Старая дева, Голдворс Анни, Год: 1894

Время на прочтение: 120 минут(ы)

СТАРАЯ ДВА.
Романъ А. Е. Гольдворсъ.
(Съ англійскаго).

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Средство пристроиться.

— Любовь учитъ насъ жить!— взволнованно произнесла миссъ Трэль.
— Мужчины часто бываютъ глупы, а женщины — всегда!
Г-жа Крэнъ такъ же граціозно бросила сестр эту фразу, какъ еслибъ послала ей воздушный поцлуй.
— Право, Джоанна, ты довольно долго живешь на свт, чтобы узнать, какая непрочная вещь — любовь.
— Не на твоемъ примр, Сара.
Г-жа Крэнъ разсмялась.
— О, какой вздоръ! Для меня бракъ просто былъ легчайшимъ средствомъ прокормиться. Я была двадцати лтъ отъ роду и безъ гроша, при такихъ обстоятельствахъ поневол влюбишься. Большая разница, когда есть доходъ и осдлость, и выходить замужъ нтъ нужды.
— Ты забываешь о чувствахъ, Сара.
— О чувствахъ? Ерунда! Твои понятія, Джоанна, такъ же старомодны, какъ твои платья. Я прихожу отъ тебя въ отчаяніе.
Г-жа Крэнъ краснорчиво пожала плечами и, отвернувшись отъ сестры, продолжала разматывать шелкъ для работы, которою забавлялась отъ нечего длать. Миссъ Трэль изъ своего угла издала какой то звукъ, который былъ сочтенъ увеличивающимъ ея вину обстоятельствомъ и подвергъ ее нападенію изъ другого конца комнаты. Малорослая, пухленькая и краснощекая барынька, сидвшая въ углубленіи окна, положила носокъ, который вязала, и направилась въ сестрамъ, восклицая на ходу:
— Слезы?! Джоанна, вдь, это — ребячество съ твоей стороны! Плачешь оттого, что отказала жениху? Да множество женщинъ было бы радо возможности сдлать это. И человку, который живетъ своимъ трудомъ и еще Богъ знаетъ чмъ!
— Или чортъ,— поправила г-жа Крэнъ.
Г-жа Протеро взглянула на нее съ упрекомъ.
— Сара! Впрочемъ, дтей здсь нтъ… Скажи мн, Джоанна, неужели это — подходящая партія для миссъ Трэль, владлицы Хатча? На подобной мысли нельзя остановиться ни на секунду.
— Еще бы!— съ силою подтвердила г-жа Крэнъ.
— Бракъ, это — средство пристроиться, а у него нтъ ни гроша. Кром того, онъ соціалистъ, какъ и почти вс нищіе, не воспитанъ, настоящая дубина, Корнваліецъ, кажется, и невозможенъ во всхъ отношеніяхъ. Удивляюсь, Джоанна, какъ ты имла глупость допустить его до сватовства! Разв ты не знаешь, что положеніе женщины опредляется качествами мужчинъ, добивающихся ея руки? Нищій! Что теб можетъ дать бракъ съ нимъ?
— Пріютъ въ любящемъ сердц,— такъ онъ сказалъ. А этимъ не слдуетъ пренебрегать.
При послднемъ слов миссъ Трэль приложила платокъ въ глазамъ, которые весьма замтно отуманилась слезами.
— Если не можешь не плакать, милая,— любезно произнесла г-жа Крэнъ,— то позволь предложить теб мой платокъ. Нтъ ничего интереснаго въ скорби, заключаемой въ плохо подрубленный каленкоръ.
Насмшка г-жи Крэнъ возвратила самообладаніе Джоанн. Она подняла голову и обратила къ обимъ женщинамъ свое худое и, несмотря на покраснвшія вки, мало-выразительное лицо:
— Годъ назадъ вы отдали бы меня за кого угодно, только никто не сватался, никто!— она заломила руки и голосъ ея дрогнулъ.— А теперь, когда является человкъ, который меня любить, вы хотите помшать моему… моему счастью. Отъ тебя я могла ожидать этого, Сара, ты всегда была вся на разсчет. Но ты, Рахиль, у тебя такой славный мужъ и ребятки, и ты… И об вы много моложе меня,— заключила она довольно непослдовательно и съ мольбою взглянула на неуклюжую маленькую женщину, стоявшую передъ нею.
Г-жа Протеро не безъ добродушія отвтила на эту невысказанную мольбу:
— Видишь, Джоанна, очевидно, что этотъ женихъ гонится за твоимъ состояніемъ. Вотъ почему Фергусъ возстаетъ противъ вашего брака.
— А годъ назадъ у тебя не было ни гроша, и ты была въ тягость твоимъ друзьямъ, — перебила г-жа Крэнъ.
Голосъ ея былъ почти нженъ, а лицо имло такое выраженіе, съ которымъ говорятъ любезные пустячки, но у сестры ея задрожали губы.
— Стыдно теб, Сара!— вскрикнула г-жа Протеро, а затмъ обратилась къ миссъ Трэль:
— Пойми, Джоанна, что владя этимъ имніемъ — одинъ домъ можетъ дать 240 фунтовъ годового дохода — ты ужъ не кое-кто и не должна длаться добычею искателя приданыхъ! Мы вс, любя тебя, возстаемъ противъ этого брака. Больше нечего и толковать!
Миссъ Трэль протянула руки, точно желая удержать нчто ускользающее отъ нея.
— Такъ, значитъ, отказать?— прошептала она.
— Разумется,— сказала г-жа Крэнъ.
— Фергусъ говоритъ, что слдуетъ отказать,— произнесла свой приговоръ г-жа Протеро. Затмъ наступило продолжительное молчаніе… Сквозь окна, заросшія дикимъ виноградомъ, пробился солнечный лучъ, и въ комнату проникло нжное благоуханіе жасмина, придавая особый оттнокъ чувствамъ каждой изъ сестеръ. Оно усилило печаль Джоанны и наложило печать какого то благородства какъ на меркантильные виды г-жи Крэнъ, такъ и на безжалостную ршительность г-жи Протеро.
Комната, темная, съ дубовою панелью и низкимъ потолкомъ, была полна мебели, недостаточно современной, чтобы понравиться г-ж Крэнъ, и недостаточно древней, чтобы стать снова модной. Яркій коверъ давно ужъ вылинялъ. Оттнокъ оригинальности въ форм дивана и стульевъ изъ краснаго дерева спасалъ ихъ отъ вульгарнаго вида.
Несмотря на выдающійся нарядъ г-жи Крэнъ, сама миссъ Джоанна Трэль была наиболе изящнымъ предметомъ въ комнат. Въ ея безнадежномъ лиц съ безцвтными волосами и глазами была какая то прелесть неопредленности, составлявшая рзкій контрастъ съ очевиднымъ благополучіемъ ея сестеръ. Горе возвышало ее надъ этими молодыми и цвтущими женщинами, которыя произносили свой приговоръ надъ ея жизнью съ благонамренной и хладнокровной жестокостью.
Длинные пальцы г-жи Крэнъ лниво перебирали шелка, которыми она вышивала, но она не думала о своей работе. Она медленно покачивалась въ качалк и съ задумчивымъ интересомъ глядла на сестру.
— Каково! Джоанна воображаетъ, что въ нее можно влюбиться ради нея самой!— думала она.— Конечно, этому проходимцу нужны ея деньги, а не поблекшая, унылая, тридцатишестилтняя старая два… Будь она на десять лтъ моложе… Но нтъ! Она никогда не была привлекательна. Всегда слабая и несуразная, а ея страсть къ самопожертвованію уничтожала въ ней послдніе проблески силы воли, какіе могли быть отъ природы. Кажется, она всмъ для насъ пожертвовала, и мы бы должны быть ей благодарны. А какое право имла она на дядино наслдство въ ущербъ мн и Рахили? Старый медвдь! Онъ всегда ненавидлъ насъ. Ну, хорошо хоть то, что Хатчъ не выйдетъ изъ нашей семьи. Домъ, вообще, недуренъ, а эта комната — положительно, ничего! Съ другою мебелью она была бы очень прилична! Надо убрать этотъ хламъ.
Ея взглядъ обошелъ всю комнату и неодобрительно остановился на тучной фигурк г-жи Протеро, сидвшей на высокомъ стул и тщетно тянувшейся ногами къ полу.
— У Рахили совсмъ нтъ вкуса, ни капли! И ума нтъ. Кто подумалъ бы, что мы — сестры?— При этой мысли она взглянула на собственную изящную и томную вншность, отраженную зеркаломъ на противоположной стн.
Г-жа Протеро была, дйствительно, совсмъ неизящна, но производила пріятное впечатлніе добросердечія и здоровья. А если она была не такъ умна, какъ г-жа Крэнъ, то и сама сознавала это, а такое сознаніе само по себ свидтельствуетъ о наличности нкоторой сообразительности и пониманія.
Она тоже думала объ этомъ сватовств, которое, точно камень, брошенный въ прудъ, возмутило стоячую воду жизни миссъ Трэль.
— Бдная Джоанна!— говорила она себ.— Какъ она, въ самомъ дл, одинока! Жаль, что человкъ-то неподходящій, она была бы счастливе при заботахъ мужа. Но невозможно! Онъ — отставной франтъ безъ денегъ и склоненъ къ апоплексіи, я уврена, какъ вс толстые люди. Изъ-за одной его шеи за него никакъ нельзя идти замужъ. Бдная Джоанна! Это — первый ея женихъ, а ей очень не хочется остаться старой двой. Сама она врядъ ли любитъ этого стараго жуира, но ее привлекаетъ перспектива быть любимой. Да оно и привлекательно, признаюсь, если человкъ подходящій. Господи, какъ бы я была рада, если бы онъ былъ похожъ на моего Фергуса. Бдная Джоанна!.. Ну, стану почаще посылать дтей гостить къ ней. Имъ будетъ полезенъ деревенскій воздухъ, а ей все-таки развлеченіе. Бдная, голубушка, какая она измученная и блдная! Ну, да все это пройдетъ.
Она взглянула на миссъ Трэль, которая уныло и грустно сидла на набитой конскимъ волосомъ кушетк. На лиц ея было какое то напряженное, трагическое выраженіе, руки ни на минуту не оставались въ поко.
Свтъ солнечныхъ лучей образовалъ яркое пятно на полинявшемъ ковр, и ея глаза устремлена были на это пятно. Въ сердц ея смутно назрвало возмущеніе и шевелился слабый протестъ. Неужели она вкъ не освободится отъ тиранніи этихъ сестеръ, которымъ и такъ отдала лучшіе годы?
Он замнили ей родителей и двадцать лтъ она была ихъ рабою. А теперь, когда независимость была въ ея рукахъ, когда одинъ шагъ могъ избавить ее отъ ихъ деспотизма, укоренившаяся привычка повиноваться сковывала ее точно цпями и подчиняла ихъ вол.
— Какъ бы то ни было, думала она,— но деспотизмъ мужа, какъ боле естественный, долженъ меньше унижать женщину, нежели тираннія сестеръ. Отчего бы не сдлать по своему, не настоять на своемъ?
Г-жа Кренъ и г-жа Протеро считали ее слабою и смиренною и понятія не имли о давно сдерживаемомъ негодованіи, которое теперь рвалось наружу. А между тмъ она не любила того человка: ей только хотлось его любви. Она была женщиною, со свойственною женщин неистребимой жаждою любви, быть любимой — казалось ей раемъ.
Жизнь ея была пуста и не имла для нея никакой цнности. При помощи же любви она могла бы подняться на высоты самоотреченія и благородства.
Она думала все это, но румянецъ воодушевленія не выступалъ на ея щеки. Глаза ея были холодны и тусклы, когда она подняла ихъ при словахъ г-жи Крэнъ:
— Отказъ нужно написать сегодня же, Джоанна.
— Такъ… скоро?..— пролепетала она.
— Да. Лучше всего даже сейчасъ, чтобы намъ просмотрть письмо передъ уходомъ.
— Да, напиши сейчасъ же, Джоанна,— сказала г-жа Протеро.— Если длать, то длать сразу. Фергусъ говоритъ, что ничего нтъ хуже колебаній.
Негодованіе заклокотало въ сердц Джоанны, но инстинктивная покорность взяла верхъ. Она слишкомъ долго была рабою, чтобы съумть воспользоваться позднею свободою. Привычка взяла верхъ надъ доводами разума: она сла къ старинному бюро и дрожащею рукою написала отказъ.
Два часа спустя г-жа Крэнъ и г-жа Протеро разошлись уже по домамъ, оставивъ ей въ печальное утшеніе ея домъ и усадьбу.

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Нкоторыя преимущества филантропіи.

Длинная, обсаженная тнистыми деревьями аллея вела отъ Ипсомской дороги къ старымъ вязамъ усадьбы Хатчъ. Домъ былъ изъ сраго камня, кое-гд выглядывавшаго изъ-подъ мака и дикаго винограда, которые почти сплошь окутывали его. Даже ромбовидныя рамы въ окнахъ были скрыты зеленью, которая добралась уже до крыши. Подъ деревьями трава была низка и кое-гд прерывалась цвточными грядами, на которыхъ розы и виноградъ возвращались въ дикое состояніе.
Благодаря ли густой листв повсюду, преобладанію зелени или сырости подъ деревьями,— только зданіе имло неуютный видъ. Впрочемъ, причина была не въ томъ, такъ какъ внутренность дома, гд и не было зелени, производила еще боле жуткое впечатлніе. Залъ, длинный, низкій, съ панелями, съ большимъ пустымъ каминомъ и закрытыми зеленью окнами, напоминалъ склепъ, и у постителя, входившаго въ него внервые, вызывалъ ощущеніе мороза на кож — ощущеніе, которое преодолвалось только при помощи милаго гостепріимства и непритворнаго добродушія миссъ Трэль. Таковы же были и прочія комнаты въ дом: просторныя, съ панелями, низкія, мрачныя.
Такіе дома встрчаешь иногда въ Сурре, въ тхъ мстахъ, куда еще не заходили городскіе строители. Какъ Хатчъ избжалъ репутаціи дома съ привидніями — было тайною для всхъ, кто не зналъ его послдняго владльца, полковника Смедлея, ‘стараго медвдя’, по выраженію г-жи Крэнъ.
Шестьдесятъ лтъ назадъ онъ купилъ это имніе и уничтожилъ послдніе слды суеврія, которые еще существовали и отпугивали отъ него прочихъ покупателей. Съ того дня, какъ Хатчъ перешелъ въ руки полковника, никто уже не ршался намекать на какую либо тайну,— привидніе, убійство или скандалъ,— относящуюся къ его усадьб.
Мстное населеніе, запуганное угрозами судебнаго преслдованія за клевету, жертвами которой по закону могутъ быть, яко-бы, не только люди, но и дома, погрузилось въ безучастное молчаніе. Прошло нкоторое время и преданіе забылось, а когда, сорокъ лтъ спустя, три племянницы полковника были приглашены къ нему въ гости на цлый, правда, не особенно веселый, мсяцъ, сонъ ихъ не смущался боязнью сверхъестественныхъ явленій. Въ отсутствіи дяди двочки наслаждались прохладою, зеленью и тнью посл камня и пыли Кенсингтона, и ихъ здоровыя натуры чужды были страха привидній. Джоанна, будучи романтичне и сентиментальне сестеръ, мечтала о влюбленныхъ парочкахъ, сидвшихъ подъ деревьями или бродившихъ вдоль длинныхъ корридоровъ, но мысль о призракахъ ни разу не приходила ей въ голову.
А между тмъ, по вншности дома можно узнать его исторію точно такъ же, какъ исторію человка по лицу, и какъ вертикальная морщина или склоненное чело выдаютъ людскія тайны, такъ стны дома повствуютъ о его быломъ, о трагедіи или комедіи, разыгравшейся въ немъ. У Хатча была своя легенда, которая смутно хранилась въ памяти весьма немногихъ и упоминалась очень рдко, она гласила, что надъ домомъ этимъ произнесено было проклятіе, въ силу котораго ни одна невста не могла переступить его порога, и поэтому вс двицы, жившія въ Хатч, умирали или покидали его незамужними, пока одна не вздумала возстать противъ судьбы и убрать домъ для своей свадьбы, но въ утро свадебнаго дня она найдена была мертвою на порог, а темное пятно на полу библіотеки стало съ тхъ поръ указывать то мсто, гд лишилъ себя жизни ея женихъ.
Долгіе годы усадьба простояла пустою, эта исторія стала путаться и забываться. Потомъ домъ нанялъ какой то французскій маркизъ и огласилъ его шумомъ такихъ оргій, которыя могли бы отпугнуть всякій призракъ, мене неумолимый, чмъ витавшій надъ Хатчемъ.
Но домъ былъ проклятъ. Никакое веселье не въ состояніи было уничтожить его печальный видъ. Маркизъ ухалъ развлекаться въ другое мсто, а послдующіе жильцы одинъ за другимъ поддавались мрачному впечатлнію, какое производила эта усадьба и связанное съ нею преданіе.
Наконецъ, она досталась полковнику Смедлею. У него не было дочерей, за которыхъ онъ могъ бы бояться, но онъ все-таки побдилъ духовъ и наслаждался безмолвіемъ, пока не промнялъ его на еще боле невозмутимое безмолвіе, населенное духами.
Можетъ быть ради того, чтобы показать свое полное презрніе къ суеврію, онъ завщалъ имніе и связанный съ нимъ доходъ своей единственной незамужней племянниц, Джоанн. Получивъ это наслдство, миссъ Трэль стала богатой невстой и цлью стремленій обднвшихъ холостяковъ.
Съ того дня, какъ она отвтила на сватовство отказомъ, прошла недля, и все пережитое ею за это время не прошло для нея безслдно. Взоръ ея попрежнему выражалъ смиреніе и какъ бы мольбу о снисхожденіи, но изъ элементовъ любви, разочарованія и подавленныхъ желаній въ ея сердц возникали зачатки самоувренности, которою современемъ ей суждено было удивить и себя, и всхъ своихъ близкихъ.
Она сидла въ той мрачной комнат, гд суроваго вида стулья были свидтелями ея спора съ сестрами, и мало-помалу поддавалась успокоительному вліянію окружавшаго ее однообразія. Линючій коверъ, темное дерево панелей и мебели, набитыя конскимъ волосомъ подушки и еле пробивавшійся сквозь листву свтъ — все это производило впечатлніе мягкости и тишины.
Большинство женщинъ содрогнулось бы при вид стульевъ съ высокими спинками, чинно разставленныхъ вдоль стнъ и украшенныхъ жесткими подушками, а красноватыя гардины могли оскорбить чье угодно эстетическое чувство, но Джоанн все это было мило, какъ память прошлаго и вслдствіе сознанія, что она здсь хозяйка.
Она снова переживала т дни, когда посщеніе Хатча означало освобожденіе отъ суеты, яркаго свта и шума.
Опять она стала мечтательною двушкою, пріостанавливающеюся на пути жизни, чтобы отдохнуть на досуг и простор романтической и тихой усадьбы. Она ускользнула на время отъ скудной обстановки родного дома въ Кенсингтон и на жесткомъ диван, забывая о суровомъ настоящемъ, грезила о будущемъ, нжныя очертанія котораго соотвтствовали ея потребности любви и сочувствія.
Въ память этихъ грезъ она тихонько погладила диванное сиднье, и знакомое покалываніе конскаго волоса доставило ей смутное удовлетвореніе. Можетъ быть, для нея уже закрыто будущее, но въ этомъ дом прошло лучшее изъ минувшаго, самые радостные дни ея жизни. Ей не такъ горько будетъ одиночество, пока возможно будетъ жить въ обстановк милыхъ прошлыхъ дней…
Вдругъ мечты ея были прерваны. Г-жа Крэнъ вошла безъ доклада и теперь медленно и томно приближалась къ сестр. Джоанна была недовольна перерывомъ, но взглянула на сестру съ чуждымъ всякой зависти восхищеніемъ. Ея высокую фигуру стройно и граціозно облегало черное шелковое платье, сработанное искусною портнихою, лицо, увнчанное массою желтыхъ волосъ, было скоре аристократично, чмъ миловидно, такъ какъ ротъ былъ великъ, а щеки нсколько ввалились. За-то чудесные глаза, взоръ которыхъ смягчался длинными черными рсницами, и ослпительный цвтъ кожи оправдывали ея притязанія на красоту.
При бесд съ нею бросалась въ глаза ея игра съ pince-nez, который она то надвала, то сбрасывала, когда же она не длала этого, то близоруко прищуривала глаза, что было хорошо разсчитаннымъ маневромъ.
Она плавно приблизилась къ сестр и, наклонившись, коснулась щекою ея щеки.
— Ну, Джоанна, ты не ждала меня, я знаю! Какъ темно въ этой комнат! Я ничего не вижу.
— Теб такъ кажется посл улицы, Сара.
— Должно быть. А ты совсмъ пожелтла и поблекла.
Миссъ Трэль слегка покраснла, но не разсердилась на г-жу Крэнъ за откровенность, такъ какъ привыкла къ ней.
— Я сегодня плохо спала,— отвтила она.
— Въ самомъ дл! А какъ ты находишь меня?
— Я никогда не видла тебя боле цвтущею. Это платье очень идетъ теб.
— Кажется. А брала всего только у Шульбреда. Кстати, я ходила туда вчера посмотрть для тебя новую мебель.
— Для меня новую мебель?
— Ну, да! Не можешь же ты оставаться среди этого буржуазнаго старья.
— Мн ничего не хочется мнять, Сара.
— О! это вздоръ! Никто не будетъ бывать у тебя, пока домъ загроможденъ этимъ хламомъ.
— Ректоръ и г-жа Синклеръ были здсь вчера.
— Еще бы! Это — визитъ по обязанности. Не глупи, Джоанна. Ты понимаешь, что я говорю о людяхъ изъ общества, съ положеніемъ и… образованныхъ.
— Проповдь г-на Синклера въ воскресенье показала въ немъ хорошее образованіе. Онъ удачно охарактеризовалъ Бэкона, Данта и Мильтона. Онъ очень знающій человкъ.
— Джоанна, ты — просто дура! Теперь никто не зоветъ этого образованіемъ. Пора теб понимать это.
— Я не знала, я всегда думала…
— Нечего думать, надо знать. Мы должны знать, что намъ говорить и длать, что читать, чмъ восхищаться. Остальное-же все ни на что не нужно. Ты чрезвычайно отстала отъ вка. Я не удивлюсь, если теб даже нравится эта отвратительная мебель.
— Признаюсь, что да. Когда я вспоминаю, какъ счастлива была здсь двушкою и какъ мн хорошо теперь, то не могу не относиться къ этой обстановк съ любовью и…
— Ахъ, я такъ и думала. Вотъ въ этомъ то и ошибка твоя. Будь ты лучше воспитана, ты не восхищалась бы ничмъ, что не въ мод, только потому, что оно теб нравится.
Миссъ Трэль сжала губы съ выраженіемъ такой твердости, что сестра ея съ изумленіемъ вскинула на носъ pince-nez. Къ счастью, появленіе г-жи Протеро произвело диверсію.
Г-жа Крэнъ сбросила pince-nez и сердито прищурила глаза. Она хотла затять длинную бесду о преобразованіяхъ въ Хатч и вполн подчинить своимъ воззрніямъ свою безпомощную сестру. А г-жа Протеро, она знала, способна была не согласиться съ ея планами и выразить свое неодобреніе, въ противоположность Джоанн, которая молчаливо сносила всякое тиранство. Не замчая несвоевременности своего прибытія, г-жа Протеро вбжала въ комнату, тяжело дыша, горячая и красная. Г-жа Крэнъ, замтивъ контрастъ между собою и этою разгоряченною особою, простила ей вульгарность ея наружности.
— Какая у тебя здсь пріятная прохлада,— задыхаясь произнесла вошедшая.— Здравствуй, Джоанна! Я не стану цловать тебя: мн слишкомъ жарко.
Она упала въ кресло и, только развязавши ленты у шляпы, замтила г-жу Крэнъ:
— Что это, Господи? Ты здсь, Сара? Я полагала, что ты дешь въ Норвудъ сегодня?
— Я передумала,— протянула г-жа Крэнъ,— и пріхала сюда.
— О!— сказала г-жа Протеро.
Это восклицаніе выражало собою цлую гамму чувствъ, что не укрылось отъ г-жи Крэнъ. Она медленно разгладила свою юбку, но когда опять взглянула на сестру, то на лиц ея были написаны обычныя спокойствіе и благосклонность.
— Я не жалю о перемн моихъ намреній, разъ это привело въ встрч съ тобою, Рахиль. Намъ теперь очень удобно переговорить о длахъ Джоанны.
— Спасибо.— Миссъ Трэль запнулась.— Но… но я думаю… что могу управиться съ моими длами… сама.,
— Что?!— взвизгнула г-жа Крэнъ, быстро выпрямляясь.— Управиться сама?
— Я… я такъ думаю, Сара. Я все устрою сама.
Г-жа Протеро добродушно всколыхнулась.
— Ахъ, ты, милочка, душечка! Да, вдь, ты не можешь. Фергусъ говоритъ, что ты ничмъ не заявила о своей личности втеченіе тридцати лтъ, Джоанна.
— Знаю,— сказала миссъ Трэль, и нжная краска выступила на ея щекахъ.— Но теперь у меня новыя обязанности, и я надюсь имть силу исполнить ихъ.
— Разумется,— быстро подхватила г-жа Крэнъ,— мы это знаемъ. Именно чтобы указать теб твои обязанности передъ обществомъ, я и пришла сюда сегодня!
— Да,— подтвердила г-жа Протеро.— Фергусъ сказалъ вчера вечеромъ, что Джоанна должна стать самоувренне и занять въ обществ подобающее ей мсто.
— Это самое говорила и я какъ разъ передъ твоимъ приходомъ, Рахиль. Джоанна не можетъ быть законодательницей моды, но отчего-бы ей не стать филантропкой? Теперь множество очень приличныхъ людей взялось за филантропію…
— Не… знаю…— отвтила г-жа Протеро, взвшивая каждое слово.— Можетъ быть, Джоанн уже поздно приниматься за такое дло. Только совсмъ молоденькимъ удается сдлать его интереснымъ. Да люди отлично обходятся и такъ. Фергусъ говоритъ, что мы добиваемся популярности не тмъ, чмъ мы кажемся, а тмъ, что мы есть.
— Это все вздоръ,— ршительно объявила г-жа Кронъ.— Не то, что ты есть, а то, чмъ ты кажешься, создаетъ теб положеніе въ наше время.
— А я скажу, что самое полезное — не быть вотъ такою-то, а чтобы люди считали тебя такою,— сухо поправила г-жа Протеро.
— Да,— согласилась г-жа Крэнъ.— Напримръ, напрасно Джоанна стала бы представляться образованною…
— Образованные не представляются,— тихо замтила Джоанна.
— Нтъ, они только выставляются,— хихикнула г-жа Крэнъ.— Ну, какую пользу ты себ представляешь отъ образованія, Джоанна?
Снова нжный румянецъ покрылъ лицо миссъ Трэль.
— Оно можетъ показать мн эфемерность и пустоту того, что ты зовешь обществомъ.
Орудіе было обернуто другимъ концомъ.
Г-жа Крэнъ пришла въ ужасъ, въ отчаяніе. Она сердито сощурилась.
— Джоанна, съ такими идеями ты никогда не добьешься успха въ обществ!,
— Не знаю,— сказала г-жа Протеро своимъ практическимъ тономъ.— Пренебреженіе свтскими традиціями именно теперь въ мод. Къ самомъ дл, теперешній лозунгъ — энтузіазмъ. Фергусъ говоритъ, что стоитъ теб увлечься чмъ угодно,— благотворительностью, догматикой или рабочими союзами, все равно — и ты тотчасъ войдешь въ моду. Какъ разъ теперь вс преклоняются передъ искренностью.
— Но сами далеки отъ искренности,— замтила г- жа Крэнъ.
— Я хотла сказать: передъ увлеченіемъ серьезными вещами,— пояснила г-жа Протеро, сама хорошенько не зная, что она хотла сказать.— Боже, какая жара!.. Что ты длаешь по цлымъ днямъ, Джоанна?
— Немножко пишу, навщаю бдныхъ и гуляю по саду. А недавно клала кучеру припарки. Мн это пріятне, чмъ выставлять на видъ свою филантропію.
Г-жа Крэнъ пожала плечами.
— Не удивительно, что ты скучаешь. Клала припарки кучеру! Джоанна, ты безнадежна.
— Я довольна. Я не скучаю. Такія дла мн нравятся,— съ живостью отвтила миссъ Трэль.— Пріятно быть полезною людямъ.
Лицо ея на минуту просіяло, а г-жа Протеро взглянула на нее съ благосклонностью.
— Я не думаю, чтобы теб было полезно одиночество, Джоанна. Ты что-то блдна. Прізжай въ понедльникъ къ намъ и погости денька два. Джо становится такимъ милочкой, а Сисси и Вилли еще сегодня спрашивали, когда увидятъ ‘голубушку тетю Джоанну’. Они такъ зовутъ тебя.
Г-жа Крэнъ приподнялась, сіяя улыбкою, и направила пенснэ на сестру.
— Твои дти черезчуръ умны, Рахиль. Если бы я была завистлива, я бы пожалла, что у меня нтъ малютокъ, которыя умли бы такъ выразить любовь въ тет Джоанн. Но ты пробудешь у Рахили не боле двухъ дней, Джоанна. Я навщу тебя въ среду и отвезу обратно въ Хатчъ.
Миссъ Трэль пришла въ колебаніе и взволновалась.
— Я, кажется, вовсе не поду. Спасибо теб, Рахиль, но, право, не надо. Я лучше останусь здсь на нсколько недль. Мн, въ самомъ дл, лучше всего дома.
— Вздоръ! Я и слышать не хочу отказа. Пріду за тобою въ понедльникъ съ дтьми: это будетъ для нихъ большимъ, удовольствіемъ. Фергусъ будетъ ждать тебя. Тутъ и говорить больше нечего.
Г-жа Протеро завязала шляпу, и больше ничего не было сказано.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Энтузіастъ.

— Сегодня вечеромъ у насъ обдаетъ г. Боасъ,— сказала г-жа Протеро.
— Что это за г. Боасъ?— робко освдомилась миссъ Трэль.
— О! это смотря потому, какъ ты на него взглянешь,— отвтила г-жа Протеро.— Я слышала о немъ до полудюжины противорчивыхъ отзывовъ, и вс они совершенно врны. Вотъ слушай: онъ не демократъ, не сальваціонистъ, не филантропъ, не литераторъ, не издатель газеты, а… Да, право, Джоанна, я затрудняюсь предсказать, въ какомъ фазис ты увидишь его сегодня. Несомннно, что онъ инженеръ, но это для тебя ничего не значитъ.
— Жаль, что онъ придетъ!— вздохнула Джоанна.— Я ужъ знаю, что мы не сойдемся.
— Нтъ, напротивъ. Онъ вообще нравится женщинамъ. Фергусъ объясняетъ это его страстью постоянно открывать въ женщинахъ всевозможныя добродтели. Я знаю, онъ очень вжливъ съ женщинами. Я видла, какъ онъ предложилъ руку какой-то связк грязныхъ тряпокъ и перевелъ ее черезъ Оксфордскую площадь съ такимъ почтеніемъ, точно какую нибудь графиню. Да, онъ это сдлалъ, хотя зналъ, что лэди Карстэрзъ изъ своей кареты все видитъ и ждетъ его, чтобы посмяться надъ нимъ.
— А мн это нравится,— сказала Джоанна съ жаромъ.
— Мн также. Да и то сказать: онъ можетъ длать что угодно, не обращая вниманія на лэди Карстэрзъ. Фергусъ говоритъ, что такіе люди сами задаютъ тонъ. Я позвала бы сегодня еще гостей, еслибы онъ не просилъ, чтобы никого не было. Онъ хочетъ завербовать Фергуса въ члены новаго общества для снабженія стариковъ въ рабочихъ домахъ чаемъ и табакомъ. Онъ самый занятой человкъ въ Лондон, однако находитъ время для множества такихъ маленькихъ длъ. Живетъ онъ гд то въ Вестминстер и вчно старается объ исправленіи людей. Фергусъ говоритъ, что онъ слишкомъ дитя нашего времени, чтобы врить, будто исправленіе слдуетъ начинать съ себя.
— Онъ долженъ быть очень популяренъ.
Цинизмъ Джоанны былъ совершенно непреднамреннымъ. Г-жа Протеро пожала плечами подобно г-ж Крэнъ, но безъ непринужденной граціи послдней.
— Этого нельзя сказать. Мало кого такъ ненавидятъ. Но это ему все равно. Онъ страшно презираетъ притворство и гордится своимъ корнваллійскимъ происхожденіемъ.
— Это производитъ впечатлніе какой то свжести,— сказала Джоанна.— Онъ понравится мн.
— Ну, не слишкомъ-то восхищайся имъ. Въ немъ, дйствительно, много свжести. Онъ — одинъ изъ привлекательнйшихъ людей въ город и поэтому, какъ говоритъ Фергусъ, не женихъ. Лучше дай ему восхититься тобою.
Блдная улыбка скользнула по лицу Джоанны точно призракъ. Она полагала, что г. Боасъ на нее даже не взглянетъ, и такъ искренно была въ этомъ уврена, что, къ досад г-жи Протеро, вышла къ обду въ самомъ плохомъ изъ своихъ платьевъ.
За-то г-жа Крэнъ, вся въ пряжкахъ и въ пенснэ, вполн искупала вс недостатки туалета сестры.
Когда, посл взаимныхъ представленій, Джоанна ршилась поднять глаза на г. Боаса, то лицо ея вспыхнуло, а вки нервно опустились.
Она была совершенно разочарована.
Человкъ, о которомъ столько говорилось, былъ очень малъ, темноволосъ, рзкаго корнваллійскаго типа, съ хохломъ черныхъ кудрявыхъ волосъ на голов и глубоко сидящими глазами, сверкавшими изъ подъ низкихъ бровей. Что онъ былъ не салонный кавалеръ, ясно выразилось въ неловкости, съ которою онъ повелъ въ столовую г-жу Протеро.
Процессія, выступившая изъ гостиной, была смшна соединенными въ ней контрастами. Высокій ростъ и красивая фигура г-на Протеро прекрасно шли къ росту и стройности г-жи Крэнъ. Зато г-жа Протеро, темноволосая, полная, низенькая была женской копіей г-на Боаса.
Соединительною чертою между этими двумя парочками являлись безцвтныя личности миссъ Джоанны Трэль и супруга г-жи Брэнъ.
Втеченіе обда Джоанна съ удовольствіемъ замтила, что аппетитъ г-на Боаса много уступалъ его увлеченію предметами бесды. Когда взоръ его загорался воодушевленіемъ, она забывала о недостаткахъ его наружности и лучше другихъ постигала тайну его вліянія на людей.
Г-жа Крэнъ сидла молча и даже не щурилась на дикаря. Съ самаго начала обда она поняла, что онъ боле интересуется отвлеченною женщиною, нежели воплощеніемъ этой отвлеченной идеи въ ея лиц, и покарала его за это полнымъ невниманіемъ.
Г-жа Протеро любовалась ‘Фергусомъ’ въ ущербъ супругу г-жи Крэнъ и г-ну Боасу. Итакъ, изо всхъ трехъ женщинъ одна Джоанна терпимо относилась къ гостю. Мужчинамъ же онъ казался несноснымъ.
Правда, онъ преступалъ вс правила приличія во время разговора: опирался локтями на столъ, сверкалъ глазами, и рчь его лилась, какъ быстрый огненный потокъ.
— Этимъ бднымъ созданіямъ нужны не общины сестеръ, а сестры,— говорилъ онъ.— Я ни гроша не дамъ за проповдника въ юбк. Надо, чтобы къ нимъ пришли женщины, которыя нжною женскою ласкою успокоили бы ихъ истерзанныя сердца и сочувственными женскими слезами оплакали бы ихъ невыразимыя обиды. Имъ нужно сестеръ не по монастырскимъ обтамъ, а по человколюбію, женщинъ, которыя полюбили бы ихъ, стали бы жить съ ними и научили бы ихъ, чмъ можетъ быть женщина. Что толковать о цивилизаціи! Вотъ единственная цивилизація, возможная для трущобъ! Я былъ въ самыхъ ужасныхъ кварталахъ. Я знаю Лондонъ вдоль и поперекъ, какъ мало кто его знаетъ, и говорю вамъ, что когда среди этихъ несчастныхъ возникнутъ поселенія хорошихъ людей, то лишь тогда — тогда, а не ране,— мы коснемся язвы съ надеждою на ея исцленіе.— Онъ порывисто раскрошилъ свой хлбъ и продолжалъ:
— Вотъ объ этомъ-то я и хлопочу теперь. Въ Шордитч у меня строится домъ, и когда онъ будетъ готовъ, тамъ поселятся съ дюжину мужчинъ и женщинъ, изъ которыхъ у каждаго будетъ свой участокъ для работы по домамъ. Онъ станетъ другомъ каждому мужчин, каждой женщин, каждому ребенку въ своемъ участк. Онъ станетъ земнымъ Провидніемъ, которому можно будетъ и врить, и подражать. Онъ научитъ ихъ добывать хлбъ и выгодно помщать сбереженія. Онъ будетъ длить вс ихъ радости и горести. И все это онъ будетъ длать, даже не освдомляясь, къ какому исповданію они принадлежатъ, или во что врятъ, лишь бы врили въ самихъ себя и другъ въ друга.
— Это все пробовано и перепробовано, напримръ, въ Тойнби-Холл. Это вовсе не ново,— сказала г-жа Протеро, начиная скучать.
— Не ново? Да это старо, какъ Духъ Божій въ Адам! Тойнби-Холлъ принесъ много пользы, но нужно, чтобы одно такое поселеніе приходилось на каждую сотню, а не на пять милліоновъ жителей. Если бы я могъ набрать себ въ сотрудники пятьсотъ друзей, которые составили бы ядро нашего общества, то это дло сдлалось бы въ годъ.
Онъ скаталъ свой хлбъ въ маленькіе шарики и разбрасывалъ ихъ по скатерти въ различныхъ направленіяхъ, нова игривый голосокъ г-жи Крэнъ не прервалъ этого развлеченія.
— Пятьсотъ друзей вамъ въ сотрудники, г. Боасъ? Не черезчуръ ли вы оптимистичны?— спросила она, лукаво улыбаясь.— Я полагала, что люди длятся на два класса: большинство стоитъ противъ васъ, а крошечное меньшинство за васъ. Разв не такъ?
— Именно,— отвтилъ г. Боасъ, не обращая никакого вниманія на ея кокетничанье,— и это большинство — дураки. Дураки! Да, самые глупые, безнадежные. Слушайте! Если бы намъ сказали, что завтра на Товеръ-гилл будетъ принесена человческая жертва, что молодую двушку и юношу отдадутъ на съденіе адскому чудовищу, что чудовище это пожретъ ихъ нжные члены и напьется ихъ горячей крови,— неужели вы сидли бы здсь спокойно и утверждали бы, что это неизбжно, что подобные ужасы составляютъ необходимый фазисъ цивилизаціи? Ахъ, вы, люди!.. Да разв весь народъ не возсталъ бы, какъ одинъ человкъ, чтобы воспрепятствовать такому злодйству?.. Разв наши женщины не перестали бы плакать, а мужчины трудиться, пока… Да разв?.. О, Боже!.. Разв…
Голосъ его прервался, а самъ онъ откинулся на спинку стула въ страшномъ волненіи. Затмъ онъ овладлъ собою.
— Говорю вамъ,— продолжалъ онъ, и въ тон его послышалось глубокое убжденіе,— говорю вамъ, что не одинъ или два, а четыреста человкъ милыхъ двушекъ и славныхъ юношей, каждый день приносятся въ этомъ город въ жертву демону страсти и порока.
Голосъ его опять оборвался и крупныя слезы выступили на глаза. Онъ оглянулся на своихъ слушателей, но взоръ его упалъ на лица, не выражавшія никакого сочувствія.
Г-жа Крэнъ сидла прямо и гордо, и губы ея только что не шептали словъ: ‘Какъ неприлично!’ Глаза г-жи Протеро взывали къ Фергусу. Послдній и супругъ г-жи Крэнъ предались удовлетворенію своего аппетита, и г. Боасъ напрасно посматривалъ то на того, то на другого. Вдругъ взглядъ его встртилъ лицо, полное вниманія, и онъ убдился, что иметъ слушательницу.
Часъ назадъ ‘миссъ Трэль, сестра моя’ не возбудила въ немъ никакого интереса. Онъ увидлъ не молодую, не изящно одтую жевщину, робко отвтившую на его поклонъ, и забылъ о ней, какъ о безразличномъ член вечерняго сборища. Теперь же глаза ея горли, щеки пылали, вся наружность дышала увлеченіемъ. Его мужественный энтузіазмъ овладлъ сердцемъ этой женщины и плодомъ должно было явиться благородное дло. Рчь его не пропала даромъ.
Когда, впослдствіи, мужчины пришли къ дамамъ въ гостиную, онъ тотчасъ подошелъ къ Джоанн.
— Вы интересуетесь положеніемъ бдныхъ?— опросилъ онъ, садясь рядомъ съ нею.
— Нтъ… да…— пролепетала миссъ Трэль, нервно переплетая руки.— Т. е. я… не знаю. Я никогда не думала объ этомъ.
— Но, безъ сомннія, оно интересно? За обдомъ мн показалось, будто вы сочувствуете намъ.
— Нисколько. Т. е., знаете, я не могу. Мн было бы невозможно… Мои сестры ни за что… О!..
Джоанна вдругъ совсмъ умолкла, охваченная мучительнымъ смущеніемъ. Г. Боаса раздражила ея нервность и онъ съ нетерпніемъ оглянулся, желая ускользнуть.
Какъ разъ явились въ комнату дти г-жи Протеро и ихъ нянька. Лицо его прояснилось, и какая то странная сила немедленно привлекла къ нему дтей. Онъ привелъ ихъ въ совершенный восторгъ. Черезъ пять минутъ Вилли сидлъ у него на одномъ колн, а Сисси на другомъ, точно они знали его всю жизнь.
Г-жа Протеро сіяла, глядя издали на это тріо. Но г-жа Крэнъ посмотрла на него далеко неблагосклонно, когда, минуту спустя, г. Боасъ очутился на четверенькахъ и поскакалъ вокругъ гостиной съ дтьми на спин.
— Слава Богу, что мы въ своей семь!— подумала г-жа Крэнъ.
— Тетя Джоанна, тетя Джоанна, возьми Сисси за ручку, Сисси детъ на слон! Тетя, возьми Сисси за ручку!— воскликнула двочка.
— Хорошо, если бы вы взяли ее за руку, миссъ Траль. Она сидитъ нетвердо,— сказалъ ‘слонъ’, приподнимая голову и поправляя спустившійся на глаза хохолъ.
Это было легче, чмъ разговаривать, и тетя Джоанна присоединилась къ веселому обществу, радость котораго вскор стала раздлять и сама, такъ же искренно, какъ ея маленькіе племянникъ и племянница.
Когда эта игра имъ надола, они услись, причемъ Сисси съ удовольствіемъ помстилась на колняхъ г. Боаса, а Вили услся верхомъ на ручку теткинаго кресла.
Мало-по-малу отъ волшебницъ и карликовъ бесда перешла къ обитателямъ Истъ-Энда, и когда дтей противъ воли увели спать, то старшіе были совершенно увлечены тмъ самымъ разговоромъ, который незадолго до того такъ смутилъ миссъ Трэль. Теперь ей легко стало высказываться, и она сообщила своему собесднику, что съ радостью посвятила бы жизнь свою тому длу, о которомъ онъ говорилъ, если бы ее не удерживало сознаніе ея новыхъ обязанностей.
Онъ почтительно слушалъ ее, а затмъ нсколькими вопросами выяснилъ себ природу этой женщины.
— Такой трудъ не по васъ,— сказалъ онъ,— сначала научитесь помогать отдльнымъ лицамъ, а потомъ ужъ начнете служить человчеству въ масс. Я знаю одну двушку, которой вы можете быть очень полезны. Желаете ею заняться?
— Съ радостью,— отвтила Джоанна, и глаза ея загорлись.
Онъ посмотрлъ на нее испытующе, но она не смутилась.
— Да благословитъ васъ Богъ!— произнесъ онъ съ увлеченіемъ.— Приходите ко мн въ контору, въ Вестминстеръ, на улицу св. Георгія, No 552, завтра, въ одиннадцать часовъ. Добрый вечеръ!
Онъ крпко пожалъ ей руку, а когда она оправилась отъ смятенія, въ которое привели ее эти слова, то его уже не было.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Миссъ Траль находитъ оправданіе своему существованію.

Джоанна плохо спала ночь и встала въ нершимости и страх. Свобода оказалась для нея тяжеле оковъ, и задуманный ею самостоятельный поступокъ приводилъ ее въ настоящій ужасъ. Одваясь, она дрожала.
Съ тхъ самыхъ поръ, какъ она себя помнила, она во всемъ подчинялась вол командовавшихъ ею сестеръ и не могла бы указать ни на одинъ важный шагъ, сдланный ею безъ ихъ одобренія. Кром того, значительность предстоявшаго пугала ее. Она никогда не бывала въ город одна. Ея экскурсіи изъ Кенсингтонскаго дома всегда предпринимались вмст съ сестрами и имли цлью лишь выборъ платья или шляпки.
Теперь она не только пускалась безъ покровителя въ такія опасныя мста, каковъ кварталъ Викторіи, но еще должна была проникнуть въ таинственную дловую контору, и все это — безъ согласія и въ отсутствіи хранительницъ ея особы.
Такія соображенія могли взволновать и личность, мене привыкшую къ замкнутой жизни, чмъ она. Она одлась не безъ тревоги и явилась въ столовую съ такимъ виноватымъ и молящимъ о прощеніи лицомъ, что непремнно выдала бы себя г-ж Протеро, если бы эта дама не была поглощена собственнымъ горемъ: Фергусъ выпилъ всего одну чашку кофе, и она мучилась всевозможными предположеніями по этому поводу.
Жалкій видъ сестры вызвалъ у нея лишь слдующее замчаніе:— Джоанна, у тебя какъ будто болитъ голова.
— Тетя Джоанна такая смшная, точно киска, когда стащила что нибудь,— сказалъ Билли, боле наблюдательный, чмъ мать.
Джоанна сла, неловко опуская свои срые глаза подъ взглядомъ ребенка. Она избгала взоровъ сестры, но движенія ея были такъ нервны, что вилки и ложки зазвенли при ея прикосновеніи. По своему старосвтскому обыкновенію, она прочла благодарственную молитву, причемъ заученныя слова зазвучали искренней благодарностью при мысли, что ей приходится имть дло съ г-жею Протеро, а не съ г-жею Крэнъ.
— Я бы не выдержала, будь на ея мст Сара,— сказала она себ и дождалась ухода дтей, чтобы приступить къ тяготившей ее тем.
Разъ или два она откашлялась, но напрасно, и наконецъ-то, наконецъ, г-жа Протеро на минуту отвлеклась отъ своихъ супружескихъ тревогъ ради сестры.
— Ты какъ будто охрипла. Не простудилась ли ты?
— Нтъ,— сказала Джоанна,— надюсь, что нтъ, потому что у меня назначено дловое свиданіе нынче утромъ. Я иду къ г. Боасу.
— Къ г. Боасу!— Г-жа Протеро окаменла, поднявъ кверху свою ложку въ вид восклицательнаго знака.
— Да, въ его вестминстерскую контору,— сказала Джоаны тономъ извиненія.
— Ну!— воскликнула г-жа Протеро посл краснорчивой паузы.
— Онъ хочетъ, чтобы я потрудилась съ нимъ для бдныхъ.
— И это все?— Лицо г-жи Протеро вытянулось, а потомъ опять просіяло.— Значитъ, ты будешь работать вмст съ нимъ? Къ самомъ дл, Джоанна, я не ожидала отъ тебя такого умнаго ршенія. То есть,— поправилась она,— мы съ Сарою вполн сошлись въ томъ, что роль филантропки самая для тебя подходящая.
— Я иду не ради филантропіи, а чтобы помочь тмъ, кому дйствительно нужна помощь, понимаешь?
— Ну, это иногда одно и то же, разв не такъ?
— Значитъ, ты ничего не имешь противъ, Рахиль?
— Противъ? Нтъ, нисколько.— Г-жа Протеро засмялась.— Я вполн тебя одобряю. Ты хочешь просить меня пойти съ тобою?
— Н… нтъ, благодарю тебя, Рахиль. Я думаю, что справлюсь и одна.
Г-жа Протеро опять засмялась и игриво погрозила сестр
— Ахъ, Джоанна, мы еще увидимъ тебя свтской дамой! Что то скажетъ Фергусъ, когда узнаетъ.
Миссъ Трэль была, не мене смущена такимъ отношеніемъ къ ея плану, чмъ прямымъ противорчіемъ. Но отсутствіе возраженій сохранило въ ней силы для предстоявшаго свиданія, и она отправилась въ городъ, волнуясь пріятнымъ ожиданіемъ. Къ собственному изумленію, она благополучно взяла билетъ а потомъ кликнула извощика и, съ новымъ чувствомъ уваженія къ собственной особ, похала одна по улицамъ Лондона.
Она очутилась въ контор г-на Боаса прежде, чмъ успла разнервничаться, и хотя колни ея дрожали, когда она отнималась по лстниц, однако, волненіе пересилило въ ней всякую робость. Она пріостановилась передъ дверью, на которой значилось: ‘Боасъ и компанія’, затмъ постучалась, повернула ручку и вошла.
Два молодыхъ человка, стоя за высокими конторками, посмотрли на нее, когда она вошла, затмъ одинъ изъ нихъ выступилъ впередъ и спросилъ ее, что ей угодно.
— Мн нужно видть г-на Боаса,— сказала она.
Онъ съ видомъ полнаго пониманія улыбнулся товарищу, потомъ подробно осмотрлъ вншность Джоанны и покровительственно сказалъ:— Г-нъ Боасъ теперь отсутствуетъ.
— Я думаю, что вы ошиблись,— отвтила Джоанна съ достоинствомъ.— Будьте такъ добры, справьтесь.
Онъ не спша вышелъ изъ-за конторки и прошелъ въ сосднюю комнату, изъ которой показался вновь въ сопровожденіи молодой женщины, нахально уставившей глаза на Джоанну.
— Все изъ тхъ же,— довольно громко сказала она юнош, а затмъ весьма непринужденно обратилась въ Джоанн:
— Вы должны заране условиться о свиданіи, чтобы видть г-на Боаса.
— Г-нъ Боасъ ожидаетъ меня,— сказала Джоанна. По лицу молодой женщины было ясно, что она не поврила, однако, она повернулась и вышла.
Черезъ нсколько минутъ явился еще конторщикъ, изящный господинъ съ головою древняго грека.
— Вамъ назначилъ придти г. Боасъ?— любезно освдомился онъ.
— Да, въ одиннадцать. А теперь пять минутъ двнадцатаго,— сказала Джоанна, показывая свои часы, золотые и красивые, вслдствіе чего въ голос ея собесдника послышалось боле уваженія.
— Прошу васъ пожаловать сюда. Г. Боасъ сейчасъ занятъ, но скоро приметъ васъ.
Онъ ввелъ ее въ пріемную, и Джоанна почувствовала облегченіе, когда осталась одна.
Она съ любопытствомъ осмотрла всю комнату: обитые кожей стулья, кучу газетъ и циркуляровъ на этажерк и стол, шляпу и пальто, брошенныя на кушетку, въ углу.
Шумъ большого города почти не нарушалъ тишины, онъ доходилъ до ея слуха лишь въ вид едва замтнаго рокота. Вдругъ молчаніе было прервано голосами: низкимъ мужскимъ басомъ и страстнымъ женскимъ сопрано.
— О, г. Боасъ! вы — мой единственный другъ. Вы заставляете меня хотть стать хорошей. Ни отъ кого я не видала помощи, кром васъ. О! вы не знаете, какъ я люблю и обожаю васъ за вашу доброту.
— Милое дитя, не будьте такой глупенькой. Встаньте съ колнъ. Господи, неужели возможно видть, что женщина гибнетъ и не протянуть руки для ея спасенія. Довольно, довольно! Какъ вы легко волнуетесь! Теперь идите. Я позову васъ, когда дло уладится.
Дверь рзко хлопнула и, прежде нежели Джоанна успла скандализироваться слышаннымъ, за нею раздались шаги, а когда она обернулась, то увидла Боаса.
Онъ, какъ бы между прочимъ, подалъ ей руку.
— Жалко, что вамъ пришлось ждать… Бдная двочка впала въ истерику. Сюда… Я проведу васъ въ мое святилище.
Онъ проводилъ ее въ комнату поменьше, гд стны заставлены были книгами. Надъ каминомъ висла копія ‘Благовщенія’ Россетти, обычный предметъ вниманія всякаго входившаго. Посреди стола, заваленнаго бумагами, стоялъ большой букетъ чайныхъ розъ.
— Садитесь,— сказалъ г. Боасъ.— Вы желаете длать дло? Что же именно? Взять на себя заботу о моей истеричной двочк?
— Которая только что была у васъ?— спросила Джоанна, не скрывая неодобренія, вызваннаго въ ней словами двушки. Боасъ внимательно взглянулъ на нее.
— А, вы слышали? Бдняжка такъ же первобытна въ выраженіи своей благодарности, какъ и во всемъ прочемъ. Она только что высказывала мн свою безграничную преданность. Будь на моемъ мст другой, это могло бы стать для нее опаснымъ.
Въ молчаніи Джоанны почувствовался оттнокъ высокомрія. Она была слишкомъ возвышенно настроена и не ожидала именно этого. Г. Боасъ оказался боле человкомъ, нежели она предполагала, и послдствіемъ явилось легкое разочарованіе.
— Я не могу взяться за такое дло, котораго не одобрили бы мои сестры,— сказала она.— Я не хочу огорчать ихъ.
Боасъ пристально посмотрлъ на нее съ минуту.
— Милая барышня, вы не можете жертвовать вашими стремленіями и свободою ради удовольствія вашихъ сестеръ. У васъ свои потребности, своя сфера. Исполните сначала вашъ долгъ въ отношеніи себя самой.
— Я знаю,— отвтила Джоанна,— но…
— Вопросъ въ слдующемъ: станете ли вы руководиться высшимъ стремленіемъ къ тому, что считаете цлью вашей жизни или сдлаете цлью вашей жизни исполненіе желаній вашихъ сестеръ?
— Я всегда предоставляю имъ ршать за меня и…
— Прекрасно, но если вы не можете сразу возвыситься до осуществленія вашихъ стремленій, то вы, по крайней мр можете бороться съ вашей склонностью вчно покоряться. Вотъ дло передъ вами. Смотрите и длайте его такъ, какъ я отъ васъ ожидаю. Эта двочка шестнадцати лтъ попала къ… Я нашелъ ее тамъ полумертвою. Что же предстоитъ ей теперь, если предоставить ее самой себ? Безъ отца, безъ матери — разв Богъ поможетъ ей! Тутъ нуженъ другъ, христіанинъ, чтобы спасти ее отъ того, что хуже смерти. Хотите вы помочь ей?
— Хочу,— отвтила Джоанна со слезами на глазахъ.
— Благослови васъ Богъ!
Онъ всталъ и позвонилъ.
— Позовите ту двушку,— сказалъ онъ, когда вошелъ молодой человкъ съ греческимъ лицомъ. Дверь опять отворилась и на этотъ разъ Боасъ всталъ, чтобы поставить стулъ рядомъ со своимъ.
— Пожалуйте, садитесь,— сказалъ онъ двушк, которая робко прижалась къ притолок. Затмъ, обратившись къ Джоанн, онъ прибавилъ:
— Миссъ Трель, это — Христина Доу. Подойдите сюда. Сядьте,— сказалъ онъ двушк. Джоанна робко взглянула на двушку, и Боасъ, слдившій за выраженіемъ ея лица, убдился, что ему бояться нечего: этотъ взглядъ расположилъ Джоанну въ пользу его protge. Онъ слегка подивился быстрот побды, потому что, хотя Христина и была ему симпатична, однако онъ вовсе не считалъ ее привлекательной. Теперь онъ съ любопытствомъ посмотрлъ на нее.
Она была очень миніатюрна и глядла совсмъ двочкой. Хорошенькія пухленькія губки и нжныя, румяныя съ ямочками щеки длали ее похожей на маленькаго ребенка. Свтлые волосы были тщательно завиты надъ изящнымъ лбомъ, а глаза смотрли робко, доврчиво и трагически отъ недавнихъ слезъ. Черты этого дтскаго лица были тонки и нжны, зато платье и шляпа оскорбляли вс правила изящнаго вкуса.
Она быстро и застнчиво взглянула на миссъ Трэль, а затмъ опустила глаза и продолжала стоять до тхъ поръ, пока г. Боасъ не повторилъ, чтобы она сла. Тогда она вспыхнула, радостно на него взглянула и сла, въ нмомъ ожиданіи вопросовъ.
— Я хочу быть вашимъ другомъ, Христина,— дрожащимъ голосомъ произнесла Джоанна,— но сначала разскажите мн свою жизнь.
— Тутъ нечего разсказывать,— отвтила двушка, внезапно надувшись.— Отецъ былъ школьнымъ учителемъ, жилъ впроголодь и умеръ. Одна женщина взяла меня къ себ. Она тоже умерла. Я стала работать на спичечной фабрик, но на житье не хватало, и я захворала. Тогда одна двушка, Нелла, взяла меня къ себ въ домъ, и тамъ ходили за мною и были добры. сть давали много и пообщали хорошихъ платьевъ, когда поправлюсь. Хозяйк я задолжала и не знала, какъ расплатиться. А Нелл было хорошо, да и дло казалось не труднымъ. Ну вотъ, разъ вечеромъ…
Она остановилась, поблднла и опустила голову. Потомъ съ недовріемъ взглянула исподлобья и смахнула слезы съ рсницъ.
— А потомъ я убила бы себя, если бы меня не отыскалъ г. Боасъ,— прибавила она.
— Бдное, бдное дитя,— сказала Джоанна, плача.— Но теперь ты желаешь жить хорошо? Ты постараешься стать хорошей женщиной?
Христина закрыла лицо руками и начала рыдать и стонать.
— Мн всегда не везло, всегда не везло! Я не виновата. Некому было сказать мн. Я не знала. Богатые совсмъ не то, что бдные. Куда ужъ имъ судить насъ!— Она провела рукою по глазамъ и взволнованно устремила ихъ на Джоанну.
— Бдная моя двочка, теперь для тебя откроется возможность лучшаго,— сказала миссъ Трэль.— Я теб другъ.
— Мн не нужно друзей,— сказала Христина,— кром только него,— и указала пальцемъ на Боаса.— Онъ былъ добръ ко мн. Мн нужно денегъ, много ды и платьевъ. Вотъ я чего хочу!
— Ты — маленькая язычница,— сказалъ Боасъ, взявши листъ бумаги и начавши писать, пока она говорила.
— У тебя будетъ все это, милая: приличное платье и пища,— сказала Джоанна.— И сверхъ того, пріютъ, гд ты сможешь стать порядочной женщиной.
— Не хочу!— Она топнула ногою и глаза ея загорлись гнвомъ.— Знаю я эти пріюты. Тамъ изведешься отъ благочестія. Порядочные люди не такъ добры, какъ дурные. Не пойду туда. Я не хочу длаться порядочной женщиной,— по крайней мр такой.
— Но потомъ я возьму тебя къ себ, и ты будешь моею маленькой прислужницей,— ободрительно сказала Джоанна.
Двочка быстро взглянула на даму, лукавая насмшка засвтилась въ ея глазахъ и мелкнула въ выраженіи рта. Чтобы скрыть ее, она опустила голову и, перебирая бахрому платка, сказала нершительно:
— Вы живете въ Вестъ-Энд?
— Нтъ, въ Суттон, что въ Сурре, въ большомъ старомъ дом, совершенно отдльномъ. Прекрасное, тихое мсто. Тамъ никто и не бываетъ.
— А ваши гости?
— Ко мн гостей не ходитъ, милая. Ты не бойся. Если будешь жить у меня, то никого не увидишь, и тебя не увидитъ никто. Теб возможно будетъ забыть прошлое и стать хорошей женщиной, несмотря… несмотря на твою печальную повесть.
Послднія слова миссъ Трель произнесла со смущеніемъ.
— И вы не отправите меня въ пріютъ?
Джоанна взглянула на Боаса и, полагая, что поняла его намренія, отвчала:
— Отправлю, но не надолго. А потомъ возьму къ себ.
Двочка наклонила голову вбокъ и стала обсуждать положеніе. Моральныхъ мотивовъ для нея не существовало, такъ какъ она плохо отличала добро отъ зла. Ея страстный протестъ противъ дурной жизни былъ вызванъ столько же ея тягостью, сколько сознаніемъ грха. Это былъ честолюбивый и склонный къ наслажденіямъ ребенокъ, только инстинктивное стремленіе къ добру и сильная любовь къ чистоплотности удержали ее отъ крайнихъ степеней паденія.
Перспектива стать служанкою миссъ Трэль въ скучномъ деревенскомъ дом была вовсе не привлекательна и не согласовалась съ мечтами о будущемъ, возникшими на основаніи словъ г. Боаса. Она молча и быстро взвсила вс шансы на улучшеніе предложеннаго ей положенія.
Ея зоркіе глаза подмтили впечатлніе, произведенное ею на Джоанну, она снова пристально посмотрла на нее.
Блдное, непритязательное лицо ничего не общало, и она ничего не прочла на немъ.
Спокойствіе Джоанны показалось ей непреклонностью. Рискованно было вступить въ борьбу съ этою молчаливою силою. Однако, она не ршилась оскорбить г. Боаса отказомъ идти по тому пути, которымъ онъ хотлъ ее вывести изъ бездны позора.
Она разразилась слезами и жалкими рыданіями.
— Я не хочу въ пріютъ! Не хочу! Я — не то, что грязныя двки въ квартал Семи Часовъ. Мн всегда говорили, что я — барышня. Мн не нужно благочестія, и если вы пошлете меня туда, то не нужно и вашей помощи.
Г. Боасъ поднялъ глаза съ бумаги:
— Милое дитя, вы поступаете и говорите очень глупо.
Джоанна встала съ видомъ утомленія. Она чувствовала, что ей не по силамъ задача управлять этой дикой, необузданной натурой. Отвтственность, которую она взяла бы на себя, согласившись руководить Христиною, пугала ее, а бурная страстность выходокъ двочки сбивала ее съ толку.
Однако, ей горько было оставить Христину, не сдлавъ никакого усилія, чтобы направить ее къ добру.
— Если бы я задалась подобною цлью, если бы могла быть ей полезною, это послужило бы оправданіемъ тому, что я живу на свт,— подумала она, а вслухъ произнесла дрожащими губами:
— Я напрасно васъ потревожила, г. Боасъ. Вы видите, что Христин не нужна та помощь, какую я могу предложить ей. Мн очень жаль.
Боасъ всталъ со стула, сверкая глазами изъ-подъ нависшихъ бровей.
— Вы не виноваты. Я жалю, что пригласилъ васъ сюда. Я не ожидалъ, чтобы двочка стала вести себя такъ: я думалъ, что она хочетъ стать хорошей, а теперь вижу, что ошибся. Она обманула меня… Что жъ! Намъ больше нечего для нея длать. Очень жаль.
— Очень, очень жаль,— сказала Джоанна со слезами въ голос.— Я бы ничего для нея не пожалла… Прощай, Христина.
Она протянула руку двушк, которая сконфузилась отъ словъ Боаса и не взяла руки. Джоанна грустно поглядла на нее.
— О, милая, милая!— сказала она порывисто.— Я полюбила бы тебя, если бы ты того захотла. Я была бы теб вмсто матери.
Она повернулась и пошла въ двери, но Христина въ одинъ прыжокъ догнала ее и схватила ея руку, которую стала покрывать слезами и поцлуями.
— Не уходите, не уходите!— повторяла она, рыдая.— Вы — хорошая, какъ и онъ, вы добрая. Вы научите меня быть хорошею. Я не хочу, чтобы онъ ошибся во мн. Я хочу стать хорошей. Я не пойду въ пріютъ, но поду съ вами въ тотъ ужасный, скучный старый домъ, если онъ пообщаетъ навщать меня иногда. Я не хочу, чтобы онъ ошибся во мн.
Джоанна въ нершимости остановилась и взглянула иа Боаса, но онъ сдлалъ ей знакъ уйти.
— Безъ истерикъ, Христина!— сказалъ онъ сурово.— Вы отказались отъ исхода, который представлялся вамъ.
Онъ отворилъ дверь Джоанн и, провожая ее по сосдней комнат, прошепталъ:
— Она больше будетъ дорожить тмъ, чего добьется не легко.
— Отдайте ее мн!— сказала Джоанна, въ волненіи сжимая руки.— Она совершенно права. Въ пріют для падшихъ женщинъ ей не мсто. Пусть живетъ со мною. У меня нтъ никого, никакой цли въ жизни. Она придастъ смыслъ моему существованію.
— Нтъ,— отвтилъ Боасъ съ притворною беззаботностью. — Пусть идетъ. Будь она честная, она сдлала бы все, чтобы убжать отъ соблазна. Ей былъ предложенъ исходъ, а теперь Богъ съ нею. Она — гадкая двочка, и не думаю, чтобы ее можно было исправить.
Джоанна выпрямилась, и ея срые глаза засверкали.
— Вы не можете помшать мн въ томъ дл, къ которому я чувствую призваніе — спокойно сказала она.— Богъ послалъ мн эту двочку, чтобы, любя ее, я научилась жить. Я возьму ее и безъ вашего согласія.
Боасъ круто повернулся и взялъ ее за руку, причемъ улыбка удовольствія освтила все его лицо.
— Вы быстро воспринимаете добрые совты, миссъ Трэль: прежде всего — врность самой себ. Я не боюсь ни за васъ, ни за Христину, но ей еще не слдуетъ перезжать къ вамъ. Дайте мн все устроить. Вы получите отъ меня извщеніе.
Онъ затворилъ дверь, и Джоанна осталась одна со своими мечтами.
Вернувшись въ Брэндонъ, она застала у г-жи Протеро г-жу Крэнъ. Послдняя съ любопытствомъ посмотрла на сестру. Въ первый разъ въ жизни Джоанна внушала ей уваженіе тою кажущеюся ловкостью, съ какой она съумла поддержать интересъ, который возбудила въ Боас.

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Изящный вкусъ.

Г-жа Крэнъ ршила, что не позволитъ младшей сестр перещеголять себя въ любезности къ Джоанн. Когда послдняя собралась отъ г-жи Протеро домой, она пріхала изъ Каршантона нарочно, чтобы отвезти ее въ Хатчъ.
Г-жа Протеро также назвалась въ провожатые, и вышло, что Джоанн пришлось сидть спиною къ лошадямъ. Впрочемъ, она къ этому привыкла, потому что такъ бывало каждый разъ, какъ она оказывалась третьею въ коляск г-жи Крэнъ. Когда же она вызжала съ г-жею Протеро, то послдняя настойчиво усаживала ее поудобне.
Вс трое сдерживали свое волненіе. Замужнихъ сестеръ тяготила тайна, Джоанна же еще переживала впечатлнія свиданія съ г. Боасомъ. Отнын она глядла на міръ другими глазами, мысленно относя все къ Христин. Она представляла себ, какъ дома ее встртитъ ея двочка, какъ засверкаютъ глазки, когда она начнетъ разсказывать ей о томъ, что видла и слышала. Она воображала себ, какъ та быстро и безмолвно сниметъ съ нея верхнее платье и станетъ порхать по комнат, заваривая чай и оказывая сотню мелкихъ услугъ, за которыми Джоанна никогда не ршалась обратиться къ своей молчаливой служанк. Первая потребность женщины, это — чтобъ было съ кмъ болтать.
Джоанна начинала понимать, что присутствіе Христини заполнитъ проблъ въ ея существованіи, и съ нетерпніемъ ждала того времени, когда г. Боасъ позволить взять двочку.
Преодолвъ первый ужасъ и отвращеніе, Джоанна ршила забыть исторію Христины. Прошедшее двушки слдовало отбросить, какъ отсченный членъ, и рубецъ, который могъ остаться посл этой операціи, должно было скрывать. Исторія ея должна была остаться тайною. Ей слдовало вступить въ новую жизнь безъ этихъ тяжелыхъ оковъ. Пусть передъ нею откроются свтлыя перспективы незапятнанной жизни, а мрачное прошлое пусть изгладится, какъ будто его и не было.
Такъ разсуждала Джоанна, не принимая во вниманіе того суроваго закона, въ силу котораго прошедшее управляетъ настоящимъ и будущимъ, становится неизбжнымъ рокомъ, цпью, которая сковываетъ нерожденное еще дитя съ прегршеніями отца. Но мрачной тни этого неумолимаго закона совсмъ не видно было на ея лиц во время перезда. Оптимизмъ довольнаго человка всецло овладлъ ею.
— Какъ ты интересна, Джоанна! У тебя появился румянецъ,— сказала г-жа Протеро посл продолжительнаго осмотра сестры.
Г-жа Крэнъ подняла къ глазамъ лорнетъ съ длинной ручкой.
— Никогда не видала тебя такой авантажной,— протянула она.— Право, лицо твое положительно оживилось.
Джоанна покраснла, но промолчала. Она еще не ршалась заговорить съ сестрами о Христин, зная, что встртить противодйствіе, и предпочитала начать борьбу съ поддержкою г. Боаса.
— Положительно оживилось,— продолжала г-жа Бренъ.— Это доказываетъ, что теб полезно встряхнуться. Въ Хатч слишкомъ тихо и скучно. Кстати, Чарли говорилъ, что съ этимъ домомъ связана исторія о какомъ то привидніи, это очень обыкновенно въ такихъ усадьбахъ. Я не интересуюсь суевріями и призраками. Да и какіе призраки могутъ являться туда, гд красиво, свтло… и оживлено?! Теб необходимо общество.
— Да,— живо отвтила Джоанна.— Я сама такъ думаю. Прислуга черезъ-чуръ стара и неподвижна. Мн пріятно было бы имть въ дом существо молодое и веселое.
— Вилли и Сисси будутъ часто гостить у тебя,— сказала г-жа Протеро, обдавая ее лучами благосклонныхъ взоровъ.
— Вилли и Сисси не составляютъ всего міра,— рзко отвтила г-жа Крэнъ.— Джоанн нужна компаньонка.
— Да, кого-нибудь постарше, чтобы быть при мн постоянно, не ребенка, а молодую двушку,— прошептала Джоанна, чувствуя, что выдаетъ свою тайну.
— Молодую двушку? да хоть двадцать!— О грудь г-жи Крэнъ приподнялась отъ прилива великодушныхъ чувствъ.
— Нужно, чтобы въ Хатч бывали гости, способные оцпить твою новую обстановку.
— Я ршила не покупать ничего новаго,— мечтательно сказала Джоанна.
Ея сестры обмнялись взглядами.
— Вздоръ,— съ живостью отвтила г-жа Кренъ,— мы этого не допустимъ. Одинъ этотъ старый хламъ на конскомъ волос можетъ обречь любую женщину на безбрачіе, хотя бы и не было легенды. Теб нельзя довольствоваться дядиною меблировкою, Джоанна. Счастье, что мы можемъ сдлать за тебя все нужное. У тебя нтъ ни идей, ни воображенія, ни честолюбія.
Джоанна покорно промолчала. Когда же, наконецъ, она отважится взять бразды правленія въ собственныя руки? Но она чувствовала себя слишкомъ счастливой, чтобы опечалиться надолго.
Обративши взоръ на поля, мимо которыхъ хали, она съ наслажденіемъ смотрла, какъ изящно вырзывались стебли и листья на фон неба и какъ синева его подергивалась туманной дымкой лтнихъ облаковъ.
Изгороди покрыты были мечтательными розами, а полевые цвты придавали идеальную прелесть каждому рву, каждому краю дороги. Все было зелено, свжо, полно красы недавняго расцвта, весенняя нжность еще не вполн перешла въ зрлость юнаго лта. Обвитые плющемъ коньки крыши Хатча выглянули изъ-за деревьевъ слва, и сердце Джоанны забилось при вид ихъ. Это было ея первое возвращеніе домой посл того, какъ усадьба перешла въ ея руки.
Пока он сворачивали съ дороги и възжали въ ворота, тд какая-то женщина привтствовала ее поклономъ, Джоанна, такъ сказать, почувствовала, что это имніе — ея. Вторично въ ней вспыхнуло стремленіе жить независимо отъ сестеръ. Она сознала себя чмъ-то отъ нихъ отдльнымъ, и сознаніе это стало рзче, когда слуги въ прихожей встртили ее боле почтительно, нежели ея спутницъ.
Она застнчиво отвтила на ихъ поклоны, полу-извиняясь передъ г-жами Кренъ и Протеро за такое преимущество передъ ними, и пошла впередъ, въ гостиную, а сестры послдовали за нею съ какимъ-то таинственнымъ и выжидающимъ видомъ. На порог Джоанна остановилась и устремила передъ собою полный ужаса, неподвижный взоръ.
Потертая, полутемная гостиная, къ которой привыкла Джоанна, сіяла свтомъ и яркими красками, лучи солнца лились потоками изъ-подъ пышныхъ розовыхъ шелковыхъ гардинъ. Плющъ былъ срзанъ вокругъ оконъ, которыя стали похожи на лишенные бровей глаза, и необычный свтъ выставлялъ на видъ превращеніе, которому подверглась комната. Ея некрасивая уютность уступила мсто неуютному безобразію.
Прежде всего бросался въ глаза Акстминстерскій коверъ, рзкіе цвта котораго гармонировали съ покрышками стола и дивана. Полдюжины стульевъ въ стил Людовика XIV, съ золочеными ножками и сидньями, обтянутыми малиновой парчей, соперничали въ великолпіи съ обитыми плюшемъ креслами. Маленькіе круглые столики, чередуясь съ квадратными, составляли, повидимому, потомство двухъ большихъ столовъ, красовавшихся на первомъ план. Пучекъ павлиньихъ перьевъ торчалъ изъ голубой фарфоровой вазы, а на камин, по об стороны бронзовыхъ часовъ подъ стеклянымъ колнакомъ, красовались неизбжныя въ пригородныхъ домахъ луговыя травы.
Около двери японская ширмочка дополняла роскошь индійской портьеры.
Дубовыя панели были покрыты синей съ золотомъ инкрустаціей для соотвтствія съ атласистыми синими обоями, испещренными золотыми кружками. На этомъ фон выдлялись самыя рзкія картины импрессіонистской школы, замнивъ собою старыя гравюры, которыми восхищалась Джоанна и стала бы восхищаться г-жа Крэнъ, если бы знала имъ цну. Словомъ, все убранство комнаты производило впечатлніе чего то рзкаго, крикливаго.
Джоанна при первомъ взгляд разинула ротъ, а потомъ, блдная и растерянная, обернулась къ сестрамъ.
— Неправда ли, превосходно?— торжествующе спросила г-жа Крэнъ.
— Я и представить себ не могла такой прелести,— сказала Г-жа Протеро, пухлое лицо которой расплывалось въ улыбки радости и восхищенія,— какая перемна! Коверъ выбиралъ Фергусъ. Джоанна, разв ты не довольна?
— Комната стала совсмъ другою,— сказала г-жа Крэнъ.— Никто и не подумалъ бы, что въ Хатч есть такой будуаръ.
— Дйствительно, никто,— спокойно отвтила Джоанна.
Ея тонъ заставилъ обихъ сестеръ остановить на ней долгіе и удивленные взгляды.
— Джоанна, разв ты не рада?
Г-жа Крэнъ сбросила пенснэ и стала всматриваться въ сестру невооруженными глазами.
— Не слдовало длать этого безъ моего согласія,— сказала Джоанна, глядя на нее храбро, хотя все лицо ея трепетало.
— Безъ твоего согласія?— засмялась г-жа Крэнъ.— Да кто же могъ думать, что оно нужно? Мы оказывали теб услугу, хотли сдлать пріятный сюрпризъ.
— Это очень мило съ вашей стороны, Сара, но если вамъ хотлось сдлать мн подарокъ, то разв…
— Подарокъ!..— взвизгнула г-жа Крэнъ.
— Это не подарокъ,— объяснила г-жа Протеро.— Вещи взяты у Шульбреда, и его счетъ лежитъ вотъ здсь, въ ящик. Мы только хотли избавить тебя отъ хлопотъ.
— Вы очень добры,— повторила Джоанна съ оттнкомъ горечи въ голос.
Она была блдна и страшно разсержена, такъ что кусала губы, чтобы не высказать сестрамъ тхъ горькихъ истинъ, которыя такъ и просились на языкъ.
— Ну, Джоанна!
Съ этимъ восклицаніемъ г-жа Крэнъ упала въ кресло и погрузилась въ оскорбленное молчаніе.
Выраженіе льющагося черезъ край добродушія вдругъ покинуло лицо г-жи Протеро, которое сдлалось неподвижнымъ и безучастнымъ. Она внезапно сла на одинъ изъ стульевъ въ стил XVIII вка, и тонкія ножки погнулись подъ тяжестью ея особы.
Миссъ Трэль стояла передъ ними, точно преступница въ ожиданіи приговора, пока не заговорила г-жа Крэнъ:
— Надо признаться, что съ тобою трудно ладить, Джоанна. Цлую недлю мы не имли покоя, какъ каторжныя, ради твоего удовольствія, и вотъ какое намъ спасибо. Но такъ всегда бываетъ: благодарности въ мір нтъ.
Она сжала губы съ видомъ покорности судьб.
— А Фергусъ употребилъ цлое утро на выборъ ковра!— патетически воскликнула г-жа Протеро.— Ему хотлось подобрать именно эти цвта. Ужъ не знаю, что онъ скажетъ…
— Я знаю, вы желали мн добра,— сказала Джоанна, стараясь не возвышать голоса.— Несомннно, вы полагали, что избавляете меня отъ какой нибудь тягости, вы забыли только объ одномъ: что хозяйка въ Хатч — я!
— Хозяйка въ Хатч?— повторила г-жа Крэнъ, широко раскрывъ глаза.
Г-жа Протеро поднесла въ лицу платокъ.
— Да,— проговорила Джоанна, садясь, съ нсколько ненатуральнымъ, но произведшимъ достаточное впечатлніе достоинствомъ.— Да, я здсь хозяйка. Пожалуйста, впередъ не забывайте этого. У тебя есть свой домъ, Сара, а у тебя, Рахиль, есть свой. Я не оскорбляю васъ вмшательствомъ въ ваши хозяйственныя распоряженія, поэтому прошу и васъ относиться ко мн точно такъ же. Вы преступили вс границы дозволеннаго, когда подрзали весь мой плющъ и перемеблироваіи комнату у меня въ дом.
Посл этой рчи прошло нсколько минутъ въ молчаніи, затмъ она продолжала:
— Считаю нужнымъ предупредить, что на будущее время я во многомъ стану обходиться безъ вашего руководства. Ваши вкусы далеко не сходятся съ моими. Напримръ, эта обстановка кажется мн немного… нсколько… пошловатой…
— Пошловатой!— вскричала Ггжа Крэнъ, совершенно выпрямляясь.— Пошловатой?! Да это — верхъ, самый верхъ высшаго изящества! Обои лучшіе изо всхъ, какіе только есть у Вильяма Мориса, коверъ — по гине за ярдъ. Ты мало понимаешь изящное, если считаешь ихъ вульгарными. Здсь все — послднее слово моды. Если бы ты чаще бывала въ модныхъ гостиныхъ, то признала бы свою за совершенство.
— Очень возможно,— сухо отвтила Джоанна.— Но ты видишь, какъ мн мало извстны вестъ-эндскія гостиныя.
Г-жа Крэнъ снова откинулась на спинку стула и долго моргала, прежде чмъ оправилась отъ этой поразительной рчи. Произнесенныя Джоанной, слова эти были ни на что не похожи, невроятны.
— Намъ будетъ очень неловко, если ты отошлешь все это обратно,— нервно проговорила г-жа Протеро.— Ты, вдь, не сдлаешь этого, Джоанна?
— Я еще не ршила, какъ мн быть,— сказала Джоанна.
Первою ея мыслью было избавиться отъ этой пестрой выставки синевы, позолоты и атласа и вернуть комнату къ своей любимой первобытности и простот, но этотъ планъ разрушило внезапное воспоминаніе о Христин. Двочк не хотлось жить въ ‘скучномъ старомъ дом’. Пестрота могла понравиться ей и разсять тотъ мракъ, который былъ пріятенъ утомленной душ Джоанны. Поэтому ради Христины она вознамрилась примириться съ ненавистнымъ ей притязательнымъ безвкусіемъ. Но она все-таки сердилась на вмшательство сестеръ въ ея ‘хозяйство’, и гнвъ далъ ей силу сообщить то, о чемъ до тихъ поръ она боялась упомянуть. Она слегка дрожала, отвчая г-ж Крэнъ, но теперь заговорила смло, съ такою опредленностью въ голос, которая не допустила сестеръ до возраженій:
— Очень возможно, что я оставлю здсь эту обстановку, не потому, чтобы она мн нравилась, и не ради того, что это вашъ выборъ, но ради двушки, которую беру къ себ на житье. Молодость любитъ свтъ и яркія краски.
Она остановилась, чтобы передохнуть и дать время разазиться ожидаемой бур восклицаній. Но гроза еще не разражалась, и она продолжала, причемъ волненіе длало рчь ея сбивчивою и невнятной..
— Я разсчитываю взять сюда молодую двушку. Она сирота, одинока. Я надюсь стать ей вмсто матери. Она составитъ для меня развлеченіе и цль въ жизни.
— Пріемышъ?— взвизгнула г-жа Крэнъ, толкуя слышанное наиболе понятнымъ для себя образомъ.— Ты сдлаешь ее своею наслдницей, такъ какъ никогда не выйдешь замужъ. Это судьба всхъ женщинъ въ Хатч — оставаться старыми двами. И безъ нашего совта…
— Ты одобряешь мое намреніе?— отнеслась Джоанна къ г-ж Протеро, не обративши ни малйшаго вниманія на г-жу Крэнъ, которая встала, въ величественномъ негодованіи шумя юбками.
— Намъ здсь не мсто, Рахиль. Пойдемъ!
Г-жа Протеро жалобно взглянула и начала рыдать.
— О, Джоанна! Этого я никакъ отъ тебя не ожидала. Устранить Билли и Сисси, свою плоть и кровь, ради чужой! И посл всего, что Фергусъ для тебя сдлалъ: познакомилъ тебя съ Боасомъ, и выбралъ коверъ, и… и…— Она закрыла лицо платкомъ и, съ трудомъ вставши, пошла за г-жею Крэнъ вонъ изъ комнаты.
Джоанна не стала ихъ удерживать. Къ то время, какъ он уходили, совершенно новое чувство правоты пересиливало въ ней волненіе, досаду и настоятельное желаніе попросить у нихъ прощенія. Ея смлость пугала ее самое, пока яркость обстановки снова не бросилась ей въ глаза и опять не разожгла ея гнва. Ршимость ея стала тверже. Нтъ, она не уступитъ! ‘Вы не можете жертвовать вашими силами и свободою единственно ради удовольствія вашихъ сестеръ. У васъ должна быть своя сфера. Исполните сначала ваши обязанности по отношенію къ себ самой’,— такъ сказалъ Боасъ.
Эти слова закалили ее противъ собственной слабости, и съ напускными твердостью и спокойствіемъ она подошла въ окну, глядя вслдъ коляск, исчезавшей на поворот дороги.
Тутъ вдругъ ею овладлъ ужасный страхъ.
— Что, если вс комнаты въ дом подверглись превращенію?
Она пробжала изъ корридора въ залу, изъ мезонина въ подвалъ и, наконецъ, упала на стулъ въ пріемной въ изнеможеніи, обезсилвъ отъ чувства облегченія.
Все было въ порядк. Мракъ, красное дерево и конскій волосъ господствовали и во всхъ прочихъ комнатахъ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Апоозъ Христины.

Лто пришло къ концу, прежде чмъ Христина очутилась въ Хатч. Джоанна приняла ее отъ Боаса, какъ нкій священный залогъ, и ввела ее въ домъ съ такою торжественностью, что двочка сразу испугалась и возмутилась противъ распоряженій Боаса.
Сырой и мрачный домъ не понравился ей, и глаза ея забгали по стнамъ, какъ у птицъ въ клтк. Джоанна встртила ее привтливо, хотя серьезно, и повела по дому, безсознательно показывая, какъ въ немъ однообразно и скучно. Сердце Христины рвалось на части, но она сжала губы и ничмъ не выразила своихъ ощущеній.
Она искренно стремилась къ лучшему и, боясь Боаса, соображала, какъ бы сдлать сносне эту смерть заживо, на которую онъ ее обрекъ. Во всемъ дом ей понравилось лишь одно: гостиная г-жи Крэнъ, но съ болью въ сердц она замтила, что двери этой комнаты по большей части заперты.
Переходъ изъ самыхъ блестящихъ кварталовъ Лондона въ самые мрачные былъ бы для нея не мене рзокъ, чмъ переходъ изъ этой гостиной въ комнату экономки, гд сидла въ полумрак м-съ Сайксъ, похожая на человкообразного паука, поджидающаго свою жертву.
— Вотъ моя маленькая прислужница, Христина Доу, сказала Джоанна, входя.— Поручаю ее вамъ, м-съ Сайксъ, я прошу научить ее шить, вести счета и, вообще, быть полезной. Она поможетъ вамъ варить варенье или длать еще что добудь не очень трудное. До свиданья, Христина. Будь доброй двочкой и слушайся м-съ Сайксъ.,
Она кивнула двушк и вышла, желая забыть отчаянный взглядъ, который кинула ей та. Смлая красота Христины какъ бы затмилась, ужасъ и протестъ выражались на миловидномъ личик, которое когда то привлекло сердце Джоанны.
Джоанна вернулась въ пріемную, но и тамъ не могла успокоиться. Везд ей мерещились полные упрека глаза и жалобно опущенные углы рта. Она стала ходить взадъ и впередъ, силясь подавить предосудительное стремленіе въ обществу этой двушки. Она была такъ одинока и ей доставило бы такое удовольствіе присутствіе существа молодого, полнаго жизни. Но она полагала, что это не годится. Какъ бы симпатична ни была Христина, слдовало соблюдать приличія и не забывать разницы общественнаго положенія. Нельзя было сразу перенести ее изъ трущобы въ гостиную. Никакъ нельзя. Общественное мнніе воспрещало подобное беззаконіе и нарушеніе своего кодекса морали.
Впрочемъ, наклонная въ лжемудрствованію Джоанна вспомнила о боле рзкомъ переход и нашла, что разстояніе между крестомъ и раемъ значительне, чмъ между трущобою и гостиною.
Присутствіе Христины въ Хатч совершенно лишило Джоанну покоя. Она не могла ни за что приняться и только ходила по дому, причемъ ее все тянуло въ комнату экономки, гд блдная, молчаливая двушка сидла безропотно, но съ такими жалкими глазами, что они преслдовали Джоанну везд.
Она не могла не чувствовать ихъ нмого вопля, сливавшагося съ призывомъ ея собственной души, которая желала присутствія Христины. Въ это время она особенно сильно чувствовала свое одиночество, потому что сестры, въ отместку за ея объявленіе независимости, перестали навщать и приглашать ее. Восклицаніе г-жи Крэнъ: ‘пріемышъ’ звучало у нея въ ушахъ и тоже говорило въ пользу Христины. Въ самомъ дл, отчего не взять ее вмсто дочери и не установить нжную связь близости и общей жизни?
Прошедшее Христины, то дурное, о чемъ говорилъ Боасъ, не смущало ее. Ея чистота дозволяла ей не отворачиваться и прощать тамъ, гд мене безупречныя женщины удалились бы со словомъ осужденія. То зло, которое вызвало бы въ нихъ отвращеніе, пробудило въ ней женственную нжность и состраніе. Она хотла стать сестрою для падшихъ и стремилась подать имъ руку помощи.
Въ Христин она видла не гршницу, а жертву, которую сгубили бдность и обстоятельства. Считая себя избранной для помощи ей, она готовилась къ этому длу.
Но дни проходили, а система, которую она примняла, не вела къ добру. Покорность Христины перерождалась въ неповиновеніе. Она возненавидла м-съ Сайксъ и не скрывала своей ненависти, а жалобы экономки становились все громче и чаще.
Джоанн приходилось разбирать ихъ, но она не могла выносить вида блдной, унылой двушки, молча принимавшей ея выговоры. Ей легче было бы обуздывать ту дерзкую, порывистую двочку, которая была ей представлена въ контор г-на Боаса. Такое положеніе вещей длало ее просто несчастной, но она боялась довриться своимъ влеченіямъ по отношенію къ Христин. Однажды вечеромъ, когда она шла къ себ, навстивши одну изъ работницъ, которая заболла, Джоанна услышала шумъ изъ комнаты Христины и обратила на него вниманіе. Сначала она въ нершимости постояла у двери, затмъ вошла. Христина лежала въ постели, и вся кровать тряслась отъ ея рыданій. Джоанна присла рядомъ.
— Христина, дитя мое, о чемъ ты горюешь?
— …не горюю!— послышалось изъ-подъ простыни.
— Что съ тобой, милая? Ты несчастлива?
— Да, я несчастлива!— воскликнула Христина съ силою, вдругъ вскакивая и открывая опухшее отъ слезъ лицо.— Я хуже, чмъ несчастлива… Я… Я не могу больше выдержать. Мн все равно, что скажетъ г. Боасъ. Я не останусь съ этой женщиной. И вы не остались бы на моемъ мст. Отъ нея трава завянетъ. И цлый день сидть съ ней взаперти! Я привыкла не къ такой жизни! Ужъ лучше буду дурная, чмъ такая, какъ старуха Сайксъ. Я ухожу. Предупреждаю васъ, потому что вы были добры во мн и я васъ люблю. Я убгу завтра утромъ.
— Куда жъ ты пойдешь, Христина?
— А? Да не знаю. Пожалуй, въ Нелл и другимъ,— отвтила она беззаботно.
— А что скажетъ г. Боасъ?
Лицо двушки нахмурилось и стало мрачнымъ и унылымъ.
— Не знаю, да и все равно. Онъ больше не захочетъ знать меня, да мн все равно.
Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, которыхъ не могла сдержать, но эти слезы заставили Джоанну ршиться.
— Христина,— сказала она,— а не хочешь ли ты остаться со мною, жить въ моихъ комнатахъ и быть моей маленькой подругой?
Двочка подняла удивленный взоръ, причемъ остановившіяся слезы засверкали у нея на глазахъ. М-съ Сайксъ убила въ ней т честолюбивыя мечты, которыя возникли было въ контор г. Боаса, но слова Джоанны вновь воскресили ихъ.
— Жить съ вами и быть барышней?!—вскричала она.
— Да, милая.
— И чтобы прислуга служила мн?
— Да… да, Христина.
— И весь день сидть въ гостиной?
— Да, если захочешь.
— И носить платья такія же, какъ у васъ, и здить въ коляск?
— Да. Вотъ видишь, если ты станешь моей компаньонкой, то теб придется длать все то же, что и я. Хочешь попробовать и остаться?
— Мой Богъ! Конечно, хочу, хоть бы затмъ, чтобы взбсить старуху Сайксъ!
Джоанну почти разсмшилъ этотъ быстрый переходъ отъ отчаянія въ возбужденію и надежд.
— Но я не хочу, чтобы ты оставалась ради этого, Христина,— сказала она, подавляя смхъ, она чувствовала себя счастливою при мысли, что спасетъ Христину отъ возвращенія ‘къ Нелл и другимъ’.— Я хочу, чтобы ты полюбила все доброе и прекрасное.
— Да я и такъ люблю и цвты, и деревья, и птицъ, и зеленыя лужайки, только мн и взглянуть на нихъ не давала эта старая вдьма.
— А если теб дать свободу гулять сколько угодно, будешь ли ты счастлива и довольна?
— Можетъ быть. Какъ ни какъ, попробую. И не убгу, не сказавшись вамъ.
Джоанна обняла двочку и привлекла ее къ себ:
— О, милочка! У меня совсмъ никого нтъ, и я люблю тебя. Если ты останешься у меня и постараешься полюбить меня хоть немножко…—Затмъ наступила длинная пауза. Христина схватила руку Джоанны и съ увлеченьемъ стала цловать ее.
— Никто не любилъ меня съ тхъ поръ, какъ умеръ отецъ. Когда вы говорите, что меня любите, я готова цловать вамъ ноги.
Слдующая недля была полна и ужаса, и прелести для Джоанны. Новое положеніе сдлало Христину такою, какъ она была прежде, только въ смягченномъ вид, и ея смлость, веселость, красота стали источникомъ наслажденія для Джоаны, которая все еще мучилась сомнніемъ, хорошо ли она поступила.
Двочка самыми неожиданными уловками выражала ей свою связанность, внезапно пускалась въ грустныя изліянія, или вдругъ начинала такъ мило ласкаться, что сразу плняла сердце Джоанны.
Миссъ Трэль мало по малу переставала сомнваться въ собственной премудрости и отдавалась наслажденію быть любимой такъ, какъ любило ее это дитя съ мягкими, нжными, ласковыми руками. Но изліянія она прекращала. Ей не хотлось больше знать о прошедшемъ Христины и казалось совершенно излишнимъ, чтобы и сама она вспоминала о немъ.
— Милая,— говорила она,— давай, похоронимъ прошлое. Ты должна помнить о немъ, чтобы стремиться въ добру, но мы, знающіе твою жизнь, г-нъ Боасъ и я, мы забудемъ его и никогда никому не скажемъ.
Джоанн было не трудно забыть о прошедшемъ Христины, въ которой вскор невозможно стало узнать своенравную и необузданную двочку, представленную ей г-номъ Боасомъ, или мрачную, унылую помощницу м-съ Сайксъ.
Она была покорна и нжна, весела и забавна, смла и робка, полна прелести и противорчій. Совершенно новое для нея удовольствіе гулять и кататься по окрестностямъ вмст съ Джоанной доставляло ей полное счастье. Она была въ восторг отъ перемны образа жизни, а щедрость Джоанны соотвтствовала наклонности двочки въ роскоши. Лакомый столъ, свжесть и близна маленькой спальни, куда ее переселили, приспособленіе ежедневнаго времяпрепровожденія къ ея желаніямъ вполн соотвтствовали ея понятіямъ о благополучіи… Она съ восторгомъ принимала услуги и втайн торжествовала надъ м-съ Сайксъ, наслаждаясь любовью Джоанны. Она была неглупа и сразу подмтила, что стала средоточіемъ жизни Джоанны, это ее обрадовало и открыло безконечныя перспективы ея честолюбію.
Въ первые дни по своемъ освобожденіи она, разумется, не скучала. На другое же утро посл своего повышенія, она проплясала по всему дому и затмъ цлый часъ ликовала, убирая гостиную цвтами. Она была такъ рада, что Джоанна простила сестрамъ ихъ работу, видя, какъ она нравится Христин. Затмъ, она проплясала по лужайк, какъ настоящая фея, и вернулась съ внкомъ изъ осеннихъ листьевъ на голов, отчего у Джоанны вдругъ навернулись слезы.
Да правда ли это? Возможно ли, чтобы это беззаботное дитя знало нужду, и грхъ, и стыдъ, весь мракъ мрачнйшихъ трущобъ Лондона?
Недлю спустя, она поймала лошадь и безъ сдла поскакала на ней вокругъ усадьбы. Джоанна задрожала отъ страха и едва доплелась до порога, откуда всякими знаками, наконецъ, остановила бшеную скачку Христины.
Та тотчасъ соскочила на землю и съ милою ласкою подбжала къ Джоанн.
— Вы поблднли и дрожите, чего вы испугались?— проговорила она, задыхаясь.— Господи Боже! Да неужели вы думали, что меня ушибетъ такая глупая старая кляча?
— Но, милая, какъ это возможно? Родилась и воспиталась ты въ Лондон. Какъ же теб управиться съ лошадью, да еще безъ сдла?
Христина засмялась, наслаждаясь тревогою миссъ Трэль.
— Мой Богъ! Тутъ нтъ ничего мудренаго. Моя бабушка, француженка, была наздницей въ цирк, да и мать до замужества служила у Сенгера въ цирк. Значитъ, я пошла въ нихъ. Посмотрли бы вы, какъ я представляю моряка на осл, который детъ въ Дерби.
Джоанна отступила, пораженная, но скоро опомнилась и сообразила, что не слдуетъ удивляться подобнымъ выходкамъ. А Христина глядла на нее веселыми глазами.
— Вы видите, что я цла. Позвольте же мн еще поздить,— сказала она съ живостью.
Джоанна покачала головою, но видя, что лицо двочки омрачается, отвтила:
— Только съ сдломъ. И пусть тебя проводитъ Дэвисъ.
— Дэвисъ? О! это — конюхъ. Что-жъ, онъ видный парень. И онъ уметъ здить! Пойти позвать его?
— Нтъ, мой другъ, на этой лошади я не пущу тебя. Но у насъ есть пони на хутор, его приведутъ сюда въ будущемъ мсяц, и я подарю его теб, чтобы теб кататься на немъ, когда захочешь.
— Пони! Мн! Мой Богъ!
Христина разинула ротъ и умолкла. Затмъ ея лицо вытянулось и стало грустнымъ.
— Не стоитъ его и дарить мн,— пролепетала она.— Я подлая была! И не дарите. Не за что.
Джоанна погладила ее по голов и нжно заглянула въ сконфуженные глаза.
— Будетъ за что, Христина. Ты будешь стоить всего, самаго лучшаго и высокаго въ жизни, или постараешься стоить, не правда ли?
Христина поймала руку Джоанны и прижала ее въ груди.
— О! я хочу, хочу быть хорошей!— воскликнула она.— Сдлайте меня такою, какъ вы сами и г. Боасъ.
На другой день он похали въ Суттонъ и все утро проходили по лавкамъ. Джоанна думала, что не сойдется во вкусахъ съ Христиною, но ошиблась. Двочка съ удовольствіемъ разсматривала яркія красныя и синія матеріи, однако, охотно согласилась взять боле скромные цвта, выбранные Джоанной, и безъ возраженій смнила на простенькую шляпку то мудреное сооруженіе со множествомъ перьевъ, которое было у нея на голов. Со старой шляпою она разсталась, но ничто не могло убдить ее пригладить чолку.
Эти треволненія, примрка и привозъ домой платьевъ заняли нсколько недль.
Потомъ разъ пошелъ дождь. Джоанна сидла у экономки и подсчитывала расходъ за недлю. Она была блдна и казалась утомленною, такъ какъ имла небольшое столкновеніе съ Христиною по поводу ученія. Миссъ Трэль поправила нкоторыя ошибки въ рчи двочки и намекнула, что недурно бы пригласить учителей для правильныхъ занятій, а Христина возмутилась и до тхъ поръ дулась, ныла и ласкалась, пока Джоанна, ради спокойствія и мира, не оставила этотъ вопросъ безъ разршенія и не удалилась во владнія м-съ Сайксъ для отдыха посл битвы. Христина, предоставленная самой себ, прошлась по комнатамъ и прижалась носомъ въ стеклу окна, откуда видна была неутшительная картина.
Дождь лилъ со зловщимъ и настойчивымъ однообразіемъ, угнетавшимъ ея душу. Она не понимала величественной красоты осенняго дождя и видла въ немъ лишь врага, разлучающаго ее съ вншнимъ міромъ, который она любила и который длалъ для нея сносною монотонную жизнь въ Хатч. Она побарабанила по стеклу и нетерпливо топнула ногою.
Какъ ей ненавистенъ былъ этотъ пасмурный день!
Взглядъ ея обратился на комнату. Здсь было еще пасмурне. Картины, книги, мебель — все утопало во мрак. Ее охватило страстное стремленіе къ шуму и сует лондонскихъ улицъ, и брови сдвинулись отъ внезапной мысли. Благовоспитанность начинала надодать ей. Оказывалось, что почетное положеніе въ обществ налагаетъ на человка обязанности. Отчего же не убжать отъ этой смертной скуки и не вернуться къ прежнему развеселому житью? Смлость этой мысли восхитила ее, но только на минуту. Она еще не пресытилась прелестями Хатча, а грязь и грхъ, составлявшіе плату за былое веселье, были ей противне, чмъ когда либо.
Съ тому же, на слдующей недл ожидалось прибытіе пони. Нтъ, она не убжитъ, но необходимо какъ нибудь развлечься.
Она подошла къ книжнымъ полкамъ и выбрала книгу. Это былъ романъ, довольно легкій и интересный, чтобы на часъ времени занять даже ее. Она услась на окн и стала читать. Но черезъ нкоторое время и это надоло.
Со вздохомъ отвращенія она бросила книгу и вскочила на ноги.
Она пойдетъ въ конюшню разговаривать съ Дэвисонъ. Глаза ея коварно запрыгали, когда она представила себ, въ какой ужасъ придетъ миссъ Трэль отъ этой выходки.
Ей хотлось огорчить ее, она не простила Джоанн, что та нашла нужнымъ ученье для нея, которую въ трущобахъ считали ученой и настоящей барышней,— для нея, у которой отецъ былъ школьный учитель! Да, конечно, забавно будетъ поболтать съ конюхомъ. Она ускользнула изъ дому и быстро побжала по мокрой мшистой тропинк въ конюшню, гд Дэвисъ, посвистывая, чистилъ сбрую.
Это былъ человкъ солидный, служившій у полковника Смерлея съ самаго дтства. Джоанна всегда къ нему благоволила и съ удовольствіемъ оставила у себя по смерти дяди.
Собою онъ былъ, дйствительно, недуренъ, и Христина, которой прискучило женское общество и хотлось перемны, раза два пыталась заговаривать съ нимъ. Но попытки эти были напрасны. Дэвисъ слишкомъ хорошо зналъ свое мсто, чтобы вступать въ бесду съ воспитанницей своей госпожи.
Впрочемъ, про себя, онъ таки думалъ кое-что о ея манерахъ и воспитаніи и подвергалъ ее критик въ присутствіи прочихъ слугъ, которые вс были недовольны перемною ея судьбы и согласны въ томъ, что она — не барышня, а только дурачитъ хозяйку.
Онъ отвчалъ на ень вопросы такъ неохотно, что Христина нашла свою выходку ничуть не забавною и уже собралась домой. Къ несчастію, въ эту самую минуту она увидла, что миссъ Трэль торопливо идетъ къ ней изъ сада.
Съ единственной мыслью такъ напроказничать, чтобы покоробило ея покровительницу, двушка осталась на мст, фамильярно продолжая свою болтовню. Когда она увидла, что Джоанна просто въ отчаяніи, ей стало ея жаль, однако, глаза ея смялись, когда она пошла домой вслдъ за нею. Джоанна сначала выразила свое неудовольствіе молчаніемъ.
— Считается неприличнымъ, чтобы барышня находила удовольствіе въ обществ конюха,— сказала она наконецъ.
— Я не барышня,— вызывающе возразила Христина.
— Разъ ты живешь со мною, то обязана вести себя, какъ благовоспитанная двица,— храбро отвтила Джоанна, прямо въ загорвшіеся при ея замчаніи глаза.
Но смущеніе ея было велико и его ничуть не уменьшили сказанныя нсколько позже слова м-съ Сайксъ, которая, разумется, не была довольна перемщеніемъ Христины въ гостиную.
— И право, сударыня, Дэвисъ очень радъ, что вы видли, что миссъ Доу разговаривала съ нимъ сегодня. Ужъ я никогда, никогда не скажу ни слова противъ тхъ, въ кому вы внимательны, барышня, только, барышня, ужъ и Джэнъ говоритъ, какіе глазки строитъ молодая барышня Дэвису, такъ это ужасъ! А онъ — почтенный человкъ, даромъ что франтъ.
Эти слова запали Джоанн въ душу.
Христина дулась и капризничала, страдая отъ сознанія своей вины, но изъ гордости не извиняясь въ ней. Къ Джоанн она отнеслась грубо и дерзко и объявила ей, что намрена убжать, та, въ нервномъ страх, что двочка исполнитъ угрозу, телеграфировала Боасу, призывая его на помощь.
Она чувствовала, что не обойдется безъ поддержки въ борьб со старой закваской въ Христин и мучилась вплоть до полученія отвта.
Дрожащими руками вскрыла она телеграмму, но страхъ ея разсялся, когда она прочла:
— Обдаю у васъ въ семь. Привезу пріятеля. Боасъ.
Эти слова сняли бремя съ ея души. Она тотчасъ успокоилась и почувствовала себя готовою на что угодно. Теперь, зная, что Боасъ прідетъ, она поняла, что выказала трусость, призвавъ его при первомъ же затрудненіи, она даже хотла было отклонить его посщеніе, но ее удержала боязнь показаться негостепріимною.
Впрочемъ, вдь было естественно, что она не сразу пріобрла самоувренность, необходимую въ ея положеніи. Она такъ долго опиралась на сестеръ, что ей все еще нуженъ былъ костыль. А имть опорою г-на Боаса придавало, какъ ей казалось, видъ достоинства ея безпомощности. Мысль, что она увидитъ его сегодня вечеромъ, вызывала краску возбужденія на ея щеки. Но тревога за двочку не покидала ее и, съ оживленіемъ на лиц, она пошла ее разыскивать.
Между тмъ ея неудовольствіе успло подйствовать на Христину. Той показалось непріятнымъ быть удаленной съ глазъ Джоанны и видть торжествующіе взгляды м-съ Сайксъ и дворни, знавпіей, что она попала въ немилость.
Двухъ часовъ уединеннаго размышленія оказалось достаточно, чтобы она начала упрекать себя за огорченіе, причиненное миссъ Трэль. Кром того, она не могла быть уврена въ неистощимости терпнія своей покровительницы и, несмотря на свою угрозу, вовсе не желала вернуться въ городъ, не покатавшись на пони.
Но боле всего она боялась г. Боаса. Покинувши Хатчъ, она ужъ не ршилась бы взглянуть ему въ глаза. Она отлично знала, что этимъ убьетъ въ немъ всякую благосклонность, и слишкомъ дорожила его хорошимъ мнніемъ, чтобы рискнуть его лишиться.
Поэтому, когда Джоанна вошла въ гостиную, она нашла Христину закутанную въ коверъ, прижавшуюся къ ножк стула въ стил Людовика XIV и въ горькихъ слезахъ.
— Милая! Христина! Что такое?— съ дрожью въ голос спросила Джоанна.
Сообразительная двочка сразу подмтила въ ея тон отсутствіе упрека. Бояться было нечего. Случись это нсколько ране, она не преминула бы воспользоваться своимъ преимуществомъ, но сношенія съ Джоанной пробудили дремавшее въ ней чувство благородства, и она ничего не предприняла въ этомъ смысл.
— Мн жалко, что я была такая дрянь,— сказала она.— Вы теперь имете полное право меня выгнать.
Слезы тотчасъ показались на глазахъ Джоанны: ее легко было растрогать смиреніемъ и раскаяніемъ, горе виноватой двочки вызвало въ ней нжнйшее состраданіе.
Въ ту же минуту Христина была прощена и Джоанна убдилась, что любовью изъ нея можно сдлать все.
Он поплакали вмст и надавали другъ другу общаній взаимной помощи въ будущемъ, затмъ Джоанна велла своей воспитанниц пойти переодться ради ожидаемаго прізда Боаса.
Эти слова преобразили кающуюся гршницу. Она сразу стала другимъ человкомъ: просіяла, покраснла, сдлалась неузнаваема.
— Г. Боасъ будетъ къ обду? Мой Богъ!— пролепетала она, и на лиц ея появились ямочки отъ улыбокъ.
— Христина, ты общалась не говорить: ‘Мой Богъ!’
— Правда. Я забыла. О! Чтобъ меня! Это можно?
— Нтъ, моя дорогая. Ты должна привыкать обходиться безъ восклицаніи. Такія присловья, какъ ‘Мой Богъ!’ или ‘чтобъ меня!’ неупотребительны въ обществ.
Джоанна покраснла, произнося это краткое нравоученіе.
— Буду помнить!— живо отвтила Христина.— И пойду, надну новое платье,— дикое?
— Да. И постарайся быть тихой и милой нынче вечеромъ. Мн хочется, чтобы г. Боасъ увидлъ, какъ хорошо ты умещь держать себя. Съ нимъ будетъ его пріятель…
— Цлыхъ двое! Мой Богъ! Нтъ, я не то хотла сказать!.. Что подумаетъ г. Боасъ, когда увидитъ меня за столомъ рядомъ съ собою? Онъ говорилъ, что я буду у васъ въ услуженіи. Онъ скажетъ, что я не на своемъ мст.
Лицо Христины вытянулось и она вопросительно поглядела на Джоанну.
— Если ты покажешься ему настоящею барышнею, то у него не будетъ причины подумать, что ты не на своемъ мст,— сказала миссъ Трэль.
— Увидитъ!— сказала Христина, просіявъ и съ прехитрымъ видомъ кивнувъ головкою.— Убей Богъ, вы подумаете, что меня въ гостиныхъ и воспитывали! Какъ надну это платье, сами увидите!
Она стрлою вылетла изъ комнаты и цлый часъ посл этого Джоанн слышно было, какъ она пла, хлопоча у себя въ спальн.
Съ души Джоанны свалилось тяжкое бремя. Христина была такъ чутка, такъ легко поддавалась добрымъ вліяніямъ, что она ужъ не сомнвалась въ своей способности руководить ею. Кром того, ее не оставляла вра въ помощь свыше, которая подкрпитъ ея слабость. Ей утшительно было вспомнить, что при всей ненависти Христины во всему, похожему на проповдь, двочка не отказывалась слушать ея собственныя робкія разсужденія о возвышенныхъ предметахъ.
Она одвалась для гостей съ пріятною суетливостью, которая скоро изгладила съ лица ея слды слезъ, но въ первый разъ въ жизни осталась недовольна своею вншностью. До сихъ поръ она никогда не думала о нарядахъ, а теперь вдругъ сдлала открытіе, что надтое ею платье, выбора г-жи Крэнъ, некрасиво и старообразно. Черный шелкъ прилегалъ въ ней съ жесткою аккуратностью и съ неподкупной строгостью изобличалъ угловатыя очертанія ея фигуры. Четырехугольный вырзъ ворота былъ обшитъ стекляруснымъ аграмантомъ, отчего лицо казалось суровымъ, холоднымъ и безцвтнымъ. Мягкости не было ни въ чемъ. Джоанна, смутно сознавая, что чего-то не хватаетъ, накинула на плечи кружевную косынку и этимъ роковымъ поступкомъ наложила на всю свою наружность отпечатокъ ‘старой двы’.
— Все равно, ничего не подлаешь,— скромно сказала она себ.— Я ужъ не молода. Я — некрасивая пожилая женщина.
Но, отходя отъ зеркала, она вздохнула.
Вдругъ лицо ея просіяло при вид Христины на порог и она забыла о себ, радуясь миловидности двочки.
Простое платье превратило Христину въ изящное и нжное созданіе. Она робко стояла подъ испытующимъ взглядомъ миссъ Трэль, широко раскрывъ глаза отъ волненія, а Джоанна осмотрла ее съ головы до ногъ и осталась довольна.
Кудрявая чолка была приглажена и волосы естественно обрамляли лобъ, отчего черты лица стали боле дтскими и тонкими. Платье прямыми складками падало отъ таліи, а за поясъ была заткнута вточка бука, что придавало особый характеръ всему наряду.
— Какъ вы думаете, онъ найдетъ, что я мила?— безхитростно спросила она.
— Я уврена, что найдетъ,— отвтила Джоанна, и при этихъ словахъ сердце ея сжалось отъ мысли о собственной невозвратной юности.
— Я рада!— откровенно сказала Христина, въ свою очередь осматривая Джоанну. Она нагнула головку на бокъ и подумала, прежде чмъ заговорила вновь.
— Зачмъ на васъ эта косынка? Разв такъ принято за обдомъ?
— Нтъ, но надо было чмъ нибудь скрасить платье. Оно черезъ чуръ просто.
— Оно такъ, но выходитъ нехорошо. Вотъ постойте. Гд булавки?
Съ этими словами она сняла косынку и, набравъ полный ротъ булавокъ, поднялась на цыпочки, чтобы удобне задрапировать кружевомъ Джоанну. Нсколькими легкими движеніями она граціозно расположила его на лиф и юбк.
— Теперь иголку съ ниткою!— воскликнула она.— А теперь нужно ленту. Ахъ! вотъ что годится!
Она увидла на стол старинный поясъ мавританскаго издлія и опоясала имъ Джоанну.
Эффектъ получился превосходный.
— Но аграмантъ слишкомъ грубъ. Нтъ-ли узенькаго кружевца, миссъ Трэль?
Джоанна разыскала ей кружево, и въ пять минутъ Христина сдлала кружевной рюшъ, которымъ замнила стеклярусъ, и который, бросая легкую тнь на шею, сдлалъ лицо моложе и свже.
— Вы — прелесть,— сказала она, когда кончила.— Но, пожалуйста, погодите. Не глядите на себя, пока я не приду.
Она убжала и вернулась съ букетикомъ красной герани, который приколола къ лифу Джоанны, посл чего велла послдней взглянуть въ зеркало.
Миссъ Трэль не узнала самое себя!
Худощавость и угловатость фигуры исчезли вмст съ блестящею поверхностью шелка. Талія, обрисованная поясомъ, была еще молода и кругла, а на лицо, полное жизни и радости, пріятно было взглянуть. Передъ нею была уже не унылая и суровая старая два, а женщина, въ душ которой таились неизвданныя еще сокровища нжности и чувства, наложившія свою печать и на ея наружность.
Она покраснла, увидвъ себя такою.
— Какая ты искусница, Христина. Кто это тебя научилъ?
Двочка пожала плечами слегка на иностранный ладъ.
— Меня никто не училъ. Такъ ужъ само выходитъ. У меня бабушка была француженка. Пожалуйста, пойдемте внизъ, если вы готовы. Я хочу, чтобы вы до его прізда успли научить меня, какъ надо быть барышней.
Боасъ приподнялъ брови, увидвъ въ гостиной Хатча приличную молодую особу, равную миссъ Трэль. Но больше онъ никакъ не выразилъ своего удивленія по поводу краткости срока, въ теченіе котораго Джоанн удалось совершить это превращеніе.
Онъ представилъ своего пріятеля, Амоса Бевана, журналиста и писателя.
— Я пригласилъ его пообдать со мною и поэтому пришлось захватить его съ собою, или не быть у васъ,— объяснилъ онъ хозяйк дома.
Джоанн было очень пріятно. Она, разумется, слышала о г-н Бевана и бралась за его сочиненія каждый разъ, какъ чувствовала потребность освжиться душою.
Боасъ глядлъ на нее и дивился, что привело его въ Хатчъ, дивился, что это — та самая женщина, которая три мсяца назадъ терялась при одномъ его взгляд. Ему еще не разъ предстояло удивиться въ теченіе вечера.
— Боже! какъ эта маленькая колдунья оживила ее,— подумалъ онъ.— Это была неуклюжая старая два, когда я увидлъ ее въ Крайдон, а теперь она просто не дурна. И твердость въ ней появилась, и глядитъ она настоящей хозяйкой. Что же касается Христины… гм! Сомнваюсь, чтобы слдовало рядить ее и вбивать ей всякія штуки въ взбалмошную головку, но можетъ быть иначе и не спасешь ее. А чертовски пріятный путь спасенія! Притомъ слдуетъ судить о методахъ по ихъ результатамъ, а методъ миссъ Трэль, повидимому, оказывается успшнымъ. Двочка точно родилась въ этой обстановк. Что за умненькая обезьянка!
Впродолженіе обда онъ наблюдалъ за Христиной и не могъ не любоваться тмъ тактомъ, съ какимъ она примнялась къ своему положенію.
Она незамтнымъ образомъ подражала во всемъ Джоанн и, благодаря этому, исполнила вс обрядности обда, не сдлавъ ни одной замтной неловкости. Въ разговор она мудро ограничивалась лаконическими отвтами, но тмъ краснорчиве были ея глаза и все оживленное лицо ясно показывало такой интересъ и пониманіе обсуждаемыхъ вопросовъ, что новый знакомый, Амосъ Беванъ, очень молчаливый самъ, ни разу не подивился ея молчаливости.
Это былъ шотландецъ, робкій и сдержанный, еще чуждый манеръ юга и одинъ изъ ревностнйшихъ помощниковъ Боаса. Джоанна и мужчины позабыли о д, увлекшись споромъ о положеніи и нуждахъ новой демократіи. Джоанна читала о этомъ предмет и, выказывая основательное знакомство нимъ, излагала свои взгляды.
По мр развитія бесды, Боасъ начиналъ поглядывать на нее съ почтеніемъ. Онъ даже уступилъ ей въ одномъ спорномъ вопрос, но она была такъ польщена уступкою, что сконфузилась, разнервничалась, начала запинаться и заставила его усомниться въ томъ, въ чемъ онъ только что призналъ себя убжденнымъ. Ея смущеніе принудило его вступить съ Беваномъ въ пререканіе по поводу культуры рпы, о которой ему ровно ничего не было извстно. Его оппонентъ замтилъ это и отступилъ, предоставляя ему торжество побды.
Боасъ со смхомъ призналъ себя побитымъ.
Посл этого онъ уврился, что миссъ Трэль совершенно неинтересная особа. Не чувствуй онъ себя отвтственнымъ за Христину и поэтому обязаннымъ нкоторою признательностью козявк, онъ погибъ бы отъ скуки въ промежуткахъ между бесдою и дессертомъ. Но полчаса спустя Джоанна вернула себ его хорошее мнніе.
Они были въ гостиной и только что не молчали. Г. Беванъ сидлъ въ совершенномъ безмолвіи и устремилъ глаза на коверъ, а Джоанна истощалась въ геркулесовскихъ усиліяхъ поддержать съ нимъ разговоръ.
Боасъ лниво развалился въ кресл, уступая утомленію, которое ощущалъ въ этотъ день съ утра.
Вдругъ онъ протянулъ руку и коснулся Христины, которая сидла подл него.
— Дитя, подите и сыграйте мн что нибудь.
— Я… я не умю играть на фортепіано,— пролепетала сна, красня отъ досады.
— Нтъ, въ самомъ дл? Я и забылъ. Ну, ничего. Только я усталъ, а музыка всегда даетъ мн отдохновеніе.
Онъ отвернулся и прикрылъ глаза рукою.
Христина была уничтожена. Она повсила голову, а Беванъ, который, какъ будто не видя ничего, въ сущности замчалъ все, прервалъ свое молчаніе, чтобы поддержать ее.
— Музыка требуетъ особаго таланта. Можно не играть, за то рисовать. Миссъ Доу можетъ быть художница?
— Нтъ,— отвтила она, вызывающе сверкнувъ глазами.— Я не умю ни пть, ни играть, ни рисовать, ни… ничего.
Молодой человкъ вновь умолкъ, а Джоанна прервала неловкую паузу.
— Не поиграть ли мн для васъ, м-ръ Боасъ?
Она подошла въ роялю и начала одну изъ оригинальныхъ мелодій Грига, отъ которой перешла въ псн Леона Делиба. Голосъ у нея былъ не сильный, но ясный, врный и нжный и выражалъ идеальную сторону ея существа.
Боасъ круто повернулся на кресл, его лицо оживилось, глаза зажглись ожиданіемъ. Забывъ о Христин, онъ повернулся къ ней спиною и все свое вниманіе сосредоточилъ на музык.
Морщины разгладились на лбу Боаса, выраженіе лица смягчилось подъ вліяніемъ пнія Джоанны и, когда она остановилась, оба гостя единогласно стали просить продолжать. Она играла и пла цлый часъ и въ этотъ часъ Христина вся съежилась отъ сознанія своего ничтожества. Наконецъ у нея не хватило силъ сдерживать слезы, но никто не замтилъ ея огорченія и не видалъ даже, что она плачетъ.
Дйствительность была для нея полна горечи. Она мечтала, какъ о великомъ счасть, о встрч съ Боасомъ и о томъ, что она покажетъ ему перемну въ своемъ положеніи и свое новое платье. А вышло совсмъ иначе. Онъ обратилъ на нее даже мене вниманія, нежели прежде, когда она была бдная двочка и боролась со зломъ.
Высокій же и красивый новый знакомый и вовсе едва взглянулъ на нее. Оба слушали миссъ Трэль, когда она говорила за обдомъ, и теперь, когда она играла и пла. Ея некультурная душа начинала постигать, что недостаточно быть красивой, молодой и хорошо одтой для привлеченія вниманія такихъ людей, какъ г. Боасъ и Амосъ Беванъ.
Рыданія сдавили ей горло, въ эту минуту протянутая рука Боаса вдругъ легла на ея руку, только и всего. Но впечатлительная двочка просіяла отъ счастья.
По окончаніи музыки, онъ всталъ и предложилъ Джоанн пройтись съ нимъ по саду. Она съ минуту не ршалась. Дождь давно прошелъ, но вечеръ былъ холодный и въ аллеяхъ было сыро. Тмъ не мене она накинула пальто и молча вывела его въ садъ.
Испаренія влажной земли окружили ихъ, воздухъ былъ пропитанъ сыростью и прохладою поздней осени. Непроницаемый сумракъ Хатча скрывалъ довольный видъ Джоанны.
— Что означала телеграмма?— спросилъ Боасъ.— У васъ были съ нею непріятности?
— Да,— отвтила Джоанна и передала исторію этого дня. Онъ слушалъ, кусая усы, а когда она кончила, поднялъ глаза.
— Здсь слишкомъ тихо. Когда исчезнетъ прелесть новизны, она не успокоится безъ развлеченій. Жаль, что нельзя окружить ее молодежью, а старыя совы, какъ Беванъ и я, не годятся. Трудно ршить, что тутъ годится. Какъ ни как, но развлеченія нужне всего, чтобы спасти ее. Вывозите ее. Покажите ей свтлыя стороны жизни, не давайте ей скучать, пока городъ не утратитъ для нея свою прелесть. Тогда начнете ея нравственное воспитаніе… а?
— Да,— сказала Джоанна,— она такъ способна любить и внушать любовь, что я въ полной надежд…
— Я также, особенно увидвъ, сколько вы уже сдлали. Но вы дйствуете не по шаблону, помните… Какая прекрасная старая усадьба! Позвольте мн бывать здсь иногда. Для меня будутъ отдыхомъ ваша музыка и прогулки по саду. Всего этого я лишенъ въ город… Слушайте… Двочк надо не давать унывать, видите…
Изъ открытаго окна донесся взрывъ веселаго смха. Беванъ, истощивъ вс темы разговора, дошелъ до того, что предложилъ Христин учить ее здить верхомъ.
— А нельзя ли мн будетъ брать уроки музыки и чтенія?— сказала она Джоанн, когда мужчины ухали.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Дымовыя кольца.

Амосъ Беванъ былъ однимъ изъ наиболе извстныхъ молодыхъ журналистовъ. Въ городъ онъ явился еще весь обвянный ароматомъ вереска и торфа шотландскихъ болотъ и обратилъ на себя вниманіе скучающей лондонской публики. Въ его статьяхъ было что-то свжее и здоровое. Он скоро стали читаться на расхватъ, а когда онъ выпустилъ томикъ очерковъ, полныхъ жизни, свтлыхъ и блещущихъ то юморомъ, то паосомъ, успхъ его былъ обезпеченъ.
Высокій, нсколько неуклюжій, но красивый шотландецъ выдвинулся среди своихъ современниковъ. Однако, онъ не любилъ общества. Въ родномъ город онъ былъ извстенъ за домосда, любящаго книги больше развлеченій и робющаго при людяхъ. Въ Лондон онъ остался такимъ же сдержаннымъ и молчаливымъ, если изрдка удавалось заманить его въ общественное собраніе, его только видли, но не слышали. Онъ сильно интересовался соціальными вопросами, но былъ черезъ чуръ недоврчивъ къ себ или лнивъ, чтобы публично принимать участіе въ ихъ разршеніи. Съ Боасомъ онъ былъ чрезвычайно друженъ и, когда возможно, работалъ вмст съ нимъ.
Оба были люди занятые, но еженедльно оставляли свободный вечеръ другъ для друга, и какъ разъ этотъ вечеръ они жертвовали Джоанн и ея воспитанниц.
По возвращеніи на квартиру Боаса, Беванъ слъ курить трубку, пуская дымъ такими кольцами, которыя просто сводили съума Боаса, точно счастье жизни послдняго зависло въ эту минуту отъ удачи или неудачи въ пусканіи правильныхъ колецъ изъ его вишневой трубочки.
— Видите сами, старина, что вы не умете,— протянулъ Беванъ, внезапно прервавши молчаніе.— Вы способны къ чему угодно, за исключеніемъ созданія правильныхъ круговъ.
— А все таки выйдетъ!— отвтилъ Боасъ.
Они покурили еще съ полчаса.
— Ну, и къ чорту!— воскликнулъ Боасъ, бросая трубку въ уголъ напротивъ. Беванъ поднялъ на него грустный взоръ.
— Не умете, я говорилъ! Вы слишкомъ порывисты. Табакъ — точно женщина: уступаетъ лишь терпнію. Однако, жаль, что вамъ не удалось. Я обязанъ вамъ самымъ пріятнымъ вечеромъ со времени моего прізда на югъ. Сегодня меня не разсердило бы даже, если бы вы и съумли пустить хорошее кольцо.
— А я думалъ, что и домъ, и обдъ, и вообще все тамъ навело на васъ скуку.
— Нтъ, мн понравилось. Понравились и старый домъ, и сумрачныя комнаты, рзко отличающіяся отъ этой кричащей гостиной, и оригинальная, серьезная хозяйка. А когда она запла… ахъ, это было хорошо! Свтъ отъ угольевъ въ камин, и запахъ дождя, и двочка въ углу — все это лучше всякаго шикарнаго клуба и напомнило мн Шотландію.
— Я думалъ, вы не любите женщинъ?
— И не люблю. Но эти не похожи на большинство извстныхъ мн. Миссъ Трэль — разумная женщина и иметъ твердыя убжденія, а двочка такъ безыскусственна и проста, какъ молоденькая шотландка.
— Гм!— пробурчалъ Боасъ. Затмъ, помолчавши, прибавилъ, какъ бы говоря самъ съ собою:
— Эта жизнь будетъ нравиться ей недолго. Ей нужно общество людей ея возраста, а ихъ нтъ. Она взбунтуется, когда пресытится роскошью. Если ничего не предпримемъ, она сбжитъ. И плакала, кром того…
Беванъ не обращалъ вниманія на этотъ монологъ. Сквозь полуопущенныя рсницы онъ слдилъ, какъ дымовое кольцо утончалось и, наконецъ, разсялось въ воздух.
— Какъ вамъ показалась двочка?— спросилъ Боасъ черезъ нкоторое время и взглянулъ на него пристально.
— Охъ, не знаю. Вс женщины одинаковы. Она, какъ свойственно ея полу, кажется вся состоитъ изъ глазъ и языка, Только она заставила меня дать ей общаніе, которое мн вовсе не хочется исполнять, и это съ ея стороны ловко. Чортъ бы побралъ мою глупость! На будущей недл придется кататься съ нею верхомъ.
— Смотрите, не зайдите слишкомъ далеко.
— Ну, я не изъ такихъ. Кстати, какое между ними родство?
— Никакого. Христина — сирота, бдная и одинокая. Миссъ Трэль взяла ее и полюбила. Курьезно видть ихъ вмст въ пустынномъ старомъ дом. Это напоминаетъ мн объ одномъ проэкт, который я когда нибудь попытаюсь осуществить. Представьте, я возьму падшую двушку — не изъ простонародья — сколько нибудь воспитанную, не грубую отъ природы, страстную, сильную волей… Ладно!.. И заставлю ее вести вотъ такую жизнь, т. е. поставлю ее, напримръ, на мсто Христины. Какъ вы думаете, что изъ этого выйдетъ?
— Она соблазнитъ буфетчика и убжитъ, укравши серебро.
— Милйшій другъ, я не шучу. Серьезно, могла бы она исправиться?
— Нтъ, во-первыхъ, спокойная жизнь пришлась бы ей не по вкусу, а во-вторыхъ… ну, я думаю, что разъ испорченная женщина никогда не станетъ чистою, куда вы ее ни сажайте.
— Я съ вами не согласенъ. И я говорю не о женщин, а о двушк — полуребенк — ну, какъ Христина!— молодой, обманутой. Неужели для нея не было бы надежды?
— Пожалуй, еслибъ у нея была натура миссъ Доу,— но не иначе.
— А какова же натура миссъ Доу?
— Тонко чувствующая, художественная, воспріимчивая къ новымъ впечатлніямъ, способная къ прогрессу на пути культуры и изящества, не лишенная твердости, но повинующаяся одному взгляду того, кого любитъ. Это, пожалуй, немного суетное, но нжное созданьице, нуждающееся только въ солидномъ руководител, чтобы стать идеальной женщиной.
— Гм… Вы недурно разглядли молодую особу.
— Я всегда разглядываю только коверъ,— съ кротостью возразилъ Беванъ.
Боасъ закрылъ глаза и откинулся на спинку кресла, барабаня на его ручк мотивъ, проптый Джоанной. Потомъ онъ вдругъ встрепенулся и продолжалъ излагать свои мысли:
— Да, страненъ свтъ! Мужчина погружаетъ женщину въ самую бездну порока, а самъ вопіетъ о своемъ стремленіи къ чистот. Женщины въ большинств случаевъ ничуть не лучше.— ‘Держите ихъ тамъ’,— кричатъ он,— ‘чтобъ он не развратили насъ’.— А я вамъ скажу, что именно такое отношеніе мужчинъ и женщинъ въ падшимъ и препятствуетъ имъ возвратиться на путь истины. Кое-гд, слава Богу, еще находятся женщины, которыя не боятся утратить свою невинность, любя и спасая своихъ сестеръ, но большинство боится дать имъ хоть каплю воды, чтобы въ сношеніяхъ съ ними не утратить своей хрустальной чистоты.
— И он совершенно правы. При столкновеніяхъ съ окружающимъ разв возможно сохранить невинность?
— Ну васъ къ шуту! Невдніе и невинность совсмъ не одно и то же. Да будь оно и такъ, чмъ невдніе выше знанія? Разв женщина, умющая страдать и двствовать, мене прекрасна, чмъ дитя съ блоснжною душою? Что вы толкуете о невинности. Вотъ миссъ Трэль знаетъ разницу между добромъ и зломъ, однако душа ея чиста, какъ въ день ее рожденія.
— Однако, вы не станете сравнивать женщину, познавшую зло, съ невинной двочкой, какую мы видли сегодня? Если выбирать между двумя видами чистоты, то я выберу чистоту двочки,— сказалъ Беванъ, лниво выбивая пепелъ изъ трубки.
— Сравнивать? Нтъ!— со странной улыбкой воскликнулъ, Боасъ.— Что это вы вздумали спросить?
— Только чтобы удостовриться, что вашъ конекъ не закусилъ удила и не понесъ васъ невсть куда. Ахъ, Боже мой! А я то общалъ кататься съ нею въ среду.
Итакъ, въ среду Беванъ отправился въ Суттонъ, чтобы дать Христин первый урокъ верховой зды. Но она уже чувствовала себя въ сдл, какъ дома, потому что не мало времени проздила на пони, который былъ приведенъ въ понедльникъ. Беванъ нашелъ въ ней уже опытную амазонку и учить ее было почти нечему.
Время прогулки прошло для него чрезвычайно пріятно. Христина, очевидно, не ждала отъ него разговоровъ, да и сама слишкомъ робла и поглощена была своимъ пони, чтобы болтать. Когда на нихъ подулъ свжій втерокъ съ Банстедскихъ дюнъ, онъ попросилъ позволенія закурить и, съ сигарою во рту, погрузился въ свои мысли, предоставивъ двочк скакать куда угодно.
Такимъ образомъ, онъ вернулся въ Хатчъ очень довольный катаньемъ, спутницей и самимъ собою.
Джоанна ждала ихъ съ чаемъ у себя въ будуар.
Онъ выпилъ чашку, а потомъ бросился въ большое кресло и съ наслажденіемъ курилъ все время, пока женщины болтали. Он не вовлекали его въ свою бесду. Христина съ увлеченіемъ разсказывала, а Джоанна съ удовольствіемъ слушала сознавала, что ея двочка счастлива.
Беванъ просидлъ такъ долго, какъ только дозволяло приличіе. Затмъ онъ всталъ, склонилъ свой грустный взоръ на Джоанну и попросилъ позволенія сопровождать Христину верхомъ и въ слдующую среду.
Джоанна поколебалась и недоумвающе взглянула на не и на двочку, прежде чмъ отвтить. Беванъ, видя ея нерешительность, сталъ просить ея согласія, какъ личнаго для себя одолженія, и Джоанна не могла отказать. Но она вознамрилась поговорить съ Боасомъ, прежде чмъ дать позволеніе еще разъ.
— Очень вамъ благодаренъ,— сказалъ Беванъ.— И такъ, до будущей среды.— И ухалъ домой, ругая свое проклятое добросердечіе.
Всю осень экскурсіи повторялись еженедльно. Боасъ не только не возражалъ, но поощрялъ ихъ, а Беванъ, не дозволявшій себ никакихъ иныхъ развлеченій, объяснялъ свое поведеніе необходимостью моціона.
Подъ его руководствомъ Христина сдлалась искусной и безстрашной наздницей. Она перескакивала черезъ изгороди и правила своимъ пони такъ, что ея учитель начиналъ гордиться ею.
Онъ рдко заговаривалъ съ нею и былъ почти такъ же молчаливъ, какъ Дэвисъ, хавшій вслдъ за ними, но ему пріятно было смотрть на счастливое, подобное цвтку личико и играть роль оракула, такъ какъ Христина подвергала его обсужденію все на свт, не исключая вопросовъ о платьяхъ. Беванъ долженъ былъ съ серьезнымъ видомъ взвшивать преимущества шелка надъ кисеею и голубого цвта надъ коричневымъ. Однако ему казалось, что еще пріятне молчать, катаясь съ нею. Поэтому говорила, по большей части, одна она, но ея лепетъ никогда не мшалъ его размышленіямъ. Нтъ. И даже любимый табакъ былъ не такъ вкусенъ, когда его дымъ не перевивался съ повствованіями его маленькаго друга.
Такъ онъ называлъ ее теперь. А такъ какъ дружба немыслима безъ жертвъ, то онъ посвящалъ долгіе часы ея обученію, въ которомъ не было никакой надобности.
Джоанна всегда принимала его привтливо.
Уроки верховой зды служили достаточнымъ оправданіемъ для его присутствія, и смшно было бы подозрвать какія нибудь иныя цли въ равнодушномъ гост, который всегда мазался скучающимъ, молча курилъ и молча удалялся.
Съ наступленіемъ зимы посщенія Бевана превратились, и обитательницы Хатча лишь изрдка слышали о немъ отъ Боаса, Джоанна совершенно успокоилась. Христина казалась довольно и не скучала по своемъ кавалер. Его не видно было всю весну, но однажды, въ іюн, онъ вдругъ явился, ‘чтобы кататься съ миссъ Христиной’. Снова пошли еженедльныя прогулки и, видя отсутствіе непрерывности въ ихъ знакомств, Джоанна не нашла нужнымъ препятствовать имъ.
Боаса это забавляло.
— Если Беванъ предохраняетъ Христину отъ скуки, то и слава Богу,— беззаботно говорилъ онъ. Хорошо зная Бевана, онъ не боялся осложненій.
Ему пріятно было слышать отъ Джоанны, что двочка успокоилась, прилежно учится и во всемъ длаетъ большіе успхи.
— Она — величайшее для меня утшеніе,— писала ему Джоанна.— У меня не хватаетъ словъ, чтобы какъ слдуетъ поблагодарить васъ за тотъ пріятный трудъ, который вы возложили на меня, поручивъ мн воспитаніе Христины.
Теперь она часто писала Боасу.
Не проходило нсколькихъ дней безъ полученія и отъ него письма, и во всхъ письмахъ заключались просьбы: онъ просилъ и совта, и одежды, и денегъ, и пріюта для своихъ несчастныхъ, и нравственной поддержки. Почти не было такой просьбы, съ которою онъ не обращался бы къ ней, и она выполняла ихъ по-царски, такъ что, въ конц концовъ, онъ сталъ смотрть на нее, какъ на воплощенное Провидніе, и относиться къ ней съ тою увренностью въ ея благости, съ какою обыкновенно относятся къ Провиднію. Джоанна, какъ и свойственно женщин, была довольна такимъ отношеніемъ. Ея жизнь и дятельность, подъ его руководствомъ, пускали ростки по всмъ направленіямъ. Дни ея были полны интереса. Христина удовлетворяла въ ней земную потребность любви, а Боасъ возносилъ ее въ высшія сферы духа, вызывая въ ея сердц надежду и вру.
Сестры дивились происшедшей въ ней перемн. Он не были въ Хатч съ того дня, какъ Джоанна провозгласила свою независимось, но тмъ не мене примиреніе состоялось. Джоанна чувствовала себя слишкомъ счастливою, чтобы помнить зло и первая навстила сестеръ, но он не пожелали отдать ей визитъ и только терпли ея присутствіе у себя.
Правду сказать, она и не особенно настаивала на возобновленіи прежнихъ отношеній. Она испытывала большое облегченіе отъ прекращенія ихъ опеки и, зная, что он, вроятно, не одобрятъ ея трудовъ съ Боасомъ, была скоре довольна, чмъ огорчена ихъ отсутствіемъ.
Сверхъ того — но въ этомъ Джоанна не признавалась даже самой себ — она боялась ихъ вмшательства въ ея дружбу съ нимъ и была очень рада держать ихъ вдали отъ Хатча. Она не приглашала ихъ къ себ, а имъ обимъ казалось униженіемъ пріхать къ ней безъ зова.
Г-жа Протеро, искренно любившая старшую сестру, забылп бы свое неудовольствіе за устраненіе ея дтей ради чужой и возобновила бы съ ней сердечныя отношенія, если бы ей не запретилъ этого ‘Фергусъ’. Итакъ, родственницы оставили Джоанну въ поко.
Полтора года назадъ, подобный фактъ разбилъ бы ея сердце, теперь же она совсмъ дивилась, насколько новые интересы, новыя дла, новыя надежды разрушили ея зависимость отъ нихъ. Любовь Христины и дружба Боаса заставили ее забывать сестеръ, которыя нкогда составляли единственную связь ея съ жизнью.
Однако, ей начинало хотться показать имъ двочку и убдить ихъ, что ея увлеченіе своей воспитанницей весьма извинительно. Къ самомъ дл, Христина становилась прелестною двушкою. Три года жизни съ миссъ Трэль способствовали развитію всего добраго, что таилось въ ней. Ея буйная рзвость утихла, уступая стремленію Джоанны къ нжности и покою. Вн дома и вдали отъ Джоанны она еще бывала шумной и рзвой, но въ стнахъ Хатча ея веселость и живость рдко становились чрезмрными. Она оказывалась способной и послушной ученицей, и забавно было видть, какъ она перенимала у Джоанны ея нсколько педантическія манеры. Это накладывало оригинальный оттнокъ на полную жизни личность двушки и имло всю прелесть неожиданности.
Христина часто удивляла тхъ, кто ее видлъ. Она не забыла своего кафешантаннаго жаргона, а когда волновалась, то длала и грамматическія ошибки. Но ея возбуждающая красота и несомннное изящество заставляли постороннихъ объяснять это чмъ нибудь такимъ, что и ихъ удовлетворяло, и ей не приносило ущерба. Хорошенькая подруга миссъ Трэль восхитительно оригинальна — таковы были отзывы о ней.
Джоанна во время замтила необходимость разнообразія и развлеченій для Христины и нсколько разъ возила ее туда, гд полагала, что ей интересно побывать. Брайтонъ и Скарборъ, Гаррогэтъ и Эдинбургъ сослужили службу въ этомъ отношеніи, но Эдинбургъ ничмъ не привлекъ маленькую плутовку за исключеніемъ того единственнаго обстоятельства, что въ немъ жилъ и учился Беванъ.
Эти путешествія были единственными поводами, приводившими Христину въ соприкосновеніе съ вншнимъ міромъ. Ее никогда не знакомили съ гостями, которые не часто бывали въ Хатч и среди которыхъ она была извстна подъ неопредленнымъ названіемъ ‘компаньонки миссъ Трэль’. Джоанна пришла бы въ негодованіе, если бы узнала, что въ суттонскомъ обществ единственнымъ правомъ на ея уваженіе — кром богатства — и на званіе ‘цивилизованной’ женщины признавалось ея вполн согласное со свтскими обычаями игнорированіе и затираніе своей компаньонки.
Христина ничего этого не знала. Она теперь была постоянно занята уроками. Она училась музык и развивала свой свжій, юный голосокъ, которому могла бы позавидовать Джоанна, если бы въ сердц ея, рядомъ съ радостью о спасеніи двушки, оставалось мсто для такого низкаго чувства.
Джоанна такъ боялась пускать свою воспитанницу въ Лондонъ, что приглашала учителей въ Хатчъ, и отзвуки прежней жизни совсмъ перестали долетать до Христины.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Олимпія.

Изъ сказаннаго въ предыдущей глав не слдуетъ, однако, заключать, будто старый Адамъ въ Христин былъ окончательно убить и погребенъ.
Время отъ времени онъ воскресалъ въ ней вновь, и счастливая, полная надеждъ, Джоанна превращалась въ блдную и дрожащую тнь себя самой. Это были дни, когда двушкой овладвала безумная тоска по прежней жизни, и она билась, стараясь порвать свои оковы и вновь попасть въ ту среду, гд жида въ пору своей невмняемости.
Когда на нее находили такія минуты, Джоанна бывала безсильна. Она только сидла, сложивъ руки, и молилась объ изгнаніи дьявола изъ ея двочки. Она не надялась на себя, но надялась на Христину и больше не посылала за Боасомъ.
Когда искушеніе становилось всего сильне, Христина садилась на пони и дико скакала по дюнамъ, посл чего возвращалась, измученная и смиренная, съ жаждою любви, слезъ и прощенія.
Такія происшествія укрпляли кроткую и смиряли пламенную душу.
Однажды, какъ разъ въ такомъ настроеніи засталъ двушку Беванъ. Это случилось черезъ годъ посл начала ихъ знакомства.
Христина хала молчаливая и злая. Притворившись, будто не замчаетъ ея гнвнаго вида, онъ опередилъ ее и, не оборачиваясь, похалъ по алле. Она бросилась за нимъ, пролетла мимо него стрлою, перескочила черезъ изгородь и бшено поскакала до большей дорог. За этимъ послдовалъ безумный галопъ, пока, наконецъ, задохнувшіяся и покрытыя пной лошади не замедлили бга при подъем на холмъ.
Беванъ улыбнулся Христин.
— Недурно. Вы хорошо скакали. Можно мн выкурить сигару за то, что я не перегналъ васъ?
Она не отвтила, и онъ замтилъ, что ея губы дрожатъ.
— Мн предлагаютъ новое мсто,— продолжалъ онъ спокойно,— и я хочу посовтоваться съ вами. Вы знаете ‘нашего собственнаго корреспондента’ въ ‘Сверномъ Свточ’?
Христина глядла прямо въ пространство и молчала.
— Ну, такъ это самое лицо — я. И я хочу спросить васъ… Миссъ Христина, вы не слушаете?
— Нтъ, не желаю слушать.
— А чего же вы желаете?
— Вырваться отсюда… изъ этой жизни. Она убиваетъ меня. О! вы не знаете, что это такое: этотъ скучный старый домъ и миссъ Трэль, всегда добрая, всегда ровная. Если бы хоть когда нибудь она разозлилась! А у меня въ душ такая тоска по чему нибудь другому. Мн иногда кажется, что у меня сердце лопнетъ отъ всего того, что приходится скрывать и подавлять въ немъ. Скажите, со всми двушками бываетъ такъ? Ихъ всхъ грызетъ такой же душевный голодъ, какъ меня? А я сижу тихо и барабаню гаммы или рисую глупости, когда сердце у меня разрывается! И это называется жизнью! Я — точно муха, у которой оторваны крылья.
Волненіе придавало ея рчи образность и яркость, такъ что картина ея страданій такъ и встала передъ Беваномъ.
Онъ отвернулся отъ нея, но зналъ, что лицо ея разгорлось и трепещетъ и что слезы дрожатъ на полныхъ трепета глазахъ.
— Но есть и пріятное рядомъ съ горькимъ,— произнесъ онъ на-удачу.
— Пріятное? Ну, много же вы знаете! Разв вы не видите, что все это не живое, не говорить моему чувству. Все время во мн бьется что-то такое, совсмъ нечувствительное къ обыкновеннымъ вещамъ. О! Я хотла бы съумть разсказать вамъ, что это такое. Но я не знаю, какія подбирать слова. Я даже самой себ не умю сказать. Только ничто не доставляетъ мн настоящаго удовольствія… разв вотъ только по средамъ, когда прізжаете вы. Если бы не вы и не пони, я бы сбжала. Да!.. А теперь вы сочтете меня за неблагодарную двчонку и вовсе зря… т. е. я хочу сказать, что вы ошибетесь.
— Добрый знакъ!— пробормоталъ Беванъ.— Волненіе, исключающее заботы объ изяществ слога, не можетъ предвщать дурной развязки.
— Вы сметесь надо мною!— воскликнула Христина.
— Милая двочка, нисколько! Нтъ, нтъ. Я думаю, какъ бы намъ съ вами заключить союзъ для борьбы со скукою. Не хотите ли създить въ городъ, послушать музыку у Мура и Бургеса, или побывать въ Египетскомъ Зал?
— О! въ самомъ дл?— вскричала Христина съ увлеченіемъ.
Онъ улыбнулся этому внезапному переходу къ радости отъ отчаянія.
— Это очень возможно. Опросимъ миссъ Трэль. На той недл?
— Завтра!— приказала она.
— Я далъ слово быть въ одномъ мст… ну, такъ и быть. Значитъ, завтра. Къ Маснеланну и Буку?
— Не знаю. Я бывала только въ кафе-шантанахъ.
Онъ было приподнялъ брови, хоть и привыкъ ничему не удивляться.
— Ну, это мы обсудимъ потомъ. Итакъ, ршено. Теперь жизнь представляется боле привлекательною, а?
Она надула губки, но лицо ея повеселло, и скоро она стала сіять по обыкновенію. Беванъ побдилъ злого духа и подъ наружнымъ равнодушіемъ скрывалъ почти безумную радость, доставленную ему этимъ успхомъ.
Онъ также былъ польщенъ тмъ, что его посщенія составляютъ для нея удовольствіе, и слова: ‘я рада только, когда вы прізжаете’ открыли ему, какъ счастливъ этими свиданіями онъ самъ.
Онъ думалъ, что пріятно приручить такую штучку. Отсутствіе въ ней всякой манерности, ея остроуміе, веселость, противорчія, жаргонъ, даже прегршенія противъ грамматики и хорошаго тона длали ее, по его мннію, только пикантне. Она представлялась ему загадочною и оставалась неразгаданною птицей, которая не давалась ему въ руки. Онъ сознавалъ, что ея неуловимость влечетъ его къ ней.
Было довольно трудно добиться согласія Джоанны на экспедицію въ городъ: она съ сомнніемъ поглядла на Христину, прежде чмъ дала его.
Прошло два года съ тхъ поръ, какъ двушка была вырвана изъ опасной среды, и Джоанна спрашивала себя, умно ли вновь приближать ее къ водовороту столичной жизни. Что, если это повлечетъ за собою пагубныя послдствія?
Впрочемъ, одинъ взглядъ на лицо Христины разршилъ вс недоумнія. Необходимость обуздывать ея мятежную душу научила Джоанну мудрости. Голосъ сердца, такъ долго подавляемый, былъ теперь ея руководителемъ, гд ей могла бы грозить неудача, тамъ любовь къ своей воспитанниц и пониманіе ея душевнаго состоянія безошибочно выводили ее на врный путь. Она знала, что Христина тяготится однообразіе въ Хатч, и потому возила ее по морскимъ купаньямъ и дачамъ, но ей казалось неблагоразумнымъ бывать съ нею въ столиц.
Теперь же она оказалась не въ силахъ противостоять мольб, выражавшейся на оживленномъ личик. Уже нсколько дней Христина была сама не своя, и Джоанна сообразила, что умне уступить, чмъ противорчить ей.
Поэтому она дала свое согласіе и общала быть вмст съ нею на вокзал Викторіи на другой день въ два часа. Беванъ долженъ былъ встртить ихъ тамъ и проводить въ Египетскій Валъ. Джоанна послала записку Боасу, приглашая и его присоединиться къ нимъ.
Все исполнилось, какъ по писанному. Беванъ встртилъ ихъ на вокзал и они сли въ омнибусъ, шедшій въ Пикадилли, откуда два шага до театра Маскелайна и Бука.
Когда они пошли пшкомъ, Христина была вн себя отъ волненія, Беванъ съ удовольствіемъ любовался на ея счастье.
Вдругъ Джоанна почувствовала на своемъ рукав чью-то руку и, обернувшись, узнала Боаса.
— Извините,— сказалъ онъ,— я только что собирался искать васъ. Ваша записка пришлась очень кстати, потому что именно васъ то мн и нужно. Какъ я радъ, что вы въ город! Я попрошу васъ сейчасъ пойти со мною.
Джоанна отвтила не сразу.
— Но, вдь, со мною Христина, вы видите, и м-ръ Беванъ. Мы идемъ въ Маскелайну…
— Знаю, но это ничего. Случай то ужъ очень настоятельный. Беванъ посмотритъ за Христиной и проводитъ ее домой. Молодежь обойдется и безъ насъ, а?
Джоанна что-то пробормотала, но Боасъ пожалъ плечами при слов ‘chaperon’.
— Почтеннйшая, они оба не имютъ понятія, что это такое. Увряю васъ, что съ Беваномъ она въ такой же безопасности, какъ и съ вами. Мн нужно васъ… Тутъ есть женщина… Если кто можетъ ей помочь, то именно вы. Мы загораживаемъ дорогу… Дайте руку… Послушайте, вы поглядите за двочкой!— крикнулъ онъ Бевану.
Онъ и Христина обернулись въ тотъ моментъ, когда Джоанну увлекалъ неотразимый Боасъ. Взглянувши другъ на друга, они засмялись.
— Теплый парень, честное слово!— сказалъ Беванъ.
— Меня бы онъ не утащилъ такъ скоро,— сказала Христина, поднимая головку.
— Да? А я думалъ, что онъ можетъ заставить васъ сдлать что угодно.
— Да, прежде. А теперь я умне. Я воображала о немъ нивсть что, а теперь…
— Ну?
Беванъ самъ не зналъ, какъ настойчиво глаза его молили о конц фразы.
— О! Онъ весь на пружинахъ, никогда не бываетъ въ поко. Я люблю, чтобы человкъ былъ солиденъ, умлъ молчать и…
— О не мшалъ вамъ болтать?
Она засмялась и кивнула, а онъ, взглянувши внизъ, поймалъ изъ-подъ ея длинныхъ рсницъ такой взглядъ, миле котораго ему ничего не приходилось видть въ жизни.
Онъ глубоко вздохнулъ.
— Ну, вы довольны? Вамъ весело?
— Я думаю! Я на свобод, вырвалась изъ клтки.— Ея грудь высоко приподнялась.— Похоже на то, какъ мы бываемъ на дюнахъ, я да вы, и никого больше. О, м-ръ Беванъ…
— Ну, что?
Они подошли къ театру фантошей, и она съ разочарованіемъ посмотрла на незаманчивую кассу, гд немногочисленная публика брала билеты.
— Тутъ вовсе не привлекательно. Вамъ очень хочется сюда?
— Ничуть. Я къ вашимъ услугамъ. Мои желанія корреспондируютъ вашимъ.
— ‘Нашъ собственный корреспондентъ’?
— Только вашъ.
Смлость этой фразы испугала его самого, но она только засмялась.
— Значитъ вы сдлаете, какъ я хочу.
Она понизила голосъ, прижалась къ нему и ласково начала,— м-ръ Беванъ?
— Что?
Онъ улыбнулся ея умоляющему взгляду.
— Я не хочу смотрть глупыхъ фантошей. Что въ нихъ за радость? Поведите меня, гд позабавне, въ какое нибудь веселое мстечко!
Беванъ тихонько свистнулъ. Не привыкши успокоивать себя софизмами, онъ ясно понималъ, что именно этого и не одобрила бы миссъ Трэль. Но доврчивый взоръ его спутницы преодоллъ его колебанія.
‘Вдь былъ еще день, три часа пополудни, и что могло угрожать ей подъ его защитой?’ подумалъ онъ.
— Ну, вотъ что мы сдлаемъ,— сказалъ онъ.— Сегодня катанье въ Олимпіи. Пойдемте, если вы любите кататься и конькахъ.
— Люблю! Я думаю!— крикнула она въ восторг.
Полчаса спустя оба смшались съ толпою на большою катк.
Несмотря на свою робость, Беванъ съ большимъ удовольствіемъ очутился рука въ руку съ Христиною, мечтательно скользя вслдъ за прочими. Его грезы вполн овладли имъ, онъ забылъ окружающее, точно курильщикъ опіума.
Движущіяся фигуры, голоса и шумъ казались ему смутными и нереальными. Онъ плылъ по фантастическому морю къ фантастической пристани, какъ-то неясно сознавая, что несется по этому морю съ того самаго дня, какъ Боасъ, противъ его желанія, увезъ его въ Хатчъ обдать. Свжій втеръ на Банстедскихъ дюнахъ, быстрый галопъ лошади, голосъ Христины, звучащій въ осеннемъ воздух — все это входило въ составъ увлекавшаго его теченія. Затмъ наступила пустота зимнихъ дней, весенняя тревога и сонъ безъ видній. Это были т мсяцы, когда онъ не видался съ двушкой.
Лто вновь вернуло ему Христину. Она оживляла для него и южный втеръ, и душистые цвты, и золотое солнце, и прохладную тнь сада въ Хатч.
А теперь снова осень, и они одни, погружены въ мечты въ толп незнакомыхъ лицъ…
Но не вс постители Олимпіи проводили время въ мечтахъ, и много взоровъ слдило за парочкой, мелькавшей взадъ и впередъ среди катающихся. Она была замтна даже среди разношерстныхъ элементовъ, составляющихъ лондонскую толпу, и многіе любовались высокимъ, красивымъ шотландцемъ и его ясноокой, свтловолосой спутницей.
Вдругъ Беванъ почувствовалъ, что рука Христины крпко стиснула его руку и, взглянувши на нее съ тревогою, онъ не разслышалъ тхъ словъ, которыя вызвали это движеніе.
— Мой Богъ! Вотъ, вотъ и Тина Доу! Чортъ меня возьми, если она не подцпила франта хоть куда! Недуренъ молодчикъ! Ей подъ пару! Смотрите-ка, кого она себ выудила за это время, да и щеголять перестала!..
— Сюда… Пожалуйста…— пролепетала Христина, сдержавъ инстинктивное желаніе поздороваться со своей старой знакомой, Неллой. Она испугалась, какъ бы Беванъ не узналъ хоть что нибудь о ея прежней жизни, и потащила его за собою на другой конецъ катка.
Съ лихорадочной поспшностью и безъ посторонней помощи она скинула коньки, такъ какъ Беванъ, остолбенвъ отъ изумленія, не поспвалъ за нею, затмъ, не дожидаясь его, выбжала вонъ и успокоилась только на троттуар. Она прибилась къ столбу, поблднвъ и задыхаясь, и въ отчаянія ломала руки. О, зачмъ она пошла сюда?! Что, если Беванъ все узналъ?!
Мракъ ноябрьскихъ сумерекъ защищалъ ее отъ любопытныхъ глазъ. Вдоль улицы зажигались фонари, точно огненныя точки, освщающія темноту и позоръ ея прошлаго. Она вздрогнула при воспоминаніи о нахальной и дерзкой физіономіи, мелькнувшей передъ нею. Неужели Нелла, ея подруга, всегда была такова? Неужели и сама она когда нибудь носила такія яркія платья, шляпы съ такими перьями, такое тряпье на показъ?
Она подняла дрожавшую руку и поднесла ее ко лбу, съ котораго исчезла челка, оставивъ лишь нсколько маленькихъ свтлыхъ завитковъ, оттнявшихъ лицо.
Затмъ ее огненною стрлою пронизала мысль: что если Беванъ слышалъ? Если Нелла пошла за нимъ и разсказала ему?
Минута, которая прошла до его выхода на улицу, показалась ей за нсколько мсяцевъ.
— Дитя мое, какъ вы меня напугали! Почему вы убжали? Ну, представьте, я не нашелъ бы васъ? Дточка, вы больны: Что мн длать съ вами?
Вся его вншность выражала только нжную заботу: Нелла ничего не сказала ему.
Христина обернула къ нему свое блдное лицо и еле раздвинула сухія губы, чтобы заговорить:
— У меня голова закружилась. Подемте домой: я устала. Нтъ, не ждите извозчика. Вотъ омнибусъ.
Въ это время какъ разъ подъхалъ омнибусъ. Онъ посадилъ ее и слъ самъ, не переставая за нее тревожиться. Христина съ величавшимъ трудомъ сдерживала слезы, ея дрожащія губы и выраженіе напряженія на лиц вызывали въ немъ глубокую жалость. Онъ рдко видлъ у нея такой жалобный взглядъ, такую смиренную осанку, и въ немъ проснулось свойственное мужчин стремленіе взять подъ свое покровительство это маленькое дрожащее созданіе. Но онъ былъ слишкомъ робокъ и неловокъ, чтобы выразить ей сочувствіе. Онъ только смотрлъ на нее такими глазами, которые выдали его тайну всмъ, кром Христины.
Г-жа Крэнъ, которая оказалась въ этомъ омнибус и также хала на вокзалъ Викторіи, надла пенснэ и устремила на него свои взоры.
— Новобрачные!— сказала она себ.— Онъ очень недуренъ.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Лирическая любовь.

Однажды посл обда Хатчъ былъ полонъ гостей.
Войдя въ залу съ мороза, Боасъ встртилъ ласковый пріемъ. Большая комната была задрапирована и разгорожена ширмочками на уютные уголки. Восточные коврики пестрли на дубовомъ полу и грли ноги. Въ камин пылалъ огонь, разбрасывая искры. Джоанна заваривала чай за маленькимъ столомъ, гд шиплъ и шумлъ котелокъ и откуда доносился аппетитный запахъ булокъ. На фортепіано и въ старинныхъ серебряныхъ канделябрахъ горли свчи и придавали привтливый видъ всей обстановк. Пить послобденный чай въ зал придумала Христина, когда зима прогнала ее и Джоанну изъ сада въ домъ, а въ меблировк Джоанна избрала середину между стариннымъ убранствомъ столовой и новомодной яркостью гостиной. Комната эта дйствовала успокоительно на нервы, какъ и весь домъ, Боасъ полюбилъ ее не мене, чмъ зеленую тнь сада, и сталъ частымъ гостемъ у Джоанны. Лтомъ онъ привозилъ съ собою свои бумаги и писалъ подъ вязами, чередуя это занятіе съ партіями въ теннисъ съ Христиною. Теперь онъ прізжалъ отдохнуть вечеркомъ и послушать игру и пніе Джоанны.
Онъ не скрывалъ своей привязанности въ Христин, а Джоанна, замчая тонкое различіе въ его обращеніи съ ея воспитанницей и съ нею самою, говорила себ, что знаетъ, чмъ это кончится. Сначала она не ожидала, чтобы изъ его участія къ Христин развилось боле горячее чувство. Прк прежнихъ обстоятельствахъ это казалось невозможнымъ, теперь же она признавала очень естественнымъ, что преображенная Христина могла ему нравиться, и старалась быть довольной этимъ.
Онъ былъ не только самымъ частымъ, но и любимымъ гостемъ въ Хатч. Обыкновенно онъ заставалъ хозяекъ только вдвоемъ, но сегодня, въ своей досад, увидлъ г:-жъ Крэнъ и Протеро.
Джоанна пригласила, наконецъ, сестеръ возобновить старыя родственныя отношенія и бывать у нея по-прежнему, а он всемилостивйше благоволили забыть свое законное неудовольствіе и принять ея приглашеніе. Ихъ любопытство было возбуждено слухами о томъ, что Боасъ ‘ухаживаетъ’ за Джоанной.
Г-жа Крэнъ не пропустила ни одной подробности ихъ встрчи и была смущена ея совершенною обыденностью. Увидвши гостя, Джоанна не сконфузилась и не покраснла, а Боасъ,— поздоровавшись до невжливости поспшно, бросился въ большое кресло и нахмурился на всхъ, не исключая и хозяйки.
— Гд Христина?— спросилъ онъ вдругъ.
— Она ухала верхомъ, но я скоро жду ее,— сказала Джоанна.
Г-жа Крэнъ приподняла брови.
— Она здитъ верхомъ? И одна?
— Нтъ,— отвтила Джоанна,— ее, конечно, всегда провожаетъ Дэвисъ, а иногда и г. Беванъ.
Это имя поразило г-жу Крэнъ и заставило ее выдать свое негодованіе при мысли, что такъ заботятся о развлеченіяхъ Христины.
— Беванъ! Не родственникъ-ли того, который написалъ… ну, какъ тамъ эту книгу?.. Ты, конечно, знаешь?
— Да,— отвтила Джоанна,— это онъ написалъ.
— Какъ? Ты хочешь сказать, что такой человкъ тратитъ время на катанье съ двочкою, которую держатъ изъ милости?
— Онъ очень часто катается съ Христиною,— равнодушно отвтила Джоанна.
Г-жа Крэнъ откинулась на спинку кресла, а г-жа Протеро замтила:
— Хорошо-ли ты длаешь, что допускаешь это, Джоанна. Я видала г. Бевана. Онъ кажется тихоней, но Фергусъ говоритъ, что онъ принадлежитъ къ богем.
Боасъ засмялся.
— А я думаю, что онъ не кусается.
Въ эту минуту дверь отворилась, портьера откинулась открыла розовое личико, яркіе глаза, спутанные втромъ волосы и изящно одтую фигурку на фон снжнаго пейзажа.
Христина секунду простояла на порог, потомъ вошла съ граціей и самообладаніемъ и подала руку Боасу. Джоанна, гордая своей воспитанницей, слегка вспыхнувъ, подозвала ее къ себ и, обнявъ ее одною рукою, сказала:
— Это — дитя мое, Христина Доу. Милая, а это — мои сестры, г-жа Кронъ и г-жа Протеро.
Христина серьезно поклонилась обимъ, а потомъ оглянулась на дверь, гд въ неловкой нершимости стоялъ Беванъ.
— Пожалуйте, м-ръ Беванъ,— пригласила Джоанна.— Вамъ, конечно, хочется чаю посл поздки.
Беванъ вошелъ съ невеселымъ и озабоченнымъ лицомъ. Послдовали представленія, г-жа Протеро стала утверждать, что уже знакома, но среди ея рчи г-жа Бренъ уронила пенсне съ легкимъ восклицаніемъ:
— Я была уврена! Да, тутъ не можетъ быть ошибки. Вы были въ омнибус, такъ, мсяцъ назадъ, съ… съ миссъ Доу.
Она какъ бы выбрасывала слова и уставилась на Бевана невооруженными глазами.
— Не отрекайтесь. Вашъ грхъ выплылъ наружу,— шутливо прибавила она.
— Разв зда въ омнибус теперь считается зародышемъ какого-нибудь преступленія?— проворчалъ Боасъ изъ своего угла.
Г-жа Крэнъ повернулась къ нему спиною и попросила у Джоанны чашку чаю.
Христина подала ей чашку съ граціей, которая не осталась незамченной.
— Совершенно французскія манеры,— подумала г-жа Крэнъ, слдя за двушкой, передававшей чай мужчинамъ.
Разговоръ внезапно прескся, и Джоанн, которая начала освдомляться о здоровь дтей г-жи Протеро, никакъ не удавалось оживить его. Мужчины оба молчали: Боасъ былъ преднамренно саркастиченъ и не въ дух, а Беванъ старался вникнуть въ смыслъ разспросовъ г-жи Крэнъ. Христина прихлебывала чай и поглядывала на лорнетъ г-жи Крэнъ. Джоанна испытывала неловкость и тщетно распространялась о кашл Вилли и о кори Сисей, что оказывалось интереснымъ лишь для одной г-жи Протеро.
Вдругъ Боасъ поднялъ голову, храбро преодолвая свое дурное настроеніе:
— Не послушать-ли намъ пнія? Миссъ Трэль, будьте такъ добры…
— Я сегодня не въ голос,— нервно перебила Джоанна.— Но Христина споетъ намъ что-нибудь.
Говоря это, она не была уврена, что хорошо сосредоточивать всеобщее вниманіе на Христин, но ей очень хотлось похвалиться голосомъ своей воспитанницы передъ сестрами.
Христина тотчасъ встала и взяла ноты. Когда она проиграла первые такты, Джоанна остановила ее.
— Это — новое, не правда-ли? Лучше спой что-нибудь изъ нашихъ любимыхъ, старыхъ вещей!
— Вамъ это понравится,— быстро отвтила Христина и продолжала играть. Черезъ нсколько тактовъ она запла:
Шелъ утромъ пастухъ по долин средь горъ,
Еще не сходила роса,
Природа проснулась. Въ торжественный хоръ
Сливались ея голоса.
Онъ шелъ по простору зеленыхъ луговъ,
Журчалъ въ отдаленьи ручей.
Онъ шелъ, и подъ трели незримыхъ пвцовъ
Онъ думалъ о милой своей.
Но вдругъ къ пастуху подлетла оса:
‘Смотри, не успетъ обсохнуть роса,
‘Какъ будетъ теб неврна,
‘Обманетъ, измучитъ двица-краса
‘Больнй, чмъ ужалитъ любая оса!’
Такъ зло прожужжала она.
И крпко пастухъ закручиниться-бъ могъ.
Зачахъ бы отъ думъ и скорбей,
Да вдругъ услыхалъ онъ родной голосокъ
Зазнобушки милой своей.
Онъ молвилъ: ‘Люблю я тебя, о другъ мой,
‘И радъ, что здсь встртилъ тебя!
‘Какъ тяжко въ разлук съ тобой я страдалъ,
‘Какъ мучила ревность меня!
‘Съ тобою мн жизнь и свтла, и красна.
‘Съ тобою и ревность-оса не страшна,
‘Она не появится вновь.
‘Вокругъ насъ природа вся пньемъ полна,
‘Но лучше всхъ псенъ есть псня одна
‘И имя той псн — любовь!’
Джоанна была смущена, она спрашивала себя, прилично ли Христин пть такія слова. Но никто не раздлялъ ея сомнній. Боасъ отбивалъ тактъ рукою и лицо его прояснилось при звукахъ свжаго двичьяго голоса. Г-жа Протеро не обладала музыкальнымъ слухомъ, и ея глуповатая улыбка показывала, что ей нравятся только слова. Но г-жа Кронъ, вкусъ которой былъ вн сомннія, должна была собрать вс силы, чтобы остаться равнодушной къ прелести мотива, голоса и манеры.
Псня Христины въ этой комнат походила на брилліантъ въ причудливой оправ. Нельзя было не замтить ея сверкающей красоты.
Беванъ сидлъ, прикрывъ глаза рукою и будто не замчая окружающаго, но онъ былъ потрясенъ до глубины души и въ сердц его раздавался страстный призывъ:
‘О лирическая любовь! Полуангелъ и полуптица.
Вся диво и страстное стремленіе’…
Наступила тишина и до него долетли слова:
— Голосъ недуренъ. Если развивать его…
Онъ поднялъ глаза: г-жа Кронъ сидла рядомъ съ нимъ и удостоивала Христину холодной похвалы.
— Неправда ли?
Беванъ съ безпокойствомъ почувствовалъ себя какъ бы въ стяхъ ея взоровъ.
— Какъ вы политичны!— улыбнулась она.— Но ваша апатія меня не обманетъ… Знаете ли, что я подумала, когда увидла васъ въ омнибус?
— Нтъ, не догадываюсь,— отвтилъ онъ, хмурясь.— ‘Проклятая баба! Что она еще думала’,— прибавилъ онъ мысленно.
Боасъ подозвалъ въ себ Христину и хвалилъ ея пніе. Беванъ чувствовалъ, что его другъ позволяетъ себ фамильярность, и это было ему не мене непріятно, чмъ подходы г-жи Крэнъ, подъ мягкими лапками которой онъ отлично замчалъ когти.
Она наклонилась къ нему и лукаво заглянула ему въ лицо.
— И вамъ не хочется узнать? Вотъ первый нелюбопытный мужчина, котораго я вижу! Но вы Шотландецъ, и этимъ объясняется все!
— Шотландецъ, и этимъ объясняется все?— какъ эхо переспросилъ Беванъ.
Г-жа Бринъ прибгла въ наивной улыбочк.
— Если-бы вы не были такъ умны, я боялась бы васъ.
— Я желалъ бы не быть такимъ умнымъ.
— Но вы очень интересны.
— Мое честолюбіе не простирается дальше.
— Мн бы слдовало сказать, что я боялась бы за васъ.
— Если бы я не былъ такъ уменъ?
— Да, эта двушка иметъ на васъ виды.
— Какіе же виды?
— Она искусная и хитрая кокетка. Сестру мою одурачила, съ Боасомъ потерпла неудачу, а съ вами разсчитываетъ выиграть.
— Вы слишкомъ добры!
— Къ счастью для васъ, ей это не удастся, пока она живетъ здсь. На этомъ дом лежитъ заклятіе. Но помните, что я предупредила васъ!
Онъ поклонился.
Г-жа Кронъ прищурилась, встала, прошуршала юбками и напала на Джоанну, упрекая ее за навязываніе Христины Бевану.
Впрочемъ, ей не удалось встревожить Джоанну. Беванъ былъ неизмнно робокъ и сдержанъ въ обращеніи съ Христиной. Всю зиму онъ не являлся и не писалъ, а по возобновленіи поздокъ лтомъ сохранилъ прежній равнодушный видъ. Если бы она замтила что нибудь иное, то не согласилась бы отпускать съ нимъ двушку. Она взглянула на Христину, которая въ уголк разговаривала съ Боасомъ. Не слышно было ихъ рчей, но видно было, что лицо двушки повернуто къ нему и что ея смягчившійся взглядъ покоится на немъ.
Радость и горе стали бороться въ душ Джоанны, когда она подумала, что г-жа Кренъ ошиблась, что Боасъ, а не Беванъ, нравится Христин, и что если это влеченіе взаимно… Она подавила вздохъ и внимательно посмотрла на Боаса, который слушалъ съ необычайной кротостью: Христина разсказывала ему, какъ избавилась отъ духа непокорности и неблагодарности. Задумчивый взоръ Джоанны перешелъ на Бевана.
Подъ его вншнимъ спокойствіемъ скрывалась буря. Молніи его гнва готовы были испепелить г-жу Кренъ за ‘искусную и хитрую кокетку’ и его злобное негодованіе подтвердило ему то, что онъ смутно подозрвалъ съ того дня, когда былъ въ город съ Христиною: что въ немъ вспыхнула въ ней любовь,
Лирическая любовь, полуангелъ и полуптица,
Вся диво и страстное стремленіе.
И эту чистую любовь оскорбила своимъ отвтомъ г-жа Крэнъ!
Но эта послдняя покинула Хатчъ въ такомъ настроеніи, которое не могло бы стать хуже, даже если бы онъ выразилъ ей все свое негодованіе. Критикуя Христину вмст съ г-жею Протеро, она высказала самыя неблагопріятныя сужденія и сдлала выговоръ своей собесдниц, которая было вознамрилась пригласить Христину въ Крейдонъ.
Примиреніе г-жи Протеро съ миссъ Трэль сдлалось полнымъ посл того, какъ Джоанна сказала ей, что присутствіе Христины въ Хатч ничуть не уменьшитъ той доли, которая назначена ея дтямъ.
— Прелесть взглянуть, какъ Джоанна держитъ себя, съ этими господами!— съ энтузіазмомъ говорила она г-ж Крэнъ. А они такіе умные. Пріятно видть ихъ у нея и слушать ихъ планы помощи бднымъ.
— Ты дура, Рахиль,— откровенно отвтила г-жа Крэнъ. Неужели ты не видишь Джоанну насквозь? Бравши эту двушку, она отлично знала, какъ привлекательно красивое личико для мужчинъ, хоть бы и для филантроповъ, Джоанна хочетъ выйти замужъ и ради этого козыряетъ. Еще съ тхъ самыхъ поръ какъ Рагланъ, два года назадъ, сдлалъ ей предложеніе, она стала совсмъ другая. Насколько лучше она одвается, какъ моложава и весела, она еще не уметъ занять гостей, но уже перестала смущаться. Ты слышала, что она два раза въ недлю бываетъ въ трущобахъ и встрчается тамъ съ Боасомъ? Это у нихъ зовется филантропіей. А три года назадъ не умла связать двухъ словъ!
Беванъ ухалъ прежде Боаса. Онъ не могъ оставаться въ Хатч, не открывъ Христин своего сердца, а врожденная осторожность внушала ему не спшить. Онъ не принадлежалъ къ числу тхъ, кому любовь даетъ крылья. Напротивъ, овладвшее имъ ‘диво и страстное стремленіе’ длало его еще боле робкимъ и молчаливымъ. Ему представлялось чуть не святотатствомъ дышать однимъ воздухомъ съ Христиною. Онъ не ршался ни взглянуть на нее, ни дать ей руку на прощаніе, и она съ досадою поглядла ему вслдъ, когда онъ ускользнулъ, не простившись съ нею. Чмъ она обидла его?
Когда Боасъ, въ свою очередь, началъ прощаться, онъ нашелъ ее особенно блдной и утомленной и объяснилъ это волненіемъ, вслдствіе ея бесды съ нимъ.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Погребенное прошлое.

Джоанна трудилась надъ проектомъ одного изъ ‘поселеній’ Боаса. Она подняла взоръ съ груды бумагъ, передъ нею лежавшихъ, и съ тревогою стала глядть на аллею.
Христина въ первый разъ отправилась одна въ г-ж Протеро, и Джоанна не могла быть спокойною въ ея отсутствіе. Она не совсмъ была уврена, что Христину можно отпускать въ гости, какъ будто ничто не отличаетъ ее отъ тхъ двушекъ, съ которыми она можетъ встртиться въ обществ. Вмст съ тмъ она повторяла себ, что ради узкаго предразсудка невозможно лишать Христину сношеній со сверстницами, и укоряла себя за недовріе къ своей воспитанниц.
Христина уже четыре года жила въ Хатч и за это время измнилась во всхъ отношеніяхъ. Джоанна наблюдала за нею, когда она, нсколько часовъ тому назадъ, стояла и ждала коляски, чтобы хать въ Брендонъ.
Она еще была миніатюрна и похожа на ребенка, но станъ ея пріобрлъ граціозныя очертанія, а лицо, красотою напоминавшее дикую розу, стало проще и изящне. Въ ней теперь не было ничего рзкаго, ничего бьющаго на эффектъ. Смлая и честолюбивая маленькая хитрячка превратилась въ кроткую и скромную двушку, полную чистыхъ побужденій и мыслей. Ей случалось еще бывать капризной и непослушной, но въ послднее время какое-то невдомое вліяніе сдлало ее кротче и терпливе, порою она даже становилась печальна и во всемъ проявляла какую-то серьезность, необъяснимую ничмъ изъ ея прошлой жизни.
Въ тотъ день, какъ она увидла Неллу въ Олимпіи, порвалась послдняя связь, соединявшая ее со зломъ.. Этоть одинъ взглядъ въ пропасть, откуда ее вытащили, заставилъ ее вдвойн привязаться въ добру, взрывъ страшной ненависти къ прошедшему побудилъ ее вполн погрузиться въ настоящее и золотыми цпями приковалъ ее въ чистой жизни. Съ тхъ поръ ее уже не возмущала скука въ Хатч. Глаза ея открылись: она увидла, какою неблагодарностью платила Джоанн за ласку и заботу, и все, что она могла сдлать, стало казаться ей недостаточнымъ для выраженія своего раскаянія.
Съ самаго начала она согласилась жить въ Хатч ради смшанныхъ побужденій, изъ которыхъ лучшимъ было не особенно возвышенное стремленіе добиться восхищенія Боаса, единственнаго человка, котораго она уважала. Но съ годами она измнилась и стала стремиться въ лучшему ради любви въ добру и ради отвращенія во злу.
Боасъ только толкнулъ ее на тотъ путь, который привелъ ее къ добродтели, но въ ней самой было нчто, не допустившее ее сойти съ этой дороги. Любовь Джоанны и ея довріе также сдлали много для развитія дремавшихъ въ ней зародышей добра.
Соединенная сила этихъ побужденій удержала ее на добромъ пути. Она вышла изъ-подъ вліянія Боаса, зато сознала свой долгъ передъ миссъ Трэль и привязалась въ ней съ такою страстью и восхищеніемъ, которыя, въ свою очередь, воздйствовали на Джоанну, побуждая ее безсознательно оправдывать вру двушки въ ея умъ и силу воли.
Джоанна за эти четыре года перемнилась не мене Христины. Она стала подвижной, сообразительной, твердой — словомъ, женщиной хоть куда, и ея имя пріобрло въ филантропическихъ кружкахъ извстность. Правда, дятельность ея направлялась, главнымъ образомъ, Боасомъ, но теперь, въ случа нужды, Джоанна могла обходиться и безъ него. Она утратила свою нервность и робость, и теперь ея манеры, несмотря на сохранившуюся деликатность, казались внушительными.
Когда она подняла глаза съ бумагъ, ея блдное лицо свтилось умомъ и тою притягательною силою, которую развили въ ней ея труды. Свою волю она противопоставила судьб и вышла изъ борьбы побдительницею.
Трескъ гравія подъ колесами заставилъ ее вскочить и подбжать въ двери. Христина вышла изъ коляски, Джоанна взяла ее за руку и ввела въ залъ.
— Пріятно-ли ты провела время, другъ мой?
— О, прелестно, миссъ Траль. Г-жа Протеро такъ жалла, что простуда задержала васъ дома. Она вамъ кланяется.
— Были гости, кром тебя?
— Только г. Беванъ.— Христина вспыхнула и начала разстегивать перчатку.— Г-жа Протеро пригласила его въ ожиданіи васъ. Ну, да!— прибавила она вдругъ.— Былъ еще г. Протеро и г. и г-жа Крэнъ. Меня просили пть.
— Вотъ ужъ это напрасно.
— Напрасно? Почему?
— Да можетъ быть все обошлось и очень хорошо, только, видишь-ли, вдь ты въ первый разъ безъ меня въ чужомъ дом…
— Правда, я жалла, что васъ не было. И г. Бевану хотлось видть васъ.
Христина опять покраснла и опустила глаза, но миссъ Траль не замтила ея смущенія.
Смена, брошенныя г-жею Крэнъ годъ назадъ въ ея душу, не дали ростковъ. Она давно перестала считать возможнымъ какое-либо сближеніе между Беваномъ и Христиною. Ея понятія о женихахъ, составленныя но наблюденіямъ надъ гг. Краномъ, Протеро и Рагланомъ, не позволяли ей считать женихомъ или влюбленнымъ такого робкаго, сдержаннаго и молчаливаго человка, какъ Беванъ. Кром того, смшно было предполагать, чтобы такой образованный, развитой умъ могъ плниться незрлой и необразованной, хотя хорошенькой двочкой, какъ Христина.
Послдняя возможность подозрній этого рода исчезла для нея съ прекращеніемъ посщеній Бевана. Онъ не былъ въ Хатч цлый годъ, съ того самаго дня, какъ встртилъ здсь г-жу Крэнъ и выслушалъ ея предостереженіе.
Краска и конфузливость Христины при упоминаніи о немъ ничуть не подготовили ее къ дальнйшему.
— Понравилось-ли твое пніе? Что они сказали?
— Я не слыхала… почти не слыхала,— робко и безсвязно отвтила Христина.
— Обыкновенно, ты не забываешь пріятныхъ рчей,— сказала Джоанна.— Ну, что, очень хвалили?
— Очень!— сказала она вызывающе.
— Что ты пла?
— ‘И имя той псн — любовь!’
Джоанна взглянула на нее съ тревогою.
— Милая, ты знаешь, я не люблю, когда ты поешь эту псню.
— Знаю,— сказала Христина,— но г-жа Протеро просила спть именно ее, и я не могла отказать. Я думаю, это било бы невжливо.
Джоанна перестала хмуриться. И въ самомъ дл, разв не ‘узкій предразсудокъ’ побуждалъ ее считать эту псню неподходящею для Христины?
— Она всмъ очень понравилась,— продолжала двушка,— И… и сказать вамъ, что одинъ человкъ сказалъ?
— Скажи.
Джоанна улыбнулась лучезарному виду Христины.
— Онъ сказалъ, что ‘лучше всхъ псенъ — любовь’.
— Глупенькая! Въ самомъ дл, что?
— Онъ сказалъ: ‘люблю я тебя, о другъ мой! И радъ, что здсь встртилъ тебя’.
— Христина, говори серьезно!
— Правда, миссъ Трэль, онъ это сказалъ.— Джоанна поддалась шутк и перестала разспрашивать.
— Милое дитя, эта поздка вскружила, кажется, теб головку. Боюсь, что теб не слдуетъ слишкомъ развлекаться.
Съ этими словами она ласково погладила ее по голов.
— Ну, не скажу, чтобы было весело,— сказала Христина.— Мн пришлось выслушать длинное описаніе скучнйшаго въ мір, чаепитія…
— Хорошо. Разднься, а потомъ разскажешь.
Христина бросила на диванъ кофточку и шляпу и сла на скамеечку у ногъ Джоанны. Глава ея прыгали отъ оживленія, волосы были спутаны, но выходило красиво.
— Было такъ скучно, что даже смшно. Сидли при тускломъ освщеніи, и одна дама развертывала картины болзней всхъ своихъ дтей, другая шутила, но въ шуткахъ ея проглядывало раздраженіе, третья намазывала хлбъ на масло, но больше занималась болтовнею, четвертая…
— Ты говорила съ г-номъ Боасомъ, дитя. Я узнаю его рчи. Онъ всегда саркастиченъ, когда не въ дух.
— Нисколько! Это не онъ говорилъ. Что-жъ, разсказывать дальше? Про чаепитіе? Было двое мужчинъ, оба въ самомъ скверномъ расположеніи духа, одинъ — потому что говорилъ одной двицей, а другой — потому что не говорилъ съ ней. Потомъ стали играть, и двушка пла.
— И это все?
— Нтъ, не все. Я не кончила. Одинъ изъ нихъ любитъ ее,— голосъ Христины дрогнулъ,— и цлый годъ не видался нею, а она думала, что обидла его и что онъ никогда не вернется, а теперь…
— Что-жъ теперь?— спросила Джоанна, едва дыша посл довольно долгой паузы.— Что-жъ теперь?
— Она пропла ту-же псню, а онъ попросилъ ее повторить слова, и вотъ… и вотъ…
Христина опустила голову, а Джоанна достаточно овладла собою, чтобы выговорить:
— Дитя мое, ты плачешь! Что съ тобою, Христина?
— Я не плачу, прорыдала она.— Я только очень, очень счастлива.
Она бросилась на колни и, обхвативъ руками Джоанну, подняла къ ней улыбающееся и залитое слезами лицо.
— Представьте себ только, миссъ Трэль,— прошептала она:— онъ любитъ меня!
— Г. Боасъ?— рзко спросила Джоанна.
— Г. Боасъ? Да нтъ! Какъ это вамъ пришло въ голову? Меня?
Джоанна вся дрожала и не могла говорить.
— Вы не угадали,— тихо произнесла Христина.— Вдь тамъ былъ еще г. Беванъ.

——

— Что такое? Вамъ дурно!— воскликнула она черезъ нсколько минутъ.— И какая вы холодная! Руки у васъ точно ледъ. Что случилось? Отчего вамъ дурно?
Джоанна не могла преодолть нервную дрожь. Она протянула Христин трепещущую руку.
— Дитя мое, онъ знаетъ? Ты говорила ему… о твоемъ прошломъ?
— Не нужно было,— отвтила та съ удивленіемъ.— Вдь онъ знаетъ меня съ тхъ поръ, какъ я живу здсь.
— Ну да! Но о прежнемъ… о твоей прежней, старой жизни…
Волна крови прихлынула къ лицу Христины.
— Я никогда не говорила о ней и съ вами… Какъ же я стала-бы разсказывать ему?..— спросила она просто.
— О, милая! такъ ты забыла?!— безпомощно воскликнула Джоанна.
— Забыла?— сказала Христина съ горькою улыбкою.— Я каждый вечеръ молюсь, чтобы Богъ далъ мн забыть. Я думала, что вы забыли. Вы сказали, что никто не долженъ этого знать, кром васъ и г-на Боаса. Зачмъ же теперь напоминать? Зачмъ разсказывать?
Краска исчезла, и двушка поблла, какъ полотно. Джоанна ужаснулась выраженію нмого гнва на ея лиц.
Въ этотъ моментъ она поняла, что сдлала. Послдствія рокового молчанія застали ее врасплохъ. Ахъ, зачмъ она побоялась свта, зачмъ скрыла прошлое и не помогла двочк бороться на глазахъ у всхъ?! Разв спасеніе Христины не могло-бы совершиться на виду у всего міра? И разв тогда будущее не было бы прочне вслдствіе побды надъ зложелателями? Что за бда, еслибы г-жи Крэнъ и Протеро осудили ее? Разв это уменьшило бы ея шансы на успхъ? А своимъ молчаніемъ Джоанна дала Христин лишь краткую отсрочку и внушила ей ложное понятіе о ея положеніи. Прошедшее было погребено, и Христина весело плясала на его могил, а теперь весеннія воды размыли могильный холмъ и обнаружили гніющій трупъ, къ которому прикованы эти плящущія ноги!
Она посмотрла на ничего не понявшую двушку съ нмою мольбою о прощеніи. Она, Джоанна, причинила ей это зло.
Четыре года назадъ, грубая душею, неразвитая нравственно, плохо отличавшая зло отъ добра, Христина не стснилась бы разсказать о своемъ прошломъ. Теперь, при созрвшемъ сознаніи, утонченной чувствительности и привычк къ незапятнанной репутаціи, такой разсказъ долженъ былъ стать для нея пыткою и разрушить надежды на будущее.
Мало было вроятности, чтобы любовь Бевана пережила подобное открытіе, однако, оно было неизбжно. Среди этого мрака, Джоанна видла для Христины лишь одинъ лучъ надежды: она гнала Бевана. Онъ былъ не похожъ на другихъ. Онъ былъ свободенъ отъ порока, обличеннаго современными романистами подъ названіемъ ‘сладострастнаго эгоизма’ и состоящаго въ требованіи отъ женщины незапятнанной чистоты. Въ немъ не было ‘эстетической жадности къ женской непорочности’. Джоанна, сильная духомъ, понимала разницу между чистотою души и полнымъ невдніемъ зла, и знала, что есть и мужчины, понимающіе это различіе. Къ нимъ она причисляла и Бевана.
Безъискуственность Христины, несовершенства ея рчи и манеръ, вдь, не оттолкнули его. Онъ не искалъ знатности, богатства или моднаго воспитанія въ той двушк, которую избралъ. Онъ полюбилъ ее за ея личныя качества. Такъ неужели онъ могъ оказаться неспособнымъ призвать красоту брилліанта, хотя поднятаго въ грязи, однако не загрязненнаго?
Джоанна знала, что душа Христины не развратилась и пріют порока. О ея прошедшемъ ей было извстно только и намекамъ Боаса. Его слова могли имть лишь одно значеніе и она боялась распрашивать подробне. Но она питала увренность, что каково ни было прошлое, стремленія Христины невинны и чисты, какъ свойственно хорошей женщин. Тмъ не мене бдняжк предстояло пройти черезъ позоръ признанія. Джоанн несносна была эта мысль, и въ душ ея мучительно стало зарождаться желаніе, чтобы двушку лучше полюбилъ Боасъ, которому не нужно было никакого признанія.
Глаза ея снова поднялись на Христину. Двушка стояла передъ нею холодная, гордая, безмолвная, все ея веселье и счастье пропали.
Она не понимала причины волненія Джоанны и мучилась ея молчаніемъ. Глаза ея вдругъ расширились и приняли испуганное выраженіе. Она схватила Джоанну за плечи и стала трясти ее со всей энергіей юности.
— Что вы на меня такъ смотрите?— проговорила она, задыхаясь.— Что вы думаете? Что вы молчите? Говорите, что вы думаете?..
— Христина, перестань. Перестань, моя милая,— сказала Джоанна, потихоньку освобождаясь.— Именно потому, что я тебя люблю, мн нестерпима мысль о необходимости разсказать твою исторію другому лицу.
— Да я и не намрена разсказывать,— вызывающе отвтила Христина.
— Надо сказать, милая,— сказала Джоанна, не обращая вниманія на ея тонъ.— Для него это будетъ ужасно, но сказать необходимо, даже если бы это заставило его отказаться отъ тебя…
— Отказаться отъ меня!— презрительно воскликнула Христина.— Вы не знаете его, если думаете такъ.
Она стала ходить по комнат и заговорила быстро:
— Вы ничего о немъ не знаете, если думаете такъ. Онъ самъ былъ бдный и работалъ на мельниц, пока не сталъ писать книги. Онъ не броситъ меня за то, что я когда-то голодала. Не таковъ мальчикъ!
Въ своемъ возбужденіи, она вернулась къ прежней рчи и манерамъ. Ничего не осталось отъ того изящества, какое было въ ней пять минутъ назадъ.
Джоанна вздрогнула, увидвши Христину опять такою, какъ въ минуту ихъ первой встрчи.
— Знаю, милая, знаю,— сказала она успокоительно.— Онъ не броситъ тебя за то, что ты была бдна, но жена его должна быть порядочной женщиной.
— А я не порядочная?— вскипла Христина.— Я не хороша, нтъ?
Джоанна опустила глаза передъ ея бшенымъ взглядомъ.
— Охъ, милая! Вдь, то, что было…
— Но вы говорите, что Богъ меня все-таки любитъ. И Беванъ полюбилъ меня. Почему же, когда онъ узнаетъ, чмъ я была, я стану другой, недостойной его любви?
Христина топнула ногою и чуть не задохнулась отъ злобы.
Джоанна не въ силахъ была отвтить. По лицу ея катились крупныя слезы. Она съ мольбою протянула руки.
— Мой другъ, никто не хорошъ… никто, кром Бога. Онъ есть любовь.

——

— И я непремнно должна сказать?— жалобно простонала Христина, когда Джоанна прощалась съ нею передъ сномъ.
Миссъ Трель приподняла влажные волосы съ ея лба. Она не смла высказать свою надежду, что зрлище униженія двушки тронетъ сердце Бевана и заставитъ его понять и простить.
— Голубушка моя, да! Богъ поможетъ теб. Сказали бы, пожалуй, и я или г. Боасъ, но лучше теб сказать самой.
— Хорошо,— покорно отвтила Христина и губы ея задрожали.— Онъ, конечно, меня не осудитъ. Я была такая молоденькая и не знала. Я не виновата. Зачмъ люди такъ злы? Я была молоденькая и никого у меня не было.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
Гроза.

На слдующее утро явился Беванъ, робкій и гордый, полный надеждъ и любви. Онъ спросилъ, дома ли миссъ Трэль, и былъ введенъ въ гостиную, гд ждала его Христина.
При вид ея глаза его сверкнули, и всякая робость прошла, уступивъ мсто торжеству любви.
Но видъ ея поразилъ его. Онъ остановился и съ тревогою сталъ вглядываться въ ея блдное лицо.
— Дитя мое!..
— Да…— пролепетала она.— Подождите!.. Постойте!.. Миссъ Трэль…
— Она согласна?!
— Нтъ еще. Прежде я… Пожалуйста, сядьте. Я должна сказать вамъ…
— Ничего не слушаю, пока не скажете, что любите меня.
Она вздрогнула отъ его повелительнаго тона, и ея маленькая фигурка стала какъ то странно-безпомощной и жалкой передъ этимъ высокимъ, красивымъ человкомъ.
Онъ подавлялъ ея волю, однако, она нашла въ себ силу для сопротивленія.
Любя его, она хотла быть правдивой и не желала принимать ни одной ласки, пока онъ не узнаетъ ея исторіи.
Она была очень блдна, испытанныя ею муки оставили слды на ея лиц, но его спокойное выраженіе ничмъ не выдавало внутренней тревоги. А вдь она не сомнвалась, что Беванъ все такъ же будетъ любить ее. Она страшилась минуты признанія, но не боялась за послдствія. Она была уврена, что Беванъ пожалетъ ее и не разлюбитъ.
— Я люблю васъ,— сказала она очень просто, поднимая на него печальный взоръ.
— Значитъ, все дло въ миссъ Трэль?
Она покачала головой, а онъ посмотрлъ на нее съ удивленіемъ,
— Подите, разскажите мн все,— сказалъ онъ и хотлъ притянуть къ себ, на диванъ. Она тихонько воспротивилась и сла на скамеечку, такъ что ему не было видно ея лица.
Онъ придвинулъ ее поближе въ себ и любовно коснулся ея щеки рукою.
— Послушаемъ вашу исторію! Мы скоро справимся съ возраженіями миссъ Трэль. Я еще съ ней разсчитаюсь за эти поблднвшія щечки. Я ожидалъ совсмъ не такого пріема!
— Ахъ, довольно!— произнесла она, глубоко вздохнувъ. Его смхъ точно ножомъ рзалъ ея трепещущее сердце.
— Вы никогда не спрашивали меня о моей матери,— пролепетала она.
— Да, но вы когда нибудь разскажете мн о ней.
— Такъ… Она была хорошая женщина… Она умерла, никогда не видавши меня.
— Бдненькая моя дточка!
— Отецъ былъ человкъ слабый. Я росла, какъ попало. Потомъ онъ умеръ отъ нищеты. И я… умерла бы тоже…
— Но миссъ Трэль взяла васъ въ себ?
— Нтъ, это случилось еще не сразу…
Голосъ ея прервался. Слова не шли у нея изъ горла.
— Возьмите меня за руку,— попросила она,— мн такъ легче разсказывать.
Онъ взялъ ее за ледяную руку, удивляясь ея волненію, но объяснилъ его по своему: она боялась сказать ему, что миссъ Трэль изъ милости взяла ее. Онъ нжно посмотрлъ на нее, думая о томъ, какъ онъ ее утшитъ, когда оконченъ будетъ ея печальный разсказъ.
— Потомъ, разъ… г. Боасъ нашелъ меня. Онъ былъ не такой, какъ… другіе. Онъ посмотрлъ на меня, какъ на дочь свою… и плакалъ… горькими слезами надо мною, потому что я была такая молоденькая. И увезъ меня… А потомъ миссъ Трэль…
— И это — все!
Беванъ громко засмялся, пожимая ручку, которую держалъ.
— Дитя мое, изъ-за какихъ пустяковъ вы терзались! Я, вдь, все это зналъ.
Она, рыдая, нагнулась къ его рук: разстроенная тмъ, что имла ему сказать, она не выдержала облегчившаго ея извстія, что онъ все знаетъ.
— Бдность — не порокъ, дточка,— сказалъ онъ.— Насъ унижаютъ грхъ и зло, а не нужда въ деньгахъ.
Онъ нжно положилъ руку на ея голову.
— Но, вдь, это былъ грхъ!— простоналачша.— Хоть он и были добры ко мн, а все же это все — грхъ. Я тамъ пробыла три недли… И не подозрвала!.. Вс тамъ были одинаковы!.. Нелла… была добра… Да и прочія… Это было… позорное мсто! Я узнала потомъ… слишкомъ поздно… что… что это — адъ.
Она вновь разразилась громкими рыданіями. Беванъ не снималъ руки съ ея головы, но пальцы его коченли по мр того, какъ она говорила.
— Женщина!— сказалъ онъ наконецъ, и это слово обожгло его губы, точно раскаленный уголь.— Женщина! Ты не то говоришь. Это неправда. Ради Бога, скажи мн, что это неправда. Ты не была… три недли… въ притон разврата?
Она содрогнулась всмъ тломъ и, соскользнувъ на полъ, упала, лицомъ внизъ, къ его ногамъ.
— О! Боже! Такой ребенокъ!..— воскликнулъ онъ.— А я обожалъ твою чистую душу…
Онъ отвратилъ взоръ, чтобы не видть ея униженія, и слезы медленно просочились сквозь его рсницы. Онъ чувствовалъ, что не иметъ права быть свидтелемъ ея позора, и всталъ, собираясь выйти изъ комнаты, но она обнимала его ноги и подняла къ нему полное отчаянія лицо.
— Вы не уходите?
— Не ухожу? Да какъ же я могу остаться? Пусти меня, двочка!
— Нтъ, нтъ! Ваша любовь…
— Она исчезла. Неужели вы думали, что какая угодно любовь можетъ пережить это? Пустите меня!— прибавилъ онъ мрачно.— Это лучше для насъ обоихъ.
— Нтъ, нтъ!— Она вскочила на ноги и останови, съ передъ нимъ, задыхаясь.— Этого не можетъ быть! Не можетъ! Исчезла? Ваша любовь? Скоро же она исчезаетъ. Я могу умереть сама, но не моя любовь. Это убьетъ… убьетъ…
Она рванула воротъ, чтобы дать просторъ волнующейся груди. Никогда не была она такъ красива, какъ въ эту минуту, но Беванъ отвернулся отъ нея съ отвращеніемъ. Она съежилась отъ его взгляда, какъ отъ удара, и убжала въ уголъ комнаты, гд присла на полъ. Глаза ея… Врядъ ли кому приходилось видть подобные глаза! Широко раскрытые, неподвижные и полные горькаго недоумнія, они упорно глядли на цлый міръ несбывшихся возможностей. Она лишилась почвы подъ ногами. Радость, любовь, надежда, вра подломились подъ нею, точно тонкій ледъ. Ни позади, ни впереди для нея не осталось ничего. Годы ея безупречной жизни превратились въ ничто при строгомъ свт его суда.
Беванъ отвернулся отъ нея. Она опять стала паріей общества, обезчещенною женщиною, которую оттолкнули назадъ, въ грязь. Она тонула… тонула…
Съ усиліемъ она встала на ноги и безпомощно протянула къ нему руки.
— Я не чувствую…— выговорила она,— не понимаю… чтобы ваша любовь пропала… Вдь, вы любили меня вчера, а я съ тхъ поръ ничего не сдлала…— Ея голосъ повысился до крика.— Но я недостойна… недостойна!.. Только я такъ васъ люблю!.. Я…
Она съ жалобной мольбою положила руку на его рукавъ, но онъ рзко отстранилъ ее и пошелъ прочь.
Подойдя къ двери, онъ обернулся. Ея взоръ проникъ сквозь кору его гнва до родника любви въ его сердц и вызвалъ эту любовь наружу. Безпредльная жалость пробудилась въ немъ, и не даромъ.
Дрожа, онъ сдлалъ шагъ назадъ и нершительно взглянулъ на нее. Шея была обнажена, а она того и не замчала.
Видъ этой наготы возмутилъ его и поднялъ бурю въ его груди. Гроза разразилась. Послышались слова, холодныя, какъ ледъ, жгучія, какъ огонь:
— Я думаю, мн слдуетъ поблагодарить васъ. Вы могли бы и не говорить. Что жъ? Одурачили! Я и не узналъ бы… во-время. Что-же внушило вамъ колебанія, когда цль была почти достигнута? Однако, все-таки, я очень благодаренъ вамъ.
Она неподвижно глядла ему въ глаза. Дыханіе ея почти прервалось. У нея не было убжища отъ его гнва. Содрагаясь, она прикрыла плечи своими распустившимися волосами, какъ будто этимъ могла защититься.
Это движеніе смягчило его. Снова жалость и любовь стали вопіять о прощеніи, ссылаясь на ея униженіе, на ея молодость.
— Такая вы малютка,— простоналъ онъ,— такъ вы еще малы для грха!
Онъ не въ силахъ былъ продолжать. Черезъ минуту голосъ къ нему вернулся.
— Богу извстно, какъ я любилъ васъ… Еслибы я могъ васъ спасти… Но пожертвуй я хоть тысячу разъ за васъ жизнью, я не могу сдлать васъ чистою… Жениться на васъ… невозможно порядочному человку.
Онъ ушелъ.
На полпути до воротъ онъ услышалъ долгій дикій вопль, отъ котораго кровь застыла у него сердц.
Этотъ вопль преслдовалъ его. Онъ заткнулъ уши пальцами и побжалъ, но это не помогло.
Джоанна тоже услышала крикъ, и изъ корридора, до которому ходила въ ожиданіи, кинулась въ гостиную.
Посреди комнаты стояла Христина, вся блая и нмая, какъ мертвецъ. Неужели это она кричала?
— Дитя, дитя мое!— съ рыданіемъ произнесла Джоанна, подбгая къ ней.
Двушка сурово отстранила ее.
— Мн нужно быть одной… обдумать… Да, всему конецъ. Онъ говоритъ, что порядочному человку невозможно жениться на мн.
Она улыбнулась.
— Куда же ты, милая моя голубушка?— Джоанна остановила ее.
— Не знаю. Куда нибудь. На дюны. Уду верхомъ. Подальше.
— Милое дитя, скоро стемнетъ. Дэвисъ…
— Не нужно мн ни Дэвиса, никого, нужно ухать. Этотъ домъ давитъ меня. Не понимаете?
— Да, да, бдняжка моя, дорогая. Только, вдь, поздно?..
— Я не боюсь темноты. Гд темно, тамъ мн и мсто.
Она двинулась въ двери, и Джоанна не пошла за нею. Она разсудила, что лучше оставить ее одну и дать ей пережить свое горе по своему.
Она подождала, пока не раздался топотъ пони подъ окнами, а потомъ пошла въ себ помолиться за двочку, которую раздавила неумолимая судьба.
Однако, она не боялась, чтобы это испытаніе испортило ея воспитанницу. Добро слишкомъ прочно укоренилось въ ея душ и не могло быть сразу вырвано оттуда. Христина должна была вернуться боле сильнымъ человкомъ, чмъ до грозы, которая пронеслась надъ нею.
Но черезъ нкоторое время увренность Джоанны смнилась страхомъ, а въ десять часовъ она послала Дэвиса розыскивать двушку.
Часъ спустя онъ воротился одинъ и привелъ пони: ему попался на встрчу мальчикъ, который передалъ ему лошадку и записку. Джоанна развернула бумажку дрожащими руками, и буквы запрыгали у нея передъ глазами:
‘Не стоитъ стараться быть доброй. Я иду назадъ. Не ищите меня. Для такихъ, какъ я, нтъ спасенія’.

ГЛАВА ДВНАДЦАТАЯ.
Полуночный Лондонъ.

Первымъ инстинктивнымъ движеніемъ Джоанны было — обратиться къ Боасу. Въ томъ, что ей предстояло, ей нужна была помощь, а кто же могъ помочь, если не онъ? Было боле двнадцати часовъ, когда она пріхала въ Лондонъ. Онъ жилъ надъ своею конторою и вернулся домой за пять минутъ до ея прибытія.
— Миссъ Трэль!.. Что случилось?.. Неужели Христина?.
— Да, вернулась къ прежней жизни, по ея словамъ.
Онъ взялъ шляпу и пошелъ въ двери.
— Пойдемте со мною. Я знаю, гд искать ее. А дорогою вы разскажете мн, въ чемъ дло.
Экипажъ Джоанны дожидался, они сли и быстро похали мимо мелькавшихъ фонарей. Уличный шумъ начиналъ стихать, утомленный городъ смыкалъ глаза на ночь. Возможно было говорить и слушать.
— Что случилось?— спросилъ Боасъ.
— Г. Беванъ сдлалъ ей вчера предложеніе. Она, бдная, любила его. Я убдила ее разсказать ему свою исторію.
— Да? Хорошо!
— Я надялась… Я почти не сомнвалась… А вышло хуже, чмъ вы думаете…
— Не хотите ли вы сказать… что онъ отказался… когда выслушалъ?
— Да. Онъ сказалъ, что никто порядочный не женится на ней.
— Сказалъ такую вещь?
Джоанна кивнула головою, глотая слезы.
— Проклятый лгунъ!— сказалъ Боасъ.
— Христина…
— Несчастная двочка! Какъ она приняла это?
— Это убило въ ней всякое чувство. Она оставила меня, пожелала прокатиться…
— А потомъ?
— А потомъ вотъ!
Она вынула изъ кармана и передала ему записку. Онъ нагнулся впередъ, къ фонарю, и прочелъ ее.
— Вотъ оно!— сказалъ онъ съ горечью.— Для такихъ, какъ я, нтъ спасенія. Нтъ, бдное дитя, пока міръ, въ угоду своей лицемрной нравственности, кладетъ на васъ клеймо отверженія. Нтъ, пока духъ христіанства остается намъ чуждъ. ‘И я не осуждаю тебя…’ сказалъ Христосъ… Но мы такъ высоконравственны! Мы перещеголяли Христа!.. Извините, пожалуйста, но это поднимаетъ во мн всю жолчь. Бдный, бдный ребенокъ! Выбросили опять въ мракъ!
— Я не боюсь за нее,— сказала Джоанна.
Онъ взглянулъ на нее и пожалъ плечами.
— А я бы хотлъ не бояться.
— Нтъ, она — человкъ страстный и порывистый и потому могла убжать, но жить по прежнему она не въ состояніи.
— Я не могу питать такой увренности. Ей теперь ничего другого не осталось. Она вернется къ своему прежнему міровоззрнію. Не такъ еще давно она обращена. Привычка — великое дло.
— Природныя наклонности еще важне,— сказала Джоанна.
— Тмъ хуже для большинства изъ насъ,— проворчалъ онъ.— Однако, вы дрожите. Чего вы боитесь?
Съ блдныхъ губъ насилу сорвалось слово:
— Рка…
— О нтъ! Она бы тогда не написала: ‘иду назадъ’. Кром того, она не изъ породы утопленницъ. Мы скоро узнаемъ. Вотъ домъ, гд она жила, пока мы не взяли ее.
Онъ веллъ остановиться передъ домомъ подозрительнаго вида.
— Я уже былъ здсь раньше. Въ тотъ день, какъ я ее встртилъ, я провожалъ ее сюда,— сказалъ Боасъ.— Конечно, она и теперь направилась сюда же.
На его стукъ вышла отворить женщина. По ея словамъ, Христины не было здсь.
Боасу не удалось добиться отъ нея ничего боле и онъ съ досадою хотлъ уходить, когда къ нему обратилась двушк., стоявшая у крыльца:
— Вы — за Тиной Доу? О, Господи! Да она опять здсь. Надола ей эта порядочность. И Боже! какая она стала кувалда!
— Гд она?
— Да гд-жъ ей быть, какъ не на улиц? Я видла ее въ Шефтсбюри-авеню. Теперь въ ней ужъ мало шику для Весть-Энда. Небось у ‘Подковы’ теперь! Для нея и это — благодать. Подите и, врно, встртите!
Боасъ не сталъ больше слушать. Съ тяжестью на сердц онъ вернулся въ экипажъ, гд Джоанна едва сидла отъ нетерпнія.
— Надо выйти, искать ее… Она здсь,— сказалъ онъ.
Лицо Джоанны сморщилось, но она тотчасъ же вышла и твердымъ шагомъ двинулась впередъ. Для спасенія Христины она должна была собрать вс силы.
— Мы скоре наткнемся на нее пшкомъ,— продолжалъ Боасъ,— Возьмите мою руку.
Джоанна оперлась на его руку, и они дошли вмст до Шефтсбюри-авеню.
— Здсь подождемъ,— сказалъ Боасъ.
Только что кончилось представленіе въ большомъ театр, и улица была запружена экипажами и народомъ. Боасъ сверкалъ глазами, пристально вглядываясь въ каждое двичье лицо. Но Христины не было здсь, да и толпа мало по малу разошлась.
Торопливо разъзжались и экипажъ за экипажемъ.
Фонари начали меркнуть, раздались какіе-то шаги, во мрак мелькнула легкая одежда женщины.
— Какъ будто ея тутъ и нтъ, а между тмъ та двушка говорила съ увренностью. Пойдемте впередъ на удачу,— сказалъ Боасъ, и Джоанна безмолвно послдовала за нимъ. Оба молчали.
На углу Тоттенгамъ-рода дневная сутолока еще не затихла. Яркое освщеніе и шумъ длали ‘Подкову’ замтною издалека.
На мостовой сіялъ квадратъ свта, падавшаго изъ отворенной двери. Фонари омнибусовъ и пролетовъ мелькали мимо освщая темный уголъ, гд сидла старуха, цлый день держа кружку для сбора копекъ съ милосердныхъ прохожихъ. Не умолкалъ грохотъ колесъ. Отрывистые, почти хриплые криви кондукторовъ: ‘Банкъ!’ — ‘Станція Лондонскій Мостъ!’ — раздавались изъ-за угла, перекрещиваясь со встрчными возгласами: — ‘Викторія!’ — ‘Черингъ-Кроссъ!’ — ‘ Пиккадилли!’
Запоздалые кутилы стремились къ устричнымъ лавкамъ. Двочка-цвточница пронзительно выхваляла свой увядшій товаръ. Это была послдняя вспышка дневной суеты, которой предстояло вскор смниться мракомъ и тишиною.
Боасъ посмотрлъ на группу двушекъ у фонаря. Ея не было въ ихъ числ.
— Не знаю,— сказалъ онъ нершительно.— Въ Пиккадилли ей надо бы быть, а впрочемъ она могла зайти и сюда. Она бывала здсь. Идемъ дальше.
Они миновали трактиръ и вышли на сравнительно тихую улицу Тоттенгамъ-Бортъ. Здсь вс мебельныя лавки были заперты, и молчаніе почти не нарушалось. Куда то спшившія фигуры бросали на мостовую прозрачныя тни. Посл яркаго свта и шума за угломъ Джоанн показалось, что она попала въ пустыню. Они дошли до конца этой улицы и повернули назадъ, не встртивъ ни одной двушки, похожей на ту, которую искали.
Тмъ временемъ народу стало еще мене, и Джоанна слышала стукъ собственныхъ каблуковъ о троттуаръ. Былъ уже часъ, но она утратила всякое представленіе о времени.
Они прошли вдоль Оксфордской на Регентскую улицу, къ цирку Пиккадилли, время отъ времени слдя за женской фигурой, напомнившей имъ Христину, заглядывая въ злобныя лица, встрчаясь глазами со смлыми, вызывающими и жалкими взорами. Джоанна впервые видла полуночный Лондонъ, тотъ адъ, который населенъ жалкими тнями женщинъ. Подъ каждой шляпкой ей мерещилось лицо Христины.
Боасъ чувствовалъ, какъ она вздрагивала, когда свтъ фонаря падалъ на мужскую и женскую фигуры рядомъ и освщалъ монету въ рук женщины. Онъ взглядывалъ на Джоанну и видлъ, что губы ея шевелятся, шепча молитву.
Ни на одной улиц изъ пройденныхъ ими они не нашли кого искали.
— Довольно?— спросилъ Боасъ, когда пробило три часа.
— Нтъ,— сказала Джоанна.— Я должна отыскать ее. Если вы устали, то я могу продолжать поиски.
— Одна?
— Да.
— Идемте.
Онъ снова просунулъ ея руку подъ свою, и они пошли вмст. Ея выносливость, мужество и молчаливость производили на него впечатлніе. Онъ видлъ силу ея духа.
Во всей окрестности не осталось ни одного извстнаго притона, гд бы они не побывали. Повсюду щитомъ для женскаго достоинства Джоанны были ея великая жалость и любовь. Она видла то, что до нея немногимъ женщинамъ приходилось видть, а изъ порядочныхъ — ни одной. Она, не красня, присутствовала при такихъ сценахъ, отъ одной мысли о которыхъ — если бы она въ состояніи была представить что либо подобное — она была бы способна умереть со стыда. Въ эту ночь она вкусила отъ плода древа познанія добра и зла, но когда, на зар, они съ Боасомъ остановились — все еще одни — и взглянули другъ на друга, она твердо выдержала его взоръ.
— Что же теперь?— сказалъ Боасъ.
Она улыбнулась поблвшими губами.
— Я думаю — домой. Теперь ужь пришелъ одинъ поздъ. Она могла съ нимъ пріхать. А если нтъ, то я тотчасъ вернусь сюда. Буду искать ее, пока найду.
Боасъ чуть не посовтовалъ телеграфировать, но подумалъ, что Джоанн лучше будетъ дома, и потому промолчалъ.
— Вы — мужественная женщина,— сказалъ онъ.
— Я не могу оставить ее здсь, посл того, какъ видла…
— Да. Я провожу васъ на вокзалъ. Вамъ надо выпить рюмку вина. Не спшите назадъ: я здсь все сдлаю и телеграфирую, если что нибудь узнаю. А вы пока отдохните.
— Благодарю васъ.
Боасъ дождался отхода позда, а потомъ ушелъ съ вокзала пшкомъ, опустивъ голову и размышляя о событіяхъ этой ночи.
— Она добра и мужественна, Я еще не видалъ женщины храбре. Она не застанетъ двочки дома, но у меня не хватило духу предсказать ей это. А пока отыщу Бевана и разскажу ему, что онъ надлалъ.
Хотя было рано, но на нетерпливый звонокъ Боаса Беванъ вышелъ отворять самъ. Очевидно, онъ и не ложился. Лицо его такъ измнилось, что стало едва узнаваемымъ.
Всю ночь онъ боролся съ горемъ и съ любовью въ Христин. Онъ все еще любилъ ее и не могъ забыть горькаго униженія, въ которомъ ее оставилъ. Но ударъ, нанесенный ея исповдью, заглушилъ на время его любовь. Онъ не могъ сразу перенести свою привязанность къ невинному ребенку на согршившую женщину и поэтому переживалъ жестокую борьбу: оскорбленная гордость и обманутыя желанія возставали противъ нжности и состраданія въ его душ.
Слды этой внутренней бури отразились на-его вншнемъ вид, но очевидность его страданія не возбудила сочувствія въ Боас.
— Надюсь, вы довольны вашей работой?— сказахъ онъ сурово.
— Какою работою?— Изумленный Беванъ взялся рукою за голову.
— Мн интересно знать,— выпалилъ Боасъ,— какое право имете вы, или другой мужчина, ставить себя судьею надъ этой двушкой? Какъ смете вы говорить, что она никому не годится въ жены? Что никто изъ порядочныхъ не женится на ней? Ахъ вы, мерзавецъ! Проклятый дуракъ! Никто не женится? Конечно! Потому что никто недостаточно хорошъ, чтобы жениться на ней…
Онъ собрался уходить, но вернулся опять.
— И какъ вы смли сказать ей такую вещь, когда она была беззащитна передъ вами? Неужели въ васъ нтъ ни чести, ни жалости къ стыду этой женщины? Вы думаете, ей ничего не стоило это признаніе? А вы оттолкнули ее, какъ заурядную проститутку — вы, съ вашей высокой нравственностью!
Беванъ не отвчалъ, и его молчаніе еще сильне разожгло гнвъ Боаса.
— Ну, полагаю, что вы довольны пріятными результатами. Вы послали двочку къ чорту. Если прежде она не шлялась по улицамъ, зато шляется теперь.
— Это неправда!
— Неправда? Ну, нтъ, истинная правда! И сдлали это вы. На вашу голову упадетъ все, совершившееся въ эту ночь.
— О, Боже мой!
Беванъ, шатаясь, дотащился до стола, за который ухватился, чтобы не упасть.
— Скажите мн, гд отыскать ее?— простоналъ онъ.
— Вы никогда ея не отыщете,— сказалъ Боасъ.— Она пропала, тломъ и душою, и это — ваша работа.
Въ глубокомъ негодованіи Боасъ ушелъ, оставивъ Бевана на жертву укорамъ совсти.
Тмъ временемъ Джоанна входила въ свою спальню въ Хатч. По прибытіи въ домъ, гд вс еще спали, она прежде всего прошла въ комнату Христины, упорно надясь застать ее тамъ.
Кровать, была пуста, съ чувствомъ слабости и сердечной боли, она направилась въ себ. Долго удерживаемыя слезы теперь слпили ей глаза, и она бросилась на колни, съ отчаяніемъ молясь за свою двочку.
Когда она поднялась — что за чудо?!— Христина была передъ нею.
Да, блдная и истомленная, она покоилась на подушкахъ Джоанны въ глубокомъ сн.
Но былъ ли это сонъ? Она лежала, точно мертвая, и Джоанна, дрожа, наклонилась надъ нею послушать, дышетъ ли она. Она услышала біеніе собственнаго, но не Христинина сердца и замерла въ нмомъ ужас, тутъ вдругъ губы двушки шевельнулись.
Джоанна не въ силахъ была сдержаться. Бе волненія этой ночи разршились долгими рыданіями. Она обхватила Христину руками и, рыдая, плакала и смялась, совсмъ обезумвъ отъ счастья. Христина задвигалась въ ея объятіяхъ.
— Что такое? Что такое? Вы пріхали, наконецъ? Теперь утро?
— Да,— засмялась Джоанна.— Теперь утро!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Донъ-Кихотъ.

— Дло въ томъ,— говорилъ Боасъ,— что я совсмъ ужъ не надялся ее увидть. Это настолько страстная натура, что, предоставленная самой себ, она, по моему мннію, могла только погибнуть. Я никогда не ожидалъ, чтобы именно Беванъ въ нее влюбился, но разъ ужъ такъ случилось, то надо сказать, что онъ поступилъ по-зврски. Я вовсе не понимаю его поведенія.
— И я ожидала отъ него большаго,— сказала Джоанна.— Въ его книгахъ столько нжности, чистоты… Его мнніе о женщинахъ такъ возвышенно…
— Въ печати,— сухо перебилъ Боасъ.— Печать — одна изъ современныхъ драпировокъ. Мало кто изъ насъ можетъ ходить безъ маски.
Джоанна сидла съ нимъ въ гостиной Хатча. Онъ получилъ ея телеграмму въ тоже утро и отвтилъ, что прідетъ въ Суттонъ посл обда, чтобы повидать Христину.
Но онъ ея не видлъ. Она весь день пролежала въ постели, отъ слабости и изнеможенія не въ состояніи будучи встать. А Джоанна была рада этому предлогу скрыть ее отъ любопытныхъ глазъ прислуги. Въ комнат экономки происходили настоящіе дебаты, бгство и возвращеніе Христины представляли обширное поле для всякихъ предположеній, но никто изъ интересовавшихся не добрался до истины.
Теперь уединенная бесда Джоанны съ Боасомъ дала сплетнямъ другое направленіе. Сіяніе на лиц хозяйки казалось подозрительнымъ.
Даже Боасъ его замтилъ и посмотрлъ на нее съ удивленіемъ. Онъ ожидалъ застать ее блдной и утомленной, а она вся дышала оживленіемъ: онъ никогда не видалъ ее такою. Лицо ея горло, глаза сверкали, ротъ складывался въ какіето нжные изгибы. Полнота чувства длала ее красивою.
— Она говорила вамъ что нибудь?— спросилъ Боасъ.
— Да, она разсказала мн все. Вскор посл того, какъ она выхала кататься, она ршила, что уже не вернется. Она была въ отчаяніи и думала, что не стоитъ стараться жать хорошо, а лучше заглушить свое горе, живя попрежнему. Ей казалось, что разъ Беванъ ее не любитъ, то не все ли равно, что съ нею будетъ. Я думаю, что при ея темперамент все это очень естественно. Это первое страстное горе могло довести ее до крайностей. И она пошла въ тотъ домъ, гд жила раньше. Но зло испугало ее. Прежде она длала его безсознательно, а теперь почувствовала, что не въ состояніи остаться тамъ. Она ушла. Но одна двушка, Нелла, настояла, что пойдетъ съ нею, и она не могла отъ нея отдлаться. Он проходили по улицамъ нсколько часовъ, и, кажется, эта же двушка и убдила ее вернуться ко мн. Въ конц концовъ она отъ нея избавилась, добралась до вокзала Викторіи, куда попала какъ разъ къ послднему позду, и пріхала сюда. Въ Хатч она очутилась очень поздно. Г-жа Сайксъ еще не ложилась, но Христина отпустила ее спать, сказавши, что отопретъ мн сама. Потомъ пошла въ мою комнату и заползла ко мн въ постель, гд я и нашла ее.
— Бдная двочка! Ну, что она теперь?
— Ужасно измучена и страшно измнилась. Вы бы ее не узнали. Вся ея живость пропала. Ни на что не обращаетъ вниманія: лежитъ, закрывши глаза, и только стонетъ.
— Горюетъ о Беван, должно быть.
Джоанна покачала головой.
— Не думаю. Онъ, кажется, убилъ въ ней всю любовь къ нему.
— Бдная малютка!— сказалъ Боасъ.— Какъ глупъ этотъ человкъ! Кстати: онъ ухалъ изъ города неизвстно куда, бросилъ свою газетную работу и исчезъ. Я посылалъ къ нему въ редакцію посл вашей телеграммы и получилъ это извстіе въ отвтъ. Не удивляюсь, что ему захотлось скрыться посл того, какъ онъ сказалъ двочк, будто никто порядочный на ней не женится.
— Я понимаю, что онъ хотлъ выразить,— сказала Джоанна.— Христина должна мужественно принять эту истину. Ея прошедшее лишило ее возможности счастья въ этой сфер. Много ли найдется такихъ людей, которые, зная ея исторію, ршились бы жениться на ней?
Боасъ бгалъ взадъ и впередъ по комнат.
— Вотъ это-то меня и бситъ! Вотъ этимъ-то наше общество и губитъ несчастныхъ въ этой жизни и въ будущей. Для нихъ почти невозможна перемна существованія. И правила искупленія, предписанныя для нихъ нашею моралью, создаютъ для нихъ положеніе все-таки унизительное.
— Я вижу недостатки этой системы,— сказала Джоанна.— Но ошибка коренится еще глубже. Если бы мы были боле человчны, то не выдляли бы ихъ въ отдльную касту. Пока он — паріи, для нихъ нтъ надежды. Еслибы среди женщинъ нашлось побольше такихъ, которыя признали бы существованіе этой профессіи и вступили бы съ нею въ борьбу, то и сдлано было бы больше. Но мы стснены.
— Проклятою условною моралью!
— Она необходима.
— Она никогда не спасала падшихъ.
— Но многихъ не допустила до паденія.
— Ваша правда. Только вы сами нарушили вс ея правила въ дл обращенія Христины. Ее слдовало привести традиціоннымъ путемъ, черезъ позоръ и раскаяніе, къ чистот. Неужели вы думаете, что общество одобрило бы тотъ пріятный способъ, которымъ вы внушали ей добродтель?
— Неужели ея исправленіе мене цнно потому, что мы расправили ей крылья вмсто того, чтобы спутать ей ноги?
Боасъ пожалъ плечами:
— Вы знаете, что я-то одобряю. Но общество не одобряетъ ни меня, ни моихъ убжденій. Я, напримръ, полагаю, что испытавъ искушеніе и преодолвъ его, Христина будетъ тмъ лучшею женою…
— Если г. Беванъ не могъ понять этого, то врядъ ли кто пойметъ, кром васъ,— печально сказала Джоанна.
Боасъ прекратилъ свою прогулку по комнат и взглянулъ въ лицо своей собесдницы.
— Вы въ самомъ дл думаете такъ?
Она наклонила голову.
Онъ сдлалъ нсколько быстрыхъ шаговъ и снова остановился передъ нею.
— Сердце бдной двочки разбито,— сказалъ онъ еще боле отрывисто, чмъ обыкновенно.— Беванъ уже не вернется. Выйдя замужъ, она могла бы стать прекрасною женщиной. А оставаться незамужней — для нея рискъ. Что вы мн посовтуете? Сдлать мн это? Я имю на нее вліяніе. Она расположена ко мн. Скажите, мой мудрый другъ: жениться ли мн на ней?
— Вы… вы… любите ее?
— Люблю ли? Въ сущности… н… нтъ, — отвтилъ онъ какъ-то совсмъ по-мальчишески.— Я, конечно, расположенъ къ ней. Достаточно одного того участія, которое вы принимаете въ ней, чтобы и мн полюбить ее. Я думаю, что буду съ ней счастливъ, не мене счастливъ, чмъ съ любою другою. Я никогда не собирался жениться. Она… Ну, что вы скажете? При существующихъ обстоятельствахъ мое имя и покровительство чего нибудь да стоютъ, а?
Джоанна съ трудомъ пересиливала слабость, которая ею овладвала и грозила выдать ея волненіе. Но ей нечего было бояться: онъ не смотрлъ на нее. Взоръ его былъ устремленъ въ будущее. Нахмуренное лицо не говорило о счастьи любви.
— Вы совтуете мн это?— сказалъ онъ съ нетерпніемъ.
— Да.
Это слово прозвучало ясно, какъ ударъ колокола, хотя вышло изъ сдавленнаго горла.
— И вы потолкуете съ нею? Уговорите ее согласиться? Убдите ее, что это для нея лучше всего?
— Да.
— Значитъ, ршено.
Однако, это ршеніе вовсе не успокоило его. Онъ готовъ былъ пожертвовать собою, но ему непріятно было, что Джоанна одобрила эту жертву. Да, наконецъ, пусть бы одобрила съ нескрываемымъ восторгомъ отъ его геройства. Пусть бы окружила его намреніе ореоломъ самоотверженія, побаловала его похвалою и лестью. А ея спокойное ‘да’ шло какъ-то въ разрзъ со всею ихъ близостью и дружбой.
Съ самыхъ первыхъ мсяцевъ ихъ знакомства ни разу еще не случалось, чтобы поведеніе Джоанны не нравилось ему до такой степени. Его сердило ея равнодушіе.
А въ ней, бдняжк, происходила жестокая борьба. Подъ маскою вншняго спокойствія вся душа ея кипла. Любовь, гордость и страстное стремленіе забыть о себ терзали ее. Она любила его, любила такъ, какъ любитъ женщина лишь разъ въ жизни, ея сердце было затронуто за живое, расколото надвое лишь затмъ, чтобы побольше дать ему. А она велла ему отдаться другой, она отстранилась отъ этой любви, которая, даже оставаясь тайною, волновала ее до самой глубины ея существа. Ея душа была ему открыта! Она была его товарищемъ, неспособнымъ идти иначе, какъ въ ногу съ нимъ. Лучшее изо всего, что она сдлала, было сдлано рядомъ съ нимъ, объ руку съ нимъ. Неужели она обязана отказаться это всего этого? Неужели обязана разбить сосудъ, содержащій для нея вино жизни?
— На что мн имть сердце, если лишусь его?
Даже мужественная душа Джоанны дрогнула при этой мысли. Кровь застыла въ ея жилахъ. Она не просила его любви, она никогда не надялась на взаимность. Ей нужна была только свобода любить его, хранить мысль о немъ въ своемъ сердц, не впадая въ грхъ. А бракъ его съ Христиною сдлаетъ это сердце пустымъ.
Но она сидла передъ нимъ неподвижно и, чувствуя, какъ въ ней умираетъ все живое, совтовала ему жениться на той двушк, которую сама спасла отъ позора. Отъ этой жертвы она не отступила. Чтобы обезопасить Христину отъ зла, она позволила бы изрзать на куски все свое тло. Ей не горько было видть двушку замужемъ за Боасомъ. Мучительно было лишь сознаніе своей обязанности вырвать его изъ сердца, которому посл этого суждено погрузиться во мракъ и одиночество навки.

——

Прошло три мсяца. Хатчъ былъ мрачне, чмъ когда либо, такъ какъ на двор бушевалъ октябрь, а вязы простирали обнаженныя втви въ срому и печальному небу.
Внутри дома тни сгустились до того, что омрачили лицо Джоанны и сдлали его совершенно срымъ. Съ августа въ ней произошла перемна. На ней отяготло проклятіе Хатча.
Посл свиданія съ Христиною, Боасъ вернулся, комически улыбаясь. Онъ не былъ похожъ на человка, получившаго отказъ, и Джоанна, робко взглянувшая на его лицо, чтобы угадать результатъ, не прочла на немъ ничего.
Онъ бросился въ кресло рядомъ съ нею и оперся рукою о спинку ея стула. Она прилежно шила и, разъ взглянувши, уже не смотрла на него. Онъ откинулъ голову назадъ и громко засмялся.
— Маленькая мордашка отказала мн!
Иголка Джоанны проколола ей палецъ до крови. Она медленно и аккуратно перевязала его и только тогда ршилась поднять глаза.
— Не можетъ быть! Когда я говорила съ нею, она была готова… согласна…— сказала она хриплымъ голосомъ.
— Очевидно — нтъ! отказала наотрзъ.
— Очень жаль.
— Не меня, надюсь. Я до тхъ поръ не зналъ, какъ ненавижу бракъ, пока не вознамрился вступить въ него! Отказъ иногда бываетъ неожиданнымъ, часто непріятнымъ. Для меня онъ былъ неожиданностью, но я нашелъ его чрезвычайно пріятнымъ.
Онъ опять разсмялся, простымъ, искреннимъ смхомъ, безъ малйшей фальши.
Не могло быть никакого сомннія, что онъ въ самомъ дл испытываетъ облегченіе. Очевидно, не любовь побудила его сдлать предложеніе Христин.
Джоанна, глядя на него, онмла отъ сильной радости. Она изумлялась, что смогла посовтовать что-либо подобное, такъ какъ теперь, когда она узнала, что дло не состоится, выгоды этого брака уменьшились чуть не до нуля въ ея глазахъ.
— Но двочка глядитъ очень плохо,— замтилъ онъ, помолчавъ.
— Да, я очень за нее тревожусь. Она такая съ самаго августа. Измучена и безучастна, не интересуется ничмъ. Я надялась… что это поведетъ къ перемн.
— Ничуть. Она прямо на меня посмотрла и спросила:— Вы сватаетесь изъ жалости, г. Боасъ?— Боже мой! Нтъ, дитя мое. Разв изъ жалости къ самому себ! Мн нуженъ семейный очагъ, нужна милая женка, чтобы заботиться обо мн.— Вамъ не такая нужна, какъ я.— Въ самомъ дл, сударыня? Такъ потрудитесь сказать, что именно мн нужно!— Вамъ нужно женщину достаточно сильную, чтобы служить вамъ опорою, и нжную, чтобы она искала опоры въ васъ, умную, чтобы руководить вами, и простую, чтобы подчиняться вашему руководству, врную въ любви и любящую не по обязанности.— Вотъ какъ! Ну, а почему же вы полагаете, что не обладаете этими великими достоинствами, миссъ Христина?— Потому что я не люблю васъ.— Какова штучка! Я не могъ не расхохотаться и этимъ оскорбилъ ея величество. Вотъ и все. Но ее нужно встряхнуть. Здшняя жизнь ей не годится. Что вы намрены длать?
— У меня составился планъ для себя, на случай, если бы… Христина разсталась со мною,— сказала Джоанна.— Но онъ годится и для двоихъ. Перехать въ одно изъ вашихъ поселеній и жить среди бдныхъ. Помогая другимъ, двочка скоре сможетъ забыть о собственномъ гор. По крайней мр, такъ было бы со мною. А вы какъ думаете?
Она посмотрла на него съ нетерпніемъ.
— Да, это прекрасно. Теперь она уже въ силахъ. Пусть работаетъ. Пусть помогаетъ вамъ. Возьмите Помаръ.
— Это — участокъ г-на Бевана. Ей будетъ тяжело встрчаться съ нимъ.
— Не безпокойтесь. Говорятъ, онъ въ Австраліи. Какъ бы то ни было, а сюда онъ вернется не скоро… Перезжайте на этой же недл. Можете запять помщеніе миссъ Виллардъ: она съхала вчерашній день. Я загляну къ вамъ въ субботу. Мн нужно посовтоваться съ вами кое-о-чемъ. Дло въ томъ, что я теперь не знаю, какъ и быть безъ васъ. Наиболе удачнымъ днемъ за все время моей дятельности я считаю тотъ, когда убдилъ васъ присоединиться къ намъ. Смотрите, поберегитесь. Вы какъ будто оживились, но были очень блдны, когда я вошелъ, да и вообще имли самый жалкій видъ вс эти три мсяца, со времени побга Кристины. Не давайте ей укладывать васъ въ могилу. Мы скоре обойдемся безъ нея, чмъ безъ васъ.
Онъ простился съ нею долгимъ пожатіемъ, отъ котораго вся кровь встрепенулась въ жилахъ Джоанны и яркій блескъ счастья появился въ ея глазахъ.
Долго простояла она тамъ, гд онъ ее оставилъ, застывъ въ неподвижности отъ наплыва благодарныхъ чувствъ. Свалился камень съ той могилы, въ которой схоронена была ея любовь.
Въ сосдней комнат сидла Христина съ заплаканными глазами и безпредльною гордостью въ душ, потому что нашла въ себ силу отказаться отъ пріюта, который именно теперь былъ особенно соблазнителенъ для всего ея истомлена наго существа. Она оказалась способною пожертвовать собою и отвергнуть любовь хорошаго человка ради Джоанны, которая любила его.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Магдалина.

Въ одно іюньское утро улица Бондъ-стритъ была особенно оживлена, такъ какъ сезонъ былъ въ полномъ разгар. Окна магазиновъ, пренебрегая ухищреніями Оксфордской улицы, были убраны просто, но тмъ не мене отличались разнообразіемъ цвтовъ и предметовъ. Тамъ и сямъ проскальзывали полосы роскошнаго шелка или яркія драпировки, но большая часть витринъ были непритязательны и отличались лишь солидностью.
Тнистая и прохладная улица оживлялась на одномъ конц витриною цвтущихъ растеній, а на другомъ — магазиномъ извстнаго парфюмера. Между этими усладами зрнія и обонянія заключено было множество другихъ произведеній искусства и культуры.
Многочисленная публика стеклась къ одной изъ галлерей для осмотра картинъ, составлявшихъ послднее слово художественной моды. Сни были задрапированы пурпуромъ, на фон котораго выдлялись копіи нсколькихъ замчательныхъ картинъ.
Два великолпныхъ господина во фракахъ стояли за порогомъ. Одинъ держалъ складку занавса, закрывавшаго входъ въ галлерею, а другой занятъ былъ единственно поддержаніемъ собственнаго достоинства. Спиною къ нимъ стоялъ поститель, привлеченный однимъ изъ этюдовъ. Господинъ съ занавсью нетерпливо поглядывалъ на него время отъ времени, но молчалъ, такъ какъ незнакомецъ казался не изъ тхъ, кого можно торопить. Это былъ высокій, постарвшій отъ заботъ человкъ, одтый съ храбрымъ пренебреженіемъ къ господствующей мод. Подбородокъ его не подпирался барьеромъ изъ накрахмаленнаго полотна, сюртукъ не скрывалъ своихъ швовъ и изгибовъ, въ петлиц не торчала орхидея, башмаки были не изъ лакированной кожи, а тмъ не мене это былъ джентльменъ. Лицо его производило впечатлніе, взглядъ печальныхъ глазъ былъ прикованъ къ картин, на которую онъ смотрлъ.
Уже полчаса, какъ онъ не отходилъ отъ ‘Магдалины’ Россети. Прелестный изгибъ ея шеи привлекъ его взоры, ея легкія драпировки задержали его на пути, ея чудные волосы плнили его. Онъ смотрлъ, захваченный силою и паосомъ, вложенными въ эту картину.
Веселая толпа, домъ Симона, легкомысленная женщина посл пира и глаза Христа, влекущіе ее, плнительную куртизанку, все это мало по малу получило для него такое значеніе, о которомъ и не зналъ писавшій картину художникъ. Силою его таланта навяны были на Бевана грезы, благодаря которымъ возникла передъ нимъ другая картина.
Эта женщина была Христина. Она отталкивала отъ себя полное соблазновъ прошлое и стремилась впередъ, влекомая любовнымъ и безстрастнымъ взоромъ чистоты.
Онъ же, Амосъ Беванъ, не поддержалъ ее, а напротивъ, оттолкнулъ ее назадъ, въ ту пропасть грха, откуда вызывалъ ее Христосъ.
О! какъ хорошо бы понять это во время! Чувствовать себя невиновнымъ въ гибели этого ребенка!
Да, онъ виновенъ былъ въ ея паденіи, онъ, кому на радость распустился блый цвтокъ ея любви. Она обвиняла его передъ Христомъ,— восклицая, что не общество, не обстоятельства, а онъ, Амосъ Беванъ, поклонникъ чистоты, толкнулъ ее обратно въ тотъ мракъ, откуда она была взята.
Онъ, гршникъ, произнесъ приговоръ, котораго не ршилась произнести воплощенная непорочность, сказавшая: ‘И я не осуждаю тебя’.
И все это время онъ любилъ ее. О, Боже! Какъ любилъ!
Со всею почтительностью, врностью и нжностью, на какія былъ способенъ!
Она преобразила для него весь міръ, внушивши ему мужество и охоту жить. Она обновила его впечатлительность, воодушевила его высокими стремленіями, научила его понимать оттнки жизни. Вся природа прониклась ея духомъ веселья, счастья, и никогда весна не бывала такъ прекрасна, какъ въ то время, когда Христина улыбалась среди цвтовъ и смялась въ лучахъ солнца.
Онъ и теперь любилъ ее, и она продолжала вліять на него: горе объ ея утрат стало для него орудіемъ выработки новаго міровоззрнія. Его любовь дошла до высшей точки, когда стала побуждать его стремиться къ идеальной чистот въ себ самомъ, ради восполненія недостатка этой чистоты въ ней. Въ глазахъ Христа на картин выражалось не боле страстнаго желанія вырвать Магдалину изъ порочной среды, чмъ заключалось его въ сердц Бевана при мысли о Христин.
— Если отыщу ее,— думалъ онъ,— стану на колни и буду просить стать моей женой. Но надежды нтъ. Эта жизнь, вроятно, уже извела ее.
Томясь угрызеніями совсти, онъ отвернулся отъ картины и очутился лицомъ къ лицу съ Христиною и Джоанною.
Она узнала его, и съ минуту они глядли другъ на друга. Беванъ сдлалъ шагъ впередъ, потомъ остановился. Христина прижалась къ рук Джоанны, потомъ овладла собою и, ничмъ не показывая, что его узнала, прошла въ галлерею. Занавсъ упалъ и раздлилъ ихъ. Беванъ неподвижно и молча смотрлъ на его пурпуровыя складки. Если бы въ этотъ день онъ встртилъ Христину на улиц, въ грязи, онъ взялъ бы ее за руку, высказалъ бы свою любовь и предложилъ бы вступить съ нимъ въ новую жизнь. Но при вид этой двушки, блдной, холодной, гордой, вся душа его застыла. Онъ не осмлился заговорить съ нею, не ршался войти за нею въ галлерею. Онъ даже усомнился, въ самомъ ли дл это — Христина. Но ея волненіе при встрч съ нимъ подтверждало ея тождество съ тою Магдалиною, о которой онъ думалъ, а присутствіе Джоанны устраняло послднія сомннія.
Магдалина? Но это имя было оскорбленіемъ для такой двушки. Несмотря на ея прошлое, въ ней было нчто, длавшее его совсмъ неподходящимъ. Беванъ инстинктомъ понялъ, что она не возвращалась къ прежней жизни, что она такая же, какую онъ оставилъ, въ чью чистоту онъ врилъ,— и, однако, какая перемна! Нжная дтская фигурка была все та же, равно какъ и прекрасные глаза, овалъ лица и мягкіе свтлые волосы. Но все остальное было новое.
Губы были какъ-то трагически опущены, щеки, такъ похожія на щечки ребенка, сохранили свою округлость и ямочки, но исчезли прелестный цвтъ лица, веселость, лукавство.
Она была блдна, холодна и тиха — точно мраморная, но вся ея наружность проникнута была благородствомъ, достоинствомъ и силою. Беванъ понялъ, что беззаботный ребенокъ превратился въ женщину съ умомъ и волею.
Его сердце стремилось къ свиданію съ ней. Но теперь онъ ршилъ, что уйдетъ, что не станетъ ихъ ждать и провожать изъ галлереи. Онъ путешествовалъ цлый годъ, и платье его было потерто и старо. Нужно было побывать у портного, прежде чмъ явиться къ ней, да еще у Боаса, чтобы узнать о случившемся въ его отсутствіе. Однако, онъ не отходилъ отъ двери, не будучи въ силахъ покинуть то мсто, гд находилась она. И, наконецъ, она вышла.
Джоанна, очевидно, разсчитывала на его уходъ, потому что непритворно удивилась, увидя его вновь. Она прямо посмотрла на него, а онъ приподнялъ шляпу и сдлалъ шагъ впередъ, навстрчу ей, конфузливо и робко. Она подала ему руку. Рука Христины также на минуту очутилась въ его рук.
— Давно вы вернулись?— спросила Джоанна.
— Сегодня.
Они пошли рядомъ. Глаза Бевана бгали изъ стороны въ сторону, и онъ съ трудомъ владлъ собою.
— Я намренъ былъ явиться въ Хатчъ сегодня,— выговорилъ онъ съ усиліемъ.
Джоанна быстро подняла глаза.
— Вы бы никого тамъ не застали. Мы съ Христиною живемъ въ город, въ Поплар, въ одномъ изъ новыхъ ‘поселеній’. Гостей мы не принимаемъ.
— Но я… Вы не лишите меня удовольствія… засвидтельствовать почтеніе?..
— У насъ такъ много дла. Пріемы и посщенія утромъ, школа вечеромъ… Христина, милая, есть у насъ свободное время посл обда для г. Бевана?
— Боюсь, что нтъ,— отвтила двушка твердо.
— Видите… А, впрочемъ, со временемъ.— Джоанна кивнула ему ободрительно.— Теперь простимтесь: вотъ наша конка — зеленая. Благодарю васъ.
Она пропустила Христину впередъ и любезно помахала рукою. Беванъ посмотрлъ имъ въ слдъ, не понимая значенія ободрительныхъ жестовъ Джоанны.
Отказъ Христины видться съ нимъ онъ счелъ естественнимъ и не особенно имъ огорчился. Лицомъ своимъ она владла превосходно, но ея рука дрожала, когда онъ коснулся ея. Онъ кликнулъ извозчика и, забывъ о портномъ, похалъ въ Вестминстеръ.
Боасъ былъ у себя въ контор. Онъ поднялъ голову, до тхъ поръ наклоненную, потому что писалъ.
— Ахъ, это — вы!— сказалъ онъ такъ спокойно, какъ будто видлъ Бевана вчерашній день.— Вы зачмъ вернулись?
— Выпустить въ свтъ книгу и жениться на Христин.
— Въ самомъ дл? Садитесь. Ну, а представьте себ, что я скажу вамъ о ней самое дурное.
— Я не поврю. Да во всякомъ случа, я вернулся затмъ, чтобы найти ее, помочь ей и жениться на ней, если она за меня пойдетъ.
— Гм! Въ томъ то и загвоздка. Девять мсяцевъ назадъ она отказала жениху получше васъ.
Беванъ закусилъ усы.
— Я знаю, что ея не стою,— отвтилъ онъ просто,— но никто не можетъ любить и уважать ее больше, чмъ я.
— Вы? Да вы ея не знаете. Никто не знаетъ, что это за двушка. Вы сдлали все, чтобы сгубить ее, а она продолжала жить какъ слдуетъ и надлала дивныхъ длъ въ Поплар вмст съ миссъ Трэль. Посл этого испытанія она стала одною изъ первыхъ женщинъ въ Лондон. Она слишкомъ хороша для такого малодушнаго существа, какъ вы.
— Знаю. Я ее видлъ.
— Чорта вы видли! Говорили съ ней?
— Да.
— Ну?
— Знать меня не хочетъ.
— По дломъ! А миссъ Трэль?
— Привтлива и добра по старому.
— Я такъ и думалъ! Что-жъ вы будете длать?
— Выпрошу у Христины прощенія и умолю ее выслушать меня.
— Когда?
— Пошелъ бы и сегодня, да она не хочетъ меня видть.
— Ничего. Это — по-женски. Смотрите же: вы вели себя дуракомъ въ этомъ дл, но я помогу вамъ его поправить. Она горевала о васъ все время, съ самаго вашего отъзда, мошенникъ вы этакій!
Лицо Бевана прояснилось.
— Какъ вы меня только не выругали съ тхъ поръ, какъ я здсь?
— Да разв не за дло?
— Я мучился цлый годъ, полагая, что она погибла. Вы могли бы меня увдомить.
— Узнавалъ, гд вы, да не узналъ, а потомъ забылъ. Ну, идите ко мн и завтракайте, а потомъ я поду съ вами въ Попларъ и уговорю двочку повидаться съ вами.
Къ четыре часа они похали вмст. ‘Поселеніе’ было большое кирпичное зданіе въ густо населенномъ квартал.
Они вошли безъ звонками Боасъ поглядлъ на указатель въ сняхъ.
— Он дома. Ну, лземте. У насъ еще нтъ подъемной машины. Четвертый этажъ.
Беванъ пошелъ за нимъ, все выше и выше, пока они не остановились передъ дверью съ мдной дощечкой, на которой написано было имя Джоанны.
Спокойная на видъ женщина отворила на звонокъ и провела ихъ черезъ маленькую залу въ пріемную.
— Я самъ о себ доложу,— сказалъ Боасъ и направился къ отворенной двери. Онъ вошелъ, а Беванъ за нимъ. Боасъ обернулся, приложивъ палецъ къ губамъ въ знакъ молчанія.
Христина была въ комнат одна: она спала на диван.
— Подождите меня здсь,— прошепталъ Боасъ.— Я взгляну, у себя ли въ кабинет миссъ Трэль.
Беванъ слъ на ближайшій стулъ, сердце его громко билось, расширенные зрачки почти ничего не различали. Вдругъ туманъ передъ нимъ какъ бы разсялся, и онъ отчетливо увидалъ двушку.
Она была еще блдне, чмъ утромъ, а изъ ея груди повременамъ вырывались вздохи, почти рыданія. Онъ сталъ присматриваться къ каждой черточк ея лица и увидалъ, во что превратилась за эти мсяцы ея красота. Но каждая линія, проведенная страданіемъ, была дорога ему, каждый слдъ горя былъ рубцомъ отъ раны, полученной въ благородномъ бою.
Его сердце томилось по ней. Между ними не могло быть воспоминаній о зл. Его собственное горе научило его различать лучъ свта, пробивающійся изъ тьмы. Онъ стадъ передъ нею на колни и нжно тронулъ ея руку.
— Христина!
Она открыла глаза, и лицо ея выразило, что она его узнала. Онъ не могъ взглянуть на нее. Имъ овладла чрезвычайная робость, и онъ нагнулъ голову къ ея рук.
— Христина, можете-ли вы простить меня? Я вернулся, чтобы услышать отъ васъ слова прощенія.
Христина сла и пристально посмотрла на него.
— Можете ли вы простить меня?— спросидъ онъ снова.
— Мн нечего прощать. Вы были правы.
Онъ страстно прижалъ къ губамъ ея руку.
— Нтъ! Я былъ неправъ, слпъ и малодушенъ. Мн слдовало быть умне. Я не достоинъ касаться васъ, смотрть на васъ, но я люблю васъ. Я не могу отъ васъ отказаться. Я не смю просить, чтобы вы стали моею женою, но подъ вашимъ вліяніемъ я стану лучше.
Онъ еще разъ поцловалъ ея руку, но она отдернула ее, встала и печально покачала головою:
— Теперь поздно. Вы не сочли меня достойною въ прошломъ году, но и теперь я не лучше. Въ прошедшемъ у меня все то же.
Ея спокойный, безнадежный голосъ лишилъ его всякаго мужества. Онъ взглянулъ на нее сквозь слезы. Неужели эта грустная и хладнокровная женщина — та своевольная, порывистая двушка, которую онъ зналъ? Какъ спокойно и твердо отвергала она его любовь! Однако Боасъ, который зналъ ее, говорилъ, что она его еще любитъ. Онъ не находилъ словъ для выраженія своего чувства, а вмст съ тмъ не ршался разстаться съ нею такъ.
— Въ прошедшемъ нтъ ничего, кром горя и обиды, которыя причинилъ вамъ я,— сказалъ онъ, и голосъ его задрожалъ отъ упрековъ совсти.— Одинъ я виноватъ. Я не былъ достаточно хорошъ, чтобы понять, какъ вы хороши. А все-таки я чувствовалъ все время, что вы — чисты и невинны. На одну минуту я ослпъ и — глядлъ глазами свта. Теперь я у вашихъ ногъ. Вы научите меня добру.
— Поздно,— повторила она.— Хорошій человкъ не можетъ жениться на мн.
— Это неправда,— сказалъ онъ.— Да и къ вамъ теперь сватается человкъ вовсе не хорошій, а такой, котораго вамъ придется еще возвысить до себя. Христина, не отворачивайтесь такъ. Вы не хотите сказать… Неужели вы хотите сказать… что не будете меня слушать?
— Я не могу слушать васъ,— сказала она.— Вы не любили меня, иначе вы все поняли бы еще тогда. Я не могу этого простить. Я всегда буду помнить.
Онъ взглянулъ ей въ лицо и увидлъ, что для него нтъ надежды. Оно не выражало ни нжности, ни любви, а только неизмнную ршимость. Она закалила противъ него свое сердце. Онъ всталъ и остановился передъ ней, мрачно глядя внизъ.
— Я вернулся,— сказалъ онъ хрипло,— полагая, что найду васъ тамъ, куда мн сказали, будто вы ушли. Еслибы я нашелъ васъ такою… на улиц… я бы не сталъ слушать вашихъ возраженій, а женился бы на васъ насильно. Теперь же мн нечего сказать. Вамъ не нужна моя помощь, чтобы стать хорошею женщиною… Но, дитя мое! Люби я васъ меньше, я пожелалъ бы найти васъ униженной, чтобы дать вамъ убжище въ моемъ сердц, чтобы доказать вамъ, какъ я люблю васъ.
Христина закрыла лицо руками. Она не могла доле выносить его взгляда и боялась выдать ту тайну, которую скрывала отъ него. Ея любовь не умерла. Она пробудилась и стала живе прежняго при звукахъ его голоса, она побуждала ее отвтить на страстный и возвышенный порывъ его души.
Она отвернулась, рыдая, и зарылась лицомъ въ подушки. Въ эту минуту одного слова было бы достаточно, чтобы побдить ее, но у Бевана не хватило догадливости: онъ молча всталъ и вышелъ.
Джоанна встртила его въ передней и увела въ себ въ комнату, гд принялась его утшать, между тмъ какъ Боасъ прихлебывалъ чай и слушалъ, глядя на нее комически-снисходительнымъ взоромъ.
— Вс бабы — свахи,— сказалъ онъ наконецъ,— не исключая и самыхъ лучшихъ. Миссъ Трэль хотлось женить меня на Христин и вотъ, единственно ей въ угоду, мн пришлось длать предложеніе. Теперь она не успокоится, пока не выдастъ ее за васъ.
Джоанна взглянула на него съ улыбкою. Было такъ похоже на Боаса, что онъ приписывалъ ей свой неуспхъ. Она привыкла къ его слабостямъ и ничего противъ нихъ не имла. Он доказывали ей, что ея кумиръ — тоже человкъ.
— Вамъ не надо терять надежды,— были послднія ея слова, обращенныя къ Бевану.— Приходите опять. Она никогда не полюбитъ никого другого.
На лстниц Боасъ взялъ его подъ руку.
— Сочувствую!— сказалъ онъ съ юморомъ.— Самъ получилъ отказъ, только ощутивъ при этомъ нкоторое удовольствіе… Да, чортъ васъ возьми, не вытягивайте такъ физіономіи! Двочка любитъ васъ, а вы — ее. Это только вопросъ времени… Женщина — точно табакъ: уступаетъ лишь терпнію. Помните, мн никакъ не удавалось пустить дымъ кольцомъ? Счастье всегда было за васъ.
— Въ самомъ дл?— сказалъ Беванъ съ горечью.— Нтъ, Боасъ! Это вы — баловень счастья.
— Можетъ быть счастья, но не судьбы. Такому человку, какъ я, вчно суждено напутать и напортить… Даже и этой исторіей съ Христиною вы, Беванъ, отчасти обязаны моему разгильдяйству. Я думалъ, что двочка разсказала свою исторію миссъ Трэль, но миссъ Трэль, вроятно, ее не разспрашивала, и поэтому подробности остались ей неизвстными. Конечно, для нея было бы безразлично, еслибы она и знала, но вы-то, вроятно, поступили бы иначе. Я никогда не могъ понять вашей жестокости по отношенію къ Христин, мн кажется, вы сами плохо поняли это дло.
— На что вы намекаете?— нетерпливо спросилъ Беванъ.— Говорите толкомъ, если можете.
— Ну, Христина не была такъ плоха, какъ вы думаете. Она не добровольно окунулась въ эту грязь. Больную и голодную ее взяла въ тотъ домъ одна двушка и стала ходить за ней. Поправившись, она очутилась вся въ долгахъ. Расплатиться былъ только одинъ способъ, и ее убдили воспользоваться имъ. Когда она узнала, въ чемъ онъ состоитъ, жизнь ей опостылла, какъ и всмъ имъ, но ей никогда бы оттуда не вырваться, если бы не наткнулся на нее я. Я взялъ ее, а остальное вы знаете.
Въ глазахъ Бевана стояли крупныя слезы. Онъ отвернулся отъ Боаса.
— Я никогда не прощу себ,— сказалъ онъ хрипло.— Какъ же можетъ простить меня она?
— Это не ваша вина,— сказалъ Боасъ.— И когда женщина любитъ, она все можетъ простить.
Черезъ нкоторое время Беванъ былъ уже въ состояніи заговорить о другомъ.
— Ваше знакомство съ миссъ Трэль очень подвинулось впередъ за этотъ годъ,— сказалъ онъ.
— Что-жъ, мы чаще видимся съ тхъ поръ, какъ она въ Поплар. Она моя правая рука. Безъ нея мн бы не справиться. Ахъ, сколько она работаетъ! А когда я познакомился съ нею, она увядала отъ одного моего взгляда. Сколько у нея энергіи, изобртательности, такта! Вотъ я разскажу вамъ кое-что о томъ, что она длаетъ для облегченія людямъ перехода къ лучшей жизни. Напримръ, гильдія фабричныхъ двушекъ…
— Какъ вы думаете, мн можно будетъ еще разъ побывать въ Поплар на недл?— перебилъ Беванъ.
— Ступайте вонъ!— отвтилъ Боасъ.— Не желаю имть съ вами никакого дла. Разъ человкъ влюбленъ, онъ уже не филантропъ.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
Конецъ.

Боасъ правду сказалъ, что это былъ лишь вопросъ времени. Ни одна женщина не могла бы устоять противъ просьбъ и раскаянія Бевана, а меньше всхъ, разумется, Христина, которая любила его.
На слдующую зиму новобрачные отправились въ Каиръ. Остановились они, конечно, у Шеперда, но страшное множество молодыхъ парочекъ выгнало ихъ оттуда въ арабскій кварталъ, въ ‘Отель Вила’, усаженный пальмами, акаціями и померанцами дворъ котораго представлялъ уютные уголки, гд Христина могла скрывать свое счастіе, не подвергаясь ничьей критик.
Новая обстановка и любовь оказались для нея наилучшими лекарствами. Черезъ нсколько недль Беванъ написалъ Джоанн, что къ ней возвращаются прежняя веселость и рзвость, а вмст съ ними и любовь къ красивымъ вещамъ. Онъ сообщилъ, что она усердно посщаетъ базары и накупила столько подарковъ для Боаса — въ томъ числ хорошенькое наргиле,— что ему поневол приходится ревновать.
Джоанна такъ и глотала его письма. Счастье ея дочки было ея собственнымъ. Чувствуя недомоганье и усталость, она ухала въ Хатчъ немного отдохнуть.
Боаса не было въ город. Джоанна, разлученная съ воспитанницею и съ другомъ, говорила себ, что она снова такъ же одинока, какъ въ пору своего поселенія въ Хатч, пять лтъ назадъ. Однако, думая это, она улыбалась, такъ какъ была совсмъ не похожа на ту особу, которая такъ смиренно согласилась отказать жениху вслдствіе увщаній сестеръ. Она вспомнила о тхъ чувствахъ, какія испытала, отказывая Раглану, и удивилась. Къ то же время она улыбнулась, но снисходительно, надъ прежнею собою, хватавшейся за такой призракъ любви. Теперь она знала, что такое любовь, и видла, что сестры ея были правы: она никогда не любила Раглана. Она спросила себя, что увеличило ея познанія о любви втеченіе этихъ пяти лтъ, и поблагодарила Бога, наполнившаго и увнчавшаго радостями любви ея жизнь, такъ какъ все ея существо проникнуто было убжденіемъ, что и Боасъ любитъ ее. Для нея тутъ не было и тни сомннія, и она была уврена, что когда нибудь онъ сознаетъ это самъ, а пока удовлетворялась его дружбою.
Ея любовь къ Боасу была та чистая и безличная любовь, на которую не способенъ ни одинъ мужчина, а среди женщинъ — разв одна изъ десяти тысячъ.
Пока она могла видть его, довряться ему, бесдовать съ нимъ, она была безусловно довольна. Безъ него ей казалось, что она въ пустын. А его присутствіе всюду вызывало жизнь.
Она сама врядъ ли отдавала себ отчетъ, насколько его любитъ. Глубину ея страсти нельзя было измрить въ минуту размышленія, страсть эта владла ею всецло и проникала все ея существо.
Она знала, что, благодаря ему, жизнь ея стала полной, что она обязана ему всмъ, придающимъ красоту и цнность ея существованію. Онъ вдохновлялъ ее на все лучшее и высшее, оживотворялъ вс скрытые въ ней зародыши добра.
Она засыпала съ его именемъ на устахъ, и первою ея мыслью при пробужденіи была молитва за него. Втеченіе дня каждое ея дйствіе направлено было къ тому, чтобы заслужить его одобреніе, каждый проэктъ созрвалъ лишь съ надеждою на его подтвержденіе. Она не думала, не читала, не писала ничего, что не могла бы сказать или показать ему, не совершала ни одного поступка, который не согласился бы совершить и онъ.
И эта лучезарная любовь постоянно пылала на томъ алтар, который другіе считали непосвященнымъ никакому божеству. Для Джоанны чувство это было священнымъ огнемъ, который она поддерживала день и ночь, зная, что оно — даръ Божій.
Иногда она пугалась глубины своей страсти. Минутами, когда она уясняла ее себ, ей захватывало дыханіе, и сердце переставало биться. Однако, съ тмъ, кого она любила до такой степени, она могла встрчаться, какъ съ простымъ знакомымъ, и ни малйшая перемна на блдномъ лиц не показывала, какой огонь горитъ подо льдомъ.
Боасъ и не подозрвалъ о подобномъ чувств съ ея стороны, равно какъ и не понималъ, какого рода была его собственная дружба къ ней.
Было совершенно естественно, что человкъ его темперамента и поглощенный своимъ дломъ, находилъ въ ней свою опору, источникъ силы для себя и не отдавалъ себ отчета въ значеніи всего этого. Они встртились, какъ посторонніе, а потомъ сблизились за дломъ. Общность интересовъ и работы и возникшая отсюда близость заслонили истинную сущность ихъ отношеній.
Женщина первая поняла, въ чемъ дло. Боасъ, ни разу еще не испытавшій личной привязанности, былъ далекъ отъ всякихъ подозрній.
Джоанна улыбалась, вспоминая, какъ онъ овладвалъ ея вниманіемъ, совтовался съ нею, показывалъ ей, что она ему необходима, и при всемъ томъ не догадывался о характер своихъ чувствъ.
Но ее удовлетворяло такое положеніе вещей. При существовавшемъ духовномъ единеніи никакая легальная санкція не могла бы сдлать связь ихъ боле тсною. Тмъ не мене, такъ какъ женщинамъ свойственны противорчія, подъ этою удовлетворенностью крылось едва ли сознанное ею самою смутное желаніе ощутить на губахъ своихъ его поцлуи, услышать отъ него названіе жены.
Она опять развернула письмо, полученное отъ него утромъ, и засмялась надъ тмъ, какъ онъ ненамренно, по-дтски, выдавалъ свою любовь.
Онъ былъ старше ея. Она повиновалась ему со страхомъ и уваженіемъ, онъ научилъ ее всему, что она знала, однако, къ ея любви уже примшалось то материнское отношеніе, которое присуще каждой истинной женщин по отношенію къ любимому человку. Онъ находился въ Эдинбург и писалъ, что жизнь его была бы совершенствомъ, еслибы она была тамъ же съ нимъ. Онъ собирался вернуться черезъ дв недли и желалъ, даже приказывалъ, чтобы она отдыхала въ Хатч до его прізда.
‘У меня есть такой планъ, который потребуетъ напряженія всхъ вашихъ силъ. Еслибы вы были со мною, я уже приступилъ бы къ его осуществленію, но безъ васъ я ничего не могу длать. Я начинаю видть, какъ велика моя зависимость отъ васъ. Каждую минуту я страдаю отъ отсутствія вашего сочувствія и помощи.
Впрочемъ, и все остальное напоминаетъ мн о васъ. Здсь, на настоящемъ свер, природа является какъ бы вашимъ отраженіемъ. Сегодня я съ Артуръ-Сита глядлъ на жемчужные отливы солнечнаго заката. Облака были похожи на васъ: нжны, спокойны, умиротворяющи. Они были того же цвта, какъ ваше платье на Христининой свадьб. Молодые, кажется, счастливы. Какое благополучіе, что она отказала мн!
Напишите мн, какъ поживаете, что длаете, что читаете, что думаете, что говорите — все!

Вашъ I. Б.’

Ея чтеніе было прервано полученіемъ телеграммы изъ Каршалтона, отъ ея зятя, г-на Крэна.
— ‘Сара больна. Прізжайте, если можете’.
Въ одну минуту Джоанна забыла о своей усталости и, приказавши запрягать, поспшила одться. Часъ спустя она уже подходила къ постели сестры.
Г-жа Крэнъ плакала настоящими слезами, забывъ на этотъ разъ о своемъ пенсне.
— О, Джоанна! Ты пріхала. Посл эгоистическаго поступка Рахили, я ужъ не знала, ждать ли тебя. Чарли телеграфировалъ ей, а она положительно отказалась пріхать. Безчеловчное чудовище! Когда я умру, она раскается!
Изящный платочекъ г-жи Крэнъ не соотвтствовалъ ея волненію. Джоанн невольно припомнились слова о ‘скорби, заключаемой въ плохо подрубленный каленкоръ’.
— Что съ тобой, милая? Что ты?— сказала она съ тревогою.
— Охъ, не знаю! Это ужасно. Я думаю, что умру. Дифтеритъ!
— Дифтеритъ?
— Да. Понимаешь, какой ужасъ? Одно для меня утшительно: что это — не оспа. Ее я не перенесла бы. Мы узнали только нынче утромъ. Чарли похалъ за сидлкой. Что, очень я страшна?
— Давно ты захворала?
— Горло болло ужъ нсколько дней. Никто не обратилъ вниманія. Чарли даже и не замчаетъ, когда я больна. Но мн несвойственно жаловаться. Сними пальто, Джоанна. Ты, конечно, останешься?
— Да. Но голосъ у тебя хорошъ, и ты говоришь безъ затрудненія.
— А все-таки мн плохо. Но я не такой человкъ, чтобы сразу уступить болзни. Потрудись дать мн чистый платокъ. Въ верхнемъ ящик. И передай ручное зеркальце, Джоанна. Я уврена, что просто ужасна и попрошу тебя достать мои шелковыя кофты, Джоанна. Что я лежу въ постели, еще не значитъ, что я должна быть чучеломъ. Дифтеритъ! Это такъ опасно. Передай мн полосканье. Я уврена, что не встану. Отъ этой болзни умираютъ. И каковъ эгоистъ Фергусъ: не пустилъ ко мн Рахиль! Но вс мужчины одинаковы. Они думаютъ лишь о собственныхъ удобствахъ.
— Ей не слдовало прізжать ради дтей,— отвтила Джоанна.— Лежи смирно, Сара. Я думаю, теб вредно говорить.
— А что же мн еще длать?— раздражительно спросила г-жа Крэнъ.— Но это такъ похоже на тебя, Джоанна. Никогда не подумаешь о другихъ — только о себ! А ты могла бы имть избранное общество въ Хатч вмсто того, чтобы брататься съ простонародьемъ въ Истъ-Энд. Впрочемъ, чего можно было ожидать, когда ты взяла себ воспитанницу Богъ знаетъ откуда?!
— Сара, милая! Если ты будешь такъ много болтать, я уйду.
— Я считаю величайшимъ счастьемъ, что она вышла замужъ. Надюсь, ты теперь успокоишься въ Хатч. Полагаю, ты знаешь, что женщинамъ этого дома суждено жить и умереть въ двицахъ. Очевидно, г-нъ Боасъ ничего не предприметъ, чтобы измнить это…
Джоанна встала, чтобы выйти, а м-съ Крэнъ скрылась за носовымъ платкомъ.
— Можешь уходить!— прорыдала она.— Никому нтъ до меня дла. Собственный мужъ, и тотъ говоритъ, что горло у меня ничего. Онъ говоритъ, что это — наименьшая степень дифтерита. А докторъ, такое животное говоритъ, что я боле напугана, чмъ больна. Ни откуда не вижу сочувствія…
Такъ пошло день за днемъ. Болзнь у г-жи Крэнъ была въ самой слабой форм, но она требовала, чтобы вниманіе всего дома сосредоточено было на ней. Сидлка еще настаивала на своемъ и противорчила ей, но Джоанна была безотвтна. Цлыми днями и ночами она находилась во власти капризной больной, которая не отпускала ее ни на шагъ. Г-жа Крэнъ положительно ревновала свою сестру.
— Джоанна стала очень привлекательна,— сказала она себ,— хотя, право, не знаю почему, такъ какъ у нея нтъ ни одной черты красивой. А Чарли такъ впечатлителенъ, что….
Такимъ образомъ, Джоанна сдлалась жертвою нелпаго подозрнія и цлыхъ десять дней подчинялась причудамъ эгоистичной женщины. На десятый день силы ей измнили. Не сказавъ сестр ни слова, она преспокойно отправилась въ Хатчъ и слегла въ постель.
Она заразилась, и при истощенномъ состояніи ея организма болзнь могла принять угрожающій характеръ.

——

Телеграмма, предупреждавшая о прізд Боаса, лежала нераспечатанная на стол въ столовой, утопая во мрак. Хатчъ былъ мрачне, чмъ когда-либо, и тяжело лежало на немъ проклятіе. Не только плющъ не пропускалъ въ комнаты блднаго зимняго свта, но даже вс ставни были затворены.
Боасъ спшилъ въ Суррей на совщаніе съ Джоанною. Онъ пріхалъ въ городъ наканун, весь поглощенный своимъ проэктомъ, и нетерпливо желалъ подлиться имъ съ нею.
Онъ безпокойно ерзалъ по сиднью въ вагон третьяго класса и хмурилъ брови при каждой остановк.
— Вамъ къ спху, сударь, какъ и мн,— сказалъ человкъ, сидвшій напротивъ.
— Врно!— сказалъ Боасъ.
— Остановки — плохое дло, когда работа стоитъ. Мн пяти минутъ терять нельзя, столько у меня сегодня дла!
— Не стуйте на работу, любезный. Она для насъ величайшее благо.
— Что жъ, я не спорю. Но шесть гробовъ въ одинъ день — многонько для одного.
— Лучше, чмъ одинъ для самого себя.
— Всю ночь не спалъ, да създилъ въ городъ, да теперь опять вотъ за этой штукой. А хорошо сдлана! Лучше, пожалуй, и некуда.
Онъ развернулъ то, что держалъ на колняхъ и показалъ Боасу надгробную доску, надпись на которой тотъ прочелъ, не вникая въ смыслъ, такъ какъ думалъ о своемъ проект.

Джоанна Трэль, двица’
Родилась умерла.

Онъ такъ много думалъ о ней, какъ о живой, что сначала не понялъ, въ чемъ дло, и почти не слыхалъ, что говорилъ собесдникъ.
— Хорошая работа, только для нея и того мало. Въ жизнь мою такъ меня не ошарашивало, какъ когда за мной прислали оттуда. Никто даже не зналъ, что она хворала. А тутъ, хлопъ — скончалась!
— Что такое?— встрепенувшись, спросилъ Боасъ.
— Барыня въ Хатч, сударь,— большой домъ на Эпсомской дорог — скончалась, говорю. Пожалуй, слыхали о ней? Миссъ Трэль, добра была къ бднымъ. Вдругъ умерла. Сорока лтъ съ небольшимъ, только ей и не дать этихъ лтъ, посмотрвши.
Боасъ отвернулся и закрылъ глаза, чтобы не видть этой надписи: ‘Джоанна Трэль, двица. Родилась — Умерла.’ — Между двумя послдними словами заключалась его собственная жизнь.

——

Тишина въ усадьб успокоила его. Онъ на цыпочкахъ взошелъ на крыльцо и подошелъ къ двери.
Звонокъ былъ отцпленъ, ручка его завернута. Дверь была только притворена. Онъ толкнулъ ее и вошелъ.
Зала была точно такою, какою онъ ее видлъ, когда прощался передъ отъздомъ на сверъ. На фортепіано лежали раскиданныя ноты, на стол — планъ Истъ-Энда, карандашъ Джоанны и исписанная бумажка. Ему представилось, что она сейчасъ выйдетъ изъ темнаго угла къ нему навстрчу.
Но въ полутемной комнат ничто не шевельнулось. Онъ также не въ силахъ былъ двинуть ни однимъ членомъ.
Вдругъ послышалось шуршаніе шелка и появилась г-жа Протеро. Лицо ея было красно и опухло. Она взяла его за руку и залилась слезами.
— О! г. Боасъ! Я только что видла вашу телеграмму. Такъ вы не знали? Не слыхали?!
— Ровно ничего.
Она упала въ кресло, а Боасъ оперся на спинку стула, ожидая, чтобы она заговорила.
— Г. Боасъ, это слишкомъ ужасно! Такъ печально и такъ внезапно! Никого изъ насъ не было съ ней… Фергусъ не пустилъ меня… Знаете вы, что она была въ. Каршалтон?
Онъ наклонилъ голову.
— Да, она была тамъ. У сестры былъ дифтеритъ, и Джоанна заразилась. Она вернулась сюда больная, а никто не зналъ. На другой день она написала, просила насъ не прізжать… потому что дти… Кончилось очень скоро. Вчера вечеромъ… Сидлка за чмъ то вышла… А когда вернулась… Извините меня… но это такъ ужасно… умереть одной, ей… которая такъ всхъ любила… всмъ сочувствовала…
— Почему меня не увдомили?
Боасъ такъ сжалъ спинку стула, что вены вспухли у него на рукахъ.
— Она не пожелала. Она боялась, что вы прідете. Думала о другихъ до конца. Оставила вамъ записку… вотъ…— Г-жа Протеро передала ему письмо.
— Со втораго дня она уже не могла говорить. Но у нея было вамъ что-то сказать… она и написала… Она такъ уважала васъ… всегда…
— Позвольте мн взглянуть на нее.
— О, г. Боасъ, не рискуйте! Заразительно!— Онъ съ нетерпніемъ потрясъ головой.
— Я не видла ее. Никто изъ насъ не видлъ. Фергусъ… запретилъ. Онъ даже недоволенъ, что я здсь…— прорыдала г-жа Протеро.
Боасъ двинулся впередъ.
— Въ которой комнат?
— Наверху. Первая дверь. Увидите. Я не могу идти съ вами, но сидлка…
— Не нужно. Найду одинъ.
Онъ медленно поднялся по безконечной лстниц, держа ея письмо въ рук. Намоченная въ дезинфекціонномъ раствор простыня повшена была передъ дверью. Войдя въ комнату, онъ повернулъ ключъ въ замк очень тихо: онъ зналъ, что она спитъ.
Воспоминанія перепутались въ его голов. Онъ былъ въ помщеніи Джоанны, въ Поплар, и на цыпочкахъ входилъ въ комнату, гд спала Христина. Онъ былъ Беванъ и пришелъ просить ея руки.
Холодный втеръ изъ открытаго окна освжилъ его лобъ и прервалъ его бредъ. Запахъ земли посл дождя напомнилъ ему день, когда онъ впервые увидалъ Джоанну въ качеств хозяйки этой усадьбы.
Онъ былъ уже не въ Поплар, а въ Хатч. Его вызвала Джоанна, и онъ пріхалъ вслдствіе ея телеграммы: — ‘Мн нужна ваша помощь. Прізжайте’.
Неужели она такъ встрчаетъ его, холодно и молча?
Взглядъ его, обойдя комнату, остановился на постели, прикрытой простынями. Со стономъ и дрожа всмъ тломъ, онъ приблизился къ ней, сдернулъ простыню и увидалъ спокойное, точно мраморное лицо.
Это была Джоанна, онъ нашелъ въ ней такую дивную красоту, какой не бывало въ прекраснйшихъ изъ виднныхъ имъ женщинъ.
Ея руки были скрещены на груди, губы тихо улыбались. Благородное спокойствіе въ ея чертахъ утолило его тоску. Онъ не двигался, погружаясь въ тишину, которою все дышало вокругъ нея. Пристально смотрлъ онъ на нее и вспомнилъ, что сказала г-жа Протеро:
— Вчера вечеромъ. Одна! Одна! Вчера!
Слова эти раздавались въ его мозгу точно удары, оглушая его. Одна, безъ сестры, дочери или друга, она, которая была лучшею сестрою, врнйшимъ другомъ, нжнйшею матерью! Эта любящая душа ушла во мракъ, вступила въ грозную тьму одна. Ничья улыбка, ничья рука, ничья молитва, ничье прощанье, ничья любовь не облегчили ей разставанья съ жизнью. Она умерла, какъ и жила,— одна, а онъ любилъ ее!
Теперь онъ это понялъ. Ему казалась, что онъ понялъ это въ ту минуту, какъ прочелъ слова: ‘Джоанна Трэль, двица’.
Двица? Нтъ! Джоанна Трэль была его жена, но онъ этого не зналъ, пока не прочелъ ея имени на гробовой доск. Если бы она знала о его любви, ему бы легче было видть ее теперь, а она умерла, не отвтивъ ему на его любовь.
Безумецъ! Онъ упустилъ золотое время даромъ. Онъ могъ бы наполнить ея жизнь счастьемъ, какъ она влила въ него силу и волю. А теперь поздно. Одинокою она покинула жизнь, не зная, что была для него единственною женщиною въ мір.
Онъ стиснулъ руки, смявъ въ нихъ письмо, которое могло бы облегчить остроту его скорби: въ немъ Джоанна благословляла его за ту любовь, какую отъ него видла.

——

Мало по малу онъ сталъ спокойне. Улыбка на мертвомъ лиц смиряла порывы его горя. Глядя на нее, онъ не могъ сомнваться, что жизнь ея была полна, представляла совершенно законченное цлое.
Нсколько часовъ простоялъ онъ надъ нею. Комната еще боле погрузилась во мракъ и еще рзче сталъ выдаваться блдный профиль мраморнаго лица: это было все, что осталось ему отъ его любви.
Вскор тьма отняла и это послднее сокровище.
— Моя! Родная моя!— простоналъ онъ громко, наклонился и поцловалъ ее въ губы.

‘Русское Богатство’, NoNo 2—5, 1895

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека