ИСТОРЯ ОДНОГО АМЕРИКАНСКАГО ГОРОДА.
ИСТОРЯ ОДНОГО АМЕРИКАНСКАГО ГОРОДА.
Романъ Дж. Голланда.
Романъ Дж. Голланда.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
История одного американского города, Голланд Джозайя Гилберт, Год: 1875
Время на прочтение: 283 минут(ы)
Каждый видалъ Севеноксъ или сотни подобныхъ ему городовъ, построенныхъ на берегу быстрой, бурной рки, сила которой составляетъ всю мощь города. Однако, въ Севенокс эта сила была только на половину примнена къ длу. Рка играла, бушевала, пнилась и, клокотала потому, что у нея было мало работы. Проносясь черезъ городъ, она низвергалась съ четырехъ высокихъ пороговъ, и, выходя изъ горныхъ потоковъ далеко, далеко на свер, она никогда не обнаруживала недостатка въ вод. Немногіе изъ обитателей Севенокса, большею частью рабочихъ, знали и заботились о томъ, откуда и куда она течетъ. Они довольствовались тмъ, что это рукавъ большой рки, но Севеноксъ находился такъ далеко отъ послдней, что никого не интересовало даже названіе рки. Но она такъ ревла день и ночь, лто и зиму, что ея ревъ сталъ неотъемлемой принадлежностью атмосферы, и еслибы этотъ привычный уху шумъ вдругъ прекратился ночью, то жители Севенокса вскочили бы съ постелей, словно задыхаясь отъ недостатка воздуха.
Фасадомъ къ сверу, гд надъ густыми лсами возвышалась горная вершина, стояла громадная фабрика, которая по мр необходимости все разросталась и, наконецъ, приняла значительный объемъ. Нсколько ниже были расположены три полуразрушенныя лсопильни, одна ежедневно работавшая мельница и сукновальня, остатокъ стараго времени, когда изъ окрестныхъ селеній привозили сотканное дома сукно въ городъ для окраски, валянія и лощенія.
На небольшой площадк на берегу рки тянулся рядъ лавокъ, складовъ и питейныхъ заведеній, съ двумя окнами и дверью въ наружномъ фасад. Потомъ вблизи фабрики возвышались маленькіе одноэтажные домики, занимаемые рабочими и принадлежащіе хозяину фабрики. Что же касается до обитателей Севенокса, не имвшихъ никакого отношенія къ фабрик, то они жили какъ можно, дале отъ нея. Ихъ дома пестрли повсюду на холмахъ вокругъ ущелья, пробитаго въ горахъ ркой. Тутъ была неуклюже выстроенная ратуша, три или четыре церкви, большая школа и небольшая таверна. Вообще, это былъ довольно значительный городокъ, но его центромъ и душой была фабрика. Къ востоку и къ западу тянулась цвтущая земледльческая страна. Севеноксъ былъ единственнымъ рынкомъ для всхъ ея фермеровъ и скотоводовъ.
Я вовсе не желаю открывать тайну, гд находился и находится Севеноксъ, можетъ быть въ Мэн или въ Нью-Гампшир, въ Вермонт или въ Нью-орк. Достаточно сказать, что онъ стоялъ въ сверной части одного изъ этихъ штатовъ и недалеко отъ границы пустынной равнины, столь же обширной и безмолвной, какъ любая западная американская степь. Краснокожіе покинули ее навсегда, но медвдь, олень и лань остались. Рки и озера изобиловали форелью, соболи и выдра въ лсахъ привлекали охотниковъ, а тамъ и сямъ возвышалась хижина дровоска, который не могъ разстаться съ дикой одинокой жизнью. Лсъ, который можно было сплавить по ркамъ, уже давно былъ вырубленъ, и лсныя чащи были предоставлены охотникамъ и немногимъ городскимъ жителямъ, прізжавшимъ на время для здоровья, такъ что первоначальные обитатели этой пустынной страны мало по-малу сдлались проводниками, поварами и слугами этихъ рдкихъ гостей.
На сверной сторон города, на самой обнаженной изъ горныхъ вершинъ, находился Севенокскій домъ для бдныхъ. По объему зданія и числу своихъ обитателей, онъ ршительно не соотвтствовалъ величин города, такъ какъ граждане Севенокса съ удивительной быстротой превращались въ нищихъ. Даже содержатели питейныхъ заведеній, несмотря на ихъ видимое процвтаніе, не богатли, и только одинъ человкъ во всемъ город накопилъ богатство, остальные же становились бдне и бдне. Они много работали, но получали за свой трудъ плохое вознагражденіе. Если же кто-нибудь ршался покинуть городъ, съ цлью на сторон улучшить свое положеніе, то или домъ его оказывался заложеннымъ, или являлось какое-нибудь другое затрудненіе къ продаж имущества, или, наконецъ, ему мшала удалиться изъ Севенокса необходимость заработывать ежедневно свой насущный хлбъ. Поэтому, безпомощные, больные, изнуренные тщетной борьбой съ жизнью, они одинъ за другимъ поступали въ домъ для бдныхъ, который мало-по-малу разросся въ цлый рядъ невзрачныхъ домиковъ, тянувшихся по об стороны большой дороги.
Это благотворительное учрежденіе принадлежало столько же округу, сколько и городу, такъ что теоретически одна группа построекъ была посвящена сельскимъ нищимъ, а другая городскимъ. Но на практик смотритель мшалъ своихъ кліентовъ, сообразно своимъ личнымъ интересамъ.
На западномъ берегу рки, на площадк, находившейся среди крутого склона горы, хозяинъ фабрики, мистеръ Робертъ Бельчеръ, выстроилъ свою резиденцію — большое, блое, полное притязаній на роскошь жилище. Домъ представлялъ изъ себя громадный кубъ, украшенный по угламъ и карнизамъ всевозможными цвтами грубой архитектуры. Вокругъ были расположены конюшни, оранжерея, китайская пагода, называвшаяся лтнимъ павильономъ, великолпный садъ и дубовая роща.
Робертъ Бельчеръ не былъ джентльменомъ, хотя и считалъ себя таковымъ. Богатый джентльменъ обыкновенно строитъ для себя красивый домъ и оранжерею, мистеръ Бельчеръ сдлалъ то и другое. Конечно, онъ не имлъ изящнаго вкуса, но могъ купить изящество и, потому проходя по своимъ конюшнямъ, оранжере и саду, онъ самодовольно потиралъ свои большія, грубыя руки и искренно полагалъ, что дорого стоившіе предметы, которыми онъ окружилъ себя, длали его настоящимъ джентльменомъ.
Изъ оконъ своего дома онъ видлъ расположенный у его ногъ городъ, который частью составлялъ его собственность, а частью находился подъ его властью. Онъ владлъ обширной фабрикой, привиллегіей пользоваться водяной силой, многими домами и церквами, т. е. насколько это было въ его интересахъ. Онъ владлъ и пасторами, которые не могли существовать безъ него и потому не были въ состояніи отказываться отъ его высокомрнаго покровительства. Онъ съ злорадствомъ унижалъ всякаго человка, являвшагося къ нему съ просьбой о помощи религіознымъ и благотворительнымъ учрежденіямъ, но вс обращались къ нему, и онъ никому не отказывалъ. Смиренно просить его содйствія было только уступкой, обусловливаемой его величіемъ, и онъ готовъ былъ всегда платить и часто поцарски для поддержки вліянія и славы.
Конечно, въ дом мистера Бельчера была библіотека, у всякаго джентльмена есть библіотека. Въ ней было немного книгъ, но много свободнаго для нихъ мста. Тутъ онъ хранилъ нужныя бумаги въ несгораемомъ шкапу, вдланномъ въ стн, проводилъ вечера, считая свои барыши и составляя планы для дальнйшаго обогащенія. Жену и дтей онъ видалъ рдко. Онъ хорошо кормилъ ихъ, какъ лошадей, и хорошо одвалъ, какъ слугъ, у всхъ джентльменовъ домочадцы сытно накормлены и хорошо одты. Онъ гордился своимъ семействомъ, когда оно вызжало въ блестящемъ экипаж. Члены этого семейства казались веселыми, счастливыми и возбуждали зависть въ скромныхъ обитателяхъ Севенокса. Кажется, этого было достаточно.
Однажды вечеромъ, въ конц апрля въ 18.. г., мистеръ Бельчеръ сидлъ въ своей библіотек. Утопая въ мягкомъ кресл, онъ курилъ, думалъ, соображалъ. Ставни были закрыты, лампы зажжены, и въ камин горлъ веселый огонекъ. Богатаго человка окружали конечно ужь предметы роскоши — бархатные ковры, изящныя кресла, тяжелый библіотечный столъ, картины въ толстыхъ золотыхъ рамахъ и еще одинъ предметъ, обыкновенно чуждый библіотеки богатыхъ джентльменовъ, но составлявшій для мистера Бельчера предметъ необходимости. Это было большое, дорогое трюмо, въ которое онъ привыкъ самодовольно смотрться. Онъ былъ одтъ пестро: въ толстой драповой визитк, мохнатой жилетк и клтчатыхъ панталонахъ. Баснословно тяжелая золотая цпочка дорогого хронометра висла у него на ше.
Долго сидлъ въ кресл Робертъ Бельчеръ, потомъ всталъ, прошелся по комнат и, остановившись противъ зеркала, обратился къ себ съ рчью, что составляло одну изъ самыхъ любимыхъ его привычекъ:
— Робертъ Бельчеръ! Ты молодецъ! Робертъ Бельчеръ! Ты ловкій человкъ! Ты перехитрилъ всхъ. Посмотри на меня, сэръ, и посмй сказать, что я не держу весь городъ въ своихъ рукахъ? А, вы колеблетесь? это хорошо! Вс они безъ исключенія приходятъ ко мн и низко кланяются. ‘Мистеръ Бельчеръ, какъ вы поживаете’? говоритъ одинъ, ‘Мистеръ Бельчеръ, у меня есть къ вамъ просьба’! восклицаетъ другой, ‘Мистеръ Бельчеръ, не оставьте меня своей милостью’! умоляетъ третій. Ха, ха, ха! Я подлецъ! Неправда, посмйте еще разъ это сказать, и я вамъ сверну шею. Ну, просите прощенія. Хорошо, но помните, что льва не оскорбляютъ въ его берлог.
Что собственно означало это маленькое представленіе, мы не беремся сказать. Мистеръ Бельчеръ, бывая въ Нью-орк, посщалъ театры и съ восторгомъ смотрлъ на злодевъ сенсаціонныхъ мелодрамъ. Онъ не разъ видлъ на сцен личности, которыя напоминали ему Роберта Бельчера. Его обычные монологи передъ зеркаломъ давали ему возможность развить свои сценическія способности и, забавляя, льстили его самолюбію. Онъ не имлъ пріятелей въ город, и эти представленія разнообразили вечера, проводимые имъ одиноко въ библіотек.
Окончивъ свой монологъ, онъ опустился въ кресло и закурилъ новую сигару. Вскор глаза его закрылись, и, положивъ сигару на маленькій столикъ, онъ прильнулъ головой къ спинк кресла. Но легкій стукъ въ дверь заставилъ его открыть глаза.
— Войдите.
— Извините, сэръ, сказала краснощекая служанка, отворяя дверь настолько, чтобъ просунуть свою голову.
— Ну? произнесъ мистеръ Бельчеръ такъ грубо, что служанка вздрогнула.
— Извините, сэръ, миссъ Бутервортъ желаетъ васъ видть.
Миссъ Бутервортъ была единственная личность, которая не боялась Роберта Бельчера. Дтьми они учились въ одной школ, и она знала подробно вс обстоятельства его жизни, она ни въ чемъ не зависла отъ него и отличалась честнымъ, правдивымъ языкомъ. Она была швеей и работала поочередно почти во всхъ семьяхъ Севенокса, а потому ей были извстны нетолько исторія каждой изъ нихъ, но боле или мене пагубное вліяніе на всхъ Роберта Бельчера. При дремот, овладвшей богатымъ владльцемъ фабрики, она не была пріятнымъ гостемъ, тмъ боле, что Кезайя Бутервортъ могла придти къ нему не иначе, какъ съ упреками или жалобой.
— Войдите и затворите за собой дверь, сказалъ онъ служанк.
Та повиновалась.
— Скажите, продолжалъ Бельчеръ вполголоса:— что я занятъ длами и не могу принять ее сегодня вечеромъ.
Служанка удалилась, но вскор въ комнату вошла мистрисъ Бельчеръ и объяснила, что миссъ Бутервортъ ни за что не хочетъ уйти изъ дома, пока его не увидитъ.
— Приведите ее сюда, я скоро съ ней покончу.
Какъ только мистрисъ Бельчеръ затворила за собой дверь, мужъ ея подбжалъ къ зеркалу, злобно провелъ рукой по волосамъ и слъ къ библіотечному столу, на которомъ всегда, на всякій случай, лежала груда бумагъ.
— Взойдите, Кезайя, сказалъ мистеръ Бельчеръ съ улыбкой и самымъ нжнымъ тономъ, словно передъ нимъ стоялъ старый другъ, котораго онъ давно не видалъ.
— Меня зовутъ миссъ Бутервортъ, промолвила съ достоинствомъ его постительница.
— Да, конечно, но помните, Кезайя, мы…
— Повторяю, меня зовутъ миссъ Бутервортъ.
— Хорошо, миссъ Бутервортъ… я очень радъ… васъ видть… надюсь, что вы хорошо поживаете… пожалуйста, садитесь.
— Гм! произнесла миссъ Бутервортъ, опускаясь на кончикъ кресла.
Любезный пріемъ мистера Бельчера вызвалъ на ея лиц только презрительную улыбку, и хотя ее очень подмывало сказать, что его радость видть ее и безпокойство объ ея здоровь были лицемрной ложью, но она имла основательныя причины удержаться отъ такой откровенности.
Они представляли любопытный контрастъ. Онъ провелъ всю свою жизнь въ эксплуатаціи чужого труда. Онъ былъ человкъ хитрый, грубый, жестокій и вульгарный съ головы до ногъ. Она выработывала свой кусокъ хлба собственными руками и никогда не сдлала вреда даже собак. Ея черные глаза, худощавое, умное лицо и преждевременно посдвшіе волоса придавали ей особую прелесть.
Робертъ Бельчеръ зналъ, что сидвшая передъ нимъ женщина ничего не боялась и что ее ничмъ нельзя было купить. Онъ зналъ, что она его презирала и что одинаково было безполезно кричать на нее, шутить съ ней или любезничать. Въ ея обществ онъ чувствовалъ себя безпомощнымъ и потому избгалъ встрчъ не нею. Миссъ Бутервортъ, повидимому, не выказывала намренія начать разговоръ, и Робертъ Бельчеръ, кашлянувъ нсколько разъ, произнесъ искуственно-небрежнымъ тономъ:
— Чему я обязанъ… вашимъ посщеніемъ… миссъ Бутервортъ?
— Я думаю… отвчала она рзко и не сводя глазъ съ огня въ камин.
Мистеръ Бельчеръ замолчалъ и, пристально смотря на нее, ждалъ, пока она его удостоитъ разговоромъ.
— Я думаю о человк, который былъ настоящимъ человкомъ и джентльменомъ, начала наконецъ миссъ Бутервортъ: — онъ прибылъ въ нашъ городъ десять лтъ тому назадъ съ женою, настоящимъ ангеломъ, если бываютъ ангелы на земл.
Миссъ Бутервортъ остановилась, перевела дыханіе и продолжала:
— Онъ былъ умне и учене всхъ въ Севенокс, но не зналъ жизни. Онъ былъ, я полагаю, самымъ способнйшимъ человкомъ на свт, и его звали Поль Бенедиктъ.
Мистеръ Бельчеръ поблднлъ и безпокойно заерзалъ на своемъ кресл.
— Его звали Поль Бенедиктъ, повторила миссъ Бутервортъ:— онъ сдлалъ какое-то важное изобртеніе, и Робертъ Бельчеръ примнилъ это изобртеніе на своей фабрик, а ему заплатилъ самый пустякъ. Потомъ онъ сдлалъ второе и третье изобртенія, мистеръ Бельчеръ бралъ на свое имя привиллегіи и пользовался ими на своей фабрик, Поль Бенедиктъ все становился бдне, а Робертъ Бельчеръ все богатлъ. Наконецъ, Бенедиктъ изобрлъ новое ружье, тутъ у него умерла жена и, благодаря расходамъ на ея болзнь и похороны, а также на полученіе привиллегіи, которой я упросила его не передавать Роберту Бельчеру, онъ съ своимъ сыномъ едва не умеръ съ голоду. Пришлось обратиться за деньгами къ Роберту Бельчеру.
— И онъ получилъ.
— Сколько? Сто долларовъ за то, что стоило сто тысячъ. Вс эти деньги у него вышли въ одинъ день, и онъ сошелъ съ ума.
— Вы знаете, что я помстилъ его въ домъ для умалишенныхъ.
— Да, я знаю, вы посадили его въ сумасшедшій домъ и хотли заставить его подписать бумагу, чего вамъ не позволилъ докторъ, впрочемъ, еслибъ онъ и подписалъ ее, она не имла бы никакой силы. Какая нелпая мысль заставлять сумасшедшаго подписывать бумаги!
— Но вдь мн надо было взять какое-нибудь обезпеченіе.
— Нтъ, вы хотли похитить у него право собственности, которое могло доставить ему большое состояніе, но вы не добились этого и никогда не добьетесь. Онъ неизлечимъ, и его вернули въ сумасшедшій домъ. Онъ снова у Тома Буффума, и я видла его сегодня.
Миссъ Бутервортъ думала, что это извстіе поразитъ, какъ громомъ, мистера Бельчера. Напротивъ, оно очевидно его обрадовало. На сколько онъ зналъ, у Поля Бенедикта не было ни родственниковъ, ни друзей. Все, что когда либо происходило между ними, было на словахъ, а не на бумаг. Единственный человкъ на свт, знавшій, кром Роберта Бельчера, о томъ, какъ онъ поступилъ съ своей несчастной жертвой, былъ сумасшедшій, неизлечимо сумасшедшій. Различіе между пріобртеніемъ важнаго изобртенія отъ здороваго или сумасшедшаго человка заключалось для Бельчера только въ платеж или неплатеж денегъ. Какъ эксплуатировалъ Бельчеръ, и съ какой пользой для себя, послднее изобртеніе Бенедикта, никому не было извстно въ Севенокс, но весь городъ зналъ, что онъ богатлъ быстре, чмъ когда-либо, и что гд-то далеко существовалъ заводъ ‘Бельчерскихъ ружей’.
Робертъ Бельчеръ сообразилъ, что онъ попрежнему держалъ все въ своихъ рукахъ. Показаніе Бенедикта не могло имть силы въ суд. Наконецъ, городскія власти зависятъ отъ него и не заступятся за Бенедикта, который снова поступилъ на городское иждивеніе, такъ какъ Томъ Буффумъ, о которомъ говорила миссъ Бутервортъ, былъ смотрителемъ дома для бдныхъ и его креатура.
Миссъ Бутервортъ тотчасъ поняла перемну, происшедшую во взгляд и тон Бельчера. Она ясно видла, что цль ея прихода не будетъ достигнута, но съ истинно женской стойкостью не хотла отказаться отъ попытки уговорить Роберта Бельчера сдлать хоть разъ въ жизни добро своему ближнему.
— Бдному Бенедикту хорошо тамъ? спросилъ онъ прежнимъ небрежнымъ тономъ.
— Хорошо, какъ свинь въ хлву.
— Свиньямъ обыкновенно хорошо въ хлвахъ.
— Бобъ Бельчеръ, воскликнула миссъ Бутервортъ, со слезами на глазахъ и забывая всю свою осторожность: — вы животное, и сами это знаете. Онъ, бдный, валяется на солом въ маленькой клти, и ему пищу бросаютъ на ту же солому, точно онъ, въ самомъ дл — свинья. И цлый день онъ терпливо плететъ изъ этой соломы прелестныя вещи, которыя дочери Тома Буффума берутъ себ для украшенія комнатъ. Онъ безъ умолка говоритъ о своемъ ружь, объясняя всмъ и каждому его систему. Онъ больной, измученный, весь въ лохмотьяхъ, а его маленькій сынъ, съ которымъ обращаются хуже, чмъ съ собакой, ходитъ смотрть на него, когда уловитъ минутку, зоветъ его и плачетъ. А вы сидите здсь въ этомъ большомъ дом, на мягкихъ креслахъ, передъ зеркаломъ, въ модной одежд, и, когда я вамъ разсказываю объ этихъ ужасахъ, у васъ не дрожитъ ни одна жилка. Если Богъ не проклянетъ каждаго, кто отвтственъ за такое нечестивое дло, то значитъ нтъ вовсе Бога.
Миссъ Бутервортъ выходила изъ себя отъ гнва. Она думала цлый день о жестокомъ обращеніи съ Бенедиктомъ, и чаша ея негодованія теперь переполнилась. Она чувствовала, что говорила правду и что необходимо было Роберту Бельчеру слышать правду отъ кого-нибудь, но въ то же время сознавала, что онъ совершенно ускользнулъ изъ ея рукъ. Онъ слушалъ ее хладнокровно, и даже полуулыбка играла на его губахъ.
— Однако, я — добрый человкъ, что не сержусь на васъ и дозволяю чужой женщин бранить меня въ моемъ собственномъ дом, промолвилъ онъ наконецъ.
— Нтъ, вы не добрый, а злой. Я никогда не видывала человка хуже и жестокосерде васъ. Скажите, ради Бога, чмъ Поль Бенедиктъ заслужилъ такое ужасное обращеніе? Тамъ же сидятъ еще десять или двнадцать человкъ, съ которыми обходятся также, если не хуже. Разв преступленіе — потерять разсудокъ? Я бы желала, чтобъ вы хоть одну ночь провели въ хлву Поля Бенедикта.
— Благодарю васъ, я предпочитаю оставаться дома.
— Вы думаете, что этотъ роскошный домъ будетъ вчно вашимъ жильемъ, но вы ошибаетесь. Помните мои слова: вы когда-нибудь перехитрите и сами лишите себя всей этой роскоши.
— Надо быть очень умному человку, чтобъ обворовать себя, замтилъ Бельчеръ, потирая руки.
— Нтъ, на это способенъ всякій дуракъ.
Мистеръ Бельчеръ громко разсмялся.
— Миссъ Бутервортъ, сказалъ онъ покровительственнымъ тономъ:— я довольно долго васъ слушаю, и вы еще не объяснили причины вашего посщенія. Я — человкъ практическій и, право, не вижу ничего, касающагося лично меня въ вашихъ словахъ. Конечно, я сожалю Бенедикта и другихъ бдняковъ, но Севеноксъ — небогатый городъ, и онъ не можетъ окружать роскошью своихъ нищихъ.
Миссъ Бутервортъ тотчасъ остыла. Она ршилась приступить къ длу.
— Мистеръ Бельчеръ, я — женщина.
— Я знаю это, Кезайя.
— И меня зовутъ Бутервортъ.
— И это знаю.
— Неужели! Такъ вотъ для чего я пришла къ вамъ: завтра будетъ городское собраніе, и нищіе, содержимые насчетъ города, будутъ продаваться съ молотка. Они останутся въ рукахъ Тома Буффума, если вы этому не помшаете. Я не умю говорить рчей и не имю голоса. Досел я никогда объ этомъ не сожалла, но теперь дорого бы дала за то и другое. Вы умете говорить и имете голосъ. Если вы не вырвете этихъ несчастныхъ жертвъ изъ рукъ Тома Буффума и не принудите городъ обращаться съ бдными, какъ съ человческими существами, то я тотчасъ покину Севеноксъ, я не хочу провалиться вмст съ нимъ, а провалится онъ наврное, если только въ аду есть мсто для него.
— Я подумаю, отвчалъ мистеръ Бельчеръ.
— Дайте слово, что вы это сдлаете.
— Я не привыкъ ничего длать къ спху. Мистеръ Буффумъ мой пріятель, и я всегда считалъ, что онъ на своемъ мст. Конечно, если есть злоупотребленія, то ихъ надо устранить, но я думаю, что вы преувеличиваете.
— Я вижу, что вы ничего не сдлаете. Прощайте.
И она вышла изъ комнаты прежде, чмъ онъ усплъ сказать слово или встать съ кресла.
Она спустилась съ горы въ Севеноксъ. Ея шаги громко раздавались по замерзшей земл. На неб свтилась полная луна, но вс красоты природы теперь казались ей какой-то насмшкой. Она направилась прямо къ жилищу пастора Сно.
— Быть можетъ, его удастся подбить на что-нибудь, сказала она себ.
Достопочтенный Соломонъ Сно, его жена и три дочери приняли миссъ Бутервортъ такъ радушно, что она вылила передъ ними свою душу относительно мистера Бельчера и Бенедиктовъ, отца и сына.
Общественное положеніе мистера Бельчера обязывало пастора относиться къ нему очень осторожно, но все-таки въ его дом атмосфера была свободне, чмъ въ роскошномъ жилищ богача. Поэтому и миссъ Бутервортъ было легче высказать передъ этими новыми слушателями все, что накипло у нея на сердц. Мистеръ Сно сидлъ въ своемъ кресл, облокотясь на об ручки и составляя изъ своихъ скрещенныхъ десяти пальцевъ загородку, которая, повидимому, мшала проникнуть въ его сердце тмъ убжденіямъ, которыя онъ считалъ неосторожными. Мистриссъ Сно и ея три дочери съ безграничнымъ восторгомъ смотрли на женщину, которая ршилась проникнуть силой въ библіотеку Роберта Бельчера, и, бросивъ свою работу, слушали ее съ напряженнымъ вниманіемъ.
Когда она кончила свой разсказъ, трогательно представивъ, съ одной стороны, жестокое обращеніе съ сумасшедшими и нищими въ дом для бдныхъ, а съ другой совершенно уничтоживъ подъ ударами своего справедливаго негодованія мистера Бельчера и Томаса Буффума, пасторъ отворилъ свою дотол наглухо запертую загородку, скрестилъ об руки на груди, поднялъ къ небу глаза и, подготовивъ свое сужденіе гд-то въ глубин своей земной оболочки или въ невдомой никому, кром него, небесной лабораторіи, торжественно произнесъ:
— Къ подобнымъ вопросамъ надо относиться очень осторожно. Мы должны смотрть на окружающія насъ событія практически. Я лично былъ бы очень радъ видть всхъ сумасшедшихъ хорошо одтыми и въ здравомъ ум…
— Во всякомъ случа, не мшаетъ ихъ хорошо одть, воскликнула съ нетерпніемъ миссъ Бутервортъ, впиваясь своими горящими, какъ уголья, глазами въ спокойное, безстрастное лицо пастора:— что же касается до здраваго ума, то этимъ не могутъ похвалиться люди, распоряжающіеся судьбою несчастныхъ.
— Извините меня, миссъ Бутервортъ, лично я былъ бы очень радъ видть всхъ сумасшедшихъ хорошо одтыми и въ здравомъ ум, но времена чудесъ прошли. Мы имемъ дло съ практическими фактами и должны относиться къ нимъ практически. Можетъ быть, въ другихъ городахъ пауперизмъ находится въ лучшемъ положеніи, чмъ у насъ. Но не слдуетъ забывать, что Севеноксъ — бдный городъ, и бдность его является однимъ изъ факторовъ предложенной вами на наше обсужденіе задачи. Сосдній городъ Букстонъ платитъ такой же налогъ въ пользу бдныхъ, какъ и мы, но Букстонъ — городъ богатый, а Севеноксъ бдный. Въ Букстон мало нищихъ, а у насъ много. Слдовательно, Букстонъ иметъ возможность содержать своихъ бдныхъ почти въ роскоши, выдавать старикамъ зимою тюфяки и дрова, даже распространять употребленіе экономическихъ зубныхъ щетокъ. Кром того, не слдуетъ упускать изъ виду нкоторыя нравственныя соображенія. Въ такомъ город, какъ нашъ, было бы вредно придавать соблазнительный видъ пауперизму и обращать нашъ домъ для бдныхъ въ роскошное жилище для лнтяевъ. Необходимо, чтобъ люди, существующіе на иждивеніи города, чувствовали нкоторымъ образомъ тягость своего положенія.
— Ну, ужь объ этомъ постарались власти Севенокса, воскликнула миссъ Бутервортъ.
— Извините, миссъ Бутервортъ, я сказалъ, что люди, существующіе на иждивеніи города, должны чувствовать нкоторымъ образомъ тягость своего положенія. Допустимъ, что мы и достигли этого вполн желательнаго результата. Очень хорошо. Но, одобряя нашу систему вообще, мы должны откровенно сознаться, что есть еще страданія, которыя мы должны облегчить. Но какъ? Прежде всего мы тутъ встрчаемся съ совершенно иными фактами. Процентъ болзней и смертности гораздо мене среди бдныхъ, содержимыхъ насчетъ города, чмъ въ другихъ классахъ общества. Въ нашемъ дом для бдныхъ есть кліенты, находящіеся тамъ въ продолженіи двадцати пяти лтъ, что доказываетъ совершенную искуственность большей части потребностей нашей современной цивилизаціи. Жизнь нашихъ бдныхъ проще, ближе къ природ, и отъ этого они доле живутъ, хотя, конечно, это обходится дороже городу.
— А спросимъ-ка ихъ: не предпочтутъ ли они жить въ лучшихъ условіяхъ и умереть раньше? воскликнула миссъ Бутервортъ.
— Едва ли будетъ правильно задавать имъ такой вопросъ, и человкъ не въ прав сокращать произвольно свою жизнь, отвчалъ пасторъ.
Миссъ Бутервортъ съ похвальнымъ терпніемъ слушала вс разглагольствованія достопочтеннаго Соломона Сно, только изрдка его перебивая, но, наконецъ, видя, что онъ совершенно удалился отъ цли ея прихода, воскликнула:
— Вроятно, все, что вы говорите, справедливо, но я не хочу обсуждать этихъ вопросовъ. Я знаю одно, что городъ продаетъ извстное число людей каждый годъ тому, кто беретъ дешевле за ихъ содержаніе. Съ ними обходятся, какъ съ животными, они страдаютъ отъ голода и холода. Они вполн зависятъ отъ человка, у котораго столько же крови въ сердц, сколько въ брюкв, и посл этого мы называемъ себя христіанами, ходимъ въ церковь и живемъ припваючи! Я вамъ говорю, что это грхъ и стыдъ. Среди этихъ несчастныхъ есть джентльменъ съ сыномъ. Ихъ надо вырвать оттуда или улучшить ихъ судьбу. Я ршилась на все, чтобы добиться этого, но если жители Севенокса мн не помогутъ и не измнятъ порядковъ въ этомъ ад, то они просто — не люди.
Достопочтенный Соломонъ Сно спокойно улыбнулся, какъ бы говоря: ‘О, женщины всегда благонамренны, но не практичны’.
— А вы когда-нибудь тамъ были? спросила его рзко миссъ Бутервортъ.
— Да, былъ.
— И Боже избави, чтобы онъ вторично туда похалъ, воскликнула мистрисъ Сно:— онъ привезъ оттуда домой такихъ гадостей, что я едва отъ нихъ избавилась.
— Мистрисъ Сно, подумайте, у насъ гостья.
— Хорошо, но я не могу забыть тхъ гостей.
Двицы Сно засмялись, но строгій взглядъ отца заставилъ ихъ тотчасъ умолкнуть.
— Я думаю, что миссъ Бутервортъ права, продолжала мистрисъ Сно:— это стыдъ и грхъ. Ты долженъ отправиться завтра на городское собраніе и положить конецъ такимъ ужасамъ.
— Это легко сказать, моя милая, отвтилъ пасторъ: — но ты забываешь, что мистеръ Бельчеръ — другъ Буффума и что въ Севенокс противъ него ничего не сдлаешь. Я съ вами согласенъ, что такія злоупотребленія не должны существовать, но надо относиться ко всякому длу практически.
‘Надо относиться ко всякому длу практически’ было основнымъ принципомъ жизненной философіи пастора Сно. Этотъ принципъ можно было очень легко развивать, и онъ былъ чрезвычайно полезенъ человку съ ограниченнымъ умомъ и полнымъ отсутствіемъ нравственнаго мужества. Миссъ Бутервортъ и мистрисъ Сно съ самаго начала его безцльныхъ разглагольствованій поняли въ чемъ дло. Онъ боялся разсердить Роберта Бельчера, потому что нетолько его церковь нуждалась въ ремонт, но онъ самъ нсколько мсяцевъ не получалъ жалованья и не разъ, ночью, когда вся его семья спокойно спала, слышалъ вой рокового волка, прогнавшаго столько несчастныхъ въ гостинницу Тома Буффума, какъ въ шутку называли домъ для бдныхъ.
Мистрисъ Сно возставала всми фибрами своей энергичной натуры противъ подобнаго подчиненія ея мужа вліянію чужого человка и презрительно воскликнула:
— Какъ бы я желала, чтобы Роберта Бельчера повсили!
— Аминь, прибавила миссъ Бутервортъ.
— Отчего, мама? спросили съ удивленіемъ двицы Сно.
— Мало ему вислицы, его слдуетъ четвертовать!
— Аминь, произнесла миссъ Бутервортъ.
— Мистрисъ Сно, моя милая, ты забываешь, что ты — жена христіанскаго священника и что у насъ гостья.
— Нтъ, я этого не забываю. Я вижу, что христіанскій священникъ боится мірянина, для котораго христіанство не дороже стараго башмака и который покровительствуетъ церкви лишь для того, чтобы служители ея молчали объ его преступленіяхъ. Я выхожу изъ себя и сожалю, что я — не мужчина. Нтъ, повторяю еще разъ, ты долженъ пойти завтра въ городское собраніе, какъ настоящій христіанскій священникъ, положить конецъ этому нечестію. Ты имешь вліяніе, еслибы только захотлъ имъ воспользоваться. Всякое собраніе нуждается въ вожак, въ человк, который сказалъ бы правду.
— Да, папа, вы имете большое вліяніе, произнесла старшая изъ двицъ Сно.
— Большое вліяніе, повторила вторая.
— Да, конечно, промолвила третья.
Достопочтенный Соломонъ Сно по прежнему сложилъ крестообразно свои десять пальцевъ, для того ли, чтобы не допустить до своего сердца лести, или до какой другой причин — неизвстно.
Онъ добродушно улыбнулся и отвчалъ:
— О, какъ вы, женщины, всегда торопитесь! Я не сказалъ, что отказываюсь отъ всякаго вмшательства въ это дло. Напротивъ, я ршился сдлать все, что могу, но я желалъ, чтобы вы взглянули на дло практически. Можетъ быть, мн удастся что-нибудь сдлать, и, конечно, я буду очень счастливъ, если по моей смиренной иниціатив совершится полезная реформа.
— И вы пойдете въ городское собраніе и будете тамъ говорить? спросила съ жаромъ миссъ Бутервортъ.
— Да, отвчалъ мистеръ Сно, смотря съ улыбкой прямо ей въ глаза.
— Ну, слава Богу, прощайте! сказала миссъ Бутервортъ, вставая и направляясь къ дверямъ.
— Позвольте, воскликнула мистрисъ Сно, останавливая ее:— ночь очень холодна. Надньте что-нибудь потепле.
— Нтъ, мн и такъ жарко.
— Не хотите ли, чтобы мистеръ Сно проводилъ васъ домой? прибавила мистрисъ Сно.
— Конечно, онъ будетъ очень радъ, воскликнули въ одинъ голосъ двицы Сно.
— Нтъ, я пойду одна. Я боюсь, что онъ возьметъ назадъ данное мн слово.
Миссъ Бутервортъ поспшно удалилась къ большому удовольствію пастора, который былъ очень радъ, что ему не пришлось провожать храбрую, смлую швею.
Теперь миссъ Бутервортъ замтила луну и другія красоты ночи. Она ничего не боялась въ Севенокс и, спокойно напвая, направилась, вдоль мрачной массы фабрики, въ скромный домикъ, гд она занимала маленькую комнатку.
— Слава Богу, повторила она вслухъ, ложась спать: — правда, пасторъ — надломленный камышъ, но авось мистрисъ Сно накрахмалитъ его, и онъ хоть разъ въ жизни выкажетъ стойкость.
Она заснула и всю ночь боролась въ сн съ Робертомъ Бельчеромъ.
Быстрое исчезновеніе миссъ Бутервортъ изумило и оскорбило мистера Бельчера. Хотя онъ считалъ, что по прежнему все было въ его рукахъ, но посщеніе этой женщины унизило его въ собственныхъ глазахъ. Сидть спокойно въ своей библіотек и слушать терпливо, какъ ненавидвшая и презиравшая его женщина называла его Бобомъ Бельчеромъ и животнымъ, было нестерпимымъ ударомъ для его гордости. Ея неожиданный уходъ не далъ ему даже случая оскорбить ее, какъ онъ внутренно уже ршился. Что касается до бдныхъ Севенокса, то онъ ршилъ оставить все по старому. Мысль подчиниться вліянію женщины, на которую онъ самъ не имлъ никакого вліянія, и перемнить свою политику изъ человколюбія возбуждала въ немъ вс дикіе элементы его натуры.
Въ подобномъ настроеніи, сильно разгнванный на себя за то, что онъ вынесъ такое оскорбленіе отъ этой смлой женщины, Робертъ Бельчеръ могъ искать утшенія только въ одномъ. У него не было на свт друга, кром того, который по его вол являлся въ зеркал и тотчасъ исчезалъ, какъ только онъ находилъ нужнымъ прервать разговоръ.
Вставъ съ кресла, онъ подошелъ къ зеркалу и съ минуту молча смотрлъ на свое взволнованное, пристыженное лицо.
— Ты ли это Робертъ Бельчеръ, сквайръ, изъ Севенокса? произнесъ онъ, наконецъ:— посмотри на меня? Ты позволилъ какой-то женщин оскорбить тебя? Какъ ты себя посл этого чувствуешь? Да, ты ли это? Ты ли хозяинъ этого дома, владлецъ фабрики и именитый человкъ, держащій въ своемъ карман весь Севеноксъ? Какъ! тебя оскорбила женщина, и ты смешь смотрть мн въ лицо? Ты просто трусъ, негодяй, подлецъ. Ты нарядно одтъ, но щенокъ, больше ничего. Молчи, ни слова, или я раздавлю тебя, какъ червяка.
Высказавъ все свое негодованіе, онъ успокоился и продолжалъ:
— Бенедиктъ въ дом для бдныхъ, неизлечимо сумасшедшій. Ну, теперь скажи мн, Робертъ Бельчеръ, по не лги, а говори сущую правду, кто примнилъ его изобртеніе? Кто рисковалъ своими деньгами? Чего это стоило Бенедикту? Ничего. А Роберту Бельчеру? Десятковъ тысячъ. Исполнилъ ты свой долгъ, Робертъ Бельчеръ? Да. Хорошо, я теб врю. Свелъ ли ты его съ ума? Нтъ. Хорошо, я теб врю. Я много израсходовалъ на него денегъ, и всякій, кто будетъ это оспаривать, лжетъ. У кого все въ рукахъ? Кто намренъ завтра пойти въ городское собраніе и повернуть дло по своему? Кто заставитъ Кезайю Бутервортъ рыдать съ отчаянія? Хорошо, не надо называть этого человка. Но смотри, Робертъ Бельчеръ, другой разъ не поддавайся женщин. Ты, кажется, умешь постоять за себя. Прощай.
И, расшаркавшись передъ зеркаломъ, мистеръ Бельчеръ вернулся къ своему креслу, сіяя самодовольствомъ. Онъ снова закурилъ сигару, но вдругъ припомнилъ, что въ программ вопросовъ, подлежавшихъ обсужденію городского собранія, стояло:
‘Нельзя ли улучшить положеніе бдныхъ, находящихся на иждивеніи города?’
Прочитавъ впервые эти слова, онъ не обратилъ на нихъ вниманія. Но теперь онъ видлъ въ нихъ руку миссъ Бутервортъ. Очевидно, что филантропическая дама постила не одного мистера Бельчера. Обдумывая этотъ вопросъ, онъ даже сожаллъ, что изъ жажды мести ему надо будетъ отказаться отъ увеличенія своей популярности проведеніемъ реформы, которая, въ сущности, только увеличила бы доходы Тома Буффума. Но объ этомъ нечего было и думать. Прежде всего, было необходимо отомстить этой смлой женщин и доказать ей, что все въ его рукахъ.
Онъ всталъ и позвонилъ. Въ голов его составился цлый планъ дйствія.
— Позовите Фипса, сказалъ онъ вошедшей служанк.
Фипсъ былъ его кучеръ, лакей, тлохранитель, любимецъ, мишень для его шутокъ, орудіе для исполненія его грязныхъ длъ. Самъ Фипсъ считалъ себя вещью мистера Бельчера. Быть предметомъ шутокъ хозяина при гостяхъ онъ считалъ величайшей для себя честью. Онъ носилъ старую одежду мистера Бельчера и потому былъ почти такъ же нарядно одтъ, какъ и хозяинъ. Съ другими онъ былъ такъ же дерзокъ, какъ низкопоклоненъ съ хозяиномъ.
— Зачмъ вы пришли, Фипсъ? сказалъ мистеръ Бельчеръ, когда его врный слуга вошелъ въ комнату.
— Мн сказали, что вы меня зовете, отвчалъ Фипсъ, вопросительно смотря на Бельчера своими хитрыми глазами.
— Какъ ваше здоровье? Вы на взглядъ не хороши. Вы слишкомъ завалены работой и не спите ночей? Э, разбойникъ, скажите мн: кто счастливая женщина, которая пользуется вашимъ вниманіемъ?
Фипсъ засмялся, но не промолвилъ ни слова.
— Вы — ловкій человкъ, слишкомъ ловкій для меня. Намъ надо разстаться. Откуда вы достали этотъ сюртукъ? Онъ мн что-то знакомъ! Нтъ, ршительно, вы — слишкомъ ловкій человкъ для меня. Я за вами не угонюсь.
Фипсъ улыбнулся, но по прежнему молчалъ, зная, что Бельчеръ не ожидалъ отъ него отвта.
— Фипсъ, вы намрены встать завтра утромъ?
— Да, сэръ.
— А, хорошо. Такъ, пожалуйста, встаньте.
— Слушаю, сэръ.
— И заложите къ семи часамъ кабріолетъ парой.
— Слушаю, сэръ.
— Соберите все старое платье, которое вамъ не годится, и, завязавъ въ узелъ, положите въ кабріолетъ. Если мистрисъ Бельчеръ спроситъ что-нибудь, то скажите, что я поступаю въ сестры милосердія.
Фипсъ усмхнулся.
— А также возьмите съ собой корзинку съ холоднымъ мясомъ, хлбомъ и всякой провизіей.
— Слушаю, сэръ.
— А главное — чтобы экипажъ былъ у подъзда ровно въ семь часовъ.
— Слушаю, сэръ.
— А теперь, Фипсъ, возьмите эту сигару, стоющую двадцать пять центовъ, и спрячьте, завернувъ ее въ бумагу, на память обо мн.
Фипсъ громко засмялся, взялъ сигару, поднесъ ее къ носу, съ наслажденіемъ понюхалъ и спряталъ въ карманъ.
— Ну, ступайте, произнесъ Бельчеръ, и Фипсъ удалился, ясно понимая, что его господинъ задумалъ новую мошенническую продлку, и заране предвкушая удовольствіе приложить къ ней руку.
На слдующее утро, ровно въ семь часовъ, щегольская пара срыхъ и щегольской кабріолетъ съ узломъ и корзинкой позади остановились у подъзда. Почти въ ту же самую минуту изъ двери вышелъ Бельчеръ, въ тепломъ пальто, застегнутомъ до верха. Онъ взялъ возжи отъ Фипса, помстившагося рядомъ съ нимъ, и кабріолетъ быстро понесся вверхъ на гору къ гостинниц Тома Буффума. Дорога шла за городомъ, такъ что эта необыкновенная поздка никмъ не была замчена.
Прибывъ къ дому для бдныхъ, Бельчеръ отдалъ Фипсу возжи и постучалъ рукояткой хлыста въ дверь. Томасъ Буффумъ вышелъ на дорогу, и около получаса они разговаривали, но такъ тихо, что Фипсъ, несмотря на вс свои усилія, не могъ подслушать ни слова. Потомъ Буффумъ взялъ узелъ и бросилъ его въ дверь своей квартиры, а съ корзинкой въ рукахъ пошелъ за мистеромъ Бельчеромъ, который направился къ палатамъ и клтямъ бдняковъ обоего пола, всхъ возрастовъ и всякаго общественнаго положенія. Даже жестокое сердце Бельчера дрогнуло при вид представившагося его глазамъ зрлища, но онъ пересилилъ свое отвращеніе и холодно, гордо смотрлъ, какъ жадно пожирались крохи съ его стола.
Случайно проходя по корридору, онъ увидлъ т клти, о которыхъ говорила миссъ Бутервортъ, и его какъ обухомъ ударило по голов. Атмосфера была тутъ до того душная и зловонная, что онъ поблднлъ, зашатался и невольно воскликнулъ:
— Ради Бога, уведите меня отсюда!
— Да, да, уведите меня отсюда, повторилъ дрожащій голосъ за ршеткой одной изъ этихъ ужасныхъ клтей.
Мистеръ Бельчеръ бросился вонъ изъ корридора, но все-таки два глаза, горвшіе какъ уголья, успли его признать.
— Робертъ Бельчеръ! Робертъ Бельчеръ! раздалось за ршеткой.
Это былъ не крикъ, а дикій вопль, болзненный стонъ, зврскій ревъ! Онъ повторялся все время, пока Бельчеръ не покинулъ гостиницы Тома Буффума, и долго потомъ раздавался въ его ушахъ. Онъ никакъ не могъ отдлаться отъ этого преслдовавшаго его голоса ни по дорог, ни дома за завтракомъ. Онъ зналъ этотъ голосъ и не желалъ бы никогда его слышать. Наконецъ, силою своей непреодолимой воли, онъ заставилъ умолкнуть нетолько этотъ голосъ, но и проснувшуюся-было въ глубин его сердца совсть.
Гд онъ былъ въ это утро, что видлъ и что сдлалъ — осталось тайной для его жены и дтей. Его отношенія къ жен были не новинкой для свта. Онъ хотлъ пользоваться ея уваженіемъ, а потому тщательно скрывалъ отъ нея свои безчестные поступки. Она, съ своей стороны, желала, насколько возможно, уважать его, а потому никогда ни о чемъ не разспрашивала. Щедрость его въ отношеніи ея не знала границъ. Онъ былъ очень великодушенъ и къ другимъ, и она придавала всмъ его добрымъ дламъ чисто гуманный характеръ. Если ее и оскорблялъ порою его вульгарный тонъ, то она никогда этого не высказывала. Если она и имла подозрнія, то тщательно ихъ скрывала. Она пріучала дтей уважать отца и среди нихъ находила свое счастіе. Мужъ давно пересталъ быть товарищемъ ея жизни. Она давно отказалась отъ него, какъ отъ друга и мужа, похоронила глубоко въ сердц всякія жалобы на свое одинокое положеніе и видла въ немъ только отца своихъ дтей.
Впродолженіи часа, посл завтрака, Робертъ Бельчеръ занимался длами съ управляющимъ фабрикой. Потомъ, какъ только раздался звонъ церковнаго колокола, объявлявшаго объ открытіи городского собранія, Фипсъ вторично подкатилъ къ подъзду на цар срыхъ. Бельчеръ вышелъ и похалъ въ городъ, гд на каждомъ шагу здоровался съ прохожими и останавливалъ свой кабріолетъ у нсколькихъ лавокъ, хозяева которыхъ были его врными сторонниками въ городскомъ собраніи.
Зала ратуши была уже полна за полчаса до открытія засданія. Звонъ колокола умолкъ только въ ту минуту, какъ мистеръ Бельчеръ подъхалъ къ дверямъ. Въ зал сдлалось замтное движеніе, и онъ тотчасъ былъ окруженъ.
— Длайте что хотите, не обращайте на меня вниманія, я — одинъ изъ толпы, боле ничего, произнесъ онъ громко, гордо закинувъ голову и отмахиваясь руками.
— Тише, тише, раздалось со всхъ сторонъ, и было предложено прежде всего выбрать предсдателя.
— Питеръ Верполь! воскликнуло нсколько голосовъ.
Питеръ Верполь, молодой человкъ, бывшій однажды предсдателемъ округа въ законодательномъ собраніи, считался знатокомъ парламентскихъ обычаевъ. Мистеръ Бельчеръ держалъ его въ рукахъ такъ же, какъ самого Фипса. Его выбрали въ предсдатели единогласно, и, взойдя на каедру, онъ спросилъ, весь красный отъ волненія и дрожащимъ голосомъ:
— Что угодно будетъ теперь приказать собранію?
— Я предлагаю, произнесъ мистеръ Бельчеръ, вставая и разстегивая свое пальто: — чтобы достопочтенный Соломонъ Сно, котораго я съ удовольствіемъ вижу среди насъ, открылъ это засданіе молитвой.
Предсдатель, забывъ, что собраніе не вотировало этого предложенія, прямо пригласилъ пастора на каедру. Мистеръ Сно исполнилъ свою обязанность среди почтительнаго молчанія, но, сходя съ каедры, онъ сказалъ себ внутренно, что мистеръ Бельчеръ зналъ о филантропическихъ разговорахъ, которые онъ велъ съ сосдями въ то самое утро, и что его попытка спасти Поля Бенедикта и другихъ несчастныхъ уже потерпла пораженіе, прежде чмъ онъ произнесъ одно слово.
Первые вопросы, обозначенные въ программ засданія, были разршены безъ большихъ преній. Списокъ городскихъ властей, который мистеръ Бельчеръ любезно роздалъ по рукамъ, прошелъ единогласно. Когда дло дошло до школъ, то мистеръ Бельчеръ пустился въ краснорчивыя разглагольствованія. Онъ полагалъ, что такому городу, какъ Севеноксъ, слдовало расходовать какъ можно боле денегъ на школы. Онъ самъ былъ одолженъ своимъ положеніемъ и своимъ состояніемъ общественной школ. Слава Америки, стоявшей неизмримо выше гнилой цивилизаціи Стараго Свта, была основана на ея систем народнаго воспитанія. Это была главная и своеобразная черта животворной національной жизни Новаго Свта. Откажитесь отъ этой системы воспитанія, обржьте, съузьте ее, и мракъ, затмвающій Европу съ ея выжившими, одичавшими народами, распространится на Америку и вычеркнетъ навки ея имя изъ списка цвтущихъ странъ. Онъ полагалъ необходимымъ платить хорошо учителямъ и улучшать положеніе школъ, видя въ этомъ единственный врный путь для борьбы съ возростающимъ ежедневно пауперизмомъ.
— Мы тотчасъ перейдемъ къ вопросу о томъ, нельзя ли улучшить положеніе бдныхъ, находящихся на иждивеніи города, продолжалъ мистеръ Бельчеръ:— но вопросъ о воспитаніи объемлетъ этотъ второстепенный вопросъ. Дадимъ дтямъ такое образованіе, чтобы сдлать невозможнымъ существованіе пауперизма, и тогда нечего будетъ заботиться о бдныхъ. Въ этомъ вопрос я иду рука въ руку съ духовенствомъ. По многимъ другимъ вопросамъ я расхожусь съ нимъ, но въ отношеніи народнаго образованія я долженъ сказать, къ чести служителей алтаря, что они всегда шли впереди насъ всхъ. Я имъ протягиваю сегодня руку, и такъ какъ увеличеніе налога въ пользу школъ всего боле отзовется на мн, то я обязуюсь съ удовольствіемъ вынести его тягость.
Рчь мистера Бельчера, произнесенная съ блестящими ораторскими выходками и поразительными жестами, возбудила общій восторгъ. Самъ пасторъ Сно присоединился къ крикамъ одобренія, хотя онъ вполн сознавалъ, что слова мистера Бельчера его обезоруживали. Его сила, мужество и ршительность быстро таяли, и его не воодушевляли даже поощряющіе взгляды миссъ Бутервортъ, которая нарочно явилась въ залу засданія, чтобы поддержать его своимъ присутствіемъ.
Наконецъ, вопросъ, интересовавшій добрую женщину, былъ поставленъ на очередь, и пасторъ всталъ. Онъ началъ съ того, что указалъ на дурное обращеніе въ городскомъ дом для бдныхъ съ несчастными кліентами, особливо съ съумасшедшими, а потомъ распространился о долг человческомъ и христіанскомъ, о необходимости Севеноксу посвятить большую сумму на попеченіе о бдныхъ и учредить боле строгій контроль надъ этимъ благотворительнымъ учрежденіемъ.
Когда онъ кончилъ, глаза всхъ обратились на мистера Бельчера, который всталъ и произнесъ новую рчь, еще боле краснорчивую, чмъ первая.
— Не надо забывать, сказалъ онъ: — что среди насъ находится старый и испытанный слуга нашей общины. Я говорю о мистер Томас Буффум, въ рукахъ котораго, впродолженіи многихъ лтъ, сосредоточены вс заботы о бдныхъ нетолько нашего города, но и округа. Его обязанности очень трудны: онъ долженъ стараться, съ одной стороны, о лучшемъ по возможности положеніи несчастныхъ представителей нашего города, а съ другой — довести до minimum’а бремя налога въ пользу бдныхъ. Я вполн убжденъ, что онъ побдоносно разршилъ эту трудную задачу и заслужилъ нашу общую благодарность. Впродолженіи многихъ лтъ я пользуюсь его личной дружбой, а потому не могу промолчать, когда осуждаютъ его управленіе и возбуждаютъ сомнніе въ его гуманности и честности. (Громкіе крики одобренія, среди которыхъ мистеръ Буффумъ краснетъ). Его обязанности такія, что самый мужественный изъ насъ отвернулся бы отъ нихъ съ ужасомъ. Мы вс, наслаждаясь мирнымъ блаженствомъ домашняго очага, не подозрваемъ, какимъ тяжелымъ испытаніямъ ежедневно подвергается этотъ врный слуга нашей общины. Пауперизмъ, по своей природ, обусловливаетъ элементы неблагодарности, буйства, грязи. Если мы нашли человка, имющаго достаточно нравственной силы, чтобы устоять отъ чувства отвращенія, которое вселили бы во всхъ насъ эти поддонки человчества, то постоимъ за него. Это — наша священная обязанность. (Единодушныя рукоплесканія). Открытая, свободная конкурренція во всемъ — вотъ моя система, и вы знаете, съ какимъ успхомъ я примняю ее въ своихъ частныхъ длахъ. Какъ намъ поступить съ нашими нищими? Отдать ли ихъ на попеченіе неизвстнымъ, безотвтственнымъ людямъ, которые съумли бы расположить въ свою пользу городскихъ властей?
— Нтъ, нтъ, нтъ! раздается со всхъ сторонъ.
— Если кто-нибудь можетъ исполнить это трудное дло лучше и дешевле мистера Буффума, продолжалъ Бельчеръ: — то пусть онъ явится и представитъ за себя поручителя, такъ какъ я публично ставлю себя поручителемъ мистера Буффума. Но, главное дло, пусть конкурренція будетъ открытая, свободная. Хоть за это дло возьмемся чистыми руками, ибо если мы не можемъ отнестись безпристрастно къ длу столь гуманному, то мы не заслуживаемъ оказываемаго намъ доврія. Я убжденъ, что достопочтенный Соломонъ Сно говорилъ вполн добросовстно. Я не подвергаю ни малйшему сомннію его безпристрастія. Я не думаю, чтобы онъ былъ въ состояніи сказать неправду, и потому прямо спрошу его: посщалъ ли онъ недавно нашъ домъ для бдныхъ?
Мистеръ Сно всталъ и заявилъ, что онъ уже давно тамъ не былъ.
— Я такъ и зналъ: онъ поврилъ толкамъ. Я былъ тамъ очень недавно и осмотрлъ все учрежденіе. При этомъ я не могу не указать достопочтенному джентльмену и всмъ сочувствующимъ ему господамъ, которые такъ неглижируютъ исполненіемъ своей прямой обязанности, что я былъ тамъ не съ пустыми руками (громкія одобренія). Только люди, сами не исполняющіе своей обязанности, могутъ легко заподозрвать въ томъ же другихъ. Конечно, я очень хорошо знаю, что наши нищіе не окружены роскошью, на это мы не имемъ средствъ, но я ршительно не признаю, чтобъ съ ними обращались не гуманно или чтобъ вс ихъ разумныя требованія не были удовлетворены. Достопочтенный джентльменъ самъ знаетъ, уходилъ ли когда отъ меня съ пустыми руками кто-нибудь, просившій помощи для религіознаго или человколюбиваго дла, а потому я не могу хладнокровно слушать, чтобы бросали грязью въ управленіе благотворительнымъ учрежденіемъ, которое всегда пользовалось и донын пользуется моимъ сочувственнымъ одобреніемъ. Въ виду всего сказаннаго, я смю предложить собранію назначить обычную сумму на содержаніе дома для бдныхъ и отдать на будущій годъ завдываніе этимъ учрежденіемъ съ торговъ.
Мистеръ Сно ничего не отвчалъ, вполн сознавая свою безпомощность.
Но съ мста вскочилъ маленькій человчекъ съ всклоченными волосами и испитымъ лицомъ. Предсдатель далъ ему слово, назвавъ его докторомъ Ратклифомъ.
— Господинъ предсдатель, сказалъ онъ громкимъ, визгливымъ голосомъ: — въ качеств доктора и инспектора дома для бдныхъ, я вполн поддерживаю предложеніе мистера Бельчера и считаю своимъ долгомъ сказать нсколько словъ, а также представить собранію мой отчетъ за прошедшій годъ.
Въ рукахъ у доктора была объемистая рукопись, а граждане Севенокса уже порядочно устали.
— Я предлагаю, произнесъ мистеръ Бельчеръ: — чтобъ, въ виду поздняго времени, отложить чтеніе отчета.
Это предложеніе было единогласно признано. Но самолюбіе доктора было задто, и онъ не хотлъ уступать.
— Я все-таки долженъ высказать, продолжалъ онъ:— что я сдлалъ въ прошломъ году нсколько открытій, которыя слдуетъ довести до свднія ученаго міра. Нищаго можно содержать на меньшемъ количеств пищи, чмъ всякаго другого человка, и, я полагаю, это происходитъ отъ того, что у нищаго нтъ разсудка. Если я, напримръ, съмъ два картофеля, то одинъ пойдетъ на поддержаніе моихъ умственныхъ способностей, а другой — на поддержаніе физическихъ. У нищаго только физическія потребности, а потому для него довольно одного картофеля. Малокровіе — нормальное состояніе нищаго. Онъ дышетъ свободно въ такой атмосфер, гд здоровый человкъ можетъ задохнуться. Изобильная пища производитъ воспаленія и ожирнія различныхъ органовъ, а характеръ болзней, замченныхъ мною въ прошломъ году среди кліентовъ дома для бдныхъ, тифозный. Я совтовалъ мистеру Буффуму прибгнуть къ лучшей вентиляціи и замнить пищу мучную азотистой, какъ боле полезную для здороваго состоянія слизистыхъ оболочекъ, но мистеръ Буффумъ…
— Довольно! воскликнулъ какой-то голосъ сзади.
— Къ вопросу, къ вопросу! раздалось со всхъ сторонъ.
Предсдатель, по знаку мистера Бельчера, пустилъ вопросъ на голоса, несмотря на гнвные протесты доктора Ратклифа.
Предложеніе мистера Бельчера было единогласно принято. Затмъ объявлены были торги на бдныхъ Севенокса, и единственнымъ покупателемъ явился Томасъ Буффумъ, которому была дана еще на годъ привиллегія кормить несчастныхъ кліентовъ его гостинницы.
Сидя на послдней скамейк въ зал ратуши, миссъ Бутервортъ грустно слдила за преніями, которыя, мало-по-малу, уничтожили вс ея надежды. Рядомъ съ нею помщалась странная личность, очевидно, чуждая Севеноксу, и по временамъ миссъ Бутервортъ невольно обращала вниманіе на своего сосда. Это былъ охотникъ, обитатель отдаленныхъ лсовъ, вроятно, зашедшій изъ любопытства въ ратушу. Его одежда, изъ прочной нкогда матеріи, была усяна заплатами, въ рук онъ держалъ мховую шапку безъ козырька, а подл него стояло ружье, прислоненное къ скамейк. Его лицо, дышавшее добротой, благородная, мужественная фигура и нкоторыя замчанія, срывавшіяся у него съ языка во время рчей ораторовъ, невольно заинтересовали миссъ Бутервортъ. Наконецъ, онъ обратился прямо къ ней и съ свтлой улыбкой, на которую она инстинктивно отвтила тмъ же, сказалъ:
— Здсь дышется хуже, чмъ на гниломъ болот. Я уйду отсюда, прощайте.
Эти слова, произнесенныя хотя и незнакомымъ человкомъ, не показались миссъ Бутервортъ дерзкими, напротивъ, она приняла ихъ, какъ любезность — такъ простъ, благороденъ и честенъ показался ей этотъ человкъ, въ сравненіи съ щегольски одтыми, но низкими лицемрами, пускавшими пыль въ глаза своимъ краснорчіемъ.
Выйдя на улицу, охотникъ увидалъ передъ ратушей толпу мальчишекъ, окружавшую великолпный экипажъ мистера Бельчера. Въ немъ сидлъ Фипсъ, который гордился срыми рысаками, кабріолетомъ, длиннымъ бичемъ, одеждой и боле всего своимъ господиномъ. Мальчишки громко смялись его шуткамъ, завидовали его положенію и серьзно обсуждали достоинства лошадей и экипажа.
Незнакомецъ посмотрлъ на веселыхъ ребятишекъ съ такой доброй улыбкой, что они тотчасъ окружили его, забывъ предметъ, который только-что сосредоточивалъ на себ ихъ вниманіе. Фипсъ обидлся и отмстилъ за свое униженіе совершенно своеобразнымъ образомъ, которому онъ научился у своего господина.
— Это, господа — бегемотъ, пришедшій изъ двственныхъ лсовъ! воскликнулъ онъ:— онъ спитъ подъ тнью банановыхъ деревьевъ, питается орхами, преслдуетъ свою добычу, поднявъ хвостъ и закрывъ одинъ глазъ. Онъ часто съ голода проглатывалъ живыхъ дтей, выплевывая съ отвращеніемъ ихъ сапоги. Берегитесь его, господа!
Злобная рчь Фипса возбудила громкій смхъ ребятишекъ, которые съ удивленіемъ замтили, что диковиннаго звря только забавляла эта выходка кучера.
— Ну, а вы — новый родъ обезьяны, сказалъ онъ преспокойно:— я никогда не слыхалъ, чтобъ обезьяны говорили.
— И не услышишь, скажи только еще слово! воскликнулъ Фипсъ.
Охотникъ поспшно направился къ нему, съ явнымъ намреніемъ стащить его съ экипажа. Но Фипсъ отгадалъ его намреніе и, ударивъ возжами, ускакалъ.
Мальчишки презрительно расхохотались. Незнакомецъ сталъ мгновенно ихъ героемъ. Они засыпали его вопросами, на которые онъ отвчалъ очень добродушно. Общество дтей ему, повидимому, очень нравилось, словно онъ былъ самъ мальчикомъ и хотлъ вполн насладиться своимъ кратковременнымъ пребываніемъ въ город.
Пока онъ стоялъ еще въ толп ребятишекъ, миссъ Бутервортъ вышла изъ ратуши. Глаза ея были полны слезъ, а лицо выражало искреннее горе. Охотникъ это замтилъ и, оставивъ дтей, подошелъ къ ней безъ малйшаго смущенія.
— Васъ кто-нибудь обидлъ? спросилъ онъ.
— Нтъ.
— Кто-нибудь былъ грубъ съ вами?
— Нтъ, отвчала миссъ Бутервортъ, продолжая свой путь и внутренно сознавая, что никто въ жизни не говорилъ съ нею такъ почтительно и сочувственно.
— Я васъ спрашиваю объ этомъ, продолжалъ охотникъ, идя рядомъ съ нею: — потому, что хочу сослужить кому-нибудь службу и съ удовольствіемъ побилъ бы всякаго, на кого вы мн указали бы.
— Нтъ, вы ничего не можете для меня сдлать, никто въ нашемъ город не можетъ ничего сдлать хорошаго, пока Робертъ Бельчеръ живъ.
— Ну, я не желалъ бы его убить, разв случайно… въ лсу… далеко отсюда… принявъ его за тетерева.
Маленькая швея разсмялась сквозь слезы, хотя ее безпокоила мысль, что ее могутъ увидть въ обществ этого страннаго человка. Онъ, казалось, отгадалъ ея безпокойство.
— Меня зовутъ Джимъ Фентонъ, сказалъ онъ:— и я живу въ лсу въ Номер Девятомъ, я только-что принесъ въ городъ звриныя кожи.
— Мое имя Бутервортъ, отвчала машинально швея.
— Знаю, я спросилъ у дтей. Прощайте. Я долженъ войти въ этотъ складъ за припасами. Мн нечасто приходится видть женщинъ, но я ихъ люблю, и он ко мн благоволятъ.
— Прощайте, отвчала миссъ Бутервортъ:— вы лучшій человкъ изъ всхъ, кого я видла сегодня, что, впрочемъ, не большой комплиментъ, прибавила она, какъ бы боясь скомпрометировать себя своими словами.
Они разстались, и Джимъ Фентонъ стоялъ на мст, не спуская глазъ съ нея, пока она не исчезла за угломъ улицы.
— Вотъ такъ настоящая женщина, промолвилъ онъ про себя:— то, что я называю настоящая.
Потомъ онъ вошелъ въ складъ, гд продалъ свои шкуры, взялъ тамъ нужные припасы, положилъ ихъ въ мшокъ, который перевсилъ себ черезъ плечо и, пошутивъ съ прикащиками, замтившими его разговоръ съ миссъ Бутервортъ, отправился съ ружьемъ въ рукахъ домой, въ лсъ.
День былъ непріятный, въ воздух стояла какая-то сырость и дулъ холодный втеръ. Но Джимъ Фентонъ любилъ именно такую погоду, она возбуждала и поддерживала въ немъ силы для длинной прогулки, а пройти сорокъ миль до лодки, которая должна была перевезти его въ лсъ, было не бездлицей.
Онъ перешелъ черезъ рку по главному въ город мосту и пошелъ въ гору по той самой дорог, по которой халъ утромъ Робертъ Бельчеръ. На средин горы онъ увидалъ маленькаго мальчика, который, сидя на краю дороги, плакалъ. Онъ былъ одтъ очень плохо, въ лохмотьяхъ, и дрожалъ отъ холода. Доброе сердце Джима Фентона тотчасъ сочувственно забилось.
— Что съ тобой? спросилъ онъ нжно.
— Ничего, благодарю васъ, отвчалъ мальчикъ.
— Но ты посинлъ отъ холода, и въ твоей одежд нтъ цльнаго мста.
— Я въ этомъ не виноватъ, промолвилъ мальчикъ и зарыдалъ сильне прежняго.
— Ну, ну, перестань. Вотъ, возьми денегъ и купи себ что-нибудь. Не говори ничего отцу. Это — твои деньги.
— Я не возьму, гордо отвчалъ мальчикъ, махая рукой.
— Не возьмешь? Вотъ такъ молодецъ! Какъ тебя зовутъ?
— Гарри Бенедиктъ.
— Гарри Бенедиктъ! А какъ зовутъ твоего отца?
— Поль Бенедиктъ.
— Гд онъ теперь?
— Въ дом для бдныхъ.
— И ты также?
— Да, промолвилъ мальчикъ, всхлипывая.
— Ну, удивительное это дло! Поль Бенедиктъ изъ Севенокса въ гостинниц Тома Буффума!
— Да, онъ тамъ и сумасшедшій.