‘Русская Мысль’, кн.IV, 1891
Деревенские типы и картинки. Очерки и рассказы Н. Астырева, Астырев Николай Михайлович, Год: 1891
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Деревенскіе типы и картинки. Очерки и разсказы Н. Астырева. Москва, 1891 г. Цна 1 руб. 20 к., съ пересылкою 1 р. 40 к. За всми извстными намъ произведеніями г. Астырева должно признать въ высшей степени важное достоинство: вс они вполн правдивы. Но это правда — не ‘фотографическая’, и это — не тотъ реализмъ, который нердко сбиваетъ съ толку даже очень талантливыхъ писателей. Въ этикъ Очеркахъ и разсказахъ мы находимъ настоящую литературную правду, какою она желательна въ описаніяхъ быта какого бы то ни было класса, общества и народа. ‘Выдумки’ и ‘сочинительства’ нтъ въ разсказахъ г. Астырева. Читая ихъ, никто не усомнится въ томъ, что переданное въ нихъ на самомъ дл было и что авторъ видлъ это своими глазами. Изъ этого, однако же, отнюдь не слдуетъ, чтобы можно было г. Астыреву отказать въ творчеств. Онъ ничего не выдумалъ, и, тмъ не мене, все виднное и слышанное прошло черезъ творчество писателя такъ же точно, какъ изображенная на полотн жанровая или бытовая картина, взятая изъ дйствительной жизни, представляетъ собою художественное произведеніе, если она написана человкомъ талантливымъ. Художникъ и писатель, берущіеся воспроизводить жизнь такъ называемаго простаго народа, должны относиться къ своей задач съ очень большою осторожностью, именно потому, что очень ‘просто’ взятое ими для изображенія,— просто настолько, что такъ не выдумать и проще не сочинить. А въ этой-то простот и заключается весь смыслъ крестьянскаго быта, и ею обусловливаются интересъ и вся прелесть повствованій о жить-быть деревни. Мы недавно говорили (въ феврал и март ныншняго года) о погон нкоторыхъ талантливыхъ авторовъ за ‘интересными’ сюжетами для разсказовъ изъ деревенской жизни. Такая ловля сюжетовъ кончается, по большей части, выхватываніемъ всякой уголовщины изъ судебныхъ хроникъ и газетныхъ сообщеній о разныхъ злодяніяхъ. Въ результат получаются картины не такой жизни, какова она есть въ повседневной дйствительности, а изображеніе казусовъ, можетъ быть, и происходившихъ гд-либо, но совершенно случайныхъ, часто нисколько не характерныхъ и потому совсмъ не типичныхъ. Такимъ образомъ добытыя повствованія производятъ почти всегда совсмъ не такое впечатленіе, на какое разсчитываютъ ихъ авторы. Читатель видитъ въ подобныхъ разсказахъ не жизнь, а только ей уродливости и болзненныя явленія, ничего не доказывающія и не выясняющія сущности деревенскаго быта. Г. Астыревъ иначе отнесся къ увлекавшему его длу, онъ пошелъ въ деревню и въ народъ понастоящему. Онъ не только пошелъ, но и вошелъ въ этотъ народъ, не наблюдалъ его только, но жилъ съ нимъ его жизнью. Какъ писатель, онъ не искалъ и не ловилъ сюжетовъ. Сама жизнь темнаго деревенскаго люда захватила его, вела, тащила и толкала, иногда очень больно, и показывала ему на немъ самомъ, какова она такова есть изо дня въ день и изъ года въ годъ. При такихъ лишь условіяхъ и можно узнать и уразумть сущность такой простой и, вмст съ тмъ, мудреной вещи, какъ бытъ деревенскаго люда.
Лучшимъ изъ помщенныхъ въ книжк г. Астырева мы считаемъ разсказъ Слпые и зрячіе (былъ напечанъ Въ Русской Мысли 1886 г., кн. VI). Передать его содержаніе весьма трудно, если не пересказывать его своими словами отъ начала до конца. Суть же дла состоитъ въ изображеніи безпомощности крестьянъ передъ такою бдой, какъ падежъ лошадей. Темный, ‘слпой’ народъ не знаетъ, какъ избавиться отъ несчастія, ‘зрячіе’, мстная интеллигенція, не умютъ помочь народу. Получается рядъ живыхъ и яркихъ ‘картинокъ’. Почти равный по достоинству первому, третій разсказъ Первые опыты передаетъ исторію двухъ деревенскихъ обывателей-кумовьевъ, соблазнившихся возможностью скорой наживы одинъ на счетъ другаго. Обоихъ, разумется, ‘слопалъ чумазый’. Въ разсказ Сельскіе министры авторъ даетъ два любопытныхъ типа сельскихъ писарей. Затмъ въ Вымершемъ тип г. Астыревъ изображаетъ стариннаго, крпкаго мужика, хозяина своему дому и владыки своей семьи, разросшейся до нсколькихъ десятковъ душъ, живущей въ нсколькихъ избахъ, но на одномъ нераздльномъ двор, при общемъ хозяйств, въ полномъ подчиненія единой воли ‘старика’. Писатели ‘изъ господъ’ склонны идеализировать такой видъ деревенскаго ‘державства’ по старин. Господа, заставшіе еще въ живыхъ этотъ нын ‘вымершій типъ’, съ сожалніемъ вспоминаютъ о немъ и приписываютъ его исчезновенію многія деревенскія неурядицы, въ особенности обднніе крестьянъ, происходящее отъ семейныхъ раздловъ. Здсь не мсто вдаваться въ обсужденіе очень сложнаго вопроса о томъ, насколько правы или неправы идеализирующіе такой патріархальный видъ крпостнаго права. И мы ограничимся лишь тмъ, что отмтимъ разсказъ г. Астырева въ качеств правдиваго и подлиннаго ‘документа’, съ которымъ полезно ознакомиться всмъ, воздыхающимъ о крестьянской старин, отодвинутой самою жизнью въ невозвратное прошлое. Во всхъ разсказахъ г. Астырева всего дороже ихъ безъискусственность, отсутствіе какой-либо натяжки или фальши. Написаны они хорошимъ, живымъ литературнымъ языкомъ, безъ ненужной ни на что поддлки подъ крестьянскій говоръ. Книжка прочитывается легко и съ неослабвающимъ интересомъ.