Домашняя Исторія, оригинальная комедія въ одномъ дйствій, въ стихахъ. Соч. П. И. Григорьева 1-го. Спб. 1849.
Новый Саміель или право пожизненнаго владнія, комедія съ куплетами, въ одномъ дйствіи. Спб. 1849.
О ‘Новомъ Саміел’ мы не будемъ говорить: это водевиль забавный и довольно ловко составленный, какъ большая часть пьесъ господина Петра Каратыгина. Но мы хотимъ сказать нсколько словъ о ‘Домашней Исторіи’ господина Григорьева 1-го, потому-что это — комедія въ стихахъ. Комедіи въ стихахъ, какъ извстно, появляются у насъ чрезвычайно рдко. Посл ‘Горя отъ ума’ чуть ли не первой попыткой въ этомъ род была пьеса г. Николая Кроля (заглавія не помнимъ, но помнимъ, что мы назвали ее ‘Горемъ отъ Смлости’), о которой стоитъ упомянуть разв потому, что одинъ критикъ вздумалъ серьёзно находить въ ней достоинства и трактовать о ней какъ о чемъ-то важномъ, чему многіе немало удивлялись. Можетъ быть, видя съ одной стороны рдкость русскихъ стихотворныхъ комедій, а съ другой такую благосклонность къ нимъ критики, г. Григорьевъ 1-й ршился попробовать самъ силы на этомъ поприщ. Сначала вкратц разскажемъ содержаніе комедіи г. Григорьева, а потомъ посмотримъ на ея выполненіе.
Генералъ Крутинскій жилъ въ столиц, а дочь его Вра жила съ родственницей въ деревн, тамъ она влюбилась въ своего учителя, между тмъ Крутинскій пріискалъ въ Петербург жениха дочери и пишетъ ей объ этомъ, приказывая по-скорй прізжать къ нему. Вра, ея родственница Уткина и Курбетовъ (учитель) такъ перепугались письма, что, не думая долго, ршили кончить дло разомъ: Вра вышла за-мужъ за Курбетова и тогда уже отправилась съ мужемъ и съ теткой въ Петербургъ. Все это случилось до поднятія занавса, а содержаніе самой пьесы составляютъ сцены, приготовляющія зрителя къ открытію тайны замужства отцу Вры. Графъ Ардальонъ Михайлычъ Брацкій, 60-ти лтній волокита и любезникъ стараго времени, судя по намренію (но не по исполненію автора) — вотъ женихъ, котораго приготовилъ Крутинскій своей дочери, и за котораго принуждаетъ ее вытти. Разумется, дочь отказывается, сначала не объявляя причины, наконецъ отецъ узнаетъ причину, сердится, грозитъ, потомъ прощаетъ,— и вс счастливы.
Содержаніе бдное, скоре годное для маленькаго фарса, чмъ для комедіи, но съ талантомъ, конечно, и изъ такого содержанія-можно сдлать хорошую вещь. У г. Григорьева 1-го изъ разсказаннаго нами содержанія — хорошей вещи не вышло, и водевиль г. Каратыгина, чуждый всякихъ претензій, читается гораздо съ большимъ интересомъ, чмъ эта комедія.
Г. Каратыгинъ иметъ понятіе о томъ, что такое характеры, что такое естественность, иметъ тактъ, подсказывающій ему, до какой степени можно уклоняться отъ нея и дале чего (даже въ водевиляхъ) нельзя итти, знаетъ, какая разница находится между образованнымъ учителемъ и недоучившимся, наконецъ онъ знаетъ собственныя силы, никогда не берется за труды выше, ихъ, и оттого его пьесы даже самаго взыскательнаго зрителя, почти всегда развеселятъ.
Къ какому разряду общества принадлежатъ лица, дйствующія въ комедіи г. Григорьева 1-го? Надо думать, что къ хорошему. Крутинскій — генералъ, Брацкій — графъ, Курбетовъ — учитель, но авторъ, очевидно, хотлъ выставить въ немъ человка^образованнаго и умнаго, какъ потому, что иначе не могла бы влюбиться въ него порядочная двушка, такъ и потому, что авторъ его устами высказываетъ нсколько сатирическихъ намековъ. Теперь посмотримъ, какъ эти лица говорятъ.
Курбетовъ поминутно называетъ.жену свою: жизнью, душкой, идеаломъ, и, поручая надъ нею надзоръ тетк, говоритъ:
Смотри за ней, смотри, непрозвай, несбренди (стр. 10).
Вотъ еще нсколько выраженій, характеризующихъ тонъ, любезность и остроуміе этого образованнаго молодого человка:
Въ жизни изучить, узнать легко все можно,
Окром русскаго родного языка (стр. 23).
Вра.
Онъ точно въ двадцать лтъ.
Курбетовъ.
Да, да, на серебро (стр. 34).
На васъ не угодишь, хоть будь тутъ самъ Аллахъ! (стр. 44.)
Вдь я я самъ, когда примусь орать и пр. (51).
Когда Вра объясняетъ ему, что отецъ простилъ ихъ, Курбетовъ восклицаетъ:
Какъ это знаменито!!! (Три восклицательные знака поставлены самимъ авторомъ).
Жена Курбетова называетъ своего мужа уродцемъ:
‘Ахъ кстати, вотъ и мой уродецъ прискакалъ’
Остритъ она еще лучше. Пріхавъ въ домъ къ отцу съ мужемъ, котораго вс въ дом считаютъ еще только учителемъ, она говоритъ тетк, пріхавшей съ нею:
Я мужу комнату вотъ эту отвела,
Чтобъ, знаете, по чаще съ нимъ видаться
И вечеркомъ
Вдвоемъ
Поговорить, поплакать, посмяться и пр. (стр. 8).
Теперь покажемъ, какъ выражается генералъ Крутинскій. Сватая дочь свою графу Брацкому, онъ говоритъ:
Тамъ что ни говори а если разсудить
Графиней молодой отрадно въ свт быть.
Ну и въ послдствіи посредствомъугожденья
Ты ей понравишься, безъ всякаго сомннья (стр. 18).
Учителю своей дочери Курбетову онъ говоритъ постояно: ты. Но всего интересне, что графъ Брацкій говоритъ ему тоже ты. Гд авторъ видлъ такихъ графовъ, которые, встртивъ въ дом своихъ знакомыхъ учителя и видя его въ первый разъ, говорили бы ему — ты? Интересно было бы знать…. Довольно одного этого, чтобъ читатель понялъ, какъ объясняется графъ въ комедіи г. Григорьева. Нтъ сомннія, лица комедіи принадлежатъ къ самому хорошему топу,— жаль только, что автора, мало оттнилъ ихъ. Заставивъ говорить свою Уткину, провинціялку, почти одинаковымъ съ ними языкомъ: Да ужь и я тугъ съ вами каждый день.
Дурафья старая невольно горемычу (стр. 7).
Вотъ что: чтобъ мн здсь ногъ не протянуть,
Чтобъ твой старикъ не сълъ меня старушку.
Я думаю отъ васъ улепетнуть
Въ свою степную деревушку (стр: 8).
Но, впрочемъ, и то сказать: къ какимъ же надо было прибгнуть выраженіямъ, чтобъ рзже оттнить этотъ несвтскій, деревенскій характеръ, посл того, чмъ надлены у автора люди столичные и свтскіе!
Мы взяли комедію г. Григорьева съ надеждой посмяться полчаса, но, къ сожалнію, намъ это не удалось. Комедія это есть произведеніе посредственное, а извстно, что посредственности всего мене удовлетворяетъ читателя.
Въ литератур доставляетъ Наибольшее удовольствіе или что-нибудь очень хорошее, или что-нибудь очень плохое. Люди, много читавшіе и притупившіе вкусъ свой, даже предпочитаютъ очень хорошему очень плохое, особенно если послднее приправлено претензіями автора, замчаніями, имющими автобіографическій интересъ, и т. под. Говорятъ, мало у насъ юмористовъ и слдовательно мало нищи наклонности читателя посмяться. Это оттого, что не вс еще имютъ о юмористахъ надлежащее понятіе, оттого, что многіе думаютъ ожидать отъ книги или статьи забавнаго тогда только, корда на ней написано: сочиненіе комическое, или что-нибудь подобное. Но нашему мннію, юмористы бываютъ двухъ родовъ. Одни употребляютъ боле или мене удачно скрытыя усилія представлять свой предметъ съ комической точки, острятъ, поражаютъ неожиданными сближеніями разнородныхъ крайностей, новыми и живописными сравненіями, цлію хлопотъ ихъ бываетъ смхъ читателя и веселое его расположеніе, но и при такихъ усиліяхъ не всегда достигаютъ они своей цли. Другимъ, напротивъ, стоитъ взять перо и начать писать, какъ уже читатель смется, веселое расположеніе охватываетъ его съ головы до пятокъ: такъ ужь счастливо устроены ихъ способности, не нужны имъ никакія условія, употребляемыя юмористами перваго рода, даже чмъ боле они будутъ чуждаться всякихъ условій юмористическаго произведенія и чмъ усердне будутъ заботиться о сообщеніи своему труду серьезнаго характера, тмъ оно выйдетъ лучше и усладительне въ вышеписанномъ отношеніи. Разница между тми и другими юмористами понятна, но дло не въ ней: дло въ томъ, что такимъ образомъ человкъ смтливый, любящій веселое чтеніе, всегда найдетъ пищу этому желанію.