ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА
КНИГА 3.
БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
к журналу
‘ПРИРОДА И ЛЮДИ’
1909
ЧЕРНОЕ ПОКРЫВАЛО.
ЧЕРНОЕ ПОКРЫВАЛО.
Перев. А. Гарковенко.
Черное покрывало, Диккенс Чарльз, Год: 1836
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Въ одинъ зимній вечеръ, въ исход 1800 года, молодой медикъ, только что окончившій курсъ, сидлъ у огонька въ своей маленькой комнат, прислушиваясь къ втру, который глухо вылъ, и крупными каплями дождя билъ въ окна. Ночь была сырая и холодная, протаскавшись цлый день по вод и по грязи, онъ теперь въ халат и туфляхъ отдыхалъ въ какомъ-то усыпленіи, давши полную волю своему пламенному воображенію. Во-первыхъ, онъ думалъ о томъ, какъ бы сильно дулъ втеръ, и холодный дождь билъ бы ему въ лицо, если-бы онъ не отдыхалъ такъ покойно дома. Потомъ мысли перенесли его на родину, онъ воображалъ, съ какою радостью встртятъ его друзья, и какъ счастлива будетъ Роза, когда узнаетъ, что онъ получилъ дипломъ, и уже можетъ на ней жениться. Потомъ онъ думалъ о темъ, когда явится его первый паціентъ, или то вол Провиднія онъ никогда не будетъ имть паціентовъ, и потомъ онъ опять сталъ думать о Роз, и сталъ засыпать, и спалъ до тхъ поръ, пока услышалъ ея нжный голосъ и почувствовалъ ея руку на своемъ плеч.
Но на плеч его лежала не маленькая, нжная ручка Розы, а тяжелая рука толстаго, круглолицаго мальчика, который, за одинъ шиллингъ въ недлю, исполнялъ вс его порученія. Въ свободное-же время онъ спалъ или лъ пеперментовыя лепешки.
— Дама, сударь, дама!— прошепталъ мальчикъ, толкая своего господина.
— Какая дама?— спросилъ молодой медикъ, не доврявшій вполн своему сну, и ожидая встртить Розу.— Какая дама? гд?
— Здсь, сударь,— сказалъ мальчикъ, съ безпокойствомъ показывая на стеклянную дверь.
Медикъ взглянулъ на дверь, и вздрогнулъ, увидя нежданнаго постителя.
Высокая женщина, одтая въ глубокій трауръ, стояла такъ близко къ двери, что ея лицо почти прикасалось къ стеклу. Она была вся закутана въ черную шаль, и на лицо спущено было черное покрывало. Она стояла совершенно прямо какъ вполн показывалъ высокій ростъ ея, и хотя медикъ чувствовалъ, что ея глаза изъ-за покрывала были устремлены на него, но онъ стоялъ неподвижно, вперивъ въ нее безпокойный, недоврчивый взглядъ, смшанный съ невольнымъ, сверхъестественнымъ ужасомъ.
— Вамъ угодно посовтоваться со мною?— спросилъ онъ запинаясь, и отворяя дверь.
Женщина наклонила голову въ знакъ согласія.
— Не угодно ли вамъ войти,— сказалъ онъ учтиво.
Медикъ подвинулъ стулъ къ камину и просилъ постительницу садиться. Таинственная женщина тихо подошла къ нему, и когда огонь освтилъ черное платье, медикъ замтилъ, что оно было насквозь промочено дождемъ и забрызгано грязью.
— Вы совсмъ промокли,— сказалъ онъ.
— Да!— отвчала незнакомка тихимъ голосомъ.
— Вы нездоровы?— спросилъ съ участіемъ медикъ, видя, что голосъ женщины выражаетъ страданіе.
— Да я больна, очень больна,— отвчала она:— но не тлесно — душевно. Но я пришла къ вамъ не для себя, или для моего здоровья. Если бы я изнемогала подъ болзнію тла, то никогда бы не пришла сюда одна, въ такой часъ и въ такую ночь: и если бы я боролась со смертью только сутками прежде, видитъ Богъ, съ какою радостью сошла бы я въ могилу. Но я пришла просить вашей помощи для другого. Быть можетъ, я безумствую, прося объ этомъ. Но каждую ночь, среди долгихъ часовъ безсонницы, хотя я съ отчаяніемъ вижу, что людская помощь ему уже безполезна, ужасная мысль положить его въ могилу — убиваетъ меня! И она затрепетала.
Въ голос незнакомки была какая-то безнадежная грусть, тронувшая сердце юноши. Онъ былъ новичкомъ въ своемъ званіи, и не былъ свидтелемъ несчастій, которыя людей, привыкшихъ видть ихъ ежедневно, длаютъ неспособными къ чувству состраданія.
— Если,— сказалъ онъ, быстро вставая:— особа, о которой вы говорите, находится въ такомь бдственномъ состояніи, то не должно терять ни одной минуты. Я тотчасъ иду за вами. Зачмъ вы прежде не послали за лкарствами?
— Потому что они были безполезны прежде, потому что они безполезны даже и теперь,— отвчала женщина, съ отчаяніемъ сжавши руки.
Медикъ взглянулъ на черное покрывало, какъ бы стараясь подъ нимъ прочесть выраженіе лица, но оно было непроницаемо для его взгляда.
— Вы больны,— сказалъ онъ коротко,— хотя вы сами объ этомъ не знаете. У васъ сильная лихорадка,— вы утомились. Подкрпите себя,— сказалъ онъ,— подавая ей стаканъ воды,— потомъ старайтесь спокойно сказать мн, чмъ страдаетъ больной, и давно ли онъ захворалъ. Я готовъ сдлать все, что будетъ отъ меня зависть, и готовъ тотчасъ за вами слдовать.
Незнакомка поднесла стаканъ къ губамъ, не поднимая покрывала, и потомъ опять опустила его на столъ, заливаясь слезами.
— Я знаю,— сказала она, громко рыдая: — что то, что я скажу вамъ, покажется вамъ бредомъ горячки. Мн уже сказали это люди, мене учтивые, нежели вы. Я не молода, но говорятъ, что когда жизнь приходитъ къ концу, то послдній остатокъ ея длается для насъ дороже всхъ прежнихъ лтъ, дороже воспоминанія о погибшихъ друзьяхъ, о дтяхъ, увядшихъ во цвт лтъ. Мн остается уже немного жить, и поэтому я еще дорожу жизнью, но безъ вздоха, съ радостью я отдала бы ее, если бы то, о чемъ я скажу вамъ, было сномъ или ложью. Я знаю, что завтра утромъ тотъ, о комъ я говорю вамъ, хотя бы я отдала все, чтобы только это было иначе. Онъ будетъ уже вн людской помощи, и, однако, теперь ночью, хотя онъ въ смертной опасности, вы не должны видть его, и не можете помочь ему.
— Я не стану увеличивать вашего безпокойства,— сказалъ молодой человкъ — разспросами о томъ, что вы хотите скрывать, но въ вашемъ разсказ есть такія несообразности, которыхъ я никакъ не могу согласить между собою. Эта особа умираетъ ночью, и я не могу ея видть, тогда какъ помощь моя, можетъ быть, ей необходима, вы говорите, что завтра она будетъ уже безполезна, и между тмъ не хотите показать мн больного. Если онъ въ самомъ дл такъ для васъ дорогъ, какъ показываютъ ваши слова и чувства, то зачмъ не хотите вы стараться спасти жизнь его прежде, нежели вс усилія мои будутъ тщетными.
— Богъ поможетъ мн!— вскричала незнакомка, горько рыдая.— Какъ я могу надяться, что чужой человкъ повритъ тому, что мн самой кажется невроятнымъ! Нтъ, вы не увидите его!— прибавила она, быстро вставая.
— Я не говорю, что непремнно хочу его видть,— отвчалъ медикъ,— но предупреждаю васъ, что ежели въ такомъ отчаянномъ состояніи больной умретъ, вся отвтственность ляжетъ на васъ.
— Отвтственность тяжело ляжетъ на кого-нибудь другого,— горько отвчала незнакомка.— Впрочемъ, что бы ни пало на меня, я все готова сносить, и за все отвчать.
— Какъ я не нахожу ничего боле сказать вамъ, то завтра я буду къ больному, если вы оставите мн адресъ. Въ которомъ часу его можно видть?
— Въ девять,— отвчала незнакомка.
— Извините мн мои разспросы,— сказалъ медикъ:— но, онъ подъ вашимъ присмотромъ?
— Нтъ,— отвчала она.
— Итакъ, ежели я дамъ вамъ наставленія, какъ обращаться съ нимъ во время ночи, вы не будете въ состояніи помочь ему?
Женщина горько заплакала и отвчала: ‘Нтъ’.
Видя, что нельзя имть никакой надежды узнать о состояніи больного, и щадя чувствительность женщины, которую ей трудно было скрывать предъ свидтелемъ,— молодой человкъ повторилъ свое общаніе быть на другой день утромъ въ назначенный часъ, и незнакомка, оставивши ему адресъ въ самую отдаленную часть Вельворта, вышла изъ дома съ такою же таинственностью, какъ и явилась.
Должно замтить, что этотъ необыкновенный визитъ произвелъ сильное впечатлніе на душу молодого медика, и онъ долго старался объяснить себ это странное происшествіе. Но, чуждый предразсудковъ, онъ часто читалъ и слышалъ о тхъ необыкновенныхъ случаяхъ, когда предчувствіе смерти оправдывалось въ самый тотъ день и въ ту самую минуту. Были часы, въ которые ему казалось, что онъ находится именно въ такомъ положеніи, и вспомня разсказы о томъ, что иногда смерть являлась людямъ предвозвстницею самой себя, онъ сталъ думать о таинственной женщин. Правда, она говорила о другомъ,— и невозможно было подумать, что разстроенное воображеніе или бредъ заставляли ее говорить съ такою ужасною увренностью о предстоящемъ несчастіи. Невозможно, чтобы человка умертвили утромъ, и женщина, связанная какою-нибудь ужасною клятвою, боялась избавить жертву и, желая спасти ее, если можно, по совершеніи злодйства, прибгала къ помощи искусства. Мысль о такихъ происшествіяхъ за дв мили отъ столицы показалась слишкомъ невроятною и неосновательною молодому человку. Потомъ впечатлніе, которое произвела на него незнакомка,— разсивалось, исчезало, и онъ готовъ было вритъ ея безумію, но сомнніе снова овладвало его мыслями, и во все время безсонной ночи онъ не могъ изгнать изъ воображенія черное покрывало.
Крайняя часть Вельворта, по большей отдаленности отъ города, пустынное, бдное мсто даже и теперь, но тридцать пять лтъ назадъ большая часть его была не многимъ лучше пустоши, обитаемой людьми весьма подозрительными, которымъ бдность не позволяла жить въ какомъ-нибудь другомъ мст, и которыхъ родъ жизни и привычки длали это убжище особенно для нихъ подходящимъ, большая часть домовъ, которые видны теперь со всхъ сторонъ, тогда не были еще построены, а кое-гд виднлись ветхія, полуразрушенныя лачужки.
Проходя по болотамъ и по грязи, разспрашивая объ указанномъ мст, и получая множество противорчащихъ и недостаточныхъ отвтовъ, молодой человкъ достигъ, наконецъ, домика, о которомъ говорила ему незнакомка. Это было небольшое, низкое строеніе, въ одинъ этажъ, самой печальной и не общающей добра наружности. Одно окно было задернуто старой желтой занавской, а у остальныхъ были заперты ставни, но такъ, что дневной свтъ могъ, хотя слабо, проходить въ комнату. Домъ этотъ стоялъ одиноко, далеко отъ другихъ, на самомъ конц, и за нимъ не было никакихъ другихъ строеній.
Если мы скажемъ, что другъ нашъ медлилъ, и нсколько времени прохаживался передъ домомъ, не ршаясь взяться за замокъ, то не думаемъ, что это сорветъ улыбку у самаго смлаго читателя. Въ то время полиція Лондона была не тмъ, что теперь, отдаленныя мста, которыя страсть строиться и успхи сообщенія не сблизили еще съ главными частями города и его окрестностями, служили убжищемъ людямъ подозрительнымъ и неисправимымъ. Даже улицы лучшихъ частей Лондона въ то время освщались не особенно тщательно, а мста, подобныя этимъ, совершенно оставались на произволъ луны и звздъ. Такимъ образомъ люди, привыкшіе жить на счетъ другихъ, находили здсь средства грабить и скрывать награбленное. И молодой медикъ, проведши нкоторое время въ госпиталяхъ столицы, самъ уврился, какъ часты насилія и убійства. Сообразивши вс эти обстоятельства, онъ медлилъ, но минута нершимости прошла, и, собравши все свое мужество, онъ тихо постучалъ съ дверь.
Тихій шепотъ послышался въ дом, какъ будто на другомъ конц кто-то изъ окна разговаривалъ съ человкомъ, стоявшимъ вн дома,— потомъ раздались изнутри тяжелые шаги человка, подходившаго къ двери. Дверь тихо отперли и человкъ высокій, съ черными всклокоченными волосами, и блднымъ, какъ у мертвеца, лицомъ, вышелъ изъ дома.
— Войдите,— сказалъ онъ тихо.
Медикъ вошелъ, и человкъ, слова заперевъ дверь, ввелъ его въ небольшую залу, находившуюся въ конц корридора.
— Во-время ли пришелъ я?— спросилъ онъ съ безпокойствомъ.
— Слишкомъ рано,— отвчалъ проводникъ. Медикъ съ изумленіемъ, смшаннымъ съ ужасомъ, обернулся, и устремилъ на него глаза.
— Впрочемъ, если вы подождете здсь минутъ десять, то васъ не задержатъ,— сказалъ проводникъ.
Медикъ вошелъ въ комнату, человкъ заперъ за нимъ дверь и оставилъ его одного.
Черезъ нсколько минутъ онъ услышалъ стукъ повозки. Стукъ замолкъ. Дверь на улицу отворилась, послышался тихій разговоръ, сопровождаемый шелестомъ шаговъ по лстниц, какъ будто бы нсколько человкъ несли вверхъ какое-нибудь тяжелое тло. Скрипъ лстницы чрезъ нсколько минутъ возвстилъ, что они уже отнесли свою ношу, и оставили домъ. Дверь снова затворилась, и наступило прежнее молчаніе.
Прошло еще пять минутъ, и медикъ уже готовъ былъ идти искать кого-нибудь, чтобы узнать, чмъ все это кончится,— когда дверь въ комнату отворилась, и его вчерашняя постительница, одтая какъ и прежде, съ покрываломъ, спущеннымъ на лицо, сдлала ему знакъ слдовать за ней. Ея необыкновенно высокій ростъ и всегдашнее молчаніе, наполнили молодого человка сомнніемъ, не былъ ли то переодтый мужчина. Но прерывистыя рыданія, слышавшіяся изъ подъ покрывала, и судорожное движеніе грусти и отчаянія, показали всю нелпость его предположенія, и онъ немедля послдовалъ за нею.
Женщина повела его вверхъ по лстниц, и остановилась у двери, чтобы пропустить впередъ. Въ комнат, въ которую вошелъ онъ, стоялъ старый сундукъ, нсколько стульевъ и кровать безъ занавсокъ, покрытая ветхимъ, изорваннымъ одяломъ. Слабый свтъ проникалъ сквозь занавску, и, длая вс предметы неявственными, сообщалъ имъ какой-то странный цвтъ, такъ, что сначала медикъ не могъ различить предмета, на которомъ остановились глаза его, когда женщина, какъ бы въ безуміи, бросилась впередъ, и упала на колна передъ постелью.
На кровати, закутанный въ одяло и полотно, лежалъ человкъ бездыханный и недвижный. Лицо его было открыто, но перевязка скрывала часть головы и подбородокъ. Глаза были закрыты. Лвая рука отвисла къ полу, и женщина судорожно сжимала ее.
Медикъ тихо оттолкнулъ незнакомку, и взялъ руку.
— Боже мой!— вскричалъ онъ, невольно опуская ее:— Онъ умеръ!
Женщина бросилась къ ногамъ его и всплеснула руками:
— О, не говорите такъ,— вскричала она съ отчаяніемъ,— не говорите, я не перенесу, я не могу перенести этого! Иногда людямъ возвращали жизнь, тогда какъ уже вс отчаявались въ ней. Не обманывайте меня, испытайте вс средства спасти его. Быть можетъ, въ эту минуту онъ можетъ еще жить. Употребите вс усилія — ради Бога!— И она судорожно цловала лобъ и грудь безчувственнаго, и потомъ дико сжимала холодныя руки, которыя, когда она оставила ихъ, тяжело упали на одяло.
— Нтъ никакихъ средствъ помочь ему, добралъ, женщина,— кротко сказалъ медикъ, отнявши свою руку отъ груди.— Постойте, поднимите занавску.
— Зачмъ?— спросила вздрагивая женщина.
— Подымите занавску,— повторилъ медикъ прерывистымъ голосомъ.
— Я нарочно сдлала, чтобы здсь было темно,— сказала она, бросаясь, чтобы предупредить его.— О, сударь, сжальтесь надо мною! Ежели это не поможетъ, ежели онъ точно мертвъ, не выставляйте, не выставляйте его лица передъ другими глазами, кром моихъ1
— Этотъ человкъ умеръ не натуральною, а насильственною смертью,— сказалъ медикъ.— Я долженъ видть тло! — И онъ, быстро, прежде нежели женщина могла ему воспрепятствовать, отдернулъ занавску. Комната вдругъ освтилась.
— Здсь было насиліе,— сказалъ онъ, показывая на тло, и пристально смотря на лицо, съ котораго спало черное покрывало.
Въ порыв отчаянія, незнакомка за минуту отбросила покрывало, и стояла, устремя на него глаза. Черты лица ея показывали женщину лтъ пятидесяти, которая когда-то была прекрасна. Горести и слезы оставили глубокіе слды, которые время не могло бы произвести безъ нихъ. Лицо было покрыто смертною блдностью и какое-то судорожное движеніе губъ и необыкновенный огонь, пылавшій въ ея глазахъ, показывали, что душевныя и тлесныя ея силы изнемогали подъ бременемъ нищеты.
— Здсь было насиліе?— повторилъ медикъ съ вопрошающимъ взглядомъ.
— Да,— отвчала женщина.
— Этотъ человкъ былъ умерщвленъ.
— Да, призываю Бога въ свидтели,— съ отчаяніемъ отвчала женщина:— онъ былъ безжалостно, безчеловчно умерщвленъ!
— Кмъ?— спросилъ медикъ, схватывая ее за руку.
— Посмотрите на слды злодйства, и потомъ спрашивайте меня,— отвчала она.
Медикъ оборотился къ кровати и наклонился къ тлу, на которое падалъ полный свтъ дня. Шея распухла, и голубая, легкая полоса окружала ее. Истина тотчасъ блеснула передъ нимъ.
— Это одинъ изъ тхъ, которые были повшены сегодня утромъ?— вскричалъ онъ съ трепетомъ.
— Да,— отвчала женщина, съ холоднымъ, безсмысленнымъ взглядомъ.
— Кто же онъ?— спросилъ медикъ.
— Мой сынъ!— вскричала она раздирающимъ душу голосомъ, и безъ чувствъ упала къ ногамъ его.
То была истина. Товарищъ, столько же виновный, какъ и онъ, предалъ его, его приговорили къ смерти и казнили. Разсказывать вс обстоятельства подробно, намъ кажется лишнимъ, чтобы не опечалить людей, еще живущихъ. Мать была вдова безъ друзей и денегъ, и она лишала себя необходимаго для своего сына сироты. Но онъ, не внимая ея убжденіямъ, и забывши страданія, которыя она переносила для него,— погрузился въ бездну преступленій и злодйства. И какія были послдствія — смерть отъ руки палача, и ея неизлчимое безуміе.
Много лтъ прошло посл этого происшествія, и когда многіе забыли уже о существованіи несчастнаго, молодой медикъ каждый день посщалъ невинную, безумную женщину, не только утшая ее кротостью и своимъ присутствіемъ, но и облегчая ея участь щедрою рукою. Передъ смертнымъ часомъ мимолетный блескъ разума озарилъ ея душу, и пламеннйшая, святйшая молитва, которую когда-либо произносилъ смертный, вылетла изъ устъ этого несчастнаго, всми оставленнаго созданія за ея благодтеля. Эта молитва унеслась на небо, и была услышана, добрыя дла были вознаграждены сторицею. Но среди всхъ почестей, знатности и богатства, медикъ боле всего вспоминалъ о черномъ покрывал.