ДОБРОЕ СТАРОЕ ВРЕМЯ…
ДОБРОЕ СТАРОЕ ВРЕМЯ…
Уж утро… Ах, как скоро ночь минула…
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Доброе старое время…, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
В старые годы все виденное в детстве представляется цветущим и радостным и суть таких размышлений-воспоминаний всегда можно выразить известным восклицанием Софьи из ‘Горя от ума’:
Приверженность кн. Мещерского к бюрократии сверху донизу, как (будто бы) выражению монархического начала, есть просто растворенное публицистическою водою это восклицание грибоедовской Софьи. ‘Столоначальники управляют Россиею’, — сказал с горечью император Николай I. д уж, кажется, был ‘самодержец’, но и его правление сумел ограничить без всякого парламентаризма так хорошо описанный Гоголем этот фатальный столоначальник. Русь того времени, золотого для кн. Мещерского времени была названа Русью ‘Мертвых душ’. Ах, доброе старое время… Как легко о нем говорить! Как легко на него наговаривать, переставлять в нем явления и названия на этих явлениях!.. В самом деле, монарх имел пребывание в Петербурге, центр бюрократизма, естественно, находился там же, но значит ли это, что и политические принципы: принцип монархии и принцип бюрократизма взаимодейственны в совершенно специальном смысле до полной тожественности? При императоре Николае I столоначальник действительно всегда и везде представлял закон в формах самовластных, но тем, что сам был самовластен, выдерживая принцип лишь по внешней, незначущей стороне, а в стороне существенной, житейской, упраздняя все кроме своего собственного самовластия, самовластия совершенно случайной личности. ‘Все обстоит благополучно’ — с этим роковым принципом и последствием бюрократизма безуспешно боролся сам император Николай I, при котором ревизии всегда были чрезвычайно строги и неумолимы, и все-таки медленно и верно Россия пришла к Севастополю… И этого знаменитого ‘столоначальника’ вовсе не свеяли ‘ветры буйные’, как кажется князю Мещерскому, он капитулировал сам, увидев, что роль его всем стала ясна и что им упразднена наконец такая часть жизни, что самое дыхание страны затруднилось. Если бы мечте кн. Мещерского удалось осуществиться и вместо неприятного ему, пусть неумелого, самоуправления появились тысячи старых ‘заседателей’, им позванных к жизни, он сам воскликнул бы с отчаянием: ‘Боже, что я наделал!’.
Кн. Мещерский пишет: ‘Англия сильна, пока держится своего исторически сложившегося самоуправления, Швейцария — тоже, Россия сильна, пока держится своего исторически сложившегося самодержавия, но она не может быть с самодержавием сверху и с республикою снизу’. — Какое доктринерство, какое… французское доктринерство, французского теоретического ума, старающегося не убедить слушателя, а выколоть ему глаза заключительной острой и колкой фразой! Точно Гизо, заканчивающий свою лекцию в Сорбонне кратким resum. Да ведь мы русские и в России, и нельзя нам забыть, что самодержавие наше, имевшее много фаз в развитии, лишь на короткое время, от Екатерины II и до шестидесятых годов, попробовало стать на строго построенную лествицу бюрократического строя. Остальные же долгие века, за исключением этого неполного века, оно опиралось на земщину. ‘В твоих новинах, Государь, нам наша старина слышится’, — сказали представители московского старообрядчества Царю-реформатору, — сказали именно о земском направлении его реформ. Так вот это нужно обдумать, это нужно опровергнуть! Почему земство — республика? Где у кн. Мещерского доказательства, что земства наши более самовластны и самовольны, чем, напр., губернаторы? Есть губернаторы и хорошие, и плохие, но плохого не назовут республиканцем за то, что он плохо губернаторствует, когда ему приказано губернаторствовать хорошо. А вот земство всегда в ответе, конечно, не за республиканство свое (это пустяки и фраза), а за то, что состав его назначается не петербургским начальником отделения. Наша русская земщина никогда не была ‘республикою снизу’. Будьте уверены, что земства русские совершенно так же готовы лечь костьми за своего Царя, как и солдат, как и чиновник, который ведь тоже есть просто русский человек. Уж если кн. Мещерский хочет знать или не чурается видеть открытое всем, то оригинальною и самостоятельною чертою именно русского самодержавия, отграничивающею его от западного абсолютизма, и была чуткость наших царей к земле, любовь к земле, согласное шествование с землею рука об руку и притом при посредстве земской работы. Что же такое Боярская Дума и земские соборы, что такое ‘земщина’ такого самодержца русского, как Иван IV?! Вот чего не было на Руси — абсолютизма в западном смысле, и этот абсолютизм, все централизующий, обезличивающий все в заказанные формы — есть начало, совершенно отличное от живого начала самодержавия. Чиновнический принцип есть принцип абсолютизма, между прочим, и республиканского абсолютизма. Вот отчего во Франции, несмотря на Руссо, Монтескьё и вечное завидование Англии, остался везде чиновник и чиновник. Чиновническая организация во Франции тепе? решних дней гораздо строже, последовательнее и суше нашей: ибо, переменив императорскую форму правления на республиканскую, Франция не переменила абсолютических тенденций на земские. Увы, все та же всемогущая полиция, префекты и субпрефекты, т. е. те же полициймейстеры и городничие, как у нас, как в золотые дни юности кн. Мещерского. Только у нас все это халатно, а там все это в сюртуке, т. е. еще суше и еще хуже. И не надо нам этой сухости, и не надо нам этой черствости. Не выносит и не хочет выносить этого душа русского человека и дух и склад русской жизни.
Сам кн. Мещерский, обращаясь к историческому моменту введения у нас земских учреждений, указывает на авторитетные веяния, сразу же давшие неправильное направление всему делу. Прибавим — и неправильную организацию, прошедшую сквозь горнило той же бюрократии. Но пусть подумает князь, правильно ли поступает тот, кто сам портит, а за порчу эту упрекает не себя, а взыскивает с испорченного. Так и поступают наши консервативные Кассандры, с их зловещими криками и страстными требованиями. Они ‘косточки’ бы не оставили от земских учреждений, которым, увы, оставалось и остается частью только влачиться в ложном направлении, данном с самого начала им ошибкой бюрократии. Ведь кн. Мещерский не оспорит, что дело именно так и стоит, по крайней мере, он сам так рассказывает о нем в исторической части своих современных рассуждении. А если так, то попеняйте немножко и на чиновника, не сумевшего на русской основе построить русское дело и до сих пор нашу русскую историю старающегося прочесть по французским компиляциям теории государственного права. Виновато не самоуправление и не его начало, не земщина, а виновны мы, петербуржцы и чиновники, страдающие неизлечимою подагрою застарелой иностранщины.
НВ. 1899. 22 сент. No 8466. Б.п.