Б. И. Бентовинъ.
Б. И. Бентовинъ.
РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.
Додо.
Додо.
——
——
——
——
——
——
Додо, Бентовин Борис Ильич, Год: 1901
Время на прочтение: 12 минут(ы)
‘P.S. Кстати, Лева, могу сообщить, теб о находк, которая быть можетъ тебя за интересуетъ. На дняхъ собирался я строить новую плодосушильню въ фруктовомъ саду… И вотъ, когда рабочіе рыли ямы для столбовъ, они наткнулись на какія-то кости — не то птичьи, не то звриныя, не то человчьи прямо чертъ ихъ знаетъ какія… Моя Олеся вс ихъ бережно собрала и уложила въ одинъ ящикъ. Вотъ-бы теб ихъ посмотрть и въ нихъ разобраться… Не заставитъ-ли это тебя наконецъ, къ намъ пріхать… Вдь цлыхъ три года — съ самаго перезда въ Закавказье — мы съ тобою не видались. Я и Олеся совсмъ соскучились… Ну да на тебя — надежда плохая. Еще разъ обнимаю. Твой дядя Поликарпъ Замысловъ’.
Такъ кончалось письмо, полученное приватъ-доцентомъ N скаго университета, по кадр зоологіи, Львомъ Игнатьевичемъ Окаринымъ, отъ его двоюроднаго дяди…
Окаринъ, еще будучи гимназистомъ, остался сиротой, и Замысловъ взялъ на себя заботу о его дальнйшемъ воспитаніи. Замысловъ былъ тогда воинскимъ начальникомъ въ одномъ изъ крупныхъ губернскихъ городовъ. Потомъ вышелъ въ отставку, перехалъ въ свое родовое имніе, и здсь страстно отдался сельскому хозяйству. Любовь свою онъ впрочемъ длилъ между имньемъ и единственною дочерью 11-лтнею Олей, которую ему оставила въ наслдство покойная жена. Это былъ прелестный ребенокъ съ темными кудрями и огненными глазками…
Окаринъ въ студенческіе годы каждое лто проводилъ каникулы въ имніи Замыслова. По по выход изъ университета поздки въ деревню прекратились. овъ Игнатьевичъ, ты здилъ въ заграничную командировку, то жилъ на дач у товарища… Между тмъ Замысловъ купилъ новое прекрасное имнье въ Закавказья, и переселился туда, ршивъ серьезно заняться плодоводствомъ и виноградарствомъ…
Левъ Игнатьевичъ съ большимъ интересомъ дважды перечиталъ постъ-скриптумъ… Его сильно заинтересовали кости, о которыхъ писалъ Замысловъ… 3акавказье — страна въ геологическомъ и палеонтологическомъ отношеніи мало изслдованная, и кто знаетъ, какія чудеса и сюрпризы таятъ здсь ндра земли…
Окаринъ тутъ-же послалъ Замыслову срочную телеграмму: ‘Вышли не медля находку большою скоростью’… А ночью ему снились кости различныхъ очертаній и величинъ, которыя, сцпившись вмст исполняли передъ нимъ какую-то фантастическую ‘пляску смерти’…
Только спустя пять дней ловъ Игнатьевичъ получилъ письмо, гд между прочимъ говорилось, что ‘Олеся не ршается отправить кости по желзной дорог, такъ какъ он довольно хрупки и могутъ разломаться’…
— Чортъ-бы побралъ эту Олесю!.. — воскликнулъ Левъ Игнатьевичъ. Но тутъ-же подумалъ что въ сущности она, быть можетъ, и права.
Прошелъ еще день, еще два и Левъ Игнатьевичъ ршился… Было каникулярное время. Университетскую библіотеку ремонтировали, и заниматься было негд. Чувствовалъ онъ себя порядочно усталымъ и хотлъ позволить себ хотя бы двухъ-недльный отдыхъ… А тутъ еще представлялась возможность соединить пріятное съ полезнымъ…
Въ Ольговку (имніе Поликарпа Поликарповича) полетла телеграмма: ‘Пріду самъ во вторникъ’…
— Господи, да неужели-же это Оля!..
Воскликнулъ Окаринъ, посл того какъ вырвался изъ широкихъ объятій Поликарпа Поликарповича…
Передъ нимъ вся раскраснвшись, стояла красивая, смуглая, вполн сформировавшаяся двушка съ длинной черной косой…
— А ты что думалъ!.. Молодое ростетъ, старое старится… Олес пошелъ уже 18-тый годъ…
— Да я ее всего 3 года не видлъ…
— Ну вотъ теперь и смотри… Да чего-же вы и не поздороваетесь какъ слдуетъ… Помнишь какъ она съ твоихъ колнъ не сходила… Вдь вы вмст на моихъ глазахъ росли… Ну обними-же Леву!..
И прежде чмъ Левъ Игнатьевичъ усплъ опомниться, пара полныхъ рукъ охватила его шею и горячія губы прижались къ его губамъ…
— Ну, гд же твой чемоданъ?.. Пойдемъ… Вдь намъ еще отъ станціи двадцать верстъ киселя хлбать!..
Полною грудью вдыхалъ Окаринъ пряный ароматъ полей, во второй разъ покрывшихся цвточнымъ ковромъ… По обимъ сторонамъ дороги тянулись ряды кипарисовъ, пихтъ, кавказскихъ родендроновъ… А тамъ, вдалек, вырисовывалась массивная цпь горъ съ ярко зеленымъ основаніемъ и снжными вершинами… Солнце, склоняясь къ западу, играло лучами въ этихъ блыхъ глыбахъ, придавая имъ фіолетовый оттнокъ…
— Боже, какъ хорошо!.. вырвалось у Окарина…
— То-то, хорошо!.. А тебя изъ твоей городской берлоги и вытащить нельзя…
— Да мн невозможно было…
— Чего, невозможно!.. Теперь небось возможнымъ оказалось… Благодаря этимъ костямъ мы собственно тебя только и видимъ…
— Кстати, разскажите мн толкомъ объ этихъ костяхъ…
— Ничего я, братъ, въ этомъ не смыслю… Ужъ Олеся теб потомъ все разскажетъ… Вдь она у меня ученая!.. Всякія мудреныя книжки читаетъ…
— Разв?!.
Левъ Игнатьевичъ еще съ большимъ вниманіемъ посмотрлъ на Олесю… Она сидла противъ него, закрываясь зонтикомъ отъ солнца, и только изрдка поднимала зонтикъ, и, какъ бы невзначай, лукаво взглядывала на гостя…
— Да вотъ прідемъ, я и представлю вс кости на судъ Левы… Льва Игнатьевича… Пускай онъ хоть часъ отдохнетъ отъ науки… Видишь, папа, какой онъ въ город сталъ срый и мрачный…
— И то правда… Дыши, Лева!.. Благодать-то какая!..
Изъ-за холма, сплошь покрытаго виноградною лозой, показался фасадъ двухъ-этажнаго благо дома, тонувшаго въ яркой зелени тисса, самшита и цвтахъ тамариска.
— Вотъ и нашъ оазисъ!..
Все послобденное время Поликарпъ Поликарповичъ показывалъ Окарину прелести своего имнія… Дйствительно, показать было что. Замысловъ серьезно занялся плодовой культурой, и Левъ Игнатьевича, тутъ встртилъ прекрасные разводки фисташниковыхъ, миндальныхъ и гранатовыхъ деревьевъ, цлыя поля золотисто-бронзовыхъ ананасовъ, и небольшую пробную плантацію чайныхъ кустовъ…
— Погоди я собираюся еще устроить консервный заводъ хвасталъ Поликарпъ Поликарповичъ… А пока что широко поставилъ сушку плодовъ!..
Льва Игнатьевича тянуло въ домъ и онъ довольно невнимательно слушалъ Замыслова… Тотъ этого не могъ не замтить…
— Хотлъ теб еще показать мой птичникъ… Интересные тамъ имются экземпляры… Да, вижу, тянетъ ужъ тебя очень къ костямъ… Ну, пойдемъ, пойдемъ!..
Черезъ полъ-часа Окаринъ сидлъ въ комнат Олеси передъ столомъ, гд аккуратно было разложено около трехъ десятковъ костей… Съ лупой въ рукахъ, наморща лобъ, онъ разсматривалъ одну косточку за другой и, по временамъ, недоумло пожималъ плечами… Олеся сидла тутъ же и внимательно слдила за Львомъ Игнатьевичемъ… Иногда веселая улыбка озаряла ея лицо, по она сейчасъ же старалась снова принять серьезное выраженіе…
— Гм… Это очень запутанная исторія!..— наконецъ прервалъ молчаніе Окаринъ… Я пока мало что понимаю…
— Дйствительно и я никакъ не могла разобраться въ этихъ костяхъ!.. смло заявила Олеся.
— Вы?..
— Да, я… Если, напримръ, сравнить длину бедренныхъ и голенныхъ костей съ грудиной, то никакого соотвтствія тутъ нельзя найти… То же получится, если искать связь между формой черепныхъ костей и, хотя бы, количествомъ пальцевъ на ногахъ…
— Врно!.. Врно Олеся… Ольга Поликарповна!.. Но откуда вы все это знаете?..
— Какъ откуда?.. Вы думаете я ничмъ не интересуюсь!.. Но я читала и Брема и Паркера и Марналя и Мензбиря…
— Вы?.. Вы все это читали?!.
Левъ Игнатьевичъ смотрлъ на Олесю совершенно восхищенный…
— Да что-же больше длать въ глуши какъ не варить варенья, не кормить птицъ на птичьемъ двор и не читать умныхъ книжекъ?!.
— Однако, если такъ, Ольга Поликарповна, то вдь это чудесно… Вы будете моею помощницей при разбор этихъ костей… Согласны?..
— Конечно… Меня это тоже очень интересуетъ… Но вы сейчасъ и сами ршите въ чемъ дло…
— Ну ужъ и сейчасъ!.. Приступимъ-же къ разбору каждой кости въ отдльности и, затмъ, по возможности, установимъ между ними общую связь…
И Левъ Игнатьевичъ, увлекшись, прочиталъ цлую лекцію внимательно слушавшей его учениц…
Костей оказалось всего 28 штукъ. Вс он безъ сомннія принадлежали скелету птицы. Левъ Игнатьевичъ разсортировалъ ихъ на слдующія группы: 11 позвонковъ, изъ которыхъ 6 шейныхъ, съ сдловидными сочленовными поверхностями и 5 спинныхъ съ пластинчатый и отростками, 1 лопатка, 1 вилообразная кость изъ сросшихся ключицъ, 3 ребра, 1 бедреная кость, 1 голенная кость, 7 пальцевыхъ фалангъ, I грудина, безъ киля, наконецъ 2 обломка: частъ сросшихся крестцовыхъ позвонковъ и часть затылочнаго отдла черепа…
— Если мы теперь приступимъ къ разсмотрнію этихъ группъ говорилъ Окаринъ съ цлью найти, какой отдлъ пернатыхъ ими характеризуется, то мы увидимъ слдующее. Шейные и спинные позвонки, съ достаточною долей вроятія, можно присвоить отдлу куриныхъ (Gallinae). То же слдуетъ сказать и о лопатк и о вилообразной кости… Но стоитъ намъ только взять голень и бедро, какъ картина совершенно мняется. Эти кости вполн ясно приближаются къ отдлу бгающихъ (Cursores)… Если же мы возьмемъ 3 имющихся передъ нами ребра, то или во многомъ сходны съ ребрами плавающихъ (Natatores)…
— И тутъ же грудина безъ киля, которая никакъ не можетъ принадлежать ни бгающимъ ни плавающимъ… прибавила Олеся.
— Врно!.. Совершенно врно, Ольга Поликарповна!.. вскричалъ восхищенный Левъ Игнатьевичъ… Такимъ образомъ мы стоимъ передъ дилеммой, которая…
Но тутъ въ комнату вошелъ Поликарпъ Поликарповичъ и позвалъ нашихъ ученыхъ ужинать.
Посл ужина Окаринъ опять было хотлъ приняться за кости, но Поликарпъ Поликаповичъ не позволилъ…
— Ну вотъ еще… Успешь… Пойди лучше, прогуляйся съ Олесей… Посмотри, благодать какая!..
Южная ночь дышала зноемъ и прянымъ ароматомъ… Вокругъ разливался непроницаемый мракъ, и только звзды на сапфиро-темномъ неб выдлялись яркими свтящимися точками…
Олеся взяла Льва Игнатьевича подъ руку, такъ какъ въ окружающей темнот онъ не могъ и двухъ шаговъ ступить, ежеминутно рискуя наткнуться то на дерево, то на камень… Говорили они конечно и о фатальныхъ костяхъ, но больше вспоминали старые годы, когда Олеся была еще малюткой, въ платьиц до колнъ, а Левъ Игнатьевичъ тогда шустрый гимназистикъ — починялъ ей ломанныя куклы…
Мало-по-малу разговоръ становился все боле интимнымъ и сердечнымъ… Друзья дтства незамтно перешли снова на ‘ты’, и начали называть другъ друга по имени…
На слдующій день Окаринъ снова заслъ за кости, но потомъ ршилъ, что необходимо осмотрть мсто, гд сдлана находка… Олеся повела его въ конецъ фруктоваго сада. Здсь рабочіе возводили зданіе обширной плодосушильни, и здсь же находилась довольно глубокая яма, огороженная со всхъ сторонъ заботливою Олесей. Левъ Игнатьевичъ, рискуя испачкать свой лтній костюмъ, вскочилъ въ яму и вскор рядомъ съ нимъ тамъ же очутилась и Олеся… Друзья лопаткой брали различныя пробы земли и разсуждали о свойствахъ почвы и пластовыхъ наслоеніяхъ Закавказья… Олеся доказывала, что кости лежали въ глинистомъ сло, а Левъ Игнатьевичъ стоялъ скоре за слой суглинистый… Рабочіе стояли вокругъ ямы и удивленно качали головами… Поликарпъ Поликарновичъ такъ и засталъ друзей въ ям, горячо спорящими и жестикулирующими…
Прошло нсколько дней, а работа Окарина подвигалась очень туго… Онъ терялся въ догадкахъ и предположеніяхъ, но не могъ установить ничего фактическаго… Подумывалъ онъ и о птерозаврахъ и о птеродактиляхъ, но многое никакъ не сходилось съ этими предположеніями, да и пластъ земли, гд были найдены кости, ршительно говорилъ противъ этой гипотезы…
Между тмъ, отношенія между Олесей и Львомъ Игнатьевичемъ становились все дружественне и прочне… Оли проводили почти цлые дни вмст, и Олеся часто ловила на себ восхищенный взоръ Льва Игнатьевича, и, вся зарумянившись, опускала глаза..
Однажды утромъ, когда Левъ Игнатьевичъ еще нжился въ постели, раздался стукъ въ дверь…
— Вставай Лева!.. Вставай… Я должна сообщить теб нчто важное… Мн кажется я доискалась кому принадлежатъ кости…
— Ну?.. Можетъ ли быть?!.
Окаринъ стремительно вскочилъ, быстро одлся, и черезъ десять минутъ былъ подл Олеси…
Она торжествующе показала ему небольшой разкрашенный рисунокъ изъ атласа Пфейффера, гд была изображена курьезная, тяжелая птица…
— Передъ нами Додо изъ семейства Дронтовыхъ, послдній экземпляръ которой жилъ ровно сто лтъ тому назадъ на остров Родригецъ…
— Такъ что же изъ того?!. Я это отлично знаю…
— Не угодно-ли теперь, милостивый государь, нарисовать схему предполагаемаго скелета нашей находки!..
Левъ Игнатьевичъ быстро вооружился карандашемъ и циркулемъ и услся за столъ…
Олеся, повидимому, была не далека отъ правда… Додо (Didus Ineptus), которыхъ Васько де-Гамо, во время своего плаванія вокругъ Африки, въ 1597 году, видлъ въ огромномъ количеств, представляли какую-то помсь группы бгающихъ съ группой куриныхъ, походя отчасти на индюка, отчасти на страуса… Это была неуклюжая птица, на четырехъ палыхъ, какъ у индюка, и высокихъ и тонкихъ, какъ у страуса, ногахъ… Она довольно плохо бгала… Летать же совсмъ не умла… Благодаря этому она и погибла, затравленная отчасти пришельцами, густо населившими острова Новой Зеландіи, отчасти боле совершенными видами животныхъ…
Дйствительно, въ костяхъ, лежащихъ передъ Львомъ Игнатьевичемъ, ясно выступала помсь между бгающими и куриными. Высокое бедро и голень — говорили за первыхъ, существованіе четырехъ пальцевъ, грудина безъ киля за вторыхъ. Къ сожалнію, обломокъ черепнаго свода и сросшихся хвостовыхъ позвонковъ могли служить только намекомъ на принадлежность костяка къ групп Дронтовыхъ…
Цлый день Левъ Игнатьевичъ и Олеся были заняты разсужденіями за и противъ, и къ вечеру пришли къ несомннному убжденію, что если передъ ними и не остатки скелета типичнаго Додо, то во всякомъ случа, одного изъ его не столь колоссальныхъ родичей той же группы Дронтовыхъ…
Когда Окаринъ вышелъ къ ужину, онъ весь сіялъ отъ радости.
— Ну, Поликарпъ Поликарповичъ, ты самъ не знаешь, какое сокровище воспиталъ подъ своимъ кровомъ… Вдь, это Олес наука будетъ обязана открытіемъ новаго и единственнаго экземпляра… Нтъ, ты не имешь права закапывать такое сокровище въ глуши… Олеся должна отправиться въ университетскій центръ… Изъ нея, быть можетъ, выработается вторая Софія Ковалевская!..
— Позволь, братъ, а кто-же будетъ смотрть за моимъ хозяйствомъ?..
— Какъ знаешь, а я увезу ее съ собой!..
— Увезешь?!. А какія у тебя права на нее?!.
Левъ Игнатьевичъ смутился, а Олеся бросила на него одинъ изъ самыхъ выразительныхъ и ласковыхъ своихъ взглядовъ…
Окаринъ нсколько дней сидлъ, углубившись въ изслдованіе: ‘О вновь найденномъ экземпляр семьи Дронтовыхъ’… Сначала, разобравъ климатическія условія Закавказья, Левъ Игнатьевичъ путемъ очень остроумныхъ сопоставленій съ климатомъ Новой Зеландіи, доказывалъ, что и здсь вполн возможно было существованіе Дронтовыхъ… Затмъ слдовалъ разборъ геологическихъ особенностей Закавказья… Дале Левъ Игнатьевичъ оставилъ мсто для точнаго и подробнаго описанія Додо, которое по прізд домой онъ могъ сдлать по спеціальной монографіи Якова Нонтіуса, служившаго съ 1658 по 1727 годъ врачомъ въ Патавіи, и имвшемъ возможность видть множество экземпляровъ Додо… Наконецъ, шла характеристика каждой найденной кости, доказательства принадлежности ихъ семь Дронтовыхъ, гипотетическое восполненіе недостающихъ костей, и наглядные чертежи и рисунки, возсоздающіе фигуру найденной птицы…
Левъ Игнатьевичъ, конечно, читалъ свое изслдованіе строка за строкой Олес… Увлеченный работой, онъ не замчалъ, что молодая двушка обнаруживала все большую и большую тревогу, но мр того, какъ подвигалась работа… Олеся даже какъ-то осунулась и похудла, стала задумчивой и молчаливой… Для Замыслова топоръ не было сомннія, что Олеся влюблена въ Леву, и это его только радовало, такъ какъ онъ давно ршилъ, что изъ Олеси и Левы выйдетъ славная парочка…
Однажды вечеромъ, когда Окаринъ трудился надъ рисункомъ одной изъ костей Додо, въ его комнату стремительно вбжала Олеся и, прежде чмъ, Левъ Игнатьевичъ усплъ опомниться, бросилась передъ нимъ на колни… Слезы ручьемъ струились по ея лицу, и она, захлебываясь отъ рыданій, только повторяла:
— Нтъ, я не могу!.. Не могу!.. Не могу больше!..
Левъ Игнатьевичъ совершенно растерялся… Насилу онъ усадилъ Олесю, началъ отпаивать ее водой, давалъ нюхать нашатырный спиртъ и, наконецъ, сталъ ласково гладить ея волосы. Послднее средство помогло боле всего… Олеся относительно успокоилась’ хотя не переставала всхлипывать…
— Олеся!.. Дорогая!.. Въ чемъ-же дло?.. Объясни, ради Бога!..
— Я… Я… Обманывала тебя, Лева!..
— Какъ это, обманывала меня?..
— Да… Да!.. Я скверная!.. Я гадкая!.. Меня убить мало!..
И новый приступъ рыданій…
— Богъ съ тобой, Олеся… Чмъ ты могла меня обмануть!..
— Да!.. Да!.. Додо… вовсе не Додо!..
— Какъ это Додо не Додо!.. Что такое?.. Почему?..
— Потому… Потому, что… я сама… его сдлала!..
— Сама сдлала!.. Да ты не въ своемъ ум Олеся!..
— Да… Да!.. Я поддлывательница!.. Я негодяйка!..
— Послушай-же, Олеся!.. Я ровно ничего не понимаю!.. Успокойся. Разскажи все толкомъ!..
— Да… Да!.. Твое Додо… Мною составлено!.. Изъ костей… Изъ костей индюка… аиста… и гуся!.. Вотъ я какая негодяйка!..
Ловъ Игнатьевичъ былъ совершенно ошеломленъ… Онъ не могъ не врить искренности словъ Олеси… И въ то-же время совершенно не понималъ цли такой фальсификаціи… И благодаря глупой шутк ему пришлось прохать тысячи верстъ и съ увлеченіемъ трудиться около двухъ недль!.. А разсявшаяся какъ дымъ надежда на серьезное ‘научное окрытіе’!..
Первымъ движеніемъ Окарина было наброситься на Олесю, изругать ее, сказать, какъ все это гнусно и подло… Но когда онъ увидлъ милое личико двушки, все смоченное слезами, сбившіяся пряди ея роскошныхъ волосъ, сгорбившуюся фигуру невыразимая жалость охватила все его существо… Онъ слъ рядомъ съ Олесей и стараясь быть по возможности спокойнымъ, спросилъ:
— Зачмъ-же ты это сдлала, Олеся?..
— Зачмъ?..
Олеся, повидимому, не ожидала такого обращенія, и это ее сразу успокоило… Она ласково взглянула на Окарина,
— Вотъ ты какой!.. Хорошо… хорошо-же… Я все разскажу… Все мое сердце раскрою!..
Она отерла лицо, глаза, и совсмъ ужъ просвтлвшая начала медленно разсказывать, какъ-бы стараясь сама себ дать ясный отчетъ во всемъ происшедшемъ.
— Помнишь Лева, какими друзьями мы были въ дтств, т. е. въ моемъ дтств ты тогда уже былъ юношей. Ты былъ моимъ первымъ учителемъ и первымъ другомъ… Я привыкла къ. теб такъ-же, какъ къ пап… И вотъ, когда ты отъ насъ ухалъ, сталъ студентомъ, привычка эта сказалась съ особенной силой… Мысли мои постоянно возвращались къ теб, меня живо интересовало все, что касалось тебя… И помнишь, съ какимъ восторгомъ я встрчала тебя, когда ты прізжалъ къ намъ на каникулы… Какъ радостно и дружно мы проводили вмст лто, а зимою я часто писала теб, и считала дни, оставшіеся до новаго нашего свиданія. Но вотъ ты кончилъ университетъ. На каникулы ты не пріхалъ, такъ какъ долженъ былъ гд-то, чмъ-то заниматься… Я была вн себя отъ отчаянія… На письма мои ты началъ отвчать рже и суше… Слдующіе каникулы повторилось то-же… Что было мн длать? Заниматься хозяйствомъ, читать?!.. Я такъ и сдлала… Тогда мы уже жили въ этомъ имньи, и я цлый день хлопотала… а вечерами читала, и думала о теб… Я слдила за всми твоими научными успхами… Выучила почти наизусть дв твои монографіи и читала все больше книги по твоей спеціальности… На третьи каникулы ты опять не пріхалъ… Въ письмахъ ко мн ты перешелъ на чопорное ‘вы’… А мн хотлось такъ видть тебя, вспомнить старое, хорошее… Когда наступило четвертое лто, а ты и не думалъ собраться къ намъ я совсмъ возмутилась… Не знаю, почему-то мн казалось, что… что у тебя есть невста, которая не отпускаетъ тебя… Видишь, какъ я откровенна!.. И я… я начала тебя ревновать, хотя не имла на это, конечно, никакого права… Какъ разъ въ это время я прочитала у Паркера подробное изслдованіе о Додо… Не знаю, какой дьяволъ вдохнулъ въ меня несчастную мысль… Я ршилась составить искусственно часть сколота, напоминающую Додо и этимъ привлечь тебя сюда… Это было подло, преступно!.. Да… да… не перебивай меня… Но тогда на меня напало какое-то затменіе, такъ страстно я желала заставить тебя во что-бы-то ни стало пріхать!.. Судьба мн благопріятствовала… Какъ разъ въ начал мая околлъ старый аистъ, который много лтъ жилъ на крыш конюшни… У него взяла я одну ногу, и фаланговыя кости… Къ этому примшала позвонки, грудину, обломокъ черепной и хвостовыхъ позвонковъ большого индюка и, чтобы еще боле спутать картину, добавила нсколько реберъ гуся… Все это я, какъ слдуетъ выварила въ щелочи и хлорномъ раствор. Затмъ закопала кости на томъ мст, гд черезъ 2 мсяца должна была начаться постройка плодосушильни… Все остальное пошло какъ я предполагала. Кости рабочіе нашли при мн, я убдила отца, что это цнная находка, потомъ ты пріхалъ.. Тогда я не раскаивалась, что обманула тебя… Я была такъ безконечно счастлива подл тебя посл 8-хъ лтъ разлуки… Въ тихомолку я даже отъ души смялась надъ своей ‘палеонтологическій шуткой’, и сама привела тебя къ мысли о Додо… Но потомъ, когда дло приняло серьезный оборотъ, когда ты услся за свою монографію, мало помалу я начала чувствовать какую я сдлала непростительную гадость… Совсть мучила меня, я не могла смотрть теб прямо въ глаза… А ты еще заставлялъ меня слушать строчка за строчкой описаніе рдкаго животнаго, и твои научные выводы… Какая пытка!.. Я совсмъ голову потеряла… я дв ночи не опала… И, наконецъ, ршила во всемъ признаться теб, Лева… Прости!.. прости меня, если можешь!.. Во имя нашей прежней дружбы прости!..
И слезы снова заструились по щекамъ Олеси…
Левъ Игнатьевичъ молчалъ нкоторое время, какъ-бы желая разобраться во всемъ происшедшемъ… Потомъ онъ подошелъ къ Олес, взялъ ее за руки и заглянулъ въ ея заплаканные глаза.
— Полно Олеся… перестань., Конечно, то, что ты сдлала очень не хорошо… Но для меня тутъ есть и два сильно извиняющихъ тебя обстоятельства. Во-первыхъ ты обнаружила солидное и серьезное знакомство съ зоологіей и остеологіей, и удивительную способность комбинировать… Во вторыхъ цль тутъ въ нкоторомъ, род оправдываетъ средство… Какъ, я могу сердиться за то, что ты желала, во что-бы-то ни стало меня видть!..
— Такъ ты меня прощаешь, Лева?!. Не сердишься?!.
— Нтъ… нисколько!.. Наоборотъ, вся эта исторія, открыла мн самому глаза… Я теперь чувствую, что ты дороже мн всего, дороже науки… И потому я не могу на тебя сердиться!.. А ты Олеся?.. Вдь то, что ты сдлала, чтобы только увидть меня, не указываетъ-ли ясно, что и я дорогъ теб… что ты… любишь меня, Олеся… Любишь?.. Правда?!.
Вмсто отвта Олеся скрыла свое раскраснвшееся личико на груди Льва Игнатьевича…
Въ тотъ-же вечеръ Окаринъ сталъ формальнымъ женихомъ Олеси.
— Ну и время!.. говорилъ Поликарпъ Поликарповичъ… И жениховъ-то ныньче ловятъ какъ-то но особенному, по научному!..
А Левъ Игнатьевичъ, выпивая ужъ третій бокалъ шампанскаго и чокаясь съ Олесей, съ воодушевленіемъ крикнулъ:
— Да здравствуетъ Додо!..