Дипломатия и любовь, Кюне Август, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 208 минут(ы)

Дипломатія и любовь.

Романъ Іоганна фонъ-Деваля.

I.

Резиденцію X. можно назвать однимъ изъ древнйшихъ городовъ германской имперіи. Некрасивый, съ узкими неправильными улицами, густо-населенный Старый городъ окруженъ новыми кварталами, поднимающимися къ сверу на нкоторое возвышеніе, съ котораго видны окрестности, далеко кругомъ, и которое спускается къ желзнодорожной станціи и къ недавно появившимся фабрикамъ. Тамъ, наверху, царствуетъ аристократическій покой, красуются парки съ желзными ршетками, красивыя дачи съ прелестными садами, а внизу, у полотна желзной дороги, лежатъ груды угля, дворы полны бочекъ, желзныхъ полосъ и разныхъ матеріаловъ, проконченныхъ дымомъ, и жизнь кипитъ ключемъ. Звонъ фабричныхъ колоколовъ свистъ машинъ смняютъ другъ друга, повсюду снуютъ рабочіе съ засученными рукавами и въ кожаныхъ фартукахъ, женщины, съ ребятишками на рукахъ, приносятъ въ полдень въ жестяныхъ судкахъ обдъ своимъ мужьямъ, а тачки и таратайки здятъ тамъ цлый день. Отъ станціи желзной дороги ведетъ въ городъ дорога, обсаженная деревьями, въ род бульвара, подъ названіемъ ‘Новой Променады’, и обходитъ кругомъ Старый городъ, отдляя его отъ предмстій.

Резиденція эта прежде была просто укрпленнымъ замкомъ, выстроеннымъ при одномъ изъ предковъ нын царствующаго дома. Онъ былъ выстроенъ въ красивой мстности у рки, для того чтобы этотъ предокъ могъ изъ него править своимъ крошечнымъ владніемъ и удовлетворять своей главной страсти: любви къ охот.

Какъ постройки между Старымъ и Новымъ городомъ не имли между собою ничего общаго, такъ и жители обихъ частей представляли сильный контрастъ: около замка съ паркомъ, театра и собора съ громадной площадью, около дворца принца и арсенала стояли дома старыхъ дворянскихъ фамилій и высшей бюрократіи, большая часть которой, впрочемъ, жила въ наемныхъ квартирахъ. Около же рынка и ратуши жили мелкіе торговцы, и вообще промышленный и рабочій народъ. Въ этой части города никто не думалъ о томъ, что происходило въ замк и около него.

Разсказъ нашъ начинается въ новый 1866-й годъ.

— Вы, конечно, слышали, что произошло въ замк? спросилъ владлецъ одного изъ крупнйшихъ чугунно-литейныхъ заводовъ своего сосда, хозяина химической фабрики.

— Акціи отъ появленія тни принцессы Мехтильды не упадутъ. Я, впрочемъ, не знаю хорошенько этой легенды, отвчалъ химикъ.

— Тнь принцессы, какъ говорятъ, должна являться передъ какой нибудь перемной въ нашемъ царствующемъ дом, которая можетъ произвести и паденіе курса. Госпожа Мехтильда, впрочемъ, вела себя очень прилично. Кажется, она показалась въ послдній разъ въ тридцатыхъ годахъ?

— Да, во времена хорошенькой Агнесы фонъ Бишофгеймъ. Тогда умеръ, если я не ошибаюсь, маленькій принцъ Эмиль?

— Да, онъ умеръ отъ жабы, продолжалъ чугунно-литейный заводчикъ:— но тогда Мехтильда могла бы, пожалуй, и не появляться. Шила въ мшк не утаишь, не правда-ли?

— Совершенно врно. Не мшало бы такія привиднія хорошенько оттрепать.

— Ахъ вы старый демагогъ! смясь, замтилъ заводчикъ.— Впрочемъ, нельзя не признаться, что особа эта лакомый кусочекъ, достойный короля.

— Молчите, старый ловеласъ, сказалъ химикъ.— Еще, пожалуй, услышитъ ваша жена.

Жена моя еще боле меня восхищается баронессой. Не будь она такъ чертовски тщеславна, она давно подцпила бы себ хорошаго мужа.

— И тогда ей не пришлось бы являться привидніемъ или, по крайней мр, навлекать на себя подозрніе, что она можетъ являться имъ… Впрочемъ, я самъ не длаю никакихъ предположеній, я передаю только то, что говорятъ, а у насъ злыхъ языковъ и безъ меня довольно. Очень можетъ быть, что гордая Валерія, подобно Маріи Стюартъ, гораздо лучше своей репутаціи.

II.

Почти неслышно катились по мягкому снгу одна карета вслдъ за другой и исчезали за высокими воротами замка. хали и старинныя тяжелыя кареты:— желтая карета графини Феличиты фонъ-Вольфскеленъ, изъ Вибельсбаха, возвышалась еще, напримръ, на круглыхъ рессорахъ, съ высокими козлами, обитыми широкой бахромой, съ ливрейными лакеями на запяткахъ,— хали четверней и парой, и хотя такія кареты двигались тихо, но внушали необыкновенное почтеніе толп. Между ними стрлой проносились модныя блестящія кареты съ зеркальными стеклами и фонарями, съ лакеями, одтыми егерями съ разввающимися султанами и съ серебряными перевязями, и шмыгали большіе ландо и дрожки.

На двор, въ прихожей и по широкой лстниц была масса военныхъ, спшившихъ въ герцогскіе покои поздравить герцога съ новымъ годомъ. Внизу на двор красовались на коняхъ жандармы, не столько для порядка, сколько для парада. По лстниц, устланной пунцовымъ сукномъ и съ вызолоченными перилами, стояли въ извстномъ разстояніи гвардейцы въ величественныхъ медвжьихъ шапкахъ и въ мундирахъ, вышитыхъ галунами, стояли старые сдые инвалиды, никогда однако же не нюхавшіе пороха. Они держали ружья на караулъ, какъ куклы, не моргая даже глазами. Между такой живой изгородью шла толпа въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ. Между военными и безобразными гражданскими мундирами мелькали дипломаты въ своихъ національныхъ костюмахъ. Графъ Зальцка-Гондремаркъ, австрійскій посланникъ, въ богатомъ наряд венгерскихъ магнатовъ, въ усянномъ драгоцнными камнями пояс и съ кривой турецкой саблей, обращалъ на себя всеобщее вниманіе и служилъ предметомъ непріятно бросающагося въ глаза низкопоклонства. Старые и сдые генералы и министры наперерывъ спшили поклониться юному дипломату и пожать ему руку.

Молодому французскому посланнику, маркизу де-Балабрегу, одтому въ простой изящный фракъ, съ маленькой поярковой шляпой, украшенной блымъ плюмажемъ, подъ мышкой, присутствующіе кланялись тоже съ нкоторой поспшностью, и въ залахъ безпрестанно раздавалась фраза: ‘je souhaite une bonne anne votre excellence!’

За посланниками тянулась надушенная и расфранченная толпа attachs, въ лакированныхъ сапожкахъ и вышитыхъ жабо. За дипломатическимъ корпусомъ стоялъ ректоръ университета и бургомистръ, съ депутаціей отъ города. Большая часть присутствующихъ выражала озабоченность и, пожимая другъ другу руки, поздравляла съ новымъ годомъ не такъ весело, какъ бывало обыкновенно. На всхъ лицахъ можно было прочесть вопросъ: ‘Вы, конечно, слышали! Какъ это подйствовало на его высочество? Появилась срая принцесса Мехтильда, да и къ тому же на новый годъ’.

— Господа! герцогиня изволила выразить желаніе, чтобы никто не упоминалъ о сегодняшнемъ роковомъ ночномъ событіи! проговорилъ гофмаршалъ фонъ-Гесницъ, при вход въ залъ.

Это заявленіе разнеслось съ быстротою молніи между всми присутствующими, какъ разнеслось и извстіе, что старый герцогъ узналъ о появленіи привиднія, при вид котораго бжалъ караулъ, отъ неосторожнаго своего цырюльника.

Въ новый годъ вся семья герцога собиралась вмст. Принцъ Александръ, младшій братъ и наслдникъ герцога, у котораго были только дв дочери, находился тоже въ замк.

Если срая прародительница явилась на этотъ разъ предвстницей чьей нибудь кончины, то, конечно, старику естественне было умереть, чмъ молодому. Въ силу такихъ соображеній, мало любимый въ герцогств принцъ Александръ пріобрлъ вдругъ большое значеніе.

Присутствующіе, перешептываясь, становились въ порядк въ парадныхъ залахъ и въ галереяхъ. Сначала размстился дипломатическій корпусъ, затмъ генералитетъ и министры, потомъ офицеры и такъ дале до фрачниковъ, городскихъ депутатовъ. Взоры всхъ были устремлены на двери, въ которыхъ должно было показаться солнце и у которыхъ стоялъ гофмаршалъ въ красномъ шитомъ мундир, съ золотымъ жезломъ въ рукахъ.

Посл троекратнаго стука жезломъ по полу, вс спины согнулись и головы наклонились. Въ дверяхъ появился старый герцогъ подъ руку съ своей супругой. Пріемъ начался.

Герцогъ поклонился и проговорилъ тихимъ, но яснымъ голосомъ:

— Поздравляю съ новымъ годомъ и съ новымъ счастьемъ васъ, господа члены дипломатическаго корпуса, васъ, генералы и министры, васъ, моихъ чиновниковъ, офицеровъ и всхъ присутствующихъ представителей моего добраго города и арміи, служителей церкви и все мое государство!

Вс спины снова согнулись, и въ зал еще сильне распространился запахъ камфары и мускуса отъ мундировъ, доставаемыхъ изъ сундуковъ только два раза въ годъ. Его высочество подошелъ сначала къ дипломатическому корпусу и милостиво поговорилъ съ каждымъ изъ членовъ. Герцогиня же особенно была любезна съ графомъ Зальцка-Гондремаркомъ, маркизомъ де-Балабрегомъ и посланниками сосднихъ державъ. Герцогъ долго говорилъ съ новымъ прусскимъ посланникомъ, тайнымъ совтникомъ-докторомъ фонъ-Бессингомъ, къ которому очень холодно относились герцогиня, ея старшая дочь Агнеса, и въ особенности графиня Вольфскеленъ.

Графиня Вольфскеленъ, не имвшая никакого опредленнаго положенія при двор и находившаяся въ свит герцога въ качеств близкой подруги герцогини, закрывъ веромъ свое толстое некрасивое лицо, обернулась къ обершталмейстеру, и, съ насмшливо-ядовитой улыбкой, довольно громко прошептала: ‘Настоящій проходимецъ’!

— Пожалуйста, не такъ громко, дорогая графиня, съ испугомъ проговорилъ обершталмейстеръ, въ то время, какъ окружающіе злорадно засмялись.

Герцогъ затмъ подошелъ къ генераламъ и министрамъ, и подалъ об руки своему любимцу генералу Зандревскому, искусственное спокойствіе его исчезло, и онъ ослаблъ. Въ его глазахъ армія была олицетворена въ лиц этого одного человка, а армія была его конькомъ, предметомъ его нжнйшихъ и постоянныхъ заботъ. Если привидніе явилось за нимъ, то вдь, слдовательно, ему придется разстаться и съ арміей, и со всми присутствующими. Минута была тяжелая.

— Мой милйшій генералъ! проговорилъ герцогъ съ нескрываемымъ волненіемъ. Генералъ наклонился къ рук своего государя и губами прикоснулся къ ней.

— Ваше высочество, желаю вамъ счастья и благополучія… побды и славы! проговорилъ генералъ, выпрямляясь со свойственной ему военной осанкой и, раздувая ноздри, отбросилъ назадъ голову,— желаю вамъ еще много, много лтъ жизни для блага страны и арміи!

Эти послднія слова были съ восторгомъ повторены всми, около стоявшими. ‘Для блага страны и арміи…. еще много, много лтъ жизни!’ пронеслось со всхъ концовъ, надъ головами лицъ, стоявшихъ въ сосднихъ залахъ, на цыпочкахъ, и вытягивавшихъ шеи.

Герцогиня, хорошо знавшая своего мужа и боявшаяся, что онъ можетъ растрогаться до смшнаго, энергически увлекла его дале, какъ-то особенно назвавъ его по имени.

Герцогъ выпрямился, надлъ маску приличія и прошелъ дальше. Блестящій дворъ особенно немилостиво прошелъ мимо городской депутаціи, съ которой герцогъ былъ не въ ладу, и только принцъ Александръ,— на сурово холодномъ лиц котораго не было замтно ни тни торжества, хотя въ этотъ день вс были особенно къ нему внимательны, — остановился и поговорилъ любезно съ нкоторыми изъ депутатовъ, въ особенности съ бургомистромъ.

Ровно въ двнадцать часовъ, по давнишнему обычаю, герцогъ вышелъ на балконъ, чтобы выслушать привтствіе собравшихся на площади войскъ. Вдругъ онъ пошатнулся и, отступивъ на шагъ, поблднлъ, какъ мертвецъ. Съ крыши дворцовой церкви поднялась цлая стая воронъ, каркая, закружилась надъ балкономъ и цлой черной тучей полетла за замокъ.

Вс видли это дурное предзнаменованіе, и со страхомъ, инстинктивно, взглянули на балконъ. Привтствіе войска въ эту минуту смолкло и слышалось только карканье воронъ, отъ котораго герцогъ зашатался.

Капельмейстеръ, чтобы поскоре прекратить эту тяжелую сцену, взмахнулъ жезломъ, оркестръ грянулъ и заглушилъ воронъ.

Въ эту минуту, по странной случайности, выглянуло солнце и ярко освтило балконъ и стоявшаго на немъ герцога. Этотъ солнечный свтъ, какъ электричество, подйствовалъ на всхъ, и по площади пронесся радостный крикъ.

Черезъ нсколько минутъ залы стали пустть. Кареты загремли и начали вызжать изо всхъ воротъ замка, толпа, глазвшая на прізжихъ, начала по маленьку расходиться.

Въ это время, съ лстницы замка спускался ректоръ университета, въ странной бархатной шапочк на маленькой круглой головк и въ форменномъ плащ, который онъ надвалъ только въ самые торжественные дни и который былъ сшитъ въ прошломъ столтіи. Плащъ этотъ былъ изъ чернаго бархата и подбитъ краснымъ сукномъ, какъ плащъ палача, а изъ подъ него выглядывали: дв тоненькія ножки въ черныхъ шелковыхъ чулкахъ и башмакахъ съ пряжками, и кончикъ безобразной неуклюжей шпаги. Ректоръ въ большихъ черепаховыхъ очкахъ и въ своей уродливой шапочк походилъ на жука, а когда втеръ раздувалъ его плащъ, то на дьявола. Подл него шелъ каммерратъ Вердеръ, тоже въ форменномъ коричневомъ фрак съ вышитыми воротникомъ, обшлагами и карманами, со шпагой и въ трехъугольной шляп.

Этотъ форменный мундиръ пережилъ, вроятно, много поколній, потому что острыя фалды, въ вид ножницъ, были въ мод лтъ сто тому назадъ, какъ были въ мод и короткая талья, и узкіе рукава. Шитье уже мстами позеленло, а сукно, не смотря на сильный запахъ камфары, было съдено молью. Шпага висла съ боку. Въ такомъ костюм, самый красивый мужчина лишался всякой привлекательности.

— Очень радъ, что наконецъ нашелъ васъ, дорогой другъ, проговорилъ маленькій, веселый ректоръ, отводя каммеррата къ окну. Я васъ не выпущу, пока вы мн не скажете, что вы намрены длать съ деньгами, предназначенными на ремонтъ храма науки? Вы постыдитесь! Вдь у меня вс студенты скоро разбгутся, такъ какъ потолки обваливаются, а печи вс дымятъ.

Каммерратъ многозначительно пожалъ плечами.

— Я желаю, отвчалъ онъ,— чтобы для новаго года это было единственнымъ для васъ разочарованіемъ.

— Что вы! что вы! вскричалъ ректоръ, драпируясь въ свой плащъ, какъ римлянинъ въ тогу. Необходимость ремонта очевидна, и ландтагъ изъявилъ согласіе…

— Деньги эти уже упрятаны въ доброе мстечко.

Ректоръ отпрыгнулъ назадъ.

— Вы шутите! вскричалъ онъ.

— Тише! тише! вы не забывайте, гд мы. Идите, я вамъ разскажу дорогой.

Ректоръ, не переставая горячиться и волноваться, вышелъ изъ замка.

— Вотъ куда упекли денежки, двадцать одну тысячу, продолжалъ каммерратъ, указывая на арсеналъ.

— Да это низко, подло! кричалъ ректоръ.

— Не горячитесь такъ! Неужели вы до сихъ поръ не привыкли къ нашимъ порядкамъ? Точно вы не знаете, что у насъ за конституція… и все другое? что у насъ всмъ распоряжаются Зандревскіе, Барденштейны, Тесницы и Феличиты… Потерпимъ и подождемъ лучшихъ временъ…

— Потерпимъ! Долго ли еще мы будемъ терпть? Нтъ, чортъ возьми, я прибгну къ общественному суду и обо всемъ напишу въ газетахъ.

— Бросьте это, сказалъ каммерратъ.— Оно принесетъ больше вреда, чмъ пользы.

— Господи! университетскихъ двадцать одну тысячу упекли на пушки! двадцать одну тысячу! Подломъ имъ, горячился ректоръ,— я очень радъ, что явилась срая принцесса!

— Что вы! что вы! можно-ли говорить такимъ образомъ на улиц?

— Не прикажете-ли мн молчать? Неужели это государственное преступленіе?..

— Не горячитесь! Идемте выпить и закусить къ Боцци.

Въ это самое время, по Новой Променад шла юная чета: франтовато одтый молодой человкъ и нарядная дама. Это были Фрицъ Санновъ и его невста Эрнестина Вердеръ.

Фрицъ Санновъ былъ извстный уже ученый и племянникъ ректора, а невста его — дочь Вердера, который въ эту минуту закусывалъ съ ректоромъ у Боцци.

III.

Одинъ изъ древнйшихъ домовъ резиденціи назывался ‘Рыцаремъ’ и стоялъ въ углу дворцовой площади. Внизу, въ первомъ этаж этого дома помщался архивъ, въ среднемъ этаж находились городская библіотека и музей, а верхній этажъ былъ раздленъ на квартиры, которыя отдавались въ наемъ.

Кром того, по угламъ ‘Рыцаря’ шли пристройки, въ вид флигелей, выдававшіяся впередъ на площадь и состоявшія изъ различныхъ башенъ, террасы и отдльнаго подъзда. Въ такой-то пристройк жила съ начала предшествовавшей зимы вдова гофмаршала барона фонъ-Боденштейнъ-Трахенбургъ, урожденная графиня Боле, съ своей дочерью Валеріей. Мужъ вдовы служилъ прежде у герцога и пользовался въ герцогств большимъ значеніемъ. Вслдствіе мелкихъ придворныхъ интригъ, онъ, въ пятидесятыхъ годахъ, подалъ въ отставку, которую и получилъ. Покойный гофмаршалъ хотя былъ и консерваторомъ, но недостаточно клерикаловъ, онъ, какъ человкъ благородный и честный, былъ точно бльмомъ на глазу у графини Феличиты, мшая ей сплетничать и интриговать, и потому она подставила ему ножку, увривъ герцога, что баронъ фонъ-Боденштейнъ клонится къ Пруссіи, и что у него большія связи въ Берлин. Этого было достаточно, чтобы спихнуть заслуженнаго человка. Когда же отставной гофмаршалъ перехалъ въ Берлинъ, то вина его не подлежала сомннію.

Онъ умеръ въ Берлин, оставивъ семью свою далеко не въ блестящемъ положеніи. Вдова его оставалась въ Берлин до тхъ поръ, пока, съ годъ тому назадъ, туда не пріхалъ принцъ Александръ — въ сущности только для того, чтобы побсить своего брата, для виду же, подъ предлогомъ изученія нкоторыхъ военныхъ нововведеній, онъ и уговорилъ гофмаршальшу перехать въ резиденцію.

Въ душ очень добрый и легко увлекающійся герцогъ былъ глубоко тронутъ свиданіемъ со вдовой, вспоминалъ старыя, давно прошедшія времена, простилъ ея покойному мужу вс предполагаемыя вины, ради его прежней службы, и общалъ ей пенсію изъ своихъ собственныхъ средствъ. Все это сдлалось безъ вдома случайно отсутствовавшей Феличиты. Принцъ Александръ устроилъ все такъ, что злой духъ узналъ объ этомъ уже слишкомъ поздно, но, тмъ не мене, подъ ея вліяніемъ пенсія оказалась гораздо меньше, чмъ ожидали, а дарованное, въ вид милости, право жить безвозмездно въ казенномъ дом ‘Рыцарь’,— не могло уже быть отнято.

Мать съ дочерью перехали во флигель ‘Рыцаря’, были милостиво приняты герцогиней и стали съ тхъ поръ придворными дамами, но правомъ своимъ являться ко двору он почти не пользовались, вслдствіе разстроеннаго здоровья гофмаршальши, почти никогда не вызжавшей со двора. Не являясь ко двору, он поступали весьма благоразумно: всмъ было извстно, что мать съ дочерью перехали изъ Берлина въ X. по желанію принца Александра, точно такъ же, какъ ни для кого не было тайной, что он находились подъ его высочайшимъ покровительствомъ. Наслдникъ престола часто бывалъ у нихъ въ дом, хотя вообще онъ былъ нелюдимъ и человкъ не свтскій. Сначала и его прелестная супруга сошлась съ Валеріей. Такое близкое знакомство съ принцемъ весьма естественно поставило мать и дочь въ оппозиціонный лагерь и породило множество враговъ.

Дворъ раздлялся на дв враждебныя партіи, какъ и вся страна раздлялась на два лагеря. Всхъ принадлежавшихъ ко двору называли сервилистами, а все остальное населеніе называлось демократами.

Лтомъ гофмаршальша отправилась на воды въ Швальбахъ, куда ухалъ и принцъ, и посл этого всмъ стало извстно, что отношенія между Валеріей и принцессой стали замтно холодне. Злые языки начали вслухъ поговаривать, что прелестная, гордая Валерія, такъ сильно задиравшая носъ передъ жителями X., тайная любовница принца. Весь свтъ зналъ, какой принцъ былъ развратникъ, и несчастная его жена, принцесса Генріета, стала еще несчастне, чмъ была прежде.

Съ этой поздки на воды, дло считалось ршеннымъ, и подробности и доказательства передавались изъ устъ въ уста. Гофмаршальша хотла, вслдствіе этихъ толковъ и подпускаемыхъ ей шпилекъ, перехать обратно въ Берлинъ, но не перехала только для того, чтобы не задть гордости Валеріи и принца.

— Не узжайте, говорилъ принцъ:— я доставлю вамъ удовлетвореніе, графиню и ея партію надо побить ихъ же оружіемъ. Открытое вмшательство только повредитъ вамъ. Вы знаете эту несчастную слабость моего брата, изъ-за которой онъ вступилъ въ разладъ съ своими подданными. Когда нибудь, я расчищу все это желзной метлой.

— Ваше высочество, для насъ это будетъ уже слишкомъ поздно, ршилась замтить гофмаршальша.

— Конечно, слишкомъ поздно, чтобы вырвать у этой кошки добычу и залчить раны, нанесенныя ею стран, но не поздно, чтобы съ позоромъ выгнать ее за границу.

Лицо принца Александра пылало, и глаза злобно сверкали, въ то время, какъ гофмаршальша сидла въ уголку дивана и съ тревогой смотрла на принца. Нжныя, худыя руки свои она согрвала около собачки, лежавшей у нея на колняхъ.

Валерія фонъ-Боденштейнъ сидла на стул съ высокой спинкой, сильно нахмуривъ свои тонкія, изящныя брови. Принцъ нетерпливо взглянулъ сначала на мать, потомъ на дочь, и продолжалъ:

— Вамъ слдуетъ отдаться въ мои руки, потому что я одинъ только знаю эту своеобразную и неровную почву, на которой мы ходимъ. Я могу вамъ сказать только, чтобы вы успокоились, что эти злые языки умолкнутъ, что госпожа Феличита будетъ дрожать и со всей свой кликой спрячется въ дыру. Кто сидитъ самъ подъ стеклянымъ колпакомъ, тому нечего бросать камнями.

Блдное лицо гофмаршальши покрылось нжной краской.

— Ваше высочество! съ оскорбленнымъ достоинствомъ прошептала она.

Валерія серьезно и обиженно подняла свои черные глаза на принца.

— Вы меня извините, я не краснорчивъ, и въ дипломаты не гожусь, возразилъ тотъ съ смущеніемъ и досадой.— Меня называютъ рзкимъ… но я, по крайней мр, искрененъ… и вы знаете, что я хочу сказать. Позвольте мн не распространяться въ объясненіяхъ, и доврьтесь въ этомъ дл мн. Главная сущность въ томъ, что я вамъ гарантирую полный покой, и доставлю вамъ возможность свободно дышать здсь. Если насъ не любятъ, такъ пусть же, по крайней мр, боятся. Мн ужасно больно думать, прибавилъ онъ посл нкотораго молчанія,— что вы можете раскаяться, что перебрались сюда, послушавшись моего совта, и обидно, что друзей моихъ оскорбляютъ.

— Ваше высочество очень милостивы, прошептала гофмаршальша, въ то время, какъ дочь ея молча устремила умные глаза свои на принца.

Принцъ всталъ, раскраснвшись отъ досады и своихъ рчей, и распрощался. Что онъ намревался предпринять, не знали ни мать ни дочь, и узнали только спустя нкоторое время, когда бичъ началъ безжалостно хлестать придворныхъ сплетниковъ.

IV.

Въ одной изъ самыхъ распространенныхъ беллетристическихъ газетъ, до сихъ поръ безъ всякой цензуры присылавшейся изъ-за границы, появился разсказъ, озаглавленный: ‘Злая фея’. Редакція этого листка никакъ не подозрвала, что въ живомъ забавномъ разсказ заключался боле глубокій смыслъ, и что онъ произведетъ такую бурю въ стакан воды.

Повидимому невинный разсказъ былъ образцовымъ памфлетомъ, наполненнымъ самыхъ ядовитыхъ разоблаченій, преимущественно касающихся Феи-Личиты. Старыя, давно забытыя исторіи, юношескія слабости и самыя отвратительныя интриги,— какъ эта фея, напримръ, обращалась съ своей матерью, какъ оттягала отцовское наслдство отъ своихъ братьевъ и сестеръ,— все всплыло наверхъ. Принцъ Самаркандъ, котораго злая фея водила за носъ, вс паразиты, облпившіе его, и вся грязь были описаны въ нсколькихъ штрихахъ, ядовитымъ и мстительнымъ перомъ, но описаны такъ, что ихъ легко было узнать. Очевидно, что авторъ до тонкости зналъ всю подноготную, а угрозы были понятны только тмъ, къ кому он относились.

Впечатлніе и волненіе, произведенныя этимъ разсказомъ въ X. и во всемъ герцогств, были необыкновенныя и безконечныя. Кто приходилъ въ негодованіе и ужасъ, а кто хохоталъ и злорадно подтрунивалъ. Газету вырывали изъ рукъ, вс бросились въ кондитерскія и въ публичныя мста, гд листокъ этотъ получался. Люди знающіе объясняли все незнающимъ и называли всхъ по фамиліямъ. Однимъ словомъ, разсказъ этотъ имлъ баснословный успхъ: мертвые возстали изъ гробовъ, а съ живыхъ были сорваны маски. Тріумвиратъ, извстный-при двор, пришелъ въ неописанную ярость. Онъ кричалъ, что это государственное преступленіе, и требовалъ мести, въ то время, какъ вс ненавидвшіе графиню Вольфскеленъ втихомолку подсмивались.

Это была месть, общанная принцемъ Александромъ. Конечно, ее нельзя было назвать благородной и достойной высокопоставленнаго лица, что въ особенности почувствовала Валерія фонъ-Боденштейнъ, и потому не поблагодарила за нее своего покровителя.

Этотъ разсказъ попалъ въ самую цль, и дйствіе его усилилось еще боле поведеніемъ лицъ, противъ которыхъ онъ былъ направленъ. Вмсто того, чтобы молчать, какъ въ свое время молчалъ принцъ Александръ, они кричали и требовали удовлетворенія. Оскорблена святыня, величіе низвергнуто въ прахъ, взывали они: этотъ принцъ Самаркандъ — неслыханно наглая насмшка надъ самимъ герцогомъ!

Графиня Вольфскеленъ пріхала въ замокъ въ своей желтой карет, съ напудренными лакеями, со всей подобающей ей пышностью и съ двумя орденами на жирномъ плеч, и поднесла преступный памфлетъ.

Перепуганный герцогъ позвалъ своего генерала Зандревскаго, который забылся до того, что въ присутствіи своего государя произнесъ страшное ругательство. Весь дворъ настаивалъ на томъ, чтобы было назначено строжайшее слдствіе, произносились различныя фамиліи, высказывались подозрнія и предлагались мры.

Фактотумъ двора во всхъ щекотливыхъ вопросахъ, совтникъ Фоглеръ, былъ тайнымъ образомъ посланъ въ Л., чтобы переговорить съ редакціей газеты, и постараться найти автора.

Къ немалому ужасу всхъ, редакція, не подозрвая ничего, дала отвты на вс вопросы совтника, и вручила ему даже письма и рукопись. Нагруженный такой добычей, фактотумъ вернулся въ резиденцію и, не смотря на поздній часъ, былъ принятъ герцогомъ. Близкіе придворные вс были въ замк, и съ тревогой выжидали результатовъ.

Къ рукописи было приложено письмо изъ ‘X. отъ 14 іюля’, въ которомъ редакціи сообщалось, что прилагаемый разсказъ написанъ одной высокопоставленной дамой, что это ея первое произведеніе, и что она будетъ очень рада, увидавъ его на столбцахъ уважаемой газеты. Гонорара, конечно, не требовалось. Письмо было подписано: ‘камергеромъ фонъ-Вальвицемъ’.

Все собраніе въ одинъ голосъ крикнуло: Ахъ!

Господинъ фонъ-Вальвицъ былъ камергеръ герцогини, формалистъ, съ душой безобидной, какъ душа ребенка. Ясно, что это была насмшка!

— Позовите мн сюда Вальвица! сердито закричалъ герцогъ, забывъ совершенно обратиться къ жен за позволеніемъ.

— Ah!.. le tratre! шипла Феличита, выпучивая свои наглые черные глаза и сжимая кулаки.

Взоры всхъ съ нетерпніемъ обратились къ двери. Наконецъ вошелъ камергеръ, смущенный, удивленный и очевидно встревоженный. Его подняли съ постели. ‘Нечистая совсть!’ думали присутствующіе, и взорами своими пронизывали грудь пришедшаго.

— Ваше высочество изволили приказать, началъ каммергеръ, низко кланяясь.

— Страхъ написанъ у него на лиц, прошепталъ гофмаршалъ фонъ-Гесницъ графин Вольфскеленъ, такъ безсовстно громко, что слова эти услыхалъ г. Фонъ-Вальвицъ. Онъ вдругъ прервалъ свой низкій поклонъ и вопросительно взглянулъ на говорившаго. Что тутъ происходило? зачмъ его призвали? Неужели эти оскорбительныя слова относились къ нему?

Добродушный герцогъ чувствовалъ себя въ высшей степени неловко. Еслибы зависло отъ него, то онъ жилъ бы со всми въ мир, но въ настоящемъ важномъ случа онъ былъ принужденъ дйствовать.

— Я приказалъ васъ позвать, господинъ фонъ-Вальвицъ… то есть жена моя, и я… Гей! (онъ взялъ письмо), чтобы спросить васъ, началъ герцогъ.

Господинъ фонъ-Вальвицъ поклонился, сильно покраснвъ, очевидно, только уваженіе къ герцогу не допускало его потребовать объясненія у гофмаршала.

— Вашей-ли рукой написано это письмо?

Камергеръ взялъ письмо, пробжалъ его и еще сильне покраснлъ, онъ понялъ, что его приплетаютъ къ этой исторіи, и невольно съ упрекомъ взглянулъ сначала на герцога, потомъ на герцогиню, и затмъ на всхъ присутствующихъ. Посл этого онъ выпрямился и просто, но убдительно сказалъ:

— Тутъ есть какая-то мистификація, письма этого я не писалъ. Не угодно-ли вашему высочеству внимательне посмотрть на этотъ почеркъ… это рука не моя… а подписано подъ мою руку.

На этотъ разъ покраснли герцогъ и герцогиня. Дйствительно они поторопились: ребенокъ могъ увидть, что рука была другая. Лица придворныхъ выражали удивленіе и недовріе.

Господинъ фонъ-Вальвицъ оказался вовсе не такимъ безобиднымъ, какимъ его считали: онъ потребовалъ назначенія слдствія, и обратился къ гофмаршалу за удовлетвореніемъ съ такой настойчивостью, что чуть не лишился своего мста.

Вс юмористическіе листки Германіи стали потшаться надъ отношеніями и личностями резиденціи X.

Такъ какъ автора открыть никакъ не могли, то подозрніямъ не было конца. Конечно, подозрніе прежде всего пало на вдову гофмаршала фонъ-Боденштейна, а затмъ на всхъ враговъ гофмаршала фонъ-Гесница, генерала Зандревскаго и графини Феличиты, а враговъ этихъ было не мало.

Вообще же исторія эта принесла ту пользу, что толки объ отношеніяхъ Валеріи къ принцу Александру на нкоторое время смолкли, хотя отношенія принца къ его жен все боле ухудшались.

V.

У высокихъ стекляныхъ дверей, на полу, обитомъ толстымъ ковромъ, стояла Валерія фонъ-Боденштейнъ и задумчиво смотрла на дворцовую площадь.

Мягкіе ковры, тяжелыя драпировки лиловаго бархата, и съ такой же обивкой богатая рзная мебель, все кокетливое и вмст съ тмъ строгое убранство комнаты — вполн гармонировало со стройной блокурой двушкой, напоминавшей придворную даму пятнадцатаго столтія. Облокотившись на высокую спинку стула, съ нкоторой досадой и нетерпніемъ смотрла она на опуствшую площадь между ‘Рыцаремъ’ и замкомъ.

Нсколько картинъ масляными красками, копій съ извстныхъ мастеровъ, висли по стнамъ въ золотыхъ рамахъ, а около высокаго окна стоялъ мольбертъ съ начатой картиной, подл котораго, на низенькій табуретъ, были положены кисти и палитра, точно обитательница этой комнаты только что оставила работу. У другаго табурета, съ вызолоченными ножками, стояла прислоненной великолпная Эрардовская арфа. Эти орудія искусства придавали комнат необыкновенно пріютный видъ, еще боле увеличивавшійся огонькомъ, трещавшимъ въ камин. На стол лежала цлая масса визитныхъ карточекъ, говорившихъ безъ всякихъ словъ. Кто считалъ своей обязанностью ‘сдлать визитъ’, на новый годъ вдов и ея дочери, кого привлекали дружескія чувства, кого приличія.

Множество лицъ прізжало и не было принято, на карточкахъ красовались знатныя фамиліи и короны, а на столик, сбоку, стоялъ въ ваз роскошный букетъ. Въ это утро онъ былъ принесенъ лакеемъ принца. Человкъ, знакомый съ мстными обстоятельствами, вывелъ бы изъ этихъ карточекъ и изъ букета самое положительное заключеніе, покачалъ бы головой и, наконецъ, воскликнулъ: ‘Ахъ ты Мехтильда! Мехтильда! Все это надлала ты!.. Чуткіе носы пронюхали, куда можетъ повернуть втеръ, и скоре сами поворачиваются съ нимъ!’

То же самое пришло въ голову и вспыхнувшей Валеріи, когда утромъ къ подъзду ихъ стала подъзжать карета за каретой, и сердце матери ея замерло отъ удовлетвореннаго тщеславія и отъ странной боязни. Старуха сама не смла себ признаться, на что она разсчитывала, но сегодня она убдилась, что и другіе не считали этого несбыточнымъ, хотя для этого надо было совершить страшную несправедливость.

Сердце матери не знаетъ препятствій, въ особенности такой честолюбивой и влюбленной въ свою дочь матери, какъ гофмаршальша. Всмъ было извстно, въ какихъ дурныхъ отношеніяхъ принцъ жилъ съ своей женой, разрывъ былъ неизбженъ, и мать втихомолку мечтала, что мсто принцессы Генріеты займетъ ея дочь и раздавитъ всхъ, желавшихъ ей зла.

Нчто подобное волновало и сердце ея дочери, унаслдовавшей отъ своей матери гордость и честолюбіе. Чувства эти служили ей побудительной причиной во всхъ ея дйствіяхъ, они заставляли ее учиться, избгать удовольствій и вести уединенную жизнь, и не сталкиваться съ людьми не одинаковаго рожденія. Панцырь этотъ она твердо носила, хотя онъ до крови ранилъ ее.

Она не сняла его даже и тогда, когда посл смерти отца увидала нужду, не сняла его, когда девятнадцатилтнее сердце ея сгарало отъ любви. Она осталась врна своимъ принципамъ, работала съ ранняго утра до поздней ночи у своего мольберта, и, лишенная таланта, терпніемъ и прилежаніемъ добивалась своего, чтобы потихоньку зарабатывать деньги и имть возможность хоть по вншности жить согласно своему положенію, осталась врна себ, и отдалила человка, для котораго билось ея гордое сердце, о которомъ она плакала цлыми ночами,— только потому, что его имя, происхожденіе и средства не могли удовлетворить ея честолюбія, и отдалила такъ, что великое слово любви не было и произнесено.

Эта-то двушка смотрла теперь въ дверь, выходившую на узенькій балкончикъ, черезъ которую была видна вся площадь. Она стояла неподвижно въ продолженіе четверти часа, и до такой степени задумалась, что не замчала, какъ летло время.

Ея благородное небольшое личико, съ тонкимъ нсколько горбоватымъ носикомъ, съ прелестнымъ умнымъ ротикомъ, съ густыми пепельнаго цвта волосами, которые мелкими кольцами падали на лобъ и густыми массами спускались на плечи и на грудь, съ темносиними, почти черными глазами, окаймленными густыми рсницами, точно окаменло, и только платье ея волновалось на груди отъ сильнаго біенія сердца, да блая тонкая ручка, которой могла бы гордиться королева, и которая лежала на спинк стула, вздрагивала по временамъ. Вниманіе ея было устремлено на площадь. Тамъ стояла желтая карета графини Вольфскеленъ, четверка тяжелыхъ лошадей, казалось, дремала, не смотря на холодъ, а рядомъ съ этой каретой стояла открытая коляска, нетерпливые кони которой такъ и фыркали. Эта-то коляска и интересовала двушку.

Еслибы въ свое время Валерія послушалась голоса сердца, а не разсчета, то мсто по правую сторону въ этой коляск теперь принадлежало бы ей, и она была бы женою прусскаго посланника, госпожею фонъ-Бессингъ. Она думала, что никогда боле не увидитъ его, а между тмъ судьба привела его въ ея старую родину.

Не спуская глазъ съ горячившихся лошадей, Валерія мысленно перебрала все свое прошедшее, затмъ рукою провела по глазамъ и по лбу, точно хотла прогнать тяжелыя мысли, и опустившись на стулъ за драпировкой, склонила голову на правую руку и снова стала смотрть. Тяжело было на душ у Валеріи.

— Какъ онъ долго не выходитъ! прошептала она.

Она съ презрніемъ посмотрла на карточки. Сколько народу прізжало, а его все-таки не было! Прізжали лица, врившія въ ея позоръ и разсчитывавшія, какую пользу могутъ они изъ него извлечь, и эти лица сегодня безъ устали звонили у ихъ подъзда. Тотъ же, кого она ждала, кого страстно желала видть, какъ гордость ея ни возмущалавь противъ сердца, тотъ не явился: Гуго фонъ-Бессингъ не пріхалъ поздравить ее съ новымъ годомъ. ‘Онъ еще прідетъ, коляска его еще у дворца’, утшала она себя, точно съ мольбой поднимая глаза къ небу.

Сегодня она страшно страдала, сегодня сердце и женщина взяли перевсъ въ ея груди: Валерія чувствовала раскаяніе.

Три года тому назадъ, она познакомилась въ Берлин съ сестрой Бессинга. Он учились живописи у одного профессора, мольберты ихъ стояли рядомъ, и талантливая Марія нердко являлась къ ней на выручку, когда она безпомощно стояла передъ полотномъ и не знала, что ей длать.

Зимою Бессинги давали вечера, на одинъ изъ которыхъ была приглашена и Валерія. Желаніе потанцовать преодолло на этотъ разъ другія соображенія, и она приняла приглашеніе. Такимъ образомъ она увидала молодаго совтника въ первый разъ въ дом его родителей. Валерія произвела на него сильное и глубокое впечатлніе. Ему казалось, что онъ въ жизни не видывалъ двушки привлекательне Валеріи, и съ перваго же взгляда онъ полюбилъ ее. Она инстинктивно поняла, что нравилась ему, а сердце билось сильне при его приближеніи.

Гуго фонъ-Бессингу было тогда около тридцати лтъ, онъ былъ красивый мужчина, съ хорошимъ состояніемъ и большими надеждами на будущее. Полюбивъ Валерію съ перваго же взгляда, онъ сталъ добиваться ея взаимности. Съ удовольствіемъ замтилъ онъ, что она тоже неравнодушна къ нему, и уже мечталъ о счасть обладать ею. Но вдругъ онъ замтилъ, что двушка стала къ нему холодне, перестала бывать въ дом его родителей, и прекратила дружескія отношенія къ Маріи. Даже уроки живописи не стала она брать и перешла къ другому профессору. Глубоко оскорбленный въ своей любви и въ своей гордости, Гуго отошелъ, съ сердцемъ, постоянао болвшимъ отъ полученной раны.

Собственно упрекать Викторію ему было не въ чемъ: онъ ухаживалъ за нею… а она отошла отъ него. Оба они были правы. Но тмъ не мене образъ дйствій Валеріи задлъ не только Гуго, но и родственниковъ его. Вс замтили, что молодой человкъ нравится Валеріи, слдовательно причиной ея отдаленія было что-то непонятное. Сестра Гуго предположила, что существуетъ какое нибудь недоразумніе, и потому написала Валеріи письмо, но затмъ убдилась, что недоразумнія нтъ никакого, а что Валерія не желаетъ продолжать знакомства.

Ни Бессингамъ, ни самому Гуго никакъ въ голову не приходило, чтобы гордой своимъ происхожденіемъ, честолюбивой матери и ею воспитанной дочери казался не парой совтникъ, отецъ котораго получилъ дворянство только при Фридрих Вильгельм,— человкъ, съ хорошимъ состояніемъ и достойный уваженія.

Гофмаршальша мтила гораздо выше, и такимъ образомъ дйствовала на свою дочь.

— Дитя мое! не бросайся очертя голову! Подумай, какая будущность теб предстоитъ! Внучка Боле будетъ женою человка, ддъ котораго ходилъ съ котомкой за плечами!

Послднее заявленіе было ложью, потому что праддъ Гуго былъ лсничимъ и никогда съ котомкой не ходилъ, а ходилъ съ ружьемъ и ягташемъ. Валерія тоже стала мечтать о боле высокомъ положеніи, не смотря на то, что сердце ея возставало противъ этихъ мечтаній.

Между герцогомъ и его братомъ отношенія стали натянутыми, потому что принцесса Генріета заявила о своемъ намреніи развестись съ мужемъ. Впослдствіи мы вернемся къ этому вопросу, и увидимъ, какъ принцесса была права, ршаясь на такой смлый шагъ.

Принцъ Александръ ухалъ тогда въ Берлинъ, и избавился такимъ образомъ отъ упрековъ и надутыхъ лицъ. Только для того, чтобы уколоть своего брата и тетку, въ рукахъ которой онъ находился, сдлалъ онъ визитъ вдов подпавшаго подъ немилость гофмаршала..

Но гордая блокурая красавица Валерія произвела такое впечатлніе на вообще холоднаго принца, что онъ остался довольно долго въ Берлин — во враждебномъ лагер, какъ говорили придворные въ X., и бывалъ у вдовы и дочери ея гораздо чаще, чмъ предполагалъ прежде. Знакомство это кончилось тмъ, что гофмаршальша, уступая желаніямъ принца, пріхала въ X. Остальное намъ извстно, и извстно также, что о Валеріи и принц ходило очень много толковъ. Даже появленіе призрака Мехтильды объясняли, преступной связью Валеріи съ принцемъ, увряя, что отъ ‘Рыцаря’ шелъ подземный ходъ въ замокъ, въ сверный флигель, гд находится канцелярія и отдльное помщеніе принца, въ которое онъ переселялся посл каждой домашней сцены.

VI.

По странному стеченію обстоятельствъ, черезъ нсколько мсяцевъ посл перезда гофмаршальши, Гуго былъ назначенъ прусскимъ посланникомъ въ X.

Назначеніе совершилось весною. Въ X. юный дипломатъ долженъбылъ впервые испробовать свои силы. Дворъ и вс бывшіе при двор были противниками Пруссіи, только одинъ принцъ Але ксандръ составлялъ исключеніе. Но зато вся образованная частьнаселенія стремилась къ Пруссіи и желала ближе сойтись съ сверной державой. Новому посланнику пришлось быть очень осторожнымъ, и поэтому онъ сдлалъ только самые необходимые визиты.

Валерія изъ газетъ узнала о назначеніи своего, когда-то отвергнутаго, поклонника. Первымъ впечатлніемъ, по прочтеніи этого извстія, было — грустное удивленіе, въ Берлин можно было не встрчаться, но въ маленькомъ X. придется непремнно столкнуться.

Когда мать съ дочерью вернулись осенью изъ Швальбаха, он встртились съ Бессингомъ въ дворцовомъ парк. Холодная двушка невольно покраснла, встртившись вдругъ съ молодымъ человкомъ, и сердце ея сильно забилось при вид его красиваго, умнаго лица, какъ мать, такъ и дочь были одинаково задты, когда тоже покраснвшій посланникъ только вжливо снялъ шляпу и прошелъ мимо, ни слова не сказавъ имъ.

— Молодой человкъ, кажется, возгордился, насмшливо сказала гофмаршальша, на что Валерія молча кивнула головой.

Будь она мене горда, теперь она могла бы вернуться въ рай, изъ котораго когда-то была изгнана, и вернуться въ качеств уважаемой и любимой жены красиваго и всми почитаемаго мужа. Эта мысль пришла и матери, и дочери, только он не высказали ее. Въ душ Валеріи эта мысль подняла цлую бурю, и внутренній голосъ шепталъ ей, что тогда ее не называли бы любовницей принца Александра и никто не указывалъ бы на нее пальцами.

Мать была очень недовольна, что посланникъ не сдлалъ имъ визита, и называла его невжей. Огонь не разгарается въ плотно запертомъ мст, но стоитъ только допустить струю воздуха, и тотчасъ же покажется пламя. Такъ было и съ Викторіей: она гордостью заглушила свое сердце, но теперь, увидавъ холодность Бессинга, она не могла боле сдержать его порывовъ.

Встрчаясь съ молодымъ человкомъ, она зорко слдила за нимъ, думая, не мститъ-ли онъ ей напускной холодностью, но съ каждымъ разомъ убждалась, что человку съ такимъ благороднымъ и честнымъ лицомъ подобная месть не доступна, и что юнъ просто не замчаетъ ее.

У вдовы и дочери ея было мсто въ лож перваго яруса, и он ходили въ театръ поочередно. Это было ихъ единственнымъ развлеченіемъ и, кром того, он считали своей обязанностью посщать театръ.

Однажды вечеромъ Валерія вернулась домой въ страшномъ волненіи. Случай столкнулъ ее съ Генрихомъ: подл нея сидла какая-то пожилая дама, по произношенію пруссачка, въ антракт къ ней пришелъ посланникъ. Въ лож было три мста въ первомъ ряду, пожилая дама сидла въ одномъ углу, а Валерія — въ другомъ, мужчина, сидвшій между ними, всталъ и уступилъ мсто Бессингу. Валерія замтила его только тогда, когда онъ уже слъ подл нея.

На этотъ разъ Бессингу невозможно было не поклониться и не заговорить съ нею. Она замтила, какъ онъ былъ сконфуженъ, или, лучше сказать, взволнованъ, несмотря на свое умніе владть собою, они обмнялись нсколькими вжливыми словами, причемъ онъ избгалъ встрчаться съ нею глазами. Но противъ воли онъ по прежнему сталъ ощущать очарованіе, и потому взоры его встртились со взорами двушки, и нсколько секундъ не могли оторваться отъ нея. Когда вки его опустились, Валерія покраснла.

Какъ можно было сравнить съ принцемъ Александромъ или вообще съ знакомыми ей мужчинами высокаго, статнаго человка, съ благородной, кра вой головой, съ благороднымъ челомъ, съ серьезными, умными, нсколько глубоко лежащими глазами, съ красивой бородой и шелковистыми блокурыми волосами? Тогда онъ былъ низокъ для нея по своему положенію, теперь же онъ является восходящей звздой, прусскимъ посланникомъ, представителемъ короля.

Она оскорбила его, оказавъ ему пренебреженіе, теперь же, при вид его волненія, сердце у нея затрепетало отъ радости, она инстинктивно поняла, что онъ еще любитъ ее!

— Такъ вы еще не совсмъ забыли вашихъ старыхъ знакомыхъ, господинъ фонъ-Бессингъ? сказала она съ большей задушевностью, чмъ говорила обыкновенно.

Молодой дипломатъ не нашелъ, что отвтить, но она ловко явилась къ нему на помощь.

— Здорова-ли ваша сестра Марія, и какъ поживаетъ ваша матушка? съ участіемъ спросила она.

Такимъ образомъ начался разговоръ, во время котораго взоры ея были устремлены на его лицо и въ нихъ читалось: ‘Будемте друзьями, и забудемъ прошедшее’.

Разговоръ былъ коротокъ и натянутъ. Бессингъ скоро поборолъ свое первое волненіе, и былъ сдержанъ. Онъ обернулся къ пожилой дам и, уходя, только раскланялся. Музыка заглушила его послднее привтствіе, а поклонъ его былъ церемонный. Онъ не протянулъ Валеріи руки и не представилъ ее своимъ знакомымъ, которые потомъ съ ней заговорили сами, и упомянули даже ея фамилію. Валерія была разсяна, и вслдствіе этого врядъ-ли произвела благопріятное впечатлніе на своихъ сосдей. Идя изъ театра домой, въ сопровожденіи своего лакея, она вдругъ остановилась и слабо вскрикнула. Лицо ея вспыхнуло и изъ глазъ брызнули даже слезы.

— Несчастная! въ душ проговорила она:— человкъ, которымъ я пренебрегла и принесла когда-то въ жертву своей гордости… человкъ этотъ презираетъ меня!.. До него дошли слухи, распускаемые моими врагами, о моихъ отношеніяхъ къ принцу, и онъ поврилъ имъ!

Она заплакала отъ острой боли, и передъ нею ясно представилась картина, заставившая ее задрожать. Эта ночь была самой тяжелой ночью въ ея жизни: она лежала, не смя пошевельнуться, чтобы не разбудить мать, и подушкою заглушала свои рыданія.

— Бессингъ презираетъ меня… онъ нарочно отдаляется!.. я компрометирую его! въ душ повторяла она, чувствуя, что кора на ея сердц проломлена и что пламя любви разгорается. Съ этой ночи она страстно любила Бессинга, и мысль о немъ ни на минуту не покидала ее.

Мать, замтивъ то, что Валерія скрывала отъ нея, тотчасъ же начала искать средствъ сойтись съ посланникомъ. Сближеніемъ съ Бессингомъ тщеславная мать хотла заставить вчно колеблющагося принца дйствовать ршительне, она была твердо убждена, что дочери ея стоило только шевельнуть пальцемъ, чтобы посланникъ былъ у ея ногъ. Пока Валерія раздумывала, что ей длать, гофмаршальша уже съ своей стороны, черезъ знакомыхъ, послала Бессингу приглашеніе, отъ котораго отказаться ему было невозможно, и потому-то Валерія, въ утро новаго года, ждала его съ такимъ нетерпніемъ.

VII.

Валерія быстрымъ движеніемъ вдругъ откинулась отъ окна и задернула занавску, чтобы не быть замченной. На подъзд замка показались двое мужчинъ и остановились, чтобы поговорить. Это былъ принцъ Александръ, находившій особенное удовольствіе бсить людей этимъ открытымъ вниманіемъ, и Бессингъ, прусскій посланникъ.

Сухой, узкоплечій принцъ, съ некрасивымъ краснымъ лицомъ, окаймленнымъ рыжеватою общипанною бородою, казался еще неуклюже передъ высокимъ статнымъ посланникомъ, спокойныя манеры котораго казались гораздо изящне манеръ принца.

Кровь прилила къ сердцу Валеріи, она не могла не замтить, что Бессинга и сравнивать нельзя съ принцемъ. Ей сдлалось грустно, обидно за себя, и раскаяніе такъ и зажгло ея сердце.

— Какое ребячество! думала она, — съ какой стати онъ задерживаетъ Бессинга, только чтобы позлить своихъ противниковъ?

Разговаривающіе снова вошли на крыльцо, и только спустя нкоторое время, появился Бессингъ одинъ, быстро пошелъ къ своей коляск, предшествуемый бжавшимъ лакеемъ, который затмъ вскочилъ на козла, и нетерпливыя лошади понеслись по направленію къ ‘Рыцарю’.

Сердце Валеріи радостно забилось, наконецъ-то онъ пріхалъ! Она быстрымъ взоромъ окинула комнату, услыхавъ звонокъ, и сказала появившемуся лакею: ‘Просите’!

Сегодня, теперь же она съуметъ оправдаться передъ нимъ, она съуметъ навести на разговоръ и все объяснитъ ему.

Тяжелыя драпировки поднялись, Валерія чуть не упала отъ волненія: вмсто страстно ожидаемаго посланника, въ комнату вошелъ старый баронъ фонъ-Гримменштейнъ, за нимъ лиловыя драпировки закрылись.

— Parbleu, прелестная фрейленъ! тихимъ, мягкимъ голосомъ проговорилъ старикъ, съ испугомъ глядя на поблднвшую

Валерію. Неужели и вы тоже. И у васъ разстроены нервы? H вы такая развитая, передовая двушка тоже врите въ привиднія?

Валерія преодолла себя и оправилась, но ей было такъ тяжело обмануться въ ожиданіи, что изъ глазъ ея выкатилась горячая слеза, и она едва прикоснулась къ протянутой ей рук. Разговоръ сейчасъ же начался о принцесс Мехтильд.

Баронъ фонъ-Гримменштейнъ былъ уроженцемъ южной Германіи и могъ служить образцомъ вельможъ прошлаго столтія. Онъ поселился въ V только для того, чтобы не разлучаться съ своей единственной дочерью, вышедшей замужъ за графа Билау, служившаго у герцога.

Баронъ страстно любилъ театръ и очень любилъ общество, которое съ своей стороны тоже платило ему любовью. Но только въ настоящую минуту онъ не былъ пріятнымъ гостемъ.

— Вижу, что явился слишкомъ поздно! вскричалъ баронъ Гримменштейнъ, указывая на массу лежавшихъ визитныхъ карточекъ, которыя онъ сталъ разсматривать, надвъ свой золотой пэнснэ.

На губахъ Валеріи появилась принужденная улыбка.

— Да, сегодня къ намъ были очень любезны, и многіе пріхали поздравить насъ съ новымъ годомъ.

— Ого! даже тайный совтникъ Фоглеръ прізжалъ, насмшливо прибавилъ старикъ, прямо взглянувъ на двушку.

Валерія поняла насмшку, но проглотила ее, зная, что баронъ былъ другомъ ея отца, и дйствительно желалъ ей добра.

— Да, онъ очень рдко бываетъ у насъ, отвчала она, пожимая плечами.

— Сегодня вс летаютъ, даже вороны, весело продолжалъ старикъ, снова взглянувъ на двушку.

— Я видла, проговорила Валерія.— А вы тоже были въ замк?

— Какъ же! былъ и все видлъ, и трепеталъ вмст съ другими. Я только-что оттуда. Меня удержалъ мой зять, и онъ-то виноватъ въ томъ, что я пріхалъ такъ поздно. Но все-таки я могу сообщить вамъ кое-какія новости. Генералъ Зандревскій сегодня самъ своей персоной стоитъ на караул.

— Въ самомъ дл? проговорила Валерія.

— Легенда вамъ, конечно, извстна? А событіе произошло въ длинномъ коридор, во-второмъ этаж замка, гд находятся покои и канцелярія принца Александра. Ночью коридоръ этотъ слабо освщается, и на караул тамъ стоятъ обыкновенно два солдата. Прошлою ночью, на караул стояли два лейбъ-гренадера. Одинъ караульный стоитъ обыкновенно у главной, или парадной лстницы, а другой — у черной. Понимаете теперь распредленіе мстности?

Валерія молча кивнула головой.

— Ну, такъ я продолжаю: въ часъ пополуночи, когда городской шумъ совершенно утихъ, гренадеръ, стоявшій у черной лстницы, увидлъ двигавшуюся женскую фигуру въ длинномъ одяніи, съ блдно-желтымъ лицомъ, безъ глазъ и съ руками, скрещенными на груди. Фигура эта появилась въ полумрак и прямо шла на него. На голов юцаго воина волосы поднялись дыбомъ, онъ отскочилъ отъ привиднія, но потомъ, вспомнивъ, какой подвергается опасности, онъ снова выступилъ и крикнулъ: кто идетъ? Караульный у парадной лстницы тоже увидалъ это явленіе и бросился на помощь къ своему товарищу. Оба они повторили окликъ, но привидніе все боле и боле приближалось къ нимъ, и когда оно было шаговъ за пятьдесятъ, второй караульный прицлился и выстрлилъ. Онъ увряетъ, что цлился хорошо, но пуля прошла насквозь и ударилась въ стну. Посл этого солдатики растерялись, скатились съ лстницы, бросили ружья и съ крикомъ прибжали на гауптвахту.

— Бдняги! я слышала, что за это они будутъ строго наказаны.

— Да, за побгъ съ поста солдатъ наказывается пятнадцатилтнимъ заключеніемъ въ тюрьм, но при настоящихъ смягчающихъ обстоятельствахъ, они будутъ помилованы и отдлаются арестомъ на нсколько недль. Въ этой исторіи есть, однако же, для меня непонятная вещь.

Валерія взглянула на него.

— Вы, конечно, понимаете, баронесса, что выстрлъ не могъ остаться незамченнымъ, и поэтому произошли нкоторыя вещи, совершенно неожиданныя. Прелестная фрейленъ фонъ-Рошъ, придворная дама принцессы Агнесы, напримръ…

— Знаю, знаю! замахавъ руками, вскричала Валерія, и въ первый разъ улыбнулась.

— И знаете про караульнаго офицера?

— Знаю.

— Слдовательно знаете, что господинъ фонъ-Рейхертъ спасъ ее отъ простуды и провелъ въ ея комнаты. Это все понятно, но непонятенъ феноменъ, подмченный однимъ изъ служителей.

Старикъ потеръ руки и смахнулъ табакъ съ своего изящнаго жабо.

— Вы возбуждаете мое любопытство, баронъ.

— Этотъ служитель — человкъ далеко не трусливый: услыхавъ выстрлъ, онъ тотчасъ же выскочилъ въ коридоръ и слышалъ еще шаги убгавшихъ солдатъ. Не подозрвая о случившемся, онъ бросился къ лстниц и клянется, и божится, что привидніе было не срое, а блое, и что оно едва убжало отъ него.

Валерія съ удивленіемъ взглянула на барона.

— Какъ видите, дло выходитъ житейское, а не сверхъестественное, хитро улыбаясь, продолжалъ старикъ.

— Вы полагаете? спросила Валерія.— А пуля-то?

— Ну, что значитъ пуля, посланная впопыхахъ? Вы знаете, что изъ шестисотъ-восьмисотъ пуль попадаетъ только одна.

— Удивительно! сказала Валерія, не замчая, какъ старикъ пристально смотрлъ на нее.— Такъ вы дйствительно полагаете, что тутъ скрывается простая любовная интрига?

— Я скептикъ, въ привиднія не врю, а въ силу любви — врю. Впрочемъ слдствіе раскроетъ все, хотя теперь весь городъ встревоженъ.

Валерія слушала его внимательно.

— Да кто же живетъ тамъ наверху, и на кого падаетъ подозрніе? Такая штука мн кажется ужь черезчуръ смлою, проговорила она, точно сама съ собою.

— Тамъ наверху находится канцелярія командира арміи, плацмайора и интенданта, затмъ нсколько помщеній, и между прочимъ помщеніе принца Александра.

Валерія невольно покраснла при имени принца Александра.

— Этотъ коридоръ, пересченный легкими ршетками, идетъ кругомъ всего замка, и лстницами соединяется съ другими этажами,— прежде всего, съ покоями принцессъ и ихъ фрейлинъ, а затмъ съ другими. Вслдствіе выстрла, ихъ высочества были сегодня очень перепуганы, и принцесса Агнеса, несмотря на блила и румяна, сегодня казалась очень разстроенной.

— А вороны? проговорила Валерія.

— Да ужь все къ одному. Надо сказать, что вороны вообще начинаютъ покрикивать въ Германіи. Я говорю не о нашихъ безобидныхъ воронахъ, живущихъ на крышахъ церквей, а о Пруссіи, которой становится тсно… А, вотъ и ваша матушка.

Баронъ всталъ и почти съ юношескою живостью подошелъ къ гофмаршальш. Онъ поцловалъ у нея руку и пожелалъ ей счастья на новый годъ.

— Вы явились какъ разъ кстати, чтобы прекратить черезчуръ скучный разговоръ.

— Врно говорили о принцесс Мехтильд, какъ и вс сегодня, сказала гофмаршальша, предлагая ссть.

— Нтъ, мы говорили о высшей политик.

— Вы хотите сказать, что говорили о томъ, что его высочество — чего Боже упаси — можетъ покинуть насъ, и что принцъ вступитъ на престолъ? опустивъ глаза, сказала гофмаршальша.

— Нтъ, мы говорили не о бур въ стакан воды, а говорили о распр, могущей возникнуть между Пруссіей и Австріей.

Гофмаршальша прикусила языкъ.

Баронъ распрощался, и мать съ дочерью, проводивъ его, сами похали сдлать кое-какіе визиты. Черезъ полчаса визиты ихъ были кончены, и он снова вернулись домой. Валерія поспшно вбжала наверхъ по лстниц, въ надежд, что найдетъ, по крайней мр, карточку Бессинга. Съ досадой узнала она, что посланника не было, но что принцъ Александръ прислалъ прелестную вазу съ фруктами и записочку, въ которой увдомлялъ, что будетъ вечеромъ. Съ досадой бросила Валерія записку въ каминъ, куда съ удовольствіемъ побросала бы и фрукты. Затмъ она удалилась къ себ въ комнату, и съ заплаканными глазами вышла къ обду.

— Побольше сдержанности, дитя мое, побольше сдержанности! сказала ей мать. Чмъ ты становишься старше, тмъ лучше надо теб умть владть собою. Господинъ посланникъ изволитъ чваниться, ну что же, ему надо извинить, онъ намъ отплачиваетъ.

Валерія сла за столъ, блдная и безмолвная.

VIII.

Во второмъ часу, улицы резиденціи опустли, такъ какъ по патріархальному обычаю городъ въ это время обдалъ. Пользуясь этой пустотой, начальство препроводило въ замокъ двухъ арестованныхъ гренадеръ, такъ какъ герцогъ самъ на мст хотлъ произвести слдствіе.

Въ длинномъ сверномъ коридор втораго этажа съ массою глубокихъ дверей и нишъ, и днемъ весьма слабо освщенномъ, стояли блдные и сконфуженные арестанты, не скованные, но въ арестантской одежд. Передъ ними стояла высокая, но уже нсколько сгорбленная фигура герцога. Подл герцога стоялъ генералъ Зандревскій, за нимъ плацмайоръ и, такъ дале, разные офицеры. Кром того, тутъ же стоялъ начальникъ гренадеръ, офицеръ, бывшій въ караул, поручикъ фонъ-Рейхертъ, и тотъ служитель, который видлъ блое привидніе.

— Ну, сынъ мой… разскажи мн теперь, что ты видлъ сегодня ночью… что съ тобою случилось? не бойся! говорилъ герцогъ мягкимъ, ласковымъ голосомъ, пристально глядя на солдата.

— Говори, не бойся! приказалъ генералъ.

— Какъ прикажете, ваше высочество, началъ гренадеръ и разсказалъ то, что баронъ сообщилъ Валеріи. Вслдъ за нимъ разсказалъ и тотъ солдатъ, который сдлалъ выстрлъ.

Въ коридор резонансъ былъ такъ силенъ, что всякій возгласъ басистаго генерала повторялся во всхъ концахъ, и невольно всмъ становилось страшно. Во время допроса поручикъ Рейхертъ безпрестанно отходилъ и не могъ скрыть улыбки, съ которой часто посматривалъ на плацмайора.

— Ну, ребята, теперь идите, покажите мн то мсто, гд прежде всего вамъ явилось привидніе, сказалъ герцогъ.

— Слушаю, ваше высочество, сказалъ первый солдатъ, и пошелъ вдоль коридора.

Шаги гренадера громко раздавались по коридору.

— Еслибы это былъ обманъ, то слышны были бы шаги, милйшій генералъ, слышите, какъ они отдаются, съ серьезнымъ лицомъ обратился къ своему любимцу его высочество.

— Можно вдь ходить и въ чулкахъ, или въ чемъ-нибудь такомъ, возразилъ генералъ, непремнно желавшій доказать, что тутъ ничего сверхъестественнаго нтъ.

Гофмаршалъ позволилъ себ замтить:

— Да въ этомъ коридор и днемъ можетъ почудиться.

Генералу и гофмаршалу очень хотлось запутать въ это дло принца Александра.

— Дйствительно… дйствительно, милйшій гофмаршалъ, замтилъ герцогъ:— и, кром того, тутъ особенно непріютно.

Онъ потеръ себ руки и съ дтской улыбкой посмотрлъ на своихъ приближенныхъ.

— Я думаю, здсь не мшало бы перегородить коридоръ почаще ршетками, такъ и тни не стали бы появляться, заискивающимъ голосомъ сказалъ гофмаршалъ.

Капитанъ фонъ-Ротвейль насторожился и внимательно посмотрлъ на говорившаго.

— Но для этого надо перевести канцелярію и помщеніе принца Александра, замтилъ генералъ.

— Да, вдь у брата тутъ канцелярія!

— Вотъ здсь! вдругъ раздался громкій голосъ солдата такъ неожиданно и громко, что его высочество замтно вздрогнулъ.

— Поручикъ фонъ-Рейхертъ! крикнулъ генералъ, предварительно испросивъ позволеніе у герцога.

Поручикъ былъ статный молодой человкъ, въ мундир, который сидлъ на немъ, какъ вылитый.

— Милйшій мой Рейхертъ, обратился герцогъ отеческимъ тономъ къ красивому офицеру: — пойдите туда и посмотрите, чьи комнаты, гд стоитъ солдатъ.

— Я самъ пойду, съ готовностью вскричалъ генералъ, точно не желалъ передать кому нибудь другому такой опасный постъ,— но герцогъ удержалъ его.

— Нтъ, не ходите, милйшій генералъ. Останьтесь со мною. Поручикъ доложилъ, что направо комната No 5, а налво No 8.

— Кто можетъ объяснить? осматриваясь, спросилъ герцогъ.

— Я, ваше высочество. Моя канцелярія находится тутъ, и потому я знакомъ съ мстностью.

— Отлично, отлично!

— No 5 занятъ подъ интендантство, тамъ лежатъ документы прошлаго столтія, а подъ No 8 дв комнаты канцеляріи его высочества принца Александра, занимаемыя днемъ, а ночью пустыя.

— Гм! гм! проговорилъ герцогъ, качая головою:— какъ выдумаете, генералъ Зандревскій, не вышелъ-ли оттуда кто нибудь?

— Ршить это трудно, ваше высочество, и сначала надо узнать, какія комнаты примыкаютъ къ этимъ NoNo, вдь солдатъ могъ и ошибиться, глубокомысленно замтилъ генералъ.

— Ну, конечно, конечно, отвчалъ герцогъ.— А вы что скажете на это Ротвейль?

— Ваше высочество, отвчалъ фонъ-Ротвейль, — я не врю въ привиднія.

— Какъ? вскричалъ герцогъ, отступая.— Разв вы отрицаете?

— Ваше высочество изволите милостиво спрашивать меня, и потому я откровенно отвчаю, что считаю басней появленіе срой принцессы. Священное писаніе тоже запрещаетъ врить въ появленіе духовъ.

— Милйшій генералъ! вскричалъ герцогъ.— Слышите, Ротвейль отрицаетъ.

— И я, ваше высочество, тоже отрицаю, лукаво улыбаясь, отвчалъ генералъ.

— Съ вашего высочайшаго позволенія, продолжалъ фонъ-Ротвейль:— полагаю, что появленіе привиднія прикрывало или любовную интригу, или же тенденціозную наглость.

— Вотъ какъ! проговорилъ герцогъ.

— Совершенно врно, подтвердилъ генералъ.

— Я прошу позволенія продежурить сегодня ночью здсь одному, заявилъ Ротвейль.

Поручикъ какъ-то особенно насмшливо посмотрлъ на говорившаго.

— Вы серьезно такъ полагаете? спросилъ герцогъ, частью обракованный, но частью все еще врившій въ семейное преданіе: — въ такомъ случа, господа, тутъ совершено преступленіе.

— Позвольте ваше высочество, продолжать тайное изслдованіе, съ низкимъ поклономъ сказалъ плацмайоръ.

IX.

Герцогъ тихо спустился съ лстницы, въ сопровожденіи генерала и гофмаршала, которыхъ милостиво отпустилъ около покоевъ принцессъ, своихъ дочерей.

Старикъ шелъ, сильно задумавшись, и ошибся дверью. Вмсто того, чтобы отворить двери въ покои своей старшей дочери Агнесы, онъ попалъ въ комнату придворной фрейлины, прелестной Елены фонъ-Рошъ.

Двушка лежала на диван и читала какой-то романъ. Увидавъ герцога, она вскочила, выронивъ книгу, и въ страшномъ испуг смотрла на старика.

— Ваше высочество! шептала она.

— Извините, тысячу разъ извините! ошибся дверью, сказалъ герцогъ, уходя.

— Вотъ что значитъ имть нечистую совсть: всего пугаешься! прошептала двушка по уход герцога.

Она подошла къ окну и увидала проходившаго поручика фонъ-Рейхерта, который, приложивъ палецъ къ губамъ и не глядя на нее, исчезъ между деревьями парка.

Между тмъ герцогъ пришелъ къ своей старшей дочери.

Принцесс Агнес было лтъ подъ тридцать, но лицо ея сохранило юношескую свжесть. Она была высокой статной блондинкой, не красавицей, но хорошенькой и стройной. Глаза ея могли считаться опасными для мужчинъ. Принцесса, кром того, была особа начитанная и музыкантша, и будь она простою смертною, то была бы счастливой женой хорошаго мужай положительно счастливе, чмъ теперь, будучи дочерью мелкаго герцога, съ небольшимъ состояніемъ, огромными претензіями и родовыми предразсудками.

Въ качеств чистокровной дочери царствующаго принца, она, изъ честолюбія и гордости, отказалась отъ нсколькихъ партій и ждала, но напрасно, что ей предложитъ руку, корону и престолъ кто нибудь изъ королей, а въ ожиданіи этого сдлалась старой двой. Ея неудовлетворенное сердце однажды взбунтовалось, отмстило за себя, и женщина взяла верхъ надъ принцессой:— принцесса Агнеса влюбилась въ гвардейскаго офицера. Любовь началась на льду, во время катанья въ конькахъ, двадцати-двухъ-лтняя двушка до такой степени влюбилась въ смлаго офицера, что, отбросивъ въ сторону всякую осторожность, не только переписывалась съ нимъ и вызывала на свиданія, но непремнно хотла выйти за него замужъ. Влюбленные встрчались потихоньку по вечерамъ въ замк, въ длинныхъ темныхъ коридорахъ или на нсколько минутъ въ парк… Поцлуй, пожатіе руки, слово или какой нибудь знакъ, и влюбленная чета боязливо разбгалась. У офицера лошадь стояла въ конюшн не разсдланной, и когда принцесса вызжала верхомъ съ берейторомъ въ одни ворота, офицеръ вызжалъ тотчасъ же въ другія, берейторъ отсылался, и влюбленные уходили въ лсъ.

Эти золотые дни шли такимъ образомъ, пока наконецъ преступленіе не было открыто. Проболтался объ этомъ какой-то лсничій, неслыханная вещь дошла до свднія герцога: влюбленный офицеръ былъ изгнанъ изъ страны, принцесса Агнеса получила отъ руки взбшеннаго папаши дв самыя обыкновенныя пощечины, была посажена на дв недли у себя въ комнат, и три мсяца караулъ не отдавалъ ей чести.

Бдная принцесса и плакала, и горевала, слегла въ постель, не хотла вставать, и говорила, что отказывается отъ всего и выдетъ замужъ за своего поручика, но затмъ успокоилась, създила въ Италію и вернулась прежней принцессой. Она отказала еще нсколькимъ женихамъ, находя, что они ей не пара, читала, занималась музыкой и прозябала.

Герцогъ наклонился къ своей любимиц и поцловалъ ее въ лобъ. Онъ сталъ утшать ее, позволилъ ей не являться къ обду и общалъ произвести строжайшее слдствіе и раскрыть, кто такъ сильно напугалъ его любимицу. При этомъ онъ разсказалъ, что попалъ къ Елен фонъ-Рошъ и что генералъ и плацмайоръ не врятъ въ привидніе.

На слдующій день мигрень принцессы прошелъ, гренадеры были освобождены изъ подъ ареста, мсто въ стн, куда попала пуля, заново замазано и закрашено, и члены герцогской фамиліи перестали говорить о привидніи. Только въ город еще толковали о немъ.

X.

Неподалеку отъ площади, въ старинномъ, но заново отдланномъ дом, съ высокими зеркальными окнами, жилъ въ первомъ этаж тайный совтникъ фонъ-Бессингъ, прусскій посланникъ.

Къ вечеру 1-го января, когда весь городъ былъ взволнованъ сенсаціонными происшествіями, въ уютной красивой комнат этого дома сидли около камина Бессингъ и Санновъ.

Сапновъ и Бессингъ были старыми пріятелями, и нердко бесдовали за чашкой кофе и сигарой.

— Моя брошюра, продолжалъ Бессингъ:— о положеніи политическихъ партій въ Германіи обратила на меня вниманіе графа

Бисмарка. Онъ послалъ меня сюда съ тмъ, чтобы я только наблюдалъ, что тутъ длается, но сколько ни наблюдаю, я многаго понять не могъ. Герцогъ, имя подъ бокомъ палату, содержитъ свой личный полкъ, онъ бденъ и разоряется еще боле, онъ протестантъ, а между тмъ католической церкви предоставляетъ большую свободу, чмъ протестантской, самъ никогда не охотится, а платитъ за содержаніе охоты безумныя суммы, и разоряетъ ради этого крестьянъ.

— И такъ дале, со вздохомъ заключилъ Санновъ: — понять это можетъ только тотъ, кто здсь выросъ. Ты очень ошибаешься, если думаешь, что страною здсь управляетъ герцогъ. Ничуть не бывало! всмъ управляетъ Феличита, злая фея Личита. Сюда ко двору она пріхала въ пятидесятыхъ годахъ и не привезла съ собою и дюжины рубашекъ. Она говорила чистымъ внскимъ нарчіемъ и потому произвела глубокое впечатлніе на герцога и его дворъ. Герцогъ всегда былъ расположенъ къ Австріи, а потому особенно расположенъ и къ сторонниц ея. Дло безъ ревности, конечно, не обошлось, но герцогин съумли доказать, что ревность ея не иметъ основанія. Спустя нкоторое время, Феличита выписала себ изъ Вны кузена фонъ-Барденштейна, постоянно катавшагося верхомъ съ герцогиней и дорого обходившагося стран, а потомъ выписала втораго кузена фонъ Гесница, весь багажъ котораго былъ завернутъ въ носовомъ платк. Сама Феличита испугалась его крайней бдности, и постаралась принарядить кузена и пересадить его поближе къ герцогу, гд новое растеніе тотчасъ же пустило корни и начало процвтать. Феличита — природная интриганка, суетъ носъ свой во вс горшки, и не пренебрегаетъ никакими средствами. Тогда былъ отставленъ достойный гофмаршалъ фонъ-Боденштейнъ и многіе другіе. Прізжіе австрійцы забрали въ руки вс бразды правленія и прямо стали высказываться противъ Пруссіи.

— Князь Бисмаркъ, отправляя меня сюда, сказалъ, чтобы я больше обращалъ вниманія на настроеніе народа, чмъ на толки при двор, замтилъ Бессингъ.

— А народъ расположенъ къ Пруссіи и ненавидитъ все австрійское. Я вполн сочувствую народу въ его любви къ Пруссіи, хотя мн нердко приходится терпть отъ этого.

— Ты съ какой-то грустью говоришь объ этомъ, Фрицъ, сказалъ Бессингъ.

— Еще бы, семейство моей невсты — приверженцы герцогскаго двора, и мн приходится слушать много нелпостей.

— Противъ этого я знаю только одно средство: женись скоре и вырви свою невсту изъ консерваторскаго гнзда.

Разговоръ о невст Фрица заставилъ Гуго задуматься. Онъ задумался о Валеріи. Онъ не забылъ еще прелестной, гордой двушки, свиданіе съ которой было для него вещью въ высшей степени тягостной, такъ какъ въ немъ вспыхнули вс старыя чувства и старая обида. Она пренебрегла имъ изъ какихъ-то узкихъ предразсудковъ, и жила теперь здсь, возбуждая презрніе и боязнь, какъ любовница принца Александра, для него на вки потерянная!

Бессингу легче было бы, еслибы она изъ любви предпочла ему кого нибудь другаго. Но онъ не могъ не замтить, какъ она покраснла при вид его, какъ она взволновалась, когда онъ заговорилъ съ нею. Его душевная рана снова открылась. Она отвергла его, не смотря на то, что любила, и это казалось ему непонятнымъ. Но всего боле убивала его мысль, что Валерія предпочла блестящій позоръ тихому счастью.

Онъ нашелъ Валерію очаровательне, чмъ когда либо, и сердце его замирало при вид ея. Неужели она могла предпочесть грубаго и къ тому же женатаго человка только потому, что онъ принцъ крови?

Бессингъ сильно сталъ мшать щипцами въ камин, точно на невинныхъ угляхъ хотлъ выместить свою досаду.

Санновъ, не замчая задумчивости Бессинга, продолжалъ между тмъ:

— Что это за комедія съ сегодняшнимъ появленіемъ срой принцессы и воронъ! Вдь вся Германія расхохочется надъ нами. Повришь-ли, что при двор врятъ въ эти предсказанія? Тотчасъ же посл пріема, во дворц производилось слдствіе, и одинъ изъ придворныхъ лакеевъ прямо сказалъ, что это было не привидніе, а кто-то въ бломъ плать сбжалъ съ лстницы. Моя будущая теща говоритъ, что такое заявленіе — настоящая профанація.

— Что же можетъ быть проще такого объясненія, замтилъ Бессингъ.

— Конечно, но я все-таки не врю тому, что говорятъ въ город, что это блое привидніе была прелестная Валерія, приходившая на свиданіе къ принцу Александру.

Щипцы вывалились изъ рукъ Бессинга и кровь бросилась ему въ лицо.

— Какая отвратительная клевета! вскочивъ, крикнулъ онъ.

Санновъ никакъ не подозрвалъ, какую бурю подняли слова его въ груди друга, такъ какъ онъ не зналъ о склонности его къ Валеріи фонъ-Боденштейнъ. Не замчая его страшнаго волненія, онъ продолжалъ:

— Принцъ Александръ иметъ обыкновеніе, посл домашнихъ сценъ между имъ и его жалкой женой, переселяться на нкоторое время въ другое помщеніе. Съ этимъ обыкновеніемъ и соединяютъ ночное явленіе. Но я справлялся и узналъ, что принцъ въ послднее время, то. есть, вчера вечеромъ, не выходилъ изъ своего замка.

— Жалкая сволочь, съ отчаяніемъ проговорилъ посланникъ, подходя къ. окну и прислоняясь горячей головой къ холодному стеклу. Валерія точно живая представилась ему такой, какой онъ видлъ ее у сестры на бал, скромной, застнчивой… Неужели въ нсколько лтъ она дошла до этого?… Неужели онъ обманывался въ ней? Сердце его подсказывало ему, что она невинна, и онъ готовъ былъ уничтожить всякаго, кто осмливался оскорблять даму его сердца.

— Я знаю, кто распускаетъ такую клевету, продолжалъ Санновъ:— и вс это знаютъ, но тмъ не мене находятъ удовольствіе грязнить двушку. Хотя, надо сказать правду, она сама подаетъ поводъ къ толкамъ, и вс, кто зналъ покойнаго гофмаршала, жалютъ объ этомъ. Теб, какъ посланнику, не мшало бы интересоваться Валеріей, такъ какъ многіе считаютъ ее будущей второй женой принца Александра. Принцъ до такой степени дурно обходится съ своей женой, что принцесса Генріета поклялась, что, при первомъ же благопріятномъ случа, она потребуетъ развода. Теб не мшало бы сойтись съ будущей герцогиней, тмъ боле, что принцъ изъ чувства противорчія клонится къ Пруссіи.

— Я уже слышалъ объ этомъ, сквозь зубы проговорилъ Бессингъ, не отходя отъ окна.— Я теб никогда не говорилъ, медленно продолжалъ онъ,— что я знакомъ съ фрейленъ фонъ-Боденштейнъ, и видлся съ ней нердко въ Берлин.

— Въ первый разъ слышу, отвчалъ Санновъ.

— Я встрчался съ нею на балахъ три года тому назадъ, тогда она была совсмъ еще молоденькой двушкой. Я слышалъ о томъ, что про нее говорятъ… поведеніе ея во всякомъ случа странно. Ей бы слдовало прекратить частыя посщенія принца, это слдовало бы сдлать въ особенности матери… Между нами будь сказано, я не возобновилъ здсь знакомства только вслдствіе этихъ странныхъ толковъ. Но въ одномъ только будь увренъ, Валерія не могла упасть такъ низко.

— Говорятъ, что она очень умная двушка и очень развитая… и, кром того, она хороша собою… Жаль, если это такъ.

— Тогда она была еще только распускавшимся цвткомъ… Но у нея честолюбивая мать… Будемъ надяться, что об такъ поступаютъ только по необдуманности.

Онъ отошелъ отъ окна и, снова свъ къ камину, сталъ мшать угли.

— Мн иногда страстно хочется вернуться въ Берлинъ. Мн душно здсь. Князь Бисмаркъ совершенно врно называетъ это герцогство ‘маленькимъ Китаемъ’.

— Это правда, что здсь душно, и что, кром оперы, ничего нтъ хорошаго.

Въ это время лакей доложилъ, что карета готова.

— Ты дешь въ оперу? спросилъ Санновъ.

— Да.

— Вотъ что я хотлъ еще спросить у тебя. Познакомился-ли ты съ придворнымъ парикмахеромъ, фаворитомъ герцога? Если нтъ, то непремнно познакомся, теб, какъ посланнику, это необходимо. Мосье Кюкопфъ можетъ оказать теб необыкновенныя услуги, если ты съумешь взяться за него.

— Да, я уже слышалъ о немъ.

— Вамъ, господамъ дипломатамъ, нельзя всегда ходить прямымъ путемъ, и не мшаетъ приглашать иногда придворнаго парикмахера для того, чтобы онъ вырзАлъ теб мозоли и въ это время разсказывалъ что нибудь.

— Къ сожалнію, у меня нтъ мозолей.

— Во всякомъ случа сведи съ нимъ знакомство, то есть съ отцомъ и съ дочерью Сеппи, за которой постарайся ухаживать, и въ особенности не жалй денегъ.

— Благодарю тебя, и непремнно исполню твой совтъ.

Они пожали другъ другу руки и вышли на улицу. Въ ту минуту, какъ Бессингъ садился въ карету, мимо прошелъ плацмайоръ, закутанный въ плащъ.

— Вотъ идетъ настоящій-то мазурикъ, проговорилъ Санновъ настолько громко, что можно было слышать.— Онъ ужь и въ школ-то никуда не годился.

Дверца захлопнулась и карета понеслась по ярко освщеннымъ улицамъ.

XI.

Герцогъ былъ страстный любитель театра, и потому въ X. былъ дйствительно хорошенькій театръ. Субсидія на него шла изъ личныхъ суммъ герцога, и потому герцогъ не пропускалъ ни единаго представленія. Вслдствіе этого, при двор считалось неприличнымъ не имть ложи или мста въ театр.

Цна мстамъ была баснословно низкая, но зато герцогъ требовалъ, чтобы въ театръ являлись въ парадныхъ туалетахъ, чтобы не смли апплодировать, пока онъ не подастъ знака, и никогда не смли бы шикать или свистать.

Когда прусскій посланникъ вошелъ къ себ въ ложу, театръ уже былъ полонъ. Онъ подошелъ къ эстрад, сдлалъ нсколько поклоновъ, которые тщательно были замчены, и слъ на свое мсто.

Замтивъ свою милую Валерію, онъ не могъ не вспомнить о словахъ Саннова, и сердце у него заныло. Ему очень хотлось еще разъ посмотрть на двушку, но зная, что каждое движеніе его здсь подмчается, онъ не взглянулъ, а только въ душ далъ себ слово завтра же побывать у оскорбленной двушки и хоть вниманіемъ своимъ доставить ей удовлетвореніе. Сегодня онъ не хотлъ быть у гофмаршальши, потому что визитъ посланника, въ первый день новаго года, всегда носитъ на себ оффиціальный характеръ, и потому неблагоразумно было бы подвергать Валерію еще большимъ толкамъ, при ея и безъ того неловкомъ положеніи.

Когда поднялся занавсъ и началось уже представленіе, въ одну изъ ложъ шумно вошли австрійскій посланникъ, графъ Зальцка, и обершталмейстеръ фонъ-Барденштейнъ. Они явились сюда прямо съ обда.

— А принцеса Агнеса врно еще не оправилась посл своего испуга, проговорилъ австрійскій посланникъ, увидавъ въ герцогской лож вмсто нея графиню Вольфскеленъ, въ сильно декольтированномъ плать.— Ну, эту Феличиту никакъ нельзя назвать красавицей.

— Но зато маленькая принцесса Тильда будетъ скоро такъ же хороша, какъ была хороша ея мать-герцогиня. Кто бы сказалъ это прежде, замтилъ фонъ-Барденштейнъ.

— Взгляните-ка, дорогой графъ, насмшливо проговорилъ гофмаршалъ:— нсколько повыше, тамъ тоже сидитъ красавица.

— Дйствительно, Сеппи красивйшая женщина изъ всего X..! съ жаромъ возразилъ Зальцка.— Но что вамъ до нея за дло?

Фонъ-Гесницъ толкнулъ обершталмейстера подъ бокъ и какъ-то странно улыбнулся.

Наверху, въ лож, сидла Жозефина Кюкопфъ, дочь знаменитаго придворнаго парикмахера. Всмъ было извстно, что графъ Зальцка сильно строилъ ей куры. Многіе даже говорили, что онъ и господинъ фонъ-Ротвейль, плацмайоръ, оба сильно влюблены въ эту красавицу, не обращавшую на нихъ вниманія.

Въ маленькомъ городишк съ его сплетнями разсказывались всевозможныя исторіи объ этомъ графскомъ увлеченіи.

— Какой красивый мужчина этотъ фонъ-Бессингъ, замтила герцогиня, взглянувъ на ложу посланника.

— Потсдамскій гвардеецъ, грубымъ, почти мужскимъ голосомъ возразила Феличита:— настоящій выскочка.

Нсколько поодаль, въ углу ложи, сидла принцесса Тильда. Младшая дочь герцога Франца была прелестная двушка, довольно высокая, стройная, свженькая, съ прелестными темными волосами и темными глазами.

Когда графиня произнесла свое замчаніе, она взглянула на нее, и ясно увидала, что принцесса несогласна съ ея замчаніемъ.

— Во всякомъ случа, мы должны быть благодарны князю Бисмарку, задорно продолжала графиня, — что онъ прислалъ къ намъ такое красивое ничтожество… большой пустой футляръ… настоящаго статиста.

Затмъ она взглянула на другую ложу и многозначительно прибавила:

— А вотъ и его высочество, принцъ! и одинъ.

— Посмотрите, какъ онъ глядитъ на нее, прошептала герцогиня.

— Да, да, онъ пожираетъ ее глазами, злобно сказала графиня, глядя на принца Александра, дйствительно не спускавшаго глазъ съ Валеріи.— А принцесса Генріета опять нездорова?

— Она, говорятъ, посылала за докторомъ.

Въ верхнемъ ярус рыжая Сеппи непремнно хотла показать графу Зальцка, что она не обращаетъ на него вниманія, и не сводила своего бинокля съ прусскаго посланника, не подозрвавшаго даже, что онъ обратилъ на себя вниманіе рыжей красавицы въ черномъ вырзномъ плать, съ короткими рукавами и съ зеленой лентой на рыжихъ волосахъ.

Во время втораго акта, въ лож прусскаго посланника появился синій фракъ барона фонъ Гримменштейна и до конца спектакля оставался тамъ.

— Посмотри-ка наверхъ, сказалъ Бессингу Санновъ, тоже сидвшій у него въ лож:— тамъ сидитъ рыжая Сепни.

— Та, о которой ты мн говорилъ сегодня?

— Она и есть. Дочь парикмахера. Вишь, плутовка, она замтила, что мы говоримъ о ней. Не мудрено, что она такъ опытна: весь свтъ ухаживаетъ за ней, твой коллега, графъ Зальцка, говорятъ, сильно вздыхаетъ, только тщетно.

— Какое оригинальное лицо! отвчалъ Бессингъ, посмотрвъ въ бинокль на Сеппи.

— Поздравляю тебя, возразилъ ему на это пріятель,— ты положительно произвелъ на нее впечатлніе.

XII.

На слдующее утро прусскій посланникъ явился къ принцесс Генріет, и на этотъ разъ былъ принятъ ею.

Бессингъ почувствовалъ глубокое сожалніе при вид блдной и разстроенной принцессы. Всмъ были извстны ея отношенія къ мужу, который, вовсе не стсняясь, отвратительно обращался съ нею.

Принцесса выразила сожалніе, что вчера не могла, по нездоровью, принять посланника.

— Новый годъ начался скверно, продолжала она:— кажется, со всхъ сторонъ скопляются тучи и начинаетъ гремть громъ.

Дипломатъ прямо посмотрлъ въ лицо принцессы.

— Громъ точно начинаетъ гремть, возразилъ онъ,— но будь те уврены, ваше высочество, что со стороны моего короля все будетъ сдлано для сохраненія мира, все, что можетъ быть сдлано, не оскорбляя чести Пруссіи.

— Я охотно врю вамъ, отвчала принцесса Генріета:— я уврена въ добрыхъ намреніяхъ короля Вильгельма, но у васъ въ стран есть врагъ, а именно оппозиція. Вс думаютъ, что Пруссія слаба, такъ какъ у нея открытыя внутреннія распри.

Не усплъ Бессингъ отвтить на это, какъ отворилась дверь и вошелъ принцъ въ панталонахъ, обшитыхъ внизу кожей и замазанныхъ грязью, съ хлыстомъ въ рукахъ.

Его худое, некрасивое лицо, мало украшаемое рдкой бородой, было сегодня красне обыкновеннаго, а глаза казались еще свтле, чмъ всегда. Бессингъ всталъ и низко поклонился, принцесса Генріета бросила на мужа быстрый взоръ, невольно сверкнувшій ненавистью. Она, зная этого человка лучше другихъ, не могла не презирать и не ненавидть его. Нсколько сгорбившись и согнувъ колни, но гордо закинувъ голову назадъ, подошелъ онъ къ посланнику, подозрительно глядя на него.

— Ахъ! это вы, тайный совтникъ! а я думалъ, что кто нибудь изъ скучныхъ гостей… Вы… это дло другое.

Онъ говорилъ отрывисто и картавя.

— Садитесь… не безпокойтесь!.. Вотъ теб письма… поздравленія съ новымъ годомъ. Все глупости!

Онъ досталъ изъ задняго кармана своего зеленаго, сильно поношеннаго, сюртука кучу бумажекъ и конвертовъ, и положилъ ихъ на столъ около жены.

Съ изумленіемъ замтилъ Бессингъ, что большая часть писемъ была распечатана.

— Благодарю, отвчала принцесса, и переложила письма на диванъ.

— Ну, что новенькаго? продолжалъ принцъ Александръ, безъ церемоніи развалясь въ кресл.— Прошу извинить за мой костюмъ, но грязь такая, что и сказать нельзя… Гд же дти?

— У себя въ комнат. Графиня Дингельштетъ можетъ привести ихъ?

— Нтъ, зачмъ же. Ну что же, еще ничего не слыхали, что думаютъ о знаменитомъ привидніи въ Берлин?.. Diable, вздумало прогуливаться около моихъ комнатъ. Вотъ я ему покажу! Узнаетъ меня… Въ будущую субботу наврное попадемъ вс въ Кладдерадачъ!.. А графъ Бисмаркъ… Что надо?

— Баронъ фонъ-Гримменштейнъ покорнйше проситъ позволенія освдомиться о высочайшемъ здоровь принцессы, доложилъ лакей.

— Просите сюда барона, поспшно сказала принцесса, прежде чмъ мужъ ея усплъ отвтить.

Съ свойственной ему непріятной манерой, откинулъ принцъ назадъ голову и грозно взглянулъ на жену. Онъ долженъ былъ сдержаться въ присутствіи посланника, но быстро всталъ.

— Скучный старый болтунъ!.. Извините… je me sauve.

Онъ милостиво протянулъ посланнику два пальца, кивнулъ жен и вышелъ въ дверь въ ту самую минуту, какъ въ другую входилъ баронъ.

У Бессинга точно камень свалился съ души, когда вышелъ противный мужъ такой очаровательной жены. Принцесса тоже перевела духъ и пошла на встрчу старому барону.

Бессингъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы откланяться. Принцесса осталась вдвоемъ съ Гримменштейномъ.

Старикъ поцловалъ руку принцессы, и съ искреннимъ чувствомъ посмотрлъ на прелестную женщину.

— Позвольте, ваше высочество, поздравить васъ съ новымъ годомъ, проговорилъ онъ,— и пожелать вамъ новаго счастья.

— Счастья? съ горечью повторила молодая женщина.

Старикъ носилъ принцессу на рукахъ, онъ зналъ ее съ дтства, и теперь не могъ безъ волненія смотрть на ея лицо, по которому потекли слезы.

— Ваше высочество! вскричалъ онъ.— У васъ здоровыя, прелестныя дти, сами вы пользуетесь здоровьемъ, уваженіемъ, совсть у васъ спокойна… вы уважаете себя.

— Позвольте… замолчите!.. вы сами не знаете, что вы говорите… Уважаю себя… уважаю! вскричала принцесса, зарыдавъ.

— Ваше высочество! ваше высочество! шепталъ растерявшійся старикъ.

— Уважаю себя!.. да вдь это насмшка, баронъ Гримменштейнъ. Будь я мужчиной, такъ я знала бы, что длать.

Не усплъ растерявшійся баронъ отвтить что либо, какъ принцессы уже не стало въ комнат, и вмсто нея на порог появилась графиня Дингельштетъ.

— Ради Бога, графиня, сказалъ онъ, быстро подходя къ ней: — что я надлалъ, что тутъ происходитъ?

Графиня пристально посмотрла на него, и точно колебалась, но наконецъ ршительно сказала:

— Можетъ быть, вы можете посовтовать что нибудь, баронъ.

— Приказывайте, графиня, я къ вашимъ услугамъ, отвчалъ онъ отъ души.— Я зналъ ея мать, принцессу Марію, былъ молодъ вмст съ ея бабушкой… Присутствовалъ на ея крестинахъ, не разъ носилъ ее на рукахъ! За счастье ея я готовъ пролить кровь свою. Говорите же… чмъ могу я помочь?

Графиня перестала колебаться и позвала барона въ смежную комнату.

— Слушайте, сказала она:— и судите сами.

— Слушаю, графиня!

Они сли и графиня начала вполголоса.

— Это было третьяго дня, во время обда. Принцъ былъ страшно не въ дух… можетъ быть, онъ поссорился съ фрейленъ фонъ-Боденштейнъ.

Фонъ-Гримменштейнъ хотлъ что-то возразить, но откашлялся и замолчалъ.

— Онъ приказалъ, чтобы дти были приведены къ столу, и началъ браниться, зачмъ маленькая принцесса не захотла говядины… при этомъ, конечно, посылалъ шпильки своей жен. Такъ какъ принцесса молчала, то онъ сердился все боле и боле. За десертомъ маленькій принцъ употребилъ какое-то самое вульгарное выраженіе, вроятно услышанное имъ у прислуги… Принцъ заявилъ, что ребенокъ могъ выучиться такому выраженію только у матери, которая, какъ извстно, выросла безъ всякаго призора.

— Ужасно! невроятно! вскричалъ старикъ.

— На это принцесса Генріета отвтила только: ‘Не теряйте своего достоинства, ваше высочество’. Тутъ онъ вышелъ изъ себя!… Мы увели поскоре дтей, а онъ прибилъ ее! Мы съ гофмаршаломъ слышали, какъ онъ билъ, и затмъ, красный отъ злости, выбжалъ вонъ.

— А принцесса Генріета? едва слышно отъ волненія проговорилъ старикъ.

— Когда я вошла, она сидла блдная у камина и смотрла на огонь. Она не плакала и ни слова не говорила, только не велла мн уходить.

— Надо положить этому конецъ! сказалъ баронъ:— это вдь ужь слишкомъ.

— Конецъ… да… Но какимъ же образомъ? Она молчитъ, но я вижу, что она ршилась на что-то.

— Надо положить конецъ… Въ брак всего священне дти… невинныя маленькія созданія… Необдуманный поступокъ можетъ отозваться на будущемъ поколніи. Разрыва допускать не слдуетъ…

— Молчите… Принцесса идетъ…

Оба бесдующіе встали и подошли къ окну.

— Надо полагать, что нынче будетъ плодородный годъ, заговорилъ баронъ.

Въ это время въ комнату вошла принцесса.

XIII.

— Баронъ Гримменшейнъ.

— Вашъ покорнйшій слуга, ваше высочество.

Старикъ ушелъ вслдъ за принцессой, а графиня Дингелыптетъ сла у окна и стала смотрть на улицу. Звукъ голосовъ чуть-чуть доносился до нея. Въ сосдней комнат стоялъ старый баронъ передъ принцессой, сидвшей въ кресл. Онъ видлъ, какъ блдной принцесс трудно было ршиться говорить съ нимъ.

— Баронъ фонъ-Гримменштейнъ!

— Ваше высочество?

Она повернулась и посмотрла на него, глаза ея были полны слезъ.

— Вы были другомъ моего покойнаго отца,— едва слышно начала она.

— Да, я горжусь тмъ, что былъ его другомъ,— сказалъ старикъ.

— Хотите быть и моимъ другомъ, хотите?

Она взяла его за руку.

— Хочу, ваше высочество, я готовъ отдать жизнь свою, только бы вы были счастливы, проговорилъ глубоко тронутый старикъ.

— Баронъ! у васъ есть дочь… Мн нуженъ вашъ совтъ’.. Помогите мн… Скажите, что мн длать?… Клянусь вамъ Богомъ, такъ жестоко наказующимъ меня, что несчастне меня нтъ на свт женщины! Я не могу боле выносить такой жизни!

Послднія слова точно невольно вырвались у нея изъ груди, которая стала высоко подниматься.

— Не волнуйтесь такъ… не говорите боле, я все знаю. Еслибы вы были моей дочерью, я по чистой совсти спросилъ бы васъ: все-ли вы длали, что можно было сдлать, чтобы улучшить ваше положеніе?

— Все… все!… съ отчаяніемъ вскричала принцесса Генріета.

— Ну, такъ вотъ что я скажу вамъ, ваше высочество, продолжалъ онъ:— чмъ выше человкъ стоитъ въ жизни, тмъ боле обязанностей несетъ онъ на себ, стоя на возвышеніи, человкъ виденъ со всхъ сторонъ. Все будущее, спокойствіе цлой жизни, счастье дтей зависитъ отъ сознанія своей невинности… отъ терпнія…

Принцесса подняла руки и съ жаромъ проговорила:

— Я терпла долго, но дале терпть не могу.

— Ваше высочество! не волнуйтесь. Вы, конечно, терпли, прощали, но противодйствовали-ли вы?

— Я не понимаю васъ. Я обращалась къ своему деверю, герцогу, я, не теряя женскаго достоинства, объяснилась съ мужемъ, но поврьте мн, что тигръ не можетъ быть такъ жестокъ, какъ принцъ.

— Но вдь у васъ дти, ваше высочество!

— Бдныя, бдныя дти! несчастныя созданья! рыдая, говорила принцесса.

— Ну, такъ вотъ видите: ради этихъ дтей, вы не должны и помышлять о развод до тхъ поръ, пока не испробуете всхъ средствъ жить хорошо и безъ него. Вы подумайте о ихъ будущемъ… о вашемъ будущемъ, объ уваженіи…

— И это… это вашъ совтъ, баронъ Гримменштейнъ? закричала несчастная женщина, вн себя отъ горя и гнва.— Какъ, баронъ Гримменштейнъ, вы совтуете мн, какъ посовтовали бы своей дочери, остаться съ такимъ музеемъ, посл всего того, что здсь случилось? Нтъ, никогда! И будь я послдняя женщина…

— Прошу васъ, ваше высочество, успокойтесь, почти съ испугомъ проговорилъ старикъ.

— Такъ вы не знаете всего, что я терплю!

— Знаю, ваше высочество, знаю все. Но повторяю, что бжать отъ мужа еще рано. Правило прощать обиды — не всегда удобоисполнимое правило. Отчего вы не дйствуете, когда жизнь становится вамъ уже невыносимой?

— Что же мн длать?

— Не забывайте, ваше высочество, что теперь я говорю съ своей дочерью. Вы сильне своего мужа.

Молодая женщина въ недоумніи посмотрла на старика.

— Вы совтуете мн не уступать? прошептала она.

— Ни въ чемъ. Я знаю, что вы сильне его.

Черезъ нсколько минутъ принцесса осталась одна и въ изнеможеніи опустилась на кресло.

XIV.

— Тайный совтникъ фонъ-Бессингъ!

Валерія, сидвшая у своего мольберта и до такой степени углубившаяся въ свою работу, что не слыхала, какъ вошелъ лакей, обернулась къ нему, и, услыхавъ его слова, быстро встала съ табурета. Пріятно удивленная, но вмст съ тмъ и испуганная, взглянула она на него, положила палитру и кисть, и бросилась къ зеркалу. Изъ устъ ея вырвалось едва слышное: ‘наконецъ-то!’ Она быстро поправила волосы, еще боле испугалась, увидавъ, какъ блдна, и, стараясь заглушить біеніе своего сердца, проговорила:

— Просите тайнаго совтника и доложите о немъ гофмаршальш.

Съ этими словами она ушла въ сосднюю комнату, чтобы хоть немного оправиться. Комната была пуста, когда Бессингъ вошелъ въ нее и, остановившись, съ удивленіемъ осмотрлся.

Онъ исполнилъ свое ршеніе сдлать визитъ, но желая придать ему частный характеръ, онъ пришелъ пшкомъ. У него тоже страшно билось сердце, вслдствіе двоякой причины, а именно: чмъ дольше смотрлъ онъ на богатое убранство комнатъ, тмъ мрачне становился.

Онъ никогда не переставалъ любить ее, и теперь эта роскошь огорчала его. Валерія развязно вышла къ своему бывшему поклоннику, она успла только снять передникъ и почистить свое простое, черное рабочее платье, которое очень шло къ ней, въ особенности теперь, когда она была такъ блдна и взволнована. Бессингъ поклонился съ извиненіемъ, что явился только сегодня, но что раньше онъ не могъ, такъ какъ слишкомъ былъ занятъ на служб.

— Лучше поздно, чмъ никогда, отвчала Валерія, стараясь принять веселый, беззаботный тонъ.— Прошу садиться, мать моя сейчасъ выйдетъ.

Бессингъ опустился на указанный ему стулъ противъ свта, въ то время, какъ Валерія сла въ тни.

— А я то думала, что посланнику при здшнемъ двор совсмъ ужь нечего длать, улыбаясь, продолжала она:— видите, какъ можно иногда ошибаться.

Она замтила, что онъ смущенъ и мняется въ лиц.

— Какъ ни ничтоженъ мой постъ, но дла мн все-таки довольно, въ особенности, если серьезно смотрть на свою обязанность, отвчалъ онъ, ставя шляпу около себя на коверъ. Взоръ его упалъ на роскошный букетъ въ ваз, стоявшей на столик какъ разъ противъ него. На этотъ разъ покраснла Валерія.

— Прошу извинить меня, что я принимаю васъ въ такомъ простомъ рабочемъ туалет, торопливо продолжала она:— не смотря на то, что мы такъ давно ждемъ васъ, вы все-таки застали меня врасплохъ.

— Вы очень любезны, фрейленъ, отвчалъ Бессингъ, не переставая пристально смотрть на букетъ.

— Я сидла за своимъ ежедневнымъ занятіемъ, и сняла только свой фартукъ, чтобы достойнымъ образомъ принять васъ, поэтому-то я невольно и заставила васъ ждать.

— Вамъ не слдовало церемониться со мною.

— Когда въ слдующій разъ вы сдлаете намъ честь и пожалуете къ намъ, то общаю вамъ боле не церемониться.

— Вы рисуете цвты? спросилъ Бессингъ и въ смущеніи раз сматривалъ свои перчатки.

— Ахъ, нтъ! Я не думала, чтобы вы до такой степени забыли художественныя попытки двочки, которую удостоивали когда-то вашимъ вниманіемъ. Впрочемъ, это было уже такъ давно.

— Позвольте, покраснвъ, проговорилъ Бессингъ.— Тогда вы еще учились… и, кром того, говоря откровенно, я только одинъ разъ видлъ ваше произведеніе…

— Ахъ, знаю, знаю… вы видли ту ужасную картину, что я подарила Маріи къ праздникамъ, копію пастуха изъ Кампаніи. Ахъ, пожалуйста, не говорите объ этомъ, а скажите мн лучше, нравится-ли вамъ здсь?

Бессингъ отвчалъ какъ-то сухо, холодно. Богъ знаетъ отчего, дипломату никакъ не удавалось говорить свободно и весело, какъ говорила Валерія, которая снова навела разговоръ на изящныя искусства и наконецъ на живопись.

— Этотъ букетъ, сказала она, присланъ къ новому году, еслибы я была въ состояніи воспроизвести его во всей крас, то могла бы считать себя великой художницей. Но я, къ сожалнію, простая копировщица.

Говоря это, она взглянула на него не только серьезно, но даже печально, въ ея взор и голос послышался даже какой-то упрекъ.

— Такъ какъ я, посл того пастуха, не видалъ вашихъ произведеній, то…

— То вы сомнваетесь въ моихъ словахъ… Вы думаете, что я черезъ чуръ скромна.

— Нтъ, нтъ, только я лишенъ возможности судить.

— Ну, такъ потрудитесь взглянуть, отвчала она, вставая и приглашая его за собой.

Бессингъ подошелъ къ мольберту… Валерія не спускала съ него глазъ. На мольберт стояла большая, почти оконченная картина, копія съ прелестной венеціанки Джіованни Савольдо, изъ берлинскаго музея.

— Дйствительно, вскричалъ Бессингъ, съ удивленіемъ глядя на картину:— вы несправедливы къ себ, вы, фрейленъ, настоящая художница!

Въ его возглас слышалась радость и искренность, Валерія была такъ довольна, что покраснла. Юная улыбка озарила ея лицо, тотчасъ же принявшее снова серьезное выраженіе.

— Нтъ, нтъ, я не художница, герръ фонъ-Бессингъ. Рисуя по стольку разъ одно и то же, нарисуешь наконецъ и хорошо.

Онъ посмотрлъ на нее, не понимая ни тона ея голоса, ни словъ.

— Вы смотрите вопросительно… и точно удивлены? Я не стану скрываться отъ васъ. Я думаю, вы отъ сестры своей слышали, какъ плохи наши обстоятельства. Тогда, конечно, я была еще ребенкомъ… слишкомъ гордымъ, чтобы сознаться въ этомъ, такъ какъ бдность казалась мн позоромъ и конфузила меня… или, лучше сказать, она заставляла меня заноситься… но съ годами я убдилась, что трудиться не позорно.

Говоря такимъ образомъ, Валерія прямо и осмысленно глядла на покраснвшаго посланника, страшно взволнованнаго и ловко обойденнаго ею. Она очень хорошо видла и въ душ радовалась, что двусмысленныя слова, объясняющія ея прежнюю холодность, прямо проникли ему въ душу.

— Хотите, я покажу вамъ свою мастерскую? улыбаясь, продолжала она.

— Я дйствительно не совсмъ понимаю, фрейленъ. Тогда я, конечно, слышалъ нчто въ этомъ род… но теперь, когда герцогъ милостиво принимаетъ вашу матушку ко двору… проговорилъ Бессингъ, съ холоднымъ потомъ на лбу.

— Ну, эта милость намъ только въ тягость, рзко возразила Валерія, принимая шуточный тонъ:— надяться на себя гораздо спокойне.

Она пошла впередъ, взоромъ приглашая его слдовать за собою, и вошла въ смежную комнату.

— Вотъ, можете увидть сами, сказала она, указывая рукой,

— Бессингъ нершительно заглянулъ и остановился, какъ прикованный на порог.

— Да… въ самомъ дл! невольно проговорилъ онъ.

По стнамъ почти пустой, и только однимъ узкимъ окномъ освщенной комнаты, стояло отъ шести до восьми еще не совершенно оконченныхъ венеціанокъ, а дв оконченныя были уже въ рамахъ. Бессингъ совершенно смутился при вид этой галлереи, или мастерской, то, что онъ ощущалъ, было ясно видно на его лиц.

— Живопись кажется мн привлекательне другихъ женскихъ работъ, привлекательне, интересне и выгодне. Не смотря на то, что въ настоящемъ случа она является ремесломъ, я все-таки занимаюсь ею съ наслажденіемъ и, кром того, могу не сидть сложа руки.

Все это Валерія говорила тихо, ласково и доврчиво, а Бессингъ то смотрлъ на нее, то на картины, и не находилъ словъ, чтобы отвтить.

— Для двушки, воспитанной въ такомъ баловств, въ какомъ была воспитана я, трудно лишать себя извстнаго, весьма дорогаго комфорта — хорошей уютной комнаты, напримръ, прислуги, мста въ театр, продолжала она: — и на все на это я имю съ своихъ картинъ… Да… мн вдь платятъ недурно… я получаю отъ тридцати до пятидесяти талеровъ за одну головку, а въ мсяцъ я пишу дв, иногда и три головки.

— Да можетъ-ли это быть? сказалъ наконецъ Бессингъ и еще боле сконфузился.

— Очень просто, отвчала Валерія, нарочно не желавшая его понять. Когда я ходила въ Берлин къ своему профессору, то черезъ одну изъ ученицъ я узнала, что ‘Подъ Липами’ есть купецъ, покупающій этюды начинающихъ художниковъ. Такимъ образомъ можно было, по крайней мр, окупать полотно и краски. Потомъ онъ начиналъ платить подороже, но мр того, какъ художникъ совершенствовался. Эти картины идутъ сотнями въ Россію и Америку, какъ мн говорили, бывали примры, что знаменитые мастера, на всъ золота, покупали свое мазанье, только бы оно не гуляло по свту.

Грудь Бессинга высоко поднималась отъ стыда и сожалнія… несомннно онъ вдвойн напрасно обвинялъ Валерію. Объясненіе, высказанное ею, почему она отдалялась прежде отъ него, не произвело на него такого впечатлнія, какъ это доказательство, что гордая двушка работала изъ-за денегъ. Онъ былъ тронутъ, и упрекалъ себя въ глубин своего добраго сердца. Кром того, въ этомъ обстоятельств онъ усматривалъ еще оправданіе другаго рода. Будь Валерія дйствительно любовницей принца Александра, то ей, конечно, не нужно было бы рисовать дюжинами картины, вслдствіе этого, доброе сердце его находилось въ большой опасности. Бессингу и въ голову, конечно, не приходило, что она могла обманывать его. Онъ хотлъ, въ теплыхъ словахъ, высказать ей свое уваженіе и пріязнь, какъ вошла госпожа фонъ-Боденштейнъ и помшала ему.

Мать прелестной дочери приняла гостя очень натянуто и очень сухо, и сильно нахмурила брови, увидавъ, что Валерія съ перваго же раза отнеслась къ нему такъ доврчиво. Она въ послднее время замтила, что дочь обращаетъ на стараго знакомаго больше вниманія, чмъ было бы желательно, она боялась, что Валерія, знакомствомъ этимъ, хочетъ положить непреодолимую преграду между принцемъ и собою. Вчера, во время визита принца, она была замтно холодна, а принцъ какъ разъ вчера сказалъ матери нсколько словъ, оживившихъ вновь ея честолюбивыя надежды. Ея холодный, чопорный пріемъ, какъ холодная ванна, подйствовалъ на Бессинга, который и самъ тотчасъ же сталъ холоднымъ дипломатомъ, явившимся съ визитомъ.

Баронесса тотчасъ же прекратила разговоръ о картинахъ и заговорила о городскихъ длахъ, о театр и тому подобныхъ вещахъ, и заговорила такъ церемонно, что Бессингъ, смутившись, взялся за шляпу и откланялся.

Баронесса высказала ему, что вполн чувствуетъ, какую онъ сдлалъ имъ честь своимъ посщеніемъ, и надется, что онъ у нихъ не въ послдній разъ… хотя дв женщины, живущія вдали отъ свта, врядъ-ли могутъ быть интересны. Валерія протянула ему руку. Онъ спустился съ каменной лстницы и направился къ себ.

— Господинъ посланникъ не удостоилъ насъ пріхать къ намъ. Видишь, дитя мое, какъ надо быть осторожными съ такими людьми, съ горечью говорила гофмаршальша, глядя вслдъ за уходившимъ: — Ну да и чего можно ожидать отъ человка, ддъ котораго ходилъ съ котомкой за плечами.

Валерія не отвчала ни слова, но подвязала передникъ, и съ тяжелымъ сердцемъ принялась за работу.

XV.

Тайный совтникъ Бессингъ, идя по площади, былъ совершенно поглощенъ мыслью о Валеріи. Сердце его сильно билось, когда онъ перебиралъ, что ему въ ней нравилось и что не нравилось. Онъ почти прошелъ уже всю площадь, какъ вспомнилъ, что ему надо зайти къ придворному парикмахеру, вовсе не для того, чтобы познакомиться съ его хорошенькой дочерью, а для того, чтобы постричься и сдлать кое-какія покупки. Онъ свернулъ съ площади въ узенькій переулокъ, гд ему встртился офицеръ, занявшій своей, закутанной въ шинель, фигурой почти всю улицу. Бессингъ, какъ человкъ благоразумный, отодвинулся къ сторонк,— и мимо него, не поклонившись, прошелъ плацъ-маіоръ фонъ-Ротвейль. Съ улыбкой вспомнилъ онъ, что Санновъ разсказывалъ ему о несчастной любви плацъ-маіора къ рыжей Сеппи, и пошелъ дальше.

Когда Бессингъ вошелъ въ изящный магазинъ любимца герцога, изъ-за конторки поднялась женщина, предварительно позвонивъ, и сказала вышедшему изъ сосдней комнаты ливрейному лакею:

— Францъ, снимите пальто съ господина тайнаго совтника.

Бессингъ вжливо раскланялся съ Сеппи, которая, улыбаясь, ждала, пока Францъ снималъ пальто. Сеппи стояла за конторкой въ черномъ модномъ плать, съ розою у вырзнаго лифа и съ нсколько напудренными волосами, что придавало ей особенно пикантный видъ, вслдствіе чего она непремнно должна была производить впечатлніе на мужчинъ съ нжнымъ сердцемъ. Бессингъ никакъ не думалъ, что дочь Жана Кюкопфа такъ хороша, и что вблизи она гораздо лучше, чмъ издали. Онъ не замтилъ, что она покраснла и обрадовалась его посщенію.

— Прошу васъ погодить съ минуту, тамъ сейчасъ освободится мсто, заговорила Сеппи, очаровательно улыбаясь и опершись своими прелестными пухлыми ручками о прилавокъ.

Бессингъ не удивился, что его знаютъ, но посмотрлъ еще разъ на прелестную двушку и, не садясь на стулъ, подставленный ему Францомъ, сказалъ, нсколько смущаясь отъ зоркихъ взглядовъ Сеппи:

— Это время, фрейленъ, я могу употребить на то, чтобы купить, что мн надо.

— Чмъ могу служить, господинъ посланникъ? спросила Сеппи съ заискивающей любезностью, на которую однакоже Бессингъ не обратилъ должнаго вниманія.

— Я попрошу у васъ мыла и головную щетку.

Двушка обернулась, съ минуту обдумывала, какой ящикъ ей слдовало выдвинуть, и затмъ поставила предъ Бессингомъ картонъ.

— Тутъ вы найдете то, что вамъ надо… Понравилась-ли вамъ вчерашняя опера? спросила Сеппи.

Бессингъ нсколько удивился такой безцеремонности. Онъ былъ человкъ серьезный, и, кром того, въ этотъ день нсколько разстроенъ, но, вспомнивъ о совт Саннова, отвчалъ гораздо любезне, чмъ желалъ.

— Очень. Фрейленъ Берингеръ была вчера особенно въ голос.

— Я страстно люблю театръ.

— И, кажется, не пропускаете ни одного представленія?

Сеппи покраснла отъ удовольствія.

— Вы очень любезны, что замчаете такую незначительную особу, какъ я, отвтила она и скромно опустила глаза.

Бессинга начинала забавлять задорная двушка, или, можетъ быть, самолюбіе его было нсколько польщено, только онъ, не смотря на всю свою серьезность, опустился на кресло и сталъ поддерживать разговоръ, въ которомъ двушка дйствительно выказала и остроуміе, и наблюдательность. Въ это время, изъ парикмахерской выходили мужчины, и съ улицы приходили тоже, и вс считали долгомъ поговорить съ двушкой, которая однакоже сегодня мало обращала на нихъ вниманія.

Минутъ черезъ десять, Бессингъ всталъ, любезно простился и ушелъ въ сосднюю комнату, чтобы отдать себя въ руки самого Кюкопфа, тоже выразившаго удовольствіе при вид посланника, котораго онъ, не смотря на возраженія Бессинга, постоянно называлъ ‘превосходительствомъ’.

По выход изъ парикмахерской въ магазинъ, онъ получилъ отъ Сеппи свертокъ со своими покупками и, развертывая его дома, къ немалому своему удивленію, увидалъ голубую шелковую подушечку съ вышитыми цвтами, которую онъ вовсе не покупалъ. Улыбаясь, отложилъ онъ въ сторону подарокъ и, взглянувъ на цвты, невольно сталъ думать о Валеріи. Нкогда такъ горячо любимая двушка, точно живая, стояла передъ нимъ съ своимъ правильнымъ лицомъ и блокурыми, пепельнаго цвта, волосами. Онъ такъ задумался о прошедшемъ, припоминая каждое ея слово, что забылъ объ обд, и только вошедшій лакей напомнилъ ему о томъ.

Французскій посланникъ, такъ же, какъ австрійскій и прусскій, былъ человкъ холостой, и потому они вс трое обдали въ гостинниц ‘Лебедь’.

Французскій посланникъ былъ очень знающій человкъ, бредилъ искусствомъ и музыкой, и жилъ преимущественно въ кругу артистовъ. Онъ былъ особенно любимъ при двор и, въ особенности, принцессой Агнесой, но не обращалъ ни малйшаго вниманія на сплетни, и потому не пользовался особенной милостью графини Феличиты.

Графъ же Зальцка былъ истымъ, горячимъ мадьяромъ, со всми недостатками и всми достоинствами своего племени: онъ былъ вспыльчивъ, чистосердеченъ, великодушенъ. Одаренный прекрасной наружностью, онъ любилъ пожить, и не очень разбиралъ средства для удовлетворенія своихъ прихотей. Онъ былъ положительнымъ фаворитомъ двора, и вс дамы точно сговорились, чтобы совсмъ вскружить ему голову. Вслдствіе этого, молодой человкъ бывалъ иногда заносчивъ и воображалъ, что весь свтъ къ его услугамъ, но, въ сущности, былъ человкъ дйствительно хорошій, и потому, не смотря на политическое соперничество, сошелся съ Бессингомъ такъ близко, что возбуждалъ этимъ неудовольствіе придворной троицы.

Его, конечно, предостерегали противъ Бессинга, какъ противъ шпіона Бисмарка, но великодушный австрійскій посланникъ былъ убжденъ, что человкъ всегда иметъ перевсъ надъ дипломатомъ, и нердко доходилъ до того, что подсмивался надъ своимъ же правительствомъ.

Обершталмейстеръ фонъ-Барденштейнъ, въ свободные дни, тоже обдалъ въ ‘Лебед’, для того чтобы съ извстной цлью слушать, что говорятъ посланники. Когда же онъ отсутствовалъ, то слушалъ за него старшій лакей. Графъ Зальцка открылъ это и разсказалъ своимъ собесдникамъ, вслдствіе чего они были очень осторожны въ присутствіи этихъ двухъ особъ. Зальцка никакъ не могъ отказать себ въ удовольствіи сообщать, съ самымъ невиннымъ видомъ, въ присутствіи того или другаго, какую-нибудь боле или мене невроятную новость, и затмъ радовался и забавлялся, узнавая, что новость эта уже сообщена двору.

— А вы опоздали! вскричалъ графъ Балабрегъ, любезно здороваясь съ Бессингомъ, извстнымъ своей акуратностью.

— Я готовъ внести штрафъ! отвчалъ Бессингъ, — и поставить бутылку шампанскаго, которую мы разопьемъ за здоровье одной молодой особы, съ которой я имлъ честь сегодня познакомиться.

Обершталмейстеръ пристально посмотрлъ на Бессинга и сказалъ:

— Ага! сегодня въ первомъ часу вы были у Жана Кюкопфа и стриглись!

Бессингъ и другіе присутствующіе съ удивленіемъ посмотрли на обершталмейстера. Графъ Зальцка, съ насмшливымъ добродушіемъ, обратился къ Бессингу.

— Какъ видите, милйшій тайный совтникъ, въ здшней прокл… дыр ничего скрыть нельзя! Но, пожалуйста, вы не очень отбивайте у меня Сеппи… я и безъ того не знаю, какъ отвлечь отъ васъ двушку.

Лицо обершталмейстера приняло багровый оттнокъ.

— Да, вы правы, графъ, отвчалъ Бессингъ,— въ здшнемъ маленькомъ городишк можно, не выходя на улицу, узнать вс новости въ свт.

Бессингъ въ тотъ же день написалъ въ Берлинъ обо всемъ случившемся на новый годъ, но написалъ просто, безъ всякой ироніи, а чрезъ нсколько дней получилъ изъ Берлина бумагу съ совтомъ хорошенько запирать свои замки и присматривать за своей прислугой. Въ конверт была вложена копія съ его замтокъ, по которымъ онъ составлялъ отчетъ. Вслдствіе этого, онъ тотчасъ же отказалъ своей прислуг и выписалъ новую изъ Берлина.

— Точно, графъ правъ, что это проклятая дыра.

XVI.

6-го января, въ крещеніе, въ X. обыкновенно давался первый маскарадъ въ театр. Приготовленія къ этому маскараду заставили дамъ забыть даже о происшествіяхъ новаго года. Появленіе срой принцессы занимало только капитана фонъ-Ротвейля, принцессу Агнесу и ея прелестную фрейлину, Елену фонъ-Рошъ.

Фонъ-Ротвейль еще боле попалъ въ милость: онъ производилъ неустанно дальнйшее слдствіе, и принесъ герцогу вещественное доказательство, найденное имъ на лстниц: жемчужную булавку.

Эти крещенскіе маскарады носили на себ патріархальный характеръ, такъ какъ на нихъ нсколько забывались мстныя китайскія церемоніи, и ихъ посщалъ дворъ, полгорода и въ особенности богатые бюргеры.

Бессингъ вначал не хотлъ быть на этомъ балу, такъ какъ мысли его слишкомъ были заняты Валеріей, и ему вовсе не хотлось веселиться, но Санновъ до того уговаривалъ его, что онъ наконецъ послалъ за маской и домино. На ршеніе его повліяла, можетъ быть, еще и другая причина: онъ получилъ массу раздушенныхъ записочекъ съ просьбою быть непремнно въ маскарад

Серьезный дипломатъ былъ сильно заинтересованъ такимъ вниманіемъ прекраснаго пола. Кто бы могъ такъ интересоваться имъ? Можетъ быть, рыжая Сеппи? (Онъ улыбнулся). Но вдь не могла же она написать вс эти письма. Кто же еще?

Онъ ршился наконецъ отправиться на балъ и не надвать никакого значка. Въ душ ему, можетъ быть, очень хотлось испытать какое нибудь приключеніе, которое могло бы служить развлеченіемъ при невыносимомъ однообразіи его жизни въ X. Но боле всего ему хотлось встртить на бал особу, заставлявшую биться его сердце,— встртить Валерію.

Утромъ, 6-го числа, Бессингъ получилъ по почт маленькій свертокъ и записку незнакомаго почерка. Въ бумаг былъ завернутъ небольшой букетъ прелестныхъ пармскихъ фіалокъ и записка, написанная на полулисточк почтовой бумаги, съ обрзаннымъ угломъ, на которомъ было или имя, или гербъ. Написано было слдующее:

‘Если сегодня вечеромъ ты будешь съ этими фіалками, то я сообщу теб важную тайну. Остаюсь конфиденціально

Дамой съ фіалками’.

Бессингъ посмотрлъ на цвты и на записку, покачалъ головой, прочелъ еще разъ и отложилъ все въ сторону.

— Странно. Мн никакъ не приходило въ голову, чтобы здсь такъ мною занимались, прошепталъ онъ.— Во всякомъ случа, хоть все это и шутки, но не мшаетъ быть осторожнымъ!

Онъ принялся читать газеты, но бросилъ, и еще разъ прочелъ записку.

— Въ моемъ будущемъ отчет, конечно, я не упомяну объ этомъ, улыбаясь, подумалъ Бессингъ.— Санновъ говорилъ мн, что эта Сеппи большая озорница, и она врно выкидываетъ эти штуки.

Въ девять часовъ, предметъ всхъ этихъ интригъ стоялъ въ черномъ фрак и шелковомъ домино, и ждалъ доцента Саннова, чтобы хать съ нимъ въ маскарадъ.

— Здсь такое обыкновеніе, говорилъ ему Санновъ, услышавъ отъ Бессинга о фіалкахъ:— двушки любятъ подтрунивать. Ты, милый Гуго, красивый мужчина и, кром того, хорошая партія!

— Ты шутишь!

— Нимало!.. Но я не хочу конфузить тебя. Да, кстати, и невста моя Эрнестина тоже будетъ тамъ, въ розовомъ домино, такъ какъ она считаетъ, что невст неприлично надть что нибудь черное.

— Ну такъ, съ твоего позволенія, я буду ходить съ твоими будущими родственниками, вообще я боюсь, что соскучусь. Признаюсь, много лтъ не былъ я въ маскарад.

— Напрасно боишься, не соскучишься, объ этомъ позаботятся т, кто писалъ теб записочки.

Хотя для посланниковъ и двора была отведена большая герцогская ложа и фойе, но Бессингъ предпочелъ остаться внизу съ будущей тещей Саннова. Не успли они войти въ залъ, какъ на рук Бессинга повисла маленькая маска, и пальцемъ написала ему на ладони Б. Бессингъ съ удивленіемъ и досадой пристально посмотрлъ на нее.

— Почемъ вы меня знаете? спросилъ онъ, не соображая, что выдалъ себя. Онъ былъ совсмъ неопытный человкъ въ длахъ маскарадныхъ интригъ.

— Зачмъ не надлъ ты пунцоваго банта? вмсто отвта спросила незнакомка,— Разв ты не получилъ моего письма?

— Онъ получилъ столько писемъ, что, исполняя требованіе писавшихъ, долженъ бы былъ облачиться во вс цвта радуги, отвчалъ за него Санновъ.

— Не знаешь-ли ты, кто эта маска? обратился Санновъ къ своей невст.

— А! это ты, ученый Санновъ, скромный племянникъ ректора Магнификуса и женихъ моей подруги Эрнестины? Здравствуй, прелестная маска… Ты отъ своей учености порядочно потолстлъ въ Гейдельберг, проговорила юркая маленькая маска.

Въ это время оркестръ заигралъ тушъ, и вс взоры обратились на герцогскую ложу, куда вошелъ герцогъ съ своей фамиліей. Герцогъ былъ въ полной парадной форм, а княгиня безъ маски и въ коротенькой шелковой пелеринк, весь же дворъ былъ замаскированъ.

Принца Александра, являвшагося обыкновенно въ мундир, на этотъ разъ не было, или онъ, можетъ статься, былъ, но тоже замаскированный.

Герцогъ поклонился во вс стороны, вс встали, отвчая на поклонъ его, и затмъ оркестръ заигралъ ‘польскій’, весь дворъ спустился внизъ и принялъ участіе въ танц. Не усплъ Бессингъ предложить руки своей дам, какъ маленькая маска увлекла его къ танцующимъ.

Во время перемны дамъ, Бессингъ былъ взятъ подъ руку другой маской, которой темные глаза какъ-то особенно пристально смотрли на него.

У дамы были свтло-рыжіе волосы, и къ груди приколотъ букетъ пармскихъ фіалокъ… Бессингъ улыбнулся, на этотъ разъ онъ зналъ, съ кмъ иметъ дло. Съ нимъ шла Жозефина Кюкопфъ, и фіалки, приколотыя у него подъ домино, были слдовательно присланы ею?.. Онъ улыбнулся и обрадовался, что наконецъ нашелъ знакомую.

— Съ вашей стороны, фрейленъ Жозефина, было очень любезно прислать мн такой же букетикъ, какой приколотъ у васъ, проговорилъ онъ.

Маска нсколько вздрогнула и глаза ея сверкнули, маленькая ручка, лежавшая на его рук, стала гораздо легче, точно приготовилась выскользнуть.

— Вы ошибаетесь, сударь, отвтила маска.

Бессингъ находилъ совершенно естественнымъ, что Сеппи отпиралась, и поэтому продолжалъ въ прежнемъ тон.

— Я хочу обвинить васъ еще въ томъ, что вчера вы приложили къ моимъ покупкамъ хорошенькую голубую подушечку, а вотъ сегодня опять прислали мн въ подарокъ букетъ.

Рука стала опираться сильне, и маска ближе придвинулась къ нему.

— Я очень интересуюсь общанной тайной, фрейленъ Сеппи, продолжалъ Бессингъ, очень довольный тмъ, что молодая двушка, повидимому, отказалась отъ намренія остаться неузнаваемой.— Кажется, на свт нтъ города, больше набитаго тайнами, какъ X. Здсь я блуждаю впотьмахъ. Съ вашей стороны было бы очень гуманно освтить мн нсколько путь.

— Надо еще узнать, стоите-ли вы такого доврія, отвчала маска, очевидно измняя голосъ.— Если я не ошибаюсь, то вы — ^герръ фонъ-Бессингъ.

Послднія слова были произнесены почти шепотомъ.

— Да, я Бессингъ, вотъ и знакъ моего достоинства.

Онъ приподнялъ свое домино и показалъ букетъ фіалокъ.

— Я имю вамъ передать кое-что, продолжала незнакомка тихимъ, измненнымъ голосомъ.— Но польскій утомилъ меня… если вы согласны, то уйдемте изъ толпы.

‘Какъ она уметъ притворяться! но ея внское нарчіе выдаетъ ее, думалъ Бессингъ, отходя отъ толпы.— Что хочетъ она мн сказать?’

Онъ еще разъ внимательно посмотрлъ на свою даму, которая была одта просто, но изящно.

— Кажется, вы очень интересуетесь извстной Сеппи? спросила его маска, быстро поднимая на него глаза и махая веромъ.

— Я всегда любезенъ съ тми, кто любезенъ со мной, фрейленъ Жозефина, отвчалъ Бессингъ, кланяясь.— Вы знаете поговорку…

— Вы выражаетесь совершенно дипломатически, перебила его маска.

— Да, фрейленъ Сеппи:— то есть, я говорю прямо и правильно, какъ считаю нужнымъ говорить. Представитель моей родины есть олицетвореніе правды, а съ правдой человкъ везд выиграетъ и останется честнымъ человкомъ.

Ласка улыбнулась.

— Но правду не вс любятъ, возразилъ онъ,— и здсь, какъ мн кажется, она не пользуется большимъ уваженіемъ.

— Къ сожалнію! Но если вамъ угодно, то мы оба останемся ей врны.

— Извольте. Когда же я узнаю тайну!

— А!.. Вы часто смотрите ко мн въ ложу.

— Говоря по правд, очень рдко…

— Отчего же вы не смотрите чаще? это мн очень непріятно, я могу за это разсердиться!

— Опять таки, по правд сказать, потому что я не нахожу этого приличнымъ.

— Но разв вы не можете, какъ другіе, сдлать мн какой нибудь знакъ?

Бессингъ нсколько нахмурился.

— Вы удивляете меня, холодно отвчалъ онъ.

— Отчего? Неужели вы такой щепетильный?

— Хотя я имлъ счастіе встртить васъ только разъ, и то мимолетно, и такъ сказать по дламъ, но мн говорили…

— Что же вы не продолжаете?.. Прошу васъ, не выбирайте непремнно изысканныхъ выраженій, вдь я просто пошутила.

— Тмъ лучше, фрейленъ Жозефина.

— Не думайте обо мн дурно. Что же касается до тайны… Но вотъ танецъ кончился и меня могутъ хватиться, поэтому я попрошу васъ, мейпъ герръ, немножко потерпть… Потомъ я, конечно, найду случай… А теперь до свиданія!

Она высвободила руку и быстро исчезла въ толп.

— Шутка… и больше ничего! прошепталъ Бессингъ, глядя ей вслдъ.

XVII.

По окончаніи ‘польскаго’, дворъ удалился въ большую ложу и въ фойе. Герцогиня, нсколько утомленная, сла въ глубин ложи, въ то время какъ герцогъ смотрлъ на публику и забавлялся. Многіе изъ придворныхъ сняли маски. Графиня Вольфскеленъ, одтая придворной дамой временъ Людовика XIV, не отличалась привлекательностью въ высокой прическ съ пудрой и въ длинномъ глубоковырзанномъ корсаж. Об принцессы были въ розовыхъ домино. Принцесса Агнеса казалась все еще несовсмъ здоровой, но зато младшая сестра ея блистала свжестью и красотой, какъ и фрейленъ Рошъ, одтая венеціанкой и живо, шопотомъ, разговаривавшая съ графомъ Зальцка, который былъ одтъ цыганомъ.

Въ углу фойе, сидли съ чашками чая въ рукахъ баронъ Гримменштейнъ, графъ Балабрегъ, фонъ-Вальвицъ и нсколько придворныхъ, въ то время какъ неподалеку отъ нихъ фонъРотвейль, одтый туркомъ, и гофмаршалъ фонъ-Гесницъ, въ костюм царедворца восемнадцатаго столтія, тихо и съ дловымъ видомъ разговаривали другъ съ другомъ.

Когда Бессингъ вошелъ съ маскою въ рук, чтобы раскланяться съ ихъ высочествами, оба они, точно по уговору, замолчали и обмнялись многозначительными взорами, въ то время какъ графъ Балабрегъ издали рукой привтствовалъ своего коллегу, а баронъ дружески кивалъ ему.

— Добро пожаловать, серьезный другъ, къ намъ, шалопаямъ, весело вскричалъ графъ, пожимая ему руку. Бессингъ улыбнулся на это привтствіе и тмъ скрылъ, какъ ему непріятно исполнять при двор свои обязанности. Вообще человку честному и прямому не легко являться въ общество тайныхъ враговъ.

— Если я не ошибаюсь, то я видлъ васъ въ толп съ какой-то очаровательной сильфидой подъ руку, добродушно подшучивая, сказалъ ему графъ Балабрегъ. Юность пользуется массою привилегій, недоступныхъ потомъ съ годами.

— Тмъ любезне со стороны юности, что она ради насъ забываетъ объ этихъ привилегіяхъ. Впрочемъ, вамъ слдовало прійти сюда. Графиня Феличита горитъ желаніемъ выслушать ваши восторги, шепнулъ Бессингу баронъ.

— Или желаніемъ сказать мн какую нибудь любезность, отвчалъ тотъ. Вслдствіе этого, я намренъ тотчасъ же направиться къ ней.

— Отлично, другъ мой. Смлость города беретъ.

Баронъ прошелъ съ посланникомъ до дверей ложи.

— По окончаніи этой-пріятной обязанности, вы, я надюсь, снова явитесь къ намъ?

Бессингъ поклонился и осторожно пробрался между придворными и между дамскими шлейфами къ герцогу. Тамъ онъ остановился, дожидаясь, чтобы герцогъ замтилъ его и заговорилъ съ нимъ. Онъ былъ замченъ, такъ какъ графиня Вольфскеленъ съ насмшкой тотчасъ же указала на него герцогу, но затмъ никто не обратилъ на него вниманія, а любимецъ-генералъ былъ даже настолько добръ, что спиной своей закрылъ отъ глазъ герцога такое непріятное явленіе. Такимъ образомъ, прусскій посланникъ служилъ нкоторое время мишенью насмшливыхъ взоровъ и злобныхъ замчаній, но стоялъ спокойно, длая видъ, что не замчаетъ уколовъ и злыхъ физіономій. Когда же игнорированіе показалось ему унизительнымъ для его достоинства и положенія, то онъ обратился къ дежурному камергеру и заявилъ, что онъ желаетъ поклониться герцогу и герцогин.

Это желаніе было выражено такимъ образомъ, что дежурный тотчасъ же исполнилъ его.

Преодолвъ свою досаду, Бессингъ низко поклонился герцогу и герцогин, и съ достоинствомъ отвчалъ на ихъ холодныя любезности. Въ его глазахъ невольно свтилась угроза, испугавшая герцога, но еще боле подзадорившая герцогиню и въ особенности графиню Вольфскеленъ.

— Очень радъ васъ видть, тайный совтникъ фонъ-Бессингъ, заговорилъ герцогъ, и со страху чуть не сдлалъ неслыханную вещь — чуть не протянулъ посланнику руки.— Я надюсь, что вамъ будетъ весело у насъ въ маскарад.

— Ваше высочество очень милостивы, отвчалъ Бессингъ, низко кланяясь.

— Глаза его блеснули еще большей злобой, когда онъ услыхалъ около себя замчаніе графини Вольфскеленъ, довольно громко сказавшей герцогин: ‘effront’. Онъ обернулся къ Феличит и встртилъ ея взоръ. Красивое лицо его вспыхнуло, и онъ едва сдержалъ свой гнвъ. Оскорбленіе было нанесено публично. Онъ снова обернулся къ герцогу и увидалъ, что тотъ порицательно взглянулъ на герцогиню и графиню, и весьма рзко проговорилъ:

— Дамы временъ великаго Людовика славились вжливостью, графиня Вольфскеленъ!

Графиня побагровла отъ стыда и досады, и глаза ея заметали искры. Герцогиня тоже покраснла, такъ какъ это замчаніе касалось и ея, и сдлано было совершенно громко. Посл него наступило тяжелое, непріятное молчаніе.

Графиня Вольфскеленъ хотла уже, отбросивъ вс церемоніи, встать и отвтить что нибудь, но пожатіе руки герцогини и взоръ, брошенный ей генераломъ, удержали ее.

Слабый герцогъ тотчасъ же почувствовалъ раскаяніе и страхъ, и захотлъ смягчить свои слова.

— Пожалуйста, г. посланникъ, похвалите костюмъ графини, и замтьте, какъ онъ вренъ, шутливо обратился герцогъ къ Бессингу, забывъ при этомъ, что такое требованіе должно было подйствовать на оскорбленнаго, какъ щепотка перцу, посыпанная на рану.

Съ изъисканной любезностью обратился Бессингъ къ своему врагу и безъ малйшей насмшки замтилъ, что Ла-Ваньеръ нарисована въ Версальскомъ дворц совершенно въ такомъ же костюм, какой надтъ на графин.

Феличита засмялась.

— Этотъ портретъ, кажется, писанъ Пеномъ? сказала ему герцогиня, желавшая помочь своему другу.

— Ваше высочество правы, какъ и всегда, любезно отвчалъ Бессингъ.

— Вы сами видли этотъ портретъ?

— Въ послдній разъ я видлъ его два года тому назадъ, возвращаясь изъ Испаніи.

Разговоръ коснулся еще Парижа и Испаніи, и затмъ Бессингъ былъ отпущенъ.

Когда онъ обернулся, еще не оправившись отъ смущенія, онъ встртился съ умными глазами принцессы Гильды, пристально смотрвшей на него.

— Вы были въ Испаніи, господинъ посланникъ? спросила она, любезно улыбаясь.

Бессингъ вздрогнулъ. Звукъ этого голоса и выраженіе большихъ темныхъ глазъ поразили его… но то, что мелькнуло у него въ голов, было невроятно, немыслимо. И то и другое напомнили ему о рыжей маск. Вслдствіе этого, онъ отвчалъ съ сильнымъ смущеніемъ.

— Нсколько разъ, тихо проговорилъ онъ.

Конечно, присутствующіе тотчасъ же замтили, что принцесса Гильда заговорила съ посланникомъ, но только отецъ ея остался доволенъ, что дочь его старалась поправить невжливость другихъ относительно посланника великой державы, безъ нужды оскорбленнаго. Но это особенно не нравилось фонъ-Барденштейну, къ немалому удовольствію графа Зальцка, старавшагося вызвать улыбку принцессы Генріеты, сидвшей въ глубин ложи.

— Я возмущена тмъ, какъ здсь относятся къ господину фонъ-Бессингу, довольно громко проговорила принцесса.

— А я въ восторг, что онъ оскалилъ на нихъ зубы, быстро отвчалъ Зальцка, принявъ серьезный видъ:— такъ какъ это дйствительно милйшій, прелестнйшій человкъ, котораго уважать можетъ даже врагъ.

— Я рада слышать это отъ васъ, графъ Зальцка, впрочемъ, кто знаетъ васъ, тотъ инаго и ожидать не можетъ, горячо отвчала принцесса.

— И вы нашли, что дйствительно отечество Сервантеса такъ хорошо, какъ мы, люди, не видавшіе его, представляемъ себ? спрашивала между тмъ принцесса Гильда.

— Долженъ признаться, ваше высочество, что вначал я страшно былъ разочарованъ. Я представлялъ себ Испанію въ такомъ вид, что не могъ не разочароваться.

— Со мною тоже было относительно Италіи, и мн до сихъ поръ жаль, что я разочаровалась. Продолжайте же, пожалуйста.

— Но впослдствіи, когда я сталъ изучать ее, я нашелъ Испанію въ высшей степени интересною страной.

Во время разговора, у Бессинга изъ-подъ домино упалъ букетъ.

— Вы потеряли цвты, сказала ему принцесса Гильда:— ахъ, какія прелестныя фіалки, какъ он пахнутъ.

— Это, если я не ошибаюсь, пармскія фіалки.

— Да, очень рдкія въ настоящее время года. Гд вы купили ихъ?

Бессингъ сильно покраснлъ, тмъ боле, что онъ только что замтилъ, что у принцессы Генріетты былъ пришпиленъ точно такой же букетикъ и такіе же букетики онъ увидалъ у фрейленъ Рошъ и у другихъ придворныхъ дамъ.

— Я получилъ его въ подарокъ, уклончиво отвчалъ онъ.

— Въ подарокъ? Въ самомъ дл? вы возбуждаете мое любопытство… Пожалуйста… если только это не нескромно…

Она взглянула на него своими большими, выразительными глазами какъ-то странно, не то съ мольбой, не то съ задоромъ. Такое вниманіе со стороны особы герцогской фамиліи показалось даже страннымъ молодому красивому дипломату, который, вслдствіе этого, смутился. Кром того, онъ сегодня въ первый разъ открылъ, какъ очаровательна принцесса Гильда, какъ взоры ея проникаютъ въ глубину души и какъ улыбка ея прелестна. Все это смущало его до того, что онъ только краснлъ и молчалъ.

— Вы простите меня за мое любопытство, проговорила она, кокетливо наклоняя голову.

— Право, ваше высочество, мн не хотлось бы явиться передъ вами въ дурномъ свт… и придавать этимъ цвтамъ значеніе, котораго они не стоютъ, проговорилъ Бессингъ. Маскарадная интрига, и больше ничего. Сегодня утромъ я получилъ письмо и эти фіалки. Меня просили взять цвты съ собою и общали сообщить мн тайну. Вся эта шутка обставлена весьма остроумно, и почеркъ хотя и измненъ, но все-таки обличаетъ, что имъ пишетъ особа развитая.

— Ого! герръ фонъ-Бессингъ! проговорила принцесса, взглянувъ съ лукавой угрозой.

— Мн любопытно узнать тайну… и потому я пріхалъ сюда.

— Только потому?

— И только потому я взялъ эти фіалки.

— А открыли-ли вы писавшую вамъ письмо? Живо евро сила принцесса.

— Она сама подошла ко мн въ зал, во время танцевъ.

— Ну, какая же она… хорошенькая… умная?

— Не знаю… она была подъ маской… въ черномъ домино, съ рыжими волосами и темными, живыми… можно даже сказать, поразительно-красивыми глазами, и пріятнымъ, хотя измненнымъ голосомъ.

— Ого! господинъ посланникъ! вы, какъ я вижу, совсмъ пылаете!… И вы дйствительно никого не подозрваете?

— Смутно подозрваю… одинъ мой пріятель внушилъ мн это подозрніе… Я вдь здсь чужой… и не очень терпимый.

На этотъ разъ покраснла принцесса Гильда и опустила глаза. Послднія слова, очевидно, произвели впечатлніе на ея доброе сердце. Она точно хотла сказать ему слово утшенія, но поборола въ себ это желаніе и продолжала:

— Такъ вы говорите рыжая?.. Вы уврены, что это была порядочная женщина?.. а иначе можно было бы предположить…

— Она произвела на меня впечатлніе порядочной женщины, хотя я имю основаніе думать, судя по рыжимъ волосамъ…

— Тише! тише!.. А то вы заднете графа Зальцка, который, какъ я съ удовольствіемъ узнала, принадлежитъ къ числу вашихъ почитателей.

— Ваше высочество конфузите меня, проговорилъ фонъ-Бессингъ.

— Да, онъ уважаетъ ваше терпніе и миролюбивый характеръ, продолжала принцесса.

Бессингъ весь вспыхнулъ. Съ нимъ происходило что-то непонятное. Сочувствіе, высказанное двушкой, являлось ему какимъ-то драгоцннымъ камнемъ, найденнымъ въ пустын.

Во взор его блеснула благодарность, и онъ прямо устремилъ его на принцессу. Глаза ихъ встртились и тотчасъ же опустились. Наступило короткое, знаменательное молчаніе.

Не усплъ еще Бессингъ произнести слово благодарности, какъ принцесса продолжала:

— Ну, а та тайна?

— Мн ее до сихъ поръ не сообщили. Я подозрваю даже, что все это было безобидной шуткой, мистификаціей.

— Почемъ знать! можетъ быть, это былъ предлогъ завести съ вами знакомство, а, можетъ быть, дйствительно какая нибудь добрая душа хотла подъ маской сообщить вамъ что нибудь важное… А рыжіе волосы?..

— Несовсмъ рыжіе… блокурые… напудренные…

— Вотъ они нсколько удивляютъ меня. У насъ имется только одинъ экземпляръ такихъ волосъ, и я думаю, имя дло съ ними, вы можете пріобрсти себ враговъ.

— Вашему высочеству угодно шутить!

— Я не говорю, что эта особа произведетъ на васъ такое же впечатлніе, какое она производитъ на другихъ лицъ, фамиліи которыхъ я не упомяну, но я считаю, что тайной ея пренебрегать нельзя… Тамъ бываетъ много народа… разнаго народа… и, какъ я слышала, тамъ говорится многое. Кром того, отецъ этой рыжей красавицы — человкъ вліятельный.

Говоря это, принцесса такъ многозначительно взглянула на Бессинга, что еще боле смутила его.

— Боюсь, церемонно продолжала принцесса,— что лишаю васъ удовольствія маскарада и бесды съ таинственной маской. Кром того, я и сама намрена сойти внизъ. До пріятнаго свиданія.

Принцесса поклонилась, опустивъ веръ, Бессингъ былъ милостиво отпущенъ и удалился.

Въ фойе онъ незамтно прошелъ мимо трилистника: Ротвейля, Гесница и Барденштейна, и изъ устъ одного изъ нихъ ясно услыхалъ имя Валеріи. Онъ чуть было не остановился, такъ какъ это слово обдало его точно холодной водой. Но онъ вспомнилъ, гд находился, и, не обращая никакого вниманія, прошелъ дальше. Гармоническіе звуки въ его душ кончились фальшивымъ аккордомъ.

Въ герцогской лож герцогъ обратился къ своей жен, зная очень хорошо, что она на него дулась за сдланное замчаніе. Онъ же былъ увренъ, что поступилъ по совсти, хотя въ то же самое время боялся домашней сцены. Герцогиня едва отвчала на его вопросы.

— Неблагоразумно было оскорблять посланника сильной сосдней державы, оправдываясь, говорилъ онъ:— Я самъ не люблю этого фонъ-Бессинга, но обязанъ зорко слдить, чтобы у меня съ нимъ были вжливы.— Онъ энергически покачалъ головой, и тихо прибавилъ:— при настоящемъ положеніи длъ, это вдвойн неполитично, графиня Вольфскеленъ!

Взоръ, сопровождавшій эти слова, придалъ имъ еще боле значенія. Онъ намекалъ на тайный пріздъ австрійскаго довреннаго, который ждалъ въ замк въ высшей степени важнаго отвта герцога.

Скозырявъ такимъ образомъ, онъ всталъ и перешелъ въ другой конецъ ложи къ своимъ дтямъ. По старому обычаю, въ ложу герцога являлись вс, имвшіе пріздъ ко двору, чтобы поклониться и высказать привтствіе, и такія лица впускались, конечно, только снявъ предварительно маски.

XVIII.

Съ перваго дня новаго года, баронъ фонъ-Гримменштейнъ зналъ уже, что политическія отношенія становятся натянутыми, и это тревожило старика. Вчера, гуляя въ сумеркахъ по парку замка, онъ услыхалъ знакомый ему голосъ, и такъ былъ пораженъ присутствіемъ этого человка въ замк, что остановился, какъ вкопанный. Кром того, принцесса Генріета, очевидно, избгала съ нимъ разговора, а сцена, бывшая въ герцогской лож съ Бессингомъ, тотчасъ же съ коментаріями была передана ему. Все это поднимало въ немъ желчь и лишало его хорошаго расположенія духа. Чтобы не разстраивать себя еще боле, онъ ушелъ съ графомъ Балабрегомъ и Бессингомъ изъ фойе въ театральный ресторанъ, гд они втроемъ услись въ уголокъ.

Напротивъ нихъ, въ ниш сидли офицеры съ своими дамами, конечно, вс переодтые, вслдствіе чего они были особенно веселы и, не стсняясь, опоражнивали бутылки. Нкоторые изъ нихъ сняли маски, и поручикъ Рейхертъ оказался между ними запвалой.

— Bon soir et bonne chance, la joyeuse compagnie, вскричалъ графъ Балабрегъ, привтствуя веселую компанію и подни мая свой стаканъ:

— А la sant de monsieur le comte! отвчалъ юный офицеръ, залпомъ опоражнивая бокалъ шампанскаго.

— Vive l’amour! вскричалъ еще кто-то.

— Vive l’amour! отвчали вс, чокаясь бокалами.

Бессингъ и баронъ тоже подняли стаканы.

— Часто мн кажется, что я далъ бы Богъ знаетъ что, чтобы хоть на часъ сдлаться такимъ, какъ они, проговорилъ старикъ, глядя на шипвшее вино и не прикасаясь къ нему.— Куда ни взглянешь, везд запрещенный плодъ!

— Да, юность хороша, если есть какая нибудь привязанность, если человкъ не одинокъ, отвчалъ Бессингъ.

— Ну, въ этомъ человкъ самъ виноватъ. Впрочемъ вы, можетъ быть, слишкомъ разборчивы или мтите слишкомъ высоко, сказалъ графъ.

Бессингъ покачалъ головой.

— Или, можетъ быть, въ глубин вашего сердца сидитъ зазноба, вслдствіе которой вы слпы ко всему кругомъ? лукаво погрозивъ пальцемъ, спросилъ баронъ.

— Зачмъ мн скрываться?.. было время, когда мн казалось, что… я любилъ, отвчалъ Бессингъ.

— А затмъ? перебилъ его графъ.

— А затмъ, когда я хотлъ ближе сойтись съ этой особой, она отвернулась отъ меня.

— Это меня удивляетъ. У этой особы немного вкуса. Можетъ быть, вы ошиблись или были слишкомъ робки… il faut prendre un peu en assaut les femmes!

— Я поступалъ такъ, какъ поступаютъ обыкновенно влюбленные молодые люди… но мн не дали возможности признаться въ любви… Въ настоящемъ случа меня огорчаетъ всего боле сомнніе.

— Если особа эта еще свободна, то попробуйте счастья, сказалъ баронъ:— по крайней мр, вы узнаете, въ чемъ дло.

— Нтъ, теперь мн этого уже не надо… Это дло пережитое, серьезно отвчалъ Бессингъ,— Я, къ сожалнію, имю поводъ сомнваться, достойна-ли меня теперь эта двушка, мн это больно… хотя я надюсь… что ошибаюсь. Но на женщину не должна падать и тнь подозрнія.

Баронъ фонъ-Гримменштейнъ угадалъ, что Бессингъ, нечаянно высказавшись, говорилъ о Валеріи фонъ-Боденштейнъ.

Бессингъ, не зная, что мать Валеріи разсказывала кое-что барону, никакъ не предполагалъ, что тотъ могъ понять его. Ему, впрочемъ, не хотлось продолжать этого разговора, и онъ только что хотлъ перемнить его, какъ къ ихъ столу подошла маска, и прямо обратилась къ Бессингу.

— А гд же втка плюща, которую я приказала теб пришпилить? грозно спросила она.

— Смотрите, пожалуйста, какой хитрецъ! вскричалъ баронъ фонъ-Гримменштейнъ.— А еще жалуется на одиночество.

Съ удивленіемъ посмотрлъ Бессингъ на маску. Не Валерія ли это, которую онъ тутъ тщетно отъискивалъ. Ростъ напоминалъ Валерію.

— Позволь, прелестная маска, выпить за твое здоровье и просить тебя чокнуться съ нами? любезно проговорилъ графъ.

— Съ большимъ удовольствіемъ, господа, возразила женщина въ домино, и взяла стаканъ, причемъ показала руку въ кружевахъ… Бессингъ тотчасъ же убдился, что онъ ошибся. На самомъ дл это была одна изъ постительницъ театра, издали знавшая Бессинга. Маска едва коснулась губами къ стакану и потребовала, чтобы Бессингъ пошелъ съ нею танцовать. Бессинга она завертла до того, что онъ едва переводилъ духъ. Только что онъ остановился, къ нему тотчасъ же подошла еще маска, написала ему на рук Б и начала такъ остроумно болтать, что Бессингъ тотчасъ же бросилъ свою прежнюю даму. Изъ подъ маски, на него смотрли большіе синіе бархатные глаза, а туалетъ былъ самый изъисканный.

— А гд вы были въ ночь подъ новый годъ? спросила у него маска.

Бессингъ удивился и не нашелся, что отвтить.

— Я надюсь, что не предлагаю нескромнаго вопроса, продолжала она.

— Нисколько, прелестная маска, вопросъ твой меня только удивляетъ.

— Эге! я такъ и думала… Совсть-то врно не чиста? Мечталъ, бесдуя съ маской?

— Ужь вовсе нтъ!

— Вдь про васъ говорятъ, что вы ловеласъ.

— Вы, должно быть, принимаете меня за кого нибудь другаго, сурово отвчалъ Бессингъ.

— Нтъ, тайный совтникъ, докторъ фонъ-Бессингъ, кавалеръ различныхъ орденовъ.

— Въ такомъ случа вы шутите. Еслибы я былъ такимъ, какимъ вы и другіе считаете меня, то мн жилось бы на свт гораздо легче.

— Вы вздыхаете… Какъ это забавно! Но я думаю, что вы хотите только уклониться отъ моего вопроса. Ну, говорите же по чистой совсти, гд вы были въ ночь подъ новый годъ?

— Говоря по совсти, въ своей постели, прелестная маска.

— Такъ я и поврила! Цлую ночь въ постели подъ новый годъ пролежать нельзя!

— Я легъ спать въ десять часовъ. Произаичне, недипломатичне, буржуазне и быть нельзя.

— Дйствительно!… Только кто этому повритъ! Это еще что такое?…

Послднія слова относились къ другому домино, только что подошедшему. Бессингъ обернулся и увидалъ даму съ рыжими волосами. Онъ не замтилъ, какъ первая маска почтительно уступила свое мсто, и не замтилъ жеста, выражавшаго изумленіе.

Первая маска, кивнувъ головой, ушла и скрылась въ толп.

— Знаете вы эту даму? спросила рыжая Сеппи.

— Даже не подозрваю, кто она такая, отвчалъ Бессингъ: — знаю только одно, что она предлагаетъ въ высшей степени странные вопросы.

— Не хотите-ли пройтись по заламъ? Не желаете-ли протанцовать? продолжала двушка.

‘Какъ она странно говоритъ, думалъ Бессингъ,— есть у нея немного простонароднаго нарчія, но вообще говоритъ она, какъ важная дама’.— Съ удовольствіемъ, фрейленъ, вжливо отвчалъ онъ.

Они вышли въ залъ и начали танцовать.

— Настоящая внка, продолжалъ размышлять тайный совтникъ, съ наслажденіемъ танцуя. Нсколько лтъ тому назадъ онъ былъ страстнымъ танцоромъ. Свое удовольствіе онъ выразилъ Сеппи.

— И что же васъ спрашивали? продолжала она начатый разговоръ.

— Меня спрашивали, гд я провелъ ночь на новый годъ… Да, кстати, прелестная незнакомка, узнаю-ли я наконецъ драгоцнную тайну?

Посл нкотораго молчанія, ему отвчали гораздо серьезне, чмъ можно было предполагать:

— Не знаю, какъ бы мн сказать вамъ. Для того, чтобы оказать вамъ дйствительную пользу, я должна убдить васъ, что желаю вамъ добра.

— Какимъ же образомъ вы убдите меня?

— Если я доврюсь вамъ, то вдь и вы будете врить мн, въ особенности услыхавъ то, что я скажу вамъ.

Съ еще большимъ удивленіемъ взглянулъ Бессингъ на маску. Какая рчь, какія манеры!.. И къ чему такое серьезное вступленіе? Онъ имлъ совсмъ иное понятіе о дочери придворнаго парикмахера.

— Выйдемте изъ толпы, и отвтьте мн на одинъ вопросъ, продолжала маска.

— Я слушаю, фрейленъ.

Она серьезно и пристально посмотрла на него.

— Правда-ли, сказала она:— что вы прежде знали фрейленъ Валерію фонъ-Боденштейнъ, и что между вами существуютъ какія-то отношенія?

— Кто вы такая? вскричалъ Бессингъ, вдругъ остановившись, и почувствовалъ, что лицо его вспыхнуло подъ маской, такъ онъ былъ испуганъ и въ то же время непріятно пораженъ.

— Вы вовсе не дипломатъ… и не умете хорошо представляться, качая головой, отвчала незнакомка, съ горечью глядя на него. Голосъ ея вдругъ сдлался совсмъ другимъ, и она забыла измнить его.

— Скажите мн, кто вы такая, и по какому праву спрашиваете меня…

Бессингъ остановился и еще боле смутился. Конечно, онъ былъ плохимъ дипломатомъ, такъ какъ незнакомка, не получивъ еще его отвта, знала уже то, что хотла знать.

— Не останавливайтесь, мейнъ герръ, и успокойтесь. Разв я не сказала вамъ, что желаю добра?

Голосъ ея былъ пріятный и задушевный, и казался ему то знакомымъ, то незнакомымъ. Бессингъ все боле и боле смущался

— Мое смущеніе, въ сущности весьма естественное, могло быть ложно перетолковано вами, фрейленъ, нсколько принужденно сказалъ онъ:— и могло повредить особ, которую я цню и уважаю.

— Идемте же! Живо заговорила она:— подайте мн вашу руку, не стойте тутъ!

— Поэтому-то, я за лучшее считаю быть совершенно откровеннымъ. Нсколькими словами все будетъ объяснено. Мн нечего скрывать, я только конфужусь немного. Я убжденъ, что вы не употребите во зло моего доврія, и мы будемъ въ состояніи опровергнуть ложные слухи.

— Общаю вамъ глубочайшее молчаніе… Даю вамъ слово честной двушки, господинъ фонъ Бессингъ, серьезно отвчало домино.

— Врю вамъ, и благодарю.

Онъ началъ простой разсказъ о своей любви, и причиною разрыва привелъ мотивы, недавно высказанные ему Валеріей. Черезъ пять минутъ разсказъ былъ конченъ.

Задумчиво стояла передъ нимъ рыжая Сеппи, и не зная, что ей говорить и спрашивать, опустила глаза внизъ, не замчая, какъ Бессингъ пристально смотрлъ на нее.

Она подняла наконецъ глаза и горячо отвчала:

— Очень рада, что вы мн это разсказали — и я буду въ состояніи опровегнуть ложные слухи — вы дали мн средство и позволеніе.

— Ложные слухи? спросилъ Бессингъ, гордо выпрямляясь и сверкнувъ глазами.

— Вы ходите здсь не по розамъ, г. Фонъ-Бессингъ, серьезно возразила домино. Шиповъ тутъ довольно, и шиповъ колючихъ, и языковъ ядовитыхъ… Зло копошится во мрак.

По тлу Бессинга точно пробжала дрожь: этотъ голосъ, этотъ въ душу западающій тонъ… эта странная встрча… здсь въ зал… способъ, какимъ у него вырвали признаніе! Но не усплъ онъ произнести слово, какъ домино заговорило:

— Прошу васъ, послышался голосъ Сеппи:— отвтьте мн еще на одинъ вопросъ: зачмъ вы только недавно сдлали визитъ госпож фонъ-Боденштейнъ.

— Я медлилъ по многимъ причинамъ.

— Понимаю. Старыя чувства начали играть роль.

— Можетъ быть, и поэтому… я отрицать не стану.

— Вы говорили… о прежнемъ времени?

— Да.

— И сговорились?

Бессингъ, молча, покачалъ головой и нахмурилъ брови.

— Или между вами и ей осталась нмая тнь?

— Этого сказать незнакомой особ я не могу, значительно холодне отвчалъ Бессингъ.

— Вы правы. Но я, можетъ быть, угадываю. А теперь слушайте меня, такъ какъ времени у меня немного: здсь узнали,что въ Берлин вы были прежде знакомы съ этой дамой и ухаживали за ней. Отношенія ея къ другому высокопоставленному лицу, стороннику Пруссіи,— ненавистной Пруссіи, представителемъ которой служите вы,— тоже извстны. Теперь предполагается устроить крупную интригу,— съ какой цлью, понять я не могу,— но вслдствіе этого составленъ отвратительный планъ. Избавьте меня отъ необходимости, называть людей по фамиліямъ. Вашихъ враговъ вы знаете не хуже меня, и потому будьте осторожны при каждомъ вашемъ шаг. Здсь есть люди, которые стараются дер жать герцога въ постоянной нервной тревог, для того чтобы извлекать свою пользу и держать его въ стяхъ интригъ.

— Такъ это-то и есть ваша тайна? съ удивленіемъ спросилъ Бессингъ. Фрейленъ! какъ прусскій посланникъ, такъ и Гуго фонъ-Бессингъ презираютъ мелкія дрязги!.. Они, кром того, могутъ встртить враговъ своихъ съ открытымъ забраломъ, а змй могутъ раздавить, гордо отвчалъ онъ.

— Не такъ громко! не такъ громко! проговорило домино, сжимая его руку. Но не смотря на все, еслибы вы могли доказать, что были дома въ ночь подъ новый годъ, тогда… не разспрашивайте, но дайте этому факту возможно больше значенія… если не ради себя… то ради другихъ!

Послднія слова были произнесены глухо и какъ бы нехотя, и вслдъ затмъ, быстро пожавъ руку, таинственная маска исчезла.

Бессингъ остановился, глядя на толпу. Губы его стиснулись и кулаки сжались. Затмъ онъ презрительно улыбнулся, подумавъ, какъ ничтожна эта буря въ стакан воды.

XIX.

Подойдя къ Саннову и его невст, онъ сообщилъ имъ, что его интриговала рыжая дама въ маск, на что т положительно заявили ему, что это Сеппи, и боле никто.

Въ двнадцать часовъ дворъ удалился, и въ маскарад стало еще свободне. Большая часть присутствующихъ сняли маски. Въ боковыхъ залахъ публика разслась ужинать, и нердко слышалось щелканье откупориваемыхъ бутылокъ шампанскаго.

Въ ресторан или буфет Бессингъ нашелъ барона Гримменштейна, графа и нсколькихъ другихъ за бутылками, но подл стараго царедворца сидли теперь дв замаскированныя дамочки, заигрывавшія съ нимъ. Старикъ раскраснлся и съ юношескимъ жаромъ поддерживалъ любезный разговоръ.

— А, вотъ на помощь мн является и подкрпленіе! вскричалъ онъ, увидавъ Бессинга:— теперь держите крпче ваши сердца! Мой юный герой… подсядьте же къ намъ… будьте моимъ союзникомъ въ неровномъ бою.

Бессингъ налилъ всмъ присутствующимъ по стакану вина.

— А мн-то что же? воскликнула подошедшая маска.

Онъ обернулся и увидалъ то блокурое домино, которое первое подошло къ нему, и съ которымъ онъ танцовалъ полонезъ.

— А, прекрасная маска, это ты! вжливо проговорилъ Бессингъ, приказавъ подать еще стаканъ и еще бутылку.— Я надюсь, что ты веселилась?

— Не очень, отвчала маска.

Графъ Зальцка тоже приказалъ подать новую бутылку вина.

— А ты кто такая? обратился онъ къ знакомой маск Бессинга.

— Я тебя не знаю, на чистомъ мстномъ діалект отвчала маска.

— Вкусъ у тебя хорошъ, ты придерживаешься солидности.

Домино въ смущеніи опустило голову.

— Я завидую вамъ, коллега. Вы одержали побду! смясь, вскричалъ графъ, показавъ свои чудные зубы.

— Не конфузьте ее, сказалъ баронъ.

— Ура, защитникъ невинности!

Вс чокнулись и разговоръ продолжался въ еще боле оживленномъ тон. Графъ постоянно посматривалъ на домино, сидвшее около Бессинга, а старый баронъ посматривалъ на графа и удивлялся, что онъ слишкомъ веселъ, зная, какъ застилается политическій горизонтъ. Графъ, между тмъ, перешелъ къ сосдк Бессинга.

— За твое здоровье, блокурая красавица, началъ онъ, близко вглядываясь въ нее своими огненными глазами. — Ну, теперь я узналъ тебя! вдругъ вскричалъ онъ, вскакивая.— Сеппи! милая голубка! какъ ты ловко нарядилась, и зачмъ ты отъ меня скрываешься?

Вс присутствующіе захохотали, а маска, очевидно, осталась очень недовольна этими словами. Она сильно наклонилась къ Бессингу, точно ища его покровительства. Глаза ея сверкнули, и она повелительно проговорила: ‘Милостивый государь!’

Графъ нсколько отодвинулся.

— Позвольте просить васъ… здсь такъ жарко! съ достоинствомъ важной дамы обратилась незнакомка къ Бессингу. Бессингъ всталъ и подалъ домино руку. Они быстро вышли.

Графъ пристально посмотрлъ вслдъ за удалявшимися.

— А все-таки это она! вскричалъ онъ, такъ хлопнувъ стаканомъ по столу, что стаканъ разлетлся.

Въ другомъ углу сидли между собою придворные, и хозяинъ буфета и старшій кельнеръ старались, чтобы имъ кто нибудь не помшалъ. Они говорили съ такой таинственностью, что ихъ безъ труда можно было принять за заговорщиковъ.

Съ большимъ жаромъ, чмъ другіе, говорилъ г. Фонъ-Гесницъ, громче всхъ ратовалъ обершталмейстеръ, а боле другихъ волновался, хотя и молчалъ, плацъ-маіоръ. Вс трое были встревожены и разгнваны: публичный выговоръ, полученный могущественной графиней, изумилъ всхъ, но еще боле изумляло то обстоятельство, что герцогъ колебался дать положительный отвтъ внскому уполномоченному, пребывавшему въ замк. Они уврили своихъ внскихъ друзей, что герцогъ до такой степени у нихъ въ рукахъ, что поворотъ для него боле невозможенъ. Колебаніе же герцога лишало ихъ всякаго кредита въ Вн. Кром того, куманьки эти не понимали образа дйствій графа Зальцка, открыто заступавшагося за прусскаго посланника.

Они съ жаромъ толковали о тхъ мрахъ, которыя слдовало принять, и поэтому вс другія мелкія дрязги отступали на задній планъ. Имъ очень хотлось обвинить принца Александра въ тайныхъ сношеніяхъ съ его возлюбленной и прусскимъ посланникомъ, и сообщить объ этомъ герцогу, но Ротвейль только что положительно объявилъ, что объ этомъ и рчи быть не можетъ, такъ какъ невозможно имть какія либо доказательства, потому что ни посланникъ, ни принцъ, ни Валерія не выходили изъ дому въ ночь подъ новый годъ.

Слдовательно, надо было найти что либо другое.

Ротвейль умолчалъ при этомъ, что случилось съ нимъ въ тотъ вечеръ: въ толкотн, какая-то маска сунула ему въ руку записочку, написанную, очевидно, второпяхъ карандашомъ. Онъ сначала думалъ, что это какая нибудь маскарадная шутка, но страшно испугался, прочитавъ слдующее:

‘Берегись, лицемръ! Кто другимъ копаетъ яму, тотъ самъ въ нее попадетъ. Такъ будетъ и съ тобой. Какимъ образомъ изъ-за тебя попали подъ арестъ два невинныхъ солдата и кто бродилъ тамъ наверху — знаю я! Если ты будешь пытаться другихъ втянуть въ бду, то я заговорю. Ты меня не знаешь, но я тебя знаю и держу въ рукахъ! Ни Б., ни П. А. не выходили въ эту ночь изъ дому. А гд былъ ты клеветникъ, и съ кмъ?.. Трепещи!’

Письмо это поразило его, какъ обухомъ по лбу, и тщетно ломалъ себ Ротвейль голову, кто могъ написать это таинственное посланіе и кто могъ знать тайну, отъ которой зависла его будущность? Тщетно ломалъ онъ себ голову, соображая, кто могъ быть таинственнымъ авторомъ письма, но догадаться никакъ не могъ.

Когда Барденштейнъ заговорилъ о томъ, что англійскій посланникъ слишкомъ любезенъ съ прусскимъ посланникомъ, онъ поднялъ голову и глазами искалъ компанію, ужинавшую съ масками. Въ эту минуту графъ Зальцка подошелъ къ заговорщикамъ, которые вдругъ замолчали.

— Какой скандалъ… онъ пьянъ! прошепталъ Ротвейль.

Это было несправедливо, потому что графъ далеко не былъ пьянъ, а только веселъ и остеръ, и прошелся весьма остроумно насчетъ таинственнаго разговора царедворцевъ, за что т страшно обозлились, но не ршились высказать этого.

Баронъ фонъ-Гримменштейнъ, не смотря на поздній часъ — было уже два часа — изъ маскарада не узжалъ. Такъ какъ австрійскій посланникъ ушелъ, то дама Бессинга снова охотно сла за столъ и такъ мило стала болтать по-французски съ графомъ Балабрегомъ, что Бессингъ не могъ прійти въ себя отъ изумленія, а вс ютъ души хохотали надъ ея остроуміемъ.

Баронъ зналъ, что при двор ршался серьезный вопросъ. Онъ, какъ человкъ умный, видлъ опасность, грозившую Германіи вслдствіе неестественныхъ отношеній между крупными и средними государствами. Страхъ передъ поднимающей голову Пруссіей заставлялъ всхъ бросаться въ противный лагерь. Онъ зналъ мстныя отношенія и странный характеръ герцога… Что еслибы онъ намекнулъ кое-что Бессингу?— намекнулъ бы ему о прізд австрійскаго уполномоченнаго, на что онъ имлъ полное право, такъ какъ открылъ это самъ. Что еслибы онъ намекнулъ ему, а тотъ, подъ предлогомъ фразы, сказанной графиней Вольфскеленъ, попросилъ бы у герцога аудіенціи и ршительно поговорилъ бы съ нимъ? Тогда, вроятно, австрійскій уполномоченный ухалъ бы, не получивъ никакого отвта.

Желаніе поговорить объ этомъ такъ было въ немъ сильно, что онъ не могъ совладать съ собою.

— Не дадите-ли вы мн руку, чтобы пройтись по зал? обратился баронъ къ Бессингу.— Мои старыя ноги измняютъ мн.

— За особенную честь почту, услужливо отвчалъ Бессингъ, подавая руку.

— Пройдемтесь подальше, сказалъ баронъ, войдя въ залъ: — мн хотлось бы потолковать съ вами.

Они прошли черезъ весь залъ, въ одну изъ пустыхъ ложъ. Осмотрвшись кругомъ, старикъ сказалъ:

— Скажу вамъ по секрету, что я сдлалъ открытіе, которое сильно меня безпокоитъ.

Бессингъ, молча, съ удивленіемъ посмотрлъ на него.

— Вы знаете мои взгляды на вещи, знаете, что я по принципу держусь въ сторон отъ малыхъ и великихъ длъ міра сего, и только въ самыхъ крайнихъ случаяхъ ршаюсь говорить… И въ такихъ случаяхъ старикъ нердко можетъ дать добрый совтъ…

— Мн нечего и говорить вамъ, баронъ, что вашъ совтъ всми будетъ съ благодарностью принятъ, кланяясь, отвчалъ Бессингъ.

— Я это зналъ напередъ. Высказывая то, что лежитъ у меня на сердц, я надюсь оказать услугу не только вамъ, но и цлой Германіи. Вы не поймете меня ложно. Такъ слушайте. Съ нкоторыхъ поръ въ Вн появилось сильное желаніе оказать на Пруссію извстное давленіе, изолировать ее отъ другихъ государствъ и, на случай нужды, обезпечить за собою ихъ содйствіе… Я вижу, что вамъ это извстно. Но, вроятно, вамъ неизвстно, что вчера сюда прибылъ изъ Вны графъ Л. и тайно живетъ въ замк, и, вроятно, выжидаетъ общанія герцога.

Тутъ баронъ замолчалъ и съ нкоторымъ удивленіемъ посмотрлъ на Бессинга, лицо котораго оставалось совершенно спокойнымъ.

— Право, вы замчательно хладнокровны! съ нкоторой досадой вскричалъ онъ.

— Этотъ уполномоченный детъ изъ Дессау и отсюда продетъ въ Вну черезъ Ганноверъ, Кассель, Бибрихъ и Дармштадтъ, спокойно проговорилъ Бессингъ.

— Вы это знали? чуть не обиженно проговорилъ баронъ.

— Узналъ сегодня утромъ.

— Честное слово вы умете устраивать дла лучше, чмъ я предполагалъ.

— Не я умю, а уметъ кое-кто повыше меня. Боле этого сказать вамъ я не имю права. Но тмъ не мене, я пользуюсь этимъ случаемъ, чтобы высказать вамъ свою глубокую благодарность и просить позволенія быть у васъ, чтобы докончить начатый разговоръ.

— Очень буду радъ видть васъ у себя, милйшій другъ мой!

——

Графъ Зальцка, по своему соціальному положенію, долженъ былъ имть дло съ мстными царедворцами, но въ душ онъ глубоко презиралъ этихъ интригановъ и эгоистовъ.

Пословица говоритъ: ‘что у трезваго на ум, то у пьянаго на язык’. Въ маскарад, будучи на-весел и подъ маской цыгана, онъ, ничуть не стсняясь, выскзывалъ, что у него было на ум, и особенно побивалъ плацъ-маіора, который до такой степени покорно сносилъ его удары, что австрійцу сдлалось противно, и онъ всталъ, чтобы уйти.

Въ ниш ресторана, какъ мы уже говорили, сидли офицеры за длиннымъ столомъ. Сначала съ ними ужинали ихъ знакомыя и родственницы, но затмъ, когда нарядное общество разъхалось, дамы эти были замнены другими, боле привтливыми и беззастнчивыми, бутылки безпрестанно смнялись, и вс маски были сняты. На одномъ конц этого стола сидлъ одтый Валленштейномъ поручикъ фонъ-Рейхертъ. Онъ сидлъ безъ маски, со стаканомъ въ одной рук, откинувъ назадъ голову и обнявъ другой рукой талію пажа, сидвшаго подл него. Пажъ облокотился обими руками о столъ и сидлъ тщательно замаскированный. Это была особа высокаго роста и, очевидно, женщина. Изъ-подъ берета съ длиннымъ перомъ виднлись блокурые локоны, а въ ушахъ блестли серьги. Весь костюмъ былъ изъ темномалиноваго бархата. За кушакомъ торчалъ кинжалъ и сбоку висла шпага.

Пажъ этотъ присоединился къ драгуну въ часъ ночи, а передъ тмъ мсто его было занято другими, такъ какъ смлый поручикъ, точно такъ же, какъ и графъ Зальцка, пользовался особеннымъ расположеніемъ дамъ. Сначала пажъ возбуждалъ всеобщее любопытство, и, затмъ было поршено, что это актриса Бернгардъ, которую узнали по надтымъ серьгамъ, и вс успокоились, и не приставали съ требованіемъ, чтобы она сняла маску.

Но это не была актриса, а одна придворная дама Только одна изъ придворныхъ могла ршиться на такую смлую штуку, а именно Ея: на фонъ-Рошъ, страстно любившая такія приключенія. Она была уврена въ своей безопасности, именно потому, что никто никогда не заподозрилъ бы ее.

Какъ костюмъ, такъ и серьги, достала она у актрисы Бернгардъ, которая была ей ч ъ-то обязана. Изъ маскарада она ухала въ придворномъ экипаж не въ замокъ, а къ своей тетк, гд потихоньку переодлась и вышла пшкомъ. На углу, ее ждалъ поручикъ фонъ-Рейхертъ. Подъ руку пошла она къ театру съ молодымъ человкомъ, который былъ очень доволенъ тмъ, что она ршилась для него на такую смлую затю.

— Тише! тише! успокоивалъ пажъ поручика,— будь разсудителенъ, Бодо! Ты опять выпилъ лишнее, это вдь противъ условія… очень глупо!

— Пусть глупо! Могу-ли я думать о благоразуміи, когда ты со мною, дорогая? нетвердымъ языкомъ отвчалъ поручикъ.

Пажъ со страхомъ посмотрлъ на него.

— Право, я боюсь, что ты пьянъ! съ ужасомъ проговорила двушка.

— Это отъ холоднаго воздуха, и кром того… Клянусь честью, мн хочется еще разъ поцловать тебя, Елена… а то жажда моритъ.

— Ну, полно, успокойся и будь благоразуменъ! Я страшно боюсь за тебя. Ты много слишкомъ болтаешь.

— Клянусь душой… не скажу ни слова! Что мн задло… я боюсь только, чтобы мы съ тобой не пострадали за другихъ.

— Я дурно сдлала, что сказала теб, потому что вдь это не моя тайна. Знаешь-ли ты, что собственно страхъ заставилъ меня ршиться на такой легкомысленный поступокъ?

— Страхъ! Экія глупости! Чего же ты боишься?

— Какое-нибудь твое неосторожное слово, и вс мы пропали! Поэтому, прошу тебя, сдлай мн одолженіе, не пей больше, Бодо… Я буду все время съ тобой, чтобы останавливать тебя.

— Хорошо, дорогая! отвчалъ драгунъ и горячо обнялъ пажа. Они остановились около фонаря на снгу, смялись, цловались и смотрли другъ другу прямо въ глаза. Они сильно любили другъ друга.

— Замтилъ-ли ты, какъ мраченъ сегодня Ротвейль?

— Да, и онъ. точно пронизывалъ меня своими взорами!

— Тебя? съ испугомъ вскричалъ пажъ.

— Да, меня… Что было написано въ записк?

— Не сдлала-ли я глупости? продолжалъ пажъ, вдругъ остановившись. Ты знаешь, онъ хотлъ затять крупную исторію и воспользоваться этимъ происшествіемъ въ свою пользу.

— Воспользоваться привидніемъ! Славно!

— Да, привидніемъ. Я же полагала, что лучше было не трогать боле этого дла, и мн досадно, что страдаютъ невинные люди. Какъ я хорошенько подумаю, я вижу, что это мошенническая продлка, весьма похожая на Ротвейля. Конечно, ради другихъ, надо было его предупредить.

— А что же было въ записк? еще разъ спросилъ Рейхартъ.

— Только угроза, и больше ничего. Указаніе, чтобы онъ не раздувалъ этого дла. Еслибы я хорошенько обдумала, я, можетъ быть, этого бы и не сдлала, потому что теперь онъ, конечно, въ ум отъискиваетъ, кто могъ знать это. Прошу тебя, Бодо, избгай его, онъ опасный противникъ, и какъ разъ нападетъ на настоящій слдъ.

— Ну, мы съумемъ постоять за себя.

— Пожалуйста, безъ бахвальства, милый! Ей Богу, я страшно боюсь. Общай мн держать языкъ за зубами… хоть только сегодня!

— ты, должно быть, хочешь разсердить меня, Елена? Я вдь не маленькій!

— Нтъ, конечно, не маленькій, но все-таки я не буду отходить отъ тебя.

— Хорошо, смясь, сказалъ драгунъ: — за это я поцлую тебя.

Они вмст вошли въ театръ, но не въ залъ, куда пажъ пришелъ потомъ и слъ около Рейхерта. Пажъ сидлъ очень тихо, маски не снималъ и не танцовалъ, но, повидимому, наслаждался, глядя на то, какъ веселились другіе, и сидя рядомъ съ поручикомъ.

Спустя нкоторое время, мимо проходилъ Ротвейль, мрачный и недовольный, онъ остановился, посмотрлъ сначала на Рейхерта, потомъ на пажа, и затмъ сдлалъ знакъ поручику, что онъ хочетъ говорить съ нимъ.

Посл долгихъ размышленій, плацъ-маіоръ пришелъ къ тому заключенію, что фактъ, о которомъ писалось въ письм, могъ быть узнанъ только черезъ одно лицо. А съ этимъ лицомъ поручикъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ. Эта мысль заставила его прійти сюда и вылить на комъ нибудь душившій его гнвъ. Съ недовольнымъ лицомъ увидалъ онъ, что на зовъ его идетъ поручикъ не одинъ, а вмст съ пажемъ.

— А, мадмуазель Бернгардъ! съ противной улыбкой заговорилъ плацъ-маіоръ.— Хоть я и поклонникъ вашего таланта и вашей особы, но все-таки я попросилъ бы васъ отойти на минуту, такъ какъ мн надо переговорить съ фонъ-Рейхертомъ объ очень серьезномъ дл.

— Ахъ, мой милйшій плацъ-маіоръ, нжнымъ, ласковымъ голосомъ отвчалъ пайсъ, не трогаясь съ мста,— хотя я тоже ваша поклонница, но, къ сожалнію, очень рдко васъ вижу, и потому желаю подольше побыть съ вами. Серьезнымъ разговорамъ никакъ не мсто здсь.

— На этотъ разъ извините, довольно грубо и нетерпливо возразилъ Ротвейль, отводя поручика въ сторону, — Я хотлъ спросить у васъ кое-что, продолжалъ онъ, входя въ нишу.— Знакома вамъ, эта рука?

Говоря это, онъ вынулъ записочку изъ кармана и подалъ ее свернутой въ такомъ вид, что можно было прочесть только нсколько строкъ.

‘То я заговорю. Ты меня не знаешь, но я тебя знаю’, прочелъ поручикъ, принимая невинный видъ любопытнаго, во, встртивъ испытующій взоръ Ротвейля, онъ тотчасъ же омрачился самъ.

— Эта рука мн совершенно незнакома, проговорилъ онъ твердо и съ увренностью.

— А не замтили-ли вы срое, довольно невидное домино?.. Лицо, передавшее эту записку, было въ сромъ домино? сердито спросилъ Ротвейль, съ самымъ нахальнымъ видомъ.

— Здсь въ зал много срыхъ домино. Но я не понимаю, почему это дло меня касается!.. Я надюсь, что для васъ будетъ достаточно, если я скажу вамъ, что совершенно чуждъ этой интриги — если только это интрига. Не впутывайте меня вообще въ ваши дла.

— Это дло слишкомъ важно для того, чтобы я могъ довольствоваться простымъ словомъ,— съ прежней наглостью и заносчивостью отвчалъ фонъ-Ротвейль.— Потрудитесь подойти ко мн поближе, нтъ надобности, чтобы насъ слышали. Вамъ извстно, что его высочество поручилъ мн произвести слдствіе насчетъ ночнаго происшествія подъ новый годъ.

Тутъ онъ бросилъ на него такой взоръ, который бы сдлалъ честь великому инквизитору, и еще боле взволновалъ и безъ того взволнованнаго поручика.

— Позвольте, капитанъ, вспыхнувъ, отвчалъ послдній: — я думаю, что тутъ не мсто говорить объ этомъ.

— Пожалуйста, не такъ громко… я приказываю! Понимаете меня? грубо перебилъ его плацъ-маіоръ.— Ршать это могу я, а не вы!.. Вамъ остается только отвчать… и ничего боле!

— Слдовательно, какъ на служб? отвчалъ Рейхертъ, сдвигая каблуки и брякнувъ шпорами.

— На служб!.. какъ вы сами говорите, поручикъ.— Въ этомъ письм упоминается о событіяхъ той ночи…

— Это касается васъ, капитанъ, а никакъ не меня! отвчалъ сильно разгоряченный любовникъ прелестной придворной дамы, забывая вдругъ все, что только общалъ ей.

Не то съ злорадствомъ, не то съ худо скрываемымъ смущеніемъ, посмотрлъ плацъ-маіоръ прямо въ лицо поручику и поднялъ руку, точно хотлъ схватить его.

— Меня, господинъ фонъ-Рейхертъ? Отвтъ этотъ я нахожу двусмысленнымъ… Прошу васъ говорить поясне… Полусловами говорить нечестно…

Онъ нарочно раздражалъ его. При послднихъ словахъ, кровь бросилась въ лицо молодому человку, и онъ схватился за эфесъ шпаги.

— Двусмысленнымъ? крикнулъ онъ.— Сударь… еслибы весьма важныя причины не заставляли меня молчать, то я выразился бы очень ясно — онъ показалъ кулакъ — гораздо ясне, чмъ бы вы того желали.

— Ого!

— Если вы меня принуждаете… ну такъ хорошо!.. Въ ту ночь я стоялъ на караул… и я знаю очень хорошо, кто ходилъ наверху, и если вы осмливаетесь оскорблять меня, сударь…

— Боле ничего знать мн не надо, отвчалъ плацъ-маіоръ съ холоднымъ поклономъ и съ роковой улыбкой.— Теперь я знаю, съ кмъ мн нужно имть дло. И если хотя что либо станетъ извстнымъ…

— Это угроза? вн себя вскричалъ Рейхертъ, забывая все на свт.

— Я вамъ кое-что скажу, господинъ поручикъ, прошиплъ онъ ему на ухо.— Если объ этомъ дл что нибудь узнается… Впрочемъ, зачмъ намъ горячиться, прибавилъ онъ съ лживой улыбкой:— вдь для насъ обоихъ очень важна тайна, и, наконецъ, меня надо будетъ пощадить, вы знаете почему — а васъ и другихъ можно безжалостно принести въ жертву… Поэтому, горячиться нечего, другъ мой. Боле удерживать васъ я не стану… Веселитесь, пажъ уже теряетъ терпніе.

— Негодяй! прошепталъ Рейхертъ, глядя ему вслдъ:— презрнная тварь! Позоръ всего нашего сословія! Интриганъ.

— Господи помилуй! что случилось, Бодо? тихо и торопливо спросилъ подошедшій пажъ.

— Еслибы можно было уничтожить эту гадину, не… я пустилъ бы ему пулю въ лобъ!

— Прошу, умоляю тебя, Бодо… успокойся! говори тише, тебя могутъ услыхать, вдь драпировка не стна. Разв Ротвейль что нибудь подозрваетъ?

— Какъ подозрваетъ? Да онъ все знаетъ!.. Онъ спрашивалъ у меня, знаю-ли я писавшую ему письмо? Онъ принялъ самый безсовстный начальническій тонъ!.. Но я ему не поддался. Ей Богу!

Поручикъ, заикаясь отъ волненія, разсказалъ пажу весь разговоръ, происходившій между нимъ и плацъ-маіоромъ. Не произнося ни слова, выслушала его Елена фонъ-Рошъ, затмъ вздохнула и, подумавъ, ршительно сказала:

— Ну, что же длать!.. Нельзя сказать, чтобы я поступила благоразумно, но сдланнаго не воротишь… и почемъ знать, можетъ быть, оно къ лучшему… Онъ грозитъ намъ? Ноя его близко знаю. Постой! отъ страху у тебя поджилки затрясутся! То, чего я хотла добиться, того я добилась!.. Пойдемъ, Бодо, пройдемся по зал, мн душно!

— Сначала поцлуй меня! шепталъ тотъ, удерживая ее.

— Господи! ты въ самомъ дл пьянъ. Стыдись!

Посл поспшныхъ объятій, молодые люди вышли изъ ниши.

Бессингъ одержалъ полнйшую побду надъ своей блокурой незнакомкой, но онъ, зная свое дипломатическое положеніе, постоянно былъ на-сторож. Кром того, онъ вовсе не имлъ намренія заводить любовной интриги съ незнакомой особой, а образъ Валеріи слишкомъ живо стоялъ передъ нимъ и изгонялъ всякую мысль о другой женщин. Онъ ясно видлъ, что она, стараясь понравиться ему, довольно ловко ударяла иногда по камню и выбивала искру. Она хорошо знала придворный кружокъ, и о каждой дам могла разсказать что нибудь пикантное, о куманькахъ же и о старой графин она говорила такъ, что Бессингъ не могъ удержаться отъ смха.

Пройдясь по зал, оба они сли въ глубину ниши. Бессингъ взглянулъ украдкой на часы и подавилъ звоту, думая, что пора уже и ложиться спать. Вдругъ, посреди разсказа о графин Феличит, маска замолчала, стала прислушиваться и затмъ, схвативъ Бессинга за руку, приложила палецъ къ губамъ.

Рядомъ въ пустой ниш начался шумъ и оживленный разговоръ. Это разговаривалъ плацъ-маіоръ съ драгуномъ.

Бессингъ былъ такъ смущенъ, что хотлъ встать, но домино, сверкая глазами, взглянула на него и удержала.

— А! господинъ Ротвейль! я такъ и думала! прошептала она.

Бессингъ понялъ, что случайно онъ узналъ весьма важную тайну, частію касающуюся его. То, чего онъ не понималъ прежде, онъ узналъ изъ разговора драгуна съ пажемъ.

И онъ, и дама его немало были удивлены, узнавъ сразу дв тайны и увидавъ цлую вереницу сплетенъ и интригъ.

— Славныя исторіи! прошепталъ онъ. Затмъ онъ вдругъ живо повернулся къ блокурому домино и живо схватилъ ее за руку.

— Я надюсь, фрейленъ, кто бы вы ни были, вы будете молчать о томъ, что теперь случайно узнали. Было бы несправедливо и даже опасно разсказывать объ этомъ.

— Не тревожьтесь, сударь, отвчала она, снимая маску:— рыжая Сеппи уметъ молчать, но только потому, что вы этого желаете.

Пораженный неожиданностью, Бессингъ даже отшатнулся, увидавъ оживленное личико дочери парикмахера въ блокуромъ парик.

— Вы, фрейленъ? вскричалъ онъ.

— Разв я дурно съиграла свою роль? спросила, она проводя рукой по лбу.

— Ей-Богу… я никакъ не думалъ!.. вы совсмъ обманули меня.

Жозефина засмялась, и потомъ, потупила взоръ.

— Но кто же то другое домино, съ рыжими волосами?

— Вы и съ нимъ говорили? съ любопытствомъ спросила Сеппи.

— И говорилъ, и танцовалъ.

— И что же она вамъ сказала?

— Странно! Я былъ увренъ, что говорилъ съ вами… Вы знаете то домино? пожалуйста, скажите мн, кто она?

— Я только подозрваю, но не уврена, уклончиво отвчала Сеппи.

— Пожалуйста, скажите мн правду! горячо упрашивалъ Бессингъ.

— Я думаю, что не имю на это права. Сегодня вечеромъ только одна была съ рыжими волосами…. но это тайна нашей коммерціи, и мн не хотлось бы….

Она замолчала и поспшно надла маску, такъ какъ замтила между драпировками ниши барона Гримменштейна, который глазами кого-то отъискивалъ.

— Извините, если я мшаю! лукаво сказалъ онъ, увидавъ парочку.

Бессингъ, нсколько сконфузившись, всталъ.

— У меня есть къ вамъ просьба, прошепталъ ему на ухо старикъ.— Нашъ общій другъ Зальцка находится несовсмъ въ нормальномъ состояніи. Онъ задираетъ своихъ союзниковъ. Не будете ли вы такъ добры и не попытаетесь-ли увезти его домой? Я думаю, что завтра онъ скажетъ вамъ за это спасибо.

Бессингъ тотчасъ же шепнулъ что-то на ухо домино, и пошелъ вслдъ за старикомъ къ столу, у котораго графъ Зальцка только что вступилъ въ горячій споръ съ обершталмейстеромъ,— споръ, сильно волновавшій послдняго. Увидавъ Бессинга, онъ тотчасъ же бросилъ разговоръ съ обершталмейстеромъ.

— А! Бессингъ! вскричалъ онъ, протягивая ему руки.— Левъ приближается, волки трепещите! Идите сюда, ваше мсто около меня!

— Я хотлъ только проститься съ вами, любезный графъ, отвчалъ Бессингъ съ нкоторымъ смущеніемъ,— и вмст съ тмъ спросить васъ, не подете-ли и вы со мной? Вдь уже четыре часа.

— Счастливые часовъ не наблюдаютъ! смясь, отвчалъ Зальцка, качая головой.— Ну, идите же, садитесь подл меня.

Присутствующіе, недовольные появленіемъ такого собесдника, нахмуривъ брови, посмотрли на Бессинга. Бессингъ съ перваго же взгляда понялъ положеніе, церемонно поклонившись куманькамъ,— омъ подслъ къ австрійцу и выпилъ съ нимъ стаканъ вина, нехотя отвчая на его шутки. Вдругъ на губахъ его появилась улыбка, онъ вспомнилъ объ ухаживаніи своего собесдника за рыжей Сеппи. Ему пришло кое-что въ голову. Онъ тотчасъ же всталъ я пошелъ вт тотъ уголокъ, гд сидла двушка и ждала его. Бессингъ быстро прошепталъ ей что-то на ухо.

— Отъ души готова, отвчала она, завязала маску и пошла. Она шла въ нкоторомъ разстояніи отъ Бессинга и остановилась около стола.

— А… вотъ она! вскричалъ Зальцка, замчая ее.— Сюда, сюда, голубка!.. Вотъ онъ покоритель.

— О комъ это ты говоришь? измненнымъ голосомъ проговорила Сеппи, нершительно подходя.

— О комъ же, какъ не объ этомъ льв… Да подойди же, милочка, тебя никто не укуситъ.

— Я стара и безобразна, кто пожелаетъ укусить меня, тотъ долженъ имть крпкіе зубы, присдая, отвчала Сеппи.

— Ну, или выпей! за твое здоровье! Сеппи взяла бокалъ и только приложилась къ нему губами, затмъ пристально посмотрла цыгану въ глаза и быстро сказала что-то.

Зальцка вскочилъ точно отъ электричества, и хотлъ схватить ее, но она вывернулась и убжала. Онъ нахмурилъ брови, взглянулъ на Бессинга и побжалъ вслдъ за домино, Бессингъ отправился вслдъ за нимъ.

Рыжую Сеппи они нашли уже въ швейцарской, гд она издала своего пальто.

— Такъ это была ты? Я такъ и думалъ, и все-таки позволилъ себя надуть! задыхаясь, мрачно вскричалъ Зальцка.

— Спокойной ночи, графъ, смясь, отвчала двушка:— хорошо-ли повеселились?

— И теперь змя, когда я только что нашелъ тебя, ты уходишь домой?

— Если вамъ будетъ угодно проводить меня, то я за честь почту, вжливо отвчала Сеппи.

— Слдовательно, конецъ дня будетъ лучше всего. Шубу мою! Гд моя карета?

— Если вамъ угодно хать, то хать вы можете одни! сказала Сеппи, закутывая себ голову.

— Хорошо! хорошо!

Онъ помогъ ей одться, съ жаромъ что-то нашептывая ей, и точно сразу отрезвившись.

— Объ этомъ и разговору быть не можетъ!… Сегодня вы хоть и цыганъ, но я вамъ скажу правду, что вы слишкомъ много выпили шампанскаго! весело вскричала Сеппи.

— Съ отчаянія… право съ отчаянія! комично отвчалъ Зальцка.

— Такъ вамъ и поврили! Смотрите, не простудитесь, здсь такъ сквозитъ.

Графъ закутался въ шубу и надлъ калоши.

— Ну, вотъ, душа моя, я и готовъ…. хоть на край свта!

Онъ любезно подалъ ей руку.

— А тайный совтникъ? спросила Сеппи, оборачиваясь къ Бессингу.— Разв вы не съ нами?

— Если позволите, и если позволитъ мой коллега.

— Убдительно прошу объ этомъ, отвчала Сеппи, не обращая вниманія на омрачившагося венгерца, котораго она взяла подъ руку.

На улиц было очень холодно. По знаку Бессинга, карета его похала за ними, что было очень кстати, такъ какъ на холоду графа разобрало еще боле. Они, впрочемъ, дошли до дверей парикмахерской, и Бессингъ помогъ двушк отворить дверь.

Холодъ подйствовалъ на цыгана, такъ что ноги отказывались служить ему, Бессингъ взялъ его къ себ въ карету, свезъ домой и посидлъ даже у его постели.

— Добрый другъ!… и хорошій товарищъ! съ жаромъ говорилъ сильно поблднвшій Зальцка.— Право, я люблю васъ… Чортъ съ ней, съ этой Сеппи…. Жаль…. Жаль, что вы не венгерецъ.

Бессингъ улыбнулся, пожалъ ему еще разъ руку и уговорилъ его уснуть. Выйдя на цыпочкахъ изъ комнаты, онъ слъ въ карету и ухалъ домой.

XX.

На слдующій день Бессингъ былъ нсколько удивленъ. Часовъ въ одиннадцать онъ сидлъ за письменнымъ столомъ и писалъ бумаги, которыя ему надо было составлять лично. Въ это время новый лакей его принесъ письмо, говоря, что его подала какая-то дама.

Письмо было отъ Сеппи. Вотъ что она писала:

‘Благодарю васъ, милостивый государь, за ваше вчерашнее вниманіе къ такой незначительной особ, какъ я. Чрезъ нсколько дней, я надюсь узнать что либо положительное относительно того разговора, случайными слушателями котораго мы были. Кром того, я узнала кое-что для васъ очень важное. Мое глубокое уваженіе къ вамъ заставляетъ меня ршиться на весьма смлый поступокъ, и потому я прошу васъ быть передъ началомъ спектакля въ парк около статуи Минервы, гд я буду ждать и гд сообщу вамъ то, что вамъ нужно знать. Я надюсь, что настоящее мое письмо останется для всхъ тайной. Остаюсь глубоко уважающей васъ Жозефиной Кюкопфъ’.

— Странно! прошепталъ Бессингъ:— эта двушка, дйствительно, точно ухаживаетъ за мною. Это ставитъ меня въ неловкое положеніе? Что мн длать?

Онъ вдругъ остановился въ своихъ размышленіяхъ, замтивъ вошедшаго лакея, подававшаго ему карточку.

— Этотъ господинъ проситъ позволенія поговорить съ вами.

— Гофратъ Фоглеръ? Просите, отвчалъ Бессингъ, съ недоумніемъ глядя на карточку.

Онъ заперъ письмо Сеппи въ ящикъ и закрылъ чистымъ листомъ бумаги то, что писалъ.

— Что это за особенная честь? Можетъ быть, пришелъ вывдать что нибудь? Тамъ меня начинаютъ считать силой.

Въ комнату вошелъ господинъ небольшаго роста, весьма приличный, во фрак, въ блыхъ перчаткахъ и съ орденомъ въ петличк.

— Извините, что я позволилъ себ безпокоить васъ въ такой ранній часъ, вжливо кланяясь, сказалъ Фоглеръ, прямо глядя на Бессинга.

— Я тоже прошу извинить меня, что безъ церемоніи принимаю васъ у себя въ кабинет, отвчалъ Бессингъ.— Прошу покорно садиться.

— Явиться къ вамъ меня заставили многія причины. Позволите мн быть съ вами откровеннымъ? началъ Фоглеръ.

— Я къ вашимъ услугамъ.

— Я приступаю прямо къ длу, полагая, что вамъ извстно мое положеніе при двор, для котораго я, такъ сказать, мою грязное блье. Такое занятіе и гадко, и невыгодно, такъ какъ за него платятъ неблагодарностью.

— Позвольте спросить, почему именно меня вы удостоиваете вашего доврія? съ удивленіемъ спросилъ Бессингъ.

— Вы хотите сказать, что васъ это удивляетъ, такъ какъ я интригую вмст со всми противъ Пруссіи? На это я могу отвтить поговоркой: съ волками жить по волчьи выть. Но теперь я нашелъ нужнымъ обратиться къ покровительству Пруссіи. Я надюсь, что она спасетъ насъ отъ безурядицы.

— Я смю просить васъ выражаться осторожне, благоразумно замтилъ Бессингъ.

— Я говорю съ вами откровенно, потому что знаю, съ кмъ говорю. Вы, вроятно, слыхали о памфлет, появившемся въ одной иллюстрированной газет? Меня посылали развдывать, кто былъ авторомъ этой статьи. Но я ничего не узналъ.

— Вдь подозрніе, кажется, падаетъ…

— На принца Александра и одну даму, какъ говорятъ, весьма къ нему близкую.

Бессингъ невольно нахмурилъ брови, что не укрылось отъ зоркаго взгляда Фоглера.

— Я убжденъ, поспшно сказалъ тотъ:— что это вздоръ. Эта исторія заставила меня явиться къ вамъ и предложить Пруссіи свои услуги. Я буду очень вамъ благодаренъ, если вы примете на себя посредничество. Я близко знаю дла нашего герцогства, ближе, чмъ кто либо. Я думалъ служить герцогу, а не шайк разбойниковъ и мошенниковъ!

— Убдительно прошу васъ выражаться осторожне.

— Извольте, хотя это весьма трудно, когда кровь такъ и кипитъ, а слова такъ и просятся на языкъ.

— Не скрою отъ васъ, что найти вамъ мсто въ Пруссіи будетъ не легко, но тмъ не мене я напишу о васъ, и затмъ дамъ отвтъ. Затмъ я, какъ посланникъ державы, подъ покровительство которой вы отдаете себя, можетъ быть, не имю и права отказываться отъ вашихъ услугъ, тмъ боле, что вы близко знаете отношенія при здшнемъ двор, и потому, когда мн нужно будетъ разъяснить что либо, то я обращусь къ вамъ.

— Я жажду начать честную, а не позорную службу, и для начала позвольте мн вручить вамъ эту записку, завтра или посл завтра я приду за ней.

Съ этими словами будущій прусскій чиновникъ поднялся съ своего мста и откланялся.

XXI.

Холодъ былъ жестокій. Снгъ валилъ и кололъ лица прохожихъ ледяными иглами. Пшеходы шли, закутанные по уши, и поспшно переходили площадь, направляясь въ театръ.

Высокая фигура, тоже закутанная по уши, отдлилась отъ толпы и исчезла за ршеткой дворцоваго сада.

Бессингъ согласился отправиться на назначенное ему свиданіе по той же причин, по которой принялъ утромъ предложеніе гофрата. Сапповъ когда-то указалъ ему на гофрата и на Сеппи, какъ на единственныхъ лицъ, которыя дйствительно могутъ быть ему полезными, и какъ разъ оба эти лица сами предложили ему свои услуги.

Мысль о Валеріи не покидала Бессинга, но мысль эта была теперь тяжелая и горькая. Онъ ясно сознавалъ, что она не должна была допускать, чтобы про нее дурно говорили. Какое бы ни имла на нее вліяніе мать, Валерія должна была понять, что отношенія ея къ мужу другой женщины не могли не возбуждать порицанія, и потому отношенія эти она должна была тотчасъ же прервать. Если же она дйствительно разсчитывала на что либо, то ее можно было назвать вполн виновной. Вслдствіе подобныхъ мыслей, онъ одно понималъ совершенно ясно, что Валерія никогда не можетъ быть его женою, что она навки для него погибла.

Точно также и теперь, идя въ дворцовый садъ на первое свиданіе съ рыжей Сеппи, онъ думалъ о Валеріи. Графъ Зальцка не съ такой грустью шелъ бы на это свиданіе, какъ его прусскій коллега.

Войдя въ садъ, онъ увидалъ хавшую въ театръ герцогскую карету и быстро повернулъ въ боковую аллею, гд наткнулся на темную фигуру, въ которой, по звуку шпоръ, онъ тотчасъ же узналъ офицера. Около блой мраморной статуи, его ждала уже Сеппи.

— Фрейленъ Жозефина, вы? спросилъ онъ.

— Ради Бога, не называйте по имени! прошептала Сеппи.

Дйствительно онъ увидалъ свженькое личико двушки.

— Какъ это мило съ вашей стороны, что вы пришли, живо проговорила двушка.

— Прошу васъ, не перетолкуйте въ другую сторону моего прихода, отвчалъ Бессингъ, желая удержать Сеппи въ границахъ и сохранить свое достоинство. Но двушка быстро перебила его.

— Господинъ тайный совтникъ… какого вы обо мн мннія?

— Пожалуйста, безъ титулованія, съ испугомъ проговорилъ Бессингъ.

Онъ боялся, чтобы его не увидали тутъ на свиданіи съ Сеппи.

— Ахъ, ты Господи! вотъ я и провинилась! со страхомъ прошептала она.

— Позвольте мн сдлать вамъ предложеніе такого рода: вы будете называться Церерой, а я Меркуріемъ. Угодно?

— Хорошо. Такъ Церера и Меркурій. Ухъ, какъ холодно. Хорошо ли вы себя чувствуете посл бала, господинъ Меркурій?

— Благодарю васъ. Мн слдовало бы ране спросить васъ объ этомъ.

— Не все ли равно. Я боюсь, что вчера я выпила лишнее и наболтала всякаго вздора.

— Ну, этого я не замтилъ, милая фрейленъ.

— Я еще должна поблагодарить васъ за то, что вы проводили меня…

— А я за вашу готовность помочь мн увезти цыгана.

— Ахъ, того!.. быстро и нсколько презрительно проговорила Сеппи.

— Какъ я вижу, онъ у васъ въ немилости, но прошу васъ, не говорите ничего противъ него, потому что я глубоко уважаю его и считаю своимъ другомъ.

— Въ самомъ дл? Ну, въ такомъ случа это обоюдно, бы стро проговорила она.

Они, говоря такимъ образомъ, прошли по алле и подошли къ гроту, въ которомъ лтомъ фонтанъ билъ изо рта у льва и падалъ въ раковину. Въ грот можно было укрыться отъ втра, и оба они, точно сговорившись, повернули туда.

— Вы общали мн что-то сообщить, сказалъ Бессингъ, которому положеніе его было не по вкусу.

— Да, но сначала вы должны дать мн общаніе…

— Что я никому не передамъ…

— Ну, это мн ршительно все равно, господинъ тайн… господинъ Меркурій, отвчала Сеппи, сконфуженно поднявъ выразительные глаза свои на Бессинга,— а я хочу просить васъ врить мн, что все, что я длаю, я длаю только по дружб.

Она съ особеннымъ удареніемъ произнесла послднія слова, и какъ-то, точно нечаянно, ея маленькая ручка очутилась у него въ рук и все время лежала тамъ.

— Вы поврить не можете, какіе здсь дурные люди, шопотомъ продолжала она, — и чмъ они выше по положенію, тмъ они хуже… Иногда мн кажется, что вы сюда проданы!.. И кром того, вдь вы совсмъ покинуты, такъ что нуждаетесь въ друг — женщин.

— Право, Церера… вы очень добры, очень милы! съ жаромъ проговорилъ Бессингъ, пожимая ея крошечную ручку.

— Вс они въ заговор противъ васъ, противъ ненавистнаго пруссака.

— Я ужь слышалъ объ этомъ. Меня хотятъ запутать въ дурацкую исторію… но я презираю такія исторіи.

— Вы совершенно правы, и я не объ этомъ хотла говорить, а о другомъ… Здсь по секрету живетъ графъ Л. изъ Вны, еще тише прибавила она.

— Да, политическій агентъ.

— Вы знаете объ этомъ?

— Думаю, что знаю.

— Графа Л. я знала въ Вн. Они хотятъ уговорить герцога… Я знаю это отъ отца, съ которымъ герцогъ очень откровененъ. Говорятъ, что Менсдорфъ и Бисмаркъ непремнно хотятъ подраться.

— Очень можетъ быть… Но милая Церера, не знаете ли вы, какой отвтъ получилъ агентъ?

— Конечно, знаю! Вс они пристаютъ къ герцогу, вообще слабохарактерному, но онъ на этотъ разъ не поддается. Графъ Л. ухалъ, съ порученіемъ сообщить въ Вн, что въ скоромъ времени его высочество самъ будетъ тамъ и привезетъ отвтъ.

— Вы это точно знаете? спросилъ Бессингъ.

— Ротвейль сегодня говорилъ это у насъ гофмаршалу фонъ-Гесницу, и уврялъ, что вы тутъ приложили руку. Что вы уговаривали герцога и ведете заговоръ съ принцемъ Александромъ и фрейленъ Боденштейнъ. Вдь послднее вздоръ, не правда ли?

— Чистйшая выдумка, милая Церера, съ увренностью сказалъ Бессингъ.

— Говоря откровенно, это меня радуетъ, отвчала Сеппи, пожимая руку,— такъ какъ я терпть не могу эту Боденштейнъ, она хороша, только зла, и воротитъ отъ всхъ носъ, я не хотла бы, чтобы вы были съ нею знакомы.

— А вы хорошо ее знаете? съ волненіемъ спросилъ Бессингъ.

— Кого же я не знаю, мн волей-неволей приходится всхъ знать. Она хороша съ принцемъ.

— Съ его высочествомъ?

— Да… Это тоже хорошій господинъ, нечего сказать! Съ сегодняшняго утра ходятъ такіе слухи, что чудо!

Она тихо засмялась, но вдругъ остановилась, увидавъ дв фигуры, прямо направлявшіяся къ гроту.

— Тише, тише! прошептала она, прижимаясь къ Бессингу. Бессингу положеніе его показалось до крайности непріятнымъ. Дрожь пробжала у него по спин. Онъ стоялъ, не шевелясь и затаивъ дыханіе, а Сеппи такъ прижалась къ нему, что ему стало жарко отъ ея тла.

— Можетъ быть, Бодо, проговорилъ женскій голосъ, при звук котораго Сеппи сжала руку Бессинга,— но все-таки въ настоящую минуту вліяніе его слишкомъ велико, общай мн избгать его и не раздражать.

— Какъ хочешь, Елена, хотя мн это непріятно.

— Безъ всякихъ хотя. А я съ своей стороны попрошу принцессу Агнесу, чтобы она поговорила съ Ротвейлемъ, я ей разскажу кое-что…

— Только не разсказывай ей, гд мы съ тобой были, Елена.

— Ни за что на свт! Я упрошу ее, чтобы теб поручили осмотръ коридора.

— Но вдь Ротвейлю извстно, что я знаю всю исторію…

Тутъ голоса, стали неслышными.

— Какая неосторожность! съ испугомъ повторилъ Бессингъ,— это продолженіе того разговора, что мы слышали въ маскарад.

— Не проучить ли мн ихъ?.. не спугнуть ли? быстро спросила Сеппи, всегда готовая на шалость.

— Нтъ, нтъ!… Но что все это значитъ, милая Сеппи, для меня это загадка… непонятныя слова!

— Еслибы я вамъ сказала то, что я давно подозрвала, и въ чемъ теперь уврена, вы бы удивились!… Можетъ быть, когда мы съ вами покороче познакомимся. Они ведутъ крупную игру! Еслибы Ротвейль зналъ, до какой степени онъ теперь у меня въ рукахъ, лицемръ, онъ заплъ бы другую псню, даже перемнился бы къ вамъ, хотя онъ вашъ злйшій врагъ.

— Мой? съ удивленіемъ спросилъ Бессингъ.

— Да… вашъ.

— Странно… почти невроятно, потому что съ тхъ поръ, какъ я здсь, я трехъ словъ съ нимъ не сказалъ. Но, милая Церера, я боюсь, не холодно ли вамъ здсь. Я провожу васъ до выхода изъ парка. Вдь вы идете врно въ театръ?

— Ну, конечно, въ театръ, задумчиво отвчала Сеппи.— Да, дйствительно намъ лучше идти. Черезъ нсколько дней мы снова увидимся, и тогда я разскажу вамъ все подробно, тогда Ротвейль запляшетъ по нашей дудк.

— Какъ же вы это сдлаете?

— Это пока моя тайна… извините, господинъ фонъ-Бессингъ.

— Ну, такъ до свиданья, и большое вамъ спасибо, милая Сеппи. Будемте хранить втайн нашъ союзъ.

— Я то ужь не болтушка, серьезно отвчала двушка, прямо глядя ему въ глаза.

Они подошли къ фонарю. Сеппи еще разъ посмотрла на Бессинга, и затмъ, взявъ его руку въ об свои, прижала ее къ своей груди и потомъ выпустила.

— Спокойной ночи! проговорила она, быстро убгая отъ него.

Бессингъ, не трогаясь съ мста, смотрлъ ей вслдъ.

— И запутался я вдругъ въ интригу, и погрязъ въ нее по самыя уши, прошепталъ онъ, и тихо поплелся домой.

XXII.

Вслдствіе сильнаго мороза, продолжавшагося нсколько дней, вода на прудахъ замерзла, къ немалой радости любителей катанья на конькахъ. На прудахъ тотчасъ же были поставлены лавки и домики для надванія коньковъ, и началось сильное оживленіе.

Нсколько въ сторон, у конца дворцоваго сада, находился большой павильонъ, надъ которымъ разввались красный и зеленый флаги, въ извстные часы дня, причемъ прохожіе знали, что въ это время на конькахъ катался дворъ, и публика изъ уваженія не шла въ это время кататься.

На третій или на четвертый день посл вечерняго свиданія, Бессингъ шелъ въ сопровожденіи французскаго посланника по дворцовой площади и повернулъ въ дворцовый садъ. Онъ прошелъ неподалеку отъ статуи Минервы и извстнаго грота, и такимъ образомъ могъ при дневномъ свт осмотрть мстность.

Въ своемъ послднемъ отчет въ Берлинъ, онъ сообщилъ о томъ, что тутъ слышалъ. Оттуда же онъ получилъ порученіе, предложить герцогу постройку желзной дороги, для чего и былъ въ это утро въ замк. Конечно, ему не дали никакого положительнаго общанія, въ разговор съ нимъ ничего прямо не было сказано, а все только полусловами, но онъ замтилъ одну перемну, а именно, что принятъ онъ былъ совсмъ не такъ, какъ прежде. Не только самъ герцогъ, но и вс его приближенные были съ нимъ необыкновенно вжливы и предупредительны. Бессингъ очень хорошо понималъ, что вжливы съ нимъ только потому, что затваютъ что нибудь противъ него.

Во дворц онъ узналъ, что дворъ предполагаетъ кататься въ этотъ день на конькахъ. Въ юности онъ былъ страстнымъ любителемъ катанья на конькахъ, и потому теперь отправился на прудъ, гд для двора было устроено отдльное мсто.

Появленіе его среди придворныхъ произвело сильное впечатлніе. Тутъ, точно такъ же, какъ и во дворц, вс были съ нимъ особенно любезны. Даже герцогиня улыбнулась ему, и графиня показала свои вставные зубы.

Бессингу было невообразимо тяжело отъ этихъ любезностей, и онъ успокоивалъ себя мыслью, что ему надо пріучаться ко лжи, какъ солдату къ пороху. Его красивая статная фигура казалась еще красиве, бгая и раскатываясь по льду. Онъ очень былъ радъ увидть тутъ принцессу Генріетту, искренно ему улыбнувшуюся. Принцесса же Гильда смло, ври всемъ двор, подала ему руку.

Прелестная супруга принца Александра, въ изящномъ темносинемъ костюм, отдланномъ срымъ мхомъ, считалась прежде превосходной конькобжицей. Въ послдніе же года, она не появлялась на каткахъ, вслдствіе того, какъ говорили, что мужъ ея находилъ катанье на конькахъ неприличнымъ. Появленіе ея на катк заставило всхъ обратить на это вниманіе, тмъ боле, что вс знали о супружескихъ раздорахъ высочайшей четы.

Тутъ же около принцессы каталась Елена фонъ-Рошъ окруженная толпою поклонниковъ. Принцесса Агнеса каталась нсколько поодаль съ капитаномъ фонъ-Ротвейлемъ, а младшая сестра ея, только съ предъидущаго года въ первый разъ начавшая кататься, тихо прокатывалась, поддерживаемая поручикомъ фонъ-Маршалькомъ.

Принцесса Гильда встртила прусскаго посланника съ задушевной искренностью, доставившей ему большое удовольствіе. Увидавъ теперь устремленные на него темные глаза принцессы и услыхавъ ея голосъ, онъ почувствовалъ, что съ глазъ его спадаетъ завса. То, что онъ осмливался подозрвать, была истинная правда. Лицо его вспыхнуло, такъ какъ кровь отъ сердца хлынула въ голову. По раскраснвшемуся лицу принцессы онъ увидалъ, что онъ не ошибся. Другъ вчерашняго маскарада стоялъ теперь передъ нимъ!

Какъ обыкновенно, и тутъ женщина заговорила первая. Она заговорила, лукаво улыбаясь, что къ ней очень шло, и особенно нравилось Бессингу, такъ какъ пўдъ этой улыбкой скрывалась тайна, извстная только имъ двоимъ.

— Какъ я завидую той ловкости, съ какой вы летаете по льду! заговорила она.

— Ваше высочество слишкомъ милостивы, отвчалъ Бессингъ, едва скрывая свое волненіе.

— Можетъ быть, вы будете такъ снисходительны и такъ добры, что поможете мн выучиться трудному искусству. Господинъ фонъМаршалькъ, я не желаю боле утруждать васъ, благодарю васъ, и до свиданья.

Бессингъ низко поклонился, высказывая въ то же время свою благодарность. Офицеръ удалился.

— Прежде всего, ваше высочество, вы не должны держаться за кресло, а иначе вы никогда не выучитесь.

— Вы правы. Впрочемъ, я не совсмъ неумлая, я только мало практиковалась, возразила принцесса:— надо попробовать, не привыкну ли я, при вашемъ содйствіи. Иногда мн кажется, что у меня недостаетъ только ршимости.

Онъ взялъ ее сначала подъ руку, а потомъ за об руки и вывелъ изъ толпы.

— Хорошо ли вамъ, ваше высочество? спросилъ Бессингъ, глядя на двушку.

— Превосходно! Вы сами держитесь такъ твердо, что не дадите и мн поскользнуться.

— Я надюсь.

Наступило молчаніе, затмъ принцесса Гильда подняла голову и спросила:

— Весело ли вамъ было въ маскарад, господинъ фонъ-Бессингъ?

Она смотрла на него и немало смущала своимъ взоромъ, въ которомъ онъ видлъ какое-то чистое, доврчивое добродушіе и, вмст съ тмъ, желаніе ему нравиться. Кровь бросилась ему въ голову, и онъ не тотчасъ могъ отвтить ей.

— Я очень веселился, сказалъ онъ наконецъ,— и познакомился тамъ… Онъ замолчалъ, вспомнивъ, какъ близко касается принцессы Гильды то, что онъ открылъ тамъ. Она предупредила его отъ опасности, теперь не слдовало ли и ему предупредить ее?

— Я объ этомъ слышала, улыбаясь, быстро сказала она.

— Ваше высочество!

— Вспомните, что здсь, въ X., ничего скрыть нельзя, господинъ фонъ-Бессингъ.

Лукавый взоръ, сопровождавшій эти слова, привелъ Бессинга въ восторгъ, и вмст съ тмъ смутилъ его. Со времени послдняго rendez-vous совсть у него была нечиста.

— Эге!.. какъ вы покраснли!.. Графъ Зальцка разсказывалъ мн, что одно рыжее домино не отходило отъ васъ въ продолженіе цлаго вечера…

— И, можетъ быть, онъ тоже разсказывалъ вамъ, что дама съ золотистыми волосами говорила мн замчательныя вещи, и потомъ вдругъ исчезла? спросилъ Бессингъ.

— Ледъ былъ проломленъ, и об стороны заинтересовались другъ другомъ, говорилъ мн графъ.

— Заинтересовались… я почувствовалъ благодарность, ваше высочество. Но откуда графъ Зальцка могъ это знать? Я ему вдь не говорилъ о домино съ рыжими волосами.

На этотъ разъ принцесса Гильда опустила глаза, она даже чуть было не споткнулась, но Бессингъ удержалъ ее.

— Рыжеволосые коварны, господинъ тайный совтникъ, шутливо проговорила она.

— Эти рыжіе волосы были фальшивые, но не выражали коварства, напротивъ, ваше высочество, подъ тмъ домино билось дружеское сердце, а изъ подъ маски смотрли чудные умные глаза… добрые и благородные глаза.

— О, какой энтузіазмъ! Я никакъ не думала, что вы на него способны, хотя вдь пословица говоритъ, что въ тихомъ омут черти водятся.

— Извините, ваше высочество! Я увлекся, это со мною бываетъ очень рдко. Предположите, что мною руководитъ благодарность.

— Благодарность, конечно, вещь хорошая, замтила принцесса, не глядя на него.— Посмотрите-ка туда… тамъ, кажется, Валерія фонъ-Боденштейнъ, эта дама въ сромъ плать?

Бессингъ невольно вздрогнулъ.

— Кажется, да… это точно она! отвчалъ онъ, взглянувъ на прелестную двушку, граціозно прокатившуюся мимо нихъ.

— Какъ она хорошо и твердо бгаетъ.

— Да, это врно, что твердо.

Принцесса Гильда тихонько, украдкой посмотрла на своего кавалера и увидала, что онъ какъ-то странно, пристально смотрлъ вслдъ за убгавшей Валеріей. На лиц ея явилось недовольное выраженіе и она опустила глаза.

— Мн никогда не научиться такъ бгать, сказала она.

— Это отчего?.. отчего не научиться? наврное научитесь, ваше высочество.

— Вы разсяны, господинъ фонъ-Бессингъ, и это вы говорите только для того, чтобы утшить меня.

— Извините, ваше высочество… Конечно, въ настоящую минуту я взволнованъ, и, говоря откровенно, мн хотлось бы продолжить разговоръ, начатый подъ маской, здсь на катк. Я боюсь, что другаго случая мн не представится… Это была бы особенная милость.

— Вы и удивляете меня, и возбуждаете мое любопытство до такой степени…

Она точно заколебалась, но затмъ ршительно проговорила:

— Что я попрошу васъ начать.

— Я разсчитываю на скрытность вашего высочества, и, въ то же время, прошу врить мн, что я только въ силу необходимости, повинуясь голосу сердца, скоре чмъ голосу разсудка, хочу сообщить вамъ нчто, имющее отношеніе къ разсказанному мн тогда рыжей маской.

— Вы говорите серьезно? спросила принцесса Гильда, съ испугомъ глядя на Бессинга.

— Совершенно серьезно, ваше высочество.

— Въ такомъ случа, будьте такъ добры, господинъ фонъ-Бессингъ, отбжимте подальше для того, чтобы намъ не мшали. Ну, теперь начинайте.

Бессингъ осторожно передалъ ей весь разговоръ, слышанный имъ въ ниш, не упоминая однакоже о блокуромъ домино. Онъ видлъ, что слушательница его пришла въ страшное волненіе и смотрла на него сначала съ недовріемъ, а потомъ съ испугомъ, отъ котораго у нея высоко поднималась грудь.

— Вы все передали мн? А знаете ли вы, кто это говорилъ и о комъ шла рчь, господинъ фонъ-Бессингъ? спросила она, когда онъ кончилъ, и при этомъ пристально и тревожно посмотрла на него.

— Да, я подозрваю, кто говорилъ, и потому именно я ршился сообщить вамъ. Извините, если я длаю вамъ непріятность… но я думаю, что это моя обязанность.

— Господи! какая отвратительная мистификація! Бдный отецъ мой!… И объ этомъ говорятъ публично, на балу! прошептала она.— Вдь вмсто васъ могли это услышать другіе, мене расположенные люди!.. Что вы скажете насчетъ этого?

Она вздрогнула и глаза ея точно помутились.

— Теперь я только кое-что подозрваю… а черезъ нсколько дней буду уже знать наврное, сказалъ онъ.

— Господи! да это просто невроятно! прошептала въ высшей степени взволнованная и пораженная принцесса… Бдная моя глупая сестра!.. Въ какія руки она попала! А этотъ пажъ? Такъ это не была Бернгардъ? Вы ясно слышали, что они называли другъ друга Бодо и Еленой?

— Нсколько разъ самъ слышалъ.

— Благодарю васъ. Кром того, я имю къ вамъ большую просьбу, сказала принцесса, помолчавъ немного и сжимая руку Бессинга. Здсь васъ недолюбливаютъ… не васъ лично, конечно… Не знаю, извстно ли вамъ это?.. Будьте великодушны… вотъ о чемъ хотла я просить васъ…

— Я знаю это!.. перебилъ ее Бессингъ. За это я ни на кого не претендую. Но вдь не вс были несправедливы ко мн. А вы, ваше высочество, можете распоряжаться мною, я весь къ вашимъ услугамъ.

Посланникъ проговорилъ послднюю фразу съ такимъ жаромъ, что принцесса вспыхнула и на минуту опустила глаза, а затмъ съ удивленіемъ посмотрла въ него.

— Отъ души благодарю васъ, съ волненіемъ проговорила она. Я не знаю почему, но я уврена, что съ вами могу быть совершенно откровенной. Случай открылъ вамъ кое-что… интригу… цлую пропасть!.. И я хотла просить васъ быть великодушнымъ, никому объ этомъ не говорить… и помочь мн…

— Ваше высочество!.. слезы? проговорилъ удивленный Бессингъ.

— Ахъ! еслибы вы знали! уже рыдая, говорила она, и Бессингъ съ трепетомъ и восторгомъ почувствовалъ, что нжный станъ двушки наклонился къ нему и оперся на него.

— Ваше высочество… Успокойтесь, я весь къ вашимъ услугамъ! шепталъ онъ.— Я подумаю, что тутъ можно сдлать… и что узнаю, то сообщу вамъ. Позвольте мн только дйствовать!.. Дорогая принцесса, не разстраивайтесь!

— Злые!.. а она втряница! продолжала двушка, тщетно стараясь удержать свое волненіе. Бдный мой отецъ! и моя бдная, увлекающаяся сестра! продолжала принцесса Гильда, не скрывая своего горя передъ человкомъ, которому она безсознательно отдала свое сердце.

— Успокойтесь! еще разъ проговорилъ Бессингъ, увлекая ее съ этого мста, такъ какъ подходили посторонніе…

XXIII.

Спустя нкоторое время, принцесса Гильда успокоилась. Они съ Бессингомъ слова не сказали о томъ, что до глубины души волновало ихъ, но глаза ихъ говорили такъ краснорчиво, что ошибиться было трудно: встревоженное лицо двушки выражало въ то же время счастье зарождавшейся новой жизни. А посланникъ созналъ тутъ, во враждебномъ лагер, въ первый разъ, истинную любовь. Для него тоже взошло солнышко, но оно взошло, окруженное темными тучами. Чмъ могла кончиться его любовь? и не смотря однако же на это, онъ точно плавалъ въ безконечномъ мор счастья и свта. Онъ любилъ и былъ любимъ, и весь міръ сразу для него измнился.

По совту принцессы, онъ вслдъ затмъ прокатилъ въ кресл, сначала герцогиню, а потомъ графиню Феличиту, и такъ мило болталъ и острилъ съ послдней, что развеселилъ и ее, и заставилъ разговориться. У выскочки оказались хорошія, легкія и крпкія ноги, что на катк было очень пріятно, да и разговоръ его былъ занимателенъ. Графиня дважды взглянула на потсдамскаго гвардейца, и нашла, что онъ статенъ и прелестно катаетъ кресло. Посл графини, Бессингъ подошелъ и къ принцесс Агнес, но былъ встрченъ съ такимъ холоднымъ высокомріемъ, что отошелъ съ болью въ душ.

Дворъ въ четыре часа удалился.

— Пойдемте и мы. Вы бгаете на конькахъ, какъ гренландецъ. Parole d’honneur!.. Ледъ — ваша стихія… вы летаете надъ страшнйшими пропастями. Графиня Вольфскеленъ совсмъ очарована вами!

Такъ говорилъ баронъ Гримменштейнъ тайному совтнику, дружески беря его подъ руку.

— Позвольте мн опереться на васъ?

— Съ удовольствіемъ, отвчалъ Бессингъ.

— Графин, должно быть, особенно пріятно, чтобы покатали ее, продолжалъ старикъ.

— Это отчего, позвольте спросить?

— А оттого, что во время катанья она можетъ обдумывать, какъ бы получше подставить вамъ ножку.

— Такъ она опять что нибудь замышляетъ?

— Я только подозрваю… Вы отправляетесь теперь домой?… Не дадите ли вы мн выкурить сигару… и не побесдуете ли со мной!

— Я ждалъ васъ каждый день. Вы общали пріхать ко мн.

— Я нарочно не халъ, малйшій другъ, отвчалъ баронъ, кивнувъ головой, потомъ онъ вдругъ остановился и, ткнувъ въ землю тростью, прямо глядя на Бессинга, прибавилъ: — А пока я собиралъ матерьялъ. Какой странный свтъ! Пора мн и умирать. Здсь я ничего по себ не нахожу.

— Это чувствуютъ иногда и другіе. Здсь ужь такой воздухъ, баронъ, живо отвчалъ Бессингъ,— и все-таки, въ сущности, воздухъ здсь хорошій и здоровый.

— И это говорите вы? И говорите еще съ такимъ сіяющимъ лицомъ?… Впрочемъ, вы такъ тверды на ногахъ, и такъ славно бгали на конькахъ… Отличное развлеченіе! Къ сожалнію, я никогда не испытывалъ его. Въ мое время не доставало главной прелести катанья, а именно дамъ. Тогда это не было въ мод.

— Неужели вы считаете удовольствіемъ прокатывать графиню Вольфскеленъ?

— Все это шелуха, ядро-то не тутъ. А зато можно побыть и съ другими. Ахъ да, а propos, вы не знаете, что принцъ Александръ детъ въ Италію?

— Въ первый разъ слышу! вскричалъ удивленный Бессингъ.

— Это пока еще глубокая тайна, и потому я попрошу васъ не говорить объ этомъ. Его высочество нездоровъ… у него разстроены нервы. Врачи предписываютъ ему боле теплый климатъ.

— Это ршено какъ-то неожиданно… А принцесса Генріетта?

— Остается съ дтьми, которымъ нельзя хать зимою. Такъ, по крайней мр, сказала мн графиня Дингельштетъ.

Бессингъ внимательно взглянулъ на старика и замтилъ, что тотъ необыкновенно взволнованъ.

— И въ доказательство своего освобожденія принцесса Генріетта была сегодня на катк?

— Можетъ быть… можетъ быть!

Бессингъ хотлъ еще что-то спросить, но остановился, взглянувъ на взволнованное лицо старика.

— Такъ принцъ Александръ детъ въ Италію, а герце.ъ въ Вну? сказалъ онъ, помолчавъ немного.

— Какъ?… Такъ вы и это знаете? быстро спросилъ старикъ.— Parbleu! Вы имете хорошихъ развдчиковъ.

— Не я. Въ Берлин знаютъ, что здсь длается, лучше меня… посланника. Оттуда я узнаю все, что здсь длается, весело отвчалъ Бессингъ.

— Вы, кажется, довольно холодно относитесь къ этой поздк, милйшій другъ, замтилъ онъ,— а между тмъ она можетъ имть такое значеніе, которымъ пренебрегать нельзя. Я не могу разсказывать, но тамъ… на Дуна, приготовляютъ скверный напитокъ, который хотятъ преподнести Пруссіи. Держите ухо востро!… смотрите.

— Позвольте. Мн сегодня такъ весело, какъ давно не бывало. Катанье на конькахъ принесло мн пользу и взволновало кровь, возразилъ Бессингъ:— хоть я не могу упрекнуть себя въ втряности.

— Счастливая молодость! прошепталъ старикъ, покачивая головою.

— Во всякомъ случа, чтобы ни случилось, совершенно серьезно сказалъ Бессингъ,— Пруссія съуметъ защитить свои права.

— Я въ этомъ убжденъ… вполн убжденъ. Только зачмъ же не. дйствовать одинаковымъ оружіемъ?

XXIV.

Во дворц принца Александра царствовала непріятная, зловщая тишина. Не смотря на то, что супругъ прелестной принцессы Генріетты жилъ уже нсколько дней въ своемъ имніи, Шенау, вс ходили на цыпочкахъ и говорили шопотомъ, только дти иногда весело бгали по корридорамъ.

Принцесса Генріетта вела себя на этотъ разъ какъ-то странно. Вообще она всегда бывала веселе безъ мужа, а теперь постоянно молчала и нердко даже плакала. Можно было предполагать, что произошло что-то странное.

И дйствительно, въ жизни супруговъ произошло нчто необыкновенное. Средство, предлагаемое барономъ фонъ-Гримменштейномъ, было примнено и подйствовало поразительно успшно, вслдствіе чего принцесса Генріетта не только была поражена, но и встревожена.

— Неужели женщин позволительно прибгать ко всмъ средствамъ, даже къ физической сил? спрашивала она сама себя, чувствуя въ то же самое время, что баронъ правъ, что иногда необходимы и такія средства.

Она схватила тяжелый стулъ и быстро подняла его, но потомъ, точно смутившись, опустилась на кресло и горько заплакала. Она знала только одно, что переносить позора боле не намрена.

Принцъ потребовалъ, чтобы жена его появилась въ маскарад, и нашелъ, что платье, которое она примряла, сшито не по его вкусу.

— Я этого требую! повелительно крикнулъ принцъ, раздраженный молчаніемъ принцессы.

— Если вы этого требуете, то мн остается только повиноваться, презрительно отвчала принцесса.

— Какъ вы смете такъ со мною говорить!… не выводите меня изъ себя! змя! кричалъ принцъ, совершенно забываясь.

Затмъ наступило молчаніе, во время котораго стоявшая въ дверяхъ графиня фонъ-Дингелыптетъ не смла перевести духу. Вдругъ принцъ кинулся на жену съ поднятымъ кулакомъ, но не усплъ онъ опустить его, какъ произошло нчто странное. Онъ пошатнулся и упалъ на ршетку камина, о которую разбилъ себ лицо. Графиня Біанка невольно бросилась поднять его, и онъ, трусливо озираясь, вышелъ изъ комнаты.

Въ эту минуту принцесса Генріетта съ ужасомъ поняла, что, кром всего остальнаго, отецъ ея дтей трусъ,— и безъ чувствъ упала на полъ.

Паденіе тла и звонъ упавшихъ щипцовъ заставили одного изъ лакеевъ выглянуть изъ-за драпировки, и такимъ образомъ сдлаться свидтелемъ страннаго происшествія. Онъ увидалъ, какъ принцъ всталъ и ушелъ, поджавъ хвостъ.

Съ этой минуты принцесса Генріетта совершенно измнилась и сдлалась еще несчастне, чмъ была, а принцъ ухалъ на охоту въ Шенау, и оттуда, не простившись съ женой и дтьми, ухалъ въ Италію, вслдствіе разстроеннаго здоровья.

Между тмъ и при двор, и въ город разнесся слухъ, что принцесса Генріетта въ кровь разбила мужа щипцами. Придворные съ особеннымъ злорадствомъ шептались объ этой пикантной исторіи.

Конечно, гофмаршальша фонъ-Боденштейнъ была боле другихъ взволнована извстіемъ о скандал, совершившемся во дворц принца Александра. За такимъ скандаломъ, по ея мннію, конечно, долженъ послдовать полнйшій разрывъ, и принцъ Александръ ухалъ, вроятно, для того, чтобы начать дло о развод. Ее однако тревожило, что принцъ Александръ ухалъ, не написавъ ни строки ни ей, ни дочери. Она ходила въ сильномъ безпокойств по своимъ комнатамъ, въ то время, какъ дочь ея была очень рада, избавившись отъ докучливыхъ визитовъ принца.

Въ силу такихъ соображеній, мать нашла нужнымъ вообще не принимать гостей, но вмст съ тмъ пригласила на чашку чая фонъ-Бессинга, барона фонъ-Гримменштейна и еще кое-кого. Валерія была очень довольна, услыхавъ объ этомъ.

XXV.

Бессингу казалось, что весь міръ перемнился, точно какимъ то волшебствомъ. Имъ овладла любовь, и онъ самъ не понималъ, какъ это все случилось. Въ сердц его началась весна, запли птички, разцвли розы. Здсь, въ отвратительномъ город, среди ненавидящихъ его людей, онъ нашелъ любящее сердце и сдлался счастливйшимъ изъ смертныхъ.

Съ тхъ поръ, какъ въ прелестныхъ глазахъ принцессы Гильды онъ прочелъ то, что она ощущаетъ къ ненавистному для всхъ пруссаку, въ душ у него взошло солнышко! Да, это была настоящая, истинная любовь! Валерія ему только нравилась, но онъ никогда такъ не любилъ ее. Гильду же онъ любилъ такъ сильно, что даже страшная пропасть между имъ, прусскимъ посланникомъ, и ею, дочерью герцогской фамиліи, не казалась ему непроходимой.

Съ этого дня онъ бывалъ везд, гд могъ встртить принцессу, и измнился такъ, что даже врагамъ своимъ готовъ былъ броситься на шею.

Перемна въ дипломат была такъ очевидна, что вс знакомые замтили ее и высказывали всевозможныя предположенія.

— Другъ нашъ Бессингъ совершенно измнился съ нкоторыхъ поръ, замтилъ за столомъ графъ Балабрегъ барону.

— Онъ измнился по политическимъ причинамъ, вмсто барона отвчалъ обершталмейстеръ,— но рано пташечка запла, какъ бы кошечка не съла.

— Онъ измнился съ тхъ поръ, какъ въ маскарад побесдовалъ съ блокурымъ домино, отвчалъ баронъ.— Графъ Зальцка могъ бы многое поразсказать намъ, жаль что его нтъ.

Въ это самое время герцогиня говорила своей дочери:

— Ты ужь черезъ чуръ любезна съ прусскимъ посланникомъ. Напрасно.

— Я нахожу господина фонъ-Бессинга очень пріятнымъ собесдникомъ, прямо отвчала принцесса Гильда. На конькахъ же онъ катается лучше другихъ, и потому я вовсе не намрена справляться, какой онъ національности, а просто хочу повеселиться и выучиться кататься.

— А я все-таки желала бы, чтобы ты выбрала себ другаго кавалера. Этотъ Бессингъ можетъ вновь перетолковать твое вниманіе.

— Ну, этого-то я нисколько не боюсь! быстро и ршительно отвчала принцесса Гильда, гордо взглянувъ на мать. Вы ненавидите его только потому, что онъ пруссакъ, а я этого не понимаю. Въ господин фонъ-Бессинг я вижу образованнаго, порядочнаго человка, и мн этого довольно, а политикой заниматься я вовсе не намрена.

— Ты слишкомъ молода, чтобы правильно судить обо всемъ, возразила, пожимая плечами, мать.

— Ахъ, мама! даже враги его признаютъ это! въ особенности графъ Зальцка.

— Ахъ, не говори мн о немъ. Боже мой, какъ онъ велъ себя въ маскарад!

— Такъ не лучше ли мн придерживаться фонъ-Бессинга?

— Какъ хочешь!.. Вдь и онъ не безъ грха… Мн разсказывали, что онъ всю ночь проболталъ съ какимъ-то незнакомымъ домино… Можетъ быть, съ Валеріей фонъ-Боденштейнъ, съ этой притворной скромницей. Онъ ушелъ пьянымъ, съ ней и съ цыганомъ, домой… и ушелъ въ четыре часа!

— Ахъ, мама! покраснвъ и нахмуривъ лобъ, возразила Гильда:— источники, изъ которыхъ ты это почерпнула, несовсмъ чисты.

— Это правда, дитя мое, и теб этого знать не слдуетъ. Я хотла только предостеречь тебя… больше ничего.

Тмъ разговоръ и кончился. Черезъ полчаса, не смотря на материнское предостереженіе, молодая двушка снова училась, кататься у прусскаго посланника. Она длала замчательные успхи, и движеніе это, повидимому, приносило ей такую же пользу, какъ и ему, потому что она разцвтала, какъ пышная майская роза.

XXVI.

Лакей подалъ Бессингу письмо.

— Скажите пожалуйста, Фридрихъ, обратился къ нему посланникъ,— дорого ли вамъ предлагали за то, чтобы вы шпіонили за мною?

— А вамъ разв это извстно? вспыхнувъ, спросилъ Фридрихъ.— Двухъ ужь я отдулъ за такое предложеніе, а если явится еще кто нибудь, то я его запру и покажу вамъ, я впрочемъ надюсь, что они оставятъ меня въ поко.

— Я ловлю васъ на слов, Фридрихъ, отвчалъ Бессингъ, не выказывая того, что онъ очень доволенъ.

Бессингъ, взглянувъ на адресъ, съ досадой разорвалъ конвертъ. Онъ началъ читать письмо небрежно, но по мр чтенія становился все внимательне и внимательне, и наконецъ, подойдя къ окну, совершенно углубился.

Письмо это было отъ Сеппи Кюкопфъ и имло слдующее содержаніе:

‘Любезный тайный совтникъ!

‘Нелегко мн было исполнить общаніе, данное въ маскарад, но наконецъ таки мн удалось узнать все. Я ждала каждый день, что вы придете къ намъ, и надялась увидать васъ на катк, но тщетно, и потому ршаюсь писать вамъ. Я узнала отвратительную исторію, которую прежде только подозрвала.

‘Вы, можетъ быть, уже слыхали, что принцесса Агнеса была въ связи съ однимъ господиномъ, который будто бы живетъ теперь въ Вн. Эту исторію можетъ вамъ разсказать здсь каждый ребенокъ… Хоть я давно знала, что Агнес нравился Ротвейль, но хитрецъ принималъ такой видъ, что провелъ всхъ. Не провелъ онъ только одну женщину, отъ которой я все узнала, и пишу вамъ, но съ тмъ, чтобы вы, прочтя это письмо, тотчасъ же сожгли его и никому ничего не разсказывали.

‘Оказывается, что Агнеса давно уже находится въ близкихъ отношеніяхъ съ Ротвейлемъ, и такъ какъ имъ трудно видться наедин, то принцесса горитъ страстный!, желаніемъ устроить гд нибудь свиданіе, гд бы они могли побыть одни. Въ тайну этой интриги посвящена только Елена фонъ-Рошъ, въ комнат которой они устраивали нсколько разъ свиданіе. Но Елена фонъ-Рошъ боле не позволила имъ видться у себя, боясь отвтственности, тмъ боле, что она знаетъ, что за человкъ Ротвейль, и не довряетъ ему. Ротвейлю пришла мысль, что видться они могутъ этажемъ выше, гд у Ротвейля находится контора, и гд они, въ случа нужды, могутъ объяснить все появленіемъ срой принцессы. Все это было очень хитро придумано, но на дл вышло не такъ, такъ какъ принцесса совершенно растерялась. Когда вс въ замк улеглись, оба отправились туда, наверхъ, въ ночь подъ новый годъ. Ротвейль былъ у себя въ контор, Агнеса пробралась туда, а Елена стояла внизу на караул, но не одна, а кое съ кмъ.

‘Но кто-то изъ ординарцевъ, поздно возвратившись домой, затворилъ одну изъ дверей, на что влюбленные не разсчитывали. Когда Агнеса хотла отправиться къ себ, дверь была заперта, и внизъ можно было пройти только въ ту дверь, у которой стояли солдаты. Какимъ образомъ Ротвейль съигралъ роль привиднія — осталось для меня тайной, но я знаю только, что посл выстрла принцесса Агнеса убжала внизъ, легла въ постель и всю ночь впадала въ безпамятство. Вотъ вся исторія, какъ она есть. Вслдствіе этого, на поручика Рейхерта и обрушилась злоба Ротвейля, такъ какъ поручикъ, узнавъ тайну отъ Елены, никакъ не можетъ не болтать’.

——

— Славная исторія! Обманъ и грязь! прошепталъ Бессингъ, дочитавъ до конца. Что если я, пользуясь этимъ письмомъ, отправился бы къ герцогу и разсказалъ ему все?

Кровь бросилась ему въ голову, при мысли о возлюбленной, о Тильд!

— Нтъ, мн не вырвать герцога изъ этихъ стей! И имю ли я право выдавать ту, которая написала мн все это?

Онъ покраснлъ. Какой мотивъ руководилъ ею? думалъ онъ, и одно могъ только отвтить: ‘Любовь!’

Принимая ея любовь, онъ бралъ на себя обязательства, исполнить которыхъ не могъ. Онъ питалъ въ ней ложныя надежды, и невольно ставилъ себя въ ложное положеніе, пользуясь слабостью женщины. Этой исторіи надо положить конецъ. Но какимъ образомъ?

Съ другой стороны, имлъ ли онъ право, какъ дипломатъ, не пользоваться всми представляющимися ему средствами? Мысли его становились все тяжеле и тяжеле, когда он коснулись дочери герцога. Онъ любилъ принцессу Тильду и былъ любимъ взаимно. Не слдовало ли ему во-время отказаться отъ нея? удалиться, прежде чмъ роковое признаніе слетло съ ея устъ?

Тяжелыя мысли его были прерваны Фридрихомъ, подавшимъ ему приглашеніе гофмаршальши фонъ-Боденштейнъ на чашку чая.

Когда Фридрихъ вышелъ, Бессингъ не могъ боле оставаться въ комнат: онъ взялъ шляпу, надлъ пальто и отправился на катокъ, въ то отдленіе, гд каталась обыкновенно Сеппи. Двушка точно предчувствовала, что Бессингъ подойдетъ къ ней, и одлась съ особенной тщательностью.

Увидавъ Бессинга, Сеппи тотчасъ же побжала къ нему на встрчу и, улыбаясь, поклонилась ему. Бессингъ подалъ ей руку, и они понеслись въ такое мсто, гд могли безпрепятственно разговаривать.

Для города X. это было, конечно, событіе: прусскій посланникъ катался на льду съ дочерью парикмахера!

— Я вамъ очень благодаренъ за ваше письмо, фрейленъ Жозефина, тихо сказалъ Бессингъ.— Я получилъ его, и не знаю, чмъ выразить вамъ благодарность.

— Вы теперь выразили ее вполн и большей благодарности я и ожидать не могла, покраснвъ и опустивъ глаза, отвчала Сеппи.

— Тайну, что вы сообщили мн, вы должны глубоко хранить, такъ какъ, въ противномъ случа, вы можете сильно пострадать. Съ тхъ поръ, какъ я прочелъ ваше письмо, я только объ одномъ и думаю, сказалъ Бессингъ.

У Сеппи забилось сердце, и она, съ трепетнымъ ожиданіемъ, вопросительно взглянула на него.

— Я думаю, что если вы кому нибудь разскажете о томъ, что знаете, то примете на себя тяжелую отвтственность.

— Да, да, проговорила обманутая въ ожиданіяхъ двушка.

Сеппи дйствительно ждала отъ него кое-чего побольше нравоученія.

— Герцогъ поступитъ очень строго, если узнаетъ объ этомъ, и вы можете навлечь на себя массу непріятностей.

— Да, да, опять проговорила двушка.— Но вдь все это я сдлала только для васъ. Я хотла опять назначить вамъ свиданіе, но боялась, что насъ могутъ замтить, и вамъ будетъ непріятно.

— Вы совершенно правы, фрейленъ Жозефина. Благодарю васъ отъ души. Благодарю васъ боле за довріе, выказанное мн, чмъ за самое извстіе… А теперь позвольте мн проститься съ вами, такъ какъ, право, я боюсь своимъ присутствіемъ скомпрометировать васъ. Взгляните, какъ на насъ смотрятъ.

— Ахъ! что за важность! въ смущеніи возразила Жозефина, но сконфузилась еще боле, такъ какъ поняла, что подъ этимъ предлогомъ Бессингъ просто хотлъ отдлаться отъ нея.

Она пылала, а онъ былъ холоденъ, какъ ледъ, и замтилъ огорченіе влюбленной въ него двушки.

Проводивъ Сеппи до того мста, гд онъ встртился съ нею, онъ вжливо поклонился, сказавъ:

— До свиданья, на дняхъ я буду у васъ.

— Полюбезничала съ пруссакомъ, рыжая змя! въ ярости прошепталъ ей Ротвейль.

— Поганая лисица… оставьте меня! сердито крикнула ему въ отвтъ Сеппи. Она быстро побжала за кусты, боясь, что кто нибудь увидитъ ея слезы, сняла тамъ коньки и пошла домой.

XXVII.

Влюбленный человкъ становится эгоистомъ, черезъ какія нибудь дв минуты Бессингъ уже забылъ о рыжей Сеппи, такъ сильно имъ огорченной, и сталъ думать о принцесс Тильд… Дворъ еще не являлся, и Бессингъ на свобод такъ и леталъ по льду, точно движеніями тла хотлъ отдлаться отъ душевныхъ тревогъ.

Забжавъ далеко въ кусты, онъ вдругъ очутился лицомъ къ лицу съ принцессой Генріеттой.

— А это вы, господинъ фонъ Бессингъ, очень рада васъ видть. Вы такъ задумались? я надюсь, что мысли у васъ не мрачныя, проговорила она.— Человкъ въ вашемъ независимомъ положеніи не можетъ быть несчастливъ.

— Но если человкъ находится въ разлад съ самимъ собою, то врядъ ли онъ можетъ быть счастливъ, ваше высочество, отвчалъ Бессингъ.

— Въ разлад? Знаете, что въ нкоторыхъ вопросахъ женщина можетъ дать необыкновенно хорошій совтъ, а мн вы вполн можете довриться.

Бессингъ сильно покраснлъ, онъ зналъ, что этой женщин онъ могъ совершенно довриться.

— Въ послдніе дни, ваше высочество… началъ онъ,— я узналъ многое…

— Я угадываю, вы узнали въ маскарад? лукаво улыбнувшись, спросила принцесса.

— Вашему высочеству извстно? въ смущеніи спросилъ Бессингъ.

— Да, я знаю, что вы одержали побду надъ блокурымъ и надъ рыжимъ домино…

— Значитъ, на этомъ свт скрыть ничего нельзя.

— Здсь въ X..? ничего! Будьте въ этомъ совершенно уврены.

— Меня въ маскарад предостерегали.

— Кто?

— Домино съ рыжими волосами.

— Вы знаете, кто это?

— Могу сказать вамъ по секрету: дама высокаго положенія.

— И она васъ не спрашивала о другой дам? Вы видите, какъ я вамъ помогаю.

— Ваше высочество! право я начинаю думать, что здсь въ X. у стнъ есть уши, я теперь ничего не понимаю, съ нкоторымъ испугомъ проговорилъ Бессингъ.

— Съ вами говорили о ночи подъ новый годъ и спрашивали, сильно ли вы интересовались когда-то одной дамой.

Бессингъ вспыхнулъ, какъ школьникъ.

— И что же вы отвчали?

— Правду, ваше высочество.

— Эта правда и меня интересуетъ, въ нкоторомъ род.

Она пристально посмотрла на него.

— Ваше высочество такъ много знаете, что знаете, вроятно, и остальное.

— Такъ, значитъ, любовь эта умерла? Да разв любовь умереть можетъ?

— Истинная любовь никогда не умираетъ! съ жаромъ вскричалъ Бессингъ.

— Господинъ тайный совтникъ! вы пылаете такъ, что измняете себ!.. Обратите на это вниманіе… Ну, а что же вы тамъ еще узнали?

— Услыхалъ два разговора.

— Между кмъ?

— Между капитаномъ фонъ-Ротвейлемъ и поручикомъ фонъ-Рейхертомъ, а затмъ между этимъ же поручикомъ и пажемъ.

Принцесса вдругъ остановилась и вопросительно посмотрла на него.

— Ну, что же дальше? сказала она.

— Я не знаю, что могу вамъ разсказывать и чего не могу.

— Мн вы можете разсказать все, потому что я умю молчать и расположена къ вамъ.

— Ваше высочество очень милостивы! Въ такомъ случа я разскажу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Вы показали мн какую то отвратительную пропасть, въ волненіи проговорила принцесса, дослушавъ Бессинга до конца. Господи! между какими людьми приходится здсь жить! Умоляю васъ, не разсказывайте осъ этомъ никому.

— Ну, конечно. Но, ваше высочество, я не одинъ узналъ это.

— А кто же еще былъ? Домино съ блокурыми волосами?

— Все, что касается меня одного, я могу говорить, но не могу выдавать чужихъ тайнъ.

— Я настаивать боле не буду и теперь подумаю, что слдуетъ тутъ длать. Рыжее домино предупреждало васъ съ добрымъ намреніемъ, потому что противъ васъ дйствительно затвалась отвратительная интрига. Эта комедія съ привидніемъ требуетъ строгаго наказанія.

— Къ сожалнію, въ ней замшано лицо…

— И этотъ негодяй знаетъ это, и этимъ прикрывается. Но я надюсь, что наступитъ наконецъ время, когда его прогонятъ.

— Нельзя ли во время предупредить ея высочество, принцессу Агнесу?

— Со старой двой трудно что нибудь сдлать… Тутъ можно дйствовать только страхомъ. Я вотъ подумаю, какимъ образомъ можно будетъ удалить интригана Ротвейля. Онъ въ милости у герцога, а герцогъ очень постояненъ въ своихъ привязанностяхъ.

— Да, я объ этомъ слышалъ.

— Такъ это единственная причина вашего разлада съ самимъ собою? посл нкотораго молчанія спросила принцесса.

— Нтъ, не единственная, отвчалъ Бессингъ.

— Другую причину я угадываю, съ участіемъ и серьезно сказала она.

Бессингъ не ршался говорить, онъ то блднлъ, то краснлъ. Принцесса, видя его смущеніе, поняла, что она права.

Она была очень наблюдательна и, катаясь на конькахъ, не разъ видла разговаривающими Бессинга и принцессу Тильду.

— Я очень была бы рада тому, что подозрваю, господинъ фонъ-Бессингъ, продолжала она, длая большіе шаги, — еслибы было боле надежды на осуществленіе вашихъ желаній…

— Ваше высочество! прошепталъ Бессингъ, смущенный и испуганный тмъ, что многіе, можетъ быть, замтили его любовь.

— Будь я на вашемъ мст, я отказалась бы отъ этихъ плановъ, какъ отъ совершенно безнадежныхъ, хотя этимъ вы сдлаете несчастнымъ еще одно существо.

— Никогда! перебивая ее, вскричалъ Бессингъ.— Это такъ же немыслимо, какъ остановить приближеніе весны, заставить солнце потухнуть! Я буду стремиться до послдняго вздоха, какъ бы борьба ни была тяжела! Отъ этого ршенія я откажусь только въ такомъ случа… если мн это прикажетъ она сама!

Такимъ образомъ, онъ вдругъ невольно высказался принцесс Генріетт.

— Я дала вамъ такой совтъ только для того, чтобы узнать, что съ вами длается. Теперь я все знаю, и во мн вы пріобрли друга и защитницу. Мы объ этомъ поговоримъ еще подробне, потомъ! кивнувъ головой, сказала она.

— Ваше высочество! восторженно вскричалъ Бессингъ.

— Прежде всего, осторожность и самообладаніе, вы знаете, на какой почв вы здсь стоите? Но все это измнится… конечно, къ лучшему! Вотъ идетъ дворъ, катимте туда. А тамъ я увижу графиню Дингельштетъ и своихъ камергеровъ.

Черезъ четверть часа, Бессингъ уже катался съ принцессой Тильдой. Ему было такъ тяжело, что любящая двушка не могла не замтить его подавленности, и только изъ двичьей стыдливости не спросила его объ этомъ.

XXVIII.

Въ знакомой намъ гостиной Валеріи фонъ-Боденштейнъ стояли мать и дочь, и убирали столъ для чая. Свчи и лампы ярко освщали изящно сервированный столъ.

Не смотря на яркое освщеніе, углы большой комнаты оставались въ полумрак, и въ нихъ виднлись особенно удавшаяся копія венеціанки Савольдо и арфа Эрара.

Все въ комнат было убрано съ кокетливымъ разсчетомъ, точно съ такимъ же разсчетомъ были одты и мать, и дочь. Валелерія въ сромъ шолковомъ плать, съ розою въ волосахъ, была такъ хороша, что мать не могла скрыть своего восторга, и подумала, что для такой головки корона вовсе не лишнее украшеніе.

Слуга доложилъ о прибытіи барона фонъ Гримменштейнъ, который едва усплъ опуститься на стулъ, какъ вошли графъ Балабрегъ и Бессингъ. Бессингъ былъ нсколько мраченъ и разсянъ, что тотчасъ же замтили мать и дочь.

По лицх Валеріи пробжала тнь, но уста ея тотчасъ же улыбнулись и она радостно привтствовала нкогда отвергнутаго влюбленнаго.

— Я отъ души рада, что вы приняли наше приглашеніе, проговорила она, протянувъ ему свою маленькую ручку: — очень рада, господинъ фонъ-Бессингъ… извините, господинъ тайный совтникъ.

— Пожалуйста!… называйте меня просто по фамиліи, отвчалъ Бессингъ, не поднося однако руки ея къ губамъ.

— Ну, такъ хорошо, значитъ по старому, весело сказала Валерія,— по правд говоря, такой длинный титулъ вовсе не къ лицу такому молодому человку… Такой титулъ просто пугаетъ!

— Титулъ и остается титуломъ! Никто совта моего не спрашиваетъ, въ особенности же тайнаго, скоре мн самому зачастую бываетъ нуженъ совтъ, шутя, проговорилъ Бессингъ.

— Ну, ну, пожалуйста! Мы тоже кое-что слышали о вашихъ подвигахъ въ маскарад.

— Отчего вы на немъ не были? Живо спросилъ Бессингъ.

— Почемъ вы знаете, что я не была?

— Значитъ, вы видли и слышали все сами?

— Все… все… господинъ ловеласъ!

— Ни тоже былъ свидтелемъ всего, шутя, замтилъ графъ Балабрегъ.— Господинъ фонъ-Бессингъ и графъ фонъ Зальцка пользовались наибольшимъ вниманіемъ дамъ, и вниманіе это не прекращается и на катк, вмшался баронъ Гримменштейнъ.

— А на катк, сказала Валерія,— тайный совтникъ ни разу не удостоилъ вниманія такую незначительную двушку, какъ я.

— Такой недостатокъ вкуса заслуживаетъ примрнаго наказанія, замтилъ графъ.

— Господинъ фонъ-Бессингъ былъ занятъ исполненіемъ своего долга, и потому я беру его подъ свою защиту, шутя, сказалъ баронъ.

Бессингъ между тмъ, сидлъ съ чашкою въ рукахъ подл Валеріи и чувствовалъ нкоторую неловкость. Онъ слышалъ, какъ надъ нимъ подтрунивали, и предпочиталъ молчать. Взоры его упорно обращались на ряды освщенныхъ оконъ замка. Сидя рядомъ съ двушкой, которую онъ когда-то любилъ и красота которой снова недавно произвела на него глубокое впечатлніе, онъ рисовалъ себ прелестный образъ Гильды съ нудными любящими глазами, и не могъ не удивиться, какъ онъ не видлъ, что въ этой блокурой Валеріи все неестественно: улыбка, рчи, взоры, даже туалетъ разсчитанъ на эффектъ. Какъ могъ онъ до такой степени заблуждаться, какъ могъ любить ее?

Вс мы испытываемъ то же самое, когда одна звзда потухаетъ и всходитъ новое солнышко.

Въ конц концовъ, Бессингу однакоже удалось преодолть свое мрачное настроеніе и онъ началъ шутить вмст съ другими. Онъ даже высказалъ Валеріи нсколько комплиментовъ насчетъ ея пнія и ея картины. Но Валерія все-таки очень хорошо поняла, что пламя любви Бессинга погасло и что ничмъ его боле не зажечь… что Бессингъ для нея потерянъ.

Бессингъ вздохнулъ свободне, выйдя на улицу, а Валерія сидла въ глубокой задумчивости у потухавшаго камина.

Погребая свои надежды, она вдругъ состарлась точно на десять лтъ.

— Что же ты нейдешь спать? спросила ее встревоженная мать.

— Сейчасъ, сейчасъ, отвчала она, не трогаясь съ мста.

Въ комнат было совершенно тихо, и слышалось только постукиванье маятника. Вдругъ пробило два часа, Валерія вздрогнула, точно очнулась, тяжело вздохнула и пошла спать.

XXIX.

Бессингъ, придя отъ Валеріи, тоже долго не могъ заснуть. Ему жаль было двушки, очевидно, дйствовавшей подъ вліяніемъ матери.

Утромъ же онъ слъ за работу и, прочитавъ полученный имъ циркуляръ графа Бисмарка, ясно понялъ, что борьба за первенство между Пруссіей и Австріей неизбжно должна кончиться войною.

Въ это время слуга доложилъ о приход графа Зальцка.

— Ну, какъ поохотились? спросилъ графа Бессингъ.

— Поохотился?.. Чортъ возьми! да вдь я прямо изъ Вны. Чортъ бы побралъ эту игру въ прятки! вскричалъ графъ, крпко сжимая руку Бессинга.— Знаете ли, милйшій мой коллега и другъ, что я охотно бы сдлалъ? Я отправилъ бы къ чорту всю эту дипломатію и ухалъ бы жить къ себ въ имніе. Въ настоящее время политика — непріятное занятіе для честнаго человка… слишкомъ ужь много грязнаго блья. Во всякомъ случа, отношенія Австріи съ Пруссіей натянуты.

Натянутость этихъ отношеній чувствовалась и при двор, гд вс находились въ какомъ-то напряженномъ состояніи. Злая тройка выходила изъ себя, потому что герцогъ, по какой-то странной случайности, не поддавался, и все не давалъ отвта въ Вну. Вс трое съ досадой спрашивали себя, подъ чьимъ вліяніемъ герцогъ могъ поступать такъ? У графини Вольфскеленъ происходили тайныя совщанія, на которыхъ возникалъ вопросъ: не доставили ли враги ихъ герцогу какую нибудь изъ газетъ, которую они не пропускали во дворецъ и не позволяли ему читать? Дло дошло до того, что они стали обвинять другъ друга въ недостатк рвенія и бдительности.

Изъ Вны получались письма, въ которыхъ имъ съ насмшкой говорилось, что въ пустякахъ они сильны, а въ серьезномъ вопрос пасуютъ. Все это было очень горько, тмъ боле, что графъ Зальцка былъ секретно вызванъ въ Вну, въ чемъ выражалось открытое недовріе.

Графъ возвратился далеко не въ дружелюбномъ настроеніи и почти никого не принималъ, такъ что можно было подумать, что онъ дйствуетъ въ силу данныхъ ему инструкцій.

Миніатюрные тираны собрались къ графин и до такой степени переругались, что графиня, рыдая, пріхала къ герцогин и жаловалась ей на грубаго генерала, котораго та общала побранить.

Въ этотъ день дворъ явился кататься на конькахъ далеко не въ веселомъ расположеніи духа. Графиня, увидавъ ненавистнаго пруссака катающимся съ Тильдой, тотчасъ же ядовито замтила объ этомъ герцогин.

— Ахъ, милая! что за важность, не тревожьтесь понапрасну, отвчала герцогиня:— онъ отлично катается на конькахъ и Гильда длаетъ замтные успхи.

— Ну, конечно, нагло захохотавъ, отвчала графиня,— она скоро догонитъ свою старшую сестру, если будетъ продолжать.

Герцогиня не обратила вниманія на двусмысленность этой похвалы. Она, помня свои юношескія увлеченія, сквозь пальцы смотрла на то, что длали дочери.

— Я нахожу, что это движеніе благодтельно дйствуетъ на здоровье Гильды и поэтому не хочу мшать ей, отвчала она, глядя на катающихся.

На зло ядовитой Феличиты, любовь торжествовала и сгладила неравенство происхожденія между Бессингомъ и дочерью герцога. Они оба горли любовью и, держась за руки, катались по льду. Гильда была двушка съ добрымъ, нжнымъ сердцемъ, но, вмст съ тмъ, и съ энергіей своей матери. Любовь свою къ Бессингу она вполн сознала только тогда, когда почувствовала жгучую ревность, услыхавъ, что Бессингъ находится въ короткихъ отношеніяхъ къ блокурой красавиц Валеріи фонъ-Боденштейнъ и что подъ новый годъ онъ видлся съ нею въ замк. Затмъ она снова почувствовала уколы ревности, когда ей сказали, что, кром того, онъ ухаживалъ за рыжей Сеппи.

Тутъ же, катаясь на льду, она убдилась, что Бессингъ ее любитъ и боялась только выдать себя передъ другими. О будущемъ она не думала, да и думать не хотла.

Катались они на другой день посл разговора Бессинга съ принцессой Генріеттой, и точно невольно забжали въ кусты, гд совершенно скрылись отъ всхъ взоровъ. Гильда въ этотъ день была въ мрачномъ расположеніи духа, потому что утромъ узнала, что наканун вечеромъ Бессингъ пилъ чай у Валеріи. Услыхавъ это, она поблднла, и у нея тотчасъ же мелькнула мысль: ‘а, можетъ быть, онъ еще любитъ Валерію!’ Она горько плакала и, отъ нетерпнія, едва дождалась обычнаго времени катанья на конькахъ.

Забжавъ въ такое мсто, гд ихъ никто не видлъ, она слегка повернула голову и посмотрла на Бессинга.

— Весело ли вамъ было вчера? почти неслышно спросила она, и тотчасъ же почувствовала досаду, что сдлала такой вопросъ.

Бессингъ взглянулъ на нее своими умными глазами, сначала съ удивленіемъ, а затмъ добродушно и серьезно.

— Вчера, ваше высочество? спросилъ онъ.

Лицо принцессы покрылось яркой краской.

— Вчера вечеромъ, почти со слезами отвчала она.

На этотъ разъ покраснлъ Бессингъ, и еслибы его спросили почему онъ покраснлъ, то онъ никакъ бы не съумлъ отвтить на это.

— Вашему высочеству извстно?.. Я былъ въ небольшомъ обществ у гофмаршальши фонъ-Боденштейнъ, немного помолчавъ, отвчалъ онъ.

Сквозь лайковую перчатку онъ почувствовалъ, что рука принцессы изъ холодной вдругъ сдлалась горячей, какъ огонь. Онъ взглянулъ на нее. Ея вки были опущены, но волненіе было такъ очевидно и она была такъ смущена, что кровь въ немъ точно застыла и онъ измнился въ лиц.

— Ваше высочество! дрожащими губами прошепталъ онъ. Онъ видлъ, какъ она тяжело дышала, какъ голова ея, точно подломленный цвтокъ, опустилась на грудь, и вся она наклонилась къ нему и подняла на него глаза… На него былъ обращенъ взоръ, полный любви, нжности и боязливаго вопроса… она не говорила ни слова, но губы ея дрожали, и Бессингъ почувствовалъ, что передъ нимъ открывается небо, и сердце его затрепетало отъ восторга… Онъ не вскрикнулъ, а скоре простоналъ, и сильныя руки его схватили трепещущую двушку, а уста слились съ ея устами въ первомъ долгомъ, блаженномъ поцлу.

На ихъ счастье, кусты были густы и никто изъ придворныхъ не видлъ, что здсь происходило.

Влюбленные, услыхавъ приближеніе катающихся, выбжали на открытое мсто. Союзъ былъ заключенъ, и сердца ихъ соединены. Поговорить однакоже имъ не удалось, потому что хитрая графиня, увидавъ, что они забжали въ кусты, тотчасъ же послала за Тильдой нсколько кавалеровъ. Влюбленнымъ нелегко было не выказать досады непрошеннымъ нарушителямъ ихъ уединенія. Гильда была тотчасъ же приглашена на кадриль, такъ какъ въ этотъ день катокъ предполагалось освтить бенгальскими огнями и явилась полковая музыка.

Принцесса Агнеса очень любила катанье на конькахъ, но тмъ не мене на катк ея не было. Въ послдніе дни она была очень блдна и жаловалась на нездоровье.

По зато капитанъ фонъ-Ротвейль безпрестанно вертлся на глазахъ, катая въ кресл герцогиню и придворныхъ дамъ, много говорилъ съ графиней и генераломъ Зандревскимъ, и затмъ, полагая, что онъ достаточно показалъ себя, исчезъ. На вопросъ же герцога, гд плацмайоръ, графиня отвчала, что, вроятно, въ другомъ конц пруда: такъ какъ онъ ухаживаетъ за рыжей Сеппи, то, конечно, туда и отправился.

Вслдъ затмъ, какъ Бессингъ и Гильда вышли, туда быстро вбжала еще парочка. Не успвъ еще скрыться отъ публики, Елена фонъ-Рошъ и поручикъ фонъ-Рейхертъ бросились другъ другу въ объятія. Хорошенькая двушка и красивый офицеръ вознаграждали себя за долгое воздержаніе и долго стояли, нжно обнявшись. Сегодня они прощались надолго, такъ какъ герцогъ бралъ поручика съ собой въ Вну.

— Ахъ, Бодо, какъ мн будетъ скучно безъ тебя, говорила Елена, прижимая къ груди своей руку милаго.

Елена очень любила поручика, который съ своей стороны тоже очень любилъ ее, но оба они были бдны и потому пока еще жениться не могли.

— Мн очень хочется хать, но все-таки безъ тебя мн тоже будетъ скучно! отвчалъ Рейхертъ, нжно глядя ей въ глаза.

— А долго ли вы пробудете?

— Недли четыре.

— Выйдемъ отсюда и покажемся.

— Ну, полно, милочка! кто обращаетъ на насъ вниманіе?

— Нтъ, нтъ, выйдемъ,— противный Ротвейль, увидавъ насъ, скорчилъ какую-то гримасу.

— Ну, смотри, чтобы я ему не заткнулъ ротъ! Я много кое-чего узналъ про него. Еслибы это знали офицеры или герцогъ!.. Представь себ, онъ беретъ деньги за то, чтобы похлопотать у герцога о тхъ, съ кого онъ беретъ.

— Не можетъ быть!… вскричала Елена.

— Не можетъ быть?.. Онъ беретъ даже виномъ и припасами. Да иначе, на что же можно жить такъ, какъ живетъ онъ? Вдь въ банк у него лежитъ цлое состояніе.

— Ахъ, Бодо, оставь, пожалуйста, что теб до него за дло! Будь отъ него подальше, это самое главное, со страхомъ говорила Елена, гладя его рукою по лицу.— Сдлай это для меня. Вдь ты его очень мало знаешь… Я рада, что развязалась съ ними. Посл происшествія подъ новый годъ, я заявила ея высочеству, чтобы на меня она боле не разсчитывала… Мало того, что я боюсь навлечь на себя непріятности, но я считаю просто грхомъ давать ей возможность видться съ этимъ чудовищемъ… Я уврена, что сегодняшнее ея нездоровье ничто иное, какъ предлогъ… Вотъ уже нсколько дней, какъ отъ ревности она бгаетъ, какъ львица въ клтк… Сегодня у нихъ, наврно, гд нибудь свиданіе.

— Да вдь Ротвейль здсь.

— Это ничего не значитъ, онъ исчезнетъ, когда понадобится.

— Я радъ, что ты раздлалась съ ними, если когда нибудь откроется, такъ насъ бы запутали, и тогда прощай наша женитьба.

— Кто-то бжитъ, проговорила Елена, быстро скользя по льду. Это бжала Валерія. Богъ знаетъ, зачмъ она туда явилась одна, но она остановилась, осмотрлась кругомъ и отправилась обратно. Густой вуаль закрывалъ ея лицо.

Съ этой же самой стороны, въ кусты прикатила третья парочка, а именно рыжая Сеппи и графъ Зальцка. Хорошенькая двушка ловко убгала отъ графа, старавшагося догнать ее.

— Сеппи… голубушка… волшебница… милочка: не огорчай же меня! кричалъ ей вслдъ Зальцка, смясь, но и вмст съ тмъ досадуя… Вотъ, погоди! дай мн только поймать тебя!

То, что не удалось ему — удалось другому. При наступившихъ уже сумеркахъ, въ кусты пробралась хищная птица и вцпилась въ голубку.

— Отлично! крикнулъ графъ Зальцка:— держите ее крпче!

Но желаніе его исполнено не было, плацмайоръ вдругъ ее выпустилъ и схватился за лицо. Онъ произнесъ какое-то ругательство, потому что Сеппи отвсила ему полновсную пощечину и въ одинъ моментъ скрылась.

Потирая щеку, удалился храбрый воинъ въ другую сторону, а Зальцка направился къ тому мсту, гд находился дворъ.

XXX.

‘Тройка’ ликовала: герцогъ вернулся изъ Вны, вернулся ране, чмъ его ждали, и превзошелъ даже всякія ожиданія. Онъ снова подышалъ внскимъ воздухомъ, послушалъ внскаго нарчія, повидалъ старыхъ друзей и поговорилъ съ ними. Вернулся онъ домой въ совершенномъ восторг.

Со вчерашняго вечера, при двор только и говорили, что о сближеніи съ Австріей, а сегодня офицеры разгуливали уже по городу въ австрійскихъ кепи.

Герцогъ хотя и связалъ себя общаніемъ по рукамъ и по ногамъ, но все-таки чувствовалъ потребность побесдовать съ какимъ нибудь безпристрастнымъ и знающимъ положеніе Европы человкомъ. Онъ сознавалъ, что наступили серьезныя, крайне серьезныя времена. Если Пруссія не уступитъ, то разрывъ неизбженъ, а разрывъ можетъ имть для него и для страны крайне серьезныя послдствія, такъ какъ ему не безъизвстно было, что многіе изъ его подданныхъ — истые сторонники Пруссіи.

Долго раздумывалъ герцогъ Францъ, къ кому обратиться, и наконецъ выборъ его палъ на барона фонъ-Гримменштейна. Не говоря никому ни слова, вышелъ онъ въ боковую дверь, въ паркъ, и направился къ барону, страдавшему подагрой и не выходившему уже нсколько дней.

— Пришелъ навстить больнаго, сказалъ онъ, прямо входя въ комнату, — пожалуйста, безъ церемоній.

Долго герцогъ говорилъ о постороннихъ предметахъ, не зная, какъ приступить къ длу. Баронъ, видя это, явился къ нему на помощь.

— Горизонтъ, кажется, покрывается тучами и въ воздух появляется такая духота, что никто не можетъ ручаться за будущее.

Герцогъ взялъ больнаго за руку и проговорилъ:

— Вы слишкомъ мрачно смотрите на это. Буря несется — это врно. Но она пронесется мимо насъ, и мы останемся невредимы.

— Я не понимаю, ваше высочество! Вы, впрочемъ, пріхали изъ Вны…

— Да, я пріхалъ изъ Вны! гд я многое увидлъ и услыхалъ. Теперь я могу сказать, что задорные пруссаки напрасно угрожаютъ намъ своей мобилизаціей.

— Читали-ли вы, ваше высочество, сегодняшнія берлинскія газеты? серьезно спросилъ старикъ.

Герцогъ вспыхнулъ, такъ какъ этотъ вопросъ нсколько охладилъ его энтузіазмъ, напомнивъ ему, что онъ находится подъ игомъ, то есть, что читать онъ можетъ только то, что ему даютъ.

— Я пустяковъ не читаю, рзко, но въ смущеніи отвчалъ онъ.

— А мн думается, что въ такое время слдовало бы все читать и обсуживать вопросъ и съ той, и съ другой стороны.

— Вдь я пріхалъ изъ Вны! съ особеннымъ удареніемъ повторилъ герцогъ.

— Въ Вн не знаютъ, какъ серьезно смотрятъ въ Берлин на желаніе Австріи подавить Пруссію, какъ серьезно относится къ этому весь прусскій народъ. Я согласенъ, что сильная Пруссія — сосдка неудобная, но своя рубашка ближе къ тлу, и потому сильную сосдку задирать не для чего. У моей дорогой Австріи нтъ боле злйшаго врага, какъ шовинисты, разжигающіе ея слпую ненависть къ Пруссіи.

— Вы удивляете меня, баронъ! раздражительно вскричалъ герцогъ… Вы говорите, точно пруссакъ.

— Нтъ, я ясный германецъ, но это не мшаетъ мн уважать Пруссію и считать графа Бисмарка умнымъ человкомъ.

— Но Австріи надоло выслушивать берлинскія предписанія! Да и намъ, маленькимъ владльцамъ, это тоже надоло, но дло въ томъ, прибавилъ герцогъ, пододвигаясь къ больному,— что при борьб крупныхъ владтелей, намъ, маленькимъ, слдуетъ благоразумно примкнуть къ боле сильной сторон, въ особенности, если находишься на самой дорог, какъ напримръ, я.

— Совершенно врно, ваше высочество, отвчалъ герцогъ,— но въ томъ-то и весь вопросъ: кто въ настоящемъ случа сильнйшій?

— Вдь я пріхалъ изъ Вны! снова, многозначительно, проговорилъ герцогъ.— Я самъ видлъ эти войска, я самъ говорилъ съ ихъ храбрыми вождями, и могу сказать, что это нчто получше хваленыхъ игольчатыхъ ружей!.. Я примкнулъ къ своимъ друзьямъ… примкнулъ къ Австріи!

— Въ случа войны, такое ршеніе иметъ громадное значеніе, помолчавъ, отвчалъ баронъ,— Конечно, вы можете и ошибиться, и судьба…

— Могу васъ уврить, баронъ, что я не ошибаюсь, вставая, сказалъ герцогъ.

— Ваше высочество видли австрійскія войска, но не видали прусскихъ…

Герцогъ вспыхнулъ и нахмурилъ брови.

— Если ваше высочество ошибетесь… то послдствія для васъ будутъ печальны…

— Могу васъ уврить, баронъ, что я не ошибаюсь, повторилъ герцогъ съ раздраженіемъ и сильно возвысивъ голосъ:— и императоръ возьметъ отъ Пруссіи Шлезвигъ!

— Въ такомъ случа, мн и говорить нечего, сказалъ больной, опускаясь на спинку кресла.

Герцогъ, въ волненіи, прошелся нсколько разъ по комнат и затмъ, улыбаясь, остановился передъ барономъ.

— Вы хотите сказать, что мн слдуетъ быть осторожнымъ, какъ ближайшему сосду Пруссіи? Полно-те, любезный другъ! могу вамъ сказать по секрету, что вс мры приняты, и если Пруссія запуститъ лапу, то вся Германія сразу возстанетъ противъ нея. Ну, а затмъ счастливо оставаться, баронъ! Выздоравливайте поскоре!

Съ этими словами герцогъ простился и ушелъ.

XXXI.

Герцогъ, пріхавъ изъ Вны, совсмъ лишился сна. Его тревожила мысль, что, приказавъ носить офицерамъ австрійскія кепи, онъ слишкомъ мало сдлалъ и недостаточно выразилъ Австріи благодарность за хорошій пріемъ.

За разговоръ свой съ барономъ герцогъ не сердился на старика, но зато тотчасъ же забылъ его благоразумные совты. Теперь его занималъ вопросъ: какъ бы ему устроить демонстрацію въ пользу Австріи? и онъ ршился назначить торжественный парадъ, хотя въ зимнее время, изъ экономіи, войска распускались, и изъ нихъ оставлялось только необходимое для карауловъ количество. Но воинственное настроеніе герцога было такъ сильно, что онъ забылъ обо всемъ этомъ, и въ одно раннее, утро позвалъ къ себ генерала фонъ-Зандревскаго.

Генералъ Зандревскій отнесся съ большимъ сочувствіемъ къ желанію герцога, и обсудилъ съ нимъ вс мельчайшія подробности.

Городъ и офицеры были крайне удивлены такой прихотью: парадъ зимою, когда все войско состоитъ только изъ нсколькихъ сотъ рекрутъ! Офицеры хохотали, начальство сердилось на предстоящія хлопоты и на неизбжный позоръ. Пришлось второпяхъ нанимать лошадей, и нанимать нсколько прежнихъ солдатъ, чтобы хотя мало-мальски придать войску воинственный характеръ.

Генералъ Бодманъ тотчасъ же отрапортовался больнымъ. Въ утро высокоторжественнаго дня, герцогъ сидлъ у себя въ спальн, въ широкомъ халат и въ бломъ шелковомъ колпак. Передъ нишъ стоялъ его любимецъ Кюкопфъ, съ разложенными тутъ же инструментами.

Его высочество, какъ самый простой смертный, всю жизнь страдалъ мозолями, и никто не умлъ срзать ихъ такъ ловко и безъ боли, какъ Жанъ Кюкопфъ. Голова и ноги вполн отдавались ст. вдніе искуснаго мастера, а вслдствіе этого парикмахеръ и быль такимъ важнымъ лицомъ въ спальн герцога. Кром того, онъ говорилъ на чистйшемъ внскомъ нарчіи, и потому ему прощалась безцеремонность обращенія съ герцогомъ.

— Кюкопфъ! больно! крикнулъ герцогъ, скорчивъ гримасу.

— Ну, что за нжности, высоконькій! возразилъ рыжій маленькій Кюкопфъ, съ умными подвижными глазами, не трогаясь жалобами герцога. Вотъ, когда начнется война, такъ и не такъ еще заноете… Это врно.

Кюкопфъ взглянулъ на герцога, желая узнать, что тотъ ему отвтитъ.

— Когда начнется война, такъ мн придется здить, а не ходить.

— Не все ли равно, тономъ проповдника отвчалъ Кюкопфъ и взялъ склянку съ уксусной кислотой.— Вы, высоконькій, побду будете праздновать стрльбою и шампанскимъ. Но еслибы вамъ пришлось помучиться такъ, какъ мучатся рядовые, такъ войны вы бы и начинать не стали.

При этихъ словахъ, онъ сталъ ршительно мазать кисточкой по мозолямъ.

— Ну, ты этого, Кюкопфъ, не понимаешь, началъ было герцогъ, по вдругъ замолчалъ и хотлъ вырвать ногу отъ мучителя.— Кюкопфь… чортъ бы тебя побралъ… да вдь это жжётъ, точно огнемъ… пусти же… оселъ!

— Полноте, высочайшенькій… Если ужь отъ такихъ пустяковъ горитъ, то какъ же горитъ, когда фельдшеръ отпиливаетъ цлую ногу, флегматически отвчалъ парикмахеръ, не выпуская ноги и продолжая мазать.

— Кюкопфъ… мучитель! я… я прикажу теб отрзать уши кричалъ герцогъ, энергически отбиваясь.

— Я не мучитель, и уши обрзать вы мн не можете, я не вашъ подданный, а императорскій… Ну можно ли такъ кричать, отъ такой незначительной боли!

— Ты настоящій живодеръ! со стономъ проговорилъ старикъ и въ изнеможеніи опрокинулся назадъ въ кресло.

— Отравляясь на парадъ, высоконькій, лукаво улыбаясь, отвчалъ Кюкопфъ,— надо же вамъ твердо стоять на ногахъ, чтобы казаться бравымъ.

— Оселъ! проворчалъ герцогъ.

— Параду радуется весь городъ.

— Въ самомъ дл? Живо спросилъ герцогъ.

— Нечего и спрашивать. Ко дню рожденія высочайшень каго не длалось такихъ приготовленій!.. Въ цломъ город се годвя не найдешь ни единаго фіакра, и путешественники, прізжающіе по желзной дорог, могутъ справляться, какъ имъ угодно: идти пшкомъ или сидть на станціи.

— Вотъ какъ! сказалъ герцогъ, съ гордой улыбкой глядя на парикмахера.

— Майоръ Кольманъ забралъ всхъ лошадей для артиллеріи.

— Какъ!? вскричалъ герцогъ, нахмуривъ брови.

— Вс лошади отправляются сегодня въ военную службу, отвчалъ Кюкопфъ, глядя прямо на герцога. Он наняты по талеру за штуку

— Чортъ тебя возьми!.. дуракъ! оселъ! Что ты взбсить меня хочешь что-ли?

Неизвстно, забранился ли герцогъ за то, что парикмахеръ говорилъ, или за то, что онъ снова началъ мазать кисточкой.

— И ваше высочество увидите много, много знакомыхъ лицъ, которыя будутъ маршировать какъ разъ впереди, продолжалъ парикмахеръ, не переставая при этомъ мазать мозоль: — такъ какъ сегодня очутились рядовыми вс посыльные, извозчики и фонарщики… и многіе другіе, и вс они будутъ кричать: ‘Здравія желаемъ, ваше высочество… ура’!.. Ну, вотъ мы и готовы, заключилъ онъ, лукаво улыбаясь и собирая свои вещи, и, повидимому, не обращая вниманія на воркотню и неудовольствіе герцога.— Теперь мн надо еще покрасить генералу Зандревскому волосы, брови и усы, чтобы придать ему воинственный видъ. А когда. кончу, то самъ отправлюсь на большой парадъ и посмотрю все самъ лично. Имю честь кланяться, высоконькій.

— Чортъ бы тебя побралъ… Живодеръ!

— Покорнйше благодарю… Желаю веселиться!

Жанъ Кюкопфъ отвсилъ низкій поклонъ и, съ почтительной улыбкой, вышелъ въ дверь.

— Сегодня ужь вы его слишкомъ допекали, сказалъ ему за дверью камергеръ.

— Такихъ высокопоставленныхъ господъ не мшаетъ немного осадить, это имъ здорово, отвчалъ Кюкопфъ, быстро уходя.

Парадъ дйствительно состоялся, и на слдующій день въ придворной газет появилась длинная статья, восхвалявшая бодрый видъ солдатъ и восхищавшаяся новыми кепи господъ офицеровъ. Въ прибавленіи было сказано, что ‘каждый рядовой получилъ по пяти, а каждый унтеръ-офицеръ по десяти грошей…. церемоніальный маршъ былъ превосходенъ: чудная погода благопріятствовала всему’. Когда парада, окончился, герцогъ охотно далъ бы всмъ вдвое, только бы парада не было. Шестьсотъ человкъ, по большей части рекрутъ, произвели самое жалкое впечатлніе не только на него, но и на цлое населеніе. Не смотря на весь энтузіазмъ, не замтить этого онъ не могъ. Какъ парикмахеръ сказалъ ему, въ первомъ ряду онъ увидлъ массу знакомыхъ физіономій и массу уличныхъ мальчишекъ въ публик, такъ какъ порядочные люди на этотъ парадъ не пошли. Многіе изъ абонированныхъ на этотъ день волонтеровъ, получивъ впередъ деньги, напились до того, что едва волочили ноги. Герцогъ вернулся съ парада въ самомъ отвратительномъ расположеніи духа, недовольный боле всего равнодушіемъ горожанъ и взбшенный на генерала Зандревскаго за то, что тотъ не отговорилъ его отъ назначенія парада.

При такой обстановк начался военный совтъ, кончившійся такимъ же фіаско, какъ и парадъ. По высочайшему повелнію, генералъ Бодманъ, не смотря на сильную простуду, долженъ былъ присутствовать на немъ. Совтъ назначенъ былъ въ покояхъ герцогини.

На возвратномъ пути герцогъ Францъ слова не сказалъ съ своимъ первымъ любимцемъ, по тотъ зналъ своего государя, и потому сидлъ, надувшись, и обдумывалъ, какую пользу могъ онъ извлечь изъ этого фіаско.

Въ комнатахъ герцогини генералъ Бодманъ сидлъ, обвязавъ платкомъ горло.

— Вы имете способность захварывать не во-время, сказалъ герцогъ, увидвъ его.

Генералъ фонъ-Бодманъ съ презрительной улыбкой посмотрлъ на герцога. Тотъ замтилъ это, покраснлъ и сказалъ нсколько весьма рзкихъ словъ.

Такимъ образомъ начался военный совтъ. Не. успли члены его собраться, какъ началась настоящая ругань.

Герцогъ, раздраженный парадомъ, осыпалъ всхъ справедливыми и несправедливыми упреками, и когда генералъ хотлъ что-то возразить, то онъ крикнулъ самымъ грубымъ образомъ: молчать!

По мннію герцога, даже музыка была отвратительна и походила на рожокъ свинопаса, прогонявшаго свиней.

Такимъ сердитымъ герцога никогда еще никто не видывалъ. Когда же первая вспышка гнва прошла, то началось настоящее военное совщаніе. Герцогъ началъ говорить о безпокойныхъ временахъ, о своей поздк въ Вну и о кепи, которыя онъ привезъ. Чело его нсколько прояснилось и онъ началъ потирать руки, что всегда было у него хорошимъ признакомъ. Онъ началъ ораторствовать, что въ такія времена, какъ нынче, надо быть во всему готовымъ и силы свои содержать въ образцовомъ порядк. По бумаг, привезенной имъ изъ Вны, онъ началъ предлагать всевозможные вопросы. Вопросы эти касались преимущественно положенія военныхъ силъ.

Тутъ оказалось, что изъ всхъ его офицеровъ генералъ Бодманъ былъ единственнымъ человкомъ, который могъ отвчать ему, другіе же, съ генераломъ Зандревскимъ во глав, выказали такое полное незнаніе, что зачастую не знали даже по названіямъ тхъ вещей, о которыхъ ихъ спрашивалъ герцогъ.

Существуютъ ли лазаретные… амбулаторные фургоны, и гд они находятся?.. Его превосходительство генералъ, Зандревскій понятія объ этомъ не имлъ, и по обыкновенію, придавъ себ важности, свалилъ на другихъ.

— Это ваша спеціальность, майоръ, обратился онъ къ майору Кольману.

— Прошу извиненія, эта отрасль находится въ вдніи военнаго департамента, ваше превосходительство, коротко отвчалъ майоръ.

Генералъ въ ярости провелъ рукой по усамъ, слдовательно это было въ вдніи его.

— Милостивый государь!.. Прошу васъ безъ увертокъ, он не умстны, майоръ Кольманъ!.. Ваше высочество, четырехфунтовыя баттареи находятся у насъ въ цейхгауз.

Вслдъ за этимъ, его превосходительство ловко свернулъ разговоръ на другой предметъ, а генералъ фонъ-Бодманъ приподнялся и громко сказалъ:

— Шестифунтовыя, ваше высочество.

Превосходительный покраснлъ, какъ ракъ, и буквально задрожалъ отъ ярости.

— Четырехфунтовыя, сударь, крикнулъ онъ, сверкая глазами.— Ваше высочество, шестифунтовыя, твердо и спокойно сказалъ генералъ герцогу, на чел котораго собиралась новая буря.

— Шестифунтовыя, подтвердилъ майоръ Кольманъ.

Генералъ Бодманъ, видя приближеніе грозы, скоре постарался отвратить ее. Взглянувъ на обличеннаго паразита, онъ началъ:

— Если ваше высочество позволите, то я представлю вамъ общую картину военныхъ силъ страны.

Сначала онъ говорилъ нсколько хриплымъ голосомъ, а затмъ, все громче и громче, и представилъ истинно ужасную картину какъ герцогу, такъ и всмъ присутствующимъ. Вслдствіе излюбленной системы, въ стран не было никакихъ резервовъ, вслдствіе недостатка въ людяхъ и незначительности арміи, былъ недостатокъ въ. свдущихъ офицерахъ, военныхъ же припасовъ или вовсе не было, а если же они и были, то никуда не годились. Слдствіе, можетъ быть, могло бы открыть, куда двались суммы, выдаваемыя на это государствомъ. Фургоны для патроновъ, напримръ, были сдланы еще для войны пятнадцатаго года и теперь, вроятно, сгнили ы, конечно, никуда не годны. Полеваго лазарета вовсе не существуетъ, чтобы тамъ его превосходительство ни говорилъ, точно также не существуетъ и понтоновъ и полеваго телеграфа, а у знаменитыхъ шестифунтовыхъ пушекъ не достаетъ ни лафетовъ, ни другихъ принадлежащей.

Во время этой рчи герцогъ то блднлъ, то краснлъ. Вполн увренный въ своихъ войскахъ, онъ хвастался въ Вн… и жестокая рука сняла завсу съ его глазъ.

За этимъ разоблаченіемъ послдовала ужасная сцена: гд же были суммы, выдаваемыя на военные расходы, и зачмъ держали его въ такомъ невдніи? Генералъ Зандревскій чуть не задыхался отъ гнва. Онъ отвчать не могъ… а только бормоталъ что-то: — все это онъ уже такъ принялъ, суммъ этихъ никогда не доставало, и ихъ употребляли на другія цли, на кепи… ливреи, тайную полицію и прессу…

Тутъ заговорилъ и герцогъ: то что сказалъ теперь генералъ, было уловкой, но вмст съ тмъ и истинной правдой, генералъ деньги воровалъ, а самъ герцогъ отвлекалъ ихъ отъ нужныхъ цлей. Онъ приказалъ генералу молчать, какъ приказалъ молчать и всему собранію. Генералъ же Бодманъ въ заключеніе сказалъ: нужны деньги, и много денегъ, чтобы все это пріобрсти, кром того, невозможно длать вс эти приготовленія втайн,— и закончилъ такъ: ‘Вашему высочеству, въ рукахъ котораго находится судьба цлаго народа, слдуетъ, кром того, тщательно обсудить, прежде чмъ начать готовиться, надо ли это длать, и для чего длать: — для того, чтобы дать возможность арміи одержать побду, а стран обезпечить миръ’.

Этотъ военный совтъ кончился только въ три часа. Генералъ Зандревскій тотчасъ же бросился за помощью къ графин, потому что чувствовалъ, что почва ускользаетъ у него изъ подъ ногъ. Разговоръ между ними былъ до такой степени горячъ, что содержаніе его не осталось тайною для прислуги, и потому Бессингъ въ тотъ же день узналъ все о знаменитомъ парад и о тайномъ совт, и подробно написалъ обо всемъ въ Берлинъ.

XXXII.

Вс эти тайно собираемыя свднія очень не нравились посланнику, хотя среди массы сплетенъ къ нему нердко доходили весьма интересныя извстія. Съ тхъ поръ, какъ онъ находился въ такихъ близкихъ отношеніяхъ къ дочери герцога, ему было въ высшей степени тяжело отзываться дурно объ ея отц и о двор.

Окончивъ отчетъ въ Берлинъ, онъ открылъ потайной ящикъ у себя въ письменномъ стол и, вынувъ оттуда фотографическій портретъ, поставилъ его передъ собою на столъ, такъ что свтъ отъ лампы падалъ прямо на него. Онъ долго, нжно смотрлъ на этотъ потретъ, а потомъ вынулъ изъ кармана письмо и сталъ читать его Богъ знаетъ въ который разъ.

Все лицо его озарилось счастьемъ, глаза заблистали, а сердце билось отъ радости въ то время, какъ онъ читалъ слдующее:

‘Рука Господа соединила насъ, и потому о будущемъ тревожиться теб нечего, дорогой мой. Надйся, какъ надюсь я, что и впредь намъ поможетъ Господь. Ты не ошибся, взоръ твой и все въ теб, съ перваго же взгляда, пробудили во мн любовь. Мн было горько, что вс тебя ненавидли. Я люблю тебя со всмъ пыломъ моей первой любви, дорогой мой Гуго! Безъ тебя міръ показался бы мн пустымъ, я врю твоимъ глазамъ, звукъ твоего голоса затрогиваетъ меня за живое, а мысли твои вызываютъ полнйшее сочувствіе всего моего существа. Я приписываю теб все хорошее, высокое и благородное, и большаго счастья я себ и представить не могу, какъ счастье принадлежать теб и быть твоей покорной женой! Если ты точно также сильно меня любишь, то Господь услышитъ наши общія молитвы, и все кончится благополучно’.

Съ блаженствомъ, сіяющимъ во взор, поцловалъ Бессингъ это письмо. Затмъ, простоявъ нсколько минутъ въ задумчивости, онъ посмотрлъ на часы и, взявъ шляпу, вышелъ. Въ конц письма было написано, чтобы около восьми часовъ онъ пришелъ въ паркъ, съ задней стороны дворца. Въ этотъ день не было спектакля и принцесса, поэтому, оставалась у себя въ покояхъ.

Какъ въ короткое время все перемнилось! Нсколько недль тому назадъ, жизнь въ X. казалась ему невыносимой, а теперь онъ былъ бы совершенно несчастливъ, еслибы его перевели отсюда не только куда нибудь въ другое мсто, но даже въ его возлюбленный Берлинъ.

Онъ прошелъ черезъ дворцовую площадь, направо отъ которой стояло темное зданіе ‘Рыцарь’. Въ окнахъ Валеріи виднлся свтъ. Надъ дворцомъ же красовался мсяцъ и освщалъ ему путь къ возлюбленной. Посланника — пруссака страстно ждала прелестная принцесса. Какое странное стеченіе обстоятельствъ! Онъ прошелъ безлюдный паркъ, закутавшись въ плащъ, и остановился между деревьями, глядя на верхнія окна, какъ вдругъ почувствовалъ, что его охватили дв мягкія ручки, и среди горячихъ поцлуевъ онъ услыхалъ свое имя.

Сначала онъ испугался, а потомъ въ блаженномъ восторг завернулъ двушку своимъ плащемъ и вошелъ въ тнь зданія.

— Откуда это ты? Какъ ты ршилась? пробормоталъ онъ.

— Я хотла тебя видть, хоть минуту пробыть съ тобой. Я не могла боле утерпть, говорила она, страстно глядя на него.

Посл новыхъ поцлуевъ, объятій и новыхъ увреній въ любви, принцесса Гильда вырвалась и бросилась къ маленькой дверц, ведущей прямо въ ея коридоръ.

— Теперь мн пора, сказала она.

Свиданіе это продолжалось не боле нсколькихъ минутъ. Точно въ бреду простоялъ герой нашъ на мст, затмъ, увидавъ тнь своей возлюбленной въ окн, отправился домой.

Проходя черезъ площадь, Бессингу пришло въ голову, что онъ можетъ зайти теперь къ Сеппи, такъ какъ ему надо было еще купить кое-что. Онъ не зналъ, какъ бы отнеслась къ его визиту Гильда, но онъ ненавидлъ неблагодарность, и никакъ не хотлъ быть самъ неблагодарнымъ. Путь въ магазинъ былъ такъ коротокъ, что Бессингъ не усплъ еще одуматься, какъ стоялъ уже передъ освщенными его о.кнами.

Когда онъ вошелъ, въ магазин никого не было, но тмъ не мене, дойдя до средины, онъ услышалъ какой-то таинственный шопотъ, и изъ-за перегородки вышла Сеппи. Увидавъ Бессинга, она обрадовалась, но вмст съ тмъ и испугалась, а затмъ покраснла. Изъ-подъ опущенныхъ вкъ, она бросила быстрый и смущенный взоръ на голубую перегородку.

— Господинъ фонъ-Бессингъ, пробормотала она, съ изумлені емъ глядя на него,— какое рдкое счастье!

— Здравствуйте, фрейленъ Жозефина, вжливо сказалъ Бессингъ, дружески пожимая руку двушки, нершительно ему протянутую. Я пришелъ сдлать кое-какія покупки и, вмст съ тмъ для того, чтобы имть счастіе видть васъ.

— Вы пришли нсколько поздно, съ упрекомъ проговорила Сеппи, снова быстро взглянувъ на перегородку.

Она была по обыкновенію въ черномъ обтянутомъ плать, съ свжей розой у пояса. На прилавк, въ нкоторомъ отдаленіи, стоялъ прелестный букетъ, но Бессингъ его не замтилъ.

— Мн надо выбрать подарокъ ко дню рожденія, къ сожалнію, я слишкомъ поздно узналъ, что мн предстоитъ сдлать подарокъ, продолжалъ онъ, дружески глядя на Сеппи.— Но лучше поздно, чмъ никогда. Я вполн довряю вашему вкусу, и потому прошу васъ помочь мн выбрать его.

Сеппи то блднла, то краснла, затмъ совершенно обидлась и, стиснувъ зубы и скрестивъ на груди руки, отвчала:

— Запоздалый подарокъ — все равно, что посл ужина горчица, лучше ужь ее не подавать.

Бессингъ, покупая подарокъ для невсты Саннова, конечно, не могъ знать, что Сеппи праздновала свое рожденіе, она же вообразила, что Бессингъ настолько безтактенъ, что хочетъ купить ей подарокъ изъ ея же товара. Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее и сказалъ:

— Ну, нтъ, лучше поздно, чмъ никогда. Подарокъ мн надо купить невст моего пріятеля, и поэтому мн хотлось бы купить что нибудь хорошее.

На этотъ разъ онъ опять немало удивился, отчего это Сеппи такъ вспыхнула? ‘Неужели изъ ревности?’ подумалъ онъ.

— Вы на меня сердитесь, фрейленъ Жозефина? спросилъ наконецъ Бессингъ.

Двушка въ одинъ мигъ остановила его, приложивъ палецъ къ губамъ, и глазами указавъ на перегородку.

— Я думаю, что имю на это нкоторое право, отвчала Сеппи, притворно надуваясь: — потому что сегодня день моего рожденія, а вы, господинъ тайный совтникъ, не пожелали мн даже счастья.

На этотъ разъ смутился Бессингъ, такъ какъ онъ понялъ теперь, чмъ Сеппи обидлась.

Въ самомъ дл? сказалъ Бессингъ, горячо пожимая ей руку, прошу меня извинить, но, право, я не зналъ! Еслибы я зналъ, то, конечно, не пришелъ бы такъ поздно, такъ какъ я человкъ понимающій благодарность. Но хотя и поздно, а я все-таки отъ души желаю вамъ счастья и отъ всего сердца поздравляю васъ!

Какой этотъ посланникъ былъ неловкій человкъ! Къ чему это онъ говорилъ Сеппи о благодарности, да еще къ тому же въ присутствіи фонъ-Ротвейля, сидвшаго за перегородкой и не проронившаго ни единаго слова изъ того, что говорилось за прилавкомъ.

Конечно, знать этого онъ не могъ!

— Благодарю васъ, въ смущеніи проговорила двушка.

Онъ купилъ массу бездлушекъ и просилъ все это завтра прислать ему.

Лишь только онъ вышелъ изъ магазина, какъ плацмайоръ выглянулъ изъ-за перегородки.

— Такъ вотъ какъ! Онъ за что-то благодаренъ? съ насмшкою проговорилъ онъ.

Сеппи обернулась и посмотрла Ротвейлю прямо въ глаза, затмъ повелительно указала на дверь и рзко проговорила:

— Сейчасъ же убирайтесь вонъ, господинъ фонъ-Ротвейль, а иначе я позову отца.

— Вотъ какъ!.. Длать глазки и всякія гримаски пруссаку, отлично! отлично! продолжалъ онъ.

Не отвчая ни слова, Сеппи прошла прямо къ себ въ комнату, и не успла еще затворить за собою дверь, какъ Ротвейль вышелъ изъ-за перегородки, посмотрлся въ зеркало и ушелъ изъ магазина. Когда Сеппи снова вернулась съ отцомъ, его уже не было.

Бессингъ, вернувшись домой и взглянувъ на счетъ, поданный ему въ магазин рыжей Сеппи, немало удивился, прочитавъ на немъ: ‘Противъ васъ опять замышляется что-то очень дурное… будьте осторожны.

Бессингъ встревожился и спряталъ счетъ въ столъ.

XXXIII.

Погода перемнилась, прудъ, блествшій нсколько дней тому назадъ, какъ зеркало, своей ледяной поверхностью, покрылся водой, и вмсто бойкихъ, веселыхъ конькобжцевъ, на немъ сидли вороны и къ вечеру съ крикомъ поднимались на деревья. Съ сверо-запада неслись туманы и дожди, и возвщали о приближеніи весны. Политическое небо затуманилось и будущее представлялось въ тучахъ.

Темный горизонтъ радовалъ только людей нехорошихъ, старавшихся въ мутной вод ловить рыбу, такъ, напримръ, радовалась Феличита и ея сторонники. къ ней каждый вечеръ собирались вс, ненавидвшіе Пруссію и желавшіе войны съ нею.

При двор же было тихо. Увренность герцога была поколеблена неожиданными разоблаченіями на военномъ совт. Генералъ Бодманъ получилъ приказъ представить записку, что и было сдлано. Изъ вывода записки ясно слдовало, что герцогство было лишено всякихъ военныхъ средствъ и что только на самыя крайнія необходимости потребуется полмилліона талеровъ и много времени.

Денегъ!.. откуда же взять денегъ?

Генералъ Бодманъ далъ совтъ обратиться въ Вну за займомъ. По такой совтъ можно было назвать насмшкой. Обратиться за займомъ въ страну, гд въ бюджет ежегодно оказывается дефицитъ и гд сами готовились къ войн! Герцогъ былъ въ отвратительномъ расположеніи духа въ послднее время: какъ онъ ни былъ доврчивъ и слпъ, но все-таки не могъ же на все закрывать глаза: любимецъ его былъ полнйшимъ невждой и позорнйшимъ образомъ обкрадывалъ и казну, и его, это было несомннно. Онъ готовъ былъ отдать его подъ военный судъ, но боялся, чтобы на суд не разоблачились разныя весьма непріятныя вещи.

Въ палат и безъ того пронюхали объ этой исторіи, и ему пришлось прибгнуть къ своему авторитету, чтобы заставить молчать злые языки. Въ сущности онъ не читалъ рчей, которыя тамъ произносились, а ему передавали ихъ вкратц. Въ руки ему попадалась только придворная газета — такъ какъ его не желали напрасно волновать,

Вмсто того, чтобы отставить генерала, онъ надулся на него, но онъ такъ привыкъ къ его присутствію, что огорчался тмъ, что генералъ тоже дулся на него. Онъ такъ страстно желалъ быть любимымъ.

Въ первую минуту, конечно, онъ чуть было совершенно не разсорился съ нимъ, но графиня подоспла во-время и успокоила герцога.

Страхъ передъ тмъ, что скажетъ Австрія, и передъ общественнымъ мнніемъ, а вмст съ тмъ угрызенія совсти, что доходы страны употреблялись на другія цли, спасли генерала. Слдствіе по другимъ дламъ, начатое генераломъ Бодмапомъ, разоблачило удивительныя вещи. Обершталмейстеръ во всемъ былъ страшно скомпрометированъ, и не смотря на сотни тысячъ, проходившія ежегодно черезъ его руки, у герцога не было даже своихъ порядочныхъ лошадей и ему приходилось брать почтовыхъ.

Многіе люди положительно не любятъ видть правды, потому что она имъ непріятна, къ такимъ людямъ принадлежалъ и герцогъ Францъ. Посл того, что онъ накричалъ на виновныхъ, грозилъ ихъ посадить въ крпость и такъ дале, — онъ же замялъ это дло.

Мысль о займ не давала покоя бдному герцогу, и ему наконецъ удалось достать денегъ у банкировъ, но объ этомъ займ не подозрвали ни герцогство, ни палаты, а зналъ только гофратъ Фоглеръ, который и поспшилъ передать объ этомъ прусскому посланнику.— Такимъ образомъ работы могли начаться.

Вс рабочіе были заняты, и всякій могъ видть, что тутъ готовятся къ войн, такъ какъ на дворахъ и на площадяхъ стояли лафеты, только что выкрашенные зеленой краской, и лежали колеса.

Положеніе становилось все серьезне и серьезне, тмъ боле, что въ Берлин былъ созванъ военный совтъ и въ военныхъ кружкахъ говорилось о возможности разрыва съ Австріей.

На масляниц вернулся вдругъ изъ Италіи принцъ Александръ. Онъ пріхалъ въ городъ, явился къ герцогу и затмъ его опять не стало видно, такъ какъ онъ поселился въ Шенау. Почему онъ не хотлъ жить съ женою и дтьми? Злые языки говорили, что жена его избила щипцами, потому онъ и не хотлъ жить съ семьей. ‘Страстное желаніе видть жену заставило его пріхать въ городъ’, подшучивала графиня Вольфскеленъ.

Въ сущности это было дйствительно такъ: графиня угадала. Этотъ человкъ по своему любилъ свою жену, и не могъ долго быть безъ нея. Тщетно старался онъ подчинить ее себ, по съ перваго же дня брака замтилъ, что его юная прелестная жена не любила и не боялась его. Это-то сознаніе и заставило его сдлаться тираномъ. До сихъ поръ она, по крайней мр, подчинялась ему, но теперь вдругъ подняла голову и уничтожила его. Онъ ухалъ и получалъ разъ въ недлю письма, въ которыхъ даже не освдомлялись о его здоровь. Такихъ отношеній принцъ выдержать не могъ и вернулся. Она не испугалась, когда онъ вдругъ явился къ ней, а только встала, выпрямилась во весь ростъ и гордо откинула назадъ голову.

— Ваше высочество? холодно проговорила она, взглянувъ на него.

Кровь у него закипла, губы задрожали… принцесса Генріетта осталась прежней, его отсутствіе, очевидно, не произвело на нее ни малйшаго впечатлнія, она стала только свже и гораздо красиве.

— Такъ вотъ какъ?… вотъ какъ вы встрчаете меня? проговорилъ онъ, едва сдерживая гнвъ свой.

— Ваше возвращеніе удивляетъ меня, отвчала она:— Графиня Дингельштедтъ, приведите принца и принцессу.

Принцъ Александръ знакомъ удержалъ ее.

— Я пріхалъ, чтобы повидаться съ вами, чтобы спросить у васъ, не имете ли вы что либо сказать мн? проговорилъ принцъ, смущаясь присутствіемъ графини.

— Ничего, ваше высочество, кром того, что я надюсь, что здоровье ваше поправилось отъ теплаго климата?

Все лицо принца исказилось злобой. Принцесса со страхомъ думала, что онъ выйдетъ изъ себя, но онъ только махнулъ рукой и вышелъ. Посл его ухода, къ принцесс явился его адъютантъ съ просьбой никому не разсказывать о посщеніи принца. Съ тхъ поръ принцесса не видала боле своего мужа.

Принцъ Александръ возвратился? Какъ извстіе это поразило гофмаршальшу фонъ-Боденштейнъ!.. Съ души этой честолюбивой женщины точно камень свалился! Его отношенія къ ней и къ дочери были, конечно, очень странны, он были брошены, и принцъ ухалъ, не простившись даже съ ними, когда же наконецъ гофмаршальша ршилась написать ему, то письмо ея самымъ унизительнымъ образомъ осталось безъ отвта. Теперь онъ вернулся, слдовательно что нибудь должно ршиться. Отношенія супруговъ были невыносимы, и потому она ждала развода и утшала себя тмъ, что принцъ Александръ изъ деликатности не желалъ компрометировать ея дочери, а потому не простился и не писалъ. Между матерью и дочерью въ первый разъ произошелъ открытый раздоръ. Въ крупномъ разговор, весьма тягостномъ для той и другой стороны, упоминалось имя Бессинга.

Съ тхъ поръ, между Валеріей и гофмаршальшей шла внутренняя борьба, и он находились въ весьма натянутыхъ отношеніяхъ, но тщетно ждали появленія принца.

Посланникъ и баронъ Гримменштейнъ тоже не являлись къ нимъ. Почему у нихъ не бывалъ посланникъ, Валерія подозрвала, а старикъ былъ боленъ подагрой.

Вслдъ за возвращеніемъ принца, въ горахъ начались безпорядки, немало встревожившіе герцога.

У принца Александра было тамъ нсколько стеклянныхъ заводовъ. Мстность была бдная и суровая, давно уже положеніе рабочихъ было тамъ тяжелое, а въ этомъ году оно сдлалось невыносимымъ, потому что задльная плата оставалась все прежняя, а жизненные припасы вздорожали, вс просьбы о прибавк до сихъ поръ оставались тщетными, и даже вмшательство палаты ни къ чему не привело.

Рабочихъ успокоивали надеждою на возвращеніе принца, и они терпливо ждали его, но вмсто ожидаемаго улучшенія ихъ положенія, на заводахъ было получено распоряженіе разсчитать и выгнать зачинщиковъ, вслдствіе чего вспыхнуло возстаніе.

Рабочіе напали на чиновниковъ и начали даже разрушать заводъ. Возстаніе эта было, впрочемъ, самаго невиннаго свойства, такъ какъ одной женщин, жен рабочаго, удалось уговорить волнующихся, посовтовавъ имъ послать кого нибудь къ герцогу. Рабочіе успокоились и послали депутацію къ герцогу, чтобы она подала ему просьбу. Но депутацію герцогъ не принялъ, а послалъ сказать ‘мятежникамъ’, чтобы они принимались за работу и ждали заслуженнаго наказанія, вообще же, чтобы они обращались съ своими просьбами къ своему хозяину, принцу Александру.

Вслдствіе этого, несчастная депутація направилась къ принцу, за пять миль. Принцъ Александръ накричалъ на пришедшихъ и сказалъ, что вс убытки вычтетъ съ нихъ. Въ гор и злоб вернулись рабочіе домой и открыто возстали, грозя увлечь за собою всю недовольную страну. Рабочіе обратились съ письмомъ къ прусскому королю, и письмо это было напечатано въ газетахъ.

Это было двнадцатаго марта. Бессингъ сидлъ у окошка и читалъ газеты, какъ вдругъ услыхалъ барабанный бой и увидалъ проходившую мимо роту солдатъ, одтую по походному. За ротой бжала цлая толпа любопытныхъ.

Не длая никакихъ предположеній. Бессингъ подошелъ къ письменному столу и заперъ бумаги, затмъ сталъ одваться. Вечеромъ онъ намревался отправиться въ театръ, на ‘Лоэнгрина’, свою любимую оперу. Въ театр онъ уже давно не былъ, потому что получилъ отъ Сеппи записочку, въ которой та предостерегала его. Бессингъ отправился къ парикмахеру, но ничего не могъ добиться отъ двушки. Она отвчала ему только, чтобы онъ не слишкомъ высоко поднималъ взоры, хотя бы во время спектакля. Не смотря на испугъ, онъ все-таки отвчалъ ей, что если онъ и высоко поднимаетъ взоры, то только для того, чтобы глядть на нее, и надется, что этимъ онъ ея не компрометируетъ.

Она отвчала ему, какъ-то странно улыбаясь: что, конечно, онъ ее очень хорошо понимаетъ.

Разумется, въ такомъ маленькомъ городишк ничто не могло остаться тайной, и онъ, въ наказаніе себ за неумнье скрывать свои чувства, въ продолженіе нсколькихъ дней не ходилъ въ театръ. Въ паркъ онъ тоже пересталъ ходить, и только проходилъ по вечерамъ мимо дворца, чтобы взглянуть на окна милой.

Въ то время, какъ онъ одвался, къ нему вошелъ его лакей и съ испугомъ спросилъ:

— Слышали вы, господинъ тайный совтникъ?

Бессингъ съ удивленіемъ посмотрлъ на него.

— Что слышалъ ли? спросилъ онъ.

— О несчастій? отвчалъ Фридрихъ, подходя къ нему и понижая голосъ:— вдь въ народъ… стрляли!

Бессингъ тотчасъ же вспомнилъ о солдатахъ, шедшихъ подъ предводительствомъ плац-майора фонъ-Ротвейля. Солдаты были въ грязи и пыли.

— Говорите, Фридрихъ… что случилось? быстро и съ удивленіемъ, спросилъ посланникъ.

— Солдаты стрляли въ рабочихъ на стеклянныхъ заводахъ, въ волненіи продолжалъ Фридрихъ:— двое убитыхъ и нсколько раненыхъ. Между ранеными есть и женщина.

— Откуда вы это знаете? спросилъ Бессингъ.

— Одинъ изъ солдатъ, бывшихъ тамъ, только что разсказывалъ это внизу кучеру.

Бессингъ быстро одлся и взялъ шляпу.

— Капитанъ веллъ стрлять, потому что рабочіе не расходились. Многіе, конечно, палили на воздухъ…

— Какой капитанъ?

— Капитанъ фонъ-Ротвейль.

Бессингъ остановился отъ изумленія, при такихъ печальныхъ обстоятельствахъ врядъ ли онъ могъ надяться увидать сегодня въ театр Тильду.

— Все это приказано еще хранить втайн, продолжалъ словоохотливый Фридрихъ:— и хотя телеграфъ и почтовая контора заняты солдатами, но слухъ все-таки уже разнесся повсюду… При этомъ, какъ говорятъ, были будто бы и прусскіе агенты, и одного поймали на дл.

Не отвчая ни слова, посланникъ вышелъ. Сказка съ прусскими агентами, конечно, была выдумана злонамренными людьми. Волненіе, произвели не агенты, а голодъ и дурное обращеніе… и если это печальное событіе хотли хранить втайн, то очень можетъ быть, что дворъ нарочно будетъ въ театр. Стэ этой надеждой онъ вышелъ со двора.

На улиц, не смотря на темноту, замтно было сильное волненіе, гд въ такое время дня обыкновенно бывало пусто, теперь стояли люди и разговаривали, махая руками. Изъ словъ, долетавшихъ до Бессинга, онъ заключилъ, что вс толкуютъ о несчастномъ событіи этого дня.

Въ театр это волненіе было еще замтне: на лстниц стояла мрачная публика и всюду слышался шопотъ, точно жужжаніе пчелъ. Въ партер и въ ложахъ верхнихъ ярусовъ, не переставая, шелъ говоръ.

Не смотря на такое волненіе, дворъ уже сидлъ въ своихъ ложахъ. Бессингъ, войдя въ ложу, тотчасъ же увидлъ свою милую, и на этотъ разъ пожаллъ, что она тутъ.

Взоры всей публики были обращены на придворную ложу. Рядомъ съ гордо сидвшей герцогиней, сидла, безсовстно декольтированная, графиня Вольфскеленъ и разговаривала съ стоявшимъ сзади нея господиномъ фонъ-Гесницемъ. Что ей было за дло до другихъ! Нсколько поодаль, сидла съ сіяющимъ лицомъ принцесса

Агнеса. Бессингъ не могъ не замтить ея тревожной радости, что. замтили и другіе… Возлюбленный ея вернулся невредимымъ и увнчаннымъ славой… чего же могло не доставать для счастья глупой влюбленной двушки!

У самаго барьера сидла блдная и убитая Гильда, замтивъ Бессинга, она вся вспыхнула, и затмъ тотчасъ же опять опустила глаза. Она сердилась на Бессинга за то, что онъ столько дней не показывался въ театр.

Герцогъ не могъ видть Бессинга, но изъ взоровъ публики заключилъ, что онъ тутъ. Вмсто Бессинга, зато онъ увидалъ Валерію. Сеппи тоже была въ театр и сидла наверху, въ лож. Глаза у нея были нсколько красны, точно она плакала.

Бессингъ вышелъ впередъ, поклонился герцогской фамиліи, и затмъ снова слъ сзади. Онъ очень хорошо замтилъ насмшливую улыбку графини. Говоръ и шумъ въ театр не прекращались и во время спектакля, вслдствіе чего герцогиня нсколько разъ обмнивалась взглядами съ графиней.

Влюбленный дипломатъ сидлъ и глазъ не спускалъ съ своей милой двушки. Какъ хотлось ему сказать ей ласковое слово, сдлать какой нибудь знакъ!

Дворъ не могъ не замтить, что слухъ о печальномъ событіи проникъ въ публику. Многіе выходили изъ партера и изъ ложъ, безцеремонно хлопая за собою дверьми.

Такъ прошелъ первый актъ и первый антрактъ. Посреди втораго акта отворилась дверь большой придворной ложи, почти пустой, и къ самой эстрад подошелъ побдитель рабочихъ, капитанъ фонъ-Ротвейль. Онъ былъ въ блестящемъ мундир, припомаженный, нафабренный, съ каской подъ мышкой, точно онъ явился съ бала, точно ничего не случилось и кровь не была пролита. Лишь только подошелъ онъ къ барьеру и публика замтила его, какъ по всему партеру пронесся свистъ, и вс въ театр вскочили съ своихъ мстъ.

Свистъ этотъ точно послужилъ сигналомъ къ полнйшему безпорядку, по всему театру раздались крики и публика злобно поднимала кулаки.

— Ротвейль!.. убійца!.. Живодеръ!.. слышалось по всему театру.

Музыка замолкла, актеры нершительно остановились на сцен… занавсъ упалъ.

Множество перепуганныхъ лицъ выбжали изъ театра, дамы растерялись и убгали. Но дворъ остался на мст.

Плацмайоръ, противъ котораго’была направлена эта демонстрація, поблднлъ и стоялъ въ недоумніи, не зная, что ему длать, затмъ покрутилъ усы, точно хотлъ вступить въ борьбу, и посмотрлъ на герцогскую ложу. Но вслдъ затмъ, онъ быстро отступилъ и исчезъ… онъ ушелъ изъ театра. Герцогъ только что осыпалъ его похвалами, генералъ похлопалъ по плечу… и онъ никакъ не ожидалъ такого пріема отъ публики. Какъ потомъ оказалось, онъ, по знаку герцога, скрылся въ частной квартир одного изъ театральныхъ чиновниковъ, и только поздно ночью пробрался во дворецъ, переодвшись въ статское платье. Эту ночь онъ ночевалъ не у себя въ квартир, а въ своей канцеляріи.

Во время демонстраціи, какъ обыкновенно бываетъ, явились сторонники двора, и начали тоже кричать, вслдствіе чего гамъ произошелъ страшнйшій.

Какой-то долговязый парень наверху, въ райк, кричалъ боле всхъ и задавалъ тонъ.

— Вонъ этого Ротвейля!.. вонъ живодера! кричалъ онъ, стоя на скамейк и махая руками, какъ изступленный.

— Вольфскеленъ долой, раздавалось ему въ отвтъ,— Барденштейна долой! губителей долой!

Графиню и Барденштейна народъ терпть не могъ. Графиня поблднла, услыхавъ свою фамилію, затмъ глаза ея заметали искры, а толстыя губы сжались. Еслибы была возможность, она дерзко подошла бы къ барьеру ложи, и жестами и словами выразила бы публик свое презрніе, теперь же все это она могла выражать только глазами. Обершталмейстеръ же началъ дрожать и отошелъ назадъ, онъ перетрусилъ.

Въ ту минуту, какъ въ герцогской лож принцесса Агнеса упала въ обморокъ, въ залу вошла полиція для возстановленія порядка. Это на время еще боле усилило гвалтъ, крики стали энергичне и только, когда въ залъ вошло еще двадцать человкъ солдатъ и произведено было нсколько арестовъ, наступило спокойствіе. Долговязый парень былъ арестованъ однимъ изъ первыхъ.

Смертельно перепуганный герцогъ, съ самаго начала демонстраціи, удалился въ комнату за ложей, какъ удалились и дамы. Тамъ вс старались привести въ чувство принцессу Агнесу, которая лежала, какъ мертвая. Страхъ за Ротвейля лишилъ ея чувствъ.

При первомъ же свистк, и Бессингъ вскочилъ съ своего мста, съ минуту онъ простоялъ у барьера ложи и смотрлъ на волнующуюся толпу, затмъ, обмнявшись быстрымъ взоромъ съ Тильдой, онъ направился въ ложу герцогини. Мимо него пробжалъ плацмайоръ, шагая черезъ дв ступени.

Графъ Зальцка, только что пріхавшій въ театръ, маркизъ (онъ же и графъ) Балабрегъ, бельгійскій посланникъ и еще нсколько мужчинъ тоже шли въ герцогскую ложу, и заняли, на всякій случай, мста у входа. Только графъ Зальцка вошелъ, чтобы успокоить дамъ. Вслдъ за ними, туда пришло еще нсколько офицеровъ и придворныхъ. Герцогиня, тронутая такой врностью, вышла на минуту къ дверямъ и высказала свою благодарность. Она была боле огорчена, чмъ встревожена.

Только когда театръ совершенно опустлъ по распоряженію полиціи, и принцесса Агнеса пришла въ себя, дворъ отправился домой.

Бессингъ, направляясь тоже домой, замтилъ въ швейцарской закутанную даму. Посмотрвъ на нее попристальне, онъ тотчасъ же узналъ Валерію и поспшилъ предложить ей свои услуги. Лакея ея тутъ не оказалось, а посл такой демонстраціи она не ршалась пойти одна по улиц. Онъ предложилъ ей руку и довелъ ее до дому.

По возвращеніи домой, посланника ожидала очень непріятная вещь: когда онъ хотлъ открыть столъ, то замокъ оказался испорченнымъ. Онъ сталъ звать лакея, но не могъ дозваться. Его не было дома, онъ уходилъ куда-то въ гости или на улицу. Въ честности своего лакея Бессингъ не сомнвался. Призванный слесарь заявилъ, что замокъ отворяли отмычкой, и отворяли неумло.

Бумаги свои Бессингъ нашелъ въ полнйшемъ порядк и очень былъ поволенъ, что частныя его письма и портретъ принцессы спрятаны у него ві’ потайномъ ящик, который трудно было открыть. Очевидно, что, во время отсутствія лакея, у него кто-то былъ. Но кто?

Бессингъ, въ страшномъ волненіи, отправился въ дворцовый паркъ, но тамъ не видлъ даже тни своей возлюбленной. Въ окнахъ нигд не было видно огня.

Бумаги, лежавшія у Бессинга въ стол, къ счастью, были все неважныя, и потому онъ былъ совершенно покоенъ. Вс же важные документы онъ имлъ обыкновеніе запирать въ канцеляріи въ желзный шкафъ. Очевидно, что, роясь у него въ бумагахъ, желали узнать: писалъ ли онъ о безпорядкахъ на заводахъ и о способ усмиренія ихъ.

XXXIV.

Театральная демонстрація не осталась безъ послдствій. Народъ собрался на улицахъ, перебилъ окна у графини, плацмайора и шталмейстера, задалъ имъ кошачьи концерты и разошелся только посл нсколькихъ арестовъ.

Газеты много говорили объ этихъ событіяхъ. Придворная газета ратовала о мрахъ, принятыхъ правительствомъ на заводахъ, какъ о необходимыхъ мрахъ, вызванныхъ обстоятельствами. Говорила, что принцъ только что хотлъ исполнить желаніе рабочихъ, а т своимъ необдуманнымъ поведеніемъ помшали ему. Принцъ пожертвовалъ въ пользу вдовъ и раненыхъ двсти пятьдесятъ талеровъ.

Независимыя газеты выражались совершенно иначе: каждый выстрлъ называли они ненужной жестокостью, походившей скоре на месть, чмъ на справедливость или необходимость. Кром того, залпъ былъ произведенъ такъ скоро посл приглашенія разойтись, что многіе, желавшіе уйти, не успли и опомниться. Преступники, конечно, за это злодйство отвтятъ передъ Богомъ.

Чмъ боле узнавалось подробностей, тмъ боле волновался народъ, и въ палат говорились рчи далеко не лестныя для двора. Почти отовсюду высказывалось требованіе отдать капитана фонъРотвейля подъ военный судъ.

Герцогъ былъ страшно не въ Дух, Ротвейль боялся показываться на свтъ Божій, а Феличита бсновалась и требовала того, что она называла справедливостью. Вся полиція была на ногахъ и патруль постоянно ходилъ по городу. Говорили, что герцогиня совершенно спокойна, а принцесса Агнеса больна. Послдствіемъ волненія на завод было то, что принцъ Александръ, подъ видомъ желанія разобрать, на основанія актовъ, требованія рабочихъ, а въ сущности изъ боязни быть убитымъ въ Шенау, вернулся въ городъ, и на слдующій вечеръ явился въ театр съ своей, сильно поблднвшей, супругой. Онъ былъ встрченъ гробовымъ молчаніемъ.

Герцогъ отдалъ распоряженіе, чтобы вс бывали въ театр, для того, чтобы не выказать своего страха. Въ душ же добрый старикъ былъ глубоко огорченъ, онъ стовалъ на несчастныя обстоятельства, вслдствіе которыхъ государь можетъ невольно возбудить неудовольствіе народа, и выдалъ значительную сумму въ, пользу пострадавшихъ рабочихъ.

Бессингъ отправился по утру къ барону Гримменштейну, и встртилъ тамъ графа Зальцка, по обыкновенію, прямо высказавшаго свое негодованіе насчетъ заводскихъ событій. Старый рейнвейнъ, поданный у барона, еще боле разгорячилъ головы. Оттуда оба посланника отправились обдать.

— Милйшій другъ, говорилъ дорогою графъ:— право, я боюсь, что намъ грозитъ разрывъ. Богъ знаетъ, что изъ этого произойдетъ.

— Къ сожалнію, кажется, что такъ! вздохнувъ, отвчала. Бессингъ.

— Я очень полюбилъ васъ, продолжалъ Зальцка:— общайте мн, что мы останемся друзьями, что бы тамъ ни случилось.

— Даю вамъ слово, вотъ вамъ рука моя, живо сказалъ Бессингъ.— Если политика и поведетъ насъ въ разныя стороны, то сердце мое все-таки будетъ стремиться къ вамъ, потому что я васъ люблю и уважаю.

Они взглянули другъ на друга и крпко пожали другъ другу руки.

Зальцка снова тихо, но съ волненіемъ началъ говорить о заводскихъ событіяхъ. Онъ особенно негодовалъ на принца Александра, на Ротвейля и на графиню, которую, не стсняясь, обзы валъ разными нелестными эпитетами.

Къ обду они немного опоздали, и застали уже другихъ за вторымъ кушаньемъ. Войдя, графъ Зальцка невольно нахмурился, увидавъ Барденштейна. Разговоръ австрійца, разгоряченнаго рейнвейномъ, безпрестанно выводилъ изъ себя обершталмейстера, но онъ преодолвалъ себя и молчалъ, когда же Зальцка началъ подшучивать надъ тмъ, съ какой быстротой попрятались нкоторые господа, и когда бельгійскій посланникъ, не подозрвая или забывая, что случилось съ Барденштейномъ, прибавилъ: ‘какъ должно быть непріятно, когда въ окошки кидаютъ каменьями’, то буря разразилась.

— Будь я на мст герцога, я зналъ бы, что длать, злобно вскричалъ обершталмейстеръ, ударивъ по столу кулакомъ.

— А что же бы вы сдлали? лукаво спросилъ графъ.

— Я повсилъ бы негодяевъ!

— Ну, зачмъ же такъ жестоко, милйшій другъ, съ улыбкой возразилъ Зальцка, съ упрекомъ глядя на обершталмейстера:— Повсить?.. А знаете ли вы, что я вамъ скажу? Какъ ни жестоко наказывайте, а самые-то главные негодяи всегда сухими выйдутъ изъ воды.

Барденштейнъ не сразу понялъ намекъ, но когда раскусилъ его, то вдругъ поблднлъ, и готовъ былъ уже вскочить съ своего мста, но Бессингъ, отбросивъ въ сторону свою привычную осторожность, вмшался въ разговоръ.

— Дйствительно, мн кажется, что эти люди вовсе не желали производить революцію, а просто хотли только жить, и въ такомъ случа наказаніе было бы, по меньшей мр, несправедливо, сказалъ онъ совершенно спокойно.

Онъ смотрлъ, говоря это, на графа, а затмъ взглянулъ на обершталмейстера, отъ злости кусавшаго свои усы. Страхъ передъ графомъ Зальцка заставлялъ Барденштейна молчать, но когда ему стало уже не въ моготу, то онъ всталъ и проговорилъ:

— Если здсь критикуютъ распоряженія моего государя, то я, къ сожалнію своему, принужденъ оставить это мсто.

Вслдъ за этимъ, поднялся слегка покраснвшій Балабрегъ.

— Поступайте, какъ вамъ угодно, но позвольте мн констатировать фактъ, что если здсь зашла рчь о политик, и было высказано порицаніе — совершенно противъ нашей воли — то все это начали вы, а никакъ не мы.

Барденштейнъ въ смущеніи пробормоталъ какое-то извиненіе, что онъ не желалъ говорить ничего подобнаго, и выбжалъ вонъ.

— Теперь онъ пойдетъ жаловаться на меня графин Вольфскеленъ, сказалъ Зальцка, затмъ онъ сердито махнулъ рукой и продолжалъ:— Извините меня, господа, я немного увлекся, но кто можетъ за себя ручаться?

— Еслибы вы только знали! обратился онъ потомъ къ Бессингу, какъ бы продолжая разговоръ.

— Я знаю, отвчалъ Бессингъ.

— Конечно, не все!..

— Нтъ все!

— Ну, въ такомъ случа вы меня извиняете и оправдываете. Если когда нибудь будетъ судъ… то онъ не долженъ щадить эту голову.

— А такія-то головы и умютъ вывертываться, пожимая плечами, отвчалъ Бессингъ.

Вернувшись домой, онъ нашелъ тамъ письмо незнакомаго почерка. Пробжавъ его, онъ покраснлъ и лицо его озарилось радостью, письмо было отъ Тильды, которая, изъ предосторожности, измнила почеркъ и написала на простой бумаг. Это была маленькая записочка, въ нсколько фразъ: сначала упреки, что его совсмъ не видно, а затмъ и просьба, чтобы въ десять часовъ онъ ждалъ ее у маленькаго крыльца, что ей необходимо съ нимъ поговорить. Какъ ни страстно желалъ Бессингъ видть милую и прижать ее къ своему сердцу, но онъ чувствовалъ очень хорошо, что не долженъ уступать влеченію своей любви. Онъ упрекалъ себя и долго колебался, совершенно забывая, что въ этомъ дл онъ не одинъ, и что другая сторона иметъ такое же право, какъ и онъ, на ршеніе вопроса. Наконецъ онъ ршился все-таки идти на свиданіе, поговорить съ Тильдой, и просить ее разъ навсегда отказаться отъ свиданій въ парк.

Въ ожиданіи вечера ему не сидлось боле дома, и потому онъ приказалъ занречь. лошадей и похалъ кататься за городъ. За городомъ онъ вышелъ прогуляться и встртился съ невстой Баннова и его родителями. Онъ любезно подошелъ къ дамамъ, но былъ встрченъ не только холодно, но даже невжливо.

— Можетъ быть, я невольно чмъ нибудь задлъ вашихъ дамъ? спросилъ Бессингъ у каммеррата, отца невсты.

Старикъ сконфузился.

— Не обращайте на это вниманія, отвчалъ онъ: — эти заводскія происшествія совершенно сбили ихъ съ толку, он сами не знаютъ, что длаютъ. Он вдь были въ театр во время демонстраціи.

— Да я то какое имю къ ней отношеніе? съ удивленіемъ спросилъ Бессингъ.

— Извините, все боле и боле конфузясь, отвчалъ каммерратъ:— но вы, вроятно, знаете же, что говорятъ въ город?.. Кром того, всмъ уже извстно, что вы провожали домой подъ руку фрейленъ фонъ-Боденштейнъ…

Онъ въ смущеніи не смлъ взглянуть на Бессинга.

— Могу васъ уврить, продолжалъ старикъ,— что я не раздляю этихъ взглядовъ… что я только не спорю съ бабьемъ и молчу… что же тутъ подлаешь?..

Бессингъ не зналъ, сердиться ли ему, или смяться.

— Вотъ что я вамъ скажу, сказалъ онъ, помолчавъ немного:— зять вашъ совершенно правъ, говоря, что въ X. надо жить умючи. Я, должно быть, не умю. Мн только жаль Саннова, жаль, что дамы ваши такъ настроены противъ меня, вообще же…

— Никакъ не противъ васъ лично… нтъ, перебилъ его старикъ:— будьте въ этомъ совершенно уврены…

— Слдовательно, он настроены враждебно противъ пруссака… Извините, господинъ каммерратъ, но я и пруссакъ такъ близки другъ къ другу, что никакъ не можемъ отдлиться. Можетъ быть, впослдствіи къ намъ будутъ справедливе, а теперь позвольте откланяться…

Бессингъ слъ въ карету и похалъ. Онъ, чуть ли не въ первый разъ, наконецъ разозлился, что всякая мерзость приписывалась пруссакамъ! Невыносимо.

XXXV.

День былъ ясный и, можно сказать, теплый. Весна начала свое торжественное шествіе. Вечеръ былъ мягкій и дйствительно прелестный, такъ что на душ становилось какъ-то особенно отрадно. Кром того, показалась полная луна и облила все своимъ серебристымъ свтомъ.

Когда Бессингъ вышелъ изъ дому, закутавшись въ плащъ, народъ, не смотря на поздній часъ, стоялъ у каменнаго городскаго колодца и болталъ. По улицамъ всюду ходили парочки и тихо шептались. Кое-гд слышался громкій смхъ и говоръ. На дворцовой площади было особенно оживленно, точно готовилась новая демонстрація, а, мстами, стояли таинственныя черныя тни и походили на заговорщиковъ.

Бессингъ осторожно обходилъ всхъ гуляющихъ и въ тни пробрался до ршетки парка, предчувствуя, что и въ парк сегодня вроятно оживленне, чмъ онъ того желалъ. Онъ ходилъ взадъ и впередъ, пока не пробило десять часовъ, затмъ онъ еще плотне закутался въ плащъ и скрылся между деревьями:. Тутъ было темно, такъ какъ лучи мсяца едва проникали сквозь густыя втки. Влюбленный дипломатъ съ удовольствіемъ увидалъ, что., чмъ дальше онъ заходилъ, тмъ меньше, было, народу по отдаленнымъ дорожкамъ.

Онъ ясно сознавалъ все, что хотлъ сказать, и на ходу обдумывалъ, какъ бы ему лучше выразить свою мысль. Замокъ темной массой возвышался у него съ лвой руки, отражая на же лзной крыш своей мсячные лучи. Поднявъ глаза, Бессингъ увидалъ, что окна въ помщеніи графини Вольфскеленъ освщены, и изъ за опущенныхъ шторъ виднлись дв тни, о чемъ-то съ жаромъ разговаривавшія и махавшія руками. Онъ подошелъ съ задней стороны къ самому замку. На углу караульный солдата, ходилъ взадъ и впередъ. Бессингъ отсчиталъ четырнадцать оконъ перваго этажа, затмъ шли пять окопа, комнатъ, занимаемыхъ его милой, а рядомъ съ ея помщеніемъ были комнаты фрейленъ Рошъ. Все это онъ зналъ отъ самой Тильды. Тутъ въ кустахъ было такъ темно, что его не было видно. Можно было только слышать шаги, но видть проходившихъ не было никакой возможности. Осторожно, чуть не ощупью, пробирался Бессингъ впередъ, какъ вдругъ остановился, замтивъ какую-то фигуру, вышедшую изъ кустовъ на ярко освщенное мсто и поднимавшую что-то съ земли, вслдъ затмъ онъ услыхалъ звукъ затворявшагося окна и увидалъ въ окн женскую фигуру. Онъ остановился, какъ вкопанный, не смя вздохнуть. Окно это было изъ комнаты придворной дамы, но фигура, тотчасъ же исчезнувшая и, тни, не напоминала фигуру поручика фонъ-Рейхерта.

Это могъ быть только плацмайоръ въ штатскомъ плать. Бессингъ улыбнулся: плацмайоръ трусилъ, но вслдъ за этимъ ему мелькнула еще мысль: если плацмайоръ тутъ будетъ ходить взадъ и впередъ, то легко можетъ встртить Тильду. Какія ужасныя послдствія можетъ имть такая встрча! Какъ ни стремился Бессингъ видть свою милую, но теперь началъ желать, чтобы она не приходила.

Въ эту самую минуту, мимо кего прошелъ человкъ, въ которомъ онъ, не смотря на костюмъ, тотчасъ же узналъ плацмайора. Только что онъ, обрадовавшись, хотлъ двинуться впередъ, какъ изъ кустовъ выдлилась еще фигура и, сдлавъ какіе то знаки женщин, стоявшей въ окн, исчезла.

— Да тутъ цлое общество! подумалъ огорченный Бессингъ и вздохнулъ. Вслдъ затмъ онъ услыхалъ звонъ шпоръ, и поручикъ фонъ Рейхертъ пошелъ въ ту же сторону, куда направился плацмайоръ.

Неужели тутъ былъ кто нибудь, кром него? А женская фигура стояла, не шевелясь, въ окн и, конечно, могла открыть тайну Тильды,— тмъ боле, что было уже четверть одиннадцатаго.

Кровь бросилась ему въ голову, Гильда, ничего не подозрвая, могла сейчасъ прійти!.. Еслибы онъ могъ предупредить ее?.. Вдругъ въ окн появилась еще тнь… это была тнь его милой… она отдернула занавску и стала смотрть въ паркъ… Съ какимъ бы удовольствіемъ показался онъ теперь… Но показаться безъ того, чтобы не быть замченнымъ фрейленъ Рошъ было невозможно., и ему не оставалось ничего боле, какъ только выжидать спокойно. Тнь Тильды исчезла, а съ нею исчезла и другая тнь. У Бессинга точно камень свалился съ сердца..

Онъ сталъ тихонько ходить взадъ и впередъ, безпрестанно останавливаясь. Прошло еще полчаса, вдругъ мелькнула чья то тнь,— и влюбленные лежали въ объятіяхъ другъ друга. Счастье увидаться было такъ велико, что заглушило на время вс другія чувства.

Въ тни густыхъ деревьевъ стояла влюбленная чета, крпко прижавшись другъ къ другу, и долгимъ поцлуемъ вознаграждала себя за долговременное тяжелое лишеніе.

Когда же первый порывъ страсти прошелъ, герцогская кровь Тильды заговорила, она вдругъ откинулась назадъ, и, стараясь разсмотрть его лицо, назвала его по имени. Бессингъ хотлъ снова прижать ее къ своему сердцу, но она уперлась рукой о его грудь и отстранила его.

— Ты, можетъ быть, не знаешь, сколько я имю причинъ сердиться въ тебя, проговорила она, тяягело дыша, и съ горькимъ упрекомъ.— Гд ты былъ все это время?.. Отчего тебя не было видно въ театр?.. отчего ты не искалъ случая меня видть? Я ке нахожу это любезнымъ!

— Не сердись на меня… мн лишеніе это вовсе не легко далось, съ жаромъ отвчалъ Бессингъ.— Одинъ Богъ знаетъ, какъ я боролся съ собой и какъ скучно мн было безъ тебя… но видишь, милая…

Принцесса Гильда еще больше откинулась, глаза ея сверкали во мрак, а рука еще тверже уперлась въ грудь. Она пристально и вопросительно смотрла ему въ лицо, хотя не могла разсмотрть его выраженія. Не смотря на всю свою гордость, она ревновала его. Чувство ревности было въ ней наслдственнымъ.

— Я не вижу никакихъ причинъ для такого геройскаго самоотреченія и старанія избгать меня, перебила она Бессинга, въ рук котораго дрожала ея рука.— Конечно, при такихъ занятіяхъ и развлеченіяхъ…

Она вдругъ остановилась, потому что ей сдлалось совстно.

— Гильда! съ нжнымъ упрекомъ перебилъ ее Бессингъ, причемъ ей удалось разсмотрть его хорошіе, честные глаза:— неужели ты говоришь серьезно?

Онъ сказалъ это такъ просто и вмст съ тмъ такъ задушевно, что Гильда наклонила голову и заплакала отъ стыда и досады.

— Когда любишь такъ, какъ люблю я… когда любитъ тебя Гильда… то желаешь только одного… быть съ нею, продолжалъ онъ.

Рука ея перестала дрожать, а голова тихо опустилась къ нему на плечо.

— Но я былъ бы гадкимъ эгоистомъ, продолжалъ Бессингъ, обнимая Гильду,— еслибы думалъ только о себ!.. Мы находимся въ странномъ и тяжеломъ положеніи, Гильда.

Онъ началъ высказывать ей свои опасенія, и она слушала его, почти не шевелясь. Когда же онъ сообщилъ ей о томъ, что видлъ на этомъ самомъ мст, то она испугалась и затмъ обняла своего милаго.

— Прости меня, дорогой Гуго, нжно проговорила она,— прости, что я несправедлива къ теб. Все это я говорила сгоряча. Но, право… Ждать напрасно такъ тяжело, и при этомъ скрывать, что чувствуешь… а кром того, прибавила она снова, отстраняясь отъ него,— зачмъ провожалъ ты фрейленъ Боденштейнъ домой?… да еще подъ руку?.. этого ты не долженъ былъ длать, Гуго.

— Я исполнилъ долгъ вжливости, нарушать который мужчина никогда не долженъ, отвчалъ Бессингъ съ нкоторой досадой, но и съ улыбкой, такъ какъ ревностью она доказывала ему всю свою любовь,— Здсь скрыть ничего нельзя, слдовательно ты знаешь, что въ этотъ вечеръ улица была полна народа, возбужденнаго народа, и для безопасности я предложилъ руку фрейленъ фонъ-Боденшейнъ.

— Милый, милый Гуго! говорила принцесса, гладя его по щек.

— Ты не должна сомнваться въ моей любви, съ жаромъ сказалъ Бессингъ, прняжмая прелестную двушку къ своей груди.

Онъ отошелъ съ ней дальше въ тнь и тихо, нжно говорилъ въ то время, какъ она крпко, крпко прижималась къ нему. Онъ говорилъ ей о необходимости быть крайне осторожнымъ, но, вмст съ тмъ, общалъ ей постоянно бывать въ театр, а она общала возобновить свои занятія живописью, которыя давали бы ей возможность на улиц встрчаться съ нимъ.

Посл многихъ нжныхъ словъ и поцлуевъ, они наконецъ разстались, и Бессингъ, дождавшись появленія Гильды въ окн, тихо и задумчиво побрелъ домой.

XXXVI.

Въ дверяхъ, Бессинга встртилъ Фридрихъ и, снимая съ него плащъ, съ таинственнымъ видомъ сообщилъ ему, что у него былъ совтникъ Фоглеръ и общалъ прійти опять.

— Такъ поздно? разсянно и съ досадой спросилъ Бессингъ.

— Да. Совтникъ говорилъ, что если мы еще не заявляли полиціи о взлом замка, то онъ просилъ, чтобы обождали до завтрашняго утра.

— Откуда онъ могъ узнать о сломанномъ замк? спросилъ Бессингъ, взглянувъ на лакея.

— Мн это тоже показалось страннымъ, съ лукавой улыбкой отвчалъ Фридрихъ:— и я едва удержался, чтобы не спросить его, но потомъ подумалъ, что онъ врно вамъ скажетъ.

Бессингъ прошелъ къ себ въ кабинетъ, тщательно осмотрлъ конторку и легъ въ постель. Онъ заснулъ съ мыслью о Тильд.

Когда онъ проснулся на слдующее утро, весь X. находился, въ волненіи: въ полночь загорлся цейхгаузъ, но пожаръ, къ счастью, тотчасъ же былъ потушенъ. Случайно, вблизи у ректора Магнификуса было много гостей, а въ числ ихъ масса студентовъ, съ особеннымъ рвеніемъ бросившихся спасать старые лафеты и фургоны и знаменитыя шестифунтовыя пушки — насмшка судьбы, какъ писали утреннія газеты, или слишкомъ благородная месть.

Нкоторые изъ военныхъ фургоновъ сломались, когда ихъ тронули съ мста, старыя деревянныя оси не выдержали непривычнаго имъ движенія.

Бессингъ не слыхалъ ночнаго шума, но, проснувшись, тотчасъ же отправился на пожарище. Передній фасадъ зданія остался невредимымъ, а сгорла только задняя его часть.

Обгорлые остатки военнаго передвижнаго матеріала поспшно убирались солдатами. На пожарищ Бессингъ встртился кое съ кмъ изъ знакомыхъ, узналъ, что цейхгаузъ загорлся сразу съ двухъ концовъ, и что караульнаго солдата не оказалось на мст. Кое-кто изъ присутствующихъ подсмивался надъ тмъ, что плацмайоръ, въ полной парадной форм, безъ нужды тушилъ и хлопоталъ.

Бессингъ, вернувшись домой, засталъ у себя, дожидавшагося его, совтника Фоглера. Какъ Фоглеръ вошелъ незамченнымъ въ домъ, казалось непонятнымъ, и только, когда онъ исчезъ черезъ заднюю часть дома, Фридрихъ увидалъ, что дворъ ихъ сообщается съ дворомъ Фоглера.

— Я вчера имлъ уже честь… сказалъ совтникъ, вскочивъ со стула и низко поклонившись, причемъ очки его сверкнули.

— Очень сожалю, что вы напрасно потрудились, съ холодной вжливостью отвчалъ Бессингъ,— А теперь я былъ на пожар.

— Ахъ! ужь этотъ пожаръ!.. Желательно было похерить счетъ!.. Живо возразилъ Фоглеръ, лукаво улыбаясь и потирая руки.

— Большихъ убытковъ отъ пожара не случилось… вещей сгорло немного. Только зданіе попортилось.

— Все равно, этотъ пожаръ можетъ послужить предлогомъ требовать у парламента неограниченнаго кредита за погорвшій военный матеріалъ!

— Вы думаете, что пожаръ начался не случайно? спросилъ Бессингъ, приглашая гостя ссть.

— Гласъ народа!.. Пожаръ случился что-то ужь очень кстати, многозначительно улыбаясь, отвчалъ гость, садясь на кончикъ стула.

— Къ сожалнію, умыселъ не удался…

— Частію, по крайней мр. Вы плохо знаете здшнихъ господъ, если думаете, что они не съумютъ воспользоваться и такимъ пожаромъ.

— Да вдь тамъ, кром хлама, ничего не было, за исключеніемъ, впрочемъ, нсколькихъ новыхъ орудій?

— Именно поэтому-то и необходимо возобновленіе военнаго матеріала.

— Ничего я тутъ не понимаю. У насъ назначено было бы слдствіе и виновные были бы наказаны.

— И здсь падетъ какая нибудь жертва. Такъ какъ не было караула, то или смотритель арсенала, или какой нибудь унтеръ-офицеръ будутъ отставлены или посажены подъ арестъ за грхи цлаго поколнія, главное дло заключается въ займ… Я же пришелъ къ вамъ, чтобы поздравить васъ, продолжалъ совтникъ, украдкою взглянувъ на Бессинга.

— Съ чмъ? съ удивленіемъ спросилъ Бессингъ.

— Съ тмъ результатомъ, какое имло непрошенное посщеніе къ вамъ.

— Ахъ, очень радъ, что вы напомнили мн объ этомъ, живо проговорилъ посланникъ, — Не знаете ли вы, кому обязанъ я этой честью?

— Можетъ быть… я только подозрваю. Лишь только я буду въ этомъ убжденъ, я не премину сообщить вамъ, а до тхъ поръ позвольте мн помолчать, для того чтобы не обвинить какъ нибудь невиновнаго… Вы можете быть вполн довольны бывшимъ у васъ обыскомъ, потому что замтки ваши произвели поразительное впечатлніе.

— Не понимаю… Какимъ образомъ вамъ это извстно?

— Да, поразительное, хотя безпристрастный тонъ не всмъ понравился.

— Очень радъ, но все-таки боле обысковъ длать у себя я не позволю.

— Объ этомъ-то я и хотлъ поговорить съ вами. Будьте такъ добры, не благовстите объ этомъ посщеніи, потому что могутъ наказать невиннаго, а виновнаго отпустить, а впередъ будьте только осторожне. Теперь ходитъ слухъ, что вы изъ предосторожности Спрятали все, что поважне, и подложили пустяки.

Говоря это, Фоглеръ украдкой взглянулъ, на Бессинга.

— Пусть говорятъ, что хотятъ, махнувъ рукой, сказалъ Бессингъ.— Во всякомъ случа, я желалъ бы избавиться навсегда отъ подобныхъ обысковъ, и для этого заказалъ ужь особенный шкафъ.

— Это самое благоразумное. Позвольте мн узнать, не полученъ ли какой нибудь отвтъ относительно моего предложенія вступить на прусскую службу?

— Я виноватъ передъ вами. Отвтъ полученъ, вы можете прочесть егодома, отвчалъ Бессингъ, вручая непріятному постителю бумагу.

XXXVII.

Освободившись отъ непрошеннаго гостя, Бессингъ отправился къ барону фодъ-Гриммешитейну.

— Вашъ канцлеръ, кажется, хочетъ поджечь весь свтъ, вмсто привтствія сказалъ ему взволнованный баронъ. Я только что прочелъ въ ‘Кельнской газет’ о вашемъ союз съ Италіей.

— Это васъ удивляетъ? спокойно спросилъ Бессингъ, пожимая ему руку,— Впрочемъ, что бы онъ ни сдлалъ, онъ ничмъ не угодитъ сосду, прибавилъ онъ, обращаясь къ сидвшему тутъ же бельгійскому посланнику.

— Пруссакъ не любитъ стсненій, прибавилъ баронъ.

— А вы разв не боитесь, что императоръ Наполеонъ выкинетъ такую штуку, какой вы вовсе и не ожидаете? въ волненіи продолжалъ бельгіецъ.

— Что же длать, вдь не мы начали, сказалъ Бессингъ.— Говоря откровенно, меня это безпокоитъ, но что же длать, мы только защищаемся, и разъ, что Австрія вступаетъ въ союзъ со всей Германіей, то и намъ приходится искать себ союзника.

— Ахъ, этотъ Наполеонъ! вскричалъ баронъ: — онъ просто влюбленъ въ Бисмарка, и въ восторг отъ него. Если Австрія лишится Венеціи и та отойдетъ къ Италіи, то онъ будетъ смотрть на это сложа руки, потому что уважаетъ принципъ національности и исполнитъ, частью, данное друзьямъ своимъ общаніе относительно единства Италіи. Вообще, борьба двухъ соперниковъ можетъ быть ему только полезна, а когда ему надо будетъ остановить драку, такъ онъ однимъ словомъ остановитъ ее.

— Что бы ни было, но при настоящемъ положеніи длъ, Пруссія не можетъ дйствовать иначе, не унижаясь. Въ такомъ бурномъ мор найти настоящій путь можетъ только опытный рулевой. Пруссіи надо идти впередъ, такъ какъ вернуться ей было бы позорно и опасно!

— Графъ Бисмаркъ постоянно говоритъ о военныхъ приготовленіяхъ, а самъ, подъ шумокъ, тоже готовится.

— Увряю васъ, господинъ де Малйнесъ, сказалъ Бессингъ бельгійскому посланнику:— что вы несправедливы къ графу. Миролюбивое настроеніе короля должно было бы служить ручательствомъ, что только крайность можетъ заставить его ршиться на войну.

— Я вамъ говорилъ это, вмшался баронъ.

— По вдь графъ Зальцка положительно это отрицаетъ.

— Оффиціально, конечно, онъ долженъ отрицать.

— Позвольте мн цифрами доказать вамъ, какъ въ настоящемъ случа права Пруссія, сказалъ Бессингъ,доставая изъ кармана записную книжку.— Вотъ цифры: въ март у австрійцевъ на прусской границ стояли стянутыми 42 батальона пхоты, 18 батальоновъ резерва, 34 эскадрона и 33 конныя батареи. Не считая полковъ, находившихся въ движеніи, къ концу марта они увеличили эти цифры на Силезской границ до 71 полка и 44 эскадроновъ, и 240 орудій, то есть Пруссіи грозила армія въ 80,000 человкъ, противъ которой она могла выставить только 25,000 человкъ, то есть 38 батальоновъ, 29 эскадроновъ и 18 батарей, находившихся, кром того, на мирномъ положеніи. Только вслдствіе этого начали мы усиливать наши войска.

— Ахъ, да! въ самомъ дл! вскричалъ, въ высшей степени удивленный, бельгійскій посланникъ.

Баронъ глядлъ на Бессинга своими умными голубыми глазами.

— А еврейское движеніе, а поджигательство? спросилъ посланникъ, пропитанный австрійскими идеями.

— Согласитесь, что поводъ всегда найти не трудно, но изъ-за такого повода врядъ ли Австрія ршилась бы на эти затраты. Готовясь къ войн, наше правительство въ настоящемъ случа только исполняетъ свою обязанность.

— En effet… en effet! прошепталъ де-Малинезъ.

— $ром того, примите во вниманіе, что половина остальной Германіи вооружается противъ насъ, что Саксонія покупаетъ лошадей…

— Да и здсь тоже готовятся, прибавилъ баронъ, вслдствіе чего разговоръ перешелъ на пожаръ. Бельгійскій посланникъ слышалъ, что поджигатель-солдатъ изловленъ на границ.

— Пожалуй, причину пожара опять взвалятъ на насъ, сказалъ Бессингъ.

— Не безъ того, отвчалъ фонъ Гримменштейнъ, тмъ боле что солдатъ этотъ, какъ говорятъ, поджегъ зданіе изъ какой-то странной мести къ своему офицеру.

— Странно, что здсь парламентъ молчитъ, когда дло идетъ о деньгахъ, наивно проговорилъ де-Малинесъ.

Зарокъ фонт Гримменштейнъ громко захохоталъ, а Бессингъ улыбнулся.

— Парламентъ молчитъ, потому что не можетъ не молчать, какъ молчатъ и вс здсь до поры до времени. А теперь, господа, позвольте мн проститься съ вами. Мн надо собрать кое-какія свднія о пожар.

— Не преувеличиваетъ ли онъ цифръ? недоврчиво спросилъ бельгійскій посланникъ, по уход Бессинга.

— Не думаю, отвчалъ баронъ,— цифры эти врны, и для того, чтобы он не разглашались, австрійское правительство запретило говорить въ газетахъ о передвиженіи войскъ.

— Въ самомъ дл?

— Хоть я и рдко вызжаю изъ дому, но все-таки вижу, что и здсь готовятся къ войн. Всякій, кто любитъ Австрію, долженъ былъ бы отговаривать ее отъ войны, за которую она когда нибудь горько поплатится.

XXXVIII.

Бессингъ, придя домой, засталъ у себя Фрица Саннова. Друзья крпко обнялись.

— У насъ праздники, сказалъ Санновъ, какъ бы въ оправданіе того, что онъ такъ часто прізжаетъ въ X.

— Счастливецъ! счастливецъ! усаживая его, говорилъ Бессингъ.— Отъ одного слова ‘праздники’ человкъ молодетъ.

— Это совершенно врно.

— Ты сегодня совершенно сіяешь, Фрицъ. Сегодня у тебя видъ настоящаго жениха.

— Не сглазь, пожалуйста, махнувъ рукой, сказалъ Санновъ.

— Слдовательно все обстоитъ благополучно?

— Да, и надюсь, что навсегда будетъ обстоять благополучно. Мои дамы нсколько смущены тмъ, что были съ тобой несовсмъ вжливы.

— Въ самомъ дл? возразилъ Бессингъ, роясь въ сигарномъ ящик.

— Врно, врно, поврь мн. Что же длать: волосъ дологъ, да умъ коротокъ, говоритъ пословица. Моя будущая теща влюблена въ тебя, какъ въ человка, но не какъ въ пруссака.

— Ну, что же, я и тмъ доволенъ.

— Значитъ миръ заключенъ?

— Заключенъ.

— Что это у васъ тутъ происходитъ! Революція, демонстрація, поджогъ. Но на этотъ разъ мои дамы твердо врятъ, что пруссаки не принимали участія въ безпорядкахъ на Борискихъ заводахъ.

— Ну и за это спасибо, улыбаясь, отвчалъ Бессингъ:— теперь остается только поджогъ.

— По поводу поджога, какъ я слышалъ, приготовляется цлая буря въ палат.

Буря бывала нердко и прежде, но всегда успокоивалась очень скоро.

— Это врно, но на этотъ разъ дло касается кармана, и война никому не по душ. На этотъ разъ палата не скоро успокоится. Завтра въ газетахъ появится очень смлая статья. Особенно здсь всмъ насолили генералъ Зандревскій и Барденштейнъ.

— Ну, они застрахованы, сидятъ за герцогомъ и держатся за графиню. Буря пронесется мимо нихъ.

— Ну, нтъ, на этотъ разъ не пронесется. На этотъ разъ противъ нихъ являются люди съ документами въ рукахъ. Противъ нихъ выступитъ мой дядюшка, ректоръ Магнификусъ, который не можетъ забыть, что деньги, назначенныя на ремонтъ университета, ушли на знаменитыя шестифунтовыя пушки. Вся образованная часть населенія стоитъ на его сторон. Кром того, человкъ его познаній не можетъ чего либо бояться, онъ всюду найдетъ себ хлбъ.

— Дай Богъ, чтобы это помогло.

— И надъ головой плацмайора собираются тучи, продолжалъ Санновъ.— Его противники напали на слдъ курьезныхъ вещей.

— Какихъ? Живо спросилъ Бессингъ.

— Дядя не хотлъ сказать мн, но мн думается, что герой Берны переживетъ тяжелый часочекъ. Ну, мн пора. Приходи же когда нибудь къ моимъ дамамъ.

XXXIX.

Весна началась въ полной крас. Луга покрылись первыми весенними цвтами, а деревья одлись въ яркую зелень. Птички весело порхали и громко распвали.

Но жители X. тревожились, а въ замк вс ходили на цыпочкахъ.

Въ палат буря разразилась, и ректоръ Магнификусъ высказался, онъ привелъ факты, подтверждаемые документами и буквально поразившіе всхъ. Онъ показалъ недостойное, многолтнее управленіе страною и обрисовалъ положеніе палаты, на заявленія которой правительство никогда не обращало вниманія, а слушало только пар азитовъ чужестранцевъ.

Тутъ ораторъ былъ въ первый разъ остановленъ.

Посл этого онъ подробно коснулся пожара и безпорядковъ въ Борн, особенно упирая на заемъ, для пополненія сгорвшаго военнаго матеріала. Чего же смотрлъ генералъ Зандревскій? (Отъ рзкихъ словъ, упрековъ и неоспоримыхъ доказательствъ генералъ блднлъ, и не смлъ рта разинуть). Куда же уходили деньги, предназначаемыя на армію и на многое другое?— ректоръ разсказалъ тутъ же и, вынувъ изъ кармана бумажку, прочелъ цифры, которыми съ математической врностью доказалъ, что деньги, пріобртаемыя потомъ и кровью народа, бросались на втеръ и попадали въ карманъ извстныхъ лицъ, соединявшихъ въ себ боле чмъ по пяти должностей каждый, хотя въ то же время ничего не длавшихъ.

Затмъ дошелъ чередъ до злой графини, гофмаршала и благороднаго Барденштейна, съ его придворными конюшнями, на которыя шло по полтораста тысячъ талеровъ въ годъ. Какими пріхали они въ X. ничтожными, жалкими, и какъ они отълись теперь и походили на вздувшіеся блины!— Тутъ ораторъ, за такое непарламентское выраженіе, былъ призванъ къ порядку. Какое вредное вліяніе имли эти люди на правительство, было доказано, какъ дважды два четыре.

Заявивъ о своей любви и уваженіи къ Австріи и къ императорскому дому, ораторъ показалъ, что по топографическому положенію страны, и въ силу самыхъ ближайшихъ интересовъ, X. необходимо примкнуть къ Пруссіи, вслдъ зачмъ онъ привелъ такія цифры, отъ которыхъ у всхъ самыхъ рьяныхъ противниковъ Пруссіи волосы стали дыбомъ.

Затмъ былъ поднятъ вопросъ о займ, по случаю пожара, и при этомъ были открыты подробности, вслдствіе которыхъ въ займ было отказано почти единогласно.

Генералъ, сверкая взорами, вышелъ изъ залы и не слыхалъ, что говорилось объ исторіи на заводахъ и о геро того дня, не слыхалъ, какъ почти вс въ одинъ голосъ закричали, что цейхгаузъ подожженъ, и потому на караул тамъ не оказалось солдата. Солдатъ этотъ былъ потомъ арестованъ и бжалъ изъ-подъ ареста. Буря въ палат встртила отголосокъ во всей стран. Конечно, палата была распущена, а заемъ сдланъ безъ ея согласія, подъ личною отвтственностью герцога.

Министръ и генералъ, подавшіе въ отставку, остались на своихъ мстахъ, но зато его высочество сильно вознегодовалъ на своихъ любимцевъ. Онъ оставилъ ихъ только по духу противорчія и изъ нежеланія сдлать уступку палат. Въ душ онъ сильно страдалъ отъ сознанія, что генералъ воровалъ казенныя деньги.

Глаза стараго герцога открылись: онъ увидалъ, что его обманывали, и, кром того, увидалъ, что вовсе не любимъ подданными.

Герцогъ Францъ прочелъ вс рчи и заперся у себя въ комнат, чтобы обдумать, что ему длать. Поздно вечеромъ призвалъ онъ къ себ генерала Бодмана, который вышелъ отъ него уже посл полуночи.

На другой день, онъ долго работалъ съ министромъ фонъ Кенигсбахомъ: результатомъ этихъ занятій было распущеніе палаты и отставка ректора. Посл этого герцогъ сидлъ все одинъ, и только младшая дочь была у него на нсколько минутъ. Въ полдень къ герцогу пріхалъ принцъ Александръ. Между братьями происходилъ продолжительный и очень горячій разговоръ, вслдствіе котораго былъ призванъ дежурный адъютантъ, которому и было дано нсколько порученій. Принцъ Александръ непремнно хотлъ изслдовать, справедливы ли слухи о поджог, и, кром того, онъ сообщилъ герцогу извстіе, что капитанъ фонъ Ротвейль послалъ ректору вызовъ. Ректоръ вызовъ этотъ принялъ и поручилъ племяннику своему, доценту Саянову, переговорить о подробностяхъ дуэли.

Герцогъ остался въ высшей степени недоволенъ этимъ извстіемъ, когда же принцъ Александръ прямо заявилъ ему, что цейхгаузъ подожгли люди, наиболе заинтересованные въ этомъ дл то онъ даже поблднлъ.

— На кого ты намекаешь? въ страшномъ волненіи и съ ужасомъ, спросилъ герцогъ.

— Прежде всего, на генерала Зандревскаго, сухо отвчалъ принцъ.

— Доказательство!.. доказательство! въ ярости вскричалъ герцогъ, по старой привычк вступаясь за своего любимца.

— Еслибы у меня были положительныя доказательства въ рукахъ, то я потребовалъ бы назначить военный судъ надъ виновнымъ, твердо возразилъ принцъ.— Въ палат на капитана Ротвейля положительно указывали пальцами. Онъ вынесъ нравственные шпицрутены.

Герцогъ стоялъ пораженный, и бормоталъ какія-то несвязныя, слова.

— И ты говоришь, что Ротвейль послалъ вызовъ? тихо спросилъ онъ.

— Да. По моему мннію, плацмайоръ страшно скомпрометированъ: вдь онъ производилъ первое слдствіе. Разв не подозрительно, что солдатъ, бывшій на караул, бжалъ изъ подъ ареста?

Герцогъ, между тмъ, уже позвонилъ и послалъ дежурнаго адъютанта за плацмайоромъ. При объясненіи съ Ротвейлемъ, ясно выказалось, что принцъ не очень то благодаренъ Борискому герою за его усмиреніе рабочихъ, а герцогъ, по обыкновенію, принялъ любимца подъ свою защиту. Капитанъ не только съумлъ оправдаться, но даже разъигралъ роль обиженнаго неблагодарнымъ принцемъ. Онъ былъ милостиво отпущенъ герцогомъ, который приказалъ ему тотчасъ же взять обратно свой вызовъ.

Братья снова остались вдвоемъ. Герцогъ досадовалъ на брата, считая высказанныя имъ подозрнія неблагородной местью. Они заговорили о вншней политик, и принцъ Александръ умолялъ брата хранить нейтралитетъ. Герцогъ, въ отвтъ на это, сталъ доказывать, что Австрія, въ соединеніи со всей Германіей, много сильне Пруссіи. Разговоръ этотъ кончился тмъ, что принцъ Александръ, вн себя отъ ярости, сказалъ нсколько дерзостей и ухалъ домой.

Плацмайоръ прямо отъ герцога отправился къ генералу въ его роскошную казенную квартиру за паркомъ. Они стояли въ оконной ниш и говорили съ большимъ жаромъ, но не очень громко. Плотныя занавски скрывали ихъ отъ взоровъ прохожихъ.

Капитанъ фонъ-Ротвейль, очевидно, находился въ странныхъ отношеніяхъ къ своему начальнику, потому что, говоря съ нимъ, не всегда выражалъ должное почтеніе.

Онъ горько и не совсмъ въ приличныхъ выраженіяхъ жаловался на принца, Александра и его подозрнія, на что генералъ только пожималъ плечами, а затмъ передалъ, что герцогъ приказалъ ему взять обратно его вызовъ.

— Гм! гм! бормоталъ генералъ:— я такъ и думалъ, оно будетъ благоразумне, да и драться то съ ректоромъ честь не велика.

Ротвейль сердито крутилъ свои черные усы.

— Чортъ бы его побралъ!… Я хотлъ только попугать, но противъ подозрній принца я прошу васъ защитить меня.

Очень надо принимать все такъ горячо къ сердцу, мой другъ, съ гримасою отвчалъ генералъ, тоже крутя усы. Когда несется вихрь, надо наклониться и переждать, пока не пролетитъ. Вдь теперь и вс мы не въ блестящемъ положеніи. Куда двались деньги? спрашиваютъ… Куда?… это всего лучше знать самому герцогу.

При этомъ отвт, плацмайоръ съ особенной наглостью посмотрлъ на генерала.

— Вы, кажется, сомнваетесь? Такъ вотъ тутъ у меня въ шкафу лежатъ записки… Парады, маневры, экстренная выдача солдатамъ пива и вина стоятъ денегъ. А каски, а кепи, ливреи и другія вещи… Я все переношу терпливо, и являюсь козломъ отпущенія. Можетъ быть, потомъ меня за это поблагодарятъ.

— Не у всхъ такой характеръ, ваше превосходительство, проворчалъ Ротвейль.

— Ну, полноте! полноте, дружокъ! дружески улыбаясь, перебилъ его генералъ.— Въ свое время и вы научитесь терпнію. Вдь я вотъ сейчасъ же сказалъ, что вы тогда въ горахъ погорячились и раздражили всхъ.

— Ну, это разберетъ военный судъ! вспыхнувъ, вскричалъ Ротвейль.

— Ну, лучше обдлать все безъ суда, не изъ-за чего пыль то поднимать… ее и безъ того довольно. Что же касается другихъ длъ…

— Сами вы, ваше превосходительство, сказали мн тогда, что вамъ будетъ пріятно, если эта исторія будетъ забыта, съ досадою перебилъ его Ротвейль.

— Разв я отпираюсь? Я желаю только, чтобы вы по пустякамъ не шумли. Палата распущена, деньги будутъ получены помимо ея, такъ чего же вамъ еще? Что народъ-то толкуетъ кое о чемъ… но вдь на чужой ротокъ — не накинуть платокъ… Пусть болтаютъ, только бы все осталось по старому.

— А моя честь? мрачно проговорилъ плацмайоръ.

— Да плюньте вы! вскричалъ генералъ, тоже начинавшій раздражаться.— У меня и безъ того голова кругомъ идетъ! Ну, можно ли претендовать, чтобы съ вами постоянно обращались по салонному? Кто хочетъ сдлать себ карьеру, тотъ долженъ знать свое мсто, другъ мой. На меня вы можете вполн разсчитывать, чего же вамъ больше? Доказать противъ васъ никто ничего не можетъ… и это главное…

Капитанъ стоялъ, опустивъ голову, и по прежнему крутилъ усы.

— Ну, хорошо, проговорилъ онъ тихо, поднимая свой злобный взоръ.— Я буду молчать и все переносить, надясь на ваше слово, а принцу, принцу я насолю какъ нибудь.

— Солите, да только осторожно, любезный другъ…. знайте это, на всякій случай. А теперь, прежде всего, улаживайте вопросъ о дуэли. Возьмите на нсколько дней отпускъ, и когда вернетесь, то все найдете по старому. Дайте только дйствовать намъ съ графиней, а если мы ничего не сдлаемъ, то явится небольшая статейка, и та образумитъ кого слдуетъ.

— Нашъ государь настоящая жемчужина.

Генералъ улыбнулся широкой многозначительной улыбкой, пожалъ мрачному Ротвейлю руку и проводилъ его до дверей.

XL.

Посл продолжительнаго разговора съ государственнымъ министромъ фонъ-Кенигсбахомъ, Бессингъ на слдующее же утро похалъ въ замокъ. Улицы приняли свой прежній видъ, взволнованный народъ разошелся, и вс принялись за свои дла. Палата была распущена, газетамъ строго велно перемнить тонъ подъ страхомъ наказанія, и, дйствительно, можно было предположить, что все пойдетъ по старому.

На площади Бессингъ встртилъ карету, изъ окна которой на него, съ наглой насмшкой, посмотрли черные глаза графини Феличиты.

— Будь я суевренъ, я повернулъ бы назадъ, подумалъ Бессингъ, и въ ту же минуту улыбнулся, потому что въ окн дворца стояла его возлюбленная, которая знала, что онъ прідетъ, и потому ожидала его.

Она, въ знакъ привтствія, кивнула ему, а онъ приложилъ руку къ сердцу.

Герцогъ принялъ посланника въ присутствіи генерала Зандревскаго и своего министра, онъ заговорилъ съ нимъ совсмъ по дружески, освдомился о его здоровь и привыкаетъ ли онъ къ ихъ столиц, потомъ спросилъ о здоровь короля, что слышно новаго, и отпустилъ даже нсколько шутокъ.

Бессингъ надялся имть возможность говорить съ герцогомъ наедин, и теперь увидалъ его окруженнымъ людьми, взгляды которыхъ ему были хорошо извстны. Пока герцогъ отпускалъ шуточки, Бессингъ поборолъ въ себ досаду. Ему, конечно, было бы гораздо удобне говорить только съ герцогомъ, но не съ отцомъ Тильды.

Наконецъ разговоръ коснулся дла. Прусскій посланникъ коротко и ясно объяснилъ положеніе Германіи, и изложилъ т цли, къ которымъ стремится Пруссія. Затмъ онъ заговорилъ объ образ дйствій Австріи и объ ея военныхъ приготовленіяхъ, изъ заключеніе съ жаромъ сталъ убждать герцога явиться союзникомъ Пруссіи, какъ ближайшей своей сосдки, которой сочувствуетъ все его герцогство.

Онъ говорилъ такъ убдительно, что герцогъ видимо былъ тронутъ. Бессингъ замтилъ это, и уже началъ надяться на счастливый результатъ своей миссіи. Но тутъ генералъ наклонился къ герцогу и прошепталъ ему что-то на ухо.

Черты герцога измнились точно по волшебству, онъ выпрямился, и съ упрекомъ, отрицательно покачавъ головой, сказалъ:

— А союзъ-то съ Италіей, съ кореннымъ врагомъ австрійскаго императорскаго дома?

— Ваше высочество… да противъ насъ вооружается вся Германія, пора же и вамъ наконецъ поискать себ союзника.

— Какъ разъ Италію… ай! ай!… Италію! Гм… гм.! говорилъ герцогъ, въ смущеніи потирая себ руки, и не зная, что сказать, пока генералъ не подсказалъ ему.— Да, да, къ чему же служитъ германскій союзъ, если мы, господинъ посланникъ, не придерживаемся его?..

Выйдя на этотъ путь, герцогъ началъ толковать безъ умолку, и Бессингъ ясно увидлъ, что дло его проиграно, что убдить этихъ людей словами — нельзя, и что тутъ можно только дйствовать.

Глубоко огорченный похалъ онъ домой, сопровождаемый сочувственными взорами Гильды и злорадными взорами всхъ остальныхъ.

Еслибы вс эти господа подозрвали, какъ все измнится черезъ нсколько мсяцевъ, то, конечно, не ликовали бы такимъ образомъ.

XLI.

Насколько омрачался политическій горизонтъ, настолько же омрачалась и душа Бессинга: положеніе свое онъ находилъ все боле и боле невыносимымъ. Любя Тильду, онъ еще боле страдалъ, видя, какъ отецъ ея губитъ и себя, и страну свою.

Жизнь въ X., которая еще такъ недавно казалась ему блаженствомъ, начала теперь тяготить его, и перестала даже забавлять. Что ему было за дло, напримръ, что принцъ Александръ съ каждымъ днемъ все боле и боле привязывался къ своей жен, не отходилъ отъ нея ни на шагъ, и, не смотря на то, что она оставалась ему чуждой, онъ ничего не длалъ безъ ея совта?

Принцъ, повидимому, и не думалъ, что разрушаетъ чьи-то мечты. Валеріи онъ прислалъ съ своихъ заводовъ цлые сервизы, но не написалъ ни строчки. Ясне и лучше бывшій поклонникъ Валеріи не могъ напомнить ей о непрочности всего земнаго.

Можетъ быть, объ этомъ подарк никто бы и не узналъ, еслибы гофмаршальша съ досады не пожертвовала его въ какое-то благотворительное общество.

Такимъ образомъ, исторія подарка сдлалась всмъ извстна. Вслдствіе этого, Валерія не ршалась даже выходить изъ дому. Осыпаемая насмшками ‘любовница’, брошенная принцомъ, въ сущности никогда не бывшая его любовницей, Валерія сидла дома и горевала о далекомъ прошломъ.

Гостинная ея опустла съ тхъ поръ, какъ всмъ стало извстно, что она не любовница принца, на улиц на нее смотрли съ усмшкой, а въ театр — она сидла напротивъ загадочнаго принца и серьезной жены его, и чувствовала, что на нее обращены тысячи глазъ. Она страдала невыразимо, и только гордость не позволяла ей выказывать этихъ страданій.

Слдствіе вполн оправдало плацмайора, и вс сильно скомпрометированныя лица сохранили свои прежнія мста и содержаніе, заемъ былъ полученъ, графиня Вольфскеленъ, повидимому, была могущественне прежняго… Только герцогъ и герцогиня были мрачны.

Такъ наступилъ май мсяцъ, и Бессингъ видлся съ своей возлюбленной только въ театр, или же мимолетно на улиц.

Однажды вечеромъ, Бессингъ, съ грустью и тяжестью на душ, тихо шелъ по улиц, направляясь къ замку, и раздумывалъ, что ему длать.

По всему было совершенно очевидно, что Австрія желала войны и готовилась къ ней, какъ готовилась и остальная часть Германіи. При подобныхъ обстоятельствахъ, не лучше ли для него было проситься на другое мсто? Будущее казалось ему мрачнымъ, и онъ боялся, что въ X. онъ совсмъ захвораетъ, потому что тутъ ему дышать было нечмъ.

Невольно прошелся онъ въ дворцовый паркъ. Ночь была чудная, и на темномъ небесномъ свод ярко свтила луна. Кое-гд мелькали влюбленныя парочки, или же стояли, обнявшись, въ кустахъ… Гд-то соловей страстно заливался. Вс, кром него, были счастливы.

Бессингъ почувствовалъ острую боль въ груди. Невольно остановился онъ на дорожк и посмотрлъ на окна милой… Въ окнахъ было темно!.. Ему стало еще тяжеле. Чего бы онъ не далъ, чтобы увидать хоть только тнь ея, только свтъ, освщающій ея комнату!

Онъ сжалъ губы и пошелъ домой, гд долго, долго ходилъ взадъ и впередъ по комнат, затмъ слъ и сталъ писать:— онъ просилъ другаго назначенія.

Безъ малйшаго колебанія, не смотря на поздній часъ, сошелъ онъ внизъ и опустилъ письмо въ почтовый ящикъ.

Герой нашъ былъ боленъ, совсмъ боленъ душой.

И въ такую же майскую ночь, въ конц мсяца, вся Германія уже стояла подъ ружьемъ. Высокая фигура прусскаго посланника снова тихо двигалась по дворцовой площади. День былъ для него полонъ тревогъ: онъ былъ на прощальной аудіенціи у герцога и откланивался. Герцогъ былъ необыкновенно къ нему милостивъ и выразилъ ему, что сожалетъ объ его отъзд, вслдъ затмъ генералъ фонъ-Бодманъ привезъ ему отъ герцога орденъ. Герцогиня простилась съ нимъ тоже очень милостиво и пожалла, что онъ узжаетъ.

Посл этого онъ отправился съ прощальными визитами. Былъ у принцессы Амаліи и у различныхъ придворныхъ, между прочимъ, и у графини Вольфскеленъ. Валерія и ея мать не приняли его. Онъ не забылъ даже побывать и у Сеппи.

Коллеги его, въ особенности графъ Зальцка, разставались съ нимъ очень неохотно. Баронъ же фонъ-Гримменштейнъ далъ ему прощальный обдъ, на которомъ, съ стаканомъ въ рук, высказалъ ему свое сожалніе. Графъ Зальцка снова повторилъ, что, не смотря ни на какія національныя распри, онъ останется его другомъ. Посл обда, друзья проводили его до дому, гд, его вещи вс уже были уложены, и теперь оставалось только самое трудное: проститься съ возлюбленной. Онъ тихо пошелъ къ парку.

Самъ онъ просилъ своего перевода, и причины, побудившія его просить объ этомъ, не измнились, но теперь, когда дло дошло до разлуки, она показалась ему невыразимо тяжелой.

Онъ забылъ вс непріятности, и видлъ только, что въ X. онъ былъ счастливъ, и что теперь ему приходится разставаться и съ этимъ стариннымъ замкомъ, и съ паркомъ. Какъ будетъ онъ жить безъ нихъ? Если ему приходилось тутъ и нехорошо, зато у него было утшеніе въ сознаніи, что онъ близко отъ своей милой.

Мысли его были прерваны парочкой, прошедшей мимо него, причемъ онъ услыхалъ знакомый голосъ и знакомое имя: ‘Бодо’.

— Глупости, Бодо! говорила дама, закутанная въ шелковую мантильку и опиравшаяся на руку мужчины въ штатскомъ плать.— Что теб за дло?

— Счастливцы! прошепталъ Бессингъ, глядя имъ вслдъ.

Бессингъ продолжалъ ходить по парку, и, вскор посл одиннадцати часовъ, къ нему на шею бросилась Гильда. Онъ быстро провелъ ее въ глухую улицу и посадилъ трепещущую двушку къ себ въ карету.

Она одобрила его намреніе ухать изъ X., но теперь, когда приходилось разставаться, у нея не доставало силъ. Заливаясь слезами, лежала Гильда въ объятіяхъ Бессинга. И только успокоившись немного, стали они говорить о будущемъ. Разв не бывало примровъ, чтобы герцогини выходили за простыхъ смертныхъ, отчего же не могли они поступить также? Отчего же ихъ любви не восторжествовать надъ предразсудками?

Цлуя и лаская другъ друга, клялись они въ вчной любви и дружб. Когда прояснится политическій горизонтъ, тогда и для нихъ взойдетъ солнышко.

Послднее прощаніе было для нихъ до крайности тяжело. Бессингъ скоре принесъ, чмъ привелъ Гильду къ маленькому подъзду, и постоялъ внизу, чтобы взглянуть еще разъ, въ послдній разъ, на дорогой образъ въ окн.

На слдующее утро, прусскій посланникъ, сопровождаемый всми своими знакомыми, ухалъ на станцію, а оттуда въ Берлинъ.

Взглянувъ въ послдній разъ на зданія X., онъ вытеръ покатившуюся изъ глазъ слезу, и, откинувшись на спинку дивана, глубоко задумался. Когда увидитъ онъ опять маленькую резиденцію и дорогую обитательницу ея… когда увидитъ онъ Гильду. Можетъ быть, только черезъ нсколько лтъ!

Въ тотъ же день онъ пріхалъ въ свой родной городъ, и на завтра же узналъ, что, въ ожиданіи новаго мста, онъ можетъ воспользоваться отпускомъ.

XLII.

Можно было подумать, что при двор X. акредитована графиня Вольфскеленъ, а не графъ Зальцка: такъ ревностно занималась она австрійскими длами. Даже неодтой переходила она въ покои герцогини, и сидла въ ея маленькой голубой гостиной, гд читала ей внскую корреспонденцію, сверкая глазами и безпрестанно красня. Черные съ просдью локоны въ безпорядк спускались ей на лицо.

‘Письма изъ Вны!’ были слова, дававшія ей право во всякое время дня и ночи являться въ комнаты ея друга, герцогини, которая изъ слпой ненависти къ Пруссіи не могла дождаться начала войны. Ей даже и въ голову не приходило, что война могла принять вовсе не тотъ оборотъ, котораго она ждала.

Графиня получила изъ Вны толстый пакетъ, ея кузенъ, фельдмаршалъ, увдомлялъ ее подробно о положеніи длъ и о громадномъ количеств австрійскихъ военныхъ силъ.

Герцогиня громко ликовала, слушая, что въ Вн ршено было не положить меча до тхъ поръ, пока Пруссія не будетъ унижена и не поставлена на ея прежнее, скромное мсто. Южная Германія уже готова къ битв, какъ готова и Баварія и Саксонія.

Сигналъ къ битв, вроятно, будетъ данъ въ Шлезвиг. Трудно передать, съ какимъ напряженіемъ герцогиня слушала эти слова, вылетавшія изъ устъ графини, и съ какимъ восторгомъ ахала и охала.

Въ то время, какъ пріятельницы занимались политикой, въ сосднюю комнату пришли принцессы. Гильда, заглянувъ въ голубую гостиную, нахмурила брови и вышла на веранду, гд, съ тоскою по миломъ, стала глядть въ даль.

Старшая ея сестра плотне закуталась въ платокъ и, подойдя къ двери, стала прислушиваться, о чемъ говорили въ гостинной.

Влюбленная Агнеса на все смотрла глазами Ротвейля, и блдныя уста ея радостно улыбнулись, когда она услыхала, что рчь шла объ униженіи Пруссіи, которой предвщалась гибель. Ей даже не приходило въ голову, что борьба могла стоить жизни ея возлюбленному. Она была увлечена и ослплена всеобщей ненавистью.

А герцогин, вмсто того, чтобы заниматься политикой, лучше было бы обратить вниманіе на своихъ дочерей. Она давно знала, что Агнеса находилась въ недозволенной связи съ плацмайоромъ. Какъ женщина благоразумная, она утшала себя тмъ, что старшая дочь ея мало иметъ надежды выйти замужъ, и что опасно возстать противъ ея страсти. Главное, надо было стараться скрыть все отъ мужа, который могъ погорячиться и все испортить. Она всегда съ болью въ сердц смотрла на блдное, изнуренное лицо Агнесы, и на ея лихорадочно горвшіе глаза. А Гильда?… Ну, та молода и перенесетъ все. Предметъ ея глупости ухалъ и, слдовательно, она скорешенько все забудетъ.

Это была старая, вчная борьба царствующихъ особъ: борьба между долгомъ и кровью… Долгъ, конечно, долженъ былъ взять перевсъ, а главное, и самое важное: все слдовало сохранить въ величайшей тайн. Все это она сама испытала въ молодости, и все это она пережила.

Герцогъ же, напротивъ, съ грустью смотрлъ на страдальческій видъ своихъ дочерей и даже обращался къ доктору, который прописалъ имъ движеніе и желзныя пилюли. Въ то время, какъ герцогиня занималась политикой, мужъ ея въ волненіи ходилъ у себя по комнат.

Жанъ Кюкопфъ только что ушелъ.

На стол, сбоку, лежала большая карта Германіи и множество листковъ бумаги, исписанныхъ цифрами. Маленькія знамена съ булавками были натыканы въ разныхъ углахъ карты. Герцогъ иногда останавливался передъ картою, затмъ подходилъ къ окну и въ волненіи барабанилъ по стеклу. Чмъ ближе былъ онъ къ ршенію, тмъ боле сомнвался и думалъ о невдомомъ будущемъ.

Онъ начиналъ понимать, что Пруссія сильне другихъ государствъ, но слово уже было дано, и измнить ему онъ не могъ.

Онъ останавливался и разсчитывалъ, сколько гд стоитъ войскъ, никакъ не соображая, что цифры почерпнуты имъ изъ австрійскихъ газетъ, и, слдовательно, могутъ быть неврны. Онъ надялся все-таки, что Австрія одержитъ верхъ, и герцогство его будетъ увеличено кускомъ Пруссіи. Въ это время ему доложили о приход генерала Зандревскаго.

Лицо герцога нахмурилось. Довріе его къ приближеннымъ было поколеблено послдними событіями, пренія въ палат открыли наконецъ глаза добродушному старику… Онъ зналъ, что вс кругомъ обкрадывали его, и у всхъ руки были замараны.

Только одинъ оказался чистымъ и знающимъ,— это былъ Бодманъ, тотъ самый Бодманъ, котораго онъ не любилъ и противъ котораго его постоянно раздражали.

Все это онъ теперь зналъ и все-таки оставлялъ все по старому, только потому, что боялся сердитыхъ взоровъ жены и графини Феличиты. Онъ оставилъ всхъ на прежнихъ мстахъ, но постоянно теперь высказывалъ имъ свое неудовольствіе.

Генералъ, принявъ видъ обиженнаго человка, вытянувшись, остановился въ дверяхъ, герцогъ холодно поклонился ему и спросилъ:

— Что новаго, ваше превосходительство?

Это былъ его обычный вопросъ, такъ какъ вс новости Зандревскій зналъ гораздо лучше другихъ.

Не усплъ генералъ отвтить, какъ камердинеръ доложилъ о приход министра фонъ-Кенигсбаха, и вс сли за работу.

Въ сущности, работа эта теперь должна бы быть серьезной, такъ какъ Пруссія подняла перчатку, брошенную ей всей Германіей, но она кончилась черезъ полчаса, и герцогъ уже собирался отправиться на дамскую половину, какъ вдругъ перемнилъ намреніе и позвонилъ.

— Пошлите къ генералу Бодману и велите сказать, что мн надо поговорить съ нимъ, приказалъ онъ, и снова обратился къ своей карт, на которую внимательно сталъ смотрть.

Въ эту минуту, герцогу подали письмо изъ Вны, отъ котораго лицо его просіяло и онъ обрадовался, какъ ребенокъ.

— Что за милые люди! шепталъ онъ, читая письмо и совершенно смягчаясь.

Въ такомъ-то блаженномъ состояніи засталъ герцога генералъ Бодманъ, котораго старикъ встртилъ, потирая руки.

— А, вотъ и вы! вотъ и вы! мой милйшій генералъ! заговорилъ онъ:— ну, что хорошаго… что новаго?.. прелестная погода… какъ разъ для лагерей.

— Да, конечно, ваше высочество, отвчалъ генералъ, хорошо знавшій манеру герцога говорить. Затмъ умные глаза его увидали карту. Герцогъ, замтивъ это, прямо приступилъ къ длу.

— Идитека… посмотрите, милйшій генералъ… вдь вы знатокъ этого дла, живо заговорилъ онъ, подводя генерала къ столу… Вотъ взгляните, вотъ тутъ ганноверцы, а вотъ тутъ прокл… пруссаки съ своимъ Мантейфелемъ!..

— Точно такъ, ваше высочество!

— Я получилъ добрыя всти изъ Вны… Все идетъ merveille.

— Но тамъ, въ Голштиніи, ваше высочество…

— А вотъ видите… дня черезъ два, черезъ три, желтые укажутъ путь пруссакамъ.

— Этому врить нельзя, ваше высочество, твердо отвчалъ генералъ.

— Врить нельзя?.. какъ такъ?.. отчего? съ удивленіемъ и даже съ досадою спросилъ герцогъ.

— Позвольте, ваше высочество… у фельдмаршала Габленца только 4,800 человкъ, а у Мантейфеля 12,000 и тутъ же вблизи еще 5,000 человкъ.

— Это откуда вы знаете?.. а ганноверцы-то! ганноверцы! разв вы ихъ ни за что считаете?

— Они еще не готовы и не стянуты въ одинъ пунктъ. И поэтому я не думаю…

— Ахъ!.. да откуда вы это знаете?.. Какъ можете вы это говорить?

— Ваше высочество, я читаю берлинскія газеты!

— Ахъ!.. такъ вы… берлинскія газеты!.. вотъ какъ!.. вскричалъ герцогъ, отступая и сердито глядя на генерала.

— Кто хочетъ знать, что длается на свт, тотъ долженъ смотрть и слушать…

— Ну, конечно! конечно!.. Тутъ есть частичка правды, это я на себ испыталъ, прошепталъ герцогъ, и затмъ, помолчавъ, снова обратился къ генералу.— Вотъ видите, я не очень-то долюбливаю эти газеты… Ну, а что же въ нихъ говорится?

— Тамъ на настоящія событія смотрятъ очень серьезно, но надятся, что дло до войны не дойдетъ, серьезно отвчалъ Бодманъ.

— Вотъ какъ! въ самомъ дл?.. такъ он надятся?

Герцогъ потеръ себ руки.

— Ну, посмотримъ-ка, какъ-то он спохватятся въ послднюю минуту… Да… да… Что, бишь, я хотлъ сказать!.. да, четырнадцатаго, милйшій генералъ, четырнадцатаго во Франкфурт будутъ отбираться голоса союза.

Генералъ фонъ-Бодманъ серьезно и вопросительно посмотрлъ на герцога.

— А я подамъ голосъ противъ пруссаковъ! проговорилъ герцогъ, кивая головой.

Смуглое лицо генерала омрачилось. Онъ съ безпокойствомъ повернулся.

— Это, ваше высочество дйствительно поршили? мрачно спросилъ онъ.

— Ну, конечно, поршилъ!

— Слдовательно, ваше высочество, уже выбрали себ другое мсто жительства?

Эти слова и энергія, съ которой они были произнесены, произвели необыкновенное дйствіе, и герцогъ, широко раскрывъ глаза и разинувъ ротъ, отпрыгнулъ отъ него.

— Что… что? въ недоумніи говорилъ онъ.— Генералъ фонъ-Бодманъ… я просилъ бы васъ…

Но генералъ мрачно продолжалъ, не обращая вниманія на герцога.

— Въ такое серьезное время, какъ то, которое мы переживаемъ, ваше высочество, каждый врный подданный обязанъ говорить правду безъ прикрасъ…

— Именно безъ прикрасъ… потому то вы и сказали грубость! перебилъ его обиженный герцогъ, махая руками. На щекахъ у него показалось два красныхъ пятна.

Генералъ поклонился и затмъ снова выпрямился.

— Ваше высочество… будьте снисходительны… я говорю изъ желанія добра, сказалъ онъ, приложивъ руку къ груди.

— Другое мсто жительства!.. неслыханно! сердито ворчалъ герцогъ.

Тутъ генералъ подошелъ къ карт съ маленькими флагами, и, наклонившись надъ нею, продолжалъ:

— Прусская граница идетъ тутъ, около Борны, всего мили за дв отъ X. Король Вильгельмъ и князь Бисмаркъ шутить не любятъ, это мы видимъ изъ всего, и потому я твердо убжденъ, что если сегодня ваше высочество подадите голосъ противъ Пруссіи, то не позже, какъ завтра прусскія войска двинутся сюда.

— Ого! ну, позвольте, позвольте, генералъ! Я этого и слышать не хочу! въ страшномъ гнв вскричалъ герцогъ.— Двинутся сюда?.. А по какому это праву?.. Это было бы нарушеніемъ союза… Зачмъ же существуетъ союзъ и наши собственныя войска?

Генералъ покачалъ головой, онъ твердо выдерживалъ бурю.

— Наши войска? отвчалъ онъ.— Ваше высочество, знаете сами, что они разсяны по всей стран.

— Ну, такъ я ихъ стяну… я… отдамъ приказъ…

— Очень хорошо… отдадите приказъ… и стянете, только не сюда, а на нижнюю границу, для того чтобы ихъ можно было, если вы подадите голосъ противъ Пруссіи, двинуть… на югъ.

— Его высочество, принцъ Александръ! доложилъ въ эту минуту камердинеръ.

— Братъ! вскричалъ герцогъ,— что ему надо?

Герцогъ строго посмотрлъ на генерала.

— Вы не въ заговор ли ужь? подозрительно спросилъ онъ: — это условленная игра?.. Меня хотятъ принудить силой?

— Ваше высочество… я честный человкъ и врный вамъ подданный, возразилъ генералъ, не опуская глазъ…

Герцогъ же опустилъ глаза:— такое достоинство смущало его.

— Просите! сердито крикнулъ онъ камердинеру.

— Прошу меня милостиво уволить, ваше высочество, проговорилъ оскорбленный генералъ.

— Уволить?.. это зачмъ?.. Ахъ, да…Ну, полноте, генералъ… нечего сердиться… Мало ли какое вырвалось слово… вы знаете… я не злой… вы сами начали!.. вотъ вамъ моя рука… Я знаю, что вы хорошій, умный человкъ… я докажу вамъ… Ахъ, братъ!.. останьтесь генералъ.

Онъ холодно обернулся къ вошедшему.

Принцъ Александръ, вернувшись изъ Италіи, находился въ постоянно возбужденномъ состояніи, а въ этотъ день, повидимому, былъ разстроенъ больше обыкновеннаго. Онъ весь дрожалъ.

— Извините, если я помшалъ вамъ, проговорилъ онъ, дойдя до половины комнаты,— Важныя дла…

— Пожалуйте, холодно перебилъ его герцогъ.

— А! генералъ фонъ-Бодманъ!

Принцъ Александръ привтствовалъ его гримасой, вмсто улыбки. Онъ, повидимому, былъ доволенъ, встртивъ его тутъ. Генералъ поклонился.

Герцогъ принялъ гордый видъ, и готовъ былъ на ршительный отпоръ. Но отпора никакого не потребовалось, потому что принцъ пришелъ вовсе не затмъ, чего ожидалъ герцогъ.

— Я пришелъ съ очень непріятнымъ извстіемъ, въ сильномъ волненіи началъ принцъ.— Въ публик распространилось извстіе… я получилъ даже анонимное письмо…

— Въ публик?.. Что же тамъ говорятъ? И что мн до этого за дло? съ неудовольствіемъ перебилъ его герцогъ.

— Этотъ человкъ… этотъ плацмайоръ… господинъ фонъ-Ротвейль, отвчалъ принцъ, сильно размахивая правой рукой и длая удареніе на каждомъ слов.

— Ахъ!.. опять плацмайоръ? сердито сказалъ герцогъ.

— Во-первыхъ, эта скандальная исторія подъ новый годъ, потомъ исторія въ Борн…

— Въ этой исторіи судъ оправдалъ его, живо перебилъ герцогъ.

— Оправдалъ… ну еще бы!.. Но только что успли замять исторію съ пожаромъ цейхауза и онъ взялъ обратно свой смшной вызовъ, какъ онъ затялъ опять ссору… Этотъ господинъ просто…

— И ты для этого пришелъ сюда? нсколько наивно и насмшливо спросилъ герцогъ.— Генералъ Бодманъ, извстно-ли вамъ то, что говоритъ мой братъ, что говоритъ его высочество? прибавилъ онъ, почти съ нжностью, обращаясь къ генералу.

— Точно такъ, ваше высочество… я получилъ оффиціальное донесеніе.

— А!.. такъ зачмъ же вы тотчасъ не сообщили мн?

— Ваше высочество не дали мн возможности сообщить.

— Да… да… это врно!.. Благодарю тебя, любезный Алекс…. знаешь, что этотъ мятежникъ только что мн сказалъ сейчасъ? продолжалъ онъ, вдругъ переходя въ дружескій, почти шутливый тонъ и кладя руку на руку принца.— Онъ спрашивалъ меня… подъискалъ ли я себ другое мстожительства… слыхано-ли это?..

— Я что-то не понимаю, мрачно отвчалъ принцъ.

— Такъ какъ четырнадцатаго числа я подамъ голосъ противъ Пруссіи.

— Ты серьезно на это ршился, спросилъ принцъ Александръ, отступая на шагъ, и страшно покраснлъ, сверкнувъ глазами.

— Совершенно серьезно! Я далъ свое герцогское слово.

— Ну, такъ это другое дло… въ такомъ случа и ты, и вс мы, и весь народъ должны будемъ отвчать за послдствія… Конечно, теперь пора уже выбрать другое мсто жительства, отвчалъ принцъ, въ ярости заскрежетавъ зубами.— Теб слдовало бы слушать мннія людей близкихъ теб по крови, а не нанятыхъ обманщиковъ и льстецовъ.

— Молчите, ваше высочество!.. прошу васъ! Я не желаю слышать подобныхъ вещей!.. Здсь, у себя въ дом, я хозяинъ, такъ какъ государь — я. Когда я умру, тогда ты займешь мое мсто… а не ране!

Принцъ, сильно поблднвъ отъ оскорбленія, отступилъ назадъ.

— Что это, генералъ, за исторія съ плацмайоромъ? посл нкотораго молчанія спросилъ герцогъ, обращаясь къ генералу.

— Ваше высочество, онъ началъ ссору съ поручикомъ фонъ-Рейхертомъ, отвчалъ генералъ въ тяжеломъ смущеніи и съ полнымъ сочувствіемъ къ принцу.

— И больше ничего?.. я это разберу… прекращу!..

— Ваше высочество… весь корпусъ офицеровъ возмущенъ этимъ, и на этотъ разъ дуэль неизбжна.

— Такъ и они хотятъ возстать противъ меня?.. Что они могутъ имть противъ Ротвейля?.. Иногда онъ заходилъ слишкомъ далеко, но онъ врный, преданный слуга своего государя и повелителя, и храбрый офицеръ.

Генералъ поклонился и замолчалъ, а принцъ съ бшенствомъ щипалъ себ усы.

Герцогъ, крупными шагами, прошелся нсколько разъ по комнат.

— Во всякомъ случа все остается такъ, какъ мною ршено было раньше, громко вскричалъ онъ.— Я подаю голосъ, вмст съ другими, противъ Пруссіи! И чтобы придать боле значенія моему ршенію, я… отдамъ приказъ стянуть мои врныя войска… Я отдаю ихъ подъ главное командованіе генерала фонъ-Бодмана!.. Объ этомъ будетъ объявлено. Благодарю, господа!.. До свиданья!

Принцъ и совершенно сконфуженный генералъ поклонились, и въ волненіи вышли изъ замка.

XLIII.

Герцогъ потеръ себ руки, онъ досадилъ своему брату, котораго терпть не могъ и которому не доврялъ, и генералу Зандревскому, своему прежнему любимцу, на котораго дулся. Онъ былъ такъ этимъ доволенъ, что нетерпливо желалъ тотчасъ же сообщить о своемъ ршеніи герцогин.

Времена, дйствительно, были трудныя, и потому главное командованіе онъ передалъ умнйшему изъ своихъ генераловъ, другихъ же онъ хотлъ оставить у себя въ штаб. Даже въ Вн, въ-роятно, одобрили бы его ршеніе, потому что Зандревскій не способенъ былъ перевести трехъ человкъ черезъ ручеекъ, тогда какъ Бодманъ былъ умнымъ и образованнымъ человкомъ, и написалъ даже книгу о военномъ дл.

Онъ второпяхъ нацарапалъ нсколько строкъ и приказалъ отправить. На все герцогство назначеніе это произведетъ благопріятное впечатлніе. Посл этого онъ направился въ покои герцогини, гд половики заглушали шумъ его шаговъ. Большая гостинная, около голубой комнаты, была совершенно пуста, въ ней не было ни дежурнаго камергера, ни дежурной дамы, только голосъ графини, грубый, почти мужской, громко доносился до его слуха.

— Mais ma bien chrie, c’est le secret du polichinel… Весь городъ говоритъ объ этомъ! восклицала Феличита.— Къ чему же это притворство? Надо прямо смотрть на вещи.

— Ну, нтъ, я не согласна, въ волненіи возразила герцогиня:— я всегда допускала эту глупость… изъ благоразумія, потому что я знаю Агнесу, у нея, къ сожалнію, страшно-вспыльчивый характеръ отца.

— Ага! проговорилъ герцогъ, вдругъ останавливаясь и смущаясь.— Право, для меня это новинка!

— Агнес уже за тридцать лтъ, и она понемногу становится старой двой.

— Ну, конечно, конечно! подтвердила графиня.

— Зачмъ же лишать ее иллюзіи?.. Жизнь въ нашей сфер далеко не привлекательна… Это цпь всевозможныхъ лишеній и принужденій.

— Ай! ай! проговорилъ герцогъ, качая головой.

— Именно такъ!.. Я вдь объ этомъ и не говорю, отчего же не допускать маленькихъ слабостей… и дай Богъ, чтобы все обошлось благополучно.

— Если я до сихъ поръ молчала… то все-таки я недовольна Ротвейлемъ, съ жаромъ продолжала герцогиня.— Мужъ ему прощаетъ, Агнеса отдалась ему всмъ сердцемъ… измнить этого я не могу…

— Ого! прошепталъ герцогъ, и вдругъ страшно покраснлъ и смутился.— Чортъ возьми!

— Но вдь онъ хитрый интриганъ, и грубый, безсовстный человкъ, вслдствіе этого я живу въ постоянной тревог. Его вчныя дуэли, его образъ дйствій въ Борн… можно вдь говорить, что угодно… А въ особенности эта недостойная комедія подъ новый годъ, изъ-за которой, съ его вдома, погибло два солдата… все это неслыханно и доказываетъ его низость. Онъ всхъ насъ отвратительно обманулъ, одурачилъ… и если мужъ узнаетъ… то Ротвейлю не поздоровится…

— Вотъ какъ!

— Мужъ мой, конечно, слабохарактерный старикъ, милая Феличита.

— Ого!

— Я противъ этого не спорю!.. il n’est pas un aigle…

— Но если его выведутъ изъ терпнія, то онъ покажетъ себя. Какъ мн ни противно, но я сама поговорю съ нимъ… и поговорю ршительно, потому что мужъ мой нуль, и все можетъ испортить.

— Нуль!.. Это для меня ново! громко сказалъ герцогъ, входя къ перетрусившимъ дамамъ.

Герцогиня встала, покраснвъ и смутившись.

— Ты подслушивалъ? нахмуривъ брови, спросила она.

— Да… кое-что! отвчалъ герцогъ, въ смущеніи потирая себ руки. Нечего сказать! славнаго вы обо мн мннія!… А Ротвейль?.. Сейчасъ говори, въ чемъ вы его обвиняете? Я хочу все знать!.. Полусловъ мн не надо! Что у него съ Агнесой, и что онъ сдлалъ подъ новый годъ?

Графиня Феличита, замтившая, какъ герцогъ все боле и боле горячился, незамтно подмигнула своей пріятельниц.

— Если хочешь, то мы можемъ пройтись съ тобой по парку, сказала герцогиня. Я сейчасъ убдилась еще разъ, что здсь у стнъ есть уши… Позвольте руку…

— Ну, милой жен нелегко будетъ успокоить своего супруга, насмшливо прошептала графиня, глядя вслдъ за удалявшейся четой. Затмъ она стала собирать бумаги, и хотла уже уходить, какъ въ комнату вошелъ, совершенно убитый, генералъ Зандревскій, и чуть не со слезами на глазахъ сообщилъ ей, что онъ попалъ въ немилость, и потому просилъ ея помощи и защиты.

— Какъ?.. Бодманъ, а не принцъ Александръ? вскричала безцеремонная графиня и отвратительно улыбнулась.— Неужели вы, не шутя, надялись, что вамъ поручатъ главное командованіе?.. Вамъ то? презрительно прибавила она.

— Но, дорогая графиня!..

— Отстаньте!.. Не дурите!.. Здсь вы еще годились! но тамъ-то… Бодмана я все-таки предпочитаю. Ну, что вы въ такихъ длахъ понимаете?

— Да позвольте же графиня!.. проговорилъ изумленный генералъ.

— Не дурите!.. Оставьте! У меня теперь хлопотъ полонъ ротъ! Такъ не принцъ? Чтожъ!.. Это умно… Это меня радуетъ!

Съ этими словами она быстро пошла къ двери. Съ генераломъ церемониться она не любила и говорила съ нимъ напрямикъ. Въ дверяхъ она остановилась еще разъ, обернулась и сказала:

— Я дамъ вамъ хорошій совтъ: убирайтесь-ка вы отсюда по добру, по здорову, и сидите дома, сегодня здсь дуетъ не попутный втеръ.

Она многозначительно кивнула и ушла.

Генералъ покрутилъ усы и прикусилъ губы. Долго простоялъ онъ, задумавшись, на одномъ мст и затмъ шумно ударилъ по паркету брякнувшей саблей.

— Чортъ бы ихъ побралъ! проворчалъ онъ, — не позоръ ли это. Одна только черная неблагородность! Но все-таки! это благополучно не кончится!

Скорчивъ отвратительную гримасу, онъ началъ отступленіе. Въ это самое время принцъ Александръ, въ страшномъ волненіи, писалъ своему царствующему брату письмо, въ которомъ упрекалъ его въ нанесенной ему обид и говорилъ, что слагаетъ съ себя вс послдствія ршенія, принятаго братомъ, помимо его вдома. Слагая съ себя отвтственность, онъ вмст съ тмъ, просилъ отпустить его въ имніе.

XLIV.

Несчастіе совершилось: капитанъ фонъ-Ротвейль лежалъ тяжело раненый въ гарнизонномъ лазарет.

Въ публик уже давно ходили смутные слухи, что чопорный плацмайоръ нсколько причастенъ къ длу о появленіи привиднія подъ новый годъ. Это говорили, конечно, скептики, врующіе же крестились при одной мысли о такомъ святотатств. Въ послднее время о Ротвейл много говорили, и его имя соединяли съ именемъ принцессы Агнесы, кром того, говорили, что онъ упорно преслдуетъ своимъ ухаживаньемъ Сеппи.

Слухи эти, конечно, стали извстны и плацмайору, вслдствіе ихъ-то онъ сдлалъ сцену поручику фонъ-Рейхерту, предполагая, что только онъ одинъ могъ разсказать о ночномъ происшествіи въ замк, такъ какъ находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ фрейленъ фонъ-Рошъ, повренной принцессы.

Въ X. была настоящая эпидемія на анонимныя письма, и потому вс ихъ получали, начиная отъ герцога и герцогини. На этотъ разъ герцогиня получила нсколько такихъ писемъ объ отношеніяхъ Ротвейля къ ея дочери. Ей, какъ женщин ловкой, удалось перехватить анонимныя письма къ мужу, и скрыть отъ него связь дочери. Принцесса Агнеса тоже получила анонимное письмо о томъ, что ея возлюбленный ухаживаетъ за другими женщинами, что онъ человкъ втряный, и потому не мшало бы ей дать ему отставку. Никакія слдствія, конечно, ничего не открывали, только плацмайоръ еще боле сталъ бояться поручика фонъ-Рейхерта, и не всегда скрывалъ свой страхъ. Въ сущности капитанъ фонъ-Ротвейль былъ трусишка, и, не смотря на вс свои предосторожности, страшно боялся, чтобы герцогъ не узналъ объ его отношеніяхъ къ своей старшей дочери, боялся, что поручикъ, презрніе котораго къ нему было очевидно, сболтнетъ что-нибудь. Рейхертъ же молчалъ ради Елены.

Но недавно, въ одномъ обществ, обоюдная ненависть внезапно проявилась и произвела неожиданный скандалъ.

— Что вы понимаете! раздался грубый, громкій голосъ.

— Извините, капитанъ, я понимаю не хуже васъ, отвчалъ другой голосъ, и присутствующіе увидали двухъ раскраснвшихся людей, въ ярости стоявшихъ другъ передъ другомъ. Дло шло о фактахъ.

— Это не такъ, говорятъ вамъ… Вы ничего не понимаете, да и вообще ведете себя до крайности неприлично! въ совершенной ярости и съ сверкающими отъ гнва глазами, вскричалъ плацмайоръ.

— Я не позволю вамъ такъ говорить со мной. Мы тутъ не на служб, а въ обществ. Если вы это забываете, то я не забываю! отвчалъ Рейхертъ, съ трудомъ сдерживая себя.

Затмъ послышались такія слова, загладить которыя можно было только кровью. Посл такого скандала, дуэль была неизбжной, и произошла черезъ нсколько дней. Пуля поручика попала въ грудь зачинщику ссоры.

Въ то время, какъ плацмайоръ лежалъ съ тяжелой раной въ груди въ гарнизонномъ лазарет, слдствіе открывало его темныя дла. И герцогъ, на этотъ разъ не имвшій возможности защитить его, по невол узналъ, что за человкъ плацмайоръ, и въ какихъ отношеніяхъ находился онъ къ его дочери. Слдствіе открыло, что принцесса являлась на свиданіе въ дежурную комнату, и что подъ новый годъ, лишенная возможности пройти къ себ, она была участницей недостойнаго обмана, произведеннаго плацмайоромъ посредствомъ простаго волшебнаго фонаря, и такъ напугавшаго солдатъ, да и самого герцога.

Герцогъ выходилъ изъ себя, онъ безпрестанно призывалъ то генерала Зандревскаго, то министра, то гофмаршала, и осыпалъ ихъ не только упреками, но и оскорбленіями. Затмъ наступила очередь принцессы, и старикъ съ еще большей яростью бросился къ Дочери, чтобы наказать ее.. Но тамъ онъ засталъ врача и увидалъ огорченныя и заплаканныя лица, несчастная, любящая принцесса Агнеса, узнавъ объ исход дуэли, упала въ обморокъ, и съ плачемъ и стонами требовала, чтобы ее свели къ возлюбленному, съ которымъ она хочетъ умереть.

Несчастный отецъ былъ точно убитъ и ломалъ себ руки отъ отчаянія. Такъ и ее, несчастную двушку, провелъ этотъ хитрецъ, на котораго онъ надялся, какъ на каменную гору?

Старикъ стоялъ, никмъ незамченный, и въ ярости сжималъ кулаки. Жена назвала его слабохарактернымъ, что было совершенно справедливо, но теперь онъ покажетъ себя и назначитъ такой судъ, что небу станетъ жарко! Онъ ушелъ къ себ, заперся и, какъ левъ въ клтк, сталъ ходить изъ угла въ уголъ.

— Карету! приказалъ онъ наконецъ.

Карета покатила мимо группъ взволнованнаго народа, стоявшаго по улицамъ и площадямъ, и подъхала къ гарнизонному лазарету.

— Что это значитъ… отчего столько народа? разсянно спросилъ герцогъ, вовсе не замчая, какъ мраченъ стоявшій тутъ народъ.

— Вроятно, ваше высочество, народъ ждетъ войска… сегодня тутъ долженъ пройти нейштадтскій батальонъ, весьма находчиво отвчалъ хавшій съ нимъ адъютантъ, который очень хорошо зналъ, почему собрался народъ, но вовсе не хотлъ говорить.

— Совершенно врно… нейштадтскій батальонъ… съ майоромъ Габлеромъ, не такъ ли?

— Майоръ Габлеръ отрапортовался больнымъ…

— Такъ, такъ, я забылъ… Ну, вотъ мы и пріхали, вы посидите здсь, а наверхъ я пойду одинъ.

— Слушаю, ваше высочество!

Герцогъ какъ-то странно, особенно разсянно взглянулъ на мрачное зданіе и пошелъ, точно въ забытьи.

Вс служащіе забгали въ страх, при вид неожиданно подъхавшей герцогской кареты, смотритель натянулъ второпяхъ на неформенные штаны мундиръ, бросилъ только что начатую кружку пива и, схвативъ фуражку, побжалъ на парадную лстницу. Дежурнаго врача позвали поскоре въ лазаретъ. Къ счастью, герцогъ началъ разговаривать съ выздоравливающими, ходившими по двору, и потому служителя успли хоть немножко прибрать.

Все лазаретное начальство боялось неожиданной ревизіи, но герцогъ заявилъ прибжавшему врачу, что онъ желалъ бы постить плацмайора фонъ-Ротвейля.

— Извините, ваше высочество, видть его можно, но говорить съ нимъ нельзя, почтительно проговорилъ врачъ.

— Въ такомъ случа покажите его мн! приказалъ герцогъ.

Изъ сосдней комнаты герцогъ увидалъ блднаго больнаго, до такой степени перемнившагося, что его можно было принять за мертваго.

— И это измнникъ! подумалъ герцогъ, на лиц котораго выразилась нестерпимая душевная боль.

Затмъ онъ повернулся, и тихо, на цыпочкахъ, пошелъ въ другую комнату.

— Есть ли надежда? шопотомъ спросилъ онъ.

— Очень мало, ваше высочество… пуля задла лвое легкое и осталась въ тл.

— Страдаетъ онъ?

— Да… у него жаръ, и затруднено дыханіе.

— Лчите его… старайтесь, чтобы онъ ни въ чемъ не нуждался, докторъ. Какъ ваша фамилія?

— Тилау, ваше высочество.

— Да… да… Тилау, Тилау! Пожалуйста, чтобы онъ ни въ чемъ не терплъ недостатка… вы отвтите мн за послдствія!

Вс служащіе съ радостью увидали, что герцогская карета ухала. Слдовательно, ревизіи не будетъ… Слава Богу!

Смотритель снялъ тсный мундиръ и снова услся за пиво.

— Капитанъ фонъ-Ротвейль очень плохъ, сказалъ герцогъ, сидя съ адъютантомъ своимъ въ карет.

— Я слышалъ объ этомъ, ваше высочество.

— А военный судъ… Я говорю про поручика фонъ-Рейхерта?

— Его отправляютъ сегодня во Франценсбургъ, ваше высочество.

— Гм… гм… скверно.

XLV.

14го іюня, когда въ Франкфурт Германія подала голосъ противъ Пруссіи, въ X. происходило такое волненіе, что благоразумные люди укладывали свои вещи и собирались отправлять куда нибудь подальше дтей.

Какъ предсказывалъ генералъ Бодманъ, герцогу пришлось подъискивать себ другое мсто жительства. Въ ночь на пятнадцатое число, прусскіе гусары перешли границу. Война была близка. Въ три часа ночи герцогъ былъ разбуженъ, и только на слдующее утро добрые жители резиденціи узнали, что государь ихъ ухалъ къ своей храброй арміи.

15го іюня былъ теплый, ясный день. Солнце ярко свтило надъ лихорадочно возбужденнымъ городомъ. Все населеніе вскочило на ноги, когда раздалось извстіе, что пруссаки идутъ! Извстіе это пришло въ городъ по телеграфу и разнеслось съ быстротой молніи. Съ восьми часовъ утра все населеніе высыпало на улицу и выражало неподдльный страхъ. Вс читали желтые листки съ такими извстіями:

‘Бургомистръ Борны доноситъ, что сегодня, вскор посл полуночи, черезъ границу перешли прусскіе гусары и двинулись въ X. Съ двухъ часовъ двигается пхота и артиллерія.

‘Его высочество герцогъ Францъ отправился сегодня въ пять часовъ утра въ армію, въ Гольцкирхенъ.

‘По словамъ населенія, прусскія войска стягиваются при Билах у подножія горы. Враждебныхъ дйствій до сихъ поръ никакихъ не происходило’.

Герцогъ слдовательно бжалъ, покинувъ на произволъ судьбы свою столицу и предоставивъ семейство на великодушіе непріятеля. За нимъ, къ югу, съ самаго утра потянулись жители, узжавшіе и по желзной дорог, и на лошадяхъ, и уходившіе даже пшкомъ. Боле цнное достояніе они уносили съ собой, оставляя все остальное непріятелю. Въ замк сидла герцогиня около своей больной дочери, и, не смотря на всеобщій переполохъ, казалась довольно спокойной и съ презрніемъ смотрла, какъ сановники, поблднвъ и растерявшись, не помнили себя отъ страха и неусыпно умоляли герцогиню бжать и не отдаваться въ руки грубымъ солдатамъ. Генералъ Зандревскій, какъ угорлый, прибжалъ изъ дворцоваго флигеля во дворецъ, посмотрлъ, что тамъ длается, и удралъ вонъ изъ города, чтобы не дать пруссакамъ захватить такого важнаго плнника.

Среди трусовъ герцогин пришлось видть и людей смлыхъ. Такъ, напримръ, графъ Зальцка, не смотря на видимую для себя опасность, явился предложить герцогин свои услуги, какъ явились многіе простые граждане и умоляли ее не подвергать себя опасности. Суетня въ город была страшная, многіе жители, отправивъ свои семьи, зарывали цнныя вещи въ землю, точно ожидали такого же грабежа, какой былъ въ тридцатилтнюю войну. Вся молодежь вышла на возвышенность съ сверной стороны, откуда было видно приближеніе пруссаковъ, которые заявили, что они ведутъ войну не съ мирными гражданами, а противъ герцога Франца и его арміи. Такое заявленіе, сдлавшееся извстнымъ только къ вечеру, успокоило большую часть оставшихся горожанъ.

На холм, около большой дороги, стоялъ скромный трактиръ. Неподалеку отъ него, подъ высокимъ дубомъ, сидлъ ректоръ Магнификусъ и краснымъ индйскимъ платкомъ вытиралъ потъ съ своего лица. Около него, на трав, лежали студенты и издали, вроятно, походили своими голубыми, красными и желтыми фуражками на цвты, разсыпанные по лугу. Къ нимъ потомъ присоединился любимецъ герцога, г. Кюкопфъ, появленіе котораго произвело нкоторую сенсацію. Неподалеку отъ нихъ, у опушки ближайшаго лсочка, лагеремъ стояли прусскія войска. Въ тни высокихъ деревьевъ сверкало ихъ оружіе. Они отдыхали беззаботно и, повидимому, въ совершенномъ поко, только кое-гд взадъ и впередъ ходили караульные солдаты. Подл. сложенныхъ въ козла ружей лежали ранцы, а дале горли разведенные костры и доносился за. пахъ кофе. По другую сторону шоссе, рядомъ съ лошадьми, вшими сно, и съ орудіями, виднлись голубые гусары и темные артиллеристы.

Зрлище было оживленное и привлекательное: любопытные подходили все ближе и ближе. Все это походило скоре на маневры, чмъ на войну. Ректоръ Магнификусъ тоже вообразилъ, что это маневры, и пошелъ въ сопровожденіи Кюкопфа и нсколькихъ студентовъ по шоссе до голубыхъ гусаръ. У самой дороги стояла маленькая группа, состоявшая изъ генерала и его штаба, за которыми ординарцы держали лошадей. Какой-то капитанъ, съ широкими красными лампасами на штанахъ, удобно сидлъ на краю рва и разсматривалъ разложенную рядомъ съ нимъ карту.

— Шуленбургъ, не хотите ли вина? спросилъ кто-то, подходя ко рву.

— Позвольте, сказалъ офицеръ, разсматривавшій карту. Онъ выпилъ стаканъ вина, взялъ снова сигару въ зубы и продолжалъ изучать карту.

Ректоръ поклонился, офицеры вжливо отвтили на поклонъ. Изъ группы отдлился генералъ и подошелъ къ ректору, студенты разступились.

— Вы, господа, пришли изъ X.? спросилъ генералъ.

— Точно такъ… только что оттуда, отвчалъ ректоръ.

— Мы вотъ хотимъ сдлать вамъ визитъ… и потому сегодня ранехонько вышли изъ Риппаха, добродушно улыбаясь, продолжалъ генералъ.

— Вы являетесь нсколько неожиданно, господинъ генералъ! Позвольте мн представиться… ректоръ здшняго университета… Магнификусъ Санновъ.

— Генералъ фонъ Шварцъ… Очень радъ познакомиться съ человкомъ, имя котораго пользуется такой извстностью въ ученомъ мір.

— Вы очень любезны, генералъ, но въ сущности…

— Сегодня я отчасти Hannibal ante portas, но надюсь безъ кровопролитія двинуться туда.

Онъ указалъ на городъ, лежавшій внизу.

— Это будетъ вамъ весьма нетрудно, такъ какъ сегодня, вслдъ за герцогомъ, изъ города вышли послднія войска. Кром караула, въ город нтъ ничего.

— Тмъ лучше, господа.

— Dum Roma dlibrt, Segantum prit! пожавъ плечами, сказалъ ректоръ.

— Но мы вдь идемъ къ вамъ не какъ враги, и надемся, что насъ встртятъ безъ страха и ужаса. Войну мы ведемъ только противъ вашего правительства, а не противъ мирныхъ подданныхъ… Мн было бы очень пріятно, еслибы эти слова моего всемилостивйшаго короля стали всмъ извстны… Никого не желаемъ мы обезпокоить, и поступаемъ такъ только потому, что принуждены дйствовать.

— Жаль, что этого раньше не знали въ город, возразилъ ректоръ: — многихъ это избавило бы отъ непріятностей, такъ какъ сегодня, съ ранняго утра, узжаютъ изъ города.

— Узжаютъ, вроятно, только т, у кого совсть нечиста.

— Значитъ, совсть нечиста у большинства.

Въ эту минуту, къ генералу подошелъ офицеръ съ красными лампасами.

— Уже половина одиннадцатаго, проговорилъ он, отдавая честь.

— Ну, такъ en avant.

— Такъ его высочество ухалъ только сегодня поутру? спросилъ офицеръ, обращаясь къ ректору.

— Да, услыхавъ, что вы перешли границу. Его подняли съ постели.

— Гм! проговорилъ генералъ, покручивая усы:— А герцогиня?

— Принцесса Агнеса очень больна… и поэтому герцогиня съ дамами и со всмъ дворомъ остались.

— А принцъ Александръ?

— О немъ я ничего не знаю.

Между тмъ лагерь ожилъ. Слова: ‘На лошадей!.. къ оружію!…’ съ быстротой молніи обнеслись по маленькому лагерю. Вс тихо взялись за оружіе и стали рядами.

Ректоръ и студенты только теперь замтили, что на берегу рки тоже стояли пруссаки, подходившіе къ шоссе.

— Ну, до свиданья, господа! вскричалъ генералъ, садясь на лошадь и, въ сопровожденіи своего штаба, направляясь къ городу.

Ректоръ увидалъ тутъ быстроту движенія прусскихъ войскъ, обратившуюся въ поговорку. Съ быстротой молніи кавалерія влетла въ городъ и заняла вс улицы. Пхота заняла желзнодорожные пути, замокъ и вс главные пункты города. Не успли жители опомниться, какъ городъ уже былъ въ рукахъ непріятеля.

Все произошло тихо, безъ суетни и въ полнйшемъ порядк, и когда перепуганные жители увидали, что никакого грабежа не начинается, то стали понемногу выползать изъ своихъ домовъ и вступать въ разговоры съ такими же нмцами, какъ и они. Женщины несли воду и пищу, а мужчины приносили вина и сигаръ.

Молодой гусарскій офицеръ прискакалъ во глав патруля въ герцогскій паркъ, и встртился тамъ, на большой алле, со сторожемъ парка. Сторожъ, отдавъ честь, указалъ на дощечку и сказалъ:

— Господинъ поручикъ, здсь запрещено здить на лошадяхъ, мн придется оштрафовать васъ.

— Нтъ, ужь не штрафуйте, добродушно отвчалъ офицеръ, останавливая лошадь,— вдь мы не катаемся, а исполняемъ долгъ службы.

Съ этими словами онъ, какъ вихрь, пронесся къ самому замку, и къ гауптвахт, гд солдаты не успли сдлать даже на караулъ. Гусары спшились и расположились на лужайк около своихъ лошадей. Огорченная и поблднвшая герцогиня, только что прочитавшая письмо, второпяхъ написанное ей мужемъ передъ отъздомъ, увидала изъ своей голубой комнаты прусскихъ гусаръ. Она сначала страшно испугалась, но потомъ вскочила и съ достоинствомъ вскричала:

— Гофмаршалъ фонъ-Вальвицъ!

Придворная дама въ страх бросилась изъ комнаты. Герцогиня была глубоко возмущена. Что случилось въ одну ночь? Мужъ ея бжалъ и сама она находится въ рукахъ непріятеля. Гордости ея былъ нанесенъ жестокій ударъ.

— Неужели же Австрія, на которую она такъ надялась, могла допустить, чтобы ее… герцогиню взяли въ плнъ ихъ враги, пруссаки? и гд же армія, которой такъ гордился герцогъ.

На минуту ей мелькнула мысль о побг, но мысль эту она тотчасъ же отвергнула… у нея была больная дочь, не могла же она бросить ее на произволъ грубыхъ солдатъ. И какъ наглы эти гусары! они осмливаются привязывать своихъ лошадей къ деревьямъ ея парка!.. и распоряжаются точно у себя дома.

— Господина фонъ-Вальвица нигд найти не могутъ, ваше высочество, со страхомъ проговорила блдная и дрожащая дама.

Герцогиня обернулась и вытянулась во весь ростъ.

— Какъ! вскричала она.— Такъ и онъ бжалъ?

— Не знаю… его ищутъ, ваше высочество, уклончиво отвчала дежурная дама:— но баронъ фонъ-Гримменштейнъ проситъ принять его.

— Баронъ? Просите… такъ нашелся одинъ человкъ… одна душа!.. и этотъ человкъ никогда не былъ у насъ наемщикомъ!..

Придворная дама съ испугомъ увидала, какъ лицо герцогини исказилось, и какъ она судорожно сжала кулаки.

— Ваше высочество, сказалъ старикъ, войдя въ комнату и опираясь на палку.

Старикъ былъ въ своемъ голубомъ фрак, въ бломъ галстук и съ блымъ крестомъ на ше. Герцогиня встала передъ нимъ и губы ея судорожно сжались.

— Вы пришли посмотрть, какъ непрочно все земное, баронъ Гримменштейнъ, рзко проговорила она, точно каждое слово причиняло ей нестерпимую боль.

— Я пришелъ, ваше высочество, спросить васъ, не могу-ли я быть вамъ чмъ нибудь полезнымъ, просто и съ достоинствомъ отвчалъ старый дворянинъ.

— Въ такомъ случа вы длаете то, чего даже не обязаны длать и чмъ могли бы служить примромъ для другихъ.

Она указала на паркъ, гд стояли гусары, и на пустыя комнаты.

— Какъ въ такое короткое время все можетъ измниться, съ рзкой усмшкой продолжала она.— До вчерашняго дня здсь раздавались напыщенныя фразы, а сегодня я одна съ своими дтьми… совершенно одна!

— На безсиліе и терпніе Пруссіи слишкомъ понадялись, отвчалъ старикъ, невольно пожимая плечами, и съ искреннимъ участіемъ глядя на герцогиню:— но вы все-таки не одн, хотя, можетъ быть, кое-кто отъ неожиданности и потерялъ голову… Кром того, я позволю себ замтить, что король Вильгельмъ…

— Знаю… знаю… съ раздраженіемъ, какъ львица, перебила его герцогиня:— такими словами одурачиваютъ народъ и ниспровергаютъ престолы…

Она нсколько разъ прошлась по комнат.

— Нтъ! нтъ! не надо милости отъ враговъ!.. это было бы подаяніемъ… пусть они ржутъ, грабятъ… придетъ вдь, наконецъ, день возмездія!..

Она вдругъ остановилась, тяжело переводя духъ, и стала прислушиваться въ отворенное окно. Вмст съ ароматичнымъ легкимъ втеркомъ, изъ парка доносился какой то гулъ въ род морскаго шума, къ нему примшивался стукъ барабана и свистъ. Гусары въ одинъ мигъ вскочили на лошадей, и начали здить взадъ и впередъ.

Герцогиня поблднла… и, поднявъ глаза къ небу, опустилась на диванъ и залилась слезами…

— Смерть моя!.. простонала она.

Дежурная дама и баронъ съ испугомъ бросились къ ней, и въ ту же минуту услыхали внизу голоса, а въ комнату вбжали придворные, пропавшій гофмаршалъ фонъ-Вальвицъ, и затмъ принцесса Гильда и нсколько придворныхъ дамъ… Вс они кричали:

Пруссаки идутъ… пруссаки вошли!

Дйствительно непріятель,— то есть главная прусская колонна,— ровно въ двнадцать часовъ, вошелъ въ городъ. Часть колонны тотчасъ же пошла дале въ страну и заняла ближайшій соединительный желзнодорожный пунктъ, а остальная осталась въ резиденціи.

Равномрные шаги пхоты раздавались по мостовой, а дома дрожали отъ прозжавшей тяжелой артиллеріи. Вслдъ за вступленіемъ пруссаковъ всмъ тотчасъ же стало ясно, что эти люди грабить никого не станутъ, но тмъ не мене бургомистръ и городскіе депутаты вышли на встрчу къ генералу, и просили его пощадить городъ. Генералъ повторилъ имъ то же, что уже говорилъ ректору.

Этотъ разговоръ происходилъ еще въ предмсть, передъ большимъ красивымъ домомъ, выходившимъ на бульваръ. Солдаты остановились передъ нимъ, чтобы немного почиститься и обтереть пыль до вступленія въ настоящій городъ.

Изъ окна перваго этажа высунулась толстая фигура графини Феличиты, и въ бинокль смотрла, съ свойственной ей наглостью, на непріятельскія войска. Она съ насмшливой улыбкой слдила за поклонами бургомистра и депутатовъ, а замтивъ, что колонна двинулась впередъ, она подняла руку и, повернувшись въ комнату, проговорила:

— Погодите вы… игрушечные солдатики… посмотримъ, что-то будетъ черезъ три недли… Что-то будетъ тогда съ вами!

— Хорошо, кабы устами вашей милости да медъ пить, отвчалъ человкъ, стоявшій въ комнат и оказавшійся парикмахеромъ Кюкопфомъ:— но только не врится что-то.

Пруссаки, между тмъ, сверкающимъ потокомъ распространялись по городу. Лицо графини становилось тмъ серьезне и мрачне, чмъ дальше она смотрла на пруссаковъ. Она никогда не видывала прусскаго войска, а слышала только насмшки надъ нишъ, и ей вдругъ пришло въ голову: что если это неправда? если пруссаки вовсе не игрушечные солдаты? Лицо ея омрачилось еще боле, и, быстро прогнавъ отъ себя сомнніе, она громко позвонила

— Запрягать желтую карету… самую нарядную… я ду въ замокъ!

— Графиня!.. со страхомъ проговорилъ Жанъ Кюкопфъ.

— Молчи!.. Что ты понимаешь! грубо крикнула она. Я не боюсь… и поду!

Изъ наряднаго своего магазина выглядывала Сеппи, одтая въ очень изящное платье, но безъ цвтовъ, и смло смотрла на заглядывавшихся на нее голубыхъ гусаръ. Она стояла въ дверяхъ, прислонившись плечомъ къ косяку, скрестивъ на груди руки и выставивъ свои маленькія ножки. Она мысленно сравнивала пруссаковъ съ мстными офицерами, какъ Ротвейль и другіе, и выраженіе лица ея мнялось ежеминутно.

Наверху, на своемъ маленькомъ балкончик, стояла Валерія фонъ-Боденштейнъ и смотрла на проходившія войска. Приходу пруссаковъ она была рада, хотя сама не сознавала почему.

— Ахъ! еслибы я была мужчиной! постоянно шептала она, страстно желая хоть какъ нибудь измнить свою жизнь.

Все, что она пережила въ X., приходило ей теперь въ голову… Принцъ… лживый, трусливый женскій рабъ… гд онъ теперь?.. и гд вс подлыя креатуры, ненавидвшія пруссаковъ? Затмъ ей представился образъ Бессинга, съ упрекомъ глядвшій на нее. Она опустила глаза, и по щекамъ ея покатились слезы.

Какъ разъ въ эту минуту, между толпою прозжала четверней желтая карета, съ напудренными кучеромъ и лакеемъ, и повернула къ замку. Ненавистную графиню толпа провожала свистками и шиканьемъ, а она нагло смотрла на нее, сидя въ карет на вытяжку. Къ счастью для нея, что толпу сдерживалъ страхъ передъ пруссаками, а то графиня провела бы весьма непріятную четверть часика.

Такимъ образомъ, эта вредная женщина пріхала къ своей несчастной, покинутой подруг. Гордо поднялась она по лстниц, въ покои герцогини, гд встртилась съ графомъ Зальцка, только что простившимся съ герцогиней.

— До свиданья, графъ! сказала она, протягивая ему свою жирную руку.

— До свиданья, графиня, оффиціально отвчалъ посланникъ, не дотрогиваясь до руки.

— Не боле, какъ черезъ три недли!.. Дорогая моя… какія времена мы переживаемъ! съ паосомъ обратилась она къ герцогин, обнявъ ее и напечатлвъ поцлуй Іуды.

Нахмуривъ брови отъ негодованія, вышелъ графъ изъ дворца, караулъ котораго уже былъ занятъ пруссаками. Черезъ нсколько минутъ, карета его остановилась передъ магазиномъ Сеппи.

— Я пріхалъ проститься, быстро заговорилъ онъ, съ грустью глядя на хорошенькую двушку.— Ужь пора… черезъ полчаса я узжаю.

Сеппи подошла къ самой выручк, у которой остановился и графъ.

— Такъ вотъ какъ! почти съ презрніемъ проговорила она: — навязавъ все это намъ на шею, вы теперь покидаете насъ?.. Какіе вы вс герои!.. на словахъ-то вы были храбры… готовы были проглотить пруссаковъ… Ну, что же, глотайте… они тутъ!

— Молчи, двчонка, много ты понимаешь, сердито продолжалъ Зальцка,— Ну, что же такое? въ Вн ошиблись въ разсчет. Мы постараемся прогнать этихъ господъ.

— Вотъ какъ… а между тмъ они уже здсь, и герцогиня у нихъ въ плну.

— И ты тоже, пруссофилка! Разв теб Бессингъ не говорилъ, что я тутъ не причемъ?.. Ну, такъ миръ, Сеппи, разстанемся друзьями, я и то слишкомъ промшкалъ. Если пруссаки возьмутъ меня, это не будетъ выгодно… Ну, прощай же, душа моя, или, лучше сказать, до свиданья, такъ какъ черезъ нсколько недль я надюсь быть здсь, и съ большимъ обществомъ… а до тхъ поръ постарайся остаться мн врной.

Двушка долго, пристально глядла на красивое лицо Зальцка. Сначала она хотла сказать что то хорошее и протянула даже руку, по потомъ глаза ея сверкнули злобой и она сказала:

— Не могу согласиться съ вами, господа дипломаты, хоть я и простая двушка, но все-таки скажу, что вы поступили нехорошо. Если австрійскій императоръ, сидя въ Вн, не могъ защитить своихъ друзей, то полагаю я, что ему и не слдовало вовлекать ихъ въ непріятность. Когда вы прідете благополучно въ Вну и увидите его, то поклонитесь и скажите, что скоро вс мы опруссачимся.

— Это послднее твое слово, Сеппи… и ничего другаго ты мн не скажешь? съ жаромъ спрашивалъ Зальцка. И ты не дашь мн руки на прощанье?

— Нтъ… но если, графчикъ, вы вернетесь, то все будетъ по старому…

— Хорошо же, смотри… будь мн врна, и не засматривайся на пруссаковъ.

— Я то вамъ врна?.. смясь, сказала она:— такъ же врна, какъ была прежде. Ну, прощайте, Господь съ вами.

Съ этими словами она убжала изъ магазина. Графъ постоялъ немного, затмъ тоже ушелъ изъ магазина, слъ въ карету и похалъ. Черезъ полчаса онъ уже выбрался изъ города, гд расположились пруссаки. Городъ какъ будто не чувствовалъ, что онъ занятъ непріятелемъ, къ герцогин никто не являлся и графиня тщетно ждала прихода прусскаго генерала, котораго она хотла сразить своимъ презрніемъ. Подождавъ, она безпрепятственно похала домой въ своей парадной карет.

Герцогиня и другія дамы могли бжать, но предпочли остаться, частью для того, чтобы прослыть жертвами прусскаго варварства, а частью — вслдствіе болзни принцессы, неустанно просившей, чтобы ее свезли къ раненому.

Это игнорированіе ея особы со стороны прусскаго генерала сильно тревожило герцогиню. Она усматривала въ этомъ уничтожающее презрніе, и страшно бсилась.

Въ одномъ позд съ прусскимъ батальономъ халъ поручикъ фонъ-Рейхертъ — въ штатскомъ плать — котораго освободили изъ подъ ареста, вслдствіе появленія пруссаковъ.

Война началась, но война вовсе не ожесточенная, такъ какъ національной ненависти не было и въ помин.

XLVI.

Король Вильгельмъ до начала войны заявилъ, что онъ гарантируетъ владнія мелкимъ владтельнымъ принцамъ, если они останутся нейтральными. Герцогъ Францъ нейтральнымъ не остался, и потому мы находимъ его герцогство занятымъ пруссаками. У станціи желзной дороги X. стояли лица, все намъ знакомыя. Санновъ, изъ адъюнктовъ попавшій въ офицеры прусскаго ландвера, баронъ Гримменштейнъ и, наконецъ, Бессингъ.

Нсколько мсяцевъ тому назадъ, Бессингъ принужденъ былъ ухать изъ X., куда вернулся теперь гражданскимъ губернаторомъ. Назначеніе это было для него пріятной неожиданностью. Онъ и желалъ хать въ X., чтобы видть Гильду, и боялся хать, не зная, каковы будутъ его отношенія къ герцогской фамиліи, тмъ боле, что герцогство это навсегда присоединялось къ Пруссіи.

Бессингъ былъ встрченъ барономъ фонъ-Гримменштейномъ, съ которымъ и похалъ въ гостинницу ‘Лебедь’, гд, пока, намренъ былъ поселиться. Относительно герцогской фамиліи онъ не получилъ никакихъ инструкцій, и ему было предоставлено поступить по своему усмотрнію. Онъ посовтовался съ барономъ фонъ-Гримменштейномъ, и они поршили, что Бессингу лучше не являться самому къ герцогин, а черезъ гофмаршала дать ей знать о цли своего прізда въ X. Длъ у него было столько, что онъ только къ вечеру освободился и могъ подумать о себ. Онъ досталъ портретъ Тильды, долго любовался имъ, и затмъ, сложивъ его, вышелъ съ задняго хода гостинницы и пробрался въ паркъ. Стемнло такъ, что эти не было видно. Онъ остановился передъ замкомъ и тотчасъ же увидалъ, что окна его милой освщены. Она, конечно, уже знала, что онъ въ X.

Гардина въ окн заколыхалась… слдовательно окно было отворено, чего онъ прежде не замтилъ. Гд-то послышались голоса… Въ то время, какъ онъ прислушивался, онъ увидлъ чью-то тнь, но не могъ разглядть ея. Онъ стоялъ, затаивъ дыханіе, и прислушивался. Потомъ занавска вдругъ заколыхалась, и въ окн показалась чья-то женская фигура. У Бессинга сердце замерло отъ восторга… это она… Гильда, его возлюбленная! Онъ хорошо зналъ дорогой образъ.

Донесъ-ли ночной втерокъ его шопотъ, или же онъ произнесъ ея имя громче, чмъ хотлъ, но только въ окн поднялись дв руки, точно обнимая кого-то, Бессингъ услыхалъ свое имя и тихо произнесенное слово: ‘Иду!’ Затмъ окно опустло, и черезъ какую нибудь минуту счастливые любовники лежали въ объятіяхъ другъ друга, не помня себя отъ блаженства.

XLVII.

Жизнь въ X. пошла своимъ чередомъ, дти по прежнему ходили въ школу, отцы ихъ — на службу и на работу, а матери занимались хозяйствомъ.

Герцогиня, дочери ея и дворъ жили въ полнйшемъ уединеніи. Бессингъ послалъ одного изъ своихъ чиновниковъ къ гофмаршалу, и черезъ него предложилъ герцогин свои услуги. Она выразила только одно желаніе: не видть боле прусскихъ солдатъ, поэтому Бессингъ тотчасъ же отдалъ распоряженіе, чтобы караулъ стоялъ за паркомъ, а пруссаки, назначенные на службу въ замк, являлись въ штатскомъ плать. Входъ въ паркъ публик былъ запрещенъ, и потому герцогская фамилія и дворъ могли гулять, не обращая на себя чьего либо вниманія. Принцесса Генріетта и мужъ ея, принцъ Александръ, жили въ Шенау, а герцогъ находился въ Вюрцбург. Онъ трогательнымъ образомъ простился съ своей арміей и поселился въ старомъ епископскомъ город Вюрцбург. Вначал онъ посылалъ изъ Вюрцбурга писанныя графиней прокламаціи своему народу, но затмъ, видя, что ожидаемыхъ побдъ нтъ, пересталъ посылать и прокламаціи.

Графиня Феличита, посл неудачной политической дятельности, принялась собирать деньги и вещи для раненыхъ, она изъ себя выходила, что пруссаки не обращали на нее никакого вниманія, и позволяли ей длать все, что угодно. Между нею и герцогиней пробжала черная кошка, когда сдлалось извстнымъ, что графиня растранжирила собранныя для раненыхъ деньги.

Графиня была особа хитрая и умла плыть по втру. Она взяла къ себ на квартиру нсколькихъ прусскихъ офицеровъ и солдатъ, и, не смотря на свою скупость, не щадила ни вина, ни пива, ли хорошихъ обдовъ, ни сигаръ. При этомъ она дружески разговаривала съ солдатами, обращалась по товарищески съ офицерами, играла съ ними посл обда на билліард, и, куря папироску, болтала о войн, точно все это была одна шутка.

Она часто здила на ученье и старалась познакомиться съ генералами. Какъ старую графиню ни ругали, какъ надъ ней ни смялись, но однако же цли своей она достигла, и въ замк стали думать, что она хлопочетъ о герцог въ непріятельскомъ лагер. Мнніе же о себ жителей города она узнавала черезъ анонимныя письма, неукоснительно къ ней приходившія.

Въ эти тяжелые дни Бессингъ велъ себя безукоризненно, онъ былъ не только благодтелемъ страны, но и двора. Онъ управлялъ страною кротко, серьезно и энергично, когда это было нужно. Совтнику Фоглеру онъ сказалъ, лишь только тотъ къ нему явился, чтобы онъ жилъ спокойно и не интриговалъ, а иначе онъ тотчасъ же отправитъ его во Франценсбургъ.

Бессингъ занялъ помщеніе, когда-то занимаемое генераломъ Зандревскимъ, въ конц парка. Это было хорошенькое, отдльное, довольно большое зданіе, зачастую служившее помщеніемъ различнымъ членамъ герцогской фамиліи. Съ балкона этого флигеля и изъ южныхъ оконъ его, видна была часть парка, и, кром того, тутъ же въ стн была маленькая калитка, ведущая прямо въ паркъ. У калитки караула не было, такимъ образомъ, влюбленный Бессингъ могъ безъ затрудненія видть Тильду и говорить съ нею. Взаимная любовь ихъ въ эти тяжелыя времена еще боле укрпилась.

Четвертаго іюля къ Бессингу явилась гофмаршальша фонъ-Боденштейнъ и, отъ имени своей дочери, просила снабдить Валерію рекомендательными письмами, такъ какъ та непремнно желала оставить мать и отправиться на театръ войны въ качеств сестры милосердія. Бессингу очень хотлось отговорить Валерію отъ поздки, но онъ хорошо чувствовалъ, что не иметъ на это права. Онъ не могъ себ представить такой хорошенькой, избалованной двушки съ руками въ крови, и перевязывающей раны, но тмъ не мене, онъ общалъ снабдить ее письмами къ знакомымъ санитарамъ и врачамъ.

Въ ту минуту, какъ онъ провожалъ гофмаршальшу до лстницы, къ нему поспшно вошелъ начальникъ телеграфа. Вслдъ за нимъ пріхалъ баронъ фонъ Гримменштейнъ: третьяго іюля при Кёниггрец была дана ршительная битва, кончившаяся полнйшей побдой прусскаго оружія. Вс очень хорошо понимали, что, посл такого пораженія австрійцевъ, война должна была кончиться. Въ продолженіе всего разговора съ старымъ барономъ, въ то время, когда въ город началась пальба, возвщающая о побд, и стны начали покрываться газетными извстіями о битв, Бессингъ постоянно думалъ о своей возлюбленной и о ея несчастныхъ родителяхъ. Онъ пожаллъ стараго герцога, не захотвшаго сохранить нейтралитетъ и потому лишившагося престола, но вмст съ тмъ не могъ не думать, что теперь обстоятельства измнились, и пропасть между нимъ и Тильдой стала не такъ велика.

Ему страстно хотлось поскоре увидать свою милую, поговорить съ нею и утшить ее. Извстіе объ австрійскомъ пораженіи, конечно, достигнуло уже и герцогскаго дворца, и привело всхъ въ сильное уныніе.

Герцогиня была несовсмъ здорова и лежала на диван у себя въ комнат, когда раздался первый выстрлъ. Она вскочила съ дивана и схватилась за сердце, прежде всего ей пришло въ голову, что освободители близко и что тутъ, передъ городомъ, начинается битва.

Она, съ сильно бьющимся сердцемъ, бросилась въ парадныя комнаты, и въ окно стала смотрть на дворцовую площадь. Изъ всхъ оконъ выглядывали взволнованныя лица, на балкон ‘Рыцаря’ стояла госпожа фонъ-Боденштейнъ и смотрла внизъ на толпу, собравшуюся у ея ногъ. Выстрлы слдовали одинъ за другимъ. Герцогиня стояла и смотрла, а сердце у нея такъ и ныло… неужели около нея никого не было, кто объяснилъ бы ей все это?.. Радость, конечно, начала смняться тоской и страхомъ. Въ эту минуту, въ собор ударилъ первый колоколъ, затмъ начался звонъ и во всхъ другихъ церквахъ и смшался съ неперестававшей пальбой… на нкоторыхъ домахъ и на ‘Рыцар’ появились флаги… черные и блые!

Герцогиня начала понимать… она поблднла и колни подъ ней стали подкашиваться. Обернувшись и едва держась на ногахъ, увидала она за собою гофмаршала, такого же блднаго, какъ она, и тоже едва державшагося на ногахъ.

— Ваше высочество! прошепталъ онъ и залился слезами.

При вид такой слабости, къ герцогин вернулась вся ея энергія, она подавила рыданіе, готовое уже вырваться у нея изъ груди, и хотя ноги едва держали ее, но она все-таки совершенно справилась съ собой.

— Говорите же, быстро и рзко сказала она, нахмуривъ брови и вытянувшись во весь ростъ.

Гофмаршалъ долго не могъ собраться съ силами, чтобы вымолвить слово… она теряла терпніе и злилась.

— Да говорите же, господинъ фонъ-Вальвицъ… я приказываю, сказала она.

— Ваше высочество… напечатаны объявленія… эти выстрлы… колокольный звонъ, несвязно и едва слышно шепталъ онъ, по, взглянувъ на нее, испугался и быстро договорилъ:— при Кёниггрец… вчера сражались вплоть до ночи… Фельдмаршалъ Бенедекъ проигралъ сраженіе… двсти орудій…

Онъ вдругъ остановился и поднялъ руки, увидавъ, что герцогиня закрыла глаза и зашаталась. Но она скоро оправилась и тихо, но повелительно проговорила:

— Объявленіе… я хочу прочесть… принесите мн.

— Ваше высочество!..

— Молчите!.. я приказываю… я требую, господинъ фонъ-Вальвицъ!

Гофмаршалъ вынулъ изъ кармана бумажку и подалъ, она взяла ее, быстро ушла и заперлась у себя въ комнатахъ.

XLVIII.

Извстія изъ Кёниггреца произвели въ город, въ стран, въ Германіи, въ цломъ свт, удивленіе, радость и горе: кто торжествовалъ, а кто приходилъ въ отчаяніе и рвалъ на себ волосы.

Въ какіе нибудь шесть дней австрійская армія была побита и почти уничтожена, а побдитель, стянувъ силы на Эльбу, стоялъ наготов, чтобы двинуться на Вну. Такого результата не ожидалъ никто, не ожидали даже сами пруссаки. Это походило на невроятную сказку.

Извстіе о побд пруссаковъ дошло и до деревни, куда ухала невста Саннова съ матерью. Невста доцента, увидавъ его въ военной форм, назвала измнникомъ и боле знать не хотла. Мать и дочь, слыша, что въ город палятъ и звонятъ въ колокола, зарыдали отъ отчаянія. Эрнестина въ страшномъ гор убжала къ себ въ комнату и спрятала голову въ подушки. Госпожа Боденштейнъ, напротивъ того, торжествовала: судьба отомстила за нее врагамъ, которыхъ она ненавидла до глубины души. Она, не подписывая имени, отдала въ печать вс письма, которыя Валерія писала ей съ театра войны, для того только, чтобы уколоть кого-то.

Графиня Вольфскеленъ, рано утромъ, получила письмо и заперлась съ нимъ. Это писалъ ей фонъ Гесницъ изъ Вюрцбурга, и прислалъ съ оказіей. Онъ описывалъ бдность въ главной квартир и ту недостойную роль, которую ихъ заставляютъ играть, писалъ, что единства въ арміи нтъ никакого, и, самое главное, нтъ ни гроша денегъ. Описывая военный планъ союзниковъ, онъ высказывалъ твердое убжденіе, что черезъ нсколько недль они свидятся въ X. Герцогъ находится постоянно въ отвратительномъ расположеніи духа, всмъ не довряетъ и очень раздраженъ. Вс съ нетерпніемъ ждали начала дйствій. Генералъ Зандревскій два раза такъ опростоволосился, что герцогъ въ страшной ярости послалъ его ко всмъ чертямъ. Теперь онъ въ Линц… Барденштейнъ выказалъ страшную безтактность, и оба они попали въ полнйшую немилость. Въ свое время надо будетъ подумать, что можно сдлать для друзей, а теперь оно и лучше, что они не на глазахъ.

Въ письм была масса разныхъ подробностей и о принц Александр, который тщетно ждалъ, чтобы его назначили главнокомандующимъ, и заканчивалось оно просьбой прислать хоть немного денегъ, которыя съ благодарностью будутъ возвращены въ X.

Во время чтенія этого письма, графиня тоже вздрогнула отъ пушечныхъ выстрловъ. Она поспшила на лстницу, какъ была, въ утреннемъ капот, и встртила унтеръ-офицера, стоявшаго у нея на квартир. На вопросъ, что это за пальба, она узнала извстіе о битв при Кёниггрец.

Графиня была такъ поражена, что пошатнулась, но потомъ у нея явилось сомнніе: можетъ ли быть, чтобы Бенедекъ былъ побитъ? Но вслдъ затмъ ей пришлось убдиться, что это такъ, потому что ей принесли печатное объявленіе, злая графиня заперлась у себя въ комнат и не выходила оттуда нсколько часовъ. Какъ Эрнестина въ своей комнат въ деревн, такъ и въ город многія женщины уткнулись въ подушки, заливаясь въ слезахъ, между прочимъ, плакала и Сеппи. Ея патріотическое австрійское сердце было глубоко уязвлено извстіемъ о несчастій. Жанъ Кюкопфъ, ея отецъ, тоже посыпалъ главу свою пепломъ, заперъ магазинъ и никому не показывался. Въ город же ликованье продолжалось до глубокой ночи. Пруссаки праздновали побду, пруссофилы тоже пировали, а любопытные собирались въ трактиры, чтобы узнать подробности и, кстати, выпить пива или вина.

XLIX.

Баронъ фонъ-Гримменштейнъ ухалъ, главныя спшныя дла были окончены. Бессингъ вышелъ на балконъ, и, стоя подъ прикрытіемъ маркизы, напряженно смотрлъ въ паркъ. Съ тхъ поръ, какъ онъ поселился здсь во флигел, между влюбленными существовали условные знаки: если въ комнат, рядомъ съ балкономъ, были опущены шторы, то это означало, что Бессингъ желалъ говорить съ Тильдой, если же у одного извстнаго дерева въ дорожк лежала втка, это значило, что его ждала милая.— Теперь на дорожк лежала втка, она была положена въ то время, какъ у него былъ Гримменштейнъ, и вотъ онъ стоялъ и ждалъ, чтобы спуститься въ паркъ, куда явится возлюбленная.

Увидавъ между кустами желтое платье, онъ сошелъ внизъ, отворилъ калитку своимъ ключемъ и, черезъ нсколько минутъ, уже держалъ Гильду за руки. Руки двушки дрожали и были холодны, какъ ледъ. Она смотрла на него съ нмымъ вопросомъ: правда ли это? точно спрашивала она. И что же теперь будетъ? Онъ отвелъ ее въ сторону, въ густо заросшую бесдку, и прижалъ къ своему сердцу, онъ глядлъ ей прямо въ глаза и души ихъ сливались, оба они сознательно чувствовали одно утшеніе: какъ бы жизнь ихъ ни сложилась, но они никогда не откажутся другъ отъ друга. Только высказавъ это, начали они говорить о другомъ.

— Получилъ ты извстіе… знаешь положительно? тихо спросила она

— Да, Гильда… я получилъ депешу изъ министерства, краткую, но вскую…

Онъ замолчалъ, увидавъ, что глаза ея полны слезъ.

— Вчера происходила большая, ршительная битва, кронпринцъ разбилъ фельдцехмейстера и принудилъ его отступить къ Ольмюцу. Въ прусской главной квартир, вслдствіе этой побды, войну считаютъ почти оконченной.

Принцесса Гильда стояла и думала, а слезы такъ и катились во ея щекамъ.

— А мы?.. А другіе вс? также тихо спросила она.

— Это одному Богу извстно! печально произнесъ Бессингъ: — чмъ больше будетъ побдъ, тмъ скоре кончится кровопролитіе и все придетъ въ должный порядокъ!.. Будемъ надяться!

Молодая взволнованная двушка смотрла внизъ и тихо плакала, потомъ она подняла глаза и зарыдала.

— Отецъ мой!.. мой бдный, добрый отецъ!

Она предполагала, что побда эта будетъ стоить имъ тяжелой жертвы, но никакъ не думала, что съ нею вмст упала и корона отца, она думала объ отц, но не о себ. Какъ твердо онъ надялся и какъ былъ обманутъ, и въ прошедшемъ, и въ будущемъ!

Бессингъ молчалъ и только крпко сжималъ ей руки: что могъ онъ ей сказать!— Она приникла лицомъ къ его груди и онъ чувствовалъ, что она рыдала.

— Будущее въ рукахъ Божіихъ, сталъ онъ утшать ее:— не смотри на него такъ мрачно, не теряй мужества!

— Мой добрый отецъ!.. Онъ былъ въ дурныхъ рукахъ… и теперь искупаетъ это, рыдая, говорила она:— сердце у него доброе и хорошее!

— Отъ своихъ дурныхъ совтниковъ онъ освободился, какъ я слышу… Этотъ тяжелый урокъ сдлаетъ его осторожне… и счастливе, я надюсь.

— Онъ любитъ императора и его братьевъ, какъ родныхъ… какъ онъ перенесетъ это?.. Ты не знаешь его такъ, какъ знаю я… Это убьетъ его!

— Ну, полно!.. не тревожься такъ, Гильда, пожалуйста!.. Горе твое совершенно естественно, но ты смотришь на все слишкомъ мрачно. Кто начинаетъ войну, тотъ готовится и ко всмъ случайностямъ войны.

— Да вдь они ни о чемъ другомъ, какъ о побдахъ, и не думали!

— Ну, конечно… Это походило на какую то болзнь, совершенно ослпившую ихъ, и отъ которой они только теперь очнулись.

Онъ привлекъ къ себ двушку и, съ грустной нжностью, сталъ цловать ея темные волосы и ея чистый лобъ. Какъ прелестна, какъ задушевна была она въ гор!

— А что твоя мать? спросилъ онъ.

Она тревожно взглянула на него.

— Мать! Живо проговорила она, бдная, несчастная мама… Ты подумай только, Гуго, въ какомъ она находится положеніи: покинутая мужемъ и всмъ свтомъ… хотя она и не въ плну, но походитъ на птичку, привязанную на веревочку, которая причиняетъ ей страшную боль, боль ея гордости!.. Она отдана на милостивый произволъ непріятеля… что можетъ она, государыня страны, чувствовать?.. Войска ея выступили, а она слышитъ, какъ побда надъ ними празднуется пушечными выстрлами и колокольнымъ звономъ? Разв это не ужасно?

— Ну, конечно, это тяжело… очень тяжело, горячо возразилъ Бессингъ:— и мн отъ души ее жаль.

— Она заперлась… и никого не хочетъ видть, въ волненіи продолжала принцесса:— гордое сердце ея страдаетъ невыразимо, но этого она никому показать не хочетъ… Кром того, ее тревожитъ и будущее.— Она взглянула на Бессинга, затмъ точно поколебалась на минуту, а потомъ вдругъ крпко сжала его руки, прижала ихъ къ своему сердцу, и съ мольбой посмотрла ему прямо въ глаза, — Гуго, продолжала она:— я знаю… мать моя не любитъ тебя, потому что ты врагъ, ты пруссакъ… но она уважаетъ тебя, потому что знаетъ, какъ кротко и какъ справедливо ты дйствуешь, и какъ снисходителенъ ко всмъ, даже къ своимъ жесточайшимъ врагамъ… Она уважаетъ тебя, я это много разъ слышала отъ нея самой, защищая тебя передъ графиней, она говорила, что ты человкъ, достойный уваженія… Но она изъ гордости никогда не заговоритъ первой… а между тмъ я думаю, что если теперь ты случайно столкнешься или постишь ее… теперь, когда она оставлена всмъ свтомъ… теперь, когда ее можно назвать скоре несчастной женщиной, а не герцогиней… она, наврно… не оттолкнула бы тебя.

Бессингъ сильно покраснлъ, не отъ мысли, что ему придется явиться къ герцогин, а отъ того, что ему нельзя будетъ сказать ей что-нибудь въ утшеніе.

— Теб тяжело… ты не ршаешься? продолжала Гильда, и хотла уже въ смущеніи опустить глаза, какъ онъ быстро прервалъ ее.

— Я пошелъ бы съ удовольствіемъ сейчасъ же, еслибъ только зналъ, что не буду назойливымъ, а могу быть полезнымъ, увряю тебя Гильда, что я отъ души готовъ все сдлать для твоей матери, какъ сдлалъ бы для тебя.

— Ахъ, какъ я благодарна теб за такія слова!.. И ты не смутишься ея мрачнымъ видомъ или дАже ея рзкимъ словомъ?

— Ничмъ, если только этимъ я могу доставить теб удовольствіе.

— Богъ наградитъ тебя за это! вскричала двушка, крпко обнявъ его и прижавъ къ своему сердцу.— Я пойду теперь… а ты останься здсь, живо продолжала она:— я пойду къ мам и посмотрю, а потомъ опять приду сюда, чтобы сказать теб, что тамъ длается.

— Я подожду тебя здсь, Гильда, отвчалъ Бессингъ, нжно глядя ей вслдъ, пока изящная фигура двушки не скрылась въ кустахъ.

— Принцесса Гильда вернулась черезъ нсколько минутъ, и издали подзывала къ себ Бессинга.

— Иди по большой алле, потомъ поверни налво къ Церер, и тамъ ты встртишь мать, быстро проговорила она… Заговори съ ней… безъ боязни, и будь къ ней поснисходительне. Помни, что это мать моя, Гуго… она такъ несчастлива!

— Я пойду… я и безъ того хотлъ быть у нея, отвчалъ онъ, уходя и оставляя двушку.

— А потомъ приходи опять сюда ко мн! крикнула она ему.

Онъ обернулся и, улыбаясь, кивнулъ ей головою.

Принцесса Гильда ходила къ матери и сказала ей, что Бессингъ въ парк и желалъ бы говорить съ нею, если она позволитъ. Она не сказала ей, какимъ образомъ онъ туда попалъ, да и герцогиня объ этотъ не спрашивала. Пристально и задумчиво посмотрвъ на дочь, она встала и подошла къ окну. Долго смотрла она въ паркъ, потомъ тихо повернулась, кивнула головой и сказала:

— Господинъ фонъ-Бессингъ можетъ прійти… я приму его.

— Въ парк, мама? съ радостью спросила дочь.

— Ну, хорошо… въ парк.

— Тамъ около Цереры! вскричала Гильда и, совершенно довольная и счастливая, выбжала изъ комнаты. Она была невыразимо рада, что мать ея согласилась говорить съ Бессингомъ.

Невроятное совершилось: гордая, глубоко подавленная женщина протянула руку своему врагу. Она долго, пристально смотрла на него и была тронута… Этого человка ей чернили, унижали, противъ него предостерегали!.. Ахъ, еслибы у ея мужа былъ хоть одинъ такой человкъ… человкъ, такой преданный и съ такимъ характеромъ!

Въ эту минуту, женщина взяла верхъ надъ гордой герцогиней, и сердце ея было тронуто. Бессингъ видлъ, какъ ей тяжело, и, наклонившись къ ея рук, дотронулся до нея губами.

— Скажите мн, начала герцогиня:— вы, нашъ врагъ, такъ какъ вс меня покинули… правда ли то, что я узнала… Это объявленіе, господинъ фонъ-Бессингъ, не обманъ?..

— Прошу ваше высочество только объ одномъ: успокойтесь, съ участіемъ проговорилъ Бессингъ, глядя на герцогиню:— ршительная битва, точно, происходила въ окрестностяхъ Кёниггреца, и австрійское оружіе потерпло пораженіе.

— Были разбиты и бжали?.. потерявъ двсти орудій… un dsastre? ломая руки, вскричала герцогиня.

— Успокойтесь, герцогиня. Какъ оно ни грустно для австрійцевъ, но отрицать я не могу… оффиціальная депеша подтверждаетъ извстіе… это совершившійся фактъ.

— Такъ все это было хвастовство?.. все ложь и обманъ?.. Ахъ мы, несчастные! мы вдь погибли! вн себя вскричала бдная женщина.— Такъ какъ вс меня покинули… то хоть вы примите участіе въ несчастной развнчанной герцогин!

— Ваше высочество! я глубоко, отъ души сочувствую и несчастно и величію, съ какимъ оно переносится, серьезно отвчалъ Бессингъ,— распоряжайтесь мною, я весь къ вашимъ услугамъ… а боле всего прошу я ваше высочество: не смотрите въ будущее съ боле мрачной стороны, чмъ слдуетъ.

— Вы правы!.. Извините меня… вы благородный человкъ! отвчала герцогиня, стараясь казаться спокойне. Она протянула ему руку и, кротко глядя на него, сказала:— Когда меня покинули вс, даже т, которые еще нсколько часовъ тому назадъ питали во мн обманчивыя надежды, то явились вы, чтобы утшить меня!

— Я повинуюсь искреннему душевному влеченію. Какъ бы я желалъ видть васъ поспокойне… Вдь будущее въ руц Божіей… Кром того, военное счастье измнчиво.

— Въ самомъ дл?.. вы не шутите? Живо вскричала она, и въ глазахъ у нея блеснула надежда.

— Арміи еще стоятъ на пол битвы, а итальянцы разбиты при Кустоцц!

Герцогиня съ минуту подумала, черты лица ея нервно передернулись, потомъ она выпрямилась, и, точно ршившись на что-то, продолжала:

— Пойдемте, герръ фонъ-Бессингъ… покажите мн, гд Кёниггрецъ и гд стоятъ союзныя войска.

Она пошла въ замокъ, прошла длинные коридоры и отворила дверь въ кабинетъ мужа. На стол все еще лежала карта съ маленькими флагами.

Герцогиня и Бессингъ наклонились надъ нею и продолжали разговаривать тихо и съ жаромъ.— Еслибы герцогъ видлъ это, какъ бы онъ удивился или даже разсердился, что флаги его переставляютъ и мечты разрушаютъ. Какъ въ нсколько недль все измнилось!.

Тонкіе пальцы герцогини въ нсколько секундъ отодвинули австрійскую армію отъ границъ имперіи за Эльбу, въ то время какъ Бессингъ слдовалъ за нею съ голубыми пруссаками, и вслдствіе этого нсколько сдвинулъ къ югу, въ окрестности Мейнингена, майнцскую армію. Но передвигая флаги, они, конечно, и подозрвать не могли, что при Дермбах уже грохотали пушки, и нападеніе было сдлано на баварцевъ. Принцесса Гильда начинала терять терпніе, такъ какъ мать ея, увлеченная войной, не замчала, какъ летло время: она такъ была довольна, что наконецъ могла высказаться сама и узнать правду, хотя бы даже горькую, но все-таки правду. Гофмаршалъ и придворныя дамы не безъ удивленія увидали, что они вышли вмст изъ залы и пошли по парку.

— Я осмлился бы посовтовать вашему высочеству, говорилъ Бессингъ,— выждать здсь дальнйшихъ событій, которыя и опредлятъ ваше положеніе. Здсь вамъ легче будетъ.

— Она вопросительно взглянула на него.

— Здсь вы живете въ тхъ же комнатахъ, къ которымъ привыкли, здсь у васъ есть много друзей, и, кром того, здсь васъ окружаетъ паркъ и избавляетъ отъ несноснаго городскаго шума.

— Да вдь здсь я заключенная, герръ фонъ-Бессингъ.

— Позвольте, ваше высочество, ни въ какомъ случа!.. Дорога вамъ совершенно открыта… Ваши приказанія будутъ въ точности исполнены.

Она молчала и думала.

— Въ такомъ случа я пока останусь!.. Если же вы получите извстія… то прошу васъ, тотчасъ же дайте мн знать, для того чтобы я знала правду… истинную правду.

Она еще разъ протянула Бессингу руку для поцлуя.

Такимъ образомъ разговоръ этотъ кончился. Съ сильно бьющимся сердцемъ стояла Гильда вдали, и ждала. Она видла, какъ Бессингъ еще разъ наклонился къ рук матери. Затмъ она прошлась съ нимъ нсколько разъ по дорожк, и Бессингъ поспшилъ домой, потому что работы у него была масса, и каждая минута была дорога.

Когда графиня Феличита, одтая въ глубокій трауръ, пріхала вечеромъ въ замокъ, то между старинными подругами произошелъ разговоръ, который не обошелся безъ весьма рзкихъ словъ, и произвелъ разрывъ между герцогиней и графиней.

Въ страшномъ волненіи и гнв ухала Феличита изъ замка, гд пробыла не боле часа. Многіе, провожая ее глазами, въ душ пожелали, чтобы она никогда боле не возвращалась.

L.

Пруссаки побдоносно двигались къ югу, и скоро, очень скоро, вся сверная Германія была присоединена къ Пруссіи. Мелкія державы, отвергнувшія предложеніе короля Вильгельма, вошли въ составъ великой сверной державы, и владльцы ихъ лишились своихъ престоловъ. Къ числу послднихъ принадлежалъ и герцогъ Францъ. Отъ несчастнаго дня, въ который союзники подали свои голоса, и до роковаго трагическаго конца прошло всего семь недль. Черезъ нсколько мсяцевъ, мы находимъ въ X. уже большія перемны: страна въ одну ночь сдлалась прусскою, но временно, какъ въ хорошемъ, такъ и въ дурномъ, все еще напоминала старое. Маленькая армія тоже стала прусской, и только небольшое количество офицеровъ, старыхъ и неспособныхъ, вышли въ отставку. Герцогъ получилъ отъ побдителя значительную пенсію и жилъ съ своей семьей въ полномъ уединеніи за границей, въ Иммендинген. Говоря по правд, о немъ мало кто плакалъ, и плакали разв только лица, прежде обиравшія его и боявшіяся прусской службы, на которой надо было работать, а не сидть, сложа руки. Въ день рожденія герцога и въ новый годъ, ему были сдланы небольшія оваціи, въ замокъ Иммендингенъ были посланы кое-какія рукодльныя работы, букеты и стихотворенія, кром того, туда похала и депутація, конечно, въ надежд получить свои путевые расходы даже съ процентами, но вообще же сліяніе съ могущественнымъ сосдомъ произошло весьма тихо и естественно. Льстецы и взяточники вс куда то разлетлись, и между ними нашлись наглецы, бравшіе подаяніе отъ того самаго герцога, который изъ-за нихъ лишился престола. Не будь герцогъ Францъ окруженъ такою дрянью, то, вроятно, до сихъ поръ благополучно управлялъ бы своей страною. Австрія не приняла къ себ на службу своихъ прежнихъ сторонниковъ, царедворцевъ герцога Франца. ‘Благородная почва не приняла сорныхъ травъ’, какъ писалъ графъ Зальцка Бессингу.

Изъ всей шайки осталась одна — графиня Феличита. Перемна обстоятельствъ застала эту благородную даму у нея въ имніи Вольфскеленъ, откуда она стала часто здить въ Вну и не переставала интриговать. Она играла всевозможныя роли, и богомольной особы, и аристократки, и несчастной покинутой жертвы. Но подъ конецъ Немезида все-таки добралась до нея, и графиня, на старости лтъ, влюбилась въ какого-то негодяя, обобравшаго у нея не только деньги, но бжавшаго даже со всми ея брилліантами въ Италію, куда и она за нимъ отправилась, и гд въ Милан ее разбилъ параличъ.

Нкоторые изъ жителей бывшей резиденціи ухали изъ X. и, между прочимъ, Жанъ Кюкопфъ съ своей хорошенькой дочерью. Сеппи вскор потомъ вышла въ Вн замужъ за какого-то подполковника. Принцъ Александръ, изъ-за брата своего лишившійся престола, живетъ теперь то въ Берлин, то у себя въ Шенау. Принцъ страшно скучаетъ, потому что не уметъ ничмъ заняться. Отношенія его къ прелестной жен прежнія. Гофмаршальша фонъ-Боденштейнъ снова перехала въ прусскую столицу, живетъ она одна, потому что дочери ея Бессингъ досталъ мсто начальницы какого-то учебнаго заведенія, посл того, какъ она выказала и самопожертвованіе и толковость, когда была сестрою милосердія на войн. Повидимому, ее перестало мучить честолюбіе, и она вступила на благородное поприще.

Бессингъ во второй разъ покинулъ X., и былъ назначенъ посланникомъ въ Б. Въ X. былъ назначенъ пожилой человкъ.

Въ т немногія недли, которыя онъ прожилъ въ одномъ город съ своей возлюбленной, онъ былъ постоянно добрымъ ангеломъ ея семьи. Вс он, въ тяжелые дни, особенно привязались къ Бессингу. Даже несчастная принцесса Агнеса, начавшая поправляться въ то время, какъ началъ поправляться и плацмайоръ, не могла не почувствовать признательности къ Бессингу, тмъ боле, что онъ выхлопоталъ плацмайору, не смотря на назначенное надъ нимъ слдствіе, позволеніе ухать для поправленія здоровья на югъ. Въ Каир плацмайоръ умеръ. Съ этой минуты принцесса Агнеса стала таять, такъ какъ она никакъ не могла забыть капитана. Она, къ немалому огорченію родныхъ, совершенно перестала интересоваться жизнью.

Однажды, въ пятницу, въ X. получено было извстіе объ условіяхъ, на которыхъ заключенъ миръ. Австрія покинула въ Никольсбург своихъ союзниковъ, а Франція спокойно смотрла, какъ Пруссія загребала все пріобртенное ею. Въ замк, извстіе это страшно всхъ поразило. Герцогиня упала въ судорогахъ, и къ ней входили только придворный врачъ и младшая дочь.

Наконецъ отъ герцога явился посланный: поручикъ фонъ-Рейхертъ, въ штатскомъ плать, и привезъ письма и инструкціи. Тутъ начались сборы, укладывались вещи и сожигались письма и бумаги. Елена фонъ-Рошъ увидалась въ эту грустную минуту съ своимъ возлюбленнымъ.

Въ конц іюля мсяца, вечеромъ, къ замку подъхала карета Бессинга. Герцогиня ршилась ухать, ради слабости ея здоровья, врачъ приказалъ избгать всякихъ сценъ. Дамы тихо сли въ карету, закрывшись вуалями и платками. Сопровождаемыя слезами и рыданіями оставшихся, похали он въ сопровожденіи Бессинга за городъ, до первой станціи, гд для нихъ былъ уже приготовленъ экстренный поздъ. Такимъ образомъ он ухали изъ своей страны, и встртились съ герцогомъ въ Аугсбург.

Объ отъзд ихъ стало извстно только на слдующее утро изъ газетъ.

LI.

Герцогъ Францъ, поселясь въ своемъ имніи Иммендинген, скоре чмъ можно было ожидать, примирился съ своей судьбой, и изъ дурнаго правителя сдлался отличнымъ и веселымъ частнымъ человкомъ. Онъ только теперь началъ наслаждаться жизнью: рано вставалъ, рано ложился, избгалъ всякаго волненія, ходилъ за цвтами и фруктовыми деревьями, завелъ какую-то особенную породу куръ и отпустилъ себ кругленькое брюшко.

Подобно всмъ другимъ низвергнутымъ владтельнымъ принцамъ, онъ, конечно, питалъ въ душ слабую надежду, что обстоятельства перемнятся вслдствіе вмшательства запада. При такихъ мысляхъ ему невольно приходило въ голову, что у него нтъ мужскихъ наслдниковъ и что корона должна перейти къ брату. Воспоминаніе же о брат тотчасъ вызывало злорадную улыбку на его уста, и онъ начиналъ радоваться, что у этого пруссака женскаго угодника, интригана, сыновья будутъ небольше, какъ прусскими генералами.

Вс его симпатіи, конечно, были на сторон Австріи, хотя за нихъ онъ уже поплатился своей властью.

Въ Иммендинген жизнь велась совершенно патріархальная, дворъ былъ совсмъ маленькій и герцогъ готовъ былъ сдлаться совершенно счастливымъ, еслибы его не огорчала такъ старшая дочь, со смерти Ротвейля, ни въ чемъ не принимавшая участія. Она увядала, какъ цвтокъ, но зато Гильда въ послдніе годы разцвла и сдлалась добрымъ ангеломъ своей семьи. Она выпросила у матери позволеніе вести съ Бессингомъ переписку. Гордая герцогиня по опыту уже знала, какъ трудно бороться съ любовью, и огорчалась только тмъ, что Бессингъ — прусскій чиновникъ. Влюбленные, вскор посл разлуки, свидлись. Герцогъ съ семьей провелъ часть зимы въ М., а Бессингъ неподалеку, въБ., былъ посланникомъ. Ни Бессингъ, ни Гильда не скрывали своихъ чувствъ. Графъ Зальцка былъ посланникомъ въ М. и съ особеннымъ удовольствіемъ встрчался съ своимъ старымъ другомъ.

Весною 1868 года поручикъ фонъ-Рейхертъ, вступившій въ прусскую службу, обвнчался въ Иммендинген съ Еленой фонъРошъ, не покидавшей герцогскую фамилію, и ухалъ съ нею въ Пруссію, къ себ въ полкъ, гд пресчастливо зажилъ съ своимъ прелестнымъ паженъ. Осенью того же года, скончалась принцесса Агнеса. Въ эту зиму дворъ не здилъ въ М., а скромно жилъ въ Иммендинген. Это было скучное время, и переписка была оживленне, чмъ когда либо. Весною герцогъ въ первый разъ похалъ въ Вну, и пріхалъ, буквально помолодвъ и сдлавшись боле прежняго черно-желтымъ. Жен своей и Тильд онъ привезъ подарки, онъ наговориться не могъ, какъ хорошо былъ тамъ принятъ.

Ко дню рожденія герцогини пріхала принцесса Генріетта, а принцъ Александръ лчился въ это время въ Карлсбад. Она тотчасъ же замтила перемну въ Тильд и услыхала, что она кашляетъ. Принцесса Генріетта начала разспрашивать Тильду обо всемъ и, гуляя съ нею по парку, добилась таки отъ нея признанія. Об он стали составлять планы и обдумывать, какъ бы преодолть препятствія и Тильд соединиться съ Бессингомъ. Гильда охотно отказывалась отъ всякихъ притязаній на владтельныхъ жениховъ и. твердо ршилась принадлежать только своему милому. Она настояла на томъ, чтобы призваны были врачи и сдланъ консиліумъ. Врачи прописали перемну воздуха и морскія купанья. Но ни то, ни другое не только не помогло, по ухудшило положеніе двушки. Герцогиня ясно видла, что ей надо или отказаться отъ своей дочери, или же выдать ее за человка низшаго происхожденія, да и къ тому же слугу короля, низ вергнувшаго мужа ея съ престола.

LII.

Снова настала буря, еще боле сильная, чмъ въ 1866 году. Вся Германія возстала противъ Франціи.

Со всхъ концовъ Германіи стекались нмцы и шли волонтерами черезъ Рейнъ, на границу Франціи. Снова палили пушки и звонили колокола, празднуя побду, но на этотъ разъ, вслдъ за побдой, появились блдныя лица раненыхъ, для которыхъ пришлось устраивать лазареты, тотчасъ же перешедшіе въ женскія руки. Затмъ явилось извстіе, почти невроятное:— при Седан была дана большая битва, и императоръ французовъ взятъ въ плнъ со всей своей арміей! Это извстіе было такое необычайное… Во всемірной исторіи еще не бывало такаго примра… сто пятьдесять тысячъ человкъ и императоръ… императоръ! Вся Германія и весь міръ были поражены, какъ громомъ. Старый герцогъ Францъ въ задумчивости сидлъ у себя въ кабинет, совершенно такъ же, какъ сидлъ въ 1866 году въ X., окруженный газетами и военными книгами.

На стол у него лежала громаднйшая карта. Около нея проводилъ онъ свои счастливйшія минуты, передвигая флаги по извстіямъ, помщеннымъ въ газетахъ. Онъ нердко вставалъ даже по ночамъ и, накинувъ халатъ, пробирался въ туфляхъ къ карт, чтобы измнить какую-нибудь неточность или посмотрть, все ли у него въ порядк. Полки же, сформированные изъ его прежнихъ войскъ, конечно, интересовали его боле другихъ, и потому ихъ онъ отмчалъ особенно большими флагами — красно-синими, конечно — и номера ихъ оставилъ прежніе, а не прусскіе.

Лучшимъ своимъ другомъ и адъютантомъ онъназывалъ Тильду, отлично знавшую карту и работавшую съ нимъ каждое утро. Кром того, она просила одного стараго знакомаго, находившагося въ корпусномъ штаб, прямо телеграфировать ей о каждомъ важномъ событіи.

Рано утромъ, третьяго сентября, адъютантъ этотъ, держа въ рукахъ бумагу и покраснвъ отъ волненія, сошелъ внизъ по лстниц и постучался въ кабинетъ отца.

Въ тепломъ халат и въ бломъ шелковомъ колпак на почти лысой голов, стоялъ герцогъ, наклонившись надъ картой, и, держа въ лвой рук газету, правой переставлялъ флаги. Въ эту минуту онъ услыхалъ стукъ, и съ досадой крикнулъ: войдите! Онъ увидалъ дочь съ бумажкою въ рукахъ.

— Какъ, это ты такъ рано!.. Какая нибудь новость? весело вскричалъ онъ, подходя къ ней и запахиваясь халатомъ.

— Здравствуй папа! Я пришла съ очень важнымъ извстіемъ. Теперь война, разумется, кончится!

— Дай сюда!.. дай же скоре!.. Это отъ Ф? говорилъ герцогъ, протягивая дрожащія руки.

— Да, отъ него. Слушай, я прочту теб.

— Читай же скоре!

‘Съ половины седьмаго утра, начала она:— мы заняли главную квартиру на гор, къ югу отъ Френуа, и оттуда смотрли на битву. До пяти часовъ дня французы боролись, но были окружены въ Седан, крпость котораго начали обстрливать, вслдствіе чего пожаръ вспыхивалъ то тамъ, то сямъ. Затмъ былъ поднятъ блый флагъ и пальба прекратилась. Его величество, король, послалъ въ Седанъ двухъ офицеровъ генеральнаго штаба, подполковника фонъ-Бронзарта и капитана фонъ-Винтерфельда, для того чтобы его именемъ потребовать отъ французскаго главнокомандующаго сдачи крпости. Вскор они возвратились, но не одни… съ ними пріхалъ генералъ Рейль, и привезъ королю письмо. Король прочелъ его и затмъ передалъ кронпринцу. Это было письмо отъ императора Наполеона’.

Гильда взглянула на отца и замтила, что онъ весь дрожалъ.

‘Братъ мой, продолжала она…

— Что? какъ?.. это императоръ-то?..

‘Братъ мой! такъ какъ я не могъ умереть между своихъ войскъ, то мн остается только отдать свою шпагу въ руки вашего величества… Остаюсь добрымъ братомъ вашего величества. Наполеонъ. Седанъ, 1-го сентября 1870 г.’.

Гильда прочла письмо Наполеона тихо и отчетливо. Когда она подняла глаза, то увидала отца, стоявшаго передъ нею съ широко раскрытыми глазами, и точно окаменлаго.

‘Такъ какъ письмомъ этимъ, продолжала Гильда,— императоръ отдавался въ плнъ только самъ, то король Вильгельмъ и отвчалъ ему:

‘Крайне сожаля объ обстоятельствахъ, при которыхъ намъ приходится свидться, въ то же время принимаю вашу шпагу, и прошу ваше величество прислать мн какого нибудь уполномоченнаго офицера, для переговоровъ о капитуляціи арміи, такъ храбро воевавшей у насъ на глазахъ. Я съ своей стороны назначилъ графа Мольтке’.

‘Генералъ Гейлъ похалъ съ этимъ отвтомъ обратно въ Седанъ. За достоврность этого извстія, я ручаюсь.

— Такъ вотъ какъ! такъ вотъ какъ! воскликнулъ герцогъ, крупными шагами ходя по комнат:— Господи! кто бы могъ это думать!.. Ахъ, они, хитрые пруссаки… Императоръ… императоръ Наполеонъ… низверженъ съ престола, такъ же, какъ, я!.. Да еще хуже! взятъ въ плнъ!

Онъ отъ радости началъ потирать руки и улыбаться. Потомъ онъ вдругъ остановился и взглянулъ на Гильду.

— А мать ужь знаетъ… герцогиня? тихо спросилъ онъ.

— Мама еще спитъ… не надо ее будить.

— Что-то она на это скажетъ!.. Невроятно!.. Императоръ въ плну!.. Императоръ Наполеонъ въ рукахъ пруссаковъ!.. Ха! ха!.. Что они съ нимъ станутъ длать?.. Содержаніе его имъ станетъ въ копйку! А императрица-то!.. а принцъ Лулу!.. Дай-ка я самъ прочту.

Онъ злорадно улыбался, читая это извстіе, затмъ быстро направился къ герцогин, совершенно не соображая, въ какомъ онъ туалет.

За герцогскимъ столомъ въ этотъ день было какъ-то особенно тихо, шампанскаго не пили и не чокались, а сейчасъ же посл обда герцогъ призвалъ своего секретаря и приказалъ послать въ пользу раненыхъ десять тысячь талеровъ.

LIII.

Съ однимъ изъ транспортовъ раненыхъ, въ Германію былъ привезенъ и Санновъ. Такимъ образомъ, спустя долгіе, долгіе четыре года, Санновъ въ первый разъ снова пріхалъ въ X., гд онъ родился и гд жила невста, отвернувшаяся отъ него. Большой герцогскій замокъ, съ высокими большими комнатами, былъ особенно удобенъ для больныхъ и выздоравливающихъ. Онъ уже съ самаго начала войны былъ превращенъ въ лазаретъ. На станціи желзной дороги, сегодня было особенно оживленно, такъ какъ пришелъ большой транспортъ раненыхъ, которыхъ встрчали и лазаретная прислуга, съ носилками и фургонами, и любопытная публика. Главный докторъ, съ помощниками, распоряжался переноской больныхъ. Онъ ходилъ по вагонамъ и прочитывалъ скорбные листы надъ кроватями больныхъ, затмъ тихо отдавалъ приказанія, и больныхъ уносили или же помогали самимъ выйти.

Когда изъ вагона вынесли совершенно блднаго больнаго, прикрытаго офицерскимъ пальто, кто-то въ толп узналъ его, и въ какой нибудь часъ вс въ город говорили, что въ X. привезенъ племянникъ ректора Санновъ. Это извстіе долетло и до Эрнестины. Какъ ужаленная, вскочила она съ своего мста и залилась слезами. Съ тхъ поръ, какъ она отказала Саннову, она много думала и сознавала, что не права передъ нимъ.

Какъ хотлось ей пойти къ нему и вымолить у него прощенія, но она знала очень хорошо, что мать ни въ какомъ случа не позволитъ этого. Мать ея, по прежнему, ненавидла пруссаковъ и приходила въ отчаяніе, что мужъ ея поступилъ въ прусскую службу, хотя понимала очень хорошо, что надо же чмъ нибудь жить.

Эрнестина проплакала всю ночь, наконецъ къ утру любовь взяла верхъ, и она, рыдая, бросилась въ ноги матери и вылила передъ нею душу.

Въ просторныхъ комнатахъ замка рядами лежали блдные больные. Вс вновь привезенные были уже уложены и перевязаны. Безмолвно и тихо проходили между ними женщины въ темныхъ платьяхъ и въ блыхъ передникахъ, то съ питьемъ, то съ лкарствомъ въ рукахъ. Все это были преимущественно молодыя особы разныхъ сословій, добровольно поступившія на службу.

Въ ниш высокаго окна стоитъ стройная блондинка, въ простомъ бломъ чепц — Валерія фонъ-Боденштейнъ — и разговариваетъ съ врачемъ. Подъ ея присмотръ отданы эти переднія залы, она извстна своей опытностью и энергіей. Она убдилась, что женщин слдуетъ быть не на пол сраженія, а въ лазарет. Поэтому, на сей разъ, она осталась дома. Она стала еще красиве, чмъ была прежде, лицо у нея сдлалось? добре и симпатичне. Она тоже заблуждалась, поплатилась за это заблужденіе и перемнилась къ лучшему.

Врачъ направился къ постели одного больнаго, и потомъ опять подошелъ къ ней.

— Я думаю, что это желаніе его можно исполнить, прошепталъ онъ.

Валерія почти незамтно наклоняетъ голову и выходитъ изъ залы.

Черезъ часъ Эрнестина получила письмо. Почеркъ былъ ей со вершенно незнакомъ, когда же она разорвала конвертъ, то глаза ея наполнились слезами.

‘Тяжело раненый, можетъ быть, даже умирающій, находящійся въ лазарет въ замк, поручикъ Санновъ очень желаетъ говорить съ вами, фрейленъ. Съ вашей стороны было бы хорошо, еслибы вы исполнили это желаніе.

Валерія фонъ-Боденштейнъ’.

Эрнестина вскрикнула и съ письмомъ въ рукахъ бросилась къ матери.

— Онъ умираетъ! крикнула она, упавъ къ ней на колни.

Мать прочла письмо, затмъ взглянула на свою дочь, и чувство одержало верхъ надъ принципомъ. Он тотчасъ же пошли въ лазаретъ.

— Кого вамъ угодно? спросила ихъ молодая двушка, тоже, очевидно, сестра милосердія.

— Фрейленъ фонъ-Боденштейнъ, отвтила мать.

Ихъ провели въ большую, очень просто убранную комнату, и просили подождать. Черезъ нсколько минутъ явилась и Валерія.

— Вы хорошо сдлали, что пришли, сказала она Эрнестин.

Эрнестина зарыдала и, рыдая, спрашивала:

— Какъ его здоровье? очень онъ опасенъ?

— Онъ опасенъ, но не безнадеженъ. Вамъ нельзя его видть, если вы будете такъ волноваться, отвчала Валерія.

— Я не буду волноваться, только пустите меня къ нему, умоляла Эрнестина.

Черезъ нсколько минутъ, Валерія вела Эрнестину черезъ большія залы, гд рядами стояли кровати съ блдными больными. Сапповъ лежалъ неподалеку отъ окна, и чья-то заботливая рука отгородила ширмами его кровать, такъ что онъ лежалъ точно въ отдльной комнат.

Эрнестина подошла къ его кровати и, упавъ передъ нимъ на колни, прильнула губами къ его рук. Миръ между ними былъ заключенъ, и Эрнестина боле домой не пошла. Она записалась въ число больничныхъ сидлокъ, и все время болзни не отходила отъ кровати своего жениха. Въ март онъ былъ уже настолько здоровъ, что ухалъ въ полкъ, а въ апрл онъ и Эрнестина были уже мужемъ и женой.

Между ранеными, присланными въ эту зиму въ X., находился родственникъ посланника Балабрега, полковникъ Балабрегъ. Во время болзни онъ не только влюбился, но и глубоко привязался къ Валеріи, и вскор по окончаніи войны и по выздоровленіи всхъ больныхъ, въ X. пришло извстіе, что полковникъ женился въ Швейцаріи на Валеріи фонъ-Боденштейнъ.

Такимъ образомъ, и это безпокойное сердце нашло наконецъ успокоеніе и врную пристань въ жизни. Гофмаршальша еще боле стала задирать носъ и написала Бессингу, какъ дочь ея счастлива и въ какомъ чудномъ замк она живетъ.

Бессингъ улыбнулся, но безъ малйшей горечи. Онъ понялъ очень хорошо цль письма. Гофмаршальша хотла его упрекнуть, что онъ упустилъ изъ рукъ такую жемчужину. Бессингъ отвчалъ ей очень вжливымъ письмомъ и высказалъ свою искреннюю радость, что Валерія счастлива.

LIV.

Сверное сіяніе, показавшееся еще въ 1866 году, кончилось полнымъ разсвтомъ Германіи. Въ Германіи явился императоръ, и она стала великойимперіей.

Вскор по заключеніи мира, Бессингъ, будучи посланникомъ, получилъ письмо отъ принцессы Генріетты, гостившей тогда у своей сестры въ Южной Германіи. Она звала его къ себ, говоря, что ей надо сообщить ему нчто очень важное. Вслдствіе этого, онъ похалъ тотчасъ же. Посл короткаго, но интимнаго разговора между ними, принцесса Генріетта ухала съ слдующимъ же поздомъ въ Пммендингенъ, а Бессингъ, пріхавъ за ней, поселился неподалеку отъ замка.

Здоровье принцессы Гильды къ весн значительно ухудшилось. Любящая двушка замтно таяла отъ разлуки съ любимымъ человкомъ. Ея болзненное состояніе начало тревожить окружающихъ, тмъ боле, что врачи многознаменательно покачивали головами.

Гильда была послдней единственной дочерью у своихъ родителей, встревоженная мать ршилась поговорить съ мужемъ, и разсказать ему о томъ, чего онъ не зналъ, чего не замчалъ и чмъ остался, очевидно, очень недоволенъ.

Онъ, прежде всего, прямо прошелъ въ комнаты принцессы, и готовъ уже былъ явиться туда Юпитеромъ и разразиться громомъ, но, взглянувъ на дочь, блдную, изнуренную и грустную, онъ почувствовалъ, что сердце у него замерло и слезы появились на глазахъ. Герцогъ подошелъ къ Гильд, обнялъ ее, горько заплакалъ и сталъ утшать. Затмъ между отцомъ и дочерью произошелъ странный разговоръ: она прямо разсказала ему все, что чувствовала, какъ полюбила Бессинга, какъ боролась и какъ страдала.

Съ какимъ-то наивнымъ удивленіемъ слушалъ ее герцогъ: — дочь его любила Бессинга, бывшаго посланника, и онъ объ этомъ не зналъ? Какъ же все это случилось, помимо его вдома? Во время разсказа онъ только восклицалъ: ай, ай! и затмъ, поцловавъ Гильду, назвалъ ее доброй дочерью и общалъ подумать обо всемъ.

— Постой, мы еще поговоримъ объ этомъ съ докторомъ, пробормоталъ онъ, уходя.

Гильда сообщила объ этомъ разговор своей пріятельниц, принцесс Генріетт, которая нашла нужнымъ дйствовать и написала Бессингу. На другой день по прізд Бессинга, верховой привезъ ему записку слдующаго содержанія:

‘Прізжайте сію минуту!’

Нечего и говорить, какъ забилось сердце Бессинга, когда онъ похалъ въ замокъ Иммендингенъ. Онъ нашелъ Гильду такой блдной и слабой, что испугался и задрожалъ. Родители замтили это, какъ замтили и слезы, появившіяся у него на глазахъ, и радость, озарившую Гильду. Тутъ родительская любовь взяла верхъ надъ всми предразсудками, и они дали свое согласіе на бракъ. Свадьба была самая скромная и тихая, и въ сентябр Бессингъ увезъ Гильду къ себ.

Извстіе объ этомъ брак, конечно, произвело сенсацію въ X. Сначала никто не врилъ въ возможность такого неровнаго брака, тмъ боле, что у всхъ еще было свжо въ памяти, какъ герцогиня и, въ особенности, графиня Феличита третировали при двор прусскаго посланника!

Но объ этомъ брак было напечатано въ газетахъ, слдовательно это неслыханное дло было совершившимся фактомъ.

Конецъ.

‘Наблюдатель’, NoNo 7—11, 1882