‘Отечественныя Записки’, No 9, 1863
Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетиях. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Соч. И. Забелина. Часть I, Забелин Иван Егорович, Год: 1863
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Домашній бытъ русскаго народа въ XVI и XVII столтіяхъ. Домашній бытъ русскихъ царей въ XVI и XVII столтіяхъ. Соч. И. Заблина. Часть I. М. 1862.
Книга г. Заблина не составляетъ новости для русскихъ читателей: статьи изъ нея начали появляться въ журналахъ еще въ конц сороковыхъ годовъ, въ пятидесятыхъ, подъ вторымъ изъ заглавій, приведенныхъ нами выше, помщены въ ‘Отеч. Зап.’ очерки царскаго быта, составляющіе какъ-бы абрисъ лежащей передъ нами книги: вышедшая первая часть ея заключаетъ въ себ первыя четыре изъ этихъ статей (всхъ было восемь) съ значительными дополненіями.
Читатели журнальныхъ статей г. Заблина убждены были, что авторъ ограничивается однимъ царскимъ бытомъ, только но выход первой части этой книги въ новомъ вид вс узнали, что планъ автора гораздо шире. Этотъ замчательный примръ ученой сдержанности, столь рдкій въ нашъ вкъ широковщательныхъ программъ, рекламъ и объявленій, долженъ былъ расположить къ ученому труду г. Заблина даже самыхъ строгихъ судей, двадцатилтнее упорное занятіе однимъ и тмъ же предметомъ, постоянное совершенствованіе и передлка того, что прежде написано, закрпляетъ это благопріятное впечатлніе.
Таково вншнее впечатлніе, производимое этою замчательною книгою для тхъ, кто прочелъ ее внимательно, это вншнее впечатлніе еще усиливается ея внутреннимъ достоинствомъ. Книга г. Заблина есть результатъ долгаго и прилежнаго изученія источниковъ самыхъ сухихъ и неблагодарныхъ ст, виду: матеріаловъ, хранящихся въ архивахъ бывшихъ дворцовыхъ вдомствъ, въ этихъ разнообразныхъ записяхъ того, что носили наши цари, что подавалось за ихъ столомъ, чего стоила та и другая подлка во дворц, неутомимый изслдователь искалъ и находилъ слды давноугасшаго быта. Черта за чертою возникалъ передъ нимъ этотъ бытъ. Только строгая метода, только внимательное всматриваніе и изученіе могли помочь ему непотеряться въ этомъ лабиринт отрывочныхъ извстій, въ которомъ ему первому приходилось отыскивать руководящую нить. Сколько разъ по пути ему представлялось искушеніе перегнуть дугу въ ту или другую сторону, поддаться обаянію той или другой изъ теорій, раздляющихъ на враждебные лагери небольшой кружокъ людей, изучающихъ минувшія судьбы земли русской — но онъ твердо противостоялъ искушенію: онъ не вознесъ выше мры прошлое и не унизилъ его въ угоду настоящаго или мечтательнаго будущаго. Онъ понялъ великій долгъ историка, на сколько можно перенестись въ изображаемую эпоху и, благодаря этому обстоятельству, написалъ книгу, которая долго-долго не потеряетъ своего значенія. Сочувствіе къ жизни минувшаго, отсутствіе легкомысленнаго отношенія къ ней проглядываетъ на каждой страниц труда г. Заблина.
Планъ г. Заблина очень простъ, можно бы подивиться только тому, что до сихъ поръ онъ никому не пришелъ въ голову, но кто знаетъ, какъ поздно обыкновенно высказываются простыя мысли, тотъ этому дивиться не станетъ. Замтивъ въ старомъ русскомъ обществ присутствіе нсколькихъ отдльныхъ типовъ, г. Заблинъ ршился сначала прослдить личныя, такъ сказать, черты каждаго изъ нихъ, съ тмъ, чтобы потомъ легче было уловить общія черты старо-русской жизни. Эти типы онъ подводитъ подъ три разряда: государя или господаря, подъ который подходитъ все служилое сословіе и высшимъ выраженіемъ котораго служитъ царскій бытъ, земца-кормителя, подъ который подходитъ все промышленное и торговое сословіе, и казака. Мы не знаемъ, удастся ли автору возсоздать указанные типы, но вполн убждены, что только этимъ путемъ возможно воспроизведеніе жизни, все боле и боле уходящей вдаль прошлаго, только этимъ путемъ возможно ознакомленіе съ почвою, на которой развилась наша вншняя исторія, на которой выросли т или другія учрежденія, составляющія для сторонняго наблюдателя характеристическое отличіе русской исторіи. Этимъ путемъ возможне, чмъ какимъ либо другимъ избжать ошибокъ неотвратимыхъ, если изслдователь рамою своего изслдованія возьметъ какія либо широкія черты быта: смшеніе, путаница будутъ необходимыми послдствіями такого плана, который иметъ еще и то неудобство, что читатель будетъ постоянно подъ вліяніемъ взгляда, налагаемаго на него авторомъ, тогда какъ при способ г. Заблина, состоящемъ въ воспроизведеніи отдльныхъ чертъ быта каждаго изъ названныхъ типовъ, онъ иметъ постоянную возможность поврки, мало того, чмъ уже кругъ явленій, изъ которыхъ длается выводъ, тмъ мене шансовъ ошибиться въ вывод, тмъ возможне поправить ошибку. Величайшій изъ мыслителей, новаго времени, Фр. Бэконъ, давно уже указалъ на такой научный путь.
Эпоха, выбранная г. Заблинымъ, самая благопріятная для такого рода изслдованій: мы достаточно ушли отъ нея, чтобъ судить ее безпристрастно, но недостаточно, чтобы перестать ее совсмъ понимать. Пройдетъ еще много времени прежде, чмъ XVII-й вкъ сдлается вопросомъ чисто-археологическимъ. Многихъ недоразумній избгли бы наши ученые, изучавшіе XVIII-й вкъ, еслибы прежде основательне познакомились съ XVII-мъ, во многомъ должно было бы упасть при такомъ изученіи цивилизующее значеніе, придававшееся XVII-му вку еще такъ недавно, а съ тмъ вмст на много тоновъ должны были бы понизиться крики, раздававшіеся еще вчера противъ XVII-го вка.
Вышедшій томъ сочиненія г. Заблина заключаетъ въ себ очеркъ исторіи постройки царскаго дворца, его вншняго вида, расположенія и украшенія, значеніе и честь государева дворца, назначеніе его различныхъ частей, царскую жизнь въ будничный и праздничный день. Приложенный планъ коломенскаго дворца окончательно вводить насъ въ жилище московскаго царя.
Два великіе романиста, Вальтер-Скоттъ и Бальзакъ, пріучили умы людей ХX-го вка къ той мысли, что только въ обстановк, окружающей человка, можно вполн понять жизнь самаго человка, съ тхъ поръ археологія, бывшая дотол предметомъ ученаго любопытства, сдлалась необходимою частью изученія исторіи и значеніе ея постоянно возрастаетъ. Водя по дворцу московскихъ царей, разсказывая будничныя и праздничныя занятія царя въ его дворцовой жизни, г. Заблинъ знакомитъ читателя съ общимъ характеромъ исторіи московскаго періода. Съ исторіей дворца онъ соединяетъ исторію города, который выросъ вокругъ дворца и для потребностей московской жизни. Москва — странный городъ! Царская усадьба въ первый періодъ своего существованія, пріютъ опальнаго и опозиціоннаго вельможества во второй, центръ умственной и промышленной жизни въ третій — ясно и отчетливо сохранила на себ слды всхъ этихъ многоразличныхъ эпохъ, и до сихъ поръ Москва остается лучшимъ коментаріемъ въ положительномъ или отрицательномъ смысл на весь ходъ русской исторіи отъ Ивана Калиты до нашего времени. Слди царскаго періода до сихъ поръ еще живы не только въ памятникахъ архитектурныхъ, которыхъ мы еще не отвыкли разрушать или уродовать, но и въ названіяхъ урочищъ: вотъ бараній, гд жили царскіе шатерники, вотъ поварская, конюшенная, хлбный, скатертный переулокъ и т. д., вотъ Никола Стрлецкій и т. д., и т. д., вотъ Сокольники. Словомъ, вся Москва создавалась для нуждъ и потребностей дворца, а самъ дворецъ росъ но мр расширенія средствъ его хозяевъ, сначала князя самого матаго изъ суздальскихъ удловъ, а потомъ царей Великія, Малыя и Блыя Россія. Глава о постройк дворца у нашего автора заставляетъ желать только, чтобы ея ученый и высокоталантливый авторъ разсказалъ намъ когда нибудь всю исторію Москвы и тмъ разсялъ миріады неточныхъ и вздорныхъ показаній, которыя до сихъ поръ намъ выдавали за исторію города.
Разсказавъ исторію дворца, г. Заблинъ вводитъ насъ въ самый дворецъ и показываетъ, какъ его внутреннее убранство соотвтствуетъ характеру его обитателей, ихъ взглядамъ, понятіямъ, систем образованія. Здсь наглядно представляется намъ, какъ, сохраняя старое, умли наши предки прилаживать къ нему новое: лавки и громадные столы, гордость и украшеніе русской избы, соединялись съ нмецкими часами, органами и т. д., старинное ‘божіе милосердіе’ въ драгоцнныхъ окладахъ — съ живописными картинами и аллегорическимъ стннымъ письмомъ, заносимымъ съ Запада. Медленно и величаво двигалась жизнь въ этихъ покояхъ, такъ медленно и обдуманно принимавшихъ въ себя всякія улучшенія, такъ же медленны и величавы были движенія царя въ его старинной одежд, напоминающей и Византію, и иконописныя изображенія.
Грозно охранялась честь царскаго дома, цлая глава въ уложеніи царя Алекся Михайловича посвящена этому предмету: ‘Будетъ кто при царскомъ величеств, въ его государев двор и въ его государствъ палатахъ, не опасаючи чести царскаго величества кого обезчеститъ словомъ, а тотъ, кого онъ обезчеститъ, учнетъ на него государю бити челомъ о управ и сыщется про то до пряма, что тотъ, на кого онъ бьетъ челомъ, его обезчестилъ: и но сыску за честь государева двора того, кто. на государев двор кого обезчеститъ, посадить въ тюрьму на дв недли, чтобы на то смотря инымъ неповадно было впредь такъ длати. А кого онъ обезчеститъ, и тому указати на немъ безчестіе.’ Несмотря, однако, на всю строгость, оберегавшую царскій дворецъ, бояре нердко затвали ссоры, сходясь на такъ называемомъ постельномъ крыльц. Примры подобныхъ ссоръ, приводимые у г. Заблина, такъ характеристичны, что мы не можемъ удержаться, чтобы не выписать хоть одинъ изъ нихъ:
‘Въ троицынъ день 1642 г. (мая 29) побранились на постельномъ крыльц стольникъ Григорій Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ за своего крпостнаго человка, котораго они одинъ у другаго оттягивали. Облязовъ при этомъ наговорилъ Плещееву разныхъ оскорбленій, обезчестивъ даже и его сестеръ-двокъ. Тогда мать Плещеева, вдова, со всми дтьми подала государю челобитную, но которой и назначенъ былъ сыскъ, но докладъ почему-то отлагался. Между тмъ вдова не уставала подавать челобитныя, и втеченіе одного мсяца подала ихъ шесть, въ которыхъ называла Облязова оглашенникомъ и просила смиловаться, защитить ее.
‘Царю государю и в. к. Михаилу Федоровичу всеа Русіи бьетъ челомъ раба твоя бдная и безпомощная Васильева женишка Наумовича Плещеева, горькая вдова Аленица съ дтишками своими съ сынишкомъ своимъ съ Борискомъ да съ Олешкою да съ Гришкою да съ Федькою да съ Ондрюшкою: въ ныншнемъ, государь, во сто пятьдесятомъ году била челомъ я, раба твоя съ дтишками своими, теб, праведному государю, на вдомаго вора и озорника, на Григорья Дмитріева сына Облязова, что онъ Григорій у тебя государя на постельномъ крыльц у переградныхъ дверей позорилъ дочеришекъ моихъ трехъ двокъ небылишнымъ позорнымъ словомъ будто, государь, тотъ человкъ Наумка, котораго, государь, онъ Григорій оттягиваетъ у сынишка моего Бориска своимъ воровствомъ, подпискою — училъ дочеришекъ моихъ трехъ двокъ грамот и писать, и къ тому, государь, слову онъ Григорій говорилъ тутъ же на постельномъ крыльц у переградныхъ дверей скверныя слова, примняя къ тому холопу дочеришекъ моихъ. А ты, государь, пожаловалъ меня рабу свою бдную вдову и дтишекъ моихъ, веллъ про то сыскать стряпчему Ивану Михайловичу Оничкову, и Иванъ Михаиловичъ по твоему государеву указу про то сыскивалъ, твоихъ государевыхъ бояръ и стольниковъ и стряпчихъ и дворянъ и шильцевъ допрашивалъ. Милосердый государь царь и в. к. Михайло Федоровичъ всеа Русіи пожалуй меня рабу свою бдную вдову и дтишекъ моихъ, не дай, государь, отъ того Григорья вдомаго вора и озорьника дочеришкамъ моимъ во вки опозоренными’ быть: вели, государь, но тому сыску, доложить себя, государя, и свой праведный государя указъ учинить по своему милостивому царскому разсмотрнью, какъ теб, государю, о насъ бдныхъ Богъ извститъ. Царь государь, смилуйся пожалуй!
‘И Ивану Михайловичу Оничкову бояре и стольники и стряпчіе и дворяне московскіе и жильцы въ сыску по государеву крестному цалованью, сказали:
‘Бояре Василій Петровичъ Шереметева’, Михайло Михайловичъ Салтыковъ, стольники: князь Дмитрей Лвовъ, Афанасей Бабарыкинъ, князь Григорей Козловскій, Федоръ Колтовской, Алексаидро Левонтьевъ, Микита Давыдовъ, Кирила Милюковъ, жилецъ Иванъ Одадуровъ сказали: въ ныншнемъ въ 150-мъ году въ троицынъ день на постельномъ крыльц, какъ государь пришелъ отъ Благовщенія Пречистыя Богородицы, отъ обдни, за переграду, и въ то время у переградныхъ дверей Григорей Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ про человка своего бранились, а говорила’ Григорей Облязовъ Борису Плещееву: потому де теб тотъ человкъ надобенъ, что онъ училъ тебя и сестеръ твоихъ грамот и писать, а меня де какъ учили грамот, и меня де воровало человкъ съ три-пятнадцать. Бояринъ Михайло Михайловичъ Салтыковъ да князь Дмитрей Лвовъ сказали про тою жь рчь, что съ пятнадцать. Да бояринъ же Василей Петровичъ сверхъ того въ рчахъ своихъ прибавилъ: говорилъ де Григорей Облязовъ Борису: и взять де теб того человка да посадить въ воду, а Кирило Милюковъ въ рчахъ своихъ прибавилъ: говорилъ де Григорей Борису: и мать де ваша того человка любила, о которомъ ты со мною тяжешся, а Яковъ Милюковъ сказалъ: Григорей Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ шумли, а что они говорили, того онъ не слыхалъ, потому что стоялъ далече, а слышалъ де онъ Яковъ отъ брата своего Кирила то рчь, что братъ его сказывалъ.
‘Стольники: князь Юрьи Долгорукой, князь Иванъ Волконской, Михайло Лодыгинъ, жильцы: Радивонъ Костлевъ, Дмитрей да Яковъ Горихвостовы, сказали: въ ныншнемъ во 150-мъ году въ троицынъ день на постельномъ крыльц, какъ государь прошелъ отъ Благовщенія Пречистыя Богородицы, отъ обдни за переграду — и въ то время у переградныхъ дверей Григорей Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ про человка своего бранились, а говорилъ Григорей Облязовъ Борису Плещееву: потому де теб тотъ человкъ надобенъ, что онъ училъ сестерч, твоихъ грамот.— Григорей Порошинъ сказалъ: въ троицынъ день на постельномъ крыльц, какъ государь пошелъ за переграду, Григорей Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ бранились, и Григорей Борису въ брани молвилъ: быть де теб дтина за писмо въ застнк пытану, а Борисъ Плещеевъ Григорью встршна говорилъ: ты де воръ подпищикъ, а про Борисовыхъ де сестеръ онъ не слыхалъ ничего.— Бояринъ князь Петръ Александровичъ Репнинъ, стольники князь Михаила Пронской, князь Иванъ Лыковъ, князь Петръ Долгорукой, Левъ Измайловъ, сказали: въ ныншнемъ де во 150-мъ году въ троицынъ день на постельномъ крыльц, какъ государь прошелъ отъ Благовщенія Пречистыя Богородицы, отъ обдни, за переграду — и въ то время у переградныхъ дверей Григорей Облязовъ съ Борисомъ Плещеевымъ шумли, а что они межь себя въ шуму говорили, того они не слыхали, потому что стояли отъ нихъ далече.— Иванъ Дивовъ сказалъ про Григорья Облязова: ему де сказать нельзя, потому что у него съ Григорьемъ въ холопств тяжба.— Князь Алексй Лыковъ, Василей Колычовъ, сказали: въ троицынъ день, какъ государь шелъ отъ Благовщенія Пречистыя Богородицы отъ обдни, и они де въ тою пору въ город не были и ничего не слыхали.
‘Несмотря на челобитныя и докуки со стороны вдовы Плещеевой, дло тянулось и не докладывалось государю боле года, можетъ быть, но проискамъ Облязова, подкупившаго царскаго стряпчева Оничкова. Но, видно, Плещеевы нашли случай добиться справедливости. Въ 1643 году сентября 14, въ государев объзд въ сел Покровскомъ стряпчій съ ключомъ Иванъ Михайловичъ Оничковъ но сему длу докладовалъ. Государь сего дло слушалъ и указалъ Григорья Дмитріева сына Облязова за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева съ тремя дочерьми съ двками за ихъ безчестіе бить батоги нещадно’.
Въ послдней глав этого тома авторъ подробно и образно представляетъ времяпровожденія царя въ обыкновенный день и церемоніалъ праздничныхъ, церковныхъ торжествъ, въ которыхъ царь присутствовалъ.