<Э. Арнольд>
<Э. Арнольд>
Цейлонъ и буддисты.
Цейлонъ и буддисты.
<Перевод А. С. Петрункевич>
‘Русская Мысль’, кн.VIII, 1887
Цейлон и буддисты, Арнольд Эдвин, Год: 1887
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Ясная погода не переставала благопріятствовать намъ, пока мы плыли по Бенгальскому заливу и когда, наконецъ, передъ нашими взорами заблестли вдали огни города Тринкомали. Была тихая вечерняя пора, облака образовывали надъ отдаленными Цейлонскими горами легкую фіолетовую и янтарную дугу, выдлявшуюся на золотомъ фон солнечнаго заката. Всю.ночь мы огибали островъ, который при раннемъ разсвт представился намъ въ вид густой бахромы изъ кокосовыхъ пальмъ, непрерывно тянущейся вдоль морскаго берега, изъ-за нея виднлись высокіе зеленые холмы, а впереди, въ нкоторыхъ мстахъ, красныя или желтыя песчаныя полосы отдляли бахрому отъ морскаго прибоя. У самаго входа въ портъ Коломбо мы видли цлую массу пирогъ, вышедшихъ на рыбную ловлю, лодки эти узки, какъ лезвіе ножа, такъ что помститься въ нихъ могутъ только ноги рыбака, деревянный же шестъ, прикрпленный сбоку къ лодк съ помощью двухъ изогнутыхъ брусьевъ мшаетъ ей опрокинуться. Эти странные на видъ мелкія суда, съ помощью квадратнаго паруса, сшитаго изъ коленкоровой тряпки и одного широкаго весла, вмсто руля, летятъ передъ напоромъ втра съ замчательною быстротой и устойчивостью. Во время бури приходится одному или двумъ изъ рыбаковъ выползать изъ лодки и, скорчившись, сидть на шест, такъ что, вмсто обычнаго выраженія: ‘взять столько-то рифовъ’, тамъ обозначаютъ силу бури количествомъ людей, высланныхъ на шестъ, предназначенный для балансированія лодки. Трудами этихъ безстрашныхъ темнокожихъ моряковъ Коломбо и Канди снабжаются вкусною морского рыбой, извстною подъ названіемъ ‘сиръ’ (sr), которую часто подаютъ за обдомъ у сингалезцевъ (цейлонцевъ).
Солнце стояло уже высоко на неб, когда нашъ пароходъ Rewa сталъ огибать новый брекватеръ, подъ защитой котораго образовался въ Коломбо прекрасный портъ, совершенно уничтожившій торговое значеніе Point-de-Galle. Большіе пароходы и военные корабли, стоявшіе на якор въ порт, виднлись кругомъ на тихой поверхности воды, и мы, простившись съ тми изъ нашихъ спутниковъ, которые оставались на пароход, отплыли къ берегу на капитанской гичк. Улицы Коломбо пестрютъ мурменами, малайцами, тамильцами и сингалезцами, и рзко отличаются вншнимъ видомъ своего населенія отъ базаровъ города Индіи. Сингалезцы-мужчины подбираютъ свои длинные черные волосы на затылокъ и прикрпляютъ ихъ черепаховымъ гребнемъ, они носятъ темную куртку и какую-то юбку изъ благо коленкора. У женщинъ же волосы собраны пучкомъ на голов и он носятъ цвтныя клтчатыя юбки съ блыми широкими блузами. Мурмены вс въ бломъ или въ красномъ и бломъ, а буддійскіе священники всюду замтны и выдляются своимъ длиннымъ желтымъ облаченіемъ, изъ-за котораго выступаетъ голое правое плечо. Большею частью эти священники отличаются кроткимъ и вдумчивымъ выраженіемъ лица, что же касается свтскихъ буддистовъ, весьма многочисленныхъ на Цейлон, ихъ ничмъ нельзя отличить отъ христіанъ или отъ послдователей другихъ религій. Хотя мстные купцы чистокровные сингалезцы, но на вывскахъ ихъ лавокъ вы встрчаете постоянно португальскія и голландскія фамиліи: это еще послдствіе нетерпимости прежнихъ обладателей острова — голландцевъ, которые принуждали индусовъ и буддистовъ принимать крещеніе, причемъ и давались имъ фамиліи ихъ притснителей, какъ-то: ‘де-Суза’, ‘Перейра’ ‘Абрамъ’, ‘Ванъ-Гтенъ’, ‘Ванъ-Дункенъ’ и другія, еще понын сохранившіяся среди массы туземцевъ, хотя подъ управленіемъ англичанъ, отличающимся справедливостью и терпимостью, населеніе давно уже вернулось къ собственнымъ врованіямъ и обычаямъ. Вотъ уже семьдесятъ лтъ, какъ мы обладаемъ прелестнымъ островомъ ‘Ланкой’ (Lanka) и, по своему плодородію, по довольству и процвтанію жителей, онъ сдлался настоящею жемчужиной въ императорской корон. Право, трудно понять, что побудило добраго епископа Гебера написать такія жестокія слова на счетъ жителей Цейлона:
‘Тамъ, гд все ласкаетъ глазъ,
Гадокъ только человкъ!’
‘Человкъ’ и на этомъ прелестномъ остров тотъ же, какъ и всюду: хорошее обращеніе вызываетъ въ немъ добродушіе и доброжелательство къ другимъ, а недовріе и обманъ длаютъ его подозрительнымъ и нечестнымъ, что же касается дтей туземцевъ, они красивы и развитіе ихъ можно считать совершенно удовлетворительнымъ, хотя часто, подъ вліяніемъ жаркаго солнца и подъ давленіемъ нищеты, они, выростая, теряютъ свою красоту. Надо предполагать, что почтенный и образованный прелатъ въ то время, когда писалъ, страдалъ разстройствомъ печени, которое такъ часто является послдствіемъ вреднаго вліянія цейлонскаго береговаго втра. Относительно же себя скажу, что сингалезцы и, въ особенности, буддійская часть ихъ населенія встртили меня съ самымъ привтливымъ и чистосердечнымъ гостепріимствомъ, отчасти, можетъ быть, вызваннымъ и тмъ, что я явился къ нимъ уже въ качеств не безъизвстнаго имъ и заявленнаго ихъ друга. Мн удалось установить прочныя дружескія отношенія со многими изъ нихъ какъ въ высшихъ, такъ и въ низшихъ слояхъ мстнаго населенія, и воспоминаніе о кроткихъ жителяхъ прелестнаго острова и очаровательныхъ еги видахъ останется для меня навсегда дорогимъ.
Дйствительно, трудно было бы впасть въ преувеличеніе, описывая природную красоту Цейлона. Весь островъ какъ бы перехваченъ въ окружности двойнымъ поясомъ, состоящимъ изъ золотой песчаной полосы и изъ непрерывнаго ряда разввающихся пальмовыхъ рощъ, внутри этога пояса разстилается громадный зеленющій садъ, прелестно разбитый на плоскія и гористыя мстности съ долинами и горными вершинами, покрытыми всею тропическою растительностью, какую только мы знаемъ, и весь онъ утопаетъ въ палящихъ лучахъ экваторіальнаго солнца, жгучесть котораго, въ то же время, умряется морскою прохладой и свжестью. Даже Коломбо, за городского чертой, представляетъ собою совершенный лабиринтъ тнистыхъ аллей, озеръ и ручьевъ въ цвтущихъ берегахъ. На пространств несчетнаго числа миль вы дете подъ сводами перистыхъ втвей бамбуковъ, широколистныхъ хлбныхъ деревьевъ, таллипотовыхъ и капустныхъ пальмъ, кокосовыхъ рощъ и вдоль плантацій риса, корицы, сахарнаго тростника, гд по вечерамъ летаютъ и искрятся со всхъ сторонъ свтящіяся мухи. Самая бдная хижина обрамлена пальмовою листвой и украшена ярко-красными цвтами алтея. Въ то же время, безконечно-разнообразный и интересный матеріалъ представляется и для естествоиспытателя всюду, гд только человкъ съумлъ разумнымъ воздлываніемъ направить избытокъ растительной силы природы, въ этомъ можетъ каждый убдиться, постивъ, напримръ, садъ г. Бэле, агента восточной компаніи Индійскаго полуострова, и наблюдая въ немъ изобиліе мускатныхъ орховъ, всякихъ спецій, каучуковыхъ и хинныхъ деревьевъ, цвтущихъ тростниковъ, драценъ, кротоновъ и другихъ чудесъ цейлонской флоры. Кром того, пребываніе въ Коломбо, въ Galle Face Hotell’, чрезвычайно благопріятно отзывается на слабогрудыхъ или страдающихъ хроническимъ бронхитомъ. Температура днемъ никогда не поднимается выше 37,3 R. и не опускается пиже 32,8* R., ночи бываютъ часто свжія, а полдневный жаръ постояло умряется морскимъ втромъ, который ежедневно дуетъ, начиная съ 11 час. утра, самымъ регулярнымъ образомъ. Средняя годовая температура выражается цифрой 32,8, и легко понять, какое благотворное вліяніе должна имть на растительность эта ровная и умренная теплота. Дйствительно, въ садахъ Пераденья (Peradenya), которые представляютъ собой ботаническій рай, вы видите собранными вс прелести знаменитыхъ оранжерей Кью (Кеу), въ несмтномъ изобиліи ростущія подъ открытымъ небомъ.
Вс тропинки и дороги въ окрестностяхъ Коломбо и Канди представляютъ собраніе всего, что есть лучшаго въ тропической флор, какъ бы выставленной здсь для изученія. Испытываешь невыразимое восхищеніе, когда прозжаешь верхомъ или въ экипаж по этимъ безконечнодлиннымъ аллеямъ изъ гигантскихъ бамбуковъ и пальмъ, нагруженныхъ зелеными и желтыми кокосовыми орхами, и видишь всюду вокругъ себя самые удивительные экзотическіе цвты всевозможныхъ красокъ и ароматовъ, во всей ихъ дикой и несмтной роскоши. Видъ этихъ темнозеленыхъ аллей Коломбо и Канди даетъ вамъ совершенно новое понятіе о творческой сил природы. Эту силу вы можете ощущать на каждомъ шагу: попробуйте срзать втку глянцовитой корицы и взять въ ротъ кусокъ ея пахучей коры, разломайте свжій мускатный орхъ и освободите его ядро отъ окружающей его пунцовой оболочки, попробуйте послать услужливаго сипгалезца-мальчишку на самую макушку кокосовой пальмы, чтобы получить сверху несчетное количество кокосовыхъ орховъ съ сладкою и свжею молочною жидкостью, купите ананасъ, длиной въ цлый футъ, за одинъ ‘анна’, или достаньте себ къ утреннему завтраку растительныхъ булокъ съ хлбнаго дерева, при этомъ взгляните на эти кучи сплыхъ банановъ, которые продаются возами, на вс эти цвты самыхъ роскошныхъ формъ и красокъ, которые у насъ были бы дорогими экзотическими растеніями, а тутъ вы видите, что они служатъ украшеніемъ самыхъ бдныхъ жилищъ и въ дикомъ растительномъ безпорядк покрываютъ вс изгороди при дорогахъ. Посмотрите себ подъ ноги: всюду по трав разстилается ковромъ чувствительная недотрога, которая сжимается, какъ живое существо, и отъ малйшаго прикосновенія ноги или палки распластываетъ свои листья и розовыя сережки. Для отдыха остановитесь подъ хлбнымъ деревомъ, покрытымъ громадными чешуйчатыми плодами, чудовищнымъ образомъ выростающими прямо изъ самаго ствола дерева, или посидите на скамь съ втвями хиннаго дерева по одну сторону и съ изящными втками тюльпана по другую и взгляните кругомъ себя: позади васъ аллея изъ красныхъ деревьевъ, а впереди цлый лсъ пальмъ и, по меньшей мр, двадцать ихъ разновидностей. Все здсь описанное вы можете встртить на каждомъ шагу въ любомъ мст изъ окрестностей Коломбо или Канди. Но птицами и животными островъ не такъ богатъ, какъ индійскій материкъ. Вороны даже, которыя на Цейлон черны, не такъ многочисленны здсь, какъ ихъ индійскіе срые сородичи. Ласточки и воробьи съ зеленою и красною бородкой почти единственныя птицы, которыхъ повсемстно можно встртить на остров. Внутри острова встрчаются бурая сова, внушающая туземцамъ немалый страхъ и отвращеніе, и красно-зеленая сорока, извстная подъ именемъ Ми-кіанъ, издающая постоянный жалобный звукъ, какъ разсказываютъ, потому, что павлинъ укралъ перья ея хвоста. Но тутъ нтъ и подобія разнообразію многочисленнаго крылатаго и пушнаго населенія, которымъ такъ богатъ материкъ, и это можетъ казаться тмъ странне, что господство буддизма на остров должно было, до извстной степени, окружить жизнь животнаго священнымъ почитаніемъ.
Не считаю удобнымъ входить въ подробности по поводу многочисленныхъ и до крайности любезныхъ пріемовъ, которые я встртилъ всюду со стороны не только буддійскихъ священниковъ, но и послдователей буддизма вообще. Въ Панадуре, гд живетъ ученый Велигама Сумангала, предсдатель коллегіи и Вихары (Vihara {Вихара — монастырь.}), большое собраніе ‘кроткихъ братьевъ ордена желтаго Облаченія’ привтствовало мое появленіе на Цейлон адресами и рчами, одну изъ которыхъ, хотя и не по заслугамъ моимъ вызванную, я ршаюсь здсь передать единственно съ цлью показать, съ какою благодарностью умютъ буддисты отвчать на малйшій знакъ сочувствія къ нимъ со стороны Запада, и, кром того, рчь эта можетъ послужить обращикомъ слышаннаго мною санскритскаго краснорчія. Вотъ ея содержаніе:
‘Да пребудетъ счастье съ вами!
‘Да будетъ пріятно сіе привтствіе отъ нашихъ старйшихъ и отъ насъ всхъ, воздержныхъ и аскетическихъ послдователей господа Будды, всюду прославленному и знаменитому Эдвину Арнольду, эсквайру, который выхалъ изъ Англіи,— земли, наполненной учеными Пундитами и многими другими признаками вншней красоты, свойственной великой стран, пріхалъ сюда для свиданія съ высокоученымъ и преосвященнымъ Сумангадой, духовнымъ учителемъ здшняго народа, которому онъ оказалъ почтеніе всякими приношеніями, и постилъ Ранкотъ Бихару въ Панадурб въ сопровожденіи возлюбленной своей жены и дочери.
‘Высокочтимый и достохвальный сэръ! вы затмили своею славой славу другихъ ученыхъ людей, какъ гора изъ брилліанта превосходитъ своимъ блескомъ горы изъ другихъ драгоцнныхъ камней. Вы, рожденный въ далекой стран, хотя и не пользовались ни благодатью религіи прекраснйшаго Сакъя-Муни, рожденнаго отъ солнца, пресвятаго покорителя всхъ вожделній и всмъ свтомъ почитаемаго побдителя дурныхъ страстей, ни общеніемъ съ его послдователями, вы написали на вашемъ родномъ язык изящную поэму о пресвятой и несравненной его жизни,— поэму, захватывающую конецъ его метемисихозическаго пребыванія въ качеств благороднаго Бодхисата на неб Тузитха и достиженіе имъ четырехъ великихъ и святыхъ истинъ,— поэму, не только ни въ чемъ не разногласящую, но въ буквальномъ смысл согласную съ народными буддійскими священными книгами, съ каноническимъ писаніемъ и его комментаріями, вы тмъ самымъ совершили дло, еще ни однимъ изъ англійскихъ Пундитовъ донын не совершонное.
‘Такимъ образомъ, вы одинъ изъ всхъ англійскихъ ученыхъ имете право на нашу любовь и похвалу.
‘Во всхъ подобныхъ случаяхъ вс истинно-великіе и мудрые люди и даже Будды имли обыкновеніе выражать свою благодарность въ признаніе заслугъ тхъ, кого они почитали достойными. Посему мы преподносимъ нашу сердечную благодарность и вамъ, высокочтимый сэръ, находящемуся здсь, среди насъ, въ желанномъ обществ вашихъ возлюбленныхъ жены и дочери.
‘Пребывайте вмст съ ними, столь дорогими для васъ людьми, въ многолтнемъ и благоденственномъ здравіи, получая всюду выраженія признательности подобно нашей.
‘Въ заключеніе сего, достопочтенный сэръ, имемъ честь ниже подписаться за себя и за всхъ нашихъ высшихъ и подвластныхъ священнослужителей, здсь собранныхъ.
‘Гунератанъ Тиссе Терунансе изъ Ранкотъ Вяхаре, Панадуре.
‘Дхармалакаре Наяка Терунансе изъ Каппина Мудалиндарама Велитара.
‘Праваранеруктикачарья Жаха Вибхави Субхути Терунансе изъ Татхрадхату Чайтья Рама Васкадува.
‘Вагисвара Гунананде изъ Двипадутхама Вихаре, Коломбо’.
Къ прізду нашему въ Панадурб привтливые и добрые буддисты разукрасили пріемную залу и храмъ пальмовыми втвями, привтственными надписями, сплетенными изъ цвтовъ и разноцвтныхъ листьевъ, и приготовили намъ пріютъ и угощеніе въ этой прелестной приморской деревушк, окруженной самыми очаровательными цейлонскими видами.
Когда кончились только что описанныя и далеко незаслуженныя мною утреннія привтствія, первосвященникъ пригласилъ меня къ себ, въ библіотеку своей Вихары, гд мн удалось провести съ нимъ боле двухъ часовъ въ частной и весьма интересной бесд. Внутреннія двери комнаты были охраняемы двумя ‘чила’ въ желтомъ одяніи, въ то время, пока Велигама, въ своемъ желтомъ атласномъ облаченіи, положивъ ноги на табуретъ, сидлъ со мной, обсуждая самыя сокровенныя тайны буддизма, цлая толпа заинтересованныхъ ‘братьевъ’ собралась у оконъ, оставленныхъ открытыми ради свжести, и прислушивалась къ нашему разговору. Тихій и размренный голосъ первосвященника, его доброе и умное лицо, его разговоръ,— все носило въ немъ настоящій философскій отпечатокъ. Онъ разспросилъ меня обстоятельно о посщенныхъ мною недавно мстностяхъ, связанныхъ съ жизнью Будды, и выразилъ пламенную надежду, что когда-нибудь буддистамъ удастся захватить опять въ свои руки охрану священнаго мста въ Будда-Гайя, гд ‘господь’ предавался своему долгому созерцанію подъ древомъ Бодхи и, наконецъ, достигъ состояніи Будды. По его мннію, это мсто, также какъ и Казія, на сверо-запад, гд великій учитель вступилъ въ Нирвану, должны перейти изъ чужихъ рукъ къ буддистамъ, къ этому онъ прибавилъ также, что отведетъ самое почетное мсто для листьевъ священной смоковницы и небольшой каменной ступы {Ступа — надгробный памятникъ.}, которые я привезъ ему изъ тхъ священныхъ мстъ. Онъ съ особеннымъ удовольствіемъ сообщилъ мн, что Свтъ Азіи (моя книга) постоянно читается въ Сангха и что готовится ея переводъ на двухъ языкахъ, на палійскомъ и сингалезскомъ. Затмъ мы перешли къ обсужденію метафизической части его вроученія, при чемъ Велигама охотно погружался въ самую глубь трансцендентныхъ положеній и, въ то же время, своимъ тихимъ, почти шепчущимъ голосомъ утверждалъ, что истинное ихъ объясненіе, находящееся въ ученіи господа Будды, конечно, недоступно для пониманія предубжденныхъ теологовъ.
Бесдуя такимъ образомъ, первосвященникъ спросилъ меня:
— Какъ относятся къ буддизму въ Англіи и въ Европ?
— Тамъ очень одобряютъ нравственную сторону его ученія, преосвященнйшій отецъ, также и состраданіе къ низшимъ животнымъ, но т, которые мало знаютъ ваше ученіе или предубждены противъ него, возводятъ на буддизмъ два тяжелыя обвиненія.
— Въ чемъ же состоятъ эти обвиненія, добрый другъ мой?
— Эти люди говорятъ, что ваше ученіе отрицаетъ будто бы существованіе высшаго существа, любящаго, охраняющаго и управляющаго творца и судьи, и, кром того, что оно общаетъ въ награду за вс добродтели и стремленія къ добру полное конечное уничтоженіе.
— Что же вы имъ отвчали, дорогой другъ мой?
— Я не отвчалъ тмъ, которые спрашивали, имя въ виду полемику,— я слишкомъ занятъ и не имю достаточно времени для этого. Я отвтилъ тмъ, которые спрашивали меня, то самое, что я написалъ и въ моей книг, что великій учитель никогда не отрицалъ существованія высшаго существа, по только считалъ его непознаваемымъ путемъ чувства и науки, не поддающимся изысканію и не подлежащимъ умаленію путемъ опредленій. Я, кром того, утверждалъ, что Нирвана ни въ какомъ случа не можетъ считаться уничтоженіемъ, а скоре жизнью за предлами чувственной жизни, и тмъ самымъ еще боле истинною жизнью, чмъ та, которую мы, живущіе, знаемъ: она и есть то истинное успокоеніе, которое превосходитъ всякое пониманіе.
Первосвященникъ всталъ и поклонился мн кротко и, радостно улыбаясь, произнесъ: ‘Садху!’ т.-е. ‘хорошо сказалъ!’
Затмъ, наконецъ, и онъ приступилъ къ краткому, но интересному изложенію своего собственнаго взгляда:
— Жизнь, чрезъ посредство смерти, сведется къ своей сущности. Вашимъ мудрымъ людямъ не слдовало бы и въ этомъ случа говорить о пяти чувствахъ. Есть шестое чувство, ‘читта’, сознаніе. Не органы, а оно именно, это шестое чувство, видитъ, слышитъ, обоняетъ, вкушаетъ и осязаетъ въ дйствительности. Когда человкъ отршается отъ глаза, уха, ноздрей, языка, рукъ и ногъ, тогда-то первое и главное изъ всхъ чувствъ проявляется и длается вполн свободнымъ. Совершенно то же происходитъ съ химическими элементами: ими наполняется нын весь міръ всею ихъ кажущеюся многочисленностью, но тогда всмъ сдлается ясно, что вс они могутъ быть сведены къ единому, во многихъ формахъ проявляющемуся. Какъ же бы могло не быть верховнаго существа, если все есть единое и вчносущее? Какъ могла бы Нирвана быть уничтоженіемъ, когда господь достигъ ея еще при жизни и былъ видимъ всмъ людямъ, будучи уже Буддой?
Мн захотлось испытать слегка моего собесдника и я попросилъ разршить для меня немного казуистическій вопросъ, въ которомъ мн представлялось нкоторое противорчіе между дхармой, предписывающей исполненіе долга относительно ближнихъ, и аббидхармой, учащей насъ разсматривать вс вещи, включая въ нихъ и ближнихъ, какъ майя, т.-е. призраки, и всмъ жертвовать въ виду нравственнаго усовершенствованія. Я обратился къ нему съ вопросомъ:
— Разршите для меня, преосвященнйшій отецъ, нкую задачу, которая представляется затруднительной для моего невжества. Представьте себ буддиста-Бодхисата, сидящаго подъ кокосовымъ деревомъ, покрытымъ сплыми плодами. Буддистъ находится въ глубокомъ размышленіи и вскор уже долженъ достигнуть состоянія Самма-Самбудды, т.-е. состоянія высочайшей святости и мудрости, если только его сознаніе пребудетъ въ полномъ поко. Въ это время мимо него проходитъ несчастный человкъ, умирающій съ голода и уже слишкомъ ослабвшій, чтобы влзть на дерево и сорвать кокосовый орхъ. Что сдлаетъ истинный буддистъ: долженъ ли онъ бросить свое дло, отвернуться отъ почти достигнутой имъ мудрости и ползть на дерево, чтобы накормить ближняго, или долженъ онъ предоставить его голодной смерти и продолжать свои набожныя размышленія?
Первосвященникъ слегка улыбнулся и возразилъ, не задумываясь ни на одно мгновеніе:
— О, поэтъ, ты неправильно измыслилъ свой разсказъ! Если бы дйствительно тотъ буддистъ былъ такъ близокъ къ достиженію СаммаСамбудды, то все земное такъ же мало могло бы отражаться въ его сознаніи, такъ же мало воздйствовать на него къ добру или ко злу, какъ не можетъ повліять на наше мнніе карканье сидящихъ тамъ, вдали, на дерев воронъ.
Затмъ мн хотлось услышать отъ Велигамы, не знаетъ ли онъ о существованіи Шагатмовъ (Mahatma), т.-е. такихъ ученыхъ людей, которые находятся на высокой ступени мудрости и стоятъ выше всего человчества по воздержанію и чистот жизни, и которые тоже отличаются такою силой ума и такою способностью пониманія, какими не обладаетъ ни одинъ изъ другихъ живущихъ философовъ. Намой вопросъ онъ отвчалъ съ особенною выразительностью:
— Нтъ, таковые боле не существуютъ! Напрасно бы вы искали ихъ по всему этому острову, по всему Тибету, Сіаму или Китаю! Я не скрою отъ тебя, другъ мой, что мы могли бы достичь до недосягаемой для насъ высоты и глубины пониманія и святости, если бы мы имли лучшія толкованія ученія нашего господа Будды, но мы отстали отъ прежней мудрости, и никто изъ насъ не обладаетъ ею нын въ достаточной степени. Мы и хотимъ оказать вамъ свою признательность именно за то, что вы помогли буддистамъ уразумть, чмъ они должны еще сдлаться и что еще совершить, дабы стать на уровень, достойный ихъ религіи. Но не ищите Магатмовъ,— вы не найдете ихъ!
Однако, трудно было бы передать даже малую часть всего того, что мн пришлось слышать въ теченіе этой замчательно-интересной бесды о всхъ упомянутыхъ мною и подобныхъ имъ вопросахъ. Еще долго говорили мы, сидя въ этомъ своеобразномъ и устарвшемъ зданіи, представлявшемъ собою и храмъ, и библіотеку, надъ нами стояло безстрастное мраморное изображеніе Будды, у двери стояли два ‘брата’ въ желтомъ одяніи, охраняя нашу философскую бесду, а снаружи, у оконъ, тснилась молчаливая, тоже желтая толпа подъ мелькающими тнями пальмъ и бамбуковъ. По окончаніи бесды, были впущены остальные священники и вся комната озарилась всевозможными оттнками ихъ свтло и темно-золотыхъ одеждъ, и ихъ кроткими, мечтательными лицами. Затмъ вс ‘братья’ одинъ за другимъ подходили ко мн и клали мн на руки такъ называемые ‘олы’, т.-е. избранныя и особенно цнныя для нихъ буддійскія надписи, сдланныя на пальмовыхъ листьяхъ и сложенныя между деревянными дощечками въ серебряной оправ, украшенной драгоцнными камнями. Я простился съ ними, осыпанный изъявленіями ихъ расположенія и подарками.
Въ другой разъ мн пришлось принять адресъ на свое имя въ коллегія Малигха Кайда (Maligha Kanda College) въ Коломбо. Нсколько тысячъ буддистовъ, духовныхъ и свтскихъ, собралось въ коллегіи, предсдателемъ которой состоитъ весьма любезный и ученый аббатъ Сумангала, хранитель храма на Адамовой гор. Группы свтло и темножелтыхъ фигуръ съ темными, задумчивыми лицами толпились внутри и снаружи вокругъ центральной залы, сверху донизу украшенной цвтами и пальмовыми втвями, вся эта картина представила бы для художника богатйшій матеріалъ для новыхъ и необыкновенныхъ красокъ. Начавъ съ чтенія Пансила или пяти Догматовъ Вры и пнія Сутта Мангала или Гимна Добрыхъ Пожеланій, предсдатель перешелъ къ своей, не по заслугамъ хвалебной для меня, вступительной рчи, которую я опять не совсмъ охотно передаю здсь и лишь для того только, чтобы вс могли убдиться, какъ цнится тамъ малйшее изъявленіе симпатіи со стороны Запада:
‘Почтенный сэръ, примите самый искренній и сердечный привтъ отъ имени буддистовъ, живущихъ на этомъ древнемъ и историческомъ остров. Съ помощью несравненнаго таланта вашего и по вдохновенію возвышеннаго сердца, вы сдлали то, что почитаемое имя и высокое ученіе нашего господа Будды получили извстность и значеніе въ глазахъ многихъ людей изъ среды западныхъ народовъ. Вы этимъ пріобрли право на нашу благодарность и преданность и дти нашихъ дтей будутъ благословлять имя ваше, посл того какъ прекрасныя, золотыя изреченія ваши будутъ переведены на нашъ языкъ достойнымъ истолкователемъ ихъ. Хотя вы должны считать себя счастливе многихъ великихъ писателей, такъ какъ еще при жизни получаете награду за труды ваши тмъ, что они на глазахъ вашихъ получаютъ признаніе всего свта, но цвтъ вашего труда, тотъ, который не подвергнется увяданію, будетъ собранъ вашимъ потомствомъ въ память вашу, и будущій историкъ запишетъ имя ваше на почетномъ мст среди истолкователей закона Татхагаты {Т.-е. свершитель всего, подготовленнаго его предшественниками.}. Можно считать несчастіемъ для Цейлона, что англійскій языкъ еще такъ мало извстенъ среди насъ и многіе изъ насъ не могутъ познакомиться съ вашимъ сочиненіемъ въ подлинник. Однако, уже по всей Азіи пронесся слухъ о томъ, что въ стран за предломъ морей возникъ мудрый и краснорчивый другъ, который проливаетъ свтъ подобно лунному сіянію надъ Дхаммой, въ теченіе семидесяти поколній приносившей усладу нашему народу’.
Вслдъ за этою чрезмрно-хвалебною рчью произнесены были еще дв, одна на санскритскомъ, а другая на палійскомъ языкахъ, посл чего предстояла и мн нелегкая задача отвчать на вс эти привтствія. Мои слова были переданы собранію на сингалезскомъ язык однимъ изъ присутствующихъ образованныхъ буддистовъ. Я коротко поблагодарилъ многочисленное собраніе и сказалъ нсколько словъ о возвышенности и состраданіи, заключающихся въ ученіи Сиддарты {Имя Будды, которое онъ носилъ какъ царевичъ.}, и указалъ на необходимость точнаго изученія истинныхъ правилъ Учителя. Но больше всего я настаивалъ на томъ, что признаніе преимущества глубокой мудрости за нкоторыми изъ буддійскихъ книгъ ни въ какомъ случа не должно служить поводомъ къ чувству враждебности относительно другихъ религій, явившихся плодомъ такого же вдохновенія: вс он, какъ т сестры, о которыхъ говоритъ латинскій поэтъ, ‘не сходны лицами одна съ другой и, въ то же время, не совсмъ различны, но одинаково прекрасны’. Толпа слушателей громогласно и сочувственно отвчала мн: ‘Садху! Садху!’ и когда мы отъхали, простившись съ собраніемъ, за нашимъ экипажемъ слдовала цлая толпа людей, дружественно расположенныхъ къ намъ мужчинъ, женщинъ и дтей, они шли за нами вдоль тнистой дороги, а съ боковъ тянулись густыя рощи, сверкающія тысячами свтящихся мухъ. Нельзя было не удивляться, вспоминая при этомъ, какъ нкій индійскій царскій сынъ сидлъ, когда-то, погруженный въ самого себя подъ фиговымъ деревомъ въ Гайя и плодомъ его одинокихъ размышленій явились цлыя цивилизаціи и вроученія, далеко распространившіяся по всей Азіи. Тмъ не мене, чувствовалось даже нкоторое облегченіе, когда мы оставили Коломбо и почти чрезмрное гостепріимство нашихъ друзей-буддистовъ и промняли жаркую влагу морской гавани на боле свжій и чистый воздухъ города Канди, расположеннаго въ горахъ.
Канди несомннно одно изъ самыхъ живописныхъ мстъ внутри страны. Городъ состоитъ изъ длинныхъ, прямыхъ улицъ и низенькихъ блыхъ домиковъ и весь какъ бы гнздится у подножія зеленой горной цпи, покрытой богатйшею тропическою растительностью. Одинъ изъ послднихъ мстныхъ его царей запрудилъ его ручей, спускающійся съ вершины горнаго кряжа, и превратилъ такимъ образомъ болото въ красивое небольшое озеро, отъ котораго городъ получаетъ и свжесть, и еще больше красоты. Прелестныя дороги и тропинки извиваются вокругъ этого озера и по всмъ лсистымъ изгибамъ окружающихъ горъ, такъ что передъ путешественникомъ то и дло, съ разныхъ мстъ, неожиданно открываются восхитительные виды всюду, гд только разумная рука продлала отверстія въ густой листв деревьевъ. Деревья эти вс изъ тропическихъ породъ, изъ нихъ, прежде всего, бросается въ глаза исполинскій бамбукъ, достигающій здсь ста футовъ высоты, и бавольникъ, высоко разстилающій свои, хотя и обнаженныя, втви, по покрытыя, въ то же время, красными цвтами. Тростниковыя пальмы и вьющіяся растенія какъ бы сплетаютъ и связываютъ между собою весь этотъ дикій и пустынный лсъ стволовъ, и вчно-зеленый сводъ его образуетъ съ красною почвой замчательно красивый контрастъ.
На берегу озера стоитъ знаменитый храмъ, въ которомъ хранится такъ называемый ‘зубъ Будды’. Храмъ этотъ представляетъ много любопытнаго. Къ нему приставлена круглая, выпуклая постройка, служащая книгохранилищемъ, отъ которой тянется галлерея съ колоннами, съ этой галлереи прежніе кандійскіе цари обыкновенно показывались народу. Намъ удалось побывать на вечерней служб въ этомъ храм, и священникъ провелъ насъ черезъ небольшія зады, съ фресками на стнахъ, къ двери, сдланной изъ массивнаго серебра. При вход въ залы, продавцы цвтовъ ожидаютъ богомольцевъ, которые вс, безъ различія пола, покупаютъ у нихъ цвты Michelia Champaca, Plimieria rubra и твердобревника, и складываютъ ихъ на серебряный столъ передъ главнымъ святилищемъ: другихъ приношеній не принимаютъ. Каждое утро священники сметаютъ цлыя груды этихъ наивныхъ, простыхъ, постоянно возобновляемыхъ приношеній, отъ которыхъ распространяется подъ темными сводами никогда не исчезающій нжный цвточный ароматъ. Когда серебряная дверь открылась передъ нами, мы увидли второй серебряный столъ, а за нимъ загороженный ковчегъ со священными останками, которые скрыты въ послдней изъ семи вкладныхъ ‘дагобъ’ (daghoba), сдланныхъ изъ драгоцнныхъ металловъ и украшенныхъ самыми дорогими драгоцнными камнями. Цнность ихъ должна быть чрезвычайно велика, такъ какъ нтъ ничего богаче этой инкрустаціи въ золот и серебр изъ сапфировъ, рубиновъ и великолпныхъ образцовъ настоящаго восточнаго кошачьяго глаза. Въ наружной комнат стоятъ два кресла на возвышеніи и оттуда первосвященники проповдуютъ ‘Бану’ (Bana), т.-е. свое вроученіе, въ то время какъ нсколько туземцевъ-музыкантовъ аккомпанируютъ на тамъ-тамъ, флейт и цимбалахъ. Храмъ украшенъ весьма любопытною стнною живописью, которая частью древняя, частью современная. Она представляетъ въ уродливомъ и фантастическомъ вид предварительныя существованія Будды и страданія тхъ, которые дурно выполнили свое призваніе, какъ буддисты. Тутъ же собрано множество сидячихъ изображеній Будды изъ мрамора, яшмы, золота и нефрита, каждое подъ отдльнымъ стекломъ, изъ которыхъ одно, сдланное изъ цльнаго куска горнаго хрусталя, особенно замчательно.
На противуположномъ берегу озера, среди тюльпанной рощи, скрывается другой важный для буддистовъ монастырь, въ которомъ находится длинная зала, вся въ матахъ и подушкахъ, служащая для посвященія іереевъ. Въ этой зал у меня произошелъ оживленный разговоръ съ настоятелемъ монастыря, человкомъ, отличающимся большимъ умомъ, пока мы бесдовали, насъ окружала внимательная толпа ‘чила’ и служителей храма въ священническихъ желтыхъ одеждахъ самыхъ разнообразныхъ оттнковъ. Они съ ненасытнымъ любопытствомъ слушали мои разсказы о священныхъ мстахъ, которыя я незадолго передъ тмъ постилъ въ Индіи и о которыхъ они такъ много знали изъ описаній священныхъ палійскихъ книгъ, тогда какъ почти ничего не доходило до нихъ изъ описаній очевидцевъ. Могу по-истин сказать, что въ этой крошечной Бихар у Кандійскаго озера меня слушали съ такимъ вниманіемъ и въ такомъ безмолвіи, какъ только дти слушаютъ сказки въ своихъ дтскихъ, или арабы, собравшіеся въ каирской кофейн, прислушиваются къ одной изъ сказокъ изъ Тысячи и одной ночи. Когда же я преподнесъ въ даръ монастырю листъ отъ священнаго дерева въ Будда-Гайя, мои слушатели — я не сомнваюсь — не отказались бы достать, для меня даже луну съ неба, если бы я попросилъ ихъ.
Вс буддисты, живущіе на Цейлон, посвящаются въ этомъ монастыр, извстномъ подъ именемъ Мальватте (Malwatte), и въ Асгирана (Asgiraya), несмотря на нкоторое различіе въ обряд посвященія и на постоянное враждованіе двухъ существующихъ сектъ, изъ которыхъ одна преобладаетъ въ Сіам, а другая въ Амарапур. Атласныя, шелковыя и бумажныя платья буддистовъ красятся сокомъ, извлеченнымъ изъ корня жака или хлбнаго дерева, и ничего не можетъ быть живописне картины, представляемой большимъ сборищемъ братьевъ въ бамбуковыхъ и пальмовыхъ рощахъ около какого-нибудь сингалезскаго храма, причемъ особенно поразителенъ бываетъ контрастъ между ихъ бритыми головами, темною грудью, темными лицами и нжными оттнками ихъ свтло-желтыхъ, канареечныхъ и оранжевыхъ платьевъ. Эти мягкіе для глаза и веселые цвта, мелькая вдоль улицъ базара или по окрестнымъ аллеямъ и тропинкамъ, придаютъ всему окружающему какой-то совершенно своеобразный, пріятный блескъ. По всмъ проселкамъ зеленющаго острова, всюду около длинныхъ и низенькихъ базаровъ видны эти желтыя, какъ золото, фигуры, всюду встрчаете вы этихъ молчаливыхъ и мечтательныхъ послдователей Татхагаты, такъ какъ вся та часть мстнаго населенія, которая носитъ клтчатыя юбки и черепаховые гребни и которая составляетъ большинство жителей, въ дйствительности, вс буддисты, бывающіе ежедневно на проповди ‘Баны’ (Bana). Каждое утро вы можете наблюдать, какъ монастырскіе служители медленными и спокойными шагами расхаживаютъ по улицамъ и проселкамъ, собирая подаянія, съ дынеобразною нищенскою чашей за плечами. Буддійскіе священники не могутъ вкушать иной пищи, какъ отъ подаяній, и могутъ пить одну только воду.
Прилагаю здсь къ моему разсказу боле подробное описаніе священнаго зуба и его уже раньше упомянутаго хранилища: ‘За простымъ серебрянымъ столомъ, на которомъ возлагаются приношенія, стоитъ за толстою желзною ршеткой, съ трудомъ различаемый глазомъ, большой серебряный вызолоченный ‘карандава’, т.-е. ковчегъ, имющій видъ колокола. Внутри находятся еще шесть ковчеговъ такой же формы, вложенные одинъ въ другой, изъ чистаго золота и разукрашенные богатйшими рубинами, жемчугами и изумрудами. Послдніе два внутренніе ящика сплошь покрыты четырехгранными рубинами, а самый маленькій образуетъ футляръ для священнаго зуба. Зубъ представляетъ собой кусокъ старой отцвтшей слоновой кости продолговатой формы, заостренный на одной сторон, и иметъ 1 1/2 дюйма въ длину и полдюйма въ діаметр основанія. Онъ совсмъ не похожъ на человческій зубъ, а скоре напоминаетъ зубъ крокодила или клыкъ большой свиньи. Набожный буддистъ и понын вритъ въ его подлинность, но есть много историческихъ основаній, подтверждающихъ предположеніе, что настоящій зубъ, перевезенный въ Джафну для храненія еще въ 1560 году, попалъ въ руки португальцевъ и былъ увезенъ ими въ Гоа. Когда благочестивый царь Пегу узналъ объ этомъ похищеніи, онъ предложилъ громадный выкупъ за святыню, но религіозный фанатизмъ архіепископа города Гоа взялъ верхъ надъ всми финансовыми соображеніями администраціи, и священный зубъ былъ имъ торжественно и собственноручно ‘столченъ въ ступк и пыль его была брошена въ море въ присутствіи вице-короля Индіи и его двора. Спшу прибавить, однако, что, по мннію нкоторыхъ изъ лучшихъ мстныхъ авторитетовъ, зубъ, уничтоженный португальцами, не былъ подлинный священный зубъ, что вполн согласуется съ врой буддистовъ, но мнніе свое они основываютъ скоре на невроятности предположенія, чтобы зубъ былъ когда-либо перевезенъ въ городъ Джафну, нежели на разсказ о чудотворномъ освобожденіи священнаго зуба, который составляетъ часть буддійской легенды о немъ. Святыню рдко показываютъ публик: въ 1875 г. ее выставили для принца Валисскаго, а въ 1882 г. для двухъ его сыновей и еще въ нкоторыхъ другихъ мене торжественныхъ случаяхъ. Для выставки зубъ прикрпляется въ середин золотаго лотоса посредствомъ золотой проволочной петли, а все это ставится въ стеклянную ‘карандаву’, внутри которой находится сидячее изображеніе Будды, высченное изъ одного цльнаго изумруда.
Въ Канди мы постили сэръ Артура Гордона, губернатора цейлонскаго, который незадолго передъ тмъ возвратился, посл объзда своихъ провинцій, въ правительственную резиденцію, которую тамъ называютъ обыкновенно ‘Павильономъ’. Мы ужинали у него и провели вечеръ, между прочимъ, онъ показалъ мн небольшую золотую ‘дагобу’, недавно найденную въ Анурадхапур, которой было, вроятно, не мене двухъ тысячъ лтъ существованія и которая, тмъ не мене, блестла и оставалась яркою и чистою, какъ новая. Въ саду губернатора есть необыкновенныя деревья. Одинъ замчательный Ficus Elastica покрываетъ тамъ четверть акра своими искривленными змевидными корнями, а бавольники на своихъ безлистныхъ стволахъ и втвяхъ поднимаются на лужайкахъ въ вид роскошныхъ пирамидъ изъ пунцовыхъ цвтовъ. Тутъ же можно видть и ‘пальму путешественника’, изъ которой, при развтвленіяхъ, отъ разрза ножа течетъ обильная и чистйшая вода, тамъ же найдете вы арековыя и таллипотовыя пальмы, кофейное дерево, хлбное и хинное деревья, какао, а подъ ними, занимая все нижнее пространство, ростетъ густая чудесная чаща изъ цлой массы самыхъ удивительныхъ и красивыхъ дикихъ цвтовъ, отъ которыхъ воздухъ переполненъ и благоуханіемъ, и блескомъ, хотя нердко, въ то же время, чаща эта укрываетъ кобру и смертоносную тикполонгу.
Если жители Канди иногда и вспоминаютъ съ грустью о прежней независимости своего цвтущаго острова, то можно думать, что такія театральныя представленія, какъ то, которое мы видли въ Коломбо, должны вліять на нихъ въ смысл примиренія съ англичанами и ихъ мягкимъ и справедливымъ управленіемъ. Въ нижеслдующемъ извлеченіи читатель найдетъ описаніе одной изъ 24 сценъ драмы, которая была представлена передъ нами мстными актерами, какимъ-то нескладнымъ, монотоннымъ напвомъ, и во всемъ ужас ея страшныхъ подробностей’ Происшествіе относится къ послднему изъ кандійскихъ царей и случилось никакъ не дале семидесяти лтъ тому назадъ.
Неудержимо отдаваясь теченію своего мщенія, тиранъ утратилъ всякое доброе чувство и ршился наказать бжавшаго министра Эхейлаполу въ лиц его семьи, оставшейся въ его власти. Онъ приговорилъ его жену, дтей и брата съ женой къ смертной казни: братъ и дти подлежали обезглавленію, а женщинъ должны были утопить. Жену Эхейлаполы и его дтей вывели изъ тюрьмы и въ виду дворца царицы между Натой и Маха Девалесъ передали въ руки палачей. Мать мужественно защищала и доказывала невинность свою, дтей и мужа, затмъ обратилась къ старшему сыну и начала уговаривать его подчиниться своей судьб. Бдный одиннадцатилтній мальчикъ съ страшными криками уцпился за мать, второй же сынъ ея, девятилтній мальчикъ, геройски выступилъ къ палачамъ, убждая брата не бояться и показать имъ, какъ надо умирать. Отъ одного удара сабли голова ребенка отлетла и была брошена въ ступку, предназначенную для толченія риса: матери вручили пестикъ и приказали собственноручно истолочь голову подъ угрозой постыдной пытки. Несчастная, во избжаніе позора, принуждена была поднять пестикъ и опустить его въ ступку. Одна за другой падали головы ея дтей и одну за другой пришлось истолочь бдной матери… Но случай этотъ слишкомъ ужасенъ, а потому не будемъ распространяться больше о немъ. Одинъ изъ дтей былъ еще груднымъ ребенкомъ и, чтобъ обезглавить его, пришлось оторвать его отъ груди матери. Когда казнь дтей была окончена, муки матери уже не долго продолжались: ее и жену брата повели къ небольшому пруду Ббгамара, около самаго города Канди, и обихъ утопили.
Но наказаніе тирана было близко: онъ осмлился схватить нсколькихъ британскихъ подданныхъ, занимающихся торговлей въ Канди, и зврски изуродовать ихъ, и такимъ образомъ война сдлалась неизбжной. Она была объявлена въ январ 1815 года, Канди былъ взятъ, а царь увезенъ плннымъ въ Коломбо, откуда перевели его въ индійскую крпость Ведлоръ, гд онъ и умеръ въ январ 1832 года.
Съ той поры началось процвтаніе Цейлона, вызванное, главнымъ образомъ, его кофейными насажденіями, и теперь чай, какао и хина открываютъ на остров новую промышленную эру. Дло въ томъ, что островъ представляетъ собой громадный дивный садъ, въ которомъ растительность проявляетъ такую щедрость, такой избытокъ энергіи, что умъ почти подавляется силами природы. Очевидность этого факта васъ нигд такъ не поражаетъ, какъ на пути между Канди и Коломбо, если вы совершите это замчательное путешествіе по желзной дорог, проложенной на склонахъ внутренней горной цпи. Оставивъ за собой морской берегъ, вы дете сначала черезъ нескончаемый рядъ пальмовыхъ рощъ, между которыми появляются плодородныя низменныя рисовыя плантаціи и болотистыя чащи, кишащія изобиліемъ и жизнью: всюду чувствуется одно общее безмрное, безграничное стремленіе къ размноженію. Каждый клочокъ земли, куда только вода или солнечный лучъ проникаютъ, немедленно заглушается подъ натискомъ стволовъ, прокладывающихъ себ путь къ свту, и съ остервенніемъ защищаютъ свое право жить, цвсти и приносить плоды. Вы дете дальше, поздъ поднимается все выше по восхитительной нагорной стран, и передъ вашими глазами склоны горъ чередуются съ глубокими долинами, и всюду все то же неукротимое въ своемъ изобиліи плодородіе. То вы катитесь по самому дну оврага, утопающаго въ папоротникахъ и пальмахъ, то висите на краю отвсной стны, опускающейся на тысячу футовъ глубины, донизу одтой покровомъ изъ той же зелени, зелень эта такъ густа, что почвы и срыхъ скалъ почти не видно изъ-подъ нея. Таково именно мсто, извстное подъ названіемъ ‘Sensation Rock’, гд поздъ проходитъ по самому краю пропасти въ нсколько тысячъ футовъ глубины, сверху донизу закутанной въ характерную сочную зелень тропической чащи. Почва здсь такъ богата, солнце такъ жгуче, борьба за существованіе всей этой дикой, необузданной растительности такъ интензивна, что можно съ увренностью сказать, что всякая дорога, деревушка, всякій городъ на Цейлон, предоставленные самимъ себ, неизбжно превратились бы снова въ дикую, первобытную, непроходимую чащу. Взгляните на эти исполинскія ползучія растенія, вьющіяся вокругъ стволовъ величественныхъ пальмъ и сдавливающія ихъ, и на массу паразитовъ, которые забираются во вс щели, высасываютъ всю его жизненную силу и раскалываютъ совершенно стволъ. Со всхъ сторонъ вы чувствуете чудовищное стихійное давленіе растительнаго царства, при которомъ человкъ положительно въ опасности отъ тхъ самыхъ растеній, которыя питаютъ и укрываютъ его своею тнью, всюду и всми, даже птицами и животными, ощущается этотъ дикій, непреодолимый натискъ всей растительности.