Дома терпимости, Дмитриев Андрей Михайлович, Год: 1870 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ЕЩЕ СЪ ПОЗВОЛЕНІЯ СКАЗАТЬ.

РАЗСКАЗЫ, ОЧЕРКИ И СЦЕНЫ.

БАРОНА I. ГАЛКИНА.

МОСКВА.
Типографія А. И. Мамонтова и К^о, Большая Дмитровка, No 7.
1870.

ДОМА ТЕРПИМОСТИ.

НАБРОСКИ.

I.
ІОГАННА ДУЛЬКЪ.

(ПОКУШЕНІЕ НА ОТРАВЛЕНІЕ).

1 іюля 1870 года, въ No 140-мъ ‘Московскихъ Полицейскихъ Вдомостей’, мы прочли:

’26 іюня, находящаяся въ дом терпимости, содержимомъ купчихою Новиковой, Сртенской части, 3 квартала, двица Іоганна Дулькъ, выпила стаканъ разведеннаго фосфора отъ зажигательныхъ спичекъ, съ намреніемъ лишить себя жизни. Изъ дознанія оказалось, что двица Дулькъ въ послднее время была скучна и ршилась на отравленіе себя отъ безнадежной любви. Въ комнат ея найденъ стаканъ съ осадкомъ фосфора, разведеннаго одеколономъ. Двиц Дулькъ немедленно оказано медицинское пособіе, и для дальнйшаго пользованія она отправлена въ Ново-Екатерининскую больницу. Актъ переданъ судебному слдователю 2 участка’.

На другой день, въ No 141-мъ ‘Московскихъ Вдомостей’ были помщены слдующія, по этому длу, подробности:

‘Въ одномъ изъ безотрадныхъ (Точно бываютъ отрадные притоны разврата) притоновъ разврата, пріютившихся въ Москв, на Цвтномъ бульвар, проживала одна двушка, по имени Іоганна Дулькъ, попавшая туда вслдствіе стеченія всякихъ несчастныхъ въ жизни ея обстоятельствъ. Іоганна Дулькъ до послдняго времени была живаго, веселаго характера, но недли четыре тому назадъ, она сдлалась скучна, задумчива, стала отказываться отъ пищи и наконецъ объявила одной изъ своихъ подругъ, что она влюбилась безнадежно и безумно въ одного молодаго человка, служащаго на одной изъ здшнихъ желзныхъ дорогъ, съ которымъ она недавно лишь познакомилась, говоря это, она прибавляла постоянно, что чувствуя себя недостойною любви этого человка, она лишитъ себя жизни, ея подруги думали, что слова Іоганны Дулькъ не больше какъ только шутки. Между тмъ, тотъ, въ кого она влюбилась, не чувствовалъ къ ней особенной склонности и, желая какъ-нибудь отдлаться отъ любви этой двушки, прислалъ къ ней въ субботу записку слдующаго содержанія: ‘Прощай, милая Іоганна! Сегодня въ послдній разъ ты видла своего Колю, именно того, который тебя любитъ боле жизни и врядъ ли кто боле его могъ тебя любить и цнить. Милая Іоганна, посл тебя жизнь становится въ тягость,— чрезъ два дня я не буду существовать на свт, и больше, здсь мы не встртимся, но встртимся тамъ, гд ни одинъ изъ смертныхъ не преминетъ быть. Позволь сказать теб послднее прости!’ Прочитавъ эту записку, которая была написана молодымъ человкомъ лишь для того, чтобы прекратить вс сношенія съ несчастною двушкой, и была далека отъ истины, Іоганна Дулькъ сдлалась еще мрачне, и затмъ ушла въ свою комнату, гд, оставшись одна, приготовила фосфорный растворъ изъ головокъ спичекъ. Въ ту минуту, когда она подносила стаканъ съ этимъ ядомъ къ губамъ, къ ней вошли дв изъ ея товарокъ, и Замтивъ, что она пьетъ что-то необыкновенное, хотли вырвать стаканъ у нея. изъ рукъ, но она, отстранивъ ихъ, успла выпить все содержимое въ стакан до дна и затмъ, задыхаясь, повалилась на по’стель, говоря, что она отравилась изъ любви. Разумется, что объ этомъ не замедлили извстить мстную полицію. Іоганна Дулькъ, какъ намъ передавали, полицейскимъ чиновникамъ объявила также, что она отравилась растворомъ фосфорныхъ спичекъ и еще какимъ-то зеленоватымъ веществомъ. Боле она не захотла отвчать ни слова. Головки Фосфорныхъ спичекъ оказались растворены въ одеколон. Какъ можно полагать, Іоганна Дулькъ уже нсколько времени готовилась къ самоубійству, такъ какъ еще недавно одна изъ ея подругъ взяла у нея тайкомъ одинъ пузырекъ съ одеколономъ, въ которомъ лежали наломанныя головки фосфорныхъ спичекъ. Іоганна Дулькъ, по подач ей первоначальныхъ медицинскихъ пособій, была отправлена для дальнйшаго лченія въ Ново-Екатерининскую больницу. Жизнь этой несчастной двушки находится въ очень опасномъ состояніи’.

Коротка рчь, но вразумительна! Бдная, бдная двушка, прости намъ, что твоимъ скромнымъ именемъ мы озаглавили эти строки. Мы озаглавили ихъ такъ, чтобы сильне сказать, въ виду только что совершившагося факта, сердцу людей о положеніи всхъ остальныхъ подругъ твоихъ по несчастію. Не слово насмшки скажемъ мы надъ тобою, а слово глубокаго сожалнія, слово призыва къ обществу для помощи подобнымъ теб. Не нами нарушена тайна твоего стыда, не нами сказана всему свту твоя фамилія. Если несчастіе привело тебя въ домъ разврата и позора, то не мы виновны, что вс узнали про твой позоръ. Бдная! можетъ у тебя есть родные,— родные, которые не знаютъ еще про твое паденіе,— не мы, повторяемъ, виновны, что они смертельно огорчены. Можетъ-быть, смерть твоя не такъ бы опечалила ихъ, какъ твое униженіе,— униженіе про которое прочли сотни тысячъ людей. Цломудренныя ‘Московскія Вдомости’ не посовстились, ради пикантности случая, огласить твой позоръ вмст съ твоимъ именемъ. Іоганна Дулькъ! не мы сдлали тебя извстностью, не мы отняли у тебя возможность скрыть когда-либо твое прошлое. Кто знаетъ, вдь легко можетъ быть, что ты, выйдя изъ дома терпимости, начала бы иную жизнь, жизнь трудовую, честную, полюбила бы кого-нибудь, какъ теперь полюбила этого Колю, и могла бы стать женою любимаго человка. Могла бы стать, но теперь ты не станешь! За тобою стоитъ твое ужаса полное прошлое,— прошлое извстное всмъ и каждому. Теб нтъ уже возможности скрыть это прошлое, а не имя этой возможности, ты не найдешь уже любви и, вмст съ любовью, уваженія. Положимъ, ты выйдешь замужъ, ты какъ-нибудь скроешь твое прошлое, но что это за жизнь будетъ! Что это за жизнь будетъ, когда ты каждую минуту будешь бояться, что вотъ-вотъ узнаютъ, что ты, жена твоего мужа, Іоганна Дулькъ! А что такое Іоганна Дулькъ?— Іоганна Дулькъ — это публичная женщина, исторія которой разсказана ‘Московскими Вдомостями’. О, милая ‘Вдомость’! разв не могла ты не называть, если ужь теб такъ хотлось передать пикантную новость, по имени? Ты сама’Вдомость Московская’, говоришь, что Іоганна Дулькъ попала туда ‘вслдствіе стеченія всякихъ несчастныхъ въ жизни ея обстоятельствъ’, такъ зачмъ же ты за несчастіе-то предаешь ей къ ея позору и извстность?! Не сообразила, любезная простыня? Мы бы могли сказать это же и еще кое-какимъ газетамъ, но…. но sapienti sat! Прости же намъ, бдная, что твое имя, мы выставили въ заголовк статьи,— мы это сдлали въ тхъ видахъ, чтобы твой живой примръ повліялъ сильне на общество и на теб подобныхъ несчастливицъ. Вреда, поставивъ твое имя, мы уже не могли принести теб.

II.
КОЛЯ.

Прежде чмъ говорить о жизни несчастныхъ женщинъ, мы скажемъ наше привтствіе граціозному шалуну ‘Кол’, такъ мило подшутившему надъ бдною Дулькъ.

О, милый, милйшій Коля!

Машинистъ ли ты, граціозный шалунъ Коля, кассиръ ли ты, бухгалтеръ ли — мы не знаемъ, но за то знаемъ, что ты дикій субъектъ! Нашелъ надъ чмъ ты, о милый, показывать игривость своего ума, нашелъ! Шутникъ, ты нашелъ возможнымъ подшутить надъ несчастною! Или это не то: твоему самолюбію хотлось видть эффектъ твоего письма? Жалкое самолюбіе! Почтенная ‘Московская Вдомость’объясняетъ, вроятно съ твоихъ словъ, милый Коля, что ты, желая отдлаться отъ любви дулькъ, прислалъ къ ней записку. Жалкое объясненіе?Отдлаться отъ любви желалъ! ха! ха! Да для этого теб, о Количка, нечего было писать и писать, что ты любишь ее, а просто не здить въ тотъ домъ терпимости, гд жила она,— только это нужно было сдлать, только. Отдлаться отъ любви! О, да какой же ты шутникъ, Коля! Мы спросимъ тебя, какъ могла она, Дулькъ, живя въ публичномъ дом и въ незначительномъ дом, гд женщинъ почти не выпускаютъ,— преслдовать тебя своею любовью? какъ?

Нтъ, теб не того хотлось, сентиментально грустный, убогій Коля, не того, а хотлось теб порисоваться передъ несчастною. ‘Умираю, говоритъ, отъ любви къ теб!’ ‘И только тамъ мы встртимся!’ О, шалунишка! Какой странный пріемъ употребляешь ты, чтобы отдлаться отъ любви женщины: увряешь въ своей любви! Оригиналъ!

Бдная Дулькъ говоритъ, что она недостойна любви твоей, недостойна вроятно потому, что она публичная женщина. Но. я теб скажу, краса домовъ терпимости, герой оныхъ, что ты, ты, служащій на желзной дорог, ты не достоинъ любви ея! Да, она полюбила тебя изъ той душной клоаки, гд для любви все похоронено, гд только раздается циничная насмшка надъ любовью, гд все стремится къ задушенію чувства, гд индивидуальныя привязанности — положительный абсурдъ, она полюбила тебя все-таки оттуда,— и потому ты не стоишь любви ея! Сохранивъ, окруженная самыми дикими оргіями, возможность любить, не потерявъ чувства стыдливости, такъ какъ она сознаетъ свое положеніе, она достойна если не любви, то уваженія и глубокаго сожалнія, а ты, ты Коля, недостоинъ и презрнія, да! Потому я это говорю, что у тебя хватило духу за любовь Несчастной, въ: полномъ смысл этого слова, отвтить грубою, глупою насмшкой. И за что-же, за что?

Ты долженъ бы былъ щадить ее, жалть, а не сочинять такихъ пошлыхъ писемъ. Отдлаться хотлъ! Ахъ, грустный, грустнйшій индивидумъ! Потому я говорю,что ты не достоинъ любви ея, что всякій мало, мальски развитой субъектъ, не сталъ бы забавляться, тшиться надъ несчастіемъ, не сталъ бы растравлять и безъ того жгучую боль безъисходнаго положенія Дулькъ! Всякій порядочный человкъ понялъ бы то страшное положеніе, въ которомъ была Дулькъ: любить однаго и принадлежать всмъ. Всякій понялъ бы и не сталъ бы глумиться надъ этимъ,— а ты что, Коля, сдлалъ? Я бы могъ еще много сказать теб, шутникъ, но не стоитъ, такія личности, какъ твоя, едва ли исправимы. Я вотъ не видалъ тебя Коля, не знаю, а представить себ могу, такъ какъ подобнаго рода ловеласиковъ я встрчалъ-таки достаточно. Вотъ какова твоя фигура: ты молодъ, ты занимаешь видное мсто среди обширныхъ помстій нищихъ духомъ, ты, пожалуй, смазливъ и имешь у себя яко бы задумчивые глаза, а въ дйствительности кром сонливости ничего не выражающіе, и т. д. и т. д.

Теперь же пока прощай, Коля, и постарайся исправиться…..

III.
ВОЗМОЖНОСТИ УМЕНЬШЕНІЯ ЗЛА ОТЪ ПРОСТИТУЦІИ.

Не личною волею предающихся проституціи создается она, а самимъ складомъ общества, его развитіемъ, экономическимъ факторомъ — бдностью и естественнымъ дятелемъ — половымъ влеченіемъ, а потому не адмистративныя мры могутъ, мы не говоримъ — уничтожить проституцію, а сдлать ее наимене вредною, а коренныя общественныя реформы,— реформы, которыя должны обнять собою соціальное положеніе женщины, экономическія условія ея труда. Вотъ что по нашему мннію способствовало бы не уничтоженію проституціи,— нтъ, а только ослабленію ея.

Коренныхъ реформъ, которыя измняли бы соціальное положеніе женщины въ данную минуту, нтъ еще, и потому мы обращаемъ свою рчь къ обществу, которое въ своей нравственной брезгливости оставляетъ несчастныхъ проститутокъ въ полномъ забвеніи. Отъ общества зависитъ — сдлать проституцію, этого, по выраженію Дюфура, ‘безнравственнаго стража общественной нравственности’ мене вредною, отъ общества и его благотворительности зависитъ дать возможность проституткамъ легче выбираться на иную дорогу, на честный трудъ, отъ общества зависитъ раздвинуть рамку женскаго труда, остановить многое множество слабыхъ существъ отъ паденія, отъ общества зависитъ если не уничтожить совсмъ, то уменьшить всепоглащающее вліяніе хозяекъ публичныхъ домовъ на проститутокъ.— вліяніе, которымъ навсегда отрывается личность отъ возможности честнаго труда, отъ возможности быть не искалченною во всхъ изгибахъ нравственныхъ, хорошихъ проявленій.

Мы знаемъ, что въ Москв существуетъ общество св. Маріи Магдалины, но о продятельности его мы ничего не слыхали,— а жаль, очень жаль: для дятельности подобнаго общества обширное поле! На каждомъ шагу, въ каждомъ публичномъ дом мы найдемъ не одну двушку, которая обманомъ вовлечена туда, которая задыхается въ этомъ аду и которая жаждетъ уйдти оттуда. На каждомъ шагу найдемъ мы дятелей-поставщиковъ и поставщицъ въ публичные дома женщинъ,— дятелей, для которыхъ всякое средство позволено, только бы оно вело къ цли.

Мы нашей статьей хотимъ указать людямъ сердце имющимъ въ чемъ заключается зло и какъ по нашему разумнію, можно уменьшить его, ослабить. Возьмемъ, для начала, процессъ поступленія женщины въ публичный домъ.

Женщину добровольно или вынужденно изъявившую согласіе поступить въ публичный домъ хозяйка онаго привозитъ въ врачебно-полицейскій комитетъ для выхлопотанія сей несчастной желтаго билета, дающаго право торговать собою. По нашему мннію, общество, заботящееся о падшихъ или готовыхъ къ паденію женщинъ, должно бы имть въ вышеозначенныхъ комитетахъ своихъ агентовъ. Дйствія агентовъ этихъ должны бы заключаться въ слдующемъ: они должны бы были распросить есть ли у поступающей въ публичный домъ родные? Знаютъ ли они объ ея намреніяхъ? Еслибы поступающая отвтила, что родные есть, что они имютъ хотя маленькія средства, то вопросы должны были идти приблизительно слдующія: почему вы оставили родныхъ? примутъ ли они васъ, если мы отправимъ васъ отсюда къ нимъ? что заставило васъ идти такою дорогой? не желаете ли вы до отвта отъ вашихъ родныхъ воспользоваться помщеніемъ отъ общества? не пожелаете ли вы, въ случа если родные не согласны будутъ принять васъ,— работать? Агенты общества должны объяснить имъ весь ужасъ ихъ будущаго, должны указать имъ все то, на что он, поступающія, себя обрекаютъ, должны указать имъ, въ случа если он все-таки поступаютъ въ эти дома, путь, которымъ он могутъ выйдти оттуда, должны объяснить имъ, какое значеніе и какія права иметъ на нихъ хозяйка заведенія. Агенты общества должны, если изъ отвтовъ поступающей выясниться что-нибудь преступное въ дйствіяхъ маклерствовавшихъ между хозяйкою заведенія и поступающею,— предлагать прокурорскому, надзору дйствія: эти на разсмотрніе. Понятное дло, что агентами общества должны быть сами же члены общества, а не люди по найму. Общество должно имть средства, прежде чмъ женщина поступить въ публичный домъ, помстить ее на нсколько дней у себя, въ тхъ видахъ, что въ комитет ей некогда обдумать своего положенія, если уже она выразила свое непремнное желаніе поступить въ публичный домъ, что въ комитет она находится. еще подъ вліяніемъ, общаній или же угрозъ хозяйки. Пробывъ же нсколько дней въ дом общества, она можетъ-быть одумается можетъ-быть будетъ спасена для честной жизни. Нечего и говоритъ что подобными мрами множество юныхъ,.неопытныхъ и далеко неразвращенныхъ существъ будетъ спасено.

Вотъ дйствія, которыми, по нашему мннію, могли бы себя съ хорошей стороны зарекомендовать общество св. Маріи Магдалины. А то, что-то не слыхать про него. Или это общество покровительствуетъ однмъ кающимся уже? Если такъ, то неширока его дятельность, да и логична-то не очень: общество допускаетъ до паденія, имя возможность предупредить его, и заботится только о падшихъ уже!

Мры, выше нами предложенныя, сдлали бы то, что въ публичные дома попадалъ бы самый ничтожный процентъ неиспорченныхъ окончательно нравственно. Остальныя же, стыдъ и совсть у которыхъ суть въ числ далеко отсутствующихъ, были бы вполн на своихъ мстахъ, имя таковые въ домахъ терпимости. Объ нихъ никто бы не тужилъ, не для кого бы он не были нужны, и паденіе ихъ не было бы въ моментъ поступленія въ публичный домъ, а гораздо раньше. Есть женщины, дти еще, но до того испорченныя прежнею обстановкою средою, въ которой жили, примрами, которые видли, воспитаніемъ, которое получили, что для нихъ одна карьера — это быть проституткой. Съ ними ничего не подлаешь, и ихъ нравственная испорченность — дло поконченное, неисправимое. Каковы нравственныя понятія, степень развитія у подобныхъ существъ — прекрасно видно въ дл Фонъ-Зоона (смотри рчь г. Спасовича).

Да, еслибы общество дйствительно заботилось о несчастныхъ въ публичныхъ домахъ,не могли бы случаться подобные, потрясающіе всю душу факты, какъ съ: несчастной Іоганной Дулькъ. Интересно было бы знать обстоятельства, побудившія ее на такую жизнь.

Высказавъ соображенія, какимъ образомъ общество можетъ уменьшить зло отъ проституціи, мы выскажемъ еще нашъ взглядъ на дло это съ административной, полицейской точки зрнія. Наши мысли не новы, но, какъ кажется, мало знакомы большинству общества.

Развратъ въ обществ терпимъ быть не можетъ, развратъ карается извстными наказаніями. А что такое проституція? Всеконечно — развратъ. Какъ же она существуетъ? Да легально она не существуетъ, а только терпима. И это совершенно справедливо: законъ не можетъ освятить то, что запрещаетъ нравственность, что онъ самъ караетъ.

Развратъ терпимъ — это фактъ, но что же за причина сему? Народное здравіе! Во имя сохраненія народнаго здравія должны существовать публичные дома и должны быть уничтожены уличная проституція и тайные притоны ея. Какъ предохранительный клапанъ въ паровик необходимъ, такъ необходимы и публичные дома,— эти ‘отдушины для безнравственности’ — среди не особенно нравственнаго общества. Почему же, спросятъ, не должны существовать уличная проституція и тайные притоны {Тайные притоны разврата тоже имютъ разршеніе на существованіе.}, тогда какъ существованіе публичныхъ домовъ мы признаемъ даже необходимымъ? Да потому, что при существованіи уличной проституціи и тайныхъ притоновъ разврата гарантія общественнаго здоровья почти немыслима, потому что надзоръ за проститутками и врачебные осмотры ихъ будутъ только на бумаг, а не на дл. Въ публичныхъ же домахъ контроль можетъ быть самый строгій и свидтельствованіе публичныхъ женщинъ врачами неизбжное.

По нашему мннію, публичные дома должны быть въ вдніи чиновниковъ врачебно-полицейскаго комитета, должны быть содержимъ! на счетъ города или государства и должны основываться средствами же города или государства. Государство de jure хотя и не признаетъ проституціи, но de facto оно не можетъ этого длать, а потому и въ видахъ гарантіи общественнаго здоровья оно, государство, должно въ лиц своей администраціи взяться за это дло. Мы не хотимъ,— что впрочемъ дло. не. измняетъ,— какъ хотятъ многіе, чтобы ‘публичные дома были обращены въ государственныя учрежденія’, но хотимъ только, чтобы они находились въ рукахъ правительства. Почему же въ рукахъ правительства? ‘Потому что, какъ совершенно справедливо говоритъ авторъ брошюры: ‘Проституція. Соціально-медицинскій этюдъ’,— Миллеръ, публичные дома, открываемые частными лицами,— лицами стало-быть, въ силу этого открытія, далеко не блестящей нравственности,— лицами, на которыхъ положиться нельзя и для которыхъ интересы общества и его здоровье все равно, что для собаки пятая нога,— есть положительное и страшное зло для общества! Кто поручится, что частный содержатель. не будетъ держать у себя, ради того чтобы неуменьшался доходъ,— зараженной сифилисомъ женщины? Онъ знаетъ, что женщина больна, а все-таки держитъ ее. Еще: частный содержатель публичнаго дома, какъ мы уже сказали, человкъ необходимо грустнаго нравственнаго содержанія,— никогда не будетъ хотя бы сносно обращаться съ своими пансіонерками. Понятное дло, что и вопросъ о здоровья проститутокъ для него {Хотя у васъ въ Россіи разршенія содержать публичные дома даются однимъ женщинамъ, но всегда почти бываетъ, что дйствительнымъ хозяиномъ дома оказывается мужъ или любовникъ содержательницы. Кто не знаетъ знаменитаго Руднева?} не существуетъ. ‘Кость обглодана, говоритъ Миллеръ,— ну, и собакамъ ее!’

Итакъ, наша мысль, что публичные дома должны быть въ вдніи правительства, кажется, иметъ за собою вскія доказательства. Понятное дло, что дальнйшее и подробное развитіе этой мысли для нашей книги слишкомъ серьезно. Мы сдлали только наброски, къ которымъ имемъ прибавить разв то, что проституція (дома терпимости) должна быть поставлена въ предлы строго опредленной необходимости, что пьяные въ публичные дома не должны быть допускаемы, а стало-быть и въ самыхъ публичныхъ домахъ не должна быть разршаема продажа вина, выходъ женщины изъ публичнаго дома долженъ быть свободенъ, невзирая на сдланные ею долги хозяйк дома, ИТ. д., и т. д.

IV.
ХОЗЯЙКИ ДОМОВЪ ТЕРПИМОСТИ.

Что за птицы эти барыни — мы достаточно высказали въ послдней глав разсказа ‘Падшая’ (см. книгу Съ Позволенія сказать), теперь же мы попытаемъ изобразить ихъ-дятельность, скажемъ нсколько словъ объ ихъ прошломъ (оно у нихъ у всхъ почти одинакое). Вс эти барыни, за малыми разв исключеніями, начинали свою карьеру въ дом терпимости же. Дебюты ихъ тамъ несомннно были продолжительны, что видно изъ глубокаго изученія всхъ пріемовъ, торговли и изъ отсутствія всякаго порядочнаго, деликатнаго чувства къ себ подобнымъ.

Вывши еще въ публичномъ дом и, конечно, плняясь дятельностью своей хозяйки,— она, будущая хозяйка, какъ боле дальновидная, чмъ товарки ея, копила денежки, воровала при случа ихъ у пьяныхъ гостей своихъ, выпрашивала у начинающихъ посщать публичные дома юнцовъ разные подарочки, колечки, запонки и проч. Обворовывала своихъ вновь поступающихъ, а стало-быть неопытныхъ, товарокъ и такимъ образомъ сколачивала деньжонки. Дале она выбирала себ изъ числа мужской прислуги, которой въ большихъ публичныхъ домахъ не мало, какого-нибудь лакея или дворника, необходимо отличающагося чрезвычайнымъ нахальствомъ, способнаго не только воровать, но при случа и ограбить, а пожалуй и убить,— выбирала и длалась его любовницей. Такимъ образомъ составлялась пара голубковъ и тотчасъ же начинала свои операціи.

Ясно дло, что, въ виду такого прошлаго, невозможно и думать, чтобы хозяйки съ своими рабынями обращались по-человчески. И дйствительно, если разсказать вс т возмущающіе душу случаи, которые извстны намъ, то волосъ дыбомъ станетъ. Что вс т штучки, которыя описалъ Крестовскій въ своихъ ‘Петербургскихъ трущобахъ’? Ничтожество. То ли выдлываютъ нкоторыя хозяйки публичныхъ домовъ! Штука, которую выкинула недавно знаменитая Катерина Евтифьевна съ однимъ олухомъ купчикомъ, разв не стоитъ быть восптою?! Какъ только будутъ извстны намъ вс подробности по этому знаменитому длу,— длу, за которое купчикъ поплатился 25,000 р. ради того, чтобы молчали только, мы не замедлимъ его довести до свднія публики.

Ни жалости, ни совсти въ обращеніи съ своими пансіонерками хозяйки, ясное дло, не имютъ. Больна женщина — хозяйк нтъ до этого дла: она ее гонитъ въ залу на служеніе своему карману, если несчастная пансіонерка груститъ, если она получила какое-нибудь ужасное извстіе изъ дому и плачетъ,— хозяйк нтъ до этого дла: она гонитъ ее въ залу, гд цинизмъ, грязь и ужасъ! Хозяйка не смотритъ на душевное настроеніе женщины, а смотритъ, чтобъ она была одта роскошно, чтобы была декольтирована соблазнительно.

На слабость женщины, на нжность возраста хозяйки вниманія не обращаютъ, и несчастное хрупкое, часто ребенокъ еще, созданіе не сметъ, ради усталости, отказывать гостямъ въ ихъ циничныхъ требованіяхъ: хозяйка тутъ! Такое положеніе, читатель, разв не адъ? Разв не возмутится всякій мало-мальски порядочный человкъ въ виду этого глубокаго оскорбленія личности слабой женщины! А отчего эта подчиненность? Отчего это полное приниженіе человческой личности? Отчего?.. Да оттого, что въ рукахъ хозяекъ есть громадная сила,— сила, передъ которою склоняются проститутки — и эта сила есть сила денежная. Каждая пансіонерка необходимо состоитъ должною своей хозяйк. Конечно, еслибы долгъ былъ маленькій, онъ бы могъ быть скоро выплаченъ, но въ томъ-то и дло, что долгъ относительно выручки всегда бываетъ громадный.

Начинается должаніе такъ: хозяйка заведенія покупаетъ себ женщину у маклерши (сводня — вотъ настоящее званіе этихъ фурій. Мы не будемъ употреблять этотъ эпитетъ: слишкомъ цинично), и то, что она платитъ за свою будущую пансіонерку, записывается послдней въ книжку.

Здсь грабежъ самый вопіющій! Маклерша общаніями, обманомъ заманиваетъ къ себ какую-нибудь несчастную, оказываетъ ей яко бы покровительство и затмъ содержитъ ее до возможности сбыть куда-нибудь въ публичный домъ. Безъ вдома и согласія своей жертвы маклерша вступаетъ въ договоръ съ хозяйкою публичнаго дома и продаетъ ей покровительствуемую.

Тутъ при продаж она заявляетъ жертв, что она должна ей, что содержать ее она больше не можетъ, но что ей будетъ хорошо и весело у новой ея покровительницы.

Разсчетъ тутъ приблизительно такой: маклерш несчастная задолжала положимъ въ дйствительности рублей 20,— ей говорится, что она задолжала 200 руб., продается же она хозяйк за 300, итого значитъ500 руб. И эти 500 рублей, какъ снгъ на голову, являются у несчастной проститутки записанными въ книжку. Протесты противъ этого грабежа рдки. Да и куда протестовать-то? Не хочешь? спрашиваетъ маклерша,— иди на улицу, вонъ отъ меня! А куда, спрашивается, пойдетъ несчастная? Куда?… Хорошо, если она еще въ своемъ город, а если она вывезена маклершей куда-нибудь далеко? А это почти всегда бываетъ…. Итакъ, несчастная, всми оставленная жертва человческой мерзости попадаетъ въ публичный домъ, длается товаромъ, вещью!…

По обычаю, какъ мы слышали, принятому врачебно-полицейскимъ комитетомъ, публичныя женщины не могутъ должать боле 30 руб. Обычай этотъ хозяйками публичныхъ домовъ обходится, какимъ образомъ — мы не знаемъ.

Въ публичномъ дом несчастная становится уже совершенно подъ иго хозяйки, и послдняя выдлываетъ съ нею все что угодно. Происходящая здсь эксплуатація выражается во всемъ ршительно.

Вотъ примръ боле выдающійся: двушка еврейка поступила въ публичный домъ, хозяйка дома начала ее уговаривать, чтобы она приняла христіанство, и еврейка посл нкоторыхъ колебаній согласилась. Для хозяйки вопросъ тутъ былъ, конечно, не въ томъ, будетъ ли ея жертва еврейка или христіанка, а въ выгодахъ, происходящихъ отъ этого. Какія же выгоды, спроситъ читатель? А выгоды т, что двушка была молода, красива, имла много гостей, а стало-быть и большую выручку, но была мало должна хозяйк, скромно одвалась и не кутила. Читатель все-таки не понимаетъ, въ чемъ же выгода, что еврейка приметъ христіанство. А, извольте! Выгоды оказались въ томъ, что посл крещенія еврейки, у которой воспріемницей была хозяйка,— новообращенная оказалась ей должною за крещеніе, за угощеніе по этому поводу, за платья по случаю торжества, за экипажи, прочее, и прочее — 1,000 руб. сер.!

По этому факту читатель можетъ судить, каковы нравственныя качества достоуважаемыхъ хозяекъ домовъ терпимости. Не только личность эксплуатируется ими, но и святое дло религіи!

Въ виду такихъ-то фактовъ, мы и взываемъ къ обществу, чтобы оно обратило вниманіе на эту мрачную дятельность,— дятельность которая положительно убиваетъ нравственную жизнь намъ подобныхъ,— дятельность, въ которой обманъ, ради корысти, на обман, преступленіе на преступленіи….

Въ виду подобныхъ фактовъ и администрація должна взглянутъ на это серьезно. Вдь не мало гибнетъ женскихъ личностей честныхъ, молодыхъ, неиспорченныхъ, которыхъ опутываютъ подлыя торговки…. Неопытность, незнаніе жизни наказывается этою торговлею самымъ ужасающимъ образомъ!

Вдь эти 1,000 рублей, которые пошли на крещеніе еврейки, будутъ взяты съ ея тла до копйки, и цлые годы пройдутъ, пока она уплатитъ ихъ. А пройдутъ годы, пройдутъ красота и молодость и несчастную вышвырнетъ та же хозяйка на улицу или перепродастъ въ другой домъ похуже.

Въ виду, повторяемъ, этого-то и не должны быть публичные дома въ рукахъ частныхъ лицъ.

Теперь пойдемъ дальше. Хозяйки публичныхъ домовъ одваютъ женщинъ такимъ образомъ: он покупаютъ имъ платье, блье, верхнюю одежду и проч. и записываютъ имъ эту покупку въ книжку такъ: платье положимъ стоитъ 40 руб., хозяйка пишетъ 150 руб., бурнусъ 25 руб.— пишется въ книжку 100 руб. и т. д.

Разберемъ это дло. Одвается ли солдатъ, служащій правительству, на свой счетъ? Нтъ. Обязанъ ли работающій на фабрик содержать фабричныя машины на свой счетъ? Нтъ. Если нтъ, то и женщины, служащія интересамъ хозяйки, исправляющія такъ сказать дло машинъ на фабрик,— должны быть одваемы на собственный счетъ хозяйки. Чмъ на фабрик машина лучше, тмъ производство лучше, а отсюда: чмъ женщина приличне, роскошне одта, тмъ она дороже, тмъ больше на нее потребителей, а стало-быть боле барыша хозяйк.

Если наше положеніе врно, то недурно было бы, если бы врачебно-полицейскій комитетъ обратилъ вниманіе на наши слова и отнялъ бы у хозяекъ публичныхъ домовъ одинъ изъ главнйшихъ способовъ эксплуатаціи своихъ пансіонерокъ.

Пойдемъ еще дале. Женщина, положимъ, иметъ въ своемъ мсячномъ приход 400 руб. Вс ли они ей достаются? О, далеко нтъ. Ей ровно-таки ничего не достается. Деньги распредляются такъ: изъ 400 руб. 200 руб. идетъ хозяйк заведенія. За что? Да вроятно за то, что она хозяйка, что занимается такимъ дломъ, за которое ей всякій можетъ плевать въ лице,— вроятно! Или можетъ-быть за то, за что получаетъ учредитель какого-нибудь общества извстный процентъ — за идею. Дале изъ 200 остающихся рублей 30 рублей идутъ за квартиру и за столъ (чай, сахаръ, свчи пансіонерки должны имть свои), 100 руб. идетъ въ уплату долга, значущагося по книжк, прачк 20 руб., куаферу 10 руб.: остается значитъ 40 руб., которые, пусть не думаетъ читатель, что идутъ въ руки пансіонерк,— нтъ, они вычитываются изъ долга, и пансіонерка изъ рукъ хозяйки не получаетъ никогда и гроша мднаго. Деньги же, которыя иногда бываютъ у публичныхъ женщинъ, добываются ими отъ гостей.

Не правда ли, выгодное дло? Да и безопасно: обычай, освятилъ подобнаго рода грабежъ и врачебно-полицейскій комитетъ не преслдуетъ за это содержательницъ публичныхъ домовъ.

Въ виду всего этого спрашивается: есть ли какая-нибудь возможность освободиться публичной женщин отъ долга? Едва ли….

Мало того, что такимъ образомъ грабятъ у нихъ несчастныхъ, ихъ грабятъ и иначе. Напримръ, женщин подарилъ гость какое-нибудь колечко, сережки или тамъ еще что-нибудь, и это отбираютъ у нихъ хозяйки! Зимой, въ долгіе вечера, пансіонерка, дожидаясь времени выхода въ залу,— а это бываетъ около 10 часовъ вечера,— ясное дло, желаетъ освтить свою каморку. Денегъ у ней нтъ, а какъ мы сказали уже выше, освщенія отъ хозяйки не получается, и пансіонерка идетъ къ своей владык просить свчи и объясняетъ при эдомъ, что денегъ на покупку свчей у ней нтъ.

— А мн-то что за дло, отвчаетъ хозяйка.

— Да какъ же мн безъ свта-то сидть?

— А ты заложи что-нибудь.

— Да вы въ книжк запишите….,

— Ишь ты, ловкая!

И такимъ образомъ отбирается у несчастной послднее.

Вс способы подобнаго грабежа разсказывать — нужно исписать цлые томы.

Закладъ обыкновенно совершается за ужасающіе проценты, и дня на два — на три не больше. Не уплачены деньги въ. срокъ — и вещь пропала.

Такого же рода операціями занимаются экономки при заведеніяхъ, горничныя, лакеи, дворники и проч.

——

Скажемъ еще два слова о продаж вина въ публичныхъ домахъ и кончимъ сіе грустное писанье.

Вино, какъ намъ извстно, запрещено съ іюня мсяца продавать въ публичныхъ домахъ, но его все-таки продаютъ. Сначала, тотчасъ посл запрещенія, вино продавали только завсегдатаямъ публичныхъ домовъ и съ опаской, но теперь опять продаютъ его открыто. Что сей сонъ значитъ — мы не постигаемъ!

Вино въ публичныхъ домахъ не должно быть продаваемо въ виду высказанныхъ нами мыслей въ разсказ ‘Падшая’. Люди, власть имющіе, должны подумать о тхъ личностяхъ — юныхъ и неюныхъ, которые гибнутъ отъ этого. Недавній примръ застрлившагося Огон—го, истратившаго въ публичномъ дом на вино казенныя деньги, долженъ имть свою силу. А примръ этотъ вдь не единственный. Слабые люди были и будутъ, и соблазнъ виннаго разгула среди доступныхъ женщинъ, подъ громъ музыки — великъ.

Кром этихъ высказанныхъ мыслей вино не должно быть продаваемо въ публичныхъ домахъ и въ виду того, что на публичный домъ не должно смотрть какъ на увеселительное мсто, а какъ на ‘отдушину’ половыхъ потребностей, какъ на предохранительный клапанъ въ паровик, какъ на лазаретъ, гд производится необходимая операція. Вотъ каковъ долженъ быть взглядъ на публичные дома во имя народнаго здравія и благополучія.

Въ силу этого, публичный домъ — лазаретъ, а не увеселительное мсто, и вино тамъ даже не у мста.

ЕЩЕ СЪ ПОЗВОЛЕНІЯ СКАЗАТЬ.

ДОМА ТЕРПИМОСТИ.

I.ІОГАННА ДУЛЬКЪ.

II.КОЛЯ.

III.ВОЗМОЖНОСТИ УМЕНЬШЕНІЯ ЗЛА ОТЪ ПРОСТИТУЦІИ.

IV.ХОЗЯЙКИ ДОМОВЪ ТЕРПИМОСТИ.

Читайте также:

I.
ІОГАННА ДУЛЬКЪ.

II.
КОЛЯ.

III.
ВОЗМОЖНОСТИ УМЕНЬШЕНІЯ ЗЛА ОТЪ ПРОСТИТУЦІИ.

IV.
ХОЗЯЙКИ ДОМОВЪ ТЕРПИМОСТИ.