Буря, Шекспир Вильям, Год: 1612

Время на прочтение: 16 минут(ы)

БУРЯ.

ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

СОЧИНЕНІЕ
ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
М. Г[амазова].

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Алонзо, король Неаполитанскій.
Себастіянъ, его братъ.
Просперо, настоящій герцог Милана.
Антоніо, братъ его, похититель миланскаго престола.
Фердинандъ, сынъ короля неаполитанскаго.
Гонзало, сенаторъ, честный, старый совтникъ неаполитанскаго двора.
Адріянъ, Франческо, вельможи.
Калибанъ, дикій и безобразный рабъ.
Тринкуло, придворный шутъ.
Стефа но, пьяный буфетчикъ.
Капитанъ корабля, боцнанъ и маТросы.
Миранда, дочь Просперо.
Аріэль, сильфъ.
Ириса, Церера, Юнона, Нимфы, Жнецы, духи.
Другіе духи, повинующіеся Просперо.

Дйствіе въ открытомъ мор, на корабл, потомъ на необитаемомъ остров.

0x01 graphic

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

На корабл. Открытое море. Буря съ громомъ и молніею.

(Входятъ капитанъ корабля и боцманъ.)

Капитанъ. Боцманъ!
Боцманъ. Здсь, мастеръ. Что прикажете?
Капитанъ. Ладно! Крикни-ка матросамъ. Гей! Дружнй за работу, или мы слоемъ на мель. Живо, живо!

(Входятъ матросы.)

Боцманъ. Гей, друзья, веселй, веселй! Дружно, дружно, дтки! Скрпить марсель, да слушать свистокъ мастера. Понатужьтесь-ка, понатужьтесь, братцы. Хоть себ тресните, а отъ дла не отставать.

(Входятъ Алонзо, Себастіянъ, Аптопіо, Фердинандъ и другіе.)

Алонзо. Добрый Боцмагіъ, будь осторожне. Гд мастеръ? Работайте мужественно, друзья.
Боцманъ. Сдлайте одолженіе, оставайтесь внизу.
Антоніо. Боцманъ, гд мастеръ?
Боцманъ. Разв вы не слышите его голоса? Эхъ, господа, мшаете вы намъ только работать! Сидли бы въ каютахъ, вы только шторму помогаете.
Гонзало. Успокойся, дружокъ!
Боцманъ. Я успокоюсь, когда море успокоится. Имютъ ли какое нибудь уваженіе эти ревущія волны къ имени короля? Маршъ по каютамъ: не мшать намъ.
Гонзало. Пожалуй, только ты, братъ, не забывай, какой человкъ находится на твоемъ корабл.
Боцманъ. Да ужъ врно здсь нтъ человка, котораго бы я любилъ больше самаго себя. Вы, вотъ, министръ въ вашемъ государств нутка, попробуйте усмирить стихіи, и коли удастся вамъ теперь сдлать тишь, то мы не дотронемся ни до одной снасти, употребитека власть вашу. А не можете, такъ будьте благодарны, что еще живы, и готовьтесь въ каютахъ къ страшному часу, коли намъ не суждено миновать его.— Гой! го! Веселе, дтки! Прочь съ дороги, говорю я. (Уходитъ.)
Гонзало. Этотъ человкъ поселяетъ надежду въ душ моей. Мн кажется, ему не суждено потонуть: онъ рожденъ для вислицы. О, благое Провидніе! будь твердо, не измняй его предназначенія. Пусть веревка, которую судьба готовить ему на шею, замнитъ канаты наши, которые слишкомъ ненадежны, а если судьба не назначила ему вислицы, мы пропали. (Уходитъ)
Боцманъ, (сходя) Стеньгу на низъ, дружнй! Ниже, еще ниже. Останемся подъ нижними парусами. (Крики снутри корабля) Чортъ ихъ побери съ ихъ визгомъ, они заглушаютъ и бурю и работу.

(Входятъ Себастіянъ, Антоніо, Гонзало.)

Боцманъ. Опять вы здсь! Что вамъ надо? Или бросить намъ все къ чорту, да потонуть! Что? Или вамъ любо ко дну итти, что ли?
Себастіанъ. Что за проклятая глотка! Только и знаетъ, что реветъ да ругается, безжалостное животное!
Боцманъ. Ну, такъ добро, работайте жъ сами.
Антоніо. Этакой висльникъ! Собака! Вотъ, безстыдный крикунъ! Да мы меньше тебя боимся потонуть.
Гонзало. Я вамъ ручаюсь, что онъ не потонетъ, будь нашъ корабль также легокъ, какъ орховая скорлупа и такъ же негоденъ, какъ безпутная баба.
Боцманъ. Придерживайся круче, круче! Отдай два нижніе паруса, и держи въ море, въ открытое море!

(Входятъ матросы, мокрые съ ногъ до головы.)

Матросъ. Все пропало! Къ молитв, къ молитв! Все пропало!
Боцманъ. Что? Или холодъ ужъ подступаетъ къ губамъ?
Гонзало. Король и принцъ молятся, станемъ и мы молиться съ ними. Судьба наша одинакова.
Себастіянъ. Я выхожу изъ терпнія.
Антоніо. Пьяная толпа явно лишаетъ жизни насъ. А все тотъ отъяваленный мошенникъ! Чтобъ теб въ десяти моряхъ тонуть и не утонуть.
Гонзало. Чтобы посл быть повшеннымъ! По, кажется, этому не бывать: каждый валъ такъ на него и мечется, какъ будто хочетъ проглотить. (Слышенъ снутри смутный шумъ.)
Себастіянъ. О, Господи, помилуй насъ! Мы погибаемъ. Прости, жена! Дти мои, братъ! Простите! Гибнемъ! Погибаемъ, погибаемъ!
Антоніо. Погибнемъ же вмст съ королемъ. (Уходитъ)
Себастілнъ. Простимся съ ними. (Уходитъ)
Гонзало. О, я бы отдалъ теперь тысячу миль моря за уголокъ безплодной земли, за сухіе кусты, за дикій терновникъ! Но все равно! Да свершится опредленіе небесное!… Однако, я желалъ бы умереть на суш! (Спускается въ каюту.)

СЦЕНА II.

(Островъ. Предъ пещерой Просперо. Входитъ Проснеро и Миранда.)

Миранда. Если вы своей наукой, милый батюшка, подняли сердитыя волны, то, умоляю васъ, усмирите ихъ. Облака, кажется, разразились бы огненнымъ потокомъ, когда бы море, прядая къ самой надзвздной тверди, не заливало ихъ пламени. О, какъ страдала я съ тми, которые страдали въ глазахъ моихъ! Отъ гордаго корабля, гд врно было много благородныхъ созданій, остались одни обломки. Крики ихъ отозвались въ моемъ сердц.— Бдные! Они погибли! О, будь я божествомъ могучимъ, я заточила бы море въ глубину земли, прежде, чмъ оно успло поглотить бдный корабль съ его трепетнымъ экипажемъ.
Просперо. Успокойся! Не страшись ничего, скажи своему сострадательному сердцу, что никакого зла не случилось.
Миранда. Несчастный день!
Просперо. Никакого зла, говорю я. Все, что я сдлалъ, было сдлано для твоего благополучія, мой ангелъ, для тебя, дочь моя! Да. Теб еще неизвстно, кто ты, — откуда я. Ты знаешь только, что я Просперо, владтель скромнаго грота, и что сама ты дочь незнатнаго отца.
Миранда. Мн никогда не приходило на мысль узнавать боле.
Просперо. Но пришло время открыть теб многое. Дай мн руку и сними съ меня волшебную мантію. Такъ, хорошо! (Скидаетъ мантію.) Лежи пока, моя паука.— Утри же слезы, будь покойне. Страшное зрлище кораблекрушенія возбудило въ теб дивную добродтель — состраданіе, но я умлъ чарами искусства своего расположить такъ, что ни одной живой души не погибло, ни одного волоса не упало съ головы людей, находившихся на корабл, котораго трескъ долетлъ до твоего слуха, котораго гибель ты видла. Садись: ты должна сегодня узнать многое.
Миранда. Вы много разъ начинали мн разсказывать о моемъ происхожденіи, но всегда останавливались и повергали меня въ бездну безполезныхъ догадокъ, словами: ‘погоди, еще не время.’
Просперо. Теперь оно настало. Садись и слушай. Помнишь ли ты время, когда мы еще не жили въ этой пещер? Нтъ, я не думаю, чтобъ ты помнила: теб тогда было около трехъ лтъ.
Миранда. Нтъ, батюшка, я помню это время.
Просперо. Но что именно сохранилось въ твоей памяти? Домъ ли, люди или какой-нибудь другой образъ?
Миранда. Этому ужъ очень давно. Время это боле похоже на сонъ, нежели на существенноетъ, которую бы могла оправдать моя память. Не было ли около меня когда-то четырехъ или пяти женщинъ, которыя мн прислуживали?
Просперо. Было и боле, Миранда, но какъ ты могла это сохранить въ памяти? Не различаешь ли ты еще чего въ туман прошедшаго? Если ты помнишь то, что было прежде нашего прибытія сюда, то ты также должна помнить, какъ мы попали на островъ.
Миранда. Этого я не припомню.
Просперо. Двнадцать лтъ, Миранда, да, двнадцать лтъ тому, отецъ твой былъ герцогомъ Милана, владтельнымъ государемъ.
Миранда. Такъ вы мн не отецъ?
Просперо. Твоя мать — сокровище добродтели, говорила мн, что ты моя дочь, отецъ твой былъ герцогъ Милана, его единственная наслдница была принцессою.
Миранда. Мой Богъ! Какіе же низкіе происки лишили насъ всего? Или это благословеніе небесъ надъ нами?
Просперо. И то и другое, дочь моя. Низкіе происки, какъ говоришь ты, лишили насъ всего, а благословеніе небесъ привело сюда.
Миранда. О! сердце мое обливается кровью, когда вспомню, что расшевелила въ груди вашей воспоминанія о печальныхъ обстоятельствахъ жизни, которыя не сохранились у меня въ памяти! Но продолжайте, пожалуй-ста.
Просперо. Мой братъ, а твой дядя, Антоніо….. слушай же меня!…. Какъ братъ могъ быть такъ вроломенъ! Человкъ, котораго посл тебя любилъ я боле всего на свт, которому я поврилъ правленіе моего государства, занимавшаго въ то время первое мсто между владніями итальянскими, а Просперо почитался первымъ герцогомъ — онъ былъ высокъ саномъ, и любовію къ искусствамъ знаменитъ.— Искусства были единственнымъ предметомъ моихъ занятій, а все бремя правленія сложилъ я на брата… Твой коварный дядя… слушаешь ли ты меня?
Миранда. Съ совершеннымъ вниманіемъ.
Просперо, Научившись жаловать и лишать милостей, повышать и свергать съ высоты почестей людей государственныхъ, онъ пересоздавалъ людей, мною созданныхъ, я хочу сказать, что онъ или измнялъ ихъ, или совершенно переобразовывалъ, и такимъ образомъ, располагая и человкомъ и его обязанностями, онъ настраивалъ вс сердца на ладъ собственной воли, и наконецъ, какъ плющъ обвилъ мое царственное древо и высосалъ изъ него жизненные соки. Ты не слушаешь меня, Миранда?
Миранда. Я слушаю, добрый батюшка.
Просперо. Пренебрегая мірскими заботами, посвятивъ все время уединенію и обогащенію души тми сокровищами, которыя по отвлеченности своей недоступны суду людскому, я самъ питалъ въ брат дурныя наклонности. За мою, почти родительскую, къ нему довренность, заплатилъ онъ однимъ вроломствомъ, которое было столь же велико, какъ и довренность моя, не имвшая границъ. Сдлавшись обладателемъ не только моихъ доходовъ, но и податей, которыя только я властенъ былъ налагать, подобно безстыдному лжецу, который наконецъ самъ вритъ своей лжи, онъ собственную выдумку сталъ принимать за истину. Дядя твой уврилъ себя, что онъ герцогъ, не будучи самъ царемъ, онъ выполнялъ роль царя со всми ея преимуществами, самолюбіе его росло не по днямъ, а по часамъ… слушаешь ли ты меня?
Миранда. Вашъ разсказъ, батюшка, и глухаго вылечитъ.
Просперо. Чтобы вполн осуществить въ себ лице, которое онъ представлялъ, ему не доставало только сана миланскаго владыки, а я, бднякъ, довольствовался своею библіотекой, она замняла мн пространное герцогство! Почитая меня неспособнымъ царствовать, онъ заключаетъ союзъ съ королемъ неаполитанскимъ, по которому обязуется платить ему дань, воздавать почести, подчиняетъ свою корону его корон, и опутываетъ герцогство, дотол свободное (о бдный Миланъ мой!) цпями унизительнаго рабства.
Миранда. Царь небесный!
Просперо. Но слушай, каковы были его условія и послдствія ихъ, и потомъ скажи, могъ ли я этого ожидать отъ роднаго брата?
Миранда. Я поила бы себя преступницей, если бъ осмлилась подумать что-нибудь безчестное о моей бабушк. Бываетъ, что и добродтельная мать иметъ недостойнаго сына.
Просперо. Вотъ его условія: неаполитанскій король, мой непримиримый врагъ, принялъ предложенія моего брата, и въ замну общанныхъ ему почестей, и, не знаю въ чемъ состоявшей дани, общалъ лишить меня и родъ мой герцогства и вручить брату моему прекрасный Миланъ, со всею его славою. Они собрали вооруженныхъ предателей, и въ ночь, назначенную для исполненія ихъ предпріятія, Антоніо растворилъ врата Милана, и во мрак ночи исполнители зврскаго умысла вытолкали меня изъ города. Ты плакала въ испуг на рукахъ моихъ.
Миранда. Милосердый Боже! И я забыла плачь мой въ эту ночь! За то теперь буду рыдать!
Просперо. Дослушай. Я дойду до главнаго предмета, который долженъ занять насъ, и безъ котораго весь разсказъ мой не послужилъ бы ни къ чему…
Миранда. но какъ они тогда не убили насъ!
Просперо. Твой вопросъ основателенъ, дочь моя, повсть моя должна была родить его. Другъ мой, они не смли (такъ велика была ко мн любовь народа), они не смли запечатлть кровью своего дла: они свтлыми красками расцвтили свой гнусный заговоръ. Однимъ словомъ, они бросили насъ въ какую-то барку и влекли нсколько миль въ открытомъ мор, гд приготовленъ былъ у нихъ утлый оставь шлюпки, безъ снастей, безъ мачтъ и парусовъ, даже крысы, по какому-то инстинкту, оставили его. Въ этомъ остов они предоставили намъ свободу взывать къ ревущему морю, и втрамъ посылать свои вздохи, а втры, какъ бы изъ состраданія, вздыхали вмст съ нами, не причиняя намъ вреда, и какъ друзья истинные, охраняли насъ.
Миранда. О! Я была тогда для васъ тяжкимъ бременемъ.
Просперо. Ты была моимъ ангеломъ-хранителемъ. Въ то время, какъ я ронялъ въ море мои горькія слезы, изнемогая подъ бременемъ скорби, ты улыбалась, озаренная благодатью небесною, эта улыбка вливала мн въ душу неодолимую силу переносить все, что бы пи случилось дале.
Миранда. Но какъ попали мы на берегъ?
Просперо. Помощью милосердаго Бога. У насъ были кое-какіе състные припасы, да не много свжей воды. Этимъ изъ состраданія снабдилъ насъ Гонзало, одинъ благородный Неаполитанецъ, которому поручено было насъ проводить. Между прочимъ, далъ онъ намъ богатыя одежды, блья, нсколько кусковъ матерій и еще разныя необходимыя вещи, очень пригодившіяся въ послдствіи: такъ же по своему добродушію и зная, какъ я любилъ книги, далъ онъ мн т изъ нихъ, которыми я дорожу боле, чмъ герцогствомъ.
Миранда. О, какъ бы я желала видть этого человка!
Просперо. Я встану. А ты сиди и слушай конецъ нашихъ бдствій на мор. Мы прибыли сюда на островъ. Здсь я сталъ твоимъ учителемъ и употребилъ съ большею пользою жизнь, чмъ другіе государи, расточающіе время на ничтожныя забавы, а ты имла наставника, какого не вс двушки, твоего сана, имютъ.
Миранда. Да наградитъ васъ Богъ за это! Но, батюшка, скажите мн, съ какою цлью вы подняли бурю, отъ которой до сихъ поръ бьется у меня сердце!
Просперо. Узнай все: случаемъ самымъ страннымъ, благодтельная фортуна (отнын моя владычица), привела моихъ враговъ къ здшнимъ берегамъ. Я по наук предвднія вижу самую благопріятную звзду, улыбающуюся мн съ зенита, но вліяніе ея ослабетъ невозвратно, если я теперь не воспользуюсь своимъ счастіемъ и упущу его изъ рукъ. Боле ни о чемъ меня не спрашивай, тебя клонитъ ко сну? Счастливая усталость, покорись ея влеченію.— Я знаю, ты не въ силахъ ей противиться. (Миранда засыпаетъ.) Теперь, слуга мой, явись ко мн, я готовъ. Аріэль!

(Является Аріэль.)

Аріэль. Привтствую тебя, могущественный повелитель, достойный властелинъ мой, привтствую тебя. Повелвай: нужно ли пролетть воздухъ, пройти огнь и воду, или пронестись на дымк облака? Аріэль и вс сто духи покорны твоему слову.
Просперо. Такъ ли, духъ, ты поднялъ и велъ бурю, какъ я просилъ тебя.
Аріэль. Во всхъ отношеніяхъ. Я приступилъ къ королевскому кораблю, на бак, въ трюм, на палуб, по всмъ каютамъ разсялъ я ужасъ и пламя! То, раздляя огонь мой, я жегъ корабль разомъ во многихъ мстахъ, то разбрасывалъ огненныя струи по стеньг, по реямъ, по бумшприту, то разливалъ, то вдругъ сливалъ ихъ опять въ одну пожирающую массу. Юпитерова молнія, предшественница громовыхъ ударовъ, не такъ быстра, какъ мое опустошительное дуновеніе. Шипніе сры, трескъ пламени, казалось, ужасали самаго Нептуна, приводя въ трепетъ его ярыя волны, и грозный трезубецъ дрожалъ въ его десниц.
Просперо. Мой храбрый Аріэль! А былъ ли кто на корабл такъ твердъ и мужественъ, что не потерялъ разсудка въ суматох?
Аріэль. Ни одна душа: всхъ трясла лихорадка страха, отчаяніе въ разныхъ видахъ являлось на лиц каждаго. Вс, выключая матросовъ, бросились въ пнящіяся волны, торопясь оставить корабль, который вмст со мною былъ обвитъ пламенною дымкой. Сынъ короля, Фердинандъ, у котораго волосы поднялись дыбомъ, какъ камышъ, первый выскочилъ, крича: ‘Врно адъ опустлъ: здсь вс его демоны.’
Просперо. Мой милый духъ! Близко ли отъ берега произошло кораблекрушеніе?
Аріэль. У самаго берега, властитель.
Просперо. И вс живы?
Аріэль. Ни одинъ волосъ у нихъ не погибъ, нтъ пятнышка на одежд, она еще чище прежняго. И наконецъ, по твоему приказанію, разсялъ я ихъ по острову разными партіями. Королевскаго сына выбросилъ я на берегъ отдльно отъ другихъ и привелъ его въ самый уединенный уголъ острова, на свобод освжаетъ онъ воздухъ своими вздохами, и, погруженный въ грустныя думы, сидитъ вотъ такъ, скрестивъ свои руки.
Просперо. А что ты сдлалъ съ матросами королевскаго корабля и остальнымъ флотомъ?
Аріэль. Королевскій корабль въ гавани, въ самомъ безопасномъ мст, въ той глубокой бухт, откуда послалъ ты меня однажды въ полночь собирать росу на Бермудахъ, обуреваемыхъ вчной грозою. Тамъ онъ скрытъ отъ всхъ. Увеличивъ чарами моими изнеможеніе матросовъ, въ которое повергнуты они были трудами и бурею, я усыпилъ ихъ. Что же касается до остальнаго флота, который я было разбросалъ, теперь онъ весь соединился, и въ полномъ состав по волнамъ средиземнаго моря возвращается въ Неаполь, въ томъ убжденіи, что видлъ крушеніе королевскаго корабля и погибель внчанной главы его.
Просперо. Ты въ точности исполнилъ мои порученія, мой Аріэль. Но еще осталось много дла. Который часъ?
Аріэль. День перешелъ за половину.
Просперо, Да, по крайней мр, двумя стклянками. Все время, до шести часовъ, должны мы употребить на занятія.
Аріэль. Какъ, еще работа? Позволь же и теб напомнить общаніе, которое ты до сихъ поръ не думаешь исполнить.
Просперо. Опять, упрямецъ! Чего ты требуешь?
Аріэль. Свободы.
Просперо. Какъ, прежде срока? Ни слова боле.
Аріэль. Вспомни, какъ я усердно служилъ теб, ни одинъ разъ не ошибся, служилъ безъ ропота и злобы. Ты общалъ мн сбавить годъ отъ срока.
Просперо. А ты забылъ, отъ какихъ мукъ я тебя избавилъ?
Аріэль. Нтъ.
Просперо. О, ты все забылъ, и воображаешь, что много длаешь, если пройдешь по зыбкой груди влажной пучины, понесешься на острыхъ крыльяхъ свернаго втра, или роешься въ ндрахъ земли, когда она окована льдомъ.
Аріэль. Нтъ, повелитель.
Просперо. Ты лжешь, лукавый духъ! Разв забылъ ты колдунью Сикораксу, которую лта и злоба согнули въ дугу? Ты забылъ ее?
Аріэль. Нтъ, властитель.
Просперо. Не забылъ? Гд родилась она? Отвчай.
Аріэль. Въ Алжир, властитель.
Просперо. Да, я долженъ ежеминутно напоминать теб о прежнемъ твоемъ состояніи. Ты знаешь, что эта проклятая старуха, за множество зла, причиненнаго ею, за ужасныя чародйства была выгнана изъ Алжира. Но за одно какое-то доброе дло не хотли отнять у нея жизни. Не такъ ли?
Аріэль. Да, государь.
Просперо. Эта синеглазая вдьма была беременна, когда матросы привезли ее сюда. Ты, рабъ мои, какъ самъ себя называешь, былъ ея слугою, но какъ существо слишкомъ нжное и чувствительное для того, чтобъ выполнять ея приказанія, мрачныя и ужасныя, ты не хотлъ повиноваться ея таинственнымъ велніямъ, и она, съ помощью могущественныхъ исполнителей ея воли, въ припадк ярости злобы, заточила тебя въ дупло разбитой сосны. Двнадцать тяжелыхъ лтъ провелъ ты въ ндрахъ дерева, въ продолженіе которыхъ она умерла, оставивъ тебя въ темниц, гд стоны твои повторялись такъ часто, какъ удары мельничнаго колеса.— Въ то время островъ нашъ не былъ удостоенъ присутствія ни одного человка, если не считать сына, котораго она здсь произвела на свтъ, этого прокаженнаго щенка, настоящаго порожденія вдьмы, даже не носящаго человческаго образа. Аріэль. Калибана?
Просперо. Да, да, безтолковый, Калибана, который теперь у меня въ услуженіи. Ты лучше знаешь, въ какихъ мученіяхъ я засталъ тебя. Вопли твои заставляли выть жаднаго волка и потрясали внутренность дикаго медвдя. Это было самое адское наказаніе, отъ котораго Сикоракса ужъ не могла тебя избавить. Моя наука, когда я пріхалъ сюда и услышалъ твои крики, заставила сосну открыть свои ндра и освободила тебя.
Аріэль. Благодарю, властитель. Просперо. Если ты еще будешь роптать: я разобью дубъ и втопчу тебя въ его суковатыя ндра, чтобы ты простоналъ еще двнадцать зимъ.
Аріэль. Прости меня, властитель, буду повиноваться твоей вол и охотно исполню мою обязанность.
Просперо. Ну, то-то же! Чрезъ два дня я тебя освобождаю.
Аріэль. Такъ ты опять мой добрый властелинъ! Повелвай: скажи, что мн длать?
Просперо. Поди, превратись въ морскую нимфу, кром меня, ни для кого невидимую. Ступай и будь проворенъ. (Аріэль уходитъ,) Проснись, душа моя! Проснись, твой сонъ былъ сладокъ, вставай!
Миранда. Странный разсказъ вашъ меня обезсилилъ.
Просперо. Вставай: пойдемъ къ Калибану, рабу моему, который еще никогда не удостоилъ насъ обязательнаго отвта.
Миранда. Я не могу видть это злое существо.
Просперо. Какъ онъ ни золъ, но мы не можемъ обойтись безъ него, онъ намъ разводитъ огонь и рубитъ дрова. Это услуги намъ очень полезны. Гей, рабъ! Калибанъ! Ты… чурбанъ, отзовешься ли ты?…
Калибанъ, (за сценою.) Дровъ довольно въ пещер.
Просперо. Выходи, говорю я, здсь для тебя есть другая работа. Ну, или же, черепаха! Скоро ли?

(Является Аріэль въ вид морской нимфы.)

Дивное явленіе! Мой прекрасный Аріэль. Слушай, что я теб скажу на ухо.
Аріэль. Государь, будетъ исполнено. (Уходитъ.)
Просперо. Эй, ты, ядовитая тварь, плодъ демона и нечистой вдьмы, выходи!

(Входитъ Калибанъ.)

Калибанъ. Чтобъ вс ядовитыя росы, какія собирала мать моя вороньимъ крыломъ на заразительныхъ болотахъ, облекли васъ обоихъ! Да изсушитъ васъ симунъ смертоносный!
Просперо. За это пусть же судороги и колотья займутъ твое дыханіе, демоны во всю ночь будутъ терзать тебя, ты будешь весь исколотъ и кожа твоя уподобится соту пчелиному, и каждая язвина будетъ колоть тебя жесточе, чмъ жала самыхъ пчелъ.
Калибанъ. Дайте мн покойно пообдать. Этотъ островъ принадлежитъ весь мн, по наслдству, посл Сикораксы, моей матери, ты у меня его отнялъ. Сначала, какъ ты пріхалъ сюда, ты меня ласкалъ и угощалъ, давалъ мн воду съ тутовыми ягодами и научилъ меня, какъ звать свтила, горящія и днемъ и ночью, большія и малыя, и я тогда любилъ тебя, показывалъ вс достопримчательности острова, студеные ключи, соленые колодцы, безплодныя мста и плодородныя… Будь я проклятъ за это! Чтобы вс чары моей матери, летучія мыши, жабы, зми на васъ обрушились — за то, что я одинъ теперь составляю всхъ вашихъ подданныхъ, тогда какъ прежде я самъ былъ господиномъ. Теперь ты держишь меня какъ свинью, въ дикой пещер утеса, и отнимаешь у меня весь остальной островъ, который отъ меня же получилъ.
Просперо. Ахъ ты безстыдный лжецъ, слуга, чувствительный не къ милостямъ, а къ побоямъ! Негодная тина! Я человколюбиво обходился съ тобою, ты жилъ со мною въ пещер моей, до тхъ поръ, пока не покусился на честь моей дочери.
Калибанъ. О го-го! какая важность. Жаль, что не удалось! Ты помшалъ мн, а я бы весь островъ населилъ Калибанами.
Просперо. Ненавистный рабъ, на теб не увидишь и слда добраго дла, но ты способенъ ко всему злому. Я сжалился надъ тобою, старался научить тебя говорить, объяснялъ каждую вещь. Когда ты, дикарь, не понималъ самого себя, издавая только грубые крики, я передавалъ мыслямъ твоимъ слова, чтобъ они выражали ихъ, по сколько я ни училъ тебя, въ твоей дикой природ было что-то недопускавшее вкорениться добрымъ началамъ. Ты заслужилъ, чтобы тебя заключили въ утесъ, хотя ты достоинъ еще жесточайшаго заточенія.
Калибанъ. Ты научилъ меня говорить, — и вся польза, которую извлекъ я изъ этого искусства, есть та, что я теперь умю проклинать. Чтобы зараза овладла тобою за то, что ты научилъ меня твоему языку!
Просперо. Пошелъ, вдьмино племя, принеси намъ хворосту, да совтую воротиться проворне, для другихъ занятій. Что ты жмешься, проклятый! Если ты съ пренебреженіемъ или неохотно будешь исполнять мои приказанія, я измучу тебя судорогою, кости твои наполню подагрой, заставлю тебя стенать такъ страшно, что зври содрогнутся отъ твоего рева.
Калибанъ. Нтъ, нтъ, прошу тебя! Надо повиноваться: его наука такъ сильна, что онъ, пожалуй, поработитъ себ Сетебоса, бога моей матери, и его сдлаетъ своимъ невольникомъ.
Просперо. Ступай же, рабъ. (Калибанъ уходитъ.)

(Входитъ Аріэль невидимый, играя и напвая, Фердинандъ за нимъ слдуетъ).

Аріэль, поетъ.

На песчаный брегъ толпами
Собирайтеся живй,
Собирайтесь, и руками
Соплетайтеся тснй,
Поцлуи расточайте….
Игры, пляски затвайте!
Стихнулъ ярый шумъ валовъ!
Вторь мн, сладкій хоръ духовъ!

Хоръ.

Боу, Воу! вау!
Лаетъ песъ на двор.

Хоръ.

Боу, Воу! вау!
Слышу крикъ на зар…
То птухъ на суку
Затянулъ кукреку.
Фердинандъ. Гд эта музыка! На земл или на небесахъ!… Она не звучитъ боле, врно, она сопутствуетъ какому нибудь божеству острова. Сидя на берегу, оплакивая гибель короля, отца моего, я былъ внезапно проникнутъ этою музыкою, которая поднялась съ водъ и своею сладкою гармоніей укротила ихъ ярость и потушила печаль мою. И я пошелъ за нею, или скоре, она повлекла меня за собою, но она затихла…. Нтъ, вотъ опять раздается.

Аріэль, поетъ.

Твой отецъ подъ водой глубоко схороненъ,
Его кости въ кораллъ обратились,
А на мсто очей дв жемчужины, онъ
Не истллъ — вс черты сохранились.
Только море его облекло самовластно
Въ образъ дивный, роскошно прекрасный.
Надъ нимъ хоръ нереидъ ежечасно звучитъ.
Чу! слышу, ихъ — колоколъ въ мор гудитъ
Духи. Дингъ, донгъ.
Фердинандъ. Пснь напоминаетъ о гибели моего отца. Это не дло смертныхъ: такіе звуки не могутъ принадлежать земл. Я слышу ихъ снова надъ собою.
Просперо (Мирандгъ\) Приподними свои густыя рсницы и скажи, что ты видишь тамъ внизу.
Миранда. Что это? Духъ какой-то? Господи, какъ онъ озирается! Ахъ, батюшка, какъ онъ хорошъ собою…. но онъ духъ!
Просперо. Нтъ, дочь моя, онъ стъ и спитъ, и у него вс т же чувства, какъ у насъ. Юноша, котораго ты видишь, былъ тоже въ числ претерпвшихъ кораблекрушеніе. Если бъ печаль не исказила его черты, ты могла бы назвать его прекраснымъ. Онъ потерялъ своихъ товарищей и ищетъ ихъ повсюду.
Миранда. Мн кажется, что онъ существо божественное, потому что благородне его я ничего не видала въ природ.
Просперо, (въ сторону.) Все идетъ согласію съ желаніемъ моего сердца. Духъ! прекрасный духъ! За это чрезъ два дня ты будешь свободенъ.
Фердинандъ. Нтъ сомннія, вотъ богиня, которой сопутствовали звуки.— Исполни просьбу мою, скажи, не ты ли обитаешь на этомъ остров? Научи меня, какъ я долженъ себя вести здсь? Но первая просьба моя, хотя я посл всего произношу ее, скажи мн, дивное созданіе, ты земное существо или призракъ.
Миранда. Я не дивное созданіе, незнакомецъ: я двушка.
Фердинандъ. Нарчіе моей земли! Я былъ бы первымъ между всми, которые говорятъ этимъ нарчіемъ, если бъ былъ на родин.
Просперо. Первымъ? А чмъ бы ты былъ, если бъ король Неаполя тебя услышалъ!
Фердинандъ. Я удивляюсь, что вы говорите про Неаполь. Король Неаполя слышитъ мои рыданія. Теперь во мн весь Неаполь! Въ моихъ глазахъ погибъ король, отецъ мой.
Миранда. Милосердый Боже!
Фердинандъ. Онъ потонулъ со всею свитою, а съ ними вмст погибъ и герцогъ Милана съ знаменитымъ своимъ сыномъ.
Просперо. Герцогъ Милана и знаменитое его рожденье могли бы уличить тебя во лжи, когда бъ пора настала. (Въ сторону.) При первой встрч, они помнялись взорами.— Милый Аріэль, ты будешь свободенъ. Одно слово, любезный незнакомецъ: не клевещете ли вы на себя своею рчью?
Миранда. Зачмъ отецъ мой говоритъ съ нимъ такъ непривтливо. Онъ третій человкъ, котораго встрчаю въ жизни, но первый, для котораго я вздохнула. Батюшка! будьте сострадательны, какъ мое сердце!
Фердинандъ. О, если ты, два, никому еще не отдала своего сердца, я сдлаю тебя царицею Неаполя.
Просперо. Позвольте, синьоръ. Еще одно слово! (Въ сторону.) Они плнены другъ другомъ. Но я затрудню успхи нжной склонности, а то легкая побда легко и цнится. Еще одно слово: я теб приказываю слдовать за мною. Тьт называешь себя именемъ, которое теб не принадлежитъ. Ты, какъ лазутчикъ, прокрался на островъ, и хочешь его отнять у меня, законнаго владтеля.
Фердинандъ. Нтъ, клянусь теб въ томъ честью.
Миранда. Нтъ, въ такомъ храм не можетъ таиться злаго умысла. Если бъ злой духъ имлъ такое прекрасное жилище, душа бы не могла съ нимъ ужиться.
Просперо, (къ Фердинанду.) Слдуй за мною. (Къ Миранд.) Не заступайся за него: онъ измнникъ! (Къ Фердинанду.) Иди, я прикую твои ноги къ голов твоей, ты будешь пить морскую воду, пища твоя будетъ рчная трава, сухіе корни и желудиная шелуха. Слдуй за мною.
Фердинандъ. Нтъ, благодарю за угощеніе! Пока врагъ мой не побдитъ меня силою, этому не бывать. (Обнажаетъ шпагу.)
Миранда. Безцнный батюшка, не испытывайте его такъ жестоко. Онъ такъ кротокъ и притомъ храбръ.
Просперо. Что это, ужъ нога — вожатымъ хочетъ быть!— Прочь со шпагою, измнникъ, ты корчишь храбреца, но разить не можешь: преступленіе оцпнило твою руку. Оставь угрозы! Я этой тросточкой вышибу у тебя шпагу.
Миранда. Умоляю васъ, батюшка.
Просперо. Прочь. Не вшайся на мое платье.
Миранда. Батюшка, сжальтесь, я за него буду порукою.
Просперо. Молчать. Еще слово, и я начну бранить тебя, а можетъ быть, возненавижу. Какъ! ты хочешь быть заступницей за вроломца! Молчать! Ты воображаешь, что на свт нтъ людей, ему подобныхъ, потому что видла только Калибана, да его! Безумная! Онъ Калибанъ, если сравнить его съ прочими людьми, а люди ангелы въ сравненіи съ нимъ.
Миранда. Если такъ, желанія мои очень скромны: я не хотла бы видть людей прекрасне его.
Просперо, (къ Фердинанду.) Иди же. повинуйся, нервы твои ослабли, какъ у ребенка. Въ нихъ нтъ боле силы.
Фердинандъ. Правда, мой мозгъ въ оцпенніи, какъ будто отягченный сномъ. Потерю отца, слабость, потопленіе друзей, угрозы этого человка, который держитъ меня въ своей власти, все перенесъ бы я легко, если бъ въ окно своей темницы, хоть однажды въ день, могъ видть эту двушку! О, тогда пусть свобода царствуетъ во всхъ предлахъ міра — мн и въ темниц было бы не тсно.
Просперо, (въ сторону.) Дло идетъ на ладъ. (Къ Аріэлю.) Ты хорошо пополнилъ свою обязанность, прекрасный Аріэль! (Къ Фердинанду.) Слдуй за мною! (Къ Аріэлю.) Послушай мой приказъ.
Миранда. Не огорчайтесь, отецъ мой гораздо добре, чмъ кажется, теперешнее обращеніе ему несвойственно.
Просперо. Ты будешь свободенъ, какъ втеръ горъ, только исполни въ точности мои приказанія.
Аріэль. Будутъ исполнены.
Просперо, (къ Миранд.) Слдуй за мною, и не проси за него. (Ухооптъ.)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

(Другая часть острова.)

(Входятъ Алонзо, Себастіянъ, Антоніо, Гонзало, Адріянъ, Франческо и другіе.)

Гонзало. Прошу васъ, государь, будьте веселе. Мы вс имемъ причину радоваться. Наше спасеніе слишкомъ вознаграждаетъ нагну потерю. Кораблекрушеніе весьма обыкновенное несчастіе. Каждый ден
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека