ЧАСТНЫЙ ПОВРЕННЫЙ.
ЧАСТНЫЙ ПОВРЕННЫЙ.
(Эпизодъ изъ моей практики).
I.
Купцу едору Сергевичу Щукину.
Пов. при Губ. Окр. Суд З. Жыпинъ.
II.
——
III.
Частный поверенный, Кротков Валерий Семенович, Год: 1882
Время на прочтение: 68 минут(ы)
Полночь. Въ дом, гд я живу, вс давно уже спятъ. Мертвая тишина. Я сижу въ ‘кабинет’, небольшой комнатк въ антресоляхъ, и работаю,
Домъ, гд я жилъ, былъ большой, но ветхій. Кухня и надъ нею антресоль съ моимъ рабочимъ кабинетомъ стояли на двор, отдльно отъ главной постройки, и соединялись съ выходящими на улицу комнатами, гд помщалось мое семейство, большимъ, холоднымъ корридоромъ, по которому зимою гулялъ сквознякъ. Чтобы сократить до минимума хожденіе по этому корридору, я провелъ телефонъ и электрическіе звонки. Съ улицы у меня дйствовалъ обыкновенный колокольчикъ — ‘дергалка’.
Строгое было это время. Въ провинціи это въ особенности было замтно. Меня, впрочемъ, не безпокоили и я безмятежно работалъ надъ одною изъ своихъ статей.
Сижу себ, пишу, какъ вдругъ звонокъ и такой громкій, рзкій, что я невольно вздрогнулъ. Нсколько мгновеній спустя, опять звонокъ, еще боле настойчивый, а вслдъ за нимъ — цлый рядъ непрерывно слдующихъ одинъ за другимъ звонковъ. Колоколчикъ-‘дергалка’ былъ прившенъ у кухни, какъ разъ подъ моими окнами.
Звонили съ улицы. Что бы это было: телеграмма? общанный визитъ? ужь не пожаръ ли? Надо было поскорй поднять на ноги спавшую прислугу. Я нажалъ пуговку электрическаго звонка въ кухню. Дергалка смолкла, потому что оборвалась. Жена позвонила ко мн наверхъ и закричала въ телефонъ — онъ у меня дешевенькій, прежней конструкціи, но дйствуетъ отлично — что ‘стучатъ въ окна, просятъ впустить’, и тоже дала звонокъ въ кухню. Тревога въ дом была полная.
Слышу, какъ внизу, въ кухн, закопошилась кухарка. Слышу, какъ она ругнула за то, что ‘никогда не ставятъ свчку на свое мсто’. Слышу, какъ она съ сердцемъ хлопнула дверью задняго крыльца и пошла къ воротамъ, громко ругая тхъ, кого ‘чортъ носитъ ночью’.
Возвращается. Лниво плетется ко мн по лстниц наверхъ, и, подойдя къ двери, шаритъ по ней рукою, отыскивая дверную скобку.
— Васъ спрашиваютъ, докладываетъ она, соннымъ голосомъ, входя въ комнату съ фонаремъ въ рук.
— Кто?
— А я почемъ знаю!
— Должна бы спросить…
— Чего-жь спрашивать: и такъ видно, что изъ здшнихъ. Жена при ёмъ и дти!— ‘Съ очень важнымъ дломъ’! говорятъ.
— Время ли теперь съ длами. Попроси ихъ завтра утромъ.
Ушла и, немного спустя, возвращается назадъ съ отвтомъ:
— Сказывала, да они не слушаютъ, ломятся въ ворота! Ежели, говорятъ, ‘въ постели’ — пусть встанетъ! Христомъ-Богомъ просятъ допустить. Это — едоръ Сергичъ Щукинъ съ Московской улицы. Жена и дти при немъ.
Я давно уже не занимаюсь адвокатурою, но мои прежніе доврители меня не забываютъ и часто обращаются ко мн за совтомъ. Щукинъ принадлежалъ къ числу моихъ постоянныхъ кліентовъ. Я зналъ его за одного изъ самыхъ смирнйшихъ и безобиднйшихъ обывателей того узднаго города, въ которомъ я жилъ, и потому никакъ не могъ себ представить, что у этого смирняка, который скоре ‘отъ своей полы оторветъ, да прочь отойдетъ’, могло завязаться большое и безотлагательное дло. Поэтому, я снова отдалъ приказъ просить Щукиныхъ къ себ завтра утромъ. Это посщеніе наврное будетъ завтра предметомъ толковъ цлой улицы. Въ особенности мои подозрительные сосди заговорятъ: ‘къ Павлу-то Николаичу ужь по ночамъ здить стали!’
— Скажи, что ночью принять не могу. Пусть по утру прідутъ!
Кухарка опять къ воротамъ. На этотъ разъ она пробыла тамъ боле продолжительное время.
Въ полной увренности, что отдлался отъ ночного визита, я принимаюсь за прерванную работу.
Однако — нтъ. Кухарка снова поднимается ко мн наверхъ.
— Отъ воротъ не отходятъ! объявляетъ мн моя прислужница, ёжась въ наброшенномъ на плечи тулуп.— Заморозили меня совсмъ. На четырехъ извощикахъ пріхали. Просятъ васъ дозволить повидаться. Плачутъ вс. Жена очень убивается. На машину, вишь, спшатъ.
— Ну, проси!
Минуты черезъ дв, ко мн ввалилась цлая ватага одтаго по дорожному люда. Передъ мною на лицо все семейство Z—скаго купца едора Сергича Щукина: самъ, жена, три сына, парни лтъ за двадцать, и дочка-подросточекъ.
Щукинъ заговорилъ первый и разсыпался въ извиненіяхъ.
— Простите великодушно, что обезпокоили васъ. Дло такое ужасное, что минутки нельзя терять. Такая стряслась бда, что просто ужасти! И не ждали, не гадали! началъ свои объясненія Щукинъ.
На старика страшно было взглянуть. На немъ, какъ говорится, лица не было. Недлю тому назадъ, я видлся съ нимъ и это былъ совершенно бодрый старикъ, а сію минуту я видлъ передъ собою олицетворенное отчаяніе. Мн показалось, что онъ сразу постарлъ на десять лтъ, такъ онъ осунулся, согнулся. Онъ весь дрожалъ и отъ сильнаго волненія не говорилъ, а какъ-то шамкалъ. Большая сдая борода его торчкомъ выглядывала изъ-за приподнятаго воротника крытой сукномъ овчинной шубы. Съ сильной просдью волосы на голов въ безпорядк торчали въ разныя стороны и лзли на лицо. Глаза были красны отъ слезъ.
— Въ чемъ же дло? спросилъ я у него.
— Уголовное дло! съ воемъ вскрикнула его жена, не давъ ему выговорить слова.— На тебя вся наша надежда! Отъ Сибири-то хоша избавь! Послднее отдадимъ, только чтобы не въ Сибирь! заголосила она, заливаясь слезами и бросаясь мн въ ноги.— Дти, просите!
Дти послдовали примру матери и въ одно мгновеніе вокругъ меня образовалась группа стоявшихъ на колняхъ и рыдавшихъ навзрыдъ людей.
Старикъ Щукинъ тоже хотлъ было опуститься на колни, да тснота ‘кабинета’ не позволила ему расположиться вмст съ семьею на полу и онъ ограничился глубокимъ пояснымъ поклономъ, коснувшись при этомъ правою рукою до пола и еле лепеча, весь въ слезахъ:
— Не осиротите семью! Шестой десятокъ доживаю! Никакихъ за собою, какъ есть никакихъ длъ не знаю и вдругъ — Сибирь!..
Все это произошло такъ быстро и неожиданно, что я на первыхъ порахъ растерялся и не зналъ, что и длать. Большого труда стоило мн уговорить Щукиныхъ подняться на ноги и не ревть. Не легко было и имъ встать. Вся семья была укутана въ мховыя шубы и увязана шарфами и поясами, словно собралась въ дальній путь.
Разсадилъ всхъ по мстамъ. Щукинъ съ женою и дочерью услись на диван, сыновья — поодаль на стулья.
— Въ чемъ же ваше дло? спросилъ я у Щукина, когда всхлипыванья его семьи нсколько поутихли.
— Въ Сибирь ссылаютъ! началъ-было онъ и не могъ продолжать отъ волненія.
Семья, заслышавъ про Сибирь, такъ и взвыла.
— Пожалуйста, безъ слезъ! нарочно спокойнымъ, холоднымъ тономъ замтилъ я Щукиной и ея дтямъ.— Иначе вдь я недобьюсь, въ чемъ дло!
— Въ Сибирь, отецъ родный, въ Сибирь старика-то ссылаютъ! Ну, какъ тутъ утерпть! Тридцать два года съ нимъ въ закон прожила, а теперь его отъ насъ отъемомъ въ Сибирь берутъ… Куда ему изъ родного мста на старости лтъ? И что мы здсь безъ него будетъ длать!
— За что же васъ берутъ? И кто беретъ? спросилъ я у Щукина.
— Извстное дло: судъ! тихо, почти съ ужасомъ произнесъ старикъ.
Я вспомнилъ какъ Щукинъ всегда безпокоился, когда, бывало, придетъ къ нему повстка, отъ окружнаго суда съ приглашеніемъ на сессію въ качеств присяжнаго засдателя, и какія всегда усилія употреблялъ онъ, чтобы освободиться отъ этой натуральной повинности. Судиться онъ не любилъ, и судовъ боялся.
— Да не спутали ли вы? Не получили ли вы повстку отъ суда о назначеніи васъ присяжнымъ засдателемъ? Кстати и сессія близко.
— Нтъ! Т повстки мы знаемъ! А это совсмъ другое! Распоряженіе такое отъ прокурора вышло, чтобы мн въ Губернскъ пять тысячъ сто сорокъ одинъ рубль двнадцать съ четвертью копеекъ привезти и дано мн сорокъ восемь часовъ сроку, а если я въ срокъ не привезу, то сперва меня въ острогъ, а потомъ на поселеніе, а деньги все равно само-собой. Мы и разсудили вотъ, что лучше добромъ деньги отдать, чмъ себя до такой низости допускать, чтобы въ острогъ и на поселеніе.
— Что-нибудь да не такъ! Гд-жь это распоряженіе?
— У меня въ карман. И прописано, чтобы по военному положенію мн въ сорокъ восемь часовъ съ деньгами явиться прямо въ судъ! Въ кассу явиться. Это значитъ завтра въ двнадцать часовъ дня… Ну, вотъ я и собрался съ деньгами, ду въ Губернскъ, и семейство за мной, потому боятся, какъ бы, и деньги отдавши, мн въ острогъ не попасть. Ужь мы и васъ съ собой просимъ, потому съ вами намъ не такъ боязно. Не откажитесь.
— На тебя одна наша надежда! взвыла Щукина, соскальзывая съ дивана на полъ и кланяясь въ ноги.— Что хочешь бери, только позжай! Можетъ, въ послдній разъ его и видимъ! Можетъ, и проститься не дадутъ!
Дти подвывали.
— Не поду, прежде чмъ не разъясню себ, въ чемъ дло! Усядьтесь-ка, сударыня, на мсто и не мшайте мн объясняться съ вашимъ мужемъ! Какое же это у васъ, едоръ Сергичъ, дло, за которое вамъ предстоитъ ссылка? Разскажите толкомъ! обратился я къ старику.— И для чего это съ васъ пять тысячъ требуютъ? Слдствіе, что ли, надъ вами производится? Вроятно, во избжаніе уклоненія отъ суда и слдствія съ васъ потребовали залогъ? Есть за вами какое-нибудь уголовное дло?
— Есть, едва слышно произнесъ Щукинъ.
— Что же вы раньше-то о немъ ничего мн не говорили?
— До вчерашней поры сами не знали.
— Васъ допрашивали? Слдователь допрашивалъ васъ? Ужь не копію ли обвинительнаго акта вы получили?
— Должно быть она и есть! Страсти и читать-то, что тамъ написано!
— Давайте сюда скорй!
— Часъ до позду остался! Захали за вами вс сообща просить не оставить насъ своимъ наставленіемъ! сказалъ мн въ отвтъ Щукинъ, вставая и поднимая за собою всю свою семью.— Поспшите, пожалуйста! Назначьте сами, сколько вамъ за безпокойство слдуетъ, за все съ благодарностью отвтствуемъ! Груша, отдавай! шепнулъ онъ жен.
Та засуетилась и ползла въ рукавъ своей шубы.
— Это вотъ теперь, а настоящая благодарность посл, когда все обойдется: квитанцію денежную получимъ и часу не медля домой! Берите-ка! предложилъ мн Щукинъ, кладя на столъ пачку кредитокъ, которую жена достала изъ рукава.
— Прежде, чмъ не узнаю обстоятельно, въ чемъ заключается ваше дло, съ мста не тронусь! Отвчайте! откуда вы знаете, что васъ на завтра вызываютъ?
— Тамъ, въ этой бумаг все написано.
— Покажите же мн эту бумагу! Въ десятый разъ васъ прошу!
— Запряталъ я ее въ поджилетный карманъ и зашилъ вмст съ деньгами! Словами въ вагон все разскажу. Не опоздать бы намъ къ позду, времени меньше часу осталось! засуетился старикъ, взглянувши на мои стнные часы.
— И словами вы мн сейчасъ все разскажите и бумагу дайте прочитать! Если съ этимъ поздомъ опоздаете, то двумя часами поздне съ курьерскимъ можете хать, а въ Губернскъ попадете раньше даже чмъ съ почтовымъ.
— А вы съ нами подете? спросилъ у меня старикъ.
— Поду, если найду это нужнымъ. Разсказывайте, въ чемъ дло!
— Принесъ къ намъ вчера съ почты почталіонъ казенный пакетъ, а меня дома не было: я въ узд отъ прасоловъ овесъ, да семя льняное принималъ. Сынъ въ книг росписался, а жена получила, да и думаетъ: надо взглянуть что тамъ написано, потому на конверт написано: ‘очень важное’. Распечатала да какъ читанула, сейчасъ объ земь! Накося, бда какая: окружный судъ пять тысячъ сто сорокъ одинъ рубль двнадцать съ четвертью копеекъ требуетъ и даетъ сроку сорокъ восемь часовъ, чтобъ деньги въ кассу внести, не то, говоритъ, безъ разговоровъ, по военному положенію, сперва въ острогъ, а потомъ въ Сибирь, а деньги само собой.
— Вздоръ какой! перебилъ я.— Надъ вами кто-нибудь подшутилъ.
— Кому же нужно было? Бумага печатная и за номеромъ! Видно сразу, что изъ суда! возразилъ мн Щукинъ.
— Кмъ она подписана?
— Не разобрали: мудрено подписано! Какъ ни старались, не могли понять. Словно будто окружнаго суда предсдатель подписавшись. На сторону-то страшно было показать, потому, вы знаете, какой у насъ народъ: сейчасъ по всему городу въ набатъ забьютъ, что меня въ Сибирь. Ну, какъ получили дома эту бумагу, дти не будь глупы понаняли извощиковъ, да въ уздъ за мною. Скоро ли меня розыщешь, когда у меня въ шести мстахъ пріемка. Вчерашній день весь прошелъ — не нашли. Ныньче ужь въ сумерки нашли, верстъ сто изъздили, кружили, а я всего-то въ двадцати верстахъ отъ города въ сел Маргукахъ у волостного старшины овесъ осмотрлъ, да ста два кулей купилъ. Ну, сейчасъ въ городъ. Какъ ввалился въ городъ, сію минуту деньги добывать, потому вижу — пришла моя бда неминучая. Скоро ли добудешь — дло ночное… Сосдъ выручилъ, Еферій Прощекальниковъ, четыре тысячи далъ, я ему овесъ продалъ, рублей двсти убытку схватилъ, да что будешь длать: бда деньгу родитъ! Какъ заполучилъ я денежки въ карманъ, только тогда и вздохнулъ свободно. И сейчасъ къ теб… сдлай милость! Пожалй хоша семью, если для меня, старика, не хочешь постараться… Собирайся въ дорогу, не дли время зря! упрашивалъ меня Щукинъ.
— Вы все-таки сути-то вашего уголовнаго дла мн не разсказали и бумагу не показали!..
— Далеко она у меня запрятана! Распоясываться-то возня большая! Какъ я вамъ разсказалъ, такъ все и есть, только еще страшне.
— А вотъ мы посмотримъ! Доставайте-ка поскоре бумагу! Распарывайте карманъ!
Щукинъ нехотя сталъ распоясываться. Снялъ шубу, разстегнулъ теплый длиннополый сюртукъ, разстегнулъ жилетъ, перочиннымъ ножичкомъ распоролъ крпко-на-крпко зашитый внутренній карманъ и бережно досталъ оттуда большой пакетъ, завернутый въ газетную бумагу, развернулъ его и изъ-подъ аккуратно уложенныхъ пачекъ кредитокъ вынулъ конвертъ ‘казеннаго’ формата, въ четверку писчей бумаги, и подалъ мн:
Въ конверт, запечатанномъ большою круглою сюргучною печатью, лежалъ сложенный вчетверо, кругомъ исписанный красивымъ круглымъ писарскимъ почеркомъ листъ плотной писчей бумаги. Я развернулъ его и прочелъ.
Документъ содержалъ въ себ слдующее:
‘Въ производств у меня находится представленное мн наслдниками умершаго купца Зензивева дло о растрат вами, по должности опекуна надъ имуществомъ Зензивева, денегъ въ количеств 2,000 руб. сер., на которые начислены мною за 16 лтъ 2 мсяца и 11 дней проценты въ количеств 3,141 руб. 12 1/4 к., а всего 5,141 р. 12 1/4 к. сер. Преступленіе ваше вполн и безусловно доказано, такъ какъ я имю отъ Z-скаго Сиротскаго суда справку о томъ, что вы арендныхъ денегъ, за четыре послднихъ года аренды имнія Зензивева мщаниномъ Блкинымъ, въ означенный Сиротскій Судъ не доставили, считая согласно заключеннаго вами съ Блкинымъ контракта по 500 руб. въ годъ, 2,000 руб., на которые и начислены мною со дня окончанія срока аренды по сегодняшній день сложные проценты въ количеств 3,141 р. 12 1/4 к.
‘За это столь тяжкое преступленіе противъ правъ собственности вы, на основаніи ст. 1681 Уложенія о Наказаніяхъ уголовныхъ и исправительныхъ, подвергаетесь лишенію всхъ лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ и подлежите ссылк въ отдаленнйшія мста Сибири на вчное поселеніе, съ воспрещеніемъ всякой отлучки съ назначеннаго вамъ мста жительства.
‘Однако, вы можете избжать заслуженнаго вами наказанія, если добровольно внесете въ кассу Губернскаго Окружного Суда означенныя выше деньги съ начисленными на нихъ процентами для выдачи ихъ отъ вашего имени по принадлежности. Предлагаю вамъ это исполнить и даю вамъ сорокъ восемь часовъ на размышленіе. Извщеніе это вы получите завтра 12 февраля, съ котораго времени я и буду считать назначенный вамъ льготный срокъ. Если вы къ 12 часамъ 14 февраля не явитесь съ означенною выше суммою денегъ въ Губернскій Окружный Судъ, гд у кассы Суда я буду васъ дожидаться, и не внесете требуемую сумму для выдачи по принадлежности при особомъ отъ васъ въ Судъ заявленіи, то немедленно, по распоряженію Прокурора Суда и согласно введеннаго недавно въ нашей губерніи военнаго положенія, будете взяты въ острогъ подъ стражу, а затмъ отправлены на позорной колесниц въ ссылку въ Сибирь на поселеніе. Не погнвитесь на меня, если васъ въ острог задятъ вши. Ежели не хотите разлучаться съ вашей семьей, то привозите деньги, такъ какъ я со своей стороны отъ всей души совтую вамъ покончить это дло и разъ навсегда устранить тяготющее надъ вами обвиненіе въ столь тяжкомъ преступленіи. Отъ меня, разумется, зависитъ не возбуждать дла, а разъ оно начато, оно уже не можетъ быть прекращено. При военномъ положеніи и я дйствую по военному и никому не даю спуску: сорокъ восемь часовъ достаточное для васъ время, чтобы подумать о томъ, что васъ ожидаетъ Сибирь и вчная разлука съ роднымъ гнздомъ и семьею, если, конечно, она не захочетъ туда за вами послдовать. Если 14-го денегъ не привезете, тотчасъ же послдуетъ распоряженіе прокурора и суда о заарестованіи вашемъ и всего вашего имущества.
P. S. Захватите съ собой это извщеніе. Помните, что для васъ тутъ два выхода: или мирно отдать деньги и спокойно ухать домой, или уже я приму мры и все-таки стереблю съ васъ деньги, а вы въ острогъ и потомъ въ Сибирь угодите’.
Прочтя бумагу, я расхохотался.
— Такъ васъ въ Сибирь? спросилъ я Щукина.
— Сами видите! съ недоумніемъ отвтилъ онъ, очевидно, не донимая причины моего смха.
Наглость, съ которою написано это ‘извщеніе’, была безмрна. Жыпину, впрочемъ, безнаказанно сходили съ рукъ и не такія продлки.
Автора этого шантажнаго извщенія я зналъ давно. Когда-то онъ былъ секретаремъ гражданскаго отдленія губернского окружного суда, и за доказанное взяточничество былъ уволенъ отъ должности.
Длу о взяточничеств Жыпина не дано было хода. Въ общемъ собраніи членовъ суда большинствомъ голосовъ было постановлено: ‘предложить секретарю суда Жыпину удалиться въ отставку’. Жыпинъ заране зналъ, что его ожидаетъ, и даже подсмивался надъ тми, кто обнаруживалъ сочувствіе постигшему его горю.
— Ничего мн не будетъ! Насколько я у нихъ въ рукахъ, на столько и они у меня! Я прямо ‘имъ’ сказалъ, что если меня тронутъ, щадить не стану никого… У меня тогда затанцуютъ лсъ и горы! ха, ха, ха!. Ну, мн и устроили компромисъ, громко разсказывалъ онъ по Губернску.
Когда правила о частныхъ повренныхъ вошли въ законную силу, онъ безъ всякихъ затрудненій получилъ отъ суда свидтельство на право хожденія по чужимъ дламъ. Онъ былъ ‘неудобенъ’ для суда, потому что масса фактовъ изобличала его въ лихоимств, однако, это обстоятельство не препятствовало ему быть частнымъ повреннымъ по чужимъ дламъ. Суду ‘неловко’ было отказать въ выдач свидтельства человку, который еще вчера былъ его секретаремъ.
Связи съ судомъ, разумется, остались прежнія, даже упрочились. Если Жыпинъ, будучи секретаремъ суда, подъ сурдинкой проводилъ производящіяся въ немъ дла, то теперь, получивши отъ суда патентъ на право веденія чужихъ длъ, онъ могъ длать это въявь, открыто. Тяжущіеся — народъ тонкій, сметливый. Они тотчасъ разнюхали ‘кому бабушка ворожитъ’ и у Жыпина отъ длъ отбою не было.
Широко онъ повелъ свою адвокатуру. Кліентура у него была обширная и потому притокъ денегъ громадный. Вся губернія хорошо знала его, когда онъ былъ еще секретаремъ, и когда онъ ‘инкогнито’ проводилъ дла. А теперь вс знали, что у него въ суд въ гражданскомъ отдленіи есть ‘свой’ столъ, въ которомъ онъ распоряжается, какъ хозяинъ, и ‘можетъ сдлать все, что захочетъ’, потому что водитъ съ завдующимъ этимъ столомъ членомъ суда, г. Де-Пижономъ, самую тсную дружбу. У де-Пижона была большая семья, жизнь въ Губернск годъ отъ году дорожала. Дтямъ нужно было дать образованіе, а тутъ еще какъ на грхъ въ губернской классической гимназіи возвысили плату за ученье. Разумется, судейскаго жалованья не хватало. И никто не удивлялся, что де-Пижонъ одолжался у Жыпина. Никто также не удивлялся, что и Жыпинъ одолжался у де-Пижона. И другіе члены тоже длали. Вс столы гражданскаго отдленія суда состояли у избранниковъ, частныхъ повренныхъ, въ отношеніяхъ хлбосольства, такъ что Жыпинсное ‘хлбосольство’ не было явленіемъ исключительнымъ и не мозолило глаза.
Жыпинъ-адвокатъ сталъ хозяйничать въ суд ‘пуще’ Жыпина-секретаря.
— Очень ужь въ немъ много безшабашной наглости сидитъ! говорили про него его товарищи по профессіи, видя, какъ онъ ‘забиралъ силу’.
По всмъ ‘тяжебнымъ’ дламъ, находившимся въ производств суда въ стол де-Пижона и порученнымъ ‘для веденія’ Жыпину, какъ-то всегда выходили ршенія всегда ‘выигрышныя’. За дла, поступавшія въ другіе столы, онъ не брался, а отсылалъ отвтчиковъ къ ‘подлежащимъ’ адвокатамъ. А если и брался, то самъ уже отъ себя передоврялъ веденіе кому слдовало. Классификація труда была полная и свято соблюдалась сотоварищами по профессіи.
Я всегда удивлялся, какимъ образомъ Жыпинъ успвалъ устроить такъ, что порученныя ему истцами дла поступали въ столъ де-Пижона. Ларчикъ открывался очень просто. Существовала своя система, свой порядокъ въ распредленіи длъ между столами гражданскаго отдленія. Эту систему хорошо постигъ регистраторъ суда, представлявшій вновь поступившія въ судъ дла для размтки. Регистраторъ былъ старымъ другомъ Жыпина. Стоило ему уложить подаваемыя предсдателю дла въ извстномъ порядк, чтобы Жыпинское дло пошло въ столъ де-Пижона.
Слава жыпинскихъ дяній гремла по всей губерніи и всюду доставляла ему кліентовъ. ‘Первющій въ нашемъ город кляузникъ’, Еферій Прощекальниковъ, поручалъ ему вс свои дла, и Жыпинъ довольно удачно высвободилъ его изъ стотысячной фиктивной несостоятельности. Прощекальниковъ, вмсто того, чтобы подлежать отвту за злостное банкротство, былъ признанъ только ‘несчастнымъ’ и ему предоставлено было право вновь производить торговлю на прежнемъ основаніи.
Много разсказовъ о продлкахъ Жыпина въ суд ходило по губерніи, но съ такой шантажной продлкой, которую онъ состроилъ надъ Щукинымъ, мн приходилось имть дло впервые.
Жаль, очень жаль было Щукина, и я ршился помочь ему во что бы то ни стало.
— Вы вдь граматный? спросилъ я у него.— Читать умете?
— Читаемъ малость.
— Ну, какже вы не обратили вниманія на то, что эта страшная и сердитая бумага прислана вамъ не отъ суда, а отъ частнаго повреннаго Жыпина?
— Читали мы, что онъ отъ суда довреннымъ по важнымъ дламъ, какъ-то не смло отвтилъ мн Щукинъ.
— Вовсе не отъ суда! стараюсь я объяснить Щукину значеніе Жыпина.— Онъ при суд состоитъ частнымъ повреннымъ, свидтельство отъ суда иметъ на право веденія чужихъ длъ, то есть тхъ, которыя ему могутъ быть поручены! Какъ же вы самаго главнаго не разобрали?
— Читали мы, можетъ сто разовъ: ‘Губернскаго Окружного Суда’ — ишь вдь какъ ядрено напечатано!
Первое, на что я долженъ былъ обратить вниманіе — это на давность дянія Щукина, если таковое и было имъ совершено, какъ онъ самъ мн только что признался. Со времени совершенія преступленія прошло боле 16 лтъ и Щукинъ нетолько не подлежалъ по закону суду уголовному, но ‘противная сторона’ потеряла, за истеченіемъ десятилтней давности, право иска съ него, и въ порядк гражданскомъ.
— Какъ это вамъ удалось растратить такую сумму? спросилъ я у старика.
— Что вы! и не думалъ.
— Да вдь вы получили эти арендныя деньги?
— И въ глаза не видалъ. Предсдатель нашего сиротскаго суда зубъ на меня за перебой торговли иметъ — ну, чтобы чмъ нибудь меня дохать, онъ и навалилъ на меня эту опеку. Отпирался я, да не помогло: остался опекуномъ. Прислали мн указъ, чтобы сдалъ я имніе въ аренду мщанину Блкину со всми доходными статьями за 500 руб. въ годъ. Приказано было у маклера заключить контрактъ на шесть лтъ, я и заключилъ. Что прикажутъ, то и длалъ. Рендатель Блкинъ два года продержалъ имніе въ ренд, да видно расчетовъ не нашелъ, убжалъ и совсмъ его безъ призору бросилъ. Подавалъ я рапортъ въ Сиротскій судъ обо всемъ этомъ, просилъ дать указъ. Рапортъ приняли, а указу не дали. Я пять рапортовъ подавалъ и никакого отвту не получалъ. Просилъ дозволенія или другому въ аренду имніе сдать, или съ арендателя деньги взыскивать, а мн все указу нтъ. Въ т поры васъ въ нашемъ город еще не было. Мн крюкъ одинъ здшній — умеръ онъ лтъ шесть тому назадъ, Николай Иванычемъ Геленкинымъ его звали — вс бумаги и вс рапорты писалъ. Вскочила мн эта аренда тогда рублей въ триста. Сколько я рапортовъ въ сиротскій судъ, да въ гражданскую палату жалобъ тогда подавалъ и не сочтешь! Докторское освидтельствованіе было, что я не могу по слабости здоровья опекуномъ быть, а предсдатель свои объясненія писалъ, что я хлбъ ссыпаю, по базарамъ зжу, значитъ здоровъ! Такъ мои рапорты вс и заглохли. Больше десяти лтъ прошло, какъ имніе это Зензивевы въ свое владніе приняли. Предсдатель-то сиротскаго суда выдалъ, должно быть, Зензивевымъ справку, что я за четыре года рендныхъ денегъ не представилъ, а насчетъ моихъ рапортовъ, надо быть, ни слова! Вотъ, значитъ, теперь и думаютъ, что деньги эти у меня находятся, а я ихъ и въ глаза не видалъ.
— Но вы мн сказали, что за вами есть уголовное дло?
— Вотъ оно самое и есть.
— Чмъ вы можете доказать, что вы съ арендатора денегъ не получали?
— Въ сиротскомъ суд подлинный контрактъ, чай, и по сейчасъ лежитъ! Тамъ надписи Блкина на счетъ платежа ренды за два года есть. Такой уговоръ былъ, чтобы на контракт на подлинномъ Блкинъ расписывался, а я у него на копіи… А когда Блкинъ сбжалъ, я подалъ въ нижній земскій судъ объявленіе. Ну, полиція назжала, дознаніе длала.
— Вы знаете Зензивевыхъ лично? Нтъ-ли между ними малолтнихъ? спросилъ я у Щукина, вспомнивъ, что теченіе земской давности въ длахъ, сопряженныхъ съ интересомъ малолтнихъ наслдниковъ, пріостанавливается на все время малолтства этихъ послднихъ.
— Самому младшему изъ нихъ, я думаю, теперь не меньше тридцати пяти лтъ. Имніе-то ихняго отца не за малолтіе было въ опеку взято, а за казенную соляную недоимку. Зензивевы и пополнили и получили въ свое владніе. И по сейчасъ имъ владаютъ.
Ясно, что Жыпинъ хорошо понималъ, что по суду онъ ничего не могъ со Щукинымъ сдлать и ршился только ‘припугнуть’ его. Выгоритъ — хорошо, а не выгоритъ все равно сойдетъ съ рукъ, хать въ Губернскъ не было ни малйшей надобности. Я былъ увренъ, что дальше своего ‘шантажнаго’ извщенія Жыпинъ не пошелъ-бы.
— Оставайтесь-ка вы дома! объявилъ я наконецъ Щукину, посл маленькой паузы.— Ваше дло пустяки, нетолько что пяти тысячъ, а и выденнаго яйца не стоитъ!
— И очень хотлось бы дома остаться, да видите требуютъ! началъ-было Щукинъ, но былъ тотчасъ же перебитъ своею супругою.
— Ахъ, что вы, что вы! вскричала она, вскакивая съ мста.— Безпремнно създить нужно. Вы общались, Павелъ Николаичъ, съ нами създить, просимъ васъ, просимъ!
— Увряю васъ, что ничего вамъ не будетъ! Жыпинъ подшутилъ надъ вами, захотлъ попугать васъ. Никогда никакой судъ съ васъ никакихъ денегъ не присудитъ! Онъ и проценты лишніе на васъ насчиталъ, чтобы напугать васъ значительной суммой.
— А какъ въ острогъ, да въ Сибирь? опять заладилъ свое Щукинъ, пропуская мои увщанія мимо ушей.
Это начинало меня бсить.
— Ну, что вы изъ себя ребенка строите! чуть не прикрикнулъ я на бднаго старика.— Никакой Сибири и никакого острога за ваше опекунство не будетъ.
— Это по закону? спросилъ онъ у меня.
— По закону.
— Дозвольте взглянуть!
Я прочелъ ему содержаніе ст. 158 улож. о нак. и 565 т. X, ч. 1, и объяснилъ ему, что еслибы даже онъ, Щукинъ, и присвоилъ себ зензивевскія дв тысячи рублей, то и тогда дло о возврат этихъ денегъ съ него не могло быть проиграно имъ ни въ уголовномъ, ни въ гражданскомъ порядк: уголовная и ‘гражданская’ земская давность истекли.
— А по военному положенію какъ? вдругъ спросилъ онъ у меня.
— Оно до вашего дла не касается! отвтилъ я.
Щукинъ пристально, съ недовріемъ посмотрлъ на меня.
— Вдь онъ два раза про него упоминаетъ! Думается, все-таки лучше създить въ Губернскъ! Чортъ съ нимъ, съ этимъ Жыпинымъ! Не кончить ли намъ съ нимъ, на чемъ сойдемся, чтобы ужь никогда больше не думалось?
— Какъ хотите, только я ни здить въ Губернскъ, ни тмъ боле платить Жыпину не совтую. Вотъ онъ за то, что написалъ вамъ такую бумагу — отвтить можетъ!
— Гд намъ судиться! Насъ бы только не трогали! съ горечью замтилъ старикъ.— А създить намъ все-таки не мшаетъ. Пишетъ онъ, что все имущество мое можетъ заарестовать.
— Арестъ вашего имущества можетъ послдовать не иначе, какъ по опредленію суда, пытался я объяснить процедуру обезпеченія исковъ напуганному старику.
— А разв Жыпинъ можетъ на меня искъ предъявить? съ живостью спросилъ онъ у меня.
— Разумется, можетъ! Только едва ли онъ его предъявитъ, потому что пойдетъ на врный проигрышъ.
— А какіе же это вы мн сейчасъ законы читали, что на меня нельзя ужь никакихъ взысковъ предъявлять! накинулся на меня озлобившійся старикъ.— Давеча сказали такъ, а теперча на другую сторону гнете! Всегда мы вамъ врили, а вы на своихъ словахъ не тверды.
— Вы меня не поняли. Я показалъ вамъ статьи закона, по которымъ ваше дло должно быть выиграно вами, если Жыпинъ его возбудитъ…
— Теперь я ужь и подавно вижу, что нужно безпремнно хать. Будь что будетъ, а хать безпремнно надо! Твори Господь волю свою! крестясь объявилъ мн старикъ.
— И мы такъ думаемъ, что безпремнно надо хать! прибавила отъ имени семьи его жена.— Спокойствіе свое дороже всего. По крайности, едоръ Сергичъ завтрашній день въ Губернск на всякій случай съ деньгами пробудетъ, а вы узнаете ходъ дла, и что и какъ! Въ запрошломъ году на имущество Клоптевыхъ накладывали арестъ: товаръ весь въ лавк и въ амбар заарестовали. Съ годъ, кажется, пробылъ товаръ-то подъ арестомъ и весь погнилъ. Клоптевы хоша и выиграли дло, а все-таки чуть не по міру ходятъ! И дло-то имъ денегъ стоило, и товара лишились!
Воспоминаніе о Клоптевскомъ дл вновь привело всю семью Щукиныхъ въ возбужденное состояніе.
— У меня въ лавк и въ амбарахъ тысячъ на пять овса! Въ узд льняного смени и овса тысячи на три лежитъ! А ну какъ нагрянутъ съ арестомъ! На вкъ нищимъ сдлаюсь! Прощекальниковъ далъ мн деньги-то, да съ меня росписочку взялъ, что я ему обязуюсь отъ сего числа въ теченіи недли товаръ сдать, а буде не сдамъ, то плачу ему пять тысячъ неустойки! Сами, чай, знаете, какой онъ у насъ во всемъ город кляузникъ! Поди тамъ судись, а товаръ-то гніетъ, да гніетъ…
— Товары, подвергнутые порч и неудобные для храненія, могутъ быть, при наложеніи ареста, проданы съ аукціона…
— Это себя до аукціона доводить! всплеснувши руками, вскричалъ Щукинъ.— Свой родъ не стану срамить, а вижу, что лучше всего будетъ хать къ Жыпину этому, положиться съ нимъ миролюбно, по совсти, да къ сторон! По крайности, душа на мст будетъ! ‘На, дескать, жри, собака!..’ ‘Сълъ волкъ кобылу, подавись хомутомъ!’
— Я полагаю, что вы не настолько богаты, чтобы швырять деньги. Сойтись съ Жыпинымъ на мировую — значитъ прямо поощрять мошенничество! старался я образумить струсившаго не на шутку старика.
— Свой спокой дороже денегъ! твердилъ Щукинъ.— хать, безпремнно хать! Здоровье мое слабое, человкъ я старый! Прикончить это дло, да и забыть объ немъ навсегда. Не опоздать бы къ курьерскому-то! Нельзя ли облегчиться вамъ съ нами създить! Просимъ васъ самой слёзной мольбою създить съ нами! При васъ мн все-таки спокойне будетъ. За труды свои кладите, что слдуетъ!.. Прячьте-ка въ карманъ вотъ эту кучкуто, что на стол лежитъ!
И, не дожидаясь моего согласія, Щукинъ взялъ со стола положенную пачку депозитокъ и сунулъ ее мн въ руку.
‘хать, или не хать?’ вотъ вопросъ, который нужно было разршить сію же минуту.
‘А ну какъ выскочитъ это ‘обезпеченіе иска’ при самомъ предъявленіи его Жыпинымъ! пришло мн въ голову.— Уголовнаго преслдованія я не боялся: самъ слдователь, въ случа возбужденія дла Жыпинымъ, обязанъ представить въ судъ о прекращеніи его за давностью, но вдь отъ предъявленія иска въ гражданскомъ порядк никто не застрахованъ! Что тогда длать? Чтобы ходатайствовать объ отмн неправильно даннаго судомъ обезпеченія иска, нужно будетъ подать жалобу въ палату, которая разсмотритъ ее на хорошій конецъ не раньше, какъ черезъ два мсяца…
Създить въ Губернскъ было небезполезно и вотъ еще почему. Если судъ уважитъ просьбу Жыпина объ обезпеченіи иска и постановитъ частное опредленіе о наложеніи ареста на товаръ и вообще на все движимое имущество отвтчика, то Щукинъ иметъ право, во всякое время, замнить вс предоставленные судомъ взыскателю способы обезпеченія взносомъ въ кассу суда денегъ въ размр той суммы, на которую судомъ дано обезпеченіе.
Надо хать.
— Я поду въ Губернскъ только при исполненіи вами слдующихъ условій, предложилъ я въ вид ультиматума Щукину:— во-первыхъ, вы дадите мн слово безъ моего согласія не платить Жыпину ни копейки!..
— Да я, батюшка, съ радостью, еслибы только можно было отъ него отвертться! перебилъ меня Щукинъ.
— Во-вторыхъ, если вы подарите мн присланную вамъ Жыпинымъ сердитую бумагу ‘на память’…
— Да если дло наше по хорошему обойдется, на кой она мн чортъ! радостно проговорилъ старикъ.— Берите ее хоть сейчасъ.
— Спасибо. Въ-третьихъ, если вы дадите мн слово во всемъ меня слушаться.
— Ни въ чемъ прекословить не стану! За тмъ васъ и просимъ съ собою хать, чтобы во всемъ по вашему поступать!
— И мы демъ! Мы ни за что его не оставимъ! вскричали старуха и дти, вс вдругъ.— Мы здсь за сутки-то съ тоски помремъ! А ну, какъ, не приведи Господи, что-нибудь да не по вашему выйдетъ!
Я не сталъ больше настаивать и началъ уже собираться въ путь, какъ одно теперь только пришедшее мн въ голову обстоятельство, о которомъ я совершенно забылъ, сразу остановило мои сборы. Своимъ ‘уголовнымъ’ дломъ Щукинъ сбилъ меня съ толку. Дло его было гражданское, ‘исковое’. Защищать его въ уголовномъ суд можно было и безъ свидтельства отъ суда, а на веденіе ‘чужихъ’ гражданскихъ длъ я не имлъ свидтельства и слдовательно не могъ подавать за Щукина объясненій на суд въ предстоящемъ процес. Ему приходилось въ этомъ случа обратиться къ помощи кого-нибудь изъ губернскихъ ‘патентованныхъ’ повренныхъ.
— Ну, такъ что же! Знакомые-то, чай, у васъ тамъ есть? спросилъ у меня старикъ, когда я все это ему высказалъ.
— Какъ не быть.
— Ну, такъ кого-нибудь и запряжемъ! Мн бы только, чтобы вы съ вами тамъ были!.. Въ чужомъ мст, словно какъ въ лсу. Я вотъ до старости лтъ дожилъ, а ни разу въ Губернск не былъ, даромъ что желзная дорога давно туда проведена!
На-скоро распростившись съ семьей, я отправился со Щукинымъ въ Губернскъ.
До вокзала Щукинъ гналъ извощика, чтобы не опоздать къ позду. Къ станціи мы подъхали ‘въ самый разъ’: курьерскій поздъ уже подходилъ къ вокзалу. Учрежденный исправникомъ ночной полицейскій обходъ, встртившись съ нами, пропустилъ насъ, вопреки обыкновенію, безъ всякихъ остановокъ и допросовъ. Начальникъ обхода, старшій городовой Наумычъ, даже раскланялся съ нами, крикнувши Щукину въ договъ: ‘Что же не на почтовомъ? ай опоздали!’
Въ вагон мы заняли цлое купе.
— Безъ немногихъ копеекъ дв четвертныхъ эта матерія стоитъ! показалъ мн Щукинъ цлую кучку билетовъ второго класса.
Пока Щукинъ бралъ билеты, я справился съ разстояніемъ. Оказалось, что я ошибся. Курьерскій поздъ въ Губернск не опережаетъ почтовый, но приходитъ на часъ съ небольшимъ поздне его. Щукинъ чуть-было не ошаллъ, когда я ему это разсказалъ.
— Опоздали! отчаянно вскрикнулъ онъ, всплеснувши руками.— И все изъ-за васъ!
— Вовсе не опоздали! Нашъ поздъ приходитъ въ Губернскъ въ десять съ половиною часовъ утра. До двнадцати часовъ будетъ достаточно времени, чтобы разузнать, ‘что и какъ’.
— А если поздъ опоздаетъ? Ну, какъ это можно безъ запасу времени хать и минуту къ минут подгонять.
Вошедшій для контроля билетовъ кондукторъ насилу успокоилъ его, завривши, что курьерскіе позда почти никогда не опаздываютъ.
Спать мн не хотлось. Нужно было познакомиться съ ‘произведеніемъ’ Жыпина поосновательне. Пользуясь газовымъ освщеніемъ, я нсколько разъ внимательно прочелъ его и со всякимъ разомъ все боле и боле удивлялся наглости, съ которою эта бумага была написана. Только надясь на полную ненаказуемость, Жыпинъ могъ разсылать такія шантажныя посланія.
Старикъ и старуха Щукины тоже не спали и были, кажется, очень довольны тмъ, что я и въ вагон не терялъ времени, спша хорошенько освоиться съ дломъ. Дти, какъ сли, въ ту же минуту заснули.
Я взглянулъ на подпись Жыпина. И тутъ онъ билъ на эффектъ. Разобрать эту подпись было, дйствительно, какъ сказалъ Щукинъ, трудно. Жыпинъ имлъ прескверный почеркъ. Слова его подписи ‘при губерн. окр. суд’ были написаны отчетливе и разборчиве другихъ и не мудрено, что Щукинъ принялъ эту подпись за подпись ‘предсдателя губернскаго окружного суда’.
— Отчего вы, едоръ Сергичъ, не обратились ко мн съ этою бумагою вчера, тотчасъ же какъ пріхали въ городъ, а бросились прежде всего деньги добывать? спросилъ я у Щукина.
— Сунься-ка я сперва къ вамъ! Пробавился бы я у васъ, какъ вотъ теперь, часа три, мн ужь за деньгами-то и поздно было бы бгать! Вдь я въ городъ-то передъ сумерками ввалился! Нужно было тыщу кулей овса продать, чтобы эту самую Цифру въ карман имть, а какая же ночью торговля! ‘Что, скажутъ, за экстра такая! утромъ пробу овсяную посмотримъ, да товаръ поглядимъ, тогда и денежку въ руки!’
— Вы вотъ понесли на этой недл рублей двсти убытку, а я бы не совтывалъ вамъ и вовсе овса продавать! Къ чему вы съ деньгами дете? Все равно вдь отдавать ихъ Жыпину вамъ не придется!
— Придется или не придется — Богъ вдаетъ, за то душ спокойнй! Знаю я теперь, что деньги тутъ у меня въ карман, значитъ, чуть что коснись къ длу — ‘вотъ он, извольте’!..
Щукину было такъ хорошо, что онъ задремалъ.
Давно я не былъ въ Губернск, лтъ пять, пожалуй. Адвокатуру я бросилъ. Вс, касающіяся окружнаго суда дла, возникавшія въ нашемъ город, поступали въ руки секретаря нашего же сиротскаго суда, Сводкина, который обиралъ съ почтенной публики деньги за то, что былъ, такъ сказать, передаточной станціей. Онъ мало смыслилъ въ законахъ, но много заработывалъ. Бралъ хорошія деньги за ‘хлопоты’, которыя заключались исключительно въ передовріи принятыхъ имъ длъ частному повренному Громму. Самъ онъ свидтельства на веденіе чужихъ длъ не имлъ: сунулся было держать экзаменъ на патентованнаго, да срзался на какихъ-то пустякахъ. Несмотря на это, Сводкинъ обставилъ свою агентуру такъ ‘практично’, что ему всегда оставалась половина гонорара за комиссію. Страдалъ при этомъ, разумется, больше всего карманъ доврителя: ‘судиться стало еще дороже’.
Въ послднее посщеніе Губернска, я видлъ Жыпина еще въ качеств секретаря. Каковъ-то онъ теперь адвокатомъ? Не могу не признаться, что я отчасти съ робостью халъ въ Губернскъ.
Говорятъ, Губернска теперь и узнать нельзя, такъ много въ немъ перемнъ произошло за эти пять лтъ. Городъ снаружи, говорятъ, противъ прежняго куда какъ чище сталъ, разросся и въ ширъ и вверхъ. Дв гостинницы на европейскій манеръ завелись. И прочихъ перемнъ много. Смнились два губернатора. Вице губернаторъ новый, предсдатель суда новый, товарищъ предсдателя тоже новый. Въ уголовное отдленіе поступило нсколько новыхъ членовъ.
Живо припоминаю я свою послднюю поздку въ Губернскъ. Тогда я еще могъ ‘дйствовать’ самъ на суд, потому что вс выданныя, до изданія законовъ о частныхъ повренныхъ, довренности были дйствительны на одинъ годъ, со дня введенія правилъ въ дйствіе. Теперь мн приходилось дйствовать изъ-за кулисъ, и я только впервые за пять лтъ пожаллъ, что не просилъ о выдач свидтельства.
Изданы были ‘правила’. Суду принадлежало право оцнки ‘нравственныхъ качествъ и юридическихъ познаній соискателей на званіе частнаго повреннаго’. И вдругъ, Жыпинъ становится во глав, именно во глав этой рафинированной частной адвокатуры Губернска!..
— Отчего вы не просите о выдач свидтельства? часто, бывало, спрашивалъ меня Кутыринъ, одинъ изъ губернскихъ частныхъ повренныхъ.— Ужь если Жыпину выдали, такъ вамъ наврное отказа не будетъ.
Но жить въ уздномъ город и платить акцизъ въ размр 75 руб. въ годъ, въ надежд имть ‘нсколько’ длъ, не стоило. Разъзды по желзной дорог замучаютъ. Перехать въ Губернскъ, чтобы оставаться тамъ, я не имлъ достаточныхъ средствъ.— Жилось убого, но, по крайности, не совстно было на свтъ Божій глядть.
Впослдствіи, когда дошли до меня изъ Губернска всти, что большая часть ‘патентованныхъ’ сидитъ безъ дла, потому что вс ‘дла’ въ рукахъ у ‘тройки’, у арендаторовъ трехъ столовъ гражданскаго отдленія, я даже былъ очень доволенъ, что остался на своемъ мст.
Добиться ‘аренды’ — составляетъ завтную мчту каждаго изъ частныхъ повренныхъ. Помню, какъ Кутыринъ стовалъ, убивался, что опоздалъ, упустилъ время. Твердоблоцкій перебилъ ему дорогу. Сунулся было Кутыринъ съ боле выгодными предложеніями, да отъхалъ ни съ чмъ: договоръ уже былъ заключенъ. Аренда была ‘пожизненная’, несмняемая. Прекратиться она могла только по обоюдному согласію арендатора, или за ‘перемщеніемъ’ другой договаривающейся стороны. И не мудрено, если арендаторы наживали деньги. Троимъ, по словамъ Кутырина, нажилъ четыре большихъ дома въ Губернск и имлъ до ста тысячъ капиталу въ мстномъ отдленіи государственнаго банка. Твердоблоцкій купилъ подъ Губернскомъ прекрасное имніе одного раззорившагося князя. У Жыпина, денегъ было поменьше, хотя онъ боле другихъ получалъ. Онъ сорилъ деньгами направо и налво. Остальные патентованные сидли почти безъ длъ, пустячками пробавлялись: вводами во владніе, утвержденіемъ въ правахъ наслдства, утвержденіемъ купчихъ, закладныхъ, духовныхъ завщаній, словомъ, подбирали то, чмъ брезгали арендаторы.
Что мн длать, если понадобится явиться по длу Щукина въ засданіе? Изъ всхъ знакомыхъ мн патентованныхъ я могъ положиться только на Кутырина. Этотъ, по крайней мр, не продастъ. А если Кутырина нтъ въ Губернск? Я зналъ, что онъ состоитъ главноуправляющимъ имніями одного богатаго помщика и часто разъзжаетъ по его дламъ. Взять разв у Щукина довренность на веденіе его длъ и управленіе его имніями, какъ это зачастую практиковалось всми, кто не имлъ свидтельства отъ суда. Только вдь у Щукина все его имніе заключалось въ каменномъ одноэтажномъ дом у насъ въ Z, а ‘управлящихъ’ длами въ уздныхъ городахъ нашей мстности еще не заводилось. Жыпинъ непремнно предъявитъ отводъ. Еще на смхъ подыметъ.
Остановились мы въ гостинниц ‘Метрополь’, какъ ближайшей къ суду. Еще подъзжая къ Губернску, Щукинъ все твердилъ, чтобы тотчасъ по прізд въ Губернскъ и прежде чмъ идти въ судъ, я сходилъ съ нимъ къ Жыпину ‘на домъ’ поговорить и урезонить его.
— Можетъ быть, онъ вашимъ статьямъ закона повритъ и дла вовсе зачинать не станетъ. Ну, дать ему тамъ за это, что онъ положитъ, чтобы къ развязк было ближе!
— Сходить къ нему, переговорить я могу, а платить не совтую.
— Ка-акъ не платить! требуетъ, значитъ силу иметъ!
— А ваше общаніе слушаться меня?
— Ну, ну! Длайте, какъ знаете! смиренно отвтилъ старикъ.— Только, чтобы къ развязк дло было ближе, объ одномъ васъ прошу!
По справкамъ оказалось, что квартира Жыпина была неподалеку. ‘Адвокату не слдъ далеко отъ суда отбиваться’! отвтилъ мн хозяинъ гостинницы, сообщая адресъ Жыпина.
Въ начал двнадцатаго мы были у подъзда Жыпинской квартиры. Позвонили.
Ждемъ. Минутъ съ десять ждали. Не отворяютъ.
— Должно, не слышутъ! Дерните-ка позвонче! сказалъ мн Щукинъ, прикладывая ухо къ двери.
Я позвонилъ. Мой громкій звонокъ былъ отчетливо слышанъ черезъ запертыя двери.
— Ба-атюшки! Что такое!..
Щукинъ отскочилъ отъ подъзда.
За дверью происходило что-то ужасное, что-то тяжелое, грузное свалилось откуда-то сверху, будто съ лстницы.
Руготня. Драка. Крики: ‘кар-р-аулъ!.. грабятъ’! Непечатныя ругательства.
Щукинъ бросился бжать отъ подъзда.
— Чего добраго, еще въ свидтели по чужому длу подадешь! въ сильномъ испуг, едва переводя духъ, выговорилъ онъ, и не усплъ договорить этой фразы, какъ двери Жыпинской квартиры широко распахнулись и на улицу, прямо на снгъ съ трехъ ступеней подъзда кубаремъ вылетлъ небольшого роста человкъ, одтый въ крытый чернымъ сукномъ полушубокъ, и растянулся на снгу. Тотчасъ же вслдъ за нимъ вылетла на улицу и его шапка. Двери Жыпинской квартиры моментально захлопнулись.
Упавшій быстро вскочилъ на ноги. Онъ былъ весь въ снгу. Отряхнулся. Отряхнулъ шапку и надлъ. Поправивъ свой костюмъ, онъ оглядлся по сторонамъ. Народу, кром насъ, по близости никого не было. Мы стояли на противоположной сторон улицы. Завидя насъ, онъ закричалъ:
— Будьте свидтелями! Видли, какую мн выставку съ параднаго крыльца сдлали? За мои за собственныя денежки, да въ шею!
Человчекъ, слегка прихрамывая, подошелъ къ намъ. На видъ ему можно было дать около сорока лтъ. Круглое личико его, окаймленное небольшою русою бородкою, все усянное крупными, почти висячими бородавками, потшно выглядывало изъ подъ большой остроконечной барашковой шапки.
— Будьте свидтелями! говторилъ онъ, раскланиваясь съ нами.— Четыре тысячи рубликовъ вчера вечеромъ на крючокъ ему ни за что, ни прочто повсилъ, а сегодня меня въ шею!
— Кто, батюшка, кто-о? участливо спросилъ Щукинъ.
— А вотъ жуликъ, что здсь вотъ, въ этомъ дом живетъ! Адвокатъ здшній! Жыпинымъ зовутъ!
— А мы было къ нему.
— И не ходите! И не ходите! Грабежомъ онъ меня ограбилъ! чуть не на всю улицу кричалъ ‘вышвырнутый’.— Дло, что ли, ему поручать хотите? Обманетъ! Жуликъ проклятый! погрозился онъ на окна жыпинской квартиры, запушенныя морозомъ.
— Да мы къ нему почитай что не со своимъ дломъ-то! какъ-то конфузливо, не смотря на меня, отвтилъ Щукинъ.
— Есть тутъ новенькій присяжный повренный Ивановъ! Недавно пріхалъ. Къ нему ступайте! а эти вс здшніе адвокаты продажныя души.
— Что же онъ съ вами сдлалъ? спросилъ я у нашего новаго знакомаго.
— А вотъ что! показалъ онъ намъ на текшую изо-рта кровь.— Ни за что, ни прочто онъ съ меня вчера четыре тысячи рубликовъ сперъ, а сегодня зубы въ кровь разбилъ, да еще съ лстницы въ шею спустилъ. А вы сами-то откуда будете? полюбопытствовалъ онъ узнать, объявивши напередъ, что самъ онъ ‘изъ города Енска, тамошній купецъ Дермаковъ’.
Мы назвали себя.
— Какъ у васъ дло-то было? спросилъ я у Дермакова.
— Да что ужь про то говорить ‘какъ дло было’! Надоло и разсказывать. Вспомнить — такъ даже самого себя совстно станетъ, не токмо что людей, съ горечью отвчалъ онъ.— Вы куда теперь? спросилъ онъ у Щукина.
Тотъ вопросительно взглянулъ на меня.
— Такъ какъ Жыпинъ назначялъ вамъ свиданіе у кассы окружнаго суда, то мы туда и отправимся. Теперь кстати скоро и двнадцать! отвтилъ я за Щукина.
— Не очень-то спшите! Онъ еще въ халат! удержалъ Щукина Дермаковъ, видя, что тотъ собирался чуть не бгомъ бжать въ судъ.— Намъ почитай что по одной дорог идти! Пойдемте вмст! Мн вотъ нужно къ присяжному повренному къ своему забжать, теперешнюю исторію разсказать, а онъ позади окружного суда въ переулочк живетъ.
Идя вмст, мы разговорились о длахъ, вызвавшихъ наше прибытіе въ Губернскъ. Дорогою Дермаковъ разсказалъ намъ свою ‘исторію’ съ большою подробностью. Разсказанная имъ ‘исторія’ была настолько возмутительна, а самый разсказъ такъ характеренъ, и такъ ярко выяснялъ патентованную судомъ дятельность Жыпина, что я ршился привести его цликомъ, какъ онъ удержался въ моей памяти, надясь, что читатель не постуетъ на меня за длинноты.
— Три дня тому назадъ, сижу я у себя въ лавк. У меня въ Енск магазинъ бакалейныхъ товаровъ и колоніальная торговля. Вотъ сижу я въ лавк и приноситъ мн почтальонъ повстку, что дожидается меня на почт заказное письмо.— Отчего-жь, спрашиваю у почтальона, ты мн на домъ его не приволокъ? Таскалъ же вдь раньше сюда заказныя!— ‘Такъ, говоритъ, на конверт приказано, чтобы по повстк’.— Что такое? Не понимаю. Създилъ на почту, получилъ пакетъ. Отъ кого? гляжу.— Отъ повреннаго, окружного суда, отъ Жыпина! Что такое за притча? Никакихъ, кажется, у меня въ суд длъ нтъ. Такъ это меня встревожило! ду домой. Прочиталъ письао, да такъ и обмеръ. Съ нами крестная сила! На яву себ дло выспалъ! Не судился никогда, а тутъ вдругъ суды завязались! Да еще какіе суды! Уголовные! Прочиталъ я эту самую бумагу. Вижу — бумага форменная. Прочиталъ во второй разъ, въ третій. Ничего не понимаю. Въ толкъ не возьму, не разнюхаю, что такое со мной длается… А мн тамъ Сибирь прописана! Имніе будетъ заарестовано, а Сибирь сама по себ и судъ молъ нынче у насъ короткій: по военному по положенію! Читаю, да весь трясусь. Самъ трясусь, руки трясутся, а буквы такъ ходенемъ и ходятъ. Графина два квасу холоднаго выпилъ, опять началъ читать. Не понимаю, за какія мои вины! Не за мои, а за отцовскія. Отецъ мой, при жизни своей, взялъ заимообразно десять билетовъ второго выигрышнаго займа у здшняго губернскаго купца Затворова. На перехватку по торговл нужно было стало быть. Въ скорости, посл этой операціи, отецъ померъ да и Затворовъ померъ. Отецъ-то ударомъ померъ. Знаете, чай, какъ у насъ по купечеству дла-то ведутъ: ни книгъ торговыхъ, ни записей никакихъ не бываетъ. Всю свою торговлю отецъ въ ум держалъ, письменности не любилъ, а обороту, можетъ, на пятьдесятъ тысячъ въ годъ длалъ. Ну, хорошо. Одинъ я у отца сынъ-наслдникъ. Адвокатъ нашъ устроилъ мн утвержденіе правъ и перевелъ я всю торговлю на свое имя. Хоть и при отц я жилъ, да родитель не любилъ, чтобы я въ коммерцію носъ совалъ, и не зналъ я совсмъ про эти десять билетовъ, а сдавалось мн, что у родителя свои собственные билеты должны быть, потому что онъ всегда на счетъ тиража выйгрышей любопытствовалъ. Сколько у него было билетовъ я тоже не зналъ, а осталось посл него всего только че тыре ихъ штуки, два перваго, да два второго займа, на все свое семейство по билету взялъ: на себя, на матушку, да на меня съ супругой моей, должно быть. Вотъ только и присылаютъ въ нашъ городъ изъ здшняго губернскаго общественнаго банка родителю моему, когда уже онъ померъ — повстку, что дескать за ваши заложенные тридцать пять билетовъ выигрышнаго займа пришлите намъ по двадцати пяти рублей доплатки, да проценты заплатите, не то мы ихъ продадимъ’. Получилъ я эту повстку и тутъ только узналъ, что вотъ гд значитъ у него, у родителя-то, билетики-то сидли. Счелся. Вижу, каждый годъ триста семьдесятъ пять рублей доплатки къ купонамъ за эти билеты въ банкъ процентовъ платить приходится, да еще уплати имъ восемьсотъ семдесятъ пять рублей капиталу. Билеты-то по 200 рублей были въ банк заложены, а какъ курсъ на нихъ подешевлъ, значитъ и доплатка потребовалась. А родитель мой рощицу у одного помщика на срокъ на вырубку купилъ, выгодную покупочку сдлалъ, и нужно было лишь въ т поры этому помщику какъ разъ пять послднихъ тысячъ внести и тогда роща моя, а не внесу я въ срокъ — вс денежки мои пропали и роща опять помщицкая и весь матеріалъ лсной и дрова, все къ помщику поступало. И разсудись это мн съ большого-то ума, что дескать, коли такое счастье теб выйдетъ, такъ ты и на четыре билета выиграешь, а то и на тридцать пять ничего не получишь, а все-таки кажный-годъ но триста семидесяти пяти рубликовъ плати да плати, да еще за страховку по тридцати пяти рублей выплачивай. И написалъ я въ банкъ, что не желаю я эти билеты выкупать, пусть ихъ продаютъ, а мн пусть лишки вышлютъ. Рублей шестьсотъ мн и выслали. Ну, думаю, значитъ съ этимъ дломъ я теперь квита, анъ не тутъ-то было. Получаю я это отъ окружного суда но важнымъ дламъ довреннаго Жыпина предписаніе, что дескать такъ и такъ, родитель взялъ у покойнаго купца Затворова, по сохранной росписк, десять выигрышныхъ билетовъ. А я ничего не зналъ. И коли, молъ, вы не возвратите черезъ два дни эти билеты за такими и такими нумерами обратно — это Жыпинъ-то въ предписаніи своемъ пишетъ — то подлежите за это уголовному суду: сперва по военному положенію васъ въ острогъ, а потомъ въ Сибирь, а денежки само собой. Зная по слухамъ, что въ окружномъ суд Жыпинъ секретаремъ служилъ, думаю, что значитъ повышеніе человку вышло, коли по важнымъ дламъ отъ суда довреннымъ сдлался. Что длать! Гд ихъ билеты теперь найдешь! Да и денегъ-то нтъ въ сбор, а срокъ назначенъ короткій. Посовтоваться ни съ кмъ было нельзя — боязно. Адвоката моего, который по мировымъ всегда за меня шляется, черти въ уздъ унесли. Къ знакомымъ, или тамъ къ тестю избави Богъ и являться: народъ боязливый, а въ длахъ смыслитъ столько же, сколько и мы гршные. Призвалъ я къ себ крюка одного, секретаремъ въ крестьянскомъ присутствіи служилъ: ‘читай, говорю, баринъ! понимаешь ты тутъ что, или нтъ?’ Красную ему за совтъ. Похлопалъ онъ глазами-то, да и говоритъ: ‘надо, гыртъ, билеты отдать!’ — ‘А гд-жь, говорю, я ихъ возьму, коли я ихъ продалъ и не зналъ, что они чужіе’!— ‘Ну, гыртъ, за это можно личностью своею пострадать и капиталомъ отвтствовать!’ — Только и всего. Вижу я и самъ, что дло мое плохо. Коли-ежели на деньги сойтись, такъ вдь на мое горе и денегъ-то у меня нтъ. Товару въ рощ заготовлено много, а денегъ нтъ. Пріхалъ въ нашъ городъ съ желзной дороги жидъ, на желзную дорогу дрова покупалъ, да мы съ нимъ цной не сошлись. Я два сорокъ за швырокъ просилъ, а онъ больше какъ съ четвертью не давалъ. У меня въ рощ-то дв тысячи саженъ швырку перваго сорта на готов было нарзано. Я сейчасъ къ жиду. По глазамъ, что ли, помыслъ узналъ онъ, что деньги нужны до зарзу: не даетъ больше двухъ рублей за сажень на мст, въ рощ… Уперся и не даетъ! Что длать? Отдалъ. Получилъ деньги, собрался сюда. Пріхалъ я въ Губернскъ-то съ щести-часовымъ вечернимъ поздомъ, въ номеръ ввалился только чтобы водички на голову всплеснуть, да и къ Жыпину.
Мы подошли къ окружному суду. Щукинъ хотлъ уже распроститься съ Дермаковымъ, да мн жаль было не дослушать его разсказа.
— Много вамъ осталось еще досказывать? спросилъ я у Дермакова.
— Да какъ вамъ сказать!.. На половин дло стало! Сейчасъ самое интересное у меня начнется…
— Ну, такъ досказывайте! Пройдемтесь по саду.
— Ну, прізжаю къ Жыпину на квартиру. Вхожу. У самого душа въ пятки ушла. Раздлся въ передней. Слышу, наверху въ комнатахъ очень ужь весело, смются. И мн самому стало весело. Къ доброму, значитъ, парню попалъ. Спрашиваю у лакея: ‘одинъ баринъ-то’? ‘Нтъ, говоритъ, у нихъ гости’. Ну, ладно. Лакей привелъ меня въ кабинетъ. Вижу, выходитъ ко мн маленькій, толстенькій такой господинъ. ‘А-а! легки на помин! а я только-что про васъ вспоминалъ, да на всякій случай про вашу честь ужь и прошеньице формальное приготовилъ, чтобы завтра утромъ подать, еслибы вы сегодня ко мн не пріхали, какъ въ телеграмм общали. Привезли билеты?’ — Какіе, спрашиваю, билеты? ‘Какъ какіе? Т, которые я отъ васъ требую, которые наслдникамъ купца Затворова, по сохранной росписк, съ васъ назадъ получить слдуетъ!’ — Родитель мой, говорю, надо полагать, ихъ въ банкъ заложилъ, а я ихъ, должно статься, по незнанію не выкупилъ, они въ банк и остались. Я вамъ, говорю, за нихъ денежки привезъ. ‘Какъ остались? какъ заоретъ онъ на меня. Да что вы со мной сдлали! Съ собой-то что вы сдлали! Да это растрата чужой собственности! Да васъ за это уголовнымъ судомъ судить будутъ! Да сейчасъ слдствіе назначутъ, да что вы… да я сейчасъ къ прокурору! Да я васъ изъ Губернска не выпущу, пока вы мн эти самые билеты не отдадите’! У меня душа въ пятки. Ну, гд я ихъ, эти билеты, буду искать! Показываетъ мн отцовскій документъ. Вижу, что отцовской рукой сверху до низу сохранная росписка писана и сказано тамъ, что взяты отцомъ десять билетовъ за такими-то нумерами на сохраненіе и долженъ онъ отдать ихъ назадъ по первому требованію за тми же нумерами. Испугался я ужасно и бухъ ему въ ноги: ‘батюшка, не погуби’! Обливаюсь слезами. А онъ куды теб! И знать ничего не хочетъ. ‘Пожалй, говорю, ты хоша жену-то мою: на послдяхъ ходитъ! а арестуешь ты меня здсь — всей моей торговл конецъ: кредитомъ живу и на кредитъ торгую. Жена часу не проживетъ, коли узнаетъ, что меня въ острогъ взяли’. Молилъ, молилъ это я его, на колнкахъ-то стоючи, и вижу, что онъ словно смиловался. ‘Что-жъ, говоритъ, это вы все на колняхъ стоите, вдь не Богъ я!’ Усадилъ меня на стулъ, да и говоритъ, что отъ Затворовыхъ очень сердитая довренность ему выдана, чтобы меня уголовнымъ судомъ судить. ‘Положимъ, говоритъ онъ, кончить это дло я могу, только за своихъ доврителей я держусь крпко. Боюсь, какъ бы не было отъ Затворовыхъ на меня претензіи какой. А сколько, говоритъ, вы мн привезли?’ Сколько, говорю, слдуетъ, столько съ меня и берите! Стоитъ каждый билетъ по биржевой цн двсти семнадцать: могу, говорю, отдать вамъ эту сумму съ моимъ удовольствіемъ.— Тутъ онъ и ошаллъ! Какъ накинется на меня, такъ я и свту Божьяго не взвидлъ. ‘И къ чему это вы ко мн съ биржевой цной подъзжаете! Да я биржевую-то цну завсегда съ васъ могу судомъ стеребить, да еще заставлю васъ въ острог блохъ считать! А отъ уголовнаго преслдованія разв вы даромъ хотите отвертться! Н-нтъ! Вижу, что лаской съ вами ничего не подлаешь! Уходите отъ меня! кричитъ. Я тепломъ не торгую! У себя въ гостинниц можете съ морозца отогрться, а то въ тюремномъ замк для васъ теплый ночлегъ готовъ’! А у меня зубы такъ и стучатъ: и денегъ-то мн жалко и ужасно этого уголовнаго суда боюсь! Прошу у него дозволенія отложить дло до утра. ‘Это, говоритъ, чтобы васъ изъ рукъ упустить! Ночью-то вы можете съ пассажирскимъ поздомъ изъ Губернска домой удрать и слдъ вашъ простылъ, а теперь я васъ накрою тепленькаго! Кончать, такъ сейчасъ кончайте, а то поздно будетъ!.. Еще скажу, гыртъ, вамъ: зачнется дло — мириться будетъ нельзя’! Я и спрашиваю у него: а сколько же, говорю, вашей милости съ меня нужно? ‘А есть, говоритъ, съ вами пять тысячъ цлковыхъ, такъ отдавайте! Пожалуй, кончу’! Я на колни. Спаси меня, батюшка! Возьми три тысячи! Не тутъ-то было. И слышать не хочетъ. Ну, возьми три тысячи пятьсотъ! Слышу звонокъ. Кто-то пришелъ. Жыпинъ заглянулъ въ дверь и шапку бросилъ: ‘Ну, говоритъ, вотъ и отлично! Самъ прокуроръ ко мн въ гости пришелъ’! Захолонуло у меня сердце… Ну, говорю, берите вс мои деньги, что съ собой привезъ! Вотъ четыре тысячи!.. Стоючи на колняхъ показываю ему четыре пачки сотенными. Двадцать, говорю, рублей въ карман на обратную дорогу осталось! Стоитъ, думаетъ. Думалъ, думалъ. Вижу, будто смиловался. ‘Ну, говоритъ, хорошо! Для васъ ужь только, да для вашей благоврной сдлаю это. Четыре тысячи нужно будетъ Затворовымъ за убытки отдать, а мн за хлопоты сколько’? Чуть было ожилъ, а тутъ опять, гляжу, смерть. Вотъ, говорю, вамъ вс мои денежки: длите ихъ какъ знаете! У меня только на обратную дорогу всего и денегъ осталось, коли Господь приведетъ здраву и невредиму домой отъявиться!.. ‘Ну, говоритъ, это еще не велика бда, что при васъ сейчасъ денегъ нтъ, я на васъ подожду: вы мн векселекъ въ тысячу рубликовъ выдадите! Я вамъ годъ сроку дамъ’! На счетъ векселя-то я и поуперся. Кончать, такъ ужь, думаю, кончать сразу, на года раскладывать нечего. А самъ все на колняхъ стою, плачу. И такъ, говорю ему, обсудомилъ я себя, четыре-то тысячи вамъ отдаваючи, а тутъ еще черезъ годъ тысячу рублей надо будетъ платить! По нашему, по уздному городу, тысяча рублей деньги большія: почитай что капиталъ! съ этими деньгами дла можно ворочать. А онъ свое: ‘я, говоритъ, васъ не принуждаю! Хотите — отдавайте, не хотите — не надо! Это дло ваше, а я свое дло буду длать!..’ Приказалъ мн встать съ колнъ-то, отворилъ дверь въ гостинную, да и говоритъ: ‘ну, кончайте, не то сейчасъ васъ прямо своими руками прокурору предоставлю тепленькаго! Сейчасъ и за полиціей и за слдователемъ пошлю’! Притащилъ меня къ двери, суетъ меня къ щелк-то. ‘Видите, говоритъ, вонъ барина, что на диван сидитъ, да съ женой моей разговариваетъ! Это, онъ, самый прокуроръ и есть’! Ну, думаю, будь, что будетъ! Твори Господь волю свою! Согласенъ на ваши кондиціи: кончаю! ‘Садитесь, говоритъ, я вамъ продиктую, чтобы вы не ошиблись’. Вижу я, что вмсто года-то онъ мн сроку только четыре мсяца даетъ. Что-жъ, говорю, это вы отъ своего слова отрекаетесь? ‘А это ужь, говоритъ, мое дло. Я вспомнилъ, что прошлаго года двадцать пятаго іюня я въ вашемъ город проздомъ былъ, въ уздъ къ одному помщику здилъ, такъ мн такъ надо, чтобы это число на вашемъ вексел стояло’! Написалъ я ему вексель какъ ему было надо. Вынулъ изъ кармана свои четыре тысячи. Держу ихъ въ рукахъ. А онъ подаетъ мн отцовскій документъ. ‘Вотъ, гыртъ, вамъ сохранная росписка! Берите ее скорй, отдавайте деньги, да и убирайтесь вонъ! надоли! Какъ же это, говорю, вы съ меня четыре тысячи получили и вексель въ тысячу рублей взяли, а у меня отъ васъ никакой росписки не будетъ? Засмялся. Взялъ, да и росписался на сохранной-то росписк, что сполна отъ меня эти самые билеты по довренности Затворовыхъ обратно получилъ и претензій никакихъ больше не иметъ. Вижу, что, быдто, складно. А опаска все-таки была.— Какъ же, говорю, это такъ у насъ дло безъ свидтелей происходитъ: словно, быдто, это неловко. ‘А гд-жъ, говоритъ, я вамъ ихъ возьму! Напрасно вы съ собой не захватили! Прокурора ншто пригласить, такъ вдь какъ только въ узнаетъ, что вы растратили эти самые билеты и я вмсто нихъ деньги съ васъ получилъ — тогда ау! Пойдетъ дло судебнымъ порядкомъ и наша съ вами мировая полетитъ къ чорту! Я вдь вашъ грхъ-то на свою душу теперь беру. Затворовы то съ меня билеты потребуютъ, а я имъ что отдамъ? Уломать ихъ тоже чего-нибудь да стоитъ!.. Для васъ и для меня лучше кончить это дло домашнимъ порядкомъ: сохранная росписка у васъ, вамъ и бояться нечего’! Ну, думаю, ладно! Сдлано дло, не передлывать, братъ!.. Распрощался я съ нимъ. Самъ меня до передней провожаетъ. Черезъ гостинную-то я прошелъ, такъ ногъ подъ собою не слышалъ, когда мимо прокурора и прочихъ гостей проходилъ. На прощанье спрашиваетъ онъ меня, когда я поду домой. ‘Узжайте-ка вы къ женушк-то къ вашей подъ бочокъ съ ночнымъ поздомъ, совтуетъ. Теперь, говоритъ, вамъ путь на вс четыре стороны открытъ! Если дло какое коснется, милости просимъ ко мн’! Пріхалъ я въ гостинницу. Легъ было спать — не спится: всего трясетъ съ перепугу-то! И пришло мн въ голову: не сыгралъ бы онъ со мной какой штуки, что рука его у нотаріуса не явлена и что довренность Затворовыхъ у него осталась, а онъ мн ее не отдалъ и копіи съ нея мн не списалъ? Къ тому же, и свидтелей не было… Одно утшало, что эта самая сохранная росписка у меня въ рукахъ. Надорвалъ онъ ее этакъ сверху до половины. Нтъ, думаю, пока довренность эта у него въ рукахъ, боязно домой хать. Лучше обожду денекъ, схожу, посовтуюсь: спокойне будетъ. Всталъ съ постели, пошелъ въ общую залу: времени-то только около одиннадцати часовъ вечера было. Спрашиваю у хозяина про здшнихъ адвокатовъ: ‘нтъ ли у него на примт какого получше, да по врне’? ‘Есть, говоритъ, тутъ у насъ новенькій: недавно пріхалъ, Евгеній Максимычъ Ивановъ’. Взялъ адресъ, да на умъ нейдетъ, а не лъ я больше полсутокъ. Какъ ужь это я свта ныншняго дня дождался — не знаю! Иду по адресу. По близости отъ окружного суда живетъ этотъ повренный. Нашелъ квартиру. Звонюсь. Наконецъ выходитъ прислуга: ‘Что, говоритъ, васъ такую рань подняло, еще только восьмой часъ! баринъ спитъ! приходите въ десять часовъ’! Куда мн дваться? Пойду въ соборъ, слышу: къ достойной отблаговстили. Достоялъ обденку. Молебенъ отслужилъ Заступниц Усердной! Время-то незамтно и прошло. Бгу къ Иванову, у него ужь пріемка началась. Скоро и до меня чередъ дошелъ. Вижу: ласковый господинъ. Разсказалъ я ему все какъ вотъ вамъ, только немножко покороче. Такъ и такъ, говорю: вотъ вчера какое дло случилось. Показываю эту самую сохранную росписку. Не вритъ. ‘Ушамъ, говоритъ, своимъ не врю, чтобы съ вами такую штуку Жыпинъ могъ разыграть, хотъ онъ и мастеръ. По этой сохранной росписк и взыскать-то съ васъ ничего нельзя было. У меня одинъ изъ братьевъ Затворовыхъ дней десять тому назадъ съ этой самой роспиской былъ, предлагалъ мн съ васъ — это съ меня-то, значитъ, взыскать — да я отказался, потому что въ этой сохранной росписк не прописана цна билетовъ внутренняго займа, которые вашимъ отцомъ на сохраненіе были взяты и, значитъ, эта росписка вовсе не сохранная и не иметъ она законной силы, а просто долговой она документъ’! Такъ, значитъ, онъ за дло и не взялся. И что же потомъ, узнаю! что Затворовъ эту самую росписку Жыпину за шестьсотъ рублей продалъ! Какъ разсказалъ онъ мн это все, я такъ и сплеснулъ руками. Что мн теперича длать? Четыре тысячи чистыми денежками отдалъ, словно половину своего сердца оторвалъ, да еще вексель въ тысячу рубликовъ! И все это за шестьсотъ рублей! Говорю я это Иванову, а онъ не вритъ. ‘Свидтелей, говоритъ, у васъ нтъ: четыре ли тысячи вы Жыпину отдали, или четыреста рублей! Вы можете сказать, что и четырнадцать тысячъ ему уплатили’! Зачмъ же, говорю, стану я на себя понапрасну наговаривать. Я по совсти разсказываю, какъ у насъ было дло. ‘Кажется, придется вамъ на эти четыре тысячи крестикъ поставить, а вотъ на счетъ векселя можно еще позаботиться. Попробуйте, говоритъ, сходить къ Жыпину, разскажите ему, что вамъ извстна вся его продлка съ вами: быть можетъ, онъ вамъ и возвратитъ вексель, или къ прокурору сходите, разскажите ему всю эту исторію! можетъ быть, онъ приметъ въ васъ участіе’! Побжалъ я въ судъ, да на свое великое счастье въ дверяхъ прямо лицомъ къ лицу съ самимъ прокуроромъ и встрчаюсь. Я въ судъ и онъ въ судъ. ‘Вы, гыртъ, ко мн что ли’? спрашиваетъ.— ‘Большое, говорю, до васъ есть у меня дло, господинъ прокуроръ! Онъ засмялся. ‘Кто, гыртъ, это вамъ сказалъ, что я прокуроръ’?— А какъ же, говорю, вы не прокуроръ? Вы вдь вчера у господина Жыпина въ гостяхъ за прокурора были! Онъ пуще хохотать. Я, говоритъ, частный повренный Твердоблоцкій. Если у васъ есть дло до меня — милости просимъ на квартиру! Карточку свою съ адресомъ въ руки мн сунулъ. Спрашиваю въ суд:— ‘Здсь прокуроръ? ‘Нтъ, говорятъ, еще не приходилъ’. Бгу къ нему на квартиру. Приняли. Разсказываю: такъ и такъ. А чмъ же, спрашиваетъ прокуроръ, вы все это докажете? Свидтели у васъ есть?’ — Чмъ же, отвчаю я ему, я доказать могу, когда все это дло между двухъ насъ происходило! Дозвольте, говорю, совстью очистить: присягу принять! Или пусть господинъ Жыпинъ присягу приметъ!— ‘Ну, говоритъ, вы потерпвшая сторона и отъ этого дла интересъ имете, потому присяги вамъ не полагается! А гд, спрашиваетъ, у васъ эта самая бумага, которую онъ вамъ прислалъ?’ — А я ему ее вчера вечеромъ, говорю, вмст съ денежками отдалъ. Онъ ее при мн вмст со своими прошеніями, которыя на меня были заготовлены, и разорвалъ.— ‘Не было ли, спрашиваетъ у меня прокуроръ:— кого при этомъ изъ постороннихъ, не слышалъ ли еще кто, что онъ васъ мною припугивалъ’?— Стны, говорю, слышали, потому что все дло въ четырехъ стнахъ происходило! Съ часъ времени, говорю, а можетъ и больше я передъ нимъ въ его кабинет на колнкахъ стоялъ, смиловаться упрашивалъ!— Вижу я, что прокуроръ-то на Жыпина осерчалъ больше всего за то, что его имя въ это дло припутано.— Есть, говорю, у меня одинъ человчекъ, который бумагу эту читалъ, секретарь нашего крестьянскаго присутствія, да только не знаю я, упомнитъ ли онъ все то, что тамъ написано! Секретарь-то, жаль, водочкой немножко зашибается! ‘Не записаны ли у васъ нумера вашихъ сотенныхъ? Не перевязаны ли они, напримръ, бичевкой, бумажной лентой? Нтъ ли примтъ какихъ особенныхъ?’ — Нтъ, говорю, ничего этого не было, а особыя примты въ томъ и есть, что денежки вс новенькія, словно сейчасъ со сковороды… ‘Ну, говоритъ, у денегъ глазъ нту! Вижу я, что у васъ доказательствъ противъ Жыпина мало. Если вы подадите на него жалобу — мы начнемъ дло. Онъ запрется и ничего вы съ нимъ и не подлаете! Подайте, говоритъ, жалобу мн, или предсдателю — мы разслдуемъ’. Вижу я, что завяжешься съ этими длами здсь на долгое время, а мн нужно въ рощ жиду дрова отпускать. И надумалъ я къ самому къ этому къ волку хищному, къ Жыпину сходить, да Христомъ-Богомъ у него вексель назадъ вымолить, а можетъ, сколько-нибудь денегъ, а не станетъ отдавать, тогда ужь къ предсдателю. Встртилъ онъ меня, словно быдто его передернуло.— ‘А я думалъ, говоритъ, что вы давно ужь дома’!— Остался, говорю, чтобы назадъ съ васъ мои денежки получить и векселечекъ мой, который вы вчера у меня грабежомъ отняли.— ‘Какъ, говоритъ, назадъ? Нешто мертвыхъ съ погосту назадъ таскаютъ! А уголовное то преслдованіе разв вы забыли?’ — Очень, говорю, помню, что никакой тутъ уголовщины нтъ съ моей стороны. Я у присяжнаго повреннаго у Иванова былъ, потомъ у господина прокурора былъ! Они мн, говорю, сказали, что ничего мн за это дло не вышло бы! Приказалъ, говорю, мн прокуроръ у васъ деньги и вексель назадъ получить, не то я въ жалобу взойду. Смется.— ‘Ничего, говоритъ, и никого я не боюсь!’ — Жирно, говорю, вамъ будетъ по пяти тысячъ за шестьсотъ рублей брать!— А онъ все смется.— ‘Случается и больше беремъ! Разъ на разъ не приходитъ!’ — Вижу, что не запугаешь. Я въ ноги. Онъ еще пуще смяться сталъ.— ‘Стыдъ, гыртъ, какой! Второй гильдіи купецъ и въ ногахъ изъ-за какихъ-то несчастныхъ четырехъ тысячъ валяется! Да другой бы и вниманія не обратилъ’. И сталъ онъ меня гнать вонъ, а потомъ и посовывать. А я ему:— не уйду, говорю, пока вы мн половины моихъ денегъ не отдадите!’ — Призвалъ онъ тогда лакея, вдвоемъ съ лстницы въ шею меня и спустили… Вотъ вся моя и исторія…
Разсказъ Дермакова произвелъ на Щукина громадное впечатлніе. По временамъ, въ патетическіе моменты разсказа, старикъ останавливался, бралъ меня за рукавъ и со слезами на глазахъ шепталъ: ‘Ахъ, какъ я радъ, что вы со мной пріхали! И со мной тоже бы было, а то еще и хуже!’.
— Прошу я васъ быть моими свидтелями, что меня Жыпинъ изъ своей квартиры вытолкалъ въ шею! Если дло дойдетъ до суда, я прямо на васъ укажу! заключилъ свой разсказъ Дермаковъ.
Щукинъ боязливо взглянулъ на меня, не зная что и отвчать.
— Но вдь мы можемъ удостоврить на суд только одно: что васъ выпихнули на улицу, но кто именно вытолкалъ васъ, я не видалъ! Крикъ, ругань мы слышали, но кто именно ругался, я опять-таки не знаю! отвтилъ я Дермакову.
Дермаковъ съ досады сплюнулъ.— ‘Ни на что-то у меня доказательствъ въ моемъ правомъ дл нтъ’.
Мы пошли въ судъ. Онъ побжалъ къ Иванову.
Старинное казенное зданіе, гд прежде помщалась соединенная палата уголовнаго и гражданскаго суда, а потомъ окружный судъ, разслось, грозило паденіемъ. Въ зал уголовныхъ засданій провалился полъ. Требовался тщательный ремонтъ, или, лучше сказать, по замчанію губернскаго архитектора, ‘основательная’ перестройка зданія. Все это стоило большихъ денегъ по ‘смет’, а потому губернское начальство признало за благо развести судъ по частнымъ квартирамъ. Гражданское отдленіе осталось пока въ уцлвшей части зданія ‘впредь до пріисканія удобнаго помщенія’.
Въ передней суда, маленькой каморочк, заставленной вшалками для платья, все было такъ грязно, такъ запущено, что мерзко было взглянуть. Темный и тоже грязный корридоръ отдлялъ регистратуру гражданскаго отдленія и кабинеты членовъ отъ канцеляріи этого отдленія. Всюду пахло прлью, сыростью. Отъ суда несло погребомъ. На полу всюду густой слой пыли, грязи. Храмъ правосудія былъ, очевидно, ‘запущенъ’ уже давно. Даже швейцаръ былъ запущенъ: небритый, грязный, позументъ на ливре виситъ лохмотьями. Антрё въ гостинниц ‘Метрополь’, гд мы остановились, выглядло гораздо приличне.
Касса суда, кабинетъ предсдателя и прокурорская камера помщались на верху, въ наиболе уцлвшихъ комнатахъ верхняго этажа.
Засданія суда, попрежнему, происходили по вторникамъ и пятницамъ. Въ большей части окружныхъ судовъ эти дни недли назначаются для разсмотрнія длъ. Канунъ этихъ дней посвящался на вызовъ тяжущихся къ суду, на такъ называемую ‘явку’ тяжущихся къ предсдателю для назначенія дня слушанія дла.
— Жыпинъ здсь? первымъ долгомъ спросилъ я у швейцара, входя въ прихожую суда.
— Нтъ еще! отвтилъ мн засаленный швейцаръ, принимая изъ рукъ моихъ шубу.— А вы на явку, что ли? спросилъ онъ у насъ.— Рановато маленечко! Раньше двухъ никогда не начинается, а теперь первый въ начал! Вы бы побавились гд-нибудь на сторон! участливо предложилъ онъ намъ.
— Намъ, голубчикъ, въ кассу.
— Въ кассу?.. А-а! Ну, такъ на верхъ пожалуйте!