Время на прочтение: 219 минут(ы)
Дневники путешествий в Индию и Бирму
Второе путешествие по Индии и Бирме (1880)
Дополнение к дневнику поездки (1880)
Третье путешествие по Индии и Бирме (1885-86)
В научном наследии крупнейшего русского индолога XIX в. Ивана Павловича Минаева особое место занимают его индийские дневники. В Индии Минаев побывал трижды — в 1874—1875, 1880 и 1885—1886 гг. Во время первого путешествия он также посетил Цейлон и Непал, а во время третьего — Бирму.
Результаты путешествия 1874—1875 гг., наиболее продолжительного, обобщены им в известной книге ‘Очерки Цейлона и Индии. Из путевых заметок русского’ (СПб., 1878, части I—II), а также в нескольких исторических, этнографических и публицистических статьях. Однако свои впечатления от второй и третьей поездок И.П. Минаев так и не успел превратить в законченное исследование. Он умер в расцвете творческих сил, оставив после себя свыше 130 опубликованных и ряд незавершенных работ, в том числе — свои индийские дневники.
Путевые заметки обычно пишутся не для современников или потомков, а в первую очередь для самого себя. ‘Дневники’ И.П. Минаева в этом отношении — не исключение. Свои наблюдения, оценки, настроения и мысли Минаев записывал день за днем и, разумеется, без какой-либо классификации и системы. Мимолетные впечатления и детальные описания, рассуждения разнообразных собеседников, их скрытые намеки и откровенные высказывания, зафиксированные в ‘Дневниках’, он редко сопровождал сколько-нибудь значительными пояснениями. Сам И. П. Минаев в них не нуждался, а с запросами возможных будущих читателей он, естественно, не считался при составлении дневников. Мы имеем основание предполагать, что Минаев хотел по возвращении в Россию превратить их в новый обширный труд или в серию развернутых очерков 1. Напомним, что именно так он поступил с дневником своего первого путешествия. О намерении Минаева опубликовать свои дневники говорят также те немногие страницы, относящиеся, в частности, к путешествию по Бирме, которые отлились в законченную литературную форму в самом процессе записывания. Во всяком случае, можно утверждать без риска впасть в ошибку, что в том виде, в каком путевые заметки двух последних поездок ныне предстают перед читателем, т.е. в их дословном воспроизведении, они не были бы опубликованы самим автором.
Дневники Ивана Павловича Минаева нуждаются, таким образом, в пояснениях исторического, социально-экономического, политического, лингвистического и биографического характера. В силу особенностей такого литературного жанра, как дневники, освещение крупнейших событий в Индии и Бирме, которых нередко касаются записи 1880 и 1885—1886 гг., дано очень неравномерно. Порой события изображены необычайно рельефно, порой же — фрагментарно, показаны только отдельными своими сторонами. Они запечатлены иногда лишь в скупом словесном рисунке, в то время как по смыслу речь идет о многокрасочном полотне, с большим историческим фоном, отлично знакомом автору, но далеко не всем читателям.
Ярким примером может послужить краткая фраза, которую 14 февраля 1880 г. И.П. Минаев посвятил Васудеву Балванту Пхадке (см. прим. 68), славному борцу и защитнику угнетенных индийских масс, осужденному в 1879 г. английским судом на бессрочную каторгу: ‘Пхадке имел чистые, высокие намерения, неудачу его не трудно было предсказать’. Минаев ограничился здесь тем, что выразил в немногих словах чувство искреннего преклонения перед Пхадке и одновременно дал верную, но нерасшифрованную оценку его деятельности, нуждающуюся, следовательно, в пояснении,— в изложении политической биографии Пхадке, истории самого подвига и его значения для освободительной борьбы народов Индии.
Пример этот показывает, что задача пояснить в примечаниях смысл отдельных записей (притом записей весьма разнообразного характера) оказалась очень сложным делом.
После кончины инициатора и первоначального подготовителя данного издания — академика Алексея Петровича Баранникова этот труд продолжила и завершила группа работников Института востоковедения.
Иван Павлович Минаев принадлежал к поколению русских востоковедов, сформировавшемуся в 60-х гг. XIX в. Индологом он, следовательно, стал в то время, когда всем ходом исторического развития перед русским обществом были поставлены задачи буржуазно-демократической революции. Под прямым или косвенным воздействием демократических идей росла и развивалась передовая русская наука. Эту тенденцию развития отражало и прогрессивное направление в востоковедении, одним из виднейших представителей которого был И.П. Минаев.
Прогрессивные воззрения нашего ученого не следует, однако, воспринимать как некую законченную и последовательную систему передовых взглядов. Мировоззрению Минаева был, в частности, присущ определенный эклектицизм, и на этой почве возникли те неизбежные, и для нас очевидные, противоречия, которые выступают как в его дневниках, так и во многих его научных и публицистических работах.
И.П. Минаев придерживался, например, реакционного взгляда некоторых историков-идеалистов, считавших религию основной движущей силой истории. Не случайно, что к своим ‘Очеркам Цейлона и Индии’ он поставил эпиграфом изречение Карлейля: ‘Верно во всех отношениях, что главное в человеке — это религия’. Не случайно и то обстоятельство, что в дневнике первого путешествия добрая половина наблюдений отведена темам, в том или ином смысле носящим религиозную окраску, начиная от описания буддийских святынь и кончая индусско-мусульманскими отношениями,— вопросу, кстати сказать, Минаевым не понятому и поэтому неправильно истолкованному. Не случайно также, что в своих ‘Очерках’ он писал: ‘все азиатские общества до сих пор сплачивались религией, только соединенные этим цементом, они находили свой покой…’ 2. Первой и непосредственной задачей, которую преследовал И.П. Минаев во время трех своих путешествий, было, как отмечает А.П. Баранников (см. стр. 28), изучение исторических памятников буддизма и собирание литературных источников, относящихся к истории и догматике индийских религий. Н.Д. Миронов в своем ‘Каталоге индийских рукописей Российской публичной библиотеки’ (ныне Государственной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде) пишет, что громадное большинство этих рукописей (философского, канонического, мифологического, поэтического и исторического содержания) было приобретено и привезено в Россию именно Минаевым.
Однако, создавая живую ткань исторического исследования, И.П. Минаев неоднократно выдвигал и отстаивал положения, шедшие вразрез с его в целом идеалистическим мировоззрением. Подлинный подвижник в отечественной науке, проникнутый чувством высокой ответственности перед ней, Минаев неутомимо искал историческую истину и преклонялся перед объективными показаниями критически исследованных источников, блестящим знатоком которых он являлся. В итоге наш ученый находил по ряду проблем индийской истории такие решения, которые поныне полностью сохраняют свою познавательную ценность и должны еще многое дать советским исследователям, работающим в различных областях индоведения. Не будет преувеличением утверждать, что многие высказывания в дневниках и некоторые главы в крупных научных трудах Минаева отмечены печатью своеобразного, неосознанного материализма.
Материалистическая тенденция выступает, например, в замечательной работе И.П. Минаева ‘Старая Индия’. Рассматривая знаменитое путешествие Афанасия Никитина (‘Хожение за три моря’) как первостепенный источник по истории Индии, Минаев особо подчеркивал то обстоятельство, что Никитин указал на наличие социальных контрастов как на мерило, определяющее положение в стране. ‘Русский путешественник заметил: ‘Сельские люди голы вельми, а бояре сильны добре и пышны вельми’. Это меткое и драгоценное замечание Афанасия Никитина изобличает в нем наблюдательность, выходящую из ряду вон. Он разглядел настоящее положение дел в старой Индии…’ 3.
И.П. Минаев уделял пристальное внимание экономическим проблемам. Достаточно сказать, что аграрные отношения в средневековой и современной ему Индии не раз служили предметом его исследований. Существующие в Индии земельные отношения он считал результатом исторически сложившихся условий. В блестящем комментарии к вышеупомянутому ‘Хожению за три моря’ Афанасия Никитина Минаев дал во многих отношениях правильное описание сельской общины у Маратов. В ‘Очерках Цейлона и Индии’ Минаев подчеркивал, что ‘поземельный вопрос, с тех пор как существует Британская Индия, так или иначе волнует умы громадного большинства туземного населения’. Минаев также придавал крупнейшее значение в определении дальнейшей судьбы азиатских народов факту бурного экономического вторжения капиталистических стран в экономически отсталые, но еще не превращенные в полуколонии страны азиатского континента. Эту точку зрения можно обнаружить в его дневниках, ее же он отразил и в напечатанных работах. В 1887 г. он писал о Китае: ‘Мы живем накануне великих событий в Азии: западный торгаш, со своими товарами, со своими идеями, со всем своим добром и багажом своей цивилизации просится за ‘Великую стену’… дело идет об экономическом преобладании в стране с 400-миллионным населением, об открытии западной предприимчивости обширного нового поприща, о новом властительстве во всей сердцевине Азии’ 4.
Материалистическая тенденция выступает также и на страницах известного исследования Минаева о буддизме. В нем, в частности, развивается мысль, что возник буддизм не в качестве системы неподвижных догматов, а как живое, изменяющееся, внутренне противоречивое сектантское движение в народных массах 5. Стремление же придать буддизму вселенский характер и вместе с тем застывшую каноническую форму Минаев связывал с ‘фактами политической истории’ более поздней эпохи. Решающее значение тут имело создание под властью Кушанов объединения ‘всех стран от Ганга до Окса’, когда, по мнению Минаева, буддизм превратился в орудие культурной и политической экспансии, в результате чего ‘явилась необходимость в каноне писаном’ 6.
Следует, разумеется, помнить, что И.П. Минаев меньше всего собирался трактовать буддизм как идеологию, приспособленную к выполнению захватнических целей господствующих верхов Кушанской империи. В центре его непосредственного внимания стояли философская и догматическая стороны учения Будды. Но всестороннее исследование избранной темы привело Минаева по ряду вопросов к таким заключениям, которые шли дальше и глубже первоначального замысла его труда. Нельзя забывать, что материалистический характер анализа отдельных проблем в работах Минаева был продиктован не только логикой объективных данных, добытых в процессе исследования. Материалистическая тенденция и ясно выраженный историзм в трудах нашего выдающегося востоковеда находились в идейном соответствии с передовым направлением в русской научной мысли 70—80-х годов XIX в.
Эта тенденция заметна во многих обобщающих высказываниях Минаева. Она, быть может помимо сознательной воли автора, выступает, например, в его определении сущности классического индийского искусства,— определении, рассматривающем великое художественное прошлое Индии как ‘блестящую историю народного творчества на протяжении двадцати с лишком веков’ 7. Такой же широтой исторического кругозора отличается его мысль о роли индийской национальной печати в становлении литературных языков страны. ‘Пресса, — писал Минаев, — сделала в Индии относительно языка то же, что было сделано в Италии Данте, а в Германии Лютером’ 8. Действительно, эта роль индийской прессы, идейно и художественно отражавшей процесс национальной консолидации отдельных народов Индии, не могла не быть исключительно важной. Не забудем также, что в числе редакторов и авторов индийской печати 70—80-х годов были самые известные писатели, самые боевые политические деятели Индии, искавшие путей сближения с народом и желавшие говорить с ним на понятном ему языке 9.
Материалистическая тенденция проявилась у Минаева еще с одной, притом очень существенной, стороны: в постоянном стремлении не замыкаться в пределах ‘чистой науки’, а вникать в самую суть жизни. Как подчеркивает А.П. Баранников (см. стр. 20), И.П. Минаев понимал задачи индологии очень широко. Поэтому его интересовало все, что имело отношение к Индии — будь то ее религия, история и культура, или экономика, вопросы текущей политики и войны, освободительное движение. Дневники его путешествий доказывают это как нельзя лучше.
Дневники И.П. Минаева составлялись в период, который является переломным в новой истории Индии. Именно ко времени, охватывающему годы трех путешествий ученого (1874—1886), важнейшая колония Англии окончательно превращается в рынок сбыта и источник сырья и начинает становиться монопольной сферой экспорта английского капитала. Именно ко времени индийских путешествий Минаева отчетливо выявляется развитие капитализма в самой Индии, быстро растет сеть железных дорог, увеличивается число крупных фабрик и формируются кадры индийского пролетариата. При этом, рядом с английскими капиталистами, господствующими в экономической жизни страны, возникает класс индийской буржуазии и создается многочисленная интеллигенция.
Иго колониального режима, тормозившее и уродовавшее начавшийся процесс развития капитализма в стране, вызывало недовольство и возмущение в самых разнообразных слоях индийского общества, ускоряло рост национально-освободительного движения. Это движение выражалось в оппозиционных настроениях молодой индийской буржуазии, в революционно-бунтарских выступлениях мелкобуржуазной интеллигенции и, главное, в стихийных разрозненных восстаниях угнетенных крестьянских масс.
Серьезные внутренние затруднения, создавшиеся для колониального режима, дополнялись тяжелыми неудачами второй англо-афганской войны (1878—1880), стоившей много крови и огромных финансовых затрат и вызвавшей, кроме того, обострение англо-русских отношений на Среднем Востоке. Не меньшие трудности военного, материального и политического характера возникли в связи с английским захватом Бирмы (1885). Непосредственной причиной гибели бирманского королевства Ава послужило резкое столкновение английских и французских колониальных интересов на Индокитайском полуострове, что побудило английское правительство покончить с бирманской независимостью до того, как это осуществит его французский конкурент. Но англичане ошиблись, предположив, что взятие Мандалая, столицы королевства, приведет к окончанию военных действий. Началась затяжная, ожесточенная партизанская борьба, которая вскоре стала реальной угрозой для английского господства в ‘завоеванной’ Бирме. Таким образом, не прекращавшиеся захватнические войны Англии и внешнеполитические конфликты также содействовали осложнению внутреннего положения в Индии.
В сознании основных классов индийского общества эта переломная эпоха вызывала серьезные потрясения и сдвиги. Ломка старых общественных укладов подрывала освященные временем и религией бытовые и идеологические устои, сопровождалась формированием прогрессивной общественно-политической идеологии. Этот двусторонний процесс больше всего поразил Минаева, и к нему он постоянно возвращался в своих дневниках. Записывая в деловом порядке все, что относилось к непосредственной цели его путешествия — собиранию источников и ознакомлению с памятниками старины, Минаев вместе с тем стремился отметить признаки и объяснить причины крушения традиционных идеологических устоев, крушения, вызванного появлением нового, капиталистического уклада в колониальной Индии. Не будучи в состоянии в силу своего в целом идеалистического мировоззрения осознать это решающее обстоятельство в качестве главной и определяющей причины, Минаев, тем не менее, оказался способным нарисовать объективно верную картину положения и умонастроений современного ему индийского общества. Его записи, чаще всего воспроизводящие различные высказывания его собеседников, говорят о тягости колониального режима, о бедственном положении крестьянства, придавленного налогами и английскими законами, охраняющими привилегии помещиков и ростовщиков. Дневники отмечают также жалкое бессилие индийских владетельных князей и глубокий упадок индийской средневековой учености. Вместе с тем дневники наглядно говорят о возникновении в Индии целого слоя европейски образованных ученых-индийцев, о формировании в кругах интеллигенции течения, использующего европейские знания для укрепления и развития политической идеологии буржуазного типа, а также об освободительных настроениях в интеллигентской среде.
Благодаря своей разносторонней образованности и отличному владению несколькими индийскими языками (не говоря уже о знании ряда европейских), Минаев без труда общался с представителями самых различных общественных и этнических групп Индии. С равной непринужденностью он беседовал с индийскими студентами об их житье-бытье, обменивался мнениями с индийскими и европейскими учеными, разговаривал с нищими бирманскими монахами, с важными настоятелями монастырей и случайными спутниками по путешествию. Он был знаком с выдающимися политическими деятелями молодого индийского буржуазно-национального движения и, в частности, с одним из его столпов — Сурендранатхом Банерджи. Он встречался с английскими офицерами — участниками позорной войны в Бирме, с индийскими феодалами, с колониальными чиновниками всех рангов и с самым крупным из них — вице-королем Индии лордом Дафферином. В марте 1886 г. Минаев, судя по записям в дневнике, познакомился с несколькими бенгальскими литераторами. Возможно, что весной 1886 г. состоялась и его личная встреча с Бонким Чондро Чоттопадхьяя. На то, что такая встреча произошла, косвенно указывают дарственные надписи на сочинениях этого замечательного писателя, полученных Минаевым и хранящихся ныне в библиотеке Восточного факультета Ленинградского университета.
И.П. Минаева, прибывшего в 1880 г. из охваченной революционным брожением России, особенно интересовало все, что имело отношение к начинавшемуся пробуждению колониальной Индии. Искренне взволновала его трагическая участь Васудева Балванта Пхадке. Минаев хотел знать, что думают сами индийцы об этом доблестном сыне маратского народа. 31 января 1880 г., через одиннадцать дней по приезде в Индию, он после беседы с видным деятелем национального движения, Касинатхом Телангом, записывает некоторые биографические сведения о Васудеве. 3 февраля студенты колледжа в Пуне выражают перед Минаевым свое согласие с освободительными целями, которыми вдохновлялся Пхадке, и сообщают, что присутствовали на его процессе. 4 февраля брахман при встрече с Минаевым осуждающе отозвался о деятельности маратского патриота. Вслед за тем Минаеву на студенческой квартире хозяева ее показывают альбом прославленных людей: ‘в числе знаменитостей находился Пхадке’. 5 февраля Минаев встречается с учителем школы, только что основанной (в январе 1880 г.) молодым Тилаком, будущим вождем демократического крыла национального движения Индии. Оказалось, что этот учитель, сотрудничавший с Тилаком, был одновременно близок с Пхадке и даже привлекался к суду по его делу. Из дневника второго путешествия Минаева ясно видно, что дело Васудева Балванта Пхадке породило глубокий отзвук в самых различных кругах индийского общества, что оно являлось серьезным доказательством общего роста недовольства колониальным режимом.
С кем бы Минаев ни встречался — будь то ученые, чиновники, монахи или купцы, — в конечном счете его собеседники переводили разговор на тему об этом всеобщем недовольстве, они рассказывали о тяготах афганской войны, о брожении среди учащейся молодежи, об оппозиционных толках в буржуазных и феодальных кругах. В то же время Минаев отмечал, в качестве другой характерной черты сложившейся в Индии и Бирме обстановки, вызывающее поведение иностранных завоевателей, порожденное их презрением к угнетаемому ими народу. Кратко упоминая, например, о посещении городов, прославленных своими архитектурными памятниками, Минаев не мог не вспомнить о том, что даже эти великие произведения индийского искусства (как и все остальное в Индии) не ограждены от произвола и пренебрежения иноземной власти: так, в ослепительно прекрасном приемном зале резиденции Великих Моголов ‘раздается водка английским солдатам’. Это презрение чужеземных господ Индии и Бирмы к населению страны, к его обычаям и святыням не раз бросалось Минаеву в глаза. Говоря о бирманских партизанах, он записал 28 марта 1886 г.: ‘Усмирить их может хорошая земская полиция, а появление их объясняется современным экономическим состоянием страны… Но вот чего англичане не могут сознать: глубины внушаемой ими ненависти туземцам. Послушайте, как военщина и торгующие говорят о туземцах, чего они хотят, и вы поймете, почему бирманец подстреливает их из-за куста. Не администрация здесь плоха, а надменен англичанин…’.
И.П. Минаев фиксировал все, что привлекало его внимание, с исключительной научной объективностью. При этом, как уже отмечалось выше, оценки самого Минаева не всегда отличались последовательностью. Именно внутренней противоречивостью взглядов Минаева можно объяснить, например, почему он иногда мог объявлять европейскую цивилизацию, т.е. новые отношения в Индии, вносимые капитализмом, чем-то наносным, поверхностным, нисколько не затрагивающим ‘сущности восточной жизни’, и вместе с тем сравнивать вторжение европейских ‘цивилизаторов’ в Индию со стихийным бедствием, уничтожающим ‘целый строй жизни’. 6 апреля 1886 г., на обратном пути в Россию, Минаев записал в своем дневнике: ‘Первое нашествие цивилизации на страну малокультурную может быть приноровлено к неумолимому, беспощадному действию какого-нибудь грозного явления природы, сильному ливню или бурному порыву: это нашествие цивилизаторов — метет и уничтожает целый строй жизни. Порядок старой жизни рассыпается перед победоносным шествием чего-то нового и как будто лучшего, но на самом деле новое не скоро и не вдруг пускает корни в завоеванной почве: оно разрушает старое и на более или менее продолжительное время оставляет tabula rasa…’. Классово ограниченный в своем собственном мировоззрении, Минаев в ряде своих обобщений и выводов говорит языком историка-материалиста, высказывает свое безоговорочное сочувствие наиболее радикальным настроениям в индийском обществе своего времени и не раз принимает сторону угнетенных индийских масс.
Искреннее сочувствие И.П. Минаева к порабощенным народам Востока с особой силой ощущается на страницах дневника, относящихся к завоеванию Бирмы. Минаев прибыл в Бирму, только что оккупированную английскими войсками, и был свидетелем начала народного сопротивления иностранным завоевателям. Всюду, куда бы он ни приходил, он наталкивался на следы грабежа и насилия, напоминавшие о только что закончившейся несправедливой, захватнической войне.
Порой чувство жалости и гнева, охватившее Минаева, вынуждает его изменить весь стиль своих путевых заметок. На время он отказывается от привычной сжатости изложения, от манеры фиксировать чужие слова и суждения, не выявляя своего личного мнения о них, и дает волю своему незаурядному литературному дарованию. Словами, идущими от самого сердца, он как бы обращается к будущим читателям дневников и рассказывает им о крушении древней, пусть изжившей себя, цивилизации феодальной Бирмы, уничтоженной огнем и мечом английскими колонизаторами. Он возвышает свой голос против самоуправства и произвола британской военщины в занятой ею, но далеко еще не покоренной стране, и указывает, что в Бирме насаждается ‘цивилизация без милосердия’, новая и жестокая форма угнетения народа в интересах английских купцов и предпринимателей. Слова Минаева звучат сегодня не менее осуждающе, чем семьдесят лет назад, когда они впервые появились на страницах его дневника. Они вызовут в советском читателе ответный отклик и найдут сочувствие и признательность повсюду, где идет борьба за мир и дружбу между народами.
Следует сказать несколько слов об иллюстрациях, помещенных в этой книге. Часть из них является известными репродукциями некоторых из тех памятников индийского искусства, которые были предметом изучения со стороны И.П. Минаева или упомянуты в его дневниках. Другая часть воспроизводит работы А.Д. Салтыкова, Н.Н. Каразина и В.В. Верещагина, а также советского художника К.И. Финогенова, посетивших Индию и отобразивших ее природу, людей, и великие творения ее цивилизации.
Князь Алексей Дмитриевич Салтыков (1806—1859), вероятно, первый русский художник, совершивший поездку в Индию. Знаток Востока, дипломат, а затем путешественник и талантливый бытописатель Индии (на его меткие характеристики ссылался Маркс), он был также способным и оригинальным рисовальщиком. В его работах, отличающихся изяществом и смелостью рисунка, закреплены любопытные картины индийского феодального быта и портретно воспроизведены представители индийского общества — от нищего факира до знатного помещика-земиндара и владетельного раджи. В Индий Салтыков был два раза — в 1841—1843 и 1845—1846 гг.
Николай Николаевич Каразин (1842—1908) посетил Индию вскоре после третьего путешествия И.П. Минаева. Автор многих занимательных романов и рассказов приключенческого типа, сюжеты которых относятся преимущественно к периоду присоединения Средней Азии к России, Каразин был одновременно художником-баталистом и иллюстратором, увлекавшимся эффектной, но часто ложной декоративностью. Однако некоторые его рисунки, несомненно, близки к жизненной правде. Такова его ‘Гвалиорская крепость’, включенная редакцией в число иллюстраций дневников Минаева.
Имя выдающегося художника-реалиста Василия Васильевича Верещагина (1842—1904) хорошо знакомо нашим читателям и пользуется заслуженной славой за пределами СССР. Однако не всем известно, что в его творчестве важное место занимала тема Индии. С необычайной яркостью и поразительной точностью он показал в своих этюдах и картинах различные стороны индийской жизни и некоторые мотивы индийской истории. Первое путешествие в Индию Верещагин совершил в 1874—1876 гг., т.е. в одно время с Минаевым. Второе путешествие состоялось в 1882 г. Верещагин задумал написать две серии (две ‘поэмы’, по его выражению) картин, которые должны были рассказать о трагической истории английского завоевания Индии. Русско-турецкая война 1877—1878 годов отвлекла, однако, его внимание и не дала завершить индийский замысел. Но и то, что Верещагин успел сделать в живописании Индии, имеет выдающееся художественное и познавательное значение. Минаев с большой похвалой отзывался об индийских этюдах Верещагина. В рецензии на иллюстрированную книжку художника, изданную после его второго индийского путешествия, Минаев писал, что она ‘любопытна по своему тексту, прекрасные же иллюстрации придают ей выдающееся значение… Изображения индийских типов, храмов, горных видов по тонкости и мастерству не оставляют ничего желать’.
Таким образом, работы В.В. Верещагина не только украшают издание дневников И.П. Минаева, но, совпадая по времени с путевыми заметками ученого, служат своеобразным дополнением к этому ценному историческому источнику.
Рукопись дневника второго путешествия И.П. Минаева в Индию (Архив Института востоковедения Академии Наук СССР, фонд 39, опись 106) представляет: 1) записную книжку 16×10 см в коричневом коленкоровом переплете (40 листов), в которой помещены записи от 10 и 18 января 1880 г. (начало дневника), а также черновые записи от 18 апреля, 29 апреля и 5 мая 1880 г., остальная часть записной книжки занята записями счетов и путевых расходов, 2) тетрадь в зеленом коленкоровом переплете, размером 19,5×12 см (74 листа), в которой находятся остальные записи дневника.
Рукопись дневника третьего путешествия И.П. Минаева в Индию и Бирму (Архив Института востоковедения АН СССР, фонд 39, опись 106) представляет две тетради в черных кожаных переплетах, первая — размером 17,5х11см (193 листа), написанные в обе стороны, вторая — размером 20×13 см (109 листов).
Подготовка рукописей дневников к печати была начата в конце 1920-х годов, по поручению Географического общества СССР, племянницей И.П. Минаева, покойной Александрой Павловной Шнайдер, которая, кроме того, под руководством академиков С.Ф. Ольденбурга и Ф.И. Щербатского, учеников Минаева, произвела разбор архива Минаева и собрала большой материал для его биографии и библиографии его трудов. А.П. Шнайдер прочла весь текст дневников, написанных малоразборчивым почерком, и переписала его. Однако работа по изданию дневников так и не продвинулась далее этого подготовительного этапа.
После окончания Великой Отечественной войны, в связи с исполнявшимся в 1950 г. 110-летием со дня рождения и 60-летием со дня смерти И.П. Минаева, академик А.П. Баранников предложил возобновить работу по подготовке рукописей дневников к печати и издать их. А.П. Баранников произвел сверку переписанного А.П. Шнайдер текста с оригиналом рукописи, написал специально для этого издания биографию Минаева и составил ряд примечаний. Преждевременная смерть оборвала работу А.П. Баранникова.
После кончины А.П. Баранникова продолжение этой работы было поручено научным сотрудникам Института востоковедения АН СССР канд. ист. наук Н.М. Гольдбергу и канд. ист. наук Г.Г. Котовскому, которые подготовили текст дневников к печати. Основная часть примечаний составлена Г.Г. Котовским, предисловие от редакции и ряд исторических примечаний написаны Н.М. Гольдбергом, объяснения и перевод встречающихся в дневниках палийских терминов и текстов выполнены научными сотрудниками Института востоковедения АН СССР, канд. филол. наук В.С. Воробьевым-Десятовским и канд. филол. наук В.И. Кальяновым.
Дневники печатаются по правилам новой орфографии и пунктуации с сохранением, однако, особенностей транскрипции автора. В дневниках опущены некоторые записи, носящие личный характер, исключены также в большей своей части те краткие путевые заметки, которые не имеют прямого отношения к Индии и Бирме.
Текст в квадратных скобках (пояснительный) принадлежит редакции, так же как перевод иностранных слов и предложений, данный в подстрочных примечаниях.
Следует подчеркнуть, что публикуемые дневники И.П. Минаева являются не только ценнейшим историческим источником по истории Индии и Бирмы 80-х годов XIX в., но и новым свидетельством тех давних русско-индийских культурных связей, которые, возникнув еще во времена Афанасия Никитина, ныне получили свое дальнейшее плодотворное развитие.
Комментарии
1. В архивном фонде Института востоковедения АН СССР хранятся неопубликованные черновики статей И.П. Минаева, составленных на основе дневника 1880 г.: ‘О положении в Западной Индии в 1880 г.’, ‘Низам и Гайдерабад’, ‘В стране Низама’, ‘Еллорские памятники’. В ‘Вестнике Европы’ за 1887 г., No 11, стр. 153—191, напечатана статья ‘Англичане в Бирме’, относящаяся к путешествию 1885—1886 гг.
2. ‘Очерки Цейлона и Индии’, СПб. 1878 ч. II. стр. 209.
3. И.П. Минаев. Старая Индия. Заметки на Хожение за три моря Афанасия Никитина. СПб., 1881, стр. 111.
4. ‘Англичане в Бирме’. ‘Вестник Европы’, 1887, кн. 11, стр. 190
5. И.П. Минаев. Буддизм. Исследования и материалы, т. I, вып. 1, СПб., 1887, стр. 11, 98, 223 и др.
6. Там же, стр. 239—240.
7. ‘Буддизм’, т. I, вып. 1. стр. 98.
8. ‘Очерки Цейлона и Индии’, ч. II, стр. 198.
9. Замечательный бенгальский писатель Бонким Чондро Чоттопадхьяя в 70-х годах был, например, редактором прогрессивного литературно-художественного журнала ‘Бонгодоршон’ (‘Зеркало Бенгалии). См. диссертацию В.А. Новиковой: ‘Бонким Чондро Чоттопадхьяя как писатель и публицист’. Л., 1953. Выходившая на маратском языке газета выдающегося вождя радикального крыла индийского национального движения Б.Г. Тилака ‘Кесари’ (‘Лев’) была основана им в 1881 г. В ней печатались патриотические статьи Тилака и его последователей.
Текст воспроизведен по изданию: И. П. Минаев. Дневники путешествий в Индию и Бирму. 1880 и 1885-1886. М. АН СССР. 1955
сетевая версия — Тhietmar. 2006
OCR — Карпов А. 2006
АН СССР. 1955
Иван Павлович Минаев — крупный ученый, востоковед-индолог, талантливый публицист, путешественник по Индии.
Он родился 9 (21) октября 1840 г. в Тамбове в небогатой чиновничьей семье. Уже дома И.П. Минаев получил хорошее знание двух европейских языков — французского и немецкого. Английский язык он изучил позже, в университетские годы. Домашним воспитанием И.П. Минаева много занималась его мать, к которой И.П. Минаев сохранил самую теплую привязанность до конца ее жизни.
Среднее образование И.П. Минаев получил в Тамбовской гимназии, которую окончил в 1858 г. Осенью этого же года он поступил в Петербургский университет на открывшийся незадолго перед этим факультет восточных языков, который окончил в 1862 г. по китайско-маньчжурскому отделению. За год до окончания университета И.П. Минаев получил золотую медаль за сочинение ‘Географические исследования о Монголии’.
В университете И.П. Минаев был учеником крупнейшего китаиста своего времени и лучшего знатока буддизма — проф. В.П. Васильева. Увлечение буддизмом побудило его заняться первоисточниками древнейшего буддизма. Таким образом, он пришел к изучению индийских языков, которые открывали доступ к древнейшим памятникам по истории буддизма. Изучением древнеиндийского языка — санскрита он занимался у первого профессора этого языка в Петербургском университете, К.А. Коссовича. В дальнейшем И.П. Минаев углубил и расширил свои знания в области индийских языков изучением языка пали, на котором сохраняется литературная традиция южного буддизма, и пракритов, на которых дошли до нас древнейшие индийские надписи. Изучал он также и новоиндийские языки.
В 1863 г. И.П. Минаев уехал в длительную научную командировку за границу, где он работал у крупнейших индологов своего времени. В Германии он занимался санскритом у Вебера и Бенфея, в Берлине слушал лекции одного из основоположников сравнительной грамматики индоевропейских языков Ф. Боппа. После этого он работал в Лондоне в Британском музее, в котором хранятся крупнейшие собрания индийских рукописей, и во Франции, в парижской Национальной библиотеке. Здесь И.П. Минаев работал над палийскими рукописями. Результатом занятий И.П. Минаева над древними рукописями на языке пали явился его каталог палийских рукописей этой библиотеки, который хранится в ней же в рукописном виде.
В 1868 г. И.П. Минаев вернулся из-за границы уже крупным знатоком в области индоведения. В 1869 г. им была напечатана магистерская диссертация: ‘Пратимокша-сутра, буддийский служебник, изданный и переведенный’ 1. В том же 1869 г. он был избран доцентом по кафедре санскритской словесности факультета восточных языков Петербургского университета. В 1871 г. И.П. Минаев перешел в доценты историко-филологического факультета по кафедре сравнительной грамматики индоевропейских языков. В 1872 г. он защитил свою докторскую диссертацию ‘Очерк фонетики и морфологии языка пали’ 2 и в 1873 г. был избран экстраординарным профессором по кафедре сравнительной грамматики индоевропейских языков. Эту кафедру И.П. Минаев (с 1880 г.— ординарный профессор) занимал вплоть до своей смерти. И.П. Минаев умер от туберкулеза, когда ему не было и 50 лет. Скончался он 1 (13) июня 1890 г. в Петербурге.
Параллельно с педагогической работой И.П. Минаев вел большую научную работу. Семьи у него не было, и он жил для одной науки, отдавая ей все свои силы.
Кроме своей длительной командировки 1863—1868 гг., И.П. Минаев в интересах научной работы многократно ездил за границу, где работал в библиотеках Германии, Франции и Англии.
Помимо частых поездок в Западную Европу, И.П. Минаев совершил три путешествия в Индию. Первое путешествие в Индию продолжалось с июня 1874 г. по декабрь 1875 г., второе — с января по май 1880 г. и третье — с декабря 1885 г. по апрель 1886 г.
Во время своих путешествий И.П. Минаев вел дневники, которые тем более ценны, что их автор стоял в своей области на высоте последних достижений науки, обладал глубокими и обширными знаниями по истории и археологии Индии и знал несколько индийских языков, как древних, так и новых. Сочетание таких разнообразных знаний редко наблюдалось у европейских путешественников по Востоку.
И.П. Минаев был многолетним членом Русского географического общества. Он был избран в члены Общества 1 декабря 1871 г. и состоял в нем до конца жизни, принимая весьма активное участие в работе Общества. Со своей стороны, Общество оказало ему существенную поддержку в его первом путешествии в Индию, снабдив его письмами к властям и деятелям Индии с просьбой о содействии. Особенно энергичное участие в работе Общества И.П. Минаев принимает по возвращении из своего первого путешествия в Индию, выступая как активнейший член его этнографического отделения. В связи с запиской известного географа и путешественникам. И. Венюкова об изучении арийских племен по верховьям Аму-Дарьи, в Гиндукуше и т.д., И.П. Минаев составляет ‘Сборник сведений о странах по Аму-Дарье’. Сборник вышел в издании Географического общества.
В последующие годы И.П. Минаев принимает активное участие в ряде начинаний Общества, представлявших большой научный интерес. Так, в 1878 г. он — член Комиссии по проекту учено-торговой экспедиции в Афганистан, в 1879г. — Комиссии по изучению старого русла Аму-Дарьи. Равным образом он не раз принимал участие в комиссиях по присуждению ученых наград Общества и по обсуждению результатов научных работ. Во всех начинаниях подобного рода он проявлял глубокую эрудицию. В 1888 г. он состоял членом Комиссии по составлению этнографических программ. В 1878 г. И.П. Минаев был избран в члены Совета Общества, в котором выполнял большую организационную работу. Работа И.П. Минаева в Обществе не прерывалась вплоть до отъезда тяжело больного ученого за границу в 1889 г.
Как ученый, И.П. Минаев прошел очень своеобразный путь. Он окончил факультет восточных языков по китайско-маньчжурскому отделению, но посвятил себя изучению Индии. Он готовил себя к преподаванию истории Востока, а должен был занять кафедру сравнительной грамматики индоевропейских языков, к которой никогда не питал живого и длительного интереса.
Научное наследство, оставленное И.П. Минаевым, весьма значительно. К сожалению, часть его работ, сохранившихся в рукописях, до сих пор не напечатана. Большинство его научных работ так или иначе связано с изучением Индии. Как индолог, И.П. Минаев поражает широтой своих интересов. Хотя в центре его внимания стоял буддизм и его история, он углубленно занимался также средневековой и новой историей Индии, индийской лингвистикой, литературой и фольклором, издал ряд важных текстов на пали и на санскрите.
Неизменным был интерес И.П. Минаева к географии. К ней относится его первая научная студенческая работа и ряд последующих исследований. Уже незадолго до своей смерти И.П. Минаев напечатал некролог, посвященный Н.М. Пржевальскому 3.
Задачи индологии И.П. Минаев понимал очень широко. Об этом он говорил в своей речи, читанной на акте Петербургского университета 8 февраля 1884 г., ‘Об изучении Индии в русских университетах’. Он указывал, что ‘Восток для русского ученого не может быть мертвым, исключительно книжным объектом научной пытливости…’, ‘В России нам нужно изучать Индию не только старую, но и новую’, и ‘изучение Индии старой не должно заслонять научную и практическую важность жизненных явлений в современной Индии’ 4. Для того, чтобы оценить важность такого широкого понимания задач индологии, нужно вспомнить, что, например, германская индология совершенно отметала изучение средневековой и новой Индии, так как с ее точки зрения в это время в Индии ослабели ‘старые арийские традиции’. Даже в России непосредственные ученики покойного И.П. Минаева не унаследовали его широкого понимания задач индоведения и сосредоточили все свое внимание на изучении древности и раннего средневековья Индии.
Труды И.П. Минаева можно разбить на пять групп: I) лингвистические, II) историко-литературные, III) исследования фольклора, IV) работы по истории буддизма и V) работы историко-географические.
I. Лингвистические работы. Несмотря на то, что И.П. Минаев в течение почти двадцати лет (1871—1890) занимал кафедру сравнительной грамматики индоевропейских языков, раздел его чисто лингвистических трудов, дошедших до нас, в количественном отношении не велик. Этот факт совершенно понятен: из биографии ученого и записей в его дневниках мы знаем, что основные интересы его лежали в других областях. Тем не менее, его работы в области лингвистики весьма ценны. Главнейшие из них следующие:
‘Очерк фонетики и морфологии языка пали’ (докторская диссертация). В 60-х и 70-х годах пали привлекал большое внимание европейских ученых как язык, на котором сохранились древние памятники южного буддизма. И.П. Минаев был лучшим в Европе знатоком этого языка. Его грамматика пали — наиболее полный и наиболее авторитетный для своего времени труд в этой области. Она была вскоре переведена на французский и английский языки. Английский перевод книги был положен в основу изучения этого языка в самой Индии.
Большое значение в свое время имели лекции Минаева по общему языковедению, изданные литографским способом.
В результате чтения курса санскрита появились его ‘Парадигмы санскритской грамматики’, вышедшие в 1889 г. литографированным изданием и долгое время бывшие единственным на русском языке пособием при изучении санскрита.
Вопросов общего языкознания И.П. Минаев касается в ряде рецензий на известные в его эпоху труды крупных европейских лингвистов. Изредка он уделял внимание и некоторым специальным, новым в то время областям лингвистики, как, например, фонетика.
Как лингвист-индовед, И.П. Минаев откликался и на работы, посвященные отдельным индийским языкам, в частности, он дал рецензию на статьи Фр. Миклошича о диалектах и странствованиях цыган 5, в которых с совершенной убедительностью доказано индийское происхождение цыганского языка и прослежен путь миграций его носителей.
На грани между чисто лингвистическими и филологическими работами И.П. Минаева стоят его многочисленные издания текстов старых санскритских и палийских авторов. Уже первый его труд ‘Пратимокша-сутра’ заключает в себе издание текста. Изданием древнеиндийских текстов И.П. Минаев занимался на протяжении всей своей научной деятельности. Они печатались либо в Петербурге, например, ‘Махавиютпатти’ и другие, либо в Лондоне в ‘Journal of the Pali Text Society’. Издание этих текстов имело большое значение в развитии индологии.
II. Историко-литературные работы. Наиболее важными работами, посвященными истории литературы, являются труд о палийской метрике и ‘Очерк важнейших памятников санскритской литературы’ 6, который в течение долгого времени был единственным на русском языке источником знакомства с историей древнеиндийской литературы. Часть работ, посвященных истории литературы, хранится в рукописном наследстве И.П. Минаева.
III. Труды по фольклору. Очень важный раздел научных трудов И.П. Минаева составляют труды по фольклору. Главная его работа в этой области — ‘Индейские сказки и легенды, собранные в Камаоне в 1875 г.’ 7. Сказки напечатаны в русском переводе и рассчитаны на ‘специалистов, занимающихся сравнительным изучением памятников народного творчества или же интересующихся всяким новым этнографическим материалом’. Автор совершенно правильно считает, что сказки ‘отличаются неподдельной наивностью и оригинальностью’. В предисловии И.П. Минаев дает краткие исторические и географические сведения о Камаоне, лежащем в предгорьях Гималаев, говорит об его населении, сообщая ряд интересных этнографических сведений. Особенно подробно останавливается он на фольклоре Камаона и на условиях его развития. В собрании дан перевод 47 сказок, записанных на языке пахари, и 23 легенд.
Индия — страна, отличающаяся исключительным богатством своего фольклора. Индийские сказки уже в средние века получили широкое распространение как на Востоке, так и на Западе, обогатив народное творчество и литературу многих народов. Индология, однако, знает главным образом сказки и легенды, давно получившие в самой Индии литературную обработку. Сказок и легенд, записанных непосредственно из уст народных рассказчиков, даже в настоящее время в европейском индоведении известно не много. Тем большее значение имеют оригинальные записи И.П. Минаева. Известно, что сказки и легенды, собранные им в Камаоне, получили высокую оценку современников. Оригинал записей сказок И.П. Минаева остался ненапечатанным.
Другие его работы, посвященные фольклору, основаны на литературных обработках сказочных сюжетов. Таковы его ‘Индейские сказки’ 8.
Большой литературный и исторический интерес представляют работы о джатаках 9 (у Минаева ‘жатаках’). Джатаки — оригинальные произведения буддийской литературы, в которых в форме повествования о многочисленных перерождениях Будды дан богатый фольклорный материал. И.П. Минаев — один из первых европейских индологов, который оценил высокое историческое значение этих памятников.
К работам, посвященным индийскому фольклору, примыкает также изложение И.П. Минаевым ‘Народных драматических представлений в праздник Холи в Альморе’ 10 и некоторые другие работы.
IV. Работы по истории буддизма. Изучению буддизма, одной из древних религий Индии, давно исчезнувшей в этой стране, но распространенной на Цейлоне, в Бирме, Индокитае, Китае и в других странах Востока, посвящен ряд фундаментальных трудов И.П. Минаева. Буддологический раздел работ открывается его первым крупным трудом ‘Пратимокша-сутра’. Кроме тщательно подготовленного текста и его русского перевода, в этой книге дано обширное предисловие, в котором выясняется историческое значение изданного памятника. Это большое научное произведение издано с той исключительной тщательностью, которая отличает все работы И.П. Минаева.
Основная работа ученого в этом разделе — обширный труд ‘Буддизм. Исследования и материалы’ 11. В первом выпуске дано ‘Введение: об источниках’, во втором издано несколько санскритских текстов. Эта работа была задумана автором как большое исследование. И.П. Минаев успел напечатать только первый том, который был издан в конце его жизни, когда он обладал разносторонними и глубокими знаниями по истории буддизма, основанными на изучении источников на санскрите и пали.
Первые два выпуска, по словам автора, ‘должны рассматриваться как введение к изложению буддийского учения в его исторической последовательности’. Автор желал ‘…выяснить вопрос о древности первоисточников и представить читателю общий очерк буддизма в его законченном развитии…’. Он считал необходимым ‘вновь подвергнуть проверке выводы и положения, едва ли не общепринятые между новейшими исследователями’. Изложению системы буддизма, по мнению автора, ‘безусловно необходимо было предпослать некоторое критическое рассмотрение имеющихся известий о древнейших судьбах буддийской общины и ее священных писаний, определить характер этих известий, время их появления…’ (3).
В первом выпуске автор подвергает критическому рассмотрению историю древнейшего буддизма, его установлений, его учения, организации и основных религиозных и философских понятий. В связи с этим он рассматривает историю древнейших буддийских соборов, говорит о расколе и еретических учениях в недрах буддизма. Рассмотрение вопросов буддизма связано с рассмотрением древнейших памятников буддийского искусства (Бхархутская ступа, Бхархутские образа), а также надписей Ашоки, сохранившихся на различных пракритах. Такая задача в области истории буддизма была посильна лишь очень крупному и разностороннему ученому. Этот труд И.П. Минаева переведен на французский язык.
Во втором выпуске первого тома дано издание древних санскритских памятников, имевших большое значение в истории буддизма. Каждый текст издан по многим древним рукописям.
Вследствие ранней смерти И.П. Минаева исследование о буддизме осталось незаконченным. Небольшие части сохранившихся материалов после смерти И.П. Минаева были опубликованы его учеником, академиком С.Ф. Ольденбургом, под названием ‘Материалы и заметки по буддизму’.
Большому исследованию о буддизме предшествовал ряд работ, посвященных отдельным вопросам истории древнего буддизма. Таковы ‘Сведения о жайнах и буддистах’ 12, ‘Община буддийских монахов’ 13, ‘Послание к ученику. Сочинение Чандрагомина’ 14 и некоторые другие.
V. Историко-географические работы. Последний раздел составляют географические работы, основная часть которых посвящена географии Индии.
Из дневников И.П. Минаева нам известно, что изучение географии занимало его мысли как на студенческой скамье, так и по окончании университета, на протяжении всей его научной деятельности. Работы, посвященные различным вопросам географии, создаются И.П. Минаевым в течение всей его жизни: они открывают и завершают его творческий путь.
Гуманитарный характер образования И.П. Минаева определял исторический уклон его географических интересов.
Вопросы физической географии хотя и привлекали его, но он сознавал свою неподготовленность и, как человек, исключительно строго относившийся к своим научным работам, никогда не вторгался в те области, в которых чувствовал себя недостаточно компетентным.
Труды, посвященные географии, открываются студенческой работой ‘Географические исследования о Монголии’. В отзыве рецензента эта работа характеризуется как ‘огромный труд, который превосходит все ожидания и требования факультета’ 15.
Вопросам исторической географии посвящен также труд, написанный почти через двадцать лет после появления студенческой работы, а именно: ‘Сведения о странах по верховьям Аму-Дарьи’ 16. В предисловии автор указывает, что ‘страны, которым посвящен настоящий обзор, начинаясь на западе у Балка и заканчиваясь Памиром на востоке, находятся между русскою границею на севере и Гиндукушем на юге. Описываемая территория отчасти входит в ту ‘нейтральную полосу’, которая имела назначение оберегать англо-индийские владения от мнимых внешних тревог и была предметом долгих дипломатических переговоров несколько лет тому назад. Научный интерес, связанный с изучением этих стран, независимо от интереса политического, громаден’. Автор говорит далее о важности изучения этой части Азии для географии и для естествознания. ‘Но и этнограф, и лингвист, и археолог, и историк …одинаково останавливаются на этих малоизвестных, но тем не менее любопытных краях’ (IV).
Серьезный интерес для исторической географии представляет небольшая статья ‘Новые факты относительно связи древней Индии с Западом’ 17. Статья основана на древнем тексте на языке пали, который свидетельствует о торговых связях Индии с Вавилоном.
О широких научных интересах И.П. Минаева к вопросам исторической географии говорит и его большой труд, перевод ‘Путешествия Марко Поло’ 18. Работа над ‘Путешествием’ была закончена им в последние годы жизни. Этот труд вышел в свет только после смерти автора перевода.
К работам по исторической географии примыкает небольшая, но очень ценная статья ‘Забытый путь в Китай’ 19, появившаяся в виде рецензии на ‘Четвертое путешествие в Центральную Азию Н.М. Пржевальского’. Автор статьи ставит перед собой задачу… ‘выяснить… археологическое и этнографическое значение тех местностей, которые Пржевальский прошел в третий период своего путешествия, следуя от Лоба в Хотан…’ (168). ‘Пржевальский, — продолжает И.П. Минаев, — шел дорогой Марко Поло и своими наблюдениями и описаниями еще раз подтвердил громадность заслуг великого венецианца’ (169). Рецензия содержит ряд очень интересных и важных исторических дополнений к данным, добытым Пржевальским. Как и многие другие рецензии И.П. Минаева, эта статья представляет собою, в сущности, самостоятельную работу по исторической географии, написанную большим знатоком.
Среди трудов, относящихся в равной мере как к истории, так и к исторической географии, особое место занимают две работы, посвященные связям старой Руси с Индией.
Большая работа ‘Старая Индия’ 20 посвящена ‘Хожению за три моря’ Афанасия Никитина. И.П. Минаев указывает, что тверич Афанасий Никитин был ‘замечательно умный и наблюдательный путешественник… Многого Аф. Никитин не касается… но обо всем важном он говорит делом… В записках Аф. Никитина найдется не один драгоценный факт, важный для понимания староиндийской жизни и просмотренный его современниками, заходившими в Индию. Сравнение записок Аф. Никитина с западными географическими памятниками XV и XVI вв. не окажется к невыгоде русского путешественника: уступая им часто в красоте изложения и богатстве фактических подробностей, тверич Никитин превосходит весьма многих беспристрастием, наблюдательностью и толковостью, трезвость, отличающая все его сообщения, и верность наблюдения дают право сравнивать его заметки с самыми выдающимися из старинных путешествий’ (2).
Задуманная как своего рода комментарий к ‘Хожению’, работа ‘Старая Индия’ представляет собою вместе с тем выдающееся исследование по истории индийского средневековья.
В примечаниях к цитируемым им выдержкам из ‘Хожения’ И.П. Минаев дает параллели из трудов старых путешественников, а также из трудов современных географов, путешественников и историков.
При упоминании того или другого географического названия И.П. Минаев излагает краткую историю этого географического пункта, доводя ее до современности. По существу, И.П. Минаев дает самостоятельное исследование о тех географических пунктах и фактах, о которых упоминает Аф. Никитин. Высказывания Афанасия Никитина он сопровождает обстоятельными историческими комментариями, сохранившими свое научное значение по настоящее время.
Благодаря труду И.П. Минаева, сочетавшего в себе глубокие знания по исторической географии, истории и археологии Индии со знанием индийских языков, а равным образом со знанием современной Индии и ее быта, ‘Хожение’ Аф. Никитина становится надежным историческим источником.
К работе ‘Старая Индия’ теснейшим образом примыкает статья ‘Русские помыслы об Индии в старину’ 21. Написанная в связи с работой Д. Кобеко о наказе царя Алексея Михайловича Махмету Исупу Касимову, посланному в 1675 г. к Великому моголу Ауренгзебу, эта статья имеет вместе с тем самостоятельный интерес.
‘Попытки завязать сношения с Индией, — указывает И.П. Минаев, — делались не раз в старой Руси. Нельзя не желать, как в интересах исторической географии, так и истории русских в Азии, чтобы поскорее явилось собрание, по возможности полное, документов, подобных изданному г. Кобеко… Русские документы любопытны еще потому, что весьма многие из них относятся к эпохе до начала новейшей истории Востока’ (350). Указав на неудачу посольства Исупа Касимова, автор замечает: ‘Но и после его делались попытки в Москве завязать сношения с Индией, русские люди не раз пытались проникать туда и морем, и сухим путем’ (355). ‘Не приведены также в известность все известия о другом русском путешественнике (конца XVII и начала XVIII в.) в Индию, Семене Маленьком. Он посетил Агру и в Дельги представлялся Великому Моголу…’. Далее автор сообщает: ‘Купчина гостиной сотни Семен Маленький был отправлен в Индию для продажи царской казны и товаров и для покупки про царский обиход всяких индейских товаров. С ним вместе было отправлено несколько человек, некоторые из них вернулись на родину, а один, Андрей Семенов, даже сообщил кое-какие данные о своем пребывании в Индии’ (356).
В ‘Русских помыслах об Индии в старину’ И.П. Минаев вкратце восстанавливает историю русских путешествий в Индию, частью на основе архивных источников, и говорит о путях, которыми ходили торговые люди и посольства в Афганистан и Индию.
Выдающийся интерес представляют работы, возникшие в связи с тремя путешествиями в Индию самого И.П. Минаева. В результате первого путешествия появились три статьи и большая книга, посвященные современной Индии. Первая статья (‘В Бихаре’) 22 посвящена Бихару, той части Индии, в которой буддизм в древности достиг наибольшего развития и где он держался дольше, чем в других областях страны. Понятно, таким образом, почему он сильно заинтересовал Минаева, в центре индологических интересов которого стоял буддизм. В провинции Бихар он посетил города, наиболее известные в истории раннего буддизма: Наланда, Раджагриха, Гая. Он описывает современное состояние этих древних центров буддийской культуры, говорит об археологических памятниках и археологических работах, дает историческую справку о каждом городе, который он посетил. Но, кроме исторических и историко-археологических данных, И.П. Минаев коротко, но очень ярко говорит и о современном ему положении страны, он характеризует отношения, которые наблюдал между англичанами и индийцами. ‘Между туземцем и англичанином такая пропасть, через которую никому теперь не перекинуть моста’ (20). … ‘Разобщенные нравственно, презирая взаимно друг друга, англичане и индийцы живут хотя и в одном городе, но далеко друг от друга’ (22). Тонкие замечания автора свидетельствуют о глубоком понимании старой и современной ему Индии.
Другая статья, ‘Из путешествия по Индии’ 23, посвящена в своей первой части (‘Брахмаисты’) религиозно-социальному движению, возникшему в начале XIX в. ‘среди лиц, получивших европейское образование’ (194). И.П. Минаев останавливается на реформаторской деятельности Рам Мохан Роя, Дебендра Натх Тагора, Кешаб Чандер Сена и излагает основные принципы учения Брахмо-самаджа. Вторая часть этой статьи носит название ‘Матхура’. Матхура — один из древнейших городов Индии, одно из наиболее священных мест джайнов и вишнуитов, город, связанный легендами с жизнью Кришны. И.П. Минаев дает историко-археологическую справку о городе и говорит о современном состоянии древних исторических памятников. Но археологические древности не заслоняют от автора современности. Он говорит о новооткрытой железнодорожной ветке, о пассажирах-индийцах, об общинном владении землей (218—219).
Третья статья посвящена Непалу (‘В Непале’) 24. Автор сообщает довольно подробные сведения по физической географии этой мало известной в то время страны, об ее истории, о многочисленных легендах, дополняющих скудные исторические данные, о религиозных воззрениях народа, в которых переплелись верования буддизма, индуизма и местных примитивных религий. Особенно большой интерес представляют данные о современном ему экономическом и политическом положении страны, о разноплеменном населении ее, его занятиях и быте.
Результаты первого путешествия на Цейлон и в Индию систематизированы в главном труде И.П. Минаева как путешественника: ‘Очерки Цейлона и Индии’ 25. Этот труд распадается на две части: ‘На Цейлоне’ и ‘Очерки Индии’. Часть, посвященная Цейлону, содержит шесть глав (I. От Галле до Гамбантоты, II. Коломбо и буддийские монахи, III. Курунегала и серебряный монастырь, IV. Анурадхапура и окрестности, V. Канди, VI. Поездка в Алут Нувару и цейлонские черти). Очерки Индии заключают восемь глав (I. В Бихаре, II. Непал, III. В Камаоне, Алмора и алморские певцы, IV. Северная и северо-западная граница Индии, проходы в Индию, V. Английские законы в Индии, VI. Матхура и вишнуиты, VII. Мусульмане в Индии, VIII. Молодая Индия и брахмаисты).
В предисловии к первой части говорится: ‘Автор… провел в Индии и на острове Цэйлоне около двух лет, объехал почти весь остров и значительную часть северной Индии, от Калькутты до Лагора. Он побывал в Бихаре, Непале, Камаоне, в части Пенджаба и Раджпутаны и закончил свое индийское путешествие в Бомбее. Часть собранных во время путешествия заметок уже была напечатана в различных повременных изданиях и вошла в настоящую книгу в несколько переработанном виде, некоторые же главы являются здесь впервые …Автор имел в виду пересказать только о том из виденного им, к уразумению чего он считал себя наиболее Подготовленным’ (I).
Автор указывает, что его главное внимание было направлено на одну сторону индийской жизни — религиозную. Трудно представить себе путешественника, так прекрасно подготовленного к изучению этой стороны, как был подготовлен И.П. Минаев. Объехав почти весь остров Цейлон, самые захолустные местности его, автор рисует картину современного состояния археологических памятников, буддийских храмов, ступ и других религиозных и архитектурных памятников. Описывая тот или иной памятник, автор всегда дает историческую справку, основанную на первоисточниках. Но И.П. Минаев повествует не только о религиозных и археологических памятниках. Он много рассказывает о быте и повседневной жизни и ярко описывает состояние культуры на Цейлоне. Говоря о современном экономическом и социальном состоянии острова, автор приводит местные хроники и сопоставляет современный упадок острова с его блестящим прошлым. Мелкими, но выразительными штрихами автор обрисовывает взаимоотношения между сингалезцами и английскими колонизаторами. Большой интерес представляют его сведения об остатках древнейшего населения Цейлона — веддах.
Главы, посвященные Индии, представляют не меньший интерес. Даже те части книги, которые были ранее опубликованы в журналах, дополнены новыми фактами. Так, например, в книге И.П. Минаев уделяет внимание формам землевладения и землепользования как в Индии, так и на Цейлоне. Он касается также положения отдельных слоев крестьянства. Например, он пишет, что ‘в округе Патны много безземельных батраков… доведенных до рабства. В южном Бихаре весьма часто случается, что должник продает или себя, или своих детей в рабство’ (195).
‘Очерки Индии и Цейлона’ представляют собою книгу, значение которой не уменьшается с течением времени, так как сведения собраны высококомпетентным ученым. Конечно, как указывалось выше, главное внимание в первом путешествии Минаева направлено на изучение буддизма. Этими задачами определяется даже маршрут путешествия: Цейлон с его древним буддизмом, Бихар с его реликвиями древнего и позднейшего буддизма и Непал, в котором бытовал буддизм. Памятникам буддизма и археологии вообще автор уделяет много внимания, говоря о развалинах храмов и древних буддийских городов, ступах и других археологических памятниках.
Наряду с этим автор сообщает много данных о современной Индии. Он говорит о населении, его занятиях, особенно о земледелии, о состоянии и формах землевладения и землепользования, о расценках на работы, о быте и развлечениях населения, о фольклоре. Внимание автора привлекает также колониальная администрация страны и взаимоотношения между местным населением и англичанами. Такой широкий охват индийской жизни со стороны беспристрастного и высокообразованного путешественника позволяет рассматривать книгу И.П. Минаева как один из важных источников для изучения соответствующих областей страны в 70-х годах XIX в.
В своем втором и третьем путешествиях по Индии И.П. Минаев много внимания уделял вопросам современности, но вместе с тем продолжал свои занятия по изучению буддийской материальной культуры и состояния буддизма в его время. Он посетил прославленные памятники буддийской архитектуры и искусства (Эллора, Аджанта и др.), в Бирме ознакомился с состоянием буддийских монастырей и библиотек, с системой традиционного буддийского образования и положением буддийской религиозной общины.
Достойно глубокого сожаления, что дневники, которые Минаев вел во время путешествий 1880 г. и 1885—1886 гг., не были обработаны им самим. Но и в сохранившемся виде дневники представляют большую научную ценность.
В результате третьего путешествия появилась статья: ‘Англичане в Бирме’ 26. И.П. Минаев посетил Бирму в тяжелый период ее истории — в первые дни после ликвидации независимости этой страны. В своей статье он дает краткие сведения из истории Бирмы, говорит о появлении в ней европейцев, о подчинении южной части страны, о населении Бирмы, земельном вопросе, администрации страны, народном образовании.
В Мандалай, столицу Верхней Бирмы, автор попал ‘вскоре после того, как британские войска заняли его… царство перешло в британские руки без борьбы и сопротивления. Но мира еще не было в стране… появились ‘разбойники’ (как англичане называли бирманских партизан.— А.В.). Яркими красками описано занятие Мандалая, ограбление населения и королевского дворца английскими войсками. Сведения, сообщаемые нашим путешественником, представляют большую ценность для историка.
Географические исследования И.П. Минаева и результаты его непосредственных наблюдений дополняются рядом рецензий, имеющих серьезное научное значение. Таковы его работы ‘Непал и его история’ 27, ‘Родовой быт в современной Индии’ 28, ‘Новые сведения о кяфирах’ 29, ‘Землевладение в современной Индии’ 30, и некоторые другие. Как почти все рецензии И.П. Минаева, это — самостоятельные работы, в которых автор сообщает интересные результаты собственных исследований. И.П. Минаев стоял в первом ряду крупнейших индологов своего времени. Он пользовался известностью не только в Европе, но и в Индии. Его труды по индийской лингвистике способствовали развитию европейской и индийской науки. Его грамматика пали употреблялась для изучения этого языка в самой Индии. Его исторические работы стали серьезным вкладом в изучение средневековой и новой истории Индии. Вместе с тем он является одним из основоположников научного изучения южного буддизма.
Во время своих путешествий И.П. Минаев собрал значительную коллекцию индийских рукописей и предметов индийского культа и искусства. Предметы культа и искусства хранятся в Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого Академии Наук СССР. Рукописи находятся в Государственной Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Несмотря на свою раннюю смерть, И.П. Минаев не только оставил богатое научное наследство, но и создал первую русскую индологическую школу, из которой вышли специалисты по фольклору (С.Ф. Ольденбург), по изучению буддизма (Ф.И. Щербатский), филологи и лингвисты (Д. Кудрявский, Н.Д. Миронов) и др.
Безвременно оборвавшаяся научная деятельность И.П. Минаева представляет одну из самых славных страниц в истории русского индоведения.
1. См. Приложение к XVI тому Записок Академии Наук. СПб., 1869, LII + 122 стр.
2. Очерк фонетики и морфологии языка пали. СПб., 1872, XLIV + 96 стр.
3. ЖМНПр, 1888, No 11, стр. 49—50.
4. Об изучении Индии в русских университетах. См. Отчет о состоянии Имп. С.-Петербургского университета и деятельности его ученого сословия за 1883 г… СПб. 1884, стр. 83—102.
5. Franz Miklosich. Ober die Mundarten und die Wanderungen der Zigeuner Europa’s. I—VI, Wien, 1872—1876. — Miklosich. Beitraege zur Konntniss der Zigeuner-Mundarten. Wien, I, II, 1874, III, 1876. Sitzungsberichte der K. Akademie der Wissenschaften, LXXXIII Band, Heft III, IV. В ЖМНПр., 1877, No 3, стр. 190-194.
6. Всеобщая история литературы… под редакцией В.Ф. Корша. Том первый, часть первая. Литература древнего Востока. СПб., 1880, стр. 114—156.
7. Индейские сказки и легенды, собранные в Камаоне в 1875 г. И.П. Минаевым. СПб., 1876, ХХ + 249 стр.
8. ЖМНПр, 1874, No И, стр. 68—104, 1876, No 2, стр. 368—403, No 4, стр. 314—340, No 5, стр. 69—97.
9. Несколько рассказов о перерождениях Будды. ЖМНПр, 1871, No 11, стр. 87—133. — Несколько слов о буддийских жатаках. ЖМНПр., 1872, стр. 185-224.
10. Опубликовано С. Ольденбургом в ЗВОИРАО, V. 1890 г., СПб., 1891, стр. 290—300.
11. Буддизм. Исследования и материалы. Сочинение И.П. Минаева. Том. I. Вып. I. Введение: об источниках, 280 стр. Выпуск II. XII + 159 стр. СПб. 1887.
12. ЖМНПр., 1878, No 2, стр. 241—276.
13. ЖМНПр., 1879, No 1, стр. 1—35.
14. ЗВОИРАО, IV, стр. 29—52.
15. Годичный торжественный акт в Имп. СПб. университете, бывший 8 февраля 1861 г. Отчет о состоянии и ученой деятельности Имп. СПб. университета в продолжение 1860 г., стр. 68—71, 87.
16. Сведения о странах по верховьям Аму-Дарьи. Составил И. Минаев. СПБ., 1879, VIII + 270 стр., с приложением карты Памира и сопредельных стран.
17. ЖМНПр, 1870, No 8, стр. 225-239. См. также Buddhistische Fragmente, Melanges Asiatiques, 1872, VI. стр. 577—599.
18. И.П. Минаев. Путешествие Марко Поло. Перевод старофранцузского текста. Издание Имп. русского географического общества, под редакцией В.В. Бартольда. СПб., 1902, XXIX + 355 стр.
19. ЖМНПр., 1889, No 7, стр. 168—189.
20. И. Минаев. Старая Индия. Заметки на Хожение за три моря Афанасия Никитина. СПб., 1881, 174 стр.
21. ЖМНПр., 1884, No 10, стр. 349—359.
22. ЖМНПр., 1876, No 11, стр. 1—29.
23. ЖМНПр., 1876, No 12, стр. 194—236.
24. ‘Вестник Европы’, 1875, No 9—10, стр. 297—318.
25. И.П. Минаев. Очерки Цейлона и Индии. Из путевых заметок русского. Ч. I—II. СПб., 1878, ч. 1, V + 284 стр., ч. II, 238 стр.
26. Вестник Европы, 1887, No 11, стр. 153—191.
27. Рец. на History of Nepal… with an introductory sketch… by the editor Daniel Wright. Cambridge, 1877. ЖМНПр, 1878, No 1, стр. 61—85.
28. Рец. на A. Lyall. Asiatic Studies. Там же, 1878, No 3, стр. 164—188.
29. Рец. на J. Biddulph. Tribes of the Hindoo Koosh. Calcutta, 1880, Там же, 1882, No 5, стр. 139—157.
30. Рец. на В. Н. Baden-Powell. A manual of the land revenue systems and land tenures of British India. Calcutta, 1882. Там же, 1883, No 11, стр. 135—152.
Академик А. П. Баранников
Текст воспроизведен по изданию: И. П. Минаев. Дневники путешествий в Индию и Бирму. 1880 и 1885-1886. М. АН СССР. 1955
No сетевая версия — Тhietmar. 2006
No OCR — Карпов А. 2006
No
No АН СССР. 1955
ДНЕВНИК ВТОРОГО ПУТЕШЕСТВИЯ В ИНДИЮ
10 января 1880 г. Часах в 10 или менее того от Перима 1 мы остановились в бухте, у африканского берега. На берегу развевался итальянский флаг. Бухта и весь берег был занят итальянской компанией Rubattino 2. Берег принадлежит к древней провинции Саба 3. Два острова носят название Маргариты и Гумберта. Капитан уверяет, что порт имеет торговое только значение.
La baie d’Assab (Ассабский залив (фр.)) почти на одной широте, как Аден, и 43® восточной долготы.
18 января. У Салар Жанга 4 были солдаты-арабы. Солдаты были непокорны, не хотели подчиняться никому, за исключением своих старшин, словом, делали ему хлопот, и Салар Жанг хотел отделаться от них — выслать их из Низама 5. Английское правительство пришло к нему на помощь, дало денег и тем возможность выслать их из Низама. Но в настоящее время дес-мукхи 6 пожелали их назад. Дес-мукхи убеждены, что только арабы могут совладать с английскими солдатами. Английское правительство не дозволяет С.Ж. призывать арабов. Три араба у нас на пароходе едут в Гайдерабад 7.
Салар Жанг хотел сделать заем у Никол и К®. Английское правительство запретило 8.
20 января 1880 г. Бомбай 9. Вчера в 8 1/2 часов я вышел на берег. Бомбай не произвел такое же сильное впечатление, какое, я помню, на меня сделал вид зеленеющих роскошных берегов Цейлона.
Мне казалось, как будто только вчера я оставил Индию, а между тем прошло уже пять лет (ошибочно: прошло лишь четыре года (Ред.)) с тех пор, как я с тоской покидал тот же самый Бомбай. С тоской — потому что чувствовал, что в два года сделано мало.
Некоторое чувство довольства, испытанное вчера при водворении в Watson’s Hotel, объяснялось главным образом тем, что переезд на пароходе итальянском не особенно приятен.
Вчера за обедом мне пришлось сидеть подле одного австралийца, человека с не особенно изящными манерами.
Мой сосед, узнав, что я русский, заговорил о возможности войны между Англией и Россией 10, затем он откровенно заявил, что Россию следует присоединить к английским владениям, что Англия сильна настолько, что может сладить с десятью подобными России странами.
20-го же. Сегодня в Бомбайском университете был convocation (торжественное заседание (англ.)).
Я узнал об этом утром из газеты и хотел отправиться без билета. Но в Библиотеке Аз. общ. 11 мне сказали, что нужен билет, и направили к Registrar’y Mr Peterson 12. Билетов уже не было, но Mr Peterson любезно дозволил мне вход.
Торжество имело какой-то странный, но, во всяком случае, весьма любопытный вид.
Публика главным образом состояла из туземцев, были, конечно, и англичане, но в значительном меньшинстве. На хорах были исключительно туземцы.
В 5 ч. 15 м. явился сэр Р. Темпль 13, ведомый тем же регистратором и сопровождаемый своей свитой.
Он постарел с тех пор, как я его видел. Но те же усы и то же легкое подражание бороде Наполеона III. За Р.Т. вошли почетные члены и фамилье университета, все то же, как в английских университетах.
В заключение с. Р.Т. прочел свою речь. Читал он долго, невнятно и с очень неприятной дикцией.
Тем и закончилось торжество.
Индийцы с чалмами, парсийскими шапками, с накинутыми на плечи gown’ами (мантиями (англ.)) имели очень странный вид.
В публике, между туземцами, было несколько (изрядно) женщин.
Вот оно, европейское влияние.
21 [января]. Сегодня утром я отправился к губернатору. Его прев[осходительство] почивало, но его секретарь, юный Mr Hart, которого я видел, был очень любезен.
За завтраком. Во время разговора мой сосед-австралиец спросил американца: ‘Были Вы в России?’. — ‘Да!’ — ответил тот. ‘Что Вы думаете об этой стране?’. — ‘Глупое место’ (stupid place), — отвечал тот.
Я объявил свою национальность. Американец рассыпался в извинениях.
22 января. Сегодня утром я отправился к Mr Peterson. В разговоре с ним я заметил, что здесь, в Индии, общественное мнение 14 сильно раздражено против России. Он не отрицал этого.
Питерсон выражал желание учиться по-русски.
Вечером обедал у майора Фитц Жеральда и тогда же познакомился с Джекобом 15.
24 [января]. Вчера был на бале у сэра Р. Темпля. Бал был монотонен и для меня очень скучен. Из туземцев было человека два-три парса 16. Индийцев я не заметил.
Сегодня утром меня посетил один молодой В[achelor of] A[rts] 17. В разговоре с ним я узнал след[ующее] из жизни студентов.
Большинство студентов брахманы 18. Человек среднего состояния тратит в месяц около 30 рупи 19 и живет порядочно, он платит 10 рупи college fee (платы за учение в колледже (англ.)), 1 рупи за комнату, 15 рупи расходует на еду.
Есть и бедные студенты, трудящиеся для scholarship (в данном случае: ‘для получения образования’) и дающие уроки.
Сегодня я виделся с проф. Бхандаркар 20. Говорили между прочим о Брахмо-самаже 21.
Огромное большинство брахмаистов отступилось от Кешаба Чандра Сена 22. Свадьба его дочери с ражой Куч Бахар 23 происходила по индусскому обряду 24. Его друзья в Бомбае делали ему запросы по этому поводу, но он не заблагорассудил отвечать на эти письма.
Брахмаисты не признают книг откровенных, или, как он выразился, ‘непогрешимых’ 25. Некоторые из приверженцев Кешаба Ч. С. хотели уподобить его Христу, утверждая, что спасение возможно только через него. Арья Самаж, отличаясь от Прартхана Самаж 26 тем, что признает непогрешимость вед 27, в то же время на своих собраниях занимается главным образом общественными вопросами.
У Индра Лал-жи 28 видел множество снимков надписей. Надписи, изданные Кенингэмом 29, неверны, в особенности надпись Кхалси.
В Матхуре Индра Лал-жи нашел новые надписи Хуви-шки 30. У него же большое собрание монет Кшатрапов 31.
Питерсон сегодня в разговоре высказал, что в Индии недовольны educated classes (образованные слои общества (англ.)), но не простой народ. Думаю, что это совершенно верно, рая не знает и спокойно выносит ингризи раж 32.
Вечером ездил по городу, видел кафе-кхана, храм при Мамбадеви-танк 33.
25 января. Сегодня утром в 11 часов я отправился в Жам-булвади 5, смотреть жилище студентов к Shivram Sadashin Nadkarni (Шиврам Садашин Надкарни — маратское собственное имя).
Живут они в верхнем этаже в четырех комнатах. Их четверо. За квартиру они платят 11 рупи, у них две прислуги, что обходится 7 рупи. Двое из них брахманы, остальные двое принадлежат к другим кастам. Брахманы не обедают со своими товарищами, но кухарь у них один. В кухню они не пустили меня.
Вид комнат оригинален. В низеньких каморках полное отсутствие мебели. Для меня был принесен стул. Хозяева сидели на полу. Двое из них готовятся к юридическому экзамену и читают книги Strange 34.
Православные брахманы 35 есть и в коллеже, но в значительном меньшинстве.
Во время моего разговора пришел один бедный студент, он дает уроки латинского языка в семействе одного парса и получает за это 20 рупи. Он сын писца и все время своего учения содержал сам себя. Воспитывался в школе St. Xavier 36. Вначале жил на всем готовом в семействе и учил детей за стол, квартиру и 5 рупи в месяц.
Воспитанникам коллежей места трудно достаются. Начальники не любят их за независимость. Люди, получившие воспитание университетское, в подозрении у британского начальства, но подозрение это, разделяемое даже теперешним главою Educational Dep. 37, не основательно. Юноши независимы, но лояльны. Они охотнее служат под начальством англичан, нежели туземцев.
В коллеж идут бедняки и редко люди достаточных классов. Я спросил, были ли они на convocation. Нет! — был ответ, т[ак] к[ак] доставать билеты трудно. На просьбы туземцев Registrar даже не отвечает.
26 января. Вчера вечером я был в Prarthana Samajka mandir 38. Я приехал около 5 часов и нашел в мандире человек пять. Я сел подле одного посетителя. Он оказался не принадлежащим к Обществу и пришел так послушать. Я разговорился с ним. Мой собеседник был учитель в одной частной школе. Он также учил английскому языку в одной ночной школе. В школе этой около тридцати учеников, между учениками есть сипаи 39.
В пять часов началась служба. Пение сопровождалось инструментальной музыкой, здесь играл один на пьянино, другой на национальном инструменте, который мне назвали тамбура 40 (?) (Знак вопроса (в скобках) здесь и везде далее — в подлиннике дневников (Ред.)). Пение довольно приятно. Служба продолжалась до семи часов. Около часу длилась проповедь. Весь обряд сложен по образцу обряда унитариев 41.
Самый мандир очень прост и лишен всяких украшений. В большой комнате поставлено несколько рядов стульев и скамей.
Поют все присутствующие хором.
В числе присутствующих была одна женщина. Индийская нигилистка!
Вчера большинство в собрании было не-членов. Женщин около пятидесяти.
Женщины в Бомбае, особенно же в Гузарате 42, не затворницы.
Сегодня я был в Elphinstone’s College 43 Principal, с которым я говорил, заметил, что действительно в Индии сильно раздражены против России в последние три-четыре года, но раздражение особенно сильно в военных кружках. Princ[ipal] заметил, кроме того, что в Бомбае людей либеральной партии очень немного, человек пять, и их обвиняли в отсутствии патриотизма.
Principal заметил, что он не поощряет религиозных тенденций в коллеже, даже брахмаизма. Индийцы слишком склонны к мистицизму.
Теософическое общество не совсем спиритическое. Блаватская 44 называла себя графиней.
27 января. В последние годы о России пишется очень много в индийских газетах 45. Это обстоятельство нельзя объяснить простым интересом к событиям дня. Все известия сообщаемые рассчитаны на то, чтобы подорвать всякий кредит к России и уронить ее в глазах туземцев.
29 января. Сегодня утром меня посетил майсорский пандит 46, он приносил свою книгу о географии, в которой он старался доказать и, по его убеждению, действительно доказал, что в Махабхарате 47 уже есть сведения об Америке.
Вечером пришел проф. Кунте в сопровождении сына своего, шастри 48, и того же майсорского пандита.
Мы говорили о буддизме, которым проф[ессор] интересуется, хотя и весьма мало начитан. Он был на о-ве Цейлоне: в Коломбо и Канди 49, вывез оттуда кое-какие рукописи, прочел Лалитавистару 50.
Во время разговора я коснулся той ненависти, котор[ая] в настоящее время замечается у англичан к России. Туземцы, по словам проф[ессора], не разделяют этой ненависти. Настоящее мнение туземцев трудно знать. Они или не высказываются, или не говорят правду. Несомненно, однакоже, они относятся очень равнодушно к афганской войне 51.
Кунте, подобно многим туземным ученым, относится свысока к европейским ориенталистам. В меньшей степени это замечается у проф. Бхандаркара и у Шанкара П. Пандита 52, оба люди с большим тактом. Кунте прямо сказал, что европейские ученые поверхностны.
31 января. Сейчас у меня был Касинатх Теланг 53. Он очень моложав и красив. Говорит бойко по-английски, но с сильным национальным акцентом. На вид он очень симпатичен. В разговоре он коснулся афганской войны, война, по его мнению, нелепость и ее не следовало начинать, а главное — расходы возлагать на Индию.
О России туземцы знают только по газетам английским и, конечно, недолюбливают нас. Убеждение англичан, что в Индии недовольны только образованные классы, — совершенно ложно. Недовольны земледельцы. Это недовольство, конечно, не достигло активной стадии в своем развитии, но оно существует и растет.
Причины недовольства сводятся все к одной главной — высокие налоги, доходящие до 4 ш[иллингов] с человека. Побочные причины: запрещение пользоваться лесом, Licence Act 54. Цирюльник в деревне, иногда не получающий и трех рупи в месяц, обязан платить гораздо более. Высокие налоги на землю. Плата податей деньгами, а не натурой. Мы коснулись в разговоре и социальных вопросов. Замужество вдов 55 произвело сильное брожение в туземном обществе. Особенно женщины были вооружены против этого движения. Некоторые грозились уморить себя голодною смертью, если муж пойдет на свадьбу вдовы.
Брахмаистов вообще не много, т.е. людей, открыто принадлежащих к этой секте. В Бомбае всего не более ста человек. Но тайно сочувствующих гораздо более. Правоверные относятся к брахмаистам равнодушно.
Года два тому назад проф. Бхандаркар устроил киртан, иначе проповедь с музыкой и пением. Это очень нравилось старым правоверным. Многие из них думают, что в новом движении много древнего.
Васудев 56 знал немного по-английски и был на английской службе. Состоя даже на службе, он всегда выражался очень независимо относительно британского правительства. Его выдали дакойты 57, попавшиеся в руки полиции.
Законы о печати 