ПОЭТ XIX СТОЛЕТИЯ <ТЭФФИ>
ПОЭТ XIX СТОЛЕТИЯ <ТЭФФИ>
Чающие от юродивого
Чающие от юродивого
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Чающие от юродивого, Тэффи, Год: 1908
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Андрей Белый: pro et contra
СПб.: РХГИ, 2004. — (Русский путь).
Как часто приходится делать то, чего не хочешь! Вот теперь нужно вернуться к книге А. Белого ‘Пепел’, потому что моя скромная рецензия о ней в прошлом номере ‘Речи’ навеяла на Антона Крайнего мысли обо мне и определения, которые я не считаю ни верными, ни полезными — объективно.
Статья Крайнего ошеломила меня. Живем и не видим великих ужасов, грохочущих тут рядом с нами! Это ли не последняя слепота страшного конца! ‘…Ушами будете слушать и не услышите, глазами будете смотреть и не увидите’1.
И неужели не понять:
Послана с неба белая молния, пронзила нас, ‘стеклянных’ людей, и оставила невредимыми, но потрясла гения — Андрея Белого, и возопил Белый и пророчествовал:
Над страной моей родною
Встала Смерть.
Встала Смерть с большой буквы. И больше ничего.
Мы жили все время и работали и мыслили и делали и давно, давно уже писали на бумаге (хотя это считается А. Крайним почему-то очень позорным) о нависшей смерти, об ужасе распадения и гибели творческих сил родины или Родины. Начиная с 1906 года и даже раньше, в прогрессивных газетах не было буквально ни одной передовой статьи без слов ‘призрак смерти и разложения навис над Россией’. Но это было — мертво. Этого не слышали. И вот пришел ‘гений’ и в книге ‘пухлых, однообразных и сырых (определения А. Крайнего) стихов’ сказал то же самое — и это откровение.
Шопенгауэр думал, что талант стреляет в цель, видимую для современников. Гений — дальше. Его цель видима только для него. Куда же летит стрела Белого?
С пройденного пути, да еще назад? Цель ее — полузабытые провидения Некрасова.
Создал песню, подобно стону,
И духовно навеки почил…?2
Какая старая молния, ударила вашего гения! Молния, рожденная обработанным мятым электричеством, — бывает отработанный пар, называемый на техническом языке ‘мятым’. Это мятое электричество было могучим и сильным, вертело огромные фабричные колеса, гудело и творило жизнь. Теперь — оно отработало, и пустили его на мелкие поделки — оно вертит игрушечки и безделушечки, и оловянные солдатики — ‘чисто металлические’ — прыгают от него как живые.
Люди всегда любили пророков и прорицателей. Не кричали ли в свое время тысячи голосов славу Окена, бездарнейшего из натурфилософов, и не повторяли ли с благоговением его прозрения: ‘женщина есть азот!’.
И это немцы — а уж нам, русским, и Бог велел. Послушать юродивенького — от Бога поучиться. Если зря залопочет, и то хорошо. А уж если уловишь в его бормотании знакомые звуки человеческой речи — Господи, да есть ли что радостнее!
Сидит юродивенький, слюни пускает, а все в кружок вокруг него и слушают, ждут.
‘В больбе облетешь ты плаво свое’3, — выпалил юродивенький. И ликованию нет конца.
‘Накатило! Накатило!
Это ново! Озарение! Молния ударила его! Белая молния!’
Позвольте! Да ведь это уж много, много лет говорится! Под этими словами люди кровью своей подписывались. А и ваш юродивенький их из университета принес.
‘Стеклянные люди!’ — кричит А. Крайний. — Еще не знают они, ни что такое ‘родина’, ни ‘смерть’, ни ‘встала’.
Ни ‘над’ — прибавлю я…
Ничего еще не знаем!
Завтра юродивенький скажет: ‘нужно отменить клепостное плаво’.
Изложит это в ‘пухлых’ стихах. А мы опять не поймем и не увидим молнии, а только учуем болезненно-позднюю отрыжку передовиц пятидесятых годов!
Где были вы? Отчего вы ничего не видели и не слышали?
Мы прожили страшные годы. Но вас тогда не было с нами. Вы в укромном уголке рифмовали колдунью с полнолунием. Теперь пришли и стилизованно наивничаете: ‘Сначала человек, а ведь уж после начинается поэзия, литература и т. д.’.
Это тоже ново? От молнии?
Спал дед на печи, пока люди дело делали. Проснулся и занаивничал под гениального ребенка. Показывает корявым пальцем на станового: ‘Мама! Это бяка!’
Не могу умилиться над ним. Не люблю его. ‘Любовностью к человечеству’ не люблю его, старого слюняя и кривляку.
И что за бого-истерика нависла над вами? Что за кликушество?
Стояли Вии с опущенными веками. Вдруг взглянули, ткнули пальцем — ‘Во!’ Мимо ткнули — не беда. Не перетыкивать же!
Слышали мы лозунг: ‘Быть Петербургу пусту’4.
Le grand mot est lanc! {Брошено великое слово! (фр.).} Засыпано зерно. Заработала вся мельница. Затарахтала круподерка, запищала мукомолка, застучала вальня. Полетела мякина и прах зерновый: статьи, статейки, стихи, фельетоны. ‘Пусту! пусту! пусту — ру ту-ту’!
‘Господи! — удивится старый журналист, перелистывая эти ‘пухлые’ произведения. — Да ведь это моя старая передовица в радостном своем воскресении! Мне ли не узнать ее! Мою родную, старую, выношенную, выброшенную!
— Аминь! — скажет гений, прожженный молнией из статьи Максима Ковалевского.
— Аминь! — повторит кружок, чающий от юродивенького. Кажется, вы начинаете понимать нас. Своя у нас жизнь, своя смерть и своя родина. И даже туча у нас своя — наша туча. Все мы тут вместе. Все свои близкие. И кто-то теперь будет — Никитушка или Федосеюшка? Али, может быть, Федорушка? И то хорошо. И то радошно!
Впервые: Речь. 1908. No 320, 29 декабря. С. 3. Подпись: Поэт XIX столетия. Опубликовано в рубрике ‘Литературная неделя’, следом за статьей Антона Крайнего ‘Белая стрела’ (с. 116—119 наст, изд.), как ответ на нее.
Тэффи (наст. имя Надежда Александровна Лохвицкая, 1872—1952) — поэтесса, прозаик, переводчик, драматург. О Тэффи как авторе публикуемого фельетона пишет Андрей Белый в мемуарах (см.: Белый Андрей. О Блоке. Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи. М., 1997. С. 341, Белый Андрей. Между двух революций. М., 1990. С. 178). Его утверждение дополнительно подкрепляется тем, что приемы передачи детского произношения в фельетоне (‘Завтра юродивенький скажет: ‘Нужно отменить клепостное плаво» и т. д.) те же, что и в юмористических рассказах Тэффи (см., например, рассказ ‘Переоценка ценностей’ в кн.: Тэффи. Ностальгия. Рассказы. Воспоминания. Л., 1989. С. 24—27, см.: Клягина М.Е. Тэффи и Андрей Белый // Творчество Н. А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX века. М., 1999. С. 260—279).
1 Ис. VI, 9, Мф. XIII, 14.
2 Заключительные строки стихотворения Некрасова ‘Размышления у парадного подъезда’ (‘Вот парадный подъезд. По торжественным дням…’, 1858).
3 ‘В борьбе обретешь ты право свое’ — лозунг Партии социалистов-революционеров.
4 Под заглавием-цитатой ‘Петербургу быть пусту’ (слова, приписываемые царице Евдокии Лопухиной, см. примеч. 2 к статье М. Шагинян »Петербург’ Андрея Белого’, с. 948 наст. изд.) неделей раньше в ‘Речи’ (1908. No 314, 21 декабря) была опубликована статья Мережковского.