А. Беляев (под псевдонимом В-la-f)
А. Беляев (под псевдонимом В-la-f)
‘Доктор Штокман’
‘Доктор Штокман’
_______________
_______________
‘Смоленский вестник’. — Смоленск. — 1912. — No 187. — (21.8). — С. 3
‘Доктор Штокман’, Беляев Александр Романович, Год: 1912
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Неизвестный Александр Беляев. Театральные Заметки.
Ибсен — символист. Все его образы синтетичны, являясь обобщением целого ряда жизненных типов. И как во всяком символе, в образах Ибсена совмещаются несколько градаций синтеза. Доктор Штокман, прежде всего, просто честный общественный деятель, ратующий среди болотца глухого провинциального норвежского городка. В этой драме в значительной степени отразилась личная борьба Ибсена с норвежским обществом и с этой точки зрения драма имеет местное значение, представляя из себя едкую сатиру нравов современников и земляков Ибсена — сатиру, в свое время метко попавшую в цель.
Возвышаясь над этой идеей драмы, имеющей временный и местный интерес, мы видим, что ‘Доктор Штокман’ захватывает гораздо более широкие круги общественных явлений, касаясь борьбы бескорыстного общественного деятеля с разлагающей средой торжествующего большинства, не умеющего в своей близорукости поступаться какими бы то ни было интересами сегодняшнего дня во имя лучшего устроения жизни.
В этом смысле ‘Доктор Штокман’ является общечеловеческим типом.
Наконец, последний высочайший синтез драмы — это вечная как само общество борьба личности со средой.
Борьба, которая имеет целью ухо даже не интересы общества, а только торжество своей личности, самоутверждение своего ‘я’.
Артисту, который приступает к роли доктора Штокмана необходимо прежде всего определить свое отношение к этим градациям синтеза и остановиться на одной из них и уже всю роль строить исходя из этого выбора, изображая доктора Штокмана или добродушным, честным, наивным как ребенок, норвежским доктором, или неподкупным общественным борцом, превыше своей выгоды ставящим общественный интерес, или наконец, ярым индивидуалистом, приносящим все, вплоть до общественных интересов в жертву своего гордого ‘я’.
Артист Бороздин, создавая образ Штокмана взял, по-видимому, за основу Штокмана 2-й категории — бескорыстного борца за общественное благо. Но этот образ далеко не выдержан, так как артист, на протяжении всего исполнения, то нисходит к конкретному образу доктору из норвежского городка, то поднимался на высоты самоутверждающей себя личности.
От этого образ Штокмана получился неопределенный.
В мелочах, которые должны придать Штокману образ живого лица, артист изображал милого, добродушного человека, немного недалекого, и как почти все недалекие упрямого.
Когда доктор, например, решает в конце концов остаться в городе, чтобы бороться до конца, г. Бороздин дал только упрямство прямолинейной натуры ‘палка-человек’ (Штокман).
Речь Штокмана к согражданам, в которой сам автор вложил такие горячие обличительные слова самоутверждающей личности против большинства, побеждающего не правом, а силой, была исполнена артистом не с сарказмом и даже не с иронией, а только с добродушной насмешкой.
Радость же по поводу того, что в воде действительно оказались вредоносные бактерии, была передана так, как радуется индивидуалист, которому, в сущности говоря, нет дела до бактерий и всего на свете и важно лишь то, что он оказался прав.
Тот же ‘Штокман 3-й категории’, — индивидуалист чувствовался и в заботе Штокмана о том, чтобы ни одна буква в его статье не была переврана, а также и в ‘скромном’ отказе от торжественных факельных шествий.
Мне кажется, главная ошибка исполнения состояла в том, что избрав за основу Штокмана — общественного деятеля, артист иногда заставлял иногда проявляться Штокману-индивидуалисту, отчего терялась цельность. Или образ индивидуалиста надо было нарисовать во весь рост, или не касаться его совсем Борьба за свою личность — высокая задача и во имя ее можно оправдать многие жертвы, — вплоть до предпочтения личных интересов общественным.
Но, повторяю, если только это делается во имя идейного самоутверждения личности.
В противном случае все эти проявления индивидуальности превращаются в простой эгоизм, пятнающий и обесценивающий бескорыстный образ Штокмана. И тогда закрадываются сомнения, — так лишь бескорыстен Штокман, не важнее ли ему ‘доказать свое’? Не находит ли он в этом награды за все невзгоды, и не становится ли он в ряды тех ‘бескорыстных общественных деятелей’, которые, в конце концов, если вскрыть тайные пружины их деятельности, оказываются весьма корыстными, получая награду лишь иной монетой: удовлетворением тщеславия, властолюбия, а иногда, — как бы ‘попутно’, — и устроением своего собственного благополучия?
А раз закралось это сомнение, начинаешь обращать внимание и на то, что не договорил сам автор. Кажется странным, почему Штокман, побежденный большинством, уже ни разу не выражает беспокойства о том, что люди будут продолжать пить свое, что ‘он им еще покажет’!
На каком бы образе не остановился артист, необходимо, чтобы этот образ был цельный, — и тогда он должен возбудить симпатию.
Штокман г. Бороздина не возбуждает горячих симпатий и в этом главный минус исполнения.
Сегодня трупа Д.И. Басманова ставит одну из боевых новинок текущего сезона, пьесу Косоротова ‘Мечта любви’. В пьесе выступают г-жа Будкевич, гг. Глаголин, Борин, Эйке.
Завтра бенефис талантливого премьера труппы Басманова Б.С. Глаголина. Для своего бенефиса даровитый артист ставит давно не шедшую на нашей сцене пьесу гр. Алексея Толстого ‘Царь Федор Иоаннович’. Пьеса при участии г. Глаголина выдержала более 100 представлений на сцене Петербургского театра.