Четыре Георга
Четыре Георга
Очерки обычаевъ, нравственности, придворной и городской жизни
Статья Теккерея.
Георгъ Первый
Георгъ Первый
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/text_1860_the_four_georges-oldorfo-1.jpg)
Четыре Георга, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1860
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Еще не очень давно, я зналъ коротко одну даму, за которую сватался Орасъ Вальполь, которую гладилъ по голов Георгъ I. Эта дама была вхожа въ домъ Джонсона, была дружна съ Фоксомъ, съ прелестною Джорджиной Девонширской, принадлежала къ блестящему обществу виговъ въ царствованіе Георга III, знала герцогиню Куинсберрійскую, покровительницу Гея и Прайора, знаменитую красавицу при двор королевы Анны. Я часто думалъ, когда бралъ за руку мою добрую старую пріятельницу, какъ посредствомъ этой руки я соединялся съ старымъ обществомъ умныхъ людей и свтскихъ людей. Я переселялся за полтораста лтъ, передо мной мелькали Брёммель, Сельвинъ, Честерфильдъ и люди, преданные удовольствіямъ Вальполь и Конуэй, Джонсонъ, Рейнольдсъ. Гольдсмитъ, Нортъ, Чатамъ, Ньюкассль, прелестныя фрейлины при двор Георга II, нмецкая свита Георга I, я переселялся въ т времена, когда Аддисонъ былъ государственнымъ секретаремъ, когда Дикъ Стиль имлъ должность, когда Попъ, Свифтъ и Боллингброкъ еще жили и писали,— переселился въ тотъ кругъ, куда явился великой Мелборо съ своею свирпою супругой. О такомъ обширномъ, хлопотливомъ, блистательномъ обществ, невозможно дать полное понятіе въ четырехъ краткихъ главахъ, но мы можемъ заглянуть тамъ и сямъ въ этотъ прошлый міръ Георговъ, посмотрть каковы были они и дворы ихъ, бросить взглядъ на людей, окружавшихъ ихъ, на прошлые обычаи, моды, удовольствія, и сравнить ихъ съ нашими. Я говорю все это въ вид предисловія, потому что предметъ моихъ лекцій былъ не такъ понятъ, и меня бранили за то, что я не далъ серіозныхъ историческихъ трактатовъ, которые я никогда не имлъ намренія предпринимать. Не о битвахъ, не о политик, не о государственныхъ людяхъ и государственныхъ мрахъ думалъ к читать лекціи, но очертить обычаи и жизнь стараго міра, занять слушателей на нсколько часовъ разказомъ о старомъ обществ, и результатомъ пріятнаго чтенія многихъ дней и ночей доставить моимъ слушателямъ возможность провести не скучно четыре зимніе вечера.
Между германскими государями, которые слушали проповди Лютера въ Виттенберг, былъ герцогъ Эрнестъ Целльскій, младшій сынъ котораго Вильгельмъ Люнебургъ былъ родоначальникомъ знаменитаго Ганноверскаго дома, нын царствующаго въ Великобританіи. Герцогъ Вильгельмъ держалъ свой дворъ въ Целл, маленькомъ городк въ десять тысячъ жителей, явно котораго лежитъ теперь желзная дорога между Гамбургомъ и Ганноверомъ, среди большой песчаной долины, на рк Алдеръ. Когда этотъ городокъ достался герцогу Вильгельму, это было мстечко ничтожное, съ деревянными строеніями, съ большою кирпичною церковью, которую герцогъ прилежно посщалъ, и гд похороненъ онъ самъ и его родные. Онъ былъ очень религіозенъ, и его называлъ Вильгельмомъ Благочестивымъ небольшой кружокъ его подданныхъ, которыми онъ управлялъ, пока судьба не лишила его и зрнія и разсудка. Когда, въ послднее время передъ смертью, у добраго герцога бывали проблески умственнаго свта, тогда онъ приказывалъ музыкантамъ играть любимые свои псалмы. Невольно подумаешь о его потомк, который двсти лтъ спустя, слпой, дряхлый, помшанный, плъ Генделя въ Виндзорской Башн.
У Вильгельма Благочестиваго было пятнадцать человкъ дтей, восемь дочерей и семь сыновей, которые, такъ какъ наслдство осталось имъ небольшое, кинули жребій, кому изъ нихъ жениться, и продолжать гордый родъ Гвельфовъ. Жребій выпалъ герцогу Георгу, меньшому брату. Остальные остались холостыми, или заключили браки съ лвой руки, по обычаю государей того времени. Странная картина: старый герцогъ, умирающій въ своей деревянной столиц, и семь сыновей его, кидающихъ жребій, кто долженъ быть наслдникомъ и передать въ потомство Брентфордскую корону! Герцогъ Георгъ,— счастливецъ, которому выпалъ жребій,— объхалъ Европу, постилъ дворъ королевы Елисаветы, и въ 1617 воротился и поселился въ Целл, съ женою изъ Дармштадта. Его братья вс оставались въ Целл изъ экономіи. Потомъ, въ надлежащее время, вс эти честные герцоги умерли, Эрнестъ, Христіанъ, Августъ, Магнусъ, Георгъ, Іоаннъ, и вс погребены въ кирпичной церкви Брентфорда, на песчаныхъ берегахъ Аллера.
Докторъ Фезе даетъ интересный просвтъ на жизнь нашихъ герцоговъ, въ Целл. ‘Когда затрубитъ трубачъ на башн, то-есть въ девять часовъ утра, и въ четыре вечера, герцогъ приказываетъ, чтобы вс садились за обдъ и ужинъ, а т, кто не поспетъ должны остаться безъ нихъ. Никто изъ слугъ, если только его не послали съ порученіемъ, не долженъ сть или пить въ кухн или погреб, а также безъ особеннаго позволенія, кормить своихъ лошадей на счетъ герцога. Когда кушанье будетъ подано, пажъ долженъ обходить кругомъ и просить каждаго сидть смирно и благопристойно, не ругаться, не произносить грубыхъ словъ, разбрасывать хлба, костей или незабирать съ собою остатки яствъ. Каждое утро, въ семь часовъ, камеръ-юнкеры должны сть свой утренній супъ, вмст съ которымъ, и при обд тоже, имъ подадутъ порцію ихъ питья,— каждое утро, разумется кром пятницы, когда бываетъ проповдь, а пить не даютъ. Каждый вечеръ имъ даютъ пива, а на ночь крпкаго питья для сна. Буфетчику строго наказано не пускать никого въ погребъ, ни дворянина, ни простолюдина, вино подается только за столомъ государя или совтника, а каждый понедльникъ, честный старый герцогъ приказываетъ подавать счетъ издержкамъ въ кухн, въ винномъ и пивномъ погреб, въ пекарн и конюшн.
Герцогъ Георгъ, которому достался жребій вступить въ бракъ, не оставался дома пить пиво и слушать проповди. Онъ отправлялся сражаться, гд только это было выгодно. Онъ служилъ генераломъ въ нижне-саксонской арміи, то-есть въ протестантской арміи, потомъ перешелъ къ императору, и сражался въ его арміяхъ въ Германіи и въ Италіи, а когда Густавъ-Адольфъ появился въ Германіи, Георгъ поступилъ на службу шведскимъ генераломъ, и захватилъ Гильдесгеймское Аббатство, какъ свою долю добычи. Тамъ, въ 1641 г., герцогъ Георгъ умеръ, оставивъ четырехъ сыновей, отъ младшаго изъ нихъ происходить нашъ король Георгъ.
При дтяхъ герцога Георга, старинные, богобоязненные, простые целльскіе обычаи вышли изъ моды. Второй братъ безпрестанно здилъ въ Венецію, и велъ тамъ разгульную, нечестивую жизнь. Это было самое веселое мсто, въ конц семнадцатаго столтія, и военные, посл всякой кампаніи, стремились туда, какъ въ 1814 году воины союзной арміи устремились въ Парижъ, картежничать, веселиться и наслаждаться всякими безбожными утхами. Этотъ принцъ, любя Венецію и ея удовольствія, привезъ съ собою въ тихій, старый Целль итальянскихъ пвцовъ и танцоровъ, а хуже всего то, что онъ унизилъ себя женитьбою на француженк, которая была ниже его происхожденіемъ, на Элеонор д’Ольбрёзъ, отъ которой и происходитъ наша королева. У Элеоноры была хорошенькая дочь, которая наслдовала огромное богатство, воспламенившее ея двоюроднаго брата, Георга Лудвига Ганноверскаго, желаніемъ жениться на ней, и она съ своею красотой и съ своимъ богатствомъ имла печальный конецъ.
Слишкомъ долго будетъ разказывать какъ четыре сына герцога Георга раздлили между собою свои земли, и какъ наконецъ он перешли къ сыну самаго младшаго изъ четырехъ братьевъ. Въ этомъ поколніи, протестантская вра почти угасла, въ фамиліи герцога: еслибъ она совсмъ угасла гд бы мы въ Англіи стали искатъ короля? Третьему брату также очень нравилось въ Италіи, гд духовенство обратило его въ католическую вру, а съ нимъ и его капеллана. Опять въ Ганновер начали служить католическую обдню, и опять итальянскіе сопрано начали распвать латинскіе стихи вмсто гимновъ, которые плись Вильгельмомъ Благочестивымъ и Лютеромъ. Лудовикъ XIV назначилъ этому новообращенному, вмст съ другими, великолпную пенсію. Толпы французовъ и блестящія французскія моды явились при его двор. Невозможно пересчитать сколько это стоило Германіи. Каждый государь подражалъ французскому королю и имлъ свой Версаль, свой Вильгельмсгеэ или свой Лудвигслустъ, свой дворъ и свое великолпіе, свои сады съ статуями, свои фонтаны и своихъ тритоновъ, своихъ актеровъ, своихъ пвцовъ, свой гаремъ, и его обитательницъ, свои брилліанты и разные титулы для этихъ обитательницъ гарема, свои празднества, свои картежные столы, турниры, маскарады и банкеты, продолжавшіеся по цлымъ недлямъ, за которые народъ платилъ своими деньгами, когда он бывали у несчастныхъ бдняковъ,— своимъ тломъ и своею кровью, когда денегъ у нихъ не бывало, и ихъ тысячами продавали ихъ господа и повелители, которые весело ставили цлый полкъ на карту, вымнивали батальйонъ на брилліянтовое ожерелье для танцовщицы и, просто сказать, забирали въ карманъ свой народъ.
Если взглянуть на Европу въ первой половин прошлаго столтія, сквозь описанія тогдашнихъ путешественниковъ,— ландшафтъ ужасенъ: пустыни, несчастныя и ограбленныя, полусожженныя хижины и дрожащіе крестьяне, собирающіе жалкую жатву, вотъ идутъ толпы этихъ несчастныхъ, а сзади ихъ штыки, и капралы, вооруженные палками и девятихвостками, загоняющіе ихъ въ казармы. Мимо детъ раззолоченая карета знатнаго барина, она ковыляетъ по рытвинамъ, онъ ругаетъ ямщиковъ, и спшитъ въ резиденцію. Поодаль отъ шума и крика горожанъ, стоить Вильгельмслустъ, или Лудовигсруэ, или Монбижу, или Версаль — это все равно,— возл города, но скрытый лсомъ отъ обнищалой деревни, огромный, отвратительный, позолоченый, чудовищный мраморный дворецъ, съ государемъ и дворомъ, съ разукрашенными садами и огромными фонтанами, съ лсомъ, куда оборванные крестьяне загоняютъ дичь (смерть имъ, если они дотронутся до одного перышка), и веселые охотники прозжаютъ въ своихъ мундирахъ красныхъ съ золотомъ, а государь скачетъ впереди, трубя въ рогъ, его вельможи и фаворитки дутъ за нимъ, и олень убитъ, и егермейстеръ подаетъ ножъ посреди цлаго хора трубъ, и время двору возвращаться обдать, и нашъ благородный путешественникъ, можетъ-быть это баронъ Пёлльницъ, или графъ Кенигсмаркъ, или безподобный кавалеръ фонъ-Зейнгальтъ, видитъ какъ мелькаетъ процессія сквозь щегольскія аллеи лса, и торопится въ гостиницу, и посылаетъ свое благородное имя къ гофмаршалу. Потомъ нашъ вельможа наряжается въ зеленый кафтанъ съ золотомъ или въ алый съ серебромъ, по послдней парижской мод, и камергеръ вводитъ его, и онъ кланяется веселому государю и милостивымъ принцессамъ и представляется знатнымъ вельможамъ и дамамъ, а потомъ подаютъ ужинъ и начинается банкъ, гд онъ проиграетъ или выиграетъ тысячку-другую къ разсвту. Если это дворъ германскій, вы можете прибавить порядочное пьянство къ этой картин высшей жизни, но германскій ли онъ, французскій или испанскій,— если вы выглянете изъ вашихъ дворцовыхъ оконъ, за щегольски-подрзанными лсными аллеями лежитъ нищета, голодъ ходитъ по нагимъ деревнямъ, занимаясь лниво ненадежнымъ хозяйствомъ, паша безплодныя поля голоднымъ скотомъ, или боязливо собирая скудную жатву. Августъ толстъ и веселъ на своемъ трон, онъ можетъ свалить съ могъ быка и състь почти цлаго, его любовница, Аврора Фонъ-Кенигсмаркъ — прелестнйшее и остроумнйшее созданіе, его брилліянты самые крупные и блестящіе въ цломъ свт, а его пиры такъ же великолпны, какъ версальскіе. Лудовикъ же Великій больше нежели смертный. Почтительно поднимите ваши взоры, и посмотрите какъ онъ взглядываетъ на мадамъ де-Фонтанжъ, или на мадамъ де-Монтеспанъ, изъ подъ своего возвышеннаго парика, проходя по огромной галлере, гд ждутъ Вилларъ, Вандомъ, Бервикъ, Боссюэтъ и Массильйонъ. Можетъ ли дворъ быть великолпне, вельможи и кавалеры храбре и величаве, дамы прелестне? Не встртить вамъ боле величественнаго монарха, а также и боле жалкой, голодной твари, какъ крестьянинъ, его подданный. Запомнимъ оба эти типа, если желаемъ врно оцнить старое общество. Помните славу и рыцарство? Да. Помните грацію и красоту, блескъ, и утонченную учтивость, и доблестную вжливость при Фонтенуа, гд французскій фронтъ предложилъ англійскимъ гвардейцамъ стрлять первымъ, благородное постоянство стараго короля и Виллара, его полководца, который снарядилъ послднюю армію изъ послднихъ грошей казначейства и идетъ, навстрчу непріятелю, побдить или умереть за Францію при Денен. Но вокругъ этого великолпія лежитъ нація порабощенная и раззоренная, народъ, лишенный своихъ правъ, общины, опустошенныя до тла, вра, правосудіе, торговля, попраны и почти уничтожены, даже въ самомъ центр власти, какія ужасныя пятна, низость, преступленіе и позоръ! Самые знатные вельможи, самыя гордыя женщины покланяются арлекину, цну несчастной провинціи король повязываетъ въ брилліантахъ на блую шею своей любовницы. Въ первой половин прошлаго столтія, говорю я, это происходитъ во всей Европ. Саксонія такая же пустыня, какъ и Пикардія или Артуа, а Версаль только больше, а не хуже Герренгаузена.
Девять лтъ спустя посл того, какъ Карлъ Стуартъ лишился своей головы, его племянница Софія, одна изъ многочисленныхъ дтей другаго несчастнаго, лишеннаго престола государя, курфирста-палатина, вышла замужъ за Эрнеста Августа Брауншвейгскаго, который сталъ курфирстомъ ганноверскимъ, и принесла право на корону трехъ королевствъ въ своемъ скудномъ приданомъ. Софія, дочь бднаго Фридриха, зимняго короля Богеміи, была одною изъ самыхъ красивыхъ, веселыхъ, умныхъ, проницательныхъ, талантливыхъ женщинъ на свт. Другія дочери бдной Елисаветы Стуартъ перешли въ католическую церковь, эта одна, къ счастію для ея фамиліи, осталась, не могу сказать врною реформатской религіи, но по крайней мр она не принимала другой. Повренный французскаго короля, Гурвиль, самъ обращенный, усиливался обратить ее и ея мужа къ истин, онъ говоритъ намъ, что однажды онъ спросилъ герцогиню ганноверскую, какой религіи ея дочь, тогда хорошенькая тринадцатилтняя двушка. Герцогиня отвчала, что принцесса еще не принадлежитъ ни къ какой религіи. Ждали, какой религіи будетъ ея мужъ: протестантъ или католикъ, чтобъ такъ и обучить ее! Герцогъ ганноверскій, услыхавъ предложеніе Гурвиля, сказалъ, что перемна была бы выгодна для его дома, но что онъ самъ слишкомъ старъ для перемны.
Умная принцесса Софія имла такіе проницательные глаза, что знала какъ закрыть ихъ при случа, и была слпа ко многимъ проступкамъ, которые совершалъ мужъ ея, епископъ оснабрюкскій и герцогъ ганноверскій. Онъ любилъ пользоваться удовольствіями, какъ и другіе, — былъ веселый принцъ, пристрастенъ къ обдамъ и вину, любилъ здить въ Италію, какъ братья его длали до сего, и мы читаемъ, какъ весело онъ продалъ 6,700 своихъ Ганноверцевъ Венеціи. Они храбро отправились въ Морею, подъ командою сына Эрнеста, принца Макса, и только 4,400 изъ нихъ воротились домой. Вы можете припомнить, какъ правительство Георга III купило Гессенцевъ, и какъ мы ихъ употребили во время войны за независимость.
Дукаты, которые герцогъ Эрнестъ получилъ за своихъ солдатъ, были растрачены имъ на самыя блистательныя увеселенія. Однако, герцогъ былъ экономенъ и не выпускалъ изъ вида своихъ выгодъ. Онъ самъ достигъ званія курфирста, женилъ своего старшаго сына Георга на его прелестной целльской кузин и, посылая своихъ сыновей командовать войскомъ, то за одну сторону, то за другую, онъ поживалъ себ въ свое удовольствіе и длъ своихъ на забывая, государь веселый и довольно мудрый, не слишкомъ нравственный, я опасаюсь, впрочемъ, нравственныхъ встртится мало въ этихъ очеркахъ.
Эрнстъ Августъ имлъ семерыхъ дтей, нкоторые изъ нихъ были изверги и возмутились противъ родительской системы первородства и нераздленія собственности. ‘Густхенъ, пишетъ курфирстина о своемъ второмъ сын: — бднаго Гуса вытолкали, отецъ не хочетъ боле держать его. Я смюсь днемъ и плачу всю ночь объ этомъ, потому что я безъ ума отъ моихъ дтей.’
Трое изъ шестерыхъ были убиты на войн противъ Турокъ, Татаръ, Французовъ. Одинъ составилъ заговоръ, возмутился, убжалъ въ Римъ, оставивъ агента, которому снесли голову. Дочь, о воспитаніи которой мы говорили, вышла за курфирста Бранденбургскаго, и такимъ образомъ ея религія окончательно утвердилась на сторон протестантизма.
Племянница курфирстины Софіи, которая перемнила свою религію и вышла за герцога Орлеанскаго, брата французскаго короля, женщина, честное сердце которой было всегда съ ея друзьями и дорогою Германіей, хотя ея полная, маленькая особа была заключена въ Париж, или Марли, или Версали,— оставила намъ, въ своей огромной корреспонденціи (часть которой была напечатана по-нмецки и по-французски), воспоминанія о курфирстин и о сын ея Георг. Елисавета-Шарлотта была въ Оснабрюк, когда Георгъ родился (1660). Ее чуть было не выскли за то, что она всмъ мшала въ этотъ торжественный день. Она, кажется, не любила маленькаго и невзрачнаго Георга, и представляетъ его человкомъ очень грубымъ, холоднымъ и молчаливымъ. Молчаливъ-то онъ былъ, дйствительно,— совсмъ не такой веселый принцъ, какъ его отецъ, а благоразумный, спокойный, эгоистическій потентатъ, и понимавшій свои выгоды замчательно хорошо.
При жизни отца, во глав ганноверскихъ войскъ, состоявшихъ изъ восьми или десяти тысячъ человкъ, Георгъ служилъ императору, на Дуна противъ Турокъ, при осад Вны, въ Италіи и на Рейни. Сдлавшись курфирстомъ, онъ управлялъ всми длами съ чрезвычайною осторожностью и проворствомъ. Ганноверскій народъ очень любилъ его. Онъ не слишкомъ выказывалъ свои чувства, но плакалъ искренно, оставляя свой народъ, а народъ плакалъ отъ радости, когда онъ возвращался. Онъ обнаружилъ необыкновенное благоразуміе и хладнокровіе, вступивъ на англійскій престолъ, онъ не выказывалъ радости, онъ не превозносился, основательно сомнвался, не будетъ ли онъ выгнанъ когда-нибудь, онъ считалъ себя только постояльцемъ и извлекалъ всевозможную пользу изъ своего краткаго пребыванія въ Сентджемсскомъ или Гамптонскомъ дворцахъ, немножко грабя, это правда, и длясь съ своею германскою свитой:— но чего можно было ожидать отъ государя, который на родин могъ продавать своихъ подданныхъ за столько-то дукатовъ съ человка и не совстился такъ распоряжаться ими? Да, по моему мннію онъ былъ очень проницателенъ, остороженъ и даже умреннъ въ своихъ поступкахъ. Германскій протестантъ былъ и дешевле, и добре, и лучше католическаго Стуарта, на престол котораго слъ онъ, и на столько честенъ, въ отношеніи къ Англіи, что оставлялъ Англію управляться самой собою.
Приготовляясь къ моимъ лекціямъ, я счелъ обязанностію постить эту безобразную колыбель, въ которой былъ воздоенъ нашъ Георгъ. Старый городъ Ганноверъ долженъ быть теперь гораздо красиве нежели въ то время, какъ Георгъ Лудвигъ оставилъ его. Садъ и павильйонъ герренгаузенскіе почти не измнились съ того дня, когда старая курфирстина Софія упала, прогуливаясь здсь въ послдній разъ, и сошла въ могилу лишь нсколькими недлями ране дочери Іакова II, смерть которой проложила дорогу брауншвейгскимъ Стуартамъ въ Англію.
Лудовикъ XIV и Карлъ II едва ли боле превозносились въ Версали или Сентъ-Джемс чмъ эти германскіе султаны въ своемъ маленькомъ городк, на берегахъ Лейне. Вы можете еще видть въ Герренгаузен тотъ самый сельскій театръ, на которомъ Платены танцовали, пли передъ курфирстомъ и его сыновьями. Т же самые каменные фавны и дріады все еще выглядываютъ изъ-за втвей, все еще наигрываютъ и насвистываютъ свои беззвучныя мелодіи, какъ и въ то время, какъ нарумяненныя нимфы увшивали ихъ гирляндами, являлись подъ лиственными аркадами съ позолоченными посохами, ведя барашковъ съ позолоченными рогами, спускались съ ‘машинъ’ въ вид Діаны или Минервы, и говорили аллегорическіе комплименты принцамъ, воротившимся домой съ кампаніи.
Странное тогда было положеніе нравственности и политики въ Европ, странное слдствіе торжества монархическаго принципа. Феодализмъ былъ подавленъ. Дворянство, въ своихъ ссорахъ съ короной, почти пало, и монархъ былъ всесиленъ. Онъ сдлался почти божествомъ: самое гордое и самое древнее дворянство исполняло для него лакейскія службы. Кто понесетъ свчу Лудовику XIV, когда онъ пойдетъ спать? какой принцъ крови подастъ королю рубашку, когда его христіанское величество будетъ одваться?— Французскіе мемуары семнадцатаго столтія полны подобныхъ дрязгъ. Преданіе объ этомъ еще не угасло въ Европ. Т изъ васъ, которые присутствовали, вмст съ миріадами, на великолпномъ зрлищ открытія кристальнаго дворца въ Лондон, могли видть, какъ два благородные лорда, знатные сановники двора, съ древнею родословной, въ вышитыхъ мундирахъ, съ звздами на груди и съ жезлами въ рукахъ, шли задомъ почти цлую милю, пока подвигалась королевская процессія. Должны ли мы удивляться этимъ церемоніямъ стараго міра, должны ли сердиться на нихъ, должны ли смяться надъ ними? Смотрите на нихъ кагь хотите, сообразно расположенію вашего духа, съ презрніемъ или съ уваженіемъ, съ гнвомъ или горестью, куда поведетъ васъ нравъ.
Поставьте неуклюжія нмецкія статуи вмсто мраморныхъ версальскихъ статуй, представьте себ герренгаузенскіе фонтаны вмсто марлійскихъ: поставьте на столъ Schweinskopf, Specksuppe, Leberkuchen, вмсто французской cuisine, представьте себ фрау-фонъ-Кильмансегге, танцующую съ графомъ камеръ-юнкеромъ Квирини, или поющую французскія псни съ самымъ ужаснымъ нмецкимъ акцентомъ,— вообразите грубый Версаль, и передъ вами будетъ Ганноверъ.
‘Я попала въ область красоты,’ писала Мернуартли изъ Ганновера, Въ 1716 г., ‘у всхъ женщинъ буквально розовыя щеки, блоснжный лобъ и такая же шея, черныя брови, къ чему можно также прибавить черные какъ уголь волоса. Эти совершенства не оставляютъ ихъ до дня ихъ смерти, и производятъ прекрасный эффектъ при свчахъ, но я желала бы, чтобы въ ихъ красот было боле разнообразія. Он похожи одна на другую, какъ великобританскій дворъ у мистрисъ Сальмонъ {Содержательница кабинета восковыхъ фигуръ.}, и подвергаются большой опасности растаять, если подойдутъ слишкомъ близко къ огню.’
Лукавая Мери Уартли видла этотъ раскрашенный сераль перваго Георга въ Ганновер черезъ годъ посл его восшествія на великобританскій престолъ. Тамъ происходили большія торжества. Тутъ леди Мери видла также Георга II.
‘Я могу сказать вамъ безъ лести и пристрастія, говорятъ она, — что нашъ юный принцъ иметъ вс дарованія, какія только можно имть въ его лта, съ такимъ живымъ и понятливымъ видомъ и съ чимъ-то такимъ привлекательнымъ въ обращеніи, что не нуждается въ преимуществахъ его званія, чтобы производить обаятельное дйствіе.’
Я нахожу въ другомъ мст подобный панегирикъ Фредерику, принцу Валлійскому, сыну Георга II, и разумется, также Георгу III и Георгу IV, въ самой высокой степени. Было правиломъ ослпляться принцами, и глаза народа совершенно добросовстно жмурились отъ этой царственной лучезарности.
Курфиршескій дворъ въ Ганновер былъ многочисленный, на весьма порядочномъ, по тогдашнему времени, жалованьи, которое, сверхъ того, платилось съ аккуратностію, какою не многіе другіе европейскіе дворы могли похвалиться. Можетъ-статься вамъ пріятно будетъ узнать, какъ былъ составленъ дворъ курфирста. Вопервыхъ, были принцы крови, вовторыхъ, единственный фельдмаршалъ (контингентъ состоялъ изъ 18.000 человкъ, говоритъ Пелльницъ, да еще сверхъ того курфирстъ имлъ 14.000 войска на своемъ жалованьи). Потомъ идутъ, въ надлежащемъ порядк, гражданскія и военныя власти, совтники, кавалерійскіе и пхотные генералы, втретьихъ, камергеры, маршалы двора, оберъ-шталмейстеръ, вчетвертыхъ, генералъ-майоры кавалеріи и пхоты до майоровъ, гофъ-юнкеры или пажи, секретари или ассессоры десятаго класса, въ которомъ вс были дворяне.
Мы находимъ, что оберъ-шталмейстеръ получалъ 1090 талеровъ жалованья, главный камергеръ 2000. Еще были два камергера, и одинъ для курфирстинъ, пять камеръ-юнкеровъ и пять благородныхъ придверниковъ, одиннадцать пажей и особъ для воспитанія этихъ юныхъ господъ, какъ напримръ, гувернеръ, учитель фехтованья и танцованья тожь, послдній подучалъ 400 талеровъ жалованья. Были три доктора съ 800 и 500 талеровъ жалованья, цирюльникъ получалъ 600, былъ придворный органистъ, два музыканта, четыре французскіе скрипача, двнадцать трубачей и горнистъ, такъ что было много музыки и свтской и духовной въ Ганновер. Было десять камердинеровъ, двадцать четыре ливрейные лакея, метрдотель и кухонные служители, французскій поваръ, лейбъ-поваръ, десять поваровъ, шесть поваренковъ, два братенмейстера (представьте себ огромный вертелъ, медленно обращающійся и почтеннаго братенмейстера, подбирающаго сокъ), и наконецъ три судомойки съ скромнымъ жалованьемъ двнадцати талеровъ. Въ кондитерской было четыре кондитера (безъ сомннія, для дамъ), семь чиновниковъ при винныхъ и пивныхъ погребахъ, четыре пекаря и два человка при серебряной посуд. Въ конюшняхъ было 600 лошадей, не мене двадцати упряжей, по восьми лошадей на упряжь, шестнадцать кучеровъ, четырнадцать форрейторовъ, девятнадцать конюховъ, тринадцать помощниковъ, кром кузнецовъ, каретниковъ, ветеринаровъ и другихъ конюшенныхъ служителей. Женская прислуга была не такъ многочисленна. Съ прискорбіемъ нахожу только двнадцать или четырнадцать во дворц курфирста, и только дв прачки для всего двора. Имъ не столько было дла, какъ въ ныншнее время. Признаюсь, я нахожу удовольствіе въ этихъ маленькихъ пивныхъ хроникахъ. Я люблю населять старый міръ его ежедневными обитателями, не столько героями, сражающимися въ разныхъ битвахъ, или государственными людьми, затворившимися въ сумрачныхъ кабинетахъ и обдумывающими тяжеловсные законы или ужасные заговоры, сколько такими людьми, которые заняты ежедневными трудами или удовольствіями, господинъ и госпожа охотятся въ лсу, или танцуютъ при двор, или раскланиваются передъ ихъ высочествами, когда они идутъ къ обду, поваръ съ своею свитой несетъ кушанья изъ кухни, буфетчики — бутылки изъ погреба, видный кучеръ подаетъ тяжелыя позолоченыя кареты, съ восемью блыми лошадьми, въ красныхъ бархатныхъ или сафьянныхъ попонахъ, форрейторъ сидитъ на одной изъ переднихъ лошадей, а пара или полдюжины скороходовъ идутъ рядомъ съ экипажемъ, въ коническихъ шапкахъ, съ булавами съ серебрянымъ набалдашникомъ и въ великолпныхъ курткахъ, шитыхъ серебромъ и золотомъ. Я воображаю, какъ жены и дочери гражданъ выглядываютъ изъ оконъ, а бюргеры за пивомъ встаютъ съ шляпой въ рук, когда кавалькада прозжаетъ черезъ городъ съ факельщиками, съ трубачами, надувающими щеки, и съ эскадрономъ лейбъ-гвардейцевъ, въ блестящихъ кирасахъ, на ретивыхъ коняхъ провожающихъ карету его высочества изъ Ганновера въ Герренгаузенъ, или останавливающихся, можетъ-статься, въ Монплезир, загородномъ дом мадамъ Платенъ, который лежитъ на полудорог между лтнимъ дворцомъ и резиденціей.
Въ добрыя старыя времена, о которыхъ я разсуждаю, когда простыхъ людей погоняли какъ стада и продавали сражаться съ врагами императора на Дуна, или колоть штыками войска короля Лудовика на Рейн, дворяне перезжали отъ двора ко двору, ища службы то у одного государя, то у другаго, и натурально получая команду надъ солдатами, которые сражались и умирали почти безъ всякой, надежды на повышеніе. Благородные авантюристы перезжали отъ двора ко двору, отыскивая занятіе,— не только дворяне, но и дворянки, и если эти послднія были красавицы и обращали на себя милостивое вниманіе государей, он оставались при двор, длались фаворитками его высочества или его величества, и получали огромныя суммы денегъ и брилліанты, длались герцогинями, маркизами и тому подобнымъ, и не очень теряли общественное уваженіе за тотъ способъ, какимъ достигали своего повышенія. Такимъ образомъ, мадмуазель де-Керуайль, французская красавица, пріхала въ Лондонъ, по особенному порученію Лудовика XIV, была усвоена нашею признательною страной и государемъ, и сдлалась герцогиней Портсмутъ. Такимъ образомъ, прелестная Аврора Кёнигсмаркъ, въ своихъ странствіяхъ, заслужила милостивое расположеніе Августа Саксонскаго и сдлалась матерью Морица Саксонскаго, который побилъ насъ при Фонтенуа, такимъ образомъ хорошенькія сестрицы Елисавета и Мелузина Мейссенбахъ (которыя просто были выгнаны изъ Парижа, куда он пріхали за тмъ же, благоразумною ревностью тогдашней фаворитки), отправились въ Ганноверъ и сдлались фаворитками царствовавшаго тамъ дома.
Эта прелестная Аврора фонъ-Кинигсмаркъ и братъ ея удивительны, какъ типы былыхъ обычаевъ, и какъ странные при мры нравственности прежнихъ временъ. Кёнигсмарки происходили отъ старинной дворянской бранденбургской фамиліи, втвь которой переселилась въ Швецію, гд обогатилась и произвела нсколько сильныхъ и доблестныхъ людей.
Основатель рода былъ Гансъ Кристофъ, знаменитый воинъ и грабитель временъ Тридцатилтней войны. Одинъ изъ сыновей Ганса, Отто, былъ посланникомъ при двор Лудовика XIV и долженъ былъ сказать шведскую рчь христіаннйшему королю. Отто былъ знаменитый франтъ и воинъ, но онъ забылъ рчь, и что, вы думаете, сдлалъ онъ? Нисколько не смутившись, онъ прочиталъ начало шведскаго катехизиса его христіаннйшему величеству и двору его, никто не понималъ ни слова, кром его свиты, которая должна была употребить вс усилія, чтобы сохранить серіозный видъ.
Племянникъ Отто, старшій братъ Авроры, Карлъ-Іоганнъ фонъ-Кёнигсмаркъ, любимецъ Карла II, красавецъ, щеголь, воинъ, негодяй крупнаго разбора, спасся отъ вислицы, хотя заслужилъ ее въ Англіи, за убійство Тома Тайна Лонглята. Съ нимъ былъ въ то время въ Лондон его маленькій братецъ, такой же красавчикъ, такой же франтъ, такой же негодяй, какъ и старшій братъ. Этотъ мальчикъ, Филиппъ фонъ-Кёнигсмаркъ, также былъ замшанъ въ это дло, можетъ-статься было бы лучше, еслибъ онъ тутъ сложилъ свою голову. Онъ похалъ въ Ганноверъ и скоро былъ произведенъ въ полковники драгунскаго полка. Въ дтств онъ былъ пажемъ при целльскомъ двор, говорили, что онъ и прекрасная принцесса Софія-Доротея, которая въ то время была замужемъ за своимъ кузеномъ, принцемъ Георгомъ, были въ дтств влюблены другъ въ друга. Любовь ихъ теперь должна была возобновиться не невиннымъ образомъ, и имть страшный конецъ.
Біографія жены Георга I, составленная г. Дораномъ, недавно вышла въ свтъ, и, признаюсь, я изумленъ приговоромъ этого писателя и его оправданіемъ этой несчастнйшей женщины. Что у ней былъ мужемъ развратный эгоистъ, въ этомъ никто не можетъ сомнваться, но что дурной мужъ имлъ дурную жену, это также ясно. Она была выдана за своего кузена изъ-за денегъ или изъ приличія, какъ выдаютъ всхъ принцессъ. Она была прелестна, жива, остроумна, его грубость оскорбляла ее, его молчаливость и холодность леденили ее, его жестокость обижала ее. Не удивительно, что она не любила его. Какъ можетъ любовь участвовать въ подобномъ союз? Имя свободнымъ свое несчастное сердце, бдная женщина отдала его Филиппу Фонъ-Кёнигсмарку, негодяю, хуже котораго не найдется человка въ исторіи семнадцатаго столтія. Сто восемьдесять дть спустя посл того какъ его бросили въ его неизвстную могилу, шведскій профессоръ нашелъ ящикъ писемъ Филиппа и Доротеи въ университетской библіотек, въ которыхъ разказывалась ихъ несчастная исторія.
Кёнигсмаркъ околдовалъ два женскія сердца въ Ганновер. Кром прелестной молодой супруги принца, Софіи-Доротеи, Филиппъ внушилъ страсть отвратительной старой придворной дам, графин Платенъ. Принцесса, кажется, преслдовала его многолтнею врностью. Кучи писемъ слдовали за нимъ въ его походахъ, и смлый искатель приключеній отвчалъ на эти письма. Принцесса хотла бжать съ нимъ, по крайней мр оставить своего ненавистнаго мужа. Она просила своихъ родителей, чтобъ они взяли ее къ себ, имла мысль искать убжища во Франціи и перейдти въ католическую вру, уложила даже свои брилліянты для побга и, весьма вроятно, условилась во всемъ съ своимъ любовникомъ, въ то послднее, продолжительное ночное свиданіе, посл котораго Филиппъ Кёнигсмаркъ исчезъ навсегда.
Кёнигсмаркъ, разгоряченный виномъ — едва ли есть какой-нибудь порокъ, согласно его собственнымъ показаніямъ, котораго не имлъ бы этотъ господинъ — хвалился за ужиномъ въ Дрезден своею короткостью съ двумя ганноверскими дамами, не только съ принцессой, но и съ другою могущественною дамой въ Ганновер. Графиня Платенъ, бывшая фаворитка курфирста, ненавидла принцессу. Молодая принцесса была остроумна и весела, и постоянно насмхалась надъ старухой. Шутки принцессы передавались старой графин, подобно тому какъ вздорныя вещи переносятся и въ наше время, и он об ненавидли другъ друга.
Дйствующія лица въ трагедіи, занавсъ которой теперь падаетъ, такая мрачная группа, какую едва ли когда удавалось видть: весельчакъ-курфирстъ, хитрый эгоистъ, любившій выпить (и мн кажется, что отъ его веселости трагедія становится мрачне), его супруга, которая говоритъ мало, а видитъ все, его старая, нарумяненная любовница, сынъ, тоже хитрый, спокойный, себялюбивый, вообще неразговорчивый, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда его взбситъ нестерпимый языкъ его миленькой жены, бдная Софія-Доротея, съ своимъ кокетствомъ, и съ своими обидами, и съ своею страстною привязанностью къ своему негодном