I.
Ломброзо
I.
Ломброзо
В. C-ий.
II.
II.
Чезаре Ломброзо: биографическая справка, Ломброзо Чезаре, Год: 1911
Время на прочтение: 6 минут(ы)
(Цезарь Lombroso) — знаменитый психиатр и криминалист. Род. в 1836 г. в Венеции. Молодость его протекла среди тяжелых материальных лишений. Он сидел в крепости по подозрнию в заговоре, участвовал в кампании 1859-60 гг. Вызванное им и его учениками, в особенности Гарофало (см.) и Ферри, движение научной мысли привело к сознанию необходимости пересмотра оснований науки уголовного права, равно как и тех институтов, через посредство которых отправляется современное уголовное правосудие. Внешним выражением обширности этого движения может служить то обстоятельство, что криминальная антропология составила предмет занятий трех международных конгрессов, собиравшихся в Риме (1885), Париже (1889) и Брюсселе (1892, четвертый конгресс предположено собрать в Женеве, в 1896 г.) и создала целую литературу в виде многочисленных трудов ученых специалистов по разным отраслям знания. В основе учения Л. лежат материалистическии воззрения, руководившие трудами френологов и получившие особенное распространение в 60х годах. Первые работы Л. в области медицины, в особенности о кретинизме, обратили на него внимание Вирхова. С 1855 г. начинают появляться его журнальные статьи по психиатрии, кафедру которой он занял в павийском университете в 1862 г., будучи вместе с тем директором дома сумасшедших в Пейзаро, ныне проф. туринского унив. Особенное внимание обратил на себя Л. теориею о невропатичности гениальных людей, на почве которой он построил смелую параллель между гениальностью и бессознательным состоянием, а также психическими аномалиями. К изучению преступников он один из первых применил антропометрический метод. Задавшись целью выдвинуть на первый план изучение ‘преступника’, а не ‘преступления’, на котором, по мнению Л., исключительно сосредоточивалось господствовавшее до него так называемое классическое направление науки уголовного права, он подвергал исследованию различные физические и психические явления у большого числа лиц преступного населения и этим путем выяснял природу преступного человека как особой разновидности. Исследования патологической анатомии, физиологии и психологии преступников дали ему ряд признаков, отличающих, по мнению его, прирожденного преступника от нормального человека. Руководствуясь этими признаками, Л. признал возможным не только установить тип преступного человека вообще, но даже отметить черты, присущие отдельным категориям преступников, как, например, ворам, убийцам, изнасилователям и др. Череп, мозг, нос, уши, цвет волос, татуировка, почерк, чувствительность кожи, психические свойства преступников подверглись наблюдению и измерению Л. и его учеников, послужив им основанием к общему заключению, что в преступном человеке живут в силу закона наследственности психофизические особенности отдаленных предков. Выведенное отсюда родство преступного человека с дикарем обнаруживается особенно явественно в притупленной чувствительности, в любви к татуировке, в неразвитости нравственного чувства, обусловливающей неспособность к раскаянию, в слабости рассудка и даже в особом письме, напоминающем иероглифы древних. Не только эти признаки, однако, но даже основные взгляды Л. на преступника менялись по мере развития его работ, так что развитая им атавистическая теория происхождения преступного человека не помешала ему видеть в последнем также проявление нравственного помшательства и эпилепсии. Быстрота изменений во взглядах и резкость нападок критики побудили Л. в 1890 г. издать краткое изложение сложившихся в ту пору воззрений представителей школы уголовной антропологии (‘L’anthropologie criminelle et ses r Иcents progrХ s’). Критическое отношение к трудам Л. выясняет крупные недостатки его учения и умаляет значение установленных им положений. Рассматривая уголовное право как отрасль физиологии и патологии, Л. переносит уголовное законодательство из области моральных наук в область социологии, сближая его вместе с тем с науками естественными. Генезис преступности приводит его к заключению, что должна существовать аналогия между карательною деятельностью государства, охраняющею социальную жизнь, и теми реакциями, которые обнаруживают как животные, так и растения на испытываемые ими внешние воздействия. Оперируя с понятием преступления не как с понятием юридическим, условным, меняющимся во времени и месте, а как с понятием, относящимся к неизменным явлениям природы, объясняя преступление преступником и не обособляя юридическую и антропологическую точку зрения на него, Л. допустил крупную методологическую ошибку, имевшую роковое значение для его трудов. На брюссельском международном уголовно-антропологическом конгрессе с особою яркостью выяснилась несостоятельность понятия преступного человека как особого типа, равно как и всех тех частных положений, которые из этого понятия выводил Л. Он встртил решительных противников прежде всего со стороны криминалистов, восставших против попытки уничтожения основ существующего уголовного правосудия и замены нынешних судей-криминалистов судьями новой формации, навербованными из среды представителей естественнонаучных знаний. Независимо от криминалистов Л. нашел себе опасных противников и среди антропологов, доказывавших, что уголовное право — наука социальная и прикладная и что ни по предмету своему, ни по методу исследования она не может быть сближаема с антропологией. В борьбе с своими противниками Л. обнаружил ту же неутомимую энергию, которая никогда не оставляла его в его созидательной научной работе. Он трудится, по его словам, не для того, чтобы дать своим исследованиям практическое, прикладное применение в области юриспруденции, в качестве ученого он служит науке только ради науки. Возражая на сделанный ему упрек в нелогичности, он, не затрудняясь, ответил: ‘во всем, что представляется действительно новым в области эксперимента, наиболышй вред приносит логика, так наз. здравый смысл — самый страшный враг великих истин’. Не смущаясь нападками, он создавал новые, крупные труды. Так, после соч. о преступном человеке: ‘L’uomo delique n te’ (1876), в котором, рядом с прирождеными преступниками он исследовал преступников случайных, впавших в преступление в силу несчастного стечения обстоятельств (криминалоиды), полупомешанных, обладающих всеми задатками преступности (маттоиды), и псевдопреступников (караемых законом, но не опасных для общества), Л. написал книгу о политическом преступлении и о революциях в отношении их к праву, уголовной антропологии и науке управления: ‘Il delitto politico е le rivoliizioni’ (1890), в котором, исходя из отвращения большинства к новаторству и стремления к нему гениев и полупомешанных (миносеизм и филонеизм), пришел к заключению, что революция как историческое выражение эволюции есть явление физиологическое, тогда как бунт есть явление патологическое. Последним крупным трудом его представляется труд о преступной женщине ‘La donna deliqaente’ (1893), первая часть которого имеет предметом своим исследование типа нормальной женщины. Здесь проводится мысль о глубоком различии женщины от мужчины по ее физической и психической организации. Из трудов Л. переведены на русский язык: ‘Гениальность и помешательство’ (1892), ‘Новейшие успехи науки о преступнике’ (182), ‘Любовь у помешанных’ (1889). См. И. Закревский, ‘Об учениях уголовно-антропологической школы’ (1891), А. Вульферт, ‘Антрополого-позитивная школа угол. права в Италии’ (18S7 и 1093), Э. Радлов, ‘Чезаре Л. и уголовная антропология’ (в ‘Русск. Обозрении’), Н. С., ‘Антропологическое направление в исследованиях о преступлении и наказании’ (‘Юридический Вестник’, 1862), В. Чиж, ‘Криминальная антропология’ (1895). В журнале ‘Zukunft’ дочерью Л. помещены биографические о нем сведения. Ср. Итальянская школа криминалистов (см.).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. т. XVIIa (1896): Ледье — Лопарев, с. 932—933.
Ломброзо, Чезаре — знаменитый итальянский психиатр и криминалист, род. в Вероне в 1835 году, умер в 1909 году. Л. происходит из семьи Л., давшей ряд выдающихся раввинов и талмудистов, и сам он вначале изучал под руководством профессора Марцоло еврейскую письменность, арабский, арамейский и китайский языки, вскоре, однако, он посвятил себя медицине, сосредоточив свое внимание на изучении ненормальных — в положительную и отрицательную сторону — типов органического мира. Первые работы Л. в области медицины, в особенности исследования о кретинизме, обратили на него внимание Вирхова и создали ему имя оригинального мыслителя. Л. получил кафедру психиатрии в Павийском университете, а отсюда впоследствии перешел на ту же кафедру в Турин. Особенное внимание обратила на себя теория Л. о невропатичности гениальных людей, на почве которой он построил смелую параллель между гениальностью и психическими аномалиями. К изучению преступников он один из первых применил антропометрический метод, задавшись целью выдвинуть на первый план изучение ‘преступника’, а не ‘преступления’, он подвергал исследованию различные физические и психические явления у большого числа лиц преступного населения и этим путем выяснял природу преступного человека как особой разновидности. Исследования по патологической анатомии, физиологии и психологии преступников дали ему ряд признаков, отличающих, по его мнению, прирожденного преступника от нормального человека. Руководствуясь этими признаками, Л. счел возможным не только установить тип преступного человека вообще, но даже отметить черты, присущие отдельным категориям преступников. Рядом чрезвычайно кропотливых и многочисленных исследований Л. пришел к смелому и оригинальному выводу, что в преступном человеке в силу закона наследственности живут психофизические особенности отдаленных предков. Выведенное отсюда родство преступного человека с дикарем обнаруживается особенно явственно в притупленной чувствительности, в любви к татуировке, в неразвитости нравственного чувства, в слабости рассудка и даже в особом письме, напоминающем иероглифы древних. Теория Л. создала сразу целую школу, главным образом в Италии, получившую название уголовно-антропологической школы. Так как учение Л. естественно вело к целому ряду практических преобразований, напр. к изменению тех институтов, через посредство которых отправляется современное уголовное правосудие, то оно сделалось предметом самых горячих споров как среди криминалистов, отрицающих возможность замены нынешних судей-криминалистов лицами, получившими лишь естественно-научное образование, так и среди антропологов, доказывающих, что уголовное право — наука социальная и прикладная и что ни по предмету своему, ни по методу она не может быть сближаема с антропологией. На четырех международных уголовно-антропологических конгрессах (Рим, 1885, Париж, 1889, Брюссель, 1892, Женева, 1896) всесторонне рассматривалась теория Л., которая в конце концов признана была основанной на коренной методологической ошибке: Л. неправильно оперирует с понятием преступления не как с понятием юридическим, условным, меняющимся во времени и месте, а как с понятием, относящимся к неизменным явлениям природы. Нужно, однако, заметить, что в научных вопросах никакие постановления большинства конгресса не могут претендовать на истину, и уголовно-антропологическая школа по-прежнему продолжает защищать свои положения, как существенно верные. Сам Л., однако, на протяжении своей жизни менял не только частные выводы своего учения, но даже некоторые основные взгляды, в борьбе с своими многочисленными противниками он обнаружил неутомимую энергию, которая никогда не оставляла его и в его созидательной научной работе. На упреки, что его учение может иметь вредные в практическом смысле последствия, он отвечал, что трудится не для того, чтобы дать своим исследованиям практическое, прикладное применение в области юриспруденции, а для одной лишь науки, и что часто так называемый здравый смысл — самый страшный враг великих истин. Труды Л. по антропологии о гениальности и помешательстве, о любви у помешанных, о политических преступлениях, о нормальной и ненормальной женщине переведены на многие языки, в том числе и на русский. Л. написал также брошюру об антисемитизме (имеется русский перев.), где указаны некоторые атавистические элементы у представителей антисемитизма. В письме к своему ученику, Максу Нордау (см.), Л. одобряет участие последнего в сионистском движении, которому он желает успеха, и заявляет, что сам приехал бы на сионистский конгресс, если бы был моложе. В 1911 г. решено поставить памятник Л. в Вероне. — О Л. существует богатая литература, не столько, впрочем, о нем, сколько о созданной им школе. Ср.: Zukunft, 1895 (статья его дочери Паоло), Jew. Enc. VIII, 154—155 (статья Нордау), Энц. Слов. Брокг.-Ефр.
Раздел 6.
Источник текста: Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. т. X: Ладенбург — Миддот, стлб. 337—339.