Приезд в Париж, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1840 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 34 минут(ы)

ПРІЗДЪ ВЪ ПАРИЖЪ.

ДВ ГЛАВЫ ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ВПЕЧАТЛНІЙ ТЕККЕРЕЯ.

Посвященіе господину Арепу, портному, въ Пириж, No 17, улица Ришль.

‘Милостивый Государь!

‘Каждый порядочный человкъ, къ какому бы онъ сословію ни принадлежалъ, обязанъ признавать превосходныя качества, находимыя имъ въ нкоторыхъ изъ своихъ собратій, и выставлять эти качества напоказъ для одобренія и подражанія со стороны другихъ людей.

‘Нсколько мсяцовъ тому назадъ, когда вы пишущему сіи строки подали счетъ о сдланныхъ ему вами сюртукахъ и панталонахъ, и когда вашъ должникъ объяснилъ вамъ, что немедленная уплата по этому счету для него, должника, была бы крайне неудобна, вы отвчали:

‘Ахъ, Боже мой, не безпокойтесь изъ-за такой бездлицы! если вамъ нужны деньги, какъ это часто случается съ джентльменами въ чужихъ краяхъ, то у меня есть дома банковый билетъ въ 1,000 франковъ, который совершенно къ вашимъ услугамъ.’

‘Исторія и житейская опытность представляютъ намъ такъ мало поступковъ, которые могли бы равняться съ вашимъ — подобное предложеніе со стороны портнаго человку совершенно незнакомому кажется мн столь удивительнымъ, что вы должны меня простить, что я такимъ образомъ обнародываю прекрасныя свойства вашей души и возвщаю англійской націи о вашихъ заслугахъ имени. Позвольте мн, государь мой, присовокупить въ заключеніе, что вы живете въ нижнемъ этаж, что ваши прикладъ и кройка превосходны, что ваши счеты добросовстны и умренны, и позвольте мн повергнуть эту рукопись къ вашимъ стопамъ, какъ дань моего къ особ вашей удивленія.

‘Вамъ преданный и покорный слуга

‘Теккерей.’

I.
НАШЕСТВІЕ НА ФРАНЦІЮ.

Caesar venit in Galliam summa diligentia.

Около полудня, именно въ ту минуту, когда колокольчикъ пакебота прощается съ лондонскимъ мостомъ и какъ бы даетъ сигналъ оборваннымъ, съ газетными листками въ рукахъ, мальчишкамъ, которые подставляютъ вамъ подъ носъ Times, Herald, Penny Paul-Prey, Penny Satirist, Flare-up и другія пошлости, и когда евреи, туристы и люди, пришедшіе проститься съ отъзжающими семействами, вмст съ вышеупомянутыми оборванцами, тснятся во доск, которая ведетъ съ парохода ‘Эсмеральда’ на набережную, вы видите, что вдоль по улиц Терезіи дутъ дв темныя кареты, о скорйшемъ прибытіи которыхъ вы уже съ полчаса безпокоились, испытали чувство надежды, отчаянія, страха, перенесли сильнйшую дрожь по всему тлу и наконецъ много такого, о чемъ не говорится въ хорошемъ обществ, и все это по поводу двухъ каретъ. Наконецъ эти кареты подъзжаютъ, и изъ нихъ выгружаются за набережную во множеств сундуки, дти, узлы, свертки, картоны съ чепцами и шляпками, капоты и салопы, въ заключеніе же является любящая супруга.

— Илизабетъ, посмотри за миссъ Дженъ, кричитъ расторопная женщина, которая передъ тмъ дв недли занималась приведеніемъ въ походное положеніе своей огромной свиты и необъятнаго багажа.— Да, ради Бога, не выпускай изъ виду малютку! Георгъ, Эдуардъ! если ты толкнешь этого носильщика съ сундукомъ, то онъ и самъ упадетъ и тебя убьетъ, негодный мальчишка! Возьми же, дитя мое, юбку и зонтикъ и проведи Фанни и Люси, да ужь поговори кстати и съ извощиками, они просятъ 15 шиллинговъ, кром того, за вещи, всего 27 штукъ, и за нашу маленькую Фло. Гд же Фло? Фло, Фло!

Фло тащится къ своей госпож, этой хорошенькой собачк нужно было сказать послднее прости черному пуделю, который остается на берегу.

Какъ въ т критическія минуты, когда ястребъ угрожаетъ молодому поколнію чадолюбивой насдки, всякая мать, видя передъ собою такую опасность, каково путешествіе, внезапно пріобртаетъ огромный запасъ душевной силы, мечется и кричитъ, предводительствуя своимъ потомствомъ, и ея мужеству удается отвратить опасность и разбить непріятеля. Въ подобномъ случа, вы непремнно увидите, что ваша жена, если она дйствительно уважаемая дама, вы увидите, что она и упряма, и раздражительна, и угрюма. Только тогда, когда корыстолюбивые извощики удовлетворены, матушка становится впереди полка произведенныхъ ею пигмеевъ и, наконецъ, при помощи нянекъ, переправляетъ ихъ въ каюту, изъ двадцати-семи тюковъ вы насчитываете двадцать-шесть, и оставляете ихъ на палуб, страшный же лоцманъ, говорившій до тхъ поръ: ‘Скоре, сэръ!’ теперь молчитъ, какъ будто успокоившись.

Я не замтилъ, когда именно двинулся пароходъ, потому-что въ продолженіе перваго получаса слишкомъ былъ занятъ сундуками и дтьми, чтобы обращать вниманіе на движеніе нашего судна. Лишь только вы успете сдлать эти касающіяся васъ распоряженія, какъ вы уже видите передъ собою прелестный, блющійся издали Гриничъ, и спокойствіе начинаетъ водворяться у васъ въ душ.

Ваша жена впервые улыбается въ продолженіе недли, вы дете мимо лса корабельныхъ мачтъ и высокихъ трубъ, испускающихъ столбы дыма, матросы поютъ на палубахъ судовъ, лоцмана бранятся между собою, скалятъ зубы, говорятъ остроты, передовой кричитъ: ‘припусти! убавь!’ и эти таинственныя слова повторяются кмъ-то внизу пронзительнымъ голосомъ, на палуб цлыя группы пассажировъ, и солнце сіяетъ поверхъ всего этого.

Солнце сіяетъ, и буфетчикъ приходитъ въ вашу компанію и говоритъ: ‘Второй завтракъ, милостивые государи и государыни! Кому угодно кушать?’

Является съ дюжину желающихъ. Говядина, солонина и громадныя порціи честера утоляютъ голодъ пассажировъ. Выносятся маленькія пузатыя бутылки крпкаго пива, и такъ пнятся и брызжутъ, что вовсе нельзя бы было ожидать отъ нихъ такой бойкости, гладя на ихъ приземистую, плюгавую статуру.

Палуба, или, лучше сказать, находящіеся на палуб представляютъ довольно странный видъ. Дамы, престарлые, тучные кавалеры, няньки и дти составляютъ большую часть пассажирской компаніи англійскаго парохода. Три или четыре группы расположились сидть на полу. Кругомъ толпятся молодые люди, изъ которыхъ нкоторые отпустили себ усы лишь съ прошлой пятницы потому единственно, что дутъ на континентъ, и теперь ихъ верхнія губы точно выпачканы въ табак.

Оперная танцовщица возвращается въ Парижъ. Сопровождаемая своею нянькою и собачкою, она расхаживаетъ, длая отъ времени до времени пируэты, и смотритъ на всхъ съ особеннымъ любопытствомъ. Какъ счастливы теперь двое англичанъ, которые умютъ говорить по французски, и которые пустились съ нею въ разсужденія! Какъ удивляютъ и восхищаютъ ихъ ея пріемы! Вотъ группа молодыхъ двицъ, которыя дутъ въ Парижъ, чтобы поступить въ гувернанки.

Эти дв щегольски одтыя дамы — модистки изъ улицы Ришль, которыя привозили къ намъ и продали запасъ лтнихъ костюмовъ, Тамъ сидитъ достопочтенный мистеръ Снодграссъ съ своими воспитанниками, которыхъ онъ сбирается отдать въ заведеніе близь Булони, гд они, вмст съ классическимъ и математическимъ образованіемъ, въ томъ числ и съ мытьемъ блья отъ хозяина, имютъ то преимущество, что могутъ изучить французскій языкъ между самими французами. Съ этою цлью, мальчики будутъ заперты, въ двухъ верстахъ отъ Булони, въ приличномъ дом, въ которомъ они не будутъ видть души человческой, кром привратника и повара изъ французовъ.

Тутъ нсколько французовъ, которые приготовляются страдать отъ морской болзни. Я никогда не забуду того ужаснаго зрлища, котораго былъ свидтелемъ въ маленькой, темной, въ шесть кубическихъ футовъ, кают доверскаго парохода. Четыре тощіе француза, разоблачившись совершенно и оставшись такимъ образомъ въ костюм первобытнаго человка, натирались тамъ какими-то снадобьями противъ морской болзни. И теперь за пароход много французовъ, но они по большей части съ особеннымъ, чисто-философскимъ спокойствіемъ, уходятъ въ передовую каюту, на палубу же они являются въ широкихъ пальто, фуражкахъ чудовищныхъ фасоновъ, и тутъ вс они сморкаются и кашляютъ помянутно, Сердятся, ворчатъ, блднютъ боле и боле, и вовсе не болтаютъ такъ, какъ привыкли ихъ единоземцы при другихъ обстоятельствахъ.

Есть и евреи въ числ пассажировъ. Да и кому же, кто зжалъ за пароходахъ, по желзнымъ дорогамъ, въ дилижансахъ, съ эстафетой, въ носилкахъ или верхомъ на мул, кому не случалось встрчаться съ представителями этого бродячаго племени?

Пока я длалъ эти замчанія, буфетчикъ опять является на палубу и докладываетъ, что обдъ готовъ. Черезъ два часа является чай, потомъ джинъ съ водой, рекомендуемый какъ предохранительное средство противъ всхъ недуговъ, и во время чаю вы выходите въ открытое море, втеръ начинаетъ дуть свже, и группы уходятъ съ палубы, ваша супруга, переглянувшись съ вами значительно, уходитъ съ дтками въ дамскую каюту, и вы видите, какъ коммиссаръ но хозяйственной части, вмст съ служителями, выносить изъ маленькой комнатки, находящейся у колесъ, круглые оловянные сосуды, напоминающіе плевальницы, употребляемыя въ Америк.

——

Втеръ дуетъ, вода становится все сине и прекрасне, вершины скалъ одна за другою проносятся мимо.

— Это Рамсгэтъ, говоритъ рулевой: — это вотъ Дральонъ — много потерплъ отъ войны, а тамъ вонъ Доверъ!

Между тмъ солнце погрузило въ море свой рдющій обликъ, а съ противоположной стороны явился серебристый мсяцъ и сталъ подниматься по небесному своду, мистриссъ, вмст съ дтьми, выбралась на свободу изъ страшной каюты, въ которой, по ея словамъ, нтъ средствъ дышать, и теперь учтивыя служанки и неутомимый коммиссаръ, разносившій плевальницы, снабжаетъ малютокъ охабками подушекъ, матрасовъ и одялъ, на которыхъ они кое-какъ размщаются, и изъ этой груды движущихся существъ во все продолженіе путешествія не перестаютъ исходить слабые крики и возгласы, выражающіе страданіе и неудовольствія разнаго рода.

Добрая, милая Марія! Неужели это та самая женщина, которая недавно съ такимъ невозмутимымъ хладнокровіемъ противостояла насмшкамъ и грубостямъ плутоватыхъ извощиковъ, которая презрла уловки еще боле хитрыхъ носильщиковъ, и умла обсчитать ихъ на восьмнадцать пенсовъ? Неужели это та самая женщина, голоса которой трепещутъ служанки, при звук шаговъ которой двичья и дтская приходятъ въ образцовый порядокъ? Посмотрите теперь за нее, она растянулась, разметалась, у нея нтъ силъ ни говорить, ни помогать своей крошечной, возившейся постоянно Роз, въ исполненіи нкоторыхъ житейскихъ потребностей.

Посреди всхъ этихъ безпокойствъ и томленій, на которыя остальные пассажиры, сами болющіе не мене — вы въ числ другихъ также лежите на койк и, при малйшемъ движеній, чувствуете боль въ желудк — смотрятъ равнодушно, будучи заняты собственными недугами, находится человкъ, который оказываетъ вамъ знаки самой изысканной учтивости и услужливости и который съ нжностью печется о странствующей семь, оставленной даже отцомъ на произволъ судьбы. Онъ иностранецъ, и вамъ удалось въ продолженіи дня поговорить съ нимъ по французски, при чемъ онъ замтилъ, что вы говорите такъ хорошо, какъ природный французъ, потомъ вы завели англійскій разговоръ, находя послдній для себя все-таки удобнйшимъ. Чмъ вы можете отблагодарить его за его попечительность о васъ и вашемъ семейств? спрашиваете вы. Онъ служилъ въ войскахъ императора, и по всей вроятности, онъ человкъ съ душой, скромный и образованный. Онъ говоритъ впрочемъ о своемъ отечеств безъ особеннаго уваженія и отдаетъ британцамъ преимущество на моряхъ и въ чемъ угодно.

Намъ пріятно, разумется, найдти въ иностранц такую добросовстность и безпристрастіе, и нельзя не уважать человка, который приноситъ тщеславіе въ жертву истин. Онъ васъ распрашиваетъ, куда вы дете, гд намрены остановиться, навдывается, много ли съ вами поклажи, и усмхается, слыша о двадцати-семи тюкахъ, онъ увренъ, что у васъ есть знакомый въ таможн, который можетъ избавить васъ отъ излишнихъ хлопотъ выкладывать то, что вы укладывали въ продолженіе нсколькихъ недль.

Бьетъ девять, десять, одиннадцать часовъ, а услужливый иностранецъ все еще возл васъ. Вы, можетъ быть, по свойственному вамъ чувству черной неблагодарности, находите, что онъ слишкомъ докучливъ, но зато какое участіе оказалъ онъ къ маменьк и дткамъ! Наконецъ показываются огни въ Булони, вы видите ихъ въ т минуты, когда пароходъ поднимается волнами вверхъ, булонская гавань все ясне и ясне обрисовывается на горизонт, и иностранецъ говоритъ вамъ самымъ коверканнымъ англійскимъ языкомъ, какимъ только можно говорить:

— Сэръ, если у васъ нтъ въ виду какого-нибудь отеля, то я могу помочь вамъ въ этомъ случа. Отель ‘Бедфордъ’ близь купаленъ и таможни. Покойныя постели, прекрасный садъ, table d’hte въ пять часовъ, завтракъ во французскомъ и англійскомъ стиляхъ. Я самъ коммиссіонеръ, сэръ, и все приготовлю къ вашему прізду.

— Чтобъ провалиться совсмъ этому несносному надодал!

Тонъ вашего разговора тотчасъ мняется, и вы просите его оставить васъ въ поко.

Но въ полночь, когда путешествіе ваше кончилось и таможенный осмотръ сдланъ, вы не знаете, куда дваться съ женою и четырнадцатью поблднвшими дтьми, которыя едва держатся на ногахъ и только и твердятъ, что о кровати, я въ заключеніе все-таки видите себя въ отел ‘Бедфордъ’, лучшаго, впрочемъ, вы и не могли бы найдти, вотъ ласковыя служанки ведутъ уже вашихъ дтей къ чистымъ постелямъ, а вжливый буфетчикъ приносить вамъ холоднаго цыпленка съ салатомъ, бутылку бордосскаго и кувшинъ зельцерской воды.

——

Утро наступаетъ. Я не знаю боле пріятнаго чувства, какъ проснуться при восход солнца, которое освщаетъ совершенно для васъ новые или, если вы сдлали этотъ перездъ ужей десять разъ, то все-таки нсколько чуждые предметы. Мистриссъ К. и вамъ досталась въ удлъ громадная кровать съ краснымъ каленкоровымъ пологомъ. Окна въ спальн драпированы кисеей, подъ ногами у себя вы не видите половиковъ, все кажется такимъ веселымъ и уютнымъ, какъ только можно желать. Солнце блещетъ ярко, какъ вы не видали уже цлый годъ, небо въ тысячу разъ голубе, чмъ въ вашемъ отечеств, а что за веселый говоръ французскихъ голосовъ раздается въ кухн и подъ окнами!

Везд шумъ! Одно семейство узжаетъ въ Парижъ вмст съ почтой, потому тутъ ужасная суета между почтальонами, кучерами, прислугой и зрителями. Хозяинъ кричитъ:

— Четыре бифстекса съ яблоками въ тридцать-третій нумеръ.

О, милые мои соотечественники, какъ сочувствую я вашему вкусу и вашему аппетиту!

Служанка пищитъ и произноситъ:

— Перестаньте же, monsieur Pierre!

Что бы могъ онъ съ ней длать?

Толстый англичанинъ съ шумомъ растворилъ окно и взываетъ:

— Мальчикъ, да скажи же мн, пожалуйста, дашь ты мн горячей воды, или нтъ?

Онъ уже съ полчаса звонитъ. Послдній энергическій крикъ сопровождается желаемыми результатами, и немного спустя, вашъ англійскій сосдъ могъ сойдти въ кофейную комнату, гд онъ принимается за теплыя еще булки, жареную баранью ногу, холодную дичь и печеныя яйца, называя все это своимъ первымъ французскимъ завтракомъ.

Булонь странный, разнообразный, веселый городъ. Маленькіе ребятишки, дти рыбаковъ, вс прекрасивые, маленькіе французскіе солдатики, въ четыре фута ростомъ, въ красныхъ панталонахъ, съ большими помпонами на киверахъ, съ смуглыми лицами, живыми, выразительными глазами, несмотря на свою малорослость, кажутся воинственне и смышлене тхъ неповоротливыхъ увальней, которыхъ видишь въ англійскихъ гарнизонахъ. Вотъ идетъ толпа рыбаковъ, засучившихъ себ панталоны по колни. Вотъ стоитъ всмъ извстный по городу дурачокъ, который хохочетъ надъ дамой, сидящей у окна гостиницы и распвающей визгливымъ голосомъ ‘Heure du Tage’, съ аккомпанементомъ арфы, а надъ нимъ, въ свою очередь, потшаются столпившіеся кругомъ уличные мальчишки.

Тише! эти семь молодыхъ дамъ, съ рыжеватыми волосами и зелеными вуалями, пріхали изъ сосдственнаго Альбіона и идутъ купаться. Вотъ идутъ трое англичанъ, поселившіеся здсь совершенно, вс они отчаянные щеголи. Одинъ носить костюмъ моряка, другой охотничье платье, третій блузу и маленькія шпоры у сапоговъ. У всхъ у нихъ столько волосъ на лицахъ, сколько лишь можетъ произрастить природа и искусство, и вс носятъ шляпы, надтыя на бекрень.

По правд сказать, въ цломъ свт нтъ такихъ обиралъ, какъ между англичанами, нтъ такихъ оборванцовъ, какъ одинъ изъ этихъ мнимыхъ джентльменовъ, изъ которыхъ каждый, впрочемъ, въ своемъ род низокъ, пошлъ, невжественъ и надутъ, пустъ и бездушенъ.

Но для чего же, милостивый государь, приходить въ такую запальчивость? Смотрите на вещи спокойно. Поэтъ сказалъ: ‘только тотъ настоящій джентльменъ, кто поступаетъ по джентльменски’, вотъ вамъ признакъ, по которому можно опредлять джентльмена, будетъ ли онъ рожденъ сапожникомъ или графомъ. Зачмъ — восклицаетъ читатель-патріотъ — зачмъ вы представляете намъ карікатуры нашихъ соотечественниковъ? Это всякій съуметъ сдлать, лучше продолжайте свой разсказъ въ томъ пріятномъ, остроумномъ, описательномъ род, въ которомъ началось ваше письмо. Ваше замчаніе совершенно справедливо и длаетъ честь вашему просвщенному уму и благородному сердцу.

Мн кажется, что уже нечего боле описывать добрый городъ Булонь, который описанъ снизу и сверху, съ своимъ новымъ маякомъ и гаванью, газовымъ освщеніемъ, мануфактурами и монастырями, англійскимъ и французскимъ населеніемъ, колонною въ честь великой англійской арміи, названной такъ, потому что она не дохала до Англіи, описанъ краснорчивымъ капелланомъ, докторомъ Миллингонъ, и безчисленнымъ множествомъ туристовъ. Я нахожу въ самомъ дл особенное удовольствіе послушать какого нибудь престарлаго француза наполеоновскихъ временъ, когда онъ начнетъ разсказывать, какъ этотъ дерзкій корсиканецъ отправился бы противъ Лондона, посл того, какъ онъ проглотилъ Нельсона со всми его кораблями, и что только несчастная война и славный австрійскій походъ, приготовленный въ тихомолку деньгами Питта, отвлекъ его вниманіе отъ лишившагося чувствъ отъ ужаса государства. Нкоторые французы идутъ дале и клянутся, что они вовсе не терпли пораженія въ Испаніи, такъ-что если въ ‘Biographie des hommes du jour’ читать статью подъ названіемъ: ‘Soult’, то можно подумать, что дйствительно походы въ Испанію и Португалію, за исключеніемъ разв битвы при Витторіи, были рядомъ тріумфовъ. Только взглянувши на ландкарту, замчаешь, что отъ Вимейро до Тулузы, гд мы находимъ маршала въ конц его достославныхъ побдоносныхъ годовъ, препорядочное разстояніе. Да и въ Тулузу онъ, изволите видть, пришелъ только для того, чтобы разбить англичанъ — дло извстное, не требующее дальнйшихъ комментаріевъ.

Но, такимъ образомъ, мы никогда не прідемъ въ Парижъ! Простите же моей болтовн и слдуйте за мной впередъ.!

Во время этого отступленія, снисходительный читатель усплъ бы расплатиться по счету въ булонской гостиниц, ссть въ дилижансъ Лафитта, Кальяра и Комп., и потомъ въ продолженіе двадцати часовъ катился бы по дорог, при звукахъ бубенчиковъ я крикахъ кондуктора.

Французская модистка, которая сидитъ въ углу, начинаетъ снимать одну за другою грязныя бумажки, въ которыя въ продолженіе дня были завернуты ея локоны. Она скидаетъ шелковый бловатый платокъ, который въ теченіе сутокъ обвязывалъ ея голову и замняетъ его черною бархатною шляпкой, которая, задвая васъ по носу съ самаго вызда изъ Булони, висла на потолк дилижанса Старая дама, сидвшая въ противоположномъ углу, сосавшая конфеты и сильно издававшая запахъ anisette, приводитъ въ порядокъ маленькія коробочки, положенныя въ мшокъ со всякою дрянью, который вс старухи носятъ обыкновенно за пазухой. Она вытираетъ себ ротъ и глаза пыльнымъ платкомъ, складываетъ свой ночной чепчикъ въ узелъ и вмсто его надваетъ красивую куафюру, усаженную полинявшими цвтами и истертыми лентами. Потомъ нсколько минуть она лукаво смотритъ на своихъ спутниковъ, закрывая ротъ платкомъ. Глаза ея вращаются страннымъ образомъ. Еще минута, и вы слышите слабый, но рзкій звукъ.

Старушка только-что привела въ порядокъ свой зубъ, который лежалъ у нея въ мшк, вмст съ конфетами, шпильками, апельсинами, помадой, сладкими пирожками, пеперментами, мдными деньгами и фальшивыми волосами. Господинъ изъ евреевъ, который всю дорогу былъ особенно внимателенъ къ модистк, и который, по своей профессіи, постоянно занятъ разъздами и запаковкою товаровъ, спшитъ собрать свои вещи въ одно мсто. Юный англичанинъ, съ пожелтвшимъ лицомъ, который посл отъзда изъ Булони не усплъ еще протрезвиться, и который отправляется въ Парижъ для усовершенствованія себя въ медицин, доказываетъ, что онъ совершенно въ своей тарелк, что онъ радехонекъ выбраться поскоре изъ дилижанса и отдохнуть отъ этой несносной дороги.

— Наконецъ-то, говоритъ, звая, вашъ сосдъ, и толкая васъ локтемъ: — nous voil!

— Nous voil! мы въ Париж!

Вотъ причина снятія папильотокъ у модистки и вставленія зуба у престарлой дамы. Съ послдней станціи мы хали чрезвычайно скоро. Почтальонъ размахиваетъ своимъ длиннымъ бичемъ и пронзительно кричитъ. Кондукторъ неумолимо трубитъ въ рогъ, звонъ бубенчиковъ и колецъ упряжи, стукъ и свистъ колесъ и удары огромныхъ лошадиныхъ подковъ о землю въ послднія десять минутъ чрезвычайно усилились. Дилижансъ, который до тхъ поръ длалъ милю въ два часа, спшитъ теперь безъ оглядки, какъ будто желая пробжать по крайней мр шесть миль въ такое же точно время. Здсь поступаютъ точно такъ же, какъ какой нибудь ораторъ, говорящій рчь. Онъ сосредоточиваетъ всю силу въ начал и въ конц. Сначала онъ галопируетъ, въ середин детъ шагомъ, подъ конецъ снова возбуждаетъ слушателей, которые совсмъ было задремали. Онъ хлопаетъ бичомъ сатиры, сильно возвышаетъ голосъ, блещетъ всми цвтами краснорчія, такъ-что спящіе пробуждаются, утомленные обновляются силами, и вс восклицаютъ:

— Ахъ, какой удивительный ораторъ! Какой славный дилижансъ! Мы всегда будемъ здить именно въ этомъ дилижанс и ни въ какомъ другомъ!

Но мы все-таки въ Париж. Дилижансъ подъхалъ къ какому-то забору, называемому grille, съ двумя боковыми зданіями. Черезъ эту ршетку прозжали прежніе французскіе короли, и передъ нею происходили частыя схватки во времена революціи. Теперь она окружена телжками, мужиками и дятельными, одтыми въ зеленое, солдатами, которые пересматриваютъ кладь, пропуская ее въ городъ и прокалываютъ длинными иглами возы съ сномъ и соломой. Это застава Сен-Дени, а одтые въ зеленое люди принадлежатъ къ парижской таможенной страж.

Если вы поселянинъ и желаете провести корову въ городъ, то городъ беретъ за это двадцать-четыре франка. Если у васъ сто фунтовъ сальныхъ свчъ, то вы платите три франка, за стадо свиней по девяти франковъ за штуку. Но мистеръ Бульверъ, мистриссъ Троллопъ и другіе писатели сообщили уже публик обо всемъ этомъ. Въ настоящемъ случа, одинъ изъ людей въ зеленомъ сюртук садится къ намъ на козлы, и дилижансъ продолжаетъ свой путь.

Улица въ предмсть Сен-Дени, въ которую мы теперь въхали, составляетъ совершенную противоположность съ однообразіемъ лондонской улицы, гд все является въ какой-то неподвижной, туманной атмосфер, точно пейзажъ, нарисованный тушью — черные дома, черные люди, черное небо. Здсь, напротивъ, въ тысячу разъ боле жизни и цвтовъ. Вы видите передъ собою, при яркихъ лучахъ солнца, блестящую линію жолобовъ, предметъ не совсмъ приличный для города, но неоцненный для картины. По об стороны стоятъ дома всевозможныхъ размровъ и характеровъ, одноэтажные, приземистые и высокіе, какъ вавилонская башня. Изъ нихъ-то мелочные торговцы, которые особенно любятъ эту улицу, вывшиваютъ длинныя полосы разноцвтнаго каленкору, который производитъ странный, но вмст и оживляющій эффектъ. Молочницы, окруженныя болтливою толпою, продаютъ уже съ ранняго утра необходимый запасъ для парижскаго caf-au-lait. Миловидные погребки, раскрашенные разными цвтами, събронзовыми гроздіями винограда и золочеными перилами, наполнены рабочими, уничтожающими тамъ свою утреннюю порцію. Это мрачное зданіе направо — тюрьма для женщинъ, на мст бывшаго монастыря лазаристовъ. Теперь тутъ живутъ тысячи несчастныхъ особъ прекраснаго пола. Он пекутъ, какъ извстно, хлбы для другихъ заключенныхъ, вяжутъ чулки, длаютъ лопаты и срныя спички, и всякое воскресенье ходятъ къ обдн. Если он много выработываютъ, то пользуются нкоторымъ довольствомъ. Не правда ли, что это дло великой административной мудрости, пріучая эти несчастныя существа къ трудолюбію, и извлекая изъ ихъ дятельности прямую пользу, содйствовать ихъ нравственному возвышенію?

Но мы уже давно оставили за собою темницу, и теперь подъзжаемъ къ воротамъ Сен-Дени.

Мы можемъ бросить на нихъ только бглый взглядъ. Они напоминаютъ много славныхъ военныхъ подвиговъ Людовика XIV, и до сихъ поръ росписаны аллегорическими изображеніями нимфъ, морскихъ божествъ и пирамидъ, увнчанныхъ лиліями. Людовикъ переходитъ съ тріумфомъ черезъ Рейнъ, и германскій левъ въ лто 1682 испускаетъ духъ.

Германскій левъ опять ожилъ и нсколько лтъ спустя побдилъ героя, но, къ удивленію, надписи на воротахъ не говорятъ объ этомъ. Если вы прозжаете около воротъ, но никакъ не въ нихъ, потому что къ этому не допускаетъ всеобщій обычай почитанія тріумфальныхъ арокъ, то вступаете на бульваръ, который представляетъ вамъ смшеніе тнистыхъ аллей, открытыхъ тротуаровъ и блыхъ зданій, потомъ тянется грязная улица Bourbon Villeneuve, которая, кажется, не иметъ конца, за нею улица св. Евстафія. Кучеръ въ послдній разъ трубитъ въ рогъ, и карета ваша вваливается на дворъ, гд она видитъ уже настоящій конецъ своему странствованію.

Если до сихъ поръ васъ безпокоитъ крикъ почтальона и звукъ трубы, то все это было ничто въ сравненіи съ вавилонскимъ смятеніемъ, которое теперь васъ окружаетъ. Мы находимся на большомъ двор, который Хаджи-Баба назвалъ бы отцомъ дилижансовъ. Въ эту самую минуту приходятъ съ полдюжины другихъ каретъ. Это не такіе легкіе, какъ игрушки, экипажи, какіе мы встрчаемъ въ Англіи, это тяжеловсныя колымаги, содержащія внутри до пятнадцати пассажировъ, еще нсколько въ кабріолет и на верху цлкіе ворохи поклажи. Нкоторыя изъ колымагъ нагружены исключительно товарами. Дворъ наполняется путешественниками, которые прізжаютъ и узжаютъ, тутъ и услужливые носильщики, и крикливые коммиссіонеры. Послдніе овладваютъ вами, лишь только вы оставили свое мсто. Вамъ втираютъ въ руки до двадцати карточекъ и столько же голосовъ съ неуловимою быстротою говорятъ вамъ на ухо:

— Къ намъ, сэръ! Хотите въ Htel de Rhin? Htel d’Amirautc? Htel Bristol, сэръ? Htel de Lille, mousieur?

— Да убирайтесь вы, дайте пройдти хоть малютк-то!

— Вамъ сколько комнатъ нужно, сэръ? и т. д.

Теперь, если вы въ первый разъ въ Париж, послдуйте совту Теккерея! Если вы не умете сказать и двухъ словъ по французски и любите англійскій комфортъ, чистыя комнаты, обильный завтракъ, хорошую прислугу, если вы хотите имть сытный обдъ, не гоняясь особенно за виномъ, если вы хотите быть въ англійской компаніи, хотите пить родной портеръ и отечественную бранди съ водою, то не слушайте ни одного изъ этихъ господъ, но скажите съ свойственнымъ вамъ англійскимъ акцентомъ погромче: Mourise! и тотчасъ къ вамъ подойдетъ человкъ съ предложеніемъ проводить васъ на улицу Риволи.

Здсь вы найдете квартиру во всякую цну, очень чистенькую комнатку напримръ за три франка въ день, обильный англійскій завтракъ съ печеными яйцами и поджаренымъ окорокомъ ветчины, прекрасный обдъ, состоящій изъ холодныхъ блюдъ, и общество, которое вамъ придется по сердцу. Здсь и молодые люди изъ университета, образованные купцы, почтенныя семейства, состоящія изъ девяти дочерей, толстаго батюшки и матушки, здсь и драгуны, и адвокаты. Въ послдній разъ, когда мы обдали у Мориса, то всего боле болтали съ почтенною особой, мистеромъ Мозесомъ, знаменитымъ бэлифомъ Ченсери-Лэна. Лордъ Брумъ сидлъ у него по правую руку, а супруга одного пастора съ цлою свитою блокурыхъ дочерей, которыя восхищались брилліантовымъ кольцомъ иностранца, по лвую руку.

Это лучшее средство увидать Парижъ, какъ можете себ представить, особенно если вы проведете день въ томъ, что будете читать у Галиньяни англійскія газеты, по примру многихъ образованныхъ туристовъ.

Но все это не идетъ прямо къ длу. Если же вы требуете отъ отеля особеннаго спокойствія, большихъ счетовъ и самаго лучшаго стола, то ступайте въ ‘Htel des Princes’. Это очень близко отъ бульвара и отъ Фраскати рукой подать. ‘Htel Mirabeau’ едва ли также уступятъ, но врное изображеніе этого отеля мы находимъ въ автобіографіи Пельгама, Бульвера. ‘Lawson’s Htel’ иметъ свои преимущества, точно такъ же, какъ и ‘Htel de Lille’, который во многомъ сходенъ съ Морисомъ.

Если вы не боле, какъ студентъ классической филологіи или пріятнаго искусства ампутацій, то ступайте на ту сторону Сены, въ ‘Htel Corneille’, близь Одеона, или другой въ подобномъ же род. Тутъ много такихъ, гд вы будете жить бариномъ за четыре франка въ день, если вамъ не вздумается устроиться еще на боле дешевыхъ условіяхъ въ какомъ нибудь частномъ дом.

Пуще всего, дорогіе мои соотечественники, избгайте поступать на хлбы, особенно когда съ вами есть дамы, или, по крайней мр, извдайте сначала характеръ и привычки вашихъ хозяевъ, прежде, чмъ вы введете къ нимъ свою дочь и ея маменьку. Тутъ у васъ будетъ и дурной столъ и дурное общество. Если вы играете въ карты, то подвергаетесь опасности встртиться съ обманщикомъ, а если вы танцуете, то какъ разъ вамъ придется вальсировать съ такою особой, на которую вы не желали бы и смотрть.

II.
УРОКЪ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМЪ.

Мильоны опасностей и обмановъ ожидаютъ путешественника, лишь только онъ успетъ выйдти изъ дилижанса, который мы недавно оставили, а такъ какъ вообще нтъ ничего благоразумне, какъ разсказывать о непріятныхъ приключеніяхъ, съ цлію отвлечь тмъ неопытныхъ отъ опаснаго пути, то мы и пользуемся первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы сообщить читателямъ плоды мудрости, пріобртенной нами съ такимъ трудомъ.

Въ отношеніи Парижа должно замтить, во первыхъ, что въ этомъ город столько туземныхъ и прізжихъ сумасбродовъ, какъ вы въ одной изъ европейскихъ столицъ. Найдется ли хотя одинъ молодой англичанинъ, который бы, при посщеніи Парижа, не питалъ хотя въ самомъ отдаленномъ уголк сердца желанія принять участіе въ парижскихъ веселостяхъ, можетъ быть съ единственною цлью получить объ нихъ понятіе?

Много ли было такихъ, которые, при существованіи игорныхъ домовъ, съумли устоять противъ ихъ обольщенія? А между тмъ, не гораздо ли лестне для молодого человка быть приглашеннымъ въ салонъ, куда онъ идетъ съ полнымъ убжденіемъ найдти настоящее французское общество въ лицахъ какихъ нибудь герцоговъ или графовъ, которые тамъ обыкновенно собираются?

Мой другъ Погсонъ — молодой человкъ, который немного похуже собой, пожиже и попростовате, чмъ его сосди по путешествію, и детъ въ Парижъ съ тмъ же самымъ намреніемъ, съ какимъ дутъ въ этотъ городъ многіе изъ британскихъ юношей, впрочемъ, прошлою зимою ему случилось испытать здсь нкоторыя замчательныя приключенія, которыя съ полною достоврностью передаются читателямъ.

Погсонъ, прежде всего, юноша изъ Сити, — юноша, который уже два года разъзжаетъ по порученіямъ двухъ домовъ, торгующихъ москотильными товарами, онъ играетъ на флейт, обладаетъ интереснымъ альбомомъ, здитъ на родин въ одноколк, и какъ у себя дома, такъ и въ. столиц слыветъ за милаго, умнаго и достаточнаго человка. Единственный недостатокъ въ Погсон есть особенная склонность къ хорошенькимъ женщинамъ. ‘Прекрасный полъ — говоритъ онъ обыкновенно — когда нибудь меня погубитъ’. И въ самомъ дл, Погсонъ всегда иметъ при себ въ дорог миньятюрное изданіе ‘Донъ-Хуана’, самъ же онъ довольно смазливъ и юнъ на видъ.

Прошлымъ октябремъ, Погсонъ имлъ намреніе отправиться въ Парижъ, и тутъ склонность къ прекрасному полу вовлекла его въ большія непріятности. Дорога ему лежала черезъ Доверъ. Въ сосдственныхъ городахъ онъ набиралъ ревень, соду и другіе изысканные товары, по роду своихъ коммерческихъ занятій: напримръ, въ Кэнтербури, въ Рочстерскомъ квартал, въ дом подъ No 28, онъ взялъ полтора оксофта бобровой струи, благовонной, какъ вешняя роза, перехалъ въ Кале, и оттуда въ почтовой карст отправился въ Парижъ. Будучи одинъ, онъ заплатилъ за два мста, а причину этого обстоятельства вы не замедлите узнать.

Въ то время, какъ нашъ миньятюрный путешественникъ обдалъ за общимъ столомъ у Килльяка, лучшей гостиниц на цломъ континент, ему случилось сидть возл одной дамы, которая, какъ онъ замтилъ съ перваго взгляда, принадлежала къ высшему обществу. Это была почтенная на видъ особа, въ чорномъ шелковомъ плать, съ глазами и волосами черными, какъ ночь, съ золотыми цпями, съ ароматомъ дорогихъ духовъ, кружевными маншетами, шитымъ носовымъ платкомъ и четырьмя блестящими кольцами на блыхъ пухлыхъ пальцахъ. Щеки ея были такъ румяны, какъ только могли ихъ довести до того самыя лучшія китайскія притиранья, а Погсонъ зналъ въ этомъ толкъ, онъ, какъ говорится, стоялъ на томъ. Губы ея блестли какъ будто подъ вліяніемъ рубиновой губной помады. Несомннно, что она употребляла высшій сортъ этой ароматической эссенціи.

Незнакомка имла очень скромный и нсколько строгій видъ, часто потупляла глаза и твердила, что ей тридцать-два года, а нашъ ловкій малый, Погсонъ, который не любитъ ухаживать за молодыми двушками, потому будто бы, что он слишкомъ еще пристрастны къ буттербродамъ, утверждалъ, что эта леди одинъ изъ предметовъ его склонности. Онъ говорилъ обыкновенно о ней такимъ образомъ: ‘она лакомый кусочекъ, увряю васъ, аппетитное существо, именно въ моемъ вкус!’ А Погсонъ въ коммерческихъ длахъ получилъ такой кредитъ, что все, что было въ его вкус, считалось превосходнымъ.

Посл обда мистеръ Погсонъ былъ необыкновенно учтивъ и внимателенъ къ своей сосдк, и сообщилъ ей, какъ это длаютъ вс благовоспитанные англичане, прізжающіе въ первый разъ на континентъ, вс впечатлнія, произведенныя на него видомъ мстностей и лицъ. Подобныя замчанія, длаемыя во время получасовой прогулки около городскихъ стнъ и на пути къ таможн, вмст съ разговоромъ съ наемнымъ лакеемъ, должны были показаться всякому природному французу чрезвычайно интересными, и дама не только очень внимательно и благосклонно выслушивала разсказы Погсона, но даже выразила ему, въ крайне милыхъ словахъ, испытываемое ею удовольствіе отъ подобной бесды. Мистеръ Погсонъ уврялъ, что во Франціи вовсе нельзя найдти порядочнаго обда, потому что вс кушанья приготовляются какимъ-то уродливымъ способомъ. Онъ видлъ много солдатъ, приходившихъ на рынокъ, и выразилъ англійскую антипатію къ вооруженной сил, не страшась впрочемъ вовсе этихъ капельныхъ воиновъ, которыхъ наши солдаты были бы въ состояніи проглотить. Тутъ дама замтила, что англійскіе солдаты дйствительно молодцы, но что она не желала бы слышать дурного отзыва и о французскомъ войск, такъ какъ ея отецъ служилъ генераломъ въ императорской арміи.

Погсонъ получилъ о себ очень высокое мнніе, убдившись, что онъ обдалъ съ генеральскою дочерью, и веллъ подать тотчасъ бутылку шампанскаго, чтобы еще боле поддержать свое достоинство.

— Мистриссъ Биронъ, мадамъ, произнесъ онъ, слышавъ прежде, что хозяинъ гостиницы называлъ его сосдку такимъ образомъ: — если вы изволите принять отъ меня стаканъ шампанскаго, то сдлаете мн этимъ великую честь. Говорятъ, что винцо хорошо и гораздо дешевле чмъ у насъ, хотя, впрочемъ, я за деньгами не гонюсь. Мистриссъ Биронъ, ваше здоровье!

Дама пріятно улыбнулась и выпила.

— Смю спросить васъ, сударыня, не состояли ли вы въ какомъ нибудь родств съ нашимъ знаменитымъ бардомъ?

— Нтъ, сэръ.

— Извините, сударыня, но Биронъ и Байронъ вдь одно и то же имя, только вы выговариваете его по французски, и я думалъ, что вы были сродни этому знаменитому человку. Притомъ же онъ самъ былъ французскаго происхожденія.

И Погсонъ сталъ декламировать:

О, Ада, дочь моя, въ глазахъ твоихъ я снова

Взглядъ вижу матери твоей, моей жены покойной.

— О, сказала дама, улыбаясь: — вы говорите изъ лорда Байрона!

— Творца ‘Донъ-Хуана’, ‘Чайльдъ-Гарольда’ и мистеріи ‘Каинъ’, прибавилъ Погсонъ.— А такъ какъ хозяинъ называлъ васъ мадамъ ла Биронъ, то я и осмлился думать, что вы были въ родств съ лордомъ.

Вмст съ этимъ пріятель мой раскраснлся и началъ перевивать свои длинныя кудри около пальцевъ или принимался особенно внимательно разсматривать свою тарелку и бывшую на ней сндь.

— Мнимая мадамъ ла-Биронъ — баронесса. Мой мужъ былъ баронъ и я, значитъ, баронесса.

— Ахъ, такъ стало быть, я имлъ честь…. прошу тысячу извиненій, сударыня, слдовательно, вы баронесса! Я этого не зналъ. Простите меня, что я не зналъ этого.

Баронесса улыбнулась очень милостиво и притомъ съ такимъ взглядомъ, какой бросала Юнона на Юпитера, когда желала ему понравиться. Баронесса еще разъ улыбнулась и, опустивъ руку въ черный бархатный ридикюль, вынула оттуда маленькій футляръ, изъ котораго достала гласироваиную карточку, на верху этой карточки была золотая корона, подъ которой золотыми же буквами было отпечатано слдующее:

Баронесса де-Флорваль-Дерваль
урожд. де-Морваль-Норваль.
Улица Тальбо.

Большой алмазъ Питта, собственная звзда королевы на орден подвязки, баночка съ розовымъ масломъ, продающимся по гине за каплю, не были бы приняты Погсономъ съ такимъ восторгомъ и уваженіемъ, какъ эта гласированная карточка изъ рукъ баронессы. Дрожащими руками онъ положилъ ее въ свой черный кожаный портфель, и когда онъ осмлился взглянуть въ очи баронессы Флорваль-Дерваль, урожденной Морваль-Норваль, которыя блеснули отраднымъ, дружественнымъ лучомъ, чувство гордости запало къ нему въ сердце, и онъ сталъ считать себя счастливйшимъ смертнымъ на цломъ континент.

Впрочемъ нкоторое время Погсону было ршительно невозможно соблюдать прежнюю остроумную и изящную короткость въ отношенія баронессы — короткость, которая сообщала столько прелести бесд съ нею. Онъ слишкомъ роблъ въ присутствіи такой особы, и поэтому въ продолженіе нсколькихъ минутъ посл сдланнаго имъ открытія, онъ ограничивался пріятными и почтительными наклоненіями головы, а также замчаніями и восклицаніями въ род слдующихъ: ‘точно такъ, миледи’, или ‘никакъ нтъ-съ, миледи’. Погсонъ, впрочемъ, въ то же время оправдывался въ этомъ передъ собою. ‘Конечно я не люблю аристократовъ — говорилъ онъ самъ себ — но все это не должно мн мшать держать себя джентльменомъ’.

Какой-то молчаливый, малорослый господинъ, который сидлъ въ одномъ дилижанс съ Погсономъ, и который теперь не принималъ участія въ его разговор и не пилъ его шампанскаго, взялся за шляпу и съ ворчаньемъ оставилъ комнату, такъ-что счастливый москотильный торговецъ испыталъ вс прелести tte—tte. Баронесса не показывала намренія уйдти прочь. Было холодно, огонь, разведенный въ комнат, благотворно согрвалъ члены, а у баронессы не было такого уютнаго уголка. Должно ли было Погсону предложить теперь своей дам еще стаканъ шампанскаго, или лучше было напиться чего-нибудь горяченькаго? Дама сухо отвчала, что она не любитъ ничего горячаго.

— Итакъ, еще немножко шампанскаго, еще капельку!

Она сдлала знакъ согласія.

Какъ билось сердце у Погсона, когда онъ наливалъ стаканъ и подавалъ его своей собесдниц!

Что случилось въ продолженіе этого вечера, всего лучше можетъ описать самъ мистеръ Погсонъ, который позволилъ намъ сообщить читателямъ написанное имъ объ этомъ предмет письмо.

‘Отель Калльякъ.

‘Милый Теодоръ!

‘Я пріхалъ въ Кэлли, какъ мы привыкли называть его, сегодня, или, лучше сказать, вчера, потому что полночь уже прошла, а я все еще сижу на мст, и думаю о необыкновенномъ происшествіи, бывшемъ со мною. Оно касается женщины. Впрочемъ, другихъ со мною не бываетъ, какъ ты это знаешь. Но ахъ, Теодоръ, если бы только ты видлъ ее! Принадлежа къ первой во Франціи фамиліи Флорваль-Морваль, она удивительно какъ хороша собою и такъ же цнитъ деньги, какъ я орховую скорлупу. Я разскажу теб все ажъ было. Насъ обдало трое: баронесса, я и еще какой-то баринъ, который не говорилъ ни слова, и который намъ вовсе не былъ нуженъ. Ты понимаешь меня? Теб извстно мое обращеніе съ женщинами. Шампанское въ такихъ случаяхъ главное, когда дойдетъ до него дло, и разговоръ боле вяжется, а начавши разговоромъ, можно все дальше да больше. Я приказываю подать бутылку, какъ будто для себя, да самъ и говорю: ‘сударыня, неудостоите ли насчетъ стаканчика, только одного стаканчика?’ Она согласилась, потому что, понимаешь, здсь считается это за особенный шикъ, здсь всякій обдаетъ за table-d’hte, и подчуетъ виномъ своихъ собесдниковъ. Робертъ Эйронзъ, который попашимъ же дламъ похалъ въ Линнъ, говорилъ мн, что онъ сводилъ знакомства во Франціи съ людьми самаго высшаго общества именно тмъ, что подчивалъ ихъ стаканомъ шампанскаго.

‘Итакъ, моя баронесса взяла стаканъ, другой, третій, сидвшій съ нами господинъ уходитъ, мы болтаемъ нкоторое время — надо замтить, что она приняла меня за военнаго, странно, что многіе на этотъ счетъ ошибаются — и къ десяти часамъ мы сдлались такъ откровенны другъ съ другомъ, что она мн разсказала всю свою исторію, откуда она происходитъ, откуда и куда детъ, и проч. Оставь меня на полчаса съ женщиной, и я непремнно узнаю исторію ея жизни.

‘А куда она детъ, какъ ты думаешь? Разумется въ Парижъ. У нея мсто въ купэ, въ которомъ вовсе не такъ душно, какъ въ нашихъ кэбахъ, я самъ былъ на почт и смотрлъ въ окна кареты. Итакъ, у нея мсто въ купэ, въ которомъ могутъ уссться трое. Что же длаетъ Самуэль Погсонъ? Онъ идетъ, и беретъ два другія мста. Такимъ образомъ всю дорогу мы будемъ съ глазу на глазъ съ вгоей спутницей.

‘Мы прідемъ въ столицу Франціи спустя день посл того, какъ ты получишь это письмо. Пріищи же мн хорошенькую квартиру и не скупясь на деньги. Еще мн приходитъ въ голову, что если ты встртишь насъ у кареты, то хорошо, если назовешь меня капитаномъ Погсономъ: это какъ-то выгодно звучитъ для уха, само собою разумется, когда она меня спросила, не военный ли я, мн нельзя было отвчать отрицательно. Будь здоровъ, мой милый другъ, до завтра и vive le joy, какъ выражаются французы. Баронесса увряетъ, что я прекрасно говорю по французски, она же по англійски говоритъ такъ же хорошо, какъ ты и я.

‘Твой искренній другъ
‘С. Погсонъ’.

Это письмо пришло къ намъ во время, и мы тотчасъ же наняли для мистера Погсона квартиру, которая была прилична джентльмену съ его положеніемъ въ свт и въ арміи. Въ назначенный часъ мы отправились въ контору дилижансовъ и стали дожидаться позда, который заключалъ въ себ моего пріятеля и любезную баронессу. Кому случалось бывать въ обществ людей одного сословія съ Погсономъ — а что можетъ быть пріятне такого общества?— тотъ согласится, что въ то время, какъ вс прочіе пассажиры, посл двадцати-четырехъ часовой зды въ дилижанс, кажутся заспанными, грязными, запыленными и измятыми, подобный ему коммиссіонеръ москотильныхъ торговцевъ является такимъ чистенькимъ и свженькимъ, какъ будто онъ сейчасъ отошелъ отъ домашняго туалета, а это потому, что у него есть съ собой вс содйствующіе удобству снаряды, которыхъ лишены прочіе путешественники. У Погсона былъ ручной несессеръ, который онъ безпрестанно употреблялъ въ дло, и съ своими длинными, вьющимися, мягкими какъ ленъ волосами, съ шапочкой изъ тюленьей кожи, украшенной золотой кистью, на голов, съ голубымъ шелковымъ платкомъ на ше, въ пунцовомъ бархатномъ жилет, коротенькомъ свтлозеленомъ сюртучк, полосатыхъ кирпичнаго цвта брюкахъ и красивомъ макинтош, онъ казался такимъ наряднымъ и изящнымъ джентльменомъ, какому подобнаго трудно и сыскать за завтракомъ, онъ повязалъ себ на шею воротнички, а когда подъхалъ къ застав, то надлъ пару блыхъ перчатокъ, такъ-что когда онъ упалъ въ мои объятія, всякій бы принялъ его скоре за конфетную куколку, привезенную въ коробочк, чмъ за путника, только что оставившаго дилижансъ, который сдлалъ одинъ изъ скучнйшихъ, несноснйшихъ, противнйшихъ перездовъ въ Европ. Къ моему изумленію, съ пріятелемъ моимъ сидли въ карет дв дамы, а не одна, какъ я ожидалъ. Одна изъ нихъ плотная женщина, которая вынесла ларчики, узлы, зонтикъ и салопы, казалась служанкою, другая, одтая въ черное, была, по видимому, избранницей сердца Погсона. Я замтилъ надъ ея желтоватымъ лицомъ нсколько папильотокъ изъ газетной бумаги, поверхъ ихъ ночной чепчикъ, но все это драпировалось кружевными оборками и пряталось подъ черную бархатную шляпку, на которой перья райской птицы, служившія ей украшеніемъ, сильно уже полиняли. На дам было нсколько шалей и манто. Вотъ она медленно выставила изъ кареты ножку. Погсонъ тотчасъ очутился возл нея и, придерживая ее за талью одною изъ своихъ блыхъ перчатокъ, помогъ этому интересному существу сойдти. По ея походк я убдился, что ей лтъ сорокъ-пять и что мой бдный Погсонь погибшій человкъ.

Посл непродолжительнаго разговора между ними, во время котораго я съ удовольствіемъ прислушивался, какъ мой пріятель Самуэль употребляетъ въ дло то, что онъ называлъ умньемъ объясниться по французски съ дамой, которая, кажется, не понимала ни слова изъ его коверканныхъ фразъ, дилижансы ухали въ разныхъ направленіяхъ, и баронесса, обращаясь къ капитану, произнесла благозвучную французскую прощальную фразу.

— Adyon! сказалъ Самуэль, длая знакъ своею лилейною рукою.— Adyon addimansel!

Какой-то проворный маленькій ростомъ господинъ, который прежде халъ вмст съ Погсономъ, потомъ изъ деликатности взялъ мсто на имперіал, прошелъ теперь мимо, насъ и поклонился мн. Онъ несъ самъ на плечахъ свой маленькій чемоданчикъ, потомъ отправился въ противоположную отъ насъ сторону, едва будучи въ состояніи продираться сквозь толпу носильщиковъ, которые предлагали ему свои услуги, чтобы избавить его отъ этой ноши.

— Ты знаешь его? спросилъ Погсонъ.— Я думаю, это лакей.

— Это первый храбрецъ въ свт, отвчалъ я.— Здсь всякій знаетъ маленькаго майора Бритиша.

— Такъ онъ майоръ? Въ самомъ дл? Въ такомъ случа это тотъ самый господинъ, который обдалъ съ нами у Килліака. Хорошо, что я въ его присутствіи не называлъ себя капитаномъ, а то изъ этого могли бы выйдти непріятныя недоразумнія.

Вслдъ за тмъ Погсонъ погрузился въ размышленія, что было предметомъ ихъ, вскор оказалось.

— Видалъ ты когда нибудь такую маленькую ножку, такую узенькую пятку? спросилъ онъ, сидя все это время неподвижно и вовсе не развлекаясь новостью окружавшихъ его предметовъ.— Не правда ли, это очаровательное существо? продолжалъ онъ, исчисляя вс разнообразныя достоинства своей спутницы, съ такимъ званіемъ дла, съ какимъ иной конскій охотникъ разбираетъ стати своей любимой лошади.

— А мн кажется, сказалъ я: — что ты довольно далеко зашелъ съ ней, ты ей общалъ, если не ошибаюсь, быть у нея завтра.

— Далеко? Кабы твоими устами да медъ пить! Въ самомъ-то дл вовсе не далеко.

— Но я думаю вдь, что вы только вдвоемъ сидли въ купэ, она да ты, мой маленькій извергъ.

— Какъ не вдвоемъ! Хорошо, если бы такъ! Я съ проста-то вовсе не предполагалъ, чтобы у нея была служанка, хотя надо бы кажется понять, что такая благовоспитанная дама не можетъ-же обойдтись безъ прислуги, потому я и не посмлъ отказать ей, когда она спросила меня, можно ли взять съ собою двушку.

— Такъ значитъ вы были не одни?

— Увряю тебя честью, что нтъ, я не могъ ей отказать, но все-таки я употребилъ тутъ славную уловку, прибавилъ Погсонъ, подмигнувъ глазомъ и ущипнувъ себя за кончикъ носа съ самымъ плутовскимъ видомъ.

— Какую же уловку?

— Неужели не догадываешься? Я помстился между ними и высидлъ такъ всю дорогу, хотя, сказать правду, порядочно натеръ себ шею.

Вслдъ затмъ мы пришли въ гостиницу, гд этотъ молодой человкъ съ натертой шеей долженъ былъ жить во время пребыванія своего въ Париж.

На слдующій день, часовъ въ пять, мы опять сошлись съ нимъ. Мистеръ Погсонъ видлся уже съ баронессой и описалъ мн ея жилище, по своему обыкновенію, ‘великолпнымъ, очаровательнымъ’. Она приняла его, какъ стариннаго знакомаго, подчивала его сахарною водой, къ которой онъ выразилъ особенную склонность, а за другой день пригласила его обдать. Но какое-то облако какъ будто оттняло теперь дотол ясное чело юноши, я спросилъ о причин этой перемны.

— Ахъ, отвчалъ онъ со вздохомъ:— я думалъ, что она вдова, а на самомъ дл тутъ вмшался господинъ, съ которымъ трудно ладить. Мужъ ея, баронъ, прегадкій человкъ, усачъ, въ голубомъ сюртук съ красной ленточкой.

— Впрочемъ, я надюсь, что онъ тебя не выгналъ? спросилъ я.

— Боже избави! Напротивъ, онъ былъ учтивъ, какъ нельзя боле. Сказалъ, что онъ особенно уважаетъ англійскую армію, спросилъ меня, въ какомъ корпус я служу, присовокупилъ, что онъ сражался противъ насъ въ Испаніи, и наконецъ просилъ меня посщать ихъ домъ.

— Ну, чего же теб боле?

Тутъ мистеръ Погсонъ пробормоталъ что-то. Если бы при этомъ случился какой нибудь глубокій наблюдатель человческой природы, могущій читать въ сердц маленькаго нашего путешественника, то онъ вроятно нашелъ бы, что появленіе усатаго супруга совершенно не соотвтствовало какимъ-то планамъ, которые устроивалъ юный волокита.

Я, пишущій сіи строки, живу въ отдаленномъ отъ центра города люксембургскомъ квартал, ко мн надо подняться по 127 ступенькамъ, потому я никакъ бы не подумалъ, что такой модный кавалеръ, какъ Самуэль Погсонъ, у котораго кошелекъ полонъ золота и который пріхалъ посмотрть новый городъ, что такой кавалеръ забредетъ въ мой уединенный уголокъ, и, признаюсь, если бы намъ случилось долго не видаться другъ съ другомъ, я все-таки не сталъ бы обвинять его въ недостатк искренняго ко мн расположенія.

Его не было дома, когда я зашелъ навстить его въ отел, но разъ мн удалось видть, какъ въ шляп на бекрень и съ радостнымъ лицомъ онъ прозжалъ въ открытомъ кэб по Елисейскимъ полямъ.

— А я сдлалъ славное знакомство, сказалъ онъ мн при первой встрч.— Какого мннія ты насчетъТома Рингвуда, сына Карла Сенбара? Что скажешь ты объ немъ, а?

Я подумалъ, что онъ врно попалъ въ очень хорошее общество. Самуэль былъ ловкій малый и любилъ садиться не въ свои сани. Онъ встртилъ мистера Рингвуда у барона, они вмст играли, и благородный лордъ, какъ называлъ его Самуэль, все шутилъ съ нимъ, говоря, что въ другомъ квартал города можно провести время не хуже: потомъ они сошлись въ эстамине, очень хорошемъ заведеніи, гд курятъ вс порядочные люди и курятъ что-то особенное, куда приходить самая избранная аристократія. Такимъ образомъ они сдлались друзьями, въ тотъ же день обдали у Рингвудовъ, а на другой день вечеромъ ужинали съ баронессой.

— А какъ ни говори, ты, я думаю, подивишься моимъ похожденіямъ? сказалъ Самуэль.

И въ самомъ дл нельзя было не удивляться, потому что мистеръ Погсонъ длалъ успхи, свойственные не всякому торгующему субъекту.

Мы условились на другой день вмст завтракать и сдлать нкоторыя покупки въ дамскомъ вкус, которыя Самуэль готовилъ своимъ родственницамъ по возвращеніи въ Англію. Семь игольниковъ для своихъ сестеръ, золоченый наперстокъ для матери, прекрасный французскій кашмировый платокъ и чепчикъ для тетки, престарлой дамы, содержавшей гостиницу въ предмстьи, имвшей много денегъ и никого изъ прямыхъ наслдниковъ, и наконецъ футляръ на зубочистку для своего отца. Самуэль очень почтителенъ и нженъ ко всмъ своимъ родственникамъ, а что касается до тетки, то онъ въ ней души не чаетъ. Такимъ образомъ мы собрались сдлать эти покупки, и я пришелъ къ нему какъ разъ въ назначенное время. Но Самуэль лежалъ на соф блдный и изнеможенный.

Я тотчасъ придумалъ, въ чемъ дло.

— Ты, видно, братъ, не въ мру перепустилъ бордосскаго у мистера Рингвуда. Не такъ ли? спросилъ я.

Онъ только печально посмотрлъ на меня.

— Какъ поживаетъ благородный Томъ? спросилъ я снова.

— Благородный! произнесъ Самуэль съ принужденною, саркастическою улыбкой.— Скажу теб, мой другъ, что онъ такой же дворянинъ, какъ и мы съ тобой, ни на волосъ не выше.

— Значитъ, онъ обманщикъ?

— Э, нтъ, все не то. Онъ въ самомъ дл дворянинъ, только…

— Ха, ха, ха, понимаю!… немножко ревнивъ, правда?

— Что мн за дло до его ревности! убирайся онъ съ нею совсмъ! Увряю тебя, что онъ разбойникъ и баронъ также разбойникъ, и я отвчаю, чмъ хочешь, что баронесса немногимъ ихъ лучше. Онъ у меня выигралъ вчера тридцать-восемь фунтовъ передъ ужиномъ, напоилъ меня и отослалъ домой. Разв это благородно? Разв я въ состояніи проигрывать по сорока фунтовъ? Я копилъ ихъ въ продолженіе двухъ лтъ? О, если моя старая тетушка Уиндъ узнаетъ объ этомъ, она просто вычеркнетъ меня изъ своего завщанія!

И съ этими словами Самуэль сталъ рвать свои прекрасные волосы.

Пока онъ жаловался такимъ образомъ на судьбу, раздался звонокъ, и когда въ прихожей кто-то произнесъ: ‘войдите!’ передъ нами предсталъ господинъ въ щегольской бекеши и съ огромнымъ пучкомъ волосъ на верхней губ.

— Любезнйшій Погсонъ, какъ поживаете? спросилъ онъ дружескимъ тономъ и бросилъ взглядъ на меня.

Я взялся было за шляпу.

— Не уходи, сказалъ Самуэль съ досадой.

И я остался.

Благородный мистеръ Рингвудъ проворчалъ что-то и потомъ сказалъ, что онъ желалъ бы переговорить съ мистеромъ Погсономъ наедин.

— У меня нтъ тайнъ отъ моего друга, возразилъ Самуэль.

Мистеръ Рингвудъ помолчалъ немного, потомъ вдругъ вскричалъ:

— Однако, вдь это прегнусная исторія, что случилась въ ныншнюю ночь!

— Я съ вами согласенъ, что гнусная, сказалъ Погсонъ сухо.

— Вашъ проигрышъ очень огорчилъ меня.

— Премного благодарю.

— Вы должны остерегаться и не пить много вина, потому что когда вы выпьете лишнее, тотчасъ начинаете играть въ большую игру. Въ самомъ дл, вы насъ завлекаете, а не мы васъ.

— Что объ этомъ толковать? проиграннаго не воротишь! сказалъ Самуэль съ неудовольствіемъ.— Къ чему повторять одно и то же, когда дло кончено и деньги заплачены.

— Заплачены? сказалъ мистеръ Рингвудъ съ признаками сильнаго удивленія.— Какъ такъ, милйшій? неужели сладили? Разв Флорваль былъ уже у васъ?

— Убирайтесь, вы съ своимъ Флорвалемъ! вскричалъ Самуэль.— Я его съ прошлой ночи не видалъ, да желалъ бы никогда не видать.

— Это совершенно въ вашей вол. Но какъ же вы заплатите ему по векселямъ, даннымъ ему вами въ прошедшую ночь?

— Векселя! что вы хотите этимъ сказать?

— Я разумю вотъ эти векселя, сказалъ благородный мистеръ Рингвудъ, вынимая два документа изъ своего бумажника и смотря кругомъ съ мрачнымъ видомъ голоднаго льва.— ‘По предъявленіи сего, обязуюсь заплатить барону Флорвалю сумму въ четыреста фунтовъ, 20 октября 1838.’ — ‘Черезъ десять дней отъ нмжеписаннаго числа, обязуюсь заплатить барону и т. д. сто-девяносто-восемь фунтовъ. Самуэль Погсонъ.’ Вы только не выставили имени полка, въ которомъ вы изволите служить.

— Что-о! вскричалъ Самуэль, спрыгнувъ съ софы и страшно поблднвъ и позеленвъ въ эту минуту.

— Полноте, сударь мой, не прикидывайтесь, что вы объ этомъ будто бы въ первый разъ слышите. Неужели вы отопретесь, что писали эти векселя на проигранныя вами въ моемъ дом деньги — деньги, которыя, по вашей просьб, госпожа Морваль дала вамъ взаймы и которыя вы затмъ спустили ея мужу? Вы, конечно, не думаете, что я такой дуракъ, что поврю вамъ, или что я такой олухъ, что удовольствуюсь вашими нелпыми возраженіями? Угодно вамъ заплатить, сэръ, или нтъ?

— Не могу, сказалъ Самуэль съ твердостью: — это ничто иное какъ мошенничество,

Тутъ мистеръ Рингвудъ совершенно взбленился, сталъ хлопать бывшимъ у него въ рук хлыстомъ и состроилъ такую ужасную физіономію, что мы съ Самуэлемъ отскочили въ другой уголъ комнаты.

— Произнесите еще это слово, и я клянусь вамъ, что я положу васъ на мст, кричалъ мистеръ Рингвудъ, показывая совершенную готовность исполнить свое намреніе.— Еще разъ повторяю, хотите вы заплатить или нтъ?

— Я не могу заплатить, произнесъ Самуэль уже гораздо тише прежняго.

— Въ такомъ случа, я черезъ часъ возвращусь, капитанъ Погсонъ, и если вы въ это время не уладите дла, то вы должны драться съ другомъ моимъ, барономъ Флорвалемъ, иначе я называю васъ плутомъ и старой бабой.

Съ этими словами онъ удалился, дверь хлопнула за нимъ, и когда стукъ шаговъ его замолкъ, я взглянулъ на моего бднаго, миніатюрнаго Погсона: онъ сидлъ, положивъ локти на мраморный столикъ, подперши голову, и походилъ въ эту минуту на людей, которыхъ видишь на пароход въ Рамсгэт, когда втеръ начинаетъ разыгрываться. Наконецъ онъ разразился жалобами.

— Если бы твоя тетушка услыхала объ этомъ, сказалъ я, желая ему дать порядочный урокъ: — что тогда вышло бы изъ ея трехъ бочекъ съ золотомъ? Если бы твоя маменька, которая такъ нжно любитъ тебя и смотритъ за твоею нравственностью, если бы она узнала, что ты ухаживаешь за замужними женщинами, если бы твои хозяева, Дрейшъ, Глоуберъ и К^о провдали, что ихъ довренный агентъ игрокъ и потому не заслуживаетъ ни малйшаго кредита, долго ли бы они тебя продержали, и кто тогда пристроилъ бы тебя?

На это бдный Потсовъ не нашелся сказать ни слова. Онъ сидлъ все на соф и хныкалъ такъ горько, что самый строгій моралистъ смягчился бы и былъ бы тронутъ его слезами. Въ самомъ дл, должно сказать въ оправданіе этого несчастнаго коммисіонера, что если онъ вздумалъ назваться капитаномъ, то потому лишь, что питалъ особенное уваженіе къ чинамъ, что если онъ влюбился въ баронессу, то потому, что ‘Донъ-Хуанъ’ лорда Байрона научилъ его, что влюбиться есть дло совершенно приличное и натуральное, а что если онъ игралъ въ карты, то это потому, что онъ былъ привлеченъ къ зеленому столу очаровательными глазками женщины и примромъ барона и баронессы. О, вы, англійскіе бароны и баронессы, если бы вы только знали, сколько людей изъ мелкихъ гражданъ заняты ежедневно тмъ, чтобы изучить вашъ образъ жизни и перенять ваши пріемы, какъ осторожно вы стали бы охранять отъ нескромныхъ взоровъ и ушей ваши нравы, поступки и разговоры!

Сердце мое было исполнено состраданія къ Погсону, и я выдумывалъ разнаго рода планы къ спасенію его, во какъ ни одинъ изъ нихъ не казался примнимымъ, то мы остановились наконецъ на самомъ благоразумнйшемъ изъ нихъ и ршились обратиться съ совтомъ ни къ кому другому, какъ маіору Бритишу.

Къ счастію, пріятель мой былъ знакомъ съ маіоромъ Бритишомъ, и само небо макъ будто внушило мн мысль о маіор въ то время, какъ я убждался въ затруднительности положенія бднаго Погсона. Маіоръ получаетъ половинную пенсію и занимаетъ маленькую комнатку въ четвертомъ этаж того же самаго отеля, который Погсонъ избралъ по моей рекомендаціи, причемъ и я руководствовался указаніями маіора.

Нельзя выбрать себ лучшаго наставника, какъ человка съ такимъ характеромъ, какой былъ у храбраго маіора. Подобныхъ людей теперь много распространилось по Европ — людей, которые умли бы наслаждаться жизнью, но которые должны по обстоятельствамъ себя ограничивать. Вообще,однако, англичане вн своей земли въ тысячу разъ пріятне, веселе и общительне, чмъ у себя дома. Я самъ, выступая на берегъ въ Кале, всегда чувствовалъ, что огромный запасъ заботъ мною оставленъ по ту сторону моря, и эти тяжелыя заботы возвращались ко мн вмст съ приходомъ таможенныхъ чиновниковъ на палубу парохода въ Грэвэенд и сопровождали меня затмъ по пути къ темнымъ, мрачнымъ башнямъ дловаго, угрюмаго, пространнаго Лондона.

Бритишъ всякому другому, кто осмлился бы ему высказать подобное мнніе, непремнно, нимало немедля, свернулъ бы шею, между тмъ онъ то же самое испытывалъ на себ, потому что проводилъ аккуратно по одиннадцати мсяцевъ въ году за границею, назначая главною квартирою Парижъ, и только на мсяцъ прізжалъ поохотиться въ имніе своего прежняго полковника, теперь уже престарлаго лорда, котораго знакомствомъ маіоръ особенно гордился.

Какъ прямой, истый тори, онъ любилъ и чтилъ всякаго дворянина, приписывалъ и себ нкоторую дозу значительности, что, впрочемъ, не длало его непріятнымъ, и охотно былъ принимаемъ англійскою аристократіею, съ которою онъ встрчается во время своихъ поздокъ въ германскія столицы, Италію и Парижъ, гд онъ не пропускалъ ни одного вечера у посланника. Онъ разсказывалъ потомъ намъ, не посщавшимъ этотъ кругъ, но сильно интересующимся имъ, все происходившее тамъ при важныхъ обдахъ, придворныхъ выходахъ, не забывая и скандальныхъ приключеній.

Кром этого, онъ чрезвычайно полезная личность для общества, потому что будучи самъ по себ превосходнымъ дуэлистомъ, онъ еще услужливый и миролюбивый посредникъ между враждующими, и многимъ изъ своихъ друзей онъ помогъ при подобныхъ случаяхъ, предотвративъ больше убійствъ, чмъ удавалось иному гуманному полисмэну. Бритишъ не купилъ ни одного чина, служа въ арміи, какъ это случается со многими. Въ 1814 году онъ убилъ какого-то знаменитаго французскаго забіяку, который застрлилъ одного изъ его друзей. Теперь онъ проводитъ время по большой части въ кругу веселыхъ юношей, а также не мене веселыхъ пожилыхъ холостяковъ или семейныхъ людей, потому любимъ старымъ и малымъ, и одинаково бываетъ въ своей тарелк и на какомъ нибудь ужин у молодежи въ caf anglais и на торжественномъ обд степенныхъ вдовцовъ въ предмсть Сент-Оноре. Эти старинныя и тмъ немене пріятныя знакомства чрезвычайно полезны, и счастливъ молодой человкъ, который можетъ назваться пріятелемъ маіора.

Такимъ образомъ, одвши кое-какъ растеряннаго и дрожавшаго всмъ тломъ Погсона, я повелъ его къ маіору, который принялъ насъ очень радушно. Этотъ маленькій человчекъ былъ въ дорожной жакетк и чистилъ въ настоящую минуту пару тусклыхъ сапоговъ, въ которыхъ онъ прохаживался по бульварамъ. Вообще никто не одвался такъ опрятно, никто не носилъ такъ глянцовито выглаженной шляпы, такъ изящно завязаннаго галстуха подъ полнымъ, красноватымъ личикомъ, и синяго, коротенькаго сюртука, который бы такъ гармонировалъ съ статурою носившаго, какъ маіоръ Бритишъ, котораго я описалъ. Онъ взглянулъ на моего спутника нсколько сурово, мн же дружески пожалъ руку, и вслдъ затмъ мы приступили къ длу.

— Маіоръ Бритишъ, сказалъ я: — мы хотимъ просить у васъ совта по случаю очень непріятнаго происшествія съ моимъ пріятелемъ, Погсономъ.

— Погсонъ, прошу садиться.

— Надо вамъ сказать, сэръ, что Погсонъ, отправляясь изъ Кале, нашелъ въ своемъ дилижанс прелестную собой даму.

Бритишъ взглянулъ на Погсона, который, несмотря на свое несчастіе, не могъ скрыть самодовольнаго вида.

— Мистеръ Погсонъ столько же понравился этому прелестному существу, сколько самое существо мистеру Погсону. Дама вручила ему свою карточку и пригласила его къ себ въ домъ, гд онъ часто бывалъ и былъ принимаемъ съ чрезвычайнымъ радушіемъ.

— Я начинаю догадываться, сказалъ Бритишъ.

— Ея мужъ, баронъ…

— Ну, такъ и есть, прервалъ маіоръ, ухмыляясь: — мужъ ея, безъ сомннія, ревнивъ, и теперь рчь ждетъ о булонскомъ лс. Ну что же, сударь, вамъ нельзя отказываться!

— Вовсе не то, отвчалъ Погсонъ, отрицательно покачавъ головою.

— Ея мужъ, баронъ, по видимому, такъ же ласково принималъ Погсона, какъ и она сама, и ввелъ его во многіе дома изъ своего круга. Въ прошедшую ночь одинъ изъ этихъ новыхъ знакомыхъ далъ въ честь моего пріятели, Погсона, вечеръ, на которомъ молодой человкъ проигралъ въ карты 48 фунтовъ, прежде чмъ его напоили пьянымъ, и Богъ всть сколько посл того.

— Ни шиллинга, клянусь чмъ угодно! Ни шиллинга! вскричалъ Погсонъ звучнымъ голосомъ.— Посл обда у меня сдлались такія спазмы въ желудк, что я все время провалялся на соф.

— Бдный молодой человкъ, совершенно уже отуманенный, былъ принесенъ домой часа въ два и уложенъ въ постель, а когда онъ проснулся, то получилъ визитъ отъ господина, у котораго былъ вчера, это сынъ какого-то лорда, маіоръ, значительнаго человка, и тутъ-то онъ представилъ Погсону два векселя, подписанные будто бы имъ, моимъ пріятелемъ.

— Хорошо, хорошо, дло очень просто, онъ долженъ заплатить деньги.

— Но я не въ состояніи заплатить ихъ.

— Онъ не можетъ заплатить, повторилъ я вслдъ за моимъ пріятелемъ.— Погсонъ ничто иное какъ купеческій прикащикъ, получающій въ недлю по тридцати шиллинговъ: какое же средство ему заплатить 500 фунтовъ?

— Такъ онъ значитъ въ род разнощика! Какъ же сметъ разнощикъ играть въ карты? Торговцамъ нечего длать съ важными господами. Какія же сдлки могли быть у васъ съ баронами и дтьми лордовъ, сэръ, а?

— Сэръ, отвчалъ Погсонъ не безъ достоинства.— Личныя качества, а не права рожденія опредляютъ человка. Я не признаю наслдственной аристократіи и уважаю лишь джентльменовъ по самой природ своей. Такимъ образомъ, я полагалъ, что англійскій купец…

— Поудержите свой языкъ, сэръ, и не извольте мн давать уроковъ! Не толкуйте мн о вашихъ джентльменахъ по природ. Все это вздоръ, глупости, сэръ! Дала ли вамъ природа вмст съ джентльменствомъ векселя къ какому нибудь банкиру, сэръ? Дала ли она вамъ надлежащее воспитаніе? Какъ же вы осмлились мряться съ людьми, которые все это получили отъ природы? Придерживайтесь-ка лучше своихъ воробьевъ и тюковъ, мистеръ Погсонъ, и оставьте всхъ бароновъ въ поко.

— Очень охотно, маіоръ, вскричалъ другъ Погсона, стоявшій возл него: — но оставятъ ли они теперь его въ поко?

— Благородный джентльменъ этотъ говоритъ, что я долженъ драться, если я не въ состоянія заплатить.

— Что-о? Вамъ съ нимъ драться! Да неужели вы думаете, что благородный джентльменъ, какъ вы его называете, станетъ драться съ торгашемъ?

— Онъ вдь не знаетъ, что я торговый человкъ, сказалъ Самуэль: — онъ воображаетъ, что я военный офицеръ.

Маіоръ не могъ доле удерживать серьзнаго вида, и разразился тутъ самымъ искреннимъ хохотомъ.

— Дло именно въ томъ, сэръ, сказалъ я: — что мой пріятель Погсонъ, который знаетъ важность званія капитана, и который получилъ отъ баронессы комплиментъ за свою воинственную будто бы наружность, сталъ смло утверждать, что онъ также служитъ въ арміи. Онъ присвоилъ себ этотъ чинъ съ единственною цлью польстить капризамъ баронессы, никакъ не предполагая, что тутъ найдется мужъ и цлый кружокъ друзей, съ которыми ему нужно будетъ познакомиться. Потомъ уже поздно было отступать назадъ.

— Вы славно свели свои дла, мистеръ Погсонъ, а все оттого, что ухаживали за замужней женщиной и присвоили себ чужое званіе, сказалъ маіоръ, который опять пришелъ въ веселое расположеніе духа.— Но кто же этотъ благородный джентльменъ?

— Сынъ графа Синбара, сказалъ Погсонъ:— благородный Томъ Рингвудъ.

— Я такъ и думалъ, что никто другой. А баронъ этотъ врно баронъ Флорваль-Дерваль?

— Именно.

— А жена его, черноволосая дама, съ хорошенькими ножками, которая называетъ себя Атенаидой и безпрестанно твердитъ о своихъ 32 годахъ? О, сэръ, это дама была актрисой на бульварныхъ театрахъ, когда мы здсь были еще въ 1815 году.Она столько же жена барону, сколько и я. Настоящее имя Дерваля Шико. Она здитъ взадъ и впередъ изъ Парижа въ Лондонъ. Я замчалъ, какъ она ловила васъ въ Кале. Такимъ же образомъ въ продолженіи двухъ лтъ она завела уже до десятка молодыхъ людей. Она дала вамъ денегъ взаймы, не такъ ли? Потомъ оперлась къ вамъ на плечо и сказала: ‘играйте, пожалуйста, въ половину со мной’, при перемн шансовъ она безпокоится за васъ какъ за себя, мужъ ея шумитъ и сердится, требуетъ удвоить кушъ, она опять опирается на васъ и показываетъ вашимъ противникамъ вс ваши карты, такъ дло идетъ до самаго конца, мистеръ Погсонъ.

— Да, да! именно такъ, отвчалъ Погсонъ уныло.

— Итакъ, сэръ, сказалъ маіоръ: — во уваженіе не вашей особы… извините, потому что вы въ моихъ глазахъ маленькій негодяй, много лишь общающій въ будущемъ… а во уваженіе лорда Синбара, съ которымъ я имю честь быть коротко знакомымъ, я не откажу вамъ при этомъ въ помощи. Ваше проклятое тщеславіе, сэръ, и недостатокъ въ солидныхъ правилахъ привели васъ къ тому, что вы вздумали заводить интриги съ замужними женщинами, и если бы васъ застрлили за это, то совершенно подломъ. Вы, какъ лжецъ, втерлись въ высшее общество, и за свое плутовство наказаны тмъ, что васъ перехитрили и обобрали, но такъ какъ этого наказанія, по моему мннію, достаточно, то для пользы моего друга, лорда Синбара, я хочу, чтобы дло это не пошло дале, а потому не угодно ли вамъ будетъ убираться изъ Парижа какъ можно скоре. Теперь прощайте!

Тутъ Бритишъ величественно поклонился намъ, и принялся сообщать своимъ сапогамъ окончательную глянцовитость.

Мы отправились, бдный Самуэль шелъ молча и повсилъ голову, а я между тмъ удивлялся мудрости философа-маіора и недоумвалъ, какимъ образомъ онъ успетъ спасти Погсона.

Какими средствами онъ достигъ этого, я не знаю. Мистеръ Рингвудъ не явился впрочемъ въ шесть часовъ, въ восемь часовъ принесли письмо съ адресомъ: мистеру Погсону, отъзжающему и т. д. Въ конверт не было ничего, кром двухъ векселей. Мистеръ Рингвудъ вслдъ затмъ отправился въ Вну, причину чего маіоръ не объяснилъ хорошенько, а упомянулъ что-то объ извстныхъ мошенничествахъ, угрозахъ полиціи и поспшной развязк.

Мистеръ Рингвудъ какъ будто до сихъ поръ новичокъ въ своихъ продлкахъ, и мн часто приходило потомъ въ голову, что ему не слдовало выдавать векселей маіору, который, изъ уваженія къ своему другу Синбару, никакъ не довелъ бы дла этого до свднія полиціи.

‘Современникъ‘, No 9, 1854

The Paris Sketch Book. — July, 1840.
Dedicatory Letter to M. Aretz, tailor, etc., 27, Rue Richelieu, Paris

ПРІЗДЪ ВЪ ПАРИЖЪ.

Посвященіе господину Арепу, портному, въ Пириж, No 17, улица Ришль.

I.НАШЕСТВІЕ НА ФРАНЦІЮ.

II.УРОКЪ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМЪ.

Читайте также:

I.
НАШЕСТВІЕ НА ФРАНЦІЮ.

II.
УРОКЪ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМЪ.