста — строгая католичка. Для достиженія цли необходимо было заручиться протекціей кого-либо изъ именитыхъ католиковъ. Такую протекцію оказалъ князю Янушу родной его дядя, Альбрехтъ Радзивилъ, великій канцлеръ литовскій, человкъ почтенный, довольно преклонныхъ лтъ, вдовецъ, извстный во всей стран своимъ умомъ и притомъ ревностный католикъ. Несмотря на различіе вроисповданія, члены дома Радзивиловъ всегда были готовы поддерживать другъ друга, когда дло шло объ интересахъ ихъ рода. При такой поддержк канцлера, князь Янушъ не сомнвался въ счастливомъ исход своего сватовства. И дйствительно очень счастливо удалось это сватовство переговорами въ Варшав. Набожный дядюшка сообщилъ влюбленному племяннику весьма пріятныя всти о результат переговоровъ съ матерью невсты. Ршено было ускорить дло и князь-ваицлеръ долженъ былъ на другой день утромъ сдлать формальное предложеніе. Желая провдать объ успх предложенія, нашъ молодой кальвинистъ побжалъ на слдующій день въ костелъ по. іезуитовъ въ полной увренности, что застанетъ тамъ во время утренняго богослуженія дядюшку. Но какъ же былъ пораженъ молодой человкъ, когда услышалъ отъ своего благочестиваго свата слдующія слова: ‘Мой возлюбленный племянникъ! да будетъ теб извстно, что вчера я горячо поддерживалъ тебя и твое предложеніе. Но сегодня ночью Пресвятая Богородица, которой я усердно молился, повелла мн жениться на твоей избранной. Не пеняй на меня, по что Богъ мн внушилъ, тому я слдовать долженъ’.

Спустя нсколько времени обнаружилось, что князь-канцлеръ при первомъ разговор съ матерью невсты предлагалъ въ женихи ея дочери не племянника, а себя лично. Дядюшка и племянникъ въ одинаковой степени соблазнялись желаніемъ породниться съ домомъ Могилы. Однако канцлеру не удалось отбить невсту у молодаго князя. Благодаря участію постороннихъ лицъ, князь Янушъ посл долгихъ искательствъ взялъ верхъ надъ богатымъ дядюшкою и женился на панн Потоцкой {Весь этотъ случай описалъ самъ князь Янушъ Радзивилъ въ письм изъ Варшавы къ отцу отъ 15 октября 1637 г. ‘Жизнь князя Януша Радзивила’,Эдуарда Котлубая, стр. 318.}. Соискателямъ такихъ лтъ, какъ былъ князь-канцлеръ литовскій, оставалось разв искать у мене привлекательныхъ Могилянокъ, какою, напримръ, была Анна, тетка невсты Радзивила, одна изъ четырехъ дочерей Іереміи Могилы.

Васъ Анна, такъ и вс три ея сестры вышли замужъ за поляковъ. На Анн женился одинъ изъ Пржерембскихъ, Янъ-Максимиліанъ, воевода ленчицкій, сынъ кастеляна серадскаго. Посл смерти своего перваго мужа Анна вышла замужъ за Яна Сендзивая Чарнковскаго. Когда умеръ и второй мужъ, у вдовушки нашелся новый женихъ, Владиславъ Мышковскій, воевода краковскій. Потерявъ и этого мужа въ 1658 г., Анна вышла за четвертаго — Станислава Ревера Потоцкаго, великаго короннаго гетмана. Это была самая блестящая ея партія. Реверъ родился въ 1579 году, а его нареченная родилась приблизительно въ 1608 году. Такимъ образомъ стала предъ алтаремъ весьма почтенныхъ лтъ чета: восьмидесятилтній женихъ и невста слишкомъ пятидесяти лтъ. При яркомъ блеск волохскихъ сокровищъ сглаживались морщины на полувковыхъ лицахъ Могилянокъ, молодли сердца и дряхлыхъ старцевъ.

Въ догонку за молодыми племянниками и свояками спшили съ любезностями съ дочерямъ господарей волохскихъ и убленные сдинами дядюшки. Никого это не удивляло, какъ мы уже видли въ приведенномъ выше примр, когда сватали прежде всего внучку господаря Марію Потоцкую и человкъ весьма почтенныхъ лтъ, и его племянникъ, и сватали нсколько разъ Анну, — и тмъ боле не поражало теперь никого, когда явились со всхъ сторонъ искатели самой молодой и самой богатой изъ Могилянокъ — Домны-Розанды. Рядомъ съ двумя молодыми искателями ея руки изъ Потока и Вишневца выступилъ третій самый несчастливый изъ соперниковъ, человкъ почтенный по лтамъ и по сану.

Молодые люди въ искательств Розанды успли сберечь себ жизнь, старецъ же изъ-за Розанды сложилъ свою сдую голову.

По современнымъ извстіямъ, несчастнымъ соперникомъ между искателями руки Розанды былъ воевода черниговскій, польный коронный гетманъ, Мартынъ Калиновскій. Владтель обширныхъ земель въ Польш, Покуть и Подол, Калиновскій, какъ сосдъ Волощины, находился издавна въ тсныхъ съ нею сношеніяхъ. Въ эту же Волохскую страну, какъ въ настоящее, такъ и въ прежнее время, устремлялись его сердечныя мечты и желанія. Гетманъ былъ нсколько лтъ уже вдовцомъ, посл смерти жены Елены Корецкой, родной сестры извстнаго князя изъ Корца, по имени Самуила. Князь Самуилъ былъ женатъ на Екатерин, одной изъ четырехъ дочерей Іереміи Могилы. Эти княжны нсколько разъ вдовствовали и вновь выходили замужъ. По жен гетманъ былъ въ свойств съ Корецкимъ и потому былъ сродни Іереміи Могил. Связанный родствомъ съ двумя домами, Калиновскій принималъ дятельное участіе въ усиліяхъ всхъ зятей Іереміи Могилы, поддерживалъ ихъ тестя и его сыновей. Въ этой борьб погибъ въ бою лютою смертью князь Самуилъ Корецкій и почти въ то же самое время Богъ даровалъ Калиновскому сына, рожденнаго отъ сестры погибшаго. Въ память шурина, единственный сынъ и наслдникъ гетмана нареченъ былъ Самуиломъ: имя памятное страданіями изъ-за Волощины.

Въ то время, съ которому относится настоящій разсказъ, Самуилъ Калиновскій былъ въ цвт лтъ и скоре нежели отецъ имлъ право явиться въ числ искателей двственной руки Розанды. Несомннно, что гетманъ охотно уступилъ бы свое мсто сыну въ ряду соискателей волохскихъ, но судьб иначе было угодно. Въ то самое время, когда князь Янушъ Радзивилъ искалъ руки старшей сестры Розанды, молодой Калиновскій горячо полюбилъ дочь канцлера Оссолинскаго, на которой онъ женился спустя 14 мсяцевъ посл брака Радзивила. Бракъ этотъ былъ образцомъ любви и супружескаго счастія {Доказательствомъ этому служатъ ея заботы объ освобожденія мужа изъ мнимой неволи. Слухъ о невол татарской оказался ложнымъ. Каховскій, ‘Annalium Polania Clim’, т. I, стр. 399. ‘Исторія царствованій Яна-Казимира’, Каховскаго. Изданіе Эдуарда Рачинскаго изъ рукописи 1840 г. Вновь исправлена и издана въ Познани 1859 г., т. I, стр. 162.}. Ничего другаго не оставалось гетману, какъ благословить сына и пожелать ему счастья, а самому подумать о Волощин и завести сватовство съ родителями Розанды.

Взявшись серьезно за это дло, старикъ гетманъ явился опаснымъ соперникомъ прочихъ искателей руки Розанды {‘Мемуары Николая Емиловскаго отъ 1648 по 1679 г.’, стр. 33. Хмельницкій имлъ взрослаго сына Тимоея, задумать женить его на дочери волохскаго господаря и пріобрсть ему владніе въ земл Волохской. Узнавъ объ этомъ, Калиновскій, коронный гетманъ, пожелалъ этому воспрепятствовать, такъ какъ самъ, какъ вдовецъ, имлъ виды на дочь господаря.}, но, увы, самъ гетманъ очутился въ боле щекотливомъ положеніи, нежели его соперники. Чмъ боле жениховъ являлось у дочери Лупулы, тмъ трудне становился выборъ и волею-неволею приходилось откладывать ршеніемъ со дня на день. Подъ перемнчивымъ небомъ юго-восточныхъ земель, въ которыхъ шла безпрерывная борьба разныхъ религіозныхъ врованій, народностей, нравовъ и умственнаго развитія, не было ничего опасне, какъ нершительность и выжиданіе. Ежеминутно въ этихъ порубежныхъ степяхъ, среди враждебныхъ стихій, могла возникнуть отъ самыхъ ничтожныхъ причинъ буря, которая, направивъ свой полетъ въ возлюбленную всмъ Волощину, грозила опрокинуть исподволь подготовленные планы и цли. Въ ожиданіи возможныхъ грозъ и ударовъ, некогда было господарю медлить съ ршеніемъ вопроса о судьб Розанды, — время не ждало, и даже не подождало настолько, чтобы Розанда успла достигнуть двичей зрлости. Прежде нежели юная дочь Лупулы достигла тхъ лтъ и красы, когда уже нельзя было отказывать искателямъ ея руки, ссылаясь на молодость невсты, берега Днпра и Днстра задрожали отъ такого ужаснйшаго взрыва обычной тмъ краямъ бури, который нагналъ господарской дочк новыхъ сватовъ и искателей ея руки.

IV. Казацкіе сваты.

Ссора казака Хмельницкаго съ сильнымъ сосдомъ Конецпольскимъ заставила перваго искать спасенія на неприступныхъ островахъ Днпра. Тамъ скиталось уже нсколько сотенъ подобныхъ ему бглецовъ, изгнанниковъ и бродягъ. Хмельницкій, избранный ими въ предводители, сталъ подстрекать окрестныхъ жителей въ возстанію и угрожать польскимъ панамъ. Магнаты польскіе встревожились, въ числ ихъ были трое панскихъ родовъ, которые въ то время искали руки Розанды. Вс трое видли неизбжную необходимость грозно выступать противъ бунтовищковъ въ Низовьяхъ. Послдній изъ поименованныхъ нами претендентовъ руки Розанды, гетманъ Калиновскій, равно какъ и князь Іеремія Вишневецкій, дядя втораго Конкурента, таинственнаго князя Дмитрія изъ Вишневца, были всегда врагами казацкихъ своеволій. Коронный гетманъ Николай Потоцкій, отецъ перваго искателя руки княжны волохской, Петра, изъ Потока, безъ вдома короля, ршилъ уничтожить Хмельницкаго.

Между тмъ непредвиднное стеченіе событій уготовило гибель самому гетману. Хмельницкій искалъ и получилъ желаемую помощь отъ татаръ и вмст съ ними вступилъ въ бой съ короннымъ войскомъ. Въ сраженіи при Желтыхъ-Водахъ погибъ сынъ гетмана, Стефанъ Потоцкій, подъ Корсуномъ легко почти все польское войско отъ натиска орды и казаковъ.

Оба гетмана, Потоцкій и Калиновскій, попались въ плнъ и были отправлены въ Крымъ терпть татарскую неволю. Хмельницкій, сверхъ собственнаго ожиданія, увидлъ себя побдителемъ всей почти Рчи Посполитой и вождемъ полумилліоннаго сброда, составленнаго изъ сбжавшихся отовсюду толпами представителей неурядицы, бунта и язычества. Такимъ образомъ закипла одна изъ обычныхъ въ тхъ краяхъ бурь, и напоромъ силъ казацкихъ и татарскихъ опрокинутъ былъ весь существовавшій общественный строй, огненный потокъ истребленія покрылъ обширное пространство земель, подвластныхъ Польш.

Упоенный своимъ величіемъ, Хмельницкій далъ волю самымъ дикимъ и горделивымъ замысламъ. Ему посчастливилось въ союз съ ордою, и онъ вошелъ въ сношенія съ неврными въ Царьград и общалъ отдаться въ подданство султана. Неврные, въ свою очередь, льстили сумасброднымъ мечтамъ его честолюбія, ласкали его дружелюбными посольствами и подарками. Съ чаушами султана прибывали на Украйну посольства отъ султанскихъ подручниковъ: Волощины, Мультанъ и Семиградія. Изъ Царьграда, чрезъ Волощину, прибылъ въ Чигиринъ патріархъ Константинопольскій и принесъ благословеніе православному побдителю ляховъ. Походная столица Хмельницкаго сдлалась сборнымъ мстомъ подозрительнйшихъ пришельцевъ, тамъ выковывались самый враждебные замыслы противъ Польши.

Повелитель столицы возмечталъ, что онъ избранъ Богомъ ниспровергнуть существующій порядокъ въ этихъ странахъ, и когда давались ему совты боле умреннаго свойства, Хмельницкій гремлъ голосомъ Атилы: ‘Богъ мены это далъ и братъ мій, душа моя, соколъ мій, Исламъ-Гирей, царь орды Крымской’. Богданъ, въ неразрывной съ нимъ пріязни, мечталъ завоевать Польшу и подлиться ею съ сосдями: Ракоцію, князю семиградскому, предназначался Краковъ, шведамъ — сверная часть Польши, а казакамъ, подъ покровительствомъ орды и турокъ, осталась бы южная часть Польши {О планахъ Хмельницкаго раздлить Польшу между Ракоціемъ и шведами, кром многихъ другихъ современныхъ свдній, читаемъ въ ‘Дневник Станислава Освцима’, подъ числомъ 24 марта 1650 года: ‘…Какъ только появится трава, Хмельницкій нападетъ на насъ съ трехъ сторонъ. Онъ самъ съ татарами намревается вторгнуться въ глубь Великой Польше по тмъ соображеніяхъ, что чмъ дальше проникнетъ въ Польшу, тмъ боле прибудетъ у него войска изъ холоповъ. Князю семиградскому хочетъ послать отрядъ въ 1.000 человкъ казаковъ для занятія Кракова и внчанія его, а шведы въ то же время вторгнутся съ границъ Пруссіи’.}. Казалось, уже немыслимо было благополучіе для Запорожья иначе, какъ подъ покровительствомъ ‘сокола’ — Исламъ-Гирея и могущественнаго султана въ Царьград, и вотъ послы турецкіе безпрестанно приносятъ гетману войска запорожскаго увренія въ любви и готовности помогать.

Посл совщаній съ иностранными послами Богданъ проводилъ ночи въ попойкахъ и ворожб въ кругу колдуній. Длались вопросы о предстоящихъ событіяхъ и судьб отдльныхъ лицъ и каждое гаданье оказывалось благопріятнымъ. Ворожеи предсказывали ему въ этотъ годъ великую войну и великій успхъ на этой войн. Обрадованный Богданъ плъ спьяна думы, а на другое утро приказывалъ вести себя въ церкви здсь, припавъ ницъ въ земл крестообразно, благодарилъ Господа за ниспосланныя милости. Тогда патріархъ звалъ гетмана къ алтарю для принятія Св. Таинъ, гетманъ отказывался приступить съ таинству въ нетрезвомъ вид и небывши у исповди, но патріархъ далъ ему полное разршеніе отъ грховъ и произнесъ: ‘Иды, причащайся, гетмане!’

Когда Богданъ приступилъ къ причастію, во всемъ казацкомъ войск раздались возгласы неимоврнаго восторга: принятіи причастія изъ рукъ патріарха уничтожило распространившееся подозрніе въ склонности гетмана къ исламу. Палили изъ пушекъ въ знакъ торжества и город оглашался криками радости: ‘Збавитель нашъ, господарь, великій гетманъ причащается’ {Вс подробности, относящіяся къ этому времени, о Хмельницкомъ находятся въ путевомъ журнал къ запорожскому войску, въ источникахъ для исторіи Польши, изданныхъ М. Грабовскимъ и А. Пржездецкимъ, стр. 3—17.}.

Упомянутый патріархъ обвнчалъ вдовца Хмельницкаго съ чужою женой, съ панею подстаростиною Чаплинскою, когда ея первый мужъ Чаплинскій былъ живъ и находился въ Польш. Эта поспшность вовсе не была нужна, — ея не требовало ни семейное счастье, ни политическія соображенія. Что между этими новобрачными любовь была не велика, доказало близкое будущее. У Богдана было уже два наслдника его политическаго величія, то были два сына: Тимошка и Юрій, прижитые отъ первой жены. И гетманъ сильно заботился о судьб своихъ сыновей. Для старшаго изъ нихъ, Тимошки, онъ готовилъ блестящую будущность за предлами родины. Это былъ дтина дикій, необтесанный, незнакомый со свтскими приличіями обхожденія. Свои прозвали его ‘пали-вода’, а у чужихъ онъ считался буяномъ и сорванцомъ {‘Журналъ поздки къ запорожскому войску’, стр. 11. ‘Pastorias historiae Polonae’, стр. 158. Каховскій, I, стр. 368, cui semper insanire pro virtute fait.}. Тимошка постоянно ссорился со своею мачихой и когда мнимый патріархъ отправилъ къ ней чернеца съ подарками, разгульный пасынокъ, напоивъ посла водкою, опалилъ ему бороду свчою. Такія выходки не отвращали родительскаго сердца отъ сына — такого же задорнаго, какъ и отецъ. Прибыли съ гетману послы отъ волохскаго господаря Василія Лупуды. Наслышавшись отъ нихъ о богатствахъ Лупулы, гетманъ задумалъ женить Тимошку на дочери господаря, Розанд. Во-первыхъ, богатое приданое за княжною, затмъ виды на наслдство волохскаго престола, съ согласія или безъ согласія тестя, и, наконецъ, виды на землю Мультанскую, весьма возможные при благосклонности съ гетману султана, — вс эти соображенія манили разгоряченное воображеніе отца устроить судьбу Тимошки.

Немедленно отправлены были въ Яссы казацкіе сваты къ Лупул. Ихъ приняли съ удивленіемъ, не показывая ни малйшаго желанія удовлетворить ихъ искательствамъ.

Хотя царствовавшіе въ Волощин господари не могли хвалиться особенною знатностію своихъ родовъ, при всемъ томъ на такихъ простыхъ людей, какъ Тимошка, взирали свысока и не могли допустить и мысли породниться съ ними. Розанда, привыкшая съ почтительному вниманію Потоцкихъ и Вишневецкихъ, приходила въ ужасъ при мысли выйти замужъ за чигиринснаго ‘паливоду’, который опаливалъ бороды чернецамъ. Отецъ ея, господарь, отговаривался предъ казацкими сватами, что дочь его находится подъ верховною властью Порты и безъ ея соизволенія онъ не въ прав распорядиться рукою дочери {Каховскій: ‘Annalium Poloniae’, I, стр. 199.}.

Съ неменьшимъ удивленіемъ, какъ и въ Яссахъ, принято было извстіе о сватовств Тимошки при дворахъ тхъ польскихъ пановъ, которые сами желали того же. Казацкая наглость привела въ негодованіе особенно двухъ гетмановъ — Потоцкаго и Калиновскаго: перваго — какъ отца жениха Розанды, а втораго потому, что тотъ самъ для себя имлъ на нее виды. Благодаря значительнымъ денежнымъ суммамъ разныхъ лицъ и въ томъ числ и самого господаря Лупулы, оба гетмана были освобождены изъ крымской неволи.

Пораженные извстіемъ о намреніяхъ Хмельницкаго относительно Волощины, оба гетмана выступили въ походъ, зорко слдя за всми его движеніями. Но если трудно было сломить Хмельницкаго силою оружія, то еще трудне было проникнуть во вс его замыслы и устоять противъ тхъ порывовъ, которые возникали въ этой горячей голов, упоенной счастіемъ. Отказъ, который получилъ Хмельницкій отъ господаря, ни мало не озадачилъ его. Гехканъ, не медля, обратился къ султану съ просьбою руки Домны-Розанды для сына, а между тмъ готовился въ походу на Волощину, но длалъ видъ, что въ союз съ татарами и согласно ихъ желанію готовится къ войн съ Москвою. Когда настало время вторгнуться въ непріятельскія владнія, Хмельницкому удалось склонить татаръ въ противоположную сторону и ударять на Волощину. Прежде нежели былъ полученъ отвтъ изъ Царьграда отъ султана на сдланное предложеніе, настойчивый отецъ Тимошки ршился возобновить сватовство въ Яссахъ, подкрпивъ его вооруженною силой въ нсколько десятковъ тысячъ орды и казаковъ. Счастіе, которое до сихъ поръ не оставляло своего любимца, не измнило ему и въ этомъ сумасбродномъ предпріятіи. Въ немалому удивленію господаря и польскихъ гетмановъ, слдившихъ за движеніями Хмельницкаго, въ исход 1650 года разнеслась всть о внезапномъ вторженіи татаръ и казаковъ въ Волощину. Вмсто прежнихъ сватовъ, которые являлись съ господарю съ мирными предложеніями и получили отказъ, вторгнулись теперь во владнія Лупулы 15.000 казаковъ подъ начальствомъ Богдана Хмельницкаго и 20.000 бусурманъ подъ начальствомъ султана Нуреддина съ угрозою разорить страну.

Опасаясь, чтобы гетманъ Потоцкій, занимавшій позицію подъ Каменцомъ, не поспшилъ на помощь господарю, вооруженные сваты положили раздлить силы и вторженіемъ съ двухъ сторонъ ознаменовать огнемъ и мечомъ свои свадебныя предложенія {Что татары и казаки двумя отрядами вторгнулись въ Волощину въ 1660 году, свидтельствуютъ объ этомъ современники, особенно же не напечатанныя до сихъ поръ письма отъ 22 октября 1650 года въ рукописи Виктора Баваровскаго, обнимающей періодъ времени 1648—1662 гг. Кром того сравни о вторженіи въ Волощину: ‘Teatrum Europeum’, т. VI, стр. 1116.}. Прежде всего татары должны были начать борьбу съ господаремъ, а Богданъ съ казаками вознамрился стоять на границахъ, наблюдая за движеніями Потоцкаго {О намреніяхъ Потоцкаго поспшить на помощь и воспрещеніи данномъ ему королемъ — Каховскій, т. I, стр. 200, ‘Theatrum Europeum’, VI, 1116.}, затмъ уже приходила очередь казакамъ. Итакъ, ударили на господаря двумя натисками съ цлью добыть руку его дочери. Поздно было уже усмирить вооруженныхъ сватовъ добровольнымъ изъявленіемъ согласія на бракъ, — союзники угрожали завладть не только Розандою, но и свергнуть съ престола ея отца. Захваченный въ расплохъ, господарь Лупула могъ вывести въ поле всего только 6.000 кое-какъ вооруженной милиціи. Съ такими силами трудно было устоять противъ такого грознаго натиска. Господарь и весь дворъ его оставили столицу и искали обычнаго въ Волощин въ минуты опасности средства спасенія, т. е. спасались бгствомъ въ лса. Господарша съ дочерью Розандою, съ остальными дтьми и со всми своими главными сокровищами нашла убжище въ укрпленномъ Сочанскомъ замк. Господарь съ малочисленнымъ войскомъ искалъ, по обычаю волохскому, спасенія въ лсахъ, смежныхъ замку, чтобъ оттуда, въ крайнемъ случа, подать выручку семейству. На открытый грабителямъ край обрушились тяжелые татарскіе удары. Въ одно мгновеніе наводнила бусурманщина всю страну, истребляя все огнемъ и внося во вс углы страны ужасъ и разореніе. Толпы жителей съ дтьми и со всмъ достояніемъ потянулись длинною вереницей въ крымскую неволю. Сожженная и разграбленная столица Яссы превратилась въ развалины. Вся Волощина, многолтними заботами господаря Лупулы благоустроенная и тщательно воздланная, обратилась въ необозримое пепелище. Самъ господарь, скрывшись въ чащ лсовъ, поразмщалъ на вершинахъ высокихъ деревьевъ соглядатаевъ и ежеминутно освдомлялся, въ какихъ мстахъ виднется пламя пылающаго пожара. Но въ какую сторону ни устремлялся взоръ, повсюду, одновременно, виднлись клубы дыма пылавшихъ жилищъ и все небо пылало кровавымъ заревомъ. Никто не защищалъ страны и врагъ могъ продолжать опустошенія столько времени, сколько было ему угодно. Чтобъ остановить дальнйшее разореніе, господарь отправилъ къ султану Нуреддину посредниковъ, предлагая богатый окупъ, если орда немедля удалится изъ края. Обремевенные добычею, татары согласились вступить въ переговоры. Осада укрпленныхъ городовъ, особенно же неприступныхъ заскъ въ лсахъ Буковины — всегда не по вкусу были татарамъ, которые теперь думали о томъ только, какъ бы всецло увезти награбленную добычу. Они согласились на окупъ въ нсколько сотъ тысячъ талеровъ {О количеств контрибуціи татарамъ и казакамъ не согласно свидтельствуютъ современныя извстія. Въ ‘Мемуар Альбрехта Радзивила’, т. II, стр. 425, читаемъ, что татарамъ уплачено 180.000 талеровъ, казакамъ — 10.000. ‘Theatrum Europeum’, VI, стр. 1117, что 100.000 талеровъ. Каховскій, I, стр. 198, сообщаетъ о контрибуціи въ 300.000, Рудовскій, т. I, кн. 11, 3, говоритъ о 60.000.— ‘Pastorius Hist. Pol.’, т. II, стр. 158, считаетъ контрибуцію въ 20.000 дукатовъ.}, которыхъ большая часть была тогда же уплачена. Чтобы не лишиться остальной части окупа, ненасытная орда стала отступать, не заботясь о дальнйшей судьб своихъ союзниковъ, казаковъ, въ Волощин, и нагруженная добычею возвратилась въ Крымъ.

Отступленіе татаръ разстроило виды казаковъ, наблюдавшихъ на границахъ, но ничуть не сбило съ толку Хмельницкаго. Онъ не боялся боле польскихъ войскъ подъ начальствомъ гетмана Потоцкаго, который при всемъ своемъ желаніи не могъ подать помощи нареченному тестю своего сына. Дошелъ къ нему въ то время положительный приказъ короля не вмшиваться въ волохскія смуты. Хмельницкій, обезпеченный съ этой стороны, выступилъ на поле битвы одинъ, безъ союзниковъ, готовый ко второму вторженію посл татаръ во владнія господаря. Волохская земля не успла опомниться отъ погрома татарскаго, какъ надъ нею стряслась новая буря: налетло 15.000 казацкихъ свадебныхъ позжанъ. И въ настоящемъ случа уже нечего было думать объ оборон. Какачество, утомленное долгою бездятельностію, бросилось, подъ предводительствомъ Дорошенко, Нечая и Пушкаренка, добывать то, что уцлло отъ татарскаго грабежа. Хмельницкій вознамрился проникнуть въ заски, въ которыхъ скрывался господарь, и овладть Сочавою, Розандою и сокровищами. Напрасно Лупула заявлялъ гетману, чрезъ посольство, что Волощина — земля султана и посягательство на его владнія не пройдетъ безнаказанно. Напрасны были ожиданія помощи со стороны Польши и еще мене можно было разсчитывать на помощь собственнаго народа. Оставалось схватиться за послднее средство добровольнаго согласія на вс притязанія непріятеля, дабы избжать кроваваго принужденія, сопровождаемаго тысячами новыхъ разрушительныхъ бдствій.

Къ казакамъ отправленъ былъ посредникъ волохскій съ условіями мира. Лупула обязался выдать дочь за гетманскаго сына Тимошиу и внести опредленную сумму окупа съ тмъ, чтобы казаки удалились изъ страны какъ можно скоре. Хмельницкій согласился на предложенныя условія мира, требуя, чтобъ они были приведены въ исполненіе какъ можно скоре. На послднихъ переговорахъ, при посредничеств двухъ поляковъ, состоявшихъ на служб при двор господаря, положили: спустя три мсяца посл заключенія мира, т. е. сейчасъ посл праздника Рождества Христова 1650 года, должно было совершиться бракосочетаніе княжны Розанды съ гетманичемъ Тимошкою. Въ обезпеченіе тайнаго исполненія договора отданы были Хмельницкому въ залогъ четверо знатнйшихъ бояръ волохскихъ и въ числ ихъ родной племянникъ господаря Лупулы. Уплачены были казакамъ условленныя суммы выкупа. Въ уваженіе сговорчивости господаря въ принятіи важнйшихъ пунктовъ договора, суммы выкупа были значительно мене тхъ, которыя даны были Крымской орд.

Юную Домну-Розанду, главную жертву свадебнаго договора, никто не спрашивалъ о согласіи. Отецъ заключилъ договоръ, помимо боле пріятныхъ для нея искательствъ съ другихъ сторонъ, и ей представилась въ самомъ мрачномъ свт вся тягота ея положенія. Вопреки задушевнымъ желаніямъ Розанды, устремленнымъ въ Польшу, судьба навязывала ей задорнаго супруга съ Днпровскаго низовья, а съ третьей стороны угрожала ей неволя въ башняхъ Стамбула, какъ неизбжное слдствіе совершившихся событій. Единственнымъ утшеніемъ посылало небо злополучной невст возможность смягчить горечь ея сватовства съ Тимошкою положительнымъ требованіемъ исполненія договора съ казаками о томъ, чтобы женихъ явился на свадьбу въ польскомъ убор и въ обществ лицъ, указанныхъ въ договор. Несомннно, что подобнаго рода условіе возникло въ круту. придворныхъ дамъ, окружавшихъ княгиню и ея дочь. Это были наивныя желанія, вполн соотвтствовавшія юнымъ лтамъ княжны и ея привычкамъ, но, увы, какой контрастъ, какую иронію судьбы мы видимъ между этими желаніями и дйствительностію, полною трагизма!… Итакъ, въ договоръ была внесена особая статья, чтобы нареченный женихъ сталъ подъ внецъ въ польской одежд и въ обществ поляковъ.

‘При такой обстановк должна совершиться эта свадьба, — писали въ письмахъ изъ Львова {Рукопись Виктора Базаровскаго, заключающая извстія съ 1648—1662 года, въ письм отъ 22 октября 1650 года.}.— Сынъ Хмельницкаго долженъ явиться на свадьбу окруженный польскою шляхтою, соблюдая наши обычаи и свтскія приличія, что ему исполнить не трудно, такъ какъ при немъ находится много шляхтичей, которые поучатъ это свтскимъ приличіямъ’.

При такихъ условіяхъ могъ Тимошка разсчитывать на боле благосклонный пріемъ со стороны невсты, и еслибъ онъ сгладилъ шероховатость казацкихъ нравовъ, волохская отроковица Домна-Розанда, безспорно, встртила бы ниспосланную ей судьбу съ свтлою улыбкою. Въ числ многихъ несчастій, которыя неразлучно сопровождали жизнь человческую въ этой мстности, являлось и то неизбжное послдствіе, что здсь человкъ привыкалъ въ постояннымъ перемнамъ и сердце его, въ особенности такое юное, какъ сердце Розанды, не усвоивало себ твердыхъ убжденій и привязанностей, — оно становилось такимъ же измнчивымъ и прихотливымъ, какъ и самое небо этой страны.

Дйствительно, злополучная невста Тимошки, увлеченная потовомъ превратностей судьбы, невольно обращалась чувствомъ и поступками въ разныя стороны и попадала въ омутъ самыхъ скорбныхъ испытаній.

Съ неуловимою быстротой бросала ее судьба во вс стороны сосднихъ Волощины краевъ, и эта казацкая свадебная буря унесла ее въ Стамбулъ и засадила на время за ршетку султанскаго дворца.

V.
Турецкое заложничество.

Дошли до васъ положительныя извстія о двукратномъ пребываніи Розанды въ Константинопол въ качеств заложницы. Въ первый разъ встрчаемъ ее тамъ вскор посл брака сестры ея съ княземъ Радзивиломъ. Несомннно, что Розанда оставалась въ столиц вмсто сестры въ видахъ обезпеченія врности отца турецкому Дивану {О первомъ пребываніи Розанды заложницею читаемъ въ донесеніи Яна Тіополи, венеціанскаго посла, къ королю Владиславу IV, въ 1647 г. Смотри ‘Coбраніе древнихъ памятниковъ, относящихся къ исторіи Польши’, Ю. У. Нмцевича, т. V, сто 41. Считаю это пребываніе Розанды въ Константинопол первымъ. Что же касается втораго ея пребыванія въ Царьград, о немъ говорятъ источники турецкіе: ‘Hammer-Geschichte des Osmanischen Reichs’ 1835 г., т. II, стр. 372. Это было до брака Розанды съ Тимошкою. Турецкіе источники считаютъ его не бракомъ, а похищеніемъ Розанды казаками въ 1652 г. Изъ достоврныхъ источниковъ видно, что между 1647 и 1652 г. Розанда находилась въ дом родителей и вмст съ матерью путешествовала по Литв. На этомъ основаніи считаю, что Розанда была въ Турціи два раза въ качеств заложницы.}. Только посл долголтняго управленія Волощиною Лупула умлъ пріобрсти довріе Дивана, но до этого времени господарь долженъ былъ отдавать своихъ дочерей въ залогъ султану: прежде старшую Елену, потомъ младшую — Розанду. Когда же впослдствіи Лупула заручился полнымъ довріемъ Дивана, то не было уже боле нужды въ дальнйшемъ пребываніи Розанды въ Константинопол и мы встрчаемъ ее въ Яссахъ въ дон родителей. Злополучное казацкое сватовство вновь поколебало авторитетъ Лупулы на берегахъ Босфора и дочь его вторично очутилась заложницею. Это казацкое сватовство было истиннымъ несчастіемъ. Не говоря уже о страшномъ раззореніи страды, оно было причиною многихъ бдъ, обрушившихся на господаря въ Диван. Нападеніе казаковъ на Волощину и бгство его господаря въ лсныя заски стали тотчасъ извстны Дивану. Распространился даже слухъ, что Лудула свергнутъ казаками съ престола и что нужно додумать о назначеніи для страны новаго господаря. Въ Стамбул постоянно проживала толпа честолюбцевъ, выжидавшихъ господарскаго мста. Они образовали цлый классъ назойливыхъ искателей господарства и носили кличку ‘господарчиковъ’ {Письмо гетмана Потоцкаго къ королю Яну-Казимиру отъ 22 октября 1650 года (Собраніе рукописей Базаровскаго). Въ письм этомъ читаемъ: ‘По случаю вторженія въ Волощину татаръ и казаковъ, господарчики, которые постоянно проживаютъ въ Стамбул ради полученія званія господаря, распустили слухъ’ что Лупула лишенъ татарами и казаками господарства’.}.

Едва дошли до Стамбула слухи, что Хмельницкій окончательно уничтожилъ Лудулу, какъ тогда этихъ ‘господарчиковъ’ пустилась въ поиски упраздненнаго мста. На несчастіе Лупулы, надолго затянулось соперничество между искателями и прежде, нежели султанъ далъ окончательное свое ршеніе, отцу Розанды удалось удалить изъ страны наздниковъ, до самъ Лупула не былъ увренъ, что изъ Стамбула не грозитъ ему опасность, — распространились боле и боле тревожные слухи, что близко появленіе новаго соперника.

Во всякомъ случа господарь очутился въ весьма опасномъ положеніи и нужно было быть готовымъ на всякія жертвы, чтобъ удержать за собою Волощину, тмъ боле, что со времени появленія зловщаго казацкаго сватовства отношенія Лупулы къ Порт приняли неблагопріятный оборотъ. Самый отказъ господаря Хмельницкому въ просьб руки Розанды для сына заставилъ гетмана возбуждать въ Порт подозрніе о тсной дружб Лупулы съ Польшею. Въ настоящее время хотя Хмельницкій и заключилъ миръ съ господаремъ, но не считалъ нужнымъ разуврять туровъ въ ихъ подозрніяхъ о врности господаря. Примиреніе Хмельницкаго съ Лупулою не было искреннее и съ обихъ сторонъ выжидали только благопріятнаго случая къ разрыву. Богданъ зналъ это очень хорошо и всевозможными интригами старался поколебать авторитетъ Лупулы въ Царьград, чтобы, въ случа нарушенія условій договора, можно было съ помощію оружія достягнуть своихъ желаній.

Лупул приходилось защищаться отъ двухъ враговъ: съ одной стороны — отъ происковъ Богдана, а съ другой стороны — отъ ‘господарчиковъ’. Въ минуты грозной опасности Польша осталась единственнымъ путемъ спасенія для волохскихъ господарей. Къ этой издавна дружественной Польш прибгнулъ и теперь Лупула за совтомъ, за помощью и, на случай полнаго несчастья, за убжищемъ. Въ данное время Лупула боле всего нуждался въ вооруженной помощи въ виду ожидаемаго вторженія со стороны Царьграда, и о ней-то господарь умолялъ Польшу. Сверхъ того господарь просилъ о дарованіи ежу правъ польскаго гражданства и предоставленіи его семейству убжища въ предлахъ гостепріимной Польской земли, причемъ просилъ не отказать ему въ совт, какъ впредь вести дла съ Хмельницкимъ, которому, несмотря на состоявшуюся помолвку, онъ готовъ отказать въ рук дочери, если только поляки окажутъ ему помощь {Вс эти извстія взяты изъ вышеприведеннаго письма короннаго гетмана къ польскому королю.}.

Стеченіе разныхъ обстоятельствъ значительно помогло полякамъ исполнить желаніе Лупулы. Трудне всего было оказать вооруженную помощь на случай назда господарчиковъ, но эта помощь оказалась теперь вовсе ненужною, такъ какъ самъ Лупула немедленно отправилъ пословъ въ Стамбулъ съ подарками и съ донесеніемъ, что онъ живъ, благополучно господствуетъ въ Волощин и остается по-прежнему врнымъ слугою Высокой Порты. Такимъ образомъ сразу рушились вс поиски соперниковъ и прежнему господарю ‘Земли Богдана’ султанъ пожаловалъ саблю и кафтанъ въ знакъ временнаго утвержденія въ званіи господаря.

Въ то же время гетманъ Потоцкій, дружественно расположенный къ господарю, увдомилъ его, что королю Яну-Казимиру весьма желательно, чтобы не состоялся бракъ Тимошки съ дочерью господаря. Чтобъ еще боле тсными узами связать господаря съ польскою короною, король Янъ-Казимиръ пожаловалъ господарю грамоту въ 1650 г. названіе польскаго обывателя въ весьма лестныхъ для господаря выраженіяхъ. Въ этомъ документ торжественно свидтельствуется о заслугахъ, неоднократно оказанныхъ Лупулою польскому народу: ‘Что онъ не разъ отражалъ набги варваровъ отъ польскихъ границъ, многихъ изъ польской шляхты освободилъ отъ татарской неволи и даже самимъ, недавно выкупленнымъ изъ плна, гетманамъ содйствовалъ къ полученію свободы’ {Грамота пожалованная Лупул. Въ сочиненіи Дегеля: ‘Codex diplomaticus R. P.’, т. I, стр. 621.}.

И за эти-то услуги Лупула разсчитывалъ теперь на благодарность Польши и ршился вручить ея покровительству свое семейство. Спустя нсколько недль посл вторженія въ Волошину казаковъ и татаръ, когда притонъ ожидали еще и появленія кого-либо изъ господарчиковъ стамбульскихъ, жена Лупулы вмст съ дочерью Розандою, съ остальными дтьми и сокровищами оставила, окруженную со всхъ сторонъ опасностями, Волохскую страну и искала убжища въ Польш. Княжескій домъ ея старшей дочери, княгини Радзивилъ, далъ ей гостепріимное убжище, вполн достойное высокаго положенія такихъ знатныхъ гостей {О путешествіи жены господаря съ Розандою въ Литву читаемъ въ Gazette de France 1651 r., въ ‘Письмахъ изъ Варшавы’ въ 1650 г. декабря 5 и 14, стр. 41 и 66.}. Вслдъ за семействомъ долженъ былъ немедленно туда прибыть и самъ князь, Василій Лупула, и уже, какъ гласятъ современныя извстія, приблязился съ остальными своими сокровищами къ границамъ Польши, но получилъ изъ Стамбула благопріятныя извстія, возвратиться въ Яссы и за границею оставилъ лишь свое семейство.

Итакъ, весьма скоро и неожиданно очутилась Розанда на Польской земл. Она прибыла въ Польшу, какъ вс тогда предполагали, чтобы боле никогда не оставлять ее. Самъ господарь, отецъ Розанды, положительно высказался предъ поляками, что только одною можно заставить его исполнять договоръ, заключенный съ Хмельницкимъ. Поляки съ своей стороны искренно желали, чтобы дло не дошло до такой крайности и рука Розанды досталась бы одному изъ польскихъ ея искателей.

Въ этомъ случа вс обстоятельства весьма счастливо сложились въ пользу Потоцкаго. Былъ онъ, какъ сказано, сродни князю Янушу Радзивилу и нашелъ въ немъ сильнаго ходатая у княженъ волохскихъ, проживавшихъ въ его дом. Молодой староста каменецкій, какъ сынъ великаго короннаго гетмана, превосходилъ своихъ. соперниковъ если не взаимною къ себ склонностію Розанды, то перевсомъ политическихъ видовъ въ глазахъ ея отца, цнившаго равнымъ образомъ рыцарскую помощь гетмана, въ случа нужды, какъ и его могущественный голосъ въ королевскомъ совт. Вотъ почему, помимо нкотораго влеченія сердца Розанды къ молодецкому князю Дмигрію Вишневецкому, родители ея дали окончательное согласіе на бракъ дочери съ сыномъ великаго короннаго гетмана. Не только молва, но вс современныя газеты распространяли, какъ несомннную новость, что молодой староста каменецкій, Петръ Потоцкій, становится зятемъ волохскаго господаря. По догадкамъ тогдашнихъ встовщиковъ, расходились слухи, что поздка Розанды съ матерью въ Литву, въ домъ Радзивила, была предпринята съ тою цлью, чтобы въ дом сестры и зятя тайно совершить помолвку и также тайно устроить свадьбу {Gatette de France 1650 г., стр. 1573 и 1610, въ ‘Письмахъ изъ Варшавы’ подъ числомъ 5 и 16 ноября 1650 года.}.

Легко понять негодованіе Хмельницкаго, когда такіе слухи достигли Чигирина. Мысль женить сына на дочери господаря сдлалась до этой минуты его непреоборимымъ желаніемъ, вопросомъ оскорбленной чести и гордости, и для достиженія своей цли Хмельницкій готовъ былъ на вс жертвы, хотя бы пришлось вести войну со всею Польшей и Литвою. Онъ ршился достигнуть во что бы то ни стало страстно излюбленнаго намренія, съ достиженіемъ котораго открывался, казалось, счастливый исходъ дальнйшимъ его предположеніямъ. Стремясь къ своей цли всевозможными путями, Хмельницкій готовился начать войну за Розанду съ Волощиною и Польшею и разомъ готовилъ ударъ Лупул въ томъ мст, откуда всего больше грозила ему опасность, именно въ Диван. Въ прежнимъ доносамъ о сношеніяхъ Лупулы съ Польшею Богданъ присоединилъ новые, которые становились настолько грозне предыдущихъ, насколько возрасталъ въ Стамбул авторитетъ Хмельницкаго и подрывалось тамъ прежнее значеніе господаря Василія Лупулы.

Какъ бы то ни было, ради ли намренія облегчить путь для обладанія Розандою и Волощиною, или по другимъ соображеніямъ, только несомннно, что союзъ Хмельницкого съ исламомъ теперь достигъ своего зенита. Въ это-то именно время три знаменитые мусульманина въ Царьград признали Богдана Хмельницкаго за сына и съ тхъ поръ Хмельницкій прослылъ между турками за правоврнаго, принявшаго ученіе пророка {Изъ писемъ волохскаго господаря Лупула къ велик. князю гетману Потоцкому отъ 18 октября 1651 года. ‘Собраніе рукописей Баваровскаго’, въ которомъ читаемъ среди новостей изъ Константинополя слдующее: ‘Много шума надлало признаніе Хмельницкаго сыномъ чрезъ янычара Агу, Килькайбея и Ректасъ-агу, убждавшихъ это признать себя подданнымъ султана’.}. Въ то же самое время Хмельницкій принялъ въ Чигирин громкій титулъ стража Оттоманской Порты {Al. Radzivil memor. rerum gestarom. Событія въ ноябр 1650 года, т. II, стр. 427.}, — титулъ, столь несогласный съ призваніемъ казачества, обрекшаго себя на постоянную борьбу съ неврными. Диванъ, желая за все это отблагодарить Хмельницкаго, оправдывалъ причины его гнва на господаря тмъ охотне, что Лупула явно нарушалъ присягу врности султану новыми связями съ польскою короною, а особенно же отправленіемъ семейства на жительство въ Литву. Но Диванъ руководствовался и въ этомъ.случа ему одному свойственными правилами политической мудрости. Дв стороны боролись между собою и султанъ съумлъ дать такого рода ршеніе, которое не принесло пользы ни той, ни другой сторон. Обимъ оставалось радоваться взаимной неудач, а пользу извлекъ одинъ лишь верховный судья, самъ падишахъ.

Такими правилами справедливости руководствовался и въ настоящемъ случа султанъ, разбирая возникшій споръ между запорожскимъ гетманомъ Хмельницкимъ и заподозрннымъ въ врности султану господаремъ ‘Земли Богдана’.

Главнымх предметомъ спора была дочь господаря Розанда. Гетманъ запорожскій требовалъ ея руки для своего сына Тимошки, а господарь, по своему расположенію къ польскому народу, предназначалъ ее одному изъ поляковъ. Султанъ, по надлежащемъ разсмотрніи дла, поршилъ, чтобы Домна-Розанда не шла замужъ ни за казака, ни за ляха, но была бы отправлена въ Стамбулъ заложницею въ знакъ врности ея отца султану. Въ такомъ смысл дано было повелніе господарю, который очень хорошо зналъ всю суровость Порты въ случа, еслибъ онъ осмлится не послушаться воли падишаха.

Семейство господаря немедленно должно было оставить Польшу. Вельможные польскіе искатели Розанды не осмлились, вопреки воли султана, удержать ее въ Польш. Для нихъ оставалась одна надежда продолжать свои дальнйшія искательства въ Царьград у продажныхъ сановниковъ Дивана, въ рукахъ которыхъ находилась теперь судьба Розанды. Порта не дала еще положительнаго согласія на бракъ Тимошки съ дочерью господаря и всмъ противникамъ казацкихъ затй казалось несомнннымъ, что Порта никогда не согласятся на этотъ бракъ, распространились даже слухи, что султанъ положительно запретилъ господарю выдавать дочь замужъ за молодаго Хмельницкаго {Въ письм браціанскаго воеводы Ланцкронскаго въ ноябр мсяц 1651 года читаемъ: ‘Свадьба сына Хмельницкаго отсрочена, но до какого времени non constat, и это потому, что господарь получилъ отъ султана повелніе, чтобы дочери своей за этого ………. казацкаго не отдавалъ’ (‘Собраніе рукописей Виктора Баваровскаго’).} и этимъ открывались новыя надежды для коронныхъ искателей руки Розанды.

И вотъ несчастная княжна Розанда съ грустью оставила Польшу, съ растерзаннымъ сердцемъ распрощалась съ родителями въ Яссахъ и, лишенная всякой отрады въ жизни, очутилась въ Царьград узницею. Судьба ея казалась тмъ боле печальною, что почти никому не была извстна и съ умысломъ облекалась пеленою непроницаемой тайны. Всякій разъ, когда который-нибудь изъ княжескихъ домовъ, подвластныхъ Турціи, постигала необходимость отдавать дочь въ заложницы султану,первою заботою каждаго было скрыть сколько возможно это насиліе семь, такъ какъ оно было связано съ самыми оскорбительными для чести заложницы подозрніями. Поэтому пребываніе Розанды за ршетками сераля оставалось въ тайн предъ свтомъ, и этою неизвстностію дйствительно удалось на нкоторое время отклонить отъ нея вниманіе людей.

Не извстно съ точностію, какъ долго продолжался этотъ плнъ заложничества Розанды и какія невзгоды пришлось тамъ перетерпть несчастной Донн. Клевета однако распустила всти, которыя припоминались впослдствіи княжн ея недоброжелателями, будто она, желая скоре получить свободу, искупила ее потерею своей чести. Въ турецкихъ лтописяхъ встрчаемъ темное извстіе, что какой-то агентъ господаря Лупулы продалъ Розанду въ Константинополь за двадцать тысячъ піастровъ какому-то польскому или венгерскому магнату, выкупившему ее съ цлью сочетаться съ нею бракомъ въ дом ея родителей {Gazette de France 1652 г., стр. 1153, ‘Письмо изъ Варшавы’ отъ 14 ноября 1652 года.}. Когда Розанда, помолвленная такимъ образомъ, возвращалась во Волощину съ своимъ женихомъ, на дорог напали на нихъ казаки и препроводили дочь господаря къ своему молодому гетману съ цлію женитьбы {‘Hammer Geschichte des osmanischen Reiches’, издан. въ 4-хъ томахъ 1835 года, т. III, стр. 372, при описаніи событій на 1652 годъ. На основаній извстія, что Розанда на пути изъ Стамбула увезена была казаками, можно заключитъ, что она передъ своею свадьбою проживала въ Царьград и слдовательно находилась въ немъ во второй разъ.}.

Только это одно обстоятельство было истинное. Едва успла Розанда получить свободу и увидть себя въ кругу родныхъ, какъ сынъ Богдана Хмельницкаго, Тимошка, запорожскій поклонникъ Розанды, не замедлилъ, на основаніи два года тому заключеннаго договора, затребовать вооруженною силой общанную ему дочь господаря. Этотъ свадебный походъ Тимошки сопровождался такою громкою извстностью и совершился съ такимъ пролитіемъ крови и своей и чужой, что стоитъ особаго описанія.

VI.
Свадебный походъ.

Когда Богданъ Хмельницкій, осенью 1650 года, вынудилъ у господаря согласіе на бракъ дочери съ его сыномъ, ршено было отпраздновать свадьбу сейчасъ посл праздника Рождества Христова. Съ тхъ поръ ни Богданъ, ни сынъ его Тимошка не забывали ни на минуту срока волохской свадьбы непреоборимыя препятствія отодвинули желанный срокъ на многіе мсяцы. Всевозможныя преграды желанію обоихъ Хмельницкихъ ставили слдующіе польскіе вельможи: великій коронный гетманъ Потоцкій, отецъ перваго нареченнаго Розанды, польскій коронный гетманъ Калиновскій, мечтавшій самъ попасть въ женихи княжны, и наконецъ польный литовскій гетманъ князь Янушъ Радзивилъ, мужъ старшей дочери Лупулы, принимавшій близкое участіе въ судьб всхъ членовъ семейства. Какъ только Хмельницкій въ союз съ ордою задумывалъ отправить Тимошку по договору на волохскую свадьбу, тотчасъ коронные паны заступали ему дорогу, поднимали народъ къ отпору казакамъ и неврнымъ и только посл двухъ кровавыхъ войнъ Тимошка достигъ цли и обвнчался съ Розандою въ Яссахъ.

Такимъ образомъ боле нежели полтора года продолжался этотъ небывалый свадебный походъ, устилая путь не цвтнымъ ковромъ, а огромными грудами трудовъ, въ числ которыхъ многіе пали не отъ меча, но погибли боле лютою смертію. Пала жертвою этого кроваваго свадебнаго времени и личность близкая Богдану и это сыну, жена перваго изъ нихъ и мачиха втораго, нкогда жена подстаросты Чаплинского, беззаконно обвнчанная патріархомъ съ гетманомъ Хмельницкимъ, она погибла не отъ непріятельскаго меча, а была повшена по повелнію мужа и пасынка.

Оба Хмельницкіе, готовясь ввести въ домъ свой блестящую дщерь Могилы, ршились для ея пріема очистить углы своего жилища отъ всякаго сора: отъ признаковъ грубости, пороковъ и дурныхъ привычекъ. Очистку дома пришлось начать съ хозяйки дона. Отецъ и сынъ во имя справедливости произнесли суровый приговоръ надъ бывшею женою подстаросты за ея укоризненное поведеніе, которое особенно въ послднее время перешло всякія границы: Искуситель ея былъ молодой часовщикъ изъ Львова. Хмельницкій поручилъ ему присматривать за бочонками золота и серебра, зарытыми въ Чигирин, но стражъ неврно сберегалъ сокровища. Когда, на расходы по случаю предстоящей свадебной поздки Тимошки, пришлось шевельнуть сложенное въ бочонки золото, Хмельницкій не досчитался одного и приказалъ взять стража подъ допросъ. Подъ пытками онъ не только сознался въ похищеніи бочонка, но указалъ на Хмельницкую, какъ на соучастницу въ похищеніи, а дальнйшее разслдованіе открыло, что между ними водились и боле близкія отношенія. Разгнванный Хмельницкій произнесъ смертный приговоръ надъ женою и хранителемъ сокровищъ, изощряя казнь позорными церемоніями. Преступники повшены были вмст на одной и той же вислиц и въ той одежд, въ которой творили грхъ {‘Дневникъ Станислава Освцима’, рук. Оссол., No 224, стр. 1134, іюля 9 дня 1661 года. ‘Въ то же время получено курьёзное извстіе о Хмельницомъ и его жен. Влюбилась она въ часовыхъ длъ мастера, который находился при ней въ качеств управителя дома, вступила съ нимъ въ связь, а мужу творила разнаго рода непріятности. Долго все оставалось въ тайн, но когда Хмельницкій сталъ поврять свои сокровища, чтобы заплатить татарамъ, одного бочонка съ золотомъ не оказалось. Хмельницкій сперва подумалъ, что сынъ его, отправляясь въ походъ въ Литву, взялъ его съ собою, но когда изъ его письма убдился, что сынъ его не бралъ и не видалъ бочонка, Хмельницкій приказалъ хранителя сокровищъ истязать и онъ сознался не только въ воровств, но призналъ жену Хмельницкаго соучастницею въ краж и въ разныхъ любовныхъ беззаконіяхъ, съ нею совершенныхъ. Хмельницкій не столько за кражу, сколько за оскверненіе ложа обратилъ въ гнвъ свою чрезвычайную любовь къ жен и приказалъ обоихъ обличенныхъ раздть и въ тонъ же вид, какъ они творили грхъ, вмст связать и повсить. Объ этомъ вамъ самъ король, для потхи, во время ужина, разсказалъ’. А S. Radzivil memor. rerom geetanim, въ описаніи событій происшедшихъ въ ма 1651 г. А S. Radzivil pamietniki, т. II, стр. 437.}. Мстныя позднйшихъ временъ и не вполн достоврныя преданія свидтельствуютъ, что главнымъ виновникомъ столь позорной смерти Хмельницкой былъ жестокій ‘пали-вода’, Тимошка. Онъ приказалъ повсить свою мачиху въ Чигирин на воротахъ собственнаго дома, среди повшенныхъ тамъ труповъ хищныхъ птицъ {Самуелъ Величко: ‘Лтопись событій…’ Кіевъ 1848 г., стр. 14. ‘Тымошъ… толь былъ своевольній, же во смерти отеческой (если то есть правда) Чаплинскую мачиху свою на воротахъ обвсилъ’.

Одно изъ многочисленныхъ доказательствъ, какъ неосновательны бываютъ малороссійскія хроники, вс почти гораздо позже событій, совершившихся при Хмельницкокъ, написанныя. Даже столь важное событіе въ жизни Хмельницкато, какъ его ссора съ Чаплинскимъ и его отношенія къ жен, совершенно неврно изложено въ этихъ неосновательныхъ казацкихъ источникахъ. Величко пространно описываетъ убіеніе Чаплинскаго до приказанію Хмельницкато, но вовсе не знаетъ того, что Хмельницкій приказалъ повсить вторую свою жену, Чаплинскую, которая, по показанію Велички, пережила мужа и, по преданію казаковъ, была повшена Тимошкою, умершимъ, какъ живстно, прежде отца своего за нсколько лтъ. Еслибы Величко познакомился съ ‘Исторіею Рудавскаго’, то увидлъ бы, что Хмельницкій посл убіенія второй жены женился въ третій разъ, о чемъ вовсе не знаютъ преданія и хроники украинскія.}. Затмъ вмст съ отцомъ Тимошка возобновилъ пріостановленный польокимъ оружіемъ свадебный походъ и открылъ войну за Розанду. Несомннно, что духъ казацкой удали и рыцарскаго романтизма были, дйствительно, причиною борьбы, вспыхнувшей между казачествомъ и Польшею въ 1651 и 1652 годахъ, въ этомъ удостовряютъ многія донесенія современниковъ, изъ которыхъ для примра приведемъ слдующее: ‘Сильное ожесточеніе и пламя охватили Украйну’ — читаемъ въ одномъ дневник, заслуживающемъ полнаго доврія, отъ 12 февраля 1651 года {‘Дневникъ Станислава Освцима’, рукоп Оссол., No 294, стр. 1096.}. Хмельницкій, не имя возможности осуществить задуманнаго желанія — женить сына въ Волощин, по причин препятствій со стороны нашихъ войскъ, вздумалъ открытою войною достигнуть цли, сталъ къ намъ относиться враждебно и потому миръ и договоры, клятвою утвержденные, въ сторону отбросилъ, коммиссіей съ этою цлію учрежденною пренебрегъ, хотя старинные казаки промежъ себя толковали, что король много для нихъ длаетъ.

Вспыхнувшая война была по преимуществу война изъ-за Розанды. Собранному отовсюду казачеству подъ знамена Хмельницкаго всегда сопутствовала орда подъ начальствомъ хана Исламъ-Гирея. Съ противной стороны двигалось многочисленное польское войско съ самимъ королемъ Яномъ-Казимиромъ во глав. Въ послднихъ числахъ іюня 1651 года на обширныхъ равнинахъ Волыни, подъ Берестечкомъ, сошлись дв враждебныя и вмст съ тмъ громадные боевыя силы, какихъ не видано было въ тхъ странахъ свта со временъ ‘великой войны’ подъ Гринвальдомъ и Таненбергомъ. Проходило уже два дня во взаимномъ поддразниваніи другъ друга посредствомъ схватокъ между подъздами, но эти полумилліонныя массы не вошли еще въ полный разгаръ настоящей битвы. Только въ третій день должно было наступить для Богдана та счастіе, которое на текущій годъ предрекали пьяному Богдану въ Чигирин ворожеи и знахарки.

Но за нсколько недль передъ тмъ повшенная Чаплинская какъ бы прескла Хмельницкому нить счастья. Послдній день великаго боя подъ Берестечкомъ былъ для нее днемъ чуть не окончательной гибели. Отъ громоваго натиска польскихъ отрядовъ разсялась объятая Дикою тревогою орда, а вслдъ за бгущимъ ханомъ Исламъ-Гиреемъ послдовалъ и самъ Хмельницкій. Посл бгства вождя разбжался, нсколько позже, и казацкій обозъ, оставляя въ добычу побдителю все, что въ немъ находилось. Въ числ настигнутыхъ поляками недобитковъ погибъ проходимецъ-патріархъ, убитый и ограбленный польскими цюрами (джурами или слугами).

Посл страшнаго разгрома подъ Берестечкомъ нечего было мечтать о сватовств и свадьб. Оставалось благодарить Бога, что своеволіе и безурядица среди посполитаго рушенія не дозволили польскому королю вполн воспользоваться плодами своей побды и окончательно истребить враговъ. Безпечность побдителей была для враговъ спасеніемъ. Въ скоромъ времени Богданова казацкая сила поднялась какъ трава на украинской степи. Спустя нсколько недль посл сраженія подъ, Береотечномъ Хмельницкій въ союз съ татарами снова стоялъ во глав войскъ, грозный какъ и прежде корон польской. Все впрочемъ окончилось скромнымъ міромъ въ Блой-Церкви, который принесъ ту пользу полякамъ, что были уничтожены тяжелыя для нихъ условія Сборовскаго мира {‘Дневникъ Станислава Освцима’, рукоп. Оссол., No 224, cтp. 1096, подъ числомъ іюля 10-го дня 1651 года.}.

Какъ только Хмельницкій отдохнулъ отъ удара, тотчасъ воскресли въ немъ прежніе волохскіе планы и вспомнилъ онъ о пріостановленномъ свадебномъ поход. Не успли разойтись по домамъ польскія войска изъ-подъ Блой-Церкви, какъ уже изъ Украйны пришли всти о новомъ поход въ Яссы Хмельницкаго и его сына. Современные дневники въ октябр мсяц разсказываютъ {‘Дневникъ Освцима’, стр. 1225.}: ‘Доходятъ грустныя и невыносимыя всти, что Хмельницкій сына своего Тимошку съ отрядомъ казаковъ отправляетъ въ Волощину за общанною ему въ жены дочерью волохскаго господаря. Вмст съ нимъ должны двинуться татары, кочующіе за Корсуномъ въ долин Капустной, въ теченіе двухъ недль вс войска должны собраться и выступить въ походъ. Панъ Краковскій (Потоцкій), считая это предпріятіе величайшимъ бдствіемъ и оскорбленіемъ для Рчи Посполитой, сосредоточилъ войска подъ Махновкою, подъ предлогомъ проявляющихся бунтовъ, и вручилъ начальство польскому гетману (Калиновскому), а самъ, по причин тяжелой болзни, 22 октября ухалъ въ Хмельники для поправленія разстроеннаго здоровья’.

Не. много спустя умеръ великій гетманъ Потоцкій и съ его кончиною окончательно рушились надежды сына его Петра на полученіе руки Розанды. Такая же судьба постигла надежды молодецкаго князя Дмитрія Вишневецкаго. Если Розанда могла кому-либо еще достаться изъ числа польскихъ искателей ея руки, то боле всего, казалось, счастье стало склоняться на сторону польскаго гетмана Калиновскаго, товарища умершаго гетмана Потоцкаго. Сдлавшисъ въ настоящее время начальникомъ всхъ коронныхъ войскъ, Калиновскій имлъ власть и средства защитить господаря Лупулу отъ свадебныхъ затй Хмельницкаго, и дйствительно Калиновскій ршился силою оружія отразить Тимошку на случай его вторженія въ Носы.

Между тмъ во всей корон разнеслись слухи, что вдовецъ-гетманъ самъ не прочь сватать дочь господаря. Хмельницкаго это не устрашило нисколько, а напротивъ послужило впередъ наукою, чтобы съ большею предусмотрительностію и стойкостію стремиться къ достиженію цли. Хмельницкій отсрочилъ на нкоторое время свой походъ въ Волощину въ ожиданіи исхода созваннаго въ Варшав сейма, который при извстіи о второмъ поход Хмельницкаго за Розандою могъ бы объявить ему новую войну. Нужно было прежде всего притворною покорностію убаюкать сеймовыхъ пановъ и, заручившись или благопріятнымъ для казаковъ опредленіемъ сейма, или минутою, когда сеймъ будетъ сорванъ, круто повернуть къ достиженію цли.

Сеймъ дйствительно былъ сорванъ и это неожиданно способствовало Хмельницкому открыть поход. Въ силу бурнаго хода совщаній не состоялось опредленія сейма ни на уплату жалованья войску, ни на подкрпленіе арміи новыми силами, все кто вмст лишило гетмана Калиновскаго всхъ средствъ защиты. Слишкомъ долгое притворство Хмельницкаго, будто бы отказавшагося отъ своихъ волохскихъ плановъ, успокоило минутную тревогу пановъ польскихъ и усыпило ихъ мимолетную бдительность. Не предвидя никакой опасности, гетманъ Калиновскій расположилъ лагерь подъ Батовомъ на берегахъ Буга и медленно стягивалъ туда войска, какъ вдругъ онъ получаетъ отъ Хмельницкаго письмо, которымъ тотъ увдомляетъ, что сынъ его Тимошка будетъ проходить по этимъ жъ мстамъ на свадьбу въ Волощину, а какъ между казачествомъ и расположенными подъ Батовомъ польскими отрядами легко могутъ произойти при встрч столкновенія, то Богданъ Хмельницкій совтуетъ и проситъ гетмана Калиновскаго отступить и очистить путь его сыну {‘Мемуары Николая Іемёловскаго съ 1648 по 1679 годъ’, стр. 33.}.

Былъ ли это совтъ искренній или лукавый, во всякомъ случа онъ дерзкій. Ни одинъ гетманъ не принялъ бы его, но всякій иной подготовилъ бы отвтъ боле ршительный и съ большею предусмотрительностію. Калиновскій совершенно непонималъ своего положенія, — онъ не зналъ о количеств непріятельскихъ силъ и не принялъ обычныхъ въ этихъ случаяхъ средствъ къ защит. Въ лагер подъ его начальствомъ было около 9,000 отборнаго войска, гордый вождь предполагалъ встртиться съ нсколькими тысячами казацкаго сброда, предводимаго Тимошкою, и думалъ, что ему не трудно будетъ разсять и истребить его поголовно. Обманутый ложными развдками, гетманъ никакъ не предполагалъ, чтобы татары сопровождали этотъ свадебный походъ Тимошки, Изъ упомянутаго письма видно было, что самъ Хмельницкій находился въ то время въ Чигирин и показывалъ видъ, что предпріятіе Тимошки — дло ему совершенно чуждое и предпринято вопреки его желанію: въ силу этихъ соображеній вс дло казалось неопаснымъ.

Польный гетманъ бодро поджидалъ враговъ и ничуть не смутился, когда утромъ 1-го іюня подъ Батовомъ вмсто Тимошки появились татары. Происшедшая немедленно схватка вскор убдила, что на сторон неврныхъ такой перевсъ, предъ которымъ не въ силахъ устоять передніе польскіе отряды, и они съ потерею отступили въ лагерь.

Пришла туда всть о приближеніи Тимошки съ 40.000 ордою подъ начальствомъ султана Нуреддина. На другой день дйствительно появились въ виду лагеря два союзника, за ними слдовалъ третій — безспорно самый грозный изъ нихъ — Богданъ Хмельницкій во глав нсколькихъ десятковъ тысячъ конницы. Обширный, не укрпленный, на половину не занятый должнымъ количествомъ войскъ, гетманскій лагерь вдругъ былъ охваченъ со всхъ сторонъ тучами враговъ и, конечно, не въ силахъ былъ дать отпоръ и обреченъ на неизбжную, поголовную гибель.

При всемъ томъ ршено не покоряться судьб безъ боя, но это былъ ни бой, не сраженіе, а какая-то хаотическая борьба силъ, различно и противорчиво описываемое, — въ точноcти описать ее невозможно. Наконецъ, къ полному смятенію, въ начал боя вспыхнулъ среди обоза пожаръ. Загорлись скученныя скирды хлба и сна, поднявшійся вихрь подымалъ вверхъ тысячи пылающихъ сноповъ и охватывалъ цлымъ моремъ пламени. Отрядъ польской кавалеріи, оттсненный передъ тмъ непріятелемъ, не ршался сдлать натискъ на аттакующаго врага, гетманъ, взбшенный колебаніемъ своей конницы, приказалъ стоящей за всю пхот дать по ней залпъ. Тогда невольно выдвинутая впередъ конница вступила въ бой за окопами лагеря. Въ одно и то же время дрались въ лагер, на окопахъ, въ пол, — боролись съ татарами, казаками, боролись съ пожаромъ и подъ огнемъ своей же братьи.

‘Наконецъ, когда въ тотъ же часъ сдлалъ натискъ Хмельницкій, мы не могли устоять, насъ со всхъ сторонъ окружили, татары тснили саблями, а казаки таборомъ и все наше войско поголовно истребили’, — писалъ на другой день посл сраженія одинъ изъ десяти спасшихся отъ гибели {‘Воспоминанія Грабовскаго’, т. II, стр. 82.}.

Меньшая половина арміи вмст съ польнымъ гетманомъ Калиновскимъ и остальными предводителями легла на пол сраженія, большая — цвтъ рыцарской польской молодежи — очутиласъ въ татарскомъ плну. Въ настоящемъ случа участь доставшихся въ татарскую неволю была во сто кратъ печальне участи погибшихъ въ бою. Казаки, подъ вліяніемъ разгорвшейся жажды мести, хотли поголовнаго избіенія плнныхъ поляковъ, какъ бы дорого ни пришелся имъ выкупъ плнниковъ у татаръ, которые безъ откупа не отдавали на рзню своей добычи. Сраженіе подъ Батовомъ казаки считали счастливымъ приключеніемъ на пути ихъ свадебнаго похода въ Волощину и, желая потшить себя во время этого похода, Тимошкины позжане поршили выкупить у неврныхъ 5.000 шляхетскихъ головъ для избіенія.

Татары сначала не соглашались на такую продажу. Нужно было въ шатрахъ Богдана и Тимошки устроить веселую пирушку, подпоить приглашенныхъ начальниковъ татарскихъ отрядовъ, чтобы склонить ихъ ударить по рукамъ въ знавъ согласія. При частыхъ тостахъ въ честь свадьбы волохской, при помощи бочонковъ золота. оставшихся неукраденными панею Хмельницкою и ея любовникомъ, состоялся окончательный торгъ: за 30.000 червонцевъ казаки купили у татаръ всхъ оставшихся въ живыхъ коронныхъ плнныхъ. На другой день утромъ, передъ палатюю Хмельницкаго и Выговскаго, мечомъ наемныхъ палачей изъ орды Нагайской началось избіеніе 5.000 жертвъ. Въ продолженіе нсколькихъ дней передъ глазами пьяной толпы казаковъ шла бойня. Такъ погибло много жертвъ въ ознаменованіе свадьбы Тимошки: погибъ братъ Яна Собскаго, будущаго короля Яна III, Маркъ Собскій, сынъ польнаго гетмана Калиновскаго, Самуилъ Калиновскій, мужъ дорогой ему Урсулы, дочери канцлера, погибло много сыновей сенаторовъ и другихъ достойнйшихъ сановниковъ Польши. Голову убитаго въ бою польнаго короннаго гетмана татары воткнули на лику и носили въ своемъ побдоносномъ стан.

‘Съ тхъ поръ, какъ существуетъ Польша, — слышатся жалобы одного изъ современниковъ {Каховскій: ‘Annalium Poliniae’, I, стр, 321—329. Величко: ‘Лтопись русская’, т. I, стр. 110—113.}, — не поражалъ ее ударъ страшне Батовскаго’. Сами побдители были поражены громадностію своего успха. Имъ теперь открывался путь не только на Волощину, но и на вс стороны Польскаго королевства, словно пораженные величіемъ совершеннаго дла, они поколебались и вмсто того, чтобъ ударить на беззащитную и объятую ужасомъ Польшу, робко стали отступать назадъ. Только посл долгаго бездйствія проснулась въ нихъ охота къ дятельности, но теперь дло у нихъ шло вяло и безплодно. Богданъ Хмельницкій съ отрядомъ татаръ подступилъ къ стнамъ Каменца-Подольскаго, потерялъ тамъ нсколько недль на безуспшную осаду крпости и возвратился въ Украйну въ чрезвычайно мрачномъ настроеніи духа. Тимошка съ остальными татарами и со штатомь придворныхъ, необходимыхъ для свадебнаго торжества, продолжалъ путь въ Яссы.

Тамъ ужь не было никакихъ средствъ отдлаться отъ нежеланнаго зятя. Господарь, какъ ни вертлся, долженъ былъ дать окончательное согласіе на бракъ.

Даже дочь господаря, утомленная такою долгою и мучительною неопредленностью своей судьбы, рада была окончательной развязк я, по словамъ современниковъ, заслуживающихъ доврія {Каховскій, т. I, стр. 333.}, ‘съ нетерпніемъ поджидала Тимошку и приказывала пть себ украинскія псни’. Одного только желали ея родные, чтобы женихъ не приводилъ съ собою толпы татаръ и казаковъ, которые такими кровавыми жертвами подъ Батовомъ устлали себ свадебный путь. Услышавши о приближеніи будущаго зятя къ границамъ Волощины, господарь письменно просилъ его, что если онъ желаетъ быть принятымъ въ Яссахъ, какъ сынъ, пусть распуститъ сопровождавшія его войска. ‘Богиня войны, — писалъ Лупула къ Тимошк {‘Описаніе свадьбы Тимошки Хмельницкаго’, рук. Оссол., No 231, стр. 223.}, — зловщая сваха среди свадебныхъ торжествъ и печальны свадебные плясы подъ звукъ оружія. Удали татаръ, упроси отца остаться съ казаками въ предлахъ Украйны, прізжай самъ съ приличнымъ товариществомъ — и дочь моя ждетъ тебя у подножія алтаря’.

Еще съ боле убдительнымъ краснорчіемъ обращался господарь къ султану Нуреддину: оно сопровождалось приложеніемъ богатыхъ даровъ. Благодаря такимъ ходатайствамъ и боле мирному настроенію обоихъ Хмельницкихъ, Волохская земля была спасена отъ раззоренія. Татары подъ начальствомъ Нуреддина и казаки съ Богданомъ Хмельницкимъ остановились на границахъ Волощины, намреваясь скоро совсмъ удалиться отъ нихъ. Только Тимошка во глав отряда въ нсколько тысячъ направился къ Яссамъ, посылая впередъ себя посольства и письма къ господарю съ цлью условиться насчетъ своего пріема и брачнаго церемоніала.

Наконецъ, въ половин августа, спустя десять недль посл кроваваго Батовскаго погрома, свадебная казацкая дружина прибыла въ обтованную Волохскую землю. Подъхалъ и молодой женихъ съ многочисленнымъ и стройнымъ поздомъ, но безъ польской компаніи и безъ польской обстановки, какъ условливались два года тому назадъ. Свита Тимошки состояла изъ отборнаго отряда всадниковъ казаковъ, изъ множества родственныхъ Хмельницкому дамъ и свашекъ казацкихъ, слдовавшихъ за обозомъ на десяткахъ повозокъ. Поздъ заключался длинною вереницей телгъ и украинскихъ мажъ, нагруженныхъ одеждами, подарками и множествомъ разнаго рода товаровъ {Каховскій: ‘Annalium Poloniae’, I, стр. 348.}.

Во глав этого торжественнаго шествія находились два лица, какъ первйшіе совтники жениха и главные распорядители на время свадебнаго торжества: то были два знаменитые впослдствіи казака — Иванъ Выговскій, нкогда польскій шляхтичъ, и Тетера, всегда врный союзникъ Польши.

Какъ Тимошка подъ ихъ руководствомъ велъ себя во время свадебнаго торжества въ Яссахъ, какъ вообще происходило это славное свадебное пиршество, все это описалъ очень подробно одинъ изъ поляковъ, проживавшій въ то время при двор господаря. Намъ неизвстно ни его имя, ни занимаемая имъ при двор должность. Для большей достоврности передадимъ его собственными словами разсказъ о достопамятномъ торжеств.

VII. Свадьба Тимошки.

‘Посл неоднократныхъ посольствъ съ обихъ сторонъ, по случаю предстоящей свадьбы, — читаемъ въ одномъ весьма интересномъ описаніи, сдланномъ нашимъ землякомъ {‘Описаніе свадьбы Тимошки, сына Хмельницкаго, съ Розандою, дочерью господаря Волохскаго Василія Лупулы въ 1652 году’, рукоп. Оссол. No 231, стр. 223.

Описаніе свадьбы начинается вступленіемъ, которое мы пропустили. Оно гласитъ слдующее: ‘Совершилось то, что Богъ de charo pignore господарю ab aeterno constitait, или чего по неизбжному опредленію судьбы миновать было невозможно. Посл пораженія подъ Батовомъ и посл осады Бахенца Хмельницкій сейчасъ же отправилъ пословъ къ господарю cum indignatione, чтобы дочь свою, согласно данному общанію, онъ отдалъ Тимошк in sociam vitae et thori. На что господарь non tarn libenter, quam reverenter согіясяій, племянника своего in inetanti въ Чигирин pro obside отправилъ. По поводу… и т. дал.

Пропущено мною также нсколько словъ о Розанд, приведенныхъ въ VI нашего разсказа, ‘которая его предъ тмъ avider поджидала и приказывала пть себ казацкія псни’. Въ разсказ словами лтописца нсколько латинскихъ выраженій переведено на польскій, а нкоторыя польскія слова, вышедшія изъ употребленія, замнено новыми. Сравни извстіе о свадьб Тимошки въ ‘Мемуарахъ Родзивилла’, т. II, стр. 482.}, — панъ Тимошъ приблизился наконецъ 16 августа къ Ямполю. Его милость господарь, во всемъ свдущій, послалъ на встрчу гостю въ Сороки своего великаго дворника, господина Тома, въ сопровожденіи отряда въ 6.000 человкъ, притомъ послалъ карету въ шесть лошадей, богатый запасъ всякой жизвости, вина и меду съ приказаніемъ чествовать гостя, какъ господарскаго сына, и проводить его до Яссъ. Тимошъ поступилъ вотъ какъ: онъ посланъ въ Сороки къ пану Тому, приглашая его къ себ въ Ямполь. Когда тотъ, желая исполнить его волю, переправился на ту сторону Днстра, Тимошъ немедленно веллъ его задержать въ видахъ обезпеченія себя отъ измны. Но этого было еще мало: Тимошка тотчасъ написалъ къ его милости господарю, чтобъ онъ прислалъ къ нему гетмана, своего родственника, въ качеств заложника. Господарь поморщился, но долженъ былъ исполнить требованіе и отправилъ въ заложники своего родственника. Какъ только послдній прибылъ въ Ямполь, панъ Тимошъ, во вторникъ 26 августа, сталъ переправляться на другую сторону рки. Въ среду ночевалъ онъ въ Пельцахъ, въ четвергъ — въ Прутахъ, въ пятницу — въ Койханахъ, а къ полудню прибылъ въ Яссы. Его милостъ господарь, въ сопровожденіи бояръ и 8.000 войска, выхалъ на встрчу своего нежеланнаго зятя. Господаря сопровождало шесть пажей, прилично, по-турецки, одтыхъ. Окруженный кавалькадою, господарь, на богато-убранныхъ коняхъ, халъ съ царскимъ величіемъ, котораго описать не берусь. Приближался и Тимошъ въ сопровожденій 3.000 запорожскаго войска. Говорили, что кто было войско отборное, однако на видъ больно не казисто.

‘Когда об стороны сошлись въ долин на разстояніи ¹/₄ мили, войско господаря, раздлившись на два отряда, построилось по обидъ сторонамъ обоза. А панъ Тимошъ-гетманичь и его войско видимо были озадачены, — они понеслись съ горы лавою, какъ будто въ бой, причемъ Тимошъ приказалъ играть музык. Съхавшись вмст, зять и тесть сошли съ коней и поздоровались. Панъ Тимошъ обнялъ отца, а тотъ его по-отечески поцловалъ. Господарь обратился къ нему съ рчью, высказывалъ радость по поводу его прізда, но тотъ на это не отвтилъ ни слова, только стоялъ какъ вкопаный и кусалъ себ губы, — за него отвчалъ Выговскій.

‘Въ кавалькад пана Тимоша было девять коней плохихъ и исхудалыхъ, два сдла были драгоцнны, одно усаженное жемчугомъ, а другое золотомъ богато вышитое. Самъ Тимошъ былъ въ атласномъ, кармазиноваго цвта, жупан, въ ферезіи бархатной, подбитой соболемъ, которая, какъ видно, не на него скроена. Онъ былъ дтина молодой, съ лицомъ рябоватымъ отъ оспы, роста малаго, но большой разиня. Рыдвановъ шестиконныхъ было два, сокровищница одна, простыхъ возовъ 400, наполненныхъ соболями, кажется, для продажи. Нкоторые изъ полковниковъ были на хорошихъ лошадяхъ, вс въ польскихъ уборахъ, блистали серебромъ, но такихъ не много, а больше всего голь.

‘халъ панъ Тимошъ рядомъ съ его милостью господаремъ. Они възжали въ городъ и встрчены были пальбою изъ орудій. Гремла музыка военная и иная, а наибольше турки и цыгане.

‘Господарь его милость ввелъ гостя въ свои покои, здсь Стефанъ представилъ ему своего сына, господарчика, выражая радость по случаю прізда, а Тимошъ по-прежнему все молчитъ и вмсто него отвчаетъ Выговскій. Начались въ покояхъ невсты танцы, цыгане пилили на своихъ сербахъ, господарь затмъ удалился въ свои покой, предлагая молодому, посл стольныхъ трудовъ удалиться на покой и обмыться отъ дорожной пыли.

‘Господарь назначилъ своихъ комнатныхъ придворныхъ прислуживать гостю. Тамъ стояла его собственная ассистенція, состоявшая изъ Выговскаго, Тетеры и другихъ, въ особыхъ спискахъ означенныхъ, стояли и нкоторые изъ волохскихъ бояръ, а онъ, какъ волкъ, взглянулъ на нихъ изъ подлобья, повернулся спиною, вынулъ ножъ и началъ при боярахъ обрзывать себ ногти. Полковникамъ, есауламъ и сотникамъ отведены помщенія въ город и каждому назначены пристава и содержаніе. Весь таборъ казацкій размстился подъ Виногродомъ и много вреда длалъ онъ жителямъ. Жиды нигд не показывались, а кто изъ нихъ попадался, хорошо за это поплатился.

‘Подъхали и казацкія свашки: имъ также отвели помщенія и всего вдоволь отпустили. Приготовленъ былъ затмъ обденный столъ, господарь пригласилъ къ обду пана Тимоша, но онъ на скоро собрался и господарю пришлось долго его ждать. Онъ пришелъ наконецъ переодтый въ иную одежду, польскую, господарь посадилъ его рядомъ съ собою. Стали кушать, пять за здоровье, палить изъ пушекъ, а Тимошъ по-прежнему молчитъ — ни бе, ни ме, что сильно оскорбляло господаря. Играла волохская турецкая музыка, а турки показывали разные фокусы до поздней ночи.

‘На другой день, въ субботу (31 августа), панъ Тимошъ приготовлялся съ внцу и не приходилъ къ столу. Вс боярыни и двицы волохскія, богато одтыя, танцовали во дворц, а панъ Тимошъ, сидя на виду всхъ у окна, пилъ табакъ (черный кофе) и смотрлъ на волохскіе танцы. Въ воскресенье утромъ боярыни и волохская молодежь танцовали, а потомъ ихъ милости господарь и господарша возлюбленную свою дочь Домну-Розанду съ сокрушеннымъ сердцемъ вручили неуклюжему, неотесанному и нмому жениху.

‘Онъ халъ въ церковь верхомъ на своемъ турецкомъ кон, съ султаномъ на голов, въ богатой одежд, подаренной ему господаремъ, его сопровождали два пажа: бояре ввели его въ церковь, словно что хорошее. Тамъ ихъ подвели къ алтарю и, какъ то водится, они, стоя на колняхъ, на ковр, принесли обоюдную клятву въ врности.

‘Панъ Тимошъ возвратился изъ церкви въ замокъ франтомъ, былъ веселъ и обнялъ свою невсту, стеченіе людей было громадное, палили изъ орудій и пли. Дочь господаря заливалась слезами. Потомъ сли за столъ, за свахами послали карету, но дома ихъ не нашли, — он на постояломъ двор пили водку. Этихъ чучелъ привезли въ замокъ, вс он — родня Хмельницкому: лицомъ безобразны, въ еврейскихъ шубейкахъ, подшитыхъ однако соболями, и съ большими воротниками. Хотли он, кажется, подражать волохскому наряду. Нужно бы о нихъ написать и много, но приличіе не дозволяетъ. Всхъ ихъ въ особыхъ покояхъ угощала ея милость господарша.

‘Господарь постоянно упрашивалъ пана Тимоша, чтобы тотъ, пилъ, лъ и былъ веселъ. Тогда Тимошъ, наклонившись въ Кенарскому, сказалъ: ‘дзякую очень его милость господаря, — всего вдоволь. Чего-жь бульше треба’? Привелъ наконецъ Господь доброе слово услышать!… Турецкая музыка заиграла тутъ за здоровье Хмельницкаго и въ честь соединенія двухъ домовъ палили изъ пушекъ. Панъ Тимошъ послалъ за своими музыкантами, — за органистомъ, тремя скрипачами, віолончелемъ и бубенщикомъ, они заиграли ему по-польски и онъ развеселился и приказалъ пуститься въ-плясъ своимъ казакамъ, которые лзли въ комнаты.

‘Попойка продолжалась до часу ночи, но свашекъ вжливо выпроводили домой заране, потому что боярыни ихъ чмъ-то задли. Одна изъ казачекъ, Карпинская, была баба задорная и въ присутствіи господарши сказала боярынямъ: ‘Чи на блазенство мы до васъ пріхалы? Коли вы приличне насъ, то зачмъ вашу дочку за казачка даете?’ Спускаясь по лстниц, она упала, — была она очень тучна и пьяна, — и съ трудомъ ее довели до кареты. Остальныя держались по крайней мр на ногахъ. Возницамъ и ленгошамъ, которые ихъ домой отвозили, въ вид удовольствія давали орховъ. Затмъ молодой, быстро вскочивши изъ-за стола, отправился въ свои комнаты, а потомъ — въ опочивальню.

‘На другой день, 2 сентября, и на третій панъ Тимошъ изъ своихъ комнатъ не выходилъ. Въ среду онъ вызжалъ покататься по полямъ, въ четвергъ господарь, его жена, Домна-Розанда и панъ Тимошъ, а также бояре и боярыни обдали за общимъ столомъ. Немногихъ туда впускали, потому что придворныя двицы прислуживали господарю за столомъ. Панъ Тимошъ съ супругою открылъ танцы, ему прислуживали Выговскій и Тетера. Господарь за этотъ трудъ подарилъ зятю кусокъ златоглава, но тотъ и поклониться не умлъ.

‘Въ тотъ же день панъ Тимошъ отдаривалъ знатнйшихъ бояръ. Его милости господарю подарилъ сорокъ соболей, жен своей соболью шубку, покрытую адамантомъ, боярамъ — по сту левковыхъ талеровъ, подарокъ для нихъ не важный. Господарь подарилъ зятю четыре лошади съ сдельнымъ приборомъ и два волохскихъ аргамака. Здсь находился также посолъ мультанскаго (валахскаго) господаря, онъ предъявилъ въ подарокъ господарю турецкую лошадь съ сдельнымъ приборомъ, а гетманичу — коверъ и кусокъ златоглава, другихъ пословъ не было.

‘Господарь за дочерью далъ дв тысячи талеровъ, не считая собственно приданаго. Сверхъ того изъ особеннаго попеченія къ дочери далъ господарь 2.000 червонцевъ, карету, повозки, нагруженныя дорогими предметами, и много другихъ вещей. Господарь подарилъ Выговскому бархату 10 локтей, атласу 20 локтей, бламъ рысьяго мха и 300 левковыхъ талеровъ. Полковникамъ подарено было сукна и шелковой матерій да дв пары платья и по 150 талеровъ. Эсауламъ и сотникамъ пожаловано деньгами, — они безъ всякаго стыда требовали ихъ себ какъ бы какого долга.

‘Въ пятницу, 6 сентября, Тимошъ выхалъ изъ Яссъ. Господарь проводилъ его до того мста, гд происходила встрча. Также хала и господарша съ боярынями. Когда сошли съ лошадей и стали прощаться, во все то время, пока господарь бесдовалъ съ зятемъ, Розанда обнимала свою мать и горько шакала. Потомъ подошла къ отцу прощаться, онъ ее поцловалъ и старался придать себ веселый видъ, хотя скорбь сжимала еіу сердце. Дочь едва могли оторвать отъ его ногъ.

‘Затмъ начали прощаться бояре и боярыни. Его милость господарь стоялъ еще съ открытою годовою, а уже панъ Тимошъ слъ на коня, надвинулъ шапку и ухалъ. Господарь, проводивши гостей, возвратился въ городъ’.

Современный свидтель разсказомъ о прощаніи оканчиваетъ описаніе. свадьбы. Изъ другихъ источниковъ мы узнаемъ о двухъ рзкихъ и многозначительныхъ для будущаго похвальбахъ, которыя во время пира сорвались съ языка у молчаливаго Тимошки. Однажды, когда господарь уговаривалъ его жить въ мир съ поляками, онъ, ударяя рукою по сабл, сказалъ: ‘пока эта сабля у меня при бедр, не перестану истреблять ею ляховъ’. Другой разъ зашла рчь о сосднемъ княжеств Мультанскомъ, котораго князь Радулъ велъ частые споры съ Лупулою. Новобрачный произнесъ: ‘я съумю съ отцомъ устроить дло въ Порт такъ, что мн отдала будетъ земля Мультанская’.

Слова эти, подслушанныя одною госпожею, присутствовавшею за столомъ, скоро дошли до Радула и чуть было не привели Тимошку къ гибели.

Свадебное торжество не принесло ничего существеннаго Хмельницкому, кром заронившихся въ его душу этихъ пагубныхъ надеждъ. Личность Розанды. никогда не была предметомъ его душевныхъ влеченій и время очень скоро показало, что жизнь съ женою стала для него невыносимою. Гораздо больше привлекало его богатое приданое Розанды, но и въ этомъ отношеніи измнили ему слишкомъ преувеличенныя ожиданія. Означенная выше сумма такъ мало соотвтствовала распространеннымъ слухамъ о богатствахъ Лупула, что ее можно было считать разв временнымъ задаткомъ слдуемаго приданаго. Какъ бы то ни было, изъ настоящей бережливости господаря не вышло никакого ущерба для славы о его огромныхъ богатствахъ и, несмотря на постигшія его несчастія въ послдніе годы, все-таки богатства Лупулы не переставали считать въ баснословныхъ цифрахъ — рдкими у кого въ то время милліонами, цлыми бочонками золота, серебра и драгоцнностей.

Однако при настоящемъ свадебномъ торжеств эти богатства не поражали главъ постителей и какъ бы нарочно скрывались изъ опасенія грабежа со стороны казаковъ. Все вообще свадебное пиршество было на видъ очень обыкновеннымъ, носило печать грусти и принужденности, особенно если сравнить со свадебнымъ торжествомъ старшей дочери господаря съ княземъ Янушемъ Радзивиломъ, происходившимъ за семь лтъ предъ этимъ. Въ мрачномъ вид является свадьба младшей сестры, Розанды. Вмсто прежнихъ пословъ и поздравленій отъ имени монарховъ господствовало совершенное отсутствіе дипломатическихъ свтилъ, вмсто прежняго отборнаго общества, сіявшихъ золотомъ пановъ, княгинь и княженъ, толпилось теперь казацкое полчище, вмсто прежнихъ хвалебныхъ описаній торжествъ, составленныхъ знатнйшими учеными, теперь самыя грустныя извстія распространялись въ дневникахъ о жизни новобрачныхъ въ первыя минуты ихъ медоваго мсяца.

За неимніемъ другихъ источниковъ о судьб Розанды, во время ея пребыванія въ Украйн, намъ остается заглянуть во французскія газеты за 1652 г., въ нихъ находимъ корреспонденцію изъ Варшавы отъ 15 ноября, слдовательно всего спустя два мсяца посл брава въ Яссахъ. Корреспондентъ сообщаетъ парижской публик {Gazette de France 1652 г., cтp. 1153.}: ‘Сынъ гетмана Хмельницкаго, Тимошка, уже два раза билъ свою жену, дочь господаря волохскаго, недавно съ нимъ обвнчанную, упрекая ее въ близости съ визиремъ во время ея пребыванія заложницею въ серал и за то, что будто бы этимъ путемъ она хотла пріобрсть свободу, но отецъ Хмельницкаго, который дорожилъ дружбою господаря, всми силами старался склонить сына къ лучшему обращенію съ женою’.

Несмотря на эти заботы, печальная доля невстки Богдана Хмельницкаго не улучшилась. Вскор произошли событія, которыя не только Розанду, но весь родъ ея ввергнули въ бездну несчастій. Вмст съ нимъ погибъ и Тимошка, виновникъ всхъ несчастій дома Лупулы, а какъ Тимошка связанъ былъ съ домомъ Лупулы единственно черезъ бракъ съ Розандою, то послдняя, безвинно испытавъ столько тяжелыхъ ударовъ судьбы, носила въ сердц еще и тотъ тяжелый упрекъ, что была главною виновницею страданій и гибели роднаго дома.

Окончательное паденіе дома Лупулы открыло наконецъ тайну о накопленныхъ у него богатствахъ, которыя такъ долго волновали воображеніе современныхъ поколній и привлекали въ домъ толпу искателей, желавшихъ получить изъ нихъ долю въ вид приданаго.

Разсказомъ о судьб дома и скопленныхъ въ немъ богатствъ окончимъ нашу повсть о печальной судьб дочери господаря волохскаго.

VIII.
Разгромъ дома и сокровищъ.

Врны были предчувствія Лупулы, что зять его не ограничится однимъ обладаніемъ руки Розанды и полученною долею приданаго, а скоро потянется на Волощину за остальнымъ. И дйствительно, едва прошло нсколько недль посл брака, какъ Тимощка обратился къ господарю съ убдительнйшею просьбою дозволить ему переселиться въ Яссы въ видахъ спасенія отъ чумы, угрожавшей тогда Украйн. Отказъ въ просьб могъ навлечь грозныя требованія, а при согласіи легко можно было предвидть, что Тимошка начнетъ строить ковы въ самыхъ Яссахъ противъ тестя. Господарь, не желая подлиться властію съ назойливымъ зятемъ, ршился отдлаться отъ него какъ можно скоре и потому ухватился за мысль, высказанную Тимошкою на свадьб о присвоеніи себ земли Мультанской, и началъ хлопотать объ этомъ въ Царьград.

Однако же мультанскій господарь Радулъ предупредилъ Лупулу, преслдуя противоположныя цли. Радулъ былъ извщенъ своею родственницею, женою Стефана, канцлера или лагафета Лупулы, о намреніяхъ Тимошки, высказанныхъ во время свадьбы. Радулъ немедленно вошелъ въ сношенія со своякомъ своимъ Стефаномъ и княземъ семиградскимъ Ракоціемъ. Вс вмст успли оклеветать Лупулу передъ Диваномъ и исходатайствавали повелніе султана о низложеніи Лупулы съ господарства и о назначеніи вмсто его временнымъ господаремъ лагафета Стефана. Предусмотрительный всегда Лупулъ не усплъ еще провдать о ихъ замыслахъ, какъ уже былъ опутавъ интригами заговора, составленнаго канцлеромъ въ Яссахъ, и въ то же время на границахъ Волощины появилась союзная армія, мультанская и седмиградская. Спустя семь мсяцевъ посл брака Розанды, 6-го апрля 1653 года, столица Лупулы была уже въ рунахъ Радула, войскъ седмиградскихъ и лагафета Стефана, торжественно признаннаго господаремъ волохскимъ. Все семейство господаря должно было спасаться вторичнымъ бгствомъ отъ угрожавшаго насилія {Gazette de France 1633 г., стр. 14 и 129.}.

Жена господаря съ дтьми и сокровищами нашла убжище въ Польш, въ неприступныхъ стнахъ Каменецъ-Подольской крпости, а самъ господарь въ то же время бросился за помощію на Украйну и въ Стамбулъ, гд всегда былъ открыть путь для подкупа и интригъ. Благодаря неизсякшимъ еще богатствамъ знаменитаго господаря, открывался боле врный путь къ спасенію въ продажности нашей Дивана, нежели разсчитывать на помощь весьма неподвижнаго, въ подобныхъ случаяхъ, зятя Тимошки. Переговоры между Лудудою и Диваномъ шли уже такъ удачно, что примиреніе между воюющими соперниками за Волощину и возстановленіе прежняго порядка вещей должно было послдовать въ силу повелнія султана, а ожидаемая казацкая помощь для отраженія враговъ все еще не появлялась.

Вдругъ, въ минуту близкую къ окончательному примиренію, на зар полнаго успокоенія Волохской земли, Тимошка съ толпою неусидчивыхъ казаковъ вторгнулся въ ея предлы. Вспыхнула новая война, вначал, впрочемъ, весьма для Лупулы удачная. Казаки, разоряя и опустошая весь край, овладли его столицею, Яссами. Лупула водворился въ ней съ зятемъ своимъ Тимошкою, возвратилась изъ Каменецъ-Подольска, вызванная мужемъ, господарша съ семьей и сокровищами. Лупула до окончательнаго прекращенія войны и полнаго умиротворенія страны отправилъ жену въ сильно укрпленную крпость Сочаву, куда вмст съ своимъ мужемъ, Тимошкою, прибыла изъ Украйны и Розанда. Посл кратковременной разлуки мать и дочь увидлись снова, но въ печальномъ, измнившемся положеніи. Дальнйшій ходъ войны готовилъ для нихъ еще боле печальную участь.

Побдоносный Лупула, вмст съ зятемъ Тимошкою, вытснивъ войска мультавскія изъ Волощины, задумалъ отомстить врагамъ и бросился за Радудою въ Мультаны, но улыбнувшееся счастье имъ измнило тамъ. Въ половин поля 1653 года обоихъ постигло несчастіе, которое лишило ихъ всякой возможноcти продолжать войну. Разбитый Лупула окольными путями пробрался на Украйну къ Богдану Хмельницкому, а Тимошка съ уцлвшими казаками бжалъ въ Волощину и заперся съ тещею и женою въ Сочав. Вслдъ на нимъ явились подъ стнами крпости: Радулъ, господарь мультанскій, лагофеть Стефанъ, окончательно признанный волохскимъ господаремъ, и князь седмиградскій Ракоцій {Каховскій: ‘Annalium Poloniae’, I, 385. ‘Мемуары со временъ царствованія Сигизмунда, Владислава IV и Яна-Казихира’, изд. Вайцицким, т. II, стр. 229.}. Союзникамъ оставалось только овладть Сочавою, и самымъ блестящимъ трофеемъ, какого они могли пожелать, было бы взятіе въ плнъ Тимошки, виновника всхъ смутъ, и захватомъ пресловутыхъ сокровищъ Лупулы окончить войну. Сочава сдлалась конечною цлью, къ которой направлены были вс помыслы и усилія. Союзники напрягали вс силы завладть крпостью и господаршею. Тимошка и казаки истощали вс средства для ея защиты.

Началась осада достопамятнйшая въ военной исторіи новыхъ временъ. Спрятанныя въ стнахъ твердыни сокровища, привлекая къ себ не только вниманіе осаждающей толпы, но и составляя для ихъ вождей внецъ военной славы, давали всему предпріятію характеръ похода за золотимъ руномъ. Присутствіе женщинъ въ стнахъ крпости и особенно княгини, извстной своимъ твердымъ характеромъ, воодушевляло защитниковъ къ оборон. Въ ожиданіи казацкой помощи изъ Украйны подъ начальствомъ Богдана Хмельницкаго и Лупулы, осажденные ршились защищаться до выпаденія послдняго камня изъ стнъ твердыни.

Съ такою же настойчивостью, но съ гораздо большимъ счастіемъ, дйствовали союзники. Въ то время, когда старанія Лупулы получить помощь отъ Богдана Хмельницкаго не достигали цди, врагамъ господаря посчастливилось подкрпиться новыми союзниками и новыми силами. Лупула, явившись въ Чигиринъ, засталъ Богдана Хмельницкаго до того пьянствующимъ, что не могъ въ теченіе цлой надли найти минуту для переговоровъ съ нимъ о чемъ бы то ни было. На восьмой день, наконецъ, Богданъ увидлъ господаря, пододвинулъ къ нему флягу и сказалъ: ‘вотъ, братъ, самое лучшее утшеніе въ гор’. Въ настоящее время дйствительно трудно было чмъ-либо другимъ помочь горю, — Хмельницкому угрожала война со стороны Польши и прежде всего ему должно было думать о собственной защит.

Между тмъ къ союзникамъ, осаждавшимъ Сочаву, приближалась значительная помощь отъ поляковъ. Новый господарь Стефанъ совмстно съ князьями мультанскимъ и седмигралскимъ, начиная войну съ Лупулою, обратились къ Польш съ предложеніемъ союза и вчнаго мира, лишь бы только поляки не поддерживали Лупулу, а какъ Лупула находился теперь въ тсномъ союз съ обоими Хмельницкими и волей-неволею становился открытымъ непріятелемъ Польши, то въ Варшав дали согласіе на предложенный Стефаномъ союзъ и, чтобы поскоре лишить Лупулу и Хмельницкаго всякой надежды на овладніе Волощиною, волохскимъ союзникамъ оказана была помощь въ добываніи Сочавы. Тою же осенью 1653 года, въ одно и то же время, король, во глав короннаго войска, выступилъ противъ Богдана Хмельницкаго въ Украйну, а съ нетерпніемъ ожидавшееся союзниками польское подкрпленіе явилось въ лагер мультанскихъ и седмиградскихъ войскъ, осаждавшихъ Тимошку.

Съ удвоенными силами приступили союзники въ штурму Сочавы, но осажденные не падали духомъ. Лупула въ присланномъ письм убждалъ продержать ее по крайней мр одну недлю, а въ это время непремнно подосплъ бы на выручку Богданъ съ казаками и ханъ съ татарскою ордой. Воодушевленная этими надеждами, господарша непоколебимою силой своего мужества оживляла весь гарнизонъ и находила новыя и новыя средства къ защит. О ней читаемъ въ одной изъ современныхъ лтописей {Каховскій, I, 388.}:

‘На зятя она дйствовала силою увщаній, на казаковъ — подкупомъ, на волоховъ — общаніями, всхъ заохочивала собственною отвагой, снабжала гарнизонъ живностью, мясомъ, скотомъ, даже каждому отпускала положенное количество воды. Не достало пороху, — она отыскала средство для его приготовленія. Убждала Тимошку, чтобъ онъ во время попоекъ съ казаками воодушевлялъ ихъ къ стойкой защит крпости. Эта женщина одна въ теченіе долгаго времени умла проводить противниковъ, отвергала мирные трактаты, предлагаемые на выгодныхъ условіяхъ. Напрасно князь седмиградскій общая ей отъ имени туровъ прежнія милости, лишь бы покорилась турецкому султану, — все отвергла’.

Хмельницкій однако не являлся на помощь, а отъ огня непріятельскаго все шире и шире становились проломы въ стнахъ крпости. Главный приступъ союзниковъ, который долженъ былъ ршить судьбу осады, былъ отраженъ, но когда осажденные полагали, что избавились отъ угрожавшей опасности, ихъ постигъ невыразимо-тяжкій ударъ: погибъ Тимошка въ то именно время, когда, по совту тещи, онъ воодушевлялъ казаковъ къ защит. ‘Тимошка сидлъ съ казаками на попойк, — продолжаетъ свой разсказъ лтописецъ {Idem, 388.}, — вдругъ попало ядро въ колесо повозки, раздробило ось и два осколка такъ сильно ударили Тимошку въ лобъ, что у него выскочилъ мозгъ и нога была раздроблена. Онъ остался на мст безъ дыханія. Его подхватили и стали трясти, чтобы привести въ чувство, но ужь безголовый не могъ жить.

‘Не суждено было ему погибнуть смертью воина отъ пули, — погибъ, какъ пьяница, за штофомъ водки, отъ обломка казацкаго воза, въ возмездіе за безчеловчный торгъ кровью плнниковъ подъ Батовомъ’.

Смерть Тимошки сильне поразила Сочаву, нежели Розанду. Родь ихъ супружеской жизни въ Чигирин — годъ тяжелыхъ обидъ и страданій — не могъ расположить сердца Розанды къ своему супругу. Вдовство возвратило ее подъ опеку матери, которая могла ли быть тяжеле опеки Тимошки? Но Сочава лишилась всего со смертію молодаго Хмельницкаго, въ казацкихъ полкахъ не было уже той готовности къ дальнйшей защит города, — со смертью Тимошки для нихъ не было никакой цли защищать крпость. Казаки видимо охладли въ исполненіи служебнаго дома и слышались между ними толки, что пора прекратить безполезную борьбу и покориться полякамъ. Каждую минуту Сочава могла остаться безъ защитниковъ, а жена господаря со всмъ своимъ семействомъ и сокровищами очутиться во власти столъ долго ею презираемыхъ враговъ.

При такомъ положеніи длъ еще разъ рука Розанды сдлалась приманкою казакамъ. Эту сироту, всю жизнь обрекаемую на жертву во имя самыхъ прихотливыхъ предначертаній и плановъ, мать предложила предводителю казаковъ едоровичу, если онъ будетъ продолжать защиту крпости. Вмст съ рукою Розанды предназначались едоровичу послдніе остатки господарскихъ сокровищъ, какіе уцлли еще въ подвалахъ крпости, помимо ихъ постоянной растраты. Мать готова была отдать юную свою дочь всякому казаку, который склонитъ своихъ товарищей продолжать защиту крпости въ случа, еслибъ у едоровича не хватило мужества пріобрсти предлагаемый даръ. Въ сиротской судьб Розанды брачный внецъ кололъ пуще терній: свадебный поздъ жениха заливалъ землю потоками крови, а верховная власть султана обрекала на позоръ ея двичью честь, — и чмъ же наконецъ материнская опека была лучше опеки враговъ?

Но никакіе соблазны не были въ силахъ возбудить упавшаго духа у казаковъ. Они остались врными замыслу поддаться полякамъ, а за ними послдовала и остальная часть гарнизона. 9-го октября 1653 года подписанъ договоръ о сдач Сочавы на имя короля польскаго, новому господарю Волощины Стефану и его союзникамъ, князьямъ мультанскому и седмиградскому. Казаки выговорили для себя условіе свободнаго возвращенія на Украйну и не взяли съ собою ничего кром тла погибшаго Тимошки.

Господарша съ вдовствующею Розандой и съ остальными дтьми отдана была на милость побдителей, а сокровища Лупулы пошли въ раздлъ поровну между союзниками. На эти-то сокровища устремились теперь взоры людей, жадно выжидавшихъ минуты, когда предъ ихъ глазами раскроются эти загадочныя волохскія богатства, изъ-за которыхъ сваты Розанды добивались руки ея, добивались вооруженнымъ вторженіемъ въ Волощину, пролитіемъ крови подъ стнами Сочавы.

Но за столько жертвъ что же наконецъ досталось въ руки побдителей? Потому ли, что нечмъ было похвалиться предъ людьми, а можетъ-быть и ради желанія скрыть достоврность количества наживы, но побдители — князья волохскій, мультанскій и седмигралскій — произвели длежъ въ величайшей тайн. Король польскій Янъ-Казиміръ находился вблизи павшей крпости. Онъ стоялъ подъ Каменцомъ во глав арміи, направленной противъ Хмельницкаго, но отказался принять участіе въ предложенномъ ему длеж сокровищъ, захваченныхъ въ Сочав. Второстепенные соучастники въ этой побд не могли похвалиться богатствомъ доставшейся доли добычи. Такимъ образомъ тайна о количеств сокровищъ Лупулы не разоблачилась предъ глазами людей и, какъ обыкновенно бываетъ, долгія и напряженныя ожиданія кончились полнымъ разочарованіемъ.

Однако, чтобы хотя какою-либо цифрою удовлетворить людское любопытство, оцнивали при осад Сочавы, имущество Лупулы на сумму шесть милліоновъ золота и серебра {J. Chr. Engel, Geschichte der Moldau и Fortsetzung der allgemeinen Welt historie 49 Theil, 4 Band, 2 Abteilung, стр. 270.}. Осада, продолжавшаяся нсколько мсяцевъ, значительно уменьшила эту цифру, — много израсходовано на продовольствіе, укрпленіе стнъ и на подкупъ казацкихъ полковъ. Говорили, будто господарь и жена его, въ виду окончательнаго разгрома, заблаговременно припрятали отъ побдителей значительную часть сокровищъ въ отдаленныхъ мстахъ. Ходили слухи, что господарь Лупула огромныя суммы положилъ въ банкахъ Константинополя, Венеціи, Лондона и Данцига. Подозрвали жену господаря, что она приказала зарыть въ землю много металловъ въ бочонкахъ и что они тамъ быть-можетъ и до сихъ поръ лежатъ зарытыми. Ходили даже слухи, что у злополучной Розанды хранится скрытно не мало количества золота, которое однако, при общемъ крушеніи дома, не только не спасло ее, но, напротивъ, было причиною окончательной ея гибели.

Какъ баснословныя сокровища господаря, такъ и весь домъ его — все пошло прахомъ. Посчастливилосъ было господарю, скрывавшемуся въ Украйн, заручиться помощью татаръ, съ которыми онъ спшилъ на выручку къ Сочав, но на пути достигла его всть о сдач крпости. Это обстоятельство сейчасъ измнило къ нему отношенія союзныхъ ордъ. Ханъ крымскій приказалъ Василія, какъ уже ни на что негоднаго, заковать въ кандалы и отправить въ Стамбулъ. По примру многихъ своихъ предшественниковъ, занимавшихъ нкогда господарскій престолъ, Василій Лупула былъ заточенъ на берегахъ Чернаго моря въ крпости Эдыкулъ, откуда ему, какъ и подобнымъ ему скитальцамъ, не было другаго выхода, кром смерти. Въ минуты заточенія уже не было боле никакихъ слуховъ о господар Лупул, врне всего, онъ по повелнію султана былъ задушенъ въ темниц.

Жена Лупуды досталась въ неволю князю седмиградскому. Всмъ извстна была ея ловкость, сила воли и связи въ Стамбул, вс видли въ ней опасную узницу, за которою слдить нужно было бдительно и днемъ и ночью. Она должна была поклясться на Евангеліи, что не будетъ писать писемъ ни къ мужу, ни къ кому бы то ни было изъ родныхъ, проживавшихъ въ Царьград. Особенно строго воспрещено было ей входить въ сношенія съ друзьями, проживавшими въ оттоманской столиц, подъ угрозою, что въ противномъ случа малолтнему ея сыну, находившемуся у седмигралскаго князя, будутъ отрзаны носъ и уши. Ее отправили въ Седмиградіе, гд она долго томилась въ тяжеломъ заключеніи. Судьба ея мало-по-малу вовсе перестала интересовать людей и наконецъ она была совершенно забыта въ этомъ мір {О судьб жены господаря находимъ извстіе въ письм изъ Варшавы отъ 13 ноября 1653 года. Gazette de France 1653 года, стр. 1242.}. Не сохранилось ни одного преданія, которое пролило бы свтъ на послдніе дни жизни матери Розанды.

Но дошла до насъ несомннная и самая печальная всть о судьб самой Розанды. Потерявъ мужа и родителей, лишившись сокровищъ и честнато имени, пришлось этой несчастной женщин испытать одно изъ самыхъ величайшихъ несчастій — искать убжища въ Украйн у Богдана, отца Тимошки, но, гонимая и оттуда военными бурями, вернулась несчастная въ Волощину, въ какой-то уцлвшій остатокъ изъ родительскихъ помстій. Она возвратилась туда за тмъ, чтобы погибнуть самою лютою смертью. Едва успла она пріютиться въ родномъ домик, какъ стали кругомъ разноситься слухи, что часть изъ несмтныхъ сокровищъ Лупулы досталась Розанд и она увезла ихъ будто бы сначала въ Сочаву, а потомъ зарыла въ садик своего жилища. Этого слуха было достаточно для того, чтобы шайка негодяевъ поспшила покуситься на пріобртеніе этой богатой добычи. Эта шайка разбойниковъ напала на Розанду и, не добившись, гд скрыты сокровища, мучительными истязаніями лишила ее жизни.

Въ довершеніе горя, убійцы были украинскіе казаки, земляки ее мужа Тимошки, случайно находившіеся въ Волощин. О ихъ злодяніи сообщаетъ тоже казакъ, въ краткихъ, го весьма характеристическихъ чертахъ, авторъ широко прославленной лтописи о подвигахъ казаковъ во времена Хмельницкаго. Его словами и окончимъ печальную повсть о бдной сирот, лишенной отечества, которая во время жизни была предметомъ многихъ кровавыхъ воинъ, а о смерти ея дошло лишь это единственное извстіе:

‘Ради покоя и тишины вернувшись въ Волохскую землю, — читаемъ въ наивныхъ и весьма часто сомнительныхъ разсказахъ Самуила Велички, — Розанда жила какъ богатая и почтенная вдова до дня своей кончины, которая неожиданно постигла ее отъ рукъ казацкихъ бродягъ. Оставивъ ремесло военныхъ наемниковъ въ Волощин, на пути домой они узнали о проживавшей вблизи Розанд и, разбойнически ворвавшись въ домъ ея, забрали все находившееся на виду и стали посредствомъ истязанія и мученій допытываться о скрытыхъ ей сокровищахъ. Но эта неустрашимая женщина отвчала казакамъ: ‘Лучше пусть сокровищами моими обладаютъ бездушная земля, но не вы, враги мои, надленные безсмертною душою’. Произнеся эти слова, кончила жизнь Розанда, жена Тимошка.

‘Русская Мысль’, No 6, 1881

OCR Бычков М. Н.

ДОМНА-РОЗАНДА.Истор. монографія Шайнохи.(Переводъ съ польскаго.)

II. Богатство господаря

IV. Казацкіе сваты.

V.Турецкое заложничество.

VI.Свадебный походъ.

VII. Свадьба Тимошки.

VIII.Разгромъ дома и сокровищъ.

Читайте также:

ДОМНА-РОЗАНДА.
Истор. монографія Шайнохи.
(Переводъ съ польскаго.)

V.
Турецкое заложничество.

VI.
Свадебный походъ.

VIII.
Разгромъ дома и сокровищъ.