Из истории волнений в Оренбургском крае, Середа Николай Акимович, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

**Изъ исторіи волненій въ Оренбургскомъ кра *).**

(Матеріалы для исторіи послдняго киргизскаго возстанія). 1869—1879 гг. **).

(Посвящ. памяти Ол. Ив. Середы).

*) См. Встникъ Европы, апрль и августъ 1868 г., тотъ же журналъ, августъ и сентябрь 1870 г., августъ 1871 г.

**) Матеріалами для настоящей статьи послужили слдующіе источники: 1) дла канцеляріи генералъ-губернатора, 2) особая неизданная записка о безпорядкахъ въ степи въ 1869 и 1870 гг.,

брошюра г. Юр—ко Событія въ степи Уральской области въ 1869 г. (изд. Уральскихъ Войсковыхъ Вдомостей), 4) Событія въ Уральской области и Мангышлакскомъ приставств въ 1869 и 1870 гг., соч. Корина, 5) Событія въ Оренбургской степи, Русскій Инвалидъ 1869 г. и 6) частныя записки и частныя корреспонденціи газетъ, въ которыхъ разсказывалось о ход ддъ въ степи въ 1869 и 1870 гг.

Послднее киргизское возстаніе, вспыхнувшее въ начал 1869 года, по поводу преобразованій въ управленіи Оренбургскою степью, навело насъ на мысль, прежде чмъ мы посвятимъ данному событію настоящую статью нашу, бросить бглый взглядъ вообще на т скорбныя страницы нашей исторіи, которыя извстны въ литератур подъ именемъ политическихъ движеній народныхъ массъ, составляющихъ Русское государство.

Строгій анализъ этихъ печальныхъ явленій въ нашей политической жизни невольно убждаетъ въ томъ, что съ оффиціальнымъ, такъ сказать, съ казеннымъ объясненіемъ причинъ болзней нашего государственнаго организма помириться невозможно. И въ самомъ дл, что могутъ объяснить намъ т поверхностныя, крайне близорукія и туманныя фразы и доводы нашихъ провинціальныхъ администрацій, которыми он издревле привыкли объяснять всякій взрывъ народнаго неудовольствія по поводу какой-либо реформы, беззастнчиво объясняя его лишь невжествомъ и неспособностью простаго народа вникнуть и оцнить смыслъ тхъ реформъ, которыми правительство старалось улучшить положеніе этого народа?

Но объяснять однимъ невжествомъ всякое проявленіе народнаго неудовольствія реформами, и, притомъ, такими, которыя должны были облагодтельствовать этотъ самый народъ,— могутъ только неисправимые рутинеры, хватающіеся за неразвитость массъ, какъ утопающій за соломенку, лишь бы свалить съ себя ту долю нравственной отвтственности и предъ правительствомъ, и предъ народомъ, которую они смутно сознаютъ и сами.

Вотъ это-то смутное сознаніе администраціей своей виновности въ народныхъ смутахъ, которое, помимо воли администраторовъ, проглядываетъ на каждой страниц безчисленнаго множества архивныхъ длъ, заведенныхъ въ разное время, по поводу упомянутыхъ печальныхъ явленій нашей политической жизни, и внушило намъ мысль изслдовать ихъ съ тмъ вниманіемъ, какого он вполн заслуживаютъ по своей серьезности.

Ближайшимъ послдствіемъ такого изслдованія было вынесенное нами твердое убжденіе, что причинъ политическихъ движеніи народа слдуетъ искать не въ народ и реформахъ, исходящихъ отъ высшаго правительства, а въ пріемахъ мстныхъ администрацій, въ неучастіи въ этихъ реформахъ самого народа и въ той канцелярской тайн, которая до времени скрываетъ отъ массъ всякую предлежащую въ стро ихъ жизни перемну.

Для подтвержденія высказанныхъ сейчасъ мыслей мы не станемъ искать примровъ въ лтописяхъ до-петровскаго періода, но нарочно возьмемъ ихъ изъ исторіи народныхъ движеній первой половины текущаго столтія, когда Россія во вншнемъ отношеніи достигла апогея своего величія, и когда внутренняя ея жизнь далеко не соотвтствовала этому вншнему блеску, что такъ убдительно и вмст тяжко подтвердила крымская война, окончательно доказавшая, что страна давно и настоятельно требуетъ полнаго обновленія и широкихъ внутреннихъ преобразованій.

Возьмемъ, напримръ, эпоху учрежденія, въ конц тридцатыхъ годовъ, іинистерства государственныхъ имуществъ, въ вдніе котораго поступили тогда вс бывшіе казенные крестьяне. Кому не извстно, что учрежденіе этого министерства преслдовало самыя благія цли: оно хотло дать народу голосъ, котораго онъ дотол не имлъ, оно дало ему свой судъ и управленіе, гд должны были засдать лица, выбранныя самимъ народомъ изъ его среды, — ну, словомъ, реформа эта была какъ бы преддверіемъ къ Пародрому самоуправленію и самосуду, какіе были дарованы народу лишь въ 1861 году. Казалось бы, что такая благодтельная реформа должна была вызвать въ крестьянств одно лишь пламенное сочувствіе къ себ и умиленіе предъ великостью ея цли, и, однакожь, она не только не вызвала нигд народной благодарности, но мстами была встрчена недовріемъ, открытымъ озлобленіемъ и даже явнымъ мятежомъ. Вообше, реформа эта, неумло проведенная въ народную жизнь, достигла, въ концнонцовъ, результатовъ, діаметрально противуположныхъ тмъ, которыхъ вправ было ожидать правительство, даруя народу эту реформу.

Кого же винить въ томъ, что народъ отнесся столь враждебно къ такому гуманному преобразованію? Конечно, мене всего самый народъ и его невжество, а канцелярскую тайну и неумлость или нехотніе плохихъ исполнителей воли высшаго правительства.

Канцелярская тайна искони отличалась тою особенностью, что всегда, ревниво скрывая суть дла отъ заинтересованной массы, она, въ то же время, въ лиц особъ, близко къ ней стоящихъ, давала чувствовать обществу, что эти жрецы различныхъ тайнъ готовятъ для народа сами или по иниціатив сверху какую-то реформу, имющую облагодтельствовать темныя массы простонародья въ самомъ непродолжительномъ времени. Но въ чемъ должно было заключаться это облагодтельствованіе, никто не вдалъ, потому что администрація, заигрывая съ обществомъ, для вящшаго интереса, говорила намеками к полу фразами о предстоящей реформ, умалчивая о самой сути дла.

Вотъ это-то всеинтригующее умолчаніе властей и вызывало на размышленія и догадки разныхъ провинціальныхъ политикановъ, пытавшихся ‘своимъ умомъ’ разоблачить тайны, политиканы эти, искони отличаясь колоссальною нелпостью своихъ измышленій и догадокъ при раскрытіи государственныхъ тайнъ, выдавали потомъ свои измышленія за непогршимое свдніе о сути предстоящей реформы, распространяя, такимъ образомъ, въ обществ ‘нелпые толки’, ни мало не думая о послдствіяхъ. Между тмъ, толки эти, переходя изъ устъ въ уста, достигали, наконецъ, въ самомъ искаженномъ вид народнаго уха и заране воспитывали въ народ враждебныя чувства къ предстоявшей реформ. Это послднее обстоятельство въ свою очередь давало мстнымъ администраціямъ возможность обвинять въ народномъ броженіи несуществовавшую въ дйствительности особую корпорацію политическихъ агитаторовъ, возбуждавшихъ народныя страсти разглашеніемъ нелпыхъ толковъ. Но при этомъ въ донесеніяхъ всегда умалчивалось о тхъ мрахъ, какія принимались властями для разсянія заблужденій массъ. Умалчивалось объ этомъ, очевидно, потому, что, въ сущности, никакихъ мръ принимаемо не было, ибо простое, своевременное ознакомленіе народа съ сутью предстоявшаго преобразованія не оставило бы мста для доступа въ крестьянскую среду ‘нелпыхъ толковъ’, получившихъ современенъ гражданственность въ административной практик, какъ средство весьма полезное въ извстныхъ случаяхъ, разумное же исканіе дйствительныхъ виновниковъ этихъ ржутъ показало бы, что эти ‘злоди Русской земли’ суть никто иные, какъ т мелкіе чиновники, которыми доднесь переполнены разныя канцеляріи и другія присутственныя мста въ губерніяхъ.

Такъ какъ обвиненія, взводимыя нами на провинціальную администрацію, слишкомъ серьезны, то, чтобы они не показались голословными, мы приведемъ сейчасъ тотъ рядъ историческихъ фактовъ, изслдованіе которыхъ привело насъ къ изложенному заключенію.

Вотъ для примра нсколько эпизодовъ изъ исторіи народныхъ смутъ въ Оренбургскомъ кра, которыми онъ такъ богатъ, въ конц тридцатыхъ и въ первой половин сороковыхъ годовъ текущаго столтія. Такъ, въ 1843 году вспыхнулъ бунтъ челябинскихъ государственныхъ крестьянъ по поводу превратныхъ толковъ о передач этихъ крестьянъ въ вдніе министерства государственныхъ имуществъ. Въ апрльской книжк Встника Европы за 1868 годъ мы посвятили этому любопытному событію особую статью и потому считаемъ излишнимъ обременять вниманіе читателей повтореніемъ всхъ подробностей этой характерной смуты, но лишь напомнимъ, что первыя, волненія обнаружились сначала въ сосдственныхъ Челябинскому узду — Камышловскомъ и Шадринскомъ уздахъ Пермской губерніи, куда впервые проникъ слухъ о ‘закрпленіи тхъ уздовъ за бариномъ’.

Пермская администрація не принимала никакихъ своевременныхъ мръ къ разсянію этого слуха, новое крестьянское начальство тоже не обратило должнаго вниманія и мятежъ возгорлся. Что же длали оренбургскія власти въ то время, когда въ сопредльной губерніи мятежъ простаго народа разгорался съ часу-на-часъ все сильне, пока, наконецъ, не былъ прекращенъ военною силой? Принимались ли какія-нибудь мры къ тому, чтобы отъ тхъ же ‘нелпыхъ толковъ’ не вспыхнулъ бунтъ въ Челябинскомъ округ, какъ ближайшемъ къ волновавшимся мстностямъ?… Что никакихъ мръ въ этомъ отношеніи подлежащими властями заблаговременно принимаемо не было, доказательствомъ тому служитъ грустный фактъ возстанія 1843 года, когда и Челябинскій уздъ, въ назиданіе потомству, позналъ горькимъ опытомъ, что значитъ врить всякому вздору, отъ котораго зарождались на Руси многія смуты. Ибо тамъ, гд начальство отнеслось къ сосдственному броженію умовъ съ должнымъ вниманіемъ, поспшая предупредить возможность возникновенія подобныхъ безпорядковъ у себя, какъ то сдлалъ испр. долж. тобольскаго губернатора М. В. Ладыженскій, танъ волненія эти не появлялись. Кто же виноватъ въ томъ, что челябинцы бунтовались, а курганцы (уздъ Тобольской губ.) остались равнодушными лъ нелпымъ толкамъ, смутившимъ ихъ сосдей?

Челябинскій бунтъ 1843 года скоро былъ прекращенъ военною рукой и крестьяне подчинились новому порядку вещей, но этимъ, т.-е. одною экзекуціей, и заключились вс мропріятія оренбургскаго начальства. Никто изъ умиротворителей не принялъ на себя труда объяснить крестьянамъ, за что именно они были наказаны: за то ли, что поврили лживымъ толкамъ боле, чмъ установленнымъ надъ ними властямъ, или за то, что вздумали отбиваться отъ барина, ‘хавшаго къ нимъ въ золотой бочк’.

Это обстоятельство поселяло недоумніе въ крестьянахъ, продолжающихъ досел съ увренностью утверждать, что если бы не ихъ бунтъ въ 1843 г., то быть бы имъ барскими {‘Дорого стоило вамъ, ваше благородіе,— говорили мн челябинскіе мужики, когда а разспрашивалъ ихъ о бунт,— и больно тяжко пришлось, много въ т поры по острогамъ и подъ розгами поумирали,— царство имъ небесное!— за то, благодареніе Господу, отъ тяжкой неволи ослобонились’.}. Немногихъ изъ боле разумныхъ мужиковъ удалось мн разубдить въ заблужденіи, большинство же стояло на своемъ,— такъ глубоко пустило корни это убжденіе, не излеченное въ свое время.

А неразборчивое наказаніе правыхъ и виноватыхъ, участвовавшихъ и не принимавшихъ участія въ бунт, въ свою очередь также не могло удовлетворить крестьянъ. Впослдствіи оба эти обстоятельства повело къ новымъ толкамъ и разсужденіямъ о только что пережитомъ факт. Сначала крестьяне пришли къ заключенію, что дло это еще не окончено, что оно по своей важности подвергнется новому разбору, затмъ, къ этимъ предположеніямъ присоединились слухи о томъ, что для справедливаго ршенія дла о бунт 1843 года прідетъ въ Челябинскій уздъ кто-либо изъ особъ, царствующаго дома,— ‘царевъ сродникъ’, какъ говорили крестьяне, которому и намревались они подать просьбу на несправедливость къ нимъ мстнаго начальства.

Въ это самое время, когда, возбуждаемый тревожными слухами и сочувствіями, народъ готовъ былъ принять на вру всякую несообразность, отвчающую хоть сколько-нибудь его надеждамъ и желаніямъ,— какой-то безвстный бродяга, назвавшись великимъ княземъ Константиномъ Павловичемъ, объявилъ о себ, что онъ прибылъ въ уздъ для правильнаго ршенія дла о бунт, согласно съ желаніемъ недовольныхъ. Едва уложившееся броженіе народа съ появленіемъ самозванца готово было снова разразиться грозою, но, къ счастью для крестьянъ, на этотъ разъ вслдствіе скоро принятыхъ мръ, бродяга-самозванецъ долженъ былъ поспшно оставить уздъ и тмъ избавилъ челябинскихъ простодушныхъ мужиковъ отъ тяжелой административной кары за новое неповиновеніе. Едва ли кто будетъ оспаривать, что эти новые безпорядки, грозившіе стотысячному на* селенію узда новыми бдами, были вызваны никмъ инымъ, какъ оренбургскими властями, не доведшими дло умиротворенія до конца и послужившими причиной сначала ‘нелпыхъ толковъ’, а потомъ и появленія самозванца.

Въ томъ же 1843 году вспыхнуло возстаніе въ селеніяхъ новообращенныхъ въ козачество крестьянъ. Причины, вызвавшія это волненіе, слдующія. Когда создавалась, по проекту генералъ-адъютанта Перовскаго, новая Оренбургская линія, то высшимъ правительствомъ было предоставлено жителямъ тхъ селеній, которыя должны были войти въ проектируемую линію, буде они не пожелаютъ записаться въ козаки, право переселиться на особо отведенныя для нихъ земли, если не ошибаемся, въ Бузулукскомъ узд нын Самарской губерніи. Бывшій въ то время гражданскимъ губернаторомъ Талызинъ,желая, вроятно, отличиться, счелъ возможнымъ умолчать о дарованной Государемъ льгот и объявилъ кратко, что жители тхъ селеній, гд должна была пройти линія, поступаютъ въ козаки.

Сначала мужики безропотно и безпрекословно покорились этому распоряженію, но какъ скоро въ массу проникъ слухъ, что она обманута, что Государь предоставлялъ не желавшимъ идти въ козаки право переселенія,— козаки возмутились, прогнали своихъ полковыхъ командировъ и открыто требовали возвращенія имъ высочайше предоставленныхъ правъ, высела на новыя мста.

А какъ требованіе это шло въ разрзъ съ тмъ донесеніемъ, какое, ‘на основаніи заявленій Талызина, было сдлано въ Петербургъ, то военный губернаторъ Обручевъ призналъ за лучшее задавить волненіе военноюсилой, и крестьяне, противъ воли и вопреки правъ своихъ, должны были подчиниться новому порядку вещей.

Участіе мелкаго чиновничества въ массовыхъ движеніяхъ также не трудно доказать, какъ и косвенное участіе въ нихъ провинціальныхъ администрацій. Въ 1872 г. въ практик крестьянскихъ мировыхъ учрежденій, въ томъ же Челябинскомъ узд, одному изъ мировыхъ посредниковъ пришлось встртиться лицомъ къ лицу съ такимъ участіемъ чиновниковъ въ народномъ волненіи. Дло происходило въ имніи г. Качко, гд крестьяне не хотли принимать надла на томъ основаніи, что они имютъ у себя ‘царскій указъ’,— разршающій имъ приписаться къ обществамъ государственныхъ крестьянъ. Мировой посредникъ, желая избгнуть крутыхъ мръ и не желая раздувать простаго недоразумнія въ бунтъ, хотя крестьяне волновались и никого не слушались, употреблялъ вс усилія, чтобы покончить дло мирно, съ этою цлью имъ вычитывались на сходахъ вс законоположенія, которыми опредлялся порядокъ перехода временно-обязанныхъ крестьянъ въ общества государственныхъ, но вс старанія его были напрасны. Крестьяне стояли на одномъ, что они имютъ указъ, котораго у посредника нтъ или который онъ скрываетъ отъ нихъ, и только посл напряженныхъ усилій и увщаній ршились показать посреднику этотъ любопытный документъ,— оказавшійся циркуляромъ министра внутреннихъ длъ, подтверждавшимъ тотъ самый порядокъ, о которомъ только что толковали и читали на сходк. Когда, наконецъ, посреднику удалось убдить крестьянъ сличеніемъ, чрезъ избраннаго ими грамотя, что ихъ указъ совершенно тождественъ съ тмъ закономъ, который онъ имъ читалъ, тогда крестьяне, понуривъ голову, сознались, что ихъ обманулъ неизвстный чиновникъ, дорого продавшій имъ указъ въ то время, когда они здили въ г. Курганъ, при этомъ мужики говорили, что этотъ чиновникъ продалъ имъ указъ на базар и, не читая всего указа, прочелъ имъ только сбоку, гд вкратц было означено содержаніе циркуляра такъ: ‘о приписк временно-обязанныхъ крестьянъ къ обществамъ крестьянъ государственныхъ’. Циркуляръ этотъ, если не измняетъ намъ память, былъ вырванъ изъ длъ курганской думы…

Мы привели здсь, правда, позднйшій случай, но сколько можно извлечь ихъ изъ архивныхъ длъ недавняго прошлаго времени, гд очень часто можно встртить крестьянскія показанія, что возбудившую смуту бумагу получили они отъ неизвстнаго имъ чиновника! Наконецъ, сколько есть ддъ въ архив канцеляріи оренбургскаго военнаго губернатора, заведенныхъ въ тридцатыхъ и сороковыхъ годахъ, озаглавленныхъ весьма характерно, напримръ, такъ: дло по донесенію челябинскаго земскаго исправника о намреніяхъ челябинскихъ и шадринскихъ башкиръ воевать съ русскими и сжечь русскія поселенія) Въ большинств случаевъ, все дло оканчивалось перепиской, но иногда въ распоряженіе исправника давались команды для усмиренія бунта, созданнаго его воображеніемъ и корыстнымъ поползновеніемъ поживиться на счетъ не подвдомственныхъ ему башкиръ, имвшихъ свое начальство.

Впрочемъ, все, что мы говорили выше, всецло принадлежитъ первой половин текущаго столтія, съ тхъ поръ Россія далеко шагнула впередъ: правительство признало за народомъ безспорное знаніе своихъ нуждъ и быта лучше всякихъ администрацій и призвало вс классы народа въ земство, для устройства общими усиліями своего быта на лучшихъ началахъ, печать получила право обсуждать проекты государственныхъ реформъ, стало быть, на дл канцелярской тайны въ отношеніи народнаго быта не существуетъ боле. Слдовательно, при такихъ обстоятельствахъ, взрывъ народнаго неудовольствія по поводу реформы, гд бы въ данное время онъ ни произошелъ, представляется намъ явленіемъ загадочнымъ, какимъ-то анахронизмомъ, разгадать который возможно лишь предварительно разршивъ слдующіе вопросы: участвовала ли провинціальная администрація въ общемъ ход русскаго прогресса за послдніе десятки лтъ и измнила ли она сообразно духу времени свой взглядъ на свою задачу, т.-е. на систему управленія народомъ и на самый народъ? Или, попрежнему, чуждаясь умственнаго движенія, охватившаго все русское общество, администрація эта пребывала врною взглядамъ и убжденіямъ, государственныхъ дятелей, жившихъ и дйствовавшихъ боле полувка тому назадъ?

Пусть на эти важные вопросы отвтитъ намъ исторія послдняго киргизскаго возстанія.

I.
Мысли о преобразованіи управленій Киргизскими степями.— Работы коммиссіи с.-с. Буткова заключенія о нихъ г.-ад. Безака.— Подвижная коммиссія д. с. с. Гирса.— Участь мнній А. П. Безака и сенатора Левинна.

Оренбургская степь, по своему географическому положенію, составляетъ ближайшую часть Азіи, примыкающую къ Европейской Россіи.

Зависимость свою отъ Россіи киргизы признали лишь въ 1732 году, когда Абдулъ-Іаиръ, ханъ меньшой Киргизской орды, тснимый джунгарами, башкирами и калмыками, просилъ защиты Россіи, отдаваясь въ ея подданство.

Въ сосдство же съ киргизами, впослдствіи вошедшими въ оренбургское вдомство, мы стали 300 лтъ тому назадъ, непосредственно за покореніемъ Астраханскаго царства и почти одновременно съ началомъ занятія нами Сибири.

Но въ то время, когда въ эти 300 лтъ мы успли продвинуться вдоль всей Сибири на 6,000 верстъ къ востоку до самаго океана, постепенно занимая это огромное пространство не только военными постами, но и своими поселеніями, въ Оренбургскомъ кра мы придвинулись только на 400 верстъ отъ Волги и до сихъ поръ со своею колонизаціей стоимъ на р. Урал. За этимъ рубежомъ мы имемъ лишь нсколько, и то въ недавнее время возникшихъ, небольшихъ военныхъ постовъ, съ самыми ничтожными при нихъ выселками, признать которые за признакъ нашей колонизаціи въ степи положительно было бы боле чмъ странно. Въ западной же части Оренбургской стеки до послдняго времени не было даже и нашихъ укрпленій, ничтожный Эмбенскій постъ (съ гарнизономъ въ 100—150 человкъ), расположенный при рк Эмб, стоялъ уединенно у восточнаго ея края и, конечно, не могъ охранять обширное пространство.

Между тмъ, Оренбурская степь во вс времена имла весьма важное значеніе для русскихъ въ торговомъ отношеніи, такъ какъ ее прорзываютъ пути, но которымъ издавна совершалась, да и нын происходитъ, большая часть торговыхъ операцій нашихъ въ Средней Азіи.

Такая странная неподвижность наша относительно колонизаціи Оренбургской степи произошла не вслдствіе ничтожности значенія этой окраины для Россіи въ политическомъ отношеніи, ибо одно положеніе этой страны на прямомъ пути въ Среднюю Азію придаетъ ей особую важность, а также не потому, чтобы условія самой мстности препятствовали колонизаціи, для которой сверная половина степи представляетъ вс удобства (здсь, правда, нтъ лса, но за то есть хорошія земли и нтъ недостатка въ вод и только въ южной половин, прилегающей къ Усть-Урту и къ пескамъ каракумскимъ, физическія условія дйствительно становятся крайне неблагопріятными для осдлой жизни). Неподвижность эта не объясняется и никакою вншнею причиной, потому что я здсь мы имли дло съ такими же слабыми кочевыми племенами, какъ и въ другихъ частяхъ Киргизской степи. Причины этой вялости нашей колонизаціи, по нашему разумнію, кроются исключительно въ систем, которой придерживались почти вс прежнія администраціи, завдывавшія Оренбургскимъ краемъ. Упомянутая система заключалась въ постоянномъ устраненіи себя отъ прочнаго занятія степи и отъ ея внутреннихъ длъ, и во вншнемъ способ управленія киргизами чрезъ султановъ, родоначальниковъ и вообще туземцевъ,— словомъ, въ танъ называемой ‘пограничной систем’, названіе которой хотя и не употреблялось оффиціально съ сороковыхъ годовъ, но которая существовала на дл до послдняго преобразованія.

Сущность устройства Оренбургской степи до реформы заключалась въ слдующемъ: вся степь длилась на три части — восточную, среднюю и западную, каждою такою частью управлялъ султанъ-правитель, ставка котораго находилась при линіи. Внутри степи не существовало представителя или представителей собственно русской власти, аулы киргизъ завдывались или своими родоначальниками, или избранными султаномъ старшинами (дистаночными), областное правленіе находилось въ Оренбург, расположенныя же среди степи укрпленія не имли никакого административнаго значенія.

Послдствіемъ такой системы управленія было то, что Оренбургская степь значительно отстала въ своемъ развитіи отъ степи сибирскаго вдомства. Въ то время, когда въ этой послдней положеніе наше стало прочнымъ, имлись уже города и селенія, учредилось правильное почтовое сообщеніе, установилась полная безопасность и т. д., въ Оренбургской степи, крон нсколькихъ, упомянутыхъ нами, незначительныхъ фортовъ, колонизаціи не заведено, обезпеченныхъ средствъ сообщенія нтъ и все положеніе длъ не твердо, вполн зависимо отъ случая, что такъ ярко подтверждается сначала бунтомъ Кенисары Касимова {Бунтъ Кенисары Касимова. Встникъ Европы, августъ сентябрь 1870 г. и августъ 1871 г.}, съ которымъ въ продолженіи 9 лтъ боролась оренбургская администрація, и только благодаря убіенію Кенисары дикокаменными киргизами, кое-какъ возстановила нкоторое вліяніе свое на степь, пока въ 1855 году снова не завязались въ ней смуты подъ руководствомъ Исета Кутебарова, бывшаго впослдствіи помощника иргизскаго узднаго начальника {См. стат. Послднія событія въ Киргизской степи. Русскій Инвалидъ 1869 г., No 128.}. Такимъ образомъ, сто лтъ владычества нашего въ степи оказались почти безъ результата…

Въ шестидесятыхъ годахъ правительство наше обратило вниманіе на рзкое различіе въ состояніи степей оренбургскаго и сибирскаго вдомствъ и на разницу въ систем управленія киргизами, которой держались въ этихъ вдомствахъ, и признало, что управленіе степью требовало широкой реформы. Найдено было полезнымъ перестроить заново бытъ киргизскаго народа, вндрить въ его жизнь больше гражданственности и поставить самый народъ въ боле правильныя отношенія какъ къ верховной власти и государству, такъ и къ мстной администраціи края. Т начала, на которыхъ утверждалось управленіе подвластными намъ ордынцами, уже отжили свой вкъ, а различіе управленій Оренбургскаго края отъ Сибирскаго служило иногда поводомъ къ возникновенію разнаго рода недоразумній въ степи и препирательствъ двухъ администрацій, державшихся въ управленіи однимъ и тмъ же народомъ разныхъ системъ. Управленіе Сибирскою степью, съ тридцатыхъ годовъ, получило лучшее административное устройство, представляло боле залоговъ, прочности нашихъ вліянія и власти на кочевниковъ, чмъ оренбургское. Послднее, нося характеръ чисто-пограничнаго управленія, въ дйствительности пользовалось нкоторымъ вліяніемъ лишь только на роды прилинейныхъ киргизъ, а затмъ сила нашего вліянія и прочность русской власти слабли по мр удаленія отъ линіи въ глубь степи, и, наконецъ, на т племена, что кочевали сопредльно съ среднеазіатскими ханствами, вліяніе Россіи становилось до такой степени ничтожнымъ, что племена эти фактически признавали свою зависимость отъ владльцевъ среднеазіатскихъ ханствъ, хотя и числились въ завдываніи оренбургcкаго пограничнаго начальства.

Государственные платежи, взимаемые съ киргизъ обоихъ вдомствъ, также не имли между собою ничего общаго: такъ, въ Сибири подать, или лсакъ, взималась по числу головъ скота, а въ Оренбургской степи выплачивался кибиточный сборъ по 1 р. 50 к., установленный, впрочемъ, лишь въ 1836 году. Сборъ этотъ, находясь въ полной зависимости отъ обстоятельствъ чисто-случайныхъ, никогда не могъ быть заране разсчитанъ и опредленъ въ извстную цифру.

Въ виду всего сказаннаго, правительство поручило особой коммиссіи, подъ предсдательствомъ статсъ-секретаря Буткова {Управлявшій сибирскимъ комитетомъ.}, выработать новый уставъ для управленія находящимися въ подданств Россіи киргизами.

Коммиссія эта, вполн добросовстно обозрвъ системы управленій ордынскими племенами, какихъ держались въ то время въ Оренбург и Сибири, пришла къ заключенію, что об изъ упомянутыхъ системъ имютъ каждая свои хорошія и дурныя стороны и что поэтому весьма трудно было бы, по мннію членовъ коммиссіи, отдать которой-либо изъ нихъ явное предпочтеніе передъ другой, ‘но,— говорится дале въ записк коммиссіи,— при тождественности предметовъ занятій обихъ администрацій, разрозненность и безсвязность началъ въ управленіи однимъ и тмъ же племенемъ не можетъ имть благотворныхъ слдствій для развитія гражданственности полудикаго народа, не можетъ вселить ордынцамъ надлежащаго понятія о сил и могуществ верховной власти и соотвтствовать видамъ правительства’ {Записка с.-с. Буткова, присланная на заключеніе бывш. оренб. генер.-губерн. генер.-адъют. Безака.}.

Поэтому, для достиженія упомянутыхъ выше цлей, коммиссія статсъ-секретаря Буткова признавала необходимымъ замнить существовавшія управленія киргизами обоихъ вдомствъ радикальною реформой, которая, главнымъ образомъ, должна была заключаться въ томъ, чтобы, прежде всего, управленіе отелями было сосредоточено въ однхъ рукахъ, затмъ, предполагалось, ‘подвергнувши критическому разбору результаты обихъ существовавшихъ тогда системъ, ввести постепенно, по возможности, одинакія начала администраціи во всей Киргизской степи’.

Признавалось также боле удобнымъ, вмсто существовавшаго (привезеннаго нами выше) дленія степи на три области, раздлить ее на дв: западную и восточную Киргизскія степи. Центры управленія этихъ областей предполагалось перенести въ степь западной области, въ укрпленіе Оренбургское, расположенное при р. Журга, или иной пунктъ, и восточной — въ Сергіо по ль, Каракаралинскъ или иной пунктъ, по ближайшему соображенію мстныхъ обстоятельствъ.

Такъ возникла сначала мысль объ образованіи степнаго генералъ-губернаторства.

Такое мнніе коммиссіи, вмст съ другими вопросами по устройству степи, было передано, согласно высочайшей вол, на заключеніе бывшаго оренбургскаго генералъ-губернатора, генералъ-адъютанта Безака. Послдній въ письм своемъ по этому поводу отъ 22 декабря 1864 года, за No 1975, высказываетъ слдующія мысли: ‘Я не могу одобрить системы управленія Сибирскою степью,— писалъ А. П. Безакъ,— на томъ основаніи, что она, вводя порядокъ, выработанный въ образованныхъ странахъ, вмст съ тмъ, ввела чиновничество и русскія формы судопроизводства, чуждыя понятіямъ и условіямъ жизни кочевниковъ’.— Дале, отдавая предпочтете характеру пограничнаго управленія, каково было оренбургское, предъ административно-сибирскимъ, генералъ-адъютантъ Безакъ признавалъ за лучшее: ‘дать киргизамъ устройство общественнаго управленія, примняясь къ началамъ высочайше утвержденнаго 19 февраля 1861 года положенія о крестьянахъ, вышедшихъ изъ крпостной зависимости, насколько это согласно съ обычаями кочеваго населенія’. При этомъ покойный генералъ-губернаторъ выражалъ мнніе, что реформа эта, послдовательно вводимая въ степи, начавъ съ прилинейныхъ киргизъ, въ теченіе 30—40 лтъ, приготовитъ ордынцевъ ‘къ принятію всецло формы управленія обшей для прочихъ сословій имперіи’.

Относительно же перенесенія центра управленія западной области (Оренбургской) изъ Оренбурга въ степь генералъ Безакъ замтилъ, что нахожденіе центра управленія въ г. Оренбург, на самомъ дл, не такъ неудобно, какъ это кажется съ перваго взгляда.

‘Въ пользу Оренбурга говоритъ, во-первыхъ,— писалъ генералъ-губернаторъ,— то, что въ лтнее время къ линіи прикочевываетъ боле ²/₃ всхъ киргизъ оренбургскаго вдомства, которые (по мннію А. П. Безака) уже свыклись съ этимъ мстонахожденіемъ ихъ главнаго управленія и никогда не заявляли (?) о неудобств для нихъ расположенія областнаго правленія на окраин степи, потому, вроятно, что во время лтнихъ кочевокъ вс они (ордынцы) всегда имли возможность не только заявлять областному правленію о своихъ нуждахъ и просьбахъ, но и въ большинств случаевъ успвали получать удовлетвореніе, а, во-вторыхъ, и то обстоятельство, что степные пункты, указываемые въ записк статсъ-секретаря Буткова, какъ самый лучшій изъ нихъ — Оренбургское укрпленіе, такъ и еще мене подходящіе для перенесенія въ нихъ центральнаго управленія степью, каковы, наприм., Уральское укрпленіе, фортъ Карабутакскій и Эмбенскій постъ, ршительно не представляющіе никакихъ удобствъ ни въ физическомъ, ни въ другихъ отношеніяхъ, чтобы, какъ сказано выше, въ одинъ изъ нихъ можно было бы перенести центръ управленіи, на что потребовался бы громадный расходъ, который, въ конц-концовъ, все же не далъ бы возможности достигнуть приспособленія названныхъ пунктовъ къ сколько-нибудь удобному размщенію въ нихъ центральнаго управленія’.

Этимъ мнніемъ генералъ-адъютанта Безака, очевидно, руководили экономическія убжденія, его можно оспаривать потому, что нахожденіе центра управленія внутри степи представило бы несомннно боле удобствъ для управляемыхъ, чмъ нахожденіе главной маета на окраин ея, вдали отъ жизни управляемаго народа, хотя этотъ народъ (по выраженію А. П. Безака, и не приносилъ оффиціальныхъ жалобъ по начальству ‘о неудобствахъ для дальнихъ кочевниковъ обращаться съ своими нуждами къ управленію, отстоящему такъ далеко отъ ихъ кочевокъ’. Можно даже сказать, что нахожденіе главнаго управленія на окраин степи именно и было причиной того, что русскія власти и значеніе ихъ фактически признавались почти въ полуторавковое русское господство лишь ближайшими къ линіи киргизскими родами.

Относительно замны существующаго съ киргизъ оренбургскаго вдомства кибиточнаго сбора какимъ-либо другимъ видомъ подати генералъ Безакъ высказался въ смысл оставленія этого сбора въ томъ вид, какъ онъ есть, безъ всякихъ измненій, до тхъ поръ, пока получится возможность установить подать съ земли, взамнъ кибиточнаго сбора, даже и тамъ, но его мннію, гд, какъ въ Сибири (гд уже существуетъ дленіе степи не только на округа, но и на волости), налогъ со скота взыскивается приблизительно, и, все-таки, въ точности не можетъ быть опредленъ. Указывая дале на то обстоятельство, что кибиточный сборъ возросъ въ послднее время до 250,000, Алекс. Павл. Безакъ находилъ возможнымъ увеличить кибиточную подать съ 1 р. 50 к. лишь до 2 р. 80 к.

Покойный генералъ-губернаторъ находилъ еще нужнымъ увеличить власть управляющаго областью до предловъ власти, предоставленной губернатору, и затмъ въ заключеніе своей записки (по поводу проекта статсъ-секретаря Буткова) Безакъ призналъ раціональнымъ подчинить съ теченіемъ времени киргизскій народъ законамъ имперіи, не создавая для него собственно особаго положенія, такъ какъ, по убжденію Александра Павловича, всякое обособленіе извстной народности, входящей въ составъ единаго Русскаго государства, какъ самой этой народности, такъ и вн Россіи даетъ чувствовать и напоминаетъ, что народность эта была втиснута силою въ русскую семью, съ которой она не иметъ ничего общаго, и что поэтому для нея создаются особые законы и положенія, имющіе ублажать или устрашать данную народность, лишь бы только, такъ или иначе, не выскользнула она изъ нашихъ рукъ…

Вс эти проекты, соображенія и замчанія, высказанныя разными мстами и лицами, для окончательныхъ работъ были переданы особой коммиссіи подъ предсдательствомъ дйстимтельи. статскаго совтника Гирса. Коммиссія эта должна была обозрть на дл вс Киргизскія степи, познакомиться на мст съ условіями жизни и обычаями кочевниковъ и своими практическими замчаніями и собранными свдніями имла восполнить т проблы, которые легко могли вкрасться въ прежнія работы по устройству на иныхъ началахъ киргизскаго народнаго быта и степной администраціи.

Когда коммиссія эта окончила обозрніе степей и возвратилась съ собранными на мст матеріалами для продолженія своихъ работъ въ Петербургъ, тогда въ трудахъ ея принялъ дятельное участіе бывшій тургайскій военный губернаторъ Л. Ф. Баллюзекъ.

Къ сожалнію, на мнніе генерала Безака новою коммиссіей не было обращено должнаго вниманія, хотя оно въ частностяхъ имло несомннныя достоинства истины и знанія народа и его жизни. Впрочемъ, какъ было слышно въ то время, не лучшая участь постигла и мнніе извстнаго автора Киргизъ-кайсачьихъ ордъ, сенатора Левшина, находившаго будто бы много недостатковъ и несовершенствъ въ новомъ проект положенія о киргизахъ. Строго обвинять коммиссію за это нельзя, ибо съ ея стороны было очень естественнымъ согласиться съ мнніемъ лицъ, стоявшихъ въ данное время ближе къ киргизскому народу, которыя поэтому могли имть боле современный и компетентный взглядъ на дло новаго преобразованія, чмъ лица, знавшія степь и ея населеніе въ минувшее время.

Н. Середа.

(Продолженіе слдуетъ).

‘Русская Мысль’, кн.VII, 1891

Изъ исторіи волненій въ Оренбургскомъ кра *).

Читайте также:

**Изъ исторіи волненій въ Оренбургскомъ кра *).**