Читра, Тагор Рабиндранат, Год: 1915 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Читра ¹).

Лирическая драма къ одномъ дйствіи.

Рабиндраната Тагора.

¹) Въ слдующей книг ‘Современника’ творчеству Раб. Тагора, привлекающему теперь усиленное вниманіе русской, публики, будетъ посвящена спеціальная статья. Ред.

Предисловіе автора.

Эта лирическая драма написана лтъ двадцать пять тому назадъ. Въ основу ея положенъ слдующій эпизодъ изъ Магабгараты.

Во время своихъ странствованій, предпринятыхъ во исполненіе покаяннаго обта, Арджуна пришелъ въ Манипуръ. Тамъ онъ увидлъ Читрангаду, прекрасную дочь Читраваганы. царя той страны. Очарованный ея прелестью, онъ сталъ просить у царя руки его дочери. Читравагана спросилъ его, кто онъ, и, узнавъ, что онъ — Арджуна Нандара, сказалъ ему, что Прабганджапа, одинъ изъ его предковъ, царей Манипура, долго оставался бездтнымъ. Чтобы вымолить себ наслдника, онъ возлагалъ на себя строгіе обты покаянія. Тронутый этими суровыми подвигами, богъ Шива общалъ ему, что у него и его преемниковъ будетъ у каждаго по одному ребенку. Случилось такъ, что этотъ общанный единственный ребенокъ неизмнно оказывался сыномъ. Только одному ему, Читраваган, была дана дочь Читрангада для продолженія его рода. Поэтому, онъ всегда обращался съ ней, какъ съ сыномъ, и сдлала, ее своей наслдницей. Продолжая рчь свою, царь сказалъ:

— Единственный сынъ, который родится у нея, долженъ быть продолжателемъ моего рода. Этотъ сынъ будетъ платой, которую я потребую за твой бракъ. Ты можешь взять ее, если хочешь, съ этимъ условіемъ. Арджуна общалъ и взялъ себ въ жены Читрангаду и прожилъ съ ней три года въ престольномъ город ея отца. Когда у нихъ родился сынъ, онъ обнялъ жену съ нжностью и, простившись съ ней и съ ея отцомъ, снова пустился въ свои странствованія.

ДЙСТВУЮЩЯ ЛИЦА.

Боги:

Мадана (Эросъ).

Базанта (Ликорисъ).

Смертные:

Читра, дочь царя Манипурскаго.

Аржуна, царевичъ изъ дома Курусовъ. Онъ принадлежитъ къ кшатріямъ или ‘каст воиновъ’, и въ то время, когда происходитъ дйствіе, живетъ отшельникомъ въ лсномъ уединеніи. Поселяне изъ дальняго округа Манипура.

СЦЕНА I.

Читра. Ты-ли богъ съ пятью стрлами, Властелинъ Любви?

Мадана. Я тотъ, что родился первенцемъ въ сердц Творца. Я связываю жизни мужчинъ и женщинъ узами муки и блаженства!

Читра. Я знаю, знаю, какова эта мука и каковы эти узы.— А ты кто, владыка?

Базанта. Я другъ его,— Базанта,— царь временъ года. Смерть и дряхлость изъли-бы міръ до костей, еслибъ я не шелъ за ними по пятамъ и не боролся съ ними неотступно. Я вчная Юность.

Читра. Преклоняюсь передъ тобой, владыка Базанта.

Мадана. Какой же суровый обтъ принялъ ты, чарующій незнакомецъ? Зачмъ изсушаешь ты свою свжую юность постомъ и покаяніемъ? Такая жертва не приличествуетъ служенію любви. Кто ты, и о чемъ ты молитвенно просишь?

Читра. Я — Читра, дочь царственнаго дома въ Манипур. Съ божественнымъ милосердіемъ владыка Шива общалъ моему царственному пращуру непрерывающійся родъ мужского потомства. Божественное слово оказалось, однако, безсильно измнить въ утроб моей матери искру жизни — такъ непобдима — хотя я и женщина — была моя природа.

Мадана. Знаю. Вотъ почему твой отецъ и воспитываетъ тебя какъ сына. Онъ научилъ тебя владть лукомъ и исполнять вс обязанности царя.

Читра. Да, вотъ почему я ношу мужскую одежду и покинула затворничество женскихъ покоевъ. Я не знаю женскихъ уловокъ, плняющихъ сердца. Мои руки достаточно сильны, чтобы натянуть лукъ, но никогда не училась я искусству владть любовными стрлами, игр очей!

Мадана. Для этого, чарующая два, не нужно никакой науки. И неученый глазъ длаетъ свое дло, и тотъ знаетъ его умнье, кого онъ поражаетъ въ сердце.

Читра. Однажды въ поискахъ дичи, я очутилась одна въ лсу на берегу рки Пурны. Привязавъ своего коня къ древесному стволу, я проникла, но слдамъ оленя, въ лсную чащу. Я нашла тсную, извилистую тропинку, извивавшуюся въ сумрак перепутанныхъ сучьевъ. Листва трепетала отъ трескотни кузнечиковъ, когда я внезапно набрела на человка, лежавшаго на лож изъ сухихъ листьевъ, поперекъ моей тропы. Я надменно потребовала, чтобъ онъ посторонился, но онъ не обратилъ вниманія на мои слова. Тогда я съ презрніемъ кольнула его острымъ концомъ. своего лука. Онъ мгновенно вскочилъ, прямой и высокій, какъ внезапный языкъ пламени изъ груды пепла. Веселая усмшка заиграла въ углахъ его губъ, вызванная, быть можетъ, моимъ мальчишескимъ видомъ. Тогда, вперзые въ своей жизни, я почувствовала себя женщиной и узнала, что передо мной стоялъ мужчина.

Мадана. Въ благопріятный часъ я преподаю мужчин и женщин эту наивысшую мудрость самопознанія. Что происходило посл того?

Читра. Со страхомъ и изумленіемъ я спросила его: ‘Кто ты?’ ‘Я Арджуна’, сказалъ онъ, ‘изъ высокаго племени Куру’. Я стояла окаменвъ, какъ изваяніе, и забыла совершить ему привтствіе. Неужели это дйствительно Арджуна, единый великій кумиръ моихъ грзъ! Да, я давно уже слышала про его обтъ двнадцатилтняго безбрачія. Много разъ мое юное честолюбіе подстрекала меня скрестить съ нимъ копья, вызвать его неузнанной на поединокъ и помряться съ нимъ въ искусств владть оружіемъ. Ахъ, глупое сердце, куда возносилась твоя самонадянность! Еслибъ я только могла промнять свою молодость со всми ея стремленіями на комъ земли подъ его ногами, я сочла бы это самой драгоцнной милостью. Не знаю, въ какой водоворотъ мыслей я погрузилась, какъ вдругъ увидла, что онъ исчезъ за деревьями. О глупая женщина, ни привтствія, ни слова единаго ты ему не сказала, и не попросила у него извиненія, а стояла, какъ грубый мужикъ, пока онъ презрительно уходилъ прочь!.. На слдующее утро я отложила въ сторону свою мужскую одежду. Я надла запястье на руки и на йоги, опоясалась цпью, нарядилась въ платье изъ пурпурно-краснаго шелка. Непривычное одяніе терзало мою тайную стыдливость, но я поспшила на поиски и нашла Арджуну въ лсномъ храм Шивы.

Мадана. Разскажи мн все до конца. Я — богъ, рожденный изъ сердца, и понимаю тайну такихъ порывовъ.

Читра. Лишь смутно могу я вспомнить то, что я говорила, и какой получила отвтъ. Не требуй отъ меня, чтобъ я сказала теб все. Стыдъ, какъ молнія, поразилъ меня, но не могъ, однако, разбить меня вдребезги,— до такой степени тверда я, такъ похожа я на мужчину. Его послднія слова, какъ раскаленныя докрасна иглы кололи мн уши, когда я шла домой. ‘Я далъ обтъ безбрачія. Я не могу быть твоимъ супругомъ!’ О, обтъ мужчины! Ты знаешь, конечно, ты, богъ любви, что святые и мудрецы безъ числа слагали къ ногамъ женщины заслуги подвижничества всей своей жизни. Я сломала свой лукъ пополамъ и сожгла въ огн свои стрлы. Я возненавидла свою сильную, гибкую руку, покрытую рубцами отъ натягиванія тетивы. О любовь, о богъ любви, ты повергъ въ прахъ суетную гордыню моей мужеподобной силы, и все мое мужское обличье лежитъ растоптанное подъ твоею пятою. Преподай мн теперь свои уроки, даруй мн мощь слабыхъ и оружіе безоружной руки!

Мадана. Я буду теб другомъ. Арджуну, міропокорителя, я Приведу къ теб плнникомъ, чтобъ изъ твоихъ рукъ онъ принялъ приговоръ своему непокорству.

Читра. Еслибъ только у меня было необходимое время, съ настойчивой постепенностью я завоевала бы его сердце и не стала бы просить помощи у боговъ. Я стояла-бы возл него, какъ его товарищъ, правила-бы горячими конями его боевой колесницы, сопутствовала-бы ему въ охотничьихъ забавахъ, сторожила-бы ночью входъ въ его шатеръ и помогала-бы ему во всхъ великихъ обязанностяхъ кшатрія, выручая слабыхъ, оказывая правосудіе тмъ, кто въ немъ нуждается. Вдь насталъ бы наконецъ для него день, когда онъ взглянулъ-бы на меня и удивился: ‘Что это за отрокъ? Или кто-нибудь изъ моихъ рабовъ изъ какой-то прежней моей жизни послдовалъ за мной въ эту жизнь, подобно моимъ добрымъ дламъ?’ Не такая я женщина, чтобы свое отчаяніе лелять въ одинокомъ безмолвіи, питая его ночными слезами и прикрывая дневной терпливой улыбкой,— не вдова я отъ рожденія. Цвтокъ моего желанія никогда не упадетъ во прахъ, еще до того, какъ стать ему зрлымъ плодомъ. Но нуженъ трудъ цлой жизни,— чтобы сдлать вдомымъ и чтимымъ свое истинное существо. Поэтому, я и пришла къ твоимъ вратамъ, міропокорительница любовь, и къ твоимъ, Вазанта, юный владыка временъ года. Снимите съ моего молодого тла великую несправедливость непривлекательныхъ для взора очертаній. На единый день дайте мн восхитительную красоту, столь же прекрасную, какъ прекрасенъ былъ внезапныя расцвтъ любви въ моемъ сердц. Даруйте мн лишь одинъ краткій день совершенной красоты, и и возьму на себя отвтъ за вс дни, которые послдуютъ затмъ.

Мадана. Царевна, я внялъ твоей молитв.

Базанта. Не на краткій промежутокъ одного только дня, а на цлый годъ однетъ твои члены очарованіе весеннихъ цвтовъ.

СЦЕНА II.

Арджуна. Сонъ-ли мн снился, или то, что я видлъ у озера, было дйствительно явью? Сидя на мшистомъ дерн, я размышлялъ подъ косыми тнями вечера о минувшихъ годахъ, когда медленно выступило изъ обволакивающей темноты лиственной чащи видніе красоты въ совершенномъ образ женщины и стало на блую каменную плиту у самой воды. Казалось, что сердце, земли должно дрогнуть отъ радости подъ ея обнаженными блыми ногами. Прозрачные покровы на ея тл должны были, думалось мн, растаять отъ восторга и унестись, какъ таетъ золотой туманъ зари на снжной вершин восточныхъ горъ. Она наклонилась надъ свтлымъ зеркаломъ озера и увидала отраженіе своего лица. Она вскочила въ благоговйномъ страх и стояла не двигаясь, затмъ улыбнулась и беззаботнымъ движеніемъ лвой руки распустила волосы, позволивъ имъ устлать землю у ея ногъ. Она обнажила грудь свою и любовалась на свои руки, столь безупречно изваянныя, съ дремлющей въ нихъ блаженной лаской. Склонивъ, голову, она увидла очаровательную весну своей юности, нжный расцвтъ и румянецъ своей кожи. Она сіяла радостнымъ изумленіемъ. Такъ, еслибъ почка благо лотоса, раскрывъ утромъ глаза, изогнула дугой шею и увидла свою тнь въ вод, цлый день любовалась-бы она собой. Но, спустя мгновеніе, съ лица ея сошла улыбка, и въ очи ей проникла тнь печали. Она заплела на голов свои косы, спрятала руки подъ покрываломъ и съ затаеннымъ вздохомъ пошла прочь, какъ прекрасный вечеръ, гаснущій въ ночной тьм. Предо мной какъ-бы въ откровеніи предстало наивысшее исполненіе желанія, и затмъ сокрылось внезапно…

Но кто это отворяетъ дверь?

(Входитъ Читра, въ женской одежд).

Ахъ! Это она. Тише, мое сердце!..

Не бойся меня, госполга! Я кшатрій.

Читра. Достопочтенный господинъ, ты мой гость. Я живу въ этомъ храм. Не знаю, какимъ образомъ я могу оказать теб гостепріимство.

Арджуна. Прекрасная госпожа, одно твое лицезрніе есть по-истин высшій предлъ гостепріимства. Если ты не оскорбишься, я хотлъ-бы предложить теб одинъ вопросъ.

Читра. Спрашивай.

Арджуна. Какой строгій обтъ держитъ тебя заключенной въ стнахъ этого уединеннаго храма, лишая всхъ смертныхъ созерцанія такой восхитительной красоты.

Читра. Я ношу въ сердц своемъ тайное желаніе, ради исполненія котораго ежедневно возношу молитвы богу Шив.

Арджуна. Увы! Чего можешь желать ты, которая сама есть желаніе всего міра! Отъ самыхъ восточныхъ горъ, на вершин которыхъ утреннее солнце прежде всего запечатлваетъ свою огненную стопу, я странствовалъ до края закатной страны. Я видлъ все, что есть самаго драгоцннаго, самаго прекраснаго и великаго на земл. Твоимъ будетъ мое знаніе,— только скажи, чего или кого ты ищешь.

Читра. Тотъ, кого я ищу, извстенъ всмъ.

Арджуна. Въ самомъ дл! Кто этотъ любимецъ боговъ, чья слава плнила твое сердце?

Читра. Онъ отпрыскъ самаго высокаго изъ всхъ царскихъ домовъ, онъ величайшій изъ всхъ героевъ.

Арджуна. Госпожа, не возлагай такихъ сокровищъ красоты, какъ твоя, на жертвенникъ лживой молвы. Мнимая слава перебгаетъ изъ устъ въ уста, какъ мгла ранней зари, когда еще не взошло солнце. Скажи мн, кто славнйшій герой въ самомъ высокомъ изъ царственныхъ родовъ?

Читра! Отшельникъ, ты завидуешь слав другихъ мужей. Или ты не знаешь, что по всему міру всхъ больше славится царственный домъ Курусовъ?

Арджуна. Домъ Курусовъ!

Читра. Разв ты никогда не слыхалъ о славнйшемъ имени среди этого прославленнаго дома?

Арджуна. Изъ твоихъ собственныхъ устъ дай мн его услышать!

Читра. Арджуна, покоритель вселенной. Изъ устъ толпы подхватила я это нетлнное имя и бережно его сокрыла въ своемъ двичьемъ сердц. Отшельникъ, почему ты кажешься смущеннымъ? Пли у этого имени только обманчивый блескъ? Скажи, такъ ли это,— и я, не колеблясь, разобью этотъ ларецъ своего сердца и брошу въ прахъ поддльный алмазъ.

Арджуна. Лживы-ли или истинны его имя и слава, его храбрость и мужество, милосердія ради не изгоняй его изъ своего сердца,— ибо онъ склонилъ сейчасъ колни у твоихъ ногъ.

Читра. Ты — Арджуна?

Арджуна. Да, это я,— гость, алчущій любви у твоей двери.

Читра. Такъ, значитъ, неправда, что Арджуна далъ обтъ цломудрія на двнадцать долгихъ лтъ?

Арджуна. Но ты въ ничто обратила обтъ мой, какъ луна обращаетъ въ ничто обтъ ночи хранить темноту.

Читра. О, устыдись! Что ты во мн увидлъ такого, чтобъ измнить самому себ? Кого ты ищешь въ этихъ темныхъ глазахъ, этихъ молочно-блыхъ рукахъ, если готовъ цной своей совсти заплатить за это существо? Не мою истинную сущность ищешь ты въ нихъ, я знаю это. Нтъ, я знаю, это не любовь, это не высшая дань мужчины женщин! Какое горе, что это хрупкое украшеніе, мое тло, длаетъ человка слпымъ передъ свтомъ безсмертнаго духа! Да, теперь я дйствительно знаю, Арджуна, что лжива молва о геройской доблести твоей.

Арджуна. Ахъ, я чувствую, какъ суетна слава, какъ суетна гордость отваги! Все мн кажется сновидніемъ. Ты одна совершенна, ты — богатство міра, конецъ всякой бдности, цль всхъ усилій, единственная женщина. Есть другія, которыхъ можно узнать лишь постепенно, между тмъ какъ увидть тебя на мгновенье — это увидть безпредльное совершенство разъ навсегда.

Читра. Увы, это не я, это не я, Арджуна! Это только обманъ боговъ. Иди, или отсюда, герой мой, иди! Не стремись овладть ложью, своего великаго сердца не отдавай заблужденію! Иди!

СЦЕНА III.

Читра. Нтъ, невозможно. Чувствовать на себ его пламенный взоръ, почти хватающій тебя, какъ цпкія руки жаждущаго духа, который въ немъ сокрытъ,— слышать, какъ сердце его напрягаясь, хочетъ разбить сдерживающіе его предлы, все тло наполняя своимъ страстнымъ воплемъ,— и затмъ, отогнать его прочь, какъ нищаго,— нтъ, невозможно,!

(Входятъ Мадана и Базанта).

Ахъ, богъ любви, какимъ ужаснымъ пламенемъ объялъ ты меня! Я горю и все сжигаю, къ чему только прикоснусь.

Мадана. Я хочу знать, что случилось въ прошлую ночь.

Читра. Вечеромъ я прилегла на ложе изъ дерна, усыпанное лепестками весеннихъ цвтовъ, и стала перебирать въ памяти чудную хвалу моей красоты, которую слышала отъ Арджуны,— капля но капл вбирала я въ себя медъ, накопленный въ теченіе долгаго дня. Забыта была повсть моей минувшей жизни, точно быль прежнихъ моихъ существованій. Я была, какъ цвтокъ, который лишь нсколько мимолетныхъ часовъ можетъ внимать ласкательнымъ шорохамъ и шелестящему шопоту лса, а затмъ долженъ оторвать очи отъ неба, поникнуть головкой и разомъ, безъ крика, отдаться праху, кончая такъ краткую повсть свершеннаго мгновенія, не имющаго ни прошлаго, ни будущаго.

Базанта. Безпредльная жизнь славы можетъ расцвсти и угаснуть въ одно утро.

Мадана. Какъ смыслъ безконечный въ тсныхъ размрахъ, псни.

Читра. Южный втерокъ наввалъ на меня сонъ. Съ цвтущихъ кустовъ малати надъ моей головой на мое тло сыпались безмолвные поцлуи. На моихъ волосахъ, на груди, на ногахъ, каждый цвтокъ избиралъ себ ложе смерти. Я заснула. И внезапно, среди глубокаго сна, я почувствовала, что чей-то напряженный, горячій взоръ, подобный тонкимъ перстамъ пламени, словно касается моего дремлющаго тла. Я вскочила и увидла. Отшельника, стоявшаго передо мной. Луна передвинулась на. западъ и, просвчивая сквозь листву, поглядывала украдкой на это чудо божественнаго искусства въ оправ хрупкаго человческаго облика. Воздухъ былъ напоенъ благоуханіемъ, безмолвіе ночи оглашалось стрекотаніемъ кузнечиковъ, отраженія деревьевъ, застывъ, висли въ озер, и, съ посохомъ въ рук, онъ стоялъ, высокій, стройный и неподвижный, какъ дерево въ лсу. Мн показалось, что, открывъ глаза, я умерла для всей дйствительной жизни и въ сонной грез родилась вновь въ какой-то призрачной стран. Стыдъ соскользнулъ къ моимъ ногамъ, какъ падаютъ распущенныя, одежды. Я услыхала его зовъ: ‘Моя возлюбленная, возлюбленная моего сердца’! И вс мои позабытыя существованія слились воедино и отвтили на этотъ зовъ. Я сказала: ‘Возьми меня, всю меня возьми’! и открыла ему свои объятія. Луна зашла за деревья. Все покрыла одна завса мрака. Небо и земля, время и пространство, наслажденіе и страданіе, смерть и жизнь, все исчезло въ непереносимомъ восторг… Съ первымъ проблескомъ свта, съ первымъ щебетаньемъ пташекъ я приподнялась и сла, опершись на лвую руку. Онъ лежалъ и спалъ съ легкой улыбкой на губахъ, какъ молодой мсяцъ утромъ. Яркій румянецъ зари, падалъ на его благородное чело. Я вздохнула и встала. Я сдвинула тснй густолиственныя ліаны, чтобъ защитить отъ солнечныхъ струй его лицо. Я осмотрлась вокругъ и увидала все ту же старую землю. Я вспомнила, какою я была прежде, и побжала, побжала, какъ лань, боящаяся своей собственной тни, по лсной троп, усыпанной цвтами шефа я и. Я нашла уединенный уголокъ, сла тамъ, закрыла лицо обими руками и попыталась плакать и рыдать. Но въ глазахъ моихъ не было слезъ.

Мадана. Увы теб, дочь смертныхъ! Изъ божественныхъ хранилищъ я похитилъ благоуханное вино небесъ, наполнилъ имъ до краевъ одну земную ночь и далъ теб въ руки, чтобъ ты его выпила — и все же я слышу этотъ вопль тоски!

Читра (съ горечью). Кто выпилъ вино? Самое чудное осуществленіе жизненнаго желанія, первый союзъ любви былъ мн предложенъ, но тутъ же исторгнутъ изъ моей руки. Эта заимствованная красота, эта ложь, опутывающая меня, соскользнетъ съ меня, унося съ собой единственную печать сладостнаго союза, какъ падаютъ лепестки съ отцвтшаго уже цвтка, и женщина, стыдясь своей неприкрытой нищеты, будетъ сидть и плакать день и ночь. Владыка любви! Эта проклятая оболочка неразлучна со мной, какъ демонъ, отнимающій у меня вс награды, даруемыя любовью — вс лобзанія, которыхъ жаждетъ мое сердце.

Мадана. Какъ безполезна, увы! была твоя единственная ночь! Челнъ радости показался вдали, но волны не дали ему пристать къ берегу.

Читра. Небо такъ близко было отъ моихъ рукъ, что я забыла на мгновеніе, что я его не достигла. Но когда я утромъ очнулась отъ своей грезы, я увидла, что мое тло сдлалось моимъ собственнымъ соперникомъ. Это моя — мн ненавистная — задача каждый день наряжать его, посылать его къ моему возлюбленному и видть, какъ онъ осыпаетъ его ласками. О богъ Мадана, возьми обратно свой даръ!

Мадана. Но если я возьму его у тебя, какъ предстанешь ты передъ своимъ возлюбленнымъ? Оторвать чашу отъ его устъ, когда онъ едва только испробовалъ первый глотокъ наслажденія,— разв это не будетъ жестоко? Съ какимъ мстительнымъ гнвомъ долженъ онъ, будетъ тогда смотрть на тебя?

Читра. Это будетъ гораздо лучше, чмъ то, что есть. Я открою ему свою истинную сущность, нчто боле благородное, чмъ эта личина. Если онъ отвергнетъ ее, если оттолкнетъ меня и разобьетъ мое сердце, я это перенесу въ молчаніи.

Вазанта. Внемли моему совту. Когда съ приходомъ осени кончится пора цвтенія, тогда наступаетъ торжество собиранія плодовъ. Само собой настанетъ время, когда, пресыщенный зноемъ, поблекнетъ цвтъ тла, и радостно приметъ тогда Арджуна неизмнно пребывающую въ теб плодоносную истину. О дитя, вернись на свой страстный праздникъ.

СЦЕНА IV.

Читра. Что ты такъ слдишь за мной, мой воитель?

Арджуна. Я слжу за тмъ, какъ ты плетешь этотъ внокъ. Ловкость и очарованіе, эти сестры близнецы, рзвятся и пляшутъ на кончикахъ твоихъ пальцевъ. Я слжу за тобой и думаю.

Читра. О чемъ ты думаешь, господинъ?

Арджуна. Я думаю о томъ, что съ такой-же легкостью и нжностью прикосновенія ты сплетаешь дни моего изгнанія въ безсмертный внокъ, чтобъ увнчать меня имъ, когда я возвращусь домой.

Читра. Домой! Но эта любовь не для дома!

Арджуна. Не для дома?

Читра. Нтъ. Никогда не заговаривай объ этомъ. Возьми съ собой домой то, что прочно и сильно. Маленькій дикій цвточекъ оставь тамъ, гд онъ родился, дай ему умереть прекрасной смертью въ конц дня среди всхъ увядающихъ цвтовъ и засыхающихъ листковъ. Не бери его въ свои чертоги, чтобъ бросить его, на каменный полъ, не знающій жалости къ тому, что вянетъ и забывается.

Арджуна. Разв наша любовь такова?

Читра. Да, не иная! Почему печалиться объ этомъ? То, что предназначено для праздныхъ дней, не должно переживать ихъ. Радость превращается въ муку, когда дверь, черезъ которую она должна уйти, оказывается замкнутой для нея. Возьми и храни ее, пока она длится. Пусть насыщеніе твоего вечера не требуетъ больше, чмъ могло заслужить желаніе твоего утра… День кончается. Наднь этотъ внокъ. Я устала. Возьми меня въ свои объятія, моя любовь! Вс призрачныя тни печали пусть угаснутъ при сладкомъ сліяніи нашихъ устъ.

Арджуна. Тише… Прислушайся, любимая! Звуки молитвенныхъ колоколовъ отдаленнаго сельскаго храма скользятъ въ вечернемъ воздух между безмолвными деревьями!

СЦЕНА V.

Базанта. Я никакъ за тобой не поспю, мой другъ! Я утомился. Трудная это задача — поддерживать огонь, который ты зажегъ. Сонъ одолваетъ меня, опахало падаетъ изъ моихъ рукъ, и холодный пепелъ покрываетъ горящіе уголья. Я стряхиваю съ себя дремоту и изо всхъ силъ стараюсь оживить гаснущее пламя. Но это не можетъ дольше продолжаться.

Мадана. Я знаю, ты непостояненъ, какъ ребенокъ. Вчно неугомонна твоя игра на неб и на земл. То, что ты цлыми днями созидаешь съ безконечной кропотливостью, ты безъ сожалнія разбиваешь въ дребезги въ одинъ мигъ. Но это дло близится у насъ къ окончанію. На крыльяхъ наслажденія быстро пролетаютъ дни, и годъ, уже почти на исход, замираетъ въ упоительномъ блаженств.

СЦЕНА VI.

Арджуна. Я проснулся утромъ и увидлъ, что мои сновиднія воплотились въ драгоцнномъ камн. У меня нтъ ларца, въ который я могъ-бы его запереть, нтъ царскаго внца, въ который я ногъ-бы его вставить, нтъ цпи, чтобъ его носить на ней, но не хватаетъ у меня духу его бросить. Моя десница кшатрія, празднично занятая тмъ, что держитъ его, забываетъ свои обязанности.

(Входить Читра).

Читра. Повдай мн свои мысли, мой властелинъ!

Арджуна. Моя голова полна сегодня мыслями объ охот. Смотри, какими потоками льетъ дождь, какъ неистово хлещетъ онъ по скату холма. Темная тнь облаковъ тяжело повисла надъ лсомъ, и вздувшаяся рка, какъ безпечная юность, съ вызывающимъ смхомъ перескакиваетъ чрезъ высокія преграды. Въ такіе дождливые дни мы, пятеро братьевъ, ходили въ Читракскій лсъ охотиться за дикими зврями. Радостное то было время! Сердца наши счастливо трепетали подъ кимвальный звонъ гремящихъ тучъ. Въ лсахъ раздавались крики павлиновъ. Изъ-за шума дождя и рева водопадовъ робкія лани не могли слышать нашихъ приближающихся шаговъ, леопарды оставляли свои слды на мокрой земл, указывая намъ свои логовища. Окончивъ свою потху, мы состязались другъ съ другомъ, переплывая бушующіе потоки на обратномъ пути къ дому. Духъ безпокойства нашелъ на меня. Я тоскую по охот.

Читра. Сначала загони добычу, за которой ты не кончишь охоты. Вполн ли ты увренъ, что зачарованная лань, которую ты преслдуешь, непремнно дастся теб въ руки? Нтъ, пока еще нтъ. Какъ сонная грза, это дикое существо ускользаетъ отъ тебя, когда кажется уже совсмъ возл тебя. Взгляни, какъ яростно втеръ гонимъ дождемъ, который пускаетъ ему вслдъ тысячу стрлъ. И все-таки онъ носится свободный и непобжденный. Наша игра подобна этой, моя любовь! Ты хочешь овладть быстроногимъ духомъ красоты, цлясь въ него всми стрлами, какія у тебя въ рукахъ. А волшебная лань продолжаетъ бжать, все еще свободная и нетронутая.

Арджуна. Любовь моя! Разв нтъ у тебя домашняго очага, гд преданныя сердца ожидаютъ твоего возврата? Домашняго очага, который ты нкогда услаждала своими ласковыми заботами, и свтъ котораго погасъ, когда ты покинула его ради этой пустыни?

Читра. Къ чему эти вопросы? Или миновали часы бездумнаго наслажденія? Или ты не знаешь, что я вся здсь, какой ты видишь меня передъ собой? У меня нтъ ничего, кром этого. Капля росы, висящая на кончик лепестка кинсуки, не иметъ ни имени, ни предназначенія. Она не даетъ отвта ни на какой вопросъ. Та, кого ты любишь, подобна этой жемчужной росинк.

Арджуна. Разв она ничмъ не связана съ міромъ? Можетъ-ли она быть просто кусочкомъ неба, упавшимъ на землю по небрежности какого-нибудь шаловливаго бога?

Читра. Да.

Арджуна. Ахъ, потому-то мн всегда и кажется, что я вотъ*вотъ потеряю тебя. Мое сердце не удовлетворено, мой умъ не знаетъ покоя. Ближе подойди ко мн, недосягаемая! Отдайся узамъ имени, очага и родства! Дай сердцу моему со всхъ сторонъ почувствовать тебя и жить съ тобой подъ мирной охраной любви!

Читра. Къ чему тщетное усиліе поймать и удержать оттнки облаковъ, пляску волнъ, благоуханіе цвтовъ?

Арджуна. Владычица моя, не надйся утолить любовь пустыми, какъ воздухъ, словами. Дай мн что нибудь, что я могъ-бы сжать въ рук, что-нибудь, что можетъ длиться дольше наслажденія, что можетъ пережить даже страданіе.

Читра. Витязь мой! Годъ еще не истекъ, а ты уже утомился! Теперь я знаю, что быстротечность жизни цвтка — это благословеніе Небесъ. Если-бъ это тло мое могло увянуть и умереть вмст съ цвтами прошлой весны, оно, конечно, умерло-бы съ должнымъ почетомъ. Но дни его все-же сочтены, моя любовь! Не щади его, выжми изъ него весь медъ, чтобъ обнищавшее сердце твое не возвращалось къ нему съ ненасыщеннымъ желаніемъ, какъ жаждущая пчела, когда лтніе цвты лежатъ мертвые на распыленной зноемъ земл.

СЦЕНА VII.

Мадана. Сегодня твоя послдняя ночь.

Базанта. Плнительность твоего тла возвратится завтра въ неисчерпаемыя хранилища весны. Алая краска губъ твоихъ, забывъ о поцлуяхъ Арджуны, расцвтетъ вновь четой свжихъ листьевъ ашоки, а мягкій блый блескъ твоей кожи возродится въ сотн благоуханныхъ цвтковъ жасмина.

Читра. О боги, внемлите моей молитв! Въ эту ночь, въ послдній ея часъ, пусть красота моя засіяетъ самымъ лучезарнымъ свтомъ, какъ прощальная вспышка умирающаго пламени!

Мадана. Да исполнится по твоему желанію.

СЦЕНА VIII.

Поселяне. Кто защититъ насъ теперь?

Арджуна. Что такое? Какая опасность вамъ угрожаеть?

Поселяне. Разбойники, какъ горный потокъ, устремляются съ сверныхъ холмовъ, чтобъ опустошить наше селеніе.

Арджуна. Разв нтъ у васъ въ этомъ царств правителя?

Поселяне. Царевна Читра наводила ужасъ на всхъ длателей зла. Пока она была въ этой счастливой стран, мы боялись естественной смерти, но не знали никакихъ другихъ страховъ. Теперь она ушла на богомолье, и никто не знаетъ, гд искать ее

Арджуна. Разв страной этой правитъ женщина?

Поселяне. Да, она намъ все: и мать, и отецъ. (Уходятъ).

(Входитъ Читра).

Читра. Что ты сидишь въ одиночеств?

Арджуна. Я стараюсь представить себ, что за женщина царевна Читра. Я слышу столько разсказовъ о ней отъ людей всякаго званія и состоянія.

Читра. Ахъ, но она не красавица. У нея нтъ такихъ прелестныхъ очей, какъ мои, черне смерти. Она можетъ пронзить всякій щитъ, какой только вздумаетъ, но не ваше мужественное сердце.

Арджуна. Говорятъ, что по доблести она мужчина, и женщина по нжности души.

Читра. Въ этомъ, дйствительно, ея величайшее несчастіе. Когда женщина — только женщина, когда она своими улыбками и рыданіями, своею заботою и нжными ласками вьется и обвивается вокругъ мужскихъ сердецъ, тогда она счастлива. На что ей мудрость я великіе подвиги? Еслибъ ты хоть вчера видлъ царевну Читру во двор храма Шивы у лсной тропинки, ты прошелъ-бы мимо, не удостоивъ ее даже взглядомъ. Но разв ты такъ пресыщенъ красотой женщины, что ты ищешь въ ней мужской силы?

Изъ зеленыхъ листьевъ, влажныхъ отъ брызгъ пнящагося водопада, я приготовила намъ полуденное ложе въ темной, какъ ночь, пещер. Тамъ прохлада мягкихъ зеленыхъ мховъ, густо покрывающихъ черный, влажный камень, своими поцлуями наветъ сонъ на твои очи. Дай, я поведу тебя туда.

Арджуна. Не сегодня, возлюбленная моя.

Читра. Почему не сегодня?

Арджуна. Я слышалъ, что шайка разбойниковъ спустилась въ равнины. Мн нужно пойти приготовить оружіе, чтобы защитить перепуганныхъ поселянъ.

Читра. Теб нечего бояться за нихъ. Прежде чмъ отправиться на богомолье, царевна Читра приставила сильную стражу ко всмъ пограничнымъ проходамъ.

Арджуна. Ты позволишь мн на короткое время приняться за дло кшатрія. Новой славой облагорожу я эту праздную руку я сдлаю изъ нея изголовье, боле достойное тебя.

Читра. Что если я откажусь отпустить тебя, если буду тебя удерживать въ своихъ объятіяхъ?

Неужели ты грубо вырвешься изъ нихъ на свободу и покинешь меня? Тогда иди! Но ты долженъ знать, что ліана, разъ ее переломили надвое, никогда не срастется. Иди, если жажда твоя утолена. Но, если нтъ, то помни, что богиня наслажденія непостоянна и ни одного мужчины но станетъ ждать. Присядь, властелинъ мой! Скажи мн, какія неспокойныя мысли мучаютъ тебя. Кмъ заняты были твои думы сегодня? Читрой?

Арджуна. Да. Читрой. Я желалъ-бы знать, во исполненіе какого обта она отправилась на богомолье. Въ чемъ можетъ она нуждаться?

Читра. Нуждаться? Да что-же она, злополучная, когда-либо имла? Самыя ея достоинства точно стны темницы, замыкающія ея женское сердце въ убогую келью. Мракъ одиночества, неполнота жизни ея удлъ. Ея женская любовь должна довольствоваться одеждой изъ лохмотьевъ, красоты ей не дано. Она подобна духу пасмурнаго утра, сидящему на каменистой горной вершин, которую обложили темныя тучи, заслонившія собой весь его свтъ. Не разспрашивай меня о жизни Читры. Никогда поветъ о ней не будетъ звучать сладостно въ ушахъ мужчины.

Арджуна. Я горю нетерпніемъ узнать все, что касается esu Я точно путешественникъ, прибывшій въ полночь въ чужой городъ. Храмы, и башни, и деревья въ садахъ кажутся смутными и призрачными, и глухой рокотъ моря прерывисто доносится сквозь молчаніе сна. Жадно ждетъ онъ утра, которое откроетъ ему вс невдомыя чудеса. О, разскажи мн о ней.

Читра. Что же еще разсказать?

Арджуна. Мн кажется, что мои умственныя очи видятъ ее скачущей на бломъ кон, гордо держащей въ лвой рук поводья, а въ правой лукъ и, подобно богин Побды, расточающей крутомъ радостныя надежды. Какъ бдительная львица, охраняетъ она страстной любовью дтенышей у своихъ сосцовъ. Женскія руки, хотя ничмъ не украшенныя, кром нескованной силы, прекрасны! Мое сердце, очаровательница, извивается, какъ змя, оживающая посл долгаго зимняго сна. Дикой помчимся бокъ-о-бокъ на быстрыхъ коняхъ, какъ двое свтилъ-близнецовъ, несущихся въ пространств. Прочь изъ этой дремотной темницы зеленаго мрака, прочь отъ этой срой чащи свода, отъ этого благоуханнаго опьяненія, давящаго грудь!

Читра. Арджуна, скажи мн правду: еслибъ какимъ-нибудь волшебствомъ я могла теперь сразу освободиться отъ этой сладострастной нги, этого робкаго разсвта красоты, содрагающагося предъ грубымъ и сильнымъ прикосновеніемъ міра, и сбросить ихъ съ своего тла, какъ взятую взаймы одежду, былъ бы ты въ состоянія это перенести? Если я воспряну — прямая и сильная, съ мощью дерзновеннаго сердца, презирающаго уловки и ухищренія вкрадчивой слабости — если я голову свою подниму высоко, подобно высокой и молодой горной сосн, а не буду больше стлаться по земл, какъ ліана, привлеку-ли я тогда къ себ мужскіе взоры? Нтъ, нтъ, ты не могъ-бы этого перенести. Лучше мн сохранить на себ вс эти парадныя украшенія мимолетной молодости и терпливо ждать тебя. Когда ты пожелаешь вернуться, я съ улыбкой волью для тебя вино наслажденія въ чашу этого прекраснаго тла, когда теб наскучитъ или тебя пресытитъ это вино, ты уйдешь къ своимъ трудамъ или забавамъ, а когда я состарюсь, со смиреніемъ и благодарностью приму я тогда какой-бы мн ни былъ предназначенъ удлъ. Разв было-бы пріятно твоей доблестной душ, еслибъ подруга твоихъ ночей возмечтала сдлаться помощницей твоихъ дней, если-бъ лвая рука научилась длить бремя гордой десницы?

Арджуна. Я, кажется, совсмъ не знаю тебя по настоящему. Ты для меня точно богиня, скрытая въ золотомъ изображеніи. Я не могу осязать тебя, не могу уплатитъ теб своей дани за твои безцнные дары. Моя любовь отъ этого не полна. Порой, въ загадочной глубин твоего печальнаго взора, въ твоихъ шутливыхъ словахъ, высмивающихъ свой собственный смыслъ, я ловлю проблески существа, пытающагося разорвать томное очарованіе своего тла, выступить въ цломудренномъ огн страданія сквозь туманный покровъ улыбокъ. Мечта есть первое проявленіе Истины. Она приближается къ своему любовнику, надвъ на себя личину. Но наступаетъ время, когда она бросаетъ прочь свои украшенія и покровы, и стоить, облеченная нагимъ достоинствомъ. Я стремлюсь къ этому послднему ты, къ этой голой простот истины.

Зачмъ эти слезы, любовь моя? Зачмъ закрываешь ты лицо руками? Или я огорчилъ тебя, моя голубка? Забудь то, что я сказалъ. Я буду довольствоваться настоящимъ. Пусть каждый отдльный мигъ красоты является ко мн, какъ таинственная птица изъ своего незримаго гнзда во мрак, принося съ собой сладкозвучную всть. Пусть я вчно буду сидть съ своей надеждой на рубеж ея осуществленія и такъ кончу свои дни!

СЦЕНА IX.

Читра (окутанная покрываломъ). Властелинъ мой, до послдней-ли капли осушилъ ты чашу? Дйствительно-ли это конецъ? Нтъ, когда все миновало, что-нибудь еще остается, и это — мое послднее жертвоприношеніе у твоихъ ногъ.

Изъ небеснаго сада я принесла цвты несравненной красоты, чтобъ повергнуть ихъ предъ тобой въ молитв, богъ моего сердца. Если обряды свершены, если цвты увяли, дай мн выбросить ихъ изъ храма. (Сдергиваетъ съ себя покрывало и показывается въ своемъ первоначальномъ мужскомъ одяніи). Теперь взгляни на своего поклонника милостивыми очами.

Я не такъ безукоризненно прекрасна, какъ цвты, которыми я теб молилась. Много у меня недостатковъ и изъяновъ. Я странникъ на великой стез міра, моя одежда испачкана, ноги мои до крови изранены шипами. Гд было мн достигнуть красоты цвтовъ, незапятнанной прелести, жизнь которой — одно мгновенье? Даръ, съ гордостью приносимый мною теб, это — сердце женщины. Здсь скопились вс муки и радости, вс надежды и страхи и весь стыдъ дочери земли, здсь любовь своимъ стремленіемъ возносится къ безсмертной жизни. Здсь есть несовершенство, благородное, однако, и возвышенное. Если кончилось цвточное служеніе, повелитель мой, шими меня, какъ слугу своего на грядущіе дни.

Я — Читра, дочь царя. Быть можетъ, ты помнишь тотъ день, когда къ теб пришла въ храмъ Шивы женщина, вся увшанная дорогими уборами и украшеніями. Эта безстыдная женщина явилась къ теб со своими искательствами, какъ еслибъ она была мужчиной. Ты отвергъ ее, ты хорошо сдлалъ. Владыка мой, я — эта женщина. Она была моей личиной. Тогда, внявъ моимъ мольбамъ, боги мн даровали на годъ самый лучезарно-прекрасный обликъ, какой когда-либо носила смертная, и гнетомъ этого обмана я утомила сердце своего витязя. О, конечно, я не эта женщина.

Я — Читра. Не богиня, которой поклоняются, но и не предметъ общей жалости, который съ равнодушіемъ отметаютъ прочь, какъ червя. Если ты соблаговолишь оставить меня рядомъ съ собой на стез опасности и дерзновенія, если дозволишь мн длить съ тобой великія заданія твоей жизни, тогда ты узнаешь мою истинную сущность. Если твой младенецъ, которого я питаю въ своемъ чрев, родится сыномъ, я сама научу его быть вторымъ Арджуной и пришлю его въ теб, когда настанетъ время, и тогда наконецъ ты поистин узнаешь меня. Сегодня я могу предложить теб только Читру, царскую дочь.

Арджуна. Возлюбленная, жизнь моя полна!

Перев. съ англ. В. Спасской.

‘Современникъ’, кн. II, 1915

Читра 1).

Рабиндраната Тагора.

Читайте также:

Читра ¹).