Документы ‘Огаревского дела’, Огарев Николай Платонович, Год: 1861

История
Время на прочтение: 39 минут(ы)
Скачать в PDF
НЕКРАСОВСКИЙ СБОРНИК. VIII
Л., ‘НАУКА’, 1983

ДОКУМЕНТЫ ‘ОГАРЕВСКОГО ДЕЛА’

ПУБЛИКАЦИЯ Б. Л. БЕССОНОВА

Известное ‘огаревское дело’ — по иску Н. П. Огарева к А. Я. Панаевой и Н. С. Шаншиеву — рассматривалось в Московском надворном суде с октября 1853 по май 1861 г. Предметом судебного разбирательства явилась денежная претензия. Истец унаследовал от покойной жены весьма значительный денежный капитал, некогда принадлежавший ему, но числившийся за его женой и взысканный в ее пользу поверенными, Панаевой и Шаншиевым. Поверенная (она же и ответчица) располагала доверенностью, которая давала ей право распоряжаться полученным капиталом по личной договоренности с доверительницей, М. Л. Огаревой. Ссылаясь на эту доверенность, ответчица отвергала требования истца о возвращении капитала. Истец, однако, имел доказательства того, что полученный капитал не был передан по назначению. Суд признал эти доказательства убедительными, и дело окончилось в пользу истца.
Взятое само по себе дело Огарева—Панаевой было достаточно заурядным. Судебный процесс прошел бы малозамеченным, если бы не участие в нем подруги Некрасова. В центре внимания оказался Некрасов, поэт, редактор передового журнала. Против Некрасова выступил Герцен, не сомневавшийся в том, что Панаева действовала по указаниям и в интересах Некрасова. Некрасов через Тургенева обратился к Герцену с заявлением о своей невиновности (X, 340). Герцен этого объяснения не принял.1 Конфликт между Герценом и Некрасовым по поводу ‘огаревского дела’, усиливший прежние расхождения между ними, стал событием более значимым, чем само судебное дело.
История ‘огаревского дела’ до сих пор вызывает споры. Поэтому представляется важным дополнить известные документы новыми материалами. В Центральном государственном историческом архиве г. Москвы хранится объемистое дело ‘По указу Московского губернского правления об имении, оставшемся после смерти жены коллежского регистратора Марьи Львовой Огаревой’.2 Обнаруженное недавно, в 1977 г.,3 оно еще почти не изучено. Ниже публикуются документы, дающие достаточно полное представление о судебном процессе. К ним относятся прежде всего прошения в суд от имени Огарева его поверенного И. Т. Гржегелевского и отзывы Панаевой и Шаншиева. Эти документы приводятся целиком — как памятник юридической письменности, с сохранением традиционных обращений, титулов и т. д. Документы, представленные в суд в качестве доказательств (доверенности, счета, заемные письма, расписки, реестры вещей и т. п.) цитируются в комментариях. За пределами публикации остаются сопроводительные бумаги — отношения в различные учреждения с просьбой о наведении справок, о вручении судебных решений, рапорты об исполнении предписаний и т. п.
1 См.: Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. XXVI. М., 1962, с. 106.
2 ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964.
3 См.: Бессонов Б. Л. К истории ‘огаревского дела’ (по новонайденным материалам). — Русская литература, 1978, No 3, с. 139—144.

1
Указ из Московского губернского правления 2-му департаменту Московского надворного суда

Губернское правление, выслушав: 1-е — предложение г. московского военного генерал-губернатора от 19 сентября сего 1853 года за No 8153-м по делу г-жи Огаревой, 2-е — отношение Лифляндского губернского правления от 15-го того ж сентября за No 4706 и справку, приказали: г. московский генерал-губернатор препроводил на распоряжение губернского правления присланную к его сиятельству г. министром внутренних дел поданную генерал-адъютанту графу Орлову просьбу дворянина Симбирской губернии отставного коллежского регистратора Огарева, в коей сей последний просит поступить по существующим законам с женою его Марьей Львовою Огаревою, которая отправилась за границу в 1846 году и седьмой уже год находится там без дозволения правительства.1
Губернское правление, получив предварительно от санкт-петербургского военного генерал-губернатора и Департамента полиции исполнительной сведения, что у них не было никакой переписки об отсрочке пребывания за границею г. Огаревой, а также не было никакого распоряжения о безвестной ее отлучке,2 — признало г-жу Огареву на основании 355 ст<атьи> Улож<ения> о наказ<аниях> безвестно отсутствующею и о взятии на основании правил, прилож<енных> к 3809 ст. X т<ома> Св<ода> Зак<онов> Гражд<анских>, в ведение опеки <на> имения Огаревой, где какое окажется в Московской губернии, предписало 31 августа сего года дворянским опекам здешней губернии и о разыскании и приведении в известность других, могущих оказаться в России, принадлежащих Огаревой имений, и о поступлении с ними на основании приведенного закона, сообщило во все губернские и областные правления с тем, чтобы
О последующем уведомили сие правление.3 Затем о вызове г. Огареву в отечество в шестимесячный срок препроводило надлежащие объявления для припечатания в Сенатских ведомостях обеих столиц,4 а также к г. одесскому градоначальнику, в Виленское и Лифляндское губернские правления с требованием уведомления о времени, когда в последний раз будут припечатаны те объявления в Ведомостях, о чем представило г. московскому военному генерал-губернатору, и, заимствовав из канцелярской суммы сего правления следующие на припечатание деньги, по 1 руб. 50 коп. за каждую статью, в конторы Санкт-Петербургской и Московской сенатской типографий, к одесскому градоначальнику, в Виленское и Лифляндское губернские правления, всего 7 руб. 68 коп. с пересылочными, отослало в те места с тем, чтобы впоследствии взыскать их с г. Огаревой или с имения ее.
Ныне г. московский генерал-губернатор, уведомляя Правление, что г. министр внутренних дел, уведомляя его сиятельство, что г-жа Огарева умерла в Париже,5 препровождает для зависящего распоряжения к выдаче наследникам ее установленным порядком две копии с донесений генерального консула нашего в Париже статского советника Эбелинга о смерти г-жи Огаревой и оставшемся после нее имуществе,6 равно и представленный им отчет в издержках на погребение покойной и других расходах из принадлежащих ей денег7 и вексель на 3053 руб. 12 коп. сер<ебром> с бланковой подписью Эбелинга.8
Октября 26 дня 1853 года.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 1—1 об.)

2
Прошение И. Т. Гржегелевского от 28 октября 1854 г.

Всепресветлейший державнейший великий государь император Николай Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!
Просит по доверенности коллежского регистратора Николая Платонова сына Огарева из дворян Игнатий Тимофеев сын Гржегелевский, а в чем мое прошение, тому следуют пункты:

1-е

Московского надворного суда во 2-м департаменте производится дела о наследстве, оставшемся после смерти покойной жены г. Огарева Марьи Львовны, урожденной Рославлевой, наследство это заключается в наличном капитале и разной движимости.

2-е

Права г-на Огарева как мужа — наследника на четвертую часть после-покойной жены его доказаны уже востребованными к делу документами чрез Карсунский земский суд.9 Выдел супругу четвертой части движимости, определенный 972<-й> ст<атьей> Св<ода> Зак<онов> Гражд<анских> издания 1842 года, есть бесспорный и не подлежит тем общим правилам, какие определены для наследников, т. е. выдел супругу законной части должен быть сделан, не дожидаясь общего решения дела, частным распоряжением суда. Посему, представляя при сем доверенность с копиею,10, всеподданнейше прошу:
Дабы повелено было из оставшегося после кончины г. Огаревой капитала причитающуюся мужу ее четвертую часть выдать ныне же мне под мою расписку согласно доверенности, прочее же имущество оставить до окончательного решения дела, потому что в отношении этого наследства следует сделать постановление, каким порядком и кому оное разделить, т. е. в наличности ли или продать оное и выдел учинить вырученными деньгами, подлинную же доверенность мне возвратить.
1854 года октября 28-го дня.
К поданию надлежит Надворного московского суда во 2-й департамент. Сие прошение с черновой, сочиненной самим просителем, переписывал обер-офицерский сын Иван Федоров Протасов.
Жительство имею в Москве, Тверской части, в доме Челышева, в гостинице Ольденбург под No 29-м.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 35—36)

3
Прошение И. Т. Гржегелевского от 14 марта 1855 г.

Всепресветлейший державнейший великий государь император Александр Николаевич, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!
Просит по доверенности коллежского регистратора Николая Платонова сына Огарева из дворян Игнатий Тимофеев сын Гржегелевский, а в чем мое прошение, тому следуют пункты:

1-й

Веритель мой г. Огарев должен был покойной своей жене Марье Львовой, урожденной Рославлевой, по шести заемным письмам,11 засвидетельствованным Московской гражданской палаты во 2<-м> департаменте 16 октября 1846 года, 85 000 руб. серебром.

2-й

Когда г-жа Огарева выехала за границу,12 то из Парижа выслала жительствующему в г. Санкт-Петербурге подле Владимирской церкви в Колокольном переулке в собственном доме отставному штаб-ротмистру Николаю Самойловичу Шаншину <так!> от 20 ноября (2 декабря) 1850 года доверенность13 о взыскании с мужа своего означенной капитальной суммы с тем, чтобы оную передать жительствующей в г. Санкт-Петербурге же Авдотье Яковлевне Панаевой, которой сделано словесное распоряжение по доверенности.

3-й

Вся прописанная сумма г. Огаревым уплачена г. Шаншиеву с процентами под распиской на самих заемных письмах, частью наличными деньгами, а частью продажею г. Шаншиеву имения г-а Огарева.14

4-й

Г. Огарева умерла за границею в 1853 году, после которой осталось всего в наличности 3000 руб. серебром — неимоверно затем, чтобы в течение двух лет истратила 82 000 р. сереб., тем более что известно достаточно, что из числа полученной суммы едва ли выслана малая часть.

5-й

Московского надворного суда во 2-м департаменте производится дело <об> оставшемся после покойной г. Огаревой <наследстве>, из которого следует г. Огареву как мужу четвертая часть. Наследство должно быть раскрыто вполне, и о том наследники имеют право просить и указать, где и что находится или должно находиться, и гг. Шаншиев и Панаева за смертию Огаревой должны оправдать себя пред судом законными актами, куда ими обращена полученная с г. Огарева сумма, в случае же непредставления достаточных доказательств обязаны всю сумму, на которую не имеется доказательств, представить в суд для раздела между наследниками. Посему, ссылаясь на доверенность г. Огарева, находящуюся при деле, и представляя при сем шесть заемных писем и доверенность г. Огаревой, выданную г. Шаншиеву, с копиями, всеподданнейше прошу:
Дабы повелено было: куда обращены г. Шаншиевым полученные от г. Огарева 85 т<ысяч> руб. серебром, потребовать от него достаточных законных доказательств и, буде доказательств не представит, потребовать всю ту сумму, какая у него могла остаться, — в дальнейшем ходе раскрытия сего наследства поступить по законам и во всем ходе дела обращаться в случае надобности в доказательствах или опровержениях ко мне, ныне жительствующему в Тамбовской губернии в городе Темникове. 1855 года марта 14 дня.
К поданию надлежит в Московский надворный суд 2-го департамента. Прошение сие набело переписывал коллежский секретарь Александр Алексеев сын Чижов. Прошение сие сочинил сам проситель Гржегелевский.
Жительство имею Тамбовской губернии в г. Темникове.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 96—96 об.)

4
Отзыв Н. С. Шаншиева от сентября 1855 г.

В управление 1-го квартала Московской части отставного штаб-ротмистра Шаншиева

Объяснение

На предъявленное мне прошение поверенного г-на Огарева по отношению 2-го департамента Московского надворного суда от 23 марта за No 323 честь имею объяснить, что я, согласно данной мне доверенности, обязанности свои исполнил, не преступив ни в чем оную, и ныне по делам Огаревой я более не уполномочен ни в чем.

Отставной штаб-ротмистр Николай Шаншиев.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 136)

5
Отзыв А. Я. Панаевой от февраля 1856 г.

В управление 1<-го> квартала 2<-й> Адмиралтейской части жены коллежского секретаря Авдотьи Яковлевны Панаевой

Отзыв

На объявленное мне прошение поверенного коллежского регистратора Огарева дворянина Гржегелевского отвечаю, что умершая Марья Львовна Огарева представила мне взысканные по шести заемным письмам с мужа ее г-на Огарева деньги получить и употребить по ее назначению, лично мне оказанному, что я исполнила согласно с буквальным смыслом данной мне доверенности.

Жена коллежского секретаря Авдотья Панаева.

Февраля 1856-го.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 134)

6
Отзыв И. Т. Гржегелевского от 31 января 1857 г.

Господину темниковскому городничему15 дворянина Игнатия Тимофеевича Гржегелевского

Отзыв

На предъявленный мне отзыв коллежской секретарши Панаевой и объяснение штаб-ротмистра Шаншиева имею честь отозваться, что Панаева и Шаншиев согласно 2320<-й> ст<атье> Св<ода> Зак<онов> Гражд<анских> т<ома> 10-го никаким основательным доказательством не оправдали себя против иска Огарева. Они говорят, что исполнили во всем по доверенности Огаревой, но не объявили, куда они обратили взысканную с Огарева сумму, и не представили должных доказательств на это. Они обязаны дать подробный в том отчет с новыми доказательствами, а не ограничиться краткими неудовлетворительными объяснениями, что исполнили по доверенности, ибо подобные отзывы явно обнаруживают уже, что во взысканных с Огарева деньгах затрудняются Панаева и Шаншиев дать отчет. Панаева сама говорит, что употребила деньги по личному назначению, но было ли таковое ей сделано и в чем оное заключалось, не объяснила и доказательств не представила, а словесные доверенности на подобный случай суть не действительны по 2207<-й> ст<атье> того же 10 тома.
Посему я покорнейше прошу Надворный суд, 2-й департамент, не ограничиваясь означенными объяснениями Панаевой и Шаншиева, потребовать от них подробный с доказательствами отчет, куда именно обращена сумма, взысканная ими с Огарева, а между тем по количеству той суммы потребовать от них достаточное обеспечение, если же они за сим не оправдают себя против иску г-на Огарева, то всю сумму взыскать с них и обратить в пользу наследников. Какие будут за сим их объяснения — лишь бы не подобные настоящим, ибо их и принимать не должно, — предъявить мне. Я постараюсь предъявить доказательства, что взысканная с г. Огарева сумма осталась в руках поверенных г. Огаревой Панаевой и Шаншиева, и они по сей-то причине не могут дать не только отчета, но вполне удовлетворительного ответа. Генваря16 31 дня 1857 года.

Дворянин Игнатий Тимофеев сын Гржегелевский.
Городничий Тиньков.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 144—144 об).

7
Объяснение Н. С. Шаншиева от 23 апреля 1857 г.

В управление 1-го квартала Московской части С.-Петербурга штаб-ротмистра Шаншиева

Объяснение

На предъявленное мне предписание 2-го департамента Московского надворного суда от 29 января 1857 за No 533 и отзыва дворянина Игнатия Тимофеевича Гржегелевского честь имею объяснить, что напред сего на таковое же предписание означенного суда вместе с прошением Гржегелевского я дал отзыв, что обязанность свою по доверенности выполнил, то и ныне ничего не могу добавить к первому своему объяснению.

Штаб-ротмистр Николай Шаншиев.

23 апреля 1857. С.-Петербург.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 193)

8
Отзыв А. Я. Панаевой от августа 1857 г.17

В управление 1-го квартала 2-й Адмиралтейской части жены коллежского секретаря Авдотьи Яковлевой Панаевой

Отзыв

На предъявленный мне из 2-й части отзыв от 31 января 1857 года дворянина Игнатия Тимофеева Гржегелевского имею честь объяснить, что по ясному смыслу доверенности, данной мне покойной женой коллежского регистратора Николая Платонова Огарева Марьей Львовой апреля 30-го (мая 12-го) 1849 года и засвидетельствованной Российским Генеральным Консульством в Париже апреля 30-го (12-го мая) 1849 года,18 я в употреблении взысканных с Огарева в пользу жены его капитала и процентов отчетом никому не обязана.
Заключая же из отзыва господина Гржегелевского, что ему неизвестна сущность данной мне доверенности, имею честь при сем представить оную, как и копию с оной. Копию по сверке ее с подлинной покорнейше прошу засвидетельствовать и предъявить господину Гржегелевскому, подлинную же доверенность возвратить мне.

Жена коллежского секретаря Авдотья Яковлева Панаева.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 194—194 об.)

9
Прошение И. Т. Гржегелевского от 14 ноября 1857 г.

Всепресветлейший державнейший великий государь император Александр Николаевич, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!
Просит по доверенности коллежского регистратора Николая Платоновича Огарева из дворян Игнатий Тимофеев сын Гржегелевский, а в чем мое прошение, тому следуют пункты:

1-й

Московского надворного суда во 2-м департаменте производится дело об отыскивании коллежским регистратором Огаревым с штаб-ротмистра Николая Самойловича Шаншиева и коллежской секретарши Авдотьи Яковлевны Панаевой следующих ему, Огареву, по наследству четвертой части денег из взысканных с него Шаншиевым по доверенности жены Огарева Марьи Львовны, должных ей по заемным письмам 85 815 рублей серебром и неизвестно куда обращенных.

2-й

По делу этому гг. Шаншиев и Панаева, в ответах своих не оправдав себя согласно 2320<-й> ст<атье> X т<ома> никакими основательными доказательствами, куда ими обращены взысканные с Огарева деньги, объяснили только, что они исполнили во всем по доверенности Огаревой, но
в чем это исполнение заключается и на каких данных, решительно умолчали. Таковые ответы, неудовлетворительные, бездоказательные и вместе с тем ясно обнаруживающие, что Шаншиев и Панаева удержали у себя взысканные деньги, не могут по сей причине представить в оных не только отчета, но и вполне удовлетворительного ответа, и вынуждали меня отзывом 11 генваря 1857 г. просить Надворный суд потребовать новые и с доказательствами ответы от Шаншиева и Панаевой, но, по-видимому, они и в сем случае придержутся <так!> первым своим объяснением.

3-й

Чтобы прекратить бесполезную переписку и обнаружить совершенную истину, что взысканные с Огарева 85 815 руб. остались в руках Шаншиева и Панаевой, и, чтобы удержать у себя эти деньги, они изобретали все средства с самого взыскания их, я в обязанности нахожусь объяснить 2-му департаменту Московского надворного суда следующее.
a) Огарева, уезжая за границу в 1846 году, выдала экстраординарному профессору императорского Московского университета Тимофею Николаевичу Грановскому доверенность о взыскании с Огарева должных ей по шести заемным письмам 85 815 рубл<ей>19 и затем не возвращалась более в Россию и умерла в Париже в марте месяце 1853 года.
b) Панаева была тоже за границей в 1847 году и в том же году возвратилась в Россию, но виделась ли она с Огаревой, неизвестно.20
c) В 1849 году, т. е. после трех лет выезда Огаревой за границу и после двух лет, как была Панаева за границей, сия последняя, неизвестно по какому случаю и побуждению, послала Огаревой составленную вчерне доверенность на имя ее, Панаевой, о взыскании с Огарева должных денег с помещением выражений, чтобы деньги употреблялись по словесному назначению,21 тогда как сего словесного назначения не могло быть, потому что это время, т. е. в 1849 году, Огарева с Панаевой не виделась, а следовательно, если могло быть какое-то Огаревой назначение, то не иначе как письменное, если же и сего не было, то эти слова есть собственное изобретение Панаевой, заранее придуманное, дабы в отчете по доверенности иметь свои извороты и довести дело до суда.
d) Панаева, видимо, обдумав впоследствии, что взыскивать самой деньги и употреблять оные по словесному назначению может быть делом для ее последствий невыгодным, и войдя в сем предмете в близкие отношения с штаб-ротмистром Николаем Шаншиевым, неизвестным лицом для Огаревой, составили совместно вчерне другую доверенность, на имя уже Шаншиева, с правом брать на свое имя по купчим от Огарева имение и от других лиц заемные обязательства в погашение долгу Огарева и вырученные деньги вручить Панаевой для употребления по словесному Огаревой назначению.22
e) Такие доверенности, какие составили Панаева и Шаншиев на свое имя, из коих в первой допущено выражение неопределительное и на самом деле не бывшее, а во второй перевести долг на себя покупкой имения полученным обязательством, могут только быть писаны теми, коим выдаются и подписаны только женщинами, не знающими ни закона, ни последствий и слишком доверчивыми ко всем делаемым обманам, чем Панаева и Шаншиев совершенно воспользовались.
f) Шаншиев, действуя по выданной ему доверенности, все следуемые деньги от Огарева получил 8-го февраля 1851 года под расписки на подлинных заемных письмах, частию наличными деньгами, частию приобретением на свое имя имения и частию заемными письмами, в числе коих есть два заемных письма от коллежского регистратора Николая Михайловича Сатина, выданные в апреле месяце 1851 года, по коим за уплатою ныне считается капитальной суммы 9375 р. сер<ебром>.23
g) Шаншиев, взыскивая, таким образом, все сполна с Огарева деньги, обязан был согласно доверенности отдать Панаевой и получить от нее в том расписку, но исполнил ли он священный долг доверия и лежащую на нем в том обязанность по закону гражданскому и общественному, на требование Надворного суда не только не представил доказательства, но и удовлетворительного ответа не дал. Надобного с доказательствами ответа едва ли Шаншиев мог дать потому, что определительно можно сомневаться в исполнении доверенности, ибо известно всем, что Шаншиев до взыскания с Огарева денег не был в том состоянии, чтобы пополнить своими деньгами полученную с Огарева сумму 85 815 руб. имением, обязательствами, а частию только капиталом.
h) В бумагах, оставшихся после смерти Огаревой, выданных Огареву из Надворного суда, есть письма, писанные Панаевой к Огаревой,24 которые обнаруживают, что Огарева упрекала Панаеву, что ей не высылаются взысканные с мужа ее деньги, и Панаева в письме от 26 ноября 1852 года писала к Огаревой, чтобы она приезжала за получением капитала и тогда удостоверится, что он весь цел.
i) Сии письма Панаевой ясно доказывают, что Огарева Панаевой никакого словесного поручения не давала, а было поручение определительное на письма, чтобы деньги высылать ей, и что весь капитал, взысканный с Огарева, находится в целости. Но Огарева за получением оного по постигшей ее в марте месяце 1853 года смерти не могла уже прибыть, и посему, а равно по обстоятельствам вышеизложенным, ясно обнаруживается, что капитал находится в руках Шаншиева и Огаревой, но они, пользуясь смертью Огаревой и лаконическим слогом составленных ими доверенностей, предполагали, что могут воспользоваться капиталом без возврата, не подвергая себя никакой ответственности, и посему, вопреки сим доказательствам и собственным убеждениям, дали одни и те же бездоказательные ответы, что исполнили доверенность.
к) Письма Панаевой, обнаруживающие всю истину доказательств, что копии доверенностей были посылаемы от Панаевой, что Огарева упрекает в невысылке денег и что Панаева уверяет, что капитал весь цел и приглашает Огареву приехать за получением оного, как составляющие по 2332<-й> ст<атье> X тома совершенные доказательства будут представлены в Надворный суд в непродолжительном времени.
l) Обсуживая предметы, что Шаншиев не был известен Огаревой, что Панаева первая передоверила Шаншиеву свою доверенность от Огаревой Шаншиеву, <что> писанная в Петербурге и посланная к Огаревой от Панаевой доверенность > была необходима по смыслу ее для того только, чтобы весь долг перевести имением и обязательствами на человека, который в то время не имел собственного соответствующего взысканной сумме состояния, и что неисполнение Шаншиевым и Панаевою доверенностей, составленных ими самими, как им выгодно было, есть предметы, заранее ими обдуманные, ясно обнаруживают, что Шаншиев и Панаева действовали заодно, чтобы воспользоваться доверительницы своей собственностью и довести дело до суда, как настоящие обстоятельства явно обнаружили, но, к несчастию Панаевой и Шаншиева, первая из них всю истину разоблачила письмами, писанными к Огаревой, которые, вероятно, Панаева считала за смертию Огаревой утраченными и не предполагала, что они будут в руках истца и представлены в суд, к изобличению всей неправоты ее и совместника ее Шаншиева.

4-й

Доказательством, что Шаншиев взыскал с Огарева всю сполна сумму 85 815 руб. сереб<ром>, есть расписка Шаншиева на подлинных заемных письмах, представленных уже в Надворный суд, что всю эту сумму Шаншиев обязан был выдать Панаевой, это ему сказано в доверенности, но исполнил ли он это, доказательств не представлено, что доверенности на имя Панаевой и Шаншиева были написаны в Петербурге и посланы от Огаревой к Панаевой, это доказывается письмами Панаевой, что Панаева не имела никакого словесного поручения Огаревой, это доказывается тем, что во время выдачи доверенности, т. е. в 1849 году, Огарева была в Париже, а Панаева в Петербурге, что от Огаревой было одно назначение, чтобы деньги были отосланы ей, что оные не высланы и что деньги все целы и Огарева была приглашена за получением их, доказывается письмами Панаевой. Объяснив все обстоятельства дела и все доказательства, что Шаншиев и Панаева не исполнили доверенностей и взысканные с Огарева деньги находятся в их руках, и представлены с сего прошения две копии. Всеподданнейше прошу:
Дабы повелено было против сего прошения потребовать от Шаншиева и Панаевой объяснения, и буде они и за сим в противность 2300<-й> и 2320<-й> ст<атьям> Свода Зак<онов> Гражд<анских>, т<ом> 10-й, не доставят подробного и с доказательствами ответа, то постановить решение по имеющимся в деле доказательствам о взыскании с них следующей Огареву четвертой части денег — 21 471 руб. 25 коп. сереб<ром> и о вручении оных Огареву. Но если они доставят другие ответы и с доказательствами, то сообщить оные мне к опровержению. Между тем в обеспечение иска Огарева наложить на недвижимое и движимое имение Шаншиева и Панаевой повсеместное запрещение, на каковой предмет прилагаю при сем 4 руб. 25 коп. серебром, а вместе с тем вытребовать от Шаншиева и заемные письма Сатина или сделать распоряжение о приостановлении по оным взыскания. По окончании Суда гражданского Шаншиева и Панаеву на основании 228<-й> ст<атьи> X тома предать уголовному суду для суждения их за все неблагонамеренные поступки, обнаруживающие <ся> по сему делу. О распоряжении, какое по сему прошению будет учинено, объявить мне чрез темниковского городничего. 1857 года ноября 14 дня. К поданию надлежит Московского надворного суда во 2-й департамент.
Прошение сие счерна набело переписывал писец 2<-го> разряда Александр Ефимов Бутаковский.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 177—180)

10
Отзыв А. Я. Панаевой от 23 сентября 1858 г.

В Литейную часть С.-Петербурга
жены коллежского секретаря Ивана Иванова Панаева Авдотьи Яковлевой

Отзыв

На предъявленное мне из Литейной части отношение Московского надворного суда от 21 июля 1858 года за No 3486 с приложениями имею честь отвечать, что при отзыве моем в августе месяце прошлого 1857 года на предъявленный мне отзыв от 31 генваря 1857 года дворянина Гржегелевского на имя темниковского городничего я представила копию с доверенности, данной мне покойной женой коллежского регистратора Николая Платонова Огарева Марьей Львовой 12 мая (30 апреля) 1849 года, засвидетельствованную императорским Генеральным Консульством в Париже 12 мая (30 апреля) 1849 года, По ясному смыслу этой доверенности я в употреблении взысканных с Огарева в пользу жены его капитала и процентов отчетом никому не обязана. Поэтому считаю не только своим правом, но и обязанностью не отвечать на оскорбительные и совершенно произвольные предположения, которые в предъявленном мне прошении, поданном во 2-й департамент Московского надворного суда 14 ноября 1857 года, дозволил себе изложить, jio доверенности коллежского регистратора Огарева, дворянин Игнатий Тимофеев Гржегелевский, тем более неуместные, что г. Гржегелевский знал уже из моих отзывов о существовании законного акта, пред которым всякого рода предположения не могут иметь никакого законного значения. Сентября 23 дня 1858 года. Г. С.-Петербург.

Жена коллежского секретаря Авдотья Яковлева Панаева.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 248)

11
Отзыв Н. С. Шаншиева от января 1859 г.

В Московскую часть города С.-Петербурга отставного штаб-ротмистра и кавалера Николая Самойлова Шаншиева

Отзыв

Вследствие предъявленного мне отношения 2-го департамента Московского надворного суда во 2-ю Адмиралтейскую часть от 21 июля 1858 г. за No 3486 и приложенного при оном прошения дворянина Игнатия Тимофеева Гржегелевского, поверенного коллежского регистратора Николая Платонова Огарева, и писем имею честь объяснить, что дело, по которому Надворный суд требует от меня отзыва, <заключается> в том, <что> г-жа Огарева доверенностию, данною 20 ноября (2 декабря) 1850 года, уполномочив меня, Шаншиева, взыскать с мужа ее, Огаревой, коллежского регистратора Николая Платоновича Огарева 85 815 руб. сер<ебром>, с предоставлением мне, Шаншиеву, входить с должником, между прочим, в мировые сделки и принять домашние расчеты по собственному моему усмотрению, без всякого отчета и ограничения, — далее выразилась так: ‘полученные Вами деньги по судебному решению или мировой сделке и домашнему расчету имеете Вы вручить Авдотье Яковлевне Панаевой, которая на сей предмет имеет от меня словесное распоряжение’. На основании этой доверенности я, Шаншиев, удовлетворение от Огарева получил в 1851 году, как доказывают надписи мои на представленных от поверенного мужа Огаревой заемных письмах сего последнего, и учинил, согласно доверенности г-жи Огаревой, должное исполнение, чем самым сила и действие доверенности прекратились. После сего, спустя два года, а именно в 1853 году, Огарева умерла и в жизнь свою на неисполнение мною, Шаншиевым, доверенности не претендовала.
Таким образом, из всего этого ясно видно, что я, Шаншиев, не могу быть привлекаем к делу по просьбе поверенного Огарева, потому <что>: 1-е. Я имел доверенность неограниченную и безотчетную от Огаревой взыскать с мужа ее деньги и отдать Панаевой. Эту доверенность я, в жизнь Огаревой, исполнил и затем, по смерти ее, не обязан ныне никакою отчетностию пред ее наследниками, пред которыми я ни в чем не обязывался. 2-е. Представленные наследниками Огаревой письма ее к г-же Панаевой никаким доказательством противу меня служить не могут, потому что, какие отношения существовали между Панаевой и Огаревой, мне неизвестно, да и надобности входить не имел, и затем Панаева могла писать к Огаревой, что ей угодно, и это нисколько для меня не обязательно. 3-е. Ко мне, Шаншиеву, могли бы иметь какие-либо претензии только Огарева за неисполнение доверенности и Панаева за неотдачу всего того, что следовало по доверенности. Но относительно Огаревой я получил следуемое от мужа Огаревой, что доказывается надписями на заемных письмах, представленных от поверенного мужа Огаревой, следовательно, поручение ее я исполнил, и Огарева в жизнь свою никогда никакого требования ко мне не простирала. А относительно Панаевой — она также не спорит на неполучение ею от меня всего следуемого по доверенности Огаревой, следовательно, и здесь я, Шаншиев, не подлежу никакой ответственности.
Затем, не входя ни в какие дальнейшие объяснения, покорнейше прошу Московскую часть сей отзыв мой согласно требованию Московского надворного суда отослать в оный на законное и справедливое рассмотрение.

Штаб-ротмистр Николай Шаншиев.

Января 1959 года.
Жительство имею в С.-Петербурге Московской части 1-го квартала, по Колокольной улице, в собственном доме.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 249-250)

12
Прошение Я. И. Любимцева в Московский надворный суд от ноября 1860 г.

Всепресветлейший державнейший великий государь император Александр Николаевич, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!
Просит титулярный советник Яков Иванов сын Любимцев, а в чем мое прошение, тому следуют пункты:

1

Московского надворного суда Второй департамент в разрешении поданной мною 19<-го> прошедшего октября просьбы по делу о взыскании с гг. Панаевой и Шаншиева 85 т<ысяч> руб. сер<ебром> в пользу наследников Огаревой благоволил мне объявить чрез московскую полицию, что половина сего взыскания обращена на указанное мною недвижимое имение должника Шаншиева Орловской губернии в Трубчевском уезде с положением на доходы с сего имения ареста. Усматривая из сего распоряжения, что на г. Шаншиева обращена только половина всего присужденного взыскания, я нахожусь в обязанности ходатайствовать, чтоб и другая половина сего взыскания, долженствующая упадать на г. Панаеву, была также законным порядком обеспечена. А как в прежде поданной мною просьбе было уже объяснено, что у г. Панаевой недвижимого имения нигде нет, а потому и руководствуясь Св<одом> Зак<онов>, т. X, статьями 82, 2217—2218, всеподданнейше прошу:
Дабы повелено было жену коллежского секретаря Авдотью Яковлевну Панаеву в случае несостоятельности ее к платежу следующих с нее по взысканию 42 500 руб. сер<ебром> подвергнуть личному в отделении несостоятельных должников заключению, о чем и сообщить в С.-Петербургскую управу благочиния, следующие же на пропитание г. Панаевой в течение первого м-ца ее заключения деньги три руб. 30 коп. и пересылки оных по почте … при сем представляются. 1860 года ноября … дня. К поданию надлежит Московского надворного суда во Второй департамент. Прошение сие писал набело кашинский мещанин Павел Михайлов Шилов.
<К> мною сочиненному прошению титулярный советник Яков Иванов сын Любимцев руку приложил.
Проситель жительство имеет в Москве, Тверской ч., 3 кварт., дом гр. Толстого под No 222.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 7964, л. 287—287 об.)

13
Из докладной записки 2-го департамента Московского надворного суда

Рассмотрев обстоятельства сего дела, Надворный суд 20 апреля 1859 г. определил: иск наследников Огаревой признать правильным и на удовлетворение их взыскать с коллежской секретарши Авдотьи Яковлевны Панаевой и штаб-ротмистра Николая Самойловича Шаншиева исковую сумму 85 815 р. сер<ебром> со взысканием с виновных со всей суммы штрафа и за негербовую бумагу. Но, не приведя сего решения в исполнение, объявить оное апелляционным порядком тяжущимся, коих на основании 478<-й> ст<атьи> X т<ома> вызвать чрез ведомости, недовольному решением выдать с оного копию и апелляционное свидетельство, дело же затем представить на ревизию в Гражданскую палату, а здесь почислить решенным, каковое решение поверенные Огарева и Каракозова выслушали и оным остались довольны.
По представлении поверенным Огарева Гржегелевским денег судом заключено: в обеспечение присужденного взыскания наложить на имение Панаевой и Шаншиева запрещение, к выслушанию же решения вызвать их, Панаеву и Шаншиева, чрез ведомости, что исполнено в Сенатской типографии 30 мая.
О вызове Панаевой и Шаншиева припечатано в Сенатских объявлениях: Московских — 25, 29 июля и 1 августа и С.-Петербургских — 6, 10 и 13 августа и Московских губернских <ведомостях> 18 июля 1859 года. На каковой вызов годовой срок уже истек, жалоб на решение суда приносимо не было. Почему о приведении решения суда в исполнение сообщено в С.-Петербургскую управу благочиния 19 августа за No 472.
Титулярный советник Яков Иванов Любимцев при поданном 14 октября 1860 года в суд прошении представил доверенность, данную ему от поверенного г. Каракозова коллежского регистратора Сатина, просил присуждение с гг. Панаевой и Шаншиева взыскания обратить на имение Шаншиева, состоящее Орловской губернии Трубчевского уезда, наложив в то же время арест и на доходы с сего имения, подлинную же доверенность ему возвратить.
По выслушании сего судом 19 октября заключено: так как решение суда о взыскании с Панаевой и Шаншиева денег вошло в окончательную силу, то половину этого взыскания обратить на имение Шаншиева, о чем сообщить в Трубчевский земский суд, а об наложении ареста на доходы с сего имения представить Орловскому губернскому правлению, о чем объявить Любимцеву, что исполнено 26 октября.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 294 об.-296)

14
Отзыв А. Я. Панаевой от 29 октября 1860 г.

В управление 4<-го> квар<тала> Литейной части жены кол<лежского> секр<етаря> Евдокии Яковлевой Панаевой

Отзыв

В объявленном мне управлением предписании 1-го Д<епартамен>та С.-Петербургской управы благочиния от 24 октября за No 17537 значится, что управа предписывает немедленно взыскать с меня 85 815 р<уб>. с<еребром>, присужденные 2-м Д<епартамен>том Московского надворного суда, если же я этих денег не заплачу, то описать мое имущество.
Не желая допускать до описи моего имущества, я бы и готова была внести присужденные с меня деньги, но не знаю, какую именно сумму должна внести, ибо в отн<ошении> Управа предписывает взыскать с одной меня всю присужденную судом сумму, т. е. 85 815 р<уб>., тогда как из приложенного при предписании ее от 11 октября за No 17034 и объявленного мне донесения суда от 1 февраля за No 54 ясно видно, что означенную сумму (85 815 р.) суд присудил к взысканию не с одной меня, но вместе с тем и с Шаншиева. Следовательно, одна я ни в каком случае не обязана вносить всей этой суммы, и, во 2-х, в помянутом доношении 1 февраля за No 54 сказано весьма глухо взыскать с Панаевой (т. е. с меня) и Шаншиева 85 815 р. с<еребром>, но сколько именно каждый из нас должен заплатить, того с точностью не определено. При такой же неясности нельзя даже предположить, чтобы я должна была заплатить половину этой суммы, потому что в таком случае суд положительно сказал бы, что он присудил означенное взыскание с меня и с Шаншиева поровну, а этого в отношении его не сказано.
Таким образом, с одной стороны, Управа требует с меня такую сумму, которая с меня одной не присуждена, тогда как по 1651<-й> ст<атье> П<олного> С<обрания Законов>, X т<ома>, полиция обязана исполнять решения судебных мест во всей точности, а по 345<-й> ст<атье> тех же Зак<онов> исполнительные места ответствуют за неточное исполнение судебных решений. С другой же стороны, требование Надворного суда о взыскании с меня и г. Шаншиева денег представляется в высшей степени неясным, возбуждающим недоумение, а с тем вместе и невозможность исполнить оное. По закону же (4 п<ункт> <статьи> 636 приведенного т<ома>) в случае недоразумения или невозможности при исполнении судебных решений исполнить указ или требование полиция обязана представить о том на разрешение того судебного места, от которого указание или требование последовало, и, как само собой разумеется, должно остановиться в приведении в исполнение неясного решения. Вследствие всего этого имею честь покорнейше просить настоящий отзыв мой предоставить на благоусмотрение 1-го д<епартамен>та Управы благочиния и до получения разъяснительного предписания от него остановиться как описью моего имущества, так и взысканием с меня означенных выше денег.
Жена коллежского секретаря Евдокия Яковлева Панаева. 29 октября 1860 года.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 309—310)

15
Из приказания 2-го департамента Московского надворного суда от 4 ноября 1860 г.

Из дела этого видно, что поверенные умершей г. Огаревой г. Панаева и г. Шаншиев во исполнение доверенности Огаревой действовали нераздельно, как это доказывается самыми письмами Панаевой к Огаревой, и в какой мере каждый из них не исполнил поручения Огаревой, того ни Шаншиев, ни Панаева не доказали. На этом основании Панаева и Шаншиев и обвинены судом совокупно в иске с них наследников Огаревой, почему и обязаны они отвечать пред наследниками Огаревой нераздельно и поровну, а в случае несостоятельности кого-либо из них один за другого во всей взыскиваемой сумме, и потому Надворный суд определяет о сем донести 1-му д<епартамен>ту С.-Петербургской управы благочиния, присовокупив при том, что меры ко взысканию с Панаевой и Шаншиева определены 68, 69, 70, 71, 72, 75 и последующих статьях сего отдела, а равно в 635 и 636, 1855, 1854 и последующих статьях сего отдела 2 ч<асти> X т<ома> Св<ода> Зак<онов>, причем с изложением последней просьбы г. Любимцева препроводить и представленные им деньги для надлежащего распоряжения <на> основании 2217 ст<атьи> 2 ч<асти> X т<ома> Св<ода> Зак<онов>. В случае же несостоятельности г. Панаевой о сем заключении объявить Любимцеву чрез полицию.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 298—298 об.)

16
Прошение А. Я. Панаевой, Н. С. Шаншиева и Н. С. Сатина от ноября 1860 г.

Всепресветлейший, державнейший великий государь император Александр Николаевич, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!
Просят жена коллежского секретаря Авдотья Яковлева Панаева, отставной штаб-ротмистр Николай Самойлов Шаншиев и поверенный гг. Огарева и Каракозова коллежский регистратор Николай Михайлов Сатин, а в чем наше прошение, тому следуют пункты:

1

По определению Второго департамента Московского надворного суда, состоявшемуся 1859 года апреля 20 дня на удовлетворение наследников умершей коллежской регистраторши Марьи Львовой Огаревой, а моих, Сатина, доверителей коллежского регистратора Николая Платонова Огарева и гвардии отставного поручика Михаила Михайлова Каракозова, производится с нас, Панаевой и Шаншиева, взыскание в сумме 85 714 руб. сереб<ром>. Ныне, учинив между собою по предмету сего взыскания расчеты, мы по взаимному и добровольному нашему согласию положили дело о сем взыскании кончить навсегда с миром, и потому, представляя у сего мировые пошлины девять копеек и сверх того я, Сатин, подлинные доверенности, данные мне Огаревым 12 августа 1855 г. и Каракозовым 3-го февраля 1859 г. и копии с них, всеподданнейше просим:
Дабы повелено было в удостоверение доброй воли нашей к миру отобрать от нас в присутствии Второго департамента Московского надворного суда установленным порядком допросы и затем вышеозначенное дело почесть навсегда конченным, о чем для прекращения присужденного с нас, Панаевой и Шаншиева, взыскания куда следует сообщить с тем, чтобы расходы, какие могут последовать по случаю окончания нами настоящего дела миром, обращены были на нас, Панаеву и Шаншиева, мне же, Сатину, благоволит оный суд возвратить подлинные мои доверенности по верке с ними предоставленных копий.
1860 года ноября дня.
К поданию надлежит Московского надворного суда во второй департамент.
Прошение сие сочинил и набело писал кашинский мещанин Павел Михайлов Шилов.
А что в сем прошении на второй странице между строк написано ‘сочинил и’, то верно.
К прошению отставной штаб-ротмистр Николай Самойлов сын Шаншиев руку приложил. <К> прошению жена коллежского секретаря Авдотья Яковлева Панаева руку приложила. <К> прошению по доверенности коллежского регистратора Николая Платонова Огарева, отставного гвардии поручика Михаила Михайлова Каракозова коллежский регистратор Николай Михайлов Сатин руку приложил. Временное жительство имеем мы в Москве, Тверской части 5-го квартала, в доме Михайлова No 391, в гостинице Мореля.

(ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 316—317)

ПРИМЕЧАНИЯ

Принятые сокращения:
АВПР — Архив внешней политики России.
ЦГАЛИ — Центральный гос. архив литературы и искусства СССР.
ЦГАОР — Центральный гос. архив Октябрьской революции.
ЦГИА — Центральный гос. исторический архив СССР.
ЦГИАМ — Центральный гос. исторический архив г. Москвы.
МВД — Министерство внутренних дел.
МИД — Министерство иностранных дел.
1 Просьба Огарева была вызвана тем, что его жена, Мария Львовна, проживавшая от него отдельно с начала 1840-х годов, не давала ему развода. Огарев обратился с прошением к начальнику III отделения графу А. Ф. Орлову, по-видимому, в начале 1853 г. 19 марта прошение было препровождено к министру внутренних дел графу В. А. Перовскому и 31 марта отослано московскому военному генерал-губернатору графу А. А. Закревскому — на том основании, что заграничный паспорт Огаревой был выдан по отношению из московской генерал-губернаторской канцелярии. Отсюда прошение поступило в московское губернское правление (ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, ед. хр. 1547, л. 1—13). В марте 1853 г. Огарева скончалась. О смерти жены Огарев был оповещен частным лицом лишь в августе (см.: Черняк Я. З. Огарев, Некрасов, Герцен и Чернышевский в споре об огаревском наследстве. М.—Л., 1933, с. 519—520, далее: Черняк). В том же месяце Огарев обратился в департамент внешних сношений Министерства иностранных дел с просьбой о подтверждении известия (АВПР, ф. Гл. арх. II-7, оп. 81, 1853 г., ед. хр. 59, л. 10) и 25 августа получил копию рапорта генерального консула (там же, л. 11). На следующий день он обвенчался с Н. А. Тучковой (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 28).
2 6 июня 1853 г. московский гражданский губернатор И. В. Капнист, не зная, что Огарева скончалась, направил в департамент полиции исполнительной Министерства внутренних дел запрос, производилась ли в департаменте переписка об отсрочке пребывания Огаревой за границей. Аналогичный запрос был послан к петербургскому военному генерал-губернатору Д. И. Шульгину (ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 3—4). В ЦГАОР в описях дел III отделения значится несохранившаяся переписка за 1851 г. ‘Об отсрочке пребывания за границей Огаревой и Шиловой’ (ЦГАОР, ф. 109, 3 эксп., 1851 г., No 819). Переписка, по-видимому, относится к однофамилице Огаревой (ср. дело 1852 г. ‘Об отсрочке пребывания за границей жены штаб-ротмистра Огаревой’: ЦГИА, ф. 1409, оп. 13, ед. хр. 74, л. 76 об.).
3 В извещениях о розыске имения Огаревой, разосланных во все губернские и областные правления, было допущено отступление от правила — не были приложены сыскные статьи. По этому поводу из ряда правлений были присланы отзывы в 1-й департамент Сената, где было начато расследование, закончившееся лишь в мае 1854 г. — на втором году после смерти Огаревой (ЦГИА, ф. 1341, оп. 89, ед. хр. 463).
4 В ‘Сенатских объявлениях по казенным, правительственным и судебным делам’ в 1853 г. объявлений о вызове Огаревой в Россию не появлялось.
5 Известие о кончине Огаревой было отправлено из парижского Генерального консульства в департамент внешних сношений МИД 31 марта 1853 г. (текст рапорта см. в примеч. 6), 17 апреля об этом была послана информация в департамент полиции исполнительной МВД (АВПР, ф. Гл. арх. Н-7, оп. 81, 1853 г., ед. хр. 50, л. 2). Известие, полученное 22 апреля, задержалось в канцелярии этого департамента и не попало в дело о безвестной отлучке (ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 7). 5 августа департамент внешних сношений МИД препроводил в департамент полиции исполнительной МВД еще один рапорт парижского генерального консула (текст рапорта, датированного 21 июля (2 августа) 1853 г. см. в примеч. 6) с векселем и посмертными бумагами Огаревой (там же, л. 9—9 об.). Но и этот рапорт не отразился в деле. 21 августа дело о безвестной отлучке Огаревой было передано из канцелярии в 1-е временное отделение того же департамента (там же, л. 6). Здесь его производство было прекращено, и 28 августа, через четыре месяца после кончины Огаревой, известие об этом было отправлено московскому генерал-губернатору (там же, л. 14). Дальнейший ход дела виден из комментируемого указа из московского губернского правления 2-му департаменту Московского надворного суда.
6 Донесения (на французском языке) были адресованы в департамент внешних сношений МИД (см. подлинник: АВПР, ф. Гл. арх. П-7, оп. 81, 1853 г., ед. хр. 59, л. 1, 3—4), где они были переведены на русский язык. В первом рапорте от 31 марта (12 апреля) 1853 г., за No 2976 генеральный консул сообщал: ‘Честь имею известить Деп<артамент> внешних сношений о кончине Марьи Львовны Огаревой, последовавшей 28 марта (9 апреля) вследствие болезни легких. Известившись об этом, я отправился по жительству покойной на улице Les Neuves Mathurins в доме под No 49 и там, вместе с мирным судьею 1-го округа, наложил печати на вещи и бумаги г-жи Огаревой. У нее был паспорт из С.-Петербурга от 30 октября 1846 г. за No 903 (2377).
В означенной квартире найдены были только 220 франков деньгами и малоценные вещи для ежедневного употребления. Для покрытия необходимых погребальных и похоронных издержек я должен был обратиться к императорскому посольству, которое и отпустило в мое распоряжение сумму, нужную для умеренных, но приличных расходов по этому предмету, как равно и по другим необходимым.
Печати сняты будут завтра, и в непродолжительном времени мне возможно будет представить подробные сведения, которые мне доставит рассмотрение бумаг, и вместе с тем не замедлю препроводить и свидетельство о смерти г-жи Огаревой’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. И). Другой перевод этого донесения сохранился в бумагах департамента полиции исполнительной МВД (ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 8—8 об.). Здесь же находится подлинный заграничный паспорт Огаревой, выданный 30 октября 1846 г. за подписью В. А. Перовского сроком на шесть месяцев для поездки в Италию для излечения болезни (там же, л. 20—28).
Во втором донесении, за No 3072, датированном 21 июля (2 августа) 1853 г., генеральный консул докладывал: ’23 апреля (5 мая) я получил письмо на ее имя, без подписи и заключающее в себе вексель на 15 840 франков на срок 15 июля. Для покрытия уже израсходованных мною вперед издержек похоронных и других, еще не оплаченных, я принужден был променять этот денежный документ на чистые деньги. Банкир мой г. Гомберг и Ко приняли оный на меня как от законного администратора и по вычете процентов и комиссии выдали мне 15 639 франков 35 сантимов, которыми и удовлетворены мною все оставшиеся на покойной денежные претензии. Продав с аукционного торга ее платье, всякую одежду и прочие вещи, я за вычетом издержек комиссионера-оценщика принял сумму 490 фр. Ныне честь имею представить в Департамент внешних сношений общую ведомость всем принятым и израсходованным мною по этому случаю суммам вместе с удостоверительными документами и препроводить в оный же вексель от 15 (27) июля от г. Гомберга и Ко на имя гг. Штиглиц и Ко и с моею надписью ценностью на сумму 12 365 франков, обращенных в 3053 рубля 12 коп. серебром, которыми департамент и благоволит распорядиться на законном основании.
Представляя департаменту внешних сношений этот окончательный отчет, мне остается только присовокупить, что, не нашедши нужным публично продать некоторые вещи туалетные или на память, музыкальные ноты и предметы, не имеющие ценности для посторонних, буду иметь честь препроводить их с документами покойной в императорское министерство в особом ящике, который будет отправлен с гаврским пароходом, отходящим будущего 3/15 августа’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 10-10 об.).
7 В отчете генерального консула содержатся нигде более не встречаемые сведения об обстоятельствах смерти Огаревой. Отчет интересен и безотносительно к Огаревой — как документ, содержащий сведения о регистрации акта смерти русских подданных за рубежом, о похоронных распоряжениях при отсутствии родственников и близких, о средствах тогдашней лекарственной медицины. Документы, представленные в отсчете, подразделяются на несколько групп. Первая включает в себя суммарные ведомости издержек с 4 апреля по 21 июля 1853 г. в связи с оформлением документов о смерти, аукционной продажей имущества, расчетами по долгам Огаревой, а также с доставкой вещей на хранение (оставшееся имущество Огаревой поместилось в три чемодана). Здесь же отчеты по похоронным расходам и пересылке вещей и векселя в Петербург, в департамент внешних сношений МИД (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 12). К суммарным ведомостям прилагаются отчетные документы от разных лиц и учреждений. В бумагах из парижской мэрии находится свидетельство о смерти Огаревой, выданное за No 714 из мэрства 1-го округа. Здесь, в частности, сообщается возраст Огаревой — 31 год (там же, л. 14).
В рапорте консула приводятся счета, представленные поверенным и служителем Огаревой Шовеном. Огарева осталась должна разным лицам 1810 франков. Из них за квартиру и стол с 7 января по 7 апреля 1853 г. — 1500 франков (по 500 франков в месяц), остальные же — докторам за визиты, сиделке и за лекарства. Визиты врачей начались за полтора месяца до кончины — 17 визитов доктора Турнье, с 10 февраля по 4 апреля, по 5 франков за визит, и 8 визитов, с 4 по 9 апреля, по той же таксе, включая сюда консультацию и перевязку, — доктора Никола. Сиделка (Раде) была приглашена за два дня до смерти. Лекарства заказывались в аптеке Джонсона (ул. Комаратен, 6), с 15 февраля по 11 марта (главным образом противолихорадочные по 2 франка 50 сантимов за упаковку — всего на 29 франков 80 сантимов), затем, по прекращении кредита, после двухнедельного перерыва — в аптеке ‘Золотая ваза’ (Шоссе д’Антен, 65), с 26 марта по 7 апреля, — всего на сумму 18 франков 45 сантимов (алтей, грудной чай, льняное семя, рыбий жир, мед простой и ртутный, различные сиропы и лимонад, за шесть дней до смерти — шпанская мушка) (там же, л. 17, 21). Среди счетов, представленных Шовеном, — квартирная квитанция в получении денег за наем квартиры в доме, принадлежавшем Дэрасу, на бульваре Дю-Тампль, 28 (деньги за домовладельца получил Лакруа).
Особую группу бумаг составляют похоронные документы. Отпевание происходило в часовне Греческой церкви И апреля. Похороны по 4-му классу были заказаны похоронной конторе по улице Алибер, 10. Гроб, покрытый черным суконным покровом, усеянным серебристыми звездами, с галунами и серебристой каймой, был установлен на обитых таким же покровом дрогах. Упряжка из двух лошадей, покрытых такой же попоной, с кучером в ливрее, сопровождалась четырьмя траурными служителями. За дрогами следовали две драпированные и две лакированные кареты. Сосновый гроб, изнутри обитый атласом, был помещен в дубовый, обитый свинцом, с выгравированной на медной доске надписью. На Северном кладбище было отведено два метра земли. Через месяц после похорон, 11 мая, поставщик фирмы ‘Египетская пирамида’ (близ кладбища Монмартр, 14) Нотт установил надгробный камень с надписью в 58 букв и железную решетку. Расходы на похороны составили около 2000 франков. 7 июня гроб с телом Огаревой был выкопан — вероятно, для отправки на родину (там же, л. 16—20 об.).
Огарева не выдержала зимы в неотапливаемой квартире, при недостатке в самом необходимом. Обстоятельства ее смерти выяснились впервые. До сих пор считалось, что Огарева ‘умерла содержимая Христа ради каким-то крестьянским семейством близ Парижа’ (Тучкова (Огарева) Н. А. Воспоминания. М., 1959, с. 285).
Упомянутый в консульском рапорте от 21 июля (2 августа) 1853 г. ‘особый ящик’ с вещами Огаревой был доставлен в петербургскую таможню во второй половине августа и по распоряжению департамента полиции исполнительный МВД в начале октября был препровожден московскому военному генерал-губернатору для передачи в таможню, а оттуда — наследникам (АВПР, ф. Гл. арх. П-7, оп. 81, 1853 г., ед. хр. 59, л. 12, 14—17, ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 10, 16). При досмотре ящика в московской таможне 22 августа 1853 г. была составлена опись, в которой значилось: ‘Мелких бронзовых вещей, в каждой не менее полуфунта, весом налицо тридцать золотников, браслет шелковый с портретом на камне в золотой оправе, весом налицо семь золотников, хрустальных шлифованных изделий без украшений пять штук, весом налицо восемь золотников, одна штука, принадлежащая к кабинетным редкостям, весом четыре золотника, костяных изделий из простой кости, весом пять золотников, две штуки, одна булавка с аметистом в золотой оправе, осыпанная каменьями, весом полтора золотника, мрамор в деле, одна штука без украшений, весом один фунт четыре золотника, медь в деле без украшений одна штука, весом девять золотников, кольцо золотое с вделанными в него волосами, весом один золотник, стальных вещей без украшений, принадлежащих к женскому рукоделию, три штуки, весом два золотника, пуговиц стеклянных пять штук, весом пять золотников, золотые сер<ь>ги с алмазом, весом три четверти золотника, деревянный без украшений игольник, весом один золотник, медаль медная с иностранной надписью, весом один золотник, три дагерротипные портрета без рам, папка с фамильными портретами и гравюрами пейзажей. Сих вещей восемь штук. В сей же папке заключается переписка на иностранном языке. Сверх того запечатаны в особый пакет с приложением печати таможни печатные ноты со словами и рукописи. Пакет сей имеет два фунта шестьдесят пять золотников. В этом же ящике заключается восемь старых различной величины альбомов’.
Обозначенные в описи предметы были оценены 18 августа 1855 г. в И рублей 28 копеек серебром. 31 октября 1855 г. вещи были получены московским 2-й гильдии купцом А. И. Эйфертом для передачи наследникам (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 87—88). Из упомянутых в описи ‘трех дагерротипных портретов’ один, вероятно, изображал Панаеву (см. письмо Панаевой к Огаревой от 16 декабря 1846 г. из Петербурга: ‘Дагерротип я с большим удовольствием пришлю…’ (Черняк, с. 320). В папку, заключавшую в себе ‘переписку на иностраннном языке’, входили, скорее всего, и письма Огарева к жене, написанные по-французски (опубликовано 11 писем за 1845—1848 гг., см.: Черняк, раздел ‘Документы и письма’), а в ‘особый пакет’ с рукописями — по-видимому, письма Панаевой к Огаревой (опубликовано 39 писем за 1846—1853 гг., см.: там же, см. также настоящую публикацию, примеч. 24). Из ‘старых альбомов’ известен один (ЦГАЛИ, ф. 359, оп. 1, ед. хр. 169, частично опубликовано: Новые пропилеи, т. I. М—Пг., 1923, с. 21—22, см. также: Черняк, с. 317—318).
8 Сохранились две копии векселя — на французском (АВПР, ф. Гл. арх. Н-7, оп. 81, 1853 г., ед. хр. 59, л. 5) и на русском языке (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 13). Подлинный вексель вместе с переводом консульского рапорта и отчета от 21 июля (2 августа) был отослан из департамента полиции исполнительной МВД московскому генерал-губернатору 3 сентября (ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 9, 14).
9 30 июня 1854 г. Огарев представил в Московский надворный суд через пристава 2-го стана Корсунского уезда копии формулярного списка от 1840 г. и свидетельства о браке от 26 августа 1853 г. (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 26-29).
10 Огарев дал доверенность Гржегелевскому от 15 сентября 1854 г. (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 35).
11 О заемных письмах см. примеч. 14.
12 Огарева выехала из Петербурга в Италию в последних числах ноября—начале декабря 1846 г. (Черня к, с. 320, см. также отметки в заграничном паспорте Огаревой: ЦГИА, ф. 1286, оп. 14, 1853 г., ед. хр. 1547, л. 20—28).
13 Доверенность Огаревой Шаншиеву явилась результатом переписки между Шаншиевым и Панаевой в ноябре 1850 г. Первоначальный проект доверенности, присланный Шаншиевым к Огаревой (через Панаеву) в июле того же года, существенно отличался от окончательного. По этому проекту Огарева соглашалась удовлетвориться суммой в 50 000 рублей серебром вместо полагавшихся ей 85 750 тысяч (Черняк, с. 502—503). Судя по письму Шаншиева к Панаевой от 11 ноября (ЦГАЛИ, ф. 382, оп. 2, ед. хр. 17, л. 3—3 об.), этот проект не был признан в московской палате гражданского суда достаточно обоснованным для прекращения дела.
Приводим текст доверенности от 20 ноября (2 декабря) 1850 г.: ‘Милостивый государь Николай Самойлович! В Московской управе благочиния производится дело о взыскании с коллежского регистратора Николая Платоновича Огарева должных им мне по шести заемным письмам, писанных 1846 г. октября 16-го, капитала восемьдесят пять тысяч восемьсот пятнадцать рублей, представленных туда ко взысканию по передоверию от г-жи коллежской секретарши Авдотьи Яковлевой Панаевой, желая ныне уполномочить Вас лично от себя покорнейше Вас прошу принять на себя труд иметь по тому взысканию хождение, подавать от себя во всякое присутственное место к начальствующим лицам от имени моего за Вашею подписью всякого рода прошения, судебные решения слушать, удовольствие и неудовольствие объявлять и переносить частным и апелляционным порядком в высшие судебные места, учинить с должником и его поверенным мировые сделки и домашние расчеты по усмотрению Вашему без всякого ограничения и получить деньги, передать означенные заемные письма, по частям или вместе другим лицам, дозволить должнику Огареву продать часть имения его, состоящее под запрещением по вышеописанному взысканию, просить о снятии наложенного на его имения запрещения, так как Вы имеете намерение купить у должника недвижимое его имение, состоящее в Орловской губернии, то на сие изъявляю согласие и дозволяю Вам, вместо следующих от Вас денег, представить в уплату вышеописанные заемные письма, в сумму, какая причитаться будет, полученные Вами деньги по судебному решению или мировой сделке и домашнему расчету имеете Вы вручить Авдотье Яковлевне г-же Панаевой, которая на сей предмет имеет от меня словесное распоряжение, если встретится надобность при мировой сделке или домашнему расчету принять Вам какие-нибудь обязательства, то таковые дозволяется Вам совершить на Ваше имя, и как во всем вышеписанном, так и в тех случаях, которые здесь не объяснены, доверяю Вам действовать как бы я сама без отчета и ограничения, и все, что Вы или кому от Вас доверено будет, законно учините, в том Вам верю и впредь спорить и прекословить не буду.
С совершенным почтением честь имею, милостивый государь, готовая к услугам Мария Львова дочь Огарева, жена коллежского регистратора.
Сия доверенность принадлежит отставному штаб-ротмистру Николаю Самойловичу Шаншиеву. Что сию доверенность собственноручно подписала Мария Львова дочь Огарева, в том свидетельствует Российское императорское генеральное консульство.
В Париже ноября 20/декабря 2 1850 года. Генеральный консул Александр Эбелинг.
Что сей документ действительно засвидетельствован Российским императорским генеральным консульством в Париже, в том Департамент внутренних сношений министерства и контрактных дел удостоверяет с приложением печати декабря 21 дня 1850 года’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 52—53).
14 Из шести идентичных заемных писем, выданных Огаревым жене, с позднейшими расписками Шаншиева в получении денег, приводим одно: ‘Лета тысяча восемьсот сорок шестого октября в шестнадцатый день из дворян коллежский регистратор Николай Платонов сын Огарев. Занял я у жены своей Марьи Львовны Огаревой денег пятнадцать тысяч рублей серебром за указные проценты сроком впредь па один год, то есть будущего 1847-го октября по вышеписанное число, на которое должен всю ту сумму сполна заплатить, а буде сего не заплачу, то вольна она, жена моя г. Огарева, просить о взыскании и поступлении по законам. К сему заемному письму из дворян коллежский регистратор Николай Платонов сын Огарев, что я денег пятнадцать тысяч рублей серебром за указные проценты до показанного срока занял и руку приложил. У сего заемного письма штаб-лекарь коллежский ассесор Николай Яковлев сын Кетчер свидетелем был и руку приложил. У сего заемного письма из дворян коллежский регистратор Николай Михайлов сын Сатин свидетелем был и руку приложил. Заемное письмо писал Московской палаты Гражданского суда 2-го департамента в крепостной экспедиции коллежский секретарь Мячиков, 1846 года октября в 16 день сие заемное письмо Московской палаты Гражданского суда 2 д-та в крепостной экспедиции писано и в книгу записано <...> По сему заемному письму полное удовлетворение получил по доверенности коллежской регистраторши М. Л. Огаревой, засвидетельствованной в Париже 20 ноября (2 декабря) 1850. Отставной штаб-ротмистр Николай Самойлов сын Шаншиев’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 44—44 об.).
Расписки на следующих пяти векселях несколько отличаются от вышеприведенной. На втором (по последовательности расположения в составе судебного дела) векселе проставлена дата ‘февраля 8-го 1851’. Расписка на четвертом аналогична расписке на втором, но без даты. Пятая расписка — такая же, как и на первом векселе, но с добавлением текста: ‘8 тыс. руб. сер<ебром>, а остальную сумму 31 марта 1851 г.’. Из суммы 85 тысяч рублей серебром, причитавшейся по векселям Огарева, Шаншиев приобрел на сумму 25 тысяч принадлежавшее ранее Огареву орловское село Уручье с прилегавшими к нему деревнями, часть денег получил от Огарева наличными за купчую, другую часть векселями на должников Огарева H. M. Сатина и К. И. Яниша (Черняк, с. 534—535).
15 В январе 1857 г. городничим в Темникове был поручик С. Ф. Тиньков (см.: Адрес-календарь на 1858—1859 годы, ч. П. СПб., с. 192).
16 В тексте ошибочно: ‘Декабря’. Описка исправлена по тексту выверенной в суде копии (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 162).
17 Датируется по сведениям из отзыва Панаевой от 23 сентября 1858 г. (см. документ No 10).
18 Проект доверенности составлен неизвестным нам лицом (скорее всего, Шаншиевым), отослан к Огаревой в Париж с письмом от Панаевой (Черняк, с. 375). Доверенность ставила Огареву в полную зависимость от Панаевой. Этому документу суждено было сыграть важнейшую роль в истории ‘огаревского дела’. Приведем текст документа (от 12 мая/13 апреля 1849 г.).
‘Милостивая государыня Авдотья Яковлевна! Уезжая из С.-Петербурга за границу для излечения болезни в 1846 году, я предоставила состоящему в должности экстраординарного профессора при императорском Московском университете титулярному советнику Тимофею Николаевичу Грановскому получить от мужа моего коллежского регистратора Николая Платоновича Огарева должные мне деньги по выданным им на мое имя шести заемным письмам, из коих пять в пятнадцать тысяч рублей серебром каждое и одно в десять тысяч восемьсот пятнадцать рублей серебром, всего на сумму восемьдесят пять тысяч восемьсот пятнадцать руб. серебром. Ныне известилась я, что означенные деньги не были еще уплачены и что заемные письма не были протестованы, а потому покорнейше прошу Вас, милостивая государыня, принять на себя труд получить от г. Грановского поименованные заемные письма, выданные мне мужем моим, и по оным предоставляю Вам поступить, как Вы признаете нужным, т. е. отсрочить ли уплату или представить их ко взысканию и в сем случае поступить на основании законов. Во всяком случае предоставляю Вам, милостивая государыня, по сему предмету все права, какие имела я, и действовать по своему произволу, как бы я сама во всем, что Вы найдете для меня полезным. Полученные Вами капитал и проценты покорнейше прошу употребить, как я лично об этом Вас просила. Коллежская регистраторша Марья Львова дочь Огарева. 12 мая/30 апреля 1849 года.
Что сие верющее письмо собственноручно подписала Марья Львова Огарева, в том свидетельствует Российское императорское генеральное консульство. В Париже. Апр. 30/мая 12 1849. Генеральный консул Шпис.
Сия доверенность принадлежит коллежской секретарше Авдотье Яковлевне Панаевой.
Подпись императорского российского консула в Париже статского советника Шписа действительно учинена, в том департамент внутренних сношений Министерства иностранных дел свидетельствует с приложением печати мая 16 дня 1849 года’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 155—156 об.).
19 См. об этом в письме Огарева к М. Л. Огаревой от 16 августа 1846 г. (Черняк, с. 314). См. также доверенность Огаревой на имя Панаевой от 12 мая (30 апреля) 1849 г. (примеч. 18).
20 Сведения о пребывании Панаевой в 1847 г. за границей ошибочны. Панаева ездила за границу и виделась с Огаревой в мае—июле 1850 г. (Черня к, с. 174— 175, 499).
21 Имеется в виду доверенность от 12 мая (20 апреля) 1849 г. (см. примеч. 18). См. также письмо Панаевой к Огаревой от 16 апреля 1849 г. (Черняк, с. 375—376). Это письмо в составе переписки Огаревой перешло к Огареву с бумагами покойной жены и было использовано поверенным в комментируемом прошении.
22 Имеется в виду доверенность от 20 ноября (2 декабря) 1850 г. (см. примеч. 13).
23 О заемных письмах Сатина Огареву, приобретенных Шаншиевым, см.: Черняк, с. 518—519, 534, 537.
24 Письма, представленные в суд Гржегелевским, определили исход процесса. Суд признал в них неопровержимое доказательство того, что деньги, взысканные Шаншиевым по доверенности Панаевой с Огарева для вручения жене последнего, не были переданы по назначению. Гржегелевский представил в суд четыре письма Панаевой.
Первое из них написано 24 апреля 1851 г.: ‘Продолжительное и упорное мое молчание происходило от очень уважительной причины. Я лежала в постели с месяц, у меня было воспаление в легких и в животе. Но когда я оправилась, я получила письмо твое, где ты пишешь о том, что я и без тебя знала хорошо, но писать до сего дня не могла. Посылаю тебе 100 рублей серебром, в конце недели вышлется около тысячи франков тебе, а там остальные тысячи четыре франков. Дело твое окончилось, деревня Орловская перешла к Шаншиеву, от них также заемные два письма на купца на срок двух лет. Все эти дрязги стоили Шаншиеву 6 тысяч серебром, посуди сама, ведь это 24 тысячи франков. Все дело вели на наши деньги, они прислали доверителя с пустыми руками, да еще торопили нас, говоря, что уж теперь от вас зависит кончить все: они, верно, думали, что мы не извернемся с деньгами, но ошиблись, уж если взялись отстаивать тебя, так отстоим, и скоро, скоро ты увидишь, что мы преград и препятствий сниспровергли для достижения своей цели.
Присылка денег к тебе зависит от получения от них по векселю денег, но они и тут покуралесили, водят нас заверениями , однако есть надежда все получить через две недели. Ты не поверишь, как мне самой хочется конца твоих дел, чтоб я получала от тебя письма веселые, не остылые. Натерпелась ты нужды, бедная, но что горевать о прошлом! Да, я смело могу назвать прошлым, потому что ты скоро в аккуратном доходе отдохнешь от всех тревог. Я желала бы видеть этих месье , как бы они наперерыв друг перед другом упрашивали тебя забирать у jfex товару и робким голосом подносили оы свой счет , уверяя, что он ничтожен и он так только занес. А я воображаю, как они теперь важно стучатся к тебе, называя тебя М-е Chr. Что он живет у тебя: ты мне ничего не пишешь.
Шаншиев будет писать тебе подробное письмо о положении твоих дел. Я получила от него на твое имя заемные письма в ту сумму, в какую окончено твое дело. Через два года ты будешь обладать капиталом очень значительным. Цалую тебя. Не знаю, как делать с письмом, афроншировать, — боюсь, затеряется на почте. А ну, как у тебя нет денег? Некрас<ов>, Сократ тебе кланяются. О Гейне и других тебе знакомых не знаю ровно ничего. Карцова умирала, теперь ей получше, но все еще плоха. Говорят, так исхудала, что страшно смотреть. Скоро буду писать тебе опять’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 238—238 об., 241—241 об.).
Во втором письме, от 21 апреля 1852 г., Панаева сообщала: ‘С неописанной радостью посылаю тебе 4 ты<сячи> франков, даже слишком, т. е. 1000 серебром. Летом ты получишь 20 тысяч франков или более в уплату твоего капитала. Не позволишь ли ты уплатить часть из них долгу Сокра<ту>, который в очень бедственном положении, в таком, что только и живет ничтожными займами у Некра<сова>. Мне его жаль ужасно, он совершенно упал духом. Картины его никто не покупает, не потому, что они не нравятся, а потому, что он не умеет продавать их. Винить его нельзя в этом, потому что у него такая уж натура. Пришли мне разрешение. Без тебя я не могу удовлетворить его просьбе, Исключая этих денег, которые ты получишь, ты должна получить еще проценты за год. На будущий год срок всем твоим векселям, и я не хочу ничего говорить, а самое лучшее, когда ты получишь нынче часть капитала, то увидишь, что об тебе постоянно думали и продолжают так же ревностно думать. О доставке тебе денег твоих не заботься, где бы ты ни была, даже в Мессине , и там ты их получишь от меня. Будь покойна, я так рада, так счастлива буду сама, когда ты напишешь мне письмо, что ты совершенно успокоилась и живешь весело и не думаешь, что-то делается в Петербурге с моим делом?
Пожалуйста, пиши аккуратнее твой адрес, если ты поедешь лечиться куда-нибудь, также и уведоми меня в получении денег. Письмо послано в Париж poste restante.
Про себя я могу сказать одно, что прозябаю, потому что упала совершенно духом после потери стольких надежд, основанных на моем ребенке. Еду в Ораниенбаум лечиться, т. е. купаться, далее ехать мне не позволяют мои денежные дела, которые пришли в очень жалкое положение вследствие ежегодных болезней, платы докторам и покупки лекарств.
Вот тебе новость: господин Фролов женится вновь. Берет жену на этот раз плотного телосложения, солидных лет и с приличным состоянием. Невеста его родственница Грановскому. Друзья хором поют о величии души Фролова, о его любящей натуре. Умилительно смотреть на все это, и дивишься, как легко и в то же время выгодно быть ловким человеком. Фролов по своей жизни мне очень напоминает Тартюфа, только московского. Насчет бумаг твоих я осведомлялась, и они будут стоить до, 3-х тысяч серебром. Выгодно ли тебе это будет? Если желаешь, то я приму меры, иначе нечего начинать этого дела. Цалую тебя и желаю тебе полечиться хорошенько летом. Дожидаю получить от тебя в скором времени письмо. Прощай, пиши мне почаще. Все тебе посылают искренний поклон’ (ЦГИАМ, ф. 81, ед. хр. 1964, л. 244—245 об.).
Третье письмо Панаевой датируется июлем 1852 г.: ‘Что мне было отвечать на твои письма, тем более что Шаншиева не было в Петербурге. Он возвратился и посылает тебе 1000 рублей серебром в poste restante, они ждут тебя. Остальные 5 тысяч он надеется выслать в этом месяце или в августе. Мая 1853 он решительно покончит все счета с тобой (как сказано в его условии со мною).
Я попрошу тебя об одном, погоди давать эпитет тем людям, которые, кроме твоей выгоды, ничего не видали, взявшись за твои дела. Если бы хоть раз имела пустое дело, особенно денежное, то не приписывала <бы> медленности твоего дела каким-то унизительным расчетам. Я одно верно знаю, что, несмотря на твои подозрения, я могу отвечать покойно. Факты тебе докажут противное.
На будущий год, я уверена, ты изменишь мнение о нас…
Что твое здоровье и куда ты намерена переехать? Пожалуйста, пиши тотчас при перемене места. Сумма так значитель<на>, что надо быть осторожной.
Я живу опять в Ораниенбауме, но погода так дурна, что нет средств пользоваться купаньем, и я частенько прихварываю. Прощай, будь здорова и покойна. Твои знакомые тебе все кланяются’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 239—240).
Последнее письмо от ноября 1852 г.: ‘Аккуратность высылки обещанных тебе денег зависит не от меня. Тот, кто надеялся получить, тоже был обманут. Ты видишь, что я нисколько не виновата, одно сделала глупо, что писала тебе свои надежды. В том, что ты, не убив медведя, запродала шкуру, право, я не понимаю, как можно меня упрекать за это? Ты удивляешься, что я не пишу тебе ничего? Но что писать мне той, которая была так деликатна, что решилась меня предупреждать, что не позволит себя водить, как дурочку, за нос. Эта фраза взята из письма твоего ко мне, писанного нынче весной. Я молчала, потому что нашла унизительным принимать на свой счет такие грязные выходки от той женщины, для которой я вынесла столько неприятностей и хлопот. Я никогда не сделала бы тебе следующих вопросов, если бы не вызвала бы меня своими письмами. Давала ты хоть грош на процесс? Кто высылал тебе деньги для твоего существования? И кто заботился о сохранении твоих интересов? Просили у тебя денег на бумаги, на совершение купчей? Упрекали тебя в том, что ты требовала и для себя еще денег??
Хоть бы один из твоих родных, зная твоего дела, выслал ли тебе грош, и какое участие показали??
Каким же образом вдруг те люди, которые столько оказали тебе расположения, могли заслужить подозрение. Как решилась ты высказать их. И после этого ты удивляешься моему молчанию!!!
К новому году выслано будет 1000 серебра, т. е. к нашему новому году. Шаншиев уехал из Петербурга, и если вернется с деньгами, то будут высланы и обещанные деньги из капитала.
В 1853 году дела все будут покончены со мной. Не хочешь ли ты приехать сама за получением капитала. Удостоверилась бы лично, как делаются денежные дела, да и в том, что капитал твой весь цел. Если бы я имела наличные твои деньги, то ты могла бы требовать так настойчиво денег. Проценты ты, кажется, получаешь очень аккуратно. Уплаты по векселям ранее не может быть, как в мае месяце 1853. Это тебе писано сотый раз. За деревню также надо тебе внести в то же самое время. Обещанные деньги выслать тебе из капитала зависело от получения совершенно не по твоим векселям. Позволь мне дать тебе один совет, это никогда так не испытывать ничьей дружбы. Впрочем, другого процесса не будет, значит, тебе более меня не нужно. С твоими наличными деньгами ты найдешь себе друзей, только не поплатись, в свою очередь, как я поплатилась за свое легковерие. Прощай, будь здорова.
P. S. Если тебе так нужны деньги, то есть средства, может быть, достать, но и это еще не верно. Условия очень обыкновенные для заимодавца: на 4 тысячи серебром проценту 2 ты<сячи> сереб<ром>, да 1 ты<сяча> серебром неустойки.
Совесть моя не позволяла мне никогда такие делать безрассудства с чужими деньгами. Напиши свое мнение. Будь покойна, твои интересы все тоже останутся для меня святыми до той минуты, как ты получишь последний грош из капитала.
У нас была холера. Теперь последние умирают. К лету ждут еще ее посещения’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 17, ед. хр. 1964, л. 242—243).
Приведенные письма Панаевой требуют некоторых пояснений. В письме от 24 апреля 1851 г. говорится об окончании дела Огаревой с ее мужем. Речь идет о производившемся в Московском надворном суде ‘деле Огарева, коллежского регистратора, о взыскании с него Огаревой, коллежской региотраторшей, по заемным письмам денег (5 сентября—12 декабря 1849 г.)’ (ЦГИАМ, ф. 81, оп. 15, ед. хр. 55, дело не сохранилось). Письмо относится ко времени окончательного расчета между Огаревым и поверенным его жены Шаншиевым. Об орловской деревне, перешедшей к Шаншиеву, и о заемных письмах ‘на купца’ сроком на два года см. документы No 3, 9 и примечания к ним, см. также настоящий выпуск, с. 141—142.
О каком купце идет речь, не установлено (ср. письмо Панаевой к Огаревой от 23 мая 1853 г., где говорится в той же связи о ‘Купце московском’: Черняк, с. 514). Слова о том, что ‘эти дрязги стоили Шаншиеву 6 тысяч серебром’,— несомненное преувеличение. Шаншиев, пользуясь неведением Огаревой, чрезвычайно высоко оценивал свои расходы и услуги поверенного (там же, с. 381, 501). Упомянутый в письме ‘доверитель с пустыми руками’ был на самом деле поверенным (Панаева допустила описку). Имеется в виду поверенный Сатина Н. Ки-реев, которому Шаншиев отказывался заплатить следуемые ему деньги (там же, с. 506—508). Упомянутый в письме Сократ — близкий друг Огаревой художник С. М. Воробьев (1817—1888).
В письме от 21 апреля 1852 г. говорится о Н. Г. Фролове (1812—1855), ученом, переводчике и сотруднике ‘Современника’, потерявшем жену, урожд. Е. П. Галахову, родственницу петербургского обер-полицмейстера, и женившегося на М. В. Станкевич.
Огарев Николай Платонович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Материалы уголовного дела, Казанский Порфирий Алексеевич, Год: 1938
  2. Контракт на аренду типографии Московского Университета, Новиков Николай Иванович, Год: 1779
  3. Донос на Г. С. Батенькова, представленный П. А. Клейнмихелю в 1825 г, Батеньков Гавриил Степанович, Год: 1825
  4. Завещание, Шекспир Вильям, Год: 1893
  5. Дела верховного уголовного суда и следственной комиссии…., Муравьев-Апостол Матвей Иванович, Год: 1828
  6. Дела верховного уголовного суда и следственной комиссии…., Гангеблов Александр Семёнович, Год: 1826
  7. Дела верховного уголовного суда и следственной комиссии…., Бестужев-Рюмин Михаил Павлович, Год: 1828
  8. Материалы следственного дела А. П. Барятинского, Барятинский Александр Петрович, Год: 1828
Электронная библиотека