В.Г. Короленко
Что это?51
I
II
III
IV
КОММЕНТАРИИ
Что это?, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1918
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Короленко В.Г. ‘Была бы жива Россия!’: Неизвестная публицистика. 1917-1921 гг.
Сост. и коммент. С. Н. Дмитриева.
М.: Аграф, 2002.
Есть всемирно известная драма Гуцкова52 ‘Уриэль Акоста’, а в этой драме есть персонаж, называемый Бен Акиба. Это старый еврей, которого долгая жизнь и изучение прошлого снабдили печальным опытом. Что бы ни рассказывали ему, какие бы <нрзб.> ни раскрывали новые формы преследований, издевательства, ошибок, греха, обманутых надежд, — Бен Акиба только кивает седой головой и говорит:
— Бывало это уже, бывало… Всяческое бывало…
И у него всегда готов пример из прошлого, из которого ясно, что то самое явление, которое поражает других как горестная новость, случалось тогда-то и тогда-то в том же или подобном же виде…
Есть и другое символическое лицо во всемирной литературе. Это пророчица Кассандра53, дочь Приама. Она была наделена самым печальным даром предвидеть грядущее бедствие. Эти два образа связаны некоторой идейной связью: Кассандра предвидела печаль будущего. Бен Акиба извлекал его из прошлого. А прошлое связано с будущим, как причина и следствие.
Эти мысли невольно приходят мне, старому журналисту, в голову, когда я смотрю на то, что происходит теперь с свободой печати вообще, в частности, у нас, в Полтаве, что, наконец, произошло в самое последнее время с газетой ‘Вольная Мысль’. Была у нас сначала ‘Наша Мысль’. Ее сменила потом ‘Свободная Мысль’, потом явилась ей на смену ‘Вольная Мысль’. И вот сегодня, когда я пишу эти строки, номер ‘Вольной Мысли’ вышел с зловещими белыми полосами. Бен Акиба сказал бы: это уже бывало. Бывало не очень давно: при царском правительстве. Газеты так же меняли клички, так же на них являлись пробелы, точно оспенные знаки… И в конце концов неприятные газеты погибали. Бывало и после этого: пришло время большевизма, явились цензоры Городецкие, смешные, неуместные, но решительные… Да, всяческое бывало!..
Мне приходилось порой выступать в ‘Мыслях’ (с разными прилагательными) не потому, чтобы я разделял все взгляды той группы, которая собиралась под этим знаменем. Но ход нашей своеобразной революционной общественности привел к тому, что орган объединенных социалистов смелее и прямее других стоял за право и за возможную степень законности в наше бурное время, а также искал опоры в идее самоуправления. А по моему глубокому убеждению — право и самоуправление — единственные надежные якори, на которых еще может укрепиться ладья нашей общественности, носящаяся по воле бурных и непостоянных ветров. Поэтому газета, которая уже среди свирепых нелепостей большевизма смело говорила о праве, требовала введения законности и апеллировала к самоуправлению, делала, на мой взгляд, как раз то дело, которое теперь является наиболее живым и нужным. И среда, к которой она обращалась преимущественно, как газета социалистическая, — среда рабочих — была как раз та среда, в которую проводить эти идеи особенно благотворно и полезно при условии, конечно, что при этом принимается во внимание и ее право. Всякое право заслуживает этого названия только тогда, когда оно равно для всех. Иначе — это не право, а только привилегия…
Что же значат эти пустые поля на сегодняшнем номере газеты и что это ей предвещает? Значит ли это, что и новое правительство уже вступило на старый путь и что социалистическая газета уже обречена на гибель?..
Это уже было, — говорят нам Бен Акибы… При павшем царском правительстве социалистические газеты не допускались вовсе. Правда, сенат признал однажды неправильным распоряжение тогдашней Киевской администрации, не разрешившей газету лишь потому, что она открыто выступала как ‘орган социалистической мысли’. Но это была лишь сенатская теория… А административная практика приводила к тому, что… тотчас по возникновении ‘органы социалистической мысли’ принуждены были менять клички и — быстро погибали…
Кассандры того времени говорили, что это, при неизбежном росте новой общественной силы, — рабочего класса, — прямо гибельно для слепотствующего54 самодержавного строя. Их не слушали. А между тем, — где зародилось ленинство всякого рода, как не в атмосфере постоянных преследований и вытекающей из нее — подпольности?..
Эти ошибки уже бывали, — говорили Бен Акибы… И они грозят гибелью, — прибавляли Кассандры… Сделайте же из этого вывод, — говорим мы теперь новой власти…
Мне, быть может, скажут: но ведь газета еще не закрыта55. Она, — слава те Господи, — сегодня появилась, хотя изъязвленная следами цензуры…
Да, это так… И это тоже бывало. Предварительная цензура — явление, имеющее солидное прошлое. Она существовала в России (несмотря на общее признание ее нелепости) вплоть до 1905 года, когда, по решению газет и журналов всех направлений, рухнула ‘явочным порядком’, потому что все столичные органы печати перестали посылать в цензуру свои экземпляры…
И так ‘это бывало’, и предписание губернского старосты С.С. Иваненко о том, что отныне ‘Вольная Мысль’ должна подвергаться предварительному просмотру, — новостью отнюдь не является… Но ее сопровождают некоторые очень характерные особенности, которые вызывают невольный вопрос: что это — только (!) цензура? Или это первый шаг, чтобы задушить газету социалистического направления?..
Самой характерной из таких черточек является требование, предъявленное редакции, — доставлять сверстанный номер на просмотр руководителю цензуры г-ну Ноге — не позже 8 часов вечера… и это для ежедневной газеты (!), которая вся живет трепетанием дня, которой воистину довлеет только ‘злоба его…’. Когда же она должна составляться, чтобы быть представлена на благосклонное цензорское воззрение? За два дня до выхода?.. Очевидно, для новой местной власти цензура дело совершенно незнакомое. С точки зрения газетной техники, по самому существу, наконец, газетного дела требование г-на Ноги является во-истину или издевательством (если он знает дело, которым ‘берется руководить’), или прямо несообразностью с сущностью дела… Выборы более подходящего эпитета не предстоит ferticna non dotur56…
В Полтаве есть и другие газеты… кто же будет читать газету, запаздывающую со всеми сведениями ровно на сутки…
— Увы! — и это говорю я, как Бен Акиба, — тоже бывало. Мне приходилось когда-то работать в приволжской прессе и видеть разных цензоров и разные порядки. Был там, между прочим, и такой цензор, который нашел для себя наиболее удобным не работать в поздние часы, поэтому он распорядился присылать ему последние гранки — правда, не в 8 часов, как хочет г. Нога, — а к 10… Газеты жаловались. И представьте, даже тогда, при министре, кажется, Дурново, цензору было указано, что его требовательность излишня, так как сущность ежедневной прессы — быстрота и ежедневность, которая не может обойтись без ночного труда. Цензура есть все-таки цензура, а не убийство газеты…
Бывало, правда, и прикрытое цензурой убийство. Бывало, что жалобы на такие распоряжения оставлялись втуне… Бывало даже, что цензура, например, Смоленской или Владимирской газеты переносилась… в Москву, и, конечно, газета погибала… Понятно, что это было лишь издевательство и лицемерное злорадство: ‘Мы не закрываем газету… Она может выходить, если пожелаете’… Очевидно, прямо убивать органы печати — даже и тогда порой стыдились… Так же все-таки предвещает нам все это в Полтаве.
Есть много оснований думать, что помощник губ. старосты г. Нога решительно не желает считаться с ‘ежедневностью’ ‘Вольной Мысли’. Это очевидно из следующего: No газеты от 16-го числа был задержан, и объявлена (устно) ее подцензурность… Совершенно понятно, что представители редакции имеют после этого право, которое признавала даже цензурная практика старого режима, получить точные указания, и получить их немедленно. Представители редакции идут к г-ну Ноге, чтобы получить такие указания и представить свои соображения. Дело, очевидно, смешное. Но… г. Нога не принимает. Очевидно, он не признает себя обязанным дать ежедневной газете необходимые объяснения в тот же день… Отправляются на следующий день и опять: часы бьют за часом, стрелка близится к роковому одному часу. Наконец после настойчивых требований ‘делегация’ допускается.
Есть виды, досадливо напоминающие о таких мотивах, которые лучше забыть. Мы еще помним приемы чиновников недавних полтавских громовержцев и их самих. Губернатор Муравьев, например, когда бывал не в духе, просто мотал во время приема головой на того или другого посетителя и произносил кратко:
— Убрать!
И ‘просителя’ без объяснений убирали…
Большевистские начальники были часто такими же громовержцами… Неужели и теперь мы должны быть готовы к ‘реставрации’ этих чиновничьих прав и чиновничьего великолепия… На возражения против требуемого срока цензуры и на указания, что представление сверстанного номера в 8 ч. вечера не сообразно с самой сущностью дела, — господин Нога кричит на редакторов:
‘Не хочу с вами разговаривать… Убирайтесь вон!’ Что же это? Своеобразный урок благовоспитанности и культуры, преподанный ‘рабочей газете’?..
Опять невольно приходит в голову:
— Да бывало это! Всяческое бывало… Бывали градоначальники Зеленые в Одессе и Муравьевы в Полтаве… И прошли как тени. Не бывало только никогда, чтобы такое отношение к Печати, все равно какого направления, и такие бюрократические приемы приносили действительную пользу той власти, которая их практикует.
Этого даже Бен Акибы не запомнят… А теперь времена вдобавок изменились глубже, чем многие думают. Много совершалось ошибок всеми, и многое, что слишком неожиданно и скороспело ворвалось в жизнь, — обречено схлынуть… Многое, но не все же, господа!.. Гражданское самоуважение, например, должно во всяком случае остаться, а оно требует признания и уважения со стороны всякой власти, которая сама претендует на уважение. Этим сказано многое…
8 мая 1918 года
51. Данная статья при подготовке ее к печати подверглась значительным цензурным сокращениям. Газета ‘Вольная мысль’ (1918, No 9, 6 (19) мая), в которой были напечатаны только I и II части статьи, вышла с белыми полосами, где должны были быть набраны III и IV части. Полностью напечатана в ‘Киевской мысли’ (1918, No 26, 13 (26) мая). Публикуется по полтавской газете и гранкам, не вошедшим в номер, но сохранившимся в Полтавском литературно-мемориальном музее В.Г. Короленко. Гранки зачеркнуты красным карандашом цензора. Гонения на ‘Вольную мысль’ начались с ее первого номера, конфискованного 26 апреля (9 мая) 1918 г. Утром того же дня редакции газеты было вручено уведомление: ‘Выход газеты ‘Вольная мысль’ также и под другими заглавиями воспрещается вплоть до дальнейших распоряжений. Германское Комендантское управление’. После переговоров с военными властями вечером поступило другое распоряжение: ‘С завтрашнего дня разрешается выпускать в продажу Вашу газету, но с условием, что в ней не будут печататься статьи против немецких войск и нового (гетманского. — Сост.) правительства. Прошу ежедневно в мое управление присылать 3 экземпляра газеты. 9 мая 1918 года. Германский комендант г. Полтавы’. (Вольная мысль, 1918, No 2, 27 апреля (10 мая)).
52. Гуцков Карл (1811—1878) — немецкий писатель, общественный деятель, глава литературного движения ‘Молодая Германия’. Автор нескольких романов и драм. Трагедия ‘Уриель Акоста’, вошедшая в репертуар театров всего мира, была написана им в 1847 г. (русский перевод 1872 г.) и посвящена мыслителю XVII в., боровшемуся против религиозного гнета.
53. Кассандра — в древнегреческой мифологии дочь троянского царя Приама и Гекубы. Плененный ее красотой бог Аполлон одарил ее пророческим даром, но отвергнутый Кассандрой, сделал так, что ее прорицаниям никто не стал верить. В переносном смысле прорицания Кассандры — это мрачные предсказания, которые вызывают недоверие окружающих.
54. Так в тексте.
55. 22 мая (4 июня) 1918 г. было прекращено издание и самой ‘Вольной мысли’, вместо которой стала выходить ‘Наша жизнь’. Старшая дочь Короленко, Софья Владимировна, как редактор ‘Вольной мысли’, была привлечена к ответственности за выпуск крамольной газеты, однако без особых последствий. Но 11 (24) июля 1918 г. немецкими властями был арестован и отправлен в концлагерь другой редактор газеты — К.И. Ляхович, который также неоднократно публично высказывал осуждение действиям украинских националистов и немецких оккупантов. В последний раз критика гетманской власти, в том числе за гонения свободной печати, прозвучала в статье Короленко ‘Смешное и серьезное’ (Полтавский день, 1918, No 19, 22 мая (4 июня), которая увидела также свет в ‘Киевской мысли’ (1918, No 94, 23 мая (5 июня) под названием ‘Подцензурное’.
56. Так в тексте. Перевод этого выражения затруднен.