Константин Васильевич Мочульский
Константин Васильевич Мочульский
Петрополис, 1938.
Примечания
Примечания
———————————————————————
Д. Мережковский. ‘Франциск Ассизский’, Мочульский Константин Васильевич, Год: 1938
Время на прочтение: 2 минут(ы)
После книги об ‘Иисусе Неизвестном’ Мережковский задумал серию книг о святых: уже появились ‘Павел и Августин’, только что вышло жизнеописание Франциска Ассизского, обещана ‘Жанна д’Арк’. Серия объединена общим заглавием: ‘Лица святых от Иисуса к нам’. Идея, руководящая автором в истолковании духовного опыта избранных им святых, раскрыта на последней странице книги ‘Франциск Ассизский’. ‘Третье царство Духа, — пишет Мережковский, — возможно и для таких, как мы, потому что и в таком человечестве, каково оно сейчас, совершается через святых шествие Духа от Иисуса к нам’. ‘Шествие Духа’ идет от Второго Завета к Третьему, от Царства Сына к Царству Духа, от Евангелия ‘временного’ к Евангелию ‘вечному’.
В первой главе книги о Франциске Ассизском автор с большим проникновением излагает учение о Третьем Завете Калабрийского аббата Иоакима дель Фьоре. Истина, еще не открытая Сыном во Втором Завете, будет открыта Духом в новом, грядущем Его откровении. После Царства Сына наступит Царство Духа — свободы. Изложение этого учениц проникнуто у Мережковского таким личным чувством, таким искренним вдохновением, что читатель не может сомневаться: вера Иоакима дель Фьоре есть вера самого автора. И в свете этой веры показывает он нам образ Умбрийского святого, ‘божьего жонглера’, ‘французика’ Франциска.
С большим искусством пользуется автор скудными и часто противоречивыми данными истории и легенды, воссоздавая ‘духовный климат’ Италии XIII века и истолковывая мистический опыт Франциска. В изображении Мережковского основатель ордена ‘Меньших братьев’ — более скорбен и трагичен, чем мы привыкли о нем думать. Он переживает мучительное раздвоение: живет уже в Третьем завете, в царстве свободы, во Вселенской Церкви, а чувством и мыслью весь еще во Втором, покорный сын Вселенской церкви, боящийся свободы и кончающий проповедью послушания — рабства. ‘Страх свободы’ — вот, может быть, грех не только св. Франциска и св. Лойолы, но и всей христианской святости’.
Автор много говорит о ‘грехе’ Франциска, о его ‘слепоте’, об искушении люциферовой гордыней, о его ‘самооглупленни’ и даже об ‘отцеубийстве’. Как мало это похоже на самого евангельского из всех святых, на светлого, радостного и кроткого ‘серафического’ Франциска!
Мережковский постоянно упрекает святого в том, что он не знает, куда идет, что он не понимает, что такое ‘Третье Царство Духа’, что он ошибается, ограничивая свой духовный путь Евангелием ‘временным’. Более того: автору приходится признаться, что Франциск просто не понял бы учение о Царстве Духа и ‘испугался бы этого, как опаснейшей ереси’. А если Святой ‘не знал’, ‘не понимал’, ‘не чувствовал’, то как поверить Мережковскому, что он все-таки ‘жил’ этой верой? Не естественнее ли заключить, что Духовный опыт автора совершенно не совпадает с евангельской верой ‘маленького Франциска’?
Впервые: ‘Современные записки’, 1938, No 67.
Источник текста: Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты / Константин Мочульский, Сост., предисл., прим. С.Р. Федякина. — Томск: Водолей, 1999. — 415 с., 21 см.