ДЕКАРТЪ.
ДЕКАРТЪ.
Біографическій очеркъ, соч. профессора Берлинскаго Университета Я. Якоби (*).
Декарт, Якоби Карл-Густав-Якоб, Год: 1846
Время на прочтение: 16 минут(ы)
(*) Мы получали эту статью отъ одного извстнаго нашего ученаго при слдующемъ письм:
‘М. Г. На-дняхъ получалъ я отъ друга своего, знаменитаго берлинскаго профессора Якоби (брата нашего академика) статью о Декарт, читанную имъ въ одномъ литературномъ обществ 3-го января сего года. Имя привычку при вторичномъ чтеніи статей, въ которыхъ изложеніе составляетъ главное достоинство и сильно меня занимающихъ, переводить ихъ мысленно на другой, совершенно-доступный для меня языкъ, я сдлалъ это я съ брошюрою г-на Якоби. Полагая, что эта превосходная статья здсь еще неизвстна, я вздумалъ написать свой русскій переводъ и предложить вамъ для Отечественныхъ Записокъ желаю, и пр.’
Помшаемъ здсь эту статью, свидтельствуя глубоко-уважаемому вами переводчику искреннюю благодарность. Ред.
Достопочтенные слушателя! Глубокая ночь омрачала нкогда исторію — это было, спустя около 1000 лтъ по P. X., когда родъ человческій почти забылъ о существованіи наукъ и художествъ. Послднія сумерки свтлаго языческаго времени угасли и ничто не предвозвщало еще новаго дня. Остатки образованія можно было найдти только у Сарациновъ, и одинъ любознательный папа долженъ былъ, переодтый, обучаться въ ихъ университетахъ и прослылъ за это на запад чудомъ свта. Наконецъ, христіанство пустилось сонмами къ самому гробу Спасителя, и здсь-то вторично узнало, что онъ пустъ, и что Христосъ воскресе. Тогда возстало и оно, т. е. возвратилось къ дятельности и трудамъ житейскимъ, новою жизнію одушевились торговля я промыслы, возникли города, основалось свободное мщанской сословіе, Симабю вновь изобрлъ забытую живопись, Данте поэзію. Тогда же великіе и смлые умы, какъ Абеларъ и св. ома-Аквинскій, дерзнули ввести въ ученіе католической церкви логику Аристотеля — возникло впервые зданіе схоластической философіи. Но церковь, принимая такимъ-образомъ науки подъ свое покровительство, требовала, въ замнъ того, относительно формъ, въ которыхъ это происходило, то же безусловное врованіе въ авторитеты, какъ и для собственныхъ своихъ догматовъ. Послдствіемъ этого было, что схоластика не освободила человческаго ума, а, напротивъ того, наложила на него, на многіе вки, оковы и лишила сто самаго понятія о возможности самобытнаго ученаго изслдованія. Но, наконецъ, и здсь начало свтать, и человчество окрпилось до яснаго сознанія, права своего на пріобртеніе познаній. И о естественныхъ вещахъ чрезъ самобытное мышленіе.
Въ исторіи этотъ моментъ просвщенія означается именемъ возрожденія наукъ (renaissance). На порог этого періода видимъ мы величественный образъ Рене Декарта, ршающагося на исполинскій подвигъ — не вровать ни въ какіе авторитеты и начать съизнова изслдованіе всхъ вещей. Позвольте мн, достопочтенные слушатели, занять васъ, въ-продолженіе сего часа, исторіею этого замчательнаго мужа и подвига его, содлавшагося всемірнымъ событіемъ.
Рожденный въ 1596 году изъ старинной дворянской фамиліи въ Туренъ, воспитанный въ іезуитскомъ училищ въ Лафлеш, Декартъ, на 18-мъ году своего возраста, видитъ себя разочарованнымъ отъ наукъ, которымъ онъ учился основательно и съ теплымъ усердіемъ, для того, чтобъ пріобрсть врное и ясное понятіе о всхъ житейскихъ предметахъ, и ршается оставить ихъ. Съ другими молодыми дворянами предастся онъ въ Париж на короткое время увеселеніямъ своего возраста и состоянія, особенно же игръ. Мене-удовлетворенный этою жизнію, исчезаетъ онъ вдругъ изъ глазъ своихъ пріятелей и въ отдаленномъ дом Сен-Жерменскаго-Предмстья, въ-теченіе двухъ лтъ глубокаго уединенія, предается математическимъ размышленіямъ. Открытый наконецъ и вида невозможность уклониться отъ вихря парижскаго общества, ршается онъ изучать міръ на обширнйшемъ поприщ. Въ это время, взволнованное воинскими событіями,— солдатская перевязь служитъ ему вмсто паспорта. Сперва отправляется онъ въ Бреду, въ Голландію, чтобъ изучить военное дло подъ начальствомъ принца Мавриція, но, по заключеніи имъ двухлтняго перемирія съ Спинолою, Декартъ идетъ во Франкфуртъ видть великолпное зрлище коронованія императора Фердинаида II, потомъ поступаетъ онъ волонтеромъ въ войска, вербуемыя баварскимъ герцогомъ противъ Богемцевъ, начиная походъ свои съ зимней квартиры въ мстечк Герцогства-Нейбургскаго на Дуна. Здсь-то, въ глуши уединенія, 22-хъ-лтній юноша убждается, что для достиженія истины остается ему отказаться навсегда отъ всхъ извн-принятыхъ имъ понятій, отъ всхъ преданій по авторитету, разрушить до тла весь умственный и нравственный міръ свой, для того, чтобъ соорудить его вновь великолпне посредствомъ дарованной человку силы разума. Это было предпріятіе не дерзновеннаго высокомрія, — напротивъ, онъ самъ чувствуетъ все мученіе такого самоотверженія, въ теплой молитв преклоняетъ онъ колни предъ пресвятою Богородицею о ниспосланіи ему помощи на трудный подвигъ и общаетъ отправиться на поклоненіе ея въ Лоретто. Ибо, замтьте, что считая долгомъ своимъ сомнваться во всемъ томъ, что подлежитъ дйствію разума, онъ тепло вруетъ во вс истины и преданія религіи, признавая ихъ превыше разума, онъ твердо упирается на нихъ, не подвергая ихъ умствованію.
Весною 1620 года, баварскій герцогъ подвинулъ войска свои въ Швабію, гд Декартъ въ Ульмъ воспользовался случаемъ навстить знаменитаго математика Іоганна Фаульгабера, который, конечно, удивился, видя въ молодомъ воинъ столь глубокія, познанія въ математикъ, что онъ, какъ-бы играя, разршалъ труднйшія его задачи. Въ сентябр, онъ изъ Ульма съ Французскимъ посланникомъ похалъ въ Вну. Услышавъ здсь, что начальникъ его, герцогъ баварскій, повелъ войска свои въ Богемію, немедленно отправляется онъ въ лагерь, участвуетъ въ знаменитомъ прагскомъ сраженіи и вмст съ побдителями вступаетъ въ городъ. Такимъ-образомъ, первый его военный подвигъ былъ направленъ противъ отца той самой принцессы, которая въ-послдствія была первою и усерднйшею его ученицею въ философіи и математик. На зимней квартир, въ Южной-Богсміо, предается онъ вновь съ жаромъ наукамъ, преслдуя постоянно великій планъ свой, потомъ, весною 1621 года, сопровождаетъ австрійскаго генерала Букуа въ поход его въ Венгрію противъ трансильванскаго князя Бетлен-Габора и присутствуетъ при счастливыхъ осадахъ Пресбурга и Тирнава. Но несчастная катастрофа при Нейгейзел, гд палъ Букуа, возбуждаетъ въ немъ отвращеніе къ военной жизни. На другой день по снятіи осады, возвращается онъ въ Вну со многими другими находившимся при войск Французами и Валлонами, и узнавъ, что во Франціи опять загорлась воина противъ гугенотовъ и что въ Париж свирпствуетъ чума, ршается переселиться на мирный сверъ Европы. Онъ возвращается въ Моравію, оттуда въ Силезію, прозжаетъ по Польш, на берегъ Балтійскаго-Моря, навщаетъ Померанію, Марку-Бранденбургскую, Голстинію, перезжаетъ моремъ въ Восточную-Фросландію на корабл. При перезд изъ Эмбдена въ Западную-Фрисландію, имя при себ одного только слугу, подвергается онъ опасности быть у биту буйными матросами, возвращается оттуда въ Голландію, гд проживаетъ нсколько времени и является, наконецъ, въ март 1622 г., въ отцовскомъ дом, въ Реннъ. Цлый годъ проживаетъ онъ среди семейства своего въ нершимости касательное избранія рода жизни, который бы соотвтствовалъ внутреннему призванію его и согласовался съ учеными его видами. Онъ опять идетъ въ Парижъ, гд, но прекращеніи почти три года свирпствовавшей чумы, воздухъ начинаетъ очищаться и гд его принимаютъ за розенкрейцера, хотя на всхъ путешествіяхъ его ему никогда не удавалось открыть слды этого невидимаго общества, о которомъ тогда столько говорили и печатали. Его принимали за одного изъ 36 пословъ, которыхъ таинственный ихъ начальникъ будто-бы разослалъ по всей Европ, но съ которыми возможно было сообщаться только сокровенными путями, помощію воли и мысли. Продавъ здсь большую часть доставшихся ему отъ матери помстій, лежавшихъ въ Пуату, съ тмъ, чтобъ купить себ на эти деньги приличное мсто, онъ ршается, однакоже, напередъ воспользоваться своею свободою для посщенія Италіи. Чрезъ Базель, Цюрихъ, Граубвидснъ и Тироль отправляется онъ въ Венецію, гд присутствуетъ при сочетаніи дожа съ моремъ. За тмъ исполняетъ онъ обтъ, данный имъ въ Нейбург, побывать, для поклоненія Богородиц, въ Лоретто, переходитъ оттуда въ Пьемонтъ, гд, согласно данному имъ отцу общанію, ищетъ Мста интенданта французской арміи, которая, вмст съ Пьемонтцами, подъ командою престарлаго коннетабля Лардиньера, подвизается противъ Генуи и Испанцевъ. Не имвъ успха въ исканіи своемъ, отправляется онъ въ Рамъ, куда влечетъ его празднованіе 25-лтняго юбилея католическаго христіанства, и гд онъ находитъ богатый случай для изученія нравовъ стекающихся туда различныхъ націй, что и заставляетъ его отказаться отъ первоначальнаго плана своего побывать въ Сициліи и Испаніи. Онъ возвращается чрезъ Флоренцію, гд, впрочемъ, не сходится съ великимъ своимъ соперникомъ по заслуг въ возрожденіи наукъ, Галилеемъ. За тмъ присутствуетъ онъ еще при занятіи Гави Французами и видитъ своими глазами знаменитые подвиги храбраго герцога савойскаго Чрезъ Туринъ и Ліонъ возвращается онъ въ отечество, гд ему предлагаютъ мсто шательроскаго генерал-лейтенанта (lieutenante gnrale de chatelle-raux). Но онъ уже не можетъ отказаться отъ привычки посвящать всю жизнь свою ученымъ изслдованіямъ. Три года проживаетъ онъ въ Парижъ въ совершенномъ почти уединеніи и отказываясь отъ всхъ прихотей жизни. При всемъ томъ, впрочемъ, мы должны представлять себ философа не иначе, какъ въ модномъ тогдашняго времени зеленомъ тафтяномъ кафтан, въ шляп съ плюмажемъ, въ шарф и при шпаг, безъ которыхъ ему. какъ дворянину, обойдтись было невозможно. Здсь-то онъ предается то отвлеченнйшимъ математическимъ умозрніямъ, то физическимъ опытамъ, при чемъ особенно пріобртаетъ большое искусство въ точеніи стеколъ. Потомъ углубляется онъ въ сокровенные законы механики и изобртаетъ начало относительности скоростей (principe des vitesses virtuelles), служащее нын основаніемъ и исходнымъ пунктомъ всей наук. Убждаясь мало-по-малу, сколь немногіе понимаютъ его, онъ оставляетъ это занятіе и переходитъ къ тому, что самъ признаетъ высшимъ предметомъ для изслдованія — къ изученію человка. Но онъ находитъ, что люди еще хуже понимаютъ человка, нежели геометрію, боле и боле начинаетъ онъ ихъ чуждаться, но возрастающая слава его содлываетъ невозможнымъ желанное имъ уединеніе, стаи литераторовъ и ученыхъ, ждущихъ его знакомства и совтовъ, превращаютъ домъ его въ академію. Тщетно старается онъ укрыться въ самой глухой части города’, слуга, задержанный на улиц, предаетъ его. Въ досад, оставляетъ онъ Парижъ въ август 1628 года, чтобъ участвовать, въ качеств волонтера, при осад Рошели, предводительствуемой лично королемъ. При семъ случа, осматриваетъ онъ знаменитую плотину кардинала Ришльё. По побдоносномъ вступленіи короля въ Рошель, нашъ философъ возвращается въ Парижъ.
При его неимоврной, даже шумомъ воинскаго стана не прерванной дятельности, онъ усплъ собрать многое, хотя и не имлъ еще случая сообщить что-либо изъ запаса своего публик. Скажемъ къ чести католическаго духовенства того времени, что оно въ высшей степени покровительствовало наукамъ и любило ихъ. Въ этомъ отношеніи, оно представляло достохвальную противоположность въ сравненіи съ протестантскими ревнителями, отъ крика которыхъ въ Германія науки замолкли. Такъ, можетъ-быть, свтъ обязанъ двумъ кардиналамъ, именно кардиналу Берголю и папскому нунцію кардиналу Банье, тми плодами, которые медленно созрвало въ трудахъ Декарта. На вечер у папскаго нунція, нкто Шанду {Этотъ Шанду въ-послдствіи, подобно многимъ другимъ, вовремя внутреннихъ смутъ во Франціи, вздумалъ чеканить фальшивую монету и былъ повшенъ на Гревской-Площади.} представилъ начала новой философіи, которыхъ умное и краснорчивое изложеніе доставило ему со всхъ сторонъ громкое одобреніе. Одинъ Декартъ молчалъ и только, по настоятельной просьб объявить свое мнніе, похвалилъ мужество, съ которымъ Шанду силился сбросить оковы схоластики, но вмст съ тмъ замтилъ, какую силу иметъ правдоподобіе выдавать себя за истину. ‘Если просвщенные слушатели хотятъ довольствоваться правдоподобіемъ’ сказалъ онъ: ‘то легко, посредствомъ софизмовъ, заставить ихъ принять ложь за истину, я наоборотъ, истину за ложь’. Въ доказательство этого, просилъ онъ собраніе предложить ему какое-либо положеніе, достоврность котораго не подлежала бы никакому сомннію, я доказалъ затмъ, посредствомъ двнадцати аргументовъ величайшей правдоподобности, что положеніе это ложно. Потомъ, избравъ положеніе, видимо ложное, посредствомъ двнадцати другихъ правдоподобныхъ же аргументовъ, принудилъ онъ слушателей своихъ согласиться въ истин того положенія. На вопросъ: существуетъ ли средство предохравить себя отъ такихъ обманчивыхъ умозаключеній, указалъ онъ на свой способъ, основанный на математик. Во многихъ частныхъ бесдахъ приводитъ онъ кардинала Берголля въ восхищеніе отъ своей методы и ея многоразличныхъ приложеній, имющихъ цлію улучшеніе матеріальнаго благосостоянія человчества, ибо тогда уже имлъ онъ въ виду усиленіе дйствія человческихъ силъ чрезъ усовершенствованіе механики,— то, что ныньче сдлалось дйствительностью, преобразующею міръ. Благочестивый кардиналъ употребляетъ духовное свое вліяніе, поставляя Декарту на видъ, что онъ долженъ будетъ отвчать предъ Богомъ за лишеніе человчества плодовъ своихъ открытій, и общаетъ ему, въ противномъ случа, помощь и благословеніе Всевышпяго. Тогда-то онъ ршается совершить, по мръ силъ, трудъ свой и передать его публик, а чтобъ посвятить себя безпрепятственно этому подвигу, онъ скрывается въ Голлапдію, которой холодный климатъ благотворно дйствуетъ на его организацію. Здсь проживаетъ онъ 20 лтъ, впрочемъ, безъ постояннаго жилища, подобно Израильтянамъ въ пустын, переносится онъ съ одного мсто на другое, избирая то здсь, то тамъ на короткое время пребываніе свое, въ деревняхъ, или на дачахъ, или въ глухихъ предмстіяхъ большихъ городовъ, въ отдаленіи отъ всхъ, но не мене того въ живйшемъ сношеніи съ лучшими геніями своего времени, посредствомъ ученаго отца Мерсенна въ Париж, старйшаго своего друга и, подобно ему, воспитанника лафлешскаго училища, который одинъ всегда зналъ о его мстопребываніи. Разговорная францисканскаго монастыря на Королевской-Площади образуетъ средоточіе ученйшихъ разсужденій, ибо здсь Мерсеннъ объявляетъ отвты оракула на вопросы, чрезъ него же переданные, и принимаетъ для передачи новые вопросы и сомннія.
По прибытіи своемъ въ Голландію, Декартъ предается съ новымъ усердіемъ діоптрическимъ, химическимъ и физическимъ опытамъ, перехода поперемнно къ анатомическимъ и медицинскимъ изслдованіямъ, астрономическимъ наблюденіямъ и метафизическимъ умозрніямъ. Явленіе побочныхъ солнцъ приводитъ его къ изслдованію всей области воздушныхъ явленій, преимущественно же радуги. Во время кратковременной поздки въ Англію, наблюдаетъ онъ, близь Лондона, отклоненіе магнитной стрлки. Все это хотлъ онъ обнять въ одномъ твореніи подъ заглавіемъ Міръ, въ которомъ предположилъ себя доказать и объяснить необходимость всего сотвореннаго. Для отстраненія всхъ богословскихъ притязаній, ршился онъ, не обращая никакого вниманія на существующій міръ, изслдовать, какимъ образомъ міръ долженствовалъ бы образоваться, еслибъ Богъ заставилъ законы природы дйствовать на матерію въ хаотическомъ состояніи. Онъ начинаетъ съ описанія этой матеріи, которой приписываетъ наипростйшія качества, за сомъ излагаетъ онъ законы природы и доказываетъ ихъ необходимость, такъ-что, еслибъ Богъ сотворилъ нсколько міровъ, во всхъ ихъ должны бы преобладать одни и т же законы. Онъ показываетъ, какъ изъ этого хаоса образуется небо съ солнцемъ и неподвижными звздами, планетами и кометами, объясняетъ необходимость и свойства солнечнаго и звзднаго свтя, какъ онъ въ одно мгновеніе пробгаетъ неизмримыя небесныя пространства, и какъ планеты должны его отражать. Вещество, взаимное положеніе, движеніе и прочія свойства небесныхъ тлъ описываетъ онъ такъ, что ясно явствуетъ, что все существующее въ мір должно быть именно такъ, какъ оно есть, а не иначе. Затмъ спускается онъ на землю, объясняетъ, какъ части ея непремнно побуждаются къ центру ея, какъ положеніе земли относительно солнца луны производитъ проливъ и отливъ, большое теченіе моря, подъ тропиками, съ востока на западъ, и пассатные втры, какъ, сообразно законамъ природы, образуются горы, моря, источники, рки, какъ во внутренности горъ осдаютъ металлы, какъ происходятъ составныя тла, и какъ возникаетъ міръ прозябаемости. Дале, переходитъ онъ къ животному организму, къ человку, но тутъ сознается онъ, что, для полнаго уразумнія необходимости а то го организма, не достаетъ ему химическихъ и анатомическихъ познаній. Однакожь, изъ всхъ этихъ образованій матеріи по можетъ произойдти мыслящая душа: для этого потребна новая божественная творческая сила. Изложеніемъ существа души намренъ онъ окончить твореніе свое.
Мы удивляемся смлости такого предпріятія. Освобожденный изъ темницы схоластики, обртшій себя вновь геній пьетъ жадными устами божественный воздухъ свободнаго мышленія. Въ восторг, окрыленными шагами стремятся онъ по неизмримому пути познаній, и, видя на отдаленномъ горизонт послднюю цль своихъ желаній, онъ мнитъ уже достигнуть ея въ утломъ челнок своемъ.
17-го Февраля 1600 года, въ Рим, на Площади-Флоры предъ Помпеевымъ-Театромъ, сожженъ былъ Джіордано Бруно, при чемъ судьи его боле трепетали, нежели самъ онъ. 9-го Февраля 1619 года, въ Тулуз, несчастному Ванини вырвали языкъ клещами, а потомъ задушили его и предали трупъ его сожженію. Кампанелла былъ влекомъ чрезъ пятьдесятъ подземныхъ темницъ и подвергаемъ семь разъ жесточайшей пытк, продолжавшейся однажды сорокъ часовъ сряду. Но ничто, кажется, не произвело на Декарта столь огромнаго впечатлнія, какъ когда въ 1633 году, окончивъ разсмотрніе своего міра и готовясь отправить его къ Мерсенну, нетерпливо ожидавшему этотъ трудъ, онъ получилъ извстіе, что знаменитый, любимый и душевно-уважаемый великимъ герцогомъ тосканскомъ Галилей подпалъ подъ инквизицію и принужденъ былъ на колняхъ отречься отъ ученія о движеніи земли около неподвижнаго солнца, какъ отъ ереси. Это нанесло болзненный ударъ душ Декарта, отъ котораго онъ во всю жизнь свою не могъ исцлиться. Какъ въ собственномъ своемъ существованіи, такъ онъ былъ убжденъ въ истин коперникова ученія, по не мене вровалъ онъ и въ непогршимости папы. Въ такой 6д ршается онъ скрыть свой трудъ. То, что предчувствующей душ философа являлось тогда въ вид неопредленнаго призрака, укрпилось съ-тхъ-поръ трудами двухъ вковъ,— и свободное мышленіе пріобрло человчеству множество познаній, которыхъ тогда не могли и предугадывать. Въ наши счастливйшія времена, когда уже ценсура съ пламеннымъ мечомъ но посягаетъ боле на жизнь великихъ мыслителей, намъ дозволено привтствовать твореніе геніяльнаго мужа, которымъ человчество по справедливости гордится и котораго міръ столь щедро вознаграждаетъ намъ потерю прежняго разрушеннаго міра.
Намреніе Декарта по издавать при жизни своихъ трудовъ, было, наконецъ, поколеблено друзьями его, и въ 1637 году явилось въ Лейден первое большое твореніе его, на изданіе этого творенія онъ получилъ почетную привилегію изъ Франціи, которою тогда управлялъ великій кардиналъ, учредитель Парижской Академіи Наукъ. Этою привилегіею дозволялось ему печатать внутри и вн Франціи не только означенное твореніе, но и все написанное имъ до того времени и будущіе труды его. Какая разительная противоположность въ сравненіи съ тми преслдованіями, которымъ подвергался онъ отъ протестантскихъ богослововъ только-что учрежденнаго Утрехтскаго-Университета, оклеветавшихъ съ ожесточеніемъ ученіе его, какъ исполненное атеизма и опасное для правительства — обвиненія, противъ которыхъ онъ нашолъ единственную защиту въ просвщенномъ и мудромъ принц Мориц-Оранскомъ. Такимъ же образомъ, за нсколько лтъ предъ симъ, протестантскіе богословы Тюбингенскаго Университета изгнали изъ него нашего великаго Кепплера, отказавъ ему въ позволеніи печатать астрономическія его сочиненія, такъ-что инспрукскіе іезуиты ршились издать ихъ на свой счетъ, она исключили его, мученика протестантской вры, за которую мужественно вступался онъ при императорскомъ двор, отъ причастія святыхъ тайнъ за то, что онъ твердо придерживался аугсбургскаго исповданія и не хотлъ проклинать кальвинистовъ, они запретили ему чтеніе св. писанія, какъ неприличное мірянину, чуть-было не сожгли мать его на костр за мнимое колдовство, еслибъ онъ смлою защитою ея предъ судомъ, при сан своемъ императорского математика, не усплъ спасти ее.
Книга Декарта содержала въ себ четыре различныя творенія: разсужденіе о способ врного управленія своимъ разумомъ и изъисканія истины въ наукахъ, діоптрику, разсужденіе о метеорахъ и геометрію. Въ этихъ трехъ послднихъ статьяхъ онъ хотлъ показать примръ приспособленія своей методы къ чисто-математическому, къ чисто-физическому и къ смшанному предмету. Геометрія его преобразовала математическія пауки, въ ней, эта часть математика освобождена отъ господства фигуръ и подчинена общему анализу. Въ діоптрик Декарта находимъ первыя начала того понятія о свт, къ которому нын вновь обратились физики и которое одно объясняетъ чудные законы простаго и двойнаго преломленія и образованія радужныхъ цвтовъ: я разумю теорію волненій, по которой свтъ не есть матерія, отдляющаяся отъ свтящагося тла и дйствующая на нашъ глазъ, а явленіе, происходящее отъ мельчайшихъ сотрясеній и волненій эира. Но я намренъ здсь только, достопочтенные слушатели, представать вниманію вашему нсколько подробностей о томъ сочиненіи Декарта, которое ученые привыкли называть, для краткости, его методою,— въ которомъ онъ представляетъ намъ картину своихъ изслдованій, и которое, по простот и благородству изложенія, осталось и понын однимъ изъ превосходнйшихъ памятниковъ французскаго языка и литературы.
‘Здравый смыслъ’ такъ начинаетъ онъ: ‘есть изъ всхъ даровъ природы тотъ, который наилучше распредленъ въ родъ человческомъ, потому-что т даже, которые ничмъ недовольны, сознаются, однакожь, что доставшаяся на охъ долю часть этого дара совершенно достаточна.’ Декартъ отнюдь не измренъ утверждать, что кто-либо въ этомъ ошибается: онъ видитъ въ томъ только доказательство, что разумъ каждаго недлимаго составляетъ собою нчто цлое, и что разность мнній проистекаетъ только отъ различнаго направленія, которое мы даемъ нашимъ мыслямъ, и отъ разнообразія предметовъ, нами разсматриваемыхъ. Что до него касается, то ему кажется, что онъ съ самой молодости своей былъ поставленъ на путь, долженствовавшій вести его къ врному способу подвинуть познанія свои на высшую точку, которой онъ, смотря по свойству душевныхъ силъ своихъ и по краткости человческой жизни, вообще достигнуть можетъ. А чтобъ узнать приговоръ общественнаго мннія о томъ, не обманывается да онъ въ этомъ отношеніи, онъ ршился со всею откровенностью представать на судъ публики не только т пути, которымъ слдовалъ умъ его, но и всю жизнь свою, какъ-бы въ картин. Книга его должна содержать въ себ не правила, общія для всхъ, а только историческое повствованіе, изъ котораго всякій могъ бы заимствовать то, что для него пригодно. ‘Съ дтскихъ лтъ’ продолжаетъ онъ: ‘я воспитывался въ наукахъ, такъ-какъ мн сказали, что съ ихъ помощію можно пріобрсть точное и врное познаніе о всхъ полезныхъ длахъ въ жизни, я возъимлъ сильную охоту учиться имъ. Но, по окончаніи обыкновеннаго учебнаго курса, я видлъ себя исполненнымъ такимъ множествомъ ложныхъ понятій и сомнній, что мн казалось, будто я знаю мене еще, нежели сколько зналъ прежде. Однакожь, я учился въ одномъ изъ первыхъ европейскихъ училищъ, и если гд либо, то, конечно, здсь не было недостатка въ ученыхъ мужахъ, я выучился всему, что только преподавали въ училищ, и сверхъ того, о труднйшихъ и сокровеннйшихъ матеріяхъ перечиталъ вс книги, попавшіяся мн въ руки. Меня считали въ числ лучшихъ учениковъ, хотя нкоторью изъ товарищей моихъ и были уже назначены къ намъ въ учители. Наконецъ, вкъ нашъ казался мн не мене богатымъ геніяльными умами, нежели какой-либо другой. Итакъ, я дозволилъ себ по самому-себ заключать о другихъ, и убдился, что ни одна отрасль наукъ не соотвтствуетъ тому, чего я въ правь быль отъ нея ожидать.
‘Не смотря на то, я не переставалъ уважать эти школьныя занятія. Я видлъ, что языки способствуютъ къ познанію древнихъ классиковъ, что замчательные миы ихъ освжаютъ умъ, что исторія, читанная со вниманіемъ, образуетъ сужденіе, и что подвиги, повствуемые ею, возвышаютъ душу. Чтеніе хорошихъ книг казалось мн какъ-бы бесдою съ отличнйшими умами минувшихъ временъ и бесдою подготовленною, въ которой они открываютъ намъ лучшія свои мысля, я проникнуть былъ силою краснорчія, изяществомъ поэзіи, остроумными изобртеніями математики, питающими охоту къ изслдованіямъ, совершенствующими ремесла и облегчающими трудъ человка, я зналъ, что мораль содержитъ въ себ полезныя правила добродтели, что богословіе указываетъ путь къ небу, что философія учитъ говорить о всхъ предметахъ съ убжденіемъ и уметъ возбудить къ себ удивленіе даже людей полуграмотныхъ, что правовдніе и медицина доставляютъ приверженцамъ своимъ почести и богатства, наконецъ, что не безъ пользы знать вс науки даже самыя суеврныя, какъ-то: астрологію и алхимію, чтобъ не быть обмануту ими.
‘Но мн казалось, я довольно времени посвятилъ на языки и старинныя книги, ибо бесда съ минувшими вками похожа на путешествія: кто слишкомъ-много здитъ по чужимъ краямъ, тотъ становятся чуждъ собственному своему отечеству, и кто слишкомъ-усердно изучаетъ старину, тотъ не можетъ знакомиться съ настоящимъ временемъ. Краснорчіе и поэзію я считалъ боле божественными дарами, нежели предметами для изученія. Наиболе нравилась мн математика, по причин точности и очевидности ея началъ, но мн казалось страннымъ, что на столь прочномъ основаніи воздвигнуто небольшое зданіе. Для противоположности, сравнивалъ я нравственныя сочиненія древнихъ съ гордыми, на песк построенными замками: въ нихъ восхваляется добродтель и ставится превыше всего на свт, но существо ея не объяснено удовлетворительно, ибо часто то, что они означаютъ высокимъ ея именемъ, есть не что иное, какъ безчувственность, или высокомріе, или отчаяніе, или смертоубійство. Что касается до богословія, то я не мене другихъ желалъ достигнуть блаженства на неб, но такъ-какъ пути къ нему равно доступны ученому и безграмотному и откровенныя истины, какъ учили меня, — превыше нашего разума, то я и не смлъ включить ихъ въ область моихъ умозрній.
‘Въ философіи я по надялся быть счастливе всхъ тхъ отличныхъ геніевъ, которые въ-теченіе столькихъ вковъ ничего въ ней не открыли, что не было бы предметомъ споровъ и сомнніи. Да, видя предъ собою такое множество мнній философовъ, тогда-какъ истина одна, я привыкъ сомнваться во всемъ, что не боле, какъ правдоподобно. Правовдніе и медицина, заимствуя начала свои изъ философія, могли ли воздвигнуть что-либо прочное на самомъ шаткомъ основаніи? Надежда же на честь и прибыль не могла привлечь меня подъ ихъ знамена, потому-что, благодаря Бога, состояніе мое не принуждало меня искать въ наукахъ вещественныхъ выгодъ, и если я, подобно Цинику, и не презиралъ славы, однакоже незаслуженной не хотлъ.
‘Посему, оставивъ училище, я покинулъ вовсе занятія науками. Изучать большую книгу міра было отнын моею задачею. Для этого употребилъ я остатокъ моей юности на путешествія, я хотлъ видть дворы, войска, людей всхъ состояніи и характеровъ, собирать опытность и испытать силы свои во всхъ обстоятельствахъ жизни. Но я нашелъ обычаи и нравы людей столь же различными, какъ и мннія школы, и опять видлъ себя побужденнымъ но признавать справедливымъ того, что только доказано примромъ или освящено обычаемъ. Такъ отрекся я постепенно отъ многихъ заблужденій и предразсудковъ. Наконецъ, изучивъ такимъ-образомъ свтъ въ-продолженіи многихъ лтъ, ршился я однажды обратиться къ самому-себ и заставить собственный свой разумъ указать мн путь къ дальнйшимъ изъисканіямъ, и, кажется, въ этомъ я усплъ лучше, нежели могъ бы успть, не оставляя никогда дома и школы.
‘Это было въ Германіи, куда повлекла меня продолжающіяся и понын войны, по возвращеніи моемъ отъ коронованія императора во Франкфурт въ армію, къ зимней квартир, гд я безъ всякихъ заботъ и страстей могъ безъ развлеченія предаваться мысленнымъ своимъ упражненіямъ. Въ числ замчаній, впервые мн представившихся, было то, что всякое многосложное твореніе, надъ которымъ работала многіе художники, никогда не достигаетъ того совершенства, какое оно имло бы, еслибъ вышло изъ рукъ одного только художника. Наше воспитаніе казалось мн такою склееною изъ разнородныхъ частей вещію! Въ юности управляютъ нами съ одной стороны прихоти наша, съ другой учителя, т и другіе часто противорчатъ между собою, а чаще ни т, ни другіе не попадаютъ на врный путь. Тогда мн показалось, что сужденія наши были бы гораздо-правильне и врне, еслибъ съ самаго рожденія мы была въ полномъ обладаніи нашего разума и предоставили бы себя совершенно его руководству. И такъ, я призналъ за лучшее ршиться въ добрый часъ отказаться отъ всего, чему я до того учился, отъ всхъ мнній, навязанныхъ мн извн, и замнять все это пріобртеніями собственнаго моего разума. Я отнюдь не скрывалъ отъ себя огромныхъ трудностей такого предпріятія, но я не считалъ ихъ непреодолимыми: онъ, напротивъ того, казалось мн вовсе-ничтожными въ сравненіи съ малйшимъ преобразованіемъ, которому за хотли бы подвергнуть, напримръ, гражданское общество. Большія гала, если они разрушены, трудно вновь построятъ, если же они только потрясены, то трудно ихъ удержать, а паденіе ихъ всегда почти сопряжено съ разрушеніемъ Сверхъ того, время и привычка почти-всегда исправляютъ общественные недостатки, такъ-что часто эти недостатки мене опасны, нежели насильственное ихъ прекращеніе. Потому-то, говоритъ онъ, я не могу хвалить тхъ безпокойныхъ и буйныхъ головъ, которыя, не будучи призваны къ тому ни родомъ, ни судьбою, безпрестанно заняты идеями общихъ переворотовъ, и еслибъ я могъ думать, что которое-либо изъ словъ моихъ могло навлечь на меня подозрніе въ такомъ дурачеств, я первый раскаялся бы въ изданіи въ свтъ этого труда. Желанія мои никогда не простирались дале преобразованія собственныхъ моихъ мыслей, я разрушаю и вновь строю на собственной своей земл. Если трудъ мой достаточно удовлетворитъ меня, чтобъ показать его вамъ въ модели, то этимъ я отнюдь не хочу совтовать кому-либо подражать мн. Одаренные высшимъ геніемъ пусть начертятъ для себя превосходнйшіе планы, хотя я и опасаюсь, что уже мой покажется многимъ слишкомъ-смлымъ,— ибо свтъ состоитъ почти изъ двухъ только классовъ людей, а планъ мой ни для того, на для другаго класса не годится. Одни, цня слишкомъ-высоко собственныя свои силы, опрометчивые въ сужденіяхъ своихъ, не имютъ довольно терпнія для логическаго размышленія о предмет, оставивъ однажды избитый путь переданныхъ имъ мнній, они вчно блуждаютъ. Другіе, одаренные большимъ благоразуміемъ и скромностью, признаютъ превосходство надъ собою Нкоторыхъ избранныхъ умовъ и считаютъ излишнимъ доискиваться истины собственными силами. Охотно причислилъ бы я себя къ этому классу, но, по причин рзкаго различія мнній и обычаевъ, слышанныхъ и виднныхъ мною въ занятіяхъ и поздкахъ, я самъ не зналъ, куда обратиться, и по необходимости долженъ былъ руководить самъ себя.— Но тутъ показалось мн, будто я одинъ впотьмахъ, въ незнакомомъ мст. Я ршался подвигаться медленно и осторожно, утшаясь тмъ, что если успю и по быстро, то по-крайней-мр устою на ногахъ. Я хотлъ, сверхъ-того, прежде, нежели сброшу съ себя вс прежнія мннія, начертать точный планъ своего предпріятія и открыть истинный способъ для достиженія всхъ тхъ познаній, которыя умъ мой способенъ воспринять. И такъ-какъ избытокъ законовъ служитъ преступникамъ къ освобожденію отъ наказанія, а въ благоустроенномъ государств немногіе лишь законы строго соблюдаются, то я и думалъ, вмсто множества логическихъ правилъ, довольствоваться слдующими четырьмя, строжайше ихъ наблюдая:
‘Первымъ правиломъ моимъ было — не принимать за истину и не подвергать сужденію всею того, чего умъ мой не постигъ совершенно-ясно, и избгать въ этомъ случа всякой опрометчивости и всякаго предубжденія.
‘Но-вторыхъ, поставилъ я себ за правило всякую задачу разлагать на столько частей, чтобъ чрезъ то ршеніе ея но-возможности было облегчаемо.
‘Въ-третьихъ, ршился я начинать всегда съ простйшаго, очевиднаго, и восходить постепенно къ познанію сложнаго или общаго, постановить даже извстный порядокъ