Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел
Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел
1861 год
1861 год
Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год, Валуев Петр Александрович, Год: 1861
Время на прочтение: 124 минут(ы)
1 января 1861 г. Утром во дворце. Заезжал два раза к гр. Блудову. Записывался по обыкновению в швейцарских разных дворцов. Все это при морозе в 17.
Обедал у Вяземских. Вечером дома.
2 января. Утром был у государя. Прием благосклонный. При этом получил приказание созвать Совет министров в четверг, 5 числа. Государь, между прочим, сказал: ‘Ты знаешь, что на Муравьева много кричат, но ему должно отдать справедливость, что он умеет выбирать людей, наприм., Зеленого и тебя’. Видел во дворце Игнатьева, сегодня же утром возвратившегося из Пекина. Навстречу ему посланы звания ген.-адъютанта и лента св. Станислава. Из кабинета государя он вынес, кроме того, звезду св. Владимира 2-ой степени. Несмотря на свои утомительные странствования, он потолстел и начинает прискорбно походить на отца.
Видел также ген. Зеленого, который был у государя до меня. Государь его спрашивал, передал ли он мне разговор на мой счет в Лисине? (Разговор относился до мнения, высказанного ген. Зеленым, что меня следовало назначить министром финансов).
Был потом у вел. кн. Константина Николаевича, который также был любезен, но без особой теплоты, крепко бранил министра государственных имуществ и, скоро перейдя от моего назначения в Комитет министров к крестьянскому вопросу, сильно нападал па проект кн. Долгорукова и ген. Муравьева. Он сказал, что в минуту освобождения нельзя допускать никакой неопределительности в цифрах наделов и повинностей, что узел по этим вопросам может быть разрешен только царским словом, ‘qui a encore du prestige’ [который до сих пор имеет авторитет (фр.)], что губернские присутствия, которым по проекту кн. Долгорукова и ген. Муравьева предоставляется участие с целию его затянуть, что народ будет оставлен в неизвестности на счет окончательных условий его быта, что, таким образом, в момент личного освобождения не будет никакой твердой точки опоры, и что злейший враг России не мог бы придумать более пагубного предложения и представить государю более опасной и вредной мысли. ‘От Муравьева можно всего ожидать, но меня удивляет, что на это мог решиться такой человек, как кн. Долгоруков’. Был затем у гр. Блудова, потом в канцелярии Комитета, потом в Министерстве, где прощался с обоими департаментами. Там, кажется, обо мне искренно жалеют. Я ухожу в добрый час. Слышу, что в час времени подписано до 1 тыс. руб. для поднесения мне в знак памяти серебряной чернильницы по какому-то замысловатому рисунку, изготовляемому г-ном Зичи. Вечером был у министра.
3 января. Целое утро ездил в мундире по разным швейцарским для записывания у разных министров. Видел только кн. Горчакова и ген. Чевкина. Был два раза у гр. Блудова, который то назначал, то отменял заседания Комитета министров. Был у кн. Орлова. Замечательное состояние, в котором он находится, может быть только сравнено с распадением здания по частям как бы в момент землетрясения. Отделяющиеся части падают, но еще не разбились, они по крайней мере частью сохраняют прежний вид, прежний блеск. Та же осанистая наружность, те же черты, не движутся только голова и руки. Туловище, как каменное torso в креслах. Взгляд по временам прежний, в другие минуты блуждающий, нерешительный, исподлобья, как у сумасшедшего или онемелого. Мысль порою ясная, отчетливая, резко и плавно выраженная, порою туманная и без опоры памяти. Он вдруг начал говорить о министрах и сказал о Муравьеве: ‘он всех их умнее, но смотрит то вперед, то назад, то по сторонам, чтобы только себе не повредить’. Fifficus [Плут (от немецкого ‘Pfiffikus’)]. О. Чевкине: ‘Влиятелен, но влияние незавидное, il n’est pas considere, il a de l’esprit, il est bossu’ [он не пользуется уважением, он остроумен, он горбат (фр.)]. О Панине: ‘Он часто ошибается, но честен и знает, чего хочет’. Довольно отчетливо и резко в выражениях кн. Орлов отзывался о всем современном ходе дел, о недостатке последовательности в действиях правительства и т.п.
Вечером был у гр. Блудова, у министра государственных имуществ и у кн. Долгорукова, который передал мне некоторые записки по делу о воскресных школах. В них приписывается первоначальное возникновение этих школ бывшему киевскому профессору Павлову, якобы по совету Герцена и впоследствии, давних предположений Петрашевского*.
______________________
* Когда в моих заметках этого времени говорится просто о комитете, то разумеется Комитет министров, а с Министерстве, то Министерство государственных имуществ. Поездки к разным министрам и представление государю и вел. князю (2-го числа) были последствием моего назначения управляющим делами Комитета министров. По ученому комитету Министерства государственных имуществ я сохранял связь с этим Министерством.
Кн. Орлов в то время еще считался председателем Государственного совета и Комитете министров, но по болезненному состоянию в них не бывал. Я видел его 3 января 1861 г. в последний раз. Умственные и физические силы вскоре стали упадать еще быстрее. Он по временам находился в состоянии, которое можно назвать животным в полном значении слова. Он молчал, ползал на четвереньках по полу и ел из поставленной на полу чашки, как собака. Так видел его бар. Велио, приехавший к нему по поручению его сына и передавший мне эти подробности. (С.-Петербург, 26 апреля 1868). См. т. I, л. 6.
______________________
4 января. Утром опять езда при 20 по министрам и швейцарам. Заезжал в Комитет. Обедал у вел. кн. Ольги Николаевны с бар. Модестом Андреевичем Корфом и Егором Мейендорфом. Она еще очень хороша. Принц (крон), кажется добряк, но не очень дальний. Быть может, я ошибаюсь. Во всяком случае, он симпатичная личность, а но антипатичная, как большинство тамошних принцев.
Вечером, в 11 часов, министр государственных имуществ дал мне знать, что дело о виленских злоупотреблениях по отчуждению казенных лесов, за исключением некоторых справок и ‘многосложностью’ дела, не может еще быть внесено в Совет министров. Зачем же докладывалось оно государю в прошлый понедельник, если справки неполны?
5 января. Утром Совет министров. В первый раз видел этих господ в сборе. Синклит не величественный, не похожий на римский сенат и не расположенный к умиранию на курульных седалищах под мечом каких бы то ни было галлов. Слушалось дело о воскресных школах. Ген.-губ. Игнатьев подал записку, в которой указывал на опасность, предстоящую от неправильного направления школ. Министр народного просвещения оправдывал школы и защищал действия своего министерства. Кн. Долгоруков желал правильного и постоянного надзора чрез постоянных наблюдателей. Ген.-ад. Сухозанет предлагал исключить взрослых. Ген.-ад. Анненков находил, что начальниками и наблюдателями должны быть священники. Министр государственных имуществ говорил не о деле, но о своих школах. Гр. Панин доказал присутствие опасности приведением примера, что в одной школе на вопрос: ‘Кто был Авраам?’ — ответ был следующий: ‘Миф’. Игнатьев доказывал то же чтением неподходящей к делу журнальной статьи и ссылкою на присутствие в. школах дам из модных магазинов. Княжевич, Адлерберг, Прянишников и Блудов молчали. Ланской сказал два или три слова неопределенного значения. Дело кончилось признаньем надобности наблюдения и привлечения духовенства к участию в оном, этот тезис поддерживали вел. кн, ген.-адмирал и ген. Чевкин, в особенности отчетливо последний. Кн. Горчаков говорил с эмфазисом, но не сказал в сущности ничего. Гр. Панин говорит плавно, его орган хорош, но синтетические способности слабы. Хорошо изъясняется Ковалевский, но он говорил слишком жалобно, как бы изнемогая под бременем несправедливых нареканий Игнатьева и шефа жандармов.
Был потом в канцелярии Комитета. Вечером у министра. который передал следующее. У него был Путята, живущий теперь в комнатах бывшей квартиры ген. Ростовцева. Там на днях слышны были странные звуки. На вопрос: ‘Не Яков ли Иванович? послышался троекратный стук в дверь. Потом магический карандаш дал на следующие вопросы следующие ответы: Что тебе нужно? — Огонь. — Для чего? — Воевать. — Кому воевать? — Министрам. — С кем? — С коварным князем Константином. — Какой конец? — Вседержитель! Могила!’.
Ген. Муравьев говорил об этом кн. Долгорукову и гр. Адлербергу.
Заходил вечером к Головнину. Старался обратить через него внимание вел. князя на польский вопрос. У нас опять готовы впасть в старые ошибки и считать полицейские строгости или преследования политическою премудростью и государственною силой*.
______________________
* I. Сведения о воскресных школах были в то время весьма неполные и на дело смотрели поверхностно. Полиция мало знала, что делалось, как и теперь, впрочем, большею частью бывает. В 1862 году оказалось, что ген. Игнатьев вообще был прав.
II. Спиритизм был в то время в ходу во многих домах. Он и теперь держится. К числу усердных спиритов принадлежит, говорят, Д.Г. Бибиков, прежний министр внутренних дел. Он беседует с покойным сыном, умершим в Дрездене.
III. Я уже в то время по польским делам держался того взгляда, который руководил меня впоследствии. Точных и даже подробных сведений о происходившем в Царстве я не имел. Мои понятия и стремления не сложились в определенных чертах, но я вообще держался мысли, что польский вопрос не разрешим без развития в Польше центростремительных сил в отношении к России, что исключительное употребление мер строгости только развивает центробежные силы и что без каких бы то ни было представительных учреждений тяготение окраин к центру невозможно. (С.-Петербург. 27 апреля 1868). См. т. I, л. 7.
______________________
6 января. Утром был у бар. Штиглица, вечером у гр. Antigone Блудовой. Читал дела бывшего во время оно Инвентарного комитета. Замечательно, что в то время государь император действовал и говорил именно так, как он в последние два года не одобрял, чтобы говорили другие. Mutantur tempora et nos mutamur in illis [Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (фр.)].
7 января. Утром у кн. Долгорукова, у гр. Гурьева и в канцелярии Комитета. Гр. Гурьев много говорил о крестьянском деле, но говорил языком двадцатых или тридцатых годов. Странно, до какой степени ум наших государственных людей иногда становится неподвижным на старости. Lord Aberdeen, lord Landsdowne, lord Brougham, даже: the iron duke [железный герцог (англ.)], не взирая на преклонные лета, всегда умели говорить так, как говорили их современники. У нас, если привыкнуть к тому, что теперь почти сделалось уже достоянием всех образованных слоев народа, то нельзя более ни объясняться с нашими думными старцами, ни даже понимать их. Наприм., гр. Гурьеву на мысль не приходит, чтобы можно было усомниться в праве держать крестьян бессрочно на барщине или в верности цифр посевов и урожаев, заимствованных из официальных отчетов.
Пример животного магнетизма. На одного из моих новых подчиненных Селецкого, молодого человека лет 25-ти, поступила к шефу жандармов жалоба его тетки полковницы Синельниковой. Селецкий магнетизировал в шутку ее 17-летнюю дочь и через несколько минут привел ее в состояние сомнамбулизма, из которого нельзя было ее вывести целую неделю. После того они как-то встретились в другом доме. Молодая девушка будто бы тотчас подошла к Селецкому, повинуясь внутренному влечению своего магнетического подчинения, и снова впала в сомнамбулическое состояние, которое, впрочем, было на этот раз не столь продолжительно. Селецкий был сегодня у кн. Долгорукова, потом у меня. Он обещался избегать всякой встречи с молодою Синельниковою и не ездить в те дома, куда она ездит.
В Государственном совете сегодня готовился указ о назначении председателя Совета. Государь присылал за Бутковым. О ком речь, в нашей канцелярии не знали.
8 января. Утром у обедни. Потом у министра. Председательствующим в Государственном совете и Комитете министров назначен гр. Блудов. Бутков препроводил ко мне по Комитету высочайшие указы об увольнении кн. Орлова и о назначении гр. Блудова, который притом остается главноуправляющим 2-м отделением е. в. канцелярии и даже, говорят, председателем Департамента законов в Государственном совете.
9 января. Утром в Комитете. Заезжал в департаменты, где мое наследие до сих пор еще не разделено по принадлежности. Продолжаю работать по крестьянскому делу по просьбе кн. Долгорукова и министра государственных имуществ.
Вечером у гр. Блудова с докладом, по-видимому, усыпительным, ибо он заснул два раза в течение 3/4 часа. Оттуда заехал к Вяземским слушать записку Веневитинова по крестьянскому вопросу. Он читал ее сам с подобающею торжественностью, словно умирающий Chatham свою последнюю речь в парламенте. Если что-либо оправдывает редакционистов, то это такие противники, как Веневитинов. Наивное тупоумие при наивном самопревозношении и почти ни на что не пригодном добродушии.
10 января. Присутствовал в первый раз при заседании Комитета министров. Кн. Горчаков все-таки наиболее наевропеизированный из членов Комитета. Вечером у министра, где по-прежнему производится непрерывная переварка его предположений по разным частям его предположений по крестьянскому делу.
11 января. Утром в заседании Комитета заслуженных гражданских чиновников, где я состою членом по новой должности и где нахожусь председателем или старшим членом старого моего начальника 35, 36-го и 41-го годов Танеева. On en revient toujours etc [Это всегда возвращается, и т.д. (фр.)].
Потом в Комитете. Вечером дома за работой для кн. Долгорукова.
12 января. Утром в Комитете, заезжал в департаменты. Вечером у министра.
13 января. Утром в Комитете. Заезжал к Барашковым и Вяземским. Говорят, что начинают маневрировать со стороны большинства Главного комитета с целию привлечения на эту сторону членов Государственного совета. Гр. Нессельроде говорил о том министру. Слышал то же от кн. Вяземского.
14 января. Утром в Комитете. Сегодня в заседании Главного комитета по крестьянскому делу подписан общий журнал. Он составлен в фолиантном размере и заключает в себе много статей, о которых вовсе не было рассуждаемо в Комитете, умалчивая, с другой стороны, о некоторых действительно в нем происходивших суждениях или неточно излагая заявленные мнения. При раздраженном настроении умов и принятой системе составления журнала, частию посредством перепечатывания статей, вошедших в издание журналов Редакционных комиссий, частию посредством распределения работ по другим статьям между Государственной канцелярией и негласно деятельными на сие время членами реченных комиссий, дело не могло быть иначе.
Кн. Долгоруков, ген. Муравьев и некоторые другие члены Комитета заявили, что не считают себя связанными содержанием журнала при дальнейших действиях своих в Государственном совете.
15 января. Утром у обедни. Затем официальные визиты. Был у Милютина, товарища военного министра, с которым дотоле не был знаком. Приятная личность, но в крестьянском вопросе он, очевидно, под влиянием брата. Вечером у ген. Муравьева. Наши soit disant gros bonnets [якобы воротилы (фр.)] продолжают делать промахи по крестьянскому делу. Гр. Рибопьер подавал какую-то записку государю. Кн. Горчаков передавал ему же наивно бесполезное письмо Веневитинова. Как все это неловко, близоруко, несвоевременно.
16 января. Утром в Комитете. Вечером у гр. Блудова и у Вяземских. Кн. Долгоруков прислал мне составленный им весьма удачно краткий очерк главных постановлений, заключающихся в проектах крестьянских положений по системе его и ген. Муравьева.
17 января. Заседание Комитета. Проекты Положения должны быть, по-видимому, окончательно отпечатаны завтра и тотчас представлены государю императору. На будущей неделе назначается собственно по крестьянскому делу особый Совет министров в совокупности с Главным комитетом. Жаль, что в этом случае мое место будет принадлежать Буткову.
Заезжал во 2-й департамент, где Рудницкий, вчера назначенный окончательно директором на мое место, в первый раз его занял в моем бывшем кабинете, за моим столом, на моем седалище.
18 января. Утром в Комитете и у министра. Вечером дома за работой. Читал отчет государственного контролера за 1860 год. Хорошо составлен. Несколько любопытных цифр. Излишек расходов на содержание армии во время Восточной войны он определяет в 365 мил., не включая в эту сумму некоторых дополнительных издержек 1857 года.
Il ne faut pas se raidir contre les choses, car elles ne s’en inquietent pas [Не напрягаться против вещей, ибо их это не беспокоит (фр.)].
19 января. Утром у министра финансов, праздновавшего 50-летие службы, потом в Комитете. Княжевичу дан обед по подписке. Около 600 человек в нем участвовало. Говорят, это торжество было теплое и радушное. Если он многим оказал услуги, то не на свой счет.
Обедал у Паскевича. Видел там гр. Потоцкую, урожденную Сапега, о которой много было речи прошлого весною. Вечером у министра, который ввиду предстоящей развязки крестьянского вопроса и предусматриваемых им толков об устройстве крестьян государственных готов отказаться от всей своей кадастровой системы и старается доказывать, что он в 1859 и 1860 годах делал то же самое, что говорил в 1857 и 1858.
20 января. Утром в Комитете. Потом в Министерстве. Вечером у Вяземских на литературном вечере, где познакомился с Гончаровым. Он читал две главы из романа. Майков и Бенедиктов — стихи.
21 января. Утром кн. Долгоруков и ген. Муравьев прислали мне каждый по экземпляру проекта Манифеста. Кн. Долгоруков был потом у меня. Вечером я был у министра. Пересоставляю и сокращаю по возможности этот проект, в котором 14 1/3 стр. печати in folio. Был в Комитете. Ко мне заезжал. Дм. Милютин. Он почти ‘краснее’ или желчнее брата. Когда я ему сказал, что нельзя объявлять освобождения на масленице, когда все пьяны, он отвечал: ‘Да что же, казне и откупщикам будет больше дохода!’
22 января. Кончил работу по проекту Манифеста. Был У обедни. Потом у кн. Долгорукова. Вечером у министра. Изменил проект по замечаниям того и другого.
На будущую субботу, 28 числа, назначено заседание Государственного совета под председательством государя для обсуждения первых 20-ти пунктов ‘Общего положения’. Говорят, что государь намерен при этом предложить заготовленные вопросы, направленные к тому, чтобы провести с размаху главные начала проекта большинства*.
______________________
* Не знаю, будет ли когда-нибудь написана подробная и правдивая история крестьянской реформы. Это тем более желательно, что не только во время ее подготовления и осуществления, но и до сих пор на ее счет были и остаются в ходу весьма ошибочные понятия.
Из моего дневника за 1860 год видно, что я принимал косвенное участие в деле по занятиям, которые на меня возлагал мой прямой начальник, министр государственных имуществ, и в особенности как редактор особого мнения или проекта трех членов Главного комитета: кн. Долгорукова, ген. Муравьева и Княжевича. Этот проект, носивший наименование проекта трех членов, отличался от проекта большинства преимущественно в отношении к норме наделов и повинностей (для точного определения которых предполагалось воспользоваться содействием губернских присутствий) и к учреждению волостных попечительств. Третьим видом мнений в Главном комитете были предположения кн. Гагарина, более радикально уклонявшиеся от проекта большинства. В публике мало верили в успех этих предположений. Приведение [в исполнение] мнения 3-х членов многие признавали не невозможным, потому что кн. Долгоруков был человеком, особенно близким к государю. Но сторонники проекта большинства с громкой и непоколебимой уверенностью предсказывали, что он будет утвержден без всяких существенных изменений.
Не участвовав в работах Редакционных комиссий и не участвуя в делах Главного комитета, я знал о происходившем в нем и мог судить о большей или меньшей вероподобности того или другого исхода дела только по городским толкам и по ежедневно сообщаемым кн. Долгоруковым и ген. Муравьевым сведениям. Городским толкам я никогда не доверял, ген. Муравьеву я верил очень мало, потому что его знал хорошо, кн. Долгорукову я верил более, и видя его стойкость, считал по крайней мере возможным предполагать, что государь не высказался окончательно и что сам кн. Долгоруков надеется на успех. При составлении проекта 3-х членов работа лежала на мне. Разрешение возникавших вопросов и установление главных начал окончательно принадлежали кн. Долгорукову. Ген. Муравьев много говорил, но безусловно и даже низкопоклонно ему подчинялся. А.М. Княжевич был третьим для счета. Я не видел его ни одного раза, и с ним переговаривал ген. Муравьев. Мысль о возложении на меня совершенно напрасного труда пересостевления проекта Манифеста также была подана ген. Муравьевым. С моей стороны я считал вопрос по существу решенным. Меня озабочивали преимущественно два опасения: упадок производительности от излишней величины наделов, затруднявшей договорные съемки земель у помещиков, или договорное производство работ по их хозяйствам, тогда как вообще желательно было для установления правильных между обеими сторонами отношений я распространения гражданственности в умах народа открывать широкие пути всякого рода договорным сделкам, и совершенное улетучение прежних территориальных делений, утрата понятия об имении как о территориальной единице, установление повсеместной административной чересполосицы и даже установление параллельных полицейских властей в отношении к делам общественного благоустройства, на землях крестьян и на землях помещичьих. Эти опасения побуждали меня сочувствовать мнению 3-х членов в отношении к порядку определения надельных норм я подали мне мысль предложить учреждение ‘волостелей’ или волостных попечителей, мысль, к которой я возвратился впоследствии, бывши министром, но до сих пор без большого успеха.
Положения 19 февраля имеют важные недостатки, они составлялись и облекались в законодательную форму под влиянием разных страстей и предубеждений, они вообще имели некоторые свойства односторонности, в правительственном смысле неправильной и вредной, величайшей в летописях мира поземельной реформе предпослано было самим правительством уничтожение давних форм поземельного кредита, к восстановлению этого кредита в других формах не приложено должной заботливости, вообще обнаружено немного попечения о хозяйственном быте помещиков я политические последствия избранного способа реформы весьма поверхностно взвешены. Но главными виновниками этих ошибок были те самые, которые наиболее не них сетовали и в них обвиняли Редакционные комиссии, ген. Ростовцева, гр. Панина и самого государя. Все сбылось, так как сбылось только потому, что государь не нашел помощи там, где он ее первоначально искал и должен бы был найти. Именно те, которые должны были оказать эту помощь и совершить дело, дали ему ускользнуть из их рук. Они не только ничего не сделали лучше, чем Редакционные комиссии, но вообще ничего не сумели и только противоречили, перечили и тормозили. Кн. Орлов оказался несостоятельным, ген. Муравьев думал о себе я воображал, что без него не обойдутся, другие министры были не способны вести дело. Один Ланской вполне предался исполнению государевой мысли, но Ланской, сам по себе, был не в силах ее осуществить. Он опирался на своих подчиненных и открыл второстепенным деятелям пути к прямому влиянию на движение и направление дела. Эти деятели, второстепенные по служебному положению, были, наоборот, по уму и уменью выше своих начальников и не замедлили воспользоваться своим превосходством. После продолжительных колебаний государь вверил дело ген. Ростовцеву. В этом назначении, в самом выборе для установления оснований крестьянской реформы начальника военно-учебных заведений заключались доказательства недоверия государя к стоявшим ближе к той реформе сановникам и сознание необходимости обратиться к лицу, на волю которого можно было надеяться, хотя и следовало сомневаться в его способностях. Когда смерть скосила Ростовцева, государь обратился к гр. Панину, и также обратился к ‘ему не по убеждению, что он способен, а по уверенности, что он покорен и захочет исполнять то, что ему будет приказано. Со дня учреждения Редакционных комиссий вопрос был решен по существу и дело всех близоруких или двоедушных сановных чиновных и сословных кунктаторов было проиграно. Оставалось направить все старания к тому, чтобы обеспечить, по возможности, правильное разрешение разных частных, но тем не менее важных вопросов. Надлежало в особенности доказать государю, что оппозиционные толки и стремления относились не к существу реформы, а к частностям принятой для нее системы и к ошибочным приемам лиц, проводивших эту систему. Но и этого не сумели сделать. Главные представители дворянских и так называемых аристократических интересов жаловались, кричали, старались испугать государя, и только успели усилить его доверие к их противникам. Между тем члены Редакционных комиссий озлоблялись направляемыми на них частью заслуженными, частью незаслуженными и неосновательными нареканиями. Их трудом, во всяком случае весьма замечательным по объему, последовательности и непривычному у нас прилежанию, не отдавалось должной справедливости. Их упрекали в самоуверенности и заносчивости, но та и другая еще более упрочивались и усиливались противупоставляемым им неловким и полуребяческим противодействием. Так дело шло до самого конца. Государь выказал твердость, стойкость, решимость и вместе с тем сдержанность, которым мало подобных в истории. Он мало знал частности дела и в этом отношении полагался на тех, кому он его вверил. Он только непреклонно настаивал на осуществлении реформы и на ее осуществлении в форме освобождения крестьян с поземельной оседлостью. B смысле правительственной меры проведение нового закона есть вполне и исключительно его дело, его личный подвиг, результаты его непоколебимого произволения. В развитии общей мысли государя и во всех частностях и подробностях Положения 19 февраля — дело Редакционных комиссий, в особенности двух их членов Ник. Милютина и кн. Черкасского, председательствовавшего в Главном комитете вел. кн. Константина Николаевича и влиявшего на него члена комитета ген. Чевкина. Канцеляризмом заведовал в Главном комитете и Государственном совете государственный секретарь Бутков. (С.-Петербург, 29 апреля 1868). См. т. I, лл. 9 об. — 12.
______________________
23 января. Утром в Комитете. Вечером у министра. Сегодня в Главном комитете рассматривался проект Манифеста. Оказался еще один текст — гр. Блудова. Ни одного не одобрили. Буткову поручено сделать свод и представить гр. Влудову на критику и одобрение.
24 января. Заседание Комитета. Вечером у министра и у гр. Нессельроде, который просил меня заехать к нему для объяснения по крестьянскому делу. Он говорит, что большинство оппозиции будет в пользу мнения кн. Гагарина и, между прочим, что бар. Корф восстает против проекта 3-х членов. Я сказал ему, что это значит, что бар. Корф будет не в пользу мнений кн. Гагарина, а за проект Редакционных комиссий.
25 января. Утром в Министерстве и Комитете. Должен был диктовать Рудницкому записку для министра. Он плохо ориентируется на своем новом поприще.
26 января. Утром у министра. Ему сообщена программ, вопросов, предназначенных к обсуждению на послезавтра. Они изложены ясно и определительно. Не могло предстоять никакого сомнения насчет ответов с его точки зрения, т.е. с точки зрения его проекта, по первым 4-м вопросам о наделах и повинностях. Оказалось противное. Ген. Муравьев не решается открыто вотировать против кн. Гагарина из опасений, что в пользу системы его самого и кн. Долгорукова будет немного голосов. ‘Скорее за кн. Гагарина, чем за Редакционные комиссии’. — говорит он. Почему он не за самого себя? Стоило работать над своим проектом. И к чему же ведет вотирование в пользу кн. Гагарина когда очевидно, что его проект утвержден быть государем не может? Предуведомлен о колебаниях Муравьева, гр. Нессельроде и кн. Долгорукова. Дал знать Неелову, чтобы он предуведомил пр. Шувалова. Гр. Нессельроде потом заезжал ко мне. ‘Je vous avoue, — сказал он, — que si Dolgorouki et Mouravieff passent dans le camp Gagarine, j’y passe aussi’ [Я признаюсь, — … — что если Долгорукий и Муравьев перейдут в лагерь Гагарина, я перейду также (фр.)]. Вот наши убеждения и наши государственные люди!
Вечером у кн. Долгорукова и у министра. Сегодня был Совет министров по крестьянскому вопросу. Государь объявил, что он ‘приказывает и требует’, чтобы рассмотрение проектов было кончено в Государственном совете к 15-му февраля. Он также объявил, что упраздняет Главный комитет по крестьянскому делу и комитет, бывший под председательством министра двора*, и вместо их учреждает новый комитет, в котором должно сосредоточиться рассмотрение всех законодательных вопросов по устройству сельских обывателей всех разрядов. Министр государственных имуществ попытался резервировать свое мнение, указывая на необходимость внимательно рассмотреть проект устройства комитета, прочитанный Бутковым. Государь жестко остановил Муравьева, сказав, что нечего рассматривать, и что он так хочет. Никто не был предуведомлен о прочитанном проекте, и Адлерберг даже не был предуведомлен о своем отрешении от председательства в вышереченном особом комитете. Les cartes se brouillent [Карты смешались (фр.)].
______________________
* Для устройства крестьян удельных, казенных и т.д.
______________________
27 января. Утром в Комитете и в Министерстве. В Государственном совете чистили залу заседаний на завтра. Майор, от ворот, Кубе распоряжался.
Chacun son metier [Каждому своя торговля (фр.)].
Вечером у кн. Долгорукова и министра. Государь, по словам Долгорукова, рыцарски намерен быть беспристрастным и не заявлять завтра своего мнения. Долгоруков, видимо, доволен своим с ним разговором. Сегодня обед у гр. Гурьева для разных членов Совета. Этих господ дисциплинируют и экзерцируют.
28 января. Сегодня в 12 часов государь император открыл заседание Государственного совета по крестьянскому делу краткою речью, в которой напомнил о предшедших фазисах этого дела и повторил требование, чтобы оно было рассмотрено без замедления и рассмотрение кончено к 15-му февралям. Замечено, что во время его речи что-то обрушилось с потолка с сильным треском и что сегодня годовщина смерти Петра Великого.
Заседания продолжались до 3/4 6-го часа. В прениях принимали участие почти все языком владеющие члены. Сильно восставал против нарушения прав собственности дворянства министр иностранных дел кн. Горчаков. Гр. Сергей Строганов, кн. Гагарин говорили в том же смысле. Кн. Долгоруков с ген. Муравьевым защищали свою систему. Главным оратором большинства Комитета был гр. Панин, который говорил беспрерывно, отвечая каждому, кто изъяснялся с противной стороны. Ген. Анненков с обычным бледным словоизобилием рассказывал длинную историю о каком-то саратовском помещике из севастопольских героев, которому надлежит выдать дочь в замужество и которого разорит проект Редакционных комиссий. Гр. Блудов a propos de [об этом (фр.)] вотчинной полиции сказал государю, что дворянство подносит ему кнут и плеть для сечения крестьян и т.д. При подаче голосов в собрании, где было, кроме государя, 45 членов, в том числе 3 вел. князя и пр. Ольденбургский, оказались следующие результаты:
По вопросу об определении известной нормы наделов и повинностей законодательным порядком вместо безусловных добровольных соглашений 30 голосов pro, 15 — contra. Большинство состояло из лагеря вел. кн. ген.-адмирала + лагерь Долгорукова и Муравьева (меньшинство составляли гагаринцы). По вопросу об определении наделов теперь же или о предварительном истребовании соображений губернских присутствий pro — 17 голосов (лаг. вел. князя), contra — 20 (Муравьев и Долгоруков + несколько гагаринцев).
8 голосов, из числа гагаринских, по этому вопросу не поданы. По третьему вопросу, быть ли волостям, pro — 25 голосов (лаг. вел. князя + часть долгоруково-муравьевского).
По четвертому, быть ли волостным попечителям, pro — 14 голосов, contra — 31 (лагерь вел. князя и гагаринский).
Последний votum, между прочим, ясно показывает, как мало члены давали себе отчет в том, что делали по некоторым вопросам. Учреждение волостных попечителей на предложенных основаниях было одним из самых либеральных предположений, когда-либо сделанных с самого начатия крестьянского дела. А против него подали голоса все члены так называемой либеральной партии.
Вообще заседание было, говорят, весьма прилично. Государь вечером посылал за кн. Долгоруковым и его благодарил. Если бы долгоруково-муравьевский лагерь соединился с гагаринцами, то против начал большинства Главного комитета было бы 28 голосов, а в пользу этих начал только 17-ть, в том числе три вел. князя и пр. Ольденбургский по указу, 4 члена Главного комитета и бар. Корф по тем же самым чувствам, которые ознаменовались в деле шишмаревского дома, следовательно, кроме их, только 8 новых голосов из членов Совета. Вечером был у министра.
29 января. Утром у обедни. Потом у министра. Ездил по ужаснейшей распутице к Калинкнну мосту. Потом с 4-х часов до 6 1/2 снова у ген. Муравьева с кн. Долгоруковым для соображения некоторых вопросов по дальнейшему ходу крестьянского дела. В начале совещания присутствовал гр. Нессельроде. Вечером опять у министра до часа ночи. Его разлагающие тенденции расходились вследствие полууспеха в заседании вчерашнего числа. Он теперь снова говорит о невозможности кончить дело до осени и о его намерении приняться за вторичное обсуждение каждой отдельной статьи, каждого отдельного проекта Положения.
Вчера в заседании Государственного совета обрушившийся или упавший предмет был корона с минского герба. В городе уже рассказывают, что упала корона с московского, а не с минского герба. Московский герб прибит на противуположной стене против окон.
Между речами достойна внимания речь с.-петербургского ген.-губ. Игнатьева. Она ограничилась упреком Редакционным комиссиям в том, что они не включили в число табельных дней: высокоторжественных тезоименитств е. и. величества, и дня рождения е. и. величества, и дня коронации е. и. величества.
30 января. Утром в Комитете. Заходил в Департамент податей и сборов к новому директору Гроту. Перед обедом заходил ко мне кн. Долгоруков и просидел до 1/2 7-го в разговоре на тему вотчинных полиций. Вечером у гр. Блудова. Потом в Марнинском театре, который видел в первый раз. Видел M-me Ristori в роли королевы Елизаветы. Великий талант. Сцена, в которой Елизавета требует, чтобы ее оставили одною, и потом падает на колени, производит сильное впечатление. Поплатился за театр тем, что должен был просидеть до 4 1/2 час. утра за работой, чтобы наверстать время, проведенное в театре.
31 января. Утром в заседании Комитета. После обеда у Вяземских и у гр. Блудова. Вечером у ген. Муравьева с кн. Долгоруковым для окончательной редакции их amendements по 2-му разделу общего Положения.
1 февраля. Сегодня утром кн. Долгоруков меня уведомил, что государь утвердил по мемории Государственного совета мнение меньшинства относительно вопроса о способе определения наделов. Следовательно, губернские присутствия не призываются к участию. Следовательно далее, система кн. Долгорукова и ген. Муравьева* <,в главных своих чертах, пересмотре норм надела на местах и учреждении волостелей, уже отвергнута. Судьба идет своею дорогой**.
______________________
* Далее уничтожено автором два листа. Последующий текст за 1, а также за 2, 3, 4 и 6 февраля восстанавливается по ‘Отрывкам из Дневника’. (Т. I, лл. 16а — 17). [Прим. ред. 1961 г.]
** Опыт показал, что и при системе Положений 19 февраля, т.е. при окончательном определении норм надела и при улетучении территориальных единиц, не произошло вредных замешательств и потрясений. Но быть может, что некоторые вредные последствия этой системы смягчены, сглажены или предупреждены при введении в действие и применении нового закона, чего тогда нельзя было предвидеть. Быть может, кроме того, что некоторые другие последствия только со временем яснее обнаружатся. Идея составителей Положений, чтобы реформа всецело произошла от престола, проведена. Но тем резче обозначились две прикосновенные к делу стороны, и тем более им усвоен вид сторон противуположных. (Карлсбад, 22 мая/3 июня 1868). См. т. 1, Л. 16.
______________________
2 февраля. Утром у обедни. Потом у ген. Муравьева и в Комитете. Вечером у ген. Муравьева с кн. Долгоруковым для обсуждения порядка, которого им следует держаться при дальнейшем рассмотрении великорусского Положения. Ген. Муравьев ниже всякой критики. Все та же страсть к мелочам и то же отсутствие рассудительности в отношении к данным условиям времени и дела.
3 февраля. Утром в Комитете. Вечером на свадьбе молодого Половцова с воспитанницею бар. Штиглица. При этом случае был в первый раз в сенатской церкви. Имеет ли Сенат у нас будущность?
4 февраля. Утром в Комитете. Обедал у Паскевича. Вечером у юн. Долгорукова и ген. Муравьева, где встретил Игнатьева.
Между ними разговор замечательный по тупости Игнатьева и по спутанности слов и понятий самого Муравьева, который теперь совершенно впал в роль интриганта, довольствующегося возбуждением неудовольствия и оппозиции в Государственном совете, без всякой надежды на практические от того результаты и даже без желания результатов. Затем приехал Клейнмихель. При встрече он и Муравьев обнялись, и Клейнмихель приветствовал Муравьева возгласом: ‘Наш общий спаситель’. — Вот п……, — сказал мне бывший при том ген. Зеленый.
В Государственном совете ген. Анненков готовит предложение понизить на 1/3 все нормы Редакционных комиссий. Кн. Долгоруков и ген. Муравьев не участвуют в этом предложении, но его одобряют.
6 февраля. Утром в Комитете. Вечером у ген. Муравьева. Гр. Сергей Строганов играет странную роль. Он большею частью подает голос с членами большинства Главного комитета. В городе кричат о его defection [дезертирство (фр.)]. (Класс кричащих большею частью не употребляет русского языка). Мне кажется, что гр. Строганов заглаживает высказанные им в первом заседании замечания на речь государя, после которых государь ему сказал: ‘Граф, вы придираетесь к моим словам’.
Завтра выпускаются на сцену по вопросу о наделах Анненков и Игнатьев с их двухтретными предложениями. Великий Клейнмихель намерен их поддержать. Кн. Долгоруков и Муравьев дергают со стороны те ниточки, по которым должны разбежаться Игнатьев и Анненков. Что за сумбур в голове Игнатьева! Любопытно было бы стенографировать ход его мысли наедине, а потом и в диалоге с Муравьевым. А сей последний?!>,
7 февраля. Утром в Комитете, где не было заседания, потому что члены заняты крестьянским делом. Вечером у министра, потом у Гернгроса.
Сегодня в Совете по вопросу о цифрах наделов 27 голосов против 15-ти положили принять цифры Главного комитета В 2/3 размере. Вероятно, что это не будет иметь практических результатов, потому что государь согласится с меньшинством. Предложение о 2/3 внесено Анненковым и Игнатьевым. Гр. Блудов называет Sonderbund’oм союз, составившийся между этими господами и долгоруково-муравьевцами. Между тем союз Долгорукова с Муравьевым, видимо, слабеет. Бар. Корф теперь подает голос с членами большинства.
8 февраля. Утром у министра. Потом в Комитете. Вечером в цирке, где видел ‘les merveilles gymnastiques creees et executees par M. Jules Leotard’ [чудеса гимнастики созданы и исполнены Жюлем Леотаром (фр.)]. Позже еще раз у министра. Сегодня в Совете при рассмотрении северо-западного местного Положения разрешен полуудовлетворительно вопрос об односельях. Затем по вопросу об инфляндских уездах Витебской губернии 30 голосов против 9-ти объявили себя в пользу пересмотра в губернском присутствии постановлений о повинностях, определенных для этих уездов Редакционными комиссиями и Главным комитетом. По другому вопросу, о поверочных комиссиях, 27 голосов против 12-ти поданы в пользу какого-то предложения ген. Муравьева, которого значение он, однако ж, не сумел мне ясно определить. Кажется, что дело в назначении этих комиссий только для тех случаев, когда в них представится надобность, вместо возложения на них обязанности поверять повинности во всех имениях 4-х губерний. Пр. Ольденбургский и гр. Строганов вотировали с большинством.
9 февраля. Утром в Комитете. Кое-какие визиты. Вечером заходил к Головнину. Нельзя* <,ожидать от него многого для будущности. Его методический кабинетный самодовольный ум не может приладиться к эпохе быстрых движений и переворотов. Он все рассчитывает на годы там, где силою вещей вопросы предрешаются в неделю, и стремится к устройству коллегий, тогда как у нас и одиночных деятелей приискать трудно.
______________________
* Далее уничтожено автором 2 листа. Последующий текст за 9, 11 и 12 февраля восстанавливается по ‘Отрывкам из Дневника’. (Т. I, лл. 17-18). [Прим. ред. 1961 г.]
______________________
Был в прежних моих департаментах. Prikarov [?] говорил о Champeine: ‘C’est mon clair de lune’ [Это мой лунный свет (фр.)], я и этого не могу сказать о моих преемниках.
В Университете при годовом акте произошла сцена. Из программы была исключена какая-то речь, которую должен был говорить профессор Костомаров. По окончании акта, когда удалялись или удалились присутствовавшие ‘honoratioren’ [знаменитости (нем.)], студенты начали вызывать Костомарова. Принуждены были призвать ректора (Плетнева), который объявил студентам, что программа сокращена будто бы за недосугом министра народного просвещения, который вовсе не присутствовал.
11 февраля. Два дня не видал ни кн. Долгорукова, ни ген. Муравьева. Слышу, что вчера в Государственном совете произошло неожиданное событие. Единогласно принято будто бы предложение кн. Гагарина отводить крестьянам вместо указных наделов за повинности 1/4 этих наделов бесплатно. Если так, то почему же некоторые члены так кричали против нарушения прав собственности?… Куда девалось положение о выкупе и на каких основаниях применять четвертование наделов к западным хуторным хозяйствам и к поземельному устройству государственных имуществ*?
______________________
* Впоследствии, будучи министром внутренних дел, я сам пользовался постановленным по предложению кн. Гагарина правилом и весьма ценил его пользу. Конечно, оно не вязалось логично с основными началами, мне представлявшимися правильными. Но дело было не в достижении невозможного, а в исправлении, по возможности, явных недостатков закона, высочайшее утверждение которого было предрешено и несомненно. Один из этих недостатков заключался в излишнем размере наделов, предотвращавшем добровольные сделки между помещиками и крестьянами. Кн. Гагарин открывал новый путь к уменьшению этих наделов. От расчета помещиков зависело идти или не идти по этому пути. Но если начала гражданственности не разовьются и не распространятся, то в случае возвышения цен на землю могут произойти важные неудобства (Карлсбад, 23 мая/4 июня 1868). См. т. I, лл. 17 об. — 18.
______________________
12 февраля. Утром у обедни. Потом у ген. Муравьева. Постановление о 1/4 надела состоялось в виде меры, допускаемой по добровольному соглашению сторон. Странный взгляд на дело. Кто же мог считать подобные соглашения недозволенными?
Вчера государь собирал у себя Главный комитет для совещания по проекту Манифеста третьего издания. Это издание принадлежит московскому митрополиту Филарету, которому были сообщены на заключение прежние два издания. Ген. Муравьев чрезвычайно хвалит проект преосвященного Филарета. Верю, что проект хорош, но не доверяю суждениям о нем ген. Муравьева.
Государь по всем пунктам согласился с меньшинством Совета. Вчера, чтобы заявить свою решимость идти избранным им путем, он читал Комитету полученное им безымянное письмо, в котором его укоряют в нарушении своего обета, в пренебрежении к закону, в грабительстве чужой собственности и, говоря о ножах, которые точат на него и на все его семейство, указывают на вредное влияние, представляемое им вел. кн. Константину Николаевичу, и упоминают даже о том, что в народе будто бы считают ген.-адмирала настоящим преемником престола, потому, что он рожден ‘сыном императора’>,.
<, 13 февраля……….. >,
Совет, крестьянские положения.
Утром в Комитете. Вечером был у меня Кошелев. Он смотрит на развязку крестьянского дела, как на торжество демократических начал, превосходящее не только его ожидания, но даже его желания. По его мнению, не пройдет двух лет до предъявления всеми губернскими дворянскими собраниями petitions of rights [прошения прав (англ.)] и до устранения от дел всех ‘vieilles ganaches’ [старые болваны (фр.)].
От него слышал, что в Государственном совете 7 голосов, в том числе голос гр. Строганова, были поданы в пользу того, чтобы на брак крестьян испрашивалось разрешение помещиков .
14 февраля. Утром в Комитете. Вечером у гр. Блудова, который во все продолжение моего доклада не то чтобы засыпал, но почти не просыпался. Потом у министра, который теперь вместо меня пилит гр. Стенбока и в большом затруднении, что и как делать по удельному ведомству ввиду состоявшегося разрешения общего эмансипационного вопроса. Все, однако, вверх дном. Всех предъявлений как будто не бывало. Бедный Михаил Николаевич! Жутко ему приходится. Где прежний aplomb и прежняя уверенность в успехе всеподданнейших докладов?
У меня обедали Эттинген, Кубе, Гернгрос и Рудницкий.
15 февраля. Утром в Комитете, который имел заседание. Потом в Министерстве и у кн. Суворова. Вечером у министра, который требовал моего мнения о мерах по ведомствам государственных имуществ и уделов, которые становятся необходимыми вследствие разрешения крестьянского вопроса.
Губернаторам дано знать для объявления по принадлежности, что обнародование крестьянских положений последует великим постом.
16 февраля. Во время вчерашнего заседания Комитета Тымовскому принесли телеграмму от государя. Его лицо несколько изменилось при чтении, потом он говорил с кн. Долгоруковым. Сегодня слышно, что в Варшаве беспорядки. По случаю годовщины Гроховской битвы хотели отслужить или отслужили тризну о павших в тот день поляках. Говорят, что народ столпился и что войско принуждено было действовать оружием. По сегодняшним известиям стрельба будто бы продолжается, и государь очень беспокоен. Поляки давно ищут случая pour se faire mitrailler [чтобы подставить себя под пули (фр.)]. Цель очевидна. В Европе опять заговорят о польском вопросе. Тамошнее безмозглое управление им помогает. Теперь е. в. император всероссийский уже поставлен на одну доску с неаполитанским ex-королем по делам Сицилии и с австрийским императором по делам венгерским. Ненавистное управление поддерживается картечью и штыками.
Утром в Комитете. Вечером у Шереметевых. Здесь в городе ходит множество более или менее нелепых слухов о том, что произойдет 19-го числа. Говорят о движении в народе. Загородные баталионы гвардии сюда вызваны.
17 февраля. Утром в Комитете. Заезжал к Паскевичу. Вечером был у Платонова. По его рассказам, в первый день варшавских известий, во вторник, не получено никакого сведения о столкновении войск с народными толпами. Следующий день прошел спокойно. Вчера сборища возобновились. В проходившую где-то роту бросали каменья. Она дала залп, которым убито 6 человек и несколько других ранено. Сегодня других известий но было. Государь вчера и сегодня посылал за Тымовским и Платоновым.
Между тем у нас словно бьют на то, чтобы и здесь происходили варшавские события. В сегодняшних газетах ген.-губернатор сухо объявляет, что 19-го числа никаких правительственных постановлений по крестьянскому делу объявлено не будет. Почему не сказать, как в сообщении губернаторам, что дело отложено до поста, или, по крайней мере, не прибавить слова: ‘еще’. Сухое отрицание дразнит.
18 февраля. Сегодня вздумали исправить в ‘Северной пчеле’ вчерашнее объявление и напечатали, что редактор озаботился наведением справок и осведомился, что в ‘седьмое царствование’ (sic) императора Александра II-го, в дни молитвы и поста, наконец, последует ожидаемое событие.
Утром в Комитете. Потом заходил к Карамзину, который несет прямую чушь по крестьянскому вопросу. На дороге к нему видел* <,изукрашенный цветами вокруг пиэдестала монумент императора Николая. Одни говорят, что цветы присланы Нелидовою, другие, что подрядчиком, строившим монумент. Многие склонны видеть в них демонстрацию против нынешнего царствования. Говорят, что и на сегодняшней панихиде в Петропавловском соборе была тьма народа также в виде демонстрации. Цветы, впрочем, искусственные, такова же и демонстрация.
______________________
* Далее уничтожен автором один лист. Последующий текст за 18 февраля восстанавливается по ‘Отрывкам из Дневника’ (Т. 1 л. 19 об.) [Прим. ред. 1961 г.].
______________________
Вечером был в Политико-экономическом комитете Географического общества, куда не ездил два года, несмотря на постоянные повестки. В нем также заключается симптом нашей дезорганизации. Лица, имеющие официальное значение, как Гагемейстер и Бутовский, играют в нем роль, вовсе не соответствующую этому значению… Оттуда отпра>,вился к Головнину на вечер in fiocchi [в бантах (ит.)] в честь гр. Муравьева-Амурского. Были там братья Милютины, Оболенский, кн. Орлов-сын, с которым
Я только при этом случае познакомился, Ковалевский (Азиатский департамент), гр. Амурский, Краббе и я. Н. Милютин в желчном настроении духа. Следовательно, несмотря на торжество системы Редакционных комиссий, его торжество не полное. Головнин говорил о варшавских делах, что поляки начали слишком рано, что Тимашев того только и желал, чтобы они дали достаточный повод к принятию репрессивных мер, что теперь их примут, парализируют движение, qu’on arretera les meneurs [что задержат лидеров (фр.)] и пр. и пр. Весьма сомневаюсь в основательности тимашевеких воззрений.
19 февраля. Сегодня, вместо ожидаемых демонстраций и даже волнений, ничего кроме грязи и ям на улицах. Эти ямы не помешали, впрочем, блистательному петербургскому свету собраться на раут кн. Юсуповой (матери), которая при этом случае показывала новое устройство своего великолепного дома на Литейной. Она, говорят, и, вероподобно, вышла или выходит замуж за какого-то Chauveau или Chevat. Но, между тем, признала не лишним de faire acte de presence ici [присутствовать здесь короткое время. (фр.)]. Весною она опять отправится в Париж проживать там русские полуимпериалы вместе с разными другими русскими дамами и кавалерами, пока в Политико-экономическом комитете будут рассуждать о денежном кризисе, а в Главном финансовом комитете будут предлагать для восстановления равновесия между привозом и вывозом звонкой монеты 30-рублевую в год пошлину за паспорт кн. Юсуповой и другие полуподобные паспорты.
Гр. Муравьев-Амурский назначен, говорят, членом Государственного совета и получил Владимирскую ленту. Кн. Суворов, чаявший того же звания, если не той же ленты, будто бы не получил ни того, ни другого.
Между тем из Варшавы, как слышно, невзирая на все усилия держать дело в секрете, доходят неладные вести. Кн. Горчакову представлен адрес за подписью 140 прелатов и других почетных лиц, в котором испрашивается восстановление конституции конгресского царства. Кн. Горчаков будто отказался принять адрес. Тогда будто бы решили отправить сюда депутацию. Государь несколько раз посылал за Тымовским и за военным министром. Здесь войско одно не поможет. Залегает гроза на западе. Principium finis [Начало конца.(фр.)]. Вопрос только в следующем: разрушение или возрождение?
В Государственном совете в прошлую субботу кн. Гагарину подано безымянное письмо, в котором его поздравляли или приветствовали защитником прав собственности, а поступки правительства, т.е. государя, называли ‘lе delire du despotisme’ [бред деспотизма (фр.)]. Гр. Блудов имел неприличие сказать, что в другие времена кн. Гагарин подвергся бы ответственности за получение подобного письма. Тогда Гагарин отвечал, что сожалеет, что не показал еще письма всем членам Государственного совета, и подал оное присутствовавшим в заседании вел. князьям. В тот же самый день или накануне оканчивали обсуждение Положения о горнозаводских крестьянах. Гр. Строганов спорил с Чевкиным и хотел требовать собирания голосов, но остановился и громко сказал, что, впрочем, собирание мнений теперь уже бесполезно и что большинство не имеет никакого значения. Никто затем не настоял на обряде подачи голосов, и Положение принято беспрекословно, т.е. единогласно. Как у нас все невпопад. Непокорность и оппозиция. Разве учреждение Государственного совета издано со вчерашнего дня и разве многозначительное ‘и я’ не писалось прежде тысячи раз на стороне меньшинства? К чему теперь выходки гр. Строганова? А тот же самый гр. Строганов остается попечителем цесаревича и подавал голос вместе с меньшинством в пользу наделов гр. Панина и Главного комитета.
20 февраля. Утром в Комитете. Видел Буткова, который говорит о всем у нас делающемся почти с милютинскою желчью. И он недоволен. Упрекает государя в том, что он беспрестанно поддается то одному влиянию, то другому. Говорит, что не понимает отношений государя к Константину Николаевичу, который, по его мнению, вовсе не пользуется приписываемым ему кредитом и ‘ужасно боится’ государя. Вчера е. величество утвердил журналы Государственного совета по крестьянскому делу. Вел. князь желал быть при этом и условился с Бутковым быть в одно время во дворце. Но когда Бутков был позван в кабинет государя и доложил ему, что вел. князь желал присутствовать при утверждении журналов, то государь отвечал: ‘Зачем? Я один могу дело покончить’. Бутков недоволен решением крестьянского вопроса, особенно по западным губерниям, и говорит, что правительство ошибается, думая, что, в случае смут в порубежных с Польшею губерниях, крестьяне будут за него против помещиков.
Между тем здесь были приняты вчера странные меры. Не только консигнировали войска или часть войск в казармах и командировали по полувзводу в каждую полицейскую часть, но роздали боевые патроны и держали наготове артиллерию, кроме того, оба Адлерберга и кн. Долгоруков будто бы ночевали во дворце и, incredibile dictu [невероятно (ит.)], имели готовых лошадей для государя! Придворная прислуга даже рассказывает, будто бы государь не ночевал в своих апартаментах, но перешел на ночь на половину вел. кн. Ольги Николаевны. Об.-полицмейстер Паткуль между тем сек дворников и одному из них дал 250 розог за то, что он будто бы сказал, что когда объявят свободу, то он закричит ‘ура!’. По-татарски мы обращаемся в европейцев!
Из Варшавы были вчера телеграфические известия и приехал фельдъегерь. Но о содержании вестей я ничего не узнал подробно. Говорят только, что все спокойно. Поляки просят восстановления не конституции конгресского царства, а органического статута 1832 г. Бутков говорит, что депутации сюда не будет.
Вечером был у гр. Блудова. Он по-прежнему почивал во время моего доклада*.
______________________
* Далее уничтожен автором один лист. Последующий текста за 21 и 22 февраля восстанавливается по ‘Отрыкам из Дневника’. (Т. I, лл. 21 об. — 22). [Прим. ред. 1961 г.].
______________________
<, 21 февраля. Утром в Комитете. В заседании участвовал для слушания отчета кн. Васильчикова по управлению его генерал-губернаторством в 1859 и 1860 гг. вел. кн. ген-адмирал. Реченный отчет особенно понравился государю, который повелел сообщить оный в копиях прочим ген.-губернаторам.
Кн. Долгоруков говорил мне, что смотрит с опасением на польские дела. ‘On prend la chose trop legerement chez nous’. — Je suis heureux devous l’entendre dire, mon prince. Je tiens pour certain que la chope est tres grave. — ‘Chut! il n’en faut pas parler’ [‘Мы слишком легко смотрим на это дело‘. — Я рад, услышать это от вас, мой принц. Я уверен, что положение очень серьезное. — ‘Ш-ш-ш! не надо говорить’ (фр.)]. Почему же?
И.M. Толстой, сегодня заседавший вместо кн. Горчакова, напротив того, выражался следующим образом: ‘On n’a pas laisse a Gortsehakoff (т.е. наместник) le temps de faire la betise de recevoir sa petition. Tout va bien. Il faudra seulement faire aller ailleurs M.M. Fialkovski et c’ie [‘Мы не дали Горчакову (т.е. наместнику) время на глупости, чтобы принять его ходатайство. Все хорошо. Следует только отправить в другое место М.М. Фиалковского и К (фр.)].
Звезда Муравьева, видимо, бледнеет. Государь холоден. При вчерашнем докладе он ему не дал руки. В доме поговаривают об увольнении, об отказе далее вести дела в Министерстве. Особенно зла, едка и желчна министресса Пелагея Васильевна. Давно ли за обедом при разных воскресных гостях она и он торжествовали? Давно ли Клейнмихель величал его ‘общим спасителем’? Sic transit gloria [Таким образом проходит слава (лат.)].
22 февраля. Утром в Комитете. Потом в Департаменте сельского хозяйства, где открыл учрежденный под моим председательством комитет об устройстве Петровского-Разумовского и предполагаемых в нем заведений (Земледельческой академии и пр.). Видел Зеленого, который передал мне, что при последнем докладе государь почти сказал Муравьеву, что не желает иметь его министром. Он с гневом, и, ударив по столу, сказал, что не позволит министрам противодействовать исполнению утвержденных им постановлений по крестьянскому>, делу и что управляющие палатами государственных имуществ должны помогать, а не противиться исполнению этих постановлений. Видно, что вел. кн. Константин Николаевич возбудил в государе эту мысль о противодействии министра государственных имуществ и его подчиненных.
Муравьев, который вообще ведет и держит себя теперь с большим достоинством и спокойствием, чем обыкновенно, отвечал (разговор происходил в конце доклада), что воля е. величества будет свято исполняться и что если он, министр, найдет принятие каких-либо мер противным своей совести и своим убеждениям, то будет просить уволить его от обязанности исполнять такие меры. Государь на это сказал: ‘Прощайте’. Муравьев, возвратись домой, написал письмо государю с просьбою об увольнении от звания министра, но Зеленый дал ему совет не посылать письма до следующего доклада, чтобы вполне убедиться, что обнаруженное государем настроение ума не было минутного вспышкою, вызванною наговорами, не имеющими надлежащего основания.
Вечером у Паскевича. Theatre de Variete. Весь петербургский beau monde. Паскевич едет в субботу в Рим для передачи королю и королеве неаполитанским знаков ордена св. Георгия за Гаэту.
Все варшавские notability [знаменитость (англ.)] всех сословий, от Фиалковского и Замойского до Шленкера, подписали адрес, представленный наместнику. В этом адресе не выражается никакого категорического желания или просьбы ни о статуте 1832 г., ни о конституции конгресского царства, но только приносится е. и. величеству общая просьба обратить внимание на злополучное состояние Польши. Наместник принял адрес. Здесь его в этом обвиняют, хотя неизвество почему. Между тем вся Варшава в трауре, и коноводы движения, конечно, постараются faire mousser autant que possible le sang verse [преувеличивать, насколько это возможно, о пролитой крови (фр.)]. Кн. Горчаков, говорят, сменил об.-полицмейстера и дезавуирует ген. Заболоцкого (дежурного), приказавшего выдать войскам боевые патроны.
23 февраля. Утром в Комитете. Вечером у вел. кн. Елены Павловны. Ждали государя, но он не приехал, потому что у него был прибывший из Варшавы ст. секр. Карницкий. Мне говорил Фредро, что Карницкий прислан от кн. Горчакова с положительным и категорическим признанием в невозможности продолжать прежний regime и в безусловной необходимости или сделать уступки и переменить систему, или править Царством со дня на день штыками и картечью. Карницкий говорит, что он не может остаться на службе, если требования кн. Горчакова не будут удовлетворены, что никто остаться на службе в Царстве Польском не может, одним словом, что струна была натянута донельзя и лопнула. Gouverner c’est prevoir [Управлять это предвидеть (фр.)]. Хорошо у нас предвидели и правили. Вел. княгиня сказала мне: que fautil faire en Pologne? — Changer de systeme, Madame. — Je le pense aussi, mais voici le ministre de l’interieur qui est flamboyant et parle de mesures de severite [Что требуется для Польши — Изменение системы, мадам.- я тоже так думаю, но вот министр внутренних дел, который является горячим и говорит о серьезных мерах (фр.)]. (Ланской!!) — Mais on a etc trente ans severe, Madame, et ou en est-on arrive? [Но мы в течение тридцати лет были строгими, мадам, а к чему мы пришли? (фр.)]*.
______________________
* Тогдашние варшавские события оказались как бы совершенно неожиданными для правительства. Никто не имел и даже не получал сведений достаточно полных и точных, чтобы оценить эти события как следовало и с твердостью определить путь, по которому надлежало идти правительству. Многое в моих тогдашних заметках требует пояснений. Надеюсь изложить их в другом месте, когда при дальнейшем развитии польского дела будет речь о наместничестве вел. кн. Константина Николаевича. Равным образом требуют пояснений и другие заметки, относящиеся до действий разных высших правительственных лиц. Нужна некоторая характеристика этих лиц и не бесполезен общий анализ тех правил и понятий, которыми в то время руководствовались более или менее все так называемые государственные люди. Надеюсь и этот пробел пополнить впоследствии, при удобном к тому случае. (Карлсбад, 26 мая/7 июня 1868). См. т. I, л. 23.
______________________
24 февраля. Утром в Комитете, вечером на рауте у кн. Горчакова. M-me Kalergi мне сказала, что, по отзыву ее отца (голубого гр. Нессельроде), все потеряли голову в Варшаве и в продолжение 2 дней городом управлял и все полицейские обязанности исправлял Комитет из граждан и обывателей. Убиты, конечно, большею частью невинные зрители, между прочим, француз, служащий в управлении железной дорога. Сегодня утром были позваны к государю Тымовский, Платонов, кн. Долгоруков и кн. Горчаков. О результате аудиенции Карницкого я не мог узнать ничего положительного.
25 февраля. Утром в Невском монастыре, потом в церкви, потом в Комитете, заходил к Вяземским. Встретил Фредро, который говорил, что в совещании у государя вчера участвовал, кроме Горчакова и Долгорукова, военный министр, что Платонов на сей раз говорил в смысле последнего отзыва наместника, т.е. в смысле необходимости перемены системы, что его поддерживал Сухозанет и что государь, несмотря на противоречия Долгорукова и Горчакова, решился не прибегать исключительно к силе. Написано в Варшаву о представлении ближайших со стороны князя-наместника предположений.
26 февраля. Утром у обедни. Был в Комитете и видел бега на Неве. Одно национальное удовольствие. Много народу, и он смотрит с участием на это зрелище.
Третьего дня был у меня ген. от артиллерии бар. Корф и передал мне бумагу по тяжебному делу его брата, бывшего председателя Тобольской казенной палаты, с его женою. Редко читал что-нибудь гаже. Пошлые ругательства с постоянною примесью баронской спеси и возгласов насчет герба, дворянского достоинства, дворянских чувств, facon de voir d’un chevalier [способ увидеть рыцаря (фр.)] и т.п. Между тем, этот chevalier [рыцарь (фр.)] с гербом называет жену подлою тварью, подлянкою, говорит, что сказал ей: Il faut que vous recuiez (sic) la maison de voire presence [вы должны освободить дом от вашего присутствия (фр.)] и пр. Из переписки видно, что жена дрянь, но и муж далеко не рыцарь. С этими навозными бумагами ген. Корф приехал ко мне прямо от государя в полной форме с лентою, принесши е. величеству благодарность за какую-то милость по случаю служебного юбилея. Нужно значительное притупление всякого рода чувств и полное обращение в юбилярную служебную ‘res’, чтобы с легкой руки в александровской ленте высыпать перед незнакомым человеком такого рода скверный семейный сор.
Читаю oeuvres posthumes de Tocqueville [посмертные произведения Токвиля], когда у нас будут так писать? Когда у нас будут Токвили?
27 февраля. Утром в Комитете. Потом в Министерстве, у кн. Голицыной и кн. Суворова, которого застать дома невозможно. Вечером у министра, который сообщил мне на заключение проекты указов министру уделов по вопросу об устройстве удельных имений.
28 февраля. Утром у ген. Муравьева. Разговор шел, между прочим, о возможности его выхода из Министерства вследствие объяснений с государем. Когда я ему сказал, что, по моему мнению, надлежало бы обождать открытия нового комитета сельских обывателей , то он отвечал: mais vous concevez qu’il m’est plus avantageux de m’en aller plutot. Les choses n’iront pas. Il vaut mieux etre dehors avant la bagarre [но понимаете, что мне более выгодно мне уйти раньше. Дела не пойдет. Лучше быть вне до драки (фр.)].
Заседание Комитета. Гр. Блудов рассказывал, между дрочим, что про княгиню Багратион, постоянно жившую в Париже, гр. Федор Пален говорил: ‘qu’une colonne ennemie l’avait coupee a la bataille d’Austerlitz et que depuis elle n’avait pas reussi a se degager’ [вражеская колонна отрезала ее во время Аустерлицкого сражения и с тех пор она не сумела вырваться оттуда (фр.)]. О наших законах Сперанский отзывался, что их надлежит писать неясно, чтобы народ чувствовал необходимость прибегать к власти для их истолкования. Гр. Блудов присовокупил: ‘Это, впрочем, была не его мысль, а мысль покойного государя’. Различие между самодержавием и деспотизмом гр. Блудов объяснял императору Николаю тем, что самодержец может по своему произволу изменять законы, но до изменения или отмены их должен им сам повиноваться*. Завтра будет, говорят, eu Journal de St-Petersbourg un communique a propos des affaires de Pologne. — On ne tombe, disait un homme d’Etat, que du cote ou l’on penche. — Si nous tombons en Pologne, c’est done du cote des mesures de police substituees a des idees de gouvernement [в Journal de St Petersbourg сообщение относительно положения в Польше. Падают, — говорил один государственный деятель, — только в сторону, куда наклоняются. Если мы упадем в Польше, то именно от полицейских мер, которыми заменили идеи правительства (фр.)].
______________________
* Впоследствии я сам слышал в одном из заседаний Совета министров, как гр. Блудов оказал то же самое нынешнему государю, употребив только вместо выражения: ‘повиноваться закону’, — выражение ‘соблюдать’ закон (Карлсбад, 27 мая/8 июня 1868). См. т. 1, л. 24 об.
______________________
1 марта. Утром в Комитете. Потом в Министерстве, где было 2-е заседание Петровско-Разумовского комитета . Обедал у Карамзина.
В ‘Северной пчеле’ и ‘Полицейских ведомостях’ напечатана статья Погодина по поводу крестьянского дела, где он рисует впечатление и первоначальные последствия, ожидаемые им от эмансипационного манифеста. Статья вообще хороша, но на ней лежит грубое погодинское клеймо в форме приглаженных ‘квасом’ волос крестьян в этот высокоторжественный и высокорадостный для них день. Неужели нам нельзя и печатать без родного ‘кваса’!
В Варшаве, в ожидании отзыва государя на представленный ему адрес, охранение общественного порядка и все обиходное полицейское управление в руках граждан, студентов, даже гимназистов. И все идет гладко, спокойно, благоприлично. 19-е февраля торжествовано, город был иллюминован. Войска, официальная полиция и сам наместник — в стороне. Они как бы временно удалены от должностей и полуарестованы на квартирах. Сам. кн. Горчаков, Муханов и К дают нам цример d’un petit gouvernement provisoire a l’ombre de la bonne petite citadelle de Varsovie [маленького временного правительства под сенью доброй небольшой Варшавской цитадели (фр.)]. Можно ли придумать более полную, унизительную, подавляющую сатиру на всю систему нашего польского управления! Можно ли найти в истории более неопровержимое, явное, почти наивное сознание в своей неспособности, в отсутствии всякой нравственной силы, в несостоятельности всего того, что думано и делано 30 лет сряду? Это хуже Вены и Берлина в 1848 году. Завтра будет напечатан ‘en Journal de St-Petersbourg’ польский адрес, в котором самодержцу всероссийскому говорится то, чего до сих пор никогда никакой народ не говорил так прямо никакому самовластителю, а именно, что, кроме принесения жертв (живых — victimes [жертв (фр.)]), нет средства быть услышанным и что посему этот народ неутомимо приносит жертвы, одни за другими, — ‘en holocauste’ [всесожжение (фр.)]. Наместник Царства своими мерами, своим настоящим положением краспоречиво и неопровержимо оправдывает эти слова. Что скажут в ответ на них? Несколько общелестных фраз, и попытаются поторговаться* с неотразимою необходимостью, и проторгуются!
______________________
* Пропускаю все это теперь без пояснений и дополнений. Пью карлсбадские воды и кроме того принужден беречь глаза. Работаю урывками и должен избегать напряжения мысли и чувства. Впоследствии представится случай высказаться насчет польского вопроса с надлежащей полнотой. (Карлсбад, 27 мая/8 июня 1868). См. т. I, л. 26 об.
______________________
2 марта. Утром заходил к Вяземским. Кн. Вяземский празднует сегодня литературный юбилей, или, точнее, другие его празднуют. Он назначен гофмейстером якобы для состояния при е. в. государыне императрице. Кроме того, прибавлено нечто к его аренде. Вел. кн. Елена Павловна написала к нему любезную записочку и прислала оную при букете из каких-то им некогда для нее воспетых цветов. Академики и друзья князя (их много) дают ему обед в здании Академии наук.
Был потом в Комитете.
Был на юбилярном обеде. Гр. Блудов, после ‘loyalty toast’a’ [тоста лояльности (англ.)] в честь е. величества и другого, мною не расслышанного тоста в честь императорского дома, или России, провозгласил беззвучным голосом (parlant comme les ombres de l’Odysse [Выступая в качестве тени Одиссее (фр.)], по выражению Тютчева) тост в честь юбиляра. Кн. Вяземский читал ответную речь, весьма хорошо написанную. Жаль только, что он ее читал.
Плетнев читал приветствие от Академии и стихи Тютчева. Бенедиктов декламировал, а Соллогуб пел свои стихи. Погодин, нарочно приехавший из Москвы, сказал речь, наконец, немецкий lettre Wolfsohn [письмо Вольфсона (англ.)] также произнес speech по-немецки и к тому бесконечный, а гр. Орлов-Давыдов, сказав speech по-русски, провозгласил тост в честь отсутствующего сына юбиляра. На обеде присутствовали многие сильные сего мира, и вообще празднество, по-видимому, удалось. (Жаль, что распорядители исключили многих современных литераторов из списка приглашенных к участию в обеде).
При всем том видно, что у нас в подобных случаях требования скромные и уровень невысок. С удовольствием ценю в кн. Вяземском дар привязывать к себе людей. У него действительно, друзей и доброжелателей много. Ценю этот дар тем более, что я его лишен совершенно. Нередко анализировал я себя в этом отношении. Знаю, почему я друзей не имею и не мог иметь, знаю, что в этом виноват не я…, но сожалею о себе и радуюсь за тех, у кого есть друзья.
Познакомился на обеде с Писемским, Майковым, Бенедиктовым и Погодиным.
3 марта. Был в французском театре. В 2 года первый раз. Впечатление — чувство удовольствия, что не бывал чаще. Я легко плачу, если пиэса трогательна, а это досадно, я скучаю, если пиэса комическая, но в современном роде, т.е. фарс. Je n’aime pas le gros rire [Мне не нравится громкий смех (фр.)]. Нет, мне еще рано искать развлечений в этом роде. Осадок грусти и тоски на дне моего сердца приводится в движение. Мне как-то душно и тяжело, выходя из театра.
Обедал у Муравьевых. Зеленый сказал мне, что М.Н. думал и даже написал записку о присоединении Департамента сельского хозяйства к межевому корпусу, чтобы оставить это за собою, а Министерство якобы сдать! Это на него похоже. Вечером заходил к Вяземским, где видел Погодина и Тютчева, который говорит, что взгляды Зимнего дворца на польский вопрос est une fatalite dynastique et tient au sang Allemand [является династическим и фатальным в связи с немецкой кровью(фр.)].
4 марта. Утром в Комитете. Заходил к Вяземским. Завтра Манифест об отмене крепостного состояния читается в здешних и московских церквах. Сегодня с почтовым поездом отправились по Московскому тракту до 40 генералов овиты и флигель-адъютантов, командированных в разные губернии для наблюдения за ходом крестьянского дела. Великие дела не лишены некоторой доли камизма. Каждого из этих господ Бутков снабдил особым официальным чемоданом с официальным ключом и за печатьми. В этих чемоданах везутся новые крестьянские Положения, которые везущими должны быть сданы губернаторам.
Вечером был на концертном вечере в Зимнем дворце. Императрица n’a point paru [не появлялась (фр.)] по неизвестной причине. Но были все вел. князья и принцы, и, кроме вел. кн. Елены Павловны и Екатерины Михайловны, все прочие вел. княгини. Вел. кн. Михаил Николаевич говорил со мною о крестьянском деле, выражая уверенность в благополучном его исходе. Государь вспомнил о посылаемых мне теперь ежедневно губернаторских отчетах и сказал мне: ‘Я тебя теперь бомбардирую’. Вел. кн. Ольга Николаевна оказала мне внимание приглашеньем к ужину за ее столом. Гр. Потоцкий (камергер, по случаю любезности его жены, не весьма обладающий камергерскими и вообще порядочньши манерами) уверял меня que la voix publique me nomme president du Conseil d’administration a Varsovie [что голос общественности назначил меня президентом Административного совета в Варшаве (фр.)]. Спасибо. Он не сказал мне, что Муханов уволен.
5 марта. Новая эра. Сегодня объявлен, в Петербурге и Москве, Манифест об отмене крепостного состояния. Он не произвел сильного впечатления в народе и по содержанию своему даже не мог произвести этого впечатления. Воображение слышавших и читавших преимущественно остановилось на двухгодичном сроке, определенном для окончательного введения в действие уставных грамот и окончательного освобождения дворовых. ‘Так еще два года!’ или: ‘Так только через два года!’, — слышалось большею частью и в церквах, и на улицах. Из Москвы тамошнее начальство телеграфировало, что все обошлось спокойно ‘благодаря принятым мерам’.
Государь на разводе собрал офицеров и сказал им речь по поводу совершившегося события. При выходе из манежа народ приветствовал его криком ‘ура!’, но без особого энтузиазма. В театрах пели ‘Боже, царя храни!’, но также без надлежащего en train [подъема (фр.)]. Вечером никто не подумал об иллюминации. Иностраницы говорили сегодня: ‘Comme votre peuple est apathique!’ [Как ваши люди апатичны! (фр.)]. Это не столько апатия, сколько сугубое последствие прежнего гнета и ошибок во всем ходе крестьянского дела. Правительство почти все сделало, что только могло сделать, чтобы подготовить сегодняшнему Манифесту бесприветную встречу.
Утром был у обедни. Потом на рысистых бегах. Вечером у гр. Блудовой и у Мещерских.
6 марта. Утром в Комитете, в Министерстве и у кн. Щербатовой. За мной посылал кн. Вяземский, чтобы посоветоваться на счет адреса от имени Правительствующего сената, имеющего быть представленным государю в ответ на Манифест. Сенаторы положили ‘не благодарить и не поздравлять’, но верноподданнически отозваться на Манифест. Каждый Департамент избрал редактора. Затем из всех редакторов избран кн. Вяземский, а он выпросил себе в сотрудники сенатора Пинского (Карниолини), который должен был приехать к нему сегодня вечером. Между тем проект адреса был уже написан и на совещании со мною подвергся только немногим изменениям.
Вечером был у гр. Блудова и у Вяземских, где по древнему обычаю дамские вечера не клеятся.