Через сто лет, Беллами Эдуард, Год: 1888

Переводы
Время на прочтение: 215 минут(ы)
Скачать в PDF

ЧЕРЕЗЪ СТО ЛТЪ.

(LOOKING BACKWARD)

РОМАНЪ
ЭДУАРДА БЕЛЛАМИ.

Перевелъ съ англійскаго . Зининъ.

Изданіе Ф. Павленкова.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія газеты ‘Новости’. Екатерининскій каналъ, 113.
1891.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Историческое отдленіе Шоумешъ-колледжа въ Бостон. 28 декабря 2000 г.

Для насъ, живущихъ въ послднемъ году двадцатаго столтія и пользующихся благами общественнаго строя, который до того простъ и логиченъ, что кажется лишь торжествомъ здраваго смысла, для насъ, безъ сомннія, трудно представить себ, что современный порядокъ вещей въ своей законченности не старе одного столтія. Но какъ извстно доподлинно, еще въ конц девятнадцатаго столтія вс врили въ то, что прежней индустріальной систем со всми ея дурными послдствіями суждено было, разв только при нкотораго рода незначительныхъ улучшеніяхъ, продолжаться до скончанія вковъ. Крайне странно и почти невроятно кажется, что столь удивительный нравственный и матеріальный переворотъ, какъ установившійся съ тхъ поръ, могъ совершиться въ столь короткій періодъ времени. Не служитъ ли это самымъ разительнымъ доказательствомъ той легкости, съ какой люди привыкаютъ, какъ къ естественному ходу вещей, къ улучшеніямъ въ своемъ положеніи, которое раньше казалось имъ не оставляющимъ желать ничего лучшаго. Это соображеніе всего ярче способно умрить восторги новаторовъ, разсчитывающихъ на живйшую благодарность грядущихъ поколній.
Цль моей книги — помочь тмъ, кто желалъ бы составитъ себ опредленное понятіе о контрастахъ между девятнадцатымъ и двадцатымъ столтіями, но избгаетъ сухости историческихъ трактатовъ, посвященныхъ этому предмету. Зная по опыту учителя, что сухое изученіе предмета считается утомительнымъ, авторъ постарался смягчить назидательный тонъ книги, облеши его въ форму романа, который, какъ онъ полагаетъ, не безъинтересенъ самъ по себ, безотносительно.
Читатель, для котораго наши новйшія учрежденія и положенные въ основу ихъ принципы являются вполн въ порядк вещей, можетъ признать иногда разъясненія доктора Лита слишкомъ обыденными, но надо помнить, что гостю доктора Лита эти учрежденія не казались такими, къ тому-же книга эта написана съ явной цлью заставить читателя позабыть о томъ, что они извстны и ему.
Еще одно слово. Почти всеобщей темой писателей и ораторовъ, прославившихся въ эту двухтысячелтнюю эпоху, бывало грядущее, а не прошедшее, не прогрессъ, который уже достигнутъ, а прогрессъ, какого желательно достигнуть, стремясь впередъ и впередъ до тхъ поръ, пока родъ человческій не завершитъ своего неисповдимаго назначенія. Это отлично, но мн кажется, что для смлыхъ гаданій о человческомъ развитіи въ послдующее тысячелтіе нигд не найдется боле прочной основы, какъ въ ретроспективномъ взгляд на прогрессъ послдняго столтія.
Въ надежд, что этой книг посчастливится найдти читателей, интересъ которыхъ къ избранной мною тем заставитъ ихъ снисходительно смотрть на недостатки въ моемъ изложеніи, я отхожу въ сторону и предоставляю мистеру Юліану Весту говорить самому за себя.

Э. Беллами.

ГЛАВА I.

Я родился въ Бостон въ 1857 году.
— Что-о! въ 1857 году?— скажетъ почтенный читатель. Это — явная обмолвка. Конечно, онъ разуметъ 1957 годъ.
— Прошу извиненія, но это вовсе не ошибка. Около 4-хъ часовъ пополудни 26-го декабря, на этого! день Рождества въ 1857, а не въ 1957 году, впервые пахнуло на меня Бостонскимъ восточнымъ втромъ, который, могу увритъ читателя, и въ т времена отличался тою же рзкостью, какъ и въ ныншнемъ 2000 году.
Если прибавить еще, что и по наружности мн не боле тридцати лтъ, то приведенная справка о моемъ рожденіи каждому наврное покажется настолько нелпой, что никого нельзя было бы осудить за нежеланіе дальше читать книгу, которая общаетъ быть такимъ посягательствомъ на легковріе читателя. Тмъ не мене, однако, я совершенно серьезно завряю читателя, что вовсе не намренъ его вводить въ заблужденіе, и постараюсь вполн убдить его въ этомъ, если онъ подаритъ мн еще нсколько минутъ вниманія. Затмъ, если мн не возбраняется допустить предположеніе съ обязательствомъ доказать его, что мн лучше читателя извстно время моего рожденія, я буду продолжать свой разсказъ. Всякій школьникъ знаетъ, что къ концу девятнадцатаго вка не существовало ни такой цивилизаціи, какъ теперь, ни чего либо подобнаго ей, хотя элементы, изъ которыхъ она развилась, и тогда уже были въ броженіи. Ничто, однако, не измнило существовавшаго съ незапамятныхъ временъ раздленія общества на четыре класса или — какъ удобне ихъ было бы назвать — націи. И дйствительно, классы общества различались между собою гораздо рзче, нежели любыя изъ современныхъ націй, а именно длились на богатыхъ и бдныхъ, образованныхъ и невждъ. Я самъ былъ богатъ и тоже образованъ и, слдовательно, обладалъ всми условіями для счастья, какимъ пользовались въ т времена въ большинств случаевъ одни баловни судьбы. Я жилъ въ роскоши и гонялся только за приманками и пріятностями жизни. Средства для собственнаго содержанія я получалъ отъ труда другихъ, хотя взамнъ этого самъ не отплачивалъ никому ни малйшей услугой. Родители и предки мои жили точно также, и я ожидалъ, что и потомки мои, если бы я ихъ имлъ, должны наслаждаться такимъ же легкимъ существованіемъ.
Читатель спроситъ, пожалуй, какъ же я могъ жить, не оказывая никому ни малйшей услуги? Съ какой стати люди должны были поддерживать въ тунеядств того, кто въ состояніи приносить пользу? Отвтъ очень простой. Праддъ мой скопилъ такую сумму денегъ, на которую жили потомки его. Конечно, можно подумать, что сумма эта была очень большой, если не изсякла отъ содержанія трехъ ничего не длавшихъ поколній. Но это не такъ. Первоначально сумма эта не была велика. Фактически она стала гораздо значительне, сравнительно съ первоначальнымъ размромъ ея, посл того, какъ ею поддерживались три поколнія въ тунеядств. Эта тайна потребленія безъ истребленія, теплоты безъ горнія, кажется почта чародйствомъ. Но тутъ не было ничего много, кром ловкаго примненія искусства, которое къ счастью теперь уже исчезло, но предками нашили практиковалось съ большимъ совершенствомъ, именно искусства взваливать бремя собственнаго существованія на плечи другихъ. Кто постигалъ его — а это было цлью, къ которой стремились вс — тотъ жилъ, какъ говорили тогда, процентами съ своего капитала. Было бы слишкомъ утомительно останавливаться здсь на объясненіи того, какимъ образомъ старая организація общества длала это возможнымъ. Замчу только, что проценты съ капитала являлись своего рода постояннымъ налогомъ, который взимался съ продуктовъ промышленнаго труда въ пользу лицъ, такъ или иначе обладавшихъ деньгами. Нельзя предположить, чтобъ учрежденіе, по нашимъ современнымъ воззрніямъ, столь неестественное и нелпое, никогда не подвергалось критик нашими предками. Напротивъ, съ давнихъ временъ законодатели и пророки постоянно стремились уничтожить проценты или, по крайней мр, низвести ихъ до возможнаго минимума. Но вс эти стремленія оставались безуспшными, какъ это и было вполн естественно до тхъ поръ, пока царила старая соціальная организація. Въ то время, о которомъ я пишу, въ конц, девятнадцатаго вка, правительства большею частью отказались вообще отъ попытки урегулировать данный предметъ.
Чтобы дать читателю общее понятіе о способ и образ совмстной жизни людей того времени, я ничего лучшаго не могу сдлать, какъ сравнить тогдашнее общество съ исполинской каретой, въ которую впряжена масса людей для того, чтобъ тащить ее по очень холмистой и песчаной дорог. Возницей былъ голодъ, и онъ не позволялъ отставать, хотя впередъ подвигались по необходимости очень медленно. Не взирая на трудности, съ какими приходилось тащить эту карету по столь тяжкой дорог, она была наполнена пассажирами, которые никогда не выходили изъ нея, даже на крутизнахъ. Сидть внутри экипажа было очень привольно. Пыль не попадала туда и пассажиры могли на досуг любоваться видами природы или критически обсуждать заслуги надрывавшихся упряжныхъ. На такія сиднья, само собой разумется, былъ большой спросъ, и они брались съ боя, такъ какъ каждый считалъ, первйшей цлью своей жизни добыть для себя мсто въ карет и оставить его за своимъ потомствомъ. По каретному регламенту каждый могъ предоставить свое сиднье кому угодно, но, съ другой стороны, бывали случайности, отъ которыхъ любое сиднье во всякое время могло быть утрачено совершенно. Не смотря на удобства этихъ сидній, они все-таки были весьма не прочны, и при всякомъ внезапномъ толчк кареты изъ нея вылетали люди, падая на землю, и тогда они немедленно должны были хвататься за веревку и помогать тащить карету, въ которой еще недавно хали съ такимъ комфортомъ. Весьма естественно, что считалось страшнымъ несчастьемъ утратить свое мсто въ карет и забота о томъ, какъ бы это не случилось съ ними или съ ихъ близкими, постоянно тяготла, какъ туча, надъ счастьемъ тхъ, кто халъ къ карет.
Но позволительно спросить: неужели люди эти думали только о себ? Неужели ихъ роскошь не казалась имъ невыносимой при сравненіи ея съ участью ихъ братьевъ и сестеръ или при сознаніи того, что отъ ихъ собственнаго вса увеличивался грузъ для упряжныхъ?
О да! Состраданіе часто выказывалось тми, кто халъ въ экипаж, къ тмъ, кому приходилось тащить его, особенно когда онъ подъзжалъ къ дурному мсту на пути или къ очень крутому подъему, что повторялось почти безпрестанно. Но въ такихъ случаяхъ пассажиры криками ободряли трудившихся у веревки, увщевали ихъ терпливо сносить свой жребій, обнадеживая ихъ перспективой возможнаго возмездія на томъ свт, тогда какъ другіе длали складчины на покупку мази и пластыря для увчныхъ и раненыхъ. При этомъ выражалось сожалніе о томъ, что такъ тяжело тащить карету, а когда удавалось выбраться съ дурной дороги, то у всхъ являлось чувство облегченія и успокоенія. Это чувство не вполн вытекало изъ состраданія къ тащившимъ карету, ибо всегда бывало нкоторое опасеніе, что въ такихъ скверныхъ мстахъ экипажъ можетъ совсмъ опрокинуться и тогда всмъ бы пришлось лишиться своихъ сидній.
Справедливость требуетъ сказать, что видъ страданій напрягавшихся у веревки особенно сильно дйствовалъ главнымъ образомъ потому, что возвышалъ въ глазахъ пассажировъ цну ихъ сидній въ карет и побуждалъ, ихъ еще отчаянне цпляться за эти сиднья. Если бы пассажиры были уврены, что ни они, ни ихъ близкіе никогда не выпадутъ изъ экипажа, то, вроятно, они, ограничившись своими взносами на мази и бандажи, крайне мало безпокоились бы о тхъ, кто тащилъ экипажъ.
Я знаю, конечно, что мужчинамъ и женщинамъ двадцатаго столтія это должно казаться неслыханнымъ безчеловчіемъ, но есть два факта — и оба весьма любопытные — отчасти объясняющіе эту притупленность чувства человколюбія.
Во-первыхъ, существовало искреннее и твердое убжденіе въ томъ, что человческое общество не могло идти впередъ иначе, какъ при условій, чтобы большинство тащило экипажъ, а меньшинство хало въ немъ.
Другой фактъ, еще боле знаменательный, заключался въ странной иллюзіи пассажировъ на счетъ того, что они нкоторымъ образомъ принадлежали къ высшему сорту людей, которые по праву могли разсчитывать на то, чтобы везли ихъ на себ другіе. Это кажется невроятнымъ, но такъ какъ я когда-то самъ халъ въ этомъ экипаж и раздлялъ ту же иллюзію, то мн можно поврить въ настоящемъ случа.

* * *

Въ 1887 году мн минуло тридцать лтъ. Я еще не былъ женатъ, но былъ обрученъ съ Юдиью Вартлетъ. Подобно мн, она занимала мсто внутри экипажа, т. е. семья ея была зажиточная. Въ т времена, когда только за деньги доставали все, что считалось пріятнымъ въ жизни и что принадлежало къ области культуры, для двушки достаточно было обладать богатствомъ, чтобы имть жениховъ. Но Юдиь Вартлетъ къ тому же отличалась красотой и граціей. Я знаю, что мои читательницы станутъ протестовать, Я уже слышу, какъ он говорятъ: ‘красивой еще куда ни шло, но граціозной ни въ какомъ случа она быть не могла въ костюмахъ того времени, когда постройка въ цлый футъ вышины служила головнымъ уборомъ, а, позади платье невроятно взбитое съ помощью искусственныхъ аксесуаровъ, гораздо больше уродовало всю фигуру, чмъ какія либо измышленія прежнихъ портнихъ. Можно ли представить себ кого-нибудь граціознымъ въ подобномъ костюм?’
Упрекъ вполн умстный, и мн остается только возразить, что въ то время, какъ дамы двадцатаго столтія своимъ примромъ свидтельствуютъ что ловко сшитое платье рельефне обрисовываетъ женскую грацію, мои личныя воспоминанія объ ихъ прабабушкахъ позволяютъ мн утверждать, что самый уродливый костюмъ не въ состояніи совершенно обезобразить женщину.
Свадьба наша должна была состояться по окончаніи постройки дома, который приготовлялся мною для нашего житья въ лучшей части города, т. е. въ части, населенной главнымъ образомъ богатыми людьми. Я долженъ прибавить, что выборъ мста жительства въ той или другой части Бостона завислъ не отъ самой мстности, а отъ характера мстнаго населенія. Каждый классъ или нація жили особнякомъ въ своихъ кварталахъ. Богатый, селившійся среди бдныхъ, образованный, попадавшій въ среду необразованныхъ, походилъ на человка, которому приходится жить въ одиночеств среди завистливаго и чуждаго ему племени.
Когда началась постройка дома, я разсчитывалъ, что онъ долженъ быть оконченъ къ вин 1886 г. Однакожъ, и весна слдующаго года застала его неготовымъ и свадьба моя все еще оставалась дломъ будущаго. Причиной замедленія, которое неминуемо должно было выводить изъ себя пылкаго жениха, являлся рядъ стачекъ или забастовокъ, т. е. одновременное прекращеніе работы каменщиками, плотниками, малярами и всякаго рода рабочими, необходимыми при постройк дома.
Изъ-за чего собственно возникали эти стачки, сейчасъ не припомню. Забастовки въ то время стали такимъ зауряднымъ явленіемъ, что людямъ надоло доискиваться какихъ либо особенныхъ причинъ ихъ. Не въ той, такъ въ другой отрасли промышленности он повторялись почти безпрерывно со времени большого промышленнаго кризиса 1873 г. Дло дошло до того, что считалось исключительной случайностью, если въ какой нибудь отрасли промышленности рабочіе не прерывали работы въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ.
Читатель ныншняго 2000 года, безъ сомннія, признаетъ въ этихъ забастовкахъ первый и не ясно опредлившійся фазисъ того великаго движенія, которое завершилось установленіемъ новой промышленной системы со всми ея соціальными послдствіями. При ретроспективномъ взгляд на дло кажется все такъ ясно, что даже ребенокъ въ состояніи понять его, но мы люди того времени, не будучи пророками, не имли точнаго представленія о томъ, что должно постигнуть насъ. Отношенія между работникомъ и нанимателемъ, между трудомъ и капиталомъ, какимъ-то непостижимымъ образомъ нарушились и пошатнулись. Рабочіе классы совсмъ внезапно и почти повсемстно заразились глубокимъ недовольствомъ къ своему положенію, у нихъ зародилась мысль, что положеніе ихъ могло бы улучшиться, если бы только они знали, какъ взяться за дло. Со всхъ сторонъ стали предъявляться требованія большей заработной платы, сокращенія рабочихъ часовъ, лучшихъ жилищъ, лучшаго образованія и извстной доли участія въ удобствахъ жизни. Исполнить такія требованія казалось возможнымъ лишь въ томъ случа, если бы свтъ сталъ гораздо богаче, чмъ онъ былъ тогда. Рабочіе сознавали смутно, чего имъ нужно, но не знали, какъ достигнуть этого, и восторгъ, съ какимъ толпились они около всякаго, кто только могъ, казалось имъ, просвтить ихъ на этотъ счетъ, внезапно возводилъ иного вожака партіи на пьедесталъ славы, хотя въ дйствительности онъ столь же мало былъ способенъ помочь ямъ. Какъ бы химеричны ни казались стремленія рабочаго класса, но та преданность, съ какой они поддерживали другъ друга во время стачекъ, служившихъ имъ главнымъ орудіемъ, и т жертвы, какія приносились ими для успшности этихъ стачекъ, не оставляютъ никакого сомннія въ серьезности этихъ стремленій.
Относительно конечной цли этихъ рабочихъ безпорядковъ — такимъ именемъ большею частью обозначалось описанное мною движеніе — мннія людей моего класса очень различались, смотря по ихъ личному темпераменту. Сангвиникъ сильно напиралъ на то, что по самому существу вещей невозможно удовлетворить новыя вожделнія рабочихъ, такъ какъ міръ не иметъ средствъ къ ихъ удовлетворенію.. Только потому, что массы предавались тяжкому труду и довольствовались скуднымъ существованіемъ, не было повальнаго голода, и никакое крупное улучшеніе въ ихъ положеніи не представлялось возможнымъ, пока свтъ въ своей совокупности оставался такимъ бднымъ. Рабочій классъ возставалъ не противъ капиталистовъ, говорили эти сангвиники, а противъ желзныхъ оковъ нужды, державшихъ человчество въ тискахъ, и вопросъ заключался только въ томъ, долго ли еще тупоуміе ихъ будетъ мшать имъ уразумть такое положеніе длъ и успокоиться на необходимости покориться тому, чего измнить невозможно.
Люди мене пылкаго темперамента тоже признавали это. Надежды рабочихъ представлялись неосуществимыми по естественнымъ причинамъ, но было основаніе опасаться, что сами рабочіе придутъ къ такому заключенію не раньше чмъ произведутъ опасный переворотъ. Они могли бы это сдлать, еслибы захотли, такъ какъ обладали правами голосованія, и вожди ихъ полагали, что они должны это сдлать. Нкоторые изъ этихъ наблюдателей, представлявшихъ все въ мрачномъ свт, заходили такъ далеко, что предсказывали неминуемую соціальную катастрофу.
Человчество, разсуждали они, достигло высшаго предла цивилизаціи и теперь готово кувыркомъ ринуться внизъ въ хаосъ. Это, безъ сомннія, образумитъ его и оно снова станетъ карабкаться кверху. Повторявшимися попытками этого рода въ историческія и доисторическія времена, быть можетъ, и объясняются загадочныя шишки на человческомъ череп. Исторія человчества, подобно всмъ великимъ движеніямъ, вращается въ кругу и всегда снова возвращается къ первоначальной точк. Идея безконечнаго прогресса по прямой линіи есть химера, созданная воображеніемъ, и не иметъ никакой аналогіи въ природ. Парабола кометы можетъ служить еще лучшей иллюстраціей историческаго хода развитія человчества. Направляясь вверхъ и къ солнцу отъ афелія варварства, человчество достигло перигелія цивилизаціи, и затмъ снова спустилось къ противоположному концу въ низшія сферы хаоса.
Это, конечно, являлось крайнимъ воззрніемъ, но я помню, какъ серьезные люди въ кругу моихъ знакомыхъ впадали къ подобный тонъ, когда поднималась рчь о знаменіяхъ времени. Безъ сомннія, вс мыслящіе люди держались того взгляда, что общество приближается къ критическому періоду, который можетъ привести къ крупнымъ перемнамъ. Рабочіе безпорядки, ихъ причины и направленіе, а также способы избавленія отъ нихъ — были главнымъ предметомъ толковъ и въ печати, и въ серьезныхъ бесдахъ.
Нервное напряженіе общественнаго мннія въ то время ничмъ такъ ярко не подтверждалось, какъ тмъ возбужденіемъ, которое вызывалось въ обществ небольшимъ числомъ людей, именовавшихъ себя анархистами. Эти люди пытались терроризировать Америку и навязать ей свои идеи угрозами и насиліями,— точно могучая нація, только что подавившая возстаніе половины своихъ собственныхъ гражданъ для упроченія своей политической системы, могла бы принять изъ боязни какую бы то ни было навязываемую ей соціальную систему.
Какъ одинъ изъ богатыхъ, весьма заинтересованный въ сохраненіи существующаго порядка, я естественно раздлялъ опасенія того класса, къ которому принадлежалъ. Личное раздраженіе, какое я питалъ въ то время противъ рабочаго класса, котораго стачки заставляли отсрочивать мое супружеское счастье, безъ сомннія, придавало моимъ чувствамъ къ нему еще большую враждебность.

ГЛАВА II.

Тридцатое мая 1887 года пришлось въ понедльникъ. Въ послдней трети девятнадцатаго столтія въ этотъ день происходило одно изъ національныхъ празднествъ, именно такъ называемое празднованіе ‘Дня Отличій’, который чествовался въ память солдатъ Сверныхъ Штатовъ, участвовавшихъ въ воин за сохраненіе союза Штатовъ. Въ этотъ день ветераны въ сопровожденіи военныхъ и гражданскихъ властей, съ хоромъ музыки во глав, обыкновенно собирались на кладбищахъ и возлагали внки на могилы своихъ товарищей, павшихъ въ бою. Церемонія эта была, очень торжественная и трогательная. Старшій братъ Юдии Бартлетъ палъ на войн, и вся семья ея въ ‘День Отличій’ обыкновенно посщала въ Маунтъ-Обер мсто его упокоенія.
Я попросилъ позволенія отправиться съ ними, и по возвращеніи въ городъ подъ вечеръ остался обдать въ семейств моей невсты.
Посл обда въ гостиной я взялъ вечернюю газету и прочелъ о новой стачк рабочихъ, которая, по всей вроятности, еще боле должна была замедлить окончаніе моего злополучнаго дома. Помню ясно, какъ это разсердило меня, и я сталъ проклинать и рабочихъ вообще, и эти стачки въ особенности, въ такихъ рзкихъ выраженіяхъ, насколько это допускалось въ присутствіи дамъ.
Собесдники вполн соглашались со мной, и замчаній, какія длались въ послдовавшемъ затмъ разговор о безнравственномъ образ дйствій агитаторовъ, было столько, что этимъ господамъ они могли вполн протурчать уши. Вс единодушно поддерживали мнніе, что дла становятся все хуже и хуже съ каждымъ днемъ и что едва-ли можно предугадать, чмъ все это кончится.
— При этомъ ужасне всего, сказала миссисъ Бартлетъ, что рабочіе классы, кажется, одновременно во всемъ свт посходили съ ума. Въ Европ даже еше хуже, чмъ здсь. Тамъ бы я жить вообще не рискнула. Еще недавно я спрашивала мужа, куда намъ придется переселиться, если совершатся т страхи, какими угрожаютъ эти соціалисты. Онъ сказалъ, что не знаетъ теперь ни одной мстности, гд существовалъ бы прочный порядокъ вещей, за исключеніемъ разв Гренландіи, Патагоніи и Китайской имперіи.
— Эти китайцы очень хорошо знали, чего хотли,— прибавилъ кто-то,— когда отказались открыть доступъ къ себ западной цивилизаціи. Они лучше насъ знали, къ чему она должна привести. Они видли, что это ни что иное, какъ замаскированный динамитъ.
Помню, какъ я отвелъ Юдиь въ сторону и старался убдить ее, что было бы лучше повнчаться сейчасъ же, не дожидаясь окончанія дома, и что мы даже могли бы провести въ путешествіи то время, какое потребуется на приведеніе въ порядокъ нашего жилья. Въ тотъ вечеръ Юдиь была особенно хороша. Черное платье, надтое ею по случаю печальнаго праздника, очень выгодно оттняло ея прекрасный цвтъ лица. Вотъ и сейчасъ я мысленно вижу ее такой, какъ она была въ тотъ вечеръ. При уход моемъ она провожала меня въ переднюю и я, по обыкновенію, поцловалъ ее на прощаніе. Ничмъ особеннымъ не отличалось это разставаніе отъ прежнихъ, когда мы разлучались другъ съ другомъ днемъ или вечеромъ. Ни малйшее предчувствіе того, что это нчто большее, чмъ обыкновенная разлука, не омрачало ни моего, ни ея сердца.
Увы, однако, это такъ и было…
Часъ, когда мн пришлось разстаться съ своею невстой, для влюбленнаго былъ слишкомъ ранній, но это обстоятельство не имло никакого отношенія до моей любви къ ней. Я страдалъ упорной безсонницей, и хотя, вообще, не могъ жаловаться на нездоровье, но въ этотъ день, однако, чувствовалъ себя совершенно изнеможеннымъ, такъ какъ почти совсмъ не спалъ дв предыдущія ночи. Юдиь знала это и настойчиво выпроводила меня домой, строго на-строго наказавъ мн, чтобы я немедленно легъ спать.
Домъ, гд я жилъ, уже въ теченіи трехъ поколній принадлежалъ моей фамиліи, въ которой я былъ послднимъ и единственнымъ представителемъ. Это было большое старое деревянное зданіе, внутри убранныя съ старомоднымъ изяществомъ, но помщавшееся въ квартал, который, вслдствіе размноженія въ немъ фабрикъ и постоялыхъ домовъ, уже давно пересталъ считаться достойнымъ поселенія для людей хорошаго тона. Въ такой домъ я не могъ и подумать привезти молодую жену, особенно столь изящное существо, какъ Юдиь Бартлетъ. Я уже сдлалъ публикацію о продаж его и пользовался имъ лишь для ночлега, а обдалъ въ клуб. Мой слуга, врный негръ, по имени Сойеръ, жилъ при мн и исполнялъ мои немногія требованія, Съ одной особенностью этого дома мн трудно было разстаться, именно съ своей спальней, которая была устроена въ фундамент. Если бы мн пришлось занимать комнату въ верхнемъ этаж, то я наврное не могъ бы уснуть отъ несмолкавшаго но ночамъ шума на улицахъ. Но въ это подземное помщеніе не проникалъ ни одинъ звукъ сверху.
Когда я входилъ въ него и запиралъ дверь, меня окружала могильная тишина. Для предохраненія комнаты отъ сырости полъ и стны ея были оштукатурены гидравлическимъ цементомъ, чтобы комната могла служить и кладовой, одинаково защищенной отъ огня и злоумышленниковъ, для храненія драгоцнностей, я устроилъ подъ ней герметическій сводъ изъ каменныхъ плитъ, а снаружи желзную дверь покрылъ толстымъ слоемъ азбеста. Небольшая трубка, соединявшаяся съ втряною мельницей наверху дома, служила для возобновленія воздуха.
Казалось бы, что обитателю такой комнаты подобало наслаждаться хорошимъ сномъ, но даже и здсь мн рдко случалось хорошо спать дв ночи сряду. Я такъ привыкъ бодрствовать, что одна безсонная ночь для меня ничего не составляетъ. Но вторая ночь, проведенная въ кресл для чтенія вмсто постели, утомляла меня и я, боясь нервнаго разстройства, никогда не позволялъ себ оставаться безъ сна боле одной ночи. Поэтому мн приходилось прибгать къ помощи искусственныхъ средствъ. Если посл двухъ безсонныхъ ночей., съ наступленіемъ третьей, меня не клонило но сну, я приглашалъ доктора Пильсбери.
‘Докторомъ’ его называли изъ вжливости, ибо онъ былъ, что называется, непантентованный врачъ или шарлатанъ. Онъ величалъ себя ‘профессоромъ животнаго магнетизма’. Я встртился съ нимъ случайно во время любительскихъ изслдованій явленій животнаго магнетизма. Не думаю, чтобъ онъ смыслилъ что нибудь въ медицин, но наврное онъ былъ превосходнымъ магнетизеромъ. Когда мн предстояла третья безсонная мочь, я обыкновенно посылалъ за нимъ, чтобы онъ усыпилъ меня своими пассами. Какъ бы велико ни было мое нервное возбужденіе, доктору Пильсбери всегда удавалось нкоторое время спустя оставлять меня въ глубокомъ сн, который длился до тхъ поръ, пока не пробуждала меня обратной гипнотической процедурой. Способъ пробужденія спящаго былъ гораздо проще процедуры усыпленія и, въ видахъ большаго удобства, я попросилъ доктора Пильсбери обучить Сойера процедур пробужденія.
Мой врный слуга одинъ только зналъ, что меня посщаетъ докторъ Пильсбери, и зачмъ посщаетъ. Конечно, я намревался открыть свою тайну Юдии, когда она сдлается моей женой, а до тхъ поръ ничего не говорилъ ей объ этомъ, такъ какъ съ магнетическимъ сномъ, неоспоримо, была связана нкоторая опасность, и я зналъ, что она воспротивится моей привычк. Опасность, конечно, заключалась въ томъ, что сонъ этотъ могъ сдлаться слишкомъ глубокимъ и перейти въ летаргію, которую магнитизеръ уже не въ состояніи прекратить, и дло окончилось бы смертью. Повторявшіеся опыты доказали, однако, что опасность была крайне незначительна, при соблюденіи необходимыхъ мръ предосторожности, и въ этомъ-то я надялся убдить Юдиь, хотя и не наврное.
Отъ невсты я отправился прямо домой, откуда тотчасъ-же послахъ Сойера за докторомъ Пильсбери, а самъ спустился въ подземную спальню, и, перемнивъ свой костюмъ на удобный халатъ, слъ читать письма, полученныя съ вечернею почтою и любезно положенныя Сойеромъ на мой письменный столъ. Одно изъ нихъ было отъ строителя моего новаго дома и подтверждало то, что я уже узналъ изъ газетъ. ‘Новыя стачки — писалъ онъ — должны отсрочить исполненіе его контрактныхъ обязательствъ на неопредленное время, такъ какъ ни работники, ни хозяева не сдлаютъ уступокъ безъ продолжительной борьбы’. Калигула желалъ, чтобы римскій народъ имлъ одну голову, которую онъ могъ бы отрубить сразу, и когда я читалъ это письмо, у меня явилось подобное же желаніе относительно рабочихъ классовъ Америки.
Возвращеніе Сойера съ докторомъ прервало мои мрачныя размышленія.
Повидимому, Сойеру съ трудомъ удалось привезти доктора, такъ какъ Пильсбери въ эту самую ночь собирался ухать изъ города. Докторъ объяснилъ мн, что съ тхъ поръ, какъ мы видлись съ нимъ въ послдній разъ, онъ узналъ о доходной должности къ одномъ отдаленномъ город и ршился поскоре воспользоваться ею. Когда я съ ужасомъ спросилъ его, къ кому же ил безъ него обращаться за усыпленіемъ, онъ мн далъ адресъ нсколькихъ магнетизеровъ въ Бостон, которые, по его увренію, обладали совершенно такой же силой, калъ и онъ. Нсколько успокоенный въ этомъ отношеніи, я приказалъ Сойеру разбудить меня въ 9 часовъ на слдующее утро и легъ въ пастель въ халат, принялъ удобное положеніе и отдался дйствію пассовъ магнетизера.

ГЛАВА III.

— Онъ сейчасъ откроетъ глаза. Лучше, если сначала онъ увидитъ изъ насъ кого нибудь одного.
— Общай мн, что ты не скажешь ему…
Первый голосъ былъ мужской, второй — женскій, и оба говорили шепотомъ.
— Смотря по тому, какъ онъ себя будетъ чувствовать — отвчалъ мужчина.
— Нтъ, нтъ, общай мн во всякомъ случа,— настаивала дама.
— Уступи ужъ ей,— прошепталъ третій голосъ — тоже женскій.
— Ну, хорошо, хорошо, общаю,— отвчалъ мужчина,— только удалитесь скоре, онъ приходитъ въ себя.
Послышалось шуршанье платьевъ, и я открылъ глаза. Красивый мужчина лтъ шестидесяти склонился надо мною, лицо его выражало сочувствіе, смшанное съ любопытствомъ. Это былъ совершенно незнакомый мн человкъ. Приподнявшись на локт, я осмотрлся кругомъ и увидлъ себя въ пустой комнат. Я наврное раньше никогда не бывалъ ни въ ней, ни въ комнат, меблированной на подобіе этой. Я оглянулся на моего незнакомца. Онъ улыбнулся.
— Какъ вы себя чувствуете?— освдомился онъ.
— Гд я?— былъ мой вопросъ.
— Въ моемъ дом,— отвтилъ онъ.
— Какимъ образомъ я сюда попалъ?
— Мы поговоримъ объ этомъ, когда у васъ будетъ побольше силъ. До тхъ же поръ прошу васъ не безпокоиться. Вы среди друзей и въ хорошихъ рукахъ. Какъ вы себя чувствуете?
— Нсколько странно,— отвчать я,— но, кажется, я здоровъ. Не скажете ли вы мн, чему я обязанъ, что пользуюсь вашимъ гостепріимствомъ? Что со мной сіучилось? Какъ я здсь очутился? Вдь я заснулъ у себя, въ своемъ собственномъ дом.
— Для объясненій у насъ будетъ потомъ достаточно времени,— замтилъ мой незнакомый хозяинъ съ успокоительной улыбкой. Лучше отложить этотъ волнующій васъ разговоръ до тхъ поръ, пока вы не оправитесь. Сдлайте мн одолженіе, примите нсколько глотковъ этой микстуры. Она принесетъ вамъ пользу. Я докторъ.
Я отстранилъ стаканъ рукою и услся на постели, для чего однако пришлось употребить нкоторое усиліе, такъ какъ я ощущалъ удивительно странное головокруженіе.
— Я настаиваю, чтобы вы сію же минуту сказали мн, гд я и что вы со мною длали,— заявилъ я.
— Милостивый государь, отвчалъ мой собесдникъ, прошу васъ, не волнуйтесь. Мн было бы пріятне, чтобы вы не настаивали на немедленномъ объясненіи, если же вы непремнно этого требуете, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Но подъ однимъ условіемъ — вы должны прежде всего принять это питье, которое нсколько подкрпитъ васъ.
Я выпилъ то, что онъ подалъ мн.
— Сказать вамъ, какъ вы сюда попали,— проговорилъ докторъ,— совсмъ не такъ легко, какъ вы, очевидно, предполагаете. Вы сами можете мн сообщить по этому поводу ровно столько же, сколько и я вамъ. Васъ только что пробудили отъ глубокаго сна или точне летаргіи. Вотъ что я могу вамъ сказать. Вы говорите, что были въ вашемъ собственномъ дом, когда впали въ этотъ сонъ. Позвольте спросить, когда это случилось?
— Когда?— возразилъ я, когда? Ну, само собою разумется, вчера вечеромъ, часовъ около десяти. Я приказалъ моему человку Сойеру разбудить меня въ девять часовъ утра.. Что сталось съ Сойеромъ?
— Въ точности не сумю валъ сказать,— возразилъ мой собесдникъ, взглянувъ на меня удивленно, но я убжденъ, что его отсутствіе вполн извинительно. Однако, не можете ли вы мн указать боле точно, когда вы впали въ этотъ сокъ, т. е. я говорю о числ?
— Ну, конечно, вчера вечеромъ, я вдь, кажется, уже сказалъ вамъ, неправда-ли? то есть, если только я не проспалъ цлаго дня. Боже правый! это невозможно, а между тмъ у меня странное ощущеніе, какъ будто посл продолжительнаго сна. Я легъ въ ‘День Отличій’.
— Въ ‘День Отличій’?
— Да, въ понедльникъ, 30-го.
— Виноватъ, тридцатаго чего?
— Разумется, 30-го этого мсяца, если только я не проспалъ до самаго іюня, но этого не можетъ же быть?
— Теперь у насъ сентябрь.
— Сентябрь! Не хотите ли вы уже сказать, что я не просыпался съ мая. Богъ мой! да вдь это невроятно!
— Увидимъ,— возразилъ мой собесдникъ,— вы говорите, что заснули 30 мая.
— Да.
— Позвольте спросить, въ которомъ году?
Я испуганно вытаращилъ на него глаза, нсколько минутъ не будучи въ состояніи произнести ни слова.
— Въ которомъ году?— едва слышно откликнулся я наконецъ.
— Да, въ которомъ году, если позволите. Вашъ отвтъ поможетъ мн сказать вамъ, какъ долго вы спали.
— Это было въ 1887 году,— произнесъ я наконецъ
Собесдникъ мой заставилъ меня выпить еще глотокъ жидкости изъ стакана и пощупалъ мой пульсъ.
— Милостивый государь,— началъ онъ,— манеры ваши указываютъ на то, что васъ не миновала культура, что, насколько мн извстно, въ ваше время далеко не было обязательнымъ для каждаго, какъ у насъ теперь водится. Но, какъ человкъ образованный, вы сами, несомннно давно вывели изъ наблюденій, что на этомъ свт собственно нтъ такой удивительной вещи, которая могла бы считаться самой диковинной. Вс явленія одинаково имютъ достаточныя причины, равнымъ образомъ и слдствія ихъ должны быть естественны. Разумется, васъ поразитъ то, что я имю вамъ сказать, надюсь однако, что вы не дадите воли своему душевному волненію. Судя по наружности, вамъ едва ли есть тридцать лтъ, физическое же ваше состояніе, повидимому, мало чмъ отличается отъ состоянія человка, только что пробужденнаго отъ черезчуръ долгаго и глубокаго сна, а между тмъ сегодня 10 сентября 2000 года, и вы спали ровно сто тринадцать лтъ, три мсяца и одиннадцать дней.
Я былъ просто ошеломленъ.
Мой собесдникъ уговорилъ меня выпить чашку какого-то бульона, пост чего мною немедленно овладла непреодолимая сонливость, и я впалъ въ глубокій сонъ.
Когда я проснулся, блый день свтилъ въ комнату, которая, при моемъ первомъ пробужденіи, была освщена искусственно.
Мой таинственный хозяинъ сидлъ около меня. Онъ не глядлъ въ мою сторону, когда я открылъ глаза, и я имлъ полную возможность разсмотрть его и поразмыслить о моемъ необыкновенномъ положеніи, прежде чмъ онъ замтилъ мое пробужденіе.
Головокруженіе мое совершенно прошло, разсудокъ прояснился.
Исторія о моемъ сто-тринадцатилтнемъ сн, которую при моей прежней слабости и растерянности я принялъ безапеляціонно, снова припомнилась мн, но я отогналъ эту мысль, какъ нелпую попытку обморочитъ меня, хотя для цлей подобной продлки умъ мой отказывался подыскать даже самое отдаленное объясненіе. Не было, конечно, сомннія, что со мною случилось нчто необычайное,— не даромъ же я проснулся въ чужомъ дом, въ присутствіи этого незнакомаго мн господина, но фантазія моя была совершенно безсильна придумать что-нибудь, кром самыхъ дикихъ предположеній, въ чемъ собственно состояло это ‘нчто’. Не былъ ли я жертвою какого нибудь заговора? Это очень на то было похоже. Во всякомъ случа, если вообще можно иногда доврять наружности, этотъ человкъ съ тонкими и благородными чертами лица, наврное, не могъ быть участникомъ въ какомъ либо преступномъ замысл. Затмъ мн представилось, что я могъ сдлаться предметомъ какой нибудь шутки со стороны моихъ пріятелей, которые какъ нибудь узнали о моей потаенной спальн и такимъ образомъ хотли доказать мн опасность магнетическихъ опытовъ. Но въ этомъ предположеніи было много невроятнаго. Сойеръ никогда бы не выдалъ меня, да и друзей, способныхъ на такое дло, у меня не имлось. Тмъ не мене предположеніе, что я былъ жертвою грубой продлки, показалось мн самымъ подходящимъ. Полуожидая увидть какое нибудь знакомое мн лицо, усмхающееся изъ-за кресла или занавски, я сталъ внимательно кругомъ осматривать комнату. Когда глаза мои снова остановились на моемъ собесдник, онъ уже глядлъ на меня.
— Вы задали хорошую высыпку на цлыхъ двнадцать часовъ,— весело замтить онъ,— и могу сказать, что сонъ принесъ вамъ пользу. Вы смотрите гораздо свже. У васъ хорошій цвтъ лица и ясные глаза. Какъ вы себя чувствуете?
— Никогда не чувствовалъ себя лучше, отвчалъ я, усаживаясь на постели.
— Вы, безъ сомннія, помните ваше первое пробужденіе,— продолжалъ онъ,— и ваше удивленіе, когда я объявилъ вамъ, какъ долго вы спали.
— Кажется, вы сказали, что я проспалъ сто тринадцать лтъ.
— Совершенно врно.
— Согласитесь, возразилъ я съ иронической улыбкою, что эта исторія нсколько неправдоподобна.
— Она необычайна, вполн раздляю ваше мнніе,— отвтилъ онъ, но, при извстныхъ условіяхъ, она не представляетъ ничего невроятнаго, никакого противорчія съ тмъ, что намъ извстно о летаргическомъ состояніи. При полной летаргіи, какъ было съ вами, жизненныя функціи совершенно бездйствуютъ и ткани не расходуются. Нельзя положить предлъ возможной продолжительности такого сна, если вншнія условія предохраняютъ тло человка отъ физическаго разрушенія. Ваша летаргія, конечно, самая долгая изъ всхъ положительно извстныхъ: но нтъ никакого основанія оспаривать, что, не найди мы васъ теперь, и оставайся ваша комната не тронутой, вы могли-бы въ состояніи прекращенной жизненной дятельности пробыть еще безконечный рядъ вковъ, пока, наконецъ, постепенное охлажденіе земли не разрушило бы жизненныя ткани и не освободило бы вашъ духъ.
Мн оставалось признать, что, если я дйствительно былъ жертвою шуточной продлки, зачинщики ея выбрали отличнаго агента для выполненія своей задачи. Убдительность и даже увлекательность рчи этого господина придали бы вроятіе утвержденію, что луна сдлана изъ сыра. Улыбка, съ которою я на него смотрлъ, пока онъ развивалъ свою гипотезу о летаргіи, повидимому, не смущала его ни въ малйшей степени.
— Быть можетъ,— произнесъ я,— вы не откажетесь продолжать и сообщите мн нкоторыя подробности относительно тхъ обстоятельствъ, при которыхъ была открыта упоминаемая вами комната и каково было ея содержимое. Я охотникъ до хорошихъ сказокъ.
— Въ данномъ случа,— серьезно отвчалъ онъ, никакая сказка не можетъ быть такой причудливой, какъ сама истина. Надо вамъ сказать, что вс эти годы я лелялъ мысль выстроить лабораторію въ большомъ саду около этого дома для производства химическихъ опытовъ, къ которымъ чувствую особое влеченіе. Въ прошлый четвергъ начали, наконецъ, рыть яму для погреба. Она была готова къ вечеру того же дня, и въ пятницу мы ожидали каменьщиковъ. Въ четвергъ ночью шелъ такой проливной дождь, что въ пятницу утромъ я нашелъ мой погребъ превращеннымъ въ лягушечій прудъ, а стны его совсмъ размытыми. Дочь моя, вышедшая со мною посмотрть на это опустошеніе, обратила мое вниманіе на уголъ каменной постройки, открывшейся вслдствіе одной изъ осыпавшихся стнъ. Я попробовалъ очистить его отъ земли и, замтивъ, что это была какъ будто часть большой маесы, ршился изслдовать его. Призванные мною работники открыли продолговатый склепъ, устроенный на глубин почти 8 футовъ подъ землею, въ углу бывшаго, очевидно, фундамента для стнъ какого-то стариннаго дома. Слой пепла и угля поверхъ склепа свидтельствовалъ, что домъ, находившійся надъ нимъ, погибъ отъ огня. Самый склепъ остался совершенно неприкосновеннымъ,— цементъ его былъ совсмъ какъ новый. Въ одной изъ стнъ оказалась дверь, отворитъ которую намъ, однако, не удалось, и мы устроили проходъ, вынувъ одну изъ плитъ крыши. Насъ охватила струя спертаго, но чистаго, сухого и далеко не холоднаго воздуха. Спустившись съ фонаремъ внизъ, я очутился въ спальн, убранной въ стил девятнадцатаго столтія. На постел лежалъ молодой человкъ. Что онъ былъ мертвъ и умеръ не сейчасъ, а лтъ сто тому назадъ, въ этомъ, конечно, не было ни малйшаго сомннія. Но необыкновенно хорошо сохранившееся тло его поразило меня и моихъ ученыхъ собратовъ, которыхъ я пригласилъ сюда. Мы не поврили бы, что было время, когда люди владли искусствомъ такого совершеннаго бальзамированія, а между тмъ, здсь на лицо былъ фактъ, ясно свидтельствовавшій, что наши ближайшіе предки вполн располагали этимъ секретомъ. Мои медицинскіе коллеги, любознательность которыхъ была сильно возбуждена, хотли немедленно приняться за эксперименты для изслдованія свойствъ примненнаго бальзамированія, но я воспротивился. Мотивомъ для этого, или по крайней мр единственнымъ мотивомъ, который я могу указать въ настоящее время, дослужило воспоминаніе изъ моего прежняго чтенія, откуда мн было извстно, что ваши современники сильно интересовались вопросомъ животнаго магнетизма. Мн представилось возможнымъ, что вы находились въ летаргіи, и что секретъ сохраненія вашего тла посл такого долгаго времени заключается не въ искусств бальзамировщика, а въ самой жизни. Мысль эта даже мн самому показалась такой химерой, что, не желая быть смшнымъ въ глазахъ моихъ товарищей — докторовъ, я и не высказалъ, ее громко, а привелъ какой-то другой предлогъ для отсрочки опытовъ. Но едва только удалились коллега мои, я немедленно приступилъ къ опыту оживленія, результатъ котораго вамъ не безъизвстенъ.
Если бы тема разсказа была еще боле невроятною, обстоятельность его, а также выразительныя манеры и личность разскащика могли поколебать слушателя, и мн стало жутко, когда, посл окончанія его объясненія, я нечаянно мелькомъ увидалъ свое изображеніе въ зеркал, висвшемъ на стн комнаты. Я всталъ и подошелъ къ зеркалу. Представшее передо мною лицо было какъ дв капли воды то же самое, ни на волосъ не старе той физіономіи, которую я видлъ, завязывая галстухъ во время сборовъ моихъ къ Юдии, въ ‘День Отличій’, отпразднованный, какъ хотлъ убдить меня этотъ человкъ, уже сто тринадцать лтъ тому назадъ. Тутъ снова представилась мн вся колосальность обмана, жертвой котораго я былъ. Негодованіе овладло мной, когда я сообразилъ, какъ далеко зашло допущенное со мною нахальство.
— Вы, вроятно, удивлены,— замтилъ мой собесдникъ,— не находя въ себ никакой перемны, хотя съ тхъ поръ, какъ вы легли спать въ подземной комнат, вы постарли на сто лтъ. Это не должно изумлять васъ. Только при условіи общаго прекращенія жизненныхъ функцій вы и могли пережитъ такой большой періодъ времени. Если бы ваше тло подверглось малйшей перемн во время вашей летаргіи, оно давно бы уже разложилось.
— Милостивый государь,— возразилъ я, обернувшись къ нему,— что за причина, что вы съ серьезнымъ видомъ разсказываете мн такую замчательную безсмыслицу, я совершенно отказываюсь понять. Но вы, конечно, слишкомъ умны, чтобы допустить возможность провести ею кого бы то ни было, кром отчаяннаго дурака. Пощадите меня отъ продолженія этой выдуманной чепухи, и разъ навсегда отвтьте мн, скажете ли вы мн толкомъ, гд я и какъ я сюда попалъ? въ случа вашего отказа, я самъ постараюсь удостовриться въ этомъ, не взирая ни на какія препятствія.
— Такъ вы не врите, что у насъ теперь 2000-й годъ?
— Неужели вы, не шутя, находите необходимымъ спрашивать меня объ этомъ?
— Ну, хорошо же,— воскликнулъ мой необыкновенный хозяинъ,— такъ какъ я оказываюсь безсильнымъ убдить васъ, вы убдитесь въ томъ сами. Чувствуете-ли вы въ себ достаточно силы, чтобы подняться со мною на верхъ?
— У меня столько же силы, сколько ея было всегда,— возразилъ я сердито,— что, кажется, и придется мн доказать на дл, если эта шутка затянется еще на долго.
— Прошу васъ сударь — отвчалъ мой собесдникъ, не очень-то увлекаться мыслью, что вы жертва обмана, во избжаніе слишкомъ сильной реакціи, когда вы убдитесь въ правдивости моихъ показаній.
Участіе, смшанное съ состраданіемъ, съ какимъ были произнесены эти слова, и полнйшее отсутствіе малйшаго признака раздраженія на мою вспыльчивость, какъ-то совсмъ обезкуражили меня, и я послдовалъ за нимъ изъ комнаты съ необыкновенно смшанными ощущеніями. Мы прошли сперва дв лстницы, затмъ одну еще, боле короткую, которая привела насъ на бельведеръ, на верху дома.
— Прошу васъ посмотрть вокругъ себя,— обратился онъ ко мн, когда мы добрались до верхней площадки — и сказать мн, это ли Бостонъ девятнадцатаго столтія?
У ногъ моихъ разстилался большой городъ. Цлыя мили широкихъ улицъ, обсаженныхъ деревьями и окаймленіяхъ красивыми зданіями, тянулись по всмъ направленіямъ. Дома большею частью не были построены въ одну шеренгу а, напротивъ того, стояли отдльно, окруженные большими или меньшими палисадниками. Въ каждомъ квартал зеленли большіе открытые скверы, усаженные деревьями, среди которыхъ на позднемъ вечернемъ солнц блестли статуи и сверкали фонтаны. Общественныя зданія колосальныхъ размровъ и грандіозной архитектуры, несравнимыя съ существовавшими въ мое время, величественно возвышались со своими горделивыми пилястрами по обимъ сторонамъ улицъ.
Дйствительно, до сихъ поръ я никогда не видалъ ни этого города, ни чего либо похожаго на него. Поднявъ, наконецъ, глаза мои къ горизонту, я посмотрлъ на западъ. Эта голубая лента, извивавшаяся по направленію къ закату солнца, не была ли это рка Чарльсъ съ своими изгибами? Я взглянулъ на востокъ: Бостонская гавань тянулась передо мною, окруженная своими мысами, со всми своими зелеными островками.
Тутъ я увидлъ, что мн сказали правду относительно чуда, совершившагося со мной.

ГЛАВА IV.

Я не потерялъ сознанія, но напряженіе уразумть свое положеніе вызвало у меня сильное головокруженіе, и я помню, что моему спутнику пришлось крпко держать меня подъ руку, когда онъ велъ меня съ площадки въ просторную комнату верхняго этажа, гд онъ настоялъ, чтобы я выпилъ стаканъ-два хорошаго вина и принялъ участіе въ легкомъ завтрак.
— Я надюсь,— ободрительно сказалъ онъ,— что вы теперь скоро вполн оправитесь: я бы и не ршился на такое энергичное средство, если бы ваше поведеніе, правда, вполн извинительное при данныхъ обстоятельствахъ, не вынудило меня избрать именно этотъ путь. Каюсь,— прибавилъ онъ, смясь — одно время я нсколько опасался, что, не уведи я васъ во время, мн пришлось бы испытать то, что въ XIX столтіи, если не ошибаюсь, вы обыкновенно называли потасовкой. Я вспомнилъ, что современные вамъ бостонцы славились боксерствомъ и ршилъ не терять времени. Полагаю, что въ настоящее время вы снимете съ меня обвиненіе въ мистификаціи.
— Скажи вы мн,— возразилъ я, глубоко взволнованный — что съ тхъ поръ, какъ я въ послдній разъ видлъ этотъ городъ, прошло не сто лтъ, а цлая тысяча, я и то поврилъ бы вамъ.
— Прошло всего одно столтіе,— отвчалъ онъ,— но и въ цлыя тысячелтія міровой исторіи не случалось такихъ необычайныхъ перемнъ.
— А теперь, прибавилъ онъ, протягивая мн руку съ неотразимой задушевностью,— позвольте мн сердечно привтствовать васъ въ Бостон двадцатаго столтія и именно въ этомъ дом. Имя мое — Литъ, меня зовутъ докторъ Литъ.
— Меня зовутъ Юліанъ Вестъ,— сказалъ я, пожимая ему руку.
— Мн очень пріятно познакомиться съ вами, мистеръ Вестъ,— отвчалъ онъ. Какъ видите, этотъ домъ построенъ на мст вашего бывшаго дома и потому, надюсь, вамъ легко будетъ въ немъ чувствовать себя, совсмъ какъ дома.
Посл закуски докторъ Литъ предложилъ мн ванну и другое платье, чмъ я охотно воспользовался
Разительная перемна, о которой разсказывалъ мн мой хозяинъ, повидимому, не коснулась мужского костюма, такъ какъ, за исключеніемъ мелкихъ деталей, мой новый нарядъ нисколько не стснялъ меня.
Физически я снова былъ самимъ собой. Но читателю, безъ сомннія, будетъ интересно узнать, что длалось у меня на душ. Каково было мое нравственное состояніе, когда я вдругъ очутился какъ бы въ новомъ свт? Въ отвтъ на это, попрошу его представить себя внезапно, во мгновеніе ока, перенесеннымъ съ земли, скажемъ, въ небесный рай или въ подземное царство Плутона. Какъ онъ полагаетъ, каково было бы его собственное самочувствіе? Вернулись ли бы мысли его немедленно къ только что покинутой имъ земл или, посл перваго потрясенія поглощенный новой обстановкой, онъ на нкоторое время выкинулъ бы изъ памяти свою прежнюю жизнь, хотя и вспомнилъ бы ее впослдствіи? Я могу сказать только одно, что еслибы его ощущенія были хотя на іоту аналогичны съ описываемымъ мною перерожденіемъ, послдняя гипотеза оказалась бы правильною. Чувства удивленія и любопытства, вызванныя моей новой средой, посл перваго потрясенія, столь сильно заняли мой умъ, что затмили все остальное. Воспоминанія о моей прежней жизни какъ бы исчезли на нкоторое время.
Лишь только, благодаря добрымъ заботамъ моего хозяина, я окрпъ физически,— мн захотлось снова вернуться на верхнюю площадку дома, и мы немедленно удобно разслись тамъ въ покойныхъ креслахъ, имя городъ подъ ногами и вокругъ насъ. Отвтивъ мн на цлый рядъ вопросовъ, какъ относительно старыхъ мстныхъ признаковъ, которыхъ я теперь не находилъ, такъ и относительно новыхъ, смнившихъ прежніе, докторъ Литъ поинтересовался, что именно больше всего поразило меня при сравненіи стараго города съ новымъ.
— Начиная съ мелочей,— отвчалъ я — право, мн кажется, что полное отсутствіе дымовыхъ трубъ и ихъ дыма была та особенность, которая прежде всего бросилась мн въ глаза.
— Ахъ, да,— невидимому весьма заинтересованный воскликнулъ мой собесдникъ,— я и забылъ о трубахъ, вдь он такъ давно вышли изъ употребленія. Минуло почти столтіе, какъ устарлъ первобытный способъ отопленія, которымъ вы пользовались.
— Вообще,— замтилъ я — боле всего поражаетъ меня въ этомъ город матеріальное благосостояніе народа, о чемъ свидтельствуетъ великолпіе самаго города,
— Я дорого далъ бы хотя однимъ глазкомъ взглянуть на Бостонъ вашихъ дней — возразилъ докторъ Литъ. Нтъ сомннія, судя по вашему замчанію, города того времени имли жалкій видъ. Если бы у васъ и хватило вкуса сдлать ихъ великолпными, въ чемъ я считаю дерзкимъ усомниться, то и тогда всеобщая бдность, являвшаяся результатомъ вашей исключительной промышленной системы, не дала бы вамъ возможности привести это въ исполненіе. Сверхъ того, чрезмрный индивидуализмъ, преобладавшій въ то время, мало способствовалъ развитію чувства общности интересовъ. То небольшое благосостояніе, какимъ вы располагали, уходило всецло на роскошь частныхъ лицъ. Въ настоящее время, напротивъ, самое популярное назначеніе излишка богатства — это украшеніе города, которымъ пользуются вс въ равной степени.
Солнце садилось, когда мы возвращались на площадку дома и, пока мы болтали, ночь спустилась надъ городомъ,
— Становится темно,— сказалъ докторъ Литъ — сойдемте въ домъ, я долженъ представить вамъ свою жену и дочь.
Слова его напомнили мн женскіе голоса, шопотъ которыхъ я слышалъ около себя, когда ко мн возвращалось сознаніе. Меня разбирало большое любопытство посмотрть, что за женщины были въ 2000 г., и я охотно согласился на это предложеніе. Комната, гд мы застали жену и дочь моего хозяина, равно какъ и нея внутренность дома, была наполнена мягкимъ свтомъ, очевидно искусственнымъ, хотя я и не могъ открыть источника, откуда онъ распространялся. Миссисъ Литъ оказалась очень стройной и хорошо сохранившейся женщиной, по годамъ приблизительно ровесницей своему мужу, дочь же ея, въ первой цвтущей пор юности, представилась мн самой красивой двушкой, какую когда-либо мн приходилось встрчать. Лицо ея было такъ же обворожительно, какъ и глубокіе голубые глаза.,— нжный румянецъ и вполн красивыя черты лица только способствовали ея общей привлекательности, но даже и безъ всего этого идеальная стройность ея фигуры поставила бы ее въ ряды красавицъ XIX вка. Женственная мягкость и нжность въ этомъ прелестномъ созданіи прекрасно сочетались съ здоровьемъ и избыткомъ жизненной силы, чего такъ часто не доставало двушкамъ моего времени, съ которыми я только и могъ ее сравнивать. Затмъ совпаденіе неважное, въ сравненіи съ общею странностью моего положенія, но тмъ не мене поразительное, заключалось въ томъ, что ее также звали Юдиью.
Наступившій вечеръ былъ тоже, конечно, единственнымъ въ исторіи свтскихъ отношеній. Но было бы ошибкой предполагать, что наша бесда отличалась особенной натянутостью или неловкостью. Впрочемъ, по моему, въ этихъ, что называется, неестественныхъ обстоятельствахъ, въ смысл ихъ необычайности, люди держатъ себя самымъ естественнымъ образомъ, безъ сомннія, потому, что эти обстоятельства исключаютъ искусственность. Во всякомъ случа, я знаю, что бесда моя въ этотъ вечеръ съ представителями другого вка и міра отличалась неподдльной искренностью и такою откровенностью, которая лишь изрдка дается посл долгаго знакомства. Тонкій тактъ моихъ собесдниковъ, безъ сомннія, много способствовалъ этому. Само собой разумется, что разговоръ вертлся исключительно на странномъ факт, въ силу котораго я находился среди нихъ, но они говорили объ этомъ съ такимъ искреннимъ интересомъ, что предметъ нашей бесды лишался той жуткой таинственности, которая иначе могла бы сдлать нашъ разговоръ слишкомъ тягостнымъ. Можно было подумать, что они привыкли вращаться въ кругу выходцевъ прошлаго столтія,— столь великъ былъ ихъ тактъ.
Что касается меня самого, то я не запомню, чтобы когда либо дятельность моего ума была живе, бодре, равно какъ и духовная воспріимчивость чувствительне, нежели какъ въ этотъ вечеръ. Конечно, я не хочу этимъ сказать, что сознаніе моего удивительнаго положенія хотя бы на минуту вышло у меня изъ головы, но оно выражалось лишь въ лихорадочномъ возбужденіи, чмъ-то въ род умственнаго опьяненія {Объясняя себ это настроеніе, не слдуетъ забывать, что, за исключеніемъ темы нашего разговора, во воемъ окружающемъ меня не было почти ничего такого, что наводило бы меня на мысль, о моемъ приключеніи. Въ своемъ сосдств въ старомъ Бостон, я могъ бы встртить законы, чуждые мн гораздо боле, нежели тотъ, въ которомъ я теперь находился. Разговоры бостонцевъ XX столтія и ихъ культурныхъ предковъ XIX вка различаются между собою мене даже, чмъ бесда послднихъ отъ разговора людей временъ Вашингтона и Франклина. Различіе же въ покро одежды и мебели этихъ двухъ эпохъ не шло дальше тхъ измненій, которыя введены были модой въ теченіе одного поколнія.}.
Юдиь Литъ мало принимала участія въ разговор, когда же мой взоръ, подъ вліяніемъ магнетизма ея красоты, не разъ останавливался на ея лиц, я видлъ, что глаза ея съ глубокимъ напряженіемъ, какъ бы очарованные, устремлялись на меня. Я, очевидно, возбуждалъ въ ней крайній интересъ, что было и не удивительно въ ней, какъ въ двушк съ большой фантазіей. Хотя я и предполагалъ, что главнымъ мотивомъ ея интереса было любопытство, тмъ не мене это производило на меня сильное впечатлніе, чего, конечно, не случилось бы, будь она мене красива.
Докторъ Литъ, какъ и дамы, повидимому, очень интересовался моимъ разсказомъ объ обстоятельствахъ, при которыхъ я заснулъ въ подземной комнат. Каждый высказывалъ свои догадки, для объясненія того, какъ могли меня забыть въ ней. Слдующее предположеніе, на которомъ, наконецъ, вс мы сошлись, представлялось, по крайней мр, боле вроятнымъ, хотя, конечно, никто не могъ знать, насколько оно истинно въ своихъ подробностяхъ. Слой пепла, найденный наверху комнаты, указывалъ на то, что домъ сгорлъ. Предположимъ, что пожаръ случился въ ту ночь, когда я заснулъ. Остается допуститъ еще одно, что Сойеръ погибъ во время пожара или вслдствіе какой-либо случайности, имвшей отношеніе къ этому пожару,— остальное само собою является необходимымъ слдствіемъ случившагося. Никто, кром него и доктора Пильсбери, не зналъ ни о существованіи этой комнаты, ни о томъ, что я тамъ находился. Докторъ Пильсбери, въ ту же ночь ухавшій въ Орлеанъ, по всей вроятности, ничего и не слыхалъ о пожар. Друзья мои и знакомые, должно быть, ршили, что я погибъ въ пламени. Раскопки развалинъ, если он не были произведены до самаго основанія, не могли открыть убжища въ стнахъ фундамента, сообщавшагося съ моей комнатой. Несомннію, будь на этомъ мст вскор возведена новая постройка, подобныя раскопки оказались бы необходимыми, но смутныя времена и неблагопріятное положеніе мстности могли помшать новому сооруженію. Величина деревьевъ, растущихъ теперь на этой площади,— замтилъ докторъ Литъ,— указываетъ на то, что это мсто, по меньшей мр, боле полстодтія оставалось незастроеннымъ.

ГЛАВА V.

Когда вечеромъ дамы ушли, и мы остались вдвоемъ съ докторомъ Литомъ, онъ спросилъ меня, намренъ ли я спать, присовокупивъ, что, въ случа моего желанія, постель къ моимъ услугамъ. Если же я предпочту бодрствованіе, то для него ничего не можетъ быть пріятне, какъ составить мн компанію.
— Я самъ поздняя птица — замтилъ онъ,— и безъ малйшей лести могу заявить, что боле интереснаго собесдника, тмъ вы — трудно себ представить. Вдь не часто выпадаетъ случай бесдовать съ человкомъ девятнадцатаго столтія.
Весь вечеръ я съ нкоторымъ страхомъ ожидалъ времени, когда останусь на ночь, наедин съ самимъ собой. Въ кругу этихъ хотя и чуждыхъ, но столь любезныхъ ко мн людей, ободряемый и поддерживаемый ихъ симпатіей ко мн, я могъ еще сохранять мое умственное равновсіе. Но даже и тутъ, въ перерывахъ разговора у меня, какъ молнія, мелькалъ ужасъ моего страннаго положенія, который предстоялъ мн въ перспектив, какъ только я буду лишенъ развлеченія. Я зналъ, что не засну въ эту ночь и увренъ, что не послужитъ доказательствомъ моей трусости откровенное заявленіе, что я боялся лежать безъ сна и размышлять. Когда, въ отвтъ на вопросъ моего хозяина, я чистосердечно признался ему въ этомъ, онъ возразилъ, что было бы странно, если бы я не чувствовалъ ничего подобнаго. Что же касается безсонницы, то мн нечего безпокоиться,— когда я захочу идти спать, онъ дастъ мн пріемъ такого снадобья, которое наврное усыпитъ меня. На слдующее же утро я, безъ сомннія, проснусь съ такимъ чувствомъ, какъ будто я и вкъ былъ гражданиномъ Новаго Свта.
— Прежде чмъ я освоюсь съ этимъ чувствомъ — возразилъ я — мн хотлось бы нсколько боле узнать о Бостон, куда я опять вернулся. Когда мы были на верху дома, вы говорили мн, что, хотя со дня моего усыпленія протекло всего одно столтіе, оно ознаменовалось для человчества гораздо большими перемнами, чмъ многія предшествующія тысячелтія. Видя городъ передъ собою, я вполн могъ этому поврить, но мн очень любопытно узнать, въ чемъ же именно заключались помянутыя перемны. Чтобы начать съ чего-нибудь, ибо это — предметъ, безъ сомннія, обширный — скажите, какъ разршили вы рабочій вопросъ, если только вамъ удалось это? Въ ХІХ-мъ столтіи это была загадка сфинкса, и въ то время, когда я исчезъ съ лица земли, сфинксъ грозилъ поглотить общество, такъ какъ не находилось подходящей разгадки. Конечно, стоятъ проспать столтіе, чтобъ узнать правильное разршеніе этого вопроса, если только въ самомъ дл вамъ удалось найти его.
— Такъ какъ въ настоящее время рабочаго вопроса не существуетъ — возразилъ докторъ Литъ — и даже не имется повода къ его возникновенію, то, полагаю, я могу смло сказать, что мы его разршили. Общество и вправду было бы достойно гибели, если-бы не сумло дать отвтъ на загадку, въ сущности чреззвычайно простую. Въ дйствительности, обществу, строго говоря, и не понадобилось разршать загадку. Она, можно сказать, разршилась сама собой. Разгадка явилась результатомъ промышленнаго развитія, которое и не могло завершиться иначе. Обществу оставалось только признать это развитіе и способствовать ему, какъ только теченіе его сдлалось неоспоримымъ.
— Я могу только сказать,— возразилъ я — что въ то время, когда я заснулъ, еще никто не признавалъ такого теченія.
— Помнится, вы говорили, что уснули въ 1887 г.
— Да, 30 мая 1887 г.
Мой собесдникъ нсколько мгновеній задумчиво смотрлъ на меня. Затмъ онъ замтилъ: ‘И вы говорите, что тогда еще не вс понимали, къ какого рода кризису приближалось общество? Конечно, я вполн довряю вашему заявленію. Особенная слпота вашихъ современниковъ къ знаменіямъ времени представляетъ собой явленіе, которое комментируется многими изъ нашихъ историковъ. Но мало найдется такихъ историческихъ фактовъ, которые бы для насъ были мене понятны, чмъ то, что вы, имя передъ глазами вс признаки предстоящаго переворота, не уразумли этого, тогда какъ для насъ теперь эти же самые признаки являются столь очевидными и неоспоримыми. Мн было бы очень интересно, мистеръ Вестъ, получить отъ васъ боле опредленное представленіе насчетъ воззрній, какія раздлялись вами и людьми вашего круга относительно состоянія и стремленій общества 1887 г. Вы должны же были, по крайней мр, понять, что повсюду распространившіеся промышленные и соціальные безпорядки, подкладкой которыхъ служило недовольство всхъ классовъ неравенствомъ въ обществ и всеобщею бдностью человчества, являлись предзнаменованіями какихъ-то крупныхъ перемнъ.
— Мы, безъ сомннія, понимали это,— возразилъ я.— Мы чувствовали, что общество утратило якорь и ему грозила опасность сдлаться игрушкою волнъ. Куда его погонитъ втромъ, никто не могъ сказать, но вс боялись подводныхъ камней.
— Тмъ не мене,— сказалъ докторъ Литъ,— теченіе было совершенно ясно, стояло только взять на себя трудъ присмотрться къ нему, и несло оно не къ подводнымъ камнямъ, а по направленію къ боле глубокому фарватеру.
— У насъ была популярная поговорка,— замтилъ я,— что оглядываться назадъ лучше, чмъ смотрть впередъ. Значеніе этой поговорки, безъ сомннія, теперь я оцню боле, чмъ когда-либо. Я могу сказать только то, что въ то время, когда я заснулъ, перспектива была такова, что я не удивился бы, узрвъ сегодня съ верхушки вашего дома — вмсто этого цвтущаго города — груду обугленныхъ, истлвшихъ и поросшихъ мхомъ развалинъ.
Докторъ Литъ слушалъ меня съ напряженнымъ вниманіемъ и глубокомысленно кивнулъ головой, когда я кончилъ.
— Сказанное вами — замтилъ онъ — будетъ считаться лучшимъ подтвержденіемъ свидтельства Сторіота о вашей эпох, показанія котораго о помраченіи и разстройств умовъ человческихъ въ ваше время обыкновенно признаются преувеличенными. Вполн естественно, что подобный переходный періодъ долженъ былъ отличаться возбужденіемъ и броженіемъ. Но въ виду ясности направленія бродившихъ силъ, являлось естественнымъ предположеніе, что преобладающимъ настроеніемъ общественныхъ умовъ была скоре надежда, нежели страхъ.
— Вы не сказали мн, какой нашли вы отвтъ на загадку,— спросилъ я.— Я горю нетерпніемъ узнать, какимъ превращеніемъ естественнаго хода вещей миръ и благоденствіе, которыми вы, повидимому, пользуетесь теперь, могли явиться результатомъ такой эпохи, какова была моя?
— Извините,— перебилъ мой хозяинъ,— вы курите? И какъ только наши сигары хорошо раскурились, онъ продолжалъ:
— Такъ какъ вы скоре расположены бесдовать, чмъ спать, что, безъ всякихъ сомнній, предпочитаю также и я, то самое лучшее, мн кажется, если я попытаюсь настолько ознакомить васъ съ нашей промышленной системой, чтобы, по крайней мр, разсять впечатлніе какой-то таинственности въ процесс ея развитія. Современные вамъ бостонцы пользовались репутаціей большихъ любителей задавать вопросы. Я сейчасъ докажу свое происхожденіе отъ нихъ тмъ, что начну съ вопроса. Въ чемъ, по вашему, боле всего выражались современные вамъ рабочіе безпорядки?
— Ну, конечно, въ стачкахъ,— сказалъ я.
— Такъ-съ. Но что длало такими страшными эти стачки?
— Большія рабочія ассоціаціи.
— Для чего же возникали эти большія рабочія ассоціаціи?
— Рабочіе объясняли, что только такимъ образомъ они могли бы добиться своихъ правъ отъ большихъ корпороцій.
— Вотъ то-то и есть, — сказалъ докторъ Литъ,— рабочая организація и стачки были просто слдствіемъ сосредоточенія капитала въ большихъ массахъ, чмъ когда-либо прежде. До начала этого сконцентрированія капитала, когда торговлей и промышленностью занималось безчисленное множество мелкихъ предпринимателей съ небольшими капиталами вмсто незначительнаго числа крупныхъ фирмъ съ большимъ капиталомъ, каждый рабочій въ отдльности имлъ значеніе и былъ независимъ въ своихъ отношеніяхъ къ работодателю. Сверхъ того, если небольшой капиталъ или новая идея оказывались достаточными для того, чтобы дать человку возможность начать дло самостоятельно, рабочіе безпрестанно становились сами хозяевами, и между обоими классами не было рзко опредленной грани. Въ рабочихъ союзахъ тогда не представлялось надобности, а объ общихъ стачкахъ не могло быть и рчи. Когда же вслдъ за эрой мелкихъ предпринимателей съ малыми капиталами наступила эпоха большихъ скопленіи капитала, все это измнилось. Каждый отдльный рабочій, который имлъ относительно важное значеніе для маленькаго хозяина, доведенъ былъ до полнаго ничтожества и обезсиленія по отношенію къ большой корпораціи, и въ то же самое время путь возвышенія на степень хозяина былъ для него закрытъ. Самозащита вынудила его сплотиться съ своими товарищами.
Судя по свидтельствамъ современниковъ, противъ концентрированія капитала тогда возставали ужасно. Люди думали, что онъ угрожаетъ обществу самой отвратительной формой тираніи, какую когда либо илъ приходилось переживать. Предполагали, что большія корпораціи готовили для нихъ ярмо самаго низкаго рабства, какое когда либо налагалось на родъ людской, рабства и не по отношенію къ людямъ, а по отношенію къ бездушнымъ машинамъ, неспособнымъ ни къ какому другому побужденію, кром ненасытной жадности. Бросая взглядъ на прошлое, мы не должны удивляться ихъ отчаянію, такъ какъ никогда, конечно, человчеству не приходилось становиться лицомъ къ лицу съ боле мрачной и ужасной судьбой, чмъ та эпоха корпоративной тираніи, которой оно ожидало.
Между тмъ, промышленная монополія, не смотря на весь поднятый противъ нея шумъ, развивалась все боле и боле. Въ Соединенныхъ Штатахъ, гд это теченіе разлилось шире, чмъ въ Европ, въ начал послдней четверти этого столтія ни одно частное предпріятіе въ любой изъ важнйшихъ отраслей промышленности не имло успха безъ поддержки капитала. Въ теченіе послдняго десятилтія этого вка мелкія предпріятія, быстро исчезали, или прозябали, какъ паразиты большихъ капиталовъ, или имли мсто въ такихъ отрасляхъ, которыя были слишкомъ мелки, чтобы привлекать къ себ крупныхъ капиталистовъ. Малыя предпріятія въ томъ вид, въ какомъ они еще оставались, были доведены до положенія крысъ и мышей, которыя живутъ въ норахъ и углахъ, стараются не быть замченными, чтобы сколько нибудь продлить свой вкъ. Желзныя дороги продолжали все боле соединяться между собою до тхъ поръ, пока незначительное число большихъ синдикатовъ не забрало въ свои руки каждый рельсъ въ стран. Въ фабричномъ дл каждая важная отрасль промышленности находилась въ распоряженіи синдиката. Эти синдикаты, круговыя поруки, опеки, или какъ бы ихъ тамъ ни называли, устанавливали цны и убивали всякую конкуренцію, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда возникали союзы столь же обширные, какъ и они сами. Затмъ наступала борьба, въ результат которой являлась еще большая консолидація капитала. Большой городской рынокъ подавлялъ своихъ провинціальныхъ соперниковъ отдленіями своихъ складовъ по провинціямъ, въ самомъ же город всасывалъ въ себя своихъ мелкихъ соперниковъ до тхъ поръ, пока торговля всего квартала не сосредоточивалась подъ одной кровлей съ сотнями бывшихъ владльцевъ лавокъ, которые превратились въ приказчиковъ. Не располагая своимъ собственнымъ предпріятіемъ, куда бы можно было помстить свои сбереженія, мелкій капиталисть, поступая на службу корпораціи, въ то же самое время, не находилъ иного примненія своимъ деньгамъ, какъ покупку ея акцій и облигацій, и такимъ образомъ становился отъ нея въ двойную зависимость.
Тотъ фактъ, что отчаянная народная оппозиція противъ объединенія предпріятій въ нсколькихъ сильныхъ рукахъ оставалась безплодной, служитъ доказательствомъ, что на это должны были существовать важныя экономическія причины. И дйствительно, мелкіе капиталисты съ своими безчисленными мелкими торговыми предпріятіями уступили мсто крупному капиталу потому, что они принадлежали къ періоду мелкихъ условій жизни и не доросли до потребностей вка пара, телеграфовъ и гигантскихъ размровъ его начинаній. Возстановлять прежній порядокъ вещей, даже если бы это было возможно, значило бы возвращаться къ временамъ мальпостовъ. Не смотря на весь гнетъ и невыносимость господства крупнаго капитала, даже самыя жертвы его, проклиная ею, должны были признать удивительное возрастаніе производительной силы, появившейся въ національной промышленности, громадныя сбереженія, достигнутыя сосредоточеніемъ предпріятій и единствомъ ихъ организаціи, и согласиться, что со времени замны старой системы новою, міровое богатство выросло въ такой степени, какая и не снилась никому никогда до той поры.
Конечно, это огромное возростаніе богатствъ повліяло главнымъ образомъ на то, чтобы богатаго сдлать еще богаче, увеличивая пропасть между нимъ и бднякомъ, но какъ средство для созиданія богатства, капиталъ оказался факторомъ, пропорціональнымъ его консолидаціи. Возстановленіе старой системы съ дробленіемъ капитала, будь оно возможно, повело бы за собой, пожалуй, больше равенства въ условіяхъ жизни вмст съ большимъ индивидуальнымъ достоинствомъ и свободой, но это было бы достигнуто цною общей бдности и застоя въ матеріальномъ прогресс. Разв не было возможности воспользоваться этимъ могущественнымъ консолидированнызгъ капиталомъ, не поддаваясь гнету плутократіи на подобіе Карагена?— Лишь только люди сами начали задаваться этимъ вопросомъ они нашли готовый отвтъ. Истинное значеніе этого движенія въ пользу веденія длъ все боле возроставшими скопленіями капитала, стремленіе къ монополіямъ, вызывавшимъ отчаянные и напрасные протесты, было признано наконецъ, вполн естественнымъ процессомъ, которому оставалось только довести до конца свое логическое развитіе, чтобы открыть человчеству золотую будущность.
Въ начал ныншняго столтія развитіе это завершилось окончательной консолидаціей всего національнаго капитала. Промышленность и торговля страны были изъяты изъ рукъ группы неотвтственныхъ корпорацій и синдикатовъ частныхъ лицъ, дйствовавшихъ по своему капризу и въ своихъ личныхъ выгодахъ, и вврены одному синдикату, явившемуся представителемъ націи, который долженъ руководить дломъ въ общихъ интересахъ и для пользы всхъ. Можно сказать, нація какъ бы организовалась въ одинъ огромный промышленный союзъ, поглотившій всякіе иные союзы. На мсто всхъ другихъ капиталистовъ явился одинъ капиталистъ, единственный предприниматель, послдній монополистъ, уничтожившій всхъ прежнихъ и мелкихъ монополистовъ, монополистъ, въ выгодахъ и сбереженіяхъ котораго участвовали вс граждане. Однимъ словомъ, жители Соединенныхъ Штатовъ ршили взять въ свои руки веденіе своихъ предпріятій точно также, какъ ровно сто лтъ тому назадъ, они сами взялись управлять страной, и въ своихъ экономическихъ длахъ устроились совершенно на тхъ же основаніяхъ, какими руководствовались въ задачахъ управленія. Удивительно поздно въ міровой исторіи, наконецъ, сталъ общепризнаннымъ очевидный фактъ, что ничто не можетъ считаться боле національнымъ, чмъ промышленность и торговля, отъ которыхъ зависятъ средства къ существованію народа, и предоставленіе ихъ частнымъ лицамъ, которыя занимались бы ими для своихъ личныхъ выгодъ, является такимъ же безразсудствомъ, даже гораздо большимъ, какъ и предоставленіе функцій общественнаго управленія аристократіи, для ея личнаго прославленія.
— Но такая удивительная перемна, какъ вы описываете,— сказалъ я,— конечно, не могла совершиться безъ большого кровопролитія и ужасныхъ потрясеній?
— Совершенно напротивъ — возразилъ докторъ Литъ,— тутъ не было ни малйшаго насилія. Перемна эта предвидлась давно. Общественное мнніе вполн созрло для этого, а за нимъ стояла вся масса націи. Противодйствовать ей невозможно было ни силой, ни доводами. Съ другой стороны, народное чувство по отношенію къ большимъ компаніямъ и ихъ представителямъ утратило свою горечь, такъ какъ народъ пришелъ къ убжденію въ ихъ необходимости, какъ звена, какъ переходной фазы въ развитіи истинной промышленной системы. Самые ярые противники крупныхъ частныхъ монополій вынуждены были признать неоцнимыя заслуги, оказанныя ими въ воспитаніи народа до той степени, когда онъ могъ взятъ на себя управленіе своими длами. Пятьдесятъ лтъ тому назадъ консолидація какого бы то ни было рода промышленности подъ національнымъ контролемъ даже самымъ пылкимъ сангвиникамъ показалась бы слишкомъ смлымъ экспериментомъ. Но путемъ цлаго ряда наглядныхъ фактовъ нація усвоила совершенно новые взгляды на этотъ предметъ. Многіе годы видла она, какъ синдикаты пользовались большими доходами, чмъ государство, и управляли трудомъ сотенъ и тысячъ людей съ производительной силой и экономіей, недостижимыми въ боле мелкихъ операціяхъ. Пришлось признать аксіомой, что, чмъ крупне предпріятіе, тмъ проще приложимые къ нему принципы. Какъ машина врне руки, такъ и система, въ крупныхъ предпріятіяхъ играющая ту же роль, какую въ мелкихъ предпріятіяхъ исполняетъ хозяйскій глазъ, достигаетъ боле врныхъ результатовъ. Такимъ образомъ и вышло, благодаря самимъ корпораціямъ, что въ то время, когда пришлось самой націи взяться за выполненіе своихъ функцій, эта мысль уже не заключала въ себ ничего неосуществимаго даже въ глазахъ нершительныхъ людей. Это, несомннно, былъ шагъ впередъ, какихъ раньше не длалось, но при этомъ стало ясно для всхъ, что нація, оставшись единственнымъ монополистомъ на пол производительности, неминуемо должна освободить предпріимчивость отъ многихъ затрудненій, съ какими приходилось бороться частнымъ монополіямъ.

ГЛАВА VI.

Докторъ Литъ прекратилъ разговоръ, и я примолкъ, стараясь составить себ общее понятіе о перемнахъ въ организаціи общества, совершившихся при посредств того ужаснаго переворота, который онъ только что мн описалъ.
Наконецъ, я сказалъ: ‘Идея подобнаго расширенія функцій правительства — мягко выражаясь — является въ нкоторой степени подавляющей’.
— Расширенія!— повторилъ онъ,— гд же тутъ расширеніе?
— Въ мое время,— возразилъ я — считалось, что настоящія функціи правительства ограничивались, строго говоря, охраненіемъ мира и защитой народа отъ общественнаго врага, т. е. военной и полицейской властью.
— Да скажите, Бога ради, кто эти общественные враги?— воскликнулъ докторъ Литъ.— Что это Франція, Англія, Германія, или голодъ, холодъ и нищета? Въ ваше время правительства привыкли, пользуясь малйшимъ международнымъ недоразумніемъ, конфисковать дла гражданъ и продавать ихъ сотнями тысячъ смерти и увчью, расточая въ это время ихъ сокровища, какъ воду. И это чаще всего творилось во имя какой-то воображаемой пользы этихъ самыхъ жертвъ. Теперь у насъ нтъ боле войнъ, и наше правительство не иметъ войска, но для защиты каждаго гражданина отъ голода, холода и нищеты и для заботъ обо всхъ его физическихъ и нравственныхъ нуждахъ, на правительств лежитъ обязанность руководить промышленнымъ трудомъ гражданъ въ теченіе извстнаго числа лтъ. Нтъ, мистеръ Вестъ, я увренъ, что, подумавъ хорошенько, вы поймете, что не въ наше, а въ ваше время, расширеніе функцій правительства было необычайно. Даже для наиблагихъ цлей въ настоящее время мы не дали бы своимъ правительствамъ такихъ полномочій, какими тогда они пользовались для достиженія самыхъ пагубныхъ цлей.
— Оставимъ въ сторон сравненія,— сказалъ я,— но демагогія и подкупность нашихъ политиковъ въ мое время явились бы непреодолимыми препятствіями для предоставленія государству завдыванія національной промышленностью. По нашему, хуже нельзя было бы устроиться, какъ отдать въ распоряженіе политиковъ производительныя средства страны, созидающія народное богатство. Матеріальные интересы и безъ того были тогда игрушкою въ рукахъ партій.
— Безъ сомннія, вы были правы,— возразить докторъ Литъ,— но теперь все измнилось. У насъ нтъ ни партій, ни политиковъ. Что же касается демагогіи и подкупности, то въ настоящее время эти слова имютъ лишь историческое значеніе.
— Въ такомъ случа самая природа человческая, должно быть, сильно измнилась,— замтилъ я.
— Нисколько,— возразилъ докторъ Литъ,— но измнились условія человческой жизни, а вмст съ тмъ и побужденія человческихъ поступковъ. Наша общественная организація боле не премируетъ подлости. Но это такія вещи, которыя вы поймете со временемъ, когда поближе узнаете насъ.
— Но вы не сказали мн еще, какъ вы поршили съ рабочимъ вопросомъ. До сихъ поръ мы все говорили о капитал,— замтилъ я.— И посл того, какъ нація взялась управлять фабриками, машинами, желзными дорогами, фермами, копями и вообще всмъ капиталомъ страны, рабочій вопросъ все таки оставался открытымъ Съ задачами капитала нація приняла на себя и вс тягости положенія капиталиста.
— Лишь только нація приняла на себя задачи капитала, эти тягости не могли имть мста,— возразилъ докторъ Литъ.— Національная организація труда подъ единымъ управленіемъ и явилась полнымъ разршеніемъ того, что въ ваше время и при вашей систем справедливо считалось неразршимымъ рабочимъ вопросомъ. Когда нація сдалась единственнымъ хозяиномъ, вс граждане въ силу права своего гражданства, стали рабочими, которые классифицировались, согласно потребностямъ промышленности.
— Значитъ,— замтилъ я,— вы къ рабочему вопросу просто примнили принципъ всеобщей воинской повинности, какъ понималось это въ наше время.
— Да,— отвчалъ докторъ Литъ,— это совершилось само собой, какъ только нація стала единственнымъ капиталистомъ. Народъ привыкъ уже къ той мысли, что отбываніе воинской повинности для защиты націи обязательно и необходимо для всякаго физически способнаго гражданина. Что вс граждане на содержаніе націи одинаково обязаны вносить свою долю промышленнаго или интеллектуальнаго труда,— это также было очевидно, хотя этого рода обязанность граждане могли выполнять съ убжденіемъ въ ея всеобщности и равнозначительности только тогда, когда нація сдлалась работодателемъ. Немыслима была никакая организація труда, пока предпринимательство распредлялось между сотнями и тысячами отдльныхъ лицъ и корпорацій, между которыми единодушіе было недостижимо, да и не возможно въ дйствительности. Тогда безпрестанно случалось такъ, что множество людей, желавшихъ работать, не находило никакихъ занятій, съ другой стороны, т, которые желали уклониться отъ своей обязанности или отъ части ея, могли легко осуществить свое желаніе на практик.
— Теперь, стало быть, обязательно для всхъ участіе въ труд, который организованъ государствомъ?— замтилъ я.
— Это длается скоре само собою, чмъ по принужденію,— возразилъ докторъ Литъ.— Это считается столь безусловно естественнымъ и разумнымъ, что самая мысль о принудительности тутъ оказывается неумстной. Личность, которая въ данномъ случа нуждалась бы въ принужденіи, сочли бы невообразимо презрнной. Тмъ не мене эпитетъ ‘принужденности’ по отношенію къ нашему понятію о служб не вполн характеризуетъ ея безусловную неизбжность. Весь нашъ соціальный строй цликомъ основанъ на этомъ и вытекаетъ изъ этого, такъ что, если бы мыслимо было кому нибудь уклониться отъ службы, онъ былъ бы лишенъ всякой возможности снискивать себ средства къ существованію. Онъ самъ исключилъ бы себя изъ міра, отдлилъ бы себя отъ ему подобныхъ, однимъ словомъ, совершилъ бы самоубійство.
— Что же, служба въ этой промышленной арміи пожизненная?
— О, нтъ. И то, и другое начинается позже и кончается ране средняго рабочаго періода въ ваше время. Ваши мастерскія были переполнены дтьми и стариками, мы же посвящаемъ періодъ юности образованію, а періодъ зрлости, когда физическія силы начинаютъ ослабвать, отдаемъ покою и пріятному отдыху. Періодъ промышленнаго служенія составляютъ двадцать четыре года, начинаясь по окончаніи курса образованія въ двадцать одинъ годъ и оканчиваясь въ сорокъ пять лтъ. Отъ сорока пяти до пятидесяти пяти лтъ включительно, граждане, хотя и освобожденные отъ обязательной работы, подлежатъ еще спеціальнымъ призывамъ въ исключительныхъ обстоятельствахъ, когда является потребность внезапно увеличить количество рабочихъ силъ, но подобные случаи рдки, въ дйствательности почти небывалые. Пятнадцатое октября является ежегодно тмъ, что мы называемъ днемъ смотра, такъ какъ въ этотъ день т, кто достигъ двадцати одного года, вступаютъ въ промышленную службу и въ то же самое время т, которые, прослуживши 24 іода, достигли сорокапятилтняго возраста, получаютъ почетную отставку. Это величайшее событіе у насъ въ году, съ него мы ведемъ счетъ всмъ другимъ событіямъ, это — наша Олимпіада, отличающаяся отъ древней разв тмъ, что у насъ она отправляется ежегодно.

ГЛАВА VII.

— Вотъ посл набора-то вашей промышленной арміи, сказалъ я, и должно было-по моему мннію, возникнуть главное затрудненіе такъ какъ на этомъ и кончается вся аналогія ея съ военной арміей. Солдатамъ приходится исполнять всмъ, одно и то же и самое простое дло, а именно упражняться въ маршировк, отбывать караулъ и учиться владть оружіемъ. Измышленной же арміи приходится изучить двсти или триста различнаго рода ремеслъ и профессій. Какой же административный талантъ въ состояніи ршить, кому заниматься какимъ промысломъ или профессіей!
— Администраціи нтъ никакого дла до опредленія этого пункта.
— Кто же опредляетъ его?— спросилъ я.
— Каждый человкъ длаетъ эта самъ для себя, сообразно своимъ природнымъ спсобностямъ. При этомъ предварительно принимаются всевозможныя мры, чтобъ сдлать его способнымъ для опредленія истинныхъ своихъ способностей. Принципъ, на которомъ организована наша промышленная армія, таковъ, что природныя дарованія человка, какъ нравственныя, такъ и физическія, опредляютъ, какого рода работу онъ можетъ исполнятъ съ наибольшей производительностью для націи и съ наибольшимъ удовлетвореніемъ для самого себя. Тогда какъ отъ всеобщей обязательности службы никто не можетъ уклониться, родъ службы, которую долженъ нести каждый, зависитъ отъ свободнаго выбора, подчиненнаго лишь, необходимому регулированію. Такъ какъ довольство каждаго въ отдльности, при отбываніи срока своей службы, зависитъ отъ того, на сколько дло его отвчаетъ его вкусамъ, то родители и воспитатели слдятъ за проявленіемъ особенныхъ склонностей въ дтяхъ, съ самаго ранняго возраста ихъ. Важную часть нашего воспитанія составляетъ первоначальное ознакомленіе съ національной промышленной системой и ея исторіей, а также знаніе начальныхъ основъ всхъ крупныхъ ремеслъ. Тогда какъ промышленная подготовка не нарушаетъ нашей общеобразовательной системы, имющей цлью ознакомленіе съ гуманитарными науками, она все таки достаточна для того, чтобы наряду съ теоретическимъ знаніемъ національныхъ производствъ пріобрсти извстное знакомство съ орудіями промышленности и примненіемъ ихъ. Юношество наше часто посщаетъ мастерскія, совершаетъ боле или мене продолжительныя экскурсіи, съ цлью ближайшаго ознакомленія съ спеціальными отраслями промышленности.
Въ ваше время никто не стыдился, оставаться невждой во всхъ спеціальностяхъ, кром свое собственной. У насъ подобное невжество было бы несовмстимо съ обязательствомъ каждаго гражданина разумно, толково выбирать себ профессію сообразно своимъ способностямъ и склонности. Молодой человкъ обыкновенію за долго до призыва на службу, успваетъ не только уяснить себ свое призваніе, но и пріобрсти много свдній въ его области, и нетерпливо ожидаетъ вступить въ ряды рабочихъ по избранной имъ спеціальности. Если же у него нтъ спеціальнаго призванія и самъ онъ не пользуется удобнымъ случаемъ для выбора, тогда его назначаютъ на какое нибудь изъ занятій, не требующее особенныхъ познаній, но нуждающееся въ силахъ.
— Безъ сомннія,— сказалъ я,— едва ли возможно, чтобы число охотниковъ на какой нибудь промыселъ какъ разъ соотвтствовало спросу въ данномъ промысл. Оно должно колебаться то выше, то ниже уровня спроса.
— Запасъ охотниковъ всегда приводится въ полное равновсіе со спросомъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Дло администраціи слдить за этимъ. Количество добровольцевъ для каждаго изъ промысловъ исчисляется точно. Если оказывается большой избытокъ охотниковъ сверхъ числа, потребнаго для извстнаго промысла, то приходятъ къ заключенію, что данное ремесло представляетъ боле привлекательности, чмъ прочія. Съ другой стороны, если число охотниковъ на извстный промыселъ клонится къ упадку, ниже спроса, то заключаютъ, что этотъ промыселъ считается боле труднымъ. Дло администраціи непрестанно заботиться объ уравненіи привлекательности промысловъ, на сколько это зависитъ отъ условій работы, такъ чтобъ вс промыслы были одинаково привлекательными для людей съ природными къ нимъ склонностями. Это достигается различнымъ распредленіемъ часовъ труда для различныхъ промысловъ, въ зависимости отъ ихъ трудности. Боле легкіе промыслы, отбываемые при наиболе привлекательныхъ условіяхъ, производятся большее число часовъ, тогда какъ трудный промыселъ, какъ, напримръ, рудокопная работа, производится весьма не долго. Нтъ ни теоріи, ни апріористическаго правила, которыми опредлялась бы относительная привлекательность промысловъ. Облегчая одинъ классъ рабочихъ и обременяя другой, администрація только слдитъ за колебаніями мнній среди самихъ рабочихъ, выражающимися въ числ охотниковъ. Принципъ таковъ, что въ общемъ трудность работы должна быть уравновшена для всхъ одинаково, въ чемъ судьями являются сами рабочіе. Приложеніе этого правила безгранично. Въ томъ случа, если бы какое нибудь занятіе само по себ бы столь непріятнымъ или вліяло такъ угнетающе, что для привлеченія охотниковъ дневной трудъ потребовалось бы сократить всего до десяти минутъ,— это было бы сдлано. Если бы даже и тогда не нашлось охотника на эту работу,— она была бы оставлена невыполненною. Но, конечно, на дл умренное сокращеніе рабочихъ часовъ или увеличеніе другихъ привиллегій являются достаточными для гарантированія необходимаго континента охотниковъ для какой бы то ни было работы, потребной человчеству. Если бы неустранимыя трудности и опасности столь необходимой работы оказались дйствительно такъ велики, что никакими соблазнами возмщающихъ преимуществъ нельзя было бы преодолть людское къ ней отвращеніе, въ такомъ случа стоило только администраціи изъять этотъ промыселъ изъ общаго разряда промысловъ, объявивъ его ‘экстраординарнымъ’ съ оповщеніемъ, что тотъ, кто изберетъ его своею спеціальностью, будетъ достоинъ національной благодарности, и отъ охотниковъ не было бы отбоя. Наша молодежь весьма честолюбива и не пропускаетъ такихъ удобныхъ случаевъ. Вы видите, что эта зависимость промышленности отъ чисто добровольнаго выбора занятій сопровождается удаленіемъ негигіеническихъ условій, или особенной опасности для жизни и членовредительства. Здоровье и безопасность являются непремнными условіями всхъ промысловъ. Нація не калчитъ и не убиваетъ своихъ работниковъ тысячами, какъ длали это частные капиталисты и корпораціи вашего времени.
— А если случается, что число желающихъ взять на себя это чрезвычайное занятіе превышаетъ имющееся для нихъ мсто, какъ вы поступаете съ претендентами?
— Преимущество отдается получившимъ общіе лучшіе отзывы на прежней служб, когда они работали въ качеств чернорабочихъ и какъ юноши въ періодъ ихъ образованія. Не бывало, однако, случая, чтобы человкъ, упорно добивающійся заявить свое искусство въ какомъ нибудь исключительномъ дл, не достигалъ въ конц концовъ желанной цли. Что касается противоположной возможности — внезапнаго недостатка добровольцевъ на исключительный трудъ, или какой нибудь внезапной необходимости въ увеличенной сил,— то администрація, въ дл пополненія ремесленниковъ обыкновенно соблюдая систему добровольнаго выбора, всегда въ случа надобности иметъ возможность собрать спеціальныхъ добровольцевъ, а также привлечь къ длу необходимыя силы изъ другихъ профессій. Обыкновенно, впрочемъ, вс требованія подобнаго рода могутъ быть удовлетворенны силами изъ категоріи неученыхъ работниковъ или чернорабочихъ.
— Какъ же вербуется этотъ классъ ‘чернорабочихъ’?— спросилъ я.— Добровольцевъ для него, наврное, не находится.
— Это степень, черезъ которую проходятъ въ первые три года своей службы вс новобранцы. Только посл этого періода, въ теченіе котораго они для всякаго рода работъ находятся въ распоряженіи своего начальства, они получаютъ право выбора новой профессіи. Отъ этихъ трехъ лтъ строгой дисциплины никто не освобождается.
— Такая промышленная система можетъ быть чрезвычайно производительной,— замтилъ я,— но я не думаю, чтобы она была благопріятна для высшихъ профессій, для людей, которые служатъ націи не руками, а головой. Вдь вы не можете обойтись безъ тружениковъ мысли. Какимъ же образомъ избираются они изъ тхъ, кто назначенъ для служенія фермерами и мастеровыми? Полагаю, что тутъ требуется весьма тщательный выборъ.
— Такъ это и есть,— отвчалъ докторъ Литъ,— здсь дйствительно требуется самое тщательное испытаніе,— мы и предоставляемъ каждому самому ршать вопросъ: сдлаться ли ему труженикомъ мысли или ремесленникомъ. Въ конц трехлтняго срока, который всякій долженъ отбыть въ качеств чернорабочаго, ему предоставляется, сообразно съ его природными способностями, право выбора подготовительныхъ занятіи къ какому либо искусству или ученой профессіи, или же къ фермерству или къ дятельности ремесленника. Если онъ чувствуетъ себя боле способнымъ работать своими мозгами, нежели мускулами, ему даются всевозможныя средства, приспособленныя для испытанія предполагаемой способности и для развитія ея, а въ случа, пригодности его для избранной имъ профессіи, и вс средства для продолженія этого занятія, какъ своей спеціальности. Школы технологія, медицины, искусства, музыки, драматическаго искусства и высшихъ свободныхъ наукъ, всегда безусловно открыты для всхъ желающихъ
— Не наводняются ли эти школы молодежью, съ единственнымъ побужденіемъ уклоняться отъ работы?
Докторъ Литъ сдлалъ гримасу.
— Увряю васъ, что не находится ни одного такого, который поступалъ бы въ школы наукъ и искусствъ, въ разсчет избжать работы,— сказалъ онъ.— Школы эти предназначены для людей, отличающихся особенными способностями къ изучаемымъ въ нихъ отраслямъ знаній, и тотъ, кто не обладаетъ этими способностями, скоре согласится отбыть двойные часы въ своемъ ремесл, чмъ гоняться за уровнемъ классовъ. Нтъ сомннія, что многіе искренно ошибаются въ своемъ призваніи и, не удовлетворяя требованіямъ школы, выходятъ оттуда и возвращаются въ промышленную армію. Такіе люди отнюдь не теряютъ уваженія, такъ какъ общественное управленіе иметъ назначеніемъ заботиться о поощреніи всхъ къ развитію предполагающихся въ нихъ дарованій, дйствительность которыхъ можетъ быть проврена только на дл. Школы наукъ и искусствъ вашего времени въ матеріальномъ отношеніи зависли отъ благостыни учащихся и, кажется, награжденіе дипломами неспособныхъ людей, находившихъ себ путь къ занятію должностей несоотвтственнымъ профессіямъ, считалось зауряднымъ явленіемъ. Наши школы являются національными учрежденіями, и удовлетворительный экзаменъ по предметамъ ихъ испытанія служитъ безспорнымъ ручательствомъ за выдающіяся способности.
— Эта возможность высшаго образованія остается открытою для каждаго до 35 лтъ включительно, посл чего учащіеся уже не принимаются, такъ какъ, иначе до срока ихъ увольненія — оставался бы слишкомъ короткій промежутокъ времени для служенія націи, каждому по своей спеціальности. Въ ваше время молодымъ людямъ приходилось выбирать себ спеціальности въ очень раннемъ возраст, и потому въ большинств случаевъ они всецло ошибались въ своихъ призваніяхъ. Въ наше время признано, что природныя склонности развиваются у однихъ позже, у другихъ раньше, и потому выборъ спеціальности можетъ быть сдланъ въ 24 года, но и посл того онъ остается открытымъ еще на 11 лтъ. Слдовало бы прибавить еще, что право перехода, съ извстными ограниченіями, съ одной, ране избранной, профессіи къ другой, предпочтенной впослдствіи, также допускается до 35-лтняго возраста.
Вопросъ, уже разъ десять бывшій у меня на язык, теперь былъ высказалъ мною. Вопросъ касался того, на что въ мое время смотрли, какъ на самое существенное затрудненіе для разршенія промышленной проблеммы.
— Странное дло,— замтилъ я,— что вы до сихъ поръ не сказали еще ни слова о способ опредленія вознагражденія. Разъ, что нація является единственнымъ хозяиномъ, правительство должно опредлять размръ вознагражденія и опредлить точно, сколько именно каждому потребно зарабатывать, начиная отъ докторовъ и кончая рудокопами. Все, что я могу сказать,— ничего подобнаго не могло быть примнено у насъ, и я не понимаю, какъ это можетъ быть осуществимо въ настоящее время, если только не измнилась человческая природа. Въ мое время никто не былъ доволенъ своимъ вознагражденіемъ или окладомъ. Даже сознавая, что получаетъ достаточно, каждый былъ увренъ, что сосдъ его иметъ гораздо больше, и для него это было все равно, что ножъ острый. Если бы общее недовольство по этому поводу, вмсто того, чтобы разбрасываться въ стачкахъ и проклятіяхъ по адресу безчисленнаго множества хозяевъ, могло сосредоточиться на одномъ, именно, на правительств, то самое сильное правительство, когда либо существовавшее въ мір, не пережило бы и двухъ платныхъ дней.
Докторъ Литъ расхохотался отъ души.
— Совершенно врно, совершенно врно,— сказалъ онъ,— за первымъ же днемъ расплаты, по всей вроятности, послдовало бы всеобщее возстаніе, а возстаніе противъ правительства есть уже революція.
— Какъ же вы избгаете революціи каждый разъ въ день раздачи жалованья?— спросилъ я.— Разв какой нибудь удивительный философъ изобрлъ новую систему счисленія, удовлетворяющую всхъ при опредленіи точной и сравнительной оцнки всевозможнаго рода труда, мускулами или мозгами, рукой или языкомъ, слухомъ или зрніемъ? Или сама человческая натура на столько измнилась, что никто не обращаетъ вниманія на свои собственныя пожитки, и напротивъ того,— всякій заботится только объ имуществ своего сосда? То или другое изъ этихъ явленій должно быть принято за объясненіе.
— Ни того, ни другого, однако, не случилось,— смясь отвчалъ мой хозяинъ. А теперь, мистеръ Вестъ,— продолжалъ онъ,— вы должны вспомнить, что вы столько же мой паціентъ, сколько и мой гость, и позволите мн прописать вамъ сонъ до нашей новой бесды. Уже боле трехъ часовъ ночи.
— Мудрое предписаніе, въ этомъ нтъ сомннія,— замтилъ я,— мало надежды, однако, что я могу исполнить его.
— Объ этомъ ужь я позабочусь,— возразилъ докторъ. И онъ сдержалъ свое слово, предложивъ мн выпитъ рюмку чего-то такого, что усыпило меня, лишь только голова моя склонилась на подушку.

ГЛАВА VIII.

Проснувшись, я чувствовалъ себя гораздо бодре и долго лежалъ въ полудремотномъ состояніи, наслаждаясь чувствомъ физическаго комфорта. Ощущеніе предъидущаго дня, мое пробужденіе въ 2000-омъ году, видъ новаго Бостона, мой хозяинъ и его семья, чудеса, о которыхъ мн разсказывали,— все совершенно испарилось изъ моей памяти. Мн казалось, что я дома въ своей спальн. въ этомъ полудремотномъ, полусознательномъ состояніи въ моемъ воображеніи проносились картины на темы изъ событій и ощущеній моей прежней жизни. Смутно припоминались мн подробности ‘Дня Отличій’ — моя поздка въ обществ Юдии и ея родителей на Моунтъ Обернъ, обдъ мой у нихъ, по возвращеніи въ городъ… Я вспомнилъ, какъ прелестна была въ тотъ день Юдиь, что навело меня на мысль о нашей свадьб. Но едва воображеніе стало разыгрываться на эту пріятную тему, какъ мечты мои были прерваны воспоминаніемъ о письм, полученномъ наканун вечеромъ отъ архитектора, гд онъ сообщалъ, что новыя стачки могли на неопредленное время задержать окончаніе моего новаго дома. Гнвъ, овладвшій мною при этомъ воспоминаніи, разбудилъ меня окончательно. Я вспомнилъ, что въ 11 часовъ у меня назначено было свиданіе съ архитекторомъ для переговоровъ на счетъ стачки и, раскрывъ глаза, я взглянулъ на часы въ ногахъ у кровати съ цлью узнать, который часъ. Но взоръ мой не встртилъ тамъ циферблата, и меня тутъ же сразу оснило, что я не у себя въ комнат. Поднявшись на кровати, я дико озирался кругомъ въ этомъ чужомъ помщеніи.
Полагаю, что не одну минуту просидлъ я такимъ образомъ на постели, зыркая по сторонамъ, не будучи въ состояніи удостовриться въ своей собственной личности. Въ теченіе этихъ минутъ я такъ же мало былъ способенъ отдлить свое ‘я’ отъ абсолютнаго бытія, какъ это можно допустить въ зарождающейся душ, до облеченія ея въ земные покровы, въ индивидуальныя очертанія, которыя длаютъ изъ нея личность. Странно, что чувство этого безсилія такъ мучительно, но мы уже такъ созданы Не нахожу словъ для описанія той душевной муки, какую испытывалъ я во время этого безпомощнаго, слпого исканія ощупью самого себя, среди этой безграничной пустоты. По всей вроятности, никакое другое нравственное ощущеніе никоимъ образомъ не можетъ сравниться съ этимъ чувствомъ абсолютнаго умственнаго застоя, какое наступаетъ съ утратою духовной точки опоры, точки отправленія нашего мышленія, въ случа внезапнаго притупленія ощущенія собственнаго своего ‘я’. Надюсь, что никогда боле мн не придется испытывать ничего подобнаго.
Не знаю, какъ долго продолжалось подобное состояніе,— мн оно показалось безконечнымъ,— только вдругъ, подобно молніи, воспоминанье о всемъ случившемся снова воскресло во мн. Я вспомнилъ, гд я, кто и какъ сюда попалъ, а также и то, что сцены изъ моего прошлаго, пронесшіяся въ моей голов, хотя и представлялись мн случившимися только наканун, относились къ поколнію, давнымъ давно обратившемуся во прахъ. Вскочивъ съ постели, я остановился посреди комнаты, изо всей силы сжимая виски руками, чтобы они не разскочились. Затмъ я снова бросился на постель и, уткнувъ лицо въ подушки, лежалъ безъ движенія. Вслдъ за умственнымъ возбужденіемъ и нервной лихорадкой, явившейся первымъ слдствіемъ моихъ ужасныхъ испытаній,— наступилъ естественный кризисъ. Со мною случился переломъ душевнаго волненія, вслдствіе полнаго сознанія моего дйствительнаго положенія и всего того, что оно включало въ себ. Со стиснутыми зубами и тяжело вздымающеюся грудью лежалъ я, судорожно хватаясь за перекладины кровати, и боролся съ умопомраченіемъ. Въ ум моемъ все мшалось,— свойства чувствъ, ассоціаціи идей, представленія о людяхъ и вещахъ, все пришло въ безпорядокъ, потеряло связь и клокотало сплошной массой въ этомъ несокрушимомъ хаос. Тутъ не было боле никакихъ обобщающихъ пунктовъ, не оставалось ничего устойчиваго. На лицо оставалась еще одна только воля, но у какой же человческой воли хватило бы силы сказать этому волнующемуся морю: ‘Смирно, успокойся!’ Я не смлъ думать. Всякое напряженіе при размышленіи о случившемся со мною, всякое усиліе уяснить себ мое положеніе вызывало невыносимое головокруженіе.
Мысль, что я вмщаю въ себ два лица, что тождественность моя двойственна — начинала увлекать меня чрезвычайной простотой объясненія своего горестнаго приключенія.
Я чувствовалъ, что близокъ къ потер своего умственнаго равновсія. Останься я тамъ лежать съ своими думами, я окончательно бы погибъ. Мн необходимо было какое бы то ни было развлеченіе, хотя бы просто въ вид физическаго упражненія. Я вскочилъ, поспшно одлся, отворилъ дверь моей комнаты и сошелъ съ лстницы. Часъ быль очень ранній, едва разсвло, и я никого не встртилъ въ нижнемъ этаж дома. Въ передней лежала шляпа. Отворивъ наружную дверь, притворенную съ такой небрежностью, которая свидтельствовала, что кражи со взломомъ не принадлежали къ числу угрожающихъ опасностей для современнаго Бостона,— я очутился на улиц. Въ теченіе двухъ часовъ я ходилъ или врне бгалъ по улицамъ города и усплъ побывать въ большей части кварталовъ, на его полуостров. Никто, кром археолога, маракующаго кое-что о контраст между ныншнимъ Бостономъ и Бостономъ девятнадцатаго столтія, не можетъ приблизительно даже оцнить тотъ рядъ огорошивающихъ сюрпризовъ, которые выпали на мою долю впродолженіе этого времени. Правда, и наканун, на вышк дома, городъ показался мн незнакомымъ, но это относилось лишь къ общей его перемн. Но полное преображеніе, совершившееся съ нимъ, я понялъ лишь во время этого блужданія по улицамъ. Немногіе изъ уцлвшихъ старыхъ пограничныхъ знаковъ только усиливали это впечатлніе, а безъ нихъ я вообразилъ бы себя въ чужомъ город. Можно вдь, въ дтств ухавъ изъ своего роднаго города, при возвращеніи въ него пятьдесятъ лтъ спустя, найдти его измнившимся во многихъ отношеніяхъ. Будешь удивленъ, но не сбитъ съ толку. Знаешь, что съ тхъ поръ прошло много времени, что самъ уже не тотъ, какимъ былъ, хотя смутно, но припоминается городъ такимъ, какимъ его зналъ ребенкомъ. Не забывайте, однако, что у меня вдь не было ни малйшаго представленія о какомъ бы то ни было промежутк истекшаго времени. По моему же самочувствію, я еще вчера, нсколько часовъ тому назадъ, ходилъ по этимъ улицамъ, гд теперь не оставалось почти ни клочка, который не подвергся бы полнйшей метаморфоз. Въ моемъ воображеніи картина стараго города была настолько ярка и свжа, что не уступала впечатлнію отъ новаго Бостона, даже боролась съ нимъ, такъ что боле сказочнымъ представлялся мн поперемнно то прежній, то ныншній гордъ. Все, что я видть, казалось мн такимъ же смутнымъ, какъ лица, фотографированныя одно на другомъ на одной и той же пластинк..
Наконецъ, я очутился у дверей дома, откуда вышелъ. Ноги мои инстинктивно привели меня обратно къ мсту моего стараго дома, такъ какъ у меня собственно не было ясно сознаваемаго намренія возвратиться туда. Этотъ домъ столь же мало былъ моимъ, сколько всякій другой клочекъ города, принадлежащаго невдомому поколнію, обитатели же этого города были не мене чуждыми для меня, какъ и вс другіе, мужчины и женщины на земномъ шар.. Если бы дверь дома оказалась запертою на замокъ, то сопротивленіе, при моей попытк отворить ее, напомнило бы, что не зачмъ мн туда входить, и я бы преспокойно удалился. Но она поддалась подъ моей рукой, и я не ршительными шагами черезъ переднюю прошелъ въ одну изъ смежныхъ съ ней комнатъ.
Бросившись въ кресло, я закрылъ мои пылающіе глаза руками, чтобы укрыться отъ ужаса этаго чувства отчужденности. Мое нравственное потрясеніе было такъ сильно, что оно вызвало физическое ослабленіе и настоящую дурноту. Какъ описать мн пытку этихъ минутъ, когда казалось, мн грозило размягченіе мозга, или то ужасное чувство безпомощности, которое овладло мною. Въ отчаяніи я застоналъ громко. Я начиналъ чувствовать, что если въ настоящую минуту никто не придетъ мн на помощь, я сойду съ ума. Помощь какъ разъ и явилась. Шорохъ портьеры заставилъ меня оглянуться. Юдиь Литъ стояла передо мной. Ея красивое лицо было полно состраданія и симпатіи ко мн.
— Ахъ, что съ вами, мистеръ Вестъ?— спросила она.— Я была здсь, когда вы ушли, видла, какъ вы были разстроены, и услышавъ ваши стоны, не могла доле хранитъ молчаніе. Что съ нами случилось? Гд вы были сегодня? не могу ли я быть чмъ нибудь вамъ полезна?
Можетъ быть, въ порыв сочувствія она невольно простерла ко мн руки, произнося свои слова. Во всякомъ случа, я схватилъ ихъ въ свои руки и уцпился за нихъ съ тмъ и инстинктивнымъ чувствомъ самосохраненія, съ которымъ утопающій хватается за брошенную ему веревку, окончательно погружаясь въ воду. Когда я взглянулъ въ ея полное сочувствія лицо, въ ея влажные отъ жалости глаза, голова моя перестала кружиться. Сладость человческаго состраданія, которое билось въ нжномъ пожатіи ея пальчиковъ, дала необходимую мн поддержку. Ея успокоительное и убаюкивающее воздйствіе походило на чудодйственный эликсиръ.
— Да благословитъ васъ Богъ,— произнесъ я спустя нсколько минутъ.— Самъ Господь послалъ васъ мн именно въ настоящую минуту. Не приди вы, мн угрожала опасность сойти съ ума.
На глазахъ у нея показались слезы.
— О мистеръ Вестъ,— воскликнула молодая двушка.— Какими безсердечными должны вы считать насъ! Какъ могли мы предоставить васъ самому себ на столько времени! Но теперь это прошло, не правда ли? Вамъ, наврное, теперь лучше?
— Да,— откликнулся я,— благодаря вамъ. Если вы побудете со мной еще немножко, то я скоро совсмъ оправлюсь.
— Само собой разумется, что я не уйду,— сказала она съ легкимъ содроганіемъ въ лиц, выдававшемъ ея симпатію ясне, чмъ могъ бы это выразить цлый томъ разглагольствованій.— Вы не должны считать насъ такими безсердечными, какъ это кажется съ перваго взгляда, за то, что мы васъ оставили одного. Я не спала почти всю ночь, размышляя, какъ странно будетъ вамъ проснуться сегодня утромъ, но отецъ предполагалъ, что вы заспитесь до поздняго часа. Папа совтовалъ вначал не приставать къ вамъ съ излишними соболзнованіями, а лучше постараться отвлечь васъ отъ вашихъ мыслей и дать вамъ почувствовать, что вы среди друзей.
— Что вы дйствительно и исполнили,— отвчалъ я,— но вы видите, что перескакнуть черезъ сто лтъ не шутка, и хотя, казалось, вчера вечеромъ я не особенно замчалъ странность своего положенія, тмъ не меяе сегодня утромъ меня охватили весьма непріятныя ощущенія.
Держа ее за руки и не сводя глазъ съ ея лица, я чувствовалъ себя способнымъ даже подшучивать надъ своимъ положеніемъ.
— Никому не пришло въ голову, что вы уйдете одни въ городъ такую рань, утромъ.— продолжала она,— О мистеръ Вестъ, гд вы были?
Тутъ я повдалъ ей о моихъ утреннихъ ощущеніяхъ съ момента моего перваго пробужденія до той минуты, когда, поднявъ глаза, я увидлъ ее передъ собою,— все, что уже извстно читателю.
Она проявила большое участіе къ моему разсказу, и не смотря на то, что я выпустилъ одну изъ ея рукъ, она и не пыталась даже отнять другую, безъ сомннія, понимая, какъ благотворно дйствовало на меня ощущеніе ея руки.
— Могу отчасти себ представить, въ какомъ род это чувство,— замтила она.— Оно должно быть ужасно. И вы оставались одинъ во время борьбы съ нимъ! Можете ли вы когда нибудь простить намъ?
— Но теперь оно прошло. На этотъ разъ вы совершенно избавили меня отъ него,— сказалъ я ей.
— И вы не допустите его возвращенія?— спросила она съ безпокойствомъ.
— Не ручаюсь — возразилъ я.— Объ этомъ говорить еще слишкомъ рано, принимая въ соображеніе, что все здсь должно казаться мн чуждымъ.
— Но, по крайней мр, вы оставите свои попытки подавлять это чувство въ одиночеств, настаивала она.— Общайте обратиться къ намъ, не отвергайте нашей симпатіи и желанія помочь вамъ. Очень можетъ быть, что особенно многаго мы сдлать и не въ состояніи, но наврное это будетъ лучше, чмъ пробовать въ одиночку справляться съ подобными ощущеніями.
— Я приду къ вамъ, если позволите,— заявилъ я.
— Да, да, прошу васъ объ этомъ,— съ жаромъ воскликнула она.— Я сдлала бы все, что могу, только бы помочь вамъ.
— Все, что вы можете сдлать — это пожалть меня, что, кажется, вы и исполняете въ настоящую минуту,— отвтилъ я.
— И такъ ршено,— сказала она, улыбаясь сквозь слезы,— что въ другой разъ вы придете и выскажетесь мн, а не будете бгать по Бостону, среди чужихъ людей.
Предположеніе, что мы другъ другу не чужіе, но не показалось мн страннымъ,— такъ сблизили насъ, въ теченіе этихъ немногихъ минутъ, мое горе и ея слезы.
— Когда вы придете ко мн,— прибавила она, съ выраженіемъ очаровательнаго лукавства, перешедшаго по мр того какъ она говорила, въ восторженное одушевленіе,— общаю вамъ длать видъ, что ужасно сожалю о васъ, какъ вы того сами желаете. Но ни одной минуты вы не должны воображать, чтобы на самомъ дл я сколько нибудь печалилась о васъ или полагала, что вы сами долго будете плакаться на свою судьбу. Это я отлично знаю, какъ и уврена въ томъ, что тепершній міръ — рай, сравнительно съ тмъ, чмъ онъ былъ въ ваши дни, и, спустя короткое время, единственнымъ вашимъ чувствомъ будетъ чувство благодарности къ Богу за то, что Онъ такъ странно прескъ вашу жизнь въ томъ вк, чтобы возвратить вамъ ее въ этомъ столтіи.

ГЛАВА IX.

Вошедшіе докторъ и миссисъ Литъ, повидимому, были не мало удивлены, узнавъ о моемъ утреннемъ одинокомъ путешествіи по всему городу, и пріятно поражены наружнымъ видомъ относительнаго моего спокойствія посл такого эксперимента.
— Ваша экскурсія, должно быть, была очень интересна,— замтила миссисъ Литъ, когда мы вскор посл того сли за столъ.— Вы должны были увидть много новаго?
— Почти все, что я видлъ, было для меня ново.— возразилъ я.— Но что меня особенно поразило, такъ это то, что я не встртилъ ни магазиновъ на Вашингтонской улиц, ни банковъ въ город. Что сдлали вы съ купцами и банкирами? Чего добраго, повсили ихъ всхъ, какъ намревались исполнитъ это анархисты въ мое время?
— Къ чему такіе ужасы.— возразилъ докторъ Литъ,— мы просто обходимся безъ нихъ. Въ современномъ мір дятельность ихъ прекратилась.
— Кто же продаетъ вамъ товаръ, когда вы желаете длать покупки?— спросилъ я.
— Теперь нтъ ни продажи, ни купли, распредленіе товаровъ производится иначе. Что касается банкировъ, то, не имя денегъ, мы отлично обходимся и безъ этихъ господъ.
— Миссъ Литъ!— обратился я къ Юдии.— Боюсь, что отецъ вашъ шутитъ надо мною. Я не сержусь на него за это, такъ какъ простодушіе мое можетъ, наврное, вводить его въ большое искушеніе. Однако, доврчивость моя относительно возможныхъ перемнъ общественнаго строя все-таки иметъ свои границы.
— Я уврена, что отецъ и не думаетъ шутить,— возразила она съ успокоительной улыбкой.
Разговоръ принялъ другой оборотъ. Миссисъ Литъ, насколько я припоминаю, подняла вопросъ о дамскихъ модахъ девятнадцатаго столтія, и только посл утренняго чая, когда докторъ пригласилъ меня на верхъ дома,— по видимому, любимое его мстопребываніе,— онъ снова вернулся къ предмету нашей бесды.
— Вы были удивлены,— замтилъ онъ,— моему заявленію, что мы обходимся безъ денегъ и безъ торговли. Но посл минутнаго размышленія вы поймете, что деньги и торговля въ ваше время были необходимы только потому, что производство находилось въ частныхъ рукахъ, теперь же и то, и другое естественно стали излишнимъ.
— Не совсмъ понимаю, откуда это слдуетъ,— возразилъ я.
— Очень просто,— отвчалъ докторъ Литъ.— Когда производствомъ разнородныхъ предметовъ, потребныхъ для жизни и комфорта, занималось безчисленное множество людей, не имвшихъ между собой никакой связи и независимыхъ одинъ отъ другого, до тхъ поръ безконечный обмнъ между отдльными лицами являлся необходимымъ, въ цляхъ взаимнаго снабженія, согласно существовавшему спросу. Въ обмн этомъ и заключалась торговля, деньги же играли тутъ роль необходимаго посредника. Но лишь только нація сдлалась единственнымъ производителемъ всевозможнаго рода товаровъ,— отдльныя лица, для полученія потребнаго продукта, не перестали нуждаться въ обмн. Все доставляется изъ одного источника, помимо котораго нигд ничего нельзя получить. Система прямого распредленія товаровъ изъ общественныхъ складовъ замнила торговлю и сдлала деньги излишними.
— Какимъ же образомъ совершается это распредленіе?— спросилъ я.
— Какъ нельзя проще,— отвчалъ докторъ Литъ.— Всякому гражданину открывается кредитъ, соотвтственно ею дол изъ годового производства націи, который въ начал каждаго года вносится въ общественныя книги. На руки же каждому выдается чекъ на этотъ кредитъ., представляемый имъ, въ случа какой либо потребности, въ любое время, въ общественные магазины, существующіе въ каждой общин. Такая постановка дла, какъ видите, устраняетъ необходимость какихъ бы то ни было торговыхъ сдлокъ между потребителями и производителями. Можетъ быть, вы пожелаете взглянуть, что это за чеки? Вы замчаете,— продолжалъ онъ, пока я съ любопытствомъ разсматривалъ кусочекъ папки, который онъ мн подалъ,— что карточка эта выдала на извстное количество долларовъ. Мы сохранили старое слово, но не предметъ, обозначаемый имъ. Терминъ этотъ, въ томъ смысл, какъ мы ею употребляемъ, соотвтствуетъ не реальному предмету, а служитъ просто алгебраическимъ знакомъ для выраженія сравнительной цнности различныхъ продуктовъ. Съ этою цлью вс они разцнены на доллары и центы совершенно также, какъ было и въ ваше время. Стоимость всего забраннаго мною вносится въ счетную книгу клеркомъ, которыя изъ этихъ рядовъ квадратиковъ вырзаетъ цну моего заказа.
— Если бы вы пожелали купить что нибудь у вашего сосда, можете ли вы въ такомъ случа передать ему часть вашего кредита, въ вид вознагражденія?— спросилъ я.
— Во первыхъ,— возразилъ докторъ Литъ,— нашимъ сосдямъ нечего продавать намъ, во всякомъ же случа нашъ кредитъ строго личный, безъ права передачи. Прежде допущенія какой бы то ни было передачи, о какой говорите вы, націи пришлось бы вникать во вс обстоятельства подобныхъ сдлокъ, для точной проврки ея полной правильности. Уже одно то, что обладаніе деньгами не служило еще доказательствомъ законнаго права на нихъ, было бы достаточнымъ основаніемъ, для уничтоженія ихъ, при отсутствіи всякихъ другихъ поводовъ. Въ рукахъ человка, который укралъ деньги или ради нихъ убилъ кого нибудь, у насъ они имли такое же значеніе, какъ и въ рукахъ человка, который заработалъ ихъ трудомъ. Люди взаимно обмниваются теперь подарками по дружб, купля же и продажа считаются абсолютно несовмстными съ чувствомъ взаимнаго расположенія и безкорыстія, одушевляющими гражданъ, и чувствомъ общности интересовъ, на которомъ зиждется нашъ общественный строй. По нашимъ понятіямъ, купля и продажа, со всми ихъ послдствіями по самой своей сущности, явленія противообщественныя. Они развиваютъ эгоизмъ, въ ущербъ другимъ качествамъ человка. Ни одно общество, члены котораго воспитаны въ подобной школ, не въ силахъ подняться надъ уровнемъ весьма низменной степени цивилизаціи.
— Какъ же если случится вамъ издержать боле ассигновки по вашему чеку?
— Сумма ея такъ велика, что скоре мы далеко не истратимъ ее то,— возразилъ докторъ Литъ,— но если бы исключительныя издержки истощили ее до конца, въ такомъ случа имется возможность воспользоваться небольшимъ авансомъ изъ кредита будущаго года, хотя этотъ обычай отнюдь не поощряется, и при этой льгот, въ цляхъ пресченія зла, длается большой учетъ. Само собою разумется, что человкъ, признанный за безпечнаго расточителя, получалъ бы свое содержаніе по-мсячно или по-недльно, а въ случа необходимости, его и совсмъ лишили бы права распоряжаться имъ.
— Если вы не издерживаете вашего пайка, онъ конечно, долженъ наростать?
— Это тоже допускается въ извстныхъ предлахъ, къ случа предстоящихъ чрезвычайныхъ затратъ. Но безъ предварительнаго заявленія о нихъ, напротивъ считается, что гражданинъ, не расходующій своего кредита сполна, не нуждается въ немъ, и излишекъ обращается въ общее достояніе.
— Ну, подобная система не поощряетъ гражданъ къ экономіи,— замтилъ я.
— Да этого и не имютъ въ виду,— былъ отвтъ. Нація богата и не желаетъ, чтобы ея народъ отказывалъ себ въ какомъ бы то ни было благ. Въ ваше время людямъ приходилось длать запасы вещей и денегъ, на случай недостатка средствъ къ существованію, а также въ цляхъ обезпеченія своихъ дтей. Необходимость эта обратила бережливость въ добродтель. Теперь она не имла бы уже такой похвальной цли, а, утративъ свою полезность, перестала считаться добродтелью. Никто не заботится теперь о завтрашнемъ дн ни для себя, ни для своихъ дтей, такъ какъ государство гарантируетъ пропитаніе, воспитаніе и комфортабельное содержаніе каждаго гражданина отъ колыбели до могилы.
— Это даже очень большая гарантія,— воскликнулъ я.— Чмъ же обезпечивается, что трудъ даннаго человка вознаградитъ націю за потраченное на него? въ цломъ, общество можетъ быть въ состояніи содержать всхъ своихъ членовъ, но одни будутъ зарабатывать мене, чмъ необходимо для ихъ содержанія, другіе — боле, а это приводитъ насъ опять къ вопросу о жаловань, о которомъ вы до сихъ поръ, еще не сказали ни слова. Если вы помните, разговоръ нашъ прервался вчера вечеромъ какъ разъ на этомъ пункт, и я еще разъ повторю, что говорилъ вчера,— тутъ-то, по моему мннію, національная промышленная система, какова ваша, и встртятъ наибольшія затрудненія. Какимъ образомъ вы можете, еще разъ спрашиваю я, установить соотвтственное вознагражденіе и плату для столь разнообразныхъ и несоизмримыхъ родовъ пронятій, необходимыхъ для служенія обществу? Въ наше время рыночная оцнка опредляла цну, какъ всевозможнаго рода труда, такъ и товаровъ. Предприниматель платилъ, по возможности, меньше, а работники брали столько, сколько могли. Не спорю,— въ нравственномъ отношеніи система эта не быта удовлетворительна, но она, по крайней мр, давала намъ хотя и грубую, но готовую формулу для разршенія вопроса, который ежедневно десять тысячъ разъ требовалъ ршенія, при условія мірового прогресса. Намъ казалось, что много удобопримнимаго средства не существуетъ.
— Да,— согласился докторъ Литъ,— иначе и быть не могло при вашей систем, въ которой интересы отдльной личности шли въ разрзъ съ интересами каждаго изъ остальныхъ. Но было бы печально, если бы человчество не изобрло лучшаго метода, такъ какъ вашъ былъ просто примненіемъ къ взаимнымъ отношеніямъ людей дьявольскаго правила: ‘твоя бда — мое счастье’. Вознагражденіе за какой нибудь трудъ зависло не отъ трудности, опасности или утомительности его, ибо, повидимому, во всемъ мір самый опасный, самый тяжелый и самый непріятный трудъ отбывался классомъ людей, оплачивавшимся хуже всхъ,— а зависло оно единственно отъ стсненнаго положенія тхъ, кто нуждался въ заработк.
— Со всмъ этимъ можно согласиться,— подтвердилъ я.— Но при всхъ своихъ недостаткахъ эта система установленія цнъ, въ зависимости отъ спроса и предложенія, все-таки была практична, и я не могу представить себ, что вы могли придумать взамнъ ея. Такъ какъ государство остается единственнымъ предпринимателемъ, то, конечно, не существуетъ ни рабочаго рынка, ни рыночныхъ цнъ. Всякаго рода жалованье должно произвольно назначаться правительствомъ. Я не могу представать себ боле сложной и щекотливой обязанности, которая, какъ бы ни исполнялась она, наврное породитъ всеобщее недовольство.
— Извините, пожалуйста,— возразилъ докторъ Литъ.— Но, мн кажется, вы преувеличиваете трудность положенія. Представьте себ, что администрація, состоящая изъ разумныхъ людей, уполномочена назначатъ жалованье за всевозможнаго рода работы при такой систем, которая, подобно нашей, вмст съ свободнымъ выборомъ профессіи гарантировала бы дли всхъ возможность имть занятіе. Неужели вы не видите, что, какъ бы ни была неудовлетворительна первая оцнка, ошибки вскор исправятся: сами собою? Покровительствуемыя профессіи привлекали бы слишкомъ много охотниковъ, а обойденныя — слишкомъ мало, и это продолжалось бы до тхъ поръ, пока ошибка не была бы устранена. Но на это я обращаю вниманіе только мимоходомъ, такъ какъ этотъ способъ оцнки, при всей своей практичности, не входитъ въ составъ нашей системы.
— Какимъ же образомъ вы устанавливаете жалованье?— спросилъ я еще разъ.
Подумавъ нсколько минутъ, докторъ Литъ отвчалъ,
— Я, конечно, настолько-то знаю вашъ старый порядокъ вещей, чтобы понять, что вы подразумеваете подъ этимъ вопросомъ, но ныншній порядокъ вещей въ данномъ случа настолько отличенъ отъ стараго, что я нсколько затрудняюсь возможно ясне отвчать на вашъ вопросъ. Вы спрашиваете меня, какъ мы регулируемъ жалованье, я вамъ могу на это сказать только, что къ новйшей общественной экономіи нтъ понятія, которое соотвтствовало бы тому, что въ ваше время разумлось подъ жалованьемъ.
— Вы хотите сказать, что у васъ нтъ денегъ для уплаты жалованья? Но предоставляемое рабочему право на пользованіе товарами изъ общественныхъ складовъ соотвтствуетъ тому, что у насъ считалось жалованьемъ. Какимъ же образомъ опредляется размръ кредита рабочимъ въ различныхъ отрасляхъ? Но какому праву каждый отдльно претендуетъ на свою особую долю? На какомъ основаніи опредляется его доля?
— Право его,— сказалъ докторъ Литъ,— человчность. Его претензія основывается на томъ факт, что онъ человкъ.
— Что онъ человкъ?— спросилъ я съ недовріемъ.— Уже не хотите ли вы этимъ сказать, что вс имютъ одинаковую долю?
— Совершенно врно.
Читатели этой книги, не видвшіе въ дйствительности иного порядка вещей, и знакомые только изъ исторіи съ прежними временами, когда господствовала совершенно другая система, конечно, не въ состояніи вообразить, въ какое изумленіе повергло меня простое разъясненіе доктора Лита.
— Вы видите,— сказалъ онъ, улыбаясь — что у насъ не только нтъ денегъ для уплаты жалованья, но, какъ я вамъ уже пояснилъ, вообще ничего подходящаго къ вашему понятію о жаловань.
Тутъ я уже настолько оправился отъ изумленія, что могъ высказать нсколько критическихъ замчаній, которыя у меня, какъ у человка девятнадцатаго столтія, были на готов.
— Нкоторые люди работаютъ вдвое скоре другихъ!— воскликнулъ я.— Неужели способные работники удовольствуются системой, которая ставитъ ихъ на одну доску съ посредственностью?
— Мы,— возразилъ докторъ Литъ,— не подаемъ ни малйшаго повода къ какой либо жалоб на несправедливость, устанавливая для всхъ одинаковое мрило труда.
— Желалъ бы я знать, какъ это вы достигаете, когда едва ли найдется двое людей, силы которыхъ были бы одинаковы?
— Ничего не можетъ быть проще,— сказалъ докторъ Литъ,— Мы требуемъ отъ каждаго, чтобы онъ длалъ одинаковое усиліе, т. е. мы добиваемся отъ него лучшей работы, на какую онъ способенъ.
— Допустимъ, что вс длаютъ наилучшее изъ того, что они въ силахъ сдлать,— отвчалъ я,— все же продуктъ труда одного бываетъ вдвое больше, чмъ работа другого.
— Вполн справедливо,— возразилъ докторъ Литъ,— количественная сторона работы не иметъ никакого отношенія къ выясненію нашего вопроса. Рчь идетъ о заслугахъ. Заслуга же есть понятіе нравственное, а величина продукта труда — матеріальное. Курьезна была бы та логика, которая пыталась бы ршать нравственный вопросъ по матеріальному масштабу. При оцнк заслугъ можетъ приниматься въ разсчетъ лишь степень усилій. Вс производящіе наилучшее соразмрно своимъ силамъ производятъ одинаково. Дарованіе человка, хотя бы самое божественное, опредляетъ только мрку его обязанности. Человкъ большихъ способностей, который не длаетъ всего того, что онъ въ силахъ, хотя бы и произвелъ больше, нежели человкъ мало даровитый, исполняющій свою работу наилучшимъ образомъ, считается работникомъ мене достойнымъ, чмъ послдній, и умираетъ должникомъ своихъ собратьевъ. Создатель ставитъ задачи людямъ по способностямъ, какія имъ дарованы, мы же просто требуемъ исполненія этихъ задачъ.
— Безъ сомннія, это очень благородная философія,— сказалъ я,— тмъ не мене кажется жестокимъ, что тотъ, кто производитъ вдвое боле, чмъ другой, даже предполагая наилучшую производительность во всхъ случаюсь, долженъ довольствоваться одинаковой долей въ доходахъ.
— Неужели въ самомъ дл это такъ представляется вамъ?— возразилъ докторъ Литъ.— А мн вотъ это то и кажется очень страннымъ. Теперь люди такъ понимаютъ дло.— каждый, способный при одинаковыхъ усиліяхъ сдлать вдвое боле, нежели другой, вмсто награды за это, заслуживаетъ наказанія, если не длаетъ всего того, что онъ можетъ. Разв вы въ девятнадцатомъ столтіи награждали лошадь за то, что она везла тяжесть большую, чмъ козелъ? Теперь мы отхлестали бы ее кнутомъ, если бы она не свезла этой тяжести, на томъ основаніи, что она должна это сдлать, такъ какъ она гораздо сильне. Удивительно, какъ мняются нравственные масштабы.
При этомъ докторъ такъ прищурилъ глаза, что я разсмялся.
— Я думаю,— сказалъ я,— настоящая причина того, что мы награждали людей за ихъ дарованія, а отъ лошадей и козловъ требовали въ отдльности той работы, къ которой они предназначены, заключалась въ томъ, что животныя, какъ твари неразумныя по природ, длали все, что могли, тогда какъ людей можно побудить къ тому же лишь вознагражденіемъ сообразно съ количествомъ ихъ работы. Это заставляетъ меня спросить, если только человческая природа не измнилась совершенно въ періодъ столтія, неужели вы не подчиняетесь подобной необходимости?
— Подчиняемся,— отвчалъ докторъ Литъ — Я не думаю, чтобъ въ этомъ отношеніи произошла какая нибудь перемна въ человческой природ. Она все еще такъ устроена, что необходимы особенныя побудительныя средства въ вид призовъ и преимуществъ, чтобы вызвать у человка средняго уровня наивысшее напряженіе его силъ въ какомъ бы то ни было направленіи.
— Но какое же побужденіе,— спросилъ я,— можетъ имть человкъ для того, чтобы сдлать все, что онъ можетъ, если доходъ его останется тмъ же самымъ, сколько бы онъ ни сдлалъ? Благородныя натуры при всякомъ общественномъ стро могутъ бытъ движимы преданностью общему благу, а человкъ средняго уровня склоненъ умрять свои стремленія, если убждается, что не стоитъ стараться, когда какое бы то ни было усиліе не увеличитъ и не уменьшить его дохода.
— Неужели и въ самомъ дл вамъ кажется, что человческая природа нечувствительна ко всякимъ инымъ побужденіямъ, помимо боязни нужды и любви къ удобствамъ жизни, неужели вы думаете, что вмст съ обезпеченіемъ и равенствомъ относительно средствъ существованія теряетъ силу всякое иное побужденіе къ усердію? Ваши современники въ дйствительности не думали такъ, хотя имъ и могло казаться, что они такъ думаютъ. Когда дло касалось высшаго разряда усилій, полнаго самопожертвованія, тогда они руководствовались совершенно другими побужденіями. Не крупное жалованье, а честь, надежда на благодарность людей, патріотизмъ и чувство долга были мотивами, къ которымъ взывали вы, обращаясь къ своимъ солдатамъ, когда приходилось умирать за свой народъ, не было въ мір такой эпохи, когда бы эти мотивы не вызывали къ жизни всего, что есть лучшаго и благороднаго въ людяхъ. Да и не только это одно. Если вы проанализируете любовь къ деньгамъ, которыя составляли общій импульсъ къ труду въ ваши дни, вы увидите, что боязнь бдности и желаніе роскоши были не единственными мотивами, побуждавшими стремиться къ пріобртенію денегъ. У многихъ людей иные мотивы оказывали гораздо большее вліяніе, а именно — домогательство власти, общественнаго положенія и славы. Какъ видите, хотя мы и устранили бдность и боязнь ея, чрезмрную роскошь и надежду на нее, но мы оставили неприкосновенными большую часта тхъ побужденій, какія служили подкладкой любви къ деньгамъ въ прежнія времена, и вс. т побужденія, которыя вдохновляли людей къ дятельности высшаго порядка. Грубыя побужденія, уже не оказывающія на насъ своего дйствія, теперь замнены высшими побужденіями, совершенно невдомыми работникамъ за жалованье вашего вка. Теперь, когда трудъ какого бы то ни было рода уже боле не работа на себя, но работа на націю, рабочій, какъ въ ваше время солдатъ, вдохновляется къ дятельности патріотизмомъ и любовью къ человчеству. Армія труда представляетъ собой армію не только въ силу своей превосходной организаціи, но также и по той готовности на самопожертвованіе, какая воодушевляетъ ея членовъ. Но какъ вы, вдохновляя вашихъ солдатъ къ подвигамъ, кром патріотизма, пользовались еще любовью къ слав, точно также поступаемъ и мы. Такъ какъ наша промышленная система основана на принцип одинаковой мры усилій въ труд для всхъ и каждаго, т. е. на требованіи всего лучшаго, что въ силахъ сдлать каждый, то отсюда ясно, что средства къ побужденію рабочихъ исполнять это требованіе составляютъ весьма существенную часть нашей системы. У насъ усердіе въ служеніи для націи есть единственный и врный путь къ общественной признательности, асоціальному отличію и общественной власти. Достоинствомъ услугъ человка для общества опредляется его общественное положеніе. По сравненіи съ нашими средствами побужденія людей къ усердной дятельности, вашъ методъ наставлять людей уроками горькой бдности и распутной роскоши, оказывается настолько же плохимъ и неврнымъ, насколько и варварскимъ.
— Мн бы крайне интересно было,— сказалъ я,— узнать нсколько подробне о вашихъ общественныхъ учрежденіяхъ.
— Наша система выработана, конечно, до мельчайшихъ подробностей,— отвтилъ докторъ,— ибо она есть основа всей организаціи нашей арміи труда, но вы можете составить себ общее понятіе изъ нсколькихъ словъ.
Въ эту минуту разговоръ нашъ былъ прерванъ появленіемъ Юдии Литъ на нашей воздушной платформ. Она собралась идти изъ дома и пришла поговорить съ отцомъ на счетъ порученія, которое онъ далъ ей.
— Между прочимъ, Юдиь,— сказалъ онъ, когда она хотла оставить насъ,— я думаю, мистеру Весту небезъинтерсно отправиться съ тобою въ магазинъ. Я ему разсказывалъ о нашей систем продажи, и можетъ быть онъ пожелаетъ узнать это на практик. Моя дочь,— прибавилъ онъ, обращаясь ко мн,— неутомимый ходокъ по магазинами и можетъ разсказать вамъ о нихъ боле, нежели я.
Предложеніе это, конечно, понравилось мн). А такъ какъ Юдиь была настолько любезна, что сказала, это ей пріятно мое сообщество, то мы вмст и вышли изъ дома.

ГЛАВА X

— Я объясню вамъ, какъ мы покупаемъ,— сказала моя спутница, въ то время, какъ мы шли по улиц,— а вы должны объяснить мн, какимъ образомъ покупали въ ваше время. Изъ всего того, что мн приходилось читать по этому предмету, я никакъ не могла понять вашихъ обычаевъ. Напримръ, у васъ было такое множество магазиновъ и въ каждомъ изъ нихъ предлагался сбой особый выборъ товаровъ. Какимъ образомъ дама могла ршаться на покупку, не побывавъ предварительно во всхъ магазинахъ? Не сдлавъ этого, она вдь не могла знать, гд ей что выбрать.
— Такъ это и было, какъ вы предполагаете, только такъ и узнавали, гд что можно купить,— возразилъ я.
— Отецъ называетъ меня неутомимой постительницей базаровъ, но я наврное скоро бы утомилась, если бы мн пришлось длать что нибудь подобное,— замтила Юдиь, улыбаясь.
— Только занятыя женщины жаловались на потерю времени, какое требовалось на хожденіе по магазинамъ,— сказалъ я, но для женщинъ праздныхъ подобная система въ дйствительности была истиннымъ кладомъ, ибо она давала имъ возможность убивать время,
— Но положимъ, что въ город было до тысячи магазиновъ, изъ нихъ сто однородныхъ, какимъ образецъ даже у самыхъ праздныхъ женщинъ могло хватать времени на посщеніе этихъ ста магазиновъ?
— Конечно, он не могли побывать во всхъ магазинахъ,— отвтилъ я.— Покупавшія много съ теченіемъ времени узнавали, гд что можно найти. Знакомство съ спеціальностями магазиновъ сдлалось для нихъ особой наукой, и он умли купить выгодно, всегда получая большее и лучшее за меньшую цну. Но такое знаніе давалось долгимъ опытомъ. Т, у кого было много дла или кому приходилось покупать мало, зависли отъ случайностей и обыкновенно терпли неудачу, ибо за боле дорогую цну покупали меньшее и худшее. Только разв случайно какъ нибудь неопытные постители магазиновъ получали товаръ по его дйствительной стоимости.
— Но зачмъ же вы терпли такіе поразительно неудобные порядки, когда сами видли ясно ихъ несостоятельность?
— То же самое было и относительно нашихъ общественныхъ учрежденій. Мы не хуже вашего видли ихъ недостатки, но не находили средствъ противъ этихъ недостатковъ.
— Вотъ и магазинъ нашего округа,— сказала Юдиь, когда мы остановились у главнаго входа одного изъ великолпныхъ общественныхъ зданій, на которыя я обратилъ вниманіе во время моей утренней прогулки.
Но вншнему виду зданіе это ничмъ не напоминало магазина человку девятнадцатаго столтія. Тутъ не было ни выставки товаровъ въ большихъ окнахъ, ни аншлаговъ и. вообще, ничего такого, что было бы похоже на заманиваніе покупателей. На лицевой сторон зданія не было ни вывски, ни надписи, которыя указывали бы на то, какого рода торговля производится, но вмсто этого, надъ главнымъ входомъ выступала величественная, въ человческій ростъ, скульптурная группа, центральная фигура которой представляла аллегорическую фигуру плодородія, съ рогомъ изобилія. По входившей и выходившей толп можно было судить, что пропорція половъ между покупателями была почти такая же, какъ и въ ХІХ-мъ столтіи.
При вход къ это зданіе, Юдиь замтила, что въ каждомъ округ, города имется одно изъ такихъ зданій въ 5—10 минутахъ ходьбы отъ жилища каждаго обывателя. Тутъ я впервые увидлъ внутренность общественнаго зданія двадцатаго столтія, и это зрлище произвело на меня глубокое впечатлніе. Мы очутились въ большомъ зал, освщавшемся окнами не только со всхъ сторонъ, но и сверху, гд въ ста футахъ надъ нами находился куполъ. Подъ куполомъ, посредин зала, искрился великолпный фонтанъ, наполнявшій атмосферу прохладой и пріятной свжестью. Но стнамъ и на потолк бросалась въ глаза фресковая живопись въ нжныхъ краскахъ, разсчитанныхъ на то, чтобы смягчить, но не поглощать свтъ, наполнявшій внутренность зданія. Вокругъ фонтана размщались кресла и софы, на которыхъ сидли и разговаривали. Надписи кругомъ на стнахъ указывали на то, для какой категоріи товаровъ предназначались прилавки. Юдиь направилась къ одному изъ нихъ, гд были разложены удивительно разнообразные образчики кисеи, и начала разсматривать ихъ.
— Гд же приказчикъ?— спросилъ я — ибо за прилавкомъ никого не было, и никто, повидимому, не являлся къ услугамъ покупателя.
— Мн еще пока не нуженъ приказчикъ,— сказала Юдиь,— я еще не выбрала.
— Въ наше время главное дло приказчиковъ и состояло въ томъ, чтобы помогать при выбор товара,— замтилъ я.
— Какъ! Подсказывать людямъ то, что имъ требуется.
— Да, а еще чаще заставлять людей покупать то, что имъ вовсе не нужно.
— Но разв дамы не считали это большой неделикатностью?— спросила Юдиь съ удивленіемъ.— Какой интересъ для приказчиковъ, покупаютъ ли у нихъ, или нтъ?
— Это было ихъ единственнымъ интересомъ,— отвта лъ я,— ихъ нанимали для сбыта товаровъ и для достиженія этой цли имъ приходилось употреблять всевозможныя старанія, почти граничившія съ физической силой.
— Ахъ, да! я и забыла,— сказала Юдиь,— что въ ваше время средства къ существованію и владльца магазина и его приказчиковъ зависли отъ продажи товаровъ. Теперь, конечно, все это иначе. Товары принадлежатъ націи. Они находятся здсь для тхъ, кому они нужны, и обязанность приказчика — служить людямъ и исполнять ихъ приказанія, но ни для приказчика, ни для націи нтъ никакого интереса спустить аршинъ или фунтъ чего нибудь тому, кто въ этомъ совсмъ не нуждается. Улыбнувшись, она прибавила:— Должно быть, странно было смотрть, когда приказчики старались заставить человка купить то, что ему не нужно, или когда покупатель колебался, брать ли ему или нтъ навязываемую вещь!
— Но и въ двадцатомъ столтіи приказчикъ могъ быть полезенъ вамъ своими свдніями о товар, даже не приставая къ вамъ съ предложеніемъ непремнно купить его,— сказалъ я.
— Нтъ, это не дло приказчиковъ. Вотъ эти печатныя карточки, за которыя отвтствуетъ правительство, даютъ намъ вс необходимыя свднія.
Тутъ я увидлъ, что при каждомъ образчик находилась карточка съ краткимъ, яснымъ изложеніемъ всего, что касалось фабрикаціи, матеріала, качества и цны товаровъ, такъ что всякій вопросъ на этотъ счетъ оказывался излишнимъ.
— Стало бытъ, приказчику нечего сказать о товар, который онъ продаетъ?— спросилъ я.
— Ршительно нечего. Нтъ надобности, чтобъ онъ что нибудь зналъ о немъ, или вмшивался съ своимъ знаніемъ. Вжливость и акуратность при исполненіи приказаній вотъ все, что отъ него требуется.
— Отъ какого обилія лжи избавляетъ столь простое учрежденіе!— воскликнулъ я.
— Вы хотите этимъ сказать, что вс приказчики въ ваше время выставляли товаръ въ ложномъ свт?— спросила Юдиь.
— Упаси Боже,— возразилъ я, многіе этого не длали и за это пользовались особеннымъ довріемъ, но когда средства къ существованію не только самого себя, но и жены и дтей, зависятъ отъ количества проданнаго товара, то соблазнъ обмануть покупателя или позволять ему обмануться является почти непреодолимымъ. Но, миссъ Литъ, своей болтовней я васъ отвлекаю отъ дла?
— Нисколько. Я уже выбрала.
При этомъ она дотронулась до кнопки, и мгновенно явился приказчикъ. Карандашомъ записалъ онъ заказъ ея на дощечк и сдлалъ затмъ дв копіи, одну отдалъ ей, а другую, положивъ въ небольшой ящикъ, бросилъ въ передаточную трубу.
— Дубликатъ заказа,— замтила Юдиь, отойдя отъ прилавка, посл того, какъ приказчикъ отмтилъ цну купленнаго товара на поданной ему карточк кредита.— Дается покупателю для того, чтобъ всякая ошибка по записи легко могла быть замчена и исправлена.
— Вы очень быстро сдлали свой выборъ,— сказалъ я,— позвольте васъ спросить, какъ вы можете знать, что не найдете чего нибудь боле вамъ подходящая въ одномъ изъ другихъ магазиновъ? Но, вроятно, вы должны покупать въ магазин своего округа?
— О, нтъ!— возразила она.— Мы покупаемъ, гд хотимъ, хотя, конечно, чаще всего по близости нашего дома. Но я ничего бы не выиграла, если бы обошла вс магазины. Выборъ везд ршительно тотъ же самый, везд имются самые разнообразные образчики всего, что производится или ввозится Соединенными Штагами. Вотъ почему можно выбрать скоро, для чего не требуется посщенія нсколькихъ магазиновъ.
— Но вдь это только складъ образчиковъ! Я не вижу, чтобы приказчики отмривали или завертывали товаръ.
— За немногими исключеніями для нкоторыхъ товаровъ, во всхъ нашихъ магазинахъ имются только образчики. Самые товары находятся въ большомъ центральномъ городскомъ склад, куда они и доставляются прямо съ фабрикъ. Мы заказываемъ по образцу и печатному указанію на матерію, фабрикацію и качество. Заказы направляются въ складъ и оттуда присылается требуемая вещь.
— Это должно сокращать удивительно много труда,— замтилъ я.— При нашей систем фабрикантъ продавалъ торговцу оптомъ, торговецъ оптомъ — мелкому торговцу, а этотъ послдній — потребителямъ, и сколько разъ товаръ долженъ былъ переходитъ изъ рукъ въ руки. Вы обходитесь безъ этой передачи товаровъ и совершенію устраняете мелочнаго продавца съ его крупною прибавкою и арміею приказчиковъ. Да, миссъ Литъ, это зданіе — лишь складъ образцовъ оптоваго производства и не нуждается въ большемъ персонал служащихъ, чмъ оптовый торговецъ. При нашей систем, продажи товаровъ, приставанія къ покупателямъ, отмриванія и упаковки, десять приказчиковъ не могли сдлать того, что здсь одинъ длаетъ. Сбереженіе должно быть огромное.
— Полагаю, что такъ,— сказала Юдиь,— но иначе мы и не думали никогда. Да, мистеръ Вестъ, вы непремнно должны попросить отца повести васъ когда-нибудь въ центральный складъ, гд получаются заказы отъ различныхъ отдленій образцовъ со всего города и откуда упакованные товары разсылаются по назначенію. Недавно онъ водилъ меня туда. Это удивительное зрлище. Система эта доведена, конечно, до совершенства, напримръ, вотъ тамъ — въ этой клтк сидитъ приказчикъ, занимающійся посылкою заказовъ, по мр того, какъ они принимаются въ различныхъ отдленіяхъ магазина и поступаютъ къ нему изъ передаточныхъ трубъ. Его помощники сортируютъ и кладутъ ихъ въ предназначенный для каждаго сорта образцовъ отдльный передаточный ящикъ. Приказчикъ экспедиторъ иметъ передъ собою нсколько передаточныхъ трубъ, каждая изъ нихъ сообщается съ соотвтствующимъ ей отдленіемъ въ склад. Онъ опускаетъ ящикъ съ заказомъ въ соотвтственную трубку и черезъ нсколько минутъ ящикъ попадаетъ на тотъ именно прилавокъ въ склад, гд собираются вс однородные заказы изъ другихъ магазиновъ образчиковъ. Заказы провряются, записываются и упаковываются съ необыкновенной быстротою. Всего интересне показалась мн упаковка. Полотно, напримръ, наматывается на валы, вращаемые съ помощью машинъ. Работникъ, отмривающій полотно также машиной, отрзаетъ кусокъ за кускомъ, пока не смнить его другой. И такъ исполняются вс другіе заказы. Пакеты затмъ передаются большими трубами по округамъ города, а оттуда распредляются по домамъ. Вы поймете, съ какою скоростью это длается, если я скажу вамъ, что мой заказъ, по всей вроятности, будетъ доставленъ домой скоре, чмъ я сама могла бы принести его отсюда.
— Но какъ же это длается въ малонаселенныхъ сельскихъ округахъ?— спросилъ я.
— Система та же самая,— объясняла Юдиь.— Магазины образчиковъ въ деревняхъ сообщаются посредствомъ передаточныхъ трубъ съ центральнымъ складомъ округа. Складъ можетъ находиться на разстояніи нсколькихъ миль. Передача все-таки производится такъ быстро, что потеря времени на разстояніе крайне незначительна. Для сокращенія расходовъ во многихъ округахъ только одинъ рядъ трубъ соединяетъ многія селенія съ складомъ. Иногда проходитъ два или три часа, прежде чмъ получается заказъ. Это именно и случилось со мной въ мстности, гд я провела прошлое лто, и я нашла это очень неудобнымъ {Когда это уже было написано, мн сообщили, что и этотъ недостатокъ доставки будетъ устраненъ, такъ какъ вскор для всякой деревни проложится свой отдльный рядъ трубъ.}.
— Безъ сомннія, и во многихъ другихъ отношеніяхъ деревенскіе магазины ниже городскихъ,— замтилъ я.
— Нтъ,— отвчала Юдиь,— во всемъ прочемъ такъ же хороши. Магазинъ образцовъ въ самой маленькой деревн точно также представляетъ вамъ разнообразный выборъ товаровъ, какіе только имются въ государств, потому что сельскій складъ получаетъ все изъ того же источника, какъ и городской.
Дорогой я обратилъ вниманіе на большое разнообразіе величины и цнности домовъ.
— Какъ объяснить,— спросилъ я,— эту разницу въ виду того факта, что вс граждане имютъ одинъ и тотъ же доходъ?
— Хотя доходъ у всхъ одинаковъ,— объяснила Юдиь,— но употребленіе его вполн зависитъ отъ личнаго вкуса каждаго. Одни любятъ прекрасныхъ лошадей, другіе, подобно мн, любятъ красивыя платья, есть и такіе, которые предпочитаютъ всему хорошій столъ. Наемная плата, получаемая государствомъ съ этихъ домовъ, различна, смотря по величин и изяществу мстности, такъ что всякій можетъ найти себ, что ему любо. Въ большихъ домахъ обыкновенно поселяются большія семьи, въ которыхъ многіе участвуютъ въ плат, тогда какъ маленькія семьи, подобно нашей, ищутъ маленькіе дома, поуютне и подешевле. Это вполн зависитъ отъ вкуса и удобства. Я читала, что въ прежнія времена люди часто имли жилища и производили другіе расходы, не обладая на то средствами, и длали это напоказъ, чтобы люди считали ихъ богаче, чмъ они были. Дйствительно ли это бывало, мистеръ Вестъ?
— Долженъ сознаться, тгго это врно,— сказалъ я.
— Теперь, вы видите, ничего подобнаго не можетъ случиться, такъ какъ доходъ каждаго человка извстенъ, а также извстно, что затраты въ одномъ случа покрываются экономіей въ другомъ.

ГЛАВА XI.

Когда мы пришли домой, докторъ Литъ еще не возвращался, а миссисъ Литъ еще не выходила изъ своей комнаты.
— Вы любите музыку, мистеръ Вестъ?— спросила Юдиь.
Я сталъ уврять, что музыка, по моему мннію, составляетъ для человка полжизни.
— Я должна извиниться за свой вопросъ. Въ настоящее время мы объ этомъ другъ друга обыкновенію не спрашиваемъ, но я читала, что въ ваше время встрчались люди даже среди культурнаго класса, которые не любили музыки.
— Въ наше оправданіе не мшаетъ вспомнить,— сказалъ я,— что у насъ была иногда очень странная музыка.
— Да,— отвтила она,— я это знаю. Мн кажется, что она бы и мн самой не понравилась. Не хотите ли послушать нашу музыку, мистеръ Вестъ.
— Для меня будетъ громаднымъ наслажденіемъ слышать вашу игру,— отвтилъ я.
— Мою игру!— воскликнула она. смясь.— Разв вы думаете, что я для васъ буду пть или играть?
— Конечно, я питалъ надежду на это.
Замтивъ мое смущеніе, она овладла своею веселостью и сказала:
— Конечно, мы въ настоящее время вс поемъ для выработки голоса, а нкоторые учатся играть на инструментахъ для собственнаго удовольствія, но собственно настоящая-то музыка гораздо выше и совершенне, чмъ какое либо наше исполненіе, и она такъ легко достижима для насъ, когда намъ захочется послушать ее, что мы даже и не называемъ музыкой наше пніе или игру. Люди, дйствительно хорошо поющіе и играющіе, вс состоятъ на музыкальной служб государства, а прочіе большею частью не поютъ и не играютъ. Но, въ самомъ дл, вамъ хочется послушать музыку?
Я уврилъ ее еще разъ, что очень желаю.
— Въ такомъ случа пойдемте въ музыкальную комнату,— сказала она.
Я послдовалъ за нею въ комнату, отдланную деревомъ безъ занавсокъ и съ полированнымъ деревяннымъ поломъ. Я уже приготовился разсматривать новаго рода инструменты, но не нашелъ въ комнат ничего такого, что при самомъ сильномъ напряженіи фантазіи можно было бы принять за музыкальный инструментъ. Мой смущенный видъ, очевидно, очень забавлялъ Юдиь.
— Пожалуйста, посмотрите сегодняшнюю программу,— сказала она, подавая мн какую-то карту,— и скажите, что вамъ всего боле нравится? Не забудьте, что теперь 5 часовъ.
На карт было выставлено 12-е сентября 2000 г. и на ней значилась обширнйшая изъ концертныхъ программъ, какія когда либо мн приходилось видть. Она была и пространна, и разнообразна, заключая въ себ цлый рядъ вокальныхъ и инструментальныхъ соло, дуэтовъ, квартетовъ и различныхъ оркестровыхъ пьесъ. Этотъ удивительный списокъ приводилъ меня въ недоумніе, пока Юдиь кончикомъ своего розоваго пальца не указала на особый отдлъ съ примчаніемъ ‘5 часовъ пополудни’.
Тутъ я замтилъ, что эта громадная программа назначалась на цлый день и распредлялась на двадцать четыре отдленія, соотвтственно часамъ сутокъ. Въ отдл ‘пять часовъ пополудни’ значилось немного пьесъ и я указалъ пьесу, написанную для органа.
— Какъ я рада, что и вы любите органъ. Едва ли какая-нибудь другая музыка наиболе подходитъ къ коему настроенію.
Она предложила мн уссться поудобне, сама пошла на другой конецъ комнаты и только дотронулась до одного или двухъ винтовъ, какъ вдругъ комната огласилась звуками органа, наполнилась, но не переполнилась, такъ какъ мелодія была вполн приноровлена къ размрамъ помщенія. Еле дыша я слушалъ до конца. Такую музыку, съ такимъ совершенствомъ исполненія, я никакъ не ожидалъ услыхать.
— Превосходно,— воскликнулъ я, когда послдняя волна звуковъ медленно замирала. Точно самъ Богъ игралъ на этомъ орган, но гд же органъ?
— Подождите еще немного,— сказала Юдинь,— мн бы хотлось, чтобы вы прослушали еще этотъ вальсъ, прежде чмъ предлагать мн какіе либо вопросы. Я считаю его прелестнйшимъ.
И едва успла она проговорить это, какъ звуки скрипокъ наполнили комнату чарами лтней ночи.
Когда окончится этотъ вальсъ, она сказала:— Здсь нтъ ничего таинственнаго, какъ вы повидимому воображаете. Музыка эта исполнялась ни феями, ни эльфами, а добрыми, честными и необыкновенно искусными человческими руками. Мы просто примнили къ музык идею сбереженія труда общимъ участіемъ въ дл. Въ город есть нсколько музыкальныхъ залъ, приноровленныхъ въ акустическомъ отношеніи къ различнаго рода музык. Залы эти соединены телефономъ со всми домами города, жильцы которыхъ соглашаются вносить незначительную плату. Можно быть увреннымъ, что нтъ такихъ, которые не пожелали бы это сдлать. Составъ музыкантовъ, причисленныхъ къ каждому залу, такъ великъ, что, хотя на каждаго въ отдльности исполнителя или группу исполнителей приходится не большая часть программы, все-таки она распредлена на вс двадцать четыре часа. Разсмотрвъ внимательне сегодняшнюю карту, вы замтите, что отдльныя программы четырехъ изъ этихъ концертовъ, состоящихъ изъ совершенно различныхъ родовъ музыки, исполняются теперь одновременно. Если вы пожелаете слышать одну изъ четырехъ пьесъ исполняемыхъ теперь, вамъ прійдется только нажать кнопку, которая соединитъ проволоку вашего дома съ заломъ, гд исполняется эта пьеса. Программы такъ составлены, что пьесы, исполняемыя одновременно въ различныхъ залахъ, представляютъ собою выборъ не только между инструментальною и вокальною музыкою и различнаго рода инструментами, но и относительно различныхъ мотивовъ, отъ серьезныхъ до веселыхъ такъ что могутъ удовлетворить различнымъ вкусамъ и настроеніямъ.
— Мн кажется, миссъ Литъ — сказалъ я, что если бы мы могли придумать такое учрежденіе, которое доставляло бы каждому дома музыку превосходную по исполненію, неограниченную никакимъ срокомъ, подходящую ко всякому настроенію, начинающуюся и кончающуюся по желанію, мы считали бы достигнутымъ предлъ человческаго блаженства и перестали бы стремиться къ дальнйшимъ улучшеніямъ.
— Я никогда не могла себ представить, какъ это т изъ васъ, для кого музыка являлась потребностью, терпли старомодную систему удовлетворенія этой потребности,— замтила Юдиь.— Дйствительно хорошая музыка, кажется, въ ваше время была совершенно недоступна массамъ, и ею могли наслаждаться только избранные, да и то случайно, съ большими неудобствами, значительными издержками и на короткое время, произвольно назначенное кмъ нибудь другимъ и въ связи со всевозможнаго рода нежелательными обстоятельствами. Ваши концерты, напримръ, и оперы! Какъ должно быть ужасно ради одной или двухъ музыкальныхъ пьесъ, которыя вамъ хотлось слышать,— сидть часами и слушать то, что вамъ не нравится! За обдомъ, напримръ, можно пропустить кушанья, которыя не любишь. Кто бы захотлъ обдать, какъ бы онъ ни былъ голоденъ, при непремнномъ обязательств сть все, что подается на столъ? А я уврена, что у человка слухъ также чувствителенъ, какъ и вкусъ. Я думаю, что эти-то трудности добиться истинно хорошей музыки и заставляли васъ выносить у себя дома игру и пніе лицъ, знакомыхъ лишь съ элементами искусства.
— Да,— возразилъ я — для большинства изъ насъ существовала только такого сорта музыка, или же совсмъ никакой.
— Да,— замтила Юдиь,— когда хорошенько пораздумаешь объ этомъ, уже не кажется страннымъ, что люди въ то время вообще не интересовались музыкой. И я бы вроятно, возненавидла ее.
— Если я васъ врно понялъ,— спросилъ я,— эта музыкальная программа относится ко всмъ двадцати четыремъ часамъ сутокъ? По крайней мр, это видно по карт, но кто же захочетъ слушать музыку между полночью и утромъ?
— О, многіе,— отвтила Юдиь.— Во вс часы есть бодрствующіе люди, но если бы музыка была даже и не для нихъ, то есть страдающіе безсонницею, больные и умирающіе. Вс наши спальни у изголовья постели снабжены телефономъ, и съ сею помощію каждый страдающій безсонницей можетъ имть въ своемъ распоряженіи музыку, соотвтствующую своему настроенію.
— И въ моей, комнат имется такое приспособленіе?
— Конечно, да и какъ я не догадалась сказать вамъ объ этомъ вчера вечеромъ. Но отецъ покажетъ вамъ это приспособленіе сегодня вечеромъ, передъ тмъ какъ вы отправитесь спать, и я вполн уврена, что съ помощью музыки вы съумете справиться со всевозможнаго рода непріятными чувствами, если бы они опять стали тревожить васъ.
Вечеромъ докторъ Литъ освдомился о нашемъ посщеніи магазина, затмъ, при бгломъ сравненіи условій девятнадцатаго и двадцатаго столтій, мы перешли къ вопросу о наслдств.
— Полагаю,— замтилъ я,— что наслдованіе имущества теперь уже не допускается?
— Напротивъ,— возразилъ докторъ Литъ,— этому ничто не препятствуетъ. Вы сами увидите, мистеръ Вестъ, когда ближе познакомитесь съ нами, что теперь существуетъ гораздо мене ограниченіи личной свободы, чмъ въ ваше время. Конечно, мы закономъ требуемъ, чтобы каждый служить націи въ теченіе опредленнаго періода времени, вмсто того, чтобы, какъ у васъ практиковалось, предоставлять ему на выборъ: работать, красть или голодать. За исключеніемъ этого основного закона, являющагося въ сущности только боле точнымъ формулированіемъ закона природы — райскаго эдикта, обязательность котораго для всхъ одинакова, нашъ общественный строй ни въ чемъ другомъ не опирается на законодательное принужденіе, а есть нчто совершенно добровольное какъ логическое слдствіе дятельности человческой природы при разумныхъ условіяхъ. Вопросъ о наслдств именно и объясняетъ это положеніе. Тотъ фактъ, что нація есть единственный капиталистъ и владлецъ недвижимой собственности, весьма естественно, ограничиваетъ собственность каждаго въ отдльности его годовымъ кредитомъ и пріобртаемыми при содйствіи этого кредита предметами домашняго хозяйства и обихода. Кредитъ каждаго, подобно ежегодному доходу въ ваше время, прекращается за смертью его выдачею опредленной суммы на его похороны. Свое имущество онъ оставляетъ, кому хочетъ.
— Что же мшаетъ накопленію цнной собственности въ отдльныхъ рукахъ съ теченіемъ времени неблагопріятно отразиться на равенств средствъ гражданъ?— спросилъ я.
— Это дло улаживается само собою очень просто, отвчалъ онъ.— При теперешней организаціи общества всякое накопленіе частной собственности становится бременемъ, коль скоро она превышаетъ предлы потребнаго комфорта. Въ ваше время считался богатымъ тотъ, кто загромождалъ свой домъ золотыми и серебрянными сервизами, рдкимъ фарфоромъ, дорогою мебелью и тому подобными вещами, ибо эти вещи имли денежную цнность и во всякое время могли быть обращены въ деньги. А теперь каждый, кого поставило бы въ подобное положеніе наслдство отъ ста одновременно умершихъ родственниковъ, счелъ бы себя несчастнымъ. Такъ какъ вещей некому продавать, то он и могутъ имть цну лишь постольку, поскольку он дйствительно нужны ему или доставляютъ удовольствіе своей красотой. Съ другой стороны, такъ какъ доходъ его остается тмъ же самымъ, то и пришлось бы потратить свой кредитъ на наемъ помщенія для вещей и на оплату услугъ тхъ, кто взялся бы хранить ихъ въ порядк. Можете быть уврены, что такой наслдникъ постарался бы поскоре раздать между знакомыми вещи, обладаніе которыми сдлало бы его только бдне, и что ни одинъ изъ его пріятелей не взялъ бы больше, чмъ сколько позволяло бы ему мсто и время для присмотра за ними. Отсюда вы видите, что запрещеніе наслдованія личной собственности съ цлью помшать большому ея накопленію явилось бы излишней предосторожностью со стороны государства. Каждому отдльному гражданину предоставляется самому наблюдать за тмъ, чтобы онъ не былъ слишкомъ отягощенъ личной собственностью, и въ данномъ случа обыкновенно случается, что родственники отказываются отъ правъ на большую часть наслдства покойника, оставляя для себя только нкоторыя вещи. Нація беретъ оставшееся имущество и снова обращаетъ то, что иметъ цну, въ общее достояніе.
— Вы упомянули о плат за услуги по присмотру за порядкомъ въ дом,— сказалъ я,— это наводитъ меня на вопросъ, который я уже нсколько разъ собирался вамъ предложить. Какъ вы поршили съ вопросомъ о домашней прислуг? Кто же захочетъ бытъ слугою въ обществ, гд вс соціально равны между собою? Наши барыни затруднялись найти прислугу даже въ то время. Кто же у васъ исполняетъ домашнюю работу?— спросилъ я.
— Такой работы не существуетъ у насъ,— сказала миссисъ Литъ, къ которой я обратился съ этимъ вопросомъ.— Стирка наша производится вся въ общественныхъ прачешныхъ по необыкновенно дешевой цн, а кушанье готовится въ общественныхъ кухняхъ. Работа и починка всего, что мы носимъ, длается вн дома въ общественныхъ мастерскихъ. Электричество доставляетъ необходимое отопленіе и освщеніе. Мы выбираемъ дома не больше такихъ, какіе намъ нужны и меблируемъ ихъ такъ, чтобы для содержанія ихъ въ порядк довольствоваться минимумомъ труда. Домашніе слуги намъ и не нужны.
— То обстоятельство,— сказалъ докторъ Литъ,— что въ бднйшихъ классахъ населенія вы встрчали неограниченное число слугъ, на которыхъ могли возлагать всевозможнаго рода тяжелыя и непріятныя работы, сдлало васъ равнодушными къ пріисканію средствъ устранить необходимость прислуги. Но теперь, когда вс по очереди исполняютъ всякаго рода работу, необходимую для общества, для каждаго является дломъ личнаго интереса отысканіе средствъ къ облегченію всякой тяжелой работы. Это послужило сильнымъ импульсомъ къ изобртеніямъ по части сбереженія труда но всякаго рода дятельности, однимъ изъ первыхъ результатовъ чего явилось сочетаніе минимума труда съ максимумомъ комфорта въ домашнемъ быту. Въ случа какихъ нибудь исключительныхъ обстоятельствъ,— продолжалъ докторъ Литъ,— какъ-то: особенной чистки, обновленія или болзни въ семь, мы всегда можемъ организовать необходимую помощь.
— Но какимъ образомъ вознаграждаете вы этихъ помощниковъ, когда у васъ не имется денегъ?
— Конечно, мы не имъ платимъ, а націи. Ихъ услугу можно получить, обратившись въ надлежащее бюро, и стоимость ея будетъ вычеркнута изъ карточки кредита того, кто нуждается въ такой помощи.
— Какимъ раемъ долженъ казаться теперь міръ для женщинъ!— воскликнулъ я.— Въ мое время даже богатство и неограниченное число слугъ не избавляли ихъ отъ домашнихъ заботъ, тогда какъ женщины достаточныхъ и бднйшихъ классовъ жили и умирали мученицами этихъ заботъ.
— Да,— сказала миссисъ Литъ,— я кое-что читала объ этомъ и убдилась, что какъ ни худо жилось мужчинамъ въ ваше время, все-таки они были счастливе своихъ матерей и женъ.
— Широкія плечи націи,— сказалъ докторъ Литъ,— выносятъ какъ перышко тяжесть, которая ломила спину женщины въ ваше время. Бда ихъ, какъ и вс прочія ваши бды, происходила отъ неспособности дйствовать сообща, что было слдствіемъ индивидуализма, на которомъ основывался вашъ общественный строй, и отъ неспособности вашей понятъ, что вы могли извлечь вдесятеро больше пользы, соединившись съ своими собратьями, чмъ когда вы вели борьбу съ ними. Удивительно не то, что вы не жили съ большими удобствами, а то, что вы вообще могли вести совмстную жизнь, когда у всхъ васъ была готовность поработить одинъ другою и присвоить себ имущество ближняго.
— Полно, полно, отецъ, ты такъ горячишься, что мистеръ Вестъ подумаетъ, что ты бранишь его,— вмшалась Юдиь, смясь.
— Если вамъ требуется докторъ, то вы тоже обращаетесь въ надлежащее бюро и берете всякаго, кого пришлютъ вамъ?
— Это правило не можетъ бытъ примняемо къ докторамъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Польза, которую докторъ въ состояніи принести паціенту, зависитъ главнымъ образомъ отъ знанія докторомъ свойства, и состоянія натуры паціента. Паціентъ, стало быть, долженъ имть возможность пригласить извстнаго ему доктора, это такъ и длается, какъ длалось и въ ваше время. Единственная разница состоитъ въ томъ, что врачъ принимаетъ гонораръ не для себя, а для націи, зачеркивая на карточк кредита паціента цну, назначенную по установленной такс за медицинскую помощь.
— Если гонораръ всегда одинъ и тотъ же, и докторъ можетъ отказать въ помощи паціенту, то, значитъ, хорошіе врачи постоянно заняты, а дурные остаются праздными?
— Прежде всею,— не примите это замчаніе стараго врача за самохвальство — возразилъ докторъ Литъ съ улыбкою, — у насъ нтъ плохихъ докторовъ. Теперь не всякому, кто заучилъ нсколько медицинскихъ терминовъ, дозволяется экспериментировать надъ тломъ и жизнью гражданъ, какъ бывало въ ваше время, къ практик допускаются только т, кто выдержалъ строгія испытанія въ школахъ и ясно доказалъ свое призваніе къ медицин. Дале вы должны обратить вниманіе на то, что въ настоящее время ни одинъ врачъ не помышляетъ расширять свою практику на счетъ другихъ врачей. Для того не имется никакихъ побужденій. И, наконецъ, доктора обязаны регулярно доставлять въ медицинское бюро отчеты о своей дятельности и если у нихъ недостаточно практики, то имъ указывается дло.

ГЛАВА XII.

Вопросы, на которые мн хотлось получить отвтъ, чтобы хотя поверхностно ознакомиться съ учрежденіями двадцатаго столтія, были безконечны, но безконечна была и доброта доктора Лита, вотъ почему мы еще долго разговаривали и посл того, какъ дамы покинули насъ. Напомнивъ своему хозяину, на чемъ была прервана наша утренняя бесда, я полюбопытствовалъ узнать, какимъ образомъ организація арміи труда можетъ побуждать рабочаго къ усердію, если ему не приходится заботиться о средствахъ къ существованію.
— Прежде всего, вы должны понятъ,— сказалъ доктеръ Литъ,— что найти средства къ возбужденію соревнованія есть только одна изъ цлей, къ какимъ стремилась организація, принятая нами для арміи. Другая цль, не мене важная, состоитъ въ томъ, чтобы найти для низшихъ и высшихъ національныхъ должностей, людей испытанныхъ способностей, людей, которые считали бы своимъ долгомъ держать своихъ подчиненныхъ на высот напряженія ихъ силъ и не допускать нерадіінія. Въ интересахъ этихъ двухъ цлей и организована армія рабочихъ. Прежде всего идетъ не имющій подраздленій разрядъ обыкновенныхъ рабочихъ людей всякаго ремесла. Къ этой категоріи принадлежатъ вс новобранцы въ первые три года. Эта категорія представляетъ собой своего рода школу и очень строгую, пріучающую молодыхъ людей къ послушанію, подчиненію и преданности долгу. Хотя разнообразіе работъ, производимыхъ этими силами, и не допускаетъ систематическаго повышенія рабочихъ, которое становится возможнымъ впослдствіи, тмъ не мене однако о способностяхъ каждаго ведется отчетность, и выдающееся дарованіе получаетъ свои отличія, тогда какъ нерадніе не оставляется безъ возмездія.
Мы не считаемъ разумнымъ допускать, чтобъ юношеская беззаботность или необдуманность, не заключающія въ себ серьезной вины, вредили будущей карьер молодыхъ людей, и всмъ. кто прошелъ эту первую ступень безъ серьезныхъ проступковъ, одинаково предоставляется выборъ профессіи, къ которой они обнаруживаютъ наиболе склонностей. Избравъ себ профессію, они вступаютъ въ нее въ качеств учениковъ. Продолжительность учебнаго періода различна въ различныхъ профессіяхъ. По истеченіи этого періода, ученикъ становится рабочимъ и самостоятельнымъ членомъ своей профессіи. Во время учебнаго періода не только ведется особая отчетность о каждомъ, причемъ отмчаются его способности и прилежаніе, а равно награждается выдающееся дарованіе соотвтственными отличіями, но отъ средняго вывода изъ этихъ отмтокъ зависитъ рангъ, который ему достается среди рабочихъ.
Хотя внутренняя организація различныхъ отраслей промышленности и земледлія различается особенностями ихъ условій, тмъ не мене рабочіе всхъ производствъ подраздляются, сообразно ихъ способностямъ, на первую, вторую и третью степени. Во многихъ случаяхъ эти степени въ свою очередь подраздляются на первый и второй разряды. Соотвтственно результатамъ своей работы въ качеств ученика, молодой человкъ занимаетъ свой рангъ, какъ рабочій первой, второй или третьей степени. Конечно, только молодые люди необыкновенныхъ способностей изъ положенія ученика прямо переходятъ въ первую степень. Большинство же проходитъ сперва низшія степени и въ періодически установленные сроки повышается въ порядк постепенности ранговъ только тогда., когда становятся опытне. Эти сроки соотвтствуютъ продолжительности учебнаго періода въ данномъ производств, такъ что оказывающимъ успхи никогда не приходится долго ждать, пока ихъ повысятъ, а, съ другой стороны, никто не можетъ опочить на лаврахъ своей прежней дятельности безъ риска понизиться въ ранг. Особенное преимущество высшей ступени заключается въ прав, предоставляемомъ каждому рабочему, избирать себ спеціальность въ различныхъ отрасляхъ или отдлахъ своего производства. Это. конечно, не значитъ, что какой-либо изъ этихъ.отдловъ производства отличается безусловной трудностью. Тмъ не мене, однако, существуетъ большое различіе между отдлами, и право выбора между ними цнится высоко.
При назначеніи работы, насколько возможно, принимаются въ разсчетъ наклонности самыхъ плохихъ рабочихъ, такъ какъ отъ этого увеличиваются не только шансы ихъ успховъ но и степень пользы, какую они въ силахъ бываютъ принести. Но хотя желанія рабочихъ низшихъ степеней принимаются во вниманіе, насколько это согласуется съ требованіями дла, однако, это практикуется главнымъ образомъ тогда, когда приходится заботиться о рабочихъ высшихъ степеней. Это право выбора входитъ въ силу при каждомъ новомъ установленіи ранга рабочаго, а если кто нибудь лишается своего ранга, то онъ рискуетъ лишиться и той работы, которая ему боле по вкусу, и промнять ее на работу, мене отвчающую его желаніямъ. Результаты каждаго новаго передвиженія изъ ранга въ рангъ опубликовываются въ общественныхъ органахъ, и т, кто оказалъ успхи при своемъ повышеніи, получаютъ благодарность націи и публично награждаются знакомъ ихъ новаго ранга.
— Какіе это знаки?— спросилъ я.
— Каждое производство иметъ свой особый символическій знакъ,— возразитъ докторъ Литъ,— въ вид медали, которая такъ мала, что ее можно не замтить, если не знаешь, гд ее надо искать. Это единственный знакъ, носимый мущинами арміи рабочихъ, если не считать формы, требуемой общественнымъ интересомъ. Этотъ знакъ по форм одинаковъ дня всхъ степеней производства, но знакъ третьей степени сдланъ изъ желза, второй степени — изъ серебра и первой — изъ золота.
Независимо отъ сильнаго побужденія къ соревнованію, основаннаго на томъ факт, что высшія государственныя должности доступны только дятелямъ первой степени и что для огромнаго большинства, не посвящающаго себя искусству, литератур и ученымъ призваніямъ, опредленное положеніе въ арміи составляетъ единственный способъ общественнаго отличія, имются еще различныя приманки боле низменнаго свойства, но, пожалуй, не мене дйствительныя, создаваемыя особыми привилегіями и вольностями, какими пользуются люди высшихъ классовъ. Дйствіе этихъ привиллегій заключается въ томъ, что каждый постоянно во очію убждается въ выводахъ достиженія послдующей высшей степени.
Безъ сомннія, весьма важно, что честолюбіе къ повышеніямъ могутъ питать не только хорошіе, но и посредственные и плохіе работники. Въ дйствительности, въ виду преобладающаго большинства послднихъ, даже гораздо существенно то, чтобъ наша система степеней стремилась скоре къ ободренію дурныхъ, нежели къ поощренію хорошихъ. Съ этой цлью степени подраздляются на классы. Такъ какъ численный составъ степеней и классовъ при каждомъ новомъ повышеніи бываетъ одинаковъ, то, за вычетомъ числа офицеровъ, некласныхъ рабочихъ и учащихся, въ низшемъ класс никогда не встрчается боле девятой части рабочей арміи. И большинство въ этомъ числ только что завершили періодъ своего ученія и ожидаютъ повышеній. Т, кто остаются въ низшемъ класс въ теченіе всего срока своей службы, составляютъ лишь незначительный процентъ рабочей арміи и можно утверждать, что они не создаютъ низменности своего положенія и неспособны измнить его. Не представляется надобности въ особомъ покровительств рабочему для его повышенія, если онъ въ состояніи понять значеніе славы. Тогда какъ для повышенія требуется вообще благопріятная аттестація, хорошія свидтельства, которыхъ, однако, не достаточно для карьеры рабочаго, а равно особые труды и образцовое исполненіе въ различныхъ отрасляхъ производствъ вознаграждаются почетными отзывами и разнообразными преміями. Вообще стремятся къ тому, чтобы заслуга въ какой-бы то ни было форм не оставалась непризнанной.
Что касается дйствительнаго пренебреженія трудомъ, безусловно плохой работы и явнаго нераднія со стороны такихъ людей, которые неспособны къ благороднымъ побужденіямъ, то въ рабочей арміи дисциплина слишкомъ строга, чтобъ допускалось что либо подобное въ этомъ род. Человкъ, способный работать, но упрямо уклоняющійся отъ труда, обрекается на изолированное положеніе на хлб и вод до тхъ поръ, пока не проявитъ желанія взяться за лто.
Низшія офицерскія мста въ нашей арміи, мста помощниковъ или поручиковъ, пополняются изъ числа лицъ, пробывшихъ два года въ первомъ класс первой степени. Если тугъ представляется возможность большого выбора, то выборахъ подлежитъ лишь первая группа этого класса. Никому не приходится начальствовать надъ другими ране достиженія тридцатилтняго возраста. Сдлавшись офицеромъ, каждый повышается въ зависимости отъ производительности не своей собственной работы, а работы своихъ подчиненныхъ. Начальники назначаются изъ разряда помощниковъ, причемъ опять таки тщательный выборъ длается изъ ограниченнаго числа ихъ. При назначеніи на большія высшія степени руководствуются инымъ принципомъ, объясненіе котораго здсь потребовало бы слишкомъ много времени.
Конечно, подобная система классификаціи была невыполнима въ мелкихъ производствахъ вашего времени. Въ нкоторыхъ изъ нихъ даже едва ли встрчалось столько рабочихъ, чтобы на каждый классъ доставалось по одному человку. Вы не должны забывать, что при національной организаціи труда вс производства разработываются большими корпораціями. Только этому большому масштабу, по которому организована вся наша промышленность, а равно и тому обстоятельству, что во всхъ пунктахъ страны существуютъ благоустроенныя заведенія, мы обязаны тмъ, что можемъ путемъ перемщеній рабочихъ доставлять каждому такого рода и въ такомъ размр работу, которую онъ въ состояніи исполнить нашу читать образомъ. А теперь, мистеръ Вестъ, на основаніи очерченной мною нашей системы, вы сами можете ршить, достаточно ли въ нашей организаціи арміи побудительныхъ средствъ для тхъ, кто въ нихъ нуждается, для наилучшаго исполненія доступнаго ихъ силамъ труда.
Я отвтилъ, что, какъ мн кажется, можно сдлать только одно замчаніе, именно то, что указанныя побудительныя средства слишкомъ сильны и вызываютъ горячее соревнованіе. И дйствительно, таково мое мнніе и теперь — я могъ бы прибавить — посл того, какъ я ближе ознакомился съ дломъ при боле продолжительномъ пребываніи въ этомъ Новомъ Свт.
Докторъ Литъ обратилъ мое вниманіе на то, что содержаніе рабочаго никоимъ образомъ не зависитъ отъ его ранга, и потому заботы о средствахъ къ существованію никогда не могутъ придать горечи къ его неудачамъ, что часы труда непродолжительны, регулярно повторяются каникулы и всякое соревнованіе прекращается въ сорокъ пятъ лтъ, на половин жизни.
— Въ устраненіе недоразумній,— прибавилъ докторъ Литъ,— я долженъ упомянуть еще о двухъ, трехъ пунктахъ. Прежде всего наша система, дающая предпочтеніе лучшему рабочему передъ мене хорошимъ, никоимъ образомъ не противоречитъ основной иде нашего общественнаго строя, заключающейся въ томъ, что вс, доставляющіе наилучшее изъ своего труда, оказываютъ одинаковую услугу обществу, какъ бы ни былъ великъ или малъ этотъ трудъ. Я уже показалъ вамъ, что наша система такъ устроена, что ободряетъ слабыхъ, какъ и сильныхъ надеждой на повышеніе. Тотъ фактъ, что сильные занимаютъ видныя мста, нисколько не означаетъ порицанія для боле слабыхъ. Это — мра, обусловливаемая общественнымъ благомъ.
Не подумайте, что, предоставляя въ нашей систем свободный просторъ соревнованію, мы считаемъ его мотивомъ неизбжнымъ для благородныхъ натуръ и достойнымъ ихъ. Эти натуры находятъ мотивы въ себ самихъ, а не вн себя, и свои обязанности измряютъ по собственному дарованію, а не по способностямъ другихъ. Пока ихъ трудъ соотвтствуетъ ихъ силамъ, они сочли бы нелпымъ ожидалъ похвалъ или порицанія за то, что имъ выпало на долю сдлать много или мало. Такимъ натурамъ соревнованіе представляется съ философской точки зрнія нелпымъ, а съ нравственной точки зрнія презрннымъ, потому что оно въ нашихъ отношеніяхъ къ успхамъ и неудачамъ другихъ выдвигаетъ на первое мсто взамнъ удивленія — зависть, а вмсто участливаго сожалнія — эгоистическое злорадство.
Но даже и въ послдніе годы двадцатаго столтія не вс люди стоятъ на этой высшей ступени развитія, и побудительныя средства, необходимыя для нихъ, должны сообразоваться съ ихъ натурой боле низшаго свойства. И для нихъ, слдовательно, сильнйшее соревнованіе должно быть постояннымъ двигателемъ. Т, кто нуждается въ этомъ мотив, сами чувствуютъ это. Т, кто вышелъ изъ предловъ его вліянія, не нуждаются въ немъ.
— И долженъ упомянуть еще,— продолжалъ докторъ,— что у насъ есть особый классъ, не имющій связи съ другими, для тхъ, кто въ духовномъ или физическомъ отношеніи слишкомъ слабы для того, чтобы быть зачисленными въ ряды главной арміи рабочихъ. Это своего рода институтъ инвалидовъ, членамъ котораго предоставляются работы боле легкія, соразмрныя съ ихъ силами. Вс наши глухонмые, хромые, слпые и увчные, даже наши помшанные принадлежатъ къ этому институту и носятъ его значокъ. Сильнйшіе изъ нихъ зачастую исполняютъ такую же работу, какъ люди вполн здоровые, слабйшіе ничего не длаютъ, но нтъ ни одного такого, который, будучи въ состояніи что нибудь длать, устранялся бы отъ работы. Даже наши помшанные въ свои свтлые моменты стараются длать, что могутъ.
— Идея инвалиднаго института, дйствительно, хороша,— сказалъ я.— Даже варваръ девятнадцатаго столтія долженъ цнить ее. Это — прекрасный способъ замаскировать милосердіе и очень благодтельно вліяетъ на чувства пользующихся благотворительностью.
— Милосердіе!— возразилъ докторъ Литъ.— Не думаете ли вы, что мы считаемъ предметомъ благотворительности классъ неспособныхъ, о которомъ я сейчасъ упомянулъ?
— Да, конечно,— сказалъ я,— вдь они же не могутъ сами себя содержать.
Но тутъ докторъ ршительно напалъ на меня.
— Кто же на это способенъ?— спросилъ онъ.— Въ варварскомъ состояніи общества, которое не признаетъ совмстной дятельности семьи, каждый можетъ себя содержать, да и то только извстную часть своей жизни. Съ подъемомъ цивилизаціи и съ установленіемъ раздленія труда многосторонняя взаимная зависимость становится всеобщимъ правиломъ. Каждый, какъ бы ни казалась обособленной его профессія, есть членъ безконечно большой корпораціи производства, которая столь же велика, какъ нація, даже такъ велика, какъ человчество. Необходимость взаимной зависимости ведетъ за собой исполненіе обязанностей взаимной помощи. Отсутствіе этого порядка вещей въ ваше время и составляло ощутительную жестокость и неразумность вашей системы.
— Все это можетъ быть и такъ,— возразилъ я,— но это не касается тхъ, кто не въ состояніи вообще участвовать въ производительномъ труд.
— Какъ я сказалъ вамъ уже сегодня утромъ,— по крайней мр, мн кажется, что я сказалъ это — право человка на его участіе за общимъ столомъ націи основывается на томъ простомъ факт, что онъ человкъ, а не на степени здоровья и силы, какими онъ можетъ обладать,— онъ длаетъ, что можетъ.
— Вы это сказали,— отвтилъ я,— но я полагаю, что этотъ принципъ относится только къ рабочимъ различныхъ способностей. Приложимъ ли онъ къ тмъ, кто ничего не производитъ?
— А они разв не люди?
— Неужели и хромые, слпые, больные и увчные пользуются такимъ же благосостояніемъ, какъ и самые способные рабочіе?
— Конечно,— отвтилъ докторъ.
— Самое представленіе о милосердіи въ такомъ объем,— замтилъ я,— изумило бы нашихъ самыхъ ярыхъ филантроповъ.
— Представьте себ, что у васъ дома есть больной, неспособный работать братъ,— возразилъ докторъ Литъ,— неужели вы давали бы ему пищу, одежду и жилище хуже, чмъ самому себ? Вроятне всего, что вы оказывали бы ему предпочтеніе и вамъ не пришло бы въ голову называть это благодяніемъ. Неужели это слово въ подобномъ случа не вызывало бы въ васъ негодованія?
— Конечно,— сказалъ я,— но этотъ случай не можетъ идти въ сравненіе. Безъ сомннія, въ извстномъ смысл вс люди братья, но общее понятіе братства, помимо риторическихъ цлей, вовсе не можетъ бытъ сравниваемо съ братствомъ по крови: оно не включаетъ въ себ ни одинаковыхъ чувствъ, ни одинаковой связи.
— Въ васъ говоритъ девятнадцатое столтіе!— воскликнулъ докторъ Литъ.— Ахъ, мистеръ Вестъ, не подлежитъ никакому сомннію что вы очень долго спали. Если бы мн нужно было дать вамъ въ одномъ тезис ключъ къ тайнамъ, поражающимъ человка вашего времени къ нашей цивилизаціи, то я бы сказалъ, что этотъ ключъ заключается въ томъ факт, что солидарность народа и братство человчества, бывшія для васъ лишь красивыми фразами, для нашего образа мыслей и чувствъ являются столь же дйствительной и столь же сильной связью, какъ и кровное родство. Но, даже оставляя въ сторон это соображеніе, я не могу понять, почему насъ удивляетъ то, что тмъ, кто не можетъ работать, предоставляется полное право жить плодами труда тхъ, кто можетъ работать. Даже въ ваше время военная повинность для охраны націи, соотвтствующая нашей промышленной повинности, будучи обязательной для способныхъ нести ее, не лишала права гражданства неспособныхъ къ военной служб. Послдніе оставались дома и охранялись тми, кто шелъ въ бой, и никто не поднималъ вопроса объ ихъ правахъ, или не думалъ о лихъ дурно только потому, что они были неспособны къ военной служб. Точно также и требованіе промышленной службы, предъявляемое къ людямъ, способнымъ работать, не можетъ людей, неспособныхъ къ труду, лишать правъ гражданства, къ которымъ теперь относится также и продовольствіе гражданина. Рабочій не потому гражданинъ, что онъ работаетъ, а работаетъ онъ потому, что онъ гражданинъ. Какъ вы признаете обязанностью сильнаго сражаться за слабаго, такъ и теперь, когда времена сраженій миновали, мы признаемъ обязанностью сильнаго работать за слабаго.
Вообще, ршеніе, оставляющее что нибудь неразъясненнымъ, не есть ршеніе, точно также и наше ршеніе проблеммы человческаго общества не было бы таковымъ, если бы оно не касалось хромыхъ, больныхъ и слпыхъ, а бросило бы ихъ на произволъ судьбы, какъ зврей. Гораздо лучше предоставить самимъ себ сильныхъ и здоровыхъ, нежели этихъ удрученныхъ и обремененныхъ, о которыхъ должно скорбть сердце каждаго, и кому же, какъ не илъ, должно быть обезпечено благосостояніе душевное и тлесное. Отсюда и выходитъ, какъ я уже сказалъ вамъ сегодня утромъ, что право каждаго мужчины, каждой женщины и каждаго ребенка на средства къ существованію опирается на точной, широкой и простой основ того факта, что они члены одной человческой семьи. Единственной ходячей монетой является подобіе Божіе. Въ комъ видно это подобіе, съ тмъ мы длимъ все, что имемъ.
Я думаю, что ни одна черта въ цивилизаціи вашего времени не кажется столько отвратительной, какъ ваше презрніе къ классамъ, зависимымъ отъ васъ. Даже если бы у васъ не было никакого состраданія, никакого чувства братства, неужели же вы не могли видть, что вы, не заботясь о слабыхъ, лишали ихъ прямого ихъ права?
— Я не вполн согласенъ съ вами,— сказалъ я.— Я признаю претензію этого класса на наше состраданіе, но какимъ образомъ т, кто ничего не производитъ, могутъ требовать, какъ своего права, участія въ плодахъ производитель ной работы?
— Да отчего же,— отвтилъ докторъ Литъ,— ваши рабочіе въ состояніи были производить боле, чмъ сколько могло сдлать такое же число дикарей? Не потому ли только это могло быть что они унаслдовали познанія и навыкъ прошлыхъ поколній? Они получили готовымъ весь механизмъ общества, да устройство котораго потребовалось тысячелтіе. Какимъ образомъ вы стали обладателями этихъ познаній и этого механизма, которому обязаны девять десятыхъ стоимости вашего производительнаго труда? Вы унаслдовали ихъ, не такъ ли? А разв не были вашими равноправными сонаслдниками эти другіе, эти несчастные и обиженные судьбой братья, которыхъ вы отвергли? Что сдлали вы съ ихъ долей наслдства?
— Ахъ, мистеръ Вестъ,— продолжалъ докторъ Литъ, когда я ничего не отвтилъ,— и даже помимо всякихъ соображеній справедливости и братской любви къ слабымъ и увчнымъ, я не могу понять, какъ у рабочихъ нашего времени хватало духа браться за дло, когда они знали, что ихъ дти или дти дтей, въ случаяхъ несчастья, могли лишиться и удобствъ, и даже самаго необходимаго въ жизни.

——

Докторъ Литъ въ своей бесд вчера вечеромъ, ясно указалъ на то, съ какой заботливостью стараются доставить каждому возможность узнать свои природныя склонности и слдовать имъ при выбор карьеры. Но какъ только я узналъ, что доходы рабочаго во всякой профессіи одинаковы, то мн стало ясно, насколько можно быть увреннымъ въ томъ, что онъ поступитъ именно такъ, и при выбор самой удобной для себя сбруи найдетъ именно такую, въ которой ему будетъ легче всего тянуть свою жизненную лямку.
Въ мой вкъ не удавалось никакимъ систематическимъ и дйствительнымъ образомъ развивать и утилизировать естественныя наклонности человка къ ремесламъ и интеллектуальнымъ профессіямъ, и это было однимъ изъ крупныхъ лишеній, какъ и одной изъ причинъ несчастій нашего времени. Мои современники были только по имени свободны въ выбор себ профессіи, но въ дйствительности почти вс не избирали ея, а принуждались обстоятельствами къ такому труду, въ которомъ они могли произвести лишь сравнительно немного, такъ какъ не имли для него природныхъ задатковъ. Богатые въ этомъ отношеніи имли мало преимуществъ предъ бдными. Бдные, почти всегда лишенные образованія, большею частью не имли случая выказать природные задатки, какіе у нихъ могли бытъ, и даже если таковые обнаруживались, то бдные, въ силу своей бдности, были не въ состояніи развить эти задатки. Карьеры, обусловливаемыя высшимъ образованіемъ, за исключеніемъ разв какой-нибудь благопріятной случайности, были закрыты для нихъ къ огромному ущербу для нихъ самихъ и для націи. Съ другой стороны, тмъ, кто обладалъ достаткомъ, хотя у нихъ были и образованіе и благопріятныя обстоятельства, мшали соціальные предразсудки, воспрещавшіе имъ браться за ремесло, даже если у нихъ была къ тому наклонность, и предназначавшіе ихъ къ высшимъ профессіямъ, не обращая вниманія на то, способенъ ли онъ къ нимъ, или нтъ, и такимъ образомъ общество лишалось многихъ хорошихъ ремесленниковъ. Денежныя соображенія, побуждавшія людей избирать произвольныя занятія, къ которымъ они не способны, вмсто того, чтобъ посвящать себя профессіямъ мене вознаграждаемымъ, къ которымъ они способны, были причиной дальнйшаго огромнаго калченія дарованія.

ГЛАВА XIII.

Докторъ Литъ проводилъ меня, какъ и общала Юдиь, до моей спальни, чтобы показать мн приспособленіе телефона для музыки. Онъ показалъ мн, какъ, при повертываніи винта, звуки музыки могли наполнять комнату или замирать столь слабымъ и отдаленнымъ эхомъ, что едва можно было разобрать, слышатся ли эти звуки въ дйствительности или это фикція воображенія. Если бы изъ двухъ человкъ, находившихся бокъ о бокъ другъ съ другомъ, одинъ пожелалъ слушать музыку, а другой захотлъ спать, то можно бы устроить такъ, чтобы она была слышна одному и не доходила до слуха другого.
— Я бы очень посовтовалъ вамъ, мистеръ Вестъ, если возможно, на сегодняшнюю ночь всмъ прелестнйшимъ мотивамъ въ свт предпочесть сонъ, сказать докторъ, объяснивъ мн приспособленіе телефона.— При томъ возбужденномъ состояніи, какое вы испытываете, сонъ самое лучшее средство для укрпленія нервовъ.
Помня, что случилось со мною въ то самое утро, я общалъ послушать его совта.
— Хорошо,— сказалъ онъ.— Такъ я поставлю телефонъ на восемь часовъ.
— Что вы хотите этимъ сказать?— спросилъ я.
Онъ объяснилъ мн, что приспособленіемъ часового механизма каждый по своему желанію могъ быть пробужденъ въ любой часъ музыкой.
Мн стало ясно, какъ и подтвердилось впослдствіи, что свою наклонность къ безсонниц, вмст съ другими неудобствами существованія, я оставилъ позади себя въ девятнадцатомъ столтіи, ибо хотя и на этотъ разъ я не принялъ никакого лекарства отъ безсонницы, тмъ не мене такъ же какъ и въ прошлую ночь моментально заснулъ, едва голова моя коснулась до подушки. Мн снилось, что я сидлъ на трон Абенсераджей въ банкетномъ зал Альгамбры, гд я давалъ пиръ моимъ лордамъ и генераламъ, которые должны были на слдующій день вести турокъ противъ испанскихъ собакъ — христіанъ. Воздухъ, освжаемый брызгами фонтана, былъ наполненъ ароматомъ цвтовъ. Нсколько танцовщицъ съ округленными формами и чувственными губами съ сладострастной граціей плясали подъ музыку цимбалъ и струнныхъ инструментовъ. Подымая глаза къ верху на ршетчатыя галлереи, вы встрчали время отъ времени мимолетный взглядъ красавицы гарема, брошенный внизъ на собравшійся цвтъ мавританскаго рыцарства. Громче и громче гремли цимбалы, мелодія становилась все боле и болю дикою, пока, наконецъ, кровь сыновъ степей не въ силахъ была противустоятъ дале воинственному изступленію, и эти смуглые рыцари вскочили на ноги, тысячи палашей обнажились и крикъ ‘Аллахъ, Аллахъ!’ огласилъ зало и разбудилъ меня. Былъ уже блый день и электрическая музыка играла турецкую утреннюю зорю.
За завтракомъ, разсказавъ своему хозяину объ этомъ утреннемъ происшествіи, я узналъ, что я ее это не простая случайность, что пьеса, разбудившая меня, была именно зоря, а не что-нибудь другое. Мелодіи, исполнявшіяся въ одномъ изъ залъ въ часы пробужденія, всегда отличались оживленностью и воодушевленіемъ.
— Кстати,— замтилъ я — вотъ мы говоримъ объ Испаніи, а я еще не спросить у васъ, насколько измнились условія жизни въ Европ. Не произошла ли такая же перемна и въ общественныхъ отношеніяхъ Стараго Свта?
— Конечно,— сказалъ докторъ Литъ,— большія націи Европы, а также Австралія, Мексика и части Южной Америки представляютъ собою въ настоящее время промышленныя республики подобно Соединеннымъ Штатамъ. Послдніе были піонерами этого движенія. Мирныя сношенія этихъ націй обезпечены свободной формой федеральнаго союза, распространеннаго по всему земному шару. Международный совтъ регулируетъ взаимныя сношенія и торговлю между членами союза и ихъ общую политику относительно боле отсталыхъ расъ, которыя мало по малу должны воспитаться до высшаго развитія. Внутри своихъ предловъ каждая нація пользуется полнйшей автономіей.
— Но какъ же вы ведете торговлю безъ денегъ? спросилъ я.— Обходясь безъ денегъ во внутреннихъ длахъ націи, вы все таки должны имть нчто врод денегъ, при сношеніяхъ съ другими націями.
— О, нтъ! деньги излишни и въ международныхъ сношеніяхъ. Пока торговля между иностранными государствами велась починомъ частныхъ предпріятій, деньги были необходимы для устраненія различныхъ усложненій, теперь же торговыя сношенія составляютъ дло націи, какъ отдльныхъ единицъ. Теперь на всемъ свт купцовъ найдется всего какая-нибудь дюжина или около того. И такъ какъ торговля ихъ контролируется союзнымъ совтомъ, то, для урегулированія ихъ торговыхъ сдлокъ, вполн достаточна простая система бухгалтеріи и счетоводства. Конечно, никакихъ пошлинъ не существуетъ. Нація ввозитъ только такіе товары, которые ея правительствомъ признаются нужными въ общественныхъ интересахъ. Каждая нація иметъ бюро для обмна товаровъ съ иностранными націями. Напримръ, американское бюро, считая такое-то количество французскихъ товаровъ необходимымъ для Америки въ данномъ году, посылаетъ ордеръ во французское бюро, которое, въ свою очередь, присылаетъ свои заказы въ наше бюро. Тоже самое совершается взаимно и другими націями.
— Но какимъ образомъ устанавливаются цны на иностранные товары, если нтъ конкуренціи?
— Заказанные товары каждая нація доставляетъ другой по той же цн, какую платятъ ея граждане. Этимъ устраняется опасность какихъ бы то ни было недоразумній. Конечно, въ теоріи ни одна нація не обязана снабжать другую продуктами своего собственнаго труда, но такой взаимный обмнъ товаровъ длается въ общихъ интересахъ. Въ случа регулярнаго снабженія одной націи другою извстнаго рода товарами, обо всякомъ важномъ измненіи въ дловыхъ сношеніяхъ обязательно взаимное предувдомленіе и съ той, и съ другой стороны.
— Но что, если нація, имющая монополію на какое-нибудь естественное произведеніе страны, откажется снабжать имъ вс другія націи или одну изъ нихъ?
— Подобнаго случая никогда еще не бывало и это для самой отказывающей страны принесло бы гораздо боле ущерба, нежели для другихъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Прежде всего не допускается ни малйшаго предпочтенія въ чью-либо пользу. Законъ требуетъ, чтобы каждая нація вела торговлю съ другими народами во всхъ отношеніяхъ на совершенно одинаковыхъ основаніяхъ. Подобный образъ, дйствій, о какомъ вы упомянули, лишилъ бы провинившуюся націю всякой возможности поддерживать какія бы то ни было сношенія съ прочими странами, такъ что опасаться такой случайности нтъ никакого основанія.
— Но предположимъ,— сказалъ я,— что нація, имя въ своихъ рукахъ монополію на какой-нибудь продуктъ, котораго она вывозитъ боле, чмъ потребляетъ сама, возвыситъ на него цну и, такимъ образомъ, не прекращая поставки, воспользуется потребностью сосдей для своей выгоды. Ея собственнымъ гражданамъ, правда, пришлось бы платитъ дороже за этотъ товаръ, но въ общемъ, отъ вывоза его заграницу, во всякомъ случа, они получили бы такія выгоды, которыми съ избыткомъ возмстились бы ихъ затраты изъ собственнаго кармана.
— Когда вы узнаете, какимъ образомъ въ настоящее время опредляются цны на вс товары, то сами увидите, что измненіе этихъ цнъ возможно только въ зависимости отъ сравнительнаго количества или трудности работы при производств извстныхъ товаровъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Принципъ этотъ представляетъ собою гарантію не только для національныхъ сношеній, но и для международныхъ. Но, кром того, сознаніе общности интересовъ, каковы бы они ни были, національные или международные. и убжденіе въ нелпости своекорыстія слишкомъ глубоки въ настоящее время, чтобы можно было опасаться такого безчестнаго образа дйствій. Вы должны понять, что вс мы ожидаемъ окончательнаго возсоединенія государствъ всего міра въ единую націю. Это, безъ сомннія, будетъ послднею формою общества, которая принесетъ съ собой извстныя выгоды, какихъ еще недостаетъ теперешней системы федераціи равноправныхъ штатовъ. Пока же мы настолько удовлетворены настоящей системой, что охотно предоставляемъ потомству выполнить помянутый планъ. Иные полагаютъ даже, что до осуществленія этого плана не придется дожить на томъ основаніи, что федеральная система является не только временнымъ ршеніемъ проблемы человческаго общества, но и лучшимъ, окончательнымъ ея разршеніемъ.
— Что же вы длаете,— спросилъ я,— когда въ итогахъ отчетныхъ книгъ націи не оказывается баланса? Допустимъ, что мы вывозимъ изъ Франціи къ себ больше, чмъ ввозимъ въ нее?
— Въ конц каждаго года,— отвтилъ докторъ,— пересматриваются книги каждой націи. Если Франція у насъ въ долгу, то, по всей вроятности, мы въ долгу у другой какой-нибудь націи, которая должна Франціи, и т. д. относительно всхъ націй. Получающаяся разница между приходомъ и расходомъ посл сведенія счетовъ международнымъ совтомъ, при нашей систем, обыкновенно бываетъ не велика. Но какова бы она ни была, по требованію совта, она должна сводиться на нтъ каждые два или три года, совтъ можетъ даже потребовать удаленія ея во всякое время, если она возрастетъ до слишкомъ большихъ размровъ, такъ какъ, въ цляхъ сохраненія дружественныхъ международныхъ отношеній, вовсе не желательно, чтобы одна нація чрезмрно должала другой. Съ этой же цлью международный совтъ производитъ осмотръ товаровъ, которыми мняются націи, и слдить за тмъ, чтобы они были высшаго качества.
— Но какимъ же образомъ уравновшиваются балансы, когда въ вашемъ распоряженіи не имется денегъ?
— Главными національными продуктами странъ. Заране условливаются насчетъ того, какіе продукты и къ какомъ количеств могутъ приниматься для погашенія счетовъ.
— А какимъ образомъ относятся теперь къ эмиграціи? Когда каждая нація организована въ тсное промышленное товарищество, монополизирущее вс производства страны, то эмигранту, даже при условіи разршенія селиться въ чужой стран, приходится умирать съ голоду. По всей вроятности, эмиграціи теперь боле не существуетъ.
— Напротивъ, теперь-то и возможна непрерывная эмиграція, подъ которой, полагаю, вы понимаете переселеніе въ чужіе края на боле постоянное жительство,— возразилъ докторъ Литъ.— Все устраивается на основаніи простого международнаго соглашенія. Если, напримръ, человкъ двадцати одного года эмигрируетъ изъ Англіи въ Америку — Англія теряетъ затраченное на его содержаніе и воспитаніе, а Америка получаетъ дарового работника и даетъ Англіи подобающее вознагражденіе. Тотъ же принципъ всюду находить себ соотвтственное примненіе. Если же кто нибудь эмигрируетъ въ конц срока службы, то вознагражденіе получаетъ государство, которое его принимаетъ. О людяхъ же неспособныхъ къ труду, каждая нація должна заботиться сама, и эмиграція ихъ допускается лишь въ томъ случа, если нація ихъ гарантируетъ имъ полное содержаніе. При соблюденіи этихъ условій право каждаго эмигрировать во всякое время остается неприкосновеннымъ..
— А какъ же быть, если кому-нибудь приходится путешествовать ради удовольствія или съ научною цлью? Какимъ образомъ иноземецъ можетъ путешествовать въ стран, гд не принимаютъ денегъ и гд все необходимое для жизни добывается такимъ порядкомъ, въ которомъ онъ не иметъ своей доли? Его собственная карта кредита, конечно, не можетъ быть дйствительна въ другихъ странахъ. Какимъ же образомъ платитъ онъ за дорогу?
— Американская карточка кредита является столь же дйствительной въ Европ, какъ нкогда было американское золото, и принимается на такомъ же точно условіи, а именно: она перемняется на ходячую монету страны, по которой вы путешествуете. Американецъ, прибывши въ Берлинъ, несетъ свою карточку кредита въ мстную контору международнаго совта и, взамнъ всей ея стоимости или части таковой, получаетъ германскую карточку кредита, валюта которой вносится въ международныя книги, въ отдлъ долговыхъ обязательствъ Соединенныхъ Штатовъ по отношенію Германіи.
— Можетъ быть, мистеръ Вестъ, пожелаетъ сегодня отобдать въ ‘Слон’, сказала Юдиь, когда мы встали изъ-за стола,
— Такъ мы называемъ общую столовую нашего округа,— объяснилъ ея отецъ.— Не только все наше кушанье готовится на общественныхъ кухняхъ, какъ я говорилъ вамъ вчера вечеромъ, но и сервировка и качество блюдъ за обдомъ гораздо удовлетворительне въ общественной столовой, нежели дома. Завтракъ и ужинъ приготовляются обыкновенно дома, такъ какъ не стоитъ для этого выходить изъ дому, но обдаемъ мы вн дома. Съ тхъ поръ, какъ вы у васъ, мы нарушили этотъ обычай, желая дать вамъ возможность ближе освоиться съ нашими порядками. Какъ вы думаете? Не пойти ли намъ сегодня отобдать въ общую столовую?
— Я отвтилъ, что мн это очень желательно.
Немного спустя, Юдиь подошла ко мн и, улыбаясь, сказала:
— Вчера вечеромъ, когда я раздумывала, какъ бы мн устроить, чтобы вы чувствовали себя боле какъ дома, пока вы не вполн освоитесь съ нами и съ нашими порядками, мн пришла въ голову счастливая мысль. Что бы вы сказали, если бы я свела васъ съ нкоторыми очень милыми людьми вашего времени, съ которыми, я уврена, вы были близко знакомы?
Я отвчалъ довольно неопредленно, что, конечно, мн было бы это очень пріятно, но что я не вижу, какъ это она можетъ устроить.
— Пойдемте со мною,— сказала она улыбаясь,— и вы увидите, съумю ли я сдержать свое слово.
Моя воспріимчивость къ сюрпризамъ, вслдствіе множества пережитыхъ мною потрясеній, нсколько ослабла, но тмъ не мене я, съ нкоторымъ недоумніемъ, послдовалъ за нею въ комнату, въ которой я еще не былъ. Это была маленькая, уютная комнатка, въ стнахъ которой были шкафы, наполненные книгами.
— Вотъ ваши друзья,— сказала Юдиь, указывая на одинъ изъ шкафовъ въ то время, какъ я взглядомъ пробгалъ имена авторовъ на корешкахъ книгъ: Шекспиръ, Мильтонъ, Уордсвортъ, Шелли, Теннисонъ, Дэфое, Диккенсъ, Теккерей, Гюго, Гауторсъ, Ирвингъ и десятка два другихъ великихъ писателей моего времени и всхъ временъ. Тутъ я понялъ ее. Она дйствительно сдержала свое слово такимъ образомъ, что въ сравненіи съ этимъ буквальное исполненіе ея общанія явилось бы для меня разочарованіемъ. Она ввела меня въ кругъ друзей, въ теченіи столтія, которое прошло съ тхъ поръ, такъ я въ послдній разъ бесдовалъ съ ними, состарившихся такъ же мало, какъ и я самъ. Умъ ихъ былъ такъ же возвышенъ, остроты такъ же язвительны, смхъ и слезы не мене заразительны, какъ и въ то время, когда за бесдами съ ними коротались часы прошедшаго столтія. Теперь уже я не могъ быть одинокимъ въ этомъ добромъ, веселомъ обществ, какая бы пропасть ни лежала между мною и моею прежнею жизнью.
— Вы довольны, что я привела васъ сюда,— воскликнула сіяющая Юдиь, читая на лиц моемъ успхъ ея опыта надо мною.— Вотъ это счастливая мысль, не правда ли, мистеръ Вестъ? Какъ жаль, что я не подумала объ этомъ раньше. Теперь я васъ оставлю съ вашими старыми друзьями, такъ какъ я знаю, что въ настоящее время для васъ лучшаго общества не найти, но помните одно, что изъ-за старыхъ друзей не слдуетъ забыть о новыхъ.
И съ этимъ милымъ предостереженіемъ она вышла изъ комнаты. Привлеченный самымъ близкимъ д.тя меня именемъ, я взялъ томъ сочиненій Диккенса и принялся за чтеніе. Этотъ авторъ всегда былъ моимъ первымъ любимцемъ изъ всхъ писателей нашего столтія, т. е., я хочу сказать, девятнадцатаго столтія — и въ моей прежней жизни рдко проходила недля безъ того, чтобы я не бралъ какого-нибудь изъ его сочиненій, и не проводилъ съ нимъ свободные часы. Любое изъ другихъ сочиненій, знакомыхъ мн ране, при чтеніи среди настоящихъ моихъ обстоятельствахъ, произвело бы на меня необыкновенное впечатлніе. Но мое исключительно близкое знакомство съ Диккенсомъ и вытекавшая отсюда сила, съ какою онъ вызвалъ во мн ассоціацію идей о прежней моей жизни, сдлали то, что его сочиненія потрясли меня боле, чмъ это возможно было для какихъ бы то ни было другихъ авторовъ, ибо поразительнымъ контрастомъ они въ высшей степени усилили впечатлніе странности всего того, что меня теперь окружало. Какъ бы ново и удивительно ни было окружающее человка, у него столь быстро является влеченіе сдлаться частью этого окружающаго, что почти тотчасъ же теряется способность наблюдать объективно это окружающее и вполн уразумть его странность. Способность эту, притупившуюся уже въ моемъ положеніи, возстановили мн страницы Диккенса, вызваннымъ впечатлніемъ набросанныхъ на нихъ картинъ он снова перенесли мое ‘я’ на точку зрнія моей прежней жизни. Съ ясностью, недостижимой для меня дотол, я увидлъ теперь прошедшее и настоящее, какъ дв контрастныя картины рядомъ одна съ другой. Для генія великаго романиста девятнадцатаго столтія, какъ и для генія Гомера — время въ самомъ дл не могло имть никакого значенія. Но предметъ его трогательныхъ разсказовъ — страданія бдныхъ, неправыя дйствія сильныхъ, безжалостная жестокость общественной системы,— все это кануло въ вчность, подобно тому, какъ исчезли съ лица земли Цирцея и Сирены, Харибда и циклопы.
Просидвъ часъ или два съ открытымъ предо мною Диккенсомъ, я въ сущности прочелъ не боле двухъ страницъ. Каждая глаза, каждая фраза давала какое-нибудь новое освщеніе совершившемуся преобразованію міра, направляла мои мысли на путь долгихъ и далекихъ уклоненій по самымъ различнымъ направленіямъ. Размышляя такимъ образомъ въ библіотек доктора Лита, я, мало по малу, дошелъ до боле яснаго и связнаго представленія того удивительнаго зрлища, свидтелемъ котораго я такъ странно очутился. Я былъ полонъ глубокаго удивленія передъ чмъ-то въ род каприза судьбы, которая столь недостойному сыну своему, единственному изъ всхъ его современниковъ, отнюдь не предназначавшемуся для того, дала возможность быть на земл въ эти позднйшія времена. Я не предвидлъ новаго міра, не трудился на его пользу, что длали многіе изъ окружавшихъ меня, не обращая вниманія ни на издвательство глупцовъ, ни на неразуміе добряковъ. Нечего и говорить, что гораздо умстне было бы, если бы одному изъ этихъ смлыхъ пророковъ дано было видть плоды своихъ трудовъ и порадоваться имъ. Тенисонъ, напримръ, который въ мечтахъ заране созерцалъ представшій нын предо мною міръ, восптый имъ въ словахъ, неотступно звучавшихъ въ моихъ ушахъ впродолженіе этихъ послднихъ удивительныхъ дней,— онъ, конечно, въ тысячу разъ боле меня заслужилъ лицезрть этотъ новый міръ. Онъ говорилъ: ‘Я заглянулъ въ будущее такъ далеко, какъ только могъ видть человческій глазъ, и я увидлъ призракъ міра, со всми предстоящими въ немъ чудесами, когда не будетъ боле слышно барабаннаго боя — военные флаги будутъ убраны въ парламент, соединяющемъ міръ во едино. Здравый смыслъ будетъ обуздывать человческія страсти, кроткая земля будетъ мирно покоиться подъ снью мірового закона, ибо, несомннно, черезъ вс вка протекаетъ одно разрастающееся предначертаніе и человческія задачи расширяются съ теченіемъ времени’.
И хотя въ старости неоднократно онъ терялъ вру въ свое собственное пророчество, что обыкновенно случается съ пророками въ часы унынія и сомннія, однако слова его остались вчнымъ, свидтельствомъ предвиднія сердца поэта, проникновенія, которое дается только врующему.
Я все еще сидлъ въ библіотек, когда, нсколько часовъ спустя, пришелъ туда докторъ Литъ.
— Юдиь сказала мн о своей выдумк и я нахожу,— замтилъ онъ.— что это была прекрасная мысль. Мн любопытно узнать, какого писателя вы изберете прежде всхъ. Ахъ, Диккенсъ! Такъ и вы восхищаетесь имъ! Въ этомъ мы, люди новаго поколнія, сходимся съ вами. По нашимъ понятіямъ онъ выше всхъ писателей своего вка не потому, что его литературный геній быль выше всхъ, а потому, что его великодушное сердце билось за бдныхъ, потому что онъ бралъ сторону угнетаемыхъ въ обществ и посвящалъ свое перо для обнаженія жестокости и притворства въ жизни. Ни одинъ человкъ того времени не сдлалъ такъ много, какъ онъ, для того, чтобы обратить вниманіе людей на несправедливость и жестокость стараго порядка вещей и открыть людямъ глаза на необходимость предстоящаго крупнаго переворота, хотя онъ и самъ не предвидлъ его ясно.

ГЛАВА XIV.

Днемъ пошелъ проливной дождь и я полагалъ, что улицы будутъ въ такомъ вид, что мои хозяева откажутся отъ мысли обдать въ общественной столовой, хотя, насколько я понялъ, она была совсмъ близко. Поэтому меня очень удивило, когда въ обденный часъ дамы явились одтыми для улицы, только безъ калошъ и безъ зонтиковъ. Дло объяснилось, когда мы очутились на улиц,— сплошной непромокаемый навсъ былъ спущенъ надъ всмъ тротуаромъ и преобразилъ его въ хорошо освщенный и совершенно сухой корридоръ, по которому мужчины и женщины шли разодтые къ обду. Противоположные углы улицъ были соединены закрытыми такимъ-же способомъ мостиками. Юдиь Литъ, съ которой я шелъ, видимо, очень заинтересовалась, услышавъ новость для себя, что въ мое время въ дождливую погоду улицы Бостона были непроходимы безъ калошъ, плотной одежды и зонтиковъ.
— Разв тротуары не были совершенно закрыты?— спросила она.
— Были,— отвчалъ я ей,— но не на всемъ протяженіи, а только мстами, такъ какъ это было предпріятіемъ частныхъ лицъ.
Она разсказала мн, что теперь, во время дурной погоды, вс улицы защищены подобно той, которую я видлъ передъ собою, и что навсъ снимается, когда онъ не нуженъ. Она замтила, что въ настоящее время признавалось бы безразсуднымъ допускать какое бы то ни было вліяніе погоды на общественныя дла.
Докторъ Литъ, шедшій впереди и слышавшій отчасти нашъ разговоръ, обернулся и замтилъ, что разница между вкомъ индивидуализма и вкомъ солидарности отлично характеризуется тмъ фактомъ, что во время дождя въ девятнадцатою, столтіи жители Бостона открывали триста тысячъ зонтиковъ надъ такимъ же количествомъ головъ, тогда какъ въ двадцатомъ столтіи они открываютъ единственный зонтикъ надъ всми головами.
Въ то время какъ мы продолжали идти, Юдиь сказала:
— Отдльный зонтикъ для каждаго человка у отца самый любимый предметъ для иллюстраціи старыхъ порядковъ, когда каждый жилъ только для себя и для своей семьи. Въ нашей художественной галлере есть картина девятнадцатаго столтія, на которой изображена толпа народа во время дождя. Каждый держитъ зонтикъ надъ собою и надъ своей женой, предоставляя каплямъ своего зонтика сливаться на сосдей. Отецъ полагаетъ, что художникъ написалъ эту картину, какъ сатиру на свой вкъ.
Наконецъ, мы вошли въ большое зданіе, куда цлымъ потокомъ входила масса людей. Навсъ помшалъ мн видть лицевой фасадъ зданія, но, судя по внутреннему убранству, превосходившему даже магазинъ, посщенный мною наканун,— фасадъ, вроятно, былъ великолпенъ. Спутница моя замтила, что скульптурная группа, помщенная надъ входомъ, считается замчательною. Поднявшись вверхъ по великолпной лстниц, мы нсколько времени шли по широкому корридору, въ который выходило иного дверей. Мы вошли въ одну изъ нихъ, съ надписью имени моего хозяина, и я очутился въ элегантной столовой, гд былъ накрытъ столъ на четверыхъ. Окна выходили во дворъ, на которомъ билъ высокій фонтанъ и музыка электризовала воздухъ.
— Вы, здсь, повидимому, какъ дома,— сказалъ я, когда мы сли за столъ, и докторъ Литъ дотронулся до кнопки.
— Да, вдь это на самомъ дл часть нашего дома, хотя нсколько и отдленная отъ него,— возразилъ онъ.— Каждая семья округа, за небольшую годовую плату, иметъ въ этомъ большомъ зданіи отдльную комнату для своего постояннаго и исключительнаго пользованія. Для прізжихъ и отдльныхъ лицъ устроены помщенія въ другомъ этаж. Когда мы ршаемъ обдать здсь, то заказываемъ обдъ съ вечера наканун, выбирая любое съ базара по ежедневнымъ газетнымъ отчетамъ. Обдъ можетъ бытъ самый роскошный и самый простой — какой только пожелаемъ, хотя, конечно, здсь все значительно дешевле и лучше, нежели приготовленное дома. Дйствительно, ничто такъ не интересуетъ насъ какъ усовершенствованія въ кулинарномъ искусств и, признаюсь, мы даже нсколько гордимся успхами, какихъ мы достигли въ этой отрасли труда. Ахъ, мой дорогой мистеръ Вестъ, хотя въ другихъ отношеніяхъ ваша цивилизація была еще трагичне, но я не могу себ представить ничего боле убійственнаго, чмъ т жалкіе обды, какими питались вы, т. е. т изъ васъ, кто не располагалъ большими средствами.
— Въ этомъ отношеніи всякій изъ насъ согласился бы съ вами,— замтилъ я.
Затмъ явился кельнеръ, красивый молодой человкъ, въ форм, весьма мало отличавшейся отъ общепринятой одежды. Я разсматривалъ его съ большимъ вниманіемъ, такъ какъ впервые могъ непосредственно наблюдать обхожденіе человка на дйствительной служб промышленной арміи. Этотъ молодой человкъ, насколько мн стало извстно изъ разсказовъ, считался высокообразованнымъ, въ общественномъ и ко всхъ другихъ отношеніяхъ совершенно равноправнымъ съ людьми, которымъ онъ служилъ. Было, однако, вполн очевидно, что ни одна изъ сторонъ не испытывала ни малйшаго стсненія въ своемъ положеніи. Докторъ Литъ обращался съ молодымъ человкомъ, какъ полагается джентльмену, безъ высокомрія, но въ то же самое время и безъ тни заискиванія, тогда какъ юноша держалъ себя какъ человкъ, старающійся въ точности исполнить свое дло, но безъ малйшей фамильярности или раболпства. Это, въ самомъ дл, были пріемы солдата на дежурств, только безъ военной выправки. Когда кельнеръ вышелъ изъ комнаты, я воскликнулъ:
— Я не могу придти въ себя отъ изумленія, при вид этого молодого человка, такъ покорно несущаго такую лакейскую службу.
— Что это за слово ‘лакейскую’? Я никогда не слыхала его,— сказала Юдиь,
— Оно вышло теперь изъ употребленія,— замтилъ ея отецъ.— Если я его хорошо понимаю, оно относилось къ людямъ, которые исполняли особенно тяжелую, непріятную работу для другихъ, въ добавокъ перенося отъ нихъ еще и презрніе. Не такъ-ли, мистеръ Вестъ?
— Почти что такъ,— сказалъ я.
— Такая личная служба., какъ услуга за столомъ, считалась лакейскою и была въ такомъ презрніи въ ваше время, что люди культурные скоре ршились бы испытать всякія лишенія, нежели снизойти до нея.
— Какая дикая, вздорная мысль!— воскликнула миссисъ Литъ съ удивленіемъ.
— А вдь должны же были кмъ нибудь исполняться, эти услуги — замтила Юдиь.
— Разумется,— отвчалъ я.— Но мы возлагали ихъ на бдныхъ и на тхъ, у кого не было выбора: работать или голодать.
— И увеличивали бремя, на нихъ налагавшееся, прибавляя къ нему еще презрніе,— сказалъ докторъ Литъ.
— Кажется, я не совсмъ понимаю васъ,— замтила Юдиь.— Неужели вы хотите сказать, чтобы позволяли людямъ длать для васъ вещи, за которыя сами же ихъ презирали, или что вы принимали отъ нихъ услуги, которыхъ, въ свою очередь, не пожелали бы возвратить имъ? Нтъ, я уврена, что вы не то хотли сказать, мистеръ Вестъ.
Я долженъ былъ признаться, что на самомъ дл это именно такъ и было. Докторъ Литъ, однако, явился мн на помощь.
— Чтобы объяснить вамъ, отчего удивлена Юдиь,— прибавилъ онъ,— вы должны знать, что въ настоящее время принять отъ другого услугу, за которую мы не были бы готовы, въ случа необходимости, отплатить тмъ же, считается равносильнымъ тому, если бы взять въ долгъ съ намреніемъ не заплатить его,— такова ваша нравственная аксіома, требовать же подобной услуги, пользуясь крайностью или нуждою человка, считалось бы насиліемъ, не уступавшимъ разбою. Самая скверная вещь въ каждой систем, которая длитъ людей или допускаетъ ихъ длиться на классы и касты, заключается въ томъ, что она ослабляетъ чувство общечеловчности. Неравномрное распредленіе богатства и — что еще дйствительне — неравномрная возможность достиженія образованія и культуры длили въ ваше время общество на классы, которые, во многихъ отношеніяхъ, смотрли другъ на друга, какъ на различныя расы. Въ сущности, между вашимъ и нашимъ понятіемъ о взаимныхъ услугахъ нтъ такой разницы, какъ это можетъ показаться на первый взглядъ. Леди и джентльмены культурнаго класса вашего времени точно также не позволили бы себ принимать отъ людей своего класса услугъ, которыхъ бы они не ршились оказать имъ сами. Бдныхъ же и некультурныхъ людей они считали словно совсмъ иными существами. Одинаковое богатство и одинаковая возможность культуры, какими располагаютъ нын вс люди, сдлали насъ членами единственнаго класса, соотвтствующаго вашему наиболе счастливому классу. До этого равенства жизненныхъ условій идея солидарности человчества, и братства всхъ людей не могла имть той дйствительной убдительности и практическаго примненія, какъ теперь. Въ ваше время подобныя выраженія, вдь, тоже были въ употребленіи, но он оставались только фразами.
— И кельнера добровольно выбираютъ свою профессію?
— Нтъ,— возразилъ докторъ Литъ,— это молодые люди не классной степени промышленной арміи, которые назначаются на разнообразныя должности, не требующія спеціальнаго знанія. Служба за столомъ — одна изъ нихъ, и каждый молодой рекрутъ исполняетъ ее. Я самъ былъ слугою нсколько мсяцевъ въ этой самой общественной столовой лтъ сорокъ тому назадъ. Опять-таки вы должны помнить, что никакого различія по достоинству не признается въ работахъ потребныхъ для націи. На подобную личность никогда не смотрятъ, какъ на слугу тхъ, кому онъ служитъ, да и самъ онъ не считаетъ себя таковымъ, точно также онъ ни въ какомъ отношеніи не зависитъ отъ нихъ. Онъ всегда служитъ націи. Установленнаго различія между дломъ слуга и дломъ всякаго другого рабочаго нтъ никакого. Тотъ фактъ, что дло его есть услуга личности, съ нашей точки зрнія — безразличенъ. Дло доктора нисколько не лучше. Скоре я могъ бы ожидать, что слуга свысока посмотритъ на меня, когда я служу ему въ качеств доктора, чмъ допускать мысль, что я стану смотрть на него сверху внизъ потому, что онъ служитъ мн въ качеств кельнера.
Посл обда хозяева повели меня по всему зданію, которое своими размрами, великолпной архитектурой и богатствомъ отдлки привело меня въ удивленіе. Это была не просто общественная столовая, но вмст съ тмъ общественный сборный пунктъ округа, и тутъ не было недостатка въ приспособленіяхъ для развлеченій и отдыха.
— Тутъ вы воочію видите — сказалъ докторъ Литъ, замтивъ мое удивленіе,— то, о чемъ я вамъ расказывалъ въ нашей первой бесд, когда вы сверху обозрвали городъ, а именно, роскошь нашей публичной и общественной жизни, сравнительно съ простотой нашей частной жизни, и тотъ контрастъ, который въ этомъ отношеніи представляютъ девятнадцатое и двадцатое столтія. Чтобы избавиться отъ излишняго бремени, дома мы держимъ при себ только то, что необходимо для нашего комфорта, но въ нашей общественной жизни вы увидите такія убранства и роскошь, какія досел никогда невдомы были міру. Вс промышленныя и всякія другія профессіональныя общества имютъ свои клубы, столь же обширные, какъ это зданіе, а также дома загородомъ, въ горахъ, на берегу моря, для охоты и отдыха во время каникулъ.
Примчаніе. Въ конц девятнадцатаго столтія нуждающіеся молодые люди нкоторыхъ мстныхъ колледжей для заработка денегъ на уплату за ученіе ввели въ обычай поступленій въ гостинницы въ качеств кельнеровъ, на время долгихъ лтнихъ вакацій. Въ защиту ихъ отъ критики, служившей отраженіемъ современныхъ предразсудковъ, благодаря которымъ считалось, будто бы люди, добровольно взявшіеся за подобное занятіе, не могли быть джентльменами, доказывалось, что, напротивъ того, эти люди заслуживаютъ похвалы, такъ какъ своимъ примромъ они поддерживаютъ достоинство всякаго честнаго и необходимаго труда. Такого рода аргументація указываетъ на сбивчивость понятій нкоторыхъ изъ моихъ бывшихъ современниковъ. Служба кельнеровъ въ гостиницахъ нуждалась въ защит не боле другихъ способовъ снискиванія себ пропитанія, но разсужденіе о достоинств какого-либо труда — при господствовавшей тогда систем — являлось чистйшимъ абсурдомъ. Продажа труда за наивысшую цну, какая только давалась, не могла быть ни въ какомъ случа достойне продажи товаровъ по такой же наивысшей цн. И то, и другое являлось коммерческими сдлками, измрявшимися коммерческою мркою. Назначая денежную плату за свой трудъ, работникъ принималъ и денежную мрку для этого труда и, такимъ образомъ, отказывался отх всякой претензіи подвергаться какой-либо иной оцнк. Это грязное пятно, которое подобная необходимость налагала на самую благородную и возвышенную службу, доставляла много горечи людямъ благородной души, но зло это было неизбжно. Какъ бы ни было высоко достоинство извстнаго труда, необходимость торговать имъ по рыночнымъ цнамъ являлась неустранимой. Докторъ одинаково долженъ былъ продавать свое леченіе, какъ и вс остальные. Если бы отъ меня потребовали указать на особенное счастіе, какимъ боле всего отличается этотъ вкъ отъ того, когда я впервые увидлъ свтъ, то я сказалъ бы, что, по моему, оно состоитъ именно въ достоинств, какое теперь стали придавать труду, отказавшись отъ назначенія за него цнъ и уничтоживши рынокъ навсегда. Требуя отъ каждаго только наилучшаго, предоставили одному Богу быть его высшимъ судьею и, признавъ честь единственной наградой за всякую удачную работу, стали всякія заслуги отмчать тмъ отличіемъ, какимъ въ мое время отмчались только заслуга солдата.

ГЛАВА XV.

Осматривая домъ, мы добрались и до библіотеки, гд не могли устоять противъ соблазна въ вид роскошныхъ кожаныхъ креселъ, которыми она была обставлена, и услись въ одной изъ уставленныхъ книгами нишъ, намреваясь отдохнутъ и поболтать {Я не могу достаточно нахвалиться удивительной свободой, царящей въ публичныхъ библіотекахъ двадцатаго столтія, сравнительно съ невыносимымъ порядкомъ библіотекъ девятнадцатаго столтія, когда книги ревностно охранялись отъ постителей и добываніе ихъ сопряжено было съ большою затратою времени и рутиною, прямо разсчитанными на то, чтобы заурядному читателю отбить всякій вкусъ къ литератур.}.
— Юдиь говоритъ, что вы все утро провели въ библіотек,— замтила миссисъ Литъ.— Знаете ли, мистеръ Вестъ, по моемуу вы счастливйшій человкъ изъ всхъ смертныхъ, вамъ можно позавидовать.
— Хотлось бы мн знать почему?— возразилъ я.
— Потому что книги послдняго столтія будутъ для васъ новостью,— отвчала она.— У васъ при чтеніи будетъ столько захватывающаго интереса, что въ теченіе пяти лтъ вамъ едва ли останется время на пищу. Ахъ, что бы я дала, если бы мн еще предстояло читать романы Беррьяна.
— Или Несмита, мама,— прибавила Юдиь.
— Да, или поэмы Оатса, или ‘Прошедшее и настоящее’, или ‘Вначал’ или… я могла бы назвать нсколько книгъ, изъ которыхъ за каждую можно отдать годъ жизни,— съ энтузіазмомъ воскликнула миссисъ Литъ.
— Отсюда я заключаю, что въ это столтіе написано много хорошихъ литературныхъ произведеній.
— Да,— сказалъ докторъ Литъ,— это была эра безпримрнаго умственнаго блеска. По всему вроятію, человчество дотол никогда не испытывало такого нравственнаго и матеріальнаго развитія, столь громаднаго по объему и столь ограниченнаго по времени, какъ въ начал этого столтія, при переход отъ стараго порядка къ новому. Когда люди стали понимать всю громадность счастія, выпавшаго на ихъ долю, и убдились, что пережитый ими переворотъ явился не только улучшеніемъ ихъ положенія въ частности, но и доведеніемъ человческаго рода до высшей ступени существованія, съ неограниченной перспективой прогресса, тогда умы ихъ дошли до такого напряженія всхъ своихъ способностей, о какомъ средневковое возрожденіе можетъ дать лишь слабое понятіе. Затмъ наступила эпоха механическихъ изобртеній, ученыхъ открытій, творчества въ областяхъ искусства, музыки и литературы, эпоха безпримрная за все время существованія міра.
— А вотъ кстати,— сказалъ я,— мы заговорили о литератур, какимъ образомъ издаются теперь книги? Тоже націею?
— Конечно.
— Но какъ же вы это устраиваете? Издаетъ ли государство все, что ему доставляется, само собой разумется,— на общественный счетъ, или оно удерживаетъ за собою право цензуры и печатается только то, что одобряется ею?
— Ни то, ни другое. Отдленіе книгопечатанія не облечено цензорской властью. Оно обязано печатать все, что ему доставляется, но печатаетъ только подъ условіемъ, если авторъ платитъ издержки по изданію изъ своего кредита. Онъ долженъ заплатитъ за привиллегію обращаться жъ обществу, и если онъ иметъ сказать что либо достойное вниманія, то, надо полагать, онъ охотно подчинится этому. Конечно, будь доходы неравными, какъ въ старыя времена, это правило давало бы возможность авторства исключительно людямъ богатымъ, но такъ какъ денежныя средства гражданъ одинаковы, то это правило служитъ только мриломъ силы побужденій писателя. Стоимость изданія книги средняго формата можетъ быть покрыта изъ годоваго кредита путемъ сбереженія и нкоторыхъ лишеній. Изданная книга выставляется націею на продажу.
— Полагаю, что въ пользу автора, какъ и у насъ, отчисляется извстный процентъ,— замтилъ я.
— Не совсмъ, какъ у васъ,— возразилъ докторъ Литъ,— а все таки онъ получаетъ. Цна каждой книги опредляется стоимостью всего изданія вмст съ процентнымъ вознагражденіемъ автора, который самъ назначаетъ размръ своего процента. Если онъ назначаетъ его слишкомъ высокимъ — онъ самъ себ повредитъ, такъ какъ на книгу не найдется покупателей. Сумма, приносимая ему этими процентами, вносится въ его кредитъ, и онъ освобождается отъ другой обязательной службы націи до тхъ поръ, пока ему хватаетъ этого кредита, въ размр пайка на содержаніе каждаго гражданина. Въ случа успха книги, онъ получаетъ отпускъ на нсколько мсяцевъ, на годъ, на два или три, если же въ этотъ періодъ времени онъ еще напишетъ удачную вещь, отпускъ продолжается до тхъ поръ, пока онъ можетъ считать себя обезпеченнымъ отъ сбыта книги. Авторъ, располагающій большимъ кругомъ читателей, можетъ содержать себя перомъ въ продолженіи всего періода службы, и степень литературнаго таланта автора, установленная общественнымъ мнніемъ, является для него мриломъ возможности посвятить себя литературной дятельности. Въ этомъ отношеніи въ конечныхъ результатахъ наша система мало разнится отъ вашей, но у насъ есть два весьма важныхъ преимущества. Во-первыхъ, въ силу высокаго уровня общаго образованія въ настоящее время ‘гласъ народа’ насчетъ дйствительнаго достоинства литературной производительности иметъ ршающее значеніе, что въ ваше время было совершенно немыслимо. Во-вторыхъ, теперь нтъ мста для какой бы то ни было системы фаворитизма, которая, такъ или иначе, могла бы помшать признанію истинной заслуги. Каждому автору предоставляется совершенно одинаковая возможность предлагать свой трудъ на судъ общественный. Судя по жалобамъ писателей вашего времени, это безусловное равенство условій имло бы для нихъ большую цну.
— И въ признаніи заслугъ на другихъ поприщахъ, гд природное дарованіе иметъ ршающее значеніе, какъ въ музык, живописи, скульптур., въ техническихъ изобртеніяхъ, вы слдуете тому же принципу? спросилъ я.
— Да,— отвчалъ онъ,— хотя тутъ есть разница въ частностяхъ. Въ искусств, напримръ, какъ и въ литератур народъ является единственнымъ судьею. Онъ по баллотировк принимаетъ статуи и картины для общественныхъ зданій, благопріятный приговоръ народа освобождаетъ художника отъ другихъ работъ, и даетъ ему возможность посвятить себя всецло своему искусству. Отъ продажи копій съ его произведенія онъ получаетъ тже выгоды, какъ и авторъ отъ сбыта своихъ книгъ. Во всхъ профессіяхъ, гд принимается въ разсчетъ природное дарованіе, преслдуется одна и та же цль,— открыть свободный доступъ всмъ претендентамъ и, при первыхъ проблескахъ исключительнаго таланта, освободилъ его отъ всхъ путъ и предоставить ему свободное теченіе. Освобожденіе отъ другой службы въ этомъ случа считается не подаркомъ или наградой, а средствомъ къ достиженію наибольшей производительности и общественнаго служенія высшаго порядка. У насъ есть, конечно, различныя литературныя, художественныя и научныя учрежденія, сочленство въ которыхъ ставится очень высоко и предлагается только знаменитостямъ. Величайшее изъ всхъ національныхъ отличій, даже выше президентства, достиженіе котораго обусловливается просто здравымъ смысломъ и врностью своему долгу,— это красная ленточка, какою, по народному голосованію, награждаются великіе писатели, артисты, изобртатели, доктора. Одновременно въ стран носятъ ее не больше сотни людей, хотя каждый одаренный молодой человкъ въ мечтахъ о такой чести проводитъ не мало безсонныхъ ночей. Я и самъ мечталъ получить ее.
— Точно я и мама были бы о теб боле высокаго мннія, если бы ты имлъ ее,— воскликнула Юдиь,— хотя, конечно, я не хочу этилъ сказать, что обладаніе ею не доставляло бы намъ удовольствія.
— Ну, теб-то, моя милая, ничего не оставалось, какъ взять отца такимъ, какимъ онъ есть, и воспользоваться имъ, какъ можно лучше,— возразилъ докторъ Литъ.— Что же касается твоей матери, то она бы никогда не вышла за меня замужъ, если бы я не уврилъ ее, что мн тоже удастся получить красную или, по крайней мр, голубую ленточку.
Миссисъ Литъ отвчала на это только улыбкою.
— Какъ же,— спросилъ я,— поступаютъ относительно періодическихъ изданій и газетъ? Я не хочу отрицать, что ваша система изданія книгъ несравненно лучше нашей, какъ по своея тенденціи поощрятъ истинные таланты, такъ и по обезкураживанію такихъ господъ, которые могли бы сдлаться разв жалкими писаками. Но я не вижу, какимъ образомъ это можетъ примняться къ журналамъ и газетамъ. Конечно, не трудно заставить человка заплатить за изданіе книги, такъ какъ затрата въ данномъ случа будетъ временною, но кто же можетъ позволить себ такой расходъ, какъ изданіе ежедневной газеты въ теченіи года? Это потребовало бы глубокихъ кармановъ нашихъ крупныхъ капиталистовъ, да и т истощались часто ране полученія какихъ бы то ни было доходовъ Если вообще, у васъ есть газеты, то, полагаю, он должны издаваться правительствомъ, на общественный счетъ, съ правительственными редакторами, какъ выразителями правительственныхъ воззрній, Стало быть, если ваша система такъ совершенна, что въ ней никогда ничего не приходится осуждать, въ такомъ случа подобнаго рода газета является на своемъ мст. Иначе, мн кажется, отсутствіе независимаго неоффиціальнаго органа для выраженія общественнаго мннія должно имть самыя неблагопріятныя послдствія. Согласитесь, докторъ, что свободная газетная пресса, со всмъ тмъ, что она въ себ включала, когда капиталъ находился въ частныхъ рукахъ, являлась искупленіемъ старой системы и что утрата этого блага является противовсомъ вашихъ успхамъ въ другихъ отношеніяхъ.
— Сожалю, что не могу предоставить вамъ даже и этого утшенія — возразилъ докторъ Литъ, смясь.— Во-первыхъ, мистеръ Вестъ, газетная пресса никоимъ образомъ не является единственнымъ или, какъ вамъ это представляется, лучшимъ средствомъ для серьезнаго обсужденія общественныхъ длъ. Намъ разсужденія вашихъ газетъ кажутся обыкновенно незрлыми, легковсными, съ сильнымъ оттнкомъ предубжденія и горечи. По скольку они могутъ быть приняты за выраженіе общественнаго мннія, они даютъ нелестное представленіе о народномъ развитіи, по скольку же они сами старались создать общественное мнніе, въ этомъ случа націю не съ чмъ было поздравить. Въ настоящее время, если гражданинъ пожелаетъ оказать серьезное вліяніе на общественное мнніе въ какомъ либо общественномъ дл, онъ выступаетъ съ книгой или брошюрой, издаваемыми на общемъ основаніи. Но это не потому, что у насъ нтъ газетъ или журналовъ, или что они лишены самой неограниченной свободы. Газетная пресса въ настоящее время организована такъ, что представляетъ боле совершенное выраженіе общественнаго мннія, чмъ это могло быть въ ваше время, когда она была подъ контролемъ капитала и существовала прежде всего какъ торговое предпріятіе и затмъ уже какъ выразительница взглядовъ народа.
— Но,— сказалъ я,— если правительство издаетъ газеты на общественный счетъ, какъ же оно можетъ не контролировать ихъ направленія? Кто же, какъ не правительство, назначаетъ редакторовъ?
— Правительство совсмъ не платить расходовъ по изданію газеты, никогда не назначаетъ редакторовъ и, само собою разумется, не оказываетъ ни малйшаго давленія и на ихъ направленіе,— возразилъ докторъ Литъ.— Читатели газеты сами оплачиваютъ ея изданіе, выбираютъ ея редактора и устраняютъ его, если онъ имъ не подходитъ. Полагаю, врядъ-ли вы скажете, что такая газетная пресса представляетъ собой не свободный органъ общественнаго мннія.
— Конечно, не скажу,— возразилъ я,— но какимъ образомъ достигается это?
— Ничего не можетъ быть проще. Предположите, что я или нсколько изъ моихъ сосдей желаемъ обзавестись газетой, которая была бы выразительницей нашихъ мнній и посвящалась бы, главнымъ образомъ, интересамъ нашей мстности, нашему ремеслу или профессіи. Тогда мы набираемъ столько подписчиковъ, чтобы годовой взносъ ихъ покрывалъ расходы по изданію газеты, размръ, которой зависитъ отъ количества этихъ участниковъ. Подписная цна списывается съ кредита гражданъ и, такимъ образомъ, гарантируетъ націю отъ убытковъ при изданіи газеты, какъ это и должно быть, ибо нація беретъ на себя обязанности издателя и не можетъ отказаться отъ этой обязанности. Затмъ, подписчики выбираютъ редактора, который, въ случа принятія имъ на себя этой обязанности, освобождается на все время редакторства отъ исполненія другихъ обязанностей. Вмсто того, чтобы платить ему жалованье, какъ въ ваши времена, подписчики платятъ націи за его содержаніе, такъ какъ отняли его отъ общественной службы. Онъ ведетъ газету такъ-же, какъ, вели это дло ваши редакторы, съ тою только разницей, что ему не приходится подчиняться финансовымъ соображеніямъ, защищать интересы частнаго капитала въ ущербъ общественному благу. Въ конц перваго года подписчики или снова избираютъ того же самаго редактора на слдующій годъ, или на его мсто выбираютъ кого нибудь другого. Способный редакторъ, конечно, удерживаетъ за собою мсто на неопредленное время. Но мр увеличенія числа подписчиковъ, увеличиваются фонды газеты, и она улучшается привлеченіемъ лучшихъ сотрудниковъ, точно такъ-же, какъ это было и въ вашихъ газетахъ.
— Какимъ же образомъ вознаграждаются сотрудники, когда имъ не платятъ деньгами?
— Редакторъ условливается въ цн ихъ товара. Цна эта изъ кредита, гарантирующаго изданіе газеты, переводится на ихъ личный кредитъ, и сотрудникъ, подобно остальнымъ писателямъ, освобождается отъ службы на извстное время., соотвтственно сумм своего кредита. Относительно журналовъ система у насъ таже самая. Лица, заинтересовавшіяся программой новаго журнала, гарантируютъ его годовое изданіе достаточнымъ числомъ подписчиковъ, выбираютъ редактора, который оплачиваетъ сотрудниковъ журнала совершенно такъ-же, какъ это длается въ газет. Необходимую рабочую силу и матеріалы для изданія, само собой разумется, доставляетъ печатное бюро. Если-же услуги редактора оказываются боле не нужными и если при этомъ онъ не въ состояніи заработать себ право посвятить свое время другой литературной работ, онъ просто возвращается на свой постъ въ промышленной арміи. Слдуетъ добавить еще, что хотя обыкновенно редакторъ выбирается на цлый годъ, тмъ не мене, если самъ онъ внезапно перемнитъ тонъ газеты и поведетъ ее не въ дух своихъ доврителей, всегда на его мсто есть запасные редакторы и, по усмотрнію подписчиковъ, вольнодумецъ можетъ бытъ смщенъ во всякое время.
Вечеромъ, на прощаніе, Юдиь подала мн книгу и сказала:
— Если бы вамъ не скоро пришлось заснуть сегодня, можетъ бытъ вамъ не безъитересно будетъ просмотрть этотъ разсказъ Берріана, который считается его шедевромъ, и, во всякомъ случа, даетъ вамъ понятіе о современныхъ разсказахъ.
Я всю ночь до самаго разсвта просидть въ моей комнат за чтеніемъ ‘Пентесидіи’ и не оставилъ книги, пока не дочиталъ до конца. Но да простятъ мн поклонники великаго романиста двадцатаго столтія, если я скажу, что при первоначальномъ чтеніи я былъ пораженъ, боле всего, не тмъ, что было въ книг, а тмъ, чего тамъ не было. Писатели моего времени сочли бы невозможнымъ сочинить романъ, изъ котораго были бы исключены вс эффекты, построенные на контрастахъ богатства и бдности, образованія и невжества, грубости и утонченности, высокаго и низменнаго — вс мотивы, вытекающіе изъ общественной гордости и честолюбія, желанія разбогатть или страха обднть, вмст съ тревогами всякаго рода за себя и за другихъ, романъ, въ которомъ любви было бы столько, что хоть отбавляй, но любви не стсняемой никакими искусственными преградами, вслдствіе различія положенія или богатства, не подчиняющейся никакому иному закону, кром влеченій сердца. Чтеніе ‘Пентесидіи’ гораздо лучше всякихъ многорчивыхъ объясненій помогло мн составить себ общее понятіе о положеніи общества двадцатаго столтія. Фактическія сообщенія доктора Лита были, во всякомъ случа, обстоятельны, но они произвели на мой умъ массу отрывочныхъ впечатлній, которыя до этого мн не удалось еще порядкомъ связать въ одно цлое. Берріанъ связалъ мн ихъ въ одну общую картину.

ГЛАВА XVI.

На слдующее утро я всталъ почти что передъ утреннимъ завтракомъ. Когда я спускался по лстниц, въ передней показалась Юдиь. Она выходила изъ комнаты, гд произошла наша утренняя встрча, описанная раньше.
— Ахъ,— воскликнула она съ выраженіемъ обворожительнаго лукавства — вы, наврное, опять намревались ускользнуть тайкомъ на одну изъ вашихъ уединенныхъ прогулокъ, которыя такъ благотворно отражаются на васъ? Но вы видите, что я на этотъ разъ поднялась раньше вашего. Я васъ и поймала!
— Вы плохо врите въ дйствительность вашего лченія,— сказалъ я,— если допускаете, что подобная прогулка можетъ имть на меня худыя послдствія.
— Я очень рада это слышать,— сказала она.— Я приготовляла въ той комнат букетъ цвтовъ для стола къ завтраку, какъ вдругъ услыхала, что вы спускаетесь внизъ, и мн показалось, что я замтила въ вашей походк какую то таинственность.
— Напрасно вы меня заподозрили,— возразилъ я.— Я вовсе и не собирался выходить на улицу.
Не смотря на ея стараніе уврить меня, что ея появленіе было чистой случайностью, у меня явилось новое смутное подозрніе, впослдствіи оправдавшееся, что это милое созданье, во имя исполненія принятаго ею на себя попеченія обо мн, ужасно рано вставала въ послдніе два или три утра, подрядъ съ цлью предупредить возможность моихъ уединенныхъ блужданій, чтобы я не разстроился такъ-же, какъ былъ разстроенъ въ первую прогулку. Получивъ позволеніе помочь ей въ составленіи букета для завтрака, я послдовалъ за нею въ комнату, изъ которой она вышла.
— Уврены ли вы, что освободились отъ тхъ ужасныхъ ощущеній, какія въ то утро вамъ пришлось испытать?
— Я не могу сказать, чтобы по временамъ я не испытывалъ какого то страннаго чувства,— возразилъ я,— именно въ т минуты, когда проврка моей личности выступаетъ предо мною открытымъ вопросомъ. Было бы излишней претензіей ожидать, чтобы, посл всего пережитаго мною, я не испытывалъ хоть изрдка подобныхъ ощущеній, но опасность свихнуться, какъ едва не случилось со этою въ то утро, полагаю, совсмъ миновала.
— Я никогда не забуду, какой видъ былъ у васъ въ то утро,— сказала она.
— Если бы вы мн спасли только жизнь, я, можетъ быть, нашелъ бы слова для выраженія моей благодарности, но вы спасли мой разсудокъ, а для этого нтъ словъ, которыми бы можно было вполн выразить то. чмъ я обязанъ вамъ
Я говорилъ съ волненіемъ и ея глаза вдругъ стали влажными.
— Это невроятно,— отвчала она,— но мн очень пріятно слышать это именно отъ васъ. Я сдлала весьма немного. Я очень сокрушалась объ васъ, это я знаю. Отецъ находитъ, что насъ не должно удивлять ничто, поддающееся научному объясненію. Къ этому роду явленій относится и вашъ долгій сонъ: но одна мысль о возможности быть на вашемъ мст вызываетъ у меня головокруженіе. Я вообще не могла бы вынести этого.
— Это зависло бы отъ того, нашелся ли бы въ моментъ вашего кризиса ангелъ-хранитель, который поддержалъ бы васъ своимъ сочувствіемъ, какъ это было со мною.
Если мое лицо хоть сколько нибудь выражало чувства, какія я долженъ былъ питать къ этой милой, прелестной молодой двушк, игравшей по отношенію ко мн такую ангельскую роль, то на немъ можно было прочесть въ ту минуту лишь благоговйное почтеніе. Это ли выраженіе моего лица или слова мои, а можетъ быть, и то, и другое вмст — заставило ее очаровательно покраснть и опустить глаза.
— Хотя вы и не испытали ничего подобнаго, что выпало мн на долю,— сказалъ я,— тмъ не мене, должно быть, жутко видть человка другого поколнія, умершаго, повидимому, уже сотню лтъ тому назадъ и снова возвращеннаго къ жизни.
— Сначала это казалось страннымъ, выше всякаго описанія,— отвчала она.— Когда же мы начали ставить себя на ваше мсто и соображать, насколько все это странне должно было показаться вамъ, мы почти забыли наши собственныя ощущенія, по крайней мр, это я могу сказать о себ. Тогда мн показалось это не столько поразительнымъ, сколько интереснымъ и трогательнымъ, ничего подобнаго никогда прежде я не слыхала.
— Но неужели вамъ не представляется удивительнымъ, что зная, кто я, вы все-таки сидите со мною за однимъ столомъ?
— Вы должны помнить, что вы намъ не кажитесь такимъ страннымъ, какимъ мы должны казаться вамъ,— отвчала Юдиь.— Мы принадлежимъ будущему, о которомъ вы ничего не знали, пока насъ не увидли. Вы же принадлежите къ поколнію нашихъ предковъ. Оно намъ хорошо извстно, имена многихъ людей того времени часто вспоминаются въ нашей семь. Мы изучили образъ вашихъ мыслей и жизни, между тмъ, какъ все, что говоримъ и длаемъ мы, является для васъ необычайнымъ. Итакъ, мистеръ Вестъ, если вы чувствуете, что можете современемъ привыкнуть къ намъ, васъ не должно удивлять, что мы съ самаго начала почти не находили въ васъ ничего страннаго.
— Я смотрлъ на дло не съ этой точки зрнія.— возразилъ я.— Много правды въ томъ, что вы говорите, оглянуться на цлую тысячу лтъ назадъ легче, чмъ заглянуть на пятьдесятъ лтъ впередъ. Сто лтъ не очень большой періодъ времени для ретроспективнаго взгляда. Я могъ знать вашихъ праддовъ. По всей вроятности, я и зналъ ихъ. Они жили въ Бостон?
— Да, я думаю.
— Разв вы въ этомъ не уврены?
— Нтъ,— отвчала она.— Кажется, что жили.
— У меня былъ большой кругъ знакомства въ город,— сказалъ я.— Весьма вроятно, что я былъ съ ними знакомъ или, по крайней мр, слыхалъ о нихъ что нибудь. Можетъ быть, даже я близко былъ знакомъ съ ними. Вотъ было бы интересно, если бы случилось такъ, что я бы могъ разсказать вамъ что нибудь, ну хотя бы о вашемъ праддушк?
— Очень интересно.
— Знаете ли вы вашу генеалогію настолько, чтобы сказать, кто были ваши предки въ мое время?
— О! да.
— Можетъ быть, въ такомъ случа, когда нибудь вы мн назовете кого нибудь изъ нихъ?
Она въ ту минуту возилась съ надодливой вткой зелени и отвтила не сразу. Шаги на лстниц возвстили, что къ намъ спускались другіе члены семьи.
— Можетъ быть, когда нибудь,— пробормотала она.
Посл завтрака докторъ Литъ предложилъ мн осмотрть вмст съ нимъ центральный складъ, чтобы я могъ на дл видть операцію механизма раздачи товаровъ, которую описывала мн Юдиь. Когда мы вышли изъ дому, я сказалъ:
— Вотъ уже нсколько дней, какъ я живу въ вашемъ семейств, занимая въ высшей степени странное положеніе, или, лучше сказать, никакого. До сихъ поръ я не касался этого вопроса въ разговорахъ съ вами, потому что было много вещей, для меня совсмъ необычайныхъ. Но теперь, когда я начинаю немного чувствовать подъ собою почву и понимать, что какъ бы я сюда ни попалъ, я нахожусь здсь и долженъ по возможности освоиться съ своимъ положеніемъ,— мн необходимо переговорить съ вами объ этомъ предмет.
— Что касается того, что вы чувствуете себя гостемъ въ моемъ дом,— возразилъ докторъ Литъ,— вамъ нечего еще безпокоиться, такъ какъ мы еще не скоро разстанемся съ вами. При всей вашей скромности, вы можете понять, что такой гость, какъ вы, есть пріобртеніе, съ которымъ не такъ-то легко разстаться.
— Благодарю васъ, докторъ,— сказалъ я.— Съ моей стороны всякія препирательства изъ-за временнаго гостепріимства съ человкомъ, которому я обязанъ тмъ, что не продолжаю, живьемъ въ могил, ожидать конца міра, были бы нелпымъ жеманствомъ. Однако, если мн суждено быть постояннымъ гражданиномъ этого столтія, я долженъ же занять какое либо положеніе. Въ мое время среди неорганизованной толпы людей оставалось незамченнымъ, больше или меньше однимъ человкомъ на свт. Онъ могъ попасть туда по своему усмотрнію и устроиться, гд ему было угодно, если только у него хватало на это силъ. Но теперь каждый составляетъ часть системы съ опредленнымъ мстомъ и дятельностью. Я нахожусь вн этой системы и не вижу, какъ мн попасть въ ея ряды. Нтъ другого, повидимому, способа, какъ, или родиться въ ней, или явиться въ нее эмигрантомъ изъ какой нибудь другой страны.
Докторъ Литъ весело засмялся.
— Согласитесь,— сказалъ онъ,— что нашу систему можно упрекнуть въ пробл — на случай, подобный вашему, не принято никакихъ мръ. Но, видите ли, никто не ожидаетъ приращенія человчества никакимъ инымъ путемъ, кром естественнаго. Какъ бы то ни было, вамъ нечего бояться, что мы не въ состояніи будемъ своевременно найти для васъ и мсто, и занятіе. До сихъ поръ вы приходили въ соприкосновеніе только съ членами моей семьи, но вы не должны думать, что мы сдлали тайну изъ вашего существованія. Напротивъ того, положеніе ваше, и до вашего пробужденія, и въ особенности посл него, возбудило глубочайшій интересъ во всхъ. Въ виду вашего опаснаго нервнаго состоянія, сочли за лучшее на первое время предоставить васъ мн на исключительное попеченіе съ тмъ, чтобы вы, до вашего знакомства съ гражданами, получили черезъ меня и мою семью общее представленіе, въ какомъ такомъ мір вы очутились. Выборъ же подходящаго для васъ положенія въ обществ не представитъ ни малйшаго затрудненія. Немногіе изъ насъ располагаютъ возможностью оказать такую громадную услугу націи, какая предстоитъ вамъ, когда вы покинете мой кровъ, о чемъ вамъ впрочемъ еще долго не придется помышлять.
— Что же могу я длать?— спросилъ я.— Можетъ быть, вы воображаете, что я владю какимъ-нибудь ремесломъ, искусствомъ или какими-нибудь особенными талантами. Увряю васъ, что ничего подобнаго вы не найдете во мн. Я никогда въ жизни не заработалъ ни одного доллара и не посвятилъ работ ни единаго часа. У меня есть физическая сила и я могу быть разв простымъ земледльцемъ, но не боле.
— Если бы это было единственной производительной услугой, какую вы въ состояніи оказать націи, то вы увидли бы, что занятіе это такъ-же почтенно, какъ и всякое другое,— возразилъ докторъ Литъ,— но вамъ суждено исполнить нчто лучшее. Вы сильне всхъ нашихъ историковъ по вопросамъ, касающимся соціальнаго положенія послдней половины девятнадцатаго столтія, одного изъ наиболе интересныхъ для насъ историческихъ періодовъ. Когда вы въ свое время достаточно ознакомитесь съ нашими учрежденіями и захотите научить насъ кое-чему объ учрежденіяхъ вашего времени, вы найдете для себя свободную каедру въ одномъ изъ нашихъ университетовъ.
— Отлично, отлично!— воскликнулъ я. вполн успокоенный практическимъ ршеніемъ вопроса, который начиналъ меня тревожить.
— Если ваши соотечественники такъ интересуются девятнадцатымъ столтіемъ, то въ самомъ дл это занятіе, какъ будто, предназначено для меня. Я думаю, врядъ-ли нашлось бы что другое, чмъ я могъ бы заработывать себ кусокъ хлба, но, само собой разумется, для подобнаго занятія, какое вы мн указываете, не опасаясь упрека въ самомнніи, я могу претендовать на обладаніе спеціальными знаніями.

ГЛАВА XVII.

То, что я увидлъ въ склад, было дйствительно такъ интересно, какъ описывала мн Юдиь, и я пришелъ даже въ восторгъ, наблюдая на дл громадную производительную силу, какая получается отъ доведенной до совершенства организаціи труда. Она была подобна гигантской мельниц, въ ящикъ которой съ одного конца постоянно входитъ товаръ съ желзной дороги и съ корабля, и выходитъ съ другого конца въ вид товарныхъ тюковъ въ фунтахъ, унціяхъ, аршинахъ, вершкахъ, пинтахъ и литрахъ на потребу безконечнаго числа личныхъ нуждъ полумилліоннаго населенія.
Докторъ Литъ, съ помощію данныхъ, сообщенныхъ мною относительно того, какъ продавались товары въ мое время, вывелъ поразительные результаты экономіи, получаемые при новйшей систем.
Когда мы шли домой, я сказалъ:— Изъ того, что я сегодня видлъ вмст съ тмъ, что вы мн говорили и изъ того, что я узналъ отъ миссъ Литъ въ склад образцовъ, я составилъ себ довольно ясное понятіе о вашей систем продажи и какимъ образомъ, при помощи ея, вы можете обходиться безъ денегъ. Но мн бы хотлось узнать еще побольше о вашей систем производства. Вы разсказали мн, вообще, какъ набирается и организуется ваша промышленная армія, но кто же управляетъ ея дйствіями? Какой высшій авторитетъ ршаетъ, что должно быть сдлано въ каждомъ отдленіи такимъ образомъ, чтобы всего было произведено только въ потребномъ количеств? Мн кажется, что это должна бытъ очень трудная и сложная задача, требующая необыкновенныхъ способностей.
— Неужели вамъ это такъ кажется?— отвчалъ докторъ Литъ.— Увряю васъ, что не требуется ничего подобнаго, напротивъ, она такъ проста и основана на принципахъ столь очевидныхъ и легко приложимыхъ, что служащіе въ Вашингтон, которымъ она вврена, могутъ быть люди самыхъ обыкновенныхъ способностей, чтобы выполнить это дло къ полному удовлетворенію націи. Машина, которой они управляютъ конечно, громадна, но такъ логична въ своихъ принципахъ, опредленна и проста въ своихъ дйствіяхъ, что почти идетъ сама собой, разв только глупецъ можетъ разстроить ее, съ чмъ согласитесь и вы посл нкотораго разъясненія. Такъ какъ вы уже имете довольно ясное понятіе о систем продажи, то и начнемъ съ нея. Даже и въ ваше время статистики могли указать число аршинъ ситца, бархата, шерстяной матеріи, количество муки, картофеля, масла, число паръ сапогъ, шляпъ и зонтиковъ, ежегодно потребляемыхъ націей. Такъ какъ производство находилось въ частныхъ рукахъ и не было возможности имть точныхъ цифровыхъ данныхъ о дйствительной продаж, то цифры эти были не точны, а только приблизительны. Теперь, когда каждая булавка, выдаваемая изъ національнаго склада, записывается, и цифры потребленія за недлю, мсяцъ, годъ, собирающіяся въ конц каждаго изъ этихъ періодовъ времени въ отдленіи продажи, совершенно точны. На основаніи этихъ-то цифръ, принимая во вниманіе могущее быть увеличеніе и уменьшеніе и нкоторыя особенныя обстоятельства, вліяющія на спросъ, и составляются смты, положимъ, на годъ впередъ. Смты эти, съ графами на случай какихъ либо перемнъ, утверждаются общей администраціею, отвтственность же отдленія продажи прекращается, пока въ него не поступятъ товары. Я сказалъ, что смты составляются на цлый годъ впередъ, но въ дйствительности они обнимаютъ собой такой большой періодъ только относительно главныхъ предметовъ промышленности, спросъ на которые можетъ быть вычисленъ точно.
Въ большинств случаевъ относительно предметовъ мелкой промышленности, мняется вкусъ и требуется постоянно что-нибудь новое и тутъ производство почти равняется потребленію, и отдленіе торговли составляетъ частыя смты, основанныя на недльномъ спрос.
Вся область производительности и промысловъ длится на десять крупныхъ разрядовъ, каждый изъ нихъ представляетъ группу однородныхъ производствъ, каждая изъ этихъ послднихъ иметъ подчиненное своему отдлу бюро, которое уже контролируетъ все, что относится къ данной отрасли производства,— наличность рабочаго персонала, размры производства, и средства къ расширенію его. Смты отдленія торговли, по утвержденіи ихъ администраціей, разсылаются въ вид циркуляровъ во вс десять отдловъ, которые разсылаютъ ихъ въ подвдомственныя бюро отдльныхъ производствъ, а эти бюро назначаютъ людямъ работу. Каждое бюро отвтственно за ввренную ему отрасль производства, дятельность его контролируется соотвтственной професіональной группой и главной администраціей, сверхъ того, отдленіе торговли не принимаетъ товара безъ проврки его доброкачественности. Если все-таки товаръ въ рукахъ уже покупателя окажется негоднымъ, то по систем этой ошибку можно прослдить обратно до первоначальнаго источника. Производство предметовъ для дйствительнаго потребленія націи не требуетъ, конечно, всего контингента рабочихъ силъ. Посл того, какъ необходимый контингентъ работниковъ распредленъ по различнымъ производствамъ, остальные работники занимаются постройкою зданій, машинъ, и т. д.
— Одинъ пунктъ,— сказалъ я,— кажется мн не совсмъ удовлетворительнымъ. При отсутствіи частной предпріимчивости, можно ли быть увреннымъ, что будутъ приняты во вниманіе желанія небольшого меньшинства потребителей относительно предметовъ, на которые нтъ большого спроса? Оффиціальное распоряженіе можетъ каждую минуту лишить ихъ возможности удовлетворить свои индивидуальныя потребности только потому, что большинство не раздляетъ ихъ вкусъ.
— Это была бы дйствительно тиранія,— возразилъ докторъ Литъ,— но можете быть уврены, что этого не случается съ нами, которымъ свобода также дорога, какъ равенство и братство. Когда вы ближе узнаете нашу систему, вы увидите, что наши служащіе не по имени только, а на дл, агенты и слуги народа. Администрація не иметъ права остановить производство товара, на который имется еще спросъ. Допустимъ, что спросъ на какой-нибудь предметъ уменьшается до такой степени, что производство его оказывается дорогимъ. Тогда соотвтственно этому повышается и цна на товаръ, но до тхъ поръ пока есть на него покупатель, производство не прекращается. Предположимъ также, что является спросъ на предметъ, досел не производившійся. Если администрація сомнвается въ дйствительности спроса, то народная петиція, гарантирующая извстное потребленіе, обязываетъ администрацію производить требуемый предметъ. Правительство или большинство людей, которые бы взяли на себя говорить народу или меньшинству, что имъ надо сть, пить, или во что одваться, какъ это длалось въ наше время въ Америк, въ настоящее время было бы удивительнымъ анахронизмомъ. Можетъ быть, у васъ были причины терпть подобное посягательство на личную независимость, но мы считали бы его невыносимымъ. Я очень доволенъ, что вы подняли этотъ вопросъ, потому что я воспользуюсь даннымъ случаемъ, чтобы показать вамъ, что вліяніе, оказываемое въ настоящее время каждымъ отдльнымъ гражданиномъ на производство страны, непосредственне и дйствительне, чмъ оно было въ ваше время, когда преобладала, какъ вы ее называли, частная иниціатива, хотя ее слдовало бы назвать просто иниціативой капиталиста, потому что обыкновенный гражданинъ ке принималъ въ ней почти никакого участія.
— Вы говорите о повышеніи цнъ на дорогіе предметы, сказалъ я.— Какъ могутъ быть урегулированы цны въ стран, гд нтъ конкурренціи между продавцами и покупателями?
— Совершенно такъ-же, какъ и у васъ,— сказалъ докторъ Литъ.— Разв вы этого не понимаете?— прибавилъ онъ, замтивъ мое недоумніе,— впрочемъ, это объяснить не долго. Стоимость труда, затраченнаго на изготовленіе даннаго предмета, служила законнымъ основаніемъ для цны этого предмета какъ въ ваше время, такъ и въ наше. Въ ваше время различіемъ въ жаловань опредлялась различная стоимость труда, теперь же разница эта зависитъ только отъ относительнаго числа часовъ, составляющихъ рабочій день въ различныхъ производствахъ: содержаніе же работника одинаково во всхъ случаяхъ.
Стоимость работы человка въ дл столь трудномъ, что для привлеченія къ нему охотниковъ приходится ограничить число рабочихъ часовъ четырьмя, вдвое больше стоимости дла, гд работники трудятся въ день воеемь часовъ. Результатъ стоимости работы тотъ-же самый, какъ и въ томъ случа, если бы работнику, работающему четыре часа, платили, при вашей систем, жалованье вдвое больше, нежели сколько получаетъ другой. Это вычисленіе труда, употребленнаго при различныхъ производствахъ промышленности, и опредляетъ его цну по отношенію къ другимъ предметамъ. Кром стоимости производства и транспортныхъ расходовъ, при назначеніи цнъ нкоторыхъ товаровъ принимается въ разсчетъ еще и рдкость обработываемаго матеріала. Этотъ факторъ не играетъ никакой роли относительно продуктовъ первой необходимости. Всегда имется большой излишекъ подобныхъ предметовъ, на которые, такимъ образомъ, не могутъ оказывать вліянія колебанія въ спрос или предложеніи, даже въ случа плохихъ урожаевъ. Цны на такіе предметы становятся все ниже и ниже, но рдко или почти никогда не повышаются. Но есть предметы, изъ которыхъ одни постоянно, а другіе временно не соразмрны съ спросомъ, къ послдней категоріи принадлежатъ, напримръ, свжая рыба и молочные продукты, къ первой же — предметы, требующіе большей снаровки и рдкаго матеріала. Все, что можно сдлать въ этомъ отношеніи — это временно поднять цны, если недостаточность даннаго предмета временное явленіе, или назначить высокія цны, если это — постоянное явленіе. Въ ваше время высокія цны ограничивали пріобртете этихъ предметовъ людьми богатыми, теперь же, когда средства всхъ одинаковы, результатомъ высокихъ цнъ является то, что покупаютъ эти предметы только т, кому они наиболе желательны. Теперь я валъ далъ общее понятіе о нашей систем производства и продажи. Находите-ли вы ее такой сложною, какъ она представлялась вамъ?
Я согласился, что ничего не можетъ быть проще.
— Я увренъ,— прибавилъ докторъ Литъ,— что не ошибусь, сказавши, что глава любого изъ миріада частныхъ предпріятій въ наше время, которому приходилось неустанно слдить за колебаніями рынка, махинаціями своихъ соперниковъ, банкротствами своихъ должниковъ, имлъ гораздо боле трудную задачу, чмъ группа людей въ Вашингтон, которая въ настоящее время заправляетъ производствами цлой націи. Все это только показываетъ, мой дорогой собесдникъ, что гораздо легче длать вещи правильно, нежели неправильно. Гораздо легче генералу на аэростат, имя передъ собою открытое поле, привести къ побд милліоны людей, нежели сержанту управлять взводомъ солдатъ въ чащ лса.
— Генералъ подобной арміи, заключающей въ себ цвтъ нація, долженъ быть первымъ въ стран, въ сущности выше президента Соединенныхъ Штатовъ,— сказалъ я.
— Онъ и есть президентъ Соединенныхъ Штатовъ,— возразилъ докторъ Литъ,— или, лучше сказать, самая главная функція президентства есть верховная власть промышленной арміи.
— Какимъ образомъ избирается онъ?— спросилъ я,
— Когда я вамъ описывалъ, какое значеніе иметъ стимулъ соревнованія для всхъ ступеней арміи рабочихъ,— отвчалъ докторъ Литъ,— тогда же я вамъ и объяснилъ, какимъ образомъ т, кто отличился особенными заслугами, достигаютъ офицерскаго ранга черезъ три низшія ступени и затмъ повышаются изъ лейтенантовъ въ капитаны и, наконецъ, въ полковники. Дале, въ боле крупныхъ производствахъ, есть еще промежуточная степень — слдуетъ генералъ гильдіи или отдльнаго производства, подъ руководствомъ котораго находятся вс операціи даннаго производства. Этотъ офицеръ, стоящій во глав національнаго бюро, которое является представителемъ его производства, есть лицо отвтственное за дла бюро передъ администраціей. Генералъ гильдіи занимаетъ прекрасное положеніе, такое, какое можетъ вполн удовлетворить самолюбіе большинства людей: но выше его ранга, который слдуя военной аналогіи, принятой у васъ, соотвтствуетъ чину дивизіоннаго генерала или генералъ-маіора, считается рангъ начальниковъ десяти большихъ отдловъ или группъ производствъ. Начальниковъ этихъ большихъ дивизій промышленной арміи можно сравнить съ вашими корпусными командирами или генералъ-лейтенантами, каждый изъ нихъ иметъ въ своемъ подчиненіи отъ двнадцати до двадцати генераловъ гильдіи. Надъ этими десятью офицерами, которые составляютъ его совтъ, находится главнокомандующій, который и есть президентъ Соединенныхъ Штатовъ.
— Главнокомандующій промышленной арміи долженъ пройти черезъ вс степени ниже его, начиная съ самаго простого рабочаго?
— Мы сейчасъ увидимъ, какъ онъ возвышается. Какъ я уже вамъ сказалъ, просто по превосходству своихъ способностей, въ качеств работника, каждый проходитъ черезъ степени рядовыхъ и длается кандидатомъ на лейтенанта. Черезъ лейтенантство онъ повышается въ чинъ полковника, по назначенію свыше, причемъ однако допускаются на соисканіе повышенія только т, кто можетъ предъявить наилучшія свидтельства о своихъ способностяхъ. Генералъ даннаго производства назначаетъ на должности ниже его, но самъ не назначается, а выбирается голосованіемъ.
— Голосованіемъ?— вскричалъ я,— разв это не дйствуетъ разрушительнымъ образомъ на дисциплину производства, вовлекая кандидатовъ въ интриги ради поддержки ихъ работниками, находящимися въ ихъ вдніи?
— Нтъ никакого сомннія, что такъ бы оно и было,— возразилъ докторъ Литъ,— если бы баллотировали сами рабочіе или могли бы выражать свои мннія о выборахъ. Вотъ здсь-то и проявляется особенность нашей системы. Генералъ производства выбирается изъ полковниковъ баллотировкой, которая производится почетными членами гильдіи, т. е. такими, которые отслужили свое время въ гильдіи и получили отставку. Какъ вы уже знаете, въ сорокъ пять лтъ насъ увольняютъ изъ промышленной арміи и остальную часть жизни мы проводимъ или за нашимъ собственнымъ усовершенствованіемъ, или на отдых. Конечно, при этомъ мы поддерживаемъ постоянную связь съ корпораціями, къ которымъ мы принадлежали въ періодъ нашей службы государству. Знакомства, завязанныя у насъ въ то время, не прекращаются до нашей смерти. Мы остаемся почетными членами нашихъ прежнихъ гильдій и съ живйшимъ интересомъ слдимъ за тмъ, чтобы он преуспвали въ рукахъ послдующаго поколнія и сохраняли свое реномэ. Въ клубахъ почетныхъ членовъ различныхъ гильдій, гд мы встрчаемся на общественной почв, не о чемъ такъ не бесдуютъ, какъ о длахъ гильдіи, и молодые люди, претендующіе за управленіе гильдіями, должны выказать свою полную подготовку къ этому, прежде чмъ подвергнуться критик старыхъ коллегъ. Нація узаконяетъ этотъ порядокъ вещей, предоставляя почетнымъ членамъ каждой гильдіи избраніе ея генерала, и я беру на себя смлость утверждать, что ни одна изъ прежнихъ организацій общества не могла подготовить контингентъ избирателей, столь идеально понимающихъ свои обязанности, какъ относительно безусловнаго безпристрастія, такъ и умнья оцнить кандидатовъ и достигнутъ наилучшихъ результатовъ при полномъ отсутствіи личныхъ расчетовъ. Каждый изъ десяти генералъ-лейтенантовъ или главъ департаментовъ избирается изъ числа генераловъ гильдій, сгруппированныхъ въ департамент по баллотировк, которую производятъ почетные члены гильдій. Конечно, есть стремленіе со стороны каждой гильдіи подать голосъ за своего генерала, но ни у одной гильдіи нтъ достаточнаго числа голосовъ, чтобы выбрать человка, пользующагося поддержкой большинства въ другихъ гильдіяхъ и смю уврить васъ, что выборы эти чрезвычайно интересны.
— Президентъ, надо полагать, избирается изъ числа десяти начальниковъ большихъ отдловъ?— замтилъ я.
— Да, но начальники отдловъ не подлежатъ выбору въ президенты до тхъ поръ, пока не пробыли нсколько лтъ вн службы. Рдко случается, что человкъ, пройдя черезъ вс степени повышенія, достигнетъ главенства въ департамент раньше сорока лтъ, ему обыкновенно уже бываетъ сорокъ пять лтъ. Если ему боле, то онъ все-таки дослуживаетъ свой срокъ, если же мене, онъ будетъ уволенъ изъ промышленной арміи по окончаніи своего срока. Онъ уже не можетъ возвращаться въ ряды арміи. Въ промежутокъ времени до его кандидатуры на президентство, онъ освоивается съ мыслью, что онъ принадлежитъ къ масс націи, и что его интересы тождественны скоре съ интересами всего народа, нежели съ промышленной арміей. Кром того, желательно, чтобы онъ за этотъ періодъ времени изучилъ общее состояніе арміи, вмсто той отдльной группы гильдій, которой онъ заправлялъ. Изъ числа бывшихъ руководителей крупныхъ гильдій, которые могутъ подлежать избранію, президентъ избирается баллотировкою, производимою всми людьми націи, не принадлежащими къ промышленной арміи.
— Армія, значитъ, не иметъ права голоса при избраніи президента?
— Конечно, нтъ. Это отразилось бы неблагопріятно на дисциплин, которую призванъ поддерживать президентъ, какъ представитель цлой націи. Правой рукой для него служитъ инспекція, въ нашей систем функція весьма важная. Ей подлежатъ вс жалобы и заявленія о недостаточности товаровъ, о грубости и невнимательности офицеровъ, о злоупотребленіяхъ всякаго рода, какія обнаруживаются въ общественной служб. Но инспекція не ждетъ, пока возникнетъ жалоба. Она не только провряетъ вс сообщенія о неправильностяхъ службы, но систематически и постоянно контролируетъ каждый отдлъ арміи, раскрывая ошибки, которыя никто не усплъ обнаружить. Президентъ во время своего избранія обыкновенно иметъ не боле сорока пяти лтъ, составляя, такимъ образомъ, почетное исключеніе изъ правила, въ силу котораго имющій сорокъ пять лтъ удаляется со службы на покой. Въ конц періода его служенія созывается національный конгрессъ для выслушанія отчета президента и одобряетъ или отвергаетъ его. Если отчетъ бываетъ одобренъ, то конгрессъ обыкновенно избираетъ того же президента еще на пять лтъ представителемъ націи въ международномъ союзномъ совт. Я долженъ прибавить, что конгрессъ провряетъ отчетность удаляющихся со службы начальниковъ гильдій, и т изъ нихъ, кому выражается неодобреніе, лишаются права быть избираемыми въ президенты. Но на дл рдко случается, чтобы нація относительно своихъ высшихъ офицеровъ выражала иныя чувства, кром благодарности. Что касается ихъ дарованій, то уже фактъ повышенія ихъ изъ рядовыхъ, путемъ разнообразныхъ и строгихъ испытаній, служитъ достаточнымъ доказательствомъ ихъ незаурядныхъ способностей, что же касается ихъ честности, то наша соціальная система не оставляетъ для ихъ образа дйствій никакого иного побужденія, помимо стремленія заслужить уваженіе своихъ согражданъ. Подкупъ невозможенъ въ обществ, гд нтъ ни бдности, которую легко подкупить, ни богатства, которымъ можно подкупать, и гд самыя условія повышеній по служб длаютъ невозможными домогательства демагогіи и погони за мстами.
— Одинъ пунктъ я не совсмъ хорошо понимаю,— сказалъ я.— Могутъ ли быть избираемы въ президенты члены свободныхъ профессій, люди науки и искусства, и въ такомъ случа какимъ образомъ они сравниваются въ чинахъ съ тми, кто посвящаетъ себя промышленному призванію?
— Они и не приравниваются между собою. Члены техническихъ профессій, какъ инженеры и архитекторы, имютъ свои степени въ строительныхъ гильдіяхъ, члены же свободныхъ профессій: доктора, учителя, точно такъ же, какъ артисты, литераторы, которые освобождаются отъ промышленной службы, не принадлежатъ къ промышленной арміи. На этомъ основаніи они участвуютъ въ баллотировк президента, но не могутъ быть избранными на эту должность. Такъ какъ одна изъ главныхъ обязанностей этой должности заключается въ контрол и дисциплинированіи промышленной арміи, то и необходимо, чтобы президентъ прошелъ черезъ вс степени ея, дабы стоять на высот своей обязанности.
— Это очень разумно,— сказалъ я,— но если доктора и учителя не понимаютъ настолько въ промышленности, чтобы быть президентами, то я думаю, и сей послдній не настолько понимаетъ въ медицин и воспитаніи, чтобы контролировать эти отдлы.
— Онъ этого и не длаетъ,— былъ отвть.— За исключеніемъ того, что онъ вполн отвтственъ за обязательность законовъ для всхъ классовъ общества, президентъ не иметъ никакого отношенія къ вдомствамъ медицины и воспитанія. Послднія контролируются коллегіями своихъ декановъ, гд президенту принадлежитъ только постоянное предсдательствованіе съ ршающимъ голосомъ. Деканы эти, конечно, отвтственные передъ конгрессомъ, выбираются почетными членами изъ среды учительскихъ или врачебныхъ корпорацій, т. е. удалившимися отъ длъ докторами и учителями страны.
— Знаете ли,— сказалъ я,— что этотъ способъ избранія членовъ комитетовъ бывшими членами корпорацій не боле, какъ примненіе способа выборовъ, который въ миніатюр практиковался въ нашихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ.
— Въ самомъ дл?— воскликнулъ докторъ съ оживленіемъ.— Это для меня новость, да я думаю, и для большинства изъ насъ, и новость весьма интересная. Много было споровъ о зародыш этой мысли, и мы воображали, что хоть въ этомъ было нчто новое подъ луною. Вотъ какъ! Въ вашихъ учебныхъ заведеніяхъ! Право, это интересно. Вы должны мн разсказать объ этомъ подробне.
— Я не могу вамъ сообщить ничего боле того, что сказалъ,— возразилъ я.— Если и былъ у насъ зародышъ вашей идеи, то такъ и остался только зародышемъ.

ГЛАВА XVIII.

Въ тотъ вечеръ я остался еще посидть немножко съ докторомъ Литомъ, посл того какъ удалились дамы. Разсказъ доктора Лита о томъ участіи, которое принимаютъ въ управленіи вышедшіе въ отставку граждане, навелъ насъ на разговоръ о томъ, какой результатъ можетъ получиться отъ удаленія ее службы людей посл сорока пяти лтняго возраста.
— Въ сорокъ пять лтъ,— замтилъ я,— человкъ можетъ заниматься физическимъ трудомъ еще лтъ десять, а умственнымъ трудомъ смло цлыхъ двадцать. Быть въ эти годы отставленнымъ и сданнымъ въ архивъ можетъ показаться человку энергическаго характера скоре жестокостью, нежели милостью.
— Дорогой мистеръ Вестъ,— весело воскликнулъ докторъ Литъ — вы не можете себ представить, до чего интересны намъ идеи вашего девятнадцатаго вка, до какой степени он представляются намъ оригинальными. Знайте же, о сынъ другого и вмст съ тмъ того-же самаго поколнія, что трудъ, который мы несемъ, какъ ношу, въ обезпеченіе націи удобнаго физическаго существованія, не можетъ считаться ни самымъ важнымъ, ни самымъ достойнымъ примненіемъ нашихъ способностей. Мы смотримъ на него, какъ на исполненіе неизбжной обязанности, отъ которой мы должны бытъ свободны, чтобы посвятить себя вполн высшему приложенію нашихъ силъ для умственныхъ и душевныхъ наслажденій и стремленій, что собственно и есть настоящая жизнь. Сдлано дйствительно все возможное, позаботились о равномрномъ распредленіи времени, употреблены вс средства, чтобы нашъ трудъ въ частностяхъ сдлать привлекательнымъ и ободряющимъ и, по возможности, снять съ него характеръ обременительности.
Этого мы и достигли уже, такъ какъ въ настоящее время, кром исключительныхъ случаевъ, трудъ обыкновенно не утомляетъ, а часто даже оживляетъ человка. Но не этотъ трудъ нашъ, а высшая и боле обширная дятельность, которой мы можемъ отдаться лишь по исполненіи нашей повседневной обязанности, составляетъ главную цль нашего существованія. Конечно, не вс и даже не большинство преслдуютъ эти научные, артистическіе, литературные или школьные интересы, которые заставляютъ цлить досугъ, какъ благо жизни. Многіе смотрятъ на послднюю половину жизни главнымъ образомъ, какъ на періодъ развлеченій иного рода, о ни употребляютъ этотъ періодъ времени на путешествія, на временное общеніе съ старыми пріятелями и коллегами, посвящаютъ это время всевозможнымъ, лично ихъ интересующимъ занятіямъ и задачамъ, или исключительно всячески заботятся о своемъ увеселеніи,— словомъ, это періодъ спокойнаго и безмятежнаго наслажденія всмъ тмъ хорошимъ, въ созиданіи чего они сами участвовали. Но при всемъ различіи нашихъ личныхъ наклонностей, сообразно съ
которыми мы желали бы пользоваться періодомъ нашего отдыха, вс согласны въ томъ, что мы смотримъ на освобожденіе отъ службы, какъ на срокъ, когда мы впервые достигаемъ возможности вполн наслаждаться прирожденнымъ намъ правомъ, когда мы дйствительно вступаемъ въ возрастъ зрлости, пріобртаемъ полную самостоятельность, освобождаемся отъ всякаго контроля, и тогда мы пользуемся этимъ временемъ, какъ наградою за нашъ трудъ. Какъ въ ваше время нетерпливые юноши съ нетерпніемъ ожидали двадцати одного года, такъ теперь мы ждемъ не дождемся сорока пяти лтъ. Въ двадцать одинъ годъ мы становимся людьми, въ сорокъ пять лтъ для насъ начинается вторая молодость. Зрлый возрастъ и то, что вы назвали бы старостью, считаются у насъ самымъ завиднымъ періодомъ жизни, интересне даже самой юности. Благодаря лучшимъ условіямъ жизни въ настоящее время, а главное благодаря полному освобожденію людей отъ заботъ о насущномъ, старость наступаетъ теперь многими годами позже и иметъ видъ боле привтливый, нежели въ прежнія времена. Люди средняго тлосложенія обыкновенно живутъ до восьмидесяти пяти или до девяносто лтъ, и въ сорокъ пять лтъ мы, я думаю, физически и нравственно моложе, чмъ вы были въ тридцать пять. Намъ кажется страннымъ, что въ т годы, когда мы только что вступаемъ въ самый лучшій періодъ жизни, вы уже начинали помышлять о старости и оглядываться назадъ. У васъ время до полудня, а у насъ время посл полудня считается лучшей половиной жизни.
Посл этого, насколько я припоминаю, разговоръ нашъ перешелъ на тему о народныхъ увеселеніяхъ и забавахъ, и при этомъ пришлось сравнить современныя развлеченія съ развлеченіями девятнадцатаго столтія.
— Въ одномъ отношеніи — сказалъ докторъ Литъ,— есть рзкая разница: у насъ нтъ ничего подобнаго вашимъ профессіональнымъ спортсмэнамъ, этимъ страннымъ типамъ вашего времени, да и призы, за которые состязаются наши атлеты, не денежные, какъ это было въ ваше время. На нашихъ состязаніяхъ заботятся только о слав. Благородное соревнованіе между представителями различныхъ корпорацій и высокая преданность каждаго работника своей групп служатъ постояннымъ стимуломъ для всякаго рода игръ и состязаній на вод и на суш, въ которыхъ молодью люди принимаютъ едва-ли большее участіе, нежели почтенные члены корпорацій, отслужившіе свое время. Гильдейскія гонки яхтъ противъ Марблхедъ будутъ происходить на слдующей недл, и вы сами можете судить о томъ народномъ восторг, какой вызывается подобными событіями въ настоящее время, сравнительно съ тмъ, какъ это бывало къ ваше время въ такихъ случаяхъ. Требованіе римскаго народа: ‘хлба и зрлищъ’ теперь признается вполн разумнымъ. Если хлбъ первое условіе жизни, то развлеченіе есть второе и слдующее по порядку, и нація заботится объ удовлетвореніи обихъ потребностей. Люди девятнадцатаго столтія были такъ несчастливы, что терпли нужду и въ томъ, и другомъ. Если бы у нихъ было больше свободнаго времени, я думаю, они зачастую не знали бы, какъ провести его пріятно. Мы никогда не бываемъ въ такомъ положеніи.

ГЛАВА XIX.

Во время моей утренней прогулки я постилъ Чарлстоунъ. Въ числ перемнъ, слишкомъ многообразныхъ, чтобы ихъ можно было перечислить подробно, въ этомъ квартал я обратилъ вниманіе на исчезновеніе старой городской тюрьмы.
— Это случилось до меня, но я слышалъ о ней,— сказалъ докторъ Литъ, когда я заговорилъ объ этомъ за столомъ. У насъ теперь нтъ тюремъ. Вс случаи атавизма лечатся въ госпиталяхъ — Атавизма!— воскликнулъ я, вытаращивъ глаза.
— Ну, да, конечно,— возразилъ докторъ Литъ.— Мысль дйствовать карательно на этихъ несчастныхъ была отвергнута, по крайней мр, пятьдесятъ лтъ тому назадъ или, кажется, еще раньше.
— Я не совсмъ понимаю васъ,— сказалъ я.— Атавизмъ въ мое время было слово, прилагаемое къ людямъ, въ которыхъ какая нибудь черта далекаго предка проявлялась въ замтной степени. Вы хотите сказать, что въ настоящее время на преступленіе смотрятъ какъ на повтореніе проступка предка.
— Извините,— сказалъ докторъ Литъ съ полуиронической и полуоправдательной улыбкой,— но такъ какъ вы меня прямо спрашиваете, я долженъ вамъ сказать, что на самомъ дл это такъ и есть.
Посл всего, что я уже зналъ о различіи нравственныхъ понятій девятнадцатаго и двадцатаго столтій, было бы, конечно, неловко съ моей стороны высказывать чувствительность по этому поводу, и по всей вроятности, если-бы докторъ Литъ не сказалъ этого съ видомъ извиненія, а миссисъ Литъ и Юдиь не выказали при этомъ смущенія, я бы и не покраснлъ, что теперь, однако, случилось со мною.
— Хотя я и прежде былъ не особенно лестнаго мннія о моемъ поколніи, но все таки…— сказалъ я.
— Ныншнее поколніе и есть ваше, мистеръ Вестъ — сказала Юдиь.— Это то поколніе, въ которомъ вы живете въ настоящее время, и только потому, что мы живемъ теперь, мы называемъ его нашимъ.
— Благодарю васъ, я постараюсь считать его также моимъ,— отвтилъ я, и къ то время, какъ глаза ея встртились съ моими, моя глупая чувствительность исчезла.— Во всякомъ случа, сказалъ я смясь, я былъ воспитанъ кальвинистомъ и не долженъ-бы пугаться, когда услышалъ, что о преступленіи говорятъ, какъ о проступк предковъ.
— На самомъ дл,— сказалъ докторъ Литъ,— это слово въ нашемъ употребленіи еще не означаетъ порицанія вашему поколнію, если, съ позволенія Юдии, назову его вашимъ: это еще не значитъ, что мы, независимо отъ улучшенія нашихъ условій жизни, считаемъ себя лучше насъ. Въ ваше время наврно девятнадцать двадцатыхъ преступленій, употребляя это слово въ обширномъ его значеніи, заключались во всевозможнаго рода проступкахъ, которые происходили отъ неравенства имущества у отдльныхъ личностей. Нужда бдныхъ, искушеніе, жадность къ большой нажив или желаніе сохранитъ то, что уже есть, соблазняли людей достаточныхъ. Прямо или косвенно, желаніе денегъ, подъ которыми разумлось въ то время все, что было хорошаго, являлось господствующимъ мотивомъ преступленія, оно было главнымъ корнемъ громаднаго ядовитаго древа, которому ни законы, ни суды, ни полиція, не могли помшать заглушать вашу цивилизацію. Когда мы сдлали націю единственною попечительницей надъ богатствомъ народа и гарантировали всмъ довольство,— съ одной стороны уничтоживъ бдность, съ другой остановивъ накопленіе богатствъ,— этимъ мы подрубили корень ядовитому дереву, оснявшему общество, и оно завяло, подобно смоковниц Іоны, въ одинъ день. Что же касается сравнительно небольшаго числа преступленій противъ личности человка, преступленій жестокихъ, не имющихъ ничего общаго съ корыстью, то они, главнымъ образомъ, даже въ ваше время совершались людьми невжественными и одичалыми. Въ наше время, когда образованіе и воспитаніе не составляютъ монопалію немногихъ, а является всеобщимъ достояніемъ, подобнаго рода безобразія едва-ли возможны. Вы понимаете теперь, почему слово атавизмъ употребляется вмсто преступленія. Это потому, что для всхъ формъ преступленій, извстныхъ вамъ, не имется теперь поводовъ, и если они все таки совершаются, то это можно объяснить только тмъ, что, въ подобныхъ случаяхъ, обнаруживаются какія нибудь характерныя особенности предковъ. Вы обыкновенно называли людей, которые крали, не имя къ тому, очевидно, никакого разумнаго повода, клептоманіяками и, когда это выяснялось, вы считали нелпымъ наказывать ихъ наравн съ ворами. Вы относились къ завдомымъ клептоманіякамъ совершенію такъ же, какъ мы относимся къ жертвамъ атавизма,— съ состраданіемъ и твердымъ, но въ то же время милосерднымъ, обузданьемъ.
— Вашимъ судамъ, должно быть, живется легко,— замтилъ я.— Ни частной собственности, ни споровъ между гражданами но торговымъ дламъ, ни раздла недвижимой собственности, ни взысканія долговъ, положительно, для нихъ нтъ никахъ гражданскихъ длъ, а такъ какъ нтъ преступленіи противъ собственности и чрезвычайно мало уголовныхъ длъ, то, я думаю, вы бы могли обойтись соігсмъ безъ судей и адвокатовъ.
— Конечно, мы обходимся безъ адвокатовъ,— отвтилъ докторъ Литъ.— Намъ показалось бы неразумными чтобы въ дл, гд прямой интересъ націи обнаруживать правду, могли участвовать лица, которыхъ прямой интересъ — затемнять ее.
— Кто же защищаетъ обвиняемыхъ?
— Если онъ преступникъ, то онъ не нуждается въ защит, потому что онъ признаетъ себя виновнымъ въ большинств случаевъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Показаніе подсудимаго — не простая формальность, какъ это было у васъ. На немъ основывается приговоръ суда.
— Ужъ не хотите ли вы этимъ сказать, что человкъ, который не признаетъ себя виновнымъ, сейчасъ же оправдывается?
— Нтъ, я не это разумлъ. Никто не обвиняется на основаніи однихъ подозрній, а если онъ отрицаетъ свою виновность, то дло должно быть глубже разслдовано. Но это случается рдко, въ большинств случаевъ, виновный приноситъ полное признаніе. Если же онъ дастъ ложное показаніе, а потомъ окажется, что онъ виновенъ, то онъ получаетъ двойное наказаніе. Ложь, однако, такъ презирается у насъ, что рдко даже преступникъ рискуетъ лгать для того, чтобы спасти себя.
— Это — самое удивительное изъ всего, что вы мн разсказали!— воскликнулъ я.
— На самомъ дл такъ и думаютъ нкоторые,— отвчалъ докторъ.— Они вруютъ въ то, что мы уже на тысячелтіе ушли впередъ, и предположеніе это съ ихъ точки зрнія не лишено вроятія. Что же касается вашего удивленія, что свтъ пережилъ ложь, то, право, оно не иметъ основанія. Ложь даже и въ ваше время не часто встрчалась у джентельмэновъ и лэди, пользовавшихся равными правами въ обществ. Ложь изъ боязни была убжищемъ для трусости, ложь изъ обмана была средствомъ для мошенничества. Неравенство между людьми и страсть къ нажив въ то время придавали дну лжи. И даже въ то время человкъ, который не боялся другого и не желалъ обмануть его, презиралъ ложь. У насъ господствуетъ всеобщее презрніе ко лжи, до такой степени сильное, что, какъ я вамъ уже говорилъ, даже преступникъ рдко ршается лгать. Въ случа предположенія, что подсудимый можетъ быть невиновенъ, судья назначаетъ двухъ коллегъ изложить противуположные пункты дла. Какъ не похожи эта люди на вашихъ нанятыхъ адвокатовъ, и обвинителей, назначавшихся или оправдывать, или осуждать, можно видть изъ того факта, что если об стороны не согласятся, что постановленный вердиктъ вренъ, дло разсматривается опять и во все это время малйшее измненіе въ голос одного изъ судей, излагающихъ дло, съ цлью склонить на свою сторону, было бы ужасныхъ скандаломъ.
— Если я не ошибаюсь,— сказалъ я,— у васъ судьи излагаютъ ту и другую сторону дла и судьи же выслушиваютъ.
— Конечно. Судьи бываютъ по-очереди и ршающими дла, и излагающими, но отъ нихъ всегда требуется самое нелицепріятное безпристрастіе и при изложеніи, и при ршеніи дла. Система эта, въ дйствительности, состоитъ въ судебномъ разбирательств тремя судьями, имющими ж’ отношенію къ длу различныя точки зрнія. Когда они вс согласны въ приговор, мы считаемъ, что вердиктъ настолько близокъ къ абсолютной правд, насколько это достижимо для людей.
— Стало быть, вы отказались отъ системы суда присяжныхъ?
— Судъ присяжныхъ былъ хорошъ, какъ противоядіе наемнымъ адвокатамъ и судьямъ, иногда продажнымъ и часто находившимся въ зависимомъ положеніи, но теперь онъ не нуженъ. Для насъ немыслимо, чтобы судьи могли руководствоваться какими-либо иными соображеніями помимо интересовъ правосудія.
— Какимъ же образомъ выбираются эти судьи?
— Они составляютъ почетное исключеніе изъ правила, по которому вс люди сорокапятилтняго возраста освобождаются отъ службы. Президентъ націи ежегодно назначаетъ требуемыхъ судей изъ числа тхъ, кто достигъ этого возраста. Число назначаемыхъ весьма незначительно и честъ такъ велика, что она богато вознаграждаетъ за продленіе срока службы, хотя отъ назначенія на должность судьи можно отказаться, но это рдко случается. Срокъ службы пятилтніи и, по истеченіи его, вторичнаго назначенія на должность судьи не бываетъ. Члены ‘Верховнаго Суда’, который обязанъ охранять конституцію, назначаются изъ обыкновенныхъ судей. Когда въ этомъ суд бываетъ вакансія, то для тхъ изъ судей, которымъ истекаетъ срокъ службы, остается послднимъ актомъ ихъ дятельности — избраніе одного изъ своихъ коллегъ, состоящаго еще на служб, причемъ они подаютъ голоса за того, кого они считаютъ способнымъ для такого поста.
— Такъ какъ у васъ не существуетъ никакихъ юридическихъ учрежденіи, гд каждый мохъ бы пройти извстную юридическую школу,— замтилъ я,— то судьямъ приходится вступать въ свою должность прямо посл изученія юридическихъ наукъ въ училищ законовднія
— У насъ нтъ ничего подобнаго училищамъ законовднія,— отвчалъ докторъ, улыбаясь.— Законъ, какъ спеціальная наука, устарлъ. Это была система казуистики, которая требовалась для объясненія выработанной искусственности стараго порядка общества, къ существующему же міровому порядку вещей примнимы лишь самыя обыкновенныя и простыя юридическія положенія. Все, что касается отношеній одного человка, къ другому, теперь, безъ всякаго сравненія, проще, чмъ въ ваше время. У насъ нтъ дла для вашихъ говоруновъ юристовъ, которые предсдательтвовали и умствовали въ вашихъ судахъ. Не думайте, что мы не питаемъ уваженія къ этимъ бывшимъ знаменитостямъ только потому, что у насъ нтъ для нихъ дла. Напротивъ, мы питаемъ непритворное уваженіе, граничащее почти съ почтительнымъ страхомъ къ людямъ, которые только одни могли понять и истолковывать безконечно запутанныя матеріи о прав собственности и долговыя обязательства по торговымъ и личнымъ дламъ, составлявшія неотъемлемую принадлежность кашей экономической системы. Наиболе яркимъ и сильнымъ доказательствомъ запутанности и искусственности этой системы, можетъ служить тотъ фактъ, что въ ваше время считалось необходимымъ отвлекать самыхъ интеллигентныхъ лицъ каждаго поколнія отъ всякихъ занятій, чтобы создать изъ нихъ касту ученыхъ, которой съ трудомъ удавалось разъяснять дйствующее законодательство тмъ, чья судьба зависла отъ него. Трактаты вашихъ великихъ юристовъ стоятъ въ нашихъ библіотекахъ рядомъ съ томами схоластиковъ, какъ удивительные памятники человческаго остроумія, растраченнаго на предметы, совершенно чуждые интересамъ современныхъ людей. Наши судьи просто люди зрлыхъ лтъ съ обширными свдніями, справедливые и разсудительные.
— Я не могу забыть объ одной важной функціи обыкновенныхъ судовъ,— прибавилъ докторъ Литъ.— Она заключается въ постановленіи приговора во всхъ длахъ., гд простой рабочій жалуется на дурное обращеніе со стороны его контролера. Вс подобныя жалобы ршаются безъ аппеляцій однимъ судьей. Трое судей участвуютъ только въ боле важныхъ случаяхъ.
— При вашей систем, можетъ быть, нуженъ такой судъ потому, что рабочій, съ которымъ поступаютъ нечестно, не можетъ бросить свое мсто, какъ у насъ.
— Конечно, можетъ,— возразилъ докторъ Литъ.— Не только каждый человкъ всегда можетъ бытъ увренъ въ томъ, что его выслушаютъ и удовлетворятъ, въ случа дйствительнаго притсненія, но, если онъ въ худыхъ отношеніяхъ со своимъ начальникомъ, онъ можетъ получить переводъ въ другое мсто. При вашей систем, конечно, человкъ могъ оставить работу, если ему не нравился хозяинъ, но онъ въ то же самое время лишался и средствъ къ существованію. Нашему же рабочему, который очутился въ непріятномъ положеніи, не приходится рисковать средствами существованія. Наша промышленная система, въ видахъ достиженія хорошихъ результатовъ, требуетъ самой строгой дисциплины въ арміи труда, но право работника на справедливое и внимательное обращеніе съ нимъ поддерживается общественнымъ мнніемъ всей націи. Офицеръ командуетъ, рядовой повинуется, но ни одинъ офицеръ не поставленъ такъ высоко, чтобы осмлиться быть дерзкимъ съ работникомъ самаго низшаго класса. Изъ всхъ проступковъ быстре наказуется грубость или невжество въ отношеніяхъ какого либо служащаго къ публик. Наши судьи требуютъ во всякаго рода отношеніяхъ не только справедливости, но и вжливости. Даже самыя крупныя способности къ служб не принимаются въ разсчеть, если данный субъектъ оказывается виновнымъ въ грубомъ или оскорбительномъ обращеніи съ другими.
Пока докторъ Литъ говорилъ, мн пришло на мысль, что во всемъ его разсказ я слышалъ много о націи и ничего объ управленіи штатовъ.
— Разв организація націи, какъ промышленной единицы, уничтожили отдльные штаты?— спроситъ я.
— Само собою разумется,— отвтилъ онъ.— Отдльныя управленія мшали бы контролю и дисциплин промышленной арміи, которая нуждается въ единой и единообразной организаціи. Если бы даже отдльныя управленія штатовъ не оказались неудобными по другимъ причинамъ, то, во всякомъ случа, они въ настоящее время были бы излишними, вслдствіе изумительнаго упрощенія въ задачахъ государственнаго управленія. Направленіе производствъ страны является почти единственною функціею администраціи въ настоящее время. Многое изъ тою, что прежде существовало въ администраціи, совершенно уничтожено. У насъ нтъ ни арміи, ни флота, ни военной организаціи. У насъ нтъ ни министерства иностранныхъ длъ, ни казначейства, ни акциза, ни податей, ни сборщиковъ податей. Единственная функція управленія, извстная вамъ и сохранившаяся до сихъ поръ, это — организація суда и полиціи. Я уже объяснилъ вамъ, какъ проста, сравнительно съ вашей громадной и сложной машиной, наша судебная система. Конечно, тоже отсутствіе преступленій и соблазна къ нимъ, которое упрощаетъ обязанности судей, сводитъ къ минимуму и дятельность полиціи.
— Но если нтъ законодательствъ въ отдльныхъ штатахъ, а конгрессъ собирается только разъ въ пять длъ, то какимъ же образомъ вы издаете законы?
— У насъ нтъ законодательства,— возразилъ докторъ Литъ,— т. е. почти что нтъ. Очень рдко даже на конгресс разсматриваются какіе нибудь новые законы, имющіе значеніе, да и для утвержденія закона нужно ждать слдующаго конгресса, чтобъ не испортить дла поспшностью. Подумавъ немного, мистеръ Вестъ, вы сами увидите, что у насъ нтъ ничего такого, о чемъ бы мы могли издавать законы. Основные принципы, за которыхъ зиждется наше общество, устранили навсегда пререканія и недоразумнія, въ ваше время длавшія необходимымъ законодательство. Девяносто девять сотыхъ законовъ того времени цликомъ касались разграниченія и защиты частной собственности и отношеній между покупателями и продавцами. Теперь нтъ ни частной собственности, за исключеніемъ вещей для личнаго употребленія, ни купли, ни продажи, и поэтому исчезли и поводы, какіе были прежде для законодательства почта во всхъ случаяхъ. Прежде общество походило на пирамиду, установленную на своей вершин. Каждое колебаніе человческой природы безпрестанно угрожало опрокинуть ее, и она могла держаться пряло, или точне — простите легкую игру словъ — криво, лишь при помощи строго обдуманной и нуждавшейся въ постоянныхъ пополненіяхъ системы подпоръ и устоевъ, къ вид законовъ. Центральный конгрессъ и сорокъ законодательствъ штатовъ, которые могли въ годъ сфабриковать двадцать тысячъ законовъ, не успвали длать новыя подпоры такъ скоро, чтобы замнять т, какія постоянно ломались или длались ненужными вслдствіе какой нибудь перемны давленія. Теперь общество держится твердо на своемъ фундамент и также мало нуждается въ искусственныхъ подпорахъ, какъ вковыя горы.
— Но имются же у васъ, по крайней мр, городскія управленія, крол центральной власти?
— Конечно, у нихъ есть свои важныя и обширныя задачи. Они заботятся объ удобствахъ и потребностяхъ въ развлеченіи публики, о благолпіи и украшеніи городовъ и деревень.
— Да что же они могутъ устроить, когда у нихъ нтъ ни правъ на трудъ гражданъ, ни средствъ на наемъ рабочихъ силъ?
— Каждый городъ иметъ право сохранять для своихъ общественныхъ работъ извстную долю труда, который его граждане удляютъ націи. Трудъ этотъ, на пользованіе которымъ открывается кредитъ, можетъ быть употребленъ какъ угодно.

ГЛАВА XX.

Въ тотъ-же день посл полудня Юдиь, между прочимъ, спросила меня, былъ-ли я еще разъ въ той подземной комнат, гд нашли меня.
— Пока еще нтъ,— отвтилъ я.— Откровенно сказать, я опасался, что это помщеніе можетъ пробудить во мн воспоминанія и потрясти мое душевное равновсіе.
— Это правда,— сказала она.— Вы хорошо сдлали, что не пошли туда. Какъ это мн не пришло въ голову…
— Напротивъ,— возразилъ я,— я радъ, что вы заговорили объ этомъ. Опасность, если она и была, продолжалась только день или два. Прежде всего я вамъ сказалъ, что чувствую себя освоившимся съ этимъ новымъ свтомъ и я охотно пошелъ бы туда, если бы вы провели меня.
Юдиь сперва не соглашалась, но видя, что я ршился серьезно, выразила готовность сопровождать меня.
Куча земли, выброшенная изъ вырытой ямы, виднлась между деревьями. Сдлавъ всего нсколько шаговъ, мы дошли до нея. Все оставалось въ томъ же вид, какъ въ то время, когда работа была прервана открытіемъ жильца этихъ покоевъ. Только дверь была отворена и плита вынутая съ крыши, положена на свое мсто. Сойдя внизъ, мы вошли въ дверь и очутились въ тусклоосвщенной комнат.
Все было такъ, какъ я видлъ въ послдній разъ, въ тотъ вечеръ, сто тринадцать лтъ тому назадъ, когда я уснулъ крпкимъ сномъ. Нкоторое время я стоялъ молча, осматриваясь кругомъ. Я видлъ, что моя спутница украдкой посмотрла на меня съ выраженіемъ боязни и сострадательнаго любопытства. Я протянулъ ей руку, а она подала мн свою. Ея нжные пальцы отвчали мн успокаивающимъ пожатіемъ руки. Наконецъ она прошептала:
— Не лучше-ли намъ уйти отсюда? Вы, вдь, не можете слишкомъ много полагаться на себя. Какъ странно все это должно быть для васъ!
— Напротивъ,— возразилъ я,— мн это не кажется страннымъ и вотъ это-то и странне всего въ моемъ положеніи.
— Дйствительно, все кажется страннымъ,— повторила она.
— Нисколько,— сказать я.— Т душевныя движенія, которыхъ вы, очевидно, ожидали отъ меня и которыя мн также казались неизбжными при этомъ посщеніи, просто отсутствуютъ. Я воспринимаю въ себ впечатлнія, вызываемыя окружающими меня здсь предметами, но безъ всякаго волненія. Я дивлюсь этому самъ больше вашего. Съ того ужаснаго утра, когда вы пришли мн на помощь, я старался не думать о моей прежней жизни и избгалъ явиться сюда изъ боязни волненія. По отношенію ко всмъ подобнымъ впечатлніямъ я нахожусь въ положеніи человка, который не прикасается къ поврежденному члену своего тла изъ боязни причинитъ себ этимъ сильную боль и который, попробовавъ двигать имъ, замчаетъ, что онъ парализованъ и лишился чувствительности.
— Вы хотите этимъ сказать, что васъ покинула память?..
— Нисколько. Я помню все изъ моей прежней жизни, но непріятное ощущеніе совершенно пропало. Все такъ ясно предстаетъ передо мною, какъ будто прошелъ всею день съ тхъ поръ, но чувства, возбуждаемыя этими воспоминаніями, такъ поблекли, точно столтіе, дйствительно протекшее съ тхъ поръ, прошло и въ моемъ сознаніи. Быть можетъ, для этого существуетъ простое объясненіе. Перемны въ окружающемъ производятъ такое дйствіе, какъ и теченіе долгаго времени. То и другое показываетъ намъ прошедшее въ дали. Когда я только что проснулся отъ своего летаргическаго сна, моя прежняя жизнь казалась мн вчерашнимъ днемъ, но теперь, когда я ознакомился со всмъ новымъ, меня окружающимъ, и освоился съ изумительными перемнами, преобразовавшими міръ, мн уже не трудно, а скоре легко представитъ себ, что я проспалъ столтіе. Можете ли вы себ представить, чтобы кто-нибудь прожилъ сто лтъ въ четыре дня? А вотъ мн на самомъ дл представляется, что со мной именно это случилось, отъ чего моя прежняя жизнь мн кажется такой отдаленной, смутной. Допускаете ли вы, что это возможно?
— Да, я могу это представить себ,— отвтила Юдиь задумчиво,— и я думаю, мы вс должны быть благодарны, что это такъ и есть, ибо вы избавляетесь этимъ отъ многихъ страданій.
— Представьте себ,— сказалъ я, стараясь разъяснить странность моего душевнаго состоянія, столько же ей, сколько и себ,— что кто-нибудь узналъ о постигшей его утрат много, много лтъ, пожалуй, по прошествіи полжизни посл горестнаго событія. Я думаю, что чувство имло бы сходство съ моимъ. Когда я вспоминаю о людяхъ, которые были близки мн въ то время я о томъ гор, какое имъ пришлось испытать ради меня, то я испытываю скоре тихую грусть, чмъ сильную скорбь, я думаю объ этомъ, какъ о чемъ-то печальномъ, что теперь уже прошло давнымъ давно.
— Вы еще вамъ ничего не разсказали о вашихъ близкихъ,— сказала Юдиь.— Многіе ли о васъ горевали?
— Слава Богу, у меня было очень мало родственниковъ и никого ближе двоюродныхъ,— отвтилъ я.— Но была одна, которая для меня была дороже всякого родного по крови. Она носила ваше имя. Въ то время она должна была вскор сдлаться моей женой. Боже мой!
— Боже мой!— повторила Юдиь.
— Подумайте, какъ горевала она!
Глубокое чувство этой милой двушки отозвалось въ моемъ оцпенвшемъ сердц.
Мои глаза, такъ долго остававшіеся сухими и. казалось, недоступные слезамъ, сдлались влажными, а когда я овладлъ собой, то увидлъ, что и Юдиь дала волю своимъ слезамъ.
— Да благословитъ васъ Богъ за ваше сострадательное сердце,— сказалъ я.— Не хотите-ли взглянуть на ея портретъ?
Маленькій медальонъ съ портретомъ Юдии Бартлетъ, висвшій у меня на ше, на золотой цпочк, пролежалъ у меня на груди впродолженіе моего долгаго сна. Снявши его съ шеи, я раскрылъ его и подалъ моей спутниц. Она поспшно взяла его, долго смотрла на милое лицо и приложила его къ своимъ губамъ.
— Я знаю, что она была и добра, и мила, и достойна вашихъ слезъ,— сказала она,— но помните, что горе, которое она испытывала, уже прошло много лтъ тому назадъ и сама она уже почти столтіе распрощалась съ этимъ міромъ.
Такъ это и было. Какъ бы сильно ни было ея горе, она перестала плакать уже почти сто лтъ тому назадъ, внезапное мое чувство прошло и слезы мои осушились. Я ее сильно любилъ въ моей прежней жизни, но вдь то было сто лтъ назадъ. Можетъ быть, иначе примутъ мое признаніе за доказательство недостаточности чувства, но я полагаю, что никто не можетъ судить меня, потому что никто ничего подобнаго не испытывалъ. Когда мы уже намревались выйти изъ этой комнаты, взглядъ мой остановился на несгораемомъ шкаф, стоявшемъ въ углу. Я обратилъ на него вниманіе моей спутницы, и сказалъ:
— Эта комната была и моей спальней, и моей кладовой. Вотъ въ томъ шкафу хранятся нсколько тысячъ долларовъ золотомъ и много цнныхъ бумагъ. Если бы даже я и зналъ, когда я засыпалъ въ ту ночь, какъ долго продлится мой сонъ, я все-таки бы думалъ, что золото будетъ врнымъ обезпеченіемъ нуждъ моихъ во всякой стран и во всякое время, какъ бы отдаленны ни были они. Мысль о томъ, что наступитъ когда-нибудь время, когда оно потеряетъ свою силу, я бы счелъ за самую дикую фантазію. И однакожь, я проснулся теперь и вотъ нахожусь среди народа, гд и за цлый возъ золота не купишь ковриги хлба.
Конечно, мн не удалось внушить Юдии, что въ этомъ факт есть нчто удивительное.
— Почему это во всемъ мір надо было покупать хлбъ за деньги?— просто спросила она.

ГЛАВА XXI.

Мы условились съ докторомъ Литомъ заняться въ это утро осмотромъ школъ и городскихъ колледжей. Ему хотлось датъ мн возможно ясное представленіе объ образовательной систем двадцатаго столтія.
— Вы замтите,— сказалъ онъ. когда мы отправились посл завтрака,— значительную разницу между нашими и вашими методами образованія. Но главное отличіе заключается въ томъ, что въ настоящее время вс люди въ одинаковой степени имютъ доступъ къ высшему образованію, которымъ въ ваши времена пользовалась лишь безконечно малая часть. Мы считали бы, что не достигли ничего заслуживающаго упоминанія, если бы, уравнявъ людей относительно ихъ физическаго благосостоянія, намъ не удалось добиться одинаковаго уровня и въ ихъ образованіи.
— Издержки должны бытъ громадны,— сказалъ я.
— Если бы для этого потребовалась не только половина всего дохода націи,— сказалъ докторъ Литъ,— но если бы на это ушелъ даже и весь нашъ бюджетъ и намъ остались какіе-нибудь гроши для самаго нищенскаго существованія, и тогда никто не выразилъ бы ни малйшей претензіи. На самомъ же дл, расходъ на образованіе десяти тысячъ молодыхъ людей не только вдесятеро, но и впятеро не превышаетъ издержекъ по образованію тысячи юношей. Принципъ, по которому вс операціи на широкихъ основаніяхъ обходятся пропорціонально дешевле операцій, производимыхъ въ малыхъ размрахъ, примняется также и къ образованію.
— Въ наше время образованіе въ колледж стоило очень дорого,— замтилъ я.
— Если врить вашимъ историкамъ,— отвчалъ докторъ Литъ, то весьма дорого обходилось у васъ не самое образованіе въ колледж, а существованіе въ нихъ мотовства и расточительности. Дйствительные расходы вашихъ колледжей были, повидимому, очень незначительны, и они были бы еще меньше, при условіи боле широкаго распространенія образованія. Высшее образованіе въ настоящее время обходится такъ-же дешево, какъ и низшее, ибо учителя всхъ степеней получаютъ столько же. сколько и остальные работники. Мы просто къ общей школьной систем обязательнаго обученія, практиковавшейся въ Массачусетс сто лтъ тому назадъ, прибавили полдюжины высшихъ классовъ, въ которыхъ наши молодые люди достигаютъ двадцати одного года и получаютъ то образованіе, которое въ ваше время вы называли ‘образованіемъ джентльменовъ’. Такимъ образомъ, мы не отпускаемъ на вс четыре стороны свта благо, юношей въ четырнадцать, пятнадцать лтъ, какъ это длали вы, съ умственной подготовкой, не переходящей за предлы умнья читать, писать и знанія таблицы умноженія.
— Оставляя въ сторон самую стоимость этихъ добавочныхъ лтъ образованія,— возразилъ я,— мы считали бы себя не въ прав отнимать на нихъ такъ много времени отъ промышленныхъ занятій. Мальчики бднйшихъ классовъ обыкновенно становились на работу въ шестнадцать лтъ и моложе, а выучивались мастерству въ двадцать.
— Не думаю, чтобы этимъ пріемомъ хотя сколько-нибудь вы выигрывали въ количеств поставляемыхъ продуктовъ,— сказалъ докторъ Литъ. Большая производительная сила, которую образованіе сообщаетъ всякаго рода труду, за исключеніемъ разв самаго грубого, въ короткій срокъ вполн возмщаетъ время, затраченное на достиженіе высшаго образованія.
— Насъ смущало бы также,— замтилъ я,— что высшее образованіе, подготовляя людей къ извстнымъ профессіямъ, отвратитъ ихъ отъ всякаго ручного груда.
— Таковъ дйствительно былъ результатъ высшаго образованія въ ваше время, какъ я читалъ объ этомъ,— возразилъ докторъ,— и это не могло быть иначе, такъ какъ ручной трудъ вызывать необходимость соприкосновенія съ простымъ, грубымъ и невжественнымъ классомъ людей. Въ нашъ-же вкъ низшаго простонароднаго класса совсмъ не существуетъ. Затмъ, помянутыя опасенія являлись вполн естественными въ то время еще и потому, что вс люди, получавшіе высшее образованіе, предназначались мы на какія-либо высшія должности, или къ праздной жизни людей богатыхъ. Если же человкъ съ высшимъ образованіемъ не пользовался ни богатствомъ, ни привилегированнымъ положеніемъ, это считалось доказательствомъ несбывшихся надеждъ, неудачей, скоре признакомъ сравнительной слабости, нежели превосходства. Въ настоящее время, когда высшее образованіе считается необходимымъ просто для того, чтобы приготовитъ человка къ жизни, безъ всякаго отношенія къ предстоящей ему дятельности, само собой разумется, и обладаніе имъ не допускаетъ вы сказаннаго вами заключенія.
— Во всякомъ случа,— замтилъ я,— никакая степень образованности не устраняетъ природной тупости и не пополняетъ недостатка духовныхъ дарованій. Если только въ настоящее время средній уровень природныхъ умственныхъ способностей людей не стоить значительно выше того уровня, каковъ былъ въ мое время, то въ такомъ случа достиженіе высшаго образованія для большей части населенія должно представляться почти что напрасно затраченнымъ трудомъ. Мы считали, что для достиженія успшности въ обученіи необходима извстная доля воспріимчивости къ образовательнымъ вліяніямъ, все равно какъ необходимо извстное естественное плодородіе почвы для того, чтобы вознаградить себя за обработку.
— Ахъ,— сказалъ докторъ Литъ,— я радъ, что вы остановились именно на этомъ примр, я и санъ хотлъ привести его вамъ, чтобы наглядно охарактерировать новйшій взглядъ на образованіе. Вы говорите что земля, которая настолько бдна, что производительность ея не вознаграждаетъ затрату труда, не обрабатывается. Между тмъ, есть масса, земли, которая своей производительностью не оплачиваетъ затраченнаго на нее труда, а между тмъ, она воздлывалась въ ваше время, воздлывается и въ наше. Я говорю о садахъ, паркахъ, лужайкахъ и вообще о пространствахъ земли, расположенныхъ такимъ образомъ, что будь они предоставлены поростанію мелкимъ кустарникомъ и сорными травами, они производили бы непріятное впечатлніе на глазъ и представляли бы разныя другія неудобства для жителей. Поэтому-то и культивируютъ эти мста, и хотя плодовъ они приносятъ немного, однако врядъ-ли найдется земля, обработка которой, въ широкомъ смысл, лучше вознаграждала бы за трудъ, чмъ они. То-же самое можно сказать и о мужчинахъ и женщинахъ, такъ или иначе безпрестанно соприкасающихся съ нами въ обществ, голоса которыхъ постоянно слышатся нами, поведеніе которыхъ оказываетъ многообразное вліяніе на наше настроеніе, они дйствительно столь же необходимы въ условіяхъ нашей жизни, какъ воздухъ для дыханія, или элементы, отъ которыхъ зависитъ наше существованіе. Но если бы мы въ самомъ дл не въ состояніи были давать каждому настоящее образованіе, въ такомъ случа мы,— предпочтительно передъ блестяще одаренными,— избрали бы самыхъ грубыхъ и тупыхъ отъ природы и имъ дали-бы образованіе, какое только было бы въ вашихъ силахъ. Обладающіе природнымъ умомъ и развитіемъ скоре могутъ обойтись безъ помощи цивилизаціи, нежели мене счастливые по природнымъ способностямъ. Воспользуюсь выраженіемъ, которое часто употреблялось въ ваше время,— мы считали бы, что не стоило жить, если бы, подобно немногимъ образованнымъ людямъ вашего времени, намъ пришлось проводить свои дни среди грубаго и невжественнаго населенія совершенно необразованныхъ мужчинъ и женщинъ. Пріятно-ли человку, который только-что надушился, попасть въ толпу, отъ которой разитъ дурнымъ запахомъ? Можетъ-ли онъ быть вполн доволенъ, обитая хотя бы въ дворцовыхъ палатахъ, если вс его окна выходятъ на скотный дворъ? А вотъ таково-то и было положеніе тхъ, которые въ ваше время считались наиболе счастливыми въ культурномъ отношеніи, наиболе утонченными по воспитанію. Я знаю, что бдные и необразованные вашего періода завидовали богатымъ и образованнымъ. Для насъ же послдніе, живя такъ, какъ они жили, среди грязи и грубости, мало чмъ превосходили первыхъ. Культурный человкъ вашего времени походилъ на человка, погруженнаго по горло въ отвратительное болото и утшавшагося нюханіемъ флакона съ духами. Вы видите теперь, какъ смотримъ мы на вопросъ общедоступнаго высшаго образованія. Ничто такъ не важно для человка, какъ имть разумныхъ, благовоспитанныхъ сосдей. Поэтому-то нація, для увеличенія счастія человка, ничего лучшаго не можетъ сдлать для насъ, какъ воспитать нашихъ сосдей. Если же она не достигнетъ этого, цна нашего собственнаго воспитанія умалится на половину, а развитые образованіемъ утонченные вкусы обратятся для насъ въ положительные источники огорченія. Давать высшее образованіе лишь нкоторымъ, оставляя при этомъ массу невжественной, какъ было это у насъ, значило бы создать между ними почти такую же пропасть, какая можетъ быть только между различными видами существъ, которыя не располагаютъ средствами для общенія другъ съ другомъ. И что же можетъ быть безчеловчне подобнаго ограниченія въ пользованіи образованіемъ? Общедоступное, равномрное образованіе не уничтожитъ, конечно, между людьми разницы, обусловливаемой природными способностями, но уровень наимене способныхъ значительно возвышается, и грубость исчезаетъ. У всхъ является стремленіе къ знанію, способность пониманія духовной стороны предметовъ и уваженіе къ высшему образованію, которымъ они сами они не могли воспользоваться. Въ большей или меньшей степени, но вс или становятся способными пользоваться радостями и побужденіями образованной среды и даже вноситъ въ данномъ случа и свою лепту. Изъ чего же состояло культурное общество девятнадцатаго столтія, какъ не изъ немногихъ микроскопическихъ оазисовъ въ обширной непрерывной пустын?
Пропорція индивидуумовъ, способныхъ къ нравственнымъ интересамъ или цивилизованному общенію, сравнительно съ массой ихъ современниковъ, была такъ ничтожна, что, при боле широкимъ взгляд на человчество, она не заслуживаетъ даже упоминанія. Одно поколніе современнаго міра располагаетъ большимъ запасомъ умственной жизни, нежели пятъ любыхъ вковъ изъ прошлаго. Короче сказать наша образовательная система основывается на слдующихъ трехъ принципахъ: во первыхъ,— право каждаго человка на полное образованіе, какое только можетъ дать ему нація, лично для него самого, какъ необходимое условіе его счастья, во вторыхъ,— право его согражданъ на его образованіе, какъ необходимое условіе для того, чтобы общеніе съ нимъ доставляло илъ удовольствіе, въ третьихъ,— право грядущихъ поколній имть разумныхъ и интеллигентныхъ родителей.
Не буду описывать подробно, что мн пришлось видть въ тотъ день въ школахъ. Мало интересуясь дломъ образованія въ теченіи моей прежней жизни, я могъ вынести немного любопытныхъ сравненій. Не мене чмъ общедоступностью, какъ высшаго, такъ и низшаго образованія, я былъ пораженъ тмъ значеніемъ, какое придавалось теперь физическому воспитанію, и тмъ фактомъ, что при оцнк юношества,— ихъ успхи въ гимнастическихъ подвигахъ и играхъ принимались во вниманіе наравн съ ученіемъ.
— Школьная администрація,— объяснилъ докторъ Литъ,— несетъ на себ одинаковую отвтственность какъ за тло, такъ и за душу своихъ питомцевъ. Возможно наибольшее физическое и умственное развитіе каждаго составляютъ двоякую цль нашего школьнаго курса, продолжающагося отъ шестилтняго возраста до двадцати одного года.
Цвтущее здоровье, какимъ пользовались молодые люди въ школахъ, произвело на меня громадное впечатлніе. Мои прежнія наблюденія не только относительно замчательныхъ вншнихъ особенностей членовъ семьи моего хозяина, но въ равной степени и людей, встрчавшихся мн на улиц, навели уже меня на мысль о вроятности совершившагося съ моего времени чего то врод общаго улучшенія физическаго строенія человческаго рода. Теперь же, когда я сравнилъ этихъ рослыхъ молодыхъ людей и свжихъ, сильныхъ молодыхъ двушекъ съ молодыми людьми, которыхъ я встрчалъ въ школахъ девятнадцатаго столтія, я былъ такъ пораженъ, что не могъ не подлиться своимъ впечатлніемъ съ докторомъ Литомъ.
Съ большимъ интересомъ, выслушалъ онъ мое заявленіе.
— Ваше свидтельство въ данномъ случа,— сказалъ, онъ,— неоцнимо. Думается, что то улучшеніе, о которомъ вы говорите, дйствительно существуетъ, но, конечно, для насъ это является только теоретичнымъ. Въ силу своего исключительнаго положенія въ настоящее время только вы одинъ можете говорить объ этомъ съ авторитетомъ. Мнніе ваше, если вы заявите его публично,— увряю васъ,— произведетъ громадную сенсацію. Съ другой стороны, было бы и странно, если бы не послдовало улучшенія расы. Въ ваше время богатство развращало одинъ классъ лностью ума и тла, тогда какъ бдность надрывала жизненныя силы массъ непосильною работою, худою пищею и зачумленными жилищами. Трудъ, требовавшійся отъ дтей, и бремя, налагавшееся на женщинъ, ослабляли самыя пружины жизни. Теперь, вмсто прежняго пагубнаго положенія, вс пользуются самыми благопріятными условіями жизни. Юношество заботливо питается и старательно оберегается, трудъ, обязательный для всхъ, ограниченъ періодомъ наибольшей физической силы и никогда не бываетъ чрезмренъ, забота о себ и о своемъ семейств, страхъ за свои средства къ существованію, напряженность постоянной жизненной борьбы,— вс эти вліянія, нкогда такъ гибельно дйствовавшія на душу и тло мужчинъ и женщинъ — боле невдомы. Конечно, подобная перемна непремнно должна была сопровождаться улучшеніемъ расы. Мы знаемъ, что въ нкоторыхъ извстныхъ отношеніяхъ совершилось фактическое улучшеніе. Сумашествіе, напримръ, которое въ девятнадцатомъ столтіи являлось такимъ постояннымъ продуктомъ вашего сумасшедшаго образа жизни, почти совершенно исчезло вмст съ своей альтернативой — самоубійствомъ.

ГЛАВА XXII.

Мы условились встртиться съ дамами въ общественной столовой за обдомъ, посл котораго он, имя какое то дло, ушли, оставивъ насъ за столомъ, гд, попивая винцо и покуривая сигары, мы перебрали множество разныхъ вопросовъ.
— Докторъ,— замтилъ я, между прочимъ, въ разговор,— съ нравственной точки зрнія, ваша соціальная система такова, что не восхищаться ею, при сравненіи ея со всми предыдущими системами, когда либо существовавшими въ мір, и въ особенности въ теченіи моего несчастнаго столтія,— было бы просто безуміемъ. Если бы я сегодня ночью опять впалъ въ летарическій сонъ, который продолжался бы не мене перваго, только при условіи обратнаго теченія времени, и такимъ образомъ я опять проснулся бы въ девятнадцатомъ столтіи — каждый изъ моихъ друзей, услыхавъ о томъ, что я видлъ, призналъ бы вашъ міръ раемъ порядка, справедливости и счастія. Но современники мои были люди весьма практичные, и, выразивъ свое удивленіе нравственной красот и матеріальному великолпію системы, сейчасъ же прикинули бы на счетахъ и спросили бы, откуда вы добыли деньги, чтобы такъ широко осчастливить всякаго. Конечно, для того, чтобы содержать цлую націю на той степени комфорта и даже роскоши, какъ я это вижу здсь, потребуется гораздо больше богатства, чмъ то, какое добывала нація въ мое время. И хотя вообще я могъ бы объяснить моимъ друзьямъ вашу систему, въ главныхъ чертахъ, по въ отвт на вышеуказанный мною вопросъ я оказался бы вполн несостоятельнымъ, а безъ него, какъ прекрасные счетчики, они сказали бы мн, что все это мн просто пригрезилось, и уже не поврили бы моимъ разсказамъ обо всемъ остальномъ. Я знаю, что въ мое время въ нашей стран при безусловно одинаковомъ распредленіи доходовъ годовой производительности пришлось бы на долю каждаго не боле трехъ или четырехъ сотъ долларовъ, не много боле того, что требуется для удовлетворенія необходимыхъ жизненныхъ потребностей и доставленія себ кое-какого, а то и никакого комфорта. Какъ же это у васъ выходитъ, что вы имете гораздо боле?
— Это весьма дльный вопросъ, мистеръ Вестъ,— возразилъ докторъ Литъ,— и я никогда не ршился бы осуждать вашихъ друзей, если бы въ данномъ случа, не получивъ отъ васъ удовлетворительна то отвта, они заявили, что вс ваши росказни — чистйшій вздоръ. Это вопросъ, который я не могу вамъ исчерпать сразу. Что же касается статистическихъ цифръ для подтвержденія моихъ положеній, то попрошу васъ заглянуть въ книги моей библіотеки. Было бы обидно, въ случа осуществленія вашего предположенія, только изъ за недостатка нкоторыхъ поясненій, допустить васъ до такого конфуза передъ вашими старыми знакомыми.
— Начнемъ съ небольшихъ статей по которымъ у насъ, сравнительно съ вами, остается экономія. У насъ нтъ долговъ ни общественныхъ, ни государственныхъ, ни городскихъ, ни провинціальныхъ, за которые намъ пришлось бы платить какіе бы то ни было проценты. У насъ нтъ ни военныхъ, ни морскихъ затратъ на людей или на матеріалъ — ни для арміи, ни для флота, ни для милиціи, у насъ нтъ должностей по сбору податей, нтъ толпы распредлителей и сборщиковъ налоговъ. Что же касается нашей юстиціи, полиціи, шерифовъ, тюремщиковъ, то количество таковыхъ, которое въ ваше время содержала одна провинція — въ нашъ вкъ хватило бы съ избыткомъ на всю страну. У насъ нтъ боле класса преступниковъ, который подрывалъ у васъ благосостояніе общества. Число людей, боле или мене потерянныхъ для рабочей силы, вслдствіе своей физической неспособности, хромыхъ, больныхъ, разслабленныхъ, являвшихся въ ваше время положительнымъ бременемъ для людей здоровыхъ, теперь, когда вс живутъ при условіяхъ здоровья и комфорта, стало ничтожнымъ, и съ каждымъ поколніемъ сокращается все боле и боле. Другая статья экономіи — уничтоженіе денегъ и, вслдствіе этого,— тысячи занятій, соприкосновенныхъ съ разными денежными операціями, для которыхъ требовалась масса людей, отнимавшихся ради этого отъ другихъ полезныхъ занятій. Примите еще во вниманіе, что расточительность богачей вашего времени на непомрныя личныя прихоти также исчезла хотя, конечно, значеніе этой статьи легко можетъ быть преувеличено. Не забудьте, кром того, что теперь нтъ лнтяевъ,— ни богатыхъ, ни бдныхъ,— нтъ трутней. Важной причиной прежней бдности была громадная затрата труда и матеріаловъ на стирку блья и приготовленіе кушанья дома, а также на отдльное выполненіе безчисленнаго множества всякихъ другихъ работъ, къ которымъ мы примняемъ кооперативную систему. Но самая большая экономія достигается организаціей нашей системы продажи. Работа, которую нкогда исполняли купцы, торговцы, лавочники съ цлой арміей своихъ колмисіонеровъ, оптовыми и мелочными торговцами и всевозможными посредниками на тысячу ладовъ, съ чрезвычайной затратой труда при излишнихъ пересылкахъ и безконечныхъ передачахъ товаровъ изъ рукъ въ руки,— въ наши дни вся эта работа исполняется одной десятой прежняго числа рукъ, безъ малйшаго движенія пальцемъ. Съ нашей системой распредленія товаровъ вы отчасти уже знакомы. Наши статистики разсчитываютъ, что одной восьмидесятой части нашихъ работниковъ достаточно для всхъ процедуръ распредленія, требовавшихъ въ ваше время одной восьмой всего населенія и отнимавшихъ такую громадную цифру людей отъ производительнаго труда.
— Я начинаю понимать,— сказалъ я,— какимъ образомъ вы достигаете вашего крупнаго благосостоянія.
— Извините меня,— возразилъ докторъ Литъ,— но врядъ ли это такъ. Указанныя мною сбереженія труда и матеріала, вмст взятыя, увеличатъ, вашу ходовую производительность богатства разв на половину, не боле. Эти статьи такъ ничтожны, что не заслуживаютъ даже и упоминанія, сравнительно съ другими громадными убытками, которыхъ теперь не существуетъ и которые являлись неизбжнымъ результатомъ того, что промышленность націи была предоставлена частнымъ предпринимателямъ. Какую бы экономію потребленія продуктовъ ни изобрли ваши современники, сколь бы изумителенъ ни былъ прогрессъ механическихъ изобртеній,— они никогда не могли бы подняться изъ омута нищеты, пока продолжали бы придерживаться своей прежней системы. Измыслить боле расточительный пріемъ при утилизаціи человческой энергіи было невозможно. Однако, къ чести человческаго разума, надо сказать, что эта система, вообще, никогда и не была изобртена, а просто перешла къ намъ отъ грубыхъ вковъ, когда, за неимніемъ соціальной организаціи, немыслима была какая бы то ни было кооперація.
— Я готовъ признать, что наша промышленная система въ нравственномъ отношеніи не выдерживала критики, но какъ простая машина для добыванія богатства, не касаясь нравственныхъ сторонъ, она казалась намъ превосходной.
— Какъ я вамъ уже сказалъ,— отвчалъ докторъ,— этотъ предметъ слишкомъ обширенъ, чтобы мы могли теперь же исчерпать его до конца, но если вамъ дйствительно интересно знать, какія главныя возраженія мы, люди новаго поколнія, имемъ сдлать противъ вашей промышленной системы, сравнительно съ нашей, я могу вкратц коснуться нкоторыхъ изъ нихъ. Вслдствіе того, что промышленность находилась въ рукахъ людей неотвтственныхъ, между которыми не было ни малйшаго взаимнаго пониманія, никакой солидарности, происходилъ, во-первыхъ, убытокъ — вслдствіе лопавшихся предпріятій, во-вторыхъ, убытокъ — вслдствіе конкурренціи и взаимной враждебности промышленниковъ, въ третьихъ, убытокъ вслдствіе періодическаго избытка производства и кризисовъ съ послдующими за ними перерывами промышленнаго труда, къ четвертыхъ,— убытокъ, причиняемый свободою капитала и труда, во всякое данное время. Любого изъ этихъ изъяновъ, если бы даже вс остальные были устранены, было вполн достаточно для обездоленія націи. Начнемъ съ убытка отъ неудавшихся предпріятій. Въ ваше время ни въ производств, ни въ продаж не было ни солидарности, ни организаціи, а поэтому не имлось возможности узнать, каковъ былъ спросъ на извстнаго рода товары и каковы размры ихъ запасовъ. Поэтому всякое предпріятіе частнаго капиталиста имло всегда сомнительный успхъ. Не обладая знакомствомъ съ промышленностью и размрами потребленія производства настолько, насколько въ настоящее время оно доступно нашему правительству, предприниматель никогда не могъ точно знать ни спроса народонаселенія, ни того предложенія, какое имли сдлать другіе капиталисты для удовлетворенія публики. Въ виду этого, насъ не можетъ удивлять, что большинство шансовъ каждаго даннаго предпріятія бывало въ пользу его неудачи и что общимъ удломъ даже такихъ предпринимателей, которымъ въ конц концовъ улыбалось счастіе, являлась предварительно неоднократная неудача. Если бы башмачникъ на каждую удачную пару башмаковъ предварительно портилъ кожу на четыре или на пять паръ, прибавивъ сюда затраченное на работу время, у него оказались бы такіе же шансы разбогатть, какъ и у вашихъ современниковъ съ ихъ системой частной предпріимчивости, и среднимъ числомъ четырехъ или пяти неудачныхъ предпріятій на одно успшное. Слдующій значительный убытокъ завислъ отъ конкурренціи. Поприще промышленности было нолемъ сраженія, обширнымъ, какъ земной шаръ, гд работники въ взаимной борьб растрачивали свои силы, которыя, будучи употреблены согласно и дружно, какъ длается это теперь, обогатили бы всхъ. При этомъ надо замтить, что о пощад въ этомъ бою не могло быть и рчи.
Ворваться на это рабочее поле, намренно разрушить предпріятія своихъ предшественниковъ, съ цлью на развалинахъ ихъ построить свое собственное предпріятіе, было дломъ, которое всегда встрчало общее одобреніе. И сравненіе этого рода войны съ настоящей войной нисколько не кажется натянутымъ, принимая вошіиманіе душевную тревогу и физическія страданія, сопряженныя съ нею, а также и нищету, которая постигала побжденныхъ и ихъ присныхъ.
Современнаго человка точно такъ-же поражаетъ съ перваго взгляда, тотъ фактъ, что люди, занимавшіеся одной и той же отраслью промышленности, вмсто пріязненныхъ отношеній, приличествующихъ товарищамъ и сотрудникамъ общаго дла, смотрли другъ на друга, какъ на соперниковъ и враговъ, готовыхъ задушить и уничтожить одинъ другого. Это. конечно, представляется сущимъ сунашествіемъ, сценой изъ дома умалишенныхъ. По всматриваясь внимательне, видишь, что это совсмъ не такъ. Ваши современники, душа другъ друга, очень хорошо понимали, что они длали. Промышленники девятнадцатаго столтя не работали сообща, подобно нашимъ, для поддержанія общины, а напротивъ того, каждый работалъ единственно для своего собственнаго иждивенія, на счетъ общины. Если, работая съ этою цлью, онъ въ тоже время способствовалъ также увеличенію общаго благосостоянія,— это было просто случайностью. Умноженіе своихъ личныхъ сокровищъ на счетъ общаго благополучія считалось дломъ столь же возможнымъ, сколько и обыденнымъ. Самыми злйшими врагами каждаго необходимо являлись люди, занимавшіеся одинаковымъ съ нимъ дломъ, потому что при вашей систем, когда частная прибыль являлась двигателемъ промышленности, каждый спеціальный производитель извстнаго предмета желалъ, чтобы производство по его спеціальности было какъ можно ограниченне. Въ его интересахъ было, чтобы производство этого товара не выходило за предлы того количества, какое онъ могъ доставить самъ. Постоянной задачей его было преслдованіе этой высокой цли, насколько позволяли ему обстоятельства. Онъ всячески старался какъ-нибудь встать поперекъ дороги людямъ, занимавшимся одинаковою съ нимъ промышленностью. Когда промышленнику удавалось отстранить съ своего поприща всхъ, кого только онъ могъ, то дальнйшая политика его состояла въ томъ, чтобы сплотиться съ остальными, одолть которыхъ онъ быть не въ силахъ, и превратить свою междоусобную борьбу въ общее сраженіе съ публикой, причемъ назначались самыя высокія цны, какія только выдерживала публика, прежде чмъ совершенно отказаться отъ дорогихъ товаровъ. Завтной мечтой промышленника девятнадцатаго столтія было забрать въ свои руки снабженіе какимъ нибудь предметомъ первой необходимости такъ, чтобы можно было держать общество на краю голода и назначать на свой товаръ цны неурожайныхъ годовъ. Вотъ что, мистеръ Вестъ, въ девятнадцатомъ вк называлось системой производства. Представляю вамъ самому ршить, не представляется-ли эта система во многихъ отношеніяхъ антипроизводительной? Когда нибудь — на свобод, я попрошу васъ взять на себя трудъ объяснитъ мн то, чего я никакъ не могъ понять до сихъ поръ, несмотря на то, что много потрудился надъ этимъ вопросомъ,— какъ могли такіе проницательные люди, какими, казалось, были ваши современники во многихъ отношеніяхъ, вврить дло снабженія общества всмъ необходимые классу людей, въ интересахъ котораго было морить его голодомъ. Увряю васъ, что насъ поражаетъ не то, что при подобной систем міровое богатство не разрослось, а именно то, какъ міръ совсмъ не погибъ отъ бдности. Наше удивленіе возрастаетъ еще боле, когда мы начинаемъ взвшивать нкоторыя другія чудовищныя растраты, характеризующія тогдашнюю систему.
Помимо потери труда и капитала, вслдствіе ложно направленной промышленности и постояннаго кровопролитія вашей промышленной войны, система, ваша была еще подвержена періодическимъ потрясеніямъ, губившимъ одинаково мудрыхъ и глупыхъ, торжествующихъ грабителей и ихъ жертвъ. Я говорю о промышленныхъ кризисахъ, повторявшихся черезъ каждыя пятьдесятъ лтъ, разорявшихъ національную производительность, разрушавшихъ шаткія предпріятія и парализовавшихъ сильныя, за которыми слдовали такъ называемые застои, длившіеся цлыми годами. Капиталисты мало по малу собирали растраченныя силы, а рабочіе классы голодали и производили безпорядки. Затмъ наступалъ снова короткій періодъ благоденствія, сопровождавшійся, въ свою очередь, новымъ кризисомъ съ послдующимъ годами порождаемаго имъ истощенія. По мр развитія торговли, результатомъ котораго явилась взаимная зависимость націй, кризисы эти становились повсемстными, причемъ продолжительность порождавшагося ими состоянія упадка увеличивалась съ каждой новой областью, охваченной промышленнымъ разстройствомъ. Пропорціонально развитію и усложненію міровой промышленности и разростанію вложеннаго въ нее капитала, эти промышленныя катастрофы случались все чаще и чаще, пока, наконецъ, въ послдней половин девятнадцатаго столтія дло дошло до того, что на два года худыхъ приходился одинъ хорошій, и эта величавая система промышленности, распространенная повсюду, какъ никогда дотол, грозила рухнуть подъ своей собственной тяжестью. Посл безконечныхъ разсужденій, ваши экономисты около этого времени, повидимому, пришли къ безнадежному заключенію, что никакія предупрежденія или ограниченія этихъ кризисовъ боле уже немыслимы, какъ будто это были какія-то засухи или бури. Оставалось переносить эти кризисы, какъ неизбжное зло, и каждый разъ, по минованіи ихъ, снова возводить разрушенное сооруженіе промышленности, подобно жителямъ страны, подверженной землетрясеніямъ, которые снова воздвигаютъ свои города на мст самаго разгрома. Что-же касается того взгляда, что причины смуты заключались въ самой сущности вашей промышленной системы, то ваши современники, разумется, были совершенно правы въ данномъ случа. Он лежали въ самомъ ея основаніи и необходимо становились все боле и боле губительными, по мр того, какъ фабричное дло развивалось и становилось сложне. Одной изъ причинъ былъ недостатокъ общаго контроля надъ различными отраслями промышленности и вытекавшая отсюда невозможность правильнаго и равномрнаго ихъ развитія. Неизбжнымъ результатомъ это то недостатка являлось то, что производство постоянно выбивалось изъ прямой колеи и упускало изъ виду соотношеніе предложенія къ спросу.
Для послдняго не было такого критеріума, какой имется у насъ, благодаря организованному распредленію товаровъ, и первымъ признакомъ того, что въ извстной отрасли промышленности количество товара превышало спросъ, являюсь пониженіе цнъ, банкротство промышленниковъ, остановка производства, сбавка жалованья и увольненіе рабочихъ. Это случалось постоянно во многихъ отрасляхъ промышленности даже въ такъ называемыя хорошія времена, кризисъ же наступалъ только въ томъ случа, когда нарушенныя отрасли промышленности были очень обширны. Тогда рынки переполнялись товарами, которыхъ никто не хотлъ брать сверхъ своей потребности даже за безцнокъ. Вслдствіе сокращенія или даже полнаго прекращенія цнъ и прибыли, поставщики этого излишняго товара теряли свой торговый престижъ, какъ потребители другихъ товаровъ, не переполнившихъ еще собою рынка, вслдствіе же сокращенія этого сбыта и товары, не страдавшіе еще естественнымъ излишествомъ производства, искусственно приводились въ то же положеніе, рынокъ переполнялся также и ими, цны сбивались и производители ихъ лишались работы и дохода. Тутъ то и наступалъ настоящій кризисъ, который ничто уже не въ силахъ было остановить до тхъ поръ, пока не погибало все національное достояніе. Поводомъ частыхъ и всегда страшно тягостныхъ кризисовъ, были деньги и кредитъ. Пока производство находилось въ рукахъ многихъ лицъ, купля и продажа были неизбжны для удовлетворенія всевозможныхъ требованій и деньги являлись необходимыми. Значеніе же денегъ въ смысл простыхъ условныхъ знаковъ, взимаемыхъ взамнъ пищи, одежды и другихъ вещей, могло быть спорнымъ вопросомъ. Проистекавшая отсюда спутанность понятій между товаромъ и его знакомъ повела къ кредитной систем съ ея чудовищнымъ обманомъ. Люди, уже привыкнувъ принимать деньги за товары, начали затмъ принимать денежныя обязательства вмсто самыхъ денегъ, и такъ мало по малу, за изображеніемъ перестали искать изображаемый предметъ. Деньги были знакомъ дйствительныхъ товаровъ, кредитъ же являлся знакомъ знака. Для серебра и золота, т. е. настоящихъ денегъ, существовалъ естественный предлъ, но для кредита не имлось никакихъ границъ, и результатомъ этого было то, что объемъ кредита, т. е. денежныхъ обязательствъ, пересталъ быть пропорціоналенъ деньгамъ, и того меньше товарамъ, имвшимся въ наличности. При подобной систем, постоянные и періодическіе кризисы были вызываемы тмъ непреложнымъ закономъ, по которому рушится постройка, гд центръ тяжести выше точки опоры. Въ силу чисто произвольныхъ соображеній только правительство и уполномоченные имъ банки пользовались исключительнымъ правомъ выпускать деньги, но вдь всякій, кто оказывалъ кредитъ всего на одинъ долларъ, въ этомъ размр участію валъ и въ выпуск кредитныхъ знаковъ, которыя наравн съ настоящими деньгами, раздували денежный оборотъ до слдующаго кризиса. Широкое распространеніе и развитіе кредитной системы служило характеристикой послдней половины девятнадцатаго столтія и почти вполн объясняетъ чуть-ли не непрерывные торговые кризисы, ознаменовавшіе этотъ періодъ. Несмотря на всю рискованность кредита, вы не могли обойтись безъ него, потому что у васъ не было ни національной, никакой другой организаціи капитала страны, онъ былъ у васъ единственнымъ средствомъ концентраціи и привлеченія капитала къ промышленнымъ предпріятіямъ. Отсюда слдуетъ, что кредитъ въ высшей степени усилилъ главную опасность частныхъ промышленныхъ предпріятіи, способствуя поглощенію отдльными отраслями промышленности непропорціональныхъ суммъ изъ свободныхъ капиталовъ страны, и такимъ образомъ подготовлялъ общее бдствіе. Торговыя предпріятія, вслдствіе широкаго пользованія оказываемымъ югъ кредитомъ, работали постоянно на чужой счетъ, забирая въ долгъ,— частью взаимно одно у другого, частью въ банкахъ и у капиталистовъ. И вотъ внезапное прекращеніе кредита, при первыхъ признакахъ кризиса, способствовало обыкновенно его ускоренію. Несчастье вашихъ современниковъ заключалось въ томъ, что для скрпленія зданія своей промышленности имъ приходилось употреблять такой цементъ, который при всякомъ удобномъ случа могъ обратиться въ взрывчатое вещество. Они находились въ состояніи людей, которые при постройк своихъ домовъ, вмсто извести, употребляли бы динамитъ, ибо для характеристики кредита это самое подходящее сравненіе. Если вы желаете знать, какъ легко обойтись безъ этихъ указанныхъ мною промышленныхъ потрясеній и насколько они являлись слдствіемъ того, что промышленность была предоставлена частной и неорганизованной предпріимчивости, вамъ стоитъ только присмотрться къ практик нашей системы. Излишнее производство въ отдльныхъ отрасляхъ промышленности, являвшееся пугаломъ вашего времени, теперь немыслимо, такъ какъ, вслдствіе гармоніи между производствомъ и продажей товаровъ, предложеніе относится къ спросу, какъ машина къ регулятору ея хода. Предположимъ даже, что вслдствіе какого либо недоразумнія случилось бы излишнее производство какого нибудь товара. Вытекающее отсюда ограниченіе или прекращеніе производства въ этой отрасли никого не оставляетъ безъ дла. Освободившіеся работники сейчасъ же находятъ занятія въ различныхъ другихъ отдленіяхъ громадной мастерской, и теряютъ только время, потребное на перемну работы. Что же касается до переполненія товаровъ на рынк,— объ этомъ нечего и безпокоиться, такъ какъ дло націи такъ обширно, что каждый исполненный въ избытк предметъ ея производства всегда можетъ дождаться времени, пока спросъ не потребуетъ его. Въ предположенномъ мною случа излишняго производства у насъ не можетъ бытъ такого казуса, чтобы вся эта сложная махинація, какъ у васъ, пришла въ разстройство и въ тысячу разъ увеличила первоначальную ошибку. Конечно, не имя денегъ, мы не имемъ и кредита. Вс наши бюджеты имютъ дло съ непосредственно реальными предметами, мукой, деревомъ, шерстью и трудомъ, представителями чего у васъ являлись деньги и кредитъ, которые только вводили васъ въ заблужденіе. Въ нашихъ отчетахъ не можетъ быть ошибокъ. Изъ годоваго производства отчисляется количество, необходимое для содержанія націи, и распредляется трудъ потребный для снабженія продовольствіемъ націи на слдующій годъ. Остатокъ матеріала и труда показываетъ, сколько, безъ всякой опасности, можетъ быть издержано на улучшенія. Если урожай плохъ, годовой излишекъ мене обыкновеннаго,— вотъ и все. За исключеніемъ незначительнаго случайнаго вліянія подобныхъ естественныхъ причинъ, нтъ никакихъ колебаній въ труд. Матеріальное благосостояніе націи течетъ непрерывно изъ поколнія въ поколніе, подобно рк, которая постоянно расширяется и углубляется.
— Ваши торговые кризисы, мистеръ Вестъ,— продолжалъ докторъ,— подобно другимъ большимъ потерямъ, о которыхъ я упоминалъ ране, достаточны были сани по себ, чтобы держать васъ въ постоянныхъ тискахъ. Но я долженъ указать намъ еще на одну важную причину вашей бдности — это бездйствіе огромной доли вашего капитала и труда. Долгъ нашей администрація — ни на минуту не оставлять безъ примненія ни одной унціи свободнаго капитала и труда страны. Въ вашк времена не было общаго контроля ни для труда, ни для капитала, и большая часть того и другого не находили себ примненія. Капиталъ, говорили вы, ‘остороженъ по природ’, и было бы, безъ сомннія, безраеудно, если бы онъ не былъ остороженъ въ эпоху преобладанія большой вроятности, что всякое дловое предпріятіе рискуетъ окончиться неудачей. Никогда не бывало, чтобы, при условіи обезпеченія, сумма капитала, вложеннаго на производительную промышленность, не возросла въ значительной степени. Пропорція затраченнаго капитала подвергалась постоянно чрезвычайнымъ колебаніямъ, сообразно съ репутаціей, большей или меньшей солидности промышленнаго предпріятія, такъ что доходы съ національнаго производства въ различные годы были различны. Но по той же самой причин,, по которой во время особенной неустойчивости количество вкладываемаго въ дло капитала было гораздо мене, чмъ во время нсколько большей безопасности, огромныя доля его оставалась безъ всякаго употребленія, такъ какъ рискъ предпріятій въ самыя лучшія времена былъ, все таки, очень значителенъ.
— Слдуетъ еще замтитъ, что большое количество капиталовъ, всегда готовыхъ для оборота, ужасно разжигало конкурренцію между капиталистами, когда начиналось какое-нибудь достаточно солидное предпріятіе. Бездйствіе капитала, вслдствіе его осторожности, предполагало, конечно, въ соотвтственной мр и бездйствіе труда. Кром того, всякая перемна въ постановк дла, каждое малйшее измненіе въ положеніи коммерціи или промышленности, не говоря уже о безчисленныхъ торговыхъ банкротствахъ, которыя случались ежегодно въ самыя лучшія времена, осуждали массу людей на безработицу по недлямъ, мсяцамъ и даже цлымъ годамъ. Громадное число подобныхъ искателей работы постоянно странствовало по стран изъ конца въ конецъ, современенъ обращаясь въ бродягъ по ремеслу, а затмъ и въ преступниковъ.— ‘Дайте намъ работы’!— вопила цлая армія праздныхъ людей почти постоянно, во времена же застоя въ работ эта армія превращалась въ такое громадное и неистовое войско которое угрожало прочность государства. Можетъ-ли бытъ боле убдительное доказательство безсилія вашей системы частной предпріимчивости, какъ средства обобщенія націи, чмъ тотъ фактъ, что въ періодъ такой повальной бдности и недостатка во всемъ, капиталисты душили другъ друга, чтобы найти случаи врнаго помщенія своего капитала, а рабочіе бунтовали и поджигали, потому что не находили себ работы.
— Я просилъ бы васъ мистеръ Вестъ,— продолжалъ докторъ Литъ,— обратить вниманіе, что приведенные пункты разъясняютъ преимущества національной организаціи промышленности лишь съ отрицательной стороны, указывая на извстные роковые недостатки и поразительное безсиліе системы частной предпріимчивости, которыхъ нтъ боле при національной организаціи. Вы должны согласиться, что одно это уже достаточно объясняетъ, почему нація гораздо богаче теперь, чмъ она была въ ваше время. Но о большемъ еще нашемъ преимуществ передъ вами я почти не сказалъ пока ни слова. Допустимъ даже, что система частныхъ промышленныхъ предпріятій не страдаетъ тми громадными недостатками, о которыхъ я упоминалъ, допустимъ, что потери ложно направленной энергіи не вызываютъ краховъ, зависвшихъ отъ несоотвтствія со спросомъ и неумнья составить себ общій взглядъ на всю область промышленности, допустимъ еще, что конкурренція не парализована и не вызываетъ безполезнаго сугубаго напряженія, допустимъ также, что паника и кризисы въ торговл, вслдствіе банкротства и продолжительныхъ застоевъ въ промышленности, а также бездйствіе капитала и труда не причиняютъ никакихъ потерей и убытковъ, допустимъ, наконецъ, что это все зло, неизбжное при веденіи промышленности частнымъ капиталомъ, какимъ-нибудь чудеснымъ образомъ было бы устранено при сохраненіи той же системы, и тогда превосходство результатовъ достигаемыхъ при новйшей промышленной систем національнаго контроля, все таки оказалось бы поразительнымъ. Даже въ ваше время было нсколько довольно большихъ ткацкихъ фабрикъ, хотя, само собой разумется, он не выдержатъ сравненія съ нашими. Вамъ, безъ сомннія, случалось бывать на этихъ большихъ бумагопрядильняхъ, которыя покрывали цлыя акры земли, занимая тысячи рабочихъ рукъ и подъ одной кровлей, подъ однимъ контролемъ совершая до ста различныхъ процессовъ, напримръ, для того, чтобы изъ тюка ваты произвести тюкъ глянцовитаго коленкору. Вы восхищались нашей громадной экономіей труда и механической силы, вытекающей изъ искуснаго взаимодйствія рукъ и машинъ. У васъ, наврное, мелькнула мысль, насколько эта же самая рабочая сила, примненная на фабрик, произвела бы мене, работая въ раздробь, при условіи полной самостоятельности каждаго рабочаго. Вы сочтете, пожалуй, за гиперболу, если я скажу вамъ, что наибольшая производительность этихъ работниковъ, работавшихъ въ одиночку, при всей возможной солидарности между ними, увеличилась бы не только на нсколько процентовъ, но въ нсколько разъ, при организаціи ихъ труда подъ единымъ контролемъ. Итакъ, мистеръ Вестъ, организація національной промышленности подъ единымъ главнымъ контролемъ, когда вс ея процессы вытекаютъ одинъ изъ другого, сравнительно съ наибольшимъ количествомъ производительности, достигавшимся при старой систем,— даже не принимая въ разсчетъ четырехъ вышеупомянутыхъ крупныхъ источниковъ вашихъ потерь,— увеличила общее производство въ той же степени, въ какой производительность фабричныхъ работъ умножилась при кооперативной систем труда. Производительность національной рабочей силы подъ тысячеголовымъ предводительствомъ частнаго капитала, даже при отсутствіи вражды между руководителями, сравнительно съ тлъ, что достигается ею при единой организаціи, можетъ быть уподоблена военной сил толпы или орды варваровъ съ тысячью маленькихъ начальниковъ, сравнительно съ силою дисциплинированной арміи, подъ управленіемъ одного генерала,— такой, напримръ, боевой машин, какъ германская армія при Мольтке.
— Посл того, что вы мн сообщили,— отвчалъ я,— я удивляюсь не тому, что нація теперь богаче, чмъ тогда, но толу, что вс вы не сдлались Крезами.
— Теперь валъ живется хорошо,— возразилъ докторъ Литъ.— Нашъ образъ жизни настолько роскошенъ, насколько мы того сами желаемъ. Соперничество во вншнемъ чванств, которое въ ваше время вело къ мотовству, нисколько не способствовавшему комфорту, не иметъ мста въ обществ, вс члены котораго получаютъ одинаковые доходы, и наши вожделнія ограничиваются только тми предметами, которые дйствительно придаютъ жизни пріятность. Каждый изъ насъ могъ бы имть гораздо больше дохода, если бы мы длили между собою излишекъ производства, но мы предпочитаемъ тратить его на общественныя работы и общественныя удовольствія, въ которыхъ принимаютъ участіе вс,— на общественныя залы и зданія, на картинныя галлереи, на статуи, на мосты, на улучшеніе дорогъ и путей сообщенія, на украшенія городовъ, на большія музыкальныя и театральныя представленія и заботиться въ обширныхъ размрахъ о народныхъ увеселеніяхъ. Вы еще не знаете, мистеръ Вестъ, какъ мы живемъ. Дома мы пользуемся комфортомъ, но блескъ нашего существованія, доступный для всхъ насъ, обнаруживается лишь въ нашей общественной жизни. Когда вы это короче узнаете, то увидите, ‘куда идутъ деньги’, какъ обыкновенно выражались въ ваше время, и, надюсь, согласитесь, что мы хорошо поступаемъ, употребляя ихъ такимъ образомъ.
— Я думаю,— сказалъ мн докторъ Литъ, когда мы пробирались домой изъ общественной столовой,— что не было худшаго порицанія для людей вашего вка, поклонявшагося деньгамъ, какъ замчаніе, что они не умли наживать деньги. А этотъ-то приговоръ и произнесла надъ ними исторія, и система, неорганизованной и антагонистской производительности была столь же нелпа съ экономической точки зрнія, какъ была отвратительна въ нравственномъ отношеніи. Своекорыстіе было ихъ единственнымъ лозунгомъ, а для промышленнаго производства своекорыстіе — самоубійство. Конкуренція, вытекающая изъ инстинкта своекорыстія, есть только иное названіе для разобщенной траты силъ, тогда какъ въ объединеніи ихъ заключается вся тайна успшнаго производства, и только тогда, когда мысль объ увеличеніи личнаго состоянія уступила мсто мысли объ увеличеніи общественной собственности, только тогда можетъ водвориться дйствительное промышленное объединеніе и начаться дйствительное накопленіе богатства. Если бы даже принципъ матеріальнаго уравненіи всхъ не былъ единственной человчной и раціональной основой общества, то мы все-таки соблюдали бы его, какъ принципъ цлесообразный въ національно-экономическомъ отношеніи, такъ какъ мы видимъ, что истинная совокупная производительность индустріи невозможна до тхъ поръ, пока не подавлено разлагающее вліяніе своекорыстія.

ГЛАВА XXIII.

Вечеромъ, когда мы съ Юдиью сидли въ концертномъ зал, слушая нкоторые заинтересовавшіе меня нумера изъ программы этого дня, я воспользовался однимъ антрактомъ и сказалъ:
— У меня есть къ вамъ одинъ вопросъ, но боюсь, что онъ покажется вамъ нсколько нескромнымъ.
— Я вполн уврена, что это не такъ,— возразила она ободрительно.
— Я нахожусь въ положеніи человка, подслушавшаго часть разговора, который предназначался не для него, хотя, повидимому объ немъ,— продолжать я,— и имющаго смлость просить говорившаго досказать ему остальное.
— Человка, подслушавшаго?— спросила она съ видомъ смущенія.
— Да,— сказалъ я,— но имющаго за себя оправданіе, съ чмъ, надюсь, вы согласитесь.
— Это очень загадочно,— возразила она.
— Да,— отвчалъ я,— настолько загадочно, что я не разъ сомнвался, дйствительно ли я слышалъ то, о чемъ хочу васъ спросить, или мн это только показалось. Я прошу насъ объяснить мн. Дло вотъ въ чемъ: когда я просыпался отъ моего столтняго сна, первымъ сознательнымъ моимъ впечатлніемъ было впечатлніе разговаривавшихъ около меня людскихъ голосовъ, которые впослдствіи я призналъ за голоса вашего отца, вашей матери и вашъ, собственный. Прежде всего мн помнится голосъ вашего отца, который произнесъ: ‘Онъ сейчасъ откроетъ глаза. Лучше, чтобы онъ сперва увидлъ только одного кого нибудь’. За тмъ, если только мн это не почудилось во сн, вы сказали: ‘Такъ общай же мн, что ты ему не скажешь’. Отецъ вашъ какъ будто колебался общать вамъ это, но вы настаивали и, посл вмшательства нашей матери, онъ далъ наконецъ это общаніе, а когда я открылъ глаза, я увидлъ только его одного.
Я вполн серьезно говорилъ о своей неувренности въ томъ, что разговоръ, который я подслушалъ, какъ мн казалось, не былъ сномъ,— до такой степени страшнымъ представлялось мн, что эти люди могутъ что нибудь знать обо мн, современник ихъ предковъ, чего я не зналъ самъ. Но, замтивъ впечатлніе, произведенное моими словами на Юдиь, я понялъ, что это былъ не сонъ, а какая-то новая тайна, еще боле замысловатая, чмъ вс, пережитыя мною до сихъ поръ, я понялъ это потому, что лишь только выяснилась цль моего вопроса, она проявила признаки самой сильной тревоги. Глаза ея, всегда отличавшіеся такимъ открытымъ, прямымъ выраженіемъ, тревожно опустились при моемъ взгляд, тогда какъ все лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ.
— Простите меня,— произнесъ я, какъ только прошло мое смущеніе, вызванное неожиданнымъ эффектомъ моихъ словъ.— Такъ, значитъ, мн это не пригрезилось во сн. Тутъ есть какая то тайна, относящаяся ко мн, но скрываемая отъ меня. Въ самомъ дл, разв не кажется нсколько жестокимъ, что человкъ въ моемъ положеніи не можетъ получить всхъ свдній о самомъ себ?
— Это васъ не касается, т. е. не иметъ къ вамъ прямого отношенія. Это не о васъ, едва слышно возразила она.
— Но нкоторымъ образомъ это все таки касается меня,— настаивалъ я.— Это должно быть нчто такое, что было бы и мн интересно.
— Я даже и этого не думаю,— возразила она, украдкой взглянувъ на меня и, несмотря на свое смущеніе, не будучи въ состояніи воздержаться отъ какой-то загадочной улыбки, мелькнувшей на ея устахъ, съ нкоторымъ оттнкомъ юмора по поводу случившагося.— Я неуврена, что это можетъ быть вамъ даже интересно.
— Вашъ отецъ сказалъ бы мн это,— настаивалъ я съ оттнкомъ упрека.— Это вы запретили ему. По его мннію, я долженъ бы звать это.
Она не возражала. Въ своемъ смущеніи она вообще была такъ прелестна, что меня охватило желаніе продлить это положеніе, и я настаивалъ на удовлетвореніи моего любопытства.
— Такъ я никогда не узнаю? Вы никогда не скажете мн?— спросилъ я.
— Это зависитъ…— отвтила она посл длинной паузы.
— Отъ чего?— добивался я.
— Ахъ, вы требуете слишкомъ многаго,— возразила она. Затмъ поднявъ на меня свое лицо съ загадочнымъ взглядомъ, пылающими щеками и улыбающимися устами,— сочетаніе прелестей, вполн достаточное для очарованія,— она прибавила: — Что бы вы подумали, если бы я сказала, что это зависитъ отъ васъ самого.
— Отъ меня самого!— повторилъ я,— какъ это можетъ быть?
— Мистеръ Вестъ, мы пропускаемъ прелестную музыку — вотъ все, что она отвтила мн на это, и, обернувшись къ телефону, дотронулась до него пальцемъ, причемъ воздухъ наполнился волнами звуковъ. Затмъ она приняла вс мры предосторожности, чтобы музыка не дала намъ возможности продолжать разговоръ. Она отвернула свое лицо отъ меня и длала видъ, будто поглощена аріями, но о томъ, что это была простая уловка къ достаточной мр свидтельствовалъ яркій румянецъ, разлившійся по ея щекамъ. Наконецъ, когда она высказала предположеніе, что на этотъ разъ, я, по всей вроятности, достаточно наслушался музыки, и мы встали, намреваясь уйти изъ залы, она прямо подошла ко мн и, не поднимая глазъ, сказала:— мистеръ Вестъ, вы говорите, что я была добра къ вамъ. Особенной доброты съ моей стороны не было, но если таково ваше мнніе, то вы должны дать мн общаніе — не добиваться, чтобъ я сказала вамъ то, о чемъ вы просили сегодня вечеромъ, а также не пытаться узнать это черезъ кого бы-то ни было помимо меня, напр., отъ моего отца или отъ моей матери.
На такую просьбу былъ возможенъ только одинъ отвтъ.
— Простите меня, что я огорчилъ васъ. Конечно, я общаю вамъ это.— Никогда я не спросилъ бы васъ о ‘тайн’, еслибы могъ думать, что это будетъ вамъ непріятно. Но вы не сердитесь на меня за мое любопытство?
— Нисколько.
— А когда-нибудь,— прибавилъ я,— если я не буду приставать къ вамъ, вы, можетъ быть, сами скажете мн. Могу-ли надяться на это?
— Можетъ бытъ,— прошептала она.
— Только можетъ быть?
Поднявъ, глаза, она посмотрла мн въ лицо короткимъ, глубокимъ взглядомъ.
— Да,— сказала — она, я думаю, когда-нибудь можетъ случиться, что я скажу вамъ
На этомъ нашъ разговоръ и кончился, такъ какъ она не позволила мн прибавить что либо еще.
Думаю, что въ ту ночь даже самъ докторъ Нильсбри едва ли бы могъ усыпить меня ране наступленія утра, во всякомъ случа, сколько загадокъ не представлялось передо мной за послдніе дни, ни одна изъ нихъ не казалась мн боле таинственной и привлекательной, чмъ та, за разршеніе которой я не могъ даже взяться вслдствіе запрещенія Юдии Литъ. Это была двойная загадка. Во-первыхъ, было непостижимо, какимъ образомъ она могла знать какую-то тайну обо мн, чужестранц изъ другого вка. Во-вторыхъ, даже допустивъ, что она могла знать такую тайну, какъ объяснить то волненіе, которое, повидимому, это знаніе возбуждало въ ней. Бываютъ такія трудныя задачи, что не нападешь даже на приблизительную догадку для ея разршенія, и это, очевидно, была одна изъ такихъ. Я вообще слишкомъ практиченъ, чтобы терять много времени на такія энигмы. Но замысловатая энигма, воплощенная въ прекрасную молодую двушку,— являлась неотразимой. Вообще, не подлежитъ сомннію, что румянецъ на лиц двушки одинаково понимался молодыми людьми всхъ временъ и народовъ, но давать такое объясненіе румянымъ щекамъ Юдии, имя въ виду мое положеніе и непродолжительность нашего знакомства, а тмъ боле тотъ фактъ, что эта тайна относилась къ періоду, когда я совсмъ еще не зналъ ее, было бы актомъ крайняго фатовства. Тмъ не мене она походила на ангела, и я не былъ бы молодымъ человкомъ, если бы разсудокъ и здравый смыслъ были въ силахъ лишитъ розоваго цвта мои сны въ эту ночь.

ГЛАВА XXIV.

Утромъ я рано спустился внизъ, въ надежд увидть Юдиь одну. Этого однако мн не удалось. Не найдя ея въ дом, я поискалъ ее въ саду, но и тамъ ея не было. Во время моихъ блужденій я забрелъ въ мою подземную комнату и услся тамъ отдохнуть. На моемъ письменномъ стол лежали различные журналы и газеты. Предполагая, что доктору Литу, можетъ быть интересно пробжать Бостонскую газету 1887 г., я принесъ съ собою въ домъ одну изъ газетъ, когда возвратился туда. За утреннимъ завтракомъ я увидлъ Юдиь. Она покраснла при встрч со мной, но вполн владла собой. Когда мы сидли за столомъ, докторъ Литъ занялся просматриваніемъ принесенной мною газеты. Въ ней, какъ во всхъ газетахъ того времени, много говорилось о рабочихъ безпорядкахъ.
— Кстати,— сказалъ я, когда докторъ прочелъ намъ вслухъ нкоторыя изъ этихъ статей,— чью сторону приняли красные при устройств новаго порядка вещей? Все, что мн извстно изъ послдняго времени, они порядкомъ таки шумли.
— Имъ тутъ, конечно, нечего было длать, разв служить помхой,— возразилъ докторъ Литъ.— Сужденія ихъ производили непріятное впечатлніе на общество. Изъ всхъ странъ, въ Соединенныхъ Штатахъ ни одна партія не имла основанія разсчитывать на успшное проведеніе своего дла безъ предварительнаго привлеченія національнаго большинства на сторону своихъ воззрній, какъ въ дйствительности поступала и національная партія.
— Національная партія!— воскликнулъ я.— Она, должно бытъ, образовалась посл, меня. Вроятно, это была одна изъ рабочихъ партій.
— О, нтъ!— возразилъ докторъ. Рабочія партіи ничего подобнаго, въ широкихъ или прочныхъ размрахъ, совершитъ не могли. Для задачъ національнаго кругозора ихъ начала, имвшія въ виду организаціи простыхъ разрядовъ, были слишкомъ узки. Только тогда, когда преобразованіе промышленной системы на боле высокомъ нравственномъ начал было признано необходимымъ, въ интересахъ не одного только какого нибудь класса, но въ равной степени всхъ классовъ, богатыхъ и бдныхъ, образованныхъ и. невжественныхъ, старыхъ и молодыхъ, слабыхъ и сильныхъ, мужчинъ и женщинъ,— только тогда явилась надежда, что это преобразованіе можетъ бытъ достижимо. Тогда національная партія начала приводитъ это въ исполненіе съ помощью политики. Названіе національной зависло, вроятно, отъ того, что она имла цлью націонализировать функціи производства и распредленіе доходовъ между гражданами. Въ самомъ дл, другое названіе и не подходило-бы къ ней, такъ какъ задачей ея было воплощеніе національной идеи, съ величіемъ и законченностью, дотол никогда не бывалыми, не въ вид ассосіаціи людей, преслдующей одни политическія цли, которыя имютъ лишь отдаленное отношеніе къ ихъ счастью, а въ вид семьи, органическаго единства, общей жизни, мощнаго древа, высящагося къ небесамъ, листья котораго олицетворяютъ собою народъ, питаемый его корнями и, въ свою очередь, питающій ихъ. Самая патріотическая изъ всевозможныхъ партій, она старалась доказать патріотизмъ на дл и возвысила его со стадіи инстинкта на степень разумной преданности, сдлавъ изъ родной страны родину-мать, которая являлась не только кумиромъ, ради котораго народъ готовъ былъ идти на смерть, а сама давала ему жизнь.

ГЛАВА XXV.

Понятно, что Юдиь Литъ должна была произвести на меня сильное впечатлніе съ тхъ поръ, какъ я такимъ страннымъ образомъ попалъ въ домъ ея отца. Можно было ожидать, что посл того, что произошло въ послднюю ночь, я буду боле чмъ когда нибудь полонъ мыслью о ней. Съ самаго начала я былъ пораженъ ея видомъ непорочной искренности, ея яснымъ., правдивымъ взглядомъ, напоминающимъ мн скоре благороднаго, невиннаго мальчика, чмъ двушку, которую я когда либо встрчалъ. Мн было любопытно узнать, насколько эти плнительныя качества были личными свойствами ея натуры и насколько они могли быть результатомъ измнившагося съ моею времени соціальнаго положенія женщинъ.
Воспользовавшись удобною минутою, когда мы были одни съ докторомъ Литъ, я въ разговор коснулся этого предмета.
— Вроятно, женщины въ настоящее время, освобожденныя отъ всхъ домашнихъ заботъ,— началъ я,— всцло заняты заботами о своихъ прелестяхъ и красот.
— Что касается насъ, мужчинъ,— замтилъ докторъ Литъ,— я думаю, мы бы не были въ претензіи, еслибъ он, выражаясь вашими словами, отдались всецло такого рода занятію, но могу васъ уврить, что у женщинъ слишкомъ много ума для того, чтобы он согласились существовать благодяніями общества за то только, что он — его украшеніе. Он дйствительно радостно привтствовали свое избавленіе отъ домашнихъ работъ, но не только потому, что эти работы сами по себ скучны, но еще и потому, что на эти работы затрачивалось слишкомъ много силъ, энергіи. Он согласились отказаться отъ такого рода работъ только съ условіемъ, чтобы имъ была предоставлена возможность принимать участіе въ труд боле производительномъ въ боле пріятной форм — на общее благо. Наши женщины также какъ и наши мужчины — члены арміи промышленности и он выходятъ изъ ея рядовъ только тогда, когда ихъ вынуждаютъ на то ихъ материнскія обязанности. Въ общемъ вывод, каждая женщина, въ разное время своей жизни, служитъ отъ 5—10—15 лтъ на поприщ промышленности, а бездтныя выслуживаютъ и полный срокъ.
— Неужели же съ замужествомъ он не оставляютъ службы?— спросилъ я.
— Не оставляютъ же ее мужчины съ женитьбой,— отвтилъ докторъ.— Въ настоящее время замужнія женщины избавлены отъ всхъ домашнихъ заботъ, а мужъ — не малое дитя, которое бы требовало особаго ухода за собою,
— Печальною стороною нашей цивилизаціи можно было считать то, что мы требовали столько труда отъ женщинъ — замтилъ я,— но мн кажется, что вы требуете отъ нихъ еще большаго.
Докторъ Литъ засмялся.
— Дйствительно, мы требуемъ отъ нихъ того же, что требуемъ и отъ мужчинъ, тмъ по мене, наши женщины чрезвычайно счастливы, тогда какъ женщины девятнадцатаго столтія, если только насъ не обманываютъ историки того времени,— были глубоко несчастны. Причина того, то современная женщина дйствительно равноправна въ труд съ мужчиною и вмст съ тмъ счастлива — кроется въ томъ, что относительно вообще труда, женскаго какъ и мужского, мы держимся принципа — давать каждому тотъ трудъ, къ которому онъ или она наиболе способны. Такъ какъ женщина физически слабе мужчины, то это имется въ виду при выбор ей труда и условій, въ какихъ онъ производится. Боле тяжелыя работы предоставляются мужчинамъ, боле легкія — женщинамъ. Ни при какихъ обстоятельствахъ не разршается женщин браться за работу, которая ей не по силамъ и не подходитъ по своимъ условіямъ для ея пола. Кром того, рабочіе часы женскаго труда значительно короче, женщинамъ дается больше отдыха. Мужчины нашего времени слишкомъ хорошо сознаютъ, что женская красота и грація — вся соль ихъ существованія, главный рычагъ всхъ ихъ дйствій — и если они разршаютъ женщинамъ трудъ, то только потому, что трудъ посильный, при полномъ физическомъ развитія, чрезвычайно полезенъ и для души, и для тла. Мы убждены, что прекрасное здоровье, какимъ пользуются наши женщины, въ отличіе отъ женщинъ вашего времени, которыя вс были болзненны, надо приписать здоровому, укрпляющему тло и духъ труду.
— Вы сказали,— замтилъ я,— что женщины-работницы принадлежатъ къ арміи промышленности, но разв возможна одинаковая система дисциплины при такихъ различныхъ условіяхъ труда?
— Женщины подлежатъ совершенно иной дисциплин,— продолжалъ докторъ Литъ,— и представляютъ изъ себя скоре вспомогательное войско, чмъ неотъемлемую часть арміи мужчинъ.
У нихъ есть свой главнокомандующій женщина и он вообще состоятъ исключительно подъ женскою властью. Главнокомандующій, какъ и старшіе офицеры, избираются женщинами, отслужившими срокъ, на тхъ же основаніяхъ, какъ избираются начальники мужской арміи и президентъ націи,
Главнокомандующій женской арміи возсдаетъ въ кабинет президента и иметъ свое veto въ вопрос женскаго труда, въ аппеляціяхъ не ршенныхъ конгрессомъ. Въ судебныхъ длахъ женщины, какъ и мужчины, предаются суду своимъ главнокомандующимъ. Дла, въ которыхъ об стороны — женщины, разбираются судьями женщинами, если же стороны разнаго пола, то ихъ приговоръ ршается судьями обоего пола.
— Женскій полъ въ вашей систем организаціи точно государство въ государств,— замтилъ я.
— Отчасти да,— продолжалъ докторъ Литъ,— но вы должны согласиться, что отъ такого рода внутренняго, ‘государства’ націи не грозитъ никакая опасность. Непризнаваніе индивидуальнаго различія между полами было одною изъ многихъ ошибокъ вашего общества. Взаимное влеченіе между мужчиной и женщиной очень часто мшало разсмотрть имъ, на сколько оба пола во многомъ чужды одинъ другому, есть вещи, въ которыхъ каждый изъ нихъ можетъ сочувствовать только своему полу. Только предоставивъ полную свободу проявленіямъ особенностей каждаго пола, а не уничтожая ихъ, чмъ, повидимому, задавались ваши реформаторы, возможно достигнуть того, чтобы каждая сторона была довольна собою и чтобы при этомъ сохранилась прелесть обоюдныхъ отношеній. Въ ваше время женщины могли только противуестественно соперничать въ карьерахъ съ мужчинами, мы же дали имъ свои собственный міръ съ возможностью всякихъ соревнованій въ немъ жъ карьер, въ честолюбіи — и въ немъ он счастливы. Намъ представляется, что женщины вашего времени были жертвою цивилизаціи. Несмотря на большой промежутокъ времени, до сихъ поръ, оглядываясь на ихъ скучную, неразвитую жизнь, окончательно глохнувшую съ замужествомъ, на ихъ узкій кругозоръ, на т четыре стны, въ которыхъ они были заключены физически, на ихъ узкій кругъ личныхъ, мелкихъ интересовъ, до сихъ поръ приходишь въ невольный ужасъ. Я не говорю уже о бдномъ класс, которому приходилось работать до смерти, но о богатомъ, обезпеченномъ класс. Отъ всхъ своихъ серьезныхъ печалей, а также отъ мелкихъ житейскихъ невзгодъ женщина не могла утшаться участіемъ въ общечеловческихъ длахъ вн дома, у нея не было никакихъ другихъ интересовъ, кром семейныхъ длъ. Отъ подобнаго существованія у мужчинъ сдлалось бы наврно размягченіе мозга или сумасшествіе. Въ настоящее время все это измнилось. Теперь нтъ женщины, которая мечтала бы быть мужчиною, нтъ родителей, которые желали бы лучше имть сына, чмъ дочь. Наши дочери также честолюбиво стремятся къ достиженію карьеры, какъ и наши сыновья. Замужество, ежели оно кому выпадаетъ на долю, не является для нихъ вчнымъ заточеніемъ, оно нисколько не отрываетъ ихъ отъ широкихъ интересовъ общества, отъ шумной жизни свта. Только съ появленіемъ на свтъ ребенка женщина на время — покуда она полна новыхъ интересовъ — разстается съ общественной дятельностью. Затмъ она всегда можетъ вернуться на свое прежнее мсто, въ ряды своихъ сотоварищей, съ которыми ей не приходится совсмъ прерывать сношеній. Женщина въ настоящее время, дйствительно, счастлива, если сравнить съ тмъ, что она была прежде въ исторіи міра, и ея возможность сдлать мужчину счастливымъ въ настоящее время, конечно, возросла.
— А разв стремленіе двушекъ,— замтилъ я,— въ достиженіи всякихъ успховъ и отличій, какъ членовъ арміи промышленности, не заставляетъ ихъ отказываться отъ замужества?
Докторъ Литъ усмхнулся.
— Не безпокойтесь, мистеръ Вестъ, Господь Богъ позаботился о томъ, чтобы ихъ взаимное влеченіе оставалось неизмннымъ, каковы бы ни были современныя перемны въ отношеніяхъ мужчины къ женщин. Даже въ ваше время, когда люди были такъ поглощены заботами о существованіи, что, казалось, у нихъ не было времени ни на что другое, когда будущее было такъ неопредленно, что иногда являлось преступленіемъ имть дтей,— женщины все таки выходили и выдавались замужъ. Что касается чувства любви, то, по мннію одного изъ нашихъ авторовъ, вс т мысли, которыя прежде тратились на житейскія заботы, въ настоящее время тратится на это нжное чувство. Положимъ, это нсколько преувеличено. Скажу боле, замужество отнюдь не является помхою въ женской дятельности — напротивъ, высшія назначенія въ женской арміи промышленности предоставляются женамъ и матерямъ, такъ какъ только он являются вполн представительницами своего пола.
— Неужели женскій трудъ цнится наравн съ мужскимъ?
— Конечно.
— Но, вроятно, съ большими вычетами за неизбжные пропуски по домашнимъ обстоятельствамъ.
— Съ вычетами?— воскликнулъ докторъ Литъ.— Какъ можно! Содержаніе всхъ одинаково — безъ исключеній — ужъ еслибъ допускалось какое либо различіе по отношенію къ пропускамъ, о которыхъ вы говорите, то, конечно, въ пользу женщинъ. Какой же трудъ выше, дороже для націи, какъ не ношеніе и кормленіе ея дтей? По нашимъ взглядамъ, ничьи заслуги такъ не велики, какъ заслуги хорошихъ родителей. Нтъ труда боле безкорыстнаго, затраченнаго боле безъ возврата, хотя нравственная сторона и бываетъ вознаграждена вполн, какъ воспитаніе дтей, которымъ суждено быть людьми въ то время, когда насъ не будетъ.
— Изъ того, что вы говорите, можно подумать, что жены совсмъ не зависятъ матеріально отъ мужей?
— Конечно, нтъ — замтилъ докторъ Литъ,— точно также и дти не зависятъ матеріально отъ родителей,— они пользуются только ихъ услугами любви. Трудъ ребенка, когда онъ выростетъ, послужитъ къ увеличенію общественнаго капитала — не капитала его родителей, которыхъ въ то время не будетъ въ живыхъ, а потому и воспитывается на общественной счетъ. Поймите, что счеты каждаго члена общества — мужчины, женщины, ребенка — ведутся непосредственно съ государствомъ безъ всякихъ посредниковъ, исключая, конечно, родителей, которые, до нкоторой степени, являются опекунами своихъ дтей. Какъ видите, отношенія индивидуумовъ къ націи, ихъ принадлежность къ ней даютъ имъ право на пропитаніе, к это право совершенно независимо отъ ихъ близости съ другими лицами, которыя подобно имъ, считаются членами націи. Зависть отъ средствъ другого было бы неприлично въ нравственномъ смысл и несообразно ни съ какою раціональною соціальною теоріею. Что сталось бы съ личною свободою и личнымъ достоинствомъ при такихъ условіяхъ? Я знаю, что вы считали себя свободными въ девятнадцатомъ столтіи, но, вроятно, слово свобода не имло того значенія, какое оно иметъ теперь, иначе, конечно, вы бы не назвали то общество свободнымъ, въ которомъ каждый отдльный членъ былъ въ унизительной зависимости отъ другого. Помимо самихъ условій жизни, бдный завислъ отъ богатаго, слуга отъ хозяина, женщина отъ мужчины, дти отъ родителей. Что касается матеріальной зависимости женщинъ отъ мужчинъ, которая существовала въ наше время, то, вроятно, только въ бракахъ по любви она была еще возможна, хотя, думаю, для развитыхъ женщинъ она казалась всегда одинаково унизительной. Каково-же было женщин въ тхъ многочисленныхъ случаяхъ, гд въ брак или не въ брак она продавала себя мужчин ради средствъ для существованія? Даже ваши современники, какъ ни равнодушны были они ко многимъ возмутительнымъ сторонамъ вашего общества, отчасти сознавали, что это не совсмъ такъ, какъ бы должно было бытъ, но дальше оплакиванья женской участи ихъ состраданіе не простиралось. Имъ не приходило въ голову, что это чистый грабежъ, что жестоко забирать въ свои руки производства всего міра и заставлять женщину ластиться и выпрашивать свою часть. Простите, мистеръ Вестъ, что я отношусь къ этому съ такою горячностью, забывая, что цлое столтіе легло между этимъ грабительствомъ, печалью и позоромъ несчастныхъ женщинъ, точно вы являлись отвтственнымъ лицомъ за то, что, безъ сомннія, вы оплакивали не меньше моего.
— Я сознаю, что долженъ нести мою долю отвтственности за то, что было въ мое время,— замтилъ я,— но все, что я могу сказать въ свое оправданіе, это — что покуда государство не было готово для настоящей системы производства и распредленія, никакого радикальнаго улучшенія въ положеніи женщины не могло быть. Корень ея безпомощности, какъ вы сказали, заключается въ ея матеріальной зависимости отъ мужчинъ — и я не могу себ представить иного соціальнаго устройства, какъ то, которое введено у васъ, въ салу котораго женщина не зависитъ отъ мужчины, точно такъ же, какъ и мужчины не зависятъ одинъ отъ другого. Вроятно, такая перемна въ положеніи женщины не обошлась безъ вліянія на общественныя отношенія обоихъ половъ. Мн будетъ весьма интересно изучить это ближе.
— Перемна, которую вы найдете,— продолжалъ докторъ Литъ,— заключается, главнымъ образомъ, въ полной откровенности и непринужденности между обоими полами, по сравненію съ тою фальшью, которая была между ними въ ваше время. Мужчины и женщины встрчаются въ настоящее время, какъ двое равныхъ, разсчитывая только на взаимную любовь. Въ ваше время вслдствіе того, что женщина была въ матеріальной зависимости отъ мужчины, замужество представляло для нея извстную выгоду. Судя по свидтельствамъ того времени, фактъ этотъ съ цинической откровенностью признавался низшими классами, тогда какъ въ классахъ боле развитіяхъ, подъ прикрытіемъ цлой системы изысканныхъ, условныхъ приличій, клонилось къ тому, чтобы убдить въ противоположномъ мнніи, т. е., что вс преимущества брака на сторон мужчины. Для соблюденія этой условности мужчина долженъ былъ розыгрывана роль жениха и потому считалось совершенно неприличнымъ для женщины проявитъ свое чувство къ мужчин прежде, чмъ онъ не посватается за нее. Въ нашихъ библіотекахъ хранятся книги писателей вашего времени, гд много трактуется о томъ, можетъ ли женщина, при какихъ бы то ни было условіяхъ, не обезчестивъ своего пола, признаться первая въ своей любви. Все это представляется намъ просто абсурдомъ, а между тмъ мы знаемъ, что въ ваше время это было серьезнымъ вопросомъ. Женщина, сознавала, что вмст съ признаніемъ въ любви, она становилась мужчин, обузою въ матеріальномъ отношеніи, и весьма естественно, что чувство деликатности и гордости заставляло ее сдерживать влеченіе ея сердца. Если вамъ случится быть гд-нибудь въ обществ, мистеръ Вестъ, будьте готовы.на злобные вопросы нашей молодежи. По этому предмету имъ, конечно, очень интересно знать, какъ это все было въ старину {Могу сказать по опыту, что предупрежденіе доктора Лита вполн оправдалось. Для молодыхъ людей, и особенно для молодыхъ двушекъ въ странностяхъ ухаживаній XIX столтія, какъ они называли это, скрывался неисчерпаемый источникъ веселья и смха.}.
— Итакъ, двушка двадцатаго столтія признается въ своей любви.
— Да, если она выбираетъ,— отвтилъ докторъ Литъ.— Во всякомъ случа, об стороны одинаково не скрываютъ своего чувства. Кокетство одинаково презирается какъ въ мужчин, такъ и въ двушк. Дланная холодность, которая въ ваше время рдко кого обманывала, въ настоящее время непремнно была бы принята за правду, такъ какъ никому не пришло бы въ голову прибгнуть къ ней.
— Я вижу ясно, что является результатомъ независимости женщинъ — прервалъ я:— теперь нтъ иныхъ браковъ, кром браковъ по любви.
— Это врно,— замтилъ докторъ Литъ.
— Міръ, въ которомъ вс женаты по чистой любви! Ахъ. докторъ Литъ, вы конечно не въ силахъ себ представить, какимъ чудомъ является подобный міръ для человка девятнадцатаго столтія!
— Отчасти могу себ это представить,— замтилъ докторъ Литъ,— но фактъ, который васъ такъ поражаетъ — браки исключительно по любви — можетъ быть серьезне, чмъ это кажется на первый взглядъ. Впервые въ исторіи человчества безпрепятственно осуществляется принципъ половаго подбора съ его стремленіемъ сохранить и размножить лучшіе типы породы и уничтожить худшіе. Нтъ боле той нищеты, той необходимости имть свой домъ, ради которыхъ женщины соглашались имть отцами своихъ дтей тхъ мужчинъ, которыхъ он не могли ни любить, ни уважать. Богатство и положеніе въ настоящее время боле не отвлекаютъ вниманія отъ личныхъ достоинствъ. Золото не скрасить дурака. Личныя достоинства человка — его умъ, способности, красота, доброе сердце, великодушіе, геніальность, храбрость,— вотъ что передается потомству.
Каждое новое поколніе просивается, такъ сказать, черезъ боле частое сито. Качества, которыя человчество такъ высоко цнитъ, сохраняются, т, ко торыя оно презираетъ,— вырождаются.
Есть и теперь, конечно, много женщинъ, у которыхъ чувство любви соединяется съ чувствомъ поклоненія и которыя стремятся сдлать выдающуюся партію: но он въ настоящее время исходятъ изъ другихъ принциповъ. Въ настоящее время хорошею партіею считается не бракъ съ человкомъ богатымъ, титулованнымъ, но съ человкомъ, который, своими выдающими и дйствительными услугами человчеству, стоитъ выше другихъ. Вотъ эти то выдающіеся люди и есть современные аристократы, сочетаться съ которыми считается честью.
Дня два назадъ мы говорили съ вами о физическомъ преимуществ нашего поколнія передъ вашимъ. Можетъ быть, изъ всхъ причинъ, о которыхъ я упоминалъ, какъ о содйствующихъ къ улучшенію породы — главная и заключается въ безпрепятственномъ половомъ подбор, и это достигается двумя, тремя поколньями послдовательно. Если вы изучите ближе наше поколніе, вы, безъ сомннья, замтите, насколько оно усовершенствовалось не только въ физическомъ отношеніи, но и въ умственномъ, и въ нравственномъ. Было бы странно, если было бы иначе теперь, когда одному изъ гласныхъ законовъ природы — сохраненію расы дана полная свобода дйствія — а вдобавокъ ему на помогу является еще глубокое нравственное чувство. Индивидуализмъ, который былъ воодушевляющею идеею вашего общества, являлся роковымъ не только для всякаго чувства братства и общаго интереса между живущими, но онъ уничтожать собою всякую отвтственность людей настоящаго передъ людьми будущаго. Въ наше время эта отвтственность, не признававшаяся людьми прошлыхъ вковъ, сдлалась самою возвышенною, этическою идеею поколнія, усиливающею, съ полнымъ сознаніемъ долга, естественную потребность вступать въ бракъ съ самыми избранными, благородными представителями другого пола. Результатомъ этого является, что вс пооощренія. всевозможные двигатели, придуманные нами для того, чтобы развивать промышленность, способности, всевозможныя качества — ничто въ сравненіе съ тлъ вліяніемъ, какое иметъ на молодежь нашу тотъ фактъ, что женщины являются ихъ судьями съ правомъ награждать достойныхъ. Хлыстъ, шпоры, приманки и призы — ничто въ сравненіе съ мыслью, что веселое личико отвернется отъ всякой отсталости.
Въ наше время холостяками остаются только люди, которые проявили себя неспособными въ труд. Надо женщин быть изъ очень храбрыхъ, въ смысл недостойной храбрости, чтобы она ршилась бравировать взгляды своего поколнія и изъ состраданія вышла бы замужъ — при полной своей свобод — за одного изъ такихъ несчастныхъ. Скажу боле, личное чувство женщинъ въ этомъ отношеніи строже всхъ другихъ доводовъ. Наши женщины стоятъ на высот своей отвтственности, какъ охранительницы грядущихъ поколній, которымъ вручены ключи отъ будущаго. Въ этомъ отношеніи ихъ чувство долга доходитъ до религіознаго культа и въ этомъ культ он воспитываютъ своихъ дочерей съ самаго дтства.
Придя вечеромъ въ свою комнату, я, до поздней ночи, просидлъ надъ однимъ романомъ Берріана, который мн далъ докторъ Литъ, и вся завязка котораго основана какъ разъ на современномъ взгляд на отвтственность родителей. Безъ сомннія, романистъ девятнадцатаго столтія изобразилъ бы подобное положеніе такъ, чтобы оно возбуждало въ читател болзненную симпатію къ сентиментальному самолюбію влюбленныхъ и озлобленіе на тотъ не писанный законъ, который они нарушили. Не буду упоминать о совершенно иномъ пріем Берріана. Кто не читалъ ‘Руфи Эльтонъ’? Какимъ сильнымъ доводомъ онъ подтверждаетъ проводимый имъ принципъ: ‘надъ неродившимися мы всемогущи какъ Богъ и отвтственны передъ ними, какъ онъ передъ нами. Каково наше отношеніе къ нимъ, пусть будетъ такимъ же и Его отношеніе къ намъ’.

ГЛАВА XXVI.

Полагаю, что бываютъ обстоятельства, при которыхъ надо отнестись снисходительно, если человкъ теряетъ всякое представленіе о дняхъ и недляхъ. Дйствительно, еслибъ мн сказали, что теперь не считаютъ время недлями изъ семи дней, а длятъ его на 5, на 10, на 15 дней — я бы ничуть не удивился посл всею тою, что я видлъ и слышалъ о двадцатомъ столтіи. Я въ первый разъ спросилъ о томъ, какой сегодня день — на другое утро посл разговора, приведеннаго въ послдней глав. За завтракомъ докторъ Литъ спросилъ меня,— пойду ли я сегодня слушать проповдь.
— Разв сегодня воскресенье?— воскликнулъ я.
— Да. Въ пятницу на прошлой недл было сдлано счастливое открытіе подвальной комнаты, благодаря которому мы пользуемся вашимъ сообществомъ. Въ воскресенье, около полуночи, вы проснулись въ первый разъ — въ воскресенье же около полудня вы проснулись во второй разъ уже въ полномъ сознаніи.
— Мн весьма любопытно будетъ узнать, насколько у васъ церковная система соотвтствуетъ вашимъ остальнымъ соціальнымъ порядкамъ. У васъ вроятно національная церковь съ оффиціальными духовниками.
Докторъ Литъ разсмялся, а миссисъ Литъ и Юдиь повидимому мое предположеніе показалось чрезвычайно забавнымъ.
— Что вы,— мистеръ Вестъ,— начала Юдиь, за какихъ странныхъ людей вы насъ считаете. Уже въ девятнадцатомъ столтіи вы покончили съ государственными духовными учрежденьями. Неужели вы думаете мы снова вернулись къ нимъ?
— Какъ же можетъ быть частная церковь и неофиціальное духовенство, когда вс зданія — собственность государства и вс члены общества обязательно должны служить промышленности?— спросилъ я.
— Въ религіи, конечно, произошли значительныя перемны за это столтіе,— замтилъ докторъ Литъ,— но предположимъ, что этихъ перемнъ даже не произошло, и тогда, поврьте, наша система чудесно приноровилась бы къ ней. Государство снабжаетъ одно лицо или нсколько лицъ зданіями, гарантируя себя доходомъ съ нихъ, и эти лица владютъ ими, пока выплачиваютъ этотъ доходъ.
Что касается до духовенства, то оно существуетъ на слдующихъ условіяхъ: если извстное число людей желаетъ пользоваться услугами отдльной личности для какого-нибудь спеціального дла., не входящаго въ составъ общаго служенія государству, они всегда могутъ обезпечить матеріально это лицо, конечно, съ личного его согласія. Совершено на томъ-же основаніи, какъ мы обезпечиваемъ нашихъ издателей — пополняя своими паями убытки, которые несетъ государство отъ ихъ неслужонія общему длу. Это пополненіе убытковъ государству за отдльное лицо соотвтствуетъ тому, что въ ваше время платилось этому лицу, и самое разнообразное примненіе этого принципа предоставляетъ полную свободу частнымъ предпріятіямъ, къ которымъ не прммнястся государственный контроль. Что-же касается того, чтобы слушать сегодня проповдь — то вы можете отправиться для этого въ церковь, можете ее слышать и дома.
— Какъ же я ее услышу, если останусь дома?
— Очень просто: для этого вы своевременно перейдете съ нами въ концертную залу и выберете себ тамъ удобное кресло. Нкоторые до сихъ поръ предпочитаютъ слушать проповди въ церкви, но по большей части наши проповди говорятся въ спеціальныхъ аккустическихъ, особо приспособленныхъ комнатахъ, годныхъ и для музыкальныхъ концертовъ, соединенныхъ посредствомъ проволоки съ домами абонентовъ. Если вы желаете пойти въ церковь, я охотно пойду съ вами, но вы врядъ ли гд нибудь лучше услышите проповдь, чмъ оставаясь дома. Я вижу изъ газетъ, что сегодня будетъ проповдовать мистеръ Бартонъ, онъ проповдуетъ только по телефону. Число его слушателей, иногда достигаетъ до 150,000.
— Новизна способа слушать проповдь при такихъ условіяхъ заставляетъ меня присоединиться къ числу слушателей мистера Бартона,— замтилъ я.
Часъ или два спустя, я сидлъ въ библіотек и читалъ, когда Юдиь зашла за мной и мы вмст отправились въ концертный залъ, гд насъ уже ожидали мистеръ и миссисъ Литъ. Мы едва успли удобно уссться, какъ раздался звонокъ, а черезъ нсколько минутъ мы услыхали человческій голосъ и невдомое лицо обратилось къ намъ съ обыкновенной разговорной рчью..
Вотъ что мы услыхали.
Проповдь мистера Бартона.
‘На прошлой недл среди насъ появился критикъ изъ девятнадцатаго столтія, живой представитель эпохи нашихъ пра-праддовъ. Было бы странно, если бы такое необыкновенное событіе не повліяло такъ или иначе на наше воображеніе, быть можетъ, многіе изъ насъ старались представить себ общество — какимъ оно было сто лтъ тому назадъ и складъ жизни того времени. Предлагая на ваше усмотрніе нкоторыя мои личныя размышленія по этому поводу, я думаю, что не нарушу тмъ нить вашихъ собственныхъ мыслей, а скоре буду слдовать за нею’.
Тутъ Юдиь что то шепнула отцу, съ чмъ онъ, повидимому, согласился и затмъ онъ обратился ко мн съ слдующими словами:
— Мистеръ Вестъ,— началъ онъ,— Юдиь предполагаетъ, что вамъ можетъ бытъ не совсмъ удобно слушать проповдь мистера Бартона, если она касается такого предмета. Не хотите ли послушать другого проповдника мистера Свитсера? Юдиь сейчасъ соединитъ насъ съ помщеніемъ, гд онъ проповдуетъ, и я общаю вамъ чудесную проповдь.
— Что вы, зачмъ это,— воскликнулъ я,— увряю васъ, что я съ большимъ удовольствіемъ послушаю, что иметъ сказать мистеръ Бартонъ.
— Какъ желаете,— отвтилъ докторъ Литъ.
Покуда докторъ Литъ говорилъ со мною, Юдиь успла дотронуться до кнопки и голосъ мистера Бартона моментально смолкъ. Она снова коснулась его и снова раздался его симпатичный, серьезный голосъ, который уже съ первыхъ словъ произвелъ на меня самое благопріятное впечатлніе.
‘Я полагаю, что вс мы, заглянувши въ прошлое, одинаково поражены той изумительной перемною, происшедшей въ одно стоите въ матеріальныхъ и нравственныхъ условіяхъ человчества. Можетъ быть, разница между бдностью государства и людей въ ХІХ-мъ столтіи к ихъ богатствомъ теперь не боле того, что уже встрчалось въ исторіи человчества — не боле, напримръ, бдности этой страны въ ранній колоніальный періодъ семнадцатаго столтія и сравнительно большаго богатства, котораго она достигла въ конц девятнадцатаго, или разница между Англіею при Вильгельм Завоевател и Англіею при Викторіи. Хотя въ то время богатства государства не служили врнымъ средствомъ для опредленія положенія массы, тмъ не мене подобные примры даютъ намъ возможность провести параллель между разницею матеріальной стороны въ ХІХ-мъ и въ ХХ-мъ столтіяхъ. Если мы взглянемъ на нравственную сторону этой разницы, мы очутимся передъ явленіемъ, невиданнымъ въ исторіи прошлаго, какъ бы далеко мы ни заглядывали. Пришлось бы извинить того, кто невольно воскликнулъ бы: ‘да, это чудеса!’ Тмъ не мене, если мы отршимся отъ пустыхъ удивленій и отнесемся критически къ предполагаемому чуду, то убдимся, что въ этомъ чуд, въ сущности, нтъ ничего чудеснаго, сверхъестественнаго. Зачмъ предполагать какія то нравственное перерожденіе человчества или уничтоженіе всякаго зла и торжество добродтели для объясненія видимаго нами факта, когда объясненіе его кроется по просту въ реакціи измнившейся окружающей насъ человческой природы. Иначе сказать, общество, построенное на ложныхъ, личныхъ, эгоистическихъ началахъ, на соціальныхъ и грубыхъ сторонахъ человческой природы, было замнено началами, въ основаніи которыхъ лежитъ дйствительно личный интересъ раціональнаго безкорыстія и обращенія къ соціальнымъ и великодушнымъ инстинктамъ человка.
‘Друзья мои, если бы вы увидали, что люди снопа превратились въ тхъ дикихъ зврей, какими они были въ ХІХ-мъ столтіи, вамъ ничего не оставалось бы другого, какъ вернуться къ ихъ старой промышленной систем, при которой они смотрли на своего ближняго, какъ ни. естественную добычу, и видли свою выгоду въ несчасть другого. Вы, вроятно, не способны даже представить себ положенія, которое могло бы васъ заставятъ вырвать кусокъ изъ рта другого для своего пропитанія. Но вообразите себ такое положеніе, когда это длается не ради сохраненія вашей собственной личной жизни. Я знаю, что между нашими предками было не мало людей, которые скоре отдали бы свою жизнь, чмъ согласились бы питаться хлбомъ, отнятымъ отъ другихъ. Но они были не въ прав умереть. За ними стояла чужая, дорогая жизнь, которая зависла отъ нихъ. Мужчина тогда, какъ и теперь — любилъ женщину. Одному Богу извстно, какимъ образомъ мужчины могли ршаться быть отцами, но у нихъ, какъ и у насъ, были дти, безъ сомннія, для нихъ столь же дорогія, какъ дороги намъ наши, которыхъ надо было прокормить, одть, воспитать. Самая кроткая тварь длается свирпою, когда у нея есть дтеныши, которыхъ она выкармливаетъ, и въ этомъ волчьемъ обществ борьба за насущный хлбъ находила себ силу отчаянья именно къ лучшихъ, нжныхъ чувствахъ. Ради лицъ, зависящихъ отъ васъ, приходилось, безъ разбора ршаться на всякое нечистое дло — на обманъ, на клевету, на всякіе подкупы, на сплетни, на покупку ниже цны и на продажу выше ея, на прекращеніе дла, которое служило другому для пропитанія, даже на подстрекательство людей къ пріобртенію того, чего имъ не нужно, и къ продаж того, чего не слдовало продавать, приходилось угнетать рабочихъ, доводить до пота должниковъ, морочить кредиторовъ. Положилъ, все это длалось иногда со слезами на глазахъ,— но что длать, вдь такъ трудно было придумать какой нибудь другой исходъ для прокормленія семьи, что приходилось поневол давить боле слабаго и вырывать у него кусокъ изо рта. Даже представители религіи находились въ тхъ же тяжелыхъ условіяхъ нужды. На словахъ они остерегали людей отъ любви къ деньгамъ, а надл сами должны были для того, чтобы прокормить семью, постоянно имть въ виду денежную оцнку своего труда. Несчастные, ихъ дло было не легкое,— проповдовать великодушіе и безкорыстіе, сознавая, что при настоящемъ положеніи вещей оно влечетъ за собою неизбжную нищету и — такимъ образомъ ради закона самосохраненія нарушались вс нравственные законы. Разсматривая безчеловчныя стороны общества, эти достойные люди оплакивали безнравственность человческой натуры, тогда какъ будь человкъ самимъ ангеломъ, то и тогда бы онъ развратился въ такой дьявольской обстановк. Поврьте, друзья мои, что не теперь, въ эту счастливую пору, человчество не познаетъ Божества. Оно скоре не познавало его въ т мрачные дни, когда въ борьб другъ съ другомъ изъ за существованія ему было чуждо милосердіе, когда великодушіе и добро были стерты съ лица земли.
‘Не трудно себ представить отчаяніе людей, которые рвали другъ друга на части въ борьб изъ за наживы, если мы представилъ себ, что значила въ то время нищета — а можетъ быть, эти самые люди при другихъ условіяхъ были бы полны благородства и истины. Для тла нищета была голодомъ, холодомъ, въ болзни — заброшенностью, въ здоровомъ состояніи — непрерывнымъ. тяжкимъ трудомъ, для духовной стороны человка она означала угнетеніе, обиду, выносливость оскорбленій, испорченность съ дтства, утрату невинности въ дтяхъ, женственности въ женщинахъ, достоинства въ мущинахъ, для ума съ нею соединялось нравственная смерть отъ невжества, отъ притупленія всхъ тхъ сторонъ, которыя отличаютъ насъ отъ зврей, она сводила всю жизнь на кругъ дйствій только физическихъ проявленій.
‘Если-бы вамъ, друзья мои, или дтямъ вашимъ пришлось выбирать между послдствіями нищеты и погонею за богатствомъ, какъ вы думаете?— долго ли бы удержались вы на уровн вашей нравственной высоты?
‘Два или три столтія назадъ въ Индіи было совершено одно варварское дяніе — хотя счетомъ погибло немного людей, но смерть произведена при такихъ ужасныхъ условіяхъ, что воспоминаніе о ней не изгладится во вки вковъ. Извстное число англійскихъ плнныхъ было заключено въ помщеніе, въ которомъ не обрталось достаточно воздуха и для десятой доли этого числа. Все это были храбрые люди, на дл преданные товарищи, но когда они начали задыхаться отъ недостатка воздуха — все было забыто, началась отчаянная борьба. Каждый, думая только о себ, совершенно забывая другаго, старался добраться до ничтожнаго отверстія, чтобы втянуть въ себя воздухъ. Въ этой борьб люди превратились въ зврей и разсказы о пережитыхъ ужасахъ тми немногими, которые остались въ живыхъ, произвели такое страшное впечатлніе на нашихъ праддовъ, что черезъ цлое столтіе мы находилъ въ ихъ литератур сохранившійся отчетъ объ этомъ событіи, какъ доказательство, до чего отчаяніе можетъ довести людей въ нравственномъ и физическомъ отношеніи, Врядъ ли они могли предполагать, что для насъ эта ‘Черная Яма‘ въ Калькутт съ обезумвшими отъ давки людьми, ради глотка воздуха, будетъ характеристикою общества ихъ времени. Наконецъ, въ этой ‘Черной Ям’ не было ни нжныхъ женщинъ, ни малыхъ дтей, ни стариковъ, ни старухъ, ни калкъ — страдали тамъ все сильные, выноеливые мужчины.
‘Если представить себ, что т старые порядки, о которыхъ я упоминалъ, относятся къ концу XIX столтія, тогда какъ для насъ порядки и послдующихъ временъ являются древними, такъ какъ даже отцы наши не знали иныхъ, кром нашихъ, то нельзя не удивляться, съ какою быстротою свершались вс эти перемны. Однако, если мы разсмотримъ нсколько ближе состояніе умовъ въ послдней четверти ХІX-го столтія, то увидимъ, что особенно удивляться не чему. Хотя развитія, въ современномъ смысл, ни въ какой отрасли въ то время не существовало, но, по сравненію съ прошлыми поколніями — на одну степень развитіе это все-таки было выше, неизбжнымъ послдствіемъ даже этой сравнительной степени развитія являлось сознанію дурныхъ сторонъ общества, чего прежде не было. Правда, что эти дурныя стороны были прежде несравненно хуже, но, съ возростающимъ развитіемъ массы, он выяенидись, подобно тому, какъ при свт дляется видимой всякая грязь, которая во тьм оставалась незамтной. Основною нотою литературы этого періода было состраданіе къ бдному и несчастному и негодованіе на несостоятельность общественныхъ мръ къ устраненію человческихъ бдствія. Понятно, что эти стоны не оставались безъ вліянія на лучшихъ людей того времени, которые изнемогали подъ бременемъ сочувствія.
‘Хотя они были далеки отъ нашей нравственной аксіомы, отъ единства человческаго рода, отъ дйствительности братства, но тмъ не мене это нельзя объяснять отсутствіемъ всякаго чувства. Я могъ бы привести вамъ чрезвычайно красивыя цитаты изъ авторовъ какъ доказательство, что для немногихъ это было вполн ясно, большинство же, хотя смутно, все таки сознавало это. Кром того, не слдуетъ забывать, что XIX столтіе считалось столтіемъ христіанства и фактъ, что вся промышленная и торговая система были проникнуты антихристіанскимъ духомъ, долженъ былъ имть значеніе — хотя я предполагаю, что число истинныхъ послдователей Христа было весьма незначительно. Невольно является вопросъ, гд причина того, что въ то время, когда большинство людей возмущается существующимъ порядкомъ вещей, они выносятъ его или довольствуются незначительными измненіями? И тутъ мы наталкиваемся на одинъ удивительный фактъ. Искреннимъ убжденіемъ даже лучшихъ людей того времени было, что единственные, неизмнные элементы человческой природы, на которыхъ соціальная система можетъ быть непоколебимо основана, это дурныя свойства человка. Имъ говорили и они врили, что только жадность и себялюбіе соединяютъ людей между собой и что вс человческія ассоціаціи, не основанныя на этихъ чертахъ человческой натуры, должны непремнно рухнуть. Однимъ словомъ, даже т, которымъ слдовало бы думать иначе, думали совершенно обратно тому, что намъ является столь очевиднымъ — они полагали, что анти-соціальныя свойства, а не соціальныя качества могутъ служитъ связующею силою общества. Имъ казалось вполн естественнымъ, чтобы люди существовали только для того, чтобы обманывать и давить другъ друга. Общество, которое давало полную свободу такого рода наклонностямъ, которое состояло изъ обманутыхъ и угнетенныхъ, понятно, не могло задаваться цлью общаго благополучія. Съ трудомъ врится, чтобы подобныя убжденія могли серьезно поддерживаться, тмъ не мене это установившійся фактъ въ исторіи. Такія убжденія не только поддерживались нашими праддами, но именно благодаря имъ только такъ долго держался старый порядокъ вещей, несмотря на то, что большинство давно уже сознавало вс его злоупотребленія. Ищите въ этомъ объясненія глубокому пессимизму литературы послдней четверти ХІХ-го столтія, той ноты меланхоліи, которая звучитъ въ ея поэзіи и цинизму въ юмор.
‘Сознавая, что при этихъ условіяхъ человчество не можетъ существовать, мы видимъ, что у нихъ вмст съ тмъ не было надежды на лучшее будущее. Имъ казалось, что развитіе человчества уже совершилось, попавъ въ глухой проулокъ, изъ котораго нельзя выбраться. Образъ мыслей людей того времени ясно изложенъ въ сочиненіяхъ, дошедшихъ до насъ. Желающіе могутъ ихъ найдти до сихъ поръ въ библіотекахъ, въ нихъ приводятся доводы въ пользу того, что, несмотря на дурное положеніе людей, жить все-таки лучше, чмъ умереть. Не признавая себя, они не признавали Создателя. Былъ общій упадокъ религіи. Блдные, слабые лучи ея скользили черезъ небеса, подернутыя густымъ покрываломъ сомнній и страховъ, и освщали собой хаосъ земли. Намъ представляются безуміемъ, достойнымъ сожалнія, сомнваться въ томъ, кто вдохнулъ въ насъ жизнь, или страхъ передъ Тмъ. Кто насъ создалъ. Но не забудемъ, что на дтей, которыя бываютъ храбры днемъ, ночью порою находятъ безумные страхи. Насталъ свтъ. Въ двадцатомъ столтіи такъ легко врить въ Бога, нашего Отца небесная.
‘Я упомянулъ вкратц о причинахъ, подготовившихъ умы людей къ перемн стараго порядка вещей на новый, точно такъ-же какъ упомянулъ и о консерватизм отчаянія, задержавшемъ этотъ процессъ, когда для него уже настало время. Быстрота, съ какого эта перемна совершилась, посл того какъ она была вначал замедлена, объясняется опьяняющимъ дйствіемъ надежды на умы, привыкшіе отчаиваться. Солнечный свтъ посл такой долгой, темной ночи долженъ былъ показаться ослпительнымъ. Съ той минуты, какъ люди постигли, что ростъ человчества безконеченъ, что ему нтъ предла, реакція явилась неизбжной и поразительной. Понятно, что ничто не могло противустоять тому энтузіазму, который внушала новая вра.
‘Люди постигли, что передъ этимъ процессомъ вс другіе историческіе процессы — ничто. И безъ сомннія, потому только, что на него могло быть затрачено милліонъ мучениковъ, дло обошлось совсмъ безъ нихъ. Перемна династіи въ ничтожномъ королевств Стараго Свта часто стоила больше жизней, нежели переворотъ, направившій человчество на врный путь.
‘Безъ сомннія тому, кто иметъ счастье существовать въ нашъ блестящій вкъ, не подобаетъ желать себ иной судьбы, но мн не разъ приходило въ голову, что я промнялъ бы мое участіе въ этихъ свтлыхъ, счастливыхъ дняхъ на участіе въ бурной, переходной эпох, когда передъ безнадежнымъ человчествомъ разверзлись врата грядущаго и его воспаленнымъ очамъ, вмсто блой стны, которая заслоняла собою его путъ, предсталъ ослпительный видъ прогресса, поражающаго насъ и до сихъ поръ силою своего свта. Ахъ, друзья мои, кто не согласится со мной, что жить въ то время, когда рычагомъ общественной дятельности являлись самыя дурныя наклонности, отъ соприкосновенія съ которыми содрогались столтія, было не завидною долею.
‘Что я буду сть и пить, во что однусь? постоянный ужасающій вопросъ, который представлялъ собой тогда начало и конецъ всего. Но когда къ этой самой задач отнеслись по братски — что мы будемъ стъ, что мы будемъ пить, во что жы однемся?— то вс затрудненія исчезли.
‘Бдность и рабство для большинства были послдствіемъ того, что человчество думало разршить задачу пропитанія индивидуальнымъ трудомъ, но какъ только государство сдлалось единственнымъ капиталистомъ и вмст работникомъ, не только бдность смнилось благосостояніемъ, но и всякая возможность рабства исчезла съ лица земли. Средства къ существованію перестали выдаваться мужчинами женщинамъ, однимъ служащимъ — другому, богатымъ — бдному, вс стали получать ихъ изъ одной общей кружки, точно дти за родительскимъ столомъ. Пользоваться другимъ для своихъ личныхъ выгодъ сдлалось невозможнымъ. Все, на что ложно разсчитывать для себя отъ другаго, это — на его уваженіе. Въ взаимныхъ отношеніяхъ людей изчезли и надменность, и подобострастіе. Первый разъ отъ сотворенія міра человкъ стоялъ непосредственно передъ Богомъ. Страхъ нужды и жажда наживы стали забытыми побужденіями, когда вс получили средства въ жизни, а пріобртеніе чрезмрныхъ имуществъ сдлалось невозможнымъ. Не стало нищихъ, не стало и подавателей. Благодаря справедливости, благотворительность осталась безъ дла. Заповди сдлались почти ненужными людямъ міра, въ которомъ нтъ искушенія для воровства, нтъ поводовъ для лжи ни изъ страха, ни изъ лести, нтъ мста для зависти, такъ какъ вс равны, нтъ повода для насилія, такъ какъ отнята власть оскорблять другъ друга. Давнишняя мечта человчества о свобод, о равенств, о братств, осмиваемая впродолженіи столькихъ столтій, наконецъ осуществилась.
‘При старыхъ порядкахъ люди добрые, великодушные, справедливые платились за свои хорошія свойства, а въ настоящее время люди злые, жадные, корыстные исключаются изъ общества. Теперь, когда условія жизни въ первый разъ перестали способствовать развитію дурныхъ сторонъ человческой природы, когда себялюбіе и эгоизмъ не вознаграждаются, впервые стало ясно, на что человчество дйствительно способно, если оно не развращено. Развращенныя наклонности, которыя разростались точно грибы въ какомъ нибудь темномъ, сыромъ погреб, погибли отъ свта и свжаго воздуха, ихъ замнили собою благородныя свойства съ такою силою, что самые отчаянные циники превратились въ панегиристовъ. Впервые въ исторіи человчества появляется влюбленность человческаго рода въ себя. Скоро выяснилось то, чему бы никакъ не поврили прежніе философы стараго времени, а именно: что главныя свойства человческой природы — хорошія а не дурныя, по природ человкъ добръ, великодушенъ, безкорыстенъ, сострадателенъ, симпатиченъ, онъ стремится къ подобію божію съ присущими божеству доброт и самоотверженію. Находясь, въ продолженіи многихъ поколній, подъ гнетомъ такихъ условій жизни, которыя способны были развратить самихъ ангеловъ, эти присущія человческой натур свойства все-таки сохранились, подобно тому, какъ пригнутое дерево — лишь только условія измнились — снова выпрямляется во весь свой естественный ростъ. Говоря иносказательно, человчество стараго времени можно сравнить съ кустомъ розъ, выросшимъ на болот, питавшимся грязною водою, міазмами и глохнувшимъ отъ ядовитыхъ ночныхъ испареній. Безконечное число поколній садовниковъ всячески старались, чтобы оно цвло, но, кром одного полураскрывшагося бутона съ червемъ въ сердцевин, вс усилія ихъ не могли выростить ничего боле. Многіе приходили къ убжденію, что это совсмъ не розовый кустъ, но сорное растеніе, которое слдуетъ выкопать и сжечь. Большинство же садовниковъ утверждало, что хотя кустъ принадлежитъ къ семейству розовыхъ кустовъ, по одержимъ какою-то неизлечимой болзнью, мшающей его цвту и вообще длающей его слабымъ и хилымъ. Находились и такіе,— ихъ было положимъ немного — которые находили, что все зло кроется въ грунт, что дерево здорово и при другихъ условіяхъ могло бы оправиться. Но это были не настоящіе садовники, а люди, слывшіе за теоретиковъ или фантазеровъ. Съ этимъ взглядомъ соглашалась и масса. Кром того, многіе знаменитые философы-моралисты, соглашаясь съ предположеніями, что самому кусту при другихъ условіяхъ было бы лучше, въ тоже время находили полезнымъ для бутоновъ — необходимость разцвтать въ болот и при неблагопріятныхъ условіяхъ. Весьма можетъ быть,— говорили они — что бутоны будутъ рдки и распустившіеся цвты блдны и безъ запаха, но ихъ нравственное усиліе окажется выше, чмъ при цвтеніи въ саду.
‘Патентованныя садовники и философы-моралисты брали верхъ. Кустъ по прежнему сидлъ глубоко въ болот и старая система ухода продолжала существовать. Корни безпрестанно поливалась новыми микстурами съ цлью уничтожить плсень и ржавчину. Каждый стоялъ за свое средство. Это продолжалось очень долго. Случайно кто нибудь замчалъ, что кустъ какъ будто начинаетъ оживать, другіе же находили, что ему хуже прежняго. Въ общемъ замтнаго улучшенія не было, наконецъ, вс стали приходить въ отчаянье и тутъ снова взялись за мысль пересадить кустъ. На этотъ разъ съ предложеніемъ вс согласились.
— ‘Попробуемте,— былъ общій голосъ.— Можетъ быть, въ другомъ мст онъ и будетъ роста, здсь же вс наши старанія напрасны’.
‘Такимъ образомъ, розовый кустъ человчества былъ пересаженъ въ теплую, мягкую, сухую землю, солнце согрвало его своими лучами, теплый южный втеръ ласкалъ его. Тутъ стало ясно, что это дйствительно розовый кустъ. Плсень и ржавчина исчезли, куста, покрылся великолпными, румяными розами, отъ которыхъ благоухало на весь міръ Какъ залогъ нашего счастья, Создатель вложилъ въ сердца людей безконечный примръ совершенства, при сравненіи съ которымъ все, чего мы достигли въ прошломъ, кажется ничтожнымъ, а стремленіе остается всегда недостижимымъ. Если бы праотцы ваши могли себ представить общественный строй, при которомъ люди жили бы какъ братья — въ согласіи, безъ ссоръ, безъ зависти, безъ насилій, безъ обмана, гд, въ награду за трудъ по выбору, въ размр нужномъ только для здоровья, люди избавлялись отъ заботъ о завтрашнемъ дн, гд имъ такъ-же мало приходилось-бы заботиться о средствахъ пропитанія, какъ деревьямъ, которыя орошаются неизсякаемыми источниками, если бы только они могли себ представить существованіе человка при такихъ условіяхъ,— они бы назвали его раемъ. Въ ихъ представленіи оно соединилось бы съ понятіемъ о неб, и имъ казалось бы немыслимымъ желать большаго и стремиться къ лучшему.
‘Но что ощущаемъ мы, добравшись до той высоты, на которую они тоже устремляли свои взоры? Мы совсмъ забыли и безъ особаго случая, напримръ врод теперешняго, не вспомнили-бы даже, что людямъ жилось когда то иначе. Нашему воображенію нужно большое напряженіе, чтобъ представить себ соціальныя условія нашихъ ближайшихъ предковъ. Мы находимъ ихъ странными и смшными. Разршить задачу относительно матеріальныхъ средствъ такимъ образомъ, чтобы искоренить заботы и преступленія, не кажется намъ конечною цлью, но только первымъ шагомъ къ дйствительному человческому прогрессу. Мы только избавили себя отъ сильныхъ и безполезныхъ мученій, которыя мшали нашимъ предкамъ отдаться настоящимъ цлямъ существованія. Насъ можно сравнить съ ребенкомъ, который начинаетъ стоять и ходить. Съ точки зрнія ребенка это удивительное событіе. Ему, бытъ можетъ, представляется, что дальше этого успха ничего не можетъ быть, но черезъ годъ онъ забудетъ, что не всегда ходилъ. Когда онъ всталъ на нога — горизонтъ его сталъ только виднъ, съ его движеніемъ онъ расширился. Положимъ, его первый шагъ — важное событіе, но только, какъ начало, а не какъ конецъ. Онъ только вступилъ на свое поприще. Освобожденіе человчества, за послднее столтіе, отъ нравственнаго и физическаго угнетенія въ труд и разныхъ измышленіяхъ ради матеріальныхъ требованій слдуетъ признать за нчто врод второго рожденія человчества. Безъ этого второго рожденія первое рожденіе его, съ которымъ было связано такое тяжелое существованіе, не имло смысла, тогда какъ въ настоящее время для человчества наступитъ новый фазисъ духовнаго развитія, развитія высшихъ сторонъ его, о существованіи которыхъ наши предки даже не мечтали. Вмсто безнадежнаго отчаянія ХІX-го столтія, его глубокаго пессимизма относительно будущности человчества, воодушевляющая идея нашего времени заключается въ восторженномъ сознаніи нашего земного существованія и усовершенствованіе человческаго рода съ каждымъ поколеніемъ физически, нравственно и умственно признано за дло, достойное всякихъ стараній и жертвъ. Мы думаемъ, что человчество впервые приблизилось къ идеалу Бога, и каждое поколніе должно быть шагомъ къ достиженію этого идеала.
‘Вы спросите меня, на что можемъ мы разсчитывать, когда миновало столько поколній? Я отвчу вамъ, что путь нашъ намъ далеко виднъ, но конецъ его теряется въ лучахъ свта. Возвращеніе человка къ Богу — двоякое: онъ возвращается къ Нему, какъ отдльная личность посредствомъ смерти и какъ цлое человчество, исполнившее свое назначеніе, когда божественная тайна, сокрытая въ зародыш, сдлается явною. Проронимъ слезу надъ мрачнымъ прошлымъ, взглянемъ на яркій свтъ и, прикрывая глаза, двинемся впередъ. Длинная, унылая зима кончилась для человчества. Настало лто. Человчество вышло изъ своей скорлупы. Небеса разверзлись передъ нимъ’.

ГЛАВА XXVII.

Не знало почему, но въ прежнее время, по воскресеньямъ, въ послобденные часы, я какъ то особенно поддавался мрачнымъ мыслямъ,— все представлялось мн не интереснымъ, вся жизнь казалась безцвтною. Обыкновенно я уносился куда-то на крыльяхъ, но къ концу дня бывалъ боле, чмъ когда нибудь, прикованъ къ земл и ничто не могло меня отвлечь отъ моихъ мыслей. Быть можетъ, въ силу ассоціаціи идей, несмотря на совершенно другую обстановку, я и въ это первое мое воскресенье XX-го столтія въ послобденное время впалъ въ обычную меланхолію.
Хотя на этотъ разъ мое печальное настроеніе имло основаніе, но оно не утратило характера прежней неопредленной тоски, такъ какъ было вызвано моимъ положеніемъ. Проповдь мистера Бартона съ ея постояннымъ указаніемъ на нравственную пропасть, существующую между столтіемъ, къ которому я принадлежалъ, и тмъ, въ которомъ я случайно очутился, только укрпила во мн чувство одиночества. Его обдуманная, философская рчь не могла не произвести на меня впечатлнія. Мн стало ясно, что вс окружающіе относились ко мн съ сожалніемъ, съ любопытствомъ, съ ненавистью, какъ къ представителю ненавистной эпохи.
Удивительная доброта, съ какой относится ко мн докторъ Литъ и его семья, въ особенности же Юдиь, до сихъ поръ отвлекала меня отъ возможности предполагать, что и она должна, несомннно, смотрть на меня такъ-же, какъ и все поколніе, къ которому она принадлежала. Предположеніе это относительно доктора Лита я его любезной жены меня конечно очень опечалило, но я ршительно не могъ свыкнуться съ мыслью, что и Юдиь раздляетъ ихъ взгляды. Очевидная возможность такого факта подавляла меня и вмст съ тмъ мн стало ясно,— читатель вроятно уже предугадалъ — мн стало ясно, что я люблю Юдиь. Разв это не было вполн естественно? Трогательное обстоятельство, положившее начало нашей близости, когда она собственноручно вырвала меня изъ водоворота безумія, ея сочувствіе, та жизненная шла, которая перенесла меня въ новую жизнь и помогла мн ее вынести, наконецъ моя привычка смотрть на нее, какъ на посредницу между мною и окружающими, въ этомъ отношеніи она была для меня ближе ея отца,— все это были обстоятельства, только ускорившія тотъ результатъ, къ которому привели бы неизбжно достоинства ея личности и ума. Понятно, что она представлялась мн единственною женщиною въ мір, хотя совсмъ въ иномъ смысл, чмъ это думаютъ обыкновенно вс влюбленные. Теперь, когда я внезапно постигъ всю суетность моихъ надеждъ, я страдалъ не только какъ всякій другой влюбленный,— къ моимъ страданьямъ присоединялось еще чувство страшнаго одиночества, чувство полнаго отчаянья, котораго до меня не испытывалъ ни одинъ самый несчастный влюбленный. Мои хозяева, очевидно, замтили мое угнетенное состояніе души и всячески старались меня развлечь,— въ особенности Юдиь. Видно было, что она печалилась за меня, но я, какъ вс влюбленные, мечтающіе о большемъ, не радовался ея доброму отношенію ко мн — я зналъ, что это только сочувствіе.
Къ вечеру, просидвъ большую часть дня въ своей комнат, я отправился въ садъ походить. День былъ пасмурный, въ тихомъ, тепломъ воздух пахло осенью. Я былъ недалеко отъ рытвины и войдя въ подземную комнату, слъ тамъ.
— Вотъ гд мой домъ,— подумалъ я.— Я останусь здсь, я отсюда не выйду.
Я искалъ себ поддержку въ знакомой обстановк и испытывалъ грустное утшеніе, воскрешая прошлое и вызывая въ воображеніи тни и лица тхъ, которыя меня окружали въ моей прошлой жизни. Боле ста лтъ звзды глядли съ своей высоты на могилу Юдии Бартлеттъ и на могилы всего моего поколнія.
Прошлое было мертво и придавлено тяжестью цлаго столтія, а изъ настоящаго я былъ исключенъ. Для меня не находилось нигд мста. Въ сущности, я былъ ни мертвый, ни живой.
— Простите, что я пошла за вами!..
Я оглянулся. Юдиь стояла въ дверяхъ подземной комнаты,она улыбалась мн, а въ глазахъ ея было столько сочувствія…
— Прогоните меня, если я вамъ въ тягость,— проговорила она, — мы замтили, что вы разстроены, а помните, вы общали мн сказать, если васъ что-нибудь встревожитъ, но вы не сдержали слова.
Я всталъ и подошелъ къ двери, стараясь ей улыбнуться, но, вроятно, улыбка у меня не вышла, потому что при вид ея, такой очаровательной, прелестной, настоящая причина моего отчаянья вспомнилась мн съ новою силою.
— На меня просто нашла тоска одиночества,— началъ я.— Не приходило ли вамъ въ голову, что мое положеніе до того исключительно, что для выраженія его пришлось бы придумать совсмъ новыя слова?
— Не говорите этого, не думайте этого!— воскликнула она со слезами на глазахъ.— Разв мы не ваши друзья? Это ваша вина, если вы не хотите, чтобы мы ими были. Вы не должны себя чувствовать одинокимъ.
— Вы безконечно добры ко мн,— продолжалъ я,— но неужели я не знаю, что вами руководитъ только состраданіе, правда, сердечное состраданье, но все-таки только состраданіе. Было бы безуміемъ съ моей стороны не понимать, что я не могу казаться вамъ такимъ-же человкомъ, какъ люди вашего поколнія, что я для васъ невдомое существо, выброшенное на берегъ неизвстнымъ моремъ, существо, отчаяніе котораго трогаетъ васъ, несмотря на вс его смшныя стороны. Я былъ настолько безуменъ, а вы настолько добры, что думалъ забыть все это, и надялся, что могу, какъ говорится, акклиматизироваться въ новомъ столтіи и считать себя наравн съ другими окружающими васъ. Но изъ проповди мистера Бартона я узналъ, какъ напрасны были такія мечты, какою громадною должна казаться вамъ пропасть, раздляющая насъ.
— О, эта несчастная проповдь!— воскликнула она, заливаясь слезами,— я такъ не хотла, чтобы вы ее слышали. Что онъ о васъ знаетъ? Въ старыхъ, заплсневелыхъ книгахъ онъ читалъ о вашемъ времени — вотъ и все. Зачмъ вы обращаете на него вниманіе, зачмъ придаете значеніе его словамъ? Разв вамъ все равно, что мы, которые спасли васъ, относимся къ вамъ иначе? Неужели то, что онъ думаетъ о васъ, онъ, который васъ никогда не видалъ, для васъ иметъ боле значенія, чмъ то, что мы о васъ думаемъ? О, мистеръ Вестъ, вы не знаете, вы не можете себ представитъ, что я чувствую, зная ваше горе! Это не можетъ такъ длиться. Что могу я сказать вамъ? Какъ могу я убдитъ васъ, насколько наши чувства къ вамъ далеки отъ того, что вы думаете?
Какъ и прежде, въ тотъ другой кризисъ моей судьбы, она безпомощно протянула ко мн руки и, какъ тогда, я схватилъ ихъ и сжалъ въ своихъ рукахъ, грудь ея высоко подымалась отъ волненія, въ пальцахъ ея, которыя я крпко сжалъ, чувствовалась легкая дрожь, говорившая о глубин ея чувства. На лиц ея состраданье превратилось въ какую то божественную злобу на обстоятельства, которыя длали ее безсильною. Женское состраданіе врядъ ли было когда нибудь прелестне олицетворено. Ея красота и доброта меня совсмъ смягчили и мн казалось, что самымъ подходящимъ отвтомъ было бы сказать ей правду. Положимъ, у меня не было ни капли надежды, но я не чувствовалъ и страха, что она разсердится. Въ ней было слишкомъ много состраданія. И я сказалъ ей:
— Съ коей стороны, можетъ быть, и неблагородно не довольствоваться вашею добротою, но неужели вы слпы и не видите, отчего ея мало для моего счастья? Разв вы не знаете отчего?— Оттого что я, безумный, люблю васъ!..
При моихъ послднихъ словахъ, она вся вспыхнула и опустила глаза, но не сдлала никакого усилія, чтобъ освободить свои руки изъ моихъ, она простояла такъ нсколько минутъ, затмъ покраснла еще боле и съ свтлою улыбкою на устахъ подняла на меня глаза.
— Вы убждены, что вы сами не слпы?— проговорила она.
Вотъ все, что она сказала, но этого было достаточно — я понялъ, какъ это ни казалось невроятнымъ, что лучезарная дочь золотаго вка чувствовала ко мн не одно только состраданье, но и любовь. Я тоже врилъ, что нахожусь подъ вліяніемъ какой то блаженной галлюцинаціи, хотя держалъ ее въ моихъ объятіяхъ.
— Если я не въ ум — воскликнулъ я,— оставьте меня въ этомъ состояніи.
— Вы обо мн должны думать, что я сошла съума,— прервала она, освобождаясь изъ моихъ объятій, лишь только я прикоснулся къ ея устамъ.— Что должны вы думать обо мн — я бросилась въ объятья человка, котораго знаю всего недлю! Я не думала, что вы такъ скоро догадаетесь въ чемъ дло, но мн такъ было васъ жаль, что я не помнила, что говорила. Нтъ, мы не должны быть близки, прежде чмъ вы не узнаете, кто я. Когда вы это узнаете, то перестанете думать, что я внезапно влюбилась въ васъ. Когда вы узнаете, кто я,— вы поймете, что я не могла не влюбиться въ васъ съ перваго взгляда, и что ни одна двушка, съ самыми лучшими, возвышенными чувствами, на моемъ мст не могла бы отнестись къ вамъ иначе.
Можно себ легко представить, что я не прочь былъ бы послушать ея несмлыхъ признаній, но Юдиь ршила, что между нами не должно быть ни одного поцлуя, покуда она не будетъ мн всякаго подозрнія относительно слишкомъ быстраго призванія въ любви, и мн было предложено послдовать домой за моей прелестной загадкой. Дойдя до комнаты, гд была ея мать, которой она что-то шепнула на ухо, Юдиь быстро скрылась, оставивъ насъ вдвоемъ. Какъ ни удивительно было все пережитое, но мн предстояло услыхать еще нчто боле удивительное. Отъ миссисъ Литъ я узналъ, что Юдиь пра-пра-внучка моей утраченной любви — Юдии Бартлеттъ. Послдняя, въ продолженіи четырнадцати лтъ, оплакивала меня, затмъ вышла замужъ, по разсудку, у нея былъ сынъ, и этотъ сынъ былъ отцемъ миссисъ Литъ. Миссисъ Литъ никогда не видала своей бабушки, но много о ней слышала, и когда у нея родилась дочь, она назвала ее Юдиью. Это, вроятно, только усилило интересъ, съ которымъ молодая двушка, когда выросла, стала относиться ко всему, что касается ея прабабушки, въ особенности трагической исторіи предполагаемой смерти ея жениха, во время пожара въ его дом. Эта исторія не могла не повліять на впечатлительную натуру романтической двушки и сознаніе, что въ ней самой течетъ кровь несчастной героини, естественно, усиливало ея сочувствіе къ ней. Портретъ Юдии Бартлеттъ, нкоторыя ея бумаги, между прочимъ, пачка моихъ писемъ, сохранялись въ числ семейнаго наслдства.
Портретъ изображалъ чрезвычайно красивую, молодую женщину, которой, казалось, были къ лицу всевозможныя поэтическія и романическія положенія. Мои письма помогли Юдии составить себ представленіе обо мн и, вмст съ портретомъ, превратить всю эту печальную, забытую исторію въ чистую дйствительность. Она не разъ говорила полушутя своимъ родителямъ, что не выйдетъ замужъ, покуда не встртитъ человка, похожаго на Юліана Веста, но такихъ въ настоящее время нтъ. Все это, конечно, такъ и осталось бы фантазіей двушки, у которой не было собственной исторіи любви, еслибы случайно не напали на слды подземелья въ саду ея отца и еслибы я не оказался именно тмъ самымъ Юліаномъ Вестомъ. Когда меня безъ признаковъ жизни внесли въ ихъ домъ, то, по портрету въ медальон, который былъ у меня на груди, она узнала, что это портретъ Юдии Бартлеттъ, а это обстоятельство, въ связи со многими другими, послужило доказательствомъ того, что я никто иной, какъ Юліанъ Вестъ. Даже если-бы меня не вернули къ жизни, то и тогда, по мннію миссисъ Литъ, этотъ случай имлъ-бы опасное вліяніе на всю жизнь ея дочери. Предположеніе, что тутъ кроется предопредленіе, повліяло-бы чарующе на большинство женщинъ.
Затмъ, когда нсколько часовъ позже, ко мн вернулось сознаніе, я уже относился къ Юдии съ особымъ послушаніемъ и находилъ для себя особое утшеніе въ ея обществ, не слишкомъ ли скоро она полюбила меня, по словамъ ея матери, я самъ могу судить. Если я это думаю, то долженъ помнить, что теперь ХХ-е столтье, а не ХІХ-е, и любовь, безъ сомннія, развевается быстре, а также въ выраженіи ея люди теперь откровенне.
Отъ миссисъ Литъ я пошелъ къ Юдии. Я взялъ ее за об руки и долго стоялъ молча передъ ней, съ восторгомъ вглядываясь въ черты ея лица. Она напоминала мн другую Юдиь, воспоминаніе о которой было на время подавлено съ новою силою, насъ разъединившимъ ужаснымъ событіемъ и теперь воспоминаніе это оживаю — и сердце мое было полно блаженства и муки. Мн казалось, точно Юдиь Бартлеттъ смотритъ мн въ глаза ея глазами и, улыбаясь, хочетъ утшить меня. Моя судьба была не только самою удивительною, но еще и самою счастливою, какая только возможна для человка. Надо мной свершилось двойное чудо. Я былъ случайно заброшенъ въ этотъ странный міръ не для того, чтобы быть одинокимъ. Любовь моя, которую я считалъ утраченною, точно воскресла, чтобы меня утшить. Когда я наконецъ, въ экстаз благодарности и нжности, обнялъ эту прелестную двушку, Об Юдии въ моемъ представленіи слились въ одну, и съ тхъ поръ я не могъ отдлить другъ отъ друга. Я скоро убдился, что и у самой Юдии въ мысляхъ происходитъ нчто подобное. Безъ сомннія, никогда между влюбленными, только-что признавшимися другъ другу, не было такихъ разговоровъ, какіе мы вели въ этотъ день. Она, казалось, желала, чтобы я говорилъ ей больше объ Юдии Бартлеттъ, чмъ о ней самой, о томъ, какъ я любилъ ту Юдиь, а не ее, и слушала со слезами, съ нжною улыбкою, съ пожатіемъ рукъ, мои слова любви другой женщин.
— Вы не должны любить меня слишкомъ сильно,— сказала она,— я буду ревновать васъ за нее. Я не допущу, чтобы вы забыли ее. Я скажу вамъ нчто, что васъ, безъ сомннія, удивитъ. Мн кажется, что души возвращаются иногда съ того свта, чтобы выполнить задачу, которая близка ихъ сердцу. Мн иногда кажется, что во мн ея духъ, что мое настоящее имя — Юдиь Бартлеттъ, а не Юдиь Литъ. Конечно, я не могу этого утверждать наврно, никто изъ насъ не знаетъ, кто онъ на самомъ дл,— но у меня такое чувство. Васъ это не должно удивлять: вы знаете, какъ моя жизнь была полка ею и вами, даже прежде, чмъ я васъ узнала. Какъ видите, вы можете даже совсмъ меня не любить,— мн не придетъ въ голову ревновать васъ.
Доктора Лита не было дома, и я только поздно увидлъ его. Какъ видно, онъ отчасти ожидалъ того, что случилось, онъ сердечно пожалъ мн руку.
— При другихъ условіяхъ, я бы сказалъ, что все это случилось слишкомъ быстро, но тутъ условія выходятъ изъ ряда обыкновенныхъ. Во всякомъ случа,— прибавилъ онъ улыбаясь,— не считайте себя обязаннымъ мн, что я соглашаюсь на ваше предложеніе, въ моихъ глазахъ оно — пустая формальность. Съ той минуты, какъ тайна медальона была открыта, мн кажется все это уже стало дломъ ршеніямъ, и еслибы Юдии не пришлось выкупить залогъ ея прабабушки — я бы опасался за прочность нашихъ отношеній съ миссисъ Литъ.
Была чудная, лунная ночь, весь садъ утопалъ въ ея свт, мы съ Юдиью долго бродили по аллеямъ, стараясь свыкнуться съ нашимъ счастьемъ.
— Что сталось бы со мной, еслибы вы не обратили на меня вниманія,— говорила она,— я такъ боялась этого. Что-бы я длала, зная, что я предназначена для васъ, какъ только вы вернулись къ жизни, мн стало ясно, точно она сказала мн, что я должна быть для васъ тмъ, кмъ она же могла быть, по что это возможно только, если вы сами поможете мн. О какъ мн хотлось сказать вамъ это въ то утро, когда вы чувствовали себя такимъ одинокимъ среди насъ, но я не ршалась открыть рта и не позволила ни отцу моему, ни матери обнаружимъ мою тайну.
— Вотъ чего вы не позволили отцу вашему сказать мн?— замтилъ я, вспоминая первыя слова, которыя услыхалъ, придя въ себя.
— Именно, то самое, смясь проговорила Юдиь.— Неужели вы только сейчасъ догадались? Отецъ, какъ мужчина, надялся, что если вамъ скажутъ, гд вы, вы сейчасъ же почувствуете себя среди друзей. Онъ обо мн совсмъ не думалъ. Но мама знала, отчего я не хотла, чтобъ вамъ было извстно кто я, и потому сдлала по моему. Я бы не могла смотрть вамъ въ лицо, еслибъ вы знали, кто я. Я была бы слишкомъ смла въ моемъ обращеніи съ вами — боюсь, что вы и теперь считаете меня слишкомъ смлой — я знала, что въ ваше время двушки скрывали свое чувство, и боялась васъ непріятно поразитъ. О, какъ ужасно должно быть скрывать свою любовь, точно порокъ какой! Отчего считалось стыдомъ полюбить, покуда не было получено на то разршеніе? Какъ смшно представить себ — влюбиться по разршенію! Или въ ваши дни мужчины бывали недовольны, когда ихъ любили? Въ наше время, кажется, ни мужчины, ни женщины такъ не думаютъ. Я совсмъ этого не понимаю. Это — одна изъ самыхъ любопытныхъ сторонъ жизни женщинъ вашего времени — и вы должны мн ее объяснить. Надюсь, что Юдиь Бартлеттъ не была похожа въ этомъ отношеніи на другихъ.
Посл многихъ попытокъ разойтись — она наконецъ настоятельно потребовала, чтобы мы простились. Я уже собирался запечатлть дйствительно послдній поцлуй за ея устахъ, какъ вдругъ она лукаво замтила:
— Меня одно смущаетъ, дйствительно ли вы простили Юдиь Бартлеттъ, что она вышла замужъ за другого? Судя по сохранившимся книгамъ, влюбленные вашего времени больше ревновали, чмъ любили. Вотъ отчего я предлагаю вамъ этотъ вопросъ. Для меня будетъ большимъ облегченіемъ услыхать, что вы не имете ничего противъ моего прадда, который женился на вашей привязанности. Могу я передать портрету моей прабабушки, что вы ей прощаете ея измну?
Повритъ ли мн, читатель? Эта насмшка въ кокетливой форм задла меня и вмст съ тмъ исцлила отъ нелпой боли ревности, какую я какъ-то неопредленно чувствовалъ въ сердц съ тхъ поръ, какъ услыхалъ отъ миссисъ Литъ о замужеств Юдии Бартлеттъ. Даже въ то время, когда ея праправнучка была въ моихъ объятіяхъ, я еще не сознавалъ ясно, что безъ этого брака Юдиь не могла бы быть моей. Безразсудство такого нелогичнаго настроенія можно сравнитъ только съ тою быстротою, съ какою оно исчезло подобно туману отъ насмшливаго вопроса Юдии. Я засмялся и поцловалъ ее.
— Передайте ей мое полное прощенье — сказалъ я.— Вотъ если бы она не вышла замужъ за вашего прапраддушку, тогда, можетъ быть, это было бы иначе.
Придя къ себ въ комнату, я уже не открывалъ музыкальнаго телефона, подъ сладкіе звуки котораго я привыкъ засыпать. На этотъ разъ мои мысли были музыкальне всякихъ оркестровъ XX-го столтія. До самаго утра я находился подъ ихъ чарами и только на зар, наконецъ, заснулъ.

ГЛАВА XXVIIІ.

— Теперь нсколько позже, чмъ вы приказали себя разбудить, сэръ, Вы на этотъ разъ проспали дольше обыкновеннаго.
Это былъ голосъ моего слуги Сойера. Я быстро вскочилъ и оглянулся. Я былъ въ моей подземной комнат. Мягкій свтъ лампы, которая всегда горла тамъ, когда я бывалъ, освщалъ знакомыя мн стны и мебель. Около кровати, со стаканомъ хереса въ рукахъ, который, по предписанію доктора Пильсбюри, я долженъ былъ выпить немедленно по пробужденіи изъ моего гипнотическаго сна, чтобы пробудить усыпленную физическую дятельность, стоялъ Сойеръ.
— Лучше примите-ка скоре вотъ это, сэръ,— сказалъ онъ въ то время, какъ я, ничего не понимая, во вс глаза смотрть на него. Вы, какъ будто, взволнованы, сэръ, вамъ необходимо это выпить.
Я однимъ глоткомъ проглотилъ напитокъ и началъ, припоминать, что со мной случилось. Дло, конечно, было очень просто. Вся исторія о двадцатомъ столтіи была не что иное, какъ сонъ. Это просвщенное и свободное отъ заботъ поколніе людей съ ихъ необыкновенаго простыми учрежденіями, славный новый Бостонъ съ его куполами и башенками, съ его садами и фонтанами и съ его всеобщимъ царствомъ комфорта,— все это мн только приснилось. Милая простота отношеній, которую я испыталъ на самомъ себ, мой веселый хозяинъ и учитель докторъ Литъ, его жена и ихъ дочь, вторая прекраснйшая Юдиь, моя нареченная — все это также было лишь фикціями призрака.
Долгое время я оставался въ томъ положеніи, въ которомъ застало меня это сознаніе,— сидя на постели, съ глазами, уставившимися въ пространство и погруженный въ воспоминанія сценъ и событій моего фантастастическаго призрака, между тмъ какъ Сойеръ, встревоженный моимъ видомъ, заботливо освдомлялся, что со мной. Его приставанія привели меня наконецъ къ сознанію всего окружающаго, я сдлалъ надъ собою послднее усиліе и убдилъ врнаго друга, что все обстоитъ благополучно.
— Я видлъ сонъ, Сойеръ, вотъ и все,— сказалъ я,— необыкновеннйшій сонъ…
Я машинально одлся, ощущая пустоту въ голов, чувствуя себя сбитымъ съ толку, и слъ за кофе съ продолговатыми хлбцами, которые Сойеръ имлъ обыкновеніе подавать мн къ утреннему завтраку передъ тмъ, какъ я уходилъ изъ дому. Утренняя газета лежала около моей тарелки, я взялъ ее въ руки, и взоръ мой упалъ на число 31 мая 1887 г. Съ момента пробужденіи я, конечно, зналъ, что моя продолжительная экскурсія въ другомъ столтіи была сновидніемъ, и несмотря на осязательное убжденіе въ томъ, что съ тхъ поръ, какъ я легъ спать, міръ постарлъ всего на нсколько часовъ, она какъ-то странно поразила меня.
Мелькомъ взглянувъ на содержаніе газеты, обозрвавшей утреннія новости, я прочелъ слдующее:
Заглянувши въ заголовокъ газеты, гд перечислялись новости дня, я прочелъ слдующій перечень:
Иностранныя дла. Неминуемая война между Франціей и Германіи.— Французская палата требуетъ новаго военнаго кредита для встрчи усиленной германской арміи.— Вроятность вовлеченія въ войну всей Европы.— Большая бдность среди людей, оставшихся безъ работы въ Лондон.— Требованія ими работы.— Ужасныя демонстраціи въ перспектив.— Тревога властей.— Большая стачка въ Бельгіи.— Подготовительныя мры правительства для подавленія возстанія.— Возмутительные факты работы двушекъ въ угольныхъ копяхъ въ Бельгіи.— Поголовное лишеніе поземельной собственности въ Ирландіи.
Внутреннія дла. Непрерывное эпидемическое мошенничество.— Растрата полумилліона въ Нью-Іорк.— Неправильное присвоеніе душеприказчицами капиталовъ доврителей.— Ограбленіе сиротъ.— Остроумная система хищеній банковыми казначеями, исчезнованіе 50,000 долларовъ.— Ршеніе владльцевъ угольныхъ копей наложить цну на уголь и сократить производство,— Большія спекуляціи съ пшеницей на рынк Чикаго.— Партія, добивающаяся повышенія цны на кофе.— Громадные захваты земель западными синдикатами.— Обнаруженіе страшнаго взяточничества среди чиновниковъ въ Чикаго.— Систематическій подкупъ.— Предстоящій процессъ членовъ городскаго управленія въ Нью-Іорк.— Большія банкротства торговыхъ домовъ.— Опасенія рабочаго кризиса.— Блестящіе уепхи ночныхъ кражъ со взломомъ и мошенничества.— Преднамренное убійство женщины, съ цлью грабежа въ Нью-Гавен.— Убійство домовладльца огнестрльнымъ оружіемъ, совершенное злоумышленникомъ въ прошлую ночь.— Самоубійство мужчины въ Ворчестер, вслдствіе безработицы.— Большая семья, оставшаяся посл покойнаго безъ всякихъ средствъ къ существованію.— Самоубійство пожилыхъ супруговъ, предпочтенное поступленію въ домъ призрнія для бдныхъ.— Страшная нужда среди рабочихъ женщинъ въ большихъ городахъ.— Поразительное развитіе безграмотности въ Массачузетс.— Необходимость въ увеличеніи числа домовъ для умалишенныхъ.— Рчи въ день ‘Отличій’.— Похвальное слово профессора Броуна о нравственной высот цивилизаціи девятнадцатаго столтія.
Да, я дйствительно проснулся въ девятнадцатомъ столтіи, въ этомъ не могло быть ни малйшаго сомннія. Этотъ перечень событій дня явился полнымъ его микрокозмомъ, до самой послдней черты глупаго самодовольства профессора Броуна. Явившись заключеніемъ такого безаппеляціоннаго обвинительнаго приговора вку, каковымъ былъ этотъ образчикъ ежедневной хроники всемірнаго кровопролитія, жадности и тираніи, это самодовольство представлялось цинизмомъ, достойнымъ Мефистофеля, и, однако, изъ всхъ, просматривавшихъ эту хронику сегодня утромъ, быть можетъ, я одинъ усмотрлъ въ ней цинизмъ, да и самъ я, не доле какъ вчера, замтилъ бы его не боле другихъ. Мой странный сонъ произвелъ во мн всю эту метаморфозу. Затмъ, не знаю, на сколько времени, я забылъ все меня окружающее и вообразилъ себя снова въ томъ живомъ фантастическомъ мір, въ томъ главномъ город, съ его простыми комфортабельными домами и роскошными общественными дворцами. Меня снова окружали лица. не искаженныя ни высокомріемъ, ни подобострастіемъ, ни завистью, ни жадностью, ни тревожной заботой или лихорадочнымъ честолюбіемъ, я видлъ передъ собой статныя фигуры мужчинъ и женщинъ, которыя никогда не испытывали трепета передъ своимъ собратомъ или зависимости отъ его благосклонности, но, по словамъ той проповди, до сей поры звучавшей въ моихъ ушахъ,— всегда ‘прямо предстояли передъ Господомъ’. Съ глубокимъ вздохомъ и сожалніемъ невозвратимой утраты, не мене чувствительной, на смотря на то, что это была утрата того, чего въ дйствительности никогда не существовало, я наконецъ очнулся отъ моего бреда на яву и вскор посл того вышелъ изъ дому. По дорог отъ моего дома до Вашингтонской улицы разъ десять останавливался я, чтобы собраться съ мыслями,— впечатлніе будущаго Бостона въ моемъ видніи было такъ сильно, что настоящій Бостонъ представлялся мн какимъ-то страннымъ. Городская грязь и зловоніе поразили меня, какъ только я очутился на улиц,— факты, которыхъ прежде я никогда не замчалъ. Помимо того, еще вчера мн казалось вполн въ порядк вещей, что одни изъ моихъ согражданъ были въ шелку, а другіе въ лохмотьяхъ, что одни выглядывали упитанными, а другіе голодными. Тутъ-же, напротивъ, яркое несоотвтствіе въ одежд и въ наружности мужчинъ и женщинъ, сталкивавшихся другъ съ другомъ въ боковыхъ аллеяхъ, поражало на каждомъ шагу, въ особенности-же возмущало меня то полное равнодушіе, которое благоденствующіе проявляли къ положенію обездоленныхъ. Разв это были люди, если они могли видть несчастье своихъ ближнихъ, безъ малйшей даже перемны въ лиц? И тмъ не мене, нее это время я хорошо сознавалъ, что измнился я самъ, а не мои современники. Мн приснился городъ, гд весь народъ жилъ общей жизнью, какъ дти одной и той же семьи, которые во всемъ оберегали другъ друга.
Другая черта настоящаго Бостона, поразившая меня необычайной странностью и представившая мн знакомые предметы въ новомъ освщеніи, заключалась въ изобиліи объявленій. Въ Бостон двадцатаго столтія не существовало частныхъ объявленій, такъ какъ въ нихъ не было никакой нужды. Здсь же стны зданій, окна, плакарды газетъ въ рукахъ каждаго прохожаго, самыя мостовыя,— все, что только было доступно глазу, исключая неба,— все было покрыто воззваніями частныхъ лицъ, старавшихся, подъ всевозможными предлогами, выманить изъ кармана своихъ ближнихъ извстную контрибуцію на собственное иждивеніе. Въ какихъ бы выраженіяхъ они не варіировались, смыслъ этихъ воззваній былъ одинъ к тотъ-же:
‘Поддержите Джона Джонса. Не обращайтесь къ другимъ. Это мошенники. У меня, Джона Джонса, нтъ поддлки. Купите у меня. Закажите мн. Пожалуйте ко мн. Выслушайте меня, Джона Джонса. Обратите на меня вниманіе. Не ошибитесь, настоящій поставщикъ и есть Джонъ Джонсъ, и никто другой. Хоть бы вс остальные поумирали съ голода, только, Бога ради, не забудьте Джона Джонса!’
Не знаю, что боле поразило меня — плачевный видъ, или нравственное уродство этого зрлища, но я вдругъ почувствовалъ себя чужимъ въ своемъ родномъ город.
‘Несчастные,— вырвалось у меня,— вы не желаете научиться взаимной самопомощи, и вслдствіе этого вс, отъ мала до велика, осуждены нищенствовать другъ передъ другомъ. Это ужасное Вавилонское столпотвореніе безстыжаго самообезпеченія и взаимнаго униженія, этотъ оглушительный крикъ конкуррирующихъ воззваній, самохвальство заклинаній, эта ужасная система назойливаго нищенства,— все это происходило ни отчего иного, какъ отъ недостатка въ обществ соціальной организаціи, благодаря которой возможность служитъ міру по своимъ способностямъ, вмсто того чтобы являться вполн обезпеченной для каждаго, должна была браться съ бою’.
Я дошелъ до самаго бойкаго мста на Вашингтонской улиц, остановился тамъ и, скандализируя прохожихъ, разразился громкимъ смхомъ. Я не могъ удержаться отъ этого смха, хотя бы мн это стоило жизни. Такой шальной хохотъ разобралъ меня, когда, на всемъ пространств, которое могъ охватить мой глазъ, по обимъ сторонамъ улицы, вправо и влво, я увидлъ нескончаемые ряды магазиновъ, цлые десятки лавокъ, но что всего было смшне — такъ это то, что, находясь въ двухъ шагахъ одна отъ другой, он продавали одни и т-же товары. Магазины, магазины, магазины! Цлыя версты магазиновъ. Десять тысячъ магазиновъ для удовлетворенія спроса на товары въ одномъ этомъ город, въ моемъ сновидніи снабжавшемся всмъ изъ единственнаго склада, куда поступали требованія при посредств одного большого магазина въ каждомъ квартал, гд покупатель, не затрачивая ни времени, ни труда, подъ одной кровлей находилъ всемірный выборъ товара, чего-бы онъ ни пожелалъ. Торговый трудъ при этомъ былъ такъ ничтоженъ, что увеличивалъ цну на товары для покупателя разв на какой-нибудь пустякъ. Въ дйствительности онъ оплачивалъ только стоимость производства. Здсь-же одна продажа товаровъ, одна простая передача ихъ изъ рукъ въ руки,— возвышала цну товаровъ на четверть, треть, половину и боле ихъ стоимости. Вс эти десять тысячъ торговыхъ заведеній должны были оплачиваться съ ихъ помщеніями, цлыми флангами надзирателей, счетчиковъ, поденщиковъ и всякой другой прислуги, вмст съ тнь, что тратилось на рекламу и на взаимную борьбу другъ съ другомъ,— и за все это должны были платятъ покупатели. Какой блестящій пріемъ для обнищанія націи! Кого я видлъ передъ собою, серьезныхъ людей или дтей, которые вели свою торговлю на такихъ основаніяхъ? Могли-ли это быть разумныя существа, если они не видли безразсудства той страшной затраты, которою сопровождалось врученіе выдланнаго и готоваго къ употребленію товара его потребителю. Если люди дятъ ложкой, съ которой половина содержимаго проливается между чашкой и ртомъ, можно предположить, что они останутся голодными.
Тысячи разъ проходилъ я ране по Вашингтонской улиц и наблюдалъ торговые пріемы продавцовъ, но въ настоящую минуту они возбуждали во мн такое любопытство, какъ будто-бы мн никогда не приходилось даже и проходить мимо нихъ. Я съ удивленіемъ смотрлъ на окна магазиновъ съ выставленными въ нихъ на показъ товарами, старательно и артистически-ловко разложенными, съ цлью привлеченія публики. Я видлъ цлыя толпы дамъ, заглядывавшихъ въ эти окна, и хозяевъ-купцовъ, внимательно слдившихъ за дйствіемъ приманки.
Я вошелъ въ лавку и увидлъ человка съ ястребинымъ взглядомъ, расхаживавшаго по магазину, слдившаго за торговлей, наблюдавшаго, чтобы приказчики исполняли свои обязанности, убждая покупателей покупать, и покупать, покупать на деньги, если таковыя у нихъ имлись, покупать въ долгъ, если оныхъ у нихъ не оказывалось, покупать то, чего имъ вовсе не было нужно, покупать больше, нежели имъ требовалось, наконецъ, покупать и то, чего они не могли себ позволить по своимъ средствамъ. По временамъ я вдругъ терялъ нить и становился въ тупикъ передъ этимъ зрлищемъ. Къ чему это стараніе склонять людей къ покупкамъ? Оно, конечно, не имло ничего общаго съ узаконенной продажей товаровъ тмъ, кто въ нихъ нуждался. Само собой разумется, что это навязываніе людямъ того, что имъ не требуется, но что, однако, могло быть полезно другимъ, являлось настоящимъ разореніемъ. Отъ каждой такой сдлки нація только бднла. О чемъ думали эти приказчики? Тутъ мн припомнилось, что они поступали не такъ, какъ продавцы въ той лавк, которую я постилъ въ приснившемся мн. Бостон. Они служили не общественному благу, а непосредственно своему личному интересу, имъ не было никакого дла до того, какое ршающее дйствіе ихъ система можетъ имть на всеобщее благосостояніе, только бы набить стою собственную мошну,— товары то вдь были ихъ собственностью, и чмъ больше они за нихъ брали, тмъ боле наживались. Чмъ расточительне была публика, чмъ боле удавалось навязать безполезныхъ ей вещей, тмъ лучше было для этихъ продавцевъ. Поощреніе мотовства было ясною цлью десяти тысячъ магазиновъ Бостона.
И эти лавочники и приказчики не были ни на іоту хуже другихъ людей въ Бостон. Они должны были зарабатывать себ насущный хлбъ и содержать свои семьи. Гд же имъ для этого найти такое дло, гд бы не было необходимости свои личные интересы ставить выше всякихъ другихъ? Нельзя же было заставлять ихъ голодать, пока они дождутся того порядка вещей, какой мн привидлся во сн, при которомъ интересы каждаго лица въ отдльности и всхъ вмст были тождественны. Но можно ли удивляться, что при той систем, какая была на глазахъ у меня, городъ имлъ такой плачевный видъ, люди такъ плохо одвались и среди нихъ было такъ много оборванцевъ и голодныхъ?
Вскор затмъ я попалъ въ южный Бостонъ и очутился въ центр фабрикъ. Точно такъ-же, какъ и на Вашингтонской улиц, я бывалъ въ этомъ квартал сотни разъ, но здсь, какъ и тамъ, я впервые понялъ истинное значеніе того, что самъ видлъ. Въ былое время я гордился тмъ, что точная статистика насчитывала въ Бостон что-то около четырехъ тысячъ независимыхъ одна отъ другой фабрикъ, но въ этомъ-то излишеств и въ этой самостоятельности я и нашелъ теперь объясненіе незначительности общаго итога ихъ производительности. Если Вашингтонская улица напоминала закоулокъ сумасшедшаго дома, то здсь зрлище было еще прискорбне, насколько производство составляетъ боле жизненную функцію въ соціальномъ организм, нежели продажа. Эти четыре тысячи учрежденій не только не работали дружно, и уже въ силу одного этого обстоятельства съ огромнымъ ущербомъ, но, какъ бы не замчая массы растрачивавшейся при этомъ силы, они во ней тяжкія старались взаимно пустить въ трубу чужія предпріятія, молясь по ночамъ и работая днемъ надъ разстройствомъ предпріятій другъ друга.
Стукъ и шумъ колесъ и молотовъ, раздававшіеся со всхъ сторонъ, являлись не гуломъ мирнаго производства, а лязгомъ вражескихъ мечей. Эти заводы и мастерскія представляли собою множество крпостей, каждая подъ своимъ флагомъ, съ пушками, направленными на укрпленія своихъ сосдей, съ своими саперами, трудившимися надъ подкопами этихъ сосднихъ укрпленій.
Внутри каждой изъ этихъ крпостей была обязательна строжайшая организація промышленности, отдльныя группы работали подъ единоличной центральной властью. Ни вмшательства, ни двойной работы не допускалось. У каждаго было свое опредленное дло, и вс были заняты. Какой же недочетъ мыслительной способности, какое утраченное звено въ умозаключеніяхъ мшали признать необходимость примненія того же самаго принципа и ко всей національной промышленности, мшали понятъ, что если недостатокъ организаціи могъ повредить успшной производительности отдльной мастерской, тмъ гибельне долженъ онъ отражаться на всей національной промышленности вообще, на сколько послдняя обширне по объему и сложне по взаимному соотношенію ея составныхъ своихъ частей?
Люди наврное осмяли бы армію, составленную изъ четырехъ тысячъ небольшихъ самостоятельныхъ отрядовъ, подъ управленіемъ четырехъ тысячъ самостоятельныхъ капраловъ, каждый съ отдльнымъ планомъ кампаніи.
Тамъ и сямъ съ обихъ сторонъ встрчались шайки бездльниковъ, одни ничего не длали потому, что ни за какую цну не могли найти работы, другіе оставались праздными потому, что не находили для себя приличнаго, по ихъ мннію, вознагражденія.
Я заговорилъ съ нкоторыми изъ нихъ, я они поразсказали мн о своихъ невзгодахъ. У меня немного утшенія нашлось для нихъ.
— Мн жаль васъ,— сказалъ я,— вы, конечно, получаете очень мало, и все же, при существующемъ веденіи промышленности, меня удивляетъ не то, что получаемое вами вознагражденіе недостаточно, а то, что вообще есть возможность какъ-нибудь оплачивать васъ.
Затмъ я вернулся внутрь города, около трехъ часовъ я остановился на улиц State, выпучивъ глаза на банки, маклерскія конторы и другія финансовыя учрежденія, отъ которыхъ въ приснившейся мн улиц State не оставалось и слда. Мн казалось, что я ихъ вижу впервые. Дльцы, довренные клерки, разсыльные толпились у входа и выхода банковъ, такъ какъ до часа ихъ закрытія оставалось всего нсколько минутъ. На противуположной сторон улицы находился банкъ, съ которымъ я имлъ дла. Я перешелъ черезъ улицу и, войдя туда вмст съ толпой, прислонился въ ниш, вперивъ взоры въ армію клерковъ, принимавшихъ деньги, и въ цлый хвостъ вкладчиковъ у оконъ кассировъ. Старикъ директоръ банка, котораго я зналъ, проходя мимо меня и замтивъ мое созерцательное положеніе, остановился со мною.
— Интересное зрлище, неправда-ли, мистеръ Вестъ,— сказалъ онъ.— Удивительный механизмъ, я и самъ это нахожу. Я иногда и самъ тоже люблю постоять и посмотрть на это, какъ вотъ вы теперь.Это поэма, сэръ, это то, что я называю поэмой. Приходило-ли вамъ когда-нибудь въ голову, мистеръ Вестъ, что банкъ есть сердце кредитнаго дла. Отъ него и къ нему, въ вид непрестанныхъ приливовъ и отливовъ, течетъ кровь, необходимая для жизни. Теперь время прилива. Утромъ снова наступитъ отливъ.
И, довольный своей маленькой остротой, старикъ, улыбаясь, отправился дале.
Вчера еще я нашелъ бы это сравненіе подходящимъ, но съ тхъ поръ я усплъ побывать въ мір несравненно боле богатомъ, нежели этотъ, гд деньги были невдомы и употребленіе ихъ не понятно. Я узналъ, что въ окружавшемъ меня мір он находили примненіе только потому, что дло добыванія средствъ къ существованію націи, вмсто того, чтобы быть публичнымъ, общественнымъ во всхъ отношеніяхъ и, какъ таковое, вестись самою націею, предоставлено было случайнымъ попыткамъ отдльныхъ лицъ. Эта коренная ошибка повлекла за собою безконечный рядъ коммиссіонныхъ сдлокъ, чтобы найти какой нибудь способъ распродажи продуктовъ производства. Эти сдлки совершались при помощи денегъ, а насколько равномрно и справедливо, это можно видть, прогулявшись отъ этихъ боле бдныхъ кварталовъ до богатыхъ — Бэкъ-Бэя. Сдлки приводились въ дйствіе черезъ посредство цлой арміи людей, ради этого дла отнятыхъ отъ производительнаго труда, среди постоянной раззорительной ломки всего механизма и всеобщаго развращающаго вліянія на родъ людской, которое оправдывало еще древнее опредленіе денегъ, какъ ‘корня всякаго зла’.
Увы, бдный старый директоръ банка съ своей поэмой! Подергиваніе нарыва онъ ошибочно принялъ за біеніе сердца. То, что онъ называлъ ‘удивительнымъ образчикомъ механизма’, было лишь неудачнымъ средствомъ для исправленія напрасной ошибки, неуклюжей клюкой калки, собственноручно изуродовавшаго себя.
По закрытіи банковъ, часъ или два я безцльно блуждалъ по торговому кварталу, а затмъ прислъ на одной изъ скамеекъ въ городскомъ саду, находя такой же интересъ въ простомъ наблюденіи за проходившею мимо меня толпою, какой вызывается изученіемъ населеніи иностраннаго города,— столь чуждыми со вчерашняго дня стали для меня мои сограждане и обычаи ихъ. Тридцать лтъ я прожилъ среди нихъ и, повидимому, никогда до сихъ поръ не замчалъ, какія вытянутыя и безпокойныя лица были у нихъ, и у богатыхъ, и у бдныхъ, начиная отъ тонкихъ выразительныхъ физіономій образованныхъ классовъ и кончая тупыми масками невжественной массы. Да, такъ это и должно быть, потому что никогда до сихъ поръ мн не приходилось видть такъ ясно, какъ каждый изъ прохожихъ постоянно оборачивался, прислушиваясь къ нашептывавшему ему на ухо призраку необезпеченности. ‘Какъ бы ты ни работалъ’,— шепталъ призракъ — ‘можешь рано вставать и трудиться до поздней ночи, ловко грабить или служить врой и правдой,— все равно ты никогда не будешь обезпеченъ. Ты можешь въ настоящее время быть богатымъ и, тмъ не мене, въ конц концовъ — можешь обднть. Какое бы богатство ты ни оставилъ своимъ дтямъ, ты никогда не можешь быть увренъ, что твой сынъ не сдлается слугою твоему слуг, или что твоей дочери не придется продать себя изъ за куска хлба’.
Какой то человкъ, проходя мимо меня, сунулъ мн въ руку объявленіе, въ которомъ рекламировались достоинства какого-то новаго способа страхованія жизни. Этотъ инцидентъ напомнилъ мн объ единственномъ средств, трогательно признававшемъ всеобщую нужду, которой оно такъ скудно помогало, единственномъ средств, предлагавшемъ этимъ усталымъ и загнаннымъ мужчинамъ и женщинамъ хотя нкоторое обезпеченіе отъ неопредленности. Такимъ образомъ, вспомнилъ я, люди со средствами могли закупить себ сомнительную увренность въ томъ, что посл ихъ смерти близкіе имъ, по крайней мр, извстное время не будутъ унижаемы людьми. Но это было и все, да и оно-то давалось лишь тмъ, кто хорошо платилъ. Для этихъ же несчастныхъ израильтянъ, поголовно взаимно враждовавшихъ другъ съ другомъ, разв возможна была самая мысль о настоящемъ страхованіи жизни, какое я видлъ среди людей приснившагося мн города, гд каждый, въ силу лишь того, что одъ былъ членомъ національной семьи, отъ всякой нужды гарантировался полисомъ, подписаннымъ сотней милліоновъ своихъ соотечественниковъ.
Затмъ, нсколько времени спустя, я смутно припоминаю себя стоящимъ на ступенькахъ зданія въ улиц Tremout и смотрящимъ на военный парадъ. Мимо меня проходилъ полкъ. Въ теченіе этого страшнаго дня это было первое зрлище, которое настоящей во мн иныя ощущенія, чмъ пережитыя мною до минуты чувства изступленной скорби и недоумнія. Здсь, наконецъ, были порядокъ и смыслъ,— это была выставка того, чего могла достигнуть разумная кооперація. Неужели для стоявшихъ тутъ съ возбужденными лицами любопытныхъ зрлище это представляло лишь интересъ спектакля. Неужели они не могли понять, что полное единодушіе въ дл. организація подъ однимъ контролемъ,— вотъ что именно длало этихъ людей сильными, способными одолть толпу, вдесятеро многочисленне ихъ самихъ? При вид этого, какъ имъ не приходило въ голову сопоставить тотъ научный способъ, какой примнялся націей въ дл войны, и тотъ ненаучный способъ, который практиковался ею къ цли мирнаго труда? Неужели у нихъ не являлось вопроса, съ какихъ это поръ задача убивать людей стала настолько важне задачи кормить и одвать ихъ, что лишь для первой полагалась дисциплинированная армія, вторая же предоставлялась толп?
Стало смеркаться, и по улицамъ повалили толпами рабочіе изъ магазиновъ, лавокъ и съ заводовъ. Увлеченный потокомъ я очутился въ гнздилищ грязи и человческаго униженія, какое только могъ представить рабочій кварталъ South Core. До этого я видлъ безразсудную растрату человческаго труда, тутъ же, въ самомъ непривлекательномъ свт, передо мной предстала нужда, порожденная этой растратой.
Въ улицахъ, и переулкахъ клубились испаренія, разносившіяся съ открытаго пространства между палубами на невольничьемъ судн. Когда я проходилъ мимо, предо мной промелькнули блдныя лица дтей, задыхавшихся отъ удушливаго смрада, женщины съ выраженіемъ отчаянія на лицахъ, обезображенныхъ тяжкимъ трудомъ, не сохранившія изъ своихъ женскихъ свойствъ ни единой черты, кром слабости, между тмъ, какъ изъ оконъ съ наглымъ видомъ подмигивали двушки. Подобно голоднымъ стаямъ ублюдковъ-дворняшекъ, наводняющимъ улицы мусульманскихъ городовъ, ватаги полунагихъ, полудикихъ ребятишекъ наполняли воздухъ визгомъ и ругательствами, избивая другъ друга и падая на мусоръ, устилавшій дворъ дома.
Во всемъ этомъ для меня не было ничего новаго. Я часто проходилъ черезъ эту часть города и смотрлъ на эти зрлища съ чувствомъ отвращенія, смшаннаго съ нкоторымъ философскимъ удивленіемъ, какую крайность можетъ выноситъ человкъ, не переставая дорожить жизнью. Но съ тхъ поръ, какъ я увидлъ другое столтіе, чешуя спала съ моихъ глазъ не только по отношенію къ экономическимъ безуміямъ этого вка, но въ той же мр и по отношенію къ нравственному его растлнію. На несчастныхъ обитателей этого ада я уже не смотрлъ съ глупымъ любопытствомъ, какъ на созданія, едва-ли имющія человческій образъ. Я видлъ въ нихъ своихъ братьевъ и сестеръ, своихъ родителей, своихъ дтей, плоть отъ плоти моей, кровь отъ крови моей. Гнойная масса человческаго несчастія, окружавшая меня въ настоящее время, не только оскорбляла мои чувства, а какъ ножемъ рзала мое сердце, такъ что я не въ силахъ былъ подавить вздоховъ и стоновъ. Я не только видлъ, но и прочувствовалъ все то, что видлъ.
Приглядвшись къ этимъ несчастнымъ существамъ, среди которыхъ я находился, я сразу же замтилъ, что вс они были совсмъ мертвые. Тла ихъ представляли собою живые трупы. На каждомъ остервенломъ чел ясно было начертано ‘hic jaet’ (здсь покоится) душа, умершая въ немъ.
Когда взоръ мой, пораженный ужасомъ, перебгалъ съ одной мертвой головы на другую, со мною вдругъ случилась странная галлюцинація. На каждой изъ этихъ зврскихъ масокъ, въ вид колеблющагося прозрачнаго призрака, я увидлъ идеалъ лица, которое могло бы быть въ дйствительности, будь его умъ и душа живы. Но весь ужасъ совершившагося разрушенія сталъ мн понятенъ лишь посл того, какъ я вглядлся въ эти призрачныя лица и прочелъ тотъ ясный упрекъ, который выражался въ ихъ взорахъ. Я былъ потрясенъ угрызеніями совстя до состоянія, близкаго къ страшной агоніи, такъ какъ я былъ однимъ изъ тхъ, которые допустили существованіе подобнаго порядка вещей. Я былъ однимъ изъ тхъ, которые, зная хорошо о существованіи этого порядка, не пожелалъ прислушаться или заставить себя побольше подумать объ этихъ вещахъ, а проходилъ мимо, какъ будто бы ихъ не было, заботясь только о своихъ собственныхъ удовольствіи и выгод. Вслдствіе этого теперь я нашелъ на моемъ плать кровь этой огромной массы задавленныхъ душъ моихъ братьевъ. Голосъ ихъ крови вопіялъ изъ земли. Заговорили каждый камень обагренныхъ кровью мостовыхъ, каждый кирпичъ чумныхъ притоновъ, крича мн вслдъ при моемъ бгств: ‘Что ты сдлалъ съ твоимъ братомъ Авелемъ?’
Затмъ, ясныя воспоминанія мои прерываются до того момента, когда я очутился на каменныхъ ступеняхъ великолпнаго дома моей невсты въ улиц Common Wealth. Въ этотъ день, среди сумбура моихъ мыслей, я почти не вспоминалъ о ней, но тутъ, подчиняясь какому-то безсознательному внутреннему движенію, ноги мои сами привели меня на знакомую дорогу къ ея дверямъ. Мн сказали, что господа обдаютъ, но они выслали сказать, что просятъ меня къ столу. Кром семьи, я засталъ много знакомыхъ мн гостей. Столъ блестлъ серебромъ я дорогимъ фарфоромъ. Дамы были пышно разодты въ украшеніяхъ изъ драгоцнныхъ камней, точно королевы. Сцена была полна роскошнаго изящества и расточительной пышности. Общество чувствовало себя въ отличномъ настроеніи, вс смялись и взапуски острили одинъ передъ другимъ.
Мн представилось, какъ будто во время блужданій по площади гибели, когда, при вид зрлищъ ея, кровь моя обратилась въ слезы, а духъ настроился на печаль, сожалніе и отчаяніе, мн случилось набрести на веселую компанію зубоскаловъ. Я сидть молча, пока Юдиь не стала подшучивать надъ моимъ мрачнымъ видомъ. Что со мною? Остальная компанія присоединилась къ этому веселому нападенію, и я обратился въ мишень для насмшекъ и всевозможныхъ шутокъ. Гд я былъ и что видлъ, чтобы обратиться въ такого рыцаря печальнаго образа.
‘Я былъ на Голго,— наконецъ, отвтилъ я.— Я видлъ человчество распятымъ на крест. Неужели ни одинъ изъ васъ не знаетъ, какія картины въ этомъ город освщаютъ солнце и звзды, что вы можете думать и говорить о чемъ-либо иномъ? Разв вы не знаете, что около вашихъ дверей огромное множество мужчинъ и женщинъ, плоть отъ плоти нашей, живетъ жизнью, представляющею собой агонію отъ дня рожденія до смертнаго часа? Внимайте! жилища ихъ такъ близки отсюда, что если вы умолкнете съ вашимъ смхомъ, то услышите ихъ печальные голоса, жалобный плачъ малютокъ, всасывающихъ нищету съ молокомъ матери, хриплыя проклятія людей, погрязшихъ въ нищет, на половину оскотинившихся, рынокъ цлой арміи женщинъ, продающихъ себя за кусокъ хлба. Чмъ вы заткнули себ уши, что не слышите этихъ раздирающихъ душу звуковъ? Я же ничего другого и слышатъ не могу!..’
Вслдъ за моими словами наступило молчаніе. Когда я говорилъ, меня охватило чувство страстнаго сожалнія. Когда же я посмотрлъ на окружавшее меня общество, я увидлъ, что лица этихъ людей, не раздлявшихъ моего возбужденія, выражали холодное и черствое изумленіе, на физіономіи Юдии — смшанное съ выраженіемъ крайняго недовольства, а на лиц отца ея — съ выраженіемъ гнва. Дамы переглядывались съ видомъ оскорбленныхъ, между тмъ, какъ одинъ изъ джентльмэновъ вскинулъ свой монокль и разглядывалъ меня съ видомъ научнаго любопытства. Убдившись въ томъ, что вещи, представлявшіяся мн столь потрясающими, ихъ нисколько не трогали, что слова, развередившія мое сердце, вызывали въ нихъ одинъ лишь гнвъ на говорившаго ихъ, я сначала смутился, затмъ мною овладла ужасная душевная боль, сердце мое упало. Какая тутъ могла быть надежда для несчастныхъ, если глубокомысленные мужи и нжныя дамы не были тронуты подобными вещами. Затмъ я одумался, мн показалось, что это случилось потому, что я не сказалъ имъ все прямо. Не было сомннія, что я далъ длу плохой оборотъ. Они были недовольны, такъ какъ приняли, что я ихъ распекаю, тогда какъ Богъ-свидтель, что я только думалъ объ ужас факта, безъ малйшаго посягательства на обличеніе этихъ людей въ отвтственности за него.
Я сдержался и постарался говорить спокойне и логичне, чтобы смягчить это впечатлніе. Я сказалъ имъ, что не хотлъ обвинять ихъ, какъ будто они или, вообще, богатые люди были отвтственны за нищету бъ мір. Правда, что излишекъ, который они тратили, употребленный иначе, могъ бы облегчить много горькихъ страданій. Эти дорогія блюда, эти роскошныя вина, эти великолпныя ткани и блестящіе каменья могли бы служить выкупомъ многихъ жизней. Они, дйствительно, были не правы, какъ люди, сорящіе добромъ въ стран, постигнутой голодомъ. Но еслибы даже удалось сберечь вс напрасныя траты богачей, эти сбереженія ослабили бы міровую нищету лишь въ незначительной степени. Въ сущности, такъ мало чего длить, что даже при условіи равнаго длежа между богатыми и бдными, каждый получилъ бы одну корку хлба, сильно подслащенную, правда, братской любовью.
Главной причиной людской нищеты было безразсудство людей, а не ихъ жестокосердіе. Не порокъ одного человка или цлаго класса людей длалъ поколніе такимъ несчастнымъ, а страшная, ужасная ошибка, колоссальное затмніе, помрачившее міръ. Затмъ, я доказалъ имъ, какъ четыре пятыхъ труда людей тратились совершенно по-пусту на взаимную борьбу, указавъ на недостатокъ организаціи и соглашенія среда рабочихъ. Желая представить дло совсмъ простымъ, я привелъ въ примръ безводныя страны, гд почва давала средства къ жизни лишь при условіи осторожнаго пользованія водяными источниками во время орошенія. Я указалъ, какъ въ такихъ странахъ важнйшей функціей правительства считалось наблюденіе за тмъ, чтобы, во избжаніе голода, вода не раетрачивалась даромъ, ради личной выгоды или по невжеству отдльныхъ гражданъ. Въ этихъ цляхъ пользованіе водою было строго урегулировано и систематизировано и, по простому капризу, никому не позволялось запруживать или отводить воду, или вообще какъ бы то ни было злоупотреблять ею.
‘— Трудъ людей,— объяснилъ я,— былъ оплодотворяющимъ потокомъ, который единственно и длалъ землю обитаемой. Но это былъ потокъ въ высшей степени скудный, пользованіе имъ требовало урегулированія системой, по которой каждая капля его, въ видахъ поддержанія изобилія въ мір, расходовалась-бы съ наибольшей пользой. Но какъ далека была дйствительность отъ какой бы то ни было системы! Каждый претендовалъ на такое количество драгоцнной влаги, сколько ему было желательно, руководствуясь единственнымъ побужденіемъ спасти свою собственную жатву и повредить жатв своего сосда, чтобы больше другого нажить при продаж своего хлба. Вслдствіе этой жадности и завистливости, нкоторыя поля были залиты, тогда какъ другія погибли отъ засухи, и половина воды разливалась совершенно безполезно. Въ такой стран отдльныя единицы, при усиліи и ловкости, добивались излишнихъ средствъ къ жизни, за то удломъ большинства являлась бдность, а на долю слабыхъ и невжественныхъ — горькая нужда и вчный голодъ.
‘Предоставьте только голодающему народу самому взять на себя функціи, которыми онъ пренебрегалъ, и урегулировать течете живоноснаго потока для общаго блага, и земля зацвтетъ, подобно саду, и ни одинъ изъ дтей ея не будетъ терпть нужду ни въ какой благодати.
Я описалъ имъ физическое благоденствіе, умственное просвщеніе и то, какого нравственнаго уровня достигла-бы тогда жизнь всего человчества. Я говорилъ съ жаромъ о томъ новомъ мір, благословенномъ изобиліемъ, очищенномъ справедливостью, услажденномъ братской добротой, о томъ мір, который мн дйствительно только приснился, по который такъ легко могъ сдлаться реальнымъ.
Я ожидалъ, что посл этого на лицахъ окружавшихъ меня людей наврное засвтится чувство, сродное моему, но они становились все мрачне, сердите и презрительне. Вмсто энтузіазма, дамы выразили одно отвращеніе и ужасъ, мужчины-же прерывали меня возгласами негодованія и презрнія. ‘Помшанный’, ‘зловредный человкъ’, ‘фанатикъ’, ‘врагъ общества’ — таковы были нкоторые изъ ихъ возгласовъ, а одинъ джентльмэнъ, тотъ, который раньше вооружился своимъ моноклемъ, обращаясь ко мн, воскликнулъ: ‘Онъ говоритъ, что у насъ не будетъ боле бдныхъ. Ха-ха-ха!’.
— Выведите этого человка!— крикнулъ отецъ моей невсты, и при этомъ сигнал мужчины вскочили съ своихъ стульевъ и двинулись на меня.
Мн казалось, что сердце мое разорвется отъ муки, когда я созналъ, что то, что для меня было столь просто и столь важно, для нихъ являлось безсмыслицей, и что я былъ безсиленъ измнить это. Мое сердце такъ горло, что мн казалось возможнымъ его пыломъ расплавитъ ледяную гору, на дл-же оказалось, что окружавшій меня холодъ сковалъ мои собственные члены. Не вражду, а только одну жалость почувствовалъ я къ нимъ и ко всему міру, когда они вс столпились около меня.
При всемъ своемъ отчаяніи, уступить я не могъ. Я все еще боролся съ ними. Слезы хлынули изъ моихъ глазъ. Въ пылу горячности я потерялъ способность рчи. Я задыхался, рыдалъ, стоналъ и вдругъ очутился сидящимъ на постели въ моей комнат, въ дом доктора Лита. Утреннее солнце сквозь открытыя окна свтило мн пряло въ глаза. Я задыхался. Слезы текли по моему лицу, и я дрожалъ каждымъ нервомъ.
Мои ощущенія были аналогичны съ самочувствіемъ бглаго каторжника, который, посл ужаснаго сновиднія, нарисовавшаго ему, что его снова схватили и вернули обратно въ мрачное, смрадное подземелье, открываетъ глаза и видитъ надъ собою небесный сводъ. То-же самое испыталъ я, когда понялъ, что возвращеніе мое къ ХІХ вку было сномъ, а существованіе въ XX столтіи — дйствительностью. Ужасныя картины, свидтелемъ которыхъ я былъ въ моемъ сновидніи и которыя я могъ подтвердить изъ моего прежняго опыта, хотя, увы, нкогда и существовали въ дйствительности и, при воспоминаніи прошлаго, до конца міра будутъ трогать сострадательныхъ людей до слезъ,— эти картины, слава Богу, нын исчезли на вки. Угнетатель и угнетаемый, пророкъ и поругатель его давнымъ давно обратились въ прахъ. Слова ‘богатый’ и ‘бдный’ для многихъ уже поколній стали забытыми выраженіями.
Но въ ту минуту, когда съ невыразимой благодарностью я размышлялъ еще о великомъ значеніи спасенія міра и о томъ, что мн на долю выпало счастіе быть свидтелемъ этого спасенія, меня вдругъ, точно ножомъ, кольнула мука стыда, раскаянія и страшныхъ угрызеній совсти, голова моя упала на грудь, и я готовъ былъ провалиться сквозь землю вмст со всми моими современниками, чтобы уйти отъ солнечнаго свта. Вдь я былъ человкомъ того прошлаго времени. Что сдлалъ я для освобожденія, которому осиливался радоваться нын? Я, который жилъ въ то жестокое, безразсудное время, что сдлалъ я, чтобы положить ему конецъ? Я былъ совершенно такъ-же равнодушенъ къ несчастію моихъ братьевъ, какъ и циниченъ въ своемъ невріи въ лучшее будущее, я былъ такимъ-же поклонникомъ хаоса и мракобсія, какъ и всякій изъ моихъ современниковъ. На сколько простиралось мое личное вліяніе, оно выражалось скоре въ вид помхи, чмъ въ содйствіи уже готовившемуся отпущенію человчества на волю. Какое право имлъ я привтствовать спасеніе, которое явилось мн упрекомъ, радоваться дню, надъ зарей котораго я издвался?
‘Разв не лучше было-бы для меня,— зазвучалъ голосъ внутри меня,— если-бы этотъ дурной сонъ былъ дйствительностью, а эта прекрасная дйствительность оказалась видніемъ. Твое мсто скоре быть защитникомъ распинаемаго человчества среди глумящагося поколнія, чмъ утолять свою жажду здсь изъ колодцевъ, которыхъ ты не копалъ, и сть плоды съ деревьевъ, насадителей которыхъ ты побивалъ каменьями’,— и духъ мой отвтилъ: ‘Правда, это былобы лучше!’.
Когда, наконецъ, я поднялъ мою склоненную голову и выглянулъ въ окно, я увидлъ свжую, какъ утро, Юдиь, которая въ саду собирала цвты. Я поспшилъ сойти къ ней. Бросившись передъ ней на колна, я палъ ницъ и со слезами исповдалъ передъ ней, какъ мало достоинъ я былъ дышать воздухомъ этого золотого вка, и еще мене носить на груди моей прелестнйшій цвтокъ. Счастливъ тотъ, кто въ такомъ безнадежномъ дл, какъ мое, найдетъ такого снисходительнаго судью.

КОНЕЦЪ.

Беллами Эдуард
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Через сто лет, Беллами Эдуард, Год: 1888
  2. Иктанэр и Моизэта, Ла-Ир Жан Де, Год: 1909
  3. Джон Халифакc, Крейк Дина Мария, Год: 1856
  4. История одного американского города, Голланд Джозайя Гилберт, Год: 1875
  5. Дочь оружейника, Майер Генрих, Год: 1873
  6. Квичи, Уорнер Сьюзен, Год: 1852
  7. Новый Тангейзер, Лундегорд Аксель, Год: 1895
  8. Савонарола, Глазер Адольф, Год: 1883
Электронная библиотека