Бунт киргизского султана Кенисары Касимова (1838-1847 гг.), Середа Николай Акимович, Год: 1871

Время на прочтение: 99 минут(ы)

БУНТЪ КИРГИЗСКАГО СУЛТАНА КЕНИСАРЫ КАСИМОВА.
(1838-1847 гг.).

I*).
Волненія въ степи, предшествовавшія бунту Кенисары Касимова.— Главные мятежники: султанъ Каипъ Галіевъ, Джуламанъ, Исетай и другіе.— Причины смутъ и участіе въ нихъ Хивы. — Мры къ водворенію спокойствія въ кра.— Султанъ Кенисара Касимовъ и начало бунта 1).

*) См. ‘Встн. Европы’ томы II и IV 1868 г.

1) Чтобы не длать безпрерывныхъ указаній, въ выноскахъ и самомъ текст на т источники, которые послужили матеріаломъ для настоящаго труда, мы сочли за лучшее принести ихъ въ самомъ начал нашей статьи. Вотъ т источники, которыми мы располагали какъ матеріаломъ:
1) Записка современника и очевидца Г. И — ова ‘О бунт мятежнаго султана Кенисары Касимова’.
2) Дла канцеляріи оренбургскаго генералъ-губернатора.
3) Дла областного правленія оренбургскими киргизами.
Петръ Великій считалъ необходимымъ для утвержденія нашего вліянія и торговли въ Средней Азіи, а чрезъ нее въ Индіи, присоединеніе къ Россіи киргизъ-кайсацкихъ ордъ, которыя, по его мннію, были и ключемъ и вратами ко всмъ азіатскимъ странамъ и землямъ’, какъ о томъ свидтельствуетъ Тевкелевъ {Тевкелевъ имлъ порученіе отъ Петра изслдовать пути въ Индію.} въ одной изъ своихъ записокъ, въ которой между прочимъ говоритъ ‘Въ 1722 году, при его императорскомъ величеств, блаженной и высокія славы достойной памяти государ император Петр Великомъ, былъ я нижайшій въ персидскомъ поход старшимъ переводчикомъ въ секретныхъ длахъ, и по возвращеніи изъ персидскаго похода его императорское величество государь императоръ Петръ Великій изволилъ имть желаніе, для своего отечества Россійской имперіи, полезное намреніе въ приведеніи издревле слышимыхъ, и въ тогдашнее время почти неизвстныхъ киргизъ-кайсацкихъ ордъ въ россійское подданство, и оное свое монаршее особое меня нижайшаго къ тому употребить намреніе имлъ, съ тмъ, буде оная орда въ точное подданство не пожелаетъ, постараться мн, несмотря на великія издержки, хотя бы до милліона, держать, — во токмо чтобъ однимъ листомъ подъ протекціею Россійской имперіи быть обязались, ибо какъ его императорское величество государь иператоръ Петръ Великій въ 1722 году, будучи въ персидскомъ поход, и въ Астрахани черезъ многихъ изволилъ увдомиться объ оной орд, хотя-де оная киргизъ-кайсацкая степной и легкомысленный народъ, токмо-де всмъ азіатскимъ странамъ и землямъ оная орда ключъ и врата’.
Но, по смерти Петра великаго, виды и намренія его въ этомъ отношеніи были забыты на нкоторое время, а именно до 1730 года, когда Абдулъ-Хаиръ, ханъ меньшой киргизской орды, тснимый джунгарами, калмыками и башкирами, просилъ защиты Россіи, отдаваясь въ ея подданство. Переговоры по длу велись тмъ же Тевкелевымъ, авторомъ вышеприведенной записки, и въ 1732 году меньшая орда признала свою зависимость. Устройство новаго края поручено было оберъ-секретарю сената, извстному статистику Кирилову, а затмъ Татищеву и Неплюеву. Ревностными усиліями ихъ, пространство между городами Омскомъ и Уральскомъ, въ промежутк между которыми существовалъ, до 1730 года, одинъ только пригородокъ Сакмарскъ (основанный въ 1719 году сибирскими бглецами, и занятый съ 1721 года, по распоряженію правительства, яицкими казаками), связалось вскор населенное линіею во берегамъ ркъ Урала и Уя, отрзавъ башкирскія земли отъ степной киргизской орды, съ цлью прекращенія постоянной вражды и грабежей между киргизами и башкирами. Но хотя благоразуміе правительства нашего достигло, со временемъ, окончательнаго примиренія двухъ враждующихъ народностей, то-есть содйствовало къ прекращенію вражды башкиръ съ кайсаками, тмъ не мене въ орд послднихъ смуты и усобицы, въ силу извстныхъ условій, продолжались до извстныхъ временъ, и слдуетъ замтить, что русскія поселенія всегда или, по крайней мр, очень часто несли въ этихъ смутахъ печальную долю ‘похмлья въ чужомъ пиру’….
Главною виновницею киргизъ-кайсацкихъ смутъ искони была Хива. Ханство это еще со временъ неудачнаго и несчастнаго похода (въ 1717 г.) въ его предлы Бековича-Черкаскаго, при Петр I, питаетъ вражду къ Россіи, стараясь постоянно возбуждать противъ нея орды киргизовъ, даже и посл признанія послдними русскаго подданства. Вс виновники безпорядковъ въ степи, преслдуемые отрядами нашихъ войскъ, всегда находили себ безопасное убжище и радушный пріемъ въ Хив. Правда, за такое покровительство мятежникамъ, хивинскій владыка посылалъ своихъ агентовъ для сбора съ киргизовъ въ свою пользу податей, обогащаясь такимъ образомъ на счетъ Россіи.
Присвоивая себ власть надъ кочующими близъ хивинскихъ предловъ подвластными намъ киргизами, каракалпаками и туркменами {Каракалпаки присягнули на подданство Россіи въ 1832 году, а туркмены 31 октября 1791 года.}, хивинцы силою и грабежемъ вынуждали у нихъ подати (закетъ), а эмиссары Хивы, проникая въ киргизскую степь съ торговыми караванами, и подъ видомъ муллъ возбуждали религіозный фанатизмъ и ненависть между родами, подучали ихъ не только на грабежъ каравановъ, но и къ нападеніямъ на линію и на нашихъ рыбопромышленниковъ, для захвата плнниковъ и продажи ихъ на хивинскомъ рынк въ тяжкое рабство. Ваше правительство отвчало вначал полнымъ презрніемъ на задиранія хивинцевъ, и даже старалось, въ видахъ торговыхъ выгодъ, поддерживать дружественныя отношенія наши съ Хивой, — но всякому терпнію бываютъ границы!…
Въ 1839 году, съ высочайшаго соизволенія, оренбургскій военный губернаторъ, впослдствіи графъ В. А. Перовскій, предпринялъ походъ въ Хиву. Экспедиція эта не удалась, но будучи крутымъ поворотомъ въ нашей политик съ Хивою, имла все-таки свои благія послдствія, заставивъ враждебное намъ ханство, если не совсмъ отказаться отъ подстрекательствъ къ мятежамъ нашихъ кочевниковъ, то все же значительно умрить дерзость своего вмшательства въ наши отношенія къ киргизамъ.
Впрочемъ, и посл хивинскаго похода Хива и другія среднеазіатскія владнія не переставали служить убжищемъ для нашихъ степныхъ разбойниковъ и гнздомъ мятежныхъ скопищъ.
Кром этой главной причины смутъ, были и другія, частныя: между киргизами издавна находились во вражд роды: Джегалбай, Кипчакъ, Япасъ или Джапасъ и Дюртъ-кара, въ сред ихъ почти всегда происходили схватки и угонъ скота (баранта). Къ этому семейному раздору присоединялись, какъ сказано выше, волненія, возбуждаемыя въ степи хивинцами. Затмъ, къ причинамъ смутъ слдуетъ отнести: отмежеваніе въ 1835 году, для казачьихъ поселеній, ‘новой оренбургской линіи’ земель, изъ числа принадлежащихъ киргизамъ и произведенный въ 1836 г., въ вид опыта, сборъ съ киргизовъ подати въ размр 1 р. 50 к. съ кибитки. Все это вызывало неудовольствія со стороны нашихъ кочевниковъ. Наконецъ, находились удальцы, пользовавшіеся этими неурядицами, набиравшіе шайки, съ которыми, подъ шумокъ, производили разные безпорядки, нападали на аулы мирныхъ киргизовъ, пограничныя со степью русскія поселенія, грабили караваны и прозжающихъ, захватывали послднихъ, обращали ихъ въ невольниковъ и сбывали ихъ, легко и выгодно, какъ замчено выше, на хивинскихъ рынкахъ.
Поощряемые выгодными цнами (гласятъ записки того времени, сохранившіяся въ архив генеральнаго штаба оренбург. воен. округа), киргизы похищали русскихъ людей даже на линіи и сбывали ихъ въ сосдственныя области Средней Азіи, преимущественно же въ Хиву, гд (по имвшимся тогда свдніямъ) находилось боле 2,000 русскихъ въ невол. Въ давнія времена захватывали людей изъ внутреннихъ селеній, даже на рк Волг и за Волгою, но потомъ на линіи, а въ 30-хъ годахъ почти исключительно захватывались киргизами и туркменцами рыболовы на Каспійскомъ мор въ весьма значительномъ числ, именно: до 200 человкъ ежегодно. Плнники русскіе продавались въ Хив на базарахъ, и не только знатнйшіе хивинскіе сановники принимали участіе въ этомъ торг, но и торговцы хивинскіе, посщавшіе ежегодно Россію, по большей части покупали тоже нашихъ плнныхъ, да сверхъ того, проникая между киргизами, по дламъ торговымъ, всячески поощряли ихъ къ захвату плнныхъ, закупая ихъ впередъ и оставляя задатки. Пограничная оренбургская коммиссія хотя и располагала извстною суммою, въ 3 тысячи руб., для выкупа русскихъ невольниковъ, но выкупать удавалось самое ограниченное число, потому что въ Хив смертная казнь ожидала каждаго, согласившагося продать раба своего для возвращенія въ отечество.
Разумется, оренбургскіе военные губернаторы не могли оставаться безучастными зрителями происходившаго, ими длались различныя распоряженія, клонившіяся къ уничтоженію мятежныхъ скопищъ, водворенію возможнаго въ степи порядка, къ возстановленію правильнаго и безопаснаго сообщенія торговыхъ каравановъ съ Оренбургомъ.
Здсь слдуетъ замтить кстати, что безпорядки и грабежи совершались не только въ степи, но и на Каспійскомъ мор. Поэтому, чтобы упрочить наше вліяніе на прикаспійскихъ кочевниковъ и тмъ уменьшить морскіе разбои, еще въ 1834 году, основано было, при залив Кутлук, укрпленіе Ново-Александровское, а для огражденія остальной границы имперіи отъ вторженія грабительскихъ киргизскихъ шаекъ, ршились-было на громадное сооруженіе: думали провести, на подобіе китайской стны, на сотни верстъ, непрерывный валъ со рвомъ, вдоль всей границы, неимющей естественнаго прикрытія. Работы эти предполагалось произвести (нарядомъ отъ Башкирскаго войска) и окончить въ теченіи 6-ти лтъ, а на издержки отпущено было 250,000 руб. Въ 1836 году, уже часть этого вала была готова, на протяженіи 18 верстъ, 162 саж., онъ начинался въ 45 верстахъ на сверъ отъ крпости Орской и имлъ 6 футовъ высоты и ровъ такой же глубокій. Но безпорядки продолжались и посл этого китайскаго сооруженія, или мропріятія. Такъ, въ 1836 году, киргизы оренбургскіе разграбили киргизовъ сибирскаго вдомства, разбили бухарскій караванъ, шедшій изъ Троицка на 150 верблюдахъ, ограбили двухъ нашихъ купцовъ, продолжали угонять съ линіи скотъ и увозить плнныхъ, а близъ укрпленія Ново-Александровскаго, по наущенію Хивы, адаевцы (киргизы адаевскаго рода), угнали 26,000 барановъ, принадлежащихъ русскимъ купцамъ, разграбили на 15,000 руб. товаровъ, отправленныхъ изъ укрпленія Ново-Александровскаго въ Гурьевъ-городокъ сухимъ путемъ, и даже угрожали самому укрпленію. Между тмъ, морскіе хищники овладли на Каспійскомъ мор казеннымъ ботомъ, при чемъ плнили лейтенанта Гусева и 5 человкъ команды, а также захватили два казачьи судна, плывшіе изъ Астрахани въ Гурьевъ.
Ршено было немедленно наказать киргизовъ силою оружія и тмъ до времени поддержать хотя нкоторый порядокъ въ степи. Съ этою цлью было совершено нсколько поисковъ за хищниками какъ на мор, такъ и въ степи. Такъ, въ 1836 году, для наказанія морскихъ разбойниковъ на Каспійскомъ мор, — снаряженъ былъ отрядъ уральскихъ казаковъ на двухъ-палубныхъ (кусовыхъ) и двухъ гребныхъ судахъ, отрядъ крейсировалъ 3 1/2 мсяца, но хищники успли отъ него укрыться.
Чтобы показать, съ какими трудностями и опасностями сопряжены бывали походы нашихъ отрядовъ противъ хищниковъ, по мало извстнымъ и пустыннымъ степнымъ пространствамъ, заимствуемъ разсказъ г. Голосова, то поход на Базучи (1836—1837 годовъ), помщенный имъ въ примчаніи въ стать: ‘Походъ въ Хиву въ 1839 году’, и нкоторыя подробности о другихъ поискахъ въ степи, производимыхъ нашими войсками въ тоже время. Противъ киргизскаго рода адаевцевъ, — разсказываетъ г. Голосовъ, — у которыхъ преимущественно находили убжище морскіе разбойники и хивинскіе эмиссары, отправленъ былъ зимою конный отрядъ уральскихъ казаковъ, подъ начальствомъ полковника Мансурова. Отрядъ состоялъ: изъ 1-го штабъ-офицера, 10-ти оберъ-офицеровъ, 9-ти урядниковъ и 530 казаковъ, кром того къ нему были прикомандированы подполковникъ Данилевскій и адьютантъ военнаго губернатора Челяевъ. Отрядъ выступилъ 20 октября изъ Гурьева и направился моремъ по льду, на саняхъ, въ укрпленію Ново-Александровскому, 24-го декабря благополучно достигъ Прорвинскаго поста (служившаго связью укрп. Ново-Александровскаго съ Уральскою линіею), т.-е. въ четверо сутокъ совершилъ слишкомъ 200 вер. труднаго пути, часто встрчая шиханы (или грядами пролегающіе взломы льда) до того крутые, что лошади не могли на имъ всходить безъ помощи людей. Мстами ледъ проваливался, воду для питья и варки пищи приходилось добывать изъ льда и снгу. На пути отъ Прорвинскихъ острововъ до Ново-Александровскаго укрпленія, гд запасено было потребное для отряда продовольствіе и фуражъ), сильные втры взломали ледъ по всмъ направленіямъ, и 1 1/2 сотни отряда мгновенно оторваны и унесены льдомъ въ открытое море. Не потерявъ присутствія духа, казаки устроили изъ обломковъ льда мостъ (связывая льдины арканами съ помощію втыкаемыхъ въ льдины пикъ) до берегового стоячаго льда и такимъ образомъ достигли берега, потерявъ всего только дв лошади. Перегрузивъ часть взятаго съ собой продовольствія на поставленныхъ мирными киргизами верблюдовъ, отрядъ, 2-го января 1837 года, прибылъ въ укрпленіе Ново-Александровское и на другой же день выступилъ вновь, раздлившись на дв партіи, внизъ по заливу Кайнаду, перешедши который, одна часть отряда двинулась налегк впередъ, а другая часть, спшившись, навьючила своихъ лошадей продовольствіемъ и слдовала за первою, малыми переходами.
‘7-го января легкій отрядъ настигъ аулы поколнія джименей, промышлявшихъ морскимъ разбоемъ, и неожиданное появленіе русскихъ увнчалось полнымъ успхомъ: отрядъ разсялъ составлявшееся скопище киргизскихъ наздниковъ и отбилъ 350 верблюдовъ, на коихъ тотчасъ навьючены были запасы отряда, который вновь раздлился. Подполковникъ Данилевскій пошелъ къ западу на полуостровъ Базучи, а полковникъ Мансуровъ на югъ и юго-западъ Мангишлака и сверхъ того, небольшіе разъзды разосланы были по всмъ направленіямъ для отысканія хищниковъ, которые везд были разсеваемы и захватываемы въ плнъ, причемъ разбойники изобличены найденными у нихъ въ аулахъ матроскими куртками, офицерскими вещами, морскими картами и т. п. предметами, съ разграбленнаго казеннаго бота. Подполковникъ Данилевскій сжегъ найденные имъ по берегу моря разбойничьи суда, а адьютантъ Челяевъ съ отдльною партіею, далеко на югъ, преслдовалъ хищниковъ’.
’24 января, отрядъ возвратился благополучно въ укрпленіе Ново-Александровское и привелъ съ собою 53 человка плнныхъ, скота было отбито столько, что продажею онаго покрыты вс издержки экспедиціи. Такимъ образомъ, отрядъ этотъ въ теченіи 20-ти дней совершилъ до 1,200 верстъ зимою, когда морозы были не мене 15, а не рдко доходили и до 25 градусовъ реомюра, при чемъ умерло 2 человка и нсколько казаковъ легко ранены въ сшибкахъ, но убитыхъ вовсе не было. Палыя лошади казачьи вс были замнены отбитыми у непріятеля.
‘Затмъ разослано адаевцамъ и союзникамъ ихъ въ дл грабежей, туркменцамъ, объявленіе, что за каждый будущій разбой послдуетъ подобное же наказаніе {Воен. Сборн. января 1868 г. ‘Походъ въ Хиву’.}’.
Въ этомъ же году были произведены три поиска въ степи, первый — до песковъ Барсуки, вторый — на рк Хобд и третій на пескахъ Тайсуйганъ. Первый изъ этихъ поисковъ былъ вызвавъ слухомъ о появленіи хивинскихъ эмиссаровъ въ нашихъ степяхъ, для возбужденія киргизовъ въ неповиновенію и грабежамъ, и дйствительно, по наущенію хивинцовъ киргизы, близь рки Иргиза, разбили караванъ одного оренбургскаго купца и двухъ его прикащиковъ захватили въ неволю. Для наказанія виновныхъ былъ выславъ отрядъ, подъ командою генералъ-майора Древякина, состоявшій изъ 1000 человкъ охотниковъ, вызванныхъ изъ ближайшихъ въ линіи башкирскихъ кантоновъ, при отряд находилось: 31 чиновникъ и 40 башкирскихъ урядниковъ, кром того придано отряду 2 орудія и 30 человкъ пхотинцевъ, посаженныхъ на лошадей. 4-го іюня отрядъ этотъ выступилъ черезъ Хабарную за Уралъ.
Съ появленіемъ нашихъ войскъ въ степи прикащики были тотчасъ же отпущены на свободу и часть товаровъ возвращена. Отрядъ преслдовалъ хищниковъ за 500 верстъ отъ линіи до рки Эмбы, здсь аулы хищниковъ были окружены, схвачены важнйшіе изъ виновниковъ и взять скотъ, для покрытія продажею его издержекъ экспедиціи. Другая часть хищниковъ укрылась въ пескахъ Барсуки, гд преслдованіе становилось крайне затруднительнымъ, почему отрядъ, черезъ 20 дней, возвратился на линію, потерявъ всего одного башкира.
Одновременно съ предъидущею экспедиціею, отправленъ былъ, черезъ крпость Илецкую-Защиту, другой двухъ-сотенный отрядъ казаковъ, подъ начальствомъ подполковника Подурова, и рку Хобду, гд появились хивинскіе сборщики податей, обиравшіе подвластныхъ намъ киргизовъ, но одинъ слухъ о появленіи этого отряда заставилъ хивинцевъ удалиться.
Дале произведены были, въ томъ же 1836 году, поиски на пескахъ Тайсуйганъ, когда было получено извстіе, что часть адаевцевъ отправивъ имущество въ пески Тайсуйганъ, противъ крпости Кулганской, на нижнеуральской линіи — вздумали налегк дйствовать противъ укрпленія Ново-Александровскаго, но только часть хищниковъ была тамъ настигнута нашимъ отрядомъ, отбившимъ много скота. При этомъ убитъ 1 казакъ и нсколько лошадей, киргизы потеряли убитыми до 15-ти человкъ. Сверхъ того, у Гурьева-городка тогда же было захвачено 6 человкъ разбойниковъ, извстныхъ издавна и поименно.
Вс захваченные грабители предавались немедленно военному суду.
До сихъ поръ мы говорили о волненіяхъ, происходившихъ въ глуби и на окраинахъ нашей степи, теперь же должны сказать, что даже и во внутренней (Букеевой) орд, окруженной со всхъ сторонъ нашими поселеніями, не обходилось безъ волненій и безпорядковъ, здсь возмутитель Таймановъ, по разнымъ неудовольствіямъ на хана этой орды, собралъ до 3,000 грабителей, но высланный подъ начальствомъ подполковника Геке отрядъ изъ 600 человкъ казаковъ, разсялъ возмутителей, причемъ убито до 60 киргизовъ, а самъ Таймановъ усплъ бжать за рку Уралъ.
Главнйшими предводителями мятежныхъ шаекъ въ степи можно назвать:— изъ киргизовъ внутренней орды, Исетая, бжавшаго за Уралъ въ 1837 году, и соединившагося съ давнишнимъ бглецомъ той же орды султаномъ Каипъ Галіевымъ, и Джуламана, — удалившагося еще со временъ занятія нами Илецкой линіи въ 1820 году, и съ тхъ поръ не перестававшаго питать злобу къ русскимъ. Вс они скрывались въ Хив, пользуясь ея покровительствомъ, а Каипъ и Исетай, въ особенности, находили постоянную опору въ хивинцахъ. Каипъ разбойничалъ еще въ 1832 году у самой линіи, но потомъ скрылся, а появившись вновь въ 1835 г. въ нашей степи, кочевалъ мирно, желая какъ бы загладить свою вину. Но вскор онъ былъ вызванъ въ Хиву, породнился тамъ съ ханомъ, выдавъ за него свою дочь и принялъ названіе хана западныхъ (отъ Хивы) киргизовъ (подобно тому, Менембай — еще прежде принялъ званіе хана восточныхъ отъ Хивы киргизовъ), а въ 1838 году, согласившись съ прочими бглецами, появился уже съ шайками киргизовъ и туркменовъ для сбора съ нашихъ кайсаковъ податей. Скопище его увеличилось вскор до 3,000 и онъ направился къ ркамъ Илеку, Хобд, Ори, въ верховьямъ Тобола, приближаясь къ нашей линіи.
Для защиты мирныхъ киргизовъ и прикрытія кордонной линіи, въ іюн 1838 года, высланы были въ степь три отряда: 1) изъ 500 башкиръ, 50 пхотныхъ стрлковъ, посаженныхъ, верхомъ, при 2-хъ легкихъ орудіяхъ, подъ начальствомъ подполковника Подурова, 2) изъ 450 оренбургскихъ и уральскихъ казаковъ, 50 стрлковъ при 2-хъ орудіяхъ, водъ командою подполковника Геке, 3) изъ 700 казаковъ оренбургскаго башкирскаго войска при 5-ти орудіяхъ, водъ предводительствомъ полковника Мансурова. Назначеніе перваго изъ этихъ отрядовъ состояло только въ томъ, чтобы прикрывать среднюю часть линіи и ближайшихъ къ ней киргизовъ, почему отрядъ этотъ и оставался все время позади другихъ, выдвинутыхъ еще дале въ глубь степи, праве и лве перваго. Второй отрядъ соединился противъ Уральской линіи съ султаномъ-правителемъ западной части орды, противъ которой и отправился съ шайкою Исетай, и неожиданно напавъ на хищниковъ, разбилъ ихъ на голову, при чемъ былъ убитъ самъ Исетай, а съ нашей стороны ранено 7 человкъ. Третій отрядъ, соединившись съ султаномъ-правителемъ средней части орды, направился на востокъ въ верховьямъ рки Иргиза, гд тоже удачно окружилъ аулы волновавшагося рода Дюртъ Кара, захватилъ поименно извстныхъ вамъ зачинщиковъ и отогналъ множество скота, для удовлетворенія ограбленныхъ возмутителями киргизовъ и покрытія издержекъ поиска. При этомъ убито до 80-ти киргизовъ, а съ нашей стороны ранено 2 казака.
Затмъ уже въ август, полковникъ Геке съ отрядомъ командированъ былъ для преслдованія отступившаго на юго-востокъ Джуламана, но скопище его налегк бжало въ безкормныя мста, оставляя позади себя палы, такъ что отрядъ нашъ не въ состояніи былъ слдовать дале рки Эмбы, и возвратился на линію. Главный руководитель мятежниковъ, Каипъ Галіевъ, вслдствіе понесенныхъ бунтовщиками неудачъ, бжалъ въ Хиву, но, прежде, чмъ онъ усплъ сойти со сцены, въ рядахъ возмутителей появляются новые предводители мятежниковъ, — султаны сибирскаго вдомства, — Касимъ и Кенисара, отецъ съ сыномъ, и какъ бунтъ послдняго составляетъ предметъ нашего изслдованія, то мы считаемъ себя обязанными сказать о Кенисар нсколько словъ.
Султанъ Кенисара Касимовъ происходилъ отъ предковъ султана Аблая. Это былъ человкъ ршительный, энергичный, воспитанный въ правилахъ наслдственной мести, онъ былъ жестокъ съ побжденнымъ врагомъ, до изуврства, участіе съ ранняго дтства въ набгахъ и барантахъ образовало изъ него отличнаго наздника, а бгство, въ случаяхъ неудачи, въ безкормныя мста степи, завалило его духъ во всевозможныхъ лишеніяхъ, и сдлало его выносливымъ не хуже верблюда. Стремительный въ своихъ набгахъ, подобно всесокрушающему степному урагану, онъ не останавливался ни передъ какими препятствіями. Напротивъ, всякая преграда, казалось, только раздражала его непреклонную волю и длала его еще стремительне и дерзче въ своихъ предпріятіяхъ, до тхъ поръ, пока наконецъ не сокрушились передъ его энергіей вс препоны на пути къ достиженію желаемой цли.
Вс эти качества высоко чтились въ Кенисар нашими кочевниками и сердца его соучастниковъ бились безграничною, до самоотверженія, преданностью въ своему предводителю, въ немъ было что-то невольно привлекавшее его соплеменниковъ, и число его приверженцевъ возрастало съ каждымъ днемъ. словомъ, Кенисара умлъ быть достойнымъ повелителемъ своихъ дружинъ. Духу, которымъ были одушевлены его шайки, позавидовалъ бы любой полководецъ европейскихъ войскъ, таковъ быхъ Кенисара! Да, человкъ этотъ, вообще говоря, былъ личностію выдающеюся и нтъ сомннія, что при другихъ условіяхъ воспитанія изъ него вышелъ бы недюжинный государственный дятель.
Когда же безпорядки, произведенные Кенисарою, вызвали противъ него ршительныя мры со стороны сибирской администраціи, которая, для усмиренія его скопища, выслала отряды, то Кенисара отложился отъ Россіи и сдлался явнымъ мятежникомъ, въ скорости удалившись въ Оренбургскую степь, къ берегамъ рки Тургая.
Тогда генералъ-губернаторъ Западной Сибири просилъ содйствія оренбургскихъ войскъ противъ Кенисары съ Касимомь отступившихъ, посл бгства Галіева въ Хиву, къ Ташкенту.
Зимою 1838 года получено было извстіе, что сибирскаго вдомства султаны Аблаевы, родственники и единоплеменники Кенисары, зимуютъ на рк Турга и что туда же собираются прибыть Касимъ и Кенисара, чтобы сообща произвести грабежи и набгъ на линію. Для предупрежденія такого покушенія раннею весною (въ март 1839 года) отряженъ былъ подъ начальствомъ войскового старшины Лебедева, отрядъ изъ 1900 человкъ казаковъ и башкиръ и сотни мирныхъ киргизовъ (кипчакскаго и киренскаго родовъ), при 2-хъ легкихъ орудіяхъ.
Отрядъ засталъ Аблаева со всми аулами его еще на зимовк, и захватилъ въ плнъ самого Аблаева и 13 другихъ киргизовъ, причемъ убито до 50 непріятелей и угнано множество скота. Однако дальнйшее преслдованіе хищниковъ оказалось невозможнымъ по случаю наступившей весны и разлива ркъ. На возвратномъ пути въ линіи, посл сильныхъ дождей, начались снова сильные морозы и вьюги, отъ чего отрядъ значительно потерплъ, особенно лошади, которыхъ пало до 600. Между тмъ Кенисара, выждавъ возвращенія отряда Лебедева на линію, снова появился на рк Турга со скопищемъ въ 3000 чел. и разграбилъ киргизовъ восточной части орды, а остальныя его шайки въ тоже время, нападая на линію, увели въ плнъ 8 чел. русскихъ, кром тхъ рыбопромышленниковъ нашихъ, которые захвачены были на рк Тобол. Въ томъ же году зимою у отряда, заготовлявшаго сно на р. Эмб, для предстоявшей экспедиціи въ Хиву, угнано было подкравшимися ночью ворами 300 башкирскихъ лошадей и позже отогнано подобнымъ же образомъ 180 воловъ и захваченъ маркитантскій прикащикъ.
Таково было начало бунта Кенисары, надлавшаго въ послдствіи такъ много хлопотъ оренбургской администраціи, особенно когда къ волненіямъ въ степи присоединяются, почти безпрерывные, безпорядки внутри края, о которыхъ будетъ сказано въ своемъ мст.

II.
Волненія начала сороковыхъ годовъ.— Политика Кенисары.— Прокламаціи степныхъ мятежниковъ, стремленіе ихъ и Кенесары отдлить степь отъ Россіи и признать свою зависимость отъ Хивы.— Переписка султана Кенисары Касимова съ Оренбургомъ.

Съ 1840 года волненія въ степяхъ Оренбургскаго вдомства, съ появленіемъ въ нихъ Кенисары и отца его султана Касима Аблаева, принимаютъ боле опредленный, тревожный и хроническій характеръ. Оренбургская администрація очень хорошо понимала, что ей доводится имть дло съ недюжиннымъ человкомъ, и потому она съ лихорадочною дятельностью слдитъ шагъ за шагомъ за Кенисарою, стараясь предугадывать, и по возможности предупреждать, его намренія. Между главнымъ начальникомъ края, пограничной коммиссіей, управлявшей киргизами, и дистаночными линейными начальниками идетъ бглая, секретная переписка, заключающаяся въ сообщенія свдній о положеніи длъ въ степи, комендантамъ крпостей и дистаночнымъ начальникамъ предписывается принять заблаговременно мры предосторожности, на случай нападенія со стороны мятежниковъ и какъ бы въ отвтъ на эти предписанія, получаются въ Оренбург нерадостныя всти о разбойничьихъ набгахъ, производимыхъ, въ разныхъ пунктахъ степи и линіи, сообщниками Кенисары. Хитрый и умный политикъ, султанъ Кенисара поступаетъ съ оренбургской администраціей сообразно обстоятельствамъ: то наводитъ ужасъ и страхъ по об линіи нашихъ поселеній и на аулы мирныхъ киргизовъ, — когда пользуется покровительствомъ Хивы, то какъ будто смиряется, и желаетъ прощенія, когда лишается поддержки въ хивинскомъ хан или когда число его приверженцевъ по какому либо случаю уменьшается значительно. Такъ, въ 1840 году погибель главнаго сподвижника и отца Кенисары, султана Касима Аблаева, — заставила мятежника бжать въ Хиву, и на нкоторое время степь успокоилась. Извстіе это тмъ радостне было для Оренбурга, что Касимъ былъ опытный и вліятельный мятежникъ, а слдовательно не безопасный агитаторъ въ Оренбургской степи. Свдніе объ этомъ событіи было получено посредствомъ письма троицкаго купца Сафаргали-Искакова, на имя бія Быгажи Янбурчина, въ которомъ онъ слдующимъ образомъ описываетъ подробности погибели султана Касима Аблаева, съ его семействомъ и шайкою приверженцевъ. Султанъ Аблаевъ (отецъ Кенисары) просилъ у ташкентскаго бека пороху, свинцу и 100 ружей для сопротивленія русскимъ отрядамъ, высланнымъ противъ него. Ташкентскій бекъ, вроятно по старымъ счетамъ, питая вражду къ Касиму, ршился воспользоваться удобнымъ случаемъ для истребленія своего врага посредствомъ хитрости. Онъ съ живйшею готовностью выслалъ къ нему на одномъ верблюд пороху, на другомъ свинцу, 3 орудія и 200 халатовъ, съ 600 человками своихъ приверженцевъ, написавъ поименно, кому и что слдуетъ раздать, но вслдъ за мнимымъ вспомогательнымъ отрядомъ, бекъ тайно послалъ 6,000 человкъ. которымъ было поручено внезапнымъ нападеніемъ уничтожить шайку Аблаева. Послдній, ничего неподозрвая, принялъ подарки и собравши своихъ джигитовъ приступилъ въ длежу. Въ это время посланные ташкентскимъ бекомъ 6,000 человкъ, внезапно напали на аулы Аблаева, истребили его шайку, убили женъ и дтей, и только одинъ Кенисара, благодаря тому обстоятельству, что онъ кочевалъ отдльно отъ ауловъ отца, — успвъ получить свдніе о нападеніи ташкентцевъ, — бжалъ въ Хиву.
Посл погибели султана Касима Аблаева, степь повидимому успокоилась. Стеченіемъ обстоятельствъ, сынъ его Кенисара былъ поставленъ въ такое положеніе, что по невол долженъ былъ желать мира съ русскими. Иначе, по выход изъ Хивы, ему одновременно угрожали бы ташкентскій бекъ съ одной стороны и русскіе отряды, — съ другой. Да и хивинскій ханъ, посл похода генерала Перовскаго въ Хиву, сталъ бояться Россіи, и, опасаясь навлечь на себя новое неудовольствіе русскихъ, почти отказывалъ Кенисар въ убжищ, замаскировывая свою трусость дружественными отношеніями съ русскому царю, но въ то же время хану не хотлось потерять въ Кенисар союзника, отсюда ясно, что хивинскій ханъ хитрилъ передъ нашимъ правительствомъ и, явно увряя въ своей дружб въ русскому царю, онъ вмст съ тмъ не переставалъ тайно возбуждать кайсаковъ противъ Россіи, и желалъ присоединенія киргизскихъ ордъ къ Хив (какъ-то увидимъ мы ниже), дйствуя на ордынцевъ черезъ Кенисару и его предшественниковъ. Наконецъ Кенисару озабочивала мысль выручить нкоторыхъ своихъ родственниковъ, схваченныхъ русскимъ отрядомъ, подъ начальствомъ войскового старшины Лебедева въ 1839 году, на рк Турга. Выручить же ихъ силою оружія не представлялось возможности, потому что они были отправлены къ генералъ-губернатору Западной Сибири. Приходилось хитрить и надть личину смиренія. Кенисара такъ и поступилъ. Не видя существенной поддержки въ хивинскомъ хан, онъ старался, посредствомъ распускаемыхъ мирными киргизами слуховъ, внушить оренбургской администраціи мысль, что хищничество ему надоло и что онъ вознамрился стать въ ряды мирныхъ ордынцевъ и кочевать спокойно. А для того, чтобы слухи подтвердились фактами, онъ ршился нкоторымъ изъ ограбленныхъ имъ ауловъ возвратить награбленное.
Такъ войсковой старшина Лебедевъ доносилъ начальнику штаба отдльнаго оренбургскаго корпуса, отъ 2-го февраля 1841 года, что по полученнымъ имъ отъ поручика Язы-Янова свдніямъ, ограбленное прошлымъ лтомъ имущество аула алчинскаго бія Ажмамбета (около 30 кибитокъ), партіею мятежниковъ, подъ начальствомъ племянника Кенисары, Соржанова сына, въ октябр прошлаго (1840) года, по приказанію Кенисары возвращено обратно владльцамъ. Случилось же это, писалъ Лебедевъ, въ то время, когда Кенисара кочевалъ близъ киргизовъ Чумикеевскаго, Дюрткаринскаго и Чиклинскаго родовъ, которые, будто бы, первоначально принять его къ себ не хотли и потому онъ посылалъ сына своего въ хивинскому хану, испросить дозволенія прикочевать къ подвдомственнымъ Хив ордынцамъ, но хивинскій владлецъ отозвался тмъ, что онъ съ Россіею въ примиреніи, и потому не иначе можетъ дозволить ему приблизиться въ свои владнія, какъ съ общаніенъ не производить возмущеній противу Россіи. Между тмъ, и киргизы упомянутыхъ выше трехъ родовъ, опасаясь, чтобы Касимовъ, присоединясь въ хивинцамъ, не произвелъ новыхъ безпокойствъ, и чтобы имъ, находящимся между Хивою и Россіею, за отказъ Кенисар, не потерпть разоренія отъ хищническаго скопища Кенисары, ршили съ общаго совта послать въ нему увдомленіе о желаніи ихъ, чтобы султанъ кочевалъ съ ними, только на тхъ же условіяхъ, какія были предложены ему хивинцами, т.-е., чтобы онъ общался кочевать мирно и оставилъ хищничество. Вскор затмъ (говорится дале въ рапорт), означенныхъ родовъ киргизы примтили въ Касимов какое-то расположеніе, будто бы, къ спокойствію, убждаясь въ этомъ тмъ, что съ его совта возвращенъ аргынцамъ угнанный нумикеевцами и дюртваринцами скотъ: 450 лошадей, 400 барановъ и 30 коровъ. Подобнымъ же образомъ получили свое имущество обратно и другіе, ограбленные его соумышленниками ордынцы. Сверхъ того, по приглашенію Кенисары здилъ къ нему Аргынскаго рода бій Анакъ Алтаевъ, какъ говорили слухаи, для совщанія съ Кенисарою объ изысканіи, будто бы, средствъ къ испрошенію ему амнистіи, получить которую Кенисара надялся чрезъ бія Алтаева, лично извстнаго предсдателю пограничной коммисіи генералъ-майору Гексу и самому Лебедеву, сообщавшему эти всти.
Кром того, поручикъ Язы-Яновъ доставилъ къ войсковому старшин Лебедеву письмо отъ брата Кенисары, Кузука Касимова, писанное, какъ уврялъ Язы-Яновъ, при немъ подъ диктовку самого Кенисары.
Въ письм этомъ, Кузукъ увряетъ клятвенно о готовности, какъ своей, такъ и брата его, покончить разъ навсегда съ барантою {‘Барантою’ называется грабежъ съ набгомъ на линію, или на аулы мирныхъ киргизовъ.}, если только на нихъ будетъ распространено высочайшее прощеніе, дарованное Государемъ прежде бунтовавшимъ ордынскимъ племенамъ {Высочайшая амнистія, объявленная незадолго предъ симъ генераломъ Перовскимъ, прежде бунтовавшимъ племенамъ по наущенію Хивы.}.
Войсковой старшина Лебедевъ, какъ видно изъ его донесенія, врилъ въ искренность раскаянія Кенисары, несмотря на то, что недоврчивый Джантюринъ, одинъ изъ киргизскихъ султановъ, убждалъ его не врить словамъ вроломнаго мятежника.
Ахметъ Джантюринъ въ своемъ сообщеніи въ Лебедеву говоритъ: ‘хотя Кенисара и сдружился съ нын мирно-кочующими племенами киргизовъ Чумикеевскаго, Дюртъ-Каринскаго и Чиклинскаго родовъ, которые по его убжденіямъ и совтамъ не только оставили баранту, но даже возвратили прежде угнанный ими скотъ у разныхъ владльцевъ’, но Джантюринъ видитъ въ этомъ одну лишь хитрость Кенисары, — ‘желающаго замаскировать свои истинныя намренія относительно упомянутыхъ 3-хъ родовъ’.
По его убжденію, Кенисара желалъ только выиграть время, въ продолженіи котораго онъ надялся привлечь на свою сторону легкомысленныхъ ордынцевъ, а потомъ, сразу увеличивъ свое скопище тремя, значительными по численности, родами, начать снова мятежъ.
Впрочемъ, Лебедевъ, въ донесеніи своемъ, старался убдить оренбургскаго военнаго губернатора въ истин раскаянія Кенисары и совтовалъ ему не придавать особеннаго значенія скептическимъ опасеніямъ султана Джантюрина.
Между тмъ, за нсколько мсяцевъ до ходатайства Лебедева о распространеніи амнистіи на Кенисару и его сообщниковъ, въ Оренбург было получено отношеніе управлявшаго Омской областію киргизовъ, возбудившее новыя опасенія насчетъ замысловъ опаснаго мятежника.
Въ отношеніи этомъ говорилось, что не вошедшіе въ составъ вншнихъ округовъ, кочующіе сопредльно съ Аманъ-Карагайскимъ округомъ, киргизы Джюгаричекты-азгиловской волости, преданные Кенисар Касимову, провезли неизвстно куда, на 650 верблюдахъ, до 2,000 пуд. муки {Интересне всего то, что муку эту, какъ видно изъ длъ Тургайской области, киргизы покупали на оренбургской линіи!..}, и что, какъ слышно, вскор еще должны слдовать подобные транспорты. Такой значительный запасъ провіанта внушилъ управлявшему Омской областью мысль, что муку эту везутъ въ Кенисар или его сообщникамъ. Въ предупрежденіе чего, управляющій просилъ оренбургское начальство принять мры въ пресченію, на будущее время возможности доставки провіанта въ аулы мятежныхъ ордынцевъ.
Такимъ образомъ, представленіе Лебедева о готовности султана Кенисары сдлаться мирнымъ кочевникомъ, шло въ разрзъ съ предостереженіями западно-сибирской администраціи, которая, въ этомъ случа, была солидарна съ мнніемъ султана Джантюрина. Генералъ-губернаторъ западной Сибири, въ письмахъ къ Перовскому, совтовалъ ему не врить на слово Кенисар, который, ‘бунтуя въ степяхъ сибирскаго вдомства, зарекомендовалъ себя крайне вроломнымъ человкомъ’.
Вс эти разнорчивыя свднія, получаемыя съ разныхъ сторонъ оренбургской администраціей, не только не разъяснили ей дла, но скоре ставили ее въ тупикъ. Впрочемъ, въ Оренбург, въ большинств случаевъ, старались дйствовать на степныхъ мятежниковъ силою убжденія, но не силою оружія, къ которому прибгали лишь въ крайнихъ случаяхъ. Вотъ почему, когда султаны Касимовы обратились съ просьбою къ предсдателю пограничной коммиссіи, въ которой высказали жалобу на притсненія ихъ сибирскимъ начальствомъ, имъ отчасти поврили.
Въ этой жалоб Касимовы объясняли, что сибирская администрація, будто бы исключительно по однимъ навтамъ султана Ямантая Букеева, личнаго врага рода Касимовыхъ, выслалъ противу послднихъ, какъ бы противу мятежниковъ, экспедиціонные отряды, что команды эти неоднократно появлялись въ степи и разоряя аулы Касимовыхъ, ихъ родственниковъ и приверженцевъ, заставили Касимовыхъ откочевать въ степи оренбургскаго вдомства, гд они надялись найти справедливость.
Въ особенности жаловался Кенисара на какого-то ‘Тиньтякъ-майора’ {Тиньтякъ равносильно русскому понятію — дуракъ, слдовательно, Тиньтякъ-майоръ — значитъ дуракъ майоръ.}, разграбившаго, здорово-живешь, — четыре рода кайсаковъ и вырзавшаго при этомъ до 250 человкъ. Такихъ набговъ русскихъ отрядовъ съ 1825 по 1840 годъ, Кенисара насчитываетъ до 15-ты, при этомъ указываетъ не только годъ мсяцъ и число, въ которое сдлано было нападеніе, но и называетъ урочище, при которомъ кочевалъ разгромленный русскій аулъ {Рапортъ султановъ Касимовыхъ отъ 7-го іюня 1841 года.}.
Свои жалобы заключаетъ онъ такъ: ‘все сіе происходило по жалобамъ султана Ямантая Букеева. Теперь да будетъ извстно в. пр—ству, какую злобу питали къ намъ сибиряки и какъ на были безвинно гонимы ими, и, потерпвъ такія непріятности, принуждены были спасти самихъ себя бгствомъ. Чрезъ сіе еще боле вооружили ни противъ себя сибиряковъ, (разумя сибирское начальство), которые полагали, что мы не хотли будто повиноваться имъ’.
Дале Кенисара говоритъ уже прямо отъ своего лица: ‘я не приглашалъ къ себ никакихъ родовъ. Сибиряки, вызжая безпрестанно въ степь, грабили и убивали людей, какъ своего вдомства, такъ и степныхъ киргизовъ (оренбургскихъ). Отъ того-же, что такъ часто выходили въ степь войска и пошли толки, что я, Кенисара Касимовъ, вооружился противъ сибирской линія. Наконецъ, не найдя въ Сибири никакого правосудія, прикочевалъ я въ оренбургской лиши, единственно для того, чтобы искать себ у Великаго Государя покровительства, пріюта, убжища и довести до свднія оренбургскаго начальства о всхъ претерпнныхъ мною бдствіяхъ. Я не утаиваю то, что при разграбленіи Алтыбашева отдленія бія Балгудяги Ямгурчина я былъ: это было мое мщеніе ему за его дла!’ {Перевелъ толмачь Батыршинъ.} Подписано такъ: ‘султаны Кенисара и Кучакъ Касимовы печати приложили’.
Бывшій предсдатель пограничной коммиссіи, какъ видно, былъ убжденъ доводами Кенисары въ справедливости его жалобы и потому сдалъ его рапортъ въ коммиссію, положивъ на немъ слдующую довольно характерную резолюцію:
Превождая при семъ рапортъ С. Кенисары Касимова, которымъ онъ жалуется на притсненія, грабежи и убійства, претерпнные приверженцами его отъ сибирскаго начальства, — писалъ генералъ Генсъ, — прошу предписать секретарю кол. сов. Ларіонову узнать, не въ предлахъ ли нашихъ произведены эти неистовства, и не пострадали ли при томъ киргизы вдомства нашего. Не худо бы, еслибъ г. Ларіоновъ пояснилъ имена начальниковъ и все то, что въ донесеніи Кенисары неясно и недостаточно.
Согласно этой резолюціи дана была секретарю пограничной коммиссіи Ларіонову командировка, съ цлью развдать на мст, насколько истинны были жалобы мятежнаго султана Кенисары, на несправедливость въ нему и его приверженцамъ сибирскаго начальства?…
Такая уступка оренбургской администраціи въ отношеніи Кенисары, съ одной стороны, объясняется вчными препирательствами сибирскаго начальства съ оренбургскимъ, о правахъ на нкоторыя киргизскіе племена, препирательствами, возникавшими въ продолженіи многихъ лтъ вслдствіе неимнія опредленныхъ границъ между племенами киргизовъ сибирскаго и оренбургскаго вдомствъ, — и съ другой, желаніемъ, посредствомъ вниманія оказаннаго Кенисар, привлечь его на сторону Россіи. Такое желаніе оренбургской администраціи было тмъ естественне, что она имла дло не съ простымъ мятежникомъ, ограничивающимся барантою, а съ энергичнымъ и умнымъ агитаторомъ, желавшимъ отдленія киргизскихъ степей отъ Россіи и присоединенія кайсацкаго народа къ единоврной ему Хив.
Правда, что мысль отдленія кайсацкихъ ордъ отъ Россіи и соединеніе ихъ съ Хивою, — уже не въ первый разъ преслдовалась представителями степныхъ мятежей: еще султанъ Гани и мятежникъ Исетай Таймаковъ стремились къ этой цли, но никто изъ нихъ не преслдовалъ эту мысль такъ настойчиво, какъ султанъ Кенисара Касимовъ. Будучи патріотомъ, въ полномъ смысл этого слова, Кенисара, — желавшій вчной свободы своего народа, — очень хорошо понималъ, что рано или поздно, но, русское правительство обратитъ серьезное вниманіе на подвластныхъ ему ордынцевъ, и захочетъ пріучить ихъ въ осдлости и подчинитъ боле строгому контролю и порядку {Что и случилось въ настоящее время, когда уже приводится въ дйствіе новое положеніе о киргизахъ оренбургскаго вдомства.}. Такой строй жизни не могъ нравится людямъ, привыкшимъ въ бродяжничеству, своеволію, набгамъ, барант и обладавшимъ другими качествами вполн дикихъ неразвитыхъ народовъ. Кенисара, какъ равно и другіе киргизы привыкли считать всю степь своимъ общимъ достояніемъ, а въ недалекомъ будущемъ имъ грозило раздленіе степи на узды. Даже и въ то время русская администрація указывала мстность: гд и какой родъ долженъ былъ кочевать. Такое вмшательство русскаго начальства, конечно, не правилось кочевникамъ, и они всячески старались отдлаться отъ него.
Взоры ихъ въ этомъ случа всегда обращались въ единоврной имъ Хив, ханы которой общали ордынцамъ сохранять ненарушимо вольность киргизскаго народа, если кайсаки, — отложась отъ Россіи, — признаютъ надъ собою власть хивинскихъ владыкъ. Поэтому и султанъ Кенисара видлъ спасеніе кайсацкой вольности лишь въ соединеніи киргизскихъ ордъ съ Хивою. Онъ былъ увренъ, что принявъ званіе хана кайсацкихъ ордъ отъ хивинскаго владльца, онъ будетъ лишь его вассаломъ, платя Хив незначительную дань (зякетъ) и помогая войсками въ случаяхъ войны, Кенисара надялся играть, во всемъ остальномъ, родъ самостоятельнаго властителя.
Такая идея ршительно могла осуществиться, еслибъ удалось соединить киргизовъ съ Хивою, и ни въ какомъ случа, еслибъ кайсацкія орды по прежнему стали бы признавать себя подданными Россіи.
Вполн оцнивъ выгоду сліянія орды съ Хивою, Кенисара настойчиве своихъ предшественниковъ, чрезъ своихъ агентовъ, распространялъ въ киргизахъ прокламаціи, призывающія ордынцевъ отложиться отъ Россіи и признать свою зависимость отъ единоврныхъ имъ — хивинскихъ хановъ.
Въ прокламаціяхъ этихъ чрезвычайно важную и привлекательную роль играетъ Хива, то-есть мудрое правленіе ея хана Аллакула и его сановниковъ, подъ управленіемъ которыхъ привольно живется хивинскимъ подданнымъ. Чтобы познакомить читателей съ языкомъ и своеобразностію формы прокламацій, распространяемыхъ степными мятежниками, мы позволяемъ себ принести здсь наиболе интересныя изъ нихъ. Вотъ, напримръ, текстъ посланія Мухамеда Утямишева, одного изъ соучастниковъ въ киргизскихъ мятежахъ:
‘Почтеннымъ батырямъ: Бавбаю, Надыркулу, Салію, Ярмухамеду и Амантаю — всмъ по поклону. Я самъ хвала Богу здоровъ молитвами друзей моихъ подобныхъ вамъ! Я благополучно воротился изъ Хивы, а ежели пожелаете что знать, спросите друзей вашихъ. Душевно желаю васъ видть, но безпорядки въ народ {Слдуетъ разумть т племена, которыя не желали отпасть отъ Россіи.} не позволяютъ мн създить къ вамъ. Я не могу жить между этимъ народомъ, передъ выходомъ войска увижусь съ ханомъ, и во всякомъ случа войско не преминуетъ придти ныншнимъ лтомъ. Ежели обстоятельства позволятъ, непремнно пришлите старшину Салія, отъзжая, я долженъ знать, въ какомъ положеніи находитесь вы. Не думайте, какъ этотъ народъ, что изъ Хивы войско не придетъ. Ежели будутъ притсненія отъ русскихъ, откочуйте сюда, назаровцы и другіе не коснутся вашего имущества. Не унижайте себя прибгая къ русскимъ. Алла-Куллы ханъ не взялъ зякета (податей) съ народа муллы Джарлыгаса и Учартыя, хотя они ему и предлагали. Осенью ныншняго года, Кайданулъ-Батырь, съ товарищами, разграбили 62 кибитки Алачинцевъ, ханъ разгнвался на это и хотлъ послать людей, но Тлявцы отдали назадъ похищенное. Люди удалившіеся отъ русскихъ здсь не въ презрніи. Алла-Куллы Хану {Хивинскій владлецъ.} сказалъ я, что и вы держите мою сторону, — онъ радовался этому душевно’.
Оригинальне всего то, что подобнаго рода посланія, чисто политическаго характера, заканчиваются иногда самымъ наивнымъ обращеніемъ агитаторовъ къ ихъ друзьямъ. Такъ Утямишевъ заключаетъ свое воззваніе слдующей фразой, обращенной въ одному изъ друзей его: ‘другъ мой Ярмухамедъ, — пишетъ Утямишевъ, — пришли пожалуйста съ Саліемъ (вызываемымъ для политическихъ переговоровъ) чаю и сахару, это будетъ величайшая твоя для меня милость’ {Перевелъ толмачь Кострожитиновъ.}.
Такимъ образомъ, для агитатора Утямишева, освобожденіе киргизскаго народа отъ власти Россіи находится въ прямомъ отношеніи къ услажденію себя чаемъ и сахаромъ, и оба желанія одинаково дороги его сердцу. Но есть воззванія въ почетнымъ людямъ орды, написанныя энергичне сейчасъ приведеннаго документа. Въ нихъ даже угрожаетъ кара тмъ, кто не приметъ участія ‘въ общемъ магометанскомъ дл’.
Особенною рзкостію и ршительностію тона отличаются прокламаціи мятежника султана Каипъ Галіева, возведеннаго хивинскимъ владльцемъ въ званіе хана. Вотъ текстъ его воззванія, въ перевод съ татарскаго {Перевелъ толмачь Батыршинъ.}:
‘Біямъ Байбактинскаго рода Тулбаю, Кундукарю, Джумуру, Сасыку, Тюрялію-Кустып, Алчшибаю, Чукану, Наук, Баракту, Бараку, Утебу, Аману, Сафію и Джантюр, батырямъ и всмъ почтеннйшимъ людямъ.
‘Вамъ извстно, что вслдствіе почтеннйшаго предписанія высокопочтеннйшаго хивинскаго хана Алла-Кулла-Мухамедъ-Рахимъ-Ханова, мы въ прошедшемъ году, осенью, пріхали на урочище Учь-Буканбая на рк Эмб, на совщаніе съ дтьми трехъ отцовъ объ общей участи.
‘Вслдствіе чего предписывается вамъ, почтенные біи, какъ только получите эту бумагу — вооружитесь и, приготовивъ себ дорожные припасы, возьмите съ каждой кибитки по одному человку, и немедленно прізжайте ко мн. Если же это предписаніе по какимъ либо причинамъ не исполнится, то на этотъ счетъ предупреждаю васъ, чтобы вы страшились погибели отъ потоптанія лошадьми! Грхъ за подверженіе несчастіямъ участи вами управляемаго народа останется на васъ. Ханъ Каипъ-Галій-Ишимъ-Хановъ печать приложилъ’.
Воззваніе это хотя и было доставлено въ Оренбургъ однимъ изъ приверженцевъ существующаго въ степи порядка, но въ большинств, оно было встрчено сочувственно, и съ должнымъ вниманіемъ. Въ доказательство приводимъ отвтъ къ Каипъ-Галію, писанный единомысленными ему ордынцами:
‘Почтенному уважаемому и милостивому султану Каипу свидтельствуемъ истинное наше почтеніе, батырю Исетаю и Мухамеду съ товарищами ихъ посылаемъ наши поклоны. За симъ объявляемъ, что мы Исыкова рода, Кадыркулова отдленія, бишъ-арысъ (пять поколній) Курыбай и Туманъ, по приказанію вашему находимся въ готовности въ услугамъ вашимъ и откочевали уже на урочище Уголъ, называемое Тусъ-Агачь. Старйшины наши, по приказанію вашему, уже на коняхъ и въ совершенной готовности ожидаютъ васъ. Съ сими посланными благоволите прислать приказанія ваши. Мы съ нетерпніемъ ихъ ожидаемъ’ {Перевелъ Костромитиновъ.}. Подписано такъ: ‘Тамлыбай Нуршинъ, старйшина Намазъ-бій, батырь Буйранъ, Мурза Джянатай, Балта, Аликъ и проч. большіе и малые посылаемъ къ вамъ эту бумагу. Февраля 18 дня.’
Одновременно съ Каипомъ дйствовалъ извстный его сообщникъ мятежникъ Исетай Таймановъ. Онъ, подобно Галію, распространялъ въ киргизскомъ населеніи прокламаціи, призывающія кайсаковъ къ оружію, въ интересахъ общаго мусульмансаго дла. Бій Асау, отказавшійся соединиться съ Исетаемъ, представилъ въ оренбургскую пограничную коммисію (нын Тургайское областное правленіе) одинъ экземпляръ подлиннаго воззванія Тайманова. Въ посланіи Исетая, еще рельефне выступаетъ явное вмшательство Хивы въ дла нашихъ кочевниковъ, и еще рзче проглядываетъ мысль отдленія степей отъ Россіи. Вотъ содержаніе этого документа:
‘Черкесскаго рода біямъ: Бауралу, Асау, Тукаю, Баймамбетю, Айбасу, Дабысу, Тазларскаго рода бію Бутаю и другимъ вообще, объявляемъ непремнное наше желаніе:
‘Вамъ, почтенные, хотя и было уже писано, но въ отвтъ никакого свднія отъ васъ не получено. Какъ, вы не думаете брать нын участія въ общемъ мусульманскомъ дл? Теперь вторично пишемъ къ вамъ, чтобъ вы, по полученіи этой бумаги, немедленно собравъ своихъ молодцовъ, вмст съ аулами своими перекочевали по направленію къ Уилу {Степная рка.}, и чрезъ четыре дня, соединились бы съ нами, на вершин Былкылдака при озер Тляулі. Сверху пришли на Хобду {Тоже степная рка.} батыри Табынскаго рода, Джюламанъ и Тляукабацкаго отдленія Исетъ съ 5 т. человкъ, они, если Богу будетъ угодно, также съ нами соединятся. Китинецъ Аламанъ прибылъ уже къ намъ, и насъ тоже 3 т. человкъ. О прочихъ обстоятельствахъ вы извститесь отъ посланнаго. Вамъ должно знать, что теперь наступило время исполнить это предписаніе, послдовавшее по повленію Ховарезмскаго Падишаха (хана Хвинискаго). Въ удостовреніе справедливости сего, батырь Исетай Таймановъ печать приложилъ’ {Перевелъ съ татарскаго Бестуринъ.}.
Въ томъ же дух и направленіи, но съ большимъ успхомъ, дйствовалъ султанъ Кенисара Касимовъ. Будучи умне своихъ предшественниковъ и далеко превосходя ихъ въ политическихъ хитростяхъ и изворотахъ, онъ ближе и врне шелъ къ цли. Такъ, тайно сносясь съ Хивою и готовясь исподволь къ возстанію, Кенисара не забывалъ Оренбурга, съ которымъ велъ дятельную переписку, въ которой умолялъ о помилованіи. Въ Оренбург же видимо склонялись на его просьбы. И вслдствіе приведеннаго нами выше письма Кенисары, къ нему, по распоряженію военнаго губернатора, отъ султановъ Восточной и Западной части орды, были отправлены надежные люди, посредствомъ которыхъ, надялись открыть мятежному султану путь въ испрошенію себ амнистіи. А для того, чтобы убдить Кенисару въ милосердіи русскаго императора, посланцамъ вручено было объявленіе, которымъ возвщалось всмъ прежде бунтовавшимъ ордынцамъ высочайшее помилованіе. Кенисара дйствительно ободрился и сталъ настойчиве требовать себ прощенія. Онъ писалъ положительно ко всмъ, кто, по его убжденію, могъ дйствовать въ его пользу. Ему не только удалось обмануть своимъ раскаяніемъ предсдателя пограничной коммиссіи Генса, и посредствомъ его главнаго начальника края, но онъ даже умлъ внушить довріе къ себ султану Ахмету Джантюрину, который былъ прежде его противникомъ, а въ конц концовъ, поддавшись обаянію Кенисары, — самъ-же представлялъ въ Оренбургъ его письма и хлопоталъ за бывшаго врага своего предъ начальствомъ.
Письма мятежнаго султана настолько характерно обрисовываютъ эту личность, что мы считаемъ необходимымъ занести нкоторыя изъ нихъ на страницы нашей лтописи.

Письмо 1-е.

Богъ всемилостивъ!

Почтеннымъ и великодушнымъ нашимъ братьямъ, султанамъ Джантюр и Ахмеду свидтельствуемъ нижайшее почтеніе. Присылкою къ намъ увдомленія о высочайшей его императорскаго величества милости, вы насъ чрезвычайно обрадовали и доказали близость вашего родства и дружбы къ намъ. Да будетъ извстно, что причиной нашихъ непріязней были султаны, находящіеся между Кувошлыкцами и Суюндунцами, но съ вами ссоры не имемъ, и никогда отъ васъ никакихъ непріятностей не видали. Вы по дружески просили насъ прислать одного султана, но въ этотъ разъ не было возможности послать того султана, котораго бы слдовало, если же получимъ другое письмо, то уже пустимъ въ ходъ (что равносильно пошлемъ) одного изъ вашихъ братьевъ, но только съ тмъ, чтобы русскіе не требовали самого Кенисару. Намъ желательно слдовать путемъ нашего дда {Извстнаго хана Аблая, который собственно не считалъ себя подданнымъ Россіи, а дйствовалъ по влеченію сердца, или изъ корысти то въ пользу вашу, то въ пользу Китая. Онъ принималъ участіе въ возвращеніи бжавшихъ въ 1771 году калмыковъ, желая слдовать его примру, Кенисара требовалъ этимъ заявленіемъ себ правъ не подданнаго Россіи султана, а правъ союзника русскаго правительства.}, кром же этого мы готовы исполнить вс длаемыя предложенія. Русскіе увлекли брата нашего Габдуллу, племянника Мурхана, и султана Калджана Кучакова. Но если отъ государя есть милость и письмо наше будетъ принято, полагаемъ, что они будутъ отпущены, впрочемъ мы уврены въ милости его императорскаго величества. Прошу васъ ваши письма представить куда слдуетъ. Т слова, которыя сообразны съ порядкомъ, пусть останутся, а т слова, которыя писаны не порядкомъ, отошлите — приведя ихъ въ порядокъ’ {Перевелъ съ татарскаго Бесчуринъ.}. Писано 3-го числа мсяца Мухаррама (т. е. 14 марта) 1841 года. Приложена печать султана Кенисары Касимова.
Приведенное письмо, несмотря на нкоторую туманность его изложенія, очень ясно указываетъ на то обстоятельство, что Кенисара готовъ покориться, но не иначе какъ съ тмъ, чтобы вс его родственники были освобождены изъ плна. султанъ Кулджанъ Кучаковъ даже не былъ родственникомъ Кенисар, и если онъ хлопоталъ объ освобожденіи его, то единственно изъ политическихъ видовъ. Зная очень хорошо, какую роль игралъ Кучаковъ въ степи, и какую онъ имлъ до плна большую партію приверженцевъ въ орд, Кенисара разсчитывалъ освобожденіемъ его не только привлечъ вліятельнаго султана на свою сторону, но и упрочить еще боле свое вліяніе на степь, гд, и безъ того имя Кенисары чтилось всми и возбуждало энтузіазмъ!…
Второе письмо, уже адресованное прямо на имя генерала Генса, написано въ вид прошенія. Въ прошеніи этомъ Кенисара сначала упоминаетъ о полученіи письма султана Ахмеда Джантюрина, имвшаго цлью, какъ замчено выше, ускорить намреніе Кенисары покориться властямъ предержащимъ, и затмъ, мятежный султанъ возвращается снова къ мирнымъ заявленіямъ: ‘Съ нкотораго времени — пишетъ онъ — хотя мы сбились съ путей истинныхъ и ссорились съ русскими сибирской линіи, но теперь нашли истинный путь, раскаеваемся и желаемъ слдовать оному, покоряясь великой милости его императорскаго величества, и оставляемъ вс дла, которыя относились до неповиновенія, почему я всепокорнйше прошу ваше превосходительство исходатайствовать у кого слдуетъ прощеніе нашимъ поступкамъ и тмъ доставить намъ счастіе, посл чего хотимъ прежніе наши поступки предать забвенію и покориться власти начальства. По удаленіи нашемъ, вслдствіе притсненій сибиряковъ, мы отправили посланниковъ сибирскому начальству, Табудду Туктина и Кучунбая Казанкапова, на что не только не дали намъ отвта, но даже задержали нашихъ пословъ. Султанъ Габдула-Аблай Хановъ {Дяди Кенисары.} попалъ въ руки вышедшей команды, Кулджанъ Кучаковъ плненъ во время кочевки съ своими аулами, Нурханъ Самекинъ увлеченъ въ то время, когда онъ здилъ въ степь одинъ, не благоугодно ли будетъ и имъ показать вашу милость. Если не противно вашему превосходительству, посылаемъ для переговоровъ біевъ, Сеидмухаледа Абызова и Акбая Манашева’ {Перевелъ съ татарскаго Бекчуринъ.}. На подлинномъ султанъ Кенисара Касимовъ руку и печать приложилъ.
Вслдъ за этимъ прошеніемъ чрезъ султана Джантюрина, Кенисара прислалъ новое коротенькое письмо съ весьма лаконическимъ заглавіемъ, въ которомъ писалъ: ‘Богъ всемилостивъ! Относящемуся присутственному мсту и великимъ, просьба наша слдующая: Мы Кенисары со времени дда нашего Аблай Хана, жили съ русскими какъ братьями. Русскіе же изъ Омска и Кизилъ-яра (Петропавловска), будучи противъ насъ, не давали намъ покоя: Саржанъ-батыря, брата нашего, два раза ограбили, первому ограбленію минуло уже 17-ть лтъ, а послднему 11-ть. При послднемъ ограбленіи, они увлекли двухлтняго сына Саржана-батыря, но убитъ ли онъ, или живъ — мы не знаемъ. Неоднократно посылали мы письма, но они (сибиряки) ихъ къ великимъ не допускали, что и было причиною нашей вражды въ русскимъ. Пріхавъ къ сей сторон (въ степь оренбургскаго вдомства) мы здшнимъ начальникамъ и великимъ длаемъ извстнымъ: съ государемъ вражды не имемъ, объясненіе это пошлите въ присутственному мсту и великимъ, до которыхъ относится. Этому слову врить.’ Султанъ Кенисара руку и печать приложилъ {Перевелъ съ татарскаго Бекчуринъ.}.
Въ этихъ письмахъ Кенисара задвалъ слабую струну оренбургской администраціи: онъ льстилъ ея политик и порицалъ карательную систему, которой держалась западная Сибирь, систему, дйствительно служившую поводомъ къ разнаго рода злоупотребленіямъ. Конечно, ‘Тиньтякъ-майоры’ бывали рады подобнымъ командировкамъ, въ которыхъ видли свою выгоду, и во время поисковъ въ степи, производимыхъ сибирскими отрядами, бывали случая безпричинныхъ разореній ими мирныхъ ауловъ, по одному подозрнію въ сочувствіи ихъ мятежникамъ. Но главную статью дохода отрядныхъ начальниковъ составлялъ захватъ малолтныхъ изъ киргизскихъ семействъ, которыхъ потомъ они продавали въ рабство, гд они находились до извстнаго возраста. Длались и другія злоупотребленія, о которыхъ не могли не знать въ Оренбург, наконецъ, подтвержденіе Ларіоновымъ справедливости жалобъ Кенисары на сибирское начальство, о безвинномъ разореніи отрядами сибирскаго корпуса ауловъ его родныхъ и приверженцевъ, все это, вмст взятое, послужило въ пользу Кенисары, и въ Оренбург ршено было испросить высочайшее прощеніе мятежному султану Кенисар Касимову, несмотря на то, что онъ принадлежалъ къ султанамъ сибирскаго вдомства.
Такимъ образомъ, политика его съ Оренбургомъ на этотъ разъ увнчалась полнымъ успхомъ.

III.
Прощеніе Кенисары и вызванная имъ полемика съ западной Сибирью.— Союзъ Кенисары съ Бухарою для покоренія Коканскаго ханства.— Письмо къ Перовскому князя Горчакова объ удержаніи Кенисары отъ союза съ бухарскимъ эмиромъ.— Письмо, по этому поводу генерала Перовскаго къ Кенисар.

Вопреки желаніямъ сибирской администраціи, въ Оренбург ршительно приняли Кенисару подъ свое покровительство. Вс его письма генералъ-адьютантъ Перовскій немедленно отправлялъ въ военному министру и государственному вице-канцлеру, графу Нессельроде, ходатайствуя предъ ними.о высочайшемъ прощеніи мятежнаго султана.
Въ одномъ изъ многихъ своихъ представленій въ графу Нессельроде В. А. Перовскій, прилагая письмо Кенисары, между прочимъ говоритъ:
‘Изъ приложеннаго при этомъ письма мятежнаго султана Кенисары Касимова, ваше сіятельство можете усмотрть, что онъ безусловно ищетъ милости его величества и желаетъ покориться установленнымъ властямъ, если только на него будетъ распространена милость Государя, объявленная мною въ прошломъ (1840) году прежде бунтовавшимъ ордынцамъ’.
Съ своей стороны, военный губернаторъ не находилъ основаній лишить его этой милости, на томъ основаніи, что Кенисара кочевалъ тогда среди мирныхъ киргизовъ оренбургскаго вдомства и что, слдовательно, всякій поискъ противъ мятежника былъ бы сопряженъ лишь съ разграбленіемъ первыхъ, ‘и очень вроятно, только этимъ разграбленіемъ невинныхъ и закончился бы поискъ, не достигнувъ другихъ результатовъ, такъ какъ султанъ съ своими приближенными, — писалъ Перовскій, — найдетъ, какъ и прежде, спасеніе въ бгств’.
При этомъ удобномъ случа генералъ Перовскій не забываетъ задть западно-сибирскую администрацію, обративъ вниманіе вице-канцлера на неудобства карательной политики въ степи, которой держались въ Сибири, онъ проситъ внушить сибирскому генералъ-губернатору, князю Горчакову, чтобы тотъ не вмшивался въ дла Оренбургскаго края. Поводомъ въ этой жалоб послужили нсколько набговъ мелкихъ сибирскихъ казачьихъ отрядовъ на аулы оренбургскихъ киргизовъ, кочующихъ близъ сибирскихъ границъ. Одинъ изъ такихъ отрядовъ схватилъ возвращавшагося отъ Кенисары посланнаго. Перовскій оскорбился этимъ, и написалъ въ вице-канцлеру слдующее: ‘подобные набги сибирскихъ войскъ на аулы мирныхъ кочевниковъ не только не принесутъ пользы, но напротивъ, будутъ имть весьма вредныя послдствія, — внушивъ ордынцамъ недовріе къ русскому правительству, которое, объявляя милость, въ тоже время грабитъ и разоряетъ своихъ подданныхъ. Наконецъ ‘сибирское начальство, даже въ бывшихъ Средней и Малой Ордахъ, находитъ независимыя племена, которыя и приводитъ въ присяг на подданство Россіи, забывая, что они эту присягу приняли еще въ 1732 году’.
Затмъ, В. А. Перовскій проситъ: ‘разъ навсегда поставиь въ извстность генералъ-губернаторовъ западной Сибири, что вс племена, не вошедшіе въ сибирское вдомство, состоятъ въ вдніи оренбургскаго начальства, и что за симъ приводить ихъ къ присяг на русское подданство не слдуетъ’.
Въ этомъ же представленіи въ государственному вице-канцлеру, генералъ-адьютантъ Перовскій ходатайствовалъ объ освобожденіи всхъ родственниковъ Кенисары, въ томъ числ и султана Кулжава Кучакова, котораго Кенисара включилъ въ число своей родни, въ замнъ возвращенныхъ Касимовымъ двухъ казаковъ, захваченныхъ имъ въ прежнее время.
О представленіяхъ своихъ къ военному министру и канцлеру, Перовскій извстилъ князя Горчакова, прося его удерживать на будущее время начальниковъ сибирскихъ отрядовъ отъ вторженія въ степи оренбургскаго вдомства, и при этомъ выразилъ ‘непремнное’ желаніе, чтобы генералъ-губернаторъ западной Сибири не вмшивался въ управленіе ввреннымъ ему краемъ.
Такимъ образомъ, ревниво оберегая свои права отъ сторонняго вмшательства, Перовскій не считалъ нарушеніемъ права сибирской администраціи принятіе мятежнаго султана сибирскаго вдомства подъ свое покровительство, и какъ замчено нами выше, увдомлялъ князя Горчакова о своемъ намреніи испросить высочайшее прощеніе Кенисар Касимову.
Такая безцеремонность Перовскаго, въ свою очередь, оскорбила князя Горчакова, и онъ отвчалъ В. А. Перовскому довольно рзко: ‘на отношеніе ваше, писалъ князь, имю честь отозваться, что въ число моихъ желаній отнюдь никогда не входило вмшательство въ управленіе племенами киргизъ-кайсаковъ, состоящихъ въ вдніи оренбургскаго начальства, т.-е. на дл повинующихся вашей власти, или только считающихся въ Оренбургскомъ кра, но въ сущности не признающихъ себя подданными Россіи! Вс мои стремленія клонятся лишь къ одной цли: обезпечить предлы моего генералъ-губернаторства отъ вторженія хищническихъ шаекъ, а наипаче отъ Кенисары Касимова, мятежъ котораго тмъ опасне, что свое грабительство названный султанъ прикрываетъ политическою маской, общая кайсакамъ возвращеніе ихъ былой вольности, отъ того-то онъ иметъ въ киргизскихъ степяхъ столько сподвижниковъ, обольщенныхъ не одною выгодою легкой поживы, но и мечтою о возстановленіи ихъ древней независимости’.
Дале князь Горчаковъ выражаетъ сомнніе на счетъ безошибочности предложенія Перовскаго: достигнуть спокойствія въ степи — прощеніемъ Кенисары, и предупреждаетъ его, что онъ ‘съ своей стороны, за разореніе мирныхъ ауловъ, разгромленіе линіи, нарушеніе порядка въ кра вообще и за другіе, можетъ быть, важнйшія послдствія, въ случа прощенія Кенисары, слагаетъ съ себя отвтственность предъ его императорскимъ величествомъ, которому угодно было вврить ему управленіе западною Сибирью’.
Отвтъ князя Горчакова былъ началомъ продолжительной полемики, возникшей между двумя администраторами. По рзкости тона, которымъ отличалась переписка Перовскаго съ княземъ Горчаковымъ, ее, не утрируя, — можно сравнить съ извстною полемикою Іоанна Грознаго съ княземъ Курбскимъ, съ тою лишь разницею, что полемизирующія стороны первой половины XIX вка стснялись употреблять брань временъ Ивана Васильевича.
Характерной чертой этой оффиціальной перебранки оренбургскаго военнаго губернатора съ западно-сибирской администраціей является та особенность, что вс служащіе обоихъ вдомствъ, сибирскаго и оренбургскаго, перессорившись между собою, ведутъ свою ожесточенную полемику, нердко завиняя другъ друга чуть не въ государственной измн! Напримръ, мелкіе чиновники оренбургскаго вдомства, когда имъ доводилось бывать на границ сибирскихъ киргизовъ, старались внушить послднимъ недовріе въ ихъ властямъ, и порицая управленіе сибирское, восхваляли свое. Чиновники же сибирскаго вдомства платили конечно тмъ же, и въ свою очередь старались подорвать довріе въ оренбургскихъ киргизахъ въ ихъ управленію и потомъ взаимно обвиняли себя въ возбужденіи народныхъ страстей и въ стремленіи нарушить строй государственной жизни. Донесенія ихъ еще боле раздражали Перовскаго и Горчакова. Такимъ образомъ, усердіемъ мелкаго чиновнаго люда, желавшаго по-своему угодить начальству, бдные кайсаки окончательно были сбиты съ толку, и по невол склонились на сторону Кенисары, въ аулахъ котораго царствовалъ строгій порядокъ и не было ничего подобнаго, что творилось въ ихъ степяхъ, управляемыхъ взаимно враждебными администраціями.
Конечно, ни Перовскій, ни князь Горчаковъ не предвидли чтобы ихъ полемика имла послдствіемъ увеличеніе числа приверженцевъ Кенисары, который, подъ шумокъ, умлъ ловить рыбу въ мутной вод, не забывая въ тоже время писать въ Оренбургъ о своей покорности.
Полемика эта не разъ восходила до высочайшаго усмотрнія, и затянулась бы вроятно очень надолго, еслибъ импер. Николай, чрезъ военнаго министра, не выразилъ своего желанія обоямъ администраторамъ, чтобы подобные споры и столкновенія впредь кончались на мст, по взаимному соглашенію обоихъ вдомствъ, не восходя дале.
Такъ или иначе, но Кенисара былъ прощенъ, съ тмъ, чтобы онъ кочевалъ въ степяхъ оренбургскаго вдомства. Бывшій военный министръ, князь Чернышевъ, сообщая генералу Перовскому о прощеніи султана Кенисары, выразилъ ему желаніе петербургскаго кабинета, чтобы Василій Алексевичъ, пользуясь покорностью Кенисары, умлъ употребить вліяніе, которымъ пользовался въ степи Касимовъ, на пользу Россіи.
Всхъ родственниковъ Кенисары, включая сюда султана Кундхана Кучакова и даже того киргиза, который, возвращаясь отъ Кенисары, былъ схваченъ сибирскимъ разъздомъ — возвратили прощенному султану. Правда, князь Горчаковъ не сразу отпустилъ султана Кучакова, родства котораго съ Касимовымъ онъ не признавалъ, но получивъ отъ канцлера, по настоянію оренбургскаго военнаго губернатора, новое подтвержденіе объ освобожденіи султана Кундхана Кучакова, долженъ былъ покориться необходимости, и выпустилъ изъ своихъ рукъ одного изъ ревностныхъ впослдствіи сподвижниковъ Кенисары.
Между тмъ Кенисара, безпрепятственно кочуя среди оренбургскихъ киргизовъ, усплъ весьма значительно усилить свою шайку и вліяніе свое на орду, которая, за малымъ исключеніемъ, признавала его своимъ ханомъ, что ловкій политикъ Касимовъ тщательно умлъ скрывать отъ глазъ подлежащаго начальства. Обманывая оренбургцевъ своей покорностью, Кенисара въ глазахъ средне-азіатскихъ владльцевъ, умлъ быть самостоятельнымъ властелиномъ: — онъ заключалъ союзы, объявлялъ войну, собиралъ зякетъ съ своихъ ауловъ и чинилъ судъ и расправу съ своими джигитами, но все это весьма искусно умлъ скрыть отъ Оренбурга, нисколько не боясь Сибири, отзывамъ которой, онъ зналъ, въ Оренбург не довряли, или считали ихъ по меньшей мр преувеличенными и мало правдоподобными! Заручившись прощеніемъ, объявленнымъ ему генераломъ Перовскимъ, и избавившись отъ преслдованія русскихъ отрядовъ, Кенисара, желая отмстить Ташкентскому беку, за предательскую смерть своего отца, въ союз съ бухарскимъ эмиромъ, объявляетъ войну Кокану и начинаетъ военныя дйствія осадою Сузана и Ташкента одновременно.
Въ это время посланникъ коканскаго хана, ведшій переговоры съ княземъ Горчаковымъ объ установленіи дружественныхъ и торговыхъ отношеній Россіи съ Коканомъ, въ одной изъ аудіенцій у генералъ-губернатора Сибири заявляетъ ему, ‘о невозможности установленія дружественныхъ отношеній Россіи въ Кокану, въ то время, когда русскій султанъ Кенисары-Касимовъ, въ союз съ врагомъ его, хана, бухарскимъ эмиромъ, опустошаетъ провинціи и держитъ въ осад коканскіе города’.
Вскор затмъ, князь Горчаковъ получаетъ извстіе, что посланный имъ почетный киргизъ, для переговоровъ съ коканскимъ ханомъ, находясь въ Сузан, былъ требовавъ Кенисарою во время осады этого города.
О такихъ новыхъ подвигахъ Кенисары, вовсе немирнаго характера и не въ интересахъ русскаго правительства, князь Горчаковъ спшилъ заявить генералу Перовскому, отчасти указывая ему на эти обстоятельства, какъ на послдствія его опрометчивости.
Оренбургскій военный губернаторъ хотя и не придавалъ особаго вроятія извстію, полученному имъ изъ Сибири, во все же, для успокоенія своей совсти, написалъ Касимову письмо, въ которомъ, напоминая ему о милости государя, и говоря, что онъ не довряетъ пристрастному къ Кенисар сибирскому начальству, Перовскій требовалъ объясненія, что послужило поводомъ къ новымъ обвиненіямъ, взводимымъ на ‘степеннаго султана’ сибирскою администраціей {‘Дло заключающее въ себ распоряженіе о водвореніи спокойствія’ (Архивъ канц. генер.-губерн.).}?.
Въ этомъ же письм военный губернаторъ спрашивалъ Кенисару: насколько правдоподобны слухи о самовольномъ принятіи имъ, безъ императорскаго на то соизволенія, ханскаго титула?
Письмо это нашло Кенисару уже отступавшимъ къ своимъ кочевкамъ.

IV.
Агенты Кенисари.— Отступленіе его отъ Ташкента и отвтъ генералу Перовскому.— Народныя волненія внутри края и отъздъ генералъ-адьютанта Перовскаго.

У Кенисары, какъ у ловкаго, хотя и своеобразнаго политика, были свои агенты, которые, будучи разсяны повсюду, на линіяхъ Сибирской и Оренбургской {См. дло: ‘О скрывающихся на линіи сообщникахъ Кенисары и о принятіи мръ къ отысканію ихъ’ (област. правл., нын Турганск. област. прав.).} всегда разузнавали о всхъ административныхъ мропріятіяхъ, касающихся ихъ патрона и тотчасъ же давали знать о нихъ своему хану. Такимъ образомъ, еще прежде полученія письма генерала Перовскаго, Кенисара уже зналъ, что изъ Сибири писали въ Оренбургъ о его новыхъ подвигахъ и, нимало не мшкая, поспшилъ отступить къ своимъ кочевкамъ. Письмо Перовскаго только подтвердило справедливость сообщенія его агентовъ, и мятежный султанъ, видя, что скрыть своего поступка вполн нельзя, старался въ своемъ отвт, по возможности, оправдать его, придавши ему нсколько благовидный предлогъ.
Смыслъ отвта Кенисары къ Перовскому былъ таковъ: что званіе хана онъ на себя не принималъ, и сердечно чувствуя къ нему милость русскаго государя, котораго онъ называетъ ‘Царемъ царей’, онъ ничего подобнаго, что писано изъ Сибири, не предпринималъ, т.-е. никогда не заключалъ союза съ бухарскимъ эмиромъ, для покоренія Кокана, посланца князя Горчакова изъ Сузана не требовалъ и областей дружественнаго Россіи коканскаго хана не опустошалъ, а что если, дйствительно, и былъ съ войсками своими въ Ташкентской провинціи, то собственно затмъ, ‘чтобы выручить изъ тяжкой азіатской неволи тхъ русскихъ подданныхъ, которые, кочуя съ его отцомъ, предательски погибшимъ отъ руки Ташкентскаго бека, — были захвачены Ташкентцами въ 1840 году.
‘Я не думаю (заключалъ свое письмо мятежникъ Кенисара), чтобы всемилостивйшій царь царей былъ въ гнв на своего врнаго султана за то, что тотъ возвратилъ изъ тяжкой неволи многое множество врноподданныхъ ихъ законному государю’ {См. дло: О водвореніи спокойствія, переводъ съ татарскаго сдланъ Батыршинымъ.}!
Кенисара дйствительно, выручивши своихъ прежнихъ закаленныхъ джигитовъ, захваченныхъ Ташкентцами въ аулахъ его отца, отступилъ отъ Ташкента къ своимъ кочевкамъ, однакожъ не ране, какъ получивъ извстіе о томъ, что въ Оренбург знаютъ о его поход, въ противномъ же случа, онъ не могъ удовольствоваться такимъ малымъ успхомъ, и не отступилъ бы отъ союза съ бухарскимъ эмиромъ по крайней мр до тхъ поръ, пока бы ему не удалось снять кожу, что называется, живьемъ съ своего заклятаго врага, мстить которому Кенисара считалъ цлью своей жизни и священнымъ сыновнимъ долгомъ!
Получивъ письмо Кенисары, ни въ какомъ случа не служившее ему въ оправданіе, но довольный можетъ быть тмъ, что мятежный султанъ, горячо оправдываясь въ небываломъ будто бы принятіи имъ ханскаго титула, клялся ему, не производить ни смутъ, ни волненій въ оренбургскихъ степяхъ и кочевать спокойно, В. А. Перовскій махнулъ на все прочее рукой, и въ свою очередь успокоился, не требуя боле отъ Кенисары никакихъ объясненій.
Причины такого, повидимому, апатичнаго отношенія генерала Перовскаго къ спокойствію края, ввреннаго его попеченію, слдуетъ искать въ тхъ обстоятельствахъ, которыя съ 1837 года, непрестанно, сопровождаютъ его управленіе, обстоятельства же эти были далеко неутшительны, и при недостатк (въ то время) въ Оренбургскомъ кра добросовстныхъ и способныхъ дятелей, на всхъ ступеняхъ служебной іерархіи, могли сломить энергію даже и такого ретиваго государственнаго человка, какимъ былъ В. А. Перовскій въ первое управленіе его Оренбургскимъ краемъ.
Обширность этого края, разноплеменность и разновріе его населенія, разсяннаго отъ южныхъ предловъ Пермской губерніи до Каспійскаго моря, и отъ береговъ Волги до степныхъ ркъ Убагала (притокъ р. Тобола, справа), Иргиза, Тургая и Эмбы, отдаленность отъ центровъ промышленности и просвщенія въ имперіи, все это, несомннно долго затрудняло прочное административное устройство юговосточныхъ предловъ имперіи, къ чему такъ горячо стремился В. А. Перовскій.
Здсь, кром русскихъ, обитали: отъ рки Камы до р. Сакмары, (впадающей близъ Оренбурга въ Уралъ), башкиры, смшанно съ мещерякамм, тептярями, бобылями и казанскими татарами, отъ устьевъ р. Урала по берегамъ Каспійскаго моря, берегамъ Большаго и Малаго Узеней, кочевали киргизы внутренней (Букеевской) орды, вдоль праваго берега Урала расположилось уральское войско, сверне его, — по границ имперіи со степью, — оренбургскіе казаки, въ степяхъ, киргизы Малой Орды. Разъединенность племенъ еще боле условливало различіе въ вроисповданіяхъ: магометанство (башкиры, татары и киргизы), всевозможныя раскольничьи секты и даже идолопоклонство, калмыки и частію тептяри и мещеряки {См. Воен. Сборн., январь, 1868 г., стр. 47.}, все это, конечно, препятствовало всякому сближенію народонаселенія въ кра.
Затмъ, слухи о привольныхъ мстахъ и излишеств земель въ кра, привлекали сюда многочисленныхъ переселенцевъ, которые, иногда самовольно, оставляя прежнія мста жительства, приходили въ Оренбургскій край изъ сосднихъ губерній тысячами, хотя и были впослдствіи возвращаемы на старыя жилища. Обширность края и невозможность повсемстно устроить бдительнаго надзора на населеніемъ, развили здсь въ огромныхъ размрахъ бродяжничество и сопряженные съ тмъ безпорядки. Изъ всеподданнйшаго отчета генерала Перовскаго за 1836 и 37 года видно, что въ одномъ 1836 году поймано бродягъ 1,500 человкъ, а въ теченіи пяти лтъ, съ 1833 по 1838 г., поймано бродягъ въ Оренбургскомъ кра до 5,000 человкъ (4914).
Наконецъ, отдаленность края и трудность здсь службы не давали возможности мстному начальству найти достаточное число безкорыстныхъ и просвщенныхъ сотрудниковъ, изъ того же упомянутаго нами выше отчета Перовскаго видно, что въ теченіи 1836 и 1837 годовъ было предано суду и отставлено отъ службы 120 чиновниковъ, за различныя злоупотребленія по гражданскому вдомству. Вслдствіе недостатка въ благонамренномъ чиновничеств въ кра, вс предполагавшіяся тогда преобразованія шли крайне вяло и медленно, и переходъ къ новому порядку вещей возбуждалъ неудовольствіе въ невжественныхъ массахъ народа. Такъ, происходили волненія въ 1836 и 37 годахъ на частныхъ уральскихъ заводахъ, въ томъ же 1837 году происходили безпорядки въ уральскомъ казачьемъ войск, во поводу преобразованій въ немъ, безпорядки эти потребовали присутствія военнаго губернатора съ войсками въ г. Уральск. Затмъ обнаружилось сильное броженіе умовъ въ оренбургскомъ казачьемъ войск, по поводу переселенія на новыя мста и распространившагося ложнаго слуха о вызов переселенцевъ въ крпость Анапу, и т. п. Появились даже зажигатели, которые изъ мести, или для грабежа, поджигали города и села и тмъ поддерживали народное неудовольствіе…
Всего этого, смемъ думать, совершенно достаточно для характеристики того времени, въ которое дйствовалъ В. А. Перовскій, и для того, чтобы извинить администратору, поставленному въ такія условія, его невольное нравственное изнеможеніе и равнодушіе къ спокойствію края, изъ котораго онъ ожидалъ скораго вызова, вслдствіе несчастнаго всхода хивинской экспедиціи.
Вскор, дйствительно, покойный гр. Перовскій былъ отозванъ въ Петербургъ, пользуясь его отъздомъ, Кенисара, успвшій собраться съ силами и считая себя свободнымъ отъ слова даннаго имъ Перовскому не производить смутъ, сбрасываетъ маску смиренія, снова поднимаетъ бунтъ и угрожаетъ спокойствію края.

‘Встникъ Европы’, No 8, 1870

V.
1842 годъ. Возобновленіе безпорядковъ въ степяхъ сибирскаго вдомства.— Новыя письма Кенисары, послднее ходатайство за него В. А. Перовскаго.— Новыя жалобы князя Горчакова на Кенисару.— Набги сибирскихъ отрядовъ и прокламація чиновника Ларіонова.— Набгъ султана Сарджанова.— Письмо вице-канцлера.

Съ 1842 года Кенисара возобновляетъ непріязненныя дйствія противъ Россіи, врный своей политик, мятежный султанъ, кочуя вдали отъ Оренбурга, принимаетъ угрожающее положеніе относительно Западной Сибири. Мелкія шайки приверженныхъ ему киргизовъ нападаютъ на вншніе округа мирныхъ кочевниковъ, сибирскаго вдомства. Такимъ образомъ, когда въ Сибири шайки барантовщиковъ производили значительные безпорядки, озабочивая сибирскую администрацію, степи оренбургскихъ кайсаковъ наслаждались полнымъ спокойствіемъ. Дйствуя такъ, Кенисара преслдовалъ слдующую цль: кочуя, по возвращеніи изъ Ташкента, на границахъ сибирскаго вдомства, въ разстояніи отъ 600 до 700 верстъ за оренбургской линіей, мятежникъ отнималъ всякую возможность со стороны Оренбурга бдительнаго за нимъ надзора и наказанія его, въ случа надобности, силою оружія, — это съ одной стороны, а съ другой, не производя смутъ въ оренбургскихъ степяхъ, онъ имлъ возможность заручиться вниманіемъ и защитой оренбургскаго начальства. Успхъ такой политики Кенисары обусловливался, отчасти, тми неразумными набгами сибирскихъ отрядовъ на аулы оренбургскихъ киргизовъ, которые производились подъ благовиднымъ предлогомъ поисковъ за степными мятежниками, скрывающимися будто-бы въ пограничныхъ кочевьяхъ оренбургскихъ киргизовъ, собственно же говоря — поиски эти, никогда не достигая цли, были только причиною безвиннаго раззоренія мирныхъ кочевниковъ, ожесточая послднихъ противъ русскаго правительства, и располагали оренбургскую администрацію врить въ справедливость жалобъ Кенисары на т притсненіи, которыя, по его словамъ, претерпвали отъ сибирскаго начальства онъ и его соплеменники.

——

По возвращеніи изъ Ташкентскаго похода въ 1841 году, Кенисара Касимовъ кочевалъ, первое время, по обоимъ берегамъ рки Сиръ-Дарьи и въ пространств между песками Бара-Кумъ и озеромъ Теле-Куль, преимущественно съ киргизскимъ родомъ алчиновцевъ. Отсюда въ конц мая и въ іюн 1842 года мятежный султанъ неоднократно посылалъ въ киргизамъ сибирскаго вдомства своихъ сообщниковъ, съ возмутительными грамотами, величая себя великимъ ханомъ непобдимой орды. Вотъ, напримръ, письмо его въ султанамъ Габдулфаизу и Кучуку:
‘Отъ великаго побдителя и храбрйшаго витязя Кенисары Хана вашего, султанамъ Габдулфаизу и Кучуку изъявляется благоволеніе и желаніе благоденствія.
‘Присланное вами ко мн, въ прошломъ году чрезъ Хожемберди — есаула, письмо я получилъ, и, узнавъ содержаніе онаго, послалъ отъ себя изъ Оренбурга {Подобнымъ выраженіемъ Кенисара давалъ чувствовать свое вліяніе на Оренбургъ.} бумагу о дарованіи отцу вашему прощенія. Не зналъ я о такомъ положеніи брата нашего, я могъ бы упомянуть о немъ въ прежнихъ своихъ просьбахъ.
‘Въ аул вашемъ живутъ дв женщины и мальчикъ, которыхъ вы пришлите немедленно сюда во мн. Писано 3-го числа мсяца Рабигуль бахира 1258 года, что соотвтствуетъ маю мсяцу 1842 года {Перевелъ съ татарскаго Курбанаковъ (переводчикъ кн. Горчакова).}’.
Другое воззваніе было обращено къ киргизской волости, кочевавшей на Ишим, которую Кенисара приглашалъ перейти на его сторону. Съ подобными грамотами посланные отъ Кенисары являлись въ аулы баганалинцевъ съ требованіемъ немедленной покорности ихъ хану, и возвращенія будто бы нкогда угнаннаго баганалинцами скота, принадлежавшаго Кенисар, угрожая, въ случа сопротивленія, ханскимъ гнвомъ, что равносильно конечному истребленію.
Затмъ, шайки султана Кенисары съ іюня и по сентябрь 1842 года появлялись въ Кокчетавскомъ Округ, въ Акмуллы, въ Кышь-Мурун и на р. Абуган.
Такимъ образомъ, военныя дйствія возобновились въ Западной Сибири, мстить которой Кенисара считалъ своимъ долгомъ. Притомъ же онъ зналъ, что въ Оренбург не довряли сообщеніямъ изъ Сибири, и, начиная непріязненныя дйствія противъ послдней, мятежный султанъ старался до времени удерживать своихъ сообщниковъ отъ безпорядковъ въ степяхъ оренбургскаго вдомства. Выше мы видли, что подобная политика Кенисары всегда служила ему въ пользу, доставляя покровительство полемизировавшаго съ Сибирью оренбургскаго начальства.
Итакъ, бунтъ возобновился разсылкою прокламацій, имвшихъ цлію переманить къ Кенисар киргизовъ, такъ-называемыхъ вншнихъ сибирскихъ округовъ, но вскор мятежный султанъ начинаетъ поддерживать убдительность своихъ воззваній силою оружія. Для этого, подъ предводительствомъ своихъ ближайшихъ родственниковъ, онъ посылаетъ небольшія шайки барантовщиковъ въ разные пункты сибирской степи. Такъ, по случаю появленія мятежныхъ партій, отъ 150 до 200 человкъ, въ пространств между укрпленіемъ Джара-Каинъ и Амано-Карагайскимъ приказомъ, сибирское пограничное начальство, для обезпеченія сообщеній между названными пунктами, должно было учредить пикеты и разъзды.
Одною изъ такихъ хищническихъ партій былъ отогнанъ скотъ, принадлежавшій дяд мятежника Кенисары, султану Абдилд, отличавшемуся преданностію къ Россіи, желая нагнать хищниковъ, чтобы отбить отогнанный скотъ, султанъ Абдилда наткнулся на кочевки своего племянника, который веллъ поставить особую кибитку для султана Абдилды, но, продержавъ его подъ строгимъ карауломъ двое сутокъ, въ себ не допустилъ, а отпуская на свободу приказалъ передать дяд: ‘что лучше бы было старику Абдилды впредь не отваживаться на преслдованіе людей, хану Кенисар подчиненныхъ’…
Разумется, князь Горчаковъ не замедлилъ увдомить о возникшихъ безпорядкахъ оренбургскаго военнаго губернатора, прося послдняго удержать покровительствуемаго имъ и подчиненнаго ему султана отъ дальнйшихъ подвиговъ, въ предлахъ западно-сибирскаго генералъ-губернаторства. Кенисара, съ своей стороны, въ нсколькихъ письмахъ, присланныхъ въ Оренбургъ, повторилъ свои жалобы на притсненія и клеветы ‘сибиряковъ’. А такъ какъ сибирскіе наблюдательные отряды, высылаемые на Алу-Тау и Кячи-Тау (зимнія и лтнія кочевки Кенисары), мшали во многихъ отношеніяхъ мятежному султану, то въ первомъ изъ своихъ писемъ Кенисара просилъ ходатайства графа В. В. Перовскаго объ уничтоженіи этихъ наблюдательныхъ постовъ, по крайней мр на 35 лтъ. Въ томъ же письм онъ просилъ объ освобожденіи изъ ссылки соумышленнива своего Габейдуллы-хана-Валіева. Впрочемъ, вотъ полный текстъ этого посланія:
‘Въ 1841 году (пишетъ Касимовъ), чрезъ султана Карабая я объяснилъ уже о дйствіяхъ сибирскаго начальства. Въ 1838 году, находясь въ непріязненныхъ отношеніяхъ къ начальникамъ сибирской линіи, я увлекъ дтей Кувандыка и Суюндука, и посл того Атагай-Караула, съ этимъ родомъ мы захватили и увели Габейдуллу-хана-Валіева, котораго впослдствіи, по вступившей къ намъ просьб и желанію народа, возвратили его на родину. Начальство же кокчетавскаго приказа, оклеветавъ его въ мнимыхъ сношеніяхъ со мною, сослало его въ ссылку, т.-е. въ каторжныя работы. Габейдулла-ханъ-Валіевъ невиновенъ, съ нами никакихъ сношеній не имлъ и пришелъ не своевольно, но былъ схваченъ нами’.
Упомянувъ о Валіев, Кенисара возвращается снова въ ташкентскому походу, и какъ-бы въ оправданіе свое говоритъ:
‘Посл того, находившіеся при насъ роды отняты коканцами, которые, кром того, убили старшихъ братьевъ моихъ: Сарджанъ-султана, Исень-Гильди-султана и Алджанъ-султана, а вслдъ затмъ отца моего, султана Касима-Аблаева. Нын (въ 1841 году) мы отправили на Коканъ войска, чтобы выручить находившіеся тамъ роды наши съ цлію употребить ихъ на службу государя! Этихъ родовъ было захвачено 6666 кибитокъ, которыя по вырученіи употреблены на службу Царю’.
‘Васъ, многомилостиваго и благодтельнаго губернатора, просимъ испросить намъ у императора, царя царей, срокъ на 35 лтъ и разршенія, чтобы съ сибирской линія на Улу-Тау и Кичи-Тау не высылали войскъ, если же на Улу-Тау войско пошлется, то жены и дти наши будутъ устрашены и не въ состояніи служить государю. До насъ дошелъ слухъ, что изъ Коканіи похали четыре посланца, очернившіе насъ въ томъ, что будто мы ограбили караванъ, пусть же они изобличатъ насъ въ этомъ, а мы одной денежки не взяли съ каравана, и тотчасъ же, когда были выручены роды, мы возвратились, не причинивъ имъ боле никакого вреда. Зимуемъ мы на Улу-Тау, а лто проводимъ на Кичи-Тау, по Тургаю Джаику {Степная рчка.}. Къ сему присовокупляемъ, что отъ службы царю мы не отказываемся и что бумагу коммисіи о высочайшемъ помилованіи объявилъ намъ султанъ Иртанъ-Турсуновъ, чему мы были сердечно рады. Въ удостовреніе чего султанъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ {Перевелъ съ татарскаго Батаршинъ.}’.
Письмо это въ копіи было препровождено къ князю Горчакову, съ просьбою уступить желаніямъ Кенисары, т.-е. освободить хана Валіева и не высылать боле наблюдательныхъ постовъ на Улу-Тау и Кичи-Тау.
Вскор за приведеннымъ письмомъ въ Оренбург была получена новая просьба Кенисары, написанная имъ въ отвтъ на всемилостивйшее прощеніе. ‘Проникнутый благоговніемъ къ повелніямъ и власти великаго императора и шагиншаха (царя царей) — писалъ Кенисара — я буду служить ему сердцемъ и душою, везд гд буду находиться, далеко или близко. Но прибгаю къ вашему превосходительству съ просьбою исходатайствовать мн соотвтствующій чинъ и грамоту. Я имю много враговъ, а сибирское начальство, кром клеветы, ничего добраго ко мн не питаетъ. При чемъ свидтельствую о брат моемъ, султан Абульгазы Касимов, который, хорошо зная законы и обычаи россійскаго государства и другихъ владній, два года уже внушаетъ намъ постановленія Россіи, пріучая держаться и слдовать имъ, говоря, что великаго императора должно почитать и признавать не такъ, какъ хановъ другихъ государствъ и владній. Думаю, что за это онъ также достоинъ быть награжденнымъ приличнымъ чиномъ и грамотою, за что мы будемъ служить царю врно, состоя подчиненными какъ сардарями (т.-е. правителями или начальниками). Въ удостовреніе этого султанъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ {Перевелъ съ татарскаго Батаршинъ.}.
Письмо это было отправлено въ Петербургъ, гд находился въ то время Перовскій.
Какъ ни нахальны были новыя требованія лишь только прощеннаго мятежнаго султана, но графъ Перовскій, придавая особенное значеніе вліянію Кенисары на нашихъ кочевниковъ, вошелъ съ представленіемъ къ государственному вице-канцлеру объ удовлетвореніи домогательствъ Кенисары.
‘…Если-бы правительство наше (писалъ Перовскій) нашло нужнымъ, въ настоящее время, упрочить русскую власть надъ кайсаками, кочующими къ востоку отъ Могоджара, — то я полагалъ бы возможнымъ употребить для сего съ пользою султана Кенисару и для поощренія его въ этомъ дл исполнить настоящее его прошеніе’.
Это было послднее ходатайство генерала Перовскаго за Кенисару, имло ли оно успхъ — изъ длъ, которыми мы располагаемъ, — не видно. Представленіе же въ князю Горчакову объ освобожденіи хана Валіева и снятіи наблюдательныхъ постовъ, высылавшихся на Улу-Тау и Кичи-Тау, ршительно было отвергнуто. Генералъ-губернаторъ Западной Сибири мотивировалъ свой отказъ тмъ, что наблюдательные отряды высылаются на упомянутые пункты по высочайшему повелнію, и что онъ ршительно отказывается врить ‘въ миролюбивыя заявленія султана Кенисары, неуклонно стремящагося къ полной независимости’, чему онъ иметъ несомннныя доказательства.
Однакожъ и эти новыя предостереженія князя Горчакова плохо подйствовали на оренбургскую администрацію, а между тмъ, въ то самое время, когда въ Оренбург принимали на вру чуть не каждое слово Кенисары, вроломный султанъ велъ дятельные переговоры съ бухарскимъ эмиромъ, съ которымъ Касимовъ, со времени охлажденія въ нему хивинскаго хана и перваго союза въ Бухаріей, стараяся установить самыя тсныя отношенія.
Бухарскій эмиръ, готовясь въ новому походу въ Коканъ, желалъ возобновленія союза съ Кенисарой, предлагая ему отводъ самихъ лучшихъ земель въ его ханств съ сохраненіемъ полной независимости. Богатая пожива на счетъ ташкентскаго бека и месть сему послднему невольно склоняли мятежнаго султана въ пользу новаго союза съ Бухарой. Къ тому же, въ случа неудачи въ русскихъ степяхъ, — Кенисара видлъ въ будущемъ убжище и радушный пріемъ у обязаннаго ему эмира.
Такимъ образомъ, об договаривающіяся стороны очень хорошо понимали выгоды предполагавшагося союза, который поэтому состоялся между ними безъ долгихъ проволочекъ. Ршено было съ 1843 года возобновить военныя дйствія въ Кокан, при чемъ Кенисар поручалось занять своими войсками Ташкенію, съ цлію раздробить коканскія силы и тмъ облегчить бухарскому эмиру покореніе Коканскаго ханства.
Объ этихъ приготовленіяхъ Кенисары къ новому походу въ Коканъ въ Оренбург находились въ полномъ невдніи, за то зорко слдившій за каждымъ шагомъ опаснаго мятежника кн. Горчаковъ, узнавъ отъ коканскаго посланника о состоявшемся соглашеніи бухарскаго эмира съ Кенисарою, тотчасъ же увдомилъ о томъ новаго оренбургскаго военнаго губернатора генерала Обручева, прося послдняго принять. самыя энергичныя мры въ удержанію безпокойнаго султана отъ враждебныхъ дйствій противъ дружественнаго Россіи коканскаго хана.
Сообщеніе это встрчено было въ Оренбург съ обычнымъ недовріемъ и холодностью, благодаря тому же обстоятельству, что во глав киргизскаго управленія стоялъ все тотъ же, незабвеннйшій для киргизовъ по своей гуманности, генералъ Генсъ. Легко могло случиться, что и новыя представленія князя Горчахова прошли бы совершенно безслдно для Кенисары, если-бъ на бду послдняго не появились въ степяхъ оренбургскаго вдомства значительныя шайки барантовщиковъ. Одна партія мятежныхъ киргизовъ, въ числ 3-хъ тысячъ человкъ, была замчена по обимъ берегамъ р. Илека, другая, тоже значительная по численности своей, подъ предводительствомъ родного племянника Касимова, султана Сарджанова, произвела набгъ на аулы киргизовъ средней части орды Тлявова отдленія, Богындыка и Сагындыка-Казбаевыхъ, кочевавшихъ, въ числ 40 ауловъ, при урочищ Талды-Иргиз, при чемъ хищниками отогнано было 600 лошадей, 200 верблюдовъ и ограблено все имущество кочевавшихъ здсь киргизовъ.
Хотя впослдствіи, по приказанію Кенисары, все ограбленное имущество и скотъ были возвращены пострадавшимъ, но участіе въ барант родного племянника Касимова заронило подозрніе относительно миролюбія султана Кенисары.
Чиновнику Ларіонову и генеральнаго штаба шт.-к. Шульцу, командированнымъ для разграниченія земель оренбургскихъ киргизовъ съ сибирскими, поручено было собрать на мст и доставить самыя точныя свднія: объ истинныхъ намреніяхъ Кенисары, относительно его союза съ Бухарой и о томъ угрожающемъ, положеніи, которое принялъ Кенисара, по словамъ князя Горчакова, въ отношеніи Акмолинскаго округа сибирскихъ киргизовъ.
Свднія, доставленныя шт.-к. Шульцемъ, вполн подтвердили сообщенія изъ Сибири, чиновникъ же Ларіоновъ, напротивъ, сообщилъ данныя самаго успокоительнаго характера, и въ подтвержденіе своего донесенія ссылался на возвращеніе, по приказанію Кенисары, ограбленнаго хищниками имущества у киргизовъ Тлявова отдленія, какъ на фактъ миролюбія и покорности раскаявшагося мятежника. Такимъ образомъ, и новыя свднія о Кенисар отличались, какъ и прежде, противорчіемъ и неточностью, но такъ какъ Шульцъ не скрылъ того обстоятельства, что доставленныя имъ свднія получены отъ оберъ-квартирмейстера сибирскаго корпуса, то это и было причиною того, что его вполн правдивыя донесенія не имли успха, и что оренбургская администрація расположена была боле врить донесеніямъ Ларіонова.
Въ силу изложенныхъ обстоятельствъ князю Горчакову былъ данъ весьма уклончивый отвтъ. Изъ Оренбурга отвчали князю, что Кенисара не производитъ никакихъ безчинствъ и разбоевъ въ степяхъ оренбургскаго вдомства, къ тому же, кочуетъ онъ такъ далеко отъ Оренбурга, что зимняя экспедиція противъ него не имла бы желаемаго успха, что, наконецъ, слухи о его союз съ Бухарой суть не боле какъ частные слухи, еще сильно нуждающіеся въ подтвержденіи, но что, во всякомъ случа, отъ султана Кенисары затребованы объясненія, и оренбургское начальство охотно готово, если въ томъ представится надобность, укротить вроломнаго султана военною рукой.
Такимъ образомъ, продолжавшіяся несогласія и разладъ въ дйствіяхъ полемизирующихъ администрацій, по прежнему, покровительствовали замысламъ Кенисары.
Имя вполн достоврныя свднія какъ о союз Касимова съ Бухарой, такъ и о тхъ опустошительныхъ набгахъ, которые производились шайками Кенисары въ сибирскихъ степяхъ, князь Горчаковъ, конечно, не могъ удовлетвориться полученнымъ изъ Оренбурга отвтомъ. Поэтому, съ препровожденіемъ возмутительныхъ прокламацій Кенисары, генералъ-губернаторъ Западной Сибири вошелъ съ новыми представленіями къ генералу Обручеву, требуя отъ него совмстныхъ и энергичныхъ мръ противъ замысловъ опаснаго мятежника. Зная же равнодушіе къ своимъ требованіямъ оренбургской администраціи, князь Горчаковъ обратился, въ тоже время, къ государственному вице-канцлеру, прося пробудить энергію оренбургскаго начальства, при этомъ князь жаловался графу Нессельроде не только на бездйствіе оренбургскихъ военныхъ губернаторовъ, во все время мятежа, но даже и на возбужденіе чиновниками оренбургскаго вдомства своихъ кайсаковъ къ ненависти и мести сибирскому вдомству. Въ подтвержденіе же своихъ словъ, князь Горчаковъ представилъ въ вице-канцлеру объявленіе, разосланное чиновникомъ Ларіововымъ, по поводу набга сибирскаго отряда на аулы оренбургскихъ киргизовъ. Называя объявленіе это ‘прокламаціею чиновника Ларіонова’, князь жаловался на оскорбительность тона этого документа для сибирской администраціи…
Выше мы замтили, что распря двухъ администрацій прежде всего благопріятствуя Кенисар и его замысламъ, всею тяжестью своей ложилась на нашихъ кочевниковъ, и теперь заносимъ документъ этотъ на страницы нашей лтописи, какъ историческое оправданіе извстной пословицы: что, ‘когда паны дерутся, — у хлопцевъ чубы трещатъ!’ Вотъ содержаніе этого объявленія:
‘Отъ чиновника министерства иностранныхъ длъ коллежскаго совтника Ларіонова.
‘Управляющему органскаго рода джугары-чектинскимъ племенемъ старшин члену Мусину и прочимъ почетнымъ біямъ.
‘Въ ма мсяц сибирскимъ отрядомъ разбито 17 ауловъ киргизовъ табынскаго рода, вдніи бія Байкадама, на Каразум, около рчки Каргалы, при чемъ перебито много киргизовъ, дтей и женщинъ и разграблены у нихъ весь скотъ и имущество. Посл того, въ скоромъ времени, опять разбито 30 ауловъ киргизовъ чумевеевскаго рода, приверженныхъ бію Сармаку, кочевавшихъ на Каракун, гд также били людей безпощадно.
‘Нын сибирскій генералъ-губернаторъ князь Горчаковъ предписалъ полковнику Гайсу возвратить ограбленный скотъ, имущество и отпустить задержанныхъ двухъ киргизовъ.
‘Предлагаю вамъ, почтеннымъ біямъ, если вамъ извстно, то увдомить меня: 1) сколько именно было убито киргизовъ, женщинъ и дтей, сколько взято въ плнъ, сколько ограблено скота и сколько взято имущества, и 2) возвращенъ ли скотъ и имущество и отпущены ли взятые въ плнъ киргизы’.
Если безспорно то, что выраженія, допущенныя Ларіоновымъ, были оскорбительны для сибирской администраціи, то, съ другой стороны, нельзя отрицать и того, что неистовство сибирскихъ отрядовъ во время безпричинныхъ набговъ ихъ на аулы невинныхъ оренбургскихъ киргизовъ, кочующихъ сопредльно съ сибирской границей, вполн заслуживали подобнаго рзваго отзыва, и, по совсти говоря, за него нельзя было строго обвинять человка, глубоко сочувствовавшаго безвинно-разоряемымъ кочевникамъ. Такъ на это дло посмотрлъ и государственный вице-канцлеръ, ограничившійся тмъ, что, съ препровожденіемъ копіи съ приведеннаго воззванія къ генералу Обручеву, просилъ послдняго истребовать отъ Ларіонова объясненіе: ‘по какому праву издалъ онъ отъ своего имени столь неприличныя объявленія, не пояснивъ притомъ, имлъ ли онъ на то приказаніе своего начальства?….’
Поступить инымъ образомъ графъ Нессельроде не имлъ причинъ, въ виду тхъ разнорчивыхъ свдній о Кенисар, которыя, вступая къ нему отъ оренбургскаго и сибирскаго начальствъ, мшали установиться на это дло опредленному взгляду.
По распоряженію генерала Обручева чиновникъ Ларіоновъ, какъ бы въ наказаніе, былъ вызванъ изъ степи въ Оренбургъ, о чемъ тогда же донесено канцлеру и сообщено кн. Горчакову. Существенной же перемны въ политик съ Кенисарою не произошло и въ Оренбург, по прежнему, продолжали предпочитать, до конца 1842 года, въ отношеніи степныхъ мятежниковъ, систему оффиціальныхъ предостереженій и увщаній систем энергичныхъ вторженій сибирскихъ отрядовъ, имвшую послдствіемъ, — какъ справедливо замтилъ покойный гр. Перовскій, — одно лишь разореніе мирныхъ кочевниковъ и увеличеніе числа приверженцевъ Кенисары.
Между тмъ, въ конц 1842 г., въ Оренбург было получено новое письмо отъ мятежнаго султана, въ которомъ онъ, замаскировывая свои отношенія въ Бухар и Кокану, писалъ:
‘Не переступая повелній отъ 14-го октября и 25-го ноября минувшаго года {См. выше письма В. А. Перовскаго къ Кенисар.}, мы чрезъ султана Иртана Турсунова донесли о готовности нашей служить великому государю, и о томъ, что 15-го марта (1258 г.) 1841 г., отправляясь на Бара-Тау, вывели роды {Т 6000 кибитокъ, о которыхъ упоминаетъ Кенисара въ своемъ письм къ Перовскому.}: Танали, Тимишь, Алты-Ай, Тука, Бурджи, Каракисякъ и Тараклы, и потомъ возвратились. Ежели же ваше прев-ство изволите думать, что я отправлялся на Коканъ и длалъ нападенія, то да будетъ извстно, что мы съ Коканомъ никакихъ длъ не имли, кром того, чтобы выручить аулы наши и употребить ихъ на службу законному государю. Посл того, вы изволили увдомить, что сынъ султана Сарджано Ирджанъ сдлалъ нападеніе на волость Тимишь, при урочищ Джатъ, но мы объ этомъ ничего не знали и совершенно его чужды. Ваше прев-ство одарены мудростью и умомъ, чтобы судить, что мы, будучи подданными государя, никогда не станемъ вредить другимъ подданнымъ его величества, которые находятся въ покорности’.
Письмо это произвело, если не вполн, то все же относительно благопріятное впечатлніе, по крайней мр оно задержало возобновленіе военныхъ дйствій противъ Кенисары, со стороны оренбургскаго корпуса, до слдующаго года.

VI.
(1843 годъ). Предложеніе вице-канцлера.— Письмо по этому поводу генерала Обручева къ кн. Горчакову, — Перемна политики съ Кенисарой.— Оправданія Кенисары.— Безпорядки внутри края: Челябинскій бунтъ и волненіе вновь обращеннаго казачества {Дла канц. генералъ-губернатора: о мятежныхъ поступкахъ Кенисары, No 497 и 866 о безпорядкахъ въ Сибирской степи, записка очевидца о волненіяхъ новообращеннаго казачества и челябинскія лтописи.}.

Съ наступленіемъ 1843 года, Кенисара и его приверженцы совершенно беззастнчиво нападаютъ на крайніе пункты сибирской линіи и на аулы тамошнихъ кочевниковъ, сопровождая свои набги убійствомъ, усиленнымъ грабежемъ и захватомъ плнныхъ. Еще въ конц 1842 года, Кенисара простеръ свою дерзость до явныхъ нападеній на съемочные отряды сибирскаго вдомства, которые поэтому не могли, вполн точно, исполнить возложеннаго на нихъ порученія.
Въ виду такихъ безпорядковъ, кн. Горчаковъ, минуя оренбургское начальство, обратился къ государственному канцлеру съ просьбою — предложить оренбургской администраціи принять самыя строгія мры относительно султана Кенисары. Слдствіемъ этого ходатайства было то, что покойный императоръ, чрезъ гр. Нессельроде, объявилъ генералу Обручеву свое непремнное желаніе, чтобы Кенисар было предписано откочевать съ границъ сибирской степи къ оренбургской линіи. ‘Но (говорилось въ этомъ предложеніи вице-канцлера) государю угодно, чтобы ваше превосходительство’ не прибгая въ оружію, испытали-бы еще разъ, письменно, пригласить Кенисару — исполнить волю его величества’.
Въ противномъ случа, оренбургскій военный губернаторъ уполномочивался объявить Кенисару явнымъ мятежникомъ, лишеннымъ покровительства законовъ, и употребить противъ него войска оренбургскаго корпуса. Оренбургской пограничной коммиссіи предложено было изыскать средства мирнымъ путемъ удержать Кенисару отъ его вмшательствъ въ дла сибирскихъ кочевниковъ, и отъ враждебныхъ дйствій противъ Россіи вообще.
Исполняя это порученіе, предсдатель коммиссіи представилъ проситъ учрежденія особаго султана-правителя на Сыръ-Дарь, на котораго возлагалось наблюденіе за всми дйствіями мятежнаго султана, для удержанія же Кенисары отъ явнаго возстанія, въ распоряженіе сыръ-дарьинскаго султана предполагалось командировать 2-хъ-сотенный казачій отрядъ, при 2-хъ орудіяхъ.
Объ этихъ распоряженіяхъ тогда же было сообщено князю Горчакову, но при этомъ генералъ Обручевъ счелъ долгомъ предупредить генералъ-губернатора Западной Сибири, что вліяніе оренбургской администраціи на нкоторые роды оренбургскихъ кочевниковъ и на Кенисару въ особенности — нельзя признавать прочнымъ. Для убжденія же кн. Горчакова въ этомъ заявленіи были приложены: вдомость о всхъ вообще киргизахъ восточной, средней и западной частей, состоящихъ въ оренбургскомъ вдомств, съ объясненіемъ: родовъ, отдленій, числа кибитокъ и душъ, а также начальниковъ ихъ и съ обозначеніемъ тхъ, которые совершенно покорны, и на коихъ оренбургское начальство иметъ весьма слабое вліяніе. Затмъ, къ этому же письму приложено было и краткое извлеченіе изъ упомянутой вдомости съ обозначеніемъ главныхъ киргизскихъ родовъ, ихъ кочевокъ, и степени непокорности оренбургскому начальству, здсь же была приложена карта киргизской степи, съ показаніемъ мстъ кочевокъ разныхъ родовъ и отдленій оренбургскихъ кайсаковъ.
Для наглядности, въ какомъ положеніи въ русской зависимости находилась степь оренбургскихъ киргизовъ, во время кенисаринскаго бунта, мы полагаемъ, будетъ не лишнимъ принести здсь упомянутое выше извлеченіе изъ приведенной вдомости киргизскимъ родамъ. Вотъ это росписаніе кайсацкихъ родовъ, съ обозначеніемъ степени ихъ зависимости отъ Россіи:
Киргизы Аргинскаго рода, кочующіе по границ оренбургскихъ и сибирскихъ киргизовъ и дале до р. Тургая, покорны, но правительство иметъ только малое вліяніе на т отдленія этого рода, которыя кочуютъ въ дальнемъ разстояніи отъ линіи.
Кипчакскаго рода, кочующіе между Тоболомъ и новою линіею, — совершенно покорны, но на кочующихъ около р. Сыръ-Дарьи правительство не иметъ вліянія.
Кирейскаго рода, кочующіе между Тоболомъ и сибирскою границею совершенно покорны.
Яппаскаго рода, кочующіе между старою и новою линіями, также совершенно покорны, но на живущихъ около Сыръ и Куванъ-Дарьи власть правительства ничтожна.
Джагалбаилинскаго рода, кочующіе между новой и старой линіями и вдоль по новой линіи, совершенно покорны.
Чехлинскаго рода, кочующіе на вершинахъ Илека, Эмби, Ори и Иргиза, большею частію покорны, только нсколько отдленій тляу-кабаковъ и чумевеевъ, кочующихъ въ Барсукахъ, около Аральскаго моря и на Сыръ-Дарь — мало повинуются.
Ванулинскаго рода, кочующіе отъ Каспійскаго моря вдоль Уральской линіи, вообще покорны, кром отдленія адаевцевъ и другихъ кочующихъ на Усть-Урт.
Алимулинскаго рода, кочующіе между Илецкою Защитою, лвымъ берегомъ Эмби и Барсуками, вообще также покорны, исключая нсколькихъ отдленій кита, кочующихъ въ дальномъ разстояніи отъ линіи.
Семиродскаго рода, кочующіе отъ р. Утвы до Илека вдоль линіи, вообще покорны. Такое, скоре враждебное, отношеніе большинства киргизскихъ родовъ въ русской власти, конечно, тоже не мало благопріятствовало успху Кенисарынскаго мятежа. Пояснивъ Горчакову, насколько въ данный моментъ трудно было оренбургской администраціи однимъ вліяніемъ удерживать своевольныхъ кайсаковъ, генералъ Обручевъ увдомилъ его, что объ ассигнованіи 5,000 руб., для предстоящаго поиска, онъ вошелъ съ представленіемъ къ военному министру, но что, предварительно этого, еще разъ ршился подйствовать на Кенисару угрозами и увщаніемъ.
И дйствительно, въ тоже время Кенисар было предписано немедленно прикочевать къ оренбургской линіи, если онъ не хочетъ потерять объявленной ему императорской милости. Бумага эта, отличаясь отъ прежнихъ сношеній съ Кенисарою повелительностью и рзкостью тона, произвела на Касимова сильное впечатлніе. Мятежный султанъ не могъ не замтить нкотораго поворота въ политик оренбургской администраціи съ нимъ, и потому, съ султаномъ Саваліемъ Мурзагаліевымъ, доставившимъ ему предписанія генерала Обручева, прислалъ на имя генерала Генса (на снисхожденіе котораго онъ разсчитывалъ боле, чмъ на великодушіе новаго губернатора) писмо, въ которомъ доказывалъ свою преданность Россіи тми услугами, которыя, по его словамъ, онъ оказалъ русскому правительству.
‘Я знаю — писалъ Кенисара Генсу — что вы мн много длаете добраго и увренъ, что мн не будетъ никакого вреда, пока вы будете проживать въ Оренбург въ добромъ здоровьи. Я очень желалъ бы видться съ вами и имю о многомъ доложить государю императору.
‘Я заставилъ перекочевать въ Уралу киргизовъ большой, средней и малой орды, кочевавшихъ въ окрестностяхъ не подвдомственныхъ Россіи владній: Бухаріи, Хивы и Коканіи, — гд-же зло, учиненное будто бы мною? Преданность мою можно видть изъ того, что я содйствовалъ въ прошедшемъ году султанамъ-правителямъ Ахмеду и Араслану Джантюринымъ, при сбор верблюдовъ и барановъ съ киргизовъ, кочующихъ вмст со мною, — въ то время, когда я могъ воспрепятствовать этому, потому что народъ сначала-было бжалъ отъ этого сбора, но я удержалъ его и увщаніями своими заставилъ отдать требованное. Вы думаете, можетъ быть, что я разстроивалъ народъ? напротивъ, если-бъ я думалъ объ этомъ, то на Урал не осталось бы киргизовъ, ежели бы я увидлъ васъ, то кром этого много имлъ бы до васъ просьбъ.
‘Не врьте лжецамъ, вы близки государю и намъ покровительствуете, а потому прошу васъ довести до свднія государя императора о всхъ сихъ обстоятельствахъ. Этимъ сдлаете намъ великую милость. Султаны, обратившіе на себя ваше вниманіе, не лучше насъ, подобно имъ и мы будемъ служить царю’.
Въ другомъ письм Кенисара извщалъ, что онъ получилъ предписаніе о движеніи его къ оренбургской линіи и что безпрекословно ему повинуется, что онъ готовъ лично предстать передъ начальствомъ, чтобы имть случай оправдать себя {Перевелъ съ татарскаго Батаршинъ.}.
Но съ мста не двинулся.
Генералъ Обручевъ не удовольствовался приведенными письмами, и приказалъ пограничной коммиссіи подвергнуть строгому допросу посылавшагося къ ‘Кенисарыю’ султана Саналія Мурзагаліева. При этомъ отъ коммиссіи было затребовало объявленіе: по какому поводу и праву султаны Джантюрины собирали верблюдовъ и барановъ съ киргизовъ, кочующихъ съ Кенисарою, насколько искренни, его миролюбивыя заявленія и почему онъ ничего не отвчалъ на предписаніе, данное ему Обрученымъ, о немедленномъ приближеніи его въ оренбургской линіи?
Отобранное показаніе отъ султана Саналія можетъ служить самымъ нагляднымъ доказательствомъ безтактности оренбургской политики въ степи, безтактности, которая тоже не мало служила въ пользу Кенисары, умвшаго пользоваться всми промахами своихъ противниковъ.
Такъ преждевременное заключеніе подъ стражу дяди Кенисары султана Карабая, присланнаго имъ заложникомъ {Въ 1841 году по требованію Перовскаго.}, по словамъ Мурзагаліева, остановило намреніе Кенисары прикочевать къ оренбургской линіи, внушивъ ему опасеніе подвергнуться участи своего дяди.
Подобная, повидимому, разумная причина, выставленная Кенисарою въ оправданіе своего невольнаго ослушанія приказанію военнаго губернатора, подйствовала на оренбургское начальство. Такъ что, когда Кенисара вновь прислалъ письмо, съ просьбою объ освобожденіи изъ-подъ стражи султана Карабая и о возвращеніи въ орду схваченныхъ сибирскими отрядами родственниковъ его, — султановъ Габайдулы и Мустафы, то генералъ Обручевъ поколебался, и даже готовъ былъ снова дать вру раскаянію мятежнаго султана. Но въ это время Кенисара, предводительствуя значительной шайкой хищниковъ, произвелъ опустошительный набгъ да 130 ауловъ яппаскаго и алтынскаго родовъ, при чемъ былъ убитъ сынъ одного изъ преданныхъ Россіи біевъ заурядъ-хорунжій Алтыбай Кубековъ. Послднія событія показали наконецъ оренбургской администраціи всю коварность политики хитраго султана, который велъ переговоры лишь ради того, чтобъ успть безпрепятственно усилиться для предстоящей ему борьбы за полную независимость. По собраннымъ свдніямъ оказалось, что Кенисара, вышедшій изъ Хивы съ жалкими остатками своихъ джигитовъ, усплъ, во время ведшихся переговоровъ, усилить свое скопище (съ небольшимъ въ годъ) до 5000 ауловъ, изъ родовъ Багоналинскаго и Аргынскаго двухъ племенъ — Джугары и Тюмень-Чекты, Табынскаго, Таминскаго, Байбачинскаго, Чиклинскаго, Чумевеевскаго, Яппаскаго и другихъ.
Ршено было наказать мятежнаго султана силою оружія. По предложенію военнаго министра, генералъ Обручевъ и князь Горчаковъ, по взаимному соглашенію, въ март 1843 года представили въ министерство свои соображенія: о предполагавшейся двухсторонней экспедиціи въ степь — отъ войскъ сибирскаго и оренбургскаго корпусовъ, для наказанія султана Кенисары и разсянія его скопища. Но въ то самое время, когда, съ приближеніемъ весны, оренбургскій отрядъ уже готовъ былъ къ выступленію въ степь, событія внутри края задержали это выступленіе и отвлекли вниманіе военнаго губернатора отъ Кенисары.
Въ начал мятежъ государственныхъ крестьянъ челябинскаго узда, вспыхнувшій въ апрл 1843 года, по поводу распространившихся въ народ нелпыхъ толковъ о закрпленіи всего челябинскаго узда за помщикомъ Кульневымъ, вынудилъ генерала Обручева принять дятельное участіе въ подавленіи бунта, принявшаго широкіе размры {См. нашу статью: бунтъ государств. крестьянъ Челяб. узда въ 1843 г. ‘Вст. Европы’, апрль 1868 г.}. А по усмиреніи челябинцевъ, безпорядки въ селеніяхъ, недавно обращенныхъ въ казачество крестьянъ, тоже потребовали присутствія съ войсками военнаго губернатора въ станиц Павловской и въ другихъ волновавшихся мстностяхъ. Преданіе гласитъ, что послдніе безпорядки и печальныя ихъ послдствія были вызваны, такъ сказать, гражданскою администраціею края въ лиц губернатора Taлызина.
Когда создавалась, по проекту генералъ-адьютанта Перовскаго, новая оренбургская линія, то высшимъ правительствомъ было предоставлено жителямъ тхъ селеній, гд долженствовала пройти проектируемая линія, буде они не пожелаютъ записаться въ оренбургское казачество, право переселиться на особо отведенныя имъ земли — если не ошибаемся — въ бузулукскомъ узд, нын Самарской губерніи.
Если врить преданію, губернаторъ Талызинъ не принялъ на себя труда объяснить крестьянамъ упомянутаго разршенія о прав нежелающихъ идти въ казаки переселяться на новыя мста, но беззастнчиво донесъ генералу Перовскому, а этотъ послдній, основываясь на донесеніи гражданскаго губернатора, покойному государю: что жители всхъ тхъ заселенныхъ мстъ, гд должна пройти линія, въ похвальномъ рвеніи исполнить священную для нихъ волю государя, единогласно пожелали въ казаки.
Послдствія столь легкаго и крайне небрежнаго отношенія гражданской власти къ судьбамъ ввреннаго ея попеченію крестьянства не замедлили обнаружиться. Еще къ генералу Перовскому поступило пропасть просьбъ отъ новообращенныхъ казаковъ, не хотвшихъ оставаться въ войск и желавшихъ воспользоваться высочайше предоставленнымъ правомъ переселенія на новыя мста.
Вступленіе подобныхъ просьбъ поставило въ крайне затруднительное положеніе графа Перовскаго, въ виду того донесенія, какое онъ сдлалъ, основываясь на заявленіи губернатора Талызина покойному императору. Преданіе разсказываетъ, что В. А. Перовскій вытребовалъ въ себ изъ Уфы гражданскаго губернатора, страшно распекъ его за ложное донесеніе, котораго онъ сдлался невольнымъ участникомъ и приказалъ Талызину, подъ личною отвтственностію, поправить свою ошибку какъ знаетъ.
Вскор Перовскій оставилъ свой постъ, а губернатору Талызину удалось все-таки на время зажать ротъ недовольнымъ массамъ, но глухой ропотъ народа продолжался и, въ 1843 году, перешелъ въ открытое возмущеніе. Конечно, возстаніе это было подавлено тми же мрами, какъ и челябинскій бунтъ, но интересно въ этомъ случа то обстоятельство, что оренбургской администраціи нисколько не было совстно истязать народъ жестокой экзекуціей, народъ, двинутый къ возстанію ея же ошибкой, подставившей народную спину подъ казацкую нагайку и шпицрутены генерала Обручева.

VII.
Движеніе оренбургскаго отряда въ степъ. Инструкція В. С. Лебедеву. Хитрость Кенисары и торжество оренбургскихъ политиковъ. Тревожныя всти изъ степи: усиленіе Кенисары и набгъ его на среднюю орду. Представленіе генер. Обручева вице-канцлеру {Дло канцел. генер. губернатора ‘о мятежныхъ поступкахъ султана Кенисары Касимова и о происшествіяхъ въ степи и на линіи, происшедшихъ отъ его скопищъ’, No 904.}.

Усмиреніе безпорядковъ внутри края задержало экспедицію противъ Кенисары до іюня мсяца, въ первыхъ числахъ котораго отрядъ, состоящій изъ 304 человкъ при одномъ трехъ-фунтовомъ единорог, долженъ былъ выступить изъ Орской крпости. Командованіе отрядомъ было поручено войсковому старшин Лебедеву, успвшему зарекомендовать себя еще во время перваго похода противъ Кенисары въ 1839 году. Въ помощь начальнику экспедиціи былъ прикомандированъ офицеръ генеральнаго штаба Романовъ, обязанность котораго, кром того, состояла въ собраніи возможно большаго количества свдній о малоизвстныхъ частяхъ степи, посредствомъ личныхъ обозрній и, гд возможно, топографической рекогносцировки, въ особенности на обратномъ слдованіи по бухарской караванной дорог, ведущей отъ Большого Тургая на г. Троицкъ. Послднее обстоятельство показываетъ полное невдніе оренбургскимъ начальствомъ торговыхъ путей и апатичное отношеніе администраціи края къ утвержденію нашего вліянія и торговли въ Средней Азіи.
Такимъ образомъ, экспедиція эта имла двоякую цль: съ одной стороны наступательное движеніе противъ Кенисары, и съ другой научное изслдованіе мало извстныхъ степныхъ пространствъ.
Отдавая полную справедливость стремленіямъ оренбургской администраціи познакомиться со степью ближе, нельзя не сознаться однакожъ, что такое похвальное стремленіе, пришедшее на умъ черезъ сто слишкомъ лтъ по присоединеніи степи къ Россіи, пришло немножко поздно, но ужъ врно таковъ складъ ума русскаго человка, привыкшаго здить на трехъ любимыхъ имъ конькахъ: ‘авось, небось и какъ-нибудь’, и создавшаго про себя безсмертную, по своей мткости опредленія, пословицу: ‘русскій человкъ заднимъ умомъ крпокъ…’
Въ этомъ случа оренбургская администрація была вполн русскою, ибо пришла въ сознанію о лучшемъ знакомств со степью только въ то время, когда ей уже пришлось дйствовать противъ Кенисары, знавшаго вдоль и поперегъ об русскія степи. Оренбургскія власти постоянно удивлялись тому, что Кенисара всегда ускользалъ изъ рукъ нашихъ поисковъ, но мы не видимъ тутъ ничего чрезвычайнаго: хорошее знакомство со степью давало мятежному султану возможность, съ быстротою ястреба, перелетать съ мста на мсто отъ нашихъ отрядовъ, двигавшихся за нимъ черепашьимъ шагомъ, ощупью, въ открытой степи, какъ въ темномъ лсу, опасаясь, на каждомъ шагу, благодаря предательству вожаковъ-киргизовъ, попасть въ безкормныя и безводныя мста, быть брошенными вожаками и, наконецъ, погибнуть голодной смертью въ невдомой пустын…
Такъ какъ главная цль движенія въ степи оренбургскаго отряда должна была состоять въ содйствіи отряду сибирскаго вдомства, то войсковому старшин Лебедеву предложено было, во все время нахожденія его въ степи, соображаться съ дйствіями сибирскихъ войскъ.
Несмотря на то, что Лебедева выбралъ опытный глазъ Перовскаго, умвшій отгадать въ немъ человка съ большими военными способностями и сообразительностью, — генералъ Обручевъ счелъ нужнымъ дать ему особую инструкцію, главные пункты которой заключались въ слдующемъ: 1) отрядъ долженъ былъ выступить изъ Орской крпости никакъ не позже 7-го числа іюня мсяца, направляясь по р. Камышакл, вершинамъ Большого Иргиза, чрезъ уроч. Карсакъ-Баши, на Большомъ Турга, долженъ былъ слдовать быстрыми переходами въ оз. Акъ-Куль, куда по разсчету времени могъ достигнуть около 25-го іюня. Еще по прибытіи на Большой Тургай Лебедеву вмнялось въ обязанность немедленно войти, посредствомъ надежныхъ киргизовъ, въ сношенія съ сибирскимъ отрядомъ и поддерживать ихъ какъ можно чаще, въ продолженіе всхъ дйствій противъ Кенисары и приверженныхъ къ нему кайсаковъ, для того, чтобы постоянно быть въ извстности объ ихъ положеніи, и о мрахъ, какія начальникъ сибирскаго отряда будетъ предпринимать противу мятежниковъ, ‘дабы совокупными дйствіями споспшествовать успшному окончанію предпріятія’. Еслибы Лебедевъ, по прибытіи на озеро Акъ-Куль не получилъ отъ подполковника Кривоногова {Начальникъ сибирскихъ войскъ.} никакихъ извстій, то инструкція обязывала его остановиться тамъ впредь до полученія таковыхъ.
2) Для избжанія какихъ-либо недоразумній въ сношеніяхъ нашихъ съ владтелями Средней Азіи, на основаніи высочайшей воли, вмнялось Лебедеву въ обязанность уклоняться отъ всякаго вмшательства въ происходившія тогда распри между бухарцами, хивинцами и коканцами, и потому онъ никакъ не долженъ былъ простирать поисковъ своихъ въ оренбургскихъ предлахъ дале Сыръ-Дарьи и озера, Теле-Куль, а въ сибирскихъ дале р. Чу, избгая всякаго столкновенія съ бухарцами и коканцами.
3) Дйствуя противъ Кенисары, Лебедеву вмнялось избгать всякихъ непріязненныхъ столкновеній съ мирными родами какъ оренбургскаго, такъ и сибирскаго вдомствъ, не обличенными въ сочувствіи мятежнику. Только въ крайнемъ случа, при явныхъ покушеніяхъ съ ихъ стороны къ нанесенію вреда, дозволялось употребить противу нихъ силу.
4) При поискахъ за подлежащими наказанію киргизами, говорилось дале въ инструкціи, стараться захватывать главныхъ зачинщиковъ и людей, пользующихся какимъ-двбо вліяніемъ, начиная съ самого султана Кенисары Касимова, его родственниковъ и главныхъ сообщниковъ, наказывая по усмотрнію Лебедева одни только враадебвые аулы, строжайше воспрещалось, чтобы во время вохода, отъ выступленія съ линіи и до обратнаго возвращенія, не было производимо грабежа и другихъ безпорядковъ у покорныхъ и мирныхъ киргизовъ, а также, чтоба нжгд отъ нихъ безденежно ничего не бралось. Въ противномъ же случа, сза всякое насихъство взыскивать съ виновнаго строжайшимъ образомъ и о таковыхъ поступкахъ Еаждаго’, било приказано доносить Обручеву для поступленія по законамъ.
5) Не обременять отрядъ отбиваемымъ скотомъ, дабы чрезъ то не ослабить его, стараясь всегда имть во фронт боле людей, а при вьюкахъ какъ можно меньше, и
6) Принимать постоянно строжайшія мры осторожности отъ внезапнаго нападенія киргизовъ на отрядъ, во время слдованія, приваловъ и ночлеговъ, и въ особенности при дйствіяхъ противъ Кенисары.
Въ заключеніе, сообщивъ Лебедеву главную цль движенія ввреннаго ему отряда и присовокупивъ, что мстность, на коей преимущественно кочуютъ султанъ Кенисара и приверженные ему роды, заключается на югъ отъ г. Улу-Тау, между озерами: Чубаръ-Денгизъ, Улькунъ-Денгизъ, р. Матай-Карасу, по р. Кингиръ, и указавъ первоначальныя дйствія противъ Кенисары и его сообщниковъ, Обручевъ предоставлялъ Лебедеву окончить порученіе, соображаясь со свдніями, какія онъ соберетъ на мст и по сношеніямъ съ начальниками сибирскихъ отрядовъ.
10-го іюня, отрядъ двинулся изъ Орской крпости въ степь, но не усплъ сдлать нсколько переходовъ, какъ повстрчался съ шайкою въ полторы тысячи человкъ, хорошо вооруженныхъ ордынцевъ, подъ предводительствомъ Кенисары. Движеніемъ къ оренбургской линіи Кенисара хотлъ обмануть генерала Обручева мнимой покорностью его приказаніямъ и тмъ остановить намреніе оренбургскаго начальства двинуть противъ него войска. Хитрость эта, какъ мы увидимъ ниже, вполн удалась вроломному мятежнику.
Воцсковой старшина Лебедевъ, не надясь на свои силы, вступилъ съ Кенисарою въ переговоры и объяснивъ ему, что онъ находится для прикрытія съемочныхъ партій, производящихъ въ степи работы, въ знакъ своего миролюбія отступилъ къ Орской крпости, о чемъ тогда же донесъ генералу Обручеву. Пограничная коммиссія, съ своей стороны, сообщила оренбургскому военному губернатору, что, по полученнымъ ею свдніямъ, Кенисара прикочевалъ въ гор Карача-Тау, отстоящей отъ Орской крпости не боле 200 верстъ, откуда намревается придвинуться еще ближе къ линіи и на рчк Ургис ожидать повелнія начальства.
Причемъ предсдатель коммиссіи высказалъ мнніе, что движеніе Кенисары къ линіи есть несомннный фактъ его миролюбія и готовности подчиниться приказаніямъ оренбургскаго начальства. Къ этому представленію были приложены два новыхъ письма Кенисары, исполненныя миролюбивыхъ заявленій и жалобъ на клеветы его враговъ и на обиды, понесенныя имъ отъ нкоторыхъ ордынскихъ родовъ.
Генералъ Обручевъ, раздляя мнніе пограничной комиссіи, предписалъ Лебедеву воздерживаться отъ враждебныхъ дйствій противъ султана Кенисары и, не трогаясь съ позиціи, ограничиться наблюденіемъ за всми дйствіями мятежнаго султана. При этомъ Лебедеву вмнялось въ обязанность сблизиться съ Касимовымъ и постараться самому, или чрезъ благонадежныхъ лицъ, узнать истинныя намренія Кенисары. Пограничной же коммиссіи предложено было немедленно распорядиться отводомъ мстъ кочевокъ для Касимова и заготовить ему два письма, отъ генераловъ Генса и Обручева, имвшихъ цлью уврить мятежнаго султана, что если онъ будетъ кочевать мирно на отведенныхъ ему земляхъ, то вс его просьбы будутъ исполнены, и что объ освобожденіи султана Карабая и другихъ родственниковъ его, захваченныхъ сибирскими отрядами, будетъ сдлано представленіе къ государственному вице-канцлеру.
Въ этихъ же письмахъ султанъ Кенисара былъ приглашаемъ прибыть въ Оренбургъ для личныхъ объясненій съ генераломъ Генсомъ, согласно выраженнаго имъ прежде желанія.
Движеніе Кенисары къ оренбургской линіи было истиннымъ праздникомъ и гордостью новаго оренбургскаго губернатора, спшившаго донести государственному канцлеру о блестящихъ результатахъ его политики съ Кенисарой. Генералъ Обручевъ придавалъ особенное значеніе прибытію Кенисары по первому его требованію къ уроч. Барача-Тау, какъ обстоятельству, отдававшему ему преимущество въ политической ловкости передъ его предмстникомъ. Словомъ, новый военный губернаторъ въ чаду самообольщенія дошелъ до того, что заключилъ свое донесеніе вице-канцлеру слдующими словами: ‘какъ слдуетъ поступить съ самимъ Кенисарою, если бы онъ, по приглашенію генерала Генса, прибылъ въ Оренбургъ, или на линію для личныхъ объясненій съ нимъ’?
Торжество оренбургскихъ политиковъ было очень непродолжительно, потому что, вслдъ за донесеніемъ о совершенной покорности Кенисары, по крайней мр на этотъ разъ, какъ писалъ канцлеру генералъ Обручевъ, въ Оренбургъ, изъ степи, стали приходить весьма серьезныя всти. Такъ возьмемъ, напримръ, донесеніе войскового старшины Лебедева, въ которомъ начальникъ отряда, высланнаго противъ Кенисары, приводитъ мнніе старшины Аргынскаго рода поручика Язы-Янова насчетъ истинныхъ намреній Кенисары:
‘Яновъ говоритъ о немъ, т.-е. о Кенисар — писалъ Лебедевъ — что если Кенисара и показалъ свою готовность прикочевать къ линіи и исполнять волю начальства, то это не боле, какъ только одна хитрость, доказывающаяся тмъ, что аулы Кенисары теперь кочуютъ неизвстно гд, а самъ онъ съ вооруженнымъ скопищемъ въ 8,000 человкъ, разъзжая по степи, присоединяетъ къ себ необузданныхъ киргизовъ средней части орды, которыхъ большая часть уже передалась ему, и изъ коихъ дюрткаринцы, при прозд Язы-Янова въ отрядъ захватили-было его съ товарищами близь Иргиза въ плнъ и только чрезъ два дня отпустили. Находясь же у дюрткаринцевъ, Яновъ узналъ, что въ теченіе ныншняго лта присоединилось къ Кенисар множество разныхъ отдленій, особенно альчинскаго рода и потому Касимовъ сдлался здсь гораздо сильне, нежели былъ прежде въ сибирскихъ предлахъ, не смотря на то, что большая часть тамошнихъ киргизовъ отъ него отложилась’.
Поручикъ Язы-Яновъ, обнаруживая вообще недоврчивость къ дйствіямъ Кенисары, объяснилъ, что ‘скопище своевольныхъ киргизовъ при Кенисар, будучи теперь на сытыхъ лошадяхъ, отуманенное кумызомъ и находясь въ весьма выгодномъ соединеніи множества родовъ и отдленій, — готово отважиться на всякую дерзость…’
Нсколько позже, тотъ же Лебедевъ доносилъ, что у джигалбайлницевъ, кочующихъ въ вершинахъ р. Тобола, шайкою приверженныхъ къ Кенисар киргизовъ угнано до 200 лошадей, изъ которыхъ хищники выбрали только нсколько доброзжихъ, оставивъ прочихъ хозяевамъ. Обстоятельство это, по словамъ Лебедева, тоже произвело въ степи благопріятное впечатлніе, такъ какъ многіе изъ кайсаковъ одобряли ‘такое дйствіе, находя въ немъ великодушіе Кенисары, который беретъ только необходимое, а не угоняетъ всего, какъ то длаютъ обыкновенные барантовщики. ‘Даже въ самыхъ прилинейныхъ джигалбайлинцахъ замчается неблагонадежность (писалъ Лебедевъ), потому что съ прибытіемъ отряда къ р. Ори, изъ множества кочующихъ по лвому ея берегу ауловъ ни одинъ мстный и дистаночный старшина не явился въ отрядъ, какъ это всегда бывало прежде, и даже находящихся при отряд вожаковъ, своихъ однородцевъ, джигалбайлинцы называли русскими ‘кафирами’, прогоняя ихъ отъ себя ‘и отказывая въ чашк кумыза’, чтобы еще боле убдиться въ нерасположеніи ордынцевъ къ русскимъ, Лебедевъ посылалъ къ нимъ за покупкою барановъ, но никто ему не продавалъ ни одного. Дале, Лебедевъ высказываетъ предположеніе, что эти же киргизы доставляютъ Кенисар свднія о всхъ распоряженіяхъ, какія длаются на линіи и, въ особенности, о выступленій отрядовъ въ степь, и что наврное Кенисара вызжалъ на встрчу отряду по ихъ извщенію. Наконецъ, Лебедевъ присовокупилъ, ‘что киргизы средней части орды безъ опасеній приняли явившагося къ нимъ изъ сибирскихъ предловъ мятежника Кенисару и что большинство, признавъ его своимъ ханомъ, съ нимъ вмст волнуетъ степь, умножая его шайки’.
Такъ всесильно было обаяніе этого человка на ордынцевъ, что, по мннію Лебедева, ему стоило, какъ говорится, только ‘кличъ кликнуть’, чтобы тысячи джигитовъ готовы были встать въ ряды его шаекъ, сражаться за утраченную независимость, погибнуть вмст съ ихъ предводителемъ.
Такое значеніе Кенисары не было тайной для оренбургской пограничной коммиссіи, и поэтому она, не желая раздражать и безъ того опаснаго мятежника, въ своемъ заключеніи, до поводу донесеній Лебедева, высказалась въ пользу миролюбивыхъ сношеній съ Кенисарой, тмъ боле, что карательныя мры и прежде никогда не имли успха, а теперь могли возбудить въ Кенисар враждебное чувство къ оренбургскому начальству, котораго до сихъ поръ онъ не обнаруживалъ.
А потому, коммиссія полагала ограничиться лишь распространеніемъ между киргизами объявленій, имвшихъ цлью воздержать кочевниковъ отъ сочувствія Кенисар и его ‘коварнымъ замысламъ’, подъ опасеніемъ строгаго наказанія.
Но вслдъ за приведеннымъ представленіемъ, а именно на другой день (8-го іюля 1843 года), та-же коммиссія должна была сдлать донесеніе генералу Обручеву уже боле воинственнаго характера. Случилось это такимъ образомъ: въ то время, когда въ Оренбург администрація раздлилась на два враждебныхъ лагеря — за и противъ военныхъ дйствій въ степи, султанъ Кенисара, уже откочевавшій отъ горы Карача-Тау, произвелъ опустошительный набгъ на среднюю часть орды.
Изъ донесенія султана-правителя этой части (отъ 4 іюля 1843 г.) видно, что Кенисара-Касимовъ, съ родственниками своими султанами: Чакбутомъ-Карабаевымъ, Худой-Мендой и Эрджаномъ Сарджановыми, собравшими шайку до 3,500 человкъ, раздлилъ ее на дв части, изъ которыхъ одною, въ 2,000 человкъ, предводительствуя самъ и разъзжая по средней части орды, напалъ на расположенные по р. Уилу аулы киргизовъ чиклинскаго рода, тлявова отдленія, Кулекеня-Дустанова съ родственниками, и разбилъ ихъ. Въ этотъ набгъ на тлявовцевъ било убито 17 человкъ, взято въ плнъ 15 женщинъ и двицъ, угнано лошадей 5,500, верблюдовъ 3,500, воровъ 970 и барановъ 7,000.
Для преслдованія хищниковъ султаномъ-правителемъ были посланы 300 человкъ, которымъ, однакожъ, не удалось догнать барантовщиковъ и пришлось удовольствоваться брошенными ими на пути 5,713 баранами и возвратиться вспять. Самъ же Джантюринъ хотя и прибылъ къ р. Ори съ 500 киргизами и состоящимъ при немъ отрядомъ, ‘но не отважился преслдовать Кенисару, опасаясь пораженія’,
Вслдствіе изложенныхъ обстоятельствъ, коммиссія должна была убдиться въ невозможности достигнуть мирнымъ путемъ покорности Кенисары и потому, волей-неволей, ей пришлось стать въ число сторонниковъ воинственной политики съ Кенисарой.
Всмъ мстнымъ начальникамъ оренбургскихъ киргизовъ предписано было вооружить подвдомственныхъ имъ людей и присоединиться къ султану Джантюрину для совокупнаго нападенія на шайку Кенисары. Правителю западной части, султану Баймухамеду Айчувакову тоже было предложено поддерживать правителя средней части. Независимо отъ этихъ предварительныхъ мръ, въ Оренбург признавали необходимымъ усилить состоящую при Джантюрин команду, въ особенности артиллеріею, и въ нкоторыхъ пунктахъ линіи расположить сильныя команды для защити отъ шаекъ Кенисары, кочующихъ вдоль линіи кайсаковъ.
А такъ какъ положеніе длъ въ степи становилось съ каждымъ днемъ все боле и боле неблагопріятнымъ, ибо бунтъ ожесточался, а Кенисара уже чувствительно далъ понять оренбургской администраціи, что онъ не расположенъ боле прикидываться покорнымъ, то для разсянія его буйныхъ шаекъ генералъ Обручевъ нашелся вынужденнымъ снарядить экспедицію въ степь, подъ начальствомъ уральскаго войска полковника Бизякова {Экспедиціонный отрядъ предполагалось сформировать изъ 1,800 человкъ отъ войскъ: уральскаго 700, оренбургскаго 600 и башкирскаго 600 казаковъ при 4-хъ конныхъ орудіяхъ.}, съ содйствіемъ султановъ правителей средней и западной частей.
Отрядъ предполагалось раздлить на дв части, изъ которыхъ одну двинуть изъ станицы Колмыковской по р. Уилу, черезъ вершину Эмбы къ гор Айрюкъ, а другую изъ крпости Орской, подъ командой войскового старшины Лебедева еъ р. Иргизу и дале къ гор Айрюкъ въ Мугоджарахъ, гд эта часть войдетъ въ сообщеніе съ первымъ отрядомъ, соединясь съ нимъ не ближе 15-го августа по выступленіи обоихъ отрядовъ съ назначенныхъ пунктовъ перваго числа того мсяца.

——

Отряды эти, имвшіе цлью — по выраженію генерала Обручева — ‘разсять и наказать буйныя скопища Кенисары и, буде можно, захватить и самого его’, должны были дйствовать, соображаясь съ обстоятельствами, раздльно, или, въ случа надобности, соединенными силами.
На пути своихъ дйствій отряды, преслдовавшіе приверженныхъ къ Кенисар киргизовъ, должны были привлекать къ содйствію племена, пострадавшія отъ его шаекъ. Нападая на аулы, преданные Кенисар, войска должны были стараться захватывать его родственниковъ и другихъ вліятельныхъ ордынцевъ, удерживая ихъ вмсто заложниковъ, отбирать отъ нихъ скотъ и дйствовать силою оружія противъ сопротивляющихся.
Въ случа же, если бы Кенисара отступилъ къ Сыръ-Дарь или къ Тургаю, то отряды обязывались преслдовать его до тхъ мстъ. Но какъ экспедиція эта требовала значительныхъ издержекъ на снаряженіе отряда, жалованье командируемымъ чинамъ и на другіе расходы, опредлявшіеся цифрою въ 14 тыс. руб., то объ отнесеніи этихъ издержекъ на покиточный сборъ генералъ Обручевъ испрашивалъ высочайшаго разршенія, на томъ вниманіи, что деньги эти нужны были на водвореніе въ степи порядка.
Между тмъ, когда оренбургскій военный губернаторъ переписывался съ государственнымъ вице-канцлеромъ о мрахъ къ укрощенію Кенисары, послдній усиливался съ каждымъ днемъ все боле и боле. Значеніе и вліяніе опаснаго мятежника въ степяхъ оренбургскаго вдомства съ каждымъ часомъ возрастало боле и боле: не только дальные отъ линіи кайсаки, но даже прилинейные киргизы видимо чуждались русскихъ и симпатизировали Кенисар, котораго почти вс признали своимъ ханомъ. Есть дла, изъ которыхъ видно, что нкоторые султаны-правители сочувствовали мятежнику и не особенно ревностно преслдовали его сообщниковъ {Дло тургайскаго областного правленія о предоставленіи султаномъ-правителемъ Арасланомъ Джантюринымъ случая къ побгу сообщникамъ Кенисари.}. Положеніе Кенисары сдлалось опаснымъ не только для ауловъ, еще покорныхъ русской власти кочевниковъ, но и для самой линіи.
Кенисара кочевалъ уже въ это время верстахъ въ 600 за крпостью Орской, гд именно скрывались его аулы въ то время — не было извстно, благодаря незнанію степи. Самъ же Кенисара, располагая почти 10-тысячной толпой хорошо вооруженныхъ всадниковъ, по нскольку разъ въ день перемнялъ мста стоянокъ, иногда, придя на ночлегъ, вдругъ онъ неожиданно снимался и переходилъ на другую стоянку, перемняя въ пути по нскольку разъ направленія. Это обстоятельство способствовало тому, что оренбургскія власти, даже отъ самыхъ врныхъ лазутчиковъ, не могли получить вполн опредленныхъ свдній, гд находился въ данное время станъ Кенисары и гд кочуютъ его аулы.
Вс мры предосторожности отъ нечаяннаго нападенія, какъ-то: пикеты, разъзды, лазутчики и т. п. были приняты султаномъ Касимовымъ. Вообще было видно, что мятежникъ Кенисара приготовлялся къ упорной и продолжительной борьб. Такъ, вс его джигиты были, относительно, прекрасно вооружены и раздлены на части или отряды, которыми командовали ближайшіе его родственники, преимущественно султаны тхъ родовъ, изъ которыхъ была составлена командуемая ими часть, что, конечно, согласовалось съ духомъ киргизскаго народа, привыкшаго видть въ своихъ султанахъ, такъ сказать, прирожденныхъ своихъ родоправителей, — послднее обстоятельство, съ своей стороны, способствовало къ установленію нкоторой своеобразной дисциплины въ полчищахъ Кенисары.
Въ продовольственномъ отношеніи скопища Кенисары были также вполн обезпечены сборомъ зякета, мукою, саломъ, баранами и другимъ скотомъ съ преданныхъ Касимову родовъ и отбарантованнымъ имуществомъ у тхъ ордынцевъ, которые не признавали его ханомъ. Въ стан мятежнаго султана не только были свои маркитанты, но даже два казанскихъ купца изъ татаръ, выхавшіе изъ Орской крпости — Хуссеинъ и Муса Бурнаевы, — производили правильную торговлю и обмнъ товаровъ, пользуясь полнымъ спокойствіемъ и покровительствомъ Кенисары. Денежная казна мятежника пополнялась сборами пошлинъ съ бухарскихъ, хивинскихъ и даже русскихъ каравановъ, шедшихъ изъ Оренбурга и въ Оренбургъ.
Такое положеніе длъ въ степи заставило генерала Обручева вновь повторить, съ нарочно-посланнымъ курьеромъ, свои настоянія о скорйшемъ разршеніи суммъ на предстоящую экспедицію.
‘Изъ отношенія моего за No 14 — писалъ Обручевъ графу Нессельроде — ваше сіятельство изволите усмотрть, что положеніе длъ въ степи отъ присутствія султана Кенисары-Касимова сдлалось весьма неблагопріятнымъ, и что, для водворенія тамъ порядка и спокойствія, необходимо скорое принятіе мръ сильныхъ, вслдствіе чего и предположена мною экспедиція, на снаряженіе которой испрашиваю разршенія, съ цлью разсять и наказать буйныя шайки Кенисары и, буде можно, самого его захватить. Но какъ по извстной хитрости азіатцевъ (продолжалъ Обручевъ) вообще и по соблюдаемой Кенисарою осторожности въ особенности, весьма трудно и даже вовсе невозможно захватить его въ степи, представляющей вс удобства въ побгу: то я просилъ бы покорнйше вашего, м. г., разршенія, если это сочтено будетъ возможнымъ, предоставить начальнику экспедиціи употребить тайныя средства для захвата живымъ или мертвымъ этого буйнаго султана, въ теченіи столькихъ лтъ занимающаго правительство своими непріязенными поступками, который (султанъ) время отъ времени, усиливаясь боле, можетъ ‘содлаться опаснымъ для всей степи и даже для линіи, на которую, безъ сомннія, станетъ длать набги’.
Средства, выбранныя Обрученымъ въ захвату Кенисары, заключались въ склоненіи на свою сторону нкоторыхъ изъ числа окружающихъ Кенисару Касимова киргизовъ общаніемъ прощенія за прежніе проступки и предложеніемъ денежной награды отъ одной до 3 т. руб. сер., ‘сумма ничтожная! — восклицаетъ генералъ Обручевъ — въ сравненіи съ тми безпорядками, которыхъ виною Кенисара, и съ издержками правительства, которыя оно вынуждено употреблять, принимая мры противъ этого мятежника’ {Письмо генерала Обручева гр. Нессельроде, отъ 12-го имя 1843 года.}.
Сумма, которой просилъ генералъ Обручевъ, дйствительно была слишкомъ ничтожна, не только для русскаго правительства, но и для того, чтобы соблазнить кого-либо изъ окружающихъ Кенисару ордынцевъ продать голову своего предводителя. Ниже мы увидимъ, что этой мечт оренбургскихъ политиковъ не суждено было осуществиться, и что въ близкомъ будущемъ оренбургскому начальству пришлось перемнить гнвъ на милость и еще разъ вступить съ Кенисарой въ переговоры.

‘Встникъ Европы’, No 9, 1870

I.
Осенняя экспедиція 1843-го года, ея послдствія.— Безпорядки первой половины 1844-го года.— Интриги Кенисары и преданіе суду В. С. Лебедева.— Назначеніе на его мсто полковника Дуниковскаго.

Изученіе нашей политики на Восток и нашихъ отношеній къ кочующимъ племенамъ Средней Азіи, какъ велась первая и какъ слагались послднія въ весьма недавнемъ прошедшемъ, представляетъ много поучительнаго въ настоящемъ и для ближайшаго будущаго. Мы уже имли случай {См. выше: авг., 641 стр., и сент., 60 стр. 1870 г.} познакомиться съ событіями Оренбургскаго края въ конц 30-хъ и въ начал 40-хъ годовъ, главнйшимъ героемъ которыхъ былъ одинъ изъ замчательныхъ киргизскихъ султановъ того времени Кенисара Касимовъ, — этотъ Киргизскій Шамиль. Никто, какъ онъ, не умлъ эксплуатировать простодушіе и патріархальность нашей мстной администрація и пользоваться ея ошибками, источникомъ которыхъ всегда являлась одна и таже причина: отсутствіе всякихъ заботъ объ изученіи завоеваннаго края и величайшая самоувренность, которая могла равняться одному нашему невднію силъ противника и его средствъ.
Еще въ іюн 1843-го года Кенисара задумалъ поднять всхъ киргизовъ, мсяцъ прошелъ прежде, нежели въ Оренбург окончательно убдились въ необходимости энергическаго дйствія, но и затмъ оренбургскому генералъ-губернатору предстояло списаться съ Петербургомъ и просить денегъ у правительства чрезъ канцлера Нессельроде, какъ для открытія военныхъ дйствій, такъ и для объявленія цны за голову Кенисары, сверхъ того, 3,000 рублей. Между тмъ, положеніе нашего врага Кенисары было несравненно выгодне: разграбивъ мирные аулы тлявскихъ киргизовъ, кочевавшихъ по рк Уилу, онъ обратился съ прокламаціей въ біямъ Назаровскаго отдла, призывая ихъ покориться ему и признать его своихъ ханомъ:
‘Богъ всемогущъ и вченъ — такъ начинаетъ прокламація Кенисары назаровскимъ біямъ,— по вол Всевышняго, на васъ легла кровь нашихъ людей. Раскайтесь въ этомъ ужасномъ дл, признайте меня ханомъ, будьте моими, — я хочу сблизиться съ вами, вы не побоялись Бога, ратуя противъ меня, не почли покойниковъ. Ваши проступки наказали тлявцевъ. Ежели раскаетесь въ длахъ вашихъ, то пусть лучшіе изъ васъ прибудутъ ко мн. Я буду многомилостивъ къ вамъ. Если же не явитесь то я, проживъ въ ожиданіи васъ тридцать лтъ, тридцать же лтъ буду карать васъ!
‘Надюсь на Бога.
‘Посылаю въ вамъ слугу своего Бавбука, врьте словамъ его. Султанъ Кенисара печать приложилъ’.
Это воззваніе произвело свое дйствіе, назаровцы ршили послать лучшихъ людей съ изъявленіемъ совершенной покорности ихъ хану, но, въ тоже время, какъ-бы въ оправданіе себя предъ оренбургскимъ начальствомъ, они, чрезъ султана-правителя, представили въ пограничную коммиссію одинъ экземпляръ обращеннаго къ нимъ воззванія хана Кенисары.
Назаровцы поняли, что обстоятельства ставили ихъ между двухъ огней: съ одной стороны ихъ ожидало наказаніе русскихъ, а съ другой — безпощадный гнвъ и варварская месть грознаго хана Кенисары. Понятное дло, что изъ двухъ волъ они выбрали меньшее, т.-е. признали свою зависимость отъ Кенисары, разсчитывая, что русскія власти, отличаясь всегда гуманностью въ прежнее время, и на этотъ разъ будутъ въ нимъ снисходительны, въ виду вынужденной ихъ покорности Кенисар и тхъ услугъ, которыя, въ бывшіе поиски противъ мятежнаго султана, были оказаны ими русскимъ отрядамъ, дйствовавшимъ въ степи. Ослушаніе же приказаніямъ грознаго и сильнаго хана неминуемо бы влекло за собою полное и конечное разореніе безъ всякой пощады!..
Признаніе Кенисары ханомъ однимъ изъ послднихъ, еще независимыхъ отъ него отдленій оренбургскихъ киргизовъ, придало мятежному султану еще боле дерзости въ его замыслахъ. Ему пришла мысль вновь подчинить своей власти т изъ родовъ сибирскихъ кайсаковъ, которые, незадолго до прикочеванія къ оренбургской линіи, отложились отъ него. Сознавая свою мощь, мятежникъ, надменно, писалъ къ сибирскимъ киргизамъ повелніе — немедленно признать его своимъ ханомъ и принять участіе въ общемъ дл: освобожденія киргизскаго народа отъ русской власти.
Посланіе это было адресовано на имя султана Кучакова, отца Кулдокана, который былъ освобожденъ изъ плна по ходатайству Кенисары, но въ 1843-мъ г. вмст съ отцомъ, завидуя успхамъ Кенисары, отложился отъ него.
Въ тоже время, Кенисара подкрплялъ свои посланія силою оружія, производя набги на вс роды киргизовъ оренбургскаго и сибирскаго вдомствъ, которые упорно отказывались призвать его своимъ ханомъ и платить ханскіе налоги съ муки, барановъ и капитала. Когда въ Оренбург еще испрашивали и ожидали разршенія: какія мры принять противъ мятежнаго султана, — послдній, не стсняясь, дйствовалъ изустно и письменно и оружіемъ.
Такъ, въ іюл 1843 года, приверженци Кенисары угнали у біевъ Джагалбайлинскаго рода Балышева отдленія, Сутьимгенева и Бикъ Кутенева съ прочими, 790 лошадей. Дла въ степи становились, съ каждымъ днемъ все опасне и опасне, 32 рода киргизовъ (Оренб. вдом.) — одни добровольно, увлекаясь богатырствомъ Кенисары, другіе изъ страха его гнва, но вс боле или мене признавали Касимова своимъ ханомъ (чему много способствовало, мимоходомъ замтимъ, и происхожденіе Кенисары отъ Аблай-хана), платили ему зякетъ и служили въ его войскахъ. Оренбургское начальство не знало, что предпринять, а изъ Петербурга отвта еще не было. Въ сороковыхъ годахъ сообщеніе съ Оренбургскимъ краемъ, какъ вообще, производилось въ экстренныхъ случаяхъ черезъ курьеровъ,— вслдствіе чего, оренбургской администраціи приходилось ждать отъ двухъ до трехъ недль просимаго разршенія, а иногда и боле, такъ что энергичный и дятельный Кенисара, въ такой значительный періодъ времени, всегда успвалъ новыми набгами или политическою перепискою съ Обручевымъ, заставить послдняго отмнять свои первыя распоряженія и входить съ новыми представленіями къ министрамъ иностранныхъ длъ и военному, испрашивая указаній: какъ ‘въ данномъ случа’ поступить съ безпокойнымъ султаномъ?
Но генералъ Обручевъ своимъ донесеніемъ поставилъ канцлера въ самое затруднительное положеніе предъ императоромъ, такъ какъ графъ Нессельроде, основываясь на прежнемъ донесеніи генерала Обручева, утромъ того же дня всеподданнйше докладывалъ, что оренбургскій военный губернаторъ говорить о совершенной и безусловной покорности Кенисары, а вечеромъ — что опасный мятежникъ угрожаетъ не только степи оренбургскихъ кайсаковъ, но даже и линіи, и что для пресченія его замысловъ нужно принятіе мръ ‘военныхъ и скорыхъ’ и 14 т. руб. на поискъ. Два противорчащія представленія Обручева были получены канцлеромъ въ одинъ день — одно утромъ, другое вечеромъ.
Все это сбивало съ толку графа Несоельроде, который медлилъ иногда отвтомъ, ожидая: не получитъ ли онъ изъ Оренбурга боле спокойнаго и разъясняющаго донесенія, но надежды его не сбывались. Канцлеръ медлилъ, Обручевъ недоумвалъ, а Кенисара дйствовалъ съ успхомъ, почти вся Оренбургская степь, въ буквальномъ смысл этого слова, отложилась отъ Россіи и признала своимъ ханомъ султана Кенисару. Такому политику, какимъ былъ генералъ Обручевъ, исключительно посвящавшій вс свои помыслы и свободное время парадамъ и разводамъ съ церемоніей, некогда было додуматься, въ виду безпрерывно измнявшагося хода дла въ степи, что необходимо испросить себ полномочіе: дйствовать противъ Кенисары соображаясь съ обстоятельствами.
Отсюда ясна та трудность и продолжительность борьбы съ Кенисарой, которая приводила оренбургское начальство въ бшенство и отчаяніе и въ мрамъ и мечтамъ одна другой смшне, одна другой нелпе. Когда Кенисара, совершенно свободный въ своихъ дйствіяхъ, безпрерывно переходилъ отъ явнаго мятежа къ мнимой покорности, генералъ Обручевъ терялся, становился въ тупикъ и гналъ въ Петербургъ курьера за курьеромъ, съ вчнымъ вопросомъ: что длать? Разумется, что до разршенія этого рокового вопроса военныя дйствія прекращались, и отряды или отзывались изъ степи на линію, или получали приказаніе, не трогаясь съ мста наблюдать за Кенисарою. Конечно, Кенисара, пользуясь перемиріемъ, снимался съ позиціи, и въ виду русскаго наблюдательнаго отряда уходилъ отъ него на другое невидимое мсто, гд уже, разумется, оставшійся на прежней позиціи отрядъ нашъ не могъ никакъ слдить за Касимовымъ, теряя всякій смыслъ наблюдательнаго поста!..
Такъ въ Оренбург ждали съ нетерпніемъ утвержденія канцлеромъ и военнымъ министерствомъ плана и необходимыхъ расходовъ экспедиціи въ степь, которая должна была выступить перваго августа, но желаемаго разршенія не было еще и въ конц іюля, ибо въ послднихъ числахъ этого мсяца въ Оренбург былъ полученъ отвтъ канцлера лишь на пресловутое представленіе Обручева о прибытіи Кенисары въ Оренбургъ. Графъ Нессельроде высказалъ сомнніе на счетъ прибытія Кенисары въ Оренбургъ, или на линію, для переговоровъ съ генераломъ Генсомъ, но еслибы, сверхъ всякаго чаянія, продолжалъ онъ, мятежный султанъ дйствительно прибылъ въ Оренбургъ, то онъ просилъ, не принимая противъ Кенисары никакихъ мръ, тотчасъ-же — для полученія приказаній — довести о томъ до высочайшаго свднія!
Только 3-го августа было получено въ Оренбург письмо государственнаго канцлера, извщавшее о томъ, что императоръ Николай Павловичъ разршилъ возобновить военныя дйствія противъ Кенисары, съ отнесеніемъ потребнаго для экспедиціи расхода на кибиточный сборъ, относительно же купли головы Кенисары графъ Нессельроде присовокувилъ: ‘особенныя мры, о которыхъ вы писали въ вашемъ ко мн письм, также одобряются и вы можете, въ случа надобности, позаимствовать потребныя деньги изъ того же источника’, т.-е. изъ кибиточнаго сбора.
Въ конц августа, отрядъ въ 1,800 человкъ, при четырехъ орудіяхъ, подъ главнымъ начальствомъ полковника Безянова, выступилъ, какъ предназначалось, съ двухъ пунктовъ, въ гор Айрюкъ (въ Мугоджерахъ) для дйствій противъ Кенисары. На пути слдованія къ экспедиціи присоединились султаны-правители восточной и западной частей, съ преданными имъ киргизами и находящимися въ ихъ распоряженіи казачьими отрядами, съ сибирской линіи также былъ двинутъ вспомогательный отрядъ, подъ начальствомъ полковника Кривоногова, человка, понимавшаго характеръ степной войны, и вообще говоря, талантливаго.
Отрядъ, выступившій изъ Орской крпости, за болзнью начальника, В. С. Лебедева, былъ ввренъ полковнику Дуниковскому, человку безпечному, неумлому и вмст съ тмъ самонадянному до-нельзя. Такая замна ловкаго и отлично понимавшаго характеръ войны съ Кенисарою, В. С. Лебедева человкомъ малоспособнымъ, не предвщала хорошаго исхода открывшейся экспедиціи. Отряды наши двигались крайне медленно, блудили въ степи, по необходимости часто измняя маршрутъ — попадали не туда, куда нужно, но, наконецъ, все-какъ соединились для совокупныхъ дйствій противъ мятежника. Было сдлано нсколько поисковъ къ кочевкамъ Кенисары, но они не принесли желаемыхъ результатовъ, было, правда, отбито много скота, впослдствіи проданнаго въ Орской крпости, для вознагражденія изъ вырученной суммы пострадавшихъ отъ шаекъ Кенисары ордынцевъ, но самого султана захватить не могли.
Кенисара заставлялъ наши отряды гоняться за собою безъ устали, такъ что довелъ до полнаго изнуренія не только лошадей, бывшихъ въ обоз, но и подъ всадниками, завязавши, напр., перестрлку, онъ вдругъ снимался и начиналъ отступать, забирая съ собою все, что было для него необходимымъ. Казаки, будучи на изнуренныхъ лошадяхъ и въ пескахъ степи, не могли его преслдовать, а киргизы, бывшіе при султанахъ-правителяхъ, втайн сочувствуя Кенисар, — тоже не отличались ретивостью въ преслдованіи мятежныхъ скопищъ, отговариваясь изнуренностью лошадей. Къ этому надо прибавить, что ранняя, холодная и дождливая осень также благопріятствовала Кенисар, и еще больше вредила и препятствовала нашимъ поискамъ. Въ половин октября, т.-е. пробывши въ степи только 1 1/2 мсяца, отрядные начальники доносили въ Оренбургъ, что въ виду крайняго изнуренія людей и лошадей, а также и дурной погоды, поиски доле не могли продолжаться въ степи съ желаемымъ успхомъ, а потому просили позволенія отступить къ линіи. Совершенно въ томъ же дух получились пограничною коммиссіею донесенія султановъ-правителей.
Въ силу этихъ заявленій, отряды были отозваны изъ степи, и въ Оренбург призвали необходимымъ превратить военныя дйствія до весны будущаго 1844-го года. А чтобы придать боле успха въ глазахъ ордынцевъ дйствію нашихъ отрядовъ въ степи, разосланы были черезъ султановъ-правителей, для распространенія между киргизами, объявленія, заключавшія въ себ описаніе какихъ-то будто бы блистательныхъ побдъ, одержанныхъ войсками оренбургскаго корпуса надъ Кенисарою, который, по выраженію объявленій, былъ совершенно уничтоженъ и въ безславномъ бгств искалъ спасенія.
Дале говорилось, что киргизамъ теперь уже нечего бояться мятежнаго султана, и что они могутъ смло, оставивъ мятежника, ‘снова возвратиться подъ власть русскаго правительства’. До не такъ думали киргизы, знавшіе, что вс побды оренбургскихъ войскъ ограничивались на этотъ разъ лишь отбитіемъ значительной части скота, и то у приверженцевъ Кенисары.
Счастливе оренбургскихъ войскъ дйствовалъ начальникъ сибирскаго отряда, полковникъ Кривоноговъ, ему удалось, во время отсутствія Кенисары, напасть на аулы, съ которыми кочевалъ султанъ, разбить ихъ и, посл продолжительной битвы, захватить въ плнъ двухъ родственниковъ Кенисары, его жену, Куныли-Джанъ и до тридцати двицъ и женщинъ, состоявшихъ въ ея свит.
Таковы послдствія осенней экспедиціи 1843-го года.

——

Вопреки ожиданій оренбургской администраціи, Кенисара не упалъ духомъ посл тхъ ‘блистательныхъ’ побдъ, которыя были одержаны надъ нимъ, по выраженію генерала Обручева, войсками Оренбургскаго края, и въ наступившемъ 1844-мъ году началъ мятежъ еще съ января мсяца, тогда какъ прежде безпорядки въ степи возобновлялись лишь съ наступленіемъ весны. Такимъ образомъ мятежный султанъ доказывалъ ордынцамъ дломъ, а не словомъ, что мятежъ не только не усмиренъ, но, напротивъ, не прерывался, и что Кенисара, посл нанесенныхъ ему мнимыхъ пораженій, не считалъ себя обезсиленнымъ.
Кочуя съ осени 1843-го года въ окрестностяхъ горъ Улу-Тау и Кичи-Тау, мятежный султанъ въ продолженіи зимы взялъ съ япасцевъ въ зякетъ до 2,000 барановъ, 200 верблюдовъ и 200 лошадей, склонилъ перекочевать къ своимъ ауламъ батыря Табынскаго рода, Байкадама Бекъ-Аайдарова, котораго впослдствіи, за оказанныя услуги русскимъ отрядамъ, заковалъ и задержалъ при себ.
Затмъ, изъ ордынцевъ, кочующихъ по Сыръ-Дарь близъ Акъ-мечети и Туркестана, собравши значительныя толпы мятежниковъ, произвелъ въ степи цлый рядъ насилій и грабительствъ.
Противъ Кенисары оренбургское начальство вынуждено было снарядить отрядъ изъ 1,600 человкъ, подъ командою подполковника Лебедева, отъ котораго предварительно похода были истребованы вс нужныя соображенія относительно предстоявшей экспедиціи: въ отношеніи состава отряда, продовольствія его въ поход и во время нахожденія въ степи, и, наконецъ, относительно плана, котораго желалъ бы держаться Лебедевъ при дйствіяхъ противъ Кенисары.
Лебедевъ, близко знакомый со степью и съ характеромъ степной войны, представилъ весьма дльныя соображенія относительно предстоявшаго ему похода. Главные пункты этихъ соображеній заключались въ слдующемъ: 1) Находя неудобнымъ дйствовать противъ Кенисары совокупными силами большого отряда, обремененнаго большимъ количествомъ грузовъ, Лебедевъ признавалъ за лучшее дйствовать противъ мятежниковъ на-легк, для чего предполагалъ отрядъ раздлить на три части и произнести одновременное нападеніе на аулы Кенисары съ трехъ сторонъ. 2) Для того, чтобы отряды могли двигаться въ степи сколь возможно поспшне, такъ какъ быстрота движеній въ войн съ Кенисарою обезпечивала успхъ дла, Лебедевъ предполагалъ замнить верблюдовъ, на которыхъ обыкновенно возился провіантъ, — лошадьми, устроивъ для возки провіанта, по особому рисунку, двухколесныя одноколки, которыя, по мннію Лебедева, могли свободно двигаться по песчанымъ пространствамъ степи, безъ особеннаго изнуренія для лошадей, а во время нечаяннаго нападенія на отрядъ, Лебедевъ предполагалъ устраивать изъ нихъ родъ заваловъ или укрпленій, и 3) Отрядъ предполагалось составить изъ двухсотъ линейныхъ казаковъ, не по очереди, какъ это всегда длалось, а по способностямъ, придать отряду три орудія конной артиллеріи и двсти-пятьдесятъ человкъ лучшихъ стрлковъ изъ пхоты, посаженныхъ на лошадей.
Въ заключеніе Лебедевъ убждалъ генерала Обручева, что такой отрядъ можетъ съ успхомъ дйствовать въ степи, не будучи обремененъ верблюдами, онъ получитъ возможность, не растягиваясь во время похода, быть всегда въ совокупности и дйствовать на-легк противъ мятежника, преслдуя бунтовщиковъ по пятамъ. Генералъ Обручевъ, соглашаясь съ мнніемъ Лебедева, нашелъ однакожъ нужнымъ усилить этотъ отрядъ до 1, 600 человкъ.
Раннею весною отрядъ выступилъ въ степь, но прежде, чмъ онъ могъ настигнуть мятежнаго султана, Кенисара произвелъ нсколько опустошительныхъ набговъ. Въ этотъ разъ особенно дятельное участіе оказывалъ Кенисар тотъ самый Байкадамовъ, который въ начал бунта дйствовалъ заодно съ русскими отрядами, а теперь, устрашенный Кенисарою, перешелъ на его сторону. Между тмъ Лебедевъ быстро двигался по направленію къ ауламъ Кенисары, собирая дорогою вс нужныя ему свднія, для чего онъ употреблялъ довольно оригинальный пріемъ, который, впрочемъ, нравился ордынцамъ. Обыкновенно Лебедевъ старался имть, по возможности, хорошихъ агентовъ изъ среды тхъ киргизовъ, которые когда-либо Кенисарою или кмъ-нибудь изъ его приверженцевъ были оскорблены и считали своею обязанностью мстить оскорбителямъ. Такіе агенты давали Лебедеву возможность, во-первыхъ, знать въ точности о силахъ Кенисары, о всхъ сочувствовавшихъ ему киргизскихъ родахъ и о мстахъ его кочевокъ, а во-вторыхъ, съ помощью этихъ же агентовъ, онъ могъ поврять, насколько были врны т свднія, которыя, за разныя почести и золото, доставляли русскому правительству мнимо-преданные Россіи ордынцы. По разсказамъ очевидцевъ, Лебедевъ приглашалъ къ себ въ кибитку тхъ изъ почетныхъ киргизовъ, на которыхъ указывало ему оренбургское начальство, какъ на преданныхъ Россіи, и, угощая чаемъ, разспрашивалъ ихъ, гд находится Кенисара и много ли при немъ вооруженныхъ людей. Получавши отъ этихъ біевъ чаще всего совершенно ложныя свднія, Лебедевъ, замчая ихъ ложь и коварность, поднимался съ своего мста, бралъ нагайку и собственноручно колотилъ солгавшаго, приговаривая при этомъ, гд находится Кенисара и какими силами онъ располагаетъ, а затмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ чаепитіе и разговоры со своими гостями. Такое обращеніе русскаго военачальника чрезвычайно какъ нравилось нашимъ степнякамъ, совпадая съ ихъ міровоззрніемъ, такъ что Лебедевъ вскор пріобрлъ популярность между ордынцами, какъ лихой батырь и славный малый. Уваженіе и удивленіе къ Лебедеву возрасло еще боле, когда киргизы увидали, какъ онъ мастерски гонялся за лихимъ кайсацкимъ партизаномъ, настигая его всюду, несмотря на превосходство силъ Кенисары и на ловкость его увертокъ. Случалось такъ, что когда Лебедевъ, получивши извстіе, гд находится Кенисара, на разсвт снимался съ позиціи и двигался къ ставк мятежника-султана, Кенисара, длая полукругъ, переходилъ окольными, неизвстными Лебедеву дорогами на мсто ночевки русскаго отряда. Но разъ познакомившись съ этимъ маневромъ, Лебедевъ никогда уже не упускалъ его изъ виду, и часто или впередъ, по дорог къ ауламъ Кенисары, онъ вдругъ возвращался назадъ или въ пути перемнялъ направленіе въ стороны и лицомъ въ лицу встрчался съ мятежникомъ.
Кенисара сразу оцнилъ и понялъ русскаго военачальника, увидвши въ немъ не только опаснаго преслдователя, но даже и соперника по батырству. Поэтому онъ напрягалъ вс силы своего изворотливаго ума, чтобы избавиться отъ Лебедева, осторожность котораго лишила его возможности уничтожить русскій отрядъ нечаяннымъ нападеніемъ, а между тмъ послднія неудачи султана уменьшили его обаяніе между ордынцами, изъ которыхъ многіе увлекались искренно ловкостью и безкорыстіемъ русскаго начальника, такъ успшно дйствовавшаго противъ ‘непобдимаго отца величія’!
10-го іюня, по наущенію Кенисары, киргизы, преданные Байкадаму, въ числ 30-ти человкъ напали, близъ озера Ургачи, на посланныхъ Лебедевымъ двухъ киргизовъ съ почтою въ укрпленіе Николаевское, причемъ захватили конверты и одного киргиза, а другой усплъ ускакать къ Лебедеву и донести ему о случившемся. Затмъ, въ ночь на 12-е іюня, тотъ же Байкадамъ, предводительствуя шайкою хищниковъ, отогналъ у киргизовъ аргынскаго рода 250 лошадей.
Такая двуличность Байкадама, игравшаго роль преданнаго русскому правительству киргиза, внушила Лебедеву мысль, дли острастки ему подобныхъ, наказать его. Настигнувъ старшину Байкадама, русскій отрядъ разбилъ его на голову, захватилъ все его имущество и множество плнныхъ и скота, одинъ Байкадамъ усплъ скрыться. Отбитое имущество и скотъ были раздлены Лебедевымъ между пострадавшими отъ мятежныхъ шаекъ ордынцами, а оставшіяся за раздломъ лошади подарены были тмъ казакамъ, которые лишились подручныхъ лошадей въ поискахъ за Кенисарою.
13-го іюня, самъ Кенисара, предводительствуя скопищемъ до 700 человкъ, неожиданно разбилъ на рк Аят, близъ урочища Бара-Уба, 68 ауловъ киргизовъ кинчасскаго и япасскаго родовъ, въ томъ числ бія Алтыбашева отдленія Ямбурчина, многихъ другихъ кочевавшихъ тутъ біевъ, и дистаночнаго начальника Мурзабая Тычкайбаева, захватилъ у нихъ 2,998 лошадей, 854 верблюда, 102 головы рогатаго скота, 1,056 барановъ и ограбилъ 381 кибитку съ имуществомъ на сумму въ 153, 320 руб. При этомъ убитъ одинъ киргизъ, нсколько человкъ ранено и трое увлечены въ плнъ.
Спустя нсколько дней посл описанныхъ событій, когда Лебедевъ собирался открыть и наказать Кенисару, онъ былъ неожиданно лишенъ командованія. отрядомъ и отозванъ въ Оренбургъ, гд вскор былъ предавъ суду, якобы за воровство и хищничество въ аулахъ мирныхъ киргизовъ.
Необъяснимая для Лебедева немилость къ нему оренбургскаго военнаго губернатора, стала для него ясною только по прибытіи въ Оренбургъ. Здсь, говоритъ преданіе, генералъ Обручевъ сказалъ отозванному и оскорбленному, начальнику отряда: что его корыстное поведеніе въ степи, вопреки указаніямъ государственнаго канцлера, вынудило почтеннаго администратора отозвать Лебедева и предать его суду за разграбленіе ауловъ, столь полезнаго и такъ преданнаго русскому правительству старшины Байкадама, которому онъ веллъ уже возвратить все расхищенное русскимъ отрядомъ имущество. Говорятъ, что Лебедевъ отвчалъ на новыя и незаслуженныя оскорбленія генерала Обручева, что время и судъ оправдаютъ его поступокъ съ Байкадамомъ, который есть рьяный сподвижникъ Кенисары, а не слуга русскаго государя.
Мсто Лебедева въ отряд занялъ безталанный Дуниковскій.

II.
Продолженіе безпорядковъ 1844 т.— Дйствія полковника Дуниковскаго противъ Кенисары.— Нападеніе мятежника на отрядъ 20-го іюля.— Набгъ Касимова на Екатерининскую станицу, захватъ плнныхъ и сожженіе Елизаветинскаго форпоста.— Осенніе безпорядки въ степи.— Донесеніе султана Кенисары предсдателю пограничной коммиссіи о причинахъ набга на станицу Екатерининскую.

Полковникъ Дуниковскій, какъ (въ большинств случаевъ) всякій новый начальникъ, не желая слдовать примру или плану Лебедева, хотлъ дйствовать въ степи по своему, онъ, разумется, тотчасъ началъ устранять важныя, по его мннію, несовершенства его предшественника. Преобразованія въ отряд начались тмъ, что одноколки, изобртенныя Лебедевымъ для ускоренія движенія отряда, признаны были Дуниковскимъ неудобными и замнены, по завщанію рутины, верблюдами. Подобная замна сразу замедлила движеніе отряда и растянула его весьма значительно, Затмъ агенты лебедевскіе были частію устранены, а частію устранились сами, видя излишнюю щекотливость и требовательность новаго русскаго военно-начальника. Дуниковскій ршилъ, что, такъ-называемые, преданные русскому начальству почетные біи и киргизы будутъ ему полезне бывшихъ лебедевскихъ агентовъ. По его требованію, къ нему въ отрядъ было назначено значительное число султановъ, султанскихъ дтей, біевъ и другихъ почетныхъ ордынскихъ людей. Дуниковскій изобрлъ иной планъ дйствій въ степи, чмъ тотъ, котораго держался Лебедевъ. Тогда, какъ по мнвію Лебедева успхъ въ степи русскихъ отрядовъ обусловливался быстротою передвиженій и внезапнымъ нападеніемъ на аулы мятежныхъ киргизовъ, новый начальникъ думалъ напротивъ, что сгруппированный отрядъ можетъ сдлать въ степи больше, чмъ мелкіе отряды, дйствующіе врознь, и потому стянулъ вс силы подъ личное начальство, затмъ, ему вообразилось составить авангардъ своего отряда изъ находившихся при немъ султановъ и почетныхъ ордынцевъ, который долженъ былъ слдовать впереди отряда, въ 1 1/2 верстахъ, и, вліятельностью личностей, его составлявшихъ, покорять, безъ кровопролитія, русской власти отложившіеся аулы.
Пока Дуниковскій ‘налаживался’, какъ выражается одинъ изъ современниковъ-очевидцевъ, для дйствій противъ Кенисары, бунтъ ожесточался и набги продолжались. Такъ, 30-го іюня, на закат солнца, хищники изъ шайки брата Кенисары, султана Наурузбая, числомъ до тысячи, захватили на рк Тобил, при урочищ Тепловскомъ, въ 90 верстахъ отъ крпости Устъ-Уйской, шесть человкъ крестьянъ Челябинскаго узда, прибывшихъ туда для рыболовства. Одному изъ схваченныхъ, во время ночлега хищниковъ, удалось бжать и принести извстіе на линію объ участи, постигшей его товарищей. Вслдъ затмъ, ночью съ 2-го на 3-е іюля, шайка воровъ, подъ предводительствомъ извстнаго сообщника Касимова, киргиза Уколы, угнала у біа япасскаго рода Карагузова отдленія, Нысака Алтыбаева и другихъ киргизовъ, кочевавшихъ за p. Аятомъ въ окрестностяхъ урочища Алакуль, въ числ 140 кибитокъ, — 1,849 лошадей, при этомъ тяжело ранено два киргиза. На другой день, т.-е. 3-го іюля, предъ солнечнымъ закатомъ самъ султанъ Наурузбай Касимовъ съ приверженцами бросились на аулы султана Чутая Бахтыгиреева и киргизовъ кирейскаго рода, кочевавшихъ при озер Джар-Кул въ числ 193-хъ кибитокъ, и захватили 6,194 лошади, изъ числа же выбжавшихъ для обороны хозяевъ убили двухъ киргизовъ, нсколькихъ человкъ ранили и увлекли въ плнъ султана Чутая, котораго, нсколько позже, отпустили съ р. Тобола совершенно ограбленнаго.
Какъ ни медленно двигался полковникъ Дуниковскій съ своими султанскимъ авангардомъ и верблюжьимъ арьергардомъ, однакожъ, все-таки, около половины поля приблизился въ ауламъ Кенисары не боле двухъ переходовъ.
Полная безпечность и мнимая покорность встрчавшихся на пути ауловъ, еще боле укрпляли Дуниковскаго въ резонности изобртеннаго имъ способа — покорять непокорныхъ вліяніемъ лицъ, составлявшихъ его авангардъ. Между тмъ Кенисара не дремалъ, и собравши отъ мнимо-покорныхъ киргизовъ вс нужныя для его соображеній свднія о числ отряда и личныхъ качествахъ его начальника (въ которымъ прежде всего слдуетъ отвести изумительную небрежность, безпечность, самонадянность и крайне презрительное отношеніе въ противнику) выжидалъ удобной минуты, чтобы дать ему хорошій урокъ. Минута эта скоро настала. 20-го числа Дуниковскій расположился лагеремъ около вершины Тобола, выставивши, по обыкновенію, чиновный авангардъ въ 1 1/2 верст отъ лагеря и, не пославъ разъздовъ, не поставивъ пикетовъ, расположился на ночлегъ. Въ ночь, когда весь отрядъ спалъ безпечнымъ сномъ младенца, купно съ мудренымъ Дуниковскимъ, Кенисара напалъ на лагерь, перерзалъ всхъ султановъ, ихъ дтей, біевъ и почетныхъ ордынцевъ чиновнаго авангарда, и, оставивъ изъ нихъ въ живыхъ только 20 человкъ раненыхъ, вернулся въ степь. Когда казаки вооружились, Кенисара уже былъ далеко. Отрядъ, двинутый растерявшимся Дуниковскимъ, имлъ въ виду отступавшаго султана только 9 часовъ, а затмъ, какъ говорилось въ донесеніи, ‘по причин утомленія лошадей и всадниковъ опустилъ его изъ виду’. Семействамъ султановъ, погибшихъ неповинно или по вин Дуниковскаго въ этомъ дл, покойный государь даровалъ пожизненныя пособія, какъ бы въ награду за понесенную потерю,
Ошеломленный дерзкою смлостью ничтожнаго мятежника, преемникъ Лебедева ршительно сталъ въ тупикъ, онъ желалъ загладить свой промахъ конечнымъ истребленіемъ мятежныхъ скопищъ Кенисары, но не зная гд найти его, бросался въ разныя стороны широкой степи, и совершенно безуспшно. Въ то время, когда сконфуженный Дуниковскій искалъ Кенисару, удаляясь въ глубь степи, по указанію преданныхъ ему киргизовъ, мятежный султанъ, на оборотъ, приближался къ линіи и 14-го августа напалъ на отрядъ Екатерининскій и форштатъ Елизаветинскій, что на новой линіи, выжегъ ихъ и захвативши, по русскому донесенію, боле сорока плнныхъ, а по сознанію самого Кенисары — до 120 человкъ, благополучно отступилъ.
Отсюда опасность переходила въ Наслдницкой станиц и другимъ пунктамъ новой линіи, жители которой находились въ страх и за свою жизнь и за свое имущество. Полковникъ Данилевскій, получившій извстіе о нападеніи Кенисары на Екатерининскую станицу, живо собралъ свой полкъ и выступилъ въ степь для поисковъ за хищниками, но возвратился безъ всякаго успха.
Злосчастный же Дуниковскій, соединившись съ сибирскимъ отрядомъ, старался догнать Кенисару около Эмбы, но тоже безуспшно, здсь, получивши весьма сомнительныя свднія, что Кенисара будто бы идетъ къ Аральскому морю, повернулъ свой отрядъ и отступилъ къ Орской крпости (что нын городъ), откуда 23-го сентября отрядъ Дуниковскаго былъ распущенъ по домамъ.
Ни одинъ поискъ въ степь не кончился такъ безуспшно и такъ неблагопріятно для русскихъ, какъ Дуниковскаго. Погибель султановъ отъ руки мятежнаго Кенисары въ глазахъ русскаго отряда, долженствовавшаго оберегать ихъ жизнь и имущество и оказывать покровительство преданнымъ Россіи киргизамъ, нанесла сильный ударъ русскому авторитету въ глазахъ мирныхъ ордынцевъ и умножила страхъ и уваженіе ихъ къ непобдимому хану. Безусловное отступленіе русскаго отряда, конечно, придало еще боле дерзости Кенисар, и шайки его продолжали набги. Такъ, 19-го августа, приверженные Кенисар киргизы, пріхавъ къ кочевавшимъ на рк Караганды, чумексевцамъ, схватили прикащика орскаго купца Адамова, привезли его къ Кенисар и взыскавъ 500 р. въ пошлину отпустили съ тмъ, чтобы онъ халъ къ боганалинцамъ, перешедшимъ внутрь за новую линію, и сказалъ послднимъ, что если только они добровольно не присоединятся къ Кенисар, то будутъ непремнно разграблены, такъ какъ какъ Касимовъ ршился, во что бы то ни стало, истребить и выжечь всю новую линію, какъ ‘безправно построенную на киргизскихъ земляхъ’.
Въ ночь на 20-е августа приверженцы Кенисары, до 6-ти тысячъ человкъ, подъ предводительствомъ батыря Джилы, напали на аулъ бія алчинскаго рода Куватова, отбили всхъ лошадей, състные припасы и заставили самихъ алчинцевъ удалиться въ глубь степи, для соединенія съ мятежными шайками. Исполняя это повелніе, алчинцы, на пути къ кенисаринскому скопищу, обмолотили и увезли съ собою нажатый киргизами джигалбайлинскаго рода хлбъ, а оставшійся на корн выбили и потравили скотомъ. Въ промежутокъ времени отъ 14-го августа по 21-е сдлано было еще нсколько нападеній на аулы мирныхъ киргизовъ, и много отбарантовано скота. Двадцать перваго числа въ Оренбург получено было извстіе, что самъ Кенисара, подвигаясь отъ новой линіи внизъ и находившись съ многочисленнымъ скопищемъ бунтовщиковъ близъ рчки Каратугая (отстоящей отъ Куралинскаго пикета въ 100 верстахъ), захватилъ принадлежавшій купцу Деву скотъ и сжегъ заготовленное мирными киргизами сно, въ скорости удалился въ глубь степи.
Впрочемъ, прежде чмъ удалиться отъ предловъ русской линіи, Кенисара прислалъ письмо на имя предсдателя пограничной коммиссіи, въ которомъ объяснялъ причины, побудившіе его къ набгамъ на линію. Въ этомъ письм всю вину своихъ непріязненныхъ поступковъ Кенисара сваливалъ на оренбургское и сибирское начальства. ‘Прежде всего — говоритъ мятежный султанъ — когда мы, исполняя волю высшаго начальства, прикочевали въ оренбургской линіи, на насъ нахалъ майоръ Лебедевъ, отрядъ котораго, какъ объяснилъ онъ намъ, былъ высланъ не противъ насъ, но для прикрытія съемочныхъ партій, но все же мы возъимли сомнніе, затмъ, сибирскій отрядъ напалъ на кочевья вашего брата и увлекъ многихъ въ плнъ, а еще большее число разграбилъ. Наконецъ т же сибиряки напали, въ наше отсутствіе, на аулы наши и увлекли въ плнъ жену нашу и двухъ родственныхъ султановъ. Убждаясь изъ всего этого, что милость, объявленная намъ государемъ, недйствительна, мы сами вооружились и выжгли русскую станицу, захвативъ много людей въ плнъ, которыхъ готовы отпустить, если намъ будетъ общано возвращеніе въ орду всхъ вашихъ родственниковъ, захваченныхъ въ разное время русскими отрядами’ и т. д. въ этомъ же род.
Причины, выставленныя Кенисарою, и на этотъ разъ показались убдительными и тмъ боле могли служить ему въ оправданіе, что дйствительно сибирскій отрядъ, безъ всякой очевидной надобности, первый открылъ военныя дйствія нападеніемъ на аулъ брата Кенисары, въ то время, когда тотъ, повидимому, оставался совершенно спокоенъ и откочевывалъ уже отъ Сибирской линіи въ Оренбургскую степь.
Принимая въ соображеніе это обстоятельство и убждаясь безполезностью поисковъ, оренбургскій военный губернаторъ поручилъ предсдателю пограничной коммиссіи войти въ переписку съ Кенисарою, а письма его, съ просьбою объ освобожденіи его жены, дяди и другихъ родственниковъ задержанныхъ въ Оренбург и въ Сибири, представить въ канцлеру на заключеніе.
Исполняя порученіе генерала Обручева, управлявшій киргизами М. В. Ладыженскій написалъ къ мятежному султану весьма убдительное письмо, въ которомъ говорилъ, что однихъ общаній для полученія Кенисарою прощенія недостаточно, но что ему слдуетъ доказать свою покорность дломъ, и что лучшимъ доказательствомъ его раскаянія можетъ послужить возвращеніе Касимовымъ всхъ, находящихся у него въ плну русскихъ. ‘Тогда, говорилось дале въ письм, правительство наше увидитъ не одни слова, столько разъ бывшія пустымъ звукомъ въ устахъ степеннаго султана, но существенное доказательство его искренняго раскаянія въ своихъ проступкахъ, и наврное исполнитъ вс его просьбы’.
Слдствіемъ этого письма было возвращеніе Кенисарою, въ конц 1844-го года, всхъ русскихъ, захваченныхъ имъ въ разное время.

III.
Война Бухары съ Коканомъ и Хивою, какъ причина, заставившая на время Кенисару искать мира съ русскими.— Признаніе Кенисары ханомъ владтелями средне-азіатскихъ ханствъ, посольства и подарки послднихъ къ Кенисар.

Продолжительная и ожесточенная война, охватившая весь Туркестанъ, невольно привлекла къ себ вниманіе Кенисары, и это отчасти было поводомъ, что Кенисара искалъ мира съ русскими и такъ поспшно исполнилъ желаніе оренбургскаго начальства отпускомъ плнныхъ. Онъ тмъ боле нуждался въ мир, что распря средне-азіатскихъ владльцевъ, обращавшихся поочередно къ нему за помощью, могла послужить прекраснымъ поводомъ къ удовлетворенію его честолюбія.
Бухарскій эмиръ, покорившій Коканъ, навелъ страхъ на хивинскаго хана, который, опасаясь возрастающаго могущества бухарскаго владльца, требовалъ отъ послдняго очищенія занятыхъ войсками его коканскихъ провинцій и возстановленія въ правахъ коканскаго хана, угрожая въ противномъ случа войной. Послдовавшій со стороны Бухары отказъ послужилъ поводомъ къ разрыву между помянутыми владльцами. Завязалась продолжительная война, доведшая Хиву до крайняго истощенія.
Въ тотъ моментъ, когда совершались описываемыя нами событія, распря эта находилась въ слдующемъ положеніи.
Война Бухары съ Хивою продолжалась, перемирія заключались очень часто и послы обоихъ владній то и дло перезжали изъ Хивы въ Бухару и наоборотъ.
Въ сентябр 1844-го года Рахимкулъ (хивинскій ханъ), съ 10,000 сборнаго войска (изъ трухменцевъ и каракалпаковъ) выступилъ противъ города Маври и кочующихъ въ окрестностяхъ его туркменцевъ, но чрезъ мсяцъ возвратился въ Хиву съ значительнымъ урономъ. Въ то время въ Хив находился бухарскій посолъ, который 10-го ноября возвратился въ Бухару въ сопровожденіи посла хивинскаго, отправленнаго съ предложеніемъ мирныхъ условій. Условія эти остались тайною дивана, но за всмъ тмъ миръ казался неизбжнымъ и хивинскій купеческій караванъ изъ 1,000 верблюдовъ самонадянно выступилъ въ Бухару по настоянію самого Рахимкула, но на пути узнавъ о новыхъ разбояхъ шаекъ туркменскихъ, ограбившихъ впереди шедшій караванъ изъ Хезарасба (Азарыса), возвратился по вызову хана и прибылъ обратно въ Хиву 1-го декабря. Рахимвулъ, видя въ дйствіяхъ ‘маврскихъ трухменцевъ’ происки бухарскаго эмира, выслалъ 11-го января къ границамъ его 5,000-й отрядъ, подъ предводительствомъ Инака, который въ теченіи мсяца разорилъ городокъ Акъ-Каля (Кара-Кулчъ), ограбилъ каракалпаковъ, захватилъ до 1 т. женщинъ съ дтьми, угналъ до 500 верблюдовъ и возвратился 11-го февраля, потерпвъ съ своей стороны очень мало. Плнные были розданы жителямъ Хивы и употреблялись въ тяжкія работы, при самомъ скудномъ содержаніи. Между тмъ, 18-го января прізжалъ въ Хиву новый бухарскій посолъ, съ нимъ возвратились два хивинскіе посланника, изъ которыхъ одинъ былъ посылаемъ въ Коканъ, но на пути слдованія перехваченъ и задержанъ бухарцами. Въ феврал мсяц и этотъ посолъ выхалъ обратно въ Бухару въ сопровожденіи новаго хивинскаго посланника съ новыми предложеніями мира. На этотъ разъ условія cо стороны Бухары были слдующіе:
1) Хива должна была возвратить плнныхъ и все ихъ имущество, 2) не покровительствовать коканцамъ и оставить всякіе виды на Коканъ и Ташкентъ, несмотря на приглашенія съ ихъ стороны и 3) Маври Бухарія уступаетъ Хив.
Со стороны Хивы:
1) Бухарія не должна требовать возврата плнныхъ, 2) уступить Маври, какъ принадлежность Хивы и не возмущать ‘трухменцевъ’ и 3) оставить Коканъ и Ташкентъ управляться своимъ ханомъ, независимо отъ Бухары.
Такія противуположныя требованія не предвщали Хив скораго мира, и потому война продолжалась.
Разорительные раздоры Бухары съ Хивой и Коканомъ истощали силы и финансы всхъ воюющихъ сторонъ, и въ особенности Хивы, которая видимо ослабла и обднла отъ продолженія борьбы, лучшимъ доказательствомъ этому можетъ служить тягостный поголовный налогъ (въ сентябр 1844 г.), предшествовавшій снаряженію экспедиціи противъ маврійскихъ туркменцевъ. Вс эти обременительные налоги вызывали ропотъ хивинскихъ подданныхъ, опасавшихся новаго нашествія бухарцевъ.
Со стороны Персіи тоже грозила опасность Хив, ибо посолъ первой, прізжавшій въ август 1844-го года съ требованіемъ шаха объ освобожденіи изъ Хивы плнныхъ персіянъ и получившій отказъ, грозилъ гнвомъ своего шаха и дружественнаго ему россійскаго двора.
Война окончательно разстроила торговлю Хивы, сношенія съ сосдними торговыми пунктами прекратились. Торговля же Бухары напротивъ замтно оживилась за это время, особенно значительнымъ ввозомъ на ея рынки англійскихъ шерстяныхъ и пеньковыхъ товаровъ, вытснившихъ дешевизною цнъ русскихъ купцовъ. Товары эти доставлялись на бухарскіе рывки англійскими коммиссіонерами изъ афганцевъ и персіянъ чрезъ Бабулъ и Мешедъ.
Хивинскіе сановники, окружавшіе Рахникула, отличаясь корыстолюбіемъ и варварской жестокостью, вызывали народный ропотъ и грозили вызвать, вдобавокъ въ опасности вншней, бунтъ внутри ханства.
Въ эти-то критическія минуты къ Кенисар были посылаемы отъ средне-азіатскихъ хановъ посольства, съ дорогими подарками, съ просьбой оказать каждому свое содйствіе, при этомъ каждый изъ враговъ спшилъ признать Кенисару ханомъ киргизскихъ ордъ. Бухарскій эмиръ прислалъ Кенисар 60 ружей, 15 горныхъ пушекъ и боевые снаряды. Хивинскій владлецъ прислалъ 15 лучшихъ аргамаковъ, два золотомъ залитыхъ сдла, также дв пушки и нсколько верблюдовъ, изъ которыхъ дв были навьючены порохомъ, тотъ и другой, утверждая Кенисару ханомъ, искали его союза. Хивинскій владлецъ, кром того, дозволилъ мятежному султану покувать и вымнивать въ Хив оружіе и боевые запасы, а также разршалъ ему избрать любое мсто для своихъ кочевокъ въ хивинскихъ предлахъ, но съ тмъ, чтобы какъ Кенисара, такъ и вс русскіе киргизы не позволяли русскимъ строить въ степи укрпленій. Кенисара благосклонно принялъ обоихъ посланцевъ, подарилъ каждому хану по казаку (изъ числа захваченныхъ имъ съ Сибирской линіи), но относительно союза далъ весьма уклончивый отвтъ обоимъ ханствамъ. Такое поведеніе Касимова объясняется его болзненнымъ честолюбіемъ, онъ надялся, что продолжающаяся распря доведетъ средне-азіатскихъ владльцевъ до крайняго истощенія и безсилія, пользуясь которымъ онъ безъ труда займетъ растерзанный Коканъ, объявитъ себя его ханомъ и, обезсиленные продолжительною войною сосди его, властители Бухары и Хивы, поневол, изъ личной безопасности, должны будутъ признать его въ этомъ званіи.
Преслдуя эту цль и желая для того не только сберечь, но даже и увеличить свои силы, Кенисара настойчиво искалъ мира съ русскими, посылая въ Оренбургъ письмо за письмомъ, въ которыхъ, со всей искренностью, сознавшаго свои проступки заблуждавшагося человка — просилъ о помилованіи.
Въ Оренбург письма мятежнаго султана произвели сильное впечатлніе и военныя дйствія на время превратились….
Ожидали указаній государственнаго канцлера.

IV.
1845-й годъ.— Русское посольство къ Кенисар.— Прокламація по этому поводу генерала Ладыженскаго.— Заботливость Обручева о приданіи возможно-большаго этикета посольству.— Чиновникъ Долговъ въ качеств главнаго посла и его товарищи: докторъ Майдель и поручикъ Гернъ, командированные съ учеными цлями въ аулы Кенисары.— Пріемъ Долгова и холодность Кенисары.— Участь Герна и увольненіе обоихъ посланниковъ.— Возобновленіе безпорядковъ {Дло арх. Тургайской области о командированіи по высочайшему повелнію чиновника Долгова въ аулы мятежнаго султана Кенисари для политическихъ съ нимъ переговоровъ.— Дла генералъ-губернаторской канцеляріи о безпорядкахъ въ степи. 1845—47 годъ.— Дло штаба оренб. отд. корпуса о командированіи ген. штаба поручика Герна въ аулы Кенисары для ученыхъ цлей.}.

Кенисар ршительно повезло, и 1845-й годъ можно назвать годомъ его наибольшей славы и величія, прежде гордые, надменные съ нимъ средне-азіатскіе ханы, у которыхъ онъ искалъ убжища, теперь заискивали наперерывъ его расположенія, дружбы и союза. Ташкентскіе киргизы, бывшіе досел заклятыми врагами султановъ изъ рода хана Аблая, теперь несли повинную голову въ ногамъ Кенисары, и, ища въ немъ защитника, отдавались ему въ подданство!
Въ это-то самое время, когда Кенисара сдлался чуть не идоломъ киргизскаго народа, генералъ Обручевъ ршился внезапно превратить военныя дйствія (какъ бы жаля, одною удачною битвою, уничтожить величіе мятежнаго султана), и вступилъ съ нимъ въ переговори.
Кенисара видимо смялся надъ Обручевымъ, но вс его плохо замаскированныя выходки приписывались хитроумнымъ политикомъ или ‘неразвитости’, или ‘дикости’ степняка и принимались за чистую монету. Между прочимъ стоило только сличить письма, прежде писанныя Кенисарою въ Оренбургъ, съ теперь получаемыми, чтобы изъ одного ихъ заглавія, не говоря уже объ ироническомъ тон, которымъ отличались послднія посланія мятежника къ Обручеву, убдиться, что Касимовъ просто смялся надъ излишней доврчивостью оренбургскаго военнаго губернатора. Для доказательства сказаннаго приведемъ (конечно, въ сокращенномъ вид) содержаніе двухъ послднихъ его писемъ въ Обручеву, озаглавленныхъ такъ: ‘Проживающему въ Оренбург генералу’, вмсто употреблявшихся имъ обыкновенно почетныхъ титуловъ въ сношеніяхъ съ оренбургскими властями.
Первое изъ упомянутыхъ писемъ говорило о томъ, что Кенисара, названный Обручевымъ въ сравненіи съ русскимъ императоромъ ‘ничтожнымъ степнымъ жаворонкомъ’, сомнвался, чтобы ‘рка милостей, изливающаяся изъ отечески-добраго сердца великаго государя многоводнымъ потокомъ на всю обширную Россію, могла изсякнуть, если онъ (Кенисара) малый, ничтожный, степной жаворонокъ лишній разъ изопьетъ изъ нея водицы милости, — льющейся изъ сердца царя царей’. А потому Кенисара настойчиво требовалъ ходатайства оренбургскаго военнаго губернатора объ его прощеніи. Когда же Обручевъ, въ виду ‘его мнимаго раскаянія, съ радостью изъявилъ свою готовность принять мятежнаго султана подъ свое покровительство и въ доказательство своей дружбы и расположенія къ нему увдомилъ мятежника, что вс его родственники будутъ возвращены въ орду, Кенисара прислалъ другое письмо, въ которомъ писалъ: что онъ желаетъ быть принятымъ подъ покровительство оренбургскаго начальства, изъявляетъ готовность принять присягу блому царю и общаетъ, со всею вооруженною шайкою своею, являться къ намъ для содйствія въ нашихъ военныхъ предпріятіяхъ, но съ тмъ, чтобы и мы его въ нужд не оставляли, а для доказательства искренности нашей къ нему дружбы, соединили бы нын же войска наши съ его войсками и пошли войною на князя Горчакова (зап.-сибирскаго генер.-губернатора), потому что ‘князь этотъ его сильно обижаетъ и грабитъ’!
Хотя смыслъ приведеннаго письма очень ясно указывалъ за то, что Кенисара не искалъ подданства, а только вассальной зависимости отъ Россіи, желая сохранить званіе хана, и въ Оренбург не могли не знать, что Касимовъ отлично понималъ невозможность войны двухъ русскихъ администраторовъ между собою, а писалъ это лишь ради того, чтобы выиграть время и задержать возобновленіе военныхъ дйствій въ степи, но Обручевъ, отуманенный скорымъ возвращеніемъ Кенисарою русскихъ плнныхъ, по первому его требованію, охотно врилъ Кенисар на слово, приписывая нелпость его желанія неразвитости степного султана, для вразумленія котораго онъ снаряжалъ посольство.
Въ январ 1845-го года было получено письмо отъ государственнаго вице-канцлера, гд Нессельроде писалъ, — по поводу представленія генерала Обручева о возвращеніи Кенисарою всхъ русскихъ плнныхъ и о его покорности:
‘При внимательномъ обсужденіи изложенныхъ въ представленіи вашемъ обстоятельствъ, министерство иностранныхъ длъ съ своей стороны находило: что хотя нельзя еще вполн полагаться на раскаяніе султана Кенисары Касимова, но настоящій поступокъ его, — возвращеніе боле 30 человкъ русскихъ плнныхъ и безусловное исполненіе воли начальства, — даетъ основательныя причины полагать, что при дальнйшихъ стараніяхъ и продолжая тже благоразумныя мры, которыя были употреблены, и которыя произвели въ немъ столь неожиданный переворотъ, можно еще надяться принести сего султана въ должное повиновеніе и такимъ образомъ достигнуть желаемой цли: — превращенія безпорядковъ въ Орд, не прибгая къ мрамъ усиленнымъ, требующимъ значительныхъ пожертвованій и остающихся большею частью безъ успха. А потому министерство признавало бы полезнымъ: продолжая начатое дло убжденія, предоставить предсдателю пограничной коммиссіи написать отъ своего имени отвтное письмо къ Кенисар Касимову и сдлать ему въ семъ письм внушенія, — какія по ходу длъ и обстоятельствамъ найдены будутъ нужными, и съ достоинствомъ правительства сообразными’.
Дале говорилось о возвращеніи Кенисар, въ вид уступки, всхъ родственниковъ его, захваченныхъ русскими отрядами въ разное время, возвращеніе каковыхъ казалось канцлеру тмъ удобоисполниме, ‘что задержаніе ихъ досел нисколько не останавливало его (Кенисару) отъ враждебныхъ поступковъ, тогда какъ оказанное во время великодушіе, быть можетъ, произведетъ на него благопріятное вліяніе’.
Затмъ канцлеръ предлагалъ увдомить чрезъ генерала Ладыженскаго Кенисару о возвращеніи его родственниковъ, причемъ вмнялось въ токъ же письм объяснить раскаявшемуся султану: ‘что воля правительства состоитъ въ томъ, чтобы онъ не тревожилъ мирныхъ киргизовъ, не возбуждалъ ихъ ни тайно, ни явно противъ законнаго начальства, и не причинялъ бы никакихъ насилій и остановокъ проходящимъ чрезъ степь караванамъ, — однимъ словомъ, дать понять Кенисар, что скорая, безусловная и чистосердечная покорность правительству есть для него самое лучшее и самое врное средство для полученія прощенія въ прежнихъ противузаконныхъ его дйствіяхъ’.
Относительно опредленія мста кочевокъ Кенисары, канцлеръ совтовалъ не стсняться прежнимъ проектомъ генерала Генса, и предоставлялъ отводъ земли усмотрнію новаго пограничнаго начальства, а также торопилъ генерала Обручева, не ожидая возвращенія въ Сибири находящихся родственниковъ Кенисары, которые не скоро могли прибыть въ Орскую крпость, теперь же отправить отвтное письмо къ нему съ тми киргизами, которые содержались въ Оренбург и изъ которыхъ главные были: дядя мятежнаго султана — султанъ Коробай и преданнйшій слуга и сообщиникъ Кенисары Худжа-Мухамедъ-Галій-Уемоновъ, послдній, будучи одаренъ особеннымъ умомъ, происходя, по киргизскому выраженію, отъ блой кости (дворянинъ), наконецъ, находясь въ родств съ извстными на линіи ордынцами и имя большое вліяніе на киргизовъ и на самого Кенисару, могъ, по мннію канцлера, ‘въ настоящихъ обстоятельствахъ быть полезнымъ для насъ орудіемъ’.
Какъ только было получено въ Оренбург приведенное предписаніе, то тотчасъ же приступили къ составленію и отправленію посольства въ аулы мятежнаго Кенисары. Главнымъ посломъ былъ избранъ и назначенъ киргизскій попечитель Долговъ, которому дана была особая, очень пространная и довольно дльная инструкція, какъ поступить съ Кенисарою и чего добиваться отъ него, посл взаимныхъ любезностей и врученія султану своихъ кредитивныхъ грамотъ, т.-е. писемъ генераловъ Обручева и Ладыжненскаго, а также особой записки, долженствовавшей разъяснить Кенисар его обязанности къ Россіи, посл принятія его въ подданство.
Къ посольству были прикомандированы докторъ Мандель и генеральнаго штаба поручикъ Гернъ, послдніе два имли ученыя порученія: первый изъ нихъ, докторъ Майдель имлъ познакомиться съ степнымъ климатомъ, гигіеническими условіями киргизской кочевой жизни, пищею, болзнями, господствующими между ордынцами, ихъ лечебными средствами, туземными врачами-знахарями, а также способами и средствами, употребляемыми послдними при леченіи разныхъ болзней.
Герну, также какъ и Долгову, дана была особая инструкція, главные пункты которой заключались въ слдующемъ:
а) Узнать сущность намреній Кенисары, б) разъяснить (?) ему нелпость его желанія воевать въ союз съ нами противъ князя Горчакова, и) стараться возбудить въ немъ интересъ къ сближенію съ нами и исподволь узнать о его военныхъ силахъ и средствахъ. Кром того, Герну, подъ величавшимъ секретомъ, было предписано избрать два мста для возведенія укрпленій на ркахъ Иргиз и Турга.
Долговъ и Мандель отправились еще зимою, а Гернъ остался въ Оренбург, въ ожиданіи прибытія туда изъ Сибири освобожденной султанши Кудымъ-Джанъ, для сопровожденія въ аулы ея мужа, какъ доказательство особенной въ нему милости россійскаго правительства.
Отправленіе поименованныхъ лицъ въ аулы мятежнаго султана, по высочайшему повелнію, для политическихъ съ нимъ переговоровъ (какъ гласитъ дло) не обошлось безъ препирательства въ сред оренбургской администраціи.
Генералъ Ладыженскій, новый предсдатель пограничной коммиссіи, управлявшій до перевода въ Оренбургъ сибирскими киргизами, имя случай и возможность близко познакомяться съ характеромъ бунта Кенисары и тою ролью, которую стремился занять Кенисара въ орд, находилъ нужнымъ, до отправленія въ аулы Касимова русскихъ чиновниковъ, опубликовать по орд, что командируемыя лица отправляются въ ставку мятежнаго султана не въ качеств посланниковъ, какъ въ самостоятельному хану, а просто для разсянія заблужденій раскаявшагося мятежника и укрпленія въ чувствахъ врноподданнаго. Такое мропріятіе казалось Ладыженскому тмъ цлесообразне, что Кенисара, недавно принимавшій посольства среднеазіатскихъ ханствъ, можетъ, по поводу прізда въ его аулы русскихъ чиновниковъ, неминуемо распространить между ордынцами молву о посольств къ нему и отъ россійскаго двора, съ заискивающими цлями. Хотя подобное предположеніе было вполн правдоподобно и поздка русскихъ чиновниковъ въ аулы Кенисары, съ подарками и освобожденными родственниками, сама уже по себ, даже и безъ участія мятежника, могла показаться киргизамъ ничмъ инымъ, какъ посольствомъ, но генералъ Обручевъ, руководствуясь какими-то политическими соображеніями, не согласился съ мнніемъ пограничной коммиссіи и нашелъ боле соотвтствующимъ оставить цль командированія Долгова въ аулы Касимова тайною для ордынцевъ, придавъ посылаемымъ ‘сколь можно боле этикета’.
Теперь послдуемъ сначала за Долговымъ и Майделемъ, а потомъ за Герномъ и посмотримъ, какимъ успхомъ увнчались ихъ политическія и ученыя порученія.
19 февраля 1845 года Долговъ выступилъ изъ Орской крпости. Караванъ, до урочища Бабатай-Мулла, отъ котораго за нсколько часовъ зды расположена была ставка Кенисары Касимова, шелъ 45 дней, по причин трудностей зимняго степного похода караванъ шелъ довольно медленно, подвигаясь въ день отъ 25 до 30 верстъ. 1 апрля (за нсколько переходовъ до ауловъ Кенисары) къ Долгову явился есаулъ Минъ-Яшары съ письмомъ отъ мятежнаго султана о возвращеніи 8 киргизовъ, недавно захваченныхъ сибирскимъ отрядомъ. Просьба Кенисары была исполнена безъ особаго промедленія, какъ бы въ благодарность за это, Кенисара выслалъ 13 есауловъ своихъ для почетной встрчи Долгова, но, несмотря на эти любезности, Касимовъ плохо доврялъ дружелюбію русскихъ, и съ того самаго момента, какъ нашъ ‘посольскій караванъ’ вступилъ въ черту его кочевокъ, за нимъ былъ учрежденъ самый ревнивый, бдительный надзоръ:— въ каждомъ изъ ауловъ, чрезъ которые имлъ пройти Долговъ, находился одинъ изъ есауловъ или батырей Касимова, для зоркаго наблюденія за сношеніями каравана со встрчавшимися на пути кенисаринскими кочевьями. Подозрительность и опасенія Кенисары на первыхъ порахъ обнаружились тмъ, что еще первый прибывшій въ русскій караванъ есаулъ Минъ-Яшаръ распорядился отъ имени Касимова размстить по дорог караулы, — въ виду каравана, — для пресченія сообщеній Долгова съ кочевавшими въ окрестностяхъ пути слдованія киргизами, правда, что по настоянію и убжденіямъ Долгова пикеты эти были сняты, но тмъ не мене подобнаго рода наблюденія за дйствіями каравана продолжались, хотя и не такъ явно. Какъ на примръ раздражительной подозрительности Кенисары къ русскимъ, можно указать на слдующій случай: линейный киргизъ Нурджанъ-Бакбатыровъ желалъ подслужиться Кенисар, самовольно прибылъ въ аулъ мятежника гонцомъ съ извстіемъ о приближеніи изъ Сибири къ оренбургской линіи жены султана Кулымъ-Джанъ и былъ обласканъ Кенисарою, но, когда возвращеніемъ Бахбатырова на линію Долговъ хотлъ воспользоваться, какъ удобнымъ случаемъ для отправленія съ нимъ бумагъ, то несмотря на данныя ему приказанія Долгова, Бакбатыровъ не былъ пропущенъ къ каравану и проведенъ въ обратный путь, изъ ауловъ Кенисары, окольными дорогами. Вскор затмъ прибывшій съ линіи нарочный съ бумагами къ Долгову, прежде чмъ былъ допущенъ къ русскому чиновнику, проведенъ также мимо каравана въ ставку Кенисары, а потомъ уже отосланъ къ Долгову. Наконецъ осторожность Кенисары была такъ велика, что по приказанію его киргизамъ запрещено было посщать кибитку медика Майделя, что узналось изъ разсказа одного больного султана, приходившаго за медицинскимъ пособіемъ. О всемъ этомъ Долговъ не ршался своевременно доносить въ Оренбургъ, опасаясь, чтобы письма и донесенія его не были перехвачены и не надлали бы ему большихъ хлопотъ и небезопасныхъ непріятностей, ему казалось, что перехваченныя донесенія его о неблаговидныхъ поступкахъ Кенисары и его есауловъ могли послужить поводомъ къ задержанію посольства, какъ заложниковъ, въ аулахъ Кенисары. Между тхъ недовріе ордынцевъ къ русскимъ возрастало съ каждымъ днемъ все боле и боле, есаулъ Кенджи, оставленный Кенисарою при Долгов въ качеств почетнаго пристава и вожака, простиралъ свою бдительность до того, что каждый день лично поврялъ число людей въ караван, заходя въ кибитки ихъ подъ разными благовидными предлогами.
Сопровождаемый такой опекой караванъ, наконецъ, прибылъ на то мсто, которое было отведено ему въ аулахъ Кенисары. Слдуетъ замтить, что мятежный султанъ, желая придать боле вскости своему значенію въ глазахъ ордынцевъ, принялъ ‘оренбургское посольство’ весьма сухо и холодно, такъ, напримръ, отведенное подъ караванъ мсто было за чертой ханской ставки, на разстояніи отъ нея отъ 3-хъ до 4-хъ часовъ зды, тогда какъ посланцы средне-азіатскихъ властителей занимали кибитки рядомъ съ султанскими, что означало особый почетъ, затмъ Долговъ, несмотря на вс его просьбы и требованія, не былъ допущенъ до личныхъ свиданій и объясненій съ Кенисарою. Бдительность надзора была усилена за русскими до крайнихъ размровъ и поставила посольство въ совершенно изолированное положеніе, такъ что не только медикъ Майдель не могъ собрать порученныхъ ему медицинскихъ свдній, а Долговъ, вразумляя Кенисару, ‘доставить врныя свднія о его силахъ и намреніяхъ’, но послы ршительно не могли сами дать себ отчета: гд въ данный моментъ они находились? Это происходило оттого, что Кенисара, безъ всякой очевидной надобности, со дня прибытія въ ставку русскихъ чиновниковъ, безпрестанно перемнялъ кочевки своихъ ауловъ, кружа, по свидтельству Долгова, въ мстности граничившей въ юго-западу съ ркою Джиланчакъ, къ югу Каракумомъ, къ востоку съ сибирской границей (отъ которой примрно находился верстахъ въ 200-хъ), и въ сверу озеромъ Тяньтякъ-Соръ, до котораго доходилъ, касаясь его прибрежій, давая видъ своимъ передвиженіямъ постоянной перекочевки. Положеніе Долгова, осужденнаго двигаться каждый день вмст съ аулами Кенисары въ разныхъ и совершенно произвольныхъ направленіяхъ, по мстамъ неизвстнымъ, становилось тяжелымъ, тмъ боле, что эти передвиженія мшали ему вести переговоры съ Кенисарою объ его обязанностяхъ къ Россіи. Когда же Долговъ послалъ къ Касимову находящагося при немъ муллу съ требованіемъ отъ мятежнаго султана категорическаго отвта: когда будетъ угодно Кенисар принять его для выслушанія высочайшей воли, и когда будетъ конецъ этимъ нескончаемымъ перекочевкамъ? то Кенисара отвчалъ, что принять Долгова онъ не можетъ, во-1-хъ потому, что еще не приготовился въ должному пріему такого важнаго гостя, посланнаго къ нему царемъ царей и оренбургскимъ многомилостивымъ генераломъ, а во-2-хъ потому, что еще не вполн убдился въ объявленной ему милости, по неприбытію его жены Кулымъ-Джанъ и родственныхъ султановъ, Относительно же безпрестанныхъ перекочевокъ съ мста на мсто объяснилъ, что они вызываются необходимостію прокормленія многочисленныхъ сталъ и табуновъ своихъ, и что въ этомъ случа онъ является невольнымъ нарушителемъ данныхъ ему генералъ Обручевымъ приказаній: кочевать на одномъ мст (?).
Подобнымъ образомъ Кенисара отдлывался отъ Долгова каждый разъ, когда тотъ домогался свиданій съ нимъ, отговариваясь то недосугомъ, то нездоровьемъ, то неготовностью къ пріему и т. д. Такое поведеніе коварнаго султана внушало Долгову убжденіе, что дальнйшее пребываніе его въ аулахъ Кенисары не только не принесетъ желаемой пользы, но напротивъ того, третированіе мятежникомъ русскихъ чиновниковъ, въ которыхъ ордынцы все-таки видли посланниковъ русскаго царя, неминуемо подорветъ вру ордынскихъ племенъ въ русское могущество. Во избжаніе подобныхъ послдствій Долговъ ршился оставить аулы вроломнаго мятежника не медля ни минуты, но былъ увдомленъ дядею Кенисары, султаномъ Коробаемъ, посылавшимся къ племяннику съ извстіемъ о намреніяхъ Долгева возвратиться на линію, что ханъ Кенисара, на вопросъ султана Коробая: ‘для чего онъ держитъ русскаго чиновника’? — отвчалъ: ‘если я ихъ отпущу, то кто же будетъ мн порукой въ томъ, что будутъ возвращены жена моя и султаны… и кто мн за это отвтитъ’?
Такой оборотъ дла убдилъ Долгова, что ему еще не скоро придется вырваться изъ ауловъ мятежнаго султана, по крайней мр не ране прибытія Герна съ султаншею. Употребить же съ Кенисарою крутыя мры Долговъ не могъ, потому что это, во-первыхъ, ни въ чему бы не повело, а во-2-хъ — могло бы послужить предлогомъ Кенисар для заключенія Долгова съ Ко подъ стражу. Длать было нечего, пришлось покориться необходимости и ждать Герна.
Въ такомъ неопредленномъ положеніи Долговъ и Майдель пробыли въ аулахъ Кенисары около мсяца, въ продолженіи этого времени русскій чиновникъ неоднократно пытался добиться аудіенціи у Кенисары, но каждый разъ получалъ словесный, или письменный, но всегда одинаково отрицательный отвть. Кенисара, впрочемъ, не забывалъ и самъ Долгова, обращаясь къ нему, вроятно ради потхи, съ разными саркастическими письмами и просьбами. Для образчика можно указать на письмо Кенисары къ Долгову, писанное первымъ тотчасъ по возвращеніи въ его аулы схваченныхъ сибирскимъ отрядомъ, тхъ восьми киргизовъ, о возвращеніи которыхъ Касимовъ просилъ Долгова, еще до прибытія послдняго въ ставку. Вотъ это посланіе:
‘Господину попечителю Долгову, отъ султана Кенисары.
‘Въ прошломъ году, около 21-го числа мсяца наурузъ (марта), выступившій изъ сибирскаго вдомства отрядъ разбилъ мой аулъ и увезъ въ плнъ жену мою, въ каковое время уведены собственныя мои, три блыхя борзыя собаки: два кобеля и одна сука. Одна изъ этихъ собакъ находится у сына Кунгуръ-Кулджи, другая — Караулова рода Хакимъ-Мазы, а третья у отряднаго начальника, законщика Сотникова. Если можете, то сами возвратите мн этихъ собакъ, въ противномъ случа доложите объ этомъ генералу, въ особенности прошу постараться о возвращеніи ми блой суки! Хотя эта просьба моя не большая, а почтите ее за великую. Ханъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ’ {Перевелъ Костромитиновъ.}.
Будучи близко знакомымъ съ манерою обращенія мятежныхъ киргизовъ, Долговъ очень хорошо понималъ, изъ обращенія съ нимъ Кенисары, въ какое смшное положеніе ставилъ его мятежный султанъ въ глазахъ преданныхъ ему ордынцевъ. Съ теченіемъ времени, бдительность надзора за Долговымъ (можетъ быть, и умышленно), замтно ослабла, но, впрочемъ, лишь на столько, что до него стали доходить нкоторые слухи о томъ, что длалось и предпринималось Кенисарою во время его заключенія, самъ же Долговъ, по прежнему, лишенъ былъ всякой возможности доносить въ Оренбургъ о томъ, что творилось въ аулахъ мятежника.
Такъ, Долговъ узналъ, что во время его пребыванія въ аулахъ Кенисары, есаулъ Касимова, Минъ-Яшаръ находился тайно при линіи, въ окрестностяхъ Орской крпости, съ цлію развдыванія о дйствіяхъ и распоряженіяхъ пограничнаго начальства и о подозрваемомъ Кенисарою приготовленіи противъ него отряда русскихъ войскъ съ оренбургской линіи. Лазутчикъ этотъ возвратился, какъ впослдствіи узналъ Долговъ, всего только за 6 дней до возвращенія каравана въ Орскую крпость. Не мене, если еще не боле, интересныя свднія находятся въ томъ же рапорт Долгова (писанномъ имъ по возвращеніи въ Оренбургъ), изъ котораго заимствованъ нами приведенный разсказъ о поступкахъ съ киргизами начальника сибирскаго отряда, есаула Рыбина, съ которымъ сносился Долговъ о возвращеніи извстныхъ читателю 8 киргизъ. Свднія эти, привезенныя чиновнику Долгову киргизами, посылавшимися имъ къ помянутому военноначальнику сибирскаго отряда, суть слдующія: ‘Есаулъ Рыбинъ намренъ былъ отдать ихъ (плнныхъ) до того еще (т.-е. до сношенія Долгова по этому поводу) родственникамъ этихъ плнныхъ, прізжавшимъ къ Рыбину съ приготовленными для выкупа 2,000 руб. ассиг., и что Рыбинъ будто бы, отъ имени высшаго начальства своего (сибирскаго), — силою взялъ все почти лучшее имущество и скотъ у киргизъ Наймановскаго и Баганалинскаго родовъ (цнимое будто киргизами въ 30 тыс. руб. ассиг.) и отправилъ его въ мсто своего жительства, какъ свою собственность!’ {Дло ‘о командированіи по высочайшему повелнію въ аулы Кенисары Касимова чиновника Долгова’.}
Мимоходомъ замтимъ, что этому обстоятельству въ Оренбург не было придано значенія особой важности, какъ ‘мало правдоподобному’, но, кто знакомъ съ былымъ хищничествомъ {Припомнимъ донесенія генерала Перовскаго о безполезности поисковъ противъ Кенисары, имющихъ въ результат одно лишь разореніе мирныхъ ордынцевъ.} нашихъ степныхъ поисковъ, и преимущественно сибирскихъ отрядовъ, тотъ можетъ смло врить приведенному разсказу, незнакомымъ же съ подобными вещами, совтуемъ обратиться въ стать г. Шашкова: ‘Рабство въ Сибири’ (‘Дло’, мартъ, 1869).
Наконецъ было получено (уже во второй половин мая мсяца) радостное свдніе о приближеніи Герна, съ сопровождаемою имъ султаншею Кунымъ-Джанъ къ ауламъ Кенисары.

——

Поручикъ Гернъ (нын генералъ-майоръ и посредникъ Оренбургскаго узда), такъ передаетъ свое пребываніе въ аулахъ Кенисары {Донесеніе Герна генералу Обручеву и разсказъ его автору предлагемой статьи.}:
‘Въ аулахъ Кенисары — пишетъ Гернъ — я пробылъ 12 дней, и былъ сначала принятъ со всевозможными почестями: ибо на слдующій день моего прибытія онъ выслалъ ко мн депутацію, изъ ста почетныхъ есауловъ, во глав которыхъ били султаны Наурузбай и Худай-Менде, Джике-Батырь, есаулъ Галій и Батырь-Бали. Депутація эта имла порученіе передать мн поклонъ и изъявить искреннюю благодарность Кенисары за мое хорошее обращеніе съ его женою.
‘Я неоднократно объявлялъ посланнымъ о моемъ желаніи видть самого Кенисару и ежедневно повторялъ это требованіе, на что постоянно слышалъ одни общанія, которыхъ однакожъ никто не думалъ исполнять’.
Изъ этихъ строкъ мы видимъ, что и новому посланнику посчастливилось не боле Долгова и что онъ, также какъ и первый, былъ осужденъ видть кругомъ обманъ и сознавать ршительную невозможность исполнить возложеннаго на него порученія. Какъ это походило на мечты генерала Обручева о приведеніи Кенисары къ присяг на подданство Россіи, для каковой надобности при Долгов находился мулла!
Наконецъ, 25-го мая Герна извстили, что Кенисара заболлъ и крайне сожаллъ о невозможности свиданія съ нимъ, и что, онъ не задерживаетъ его боле въ своихъ аулахъ изъ боязни навлечь тмъ на себя немилость генерала Обручева.
Причина такого поспшнаго желанія Кенисары отправить оренбургское посольство обратно на линію заключалась въ его намреніи ограбить аулы упорно не признающихъ его ханомъ Япасцевъ, наказать которыхъ онъ считалъ нужнымъ для острастки и другихъ родовъ, и ршаясь произвести набгъ въ виду скораго откочеванія къ линіи Япасскаго рода, желалъ выпроводить Долгова и Ко, которые могли быть очевидцами его далеко не мирныхъ поступковъ.
Впрочемъ, унизивъ посольство и надсмявшись надъ излишней доврчивостью оренбургской администраціи, онъ считалъ себя вправ высказать въ письм, врученномъ Долгову, для передачи Обручеву, откровенно свое нежеланіе стать въ ряды русскихъ подданныхъ.
Въ этомъ посланіи Кенисара, между прочимъ, говоритъ, ссылаясь на правила завщанныя кораномъ, что онъ, безъ нарушенія ученій пророка, не можетъ принять присягу на врность русскому царю, ‘…въ немъ (въ письм) вы (Обручевъ) приказываете одно дло, — писалъ Касимовъ, — котораго мы не можемъ ни выполнить и ни обнять разсудкомъ. Если отвчать вамъ на этотъ предметъ, то сердце мое трепещетъ, страшась гнва государя императора, но какъ вы начальникъ, — не могу не объяснить объ этомъ вамъ, и за то вы не смотрите на насъ съ презрніемъ. Обстоятельство это состоитъ въ слдующемъ. Въ письм вашемъ заключаются слова: ‘Вы, г-нъ султанъ, за ниспосланныя отъ Всевышняго милости, должны пасть ницъ лицемъ и благодарить Бога и знать, что сердце царя въ рукахъ Всевышняго, подумайте, сколько въ этомъ предписаніи излито на васъ милостей государя вашего и посмотрите на тексты корана, въ, которыхъ изображено: не должны ли вы принять на свою обязанность и не требуется ли отъ васъ исполненіе словъ: О, правоврные! вы должны повиноваться во первыхъ Богу, потомъ его посланнику — государю и назначеннымъ ими правителямъ, — также завщаніе пророка: царямъ вашимъ и правителямъ ихъ вы должны безусловно повиноваться’.
‘Вы сказали это совершенно справедливо — продолжалъ Кенисара — и тутъ нтъ ни малйшей неправды, но Всевышній Богъ возстановилъ между рабами своими различныя вроисповданія, ниспославъ каждому поколнію пророка, Эти пророки завщали послдовавшимъ имъ народамъ различные законы, и всякій, кто не послдуетъ правиламъ, установленнымъ его пророкомъ, и будетъ ослушаться приказаній соплеменнаго правителя своего, то, какъ упоминается въ нашихъ книгахъ, рано, или поздно, непремнно долженъ подвергнуться гнву и проклятію Бога {Несправедливое толкованіе текста, въ которомъ сказано прямо, безъ всякихъ натяжекъ, что магометанскій законъ велитъ повиноваться государю своему какой бы онъ вры ни былъ (примчаніе переводчика Батыршина).}. Нын вы приказываете быть подданнымъ вашему государю и повиноваться его правительству, но, одобритъ ли Всевышній, если рабъ его, оставивъ повелнія его, пойдетъ другимъ путемъ? Вы требуете нашего подданства и повиновенія, говоря, что Богъ у насъ и у васъ одинъ, только разныя вры, но подумайте, можно ли это сообразить съ обычаемъ? Если я, сдлавшись подданнымъ вашимъ, буду поступать противно запрещеній Всевышняго, то страшусь его гнва и стыжусь мусульманскихъ правителей! — Обдумывая все это, я нахожу, что требованію вашему источникомъ служитъ то, что находящіеся въ глупой киргизской орд султаны и біи, изъ корыстныхъ видовъ, желая обмануть правительство, показываютъ только видъ подданныхъ, не будучи таковыми на дл! Неужели вы думаете — восклицаетъ дале Кенисара — что эти султаны и біи, повидимому непокорные и непослушные ордынской власти, исполняютъ искренно и съ усердіемъ службу царскую!?’
Высказавшись совершенно опредленно о нежеланіи своемъ быть русскимъ подданнымъ, Кенисара переходитъ къ тмъ отношеніемъ, какія по его убжденію, и по примру прошлыхъ лтъ, должны были бы существовать между Россіей и киргизами. Покойный отецъ великаго государя {Императоръ Павелъ Петровичъ.}, говоритъ онъ, ‘Блый царь’, покойному отцу моему (прадду) Аблай-хану, предоставивъ обширную свободу, соизволилъ общать, ‘чтобы каждый владлъ своимъ, чтобы русскіе и киргизы вели между собой торговлю, чтобы между ними свободно ходили караваны и каждый занимался своимъ промысломъ. Такъ прошло нкоторое время и мы проживали спокойно, всякій находясь подъ безпредльною снію покровительства государя. По кончин отца нашего (прадда) Аблай-хана преемникомъ ему былъ сынъ его султанъ Валій (ддъ Кенисары). При этомъ хан и отц великаго императора народъ наслаждался долгое время спокойствіемъ, тогда никто не длалъ насилій и притязаній на земли киргизскія, не измряли кочевки и не строили на нихъ укрпленій!’
Дальнйшее содержаніе письма Кенисары на столько ясно указываетъ, къ чему повела безпечность отношеній нашей администраціи въ степи, которой она совершенно не вдала, что первый шагъ, сдланный нашими администраторами, по упроченію нашихъ правъ и вліянія на киргизскую степь показался кайсакамъ нарушеніемъ ихъ правъ и послужилъ поводомъ къ цлому ряду энергическихъ и хроническихъ возстаній привыкшихъ къ полной независимости столтнихъ подданныхъ Россіи. Стованія Кенисары на новую политику русскихъ администраторовъ настолько характерны, и такъ рельефно объясняютъ причины его бунта, что мы находимъ нужнымъ привести ихъ здсь цликомъ. Вотъ что писалъ мятежный султанъ по этому поводу:
‘При ныншнемъ великомъ государ, и въ наше время, доставшіяся въ наслдство отъ покойнаго отца нашего Аблая земли: Исиль-Нура, Актау, Уртагъ, Каръ-Каралы, Карынлыкъ, Яркаинъ, Убаганъ, Тоболъ, Кушь-Мурунъ, Хаянъ и Турзакъ до Урала усяны укрпленіями. Неужели у прежнихъ государей не доставало аркана (веревки) для измренія земли, не было лсу — для построекъ укрпленій, не доставало силы — длать насилія? Напротивъ все это они имли, и все это показываетъ ихъ правосудіе! Ныншнее начальство, озабочиваясь распространеніемъ могущества государя, мряетъ земли, строитъ укрпленія и тмъ безпокоитъ народъ. Это дло не для будущности, а только для настоящей жизни: никто не останется вчнымъ въ этомъ мір. Но, можетъ быть, къ такимъ несправедливостямъ побуждаются надеждою получать чины и тмъ хвалиться. Хитростью никто не съ состояніи увеличитъ могущество и счастіе государя, ибо то и другое даровано имъ самимъ Богомъ’.
‘Обо всхъ этихъ злоупотребленіяхъ — говоритъ дале Кенисара — никогда не было доводимо до свднія государя. Сколько я ни писалъ объ этомъ прежнимъ начальникамъ, во ни отъ кого никогда не получалъ отвта. Не смю и не хочу противиться начальству и не прошу о тхъ земляхъ, на которыхъ построены уже укрпленія, но еслибы вы выпросили у государя императора земли, слдующія мн въ наслдство отъ отца нашего, какъ-то: Тургай, Улу-тау, Сиры-су и по ею сторону Исиль-Нуры, то заставили бы молиться о государ император. Сколько я ни прожилъ объ этомъ высшее начальство, но оно никогда меня не слушало. Такъ какъ вы до сего времени были ко мн милостивы и благосклонны, то надюсь и теперь, что чрезъ посредство свое исходатайствуете мн эту милость’.
Въ заключеніе, прося генерала Обручева защищать его и впредь отъ клеветъ сибирскаго начальства, Кенисара проситъ оренбургскаго губернатора о немедленномъ отпуск изъ плна брата его Абулгазыя, который не былъ къ нему отправленъ, вмст съ другими его родственниками по подозрнію, что онъ не братъ Касимова, а просто бглый казанскій татаринъ, — ибо ни лицомъ, ни нарчіемъ не былъ похожъ на киргиза. Кенисара, переходя къ освобожденію послдняго, возвращается снова къ ироническому тону и говоритъ, что султанъ-правитель Баймухамедъ въ 1843-мъ году съ отрядомъ захвативиши ‘брата нашего Абулгазыя, назвалъ его татариномъ, потому что онъ лицомъ блокурый и похожъ на татарина — Всевышній Богъ, (продолжаетъ онъ) рабовъ своихъ творитъ по своему произволу: кого чорнымъ, кого блокурымъ, кого блымъ и кого синимъ, однимъ словомъ различныхъ цвтовъ и въ могуществ этомъ никто ему воспрепятствовать не можетъ! Абулгазый рожденъ отъ Касима (отца Кенисары) и матери нашей Кучакъ, о дйствительности сего удостовряемъ, начиная съ меня и до тысячи человкъ, приложеніемъ рукъ. Надясь, во-1-хъ, на Бога, а потомъ на васъ, мы написали столько просьбъ, что гд встртите недоразумніе наше, не откажите намъ въ милостивомъ прощеніи. Уповая на милость и снисхожденіе ваше, султанъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ’.
Едва письмо это было доставлено въ Оренбургъ возвратившимися изъ ауловъ мятежника чиновниками вмст съ другими скудными свдніями, собранными ими въ орд, какъ изъ степи стали поступать къ генералу Обручеву печальныя извстія о возобновленіи безпорядковъ. Стало быть посольство, несмотря на весь этикетъ приданный ему Обрученымъ, возвратилось вспять, не достигнувъ никакихъ результатовъ, а скоре произвело совершенно противное впечатлніе, чмъ то, на которое уповалъ оренбургскій администраторъ, такъ долго считавшій себя искуснымъ политикомъ.
Пришлось приготовлять новую экспедицію въ степь для разсянія скопища Кенисары.

V.
(1846-1847).

Набгъ Байкадама и Кенисары на япасцевъ.— Намреніе Кенисары воспрепятствовать возведенію новыхъ укрпленій.— Освобожденіе Лебедева изъ-подъ суда.— Движеніе русскихъ отрядовъ.— Отступленіе Кенисары къ озеру Коквей-Кулю.— Покореніе имъ китайскихъ киргизовъ.— Походъ къ дико-каменнымъ ордынцамъ.— Жестокости Кенисары и его погибель {Дла канц. ор. генералъ-губ-ра ‘о безпорядкахъ въ степи’, 2 части. Письмо К. Ив. Герна. Записка свящ. Л—скаго. Рукопись Г. П. Половоротова, имъ же доставленная псня о Кенисар. Дло Тургайскаго обл. прав. объ убіеніи султана Кенисары Касимова дико-каменными киргизами.}.

Вслдъ за отправленіемъ оренбургскаго посольства, Кенисара, соединивишсь съ Байкадамомъ, за врность котораго русскому правительству былъ преданъ суду Лебедевъ, напалъ на аулы япасцевъ, которые совершенно разграбилъ, такъ что, по свидтельству поручика (нын ген.-малора) Герна, у нихъ наступилъ страшный голодъ, отъ котораго очень много погибло людей этого рода. Такая постоянная месть султана Кенисары япасцамъ вытекала изъ нерасположенія къ нимъ мятежника, за упорный, въ теченіи многихъ лтъ, отказъ ихъ — признать Касимова своимъ ханомъ. Между тмъ, значительный по численности, воинственный и богатый, япасскій родъ былъ долго предметомъ задушевныхъ желаній Кенисары — ему хотлось привлечь его на свою сторону. Съ этой цлью онъ неоднократно переходилъ отъ угрозъ и разореній къ выраженію своего сочувствія япасцамъ: такъ, онъ даже женился на дочери одного япасскаго бія, — но, видя, что и супружество не принесло ему желаемыхъ результатовъ, въ гнв отрубилъ своей молодой жен носъ и столь обезображенную послалъ предупредить япасцевъ о грозившей имъ опасности. Это было послднее нападеніе Кенисары на япасцевъ, отъ которыхъ вниманіе его отвлекло прибытіе на Улу-тау сибирскаго отряда, съ намреніемъ заложить тамъ укрпленіе.
Горы Улу-тау, заключая въ себ много пастбищныхъ мстъ и изобилуя лсомъ, служили Кенисар кочевками въ зимнее время, очень естественно, что онъ не хотлъ дешево разстаться съ ними и появленіе русскаго отряда, заложившаго укрпленіе въ его зимовкахъ, внушило Касимову мысль: всячески препятствовать возведенію какихъ-либо укрпленій на Улу-тау, и даже, въ случа нужды, уничтожить весь тамъ находившійся отрядъ.
Набги Байкадама, въ союз съ Кенисарою, открыли глаза Обручеву и Лебедевъ былъ освобожденъ отъ суда, а въ степь были высланы нсколько отрядовъ, отъ сибирскаго и оренбургскаго корпусовъ, одновременно. На этотъ разъ об администраціи ршились не превращать военныхъ дйствій противъ Кенисары, не стсняясь даже зимой, когда, по обыкновенію, поиски отзывались на линію, до тхъ поръ, пока не будутъ истреблены шайки безпокойнаго султана.
Движеніе русскихъ войскъ съ одной стороны, и отложеніе разомъ нсколькихъ родовъ, вслдствіе жестокаго обращенія Кенисары съ своими джигитами, — съ другой, спасли Улу-тау-скій отрядъ отъ нападенія.
Въ виду быстраго, на этотъ разъ, приближенія русскихъ отрядовъ Кенисара, не завязывая битвъ, поспшно сталъ отступать изъ оренбургской степи къ озеру Кокый-Кулю, въ предлахъ китайскихъ владній. Въ 1846-мъ году мятежный султанъ оставилъ русскую степь и занялся покореніемъ киргизъ, кочевавшихъ въ окрестностяхъ Ковый-Куля, такъ какъ племя это не отличалось воинственностью, то Кенисар стоило небольшихъ усилій покорить его своей власти.
Между тмъ, вразумительный опытъ довелъ наконецъ оренбургскую администрацію до сознанія, — что пока русскіе не станутъ твердою ногою въ глуби степи, до тхъ воръ нельзя ожидать прочнаго спокойствія въ орд. Съ этою цлью въ 1846-мъ г. было приступлено съ заложенію трехъ укрпленій: оренбургскаго, на рк Турга, уральскаго на Иргиз и карабутакскаго форта на рк Карабутак, отъ которой онъ и заимствовалъ свое названіе. Укрпленія эти, кром значенія наблюдательныхъ постовъ, имли цлью, въ случа степныхъ мятежей, служить убжищемъ для тхъ киргизскихъ родовъ, которые не сочувствуя мятежникамъ, могли со всмъ имуществомъ прикочевывать подъ защиту русскихъ гарнизоновъ. Обстоятельство это тоже повліяло на уменьшеніе числа невольныхъ сподвижниковъ Кенисары, которымъ прежде приходилось или пристать безпрекословно къ нему, или быть разграбленными, — разумется они выбирали первое.
Вслдъ за покореніемъ Ковый-кульскихъ (китайскихъ) киргизовъ Кенисара двинулся на обитающихъ въ горахъ Ала-тау дико-каменныхъ киргизъ, съ цлью подчинить ихъ своей власти, идти на Кокавъ и провозгласить себя коканскимъ ханомъ, какъ говоритъ преданіе. Дико-каменные киргизы — племя воинственное, и потому съ ними не такъ легко было справиться, какъ съ кокый-кульскими. Храбрость этихъ киргизъ и пресченная мстность, въ которой они обитали, представляли слишкомъ много затрудненій для Кенисары.
Трудность борьбы раздражала Кенисару до нельзя. Оставивъ на произволъ судьбы оренбургскую степь, гд, пользуясь его отсутствіемъ, росли русскія укрпленія, Кенисара напрягалъ всю свою энергію на то, чтобы уничтожить самостоятельность племени дико-каменныхъ киргизовъ. Увлекаемый местью и упрямствомъ, Касимовъ длалъ безпрерывные промахи: такъ, всякая малйшая неудача отражалась жестокостью на его же сподвижникахъ, и, конечно, охлаждала ихъ преданность въ нему, когда же, посл нсколькихъ удачныхъ стычекъ, дико-каменные киргизы прислали къ Кенисар нарочныхъ съ изъявленіемъ ему своей покорности и признаніемъ его ханомъ, то, гордый своими побдами и мстительный ханъ не захотлъ воспользоваться ихъ покорностью, а объявилъ, что онъ намренъ съ корнемъ истребить родъ каменныхъ киргизовъ и двинулся дале, предавъ мучительной смерти прізжавшихъ къ нему посланниковъ.
Врный своему общанію, Кенисара съ рдкой жестокостью принялся за истребленіе дико-каменныхъ киргизовъ. Покоряя аулы непокорныхъ, онъ ознаменовалъ путь свой небывалыми примрами варварства: посл занятія какого-либо непріятельскаго аула, Кенисара приказывалъ разводить костры, ставить на нихъ въ котлахъ воду, и когда вода начинала кипть, тогда, по приказанію хана, плнные, съ ихъ семействами, приводились къ кострамъ, со связанными руками, и въ ихъ глазахъ жены и дти ихъ, будучи связаны по рукамъ и ногамъ, были бросаемы ‘телешутами’ (родъ гвардіи при хан) въ котлы и варились тамъ. По окончаніи этой пытки, плнныхъ мужчинъ, измученныхъ зрлищемъ страданія близкомъ ихъ сердцу людей, ставили въ шеренги и предавали жестокой смерти.
Такое варварство Кенисары заставило дико-каменныхъ киргизовъ сплотиться въ одно тло, одушевляемое одною мыслью: мщенія варвару!
Въ горахъ Ала-тау, въ одномъ изъ ущелій, чрезъ которое пришлось проходить Касимову, на него напалъ превосходный въ силахъ непріятель, завязалась жаркая битва, въ которой, благодаря измн Дулата (киргизовъ Дулатовскаго рода), Кенисара и братъ его Наурузбай пали мертвыми, какъ и вся ихъ шайка въ 3,000 человкъ. Убивъ Кенисару, дико-каменные киргизы отрубили ему голову и возили ее, воткнутую на пику, по ауламъ для успокоенія устрашенныхъ жителей, тло Кенисары было, изъ мщенія, отдано женщинамъ, которыя взрзали его въ мелкіе кусочки. Голова безпокойнаго султана, или правильне, это черепъ, попалъ какими-то судьбами впослдствіи въ руки князя Горчакова, который приказалъ хранить эту голову въ главномъ управленіи Западной Сибири, при дл: ‘О бунт Кенисари’.
Такъ кончилъ свою жизнь этотъ выдающійся человкъ, жизнь и дла котораго дали поучительный урокъ оренбургской администраціи, указавъ ей путь, по которому она должна была слдовать въ политик съ Среднею Азіей. Та постоянная поддержка, которою пользовались вс наши степные мятежники отъ Хивы и другихъ владній Средней Азіи, внушала убжденіе, что для пресченія этой поддержки на будущее время необходимо занять нашими укрпленіями пункты, соприкасающіеся съ границею упомянутыхъ ханствъ. Сначала было основано укрпленіе Раимское, потомъ взята Акъ-Мечеть (Ф. Перовскій), а въ наше время, въ центр непріязненныхъ намъ владній, существуетъ Туркестанскій округъ, силъ котораго достанетъ не только для острастки ничтожныхъ хановъ, но и для уничтоженія ихъ самостоятельности.
Итакъ, дико-каменные киргизы (вошедшіе нын въ предлы туркестанскаго генералъ-губернаторства) въ 1847-мъ году, убіеніемъ Кенисары, оказали, можетъ быть, помимо желанія, немаловажную услугу Россіи, избавивъ ее отъ опаснаго мятежника. Кенисара умеръ, но память о несъ и его подвигахъ живетъ въ орд, сложившись въ образы легендъ и патріотическихъ псенъ, прославляющихъ его батырство. Григорій Петровичъ Пововоротовъ (долго бывшій секретаремъ султана-правителя восточной части), доставилъ намъ псню ‘о Кенисар’ на татарскомъ язык съ русскимъ переводомъ, сложенную знаменитымъ киргизскихъ поэтомъ Нысанбаемъ, очевидцемъ и сообщникомъ Кенисары въ его батырств.
Киргизскій поэтъ изображаетъ слезы и отчаяніе всхъ окружавшихъ любимаго хана, съ которымъ погибло безвременно много ‘радужныхъ надеждъ’!… Надеждъ, которыя, — еслибъ по прежнему продолжали дремать оренбургскіе администраторы, — могли легко перейти въ дйствительность, и ‘ключъ и врата ко всмъ азіатскимъ земляхъ и странамъ’ опять ускользнулъ бы изъ нашихъ рукъ.

Н. Середа.

29 января, 1870, Петербургъ.

‘Встникъ Европы’, No 8, 1871

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека