Часовщик,, Хэлибёртон Томас-Чэндлер, Год: 1835 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 272 минут(ы)

ЧАСОВЩИКЪ,
ИЛИ СЛОВА И ДЛА САМЮЭЛЯ СЛИККА, ИЗЪ СЛИКЪВИЛЛЯ.

ОЧЕРКИ АМЕРИКАНСКИХЪ НРАВОВЪ.

АЛИБУРТОНА.

Письмо Сликка,

(Когда эти очерки были отпечатаны и приготовлены къ изданію, мы послали ихъ въ корректур мистеру Сликку, вскор потомъ мы получили отъ него слдующее письмо, которое передаемъ, какъ характеристическое, въ полномъ состав.)

(Издатель),

Мистеру Гоу.

Сэръ, я получилъ ваше письмо, вмст съ статьею, его сопровождавшею. Долженъ вамъ замтить, что я вовсе не въ восторг ни отъ того, ни отъ другой, я полагаю даже, что я осмянъ, это врно какъ день, несомннно какъ фактъ. Не джентльменская штука была выпытывать у меня пятое-десятое и потомъ выводить меня на свжую воду, выставить на показъ, размазать въ печати. Это было дрянное, жалкое дло, и я не чувствую ни къ вамъ, ни къ сквайру ни малйшей благодарности за подобную выходку. Теперь конецъ моей торговл часами, конецъ тмъ округленнымъ барышамъ, которые я добывалъ честнымъ трудомъ — не такъ ли? я не хочу боле и слышать обо всемъ этомъ, и что же я скажу, когда возвращусь въ Штаты! Я готовъ побожиться, что я никогда не говорилъ и половины того, что тутъ вздумали нагородить, что же касается всей этой дребедени насчетъ мистера Ивретта, Гоббля и министра, то въ ней нтъ ни слова правды отъ начала до конца. Если мн доведется когда нибудь столкнуться съ вами, то я дамъ вамъ понять — впрочемъ къ чему все это? лучше не буду вовсе говорить о такомъ непріятномъ предмет. Теперь, тутъ есть еще обстоятельство, котораго я не сознаю вполн ясно. Если эта книга иметъ предметомъ мои Слова и Дла, то какимъ образомъ сдлалась она вашимъ достояніемъ или достояніемъ какого нибудь сквайра? Если мои мысли и сужденія принадлежатъ лично мн, то какими судьбами они вдругъ становятся собственностію всякаго? Сколько могу понять вещи, вы имете такое же право присвоить себ эту собственность вашего покорнаго слуги, какъ набрать у меня часовъ, не заплативъ за нихъ. Человкъ, который дозволяетъ себ подобный поступокъ, не джентльменъ, вы врно въ томъ со мной согласитесь. Не знаю, былъ ли я еще когда нибудь такъ взбшенъ. Почему же было не выставить имени настоящаго автора, а непремнно мое? Если на какомъ нибудь издліи не видно имени мастера, если нтъ на немъ ярлыка, то оно считается поддльнымъ, и всякій благомыслящій человкъ постыдятся его себ присвоить. Если имя мое выставлено за книг, то мн придется отдуваться за книгу — спрашиваю — по какимъ резонамъ? Теперь изволите видть: говорятъ, что вы человкъ благородный, что вы ведете дла на чистоту, не кидаете словъ на втеръ, что вы… впрочемъ сила не въ комплиментахъ, повторяю вамъ, что я наслышался объ васъ всего хорошаго. Вотъ это-то я и люблю, люблю вести дла съ такимъ народомъ. Теперь вообразите, что вы длаете мн предложеніе. Вы не найдете во мн слишкомъ упрямаго человка, со мною еще можно ладить. Я увренъ въ томъ, что я усплъ бы сбыть немедленно цлую половину книгъ, которыя бы были у меня на рукахъ. Я объясню вамъ сейчасъ, какъ бы я поступилъ въ подобномъ случа. Я бы сказалъ: ‘Вотъ книга, которую назвали, въ честь меня, Самюель Сликкъ, часовщикъ, но на самомъ дл книга эта вовсе не мод и едва ли кто съуметъ доказать, чья именно эта книга. Одаи утверждаютъ, что это произведете генерала, другіе, что это твореніе епископа, третьи приписываютъ ее самому Гоу, но я ршительно теряюсь въ догадкахъ, кому она подлинно принадлежитъ. Во всякомъ случа, она умное дитя, и хорошо знаетъ своего папеньку. Она порядочно подсмивается надъ Сизыми-носами {Подъ именемъ Сизыхъ-носовъ мистеръ Сликкъ разуметъ ново-шотландмовъ. Прим. пер.}, не щадить въ свою очередь и Янковъ, но за всмъ тмъ нельзя не огласиться, что это одна изъ лучшихъ книгъ, когда либо напечатанныхъ въ государств. Хотя и нельзя, можетъ быть, поручиться за справедливость того, что въ ней написано, но несомннно, что въ ней есть нкоторыя житейскія, домашнія истины — это фактъ. Кто бы ни написалъ ее, долженъ быть веселымъ малымъ — это врно, потому что въ ней есть курьзныя исторіи, отъ которыхъ хоть кто угодно такъ разхохочется. Это чуть ли не самая остроумная конга, какую мн когда либо случалось видть. Она почти уже вся распродана, но я оставилъ нсколько экземпляровъ для моихъ старинныхъ друзей. Цна ея собственно пять шиллинговъ шесть пенсовъ, но я уступаю вамъ ее за пять шиллинговъ, надясь, что вы непремнно воспользуетесь этимъ случаемъ получить подобную книгу. Должно всегда запрашивать шестью пенсами свыше настоящей цны, а потомъ сбавить эти шесть пенсовъ, и когда Сизый-носъ услышитъ про подобную уступку, то вообразитъ, что напалъ на находку и тотчасъ клюнетъ удочку. Я еще не встрчалъ ни одного изъ нихъ, который бы прямо не ввалился въ подобную западню. Да, сдлайте-ка мн предложеніе, и мы съ вами, вроятно, сойдемся. На всякая шутка хороша лишь на своемъ мст, а я долженъ вамъ признаться, что отъ вашей шутки я очень мрачно настроенъ. Вы оба некрасиво поступили со мною, и я ршительно не могу убдиться въ томъ, чтобы мн непремнно слдовало играть роль дурака въ этой книг, потшать честную публику и, затмъ, сойдти съ доски долой. Если бы я и дйствительно былъ шутомъ, то все-таки, увряю васъ, можно было представить меня мене обиднымъ образомъ. Я точно также никому не мшаю какъ старая перчатка, но и старую перчатку нечего надвать вмсто башмака и топтать ногами. Надясь получить отъ васъ скорый отвтъ, остаюсь вашимъ покорнымъ слугою.

‘Самюэль Сликкъ.’

Гостинница Пегноза, Рейверъ-Фалинъ, 25 декабря 1836 года.

P. S. Я прочиталъ на послдней страниц, что сквайръ намренъ предпринять вторичное путешествіе по Берегу и возвратиться въ Галифаксъ на слдующую весну. Я соглашусь, пожалуй, сдлать съ нимъ эту прогулку, и не безпокойтесь, мы съ нимъ поймемъ другъ друга прежде, нежели возвратимся во свояси.

ГЛАВА I.
РЫСАКЪ.

Я всегда хорошо здилъ, я охотникъ до лошадей я всегда гордился тмъ, что у меня самый рзвый рысакъ въ цлой провинціи. Я никогда не отличался блестящими успхами въ свт, тмъ съ большимъ удовольствіемъ я сознаю, что меня никто не обгонитъ въ чистомъ пол. Я никогда не чувствую себя такъ хорошо, никогда не наслаждаюсь такъ, какъ сидя на спин у лошади, потому что въ быстромъ движеніи есть дйствительно что-то упоительное, будучи уже человкомъ въ лтахъ, я нахожу особенное удовольствіе заставить какого нибудь встрчнаго-поперечнаго пустить лошадь въ полный галопъ, чтобы хать на ряду съ моимъ рысакомъ. Бдный Эіопъ! вы конечно помните, какъ онъ любилъ закидывать назадъ уши, класть ихъ на свою лебединую шею, и какъ затмъ онъ пускался точно изъ лука стрла бжать безъ-оглядки. Тебя уже нтъ, бдный товарищъ! Шпатъ поубавилъ у тебя прыти, и ты бродишь теперь на подножномъ корму у моей фермы въ Труро. Могаукъ тоже никогда не попадалъ въ просакъ до ныншняго лта.

Я горжусь (вы, можетъ быть, станете смяться надъ этою ребяческою слабостію человка моихъ лтъ), надо въ томъ признаться, горжусь тмъ, что пускаю пыль въ глаза франтамъ, которыхъ встрчаю на дорог, восхищаюсь тмъ, что обгоняю дураковъ, которые своими глупыми рчами могли бы нарушить мои отвлеченныя думы.

Во время послдняго путешествія моего къ Форту Лоренсу, лишь только прелестный видъ Кольчстера открылся передо мною, и я сталъ разсматривать этотъ роскошный и изящный ландшафтъ, какой-то высокій, худощавый господинъ, со впалыми щеками и блестящими черными глазами, господинъ на доброй гндой лошади, подъхалъ ко мн и, приподнявшись на сдл, сказалъ:

— Я полагаю, что вы раненько встали сегодня, сэръ?

— Раненько, сэръ, отвчалъ я.

— Вы, должно быть, изъ Галифакса, сэръ, не такъ ли? продолжалъ тощій господинъ на такомъ звучномъ діалект, который не позволялъ не признать въ немъ чистйшаго Янки.— А по какой дорог, смю спросить, намрены вы хать?

— Къ форту Лоренсу.

— А! значить намъ по пути, это какъ разъ въ моемъ округ.

Слово округъ произнесено было имъ такимъ оффиціальнымъ тономъ, что я пристально взглянулъ на незнакомца, желая припомнить, не видалъ ли я его прежде или по крайней мр убдиться, что я встртился съ однимъ изъ тхъ безъ именныхъ, но многочисленныхъ представителей закона, которые процвтаютъ теперь въ каждомъ уголк провинціи. Въ глазахъ его замтна была хитрость, на лиц выражалась проницательность, говорившія въ пользу моего предположенія, что это оффиціальная особа, но костюмъ и пріемы этого человка, казалось, противорчили подобной догадк. Сюртукъ его не показывалъ въ немъ человка, который въ состояніи носить лишь дрянь и старье, но съ другой стороны онъ не отличался и тмъ франтовскимъ покроемъ, который отличаетъ деревенскихъ казуистовъ отъ деревенскихъ олуховъ. Платье его было недурно сшито, и притомъ изъ хорошихъ матеріаловъ, но, смотря на это платье, можно было подумать, что носящій его значительно похудлъ и съежился съ тхъ поръ, какъ въ первый разъ надлъ его, платье висло на немъ широкими складками. Большая булавка и нсколько совершенно безполезныхъ ключиковъ и печатей, украшавшія его вншность, напоминали, ни дать ни взять, Новую Англію. И посщеніе Соединенныхъ Штатовъ, думалъ я, превратило можетъ бытъ этого кольчестерскаго красавчика въ американскаго разгильдяя.’ Однако, что мн было за дло до того, кто этотъ господинъ? ни въ какомъ случа мн не приходилось имть съ нимъ ничего общаго, я не желалъ даже свести съ нимъ знакомство, не искалъ его сообщества, а между тмъ не переставалъ задавать себ вопросъ о томъ, что это за человкъ.

— Я не знаю хорошенько, сказалъ я: — есть ли теперь засданіе Суда въ Кумбирлэнд, сказалъ я.

— И я также не знаю, отвчалъ мой пріятель. Впрочемъ, какое до того дло моему округу?

Мн пришло въ голову, не методистъ ли онъ. Я снова посмотрлъ на незнакомца, но наружность его снова сбила меня съ толку. Его манеры еще поддавались бы этому предположенію, цвтъ лица и платья еще туда-сюда, широкіе поля шляпы пожалуй приходились кстати, но во взгляд не было, того одеревеннія, въ фигур не было той изъисканности, не было однимъ словомъ, во всей личности, того отличительнаго характера неподвижности, которая составляетъ принадлежность методистовъ.

Я не могъ отдать себ отчета въ моемъ странномъ любопытств, любопытств, которое минуту назадъ тому я замтилъ въ немъ съ недоврчивостію и неудовольстіемъ, но между тмъ это было такъ, я чувствовалъ необыкновенное желаніе узнать, чмъ же онъ могъ быть, если онъ не казуистъ, а между тмъ толкуетъ о своемъ округ въ такою важностію. ‘Какъ это смшно, впрочемъ!— думалъ я про себя — постараюсь отъ него отдлаться.’ Обратившись къ нему, я сказалъ, что боюсь опоздать Ккъ завтраку и что потому долженъ пожелать ему добраго утра. Могаукъ почувствовалъ давленіе моихъ колнъ и мы пустились довольно быстрою рысью. Я внутренно хвалилъ себя за то, что усплъ преодолть собственное любопытство и избгнуть пытливыхъ вопросовъ моего спутника. ‘Вотъ — сказалъ я самому себ — вотъ достоинство доброй лошади’, я погладилъ ее по ше, я гордился ею въ эту минуту, но вдругъ я услыхалъ конскій топотъ позади себя, топотъ этотъ все боле и боле становился слышнымъ и явственнымъ. ‘А, любезный другъ — подумалъ я — этому не бывать: теб надо вылзть изъ кожи, если ты хочешь поспть за мною.’ И я погонялъ Могаука шибче, шибче и шибче, какъ только могъ. Онъ превзошелъ себя, никогда еще онъ не бжалъ такъ красиво, такъ свободно, такъ зло.

— А признаюсь, это задорная лошаденка, сказалъ незнакомецъ, подъзжая ко мн и укорачивая поводья съ видимою цлію не позволить своему коню опередить меня: — того и гляди, что такого рысака не найдется у меня во всемъ округ.

Округъ или неокругъ, одна мысль только засла у меня въ голов, именно, что пріятель мой Янки, и притомъ еще очень наглый Янки. Я чувствовалъ себя униженнымъ самолюбіе мое было оскорблено, и Могаукъ побжденъ окончательно. Продолжать этотъ бгъ рысью было бы не совмстно съ моимъ достоинствомъ, потому я уступилъ, пока еще побда моего врага не была довольно ощутительна, и состроилъ очень любезную гримасу.

— Да, продолжалъ онъ: — лошаденка съ порядочной побжкой, прозрачный рысачишка, чортъ меня возьми, если это не такъ.

Гордость рано или поздно низвергается во прахъ. Мое высокомріе было совершенно ниспровергнуто въ ту минуту. Слова незнакомца щемили мн самыя чувствительныя добры сердца. ‘Какъ! Неужели дло доходитъ до того, бдный Могаукъ, что ты, удивленіе всхъ людей, исключая завистниковъ, великій Могаукъ, мрило, по которому опредляются достоинства всхъ остальныхъ лошадей — ‘бжитъ чуть чуть не такъ какъ Могаукъ, уступитъ разв лишь Morayку, подходитъ не много къ Могауку’ — говорятъ, бывало охотники, разбирая кровныхъ лошадей — и теперь, посл всего этого, ты не боле чмъ ‘порядочная лошаденка, рысачишка, по отзыву какого-то дерзкаго Янки!’

— Если бы онъ былъ вызженъ какъ должно, то конечно побжалъ бы еще лучше. Извините меня, но позвольте замтить, что если вы раздлите свою тяжесть между колнами и стременами, приналяжете поболе на колни и подвинетесь на сдл нсколько впередъ, такъ, чтобы оставить за собою маленькій промежутокъ, то не приведи меня Богъ еще прохать по этому округу, если вы не будете тогда длать на своемъ рысак въ часъ одной милей больше.

‘Какъ — ворчалъ я мысленно — еще недовольно того, что моя лошадь побждена, осмяна, мн еще должно выслушивать замчанія, что будто я не умю здить, и отъ кого же? отъ какого нибудь Янки, но въ томъ-то и дло, Янки ли это! можетъ быть, онъ какой нибудь мшаной породы, можетъ быть онъ вполовину Янки и вполовину Сизый-носъ. Такъ какъ уже не было возможности избавиться отъ моего собесдника, то я ршился, по крайней мр, заставить моего наставника въ верховой зд проговориться.’

— Вашъ округъ, началъ я, выражая во взор своемъ столько удивленія, сколько было въ моей власти: — вашъ округ скажите пожалуйста, что бы это могъ быть за округъ?

— О, отвчалъ онъ:— восточный округъ, я въ восточномъ округ, сэръ.

— Я слышалъ, продолжалъ я, убдившись, что имю дло съ какимъ нибудь казуистомъ:— я слышалъ, что въ этомъ округ пропасть дла, ну что же, случаются важные вопросы, капитальныя распоряженія?

— Длишки таки есть,— порядочно,— по крайней мр было прежде, но важныхъ случаевъ почти не встрчается, интересныхъ длъ мало, мы не получаемъ отъ нихъ значительныхъ выгодъ, правда, обработываемъ-то мы ихъ безъ большихъ хлопотъ, но за то они и доставляютъ намъ самые пустые барыши,

‘Экая дрянь — подумалъ я — ну не жалкая ли та страна, гд играетъ роль такой плутъ, и еще жокей въ добавокъ, не правда ли, какая замчательная личность! Пощупаю-ка его хорошенько въ отрасли его общественной дятельности.’

— А вдь у васъ отличный конь — сказалъ я:— мн рдко случалось встрчать лошадь, которая могла бы гоняться съ моею.

— Да, отвчалъ онъ холодно: — очень порядочный бгунъ, въ особенности, славная грудь, какъ изволите замтить.

Я остановился. Человкъ, который съ такою наглостію говоритъ объ обработываніи длишекъ и добываніи отъ нихъ барышей, не можетъ обидться вопросомъ, который я намренъ ему предложить, да, попытаю его еще съ этой стороны.

— А вы не расположены разстаться съ своимъ конемъ?

— Я никогда не разстаюсь съ лошадьми, которыхъ завелъ, я не люблю, изволите видть, задыхаться отъ пыли, какую вздумаетъ пустить мн въ глаза всякій встрчный здокъ, признаюсь вамъ, что я позволяю обгонять себя только тому, кому мн вздумается.

‘Возможно ли,— подумалъ я — что онъ меня знаетъ? неужели онъ слыхалъ о моей слабости, и теперь ршился дразнить меня или у меня эта страстишка общая съ нимъ?’

— Но, продолжалъ я:— но вы можете достать себ другую лошадь.

— Только не въ этомъ округ и не въ Кампбелльскомъ округ.

— Кампбелльскій округъ? а что это такое, смю спросить, сэръ?

— Это западный округъ, а Ламптонъ придерживается береговаго округа. Про этотъ береговой народецъ я долженъ вамъ замтить, что онъ большой знатокъ въ лошадяхъ: Ламптонъ мн разсказывалъ, что какой-то господинъ изъ Эйльсфорда продалъ тамъ безрогаго вола, которому обрзалъ хвостъ и опуталъ конской гривой, продалъ за коня голіаовой крови.

— Я полагаю, замнилъ я: — что мистеру Ламптону лафа посреди такихъ кліентовъ.

— Кліентовъ, сэръ! воскликнулъ мой новый пріятель:— да вдь мистеръ Ламптонъ не какой нибудь адвокатъ.

— Прошу извиненія, но вдь вы же сами сказали, что онъ придерживается какого-то округа.

— Да, мы называемъ это округами, отвчалъ незнакомецъ, по видимому, вовсе не польщенный моимъ quiproquo въ отношеніи къ мистеру Ламптону:— мы длимъ провинцію, такъ же, какъ и въ календаряхъ, на округи, изъ которыхъ въ каждомъ мы отдльно занимаемся дломъ приготовленія и продажи часовъ. Увряю васъ, что мало людей, продолжалъ часовщикъ: — которые бы такъ удалялись работы въ кредитъ какъ мы, которые бы такъ рдко, какъ мы, имли дло съ стряпчими и сутягами. Если бы казуисты, также, какъ мы, въ длахъ своей практики умли завести человка, посл того, какъ пружины его интересовъ сбжали, увряю васъ, что они были бы самымъ безвреднымъ народомъ.

Это объясненіе возвратило ко мн веселое расположеніе духа, и такъ какъ я не могъ оставить моего спутника, а онъ не былъ расположенъ ухать отъ меня впередъ, то я и ршился уже сопутствовать ему на дорог къ Форту-Лоренсу, границ его округа.

ГЛАВА II.
ЧАСОВЩИКЪ.

Я еще прежде слыхалъ о Янки-разнощикахъ, продающихъ часы и олово, особенно объ одномъ изъ нихъ, который распродавалъ подобныхъ товарцовъ на сумму шестнадцати тысячъ фунтовъ. Домъ всякаго добропорядочнаго мызника отличается двумя существенными украшеніями, деревянными часами и оловяннымъ телескопомъ. Отчего же происходить, что американецъ успваетъ продавать свои товары, за какую цну ему вздумается, тамъ, гд сизый-носъ, не съумлъ бы продать ничего? Я спрошу у часовщика о тайной причин его успховъ.

— Какъ жаль, мистеръ Сликкъ (это было его имя), какъ жалъ, что вы, такъ успшно вселяя въ народъ понятіе о цнности часовъ, не можете научить его знать цну времени.

— Это оттого, что мы считаемъ часы и минуты единицами и сотнями доллеровъ, а здшній народъ ничего не длаетъ для собственной пользы, только стъ, пьетъ,— куритъ, спитъ, шляется и рыщетъ, шатается по тавернамъ и толкуетъ о народномъ собраніи. Если человкъ лнится вспахать свою борозду и потомъ полнится убрать и тотъ дрянной хлбъ, который у него родится, то онъ оправдывается тмъ, что много долженъ въ банкъ, если же, запутавшись въ долгахъ, онъ получаетъ приглашеніе явиться въ судъ къ отвту, то начинаетъ уврять, что адвокаты и присяжные настоящіе бичи его отечества. Они вс здсь, изволите видть, сэръ, лнтяи, ротозеи, олухи, увряю васъ.

— Но какъ же случается, сказалъ я что вы успваете продавать такое множество часовъ (которые все-таки нельзя же назвать предметомъ первой потребности) народу почти постоянно нуждающемуся въ деньгахъ?

Мистеръ Сликкъ остановился, какъ бы размышляя, въ какомъ род приличне отвчать на подобный вопросъ, и смотря ма въ лицо, сказалъ мн конфиденціальнымъ тономъ:

— Не знаю, я думаю, что мн можно объяснить вамъ это, потому что потребность края удовлетворена, и я намренъ оставить этотъ округъ. Успхъ, изволите видть, достигается умньемъ пріятно говорить и глубокимъ изученіемъ человческой природы. Но здсь есть пасторъ Флинтъ, продолжалъ онъ: — а у меня какъ разъ остались еще одни часы, потому я ему и сбуду ихъ.

У воротъ очень удобнаго на видъ домика, похожаго на мызу, стоялъ пасторъ Флинтъ, почтенный старичекъ, который понималъ цну времени лучше большей части своихъ сосдей, если позволительно было судить по предметамъ, которые его окружали. Посл обычныхъ привтствій и приглашенія на верхъ, мистеръ Сликкъ сошелъ съ лошади, сказалъ, что желаетъ проститься съ мистриссъ Флинтъ, передъ отъздомъ своимъ изъ Кольчстера.

Лишь только мы вошли въ домъ, какъ часовщикъ указавъ на ландшафтъ, открывавшійся изъ окна, и обращаясь ко мн произнесъ:

— Если бы я вздумалъ разсказывать въ Коннектикут, что такая ферма есть дале къ востоку въ Новой Шотландіи, мн бы не поврили, стали бы утверждать, что подобной мстности лтъ во всей Новой Англіи. У пастора здсь сто десятинъ.

— Семьдесятъ, перебилъ пасторъ: — только семьдесятъ.

— Хорошо, семьдесятъ, но тутъ у васъ прекрасная глубокая долина, изъ которой можно извлекать баснословныя выгоды.

— Мы зовемъ это Гривой, замтилъ пасторъ, который хотя и былъ доволенъ похвалами собственнымъ владніямъ, но, по видимому, желалъ, чтобы гость немедленно приступилъ къ исчисленію ожидаемыхъ выгодъ.

— Ну, пожалуй, грива, если вамъ угодно (хотя профессоръ Елеазеръ Кемстиккъ, въ своемъ сочиненіи объ Огдо, зоветъ подобныя мстности долинами). Дло нее въ томъ, что тутъ за 3,000 или 4,000 доллеровъ можно извлекать такіе барыши, которые какъ разъ превзойдутъ вдвое операціи губернатора Косса, стоившія ему до 15,000 доллеровъ. Я удивляюсь, пасторъ, что вы не поставите здсь чесальную машину: она же приводила бы у васъ въ движеніе токарный станокъ, лсопильню, круглую пилу, крупчатую мельницу, и…

— Я уже слишкомъ старъ, замтилъ пасторъ: — я слишкомъ старъ, чтобы заниматься подобными спекуляціями.

— Стары! повторилъ часовщикъ: — можетъ быть, кто нибудь старъ, да только не вы, да вы стоите полдюжины молодыхъ людей, которыхъ мы видимъ въ ныншнее время, вы еще, доложу вамъ, довольно молоды, чтобы….

Тутъ онъ произнесъ что-то, понизивъ голосъ, такъ-что я не могъ разслушать, но, какъ бы то ни было, пасторъ остался доволенъ, улыбнулся и отвчалъ, что онъ уже не думаетъ теперь о такихъ вещахъ.— Но ваши лошади, мои милые, ихъ пора поставить, пора дать имъ корму.

Сказавъ это, пасторъ вышелъ и распорядился поставить лошадей въ стойла.

Когда старый джентльменъ затворилъ за собою дверь, мистеръ Сликкъ подошелъ ко мн и шепнулъ мн.

— Вотъ что я называю пріятно говорить. Англичанинъ не посмотрлъ бы на этого человка, или, продолжалъ онъ съ нкоторою усмшкою: — или, если бы англичанинъ сидлъ за какой нибудь рзвой лошадк, то непременно постарался бы ускакать, если бы только могъ. Теперь, я вамъ скажу…

Тутъ его разсужденіе объ искусств пріятно говорить, было прервано приходомъ мистриссъ Флинтъ.

— Мое почтеніе, мистриссъ Флинтъ, нарочно пріхалъ, чтобы проститься съ вами.

— Какъ, вы продали вс ваши часы?

— Да, и очень дешево, потому что денегъ везд очень не густо, а мн уже хотлось поскоре свалить эту обузу. Впрочемъ, что я говорю! не вс часы проданы, осталась еще одна штука. Жена сосда Стиля просила приберечь для нея такіе часики, но мн кажется, что я не продамъ ихъ: у меня только и было двое такихъ часовъ, эти да пара къ нимъ, что проданы губернатору Линкольну. Генералъ Гринъ, статсъ-секретарь въ Мэн, говорилъ, что онъ далъ бы за эти часы пятьдесятъ долларовъ, въ нихъ вдь сложныя колеса и патентовыя оси, превосходная отдлка, вещь высокаго разбора, безъ обмана, мастерская работа, но я думаю, что я не отдамъ ихъ ему, притомъ же сквайръ Гокъ подумаетъ пожалуй, что я нарочно припряталъ отъ него такую дорогую вещь.

— Ахъ, милый мой, сказала мистриссъ Флинтъ:— я бы желала посмотрть на эти часы, гд они?

— Они уложены въ сундукъ и стоятъ въ лавк Тома Тэпа, недалеко отсюда. Я полагаю, что онъ скоро отправитъ ихъ.

— Это очень хорошій человкъ, замтила мистриссъ Флинтъ:— нельзя ли теперь же послать къ нему?

Мистеръ Сликкъ, настроенный къ самой изысканной угодливости согласился, и скоро часы были принесены. Это была мишурная, размалеванная и подозрительная на взглядъ исторія.

Мистеръ Сликкъ поставилъ часы на каминъ, гд вс достоинства ихъ были должнымъ образомъ разобраны и оцнены мистриссъ Флинтъ. Удивленіе ея готово уже было обратиться въ вызовъ купить ихъ, когда мистеръ Флинтъ воротился, отдавъ нужныя приказанія насчетъ ухода за лошадьми. Пасторъ похвалилъ часы, они также показались ему чрезвычайно хорошими, но пасторъ былъ человкъ благоразумный, у него уже были карманные часы, онъ выразилъ сожалніе, но ему не къ чему были стнные часы. — Напрасно безпокоитесь, пасторъ, эти часы не продажные, возразилъ мистеръ Сликкъ: — да если бы они и были продажные, то ужь я никому не уступилъ бы ихъ, кром жены сосда Стиля, потому что она и такъ не даетъ мн покою изъ-за этихъ часовъ.

Мистриссъ Флинтъ замтила, что мистеру Стилю, бдняжк, и безъ того нужно много трудиться, чтобы заплатить лишь проценты, и что ему вовсе не до покупки часовъ по прихоти жены.

— Это ужь не мое дло, сказалъ мистеръ Слаккъ: — пока онъ платитъ, я ему продаю, но мн вовсе не хочется теперь продавать эти часы, тмъ боле, что они мн пришлись самому довольно дорого, такихъ часовъ въ Родъ-Эйланд нельзя сдлать мене, чмъ за сорокъ доллеровъ. Какъ! продолжалъ часовщикъ, съ видимымъ изумленіемъ, взглянувъ на свои карманные часы: — если у меня не двоитъ только въ глазахъ, то теперь ужь четыре, не пробудь я битыхъ два чадд здсь, я посплъ бы засвтло въ Ройдеръ-Филжнъ. Я вотъ что скажу вамъ, мистриссъ Флинтъ я оставлю часы у васъ на сохраненіи впредь до возвращенія моего изъ поздки въ Штаты, я заведу ихъ и поставлю какъ должно, минута въ минуту.

Лишь только эта операція была окончена, онъ отдалъ ключъ пастору съ нкотораго рода серьзно комическимъ наставленіемъ заводить часы по вечерамъ каждую субботу. Мистриссъ Флинтъ отвчала на это, что она принимаетъ часы подъ свое особенное покровительство, и общала напоминать своему супругу о часахъ въ случа, если бы онъ по забылъ исполнить наставленіе мистера Сдикка.

— Это, сказалъ часовщикъ: лишь только мы сли съ нимъ на нашихъ лошадей — это то самое, что я называю человческою природою. Теперь часы проданы за сорокъ доллеровъ, тогда какъ они мн стоятъ ровнехонько шесть съ половиною доллеровъ. Мистриссъ Флинтъ ни за что не допуститъ мистриссъ Стиль перебить у нея вещь, и пасторъ убдится, когда я потребую часы къ себ назадъ, что позволивъ себ разъ какое либо излишество, трудно потомъ себ, отказывать въ немъ. Мы можемъ обойдтись безъ какого бы то ни было предмета роскоши, которымъ никогда не владли, но лишь только мы пріобртаемъ подобный предметъ, какъ уже не въ человческой природ разстаться съ нимъ добровольно. Изъ пятнадцати тысячъ часовъ, проданныхъ мною и моими товарищами въ провинціи, двнадцать тысячъ были сбыты такимъ образомъ, и за исключеніемъ десяти часовъ, которые были возвращены, остальные всегда покупались тми, у кого находились на сохраненіи. Мы втираемъ часы при помощи искусства пріятно говорить и слишкомъ хорошо понимаемъ человческую природу, чтобы знать, что часы никогда не возвратятся къ намъ изъ дома, въ которомъ побывали.

ГЛАВА III.
МОЛЧАЛИВЫЯ ДВИЦЫ.

— Посмотрите, вдь это ласточки, какъ он низко летаютъ! сказалъ часовщикъ.— Да, я полагаю, что скоро пойдетъ дождь, вонъ какъ чайки шумно носятся въ воздух, какъ близко спускаются он къ вод и Шбнакэди, это врный признакъ. Если мы хорошенько изучимъ природу, то намъ не нужно будетъ термометра. Но я полагаю, что мы успемъ еще стать подъ крышу, на тесовомъ завод, который теперь отъ насъ всего миляхъ въ трехъ.

Мы достигли уединенной хижины тесовщика, именно въ то время, когда дождь полилъ какъ изъ ведра.

— Я увренъ, сказалъ часовщикъ, усвшись на груду тесу: — я увренъ, что здсь самыя дрянныя гостинницы. Здсь когда какой нибудь дровоскъ слишкомъ облнится для своей работы, то намалюетъ у себя надъ дверьми свое имя и называетъ домъ свей таверной, вскор мало по малу и сосди слдуютъ его примру, длаются такими же лнтяями, какъ онъ самъ, потому-то найдти хорошую гостинницу въ Галифакс — такъ же трудно, какъ отыскать мягкое руно на спин у козла. Гостинница, чтобы быть порядочною, въ полномъ смысл слова, должна быть построена согласно своему назначенію, нельзя же сдлать хорошую таверну изъ перваго попавшагося на глаза жалкого строенія, это не мене трудно, чмъ сшить хорошій сюртукъ изъ старыхъ лоскутьевъ. Вы не можете себ представитъ, какіе лнтяи весь этотъ народъ, а между тмъ здсь бы можно сдлать превосходную спекуляцію построеніемъ хорошей гостинницы. Мало было предпріятій боле выгодныхъ, чмъ построеніе гостинницъ, прежде нежели желзныя дороги пошли въ ходъ, прежде нежели пары поглотили всеобщее вниманіе.

— Поврьте мн, сэръ, продолжалъ онъ, съ философскою важностію:— Поврьте мн, что эта провинція отстала отъ вка въ умственномъ отношеніи. Но если она дйствительно въ этомъ случа позади васъ, то за то она значительно oneредила васъ во многомъ другомъ. Я никогда не видалъ страны, никогда не слыхалъ о стран, которая бы имла столько естественныхъ преимуществъ, какъ эта. Вспомните только, что здсь вдвое боле гаваней, вдвое боле водяныхъ двигателей, нежели на всемъ пространств отъ Истпорта къ Новому Орлеану. У здшняго края есть все, что ему нужно для разработки, у него несравненно боле всхъ угодій, чмъ онъ по справедливости заслуживаетъ. Здсь есть желзо, каменный уголь, аспидъ, оселокъ, известь, кремень, алебастръ, булыжникъ, и если бы перечислять вс главныя мстныя произведенія, то пришлось бы составить такой же длинный списокъ, какъ списокъ аукціонера. Но на все это здшній народъ смотритъ слипающимися отъ лни глазами, съ равнодушіемъ чисто-каменнымъ. Воды края изобилуютъ рыбой, равнины покрыты лсами. Теперь взгляните на ихъ чищобы. Если бы вы стали разсказывать нашимъ гражданамъ, что на этихъ чищобахъ можно сять хлбъ въ теченіе ста лтъ безъ удобренія, то они стали бы уврять, что вы идете по слдамъ полковника Крокетта, величайшаго лжеца въ цлой націи. Вы, вроятно, слыхали о господин, который не могъ разсмотрть Лондона изъ-за домовъ, такъ увряю же васъ, что владй мы этою страною, и тогда гаваней не было бы видно изъ-за кораблей. Тутъ былъ бы такой же наплывъ народа, какъ въ нашихъ гостинницахъ въ обденный часъ, когда вс разомъ бросаются къ столу, давятъ другъ друга и чуть не ходятъ по головамъ. Маленькій негръ въ Нью-Йорк нашелъ алмазъ, который стоилъ девять тысячъ доллеровъ, хорошо, за что же продалъ онъ его часовому мастеру? за полъ-доллера: онъ не могъ вообразить себ боле значительной суммы, вашъ народъ ни датъ, ни взятъ какъ этотъ маленькій негръ: онъ не знаетъ цны своему алмазу.

Негры цлый день говорятъ, ихъ примру слдуютъ и Сизые-носы Новой Шотландіи, имъ бы только ворочать губами, да отдыхать, теперь, посмотрите, у насъ повсюду работа и вовсе нтъ болтовни на нашихъ верфяхъ, нашихъ мануфактурахъ, на нашихъ мельницахъ и самыхъ корабляхъ не услышите пустыхъ разговоровъ, Человкъ не можетъ работать и говорить въ одно и то же время. Я увренъ, что если бы вы побывали на мануфактурахъ въ Лауэл, то мы бы вамъ показали вещь, которая бы не мало удивила васъ: это пятьсотъ двушекъ, сидящихъ вмст за работою и сохраняющихъ самое глубокое молчаніе. Я не думаю, чтобы ваше великое государство обладало еще такою замчательною рдкостью, какъ эта: я полагаю, что въ цломъ свт не найдется ничего подобнаго, потому что женскій язычекъ вообще очень подвиженъ, безъ дйствія воды и паровъ, онъ такъ свободно вертится на шалнерахъ своихъ, что мудрено придумать зацпку, которая бы его останавливала.

Я не могу утверждать, чтобы эти двушки никогда уже не отступали отъ принятаго правила, особенно въ промежутки между работою и въ свободные часы, но когда он за дломъ, то вы не услышите празднаго слова. Вы, конечно, видали, какъ мальчики выходятъ гурьбою изъ школы. Боже мой! это не дастъ вамъ ни малйшаго понятія о выход фабричныхъ двчонокъ, школьники передъ ними не боле какъ стадо гусей, т похожи лишь на смирненькихъ клеперовъ, а это настоящія кровныя лошади. За всмъ тмъ за работ он вс точно спятъ, только вы не услышите при этомъ и признаковъ храпнья. Я думаю, что мы имемъ полное право хвастаться подобнымъ явленіемъ, мы вышколили этихъ маленькихъ созданій, точно какіе нибудь часы, и потому они не смютъ бить минуты и секунды медленне чмъ должно. Между тмъ народъ въ Галифакс только и длаетъ, что говоритъ, говоритъ о пароходахъ, о китоловномъ промысл, о желзныхъ дорогахъ, но эти разговоры оканчиваются все тмъ же, чмъ начались, то есть пустословіемъ. Я думаю, что я не выйду изъ предловъ вроятія, если скажу, что они въ этомъ случа мыслятъ какъ женщины. Послушайте, одинъ изъ нихъ скажетъ вамъ: ‘я говорю, что нужно бы отправиться въ Англію’, другой объявитъ: ‘я разсуждаю о томъ, какъ бы собраться въ деревню’, наконецъ третій: ‘я говорю, не пора ли бы и соснуть’. Между тмъ, если намъ случится коснуться подобныхъ предметовъ, мы говоримъ: ‘я ду на востокъ’, или ‘я пускаюсь на югъ’, и въ ту же минуту мы уже несемся какъ стрла, какъ молнія. Когда намъ нужны бываютъ люди для разговора, мы имъ платимъ даже за это, таковы наши министры, адвокаты, члены конгресса, тогда именно мы ожидаемъ отъ нихъ работы языкомъ, а не руками, когда же, напротивъ, мы нанимаемъ людей для производительнаго труда, то и ожидаемъ отъ него дйствія руками, а не языкомъ. Я полагаю, что работа не по природ населенію здшней провинціи точно такъ же, какъ не годится она для слишкомъ раскормленной лошади. Мн кажется, здшній народъ убжденъ, что въ немъ слишкомъ много крови для того, чтобы работать, онъ почти также гордъ и самолюбивъ, какъ и лнивъ.

ГЛАВА IV.
РАЗГОВОРЪ ВЪ РЕЙБЕРЪ-ФИЛИПЪ.

Было уже поздно, когда мы прибыли въ пегнозову гостинницу, вечеръ былъ холодноватъ, и потому огонь въ камин произвелъ на насъ самое пріятное, умиряющее дйствіе.

Мистеръ Сликкъ отказался раздлить со мною бутылку вина, сказавъ, что онъ страдаетъ неправильнымъ пищевареніемъ. Вскор одинъ или два стакана убдили меня, что на меня вино производитъ какое-то непріятное дйствіе, которое хуже диспепсіи. Я веллъ убрать вино и мы подсли къ огню.

Вынувъ маленькій перочинный ножикъ изъ кармана, мастеръ Сликкъ началъ строгать тоненькую деревянную палочку изъ сухого полна, положилъ ее на ршетку камина и, подумавши нсколько минутъ, сказалъ:

— Вы должно быть никогда не бывали въ Штатахъ.

Я отвчалъ, что никогда не бывалъ, но что до возвращенія моего въ Англію я намренъ постить ту страну.

— Въ такомъ случа, замтилъ онъ: — вы увидите знаменитаго Даніэля Вебстера, онъ великій человкъ, говорю объ этомъ съ убжденіемъ, Цицеронъ, поврьте, не годился бы ему и въ подметки, какъ ораторъ: Вебстеръ забросалъ бы его словами въ какіе нибудь полчаса. Если бы онъ былъ у васъ въ Нижнемъ Парламент, то бьюсь объ закладъ, что онъ выставилъ бы многихъ изъ вашихъ великихъ людей шутами гороховыми, это истинный патріот и государственный человкъ, онъ первый дятель въ нашемъ отечеств въ отношеніи административномъ и притомъ очень остроумный адвокатъ.

Видите, жилъ-былъ одинъ квакеръ, тоже порядочный пройдоха, у него было дло въ Родъ-Эйланд. Вотъ онъ и явился къ Даніэлю, чтобы попросить его ходатайствовать по длу.

‘— Ну, а что же вы возьмете за это, адвокатъ Вебстеръ? Спросилъ онъ въ заключеніе.

‘— Позвольте, отвчалъ Даніэль: — дайте подумать, мн нужно сначала хать на югъ, въ Вашингтонъ, чтобы ходатайствовать по иску объ обезпеченіи длъ Гартфордской компаніи, потомъ надо побывать въ Цинциннати для присутствованія на конвент, и я ршительно не вижу, поспю ли я въ Родъ-Эйландъ безъ значительной потери времени и большого утомленія, пожалуй ходатайство мое обойдется вамъ дороже, нежели вы намрены дать.

‘Квакеръ поблднлъ какъ муха отъ подобнаго предисловія, потому что онъ не могъ дйствовать мимо адвоката, а между тмъ предвидлъ съ его стороны самыя непріятныя для себя требованія, наконецъ думая, что хуже не будетъ, сдлалъ надъ собою усиліе и спросилъ, что же онъ намренъ взять?

‘— А вотъ что, отвчалъ Даніэль: — я всегда любилъ квакеровъ, они смирный народъ и никогда не сутяжничаютъ если не вынуждаются къ тому необходимостью. Для нашего отечества послужило бы большимъ благодяніемъ, если бы у насъ было погуще такого народа. Я никогда не видалъ въ нихъ, не слыхалъ о нихъ ничего предосудительнаго, кром того разв, что они возкуряютъ иміамъ генералу Джаксону да этому негодяю, Ванъ Буреву, да, я люблю квакеровъ, я надюсь, что и они поддержать при случа Вебстера, потому и сбавлю вамъ цны на столько, на сколько могу, именно спущусь до 1,000 доллеровъ.

‘Квакеръ чуть не лишился чувствъ, услыхавъ это, но онъ былъ себ на ум и отвчалъ:

‘— Адвокатъ, это большія деньги 1,000 доллеровъ, но у меня зато есть другія дла, кром дла, о которомъ я говорилъ, если я заплачу вамъ 1,000 доллеровъ, станете ли вы хлопотать по другимъ дламъ, какія бы я вздумалъ вамъ поручить?

‘— Да, отвчалъ Даніель: — съ полною готовностью и по мр моихъ ограниченныхъ способностей.

Такимъ образомъ они отправились въ Родъ-Эйландъ, Даніэль взялся за дло квакера и выигралъ его. Хорошо, теперь квакеръ начинаетъ слоняться къ людямъ, у которыхъ есть тяжбы по судамъ и спрашиваетъ то у того, то у другаго.

‘— А что дадите, если я уговорю великаго Даніэля ходатайствовать по вашему длу? Его рчи обошлись мн въ 1000 доллеровъ, но зато теперь мы съ нимъ на пріятельской ног, и такъ какъ онъ теперь здсь, то я успю сладить дло за бездлицу.

Этимъ путемъ квакеръ взялъ триста доллеровъ съ одного, двсти съ другаго и такъ дале, пока не набралъ тысячи ста доллеровъ, какъ разъ сотней доллеровъ больше, чмъ самъ заплатилъ.

Даніэль пришелъ въ сильное бшенство, когда услыхалъ объ этомъ.

‘— Какъ, сказалъ онъ: — неужели вы думаете, что я позволяю вамъ выручать эти деньги черезъ мою спину? я не ломовая лошадь.

‘— Другъ Даніэль, отвчалъ квакеръ: — не согласился ли ты самъ вести дла, которыя я хотлъ теб передать? Если ты не исполнишь твоего обязательства, то я не исполню моего.

‘Даніэль хохоталъ до тхъ поръ, что чуть не надслся отъ хохота. Вслдъ затмъ онъ отправился хлопотать по дламъ съ веселымъ духомъ и дйствительно хлопоталъ по всмъ..

— Этотъ лнтяй, Пегнозъ, продолжалъ часовщикъ: — Пегнозъ, что содержитъ гостинницу, кажется намренъ продать ее и отправиться въ Штаты. Онъ увряетъ, что здсь очень тяжело вести дла, что здшніе рынки очень пусты, зимы слишкомъ долги. Онъ думаетъ, что ему тамъ будетъ привольне, но я увренъ, что онъ разочаруется въ непродолжительномъ времени. Дло въ томъ, что наше государство нельзя сравнить съ здшнимъ, ни въ какомъ отношеніи, наше государство не старалось сдлать изъ насъ тотъ великій народъ, какимъ мы считаемся теперь, напротивъ того мы создали репутацію нашего государства. Какимъ способомъ могли бы мы, если бы были также безтолковы, такъ же лнивы, какъ старый Пегнозъ, какъ могли бы мы заставитъ тощій грунтъ Новой Англіи производить то, что онъ теперь производитъ. Именно, сэръ, страна между Бостономъ Салемомъ уморила бы съ голоду и стадо гусей, а теперь взгляните на Салемъ, у него боле денегъ чмъ нужно, чтобы купить у короля Новую Шотландію. Мы встаемъ рано, живемъ умренно, и работаемъ по долгу: все, что мы пріобртаемъ, пріобртаемъ съ разсужденіемъ. Ко всему этому мы присоединяемъ предпріимчивость и проницательность, тунеядецъ, который увряетъ, что здсь тяжело жить, пусть лучше и не показываетъ носа въ Штаты. Я встртилъ на прошлой недл ирландца Патъ-Ланнигана, который только-что воротился изъ Штатовъ.

— Что, Патъ, отчего это вы вздумали такъ скоро вернуться? каково идутъ ваши дла? спросилъ я его.

‘— Да что! прахъ ихъ возьми совсмъ, отвчалъ Патъ:— я раззорился въ пухъ.

‘— Что вы заработываете въ день въ Новой Шотландіи? спросилъ меня судья Белеръ.

‘— Четыре шиллинга, отвчалъ я.

‘— Въ такомъ случа я предложу вамъ за день столько, сколько вы получаете въ два дня, я дамъ вамъ восемь шиллинговъ.

‘— Дай Богъ вамъ добраго здоровья, отвчалъ я.

‘На слдующій день я отправился съ артелью рыть каналъ и если этотъ день не былъ жарокъ, то я не могу называться Патъ-Ланниганъ. Я началъ присматриваться за рабочими, трудился, не разгибая спины и совершенно умаялся’.

‘— Миккъ, мн ужасно жарко, сказалъ я своему товарищу:— смерть хочется пить.

‘— Мы не позволяемъ говорить на работ о постороннемъ, замтилъ мн на это приставленный смотритель.

‘Въ самомъ дл, я скоро убдился, что я тутъ, за плату, равнявшуюся двухъдневной, долженъ былъ сдлать въ одинъ день то, что по настоящему слдовало бы разложить на два дня, что за недльное содержаніе рабочихъ мн приходилось платить сумму, какой прежде хватало на дв недли, такъ-что къ концу мсяца я нашелъ свои карманы въ такомъ же печальномъ положеніи, какъ и въ Новой Шотландіи. Притомъ же ни одна косточка въ моемъ тл не осталась цлой, вс он дьявольски ныли, и что касается моего носа, то изъ его текла кровь денно и нощно. Клянусь вамъ жизнію, мистеръ Сликкъ, сказалъ онъ въ заключеніе, что бдный земледлецъ не долго пропеншитъ въ вашемъ отечеств, все это въ соединеніи съ злымъ ромомъ, тяжелымъ трудомъ жаркой погодой поведетъ къ тому, что вы увидите по обимъ сторонамъ каналовъ ряды могилъ ирландцевъ.

Это, продолжалъ часовщикъ, страна тяжкаго труда. У насъ два рода невольниковъ, негры и блые. Вс земледльцы изъ европейцевъ и негры, которые попадаютъ къ намъ въ руки, исполняютъ за насъ всю черную физическую работу, въ то время, какъ мы направляемъ труды ихъ къ прибыльному результату, у насъ ни богатый, ни бдный, и знатный, ни безпріютный не стъ хлба даромъ. Вс наши капиталы заключаются въ дятельныхъ предпріятіяхъ, все наше населеніе находится въ постоянныхъ трудахъ. Лнтяй, подобный Пегнозу, который вздумаетъ искать счастья у васъ запрягается нами въ хомутъ прежде, чмъ успетъ образумиться сажается за работу, подобно лошади которая упрямится везти, его ставятъ на своего рода коноводную машину. Лошадь видитъ и передъ собою и за собою лошадей которыя везутъ изо всхъ силъ, и потому и ей самой остается или везти или быть раздавленною — такъ будетъ и съ Пегнозомъ.

ГЛАВА V.
СУДЪ ПЕТТИФОГА.

Утромъ, часовщикъ сказалъ мн, что въ гостинниц Пегноза будетъ производиться судебное разбирательство, почему онъ и предполагалъ, что предстоитъ возможность устроить нсколько длишекъ съ помщиками и сельскими жителями, которые соберутся при этомъ случа. Нкоторые изъ нихъ, по его словамъ, должны еще ему за часы, и такимъ образамъ онъ избавится за одно отъ труда здить изъ угла въ уголъ и собирать констаблей для привлеченія должниковъ къ платежу.

— Я увренъ, продолжалъ онъ:— что еслибы генералъ Кэмпбеллъ зналъ, что за человкъ здшній констабль, то непремнно выгналъ бы его изъ службы, это настоящая піявка, совершенная заноза для всего края. Попробуй-ка онъ обступать такимъ образомъ въ Кентукки, и тогда въ одно прекрасное утро ему подадутъ такой сытный завтракъ, что пожалуй желудокъ его вовсе и не переваритъ этого завтрака. Говорятъ, что онъ выпускаетъ до трехъ-сотъ предписаній ежегодно, и что эти предписанія доставляютъ ему не много не мало три тысячи доллеровъ. Если бы онъ попался въ руки къ Даніэлю Вебстеру, то бьюсь объ закладъ, что онъ выворотилъ бы его утробу на изнанку, какъ старый чулокъ.

Народъ началъ скоро собираться, одни приходили пшкомъ, другіе прізжали верхомъ или въ экипажахъ. Таверна Пегноза скоро представляла сцену суеты и смятенія, просители, адвокаты, свидтели — вс въ одинъ голосъ говорили, ссорились, требовали объясненій, не выслушивая ихъ, и пили съ образцовымъ единодушіемъ.

— Вотъ детъ сквайръ, сказалъ кто-то изъ присутствующихъ.

— А вдь, если разобрать, такъ пожалуй, что лошадь-то его везетъ теперь больше крючкотворства и плутней, чмъ справедливости, замтилъ другой.

— Видно не хватило дерева на выдлку хорошаго законника, если выбрали такую кривую корягу.

— Однако въ немъ довольно соку на то, чтобы поставить за своемъ, когда какая нибудь кутерьма залзетъ ему въ голову, сказалъ какой-то высокій фермеръ.

— Можетъ быть, что сокъ-то и есть, только душа-то его также черства, какъ сердцевина еловаго полна.

— Да неужели же колымага его не догадается когда нибудь разссться на части и придавить его половче!

Много сдлано было еще подобныхъ же замчаній, много выражено подобныхъ же желаній, касающихся личности сквайра, но вс они выражали въ одинаковой степени горечь, злобу и презрніе.

Онъ везъ съ собою въ кабріолет дв большія книги и обширный свертокъ бумагъ. Лишь только предупредительный мастеръ Пегнозъ увидалъ его передъ крыльцомъ, какъ прибжалъ помочь ему подняться съ экипажа и взойдти на лстницу, потомъ увелъ его въ ‘лучшую комнату’, и выразилъ желаніе, чтобы констабль встртилъ сквайра. Толпа хлынула вслдъ за ними, и констабль открылъ засданіе со всми приличными обрядами и съ строгими убжденіями сохранять глубокое молчаніе.

Взявъ длинный перечень судныхъ длъ, мистеръ Петтифогъ началъ перебирать имена тяжущихся:

— Джемсъ Шарпъ противъ Джона Слега, улики на Джона Слега. Джонъ Слегъ былъ надлежащимъ образомъ призываемъ къ отвту и, не явившись, обвиняется.

Такимъ путемъ онъ обвинилъ двадцать или тридцать человкъ.

Наконецъ онъ дошелъ до дла: ‘Виліямъ Гэръ противъ Денниса О’Бріена — Денисъ О’Бріенъ вызывается къ отвту.’

— Здсь! вскричалъ, звучный голосъ изъ другой комнаты: — я здсь: кто вздумалъ говорить, противъ Денниса О’Бріена?

— Не шумите такъ, сэръ, отвчало правосудіе: — или я прикажу взять васъ подъ стражу,

— Взять меня подъ стражу? отвчалъ Деннисъ: — берегись, сквайръ, чтобы вамъ самимъ не попасться.

— Вильямъ Гэръ требуетъ съ васъ три фунта, мсячную плату за столъ и квартиру, что вы скажете на это?

— Что я скажу? отвчалъ Деннисъ: — слыхали ли вы, что сказалъ Тимъ Дойль, когда его вели на вислицу за кражу поросенка? онъ сказалъ, что если бы поросенокъ не завизжалъ, то кража ни за что не открылась бы. Я вижу въ судьб Тима Дойля полезный для себя урокъ, я ничего не скажу пока, пусть противникъ мой уличаетъ меня.

Тутъ призвали мистера Гэра для изложенія своихъ обвиненій, но онъ въ полномъ убжденіи, что дло его ршится подобно прочимъ, безъ особеннаго разбирательства, и что за тмъ оправданіе его несомннно, вовсе не приготовилъ никакихъ доказательствъ.

— Въ такомъ случа, я требую прекращенія иска, возражалъ Деннисъ.

Тутъ произошло маленькое совщаніе между правосудіемъ и истцомъ, наконецъ правосудіе объявило, что оно не намрено прекратить искъ, а находитъ нужнымъ протянуть его.

— Какъ? отложить его до слдующаго засданія, да это все равно, что вытянуть изъ меня всю душу! вскричалъ Деннисъ.— Гд же мн, бдному человку, шататься сюда такъ часто! Можетъ быть это полезно для Пегноза и его кошелька, но моихъ финансовъ это нисколько не поправитъ. Я скоре соглашусь признать себя неправымъ, нежели идти опять сюда.

— Итакъ, вы признаетесь, что вы должны ему три фунта,— свое содержаніе въ продолженіе мсяца?

— Въ этомъ не могу признаться, могу только сказать, что я жилъ у него мсяцъ, и что къ концу мсяца я исхудалъ хуже чумной коровы.

Призвали сосда, который подтверждалъ, что три фунта самая обыкновенная плата за квартиру со столомъ.

— А знаете ли вы, что я училъ дтей его писать, приготовлялъ ихъ въ школу? сказалъ Деннисъ.

— Можетъ быть.

— Чего это стоитъ?

— Не знаю.

— Вы не знаете?… впрочемъ, вы совершенно справедливы, потому что если эти дти будутъ въ половину такими сорванцами какъ ихъ отецъ, то имъ писанье не пойдетъ въ прокъ, и они наврное будутъ повшены.

Тутъ Деннисъ представилъ счетъ, изъ котораго оказалось, что онъ училъ пятерыхъ дтей Гэра въ продолженіе шести мсяцевъ, по девяти шиллинговъ за три мсяца съ каждаго, что составляло четыре фунта десять шиллинговъ.

— Мн очень жаль, мистеръ Бріенъ, отвчало правосудіе: — очень жаль, но вы не можете теперь быть оправданы, потому что сумма, указанная вами, слишкомъ значительна для одного судьи, всякая сумма свыше трехъ фунтовъ присуждается двумя членами присутствія.

— Но я не хочу получить больше того, сколько съ меня требуютъ за квартиру, остальное я уступаю.

— Дло не можетъ быть ведено такимъ путемъ, отвчалъ судья: — я посовтуюсь съ моимъ собратомъ и сосдомъ мистеромъ Дулиттлемъ, и если мистеръ Гэръ не согласится разсчитаться съ вами полюбовно, то ваши доводы будутъ приняты къ соображенію.

— Хорошо, сказалъ Деннисъ: — все, что мн остается объяснить, это то, что вдоль по цлой рк не найдется такой бестія, такого мошенника какъ Гэръ, кром разв одного плута, объ имени котораго я долженъ умолчать.

И съ этими словами Деннисъ сдлалъ многозначительный и низкій поклонъ правосудію.

Тутъ по всей судейской комнат раздался хохотъ, Деннисъ вышелъ въ сосдній покой, чтобы успокоиться отъ волненія, вознаградить себя стаканомъ грогу и дать полную волю своему негодованію противъ Гэра и судьи.

Насмотрвшись на грубое и наглое пристрастіе правосудія, я также оставилъ судейскую комнату, совершенно раздляя мннія, высказанныя Деннисомъ, хотя, можетъ быть, и не вполн одобряя нкоторыя изъ его рзкихъ выраженій.

Петтифогъ обязанъ былъ своимъ званіемъ интригамъ за выборахъ. Должно надяться, что послдующія заслуги его также будутъ надлежащимъ образомъ вознаграждены, и что онъ по справедливости будетъ выгнанъ изъ судейской комнаты, которую унижаетъ своимъ присутствіемъ.

ГЛАВА VI.
АНЕКДОТЫ.

Когда мы снова сли на лошадей и отправились въ Эмгерстъ, группы поселянъ стояли еще около гостинницы Пегноза и разсуждали о происшествіяхъ того утра, тогда какъ другіе изъ постителей расходились постепенно по домамъ.

— А вдь первостатейная, отъявленная каналья этотъ Петтифогъ, сказалъ часовщикъ: — они съ констаблемъ такъ паристы, такъ давно здили въ одномъ хомут за однимъ дышломъ, что составляютъ отличный мошенническій выздъ, какой не вдругъ встртишь на дорог. Ихъ можно также плотно сложить другъ съ другомъ, какъ два обломка одного и того же камня. Этотъ констабль былъ однажды въ такой передлк, что чуть не задохнулся, дыхательное горло напружилось тогда у него какъ пузырь. Здсь есть, изволите видть, отчаянный негодяй, одинъ изъ нашихъ кентуккскихъ бездомниковъ, Билль Смитъ, сорванецъ, который не боится ничего на свт. Шерифъ и констабль оказываются совершенно безсильными предъ нимъ, они не знаютъ, какъ и взяться за него, если имъ и случится иногда захватить его, то онъ ускользаетъ потомъ какъ ртуть, притомъ же онъ ходитъ вооруженный, и уметъ въ пятидесяти шагахъ попадать блк прямо въ глазъ, однимъ словомъ, это самый непріятный для властей господинъ.

Хорошо, вотъ однажды Ноббъ, констабль, получилъ предписаніе поймать его во что бы то ни стало, и началъ разсчитывать надосуг, какъ бы похитре поддть негодяя, наконецъ онъ выдумалъ планъ, который, по его мннію, былъ чудомъ проницательности, и искалъ случая примнить этотъ планъ къ длу. Онъ слышалъ, что Билль будетъ въ гостинниц Пегноза, по поводу какихъ-то длишекъ, и что останется тамъ на всю ночь. Ноббъ выжидаетъ, пока порядкомъ стемнетъ, и потомъ садится на лошадь, детъ къ трактиру и тамъ прячетъ коня за стогомъ сна. Потомъ онъ крадется къ окну и смотритъ внутрь комнаты Билля, выжидая, пока тотъ пойдетъ спать, такъ какъ жертву свою онъ считалъ боле удобнымъ и благоразумнымъ изловить во время сна. Однако Ноббъ продержалъ констабля на страж такъ долго, не переставая все время болтать и пть, что констабль самъ чуть не заснулъ прежде. Наконецъ Билль началъ собираться ложиться. Во первыхъ, онъ вынулъ изъ кармана пистолетъ, осмотрлъ замокъ и дуло, положилъ пистолетъ на столъ у своего изголовья, а затмъ уже легъ въ постель.

Предварительныя мры предосторожности со стороны Билля непріятно подйствовали на констабля, онъ почувствовалъ странную дрожь въ тл и сильное біеніе пульса, но когда онъ замтилъ, что жертва его растянулась на постели и захрапла такъ, какъ храпятъ поросята, когда ихъ везутъ на рынокъ, то получилъ снова боле отрадное расположеніе духа и сталъ соображать, что теперь всего врне воспользоваться обстоятельствами, отворить тихонько дверь въ комнату Билля и потомъ прыгнуть на него, пока еще онъ не успетъ очнуться. Вслдствіе этихъ соображеній онъ обходитъ домъ кругомъ, повертываетъ ручку у двери Билля такъ тихо, какъ будто смазалъ ее масломъ, и потомъ бросается на лежащаго въ постели плута.

‘— Кажется, что я поймалъ тебя этотъ разъ, сказалъ Ноббъ.

‘— Мн тоже кажется, отвчалъ Билль: — но я бы желалъ, чтобы вы не налегали на меня такъ тяжело, нельзя ли вамъ немножко привстать, а?

Съ этими словами Билль кладетъ на констабля руку, желая приподнять его и продолжая между тмъ уврять, что онъ совсмъ раздавилъ его, какъ какую нибудь оладью.

Прежде чмъ Ноббъ усплъ сообразить свое положеніе, Билль уже перевернулъ его на спину и слъ въ свою очередь на него. Потомъ онъ схватилъ его за горло и сталъ душить до тхъ поръ, что глаза его сдлались по доброму огурцу и языкъ вытянулся вершка на четыре, въ то же время Ноббъ строилъ изъ своей рожи презатйливыя гримасы, ни дать, ни взять, какъ разбойникъ, который былъ повшенъ въ Бостон на Монументномъ холм. Ноббу приходилось ужь окончательно протянуть ноги, когда онъ вспомнилъ, что у него на сапогахъ есть шпоры, тутъ онъ тотчасъ же загнулъ ноги вверхъ и изо всхъ силъ впустилъ шпоры въ тло своего противника. Ударъ пришелся въ самое чувствительное мсто, и такъ какъ Билль былъ раздтъ, то констабль могъ дйствовать на него съ полнымъ удобствомъ. Наконецъ Билль не могъ доле выдерживать, онъ выпустилъ свою жертву, проревлъ какъ быкъ и хлопая себя руками по поясниц, выскочилъ за дверь, какъ стрла. Не случись тутъ шпоръ на сапогахъ констабля, я полагаю, что Билль избавилъ бы одного изъ палачей отъ труда повсить современемъ Нобба.

Часовщикъ былъ человкъ Наблюдательный и вмст словоохотливый. Ничто не ускользало отъ его вниманія, онъ зналъ чью угодно родословную, чью угодно исторію и средства, и подобно кучеру англійскихъ почтовыхъ каретъ, особенно любилъ длиться своими свдніями.

— Видите тамъ этотъ уютный домикъ, съ полисадникомъ? сказалъ онъ между прочимъ:— домикъ этотъ принадлежитъ старшему Томсону. У этого человка препрочные кулаки и онъ порядочный кулакъ въ отношеніи всего, что попадаетъ ему въ руки. Онъ человкъ справедливый и очень добродтельный. Но одинъ изъ моихъ пріятелей въ Коннектикут, старый флотскій капитанъ, говаривалъ обыкновенно: ‘дружище Самъ, смерть не люблю, братецъ, этихъ народовъ, провалъ ихъ побери, которые ужь не кстати очень добры’. Въ этомъ изреченіи есть много правды, разумется, что фраза моего пріятеля нисколько не потеряла бы, если бы онъ далъ ей мене рзкій оборотъ, но должно замтить, что пріятель мой вообще охотникъ до сильныхъ выраженій. Какъ бы то ни было, но объ этомъ старшемъ Томсон я знаю исторію, которая, по всей вроятности, займетъ васъ.

Однажды, какой-то престарлый пасторъ пріхалъ къ нему въ домъ на митингъ, хорошо, вотъ по окончаніи митинга, старшій Томсонъ пригласилъ пастора осмотрть свою ферму, которая, надо правду сказать, очень хороша. Показалъ онъ ему и племяннаго быка и огромную жирную свинью, которая всила сотни фунтовъ, показалъ все, чмъ былъ въ состояніи похвалиться, а между тмъ не предложилъ пастору ничего ни выпить, ни закусить. Пасторъ очень утомился всмъ этимъ и, не видя даже впереди возможности утолить голодъ и жажду и получить приглашеніе къ семейному столу, онъ попросилъ одного изъ слугъ вывести себ лошадь изъ сарая. Когда онъ прощался съ хозяиномъ дома — кругомъ было много народа — то сказалъ ему: ‘Старшій Томсонъ, у васъ прекрасная ферма, славная ферма въ сакомъ дл, у васъ и большой быкъ, очень большой быкъ, и я думаю, продолжалъ онъ, смотря Томсону прямо въ лицо (потому что онъ хотлъ его порядкомъ отдлать), я думаю даже, что я видлъ сегодня самого крупнаго борова, какого мн когда либо удавалось видть.’ Сосди порядкомъ посмялись, а Томсонъ повсилъ носъ и захлопалъ ушами. Я увренъ, что онъ отдалъ бы теперь съ радостью и свинью и быка, лишь бы только исторія эта не ходила по свту.

ГЛАВА VII.
ДВИЖЕНЕ ВПЕРЕДЪ.

Когда мы окончили нашъ разговоръ, часовщикъ сказалъ: Я полагаю, что мы самая великая нація на всей земл, и притомъ самая просвщенная.

Эта фраза была слишкомъ самонадянна, чтобы остаться безъ отвта, а я готовъ былъ вырявить ту мысль, что по крайней мр его манія едва ли самая скромная, какъ он продолжалъ:

— Мы идемъ передомъ, а Новая Шотландія задомъ. Наши корабли идутъ впереди противъ кораблей другихъ націй, наши пароходы превосходятъ быстротою даже британскіе, таковы же и наши почтовые дилижансы, а я увренъ, что настоящій мью-йорскій рысакъ заткнетъ за поясъ бгуна какой угодно крови. Но съ тхъ поръ, какъ мы ввели у себя желзныя дороги, намъ стыдно уже не идти передомъ. До тхъ воръ мы хорошенько не знали, что значитъ нестись во всю прыть, мы должны были пробивать себ дорогу сами, а это вовсе не легко, увряю васъ. Если бы здшній народъ имлъ еще какое нибудь понятіе о воспитаніи, то и онъ, можетъ быть, послдовалъ бы нашему примру, а то онъ и не слыхалъ, кажется, что такое образованіе.

— Вы ужь слишкомъ унижаете здшнихъ жителей, сказалъ я: — у нихъ есть тоже коллегіи и академіи, у нихъ есть и элементарныя школы, заведенія для перваго возраста, я думаю, что между ними мало найдется такихъ, которые не умли бы читать и писать.

— Все это ровно ничего не значитъ. Что касается до греческаго и латинскаго языковъ, мы цнимъ ихъ меньше гроша, мы учимся этимъ языкамъ, какъ учимся живописи и музык, потому что это въ обыча у англичанъ, а мы стараемся быть у нихъ впереди даже въ подобныхъ пустякахъ, что касается чтенія, то оно полезно лишь людямъ, которымъ нечего длать, а писанье пожалуй отворитъ двери въ государственную тюрьму, особенно при сходств подписей какихъ нибудь господъ и могущихъ отъ того произойдти ошибокъ. Счетоводство только и можно назвать настоящимъ дломъ: если человкъ уметъ считать, то онъ можетъ надяться разбогатть. Мы народъ ‘расчитывающій’, мы вс ведемъ т или другіе счеты…. Лошадь, которая не привыкла бжать впередъ, очень способна подвигаться назадъ, и чмъ боле вы будете ее хлыстать, тмъ энергичне она будетъ пятиться задомъ. Это случилось съ ново-шетландцами, они бжали назадъ въ послднее время съ такою быстротою, что наткнулись на свой Банки {Въ англійскомъ здсь игра словъ, которую нельзя передать на русскомъ: Banks значитъ Банка, а также валы, насыпи, длаемые на мстахъ жокейскихъ скачекъ. Пр. пер.} и чуть не переломили себ шей, теперь они только что приподнимаются на ноги, потряхиваютъ головами и увряютъ, что обязаны своимъ грязнымъ платьемъ и разбитыми носами исключительно Банкамъ. Я полагаю однако, что теперь, если они и не привыкли смотрть впередъ за свое будущее, то научалась смотрть навадъ и въ состоянія подмтить, нтъ ли у нихъ какой нибудь кочки подъ ногами… Медвдь начинаетъ ломать дерево съ большою предусмотрительностію. Онъ хитрое, осторожное животное, онъ знаетъ вс условія для того, чтобы поднять на себ большую тяжесть, и какъ ни крпка его спина, онъ не слишкомъ довряетъ ея прочности, боясь ошибиться въ разсчет и потомъ полетть вверхъ ногами, потому онъ пристально обозрваетъ основаніе дерева и держитъ голову такъ, чтобы легче избжать возможнаго удара. Я бы желалъ, чтобы Сизые-носы находили хотя подобное оправданіе въ своемъ движеніи назадъ. Но медвдь расчитываетъ, онъ знаетъ, сколько фунтовъ въ состояніи вынести его ноги, и предвидитъ вс случаи неудачнаго пріема…. Если бы эта провинція была въ нашихъ рукахъ, мы начали бы тотчасъ же разсчитывать и работать на-пропалую. Галифаксъ безъ ркъ или внутреннихъ земель своихъ ничего не стоитъ, приложите нуль къ нулю и вы получите тотъ же нуль, приложите желзную дорогу къ Фундійскому заливу, и что же у васъ выйдетъ? Нужно разсчесть: это потребуетъ 800,000 доллеровъ или 75,000 фунтовъ на ваши деньги, положите и непредвидимый случай и ошибки въ исчисленіяхъ треть всей суммы составитъ 100,000 фунтовъ…. Проценты по пяти составляютъ 5,000 фунтовъ ежегодно, теперь сочтите издержки на перевозку матеріяловъ: он превысятъ 25,000 фунтовъ въ годъ. Если бы вы были у меня въ контор, я показалъ бы вамъ самые счеты. Теперь начинается вычитаніе: исключите расходы на пріобртеніе машинъ, починку ихъ, назначьте сумму за непредвидимыя издержки и выведите круглое число 5,000 фунтовъ ежегодно — количество слдующихъ процентовъ. Что же получилось у васъ въ результат? предпріятіе, которое въ состояніи лишь уплачивать проценты на употребленный капиталъ. Но предположите, что оно и доставляло бы около 2% процентовъ (для этого нужно, поврьте мн, очень хорошо разсчитывать, а мудрено ожидать здраваго разсчета отъ людей, которые охотне ползутъ назадъ нежели идутъ впередъ), что же тогда въ состояніи сказать самый умный, самый опытный человкъ?… Вы умете считать въ голов?

— Не совсмъ хорошо.

— Жаль, очень жаль, а то я показалъ бы вамъ цифирство Янковъ. Какъ вы думаете, чего стоитъ Галифаксъ со всми его угодьями?

— Ршительно не могу вамъ сказать.

— Вижу, отвчалъ онъ: — что вы не мастеръ вычислять, греки и римляне тоже были несильны въ разсчетахъ, это понятно впрочемъ: у нихъ не было желзныхъ дорогъ. Подумайте-ка хорошенько, опредлите стоимость владній и потомъ прибавьте пять процентовъ, и если вы не получите суммы нужной на желзную дорогу, то я позволю не называть себя Самъ Сликкъ. Хорошо, страна между Галифаксомъ и Ардоизомъ стоитъ нуля, разсчитайте на эту сумму пять процентовъ, и потомъ пошлите въ любой коллегій опредлить барыши, какіе можно получить отъ этого капитала. Но если вы попадете въ Гантское графство, то я увренъ, что вы не пожалете о сдланномъ перезд отъ Бостона съ тмъ, чтобы посмотрть только на этотъ край. У его королевскаго величества, я думаю, не найдется лучшихъ владній. Хорошо, теперь приложите 15 процентовъ на земли, которыя лежатъ но Виндзорскому бассейну, и 5 процентовъ на т земли, которыя сопредльны майнзскому, и тогда что вы получаете? Очень значительную сумму, увряю насъ, но, впрочемъ, зачмъ затруднять васъ такимъ длиннымъ рядомъ цифръ, если нельзя доказать правильности вычисленій надл?… Теперь мы отложимъ въ сторону ариметику и возьмемся за другую книгу не мене дльную и полезную, хотя здшній народъ и смется на ея счетъ,— я разумю человческую природу.

— Ахъ, отвчалъ я: — знаніе этого рода было очень полезно для васъ при продаж часовъ старому пастору, посмотримъ, какъ употребите вы его въ настоящемъ случа.

— Что нужно длать съ часами, у которыхъ спустилась цпочка?

— Нужно опять завести ихъ, отвчалъ я.

— Вы угадали. Народъ въ Галифакс опустился какъ гиря у часовъ и онъ никогда не пойдетъ впередъ, если его не завести, эти часы сдланы старательно и изъ хорошаго матеріала, колеса въ нихъ прилажены врно, но имъ нуженъ непремнно ключикъ. Приведите въ дйствіе желзную дорогу и живость, которую она сообщитъ дламъ, одушевленіе, которое распространитъ во всемъ кра, удивятъ васъ. Это все равно, что поднять барахтающагося на полу ребенка и поставить его на ноги: посмотрите, какъ малютка побжитъ впередъ и какъ будетъ доволенъ своими успхами. Если посять четверть ржи, она дастъ нсколько четвертей, при посв этихъ нсколько четвертей урожай еще возрастетъ. Однажды 4—4, а четырежды 25 составляютъ 100 (вы видите, что всякій порядочный человкъ считаетъ, исключая Сизыхъ-носовъ). Именно, если здшняя желзная дорога и не породитъ другихъ желзныхъ дорогъ, то она разовьетъ духъ предпріимчивости, который въ свою очередь разовьетъ много другихъ полезныхъ предпріятій. Она расширитъ средства для производства торговли, откроетъ новые источники для выгодныхъ сдлокъ, разовьетъ вообще коммерческія силы и, что всего важне, породитъ повсемстное движеніе. Она научитъ народъ, что стыдно пятиться назадъ и стоять за мст подобно Бостонской дум, (хотя и говорятъ, что фундаментъ ея нсколько ослъ въ теченіе ныншняго лта), что мало того, чтобы идти впередъ: нужно поглощатъ время и растояніе.

Тутъ его лошадь (которая, чувствуя одушевленіе своего сдока, въ послднее время начинала волноваться) пустилась самою быстрою рысью. Часовщикъ довольно долго не могъ удержать ее. Когда я снова сравнялся съ нимъ, онъ сказалъ: — Эта старая американская лошадь, какъ изволите видть, понимаетъ наше выраженіе ‘идти впередъ’лучше нежели Сизые-носы.— Что же, продолжалъ онъ: — что же сковываетъ ноги этому молодому государству и точно котомка давитъ его шею? что замедляетъ разработку его земель, успхи его рыбныхъ ловлей? дороговизна труда, увряю васъ. Хорошо, теперь: что такое желзная дорога? Замна человческаго или скотскаго труда механическимъ, только замна въ такихъ обширныхъ размрахъ, какъ обширно наше государство. Трудъ дорогъ въ Америк и дешевъ въ Европ. Потому желзная дорога сравнительно не такъ полезна европейцамъ, какъ полезна намъ, тамъ она удивляетъ, здсь она производитъ чудеса. Тамъ она длаетъ старика молодымъ, здсь изъ ребенка длаетъ великана. Для насъ все равно важно: рка, мостъ, дорога, каналъ. Все это сберегаетъ намъ то, что вы насъ всего нужне, сберегаетъ людей, лошадей, суда, сокращаетъ тяжести и, главное, сберегаетъ время. Съ самаго созданія вселенной, я думаю, это величайшее изъ сдланныхъ изобртеній. Вотъ что я называю ‘разчитывать’ сообразно съ достоинствомъ человка и его значеніемъ въ дл труда. Ничто такъ не необходимо какъ вычисленіе для успшнаго хода ‘впередъ’.

ГЛАВА VIII.
ОРАТОРЪ, КОТОРЫЙ УДАЛИЛСЯ ОТЪ ПРЕДМЕТА СВОЕЙ РЧИ.

Мы знаемъ о Новой Шотландіи, я полагаю больше чмъ сами Сизые-носы. Янки видятъ впередъ дальше, чмъ большая часть другихъ націй, они нердко замчаютъ въ предмет такую сторону, о которой другіе и не помышляютъ, вслдствіе этого зрніе многихъ изъ нихъ сильно пострадало, и я думаю, что чуть ли не во этой причин они носятъ очки. Первый, отъ котораго я слышалъ разсказы о Кумберлэнд, былъ мистеръ Ивиреттъ, членъ конгресса, онъ знаетъ этотъ край такъ хорошо, какъ будто вкъ жилъ здсь и, можетъ быть, знаетъ больше, чмъ здшніе старожилы. Это человкъ съ блестящими способностями, котораго мы ставимъ подъ No 1, буквою А. Однажды мн случилось зайдти въ таверну генерала Пипа въ Бостон, и кого же я тамъ засталъ? великаго мистера Ивиретта, который разсматривалъ карту провинціи Новой Шотландіи.

‘— Возможно ли, сказалъ я: — если это не профессоръ Ивиретть, то я не хочу быть живъ! Ну, что,— какъ поживаете, профессоръ?

‘— Очень хорошо, благодарю васъ, отвчалъ онъ.— Какъ вы можете? Я уже не профессоръ: поршалъ съ этимъ дломъ, пересталъ читать ученыя рчи и принялся за политику.

‘— Можетъ ли быть! спросилъ я снова: — что же это? какая земная сила могла побудить васъ къ такой перемн?

‘— А вотъ что, мистеръ Сликкъ, посмотрите сюда. Какая польза читать поученія мудреца вашимъ свободомыслящимъ и образованнымъ согражданамъ, когда эти сограждане столько же знаютъ, сколько и самъ мудрецъ? Человкъ, сказавшій, что нтъ ничего новаго подъ луною, немножко поторопился въ своихъ сужденіяхъ, онъ не выразилъ бы этого убжденія, если бы посмотрлъ на наши пароходы, желзныя дороги и каучуковыя калоши — три изобртенія, которыя нельзя сбить въ одну кучу съ прочими.

‘— Все это можетъ бытъ справедливо, замтилъ я: — но такъ или иначе, а мн кажется, что ваши теологическія рчи доставили бы вамъ, въ общей сложности, боле выгодъ, потому что унитаріи платятъ щедре, чмъ дядя Самъ (мы называемъ, прибавилъ часовщикъ, американскую публику дядей Самомъ, точно также, какъ британскую зовемъ Джономъ Буллемъ).

Это замчаніе, по видимому, нсколько укололо его, онъ какъ будто почувствовалъ нкоторую неловкость и прошелся два раза по комнат. Наконецъ онъ остановился и спросилъ:

‘— Куда вы намрены отправиться отсюда, мистеръ Сликкъ.

‘— Да что! я здилъ на югъ, велъ кой-какія длишки по торговл мускатными орхами.

‘— Я надюсь, продолжалъ профессоръ: — что орхи эти лучшаго качества, что они оказывались товаромъ, соотвтствующимъ назначенію.

‘— Безъ сомннія, отвчалъ я:— безъ сомннія, профессоръ, вс они были самого лучшаго достоинства и притомъ продавались по самой сходной цн. Но позвольте узнать, для чего вы длаете мн подобный вопросъ.

‘— А вотъ видите ли: извстный мошенникъ капитанъ Джонъ Олспейсъ, изъ Наганта, имлъ обыкновеніе торговать съ Чарльстономъ и однажды онъ привезъ туда грузъ изъ пятидесяти бочекъ мускатныхъ орховъ, хорошо, теперь онъ положилъ по нскольку пригоршней хорошихъ орховъ въ каждую бочку съ краевъ, а все остальное пространство забилъ негодными, жесткими или гнилыми орхами, такъ-что разницу между обоими сортами мржцо было замтить лишь попробовавъ орхи на зубъ. О этакой продлк поговоримх съ вами и впослдствіи.

Въ другой разъ, это было въ Вашингтон, отъявленный дуэлистъ Виргиніи, генералъ Кеффи, находившійся въ числ сенаторовъ, въ дом президента сказалъ мн:

‘— Ивиреттъ, я, какъ ввмъ извстно, былъ, самымъ непримиримымъ врагомъ вашего билля о тариф, но я совершенно перемнилъ свои убжденія съ тхъ поръ, какъ выслушалъ вашу прекрасную рчь объ этомъ предмет. Теперь, я подамъ голосъ въ пользу этого билля.

‘— Позвольте мн вашу руку, генералъ Коффи. отвчалъ я: — бостонцы будутъ въ восторг, когда услышатъ, что человкъ съ такими блестящими дарованіями на нашей сторон, я думаю, что теперь дло пойдетъ, мы его подвинемъ.

‘— Да, замтилъ онъ:— ваши юго-восточныя мануфактуры пошибутъ хоть какія угодно. Он стоятъ далеко впереди противу англійскихъ.

Вы можете себ представить, что мн пріятно было слышать отъ жителя Новой Англіи такой отзывъ, поврьте, что въ ту минуту я ощущалъ чувство національной гордости.

‘ — Въ особенности, продолжалъ онъ, есть мануфактура, которая можетъ-заманить всю Европу къ подобной же производительности.

‘— Что же это такое? спросилъ я съ обязательною улыбкою и съ признаками пріятно затронутаго самолюбія на лиц.

‘— Это приготовленіе деревянныхъ орховъ совершенно американское изобртеніе, одна изъ привилегій, присвоенныхъ янкамъ.

При этихъ словахъ вс присутствовавшіе джентльмены разразились такимъ громкимъ хохотомъ, который, врно слышенъ былъ до самаго Песочнаго Крюка.

‘— Я вотъ вамъ что скажу, мистеръ Сликкъ, замтилъ профессоръ взаключеніе: — я бы желалъ отъ всего сердца, чтобы эти мускатные орхи лежали теперь на дн моря.

Это была первая грозная фраза, которую я слышалъ изъ его устъ: но она и нкоторыя другія, слдовавшія за нею, были составлены очень энергично, такъ-что мн стало страшно: вообще, когда слышишь, что такой благоразумный и смирный человкъ начинаетъ горячиться, то становится какъ-то неловко, особенно когда прежде слыхалъ отъ него только степенныя разсужденія и цитаты изъ твореній ученыхъ.

‘— Вотъ, замтилъ я мистеру Ивиретту: — вотъ плоды, которые принесла вамъ политика, что касается до меня, я право не знаю, приносилъ ли даже лучшій отростокъ ея что-нибудь пріятное для вкуса и удобоваримое для желудка.

Но обратимся опять къ прежнему предмету нашего разговора, что это за карта, за которою я засталъ васъ, профессоръ, когда вошелъ сюда?

‘— Это карта Новой Шотландіи. Новая Шотландія богатая провинція, населенная народомъ даровитымъ, мы правда не очень ее долюбливаемъ, но нельзя не сознаться, что она, пожалуй, станетъ намъ поперекъ дороги.

‘— Пошлите за Самомъ Патчемъ, профессоръ, сказалъ я. (Надо вамъ замтить, прибавилъ часовщикъ: что этотъ человкъ, былъ необыкновеннымъ водолазомъ и послдній опытъ нырянья, который онъ сдлалъ, имлъ мстомъ водопадъ Ніагары. Когда онъ ушелъ въ воду, то о немъ не было ни слуха., на духа до слдующаго дня, когда капитанъ Энохъ Вентвортъ увидалъ его въ южномъ мор. ‘Какже это, Самъ, спросилъ его капитанъ: — какже вы прошли здсь къ земл? Я думалъ, что вы опустились въ воду около канадскихъ береговъ’. ‘Въ томъ-то и дло, отвчалъ Патчъ, что я прошелъ сюда нe по земл, а сквозь землю. Около самаго Ніагрскаго водопада вдь очень глубоко и я опустился внизъ именно на столько, на сколько нужно было, чтобы проплыть подъ землею на ту сторону, вотъ какъ я очутился въ здшнихъ мстахъ. И если я не доставлю вамъ самаго подробнаго описанія морскаго змя по возвращеніи моемъ въ Бостонъ, то я не хочу именоваться Самомъ Патчемъ.’) Да, профессоръ, продолжалъ я: — пошлите за Самомъ Патчемъ, водолазомъ, заставьте его нырнуть въ воду, подвести мину подъ утробу провинціи и потомъ взорвать ее на воздухъ, или если это не удастся, то велите какому-нибудь изъ пароходовъ нашихъ восточныхъ городовъ опутать провинцію стями и насильно вытащить ее въ застоявшейся воды, вы знаете, что вашъ народъ на все способенъ, лишь бы только принялся за дло какъ слдуетъ.

Слова мои, продолжалъ часовщикъ, заставили его засмяться, онъ, по видимому, забылъ о мускатныхъ орхахъ.

‘— Это чудесная выдумка, сказалъ онъ: — только она не удастся, мы сами когда-нибудь почувствуемъ нужду пріобрсти провинцію и конечно купимъ ее у короля Вильяма, говорятъ, что онъ по уши въ долгахъ, что онъ долженъ девятьсотъ милліоновъ фунтовъ стерлинговъ, мы купимъ ее какъ купили Флориду. Въ такомъ случа намъ нужно будетъ пріобрсти весь каналъ отъ Фундійскаго до Вартскаго заливовъ чрезъ Кумберлэндъ и Шиттіакъ съ тмъ, чтобы рыболовныя суда наши ходили въ Лабрадоръ. Я именно разсчитывалъ это въ ту минуту, когда вы вошли сюда. Я думаю, что мы не будемъ долго колебаться или разсуждать въ подобномъ случа, а примемся за дло разомъ и окончимъ его, это путь, указываемый самою необходимостію. Я слышалъ однажды, что президентъ судебной палаты въ Бальтимор сказалъ: ‘Если въ какомъ нибудь государств большія дороги длаются опасными для прозжихъ, то всегда есть средство прохать по полямъ какъ по пути, представляемому самою необходимостію’. Мы должны слдовать этому примру, потому что дорога вокругъ Песочнаго острова дйствительно опасна. Я удивляюсь, что ново-шотландцы не придутъ къ этой мысли сами собою.

Я отвчалъ, что это была бы вовсе не дурная спекуляція.

‘— Наши братья не умютъ придумать лучшей, замтилъ онъ.

‘— Хорошо, сказалъ я: но отчего же они-то, сенъ-джонскій народъ, не могутъ придти къ подобной мысли? а вдь, кажется, люди со смысломъ.

‘— Вы мн напомнили о Джим Беллингс, сказалъ профессоръ.— Вы вдь знали Джима Беллингса, мистеръ Сликкъ, не правда ли?

‘— О, да, отвчалъ я: — я зналъ его. Вдь это онъ надлалъ такого шума корабельными одялами, которыя отправлялъ въ Вестъ-Индію.

‘— Тотъ самый. Вотъ однажды я вошелъ навстить его въ квартир мистриссъ Лекенъ. ‘У васъ, говорю, Беллингсъ, здсь славное помщеніе’.— ‘Да к несчастію ужь слишкомъ славное. Госпожа Лекенъ до такой степени прожужжала мн уши о своихъ коврахъ, что я всегда долженъ пройдти по этому длинному корридору и двумъ лстницамъ къ уличной двери, чтобы плюнуть, вс остальные джентльмены, которые живутъ здсь, длаютъ то же самое, такъ-что весь день только и видишь людей, взадъ и впередъ бгающихъ съ цлію плевать. У меня было чуть не вышло исторіи съ однимъ нью-йоркцемъ ныншнее утро, Я, по обыкновенію, сбжалъ къ наружной двери и прежде чмъ замтилъ, что кто-то идетъ, — плюнулъ. Случилось такъ, что а попалъ прямо, на блый жилетъ какому-то господину, который въ это время входилъ на крыльцо. Онъ бросается за меня, я затворяю ему дверь подъ самымъ кулакомъ его, запираю ее цпью, оставляю тамъ моего противника, а самъ мчусь какъ стрла въ спальню госпожи Лекенъ и прячусь тамъ за занавсомъ кровати. Противникъ мой реветъ какъ быкъ, пока черномазая Лукреція, одна изъ домашнихъ служанокъ, не вводитъ его. Они осматриваютъ вс джентльменскія комнаты и не находятъ никого, такимъ образомъ я избавляюсь отъ этой передряги. Вслдствіе этого, вслдствіе ковровъ мистриссъ Лекенъ и жилетовъ уличныхъ господъ, квартира моя кажется мн ужь слишкомъ изящною, и я намренъ завтра же навострить лыжи?

‘Теперь, изволите видть, продолжалъ профессоръ, сентъ-джонцы ни дать ни взять этотъ Беллингсъ. За вздорную сумму онъ могъ бы купить себ плевальницу и избавить себя отъ безпрерывныхъ странствованій къ уличной двери, точно такъ каналъ къ Вартскому заливу избавилъ бы сенъ-джонцевъ отъ необходимости огибать кругомъ Новую Шотландію. а то какже? для того, чтобы попасть въ свои же собственныя владнія они должны длать перездъ чуть ли не такой, какой нужно для того, чтобы пріхать въ Европу. Если бы эта страна была въ нашихъ рукахъ, мы вырыли бы тамъ судоходный каналъ и по обимъ сторонамъ этого канала устроили бы по городу по крайней мр такой величины какъ Портландъ. Намъ все толкуютъ о мудрости древнихъ философовъ, продолжалъ профессоръ, но древніе философы со всею своею мудростію не были и вполовину такъ умны, какъ настоящіе американскіе граждане.

‘ — Все не такъ, профессоръ, сказалъ я: мы самый образованный народъ — этому я поврю, но я удивляюсь что вы уважаете древнихъ мудрецовъ, потому что хотя бы они были такъ умны какъ дядя Самъ, но зато (подойдя ближе къ профессору и говоря ему шопотомъ на ухо изъ боязни, чтобы кто не услыхалъ меня изъ сосдней комнаты), зато съ вроятностію можно предположить, что они были по крайней мр такъ же честны и правдивы, какъ мы.

‘— Мистеръ Сликкъ, замтилъ онъ мн на это: — есть, изволите видть, люди, которые много думаютъ, но мало говорятъ, ихъ мы называемъ умными людьми, есть наобротъ того и такіе, которые болтаютъ на втеръ, что имъ придетъ въ голову, и по моему мннію это первостепенные, первостатейные и самые утонченные глупцы.

Съ этими словами онъ повернулся на каблукахъ и снова слъ за свою карту, онъ уже не издалъ боле ни звука смотрлъ пристально за одинъ и тотъ же пунктъ все время, какъ я тутъ пробылъ.

ГЛАВА IX.
ПРЕСЫЩЕННЫЙ ЯНКИ И РАСКОРМЛЕННАЯ ЛОШАДЬ.

— Слыхали ла вы когда нибудь о британскомъ доктор Эбернети? спросилъ часовщикъ.

— Очень часто, отвчалъ я.— Онъ былъ человкъ очень замчательный и имлъ большую практику.

— Да именно, только онъ былъ такъ простъ, что лечилъ и неважныхъ людей. Ольденъ Гоббль, секретарь нашего посольства въ Лондон, однажды сильно захворалъ отправился къ нему просить совта,.— Увряю васъ, что если бы онъ поступилъ со мною такъ какъ съ нимъ, то я пустилъ бы въ него чмъ попало, и заставилъ бы его длать такіе же прыжки, какіе длаетъ боровъ, когда, собака гонитъ его изъ огорода. Ужь конечно онъ нашелъ бы дверь и проскочилъ въ нее скоре, нежели сколько я употребилъ времени на то, чтобъ придти къ нему.

Конечно его пріемы, отвчалъ я: отличались иногда уже слишкомъ большею непринужденностью, но вмст съ тмъ онъ былъ такой честный и открытый человкъ, что я думаю никто еще не бывалъ имъ обиженъ серьзно. Вс его поступки были слдствіемъ усвоенной имъ манеры держать себя.

— Въ такомъ случа, долженъ вамъ замтить, что эта манера отличалась такою шероховатостію, что не худо было бы, если бы онъ нсколько поковалъ и пошлифовалъ ее. Ее слдовало распластать и раздавить какъ какую нибудь камбалу.

— Въ чемъ же заключалась его невжливость? спросилъ я.

— Вы можете сами судить, въ какой степени она требовала возмездія.

Почтенный Ольденъ Гоббль страдалъ диспепсіей и потому чувствовалъ себя очень дурно посл всякаго обда, вслдствіе этого онъ пошелъ къ Эбернети за совтомъ.

‘— Что съ вами? спросилъ докторъ, именно такимъ тономъ, какъ я теперь говорю, не обмнявшись даже съ нимъ обычными привтствіями.— Что же съ вами? повторилъ онъ.

‘— Мн кажется, что у меня диспепсія, отвчалъ Ольденъ.

‘— А! понимаю, вскричалъ тогда докторъ: — Янки проглотилъ доллеровъ больше, нежели желудокъ въ состояніи переварить.

‘— Я американскій гражданинъ, замтилъ Ольденъ, съ достоинствомъ, я секретарь нашего посольства при Сенъ-Джемскомъ двор.

‘— Чмъ чортъ не шутитъ! отвчалъ Эбернети: — въ такомъ случа вы скоро избавитесь отъ своей диспепсіи.

‘ — Я не вижу никакой связи между этими понятіями о моей болзни и о моей обязанности, сказалъ Ольденъ: — изъ того, что вы изволили отвтить мн, трудно вывести какое нибудь заключеніе: мудрено понять, отчего человкъ можетъ выздоровть потому только, что онъ призванъ независимымъ и просвщеннымъ народомъ исполнять значительную должность. (Дло въ томъ, что Ольдена также мудрено было забросать словами, какъ поймать индйца въ чистомъ пол. Онъ тотчасъ замчалъ слды, оставляемые другими людьми, но самъ не длалъ ихъ вовсе, онъ былъ настоящій дипломатъ, а наши дипломаты, сколько мн кажется, едва ли не изъ лучшихъ въ цломъ свт).

‘— Я вамъ сейчасъ скажу, какое заключеніе можно вывести изъ моихъ словъ: въ томъ обществ, въ которомъ вы будете находиться по обязанности службы, вы будете кушать по человчески.

Ольденъ имлъ терпніе ему противорчить, и докторъ разразился цлымъ потокомъ самыхъ энергическихъ словъ.

‘— Я хочу быть повшеннымъ, сказалъ онъ: — если я видалъ хоть одного янки, который бы не пожиралъ пищи такъ же алчно, какъ какой нибудь Boa Constrictor. Какого же чорта вы хотите переварить пищу, которую вы не даете себ труда ни разрзать, ни пережевать? Не мудрено, что вы теряете зубы, потому что никогда не употребляете ихъ въ дло, не мудрено, что вы теряете способность пищеваренія, потому что вы обременяете пищепріемные органы, не мудрено, что вы теряете слюну, потому что вы тратите ее, плюя безпрестанно на ковры, вмсто того, чтобы обращать ее въ помощь пищеваренію. Это отвратительно, недостойно человка. Вы, Янки, набиваете свои желудки, какъ какой нибудь девонширецъ нагружаетъ свою телгу, до тхъ поръ, пока она въ состояніи держать, и такъ скоро, какъ только можно при помощи какой нибудь грязной вилы, посл этого вы жалуетесь еще, что такой балластъ слишкомъ тяжелъ для васъ. Диспепсія! Я вотъ что вамъ скажу, г. секретарь посольства: употребляйте на ду половину того времени, какое вы тратите на то, чтобы мямлить ваши цвтистыя фразы, жуйте вашу пищу хотя вполовину того, какъ вы жуете дрянной табачище, и вы будете совершенно здоровы въ какой нибудь мсяцъ.

‘— Я не понимаю вашихъ словъ, сэръ, сказалъ Ольденъ: — я пришелъ сюда, чтобы посовтоваться съ вами какъ съ докторомъ, услышать что-нибудь полезное для себя, а не для того, чтобы….

‘— Вы не поняли меня! вскричалъ докторъ, странно! а между тмъ я вдь говорилъ на чистомъ англійскомъ язык, но вотъ возьмите, почитайте мою книгу.

Съ этими словами онъ сунулъ ему книгу и тотчасъ же оставилъ его, отойдя на середину комнаты.

Если бы уважаемый Ольденъ Гоббль тотчасъ же ухалъ и потребовалъ свои паспорты, если бы онъ возвратился съ посольствомъ, на одномъ изъ нашихъ первоклассныхъ фрегатовъ, въ Вашингтонъ, то я увренъ, продолжалъ часовщикъ, что президентъ и народъ поддержали бы его въ этомъ дл и потребовали бы удовлетворенія за оскорбленіе чести націи. Если бы это было со мною, сказалъ мистеръ Сликкъ въ заключеніе, я приперъ бы доктора къ стн прежде, чмъ онъ усплъ бы улизнуть, я забилъ бы его куда нибудь въ уголъ и заставилъ бы его глотать его фразы такъ же скоро, какъ онъ ихъ произносилъ, потому что я не видалъ англичанина, который бы не рубилъ словъ такъ же коротко, какъ хвостъ у своей лошади, то есть вплоть къ самому корню.

— Конечно, манеры доктора были грубы и площадны, сказалъ я, и я думаю, что вашъ секретарь имлъ достаточный поводъ быть обиженнымъ такимъ неджентльменскимъ обращеніемъ, хотя онъ и показалъ много благородства, отплативъ доктору презрніемъ, котораго тотъ заслуживалъ.

Часовщикъ былъ замтно взволнованъ разсказанною имъ исторіею, и чтобы вознаградить себя за замчанія, сдланныя насчетъ его соотечественниковъ, онъ ршился хоть немного потшиться надъ ново-шотландцами.

— Посмотрите на эти стада жеребятъ, сказалъ онъ (въ то время, какъ мы проходили по одному изъ прелестныхъ луговъ, длающихъ долины Новой Шотландіи такими цвтущими и плодоносными): — мн кажется, что объ этихъ жеребятахъ слишкомъ высоко думаютъ и кормятъ ихъ больше, нежели они стоятъ. Я слышалъ однажды, какъ индецъ спрашивалъ, у хозяина таверны рому.— ‘Да мн кажется, Джо Споудикъ, отвчалъ трактирщикъ: — что ты ужь и такъ довольно выпилъ’.— ‘Слишкомъ много другой какой нибудь вещи — не хорошо, но слишкомъ много рому будетъ въ самую пору’.

Я увренъ, что Сизые-носы точно также думаютъ о своихъ лошадяхъ, они кормятъ ихъ напропалую и дома и въ зд, но лошади отъ этого не длаются лучше. Они стараются воспитать ихъ и хорошими верховыми лошадьми и хорошими возовиками, и разумется, что не достигаютъ ни того, ни другого. Они въ этомъ случа похожи на нашихъ коннектикутцевъ. Во время жатвы они пьютъ обыкновенно солодъ съ водою — гадкую смсь, годную только для приманки мухъ, и такимъ обратомъ портятъ только воду, не приготовляя порядочнаго пива.

Неудивительно посл этого, что народъ бденъ. Посмотрит на ихъ обширныя чищобы! он вс назначаются подъ пастьбу лошадей, взгляните на ихъ поля, что тамъ на возвышенной мстности, и поля эти засяны овсомъ только для норма лошадямъ, а между тмъ хлбъ для себя они покупаютъ у насъ. Изъ этого и выходитъ, что мы кормимъ ословъ, а они кормятъ лошадей. Если бы эти жеребята принадлежали мн или если бы они паслись за моей земл, я перестрлялъ бы ихъ одного за другимъ,— этихъ мохнатыхъ, дряблыхъ, большеголовыхъ, вислоухихъ, вислозадыхъ, кривоногихъ, узкогрудыхъ, ни на что не годныхъ животныхъ, Они, по моему мннію, не стоять, чтобы ихъ кормить одну зиму. Увряю васъ, я отъ души желалъ бы, чтобы одинъ изъ этихъ Сизыхъ-носовъ, въ плать, въ которомъ онъ ходитъ, по обыкновенію, на митинги, съ полами сюртука, завороченными назадъ, съ старыми шпорами на сапогахъ и чубукомъ, заткнутымъ за ленту на шляп, чтобы такой герой на одной изъ своихъ разжирвшиохъ клячъ, которая перебираетъ ногами точно курица на нашести, чтобы такой герой явился вдругъ посреди одной изъ лучшихъ нью-йоркскихъ улицъ. Боже! мн кажется, что я слышу уже, какъ уличные мальчишки поднимаютъ его на смхъ.

‘— Бьюсь объ закладъ, что онъ явился сюда изъ какого нибудь захолустья Снжныхъ горъ.

‘— Нтъ, это холерный доктор изъ Канады, даже едва ли изъ Канады, потому что, взглянувъ на него, можно подумать, что онъ провелъ всю жизнь между какими-то лшими.

‘— Жаль будетъ, если надъ нимъ не сыграютъ какой нибудь штуки.

Если бы они держали мене лошадей и поболе овецъ, то у нихъ были бы и пища и платье готовыя, а то теперь они принуждены покупать и то и другое. Признаюсь вамъ, что я чуть не надорвался отъ смха, глядя, какъ одинъ изъ этихъ народовъ пытался поймать лошадь. Я думаю, что онъ избгалъ при этомъ пространство въ дв или три мили. Вотъ онъ вышелъ сначала на чищобу съ недоуздкомъ въ одной рук и какой-то старой плошкой, наполненной овсомъ, въ другой, съ тмъ, чтобы поймать своего коня. Сначала онъ подходитъ къ одной кучк лошадей, потомъ къ другой, желая замтить ту лошадь, которую ему нужно. Наконецъ онъ замчаетъ ее и тихонько подходитъ къ ней, пересыпая въ горсти овесъ и чмокая губами, и лишь только готовится наложить руку на свою добычу, какъ та бросается бжать и въ хвостъ и въ голову, за этою лошадью бросается все стадо, за имъ другое, и такъ дале вс, мимо которыхъ имъ приходится проскакать, пока наконецъ не соберется табунъ лошадей въ двсти или триста. Такимъ образомъ, молодецъ тронетъ ихъ вдоль всего Тантрамерскаго болота, добрыхъ семь миль, чрезъ рвы, лужи, грязь и тину, потомъ все стадо мгновенно поворачиваетъ и стремглавъ несется еще на протяженіи семи миль. Въ это время и самъ охотникъ и дичь его успваютъ порядкомъ нагрться, и Сизый-носъ собираетъ весь народъ по сосдству, съ тмъ, чтобы поймать своего рзваго бгуна, его ловятъ какъ дикаго лося уже тогда, когда онъ выбьется изъ силъ. Такимъ образомъ для того, чтобы прохать дрянною рысью дв мили, Сизый-носъ длаетъ пшкомъ четырнадцать миль, несясь самымъ быстрымъ бгомъ, потому что ему время дорого, онъ спшитъ куда-то. Это все равно, что сть супъ вилкой въ то время, когда вы торопитесь отобдать поскоре. Были люди, которые увряли, что лучшій способъ ловить птицъ, состоитъ въ томъ, чтобы посыпать имъ на хвосты соли, вроятно, Сизые-носы употребляютъ такіе же дйствительные способы въ отношеніи своихъ лошадей, потому что изъ полудюжины или даже дюжины этихъ одровъ имъ удается поймать не боле одной. Притомъ, у той лошади свалились копыта, у другой совершенно разбиты ноги, у третьей весь задъ въ ранахъ, у четвертой постоянный мытъ, и пятая наконецъ такъ рзва и неукротима, что населеніе всего Кумберлэнда не успло бы поймать ее никогда, если бы зимнее время не принуждало ее возвращаться въ родныя конюшни на подножный кормъ.

Посреди многихъ изъ здшнихъ чищобъ лежатъ болота, въ которыхъ есть такъ называемые медовые горшки — это глубокія ямы, полныя жидкой, едва застывшей сверху тины, въ которой невозможно добраться до твердаго дна. Потому случается, что когда отъ времени до времени какой нибудь олухъ выйдетъ въ луга полюбоваться на лошадку свою, то онъ усматриваетъ только конецъ хвоста ея, который торчитъ изъ одного изъ этихъ медовыхъ горшковъ и качается точно петля трубочиста, иногда онъ иметъ удовольствіе видть двухъ или трехъ лошадей, попавшихъ въ эту западню, уже совершенно утомленныхъ, выбившихся изъ силъ и плавающихъ и барахтающихся въ этой трясин, точно крысы въ кадк капусты. Когда Сизому-носу случится увидать подобную банку съ новаго рода пикулями, онъ отправляется за веревкой, навязываетъ лошадь за шею и съ опасностію совершенно задушить ее, вытаскиваетъ ее кое-какъ на твердую почву. Можете себ представить, какъ красивы бываютъ несчастныя клячи, когда он выходятъ изъ подобной продлки. Он напоминаютъ тогда мокрыхъ поджарыхъ котятъ — шерсть на нихъ прилипаетъ къ тлу и ерошится чудовищными сосками, длинный хвостъ торчитъ точно швабра, обмакнутая въ смолу.— По зимамъ здсь кормятъ лошадей горячимъ мсивомъ, держатъ ихъ очень тепло, и потому, когда наступаетъ весна, он обыкновенно или околваютъ или начинаютъ чахнуть. Я бы желалъ отъ всей души, чтобы половина лошадей здшняго края попадали въ ‘медовые горшки’, остальной половины было бы слишкомъ достаточно для пользы страны. Посмотрите только на здшнія левады по лтамъ, вы увидите на нихъ полдюжину облзлыхъ и тощихъ жеребятъ въ изодранныхъ попонахъ и полдюжину никуда не годныхъ старыхъ клячъ, коровъ же и овецъ не найдется ни за что.

Можно ли же посл этого удивляться, что народъ, который какъ нелпо ведетъ свои хозяйственныя дла, сводитъ ихъ, что называется, на банный уголъ.

ГЛАВА X.
ПУТЬ КЪ ЖЕНСКОМУ СЕРДЦУ — РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ.

Когда мы начали приближаться къ гостинниц въ Эмгерт, часовщикъ сталъ приходить въ дурное расположеніе духа.

— Вотъ теперь вдь прекрасный вечеръ, сказалъ онъ: — но у Мармъ Пегвашъ такой же измнчивый характеръ, какъ апрльская погода, она или сіяетъ какъ лучезарное солнце, или закрывается самымъ густымъ, непроницаемымъ мракомъ и тутъ она то и дло вытягиваетъ шею и шипитъ ни дать, ни взять гусыня со стадомъ гусятъ. Я удивляюсь, о чемъ думалъ только Пегвашъ, когда онъ подписывалъ кондиціи сожительства съ такою женщиной, впрочемъ, она не очень безобразна на взглядъ, бабенка хотъ куда, жаль только, что у такой ловкой особы такая толстая верхняя губа. Мистриссъ Пегвашъ напоминаетъ мн всегда яблоки нашего прежняго пастора, ошуа Гопвелля. У нашего пастора былъ садъ, приносившій особенно хорошіе плоды, потому что хозяинъ былъ большой мастеръ въ дл приготовленія грунта, колировки деревьевъ, и всего такого: садъ — бывшій съ южной стороны дома — тянулся до самой дороги. Нкоторыя деревья клонились даже на заборъ, выходили вонъ изъ сада. Я никогда не видывалъ такой силы: яблоки висли гроздіями, и что это были за яблоки! За всмъ тмъ никто не трогалъ яблоковъ пастора и когда вс другіе садоводы терпли отъ прожорливости мальчишекъ, эти яблоки торчали тамъ точно на показъ, точно на искушеніе любителямъ, а между тмъ ни одинъ удалецъ не ршался запустить въ нихъ зубы.

Вотъ, однажды, я и говорю ему — ‘пасторъ, говорю, какъ ухитряетесь вы сберегать эти яблоки, тогда какъ никто другой не можетъ уберечь своего сада?

‘— Да, отвчалъ онъ: — это канальски хорошія яблоки, не правда ли?

‘— Совершенная правда, такихъ яблоковъ пожалуй что не найдешь во всемъ Коннектикут.

‘— Хорошо, продолжалъ онъ:— я открою вамъ секретъ, но съ условіемъ, чтобы вы о томъ — ни-гугу.

‘Вотъ этотъ первый рядъ яблонь, что къ забору,— я вдь прививалъ ихъ самъ, и чего мн стоило, чтобы достать чернковъ подходящей породы! Ужь я посылалъ во вс концы и въ Роксъ-Берри и въ Скво-некъ-Крикъ,

— Я боялся, замтилъ часовщикъ: — что онъ начнетъ мн высчитывать дни и часы каждой колировки, потому что онъ былъ охотникъ сильно размазывать, когда начиналъ говорить какую нибудь исторію.

‘— Всему этому я конечно врю, пасторъ, отвчалъ я:— но какимъ же образомъ сохраняете вы яблоки, вотъ въ чемъ дло?

‘ — Ну, вотъ, я именно объ этомъ-то и хотлъ сказать вамъ, когда вы меня прервали…. Этотъ крайній рядокъ, какъ я уже вамъ докладывалъ, былъ привитъ моими руками, и притомъ самыми отборными черенками, успхъ былъ полный. Эти яблоки изволите замтить, очень красивы на видъ, но за то она такая злйшая кислятина, что, ни одна живая душа не въ состояніи укусятъ ихъ. Хорошо, теперь мальчишки думаютъ, что колировка ихъ мастера удалась въ ровной степени и надъ другими яблонями, какъ надъ первымъ рядомъ, и они не пускаются уже въ дальнйшія изслдованія. Они трунятъ надъ моимъ садомъ, а я смюсь, себ въ рукавъ, надъ ихъ проницательностью.

Теперь, Мармъ Пегвашъ ни дать ни взять какъ яблоки пастора: очень аппетитна на видъ, но кисла до невроятія. Если, можетъ быть, у нея и были прежде свженькія губки, то теперь уже он покрылись морщинами! Впрочемъ, если она вздумаетъ вздорить, то и пущу въ дло свое искусство ‘пріятно говорить’ я конечно успю разгладить морщины на ея физіономіи, сдлавъ ея циферблатъ такимъ же гладкимъ, какъ эмалевая поверхность любыхъ изъ моихъ часовъ. Жаль, въ самомъ дл, что она такъ несносно безтолкова, потому что въ ней есть порядочныя статьи — недурные глаза и ноги — довольно складныя икры, хорошенькая шея, маленькія руки и изящная походка.— Но вотъ мы пріхали, вы увидите, какой успхъ будетъ имть мое искусство ‘пріятно говорить’.

Когда мы вошли въ домъ, комната часовщика утопала въсовершенной темнот, и въ открытую дверь, выходившую въ гостиную, на противоположной сторон мы увидали представительницу женской половины семейства, гасящую огонь предъ наступленіемъ ночи. Мистриссъ Пегвашъ держала въ рук вникъ и предавалась послднему изъ ежедневныхъ занятій хозяйки — тушенію очага. Ярко вспыхивающій оговь, который отражался на высокую фигуру и красивое лицо женщины, выказывалъ въ ней особу совершенно соотвтствовавшую описаніямъ, сдланнымъ часовщикомъ.

— Добрый вечеръ, Мартъ, сказалъ мистеръ Сликкъ какъ поживаете вы, какъ здоровье мистера Пегваша?

— Онъ уже легъ, отвчала она: — я надюсь, что вы хоть теперь-то оставите его въ поко.

— О, конечно, сказалъ мистеръ Сликкъ, — Да конечно, мн очень жаль даже, что я обезпокоилъ васъ, но, насъ задержали доле, чмъ мы ожидали, мн чрезвычайно досадно, что….

— Мн тоже досадно, отвчала она, — но если уже мистеръ Пегвашъ взялся содержать гостинницу, то его семь нкогда нжиться.

Тутъ часовщикъ, видя, что буря собирается, тотчасъ же постарался перемнить разговоръ, привсталъ, развелъ руками и вскричалъ:

— Ну какже, неужели это еще не хорошенькій ребенокъ! подойди сюда, малютка, пожмемъ другъ другу руку, говорю во всеуслышаніе, что это первый красавчикъ, котораго мн удается видть…. просто херувимчикъ…. еще не започивалъ, душенька? азъ, ты дурнушка, гд досталъ такія розовыя щочки? взялъ у мамаши, что ли? Дорого бы далъ, чтобы моя старушка-мать посмотрла на этого миленка. Въ нашей сторон, продолжалъ онъ, обратившись ко мн: — въ нашей сторон дти блдны и тощи, или желты какъ апельсинъ. Боже мой, да этакая игрушечка была бы просто находкой для нашей стороны…. поди ко мн, крошка.

Искусство ‘пріятно говорить’ начало производить свое дйствіе.

Мистриссъ Пегвашъ сказала боле кроткимъ голосомъ, чмъ прежде:

— Ступай, душечма, къ джентльмену…. ступай къ нему, милочка.

Мистеръ Сликкъ поцаловалъ его, спросилъ, подетъ ли онъ его провожать въ Штаты, разсказалъ ему о всхъ маленькихъ, хорошенькихъ двочкахъ, которыя влюбятся въ него, потому что имъ не удастся еще увидать такого красавчика, даже въ Свтлое Воскресенье,

— Черненькіе глазки…. дай-ка посмотрть… ну, да, маменькины глазки, и волосенки черненькіе тоже, тотчасъ видно чей сынокъ, вылитый портретъ мамашинъ.

— Не присядете ли, джентльмены, сказала мистриссъ Пегвашъ: — Солли, разведи-ка огонь къ сосдней комнат.

— Мамаша, я думаю, гордится вами, душенька, продолжалъ между тмъ часовщикъ.— Постойте, вотъ если будемъ живы, да я возвращусь сюда, я велю написать ваше личико, и стану выставлять его за часахъ, тогда у меня начнутъ брать часы наразхватъ, собственно для вашего личика. Видали ли вы когда нибудь, сказалъ онъ, опять обратившись ко мн: — видали ли вы когда нибудь такое сходство между двумя особами, какъ между этимъ хорошенькимъ мальчикомъ и его маменькой?

— Я уврена, что вы еще не ужинали, сказала мистристь Пегвашъ, относясь ко мн: — вы, я думаю, и голодны и устали порядкомъ.

— Мн очень совстно, что мы такъ безпокоивъ васъ, сказалъ я.

— Помилуйте, какое же безпокойство! отвчала мистриссъ Пегвашъ: — это, напротивъ, для меня удовольствіе.

Вслдъ затмъ мы вошли въ сосднюю комнату, гд огонь уже ярко пылалъ, но мистеръ Сликкъ не могъ и тутъ разстаться съ мальчикомъ, онъ спрашивалъ его, который ему годъ, и нтъ ли у него тетеньки, которая такъ же была бы похожа на мама, какъ онъ.

Когда дверь затворилась, мистеръ Сликкъ сказалъ:

— Жаль, что они не умютъ уживаться другъ съ другомъ. Главное затрудненіе съ людьми съ такимъ норовомъ, это сдвинуть ихъ съ мста, а тамъ ужь съ ними можно ладить, если вы не поведете дла слишкомъ круто. Поспшите, сдлайте промахъ, и они снова остановятся, будутъ пятиться взадъ, упрямиться, уже тогда самъ Старый Наккъ не съумстъ съ ними справиться. Пегвашъ именно не разуметъ искусства прилаживаться къ строгому норову супруги, потому у нихъ и происходитъ такая разладица. Когда я вижу ребенка, продолжалъ часовщикъ: — я заране увренъ, что успю заслужить расположеніе бабья, я убждался постоянно, что дорога къ сердцу женщины лежитъ какъ разъ черезъ ребенка.

— Вы, какъ кажется, очень хорошо понимаете женское сердце, замтилъ я, — и потому я не сомнваюсь, что вы общій любимецъ прекраснаго пола.

— Умйте только къ нимъ приноровиться. Робкихъ и застенчивыхъ ободряйте, съ вздорными и взбалмочными будьте кротки и умренны, мрачныхъ и неподвижныхъ старайтесь разшевелить, и тогда он будутъ къ вамъ благосклонны. Люди постоянно говорятъ вздоръ о женщинахъ и едва ли придется одинъ на тысячу человкъ, который бы хоть на волосъ зналъ ихъ. Вы часто услышите отзывы въ род этого: ‘о, этотъ человкъ настоящій извергъ, онъ совершенно разобьетъ сердце своей жены’, какъ будто въ самомъ дл женское сердце такъ же хрупко, какъ хрустальный стаканъ! Сердце женщины, скажу вамъ въ свою очередь, по опыту, очень похоже на каучукъ, вы можете тянуть и растягивать его до тхъ поръ пока онъ не вытянется въ ярдъ длины, потомъ пустите его на свободу и онъ снова приметъ прежніе размры.

Я только зналъ одинъ примръ разбитаго сердца и то въ другомъ род. Жилъ былъ нкто Вашингтонъ Банксъ, большой охотникъ и мастеръ чихать. Представьте себ мужчину, который могъ бы плевать на головы нашимъ гренадерамъ, у котораго хватило бы роста на то, чтобы пройдти въ бродъ Чарльстонъ-Рейверъ. Это былъ мужчина въ полномъ смысл слова, кровь съ молокомъ, увидавъ его, вы никогда бы его не забыли. Зато народъ сбгался смотрть на него, когда онъ появлялся на фабрик. Я полагаю, что на Лоуэльскихъ мануфактурахъ не нашлось бы ни одной женщины, которая не была бы влюблена въ него. Иногда, по окончаніи работы по субботамъ, когда он толпами выходили съ фабрикъ и брели къ домамъ своимъ (любопытно видть, скажу мимоходомъ, какія пестрыя группы составляютъ эти фабричныя двушки), Банксъ говорилъ имъ обыкновенно: ‘Признаюсь вамъ, красавицы, что я желалъ бы имть теперь пятьсотъ рукъ, чтобы привтствовать васъ должнымъ образомъ, зато сердце мое довольно обширно для всхъ васъ, вы сами, можете судить о его наружныхъ размрахъ, и всякая жилка, всякій кусочекъ его будетъ въ полномъ вашемъ распоряженія’.— ‘Посмотримъ, посмотримъ, мистеръ Банксъ’, кричали, визжали и жужжали тогда полтысячи голосовъ въ одно время и хорошенькіе глазки блестли и искрились, точно звзды въ морозную зимнюю ночь.

Хорошо, теперь, когда я увидалъ его въ послдній разъ, отъ него остались кожа да кости, онъ похожъ былъ на ободранную лошадь. Онъ совершенно спалъ съ тла, былъ ходячій скелетъ.

‘— Мн очень жаль, сказалъ я: — что я вяжу васъ, Банксъ, такимъ изношеннымъ, вы теперь ни дать ни взять мокрая курица на нашести, что могло съ вами случаться?

‘— Я умираю отъ разбитаго сердца, отвчалъ онъ.

‘— Да разв фабричныя двушки только кокетничали съ вами?

‘— Э, нтъ, отвчалъ онъ: — подобные вздоры мало меня занимали и прежде.

‘— Такъ что же? вы не имли успха въ спекуляціяхъ?

‘— Нтъ, сказалъ онъ, покачавъ головой: — я слишкомъ хорошо знаю толкъ въ мук, чтобы ошибиться на отрубяхъ.

‘— Да что же наконецъ съ вами было?

‘— А вотъ видите ли, сказалъ онъ взаключеніе: — въ начал лта я держалъ пари съ лейтенантомъ Обеемъ Ноульзомъ, что я подниму носовой якорь его фрегата. Я дйствительно выигралъ пари, но якорь былъ такъ тяжелъ, что разбилъ мн сердце.

Вскор посл нашего свиданія, Банксъ умеръ, и вотъ единственный случай, когда я видлъ примръ разбитаго сердца.

ГЛАВА XI.
КАМБЕРЛЕНДСКЯ УСТРИЦЫ РОЖДАЮТЪ ГРУСТНЫЯ ПРЕДЧУВСТВЯ.

‘Пріятный разговоръ’ часовщика произвелъ замтное дйствіе на эмгерстскую красавицу, нашу почтенную хозяйку гостинницы Пегваша, такимъ образомъ я самъ склоняюсь къ убжденіямъ мистера Сликка, что ‘дорога къ сердцу женщины лежитъ чрезъ ея дитя’: я былъ самъ очевидцемъ впечатлнія, оставленнаго въ ней похвалами, которыя расточались ея маленькому сыну.

Я размышлялъ объ этой женской воспріимчивости ко всякаго рода лести, когда мистриссъ Пегвашъ вошла, украшенная самою пріятною улыбкою и самымъ лучшимъ чепцемъ — вспомогательныя средства совершенно необходимыя для красоты ея рода, которая подобна итальянскому небу, не застилаясь облаками, не встрчаетъ себ равной нигд.

Подойдя ко мн, она сказала обворожительно улыбаясь: — Неугодно ли вамъ мистеръ…

(Тутъ произошла пауза, hiatus, которые восполнить, по всей вроятности, слдовало мн, сказавъ мое имя. Но имени моего никто не знаетъ и я не желалъ бы, чтобы кто нибудь узналъ его. Въ Медлей-отел, въ Галифакс, я былъ извстенъ какъ иностранецъ No 1. Вниманіе, которое это инкогнито возбуждало ко мн, важность, которую оно мн придавало въ глазахъ хозяина дома, его жильцовъ и прислуги, невообразимы. Только значительные люди путешествуютъ инкогнито. Путешествовать, разсказывая о своемъ имени и общественномъ положеніи, тяжело и скучно, постоянное вліяніе формъ и этикета уничтожаетъ душевную бодрость и настраиваетъ очень непріятно. Напротивъ того, сколько прелести въ странствованіи, если вы ходите никмъ незамченный, если вы останавливаетесь когда и гд вамъ вздумается, если вы почти не выходите изъ широкаго пальто или коротенькой жакетки! Кром того, гд таинственность, тамъ и значительность, пользуясь правомъ скрываться въ тни, я тмъ не мене ясно вижу и свободно наблюдаю предметы. Но открой я только свту мое темное имя, мое ничтожное общественное положеніе, и я немедленно опущусь до того уровня, на которомъ мн слдовало бы стоять по моему плебейскому происхожденію и боле чмъ скромному имени, тогда и моя прелестная хозяйка, и мой склонный къ пытливости другъ, часовщикъ, величающій меня ‘сквайромъ’, разгласятъ мою тайну и лишатъ меня вскхъ преммушествъ представляемыхъ неизвстностью.)

…. Не угодно ли вамъ, мистеръ?…

— Очень угодно, мистриссъ Пегвашъ, сказалъ я: — прошу приссть и объяснить мн, въ чемъ дло.

— Неугодно ли вамъ будетъ самыхъ лучшихъ шиттіачекъ къ ужину?

— Очень угодно, повторилъ я улыбаясь: — но скажите пожалуста, что это за блюдо?

— Боже, воскликнула она съ удивленнымъ, взглядомъ: — да гд же вы до сихъ поръ странствовали, если не слыхали о нашихъ шиттіаккскихъ устрицахъ? А я полагала, что они извстны всякому.

— Прошу извиненія, отвчалъ я: — но бывши въ Галифакс, я слышалъ, что устрицы здсь только и водятся по берегамъ острова принца Эдуарда.

— О нтъ, вовсе нтъ, возразила хозяйка: — устрицы ловятся по всему берегу отъ Шиттіака чрезъ Вартскій заливъ до Рамшая. Послднихъ мы рдко достаемъ, за то он лучшія. Ихъ не подвозятъ регулярными транспортами и если намъ случается получить ихъ, то большею частію безъ раковинъ и сложенными въ кадки безъ порядка. Въ эти два года я немогла достать хорошихъ рамшайскихъ устрицъ, съ тхъ поръ какъ губернаторъ былъ у насъ въ дом, онъ чудо какъ любилъ ихъ, а адвокатъ Толкемдэфъ нарочно послалъ на мсто свой экипажъ, чтобы достать самыхъ свжихъ устрицъ. Теперь уже мы ршительно не видимъ ихъ, зато шитгіаккскія устрицы у насъ отборныя. Скажите только слово, и вамъ подадутъ ихъ немедленно.

Хорошее блюдо и притомъ неожиданное блюдо чрезвычайно пріятно, потому мой американскій другъ и я самъ отдали самую высокую честь устрицамъ, которыя хотя и не отличались классическимъ именемъ въ области гастрономіи, но тмъ не мене были также вкусны и ароматичны, какъ лучшіе изъ представителей устричной породы. Мистеръ Сликкъ лъ отъ души, такъ что когда онъ вздумалъ возобновятъ разговоръ, слова его отзывались уже какими-то грустными предчувствіями.

— Слыхали вы что нибудь о клочкахъ хлопчатой бумаги, обмокнутыхъ въ терпентинъ и о ихъ воспалительномъ свойств? Слыхали? Ну такъ я вамъ скажу, что начала самосгаранія распространены и между нами въ довольно значительной степени, когда только искр случится вспыхнуть посреди насъ, вы убдитесь, что человческая кровь кипитъ ужасне, чмъ лава какой нибудь Этны. Я не ошибаюсь въ этомъ случа, я предчувствую, что негры перержутъ все блое племя южныхъ провинцій, и что сверные жители въ свою очередь обратятся на негровъ и истребятъ ихъ. Вдь эти убійства, вислицы, истязанія, поджоги — будутъ утшать нашъ народъ какъ кусокъ сырого мяса утшаетъ сабаку, и при этой-то мысли мн становится больно, невыносимо тяжело.

— Если печальная картина, которую вы только что нарисовали, дйствительно врна природ, сказалъ я: — то какъ же посл этого, она можетъ представлять для иныхъ столько прелестей и привлекать такую значительную часть нашего населенія?

— Въ ней есть своего рода притягательная сила, отвчалъ часовщикъ: — она отличается всми свойствами всасывающаго болота, это огромная пучина, водоворотъ, она втягиваетъ въ себя и хлопья соломы, и втви деревьевъ, и морскую траву, и палки, и бревна, и все вертитъ до тхъ поръ, пока не скроетъ въ своихъ ндрахъ. Маленькія суда и лодочки, падая туда, кружатся съ невроятною быстротою, какъ блки запертыя въ клтки, и уже никогда не выйдутъ они изъ этихъ омутовъ. Боле сильные корабли еще въ состояніи кое-какъ противиться порывамъ теченія и успваютъ обойти опасное мсто, безъ поврежденій.

— Вы чрезвычайно удивляете меня, сказалъ я: — оба наши предъидущіе разговора и единогласныя увренія моихъ друзей, которымъ случалось посщать Штаты, представляютъ тамошній край въ совершенно другомъ свт.

— Ваши друзья! отвчалъ часовщикъ, тономъ такого явнаго пренебреженія, что я почувствовалъ сильное желаніе пришибить его за подобную дерзость: — ваши друзья! Какіе нибудь юнкера или лейтенанты изъ британскихъ маршевыхъ колоніальныхъ полковъ, которые перешагали пять тысячъ миль въ пять недль, и смотрятъ потомъ такими же бывалыми и умными, какъ обезьяны, которымъ случается объхать кругомъ свта въ клтк звринца. Когда такимъ господамъ, какъ друзья ваши, случится возвратиться на родину, то они до такой степени переполняются глубокими свдніями о Янкахъ, что свднія и наблюденія текутъ у нихъ черезъ край, точно молодое, закупоренное въ бочку вино, которое бродитъ, пнится и выходитъ изъ щелей, въ вид бловатыхъ пузырьковъ. Шлепанье по колни въ грязи они называютъ путешествіемъ, безграмотную переписку съ лавочниками и маркитантами считаютъ дневниками, походными журналами, дловою корреспонденціей, но все это не боле какъ мутная водица, на которую поймаешь разв только мухъ да таракановъ.

Это напоминаетъ мн мой французскій языкъ. Я учился по французски зимою въ одной изъ вечернихъ школъ у нашего пастора ошуа Голвелля (пасторъ былъ ученйшій человкъ своего времени, онъ самъ учился всевозможнымъ языкамъ въ Европ). Вотъ хорошо, — на слдующую весну, отправляюсь я въ Бостонъ, встрчаюсь тамъ съ однимъ французомъ и начинаю болтать съ нимъ по французски.

‘— Polly woes Trench shay’ говорю я ему.

‘— Я не понимаю по американски, отвчаетъ онъ мн.

‘— Вы не понимаете! вскричалъ я тогда, съ изумленіемъ: — да вдь я говорю по французски. Я увренъ, что вы не ожидали услыхать здсь такой чистый парижскій выговоръ, не правда ли, что не ожидали? Но мы дйствительно вообще хорошо говоримъ, напримръ, по англійски мы выражаемся, по общему отзыву, чище чмъ сами британцы.

‘— О, отвчалъ онъ: — да вы пресмшной Янки посл этого, да это презабавно, сэръ: вы говорите по индйски и называете этотъ языкъ французскимъ.

— Но, возразилъ я: — мистеръ, Mountsbear, это чистйшій французскій языкъ, увряю васъ, самый употребительный, общепринятый языкъ, безъ сучка и задоринки, имъ можно говорить и быть понятнымъ на любомъ рынк, въ любой гостиной.

‘— Очень можетъ быть, охотно вамъ врю, повторялъ онъ, кланяясь также учтиво какъ кланяются слуги, негры въ Новомъ Орлеан: — охотно вамъ врю — только право мн не случалось слышать такого языка: о, очень изящный, чистый французскій языкъ, понятный до невроятія, но я не возьму его въ толкъ, это уже моя вина, сэръ, что прикажете длать! Пасторъ, изволите видть, зналъ такъ много языковъ, что не успвалъ подраздлять эти знанія на категоріи, онъ не отмчалъ свднія каждаго отдла особыми знаками или ерлыками, и потому они перебились и перемшались. Вроятно и я сталъ дйствовать на француза снадобьями не подлежащаго сорта, такъ что онъ ршительно осовлъ передъ моею обширною ученостію. Впрочемъ, я думаю, что благоразумне было бы мн разстаться со всею обильною жатвою моихъ свдній, нежели начинать выпалывать дурную и безполезную траву, потому что какъ ни дергай куколь, онъ все таки будетъ рости на томъ же мст, если хоть малйшая часть корешка осталась въ земл. Слдовательно не выполовши добромъ поля, мн пришлось бы помять безъ нужды и весь хлбъ.

Нтъ другаго средства хорошо выучиться по французски, какъ живя между французами, и если вы желаете понимать насъ, вы должны пожить между нами, ваши Голзы, Гамильтоны, и другіе подобные имъ болваны, что они могутъ знать о нашемъ брат? Можетъ ли живописецъ снять съ васъ портретъ, если вы пронесетесь только мимо, его въ вагон желзной дороги? Въ такомъ случа, онъ не успетъ даже разсмотрть хорошенько черты вашего лица. Старый адмиралъ Ансонъ спросилъ одного изъ нашихъ, еще до революціи (если бы британцы знали насъ тогда хоть на волосъ лучше, то конечно они не позволили бы поколотить себя, какъ это случалось), и такъ онъ спросилъ его, откуда онъ пріхалъ.

‘Изъ Чезапика, отвчалъ онъ.

‘Ай, ай, сказалъ адмиралъ: — значитъ изъ Вестъ-Индіи.

‘По всему видно, замтилъ мой землякъ: — что вы здили кругомъ свта, адмиралъ, а мало заглядывали внутрь, иначе вы знали бы нсколько поболе на этотъ счетъ.

Я застрлилъ у Рейверъ-Филипа дикаго гуся, у котораго былъ еще свжій виргинскій рисъ въ зобу: онъ, кажется, набирался, походя, всякой всячины, подобно другаго рода гусямъ, британскимъ туристамъ. Кто изъ нихъ разсмотрлъ хорошо страну, по которой прохалъ? Можетъ быть, что на шесть человкъ выдавался одинъ повнимательне и видлъ хоть что-нибудь, во всякомъ случа, два съ темной водой глаза, немногимъ лучше одного съ бльмомъ.

Нтъ, если вамъ нужно узнать всю подноготную о васъ и о Сизыхъ-Носахъ (въ нихъ также есть примсь крови янки, увряю васъ), то распросите меня хорошенько, и я готовъ подлиться съ вами моими свдніями. Я не изъ числа такихъ людей, которые не видятъ въ своемъ сосд ни одного хорошаго качества, въ себ же самихъ не замчаютъ ни малйшей предосудительной черты, я слишкомъ много видлъ свта для того, чтобы впадать въ подобную односторонность. Вообще я имю обыкновеніемъ скоре хвалить чужую лошадь, нежели распространяться о достоинствахъ моего собственнаго коня. Если я, встртясь съ Сизымъ-Носомъ, дущимъ верхомъ, скажу ему: ‘А вдь у васъ лихая лошаденька, попробуйте-ка пустить ее’, то я увренъ, что онъ тотчасъ же понесется, какъ сумасшедшій. Онъ горячо начнетъ работать шпорами, лошадь будетъ лзть изъ кожи, а я между тмъ пролечу, какъ стрла мимо изумленнаго наздника. Простофиля совершенно осоветъ, видя быстроту моего коня. ‘У васъ настоящій, — какъ быть, скакунъ, право’, скажетъ онъ поглядывая на мою лошадь. ‘Такъ себ’ отвчу я (совершенно холодно и безстрастно, какъ будто я слыхалъ подобные отзывы не одну тысячу разъ), ‘такъ себ, для меня живетъ, бжитъ порядочно, но хвалиться имъ не приходится’. Такъ должно поступать всегда въ подобныхъ случаяхъ, при этомъ не худо имть въ виду примръ фанфароновъ и хвастуновъ. Никогда не говорите людямъ, что вы идете у нихъ впереди, но доказывайте это прямо на дл, подобные пріемы устраняютъ много пустыхъ разговоровъ, не производятъ въ соперникахъ вашихъ одышки и позволяютъ имъ пользоваться всею пропорціей дыханія, необходимой для того, чтобы простудить бульонъ за обдомъ.

Если вы хотите знать вншность и внутренность Янки, то я долженъ вамъ замтить, что я изучилъ ихъ вдоль и поперекъ, съ лица и съ изнанки, я знаю вс стороны ихъ характера, знаю ихъ манеры, поступки, способы, я слдилъ за ними при всякомъ удобномъ случа, подмчалъ, гд имъ везетъ, и гд, напротивъ, они терпятъ неудачу. Мои земляки имютъ много своихъ недостатковъ и я знаю ихъ (я вдь не родился слпымъ), но ваши пріятели-туристы, кажется, ужь слишкомъ строги къ намъ. Наша старая служанка-негритянка была матерью нсколькихъ грязныхъ и безобразныхъ дтей, это однако не мшало ей оказывать самое нжное вниманіе къ чумазымъ негодяямъ. Она обыкновенно говоривала, въ припадк материнской предупредительности: ‘Юнона, по моему ужь лучше вовсе не утирать ребенку носа, нежели, чего добраго, вывихнуть или отвертть ему носъ’.

ГЛАВА XII.
АМЕРИКАНСКЙ ОРЕЛЪ.

— Посмотрите пожалуста въ дверь, посмотрите какая прекрасная ночь, какъ тихо, какъ спокойно, какъ свтло, не правда ли, что любо взглянуть! Я часто засматриваюсь на звзды, когда мн случится выходить изъ дома: он напоминаютъ мн о нашемъ національномъ флаг, который теперь, по общему отзыву, одинъ изъ первыхъ въ цломъ свт. Британскій флагъ хвастаетъ, что можетъ пошибить какой угодно, но мы, кажется, пошибемъ и британскій. Лучшее зрлище, какое я могу себ представить, это нашъ первоклассный фрегатъ, наполненный искусными и опытными моряками, готовыми отплыть въ море: онъ похожъ бываетъ въ эту минуту на большаго американскаго орла, сидящаго на гибкой втви, которая колеблется на голубомъ небесномъ фон, орелъ не страшится ничего и смотритъ на все съ гордымъ сознаніемъ собственнаго могущества. Не правда ли, что мы избрали удачную эмблему?

— Конечно, отвчалъ я: — эмблема избрана удачно. Но чмъ я особенно восхищался, такъ это девизомъ вашего морскаго флага въ послднюю войну — орелъ держащій въ когтяхъ якорь. Эта идея очень естественна и заимствована изъ обычнаго порядка вещей: птица, которая крадетъ у фрегата якорь, какъ будто это какой нибудь необходимый предметъ для пропитанія ея дтей. Эмблема очень счастливая и доказывающая въ художник много вкуса и соображенія. Эмблема эта, по моему мннію, боле примнима къ вамъ, нежели вы сами сознаете: девизъ хвастовства тмъ, чего вы не можете совершить, желанія завладть тмъ, чего вамъ никогда не получить, олицетвореніе самонадянности и безсилія, худо направленнаго честолюбія и пошлой притязательности.

— У нашихъ моряковъ, замтилъ онъ, не безъ негодованія: — у нашихъ моряковъ есть бранная поговорка, ‘чтобы ихъ раснесли отъ кормы до носу’, я думаю, что вы съ удовольствіемъ усвоили бы себ эту фразу, говоря о нашемъ флот, я понимаю даже, что вы будете правы, выражая подобное желаніе. Впрочемъ, нашъ разговоръ принялъ самое непріятное направленіе и я вообще раскаяваюсь, что завелъ съ вами рчь о подобномъ предмет. Хорошо, когда собака лежитъ смирно, но еще лучше, если мы привяжемъ ее на цпь.

Часовщикъ былъ, замтно, оскорбленъ, а съ свойственною ему ловкостію далъ волю своимъ ощущеніямъ, посмиваясь надъ Сизыми-Носами, которые, прибавилъ онъ, ‘ничто иное, какъ помсь изъ англичанъ и янки и потому приходятся намъ обоимъ двоюродными братьями.’ Можетъ быть, продолжалъ онъ, приличне было бы изобразить орла сидящимъ на якор, нежели держащимъ его въ своихъ когтяхъ и я увренъ, что только какой нибудь иностранный художникъ могъ сдлать подобный промахъ. Если орелъ силится достигнуть того, чего не въ состояніи сдлать, то это во всякомъ случа благородное стремленіе, во всякомъ случа это лучше, чмъ поступаютъ Сизые-Носы, которые не принимаются даже за то, что въ состояніи сдлать! Эмблемой ихъ дятельности, девизомъ ихъ слдовало набрать Сову: она спитъ въ продолженіе всхъ дней своей жизни. Вся эта страна ни дать, ни взять настоящая ночь: прекрасная навзглядъ, не безмолвная, какъ могила, она холодна, какъ гробовая доска, сонлива, неподвижна.

— Если бы море было всегда тихо, замтилъ часовщикъ: — оно отравило бы всю вселенную, накто не былъ бы въ состояніи дышать тогда въ зараженномъ воздух. Стоячая вода вообще непріятна, но соленая вода, если она испорчена, убиваетъ все существующее. Между тмъ движеніе длаетъ ее здоровою и сообщаетъ ей жизненность — и это, говоря словами нашего пастора, есть ‘одно изъ чудесъ морской бездны’.

Эта провинція находится въ совершенномъ засто, въ ней заключаются зародыши порчи и распаденія, точно въ стоячей вод, въ ней незамтно ни движенія, ни звука, ни жизни. Если вамъ случалось бывать въ мор во время штиля, то вы конечно знаете, какой это бичь для человка, который спшитъ скоре достигнуть назначеннаго мста.т= Но вотъ вы замчаете легкое колебаніе парусовъ, висвшихъ прежде неподвижно на мачтахъ, вы слышите скрипъ, вы замчаете нкоторую дятельность въ самыхъ матросахъ, которые лежали до тхъ поръ дюжинами на палуб и не знали какъ убить время,— и вотъ море начинаетъ воздыматься, рости, точно грудь какого нибудь громаднаго чудовища, погруженнаго въ сонъ, но уже готоваго къ пробужденію.

Путешественникъ удивляется, почему экипажъ выходитъ изъ апатичнаго состоянія, — и онъ идетъ смотрть на горизонтъ, нтъ ли надежды на втерокъ съ востока или запада, нтъ ли надежды услыхать плескъ волнъ, который въ подобную минуту показался бы ему самою усладительною музыкой. Но какъ поражаетъ его при этомъ случа пароходъ, который какъ бшеный пронесется мимо, матросы, группируясь около паровой трубы, подшучиваютъ надъ медленностію паруснаго корабля, и просятъ у его экипажа порученій, просятъ всточки домой, къ землякамъ, къ роднымъ….

Тоже самое случается съ здшнимъ краемъ. Провинція находится въ засто, она сознаетъ, что мы уходимъ отъ нея впередъ, что она теряетъ насъ изъ виду, и между тмъ она не собралась завести у себя ни пароходовъ, ни желзныхъ дорогъ, я даже убжденъ, что половина здшнихъ жителей едва ли слыхали о пароходахъ и желзныхъ дорогахъ. Я еще никогда не видалъ подобнаго народа, кром индйцевъ: у нихъ нтъ ни малйшей частицы любопытства или любознательности. Теперь, изволите видть, въ этикъ Сизыхъ-Hocахъ, какъ уже сказано, нтъ ни малйшаго признака движенія, ни малйшей предпріимчивости или бодрости душевной, и если кто нибудь изъ и ихъ проявитъ въ себ хотя зародышъ дятельности, то объ немъ начинаютъ говорить, какъ о человк опрометчивомъ, безразсудномъ, какъ о спекулятор, афферист, однимъ словомъ, негодя во всхъ отношеніяхъ. Они растутъ какъ какая нибудь трава въ душной теплиц, вытягиваются вверхъ, не утвердившись хорошенько на корн, переполняются дурными соками, истощаются и умираютъ.

Къ одному изъ нашихъ пасторовъ пришла двушка, чтобы наняться въ домоправительницы..

‘— Я полагаю, пасторъ, сказала она, что вамъ ненужно ли молодой женщины для того, чтобы держать въ порядк комнаты и разводить червей, не такъ ли?’

— Она разумла, прибавилъ часовщикъ, — воспитаніе шелковичныхъ червей.

‘— Скажите мн прежде, отвчалъ пасторъ: — гд вы воспитывались?

‘— Воспитывалась! Да я вовсе не воспитывалась, я такъ выросла, и больше ничего.

‘— Передъ какой каедрой, продолжалъ пасторъ (онъ былъ убжденъ, что всякая изъ служанокъ должна была посщать его митинги), передъ какой каедрой провели вы нжныя лта дтства?

‘— Передъ каедрой! вскричала служанка, поднявъ голову и настороживъ, уши точно молодой жеребенокъ, къ которому въ первый разъ подходятъ съ недоуздкомъ, — да мн кажется что вовсе не передъ каедрой, а просто, въ очень порядочномъ дом.

‘— Вы выразились очень удачно, отвчалъ пасторъ, нсколько обиженный,— вы выразились очень удачно, моя милая, сказавъ, что вы только выросли, потому что вы выросли въ совершенномъ невжеств.

‘— Въ такомъ случа, желаю вамъ найти служанку, которая бы знала все лучше меня — попробуйте, поищите.

Съ этими словами она вышла изъ комнаты, хлопнувъ дверью и смотря такъ презрительно, какъ какая нибудь лондонская лэди, — а бдный оасторъ все стоялъ на одномъ мст, едва шевеля губами отъ удивленія.

Теперь, Сизые-Носы ни дать ни взять какъ эта домоправительница, они выросли, и притомъ выросли въ совершенномъ невдніи тхъ вещей, которыя не представлялись имъ существенно необходимыми на первый же случай, а учить взрослый народъ такъ же трудно, какъ выздить шестилтнюю лошадь, порядочный человкъ не въ состояніи смотрть на нихъ равнодушно и подчасъ они до того съзжаютъ вкривь и вкось, что у меня чешутся руки, чтобы разбить имъ затылки.

— Но какое же, въ самомъ дл, средство противъ подобной неподвижности, какимъ образомъ можно пробудить этотъ народъ отъ его невжественной сонливости и заставить его быть хоть сколько нибудь дятельнымъ? спросилъ я.

— Средство это, отвчалъ мистеръ Сликкъ, готово, нужно только умючи его примнить. Они должны подобно индйцамъ отступить предъ нашими просвщенными гражданами, мы ихъ купимъ и тогда они дадутъ у себя мсто боле разумному и дятельному народу. Пока ихъ нужно будетъ перевести на земли Лабрадора или отослать въ Канаду, пусть ихъ тамъ подержатся нсколько годовъ, а между тмъ потокъ просвщенія достигнетъ и до нихъ, и тогда они опять перекочуютъ къ нашимъ предламъ, какъ это длаютъ дикіе. Это предположеніе въ ходу. Конгрессъ предоставитъ въ ихъ пользованіе нужное количество земли и избавитъ ихъ за первое время отъ всякихъ повинностей. Мы и такъ не знаемъ куда двать излишки государственныхъ доходовъ.

ГЛАВА XIII.
МННЕ ЧАСОВЩИКА О ГАЛИФАКС.

Слдующее утро было тепле нежели вс предшествовавшія. Это былъ одинъ изъ тхъ необыкновенно ясныхъ дней, которыми отличается американская осень.

— Ныншняя погода, сказалъ мистеръ Сликкъ, ни дать ни взять зажигательное стекло, на которое положенъ кусокъ льда: прикоснувшись къ стеклу, вы чувствуете и жаръ и прохладу, денекъ славный, увряю васъ, я люблю такіе дни.

Вс согласные въ томъ, что въ Америк бываетъ самая благорастворенная погода, какой не найдешь на всемъ земномъ шар въ другомъ мст, какъ ни ищи.

Вслдъ за тмъ, онъ закурилъ сигару и откинувшись на спинку стула, выставилъ об ноги за окно и сложилъ руки за груди, представляя самое живое изображеніе совершеннаго благополучія.

— Вы, какъ кажется, замтилъ я, — изъздили всю здшнюю провинцію и изучали страну и народъ съ большимъ вниманіемъ, скажите же мн пожалуста, какого мннія вы на счетъ ныншняго положенія и будущей судьбы Галифакса?

— Если вы мн скажете, отвчалъ онъ, когда тамошній народъ проснется, то я готовъ буду удовлетворить вашей любознательности, но они тамъ постоянно спятъ, или если не спятъ, то дремлютъ. Что касается до провинціи, то это великолпная провинція, которой суждено идти далеко передъ: она выростетъ также скоро, какъ виргинская двушка, а виргинскія двушки растутъ до того быстро, что если вы обнимете которую нибудь изъ нихъ, съ тмъ, чтобы поцаловать ее, она успетъ уже въ это время созрть совершенно и сдлаться вполн развитою женщиной. Это прекрасная промоція, доложу вамъ — она хороша сверху и еще лучше снизу: поверхность ея покрыта пажитями, лугами, лсами, воды представляются здсь въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, а ндра земли изобильно наполнены минералами,— она напоминаетъ мн супъ въ Тримонтской гостинниц.

Однажды я прохаживался въ Молл и повстрчался съ маіоромъ Брадфордомъ, коннектикутскомъ джентльменомъ, который торговалъ телятами и свиными тушами на бостонскомъ рынк.

‘— Сликкъ, гд вы принимаете сегодня пищу? спросилъ онъ меня.

‘— Въ таверн генерала Пина, отвчалъ я.

‘— Только и годна, что для негровъ, отчего вы не зайдете въ Тримонтскую гостинницу? что, по общему отзыву, самое блестящее и комфортабельное заведеніе въ цломъ свт.

‘— Можетъ быть, замтилъ я, но дло въ томъ, что оно мн не по карману — черезчуръ дорого для моихъ маленькихъ средствъ.

— Прекрасно, продолжалъ онъ.— Тамъ все дорого, въ одномъ отношеніи, но зато дешевле пареной рпы въ другомъ: тамъ обширное поле для спекуляціи, туда съзжаются многіе изъ южныхъ плантаторовъ и иностранцевъ, у которыхъ гораздо боле денегъ въ кошелькахъ, нежели въ голов мозгу, потому вамъ представляется тутъ случай обдлать дльце другое, не выходя за дверь. Сегодня утромъ, напримръ, я пріобрлъ двсти доллеровъ, мене чмъ въ полминуты. Тамъ былъ адвокатъ изъ Каролины, богатый какъ какой нибудь банкъ. Вотъ онъ мн и говоритъ посл завтрака: ‘гд бы, говоритъ, маіоръ, достать мн такого рысака, который бы могъ-пробжать милю, какъ стрла, пробжать молодецки, злодйски, съ запалу’.

‘— Милордъ, отвчалъ я (надо вамъ замтить, что онъ называетъ себя ближайшимъ наслдникомъ какого-то дряннаго шотландскаго пера) — милордъ, у меня есть лихой бгунъ, рысакъ, который, пожалуй, не отстанетъ отъ паровой локомотивы, такой отчаянный конь, что будетъ тягаться съ пулей, пущенной изъ любаго карабина, а ни за что не сорветъ въ галопъ.

‘— Маіоръ, замтилъ онъ, я бы вовсе не желалъ, чтобы вы меня величали лордомъ (хотя при слов, милордъ негодяй осклаблялся чрезвычайно самодовольно).

‘— Какъ вамъ угодно, милордъ, отвчалъ я: — не позволяю себ судить объ этомъ, но не могу также не придти къ мысли, что если вы имете вс права на высшее званіе, то странно было бы отказываться отъ этихъ правъ.

‘— Ну, хорошо, проговорилъ онъ: — лордъ или не лордъ, а лошадку не мшало бы посмотрть.

Вотъ я и отправился къ конному двору Джо-Броуна, на другой конецъ города, и веллъ вывести лучшаго рысака, въ которомъ, впрочемъ, можно было находить порядочныя статьи, лишь скрпя сердце.

‘— Что вы просите за лошадку, Джо-Броунъ? спросилъ я.

‘— Двсти доллеровъ, отвчалъ онъ.

‘— Хорошо, я возьму рысачка, попробую его, и если онъ мн полюбится, то я его куплю.

Такимъ образомъ, я показалъ лошадь королинскому лорду и когда онъ взгромоздился на нее, я сказалъ ему тономъ благоразумія и неисходной мудрости:

‘— Смотрите же, не пускайте рысака-то во всю прыть, берегите его удаль на черный день, если здшніе охотники замтятъ, съ какою дьявольскою побжкой эта лошадь, они, пожалуй, набьютъ цну.

Когда онъ возвратился, то сказалъ мн, что чрезвычайно доволенъ лошадью и спросилъ о цн.

‘— Четыреста доллеровъ, отвчалъ я: хорошую вещи нельзя имть за безцнокъ, въ мдной оправ вы никогда не найдете порядочныхъ часовъ.

‘— Знаю, знаю, отвчалъ онъ, нечего и толковать: лошадка моя.

Разумется, мы разстались очень довольные другъ другомъ.

‘— Да, я хотлъ вамъ сказать на счетъ супа,— произнесъ маіоръ въ заключеніе, теперь какъ разъ обденное время, зайдите сами и взгляните — какъ понравится вамъ помщеніе.

Тамъ было видимо-невидимо джентльменовъ и лэди, которые тснились въ общей столовой (мн еще никогда не случалось встрчать такого множества), вс они готовы была броситься къ състному, и лишь только звонокъ прозвучалъ, мы запрыгали и засуетились точно стадо овецъ. Можете себ представить, какая возня сопровождала подобное стремленіе. Я получалъ отовсюду толчки, чувствовалъ, какъ платье мое теряло пуговицы и распадалось клочьями, наконецъ отъ какого-то особенно ловкаго удара, я уже готовъ былъ полетть вверхъ ногами: по чувству самосохраненія, я раставилъ руки и схватился за первый встртившійся мн предметъ, а что же это могло быть какъ не женское платье. Вотъ, какъ теперь помню, лифъ затрещалъ и лопнулъ, юбка оборвалась и упала на полъ, и пока я барахтался, обрывая и послдніе лоскутья, остававшіеся еще на жертв моей ловкости, она стояла въ грустномъ сознаніи своей потери, стояла едва придерживая руками остатки платья. Что она пищала и визжала, это очень понятно, но дло въ томъ, что чмъ живе выражала она свое отчаяніе, тмъ громче хохотала публика, никто не имлъ силы преодолть свой хохотъ, и это длилось до тхъ поръ, пока слуги не догадались завернуть несчастную въ скатерти.

— Какой же вы рохля, Сликкъ, повторялъ маіоръ, когда мы услись съ нимъ за столомъ, по крайней мр, теперь не промахнитесь, не пронесите мимо рта и не ударьте себя лицемъ въ грязь.

Я, какъ выше мною замчено, слъ позади маіора. Предо мною стояла китайскаго фарфора миска съ двумя ручками, наполненная супомъ — миска колоссальныхъ размровъ съ большою серебряною ложкою внутри, которая была чуть не съ ковшъ, употребляемый при выдлк сахара въ котлахъ. Я сбирался было уже нацдить себ жижицы въ тарелку, когда маіоръ остановилъ меня.

‘Берите со дна, Сликкъ, берите, не плошайте, все крошево, какъ есть, — на дн’. Съ этими словами, онъ переворотилъ глубину суповой чашки и на верху немедленно показались куски жирной черепахи, отстой крпкаго бульону вмст съ кореньями и катышки фаршу величиною съ орхъ. Никакое перо не въ состояніи описать, до какой степени все это было вкусно: супъ напоминалъ своимъ общимъ видомъ завтную праддовскую яблоновку, которая оказываетъ за человка самое усладительное дйствіе, начиная отъ маковки головы до кончика большаго пальца за ног.

— Теперь, я дамъ вамъ, Сликкъ, полезный совтъ, сказалъ маіоръ,— совть, который возвыситъ васъ въ собственномъ мнніи и во мнніи другихъ людей. Здшній народъ недалекъ, доврчивъ, не смотря на то, что садится за тримонтскій столъ. Обдайте всякій день въ таверн Пина — это ничего, но отобдавши тамъ, бгите по-скоре въ Тримонтскую гостинницу, остановитесь на крыльц предъ уличною дверью и начинайте работать зубочисткою, тогда толпа повритъ, что вы обдаете здсь. Я самъ часто поступаю такимъ же образомъ и это мн сберегаетъ по два доллера въ день.

Здшняя провинція ни дать-ни-взять этотъ трактирный супъ: она привлекательна и казиста снаружи, но раскопайте ее хорошенько и вы найдете въ ней настоящія сокровища: каменноугольныя копи, желзную руду, гипсъ и что угодно. Что же касается до Галифакса, то онъ довольно благовиднъ, хотя въ немъ и немного большихъ и замчательныхъ зданій. Вы увидите тамъ большой домъ и кругомъ его непремно нсколько лачужекъ, такъ что группа эта напоминаетъ насдку съ своими цыплятами, но народъ тамъ чудакъ — только хлопаетъ глазами, да дремлетъ. Онъ дремлетъ походя и ходятъ въ дремот, онъ говоритъ сквозь сонъ, и что скажетъ ныньче, забываетъ на другой же день, увряя, что онъ бредилъ. Вдь вы знаете, гд живетъ губернаторъ Кампбелль — въ большомъ каменномъ дом, съ высокою стною кругомъ, въ дом похожемъ на государственную тюрьму: вблизи отъ этого дома лежитъ тамъ смрадное, страшное на видъ кладбище, наполненное огромными могильными крысами, величиною съ добрую кошку. Ручьи мутной зловонной воды протекаютъ тамъ въ разныхъ направленіяхъ, всасываются въ землю чрезъ трещины и порядкомъ отравляютъ честной людъ — это замчательное въ своемъ род мстечко, увряю васъ. Я удивляюсь только тому, какъ отъ вліянія подобной атмосферы все серебро, какое есть въ дом генерала, не потускнть и не позеленетъ какъ мдь, (а серебра этого набралось бы воза четыре), такимъ образомъ резиденція именитаго сановника грязна и отвратительна какъ корабль наполненный неграми. Теперь попробуйте-ка пойти на это кладбище и разбудить мертвецовъ, которые заключены въ истлвшіе гробы, вы не разбудите ихъ ни за что, какъ ни ухитряйтесь: а между ними и народомъ Галифакса очень немного разницы — только т лежатъ смирно и безмолвно, не шатаются и не говорятъ сквозь сонъ какъ ихъ потомки, разсхаживающіе на поверхности земли. Галифаксъ кормится изъ чужихъ гаваней и самый процессъ питанія доставляетъ ему, по его мннію, довольно много хлопотъ. У гражданъ его нтъ рки, нтъ хорошо воздланныхъ полей, но заставьте ихъ проложить дорогу къ Мейназскому бассейну, и тогда откуда ни возьмутся у нихъ руки способныя снискивать пропитаніе. Если они не исполнятъ этого и притомъ не исполнятъ скоро, то я убжденъ, что они придутъ въ упадокъ, и тогда никакія человческія усилія не будутъ въ состояніи поднять ихъ. Они уже и теперь порядкомъ тощи, вы можете съ полнымъ удобствомъ пересчитать у нихъ ребра, безъ помощи пальцевъ. Единственная вещь, которая могла бы сдлать что нибудь порядочное изъ Галифакса, которая могла бы поднять его изъ ничтожества — это желзная дорога чрезъ всю страну до ундійскаго залива.

‘Нужно будетъ потолковать объ этомъ’ говоритъ одинъ, ‘вы увидите у насъ современемъ желзную дорогу’ говоритъ другой.

‘Да, говорить третій, желзная дорога придетъ сама собою, но теперь мы еще слишкомъ молоды для нея’.

У нашего стараго пастора была хорошенькая, быстроглазая дочка, къ которой сватались два или три очень порядочные жениха, но пасторъ обыкновенно говорилъ своей дочери: ‘Феба ты еще слишкомъ молода, мой другъ, — время придетъ — но теперь ты еще слишкомъ молода, милочка.’ При всмъ тмъ, Феба не раздляла подобныхъ убжденій, она считала тебя довольно свдущею по части сердечныхъ склонностей и при первомъ новомъ сватовств, боясь потерять удобный случай, она убжала въ Родъ-Эйландъ и вышла типъ замужъ. ‘Батюшка слишкомъ старъ, что бы знать толкъ въ подобныхъ длахъ’ говорила она обыкновенно въ свое оправданіе. Тоже самое случается и съ Галифаксомъ

Тамошніе старики увряютъ, что государство ихъ слишкомъ молодо, что для него придетъ еще время, и тому подобное, тогда какъ молодежь не хочетъ дожидаться: она спасается бгствомъ въ Штаты, гд господствующее правило то, что молодость есть самое удобное время для дятельности и улучшеній: новое государство никогда не бываетъ слишкомъ молодо для предпріятій — поднимайся на-ноги — работай что есть силъ — лети впередъ.

ГЛАВА XIV.
МННЕ МИСТЕРА СЛИККА О БРИТАНЦАХЪ.

— Успшно ли удавалась вамъ, спросилъ я, сбывать часы шотландцамъ въ восточной части провенціи? Такъ ли же on простоваты какъ Свзые-носы?

— Какъ же! произнесъ онъ съ неудовольствіемъ: — вы конечно слыхали, что Янки никогда не отвчаетъ на вопросъ, не сдлавъ другаго вопроса — неправда ли что слыхали? Теперь, видали ли вы какъ кланяется кучеръ англійской почтовой кареты? Если вы этого не замчали, то я вамъ могу, помочь, на основаніи моихъ личныхъ наблюденій. Онъ поднимаетъ правую руку, проводитъ ее по средин лица и потомъ прозжаетъ мимо васъ, съ легкимъ движеніемъ головою, какъ будто говоря: ‘какъ вы поживаете? очень радъ васъ видть, только смотрите, у меня не задвать за колеса, а то я, будьте покойны, разобью вс зубы у вашей лошади’. Въ эту минуту онъ похожъ бываетъ на медвдя, который старается снять у себя больницу съ морды. Я почти такимъ же образомъ поступаю съ голоногими шотландцами. Боже мой — если-бы имъ пришлось жить на здшнихъ кумберландскихъ болотахъ: вотъ мухи-то и комары зали бы ихъ тогда! Они стали бы чесать себ ноги какъ ирландецъ чешетъ голову, когда сбирается солгать. Нтъ, для янки небольшая находка быть между ними, все равно какъ жиду въ Новой-Англіи: чмъ скоре онъ дастъ тягу, тмъ лучше. Ихъ также мудрено заманить за какую нибудь покупку какъ продолбить тиковое полно {Тикъ — остъ-индское дерево.}, долото выскакиваетъ изъ рукоятки прежде чмъ вы успете сдлать малйшій рубецъ. Если бы Сизые-носы также какъ они знали цну деньгамъ, то конечно у нихъ были бы боле полные кошельки и мене встртили бы вы у нихъ часовъ и оловянныхъ рефлекторовъ, я въ томъ увренъ.

Ирландцы опять совершенно въ другомъ род, они потому не носятъ съ собою кошелька, что имъ нечего туда класть. Они постоянно или влюблены или пьяны, или мечутся, Богъ всть почему, изъ угла въ уголъ. Это самые безпокойные, верченые сорванцы, какихъ я когда либо видалъ. Судья Билеръ, вы врно слыхали о немъ — онъ забавникъ и острякъ большой руки — повсилъ надъ дверьми у своей конторы въ Лоуелл слдующую надпись: ‘Сигары и ирландцы нетерпимы внутри этихъ стнъ,’ потому, какъ объяснялъ онъ, что ‘первые сожгутъ у меня бумагу, а вторые собьютъ съ пантолыку моихъ фабричныхъ двчонокъ. Я вовсе не желаю имть вокругъ себя такихъ скоровоспалительныхъ и опасныхъ господъ.’ Когда британцы заискивали въ насъ, чтобы заключить общій трактатъ на счетъ прекращенія торговли неграми, я помню, какъ старый Джонъ Адамъ говорилъ, что мы должны выражать имъ свою признательность, потому что они избавляютъ насъ, по его словамъ отъ большихъ затрудній, отправляя къ намъ цлые транспорты ирландцевъ. ‘Ирландцы, замчалъ онъ, работаютъ лучше, работаютъ дешевле и не такъ долго живутъ. Негры, когда они выбиваются изъ силъ и перестаютъ работать, еще цлые годы только сбираются умирать, и составляютъ въ это время прямой убытокъ для хозяина, между тмъ какъ жары и злодйскій ромъ скоро свертываютъ шею ирландцамъ а вызываютъ новые транспорты ихъ земляковъ.’

Англичане, ведя свои торговыя дла, являются иногда настоящими ребятами, они шелушатъ свои кошельки какъ какіе нибудь колосья пшеницы: зерна такъ и сыплются, куда ни попало, на грязный полъ. Но зато изъ этихъ зеренъ приготовляютъ они самый кислый, самый грубый хлбъ, годный только разв для скотины. Кто далъ имъ прозваніе Джонъ-Булль, былъ видно себ на ум, они въ самомъ дл люди съ бычачьими шеями и головами, увряю васъ {Bull по-аглійски значитъ быкъ.}. Они желчны, раздражительны, капризны, ворчатъ и бранятся по цлымъ днямъ и надежны только до тхъ поръ, пока за ними присматриваешь. Они вообще упрямы какъ лошаки и пусты и тщеславны какъ павлины.

Удивленіе, съ которымъ я выслушалъ эту тираду противъ моихъ соотечественниковъ, совершенно подавило во мн негодованіе. Я съ изумленіемъ прислушивался къ тону, какимъ онъ произносилъ эти слова. Онъ какъ будто сообщилъ одну изъ тхъ очевидныхъ истинъ, которыя не требуютъ ни доказательствъ, ни оправданій, и которыя приняты всмъ человчествомъ какъ что-то общеизвстное и непреложное.

— По моему, нтъ великолпне зрлища какъ, смотрть когда кто нибудь изъ нихъ прідетъ въ первый разъ въ одинъ изъ вашихъ большихъ городовъ. Онъ надувается и жилится, точно желаетъ превратиться въ пузырь, кожа на немъ такъ и хочетъ лопнуть и разлетться въ прахъ — ни дать ни взять на аэростат, наполненномъ газомъ, онъ прыгаетъ по мостовой, точно медвдь на раскаленной плит — такой же неотесанный чурбанъ (потому что ихъ въ самомъ дл нельзя сравнить съ французами по изяществу манеръ), онъ улыбается въ глаза каждому встрчному, такъ и хочетъ сказать вамъ: ‘Посмотрите на меня, анаанъ, посмотрите на меня внимательно: я англичанинъ, я человкъ, въ которомъ кровь такъ же чиста и благородна какъ въ жилахъ норманнскаго пирата, въ которомъ соединяются досужества двухъ племенъ, двухъ націй: похвальныхъ качествъ у меня полны карманы, полонъ ротъ — не проворотишь. Неправда ли, что я дьявольски милъ!’ И тутъ онъ длается гордымъ и свирпымъ какъ тигръ, такъ и хочетъ окрыситься на васъ, оскалить зубы и произнести съ нахальною отвагою: ‘попробуй-ка подступись, гусь лапчатый!’

Нтъ, скажу вамъ откровенно, что, по моему мннію, мы ршительно способны затушевать чуть не всю вселенную. Ищите ‘хоть днемъ съ огнемъ’, ‘глядите въ оба’, а вамъ не найти человка, который бы, при подробномъ изслдованіи вдоль и поперекъ, оказался ровнымъ достоинствами съ вашими просвщенными гражданами. Это люди, въ которыхъ есть смтка, проворство, душа и сердце, это чистая крупка безъ отрубей и шелухи, это имбирь, который бросится въ носъ кому угодно, заставитъ встрепенуться умирающаго, но народъ съ широкой костью, а не мозглякъ, не дряблая кляча. Вс согласны въ томъ, что такого отродья поискать, да и поискать — а найти, все-таки не найдешь. Хитеръ какъ лиса, увертливъ какъ вьюнъ, вкрадчивъ какъ кошка. Хотя бы можетъ быть не слдовало говорить этого, но не могу не выразить убжденія, что народъ нашъ составляетъ цвтъ творенія, лучшій капиталъ вселенной.

Онъ смотрлъ въ эту минуту какъ человкъ, который убжденъ, что онъ выражается до того основательно и удачно, что всякое лишнее слово только ослабляло бы достоинства его рчи. Потому онъ немедленно перемнилъ разговоръ, указавъ на дерево, которое росло въ небольшомъ разстояніи отъ дома и замтивъ, что это сахарный кленъ.

— Это славное дерево, сказалъ онъ, оно способно еще долго рости и выпускать сокъ, пока не истощится совершенно и не изсохнетъ.

Эта провинція ни дать ни взять какъ дерево, которое вы видите передъ собою, оно сочится до тхъ поръ, пока не начнетъ постепенно умирать съ верхушки, и если прорзанное въ немъ отверстіе не задлать клинышкомъ, оно невремнно погибаетъ. Вс деньги, какія выработываются здсь, вс проценты, которые на нихъ пріобртаются, даже значительная часть биржевыхъ оборотовъ — все это идетъ за границу, обращается въ пользу постороннихъ людей, только весьма немногое оставляется для покупки у насъ хлба.

Провинція высохла какъ какое нибудь болото, ока открыла на втеръ свои ндра, выставила ихъ напоказъ и потому нтъ ничего удивительнаго, что нашлось люди, которые подрываютъ основу ея благосостоянія. Теперь, вдь всякое болото, всякую лужу, можно совершенно высушить, можно извлечь изъ нихъ сырость до такой степени, что самая тина превратится въ пыль и поднимется на воздухъ. Англійскіе фонды и ваши банки, желзныя дороги и каналы,— все это какъ губка вбираетъ въ себя ваши капиталы и пожираетъ ихъ оо мр того, какъ вы успваете пріобртать ихъ. Самый мостъ въ Виндзор, напримръ, мостъ, о которомъ мы такъ много слышали, одолженъ своимъ существованіемъ Новому Брауншвейгу и будетъ платить этой провинціи пошлину. Капиталисты Новой Шотландіи поступаютъ съ нимъ какъ съ наемнымъ домомъ: они не хотятъ его чинить, не хотятъ его красить съ цлію предохранить перила отъ порчи, не задлываютъ дыръ, которыя пропускаютъ сырость и заставляютъ дерево гнить, они нарочно ведутъ его къ тому, чтобы онъ разрушился скоре чмъ можно вбить въ доску гвоздь, или вставить стекло въ оконную раму. Здсь незамтно въ народ ни бодрости душевной, ни предпріимчивости, ни патріотизма, весь край погруженъ въ апатію, точно медвдь по зимамъ, лежа въ своей берлог.

Здшній житель переворачивается себ съ боку на бокъ цлые дни и ночи, да только думаетъ про себя: ‘вдь экій я, право, несчастный — что ты будешь длать! Есть кажется на мн теплая шкура, не хуже тхъ, какія удается видть на джентльменахъ гуляющихъ но лсу, но нтъ у меня сапоговъ для ногъ, и потому, чтобы согрть ноги, я долженъ дуть на нихъ поперемнно и поджимать ихъ подъ себя. Если бы не это, я заставилъ бы всхъ тхъ, у кого на ногахъ копыты и рога за голов, я заставилъ бы ихъ держать ухо востро. Неправда ли досадно, что я не могу теоерь этого исполнить? Будь у меня только какія нибудь средства, я бы показалъ имъ себя на чистоту, я заставилъ бы ихъ чесать себ голову со всхъ четырехъ сторонъ’.

Мн случилось идти внизъ къ Матанзасу на Фультоносскомъ пароход. Это былъ первый пароходъ, который они увидали. Дло не обошлось безъ испуга, когда пронесся мимо ихъ этотъ корабль безъ парусовъ и веселъ, идущій прямо какъ стрла и длающій по девяти узловъ въ часъ, какъ метеоръ мелькнулъ онъ у нихъ въ глазахъ, и полоса дыма тянулась точно хвостъ кометы. Вы могли бы тогда полюбоваться занимательнымъ зрлищемъ, какъ негры собирались оттолкнуть этотъ пароходъ отъ берега, къ случа нападенія, и какъ самыя войска пришли въ сильнйшій азардъ, думая, что угрожаетъ опасность всему краю. Между тмъ, какой-то приземистый, тощій, съ лицомъ апельсиннаго цвта, испанскій офицеръ одтый въ мундиръ, похожій на ливрею, вздумалъ даже выхать къ намъ на маленькой лодчонк, въ которой сидло кром его два человка..

Мы кричали ему раза два, чтобы онъ остерегся столкнуться съ пароходомъ, но онъ халъ прямо на наши колеса. Одно изъ этихъ колесъ такъ сильно ударило въ носъ лодки, что она прыгнула однимъ концемъ вверхъ, точно положенная на палку доска, на которой качаются мальчишки, — и выбросила офицера, какъ разъ, къ намъ на палубу. Мн еще никогда не случалось видть человка въ такой крайней степени изумленія, какимъ казался въ то время испанецъ. Онъ бормоталъ что-то на ломаномъ англійскомъ язык, вида, что мы его окружили, и когда совершенно образумлся, то сказалъ съ чувствомъ задтаго самолюбія: ‘провалъ побери вс эти выдумки — гд вотъ теперь моя лодка?’ и онъ оглянулся, какъ будто полагая, что лодка вслдъ за нимъ прыгнула къ намъ на палубу.

‘— Ваша лодка, отвчалъ капитанъ методически, — вроятно пошла ко дну, а люди ваши должно быть отправились присматривать за нею, потому что мы не видали и не слыхали ихъ, посл того, какъ лодка столкнулась съ пароходомъ.’

Да, я именно желалъ бы протрясти здшнихъ лнтяевъ, вотъ такъ, какъ этого испанскаго офицера, я заставилъ бы ихъ выпучить глаза такъ, какъ будто имъ въ чудо, что у нихъ не слипаются вки, какъ будто имъ въ первый разъ приходится смотрть на свтъ. Губернаторъ Кампбелль не ожидалъ, я думаю, найдти такую сторонку, когда сюда пріхалъ, — ужь врно не ожидалъ.

Когда я еще былъ маленькимъ мальчишкой, ростомъ не боле, какъ до колнка, и жилъ въ Коннектикут, матушка говаривала мн обыкновенно ‘Слушай, Самъ, если ты у меня не перестанешь чесаться точно старый Скратчъ, я пошлю тебя въ Новую Шотландію, какъ Богъ святъ, пошлю.’

О! какъ пугала меня тогда подобная угроза, волосенки на голов у меня поднимались дыбомъ, точно у разсерженной кошки, и морозъ пробгалъ по всмъ членамъ, начиная отъ темени до пятокъ и отъ кончика носа до пальцевъ на ногахъ и рукахъ. Дочь нашего сосда Дирборна выходила замужъ за Ярмутскаго джентльмена, который занимался какими-то спекуляціями, по части контробанды. Когда она отправлялась совсмъ, чтобы плыть въ Новую Шотлаидію, родные и знакомые провожали ее точно на похоронахъ, они увряли, что она хочетъ погребенія за живо’.

‘— Дочь моя, говорилъ старый полковникъ, ея отецъ, я скоре согласился бы опустить тебя въ могилу,— тамъ ты избгла бы всхъ безпокойствъ и страданій, — нежели видть тебя отправляющеюся въ эту дрянную страну, гд только и есть, что льдяныя горы, да болота. И при этомъ старикъ вылъ такимъ пронзительнымъ голосомъ, какимъ воетъ ирландецъ, когда пробуетъ разбудить умершую жену свою. Конечно мы имемъ самыя уродливыя, нелпыя понятія объ этомъ кра, то правда, но если провинція сама по себ не такъ дрянна, какъ обыкновенно объ ней думаютъ, зато народъ въ тысячу разъ хуже, чмъ онъ можетъ представиться человку съ самымъ мрачнымъ воображеніемъ.

Вы, конечно, видали, какъ въ морозное осеннее утро стая куропатокъ выбирается изъ тнистаго мста на солнышко и грется тамъ нахохлившись и лниво потягиваясь: Сизые-носы половину своего времени проводятъ такъ, какъ куропатки — грются на солнышк, и больше ничего. Гд же причина этому? Причина заключается въ законодательств. Законы не поощряютъ тамъ усовершенствованій въ порядк внутренняго управленія, не способствуетъ полезному употребленію капиталовъ, а послдствіемъ всего этого — апатія, бездйствіе, бдность. Они проводятъ во три мсяца въ году въ Галифакс. Но что же они тамъ длаютъ?

Отецъ далъ мн однажды доллеръ съ тмъ, чтобы я отправился на ярмарку въ Гартфордъ. Когда я воротился, отецъ спросилъ меня: ‘ну что, Самъ, много ли видлъ ты, много ли пыли пустилъ въ глаза, что пріобрлъ на данный теб доллеръ?’

Такъ и теперь, я спросилъ бы ихъ, что они видятъ, что достаютъ себ путнаго, сидя тамъ по три мсяца? Они обманываютъ только и смущаютъ народъ, увряютъ его, чти единственная цль собраній состоитъ въ томъ, чтобы облаять адвокатовъ, судей, банкировъ и всю подобную сволочь, и воспрепятствовать имъ отростить слишкомъ большіе зобы, а на дл выходитъ, что зоркость самихъ надзирателей становится гораздо дороже, чмъ бы стоило прокормить всю остальную братію законниковъ, хотя бы у нихъ былъ самый чудовищный аппетитъ. Если я вижу, что ферма развалилась, я говорю, что въ ней худой порядокъ, худое управленія, если же я вижу провинцію, которая подобно этой, обладая большими естественными средствами, несмотря на то, поражена нищетою, я говорю, что у нея негодное законодательство.

— Нтъ, сказалъ онъ взаключеніе такимъ серьзнымъ тономъ, какого я не замчалъ въ немъ прежде), очень жаль, что отложивъ въ сторону мелочные интересы и личное самолюбіе, они не соединятся общими стремленіями и не обратятся съ рвеніемъ къ длу внутренняго усовершенствованія и развитія естественныхъ богатствъ этой прекрасной провинціи. Достоинство ея совершенно неизвстны ни центральному, ни мстному правительству, и единственные люди, которые могутъ оцнить здшній край, — это Янки.

ГЛАВА XV.
ПРИЛАЖИВАНЕ РУКОЯТКИ КЪ ГАЛИФАКССКОМУ КЛИНКУ.

Я встртилъ сегодня утромъ какого-то господина изъ Галифакса, ужаснаго фанфарона и чудака, у котораго все длается не спроста, а на показъ. Взглянувъ на него, можно было подумать, что онъ заимствовалъ свои мамеры у какого-нибудь армейскаго офицера, когда тотъ уже износилъ ихъ, какъ старый сюртукъ, и бросилъ. Манеры эти казались на немъ дурно сшитымъ платьемъ, которое не впору, но къ лицу. Онъ былъ недуренъ собой, но важничалъ и очень напоминалъ милиціоннаго капитана, который надваетъ на себя мундиръ и выходить на какую нибудь сцену домашняго театра въ роли солдата, онъ воображаетъ, что онъ чрезвычайно красивъ и что весь свтъ не можетъ имъ довольно налюбоваться. Итакъ галифакскій джентльменъ ходилъ взадъ и, впередъ по улиц, точно павлинъ, таращился въ ширину и вытягивался вверхъ до невозможности. Въ рук у него былъ хлыстикъ, которымъ онъ билъ себя отъ времени до времени по икрамъ, какъ будто желая этимъ сказать: ‘Не правда ли, что ножки хоть куда, мускулисты, красивы! А сапоги? Боже, что за сапоги! Ужь конечно весь эмгерстскій народъ удивится, посмотрвъ на меня.’ ‘Красивъ-то ты красивъ, подумалъ я, да только надо бы тебя прошколить порядкомъ, надо придлать къ теб, какъ къ какому нибудь клинку, надежную рукоятку’. Когда я проходилъ мимо его, онъ держалъ голову такъ высоко, какъ высока труба пороховаго завода, стоялъ упершись кулаками въ бока и обозрвалъ меня съ головы до ногъ, точь-въ-точь какъ квакеръ посматриваетъ неа модную городскую леди, онъ такъ и хотлъ сказать мн: ‘Какой же вы странный, право, мн еще не удавалось встрчать такихъ чудаковъ, вы врно не въ своемъ разум, врно помшаны, бьюсъ объ закладъ, — помшаны’.

‘— Хорошенькій денекъ, сэръ, сказалъ онъ, обратившись ко мн съ такимъ видомъ, какъ будто клалъ въ эту минуту сотню доллеровъ въ шапку нищаго: — хорошенькій денекъ.

— Вы дйствительно такого мннія? спросилъ я,— мямля слова чисто по коннектикутски.

‘— Разумется, сказалъ онъ отрывисто: — иначе я не говорилъ бы.

‘— Не знаю, какъ вы, замтилъ я, въ свою очередь: — но если бы я былъ такого мннія, я бы не сталъ о томъ разсказывать.

‘— Отчего же нтъ?

‘— Потому, что всякій дуракъ, точно такъ же, какъ и я, можетъ понять, что погода хороша.

И вмст съ этимъ я устремилъ на него глаза, стараясь показать ему, что если ты дескать желаешь, то я готовъ потягаться съ тобою, чмъ и когда хочешь. Но онъ подумалъ, подумалъ, да и повернулся на каблукахъ, насвистывая псенку про Янки Дудля. Онъ походилъ въ эту минуту на человка, для котораго насвистываніе кажется гораздо боле пріятнымъ и легкимъ занятіемъ, чмъ мышленіе.

Вслдъ за тмъ я услыхалъ, какъ онъ спрашивалъ у грума:

‘— Кто этотъ странный и дерзкій Янки?

‘— Это: отвчалъ грумъ: — да какже, это самъ мистеръ Сликкъ!

‘— Тш! что ты орешь! Какъ — Сликкъ часовщикъ, можетъ ли быть! Жаль, что я не зналъ этого прежде, потому что мн давно хотлось его видть, онъ, говорятъ, презабавный малый.

Онъ тотчасъ же воротился и не спускалъ съ меня глазъ, точно съ какого нибудь пугала, потомъ сталъ кружиться около меня, ни-дать-ни-взять боровъ около огорода, въ которомъ посплъ картофель и въ который ему хочется отыскать лазейку. ‘Ну, подумалъ я самъ съ собою, нужно же поговорить съ нимъ что-нибудь, пусть его поразскажетъ потомъ добрымъ людямъ, когда возвратится къ себ въ городъ.

‘— Что, каково идутъ дла въ Галифакс, сэръ? спросилъ я.

‘— Хорошо, отвчалъ онъ: — гораздо лучше: дла ведутся на боле надежныхъ началахъ, чмъ прежде, и вс предпріятія выясниваются.

‘— Ни-дать-ни-взять, какъ свчка передъ тмъ, какъ ей погаснуть, она ярко, очень ярко вспыхиваетъ да потомъ ужь разомъ и потухла, и остается отъ нея только сажа да отвратительный чадъ. По моему мннію, вашъ народъ не уметъ подливать масла въ лампу, а пустая она не прогоритъ долго. Нтъ, сэръ, пройдетъ для Галифакса масляница, настанетъ и великій постъ, и въ этомъ будутъ виноваты сами его жители. Если человкъ сидитъ у дверей своего дома и видитъ, какъ скотъ бродитъ у него по полямъ и подаетъ хлбъ и какъ сосди свозятъ у него снопы, и если замчая все это, онъ не соберется привстать и прогнать ихъ, то по дломъ вору и мука.

‘— Я хорошенько не понимаю этого, сэръ, сказалъ онъ.

‘Было бы странно, подумалъ я про себя, было бы странно, если бы ты понялъ, потому что я не видалъ изъ вашего брата ни одного, который бы умлъ отличить кукушку отъ ястреба.

‘— Ну такъ я вамъ объясню, сказалъ я ему, въ отвть: — слушайте, въ чемъ дло: проведите линію отъ Песочнаго мыса къ Канзойскому мысу, поперекъ всей провинціи, провинція раздлится тогда на дв половины такъ же ровно, какъ разрзанное по-поламъ яблоко, теперь, изволите видть,— худшая половина, гнилая половина — принадлежитъ Галифаксу, а другая, здоровая половина, Сентъ-Джону. Ваша половина провинціи по морскому берегу вся камениста: я еще никогда не видалъ такихъ тощихъ, голыхъ скалъ, тутъ и кроликъ умретъ съ голода. Между тмъ другая сторона отъ Фундійскаго залива превосходный, благодатный край, какого не найдешь нигд. Теперь — все населеніе, которое живетъ во заливу, — какая нелегкая понесетъ его въ Галифаксъ, когда съ меньшими вдвое затрудненіями оно можетъ прізжать въ Сентъ-Джонъ? Сентъ-Джон есть настоящая столица Фундійскаго края и сдлается со временемъ самымъ значительнымъ посл Нью-Йорка городомъ въ цлой Америк. У него есть пажити такія же пространныя какъ въ Великобританіи, есть судоходная рка, народъ его смтливъ, проницателенъ и проворенъ, какъ янки, дла тамъ могутъ идти блистательнымъ образомъ. Жители извлекаютъ всевозможныя произведенія изъ береговъ залива, требованіе и потребленіе совершаются въ надлежащей соразмрности, на этомъ сосредоточивается вся торговля провинціи. Ваши богачи скоро поймутъ, что они обожгли себ пальцы, что они сли какъ ракъ на мли — да ужь будетъ поздно. Дома безъ жильцовъ, гавани безъ кораблей, городъ безъ горожанъ, какое славное положеніе!!! Если у васъ есть свободные доллеры, пускайте ихъ подъ врный залогъ въ оборотъ на полезныя предпріятія. Вамъ прежде всего нужно устроить гавань и для этого берегъ представляетъ неисчислимыя удобства….. У васъ мало сосноваго и еловаго лсу, нтъ порядочныхъ бревенъ или досокъ, у васъ не родится порядкомъ ни пшеница, ни овесъ, нтъ у васъ и снныхъ покосовъ, ни снокоса, и никогда не будетъ ничего, вы не думаете заводить и житницъ, магазиновъ, кром разв тхъ, которые служатъ для складки Брейдвельскихъ замковъ, вы посяли гордость и собираете нищету: берегитесь за свой насущный хлбъ — и его нельзя добывать даромъ. У васъ нтъ ни рки, ни производительной почвы, какую же посл этого торговлю думаете вы вести?..

‘— Но, отвчалъ онъ (и при этомъ распялилъ блки глазъ точно жеребецъ): — но какъ же, мистеръ Сликкъ, Галифаксъ все-таки растетъ, развивается, разв онъ не пріобртаетъ теперь того, что получалъ прежде, разв онъ сталъ хоть на волосъ хуже чмъ былъ?

‘— Дйствительно, еще земля терпитъ васъ до времени, но если вы понадетесь на нее, то скоро гд нибудь обломаете себ ноги — этому не миновать. Вы нкогда вели торговлю со всей провинціей, держали эту торговлю въ своихъ рукахъ, но сенть-джонцы стали вамъ поперекъ дороги и перебили у васъ вс порядочныя дла, вы потеряла все, исключая жалкаго торгашества ягодами и кроликами съ неграми Гаммондской равнины. Вы потеряли навсегда своихъ покупщиковъ, ваши соперники обладаютъ нвсравненно лучшими способностями для длъ — они утвердились на перекрестк, четыре дороги сходятся тамъ къ одному центру, а рынокъ рукою подать оттуда. Собесдникъ мой немножко осовлъ.

‘— Можетъ быть, что вы говорите и правду, отвчалъ онъ: — но мн никогда не случалось объ этомъ думать (‘Да никто и не ожидалъ, чтобы ты былъ способенъ думать’ сказалъ я самому себ): — многіе изъ нашихъ великихъ людей, увряютъ, продолжалъ онъ: — что вашъ народъ, чрезъ продажу часовъ вытянулъ у насъ огромное количества денегъ.

‘— Можетъ быть, замтилъ я: — но часы, вмст съ шпильками и булавками, составляютъ такую домашнюю принадлежность, которая не въ состояніи разорить, есть вещи цнне этого, накладне, убыточне для народа.

‘— Да, я слыхалъ, что это банки.

‘— Вы можетъ быть также слыхали, что если смазать у телги оси, то ее трудне будетъ вести? Слыхали что ли? А въ этомъ сужденіи столько же здраваго смысла, сколько и въ первомъ.

‘— Есть также люди, продолжалъ онъ: — которые говорятъ, что мы обдняли отъ того, что въ ныншнемъ году покупали все дешевле нежели въ прошлые годы, не такъ ли? Да, вашъ народъ чрезвычайно догадливъ, право, онъ удивилъ бы любаго филадельфійскаго адвоката обширностію своихъ знаній.

‘— Ахъ, произнесъ онъ, потирая руки и улыбаясь съ такимъ самодовольствіемъ, съ какимъ улыбается молодой докторъ, только что получившій перваго паціента: — ахъ, если бы только пошлина на лсъ измнилась — Сентъ-Джонъ пропалъ бы весь цликомъ, отъ головы до пятокъ: онъ построенъ на зыбкомъ основаніи, въ немъ все длалось и длается для наружности, народъ тамъ спекулируетъ до безумія, они разорятся непремнно.

‘— Ну, если вы будете дожидаться ихъ смерти, чтобы устроить вашу карьеру, то вамъ придется довольно много терять времени. Жутко сидть безъ сапоговъ, въ ожиданіи наслдства отъ человка, который еще живехонекъ. Предположите, что какой нибудь восьмидесятидтній старикъ сталъ бы говорить вамъ: ‘Когда вотъ эта молодежь примретъ — я получу посл нихъ наслдство’, чтобы вы сказали о немъ? Вы конечно сказали бы, что это старый дуракъ. Нтъ, сэръ, если англичане не нуждаются въ лс, то мы все-таки нуждаемся: мы уничтожили уже вс наши лса и теперь у насъ почти не остается ни прута. Если британцы не вызовутся поставить нужное количество, то мы возьмемся за это и Сентъ-Джонъ, какъ хорошенькая и молоденькая вдовушка, утретъ себ глазки и начнетъ снова беззаботно и весело бгать и рзвиться.’

‘Въ настоящее время нтъ страны, которая бы представляла боле выгодъ для торговыхъ сношеній, чмъ Сентъ-Джонъ, потому что, кром другихъ преимуществъ, онъ длается соперникомъ Галифакса, а Галифаксъ, точно посл пріема опіума, храпитъ на-всю-ивановскую и деревянетъ точно пьяный, упавшій на снгъ въ холодную зимнюю ночь. Онъ такъ долго спалъ, что я думаю никогда ужь не проснется. Впрочемъ, это довольно легкая смерть, и если вы станете будить его, то поступите очень неблагоразумно, я на вашемъ мст оставилъ бы его въ поко. Я однажды спасъ человка, который тонулъ, на другую же ночь онъ напился пьянъ и оставилъ меня въ то время, какъ я самъ не могъ выходить изъ комнаты. Повстрчавшись посл съ нимъ, я сказалъ ему наотрзъ: ‘Я попробовалъ васъ спасти въ первый разъ въ жизни, и даю слово, что впередъ не сдлаю подобной глупости, если такимъ образомъ платится за услугу’. Нтъ, сэръ, Галифаксъ окончательно лишился своихъ кліентовъ. Съ кмъ торгуетъ Ярмутъ? Съ Сентъ-Джономъ. Съ кмъ ведетъ дла графство Аннаполисъ? Съ Сентъ-Джономъ. Съ кмъ торгуютъ вс жители Майнзскаго бассейна и береговъ залива? Съ Сентъ-Джономъ. Съ кмъ Кумберлендъ въ постоянныхъ коммерческихъ сношеніяхъ? Съ Сентъ-Джономъ. Да, у Галифакса остались только обсвки, оборъ, шелуха. Вы только и продаете, что тощихъ свиней, дряхлыхъ гусей не мене дряхлую длинноногую птицу, голодныхъ борововъ и быковъ, которыхъ мясо такъ же твердо, какъ камень, все это вы мняете, какъ ни попало, на чай, сахаръ или другія състныя вещи, способныя интересовать лишь старыхъ бабъ. Между тмъ желзныя дороги каналы Сентъ-Джона перебиваютъ у васъ всю береговую торговлю. Мухи живутъ по лтамъ и умираютъ на зиму, вы суетитесь такъ же, какъ лтомъ мухи, но отъ васъ не услышишь порядочной псни даже въ лтнюю пору. Нтъ, не быть уже празднику на вашей улиц, пора вамъ образумиться и посбавить спси. Вашъ городъ похожъ на бальную залу по окончаніи танцевъ. Публика налась, напилась, навеселилась и оставила чуждый для нея домъ, лампы и жирандоли еще горятъ, но нтъ ни души живой въ комнат…

‘— Неужели противъ этого нтъ никакихъ средствъ! сказалъ онъ, и смотрлъ въ эту минуту какъ черокійскій индецъ.

‘Ну — подумалъ я — теперь, кажется, рукоятка насаживается какъ должно’.— ‘Какъ же, сказалъ я громко: — когда человку холодно, онъ долженъ сначала осмотрться кругомъ, нтъ ни средствъ избжать когтей мороза, если же онъ не приметъ мръ предосторожности, то разумется немедленно окоченетъ. Есть средство и вамъ помочь, если вы только приметесь за дло благовременно: проведите желзную дорогу къ Майнзскому бассейну и тогда у васъ будетъ порядочный путь сообщенія съ вашими кліентами,— обоюдная вывода и для нихъ и для васъ. Когда я былъ въ послдній разъ въ Нью-Йорк, одинъ изъ моихъ двоюродныхъ братьевъ Гезекіагъ Сликкъ сказалъ мн: ‘Я, кажется, совершенно раззорюсь, Самъ, я потерялъ всхъ своихъ покупателей, теперь вс принялись за разширеніе и улучшеніе улицъ, которыя до того загромождены народомъ и телгами, что къ моей лавк невозможно подойдти. Что я теперь буду длать? а между тмъ нужно платить страшные проценты’. ‘Погоди, Ки, отвчалъ я ему: — когда передлки на улиц окончатся и все будетъ прибрано и выметено, покупатели явятся къ теб опять цлою гурьбою, ихъ наберется больше, чмъ было прежде, ты начнешь продавать вдвое успшнее съ будущаго года, можешь быть въ этомъ увренъ’. Такъ и случилось, и теперь у брата моего денегъ куры не клюютъ. Желзная дорога возвратитъ вамъ вашихъ прежнихъ кліентовъ, если будетъ готова во-время, но промедлите, пока торговля изберетъ для себя новые пути и освоится съ этими путями, и тогда вамъ ни за что въ свт не удастся вышибить ее изъ этой колеи. Когда дтина дождется пока двушка выйдетъ замужъ, тогда уже поздно просить ея руки и сердца’.

‘Сентъ-Джонъ долженъ идти впередъ во всякомъ случа, вы можете подвинуться, но предваряю васъ, что для этого вамъ нужно трудиться, работать. Если у человка одна нога, а гулять хочется, онъ придлываетъ себ фальшивую ногу. Если у васъ нтъ рки, проведите желзную дорогу, она замнитъ вамъ рку’.

— Но, мистеръ Сликкъ, замтилъ онъ: — у насъ опытные люди говорятъ, что дорога никогда не окупится, что это такой же безумный планъ, какъ планъ проводить каналъ’.

‘— Въ самомх дл, они такого мннія! сказалъ я, въ такомъ случа, пришлите ихъ ко мн, и я приверну на нихъ рукоятку какъ должно. Я вамъ говорю, что дорога окупится и лучшимъ доказательствомъ этому можетъ служить то, что мои земляки, возьмутъ на себя третью часть первоначальныхъ издержекъ. Слыхали ли вы, хоть отъ кого нибудь, даже изъ своихъ опытныхъ людей, декретъ о томъ, окупится ли лекарство, когда оно дается съ тмъ, чтобы спасти жизнь больному? Если длинный Эрійскій каналъ въ состояніи упрочить для Нью-Йорка торговлю этихъ отдаленныхъ странъ — чуть не на другомъ краю свта,— то конечно желзная дорога въ сорокъ-пять миль доставитъ вами, торговлю Фундійскаго залива. Желзная дорога пойдетъ отъ Галифакса къ Виндзору и соединитъ ихъ въ одинъ городъ, такъ что перевозить товары изъ одного въ другой будетъ легче, чмъ переносить вещи отъ губернатора Кемпбела къ адмиралу Кокбрну. Мостъ создаетъ городъ, рка родить городъ, каналъ строитъ городъ, а желзная дорога соединяетъ въ себ все, — и мостъ, и рку и каналъ. И что за городъ вышелъ бы тогда у насъ, просто чудо! Онъ былъ бы настоящимъ дэнди въ числ другихъ городовъ. Нтъ! когда вы воротитесь во свояси, выберите потемне ночь, возьмите кусокъ млу и напишите на каждой уличной двери въ Галифакс крупными буквами: желзная дорога, и если все они не поймутъ, что значитъ это слово, скажите что это самое употребительное слово у яппи, ‘если вы молъ пойдете къ Саму Сликку, часовщику (человку, который приладилъ къ галифакскому клинку рукоятку янки, — и я при этомъ далъ ему легонькій толчекъ ногою, желая скоре вразумить его), если вы пойдете къ нему и купите у него часы, то онъ разскажетъ вамъ всю подноготную о желзныхъ дорогахъ’.

ГЛАВА XVI.
ЧАСОВЩИКЪ ШКОЛИТЪ СИЗАГО-НОСА.

Праправнучки Евы худо воспользовались ея примромъ. Любопытство прекраснаго пола попрежнему ненасытно, и, такъ какъ оно нердко бываетъ худо направлено, то и ведетъ къ заблужденіямъ и ошибкамъ. Для человка, который странствуетъ по внутреннимъ землямъ провинціи, эта наклонность женщинъ чрезвычайно безпокойна, и потому, во избжаніе непріятностей и излишнихъ распросовъ, путешественникъ хорошо сдлаетъ, если заране объявитъ, при възд въ Кумберлэндскую гостинницу, о своемъ имени, занятіяхъ, мст постояннаго жительства и продолжительности предпринятой поздки.

Наша прекрасная хозяйка, мистриссъ Пегвашъ, свъ за завтракъ сегодня утромъ, показала на себ живой примръ любопытства, и навела насъ на подобныя размышленія. Она пришла въ ужасъ отъ нашего разговора, изъ котораго она слышала только конецъ, да и тотъ растолковала совершенно въ другую сторону.

‘— Президентъ совершенно загонялъ ее — сказалъ я,— такъ что необходимо было дать ей, хотя маленькій, роздыхъ. Гулярдцы обнажили ее, потому что она совершенно разбилась.

‘— Обнажили, кого? вскричала мистриссъ Пегвашъ, выронивъ отъ ужаса изъ рукъ чайникъ: — кого обнажили? ради самого неба, кого?— скажите скоре.

‘— Лэди Огль, отвчалъ я.

‘— Леди Огль? повторила наша хозяйка,— это ужасно!

‘— Два ребра у нея были совершенно сломлены, такъ что понадобилось вставить новыя.

‘— Два новыя ребра! Да я сколько лтъ живу на свт, а не слыхала ничего подобнаго. Бдняжка — какъ, я думаю, она страдала!

‘ — Разсматривая ее снизу, найми….

‘ — Разсматривая снизу! повторила мистриссъ Пегвашъ, все съ боле и боле возраставшимъ ужасомъ (чувство собственнаго достоинства задто было въ ней за-живое, при мысли о подобномъ обращеніи), да что же посл этого адмиралъ-то? Неужели онъ равнодушно глядлъ на ихъ поступки?

‘— Адмиралу, сударыня, не до того, отвчалъ я, чтобы заниматься такими мелочами. Притомъ же, при осмотр оказалось, что она значительно повреждена и изъдена червями.

‘— Изъдена червями! продолжала впечатлительная мистриссъ Пегвашъ, какъ это ужасно! Наврное, — грязные матросы занесли сюда подобную гадину, говорятъ, что червей этихъ въ Вестъ-Индіи пропасть, у Джо Кроу они завелись-было въ ног и онъ, бдный, долженъ былъ отрзать себ два пальца. Изъдена червями! Ахъ, бдная, ахъ, милая! Но все-таки, это скоре можно перенести, нежели дозволить — дозволить раздть себя, взрослымъ мужчинамъ. Скажу вамъ откровенно, что еслибы гулярдцы только подумали… я бы показала имъ, какъ должно обращаться съ порядочною женщиною, я бы скоре умерла, нежели позволила поступать съ собою такимъ образомъ. Я правда и прежде слыхала, что знатныя англійскія лэди очень смлы и отважны, но никогда не предполагала ничего подобнаго.

— Да объ чемъ вы такъ безпокоитесь? сказалъ мистеръ Сликкъ.— Я еще никогда не видалъ васъ въ припадк такой заботливости, никогда не видалъ, мадамъ, увряю васъ. говорили о починк яхты: что же за дикая идея пришла и забилась въ вашу красивую головку?

Мистриссъ Пегвашъ была совершенно пристыжена и обижена послдствіями своего легкомыслія и неумстнаго любопытства, и скоро вышла изъ комнаты.

— Я чуть не фыркнулъ раза два или три, слушая ея соболзнованія, продолжалъ часовщикъ, я ужь сжималъ и собиралъ губы, какъ какой нибудь шелковый кошелекъ и едва не расхохотался ей прямо въ лицо,— до такой степени казалась она мн забавною. За то, я думаю, впередъ она не будетъ завираться и голосить безъ толку.

Это былъ послдній нашъ завтракъ въ Эмгерст.

Ранній морозъ прошелъ уже по полямъ засяннымъ картофелемъ, и превратилъ прекрасный зеленый цвтъ индйской ржи въ желтый и темно-коричневый цвта, напоминая о скоромъ наступленіи осени, поры короткихъ дней и дурныхъ дорогъ. Я ршился хать въ Парреборо, дотуда чрезъ Виндзоръ и Кеннвалль въ Аннаполисъ, Ярмутъ и Шильбурнъ и возвратиться береговою дорогою чрезъ Ливерпуль и Люненбургъ въ Галифаксъ. Потому я долженъ былъ проститься (хотя и не безъ сожалній) съ часовщикомъ, который намревался хать въ Фортъ-Лоренсъ.

— Нечего длать, сказалъ онъ,— а мн жаль разстаться съ вами, продолжительное путешествіе вмст съ кмъ нибудь, — подобно вашему теперешнему странствованію — напоминаетъ т впечатлнія, которыя испытываешь, засидвшись поздно въ сообществ хорошенькихъ двушекъ: чувствуешь, что пора бы и на боковую, что время идетъ уже къ утру, а между тмъ ложиться не хочется, потому что тутъ только и становишься словоохотливымъ и развязнымъ.

— У меня вертится въ голов одинъ планъ, сказалъ онъ,— который, кажется, будетъ соотвтствовать нашимъ общимъ намреніямъ. У меня здсь есть кое-какіе должки за проданные часы, теперь, предположите, что вы оставили здсь вашу лошадь: она растолстетъ у васъ такъ, что черезъ мсяцъ едва будетъ смотрть заплывшими отъ жира глазами, а я запрягу Стараго Клея, я запрягу его въ вагонъ, который у меня здсь есть, и провезу васъ по всему берегу.

Это было слишкомъ любезное приглашеніе, чтобы отказаться отъ него. Подножный кормъ для моей лошади, покойный и удобный вагонъ, и такой оригинальный и занимательный спутникъ какъ мастеръ Сликкъ — было довольно сильными доводами для выраженія съ моей стороны полнаго согласія.

Лишь только мы сли въ вагонъ, какъ часовщикъ замтилъ:

— Теперь мы славно подемъ, это такая лошадь, которая не знаетъ тихой зды, она два раза чуть не сожгла у меня осей. Вы увидите, какой это ретивый конь, даже и упряжк. Онъ попалъ ко мн, когда ему было всего два года, въ то время ноги и хвостъ его равнялись толщиною въ гвоздемъ, и я веллъ объздить его старому негру моего отца, Джануари Сноу. Лошадь моя знаетъ прекрасно англичанъ и все, что до нихъ касается, не уметъ только говорить по англійски. Она помогла мн однажды задать порядочную трепку Сизому-носу.

— Я думаю, къ самомъ дл, несчастный провелъ время непріятно, если его въ одно время били и человкъ, и лошадь.

— Э! не въ томъ дло: Боже! да если бы только Старый Клей вздумалъ бить Сизаго-носа, онъ его расколотилъ бы на тысячи малйшихъ частей, какъ вамъ привелось расколотить соусникъ въ гостинниц Пегноза.— Я сейчасъ разскажу вамъ, какъ это было.

Я отправился къ Труро, въ гостинницу Эзры Гитера. Тамъ было судебное разбирательство между двумя законниками, Текстомъ и Фэтфулемъ. Народу собралось очень много, потому что казалось всмъ любопытнымъ видть, какъ два умные человка будутъ стараться привсить другъ другу ослиныя уши.

У меня тогда были тамъ въ околодк кой-какія длишки, и я только что отправился къ рк верхомъ на моемъ Старомъ Кле, выпивъ предварительно у Эзры стаканчикъ превосходнаго ямайскаго рому. Я халъ очень крупной рысью, и нахалъ какъ разъ на Тима Брадлея. Это грубый, безобразный болванъ, особенно когда не побрется, вы я думаю, видали его.

Я тотчасъ же остановился и говорю ему: ‘я надюсь, что вы не разсердитесь, мистеръ Брадлей, мн очень жаль, что я нахалъ на васъ, увряю васъ, что мн самому это боле непріятно чмъ вамъ’. Онъ назвалъ меня безпутнымъ Янки, бродягой, деревянной кобылой и другими подобными же именами.

Толпа, которая окружала насъ, кричала: ‘Такъ его и надо,— этого негоднаго Янки,— задай ему трезвону, проучи то хорошенько, Тимъ’ — и возгласы все становились гуще и неистове. Я между тмъ принялъ оборонительную позицію, видя, что надо держать ухо востро. ‘Погоди же, голубчикъ, говорилъ я самъ съ собою, — я тебя прошколю такъ, какъ теб во сн не снилось’.

‘— Что ужь, сказалъ я ему, — что ужь, мистеръ Брадлей, пустите лучше меня, вы знаете, что я владю оружіемъ не искусне коровы: а къ драк на кулачкахъ я не пріученъ, да и не люблю вовсе этого занятія.

‘— Оборви его хорошенько, негоднаго труса, поколоти его порядкомъ, докажи ему дружбу!’ кричала толпа, возбуждая Брадлея къ насилію въ отношеніи къ моей особ.

Тутъ онъ беретъ меня за-воротъ и даетъ мн толчокъ, я какъ будто теряю равновсіе и сбираюсь упасть, а между тмъ пришпориваю лошадь и кричу: ‘валяй, Клей!’ Конь мой бросается какъ стрла. ‘Теперь, я надюсь, мистеръ Брадлей, говорю я тогда моему сопернику, который детъ за мною,— теперь я надюсь, что вы совершенно удовлетворены, поступивши такъ грубо со мною.’ Онъ хочетъ нанести мн еще ударъ, но я отклоняю его. ‘Прошу не прогнваться, продолжаю я, но я вамъ не позволю поступать со мною, какъ съ собакой, ни за-что ни про-что, я поду своею дорогой, и заране говорю вамъ, что нисколько васъ не боюсъ.’ Онъ опять пробуетъ ударить меня въ плечо.— ‘Нтъ, говорю я ему тогда на отрзъ: — я не намренъ терпть отъ васъ подобныя грубости, это мн и такъ ужь надоло и я вамъ сейчасъ постараюсь доказать это на дл.’ Тутъ я пускаю свою лошадь во весь духъ, а онъ гонится за мною (я сдлалъ это съ тмъ, чтобы оставить за собою поскоре толпу народа и расправиться съ моимъ соперникомъ на свобод). Я скоро ухалъ, отъ него впередъ и могъ уже раздлаться съ нимъ одинъ-на-одинъ. Съ этою цлію, я пріостановилъ лошадь и когда онъ подъхалъ ко мн вплоть, такъ что могъ положить мн руку на плечо, я схватилъ его поперекъ, подбросилъ на воздухъ и ударилъ о землю, такъ, что онъ ткнулся прямо носомъ. ‘Теперь, сказалъ я ему, позвольте мн отретироваться, потому что мн некогда, и я усталъ, какъ ломовая лошадь, вамъ въ свою очередь также не мшало бы заняться своею вншностію и умыть, напримръ, себ лицо, которое, къ крайнему моему сожалнію, кажется разбито въ кровь.’ Это совершенно взбсило его, онъ приподнялся какъ разъяренный быкъ и бросился на меня съ необычайнымъ зврствомъ. Я выждалъ его нападенія — и потомъ — разъ-два-три, далъ ему три хорошія затрещины справа, слва и опять справа. Эти мры сопровождались самыми удовлетворительными результатами, продолжалъ часовщикъ (и онъ показалъ мн жестами, какъ поступилъ съ своимъ врагомъ), лучшій пріемъ въ подобномъ случа, это подбить одинъ глазъ, подбить другой и въ заключеніе выбить зубы. Скулы звучатъ тогда точно кошелекъ съ мелкой монетой. Такимъ образомъ, я поставилъ мистеру Брадлею по синяку подъ каждымъ глазомъ и выдернулъ ему три зуба гораздо скоре нежели это удавалось какому либо дентисту. ‘Теперь, другъ мой, когда вы порядкомъ будете смотрть своими опухшими глазами, я увренъ, что вы увидите свою ошибку — я старый воробей и обмануть меня на мякин трудно. Со временемъ, Богъ дастъ, когда вы будете чувствовать себя въ боле пріятномъ расположеніи духа, милости просимъ ко мн, и разыграю съ вами вторую часть пантомимы на тотъ же ладъ.’

Отдохнувъ нсколько, я свистнулъ Старому Клею, чтобы онъ прибавилъ рыси, потому, что толпа приближалась. Народъ, казалось, удивлялся, что въ такое короткое время и на такомъ маленькомъ пространств случилось такое важное происшествіе. Да, да, продолжалъ часовщикъ: ‘Старый Клей’ конь бывалый и составившій себ репутацію, онъ живъ и игривъ какъ жеребенокъ, чистъ статьями и мускулистъ до безконечности, когда я смотрю на него, мн всегда приходить въ голову порода кентуккскихъ лошадей, которыя кажутся помсью съ аллигаторомъ и у которыхъ на спинахъ и бокахъ бываютъ признаки волканическихъ переворотовъ.

Я ршительно считалъ бы себя въ наклад, если бы взялъ за него восемьсотъ доллеровъ. Ступай, ступай, мой коренастый старикашка, — покажи джентльмену, какъ быстро ты умешь бжать, говорилъ часовщикъ, обращаясь къ лошади. Покажи намъ настоящую кентуккскую гоньбу. Вотъ такимъ образомъ только и слдовало бы перевозить депеши президента изъ Вашингтона въ Нью-Йоркъ, — такимъ образомъ нужно везти двушку изъ Бостона въ Родъ-Эйландъ, съ тмъ, чтобы выдать ее тамъ замужъ, прежде нежели отецъ сберегся встать съ постели въ лтнее утро. Ну не красавчикъ ли онъ? не кукалка ли настоящая? Не чета кумберлендскимъ клячамъ, которыхъ чмъ боле школишь, тмъ тише идутъ он, нтъ, это такой конь, который побжитъ какъ должно безъ напоминаній и поощреній, побжитъ даромъ, бетъ корыстныхъ побужденій — ползетъ и въ хвостъ въ голову добровольно. Да, лошадка, подобная ‘Старому Клею’ стоятъ всего поколнія эмгертскихъ лошадей, взятыхъ вмст, съ костями, мясомъ и шкурами. Это конь въ полномъ смысл слова, что ни жилка, что ни волосокъ въ немъ, все это золото, капиталъ, банковый билетъ, пущенный въ оборотъ, вотъ каковъ мой ‘Старый Клей’.

ГЛАВА XVII.
СТРАСТИШКА СЕСТРЫ СОЛЛИ.

— На этомъ мосту всегда ужасныя прорхи: он не лучше капкановъ, которые предназначаются для волчьихъ, или,— пожалуй, человчьихъ ногъ — сказалъ часовщикъ. Дыры эт напоминаютъ мн капканъ, въ который попалъ Джимъ Менро однажды ночью, и который вытянулъ ему одну ногу на ярдъ длинне другой. Мн кажется, что я вамъ разсказывалъ о немъ — о негодя, что пришелъ изъ Оніонского графства въ Коннектикутъ. Ему вздумалось вдругъ ухаживать за сестрою Солли. Солли была миловидная двушка, трудно было найдти такую красотку въ цлой окружности: головка самая изящная — признаки даровитости во всей особ, бездна лукавства, игривости и безпечности ни дать ни взять хорошеньній котенокъ. Вотъ, онъ возьми, да и вскружи ей голову. Чмъ боле мы уговаривали ее не обращать на него вниманія, не думать о немъ, тмъ упряме становилась она въ твоей сердечной склонности, а это сильно начинало безпокоить насъ потому, что его характеръ былъ не изъ отличныхъ. Онъ однако вообще нравился молодымъ двушкамъ, хотя и поступалъ иногда съ ними очень некрасиво: забывалъ жениться, давши на это общаніе и имя въ виду достаточныя причины не забывать подобныхъ общаній. Какъ бы то ни было, а онъ все-таки отличался постоянными успхами въ любви, умлъ уговорить и убдить въ чемъ угодно въ какія нибудь дв минуты, и Солли, подобно многимъ другимъ двушкамъ, скоро сдлалась къ нему очень неравно душной.

Наконецъ однажды вечеромъ, когда онъ пришелъ съ твердымъ намреніемъ разсыпаться въ любезностяхъ, отецъ мой сказалъ ему на прямки: ‘Вы не доведете себя до добра, если будете поступать такъ, какъ поступали до сихъ поръ. Вы вообще не таковъ малый, чтобы васъ можно было терпть въ порядочномъ дом, и ваше отсутствіе было бы для насъ вдесятеро пріятне вашего сообщества, говорю вамъ откровенно. Я вовсе не желаю, чтобы Солли осталась въ дурахъ, и чтобы примръ Полли Броунъ и Нанси Гейтъ….

‘— Полноте, полноте, дядюшка Самъ, отвчалъ онъ, переставьте говорить объ этомъ, еслибы вы знали дло въ подробности, вы не стали бы уврять, что я виноватъ въ этомъ случа. Кром того, я теперь совершенно остепенился, попалъ на прямую колею и намренъ завестись фермой.

‘— Хорошо, хорошо, и дло это можетъ пойти у васъ,— можетъ порядочно пойти, хотя вы и пользуетесь довольно грязненькою репутаціей,— замтилъ отецъ. Я зналъ вашего батюшку, онъ служилъ у насъ сержантомъ, умный, славный былъ старикъ, — это одинъ изъ героевъ нашей революціи. Я чрезвычайно уважалъ его, и мн очень больно за его доброе имя, что вы такъ дурно себя ведете. Но во всякомъ случа, говорю вамъ на-отрзъ, что вы должны однажды навсегда отказаться и отъ мысли о Солли.

Когда Солли услыхала объ этомъ, она начала кричать, визжать и плакать точно сумасшедшая. Она попробовала сперва подавить въ себ горе и старалась казаться равнодушною, но потомъ стала краснть и блднть, цвтъ лица ея то потухалъ, то доходилъ до самыхъ яркихъ оттнковъ, наконецъ она сдлалась блдною какъ млъ и вдругъ упала безъ чувствъ со стула на полъ.

‘— Теперь я вижу, повторялъ отецъ, теперь я вижу въ чемъ дло, ахъ, ты негодяй, вотъ, я тебя, извергъ’ — и отецъ мой бросился къ старомодному палашу, который у насъ вислъ надъ каминомъ (мы называли этотъ палашъ Старымъ Бенкеромъ, потому что разсказывая свои исторіи, въ которыхъ это ржавое оружіе играло значительную роль, отецъ начиналъ всегда словами: ‘вотъ, какъ теперь помню — когда я былъ у Бенкеръ-Гилля’!, итакъ отецъ мой схватился за палашъ, вынулъ его изъ ноженъ и устремился на Джима, ни-дать ни-взять какъ какой нибудь фермеръ наступаетъ на крысу съ вилой или граблями. Но Джимъ выскочилъ за дверь какъ молнія, и затворилъ дверь за собою, а отецъ мой съ-розмаху всадилъ конецъ Стараго Бенкера въ косякъ. ‘Я изкрошу, изомну тебя, негодяя, повторялъ отецъ,— изувчу тебя, если мн удастся только гд нибудь поймать тебя въ удобномъ мстечк. Вспомяни мое слово — ты еще поплатишься у меня за это вислицей.’

Посл этого Джимъ сдлался толковымъ, онъ уже не смлъ переступить порогъ нашего дома и мн казалось, что онъ оставилъ вс виды на Солли, равно, и Солли постепенно забывала его. Но вотъ однажды ночью, когда на двор не видно было ни эти, я возвращаюсь домой отъ сосда Дирборна и слышу, что подъ окномъ Солли кто-то разговариваетъ. Хорошо — я останавливаюсь и прислушиваюсь. То былъ голосъ Джима, который говорилъ, спрятавшись за близь растущую рябину, Джимъ Менро убждалъ Солли бжать съ нимъ и выйти за него за-мужъ въ Родъ-Эйлонд. По его словамъ, все уже было готово, онъ придетъ съ лошадью къ самымъ воротамъ, и поможетъ тогда сестр выпрыгнуть изъ окна, все это должно послдовать ровно въ девять часовъ, когда она имла обыкновеніе ложиться спать. Потомъ онъ начинаетъ просить, чтобы сестра протянула ему руку, которую ему хотлось поцаловать (онъ былъ любезникъ въ полномъ смысл слова и умлъ точить лясы), она даетъ ему руку и онъ цадуетъ ее. ‘Скоро я назову тебя своею, говорить негодяй, гладя ея руку, и потомъ легонько щиплетъ ее, эта неожиданная любезность заставляетъ сестру вскрикнуть, а онъ бросается стремглавъ къ забору и перепрыгиваетъ его.

Всю эту ночь я занимался самыми точными и глубокими вычисленіями, я разсчитывалъ, какъ лучше было заплатить за вс эти дерзкія выходки, наконецъ я напалъ на одинъ планъ. Я повторялъ слова отца, сказанныя имъ при разставаньи съ Джимомъ: ‘Вспомяни мое слово, что ты еще не уйдешь за это отъ вислицы’, — и думалъ про себя: ‘хорошо, пріятель Джимъ, я употреблю вс усилія, чтобы угроза отца не прошла теб даромъ.’

На слдующую ночь, когда уже порядкомъ стемнло, я даю локтемъ толчекъ Джануари Сноу, старому негру, и когда онъ просыпается, продираетъ глаза, я длаю ему знакъ, чтобы онъ шелъ за мною.

‘— Джануари, говорю я ему, умешь ли ты держать языкъ за зубами, — умешь-ли, старый хрычъ?

‘— А что, масса, для чего вы меня спрашиваете объ этомъ? Дурно же вы знаете старика Сноу, если сомнваетесь въ моей скромности. Языкъ мой переболтался уже и лежитъ себ спокойно позади выпавшихъ зубовъ, не бойтесь ничего.

‘— Хорошо, говорю я ему, наклони тихонько эту рябину, но только не смй длать ни малйшаго шума. Дерево было скоро нагнуто и притянуто къ земл веревкой, задтой за колъ, на которомъ сдлана была зарубка, сверху же спущенъ ходячій узелъ на ту самую тропинку, которая отъ воротъ вела къ дому.

‘— Ну, вотъ, масса, теперь —

‘— Молчи, старый пострлъ, замчаю я ему — или я пошлю твой языкъ гулять по свту, вслдъ за зубами, молчи, и ступай за мною.

Лишь только пробило девять часовъ, я говорю Солли: ‘подержи пожалуста съ минуту этотъ пучекъ веревокъ, пока я смотаю съ него, сколько мн нужно, веревки славныя, и мн не хочется ихъ спутать.’ Она поправила огонь на свчк, а я надлъ ей на руку мотокъ веревокъ, и сталъ мотать такъ медленно и такъ лниво, что клубокъ у меня то и дло валился изъ рукъ.

‘— Самъ, сказала наконецъ сестра,— я надюсь, что ты не будешь мотать эти воревки всю ночь, поручи лучше это Джануари, я совершенно утомилась и до смерти хочу спать.

‘— У этого стараго хрыча руки какъ крюки, отвчалъ я, онъ все перепортитъ. Но постой…. что это? мн кажется, что-то возится за деревомъ — ты нечего не слышишь, Солли?

‘— Я слышу, что тамъ гуси, говоритъ она, — только и всего, они всегда приходятъ по ночамъ ко мн подъ окно.

Въ это время она начинала уже замтно тревожиться.

‘— Я ршительно говорю теб, что я устала, я не могу же цлый вкъ держать такъ руки’, — и она бросила мотокъ на полъ.

‘— Хорошо, душенька, отвчалъ я, подожди минуту, я только спосылаю старика Джануари посмотрть нтъ ли тамъ въ самомъ дл кого нибудь, можетъ быть скотина сосда Дирборна пришла къ намъ въ садъ и топчетъ гряды.

Джануари отправился, хотя Солли продолжала уврять, что поиски совершенно напрасны, что она знаетъ, что въ саду шумятъ гуси, которые всегда приходятъ на ночь ближе къ дому, избгая наскомыхъ.

Въ эту самую минуту, вбгаетъ къ нашъ въ комнату старый Сноу, съ волосами, стоящими дыбомъ точно иглы ежа, съ блками глазъ, распяленными до того, что они казались величиною съ тарелку.

‘— Охъ, Горъ-Ормити, повторялъ онъ,— охъ, масса, охъ, миссъ Солли, охъ, охъ!….

‘— Что съ тобою, скажи ради Бога? говоритъ Солли, ты меня пугаешь, не съ ума ли ты сошелъ?

— Ахъ, Горъ мой, отвчаетъ негръ, ахъ, масса — вдь Джимъ Менро повсился, повсился на дерев, что подъ окномъ у миссъ Солли — охъ, Горъ мой, ой, ой!!!

Эта новость пришлась бдной Солли не въ бровь, а прямо въ глазъ, она зашаталась, затряслась всмъ тломъ и упала въ обморокъ. Юнона, жена стараго Сноу, вынесла ее и положила на кровать. Сестра чувствовала себя, бдняжка, надо думать, не совсмъ хорошо.

Отецъ, когда услыхалъ объ этой новости, также едва не лишился чувствъ, только съ радости.

‘— Ахъ, милый, милый, повторялъ онъ, не ожидалъ я, что это такъ скоро случится, а ужь зналъ, что сбудется рано или поздно. Я вдь, помнишь, говорилъ Джиму, какъ видлъ его въ послдній разъ: ‘Джимъ, говорилъ, ты еще будешь болтаться на веревк.’ Дай-ка мн мечь, который я носилъ, когда былъ подъ Бенкеромъ, можетъ быть въ злоде есть еще живье,— такъ надо пришибить.

Скоро зажженъ былъ фонарь и мы отправились къ рябин.

‘— Доконай меня скоре, Самъ, сдлай дружбу, — говорилъ Джимъ, обращаясь къ отцу моему, — вся кровь изъ моего тла прилила мн въ голову и идетъ носомъ, я совсмъ задыхаюсь — пришиби скоре — будь другъ,— да проворнй!

‘ — Боже мой! воскликнулъ отецъ, — несчастный еще не умеръ. Какъ? можетъ ли быть?— продолжалъ онъ, всматриваясь ближе и ближе въ позицію висльника — какъ, да это ни на что не похоже!— онъ вдь повсился за ногу и болтается точно кроликъ за спиной у охотника. Вотъ ужь по пословиц, ‘умираетъ, а ногой дрягаетъ’, Самъ — не такъ ли? Только знаешь, дружище, — вдь это должны быть твои продлки — оно, конечно, штучка затйливая, планъ обдуманный, но забава вообще немножко опасная.

‘— Да полноте тутъ разсуждать-то да охать всю ночь, взываетъ между тмъ Джимъ — пришибите меня скоре, говорю вамъ, или заржьте по крайней мр, потому что кровь меня душитъ.

— Подними-ка этотъ узелъ, Сноу, сказалъ я: — а я между тмъ постараюсь снять петлю и высвободить ногу, вотъ такъ.

Несчастный былъ скоро вынутъ изъ силковъ, но не могъ сдлать и шагу, лодыжка вздулась у него, въ величину слоновой ноги, и онъ уврялъ, что одна нога у него теперь длинне, чмъ другая.

‘— Джимъ Менро, сказалъ тогда мой отецъ: — не ожидалъ я тебя когда нибудь видть въ моемъ дом, но теперь прошу пожаловать ко мн, мы обязываемся въ отношеніи къ теб долгомъ гостепріимства.

Вотъ, чтобы много не распространяться, сказалъ часовщикъ въ заключеніе: — вотъ вамъ конецъ, исторіи, Джимъ съ тхъ поръ такъ присмирлъ и такъ прикусилъ себ язычекъ, что только просилъ Христомъ да Богомъ, чтобы эта исторія осталась въ тайн, ‘если же она разгласится, повторялъ онъ, мн нельзя будетъ здсь остаться, и я принужденъ буду шататься по свту’.

‘— Отъ тебя будетъ зависть, дружище, отвчалъ мой отецъ: — отъ тебя будетъ зависть остаться здсь или искать въ другомъ мст счастья, но если ты мн дашь руку, Джимъ, и поклянешься честнымъ словомъ, что выкинешь изъ головы всю прежнюю дурь, то я не только сохраню все дло втайн, но даже предложу теб гостепріимство въ дом стараго Сама Сликка, ради дружбы моей съ твоимъ родителемъ — храбрый былъ человкъ — одинъ изъ Бенкерскихъ героевъ — служилъ у насъ сержантомъ.

‘— Онъ общаетъ, батюшка, прервалъ я тогда начинавшуюся исторію (потому что я замтилъ уже, что старикъ выставилъ впередъ правую ногу — поза, въ которой онъ разсказывалъ всегда о давнопрошедшей войн, а такъ какъ Джимъ не могъ въ это время двинуться съ мста, то онъ и представлялся ему самымъ благосклоннымъ слутателемъ, способнымъ благодушно принять разсказы о ход всей революціи отъ генерала Гэджа до возстановленія независимости): — онъ общаетъ, батюшка, сказалъ я.

Все дло устроилось, пришло въ обычный порядокъ жизнь наша потекла такъ же гладко, какъ гладка поверхность двухдневнаго молока въ кринк. Прошелъ годъ,— Джимъ сдлался такимъ же степеннымъ человкомъ, какъ нашъ пасторъ ошуа Гопвель, и женился на Солли. О силк, въ который попался когда-то Джимъ, не было и рчи до дня бракосочетанія. Когда пасторъ благословилъ молодую чету, отелъ мой подошелъ къ Джиму.

‘— Джимъ, сказалъ онъ ему, ударивъ его но плечу, съ такимъ чувствомъ, что тотъ поперхнулся и закашлялся (батюшка былъ здоровъ, ай-ай здоровъ, Богъ съ нимъ!) Джимъ, дружокъ, теперь ты надлъ силокъ себ на шею, вмсто ноги, рябина была для тебя родною матерью, вынянчила изъ тебя порядочнаго малаго: бери же съ нея примръ, и принеси намъ хорошенькихъ румяныхъ малютокъ.

Мы вс разумется поняли глубокій смыслъ этихъ словъ, исключая пастора, который пребылъ чуждымъ этой загадк. За то отецъ, сжалившись надъ нимъ, отвелъ его въ уголъ и прочелъ ему цлую главу изъ исторіи войны за независимость. Сколько разъ ни пробовалъ я подходить къ нимъ, только и слышалъ: ‘Бенкеръ-Гилль’, ‘хлбная водка’, ‘Клинтонъ’, ‘Городскія ворота’, и т. д. Уже начало смеркаться, когда мы разстались, и послдній, кто ушелъ отъ насъ, былъ несчастный пасторъ. Отецъ слдовалъ за нимъ до самыхъ воротъ и сказалъ ему на прощанье:

‘Теперь, конечно, намъ не удалось, пасторъ, развить хорошенько эту матерію, иначе я вамъ разсказалъ бы все съ начала до конца объ освобожденіи Нью-Йорка, впрочемъ, мы потолкуемъ объ этомъ при первой встрч.’

ГЛАВА XVIII.
ЛЕКАРСТВО ОТЪ САМОЛЮБЯ.

— Странная и непонятная вещь, а между тмъ это такъ, сказалъ часовщикъ: — Сизые-Носы воображаютъ, что они знаютъ все на свт, попробуйте же разобрать ихъ хорошенько, и вы не найдете ни одной живой души въ цлой Новой-Шотландіи, которая бы порядочно понимала свои собственныя дла, фермеры и рыбаки, адвокаты и доктора здсь одинаково мало смыслятъ. Одинъ фермеръ сказалъ мн разъ, когда я былъ въ гостинниц Пегноза:

— Здсь, говоритъ, мистеръ Сликкъ, не хлбородная сторона, увряю васъ, я намренъ продать свой домъ со всми заведеніями и ухать въ Штаты.

‘— Если уже это не хлбородная сторона, отвчалъ я ему: — то значитъ такихъ сторонъ не найдти нигд. Посл того можно пожалуй сказать, что этотъ край не охотникъ до часовъ, тогда какъ я подлинно знаю, что у здшнихъ жителей часовъ въ домахъ больше, чмъ на дворахъ скотины. Вы врно хотите, чтобы вамъ подавали хлбецъ совсмъ готовый, совсмъ испеченый, подносили прямо ко рту, не такъ ли? Нтъ, батенька, только единственный классъ нашихъ просвщенныхъ гражданъ въ состояніи этого достигнуть, только мои земляки имли удовольствіе родиться съ серебряными ложками во ртахъ. Жаль, что вы прежде не убдились въ этой истин и хлопотали по пустому, а я такъ посовтовалъ бы вамъ не искать журавля въ неб, а сидть въ своей мурь пока сидится’.

Рыбаки у нихъ въ этомъ же род. Попробуйте выйти на рыбный рынокъ въ Галифакс и спросите любаго изъ самыхъ опытныхъ и пожилыхъ торговцевъ ‘сколько молъ у трески перьевъ’, бьюсь объ закладъ, что каждый изъ нихъ разинетъ на васъ ротъ и промолчитъ точно такъ же краснорчиво, какъ треска. Когда я здилъ вдоль по берегу и продавалъ часы окрестнымъ жителямъ, то лишь только бывало начнутъ они упрямиться да важничать, я тотчасъ къ нимъ съ вопросомъ: ‘а сколько у трески перьевъ, скажите-ка поскоре’. Ни одинъ не умлъ отвтить порядочно и потому я тотчасъ же читалъ имъ нравоученіе: ‘Узнайте — говорилъ я имъ — узнайте порядкомъ то, что у васъ подъ носомъ, а потомъ ужь и беритесь наставлять другихъ людей да находить въ нихъ недостатки’.

Какая разница — мои земляки! Если уже они не умютъ отвтить прямо на вопросъ, то какъ мастерски лавируютъ они въ такомъ случа! Ничто не можетъ поставить ихъ втупикъ. У меня было два брата, Джозіа и Эльдадъ, одинъ адвокатъ, другой докторъ. Однажды они разсуждали о разныхъ боле или мене серьзныхъ предметахъ.

‘— Когда мн длали испытаніе для принятія меня на службу, сказалъ Джозіа: — то судья спросилъ меня между прочимъ: что такое деньги въ истинномъ смысл этого слова?

‘— О, господинъ судья, отвчалъ я ему: деньги вещь совершенно условная и опредленіе ихъ измняется смотря по существу дла. Въ случа обыкновеннаго иска, я называю деньгами шесть доллеровъ, но напримръ адвокатъ Уэбстеръ получилъ недавно, какъ я слышалъ, тысячу долларовъ за дльце, это уже, по моему, деньги да и деньги.

Судья хохоталъ до тхъ поръ, что чуть не надслся отъ хохота. (‘Смотри — думалъ я между тмъ, любуясь его непринужденною веселостью — смотри старый хрычъ, чтобъ теб не лопнуть’ какъ лопается паровой котелъ, у котораго испорченъ клапанъ’.)

‘— Прекрасно, воскликнулъ судья, нсколько угомонившись, прекрасно, мастерски сказано, я готовъ подписать вамъ свидтельство обими руками. Будьте покойны: съ вашими способностями вы выйдете счастливо изъ всякой передряги.

‘— Экое диво! сказалъ тогда Эльдадъ: — да я хочу быть повшеннымъ, если мн не предлагали вопросовъ вдвое трудне. Вопросовъ этихъ было сдлано мн тьма-тьмущая, на нкоторые я отвчалъ тотчасъ же, для разршенія другихъ я сдлалъ кой-какія вычисленьица.

‘— Ну, а какъ бы вы произвели въ больномъ испарину, спросилъ меня наконецъ какой-то господинъ, — какъ произвели бы вы испарину, если бы обыкновенныя средства оказывались недйствительными?

‘— Я бы поступилъ, отвчалъ я: — какъ поступилъ докторъ Комфортъ Пэйнъ съ моимъ отцомъ.

‘— А какъ онъ съ намъ поступилъ?

‘— Онъ произвелъ въ немъ такую испарину, какой мн не случалось видть ни прежде, ни посл того, и достигнулъ этого самымъ простымъ средствомъ: онъ заставилъ его прочитать съ-запалу свою докторскую диссертацію. Доза оказалась боле нежели достаточною и представляла вс признаки активныхъ свойствъ.

‘— Видно, что у этого молодца не снная труха въ головенк, сказалъ тогда президентъ, съ милостивою улыбкою, дайте о немъ самую удовлетворительную аттестацію.

Впрочемъ, оба брата мои знали свое дло прекрасно, замтилъ часовщикъ, а если они давали такіе шутовскіе отвты, то это чисто изъ проказъ, потому что семья Сликковъ, надо вамъ сказать, всегда была бойка на языкъ и ужь такая охотница поврать, какъ не надо больше. Въ послднюю войну нашу съ Англіей, одинъ изъ британскихъ кораблей взялъ какое-то бостонское судно и послалъ команду, чтобъ забрать съ него все, что было по лучше. Экипажъ перешелъ на непріятельскій корабль, живность и ромъ были перенесены, а судно пущено на произволъ судьбы. Вотъ на другой день подходитъ къ этому судну еще фрегатъ (ихъ было въ то время около нашихъ береговъ какъ нерзаныхъ собакъ) и длаетъ ему сигналъ, чтобы оно сдавалось. Отвта разумется не послдовало, потому что на всемъ судн не оставалось живой души, кром разв крысъ, фрегатъ длаетъ новый выстрлъ, опять никакого отвта.

‘— Что же это значитъ, говорилъ тогда капитанъ, — что, языкъ что ли у нихъ прилипъ тамъ вмст съ гусемъ воткнутымъ на вертлъ (такимъ образомъ представлялъ себ капитанъ нашъ морской флагъ)?

‘— А я полагаю, замтилъ лейтенантъ: — что они вс примерли: испугались, сердечные, выстрла.

‘— Они боятся показать носъ, перебилъ другой: — знаютъ, что перемрутъ какъ мухи отъ нашихъ ядеръ.

‘— Они врно теперь вс внизу, разсчитываютъ и вычисляютъ, выгодне ли сдаться безъ выстрла или подержаться съ полчасика.

‘— Вс вы врете, возразилъ капитанъ: — тутъ какая нибудь штука, какая нибудь уловка со стороны плутоватыхъ Янки, врно на-судн гд нибудь кроется потайная ракета, брандеръ или другая какая нибудь западня. Оставимъ лучше его, дло будетъ врне.

И дйствительно, на другое утро судно было прибито къ берегу самимъ моремъ.

Сизые-Носы отъ частыхъ сношеній и рукопожатій съ британцами заразились отъ нихъ склонностью къ резонерству и сужденіямъ невпопадъ. Резонерство и самолюбіе сдлались здсь, какъ говоритъ докторъ Ршъ (вы, конечно, слыхали о немъ, онъ человкъ извстный и, по отзыву нашихъ докторовъ, едва ли не первый врачъ въ свт), сдлались принадлежностью климата, составною частью атмосферы, они получили въ этомъ кра вс права гражданства и теперь трудно съ ними ладить. Я встртилъ недавно на бгу въ Галифакс одного изъ первыхъ тамошнихъ конскихъ охотниковъ, который, однако, столько же смыслитъ въ лошадяхъ, сколько чиктоускій индецъ въ желзныхъ дорогахъ. Онъ то и дло хвалился своею лошадью, показывалъ всмъ ея статьи я кокетничалъ ею точно пожилая два своими перезрвшими прелестями. ‘Лошадь моя происходитъ,— повторялъ онъ,— отъ Ронсеваля, перваго коня въ подлуномъ мір’, потому, изволите видть, что онъ стоялъ когда-то въ Англіи на конюшн герцога. ‘Только человкъ, въ которомъ течетъ кровь лорда,.— продолжалъ краснорчивый конскій охотникъ, — только такой человкъ въ состояніи оцнить и отличить кровную лошадь’.

Капитанъ Коррикамбъ, одинъ изъ галифакскихъ офицеровъ, увидалъ эту лошадь и похвалилъ ее, разумется такой отзывъ наддалъ еще спси ея хозяину и возвысилъ въ его глазахъ цнность скакуна. Слова офицера замняли въ этомъ случа подпись президента, которая сообщаетъ простому бланкетному листу значеніе банковаго билета.

‘— Ну вотъ, во мн, сказалъ я ему тогда на прямикъ:— во мн нтъ и капли высокородной крови, а между тмъ я тотчасъ же разцню лошадь, лишь только взгляну на нее по внимательне, признаюсь вамъ откровенно, что смотря на вашу, я не могу отыскать въ ней очень задорныхъ статей, такъ себ лошадка, и больше ничего. Давайте, продолжалъ я, запустимъ кончикъ съ моимъ Старымъ Клеемъ:— сколько вы держите и великъ ли будетъ конецъ?

‘— На милю — двадцать доллеровъ’. Хорошо, — мы поскакали, и Старый Клей обогналъ его лошадь половиной шеи.

‘— Вотъ и прекрасно, сказалъ я: — мн только это и было нужно, гнать слишкомъ не зачмъ, особенно такого пожилаго коня, какъ мой.

‘— Удвоимте-ка кушъ и разстояніе, сказалъ мой соперникъ, разгорячившись: — посмотримъ, чья тогда возьметъ.

‘— Конечно, выигравши пари, мн не слдовало бы лишать васъ возможности воротить проигрышъ, во съ другой стороны, неблагоразумно бы было мучить еще разъ мою престарлую лошадку.

Когда деньги были имъ отсчитаны, а мною получены, я сказалъ ему, желая его подразнить:

‘— Что? ужь лучше не пробовать, а то у вашей лошади такая широкая грудь, что пожалуй она уйдетъ у меня изъ виду.

‘— Да не безпокойтесь, во всякомъ случа, она васъ загоняетъ, особенно на большомъ разстояніи, отвчалъ онъ, улыбаясь.

‘— Непремнно уйдетъ изъ виду — ни за что не поспетъ за моимъ бгуномъ — куда ей поспть за Старымъ Клеемъ!

А въ самомъ дл конь, мой скакалъ въ тотъ день великолпно и, по окончаніи потхи, отошелъ отъ своего соперника, съ такимъ же гордымъ видомъ, какъ пароходъ канцлера Ливингстона выступаетъ по сверной рк.

‘— Вдь вотъ, я говорю вамъ, что вашъ бгунъ уйдетъ у меня изъ виду, такъ вы не хотите врить, поврьте по крайней мр тому, что я сейчасъ скажу вамъ, послушайтесь моего совта. Лошадь ваша заставитъ васъ просорить денегъ въ Галифакс гораздо боле, чмъ вы ожидаете, потому что нтъ такой клячи, которая, постарайся только, не обскакала бы ее, вы можете сказать это отъ меня самому британскому капитану.

‘Возьмите-ка лучше свою лошадку домой, продайте ее и купите на эти деньги пару воловъ съ упряжью, они пойдутъ у васъ такъ быстро, какъ только нужно для фермера, предоставьте держать кровныхъ лошадей тмъ, у кого есть большія средства, предоставьте пари и заклады тмъ, у кого кошельки туже, нежели головы, кого выигрышъ можетъ утшать и радовать, но кому и проигрышъ совершенно нечувствителенъ.

‘— Если бы я нуждался въ вашихъ совтахъ, произнесъ онъ съ мрачнымъ и недовольнымъ видомъ: — если бы я нуждался въ вашихъ наставленіяхъ, я попросилъ бы ихъ у васъ.

‘— Тмъ лучше для васъ,— вы получаете совты прежде, чмъ они вамъ понадобились, теперь уже отъ васъ будетъ зависть слдовать или не слдовать имъ. Но позвольте, продолжалъ онъ,— прежде, чмъ мы разстанемся, нужно поврить, все ли въ порядк.

Вслдъ за тмъ я сталъ считать и пересчитывать полученныя деньги, перебирая монеты какъ можно медленне и любуясь ими, чтобы его порядкомъ подразнить. Потомъ я слъ опять на Стараго Клея и сказалъ моему пріятелю:

‘— А вдь вы вмете теперь важное преимущество предо мною, другъ мой, какъ вы говорите.

‘— А именно? спросилъ онъ съ недоврчивостію.

‘— Какъ же! вы вернетесь домой съ гораздо мене тяжелыми карманами!

Я сдлалъ ему ври этомъ выразительную гримасу, значительно кивнулъ головою, желая этимъ сказать: ‘взялъ ли въ толкъ, голубчикъ?’ и отъхалъ отъ него, пока онъ стоялъ, повся голову и хлопая глазами, точно человкъ, который сбился съ дороги.

Зато, если этотъ господинъ не родился совершеннымъ болваномъ, и если недугъ самолюлія и спси не слишкомъ укоренился въ немъ, то я бьюсь объ закладъ, что лекарство кое было дйствительно.

ГЛАВА ХХ.
ВРЕМЯ РОЗДЫХА.

Длинное разсужденіе часовщика о самолюбіи, которое я только что выслушалъ, невольно напомнило мн знаменитое изреченіе , (познай самого себя), которое, по древности о глубокому смыслу своему, приписывалось многими оракулу.

При всей своей проницательности въ открытіи слабостей другихъ людей, при всей способности представлять ихъ въ смшномъ вид, мистеръ Сликкъ былъ слпъ въ отношеніи ко многимъ недостаткамъ своего, собственнаго характера, и въ то самое время, какъ онъ прописывалъ лекарство отъ самолюбія, во всхъ словахъ и поступкахъ своихъ онъ обнаруживалъ самое крайнее самолюбіе. Онъ никогда не говорилъ о своихъ землякахъ иначе, какъ называя ихъ: ‘самыми просвщенными гражданами на всей земл’, или ‘людьми, способными затушевать, затмить вс другія націи’. Родину свою онъ считалъ свою лучшею страною между обоими полюсами и называлъ ее ‘самою благодатною землею во всей поднебесной’. Онъ смотрлъ на Янки (употребляя его выраженія), какъ на ‘коноводовъ, руководителей просвщенія между американцами’ и хвалился тмъ, что они не только ушли впередъ отъ прочихъ народовъ, но даже дошли до nec plus ultra развитія ‘опередивъ самихъ себя’. Однимъ словомъ, онъ хотлъ убдить всхъ, что Сликквилль есть самое прекрасное мсто посреди превосходнйшей страны въ цломъ свт, а семья Сликкъ мудрейшая изъ всхъ человческихъ семей.

Я только что сбирался обратить его вниманіе на эту національную особенность, когда замтилъ, что онъ прячетъ вожжи себ подъ ноги (исключительно свойственная ему манера править, когда онъ желаетъ сберечь время, которое иначе, отъ напрасной остановки, пропало бы) и снявъ шляпу, которая подобно чемоданчику мелочнаго разнощика, заключала въ себ вс необходимыя для обихода вещи, выбираетъ изъ числа объемистыхъ сигаръ, тамъ лежавшихъ, одну, которая, по его словамъ, должна была ‘идти’. Зажегши эту сигару фосфорной спичкой, и удостоврившись, что сигара дйствительно ‘пошла’, онъ снова взялъ вожжи въ руки замтилъ:

— Эта страна, безъ сомннія, навсегда останется самою прекрасною, благодатною страною, несмотря на то, что у народа ея нтъ другой заботы, кром какъ разъзжать и толковать о политик. Зимой, когда земля покрывается снгомъ, здшніе жители катаются на конькахъ съ своими двушками по замерзшимъ болотамъ, играютъ въ мячъ по льду, или отправляются любезничать по домамъ въ длинные зимніе вечера, и потомъ возвращаются во свояси въ лунныя ночи съ такой быстротой, какъ сумасшедшіе. Сама природа какъ будто назначила. это время года для того, чтобы мужчин ухаживать за женщинами. Возьмите только: — маленькая востроглазая, бойкая лошадка, съ ожерельемъ бубенчиковъ кругомъ шеи, съ лентами и бантиками на хвост, со взглядомъ, который такъ и хочетъ състь все, что ни попадется на пути, милая сердцу вашему особа, которая сидитъ съ вами рядомъ, сидитъ, вся закутанная, исключая глазъ и ротика,— глазъ, которые смотрятъ прямо за васъ, и ротика, который говоритъ только съ вами, неужели этого недовольно, чтобы съ удовольствіемъ, съ восторгомъ перепрыгивать ни ухаба въ ухабъ, скакать чрезъ кочки, рытвины, перелетать чрезъ горы и овраги? И при этомъ миленькія созданія упомянутъ, какъ будто невзначай, что, при звон бубенчиковъ, разговора почти не слышно, за то, приложивъ свои муфты вплоть къ раскраснвшимся личикамъ, ужь он говорятъ, говорятъ вамъ надъ самымъ ухомъ, и какъ звонко, какъ игриво раздается ихъ чистосердечный смхъ, невольно засмотришься на свою спутницу, невольно забудешь и о лошади, и объ ухабахъ, и объ овраг, въ который чуть-чуть не пришлось полетть и съ лошадью и съ экипажемъ! А какъ мила бываетъ ваша спутница, когда испугавшись на минут, избавившись отъ опасности опрокинуться или высвободившись изъ ухаба, въ который засли сани, она снова разцвтетъ отъ удовольствія, снова зальется своимъ беззаботнымъ смхомъ и защебечетъ точно канарейка!…

Вотъ при какихъ обстоятельствахъ Сизый-носъ превращается обыкновенно въ довольно жаркаго поклонника двушки, съ которою потомъ судьба соединяетъ его боле прочными узами.

Но когда ему случается вступить въ законный бракъ, взглядъ его на вещи совершенно измняется, онъ получаетъ боле ясное понятіе о предметахъ и не увлекается уже мечтами. Жена учитъ его, какъ длать уксусъ, и говоритъ ему докторальнымъ тономъ:

‘Положи прежде въ воду побольше сахару, душенька, если ты хочешь, чтобы уксусъ былъ остеръ.’

Терерь улыбка только насильственно, конвульсивно растягиваетъ его губы, когда ему случится править лошадью, онъ не несется какъ угорлый, не позволяетъ себ проказъ, онъ правитъ благоразумно, но за то вяло, боязливо. Глаза его спутницы уже не смотрятъ на него боле и язычекъ ея не щебечетъ, какъ въ былое время, теперь большой неуклюжій капоръ покрываетъ ея голову, огромная муфта заслоняетъ ея лицо отъ втра и вся фигура ея похожа на ворохъ грязнаго блья, которое только что несутъ въ прачешную. Когда супругамъ случается выходить изъ дому пшкомъ, они не спшатъ уже взять другъ друга подъ руку, а бредутъ какъ лошадь и корова къ водопою, каждый самъ по себ. Разница между пожилою женой и молоденькой невстой такъ же велика, какъ между молодою и старою яблоновкой: отъ одной не отстанешь, лишь только прикоснулся къ ней губами, отъ другой при каждомъ глотк начинаешь длать ужасныя рожи. Вс эти соображенія производятъ во мн такую дрожь, что я ршительно боюсь подумать о супружеств. Брачный союзъ иногда точно также натираетъ шею человку, какъ вязовый хомутъ волу, когда онъ дурно прилаженъ. Вамъ, вроятно, случалось видать двухъ несъзженныхъ воловъ, которыхъ запрягутъ вмст, они вс свои усилія употребляютъ на то, чтобы толкать и брыкать другъ друга, и вовсе забываютъ, что имъ нужно везти грузъ. Такого рода разладица бываетъ во всхъ супружествахъ, которыя устроиваются во время катаній, пикниковъ, прогулокъ и т. д., когда молодой человкъ отыскиваетъ двушку посреди многочисленнаго общества, вмсто того, чтобы узнать ее посреди ея хозяйственныхъ занятій — въ молочной, ткацкой комнат или на сырной ферм.

Сизые-Носы чрезвычайно хлопочутъ, рыщутъ и суетятся по зимамъ. Молодежь возитъ двицъ кататься, любезничаетъ съ ними и говоритъ имъ вещи слаще самыхъ лучшихъ конфетъ. Старики находятъ боле удобнымъ оставлять старухъ по домамъ, боясь чтобы он, при встрч другъ съ другомъ, не повздорили, такимъ образомъ мужская половина пожилаго поколнія отправляется толковать между собою объ общественныхъ собраніяхъ, а мальчики и нанятая прислуга вторятъ имъ въ это время хоромъ. Когда наступаетъ весна и поля достаточно обсохнутъ для того, чтобы начинать посвъ, Сизые-Носы увряютъ, что пахать нельзя, потому что земля слишкомъ размокла отъ дождей. Между тмъ, плуги и сошники отдаются въ починку и натачиваются потому, что нужно заблаговременно приготовить то, что можетъ понадобиться. Такимъ образомъ, хлбъ всходитъ очень поздно и на него нападаетъ ржавчина, но чья же это вина? Это, изволите видть, отъ вліянія дурнало климата, потому что Новая Шотландія вовсе не хлбородная страна.

Когда человкъ готовится бжать что есть силы и на большое разстояніе, то онъ долженъ остановиться и собраться съ духомъ, если онъ этого не сдлаетъ, то задохнется и упадетъ. То же самое бываетъ съ лошадью: заставьте ее скоро пробжать милю, и бока ея раздуются точно кузнечные мхи, вы должны тогда отпустить вожжи и дать лошади вздохнуть, иначе она затянется и упадетъ на мст. Такимъ образомъ въ разнаго рода длахъ оказывается одно и то же явленіе. Между началомъ и концомъ каждаго дла непремнно должно быть время роздыха. Народныя собранія, законодательныя засданія, дла милиціонныя, конскія скачки — много еще подобныхъ катаній, прогулокъ и перекладываній изъ пустаго въ порожнее, которымъ предаются Сизые-Носы, въ теченіе большей части года — все это ни дать ни взять какъ время роздыха. А тамъ приходитъ жатва, боле серьзная и тяжелая работа,— кошеніе и уберка сна, сушка и молотьба хлба и вырываніе картофеля. Огіо есть единственная страна, которая, сколько мн извстно, избавлена отъ этихъ хлопотъ: тамъ полая вода приходить какъ разъ во время, и убираетъ съ полей весь хлбъ, складывая его кучами, такъ что жителямъ остается потомъ только перевести эти клади поближе къ своимъ дворамъ. Тутъ случается нердко, что иному достается хлба несравненно боле, нежели можно было ожидать отъ посва, скерды составляются у него сами собою, хотя разумется, они не отличаются особенною сухостію. Но вдь не вс страны таковы какъ Огіо. Итакъ, вмст съ жатвой дла оканчиваются, и потомъ опять слдуетъ роздыхъ до самой весны. Теперь, какъ же Сизымъ-Носамъ не грхъ жаловаться на свой край, когда они работаютъ только одну треть года, а дв трети его употребляютъ на ‘роздыхъ’.

Когда я жилъ на ферм съ отцомъ моимъ, онъ чисто говаривалъ мн: ‘я бы желалъ, Самъ, чтобы въ году было четыреста дней, потому что теперь годъ мн кажется дьявольски короткимъ. У меня есть довольно работы для всхъ нашихъ рукъ за 365 дней, да еще нашлось бы дла на 35 дней, если бы они были въ вашей власти. Намъ невозможно терять ни минуты, мы должны молотить и провивать рожь, сушить ее, если въ ней есть хотя малйшій признакъ сырости, иначе — мы пропадемъ, раззоримся, какъ Богъ святъ.’ Можете себ представить, посл этого, что у насъ было очень мало такъ называемаго ‘роздыха’. Мы надсдались надъ плугами и боронами, корпли надъ вялками и ршетами, по зимамъ мы также работали, не поднимая головы, длали земледльческія орудія, здили на рынки и мельницы. Лишь только проходили морозы, у насъ начинался посвъ, высаживаніе растеній, прививка фруктовыхъ деревьевъ, снокосъ, тамъ жнитво, уборка хлба, молотьба — тамъ опять посвъ, и такъ круглый годъ какъ заведенная машина. Жизнь наша шла точно колесо, которое не знаетъ остановки и которое обращается такъ быстро, что въ немъ нельзя вовсе разсмотрть спицъ, хлопотъ было столько, что некогда было образумиться, оглянуться назадъ. Вмсто того, чтобы шататься по околодку, какъ длаютъ это молодые доктора, у которыхъ нтъ вовсе практики, но которые желаютъ показать, что они заняты,— вмсто того, чтобы шататься по цлымъ недлямъ подобно Сизымъ-Носамъ, и потомъ ‘отдыхать’ по мсяцамъ — мы не знали, что такое сдлать шагъ за ворота отцовскаго дома, даромъ, безъ существенной необходимости въ виду.

Въ этомъ кра жители покупаютъ больше, нежели сколько продаютъ и съдаютъ больше, нежели производятъ. Не правда ли, что славный порядокъ вещей? Если бы эти олухи умли хоть сколько нибудь считать, они бы скоро убдились, что суммы располагаемыя въ этой систем всегда ведутъ къ нулю въ результат. Я никогда не ошибался въ подобныхъ разсчетахъ, и въ этомъ случа я не позволю учить себя никакому школьному учителю или алгебраисту. Когда я еще былъ мальчикомъ, Сликвилльскій банкъ лопнулъ, и такъ какъ онъ произвелъ чрезъ то всеобщее разстройство въ длахъ, то понятно, что. нкоторое время только и рчи было, что о банк. Я долго размышлялъ объ этомъ предмет, но никакъ не могъ порядкомъ взять его въ толкъ.

‘— Какъ это, батюшка, сказалъ я наконецъ отцу, потерявъ всякое терпніе надъ разршеніемъ такого труднаго вопроса: — какъ это банкъ-то лопнулъ, разв онъ былъ такъ дурно построенъ?

Я думалъ, что гранитъ до того проченъ, что никакая сила не могла бы сокрушить его.

‘— Ахъ, ты глупенькій, отвчалъ мои отецъ: — да вдь не самое зданіе развалилось, а денежныя дла-то его, обороты-то сошли на банный уголъ.

‘— Все это такъ, отвчалъ я: — я самъ думалъ объ этомъ, но что же значитъ ‘сошли на банный уголъ’?

Отецъ расхохотался такъ, что удержу не было, я думалъ, что онъ никогда не перестанетъ смяться, даже сестра Солли встала съ мста и вышла изъ комнаты, фыркая и кашляя, какъ сапожникъ.

‘ — Ахъ, Самъ, какой же ты еще дурашка, право.

Когда отецъ пересталъ наконецъ смяться усплъ устроить на себ серьзную физіономію, то сказалъ мн: ‘Ну, слушай же, Самъ, я теб разскажу путемъ, какъ это случилось. Они, изволишь ты видть, все считали да считали денежки, да и просчитали ихъ, такъ-что въ остатк не оказалось ничего.

‘— Можетъ ли быть! сказалъ я съ удивленіемъ — а я все думалъ, что конца не будетъ ихъ шкатулкамъ. Я думалъ, что банкъ все равно, что дуло у ружья дяди Нелега,— что ему конца нтъ, вкъ не найдешь конца.

‘— Видишь ли, этотъ банкъ выдалъ и истратилъ денегъ больше, чмъ получилъ, а когда дло доходитъ до этого, то банкъ наконецъ лопается, если бы даже его кошелекъ вмщалъ въ себ вс національныя богатства дяди Сама.

Здшняя провинція точь-въ-точь, какъ этотъ банкъ, — она идетъ по той же дорог, и, конечно, раззорится прежде, нежели ей случится подумать серьзно о своихъ финансахъ.

Если бы здшній народъ окончилъ поскоре свои вчные, толки объ общественныхъ собраніяхъ и совтахъ и занялся своими фермами, это было бы для него во сто разъ полезне, безъ всякаго сомннія. Что вс эти собранія и совты? своего рода рестораціи — небольше. Они столько же похожи на настоящіе конгрессы и парламенты, сколько гостинница Пегвашъ похожа на нашу государственную залу. Конгрессъ объявляетъ войну и заключаетъ миръ, принимаетъ участіе во всхъ трактатахъ, утверждаетъ вс длаемыя президентамъ назначенія въ должности, даетъ устройство арміи и флоту, управляетъ двадцатью-четырьмя независимыми штатами и смотритъ на вс европейскія государства съ чувствомъ собственнаго достоинства.

‘Я неменьше тебя’, говоритъ Конгрессъ, обращаясь къ той ли другой націи: если въ теб шесть футовъ роста, то во мн будетъ шестью-шесть, британцы хвастаютъ передъ всми своимъ могуществомъ, но мы и ихъ заткнемъ за поясъ.’ Но что же въ сущности это Общественное Собраніе, о которомъ здшній народъ такъ много толкуетъ? Сюда приходятъ люди разсуждать о грошевыхъ суммахъ, о построеніи дрянныхъ деревянныхъ мостовъ, о необходимости снять тину и илъ съ большихъ дорогъ, и за тмъ вс возвращаются по домамъ, пользуясь, временемъ роздыха’. Чмъ мельче народъ, тмъ онъ задорне за словахъ. Маленькій человчекъ непремнно носитъ сапоги съ высокими каблуками и большую шляпу, онъ готовъ отвчать на всякую обиду самымъ отчаяннымъ вызовомъ, лишь бы показать себя вполн неустрашимымъ.

Я встртилъ одного изъ этихъ членовъ, который толковалъ такъ же неистово какъ дядя Пелегъ. Онъ смотрлъ такъ, какъ будто его имя и общественное положеніе означены были на всхъ стнахъ и на углахъ всхъ улицъ. Онъ употреблялъ въ разговор какія-то особыя, только ему свойственныя слова, о которыя всякій другой переломалъ бы себ челюсти. Онъ напоминалъ мн блку, которую я убилъ однажды въ лсу. Бдняжка только что взяла передъ тмъ орхъ себ въ ротъ, она находила его слишкомъ жесткимъ для того, чтобы его разгрысть, и слишкомъ крупнымъ, чтобы проглотить., выплюнуть же не хотла ни за что въ свт. Одинъ изъ этихъ мелкотравчатыхъ депутатовъ вообразилъ, что у него бычачій ростъ и бычачьи легкія, — ни дать, ни взять какъ лягушка въ басн, — вслдствіе этого онъ невроятно раздувалъ щеки, ревлъ какъ громъ, надсдался отъ крику и наконецъ совершенно охрипъ. Если я увижу этою зимою предсдателя нижняго парламента,— то непремнно скажу ему: ‘если молъ кто нибудь изъ вашихъ, засдающихъ въ собраніи — начнетъ не въ мру шириться и надуваться, предостерегите его заблаговременно.— Если съ вами есть предохранительный клапанъ, скажите ему, то я вамъ совтую выпустить изъ себя немного пару, а то васъ непремнно разорветъ, вспомните только слова Часовщика на счетъ ‘времени роздыха.’

ГЛАВА XX.
СРЕДСТВО ИСПРАВЛЯТЬ ЗЛУЮ ЖЕНЩИНУ.

Дорога отъ Эмгерста къ Паррсборо скучна и однообразна. Мстами она до того пряма, что вамъ видно ее впередъ на нсколько миль, что и придаетъ ей характеръ безконечной длины, между тмъ низменная растительность представляющая только ели и беревы, свидтельствуетъ о тощемъ, черствомъ грунт земли и придаетъ всей окрестности печальный характеръ безплодія. Отъ времени до времена, встрчаются однако небольшія долины, съ извивающимися по нимъ потоками, съ зелеными и плодоносными полосами почвы, — долины, которыя, хотя и не представляютъ никакихъ особенностей въ сравненіе съ мстностями подобнаго же рода, тмъ не мене поражаютъ путешественника контрастомъ со всею прилежащею окрестностію. Одно изъ этихъ уединенныхъ мстечекъ привлекло мое вниманіе группой миловидныхъ домиковъ, выстроенныхъ владльцемъ для кожевеннаго производства. Мистеръ Сликкъ сказалъ, что онъ знаетъ хозяина этого завода и выразилъ сожалніе, что заводчикъ не уметъ держать свою жену въ такомъ же порядк, въ какомъ держитъ заводъ.

— Въ супружеств они ничто иное, какъ пара худо съзженныхъ лошадей. Мужъ состоитъ подъ башмакомъ своей половины, онъ не сметъ ничего назвать своею собственностію, и ведетъ собачью жизнь въ полномъ смысл слова, едва ли вамъ случалось встрчать что нибудь подобное. Кстати, видали ли вы когда нибудь какъ птухъ сидитъ на яйцахъ?

— Не помню, кажется, что не случалось видть, отвчалъ я.

— А я такъ видлъ, замтилъ часовщикъ — и чортъ меня возьми, если птухъ въ эти минуты не бываетъ до того смшонъ, что трудно удержаться отъ хохота, смотря на него. Нашъ старый негръ, Джануари Сноу, чрезвычайно сердился на одного изъ отцовскихъ птуховъ за то, что тотъ былъ трусливъ и не хотлъ драться. Своу прозвалъ его Дирборномъ, въ честь нашего генерала, который такъ дрянно велъ дла въ Канад. ‘Постой же, сказалъ негръ однажды ненавистному птуху: ты, негодяй, хуже мокрой курицы, пользы отъ тебя нтъ ни на-волосъ, такъ по крайней мр я сдлаю изъ тебя потху для всего курятника, я выкину съ тобою штуку, которой ты вкъ у меня не забудешь’. Твердо ршившись одурачить бднаго Дирборна, негръ хватаетъ его и выщипываетъ у него вс перья на груди, такъ что кожа остается у него обнаженною, начиная отъ зоба вплоть до хвоста, потомъ онъ беретъ цлый пучекъ крапивы третъ ею эту кожу до тхъ поръ, пока несчастный птухъ, посл многихъ самыхъ отчаянныхъ прыжковъ, не впадаетъ въ совершенное изступленіе, за тмъ Сноу нагрваетъ нсколько яицъ, кладетъ ихъ въ нарочно устроенное гнздо, и сажаетъ птуха какъ разъ на эти яйца. Теплота, издаваемая яйцами, производила самое пріятное дйствіе за животъ птуха, и унимала зудъ, оставленный въ тл его крапивой, онъ съ особеннымъ наслажденіемъ разыгрывалъ роль насдки, зная, что лишь только сойдетъ съ своего мста, какъ холодъ опять пройметъ его. Онъ пробовалъ не разъ убгать изъ своего нагртаго мстечка, но опять долженъ былъ немедленно возвращаться, чтобы избавиться отъ холода. Этимъ путемъ, въ самое короткое время, онъ изучилъ ремесло насдки до совершенства.

Теперь, этотъ Джонъ Портеръ, подобно старому Дирборну, способенъ только на то, чтобы высиживать цыплятъ.

Когда мы подъхали къ мосту, бывшему передъ заводомъ, мистеръ Сликкъ остановилъ свою лошадь чтобы пожать руку Портеру, въ которомъ онъ узналъ стараго знакомаго и обычнаго покупщика. Онъ спросилъ его на счетъ дубильной мельницы, которую тайкомъ привезъ для него изъ Штатовъ, и сталъ распространяться въ похвалахъ этой машин и остроумію своихъ соотечественниковъ, изобртающихъ такія полезныя вещи, часовщикъ, не умолкая ни за минуту, сталъ-было еще разсуждать о новомъ способ кожевеннаго производства, когда изъ дома раздался громкій женскій голосъ, повторявшій: ‘Джонъ Портеръ, поди сюда, поди же сюда, сію минуту’.

‘— Иду, иду, моя милая’, отозвался съ своей стороны супругъ.

‘— Иди же, иди, говорю теб, — проворне, нечего тамъ стоять-то да растабарывать съ этимъ болтливымъ Янки.’ Бдный мужъ повсилъ голову, взглянулъ очень грустно, и простившись съ нами, тихонько побрелъ къ дому. Пока мы продолжали между тмъ дорогу, мистеръ Сликкъ сказалъ:

— А вдь это я сдлалъ.

— Что сдлали? спросилъ я.

— Я отозвалъ его отъ насъ, вдь я позвалъ его въ домъ, а вовсе не жена его. У меня талантъ на подобныя штуки развился съ самаго дтства, и теперь я самый опытный, самый искусный чревовщатель. Я могу перенять чей угодно голосъ, лишь бы только я прослушалъ человка нсколько минутъ. Если бы существовалъ законъ противъ подлога этого рода, какъ существуетъ законъ противъ подлога почерка, я давнымъ давно кончилъ бы вислицей. Мн часто приходитъ въ голову потшиться подобными штуками, но он все-таки боле или мене опасны, и я только изрдка позволяю себ практиковаться въ моемъ искусств.

У меня разъ была презанимательная исторія съ женой вотъ этого самаго господина, и я чуть совсмъ не направилъ ее на путь истинный, она сдлалась ручною и послушною какъ лошадь акробата въ цирк, но мужъ опять допустилъ ее закусить удила, и теперь она по прежнему стала бабой съ порокомъ.

Я разскажу вамъ мои продлки съ нею.

Я пріхалъ на островъ для продажи часовъ, и разумется, встртился съ Джономъ Портеромъ, при этомъ удобномъ случа, я завелъ съ нимъ торгъ, частію на чистыя деньги, частію же предлагалъ ему мну, между прочимъ, втеръ ему дубильную мельницу, о которой,— какъ вы слышали, я его спрашивалъ, — когда мы покончили свои сдлки, уже порядочно стемнло. Я отправился домой вмст съ нимъ, возл насъ халъ вагонъ съ часами, которые я ему продалъ которые я нарочно теперь везъ, чтобы показать ему, какъ ихъ поставить и держать въ порядк. По мр того, какъ мы приближались къ дому, покупщикъ мой становился все боле и боле безпокойнымъ и чувствовалъ какую-то неловкость.

‘— Я надюсь, что Джэнъ еще не легла въ постель, если же легла уже, то дло плохо, она будетъ очень сердиться, — наврное будетъ сердиться.

Я еще прежде слыхалъ много о дорогой половин Джона Портера, я зналъ, что она женщина съ сильнымъ характеромъ, и что часто метла ршаетъ возникающіе между супругами споры.

‘— Что вамъ за охота возиться и хлопотать такъ съ нею! сказалъ я своему спутнику, я, на вашемъ мст, раздлилъ бы съ нею домъ, если бы онъ принадлежал мн, взялъ бы себ внутренность дома, а ей предоставилъ бы наружную сторону его, и немедленно отвелъ бы ей апартаментъ за уличною дверью.

Когда мы пришли къ дому, въ немъ не было ни одного огонька, и бдный Джонъ Портеръ стоялъ какъ опущенный въ воду, онъ такъ боязливо посматривалъ на окна, что мн стало истинно жаль его.

Когда мы постучались въ дверь, жена откликнулась: ‘кто тамъ?’

‘— Это я, душенька, отвчалъ Портеръ.

‘— Это ты, — возразила тогда нжная супруга — ну, такъ стой же, гд стоишь, кто тебя кормилъ ужиномъ, могъ бы постлать теб гд соснуть, вмсто того, чтобы заставлять тебя шататься по ночамъ и колесить около дома, точно какого ни будь вора.

‘— Послушай, Джонъ Портеръ, сказалъ я ему тогда шопотомъ: предоставь ужь жену моимъ попеченіямъ, а самъ возьми-ка лошадей, да отведи ихъ въ сарай, я теб отлично вышколю твою половину, пережгу ее какъ леденецъ — не бойся.’

— Вы видите, продолжалъ часовщикъ, что къ востоку отъ дома, тутъ есть большой, просторный сарай?

Лишь только олухъ отошелъ отъ меня на порядочное разстояніе, такъ, что не могъ меня слышать, я, мастерски подражая его голосу — и говорю жен:

‘— Пусти меня, Джонъ, пусти же, душенька, я вдь принесъ теб миленькую вещицу, которую ты очень любишь, знаю что любишь.’

Надо вамъ замтить, что эта фурія, была дьявольски ревнива и потому она не скоро подалась на мой любезный вызовъ.

‘— Береги эту вещицу для той, у кого сидлъ весь вечеръ, я не нуждаюсь въ твоихъ гостинцахъ, да нисколько не желала бы видть и тебя самого: чмъ будешь дальше отъ меня, тмъ лучше.

Сказавши ей нсколько ласковыхъ словъ и комплиментовъ, и видя, что ни то, ни другое не дйствуетъ, я ршился употребить мры другаго рода и сталъ пробовать ломать дверь.

‘— Ахъ, ты старя, безобразная корта, ахъ, ты прокислый уксусъ! у меня сію минуту отворить дверь, а то я изломаю ее въ куски.’

Это совершенно взбсило ее, потому что, ничто не сердитъ такъ женщину, какъ невыгодный отзывъ о ея наружности, тогда женщина, какъ кошка при приближеніи чужой собаки, фыркаетъ, расправляетъ когти и всякую минуту готова вцпиться въ своего врага.

За тмъ я услышалъ, какъ Дженъ сползла съ кровати, и подошла къ двери, какъ была, неодтая, и отперла мн. Но лишь только я вошелъ, какъ она направила мн въ щоку кулакъ и заставила скулы мои прозвучать довольно музыкально. Мн только и нужно было дождаться такой рзкой выходки съ ея стороны. Я затворилъ за собою дверь и схвативъ супругу Портера одною рукой, другою сталъ дйствовать на нее хлыстомъ, который пришелся мн очень кстати. Въ первое время она рычала и ревла какъ безумная.

‘— Клянусь теб всмъ, что есть святого, что я отплачу теб, негодяю, вдесятеро за подобный поступокъ, ахъ, ты! чудовище, — бить женщину, да гд это видано! Да какъ ты! смлъ тольк, Джонъ Портеръ, какъ ты смлъ поднять дерзкую руку на законную жену!’ Въ этомъ тон выражалась сначала жертва моего правосудія, а между тмъ она бгала кругомъ, прыгала и лягалась точно жеребенокъ, котораго въ первый разъ гоняютъ на корд. Мало по малу однако она стала сбавлять норову. ‘Прости, прости меня, я готова просить у тебя прощенія на колняхъ, пощади меня, ради самаго неба, не убивай своей жены, Джонъ Портеръ, своей бдной жены, я буду слушаться тебя, буду исполнять твои приказанія, буду вести себя порядочно, божусь теб, непремнно — ой! милый Джонъ — ой, ой! прости меня, дружокъ, пожалуете…. ой! прости мня, миленокъ!’

Когда я убдился, что порядкомъ пронялъ ее, тмъ боле, что на ней надтъ былъ только легонькій чехолъ и удары мои приходились очень плотно и звучали совершенно удовлетворительно для моего самолюбія,— когда я убдился, что вышколилъ ее окончательно, то сказалъ ей грознымъ голосомъ:

‘— Вотъ теб на первый разъ легонькій урокъ, а коли не уймешься, такъ я тебя высварю не эдакъ. Теперь ступай-ка, однься какъ-должно, и приготовь ужинать мн и гостю, котораго я привезъ съ собой,— только проворне, потому что я хочу быть полнымъ хозяиномъ въ моемъ дом.’

Она визжала какъ собака, въ которую пустили камнемъ, вполовину злобнымъ, вполовину жалобнымъ голосомъ:

‘— Ахъ, милый, милый, повторяла она: — я думаю, я теперь вся въ рубцахъ, непремнно вся въ рубцахъ, шириною въ палецъ, я думаю, на мн нтъ вовсе кожи.’

И вслдъ за тмъ она стала изслдсвать поверхность своего тла.

‘— Ну что же, что въ рубцахъ! отвчалъ я хладнокровно: — рубцы эти на такомъ мст, которое не показывается людямъ, — да я думаю, ты и вообще не расположена хвастаться ими передъ всякимъ встрчнымъ. Ну, поворачивайся же однако, продолжалъ я: — будь по проворне, а то я опять начну тебя учить по своему, вытяну тебя въ струнку.’

Когда я пришелъ въ сарай, то сказалъ Джону Портеру:

‘— Вотъ видишь ли другъ мой, лишь только я отворилъ дверь твоего дома, жена твоя, думая что это ты, наскочила на меня точно воронъ, такъ что я долженъ былъ порядкомъ похлыстать ее, чтобы научить уму-разуму. Попытка моя удалась, какъ нельзя лучше, леченіе оказалось самымъ успшнымъ, и теб теперь остается только слдовать той же метод, чтобы быть настоящимъ хозяиномъ въ дом. Жена твоя теперь смирна и послушна какъ молодая пансіонерка, умй удержать ее въ этомъ положеніи.’

Когда мы возвращались, то увидали въ столовой огонь, очагъ пылалъ ярко, мармъ Портеръ хлопотала и суетилась какъ самая заботливая хозяйка, хотя и сохраняла глубокое молчаніе, и ужинъ скоро былъ готовъ. Но лишь только она сла на стулъ, чтобы вступить съ нами въ разговоръ, какъ немедленно вскочила, точно дотронувшись до груды горячихъ углей, и вся перемнилась въ лиц, а за тмъ слезы выступили у нея изъ глазъ.

‘Ну, думаю я себ — видно, что я начерталъ для нея этотъ урокъ довольно крупными буквами, я въ состояніи читать свое писанье, не останавливаясь за складахъ и не длая ошибокъ.’

Джэнъ Портеръ однако не удовольствовалась первой попыткой, попробовала снова ссть, но уже съ большею осторожностію, сначала прикоснулась къ стулу одною ногою, потовъ другою, наконецъ опустилась на середину подушки, кряхтя и вздыхая по тихоньку, подобно человку, который цлый день здилъ на дурномъ сдл и натеръ себ кожу, если бы вы только видли, какъ глядла она все это время на Портера, вы просмялись бы цлый день. Она немогла врить своимъ глазамъ, мужъ не былъ пьянъ, и ни въ одной черт лица его не выражалось ни зврства, ни отваги, которыя бы объясняли его ночные подвиги. Она не могла убдить себя, что онъ дйствительно осмлился возмутиться противъ ея власти.

На другой день, сбираясь отправиться дале, я убждалъ Джона Портера держать себя какъ подобаетъ мужчин и употребить заране вс предохранительныя мры противъ перевса вліянія жены, но несчастный выдержалъ характеръ только въ теченіе одного или двухъ дней, жена скоро взяла надъ нимъ ршительный верхъ, заставила его во всемъ признаться, и съ этихъ поръ онъ, бдный, сталъ вести еще боле жалкую жизнь чмъ прежде. Я нарочно выкинулъ съ нимъ послднюю штуку, которой вы были свидтелемъ, съ тою цлію, чтобы испытать его, и вижу, что плохо его дло, что жена скоро начнетъ его кликать на свистокъ, точно собаку. Я часто думаю о тхъ антраша, которыя она выдлывала тамъ, въ темнот, подъ удары моего хлыста и могу васъ уврить, выдлывала не безъ замчательнаго искусства. Эта сцена стоила любой старой боурійской пьесы. Вы можете посл этого убдиться, сквайръ, что единственное средство унять взбалмочную женщину, это поколачивать ее. Ддушка мой Сликкъ любилъ повторять старинную пословицу, которая, какъ разъ, подходитъ къ настоящему предмету нашего разсужденія:

‘Женщина, собака и хлопчатая бумага похожи другъ на друга тмъ, что чмъ больше ихъ колотишь, тмъ они становится лучше.’

ГЛАВА XXI.
ПОЖАРЪ ВЪ МОЛОЧНОЙ.

Когда мы подъхали къ Паррсборо миль на пятнадцать или на двадцать, то при внезапномъ поворот дороги, скоро увидли себя какъ разъ предъ лицомъ большаго деревяннаго дома, состоящаго изъ двухъ этажей и огромной крыти, высота этого дома увеличивалась еще каменнымъ фундаментомъ, который поднимался отъ земли на нсколько футовъ,

— Ну видали ли вы когда нибудь этакого урода, разгильдяя въ семь домовъ, какъ этотъ домъ? Выстроить подобную неуклюжую махину, по моему мннію, также полезно какъ придлать къ этому вагону пятое колесо. Сизый-Носъ всегда лзетъ изъ кожи, чтобы имть большой домъ, потому что это, дескать, принадлежность большаго человка, который выгодно обставленъ и который долженъ имть успхъ въ свт. Эти ново-шотландцы вздираютъ свои сизые носы, какъ морскія свиньи поднимаютъ свои морды, и сопятъ и фыркаютъ какъ свиньи, при вид маленькаго дома. Если сосдъ Карритъ выстроитъ себ домъ, весь обтянутый паутиной, подобно Песочному маяку, то сосдъ Паренинъ непремнно вытянетъ свой домъ фута на два выше и на нсколько футовъ длинное, лишь бы уйти впередъ отъ своего ближняго, такимъ образомъ эти самолюбивые джентльмены вс тянутся къ облакамъ, сколько есть мочи, и стараются сколько можно отдалиться отъ своихъ приземистыхъ фермъ. Въ Новой-Англіи принято за правило строить маленькій домъ и по возможности пространные житницу и клва, здшній же народъ поступаетъ иначе: у него крошечныя хозяйственныя заведенія, клва и стойла величиною съ медвжью берлогу, а жилыя людскія строенія такія же громадныя, какъ Ноевъ ковчегъ. За то, посмотрите только, какую картину представляетъ подобный домъ. Въ одно изъ разбитыхъ оконъ воткнута старая шапка, въ другое изодранная фланелевая фуфайка, пожелтвшая точно отъ дйствія желчи — вотъ украшешенія лицевой стороны дома, съ боку видны разввающіее ветхіе кафтаны, перетертые воловьи хомуты на шестахъ, а заднія сторона вся закрыта, заколочена и законопачена для защиты отъ втра. Когда пойдетъ дождь, то дай только Богъ здоровья обитателямъ подобнаго дома,— скажутся какъ зовутъ: изъ этой комнаты кровать перетаскивается въ ту, во избжаніе капели съ потолка, за то дождевой воды вдоволь и ее собираютъ жолебами по всмъ комнатамъ, для мытья блья, вода потихоньку стекаетъ съ потолковъ и карнизовъ — капъ-капъ-капъ,— напоминая ни дать ни взять работу двушекъ треплющихъ пеньку и ленъ, а ставни и двери такъ и пляшутъ, такъ и вздрагиваютъ, подъ эту музыку. Единственный сухой пунктъ въ дом, это мсто вокругъ очага, и сюда-то собирается честной людъ, точно старая насдка съ своими цыплятами подъ навсъ, въ сырую погоду. Теперь, въ этомъ огромномъ дом внизу всего дв комнаты, да и т совершенно завалены и перковерканы съ полу до потолка, все остальное пространство занято грязными темными корридорами и клтушками, которыя были похожи на ящики, нежели на комнаты порядочнаго дома. Впрочемъ и въ верхнемъ этаж порядку небольше, здсь безконечное множество боченковъ и кадокъ, мучныхъ кулей початыхъ и продырившихся, ящиковъ съ платьемъ и старою сбруей, ларей съ овечьими шкурами, кожами, шерстью, яблоками перегнившими и передавленными, — груды покоробленныхъ и расколотыхъ досокъ, разбросанныхъ по полу, тутъ же гребля, валы и лопаты, безъ ручекъ и зубцовъ, перемшаны съ другими земледльческими орудіями, въ самомъ живописномъ безпорядк. Когда что-нибудь понадобится, то начинается перерыванье всего этого вороха, и вотъ вс разнохарактерные припасы и орудія, вся эта истлвшая и перетертая рухлядь перебрасывается изъ угла въ уголъ, изъ одной груды въ другую, пока нужная вещь случайно не попадется на глаза, вслдъ затмъ, при новыхъ поискахъ, опять происходитъ перерыванье, перебрасыванье изъ конца въ конецъ, взаимное перепрыгиванье вещей другъ черезъ друга, по примру овецъ, припертыхъ куда-нибудь къ углу, гд нтъ прямого выхода на волю, разумется, что отъ этихъ частыхъ переборовъ, количество снарядовъ не только не уменьшается, но даже прибываетъ, потому что почти каждая вещь рано или поздно разламывается, переламывается, колется на составныя часты, или разлетается въ пыль и прахъ, значительно увеличивая численность хозяйственныхъ принадлежностей дома. Когда мн случается видть такой несуразный домъ со шляпою, торчащею въ одномъ изъ его оконъ и нечесанною головою, просунутою въ эту шляпу, то мн всегда приходитъ въ голову, что подобное жилище вовсе не создано для того, чтобы имть порядочные деревянные часы, что ни одна изъ потребностей или привычекъ лондонскаго жителя не въ состояніи привиться къ здшнему народу,— и въ этомъ случа я, кажется, не ошибаюсь. Когда вамъ придется подъхать къ такому барскому жилищу, какъ это, то будьте уврены, сквайръ, что ферма, къ нему принадлежащая, вся поросла крапивой и репейникомъ, что лопушнику и дикому кустарнику тамъ раздолье, что скотин тамъ лафа, потому что на разгуливаетъ по полямъ, засяннымъ хлбомъ, и по лугамъ, еще нескошеннымъ, а свиньи на свобод роются тамъ въ грядахъ картофеля. Новая съ иголочки одноколка у дверей дома, сіяющая точно виндзорская тина, высушенная солнцемъ, и развалившаяся снокосная телга съ косою, воткнутою между перекладинъ и торчащею сзади на подобіе свинаго хвоста, — все это служитъ доказательствомъ присутствія большаго человка. Онъ слишкомъ благородно созданъ, чтобы думать о работахъ на ферм, его боле занимаетъ новая одноколка, а нанятая прислуга его боле интересуется картами, нежели хозяйствомъ. По пробуйте-ка заставить такого малаго, особенно когда онъ надлъ праздничное платье, въ которомъ ходитъ на митингъ, попробуйте-ка заставить его смазать оси у телги, попробуйте-ка пристращать его какъ негра, да онъ вамъ насмется въ глаза, подниметъ васъ самихъ на зубокъ, такъ что не рады будете жизни.

Въ послдній разъ, когда я былъ здсь, это было немного спустя посл солнечнаго заката, дождь лилъ какъ изъ ведра и темень стояла такая, что хоть глазъ выколи, ‘зайду, думаю я себ, зайду хоть погрться къ сквайру Билль Блэку.’ Хорошо, стучусь въ переднюю дверь, до тхъ поръ, что чуть не раскололъ ее на двое, но посл продолжительнаго обшариванья и ожиданья, видя, что никто не выходитъ, я огибаю домъ и отправляюсь къ задней двери. Стучусь снова, изнутри раздается голосъ: ‘ступай!’

‘Какъ понять это слово’? думаю я самъ съ собою, значить ли это ‘ступай въ комнату’, или ‘ступай прочь’, впрочемъ долго разсуждать мн не хотлось, пошаривъ еще около двери, я ощупалъ наконецъ веревку отъ задвижки, потявулъ ее и, отворивъ дверь, вошелъ въ комнату. Въ комнат сидла старая Мармъ Блэкъ, пріютившись около камина и таясь на кресл, поставленномъ на полукруглыя полозья, и другомъ углу молодая служанка изъ негритянокъ, лежала въ просонкахъ на груд золы и сору.

‘ — Кто вы такой, спросила Мармъ Блэкъ, я вдь ничего не вижу.

‘— Незнакомый вамъ, отвчалъ я.

‘— Беккъ, сказала тогда престарлая хозяйка дома, обращалась къ черной служанк, бывшей въ углу, Беккъ, повторяла она, возвыся голосъ — ты, кажется, оглохла, точно пнь, за, возьми кочергу, да перемшай угли, чтобы я могла разглядть господина.

Когда угли были промшаны и начали издавать пламя, старая лэди принялась меня разсматривать съ головы до ногъ, спросила о моемъ имени, о томъ, откуда я прибылъ, куда отправляюсь, и по какимъ дламъ попалъ въ эту сторону.

‘Я полагаю, црибавила она, что вы порядкомъ промокли, сядьте къ огню и просушитесь хорошенько, а то, пожалуй, заболете, чего добраго.’

Я слъ возл моей привтливой хозяйки, и мы скоро познакомились съ нею, и сдлались оба очень словоохотливы, и особенности, ея языкъ, точно сорвавшись съ привязи, началъ работать, какъ мельничное колесо, когда вода пущена въ коузы. Впрочемъ мн не долго пришлось говорить на свобод, потому что я скоро потерялъ изъ виду мою собесдницу и сталъ задыхаться въ облакахъ пыли, поднятой стараніями маленькой Беккъ, которая стала усердно дйствовать метлой, не позволяя мн открывать глаза и ротъ и переводить дыханіе. Наконецъ когда все было приведено въ порядокъ и огонь на очаг потушенъ, старая лэди начала извиняться, что у ней въ настоящую минуту нтъ свчь, она прибавила, что наканун у нея былъ вечеръ, въ продолженіе котораго истощены вс освтительные запасы, а равно и вся провизія, кром того, почтенный сожитель ея что-то не хорошо себя чувствовалъ и теперь легъ уже въ постель. ‘Жаль, сказала она, что вы не пожаловали къ намъ вчера, у насъ вдь былъ самый лакомый ужинъ: фруктовые мармелады и марципаны изъ сдобнаго тста, яблочныя оладьи, жареный гусь, начиненный индйскимъ пуддингомъ, свиная нога съ дыней и лукомъ, и еще не знаю какія другія приправы, — много кой-чего было, да ныньче ребята и послднее пріли. Мн теперь ршительно нечего предложить вамъ изъ състнаго, но я вамъ сдлаю чаю, а посл того, продолжала она, перемнивъ тонъ, а посл того вы, можетъ быть, согласитесь прочитать мн что-нибудь изъ Священнаго Писанія, мн давно уже не приводилось слышать ничего въ этомъ род. Я помню, какъ мы полезно проводили время, когда этотъ добрый Джудасъ Огльторпъ прозжалъ по здшней дорог….’ и вслдъ за тмъ она издала стонъ, поникла головою и посмотрла въ уголъ, какъ бы желая убдиться, что тамъ все въ порядк. Чайникъ былъ поставленъ на канфорку, и кусокъ сала топился въ ночник, готовясь при помощи клочка хлопчатой бумаги, величиною въ вершокъ, замнить свчку.

Хорошо, посл того мы сли и стали болтать о большомъ свт, о рынкахъ, нравоучительныхъ матеріяхъ, скандальныхъ происшествіяхъ и прочихъ боле или мене интересныхъ предметахъ, когда въ комнату вбжала двочка негритянка, крича, что было силы:

‘— О Боже мой! О, Боже! на молочной пожаръ, пожаръ на молочной!

‘— Я задамъ вамъ за это, сказала старая лэди, я заданъ вамъ за это, негодныя твари, вотъ какъ вы заботитесь о порядк!— ступай скоре и потуши огонь, какими судьбами могло тамъ загорться? Этакъ, пожалуй, мое вчерашнее молоко пойдетъ къ праху, бги скоре, туши огонь и спасай молоко.

Я чрезвычайно боюсь огня, я боялся его еще бывши мальчишкой, и видя,— что негритянка растерявшись схватилась за метлу, я тоже взялъ чайникъ и послдовалъ за нею. Въ дверяхъ мы столкнулись и чуть не сшибли другъ друга съ ногъ, негритянка напомнила мн, что направо дверь въ погребъ, что налво нужно наклониться, а то разшибешь голову, но я не былъ въ состояніи ничего сообразить и шелъ напрямикъ. Ноги мои наталкивались то на то, то на другое, голова стукалась всми сторонами по очереди, но я не отставалъ отъ черной невольницы, наконецъ что-то такъ сильно ткнуло меня въ лобъ, въ ту самую минуту, какъ я шелъ возл моей спутницы, что мы оба полетли съ нею вверхъ ногами. Я услышалъ плескъ, паденіе, стонъ, почувствовалъ запахъ гарью, но не могъ ничего разсмотрть, наконецъ я нашелъ негритянку лежащею и приподнялъ ее, она не имла силъ кричать, а только издавала родъ глухихъ стенаній. Въ это время явилась мармъ Блэкъ со свчкой. Бдная Беккъ не была даже теперь способна испугаться своей госпожи, потому что и безъ того едва не умерла отъ страха, голова ея попала въ трубу куба, а кипятокъ изъ чайника весь вылился къ ней на ноги. Она прыгала теперь кругомъ, какъ сумашедшая, стонала и визжала, что было силы, терла и гладила голову со всхъ сторонъ и старалась освободить свои волосы отъ жира и накипи, которые туда набились.

Я долго удерживался отъ смха, думая, что лопну наконецъ отъ усилія, потому что мудрено было не расхохотаться при вид подобной сцены.

‘— Ахъ, ты негодная, ахъ ты неспособная, глупая двчонка!— повторяла старая лэди, накинувшись на бдную Беккъ, по дломъ теб, гадкой, я тебя сгоню, теб нечего здсь боле оставаться.

‘— Но, сказалъ я, желая хоть какъ-нибудь замять этотъ разговоръ, чрезвычайно непріятный для негритянки:— но, добрйшая и снисходительная мармъ, вы, кажется, забыли о пожар?

‘— Нтъ, я вижу его, отвчала она, и замтивъ метлу, которая упала изъ рукъ негритянки, снова вскричала:

‘— Я вижу его, негодный пострлъ, заскорблая тварь, я вижу его’ — и начала немилосердо колотить какую-то голодную собачонку, которая прибжала на крыльцо, услыхавъ шумъ и суматоху.

‘— Я научу тебя, продолжала разъяренная мармъ:— я научу тебя, какъ лакать молоко, я научу тебя, какъ обнюхивать, да облизывать молочную.’

Несчастная собачонка завизжала и завыла общимъ хоромъ съ Беккъ, об стонали и охали наперерывъ, и скоро подняли весь домъ на ноги.

Въ эту самую минуту старый сквайръ Блэкъ просунулъ голову въ отворенную дверь, и протирая глаза и куксясь на пропалую, спросилъ заспаннымъ голосомъ:

‘— Что за чортъ тутъ длается, жена, а?

‘ — Ничего, отвчала она: — только пожаръ въ молочной, да Беккъ попала въ кубовую трубу, только и всего.

‘— Стоило длать такую кутерьму изъ за пустяковъ, проговорилъ сквайръ, захлопнулъ дверь, и снова отправился почивать.

Когда мы воротились въ пріемную, старая лэди разсказала мн, что со временъ ея прадда, маіора Дональда Фразера, у нихъ постоянно бывала собака, которую называли ‘Огнемъ’, и ‘что очень забавно, прибавила она,— каждая изъ этихъ собакъ лизала и нюхала молоко везд, гд только удавалось.’

Въ это время дождь пересталъ идти и мсяцъ началъ свтить такъ ясно, что я почелъ за лучшее распрощаться съ хозяйкой и отправиться въ путь. Положивъ въ руку бдной негритянки нсколько мелкихъ монетъ, я раскланялся старой лэди большаго дома.

Посл этого, сквайръ, припоминая себ физіономію большаго дома вообще, я не могу удержаться отъ улыбки, при мысли о пожар въ молочной.

ГЛАВА XXII.
ТЛО БЕЗЪ ГОЛОВЫ.

— Я полагаю, что вамъ нужно будетъ постить наше великое отечество, сквайръ, прежде нежели вы совершенно разстанетесь съ этими краями. Мн кажется, что вы все еще не довольно хорошо понимаете насъ. Самая великолпная страна между полюсами есть Соединенные Штаты и самый знаменитый изъ живыхъ людей есть генералъ Джаксонъ, герой ныншняго вка, человкъ, который разомъ отшибъ у британцевъ вс семь чувствъ. Кром того есть еще великій Даніель Вебстеръ, по общему отзыву, самый даровитый ораторъ въ въ свт, потомъ мистеръ Ванъ-Буренъ, мистеръ Клей, Амосъ Киндль, судья Гейтъ, и весь сонмъ государственныхъ людей, способныхъ на что угодно и вполн искусившихся въ длахъ политики, такихъ разумниковъ и докъ Вы не отыщете нигд, смю васъ уврить. Если бы вы послушали ихъ, вы услыхали бы самый чистый англійскій языкъ, потому что мы, по общему мннію, говоримъ по англійски лучше самихъ британцевъ. Здсь, по выговору, меня тотчасъ прнимаютъ за американскаго гражданина, потому что народъ Новой-Англіи извстенъ своимъ изящнымъ образомъ выраженія.

Да, если вы желаете видть независимый народъ, издающій законы, сообразно своимъ понятіямъ и воззрніямъ на предметы, ступайте въ Штаты. Въ самомъ, дл, если разобрать хорошенько тамошній людъ, то можно даже найдти его нсколько своевольнымъ. Наша братья слишкомъ увлекается на выборахъ понятіями о независимости мнній и свобод книгопечатанія, все, изволите видть, что развивается не въ мру, составляетъ тягостное излишество. Слишкомъ борзая лошадь и слишкомъ горячій наздникъ уходятся всегда до того, что собьютъ съ себя тло. Въ этомъ случа, не мшало-бы иногда употребить, въ наученіе моихъ земляковъ, хлыстикъ, чтобы заставить ихъ ровно вытягивать постромки, а не горячиться по пустому и не лзть врознь. Впрочемъ должно наблюдать и за тмъ, чтобы, махая хлыстикомъ, не отмотать себ руки и не сдлаться безполезнымъ членомъ общества. Мн часто приходитъ въ голову урокъ, данный мною Джегіелю Квирку, въ доказательство того, что не должно давать языку слишкомъ много воли и позволять ему переступать границы благоразумія.

Однажды лтомъ я отправился въ Родъ-Эйландъ учиться золоченью и бронзированію, съ тмъ, чтобы придавать окончательную отдлку моимъ часамъ. Вотъ, хорошо, — тамошній народъ, а во глав его мистеръ Джэгіель, тонкій плутъ и законникъ,— чтобы посмяться надо мною, выбралъ меня блюстителемъ свиныхъ стадъ. Однажды, когда жители собрались въ ратушу и должны уже были читаться рчи, имвшія предметомъ наше освобожденіе, — въ ту самую минуту, когда ораторъ хотлъ начинать говорить, въ залу вбгаетъ впопыхахъ Джэгіель и говоритъ обращаясь ко мн: ‘я удивляюсь, говоритъ, что свиной попечитель здсь, тогда какъ, но видимому, существо его обязанности не требовало бы присутствія его въ этой зал. Да, продолжалъ онъ, посматривая на меня свысока и пища своимъ пронзительнымъ голосомъ, — да, мистеръ Сликкъ, если не ошибаюсь, здшнее собраніе не подлежитъ вашему попечительному наблюденію.’

Публика зафыркала и расхохоталась, а я почувствовалъ, какъ вся кровь прилила у меня въ голову и чуть не задушила меня, впрочемъ я перевелъ дыханіе и отвчалъ довольно спокойнымъ голосомъ.

‘— Очень можетъ быть, сказалъ я, но каждый долженъ исполнять свою обязанность, какъ бы ни была она непріятна и тягостна. Я сейчасъ размышлялъ о томъ, какое вознагражденіе должно быть выдаваемо лицу, которое потерпитъ отъ нападенія свиньи на его владнія, и какія предупредительныя мры могутъ быть приняты вообще противъ необузданнаго праздношатательства свиней, ускользающихъ отъ бдительнаго надзору власти. Обсудивъ достаточно этотъ предметъ, и убдившись, что вы самый крупный боровъ въ цломъ Родъ-Эйланд, я хватаю васъ за носъ и верчу его направо и налво, съ цлію предотвратить на будущее время всякое съ вашей стороны намреніе соваться съ этимъ носомъ куда не слдуетъ’ и, говоря это, я въ самомъ дл ухватилъ его за носъ, и моталъ его до тхъ поръ, что чуть совсмъ не вывернулъ съ корнемъ эту несчастную жертву моего мщенія. За то вамъ, я думаю, никогда не случалось слыхать такихъ восторженныхъ кликовъ, такихъ рукоплесканій и одобрительныхъ отзывовъ, которые раздались тогда въ зал ратуши.

‘ — Ай да Джэніель Квиркъ, — повторялъ я между тмъ, какой же вы проказникъ, право — вотъ ужъ насмшили честной народъ! Да вы такой забавникъ, какого мн не случалось видать и во сн. Впрочемъ, я ршительно не поврю, чтобы эффектъ настоящей выходки не былъ вами заране разсчитанъ, и чтобы вся выгодная обстановка и случайности вашихъ дйствій не были, вами зрло обсуждены.’

— Я полагалъ, замтилъ я, что у вашихъ республиканцевъ не существуетъ настоящей постепенности въ общественныхъ должностяхъ, — что, напримръ, свиной блюстятель у васъ немногимъ ниже губернатора, что судья и полицейскій сторожъ, господинъ и слуга пользуются у васъ одинакими правами, и что хотя, по естественному порядку вещей одно лицо соединяетъ въ себ боле власти, нежели другое, но званія ихъ, покрайней-мр, должны считаться равными.

— Да, отвчалъ онъ, все это принимается по теоріи, но не всегда соблюдается въ практик, если же вамъ и случается придать этимъ убжденіямъ боле практическій характеръ, то они какъ-то плохо вяжутся со всмъ существующимъ и представляютъ въ себ бездну противорчій.

Когда я былъ въ послдній разъ въ Бальтимор, тамъ составилось собраніе по судебному длу, и старшій юстицъ-маршалъ отправился туда для исполненія своей обязанности. Теперь,— у насъ въ Новой Англіи шерифъ обыкновенно встрчаетъ и провожаетъ судью. Вотъ я и попробовалъ замтить тамошнему шерифу: ‘Что это, говорю, вы не проводите почтеннаго судью въ присутственную комнату, это человкъ, который пользуется народнымъ довріемъ — это первая спица въ вашей колесниц, вся сущность дла заключается въ немъ, безъ него, быть можетъ, богатые люди только бы и знали, что терпть пожары да грабежи, удивляюсь, что вы не хотите показать ему должнаго знака уваженія, — полагаю, что отъ этого васъ бы не убыло ни на-волосъ.’

‘— Вотъ охота! отвчалъ шерифъ, наглымъ тономъ: — да что, разв онъ не знаетъ, также какъ и я, дорогу въ присутствіе, зачмъ пойду я ему указывать? Да если бы и думалъ, что онъ точно не знаетъ дороги, я послалъ бы негра показать ему. Не знаю ужь, кто у него прежде служилъ лакеемъ, если, мн теперь приходится быть у него на посылкахъ!’

Ужь конечно, подобная выходка не могла бы случиться вежду нашими свободными и просвщенными гражданами, — смю васъ въ томъ уврить, такой поступокъ слишкомъ отзывается англійскими нравами, слишкомъ чуждъ нашимъ превосходнымъ учрежденіямъ.

Я разсказалъ всю эту исторію нашему пастору мистеру Госвеллю.

‘Самъ, сказалъ онъ мн въ отвтъ, выходка шерифа не отзывалась желаемымъ благоприличіемъ, (многозначительная и энергическая фраза, въ устахъ нашего почтеннаго наставника). Не шейте своего кафтана по выкройк шерифа, Самъ, иначе онъ будетъ къ вамъ идти какъ къ коров сдло. Мы слишкомъ просвщенцы для того, чтобы безусловно уважать вашихъ соотечественниковъ, какъ это длали древніе, но, при всемъ томъ, мы должны же оказывать высокое уваженіе добродтели и выспреннимъ дарованіямъ людей, во время ихъ жизни, по смерти же ихъ, мы воздвигаемъ имъ статуи, въ поученіе будущихъ поколній и установляемъ въ память ихъ общественныя празднества. Говоря вообще, Самъ, сказалъ пасторъ въ заключеніе, (и при этомъ выдержалъ довольно длинную паузу, какъ будто размышляя, слдуетъ ли ему говорить то, что онъ задумалъ, или нтъ), говоря вообще,— пусть только останется это между нами — какой нибудь полуярдъ голубой ленточки не слишкомъ существенная награда за заслуги, но, хотя мы и трунимъ подчасъ надъ англичанами, у которыхъ такія награды въ ходу, (люди вообще склонны смяться надъ тмъ, чего у нихъ нтъ и чего они не въ состояніи достигнуть), титулы и повышенія все-таки представляютъ свою выгодную сторону, какъ двигатели для честолюбія.’ Потомъ, потрепавъ меня по плечу и улыбнувшись, — что онъ длалъ всегда, когда его посщала счастливая идея — ‘Сэръ Самюэль Сликкъ — звучитъ довольно пріятно’, проговорилъ онъ, ‘не правдали, что пріятно, Самъ?’ ‘Когда я смотрю на англійскій Верхній Парламентъ, продолжалъ пасторъ, когда вижу сосредоточеніе въ одномъ мст такой учености, такихъ добродтелей, дарованій, почестей, наружнаго изящества, — то я спрашиваю себя, можетъ ли представлять недостатки система, создающая и поддерживающая сонмъ такихъ отборныхъ личностей? Конечно, отвчаю себ, конечно, недостатки есть и въ этой систем, потому что они есть во всхъ человческихъ учрежденіяхъ, но во всякомъ случа, эта система одна изъ лучшихъ. Она не принялась бы теперь здсь, Самъ, можетъ быть не примется еще въ продолженіе столтія, но рано или поздно привьется къ намъ, хотя съ нкоторыми измненіями. Ньютоунскіе ранеты, пересаженные въ Англію, не приносятъ такихъ плодовъ, какіе мы видимъ въ Лонгъ-Эйланд, съ другой стороны, англійскіе плоды теряютъ здсь свой натуральный цвтъ и вкусъ, нужно всегда помнить о различіяхъ почвъ и климатовъ. (‘Боже! подумалъ я, если онъ заведетъ матерію о садахъ, то я пропалъ.’ Я уже ломалъ себ голову, какъ бы избавиться отъ удовольствія выслушать любимый трактатъ пастора, но дло впрочемъ обошлось благополучно). Тоже самое примняется и къ общественнымъ учрежденіямъ: наши учрежденія постепенно будутъ приближаться къ вашимъ, ваши — къ нашимъ. Я боюсь только, что мы перенесемъ при этомъ лихорадку, спазмы, колики и долго будемъ чувствовать желудочные завалы, вы, Самъ, и я врно не доживемъ до этого, но наши потомки конечно доживутъ.’

— Я не соглашаюсь вполн съ мнніемъ нашего пастора, сказалъ часовщикъ: — но раздляю это мнніе отчасти. Въ нашихъ дловыхъ отношеніяхъ мы нарушаемъ политическія убжденія: мы говоримъ, напримръ, что вс члены союза равны и должны имть одинакія права въ дл управленія, а между тмъ въ нашихъ банкахъ, компаніяхъ желзныхъ дорогъ, на нашихъ мануфактурахъ, и т. д. права и голосъ каждаго человка опредляются массою и пропорціей капитала, и, если бы этого мрила не было, то, конечно, никто не взялся бы ни за какую спекуляцію, или отрасль общественнаго управленія. Сама природа опредлила такъ: отецъ семейства есть глава его и иметъ главный надзоръ въ домашнемъ хозяйств, его старшіе сынъ и дочь представляютъ какъ бы помощниковъ его, лейтенантовъ, затмъ есть еще надзиратель за неграми, нельзя же всмъ этимъ лицамъ быть равными между собою. Такъ и во вселенной: она управляется однимъ верховнымъ существомъ, и если бы вс творенія имли ровный голосъ въ управленіи, то я полагаю….

Долго, долго говорилъ посл того мой добрый спутникъ, и, если я въ продолженіе этого разговора часто выражалъ знаки совершеннаго согласія съ нимъ, то это именно оттого, что монотонность его рчи наводила на меня дремоту, никогда еще мн не случалось слышать отъ него такихъ длинныхъ повствованій, какъ теперь, — никогда, съ тхъ поръ, какъ мы встртились на Кольчстерской дорог. Я вообще не люблю выбирать политику предметомъ разговора, это слишкомъ обширное поле для софизмовъ, противорчій, возраженій и ведетъ нердко къ непріятнымъ спорамъ. Сколько именно времени тянулась отвлеченная рчь часовщика, не могу сказать хорошенько, но, судя потому, что окрестность, раскрывшаяся предо мною, совершенно перемнила характеръ, полагаю, что я дремалъ около часа.

Наконецъ я очнулся отъ выстрла изъ винтовки, сдланнаго часовщикомъ въ окно вагона. Послднія слова, сказанныя имъ, касались, сколько помню, участія твореній въ управленіи вселенною,— предметъ, который превышалъ моя ограниченныя способности. Пожалуй, я слыхалъ, какъ горячо и увлекательно толкуютъ даже американскія лэди о длахъ политики, а одна изъ нихъ очень серьезно увряла, что уничтожитъ кабинетъ генерала Джаксона, но что же изъ этого? Первыя слова, долетвшія до моего слуха, при пробужденіи моемъ, были: ‘Не хочу быть живъ, если это не мастерской выстрлъ, нужно только припомнить, какъ бдняжка подпрыгивала и суетилась все это время, а между тмъ пуля попала въ самую грудь,— и головы какъ не бывало. Да что и говорить! разв кентуккская винтовка когда нибудь даетъ промахъ’?

— Чья голова, чья голова? спросилъ, я съ безпокойствомъ: — чья голова, мистеръ Сликкъ? ради Бога, скажите, что вы сейчасъ сдлали? (мн мерещились въ глазахъ въ это время американскія дамы, толкующія о политик).

— Рчь идетъ о голов куропатки, отвчалъ онъ,— посмотрите, какъ глубокомысленно смотритъ она, мотаясь на остаткахъ шеи!

— Дйствительно, замтилъ я, протирая глаза и открывая ихъ съ тмъ, чтобы хорошенько разсмотрть послднія судорожныя движенія обезглавленнаго тла: — въ самомъ дл, мистеръ Сликкъ, это очень счастливое разъясненіе нашего бывшаго разговора — тло безъ головы.

ГЛАВА XXIII.
СЛИШКОМЪ МНОГО УТЮГОВЪ ВЪ ОГН.

Мы сдлали очень пріятную поздку водою отъ Даррсборуга къ Виндзору. Направленіе поздовъ условливается въ этомъ мст приливомъ и отливомъ, и солнце уже сло, когда мы достигли удобной гостинницы мистриссъ Вилькоксъ. Здсь, какъ и во многихъ другихъ мстностяхъ, мистеръ Сликкъ велъ себя совершенно какъ дома и указывалъ на стнные часы, какъ на доказательство обширности своей торговли и неотразимаго вліянія своего искусства ‘пріятно говорить’ и глубокаго познанія ‘человческой природы’. Вынувъ изъ кармана перочинный ножичекъ, отколовъ отъ полна дровъ лучинку, и качаясь на одной ножк своего стула, онъ началъ свое любимое занятіе, строганье, наполнявшее съ свободныя минуты, проводимыя имъ въ молчаніи. Въ самомъ дл, это занятіе становилось для него какъ бы необходимымъ аккомпанементомъ размышленія.

Онъ сидлъ такимъ образомъ, погруженный въ свои отвлеченныя думы, пока не истесалъ лучинки на самыя тоненькія стружки, тогда онъ ршился, по видимому, принять боле ловкое и безопасное положеніе и поставилъ свой стулъ на дв ножки, вмсто одной, положивъ между тмъ об собственныя ноги на ршотку камина. Потомъ, зажегши сигару, онъ сказалъ, свойственнымъ ему невозмутимымъ тономъ:

Въ этихъ старинныхъ пословицахъ тьма самой наглядной правды. Это дистиллированные факты, освшіеся въ вид самой существенной матеріи. Пословицы эти все тоже, что превращенный въ порошокъ супъ: въ нихъ такое же богатство содержанія, при маленькомъ объем. Он отличаются тмъ, что я особенно цню — запасомъ опытовъ. Отецъ мой говаривалъ обыкновенно: ‘Кто захочетъ сдлаться ученымъ, можетъ образовать себя и дома лучше чмъ въ какомъ нибудь коллегіум въ Филадельфіи или Нью-Йорк, потому что самые знаменитые профессоры, если чему нибудь научаются, то научаются изъ опыта, а не изъ книгъ, опытъ соединяетъ въ себ вс стороны вднія: слухъ, зрніе, осязаніе, и — и посл всего этого, только болванъ въ состояніи пребыть невждою. Другая прелесть старинныхъ пословицъ — это то, что он правильны какъ линія изгиба пера и также миньятюрны и усладительны какъ карамели. Теперь, когда вы пересмотрите и изслдуете все, что есть любопытнаго въ здшней стран, вы убдитесь въ томъ, что человкъ, который кладетъ слишкомъ много утюговъ въ огонъ, того и гляди, что пережжетъ нкоторые изъ нихъ.

Я вдь вамъ показывалъ въ Паррсборо дерево, которое все покрыто было черными наростами, точно, бородавка, потертая ляписомъ. Теперь, сливныя деревья нсколько лтъ тому назадъ тоже стали подвергаться этому недугу и умираютъ, вишневыя деревья, я полагаю, скоро испытаютъ ту же самую участь. Фермы здсь вс покрыты точно такими же черными наростами и смотрятъ точно больные чесоткой. Если вы видите какую нибудь усадьбу въ безпорядк и разрушеніи, то можете быть уврены, что она представлена куда нибудь въ залогъ. Черные наросты въ такомъ случа неизбжны. Мой планъ, какъ вамъ извстно, состоитъ въ томъ, чтобы втереть часы хозяину дома и оставить ихъ у него, впредь до моего возвращенія. Я никогда не говорю ни слова насчетъ продажи или покупки, потому что увренъ, что когда возвращусь, люди, пользовавшіеся моими часами, не захотятъ уже съ ними разстаться. Теперь, когда я въ первый разъ пріхалъ сюда, я не зналъ вдь ни одного изъ этихъ господъ, и долженъ былъ распрашивать, порядочный ли, и въ какой степени, тотъ или другой человкъ, прежде, чмъ отпускалъ ему часы во временное владніе, такимъ образокъ, развдывая тамъ и сямъ, я обошелъ всхъ обывателей, живущихъ при дорог.

‘— Кто живетъ тамъ, въ большомъ-то дом? спрашивалъ я: — славное помщеніе, и какъ все мило устроено!’

‘— А какъ же, сэръ, это вдь домъ А. Б., онъ нкогда пускалъ сильную пыль въ глаза, былъ однимъ изъ первыхъ аристократовъ, носилъ длиннополый сюртукъ и рубашку съ брызжами, но слишкомъ много сталъ вдаваться въ кораблестроеніе, и потому все состояніе его пошло къ праху.

‘— О, отвчалъ я: — слишкомъ много утюговъ положено въ огонь. Ну, а ближняя ферма чья — гд еще свиньи бродятъ по картофельнымъ грядамъ, чья она?

‘— Ахъ, сэръ, это ферма В. Г., онъ также былъ когда-то зажиточнымъ фермеромъ, однимъ изъ первыхъ въ нашей сторон, но нелегкая попутала его добиваться почестей въ народномъ собраніи, онъ открылъ общественный магазинъ, дла пошли изъ кулька въ рогожку и удачи ему не было. Говорятъ, что вся усадьба теперь заложена и что владльца таскаютъ по судамъ.

‘— Значитъ, на немъ черные наросты, замтилъ я.

‘— Черные… что такое, сэръ? спрашиваетъ Сизый-Носъ.

‘— Ничего, отвчаю я.— Ну, а кто рядомъ съ нимъ?

‘— Это усадьба Д. Е., онъ былъ однимъ изъ первыхъ фермеровъ здсь въ сторон, также изъ знатныхъ аристократовъ, скотины у него водилось гибель, — такъ нтъ, взялся, видите, за поставку быковъ для арміи, ну и прогорлъ до тла. Теперь у него все заложено до послдней нитки.

‘— Опять слишкомъ много утюговъ, замчаю я.— Ну а кто вонъ тамъ, полве, кто тамъ живетъ? Тамъ живописная долинка и большой садъ, это хорошій признакъ.

‘— Хорошо и тамъ жилось, сэръ, нсколько годовъ назадъ, но владлецъ вздумалъ выстроить машину для валки, и машину для расчесыванія суконъ, да завелъ кладовыя и магазины, да началъ торговать вестъ-индскою шерстью, а машины между тмъ снесло водою, кладовыя и магазины безъ поддержки развалились, и самъ хозяинъ не выдержалъ, повалился вслдъ за ними. Онъ теперь живетъ взаперти, не показывается никому вотъ ужь два года, ферма его въ упадк и дла сошли на банный уголъ.

‘— О, отвчаю я: — теперь понимаю, мой милый, у стахъ людей слишкомъ много утюговъ въ огн, и потому нкоторые изъ утюговъ перекалились, перегорли.

‘— Никогда не доводилось слыхать объ этомъ, возражаетъ Сизый-Носъ: — можетъ быть, но не слыхалъ, ничего, не слыхалъ, и онъ поникаетъ головою и показываетъ вс признаки того, что ему хотлось бы понять смыслъ моихъ словъ, а между тмъ лнь распросить меня хорошенько.

Посл этого я не задавалъ боле никакихъ вопросовъ, я узнавалъ уже самъ заложенную ферму съ перваго взгляда, между подобными фермами есть какое-то фамильное сходство,— т же уродливые размры, тотъ же видъ распаденія и ветхости. ‘Черные наросты’ здсь очень замтны, тутъ невозможно ошибиться: раскачавшіяся съ отбитыми петлями двери, заборы, разломанные для топки печей, стекла, выбитыя изъ рамъ, бловатый колосъ у хлба, когда ему слдовало бы зеленть, множество куколю, ни полна дровъ, ни бревна строеваго лса, заросшій крапивой садъ, отсутствіе малйшихъ хозяйственныхъ запасовъ, мохъ, поросва цвточныхъ грядахъ и фруктовыхъ деревьяхъ, репейникъ на полевыхъ десятинахъ, небреженіе и безпечность повсюду. Фермы и поля при такихъ обстоятельствахъ облупливаются своими же владльцами, всякій день оттуда свозятъ вещь за вещью, не привозя въ замнъ того ни прута: все готово для того, чтобы быть распроданнымъ и размотаннымъ, такъ-что въ запас не остается ничего. Наступило время всеобщаго перелета: прочь все, что можетъ быть вырыто съ корнемъ, что можетъ быть сдвинуто, свезено съ своего мста. Посмотрите на рку, по которой мы поднимаемся теперь, посмотрите, какія прелестныя фермы у ней по обимъ сторонамъ, любо взглянуть! Наши земляки и понятія не имютъ, что далеко къ востоку лежитъ такая благодатная страна, какъ Новая Шотландія. Если бы я вздумалъ написать объ ней статью для Сликквилльской газеты, то разв немногіе поврили бы моему отзыву, другіе стали бы предполагать, что у меня на ум какая нибудь спекуляція, какая нибудь уловка, что я расписываю и расхваливаю съ извстною личною цлію. Непремнно подумали бы это. Между тмъ, скажу вамъ прямо, что, не дай мн Богъ смотрть на свтъ вотъ этими глазами, если у всей вашей великой націи есть такая мстность, какова окрестность Виндзора. Но вотъ, я живо себ представляю, что какой нибудь хватъ изъ числа Сизыхъ-Носовъ, видвшій, стоя въ своемъ пол, какъ мы летли на полныхъ парусахъ и играли флагами съ втромъ, отправляется къ себ домой и говоритъ жен: ‘Ну посмотри пожалуйста сюда, посмотри только, какъ этотъ народъ отчаянно валяетъ: капитану ровно нечего длать, кром какъ сидть у руля, распяливъ ноги, и отдавать приказанія матросамъ, или болтать, на правахъ джентльмена, съ пассажирами, онъ также располагаетъ своимъ временемъ, иметъ столько же досуга, какъ Эми Кттль, съ тхъ поръ, какъ онъ принялся за торговлю мхами и ловлю кроликовъ. Мн кажется, что я тоже куплю себ корабликъ и оставлю ребятъ управляться съ сохой да бороной, они ужь порядочные болваны, пусть ихъ узнаютъ, каково добывать хлбъ’. Сказано, сдлано: Сизый-Носъ отправляется въ припрыжку (я знаю этихъ людей лучше, нежели знаютъ они сами себя), отправляется въ припрыжку покупать какой нибудь развалившійся и сгнившій корабль, набираетъ дрянныхъ, узловатыхъ снастей, и чтобы заплатить за все это, закладываетъ свою ферму. Корабль скоро заставляетъ своего хозяина выть отъ безпрестанныхъ починокъ и необходимости ремонта, и шерифъ немедленно является къ Сизому-Носу съ визитомъ, (а это очень неутомимый поститель, если онъ уже разъ пришелъ къ вамъ засвидтельствовать свое почтеніе, то длается затмъ до того нецеремоннымъ гостемъ, что приходитъ, не звоня у двери, является и скрывается во всякій часъ, и становится милымъ и предупредительнымъ,. смотря по сумм, условливающей его порывы сблизиться съ своимъ кліентомъ). Страдая отъ вліянія волнъ и отъ посщеній шерифа, корабль скоро выжимаетъ изъ Сизаго-Носа весь сокъ. Пока капитанъ Кедди въ мор и пачкается въ дегтю, хватаясь за снасти, ферма его приходить въ совершенное запустніе. По полямъ разстилается у него крапива, по лугамъ разгуливаетъ скотъ, проценты на долги возрастаютъ быстро, сроки залога тянутся въ безконечность. И когда ему случится стать на улиц близь. таверны майора Пейна, гь руками вложенными въ карманы панталонъ, гд онъ пробуетъ отыскать какой нибудь завалящій шиллингъ, чтобы перехватить потомъ на скорую руку кусокъ за обдомъ, не бываетъ ли онъ похожъ въ подобную минуту на какого-то разсяннаго, потеряннаго человка? Онъ мняется въ лиц и блднетъ, какъ случилось это со мною, когда я халъ по Сентъ-Джонской рк. Я былъ тогда въ Фредериктон, ведя кое-какія длишки по закупк разнаго хлама, и возвращался домой по льду на одной изъ лошадей стараго Бентина, вдругъ лошадь моя изъ-подъ меня ускользнула, мигомъ ушла подъ ледъ, и я остался наверху одинъ, хлопая глазами на простор. ‘Что же — подумалъ я тогда — что же сдлалось съ моею лошадью и чемоданомъ? вдь это пренелпая исторія, какъ тутъ быть?’ Такъ-то размышляетъ и фермеръ, сдлавшійся ни съ того, ни съ сего, капитаномъ, дла его свихнулись такъ быстро, что онъ спрашиваетъ съ удивленіемъ: ‘да неужели я потерялъ и ферму и корабль? должно быть потерялъ, потому что не вижу ни того, ни другой. Впрочемъ, Эстпортъ хоть кого обработаетъ и вытянетъ въ ниточку, ужь таковъ мальчикъ.’

Я былъ въ Эстпорт прошлою осенью, и разумется, встртилъ тамъ Томаса Ригбея, изъ Виндзора. Онъ узналъ меня съ перваго взгляда, потому что лтомъ я только что продалъ ему часы (я, впрочемъ, тогда же сорвалъ съ него денежки, потому что предчувствовалъ, что у него будетъ слишкомъ много утюговъ въ огн, и что нкоторые изъ ввхъ перегорятъ).

‘— Возможно ли, говорю я ему: — это вы, мистеръ Ригбей? не хочу быть живъ, если это. не старый знакомый, какъ живете, можете?

‘— Благодарю васъ, — какъ васъ Богъ милуетъ?

‘— Такъ себ, ничего, очень вамъ благодаренъ, отвчаю я въ свою очередь.— Но скажите, какими судьбами попали вы въ эти страны?

‘— Да что, мистеръ Сликкъ, не могъ иначе обернуться, настали ныньче дурныя времена для залива: ничего тамъ нтъ, никакія дла не вяжутся, да едва ли и впередъ что нибудь выйдетъ. Ни одна живая душа не въ состояніи пропеньшить въ Новой-Шотландіи.

‘— Разв вы совсмъ уже раззорились, потерпли совершенное крушеніе?

‘— Нтъ, не то, я было еще оставилъ двсти фунтовъ для поправленія длъ, но моя ферма, деньги, хозяйственныя орудія, молодыя кровныя лошади, новый корабль, который я строилъ,.— все пошло къ. праху, все поминай какъ звали, Шаркъ и компанія облупили меня, какъ липку.

‘— Прекрасно, говорю я, но знаете ли вы причину этого несчастія?

‘— О, отвчаетъ онъ, всякій дуракъ знаетъ это, дйствительно, худыя времена, — вс и все возстало противъ нашего брата, банки, разумется, хорошая вещь, отъ нихъ можно ожидать большой пользы, но….

‘— Все это отъ того, говорю я ему, что у васъ слишкомъ много утюговъ въ огн. Вамъ не слдовало бы хвататься за постройку кораблей, потому что вы ничего не смыслите въ этомъ дл, вамъ нужно было придерживаться своей фермы, и тогда ферма поддержала бы васъ въ свою очередь. Ступайте-ка во свояси, прежде, нежели вы не истеряли и послднія деньжонки, ступайте къ Дугласу, и вы купите на двсти фунтовъ такую же ферму, какую промотали, только ужь не спускайте глазъ съ этой фермы, занимайтесь ею одною и больше ничмъ, и тогда будете богаты.

Банки могутъ принести вредъ государству, только подвергаясь банкротству, а вашему банку, кажется, нечего бояться подобной прорухи, что же касается адвокатовъ и законниковъ, этихъ возницъ при колесницахъ правосудія, то уступайте имъ дорогу, а если они вздумаютъ давить вамъ ноги, то заводите съ ними кляузы, какъ съ людьми обыкновенными.

Сосредоточенное, непрерывное вниманіе, обращенное на одинъ и тотъ же предметъ, девяносто-девять разъ изо ста сопровождается желаемымъ успхомъ, но вспомните, что есть поговорка не суй много утюговъ въ огонь, — перегорятъ’.

‘— Ну, мистеръ Ригбей, сказать я ему потомъ, который же теперь часъ?

‘— Да часовъ семь или около этого. Я думаю, пора и отправляться.

‘— Постойте, постойте, возражаю я. Пойдемте со мною: я намренъ вамъ показать такую вещь, о которой вамъ не снилось, чтобы можно было увидть ее въ Новой-Шотландіи.

Мы поили по направленію къ берегу.

‘Посмотрите, говорю я ему, цосмотрите на этого человка, старика Лунара, взгляните за его сына: они пилятъ доски при лунномъ свт, у этакихъ людей скоре выстроится корабль, чмъ у насъ съ вами, выстроится на чистыя денежки. За то, не угодно ли пожаловать сюда завтра съ разсвтомъ, прежде нежели глазъ начнетъ различать предметы на разстояніи ярда,— и вы найдете уже этихъ людей за работой. Ну, можно прозакладывать что угодно, что корабль не раззорилъ бы ихъ, не заставилъ бы ихъ положить зубы на полку. А все это оттого, что они знаютъ свое дло и корпятъ надъ нимъ.’

Хорошо, мой Ригбей пошелъ отъ меня, насупившись (онъ понялъ, что самъ былъ причиной своего раззоренія и что тутъ нечего сваливать вину на галифаксскій народъ), однако видно, что онъ намоталъ мои слова на усъ, потому что немедленно отправился въ свою сторону и купилъ себ въ Сонак ферму лучше той, какая была у него прежде.

Я помню, у моей матери жила въ служанкахъ двушка, ирландка, у насъ была въ то время корова, большая озорница. Вотъ бывало, когда корова запрыгаетъ и разольетъ молоко, пока доятъ ее,— Дора прибжитъ къ матушк и начнетъ уврять, что это сдлалъ домовой. Такъ и бдный Ригбей: онъ ничего не хочетъ отнести къ ближайшей, естественной причин, а сваливаетъ все зло на политику. Сказавъ о Дор, я припоминаю сдланныя мною наблюденія надъ двушками вообще. Дора была очень недурна собою: какіе славные глазки! а что за ножка, прелесть! Я отчасти это знаю, потому что однажды подсаживалъ ее, когда она поднималась на снницу, чтобы достать оттуда яицъ. Но не знаю, почему, когда она воротилась и принесла яйца матушк, матушка покачала головою и замтила, что опасно взбираться на снницу, что оттуда легко упасть и ушибиться, съ тхъ поръ, за подобнымъ порученіемъ всегда былъ посылаемъ старый Сноу. У этой женщины, у моей матери, была голова съ мозгомъ, замтно было, что она родилась не вчера и не на скорую руку, она таки хорошо разумла вещи…. Итакъ, вотъ какого рода истины добылъ я въ отношеніи двушекъ. Когда вы видите, что около которой-нибудь изъ нихъ увивается цлая стая поклонниковъ, то это врный признакъ, что она не выйдетъ замужъ ни за одного изъ нихъ. Сначала одинъ охладетъ, потомъ другой охладетъ, и прежде, нежели она приведетъ котораго-нибудь изъ нихъ въ надлежащую температуру, угли перегорятъ и огонь совсмъ потухветъ. Тогда пусть ее дуетъ, сколько душ угодно,— подниметъ только пыль, а не добудетъ огня ни за какіе пряники. Когда я вижу, что подобная невзгода угрожаетъ какой-нибудь двушк, мн всегда хочется шепнуть ей на ушко: ‘Смотрите — у васъ кажется слишкомъ много утюговъ въ огн, одни изъ нихъ не успютъ нагрться, а другіе совсмъ перегорятъ, такъ вы не вынете, пожалуй, ни одного годнаго.

ГЛАВА XXIV.
ВИНДЗОРЪ И ДАЛЬНЙ ЗАПАДЪ.

На слдующее утро часовщикъ предложилъ мн сдлать прогулку по окрестности.

— Вамъ нечего очень спшить, сказалъ онъ, а между-тмъ, необходимо посмотрть на эти мстности: такихъ, пожалуй, что нигд не найдешь больше.

Пока слуги запрягали Стараго Клея, мы пошли посмотрть на новый мостъ, который былъ недавно выстроенъ на рк Авон.

— Вотъ, сказалъ мой спутникъ, рекомендую вамъ: славная вещица, вещицу эту вытянулъ Нью-Йоркъ, а сентъ-джонцы поплатились за нее изъ своихъ кармановъ.

— Вы хотите сказать — галифаксскіе жители, вдь Сентъ-Джонъ въ другой провинціи.

— Я хочу то сказать, что говорю, отвчалъ онъ. Нтъ, сэръ, галифаксскій народъ никогда не изучалъ страны не принималъ близко къ сердцу ея интересовъ, — онъ не взялся бы ни за какое предпріятіе, сопряженное съ издержками, и если бы начать наводить его на подобную мысль, то прошло бы довольно времени, прежде нежели онъ ршился бы выстроить мостъ, — увряю васъ. У него нтъ столько духа, у него слишкомъ мало сочувствія къ выгодамъ страны, и я сейчасъ объясню вамъ причину этого. Тамъ очень много порядочныхъ людей, но людей пришлыхъ изъ другихъ мстъ, они являются туда съ тмъ, чтобы зашибить деньгу, и ни для чего больше, они не зовутъ Галифакса роднымъ краемъ, не чувствуютъ къ нему родственной привязанности и стараются поскоре удрать оттуда, лишь только успли достаточно понаклеваться около Сизыхъ-Носовъ. У нихъ столько же искренней любви къ стран, сколько у мелочнаго торговца, который бродитъ тамъ съ чемоданомъ за плечами. Онъ ходитъ, потому что со временемъ надется имть, онъ вритъ, потому что надется вытеребитъ у васъ деньги, онъ смется, потому что увренъ, что надуетъ васъ. Галифаксъ постоянно наполняется бродячими бдняками и бродячими спекулянтами, они ворчатъ и бормочутъ по цлымъ днямъ, точно медвди, у которыхъ на мордахъ больницы, — ворчатъ за все. и про все, и за всякаго встрчнаго. Они едва въ состояніи сказать два-три порядочныя слова, потому что то и дло возятся съ вашими деньгами, перетираютъ, переминаютъ ихъ въ рукахъ, и, того и смотрятъ, нельзя ли поддть какого нибудь олуха. Эти люди не понимаютъ другаго интереса, кром интереса, опредляемаго количествомъ процентовъ, они умерщвляютъ общественный духъ, не пріобртаютъ сами ничего солиднаго и только скалятъ зубы на чужую нищету. Теперь, если къ этой ста скаредовъ присоединить людей робкихъ, запуганныхъ, невждъ и прохвостовъ, которыхъ вы разумется найдете гд угодно, — то нсколько порядочныхъ личностей, которыя останутся за тмъ въ итог, разумется, не въ состояніи ничего сдлать, потому-то ничего и не выходитъ путнаго. Мн кажется, что будь я Сизымъ-Носомъ, то…. но, слава Богу, я не принадлежу къ этой нелпой семь, потому и не хочу распростаняться о подобной матеріи, впрочемъ, что все идетъ не путемъ въ этой стран,— въ томъ нтъ ни малйшаго сомннія.

За всмъ тмъ, что за земля по берегамъ этого залива! Посмотрите, не правда ли, что прелестная мстность? Вс согласны въ томъ, что нтъ ничего въ свт лучше страны, которая лежитъ отъ насъ къ западу. Что ни посадите, ни посйте тамъ, все взойдетъ и будетъ расти прекрасно, а вс припасы и вообще содержаніе себя тамъ такъ дешево, что вы можете жить, не тратя ничего. Но все это неподходящее для насъ ново-англичанъ, мы не можемъ тамъ похвалиться здоровьишкомъ, а кой чортъ ужь въ дешевой пищ, если у васъ вчная диспепсія, если вы постоянно страдаете несвареніемъ желудка! Тамъ нашъ братъ едва, въ состояніи пережить отъ весны до весны, какъ разъ превратится въ желтый осенній листъ. Тамъ случается съ нами то же самое, что съ нашими кораблями, построенными въ Мэн изъ самыхъ лучшихъ брусьесъ, или даже изъ настоящаго американскаго дуба, (а кажется дознано, что это отличнйшее дерево для кораблестроенія), пошлите такой корабль въ Остъ-Индію и продержите его тамъ малую-толику, черви разомъ изъдятъ вамъ его какъ ршето, набуравятъ такъ, что въ каждую дыру хоть гусь такъ пролетитъ, не помявъ крыльевъ. Таковъ въ своемъ род и западный климатъ.

Жаръ сушитъ тамъ суставы колнъ и локтей, ослабляетъ шалнеры всхъ членовъ тла и придаетъ вамъ болзненный, старческій видъ. Теперь, кто же захочетъ подвергать свою жену или дочерей своихъ, кто же захочетъ самъ подвергаться неудобствамъ подобнаго климата, изъ-за того только, чтобы получать съ десятины тридцать четвериковъ пшеницы вмсто пятнадцати? Въ груди нашей, при мысли объ этомъ, что-то начинаетъ шевелиться, и мы не соглашаемся жертвовать судьбою существъ близкихъ вашему сердцу. Отдайте мн берегъ, а сами возьмите дальній западъ и ступайте туда, если вамъ угодно.

Эта мстность также плодоносна какъ Илланой или Огіо, также здорова по своему климату, какъ любой край во вселенной, соленой воды, къ которой мы, ново-англичане, такъ привыкли, здсь вдоволь, но здшнему народу недостаетъ трехъ вещей: промышленности, предпріимчивости, экономіи, вдь эти Сизые-Носы ршительно не умютъ цнить подобной мстности. Посмотрите только на нее, посмотрите, какое здсь раздолье для всякаго рода длъ и предпріятій — здсь центръ провинціи, естественная столица Майнзскаго бассейна земель при Фундійскомъ залив — здсь распутіе Сентъ-Джона, Канады и Соединенныхъ Штатовъ, неистощимый запасъ смолы, гипсу, булыжнаго камня, оселка — а чищобы — да что объ этомъ говорить! Я бы желалъ только, чтобы вс подобныя преимущества существовали у насъ, боле ничего не могу сказать объ этомъ. Нашъ народъ очень похожъ на горный кленъ: приткните его какъ ни попало, хоть вершиной внизъ, и онъ пуститъ корни и будетъ рости, но посадите его на землю, въ самомъ дл плодородную, подобно здшней, дайте ему вс средства къ развитію, и тогда онъ такъ и потянется вверхъ, такъ и ползетъ врознь, — тогда ужь пожалуй и не сладишь съ нимъ. Если бы мсто это было въ нашихъ рукахъ, мы бы сдлали изъ его что нибудь боле порядочное нежели каково оно теперь. Въ одинъ годъ у насъ поспла бы желзная дорога въ Галифаксъ, которая подняла бы оба пункта, ею соединяемые. Я часто говорю объ этомъ здшнимъ олухамъ, но они отвчаютъ всегда одно и тоже: ‘ахъ, говорятъ они, — хорошо бы, да мы слишкомъ бдны, слишкомъ молоды!’ ‘Вы мн напоминаете, отвчаю я имъ обыкновенно, — вы мн напоминаете длинноногаго и длиннохвостаго жеребенка, который былъ нкогда у моего отца. Этотъ жеребенокъ сохранилъ названіе ‘жеребенка’ до самой смерти, а прожилъ онъ, надо вамъ сказать, аридовы вки, и, хотя его кормили на убой, онъ былъ всегда худъ и жидокъ какъ плеть. Онъ всю свою жизнь пробылъ жеребенкомъ — до конца остался молодымъ и бднымъ, такъ и вы пробудете молодыми и бдными до конца вашихъ дней.’

По возвращеніи нашемъ въ гостинницу, погода, которая давно уже хмурилась, сдлалась очень бурйою. Дождь лилъ непрерывно въ продолженіе трехъ дней и дороги сдлались совершенно непрозжими, продолжать мое путешествіе было ршительно невозможно. Потому я расположился взять мсто въ почтовомъ дилижанс, хавшемъ въ Галифаксъ, и довершить остальную часть моей поздки и слдующемъ году. Мистеръ Сликкъ далъ мн слово встртить меня здсь въ іюн мсяц, и точно также сопровождать меня въ моихъ странствованіяхъ, какъ онъ это длалъ изъ Эмгерста. Я съ особеннымъ удовольствіемъ помышляю о нашемъ будущемъ свиданіи. Пріемы часовщика и его манера говорить представляли мн много новаго и занимательнаго, тогда какъ его здравый умъ, наблюдательность и неподдльный юморъ длали его бесду и пріятною, и наставительною. Во многихъ случаяхъ я, разумется, не раздляю его мнній, но я все таки чрезвычайно люблю выслушивать его замчанія объ обществ и обычаяхъ Галифакса, объ организаціи мстнаго управленія — предметы, о которыхъ мой спутникъ высказывалъ самыя оригинальныя и вмст справедливыя мннія.

Когда я занялъ мсто въ дилижанс, то, прощаясь со мною, мой бывшій спутникъ шепнулъ мн: ‘смотрите, въ вашемъ плащ вы найдете завернутый ящикъ, въ немъ тысяча настоящихъ гаваннскихъ сигаръ перваго сорта — безъ обману — вещь высокаго разбора. Когда вы будете курить ихъ, то вспоминайте изрдка о вашемъ старомъ товарищ, Сам Сликк, Часовщик.’

ГЛАВА XXV.
ВСТРЧА.

Кто удостоилъ прочитать предъидущія главы ‘Часовщика’, кто познакомился уже съ ‘Словами и Длами мистера Самюэля Сликка’, тотъ вспомнитъ конечно, что наше путешествіе во Новой Шотландіи, окончившееся у Виндзора осенью, было пріостановлено вслдствіе худой погоды и дурныхъ дорогъ, и что мы оба съ моимъ товарищемъ условились возобновить наше странствованіе съ будущей весны. Но увы! весна не приходила. Люди зовутъ еще извстное время года этимъ привлекательнымъ именемъ, но это пустое названіе. Vox et praeterea nihil! Небольшой промежутокъ, отдляющій конецъ зимы отъ начала лта, по настоящему не заслуживаетъ названія весны. Растительность здсь такъ могуча, что долины часто покрываются зеленью прежде, нежели снгъ растаялъ въ лсахъ. Здсь замтно разительное сходство между туземцемъ и климатомъ, въ которомъ онъ живетъ: одинъ не знаетъ юности, другой не видитъ весны, и оба терпятъ отъ недостатка этой приготовительной поры. Всему недостаетъ обработки. Ни умъ, ни грунтъ земли здсь не приготовлены, въ собственномъ смысл слова, здсь недостаетъ времени. Фермеръ долженъ чрезвычайно спшить всми полевыми работами, чтобы бросить зерно въ землю довольно рано для обезпеченія будущаго урожая. Разумется, при этомъ опускается много такого, что должно бы быть непремнно сдлано, остальное исполняется небрежно, поконецъ-рукъ. Таже самая поспшность замчается и въ воспитаніи и сопровождается подобными же результатами, мальчишку прямо изъ пеленокъ толкаютъ въ школу, изъ школы по-скоре сажаютъ за ремесло, искусство или другую профессію, и за тмъ суютъ его въ свтъ, прежде нежели умъ его порядочно направленъ и достаточно обработанъ.

Когда я нашелъ мистера Сликка въ Виндзор, то выразятъ ему сожалніе, что не встртилъ его въ боле раннюю пору года.

— Право, мн кажется, сказалъ я, что здсь вовсе не бываетъ весны.

— Не знаю хорошенько, отвчалъ онъ:— не случалось мн порядочно подумать объ этомъ, впрочемъ я всегда былъ того мннія, что мы въ состояніи втоптать въ грязь всевозможные климаты, вс согласны въ томъ, что нашъ американскій климатъ первый на бломъ свт. Можетъ быть, что весна у насъ и коротенька, но за то она переходитъ на другой конецъ лта и составляетъ продолжительную и самую пріятную осень.

— Это, замтилъ я, значитъ уклоняться отъ прямаго отвта, я говорилъ о краткости весны, а не о сравнительныхъ достоинствахъ вашей осени, которая, готовъ этому поврить, очень привлекательная часть американскаго года. Я буду у васъ просить одной милости, въ продолженіе ныншняго путешествія,— избгать той привычки, которой вы особенно предавались въ прошломъ году — привычки превозносить все американское и унижать все британское. Эта привычка очень заразительна и она оказываетъ уже замтное вліяніе за вашъ національный характеръ. Я полагаю, что самъ я, боле чмъ кто нибудь, чуждъ такъ называемыхъ національныхъ предразсудковъ, и потому имю право осуждать другихъ за подобные предразсудки. Я не длаю никакихъ возраженій противъ восторженныхъ похвалъ, которыя вы расточаете вашей родин, вашимъ учрежденіемъ, или самому народу, но съ условіемъ впрочемъ, чтобы вы не требовали прямаго согласія съ моей стороны, и чтобы не отзывались неуважительно объ англичанахъ.

— Хорошо, хорошо, посмотримъ, подумаемъ, отвчалъ онъ.— Вы говорите, что у васъ нтъ предразсудковъ, а сами не можете слышать, когда говорятъ про нашу великую націю, про нашихъ свободныхъ и просвщенныхъ гражданъ. Капитанъ Ауль, какъ онъ называлъ себя, вмсто Голль, — потому что я ршительно не встрчалъ англичанина который бы порядочно говорилъ по англійски,— такъ же уврялъ, что у него нтъ ни росинки, ни маковаго зернышка изъ числа предразсудковъ, а между тмъ во всхъ трехъ томахъ своихъ путешествій по Соединеннымъ Штатамъ (могущественнйшей, по общему отзыву, стран между полюсами) нашелъ только два случая похвалить нашу братью, онъ хвалитъ лишь обходительность нашего народа въ отношеніи къ нему, да хвалитъ наши государственныя тюрьмы. Никто такъ не слпъ какъ тотъ, кто не хочетъ видть, а вашъ народъ поневол не хочетъ видть, потому что знаетъ, что не выдержитъ.

— Не выдержитъ — чего? спросилъ я.

— Не выдержитъ соперничества съ американцами, не перенесетъ превосходства ихъ надъ собою, отвчалъ онъ. Нечего сказать, этотъ предметъ приходится вашимъ землякамъ не по-нутру,— желудокъ британскій не можетъ переварить этого убжденія, оно становится вашему брату поперекъ горла. Но ужь, какъ ни виляйте, а солнце ваше сло за тучи, не блестть уже ему по прежнему на горизонт. Народу вашему скоро придется вычеркнуть свое имя изъ списка первостепенныхъ націй. Его слава скрылась на другой берегъ Атлантическаго океана и избрала своимъ постояннымъ мстопребываніемъ Соединенные Штаты. Какъ ни берите: — человкъ за человка, армія на армію, корабль на корабль, на суш и на мор, въ открытомъ пол или въ засад, въ счастливый часъ или въ пору невзгоды, — мы важно пошибали вашъ народъ, это фактъ — пусть опровергаетъ его кто хочетъ, а мы будемъ тянуть васъ за нитку до скончанія вка. Всякій согласится, что въ насъ боле физическихъ, нравственныхъ и умственныхъ силъ нежели у какого бы то ни было народа за земномъ шар, мы люди съ прямымъ, строгимъ, здоровымъ, возвышеннымъ умомъ — и чортъ мы возьми, если я говорю неправду. На пресной или соленой вод, на океан или озер, везд красный крестъ опускается и звзды возвышаются на неб. Отъ Бенкеръ Гилля вплоть до Новаго Орлеана земля наша пышетъ славою своихъ героевъ. Да, наша молодая республика есть уже великанъ, стоящій одною ногою на Атлантическомъ, а другою на Тихомъ океан, голова его превышаетъ верхи горъ, а въ рук его….

— Ружье, стрляющее въ блокъ — не такъ ли? сказалъ я, прерывая часовщика: — очень приличное занятіе для такого долговязаго, длинноногаго болвана.

— Хорошо, хорошо, отвчалъ мистеръ Сликкъ, съ свойственнымъ ему хладнокровіемъ и добродушіемъ, которое отличало его при самыхъ горячихъ спорахъ:— хорошо, но дайте хоть такое ружье ему въ руки, и конечно вы увидите, что онъ порядочно стрляетъ. Однако, мн нужно взглянуть на Стараго Клея и приготовить его для нашего путешествія, которое, говорю вамъ заране, будетъ довольно продолжительно,— взявъ шляпу, онъ отправился къ стойлу.

— Да что — этотъ господинъ — сумасшедшій что ли онъ, или выпилъ лишнее? спросилъ меня какой-то незнакомецъ, пріхавшій со мною изъ Галифакса въ одномъ дилижанс.— Мн еще никогда не случалось встрчать такого празднаго болтуна, у меня сильно чесались руки — не уберись онъ самъ заблаговременно, — сильно чесались руки показать ему двери. Можно ли быть до такой степени самолюбивымъ и тщеславнымъ: онъ ршительно несносенъ!

— Жаль, что вы не узнали его поближе, отвчалъ я.— Могу васъ уврить, что онъ въ полномъ ум и вовсе не пьянъ, это очень даровитый и разсудительный человкъ. Я встртился съ нимъ случайно въ прошломъ году, когда путешествовалъ по восточной части провинціи, и хотя мн непонравилась сначала слишкомъ нецеремонная манера, съ которою онъ навязался ко мн на знакомство, но я скоро убдился, что его основательныя свднія о провинціи, ея населеніи и образ правленія могутъ быть мн особенно полезны. Онъ отъ природы обладаетъ юморомъ, знаетъ множество анекдотовъ, очень оригиналенъ,однимъ словомъ, это личность типическая. Я просилъ его проводить меня отсюда до Шельберна, и оттуда вдоль по атлантическому берегу до Галифакса. Если мой товарищъ по путешествію можетъ служить мн вмст и руководителемъ, то я не знаю, какого еще выбора желать. Онъ даетъ мн случай изучить характеръ янковъ, которыхъ типическій образецъ онъ представляетъ въ самомъ себ, даетъ возможность узнать ихъ привычки, обычаи, извдать ихъ образъ мыслей. Онъ теперь какъ разъ показалъ вамъ экстрактъ ихъ національнаго тщеславія, тщеславіе это можетъ бытъ немногимъ превышаетъ тщеславіе французовъ, но здсь оно рзче и грубе обозначается. Онъ очень хорошо знакомъ со всмъ, что относится до организаціи американскаго правительства,— предметъ для меня чрезвычайно любопытный. Объясненія, которыя я получаю отъ него, даютъ мн возможность сравнивать формы этого правленія съ британскими и колоніальными учрежденіями, и проливаютъ яркій свтъ на умозрительные проэкты вашихъ нововводителей. Я старался изобразить его во всевозможныхъ позахъ и при самой разнообразной обстановк, я тщательно отмчалъ вс наши разговоры, такъ что я льщу себя надеждою, что когда окончу это путешествіе, то буду столько же знать объ Америк и американцахъ, сколько люди, писавшіе цлые томы объ этомъ предмет.

ГЛАВА XXVI.
ПУТЕШЕСТВЕ ПО АМЕРИК.

— Пивали ли вы когда нибудь, сквайръ, воду изъ Темзы? спросилъ меня часовщикъ: — я вамъ скажу, это одна изъ величайшихъ диковинокъ въ свт. Возвратясь изъ Польши, куда я здилъ для закупки волоса, я отправился изъ Лондона на корабл и поневол долженъ былъ попробовать этой водицы. ‘Послушайте, сказалъ я однажды капитану корабля, — мн кажется, что вы хотите отравить насъ этой грязной, отвратительной, ужасной водой. Какимъ образомъ пришло вамъ въ голову взять на корабль такую дрянь?’

‘— Извините, мистеръ Сликкъ, отвчалъ капитанъ: — вы еще не знаете,— такой воды вамъ не найдти зато въ цломъ мір, изъ нея приготовляется превосходнйшій портеръ, она усиливаетъ броженіе, отдляетъ пну, очищаетъ дрожжи, и портеръ, наконецъ, дйствуетъ, на славу, вы не смотрите, что въ Темзу, чрезъ сточныя трубы, сливается всякая нечистота помой, — это ровно ничего.’

— Такъ, изволите видть, сквайръ, и наша великая страна ни-дать-ни-взять какъ вода Темзы: она принимаетъ гь себя всякаго рода людей, но, несмотря на то, когда вся эта дрянь выбродятъ, какъ слдуетъ, и наконецъ дастъ осадокъ, то выйдетъ изъ нея свтлый потокъ! Какъ бы я желалъ, чтобы вы сами похали и посмотрли на нашу сторону! Я готовъ быть вашимъ провожатымъ, безъ всякихъ съ вашей стороны издержекъ. Я бы составилъ проэктъ новаго сочиненія и собралъ бы подписчиковъ, взялъ бы образчики съ лоуельскихъ факторій на случай заказовъ, короче, сталъ бы спекулировать, на сколько бы требовали того мои путевые расходы.

Вы непремнно должны видть все сами, — изъ книгъ вы ничему не научитесь. Я перечиталъ вс путешествія но Америк, но дльнаго въ нихъ не нашелъ ни на грошъ. Господа туристы не понимаютъ насъ. Они напоминаютъ мн одного адвоката, допрашивавшаго преступника, адвокатъ не добивался отъ него истины, а хотлъ узнать дло на столько, сколько было нужно для оправданія обвиненнаго, предлагалъ ему лукавые вопросы, съ цлью получить такой отвтъ, какого самъ желалъ, останавливалъ подсудимаго, когда тотъ спшилъ говорить, торопилъ и понукалъ его, когда тотъ мшкалъ, выхвалялъ до небесъ показанія его защитниковъ и порицалъ обвинителей, называя ихъ лжецами, кляузниками и бездльниками.. Тоже самое можно сказать и объ англійскихъ путешественникахъ, вмсто того, чтобъ оглядться кругомъ и прежде всего всмотрться въ предметы, а потомъ уже придти къ какому нибудь мннію или заключенію, они съ самаго начала ршаютъ, какъ длу быть, а затмъ отыскиваютъ факты, которые бы могли служить опорой ихъ убжденіямъ. Прізжаетъ къ намъ, напримръ, вельможный тори, и республика такъ непріятно поражаетъ его обоняніе, что онъ путешествуетъ, вздернувши носъ, словно моська крупной породы. Прізжаетъ какой нибудь радикалъ (а, я вамъ скажу, англійскіе радикалы самыя презрнныя созданія — это фактъ), кислый какъ уксусъ, съ такой сердитой и голодной рожей, какъ у медвдя, который только что покинулъ берлогу,— и тотчасъ же начинаетъ уврять, что у насъ нтъ свободы мннія, что наши министры не одарены нравственной энергіей, что наши большіе города въ рукахъ богачей. Такимъ людямъ ничто не нравится. Наконецъ являются оптимисты,— разрядъ людей, которые оглушатъ васъ своими пылкими разсужденіями о совершенств человческой природы, эти люди все видятъ сквозь призму радужнаго цвта, они готовы обратить все и всхъ въ прекрасныя созданія съ крыльями золотистыхъ бабочекъ, въ ихъ глазахъ наша великая страна есть настоящій рай и наши люди какъ будто только сейчасъ сбросили съ себя земную оболочку и превратились въ нчто неземное.

Я рдко, или, врне сказать, никогда, не говорю съ ними, разв только когда захочется потшить ихъ. Они считаютъ себя всезнайками, главная цль ихъ путешествія состоитъ въ томъ, чтобъ стрлой пролетть по Гудсону, пронестись водъ всми парусами по озерамъ, оттуда пройти въ Миссиссипи до Новаго Орлеана, потомъ въ Нью-Йоркъ и вверхъ по Киллоку, наконецъ возвратиться домой на военномъ корабл и написать книгу. Они привозятъ съ собой огромнйшій запасъ замтокъ, въ род слдующихъ: ‘плюются…. таращатъ глаза…. казнь безъ суда…. сожиганіе живыхъ… взрывы пароходовъ…. страшные пни по ркамъ… невольники…. воровство…. Техасъ…. тюрьмы…. мужчины говорятъ протяжно… Женщины говорятъ громко… т и другія ходятъ чрезвычайно быстро… болтовня безъ умолка на пароходахъ и въ омнибусахъ…. анекдоты’, и т. д. Изъ всего этого выходитъ книга. Если ее пишетъ тори, то въ журналахъ торіевъ заговорятъ, что боле удовлетворительнаго описанія еще никогда не выходило, разсказъ дескать живой, интересный, умный, если авторъ ея радикалъ, то газеты его партіи зашумятъ, что это сочиненіе въ высшей степени философское (и дйствительно, когда у писателя зайдетъ умъ за разумъ, и онъ напишетъ страшную чушь, тогда смло можно сказать, что его сочиненіе проникнуто философіей), что въ этомъ сочиненія виднъ взглядъ государственнаго человка, — твореніе неподражаемое, бросающее сильный свтъ на современныя политическія. событія. А я такъ за вс эти книги не далъ бы щепотки табаку.

Мои земляки поступаютъ съ ними такъ, какъ индйцы поступали нкогда съ чайками. Эти лукавые охотники натягивали особаго устройства сть, клали на нее пойманныхъ сельдей, треску или какую нибудь другую рыбу и потомъ подползали подъ сть, лишь только чайки опускались на рыбу, какъ ихъ хватали снизу за ноги и такимъ образомъ он попадали въ руки охотниковъ. Вслдствіе этого, если какой нибудь простофиля поддается обману, у васъ говорятъ обыкновенно, что онъ ‘втюрился какъ чайка’. Если земляки мои не всегда ловятъ въ такую западню британскихъ путешественниковъ, то это крайне жаль. Впрочемъ они таки не теряютъ удобнаго случая подурачить ихъ, это фактъ.

Третьяго года я встртилъ на пароход одну путешественницу, она носила французское имя, которое вотъ такъ и вертится на язык, а вспомнить не могу, впрочемъ, вроятно, вы догадаетесь о комъ я говорю? она много писала объ экономіи, не о домашней экономіи, о которой бы слдовало писать дамамъ, о политической, въ которой дамы ровно ничего не смыслятъ. Въ одной рук госпожа эта держала трубу. Вотъ гляжу я на нее да и думаю: ‘кого это она намрена окликать въ трубу? не хочетъ ли она узнать, какъ далеко эхо раздается по рк?’ Я долго смотрлъ на нее наконецъ узналъ, что это была слуховая трубка.

‘— Ну, сказалъ я тогда самому себ: — эта дама не похожа на англійскихъ путешественниковъ, т, говоря вообще, носятъ при себ увеличительныя стекла и до такой степени утрируютъ въ своихъ описаніяхъ вс предметы, что, прочитавъ ихъ книгу, вы ни за что въ мір не узнаете этихъ предметовъ въ натуральной ихъ величин — та же дама., напротивъ, не слыхала и половины того, о чемъ собиралась писать, и слдовательно, при изданіи книги, наврала бы только вполовину противъ своего желанія.

Чудная страна, мистеръ Сликкъ, произнесла она, обращаясь ко мн.— Я въ восторг отъ нея. Роскошная, очаровательная страна!

— Да, отвчалъ я:— безъ сомннія очаровательная страна. Такихъ мстъ вы нигд не найдете.

— О! какіе виды, какая зелень, какіе лса, какая рка! какъ бы я желала полетть, вонъ съ тмъ орломъ, подъ голубой небесный сводъ и оттуда любоваться всми красотами этого края, какъ на ландкарт! Какое наслажденіе!— здсь каждый предметъ представляется какъ будто въ увеличенномъ и вмст съ тмъ въ величавомъ вид.

‘— Видали ли вы кентуккійцевъ? спросилъ я.’

‘— Нтъ еще.

‘— Такъ подождите восхищаться, пока не увидите ихъ. Вотъ, ихъ величина такъ ужь наврное понравится вамъ, и вамъ скажу, это настоящія страшилища, по своимъ размрамъ, соединеніе формъ лошади и аллигатора, и въ добавокъ, что за разрушительная сила — ужасъ!

‘— Но вдь я не говорю о людяхъ, возразила она: — я только любуюсь красотами природы.

‘— Правда, правда, отвчалъ я: — и я когда-то любовался красотами природы, но къ счастію излечился отъ этого недуга..

‘— Присядьте, пожалуста, на эту скамейку,’ сказала тогда дама: — разскажите мн, какъ это случилось, подобныя исторіи могутъ служить прекраснымъ руководителемъ къ познанію человческихъ ощущеній’.

‘Ну — подумалъ я — дло не обойдется безъ философствованія. Ужь если на то пошло, такъ никто и ничто не могло бы повести къ врнйшему и точнйшему познанію человческихъ ощущеній, какъ наши москитосы въ лтнія ночи. Вотъ ужь самые врные руководители въ этомъ случа!’

‘— Извольте, сказалъ я, обращаясь къ моей собесдниц.— Надобно ващь замтить, что первые мои опыты по части часовыхъ спекуляцій производились въ Канад, и что въ первый разъ мн привелось прохаться съ запасомъ часовъ по Гурону. По прибытіи въ нашъ фортъ, въ Гратіот, я совершенно неожиданно нашелъ тамъ, въ качеств отряднаго командира, сына стариннаго американскаго героя, и именно сына одного сержанта, участвовавшаго въ Бенкергильскомъ сраженіи. Я самъ былъ сыномъ стараго ветерана, и это обстоятельство какъ-то особенно сблизило васъ. Онъ купилъ у меня часы и предложилъ остаться погостить у него до прибытія Мичиганскаго пакебота. Прекрасно. Я остался, и однажды вечеромъ, съ джентльменомъ, жившимъ по близости форта, пилъ чай на открытомъ воздух, чайный приборъ былъ вынесенъ въ бесдку, отненную жимолостью, дикимъ виноградомъ и разной разностью въ растительномъ род, изъ бесдки виднлись, фортъ, великолпное озеро и безконечный лсъ, мстность очаровательная — это фактъ, птицы стадами вились вокругъ нашихъ головъ, опускались на насъ и пли восхитительно, мн казалось, что это была самая романическая сцена, какую только я видывалъ съ тхъ поръ, какъ считаюсь заблудшимъ гршникомъ. Я сказалъ объ этомъ жен моего пріятеля (нмк, прибывшей на корабл съ эмигрантами), и прибавилъ, что хоръ этихъ воздушныхъ пвчихъ предпочитаю лучшему нью-йоркскому оркестру музыкантовъ, это натуральная музыка, прибавилъ я:— она плнительна, восхитительна.

— Да, отвчала жена моего новаго пріятеля: — но я больше люблю слушать этихъ музыкантовъ издали, нежели вблизи, такія гадкія, грязныя твари: пачкаютъ и подносъ и сахаръ, посмотрите сюда — я вотъ третій разъ мою эти чашки!

‘— Врите ли, я заболлъ отъ подобнаго зрлища! и посл того ни въ чемъ уже не находилъ и капли романтичности.

Выслушавъ мой разсказъ, англичанка встала съ мста и посмотрла на меня очень строго.

‘— Вы, кажется, любите шутить, мистеръ Сликкъ, сказала она: — вы очень похожи на ирландца, вы очень живо напоминаете мн этихъ простодушныхъ, простосердечныхъ, говорливыхъ людей.

‘— Благодарю васъ, мармъ, за этотъ комплиментъ, отвчалъ я: — дйствительно мы очень похожи другъ на друга какъ по физіономіи, такъ и по костюму, зато, при высадк ирландцевъ за нашъ берегъ, отъ этого сходства происходятъ весьма частыя недоразумнія.’

Разговаривая такимъ образомъ, мы незамтно коснулись догматовъ религіи и разумется другъ передъ другомъ старались доказать преимущества обрядовъ нашихъ церквей. Диспуты по этому предмету заключились со стороны моей спутницы словами, что у насъ, въ дл религіи, будто бы боле стараются дйствовать на нервы, нежели на разсудокъ.

‘— Извините, отвчалъ я: — этотъ образъ мн не нравится. Я помню одну леди, на нервы которой, въ самомъ дл, такъ сильно подйствовали, что она совершенно переродилась.

‘— Какъ это было? спросила моя спутница: — подобная исторія всего лучше объяснитъ мн ваши убжденія.

‘Послушайте: жила-была одна дама, сказалъ я (я не думалъ, что разскажу ей исторійку, которая какъ пазъ придется для ея книги), — дама, которая, хотла управлять своимъ мужемъ боле круто, чмъ требовала того гармонія супружеской жизни., — жена вмшивалась въ дла, совершенно для нея недоступныя, и требовала первенства своимъ мнніямъ въ политик, религіи и во всемъ другомъ., Такое поведеніе жены приходилось мужу не понутру. Вотъ, онъ всталъ однажды очень рано, когда жена еще спала, вышелъ изъ дому и привелъ портнаго прямо въ спальню супруга, лежавшей въ постели, — ‘сними съ этой женщины мрку для панталонъ, сказалъ онъ: она ршилась носить ихъ, такъ пусть же узнаетъ объ этомъ весь городъ’, и съ этими словами, онъ поднялъ надъ головой портнаго добрую плеть, въ знакъ того, что требуетъ повиновенія. Такой поступокъ совершенно излечилъ его дражайшую половину: она просила прощенія, молила о пощад, рыдала, и наконецъ дала общаніе повиноваться во всемъ своему мужу. Мужъ пощадилъ ее, но его выходка произвела на долго спасительное дйствіе. Вотъ, что я называю: дйствовать на нервы. Воображаю, какъ бы она стала визжать, и коверкаться, еслибъ портной…’

‘— Прекрасно, прекрасно, сказала путешественница, отодвигаясь отъ меня на нсколько шаговъ, чтобъ не слышать моихъ комментаріевъ — да, это очень поучительная исторія.’

Вотъ въ томъ-то и дло. Въ иныхъ случаяхъ вы настоящіе китайцы: у нихъ два языка, письменный и разговорный. Иностранцы умли изучить только одинъ разговорный, но вс тайны китайской религіи и правительственной системы облечены въ непостижимыя фермы письменами языка, которыя еще до сихъ поръ не разоблачились вполн предъ европейцами. Тоже самое можно примнить и къ намъ, у насъ также два языка: одинъ для иностранцевъ, другой собственно для домашняго обихода. Иностранецъ непремнно долженъ знать и тотъ и другой, иначе онъ не пойметъ васъ. Мы, подобно другимъ народамъ, подвергались своего рода испытаніямъ, заблужденіямъ, хлопотамъ и ошибкамъ, — да и странно бы было утверждать противное, но кто же изъ насъ захочетъ распускать ихъ въ огласку по блому свту? Загляните въ прошлогодній отчетъ нашего президента: ‘Мы, говорилъ онъ, можемъ считать себя счастливйшимъ народомъ на всемъ земномъ шар, миръ и изобиліе господствуютъ у насъ по всей стран, — денегъ столько, что не знаешь на что ихъ употребить,’ а на дл выходитъ, что финансовое состояніе нашего государства было тогда очень незавидно. ‘Страшный пожаръ въ Нью-Йорк, продолжалъ президентъ, не причинилъ ни одного банкрутства.’ Въ этомъ случа президентъ былъ совершенно правъ, а отчего? оттого, что вс наши магазины были наполнены въ то время товарами, купленными у насъ для лондонскихъ и ліонскихъ фабрикъ, само собою разумется, посл этого, что банкрутства произошли не у насъ, а въ Лондон и Ліон. Президентъ совтовалъ намъ доле держаться золотаго правила: ‘не обижай другихъ, и самъ не будешъ обиженъ’ Прекрасно сказано, но только въ то самое время, какъ это говорилось, нашъ главнокомандующій вступалъ форсированнымъ маршемъ въ Мехиканскія владнія, южные жители угощали штыками Техасъ, а наши войска на сверовосток хотли оказать точно такую же пріятельскую услугу Канад, и ждали только того, когда Папино отзовется, что ‘все готово.’ Президентъ нашъ хвастался, что у насъ будто бы нтъ государственнаго долга, — а между тмъ огромный излишекъ звонкой монеты національнаго банка далеко не покрывалъ національныхъ долговъ каждаго отдльнаго штата.— Мы не взваливаемъ, какъ это длаютъ англичане, на чужія плечи нашихъ затруднительныхъ обстоятельствъ, считая подобный поступокъ неприличнымъ, даже въ высшей степени неблаговиднымъ, мы говоримъ про наши домашніе недуги особымъ языкомъ, говоримъ про себя. Если не врите мн на слово, такъ спросите британца, бывшаго повреннымъ въ длахъ при мистер Мадисон, въ то время когда вспыхнула послдняя наша война, этотъ британецъ былъ единственнымъ человкомъ въ Вашингтон, который ровно нечего не зналъ о войн, а не зналъ потому, что не понималъ нашего таинственнаго языка.’

‘— Не лучше ли бы вамъ отправиться теперь домой, уложить свои вещи и хать ко дворамъ?’, сказалъ мистеръ Мадисонъ этому британцу, когда тотъ явился на оффиціальный балъ.

‘— хать домой! произнесъ англичанинъ, вздернувъ брови и наморщивъ лобъ, какъ будто онъ хотлъ сказать: ‘не съ ума ли вы сошли, милостивый государь!’

‘— Да, да, домой, ко дворамъ, отвчалъ Мадисонъ.

‘— Зачмъ?

‘— А за тмъ, что мы объявили вамъ войну.

‘— Войну! возразилъ англичанинъ: — вы шутите, вы сметесь! я не могу вамъ поврить, въ моихъ депешахъ объ этомъ ничего не сказано.

‘— Можетъ быть, отвчалъ президентъ очень хладнокровно, (впрочемъ легкое движеніе его рта показывало, что онъ хотлъ звнуть, но удержался, вроятно, потому, что это было бы неприлично),— можетъ быть, но сколько могу понять вещи, мн кажется, что вчера я объявилъ вамъ войну, какъ разъ въ то самое время, когда вы играли съ мистриссъ Мадисонъ въ шахматы.’

Говорятъ, что въ эту минуту многіе пожалли несчастнаго британца: такъ онъ былъ убитъ этимъ извстіемъ, такъ неожиданно и глубоко униженъ. Вотъ то-то и есть, сквайръ, когда я говорю, что вамъ нельзя понять насъ, вы всегда сметесь надо мной, а я таки опять вамъ скажу, что безъ толмача вамъ никогда не раскусить нашего брата, это ясно. Мы говоримъ по англійски, говоримъ и по американски и вамъ непремнно нужно научиться говоритъ по американски, если вы хотите понимать американцевъ.

ГЛАВА XXVII.
РАЗГОВОРЪ ПО ЛАТЫНИ.

— Видали ли вы нашихъ деревенскихъ барышень? сказалъ мистеръ Сликкъ: — видали ли вы, когда он разоднутся въ шелкъ, разукрасятся кружевами, лентами, и пойдутъ по улицамъ, съ зонтиками въ рукахъ, какъ будто опасаясь, что солнце растопятъ ихъ какъ восковыя куклы, или что оно сгонятъ румянецъ съ ихъ щекъ, какъ сгоняетъ краски съ ситцевыхъ шторъ? Это настоящее раззореніе для нашей страны. Не нищеты должны бояться каши Сизые-Носы, потому что они никогда не знавали ея, да можетъ быть никогда съ ней и не познакомятся, нтъ! они должны страшиться подражанія знати, или такъ называемому джентльменству и бгать его какъ чумы. Поврьте мн, что это подражаніе губитъ ихъ на-чисто. Они не хотятъ казаться тмъ, что есть на самомъ дл, но тмъ, чмъ они никогда не бывали не могутъ быть, они живутъ слишкомъ роскошно, одваются еще роскошне, а, между тмъ не умютъ удовлетворять этой потребности и боятся труда. Загляните на любой ихъ митингъ, вотъ мсто, гд кажется нельзя бы было ожидать увидть ничего, кром грубаго деревенскаго сукна, домашняго приготовленія тканей и полотняныхъ шляпокъ, а между тмъ вы найдете тамъ такую богатую выставку тончайшихъ суконъ, шелковыхъ матерій, дорогихъ платковъ, мериносовыхъ и газовыхъ тканей, кружевъ и блондъ, что, право, на вс эти тряпки можно бы купить прекрасную ферму въ колоніи. А что всего хуже въ этомъ обыкновеніи: погубятъ молодыхъ людей, которые становятся такими же болванами, каками видятъ пожилыхъ, все это происходитъ отъ пустаго самолюбія, суетности и ложнаго воспитанія. Помню, однажды я халъ по этой самой дорог въ Нью-Канаанъ, но неожиданно нагналъ Набала Грина, который тащился по дорог, въ своемъ вагон, до половины нагруженномъ разными покупками изъ мелочныхъ лавочекъ, сплошь и рядомъ попадающихся на перекресткахъ дорогъ.

‘— Что это значитъ, Набалъ, спросилъ я: — ты кажется хочешь сдлаться купцомъ: я вижу, ты везешь съ собой множество товаровъ, ты пожалуй прослывешь эдакъ страшнымъ богачомъ. Ужь не получилъ ли ты наслдства?

‘— Ахъ! дружище Сликкъ, отозвался онъ:— ну, какъ ты поживаешь? вотъ ужь не думалъ-то встртиться съ тобой на этой дорог! Дло вотъ въ чемъ: моя старуха намрена дать вечеринку, по случаю прізда нашей Арабеллы, которую только что выпустили имъ пансіона. Мы пригласили самыхъ почетныхъ изъ нашихъ сосдей, — и доктора, и адвоката и пастора, словомъ сказать, пригласили не какія нибудь подонки, а самую, что называется, пночку нашего общества, не снятое молоко, а настоящія сливки. Вотъ по этому-то Руь и хочетъ, чтобъ все было пристойно, благоприлично. Она говоритъ, что вдь такія пирушки у насъ длаются рдко, но ужь если положено сдлать, то не ударить же себя въ грязь лицомъ, нужно, чтобъ все было на джентльменскій ладъ. Было, бы крайне жаль и обидно, еслибъ она не поставила на столъ и каленыхъ оршковъ, и вареньица, и яблочнаго пуддинга, и пирожковъ, и сосисокъ, всмъ, братецъ мой, дана теперь у насъ работа, вотъ ужь лучшая часть недли проведена въ приготовленіяхъ. Я не жалуюсь на это, но вришь ли, весь домъ повернули вверхъ дномъ: то надобно прибрать въ одной комнат получше, то изъ другой комнаты нужно перетащить что-нибудь въ третью, словомъ, идетъ такая суматоха, что я былъ радъ-радешенекъ, когда мн дали порученіе, которое удалило меня отъ дому на нсколько миль. Не задешь ли и ты къ намъ сегодня, мистеръ Сликкъ? вс будутъ рады видть тебя, а я съ своей стороны покажу теб такихъ красавицъ изъ нашей колоніи, какихъ ты только и можешь встртить въ одномъ Коннектикут.

‘— Хорошо, отвчалъ я: — пожалуй заду, не могу не сознаться при этомъ, что первое удовольствіе для меня — это быть въ кругу хорошенькихъ рзвушекъ.’

Вечеромъ я прізжаю къ Набалу, ставлю въ стойло моего Стараго Клея, вхожу въ домъ, и, дйствительно, попадаю въ такое собраніе, какого еще никогда не видывалъ. Прекрасный полъ сидлъ съ одной стороны, а мужчины размстились около дверей, и съ большимъ одушевленіемъ говорили о чемъ-то въ полголоса. Одинъ изъ нихъ, молодой малый, разсуждалъ о политик, это былъ торгашъ, поставленный на ноги какимъ-то купцомъ изъ Галифакса,— для того, чтобы ослплять и раззорять колонію блескомъ мишуры никуда негодной, и въ которой никто не нуждался, онъ говорилъ съ такимъ жаромъ и увлеченіемъ, что мало по малу отдлился отъ кружка и выставилъ себя на показъ всей публики.

Этотъ мистеръ Боббинъ былъ дэнди большой руки, казалось, что онъ только что вышелъ изъ рукъ портнаго: съ вытянутыми впередъ губами и нахмуренными бровями, онъ какъ будто размышлялъ о чемъ-то серьзномъ, покачивалъ толовой, и безпрестанно мигая, онъ, по видимому, зналъ очень многое, но только не хотлъ длиться своими свдніями съ другими, онъ отзывался о достоинствахъ людей всколзь и съ нкоторымъ пренебреженіемъ, какъ будто вс поди были въ его глазахъ кускомъ дрянной матеріи, къ которой онъ не хотлъ даже прикоснуться своими ножницами, за то и ученъ былъ мистеръ Боббинъ, говорилъ, какъ по писанному, и всегда употреблялъ слова самаго большаго калибра. Я не возлюбилъ этого человка, и при каждомъ удобномъ случа старался дать ему щелчка. На митингахъ онъ былъ первымъ краснобаемъ, ораторомъ, у котораго однако только простофили учились говорить, а ближе всего его можно было сравнить съ грязной лужей, въ которой молодые утята пробовали плавать. Онъ, какъ нельзя лучше, могъ читать лекціи о просвщеніи въ желзныхъ балаганахъ и разсуждать о политик за прилавкомъ. Росту былъ онъ немалаго, говорилъ всегда громко, и, вообще, въ собственныхъ своихъ глазахъ былъ великій человкъ. Онъ дйствовалъ въ дух преобразованія. Въ его лавк каждый гвоздь и винтъ носили свой девизъ, выражавшій явное пренебреженіе къ обыкновенному порядку вещей.

‘— Извините, сэръ, говорилъ онъ кому-то изъ мужчинъ, къ то время какъ я вошелъ въ комнату,— но эта страна разлагается въ пухъ и прахъ отъ вліянія аристократіи, гордой, надменной аристократіи, безнравственной, одеревенвшей и окаменвшей аристократіи: заверните эту аристократію въ бумагу, прикройте ее размалеванными гербами, завяжите ливрейнымъ галуномъ, бросьте на всы, и вы увидите, что она не перетянетъ другой чашки. Вы не найдете въ ней честности ни на фунтъ, ни на унцъ, ни даже на золотникъ. Этой стран чего-то недостаетъ, но чего именно,— того вы не отыщете въ каталог аристократическихъ качествъ.

‘— Но, вотъ честности нтъ, напримръ, на вашихъ рынкахъ, сказалъ я:— почему вы не выпишете ее сюда, и не распространите въ народ? вы бы извлекли изъ этой спекуляція значительный барышъ, и оказали бы услугу отечеству: это было бы дло чистаго патріотизма. Мн пріятно видть, продолжалъ я: — что честный человкъ съ такимъ жаромъ разсуждаетъ о политик. Впрочемъ, долго странствуя по свту толкаясь между людьми, я сдлалъ слдующее замчаніе: когда кто нибудь начинаетъ подозрвать, что весь міръ состоитъ изъ бездльниковъ и что онъ только одинъ порядочный человкъ, то подобный господинъ, наврное, самъ величайшій…. (‘плутъ и мошенникъ’, прошепталъ кто-то изъ окружающихъ, но прошепталъ такъ громко, что каждый могъ слышать, все общество едва-едва удержалось отъ смха)…. отличный экспертъ въ этомъ дл, докончилъ я свою фразу.— Пожалуста, если вы достанете этого вожделннаго качества, дайте намъ знать, какъ будете вы продавать его: на аршины ли, на четверти или на фунты? этого товара я не встрчалъ ни въ какомъ тариф, и не знаю какъ онъ измряется — въ длину, въ ширину, по объему или на всъ.

‘— Хорошо, хорошо, проговорилъ онъ, стараясь улыбнуться и наказать, что не понялъ моего намека: — непремнно дамъ вамъ знать, Тмъ боле, что подобное свдніе можетъ пригодиться вамъ при продаж часовъ. Пожалуй, что въ числ аристократовъ и вы будете моимъ покупателемъ. Ну, а въ какомъ положеніи ваши часовыя дла въ настоящее время? продолжалъ онъ, толкая локтемъ твоего сосда, какъ бы желая этапъ сказать, ‘теперь моя очередь’:—каково идутъ ваши часы?’

‘— А ни дать ни взять, какъ деревенскіе торгаши, которыхъ мн случалось встрчать на своемъ вку, отвчалъ я — идутъ, пока не ослабнетъ пружина или не спустятся гири, а тогда заведешь, и они снова пойдутъ. Часы, точно также какъ и торгаши, идутъ хорошо, пока стоятъ на своемъ мст, но лишь только перенесешь ихъ съ этого мста — и они начинаютъ непростительно врать.’

‘Мотай себ на усъ, молодой человкъ — подумалъ я про себя — итакъ, вс говорятъ, что у насъ дескать въ Новой Шотландіи слишкомъ мало часовщиковъ изъ Янковъ, некому вишь проучивать такихъ грубіяновъ, какъ этотъ раздушенный франтъ.’

‘— Вы сегодня какъ-то особенно расположены острить, сказалъ онъ: — врно вы приняли горчичныя пилюли?

‘— Да, я люблю горчицу съ дтства, впрочемъ и Сизымъ-носамъ прямо не мшало бы глотать ея побольше: это, можетъ быть, помогало бы имъ переверстать свои шуточки.

‘— Что вы, что вы, сказалъ онъ на это:— увряю васъ, что у меня и въ мысли не было васъ обидть.

‘— Я также вовсе не желаю оскорблять васъ, отвчалъ я въ свою очередь.— Однако, послушайте, Боббинъ, все это время вы отзывались обо мн довольно рзко, вы выставляли всхъ янковъ такими же низкими людьми, какъ велики, по вашимъ понятіямъ, вс ваши великіе люди. Я не обращалъ на это вниманія, я только сказалъ самому себ: ‘пусть его вретъ, его разговоръ напоминаетъ мн мистриссъ сквайръ Ичобадъ Бэрчъ.’

‘— Разскажите, разскажите, что это такое? вскричали въ одинъ голосъ вс члены общества.

‘— А вотъ что, началъ я: — мистриссъ Бэрчь однажды рано поутру спустилась съ лстницы, и вдругъ увидала, что въ углу корридора кучеръ ея цалуетъ кухарку, разумется, она крайне этимъ оскорбилась.

‘— Ахъ ты негодная! ахъ ты неряха! вскричала мистриссъ Бэрчь: — вонъ изъ моего дома сію минуту, я не хочу, чтобъ у меня происходили такія безчинства. Съ глазъ моихъ долой, чудовище! и ты тоже, сказала она ирландцу-кучеру: — чтобы я тебя не видала, чтобъ духу твоего здсь не было. Ахъ вы безстыдники! да какъ вы не сгорите отъ стыда, вонъ, вонъ отсюда.

‘— Хи, хи! произнесъ въ эту минуту сквайръ, спускаясь съ лстницы, въ халат и туфляхъ.— Эй! что тутъ случилось?

‘— Да ничего, отвчаетъ Патъ, почесывая въ затылк:— ничего, ровно ничего, только госпожа сказала, что въ этомъ дом ей одной можно цаловаться, а боле никому. Кухарка спрятала къ себ въ карманъ мой складной ножикъ, и не хотла отдать его мн. Она бросилась изъ кухни, я за ней. и вотъ здсь поймалъ ее. Я засунулъ руку къ ней въ карманъ, нашелъ тамъ свои ножикъ, и въ наказаніе хотлъ поцаловать ее — только и всего. Но вотъ на бду пришла госпожа, поймала насъ и изволила разгнваться, кром меня, говорятъ, никто не смй этого длать.

‘— Тс! тс! сказалъ тогда сквайръ: — ступайте по мстамъ и чтобъ впредь этого не было.

‘— Вотъ и вы, мистеръ Боббинъ, ни дать ни взять какъ мистриссъ Бэрчь: вы полагаете, что кром васъ никто не иметъ права быть честнымъ человкомъ, но, смю васъ уврить, что въ этомъ случа вы сильно ошибаетесь.’

Почувствовавъ руку у себя за плеч, я обернулся и, къ крайнему моему изумленію, встртился лицомъ къ лицу съ мармъ Гринъ.

‘— Скажите на милость, неужели это вы, мистеръ Сликкъ, вскричала она. А я такъ давно-давно желала видть васъ! Здоровы ли вы? Надюсь, что все у васъ благополучно.

‘— Я веселъ, какъ водка, мармъ, отвчалъ я: — хотя и не такъ крпокъ, какъ водка, но еще веселе длаюсь отъ удовольствія видть васъ. Какъ вы поживаете?

‘— Да понемножку, все суечусь да хлопочу, кое-какъ еще держусь на ногахъ, впрочемъ, скоро хочу передать вс хлопоты моей Арабелл, вы еще не видали ея?

‘— Нтъ, отвчаю я: — не имлъ еще этого удовольствія, слышалъ только, что изъ нея вышла прелестная двушка.

‘— Постойте же, сказала мармъ, взявъ меня за руку: — я васъ представлю ей. Прелестная двушка, мистеръ Сликкъ, вы правы, и хотя мн не слдовало бы черезчуръ хвалить ее, но все-таки скажу, что она красавица и отлично образована Изъ здшнихъ ни одну нельзя сравнить съ ней дочь нашего пастора, которая пробыла цлую зиму въ сентъ-джонскомъ пансіон, не съуметъ подержать свчи для моей Арабеллы.

‘— Неужели? сказалъ я.

‘— Ршительно не съуметъ, просто самонадянная двчонка, и еще поднимаетъ носъ туда же. Одинъ джентльменъ, чудесный музыкантъ, котораго вы врно слышали въ звринц, говоритъ мн: ‘ну, говоритъ, мармъ Гринъ, ваша дочь прелесть, что такое! какой у нея прекрасный тушъ, удивленье да и только! вс двицы умютъ кое-какъ бренчать, но ваша дочь въ этомъ отношеніи чудо совершенства.’ И разумется, она должна быть чудомъ совершенства, прибавила маменька въ вид сентенціи: — вдь изъ пансіона вышла первая.

‘— Врно, вы поторопились пріхать за ней.

‘— Ахъ, мистеръ Сликкъ, вы все шутите! Она вышла первая по наукамъ.

‘— По наукамъ! о, это другое дло.

‘— Да, да. по наукамъ! Впрочемъ, по моему мннію, науки еще не такъ важны, а напримръ, живопись, а?… я была бы въ отчаяніи, если бы дочь моя не умла рисовать, и не звала бы, какъ теперь, употребленія красокъ!

‘— Употребленія красокъ, произнесъ я съ изумленіемъ:— гм! А я такъ всегда былъ такого мннія, что натуральная краска всего лучше. Я бы даже ни за что въ мір не поцаловалъ ту двушку, которая любила бы краситься. Покойница матушка говорила, что кто румянится и блится, тотъ ходитъ подъ чужимъ флагомъ, посл этого, право было бы удивительно, еслибъ вы позволили своей дочери слишкомъ много заниматься красками, теперь еще едва ли ей это необходимо.

‘— Какой вы несносный! вскричала мармъ Гринъ!— я говорю совсмъ не о блилахъ и румянахъ, я говорю о картинкахъ Арабеллы.

‘— О картинкахъ! а, теперь я понимаю, такъ вотъ какъ, она рисуетъ! Да, эту способность вы не часто встртите въ прекрасномъ пол.

‘— Я дала ей полную свободу развить эту способность. Послушай, Арабелла, моя милая, поди сюда, душа моя, и принеси мистеру Сликку твою картинку, ту самую, гд за рк представлены два корабля, шлюпъ капитана Ноя Оака и шкуна Петра Цинка.

‘— Ахъ, мама, отвчала миссъ Арабелла, поднявъ свою хорошенькую головку: — вы хотите, чтобъ я показала картинку мистеру Сликку? да онъ будетъ смяться надъ ней, вдь онъ смется надо всмъ, что не сдлано руками янковъ.

‘— Смяться! вскричалъ я: — извините, я не позволилъ бы себ поступить такъ неприлично, особенно въ отношеніи къ такой молоденькой леди, какъ вы. Какъ это можно!

‘— Разумется, замтила мать:— принеси же Белла, моя милая, мистеръ Сликкъ проститъ теб маленькіе недостатки, не правда ли, мистеръ Сликкъ?

‘— Въ этомъ вы можете быть уврены, отвчалъ я.

Посл нсколькихъ довольно удачныхъ попытокъ выказать притворную скромность, миссъ Арабелла исчезаетъ и вскор возвращается съ огромнымъ акварельнымъ рисункомъ, способнымъ замнить оконную ставню. Она несетъ его, прижавъ къ лицу, точь въ точь какъ бодливыя коровы носятъ надъ глазами доски, которыя не позволяютъ имъ бросаться на людей.

‘— Каково? сказала мать, съ такимъ самодовольствіемъ, съ какимъ павлинъ распускаетъ свои перья.— Каково, мистеръ Сликкъ? вдь вы большой знатокъ въ живописи, я сама видла, какъ вы искусно золотите я бронзируете, не правда ли, что это великолпно?..

‘— Великолпно! воскликнулъ я.— Ч полагаю, во всхъ штатахъ не отыщется соперницы вашей дочери, вы сами, я думаю, ничего подобнаго не видали въ вашей провинціи.

‘— Не только, что въ нашей, но и во всхъ сосднихъ.

‘— Это верхъ совершенства, сказалъ я.

И дйствительно, сквайръ, взглянувъ на это произведеніе, вы бы умерли отъ смха. Представьте себ два корабля, поставленные одинъ надъ другимъ, наверху огромное черное облако, а подъ днищемъ шкуны церковный шпицъ.

‘— Прекрасно, повторялъ я: — удивительно хорошо, это фактъ! Но гд же вода-то, миссъ? Вы врно еще не сдлали ея? вотъ, когда вы нарисуете воду, то ваша картина будетъ совершенствомъ въ своемъ род.

‘— Да я еще не кончила ея, сказала миссъ Арабелла.— Знаете, впрочемъ, что представлять воду вдь очень трудно!

‘— Въ самомъ дл? сказалъ я: — дйствительно трудно?

‘— Да, отвчала она: — это одна изъ труднйшихъ вещей для подражанія, я не могу сдлать ее сразу, и боюсь не попасть на настоящій цвтъ. Мистеръ Акръ, нашъ учитель, говорилъ, что воду нужно длать прямыми штрихами, иначе она выйдетъ ненатуральною и непріятною для глаза, но и корабли рисовать также очень трудно, если вы сдлаете ихъ только подъ снастями, то рисунокъ покажется сухимъ, рзкимъ, а если представите корабли подъ парусами, то при этомъ надобно знать все, что касается до постановки парусовъ при различныхъ втрахъ, если не выполните этого условія, контуры выйдутъ тяжелы.

‘— Неужели это такъ? спросилъ я.

‘— Непремнно такъ, отвчала она: — совладть съ втромъ и водой, это еще ничего, но соблюсти въ картин настоящій эффектъ, вотъ задача, для этого нужна продолжительная практика.’

Мн стало досадно, при вид такой самоувренности въ молоденькой двушк, которая бралась разсуждать о дл, совершенно ей незнакомомъ.

‘Боже мой! сказалъ я самому себ:— сколько хлопотъ трудовъ принимаютъ за себя люди, чтобъ выдлать дураковъ изъ своихъ дтей. Вотъ хоть бы теперь, передо мной стоитъ двочка, которая недавно была ребенкомъ, казалось бы, что она должна быть мягка какъ воскъ, что изъ нея можно лпить, что хочешь, такъ нтъ — характеръ ея уже отвердлъ, онъ постепенно обращается въ твердую массу, изъ которой трудно выработывать что нибудь изящное.’

Пока Арабелла уносила свой рисунокъ, ея мать обратилась ко мн и сказала:

‘— Ну, что, мистеръ Сликкъ? вдь, кажется, я имю нкоторое право гордиться своей дочерью, здсь, дома, она бы совершенно была заброшена, но я ршилась дать ей воспитаніе, и потому отправила ее въ пансіонъ, слдствія моей ршимости вы видите сами. До отъзда своего туда, она три года провела въ школ взаимнаго обученія,— вы знаете, что это такое? вдь и у васъ въ Штатахъ тоже есть школы взаимнаго обученія, мистеръ Сликкъ?

‘— Кажется есть, отвчалъ я: — это школы, куда мальчики и двочки ходятъ вмст, я самъ ходилъ въ такую школу, и уже въ довольно зрлыхъ лтахъ. И, Боже мой! какое чудное было то время! Мн кажется, что нтъ мста, гд бы скоре можно было выучить таблицу умноженія. Помню однажды…

‘— Перестаньте, мистеръ Сликкъ, я хочу сказать о пансіон, гд молодые джентльмены и леди обучаютъ другъ друга латыни и англійскому языку.

‘— Обучаютъ латуни! вскричалъ я?— вы говорите, что они тамъ учатся латуни? Ну, въ этомъ еще есть нкоторый смыслъ, впрочемъ, я до сихъ поръ не зналъ, что въ вашихъ краяхъ существуетъ подобное заведеніе. Я самъ умю длать латунь: покойный отецъ посылалъ меня для этого въ Нью-Йоркъ въ ученье, смшайте извстныя пропорціи галмейнаго камня съ красной мдью, и выйдетъ такая латунь, что мдь будетъ такъ же трудно отличить отъ золота, какъ одну горошину отъ другой, кром того, есть еще другой способъ приготовленія латуни, которою покрываютъ желзо, эта латунь очень близко подходитъ къ самому лучшему серебру. Признаюсь вамъ, что умнье приготовлять латунь чрезвычайно пригодилось мн въ моемъ ремесл — это фактъ. Оно помогло мн придавать простой мди видъ благородныхъ металловъ, увряю васъ.

‘— Скажите, ради Бога, о чемъ вы говорите, сказала мистриссъ Гринъ:— у меня и въ мысли не было вашей латуни, я заговорила объ латыни, которой учатъ во всхъ пансіонахъ.

‘— Ну этого я не знаю, отвчалъ я:— другаго рода латуни я нетолько не видывалъ, но и не слыхалъ о ней. Какая же она? позвольте васъ спросить, похожа на….

‘— Къ чему притворяться?— вы знаете ее очень хорошо, вы только показываете видъ, что незнаете, и показываете для того, чтобъ посмяться надо мной. Клянусь честью, вы не пропускали теперь ни одного удобнаго случая потрунить на на мой счетъ.

‘— Пусть меня убьютъ на повалъ, если это правда, сказалъ я,— сдлайте милость объясните, что это за латунь,— къ чему можно примнить ее къ шелковымъ ли тканямъ, къ выдлк ли цыновокъ, или къ тонкой пряж изъ хлопчатой бумаги?

‘— Ваша голова, замтила она, — какъ ни кружится, а все таки остановится на какой нибудь фабрик. Латынь есть…. Набалъ, скажи мн пожалуста, что такое латынь?

‘— Латынь, отозвался Набалъ: — Латынь есть…. гмъ! есть…. есть то, чему учатъ въ школахъ взаимнаго обученія.

‘— Да мы лучше тебя знаемъ, что ей учатъ въ школахъ, мистеръ умница. А ты скажи намъ, что такое латынь! Арабелла, другъ мой, поди сюда и скажи намъ, что это такое.

‘— Что такое латынь…. а вотъ что: am-о я люблю, am-at онъ любитъ, am-amus мы любимъ, вотъ это и значитъ латынь.

‘— Чортъ возьми! сказалъ я:— да на поврку это выходитъ очень привлекательная вещь: но только, если латынь означаетъ любовь, а любовь латынь — то я полагаю, вамъ не было особенной необходимости — (при этомъ я привсталъ, и взялъ ручку маленькой рзвушки) не было особенной необходимости посщать школу взаимнаго обученія, чтобъ изучить эту науку, сама природа вдь учитъ васъ…. (и я прошепталъ ей на ухо окончаніе моей сентенціи), въ эту минуту маменька повернулась ко мн.

‘— Перестаньте, мистеръ Сликкъ, перестаньте, что вы шепчете ей на ухо?

‘— Ахъ мама, отозвалась дочь, отвчая на крпкое пожатіе моей руки: — если бы вы знали какъ онъ прекрасно понимаетъ латынь, право, вполн понимаетъ…

— Такъ садись же на мое мсто, сказала мармъ Гринъ — и говори съ нимъ полатыни, все таки это будетъ служить теб практикой,— и вмст съ этимъ она удалилась въ другой конецъ комнаты, разршивъ васъ говорить по латыни.

Во время нашей бесды, въ комнату вошелъ докторъ Ивори Гови ухмыляясь, крякая и потирая руки, какъ будто онъ хотлъ сказать что-то чрезвычайно остроумное. Впрочемъ лишь только онъ показался, какъ Арабелла встала и ушла, сказавъ что терпть его не можетъ.

‘— Ахъ, мистеръ Сликкъ! началъ докторъ: — какъ ваше здоровье? какъ поживаете? Скажите, какого вы мннія о текущихъ длахъ вообще? Какъ вы думаете, можно ли встртитъ подобную выставку прелестныхъ двушекъ въ вашемъ Сликвилл? Я полагаю, при этомъ удобномъ случа, (и онъ такъ протянулъ слово полагаю, что вс окружавшіе насъ расхохотались), вы не упустите избрать себ подругу жизни.

‘— Да, отвчалъ я: — ваша правда, красавицъ здсь много, только он не удостоятъ вдь меня своимъ вниманіемъ, другое дло вы….

‘— Я, возразилъ онъ, отступая назадъ, и принимая величавую позу,— я! и онъ вздернулъ носъ, какъ лягавая собака, вспугнувшая птицу. Если я удостою кого нибудь изъ прекраснаго пола своимъ выборомъ, то эта особа непремнно должна быть леди.

‘Ну, хорошъ же ты гусь, подумалъ я, скажите, и въ немъ бездна высокомрія!.. постой, пріятель, я отплачу теб той же самой монетой.

‘— Знаете что, докторъ?— говорю я ему: — вы мн напомнили теперь собаку адвоката Эндикота.

‘— Какую собаку? какъ, что такое? раскажите, раскажите! раздалось со всхъ сторонъ, замтно было, что этого доктора никто терпть не могъ.

‘— Извольте, началъ я:— у этого адвоката была огромная собака, которую онъ вздумалъ таскать за собой повсюду, даже въ засданія. Эта собака въ особенности не жаловала судей, и при всякомъ удобномъ случа бросалась на нихъ и обрывала имъ платье. Судьи то и дло говорили адвокату, чтобы онъ гонялъ собаку изъ присутствія, или держалъ ее впередъ дома. Наконецъ, старый судья Порсонъ, выйдя изъ терпнія, сказалъ однажды констаблю: ‘выгони вонъ эту тварь!’ и при этомъ далъ собак такого пинка, что она съ воемъ и визгомъ отлетла въ другой конецъ комнаты. Разумется, продлка эта показалась адвокату очень обидною, и потому онъ счелъ нужнымъ объясниться съ своею собакой. ‘Помпей,’ сказалъ онъ, ‘поди сюда!’ Собака, поджавъ хвостъ, подошла къ нему. ‘Сколько разъ я говорилъ теб, что ты не долженъ показываться въ дурное общество! Вотъ теб за это, вотъ теб!’ и онъ началъ угощать собаку страшными пинками. ‘Впередъ прошу вести знакомство только съ джентльменами!’ Собака разумется выбжала вонъ какъ одурлая.

‘Что вы хотите сказать этою исторіей? произнесъ Гови, оскаливъ зубы точно бульдогъ.

‘— Ничего! отвчалъ я:— одно только разв, что собака иногда по ошибк попадаетъ въ общество, въ которомъ ей не слдовало бы быть, не если, попавъ туда, она начинаетъ забываться, то ее безъ дальнйшихъ разсужденій гонятъ вонъ пинками’, вслдъ затмъ я всталъ я перешелъ на другую сторону комнаты.

Съ тхъ поръ, доктора Гови прозвали Эндикотовой собакой. Я очень этому рядъ, по дломъ ему, вислоухому ослу! Были, конечно, и такіе, которые, выслушавъ меня, бормотали, что этимъ анекдотомъ часовщикъ, дескать, поясняетъ свое собственное положеніе, но избгая ссоръ и непріятностей, я длалъ видъ, что ничего не слышу. Въ другомъ конц, у самаго стола, я неожиданно встртился съ мистеромъ Боббитомъ, онъ держалъ въ рукахъ стаканъ грогу, казался чрезвычайно гнвнымъ, и до такой степени, какъ говорится, заливалъ за галстухъ, что началъ размышлять вслухъ. ‘Опять идетъ этотъ…. это чучело… обшмыганная метла…. янки…. деревянный мускатъ…. такъ и хочется дать ему пинка. Арабелла, да и та носъ вздернула… негодная двчонка…. зазналась…. рожица порядояная…. въ голов втеръ…. точь въ-точь, какъ часы Сликка…. выкрашены и позолочены снаружи…. а внутри гнилое дерево. Она какъ разъ подъ масть Ивори Гови…. одной породы…, огромная голова…. длинныя уши…. выйдетъ чудесная пара ословъ!— Ну! тащится этотъ старый птухъ…. проповдуетъ о воздержаніи?… увряетъ, что вода лучше джину…. убраться лучше отъ него подальше.’

‘Да, подумалъ я: на двор ужь чуть не утро, дай-ка и и отправлюсь, пойду осдлаю Стараго Клея, и поду домой.’

Только что я вышелъ на дворъ, какъ услыхалъ, что кто-то такъ и хлещетъ бичемъ и кричитъ благимъ матомъ. Я осмотрлся во вс стороны, и увидалъ, что Боббинъ сидитъ въ своей телжк и что есть силы погоняетъ частоколъ. На свжемъ воздух онъ окончательно одурлъ. Вообразилъ себ, что частоколъ повезетъ его телжку.

‘— Кто тутъ? вскричалъ онъ, услыхавъ мои шаги.

‘— Часовщикъ, отвчалъ я.

‘— Сдлайте милость, поверните мою лошадь, выведите ее на дорогу. Не хочетъ идти, да и только.

‘— Нтъ, не выведу, отвчалъ я:— этимъ испортишь хорошую лошадь, все будетъ надяться, что ее станутъ выводить. Хорошенько ее бичемъ-то,— бичемъ-то, вотъ такъ! вдь у нея бока не то, что у моей клячи: выдержатъ! вотъ такъ!’

‘И я ухалъ, оставивъ Боббина хлестать частоколъ не наживотъ, а за смерть. ‘Вотъ, думаю, оселъ, такъ оселъ, ужь нечего сказать, отличный!’

На другой день я встртилъ Набала.

‘— Ну что, мистеръ Сликкъ? какъ поживаешь? Ты-таки славно отдлалъ нашего торгаша! ничего! по дломъ ему, впередъ будете умне, ужь слишкомъ зазнался! Онъ насъ ни во что не ставитъ, хочетъ, чтобы вс были ниже его, потому что самъ не можетъ стать выше другихъ: зналъ бы себя, да не совался туда, гд его не спрашиваютъ, такъ дло-то вышло бы лучше, чаще бы мрилъ на свой аршинъ, да рже болталъ языкомъ.— Между нами, мистеръ Сликкъ, я вотъ что хочу сказать теб по секрету, вдь ты никому не передашь, я замчаю, что моя старуха ршительно хочетъ окружить голову Арабелл. Вся эта живопись, пніе и латынь полезны, я не спорю, но полезны тмъ, у кого много лишняго времени, кому нечего длать дома, лучше заниматься хоть чмъ-нибудь, нежели сидть, сложа руки, нашему же брату нужно присмотрть и за полями, и за птицей, и за сотней овецъ, такъ ужь вздоръ-то можно бы и въ сторону. Будь такъ добръ, дружище, скажи, какъ ты думаешь объ этомъ? я всегда любилъ выслушивать твои мннія, ты такъ здраво судишь, ты больше моего знаешь свтъ.,

‘— Ты спрашиваешь моего совта, другъ Набалъ, сказалъ я:— изволь я теб дамъ совтъ, хотя и не берусь быть хорошимъ судьей въ длахъ, въ которыя замшана женщина. Женщина во всякомъ случа женщина, это фактъ, и знаешь, если кто ее раздразнитъ,— ну, тотъ можетъ быть увренъ, что она его ужалитъ. Впрочемъ я долженъ. сказать теб, что ты вполовину правъ. Самая лучшая музыка для дома фермера, это самопрялка, самая лучшая живопись, умнье красить пряжу, а тамбуринъ, это ткацкій станокъ. Учи Арабеллу трудиться, быть благородной, умной, скромной и бережливой. Она у тебя славная двочка, только смотри, теперь не избалуй ее, и не позволяй закружиться, а то все дло выйдетъ дрянь. Замть, что самая врная аксіома въ жизни фермера есть слдующая: изъ доброй дочери и хорошей хозяйки всегда выйдетъ хорошая жена и добрая мать.

ГЛАВА XXVII.
СНЖНЫЙ СУГРОБЪ.

Кто читалъ исторію Новой Шотландіи. (Алибуртона сочиненіе, которое вмст съ исторіей Куттиганка мистера Джоза Сликка, представляетъ самое интересное описаніе самыхъ интересныхъ предметовъ), тотъ, вроятно, припомнитъ, что добрый городъ Аннаполисъ древнйшій городъ въ сверной Америк. Но авторъ опустилъ одинъ замчательный фактъ, если я осмлюсь сообщить читателямъ, въ добавокъ, что кром своей древности, этотъ городъ притомъ и самый врноподданный на всемъ западномъ полушаріи, то авторъ, конечно, не сочтетъ это за дерзкую выходку и посягательство на его права. Аннаполисъ съ самаго своего основанія сохранялъ этотъ характеръ, а потому аттрибутъ Royal, какъ знакъ особенной милости, постоянно прибавлялся къ его названію, каждымъ изъ правительствъ, подъ властію которыхъ онъ находился. Во время владычества французовъ, городъ этотъ былъ въ большой милости и назывался Портъ-Ройяль, но добрая королева Анна, удостоивъ принять ее подъ свое покровительство, дала ему имя Аннаполисъ Роійяль.

— Вроятно, мистеръ Сликкъ, сказалъ я: — здсь-то и было снесено яйцо тою удивительною птицей, которой потомство распространилось по всему лицу этого огромнаго материка.

— Именно здсь, — и неправда ли, что это прекрасная птица! Какія перья, какой ростъ! при красот павлина, у нея орлиный полетъ, орлиное мужество! Какая величавая поступь, я какой зоркій глазъ! Свтъ никогда еще не видывалъ ничего подобнаго, — это фактъ. Воображаю я, какое зло разбираетъ англичанъ, когда они подумаютъ только, что эта птица сидла у нихъ нкогда въ клтк и что они не съумли удержать ее, впрочемъ они вообще народъ завистливый.

— Ну, нтъ, этого нельзя сказать, отвчалъ я: — увряю васъ, между ними почти не найдется человка, который бы не отдалъ справедливости всему, что вы избрали своею національною эмблемой: и фантастически гордой поступи павлина, и мелодически насмшливымъ звукамъ его голоса, и пышному наряду его, и наклонности къ роскоши и блеску, которыми онъ гордится передъ свтомъ, кокетливо расправляя свой хвостъ, усыпанный звздами, и доброму характеру птицы, который обнаруживается въ ея благосклонности ко всмъ юнымъ и слабымъ птенцамъ другихъ породъ, — неподвижному….

— Я самъ былъ того же мннія, прервалъ мистеръ Сликкъ: — но не говорилъ вамъ прежде объ этомъ, потому что боялся, что вы станете смяться, къ тому же я не зналъ, позволено ли будетъ толковать о предмет, который въ нкоторомъ отношеніи можетъ задть вашу національную гордость.— Однако не правда ли, сквайръ, что ныньче чрезвычайно жаркій день? Мн кажется, что такіе дни хоть для Вестъ-Индіи такъ въ пору. Я готовъ для прохлады спустить съ себя все мясо и остаться на время при однхъ костяхъ, право, такого знойнаго дня мн не случалось испытывать въ теченіе многихъ лтъ. Не дурно бы сдлать легонькій лимонадъ: у мармъ Бэйли врно можно достать матеріалы для этого напитка, она постоянно ихъ держитъ для членовъ Общества Трезвости.

Надобно вамъ замтить, что климатъ въ Новой Шотландіи часто переходитъ въ крайности: я переживалъ здсь и самую жаркую и самую суровую погоду. Никогда не забуду одной ночи, которую, я провелъ здсь, зимы три тому назадъ. Чуть-чуть не замерзъ, право. Сколько помнится, это было въ конц февраля, мн хотлось перехать отсюда черезъ заливъ въ Сентъ-Джонъ, гололедица была страшная и стужа такая, какой я не испытывалъ во всю свою жизнь.

Были уже поздніе сумерки, когда я пришелъ сюда.

‘— Ахъ, мистеръ Сликкъ, говоритъ мн мармъ Бэйли: — я не могу придумать, что мн длать съ вами, гд мн васъ пріютить: у меня вс уголки заняты прізжими изъ Галифакса, ршительно весь домъ биткомъ набить.

‘— Ничего, отвчаю я: — не безпокойтесь, мн вдь немного нужно мста, я гд нибудь прикурну, и кончено, да вотъ, напримръ, лягу здсь передъ каминомъ, тутъ будетъ и покойно и тепло, признаюсь вамъ, я продрогъ до костей и мн страшно спать хочется, разумется, отъ стариннаго правила вамъ не резонъ отступать: кто первый занялъ мсто, тотъ и хозяинъ. Да, да, я подстелю вотъ этотъ коверъ и лгу тутъ.

‘— О нтъ, мистеръ Сликкъ: — какъ это можно! позвольте, позвольте, у вдовы мистриссъ Фернзъ, отсюда всего черезъ улицу, есть лишняя комнатка съ постелью, она иногда отдаетъ ее: такъ я пошлю сказать, чтобъ она приготовила ее для васъ, а завтра вс мои гости удутъ и тогда вы можете занять свою всегдашнюю квартиру.

Такимъ образомъ, посл ужина, старая служанка изъ англичанокъ, Джонни Форкваръ, проводила меня до дома вдовы. Мистриссъ Фернзъ была уже въ очень зрлыхъ лтахъ, но все еще сохраняла веселость характера и миловидную наружность, у нея была дочь, такая прелестная двочка, какой мн не удавалось видть даже во сн. Не знаю, что за причина была тому, — но она замтно страдала меланхоліей, она была прелестна собою, но на лиц ея отражалась грусть, при высокомъ и стройномъ стан, она отличалась прекрасными черными волосами, но зато какъ блдно было ея лицо! единственная краска, которая оставалась еще на матовой поверхности его, это — блдно-розовая полоска, обозначавшая губы. Миссъ Фэрнзъ одта была въ черное, что еще боле придавало блдности ея лицу. Было ли это въ ней природное расположеніе, было ли это слдствіемъ чахоточнаго состоянія или испытаннаго обмана въ любви, я не могъ угадать съ перваго раза, но въ тоже время, не могъ отвести глазъ отъ прелестной двушки.

Я принялъ въ ней живое участіе, мн казалось, я съ особеннымъ удовольствіемъ выслушалъ бы ея исторію, исторія страданій двическаго сердца всегда бываетъ интересна, а что эта двица страдала, въ томъ не было никакого сомннія. Миссъ Фернзъ ни разу не улыбнулась, и смотрла на меня такъ грустно, такъ уныло, съ такимъ равнодушіемъ и апатіей, что мн даже становилость страшно. Ея голосъ до такой степени былъ нженъ и вмст съ тмъ такъ печаленъ, что каждый звукъ его, каждый тонъ — все больше и больше подстрекали мое любопытство.

‘Впрочемъ нечего отчаиваться — думалъ я про себя — завтра же я все узнаю о ней, у здшнихъ сосдей удивительно какъ тонокъ слухъ, ни одинъ сладкій поцалуй въ Аннаполис не обойдется безъ того, чтобъ не огласиться по всему городу, есть даже такія уши, которыя слышатъ эти поцалуи раньше, чмъ они даются и получаются. Какъ во всякомъ небольшомъ городк новости разносятся въ Аннаполис чрезвычайно быстро’.

Между тмъ, въ ожиданіи разршенія моихъ сомнній, я старался шутить и острить, разсказывалъ смшные анекдоты и всякій вздоръ, чтобы только развеселить двушку, но не тутъ-то было: она говорила, слушала, какъ будто не замчая ничего особеннаго, и по прежнему слишкомъ далека была отъ улыбки, лицо ея оставалось холоднымъ, яснымъ и свтлымъ, какъ ледяная поверхность озера, оно было такъ прозрачно, что обозначало самую тонкую фибру, каждую едва замтную для глаза жилку. Спустя немного, старушка леди проводила меня въ комнату, гд въ камин горлъ огонекъ, но если бы вы знали какъ холодна была эта комната! При вход въ нее я испыталъ тоже, что испытываешь, спускаясь въ знойный лтній день въ колодезь, даже теперь застываетъ во мн кровь, при мысли объ этомъ ночлег.

— Вы вдь кончили свой стаканъ, сквайръ, налейте другой — этотъ напитокъ славно освжаетъ.

Я подслъ къ камину и чтобъ хорошенько растопить его (потому что сырыя дрова ни подъ какимъ видомъ не хотли разгараться), подбросилъ въ него кой-какія щепки и обгорлые куски дерева. Потомъ я раздлся, сдлалъ отчаянный прыжокъ въ холодную постель и завернулся во все, что лежало за ней, но и этого было очень недостаточно для поддержанія теплоты. Ну, право, я такъ и думалъ что умру. Морозъ забрался, по видимому, подо вс простыни, дыханіе вылетало изъ груди моей, какъ паръ отъ кипятка и, разстилаясь по одялу, превращалось въ блый иней. Гвозди въ дом хлопали, какъ выстрлы изъ пушекъ съ мокрымъ пыжомъ, съ оглушительнымъ трескомъ они вылетали изъ своихъ гнздъ, отъ времени до времени я слышалъ, какъ мимо дома проходилъ кто-то такъ быстро, какъ будто боялся показать морозу свой носъ, даже на одну секунду, снгъ хрустлъ и скриплъ подъ ногами пшехода, какъ новый башмакъ съ жесткой подошвой.

‘Конечно — думалъ я — придется мн неизбжно замерзнуть’.

Огонь въ камин потухъ и только испускалъ синеватый дыкъ, стекла въ окнахъ покрылись точно какимъ-то мхомъ.

‘Замерзну — думаю я — ршительно замерзну. Если я только засну, то наврное засну безпробудно’.

Я слыхалъ, что когда человкъ замерзаетъ, то его сильно клонить ко сну, такъ-что, не успвая совладть съ собою, онъ засыпаетъ на вки, мн вовсе этого не хотлось. Я ршился не спать и не спалъ почти всю ночь, дрожа всмъ тломъ, какъ въ лихорадк. Зубы у меня стучали безъ умолку, сначала я старался согрться, потирая одну ногу о другую, потокъ съежился въ комокъ и началъ тереть все тло обими руками. Положеніе мое было очень непріятно! Наконецъ я началъ дремать и заснулъ. Вижу во сн, что мимо меня идетъ будто бы стадо овецъ, вотъ я и началъ считать жъ, одну за другой, и никакъ не могъ досчитаться, вдругъ откуда ни возьмись, огромный волкъ, и прямо на меня, отъ испуга я проснулся и потомъ снова задремалъ. Я чувствовалъ, что скоро все для меня кончится, несмотря на вс мои старанія поддержать въ себ остатокъ жизни. ‘Хоть бы свтъ-то скоре показался, все же было бы полегче. Нтъ, думаю, во что бы то ни стало, а я не засну до разсвта…’ Но сонъ пересилилъ меня.

Лишь только закрылъ я глаза и началъ засыпать, какъ вдругъ слышу тихій стонъ и плачь, я всталъ, началъ вслушиваться, но все по прежнему было безмолвно.

‘Врно эти несносные гвозди пугаютъ меня — подумалъ я — да къ тому же, можетъ статься, поднимается втеръ, а это к къ лучшему, врно будетъ перемна погоды’.

Но вотъ я слышу въ корридор легкіе шаги, дверь въ мою комнату тихо отворяется и въ нее на цыпочкахъ входитъ дочь вдовы, въ бломъ длинномъ капот. Посмотрвъ на меня, чтобъ убдиться, сплю ли я, она подходитъ къ камину, садится подл него, подкладываетъ угля, разводитъ огонь и пристально въ него смотритъ. О! какою грустною, какою печальною казалась она въ эту минуту, врите ли, страшно было смотрть на нее.

‘Чтобы могло — говорю я про себя — чтобы могло привести ее сюда, одну, въ ночную пору и въ такую ужасную стужу. Не думаетъ ли она, что я замерзну до смерти? Можетъ быть, не лунатикъ ли она?

Между тмъ двушка продолжаетъ сидть у камина, она похожа скоре на призракъ, нежели на живое существо. Сначала она погрла одну ногу, потомъ другую, потомъ подержала надъ огнемъ об руки и жалобно простонала.

‘Боже мой! Боже мой!— подумалъ я — и это бдное созданіе замерзнетъ также какъ я, врно наступаетъ конецъ міру и мы вс должны умереть отъ холода.’

Отъ страха я задрожалъ всмъ тломъ. Въ то же мгновеніе двушка встала съ мста, и я увидлъ ея лицо,.одна часть котораго закрывалась ея длинными черными волосами, а другая была такъ блдна и такъ холодна, что мн самому сдлалось холодне прежняго, мн послышалось, что шаги ея раздавались громче, я взглянулъ ей на ноги, и воображенію моему представилось, что он у нея совершенно окоченли. Она подошла къ моей постели, и, глядя на меня, стояла нсколько времени безъ всякаго движенія, потомъ горько заплакала:

‘— И онъ, и онъ тоже обреченъ неизбжной гибели! сказала она: — онъ спитъ теперь сномъ смерти и спитъ такъ далеко отъ своей родины и отъ всхъ своихъ друзей!

‘— О нтъ, милое созданіе, отвчалъ я: — успокойся, я еще не умираю, но ты, ты скоро замерзнешь, если не ляжешь въ постель, ради самого неба, воротись въ свою комнату, иначе ты погибнешь.

‘— Въ ней страшный холодъ, сказала она: — въ ней холодъ смерти, моя постель — глыба снгу, моя подушка — кусокъ льду, мое одяло — ледяная кора, холодъ проникъ въ мое сердце и кровъ перестала во мн обращаться. Я обречена смерти, и о! какъ страшна, какъ холодна эта смерть!

Каково было мое положеніе! я ршительно не зналъ, что длать. Представьте себ несчастную двушку, которая, какъ сумасшедшая, предается отчаянію въ моей комнат, въ глубокую полночь, я такъ и положилъ, что она безумная или лунатикъ. ‘Чмъ — думаю — все это должно кончиться?’ я никакъ не могъ себ этого представить.

‘— Кэти, сказалъ я: — я встану и уступлю вамъ мою постель, если вы озябли, я разведу большой огонь и позову вашу мать, она осмотритъ васъ и дастъ вамъ чего нибудь горячаго, вдь надобно же что нибудь сдлать, я не могу доле видть васъ въ этомъ положеніи.

‘— О нтъ, отвчала она: — ни за что въ мір, что скажетъ моя мать, мистеръ Сликкъ, когда увидитъ меня здсь, въ вашей комнат и въ одномъ этомъ капот, нтъ, теперь ужь поздно, для меня все кончено!’

И съ этими словами, она лишилась чувствъ и упала ко мн на постель. О, какъ она была холодна! Ея холодъ какъ будто переливался въ меня, я чувствовалъ это, одной мысли о томъ достаточно было, чтобъ произвести во мн лихорадочную дрожь. Вы знаете, сквайръ, я человкъ строгихъ правилъ, я былъ скромнымъ съ дтства, но теперь не къ чему да и некогда было церемониться, за моей постели лежала умирающая двушка, я взялъ ее къ себ подъ одяло, и, въ надежд отогрть ее, обнялъ ее обими руками, но, увы! въ моихъ объятіяхъ лежала уже смерть.

Я дышалъ на ея ледяныя губы, я крпче и крпче сживалъ ее руками, но жизнь, по видимому, совершенно потухла въ ней, и я откинулся отъ нея и прижался спиной къ холодной штукатурной стн. Сжатый съ одной стороны окоченвшимъ трупомъ, а съ другой — оледенвшей стной, я чувствовалъ, что лежу уже въ гробу, — такъ жестко, такъ холодно, такъ сыро было мое ложе, я чувствовалъ, что и во мн потухали послднія искры жизни.

‘Несчастное созданіе!— подумалъ я — неужели ее привело сюда безпокойство о моемъ положеніи? Еще разъ прижму ее къ моему сердцу, можетъ быть, небольшой жаръ, остающійся въ немъ оживитъ ее, хотя въ тоже время и ускоритъ мою смерть немногими минутами.’

Это было послднее, но спасительное усиліе, мн показалось, что бдная Кэти начала дышать…. я заговорилъ съ ней, но вмсто отвта, она зарыдала и слезы ея ручьемъ полились ко мн на грудь, между тмъ я самъ готовъ былъ упасть въ обморокъ, я чувствовалъ, что конецъ мой приближается. Горькія и грустныя мысли цлымъ роемъ толпились въ моей голов, и какъ молнія смняли одна другую.

‘Боже мой!— думалъ я — и посл этого врьте мннію свта! Съ наступленіемъ утра, насъ обоихъ найдутъ здсь мертвыми, и что тогда заговорятъ объ этой прекрасной двушк, что тогда скажутъ объ одномъ изъ вашихъ свободныхъ и просвщенныхъ гражданъ? Люди не брезгуютъ ни какой пошлостію, если только можно приложить къ ней язычекъ, если только это врный путь къ злословію. Никто изъ нихъ не посовстится сказать: ‘Янки бездльникъ, часовщикъ обманщикъ, обольститель’ и проч., и проч.’

Мысль эта сообщила моимъ чувствамъ такой сильный, такой рзкій, такой ощутительный толчекъ, что я проснулся, и увидалъ… увидалъ, что обнимаю снжный сугробъ который нанесло въ отверстіе въ потолк, прямо надъ коей постелью, часть этого сугроба растаяла и капала ко мн на грудь, другая часть примерзла къ одялу и заставляла меня испытывать нестерпимый холодъ. Я проснулся, радуясь отъ чистаго сердца, что это былъ сонъ. Впрочемъ, ночь та не обошлась мн даромъ, летучій ревматизмъ задержалъ меня тамъ на цлыя три недли, — это фактъ.

— Но ваша блдная красавица, спросилъ я:— вы видли ее на другой день? Пожалуйста, скажите, что съ ней сдлалось?

— Поврите ли вы? отвчалъ мистеръ Сликкъ.

На другое утро, когда я спустился внизъ, сидвшая тамъ у камина Кети казалась пышною какъ роза, и веселою какъ канарейка, дло въ томъ, что наканун я прозябъ и такъ сильно мн хотлось спать, что каждый предметъ и каждое живое созданіе казались мн перезябшими и мрачными.

‘— Съ добрымъ утромъ, сэръ, сказала Кети, когда я вошелъ въ пріемную комнату: — съ добрымъ утромъ, мистеръ Сликкъ, какъ вы провели прошедшую ночь? Я боюсь, что комната, въ которой вы ночевали, показалась вамъ ужасно холодною: вдь маленькая Бини, чтобъ лучше растопить каминъ и вытянуть дымъ, открыла окно надъ самой вашей кроватью, и забыла закрыть его, того и гляди, что оно оставалось открытымъ во всю ночь. Я вспоминала объ этомъ уже въ постели и чуть не умерла отъ смху.

‘— Благодарю васъ за участіе, отвчалъ я: — но вы забыли врно, что приходили ко мн въ комнату и сами затворяли это окно.

‘— Я! возразила она: — я приходила въ вашу комнату! Да какъ это можно! Вотъ еще что вздумали, чтобъ я пришла одна въ комнату джентльмена, ни за что на свт!

‘— Еслибъ я только озябъ, отвчалъ я,— такъ это еще не бда бы, а то меня чуть-чуть не скрючило, вотъ какъ ту кочергу, да къ тому же я едва не умеръ отъ страха: ночью я видлъ васъ или вашъ призракъ, такъ ясно, какъ вижу васъ теперь, это фактъ.

‘— Мой призракъ! воскликнула она: — какъ это! разскажете, мистеръ Сликкъ.

‘— А вотъ какъ!

И я разсказалъ ей все, что было, съ начала до конца. При начал моего разсказа о томъ, какъ холодно было въ комнат и какъ я боялся лечь въ постель, она смялась отъ души, въ потомъ, когда и началъ разсказывать о ея появленія, она раскраснлась, а не зная, что будетъ дальше, начала обнаруживать испугъ, наконецъ, когда услышала о своемъ обморок, и потомъ о превращеніи въ снжный сугробъ, то снова и еще сильне прежняго расхохоталась. Я такъ и думалъ, что дло кончится истерикой.

‘— Не приди я во время въ вашу комнату, сказала она: — я не разведи огня въ камин, вы бы въ самомъ дл замерзли. Я не могу придумать, съ чего это пришла вамъ въ голову подобная идея?

‘— А я тмъ мене понимаю все это, отвчалъ я, схвативъ и крпко сжимая ея руку: — но согласитесь, вдь мн не привелось бы испытать такого страшнаго холода, если бы вы….

‘— Замолчите негодный, сказала она съ гнвомъ:— я не хочу больше слушать васъ…. идите завтракать, и потомъ отправляйтесь куда нужно,— за вами уже присылали съ полчаса тому назадъ.

‘— И это все, за вс мои страданія, за то, что ледяныя губки вашего призрака издвались надо мной въ теченіе такой ужасной ночи. По крайней мр, ваши настоящія хорошенькія губки не поступятъ такъ со мной, я непремнно долженъ… и пусть я замерзну на самомъ дл, если не….

‘— Не смйте, сказала она, принимая величавую позу — вы дерзкій, вы негодный человкъ (и въ эту минуту она была неприступна). Посмотрите, на него я похожа, продолжала она, нсколько смягчаясь: — волосы какъ овинъ и платье какъ половикъ, ради Бога, дайте до прихода маменьки привести все въ порядокъ.

Вмст съ этимъ, она сла къ зеркалу и стала убирать свои волосы.

‘— Ахъ, оставьте меня, прошептала она, длая видъ, что хочетъ уйдти:— неужели это по вашему значитъ привести все въ порядокъ? Пожалуйста, не жмите мн руку такъ крпко, я закричу!

‘— О, еслибъ вмсто призрака, явились ко мн эти губки!…

‘— Оставьте, оставьте, слышите, калитка хлопнула, это маменька, уйдите отсюда, но только ради Бога, никому не говорите о своемъ призрак: знаете, у насъ такой народъ, прибавитъ то, о чемъ вы и не думали.

‘Хорошо, хорошо — подумалъ я про себя — останься ты такой блдной, печальной, болзненной двушкой, какой казалась мн вчера, я бы всмъ разсказалъ, но для такой розовенькой, веселенькой, добренькой красавицы, я промолчу.’

— Тутъ, кажется, есть лимонъ, сквайръ, сдлайте еще лимонаду, и выпьемъ за здоровье ‘старушкиной дочки’.

ГЛАВА XXIX.
ТАЛИСМАНЪ.

Мы располагали оставить Аннаполисъ посл завтрака, отправиться въ Дигби, небольшую, но прелестную деревушку, при вход въ тотъ великолпный плесъ, который нкогда извстенъ былъ подъ названіемъ бассейна Портъ-Ройаль, а впослдствіи получилъ боле благозвучное имя ‘Залива’. Но передъ тмъ, какъ намъ вызжать, мистеръ Сликкъ куда-то пропалъ, я не было никакой возможности отыскать его, поэтому я приказалъ поставить лошадь опять на конюшню, к началъ ждать его возвращенія съ геройскимъ терпніемъ. Было уже пять часовъ по полудни, когда онъ явился.

— Очень жаль, что заставилъ васъ ждать, сказалъ онъ: — сегодня я ршительно не виноватъ въ этомъ, можете быть уврены. Я разскажу вамъ чудную исторію, надъ которой вы вдоволь посметесь, я это знаю. Какъ вы думаете и какое мстечко я попалъ сегодня? Гм! я былъ въ суд, увряю васъ. Иду я отсюда и вижу толпу народа около дверей суда. ‘Кой чортъ, думаю, что тутъ происходитъ? дай зайду за минутку и посмотрю.’

‘— Что у васъ такое сегодня? спрашиваю одного изъ Сизыхъ-Носовъ: — праздникъ что ли какой?

‘— Судятъ, говоритъ онъ: — какого-то Янки.

‘— За что? спрашиваю я.

‘— За воровство.

Янки, сказалъ я про себя: — это странно, это совсмъ сбиваетъ меня съ толку, я не слыхалъ еще, чтобы какой нибудь Янки родился такимъ дуракомъ, чтобы сдлаться воромъ. А ужь если явился такой болванъ, такъ вислицы ему не миновать, это фактъ. На этотъ промыслъ только и пускаются одни толстоголовые, безмозглые британцы, это по ихъ части, а почему? потому что они не такъ воспитаны, какъ слдуетъ, не получили хорошаго образованія, наши въ этомъ отношеніи стоятъ гораздо выше ихъ, наши поступаютъ гораздо лучше, наши при случа ршатся, пожалуй, воспользоваться хорошимъ барышемъ, занять денегъ безъ отдачи, придумать выгодную спекуляцію, выгодно промнять, иногда погршить немного насчетъ вса или мры, словомъ сказать, поступить законнымъ образомъ, но воровать — никогда! я не думаю, чтобъ это былъ Янки. Нтъ, разсуждаю я самъ съ собою,— по рожденію и воспитанію, онъ не долженъ быть американцемъ, мы слишкомъ благовоспитанны, чтобы пуститься на подобный промыселъ. Мы, сквайръ, какъ нельзя боле уважаемъ законы, мы выросли въ этомъ убжденіи, и каждый изъ насъ всми силами старается поддержать достоинство закона. Я помню, однажды, кто-то изъ нашей молодежи, изъ Монгомери, затялъ драку съ партіей лодочниковъ, жившихъ на Миссисипи, драка завязалась отчаянная, и трое кентуккійцевъ были убиты на-повалъ, какъ селедки. Разумется, похватали кого слдуетъ и привели къ судь Коттону. Это былъ одинъ изъ нашихъ старинныхъ ветерановъ, человкъ самыхъ строгихъ правилъ, съ лицомъ очень серьезнымъ, словомъ сказать, настоящій Катонъ, онъ, что называется, всхъ держалъ въ ежовыхъ рукавицахъ, пощады отъ него не было никому. Бывало сидитъ себ въ шляп, куритъ сигару, и скрестивъ руки за груди, и положивъ ноги на каминную ршетку, смотритъ такимъ кислымъ, какъ недозрлый лимонъ. Какъ теперь помню, веллъ онъ привести къ себ преступниковъ-драчуновъ.

‘— Вы, говоритъ онъ имъ: — надлали бды, скандала, это прилично однимъ только англичанамъ и другимъ иностранцамъ, которые коснютъ въ невжеств, но отнюдь не вликодушнымъ и разсудительнымъ американцамъ. Вы — позорь, говоритъ онъ, нашей великой націи, и я надюсь, что впередъ ничего подобнаго я не услышу. Если же узнаю, то поступлю съ вами по всей строгости закона, и пусть дикія кошки съ живого меня сдерутъ кожу, если я не обдеру васъ тогда на об корки.’

Чтожь вы думаете! Вдь негодяи остались недовольнымъ такимъ приговоровъ! Только-что наступила ночь, какъ они забрались къ судь въ домъ, поблагодарить его по своему. Разумется, при этомъ поднялась страшная суматоха: но, какъ вы полагаете, чмъ ршили это дло сосди? Они, какъ водится, вбжали къ судь, схватили зачинщиковъ и повсили ихъ на одной изъ липъ, противъ дверей судейскаго дома.

‘Нтъ — повторяю я снова самому себ — воръ не можетъ быть Янки, еслибъ его соблазнила какая нибудь вещь, то какъ опытный человкъ, онъ могъ бы пріобрсть ее, посредствомъ торговыхъ оборотовъ, но украсть ее,— нтъ, нтъ, я никогда этому не поврю.’

Съ такими убжденіями, я вошелъ въ судейскую комнату, гд уже тснилась толпа народа, разсуждавшая о чемъ-то въ полголоса (Сизые-Носы любятъ толковать о чемъ ни попало, какъ старыя лошади, они готовы шевелить языкомъ безъ отдыха), вслдъ за мной, очень торопливо вошли два молодые адвоката, съ огромными, подъ мышками, кипами книгъ въ сафьянныхъ переплетахъ, и большими связками бумагъ, обтянутыхъ краснымъ снуркомъ, все это положили они вередъ собой за столъ, и приняли величавый видъ, сознавая громадность принесенной съ собою учености.

‘Ахъ вы цырульники — подумалъ я — еслибъ этой учености было побольше въ вашихъ головахъ, а поменьше подъ мышками, вы бы не стали отъ нечего длать барабанилъ да повертывать пальцами.’

Вотъ является мне пара старыхъ адвокатовъ, садятся и благосклонно киваютъ головами то на одну, то на другую сторону, привтствуя такимъ обраоомъ членовъ высшаго общества своего округа, котомъ крпко жмутъ руки молодымъ адвокатамъ, молодые адвокаты хохочутъ, старые тоже, наконецъ вс садятся и снова начинаютъ кивать головами, какъ стадо гусей, проходящихъ въ калитку.

Наконецъ является шерифъ, и громко возглашаетъ: ‘дорогу, дорогу! судья идетъ!’ и судья подходитъ къ мсту засданія, безпрестанно поглядывая внизъ, чтобъ не наступить кому нибудь на ногу, и подбирая хвостъ своей мантіи изъ опасенія, чтобъ другіе въ свою очередь не наступили на этотъ хвостъ. Достигнувъ своего кресла, судья выпрямляется во весь ростъ, адвокаты тоже выпрямляются, и вс устремляютъ на него свои взоры, отъ которыхъ онъ начинаетъ мигать, въ этотъ моментъ какъ судья, такъ и адвокаты медленно, и такъ низко наклоняются впередъ, что носами своими чуть-чуть не касается столовъ, потомъ вс садятся, и судья бросаетъ бглый взглядъ на всхъ его окружающихъ, какъ будто этимъ взглядомъ онъ обозрваетъ все вообще, и ничего въ особенности. Признаюсь вамъ, что я никогда не видалъ ничего смшне этой картины, эта сцена напомнила мн китайцевъ, разница только въ томъ, то китайцы преклоняютъ свои лбы до самаго пола.

— Прикажете! спросилъ шерифъ.

‘— О, да! о да! его величества, (т. е. ея величества) присутствіе открыто. Да продлитъ Богъ дни его величества (т. е. ея величества) на многія лта!’

Странно мн показалось, что при этомъ возглас, не раздалось въ народ всеобщаго хохота, тогда какъ прежде я замчалъ, что достаточно было самаго пошлаго фарса, чтобы разсмшить эту толпу. Этотъ народъ любить посмяться, даже ни надъ чмъ. ‘Молчаніе!’ вскричалъ шерифъ, и все сдлалось безмолвно, какъ лунная ночь. Страннымъ находилъ я то, что весь этотъ судейскій сонмъ, въ своихъ черныхъ мантіяхъ съ блыми воротничками, напоминалъ костюмами своимим духовныхъ особъ, а между тмъ судьи дйствовали скоре какъ актеры, нежели пасторы.

— Однако, возразилъ я часовщику: — разв у васъ не принято въ Соединенныхъ Штатахъ, чтобы судьи и адвокаты надвали во время засданія особую одежду, разв оффиціальныя лица не должны соблюдать тхъ правилъ вжливости, которыя требуются даже въ обыкновенной жизни, разв эти знаки взаимнаго уваженія другъ къ другу, не считаются у васъ обязанностію благовоспитаннаго человка?

— Что же, неужели черная мантія прибавитъ человку ума? Пускай въ Европ придумываютъ какіе угодно парадные костюмы, но эти костюмы ни подъ какимъ видомъ не приметъ наша свободная и цивилизованная нація, они не будутъ ей впору. Это слишкомъ чуждо васъ, слишкомъ безразсудно, слишкомъ феодально, вся эта мишура казалась бы намъ остаткомъ предразсудковъ темнаго времени. Нтъ, сэръ, наши адвокаты мене стснены въ своихъ привычкахъ. Нкоторые изъ нихъ одваются въ черныя, другіе въ блыя мантіи, одни носятъ трости, другіе зонтики, одни опускаютъ ноги подъ конторки, а другіе кладутъ на конторки, какъ кому удобне. Словомъ сказать, они сидятъ какъ имъ вздумается, одваются какъ заблагоразсудится и говорятъ какъ хотятъ. Мн кажется, еслибъ судья вздумалъ приказать адвокатамъ явиться всмъ въ черномъ, они бы непремнно спросили его: кто избралъ его оберъ-церемонимейстеромъ, и откуда онъ заимствовалъ такую непосредственную власть повелвать людьми, которые сами имютъ за это полное право.:

Однако я стану продолжать свой разсказъ объ утреннемъ приключеніи. Посл обычныхъ приказныхъ вступленій, предположеній и распоряженій, привели преступника. Народъ смотрлъ на него, разинувъ рты, какъ будто это была какая нибудь диковинка, такая диковинка, что когда приказано было выбрать присяжныхъ, никто не нашелся отвтить.

‘Ступай хоть ты за мсто присяжныхъ, сказалъ шерифъ, обращаясь ко мн: — эй ты, въ синей куртк!’

‘— Вы мн это говорите? спросилъ я.

‘— Да, вамъ, извольте идти на мсто.

‘— Вы мн это приказываете, сэръ? спросилъ я.

‘— Да, вамъ, садитесь на мсто.

‘— Премного вамъ благодаренъ, сэръ, я ужь лучше постою вотъ здсь, мн нтъ необходимости садиться, тмъ боле, что я сію минуту намренъ уйдти отсюда.

‘Садись на мсто присяжныхъ! проревлъ онъ громовымъ голосомъ.

‘— Да, сказалъ судья, взглянувъ на меня съ нжной улыбкой, и говоря такъ мягко, какъ будто масло таяло у вето гь это время во рту, — да, милостивый государь, вамъ нужно приссть.

‘— Чтобъ сдлать вамъ одолженіе, сэръ, извольте я сяду.

‘— Вы сами должны быть благодарны за такую честь, возразилъ судья:— васъ выбрали изъ цлаго общества, какъ какой нибудь талисманъ, извольте же садиться и молчать.

‘— Ужь если нужно приссть, отвчалъ я, такъ нечего длать сяду, только мн крайне не нравится эта обязанность, да къ тому же при мн нтъ ничего такого, чмъ бы я могъ длать необходимые отмтки, впрочемъ, если у васъ есть кусочекъ млу или негоднаго карандаша, вы вроятно одолжите ихъ мн, я одинаково буду дйствовать тмъ или другимъ, къ полному вашему удовольствію, милордъ.

‘— О чемъ вы это говорите, сэръ? спросилъ судья: — что вы хотите сказать этимъ вздоромъ?’

‘— А вотъ что, милордъ: — извольте видть, мн сказывали, что въ здшнихъ краяхъ,— впрочемъ это обыкновеніе водится и въ нашихъ — обязанность присяжнаго состоитъ въ томъ, чтобы млитъ, то есть, записывать кто какой голосъ подаетъ въ пользу подсудимаго: одинъ напишетъ на стн десять фунтовъ стерлинговъ, другой двадцать, третій тридцать, четвертый пять и т..д., потомъ присяжные возьмутъ сумму всхъ этихъ чиселъ, раздлятъ на двнадцать {Присяжныхъ должно быть не мене 12 при всякомъ засданіи. Прим. перев.} и изъ этого выходитъ приговоръ. Если въ числ присяжныхъ я талисманъ, такъ я беру на себя сдлать разсчетъ, и поврьте сдлаю его какъ нельзя справедливе.

Судья откинулся къ спинк своего кресла, и обратясь и шерифу сказалъ:

‘— Возможно ли, мистеръ шерифъ, чтобъ такое гнусное обыкновеніе существовало въ этой стран? вроятно ли, чтобы присяжные, обязанные торжественною клятвою, могли вести себя такъ легкомысленно, могли основывать приговоръ на произвол случая, а не на указаніи разсудка?

‘— Еслибъ я зналъ хоть объ одномъ примр подобнаго рода, отвчалъ шерифъ, (и на лиц его отражалась громъ и молнія), я бы не только подвергнулъ присяжныхъ денежному штрафу, но я засадилъ бы ихъ въ тюрьму и разумется (при этомъ, уголъ его рта скосился на столько, чтобъ спустить съ языка крпкое словечко), разумется я бы сдлалъ это съ общаго согласія моихъ сослуживцевъ.

Я подозрваю, прибавилъ часовщикъ, что судья уже слыхалъ и прежде объ этомъ обыкновеніи, и только ждалъ первой жалобы, чтобъ его обнаружить вдь эти старые судьи хитре лисицы. Только если тотъ судья слыхалъ уже о подобныхъ злоупотребленіяхъ, то, надо отдать ему справедливость, онъ въ первую минуту мастерски выразилъ свое изумленіе: показаніе мое, повидимому, такъ поразило его, что онъ похежъ былъ за корабль, на который внезапно налетлъ съ носу шквалъ и понесъ его задомъ на передъ.

— ‘Кто этотъ человкъ’? спросилъ онъ.

‘— Я часовщикъ, сэръ, отвчалъ я.

‘— Я не спрашиваю насъ о вашихъ занятіяхъ, сказалъ онъ, покраснвъ отъ гнва: я спрашиваю васъ о вашемъ имени.

‘— Я мистеръ Самюэлъ Сликкъ, изъ Сликквиля, отвчалъ я:— часовщикъ изъ округа Оманъ, что въ Коннектикут, въ Соединенныхъ Штатахъ.

‘— Вы можете удалиться отсюда.

‘— Давно бы такъ, думалъ я: — въ другой разъ, если понадобится талисманъ, такъ ищи его между своими.’

Взглянувъ на подсудимаго, я узналъ въ немъ нашего гражданина, по имени Экспекгедъ Торнъ, изъ нашего города, — отъявленнаго плута, который раза три уже сидлъ въ нашихъ тюрьмахъ. Обвиненіе было самое простое. Капитанъ Билли Слокумъ вынулъ изъ кармана часы, и сказалъ, что они его собственные. Уходя со двора, продолжалъ онъ — я повсилъ эти часы надъ каминомъ, и когда воротился къ чаю домой, то ихъ не оказалось на мст, наконецъ я узналъ, что ихъ стянулъ Экспектедъ Торнъ. Еще не начиналось судебнаго разбирательства, а я уже убдился, что землякъ мой былъ кругомъ виноватъ. Поврьте, сквайръ, что вс негодяи имютъ свои условные знаки и взгляды, по которымъ узнаютъ другъ друга, они умютъ отличать свою братію по наружности, по одежд, по разговору, и это обстоятельство помогаетъ имъ выпутываться иногда изъ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Экспектедъ слишкомъ много шатался по блому свту, чтобы не знать этого. Онъ сразу смекнулъ, какъ ему нужно дйствовать,— и въ силу этой сметки расчесалъ себ волосы совершенно прямо, какъ конскую гриву: небольшой тонкій блый платокъ, завязанный простымъ, но очень приличнымъ узломъ, обхватывалъ его шею, стоячій воротникъ на куртк придавалъ ей порядочный видъ, золоченыя пуговки, обтянутыя сукномъ, скрывали это украшеніе, необходимое въ одежд суетнаго человка. Лицо его носило какое-то въ высокой степени плачевное выраженіе: — оконечности рта изгибались книзу, и какъ-то уродливо вытягивали основаніе носа, блки глазъ были на выкат, какъ будто самые зрачки скрылись подъ нижнія вки, потому собственно, что они привыкли наблюдать душу человка, постоянно напоминать ему объ испытаніи совсти и упрекать сію послднюю. Въ эту минуту онъ казался человкомъ, который обреченъ невинно на смерть, и который готовъ простить враговъ своихъ, при послднемъ вздох.

‘— Джентльмены, сказалъ Экспектедъ,— я чужеземецъ и временной гость въ этой стран, но пріобрлъ здсь друзей, которые обласкали и пріютили меня, и я благодарю премудрое провидніе за вс ихъ благодянія ко мн гршному, увренъ, однако, что хотя я и чужой, но, милордъ судья, руководимый указаніями премудраго промысла, явитъ въ отношеніи ко мн должную справедливость. Бывъ въ дом капитана Билли, я увидалъ его часы, они были испорчены, и я взялъ ихъ къ себ вычистить и поправить, безъ всякаго возмездія.— Справедливости этого показанія я не могу подтвердить положительнымъ фактомъ, но я могу доказать другое, и это доказательство, надюсь, заслуживаетъ вниманія, именно: — когда джентльменъ констабль пришелъ ко мн и сказалъ, что пришелъ за часами, я нисколько не медля отвчалъ ему:— ‘Они вычищены, но ихъ нужно выврить, если капитанъ Билли не очень нуждается въ часахъ, то пусть лучше оставитъ ихъ еще денька на три.’ И, какъ человкъ совершенно непричастный тому преступленію, въ которомъ меня обвиняютъ, я не подумалъ даже уврять, что у меня нтъ часовъ. Милордъ и джентльмены присяжные! Я очень хорошо понимаю, какой ужасный отвтъ и долженъ отдать въ день Страшнаго Суда, за вс свои дянія во плоти, потому не ршусь погубить безсмертной души своей поступками, унижающими самое достоинство человка!’ и вмст съ этимъ онъ скрестилъ на груди руки, поднялъ зрачки кверху, сдлалъ такіе глаза, какіе мы видимъ на мраморныхъ бюстахъ, и началъ шевелить губами, какъ будто въ эту минуту онъ въ душ молился.

Констабль подтвердилъ показаніе преступника изъ слова въ слово, и вслдствіе того судья объявилъ, что повидимому тутъ произошло нкоторое недоразумніе, что, во всякомъ случа, въ поступк подсудимаго не скрывается преступнаго умысла, и что потому онъ объявляется невиннымъ. Лишь только это было произнесено, Экспектедъ подошедъ ко мн, какъ ни въ чемъ не было, оказалъ: ‘съ добрымъ утромъ, Сликкъ, какъ ты поживаешь?’ — А потомъ шепнулъ мн наухо: ‘каково я ихъ одурачилъ? а! Ужь равняйте! мы коннектикутцы не ударимъ себя въ грязь лицомъ. Едва только увидлъ я констебля, какъ сразу догадался, зачмъ онъ идетъ, и въ мгновеніе ока придумалъ исторію, которую ты слышалъ.’

‘— Ну, жаль, отвчалъ я: — очень жаль, что тебя не повсили: такія созданія, какъ ты, унижаютъ національный характеръ нашихъ свободныхъ и просвщенныхъ гражданъ, и ставятъ ихъ въ предосудительномъ свт передъ глазами иностранцевъ.

‘— Передъ глазами иностранцевъ! провались они! сказалъ онъ.— Пускай, что хотятъ, то и думаютъ, а что касается до этихъ Сизыхъ-Носовъ, такъ они вовсе и не умютъ думать, это такіе глупые, пустоголовые ослы, что имъ не счесть своихъ пальцевъ.

‘— Конечно, они не такой просвщенный народъ, какъ мы, но все это нисколько тебя не оправдываетъ, ты во всякомъ случа не долженъ былъ воровать часовъ: это низко, подло. Ты могъ бы вступить съ капитаномъ въ переговоры и получить часы за полцны, могъ бы приторговать ихъ и сдлаться несостоятельнымъ, какъ поступаютъ многіе изъ нашихъ купцовъ съ мднолобыми британцами, вымнялъ бы ихъ на негодную вещь, купилъ бы ихъ и далъ вексель, а передъ срокомъ платежа обанкрутился. Короче, есть тысячи другихъ путей, дйствуя по которымъ, вовсе не нужно прибгать къ воровству, какъ это длаютъ иностранцы. Мы народъ нравственный, религіозный, благомыслящій и великодушный, съ помощію милліона умныхъ увертокъ, принятыхъ въ торговл, мы можемъ длать все, что намъ угодно, но воровать — я презираю этотъ способъ: это грязно, безчестно, и опять таки повторяю, что ты своимъ поступкомъ опозорилъ нашу великую націю. Гражданинъ Америки никогда не воруетъ: онъ только пользуется выгодами случая.

ГЛАВА XXX.
ИТАЛЬЯНСКАЯ ЖИВОПИСЬ.

На другое утро мы отправились въ путь. Миновавъ округъ Клементсъ, и переправясь черезъ Оленью и Медвжью рки, вы прибыли въ Дигби довольно рано. Дорога была самая пріятная. При вызд нашемъ изъ Аннаполиса, туманъ, медленно поднимавшійся съ низменныхъ раввинъ, собирался еще надъ вершинами окрестныхъ горъ, чтобъ летть оттуда въ верхніе слои атмосферы, уносясь, онъ открывалъ одинъ за другимъ хребты гринвильскихъ горъ, и наконецъ разоблачилъ вредъ нами всю роскошную картину широкаго и обильнаго бассейна, простиравшагося отъ Аннаполиса до Дигби.

Я теперь слишкомъ старъ для сочувствія красотамъ природы, и что еще хуже, я слишкомъ тяжелъ на подъемъ. Я нахожу, что съ увеличеніемъ объема моего тла, воображеніе мое замтно охлаждается. Да и нельзя, впрочемъ, въ одно и то же время служить двумъ господамъ. Я бы желалъ, напримръ, взобраться на горный пикъ, постоять на токъ мст, гд стоялъ Чампленъ, перенестись въ то время, когда онъ прозрвалъ будущія судьбы этой страны, желалъ бы постить священный колодезь, въ которомъ впервые совершилось здсь таинство крещенія, осмотрть развалены древнихъ укрпленій и поле первой битвы. Но увы! для меня не существуетъ уже подобное наслажденіе. Я долженъ предоставить его другимъ соискателямъ, которые моложе и сильне меня. Я только и могу тшить свой взоръ, подвигаясь по торной дорог, я, не смю свернуть съ нея въ сторону. Натуральный ледяной домъ, каскадъ, горное озеро, бобровую плотину, желзные рудники, индйскія древности, короче вс диковинки и любопытные предметы, требующіе для своего осмотра тлесныхъ усилій, я оставляю путешественникамъ, которые заступятъ мое мсто. Я описываю людей, а не мстности. Увы! пришла и моя очередь состарться! Длать нечего: пользуясь привилегіею старости, я начинаю болтать.

Въ недальнемъ разстояніи отъ Аннаполиса, мы прохали мимо суда, въ которомъ наканун произошла сцена съ мистеромъ Сликкомъ, и увидали тамъ около дверей толпу простаго народа. Боле сотни лошадей стояли привязанными къ забору по обимъ сторонамъ дороги, группы тунеядцевъ разсыпались по лугу, разсуждая о прошедшемъ засданіи, или выражали догадки, кого выберутъ въ присяжные для ныншняго дла.

— Я думаю, сказалъ мистеръ Сликкъ: — мы имемъ право похвастаться судопроизводствомъ нашихъ двухъ великихъ націй, вдь и ваша — тоже великая нація, это фактъ: еслибъ вс ваши колоніи взять вмст, и присоединить къ Старушк-Англіи, то вышла бы такая же великая нація, какъ и наша.

— Вы имете полное право гордиться своимъ судопроизводствомъ, сказалъ я: — если глубокая ученость, высокія дарованія и непоколебимая правота въ состояніи заслужить извстному учрежденію всеобщее уваженіе, то въ Верховномъ Суд Соединенныхъ Штатовъ сосредоточены вс эти качества, я слыхалъ отъ людей, заслуживающихъ полнаго доврія, что ваши судьи замчательны не только своими служебными способностями, не только полезны въ общественномъ быту, но отличаются добродтелями и въ частной жизни. Меня это радуетъ, потому что, по моему мннію, судопроизводство въ Америк составляетъ основу ея благоденствія. Между безпрерывными перемнами людей и преобразованіями въ разныхъ отрасляхъ администраціи, только эта часть и составляетъ единственное исключеніе.

— Справедливо, замтилъ мистеръ Сликкъ: — только я скажу вамъ на это вотъ что: по моему мннію, и ваше и наше судопроизводство, должно быть, смазываются одной и той же мазилкой: то и другое идетъ слишкомъ медленно. Я помню, это было въ Кентукки. Судья, приговоривъ къ смерти одного преступника, за убійство, сказалъ: ‘Рано или поздно, но правосудіе непремнно покараетъ виновнаго. Законъ идетъ медленно, но врно. Правосудіе изображаютъ со свинцовыми ногами, по поводу его величавой и ровной поступи, но оно иметъ желзную руку, которой ударъ есть смерть’. Многіе находили въ этомъ изреченіи глубокій смыслъ, и кого бы вы ни спросили, всякій отвчалъ бы мн: ‘не правда ли, что сказано очень мтко? такая идея пожалуй не пришла бы въ голову ни Мансфильду, ни Элленбору.’ ‘Да, замчалъ я обыкновенно на подобныя восторженныя похвалы — идея хороша, только съ ней недалеко уйдешь. Красива должна быть эта фигура правосудія, если у него свицовыя ноги, то всякій значитъ можетъ убжать отъ него, если его желзная рука отъ тяжести своей поражаетъ такъ же медленно, то всегда можно увернуться отъ нея. ‘Вотъ, французское судопроизводство,— такъ мн очень нравится. Я имлъ дло въ Марсели, и врите ли, не усплъ я мигнуть, какъ уже оно было кончено, — удивительно скоро. Но мн кажется, не мшаетъ прежде разсказать, какимъ образомъ я попалъ туда.

Кажется, это было, если память не измняетъ мн, въ послдней половин двадцать восьмаго года. Я сидлъ въ моей маленькой мастерской въ Сликквилл, безъ куртки, въ фартук, съ засученными рукавами, и дятельно занимался бронзировкой и золоченьемъ часоваго футляра, когда старикъ Сноу, мой слуга изъ негровъ, просунулъ голову въ дверь, и въ страшномъ испуг сказалъ:

‘Посмотрите, мастеръ, у нашихъ дверей стоятъ губернаторъ и судьи! что имъ прикажете сказать?’

‘— Ну, думаю, застали они меня въ расплохъ, одваться тутъ нкогда! Нечего длать, отвчаю я:— проси! Съ добрымъ утромъ, джентльмены, говорю: какъ ваше здоровье? Очень жаль, продолжаю, что не зналъ о вашемъ посщеніи заране, потому и ни могу принять васъ съ должнымъ почетомъ. Вы застали меня въ расплохъ, это фактъ, и что еще хуже, я не могу ни кому изъ васъ пожать руки: одна рука, какъ изволите видть, запачкана въ млу, а другая въ бронз.

‘— Пожалуста, не безпокойтесь, мистеръ Сликкъ, сказалъ губернаторъ: — прошу васъ, изящныя искусства рдко обходятся безъ пачкотни, поэтому нечего съ васъ взыскивать.

‘— А! да вы длаете премиленькую вещицу! замтилъ потомъ губернаторъ: — могу ли я просить васъ объяснить мн, что она изображаетъ?

‘— Почему же нельзя, отвчалъ я:— вотъ, изволите видть, ландшафтъ направо, съ огромнымъ двухъэтажнымъ домомъ, подл котораго стоитъ бочка съ яблоновкою, и телга съ сладкими пирогами, а надъ домомъ золотыя буквы З. Р., изображаетъ этотъ блаженный край, нашу великую Америку: подъ золотыми буквами должно подразумвать слова: Земной Рай.

‘— А что же означаетъ Б. Э. на лвой рук?

‘— Извините, пожалуста, не подумайте, что этими двумя буквами я хотлъ сдлать подражаніе бараньему голосу, я теперь вижу, что это надобно перемнить. Вотъ эта высокая граціозная фигура съ крыльями, съ длиннымъ мечемъ въ правой рук, и группой маленькихъ фигуръ позади, съ карабинами на плечахъ, представляетъ духовъ, переселяющихся съ неба на нашу землю. Буквы Б и Э означаютъ: Благоразумные эмигранты.

‘— Значитъ это аллегорія, и я вамъ скажу,— прекраснаяаллегорія, могущая дать иностранцамъ врное понятіе о нашей юной, возрастающей, но великой республик. Превосходная мысль. Это ни въ чемъ не уступитъ европейскимъ произведеніямъ. Сколько жизни въ этой картин, какъ внятно говоритъ она уму и воображенію, сколько, струнъ затрогиваетъ она въ сердц. Удивительно, великолпно?

‘Кой чортъ! говорю я про себя, что все это значить?’Послднія слова заставили меня на него посмотрть.

‘Ты что-то ужь больно сладко говоришь, думалъ я, что-то изъ этого выйдетъ, дйствительно ли ты восхищаешься моимъ произведеніемъ, или это только для того, чтобы, при подач голосовъ, я былъ на твоей сторон?’

‘— Мистеръ Сликкъ, продолжалъ губернаторъ: — мы пришли съ вами посовтоваться насчетъ картинъ. Ваше произведеніе приводитъ меня въ восторгъ, но мои служебныя занятія не даютъ мн времени налюбоваться вашей кистью вдоволь. Я самъ шесть недль рисовалъ кисть винограда, и все еще не кончилъ. Отдленіе живописи въ нашемъ Атене, въ нашемъ возрастающемъ и процвтающемъ город Сликквил, поручено наблюденію господина судьи и моему, убдясь на дл, что вы одарены природными артистическими дарованиями и пріобрли по части художествъ боле практическихъ свдній, чмъ кто либо изъ нашихъ гражданъ, мы ршились отправить васъ въ Италію за покупкою нкоторыхъ оригинальныхъ картинъ для нашей галлереи. Вс издержки по этому предмету мы беремъ на свой счетъ, и сверхъ того, выдадимъ вамъ по осьми доллеровъ на день, до вашего возвращенія въ отечество. Объ одномъ только просимъ васъ, — пожалуста, не привозите такихъ картинъ, которыя въ состояніи вызвать румянецъ на лицо цломудренной женщины и заставить невинность стоять съ потупленными глазами или бросать взоры негодованія. Выписанныя въ прошломъ году статуи, какъ женскія, такъ и мужскія, мы принуждены были одть съ головы до ногъ, потому что он сдланы совершенно нагими и представлены въ высшей степени въ неприличномъ вид. Съ одной изъ моихъ знакомыхъ лэди сдлалась дурнота и продолжалась цлый часъ: она приняла статую Юпитера за настоящаго человка и вообразила, что по ошибк зашла въ мужскія бани. Бдненькая! ея нервы сильно пострадали отъ этого, она говорила, что подобнаго казуса не случалось съ ней, съ тхъ поръ, какъ себя помнитъ. Такъ сдлайте одолженіе, не привозите сюда ни женъ Пентефрія, ни Сусаннъ, ни спящихъ Венеръ: такіе картины неприличны и вредны для безукоризненной нравственности здшняго народа.’

О, Боже мой! я чуть не лопнулъ отъ смха, я не смлъ взглянуть губернатору въ глаза, опасаясь разразиться хохотомъ, при одной мысли о томъ, съ какимъ состраданіемъ онъ разсказывалъ о припадк своей знакомой.

‘Вотъ ужь, думалъ я: чувствительная-то дама! Если отъ мраморной статуи ей сдлалось дурно, то что же было бы, еслибъ она…’

И при этомъ мистеръ Сликкъ разхохотался такъ неумренно, что прошло нсколько времени прежде, чмъ онъ снова могъ спокойно продолжать свой разсказъ.

— Чего я терпть, не могу въ нашемъ народ, продолжалъ мистеръ Сликкъ, такъ это притворной скромности въ двицахъ и женщинахъ: всякая изъ нихъ на каждомъ шагу старается показать видъ, что она ничего еще не знаетъ, что она самое невинное созданіе. А это-то самое и доказываетъ, что он знаютъ очень многое.

‘— Короче сказать, продолжалъ губернаторъ: — картины, которыя вы имете купить, не должны обнаруживать нагого тла боле того, что полагается для лица и рукъ. Вы, я думаю, понимаете меня? Аллегорія, которую вы показали мн, обнаруживаетъ вкусъ, художническій тактъ и совершенное знаніе искусства. Уже одно такое произведеніе въ достаточной степени доказываетъ, что вы художникъ на дл и поэтъ въ душ, потому, что поэзія, музыка и живопись соединены между собою неразрывными узами. Поэзія есть музыка словъ, музыка есть поэзія звуковъ, а живопись есть поэзія красокъ, какое плнительное, занимательное семейство составится изъ нихъ у насъ въ Сликквилл, не правда ли? Мы должны пріютить у себя это семейство, пріучить его и нашему климату, сродниться съ нимъ. Считая себя, въ качеств губернатора независимаго и просвщеннаго народа, наравн съ наслдными принцами, я приготовилъ для васъ рекомендательныя письма къ итальянскимъ принцамъ и пап, въ этихъ письмахъ я поручаю васъ ихъ вниманію и выражаю надежду, что они сами встртятъ такое же вниманіе при посщеніи Сликквилля. Прощайте, мой другъ, прощайте: Надюсь, что вы съумете поддержать достоинство нашей великой націи и за границей, прощайте.’

— Добрйшій человкъ этотъ губернаторъ и къ тому же истинный патріотъ, сказалъ мистеръ Сликкъ.— Онъ составилъ себ довольно хорошее понятіе о живописи, потому что на первыхъ порахъ своей жизни порядочно писалъ вывски, впослдствіи же наглядность доставила ему возможность судить объ искусств, если не вполн врно, то по крайней мр очень горячо. Я отправился на корабл въ Лекгорнъ, и оставилъ тамъ три тысячи доллеровъ за одн картины. Я покупалъ картины, сообразно данной мн инструкціи, и въ числ ихъ пріобрлъ два женскіе портрета съ грудными ребятами. Это лучшія произведенія изъ всей коллекціи, но только ноги у младенцевъ были до такой степени обнажены, что, въ угожденіе губернатору и нашему прекрасному полу, я долженъ былъ пріискать художника, который надлъ на этихъ ребятъ панталоны и полусапожки, теперь картины представляются вполн приличными. Конечно, поступокъ мой очень удивилъ плутовъ-макаронниковъ, но смшне всего то, что они, видя во мн иностранца, вздумали, что меня ничего не стоитъ обмануть (такіе мошенники, что не поврите! влзутъ вамъ въ душу прежде, нежели вы успете образумиться). Представьте,— чмъ старе и черне картина,— а другая до такой степени черна, что не возможно различить на ней фигуръ,— тмъ они больше за нее просятъ, и при этомъ пустятся въ безконечное разсужденіе о краскахъ Тиціана и манер Гвидо. ‘Нтъ, думаю себ: не на того напали! Мы сами пожалуй научимъ васъ уму-разуму. Подержанная мебель намъ не годится. Намъ нужны картины, а не такія корки, которыми можно закрывать окна вмсто ставней’, и врите ли, я заплатилъ за новыя картины почти вполовину дешевле противъ той цны, которую они просили за старыя. Наши граждане остались довольны покупкой, а я еще боле, потому что по разсчету получилъ почти пятнадцать процентовъ со всего капитала, отданнаго въ мое распоряженіе. Нашъ Атеней стоитъ посмотрть, да вы, я знаю, врно не полнитесь, ужь подлинно, что стоитъ посмотрть.

Но вдь я хотлъ вамъ разсказать о французскомъ судопроизводств. Лишь только я кончилъ покупку картинъ, и отправилъ ихъ на корабль, какъ встртился съ своимъ землякомъ, который халъ въ Лондонъ, а мн и самому нужно было побывать тамъ, до возвращенія въ отечество. ‘Наймемъ, говорю я земляку, мсто на корабл, и подемъ до Марселя водой, это будетъ скоре и дешевле, чмъ хать берегомъ’. Прекрасно, мы подговорили одного итальянца, съ тмъ, чтобы онъ перевезъ насъ и далъ бы намъ каюты, столъ и вино, и заплатили ему впередъ третью часть всей условленной платы, чтобы дать ему возможность содержать насъ порядочно. Однако нашъ капитанъ оказался ужаснымъ бездльняномъ, едва только вышли мы въ море, какъ онъ совершенно позабылъ о нашихъ условіяхъ, и мы чуть-чуть не умерли отъ холода и голода. По прибытіи въ Марсель, я и говорю ему: ‘ну meo friendo, — я ужь въ это время — знаете, началъ не только понимать, но и объясняться по итальянски, ну meo friendo, cumma longo alla courto, то есть, ну, мой другъ’ пойдемъ-ка со мной въ судъ, на расправу’, и схвативъ его, безъ воякахъ церемоній, за шиворотъ, притащилъ его въ судъ. ‘Гд ваши рарріа? то есть, гд ваши документы?’ спросилъ французскій судья, длая такія улыбки и гримас, какія строитъ обезьяна, понюхавъ табаку. Я вынулъ изъ кармана требуемые рарріа, подписанные шкиперомъ, и потомъ объяснилъ, какъ было дло. Не усплъ и выговорить послдняго слова, какъ Моушпиръ Бульфрогъ ршилъ это дло въ вашу пользу, сказалъ итальянцу, что онъ получилъ уже и безъ того слишкомъ много, лишилъ его слдующихъ ему двухъ третей платы, и приказалъ заплатить вздержки не длопроизводству. Остальное кончилось своимъ порядкомъ.

‘— Каналья, сказалъ судья капитану: — въ другой разъ ты будешь умне!’ и въ заключеніе всего покачалъ головой и оскалилъ зубы, какъ крокодилъ, словомъ, разинулъ свою пасть до ушей, только и видно было у него на лиц, что ротъ да зубы.

Разумется посл этого я не долго пробылъ въ Марсели. Я поскакалъ въ Британію, не давая ни воды лошадямъ, ни водки извощикамъ: я все боялся, что итальянецъ догонитъ меня и на память, запуститъ свой стилетто въ мои ребра, въ послднія минуты нашего свиданія онъ показался, мн такимъ кровожаднымъ, какъ блый медвдь передъ завтракомъ.

— Да, сквайръ, наше судопроизводство идетъ слишкомъ медленно. Это обстоятельство погубило и нашего Экспектедъ Торна. На первыхъ порахъ его взяли и посадили въ тюрьму, между тмъ какъ онъ былъ невинне ребенка, но его продержали такъ долго до ршенія дла, что эта невинность, привела его въ отчаяніе и вредно подйствовала на сознаніе въ себ собственнаго своего достоинства. Вличайшая тайна въ судопроизводств состоитъ въ безотлагательномъ и быстромъ ршеніи дла. Въ нашихъ судахъ слишкомъ сложенъ механизмъ длопроизводства, и я не знаю, почему мы такъ дорого цнимъ нашихъ судей. Половины нашего времени они теряютъ даромъ, а другую половину употребляютъ на свои недоумнія.

— Это правда, сказалъ я:— но надобно принять въ соображеніе ихъ обязанность охранять права каждаго человка, вдь они единственные посредники между правительствомъ и народомъ. Исполнители закона не могутъ ни употребить въ дло своей власти, безъ точнаго убжденія въ необходимости и правот своихъ распоряженій, нельзя же, чтобы поспшность и опрометчивость вели къ несправедливости. Бываютъ, конечно, и между судьями люди дурной нравственности, но это, какъ исключеніе, не можетъ испортить цлую націю.

— Разумется, я тоже слишкомъ далекъ отъ того, чтобы сказать, что они безполезны, напротивъ, я знаю и понимаю, что въ нкоторыхъ случаяхъ они оказываютъ несомннную пользу, я только и замчаю въ нихъ одинъ недостатокъ, именно: что медленностію своею, они увеличиваютъ издержки по длопроизводству и отнимаютъ у насъ драгоцнное время.

ГЛАВА XXXI.
ШАМПУ.

Дигби очаровательное мстечко. Это въ своемъ род Брайтонъ Новой Шотландіи, убжище больныхъ Новаго Брауншвейга, которые скрываются здсь отъ безпрерывныхъ тумановъ, безплодныхъ полей и известковой воды Сентъ-Джона.

— Сколько мн извстно, началъ часовщикъ: — это мсто очень выгодно для торговли. Дигби можно сказать есть единственная гавань отъ Блоумдоуна до острова Бранаръ. Отъ здшнихъ пристаней идетъ безконечно длинная рка до самаго Мейнзскаго бассейна,— а рка, сообщающаяся посредствомъ каналовъ со внутренними провинціями. Сухое, красивое и пріятное мсто для города, съ хорошей водой, прекраснымъ воздухомъ, и съ лучшею во всей Америк ловлею сельдей, недостаетъ только одного, чтобы дать этому городу прочное начало.

— Чего же не достаетъ? спросилъ я. Мн кажется, онъ дйствительно представляетъ вс естественныя удобства, какихъ только можно пожелать.

— Не достаетъ только одного, и именно преимуществъ порто-франко. Нужно бы послать уполномоченнаго въ Англію, для переговоровъ по этому предмету, но его не посылаютъ, потому что здсь не понимаютъ дипломаціи, какъ не понимаютъ ея и въ Англіи. По этой части здшнему народу не достаетъ способностей. Наши агенты совсмъ другое: они понимаютъ ее въ совершенств. Если ужь возьмутся за какое нибудь дло, то непремннно его обдлаютъ. Какъ сладко умютъ они говорить! какъ мягко стлать! Какъ нжно ласкаютъ они этого Джонъ-Булля:— то погладятъ его по спин, то потреплютъ за щеки, то обоймутъ его, то поцалуютъ, — и все это приправляютъ лестью до тхъ поръ, пока не выманятъ отъ него то, что имъ нужно, къ угрозамъ они никогда не прибгаютъ, зная что на этомъ не далеко удешь. Напротивъ того, Джонъ Булль какъ разъ дастъ тумака, даетъ скоре чмъ обыкновенно думаютъ, нтъ, они только щекотятъ его, ни дать-ни взять, какъ поступаютъ ребятишки на Анненскомъ мыс съ пузыремъ-рыбой. Тамъ, изволите видть, во время отлива выбрасываетъ эту рыбу на берегъ, мальчишки наловятъ ее и начинаютъ щекотать, и чмъ больше щекотятъ, тмъ больше она вбираетъ въ себя воздуха, наконецъ, когда рыба надуется до нельзя, они кладутъ ее на спину, и со всего размаха бьютъ палкой по брюху, брюхо лопается съ сильнымъ трескомъ, и шалуны начинаютъ кричать, прыгать и надрываться отъ смха.

Въ цломъ мір нтъ народа краснорчиве американцевъ, древнихъ ораторовъ они за поясъ заткнутъ, и когда наши дипломаты вступятъ въ переговоры съ британцами, то тотчасъ поведутъ ихъ за носы такъ мило, что право не налюбуешься вдоволь. ‘Происходя, говорятъ они, отъ одного племени, говоря однимъ и тмъ же языкомъ и сохраняя единство интересовъ, они не могутъ не надяться на правосудіе державы, ознаменовавшей все бытіе свое справедливостію и великодушіемъ. Обязанные этой держав свободой, которою они наслаждаются, обязанные ей законами, литературой и религіей, они считаютъ себя не только союзниками или друзьями, но и дтьми своей метрополіи. Хотя несчастныя обстоятельства разъединили ихъ, но разъединеніе это совершилось съ тмъ прямодушіемъ, которое свойственно только храброму и доблестному народу, разрывъ этотъ вроятно прощенъ и преданъ забвенію съ той и другой стороны, теперь остается только развивать эти дружественныя, въ настоящее время такъ счастливо развивающіяся отношенія, и еще крпче связать тотъ узелъ, который соединяетъ націи, въ существ сродныя какъ по обычаямъ, такъ и по чувствамъ. Хотя протекли многіе годы съ тхъ поръ, какъ мы оставили отеческій кровъ, говорятъ они, и океанъ раздлилъ насъ, но мы всегда оглядываемся назадъ на нашу заморскую отчизну съ признательностію, сожалніемъ и уваженіемъ.’

— Вотъ это, по моему, настоящій дипломатическій языкъ, сперва непремнно нужно по губамъ помазать и покурить иміамъ. Когда Джонъ Адамсъ былъ посланникомъ при Сентъ-Джемскомъ Двор, то слабость глазъ приходилась ему очень кстати, при произношеніи подобной рчи. Бывало, отвернется въ сторону, какъ бы желая скрыть душевное волненіе, и вытащитъ изъ кармана платокъ, чтобъ отереть неподдльную слезу. Согласитесь сами, не легко бываетъ иногда устоять противъ женскихъ глазъ, хотя женщины плачутъ какъ дти, — у нихъ и въ ясные дни бываютъ проливные дожди, он рыдаютъ такъ горько, какъ будто внутренняя оболочка ихъ вкъ натерта пескомъ, — но видть слезы мужчины, видть слезы, вызванныя избыткомъ чувствъ, о, противъ такихъ слезъ невозможно выдержать! А если бы вы знали, какъ эти слезы нравятся Джону-Буллю! Мн кажется, въ эту минуту, я вижу его передъ собой: — стоитъ, засунувъ руки въ карманы панталонъ, стоитъ такъ величаво, и кажется такимъ кислымъ, какъ яблоновка, которую ставятъ на солнце, чтобы превратить въ уксусъ. Съ начала Джонъ-Булль сохраняетъ угрюмый и недоврчивой видъ, но потомъ лицо его постепенно выяснивается и принимаетъ такое благосклонное выраженіе, какъ полная луна, на которую вы можете смотрть не мигая. Спустя немного, по физіономіи его можно догадаться, что онъ говоритъ про себя: ‘наконецъ-то этотъ негодный Янки видитъ свою ошибку, а все отъ того, что я порядочно отдлалъ ихъ въ послднюю войну:— ничего, пускай,— война самый лучшій урокъ націямъ. Однако мое молчаніе я вижу убиваетъ его, — дай руку, Джонатанъ, произноситъ онъ громко: дай руку, не гляди такимъ унылымъ: — объясни въ чемъ дло?’

‘О, помилуйте, я не смю безпокоить васъ, отвчаетъ нашъ дипломатъ, это совершенные пустяки,— и онъ старается по возможности казаться безпечнымъ, это такая вещь, на которую, при вашей благосклонности и великодушіи, вы всегда согласитесь: — ничтожный клочекъ земли, половина грязи, половина болотъ, между Штатомъ Мэнъ и Новымъ Брауншвейгомъ, на ней ровно ничего нтъ, кром разв лсу, воды и змй, и величиной-то она не больше Шотландіи.’ — ‘Возьми ее, владй на здоровье, и больше чтобы не было объ этомъ помину — говоритъ Джонъ-Булль: надюсь, что это будетъ принято за доказательство моего къ вамъ расположенія, для меня ничего не значитъ подарить половину колоніи.’ И потомъ, когда нашъ посланникъ воротится домой и явится къ Президенту, то, поврьте, онъ непремнно скажетъ, какъ сказалъ Экспектедъ Торнъ судь: ‘Каково я ихъ провелъ? таковскіе, по дломъ имъ!’

Съ Франціею опять другая псня. Здсь наши дипломаты стараются выразить, отъ лица независимой и просвщенной націи, признательность французамъ, своимъ первымъ союзникамъ, своимъ, неоцненнымъ друзьямъ, признательность за оказанную намъ помощь, когда мы клали краеугольный камень бытію республики. ‘Мы, говорятъ тогда посланники, никогда не забудемъ, какъ великодушно, какъ безкорыстно оказано было намъ содйствіе во время нашей первой борьбы съ сильными противниками, — содйствіе, доставившее намъ возможность освободиться отъ владычества Англіи, — которая, проповдуя свободу за границей, порабощала своихъ подданныхъ. Этотъ благородный шагъ къ оказанію намъ помощи указанъ былъ Франціи истиннымъ чувствомъ, не зараженнымъ еще завистью англичанъ.

Неправдали?— вдь какъ масло,— такъ и льется съ языка! И мягко, и сочно, и вкусно!

И если бы вы знали, какъ нашъ французъ припрыгиваетъ, раскланивается и ухмыляется, слушая такія рчи!— Какъ торжественно кладетъ онъ руки на сердце, и длаетъ гримасы, — точь въ точь какъ обезьяна, которая проглотила неразгрызенный орхъ, и у которой сдлалась колика въ боку.

Для другихъ націй, не столь сильныхъ, у насъ опять особая псня, впрочемъ очень недлинная: съ ними наши дипломаты не любятъ много разсуждать: объявятъ имъ свои требованія и потребуютъ отвта,— вотъ и вся недолга. Если т на это скажутъ: ‘позвольте намъ узнать ваши основанія?’ — ‘О, извольте, отвтитъ нашъ дипломатъ, неугодно ли прогуляться со мной’, и вмст съ этимъ онъ беретъ посланника подъ руку, идетъ съ нимъ на пристань, сажаетъ его на катеръ и отправляется на одинъ изъ нашихъ маленькихъ стопушечныхъ корабликовъ.

‘Премиленькій корабликъ, не правдали? говоритъ дипломатъ.

‘— Очень, очень миленькій, отвчаетъ иностранецъ: — но если это маленькій корабликъ, то что же значитъ по вашему большой корабль?

‘— Вотъ объ этомъ-то я и хотлъ вамъ сказать: — отвчаетъ Джонатанъ:— по нашему, большой корабль — это настоящій Левіаанъ, настоящій Мамонтъ, разбиваетъ на атомы все встрчное, это настоящій ураганъ, сопровождаемый милліонами молній, — и тутъ онъ взглядываетъ на капитана и киваетъ ему головой.

‘Послушайте капитанъ, говоритъ онъ: — вы можете распорядиться вашими пушками, — и капитанъ распоряжается ими въ одно мгновеніе.

‘Вотъ мои основанія, говоритъ Джонатанъ: — основанія, какъ слышите, довольно уважительныя, это, по моему, называется огрызаться съ достоинствомъ:— теперь, мистеръ…. все забываю ваше имя,— чертовски трудное имя, — неугодно ли объявить мн вашъ отвтъ.

‘Вы, какъ чужеземецъ, не понимаете насъ: — у насъ, доложу вамъ, есть вотъ какіе молодцы: стоитъ онъ, напримръ, на одной сторон Миссиссипи, а на другой видитъ медвдя,— чихнулъ,— и медвдь убитъ: — пожалуста не раздражайте насъ, это будетъ для васъ несовсмъ здорово, поврьте. Британцы умютъ общипывать чуть не весь свтъ, а мы умемъ общипывать британцевъ.’

— ‘Врю, врю’, отвчаетъ посланникъ, и немедленно подписываетъ договоръ.

Въ теченіе послднихъ лтъ, мы придирались такимъ образомъ, подъ тмъ или другимъ предлогомъ, къ нашимъ заморскимъ мелкопомстнымъ сосдямъ, и такъ напугали ихъ, какъ напугала мраморная статуя знакомую даму нашего губернатора. Съ англичанами другое дло: — мы ихъ стараемся умаслить, потому что у нихъ, какъ и у насъ, есть тоже свои маленькіе кораблики, которые не огрызаются, а безъ церемоніи кусаются какъ бульдоги. Мы длаемъ для англичанъ шампу, а вы знаете, сквайръ, что значитъ шампу?

— Мн кажется, это одинъ изъ восточныхъ обычаевъ, — отвчалъ я: когда-то я слышалъ объ немъ, но теперь не припомню всхъ подробностей.

— А я такъ знаю его вдоль и поперекъ, сказалъ часовщикъ: черезъ него однажды я чуть-чуть не разстался съ блымъ свтомъ. Когда мн минуло двадцать лтъ, я забралъ себ въ голову, что такъ или иначе, а надобно побывать въ мор. Отецъ соглашался съ этимъ, нанялъ мн каютку на китоловномъ судн, и мы отправились въ Тихій Океанъ за спермацетомъ. Путешествіе было очень длинное, продолжалось года три. Однажды заходимъ мы на Сандвичевы острова, чтобъ налиться водой.

‘— А что, говоритъ капитанъ:— не мшаетъ представиться намъ королев?

Разумется не мшаетъ,— и вотъ вся каютъ-компанія наряжается въ парадныя платья, отправляется на берегъ, и насъ представляютъ молодой королев, женщин очень красивой во всхъ отношеніяхъ.

‘— Кто вашъ отецъ? мистеръ Сликкъ, спрашиваетъ она.

‘— Владтельный принцъ, мармъ, отвчалъ я.

‘— ‘А вотъ этого урода?’ спросила она, указывая на капитана.

‘— Тоже принцъ,— и все общество офицеровъ — принцы, наши отцы, что остались дома, все владтельныя особы.

‘— Въ такомъ случа, сказала она: — сегодня вы со мной обдаете, мн очень пріятно видть принцовъ у себя за столомъ.

Удивляюсь, какимъ образомъ она не приказала вытолкать насъ въ шею, потому что въ половин обда уже каждому изъ насъ было море по колно, горячій глинтвейнъ заставлялъ меня воображать и держать себя настоящимъ принцемъ, къ тому же мои розовыя щеки и молодость очень ей понравились, такъ что со мной она была особенно любезна, и ни съ кмъ больше не говорила, кром меня.

‘— Принцъ Сликкъ, сказала она, взявъ меня за руку: — не угодно ли вамъ шампу?’

‘— Шампу? о, конечно угодно, премного вамъ благодаренъ.

И я обнялъ ея шею обими руками, и прекрпко поцаловалъ ее.

‘— Что ты длаешь? вскричалъ капитанъ, и схвативъ меня, оттащилъ въ сторону.— Глупецъ, ты врно хочешь лишиться головы? продолжалъ онъ:— ты и безъ того слишкомъ далеко завелъ свою шутку, позжай на корабль!

Къ счастію, что глинтвейнъ и на королеву произвелъ сильное дйствіе, потому что посл пронзительнаго визга, она едва не лопнула отъ смха.

‘— Нтъ, не поцалуй, не поцалуй…. шампу само по себ, а поцалуй другое дло,— произнесла она, нсколько успокоившись.

Поднявшійся шумъ и смхъ привлекъ въ комнату служанокъ, и королева сказала имъ, указывая на меня:

‘— Сдлайте ему шампу!’

Меня схватили подъ руки, провели въ другую комнату, и не усплъ я сказать двухъ словъ, какъ на мн не было и нитки изъ платья, — и шампу совершалось надо мной самымъ ревностнымъ образомъ. Это длается посредствомъ нжнаго нажатія и быстраго тренія всего тла рукой, такъ-что, испытывая самыя пріятныя ощущенія, я вскор крпко заснулъ.

Хотя я и выпилъ за этимъ замчательнымъ обдомъ очень порядочное количество вина, но все же зналъ, что мн нужно длать, и когда я проснулся, то вспомнилъ слова капитана, сказанныя имъ на прощанье, шопотомъ:

‘Смотри, не звай, Сликкъ, если только хочешь еще разъ увидть свою родину.’

Вслдствіе этого, рано поутру, когда луна еще сіяла въ полномъ блеск, я пріхалъ на корабль, и капитанъ приказалъ сниматься съ якоря, но снялся, однако же, не прежде, какъ получивъ отъ королевы, на имя принца Сликка, цлую лодку поросятъ и пару быковъ.

Такъ точно и наши дипломаты длаютъ шампу англичанамъ и усыпляютъ ихъ. Ахъ, если бы вы знали, какое чудное шампу имъ было сдлано во время переговоровъ насчетъ рыбной ловли. Положено было, чтобъ мы занимались рыбной ловлей недале трехъ миль отъ берега.

‘— Но, согласитесь, сказалъ Джонатанъ: — прсная вода и лсъ, а также пріютъ во время непогоды, — должны же принадлежать намъ, по нравамъ гостепріимства. Вы, вроятно, не откажете намъ имть портъ на случай шторма? вы всегда были великодушны, человколюбивы и щедры.

‘— Разумется, не откажемъ, отвчалъ Джонъ-Булль: — безчеловчно было бы отказать въ пріют, въ прсной вод и топлив.

‘— А если тутъ, поблизости, найдется уютная бухточка, незаселенная, совершенно пустынная, — вы не запретите намъ сушить въ ней рыбу? вдь вы знаете: находясь такъ долго и далеко отъ дома, рыба можетъ испортиться, окажите вамъ еще эту маленькую милость, которая обяжетъ насъ на вкъ.

‘— Да, да, отвчалъ Джонъ Булль: — это очень разсудительное требованіе, вы имете полное право располагать такой бухтой, мн очень пріятно услужить вамъ.

‘Намъ только это и нужно было на первый случай, только этого и недоставало, чтобы положить прочное основаніе такому богатому промыслу, теперь наши рыбаки дутъ, куда вздумается и длаютъ, что хотятъ, словомъ сказать, вся рыбная ловля теперь въ нашихъ рукахъ. Не правда ли, какъ славно обдлали мы это дльцо?

Ахъ, сквайръ, у вашихъ соотечественниковъ должно быть предоброе сердце, да, я увренъ, что предоброе, но что касается до головы, такъ ея у нихъ нтъ, это фактъ.

Въ замчаніи мистера Сликка было, къ сожалнію, много правды. Позволить обмануть себя, и потомъ подвергаться насмшкамъ, это, по моему, было прямое наказаніе за безпечность, невжество.

— Если ваши дипломаты, возразилъ я, впрочемъ:— умли въ одномъ или двухъ случаяхъ удачно отступить отъ прямаго и яснаго пути переговоровъ, и прибгнуть къ хитрости и лести, то это скоре послужитъ имъ во вредъ, нежели въ пользу, возбудивъ подозрніе и недоврчивость, они будутъ встрчать затрудненіе, даже и въ такихъ длахъ, гд справедливость и законность ихъ требованія очевидны. Не забудьте, что потерявъ однажды довріе къ себ, трудно бываетъ возстановить его.

ГЛАВА XXXII.
ПРИЗНАНЯ СТАРАГО ПАСТОРА.

Разставшись послдній разъ съ вами, сквайръ, въ Виндзор, я създилъ домой. Въ банкахъ нашихъ въ ту пору происходило страшное опустошеніе: одни взлетали на воздухъ, другіе лопались на мст, иные вырывались съ корнемъ, какъ торнадо вырываетъ на юг вковыя сосны. Вскор посл того какъ мы разстались, я получилъ отъ мистера Гопвелла письмо, извщавшее меня, что и надъ нашимъ банкомъ собирается буря. Мистеръ Гопвеллъ совтовалъ мн прибыть какъ можно скоре, и позаботиться о моихъ вкладахъ въ Сликвилльскомъ банк, потому что, писалъ онъ, банкиры несутъ слишкомъ много парусовъ, того и смотри,— налетитъ шквалъ и перевернетъ ихъ.— Я халъ днемъ и ночью, чуть не уморилъ Стараго Клея да и себя тоже, однако прибылъ во время, продалъ свои акціи, и обезпечилъ себя въ этомъ отношеніи, въ то самое время, когда банкъ нашъ совершенно лопнулъ, — онъ не могъ заплатить пяти процентовъ на доллеръ, — разрушился до основанія. Бдный старикъ пасторъ, то есть мистеръ Гопвеллъ, уже былъ безъ службы, состарлся и занимался своимъ небольшимъ огородомъ. Мн больно было видть его въ такомъ положеніи, потому что это былъ въ строгомъ смысл слова добрый человкъ, истинный христіанинъ, и при томъ еще доброй старой школы.

‘— Здраствуй, Самъ, какъ ты поживаешъ?— Ты доставляешь своимъ приходомъ облегченіе моимъ старымъ и больнымъ глазамъ. Радъ, радъ, что еще разокъ мн пришлось увидть тебя. Мн становится отрадне, это свиданіе осчастливитъ меня, потому что твое расположеніе ко мн было всегда самое искреннее. Я право не думалъ, что меня еще будетъ что нибудь радовать, ты доставляешь мн пріятный случай поболтать, — это, если не оживитъ, то покрайней мр ободритъ меня. Да пожалуста, Самъ, отопри вонъ тотъ шкафъ, и возьми большой ключъ съ правой стороны — это ключъ отъ погреба, сходи въ сверную кладовую и принеси оттуда бутылку старой, настоящей, неподдльной яблоновки, это подкрпитъ тебя посл усталости, а мн подай трубку и, табакъ, и мы поболтаемъ съ тобой, какъ это длывали въ старину.

‘— Наша болтовня, сказалъ я, откупоривая бутылку: ни къ чему не поведетъ, это обыкновеніе водится только между Сизыми-Носами. Да къ тому же, я думаю, вы теперь готовы нападать на весь міръ,— а чудесная яблоновка, просто прелесть, пожалуй языкъ проглотишь!

‘— Нтъ, Самъ, я только того и жду, что скоро навсегда покину этотъ міръ,— такъ за чмъ же мн нападать на него? Я ужъ почти покинулъ землю, мое тло сдлалось дряхло, я упалъ духомъ, и ко всему этому я совершенно одинокій человкъ. Старики быстро опускаются въ могилу, а молодые люди еще быстре спшатъ на отдаленный западъ, для меня Сликквилль уже пересталъ быть такимъ мстомъ, какимъ былъ прежде. Мои лта тяготятъ меня, моя жизнь заключаетъ въ себ значительный періодъ существованія колоній, и весь періодъ существованія республики, мое поприще кончено, свточъ жизни моей потухаетъ, и я совсмъ готовъ переселиться въ другой міръ. Я часто говорю: ‘Господи, отпусти нын раба Твоего съ миромъ.’ Въ будущей день моего рожденія, если Господь сподобитъ меня увидть этотъ день, мн исполнится девяносто пятъ лтъ.’

‘— Вы, значитъ, были свидтелемъ великихъ событій нашего отечества, сказалъ я: — не правда ли, какъ быстро мы двинулись впередъ! Быть можетъ, въ настоящее время, между обоими полюсами не найдется такой великой націи, какъ наша. Мы разрослись почти до Тихаго океана, и все еще разростаемся по здшнему пространному материку, нашъ флагъ разввается во всхъ частяхъ свта. Нашъ просвщенный народъ представляетъ собою восхитительное зрлище.’

Старикъ не отвтилъ на это ни слова, но, вынувъ изо рта трубку, онъ пустилъ большой клубъ дыму, а потомъ снова взялъ ее въ зубы.

‘— Что же изъ этого слдуетъ, Самъ?— Ровно ничего. По законамъ природы, все то, что быстро вырастаетъ и принимаетъ большіе размры, быстро же и разрушается. Я боюсь, что мы сгніемъ, не достигнувъ зрлости. Скоросплость, въ чемъ бы-то ни было, не есть хорошій признакъ. Мальчикъ, потерявшій во время роста свою силу, рдко бываетъ здоровымъ человкомъ: старая голова на молодыхъ плечахъ очень скоро усматриваетъ, что плечи становятся дряхлы и слишкомъ слабы для нея. Мишура и латунь не съ умютъ уврить меня, что он благородный металлъ.

‘— Помилуйте, мистеръ Гопвеллъ, сказалъ я: — что это вамъ вздумалось сегодня говорить въ такомъ тон!

‘— Ахъ, Самъ, скорбь сокрушила мое сердце! Послднее звно цпи, приковывавшей меня къ этой жизни, уже лопнуло, и я теперь приближаюсь къ могил, обремененный лтами и печалью! Я получилъ увольненіе отъ моей должности, старшины объявили мн, что пригласили въ нашу церковь унитарія, и что больше не нуждаются въ моихъ услугахъ. Мои труды, Самъ, оказались безполезными: я теперь старъ, сдъ, слабъ и потому не могу служить моему Господу. Теперь самая пора удалиться мн отсюда: Tempus abire tibi est, ты врно, Самъ, не позабылъ еще латыни. Я не виню ихъ за это: но поставить на мою каедру унитарія! О, этого мн не пережить!’ и онъ заплакалъ какъ ребенокъ.

‘Я смотрлъ на моихъ прихожанъ, продолжалъ онъ, какъ на собственныхъ дтей, любилъ ихъ какъ дтей:— училъ ихъ читать дтскія молитвы, велъ ихъ къ алтарю Господню, питалъ ихъ духовною пищею, одобрялъ и поощрялъ ихъ, когда они поступали благородно, упрекалъ ихъ, когда они поступали дурно, слдилъ за каждымъ ихъ шагомъ. Гд же теперь мое стадо? и какой отчетъ я отдамъ о трудахъ пастыря? О, Самъ, я бы охотно принесъ жизнь имъ въ жертву, но это не въ моей власти. Мое бдное стадо, мои милые дти, мои заблудшія овцы! О, зачмъ я дожилъ до такого дня!’ и онъ закрылъ себ лицо, и горько зарыдалъ.

Бдный старикъ! ударъ этотъ былъ слишкомъ тяжелъ для него, очевидно, что онъ не только подйствовалъ гибельно на его сердце, но и на умъ. А нельзя не сознаться, что лучшей головы и добре его сердца не найдется теперь во всхъ Соединенныхъ Штатахъ.

— Пріятно слышать, сказалъ я: — что вы отзываетесь о немъ съ такимъ уваженіемъ и любовью. Это доказываетъ, что у васъ въ Сликквилл есть еще добрыя и горячія сердца, кром несчастнаго пастора, однако, неужели вы думаете, что онъ, въ самомъ дл, помшанъ?

— Въ этомъ нтъ никакого сомннія. Еслибъ только вы посмотрли на него, да послушали его, вы бы убдились въ справедливости моихъ словъ.

Что онъ говорилъ подъ вліяніемъ взволнованныхъ чувствъ, и съ сердцемъ переполненнымъ скорбью и негодованіемъ, то изъ этого еще нельзя заключить, что онъ помшанъ, напротивъ, его заключенія поражаютъ меня своею правотою и искренностію. Разсказъ вашъ произвелъ на меня сильное впечатлніе, и я долго буду помнить признанія стараго пастора.

ГЛАВА XXXIII.
СРЕДСТВО ПРОТИВЪ КОНТРАБАНДЫ.

— Человкъ преодолваетъ вс преграды, поставленныя природой, сказалъ часовщикъ.— Вотъ хоть бы взять, для примра, разницу между народомъ, занимающимъ пространство отсюда и до Ливерпуля, и приморскими жителями Фундіііскаго залива. Послднимъ природа, можно сказать, подарила самый благодатный край въ цломъ свт, а отъ здшняго мста она, какъ будто нарочно, отняла всю плодородную почву, и кром утесовъ да камня ничего не оставила. Тамъ народъ цвтетъ, а здсь прозябаетъ. Мн заврное говорили, что когда основывался Ливерпуль, то поселенцы принуждены были носить съ собою маленькія лстницы на плечахъ, чтобы по нимъ перебираться черезъ скалы, а теперь у нихъ и улицы лучше, и домы лучше, и сады лучше и вообще весь городъ лучше, чмъ у здшнихъ поморцевъ. Послднихъ только и поддерживаетъ рыбная ловля, да торговля лсомъ.

Никогда я не забуду разговора моего съ здшнимъ жителемъ Ичабодомъ Гэйтсомъ, не забуду и нашей продлки съ береговымъ таможеннымъ офицеромъ. У Ичабода былъ огромный запасъ товаровъ, и, однажды вечеркомъ, за чашкой чаю, мы разговорились съ нимъ о его торговл и незамтно свели рчь на контрабанду.

‘— Ваши земляки, мистеръ Сликкъ, сказалъ онъ: — совсмъ подрываютъ нашу торговлю: такъ сильно и такъ удачно они ведутъ контрабанду, я ршительно не знаю, когда удастся сбыть мн свой товаръ, который стоитъ мн порядочныхъ денегъ. Какъ жаль, что эта морская нація, вмсто того, чтобы вывозить изъ Вестъ-Индіи груды денегъ, не занимается защитой нашего рыбнаго промысла и нашей торговли.

‘— Почему же ты самъ не занимаешься контрабандой, спросилъ я: — и не столкнешься съ ними на одной и той же дорог? Клинъ выбиваютъ клиномъ, алмазъ гранятъ алмазомъ, контрабандируй самъ и подрывай ихъ: свобода торговли и права моряковъ есть наша общая привилегія.

‘— Я это знаю, отвчалъ онъ: — только дйствовать такимъ образомъ не въ моемъ характер, это противъ моей совсти, я люблю вести дла свои на чистоту.

‘— Конечно, конечно, замтилъ я: — совсть дло не послднее. Но хочешь, я теб дамъ совтъ, отъ котораго твоя совсть ни на волосъ не пострадаетъ. Дло вотъ въ чемъ: ты только показывай видъ, что занимаешься контрабандой и старайся распустить слухъ, что въ этотъ оборотъ ты хочешь пустить столько же товаровъ, сколько ихъ у тебя лежитъ въ кладовой. Это безопасно и доставитъ теб такую же врную прибыль, какъ если бы ты дйствительно сталъ заниматься контрабандой, да кром того, ты тутъ ровно ничмъ не рискуешь. Когда распространится слухъ, что товаръ твой не очищенъ пошлиной, то всякій будетъ думать, что онъ дешевъ, и ни одна душа не съуметъ оцнить его настоящимъ образомъ: вс бросятся на эту приманку, да еще съ какою жадностью! Для подтвержденія распущенной молвы, всегда разгружай свои корабли по ночамъ, и пусть сосди твои слышатъ, какъ телга възжаетъ къ теб на дворъ часу въ третьемъ утра, а чтобъ слышали они врне, такъ не смазывай колесъ, дай имъ волю скрипть и визжать, какъ визжатъ поросята, самъ же старайся казаться недоврчивымъ, скрытнымъ и тревожнымъ. Если тебя спроситъ кто нибудь:

‘— Мн кажется, вы сегодня поздно легли спать?

‘То ты отвчай на это:

‘— Ужь хоть вы-то не спрашивайте: я вамъ скажу всю истину. Теперь на насъ столько смотритъ глазъ, что того и гляди, что попадешь въ ловушку. Если я поздно сегодня легъ спать, такъ до этого, я думаю, кром меня, никому нтъ дла, впрочемъ, я надюсь, изъ того, что вы видли или слышали, вы не выведете дурныхъ заключеніи.

‘Посл этого ты постой и посмотри на него съ минуту, не говоря ни слова, и показывай видъ, какъ будто ты не знаешь, можно ли положиться на его скромность или нтъ, потомъ мигни, приложи палецъ къ носу, и вообще дай замтить своему собесднику, что ты хочешь открыть ему важную тайну. Возьми свчу, зажги ее, вели ему идти за собой и веди его въ погребъ.

‘— Ну, другъ, скажи ему: — не измни мн, умоляю тебя, ради Бога, никому ни слова объ этомъ мст: меня никто не подумаетъ подозрвать, если ты сохранишь мою тайну. Я покажу теб кой-какія вещицы, но еще разъ умоляю, не допусти меня взлетть на воздухъ. Вотъ, напримръ, этотъ кусокъ матеріи.

‘И ты возьми кусокъ, цной въ три фунта стерлинговъ.

‘— Этотъ кусокъ я могу уступить теб за пять фунтовъ, а вотъ этотъ за шесть, но только съ тмъ условіемъ, что ты никому, даже жен своей, не проронишь словечка, откуда досталась теб эта матерія: общай мн это честнымъ словомъ благороднаго человка.

‘Поврь, что твой пріятель какъ разъ попадетъ въ западню, поклянется теб небомъ и землей, что не обмолвится ни передъ одной живой душой, а между тмъ тотчасъ перескажетъ все своей жен. По моему мннію, налить воды на известковый камень — то же, что сказать женщин на ухо завтную тайну, вода въ одну минуту пробжитъ насквозь, такъ точно и жена твоего пріятеля сейчасъ отправится къ своимъ кумушкамъ и сосдкамъ повдать имъ о выгодной покупк, возьметъ съ нихъ общаніе хранить это въ секрет, а т, въ свою очередь, разнесутъ по всему городу, за тайну, какіе дешевые товары водятся у Ичабода Гэйтса. Разумется, слухъ дойдетъ и до акцизныхъ чиновниковъ, они явятся къ теб, обшарятъ вс уголки въ твоемъ дом и ничего не найдутъ, этотъ-то обыскъ и составитъ твое счастіе, отъ таможенныхъ офицеровъ ты пріобртешь полное довріе, а покупатели твои получатъ названіе ложныхъ доносчиковъ.

‘Ну, ужь нечего сказать, замтилъ Ичабодъ: — вы, Янки, куда какой смышленый народъ. Я полагаю, во всей Новой Шотландіи не найдется человка, который бы придумалъ такой планъ: шутка славная, она не возмущаетъ совсти, потому что какъ нельзя больше подходитъ къ правому длу. Попробую, право попробую.

‘— Непремнно надобно попробовать, сказалъ я: — да начни-ка съ ныншней ночи, спрячь пачку изъ твоихъ товаровъ въ погреб, снеси что нибудь на чердакъ и въ кладовую. Продажу открой съ утра, и все время, пока я останусь въ Ливерпул, я буду вбгать въ твой домъ и выбгать изъ него, отъ времени до времени стану подходить къ забору, то высуну изъ-за него голову, то опять спрячу ее, какъ будто не хочу, чтобы кто нибудь меня увидлъ, иногда покажу видъ, что намренъ выдти изъ дому, и только замчу кого, какъ сейчасъ же вернусь и спрячусь за дверь: эти продлки заставятъ весь городъ быть на сторож, вс заговорятъ, что я контрабандирую, а ты только прячешь контрабанду.

Черезъ три дня покупателей явилось пропасть, особливо въ сумерки. То есть, я вамъ скажу, — преуморительно было смотрть, какъ эта продлка одурачила всхъ.

На пятый день явился таможенный офицеръ.

‘— Мистеръ Сликкъ, сказалъ онъ: — я получилъ свднія….

‘— Пріятно слышать, отвчалъ я: — офицеръ безъ свдній былъ бы жалкимъ орудіемъ — это фактъ.

Мои слова заставили его вытянуться во весь ростъ.

‘— Знаете ли, кому вы это говорите? вскричалъ онъ.

‘— Кажется, что знаю, отвчалъ я: — я говорю человку со свдніями, и на этомъ основаніи ршаюсь сдлать ему вопросъ: вамъ угодно сказать мн что нибудь? если такъ, то говорите поскоре, потому что я очень тороплюсь.

‘— Да, угодно. Мн сообщили, что вы скрываете въ этомъ дом запрещенные товары.

‘— Ну, такъ позвольте же и мн сказать вамъ напрямикъ: васъ, какъ говорится, чисто-на-чисто надули.

‘— Мистеръ Гэйтсъ, сказалъ онъ: — дайте мн свчку, я долженъ идти въ погребъ.

‘— Извольте, сэръ, отвчалъ Ичабодъ: — вы можете обыскивать гд угодно, я отъ роду не занимался контрабандой. а въ теперешнихъ лтахъ моихъ нахожу, что слишкомъ поздно приступать къ этому ремеслу.

Лишь только онъ взялъ свчку, и началъ спускаться въ погребъ, я кликнулъ Ичабода.

‘— Ну, Ичь, сказалъ я: — теперь не звай! бги за мной!

И мы со всхъ ногъ бросились на верхъ и заперли за собою дверь, обыщикъ, услышавъ это, пустился за нами и началъ выламывать дверь, мы — въ другую дверь, повернули въ ней ключъ и по задней лстниц прибжали къ тому мсту, отъ котораго начался обыскъ. Прошло нсколько времени прежде чмъ таможенный герой усплъ разбить другую дверь, и явиться передъ нами въ чистыхъ дуракахъ.

‘— Я теб заплачу за это! сказалъ онъ мн.

‘— Надюсь, отвчалъ я: — не мн одному, но и Ичабоду. Нечего сказать: чудесное время выбрали вы бгать, сломя голову, по дому почтеннаго человка, и коверкать въ немъ все встрчное и поперечное. Поврьте, что двери, которыя вы разкололи въ дребезги, даромъ вамъ не обойдутся, шутка шуткой, но ужь вашъ поступокъ не похожъ на шутку.

Посл этого, онъ, не теряя времени, обыскалъ погребъ, осмотрлъ верхній и нижній этажъ, обшарилъ весь чердакъ, и, разумется, ничего не нашелъ.

‘— Любезный другъ, сказалъ я: — если вы хотите поймать меня въ контрабанд, такъ вставайте какъ можно раньше.

Это происшествіе дйствительно доставило богатство Ичабоду. Онъ продавалъ контрабанду въ теченіе трехъ лтъ, а между тмъ его никго не могъ уличить и никто не могъ сказать, гд онъ скрывалъ запрещенные товары. Тайна наконецъ открылась, а чрезъ то прекратилась и контрабанда по всему берегу. За то эта продлка и погубила по крайней мр двадцать таможенныхъ офицеровъ

Я чрезвычайно люблю смотрть, продолжалъ часовщикъ:— какъ люди иногда сами себя проводятъ за носъ. Не знаю, право, обманулъ ли я въ теченіе всей моей жизни хоть одного человка: я люблю длать все на чистоту, но если замчу, что кто нибудь хочетъ обмануть себя самого, то непремнно постараюсь помочь ему въ этомъ. Помню, однажды, продавая часы въ восточной сторон отъ Галифакса, я купилъ молодую лошадь на время, пока мой Старый Клей отдыхалъ на подножномъ корм. Я длаю это ежегодно, и старикъ мой становится нсколькими годами моложе: онъ какъ-то веселе принимается посл того за работу,— такъ это его подкрпляетъ. Лошадь, которую купилъ я, была хоть куда, но съ адскимъ норовомъ, чтобъ управлять ею, мн приходилось употреблять въ дло вс мои познанія по конской части. Она лягалась, кусалась, становилась на дыбы, бросалась въ сторону, и чортъ знаетъ, чего только не длала. Несмотря на то, я таки передлалъ ее на свой ладъ, право, безъ хвастовства скажу вамъ, что во всемъ округ не нашлось бы джентльмена, который съумлъ бы съ ней справиться. Понравься же вдругъ эта лошадь одному тамошнему пастору. Каждый разъ, когда я бывало прозжалъ мимо его. онъ любовался ею, и всегда былъ отъ нея въ восторг. ‘Ну, думаю я, этотъ человкъ хочетъ обмануть себя, а если такъ, то мн ничего боле не остается длать, какъ только дать ему полную на это волю.’ Однажды, когда я мчался на своемъ кон во весь опоръ, пасторъ остановилъ меня.

‘— Эй! мистеръ Сликкъ: — куда вы такъ спшите? Я хочу сказать вамъ пару словъ.

Я остановился.

‘— Съ добрымъ утромъ, сэръ, сказалъ я:— какъ вы поживаете?

‘— У васъ очень умная лошадь, не правда ли?

‘— Посредственнаго ума, отвчалъ я: — для меня годится, но со Старымъ Клеемъ ее сравнить нельзя, да и не знаю, можно ли сравнить съ нимъ какую бы то ни было изъ сизоносыхъ лошадей.

‘— Славная осанка у этой лошади, повторялъ онъ.

‘— Да, многіе того же мннія, отвчалъ я: — только это качество еще боле дорого для нея самой, нежели для меня: оно доставляетъ ей возможность бжать очень быстро.

‘— А сколько миль пробжитъ она въ часъ?

‘— Если захочетъ, да если кто съуметъ справиться съ ней, такъ миль пятнадцать сдлаетъ.

‘— Не продадите ли вы ее мн?

‘— Продать я охотно готовъ, но только не вамъ, сказать правду, она вамъ не годится.

‘— О! возразилъ онъ: — мн такую-то лошадь и нужно, мн она давно нравится, что вы возьмете за нее?

‘— Пятьдесятъ фунтовъ со всякаго другаго, а съ васъ пятьдесятъ-пять, откровенно вамъ скажу, мн бы совсмъ не хотлось продать ее вамъ. Если она окажется для васъ негодною, такъ другіе, пожалуй, начнутъ еще уврять, что я обманулъ васъ, а по моему мннію, обмануть уважаемую особу — величайшая дерзость. Вс будутъ укорять меня, что я продалъ вамъ дрянную лошадь, и я не осмлюсь возразить имъ на это.

‘— Да скажите, какіе же за ней пороки? спросилъ онъ.

‘— Вс, какіе вамъ угодно, отвчалъ я, едва удерживаясь отъ смха.

‘— Не можетъ быть: я своими глазами видлъ, какъ прекрасно ходитъ она подъ вами, и лучшей лошади я бы не желалъ имть.

‘— Она, сказалъ я: — при первой возможности понесетъ васъ, куда ей вздумается.

‘— Я буду управлять ею мундштукомъ.

‘— Она лягается.

‘— Я буду накидывать петлю на заднія ноги.

‘— Она станетъ пятиться быстре, чмъ вы думаете.

‘— Для этого есть бичъ.

‘— Она совсмъ не пойдетъ.

‘Ну, ужь это мое дло, только сбавьте пять фунтовъ, и получайте деньги.

‘— Послушайте, сэръ, сказалъ я: — я не желаю продать вамъ эту лошадь — это фактъ, но если вы ужь непремнно хотите имть ее, такъ извольте, я скидываю пять фунтовъ, только съ условіемъ, что если эта кляча окажется негодною, то вы не будете говорить, что я вамъ навязывалъ ее, а напротивъ, что вы сами хотли ее купить, что я выставлялъ ее передъ вами въ самомъ дурномъ вид и заране выказалъ вамъ вс ея пороки.

‘— Хорошо, сказалъ онъ: — лошадь моя, и я общаю оградить васъ отъ всякаго нареканія.’

Пасторъ взялъ лошадь и выхвалялъ ее елико возможно. Онъ говорилъ, что не возьметъ за нее ста фунтовъ, что онъ давно хотлъ купить лошадь отъ Янки, потому что вс Янки славные знатоки въ этомъ дл, и едва ли изъ нихъ найдется хотя одинъ, у котораго была бы дурная лошадь, что онъ убдился, что покупаетъ прекраснаго коня, лишь только замтилъ мое нерасположеніе продать его, и что онъ не видывалъ еще человка, который бы такъ тяжело разставался съ животнымъ. О, если бы вы знали, какъ я смялся въ душ, слушая такую чепуху!

‘Ну — думалъ я — пусть подождетъ немного, тогда узнаетъ такія вещи, какихъ ему въ жизнь не вычитать изъ своей латыни.’

По прошествіи нсколькихъ дней, лошадь начала догадываться, что попала въ новыя руки. ‘Дай-ка, сказала она сама себ, дай-ка попробую, каковъ мой новый хозяинъ!’ Вслдствіе этого, въ одно прекрасное утро, лошадка закусила удила и понесла пастора, разбила въ дребезги кабріолетъ и чуть не убила своего новаго господина, потомъ, воспользовавшись первой удачей, она принялась за вс свои забытыя до того продлки и сдлалась хуже прежняго. Пасторъ ршительно не могъ съ ней справиться, даже слуги были напуганы до смерти, никто изъ нихъ не ршался подойти къ ея стойлу.

Вотъ однажды пасторъ приходитъ ко мн съ очень грустнымъ лицомъ и говоритъ:

‘— Мистеръ Сликкъ, Лошадь, которую я купилъ у васъ, настоящій дьяволъ: — во всю жизнь я не видывалъ такой твари, не годится ни подъ сдло, ни въ упряжь. Длаетъ съ нами, что хочетъ, такъ что мы ршительно не можемъ съ ней справиться. По своимъ порокамъ, она превосходитъ всхъ животныхъ изъ этой породы.

‘— А что же я вамъ говорилъ! отвчалъ я: — я вовсе не хотлъ продать ее, но вамъ самимъ угодно было поставить на своемъ.

‘— Не спорю, вы дйствительно говорили, но говорили со смхомъ, и я полагалъ, что вы шутите: я отнюдь не думалъ, что вы говорили серьзно, напротивъ мн казалось, что вы не желали продать ее, и, чтобы отклонить меня отъ покупки, стращали меня въ шутку: я бы не далъ за нее и десяти фунтовъ.

‘— Я бы тоже не далъ, отвчалъ я: — и, еслибъ за такой подарокъ обязали меня смотрть за ней, я бы не взялъ ее даромъ.

‘— Какимъ же образомъ достало у васъ духа, чтобъ запросить съ меня пятьдесятъ фунтовъ и положить ихъ въ карманъ такъ хладнокровно?

‘— Все это было сдлано съ цлію отклонить васъ отъ подобной покупки. Я сдлалъ для васъ все, что могъ, я выказалъ вамъ вс пороки лошади, чего же больше? Она вамъ понравилась и слова мои оставлены были безъ вниманія.

‘— Однако, замтьте, мистеръ Сликкъ: — вдь можно говорить двоякимъ образомъ: серьзно и въ шутку. Вы говорили, какъ будто шутите, и ваши слова я принялъ за шутку, вы можете называть это, какъ вамъ угодно, но, по моему мннію, это чистый обманъ.

‘— Послушайте, сэръ,— можно ли говорить двоякимъ образомъ, этого я не знаю, потому что всегда говорю одинаково и одну истину, и на этотъ разъ я тоже сказалъ истину, но вы не поврили ей. Мн очень жаль васъ, признаюсь откровенно, впрочемъ, я научу васъ, какъ отдлаться отъ такой неудачи. Назадъ взять лошадь я не могу, иначе скажутъ, что не вы обманули самаго себя, а я васъ. Разсказавъ вс ея пороки, вы здсь никогда не продадите се выгодно, мало того, никто не возьметъ ее даромъ, потому что вамъ поврятъ, хотя для часовщика не всегда длается такое снисхожденіе. Отправьте-ка ее въ Вестъ-Индію и продайте тамъ съ аукціона. Она выручитъ хорошія деньги, и если попадется въ добрыя руки, то изъ нея выйдетъ еще препорядочная лошаденка.

Пасторъ не сказалъ на это ни слова, но только покачалъ головой.

‘— Вотъ, прибавилъ я: — еще совтъ, который могу подать вамъ безъ всякаго возмездія: никогда не покупайте лошадь, основываясь на отзыв барышника о ея хорошихъ качествахъ, — онъ обманетъ васъ при первой возможности, никогда не покупайте лошадь, по собственному своему выбору — иначе вы наврное обманете самого себя.

‘— Слдовательно, сказалъ онъ, смясь: — человкъ поддается обману въ томъ и другомъ случа: какимъ же образомъ можно предохранить себя отъ этого?

‘— Вы спрашиваете, какимъ образомъ избгнуть обмана при покупк лошадей? Вотъ какъ: ни подъ какимъ видомъ не покупайте лошади у человка совершенно вамъ незнакомаго, никогда не покупайте лошади у джентльмена, ибо….

‘— Помилуйте, сказалъ пасторъ: — да я скоре всего куплю у такого человка.

‘— А я такъ напротивъ: въ этомъ случа вы заране убждены въ его безукоризненной честности, и готовы врить ему на слово, а потому какъ разъ обманетесь. Никогда не покупайте старой лошади, отъ нея нельзя ожидать многаго. Никогда не покупайте молодой, потому что мудрено опредлить, что изъ нея выйдетъ впослдствіи. Слишкомъ долго было бы перебирать теперь вс подробности, мн кажется, скоре бы можно научить васъ часовому искусству. Если вы станете покупать лошадь у человка, совсмъ несвдущаго по этой части, онъ не въ состояніи будетъ сказать вамъ, хороша ли она, или нтъ, вы по необходимости обратитесь за совтомъ къ пріятелю, который знаетъ въ этомъ толкъ. Не покупайте лошади у знатока, или врне, у барышника, особенно если этотъ барышникъ плутоватъ, тогда лучше не связываться съ нимъ. Но, разумется, если въ немъ есть совсть, то можете вполн и совершенно положиться на него, онъ васъ не обманетъ, ошибки съ вашей стороны не будетъ, онъ обдлаетъ дло джентльменски. Еслибъ вы чистосердечно спросили меня объ лошади, которую я вамъ продалъ….

Но пасторъ не далъ мн досказать моей мысли: онъ гнвно посмотрлъ на меня, сжавъ губы отъ досады, быстро повернулся и ушелъ. Мн дйствительно было жаль его, но если человкъ, наперекоръ вашимъ добрымъ намреніямъ, хочетъ обмануть себя, такъ-что тутъ прикажете длать? Одно только — дать ему полную свободу. Не правда ли, сквайръ?

ГЛАВА XXXIV.
ПОРТРЕТНАЯ ЖИВОПИСЬ.

Мало, сквайръ, найдется въ свт мстъ, которыя обладали бы такимъ множествомъ водяныхъ двигателей, какъ здшній край, но, къ сожалнію, жители не умютъ воспользоваться ими, хотя матеріалы для мануфактуръ разсяны въ изобіи повсюду. Гд, въ цломъ мір, найдется такое мсто для фабрики, какъ Ніагарскій водопадъ, какія чудовищныя машины онъ могъ бы приводить въ дйствіе! Въ одной фабрик вмстился бы цлый Бирмингамъ.

‘— Самъ, сказалъ мн нашъ старый пасторъ, когда я прибылъ домой, постивъ въ первый разъ тамошній округъ: — видлъ ли ты Ніагарскій водопадъ?

‘— Видлъ, сэръ, отвчалъ я.

‘— Не правда ли, что онъ представляетъ величественное зрлище?

‘— Да, отвчалъ я: — зрлище потрясающее душу, но что главне, такъ это-то, что водопадъ могъ бы доставить громадныя выгоды хорошей торговой компаніи, такого мста, для основанія фабрикъ, не найдешь между обоими полюсами. Боже мой! страхъ беретъ при одной мысли о шерстяныхъ, суконныхъ, бумагопрядильныхъ, бумажныхъ, желзныхъ и безконечномъ множеств другихъ фабрикъ! Вс эти фабрики можно бы основать тамъ, въ вод никогда бы не было недостатка, какое хотите, такое и давайте ей паденіе, какую хотите, такую и употребляйте силу, а между тмъ до сихъ поръ, все это пропадаетъ по пустому. Согласитесь, вдь это страхъ какъ жалко!

‘— О, Самъ, сказалъ пасторъ, и при этомъ припрыгнулъ, какъ будто его ужалила змя въ самую пятку: — ради Бога не говори такъ легкомысленно, въ твоихъ словахъ проглядываетъ матеріализмъ. Подобныя идеи, хотя он и суть слдствіе минутнаго увлеченія, ясно показываютъ, до какой степени жажда пріобртенія поглощаетъ собою вс другія чувства нашего народа. Я говорю, что Ніагарскій водопадъ есть зрлище въ высшей степени величественное, это голосъ природы въ пустын, голосъ — провозвщающій необразованнымъ, дикимъ племенамъ силу, славу и величіе Бога. Это мсто носитъ на себ видимый отпечатокъ невидимаго Творца. Это мсто освящено присутствіемъ Создателя Вселенной — это есть храмъ, воздвигнутый не человческими руками, но духомъ и велніемъ Творца. Оно провозглашаетъ человку, какъ Моисей провозглашалъ израильскому народу: ‘Не подходи сюда близко, сними обувь твою, ибо мсто, на которомъ ты стоишь, мсто святое’. Тотъ, Который явился въ куст, объятомъ пламенемъ, пламенемъ, отъ котораго не сгоралъ самый кустъ, является и въ грозномъ паденіи воды, паденіи, отъ котораго вода въ теченіе тысячелтій не убываетъ! Не говори мн ни о фабрикахъ, ни о факторіяхъ, ни о машинахъ, не говори мн о введеніи фарисеевъ въ храмъ Господень!

‘— Напрасно вы обо мн такъ думаете, отвчалъ я: — увряю васъ, что у меня и въ мысли не было вызвать васъ на подобныя замчанія. Посл вашихъ словъ, водопадъ этотъ представляется мн еще величественне: огромное озеро, изъ котораго онъ вытекаетъ, является передо мною нескончаемымъ молочнымъ кувшиномъ, черезъ край котораго льется этотъ водопадъ, льется пной и брызгами, какъ напитокъ Феба, но все же, взглянувъ на него окомъ практическаго человка, никто не оторвется отъ него, не подумавъ о бумагопрядильной фабрик.

‘— Ну, хорошо, хорошо, сказалъ пасторъ: — только мн не говори объ этомъ.

И затмъ, махнувъ рукой, старикъ вышелъ въ своей кабинетъ и заперъ за собою дверь.

‘Я вамъ скажу, этотъ человкъ не былъ похожъ на обыкновенныхъ людей. Причудъ въ немъ была тьма. Видъ моря, сильная буря, звздное небо, или даже полевой цвтокъ, заставляли его уноситься въ область мышленій съ такимъ увлеченіемъ, съ такой быстротой и такъ неожиданно, что вы себ и представить не можете, а между тмъ я не видывалъ человка одушевленне и веселе нашего пастора, что онъ особенно любилъ — это смотрть на молодыхъ людей, играющихъ въ лапту. Онъ обыкновенно говаривалъ, что юность, невинность и безпечность составляютъ то, что у насъ называется тремя граціями. Какъ хотите, сквайръ, но онъ составилъ себ престранное понятіе объ этомъ водопад. Между нами будь сказано, это ни больше, ни меньше, какъ рка, встртившая за пути своемъ гряду обрывистыхъ гранитныхъ скалъ, но я въ жизнь свою не слыхивалъ такой чепухи, какую насказалъ объ этой рк и этихъ скалахъ почтенный старецъ.

Наши факторіи въ Новой Англіи можно назвать лучшими плодами послдней войны: он стоятъ того, чтобъ посмотрть ихъ. Я имю свои причины отзываться объ нихъ съ отличной стороны, он мн дали первый толчекъ въ жизни, толчекъ довольно полезный и выгодный. Я провелъ почти годъ на нихъ, между молодыми двицами, снимая съ нихъ портреты, и по этому случаю скопилъ тогда триста фунтовъ стерлинговъ: не правда ли, вдь довольно кругленькая сумма?

Когда я учился въ Родъ-Эйланд бронзировк, золоченью и живописи для часоваго мастерства, я расписывалъ иногда высокопочтенному Эли-Воду сиднья для стульевъ и креселъ.

— Одни только сиднья?

— Да, онъ не длалъ ни ножекъ ни ручекъ, и продавалъ эти сиднья для окончательной отдлки мебельнымъ мастерамъ. Онъ длалъ ихъ удивительно какъ скоро и чисто, и составилъ себ капиталъ, разсылая свои произведенія по всмъ штатамъ.

‘— Послушай, Сликкъ, сказалъ онъ однажды: — у тебя преразмашистая кисть, теб бы хорошо отправиться въ Лоуель и снимать портреты съ тамошнихъ двицъ: вдь ты знаешь, что такое женщины — страхъ какъ любятъ видть лицо свое или въ зеркал или на портрет. Все искусство портретиста, продолжалъ онъ, — заключается, сколько я замчалъ, въ томъ, чтобы подмтить въ лиц характерическія или рзкія черты. Схвативъ это, нужно дать хорошій размръ, ты понимаешь меня?

‘— Нтъ, отвчалъ я: — не понимаю ни слова.

‘— Ну такъ я теб разскажу: — прежде всего вглядись, какая черта въ лиц представляетъ несоразмрность съ другими его частями, увеличь эту несоразмрность и ты достигнешь поразительнаго сходства. Если напримръ увидишь, что носъ великъ, ты сдлай его побольше. Если замтишь въ глазахъ небольшую косоватость, то напиши одинъ глазъ совершенно косымъ, замтишь рзкую черту въ лиц, усиль ее, большому рту прикинь еще величины, при улыбк, раскрой немножко ротъ, покажи зубы, и прищурь глаза, угловатости челюстей очерти какъ можно сильне, остальныя части лица, по возможности, отдлай глаже,— и портретъ готовъ.— Увряю тебя, неудачи тутъ быть не можетъ. Сильные колера да лакъ сдлаютъ свое дло какъ нельзя лучше, а шесть доллеровъ за портретъ — цна, какъ говорится, красная. Я отвчаю головою, если ты не успешь. Ты самъ услышишь, какъ он заговорятъ: — ‘Посмотрите, носъ, какъ вылитой, глаза, какъ дв капли воды, а ротъ-то, ротъ-то! ну ея, да и только, за улыбку, хоть сейчасъ къ присяг, удивительное сходство! Вотъ портретъ, такъ портретъ! глядишь какъ на живую.’ Ты можешь длать портретъ въ одинъ сеансъ, или шесть портретовъ въ недлю, и притомъ такъ легко, какъ только позволительно желать, ты увидишь, что капиталъ твой будетъ расти съ неимоврной быстротой. Одно только, Самъ, сказалъ онъ, положивъ руку ко мн на плечо, и посмотрвъ мн пристально въ лицо: — не звай, не запутайся въ тин до такой степени, чтобы не мочь вырвать потомъ ни руки, ни ноги. Тамъ встртятся теб прехорошенькія двушки, и, пожалуй, еще съ порядочнымъ состояніемъ, только ты, себ на ум, держи себя подальше отъ нихъ, не поддавайся имъ. Молодые джентльменты очень рдки въ Новой Англіи, а когда на такого молодца устремится до пятисотъ юныхъ, но пламенныхъ взоровъ, то надобно держать ухо востро. Жениться теб еще рано, мой другъ, посмотри прежде на свтъ, да сдлай для будущаго что нибудь дльное. Жениться на деньгахъ — низко, жениться безъ нихъ — безразсудно, жениться въ молодыхъ лтахъ изъ бдности — чистое сумасбродство, помни одно правило: влюбляйся и люби всхъ вообще, но никого въ особенности. Если почувствуешь зазнобу въ сердц, то прямо бросай кисти, краски и палитру для портретовъ, и начинай писать водопады, скалы и т. п., перемни мстность и климатъ,— это лучшее лекарство противъ любви, чахотки, сухотки и другихъ недуговъ, только должно принять эти мры заблаговременно, въ противномъ случа хорошаго нельзя ожидать. Болзнь, какъ говорится, входитъ пудами, а выходитъ золотниками. Помни, также, что женатымъ ты будешь прикованъ за ногу, какъ это длаютъ съ военными дезертирами, на ног твоей будетъ висть цпь съ тяжелымъ ядромъ, которая не дастъ теб двинуться съ мста: нельзя ее ни утащить съ собой, ни сбросить съ себя, словомъ ничего нельзя сдлать съ нею по своему желанію. Если ты можешь поручиться за себя, то съ Богомъ! позжай, а если нтъ, то оставайся на прежнемъ мст. Еще надобно сказать теб, Самъ, что для тебя тамъ будетъ славная школа: оставивъ Лоуель, ты будешь имть нкоторое понятіе о человческой натур, Лоуельскія красавицы выучатъ тебя, какъ прорзать себ глазные зубы, ты вполн тогда узнаешь что такое женщина — за это я ручаюсь головой.

Прекрасно, я ршился отправиться въ Лоуель, и спустя дня два, проведенные въ осмотр фабрики и въ рекомендаціяхъ тамошнему прекрасному полу, нанялъ комнату, поставилъ мольбертъ, и получилъ столько заказовъ, что не зналъ какъ распорядиться временемъ. Почти вс фабричныя двицы захотли вдругъ имть свои портре.ы: одн, чтобы послать домой, другія, чтобъ подарить своимъ возлюбленнымъ, а нкоторыя для того, чтобы имть возможность любоваться своимъ личикомъ безъ помощи зеркала. Всего удивительне мн показалось, что каждая изъ нихъ представляла причину, по которой очутилась на фабрик. Вс он считали свое положеніе унизительнымъ, едва лишь повыше положенія простыхъ работницъ. Одна говорила, что поступила собственно за тмъ, чтобъ слушать лекціи общеполезныхъ свдній, другая для того, чтобы дать возможность младшей сестр своей посщать танцъ-классы, третья, чтобъ имть возможность увеличить своей лептой сумму, собираемую въ пользу отдаленныхъ миссій, и такъ дале, но ни одна изъ нихъ, — для того, чтобы работать. Нкоторыя изъ нихъ жили въ огромныхъ зданіяхъ, принадлежащихъ фабрикамъ, другія въ маленькихъ домикахъ, по три и по четыре въ домик.

Помню, что спустя дня три посл прізда, я пошелъ съ визитомъ къ миссъ Нэйлоръ, которую знавалъ еще въ Сквептум. Она пригласила меня къ себ на чай, вмст съ двумя двицами, занимавшими одинъ и тотъ же домикъ. Я надлъ праздничное платье и вечеркомъ отправился.

‘— Рекомендую вамъ, сказала она, обращаясь къ подругамъ: — это мистеръ Сликкъ, артистъ въ душ, человкъ съ большими талантами, и при томъ еще самоучка. Онъ пріхалъ снимать съ насъ портреты, а вотъ это миссъ Джемима Потсъ изъ Милдама, что въ Умбагог, а это миссъ Бина Дули, изъ Скалпъ-Вермонта.

‘— Вашъ покорнйшій слуга, отвчалъ я, длая всмъ дамамъ по поклону: — надюсь, что вы обртаетесь въ добромъ здоровья. Здсь прекрасная фабрика, она ни въ чемъ не уступитъ англійскимъ, наши свободные и просвщенные граждане выказали столько искусства, а наши умныя и предпріимчивыя лэди (и при этомъ я сдлалъ еще по поклону) столько познанія и вкуса, что лоуельскія факторіи можно назвать единственными въ мір.

‘— Да, дйствительно, это одно изъ чудесъ свта, сказала миссъ Джемима Потсъ: — и какъ завидуютъ намъ англичане! отъ зависти они не могутъ похвалить нашихъ фабрикъ. Не дальше какъ сегодня проходилъ одинъ изъ нихъ по большой бумагопрядильной факторіи, вмст съ судьею Велеромъ. Вотъ судья и говоритъ ему,

‘— Скажите, неужели это васъ не удивляетъ? не превышаетъ ли эта факторія ту идею, которую вы составили о ней? вы должны допустить, что ничего подобнаго нтъ въ Европ, а между тмъ эта фабрика еще во младенчеств — ей только что положено начало. Признайтесь, что солнце Англіи скрылось на всегда подъ горизонтъ, что ея слава отошла отъ нея, съ тмъ, чтобъ утвердить свое знамя въ Новомъ Свт? отвчайте же откровенно, мн очень бы хотлось узнать ваше мнніе.

‘— Да, конечно, отвчалъ онъ, для молодой страны съ бднымъ населеніемъ и ограниченными средствами, и подобная попытка не бездлица, она длаетъ честь искусству и предпріимчивости Новой Англіи, но что касается до соперничества, то объ этомъ не стоитъ и говорить.

И онъ показался въ эту минуту такимъ взбшеннымъ, какъ будто живьемъ проглотилъ дикую кошку.

‘— Ну хорошо, хорошо, сказалъ судья, смясь, онъ у насъ добрый, кроткій и очень учтивый человкъ: конечно съ моей стороны быть можетъ нескромно предлагать вамъ вопросы, оскорбляющіе вашу національную гордость, вопросы непріятные для всякаго англичанина: но я бы желалъ представить себ, до какой степени вы поражены были при възд въ городъ его громадными средствами — его обширными размрами и всмъ, что говоритъ о его блестящей будущности. Вс, кто видлъ этотъ городъ, откровенно признавались, что въ цломъ свт не встрчали ничего подобнаго.’

‘— Но на что это вы такъ пристально смотрите, мистеръ Сликкъ? сказала вдругъ миссъ Джемима: неужели вы замчаете у меня на щек что нибудь особенное?

‘— Я думалъ о томъ отвчалъ я: какъ трудно было бы перенести на портретъ такой чудный цвтъ лица, и сообщить ему нжность и роскошь натуральнаго румянца, я боюсь даже, что это было бы сверхъ моихъ силъ.

‘— О, вы артисты всегда любите льстить, сказала она: — впрочемъ лесть, по моему мннію, составляетъ часть вашей профессіи, а я все таки уврена, что у меня на лиц что нибудь да есть.

И она встала и посмотрлась въ зеркало. Ахъ, сквайръ, еслибъ вы видли, какъ она осталась посл этого довольна!

‘— Сколько портретовъ написали вы? спросила миссъ Дули.

‘— Еще только три, отвчалъ я: но я получилъ уже тридцать заказовъ. Въ какомъ вид желали бы вы изобразить себя, миссъ?

‘— На блой лошади, провожающею моего отца, генерала, на парадъ.

‘— А вы, миссъ Нэйлоръ?

‘— Въ кабинет моего дядюшки, судьи Нэйлора, за его минералогической коллекціей.

‘— А меня изобразите на корабл моего брата, сказала миссъ Джемима.

‘— Кто же такой вашъ братъ? спросилъ я: вдь и его надобно представить въ надлежащей форм.

‘— Кто мой братъ? сказала она: — онъ…. онъ…. и миссъ Джемима вспыхнула и опустила глазки: — онъ служитъ офицеромъ на одномъ изъ нашихъ кораблей.

‘— Такъ точно, миссъ, это я знаю: но вс офицеры имютъ форму, присвоенную чину или должности, которую они занимаютъ. Намъ нужно безошибочно представить эту форму. Какого онъ чина?

Другія дв подруги отвернулись въ сторону и смялись, а миссъ Джемима опустила головку и не знала, что сказать.

‘— Почему же ты не отвчаешь, душа моя? сказала миссъ Нэйлоръ.

‘— Я не хочу,— скажи ты.

‘— И я не хочу, вдь онъ не мой братъ, ты должна лучше знать, кто онъ и что такое.

‘— Вы сами знаете, мистеръ Сликкъ, кто онъ, но только показываете видъ, что не знаете, для того, чтобъ посмяться надо мной и принудить меня сказать.

‘— Хоть убейте, такъ не знаю, отвчалъ я: — я никогда не слыхалъ о немъ, и если онъ служитъ офицеромъ въ нашемъ флот, то я могу вамъ одно сказать, что вы не должны стыдиться, называя одного изъ нашихъ героевъ своимъ братомъ, не должны стыдиться также назвать его чинъ, потому что въ государственной служб нтъ ни одной должности, которая была бы унизительна и безславна.

‘Ну хорошо, сказала она, потупивъ взоры и перебирая уголки носоваго платка, какъ будто желая удостовриться по мткамъ, дйствительно ли онъ ей принадлежитъ: — ужь если я должна сказать, то я скажу, но прежде всего отвернитесь отъ меня.

И вмст съ этимъ она встала и обими руками повернула мою голову къ стн, между тмъ какъ дв ея подруги убжали приготовлять чай.

‘— Готовы ли вы, миссъ? спросилъ я.

‘— Да, готова, — мой братъ коксвейнъ, вы очень жестокій человкъ, мистеръ Сликкъ: заставили меня цлый вечеръ краснть, вотъ вамъ за это!’, и слегка похлопавъ меня по щек, она убжала.

Признаюсь вамъ, я едва удержался отъ смха, узнавъ наконецъ, что изъ за какого-то коксвейна она столько жеманиласъ, впрочемъ мн стало жаль ее, вопервыхъ потому, что я принуждалъ ее признаться, а во вторыхъ, что самое названіе должности ея брата, дйствительно, слишкомъ неблагозвучно отзывалось для женскаго слуха, и въ нкоторой степени возмущало ея стыдливость. Я помню, что наши дамы посл войны точно такъ же затруднялись назвать по имени офицера, который овладлъ Вашингтономъ, он обыкновенно называли его ‘Британскимъ адмираломъ,’ и во всхъ штатахъ не было ни одной лэди, которая ршилась бы назвать его по имени.

Въ домик, позади пріемной комнаты, находилось еще дв, одна служила столовой, а другая кухней. Въ послднюю-то изъ этихъ комнатъ и убжали барышни приготовить чай, вскор он явились оттуда съ чайнымъ приборомъ, поставили его на столъ, и бесда наша пошла прежнимъ чередомъ. Только что начался разговоръ, какъ миссъ Джемима сказала, что она сходитъ за молочникомъ. Въ одинъ моментъ я соскакиваю съ мста, и прошу у нея позволенія быть ея провожатымъ.

‘— Лэди нейдетъ самой услуживаетъ другимъ, когда при ней есть джентльменъ — неправдали?— Почему вы мн не приказали?

Я настигъ ее на порог кухонныхъ дверей.

‘— Какая узенькая эта дверь, сказалъ я.— Въ нее съ трудомъ могутъ пройти двое, не коснувшись другъ друга губами.

‘— Какъ вамъ не стыдно! сказала она: — вы кажется сломали мн гребень…. пожалуста, не длайте этого въ другой разъ, прошу васъ, прибавила она шопогбмъ: — миссъ Дули услышитъ, и разскажетъ всей факторіи — она преревнивая, …дайте же мн пройти.’

‘— Еще одинъ поцалуй, и мы разойдемся друзьями.

‘— Тс! пустите меня…’ всунувъ мн въ руку молочникъ, она взяла тарелку, и мы какъ ни въ чемъ не бывали, вошли въ комнату.

‘— Позвольте сообщить вамъ, миледи, слдующее, сказалъ я, занимая свой стулъ:— я правда могу прибавить къ вашимъ портретамъ занавсъ или полку съ книгами, но если исполнить вс ваши желанія, то это отниметъ много времени и будетъ стоить дорого, да къ тому же, продолжалъ я: кто обратитъ вниманіе на аксессуары, если лица будутъ выполнены хорошо? а я вамъ скажу, что такихъ три миленькихъ личика никогда еще не красовалось на полотн.

‘— Вы все шутите, мистеръ Сликкъ, не стыдно ли вамъ?

‘— Клянусь честью, миледи, я говорю истину,— это фактъ. Если вы позволите мн выразить свои предположенія, то высокая прическа и большой черепаховый гребень, съ цвтами на верху, какъ нельзя боле будутъ идти къ миссъ Нэйлоръ, какъ нельзя рельефне выставятъ черты ея прекраснаго греческаго лица. Модная шляпка съ розовымъ подбоемъ, по которому набросаны голубые бантики, пойдетъ къ вашему портрету, миссъ Дули, и какъ нельзя лучше обозначитъ вашъ очаровательный римскій профиль.

‘— А ко мн что идетъ? спросила миссъ Джемима.

‘— Я бы посовтовалъ вамъ вынуть гребень, ростъ вашъ довольно высокъ, къ тому же, можетъ быть, гребень догадается самъ изломаться (и я пожалъ ей ногу подъ столомъ своей ногой), тогда бы я распустилъ ваши волосы въ локоны, оставилъ бы значительную часть шеи и плечъ совершенно открытыми, для того, чтобы дать мсто жемчужному ожерелью, или коралловымъ бусамъ, или какому нибудь другому украшенію въ этомъ род.

Эта идея привела миссъ Джемиму въ такой восторгъ, что она соскочила со стула и вскричала:

‘— Ахъ, Боже мой! я забыла щипцы. Сейчасъ сбгаю и принесу ихъ!

‘— Позвольте, я принесу, сказалъ я, слдуя за ней. Въ противномъ случа, намъ вторично придется столкнуться въ узенькой двери!

‘— Пожалуста останьтесь, посмотрите — вы и такъ ужь сбили мн всю прическу, я лучше не выйду отсюда.

‘— Тогда и я останусь здсь, пусть подруги ваши идутъ сами за тмъ, что имъ нужно.

‘— Такъ вы не хотите представить меня въ кабинет моего дядюшки, сказалъ миссъ Нэйлоръ.— Какъ жаль! а у моего дядюшки прекрасная коллекція. Когда онъ принадлежалъ къ цеху каменьщиковъ и былъ главнымъ мастеромъ, то ему поручена была постройка общественнаго городскаго зданія въ Самъ-Патчвил, это удивительное зданіе, мистеръ Сликкъ, вс вообще признаютъ его превосходнйшимъ архитектурнымъ произведеніемъ въ мір. Дядя отламывалъ кусочекъ отъ каждаго камня, употребленнаго на сооруженіе этого зданія, и такимъ образомъ составилась чудная коллекція. Я бы какъ нельзя боле была довольна, еслибъ меня изобразили за столомъ, на которомъ я изучаю и сортирую главныя и второстепенныя формаціи.

‘— Я съ своей стороны постараюсь сдлать все, чтобъ угодить вамъ, я самъ не могу слышать или подумать о второстепенныхъ формаціяхъ безъ особеннаго удовольствія — это фактъ. Вамъ извстно, что и женщины принадлежатъ къ второстепеннымъ формаціямъ, потому что он созданы посл мужчины. Однако, если не ошибаюсь, ужь бьетъ девять часовъ! скажите, какъ незамтно летитъ время! Пора домой, уже поздно: но во всякомъ случа я долженъ признаться, что во всю мою жизнь не проводилъ такого пріятнаго вечера, какъ ныншній. Да и то сказать, когда мужчина находится въ кругу милыхъ и, образованныхъ лэди, то время летитъ незамтно и быстро. Теперь, сударыни, извините меня, если я на минуту обращусь къ своему длу: я долженъ сказать вамъ, что имю обыкновеніе брать за портретъ половину платы впередъ, впрочемъ, въ отношеніи къ прекрасному полу, я могу отступить отъ этого правила, но только съ условіемъ: въ задатокъ я долженъ получить поцалуй.

‘— Ахъ, мистеръ Сликкъ, какъ можно!

‘— Безъ поцалуя, не будетъ и портрета.

‘— Неужели это такое неизмнное правило? сказали он въ одинъ голосъ.

‘— Во всю мою жизнь, я не отступалъ отъ этого правила, особливо, когда лэди бывали такъ прекрасны, какъ лэди, съ которыми я имлъ удовольствіе провести сегодняшній вечеръ.

Ну, вотъ такъ, благодарю васъ, прелестная миссъ Нэйлоръ!

‘— Въ самомъ дл….

‘— И васъ также, милая миссъ Дули.

‘— Фи! какой стыдъ!

‘— Я не откажусь получить всю плату этой монетой.

‘Ну, ужь отъ меня вы не получите подобнаго задатка, сказала миссъ Джемима, и стрлой бросилась изъ комнаты, разумется и я за нею.

‘— Эта узенькая дверь какъ-будто нарочно сдлана для того, чтобъ вы не имли возможности отказаться отъ задатка, сказалъ я…. Спокойной ночи, миссъ.

‘— Спокойной ночи, мистеръ Сликкъ, не забудьте навстить насъ завтра въ промежутокъ между рабочимъ временемъ.

‘— И если вы не получите лучшаго приглашенія, сказала миссъ Джемима, провожая меня до воротъ, — намъ будетъ пріятно видть васъ опять за чайнымъ столомъ.

‘— А мн еще пріятне, миссъ, отвчалъ я: — только я боюсь наскучить вамъ своими посщеніями, но, ахъ, Боже мой! я совсмъ было забылъ спросить….

‘— Вы можетъ быть забыли что нибудь въ маленькихъ и узенькихъ дверяхъ, сказала она, захохотавъ и отступая назадъ съ вытянутыми впередъ руками, чтобъ защитить себя отъ моего нападенія.

‘Что же вы забыли? повторила она и посмотрла на меня чрезвычайно лукаво и наивно

‘— Я совсмъ забылъ это страшное, ужасное имя, которымъ вы называете своего брата.

‘— Какой вы негодный, безсовстный, безстыдный человкъ…. вотъ вамъ за это…. прощайте. Впрочемъ, постойте…. дайте вашу руку на прощанье, разстанемся друзьями.

И она протянула мн руку. Но въ ту минуту, когда я хотлъ взять ее, она какъ молнія промелькнула мимо, сбила съ головы моей шляпу, и когда я обернулся и хотлъ поднять ее, Джемима подбросила ее своей маленькой ножкой прямо ко мн въ руки. Все это было сдлано въ мгновеніе ока.

‘— Теперь мы квитъ, сказала она: — и остаемся, по прежнему, друзьями.

‘— Хорошо, сказалъ я: — согласенъ.

‘— Но, смотрите, ни гу-гу: у этой твари кротиныя уши и рысьи глаза.

‘— У какой твари? спросилъ я.

‘— Ну вотъ у этой страшной, отвратительной вдьмы, Бины Дули…. да вотъ она и сама идетъ сюда…. несносная двчонка! Приходите же скоре, пожалуста…. Прощайте, прощайте! и она побжала отъ меня такъ скромно, какъ будто ничего не бывало.

Да, сквайръ, высокопочтенный Эли Водъ былъ правъ, говоря мн, что я хоть немного, но постигну человческую натуру, пробывъ нсколько времени на факторіяхъ въ кругу прекраснаго пола. Я теперь смло могу сказать, что женщина мудреное созданіе. И вотъ первый урокъ, который я заучилъ тамъ: у женщины въ обращеніи, какъ и во всемъ другомъ, крайности встрчаются.

ГЛАВА XXXV.
ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ НА ЧУЖБИН.

Дорогу изъ Честера въ Галифаксъ можно назвать самою худшею во всемъ округ. Дневной свтъ началъ уже меркнуть, прежде чмъ кончилась половина нашего пути, и мы принуждены были провести ночь въ небольшомъ домик, служившемъ пристанищемъ для рыбаковъ и прибрежныхъ жителей. Въ этомъ дом, кром кухни и спальни, была еще комната, довольно чистая, правда, но сильно пропитанная запахомъ копченой лососины, которая была развшена по потолочнымъ балкамъ. На одной сторон стны висли пара ружей и тяжелая американская винтовка, лыжи, удочки, сти и длинные рябиновые прутья прикрплялись желзными крючьями къ другой сторон. Все это вмст невольнымъ образомъ наводило на мысль, что обитатель и обладатель дома принадлежитъ къ числу земноводныхъ животныхъ, которому одинаково привольно и въ вод и на суш, замтно было, что хозяинъ предпочитаетъ удовольствія звриной охоты и рыбной ловли боле тяжелому, хотя и выгодному труду — воздлывать землю. Нсколько предметовъ роскоши изъ цнныхъ матеріаловъ и превосходной работы, украшавшихъ каминную полку и открытый большой шкапъ (вроятно подарки отъ джентльменовъ галифаксскаго Гарнизона) показывали, что, кром обычныхъ постителей, здсь бывали и другіе люди. Такъ какъ домъ былъ въ совершенно уединенномъ мст и стоялъ въ самомъ конц глубокой и совершенно закрытой отъ бурь бухты, то нтъ никакого сомннія, что контрабанда доставляла владтелю его нкоторыя выгоды и разнообразила его занятія. По приход нашемъ, хозяинъ намъ не показался. По словамъ жены, онъ ухалъ на своей лодк въ заливъ Маргариты, миль за восемь, за солью, чтобъ посолить рыбу, и по всей вроятности воротится не ране утра.

— Я бывалъ уже здсь, сквайръ, сказалъ мистеръ

Сликкъ, указывая на деревянные часы въ углу комнаты: — здшній народъ страхъ какъ любитъ наблюдать время, и тотъ, кто выпиваетъ стаканъ грогу въ полдень, считается здсь аккуратнйшимъ человкомъ въ мір, сказать правду, самый напитокъ становится какъ-то особенно вкуснымъ и пріобртаетъ право на нкоторое уваженіе, когда прибгаютъ къ нему регулярно въ одинъ и тотъ же часъ. Но, это кого Богъ даетъ?

При этихъ словахъ въ комнату вошелъ мужчина съ узелкомъ въ рук, завязаннымъ въ грязный шелковый носовой платокъ. На немъ надта была старая пара чернаго платья, давнымъ лавно отжившая свой вкъ. Его лицо носило слды невоздержанія, а самъ онъ казался чрезвычайно утомленнымъ отъ путешествія, которое онъ совершилъ одинъ и пшкомъ.

‘— Надюсь, джентльмены, что я не безпокою васъ, сказалъ онъ: — впрочемъ, вы сами видите, что у бдняги Дулганти всего только одна комната, а нищета заставляетъ его принимать къ себ на ночлегъ людей всхъ состояній.— Рому, моя милая, да воды похолодне, почерпни ее изъ сверной стороны колодца, да попроворнй…. я задохся отъ пыли. Джентльмены, не угодно ли и вамъ по стаканчику грогу? У Дулганти всегда бываетъ порядочный ромъ, не то, что вашъ персиковый спиртъ, которымъ можно отравить любую лошадь, нтъ это настоящая ямайка, или, пожалуй, коньякъ.

‘— Почему же и нтъ, я не откажусь, сказалъ мистеръ Сликкъ.— Начните-ка сами. Вотъ такъ, теперь потрудитесь передать мн воду.

‘— Ваше здоровье, джентльмены, сказалъ незнакомецъ.— Славный ромъ, совтую вамъ повторить, пока еще не согрлась вода.

И для подкрпленія совта онъ налилъ себ другой стаканъ. Потомъ, пристально посмотрвъ на часовщика и на меня, онъ замтилъ мистеру Сликку, что, сколько ему помнится, онъ видлъ его прежде.

‘— Ничего нтъ удивительнаго, гд же?

‘— Вотъ въ томъ-то и вопросъ, сэръ, съ разу не могу припомнить.

‘— И я тоже не помню.

‘— Куда же вы пробираетесь? На востокъ, я полагаю?

‘— А откуда вы сами прибыли сюда? Я полагаю съ юга?

Путешественникъ еще разъ прибгнулъ къ бутылк.

‘— Гм! значитъ вы изъ Люненбурга.

‘— Да, пожалй хоть изъ Люненбурга.

‘— Гм! славное мстечко этотъ Люненбургъ: только одно не хорошо, тамъ вс до одного говорятъ по голландски, а я терпть не могу голландскаго языка, въ свт нтъ языка лучше англійскаго. Такъ значитъ вы отправляетесь въ Галифаксъ?

‘— Можетъ статься, побываемъ и тамъ

‘— Гм! чудесный городъ Галифаксъ, отличный рыбный рынокъ, по все же здсь не найдешь такой рыбы, какъ въ Англіи. Здшняя камбола не замнитъ англійскаго палтуса. Такъ, какъ же вы сказали, откуда вы родомъ?

‘— Кажется, я вовсе не говорилъ, откуда я родомъ, не сказалъ даже, куда я отправляюсь.

‘— Гм! ваше здоровье, сэръ, должно быть вы, милостивый государь, какъ и я, чужеземецъ, и не имете здсь дома, а не правда ли, что лучшаго пріюта нигд нельзя найти чмъ въ Англіи? Скажите, пожалуста, въ какой сторон Англіи вы живете?

‘— Должно вамъ сказать, что я вовсе не изъ Англіи.

‘— Въ такомъ случа, мн васъ очень жаль, по, кои чортъ, откуда же вы наконецъ?

‘— Изъ Штатовъ, какъ у насъ говорится.

‘— Провались они сквозь землю! Еслибъ меня вздумалъ кто нибудь оскорбить названіемъ Янки, я бы задушилъ того. Еслибъ я мене обращалъ вниманія на грогъ, а боле на ваши отвты, то давно бы узналъ въ васъ Янки, по вашимъ дерзкимъ уверткамъ. Эти Янки никогда не дадутъ прямого отвта, — впрочемъ, въ нихъ нтъ ничего прямого, кром длинной спины.

И вмст съ этимъ онъ заснулъ въ своемъ кресл, побжденный соединенными силами лтняго зноя, рома и усталости.

— Это одинъ изъ школьныхъ учителей у Сизыхъ-Носовъ, сказалъ мистеръ Сликкъ.— Я увренъ, что онъ англичанинъ и вроятно видлъ на своемъ вку лучшіе дни, но раззорился отъ пьянства. Когда онъ бываетъ въ полпьяна, то становится страшнымъ забіякой, невыносимо грубитъ, потому-то мн и не хотлось сказать, откуда я: онъ ненавидитъ насъ какъ какое нибудь зелье. Впрочемъ, такихъ созданій здсь немного: англичане не любятъ эмигрировать сюда въ большомъ числ, они предпочитаютъ Канаду и Штаты и странно право, не понимаю, почему это такъ? Врно еще никто изъ нихъ не знаетъ, что лучшая мстность во всей Америк — Новая Шотландія. Со временемъ она будетъ имть обширнйшую торговлю, величайшее населеніе, лучшія фабрики и несмтное богатство. Взять только въ соображеніе средства, естественныя преимущества и политическое положеніе этой страны, и я не знаю, найдется ли во всей вселенной страна, ей подобная.

— Какъ! Новая Шотландія? сказалъ я: — это бдная колонія! да можно ли ожидать, что изъ нея выйдетъ что нибудь порядочное?

— Ршительно все можетъ выйдти, сказалъ мистеръ Сликкъ: — все, что условливаетъ величіе края. Я бы желалъ, чтобъ она была наша, да подождите, впрочемъ, если ваши земляки не станутъ держать ухо востро, то она и будетъ наша. Послушайте: во первыхъ здсь вдвое боле обширныхъ гаваней, способныхъ содержать въ себ весь флотъ, магазиновъ, верфей и арсеналовъ вдвое боле, чмъ у насъ отъ Мэна до Мехико, не считая безчисленнаго множества небольшихъ заливовъ, бухтъ и безопасныхъ рейдовъ, не забудьте, что это все находится на одномъ остров, и что значительная часть гаваней не замерзаетъ круглый годъ. Вся эта страна не запирается, подобно Канад, на цлую зиму,— напротивъ, вы можете приходить и уходить, когда вамъ угодно, вся страна изрзана рками и озерами, такъ-что безводныя мста отстоятъ не дале двадцати миль отъ рчнаго сообщенія съ моремъ, наконецъ, она есть самый ближайшій пунктъ нашего материка къ Европ.

— Все это совершенно справедливо, сказалъ я: — но хорошія гавани хотя и необходимы для торговли, однако, они не составляютъ еще первостатейнаго преимущества.

— Теперь возьмите въ расчетъ рыбныя ловли, сквайръ, да гд въ мір вы найдете что нибудь подобное? Въ ркахъ здсь водятся лососи, форель, семга и сельди, у береговъ макрель и треска, а на мляхъ! а у Лабрадора! О, Боже мой! да это просто золотое дно! Англичане не знаютъ, что длать съ нимъ и отдаютъ его намъ, Они, кажется, думаютъ, что это мсто не стоитъ того, чтобы правительство обращало на него вниманіе. Посмотрите, какая это чудная школа для моряковъ! Теперь, загляните во внутренность земли: подумайте только о каменномъ угл! Вс воображаютъ, что его здсь находится не боле того, сколько нужно для нашего потребленія, нтъ, извините, они сильно ошибаются. Онъ простирается отъ Фундійскаго залива до Пикту, по всей провинціи, и оттуда проходитъ подъ весь островъ Капъ-Бретонъ, нкоторыя полосы должны быть обширне, толще и глубже всхъ до нын открытыхъ. И какой прекрасный уголь! Дале, природа забросила сюда обильный запасъ желзной руды. Вы ее найдете повсюду, какъ найдете лсъ и уголь. Возьмите же все это вмст, прибавьте еще могущественнйшіе водяные двигатели и потомъ скажите мн, не положено ли здсь самимъ Провидніемъ основаніе для великой промышленной націи! Но это еще не все. Посмотрите, какія громадныя глыбы гипса встрчаются здсь повсюду. Мы уже употребляемъ его для удобренія полей, но употребляемъ по сту-пятидесяти тысячъ тоннъ въ годъ, а его потребуется въ десять разъ боле, — мы не можемъ жить безъ него, онъ оказалъ намъ пользы боле, чмъ паръ, онъ оплодотворилъ у насъ самыя тощія поля, и заселилъ самыя безлюдныя мста, мста, которыхъ акръ не стоилъ сотой доли доллера. Онъ пойдетъ отсюда въ Южную Америку и Вестъ-Индію: это нашъ магическій жезлъ, это нашъ философскій камень, отъ одного прикосновенія къ нему, все обращается въ золото. Подумайте только, какое огромное количество кораблей онъ требуетъ для своей перевозки, какому множеству людей онъ доставляетъ работу и насущный хлбъ, какую толпу опытныхъ моряковъ приготовляетъ онъ для Старой Англіи Впрочемъ, Старая Англія слпа, какъ летучая мышь, а Сизые-Носы все равно, что семидневные щенки: ничего не видятъ. Еслибъ этимъ созданіямъ обкарнали, какъ слдуетъ, уши, да подрзали языкъ и потомъ хорошенько выдрессировали ихъ, то изъ нихъ вышла бы еще сносная порода, потому что старушку-Англію можно назвать доброй нянькой, и она ихъ кормитъ какъ на убой. Теперь, возьмите въ расчетъ, сколько здсь свинцу, мди, аспида, гранита, плиты, извести, магнезіи, соли, сры. Короче, у туземцевъ все есть подъ рукой и всего вдоволь, нтъ только предпріимчивости. А какая почва, сквайръ! вы нигд ничего подобнаго не найдете. Правда, значительная часть земли вдоль берега безплодна, но вдь эту часть занимаютъ рыболовы, слдовательно, бда не велика, за то остальная часть въ состояніи производить что вамъ угодно: сно и хлбъ родятся на ней изъ году въ годъ, въ теченіе столтія, безъ всякаго удобренія, и я увренъ, что это будетъ продолжаться отъ наступающаго іюля и до скончанія вка. Для возвышенныхъ, а слдовательно и боле подверженныхъ засух мстъ, природа сама даетъ морской илъ, песокъ съ соляными частицами, морской тростникъ и рчную типу, такъ-что все это замняетъ самые лучшіе туки для почвы.

— Если этотъ край, сказалъ я: — дйствительно представляетъ такія преимущества, то нтъ никакого сомннія, что со временемъ онъ будетъ и многолюднымъ и богатымъ, но все же, мн кажется, его ни подъ какимъ видомъ нельзя сравнить съ округомъ Миссисипи.

— Да, сквайръ, еслибъ вы хоть разъ побывали въ Новомъ Орлеан, то, я увренъ, вы бы этого не сказали. Тотъ край обширенъ, безъ сомннія, слишкомъ обширенъ для сравненія съ этой незначительной провинціей, въ немъ есть множество естественныхъ произведеній, — большая рка, плодородная почва, развитая торговля, но климатъ тамъ убійственный, и поселенцы нисколько не лучше климата. Жители Новаго Орлеана напоминаютъ мн дтей, играющихъ на кладбищ: они прыгаютъ черезъ могилы, прячутся за надгробными памятниками, смются надъ эмблемами смертности и надъ печальными эпитафіями, они полны жизни и радости, они безпечны, а между тмъ подъ ногами ихъ скрывается огромный домъ, набитый костями, саванами, скелетами и цлыми поколніями отшедшихъ гражданъ. Новый Орлеанъ построенъ на млкомъ мст рки,— на наносныхъ корняхъ, сучьяхъ и пняхъ, покрытыхъ наноснымъ же иломъ и пескомъ. Такъ точно образовалось тамъ, и народонаселеніе. Приливы и отливы промышленности всей страны сосредоточиваются тамъ, подонки и помои всякаго общества находятъ себ мсто въ Новомъ Орлеан. Онъ биткомъ набитъ народомъ всякаго рода: черными, блыми, индйцами и ихъ различными оттнками, французами, испанцами, португальцами и голландцами, англичанами, ирландцами, шотландцами, и наконецъ жителями каждаго штата. Послдніе имютъ свои особенныя прозванія. Тамъ есть вязальщики изъ Индіаны, сосуны изъ Иллиноя, рвотное изъ Миссури, деревяшки изъ Огіо, рыжія клячи изъ Кентукки, пустоголовые изъ Тенесса, россомахи изъ Мичигана, угри изъ Новой Англіи, коршуны изъ Виргиніи. Вс эти люди, со множествомъ другихъ, составляютъ городское населеніе. Это, можно сказать, огромный каравансерай, наполненный чужестранцами, развратными до такой степени, что при разсказахъ о нихъ волоса становятся дыбомъ, пьютъ съ утра и до вечера, играютъ въ карты съ вечера и до утра, и дерутся день и ночь. Смерть проникаетъ тамъ всю природу: она дышетъ въ воздух, плаваетъ въ вод, поднимается въ испареніяхъ и носится на крыльяхъ втра: она одинаково дйствуетъ и въ ведро и въ ненастье. Вверху, внизу, внутри, снаружи, повсюду смерть, но кто знаетъ, к то обратитъ вниманіе на пришлеца, и кто станетъ оплакивать чужаго человка? Заройте его въ могилу или бросьте въ воду, черви источутъ его гробъ и крокодилы пожрутъ его трупъ. У насъ въ Родъ-Эйланд есть пильные заводы съ круглыми пилами для приготовленія овальныхъ ящиковъ. На одномъ изъ этихъ заводовъ даютъ ящикамъ видъ гроба, такъ-что они могутъ служить съ двоякою цлью, потомъ отправляютъ ихъ въ Новый Орлеанъ, а оттуда они уже идутъ въ могилы.

Новому Орлеану положили основаніе струи пресной воды и удивительно что т же самыя струи не уносятъ его въ море. Впрочемъ, того и гляди, что это со временемъ сбудется, онъ сольется когда нибудь съ водами, которыя его возвеличили, быть можетъ, отъ него останется одно только мсто, на которое съ пароходовъ будутъ указывать и говорить, что тамъ нкогда стоялъ огромный городъ, что тамъ происходила кровопролитная битва, въ которой геній и храбрость Новаго Свта восторжествовали надъ лучшими европейскими войсками и полководцами. Тотъ край похожъ на парникъ, а жители на растенія этого парника. Тамъ богатютъ быстро, но за то бродятъ какъ тни, человческаго лица ни на комъ не увидишь. Это не то, что здшній чудный край, но Сизые-Носы ршительно не умютъ цнить его, сквайръ,— это фактъ!

— Про какой чудный край вы говорите? спросилъ школьный учитель, проснувшись.

— Про Новую Шотландію, отвчалъ мистеръ Сликкъ.— Я сейчасъ разсказывалъ сквайру, что Новая Шотландія превосходнйшее мсто во всей Америк.

— Мсто…. мсто, я ненавижу это слово, по англійски такъ не говорится, лучше англійскаго языка нтъ въ свт. Эй, милая, дай-ка еще бутылочку и водицы, да пожалуста, похолодне, съ самаго дна почерпни, слышишь ли? выбери въ колодц самое холодное мстечко, да поскоре, я сгорлъ отъ сегодняшней жары. Ну, кто со мной выпьетъ стаканчикъ? Не угодно ли, джентльмены! славно! чудный ромъ! Ну, что, мистеръ Янки? вы хотите промочить себ горлышко? Промочите! Я пожалуй выпью еще стаканчикъ для скрпленія нашего знакомства…. не хотите, ну, какъ угодно, я за васъ выпью…. ваше здоровье! Небойсь не хотлъ сказать мн, откуда онъ родомъ.

— Я не считалъ за нужное говорить объ этомъ.

— Ну да, я знаю это, знаю также, что вы — Самъ Сликкъ, часовщикъ. Ну такъ что же? вы находите, что здшній край — прекрасный край? Правда ваша, дйствительно, онъ прекрасенъ для чванства и нищеты, для невжества и надменности, для безумства и порока. Чтобъ ему ни дна, ни покрышки! кром Старой Англіи во всемъ свт нтъ лучше края. Здшній край хорошъ для бднаго человка, но отнюдь не для богатаго и не для джентльмена. Здсь нтъ ничего такого, что соотвтствовало бы званію и прозванію благороднаго человка. Здсь нтъ ни чувствъ, ни понятій, ни воспитанія, въ этомъ здсь никто ничего не смыслитъ. Здшніе жители заимствовали слабое подражаніе благовоспитанности съ жалкихъ образцовъ, закинутыхъ сюда нуждой. Правда, я бденъ, униженъ, ничтоженъ, но я видалъ и лучшіе дни, и не всегда былъ бездомнымъ скитальцемъ, какимъ вы меня находите теперь. Поврьте, я знаю что говорю. Выше обыкновенной посредственности здсь нтъ ничего, и ничего не можетъ быть, потому что нтъ для этого матеріаловъ, человку нечмъ здсь поддержать боле высокое значеніе въ обществ. Пожалуста, душа моя, дай похолодне водицы, эта слишкомъ тепла, чтобъ потушить пламя въ груди Это, милостивый государь, самый жалкій край, въ немъ нтъ поприща для честолюбія, нтъ разгула для талантовъ, нтъ награды за особенное рвеніе на пользу общую. Край этотъ богатъ для бднаго человка, и бденъ для богатаго. Въ немъ нтъ высшаго слоя общества, впрочемъ, его не водится во всей Америк. Въ немъ есть богатые, ученые, пріятные, свободомыслящіе и добрые люди, но очень мало людей благовоспитанныхъ. Нтъ въ немъ чистой породы, здшняя порода не дошла еще до такой степени совершенствованія, не носитъ еще на себ отличительныхъ примтъ, по которымъ бы можно было назвать ее кровною. Впрочемъ, все это сухая матерія для разговора… ваше здоровье, джентльмены!… славный малый этотъ Дулганти…. не выпить ли намъ за его здоровье? у него всегда отличный ромъ… выпей его хоть цлый галлонъ, голова ни за что не разболится…. О чемъ бишь я говорилъ съ вами?… Да! теперь вспомнилъ…. о здшнемъ кра…. Вмсто того, чтобъ привозить сюда изъ Англіи лошадей для улучшенія породы, имъ бы слдовало вывозить оттуда джентльменовъ, здшній народъ нуждается самъ въ улучшеніи своей породы, нуждается въ чистой крови.

— Правда, сказалъ часовщикъ, (котораго я никогда прежде не замчалъ сохранявшимъ столь продолжительное молчаніе).

— Ну, что правда! вскричалъ незнакомецъ: — что ты смыслишь въ этомъ? ты столько же понимаешь въ дл благовоспитанности, сколько кошка въ музык. Если ты еще разъ перервешь меня, то изъ двухъ твоихъ глазъ я сдлаю одинъ, пустоголовый часовщикъ, американскій плутъ, всесвтный бродяга. Чахлое подражаніе джентльменству въ здшнемъ кра, увядшій цвтокъ благовоспитанности, пошлыя притязанія на изящныя манеры, отвратительная борьба за первенство въ обществ, — невольнымъ образомъ заставляютъ посмотрть за Атлантическій океанъ и обновиться духомъ, который слабетъ отъ одного взгляда на жизнь въ здшнемъ кра, на эту нелпую жизнь. Вся Сверная Америка жалкая страна съ жалкимъ климатомъ. Я бы не отдалъ за нее Ирландію. Правда, Новая Шотландія лучшая часть Америки, она извлекаетъ у себя дома средства для упроченія своего благосостоянія, по въ ней нтъ простора для человка съ талантами и воспитаніемъ. Въ маленькомъ пруду не можетъ жить большая рыба — тамъ ничего не водится, кром головастиковъ, таракановъ и каракатицъ. Посмотрите на нихъ, когда они плаваютъ въ своей маленькой грязной луж, слдуя за какимъ нибудь наскомымъ, коноводомъ всего роя, которое считаетъ себя за кита, и если вы не отвернетесь съ презрніемъ, при вид ихъ усилія подражать большимъ рыбамъ, то по крайней мр посметесь ихъ глупости. Подите и загляните въ любое изъ здшнихъ административныхъ мстъ, начиная самимъ конгрессомъ, до послдней полицейской управы въ Галифакс, и послушайте, что и какъ гамъ говорятъ. Зайдите въ любую типографію, и посмотрите, что тамъ печатаютъ, зайдите въ хижины здшнихъ жителей и посмотрите, какъ они проводятъ время, и тогда скажите мн, что этотъ край стоитъ выше посредственности.

— Что же васъ удерживаетъ здсь? спросилъ мистеръ Сликкъ: — зачмъ вы остаетесь въ такой жалкой стран, какою вы ее намъ представляете?

— А вотъ зачмъ, отвчалъ онъ, осушая остатки рому, какъ будто для того, чтобъ подкрпить себя на совершеніе предстоящаго подвига: — вотъ что меня держитъ здсь…. и положивъ руки на колни, онъ до тхъ поръ пристально смотрлъ на часовщика, пока вс мускулы на его лиц не пришли въ движеніе, — я разскажу вамъ, сэръ, если хотите, мои несчастіи.

Напряженіе умственныхъ силъ и ромъ взяли верхъ надъ нимъ, онъ свалился со стула, мы снесли его на постель, развязали ему галстухъ, и оставили его покоиться.

— Ну, я вамъ скажу, произнесъ часовщикъ со вздохомъ: — я считаю за большое наказаніе сидть молча и слушать этого набитаго осла. Не будь васъ со мной, я бы проучилъ его, я бы изъ его куртки сдлалъ дубленый полушубокъ, я бы заставилъ его носить въ своей пустой голов учтивый языкъ, отвратительная пьяная скотина! Руки у меня такъ и порывались дать ему хорошую затрещину, впрочемъ, не стоитъ говорить объ немъ. Да, сквайръ, я не спорю, Новый Орлеанъ — обширный край, удивительный край, но въ немъ далеко не найдется тхъ источниковъ къ упроченію народнаго благосостоянія, какіе встрчаются здсь, а про климатъ нечего и говорить: пріятне и здорове здшняго климата нигд не отыщешь. Не знаю, чего же еще можно требовать? почти весь островъ иззубренъ гаванями, вокругъ которыхъ превосходнйшія рыбныя ловли. Рка св. Лаврентія, Фундійскій заливъ и Вестъ-Индія, лучшая почва, огромный минеральный пластъ снизу, а главное — воздухъ умренный, упоительный, здоровый. Если уже всего этого мало, то извините, зазнались!

ГЛАВА XXXVI.
КОМНАТА ЗАБЛУЖДЕНЯ.

На слдующее утро дождь полилъ ливьмя и было уже девять часовъ, когда мы увидли хотя малйшую возможность продолжать наше путешествіе.

— Я очень радъ, сказалъ мистеръ Сликкъ: — что это животное — школьный учитель, еще не всталъ. Я боялся, что онъ поднимется до птуховъ и мн придется съ нимъ опять возиться, тогда какъ и отъ вчерашняго разговора его я чувствую сильную тягость на желудк. Подобныхъ рчей натура моя ршительно не перевариваетъ — увряю васъ, и ничто меня такъ не бситъ, какъ необходимость слушать неотесаннаго, невжественнаго и ограниченнаго во всхъ отношеніяхъ иностранца, который вдругъ осмливается унижать нашихъ свободныхъ и просвщенныхъ гражданъ.— Однако, посмотрите-ка, сквайръ, продолжалъ онъ: — вотъ первый индйскій таборъ, который мы встрчаемъ во время нашего путешествія. Счастливые люди эти индйцы, не правдали? Они не знаютъ другихъ потребностей и заботъ, кром того, чтобъ было что сть и во что одваться, а рыбная ловля и звриная охота вполн удовлетворяютъ этимъ потребностямъ.

Но здсь однако мы въ конц нашего путешествія, и я долженъ призваться, что говорю объ этомъ съ сожалніемъ, потому что хотя странствованіе наше и было продолжительно, по вмст съ тмъ представляло много привлекательнаго.

Когда мы возвратились въ Галифаксъ, то отправились на квартиру къ мистриссъ Спейсеръ, гд я заране нанялъ себ комнату, еще до вызда изъ города. Пока слуги приготовляли мой аппартаментъ, мы пошли въ гостиную мистриссъ Спенсеръ. Она была молода, очень недурна собою и притомъ вдова. Изъ дтей у нея была только дочь шести лтъ, которая, подобно всмъ единственнымъ дтищамъ, была очень изнжена и избалована. Сначала она казалась застнчивою, потомъ сдлалась очень смлою, потомъ начала держать себя ужь слишкомъ непринужденно и говорить грубости. Она очень забавляла мать, подражая выговору мистера Сликка и сама занималась тмъ, что играла его шляпой какъ мячикомъ.

— Не правда ли, что это несносно? сказалъ часовщикъ, когда насъ провели въ отведенные намъ покои. Что всего хуже въ женщинахъ, продолжалъ онъ, — это то, что он вчно души не слышатъ въ своихъ дтяхъ, возятся и няньчатся съ ними и всми мрами стараются какъ можно боле избаловать ихъ и сдлать невыносимыми для людей постороннихъ. Какого болвана можетъ занять то, что это маленькая козявка пропищитъ въ вершокъ стихи изъ дрянной книженки. Я увренъ, что никого не займетъ. Достопочтенный Эли Водъ былъ совершенно правъ, говоря, что разкусить женскую натуру нелегко. Я съ моей стороны всегда боялся пуститься на супружество и полагаю, что никогда не предприму спекуляціи въ этомъ род. Супружество не находится по плечу такому непосдливому человку какъ я. Супружескій союзъ — важный союзъ, жена не лошадь, которую, если она не понравилась вамъ, вы продаете, проматываете, промниваете, однимъ словомъ сбываете съ рукъ какъ вамъ заблагоразсудится, нтъ,— съ супружескимъ бременемъ вы, рады не рады, а должны носиться до конца вашихъ дней. А между тмъ трудно сыскать существо подходящихъ для васъ свойствъ, трудно найти женщину съ характеромъ и вмст кроткую, — еще трудне чмъ отыскать лошадь, которая не была бы крпкоузда, ступала бы врно и проворно, не спотыкалась бы, не лягалась, не била, не носила, не упрямилась, не пятилась задомъ, которая при всемъ этомъ была бы чиста статьями и доброзжа. Найдти подобную лошадь и найдти подобную женщину, по моему мннію, самыя трудныя задачи, какія только я могу себ представить. Наши большіе города суть единственныя мста союза, гд человкъ можетъ жениться съ комфортомъ, съ настоящимъ, существеннымъ комфортомъ, а не очертя голову и не по-конецъ-рукъ. Хорошо уже то, что живя въ гостинниц, вы не обязаны имть свое хозяйство, попробуйте же сами вести домъ и тогда у васъ конца не будетъ издержкамъ, а людямъ вашимъ вкъ не избавиться хлопотъ. Между тмъ, при теперешнемъ порядк вещей, вамъ нечего заботиться о составленіи запасовъ, не за чмъ наблюдать особенно тщательно, и, кром того, вы никогда не бываете одни какъ въ обыкновенномъ частномъ дом. Вдь женщинамъ нечего больше длать цлый день, кром какъ сидть за туалетомъ, болтать, гулять, рыскать по магазинамъ или лавкамъ и при нимагь у себя гостей. По крайней мр большая часть времени проходитъ у нихъ въ этомъ, будьте уврены. Если у васъ есть дти, вы можете гонять ихъ съ глазъ долой, подъ надзоромъ какихъ нибудь слугъ, пока они не выростутъ довольно для того, чтобы можно было посылать ихъ въ школу. Тогда они не составятъ вамъ и половины тхъ неудобствъ, которыя бы вы испытывали отъ нихъ, живя въ частномъ дом. Но лучшее, что представляетъ подобный образъ жизни, это то, что вы не обязываетесь сидть по вечерамъ дома, чтобы держать компанію съ женой, потому что она можетъ всегда найти для себя кружокъ въ общихъ комнатахъ, если ей это вздумается, а мужъ можетъ между тмъ отправиться въ клубъ или кофейный домъ, можетъ заниматься политикой, разсуждать о національныхъ стремленіяхъ и о занятіяхъ конгресса. Вдь эти интересы требуютъ для себя значительнаго времени и человкъ не можетъ исполнить свой долгъ въ отношеніи къ родному штату или цлому союзу, если онъ будетъ привязанъ къ юбк своей жены. Вы можете говорить мн, сквайръ, о значеніи домашняго очага, объ удовольствіяхъ семейной жизни, о кружк близкихъ родныхъ: все это пробуждаетъ въ насъ симпатію, звучитъ для уха очень пріятно, но къ чему же все это наконецъ приведетъ насъ? Къ тому, что ваша жена будетъ вчно не-въ-дух, будетъ сидть передъ вами въ стоптанныхъ башмакахъ, покачиваясь на обмятомъ и потертомъ кресл,— съ головою или вовсе нечесанною, или покрытою папильотками, которыя топырятся и смотрятъ врознь, точно ежевыя иглы: по всей этой сцен дымъ и чадъ изъ камина, крикъ дтей оглушающій васъ до одурнія, лнивая и корыстолюбивая прислуга, которая всми силами старается опустошить ваши карманы — однимъ словомъ обстановка, могущая совершенно вывести васъ изъ терпнія. Да, для женатаго человка не найдешь ничего лучше большой гостинницы, подобная жизнь стоитъ бездлицу въ сравненіи съ тмъ, во что обходится собственное хозяйство, притомъ же тутъ вы все время въ обществ и жоны никогда не видятъ себя въ одиночеств тогда, когда мужей ихъ нтъ дома. Единственное правило котораго должно держаться въ такомъ случа это хорошенько изучить географію дома и твердо знать свой нумеръ. Если вы не станете соблюдать этого правила, то можете попасть въ такую западню, изъ которой потомъ не легко уже будетъ выбраться. Я какъ теперь помню, съ одной супружеской четой случилась разъ презабавная исторія потому только, что супруги не вполн хорошо изучили топографію корридоровъ и нумеровъ.

Я отправился разъ въ Бостонъ, чтобы провести тамъ 4-е іюля, нашу достопамятную годовщину. Это великій день, сквайръ, это большое національное торжество: великолпное зрлище: пятнадцать милліоновъ независимыхъ гражданъ и три милліона невольниковъ празднуютъ тутъ день своего освобожденія, наслаждаются плодами своей силы, самобытности и просвщенія. Можетъ быть, ни солнце, ни мсяцъ, ни звзды никогда не озаряли подобнаго зрлища, потому что вся звздная система едва ли будетъ такъ совершенна, какъ совершенна наша политическая система. Солнце изображаетъ блескъ нашей славы, мсяцъ своими перемнами намекаетъ на наши административные перевороты и смны президентовъ, а звзды, которыхъ изображенія рисуются на нашихъ флагахъ, составляютъ эмблемы нашихъ штатовъ. На всемъ пространств союза, во всхъ городахъ и деревняхъ, безъ исключенія, произносятся тогда рчи, изъ которыхъ каждая представляется образцомъ колкости и остроумія, и не въ бровь, а прямо въ глазъ задваетъ англичанъ. Тутъ вы вновь видите передъ собою наши національныя битвы, вы видите какъ британцы, точно молнія, бгутъ предъ нашими отрядами, униженно кладутъ передъ нами оружіе, или, взятые въ плнъ, ведутся точно негры, связанные другъ съ другомъ по-двое. А вотъ и Вашингтонъ, на своемъ величавомъ боевомъ кон, выступаетъ впереди нашихъ побдоносныхъ полчищъ, гордые британскіе офицеры, отложа въ сторону обычное высокомріе, падаютъ передъ нимъ на колни, отдаютъ сабли и молятъ о пощад. За тмъ, вы непремнно увидите связаннымъ презрннаго шпіона Андре, вы увидите, съ какимъ негодованіемъ наши герои мечутъ въ грязь деньги, предложенныя имъ за свое освобожденіе, вы услышите, какъ онъ, подобно какому нибудь индйцу, умоляетъ, чтобы его застрлили какъ джентльмена, а не вщали бы какъ вора, вы услышите благородный и незабвнный отвтъ Вашингтона: ‘Пожалуй подумаютъ, что мы испугались, если мы отступимъ отъ своего намренія.’ Вы кажется слышите своими ушами, какъ плотники строятъ вислицу, и конвульсіи осужденнаго, который вздернутъ кверху точно собака, обвиненная въ краж овецъ, представляются вашему воображенію очень живо. Признаюсь вамъ, что я люблю слушать подобныя торжественныя рчи, люблю слушать о подвигахъ нашихъ героевъ на суш и моряхъ. Это блестящая страница въ нашей исторіи. Все это поучительно для молодаго поколнія: оно содрогается при мысли о бдствіяхъ, которымъ подвергались его предки, это заставляетъ нашу молодежь проворне чистить свои винтовки и загонять въ стволы пули. Все это приготовляетъ ее къ тому великому дню,— тому вождлнному и уже не очень далекому отъ насъ дню, когда Британія сдлается колоніей нашей могущественной націи и когда ея колоніи обратятся въ штаты нашего Союза.

Много споровъ, и очень жаркихъ споровъ, происходило у насъ съ нашимъ пасторомъ по поводу этихъ рчей. Онъ никогда не соглашался вполн съ нашими ораторами, онъ уврялъ, что у нихъ вовсе неприличный тонъ (многозначительная фраза въ устахъ нашего кроткаго наставника, котораго сердце всегда тоскливо билось при воспоминаніи о прошломъ):

‘Неприличный тонъ, Самъ, явный недостатокъ вкуса. Ихъ рчи отзываются хвастовствомъ, недостаткомъ джентльменскаго лоску, а что всего хуже,— отсутствіемъ христіанскихъ убжденій.’

Но нашъ пасторъ не очень отчетливо зналъ свтъ, онъ не изслдовалъ всхъ извилинъ и перекрестковъ, которыми проходитъ человкъ на пути жизни — это фактъ.

Однако, я вдь хотлъ разсказать вамъ, что случилось въ тотъ день. Я, изволите видть, остановился въ гостинниц генерала Пипа, въ Бостон, чтобы присутствовать на годичномъ торжеств. Тамъ собралась огромная публика: домъ былъ набитъ прізжими. Между прочимъ, тамъ находились преинтересные джентльменъ и лэди, майоръ Эбенезеръ Спроуль и жена его съ ребенкомъ, такимъ крикуномъ, какого мн еще не удавалось встрчать съ роду. Онъ ревлъ на пролетъ цлыя ночи и вс жильцы стали требовать, чтобы его сослали въ людскую, потому что онъ не даетъ имъ сомкнуть глаза. Ребенка дйствительно снесли куда-то на чердакъ, и вотъ однажды ночью чадолюбивая мистриссъ Спроуль отправилась туда, чтобы угомонить свое милое дитя, которое ни отъ кого, кром матери, не хотло принять убаюкиванья. Въ эту ночь маленькій негодяй визжалъ и ревлъ съ невроятнымъ постоянствомъ, такимъ образомъ мистриссъ Спроуль встала, накинула на себя капотъ и пошла наверхъ по лстниц, оставивъ дверь въ свою комнату отпертою, чтобы своимъ приходомъ потомъ не обезпокоить мужа. По возвращеніи она тихонько отворила дверь и легла въ постель.

‘— Теперь онъ заснулъ, сказала она: — и врно боле меня не потревожитъ.

‘— Накакъ нтъ, я не сплю, милостивый государь, незнакомецъ, отозвался старый Цвиккеръ, голландскій купецъ изъ Альбани (потому что мистриссъ Спроуль вошла въ неподлежащую комнату и легла на постель голландца по ошибк): — и я вовсе не благодарю ни васъ, ни генерала Пипа за приходъ вашъ ко мн на постель, безъ моего приглашенія, согласія и безъ всякаго уважительнаго повода. Я считаю занятое вами теперь, мсто гораздо боле полезнымъ для себя, нежели ваше сообщество. Какъ жаль, что со мной нтъ бурава!

Между тмъ мистриссъ Спроуль кричала, визжала и каталась по постели, точно сумасшедшая.

‘— Кой чортъ, говоритъ старый Цвиккеръ: — да что же тутъ происходитъ съ этимъ господиномъ, заколдованъ что ли онъ, или одержимъ бсомъ.

‘— Ржутъ, ржутъ! кричала между тмъ мистриссъ Спроуль, кричала во все горло и всми силами своихъ мощныхъ легкихъ: — ржутъ, ржутъ!

Тутъ Цвиккеръ опрометью соскочилъ съ постели, въ совершенномъ испуг, и схватилъ въ-попыхахъ капотъ мистриссъ Спроуль, вмсто собственныхъ панталонъ, онъ вздлъ кое-какъ въ рукава свои длинныя ноги и сбирался бжать вонъ изъ комнаты, придерживая руками вокругъ таліи остальную часть капота, когда я вошелъ въ комнату со свчой.

‘— Должно быть, чортъ забрался въ этого господина и въ мои панталоны, потому что они съежились, а сюртукъ ни съ того, ни съ сего выросъ и спустился мн до пятъ. Не знаю, что это вдругъ за напасть.

‘— Постойте, постойте, мистеръ Цвиккеръ, сказалъ я, и за конецъ капота снова втянулъ его въ комнату (я чуть-чуть не надорвался отъ смха, видя его въ красномъ колпак — съ глазами, готовыми выскочить вонъ отъ ужаса обуявшаго все существо голландца, и въ этихъ коротконогихъ панталонахъ, потому что рукава капота не могли войти на него доле колнъ, отъ которыхъ тянулся позади длинный шлейфъ.) — Постойте, повторилъ я: — и объясните намъ, что это за кутерьма: кто рзалъ, кого зарзали и кто долженъ отвчать въ этомъ дл?

Все это время мистриссъ Спроуль лежала, свернувшись въ комокъ, точно кошка, и покрывшись простыней, выла и голосила какъ безумная. Скоро весь домъ поднялся на ноги: одни вовсе неодтые, другіе полуодтые, кто съ палкой или кочерьгой, а кто и со шпагой.

‘— Да что же наконецъ, произнесъ я, возвыся голосъ: — что за причина всей этой суматохи?

— Ахъ, Goten Hymel, возразилъ голландецъ: — да кто же можетъ отвчать на это положительно, я думаю, это самъ старый Сейдонъ, онъ подошелъ къ двери и потомъ — прыгъ въ кровать, а тамъ началъ такъ кричать, что совсмъ оглушилъ было меня, схватите его за козлиныя-то ноги да придушите хорошенько! Со мной нтъ теперь бурава, онъ врно зналъ это, вотъ и причина, — другой быть не можетъ

Сбжавшіеся зрители схватились за простыни, которыми покрылась мистриссъ Спроуль, стали сбрасывать и срывать съ нея все, что она успла навалить на себя, и наконецъ голова ея показалась изъ-подъ послдней простыни

‘— Ахъ, Боже мой, Боже мой, ахъ, милая, ахъ, джентльмены, сказалъ тогда майоръ Эбенезеръ Спроуль: — да если это не жена моя, не мистриссъ Спроуль, то я не хочу быть живъ! Ахъ, милая, что васъ привлекало сюда? что вы могли длать здсь, въ комнат мистера Цвиккера?

‘— Могу васъ уврить, началъ Цвиккеръ: — могу васъ уврить, что она пришла сюда, по собственному своему усмотрнію, и затмъ такъ же быстро начала порываться бжать отсюда, какъ быстро пришла, если еще не быстре.

‘— Какъ же, какъ же! сказала въ одинъ голосъ собравшаяся публика: — да кто этому повритъ? Такой разбитной джентльменъ, какъ мистеръ Цвиккеръ, и молоденькая мармъ Спроуль, — только подумайте! Это ужасно!

‘— Плутовка! повторяли служанки:,— а славно же она попалась, какъ-то теперь выберется изъ западни!

‘— Пятьдесятъ доллеровъ прозакладывалъ бы, что этого не случится, повторялъ майоръ, ходя взадъ и впередъ, потирая руки и смотря довольно грустно: — что я говорю! сотню доллеровъ поставилъ бы противъ одного, что не случится.

‘— Да, что такое случилось? возразилъ Цвиккеръ.— Увряю васъ жизнью, честію, чмъ угодно, что ничего не случилось, только что не случилось при мн бурава,— вотъ вся и причина.

‘— Я ходила посмотрть на нашего малютку, сказала мистриссъ Спроуль, рыдая такъ неистово, что чуть не надслась до смерти, бдняжка, и….

‘— Да къ чему же это? возразилъ Цвиккеръ: — вдь мн, кажется, не нужно ни няньки, ни кормилицы.

‘— … И я ошиблась дверью и вошла сюда, думая, что это наша комната.

‘— Можетъ ли это быть, чтобы принять меня за ребенка, продолжалъ Цвиккеръ: — принять за ребенка, когда у меня самаго есть уже ребяты!— все это было направлено къ тому, чтобы повредить моему доброму имени, чтобы осмять, опозорить меня. Ахъ, Goten Hymel! что скажетъ теперь госпожа Цвиккеръ, услыша объ этой бабьей сказк! Но вдь она знала впрочемъ, что со мной нтъ бурава…. конечно знала.

Собравшаяся толпа острила и хохотала довольно долго, наконецъ, наскучивъ этимъ, стала рдть и разошлась по своимъ покоямъ, чтобъ провести остатокъ ночи въ постели. Исторія объ этомъ происшествіи разнеслась по Бостону точно пламя пожара, нкоторое время ни объ чемъ боле не было и рчи, и подобно всмъ исторіямъ, она со всякимъ днемъ боле и боле искажалась, представлялась все въ боле и боле превратномъ вид. Цвиккеръ на другое же утро возвратился въ Альбани и съ тхъ поръ его уже ни разу не видали въ Бостон, а Спроули заперлись дома и никуда не показывалась, а потомъ ухали въ западныя провинціи. Я увренъ, что они перемнили теперь имя, потому что я еще ни отъ кого не слыхалъ, чтобъ ихъ гд-нибудь встрчали.

‘— Мистеръ Сликкъ, сказалъ Цвиккеръ, утромъ, когда вторично всталъ съ постели: — у меня есть маленькій буравчикъ, я всегда путешествую съ маленькимъ буравчикомъ, беру его съ собой, куда бы ни халъ, и когда ложусь спать, то ввертываю его подъ двернымъ замкомъ, отъ этого дверь запирается и предохраняетъ меня отъ посягательствъ убійцъ, и воровъ. Ныншній разъ я какъ нарочно оставилъ его дома у моей супруги, потому-то со мной и не было бурава, и потому же вышла вся эта суматоха, шумъ и насильственное нападеніе на мою комнату. Эхъ! продолжалъ онъ, со вздохомъ: — что ужь тутъ и говорить, мистеръ Сликкъ, чего ожидать добраго, когда въ дло вмшается женщина, а между тмъ нтъ бурава на готов!

— Да, сказалъ часовщикъ въ заключеніе: — если кто уже не въ состояніи заучить нумеръ своей квартиры, то пусть лучше вовсе не живетъ въ гостинниц, напротивъ того, маленькое лишь вниманіе устраняетъ вс неудобства. Мы вс, жители штатовъ, вчно спшимъ, торопимся: торопимся сть, торопимся пить и спимъ на скорую руку. Мы идемъ впередъ такъ быстро, что намъ невозможно сообразоваться съ привычками другихъ націй, а между тмъ, кто хочетъ опередить даже пшехода, тому необходимо прибавить шагу. Теперь, нельзя не согласиться, что въ гостинниц то важное удобство, что вы получаете обдъ черезъ минуту — особенно, когда вы спшите куда нибудь, но при этомъ вамъ нужно только караулить каждый кусокъ, потому что иначе вы не донесете до рта ни малйшей крупицы. Тутъ продовольственные запасы исчезаютъ въ одно мгновеніе ока. Я помню, когда за столомъ только что начали появляться рябчики, въ гостинниц Пипа былъ какой-то престарелый господинъ, который принялъ за правило хватать цлое блюдо и пожирать его съ прожорливостью коршуна и всми ужимками индйскаго птуха, затмъ, никто уже изъ сидящихъ за столомъ не получалъ ровно ничего. Мы вс были очень недовольны этимъ, тмъ боле, что обжора платилъ за обдъ столько же, сколько и мы, и съ досады начали называть его ‘Старымъ рябчикомъ’. Это нсколько осадило его и онъ сталъ оставлять въ наше распоряженіе по крайней мр половину блюда.— Никакая система не можетъ быть изъятою отъ недостатковъ, сквайръ, смшныя приключенія будутъ случаться при самыхъ обдуманныхъ поступкахъ — даже при такомъ осторожномъ поведеніи, какъ поведеніе мармъ Спроуль и Стараго рябчика, во всякомъ случа, ничто не можетъ сравниться съ удобствами жизни въ гостинниц — нужно только держать ухо востро и не попадать въ комнату заблужденія.

ГЛАВА XXXVII.
О ТОМЪ, ГД ЗИМУЮТЪ РАКИ.

Въ Галифакс, точно такъ же, какъ и въ Лондон, есть свой товеръ, но между этими двумя національными постройками замтна та существенная разница, что одна предназначается для защитниковъ отечества, а другая — для враговъ его, что въ одну точно такъ же трудно попасть, какъ изъ другой трудно выбраться. Боле наблюдательный глазъ замтитъ, можетъ быть, и другія, мене рзкія, отличія. Цизатлантическій товеръ представляетъ боле аристократическій и исключительный характеръ, нежели его заморскій братъ, и его двери отворяются только для людей въ гвардейскомъ мундир или въ мундир королевскаго штаба, тогда какъ другой напротивъ того принимаетъ въ свои стны самый униженный, самый испорченный и площадной классъ человчества. Галифаксскій товеръ стоитъ на гор, возвышающейся надъ гаванью, на краю моднаго гульбища, которое съ одной стороны опоясывается изгородой изъ густыхъ кустарниковъ, а съ другой граничитъ съ гаванью, первая предпочитается тми особами обоего пола, которыя вообще выбираютъ для своихъ бесдъ уединенныя, тнистыя мста, а вторая тми, которыя боле склонны къ купапью и другимъ упражненіямъ на вод. При этихъ привлекательныхъ свойствахъ для всхъ любителей природы и чистаго воздуха, мсто это, во всякій часъ дня, но въ особенности около сумерекъ, посщается людьми слабыми здоровьемъ, престарлыми, дряхлыми, въ таинственный же часъ полуночи — такими, которые довольно молоды, чтобы не бояться сыраго и туманнаго ночнаго воздуха.

Къ послднему изъ этихъ двухъ классовъ я давно уже не принадлежу. Состарвшись, растолствъ и получивъ всевозможные ревматизмы, я принужденъ чрезвычайно холить мое тло, которое, сказать правду, не стоитъ тхъ безпокойствъ, которыя оно мн доставляетъ. Я уже не смю предаваться сладкой дремот, посщающей человка подъ утро, предъ его пробужденіемъ. Non sum qualis eram. Я встаю рано и длаю обычную прогулку къ этому товеру. Выйдя ныншнимъ утромъ, я не сдлалъ еще и половины дороги, какъ встртился съ часовщикомъ, возвращающимся въ городъ.

— Съ добрымъ утромъ, сквайръ, сказалъ онъ: — слышали ли вы новость? Пришелъ британскій пакеботъ.

— Какой пакеботъ? спросилъ я: — вдь ожидали два пакебота, а потомъ распространился слухъ, что одинъ изъ нихъ погибъ.

— Тмъ боле шансовъ на повышеніе тому экипажу, который остался въ живыхъ, замтилъ часовщикъ: — нтъ худа безъ добра.

— Боже мой! неужели, мистеръ Сликкъ, отвчалъ я: — неужели вы можете говорить такъ равнодушно о такой ужасной катастроф! Подумайте только, что вслдствіе ея большая часть офицеровъ и людей экипажа оставили посл себя семейства, которыя ихъ оплакиваютъ. Несчастные, — какая страшная всть скоро придетъ къ нимъ!

— Хорошо, хорошо, сказалъ онъ, боле серьзнымъ тономъ: — я самъ не намренъ шутить подобными вещами, но ваши земляки конечно понимаютъ, въ чемъ дло, они посылаютъ свои корабли вовсе не спроста и не невзначай. Десять изъ числа ихъ бриговъ уже погибли, и поврьте мн, англичане имли на это достаточныя причины, они вдь продувной народъ, и если когда нибудь выпускаютъ изъ рукъ сардель, то лишь въ твердой увренности, что поймаютъ вмсто ея семгу, не хочу называться Самомъ Сликкомъ, если это не такъ.

— Но какая же причина, возразилъ я: — можетъ ихъ заставить обрекать насильственной смерти и могил въ волнахъ моря такое множество полезныхъ и совершенно невиноватыхъ людей?

— А я вамъ постараюсь сейчасъ объяснить это, отвчалъ часовщикъ: — если здшняго туземца настращать хорошенько, вышибить изъ него всю память и все сознаніе, то онъ больше будетъ сидть дома. Если бы здшнему народу дагь полную свободу, то эти тори и радикалы изъ среды Сизыхъ-Носовъ одолли бы правительство своими требованіями и жалобами. Проголодавшись какъ коршуны, они перели бы своихъ должностныхъ особъ, не давъ себ труда даже порядкомъ посолить ихъ. Между тмъ выше объясненная уловка все-таки удерживаетъ ихъ дома. Вашъ народъ заслуживаетъ похвалы за подобныя уловки, потому что он вполн соотвтствуютъ предположенной цли. Да, ваша братья-англичане препорядочные надувалы Видно, что вы не вчера только родились на свтъ Божій. Вы всегда ищете, гд вода помутне, гд зимуютъ раки. Не послали ли вы въ послднюю войну бочекъ и водочистительныхъ машинъ на канадскія озера? не послали вы туда фрегатъ, уже совершенно построенный и разобранный по частямъ, которыя были пересчитаны и перемчены, — съ тмъ, чтобы потомъ сложить его какъ должно, потому что въ Америк нтъ ни достаточнаго количества лсу, ни плотниковъ? Не велли ли вы брать плнныхъ изъ Янковъ у крпости Луисбурга, которая до того чисто была срыта, что народъ не умлъ порядкомъ указать, гд она прежде стояла? Не просорили ли вы денегъ на Бермудскихъ островахъ боле, нежели чего бы стоила военная дорога отъ Галифакса къ Квебеку, или виндзорская желзная дорога, или совершенное окончаніе канала? Не выстроили ли вы тамъ доки, въ которыхъ вс суда, снасти и запасы гніютъ также поспшно, какъ поспшно вы посылаете ихъ туда? и не отправляете ли вы вс эти вещи ежегодно въ Галифаксъ, потому что на Бермудахъ недовольно много народу, для того, чтобы произвести возвышеніе цнъ. Не посылаете ли вы каждый годъ цлую эскадру семидесяти-четырехъ пушечныхъ фрегатовъ и другихъ военныхъ судовъ на зимовье въ Бермуды, потому что тамъ тепле, и на лто въ Галифаксъ, потому что тамъ прохладне, не вывозите ли вы, въ вид груза, дублоны и доллеры изъ Вестъ-Индіи въ Англію, въ то время, когда рыбныя ловли, береговая торговля и доходы съ земляныхъ владній оставляются на произволъ судьбы?

Теперь, что же длается съ эгими семидесяти-четырехъ пушечными фрегатами во время мира, когда они остаются на одномъ мст? На половину суммы, во что обходится каждое изъ этихъ громадныхъ и прожорливыхъ чудовищъ, можно бы снарядить дюжину добрыхъ катеровъ, подъ командою флотскихъ лейтенантовъ (о которыхъ, хотя они и британцы, нельзя не сказать, что это славный, молодцоватый народъ). Эти семидесяти-четырехъ пушечные фрегаты напоминаютъ мн Чернаго-Сокола, извстнаго индйскаго князя, который недавно былъ въ Вашингтон. На спин у него на одной лопатк былъ нататуированъ аллигаторъ, а на другой ястребъ: об фигуры были выполнены съ мельчайшими подробностями и такъ близко къ природ, какъ только можно требовать. Самъ Черный-Соколъ сознавалъ видно достоинства этихъ рисунковъ, потому что чрезвычайно ими гордился. Вотъ, однажды, президентъ, полная гурьба сенаторовъ и порядочная вереница хорошенькихъ лэди ходили по городу съ индйскимъ князькомъ, показывали ему лучшія зданія, торговыя площади, достопримчательности, вывски магазиновъ, игрушки и т. д., но Черный-Соколъ не обращалъ ни на что особенно лестнаго вниманія, пока не дошелъ наконецъ до картинъ, представляющихъ нашихъ флотскихъ и армейскихъ героевъ и блестящія побды нашихъ свободныхъ и просвщенныхъ гражданъ. При вид ихъ, индецъ остановился, замтно было, что он задли его за живое.

‘— Нутка, военный человкъ, сказалъ тогда президентъ, потирая руки и ухмыляясь: — что изволите полагать насчеть этого?

‘— Брать, отвчалъ Черный-Соколъ: — да вдь он чудо какъ хороши: живутъ, дышатъ, говорятъ — славныя картины, въ самомъ дл, но только у меня есть еще лучше, продолжалъ онъ.

И съ этими словами повернулся и закинулъ свои плащъ на голову.

‘— Посмотри на этого аллигатора, братъ, произнесъ онъ тогда, стараясь хлопнуть себя по спин: — посмотри и на ястреба, не правда ли, что великолпны?

Боже мой! что за крикъ, что за шумъ раздался тогда со всхъ сторонъ, мужчины хохотали оглушительно, дамы переконфузились, бжали прочь и визжали, точно сумасшедшія….

‘— Скажите, пожалуста, повторяли он: — вотъ невжа-то! кто бы могъ ожидать такого безстыдства! И потомъ начинали визжать и кричать громче прежняго.

Президентъ остановился, какъ вкопанный, и началъ облизываться и кусать себ губы, точно голодный котъ.

‘— Ахъ, негодный, сказалъ онъ, въ порыв негодованія: — ужь какъ же у меня чесались руки, чтобы проучить этого бездльника. Попробуй онъ только выкинуть еще разъ такую штуку, такъ я дамъ ему знать!

Теперь, почти то же самое случается съ вашими семидесяти-четырехъ пушечными фрегатами. Когда Сизые-Носы ворчали, что мы, Янки, ведемъ контрабанду и присвоили себ вс рыбныя ловли по берегу, вы прислали къ нимъ семидесяти-четырехъ пушечный Фрегатъ, размалеванный такъ, что онъ невольно бросился имъ въ глаза и заставилъ ихъ разинуть рты, ни дать ни взять, какъ передъ татуированными изображеніями на спин у Чернаго-Сокола. Хочу быть повшеннымъ, если это не такъ. Позвольте же….

— Все это очень можетъ быть, сказалъ я, желая положить предлъ его упрекамъ и нареканіямъ на нашъ счетъ, за наши промахи и ошибки: — но вдь правительство прибавило много новыхъ и совершенно исправныхъ, судовъ для пароходнаго сообщенія, и, безъ сомннія, при первой возможности уберетъ всю старую посуду. Вс эти перемны, впрочемъ, очень дороги и не могутъ быть произведены въ одну минуту.

— Да, отвчалъ онъ: — я слыхалъ объ этомъ, слыхалъ также и о томъ, что новые корабли не умютъ усидть на мст, а старые не могутъ сдвинуться съ мста, не правда ли, что это большія удобства. Охъ, вы, британцы, мудрено васъ провести за носъ и поймать за рога — народъ бойкій, нельзя этого отвергать.

— Во всякомъ случа, замтилъ я, съ большею горячностію, нежели благоразуміемъ: — во всякомъ случа народъ этотъ продержится самъ столько, сколько его колоніи. Теперь принято всми тори, вигами и радикалами, что недалеко то время, когда провинціи достаточно созрютъ для самостоятельнаго бытія и будутъ довольно сильны, чтобы домогаться того. Я съ удовольствіемъ могу признаться, что этому стремленію соотвтствуютъ многія изъ нашихъ правительственныхъ распоряженій и что большинство расположено въ ихъ пользу. Вообще подлежитъ еще сомннію, вознаграждаютъ ли выгоды, извлекаемыя нами изъ провинцій, вознаграждаютъ ли он издержки, употребляемыя нами на покровительство этимъ провинціямъ.

— Подобныя сужденія, сказалъ тогда часовщикъ: — я называю здравыми, основательными сужденіями, мн пріятно слышать, что вы говорите въ этомъ дух, потому что это доказываетъ, что вы идете вслдъ за успхами образованія. Какъ ни разбирайте дло, а несмотря на вс издержки, которыя вы произвели на завоеваніе, изслдованіе, разрабатываніе, укрпленіе этихъ колоній, управленіе ими и покровительство имъ, съ тхъ самыхъ поръ, когда он были только тощими, вялыми полями и до настоящаго времени, когда он возросли, укрпились и приносятъ существенную пользу, несмотря на вс эти издержки,— забыть о томъ на нкоторое время и поощрять народъ къ преобразованіямъ самостоятельнаго бытія, по моему мннію, есть подвигъ истиннаго великодушія и глубокой мудрости. Да, я вижу, что вы наконецъ проснулись. Оставьте колоніи въ поко. Он не могутъ принести вамъ большой пользы. Но за то позвольте, сквайръ, тутъ онъ ударилъ меня по плечу и кивнулъ мн головою: — позвольте имъ, когда он сдлаются независимыми, приготовиться къ визиту съ нашей стороны. Если мы не приберемъ ихъ къ рукамъ, то не я буду. Хотя он недовольно полезны для васъ, но достаточно привлекательны для насъ, и мы обработаемъ ихъ на славу.

Вы напомнили мн объ одномъ изъ членовъ британскаго парламента, путешествовавшемъ когда-то въ штатахъ. Я видлъ его на пароход на Огіо (очень большая рка, сквайръ, если бы вы вздумали слить вмст вс англійскія рки, то все-таки не составили бы такой огромной рки), мы шли такимъ образомъ около семисотъ миль, пока рка эта не соединяется съ Миссисипи. Лишь только мы поворотили, какъ британецъ всталъ, вытаращилъ глаза и протянулъ голову точно сумасшедшій.

‘— Очень странно, въ самомъ дл очень странно! повторялъ онъ.

‘— Что такое странно? спросилъ я.

Онъ однако не слыхалъ моего вопроса и продолжалъ въ раздумьи:

‘— Это самое необычайное явленіе, какое мн когда либо случалось видать, непостижимый феноменъ природы, одно изъ чудесъ свта.

И онъ снова начиналъ прыгать, точно помшанный.

‘— Гд же этотъ феноменъ? говорю я ему: — куда же онъ двался? отчего я его не вижу? Что же наконецъ заставляетъ васъ такъ волноваться, такъ безпокоиться?

‘— Посмотрите только, пожалуста, мистеръ Сликкъ, сказалъ онъ: — посмотрите. Эта огромная рка Огіо, по которой мы плыли въ продолженіе столь многихъ дней, гд она теперь?

‘— Гд она теперь! повторилъ я.— Да она, могу васъ уврить, вливается здсь въ Миссисипи, а то гд же ей больше быть? Неужели вы думали, что она, какъ какое нибудь аллегорическое изображеніе зми, соприкасается обоими концами и течетъ взадъ и впередъ до безконечности?

‘— Но вдь Миссисипи, возразилъ онъ: — не сдлалась ни на вершокъ шире или глубже, принявъ въ себя эту рку, она не бурлитъ, не переполняется ни на волосъ боле противъ прежняго, это удивительно, не правда ли?

‘— Можетъ быть, отвчалъ я: — но какъ мы до сихъ поръ говорили о колоніяхъ, то позвольте мн разсказать вамъ кстати одну еще гораздо боле удивительную штуку.

‘Есть, изволите видть, началъ я: — есть Нижняя Канада, есть Новый Брауншвейгъ и Новая Шотландія, есть Капъ-Бретонъ и островъ Принца Эдуарда и Ньюфоундлэндъ,— и вс эти земли принадлежатъ англичанамъ.

‘— Прекрасно, замтилъ онъ: — но вдь я все это зналъ не хуже вашего.

‘— Не будьте такъ торопливы и выслушайте меня хорошенько.

‘Вс эти земли принадлежатъ англичанамъ. Он составляютъ лучшую часть Америки, тамъ боле благодарная почва, боле благодатный климатъ, чмъ даже у насъ, тамъ нтъ жолчныхъ лихорадокъ и горячекъ, нтъ негровъ-невольниковъ, нтъ индйцевъ, аллигаторовъ и другихъ гадовъ, и вся торговля этихъ колоній, вс запасы мануфактурныхъ издлій, привозимыхъ туда, принадлежатъ также англичанамъ, а между тмъ ни одинъ порядочный англичанинъ не станетъ уврять, что отъ этого торговля его націи расширилась или распухла хотя на дюймъ — все это капля въ мор.

‘— Да, это очень, очень странно, сказалъ онъ: — по все-таки это доказываетъ обширность англійской торговли.

‘— Да, доказываетъ, замтилъ я:— по доказываетъ также и другое обстоятельство.

‘— Что же такое? спросилъ онъ.

‘— А то, отвчалъ я: — что торговля несравненно глубже и разумне, чмъ т люди, которые считаютъ ее своею собственностію. Возьмите-ка лотъ, продолжалъ я, — и измряйте рку въ томъ самомъ мст, гд вливается въ нее Огіо, вы увидите, что она не становится тутъ шире и не поднимается вверхъ, за то длается глубже въ сравненіи съ тмъ мстомъ, которое находится выше сліянія двухъ ркъ. Иначе въ природ и не можетъ быть. Попробуйте же воротить Огіо и пустить ее хоть къ Бальтимору, тогда вы увидите Миссисипи, эту колоссальную теперь рку, вы увидите ее въ совершенно другомъ свт. Она уже не будетъ выливаться изъ своихъ береговъ, не будетъ разрывать плотинъ Новаго Орлеана, не будетъ затирать въ своихъ ндрахъ огромные стволы деревьевъ или потоплять обширныя болота. Въ жаркую погоду она будетъ казаться пестрою, тщедушною рченкою,— поврьте. Тоже самое правило примняется къ колоніальной торговл, хотя она незамтна въ океан англійской торговли, но ея присутствіе тамъ не подлежитъ сомннію. Попробуйте, отските у себя эту торговлю, и тогда ваши корабли загніютъ въ докахъ и тогда ваши моряки гурьбами начнутъ переселяться къ намъ, посмотрите, какъ позеленютъ тогда щеки у Глазго, Гринока, Ливерпуля, Манчестера и Бирмингема. Отнять у васъ колоніи, значитъ то же, что подрубить у дерева корень, можно пари держать, что первый же порывъ втра повалитъ это дерево на землю, а если и нтъ, то листья его свернутся, пожелтютъ и попадаютъ прежде времени. На слдующую весну верхушка дерева уже засохла, концы втвей завяли и листья облетли, еще черезъ годъ, если дерево не успло пустить новыхъ корней, оно превращается въ безжизненный трупъ, а если и бываетъ способно пустить новые корни, то хотя и оживетъ, но не становится уже похожимъ на себя. Вся жизнь, вся сила уже исчезли, исчезли навсегда.

Вы набираете къ себ въ парламентъ такихъ людей, которые съ роду не видали колоній, но которые тмъ не мене готовы безпрестанно судить и рядить о нихъ, въ эту минуту они кажутся такими же умными, такими же знающими, какъ обезьяна, которой случилось объхать кругомъ свта.

Въ Америк у всхъ почти нашихъ фермъ есть то, что мы называемъ невоздланными пастбищами — это большое необработанное поле, акровъ во сто или около того, близь его лса, куда мы загоняемъ молодой рогатый скотъ, кобылицъ, которыя кормятъ жеребятъ, самихъ жеребятъ, яловыхъ коровъ, и тому подобное, тамъ они уже заботятся сами о себ, младшіе растутъ и укрпляются силами, старшіе жирютъ. Это составляетъ большую леваду для фермы, безъ которой ферма была бы чрезвычайно стснена. Безъ подобныхъ угодій намъ невозможно обойтись. Теперь, ваши колоніи составляютъ такое же отъзжее поле для избытка народонаселенія, это своего рода левада. Спросите итальянцевъ, что заставило ихъ положить зубы на полку? Прекращеніе торговли съ Индіей. Спросите жителей Кадикса, что заставило ихъ вылетть въ трубу? Прекращеніе торговли съ Южной Америкой. Если это кажется вамъ слишкомъ отдаленнымъ примромъ, спросите бристольцевъ и честерцевъ, что подрзало имъ ноги? и они отвтятъ вамъ, что, пока они дремали, Ливерпуль ушелъ отъ нихъ впередъ со всею ихъ торговлею. А если наконецъ вамъ некогда дойти и туда, чтобы сдлать подобные вопросы, то спросите любаго извошика, который попадется вамъ по пути, спросите его, какихъ онъ мыслей насчетъ желзныхъ дорогъ? вы, конечно, услышите отъ него похоронный гимнъ въ честь грунтовыхъ путей и мене поспшныхъ способовъ сообщенія. Когда я былъ въ послдній разъ въ Англіи, я всегда начиналъ подобный разговоръ, особенно если мн приходилось торопиться хать куда нибудь, и этимъ я приводилъ извощика въ такое неистовство, что онъ готовъ былъ заколотить свою лошадь и пускалъ ее и въ хвостъ и въ голову.

‘— Проклятыя желзныя дороги, повторялъ онъ обыкновенно: — чтобъ имъ провалиться, совсмъ раззорили нашего брата (ну же вытягивай постромки, негодный Чарли, или я тебя захлещу до смерти!), да, сэръ, намъ теперь хоть удавиться, хоть удавиться, сэръ, такъ въ ту же пору, потому что куда мы годны, теперь съ своими колымагами! (а между тмъ хлыстъ въ его рукахъ такъ и работаетъ, такъ и свиститъ, опускаясь на спины лошадей), кто и придумалъ-то эти дороги, тхъ бы колесовать, четвертовать. Да что же наконецъ выйдетъ изъ насъ всхъ, сэръ?’

‘— Выйдутъ кочегары, отвчалъ я: — будь увренъ, что вс извощики этимъ окончатъ.

‘— Кочегары, сэръ, возражаетъ онъ (покраснвъ такъ, какъ будто онъ сидлъ уже передъ печкой локомотивы), что же это такое?’

‘— Кочегары, отвчаю я, — такіе господа, которые ворочаютъ, мшаютъ, раздуваютъ угли въ паровыхъ машинахъ.

‘— Да я скоре околю, сэръ, говоритъ онъ: — скоре соглашусь быть повшеннымъ. Подумайте только, что человкъ такихъ лтъ и такой сложки какъ я, вдругъ сдлается кочегаромъ, да на что это похоже, сэръ! Вотъ теб, вотъ теб, вотъ теб, дрянь ты этакая!’ продолжаетъ онъ, отмривая лошади сильные, энергическіе удары:— ‘я теб покажу, какъ надо хать.’ Само собою разумется, что въ продолженіе всего нашего разговора онъ изобьетъ лошадь чуть не до смерти.

— Нтъ, сэръ, если вы лишитесь своихъ колоній, то вы увидите у себя итальянскіе города безъ итальянскаго климата, итальянскихъ лацарони, безъ ихъ добродушія и способности воспвать свою бдность (потому что англичанинъ такъ же способенъ пть, какъ рыба), а въ длахъ политики у васъ начнутся волканическія изверженія, чисто въ итальянскомъ вкус, только безъ величественной и роскошной обстановки. Не обманывайте себя напрасно, если вы обржете у дерева втки, оно погибнетъ, потому что листья вырабатываютъ сокъ, который оживляетъ, питаетъ и поддерживаетъ стволъ. Тутъ нельзя кажется ошибаться: кто увряетъ, что колоніи не приносятъ никакой пользы, тотъ или глупъ или не хочетъ сказать правду, если онъ глупъ, то нечего и толковать съ нимъ много, а если притворяется и лицемритъ, то нужно его проучить, чтобы онъ не мололъ вздора.

ГЛАВА XXXVIII.
ПРОЩАЛЬНЫЙ СОВТЪ ЧАСОВЩИКА.

Грустно подумать о тхъ промахахъ и ошибкахъ, которые допускались отъ времени до времени въ управленіи нашими колоніями, о грубомъ невжеств и совершенномъ невниманіи къ ихъ интересамъ, невниманіи, выказавшемся въ трактатахъ съ иностранными державами. Къ счастію метрополіи, однако, колонисты очень нжно привязаны къ ней и къ ея учрежденіямъ и слишкомъ горячо оплакиваютъ разрывъ съ нею, чтобы возбуждать такіе вопросы, — хотя очень важные, — которые могли бы ослабить ихъ привязанность, распаляя ихъ страсти. Многое, что въ дйствіяхъ и распоряженіяхъ метрополіи могло съ перваго раза быть приписано недостатку тщательныхъ изслдованій и неудовлетворительности собранныхъ данныхъ, къ сожалнію, было прямымъ слдствіемъ совершеннаго непониманія всей важности колоній для метрополіи.

Управленіе колоніями бывало часто ввряемо людямъ, которые избирались не столько по способностямъ къ этого рода занятіямъ, сколько въ угоду тмъ выгодамъ, которыхъ они ожидали отъ подобныхъ должностей, или въ награду за ихъ заслуги по другимъ отраслямъ администраціи. Разумется, отъ людей, избранныхъ такимъ путемъ, нечего было и ожидать тщательныхъ или полезныхъ изслдованій и соображеній. Это тмъ боле жаль, что опредленія господствующей партіи въ общественныхъ собраніяхъ и совтахъ не всегда были послдовательнымъ выраженіемъ господствующаго мннія. Иногда эти постановленія были слдствіемъ случайныхъ причинъ, мгновенной раздражительности, еще чаще слдствіемъ интригъ и происковъ даровитаго человка. Люди, имющіе доступъ въ колоніальное управленіе, не всегда бываютъ самыми полезными руководителями или совтниками въ длахъ подобнаго рода, и личныя выгоды и предразсудки очень часто нечувствительно оказываютъ вліяніе и на такихъ лицъ, которыхъ искренность и безкорыстіе не подлежатъ никакому сомннію. Какъ средство противъ подобнаго зла, предлагалась та мра, чтобы колоніи имли своихъ представителей въ парламент, по она встртила столько препятствій и столько затрудненій, лежащихъ въ самомъ существ дла, что принимается всми за неудобоисполнимую. Единственное, сколько нибудь примнимое къ длу средство, которое предлагалось также ревнителями политическаго благоденствія колоній, состояло въ томъ, чтобы образовать колоніальный совтъ, въ который бы избирались членами уроженцы разныхъ областей, которыхъ они и были бы представителями, эти представители, въ то время, когда составъ министерства мняется чуть не каждый день, оставались бы постоянными членами съ тмъ, чтобы сообщать нужныя свднія, давать совты и помогать новому министерскому кабинету.

Никто, кром мстныхъ уроженцевъ, не можетъ вполн понять потребности и образъ мыслей колонистовъ. Выгоды, которыхъ бы можно было ожидать отъ подобнаго учрежденія. слишкомъ очевидны, чтобы нужно было распространяться о нихъ, и конечно будутъ понятны всякому, кто хоть сколько нибудь ознакомился съ этимъ предметомъ, извстно боле или мене каждому, что иная переписка начинается при одномъ министр, продолжается при другомъ и оканчивается при третьемъ, — такъ часто происходятъ перемны въ личномъ состав этого департамента. Не мое дло, разумется, предлагать нововведенія (и я очень радъ, что не мог дло, потому что я въ душ не прожектеръ), я только желаю передать ясне и опредлительне слова и дла эксцентрической личности мистера Самюэля Сликка, къ которому намъ давно пора возвратиться.

Исполнивъ свое общаніе въ отношеніи ко мн, мистеръ Сликкъ сообщилъ мн, что дла призываютъ его въ Рейверъ-Филипъ и что такъ какъ ему нельзя боле откладывать свою поздку, то онъ намренъ проститься со мною.

— Мн очень тяжело разстаться съ вами, сказалъ онъ: — могу васъ уврить, мн кажется, что я останусь въ совершенномъ одиночеств. У васъ есть пара пистолетовъ, сквайръ — такихъ миленькихъ игрушекъ, какихъ мн кажется и не удавалось видать, и…

— Они ваши, отвчалъ я, прерывая его, мн очень пріятно, что они вамъ понравились и я увряю васъ, что вы ни чмъ не можете доставить мн большаго удовольствія, какъ принявъ ихъ отъ меня въ подарокъ.

— Я именно это и хотлъ выразить, замтилъ онъ, и я нарочно принесъ сюда свой штуцеръ, чтобы сдлать съ вами мну, онъ будетъ напоминать вамъ иногда о Самъ Сликк, часовщик, что касается до пистолетовъ, то они будутъ такими неизмнными сообщниками моихъ кармановъ, что не пройдетъ ни одного дня, когда бы я не подумалъ о сквайр.

Вслдъ за тмъ онъ осмотрлъ замокъ штуцера, повернулъ его, взглянулъ внимательно на прикладъ и поднеся его къ своему плечу, сталъ смотрть вдоль ствола, какъ будто желая разрядить его своимъ взглядомъ.

— Прямъ какъ волосокъ, сквайръ, не можетъ быть боле врнаго дула, есть и формочка для пуль, которыя приходятся впору какъ дв капли воды, вы можете положиться на эту вещь съ полною увренностію, она никогда не обманетъ васъ, понадявшись на истиннаго, природнаго кентуккца, вы никогда не ошибетесь, увряю васъ, но такъ какъ вы не очень привычный стрлокъ, то я дамъ вамъ совтъ, нсколько поднимать штуцеръ надъ истинной линіей зрнія и стрлять немедленно посл того, какъ вы начнете подходить къ этой линіи. Если же вы направите дуло ниже линіи, вмсто того чтобы прицлиться выше, то оно еще дрогнетъ и опустится у васъ въ рук, и слдовательно выстрлитъ неправильно. Этой вещицей можно подорожить, увряю васъ. Не спшите только, поднимайте штуцеръ исподоволь и ровно, чтобы на волосокъ перевысить данную линію, и тогда вы попадете въ доллеръ, на разстояніи семидесяти ярдовъ. Я могу попасть изъ этого штуцер въ глазъ блк также легко, какъ поцловать у себя руку. Хорошая мна не обманъ, не обида, и я очень буду дорожить вашими пистолетами, сквайръ, — можете быть въ томъ уврены.

Окончивъ это маленькое дльцо, мн нужно еще переговорить съ вами кое о чемъ при разставаньи, сэръ, чтобы совершенно узнать обоюдно нашъ образъ мыслей.

— Что же это такое? спросилъ я.

— А вотъ видите ли: — Въ послднее время, сквайръ, когда мы съ вами путешествовали, вы описали нашъ товеръ, и въ книг вашей объ этомъ заключались такого рода свднія, которыя причиняли мн нкотораго рода неловкость. Иныя вещи вы такъ разцвтили, что я не узналъ ихъ, увидвъ потомъ въ натур, другія вы оставили совершенно въ тни, затушевали ихъ, наконецъ многія мелочи, о которыхъ мн прежде не случалось и слышать, представились мн въ первый разъ изъ подъ вашего пера. Когда я воротился домой и пошелъ справляться о капитал, который положенъ у меня въ сликквилльскомъ банк, земляки мои очень сердились на меня и выражали явно свое негодованіе. Они говорили, что порядочному гражданину нейдетъ разглагольствовать о чемъ бы то ни было, что можетъ унизить нашу великую націю въ глазахъ иностранцевъ, или что можетъ поколебать насъ на томъ высокомъ мст, которое мы занимаемъ посреди всхъ народовъ вселенной. Они увряли, что достоинство американскаго народа задто за самыя чувствительныя струны и общались объявить англичанамъ войну, если они не выдадутъ нкоторыхъ изъ своихъ писателей, для преданія ихъ суду по нашимъ законамъ, а что если бы кто нибудь изъ нашихъ гражданъ пустился на подобную продлку и попался бы въ томъ, то на него надли бы американскую жакетку, то есть: вымазали бы его съ головы до ногъ дегтемъ и потомъ вываляли бы его въ пуху и облпили перьями. Потому-то я не испытываю особенно пріятнаго ощущенія отъ вашей новой книги, я бы желалъ пробжать ее прежде, нежели мы разстанемся, съ тмъ, чтобы смягчить нкоторыя черты, а также хоть сколько нибудь ознакомиться съ нею и быть готовымъ къ отвту, когда наши книжные судьи начнутъ разбирать ее по косточкамъ.

Теперь торговля часами кончена для меня въ этой провинціи,— вы положили послднее звно этой цпи, и теперь ее уже нельзя продолжить вдаль. Мои земляки вовсе не довольны и не восхищаются мною, увряю васъ, а Сизые-носы говорятъ, что я поступалъ съ ними очень круто и грубо. Они крайне не благоволятъ ко мн, англичане настроены точно такимъ же образомъ и придерживаются того же мннія обо мн гршномъ.

Вообще я не пріобрлъ себ много друзей, я это знаю. Я надюсь, по крайней мр, что вы не откажете мн въ одной вещи — именно показать мн рукопись передъ тмъ, какъ вы отдадите ее въ печать.

— Разумется, мистеръ Сликкъ, отвчалъ я: — я съ особеннымъ удовольствіемъ перечту ее съ вами, прежде нежели сдамъ въ типографію, и если въ ней окажется что нибудь такое, что могло бы класть тнь на васъ или вашихъ земляковъ, или что оскорбляло бы ваши чувства, я выкину подобное мсто или смягчу его, сообразно вашему желанію.

— Хорошо, отвчалъ онъ: — это прекрасно, теперь я совершенно покоенъ и если вамъ вздумается путешествовать по штатамъ, то я къ вашимъ услугамъ. Пришлите мн только строчку въ Сликквилль, и я готовъ пріхать къ вамъ когда, и куда угодно. Я чрезъ мсяцъ буду въ Галифакс и постараюсь увидаться съ вами, тогда и книга ваша можетъ быть будетъ уже готова.

Сказавъ это и подавая мн свой штуцеръ, а вмст и пряча пистолеты въ карманъ, онъ простился со мною и похалъ отъ меня прочь.

Къ счастію, когда онъ пріхалъ ко мн, рукопись моя была уже окончена, и когда я прочиталъ ему мое твореніе, онъ сталъ вертть въ раздумьи свою сигару и сложивъ руки и покачиваясь на стул, который онъ поставилъ на дв ножки, онъ сказалъ наконецъ:

— Вы конечно позволите мн сдлать вамъ вопросъ: съ какою цлію написали вы эту книгу? Вы не любите республикъ, это не подлежитъ никакому сомннію, потому что вы довольно хорошо обрисовали предметъ, чтобы не видть, куда вы клоните дло. Намрены ли вы были написать сатиру на нашу великую націю, на нашихъ независимыхъ и просвщенныхъ гражданъ? Если это тамъ, то въ такомъ случа, исключите пожалуста мое имя изъ этой книги. Я бы не желалъ принимать въ ней ни малйшаго участія, не желалъ бы имть съ нею ни малйшаго соотношенія. Это неопрятная птица, которая засариваетъ свое собственное гнздо.

— Я скажу вамъ откровенно, сэръ, отвчалъ я: — съ какою цлію я писалъ эту книгу. Въ Канад есть партія, которая склоняется въ пользу республиканскихъ учрежденій и которая расположена очень враждебно ко всему британскому. Поступая такимъ образомъ, приверженцы этой партіи преувеличиваютъ вс преимущества республиканскаго образа правленія и унижаютъ все, что есть хорошаго въ правленіи монархическомъ. Къ несчастію, партія эта находитъ въ Англіи очень много защитниковъ, частію вслдствіе незнанія существа дла, частію вслдствіе раздляемыхъ съ тою партіею превратныхъ убжденій. Очерки, содержащіеся въ этой и предъидущихъ главахъ ‘Часовщика’, прольютъ, — я надюсь, по крайней мр, — хотя нкоторый свтъ на настоящее положеніе вещей, въ той мр, въ какой это положеніе соединено съ намреніями враждебной Англіи партіи. Цль моя, какъ видите, чисто патріотическая. Прошу васъ быть увреннымъ, что у меня нтъ и въ ум представлять въ смшномъ вид ваши учрежденія или вашихъ соотечественниковъ, ничто такъ недалеко отъ меня какъ подобная мысль, и мн было бы очень непріятно, очень тяжело, если бы кто нибудь сталъ перетолковывать такимъ образомъ мои поступки. Я люблю ваше отечество и горжусь тмъ, что въ числ людей, которыхъ я уважаю и къ которымъ искренно привязанъ, есть много гражданъ Соединенныхъ Штатовъ. Не ненависть или противодйствіе вашимъ учрежденіямъ, а напротивъ довольство нашими,— желаю я внушить моимъ соплеменникамъ.

— Все это совершенно справедливо, отвчалъ онъ, вы конечно исполняли свой долгъ, но вдь книжка-то все-таки задваетъ многое и многихъ — это фактъ. Въ ней боле вымысла нежели во всякой другой, въ ней есть даже такія вещи, о которыхъ я не знаю хорошенько, что и сказать. Я полагаю, что вамъ слдовало бы выставить на заглавномъ листк надпись: ‘твореніе вымысла’, тогда бы это сочиненіе имло настоящій характеръ, въ противномъ случа, вы непремнно должны выставить на немъ ваше имя. Вы не имете причины стыдиться признать себя авторомъ этой книги, потому что книжка въ самомъ дл лучше многихъ другихъ: она не представляетъ только чисто-мстные интересы, а проникаетъ довольно глубоко въ познаніе вещей. Книга эта можетъ составить вашу репутацію, можетъ сдлать для васъ блестящую каррьеру, — увряю васъ.

— Какимъ это образомъ? возразилъ я: — единственная награда, которой я бы желалъ и ко горой ожидалъ, заключалась бы въ томъ, чтобы эта книга принесла хотя нкоторую пользу тмъ людямъ, для которыхъ была написана, другихъ видовъ у меня не было и въ мысли.

— Я вамъ сейчасъ объясню, какъ должно поступить, чтобы достигнуть этого, отвчалъ онъ. Напечатайте одинъ экземпляръ ея на самой лучшей бумаг, переплетите его въ самый изящный переплетъ, съ богатой позолотой (я готовъ позолотить ее хоть всю самъ, и предоставлю вамъ купить только золотообрзной бумаги, а это совершенно ничтожный расходъ, дло какихъ нибудь двухъ шиллинговъ шести пенсовъ или около того,) итакъ, переплетите этотъ экземпляръ самымъ великолпнымъ образомъ и пошлите его къ министру колоній при письм.

Вы скажете ему: ‘Вотъ, г. министръ, сочиненіе, которое въ состояніи открыть вамъ глаза, оно сообщитъ вамъ самыя важныя новости объ американскихъ длахъ, а это, я полагаю, такой предметъ, о которомъ никто изъ нашихъ правительственныхъ лицъ не иметъ особенно глубокихъ свдній. Вамъ никогда еще не случалось слышать столько правды, сколько вы узнаете изъ этой книги, никогда не случалось видть такого изящнаго изданія какъ это, — я въ томъ увренъ. Книга эта заставляетъ Янковъ чесать у себя за ухомъ и слдовательно должна нравиться вамъ, она длаетъ шампу англичанамъ и слдовательно должна угодить Янкамъ, она дурачитъ Сизыхъ-Носовъ, слдовательно должна пріятно щекотать самолюбіе и англичанъ и Янковъ, — а это и доказываетъ, что сочиненіе очень далеко отъ пристрастія. Но вдь вамъ конечно извстно, министръ, продолжаете вы: вамъ конечно извстно, что человкъ работаетъ всегда изъ-за чего нибудь, а не изъ удовольствія только работать. Писатель не можетъ питаться однимъ воздухомъ, подобно хамелеону, хотя и можетъ мнять на себ цвта, такъ же часто, какъ это маленькое животное. Это сочиненіе принесло уже большую пользу. Оно сообщило людямъ боле важныхъ и отчетливыхъ свдніи о Новой Шотландіи, нежели вс прежнія книги, взятыя вмст. Оно придало этой стран извстный характеръ, очертило положеніе ея въ кругу другихъ государствъ и возвысило тамъ значеніе собственности, оно доказало свту, что не вс же Сизые-Носы олухи, и что между ними есть такой джентльменъ,— котораго я имени не хочу назвать, — такой джентльменъ, который годится за вс руки. Туземцы очень гордятся имъ, и если вы хотите поступить безошибочно, навсегда привязать къ себ новошотландцевъ, передать свое имя славнымъ самому отдаленному потомству и отучитъ тамошнихъ жителей отъ мысли присоединиться къ государству Янковъ (хорошенько упирайте на это обстоятельство, присоединеніе къ нашему союзу — очень чувствительная струна для вашего правительства, а извстно, что острастка лучше дйствуетъ нежели униженная просьба и самыя горячія убжденія), если вы хотите достигнуть всего этого, то вознаградите его такъ, какъ вы вознаградили графа Мульграва, (хотя его творенія не могутъ сравниться съ Часовщикомъ и не годятся послднему въ подметки), вы вдь дали ему въ управленіе Ямайку, а потомъ Ирландію. Сочиненія Джона Росселя доставили ему предсдательство въ Нижнемъ Парламент. Френсиса Гида, за его труды, вы сдлали губернаторомъ Канады. Вальтеру Скотту вы присвоили титулъ баронета. Бульвера вы также вывели въ люди, и много, много людей по ту сторону океана пристроено вами подобнымъ же образомъ. Теперь, изволите видть, министръ, скажете вы потомъ: — хорошо разсуждать вдь только на сытый желудокъ, если вы награждали писателей у себя дома губернаторствами, баронетствами и другими не мене привлекательными вещами, — то примните этотъ порядокъ поощренія и къ тмъ людямъ, которые дйствуютъ по сю сторону океана. Не бойтесь, чтобы писатели здшняго края слишкомъ часто стали обременять васъ своими просьбами (тутъ онъ конечно разсмется, а извстно, что шутка есть лучшій проводникъ истины). Колонисты здсь совершенно общипаны и голодны, какъ коршуны. Янки, чтобы наградить Вашингтона Ирвинга, сдлали его полномочнымъ министромъ, а между тмъ Блэквудъ въ своемъ ‘Магазин’, за ноябрь мсяцъ, говоритъ, что сочиненія этого господина не имютъ права даже лежать возл Часовщика, ибо то, дескать, чистыя ереміады. Потому, хотя Блэквудъ и заслуживалъ бы розогъ за свои политическія умствованія (упомяните объ этомъ, потому что. онъ не очень уважаетъ министерскія распоряженія), но онъ вовсе не дурной судья въ книжномъ дл. Итакъ, министръ, продолжаете вы:— суньте записочку губернатору Новой Шотландіи, прикажите ему розыскать автора Часовщика, и передать этому человку, этому даровитому человку, что ея величество особенно любитъ награждать заслуги и должнымъ образомъ чтить таланты, и что если онъ, авторъ, воротится домой, то судьба его будетъ устроена наилучшимъ образомъ, въ честь ея царственнаго родителя, который такъ долго жилъ посреди Сизыхъ-Носовъ и оставилъ по себ незабвнную память.’ Впрочемъ, не стращайте его много и не слишкомъ приставайте, потому что въ подобныхъ случаяхъ Джонъ Булль, не говоря ни слова, сжимаетъ кулаки и становится въ оборонительную позу. ‘У меня былъ павлинъ, продолжаете вы, — славная была птица, съ великолпнымъ, блестящимъ и длиннйшимъ хвостомъ, теперь, когда я бывало вынесу на птичный дворъ корзину съ мякишемъ, чтобы кормить птицу, негодный павлинъ не подпуститъ никого къ корыту съ кормомъ, пока не настся самъ и не насытить свою возлюбленную паву. Однако одинъ изъ старыхъ селезней находилъ эти поступки павлина крайне предосудительными, онъ обыкновенно шнырялъ около корыта и пробовалъ запустить туда свой носъ, но павлинъ всегда бросался на него съ ужаснымъ азартомъ и отгонялъ его прочь. Что же длаетъ селезень? Онъ подходитъ къ павлину сзади и хватаетъ его за хвостъ, вертитъ и тормошитъ его на-пропалую, валяетъ его по двору и теребитъ до тхъ поръ, пока не выщипываетъ у него изъ хвоста вс эти прекрасныя длинныя перья, оставляя его совершеннымъ дуракомъ и уродомъ. Зато павлинъ сдлался съ тхъ поръ чрезвычайно смирнымъ и учтивымъ.— На будущій годъ, скажете вы потомъ:— мы намрены, вмст съ мистеромъ Сликкомъ, отправиться въ Англію и написать книгу о британцахъ, и если мн не позволятъ запустить руку въ корыто съ мякишемъ, если какая нибудь изъ длиннохвостыхъ птицъ начнетъ отгонять меня прочь и подать мои порціи, то ей не сдобровать, Часовщикъ ухватитъ ее за хвостъ, повыдергаетъ у нее вс перья и пуститъ ихъ на воздухъ. Шутка шуткой, а между тмъ не у всякаго шутка эта переварится въ желудк, для слпой лошади затрещина тоже самое, что для зрячей малйшее движеніе рукою: обернитесь, господа, да посмотрите на ваши хвосты, а то вдь, увряю васъ, какъ Богъ святъ, что одному изъ вашей братьи, котораго не хочу назвать, не миновать килеванья.’

Послушайтесь меня, сквайръ, поступите такимъ образомъ, и тогда, помяните мое слово, они пошлютъ васъ губернаторомъ въ ту или другую колонію, а если это случится, сдлайте меня при себ секретаремъ — не ошибетесь въ выбор, тогда мы начнемъ писать съ вами книги и напишемъ ихъ столько, что зароемся въ нихъ съ головами — напишемъ, чортъ меня возьми! непремнно напишемъ!

— Ахъ, другъ мой, отвчалъ я: — писать книги вовсе не такая рдкость въ Англіи, какъ въ Америк, и еслибы всякого писателя длать губернаторомъ, то для нихъ скоро не достало бы колоніи.

— За всмъ тмъ, писатели рдки въ колоніяхъ, возразилъ онъ: — и я желаю знать, многіе ли изъ томошнихъ губернаторовъ съумли бы написать Часовщика. Ршительно, ни одинъ негодяй не могъ бы настрочить ничего даже похожаго.

— Полноте, полноте, мистеръ Сликкъ, сказалъ я: — не употребляйте въ дло своего искусства пріятно говоритъ. Я готовъ повторять ваши шуточки надъ другими людьми, но самъ не желаю сдлаться предметомъ насмшекъ. Я вовсе не такой тупица, чтобы не понимать, что человкъ, который уметъ написать книгу, можетъ быть, вовсе не съуметъ быть губернаторомъ.

— Какую книгу, отвчалъ онъ: — книга книг рознь! Скажу вамъ только одно, что я буду уврять передъ кмъ угодно, что человкъ, который знаетъ все то, о чемъ говорится въ Часовщик, можетъ быть губернаторомъ любой провинціи въ свт. Я сомнваюсь даже, могъ ли бы самъ Ванъ Буренъ (лучшій писака между полюсами), могъ ли бы онъ создать что нибудь подобное. Позвольте людямъ схватить себя за ноги и протрясти хорошенько, и тогда увидите, сколько изъ васъ выйдетъ всякого добра.

— Если вы въ самомъ дл говорите серьзно, отвчалъ я, то все, что я могу сказать вамъ, — это то, что вы слишкомъ преувеличиваете достоинства книги. Вы сохраняете о ней такое выгодное мнніе потому именно, что вы хорошо расположены къ автору. Все это очень умстно, пока дло ограничивается шуткой, но увряю васъ, что еслибы я вздумалъ послать подобное письмо въ министерство колоній, то конечно, меня не удостоили бы отвтомъ: письмо это было бы брошено, какъ образецъ нелпости, какъ одно изъ многочисленныхъ доказательствъ тщеславія и безразсудства писателей.

— Очень жаль, что вы такого мннія, сказалъ онъ:— и если вы не хотите послать такое письмо, то, чортъ меня возьми, если я не ршусь на это, я отправлю посланіе въ этомъ род чрезъ нашего посланника при Сентъ-Джэмскомъ двор Онъ исполнитъ мое порученіе съ величайшимъ удовольствіемъ, онъ будетъ гордиться моимъ посланіемъ, какъ твореніемъ американца, какъ твореніемъ способнымъ стать на ряду съ Пикквиккскимъ клубомъ, какъ твореніемъ американскаго Боца,— поврьте мн, я не ошибаюсь. Я предсказываю вамъ,— я попалъ на истинную дорогу въ этомъ случа и понялъ, къ чему вы способны — я предсказываю вамъ, что вы будете со временемъ посланникомъ при Вашингтонскомъ двор. Свднія, которыя я сообщилъ вамъ объ Америк, ея политик, характер и образ мыслей ея народа, совершенно приготовили васъ къ занятію подобнаго поста. Изъ васъ выйдетъ великолпнйшій посланникъ, а должность домашняго секретаря точно нарочно сотворена для меня. Я буду находить время писать у васъ подъ диктовку, буду находить время и на спекуляціи хлопчатою бумагой, неграми и табакомъ. Однимъ словомъ, я буду дйствовать какъ истинный денди.

И онъ, вскочивъ, щелкнулъ пальцами и запрыгалъ самымъ оригинальнымъ образомъ.

‘— Эй, слуга, пучеглазая твоя харя (мн нужно же будетъ браниться, потому что англичане вообще бранятся, какъ сапожники): — эй, олухъ, доложи его превосходительству, британскому посланнику при двор американской націи (это, то есть, вы, сквайръ, и онъ шаркнулъ при этомъ ногою):— доложи, что пришелъ господинъ секретарь Сликкъ. Ну же, поворачивайся, дурачина, сдвинься съ мста, увалень, и не забудь титулъ, не забудь же, — господинъ секретарь Сликкъ.

Имю честь пожелать вашему превосходительству, сказалъ онъ въ заключеніе, съ низкимъ поклономъ и крпко пожавъ мою руку, имю честь пожелать вамъ покойной ночи и проститься съ вами.

‘Современникъ’, NoNo 2—4, 1855

ЧАСОВЩИКЪ,ИЛИ СЛОВА И ДЛА САМЮЭЛЯ СЛИККА, ИЗЪ СЛИКЪВИЛЛЯ.

АЛИБУРТОНА.

ГЛАВА I.РЫСАКЪ.

ГЛАВА II.ЧАСОВЩИКЪ.

ГЛАВА III.МОЛЧАЛИВЫЯ ДВИЦЫ.

ГЛАВА IV.РАЗГОВОРЪ ВЪ РЕЙБЕРЪ-ФИЛИПЪ.

ГЛАВА V.СУДЪ ПЕТТИФОГА.

ГЛАВА VI.АНЕКДОТЫ.

ГЛАВА VII.ДВИЖЕНЕ ВПЕРЕДЪ.

ГЛАВА VIII.ОРАТОРЪ, КОТОРЫЙ УДАЛИЛСЯ ОТЪ ПРЕДМЕТА СВОЕЙ РЧИ.

ГЛАВА IX.ПРЕСЫЩЕННЫЙ ЯНКИ И РАСКОРМЛЕННАЯ ЛОШАДЬ.

ГЛАВА X.ПУТЬ КЪ ЖЕНСКОМУ СЕРДЦУ — РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ.

ГЛАВА XI.КАМБЕРЛЕНДСКЯ УСТРИЦЫ РОЖДАЮТЪ ГРУСТНЫЯ ПРЕДЧУВСТВЯ.

ГЛАВА XII.АМЕРИКАНСКЙ ОРЕЛЪ.

ГЛАВА XIII.МННЕ ЧАСОВЩИКА О ГАЛИФАКС.

ГЛАВА XIV.МННЕ МИСТЕРА СЛИККА О БРИТАНЦАХЪ.

ГЛАВА XV.ПРИЛАЖИВАНЕ РУКОЯТКИ КЪ ГАЛИФАКССКОМУ КЛИНКУ.

ГЛАВА XVI.ЧАСОВЩИКЪ ШКОЛИТЪ СИЗАГО-НОСА.

ГЛАВА XVII.СТРАСТИШКА СЕСТРЫ СОЛЛИ.

ГЛАВА XVIII.ЛЕКАРСТВО ОТЪ САМОЛЮБЯ.

ГЛАВА ХХ.ВРЕМЯ РОЗДЫХА.

ГЛАВА XX.СРЕДСТВО ИСПРАВЛЯТЬ ЗЛУЮ ЖЕНЩИНУ.

ГЛАВА XXI.ПОЖАРЪ ВЪ МОЛОЧНОЙ.

ГЛАВА XXII.ТЛО БЕЗЪ ГОЛОВЫ.

ГЛАВА XXIII.СЛИШКОМЪ МНОГО УТЮГОВЪ ВЪ ОГН.

ГЛАВА XXIV.ВИНДЗОРЪ И ДАЛЬНЙ ЗАПАДЪ.

ГЛАВА XXV.ВСТРЧА.

ГЛАВА XXVI.ПУТЕШЕСТВЕ ПО АМЕРИК.

ГЛАВА XXVII.РАЗГОВОРЪ ПО ЛАТЫНИ.

ГЛАВА XXVII.СНЖНЫЙ СУГРОБЪ.

ГЛАВА XXIX.ТАЛИСМАНЪ.

ГЛАВА XXX.ИТАЛЬЯНСКАЯ ЖИВОПИСЬ.

ГЛАВА XXXI.ШАМПУ.

ГЛАВА XXXII.ПРИЗНАНЯ СТАРАГО ПАСТОРА.

ГЛАВА XXXIII.СРЕДСТВО ПРОТИВЪ КОНТРАБАНДЫ.

ГЛАВА XXXIV.ПОРТРЕТНАЯ ЖИВОПИСЬ.

ГЛАВА XXXV.ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ НА ЧУЖБИН.

ГЛАВА XXXVI.КОМНАТА ЗАБЛУЖДЕНЯ.

ГЛАВА XXXVII.О ТОМЪ, ГД ЗИМУЮТЪ РАКИ.

ГЛАВА XXXVIII.ПРОЩАЛЬНЫЙ СОВТЪ ЧАСОВЩИКА.

Читайте также: