Булгамптонский викарий, Троллоп Энтони, Год: 1870 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 511 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПРИЛОЖЕНЕ КЪ РУССКОМУ ВСТНИКУ.

БУЛГАМПТОНСКЙ ВИКАРЙ

РОМАНЪ
Антони Троллопа.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО.

МОСКВА.
Въ Университетской типографіи, на Страстномъ бульвар.
1869.

I. Булгамптонъ.

Полагаю что ни одинъ читатель повстей не видалъ городка Булгамптона въ Вильтшейр, кром живущихъ въ немъ, и еще тхъ, весьма немногихъ, которые посщаютъ его съ торговою цлью и носятъ званіе людей коммерческихъ. Булгамптонъ въ семнадцати миляхъ отъ Салисбери, въ одиннадцати отъ Марльборо, въ девяти отъ Вестбери, въ семи отъ Гайльсбери, и въ пяти отъ ближайшей станціи желзной дороги, которая называется Булгамптонскою и идетъ отъ Салисбери въ Уовиль. Нельзя сказать что Булгамптонъ лежитъ на Салисберійской равнин, но онъ, вроятно, лежалъ на ней въ старину, когда равнина эта была обширне чмъ теперь. Не знаю какъ собственно слдовало бы назвать его: маленькимъ ли городкомъ, или большимъ селеніемъ. Въ немъ нтъ мера, нтъ рынка, но есть ярмарка. Внутренній раздоръ свирпствуетъ въ Булгамптон по поводу отсутствія рынка, ибо нкоторые обыватели завряютъ что хартія, дающая Булгамптону вс права города, дйствительно существуетъ, и что когда-то, въ продолженіи двухъ-трехъ лтъ, существовалъ и рынокъ. Но трое хлбниковъ и оба мясника стоятъ за существующій порядокъ, и у мстныхъ патріотовъ, какъ ни разглагольствуютъ они по вечерамъ за трубкой и стаканомъ грога, не хватаетъ утромъ усердія для приведенія въ исполненіе своихъ намреній. Булгамптонъ лежить на маленькой рчк, извивающейся по известковому грунту и не лишенной нкоторой спокойной, вялой, такъ сказать, сонливой красоты. Въ мил выше города — остановимся на этомъ названіи — рчка раздляется на нсколько ручьевъ, тутъ, есть мстность называемая Мокрыми Лугами, гд множество мостовъ, не всегда надежныхъ, сотни маленькихъ шлюзъ и обиліе травы, причиняющее не мало заботъ и хлопотъ фермерамъ. Тутъ есть и водяная мельница, очень низко лежащая, постоянно словно обваленная въ мук снаружи, а иногда какъ будто облпленная тстомъ, когда мука сыретъ отъ брызгъ летящихъ съ водянаго колеса. Мельница, кажется, ветхая, худая, и плохая, но она принадлежитъ уже долгіе годы одному семейству, и такъ какъ это семейство никогда еще не бывало въ нужд, то надо думать что она даетъ доходъ порядочный. Бретли, имя мельника Яковъ Бретль, извстны издавна за людей ни у кого не остающихся въ долгу и ни предъ кмъ не робющихъ. При всемъ томъ Яковъ Бретль постоянно воюетъ съ владльцемъ земли изъ-за починокъ требующихся для мельницы, а землевладлецъ, мистеръ Джильморъ, изъявляетъ желаніе чтобъ Авонъ въ одинъ прекрасный день затопилъ и снесъ всю мельницу. Булгамптонъ мсто очень тихое. Въ немъ нтъ никакой особенной торговли. Его интересы исключительно земледльческіе. Въ немъ нтъ газеты. Его направленіе чисто консервативное. Вопросы религіозные играютъ въ немъ важную роль, методисты крпко тутъ укоренились, хотя во всемъ Вильтшейр не найдется священника боле любимаго прихожанами чмъ булгамптонскій викарій, досточтимый Франкъ Фенвикъ. Самъ онъ, во глубин души, хорошо расположенъ къ своему противнику мистеру Пудельгаму, священнику методистовъ, потому что мистеръ Пудельгамъ человкъ добросовстный и при всемъ невжеств своемъ дятельно заботится о бдныхъ. Но мистеръ Фенвикъ обязанъ поддерживать войну, а мистеръ Пудельгамъ считаетъ своимъ долгомъ обличать мистера Фенвика и всю установленную церковь.

Жители Булгамптона, и жительницы также, сознаютъ что прошли для ихъ родины славные дни, когда Булгамптонъ отправлялъ двухъ депутатовъ въ парламентъ. Нтъ мстечка боле глухаго, боле гнилаго, говоря языкомъ техническимъ. Не то чтобы маркизъ Тробриджъ, какъ деликатно выражаются, пользовался въ немъ нкоторымъ вліяніемъ, мстечко это было просто у него въ карман, онъ могъ располагать имъ какъ угодно, а покойному маркизу угодно было продавать одно изъ двухъ мстъ въ парламент тому кто дастъ дороже изъ единомышленниковъ. Однако Булгамптонцы гордились своими депутатами, и стыдъ или, по крайней мр, горе паденія еще не совсмъ миновало, когда дошло до нихъ извстіе о новой предполагаемой реформ. Булгамптонцы не скоро узнаютъ, и не скоро забываютъ. Говорятъ, будто однажды одинъ тамошній фермеръ спросилъ что же сталось съ Карломъ I, когда услышалъ о реставраціи Карла II. Кромвель явился и сошелъ со сцены, не потревоживъ ничмъ булгамптонскаго фермера.

Въ Булгамптон нтъ общественныхъ зданій, кром церкви, дйствительно очень красивой, съ великолпною колокольней, стоитъ създить посмотрть ее, такъ же какъ и сосдній соборъ въ Салисбери. Церковь эта немного низка, но желтовато срый цвтъ ея превосходенъ, есть въ ней норманскія двери, есть старыя англійскія окна, есть каедра чрезвычайно изящной работы — все это должно бы привлекать множество постителей въ Булгамптонъ. Есть также мдныя украшенія, весьма интересныя, есть дв-три гробницы семейства Джильморъ, весьма оригинальной постройки, кладбище просторно, и зелено, и тнисто, и Авонъ протекаетъ подл него, и есть тутъ такіе уголки что умереть захочется, лишь бы здсь похоронили. Словомъ, церковь и кладбище въ Булгамптон превосходны, однако весьма немногіе прізжаютъ смотрть на нихъ. Не явился еще мстный піита, который восплъ бы хвалу своей родин. Собственно городокъ называется Булгамптонъ Monachorum, потому что приходъ этотъ прежде принадлежалъ чильтернскимъ монахамъ. Десятинный сборъ поступаетъ теперь къ графу Тотморденъ, который другихъ отношеній къ мстечку никакихъ не иметъ и никогда не видалъ его. Назначеніе приходскаго священника зависитъ отъ коллегіи Св. оанна въ Оксфорд, а такъ какъ этотъ приходъ даетъ не боле 400 фунтовъ дохода, то его получаютъ большею частію молодые священники, не доживъ до тридцати лтъ въ своей коллегіи. Мистеръ Фенвикъ былъ назначенъ туда какъ только женился, лтъ двадцати семи, случай, какъ оказалось, счастливый для Булгамптона.

Большая часть земли въ приход принадлежитъ маркизу Тробриджъ, у котораго, однако, нтъ резиденціи по сосдству, миль на десять. Приходскій эсквайръ — мистеръ Гарри Джильморъ: онъ владетъ всею землей не принадлежащею маркизу. Къ селенію или городу, какъ угодно, мистеръ Джильморъ не иметъ никакихъ отношеній, но ему принадлежитъ обширная полоса заливныхъ луговъ, и еще дв-три фермы на буграхъ по дорог къ Чильтерну. Онъ иметъ всего тысячи полторы фунтовъ дохода, и такъ какъ онъ еще не женатъ, то взоры многихъ маменекъ въ Вильтшейр обращены на Вязники, какъ называется, нсколько фантастично, домъ мистера Джильмора.

Характеръ мистера Джильмора долженъ постепенно развиться на этихъ границахъ, если только это удастся. Онъ будетъ нашимъ героемъ, по крайней мр однимъ изъ двухъ героевъ. Авторъ не хочетъ съ самаго начала объявить что эсквайръ будетъ его любимымъ героемъ, желая чтобы читатели сами составили себ мнніе объ этомъ. Въ то время о которомъ мы говоримъ, ему было лтъ тридцать, можетъ-быть немного и за тридцать, онъ прошелъ хорошо школу въ Гарроу и въ Оксфорд, но никогда не считался между товарищами орломъ. Онъ и теперь много читалъ, но стрлялъ и удилъ еще больше, и съ тхъ поръ какъ поселился въ деревн, сталъ особенно дорожить оберткой своихъ книгъ. Однако онъ продолжалъ покупать книги и гордился своею библіотекой. Онъ много путешествовалъ, занимался политикой и нсколько смущалъ своихъ арендаторовъ и другихъ жителей Булгамптона, подавая голосъ въ пользу либеральныхъ кандидатовъ своего участка. Маркизъ Тробриджъ былъ незнакомъ съ нимъ, но считалъ его человкомъ неблагонадежнымъ, не понимающимъ обязанностей лежащихъ на немъ какъ на сельскомъ дворянин, а мистеръ Джильморъ, съ своей стороны, всегда отзывался о маркиз какъ объ идіот. На этихъ основаніяхъ эсквайръ ставилъ себя выше своихъ собратій и имлъ, можетъ-быть, нсколько преувеличенное мнніе о своемъ умственномъ развитіи. Но онъ былъ человкъ съ добрымъ сердцемъ, съ чистою душой, благородный, любящій правду, нсколько бережливый на свое, никогда не желающій чужаго. Онъ не дуренъ собой, хотя наружность его немного грубовата, высокъ, крпокъ, волосы и бакенбарды у него темнорусые, глаза срые, маленькіе, зоркіе, зубы чуть ли не слишкомъ блые и ровные для мущины. Едва ли не главный недостатокъ его заключается въ убжденіи что, какъ либеральный политикъ и англійскій сельскій дворянинъ, онъ соединилъ въ своемъ положеніи все что есть наиболе желательнаго на земл. Владть пашнями и не думать объ одномъ лишь навоз, въ этомъ, по его мннію, все дло.

Скажемъ ужь сразу что мистеръ Джильморъ по-уши влюбленъ въ одну двушку, которой онъ предложилъ руку и сердце, и все что достанется на долю будущей хозяйк Вязниковъ. А двушк этой, съ своей стороны, принести нечего кром руки и сердца и себя самой. Сосди во всемъ околотк толковали уже лтъ пять что Гарри Джильморъ ищетъ богатой наслдницы, ибо про Гарри говорили, особенно его политическіе противники, что онъ пользы своей изъ виду не упуститъ. А у Мери Лоутеръ нтъ и никогда не будетъ ни гроша чтобъ искупить какіе-либо личные недостатки. Но Мери двушка не дюжинная, и Гарри Джильморъ думаетъ что онъ не видывалъ боле привлекательной женщины. Какіе ни строилъ онъ планы для обогащенія, хотя, вроятно, не строилъ никакихъ, вс они разлетлись въ пухъ. Онъ такъ сильно влюбленъ что нтъ для него на свт ничего, о чемъ стоило бы думать, кром Мери Лоутеръ. Я не сомнваюсь что онъ подалъ бы голосъ въ пользу кандидата консерваторовъ, еслибы Мери Лоутеръ велла, что отправился бы жить въ Нью-Йоркъ, еслибы Мери Лоутеръ только на этомъ условіи согласилась быть его женой.

Домомъ своимъ дорожитъ онъ лишь настолько, насколько домъ этотъ нравится Мери Лоутеръ. Онъ собирается чинить мельницу,— хотя знаетъ что эта издержка не прибавитъ ему ни гроша доходу,— потому что Мери Лоутеръ сказала что булгамптонскіе луга пропадутъ, если мельница обрушится. Онъ рисовалъ въ своемъ ум образъ Мери Лоутеръ до тхъ поръ пока не надлилъ ея всми прелестями и добродтелями какія могутъ украшать женщину. Онъ въ самомъ дл, искренно видлъ въ ней совершенство. Онъ дйствительно, всею душою влюбленъ. Мери Лоутеръ до сихъ поръ не приняла его предложенія, и не отказала. Немногими строками ниже мы покажемъ каковы ихъ отношенія.

Уже было сказано что досточтимый Франкъ Фенвикъ викарій булгамптонскій. Можетъ-быть, онъ принялъ это мсто отчасти потому что Гарри Джильморъ былъ очень близкимъ другомъ его въ Оксфорд. Фенвикъ, въ то время съ котораго начинается нашъ разказъ, жилъ уже лтъ шесть въ Булгамптон, и женатъ былъ лтъ пять съ половиной. Объ немъ уже кое-что было сказано, и пожалуй достаточно будетъ прибавить что онъ высокій, свтлорусый мущина, на макушк у него начинаетъ показываться лысина, глаза свтлые, весьма жидкіе бакенбарды, носъ и ротъ какъ будто заставляютъ думать что онъ могъ бы быть строгъ, еслибы не глубоко добрый нравъ его. Наружность его выражаетъ боле высокую степень образованности, она, если можно такъ выразиться, породисте чмъ у его друга, но откуда взялось такое выраженіе едва ли кто можетъ сказать. Онъ больше читалъ и больше думалъ чмъ Гарри Джильморъ, хотя очень любилъ физическія упражненія и охоту. Скажемъ еще о Франк Фенвик что онъ уважалъ и церковный совтъ, и епископа, и не боялся ни того, ни другаго. Его жена была урожденная миссъ Больфуръ изъ Лоринга въ Глостершейр, ей досталось довольно значительное состояніе. Теперь у нея было четверо дтей, и, какъ говорилъ Фенвикъ, могло, пожалуй, родиться еще десять. Но такъ какъ и у него были кое-какія средства, то въ приходскомъ дом не чувствовали и не опасались бдности и радостно привтствовали рождающихся младенцевъ. Мистрисъ Фенвикъ могла служить образцомъ жены англійскаго сельскаго священника: веселая, привтливая, любящая общество, которое окружало ее, знающая толкъ въ полотн и въ кож, и въ угл, и въ ча, знающая толкъ также и въ пив, и въ джин, и въ табак, знакомая со всми мущинами и женщинами въ приход, ставящая мужа своего совершенно наравн съ эсквайромъ относительно общественнаго положенія, и несравненно выше эсквайра, да и всякаго другаго мущины, по личнымъ достоинствамъ, женщина красивая, пріятная, хорошо одтая — такова была и есть мистрисъ Фенвикъ. Больфуры были люди значительные въ Лоринг, хотя не принадлежали къ числу коренныхъ землевладльцевъ графства, и Жанета Больфуръ могла бы, какъ полагали, найти партію получше, съ точки зрнія свта. Объ этомъ, однако, не много говорили въ Лоринг, ибо тамъ скоро сдлалось извстнымъ что мужъ ея пользуется уваженіемъ во всхъ окрестностяхъ Булгамптона, и когда она пригласила Мери Лоутеръ погостить къ себ мсяцевъ на шесть, тетка Мери, миссъ Маррабель, не воспротивилась, хотя она была прещепетильная старушка и постоянно держала въ памяти что Мери Лоутеръ приходится родственницей, въ третьемъ или четвертомъ колн, какому-то шотландскому графу. Не скажемъ покуда ничего боле о миссъ Маррабели, ибо желательно, для удобства разказа, чтобы читатель сосредоточилъ свое вниманіе на Булгамптон, пока не освоится въ немъ вполн. Мн хотлось бы чтобы читателю была знакома дорога по мокрымъ лугамъ и совершенно ясно, что Вязники лежатъ къ сверу отъ Булгамптонской церкви на разстояніи мили съ четвертью, что отъ нихъ до мельницы Бретля одна миля прямикомъ чрезъ поля, что приходскій домъ мистера Фенвика стоитъ рядомъ съ кладбищемъ, слдовательно нсколько дальше отъ Вязниковъ чмъ церковь, что тутъ начинается Булгамптонская улица съ гостиницей подъ гербомъ Тробриджъ, съ четырьмя трактирами, тремя хлбнями и двумя мясными лавками. Церковная земля идетъ до рки, такъ что викарій можетъ ловить рыбу со своего берега, хотя онъ предпочитаетъ отправляться въ боле отдаленныя мста, чтобы не лишить свою охоту необходимаго элемента предпріимчивости и приключеній. Еще одно слово о Мери Лоутеръ, и затмъ начнется разказъ. Она пріхала въ приходскій домъ въ ма, намреваясь прогостить мсяцъ, и вотъ уже августъ, уже три мсяца прожила она со своею пріятельницей. Вс говорили что она живетъ тутъ съ намреніемъ сдлаться владлицей Вязниковъ. Вотъ уже мсяцъ какъ Гарри Джильморъ сдлалъ ей формальное предложеніе, и такъ какъ она не отказала ему и не узжала, то жители Булгамптона имли основаніе выводить подобныя заключенія. Она была двушка высокая, съ темнорусыми волосами, которыя весьма просто завязывала узломъ на затылк. Глаза у ней были большіе, срые, свтлые, нельзя однако было назвать ихъ блестящими. Но когда глаза эти глядли на васъ, невольно думалось, какое было бы счастіе еслибы понравиться Мери Лоутеръ, а еслибъ она полюбила васъ, такъ уже нечего было бы желать на земл. Если судить о ея лиц по законамъ красоты, оно показалось бы слишкомъ худымъ, но вглядываясь въ него съ сочувствіемъ, нельзя было желать въ немъ перемны. Носъ и ротъ ея были безукоризненны. Сколько видишь носиковъ на молодыхъ женскихъ лицахъ, которые сами по себ не могутъ назваться красивыми, безусловно восхитительными, и которые однако очень не дурны на своемъ мст. Тутъ мягкость и краска молодости, и можетъ-быть оттнокъ насмшливости, и свтлые глаза, и манящія губки. Посреди такихъ обаяній, что за дло что носикъ курносъ, или даже напоминаетъ картофелину, такъ что хочется исправить его форму, сдавивъ двумя пальцами? Но у Мери Лоутеръ носъ былъ самъ по себ необыкновенно красивый, способный выразить краснорчиво и состраданіе, и уваженіе, и насмшку, очертаніе полупрозрачныхъ ноздрей говорило о движеніи внутренней жизни, какъ должна говорить въ большей или меньшей степени каждая часть человческаго лица. И ротъ былъ не мене выразителенъ, хотя губы были, тонки. Эти губы не столько хотлось цловать, сколько слушать, вглядываться въ нихъ, уловить ихъ движенія. Конечно, явилось бы и желаніе поцловать, еслибъ была надежда что поцлуй примется благосклонно, но никому не вздумалось бы осквернить эти губы шутливою игрой. Ея лицо можно было бы упрекнуть въ безстрастности, еслибы не ямочка на подбородк,— то нжное ложе въ которомъ, гд бы вы ни увидали его, будьте уврены, всегда покоится причудливый демонъ любви.

Мы уже сказали, что Мери Лоутеръ была высокаго роста, выше средняго. Спина ея представляла такія изящныя, женственныя очертанія, какія не часто удается видть и оцнить мужскому глазу. Движенія ея, отъ природы не скорыя, были исполнены прелести, одинаково поражавшей и мущинъ, и женщинъ. Въ нихъ была какая-то поэзія, а главное, не было ни тни преднамренности, усилія. Подобныя усилія всмъ намъ случалось видть и, можетъ-быть, они намъ нравились, когда длались для насъ. Но такой чести миссъ Лоутеръ не оказала еще ни одному мущин. Одежда ея была очень простая, какъ и слдовало ей быть, ибо Мери Лоутеръ жила добротой тетки, которая сама была женщина не богатая. Едва ли однако одежда увеличила бы ея привлекательность.

Ей минуло двадцать одинъ годъ. Были, конечно, въ Лоринг молодые люди искавшіе ея улыбки, вздыхавшіе по нея, но вс они вздыхали тщетно. Надо сознаться что она не принадлежала къ числу тхъ двушекъ по которымъ обыкновенно вздыхаютъ наиболе впечатлительные молодые люди. Юношей склонныхъ вздыхать привлекаетъ, большею частію какой-нибудь вншній, видимый признакъ нжности, подающій надежду что вздохами добьешься что-нибудь, хотя и немногаго. Въ Лоринг говорили что Мери Лоутеръ холодна, неприступна, и потому, вроятно, отойдетъ къ праотцамъ старою двой, несмотря на свою безспорную красоту. Никто, ни другъ, ни недругъ, никогда не называлъ ея кокеткой.

При всхъ ея свойствахъ, страсть Гарри Джильмора къ ней весьма удивляла его пріятелей. Знавшіе его близко думали что относительно брака ему предстоятъ три возможности: или онъ исполнитъ свое предполагаемое намреніе жениться на деньгахъ, или имъ завладетъ внезапно какая-нибудь краснощекая двица, или, наконецъ, онъ будетъ доживать вкъ холостякомъ, не дающимъ опутать и изловить себя. Но никто не предполагалъ что онъ сдлается жертвой могучей страсти къ бдной, сдержанной, аристократически воспитанной и идеально настроенной двушк.

У него былъ дядя, духовный сановникъ, жившій въ Салисбери, человкъ знающій свтъ, которому Гарри доврялъ боле нежели всмъ другимъ членамъ своего семейства. Мать его была сестра досточтимаго Генри Фицекерли Чамберленъ, и такъ какъ мистеръ Чамберленъ не былъ женатъ, то племянникъ былъ главнымъ предметомъ его привязанности и заботливости.

— Оставь, другъ мой, совтовалъ дядя, когда племянникъ привезъ его поглядть на миссъ Лоутеръ.— Она, правда, двушка благовоспитанная, но ты съ нею никогда не будешь себ господиномъ, и останешься бднякомъ на всю жизнь. Сговорчивый нравъ и умренное состояніе не рже встрчаются въ нашемъ кругу чмъ бдность и упрямство.

На слдующій день по выслушаніи этого совта, Гарри Джильморъ сдлалъ формальное предложеніе.

II. Красный мячикъ Флоры.

— Вы должны отвчать ему, такъ или иначе.

Эты мудрыя слова мистрисъ Фенвикъ сказала своей пріятельниц сидя съ ней вмст съ работой въ рукахъ на скамейк подъ кедровымъ деревомъ. Былъ августовскій вечеръ, викарій оправился по приходу. Двое старшихъ дтей играли въ саду, молодыя женщины остались одн.

— Конечно, отвчу ему. Какого отвта желаетъ онъ?

— Вы знаете какого онъ желаетъ отвта. Если можно встртить искренность въ мущин, такъ ужь, конечно, въ немъ.

— Такъ для него же лучше что я медлю: можетъ-быть, я и найду возможность сказать ‘да’.

— Не можетъ быть хорошо для него находиться въ такой неизвстности, милая Мери, да не хорошо и для васъ. Когда двушка говоритъ мущин чтобъ онъ ждалъ, всегда какъ-то чувствуется что она рано или поздно согласится. Такъ всегда выходитъ. Еслибы вы жили дома, въ Лоринг, подождать нкоторое время было бы не бда, но находиться такъ близко отъ него, видться съ нимъ каждый день должно быть тяжело. Вы должны быть оба въ лихорадочномъ состояніи.

— Такъ я поду домой въ Лорингъ.

— Нтъ, теперь не слдуетъ хать, пока вы не ршились и не отвтили ему, такъ или иначе. Нельзя теперь ухать и оставить его въ сомнніи. Возьмите его сразу и кончите эти колебанія. Онъ человкъ золотой.

Въ отвтъ на это Мери ничего не сказала, а только принялась усердно работать.

— Мама! воскликнула маленькая двочка, подбгая въ сопровожденіи няньки.— Мячикъ упалъ въ воду.

Двочка была хорошенькая, блокурая, лтъ четырехъ съ половиной, а за ней ковылялъ мальчикъ, годомъ моложе, пониже ростомъ и потолще.

— Мячикъ въ воду упалъ, Флора? Разв Джимъ не можетъ достать его?

— Джимъ ушелъ, мама.

Тутъ Дженъ, нянька, стала объяснять что мячикъ скатился въ воду, отнесенъ былъ теченіемъ къ кустамъ, въ которыхъ запутался, и что она никакъ не могла достать его длинною палкой, сколько ни пробовала. Садовника Джима нигд не удалось найти, грозила опасность что мячикъ промокнетъ и погибнетъ.

Мери ухватилась за случай уйти, ей нужно было подумай минутъ пять наедин.

— Я пойду съ вами, Фло, и посмотрю что можно сдлать, сказала она.

— Пойдемъ, ты такая большая, сказала двочка^.

— Посмотримъ, не послужатъ ли мои длинныя руки вмсто Джимовыхъ, продолжала Мери.— Только Джимъ, можетъ-быть, ползъ бы въ воду, а я ужь, конечно, не ползу.

Затмъ она взяла Флору за руку, и он побжали вмст къ берегу рки.

Вотъ предъ ними лежитъ сокровище, большой, красный, надутый воздухомъ мячъ. Выдающійся сукъ остановилъ его, когда онъ плылъ внизъ по теченію. Джимъ, конечно, досталъ бы его: можно было свситься надъ ркой, держась за толстую втку, высвободить мячъ и пригнать къ берегу.

— Нагнись къ вод, Мери, какъ можно дальше, мы будемъ держать тебя, говорила Флора, въ глазахъ которой мячъ стоилъ какого угодно усилія.

Мери нагнулась, сначала дйствовала палкой, потомъ свсилась дальше, держась за втку, становилась все смле и смле, достала до мячика и наконецъ упала въ рку. Раздался крикъ и вопль, плесканье и шелестъ юбокъ, мистрисъ Фенвикъ появилась на берегу, но Мери Лоутеръ уже вылзла изъ воды, торжественно неся съ собою Флорино сокровище.

— Мери, вы не повредили себя? спросила пріятельница.

— Чмъ же? Ахъ, Боже мой! Мн еще никогда не случалось упасть въ рку! Милая Фло, не огорчайся. Это очень забавно. Только смотри, сама не упади, пока не выростешь съ меня.

Флора горько плакала, не удостоивая своего мячика ни одного взгляда.

— Не съ головой же вы окунулись? спросила мистрисъ Фенвикъ.

— Лицо мое было подъ водой. Такое странное чувство. Съ полминуты у меня въ ушахъ какъ будто звучалъ напвъ Офеліи. А потомъ я сама смялась надъ своею глупостью.

— Вамъ бы лечь въ постель, я напою васъ чмъ-нибудь теплымъ.

— Я не лягу въ постель и теплаго пить не стану, а платье перемню. Какое приключеніе! Что скажетъ мистеръ Фенвикъ?

— Что скажетъ мистеръ Джильморъ?

На это Мери Лоутеръ не отвчала, а пошла прямо домой, въ свою комнату, и переодлась.

Пока она переодвалась, Фенвикъ и Джильморъ появились у раствореннаго окна гостиной, гд сидла мистрисъ Фенвикъ. Она знала что Гарри Джильморъ не пропуститъ вечера чтобы не придти къ нимъ, и надялась убдить Мери Лоутеръ дать отвтъ въ этотъ же день. И она, и мужъ, оба желали Джильмору успха. Фенвикъ горячо любилъ его уже долгіе годы, а Жанета Фенвикъ полюбила познакомившись съ нимъ какъ съ другомъ мужа. Имъ обоимъ нравилось постоянство въ любви, котораго они не ожидали отъ него, и казалось что онъ заслуживаетъ награды. Обоимъ казалось также что бракъ этотъ былъ бы счастіемъ и для Мери. Наконецъ, гд же замужняя женщина которая не желаетъ чтобы двушка, пріхавшая къ ней погостить, нашла себ мужа въ ея дом? Священникъ и жена его смотрли на это дло совершенно одинаково, и полагали что Мери Лоутеръ слдуетъ принять предложеніе Гарри Джильмора.

— Какъ вы думаете, что случилось? сказала мистрисъ Фенвикъ, подходя къ окну, отворявшемуся до полу.— Мери Лоутеръ свалилась въ воду.

— Куда свалилась? воскликнулъ Джильморъ, поднимая руки, словно готовился броситься отбивать у водяныхъ боговъ свою возлюбленную.

— Не пугайтесь, мистеръ Джильморъ, она наверху, невредима, только искупалась.

Затмъ обстоятельства объяснились, и папаша ршилъ что Флора не должна играть въ мячикъ у рки, ршеніе едва ли строго исполненное на дл.

— Миссъ Лоутеръ, вроятно, легла? сказалъ Джильморъ.

— Нтъ, она, должно-быть, сейчасъ сойдетъ. Я предлагала ей лечь и напиться теплаго, но она и слышать не хочетъ. Она сама вылзла изъ воды и, кажется, нашла это очень забавнымъ.

— Войдите, во всякомъ случа, и напейтесь чаю, сказалъ викарій.— Если пойдете домой раньше одиннадцати, я провожу васъ полдороги.

Между тмъ, несмотря на свое приключеніе, Мери улучила время подумать. Не столько занималъ ее вопросъ: принять ли теперь предложеніе Джильмора, или нтъ, сколько другой: не дурно ли она длаетъ что оставляетъ его въ сомнніи. Она уже поршила что теперь не приметъ его предложенія. Ей казалось что двушк нужно знать мущину очень хорошо, прежде чмъ ввриться ему, и знакомство ея съ мистеромъ Джильморомъ представлялось ей недостаточнымъ. Можетъ-быть, однако, при данныхъ обстоятельствахъ она обязана не колеблясь дать ему положительный отвтъ. Она, какъ думалось ей, не узнала и не полюбила его ни на волосъ больше чмъ мсяцъ тому назадъ. Пріятельница ея, Жанета, не разъ уже упрекала ее за то что она держитъ его въ неизвстности, но Жанета разсуждаетъ такъ изъ желанія устроить этотъ бракъ. Предосудительно ли сказать мущин: подождите, я сама еще не знаю? Жанета говоритъ что сказать: подождите, значитъ въ сущности общать согласіе рано или поздно, что двушка тмъ самымъ у же беретъ на себя обязательство, что такое ожиданіе уже связываетъ двушку съ мущиной. Сама Мери Лоутеръ вовсе не такъ на это смотрла. Сколько могла она предугадать свои будущія чувства, ей казалось что она никогда не ршится стать женою Джильмора. Въ ея положеніи была какая-то торжественность, о которой она прежде не имла понятія. Вс говорили ей что счастіе этого человка зависитъ отъ ея отвта. Если это такъ, а она этому врила, то не обязана ли она сдлать для него все что возможно, испытать себя хорошенько прежде чмъ отвтить. А вотъ, за то что она еще сомнвается, подруга говоритъ ей что она поступаетъ дурно. Остается послушаться подруги, и сказать своему поклоннику, сколь возможно боле почтительными словами, что она не хочетъ быть его женой. Ей самой отказъ этотъ не причинитъ ни горя, ни сожалнія.

Паденіе въ воду дало ей время обдумать все это. Ршивши такъ, она пошла внизъ. Ее встртили, конечно, разными распросами. Мистеръ Джильморъ преисполненъ былъ состраданія, какъ будто случай этотъ былъ чрезвычайно серіозный. Мистеръ Фенвикъ исполненъ былъ шутливости, какъ будто приключеніе это чрезвычайно забавное. Мистрисъ Фенвикъ, можетъ-быть неблагоразумно нетерпливая, желала какъ можно скоре оставить двухъ гостей своихъ наедин другъ съ другомъ. Она не предполагала что Мери Лоутеръ окончательно скажетъ: нтъ, а съ другой стороны думала что пора ей сказать окончательно: да.

— Пойдемте взглянуть на мсто приключенія, предложила она посл чая.

Они пошли къ рк. Была прекрасная августовская ночь. Давно уже смерклось, и мсяца не было, однако не совсмъ было темно, воздухъ былъ нженъ какъ материнскій поцлуй спящему ребенку. Они шли вмст, вс четверо рядомъ, черезъ лужайку, потомъ свернули на дорожку ведущую черезъ огородъ къ рк. Мистрисъ Фенвикъ нарочно пошла съ Джильморомъ, а Мери оставила съ мужемъ, чтобы не заподозрили ее въ обдуманномъ напередъ разчет. Назадъ она намревались идти съ мужемъ: можно будетъ побродить по саду, вопросъ будетъ предложенъ настойчиво, и дло можетъ ршиться. Они увидли въ темнот мсто куда упала Мери. Водя, свтлая и привтливая днемъ, теперь страшно чернла.

— Какъ подумаешь что вы были тутъ подъ водой! сказалъ Гарри Джильморъ, содрогаясь.

— Какъ подумаешь что она вышла невредимо! сказалъ викарій.

— Здсь страшно ночью, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Пойдемъ, Франкъ,— и хитрая женщина взяла мужа подъ-руку и повела дальше по саду.— Я говорила съ ней, я думаю, она согласилась бы, еслибъ онъ теперь спросилъ ее.

Другая пара, конечно, шла за ними слдомъ. Ршеніе Мери въ эту минуту было такъ твердо что ей хотлось чтобъ онъ предложилъ ей вопросъ. Говорятъ, она томитъ его, такъ она не будетъ больше томить. У ней, такъ-сказать, въ рукахъ было твердое ‘нтъ’, и ршимость стоять на немъ. Но Джильморъ шелъ съ ней рядомъ толкуя о вод, и объ опасности, и о возможности простуды, и только давалъ ей чувствовать своими рчами какое страданіе испыталъ бы онъ еслибъ она не вышла изъ омута. Онъ тоже ршился. Длая предложеніе, онъ самъ назначилъ себ извстный срокъ. Срокъ этотъ истечетъ завтра. До тхъ поръ онъ будетъ удерживаться. Но завтра онъ придетъ къ ней.

Они подошли къ калитк ведущей изъ сада чрезъ кладбище на полевую дорогу, гд былъ ближайшій путь въ Вязники.

— Здсь я оставлю васъ, сказалъ Джильморъ.— Я не хочу чтобы Фенвикъ опять выходилъ изъ дому ночью провожать меня. Вы не боитесь дойти одн до дому садомъ?

— О! Нисколько.

— И пожалуста, миссъ Лоутеръ, пожалуста, берегите себя. Вамъ сегодня, кажется, вовсе не слдовало выходить.

— Ничего не значитъ, мистеръ Джильморъ. Вы слиткомъ безпокоитесь.

— Могу ли я слишкомъ безпокоиться, когда дло идетъ о васъ? Вы будете дома завтра?

— Да, я думаю.

— Останьтесь дома. Я приду посл завтрака. Будьте, пожалуста, дома.

Говоря съ ней, онъ держалъ ее за руку, и она общала послушаться его. Въ этомъ случа ей слдовало его послушаться, Затмъ она тихонько пошла по саду и вошла въ домъ чрезъ переднюю дверь, съ четверть часа спустя посл Фенвика съ женою.

Зачмъ ему отказывать? Чего же желаетъ она? Онъ ей нравится: его манеры, пріемы, его характеръ, его образъ жизни, словомъ, вся личность его до нкоторой степени нравится ей. Если есть на свт другая, боле сильная любовь, такъ она не надялась узнать ее. До сихъ поръ она еще не испытала подобнаго чувства. Если не для себя, такъ почему не сдлать этого для него? Почему не осчастливить его? Она подверглась паденію въ воду чтобы достать мячикъ Флор, а его она любитъ больше чмъ Флору. Настроеніе ея, повидимому, совершенно измнилось посл этой прогулки по темнымъ аллеямъ.

— Ну, сказала Жанета,— чмъ же кончается?

— Онъ придетъ завтра, я сама не знаю чмъ кончится, отвчала Мери, уходя въ свою комнату.

III. Семъ Бретль.

Было около одиннадцати часовъ вечера, когда Джильморъ вышелъ въ калитку, ведущую изъ сада священника на кладбище. Тропинка, на которую онъ ступилъ, пролегала чрезъ уголъ церковной земли и выходила на дорогу шедшую съ поля вдоль кладбища къ городу. Дорогу, конечно, нельзя было загородить, но Фенвику не разъ совтовали повсить замокъ на калитку, ибо иначе казалось что церковный садъ открытъ для всего Булгамптона. Но замокъ никогда не былъ повшенъ. Этою калиткой священникъ съ семействомъ своимъ ходилъ въ церковь, и говорилъ что сколько ни заведи ключей, никогда въ карман не окажется ни одного, когда нужно. Онъ прибавлялъ еще, когда жена приставала къ нему, что желающіе погулять прилично никому не мшаютъ, а желающихъ неприлично ворваться не удержатъ заборъ и ограда, окружавшіе церковную землю. Джильморъ, проходя краемъ кладбища, явственно видлъ человка стоявшаго у забора. Человкъ этотъ былъ даже въ двухъ шагахъ отъ него, и хотя по его положенію и темнот нельзя было разглядть лица, Джильморъ замтилъ однако что это не булгамптонскій житель. Не такая у него одежда, не такъ онъ стоялъ. Джильморъ всю жизнь прожилъ въ Булгамптон и, безъ особенно тщательнаго изученія, зналъ булгамптонскіе нравы и обычаи. Куртка на незнакомц была городская, и даже не салисберійской работы, панталоны его носили вовсе не вильтшейрскій отпечатокъ. Несмотря на темноту, все это можно было замтить. ‘Добраго вечера, любезный!’ сказалъ Джильморъ громкимъ, бодрымъ голосомъ. Незнакомецъ что-то пробормоталъ, и прошелъ дальше, какъ будто въ селеніе. Джильмору почему-то показалось что этотъ человкъ имлъ намреніе проникнуть въ садъ его друга. Однако онъ вышелъ въ поле, не медля ни минуты, и тотчасъ же увидалъ другаго человка прижавшагося, словно прячась, въ канав. Только шапку и плечи могъ онъ разглядть въ темнот, и однако былъ увренъ что знаетъ чьи это плечи и шапка. Онъ ничего не сказалъ, но быстро пошелъ дальше, размышляя какъ лучше поступить. Человкъ котораго онъ разглядлъ слылъ позоромъ для своего семейства и стыдомъ для уважаемыхъ гражданъ Булгамптона.

По другую сторону церкви, подальше отъ города, была ферма, занимаемая однимъ изъ арендаторовъ лорда Тробриджа, человкомъ посвятившимъ себя со страстью преслдованію потравъ, можетъ быть потому что земля его перерзывалась нсколькими дорогами. Дорога идущая чрезъ пастбище дло весьма непріятное, потому что ничмъ не убдишь прозжихъ и прохожихъ держаться одного битаго пути, но дорога чрезъ поле еще хуже, ибо какъ ни бейтесь, хлбъ вашъ непремнно рвутъ и топчутъ ногами. Однако, налагая аренду, ни одинъ землевладлецъ не принимаетъ этого въ соображеніе. Фермеръ Тромбулъ часто соображалъ все это и нердко предавался гнву. Дворъ мой, по крайней мр, разсуждалъ онъ, не принадлежитъ всякому прохожему, тутъ я могу держать какую угодно собаку на цпи, или на вол. Гарри Джильморъ зналъ эту собаку хорошо, и остановился у воротъ.

— Кто тамъ? послышался голосъ фермера.

— Это вы, мистеръ Тромбулъ? Я Джильморъ. Мн хочется обойти вокругъ дома священника.

— Извольте, извольте, сказалъ фермеръ, отворяя ворота. Разв тамъ что-нибудь не ладно?

— Не знаю. Кажется. Говорите потише. Какіе-то люди словно прячутся на кладбищ.

— И мн то же сдается. Хватай сейчасъ рычалъ какъ чортъ. (Хватай было имя собаки заставившей Джильмора пріостановиться у воротъ.) На что же они мтили? Ужь не на разбой ли?

— Можетъ-быть на абрикосы нашего друга. Я однако обойду кругомъ, а вы съ Хватаемъ поглядывайте здсь.

— Добро, не безпокойтесь. Мы съ Хватаемъ справимся съ ними, будь они и въ самомъ дл разбойники.

Онъ вывелъ мистера Джильмора чрезъ дворъ на дорогу. Хватай тихо рычалъ, когда они проходили.

Джильморъ быстро пошелъ по дорог, миновалъ церковь и вошелъ въ переднія ворота приходскаго дома. Зная хорошо мстность, онъ могъ бы пробраться въ садъ, но онъ счелъ за лучшее войти въ переднія ворота. Въ дом невидно было свта, но вдь вс почти комнаты выходили окнами въ садъ. Онъ громко постучался, и чрезъ минуту дверь отворилъ самъ священникъ.

— Франкъ! сказалъ Джильморъ.

— Это вы? Что случилось?

— Бродятъ люди которымъ незачмъ быть здсь. Я встртилъ двоихъ у вашей калитки, а пожалуй съ ними былъ и третій.

— Это ничего не значитъ. Они часто сидятъ тамъ и курятъ.

— Нтъ, эти люди что-то затваютъ. Одинъ, котораго я разглядлъ всего ясне, не здшній и, кажется, не украситъ вашей паствы своимъ присутствіемъ, другой Семъ Бретль.

— Фью…. отозвался настоятель.

— Онъ сталъ совсмъ негодяй, сказалъ Джильморъ.

— Почти, Гарри, почти, но еще не совсмъ. На прошлой недл я при отц помнялся съ нимъ нсколькими рзкими словами. Потомъ онъ пошелъ за мною и сказалъ что припомнитъ мн это. Я не говорилъ вамъ, потому что не хотлъ возбуждать васъ противъ нихъ.

— Хорошо бы, еслибы все это отродье убралось отсюда.

— Не думаю чтобъ они въ другомъ мст устроились лучше чмъ здсь. Вроятно, мистеръ Семъ намревается сдержать данное мн общаніе.

— Еслибы не другой бродяга, котораго я видлъ, я бы не опасался ничего серіознаго, сказалъ Джильморъ.

— Я думаю, опасаться и нечего, однако буду посматривать.

— Не остаться ли мн съ вами, Франкъ?

— О, нтъ, у меня есть свинчатка, я обойду садъ кругомъ. Пойдемте со мной, вы можете вернуться домой другою дорогой. По всей вроятности, они уйдутъ по добру по здорову, такъ какъ видли васъ и слышали Хватая, да, должно-быть, слышали и все что вы говорили Тромбулу.

Онъ досталъ шляпу и короткую, толстую, свинцомъ налитую палку, о которой упомянулъ, заперъ дверь и положилъ ключъ въ карманъ. Потомъ оба друга обошли огородомъ и фруктовымъ садомъ къ воротамъ кладбища. Они ничего не слыхали, ничего не видали, и Фенвикъ былъ увренъ что бродяги отправились чрезъ кладбище въ селеніе.

— Но вдь они могутъ вернуться, сказалъ Джильморъ.

— Я буду караулить, отвчалъ настоятель.

— Что можетъ одинъ противъ трехъ? Лучше бы мн остаться.

Фенвикъ засмялся и возразилъ что также благоразумно было бы ршиться караулить каждую ночь.

— Однако, послушайте, сказалъ Джильморъ, видимо встревоженный.

— Не безпокойтесь о насъ, отвчалъ настоятель.

— Еслибы что-нибудь случилось съ Мери Лоутеръ….

— Это, конечно, опасеніе серіозное, къ которому можно присоединить и нкоторую заботу о Жанет и дтяхъ. Но я звать не буду. Еслибы женщины знали что мы съ вами ходимъ здсь на часахъ, он бы съ ума сошли отъ страха.

Джильморъ, не любившій чтобы надъ нимъ шутили, простился и пошелъ домой полемъ. Фенвикъ прошелся по саду. Когда онъ подошелъ къ террас шедшей вдоль дома, ему послышался какъ будто голосъ. Онъ остановился подъ поросшею плющомъ стной и явственно разслышалъ шепотъ за ней. Шепталось, повидимому, больше двухъ человкъ. Теперь онъ пожаллъ что не удержалъ Джильмора, не то чтобъ онъ боялся воровъ: онъ былъ одаренъ тою спокойною, хладнокровною храбростью которая не даетъ забыть что люди совершающіе темныя дла всегда страшатся тхъ кому наносятъ вредъ, но съ помощью товарища гораздо легче было бы поймать кого-нибудь изъ мошенниковъ. Съ того мста гд онъ стоялъ можно было преградить имъ дорогу, еслибъ они попытались проникнуть въ домъ, но тмъ временемъ они могли обирать плоды со стны. Теперь они очевидно находились въ огород, и Фенвикъ никакъ не намренъ былъ предоставить имъ длать тамъ что угодно. Пообдумавъ, онъ прокрался вдоль стны къ дорожк по которой можно было пройти къ нимъ. Но они не слыхали и не дождались его. Лишь только дошелъ онъ до стны, изъ-за угла показался передовой человкъ, и не усплъ онъ ршить что длать, какъ явился слдомъ другой. Фенвикъ бросился впередъ, замахнувшись свинцовою палкой, но зная тяжесть ея, и помня что проступокъ этихъ людей можетъ-быть ничтоженъ, он не ршался ударить. Ударъ по голов размозжилъ бы черепъ, а по рук раздробилъ бы кость. Въ одну минуту онъ схватилъ передоваго за горло, а тотъ подставилъ ему ногу. Фенвикъ упалъ, но падая, онъ нанесъ тяжкій ударъ свинцовымъ концомъ по плечу своему противнику. Фенвикъ только поскользнулся и тотчасъ же оправился, но человкъ котораго онъ держалъ уже скрылся, и двое другихъ уходили за нимъ слдомъ къ калитк въ конц огорода. Въ нсколько шаговъ онъ догналъ задняго, и схватился съ нимъ. Это былъ Семъ Бретль.

— Семъ, говорилъ, запыхавшись, Фенвикъ,— полно бороться, не то я ударю тебя палкой.

Семъ попытался схватить это орудіе и получилъ ударъ по правой рук.

— Ну, вы мн руку расшибли, мистеръ Фенвикъ, сказалъ онъ.

— Надюсь что нтъ. Ступай со мной смирно, не то расшибу въ самомъ дл. Если попытаешься уйти, я ударю тебя по голов. Что ты длалъ здсь?

Бретль не отвчалъ, онъ шелъ къ дому съ викаріемъ, который лвою рукой ухватилъ его за воротъ, а правою держалъ палку на подъем. Такъ привелъ онъ его къ дому, и тутъ началъ обдумывать что съ нимъ длать.

— И теб не стыдно браться за подобныя дла, Семъ?

— Что же это за дла такія?

— Ты бродишь ночью по моему саду съ какими-то двумя мошенниками.

— Въ этомъ, кажется, еще нтъ большой бды.

— Кто эти люди, Семъ?

— Кто эти люди?

— Да, кто они?

— Пріятели мои, мистеръ Фенвикъ. Больше я вамъ объ нихъ ничего не скажу. Вы меня поймали и разбили мн руку, что жь вы теперь будете длать со мною? Я вдь ничего дурнаго не сдлалъ, такъ только прогуливался.

Правду сказать, настоятель и самъ не зналъ что длать съ негодяемъ котораго онъ поймалъ. По нкоторымъ причинамъ, ему очень не хотлось передать Сема въ руки сельскаго констебля. У Сема была мать и сестра, принадлежавшія къ числу любимыхъ прихожанъ настоятеля, и хотя отецъ, старый Яковъ Бретль, не такъ ему нравился, и не пользовался расположеніемъ Джильмора у котораго арендовалъ мельницу, однако мистеръ Фенвикъ не желалъ огорчать это семейство. Отъ Сема также онъ когда-то ожидалъ много хорошаго, хотя надежды эти становились слабе и слабе въ послдніе полтора года. Словомъ, Фенвику никакъ не хотлось будить конюха, единственнаго живущаго у него въ дом мущину, и тащить Сема въ селеніе.

— Желалъ бы я знать, сказалъ онъ,— что затвалъ ты съ своими пріятелями? Едва ли ты дошелъ до того что намревался вломиться въ домъ и перерзать насъ.

— Мы не думали вламываться и рзать, мистеръ Фенвикъ,— право, нтъ.

— Что будешь ты длать сегодня, если я отпущу тебя?

— Пойду прямо домой къ отцу и никуда больше ни шагу, ей-Богу.

— Одному изъ твоихъ пріятелей, какъ ты называешь ихъ, придется, если не ошибаюсь, идти къ доктору. Его я ударилъ гораздо сильне чмъ тебя. Ты вдь теперь ничего?

— Больно было порядочно, да это ничего не значитъ.

— Ну, Семъ, ступай себ. Я навдаюсь къ теб завтра, а теперь пока скажу теб послднее слово. Сколько я вижу, ты на пути къ вислиц. Быть повшеннымъ непріятно, и я совтую теб выбрать другой путь.

Съ этими словами онъ отпустилъ его и ждалъ пока Семъ уйдетъ.

— Не навдывайтесь ко мн завтра, пожалуста, сказалъ Семъ.

— Я непремнно увижусь съ твоею матерью.

— Не говорите ей что я былъ здсь, мистеръ Фенвикъ, и никто не тронетъ ничего въ вашемъ саду.

— Безтолковый человкъ! сказалъ настоятель.— Неужели ты думаешь что я отпускаю тебя теперь изъ опасенія лишиться чего-нибудь мн принадлежащаго? Разв ты не понимаешь что я желаю спасти тебя, тебя, негодный, безталанный бродяга? Ступай домой и знай что я буду дйствовать по крайнему моему разумнію, хотя разумніе мое можетъ быть цлохое что я такъ отпускаю тебя.

Проводивъ Сема въ переднія ворота, Фенвикъ вернулся домой и встртилъ жену внизу. Она встала съ постели и отыскивала его.

— Франкъ! Какъ ты перепугалъ меня! Гд ты былъ?

— Ловилъ воровъ. Одному я, къ сожалнію, кажется, сильно повредилъ спину, а другаго поймалъ да отпустилъ.

— Что ты говоришь, Франкъ?

Онъ разказалъ ей всю исторію. Какъ Джильморъ видлъ бродягъ и извстилъ его, какъ онъ вышелъ и боролся съ однимъ изъ негодяевъ котораго ударилъ по спин, какъ поймалъ другаго, а третій ушелъ.

— Такъ намъ нтъ покоя въ постели! сказала жена.

— Теб нтъ въ эту минуту, другъ мой, потому что ты заблагоразсудила встать. Что же касается до опасности, то она грозитъ скоре дынямъ и персикамъ. Дло въ томъ что надо выстроить сторожку для садовника. Меня занимаетъ, сильно ли я ушибъ этого человка. Я словно слышалъ трескъ кости.

— О, Франкъ!

— Да что же мн было длать? Я завелъ эту палку полагая что она мене опасна чмъ пистолетъ, а она чуть ли не хуже. Я могъ бы убить всхъ, еслибы разсердился, и все изъ-за какой-нибудь полдюжины абрикосовъ.

— А что сталось съ человкомъ котораго ты поймалъ?

— Я отпустилъ его.

— Такъ, просто?

— Ну, и ему досталось.

— Ты знаешь его?

— Да, знаю…. хорошо.

— Кто же это, Франкъ?

Настоятель минуту молчалъ, потомъ отвтилъ:

— Семъ Бретль.

— Семъ Бретль разбойничаетъ?

— Да, кажется, ужь нсколько мсяцевъ, тмъ или другимъ способомъ.

— Что же ты намренъ длать?

— Да самъ еще хорошенько не знаю. Это убьетъ его мать и Фанни, если я сообщу имъ вс мои подозрнія. Это люди своевольные, упрямые, злонравные, то-есть мущины. Однако Джильморъ, кажется, обошелся съ ними немного круто. Отецъ и братъ люди честные. Ну, пойдемъ спать.

IV. Другаго нтъ.

На слдующее утро въ дом викарія было, разумется, много толковъ о ночныхъ приключеніяхъ. Прежде всего осмотрли фрукты, но такъ какъ въ осмотр этомъ Джимъ садовникъ не участвовалъ, то нельзя было вывести положительнаго заключенія. Однако оказалось что не было произведено кражи. Если и похитили, такъ не боле двухъ-трехъ абрикосовъ, да какой-нибудь незрлый персикъ. Мистеръ Фенвикъ самъ былъ внутренно убжденъ что замышлялось не воровство въ саду, хотя онъ считалъ за лучшее оставить жену при этомъ предположеніи. Воры едва ли прошли бы огородомъ къ дому, гд онъ встртилъ ихъ, еслибъ искали фруктовъ. Скоре можно было думать что они намревались влзть въ окно гостиной. Изъ сада викарій съ женой и гостьей пошелъ къ воротамъ, а оттуда на ферму Тромбула. Фермеръ никого не видалъ съ тхъ поръ какъ Джильморъ заходилъ къ нему, и ничего не слыхалъ. Ему настоятель не сказалъ ничего о своей схватк и объ удар по спин. Съ фермы мистеръ Фенвикъ отправился въ городъ, а дамы вернулись домой.

Единственный человкъ съ которымъ настоятель посовтовался тотчасъ же былъ докторъ, мистеръ Коттенденъ, какъ звали его. Къ нему не приходилъ никто съ поврежденною лопаткой ни въ это утро, ни вечеромъ наканун. ‘Можно, говорилъ онъ, нанести человку такой ударъ по спин и лишить его силъ на нсколько дней, не сломавъ ему кости. Еслибы сломана была лопатка, полагалъ докторъ, человкъ этотъ не могъ бы далеко пройти пшкомъ, не могъ бы добраться до одного изъ ближайшихъ городовъ иначе какъ на рукахъ товарищей или въ какомъ-нибудь экипажжанет.’ О Семъ Бретл настоятель ничего не сказалъ доктору, а покончивъ дла въ город, пошелъ на мельницу.

Дамы между тмъ сидли дома. Тревога возбужденная событіями послдней ночи нсколько умрялась ожиданіемъ Джильмора. Приходъ мистера Джильмора въ настоящемъ случа имлъ такую важность что даже страшная мысль о разбойникахъ и впечатлніе произведенное смертоноснымъ орудіемъ, которое показывалось за завтракомъ, теряли нсколько силу. Другая могущественная забота отвлекала умы обихъ женщинъ, и къ завтраку Семъ Бретль и его товарищи были забыты.

Дамы весьма мало говорили въ это утро другъ съ другомъ о мистер Джильмор. Мистрисъ Фенвикъ, дошедшая до убжденія что пріятельница ея поступитъ весьма предосудительно, если не приметъ его предложенія, полагала что дальнйшія разсужденія только возбудятъ въ ней упрямство. Мери, зная что на душ у подруги, любя и уважая подругу, не могла ни на что ршиться. Въ продолженіе послдней недли она ршалась дважды, и ршенія ея были противоположны одно другому. Сначала она положила отказать своему поклоннику и стояла на этомъ нсколько часовъ, потомъ положила принять предложеніе, но пребывая въ этомъ намреніи, не могла однако представить себ какъ удастся ей сказать ‘да’.

‘Если другія женщины любятъ своихъ жениховъ не больше чмъ я его люблю, удивляюсь какъ он выходятъ замужъ,’ говорила она себ.

Ей толковали что не хорошо держать человка въ неизвстности, и она этому врила. Еслибъ ей не толковали этого, она сочла бы наиболе удобнымъ подождать еще немного.

— Я пойду на верхъ къ дтямъ, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Если садъ покажется вамъ удобне гостиной, вы никого въ немъ не встртите.

— О, Жанета, какую торжественность и важность придаете вы этому.

— Оно въ самомъ дл важно, Мери. Не знаю, есть ли что важне, разв отойти къ другой жизни, въ рай или въ адъ. Впрочемъ, я не вижу въ чемъ тутъ можетъ быть сомнніе или затрудненіе.

Въ тон этихъ послднихъ словъ было что-то такое что опять едва не возстановило Мери противъ Джильмора. У него есть домъ и доходъ, онъ землевладлецъ, слдовательно затрудненія быть не должно. Когда она сравнивала Джильмора съ Фенвикомъ, ей казалось что Фенвикъ нравится ей больше. Она находила его боле умнымъ, боле смлымъ, боле мужественнымъ. Она, конечно, нисколько не была влюблена въ мужа своей пріятельницы, но точно также не была она влюблена и въ мистера Джильмора.

Около половины третьяго мистеръ Джильморъ явился и остановился у отвореннаго окна.

— Можно войти? спросилъ онъ.

— Конечно, можно.

— Мистрисъ Фенвикъ здсь нтъ?

— Кажется, она дома. Вамъ ее нужно?

— О, нтъ! Надюсь, вы не испугались ночью. Я еще не видалъ Франка, но Тромбулъ говорилъ мн что была драка.

— Драка была дйствительно. Мистеръ Фенвикъ ударилъ одного изъ этихъ людей, и опасается, не ранилъ ли его тяжело.

— Жаль что онъ головы имъ не разбилъ. Тутъ былъ, кажется, сынъ одного изъ моихъ арендаторовъ, негодяй совершенный. Надюсь что вы здсь не слишкомъ перепугались.

— Я ничего не слыхала до ныншняго утра.

Затмъ послдовало молчаніе. На пути изъ дому онъ говорилъ себ что предстоящая ему задача нелегкая. Открыться любимой двушк можетъ быть пріятно человку ожидающему благосклоннаго отвта. Можетъ-быть, не трудно даже въ томъ случа, если есть сомнніе. Самое присутствіе страсти, или даже ея подобія, даетъ мущин свободу, которою отрадно воспользоваться. Но это бываетъ только тогда, когда мущина приступаетъ къ длу прямо и смло, безъ предварительныхъ условій и приготовленій. Это удовольствіе, эта сладость порыва миновала для Гарри Джильмора. Онъ уже высказался, и ему велли ждать. Теперь онъ пришелъ опять въ назначенный часъ, какъ слуга ищущій мста, освдомиться находятъ ли его пригоднымъ. Но на сторон слуги безъ мста то преимущество что для полученія отвта не потребуется отъ него дальнйшаго краснорчія. Съ Джильморомъ дло другое. Очевидно, Мери Лоутеръ не скажетъ ему: ‘Я подумала и нахожу что вы годитесь.’ Надо было опять предложить вопросъ, и предложить его съ мольбой.

— Мери, заговорилъ онъ, начиная словами которыя придумалъ какъ шелъ по саду.— Недль шесть тому назадъ я спросилъ васъ хотите ли вы быть моею женой, теперь я пришелъ предложить вамъ опять тотъ же вопросъ.

Она не тотчасъ отвчала, а сидла молча, какъ бы ожидая дальнйшаго усилія краснорчія съ его стороны.

— Не думаю чтобы вы сомнвались въ моей искренности или въ теплот моего чувства. Если вы мн врите….

— Врю, врю.

— Въ такомъ случа мн больше говорить нечего. Никакими словами не заставлю я васъ полюбить меня. У меня нтъ той силы которая непреодолимо привлекла бы двушку въ мои объятія.

— Я не понимаю этой силы, не понимаю чтобы какой-либо мущина могъ быть одаренъ такою властію надъ какою бы то ни было двушкой.

— Говорятъ что такая сила существуетъ. Но я не предполагаю ея въ себ, не предполагаю чтобы вы могли поддаться ей. Могу, пожалуй, уврить васъ что, на сколько я себя знаю, все будущее счастье мое зависитъ отъ вашего отвта. Отказъ не убьетъ меня. По крайней мр я такъ думаю. Но онъ заставитъ меня желать смерти.

Сказавъ это, онъ ждалъ ея отвта.

Она врила каждому слову его. Онъ ей на столько нравился что ради его она желала бы его обрадовать. Насколько она знала себя, у ней не было желанія сдлаться женой Джильмора. Это положеніе не общало ей даже отрады ни съ какой стороны. Она читывала о любви и говорила о любви, и желала испытать любовь. Ужь конечно она не влюблена въ этого человка. Она начинала сомнваться, доведется ли ей когда-нибудь полюбить, полюбить такъ, какъ пріятельница ея, Жанета, любила Франка Фенвика. Жанета любила самый слдъ своего мужа, ла какъ будто его ртомъ, слушала его ушами, глядла его глазами. Она поистин была костью отъ ребра его. Мери считала себя неспособною питать подобное чувство къ Джильмору. А между тмъ оно могло придти, или могло придти другое чувство, пожалуй не мене сильное. По всей вроятности, Жанета отъ природы мягче и нжне, боле способна подладиться, обвиться какъ плющъ. ‘Ма, думала Мери, можетъ-быть не дано такой способности, однако я могу быть доброю женой доброму мужу. Но если и могу я быть доброю женой Джильмору, то сегодня не могу этого общать.’

— Надо отвчать вамъ, сказала она очень мягко.

— Если вы не готовы отвчать, скажите, я подожду, приду другой разъ. Я никогда не передумаю, въ этомъ вы можете быть уврены.

— Это-то именно и не хорошо, мистеръ Джильморъ.

— Кто это говоритъ?

— Мое собственное чувство. Я не въ прав держать васъ въ неизвстности, и не хочу. Я уважаю и почитаю васъ отъ души. Признаюсь, вы мн нравитесь, нравитесь такъ что я желала бы испытывать къ вамъ боле сильное чувство. Я готова принести для васъ большую жертву, мистеръ Джильморъ, но я не могу пожертвовать моею совстью и вашимъ счастіемъ, сказавъ что я васъ люблю.

Нсколько минутъ онъ сидлъ молча. Вдругъ на лиц его проступило выраженіе неизъяснимаго страданія, будто онъ едва въ силахъ вынести внутреннюю боль. Она не отводила глазъ отъ его лица, и въ женственномъ состраданіи почти уже раскаивалась въ словахъ своихъ.

— И это все? спросилъ онъ.

— Что же еще сказать вамъ, мистеръ Джильморъ?

— Если это все, такъ это мн такой приговоръ который не знаю какъ вынесу. Я не могу жить здсь безъ васъ. Я такъ много думалъ о васъ что вы стали для меня неразлучны съ каждымъ деревомъ, съ каждою хижиной. Я не зналъ что могу до такой степени поддаться одному чувству. Мери, скажите что вы хотите подождать! Попробуйте еще. Я бы не просилъ, еслибы вы не сказали что другаго нтъ никого.

— Положительно нтъ никого другаго.

— Такъ позвольте мн еще подождать. Вамъ вдь это ничего не стоитъ. Если явится человкъ боле счастливый чмъ я, скажите мн, и я буду знать что все кончено. Я отъ васъ не требую никакой жертвы, никакого общанія, а съ своей стороны общаю вамъ что не измнюсь никогда.

— Я не могу принять такого общанія, мистеръ Джильморъ.

— Однако я даю его. Я, конечно, не измнюсь. Черезъ три мсяца я опять приду къ вамъ.

Она спрашивала себя: слдуетъ ли сказать ему что отвтъ ея окончательный, или оставить ему нкоторую надежду за возможность боле благопріятнаго для него исхода. Одно она понимала ясно, что если теперь онъ уйдетъ отъ нея, условившись возобновить свое предложеніе черезъ три мсяца, ей надо ухать изъ Булгамптона. Если можетъ пробудиться въ ней любовь къ нему, такъ скоре вдали отъ него чмъ вблизи. Надо хать домой въ Лорингъ, и если можно, убдить себя принять предложеніе.

— Я думаю, сказала она,— что лучше бы покончить на томъ что сказано было сегодня.

— Нтъ, мы не покончимъ на этомъ. Я еще попытаюсь. Что бы мн сдлать такое чтобы заслужить васъ?

— Не въ заслуг тутъ дло, мистеръ Джильморъ. Кто скажетъ какъ пробуждается чувство и почему? Я поду домой въ Лорингъ. Можете быть уврены въ одномъ, что если нужно будетъ васъ о чемъ-нибудь увдомить, я увдомлю.

Онъ взялъ ея руку, подержалъ съ минуту, прижалъ къ губамъ и ушелъ. Она вовсе недовольна была собой, и даже стыдилась сказать пріятельниц что она сдлала. Однако какъ же было отвчать ему иначе? Можетъ-быть, современемъ она придетъ къ тому что будетъ довольствоваться такимъ чувствомъ какое питаетъ къ Джильмору, можетъ-быть, она ршится стать его женой. Отчего же не оставить ему надежды, надежды, которою онъ, повидимому, такъ дорожитъ? Онъ оказалъ ей величайшую честь какую только можетъ мущина оказать женщин, она все была готова отдать ему, только не себя самое. Даже и теперь она не вполн была уврена, не отвчала ли бы она иначе, еслибы предложеніе было сдлано ей письменно.

Какъ только онъ ушелъ, она отправилась на верхъ въ дтскую, а оттуда въ спальню мистрисъ Фенвикъ. Тамъ была Флора, но Флору скоро выпроводили. Мери тотчасъ же заговорила, не дожидаясь вопроса.

— Жанета, сказала она,— я ду домой, немедленно.

— Почему?

— Потому что такъ лучше. Дло осталось нершенымъ, какъ и прежде. Когда онъ проситъ позволенія придти, могу ли я не позволить ему? Вдь я могу только сказать, что, какъ кажется мн теперь, я не въ состояніи быть его женой.

— Такъ вы, значитъ, не приняли его предложенія?

— Нтъ.

— Я думаю приняли бы, еслибъ онъ сдлалъ предложеніе вчера вечеромъ.

— Положительно нтъ. Въ его отсутствіе я еще могу сомнваться, но какъ только встрчусь съ нимъ лицомъ къ лицу, вижу ясно что я не въ силахъ это сдлать.

— Мн кажется что вы поступили не хорошо и очень безразсудно.

— Что не пошла за человка котораго не люблю? сказала Мери.

— Вы любите его, Мери, но ищете сами не знаете чего, какого-то романа, какой-то могучей страсти, чего-то такого что не встртится никогда.

— Сказать ватъ чего я желаю?

— Пожалуста.

— Такого чувства какое вы питаете къ Франку. Вы мой образецъ, мн больше ничего не нужно.

— Это приходитъ посл свадьбы. Я была весьма равнодушна къ Франку, пока онъ не былъ моимъ мужемъ. Онъ самъ вамъ это скажетъ. Едва ли даже онъ нравился мн, когда я шла за него.

— О! Жанета!

— Безъ сомннія, та любовь, о которой вы думаете, приходитъ посл брака, когда у мущины и женщины одни интересы. Франкъ былъ очень милъ женихомъ.

— Разв я не помню?

— Вы были ребенокъ.

— Мн было пятнадцать лтъ. Разв не помню я какъ все измнялось для васъ, когда онъ приходилъ? Не было ленточки которую бы вы не для него надвали, вы рядились для него, вы жили имъ.

— Тогда ужь я была помолвлена. Еслибы вы приняли предложеніе Гарри Джильмора, и съ вами было бы то же.

— Мн надо въ этомъ увриться. Теперь я почти уврена что этого бы не было.

— Зачмъ же вы хотите хать домой?

— Чтобы не смущать его моимъ присутствіемъ. Я думаю, ему будетъ легче, если я уду.

— Онъ намренъ повторить свое предложеніе?

— Да, говоритъ, мсяца черезъ три. Но вы бы ему сказали что лучше не длать этого. Я на вашемъ мст посовтовала бы ему путешествовать.

— И оставить вс свои обязанности и удовольствія, и домъ, и имніе ради вашего малаго личика, душа моя. Не думаю, чтобы какая бы то ни была женщина стоила этого.

Мери прикусила губки, жаля о томъ что сказала.

— Я думала о томъ что онъ самъ говорилъ о себ, а не о моихъ достоинствахъ, Жанета. Я не меньше васъ удивляюсь что такой человкъ какъ мистеръ Джильморъ тревожится духомъ изъ-за такихъ пустяковъ. Но вдь онъ самъ говоритъ.

— Конечно, онъ тревожится, и конечно я пошутила. Да вдь, право, жаль его. Мн хочется побить васъ чтобы вы бросились къ нему въ объятія. Вамъ же было бы лучше. Вы будете разбирать свои чувства и сомнваться, и ждать чего-то что никогда не представится, а между тмъ время уйдетъ. Такъ старются въ двушкахъ. Еслибы вы вышли за Гарри, то ко времени рожденія перваго ребенка видли бы въ немъ Юпитера, какъ я вижу во Франк.

Мистрисъ Фенвикъ однако согласилась, что при настоящемъ положеніи длъ, Мери лучше хать домой. Написали въ Лорингъ что она прідетъ въ середин слдующей недли.

Викарій не являлся до обда. Онъ пришелъ домой нсколько разстроенный. Женщины условились что о судьб Джильмора, на сколько она ршена, мистера Фенвика увдомитъ жена. Она общала, при всемъ неудовольствіи своемъ на Мери Лоутеръ, представить дло сколько возможно въ благопріятномъ свт.

— Кончится тмъ что она оттолкнетъ его, сказалъ настоятель, отирая лицо полотенцемъ.

— Я не видала человка влюбленнаго сильне, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Но желзо не долго остается горячимъ, отвчалъ Фенвикъ.— Самое лучшее для него то что она сама предлагаетъ. Пусть продется, потомъ, когда вернется, явится кто-нибудь другой. Она будетъ жалть.

— Какъ удетъ отсюда, можетъ-быть, передумаетъ.

— Пустяки, сказалъ викарій.

Мери, встртившись съ нимъ предъ обдомъ, замтила что онъ на нее сердится, и кротко покорилась его неудовольствію. Она сама винила себя за то что не можетъ влюбиться въ Гарри Джильмора.

Мистрисъ Фенвикъ спрашивала мужа, пока онъ одвался, о Семъ Бретл, но онъ отказался отвчать, пока они не останутся вечеромъ вдвоемъ въ своей комнат.

V. Мельникъ.

Мистеръ Фенвикъ пришелъ на мельницу Бретля часа въ два. Все утро, утшая старухъ и кротко уговаривая молодыхъ двушекъ, онъ думалъ о Семъ Бретл и его поступкахъ. Хотя онъ еще не очень давно поселился въ этомъ приход, всего пять-шесть лтъ, Семъ Бретль выросъ на его глазахъ. Первое время онъ былъ его любимцемъ. Молодой Бретль хорошо умлъ бгать, прыгать, удить и умлъ также, когда нужно, пособить на отцовской мельниц. Викарій, искренно желая ему добра, можетъ-быть, причинилъ ему вредъ, и, можетъ-быть, такое сознаніе тяготило нсколько совсть мистера Фенвика. Въ деревн мальчикъ любимецъ джентльмена, въ лта Сема Бретля, легко избаловывается оказываемою ему добротой. Семъ много вечеровъ провелъ съ викаріемъ на рыбной ловл, но эти вечера давно миновали. Много хорошихъ совтовъ получилъ юноша отъ мистера Фенвика. Молодому мельнику слдуетъ удить только по праздникамъ, или разв въ часы свободные отъ занятій на мельниц. Такъ часто говаривалъ мистеръ Фенвикъ. Однако старый мельникъ приписывалъ лность своего сына вліянію мистера Фенвика и не разъ говорилъ ему это въ глаза. Въ послднее время Семъ Бретль дйствительно велъ себя дурно, не слушался отца, пренебрегалъ работой и причинялъ не мало заботъ семейству, у котораго и безъ того было довольно горя.

Якову Бретлю было слишкомъ шестьдесятъ пять лтъ, и всю жизнь отъ рожденія онъ прожилъ на этой мельниц. Никогда не зналъ онъ другаго занятія, другаго дома, и весьма рдко ночевывалъ подъ другою кровлей. Онъ былъ женатъ на дочери одного сосдняго фермера и имлъ отъ нея человкъ двнадцать или четырнадцать дтей. Шестеро остались въ живыхъ. Самъ онъ всегда былъ человкъ работящій, трезвый, честный, но раздражительный, спорщикъ, капризный и крутой. Онъ держалъ мельницу и десятинъ сто сосдняго луга на аренд, въ которой не были приняты въ разчетъ ни строенія, ни мельничныя права. Онъ только платилъ съ десятины такую цну, за которую, какъ хорошо извстно было и ему, и землевладльцу, любой сосдній фермеръ охотно взялъ бы землю. Ни на мельницу, ни на луга не было у него контракта, какъ не было прежде и у отца, и у дда его. Хотя по-своему человкъ умный, онъ едва ли зналъ что такое контрактъ. Онъ сомнвался чтобы землевладлецъ могъ согнать его, пока онъ платитъ аренду, но не былъ въ этомъ увренъ. Въ одномъ былъ онъ увренъ, что еслибы мистеръ Джильморъ попытался на такое дло, весь Вильтшейръ возмутился бы и, по всей вроятности, небо обрушилось бы и задавило виновнаго. Онъ горячо любилъ справедливость, но всего боле любилъ справедливость въ отношеніи къ самому себ. Онъ злился за нанесенныя ему обиды, дйствительныя или воображаемыя, и дошелъ наконецъ до желанія чтобы вс вредившіе ему были распяты за причиненный ему вредъ. Онъ никогда не забывалъ обидъ, никогда не хотлъ простить. Если онъ молился, такъ разв о томъ чтобы дано было сердцу его ожесточеніе, чтобы не упустить случая къ мести, когда онъ представится. И при всемъ томъ онъ былъ не жестокій человкъ. Когда случай представлялся, онъ воздерживался отъ мести и потомъ самъ горько укорялъ себя. Онъ прогонялъ непослушнаго слугу съ проклятіями, отъ которыхъ волосы становились дыбомъ, и въ глубин души желалъ чтобы до конца недли человкъ этотъ съ женой и дтьми попалъ въ богадльню. Потомъ, не дождавшись конца недли, посылалъ мяса жен и хлба дтямъ, и самъ бранилъ себя за это. По отношенію къ религіи, онъ былъ старый язычникъ: не ходилъ ни въ какую церковь, не произносилъ никакихъ молитвъ, не придерживался никакой вры. Было у него только неопредленное понятіе что Высшая Сила приведетъ его къ благополучному концу, если онъ будетъ работать прилежно и честно, кормить жену и дтей, платить деньги исправно. Платить деньги было его гордостью, получать деньги — радостью.

Въ спор съ землевладльцемъ онъ былъ очень раздражителенъ. Отецъ Джильмора, лтъ пятнадцать тому назадъ, какъ-то общалъ мельнику, на словахъ, починить мельницу. Старый эсквайръ былъ не дловой человкъ и не вникалъ въ положеніе своихъ арендаторовъ. Онъ сказалъ что-то такое что можно было счесть за общаніе произвести починки на мельниц. Затмъ онъ вскор умеръ, и починки не были произведены. Черезъ годъ посл его смерти мельникъ обратнися къ наслднику его съ просьбой похожею на требованіе. Наслдникъ отвчалъ что подумаетъ. Мельникъ разсердился. Джильморъ дйствительно подумалъ и пришелъ къ заключенію что, такъ какъ домъ и мельница не приносятъ ничего, такъ какъ имніе выиграетъ, если не будетъ этой мельницы, такъ какъ нтъ никакого доказательства чтобъ отецъ дйствительно намревался произвести эти починки, а въ словахъ его могло заключаться лишь общаніе денежнаго пособія, такъ какъ, наконецъ, мельникъ ведетъ себя дерзко, то мельницу чинить незачмъ. Онъ предложилъ въ вид пособія двадцать фунтовъ, отъ которыхъ мельникъ съ негодованіемъ отказался. Читатели могутъ вообразить себ какая ссора возникла между арендаторомъ и землевладльцемъ. Когда начиналось все это, то-есть во время смерти стараго эсквайра, Бретль считался человкомъ со средствами. Но несчастія постигли его: пришлось много потратить на докторовъ, дти ввели его въ большіе расходы, и теперь вс знали что ему не легко исправно платить за все. Въ дом и на мельниц нкоторыя необходимйшія починки были произведены на его счетъ, но двадцати фунтовъ онъ такъ и не принялъ.

Въ нкоторыхъ отношеніяхъ этому человку повезло въ жизни. Жена его принадлежала къ числу тхъ любящихъ, терпливыхъ, чуть не святыхъ существъ, которыхъ случается встртить въ жизни разъ или два, и именно въ этой сфер. Богатымъ трудно пролзть въ иголье ушко, бдныхъ жизнь слишкомъ давитъ. Мельникъ любилъ эту женщину беззавтною любовью. Онъ самъ не зналъ какъ любитъ ее. Онъ бывалъ крутъ и суровъ съ нею. Онъ говорилъ ей жестокія слова. Но онъ тотчасъ же ударилъ бы палкою своей по голов человка который однимъ словомъ оскорбилъ бы ее. Они лишились многихъ дтей, но изъ шести, оставшихся въ живыхъ, четырьмя могли они гордиться. Старшій былъ фермеръ, женатый и обзаведшійся хорошимъ хозяйствомъ въ отдаленной мстности за Салисбери, на границахъ Гамишейра. Отцу въ трудныхъ обстоятельствахъ приходило на умъ попросить денегъ у сына, но до сихъ поръ онъ удерживался. Дочь была замужемъ за купцомъ въ Варминстр и тоже жила хорошо. Другой сынъ, въ дтств слабый и болзненный, сталъ ученымъ и занималъ мсто школьнаго учителя въ Варминстр, гд пользовался особеннымъ уваженіемъ мстнаго приходскаго священника. Была еще дома дочь Фанни, двушка золотая, отрада, гордость и опора матери, которую даже отецъ не бранилъ, которую любилъ весь Булгамптонъ. Но она была не хороша собой, смугла, съ нсколько грубыми чертами, плодъ сладкій на вкусъ, но не привлекающій взгляда вншнимъ видомъ и краской. Было еще двое младшихъ дтей. О Семъ, которому минуло двадцать одинъ годъ, уже было говорено. Между нимъ и Фанни была еще дочь. Изъ всхъ дтей, Карри была любимица отца. У ней не грубо и не смугло было лицо. Она принадлежала къ тмъ плодамъ которые первые бросаются въ глаза мущинамъ въ цломъ саду. Она была бла и румяна, со смющимися глазами, съ длинными кудрями, крпкая здоровьемъ, добрая сердцемъ, хотя прорывались въ ней иногда черты отцовскаго характера. Въ глазахъ матери она никогда не была такъ мила, какъ Фанни, но отцу она казалась краше солнца лтняго. Теперь она неизвстно гд и сдлалась чмъ-то такимъ о чемъ нельзя говорить. Кто произнесъ бы ея имя при отц, тотъ испыталъ бы тотчасъ же всю тяжесть его гнва. Это хорошо знали въ Булгамптон, и никто не осмливался даже намекнуть ему что ее еще можно спасти. Но мать ежедневно о ней молилась, и отецъ думалъ о ней постоянно. Тяжелое это было бремя ему, которое надо нести до могилы, отъ котораго избавленія нтъ. Онъ самъ не зналъ что страдаетъ въ немъ, душа или тло, онъ зналъ только одно что давитъ его тяжелый гнетъ, и что нтъ надежды на облегченіе. Что пользы что онъ чуть не до смерти избилъ негодяя, что онъ старыми руками своими едва не разорвалъ его на части, что оставилъ его бездыханнымъ и ушелъ никмъ пальцемъ не тронутый? Негодяй этотъ какъ-то вылчился и служитъ въ арміи гд-то въ Азіи, Африк или Америк. Онъ въ то время былъ лейтенантомъ, да вроятно лейтенантомъ остался и теперь. Никакого дла не было Бретлю до него. Еслибы можно было выпить всю кровь злодя до послдней капли, и это ни на волосъ не облегчило бы бремени. Бретль самъ это зналъ. Ничто не могло утшить его, даже еслибъ ангелъ явился и возвстилъ ему что дочь его вторая Магдалина. Бретли никогда еще ни предъ кмъ не краснли, женщины въ ихъ семейств всегда вели себя какъ слдуетъ.

Яковъ Бретль былъ приземистый, широкоплечій человкъ, одаренный, повидимому, большою силой, медленно уступающею дйствію времени. Глаза у него были зоркіе, зеленые, брови густыя, губы тонкія, подбородокъ квадратный, носъ горбатый, но мало выступающій. Лобъ его былъ низокъ и широкъ, и почти всегда на голов у него была плоская шапка. Волосы и весьма рдкія бакенбарды были сдыя, но и весь онъ былъ сдой, съ ногъ до головы. Ремесло его такъ крпко наложило на него свою краску что трудно было сказать, происходитъ ли бловатая блдность лица его отъ горя, или отъ муки. Онъ былъ человкъ молчаливый, задумчивый, всегда помышляющій о нанесенныхъ ему обидахъ.

VI. Мельница Бретля.

Придя на мельницу, мистеръ Фенвикъ нашелъ старика Бретля сидящимъ на скамь предъ дверью дома, съ трубкой въ зубахъ. Мери Лоутеръ совершенно справедливо утверждала что мельница, несмотря на свое полуразрушеніе, быть-можетъ даже благодаря ему, была однимъ изъ самыхъ красивыхъ мстъ въ Булгамптон. Вопервыхъ, ее окружали со всхъ сторонъ свжіе, свтлые ручьи. Одинъ изъ нихъ протекалъ между жилымъ домомъ и мельницей и вертлъ мельничное колесо. Это направленіе было придано ему, безъ сомннія, искусственно, вода въ немъ бжала быстре нежели въ сосднихъ ручьяхъ. Были также шлюзы, которыми можно было задерживать воду и поднимать до извстной высоты. Эта рчка находилась вполн во власти человка, негд было бы пріютиться въ ней водянымъ божествамъ. Но были другія, вольныя рчки по обимъ сторонамъ жилья: одна Авонъ, а другая притокъ впадающій въ него двумя стами шагами ниже мельницы, въ пятидесяти шагахъ отъ мста гд утомленная рабочая вода снова вливалась въ праздное лоно матери. И мельница, и домъ были крыты соломой и очень низки. Предъ мельницей шла дорога, или скоре тропа. Она вела чрезъ ручей двумя мостами, но рка Авонъ оказалась слишкомъ широкою для строителя, тутъ былъ бродъ съ камнями для пшеходовъ. Берега окаймлены были старыми ивами, коихъ свтлозеленыя колеблющіяся втви придавали издали всему мсту видъ рощи. Предъ домомъ былъ навсъ, а подъ этимъ навсомъ скамья съ высокою спинкой, на которой сидлъ старый Бретль, когда викарій подошелъ къ нему. Онъ не всталъ, но не изъ грубости: когда почти весь день на ногахъ за работой, почему не дать старымъ костямъ отдохнуть хоть нсколько минутъ около полудня?

— Я такъ и думалъ что захвачу васъ теперь безъ дла, сказалъ священникъ.

— Конечно, мистеръ Фенвикъ, отозвался мельникъ,— и я иногда бываю безъ дла.

— Плохая была бы жизнь и не долгая, еслибъ ужь вовсе не знать отдыха. Всякому требуется отдыхъ. А Семъ здсь?

— Нтъ, мистеръ Фенвикъ, Сема здсь нтъ.

— Онъ и утромъ, вроятно, не былъ дома?

— Теперь его дома нтъ. Вамъ его нужно?

Эти слова старикъ сказалъ голосомъ показывающимъ что онъ готовъ былъ оскорбиться, если будутъ еще говорить съ нимъ о сын. Священникъ не садился, а стоялъ предъ старикомъ, глядя на него сверху, мельникъ продолжалъ курить, поглядывая на ясное небо.

— Да, мн его нужно, мистеръ Бретль.

Фенвикъ остановился, послдовало молчаніе. Мельникъ курилъ, не говоря ни слова.

— Мн нужно его видть. Онъ, кажется, не на хорошей дорог, мистеръ Бретль.

— А кто жь говоритъ что на хорошей? Парень былъ бы ничего, еслибы посторонніе люди не сбили его съ толку.

— Я понимаю что вы хотите сказать, мистеръ Бретль.

— Я съ тмъ и говорю чтобы меня понимали, мистеръ Фенвикъ. А то къ чему же и говорить? Еслибы малаго оставили въ поко, онъ былъ бы малый хорошій. Но его стали сбивать съ толку, онъ и сбился. Вотъ и все.

— Вы очень несправедливы ко мн, но я не намренъ вступать съ вами теперь въ разсужденіе. Оно ни къ чему бы не повело. Я пришелъ сказать вамъ что Семъ, какъ кажется, недобрымъ дломъ занимался прошлую ночь.

— Очень можетъ быть.

— Лучше ужь сразу сказать вамъ правду. Онъ пробрался ко мн съ двумя мошенниками.

— И вы хотите отвести его къ судь?

— Нтъ, не хочу. Я скоре согласился бы, кажется, на какое угодно пожертвованіе. Я держалъ его вчера ночью за воротъ, и отпустилъ.

— Если онъ самъ не могъ вырваться у васъ, мистеръ Фенвикъ, такъ онъ не мой сынъ.

— Я былъ вооруженъ, ему длать было нечего. Но что да этого? Дло вотъ въ чемъ. Товарищи его были совершенные негодяи. Приходилъ онъ ночью домой?

— Спросите лучше у матери, мистеръ Фенвикъ. Правду вамъ сказать, я не люблю о немъ говорить. Мн, кажется, пора на мельницу. Мн теперь всей помощи одинъ работникъ.

Съ этими словами онъ всталъ и вошелъ въ мельницу, не кивнувъ даже головой на прощанье.

Фенвикъ постоялъ минуту, глядя вслдъ старику, а потомъ пошелъ въ домъ. Онъ зналъ очень хорошо что женщины примутъ его совсмъ не такъ какъ принялъ мельникъ, но потому-то именно и трудно ему было разказать имъ случившееся. Онъ, однако, еще идя на мельницу, предвидлъ все это. Отъ стараго Бретля нечего было ждать кром молчанія, подозрительности и грубости. Такой ужь онъ человкъ, съ нимъ ничего не подлаешь. А женщины обрадуются викарію, сочтутъ посщеніе его за честь и удовольствіе, оттого-то и трудно будетъ сказать непріятную новость. Но сказать надо: и долгъ, и дружеское расположеніе велятъ сообщить семейству молодаго человка то что случилось прошлою ночью. Фенвикъ вошелъ въ домъ и повернулъ налво въ кухню, гд почти всегда сидли женщины. Комната была просторная, четвероугольная, низкая, въ ней устроена была большая печь съ разными принадлежностями для жаренія, печенія и варки. Устройство было старинное, но мистрисъ Бретль считала его несравненно боле удобнымъ чмъ новомодныя плиты, которыя ее иногда возили смотрть. Противъ очага былъ небольшой коврикъ, безъ котораго каменный полъ казался бы слишкомъ холоденъ и неудобенъ. На краю коврика, полуобращенное къ огню, стояло старое кресло изъ цльнаго дуба, съ потертою подушкой, на которомъ мельникъ сиживалъ по вечерамъ, окончивъ дневныя работы. На это кресло никто не садился, разв только иногда Семъ, въ вид протеста противъ власти отца. Въ этихъ случаяхъ мать глубоко огорчалась, а сестра еще недавно просила брата воздерживаться отъ такой профанаціи. Подл кресла стоялъ круглый столикъ, на немъ помщался стаканъ грогу, выпиваемый мельникомъ за трубкой, и свча, при свт которой мельничиха, надвъ большія черепаховыя очки, штопала мужнины чулки. И у ней былъ особый стулъ въ углу, но безъ подушки. По стнамъ расположены были шкафы, столы, полки и множество разной посуды, все на своемъ мст. Хотя эта комната и называлась кухней — и дйствительно въ ней готовилась пища семейства — позади была еще другая кухня, съ огромнымъ котломъ и большою печкой, никогда теперь не топившеюся. Необходимые, но непривлекательные процессы кухонной жизни совершались тамъ, всторон. Лишь весьма причудливый человкъ не удовлетворился бы чистотой и опрятностью стола, на которомъ ежедневно подавался обдъ мельника, или не слъ бы охотно къ очагу отдохнуть подъ стукъ большихъ часовъ краснаго дерева, стоявшихъ въ углу. На другой сторон корридора была гостиная мистрисъ Бретль. Безъ сомннія, гостиная эта составляла одну изъ немногихъ радостей ея жизни, хотя трудно было бы сказать почему. Мистрисъ Бретль входила въ нее лишь для того чтобы вымести полъ и стереть пыль. Но должно-быть лестно было мельничих имть свою гостиную, устланную ковромъ, съ шестью стульями набитыми гривой, диваномъ и круглымъ столомъ, съ древнимъ зеркаломъ надъ каминомъ, и шитьемъ дочери, висвшимъ въ рамк на стн, на подобіе картины. А между тмъ эта комната должна бы внушать хозяйк скоре горе чмъ радость, ибо когда устраивалась она и покупались стулья на долю скуднаго приданаго мельничихи, вся роскошь эта, безъ сомннія, предназначалась на пользованіе всему семейству. Этого однако никогда не было. Мельникъ никогда, ни подъ какимъ предлогомъ, не входилъ въ эту комнату. Онъ, вроятно, и въ молодости считалъ ее женскою прихотью, безполезною, но позволительною для удовольствія жены. Теперь не смли отворять при немъ и дверь въ гостиную. Тутъ онъ въ послдній разъ видлся съ Карри, наложилъ на нее проклятіе и выгналъ изъ дому, чтобы честный кровъ его не осквернялся ея позоромъ.

Въ дом былъ поперечный корридоръ, отдлявшій переднія комнаты отъ заднихъ. Въ конц корридора, въ передней части, подл гостиной, была спальня Бретля съ женой. Тутъ родились вс дти, принесшіе дому столько радости и столько горя. Позади, окнами на огороженное небольшое пространство, называемое садомъ, гд росла капуста въ перемшку со смородиной, помщалась большая кладовая и комната въ которой спала Фанни, прежде съ четырьмя сестрами, а теперь одна. Карри послдняя ушла отъ нея. Фанни не смла произнести имя сестры иначе какъ въ полголоса.

На верху были чердаки, въ одномъ помщался Семъ, когда жилъ дома, а въ другомъ краснорукая работница. Скажемъ еще что за мстомъ поросшимъ капустой фруктовый садъ шелъ до самой рки, и описаніе Бретлевой мельницы будетъ полно.

VII. Мельничиха.

Когда мистеръ Фенвикъ вошелъ въ кухню, мистрисъ Бретль сидла тамъ одна. Дочь ушла по хозяйству. Старушка, съ очками на носу, штопала, по обыкновенію, чулокъ, надтый на лвую руку. На кругломъ столик раскрыта была большая Библія, а на Библіи лежало разное блье, только что починенное и уже опять требовавшее починки. Библія и блье составляли все занятіе мистрисъ Бретль отъ обда до сна. Поутру она еще занималась стряпней: чистила картофель, готовила яблоки для пуддинговъ, заглядывала въ горшокъ гд варилась капуста. Но будничные вечера посвящались исключительно Библіи и блью. По воскресеньямъ блье отстранялось, оставалась одна Библія, и многіе часы отдавались сну. Утромъ каждое воскресенье мельничиха ходила въ церковь, туда и назадъ одна, некому было провожать ее. Мужъ въ церковь никогда не ходилъ, сынъ теперь совратился съ пути истиннаго. Фанни ходила въ церковь по утрамъ два раза въ мсяцъ, а вечеромъ непремнно каждое воскресенье, и отцу, несмотря на его невріе, нравилось ея усердіе. Мистрисъ Бретль была худенькая старушка съ сдыми волосами, скромно выглядывавшими изъ-подъ чистаго чепца, одтая всегда въ темное платье. Черты ея были еще хороши, мелки, добродушны, нельзя было не замтить кротости выражавшейся въ ея взгляд. Она была

Женщина скромная, чистая, истинно благородная, хотя и штопала чулки сидя въ кухн.

— Я слышала какъ вы разговаривали съ хозяиномъ, сказала она, вставая въ отвтъ на поклонъ викарія, и кладя на книгу сначала чулокъ, а потомъ носки, такъ что Библія совершенно скрылась.— Я знала что вы не уйдете, не заглянувъ къ старух.

— Я собственно къ вамъ и пришелъ сегодня, мистрисъ Бретль.

— Неужели? Вы очень добры, мистеръ Фенвикъ. Погода такая жаркая, и у васъ столько заботъ. Неугодно ли вамъ яблоко? Другимъ нечмъ васъ угостить. Говорятъ, этотъ сортъ рдокъ въ ныншнемъ году. Впрочемъ, у васъ свои, безъ сомннія, лучше.

Фенвикъ взялъ со стола большое красное яблоко и началъ сть его, увряя что у него въ саду такихъ нтъ. Когда яблоко было кончено, пришлось начинать исторію.

— Мистрисъ Бретль, мн, къ сожалнію, нужно сказать вамъ кое-что не совсмъ пріятное.

— Что такое, мистеръ Фенвикъ? Дурныя всти? Да впрочемъ теперь только и слышишь что дурныя всти. Что же такое?

Онъ повторилъ вопросъ о Семъ, съ которымъ прежде обращался къ мельнику.

— Гд былъ Семъ вчера вечеромъ?

Она только головой покачала.

— Ночевалъ ли онъ дома?

Она опять покачала головой.

— Завтракалъ ли онъ дома?

— Нтъ. Онъ ушелъ третьяго дня, съ тхъ поръ я его и не видала.

— Чмъ же онъ живетъ? Вдь отецъ, вроятно, не даетъ ему денегъ?

— Да давать-то не приходится, мистеръ Фенвикъ. Когда онъ дома, отецъ дйствительно даетъ ему нсколько денегъ. Такъ, малость. Надо же чтобъ у молодаго человка было хоть что-нибудь въ карман.

— Я боюсь, не слишкомъ ли много у него въ карман. Лучше бы ничего не было, тогда бы онъ принуждень былъ приходить домой сть. Вдь онъ работаетъ на мельниц?

— Иногда работаетъ, и во всемъ Булгамптон не сыщешь, лучшаго работника.

— Что они, ладятъ съ отцомъ?

— Иногда ладятъ, а иногда отецъ почти не говоритъ съ нимъ. Хозяинъ не любитъ разговаривать на мельниц, и Семъ тоже, когда бываетъ здсь, работаетъ прилежно. А то вдругъ отецъ смягчится къ нему, и какъ поглядишь на нихъ, кажется, они души не чаютъ другъ въ друг. У Сема есть нкоторыя отцовскія черты, мистеръ Фенвикъ, и это радуетъ старика. Онъ теперь никого не любитъ больше Сема.

— Еслибъ онъ былъ такой же честный человкъ какъ отецъ, я простилъ бы ему все остальное, сказалъ мистеръ Фенвикъ съ разстановкой, намекая тмъ что пришелъ не жаловаться на нерадніе къ церкви или на небольшія неправильности въ жизни. Невріе стараго мельника часто служило предметомъ разговоровъ его съ мистрисъ Бретль, ибо оно внушало ей много грустныхъ мыслей. Викарій, пробираясь ощупью между вопросами которыхъ не смлъ касаться при ней, чтобы не показалось что онъ въ частной бесд опровергаетъ то чему учитъ публично, ловкимъ образомъ разъяснилъ ей что она, конечно, спасется по вр своей, но что и мужъ можетъ избгнуть вчнаго огня, который представлялся ей такою страшною дйствительностью что она съ содроганіемъ думала объ его лютости, слушая про порочность людскую. Когда Фенвикъ началъ ходить запросто на мельницу, мистрисъ Бретль полагала что образъ жизни мужа возбудитъ его негодованіе, что онъ непремнно будетъ браниться, а мужъ, какъ она хорошо знала, брани не снесетъ. Мало-по-малу она убдилась что этотъ новый викарій говорилъ больше о жизни, ея порокахъ и радостяхъ, о возможности добра, нежели о требованіяхъ религіи. За себя она внутренно огорчалась этимъ, а можетъ-быть и за него, но ей все-таки было утшительно видть обращеніе священника съ ‘хозяиномъ’, какъ называла она мужа. Она дивилась этому, но отрадно ей было что посланный Божій ходитъ къ ней и не говоритъ ни слова о своемъ посланіи строгому владык, котораго она такъ боялась и такъ любила, и который, какъ она знала, не сталъ бы слушать такого слова. Съ ней же Фенвикъ говорилъ такъ нжно объ ея заблудшей, падшей дочери, называя ее не иначе какъ по имени, и подавая постоянно надежду на исправленіе, счастіе за земл и блаженство въ той жизни, что мельничиха почти смущалась, соображая что онъ служитель Бога, призванный произносить грозный судъ надъ заблуждающимися людьми. Она не понимала его терпимости, его снисходительности, и было у нея какое-то смутное, безсознательное желаніе чтобъ онъ излилъ чашу гнва, такъ долго закрытую, на нее одну, готовую все перенести ради мужа и дтей своихъ. Если существовало такое желаніе, такъ ему, конечно, не суждено было исполниться. Въ эту минуту Фанни вошла и присла, подавая руку викарію.

— Былъ ли Семъ дома вчера ночью, Фанни? спросила мать грустнымъ, тихимъ голосомъ.

— Былъ. Онъ ночевалъ дома.

— Это врно? спросилъ настоятель.

— Врно. Я слышала какъ онъ уходилъ сегодня утромъ около пяти часовъ. Онъ говорилъ со мной, и я ему отвчала.

— Что же онъ говорилъ?

— Что идетъ по длу въ Левингтонъ и не вернется до ночи. Я сказала ему гд сыръ и хлбъ, онъ взялъ съ собою.

— Но вчера вы его не видали?

— Нтъ. Онъ приходитъ въ какіе ему угодно часы. Третьяго дня онъ обдалъ дома, съ тхъ поръ я его не видала. Онъ не приходилъ на мельницу въ этотъ день.

Мистеръ Фенвикъ началъ соображать сколько сообщить сестр и матери, и сколько умолчать. Онъ въ глубин души не врилъ чтобы Семъ имлъ намреніе вломиться въ его домъ и ограбить его, но товарищей Сема считалъ положительно ворами и разбойниками. Если эти люди бродятъ около Булгамптона, такъ его обязанность, конечно, если возможно, арестовать ихъ и предупредить дальнйшія мошенничества, какъ для своей собственной безопасности, такъ и ради сосдей своихъ. Желаніе спасти Сема Бретля не даетъ ему права отступить отъ этой обязанности. Еслибы можно только отвести Сема отъ нихъ, залучить его къ себ, поговорить съ нимъ хорошенько, еще была бы, вроятно, надежда.

— Какъ вы думаете, вернется онъ къ ночи? спросилъ онъ.

— Общалъ вернуться, отвчала Фанни, знавшая что нельзя ручаться за брата.

— Если вернется, пошлите его ко мн. Чтобы пришелъ непремнно! Скажите что я вреда ему не сдлаю. Богу извстно какъ искренно я желаю ему добра.

— Мы въ этомъ уврены, сказала мать.

— Пусть онъ не боится что я буду читать ему проповдь. Я только поговорю съ нимъ какъ съ младшимъ братомъ.

— Да что жь онъ сдлалъ такое?

— Я ничего еще не знаю. Да я скажу вамъ все какъ есть. Я захватилъ его въ моемъ саду вчера около полуночи. Еслибъ онъ былъ одинъ, я бы не приписалъ этому никакого значенія. Онъ сердится на меня за то что я говорилъ съ отцомъ. Еслибъ я увидалъ что въ отместку онъ набиваетъ себ карманы моими фруктами, я бы только сказалъ ему что напрасно онъ не придетъ за ними поутру.

— Но вдь онъ…. не кралъ? спросила мать.

— Онъ ничего не длалъ, также какъ и спутники его. Но они разбойники. Онъ въ рукахъ негодяевъ. Я схватился съ однимъ изъ нихъ, и увренъ что повредилъ его, да не въ томъ дло. Я желаю залучить къ себ Сема чтобы спасти его отъ такихъ товарищей. Если можете прислать его ко мн, такъ пришлите.

Фанни общала, и мать также, но общаніе дано было голосомъ какъ будто говорившимъ что исполненія ждать нечего. Семъ давно былъ глухъ на голосъ матери и сестры, а когда отецъ сердился на него, онъ просто уходилъ и жилъ неизвстно гд и какъ. У такихъ людей, какъ Бретли, отеческая власть по необходимости слабе нежели у тхъ которые, требуя многаго, много и длаютъ. Обязанъ ли повиноваться юноша, идущій въ осьмнадцать лтъ зарабатывать себ хлбъ? Что до того что онъ не достигъ еще совершеннолтія? Онъ работаетъ какъ совершеннолтній мущина и можетъ распоряжаться по усмотрнію заработною платой. Одно изъ тяжкихъ проклятій лежащихъ на бдныхъ заключается въ раннемъ разрыв всхъ связей между отцомъ и сыномъ, матерью и дочерьми.

Мистеръ Фенвикъ, выходя изъ дома мельника, видлъ Якова Бретля въ дверяхъ мельницы. Онъ тащилъ какую-то тяжесть, преодолвая слабость своихъ лтъ силою своей энергіи. Онъ, конечно, видлъ священника, но какъ будто не замтилъ, словно самъ не желалъ быть замченнымъ, поэтому мистеръ Фенвикъ прошелъ мимо. Дома онъ отложилъ отчетъ о своемъ посщеніи до того времени когда будетъ одинъ съ женой. Вечеромъ онъ разказалъ ей все.

— Все это кончится тмъ что Семъ сдлается разбойникомъ, если кто-нибудь не остановитъ его.

— Разбойникомъ, Франкъ?

— Онъ, кажется, къ тому идетъ.

— Такъ онъ приходилъ сюда разбойничать?

— Не думаю. У него, вроятно, не было еще этого на ум. Но онъ показывалъ дорогу товарищамъ, а они занимались своимъ дломъ. Ты не пугайся. Съ помощію констебля и свинчатки намъ бояться нечего. Я выписалъ большую собаку, втораго Хватая. Сему Бретлю скоре грозитъ опасность чмъ нашему серебру.

Но несмотря на бодрость своихъ рчей, викарій былъ озабоченъ, почти испуганъ. Посл всего что было между нимъ и Семомъ, посл прежней ихъ дружбы, посл благосклонности какую онъ, приходскій священникъ, оказывалъ этому юнош, посл всего дурнаго что говорили про него за такую близость съ простолюдиномъ, гораздо моложе его лтами, Фенвику было бы крайне тяжело признать публично преступность Сема, еще тяжеле предать его законному наказанію. Фенвикъ зналъ что на него взводили многія обвиненія въ приход изъ-за Сема. Маркизъ Тробриджъ что-то сказалъ. Мистеръ Пудельгамъ говорилъ много. Самъ старый мельникъ ворчалъ. Даже Джильморъ отзывался неодобрительно. Викарій въ гордости своей никого не слушалъ. Теперь онъ начиналъ опасаться, не дурно ли поступилъ онъ оказывая такую благосклонность Сему.

VIII. Послдній день.

Мистеръ Фенвикъ ходилъ на мельницу въ субботу. Слдующее воскресенье прошло очень тихо. Джильмора не видали въ приходскомъ дом. Онъ былъ въ церкви и провожалъ дамъ до воротъ сада, но отказался отъ приглашенія мистрисъ Фенвикъ позавтракать съ ними, и больше въ этотъ день не показывался. Священникъ послалъ сказать Фанни Бретль, во время службы, чтобъ она подождала его нсколько минутъ, и узналъ отъ нея что Семъ не ночевалъ дома. Онъ узналъ также предъ службой что въ субботу, очень рано, часа въ четыре утра, два человка прохали въ телг черезъ Гинтопъ. Гиптонъ было большое селеніе въ шести миляхъ отъ Булгамптона, на полдорог къ Левингтону, куда Семъ отправился, какъ говорилъ сестр. Сопоставивъ эти извстія, мистеръ Фенвикъ пришелъ къ убжденію что прохавшіе въ телг были именно люди которыхъ молодой Бретль провелъ въ его садъ.

— Надюсь, разсуждалъ настоятель,— что въ Левингтон есть хорошій врачъ. Одному изъ этихъ господъ, должно-быть, нужно пособіе.

Затмъ ему пришло въ голову что пожалуй не лишнее было бы сходить на недл въ Левингтонъ и навести справки.

Въ среду Мери Лоутеръ собиралась хать въ Лорингъ. И викарію, и жен его казалось что домъ ихъ опустетъ съ ея отъздомъ. Фенвикъ ршилъ что Мери будетъ его ближайшею сосдкой на всю жизнь, и обращался съ ней по-сосдски, говорилъ съ ней о приходскихъ длахъ, какъ говорилъ бы съ женой эсквайра, еслибы жена эсквайра была съ нимъ въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ. Онъ теперь смотрлъ на Мери почти какъ на обманщицу. Она обошла его, вкралась въ его довріе подъ лживымъ предлогомъ. Правда, она можетъ еще вернуться и занять мсто которое онъ ей предназначилъ. Онъ почти увренъ былъ что этимъ кончится. Но онъ сердился на нее за то что она колеблется. Она производитъ только ненужныя хлопоты. Довольно долго ухаживали за ней, она просто дурачится. Такъ не разъ говорилъ Фенвикъ жен. Мистрисъ Фенвикъ была не такъ строга въ своихъ сужденіяхъ, но тоже нсколько сердилась. Она любила Мери гораздо больше чмъ Джильмора, но убждена была что всего лучше для Мери принять предложеніе человка который, какъ она сознавалась, нравится ей, нравится по крайней мр на столько что она еще не отказала ему. Поэтому, хотя Мери узжала, и мужъ и жена обращались съ ней нсколько рзко.

Понедльникъ также прошелъ очень тихо. Джильморъ не приходилъ, но прислалъ сказать что зайдетъ во вторникъ проститься съ миссъ Лоутеръ. Рано въ среду мистеръ Фенвикъ долженъ былъ отвезти ее въ Вестбери, откуда она подетъ по желзной дорог чрезъ Чиппенгамъ и Свиндонъ въ Лорингъ. Во вторникъ утромъ она была очень грустна. Она знала что хать необходимо, но очень сожалла объ этой необходимости. Она была не довольна собою. Еслибы Джильморъ въ эту минуту опять сдлалъ ей предложеніе, она, конечно, не приняла бы его, но она сердилась на себя за это, ‘Право, говорила она себ, я сомнваюсь что когда-нибудь полюблю мущину больше чмъ его.’ Она очень хорошо знала что если не полюбитъ мущину, не должна и выходить замужъ, но ей приходило въ голову: ужь не правду ли говоритъ Жанета что у нея ложныя понятія о любви, какую надо чувствовать къ человку котораго изберешь. Можетъ-быть дйствительно такое обожаніе, съ какимъ Жанета смотритъ на мужа, приходитъ лишь посл брака, можетъ-быть это чувство пробудится и въ ея сердц, когда она будетъ женою этого человка, хозяйкой его дома, матерью его дтей, главнымъ, если не единственнымъ, предметомъ его заботливости. И этотъ человкъ любитъ ее. Въ этомъ она не сомнвалась. Недовольна она была собою и за то что оскорбила друзей своихъ, показавъ, какъ они думали, неумстную холодность ихъ другу.

— Жанета, сказала она, когда он опять сидли вдвоемъ на лужайк, во вторникъ подъ вечеръ,— я очень жалю что пріхала къ вамъ.

— Не говорите этого, душа моя.

— Я здсь провела одни изъ пріятнйшихъ дней моей жизни, но пріздъ этотъ вообще былъ несчастный. Я узжаю какъ виноватая. Я это очень живо чувствую.

— Что за пустяки! Въ чемъ же вы виноваты?

— Вы съ мистеромъ Фенвикомъ думаете что я поступила не хорошо. Я знаю. Я такъ уважаю его, считаю его такимъ добрымъ и умнымъ, и опытнымъ, онъ такъ хорошо знаетъ какъ надо поступать, что я невольно нахожу себя виноватою, если онъ винитъ меня.

— Онъ только желалъ чтобы вы ршились выйти за человка вполн достойнаго, съ которымъ онъ друженъ, и поселились бы подл насъ. Онъ и теперь этого желаетъ такъ же какъ и я.

— Но онъ думаетъ что я ломалась и жеманилась, и…. и почти обманывала. Я это слышу въ звук его голоса, вижу по глазамъ его. Я замчаю это по тому какъ жметъ онъ мн руку утромъ. Онъ такой прямой человкъ что я всегда тотчасъ же узнаю что у него на ум. Я узжаю заслуживъ его немилость, и жалю что пріхала.

— Вернитесь какъ мистрисъ Джильморъ, и немилость его пройдетъ.

— Да, тогда онъ простилъ бы меня. Онъ сказалъ бы себ что я раскаиваюсь и что, слдовательно, меня снова можно принять въ милость. Но теперь онъ осуждаетъ меня, и вы тоже.

— Сказать вамъ правду, Мери, я думаю, вы сами не знаете чего хотите.

— Положимъ и такъ, что жь тутъ преступнаго?

— Но въ извстномъ возраст двушка должна знать чего хочетъ. Вы причиняете этому бдняку множество ненужныхъ тревогъ и заботъ.

— Я знала до нкоторой степени чего хочу, если сказала ему что не могу быть его женой.

— Сколько мн извстно, Мери, вы всегда требовали чтобъ онъ подождалъ.

— Никогда я этого не требовала, Жанета, никогда! Онъ самъ говоритъ что хочетъ ждать. Что жь могу я отвчать ему? Впрочемъ, я не намрена оправдываться. Я дйствительно думаю что поступала не такъ, какъ слдуетъ, и жалю что пріхала сюда. Неучтиво это говорить, но оно такъ. Ужасно заслужить неудовольствіе людей которыхъ такъ любишь, какъ я васъ люблю.

— Никакого неудовольствія нтъ, Мери. Слово это слишкомъ сильно. Какъ-то будете вы смотрть на все это современемъ, когда приходскій священникъ съ женою будутъ приходить по воскресеньямъ обдать къ супруг эсквайра? Я давно уже ршила что посл вечерней службы надо намъ будетъ ходить въ Вязники, и что тамъ должны насъ всячески ублажать, а вы откладываете все это до тхъ поръ пока я состарюсь. Я сержусь за то что вы лишаете насъ нашихъ воскресныхъ обдовъ. Флора, душа моя, какое лицо у тебя! Поди, посиди здсь смирно нсколько минутъ, а то будешь больна.

Пока мистрисъ Фенвикъ отирала лобъ дочери и приглаживала ея кудри, Мери ушла одна во фруктовый садъ. Кругомъ его обведена была широкая дорожка. Мери дважды обошла по ней садъ и остановилась у рки взглянуть на то мсто гд свалилась въ воду. Сколько хлопотъ она всмъ имъ надлала! Она была ршительно недовольна собой, за то особенно что впала именно въ т затрудненія которыхъ съ первой молодости положила избгать. Она ршала что не будетъ позволять ухаживать за собою, что не дастъ ни мущин, ни женщин права называть ее кокеткой, что если любовь и мужъ встртятся, такъ она приметъ ихъ съ благодарностью, а если не встртятся, такъ пойдетъ дальше своимъ путемъ, спокойно, не жаля, если возможно, о томъ что не достались ей радости семейной жизни, и во всякомъ случа не обнаруживая сожалнія. А теперь она запуталась, и нельзя сказать даже что не по своей вин.

Затмъ она ршила что впередъ не будетъ уже сбиваться съ пути истиннаго. Не можетъ быть чтобы женщина не могла уберечься отъ этихъ путъ ухаживанья съ одной стороны и сомннія съ другой, если только она будетъ твердо держаться какого-нибудь надежнаго правила. Слдовало сразу, не колеблясь и напрямикъ отказать Джильмору. Теперь это стало ей ясно. Нелпость, ради искренности человка держать его въ неизвстности и ожиданіи, для его же пользы. Нелпость и великое самолюбіе. Теперь длать нечего какъ только ждать покуда получится отъ него извстіе, и тогда отвтить ему твердо. Посл всего что было, нельзя ей пойти къ нему и сказать что теперь все кончено. Онъ придетъ сегодня вечеромъ и наврное не скажетъ ей ни слова объ этомъ. А если заговоритъ, если повторитъ свое предложеніе, тогда она выскажется. Однако это весьма невроятно, и слдовательно созданная ею путаница останется до времени не распутанною.

Такъ разсуждая, она облокотилась на заборъ и глядла на кладбище: не любовалась она гробницами и памятниками, и старою, плющомъ обвитою башней, не думала о лежащихъ здсь покойникахъ и о живыхъ, приходящихъ сюда на молитву, а клялась себ что впередъ всю жизнь будетъ держаться далеко отъ двичьихъ проказъ, какъ выражалась она. Какъ и другія двицы, она читала много романовъ и стиховъ, но никогда не сочувствовала героинямъ которыя не сохраняли серіозности въ любви отъ начала до конца, а позволяли себ уклоненія отъ прямаго пути и легкомысленную шаловливость. Изъ всхъ героинь боле всего нравилась ей Розалинда, потому что, съ перваго пробужденія въ ней чувства, она знала очень хорошо чего хочетъ, и отъ души любила своего суженаго. Розалинду называла она лучшею изъ всхъ двушекъ описанныхъ въ проз или поэзіи. Ей по-сердцу пришелся человкъ, и нтъ въ ней ни сомнній, ни колебаній. Но Флора Макъ-Иворъ возмутительна: двушка которая длаетъ шагъ впередъ и тотчасъ же отступаетъ назадъ, и хочетъ и не хочетъ, и можетъ и не можетъ, это, казалось ей, худшая изъ кокетокъ.

Пока она бранила себя, сравнивая съ Флорой, только безъ поэзіи и романтической обстановки, мистеръ Фенвикъ появился изъ-за церкви со стороны фермы Тромбула и вошелъ на кладбище черезъ калитку.

— Что это вы, Мери, такъ пристально смотрите на мсто гд покоятся ваши отшедшіе братья?

— Я не объ нихъ думала, отвчала она съ улыбкой.— Мысли мои заняты были еще живущими братьями моими.

Вдругъ ей какъ будто что-то пришло въ голову, и она внезапно ршилась.

— Мистеръ Фенвикъ, сказала она,— вы не откажетесь пройтись со мной раза два по кладбищу? Мн нужно кое-что сказать вамъ.

Онъ отворилъ ей ворота, она подошла къ нему.

— Я хочу попросить у васъ прощенія и оправдаться въ вашихъ глазахъ. Я знаю что вы на меня сердились.

— Не сердился, а досадовалъ. Но вы такъ искренно и мило извиняетесь что не могу не простить васъ. Вотъ вамъ моя рука. Вс дурныя мысли я выброшу изъ головы. Желанія мои все-таки останутся при мн, но я не буду дуться на васъ.

— Вы такъ добры, такъ глубоко благородны. Право, Жанета кажется мн счастливйшею женщиной въ свт.

— Полноте, полноте, я пришелъ къ вамъ сюда не для того чтобы слушать такія любезности.

— Да вдь это такъ. Впрочемъ, и я не съ тмъ васъ остановила, а для того чтобы сознаться въ моей вин и просить у васъ прощенія.

— Прощаю отъ души. Если было въ чемъ несогласіе между нами, оно будетъ забыто. Да только въ одномъ и были мы несогласны.

— И вотъ еще что, мистеръ Фенвикъ. Сдлайте вы это для меня. Скажите ему что я не подумавъ согласилась чтобъ онъ ждалъ. Зачмъ ему ждать? Конечно, ждать ему не слдуетъ. Когда я уду, скажите ему такъ, и попросите оставить все это. Я не подумала хорошенько, иначе я не дала бы ему мучить себя.

Послдовало молчаніе. Они шли рядомъ по дорожк.

— Нтъ, Мери, заговорилъ онъ немного спустя,— я не скажу ему этого.

— Почему же, мистеръ Фенвикъ?

— Потому что отъ такого ршенія не будетъ добра ни ему, ни мн, ни Жанет, ни вамъ самимъ наконецъ.

— Право, добро будетъ всмъ намъ.

— Мн кажется, Мери, вы не совсмъ такъ понимаете. Здсь нтъ никого кто бы не желалъ чтобъ вы поселились посреди насъ, сдлались бы настоящею булгамптонскою обывательницей. Я желаю чтобы вы стали женой моего лучшаго друга и моею ближайшею сосдкой. Нтъ на свт мущины котораго я любилъ бы больше чмъ Гарри Джильмора, и я хочу чтобъ вы вышли за него замужъ. Я и себ, и Жанет двадцать разъ говорилъ что такъ и будетъ рано или поздно. Я разсердился не за то что вы велли ему ждать, а за холодность вашу, что вы не ршились взять его сразу. Надо помнить что мы сдемъ очень скоро, Мери.

Вотъ опять та же старая псня которую уже слыхала она отъ Гарри Джильмора, но не ожидала услышать отъ Франка Фенвика. Рчь клонилась къ тому что и онъ совтуетъ ей подождать, испытать себя. Но она уже ршилась и не намрена была отступить отъ своего ршенія даже по совту Франка Фенвика.

— Я думала, вы мн поможете, сказала она очень тихо.

— Я радъ помочь вамъ сдлаться хозяйкой Вязниковъ, но пальцемъ не пошевелю чтобы воспрепятствовать этому. Такъ этому быть, Мери. Онъ такъ искрененъ, такъ честенъ, такъ достоинъ счастья, котораго добивается, что не можетъ не достигнуть своей цли. Войдемте въ домъ. Помните же, мы съ вами опять живемъ душа въ душу, что бы тамъ ни было. Признаюсь, я досадовалъ на васъ послдніе дни, я былъ не въ такомъ настроеніи въ какомъ слдуетъ проститься съ вами предъ отъздомъ. Я оставляю все это. Мы съ вами опять друзья, не такъ ли?

— Надюсь что такъ, мистеръ Фенвикъ.

— Не будетъ между нами недомолвокъ. Но дйствовать такъ чтобы разлучить васъ съ Джильморомъ я положительно отказываюсь. Я твердо увренъ что рано или поздно онъ будетъ вашимъ мужемъ. Теперь пойдемте къ Жанет, а то она начнетъ считать себя покинутою Пенелопой.

Вслдъ за тмъ Мери тотчасъ же отправилась на верхъ одваться къ обду. ‘Не уступить ли? Не надть ли голубыя ленты которыя ему такъ нравятся?’ Ей казалось что она была бы въ состояніи прямо сказать ему, еслибы ршилась уступить. Оно, правда, не совсмъ женственно, но все лучше чмъ мучить его. Она вынула голубыя ленты и стала пробовать какъ она ему скажетъ. Нтъ! Невозможно! Если она это сдлаетъ, такъ не будетъ для нея счастья въ этой жизни, да пожалуй и въ будущей. Поступить такъ значило бы солгать ему.

Она сошла внизъ въ простомъ бломъ плать, безъ всякихъ лентъ, точь-въ-точь такъ, какъ одлась бы еслибы не ждала Джильмора. За обдомъ вс были очень веселы. Франкъ повеллъ чтобы Мери даровано было прощеніе, и Жанета, конечно, повиновалась. Условія общественной жизни требуютъ отъ хозяина къ гостю и отъ гостя къ хозяину любезности, доходящей чуть не до лести, и какъ часто однако посреди этихъ любезностей какъ будто слышится ненависть, насмшка, презрніе. Какъ часто гость понимаетъ что его не любятъ, а хозяинъ — что онъ наводитъ скуку. Въ послдніе два дня Мери чувствовала что присутствіе ея не вполн пріятно хозяевамъ и знала что причина ихъ неудовольствія такая которой нельзя устранить. Теперь все это кончилось: Франкъ Фенвикъ обращался съ нею какъ нельзя боле ласково, и Жанета слдовала примру своего повелителя.

Они опять сидли на лужайк въ девятомъ часу, когда подошелъ къ нимъ Гарри Джильморъ. Онъ довольно любезно раскланялся съ Мери Лоутеръ, но посторонній человкъ никакъ не подумалъ бы что онъ влюбленъ въ нее. Онъ говорилъ больше съ Фенвикомъ и за чаемъ не слъ на диванъ подл Мери. Скоро однако чувство его высказалось въ нсколькихъ словахъ.

— Какъ вы думаете что я длалъ сегодня, Франкъ?

— Полагаю, убирали хлбъ.

— Уборку мы начинаемъ завтра. Я не люблю быть ни первымъ, ни послднимъ въ этомъ дл.

— Лучше начать раньше днемъ чмъ днемъ опоздать, Гарри.

— Оставимъ это. Я ходилъ къ старому Бретлю.

— Зачмъ?

— Почти стыдно сказать, а дло, однако, кажется, не дурное.

При этихъ словахъ онъ взглянулъ черезъ столъ на Мери Лоутеръ, которая, безъ сомннія, слдила непримтно за каждымъ движеніемъ его лица.

— Я заходилъ сказать ему что намренъ починить мельницу.

— Это по вашему желанію, Мери, неблагоразумно сказала мистрисъ Фенвикъ.

— О, нисколько! Мистеръ Джильморъ поступилъ такъ, я уврена, лишь потому что самъ считалъ нужнымъ.

— Не знаю насколько оно нужно, сказалъ онъ.— Можетъ-быть, оно и не нужно бы. Эта трата не доставитъ мн никакого дохода.

— Нельзя думать только о доход, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Однако, когда строишь дома для людей постороннихъ, объ этомъ подумать не мшаетъ, замтилъ настоятель.

— Говорятъ, эта мельница самое живописное мсто во всемъ приход, продолжалъ Джильморъ,— и что поэтому надо ее поддерживать.

Въ послдствіи Жанета замтила мужу что Мери Лоутеръ положительно называла мельницу самымъ живописнымъ мстомъ въ приход, но что кром нея, сколько извстно, никто не выражалъ такого мннія.

— А сверхъ того, когда я отказывался произвести починки, у Бретля были свои деньги, такъ и можно было требовать чтобъ онъ самъ починилъ мельницу.

— Теперь у него, должно-быть, денегъ немного.

— Кажется. Семейство ввело его въ большіе расходы. Онъ двухъ сыновей помстилъ въ торговое дло, и они вскор умерли. И потомъ у него постоянно были въ дом то доктора, то похороны. Такъ я зашелъ сказать ему что сдлаю починки отъ себя.

— Что же онъ?

— Чего же ждать отъ такого медвдя? Онъ и говорить со мной не сталъ, а ушелъ на мельницу, сказавъ только что я могу уговориться обо всемъ съ его женой. Однако я откладывать не буду. На будущей недл мн сдлаютъ смту. Стоить оно будетъ, я думаю, фунтовъ двсти или триста. Мельница, кажется, обветшала больше дома.

— Я такъ этому рада, сказала Мери.

Посл этого Джильморъ нисколько уже не жаллъ о своихъ двухъ, трехъ стахъ фунтахъ. Онъ, однако, ни слова не сказалъ Мери, только пожалъ ей руку на прощанье и оставилъ въ ней сознаніе что, можетъ-быть, она и передумаетъ къ концу назначеннаго срока. На слдующее утро мистеръ Фенвикъ отвезъ ее въ своемъ маленькомъ открытомъ фаетон на станцію Вестбери.

— Мы съ вами не прощаемся, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Помните, съ какимъ нетерпніемъ жду я воскресныхъ обдовъ.

Мери ни слова не отвтила, но прозжая мимо церкви, она взглянула на старую колокольню и сказала себ что, вроятно, никогда уже боле ея не увидитъ.

— Скажу вамъ только одно, Мери, говорилъ настоятель, прохаживаясь съ ней по платформ въ Вестбери.— Не забудьте что, какъ бы ни повернулись обстоятельства, у васъ есть домъ въ Булгамптон, гд всегда будутъ ради вамъ. Я теперь говорю не о Вязникахъ, а о нашемъ дом.

— Какъ добры вы ко мн!

— Вдь и вы добры къ намъ. Друзья должны быть добры другъ къ другу. Благослови васъ Богъ, моя милая.

Оттуда она одна похала домой въ Лорингъ.

IX. Миссъ Маррабель.

Если могутъ быть сомннія относительно званія приличествующаго Булгамптону, то Лорингъ уже безспорно городъ. Въ немъ есть и рынокъ, и Большая улица, и комитетъ общественнаго здравія, и гостиница, и ратуша, и дв приходскія церкви, одна Св. Петра внизу, а другая Св. Ботольфа на верху. Есть верхнія улицы, и нижнія улицы, и еще нсколько различныхъ улицъ. Не случалось мн слышать о лорингскомъ мер, но нтъ сомннія что Лорингъ городъ. Не посылалъ онъ также депутатовъ въ парламентъ, но какъ-то разъ, въ одномъ изъ множества предлагавшихся биллей, предполагалось группировать его вмст съ Чиренстеромъ и Лехледомъ. Весь міръ, конечно, знаетъ что это никогда не осуществилось на дл, но пронесшійся объ этомъ слухъ возвысилъ обывателей Лоринга въ ихъ собственныхъ глазахъ и подалъ поводъ къ шутк булгамптонскаго настоятеля, будто живая собака лучше мертваго льва.

Все хорошее общество Лоринга жило, конечно, въ верхней части города, въ Опгил. Нижняя часть, Лотоунъ, была не красива, грязна, посвящена торговл и промышленности, и не могла похвастаться ни однимъ аристократическимъ частнымъ домомъ. Правда, тутъ былъ домъ приходскаго священника, съ большими грязновато-срыми воротами и садомъ, но кром приходскаго священника ни одинъ человкъ, имвшій имя, не жилъ въ Лотоун. Тамъ были три-четыре фабрики, на которыя два раза въ день приходили толпы двушекъ въ грязныхъ, изодранныхъ рабочихъ платьяхъ. А въ воскресенье вс эти двушки являлись въ пышныхъ нарядахъ, заставлявшихъ думать что промышленность процвтаетъ въ Лоринг. Процвтала ли промышленность или нтъ, высока ли, или низка была заработная плата, дорога ли, или дешева провизія, враждовалъ ли, или ладилъ капиталъ съ трудомъ, воскресная роскошь брала свое. Какое счастье для женщинъ, да и для мущинъ также, что прекрасному полу доставляетъ положительное удовольствіе имть и показывать нарядное платье. Это почти столько же смягчаетъ нравы, устраняетъ грубость, какъ изученіе изящныхъ искусствъ. Въ Лоринг нравы рабочихъ были вообще хороши, а это, кажется, можно въ значительной степени приписать вліянію воскресной пышности.

Истинно аристократическимъ кварталомъ Лоринга вс считали Парагонъ, площадку позади церкви Св. Ботольфа. Этотъ кварталъ былъ почти весь построенъ лтъ двадцать тому назадъ отцомъ мистрисъ Фенвикъ, который сообразилъ что какъ въ нижней части города растутъ фабрики, такъ дома для богатыхъ людей должны расти въ верхней части. Онъ и построилъ Парагонъ, и еще въ конц его рядъ очень красивыхъ домовъ, получившій названіе Больфуръ, и повелъ дла хорошо, и нажилъ деньги, и теперь покоится подъ сводами церкви Ов. Ботольфа. Не малою частью своихъ удобствъ булгамптонскій приходскій домъ обязанъ былъ успху мистера Больфура въ сооруженіи Парагона. Изъ этого семейства никого не осталось въ Лоринг. Вдова отправилась жить въ Торке съ сестрой, а вторая дочь вышла замужъ за извстнаго адвоката Оксфордскаго округа, мистера Квиккенгама. Мистеръ Квиккенгамъ и пріятель нашъ булгамптонскій викарій были очень дружны, но они не часто видались, такъ какъ мистеръ Фенвикъ рдко здилъ въ Лондонъ, а мистеръ Квиккенгамъ, занятый длами, не имлъ времени посщать Булгамптонъ. Об сестры имли весьма ршительныя понятія о сравнительномъ достоинств занятій своихъ мужей. Софія Квиккенгамъ, не обинуясь, заявляла что одно — жизнь, а другое — застой, а Жанета Фенвикъ утверждала что на ея взглядъ тутъ разница почти такая же какъ между добромъ и зломъ. Он писали другъ другу раза три въ годъ. Въ сущности, семейство Больфуръ распалось.

Миссъ Маррабель, тетка Мери Лоутеръ, жила, конечно, въ верхней части города, но не въ Парагон, и даже не въ Больфур. Она была старушка очень не богатая. Братъ ея былъ прежде ректоромъ Св. Петра и большую часть жизни провела она въ приходскомъ дом съ грязновато-срыми воротами. Когда братъ умеръ, и ей въ то же самое время представилось что надо взять на свое попеченіе племянницу Мери, она перехала въ небольшой домикъ въ улиц Ботольфъ, гд могла жить прилично на триста фунтовъ дохода. Не надо думать что улица Ботольфъ мсто грязное, глухое, нехорошее. Нтъ, тутъ жили люди порядочные, когда еще не существовало Парагона и самого мистера Больфура. Улица была старая, узкая, квартиры дешевыя, здсь миссъ Маррабель имла возможность жить, и позвать иногда нсколькихъ знакомыхъ на чашку чая, и пріютить племянницу, не выходя за предлы своего дохода. Миссъ Маррабель сама была весьма хорошаго рода, племянница покойнаго серъ-Грегори Маррабеля, а единственная сестра ея вышла за капитана Лоутера, котораго мать считалась въ близкомъ свойств съ графомъ Перривинкель. Миссъ Маррабель высоко цнила и свое происхожденіе, и происхожденіе племянницы. Она принадлежала къ числу тхъ у же немногихъ теперь дамъ которыя въ глубин души убждены что деньги не даютъ права на высокое положеніе въ обществ, какъ бы ни было много ихъ, какъ бы источникъ ихъ ни былъ чистъ. Сословныя отличія въ ея глазахъ не подлежали сомннію и, пререканію, и она точно также уврена была въ своемъ прав идти впереди жены милліонера, какъ была уврена въ прав этого милліонера тратить свои деньги какъ ему угодно. По ея понятіямъ, сынъ джентльмена, если желаетъ сохранить свое званіе живя трудомъ, долженъ идти или въ духовное званіе, или въ адвокаты, или въ военную службу, или въ моряки. Это профессіи благородныя. Можетъ, конечно, и докторъ быть джентльменомъ, но юридическую карьеру и церковь миссъ Маррабель ставила гораздо выше медицины. Она отзывалась нершительно о гражданской служб, но какъ только человкъ пришелъ въ какое бы то ни было соприкосновеніе съ торговлей, онъ въ ея глазахъ терялъ право на званіе джентльмена. Онъ могъ быть человкъ весьма почтенный и дло его весьма полезное, но пивовары, банкиры и купцы не джентльмены, и свтъ по теоріи миссъ Маррабель совратился съ пути отъ того что люди стали забывать раздляющія ихъ границы.

Что же касается до самой миссъ Маррабель, то никто не могъ сомнваться что въ ея жилахъ течетъ благородная кровь. Она была маленькая, нжная, изящная старушка, еще не дурная собой, несмотря на семьдесятъ лтъ, пріятно было глядть на нее. Ноги и руки ея были чрезвычайно красивы, и она очень гордилась ими. Сдые волосы ея, виднвшіеся немного изъ-подъ чепца, были всегда весьма тщательно причесаны. Чепцы ея были совершенство своего рода. Зеленые глаза ея были свтлы и зорки и какъ будто говорили что она уметъ позаботиться о себ. Ротъ, носъ и подбородокъ, соразмрные и благообразные, не расползались по лицу какъ у нкоторыхъ старыхъ, да и у нкоторыхъ молодыхъ дамъ. Еслибъ у ней сохранились зубы, она не казалась бы старою. Здоровье ея было превосходно. Сама она говорила что ни одного дня не была больна. Одвалась она весьма тщательно, къ завтраку являлась не иначе какъ въ шелку, переодвалась три раза въ день, а по утрамъ носила шерстяное платье. Казалось, платья ея никогда не изнашивались. Движенія ея были такъ легки и тихи, что на ней матерія казалось новою, когда у другихъ женщинъ платье давнымъ давно изорвалось бы въ лохмотья. Вечеромъ она никогда не показывалась безъ перчатокъ, и перчатки ея всегда были чисты, словно новыя. Она ходила въ церковь по воскресеньямъ, зимою одинъ разъ, а лтомъ два раза, и каждый день посвящала нкоторое, весьма короткое время на чтеніе Библіи. Но въ Лоринг ее не причисляли къ людямъ религіознымъ. Говорили даже что она весьма суетна, чтобъ ея года слдовало бы ей читать не такія книги какія постоянно были у нея въ рукахъ. Попъ, Драйденъ, Свифтъ, Коули, Фильдингъ, Ричардсонъ и Гольдсмитъ были ея любимые авторы. Она читала выходящія въ свтъ новыя повсти, но всегда съ невыгодными для нихъ критическими сравненіями. Фильдингъ, говорила она, описываетъ жизнь какъ она есть, а Диккенсъ создалъ какую-то искусственную жизнь, которая никогда не существовала и не могла существовать. Въ Эсмонд есть чувство, но леди Кестльменъ ничто предъ Клариссой Гарлоу. Въ поэзіи же, Теннисонъ приторенъ, нтъ у него ни остроумія, ни гармоніи Попа. Вс современные поэты вмст, увряла она, не написали бы одной его поэмы. При всей своей миловидности, она, кажется, любила нсколько пряную литературу. Несомннно, что на верху въ шкапчик были у нея повсти Смоллета, и говорятъ даже будто ее какъ-то разъ застали съ комедіей Вичерли въ рукахъ.

Самая выдающаяся черта ея характера было презрніе къ деньгамъ. Не то чтобъ она не любила ихъ или отказалась бы отъ лишней сотни дохода, еслибъ явилось откуда-нибудь такое подспорье, но она въ дйствительности не мрила ни себя, ни другихъ имуществомъ. Кушая кусокъ холодной баранины или немножко рыбы, она считала себя ничмъ не хуже людей садящихся ежедневно за роскошный, изысканный столъ. Она не стыдилась экономіи ни предъ двумя своими горничными, ни предъ кмъ бы то ни было на свт. Она любила чай, и лтомъ покупала къ нему сливокъ на два пенса, но когда сливки дорожали, она отъ нихъ отказывалась и брала на пенни молока. Она выпивала каждый день дв рюмочки марсалы и открыто сознавалась что хересъ ей не по средствамъ. Но когда приглашала гостей на чай, что случалось разъ шесть или семь въ годъ, у нея всегда подавался хересъ съ бисквитомъ. Въ нкоторыхъ вещахъ она роскошничала. Когда вызжала сама, она не брала простаго извощика, а платила лишнихъ восемнадцать пенсовъ за коляску изъ Драгона. А когда Мери Лоутеръ, получавшая сама не боле пятидесяти фунтовъ доходу, которыхъ хватало ей на одежду и карманныя деньги, отправлялась въ Булгамптонъ, миссъ Маррабель предложила ей даже взять съ собой одну изъ горничныхъ. Мери, конечно, не хотла и слышать объ этомъ, и отвчала что лучше ужь въ такомъ случа взять съ собой весь домъ, но миссъ Маррабель полагала что двушк такого хорошаго дома какъ Мери Лоутеръ неприлично хать гостить безъ горничной. Сама она весьма рдко вызжала изъ Лоринга, потому что средства не позволяли, но отправившись два года тому назадъ къ морскимъ купаньямъ на дв недли, она взяла съ собой двушку.

Миссъ Маррабель много наслышалась о мистер Джильмор. Мери не имла секретовъ отъ тетки, и отсутствіе ея, гораздо боле продолжительное чмъ предполагалось, не получило бы одобренія, еслибы не была приведена какая-нибудь достаточная причина. Много писалось по этому поводу, не только отъ Мери къ тетк, но и отъ мистрисъ Фенвикъ къ миссъ Маррабель, ея старой пріятельниц. Въ этихъ письмахъ, конечно, воспвалась хвала мистеру Джильмору, и миссъ Маррабель совершенно примкнула къ Джильморовой партіи. Она желала чтобы племянница вышла замужъ, но не иначе какъ за джентльмена. По ея мннію, лучше было бы Мери состариться въ двушкахъ чмъ отдать руку свою человку запятнанному торговлей. Положеніе мистера Джильмора было именно такое которое казалось миссъ Маррабель лучшимъ въ Англіи. Онъ сельскій дворянинъ, живущій на своей земл, мировой судья, и отецъ, и ддъ, и праддъ его занимали то же самое положеніе. Такой бракъ для Мери совершенно приличенъ, а въ теперешнее время такъ часто приходится слышать о бракахъ не то чтобы неприличныхъ, но не соотвтствующихъ. Джильморъ же по своему положенію, какъ ей казалось, имлъ право искать руки такой двицы какъ Мери Лоутеръ.

— Да, другъ мой, я рада что вы воротились. Разумется, мн было скучненько, но я это выношу лучше многихъ другихъ. Благодаря Бога, глаза у меня еще хороши.

— Вы такая бодрая съ виду, тетушка Сарра.

— Я здорова. Не знаю какъ это другія женщины все хвораютъ, мн жаловаться гршно.

— И такая хорошенькая, сказала Мери, цлуя ее.

— Какъ жаль, душа моя, что вы не молодой кавалеръ.

— Вы такая свжая, такая милая! Я бы желала чтобъ у меня всегда былъ такой видъ какъ у васъ.

— Что сказалъ бы мистеръ Джильморъ?

— Ахъ, мистеръ Джильморъ! Мистеръ Джильморъ! Надолъ ужь онъ мн, мистеръ Джильморъ!

— Надолъ, Мери?

— То-есть, я сама себ надола изъ-за него. Онъ всегда держалъ себя прекрасно, а о себ я не могу этого сказать. Я все разкажу вамъ, только теперь мн это ужь наскучило. Покажите-ка какія у васъ новыя книги? Литая сталь! Неужели вы уже дошли до этого?

— Я этого читать не буду.

— А я прочту, такъ не отсылайте дня два. Я очень, очень люблю Фенвиковъ, и жену, и мужа. Они почти совершенство, если не совсмъ. И при всемъ томъ я рада что вернулась домой.

X. Гоняя нельзя достать.

Высадивъ миссъ Лоутеръ на станціи Вестбери, мистеръ Фенвикъ намревался вернуться чрезъ Левингтонъ чтобы навести справки о человк съ поврежденнымъ плечомъ, но разстояніе показалось ему слишкомъ велико, и онъ оставилъ свое намреніе. Затмъ не было у него ни одного свободнаго дня до середины слдующей недли, такъ что онъ обратился къ левингтонскому констеблю и доктору не раньше какъ черезъ дв недли посл стычки въ саду. Отъ доктора онъ ничего не узналъ. Къ нему не являлся ни одинъ такой больной. Но констебль, хотя и не видалъ этихъ двухъ человкъ, однако слышалъ объ нихъ. Одинъ изъ нихъ, по имени Борроусъ, часто посщавшій прежде Левингтонъ и извстный подъ прозвищемъ Джака Точильщика, перебывалъ во всхъ тюрьмахъ Вильтшейра и Сомерсетшейра, но, по словамъ констебля, въ теченіе двухъ лтъ не показывался въ Левингтон. Его, однако, видли съ товарищемъ, и оба они были не въ такомъ состояніи въ какомъ люди ходятъ на работу. Онъ ночевалъ въ кабак и потомъ отправился дале. Разказывалъ онъ что упалъ съ телги и жаловался на ушибы, но серіознаго поврежденія у него, очевидно, не было. Изъ всего этого мистеръ Фенвикъ вывелъ почти несомннное заключеніе что человкъ, съ которымъ онъ боролся, былъ не кто иной какъ Джакъ Точильщикъ, и что спина этого джентльмена выдержала ударъ свинчатки. О, товарищахъ Точильщика нельзя было добиться никакихъ свдній. Люди которыхъ видли въ кабак выхали изъ Левингтона по дорог къ Девизу, и больше ничего объ нихъ не было извстію. Когда настоятель шепотомъ назвалъ Сема Бретля, левингтонскій констебль покачалъ головой. Онъ зналъ хорошо Якова Бретля и считалъ стараго мельника человкомъ весьма почтеннымъ. Однако при имени Сема Бретля констебль покачалъ головой. Собравъ такія свднія, настоятель похалъ домой.

Два дня спустя, въ пятницу, Фенвикъ завтракалъ въ своемъ кабинет, приготовляя проповдь къ слдующему воскресенью, когда ему доложили что старая мистрисъ Бретль желаетъ его видть. Онъ тотчасъ же всталъ и пошелъ въ залу, гд засталъ гостью въ разговор съ женой. Мистрисъ Бретль не часто ходила въ домъ священника, и ее всегда принимали съ почетомъ. Стоялъ августъ, погода была жаркая, старушка пришла пшкомъ чрезъ мокрые луга и устала. Ей подали вина съ сухаремъ и, прежде распросовъ о дл которое привело ее, уговорили посидть и поболтать немного. Былъ весьма пріятный предметъ для разговора: землевладлецъ собирался чинить мельницу. Мистрисъ Бретль какъ будто пугалась предстоящей возни. ‘Мельница простояла бы нашъ вкъ, говорила она. А что посл насъ будетъ, кто знаетъ? Пожалуй, мельница достанется Сему. А возня съ перестройкой будетъ страшная! Какъ намъ жить это время, куда дться?’ Оказалось однако что все это уже устроено. Мельницу, конечно, остановятъ на мсяцъ, или недль на шесть. ‘Да, должно-быть, и вплоть до зимы молоть не будемъ’, говорила мистрисъ Бретль. Сначала починятъ мельницу, а потомъ, когда приступятъ къ перестройк дома, такъ семейство какъ-нибудь помстится въ большой комнат мельницы, пока нельзя будетъ вернуться въ домъ. Мистеръ Фенвикъ со свойственною ему добротой предложилъ пріютить мистрисъ Бретль и Фанни у себя въ дом, но старушка отказалась со многими заявленіями благодарности. ‘Никогда не оставляла я своего старика, говорила она, и теперь не оставлю. Погода еще постоитъ теплая, какъ-нибудь устроимся.’ Между тмъ вино было допито, и настоятель, помня свою проповдь, повелъ гостью въ кабинетъ. Она пришла сказать что Семъ наконецъ воротился домой.

— Зачмъ вы не привели его съ собою, мистрисъ Бретль?

Хорошъ вопросъ старушк, не имвшей ршительно ни малйшей власти надъ сыномъ! Семъ въ послднее время сталъ такъ самоволенъ что едва обращалъ вниманіе на слова отца, человка умвшаго какъ нельзя лучше внушать повиновеніе, а что мать говоритъ, что втеръ свищетъ, ему было ршительно все равно.

— Я просила его чтобъ онъ сходилъ къ вамъ хоть не со мною, а такъ, одинъ, да онъ сказалъ что вы знаете гд найти его, если вамъ его нужно.

— Этого-то именно я и не знаю. Впрочемъ, если онъ теперь дома, такъ я пойду къ нему. Только было бы гораздо лучше еслибъ онъ пришелъ ко мн.

— Я ему такъ и говорила, мистеръ Фенвикъ, право, говорила!

— Все равно. Я пойду къ нему, только не сегодня. Я общалъ свозить жену въ Чарликотъ. Приду завтра утромъ, какъ только позавтракаю. Вы думаете, онъ еще будетъ дома?

— Наврное будетъ, мистеръ Фенвикъ. Они съ отцомъ теперь такъ ладятъ что любо смотрть. Никого изъ дтей отецъ не любилъ такъ, какъ Сема…. Только одну…. (Тутъ бдная женщина заплакала и закрыла лицо платкомъ.) Онъ въ половину такъ не дорожитъ моею Фанни, у которой нтъ ни одного недостатка.

— Если у Сема хватитъ выдержки, ему будетъ хорошо.

— Удивительно какъ онъ занялся этими починками, мистеръ Фенвикъ. Онъ за всмъ присматриваетъ. Отецъ говоритъ, онъ такъ хорошо все знаетъ что могъ бы, кажется, самъ сдлать все это изъ своей головы. Отцу всегда нравилось когда кто силенъ и уменъ.

— Можетъ-быть, подрядчикамъ эсквайра это не понравится. Мичель производитъ работу?

— Оно вдь не такъ длается, мистеръ Фенвикъ. Эсквайръ дастъ 200 фунтовъ, а отецъ длаетъ какъ знаетъ. Только мистеръ Мичель, конечно, присмотритъ чтобы все было сдлано, какъ слдуетъ.

— Скажите же мн, мистрисъ Бретль, что длалъ Семъ все время какъ его не было дома?

— Этого я не могу сказать вамъ, мистеръ Фенвикъ.

— Да вдь спрашивалъ же его отецъ?

— Если спрашивалъ, такъ мн не сказалъ, мистеръ Фенвикъ. Я не люблю впутываться между ними, будто подозрваю. Фанни говоритъ, онъ былъ на работ гд-то около Левингтона, да она, должно-быть, и сама не знаетъ.

— Приличный былъ у него видъ, когда онъ пришелъ домой?

— Ничего. Онъ какъ-то всегда уметъ казаться приличнымъ. Не правда ли?

— Были у него деньги?

— Сколько-то было. Когда работалъ онъ на перестройк, тоскалъ бревна, словно поденщикъ, онъ послалъ мальчика за пивомъ, я видла какъ онъ далъ ему деньги.

— Не хорошо это. Я желалъ бы чтобъ онъ вернулся безъ гроша, мучимый голодомъ, въ лохмотьяхъ, чтобъ онъ узналъ всю тягость бродячей жизни.

— Какъ блудный сынъ, мистеръ Фенвикъ?

— Именно, какъ блудный сынъ. Онъ не вернулся бы къ отцу, еслибъ ему не пришлось за пороки свои жить со свиньями.— Видя что слезы навертываются на глаза бдной матери, настоятель прибавилъ боле ласковымъ голосомъ:— Можетъ-быть и теперь дурнаго еще нтъ ничего. Будемъ по крайней мр надяться. Завтра я повидаюсь съ нимъ. Вы не говорите ему что я приду, а то онъ спроситъ гд вы были.

Затмъ мистрисъ Бретль ушла, а настоятель окончилъ свою проповдь.

Посл обда онъ повезъ жену въ гости къ нкоторымъ знакомымъ въ Чарликотъ, и на пути туда и обратно не могъ удержаться чтобы не говорить о Бретляхъ. Вопервыхъ, онъ полагалъ что Джильморъ напрасно не производитъ работы на мельниц отъ себя.

— Конечно, онъ увидитъ на что пойдутъ деньги, и этимъ способомъ дло обойдется ему двадцатью, тридцатью фунтами дешевле, но Бретли недостаточно привязаны къ этому мсту чтобы поручить имъ такое дло.

— Вроятно, старику такъ хотлось.

— Старика не слдовало слушать. Я ужасно тревожусь за Сема. Какъ я ни люблю его, по крайней мр прежде любилъ, мн кажется, онъ становится, а можетъ быть ужь и сталъ совсмъ негодяемъ. Что т двое были разбойники, это также несомннно какъ что ты тутъ сидишь, и я увренъ что онъ былъ съ ними гд-нибудь около Левингтона, или Девиза.

— Но, можетъ-быть, онъ не участвовалъ ни въ одной изъ ихъ продлокъ.

— Человкъ узнается по товарищамъ съ которыми водится. Я бы самъ не поврилъ этому, еслибы не засталъ его съ этими людьми и не выслдилъ ихъ. Ты видишь что этотъ Точильщикъ, безъ сомннія, тотъ самый человкъ котораго я ударилъ. Я прослдилъ его до Левингтона. Тамъ онъ жаловался на ушибы. Не диво что онъ ушибенъ. Лошадиное должно-быть у него сложеніе что онъ отдлался однимъ ушибомъ. Ну, такъ этотъ человкъ несомннно былъ съ Семомь въ нашемъ саду.

— Будь снисходителенъ къ нему, Франкъ.

— Конечно, буду снисходителенъ, на сколько могу. Я все готовъ сдлать чтобы спасти его. Но не могу же я не знать того что знаю.

Предъ женою онъ отзывался легко объ опасности угрожавшей ихъ дому. Но внутренно онъ невольно чувствовалъ что опасность есть. Жена принесла ему въ приданое, между прочимъ, довольно значительное количество дорогаго серебра, какое, вроятно, не часто встрчается въ домахъ сельскихъ священниковъ, и это обстоятельство было, безъ сомннія, извстно Сему Бретлю. Еслибы люди проникшіе въ садъ хотли только обобрать фрукты, они не рискнули бы подойти такъ близко къ окнамъ дома. Съ другой стороны, очевидно что Семъ не показывалъ имъ дорогу. Настоятель не зналъ что думать объ этомъ. Ясно было ему только то что слдуетъ остерегаться.

Въ тотъ же вечеръ, пройдясь по кладбищу, онъ завернулъ къ сосду своему, фермеру. Прислонившись къ забору, онъ поглядлъ гд Хватай. Хватая было не видно и не слышно. Настоятель вошелъ на дворъ и пошелъ къ задней двери, единственному входу въ домъ фермера. Была и передняя дверь, выходившая въ запущенный садикъ, но она всегда была заперта, никто въ нее не ходилъ. Настоятель постучался въ заднюю дверь. Ему отворилъ самъ фермеръ. Мистеръ Фенвикъ зашелъ узнать досталъ ли ему Тромбулъ, какъ общалъ, брата Хватая, который, какъ говорили, отличался необыкновенною злостью и бдительностью по ночамъ.

— Нтъ, дло не сладилось.

— Почему же, мистеръ Тромбулъ?

— А потому что очень ужь много толковъ пошло о ворахъ, никто и не хочетъ разстаться съ такимъ другомъ. Правда, у мистера Крикля въ Имбер есть другая большая собака, настоящая меделянка, но онъ говоритъ что Гоняй лучше меделянки и не отдастъ его ни за какія деньги. Я знаю что я ни за что не отдалъ бы Хватая.

Мистеръ Фенвикъ отправился домой, раздумывая, не слдуетъ ли, за отсутствіемъ Гоняя, ему самому покарауливать ночью и поглядывать за ящикомъ съ серебромъ.

XI. Не хлопочите обо мн.

На слдующее утро мистеръ Феивикъ отправился на мельницу. Была тропинка вдоль рки, по ней онъ и пошелъ. Проходя мимо многихъ мстъ гд лавливалъ рыбу, онъ вспоминалъ о томъ какъ часто Семъ Бретль здсь рядомъ съ нимъ закидывалъ удочку. Тогда Семъ очень любилъ его, считалъ большою честью для себя удить съ настоятелемъ и оказывалъ ему почтительное послушаніе. Теперь Семъ не хочетъ даже придти къ настоятелю, когда его просятъ. Фенвикъ заступался за него предъ эсквайромъ, когда Сема обвиняли въ краж дичи, заступался за него предъ отцомъ, когда онъ провинился дома, заступался даже предъ констеблемъ, когда на Сема взводились боле серіозныя обвиненія. Потомъ пришло время, когда Фенвикъ сказалъ отцу, что если сынъ его не перемнится, то доживетъ до бды, и отецъ и сынъ оба обидлись. Отецъ сказалъ настоятелю въ глаза что самъ онъ совратилъ Сема съ пути истиннаго, а сынъ въ отмщеніе привелъ разбойниковъ къ дому своего стараго друга.

‘Не слдуетъ ждать благодарности отъ людей, говорилъ себ мистеръ Фенвикъ, раздражаясь немного подобными размышленіями.— Я не оставлю его, пока могу, хотя бы ради старухи-матери и той бдной двушки которую вс мы любили.’ Онъ вспомнилъ молодой, свжій, сладкій голосъ, который такъ пріятно было ему слышать въ церковномъ хор, и густыя кудри, на которыя такъ пріятно было глядть. Онъ бывало радовался на Карри Бретль, а теперь Карри Бретль пропала совсмъ и, по всей вроятности, никогда уже не покажется въ церкви. Много пострадали эти Бретли, надо имть терпніе съ ними, какъ бы ни тяжело подчасъ приходилось.

Когда подходилъ онъ къ мельниц, уже издали слышался стукъ рабочихъ. Снимали соломенную крышу, на телгахъ подвозили глину, кирпичи, лсъ, и увозили старый хламъ. Переходя поспшно рчку по скользкимъ камнямъ, Фенвикъ увидлъ стараго Якова Бретля стоящаго предъ мельницей, засунувъ руки въ карманы. Онъ уже состарился для работы, для работы непривычной, и только поглядывалъ печально, будто предъ нимъ совершалось дло разрушенія, а не возобновленія.

— Вы здсь скоро устроитесь на славу, мистеръ Бретль, сказалъ настоятель.

— Не знаю, мистеръ Фенвикъ. Строеніе, правда, валилось, а все-таки, думается мн, оно простояло бы мой вкъ. Еслибъ эсквайръ сдлалъ это лтъ пятнадцать тому назадъ, я бы поблагодарилъ его, а теперь не знаю что и сказать. Время неудобное, теперь бы началась самая работа. Чтобы хоть въ іюл-то приняться. Да всегда ужь такъ, все выходитъ насупротивъ.

Посл этой рчи, произнесенной медленно, вялымъ, глухимъ голосомъ, мельникъ отвернулся и ушелъ въ домъ.

Позади мельницы, верхомъ на высунувшемся бревн, со всею энергіей молодости помогая стаскивать крышу, сидлъ Семъ Бретль. Мистеръ Фенвикъ замтилъ что Семъ видлъ его. Но молодой человкъ тотчасъ же отвернулся и продолжалъ свою работу. Настоятель не сейчасъ заговорилъ, а подошелъ, шагая чрезъ обломки, подъ самое бревно на которомъ помщался Семъ. Тутъ онъ кликнулъ его, и Семъ принужденъ былъ отвтить:

— Да, мистеръ Фенвикъ, я здсь. Работаю, какъ видите.

— Вижу и желаю вамъ успха. Оставьте работу на десять минутъ и сойдите поговорить со мной.

— Я теперь такъ приладился, мистеръ Фенвикъ, что желалъ бы продолжать, если вы позволите.

Но мистеръ Фенвикъ, пришедшій нарочно чтобы видться съ молодымъ человкомъ, не могъ такъ легко отступиться отъ своего намренія.

— Все равно, приладитесь опять чрезъ четверть часа. Я пришелъ къ вамъ нарочно. Мн надо поговорить съ вами.

— Надо! отозвался Семъ весьма сердито.

— Да, надо. Не дурите. Вы знаете что я не желаю вамъ вреда. Неужели вы такой трусъ что боитесь меня? Слзьте.

— Чего мн бояться! Подождите минуту, мистеръ Фенвикъ, я сейчасъ сойду къ вамъ, хоть впрочемъ изъ этого ничего не выйдетъ.

Онъ тихонько слзъ съ бревна и спустился во внутренность мельницы.

— Что же вамъ угодно, мистеръ Фенвикъ? Вотъ я пришелъ. Будьте уврены что я нисколько не боюсь васъ.

— Гд провели вы послднія дв недли, Семъ?

— По какому праву спрашиваете вы меня, мистеръ Фенвикъ?

— По праву старой дружбы, а можетъ-быть отчасти и по тому праву которое дала мн послдняя встрча съ вами. Что сталось съ Борроусомъ?

— Съ какимъ это Борроусомъ?

— Съ Джакомъ Точильщикомъ, котораго я ударилъ по спин, когда захватилъ васъ. Какъ вы думаете, хорошо было съ вашей стороны пробраться въ полночь ко мн въ садъ съ такимъ негодяемъ, перебывавшимъ во всхъ тюрьмахъ графства? Знаете ли вы что я могъ бы тотчасъ же арестовать васъ и отправить въ тюрьму?

— Я знаю что вы не могли сдлать этого.

— Вы знаете что я этого не желалъ, Семъ, что это очень огорчило бы меня. Но вы понимаете, что еслибы теперь случилось въ графств какое-нибудь воровство, мы не могли бы, по крайней мр я не могъ бы не подумать на васъ. А говорятъ что воровства замышляются, Семъ. Замшаны ли вы въ этихъ продлкахъ?

— Нтъ, не замшанъ, отвчалъ Семъ рзко.

— Хотите ли вы сказать мн, зачмъ зашли вы въ мой садъ съ этими людьми?

— Мы ходили на кладбище. Ворота были отперты, мы и вошли, вотъ и все. Еслибы мы что-нибудь замышляли, мы не такъ бы пришли, да и не въ такое время. Вдь еще не было двнадцати часовъ.

— Но зачмъ былъ съ вами этотъ негодяй Борроусъ? Разв слдуетъ знаться съ такими людьми, Семъ!

— Я думаю, всякій можетъ знаться съ кмъ хочетъ, мистеръ Фенвикъ.

— Да, можетъ потомъ кончить и вислицей, что и предстоитъ вамъ, Семъ.

— Очень хорошо. Вы кончили? Такъ я пойду опять на работу.

— Подождите минуту, Семъ. Я не совсмъ еще кончилъ. Я въ ту ночь захватилъ васъ въ такомъ мст гд вамъ не слдовало быть, и ради отца вашего и матери, а также ради старыхъ воспоминаній, я отпустилъ васъ. Можетъ-быть, васъ отпускать не слдовало, но объ этомъ толковать ужь нечего.

— Вы все только объ одномъ этомъ и толкуете.

— Я не стану принимать никакихъ дальнйшихъ мръ.

— Да никакихъ мръ и нельзя принять, мистеръ Фенвикъ.

— Я вижу, вы хотите перечить мн, и считаю обязанностью предупредить васъ что я буду слдить за вами.

— Не хлопочите обо мн, мистеръ Фенвикъ.

— И если я услышу что эти негодяи, Борроусъ и тотъ товарищъ его, опять здсь, я увдомлю полицію что они ваши пріятели. Я еще не совсмъ дурнаго мннія о васъ, Семъ, я еще не думаю чтобы вы захотли опозорить старость отца, сдлавшись воромъ и разбойникомъ, но васъ подолгу не бываетъ дома, и никто не знаетъ гд вы, и оказывается что вы живете безъ дла и бродите по ночамъ съ разбойниками и злодями. Невольно становится страшно за васъ. Знаете ли что эсквайръ узналъ васъ въ ту ночь точно такъ же какъ я?

— Мн никакого дла нтъ до эсквайра. Если вы кончили, мистеръ Фенвикъ, такъ я пойду на работу.

Съ этими словами Семъ опять взлзъ на крышу, а настоятель, смущенный, вернулся къ передней части строенія. Онъ не намревался видться ни съ кмъ изъ семейства, но когда онъ шелъ по мосту, намревась, на пути домой, завернуть въ Вязники, его остановила Фанни Бретль.

— Надюсь, теперь все уладится, мистеръ Фенвикъ, сказала двушка.

— Надюсь и я, Фанни. Но вамъ съ матерью надо слдить за нимъ, чтобы знать когда онъ уходитъ и возвращается. Я думаю, пока онъ занятъ этими работами, ничего дурнаго не случится. Но хуже всего что онъ можетъ когда угодно по ночамъ уходитъ изъ дому, и никто этого не знаетъ. Надо всегда его спрашивать, какъ бы ни злился онъ. Скажите это матери отъ меня.

XII. Хватай и его хозяинъ.

Оставивъ мельницу, мистеръ Фенвикъ пошелъ къ эсквайру и, какъ бы въ противорчіе тому что говорилъ Сему Бретлю, сталъ заступаться предъ землевладльцемъ за молодаго человка. Теперь, во всякомъ случа, онъ прилежно работаетъ и, кажется, намренъ не оставлять работы. Онъ обнаружилъ чувство собственнаго достоинства, которое нравилось настоятелю, хотя оно было выражено нсколько оскорбительно для него. Джильморъ никакъ не соглашался съ другомъ.

— Зачмъ очутился онъ въ вашемъ саду? Зачмъ прятался за заборомъ Тромбула? Когда я вижу людей скрывающихся ночью въ оврагахъ, я не могу предположить что они затваютъ что-нибудь похвальное.

Мистеръ Фенвикъ представилъ нкоторыя слабыя оправданія и для этихъ проступковъ. Можетъ-быть, Семъ не зналъ вполн преступности людей съ которыми связался и зашелъ въ садъ за фруктами. Вопросъ этотъ обсуждался весьма обстоятельно, и эсквайръ общалъ наконецъ подождать еще какой-нибудь провинности со стороны Сема прежде чмъ произнести надъ нимъ окончательный приговоръ.

Въ тотъ же вечеръ или, лучше сказать, ночью, ибо было уже безъ малаго двнадцать часовъ, Фенвикъ ходилъ по саду съ женой. Мсяца не было, ночь была очень темна. Они остановились у калитки ведущей на кладбище, и Хватай очевидно почуялъ ихъ, ибо началъ издавать глухое рычанье, хорошо уже знакомое настоятелю.

— Добрая собака! Добрая собака! сказалъ настоятель въ полголоса.— желалъ бы я имть такую же.

— Она бы только рвала платья горничнымъ и кусала бы дтей, отвчала мистрисъ Фенвикъ.— Терпть не могу чтобы въ дом было такое злое животное.

— Но какъ пріятно было бы поймать разбойника. Я становлюсь кровожаденъ съ тхъ поръ какъ узналъ что ударъ моей свинчатки не убилъ того негодяя.

— Я знаю, Франкъ, что ты думаешь объ этихъ мошенникахъ больше чмъ говоришь.

— Я сейчасъ думалъ, что еслибъ они пришли и унесли все серебро, бда была бы не велика. Мы купили бы приборы изъ новаго серебра, и никто не замтилъ бы разницы.

— А еслибъ они всхъ насъ перерзали.

— Этого никогда не бываетъ. Теперь разбойники не т что прежде. Они идутъ только туда гд есть наврное чмъ поживиться и безъ большой опасности. Не думаю чтобы теперь разбойники кого-нибудь рзали. Они слишкомъ дорожатъ собственною шеей.

Потолковавъ еще немного, они поршили, если слухи о разбояхъ не прекратятся, отослать серебро на храненіе въ Салисбери. Затмъ они отправились спать.

На слдующее утро, въ воскресенье, за нсколько минутъ до семи часовъ, слуга разбудилъ настоятеля, постучавшись въ дверь спальни.

— Что такое, Роджеръ?

— Бога ради вставайте! Были разбойники и убили мистера Тромбула.

Мистрисъ Фенвикъ закричала, настоятель вскочилъ и одлся въ полминуты. Въ полминуты также мистрисъ Фенвикъ, накинувъ пеньюаръ, бросилась на верхъ къ дтямъ. Ей представилось, конечно, что убійцы, покончивъ Тромбула, тотчасъ же отправились къ ней въ дтскую. Мистеръ Фенвикъ не врилъ этой всти. Если кто-нибудь ушибется на охот, всегда разказываютъ что онъ убился до смерти. Если въ кухн выкинетъ въ трубу, всегда говорятъ что домъ сгорлъ до основанія. Однако что-нибудь, вроятно, случилось у фермера Тромбула, и настоятель устремился садомъ, огородомъ и кладбищемъ со всею скоростью на какую были способны его ноги. На двор фермы онъ засталъ толпу людей и, между прочимъ, обоихъ констеблей и нкоторыхъ изъ главныхъ торговцевъ селенія. Прежде всего бросился ему въ глаза трупъ Хватая. Собака лежала окоченвъ, ее отравили.

— Что съ мистеромъ Тромбуломъ? спросилъ онъ у перваго встрчнаго.

— Господи! Разв вы не слыхали? Ему разбили голову молоткомъ. Онъ тутъ же и умеръ.

Настоятель вошелъ въ домъ. Сомннія нтъ. Фермеръ былъ убитъ, и деньги его похищены ночью. Наверху мистеръ Фенвикъ протснился въ спальню фермера. Вотъ лежитъ тло. Тутъ былъ мистеръ Криттендонъ, сельскій врачъ, и толпа мущинъ, и дв-три старухи. Между женщинами была сестра Тромбула, жена сосдняго фермера, пришедшая съ мужемъ не задолго до мистера Фенвика. Тло нашли на лстниц, и очевидно было что фермеръ отбивался отчаянно, пока не нанесли ему удара который свалилъ его.

— Я говорила ему, не разъ говорила, а онъ все упрямился держать деньги при себ.

Такъ говорила сестра Тромбула, мистрисъ Будль.

Оказалось что у Тромбула было боле полутораста фунтовъ, все почти золотомъ, и что онъ держалъ ихъ въ своей спальн въ шкатулк. Одна изъ служившихъ у него женщинъ,— онъ былъ вдовъ и бездтенъ,— заявила что онъ вынималъ на ночь шкатулку изъ шкафа и бралъ съ собою въ постель. Она сама видала ее не разъ, принося ему теплое питье, когда ему нездоровилось. На первый спросъ она отвчала что не помнитъ, говорила ли объ этомъ кому-нибудь: кажется, никому не говорила, а потомъ она готова была поклясться что не проронила ни слова никому на свт. Она пользовалась хорошей репутаціей, принадлежала къ порядочному семейству и извстна была мистеру Фенвику. Звали ее Агнеса Попъ. Другая служанка была женщина пожилая, всю жизнь прожившая въ дом фермера, но, къ сожалнію, глухая. Она знала о деньгахъ и всегда о нихъ безпокоилась, часто говорила объ этомъ съ хозяиномъ, но никогда ни слова съ Агнесой. Двушка, спавшая съ нею, разбудила ее, какъ оказывалось, въ эту ночь около двухъ часовъ, и сказала ей что слышитъ шумъ, будто кто-то возится, будто возится множество людей. Долго, можетъ-быть съ часъ, лежали он, боясь пошевелиться. Наконецъ старуха зажгла свчу и сошла внизъ съ чердака, на которомъ он спали. Сразу бросилось ей въ глаза тло хозяина въ рубашк, лежащее на лстниц. Тутъ она позвала единственнаго человка бывшаго въ дом кром ихъ, пастуха, который всю жизнь прожилъ у Тромбула. Онъ отперъ домъ, пошелъ за помощью и нашелъ на двор мертвую собаку.

Къ десяти часамъ событія эти стали извстны всмъ, и эсквайръ явился на мсто преступленія. Убійца или, какъ полагали, убійцы, вошли въ переднюю дверь, представлявшую весьма легкій доступъ въ домъ, тогда какъ задняя дверь, въ которую вс ходили, была тщательно заперта и замкнута. Вошли, вроятно, чрезъ кладбище, въ заднія ворота, ибо они оказались отпертыми, а ворота выходившія на большую дорогу найдены были запертыми. Фермеръ самъ весьма тщательно запиралъ и т и другія, выпуская Хватая на ночь. Бдный Хватай заманенъ былъ къ гибели кускомъ отравленнаго мяса, который ему бросили, вроятно, задолго до нападенія.

Кто же убійцы? Вотъ что, разумется, спрашивалось прежде всего. Нужно ли говорить съ какою грустью на сердц Фенвикъ обсуждалъ этотъ вопросъ съ эсквайромъ? Конечно, надо освдомиться какимъ образомъ Семъ провелъ ночь. Боже! Что будетъ съ бднымъ семействомъ, если онъ замшанъ въ такомъ дл? Тутъ настоятель вспомнилъ что не разъ въ воскресенье видлъ онъ вмст Сема Бретля и Агнесу Попъ. Въ безпокойств своемъ, онъ, весьма неблагоразумно, пошелъ къ двушк и сталъ ее распрашивать.

— Ради васъ самихъ, Агнеса, скажите мн, уврены ли вы что вы никогда не говорили объ этомъ ящик съ деньгами Сему Бретлю?

Двушка покраснла и колебалась, а потомъ сказала что положительно не говорила ничего. Она съ Семомъ и десяти словъ не перемолвила съ тхъ поръ какъ узнала объ этомъ.

— Но десяти словъ достаточно, Агнеса.

— Эти слова не были сказаны, отвчала двушка.

Однако она все краснла, и смущеніе какъ будто уличало ее въ глазахъ настоятеля.

Настоятелю надо было идти въ церковь, но эсквайръ, какъ мировой судья, отправился на мельницу съ двумя констеблями. Тамъ нашли они Сема съ отцомъ, матерью и сестрой. Никто съ мельницы не ходилъ въ церковь въ этотъ день. Къ нимъ пришла всть объ убійств, и вс они чувствовали, хотя и не говорили другъ другу, что могутъ быть какъ-то связаны съ этимъ дломъ. Семъ ни слова почти не говорилъ съ тхъ поръ какъ услышалъ о смерти Тромбула. Однако, видя что отецъ молчитъ, какъ пораженный какимъ-то внезапнымъ страхомъ, онъ сказалъ старику чтобъ онъ поднялъ голову и не смущался. На такія слова старый Бретль не отвчалъ ничего, а только слъ въ свои кресла и молча сидлъ, пока не пришелъ судья съ констеблями. Не много было народу въ церкви, и мистеръ Фенвикъ сократилъ службу. Онъ не могъ произнести проповдь которую приготовилъ, а сказалъ нсколько словъ объ ужасномъ событіи совершившемся такъ близко отъ всхъ ихъ. Этотъ человкъ, который теперь въ нсколькихъ шагахъ отсюда лежитъ съ размозженною головой, вчера вечеромъ былъ здоровъ и крпокъ. Въ мирномъ селеніи появились злоди, приведенные лнью къ праздности, а праздностью къ преступленію…. Вс мы знаемъ какія слова сказалъ настоятель и догадываемся съ какимъ напряженнымъ вниманіемъ они были выслушаны. Этотъ человкъ былъ близокъ всмъ присутствовавшимъ, поэтому гибель его всхъ поразила и наполнила тревогой, вроятно, не безъ примси, увы! и нкотораго чувства удовольствія. Но проповдь, если слова настоятеля могли назваться проповдью, была весьма коротка, и кончивъ ее, настоятель самъ тотчасъ же отправился на мельницу.

Уже было открыто что Семъ уходилъ изъ дому ночью. Онъ сначала не признавался въ этомъ, говорилъ что легъ спать посл всхъ, часовъ въ одиннадцать, но ночевалъ дома и не выходилъ изъ мельницы до поздняго утра. Но сестра слышала какъ онъ вставалъ и видла какъ проходилъ онъ въ темнот мимо ея окна. Она не слыхала какъ онъ вернулся, а вставъ въ шесть часовъ, застала его уже дома. Онъ не обнаружилъ досады на нее, когда она дала такое показаніе, и сознался что уходилъ изъ дому и прошелся до большой дороги, объясняя откровенно свое первое запирательство желаніемъ, ради отца и матери, скрыть это обстоятельство, могущее, какъ ему извстно, подать поводъ къ подозрніямъ которыя смертельно огорчатъ ихъ. Онъ однако уврялъ что не ходилъ дале поворота дороги противъ вязниковской сторожки, откуда идетъ тропа на мельницу. Что же онъ тамъ длалъ? Ничего не длалъ, а сидлъ и курилъ на изгородк. Не видалъ ли онъ прозжихъ? Тутъ онъ запнулся, но потомъ сказалъ что слышалъ звукъ колесъ и шагъ пони на дорог. Экипажъ, какой неизвстно, должно-быть, только что прохалъ къ Булгамптону, когда онъ пришелъ къ дорог. Не пошелъ ли онъ вслдъ за этимъ экипажемъ? Нтъ, онъ и намревался пойти, но не пошелъ. Не догадывается ли онъ кто это прохалъ? Предъ тмъ много догадокъ было уже высказано вслухъ о Джак Точильщик и его товарищ, и стало извстно всмъ что настоятель нсколько дней тому назадъ столкнулся съ этими людьми въ своемъ саду. Семъ, допрашиваемый неотступно, сказалъ что ему приходило въ голову не телга ли это Точильщика прохала. Онъ не зналъ что Джакъ собирался быть въ Булгамптон въ эту ночь, но слышалъ какъ онъ выражалъ намреніе обобрать персики въ саду настоятеля. Спрашивали его и о деньгахъ Тромбула. Онъ заявилъ что не слыхалъ никогда что фермеръ держитъ деньги въ дом. Онъ зналъ что фермера считали очень бережливымъ человкомъ, и только. Онъ уврялъ что не мене другихъ удивленъ случившимся несчастіемъ. Еслибы разбойники повернули въ другую сторону и ограбили настоятеля, онъ бы не такъ удивился. Онъ признавался что называлъ настоятеля навязчивымъ сплетникомъ въ присутствіи этихъ людей.

Все это кончилось, разумется, арестомъ Сема.’Онъ зналъ это самъ напередъ и уговаривалъ мать не вшать головы и не унывать. ‘Не надолго, матушка,’ говорилъ онъ. ‘У меня нтъ этихъ денегъ, и ни въ чемъ меня не уличатъ.’ Его увели въ Гайтсбери на эту ночь, чтобы поставить предъ създъ судей, который собирался тамъ въ четвергъ. Теперь его веллъ арестовать эсквайръ Джильморъ.

Настоятель, посл ухода Сема, остался нкоторое время со стариками, но скоро убдился что присутствіе его лишнее. Мельникъ не хотлъ говорить, а старуха была убита горемъ мужа.

— Не знаю какъ и думать объ этомъ, сказалъ Фенвикъ вечеромъ жен.— Улики весьма сильныя, но я еще не пришелъ ни къ какому опредленному мннію.

Въ это воскресенье не было вечерней проповди въ Булгамптон.

XIII. Капитанъ Маррабель и отецъ его.

Еслибъ отъ писателя повсти не требовалось чтобъ онъ вполн удовлетворительно словами объяснилъ вс обстоятельства своего разказа, я бы изобразилъ здсь прилично раскрашенное родословное древо семейства Маррабель. Семейство Маррабель весьма древнее въ Англіи, первый баронетъ этого имени получилъ титулъ свой отъ Якова I, Маррабели, какъ извстно всмъ, внимательно занимавшимся исторіей Англіи, играли видную роль въ войнахъ Алой и Блой Розы, и потомъ принимали дятельное участіе въ религіозныхъ гоненіяхъ при преемникахъ Генриха VIII. Не знаю всегда ли были они послдовательны въ своихъ дйствіяхъ, но они пользовались нкоторымъ значеніемъ и принадлежали къ числу людей извстныхъ въ стран. При Карл I и Кромвел они примыкали къ партіи кавалеровъ, какъ прилично было людямъ благороднымъ, но нтъ свидтельствъ чтобъ они приносили большія жертвы политическимъ убжденіямъ, и когда воцарился Вильгельмъ III, они безъ сопротивленія и ропота покорились новому порядку вещей. Одинъ сэръ-Томасъ Маррабель былъ членомъ парламента за свое графство при Георг I и Георг II и пользовался прибыльнымъ для него довріемъ Вальполя. Затмъ явился другой, буйный и безпутный сэръ-Томасъ, который игрою и кутезкомъ значительно разстроилъ состояніе, такъ что сэръ-Грегори, ддъ нашей миссъ Маррабель, наслдовавшій титулъ въ начал царствованія Георга III, не могъ уже считаться человкомъ богатымъ. Двое сыновей его, сэръ-Грегори второй и генералъ Маррабель, умерли задолго до того времени о которомъ мы пишемъ: сэръ-Грегори въ 1815, а генералъ въ 1820 году. Этотъ второй сэръ-Грегори былъ дядя нашей миссъ Маррабель, а генералъ былъ отецъ ея, и также отецъ мистрисъ Лоутеръ, матери Мери. Третій сэръ-Грегори владлъ титуломъ и имніемъ во время нашего разказа, джентелъменъ весьма старый, имвшій единственнаго сына, четвертаго Грегори. Жилъ онъ въ Донриппель-парк, въ графств Ворстертшейр, на самой границ Ворвикшейра. Имніе было небольшое по титулу владльца, тысячи въ три съ чмъ-нибудь фунтовъ стерлинговъ дохода. Для настоящаго поколнія Маррабелей не было уже ни мстъ въ парламент, ни скаковыхъ лошадей, ни сезоновъ въ столиц. Сэръ-Грегори былъ человкъ весьма тихій, и единственный сынъ его, лтъ уже сорока, жилъ почти постоянно дома и занимался древностями. Онъ былъ необыкновенный знатокъ отечественной исторіи, и въ Обществ любителей древности, въ Археологическомъ и другихъ обществахъ уже лтъ двадцать ожидали появленія его книги, въ которой онъ намревался изложить новое воззрніе на происхожденіе старинныхъ каменныхъ памятниковъ въ Англіи. Таковы были два единственные представителя старшей втви рода. Но у сэръ-Грегори было два брата: младшій былъ священникъ Джонъ Маррабель, теперешній ректоръ церкви Св. Петра въ Лотоун, хозяинъ дома съ тяжелыми грязновато-срыми воротами, гд жилъ онъ холостякомъ, какъ жилъ прежде него его родственникъ, покойный ректоръ, а старшій братъ былъ полковникъ Маррабель. У полковника Маррабеля былъ сынъ, капитанъ Вальтеръ Маррабель — имъ и кончается рядъ Маррабелей, съ которымъ мы нашли нужнымъ познакомить сбитаго съ толку читателя. Просвщенный читатель, конечно, уразумлъ уже что миссъ Мери Лоутеръ и капитанъ Вальтеръ Маррабель состояли другъ съ другомъ въ троюродномъ родств, и сообразилъ также, если слдилъ внимательно за изложенною нами генеалогіей, что ректоръ Джонъ Маррабель вступилъ въ должность по смерти родственника, принадлежавшаго къ одному съ нимъ поколнію, но къ младшей отрасли рода. Такъ и было дйствительно. Изъ этого видно какъ мало могъ сдлать теперешній сэръ-Грегори для своего брата, и можно, пожалуй, заключить, что и самъ лотоунскій священникъ не былъ въ состояніи занять особенно видное мсто въ обществ. Онъ былъ однако благодушный, добрый, простой старикъ, не особенно даровитый, не блестящій проповдникъ, но любимый всми, и держалъ помощника, несмотря на незначительность получаемаго имъ дохода. Случилось такъ, что капитанъ Вальтеръ Маррабель пріхалъ погостить къ дяд ректору около того же самаго времени какъ Мери Лоутеръ вернулась въ Лорингъ.

— Вы вдь помните Вальтера? спросила миссъ Маррабель племянницу.

— Нисколько. Помнится, что былъ какой-то Вальтеръ, когда я была въ Донриппел, но этому уже лесять лтъ, а мальчики мало знаются со своими юными кузинами.

— Онъ, должно-быть, тогда былъ уже юношей, а вы ребенкомъ.

— Онъ кончалъ курсъ въ школ. Онъ семью годами старше меня.

— Онъ пріхалъ погостить у Джона.

— Неужели, тетушка? Что же такому человку длать въ Лоринг.

Затмъ тетушка Сарра объяснила все что знала и даже позволила себ нсколько намековъ на то чего не знала. Вальтеръ Маррабель поссорился съ отцомъ своимъ, полковникомъ, съ которымъ впрочемъ ссорился всякій носившій имя Маррабель, и котораго миссъ Маррабель считала воплощеніемъ зла. Онъ вчно былъ въ долгу, уморилъ съ горя жену, знался съ дурнымъ обществомъ, позорилъ семейство, не разъ попадался подъ арестъ, истощилъ на себя всю протекцію какую могли доставить связи родственниковъ, такъ что на долю другихъ членовъ семейства ничего уже не осталось, игралъ и пилъ и совершалъ вс порочныя дла какія только можетъ совершать старый полковникъ живущій въ Портсмут. До сихъ поръ миссъ Маррабель смотрла на сына едва ли благосклонне чмъ на отца. Она вообще не ждала ничего хорошаго отъ этой отрасли рода. Капитанъ Маррабель долго жилъ съ отцомъ и слдовательно не могъ не развратиться. Вообще миссъ Маррабель всю жизнь не совсмъ въ ладу жила со своими родственниками. Отецъ ея Вальтеръ былъ, по ея мннію, обиженъ братомъ, и тяжба велась когда-то между ректоромъ Джономъ и сэръ-Грегори. Миссъ Маррабель уважала сэръ-Грегори какъ главу семейства, но не здила къ нему въ Донриппель и не зналась съ его наслдникомъ. О священник Джон она была весьма не высокаго мннія, пока онъ не пріхалъ въ Лорингъ. Но съ тхъ поръ какъ онъ тутъ поселился, она поняла, какъ сама выражалась, что кровь гуще воды, и теперь они находились въ весьма дружескихъ отношеніяхъ. Услышавъ что капитанъ Маррабель прізжаетъ вслдствіе ссоры съ отцомъ, она ршила что нтъ причины избгать встрчи съ этимъ почти незнакомымъ ей родственникомъ.

— Какъ вамъ нравится ваша кузина? спросилъ старый священникъ племянника посл отъзда обихъ дамъ, обдавшихъ у ректора. Тутъ въ первый разъ посл прізда своего въ Лорингъ Вальтеръ Маррабель встртился съ Мери.

— Я помню ее въ Донриппел какъ вчера. Она тогда была двочка и казалась мн самою красивою двочкой въ мір.

— Вс мы и теперь считаемъ ее очень красивою.

— Она дйствительно очень мила, только, кажется, не особенно разговорчива. Я помню, она и двочкой все молчала.

— Когда хочетъ, она, я думаю, уметъ разговаривать. Только не влюбитесь въ нее, Вальтеръ!

— Постараюсь не влюбиться.

— Вопервыхъ, она почти что помолвлена съ однимъ человкомъ очень порядочнаго состоянія въ Вильтшейр, а вовторыхъ — у ней нтъ ни гроша.

— Не безпокойтесь! Я теперь не расположенъ ухаживать, еслибъ и было у нея состояніе и еслибъ она не была ни съ кмъ помолвлена. Должно-быть современемъ это пройдетъ, но теперь я чувствую себя неспособнымъ сказать ласковое слово кому бы то ни было.

— Ну вотъ! Это пустяки, Вальтеръ. Смотрите на вещи хладнокровно. Все скоро устроится, а если и не устроится, такъ вамъ легче будетъ.

Такова была философія ректора Джона, чтобы вдуматься въ нее на свобод, капитанъ закурилъ сигару и вышелъ за грязновато-срыя ворота.

Въ первой глав нашего разказа было сказано, что мистеръ Джильморъ одинъ изъ героевъ, дянія которыхъ мы взялись изложить и, можетъ-быть, даже дано было почувствовать читателю что онъ любимый герой нашъ. Однако, капитанъ Маррабель другой герой, и надо, слдовательно, сказать о немъ слова два. Онъ былъ мущина, конечно, боле красивый чмъ Джильморъ, хотя наружность его съ перваго взгляда не такъ располагала въ его пользу. Въ Джильмор всякій сразу видлъ честнаго, прямаго, добропорядочнаго сельскаго дворянина, на слово котораго можно слпо положиться, пожалуй немного упрямаго и своевольнаго, но неспособнаго на несправедливый, дурной поступокъ. Онъ былъ именно такой человкъ которому осмотрительная мать тотчасъ же согласилась бы вврить дочь свою. А у Вальтера Маррабель была совсмъ другаго рода наружность. Онъ служилъ въ Индіи, вслдствіе чего цвтъ лица его, отъ природы смуглый, еще боле потемнлъ. Черные волосы его вились кудрями, но кудри на лбу уже сильно рдли, какъ будто лта уже сказывались на немъ, хотя онъ былъ годами пятью моложе Джильмора. Брови у него были густыя, нависшія, и глаза казались черными. Глаза эти двигались мало, и, когда они глядли на васъ пристально, что случалось нердко, въ нихъ какъ будто проглядывало что-то враждебное, вызывающее. Отъ этого многіе его боялись, а многіе не любили за нкоторую жесткость выражавшуюся въ его лиц. Онъ не носилъ ни бороды, ни бакенбардъ, а только густые, черные усы, совершенно скрывавшіе его верхнюю губу. Носъ его былъ длиненъ и прямъ, ротъ великъ, подбородокъ нсколько выступалъ впередъ. Онъ, безъ сомннія, былъ человкъ красивый. Онъ казался высокимъ, хотя въ сущности былъ двумя дюймами ниже средняго роста въ шесть футовъ. По ширин плечъ, по крпкой осанк, немногіе пошли бы на драку съ нимъ, а самъ онъ казался готовымъ на драку. Отъ природы онъ былъ не сварливаго характера, но онъ претерплъ много невзгодъ. Не къ чему разказывать подробно какъ разстроились его денежныя дла. Ему предстояло наслдовать, и онъ дйствительно наслдовалъ отъ родныхъ матери состояніе, которое отецъ ухитрился отнять у него. Только мсяцъ тому назадъ узналъ онъ что отецъ завладлъ большею частью принадлежавшихъ ему денегъ, а можетъ-быть и всми. Отецъ, съ сигарою въ зубахъ, объяснилъ сыну что это военное счастіе, что еслибы не обдлили его при женитьб, эти деньги достались бы ему, что ему, право, очень жаль, но длать уже съ этимъ нечего. Сынъ назвалъ отца обманщикомъ и мошенникомъ, что и было вполн справедливо, хотя сыну, конечно, не слдовало такъ говорить со своимъ родителемъ. Отецъ погрозилъ сыну хлыстомъ. Такъ они разстались чрезъ десять дней посл возвращенія Вальтера изъ Индіи.

Вальтеръ писалъ обоимъ дядямъ своимъ, спрашивая ихъ совта какъ спасти остатокъ имущества, если еще можно было спасти что-нибудь. Сэръ-Грегори отвчалъ что онъ человкъ старый, что недоразумніе это крайне огорчаетъ его, и что повренные семейства — гг. Блокъ и Корлингъ. Ректоръ Джонъ пригласилъ племянника къ себ въ Лорингъ. Капитанъ Маррабель повидался съ Блокомъ и Корлингомъ, не услыхалъ отъ нихъ ничего утшительнаго, и принялъ приглашеніе дяди.

Не дале какъ три дня спустя посл первой встрчи капитана со своею кузиной, они подъ вечеръ гуляли вмст по берегамъ Лорвели, маленькой рчки, принимающей около Лоринга то видъ канала, то видъ широкаго потока. Рчка эта судоходна, сообщается съ системой Кеннета и Авона, и часто встрчаются на ней длинныя, грузныя барки съ сонливыми, грязными проводниками, медленно влекомыя изнуренными, запаленными лошадьми. Мстами рка очень красива: крутые, известковые берега, множество шлюзовъ, и зелень луговъ подходитъ къ самому бечевнику. Но въ ближайшихъ окрестностяхъ города теченіе прямо и не живописно. Мстность ровная, повсюду разбросаны маленькіе, четвероугольные домики, которые сами по себ такъ неизящны что уничтожаютъ всякую живописность ландшафта.

Ректоръ Джонъ, всегда называемый такъ въ отличіе отъ его родственника, прежняго священника, достопочтеннаго Джемса Маррабель, при случа разказалъ миссъ Маррабели какой несправедливости подвергся его племянникъ, а миссъ Маррабель пересказала Мери. Обимъ дамамъ дло это показалось до такой степени ужаснымъ — отецъ обобралъ роднаго сына — что суровая злость медленно движущихся глазъ найдена была простительною, и сердца ихъ исполнились, если не любви, то жалости къ обиженному. Двадцать тысячъ фунтовъ должны были достаться Вальтеру Маррабель по смерти одного родственника матери. Неужели же не дать ничего отцу? Еще будучи въ Индіи, по просьб полковника, Вальтеръ подписалъ нкоторыя роковыя бумаги, вслдствіе чего отецъ завладлъ чуть ли не всмъ капиталомъ и сбылъ его неизвстно куда. Теперь спрашивалось, нельзя ли спасти какія-нибудь пять тысячъ фунтовъ. Если окажется возможнымъ, Вальтеръ намревался остаться въ Англіи, если нтъ, онъ хотлъ отправиться опять въ Индію, или, какъ самъ онъ выражался, къ чорту.

— Не говорите такъ, убждала Мери.

— Хуже всего то, отвчалъ онъ,— что я такъ разстроенъ денежнымъ вопросомъ. Мн стыдло за себя. Мущина долженъ въ такихъ случаяхъ владть собою. Но это скверно во всхъ отношеніяхъ.

— Вы, кажется, собою владете.

— Нтъ. Я не владлъ собою, когда назвалъ отца мошенникомъ. Я не владлъ собою, когда поклялся что засажу его въ тюрьму за то что онъ обокралъ меня. Я и теперь не владю собою, когда постоянно думаю объ этомъ. Но Индія противна мн, я было такъ твердо ршился никогда не возвращаться въ нее. Еслибъ я не зналъ что это состояніе должно мн достаться, я могъ бы какъ-нибудь скопить денегъ.

— Разв вы не можете жить здсь своимъ жалованіемъ?

— Нтъ, не могу, отвчалъ онъ, будто разсердясь на нее.— Еслибъ я съ дтства привыкъ къ самой строгой экономіи, можетъ-быть, я бы и могъ. Вдь живутъ же люди. Но мн привыкать у же поздно. Остается только застрлиться или хать назадъ.

— Вы не такой безнравственный человкъ чтобы застрлиться.

— Не знаю. Что жь тутъ такого безнравственнаго? Еслибъ я этимъ повредилъ кому-нибудь, тогда другое дло.

— А семейство?

— Что за дло сэръ-Грегори до меня? Я когда-нибудь покажу вамъ его письмо. Не вижу что было бы дурнаго развязаться сразу со всми этими господами.

— Я уврена что вы этого не сдлаете, капитанъ Маррабель.

— Подумайте, каково видть, въ отц своемъ мошенника. Это, можетъ-быть, хуже всего. Можно ли посл этого говорить или думать о семейств. Я люблю дядю Джона. Онъ очень добръ и предложилъ мн взаймы 150 фунтовъ, которые онъ не въ состояніи бросить и которые совсть не позволяетъ мн взять. Но и онъ не понимаетъ въ чемъ дло. Онъ называетъ это несчастіемъ и, безъ сомннія, завтра же пожалъ бы руку своему брату.

— Да вдь и вы пожали бы руку отцу, еслибъ онъ серіозно раскаялся.

— Нтъ, Мери. Ничто на свт не убдитъ меня добровольно встртиться съ нимъ. Онъ испортилъ мн всю жизнь. Я отдалъ бы ему половину и слова бы не сказалъ. Когда писалъ онъ мн въ жалобныхъ письмахъ какъ его обдлили, я поршилъ предоставить ему половину дохода въ пожизненное пользованіе. Чтобъ онъ не нуждался до моего возвращенія, я и далъ ему средства сдлать то что онъ сдлалъ. А онъ отнялъ у меня все, до послдняго шиллинга. Не знаю, отдлаюсь ли когда-нибудь отъ этой мучительной мысли?

— Конечно, отдлаетесь.

— Теперь сердце мое какъ будто свинцомъ обложено.

Когда они шли домой, она коснулась его руки и просила взять назадъ угрозу.

— Зачмъ мн брать ее назадъ? Кто жалетъ обо мн?

— Вс мы жалемъ. Тетушка жалетъ, я жалю.

— Угроза эта ничего не значитъ, Мери. Кто высказываетъ такую угрозу, тотъ не приводитъ ея въ исполненіе. Конечно, я буду терпть. Хуже всего то что это такъ разстраиваетъ, такъ раздражаетъ меня. Попробую справиться съ собой.

Мери Лоутеръ казалось что онъ хорошо переноситъ несчастіе.

XIV. Родственныя отношенія.

Мери Лоутеръ гуляла съ троюроднымъ братомъ въ понедльникъ вечеромъ, а во вторникъ утромъ она получила слдующее письмо отъ мистрисъ Фенвикъ. Она тогда ничего еще не слыхала о булгамптонской трагедіи.

Понедльникъ, 1-го сентября 186..

‘Милая Мери!

‘Полагаю, вы уже слышали о совершившемся здсь ужасномъ убійств, которое насъ такъ перепугало что мы и теперь еще не опомнились. Трудно сказать почему случай вблизи сильне дйствуетъ на насъ, однако это такъ. Еслибъ это случилось въ другомъ приход, или и въ нашемъ приход, только подальше, я, кажется, не была бы такъ поражена. Да и вс мы такъ хорошо знали старика. И что всего хуже, мы не можемъ отдлаться отъ подозрнія что человкъ знакомый намъ, котораго мы любили, принималъ участіе въ этомъ преступленіи.

‘Мистеръ Тромбулъ былъ убитъ въ ночь на воскресенье, должно-быть, около двухъ часовъ, во всякомъ случа между часомъ и тремя. Полагаютъ по нкоторымъ признакамъ что убійцъ было трое. Помните, какъ мы, бывало, шутили надъ собакой бднаго Тромбула. Ее первую отравили, вроятно, часомъ раньше чмъ вломились въ домъ. Оказалось что безразсудный старикъ держалъ большую сумму денегъ при себ въ шкатулк, и что эту шкатулку онъ всегда бралъ съ собою въ постель. Женщина, жившая у него въ дом, часто видала ее. Безъ сомннія, воры слышали объ этомъ, и Франкъ и мистеръ Джильморъ оба полагаютъ что разболтала Агнеса Попъ, двушка которую вы, должно-быть, помните въ хор. Она жила у мистера Тромбула, и мы вс считали ее двушкою порядочною, хотя она слишкомъ любезничала съ Семомъ Бретлемъ.

‘Полагаютъ что мошенники не замышляли убійства, а доведены были до него упорною обороной старика. Тло его найдено было не въ комнат, а на лстниц, високъ былъ разбитъ ударомъ молотка. Молотокъ лежалъ тутъ же и оказался принадлежащимъ Тромбулу. Мистеръ Джильморъ говоритъ будто это показываетъ большую ловкость со стороны разбойниковъ что они воспользовались орудіемъ какое попалось подъ руку, а не принесли его съ собой. По молотку ихъ, конечно, нельзя разыскать.

‘Они унесли шкатулку съ полутораста фунтами, и больше ничего не тронули. Вс уврены что они знали объ этихъ деньгахъ, и что когда мистеръ Джильморъ засталъ ихъ ночью на углу кладбища, они высматривали какъ пробраться въ домъ фермера, а не къ намъ. Франкъ думаетъ что Семъ завелъ ихъ къ намъ съ какимъ-то дикимъ намреніемъ обобрать садъ, а что они пришли только съ цлью осмотрть домъ. Оба утверждаютъ что виновные должны быть непремнно т же самые люди. Тутъ возникаетъ ужасный вопросъ, участвовалъ ли Семъ Бретль, сынъ доброй старой, мельничихи, въ этомъ преступленіи? Онъ наканун весь день былъ дома и работалъ прилежно за перестройкой, котораяипроизводится по вашему приказанію, моя милая, но положительно извстно что онъ выходилъ изъ дома въ субботу ночью.

‘Трудно добиться отъ кого бы то ни было настоящаго мннія о такомъ дл, но какъ мн кажется, ни Франкъ, ни мистеръ Джильморъ не думаютъ чтобъ онъ былъ при убійств. Франкъ говоритъ что ему будетъ плохо, мистеръ Джильморъ отдалъ его подъ арестъ. Онъ велъ себя какъ нельзя лучше и совершенно перемнился въ обращеніи со стариками. Я была на мельниц сегодня утромъ. Бретль самъ не говорилъ со мной, но я просидла часъ съ его женой и съ Фанни. Еще грустне какъ-то становится, какъ видишь кругомъ разбросанный хламъ, а работы остановлены.

‘Фанни Бретль держала себя отлично. Она сказала что братъ ея выходилъ ночью. Мистеръ Джильморъ говоритъ что, когда ей былъ предложенъ при немъ вопросъ объ этомъ, она отвчала со свойственнымъ ей спокойствіемъ, совершенно просто, не колеблясь ни минуты, но потомъ не переставала утверждать что братъ ея наврное не причастенъ ни къ убійству, ни къ покраж. Еслибы не она, мистрисъ Бретль, кажется, не вынесла бы такого удара. Фанни твердитъ то же отцу. Онъ бранитъ ее и велитъ молчать, но она продолжаетъ и, кажется, это дйствуетъ даже на него. Вся усадьба представляетъ картину разоренія. Вы бы умерли съ горя, еслибъ увидали. А потомъ, какъ поглядишь на отца и на мать, такъ вспомнишь и о той дочери ихъ,— невольно спрашиваешь себя за что такія несчастія постигаютъ людей честныхъ, скромныхъ, трудолюбивыхъ. Не въ самомъ ли дл наказуется человкъ и на земл за невріе? Когда я сказала это Франку, онъ накинулся на меня и разбранилъ, говоря что я мряю Всемогущаго Бога своимъ аршиномъ. А вдь однако мы видимъ въ Священномъ Писаніи что люди наказывались за невріе. Вспомните отца Крестителя. Но я не смю говорить съ Франкомъ о такихъ вещахъ.

‘Я такъ занята этимъ дломъ Тромбула и такъ тревожусь о Семъ что не могу писать ни о чемъ другомъ. Скажу только что нельзя было дйствовать лучше нежели Гарри Джильморъ, которому пришлось исполнять обязанности судьи. Бдная Фанни Бретль отправляется завтра въ Тайтсбери, какъ свидтельница. Сначала хотли везти и отца, но ршили пока оставить его въ поко.

‘Семъ, надо сказать вамъ, говорилъ что онъ познакомился съ этими людьми около Девиза, гд работалъ кирпичи. Онъ побранился съ отцомъ и взялъ тамъ работу за большое жалованье. Онъ хаживалъ съ ними по ночамъ и сознается что вмст съ Борроусомъ укралъ выводокъ цыцарокъ, которыхъ одному птичнику хотлось купить. Онъ говоритъ что смотрлъ на это какъ на шутку. Затмъ оказывается что онъ злился за что-то на Тромбулову собаку, и что этотъ Борроусъ пришелъ сюда нарочно чтобъ эту собаку увести. Вотъ, по его словамъ, все что онъ знаетъ объ этомъ человк. Онъ утверждаетъ будто въ эту именно ночь онъ и не подозрвалъ что Борроусъ въ Булгамптон, пока не услышалъ на дорог стукъ знакомой ему телги. Я пишу вамъ все это потому что вы наврное раздлите наше безпокойство объ этомъ молодомъ человк, ради его матери и сестры.

‘Прощайте, милая Мери. Франкъ поручаетъ выразить вамъ его любовь. И другой человкъ далъ бы мн такое же порученіе, еслибъ я взялась исполнить его. Постарайтесь вспоминать о Булгамптон съ такимъ удовольствіемъ чтобы вамъ захотлось поселиться здсь. Обнимите отъ меня тетушку Сару.

‘Вашъ искренній другъ
‘Жанета Фенвикъ.’

Мери принуждена была два раза перечесть письмо чтобы вполн понять его. Тромбулъ убитъ! Она хорошо знавала старика, всегда заговаривала съ нимъ, встрчаясь у воротъ фермы, шутила надъ Хватаемъ и слышала какъ онъ выражалъ увренность въ совершенной безопасности своей отъ разбойниковъ не дале какъ за недлю до ночи въ которую его убили. Правду говоритъ мистрисъ Фенвикъ, случай близкій дйствуетъ сильне. Мери много слыхала и о Сем Брегл, и вотъ теперь этотъ человкъ въ тюрьм, его подозрваютъ въ убійств. Она сама учила пть Агнесу Попъ, которая теперь обвиняется въ нкоторомъ содйствіи ворамъ, сама замчала ей что неблагоразумно съ ея стороны бродить по окрестностямъ фермы съ Семомъ Бретлемъ. Все это очень близко было Мери.

Въ тотъ же день она разказала всю исторію капитану Маррабель. Тетк она, конечно, сообщила еще прежде, и он все утро вмст обсуждали дло. Имя мистера Джильмора было упомянуто въ разговор съ капитаномъ Маррабель, но одно только имя. Тетушк Сарр однако уже приходило въ голову, не лучше ли сказать Вальтеру о состоявшейся на половину помолвк. Мери выражала глубокое состраданіе къ троюродному брату, и тетушка Сарра начинала опасаться чтобъ это состраданіе не смнилось боле нжнымъ чувствомъ, а тетушк Сарр вовсе не хотлось чтобы Мери влюбилась въ человка главная привлекательность котораго заключалась въ томъ что онъ разоренъ былъ роднымъ отцомъ, хотя человкъ этотъ былъ Маррабель. Опасность, можетъ-быть, уменьшится, если сообщить капитану въ какихъ отношеніяхъ Мери находится къ Джильмору и объяснить какъ желателенъ для нея подобный бракъ. Но колебанія совсти удерживали тетушку Сарру. Она сомнвалась въ прав своемъ разказывать это безъ согласія Мери, да и не было настоящей помолвки. Она знала, правда, что Джильморъ не разъ длалъ предложеніе, но знала также что предложеніе его не было еще принято, и чувствовала что, изъ уваженія къ нему, такъ же какъ и къ Мери, слдуетъ молчать. Правда, родственнику можно сказать то чего не станешь говорить постороннему молодому человку, однако она не могла ршиться, даже съ хорошею цлью, на поступокъ сомнительный въ ея глазахъ.

Въ этотъ вечеръ Мери опять гуляла съ Вальтеромъ по бечевнику вдоль рки. Они уже разъ пять встрчались и сблизились совершенно. Родственныя отношенія, безъ сомннія, весьма пріятны двушкамъ, и можетъ-быть, чмъ двушка лучше и чище, тмъ они пріятне ей. Въ Америк двушка можетъ вступить въ дружескія отношенія съ какимъ ей угодно молодымъ человкомъ, и хотя, можетъ-быть, надъ ней, при случа, пошутятъ, такія отношенія не вредятъ ея репутаціи. Тамъ за двушкой признано право повеселиться съ молодыми людьми. Цлая дюжина друзей не составляетъ помхи, когда является настоящій поклонникъ, желающій жениться и имющій на это средства. Двушка здитъ верхомъ со своими друзьями, гуляетъ, переписывается съ ними, отправляется съ ними на балы и пикники и, вернувшись, отпираетъ себ дверь дома ключомъ который носитъ въ карман, а папенька съ маменькой спятъ преспокойно. Если много можно сказать противъ такого обычая, то онъ иметъ и хорошую сторону. На материк Европы двушкамъ и не снится подружиться съ мущиной. Родственникъ для нихъ въ этомъ отношеніи все равно что совершенно посторонній человкъ. Въ строгихъ семействахъ двушк едва позволяется вызжать съ братомъ, и мн случалось встрчать матерей которыя находили что неприлично отцу показываться одному съ дочерью въ театр. При такихъ воззрніяхъ дружба между мущиной и женщиной возможна только посл замужества. Въ Англіи существуетъ нчто среднее. Отношенія двушекъ къ молодымъ людямъ на столько свободны что он имютъ случай испытать какъ пріятно иногда забыть условныя стсненія, какъ отрадно обмниваться мыслями въ свободномъ разговор съ равными себ по уму, чувствуя при томъ, на половину безсознательно, что, когда сходятся юноши и двушки, они могутъ научиться любить. Это одна изъ главныхъ радостей молодости, это вполн естественно, вполн умстно, вполн согласно съ назначеніемъ, даннымъ человку Творцомъ. Однако въ Англіи есть ограниченія. Рдко двушка можетъ вступить въ истинно дружескія отношенія съ мущиной, если онъ не вдвое старше ея, или, если онъ не женихъ ея. Родство представляетъ выходъ изъ-подъ строгости этого правила. Родственниковъ зовутъ Томомъ, и Джакомъ, и Джорджемъ, и Дикомъ. Родственникамъ, вроятно, извстны вс ваши маленькіе семейные секреты. Родственники бгали съ вами, и бранили васъ, и шалили съ вами въ дтств. Родственники почти то же что братья, а могутъ сдлаться и обожателями. Родственныя отношенія, несомннно, весьма пріятны.

У Мери Лоутеръ не было брата. Ни брата, ни сестры. Съ перваго дтства она не знала другихъ родственниковъ кром тетки и стараго ректора Джона. Услышавъ впервые что Вальтеръ Маррабель въ Лоринг, она нисколько не обрадовалась. Ей и въ голову не пришло сказать себ: ‘Теперь будетъ у меня человкъ съ которымъ я могу подружиться и который можетъ современемъ стать мн вмсто брата.’ Что слышала она прежде о Вальтер Маррабель, не говорило въ его пользу. Про отца его разказывали все дурное, и она соединила въ одно отца съ сыномъ въ смутныхъ понятіяхъ какія составила себ о нихъ. Но теперь, посл этихъ свиданій, Вальтеръ Маррабель сталъ дорогимъ ей родственникомъ, которому она сочувствовала, которымъ гордилась, котораго горе длила, которому она считала возможнымъ весьма скоро сообщить великую заботу своей жизни, дло съ Джильморомъ, какъ будто родному брату. Ей нравились его темные, неподвижные глаза, устремлявшіеся на нее всегда какъ будто съ уваженіемъ. Они нравились ей, можетъ-быть, особенно потому что дйствительно любовались ею, хотя Мери сама и не сознавала этого. По его требованію, она стала звать его Вальтеромъ. Онъ съ перваго же раза назвалъ ее по имени, словно такъ и слдовало, и она обрадовалась этому. Но она не осмлилась звать его такъ же пока онъ самъ не потребовалъ, теперь онъ дйствительно сталъ близокъ ей. Капитанъ Маррабель въ настоящее время ждалъ съ нетерпніемъ извстій отъ Блока и Корлинга. Удастся ли спасти 5.000 фунтовъ, или ему опять хать въ Индію и оставить навсегда родную Англію? Мери не была такъ нетерплива какъ капитанъ, но и ее сильно занимали ожидаемыя письма. Въ этотъ день, однако, разговоръ шелъ преимущественно объ извстіяхъ полученныхъ изъ Булгамптона.

— Вы, конечно, уврены что Семъ Бретль одинъ изъ убійцъ? сказалъ капитанъ.

— О, нтъ, Вальтеръ.

— Или, по крайней мр, одинъ изъ воровъ.

— Да вдь и мистеръ Фенвикъ, и мистеръ Джильморъ считаютъ его невиннымъ.

— Я не вижу этого изъ письма вашей пріятельницы. Она говоритъ, ей кажется что они такъ думаютъ. Сверхъ того, онъ очевидно бродилъ вкругъ мста съ тми самыми людьми которые совершили преступленіе, онъ могъ слышать о деньгахъ и, по всей вроятности, слышалъ, наконецъ онъ выходилъ изъ дому въ ту же ночь.

— Все-таки мн это не врится. Еслибы вы знали какіе люди отецъ и мать его! (Капитану Маррабель невольно, должно-быть, пришло въ голову, что если у честнаго джентльмена отецъ можетъ быть мошенникъ, такъ и у честнаго мельника можетъ быть сынъ разбойникъ.) И еслибъ вы видли ихъ усадьбу! Я чрезвычайно люблю ее.

— О! въ такомъ случа молодой человкъ, конечно, долженъ быть невиненъ.

— Не смйтесь надо мной, Вальтеръ.

— Отчего же вы такъ любите это мсто?

— Сама не знаю хорошенько. Мн нравятся отецъ и мать, и сестра. Они, по-своему, такіе хорошіе люди. И у нихъ столько было горя, большаго горя. И мсто такое свжее, красивое, все окруженное рчками и старыми ивами, крыша соломенная, спускающаяся мстами почти до земли, наконецъ, я ничего не слыхала пріятне звука мельничнаго колеса.

— Будемъ надяться что онъ невиненъ, Мери.

— Я надюсь что онъ невиненъ! Мои друзья принимаютъ большое участіе въ этомъ семейств. Фенвики ихъ очень любятъ, а мистеръ Джильморъ ихъ хозяинъ.

— Онъ и судья?

— Да, онъ судья.

— Какой онъ человкъ?

— Очень хорошій человкъ. Такой хорошій что подобнаго ему и не найдешь.

— Въ самомъ дл? И у него такая же безподобная жена?

— Мистеръ Джильморъ не женатъ.

— Какихъ онъ лтъ?

— Лтъ тридцати съ чмъ-нибудь.

— Съ хорошимъ состояніемъ и не женатъ! Какой случай вы упустили, Мери!

— Разв, по-вашему, порядочная двушка должна идти за человка потому только что онъ человкъ хорошій, съ состояніемъ и не женатъ?

— Такъ обыкновенно бываетъ, не правда ли?

— Надюсь, вы этого не думаете. Выйти замужъ за мистера Джильмора было бы счастьемъ для всякой двушки, еслибы только она любила его.

— А вы не любите?

— Я не о себ говорю, и вамъ не слдуетъ предлагать мн такіе вопросы.

Эти родственныя прогулки по берегамъ Лорвели едва ли содйствовали осуществленію надеждъ мистера Джильмора.

XV. Полиція сбивается.

Судьи засдали въ Гайтсбери во вторникъ, и Семъ не былъ оправданъ. Мистеръ Фенвикъ позаботился доставить ему защитника. Настоятель въ понедльникъ вечеромъ отправился на мельницу, и настойчиво доказывалъ мельнику необходимость для его сына законной помощи. Сначала мистеръ Бретль оставался мраченъ, неподвиженъ и какъ бы глухъ. Онъ сидлъ на лавочк за своею дверью, устремивъ глаза на разрушенную мельницу, устало качалъ головой и, повидимому, съ отвращеніемъ и досадой слушалъ обращенныя къ нему слова, мистрисъ Бретль тмъ временемъ стояла въ дверяхъ и молча слушала. Если священникъ не можетъ убдить его, то можетъ ли она надяться какими бы то ни было словами помочь длу. И она стояла тамъ, утирая слезы, съ умоляющимъ взглядомъ, а мужъ даже не подозрвалъ объ ея присутствіи. Наконецъ онъ поднялся съ своего мста и позвалъ.

— Меджи! крикнулъ онъ,— Меджи!

Она приблизилась и положила руку на его плечо.

— Принеси мн, мать, кошелекъ, сказалъ онъ.

— Этого совсмъ не нужно, сказалъ настоятель.

— Джентльмены ничего не длаютъ даромъ для такихъ людей какъ нашъ сынъ, сказалъ мельникъ.— Принеси мн кошелекъ, мать, говорю я теб. Въ немъ немного, но есть однако нсколько гиней, которыя, можетъ-быть, пригодятся. Во всякомъ случа употребите ихъ такъ или иначе.

Мистеръ Фенвикъ, конечно, отказался взять деньги. Онъ дастъ понять адвокату что его хорошо вознаградятъ за его трудъ, и этого пока достаточно. Но ему необходимо, объяснялъ священникъ, имть на это полномочіе отъ отца, потому что, если объ этомъ зайдетъ рчь, то для молодаго человка будетъ лучше если защитникъ доставленъ ему отцомъ, а не постороннимъ человкомъ.

— Понимаю, мистеръ Фенвикъ, сказалъ старикъ, понимаю.— Вы поступаете какъ добрый сосдъ. Но лучше бы вы оставили насъ гаснуть какъ нагорвшая свча.

— Отецъ, сказала Фанни,— мн больно слышать что вы такъ говорите и считаете Сема виноватымъ, когда этого еще никто не доказалъ.

Мельникъ опять покачалъ головой и боле ничего не сказалъ, а настоятель, получивъ желаемое согласіе, возвратился домой.

Адвокатъ былъ представленъ, но Семъ не былъ оправданъ. Противъ него не было явныхъ уликъ, и ничего нельзя было доказать, пока не будетъ арестованъ другой человкъ, котораго искали. Полиція прослдила двухъ людей до коттеджа, въ пятнадцати миляхъ разстоянія отъ Булгамптона, въ которомъ жила старая женщина, мать Точильщика. У мистрисъ Борроусъ нашли молодую женщину, которая недавно у ней поселилась, и которая, какъ говорили сосди, была Точильщикова жена.

Но о Точильщик узнали только что онъ былъ въ коттедж утромъ въ воскресенье, и потомъ, по своему обыкновенію, ушелъ. Старуха божилась что онъ провелъ дома всю ночь съ субботы на воскресенье, но полиція, конечно, не поврила ея показанію. Когда же видано чтобы полицейскій чему-нибудь поврилъ? Старуха увряла что ничего не знаетъ о лошади и телг. У ея сына, сколько ей извстно, нтъ ни лошади, ни телги. Потомъ она говорила что и сына своего она мало знаетъ, потому что онъ никогда не жилъ съ ней, а женщину она приняла къ себ изъ состраданія, недли дв тому назадъ. Мать и не думала утверждать что сынъ ея честный человкъ и честнымъ образокъ добываетъ хлбъ. Поведеніе Точильщика было слишкомъ извстно чтобы даже мать могла защищать его. Но она утверждала что сама она честная женщина и принесла къ окну нсколько бутылокъ и черствыхъ сухарей чтобы доказать что она живетъ приличною, честною торговлей.

Семъ, конечно, былъ оставленъ подъ арестомъ. Главный констебль округа потребовалъ еще недлю чтобы навести справки, и высказалъ твердую увренность что онъ овладетъ Точильщикомъ и его товарищемъ ране исхода недли. Гайтсберійскій адвокатъ сдлалъ слабую попытку доказать что Семъ можетъ-быть отпущенъ на поруки, потому что, вслдствіе его показанія, ‘на него не падаетъ ни малйшей тни подозрнія’. Но бдный Семъ былъ опять препровожденъ въ тюрьму, чтобы провести тамъ еще недлю. Въ слдующій вторникъ произошла опять точно такая же сцена: Точильщикъ не былъ арестованъ, и потребовалась новая отсрочка. Лицо главнаго констебля въ этотъ разъ было длинне чмъ прежде, и голосъ не такъ самоувренъ. Онъ полагалъ что Борроусъ захватилъ одинъ изъ утреннихъ воскресныхъ поздовъ и добрался до Бирмингама. Потребовалась новая отсрочка на недлю, и ясно было что, если будетъ нужно, она опять возобновится. Въ этотъ разъ гайтсберійскій адвокатъ настойчиво требовалъ освобожденія Сема, говорилъ о habeas corpus и о несправедливости ареста безъ доказанной вины. Но судьи не придали большаго значенія его словамъ. ‘Когда мн говорятъ что молодой человкъ прятался въ канав возл дома убитаго, за нсколько дней до убійства, разв это не улика противъ него, мистеръ Джонсъ?’ сказалъ сэръ-Томасъ Чарлейсъ, изъ Чарликота.

— Совсмъ не улика, сэръ-Томасъ. Еслибы меня нашли спящимъ въ той канав, это не было бы уликой противъ меня.

— Нтъ было бы, и очень сильною, и я не колеблясь веллъ бы васъ арестовать, мистеръ Джонсъ.

На это мистеръ Джонсъ отвчалъ остроумнымъ возраженіемъ, но ничто не помогло, и Семъ былъ въ третій разъ отправленъ въ тюрьму.

Въ первые десять дней послдовавшіе за убійствомъ, на мельниц не производилось никакихъ работъ. Работники нанятые Бретлемъ перестали приходить, вроятно по собственному нежеланію, и мельница оставалась въ томъ положеніи въ какомъ осталась посл ухода рабочихъ въ субботу вечеромъ. Что-то ужасно горькое было для старика въ томъ что у него не осталось даже предлога пойти поработать на мельницу, и дома не находилось никакого дла къ которому онъ могъ бы приложить руки. По прошествіи десяти дней Джильморъ пришелъ на мельницу и предложилъ на свой счетъ продолжатъ и окончить перестройку. Если нельзя будетъ работать на мельниц, то у старика не останется средствъ къ существованію и къ уплат ренты. Во всякомъ случа не надо позволять этому великому горю омрачить все до такой степени чтобъ обратить трудъ въ бдствіе, а стсненныя обстоятельства въ нищету. Но эсквайру пришлось испытать какъ трудно ладить съ мельникомъ. Сначала старый Бретль не хотлъ ни отказать, ни согласиться. Когда сквайръ сказалъ что не можетъ оставить своей собственности въ такомъ положеніи, мельникъ объявилъ что готовъ выйти на дорогу, лечь тамъ и умереть, но не ране того времени когда срокъ его аренды придетъ къ концу.

— Не думаю чтобъ я вамъ былъ долженъ что-нибудь до будущаго Михайлова дня, а теперь еще сно на лугу.

Джильморъ, необыкновенно терпливый человкъ, уврялъ его что не имлъ никакого намренія намекнуть на ренту и не упомянетъ о ней даже тогда когда придетъ срокъ, если и тогда мельникъ будетъ нуждаться въ деньгахъ. Но не лучше ли, во всякомъ случа, поправить мельницу?

— Конечно такъ, сквайръ, сказала мистрисъ Бретль.— Это бездйствіе убиваетъ его.

— Придержи свой болтливый языкъ, грозно сказалъ мельникъ, обернувшись къ ней.— Тебя не спрашиваютъ. Я самъ посмотрю что нужно будетъ сдлать, сквайръ, завтра или послзавтра.

По прошествіи еще двухъ или трехъ дней бездйствія на мельниц, сквайръ опять пришелъ, и привелъ съ собой настоятеля, и имъ сообща удалось уладить чтобы немедля возобновить работы перестройки. Мельницу ршили перестроить, а домъ оставить до слдующаго лта. Что касается до самого Бретля, то, хотя онъ далъ согласіе, его нисколько не интересовало что они сломаютъ и что построятъ.

— Длайте какъ хотите, сказалъ онъ,— я теперь ничто. Женщины выгоняютъ меня изъ моего дома, будто у меня тамъ нтъ никакого дла.

И такимъ образомъ опять послышались звуки топоровъ и лопатъ, а старый Бретль сидлъ и безмолвно смотрлъ на работающихъ людей. Однажды, увидавъ что два человка и мальчикъ тащили лстницу, онъ со смхомъ повернулся къ жен и сказалъ: ‘Семъ скоре согласился бы умереть чмъ попросить у кого-нибудь помощи изъ такихъ пустяковъ.’

Мистрисъ Бретль говорила посл этого мистрисъ Фенвикъ что двое заблудшихъ дтей не выходили у него изъ ума ни утромъ, ни въ полдень, ни ночью. ‘Когда я заговорю съ нимъ о Джорж’, который былъ фермеромъ близь Фордингъ-Бриджа, ‘или о мистрисъ Гей’, которая была женой купца въ Варминстер,— ‘онъ нисколько ими не утшается’, говорила мистрисъ Бретль. ‘Я думаю, онъ не заботится о нихъ именно потому что они могутъ ходить съ поднятыми головами.’

По прошествіи трехъ недль Точильщикъ все еще не былъ найденъ, и многіе, въ особенности мистеръ Джонсъ, адвокатъ, начали утверждать что Семъ Бретль будетъ выпущенъ изъ тюрьмы. Мистеръ Фенвикъ былъ твердо увренъ что его не будутъ доле задерживать, если явится поручитель за него. Сквайръ былъ разсудительне, и говорилъ что освобожденіе его можетъ помшать полиціи попасть на слдъ настоящаго убійцы. ‘Онъ, безъ сомннія, знаетъ боле того что сказалъ’, говорилъ Джильморъ, ‘и надо ожидать что онъ наконецъ признается во всемъ.’ Полиція думала что Семъ по крайней мр присутствовалъ при убійств, и что его необходимо держать въ заключеніи до суда надъ нимъ. Полицейскіе придумывали странныя средства чтобы найти улики противъ него. Его сапогъ, говорили они, приходится къ слду оставшемуся въ грязи, на двор фермы. Мрка же была снята въ воскресенье. Потомъ они нсколько разъ допрашивали Агнесу Попъ и выпытали у бдной двушки признаніе что она любитъ Сема боле всего во всемъ обширномъ мір. Если ему суждено остаться въ тюрьм, она готова идти къ нему въ тюрьму. У нея нтъ тайны въ которой бы она ему не призналась, но она божилась что никогда не говорила ему о шкатулк Тромбула. Она не помнитъ говорила ли о ней съ кмъ-нибудь, но готова дать клятву на смертномъ лож что никогда не говорила о ней съ Семомъ Бретлемъ. Главный констебль объявилъ что онъ никогда не встрчалъ боле упрямой и хитрой двушки. Сэръ-Томасъ Чарлейсъ открыто высказывалъ свое мнніе что никакое поручительство не будетъ принято. Дали еще недлю отсрочки, съ намекомъ что, если въ это время не будетъ открыто ничего важнаго, и два другія подозрваемыя лица не будутъ арестованы, Семъ будетъ отпущенъ на поруки, на хорошія, существенныя поруки, въ 400 ф. съ него и по 200 съ каждаго изъ поручителей.

— Кто за него поручится? опросилъ сквайръ, возвращаясь со своимъ другомъ настоятелемъ изъ Гайтсбери.

— Въ поручителяхъ, вроятно, недостатка не будетъ.

— Но кто же однако? Вопервыхъ, его отецъ?

— Его братъ Джоржъ и Гей изъ Варминстера, мужъ его сестры.

— Не думаю чтобъ они пошли, сказалъ сквайръ.

— Онъ не долженъ имть недостатка въ поручителяхъ, если понадобится, я буду однимъ изъ нихъ. Онъ долженъ быть отпущенъ на поруки. Если встртится затрудненіе, Джонсъ поручится за него. Его не должно притснять такимъ образомъ.

— Никто и не думаетъ притснять его, Франкъ.

— Его будутъ притснять, если его братья не захотятъ поручиться за него. А если они не захотятъ, такъ не потому чтобы считали его виноватымъ, а потому что такіе люди какъ бараны идутъ туда куда ихъ гонятъ. Чмъ боле я объ этомъ думаю, тмъ ясне вижу что онъ не принималъ никакого участія въ убійств.

— Никогда не встрчалъ я человка который бы такъ часто мнялъ свои мннія какъ вы, сказалъ Джильморъ.

Въ продолженіи трехъ недль визиты главнаго констебля въ коттеджъ мистрисъ Борроусъ повторялись чаще чмъ бы того желала старушка. Коттеджъ находился въ пяти миляхъ разстоянія отъ Девиза, на границ прихода, и въ полумил отъ большой дороги которая ведетъ изъ этого города въ Марльборо. Тамъ есть, или былъ годъ или два тому назадъ, довольно значительный участокъ свободной земли, а въ мстечк называемомъ Пикрофтскою общиной, стояла небольшая группа коттеджей, представлявшая деревушку самаго жалкаго разряда. Тамъ не было дома боле затйливаго чмъ маленькая пивная лавка, которая вполн удовлетворяла потребности Пикрофтцевъ въ общественной жизни. Другихъ же лавокъ тамъ никакихъ не было, кром булочной, содержателю которой рдко приходилось продавать много хлба, и кабачка, который содержала мистрисъ Борроусъ. Обитатели большею частію были трудящіеся люди, нкоторые лтомъ занимались выдлкой кирпичей, но въ окружности утвердилась мысль что Пикрофтцы занимались незаконною работой и нечестнымъ ремесломъ. Однако рента за коттеджи выплачивалась исправно, иначе обитателей ихъ давно бы изъ нихъ выгнали. Мистрисъ Борроусъ жила въ своемъ ужь лтъ пять или шесть, и славилась въ сосдств своею чистоплотностью и желаніемъ жить прилично. Лтомъ полдюжина подсолнечниковъ росла на клочк земли называвшемся садомъ, возл двери красовались розовый кустъ и жимолость, въ углу стоялъ старый пень, изъ котораго выходили новые побги, а вокругъ него росли ягоды. Когда констебль Тоффи прізжалъ къ ней, она встрчала его вжливыми словами, потому что она ни за что не согласилась бы показать что утреннія посщенія его ей не совсмъ пріятны.

Мы уже говорили что въ то время мистрисъ Борроусъ жила не одна, а съ молодою женщиной которую мистеръ Тоффи считалъ женой Ричарда Борроусъ, иначе Точильщика. Въ первое свое посщеніе Пикрофта, мистеръ Тоффи, безъ сомннія, имлъ цлью разузнать, извстно ли старух гд скрывается ея сынъ, но второй, третій и четвертый визиты были сдланы скоре младшей изъ женщинъ нежели старшей. Тоффи, можетъ-быть, узналъ изъ своей долгой и обширной опытности что люди подобные Точильщику довряютъ боле молодымъ женщинамъ чмъ старымъ, и что тмъ не мене молодая женщина скоре способна измнить доврію чмъ старая, отчасти по безразсудству и отчасти — увы!— по непостоянству. Но если младшая мистрисъ Борроусъ знала что-нибудь о послднихъ дяніяхъ Точильщика, то она не была ни безразсудна, ни непостоянна. Мистеръ Тоффи ничего не могъ выпытать у ней. ‘Думаетъ что не обязана говорить гд жила прежде чмъ поселилась въ Пикрофт, жила не съ мужемъ, да мужа и не было, а еслибъ и былъ, такъ не обязана говорить этого. Дтей нтъ, да и на что ему спрашивать. Пріхала изъ Лондона, теперь живетъ здсь, для чего же ему знать откуда она? Какое ему дло какъ ее зовутъ? Ея имя Анна Борроусъ, если ему угодно будетъ такъ называть ее. Больше она не отвтитъ ему ни на одинъ вопросъ. Какъ звали до замужства, этого она не скажетъ.’

Мистеръ Тоффи имлъ свои причины распрашивать бдную женщину, но онъ не далъ никому понять что это были за причины. Онъ однако не могъ узнать ничего, кром того что заключалось въ вышеприведенныхъ отвтахъ, которые большею частью были правдивы. Ни мать, ни младшая женщина не знали гд можно найти героя событія, Точильщика, и вся полиція Вильтшейра начала опасаться что ее перехитрили.

— Вы, мн кажется, никогда не были въ Булгамптон съ вашимъ мужемъ, спросилъ мистеръ Тоффи.

— Никогда, отвчала предполагаемая жена Точильщика.— А вамъ-то какое дло до того гд я была?

— Не смй больше отвчать ему, сказала старая мистрисъ Борроусъ.

— И не буду.

— Были вы когда-нибудь въ Булгамптон, спросилъ мистеръ Тоффи.

— Боже мой, Боже мой! воскликнула младшая.

— Мн кажется, вы были тамъ одинъ разъ.

— Да вамъ-то до того какое дло, спросила мистрисъ Борроусъ старшая. Пожалуста, оставьте насъ. Вы не имете права здсь оставаться и не останетесь. А если вы не уберетесь, я разобью вамъ голову. Мн нтъ дла до полиціи, или до кого другаго. Мы не сдлали ничего дурнаго. Если онъ разбилъ голову джентльмену, такъ мы въ этомъ не виноваты, ни она, и ни я.

— А я все-таки думаю что мистрисъ Борроусъ была въ Булгамптон.

Ни одного слова не произнесла боле такъ-называемая мистрисъ Борроусъ младшая, и констебль Тоффи удалился. Онъ однако вынесъ убжденіе, что гд бы ни были убійцы,— сообщникъ, или сообщники Сема Бретля въ убійств, ибо въ виновности Сема онъ былъ твердо убжденъ,— то ни мать, ни предполагаемая жена не знаютъ гд эти люди находятся теперь. Онъ мысленно обвинялъ полицію Варвикшейра, Глостершейра, Ворстершейра и Соммерсетшейра въ томъ что Точильщикъ не арестованъ. Онъ особенно обвинялъ полицію Варвикшейра, потому что былъ увренъ что преступникъ находится въ Бирмингам. Еслибы полиція въ тхъ графствахъ исполняла свое дло такъ какъ она исполняла свое въ Вильтшейр, то Точильщикъ былъ бы давно задержанъ. Но самъ онъ теперь не можетъ ничего сдлать. И мистеръ Тоффи съ тяжестью въ сердц оставилъ Пикрофтскую общину.

XVI. Миссъ Лоутеръ проситъ совта.

Вс эти изслдованія объ убійств мистера Тромбула и арестъ Сема Бретля происходили въ сентябр, и въ этомъ же мсяц энергія двухъ другихъ законовдовъ была обращена на совершенно другой предметъ. Могутъ ли гг. Блокъ и Корлингъ поручиться капитану Маррабель что часть его наслдства можетъ быть спасена, или его безжалостный отецъ дйствительно лишилъ его всего состоянія? Не было сомннія что если осталось хоть что-нибудь, то не по деликатности полковника. Полковникъ горячо принялся за дло, расплачивался съ кредиторами которые накинулись на него какъ только онъ получилъ въ руки деньги, игралъ на большія суммы, давалъ векселя, однимъ словомъ, употребилъ вс силы чтобы какъ можно скоре истратить все. Но оставалась еще надежда спасти сумму въ 5.000 фун., которые, повидимому, перешли къ нкоторой леди, уврявшей что очень нуждается въ этихъ деньгахъ. Гг. Блокъ и Корлингъ считали это возможнымъ, но не были вполн уврены. Это, можетъ-быть, будетъ возможно, если капитанъ согласится представить дло въ судъ присяжныхъ, причемъ, конечно, будетъ доказана вся безчестность его отца. Можетъ быть также что, пригрозивъ, удастся принудить друзей леди возвратить сумму и ограничиться вознагражденіемъ за то изъ этой суммы.

— Мы предложимъ имъ 50 фун. и они, можетъ-быть, помирятся на 500 фун., говорили господа Блокъ и Корлингъ.

Все это раздражало капитана. Онъ чувствовалъ отвращеніе отъ всякаго судопроизводства, такъ какъ чрезъ него вся эта исторія сдлалась бы гласною.

— Я не буду притворяться что длаю это для отца, сказалъ онъ дяд.

Священникъ Джонъ покачалъ головой, пожалъ плечами, подразумвая что хотя дло дйствительно не совсмъ хорошо, но такъ какъ полковникъ Маррабель былъ Маррабель, то его нужно по возможности щадить.

— Я для себя это длаю, продолжалъ капитанъ,— и отчасти я ли моего имени. Я вынесу что угодно, но только не то чтобъ это дло прокатилось по газетамъ. Тогда я никогда не ршусь показаться въ свой полкъ.

— Въ такомъ случа разршите Блоку и Корлингу идти на мировую и получить что дадутъ, сказалъ священникъ Джовъ равнодушнымъ, насмшливымъ тономъ, который показывалъ что въ такомъ случа онъ будетъ смотрть на это какъ на дло поконченнное миролюбиво и къ удовольствію всхъ партій. Равнодушіе дяди, и то что онъ безъ негодованія смотритъ на это дло, очень обижало капитана Маррабель.

— Бдный братъ, сказалъ однажды священникъ, говоря о своемъ нечестивомъ брат,— онъ никогда не могъ оставить двухъ шиллинговъ держать вмст. Это началось еще гораздо раньше того времени когда я ршилъ что ничто на свт не принудитъ меня дать ему полкрону. Надюсь что онъ не обидлся когда я сказалъ ему это.

— Какую онъ имлъ надобность просить у васъ полкрону?

— Онъ всегда былъ однимъ изъ тхъ ненасытныхъ песочныхъ мшковъ, которые равно поглощаютъ малыя и крупныя капли. Онъ взялъ у бднаго Грегори 10.000 фун. около того времени когда вы родились, и Грегори до сихъ поръ сокрушается объ этихъ деньгахъ.

— Что меня убиваетъ, такъ это безчестность этого дла.

— Да, непріятно было бы увидать это въ газетахъ. А въ остальномъ онъ былъ славный малый, и такой красивый. Я всегда наслаждался его обществомъ, посл того какъ ршился закрыть для него мои карманы.

И этотъ человкъ былъ священникомъ, и проповдывалъ о честности и нравственности, но самъ жилъ далеко не согласно со своими проповдями. Капитану казалось сначала что небо сойдется съ землей, изъ облаковъ грянетъ громъ, и горы раскалятся при одномъ намек на порочность его отца. Грхи совершенные противъ насъ гршне другихъ грховъ.

У капитана были гораздо боле сочувствовавшіе ему слушатели въ Опгил. Не потому чтобъ об дамы когда-нибусь строго относились къ его отцу, но потому что он дружески входили въ его непріятное положеніе. Еслибъ онъ могъ спасти хоть 4.500 фунтовъ, проценты съ этихъ денегъ дали бы ему возможность жить на родин, въ полку. Если онъ получитъ 4.500 фунтовъ, онъ это непремнно сдлаетъ.

— Со ста пятьюдесятью фунтами годоваго дохода я могъ бы поднять голову и идти впередъ, говорилъ онъ.— Но я могу потерять все и не плакать объ этомъ,

Потомъ онъ опять повторялъ что для его полнаго счастія онъ долженъ выбросить изъ головы вс денежные разчеты. ‘Еслибъ это устроилось, я удовольствовался бы этимъ, я былъ бы спокоенъ.’

— Это правда, мой милый, говорила старушка.— У меня такія понятія о деньгахъ, что если у васъ ихъ много или мало, вы должны такъ устроиться съ ними чтобы никакіе разчеты васъ не безпокоили. Деньги все равно что марки въ дтской игр и не должны ничего значить. И этого можно достигнуть, устроивъ свои дла какъ слдуетъ.

Итакъ об дамы въ Опгил очень сошлись съ капитаномъ въ Лотоун, и съ его стороны дружеское расположеніе къ младшей было такъ же сильно, какъ и къ старшей — такъ же сильно, но дружба съ первою, безъ сомннія, была гораздо пріятне. Они гуляли вдвоемъ, какъ дозволено гулять родственникамъ, и разсуждали о всхъ пунктахъ писемъ гг. Блока и Корлинга. Капитанъ Маррабель пріхалъ въ домъ своего дяди на недлю, или дней на десять, но принужденъ былъ остаться ждать окончанія дла. Онъ получилъ отпускъ до конца ноября, и могъ продлить его, если вздумаетъ возвратиться въ Индію.

— Останьтесь до конца ноября, сказалъ священникъ Джонъ.— Зачмъ тратить деньги въ лондонской гостиниц. Не влюбитесь только въ свою кузину Мери.

И капитанъ остался, слдуя первой половин совта и общавъ послдовать второй.

Тетушка Capа тоже боялась любви, и сдлала на этотъ счетъ тонкій намекъ Мери.

— Милая Мери, сказала она,— вы съ Вальтеромъ точно влюбленные голубки.

— Онъ мн очень нравится, отвчала Мера.

— И мн тоже, малая моя. Онъ джентльменъ и уменъ, и ко всему этому такъ великодушно переноситъ большую несправедливость. Я его люблю. Но мн кажется что не долишо влюбляться, когда есть сильныя причины противъ этого.

— Конечно не должно, еслибъ это было въ нашей вол.

— Полноте, вы говорите нелпости, и сами это знаете. Еслибы мн сказала какая-нибудь двушка что она влюбилась, потому что не могла совладать съ собой, то я отвтила бы ей что она не стоитъ любви ни одного мущины.

— Но какія причины имете вы противъ этого, тетушка?

— Вопервыхъ ту что это не понравилось бы мистеру Джильмору.

— Я не обязана угождать мистеру Джильмору.

— Объ этомъ я ничего не знаю. Потомъ и для Вальтера это было бы не хорошо. Разв онъ можетъ жениться когда лишился всего состоянія?

— Да у меня и въ мысляхъ не было влюбиться въ него. Вопреки тому что я сказала, я думаю что это въ моей вол. И притомъ я люблю его какъ брата. Я поняла теперь что значитъ имть брата.

Въ этомъ миссъ Лоутеръ, кажется, ошибалась. Она знала своего родственника ровно мсяцъ. Мсяца слишкомъ достаточно чтобы почувствовать любовь, но сомнительно чтобы для порожденія братской дружбы не потребовалось гораздо боле продолжительнаго времени.

— Мн кажется, еслибъ я была на вашемъ мст, я сказала бы ему о мистер Джильмор.

— Сказали бы, тетушка Сарра?

— Мн кажется, сказала бы. Еслибъ онъ въ самомъ дл былъ вашъ братъ, вы бы сказали ему.

Очевидно что, когда миссъ Маррабель давала этотъ совтъ, она приписывала исканіямъ мистера Джильмора успхъ значительне того какой они имли въ дйствительности. Хотя много было говорено между теткой и племянницей о мистер Джильмор и его предложеніи, Мери никогда не умла разъяснить тетк свои собственныя чувства и мысли на этотъ счетъ. Она думала что никогда не будетъ въ состояніи дать ему согласіе и теперь была въ этомъ убжденіи тверже чмъ когда-либо. Но еслибъ она способна была выразить это словами, которыя поняла бы тетка, то послдняя, вроятно, спросила бы для чего она оставила его въ сомнніи. И хотя она сознавала что во всемъ старалась поступать какъ слдуетъ, но надъ ней тяготло полусознаніе что тмъ не мене она поступала ошибочно и эгоистично. Ея пріятельница писала ей и говорила съ ней такъ какъ будто была уврена что она со временемъ согласится принять предложеніе Джильмора. Жанета Фенвикъ въ своихъ письмахъ говорила объ этомъ какъ о дл почти ршеномъ, а тетушка Сарра, повидимому, жила въ ожиданіи этого. Не лучше ли ей написать и отказать мистеру Джильмору теперь же, а не ждать окончанія тяжелыхъ шести мсяцевъ, которые онъ назначилъ какъ срокъ, въ конц котораго онъ возобновитъ свое предложеніе? Еслибы тетушка Сара знала все это, и то что Мери была готова написать подобное письмо, она, конечно, не посовтовала бы ей сказать Вальтеру о мистер Джильмор. Ей казалось что разказъ объ этомъ дастъ понять Вальтеру что онъ не долженъ пытаться вкрадываться туда гд онъ лишній, но этотъ разказъ, какъ его разказала бы Мери, могъ имть совершенно другія послдствія.

Но какъ бы то ни было, Мери ршилась поговорить съ родственникомъ. Какъ пріятно ей будетъ посовтоваться съ братомъ! Какъ хорошо поговорить объ этомъ съ кмъ-нибудь кто будетъ сочувствовать ей, и не станетъ уговаривать ее бросаться въ объятія мистера Джильмора, потому только что мистеръ Джилъморь хорошій человкъ, съ хорошимъ состояніемъ. Даже въ Жанет Фенвикъ, которую она такъ любила, она не находила сочувствія въ какомъ нуждалась. Жанета, лучшій ея другъ, дйствовала въ этомъ случа руководствуясь желаніемъ составить счастіе двухъ любимыхъ ею людей, но въ этомъ дл между ними не было никакой симпатіи.

— Выходи за него, говорила Жанета,— и въ послдствіи будешь обожать его.

— А я хочу обожать его сначала, отвчала Мери.

Итакъ она ршила что скажетъ Вальтеру Маррабель о своемъ положеніи. И вотъ они опять на берегу Лорвели, сидятъ рядомъ на покатости, оборотившись къ рк. Вальтеръ только что закурилъ сигару. Не трудно было навести разговоръ на Булгамптонъ, потому что Семъ все еще сидлъ въ тюрьм, и письма Жанеты полны были таинственности окружавшей убійство Тромбула.

— Кстати, сказала она,— мн нужно разказать вамъ кое-что о мистер Джильмор.

— Разказывайте, сказалъ онъ,— повернувъ сигару во рту и оборотивъ ее концомъ къ втру.

— Нтъ, не скажу, если это не интересуетъ васъ. То что я намрена разказать должно васъ интересовать.

— Онъ сдлалъ вамъ предложеніе?

— Да.

— Я это зналъ.

— Какъ могли вы узнать. Никто не могъ вамъ этого сказать

— Я понялъ это изъ того какъ вы говорите о немъ. Но мн также казалось что вы отказали ему. Разв я ошибся въ этомъ?

— Нтъ.

— Вы отказали ему?

— Да.

— Я не вижу что тутъ разказывать, Мери.

— Не будьте такимъ недобрымъ, Вальтеръ, Это цлая исторія, и исторія которая меня мучаетъ. Еслибъ это было не такъ, я не предложила бы разказать вамъ. Я надялась что вы дадите мн совтъ какъ мн поступить.

— Но если вы отказали, вы, вроятно, поступили какъ слдуетъ и безъ моего совта. Я опоздалъ чтобы быть вамъ тутъ въ чемъ-нибудь полезнымъ.

— Дайте мн самой разказать. Мн кажется, я ничего не сказала бы вамъ, еслибы не приняла окончательнаго ршенія, но теперь я вамъ не скажу что это за ршеніе, и вы должны дать мн совтъ. Во-первыхъ, хотя я отказала ему, во дло еще не кончено, и онъ можетъ опять возобновить свое предложеніе, если пожелаетъ.

— Вы дали ему позволеніе на это?

— Да. Надюсь что я не поступила дурно. Я такъ старалась поступить какъ слдуетъ.

— Я не говорю что вы дурно поступили.

— Я такъ его люблю, считаю его такимъ хорошимъ человкомъ, и чувствую что онъ своею любовью длаетъ мн такую честь, что я не могла ему отвтить такъ какъ отвтила бы, еслибы была совершенно равнодушна къ нему.

— Какъ бы то ни было, но онъ опять обратится къ вамъ?

— Если пожелаетъ.

— Онъ очень любитъ васъ?

— Какъ могу я это знать? Нтъ, это ложь: я знаю что онъ очень любитъ меня.

— Такъ что онъ сильно огорчится, лишившись васъ?

— Я знаю что огорчится. Можетъ быть, я не должна бы этого говорить, но знаю что это такъ.

— Вы должны отвчать правду. А вы сами любите его?

— Не знаю. Я люблю его, но еслибы мн сказали что онъ завтра же женится на другой двушк, это осчастливило бы меня.

— Такъ вы его не любите.

— Мн кажется, я то же самое чувствовала бы ко всякому человку который хотлъ бы жениться на мн. Но дайте мн самой разказать. Вс кого я люблю совтуютъ мн принять его предложеніе. Я знаю что тетушка Сарра уврена что я наконецъ соглашусь, и думаетъ что я должна была бы сдлать это съ самаго начала, а подруга моя, Жанета Фенвикъ, не понимаетъ даже какъ я могу колебаться, и только потому прощаетъ мн это что твердо убждена что я наконецъ одумаюсь. Мистеръ Фенвикъ думаетъ то же самое и говоритъ со мной такъ, какъ будто мн назначено судьбой провестъ всю жизнь въ Булгамптон.

— Булгамптонъ прекрасное мсто?

— Очень красивое, я его люблю.

— И мистеръ Джильморъ богатъ?

— Кажется, довольно богатъ. Но вообразите какъ странно было бы съ моей стороны спрашивать объ этомъ съ 1.200 фунтовъ приданаго!

— Такъ почему же, скажите Бога ради, вы не соглашаетесь?

— Вы думаете что я должна согласиться?

— Отвчайте мн на мой вопросъ. Почему вы не соглашаетесь?

— Потому что я не люблю его такъ какъ надюсь любить моего мужа.

Посл этихъ словъ капитанъ Маррабель, который во время всхъ своихъ вопросовъ смотрлъ ей прямо въ глаза, отвернулся отъ нея, и разговоръ на этомъ остановился. Она сидла неподвижно, и просидла бы такъ долго, еслибъ онъ не напомнилъ ей что пора идти домой. Онъ не далъ ей никакого совта, но ей казалось что онъ тономъ своихъ словъ выразилъ ей что считаетъ ея обязанностью принятъ такое выгодное и во всхъ отношеніяхъ удовлетворительное предложеніе. Во всякомъ случа она не скажетъ ему боле ни слова объ этомъ, пока онъ самъ не заговоритъ съ нею. Она хотя сильно любила его какъ родственника, но нсколько боялась, и теперь она не была уврена, не обвиняетъ ли онъ ее за ея слабость и нершительность. Наконецъ онъ быстро повернулся къ ней и взялъ ея руку.

— Ну, Мери!

— Что, Вальтеръ?

— Что же вы намрены длать?

— Что же мн длать?

— Что вамъ длать? Вы знаете что вамъ должно сдлать. Неужели вы сдлаетесь женой человка, котораго вы любите не боле чмъ эту палку, потому только что онъ настойчиво проситъ васъ. Не боле чмъ эту палку, Мери! Что это за любовь, если вы съ радостью услыхали бы что онъ завтра женится на другой двушк? Разв это любовь?

— Я никого больше его не любила.

— И не полюбите?

— Разв я могу отвчать на это? Мн кажется, я не одарена чувствами другихъ двушекъ. Мн хочется чтобы меня кто-нибудь любилъ, это правда, и въ этомъ я признаюсь. Я хочу быть для кого-нибудь первою, но я никогда не встрчала человка котораго я могла бы полюбить.

— Вамъ лучше подождать пока вы его встртите, сказалъ онъ, приподнимаясь на локт.— Вставайте, и пойдемте домой. Вы спрашивали у меня совта, и я вамъ его далъ. Не отдавайтесь человку только потому что другіе васъ объ этомъ просятъ, и вамъ кажется что вы можете доставить этимъ удовольствіе и ему, и имъ. Если же вы это сдлаете, вы скоро начнете и всю жизнь будете раскаиваться. Что если, сдлавшись женой этого человка, вы замтите что былъ другой человкъ котораго вы могли бы полюбить.

— Я не думаю чтобы до этого когда-нибудь дошло, Вальтеръ.

— Какъ вы можете ручаться! Что можетъ помшать этому, если нтъ любви къ мужу? Вы нисколько не любите мистера Джильмора, и я не понимаю какъ у васъ хватаетъ духа думать сдлаться его женой. Пойдемте домой. Вы у меня спрашивали совта, и получили его. Если вы ему не послдуете, я постараюсь забыть что далъ вамъ его.

Она, конечно, приметъ его совтъ. Она ему тогда не сказала этого, но онъ, конечно, будетъ ея руководителемъ. Во сколько разъ врне и съ большею деликатностью чувства понялъ онъ ея положеніе, и понялъ съ перваго слова. Онъ говорилъ съ ней сурово, серіозно, почти жестко, но ей хотлось чтобъ именно такъ поговорилъ съ нею кто-нибудь кто принимаетъ въ ней участіе и на столько интересуется ею что побезпокоится дать ей подобный совтъ. Она готова была врить ему какъ брату, и слова его, при всей ихъ строгости, были ей пріятны.

Они молча дошли до дому, и даже его манеры съ ней были суровы. Но, можетъ-быть, такъ же велъ бы себя братъ давшій сестр полезный совтъ, но неувренный что совтъ его принятъ.

— Вальтеръ, сказала она,— я надюсь что вы не сомнваетесь.

— Въ чемъ, Мери?

— Я, конечно, поступлю какъ вы мн сказали.

XVII. Маркизъ Тробриджъ.

Въ конц сентября сдлалось очевиднымъ что Семъ Бретль долженъ быть освобожденъ изъ тюрьмы, если что-нибудь подобное новому доказательству не будетъ представлено къ слдующему вторнику. Въ графств на этотъ счетъ составились уже твердыя мннія, бретлевское мнніе и антибретлевское мнніе. Мы могли бы назвать ихъ также булгамптонское мнніе и анти-булгамптонское мнніе, еслибы не то обстоятельство что самая могущественная личность Булгамптона, съ нкоторыми изъ своихъ блюдолизовъ и подчиненныхъ, не объявляла открыто своего мннія что убійство совершено Семомъ Бретлемь, и что его не должно выпускать изъ тюрьмы пока не придетъ время его повсить. Эта могущественная особа былъ маркизъ Тробриджъ, у котораго бдный фермеръ Тромбулъ былъ арендаторомъ, и который теперь полагалъ что убійство его арендатора равнялось личному оскорбленію ему самому, маркизу Тробриджу. Онъ сильно гнвался на Булгамптонъ и думалъ прекратить вспоможеніе приходу, и уже объявилъ что не будетъ принимать никакого участія въ подписк на поправку церкви, по крайней мр въ слдующіе три года. До послдняго ршенія дошелъ онъ, кажется, подъ вліяніемъ методистскаго священника деревни.

Онъ гнвался не за то только что мистеръ Тромбулъ убитъ. Такой великій и умный человкъ какъ лордъ Тробриджъ зналъ, безъ сомннія, что въ свободной стран, какова Англія, человкъ не можетъ быть огражденъ отъ рукъ убійцъ или чего другаго тмъ что онъ арендаторъ, или подчиненный, или какимъ бы то ни было образомъ находится подъ покровительствомъ высокаго аристократа. Люди маркиза, конечно, должны были подавать голоса за его кандидатовъ, и скоро перестали бы быть людьми маркиза, еслибы не исполнили этого. Они связаны были во многихъ отношеніяхъ нкоторыми условіями своихъ краткосрочныхъ арендъ. Они не могли убить скотины на своей ферм, не могли продать сна и вообще ничего изъ своего производства кром скота и хлба. Они должны были обрабатывать землю установленнымъ образомъ, и безъ его разршенія не смли арендовать не принадлежавшей ему земли. И въ вознагражденіе за все это они длались людьми маркиза. Каждый арендаторъ удостоивался разъ въ три года пожать руку маркиза и два раза въ годъ могъ напиться пьянъ на счетъ маркиза, если имлъ на то желаніе, конечно, съ тмъ условіемъ чтобъ рента была уплачена. Если тяжелы были условія, то и вознагражденіе было велико. Такъ по крайней мр думалъ маркизъ, и полагалъ что покровъ безопасности накинутъ на плеча каждаго изъ его людей, вслдствіе той связи которая соединяетъ его съ нимъ. Но, конечно, онъ не думалъ чтобы покровъ этотъ могъ спасти отъ пули, обыкновеннаго убійцы или отъ топора посторонняго злодя. Но дло въ томъ что топоръ принадлежалъ не постороннему злодю. По мннію его сіятельства, и это мнніе поддерживала въ немъ полиція графства, топоръ принадлежалъ человку изъ Булгамптона, и былъ употребленъ противъ его арендатора сыномъ ‘человка который нанимаетъ землю у джентльмена владющаго нкоторою собственностью въ приход’. Такъ выражался маркизъ о своемъ сосд мистер Джильмор, который въ глазахъ маркиза былъ недостаточно важною особой чтобъ имть право называть своихъ наемщиковъ своими людьми. Что такой человкъ какъ Семъ Бретль убилъ такого человка какъ мистеръ Тромбулъ было въ глазахъ маркиза скоре оскорбленіемъ чмъ преступленіемъ, а теперь это оскорбленіе увеличивалось еще тмъ что преступникъ освобождается изъ тюрьмы по приговору суда въ которомъ засдалъ мистеръ Джильморъ. И во всемъ этомъ заключалось нчто еще боле вагкное. Въ Торноверъ-парк, резиденціи лорда Тробриджа, близь Вестбери, всмъ было извстно что мистеръ Джильморъ, джентльменъ владющій нкоторою собственностью въ Булгамптонскомь приход его сіятельства, и мистеръ Фенвикъ, викарій этого прихода, были вторыми Дамономъ и Пифіемъ. Леди, дочери маркиза, которыя были горячими приверженицами Нижней церкви, слыхали и, безъ сомннія, врили что мистеръ Фенвикъ немногимъ лучше язычника. Когда онъ только что поселился въ графств, он употребили вс силы чтобы выдать его за приверженца Высокой церкви. То было время когда еще не окончилась великая война, происходившая по этому поводу между приверженцами лорда Тробриджа и другой могущественной фамиліи — леди Стоутъ. Джонъ Августъ Стоутъ и маркизъ Тробриджъ очень желали причислить нашего викарія къ числу своихъ враговъ этого разряда. Но обвиненіе было такъ нелпо, такъ невозможно, что они принуждены были ограничиться убжденіемъ что мистеръ Фенвикъ — язычникъ! Чтобъ отдать справедливость маркизу, мы должны сказать что онъ не обратилъ бы на это вниманія, еслибы мистеръ Фенвикъ покорился и вступилъ въ число его людей. Маркизъ былъ главой въ своемъ дом, и леди Софи и Каролина съ гордостью принимали бы въ Торновер мистера Фенвика, язычника или правоврнаго, еслибъ онъ согласился покориться ихъ обычаямъ. Но онъ на это никогда не соглашался, и не только былъ сердечнымъ другомъ ‘джентльмена владвшаго нкоторою собственностью въ приход’, но самъ былъ вдвое непокорне этого джентльмена. Онъ противорчилъ маркизу прямо въ глаза, какъ выражался самъ маркизъ, когда они сходились по какому-нибудь приходскому длу. И ко всему этому, когда однажды, въ первые дни мистера Фенвика въ Булгамптон, устроился какой-то школьный праздникъ на лугу позади дома фермера Тромбула, мистрисъ Фенвикъ вела себя тамъ до крайности неприлично.

— Честное слово, она хотла покровительствовать намъ, со смхомъ говорила леди Софи.— А знаете ли вы кто она? Ея отецъ былъ просто приходскимъ строителемъ, который скопилъ себ кое-какія деньжонки производствомъ кирпичей и извести.

Леди Софи говорила это, вроятно, не зная того факта что мистеръ Больфуръ былъ младшимъ сыномъ фамиліи которая была древне ея фамиліи, что онъ получилъ первый призъ въ Оксфорд, былъ членомъ половины ученыхъ обществъ Европы и двухъ или трехъ лучшихъ клубовъ Лондона.

Изъ всего этого не трудно понять что маркизъ Тробриджъ съ неодобреніемъ посмотритъ на все то что будетъ сдлано Джильморъ-Фенвикскою партіей прихода въ дл объ убійств. Къ довершенію всего этого ходили слухи что викарій и убійца были друзьями, и въ Торновер охотно врили что они нсколько лтъ тому назадъ проводили вдвоемъ вс лтніе дни на рыбной ловл. Ходили также толки объ охот на крысъ, которою они занимались, толки основанные на непреложномъ факт одного похода на крысъ въ мельниц, въ которомъ викарій принималъ горячее участіе. Уничтоженіе вредныхъ животныхъ, въ особенности одной ихъ породы, для предупрежденія производимаго ими вреда, рыбная ловля и стрльба птицъ были увлекательными занятіями въ глазахъ викарія. Онъ, можетъ-быть, переступилъ нсколько границы и ронялъ священническое достоинство, когда они съ Семомъ, каждый съ ломомъ въ рукахъ, ползали въ пыли мельницы и одерживали побды надъ крысами. Джильморъ, который это видлъ, сдлалъ ему замчаніе.

— Все это я знаю, мой милый, отвчалъ Фенвикъ своему другу,— и знаю также что мн нужно выбирать одно изъ двухъ: или я долженъ допустить чтобъ меня звали лицемромъ, или дйствительно имъ сдлаться. Я не сомнваюсь что со временемъ я увижу преимущества послдняго выбора.

Въ то время между ними часто происходили подобные разговоры, потому что они были такіе друзья которые не боятся разбирать образъ жизни другъ друга. Но мы не будемъ доле утомлять читателей отступленіями. Мсто которое занималъ священникъ во мнніи лорда Тробриджа, вроятно, уже понято.

Семейство Торноверъ-парка считало бы большимъ счастіемъ имть подл себя духовное лицо съ которымъ бы оно могло дйствовать заодно, но такъ какъ это оказалось невозможнымъ, то они приблизили къ себ мистера Пудельгама, священника методистовъ. Отъ мистера Пудельгама они узнавала о приходскихъ происшествіяхъ и приходскихъ сплетняхъ, которыя безъ его посредничества никогда не дошли бы до нихъ. Мистеру Фенвику это было извстно, но онъ говорилъ что ему до этого нтъ никакого дла. Онъ готовъ былъ доказывать что не видитъ почему мистеръ Пудельгамъ не иметъ права также свободно дйствовать въ приход какъ онъ самъ, онъ, имющій и желающій оставить за собой незначительное преимущество приходской церкви, викарскаго дома и небольшаго десятиннаго дохода. Онъ былъ вполн увренъ что религіозное ученіе мистера Пудельгама лучше полнаго невжества. Онъ всегда подавалъ ему руку, хотя мистеръ Пудельгамъ никогда не смотрлъ ему прямо въ глаза.

Въ дл о заключеніи и теперь ожидавшемся освобожденіи Сема Бретля, приходскія извстія, безъ сомннія, передавались въ Торноверъ мистеромъ Пудельгамомъ, можетъ-быть не непосредственно, но все же такимъ образомъ что великіе люди Торновера знали кому они ими обязаны. Мистеръ Джильморъ съ самаго начала смотрлъ съ неблагопріятной для Сема Бретля точки зрнія на все касавшееся его въ ту воскресную ночь. Когда ударъ поразилъ семейство Бретлей, его обращеніе съ ними совершенно измнилось. Онъ простилъ непокорность мельника, но онъ тмъ не мене всегда считалъ Сема виноватымъ. Священникъ съ самаго начала съ большимъ сомнніемъ взглянулъ на это дло, и сначала былъ противъ Сема, и даже теперь, когда онъ такъ настойчиво утверждалъ что Семъ долженъ быть освобожденъ, онъ основывалъ свое мнніе не на невинности Сема, а на отсутствіи какой бы то ни было улики противъ него.

— Онъ иметъ полное право на освобожденіе, Гарри, говорилъ онъ Джильмору,— и не получаетъ его только потому что противъ него вооружены. Слышали вы что говоритъ этотъ старый оселъ, сэръ-Томасъ?

— Сэръ-Томасъ очень хорошій судья.

— Однако, если онъ не остережется, онъ можетъ поплатиться за то что безъ законнаго основанія задерживаетъ молодаго человка. Найдется ли хоть одинъ юристъ который осудитъ его, основываясь только на томъ что онъ лежалъ въ канав за недлю до преступленія?

Съ этой точки зрнія, Джильморъ также началъ благопріятно смотрть на требованіе освобожденія Сема и, наконецъ, ршено было что въ слдующій вторникъ Семъ будетъ освобожденъ, если не представится новыхъ уликъ противъ него.

Въ это время замчательный митингъ происходилъ въ приход. Въ понедльникъ утромъ, 5-го октября, мистеру Джильмору пришли сказать что маркизъ Тробриджъ будетъ въ церковной ферм, въ ферм бднаго Тромбула, въ полдень того дня, и что его сіятельство изволилъ сказать что ему было бы пріятно повидаться тамъ съ мистеромъ Джильморомъ. Письма никакого не было, и порученіе было передано мистеромъ Пикеромъ, подначальнымъ агентомъ и однимъ изъ людей маркиза, котораго Джильморъ хорошо зналъ.

— Я приду, Пикеръ, и буду очень радъ повидаться съ маркизомъ.

Маркизъ никогда не былъ судьей въ Гайтсберійскомъ суд и не присутствовалъ ни на одномъ допрос Сема, и мистеръ Джильморъ не только не видался съ нимъ по этому длу посл убійства, но вообще ни разу не встрчался съ нимъ въ продолженіи послднихъ двнадцати мсяцевъ. Мистеръ Джильморъ только что окончилъ свой завтракъ, когда получилъ это извстіе, и подумалъ что успетъ еще сходить повидаться съ Фенвикомъ. Его свиданіе со священникомъ окончилось общаніемъ что онъ, Фенвикъ, тоже заглянетъ на ферму.

Въ двнадцать часовъ маркизъ сидлъ въ гостиной, въ старомъ кресл Тромбула. Домъ былъ теменъ и мраченъ, и со времени преступленія ни разу не отворялся. Съ маркизомъ былъ Пикеръ, стоявшій предъ нимъ, между тмъ какъ маркизъ длалъ видъ что углубился въ принесенныя ему книги. Онъ уже обошелъ весь домъ, останавливался посмотрть на постель гд лежалъ старикъ когда на него напали, какъ будто надясь своимъ долгимъ взглядомъ открыть что-нибудь, что могло бы обнаружить истину, онъ съ ужасомъ взглянулъ на то мсто гд нашли тло, и сдлалъ самъ себ замчаніе что домъ былъ далеко не въ порядк. Маркизу было около семидесяти лтъ, но онъ былъ еще очень здоровъ, и годы оставили на немъ мало слдовъ. Онъ былъ низокъ и толстъ, безъ малйшаго намека на бороду, съ коротко остриженными сдыми волосами, которыхъ совсмъ не было замтно когда онъ надвалъ шляпу. Его манеры были бы не дурны, еслибы тяжесть титула постоянно не стсняла ихъ, и сердце было бы доброе, еслибы не было отягощено тмъ же самымъ. Но онъ былъ скучнымъ, слабодушнымъ невждой, и едва ли былъ бы способнымъ добыть себ кусокъ хлба своимъ трудомъ, еслибы хлбъ не былъ въ изобиліи доставленъ ему его праотцами.

— Мистеръ Джильморъ сказалъ что будетъ здсь въ двнадцать часовъ, Пикеръ?

— Точно такъ, милордъ.

— А теперь больше двнадцати?

— Одной минутой, милордъ.

И перъ опять опустилъ глаза на книгу Тромбула.

— Я не обязанъ ждать, Пикеръ?

— Конечно нтъ, милордъ.

— Скажите чтобы готовили лошадей.

— Сейчасъ, милордъ.

Когда Пикеръ вышелъ въ корридоръ чтобъ отдать приказаніе, онъ встртилъ мистера Джильмора и ввелъ его въ комнату.

— А, мистеръ Джильморъ! Очень радъ васъ видть, мистеръ Джильморъ.— И маркизъ сдлалъ шагъ впередъ, и подалъ руку своему гостю.— Я счелъ нужнымъ повидаться съ вами насчетъ этого ужаснаго дла въ приход. Не правда ли, ужасное дло.

— Совершенно съ вами согласенъ, лордъ Тробриджъ, и таинственность длаетъ его еще боле ужаснымъ.

— Мн кажется что таинственнаго тутъ нтъ ничего, мастеръ Джильморъ. Я полагаю что не можетъ быть сомннія что этотъ несчастный молодой человкъ сдлалъ…. сдлалъ…. по крайней мр участвовалъ въ этомъ преступленіи.

— Я считаю это очень сомнительнымъ, милордъ.

— Неужели? А я думалъ что тутъ не можетъ быть никакого сомннія, ни малйшаго. И вся полиція того же мннія. Я самъ довольно опытенъ въ подобныхъ длахъ, но я не ршился бы говорить такъ утвердительно, еслибы полиція не поддерживала меня. Вамъ извстно, мистеръ Джильморъ, что полиція очень рдко ошибается?

— А мн кажется что она очень рдко не ошибается, если вс обстоятельства дла у нея не подъ носомъ.

— Я долженъ признаться что совершенно несогласенъ съ вами, мастеръ Джильморъ. Теперь по этому случаю…

Слова маркиза были прерваны громкимъ стукомъ въ дверь, и прежде чмъ успли отвтить на призывъ, викарій вошелъ въ комнату, а за викаріемъ слдовалъ мистеръ Пудельгамъ. Маркизъ ожидалъ что священникъ вмшается, и мистеръ Пудельгамъ былъ приготовленъ какъ уравновшивающій грузъ. Когда мистеръ Фенвикъ увидалъ ходившаго взадъ и впередъ по двору фермы священника, онъ не почувствовалъ ни малйшей досады. И если мистеру Пудельгаму угодно было идти за нимъ и угодить этимъ маркизу, такъ пусть себ идетъ. Великій человкъ выразилъ своимъ взглядомъ что онъ до крайности удивленъ и даже нсколько оскорбленъ, но тмъ не мене онъ снизошелъ до того что подалъ руку священникамъ и пригласилъ ихъ садиться. Объяснивъ что онъ пріхалъ чтобы сдлать нсколько справокъ о печальномъ дл, онъ продолжалъ излагать свое мнніе объ участіи Сема Бретля.

— Изъ всего что я слышалъ и видлъ, продолжалъ маркизъ,— боюсь что не остается сомннія что убійство совершено близкимъ сосдомъ.

— Вы намекаете на того молодаго человка который содержится въ тюрьм, милордъ? спросилъ викарій.

— Конечно, мистеръ Фенвикъ, полиція того же мннія.

— Это намъ извстно, лордъ Тробриджъ.

— Не позволите ли вы мн, мистеръ Фенвикъ, высказать мои собственныя мысли. Полиція думаетъ что онъ одинъ изъ тхъ людей которые ворвались въ домъ моего арендатора въ роковую ночь, а мн, какъ я уже говорилъ мистеру Джильмору, въ ту минуту когда вы сдлали намъ честь присоединиться къ намъ, изъ моей долговременной опытности извстно что полиція рдко ошибается.

— Какъ, милордъ!

— Если вы позволите, мистеръ Фенвикъ, я буду продолжать. Я не могу пробыть здсь долго, а мн хотлось бы сдлать одно предложеніе мистеру Джильмору, какъ судь нашей части графства. Не мое, конечно, дло порицать то что судьи сдлаютъ завтра въ суд.

— Я увренъ что вашему сіятельству не придется порицать ихъ, сказалъ мистеръ Джильморъ.

— Я и самъ не желалъ бы этого по многимъ причинамъ. Но я считаю себя въ прав сказать вамъ что будутъ требовать освобожденія молодаго человка.

— И я думаю что онъ, какъ и слдуетъ, будетъ освобожденъ, сказалъ священникъ.

На это маркизъ не сдлалъ никакого возраженія и продолжалъ:

— Если это будетъ сдлано, хотя я надюсь что подобный поступокъ не будетъ сдланъ Вестберійскимъ судомъ, то куда тогда отправится молодой человкъ.

— Конечно домой, къ отцу, сказалъ священникъ.

— Онъ возвратится въ приходъ со своею любовницей чтобы рзать другихъ моихъ арендаторовъ?

— Милордъ, я не могу допустить такого несправедливаго предположенія, сказалъ священникъ.

— Я желалъ бы поговорить еще нсколько минутъ, и попрошу васъ помнить что я обращаюсь единственно къ вашему сосду, мистеру Джильмору, который сдлалъ мн честь пожаловать сюда по моему приглашенію. Я ничего не говорю противъ вашего присутствія, мистеръ Фенвикъ, или другаго джентльмена,— и маркизъ кивнулъ на мистера Пудельгама, который стоялъ и до сихъ поръ не произнесъ ни одного слова,— но я желалъ бы высказать то что привело меня сюда. Мн будетъ чрезвычайно непріятно, если этому молодому человку дозволятъ опять поселиться въ приход, посл всего что случилось.

— У его отца здсь есть домъ, сказалъ мистеръ Джильморъ.

— Мн это извстно, сказалъ маркизъ.— Отецъ молодаго человка, кажется, нанимаетъ у васъ мельницу и нсколько акровъ земли?

— У него хорошая ферма.

— Пусть будетъ такъ, не станемъ спорить о выраженіяхъ. Я полагаю что это не откупъ, впрочемъ и до этого мн нтъ дла.

— Нтъ, не откупъ, милордъ, отвчалъ мистеръ Джильморъ, который начиналъ уже сердиться и мрачно сдвигалъ брови.

— Я такъ и говорю, но я полагаю, вы согласитесь что я имю нкоторый интересъ въ приход? Надюсь что эти два джентльмена, служители Бога, также согласятся что моя обязанность, какъ владльца большей части прихода, принять участіе въ этомъ дл.

— Конечно, милордъ, сказалъ мистеръ Пудельгамъ.

Мистеръ Фенвикъ ничего не сказалъ. Онъ сидлъ, или скоре полулжалъ, облокотившись на столъ, и улыбался. Лицо его не было мрачно, какъ лицо его друга, но Джильморъ, который его зналъ, взглянувъ на него, началъ опасаться что онъ скоро обратится къ маркизу съ такими энергическими словами, какія мистеръ Джильморь считалъ не совсмъ приличными.

— И когда я вспомню, продолжалъ маркизъ,— что этотъ несчастный человкъ былъ въ продолженіи полустолтія арендаторомъ у меня и у моей фамиліи, что онъ такъ гнусно убитъ въ моихъ собственныхъ владніяхъ, стащенъ съ постели среди ночи и убитъ въ томъ самомъ дом въ которомъ я теперь сижу, и въ томъ приход въ которомъ я владю, кажется, боле чмъ двумя третями….

— Двумя тысячами и двумя акрами изъ двухъ тысячъ девяти сотъ десяти, сказалъ мистеръ Пудельгамъ.

— Кажется что такъ. Хорошо, мистеръ Пудельгамъ, но вы не должны были перебивать меня.

— Прошу прощенія, милордъ.

— Я хочу сказать, мистеръ Джильморь, что вы должны принять мры чтобы помшать возвращенію этого молодаго человка въ нашъ приходъ. Вы должны объяснить отцу что этого нельзя дозволить. Изъ того что я слышалъ, я заключаю что для прихода не было бы большою потерей, еслибъ и все семейство удалилось отсюда. Говорятъ, одна изъ дочерей предалась разврату.

— Это правда, милордъ, сказалъ мистеръ Пудельгамъ.

Викарій обернулся и взглянулъ на своего коллегу, но ничего не сказалъ. Онъ поставилъ себ однимъ изъ принциповъ жизни что не долженъ никогда ссориться съ мистеромъ Пудельгамомъ, и теперь онъ не хотлъ тратить своего гнва на такого ничтожнаго врага.

— И я надюсь что вы обратите на это ваше вниманіе, мистеръ Джильморь, сказалъ маркизъ, довершая свою рчь.

— Я не могу постигнуть, какое вы имете право длать мн предписанія въ подобныхъ длахъ, сказалъ мистеръ Джильморь.

— Я не думалъ длать вамъ предписаній, я только высказалъ мое мнніе, отвчалъ маркизъ.

— Теперь, милордъ, позволите ли вы мн сказать нсколько словъ? спросилъ мистеръ Фенвикъ.— Вопервыхъ, объявляю что, если Сенъ Бретль не найдетъ убжища на мельниц, которое, надюсь, онъ будетъ имть тамъ на многіе годы, то онъ найдетъ убжище въ моемъ дом.

— Вотъ какъ! произнесъ маркизъ.

Мистеръ Пудельгамъ всплеснулъ руками.

— Не мшало бы вамъ придержать языкъ, Франкъ, сказалъ мистеръ Джильморъ.

— Это такое дло о которомъ я желалъ бы сказать нсколько словъ, Гарри. Меня здсь назвали служителемъ Бога, и я сознаю мою отвтственность. Я во всю мою жизнь не слыхалъ такого жестокаго предложенія какое сдлалъ сейчасъ лордъ Тробриджъ. Молодаго человка надо прогнать за то что одинъ изъ арендаторовъ его сіятельства былъ убитъ, признать его виновнымъ безъ слдствія, безъ доказательствъ и вопреки ршенію судей!

— Нисколько не вопреки ршенію судей, сказалъ маркизъ.

— Запретить ему возвратиться въ родной домъ только потому что лордъ Тробриджъ считаетъ его виновнымъ! Милордъ, домъ мистера Бретля его собственность, и онъ можетъ держать въ немъ кого ему угодно, какъ и вы въ своемъ. Еслибъ я предложилъ вамъ чтобы вы выгнали изъ вашего дома вашихъ дочерей, это было бы такимъ же оскорбленіемъ какъ ваше требованіе чтобы мистеръ Бретль выгналъ своего сына.

— Моихъ дочерей!

— Да, вашихъ дочерей, милордъ.

— Какъ вы смете упоминать о моихъ дочеряхъ?

— Я убжденъ что эти леди заслуживаютъ полнаго уваженія, и я не имю ни малйшаго желанія совтовать вамъ жестоко поступить съ ними, но если вы желаете чтобы къ вашему семейству относились съ уваженіемъ, то вы и сами должны научиться относиться такимъ же образомъ къ другимъ.

Маркизъ всталъ съ мста, онъ звалъ Пикера, звалъ свою карету и лошадей, молилъ боговъ исторгнуть свой громъ и наказать такую ужасную дерзость. Онъ никогда не слыхивалъ ничего подобнаго. Его дочерей! Въ его разстроенномъ ум пробжала мысль что его дочерей поставили на одну доску съ убійцей, Семомъ Бретлемъ, и, можетъ-быть, съ кмъ-нибудь еще похуже. А его дочери были такія важныя особы, хотя, правда, старыя и дурныя, и почти безъ приданаго, вслдствіе фамильныхъ установленій и расходовъ. Со стороны мастера Фенвика было бы несправедливостью и оскорбленіемъ сдлать малйшій намекъ на его дочерей, но говорить о нихъ такъ, какъ будто бы он были незначительне обыкновенныхъ людей, это ршительно невыносимо. Маркизъ прежде сомнвался, но теперь онъ окончательно убдился что Фенвикъ язычникъ. ‘И къ тому же зловредный язычникъ’, какъ онъ сказалъ леди Каролин, возвратившись домой.

— Я не слыхивалъ о подобномъ поступк во всю мою жизнь, сказалъ лордъ Тробриджъ, направляясь къ карет.— Можно ли посл этого удивляться что въ приход есть и убійцы и развратницы.

— Милордъ, они не принадлежатъ къ моей паств, сказалъ мистеръ Пудельгамъ.

— Мн дла нтъ къ чьей паств они принадлежатъ, сказалъ маркизъ.

Когда мистеръ Фенвикъ и мистеръ Пудельгамъ возвращались вдвоемъ, мастеръ Фенвикъ сказалъ:

— Другъ мой, вы были правы говоря объ акрахъ маркиза.

— Да, это совершенно врныя цифры, отвчалъ мистеръ Пудельгамъ.

— Я хотлъ сказать что вы были правы, сдлавъ это замчаніе. Факты всегда имютъ значеніе, и я думаю, лордъ Тро бриджъ благодаренъ вамъ. Но мн кажется, вы были не совсмъ правы въ другомъ замчаніи.

— Въ какомъ замчаніи, мистеръ Фенвикъ?

— Въ томъ что вы сказали о бдной Карри Бретль. Вы не уврены что это достоврный фактъ.

— Вс это говорятъ.

— По чемъ вы знаете что она не вышла замужъ и не сдлалась честною женщиной?

— Это, конечно, возможно, но тмъ не мене, если молодая двушка сошла съ истиннаго пути….

— Какъ, напримръ, Марія Магдалина!

— Мистеръ Фенвикъ, это такой дурной поступокъ.

— А я разв не длаю дурныхъ поступковъ, и вы тоже? Разв мы не на дурномъ пути, пока не увруемъ и не раскаемся? Разв мы вс своими грхами не заслужили вчнаго наказанія?

— Это правда, мистеръ Фенвикъ.

— Въ такомъ случа между ею и нами небольшая разница. Она тоже заслужила не боле вчнаго наказанія. Если она увруетъ и раскается, вс ея грхи сдлаются блы какъ снгъ.

— Конечно, мистеръ Фенвикъ.

— Такъ говорите о ней какъ вы говорите о другихъ братьяхъ и сестрахъ, а не какъ о существ которое навсегда осталось гадкимъ, потому что разъ упало. Пусть такъ говорятъ женщины и другіе мущины, у нихъ свои понятія на этотъ счетъ. Но вы и я служители Христа, мы не должны никогда позволять себ такъ необдуманно говорить гршникахъ. Прощайте, мистеръ Пудельгамъ.

XVIII. Блая бумага.

Въ начал октября капитанъ Маррабель былъ вызвавъ въ городъ письмами гг. Блока и Корлинга и, врный своему общанію, писалъ письма къ Мери Лоутеръ, сообщая ей о томъ какъ шли его дла. Вс эти письма были показаны тетушк Сарр, и были бы показаны отцу Джону, еслибъ отецъ Джонъ не отказался отъ ихъ прочтенія. Но хотя эти письма были чисто родственныя, какія могъ бы писать братъ къ сестр, миссъ Маррабель все же находила ихъ опасными. Она не говорила этого, но думала что они опасны. Въ послднее время Мери ни слова не говорила о мистер Джильмор, и въ этомъ молчаніи тетушка Сарра замчала что надежды мистера Джильмора не улучшались. Сама Мери, совершенно поршивъ про себя что планы мистера Джильмора, по скольку они относились къ ней, вс были покончены, не могла раздумать какъ и когда сообщить это ршеніе своему поклоннику. По настоящему уговору съ нимъ, ей слдовало тотчасъ же написать къ нему, еслибъ она приняла другое предложеніе, и ждать шесть мсяцевъ, еслибъ этого не случилось. Конечно, никакого соперника не было, и потому она не была уврена должна ли она, или нтъ, тотчасъ же писать при настоящихъ обстоятельствахъ. Вскор она подумала что и въ этомъ случа она также обратится къ своему нареченному братцу за совтомъ. Она спросить его и сдлаетъ именно такъ какъ онъ ей скажетъ. Разв онъ уже не доказалъ ей какъ онъ способенъ подать совтъ въ такомъ дл?

Посл десятидневной отлучки Вальтеръ вернулся назадъ, и нельзя выразить до какой степени тревожило Мери какія извстія онъ привезъ. Она старалась при этомъ не думать о себ, но не могла однако не сознаться внутренно что весь складъ ея жизни зависитъ отъ того, подетъ ли онъ въ Индію, или останется здсь. Чувство одиночества овладвало ею при мысли что, отказавшись отъ Джильмора, она должна отказаться и отъ дружескихъ сношеній съ Фенвиками. Нельзя уже будетъ ей хать въ Булгамптонъ, по крайней мр долгое время. Она останется одинокою, если новый братъ удетъ отъ нея. На слдующее утро посл своего прізда, онъ пришелъ къ нимъ и объявилъ что дло ршено. Гг. Блокъ и Борлингъ считаютъ его почти конченнымъ. Деньги можно спасти. Изъ наслдства въ 20.000 ему останется 5000 фунт. слишкомъ. Слдовательно, хать въ Индію не нужно. Онъ былъ очень въ дух и ни слова не сказалъ о безчестности своего отца.

— Ахъ, Вальтеръ, какая радость! воскликнула Мери со слезами на глазахъ.

Онъ взялъ ее за об руки и поцловалъ въ лобъ. Въ эту минуту тетушки Сарры не было въ комнат.

— Я такъ счастлива! Такъ счастлива! говорила она, пожимая его руки своими ручками.

Почему ему не поцловать ея? Разв онъ не братъ ей? Когда онъ собирался уходить, она вспомнила что нужно что-то сказать ему, что-то спросить. Не пойдетъ ли онъ погулять съ ней вечеромъ? Конечно пойдетъ.

— Мери, милая моя, сказала тетка, обнимая ея талію и цлуя ее,— не влюбитесь въ Вальтера.

— Что за глупости, тетушка Сарра.

— Это дйствительно была бы глупость.

— Вы не понимаете. Тутъ совсмъ другое. Разв я могла бы быть съ нимъ такъ близка, еслибы допускала возможность чего-нибудь подобнаго?

— Этого я не знаю.

— Не возставайте на меня за то что я нашла родственника котораго могу любить почти какъ брата. У меня до сихъ поръ не было еще никого къ кому я могла бы питать такое чувство.

Какъ бы ни размышляла объ этомъ тетушка Сарра, она не ршилась повторить свое предостереженіе, и Мери, совершенно счастливая и довольная собой, надла шляпку и побжала встртить Вальтера у массивныхъ воротъ Лотоунскаго ректорства. Зачмъ тащить его въ гору чтобы потомъ опять спускаться съ нея? Такъ они и условились разъ навсегда.

Въ начал прогулки они говорили только о господахъ Блок и Кординг и о деньгахъ. Капитанъ Маррабель былъ такъ преисполненъ собственными намреніями и такъ радъ спасенному остатку состоянія котораго лишился, что позабылъ о желаніи Мери еще посовтоваться съ нимъ. Но дойдя до мста гд они прежде сидли, она остановила его и пригласила ссть.

— Ну, въ чемъ же дло? спросилъ онъ, протянувшись на земл подл нея.

Она разказала свою исторію, объяснила свои сомннія и просила совтовъ его мудрости.

— Уврены ли вы что поступаете какъ слдуетъ? сказалъ онъ.

— Въ чемъ, Вальтеръ?

— Въ томъ что отказываете человку который такъ любитъ васъ и такъ много можетъ дать вамъ?

— Да что же сами вы говорили? Уврена ли я? Конечно, уврена. Совершенно уврена. Я не люблю его. Разв не говорила я вамъ что посл сказаннаго вами не могло быть во мн сомннія?

— Я не приписывалъ такой силы моимъ словамъ.

— Они имли силу, но и помимо этого я теперь совершенно убдилась. Еслибъ я ршилась, я обманула бы его. Я знаю что не люблю его.

Онъ не глядлъ на нее, а игралъ сигарочницей которую вынулъ, какъ будто собираясь опять закурить. Но онъ не открылъ сигарочницы, не взглянулъ на нее, не сказалъ ни слова. Прошло минуты дв, она опять заговорила.

— Я думаю, не лучше ли мн написать ему не откладывая?

— А другаго нтъ никого къ кому бы вы были неравнодушны, Мери? спросилъ онъ.

— Никого, отвчала она, какъ будто вопросъ былъ самый пустой.

— У васъ сердце что блая бумага?

— Блая бумага! отвчала она, и засмялась.— Знаете ли, мн иногда кажется что оно и всегда такимъ останется.

— Ну, нтъ, у меня не то! вскричалъ онъ, вскакивая на ноги.

Она глядла на него съ удивленіемъ, не понимая, что онъ хочетъ сказать и не подозрвая что онъ готовится открыться ей въ любви, хотя бы къ другой.

— Изъ чего я же сдланъ, по-вашему, Мери? Или вы воображаете что во мн нтъ никакого чувства?

— Я ничего не понимаю.

— Послушайте, милая моя, сказалъ онъ, становясь подл нея на колни.— Дло просто въ томъ что вы стали мн дороже всего свта, я люблю васъ больше чмъ душу. Ваша красота, ваша кротость, ваше тихое прикосновеніе — вся жизнь для меня. А вы приходите ко мн за совтомъ! Одно только могу я теперь посовтовать вамъ, Мери….

— Что же?

— Любите меня.

— Я люблю васъ.

— Нтъ, любите меня и будьте моею женой.

Объ этомъ слдовало подумать, но она тутъ же поняла что думать объ этомъ будетъ ей удовольствіе. Не совсмъ ясно ей было какъ избранный братъ ея вдругъ превратился во влюбленнаго, но она чувствовала лишь радость и счастіе, и сознавала что возможенъ только одинъ отвтъ. Отказать въ томъ о чемъ онъ просилъ съ такою любовью невозможно. Нельзя сказать ему ‘нтъ’. Она не разъ боролась съ собою относительно мистера Джильмора и не могла принудить себя сказать: ‘да’, теперь точно также невозможнымъ казалось ей сказать ‘нтъ’. Какъ очернить себя такою ложью? И однако, сознавая это, она была такъ ошеломлена его признаніемъ, такъ поражена перемной отношеній, такъ занята внутреннимъ усиліемъ смотрть на этого человка съ новой точки, что не думала отвчать ему. Еслибъ онъ только слъ подл нея, поближе, и не говорилъ бы съ нею, ей казалось что она у же была бы счастлива. Все остальное было забыто. Предостереженіе тетушки Сарры, гнвъ Жанеты Фенвикъ, горе бднаго Джильмора — обо всемъ этомъ она вовсе не думала, или останавливалась на этихъ обстоятельствахъ разв какъ на пустыхъ мелочахъ, которыми нужно будетъ ей, или, лучше сказать, имъ обоимъ какъ-нибудь распорядиться, точно также какъ своимъ доходомъ и другими подобными длами. Въ ней сомннія не было. Этотъ человкъ господинъ ея, она въ его власти и, конечно, будетъ повиноваться ему. Но надо укрпить свой голосъ, дать утихнуть біенію сердца, опомниться прежде чмъ отвчать ему.

— Сядьте, Вальтеръ, сказала она наконецъ.

— Зачмъ мн садиться?

— Затмъ что я васъ прошу. Сядьте, Вальтеръ.

— Нтъ. Я знаю какъ вы будете разсудительны и холодны, и понимаю какъ самъ я глупъ.

— Вальтеръ, вы не хотите ссть подл меня, когда я васъ прошу?

— Зачмъ мн садиться?

— Чтобъ я могла сказать вамъ какъ искренно я люблю васъ.

Онъ не слъ, а бросился къ ея ногамъ и припалъ головой къ ней на колни. Немного было сказано. Когда дошло до того что парочка влюбленныхъ сидитъ рядомъ и трется перушками другъ о друга какъ птички, уже нтъ большой надобности въ разговор. Она играла его кудрявыми волосами, онъ цловалъ ее не только въ лобъ, но и въ щеки, и въ губы. Она начинала чувствовать что значитъ быть любимою и самой любить. Она могла уже говорить съ нимъ будто сама съ собою, шептать ему на ухо разный вздоръ, считать себя его собственностью и его своею. Теперь она ясне прежняго понимала что никогда не любила Джильмора и не могла любить его. Было разршено для нея и другое сомнніе. ‘Знаете ли,’ говаривала она, ‘мн кажется что сердце у меня всегда будетъ пусто?’ А вотъ теперь оно полно черезъ край.

— Надо идти домой, сказала она наконецъ.

— И сказать тетушк Сарр? отвтилъ онъ, смясь.

— Да, и сказать тетушк Сарр. Только не сегодня. Сегодня я могу только думать. Ахъ, Вальтеръ, я такъ счастлива!

XIX. Семъ Бретль возвращается домой.

Судьи съзжались въ Гайтсбери во вторникъ, и Сема Бретля выпустили. Мистеръ Джонсъ при этомъ случа съ негодованіемъ требовалъ чтобъ его кліента выпустили безъ порукъ, но на это судьи не согласились. Адвокатъ пытался объяснить имъ что нельзя требовать поруки за явку обвиняемаго который освобождался за недостаткомъ уликъ. Но сэръ-Томась и его товарищи подобныхъ доводовъ слушать не хотли. Если другіе участники будутъ наконецъ пойманы, а Бретль тогда не явится, правосудіе пострадаетъ, говорилъ сэръ-Томасъ. Сельскіе судьи вообще отличаются больше здравымъ смысломъ и врнымъ тактомъ нежели точнымъ знаніемъ всхъ тонкостей закона. Можетъ-бытъ, воззрніе мистера Джонса было правильное. Однако потребовались поруки, и достать ихъ оказалось не легко. Мистеръ Джей, желзный торговецъ въ Варминстер, отказался. Когда мистеръ Фенвикъ говорилъ съ нимъ объ этомъ, онъ отвтилъ что мстные владльцы до такой степени возстановлены противъ его зятя что онъ не ршается вступиться за него. Фенвикъ общалъ взять на себя денежный рискъ, но Джей отвчалъ что затрудненіе не въ этомъ. ‘Вотъ маркизъ, и сэръ-Томасъ, и сквайръ Гринторнъ, и нашъ священникъ, вс говорятъ что его вовсе не слдуетъ брать на поруки.’ Да и кому охота разглашать свою бду предъ всми? Не мало было хлопотъ и съ Джорджемъ Бретлемъ въ Фордингъ-Бридак. Джорджъ Бретль былъ осмотрительный, упрямый, работящій человкъ, не страдающій избыткомъ чувствительности и весьма мало заботящійся о томъ что будутъ говорить о немъ, если только рента заплачена. Но онъ вбилъ себ въ голову что Семъ виновенъ, что онъ во всякомъ случа человкъ никуда негодный, который долженъ быть удаленъ изъ семейнаго гнзда, и что ему не слдуетъ оказывать никакой помощи. Однако фермера мистеръ Фенвикъ уговорилъ, и затмъ самъ вызвался быть вторымъ поручителемъ. Его сильно отговаривали и Джильморъ, и дядя Джильмора, салисберійскій стипендіатъ, и другіе. Благосклонность, которую онъ нкогда оказывалъ молодому человку, не принесла хорошихъ плодовъ, и неблагоразумно въ настоящемъ случа, такъ говорили друзья, подвергать свое ими излишнимъ пересудамъ. Фенвикъ согласился остаться всторон, если найдутся другіе поручители. Но когда возникло затрудненіе, онъ предложилъ себя и былъ, по необходимости, принятъ.

Когда Сема выпустили, онъ, какъ зврь долго просидвшій въ клтк и вырвавшійся наконецъ на свободу, не зналъ какъ воспользоваться ею. Онъ стоялъ въ сняхъ суда глядя кругомъ и какъ будто не собираясь уходить. Констабль опросилъ его иметъ ли онъ средства добраться до дому, онъ отвчалъ: ‘тутъ рукой подать’. Констабль предложилъ ему пообдать, но онъ отказался и продолжалъ стоять, озираясь кругомъ. Вскор Джильморъ и Фенвикъ подошли къ нему. Сквайръ первый заговорилъ.

— Бретль, сказалъ онъ,— надюсь, вы пойдете теперь домой и приметесь хоть на время за работу съ отцомъ.

— Этого я не знаю, отвчалъ молодой человкъ, не удостоивъ сквайра взглядомъ.

— Семъ, пожалуста, ступайте прямо домой, сказалъ настоятель.— Мы сдлали для васъ что могли, и вамь не слдовало бы намъ противиться.

— Мистеръ Фенвикъ, если вы мн скажете чтобъ я пошелъ въ (Онъ готовъ былъ назвать очень дурное мсто, но удержался изъ уваженія къ настоятелю.) Куда вы мн скажете, туда я и пойду.

— Прекрасно Такъ я говорю вамъ чтобы вы шли на мельницу.

— Не знаю, пуститъ ли меня отецъ къ себ, сказалъ онъ, едва удерживая рыданія.

— Конечно, пуститъ съ радостью. Скажите ему что вы здсь говорили со мной и что я зайду къ нему завтра.

Настоятель опустилъ руку въ карманъ и, шепнувъ что-то, предложилъ юнош денегъ. Но Семъ отвернулся и, покачавъ головой, отошелъ.

— Я думаю что этотъ человкъ также невиненъ какъ мы съ вами, сказалъ Фенвикъ.

— Я не знаю что и думать, возразилъ Джильморъ.— Вы слышали что маркизъ въ город? Гринторнъ сейчасъ сказалъ мн.

— Въ такомъ случа мн лучше узжать, намъ обоимъ нтъ мста въ Гайтсбери. Вы вдь также покончили здсь дла, отправимтесь домой.

Джильморъ въ этотъ день обдалъ въ дом настоятеля и разговоръ шелъ, конечно, о дневныхъ длахъ. Споръ происшедшій на ферм былъ отчасти извстенъ мистрисъ Фенвикъ.

— Знаете ли, я на половину горжусь, а на половину боюсь, сказала она сквайру.— Я знаю что маркизъ старый дуракъ, гордый, самолюбивый и несносный, а между тмъ мн представляется что онъ все-таки маркизъ, владетъ двумя тысячами слишкомъ акровъ земли въ приход, живетъ въ Торноверъ-Парк, и что поэтому ему слдуетъ оказывать уваженіе.

— Франкъ вчера не оказалъ ему уваженія, сказалъ сквайръ.

— Онъ ничего не уважаетъ, отвчала жена.

— Ты несправедлива ко мн, Жанета. Я тебя очень уважаю, да и всхъ дамъ въ Вильтшейр боле или мене, да, могу сказать, и всякую женщину. Я бы и его до нкоторой степени уважалъ, еслибъ онъ не выводилъ меня изъ терпнія своею глупостью и надменностью.

— Ты знаешь что онъ можетъ сдлать намъ много вреда, замтила мистрисъ Фенвикъ.

— Что можетъ, то сдлаетъ, отвчалъ настоятель.— Онъ, конечно, бранитъ меня. Но на это онъ, вроятно, и прежде не скупился. Теперь онъ будетъ уврять что я источникъ всякаго зла, а этому не поврятъ. Упорная, постоянная враждебность, безпрестанно дйствующая, но удерживаемая въ границахъ умренности, опасне въ наше время чмъ вспышки мстительной злобы. Маркизъ не можетъ выслать вооруженныхъ людей чтобъ убитъ меня или бросить въ темницу. Онъ можетъ только кидать въ меня грязью, а чмъ больше онъ будетъ забирать ея разомъ, тмъ меньше долетитъ.

Что касается до Сема, то они ршили, виноватъ ли онъ или невиновенъ, убдить стараго мельника въ его невинности, на сколько это удастся сдлать соединенными усиліями.

— Онъ невиновенъ предъ закономъ пока виновность его не доказана, сказалъ сквайръ.

— Въ такомъ случа мы совершенно въ прав уврять отца въ его невинности, сказала мистрисъ Фенвикъ.

Съ этимъ Джильморъ не согласился, а настоятель улыбнулся доводамъ жены. Однако оба признали за лучшее распространить по приходу что Семъ непричастенъ къ совершенному въ ту ночь преступленію. Внутренно Джильморъ оставался при своемъ прежнемъ убжденіи.

— Имете вы всти изъ Лоринга? опросилъ онъ мистрисъ Фенвикъ, собираясь уходить.

— Весьма часто. Она совершенно здорова, мистеръ Джильморъ.

— Мн иногда хочется създить туда взглянуть на нее.

— Что жъ? И она, и тетка ея будутъ, конечно, очень рады васъ видть.

— Но благоразумно ли это?

— Если вы спрашиваете, такъ я считаю обязанностью сказать вамъ что, по-моему, это было бы неблагоразумно. На вашемъ мст я оставила бы ее нкоторое время въ поко. У Мери сердце золотое, но она женщина, и какъ другія женщины, чмъ больше за нею ухаживать, тмъ больше она будетъ упираться.

— Мн все кажется, сказалъ Джильморъ,— что для успха въ любви мущин надо вовсе не быть влюбленнымъ, или по крайней мр скрывать свое чувство.

Затмъ онъ пошелъ домой одинъ, чувствуя на сердц ту гнетущую тяжесть которая происходитъ отъ необузданнаго стремленія къ недостижимому благу. Ему казалось что ничто на свт не имло бы цны, еслибы Мери продолжала стоять на своемъ отказ, и что если она не дастъ ему согласія очень скоро, то онъ лишится уже воякой способности къ наслажденію и радости.

Да слдующее утро, тотчасъ же посл завтрака, мистеръ Фенвикъ съ женою отправились вмст съ Джильморомъ на мельницу. Они пошли селомъ, потомъ тропинкой внизъ къ мостику для пшеходовъ и оттуда берегомъ рчки. Было прекрасное октябрьское утро, 7-е октября, Фенвикъ разговаривалъ о фазанахъ. Джильморъ любилъ стрлять кроликовъ и куропатокъ на своей земл и здилъ иногда на дальнія охоты. Но были когда-то непріятности изъ-за маркизовыхъ фазановъ, и съ тхъ поръ онъ оставилъ ихъ въ поко. Несомннно что въ его имніи, состоявшемъ большею частію изъ низменностей и заливныхъ луговъ, неудобно было разводить фазановъ, а если фазаны попадались, такъ по всей вроятности принадлежащіе лорду Тробриджу. Но несомннно также что фазаны лорда Тробриджа кормились на земл Джильмора. Тмъ не мене онъ отказался отъ мысли разводить свою дичь въ Булгамптон.

— Честное слово, Джильморъ, сказалъ настоятель, когда фазанъ поднялся у нихъ изъ-подъ ногъ,— посл того что было вчера, я на вашемъ мст сталъ бы стрлять безъ церемоніи.

— Вы стали бы платить зломъ за зло, Франкъ?

— Кажется, сталъ бы.

— Хорошее ли это правило для священника?

— Это правило весьма хорошее для сквайра. А что касается до ученія о воздаяніи добромъ за зло, то прежде чмъ исполнять его, надо хорошенько разобрать свои побужденія. Если человкъ дйствительно руководствуется христіанскимъ стремленіемъ прощать своимъ врагамъ, тогда прекрасно, но если есть примсь въ этомъ золот, если онъ просто желаетъ избгнуть неудобствъ ссоры, не нарушать заведеннаго порядка, и въ то же время заявить себя хорошимъ христіаниномъ, тогда онъ, по-моему, едва ли не очутится на полу между двухъ стульевъ.

Еслибы лордъ Тробриджъ слышалъ это, онъ окончательно убдился бы въ невріи Фенвика.

Они сомнвались что найдутъ Сема на мельниц, однако, подходя, они увидали его усердно работающимъ на перестройк.

— Я рада видть васъ опять дома, Семъ, сказала мистрисъ Фенвикъ, не безъ непріятнаго однако чувства что, можетъ-быть, она привтствуетъ убійцу.

Семъ коснулся шапки, но не отвтилъ ни слова и не поднялъ глазъ съ работы. Они прошли мимо грудъ сора, наваленныхъ предъ мельницей къ навсу, предъ домомъ. Тутъ, по обыкновенію своему въ свободное время, мельникъ сидлъ съ трубкой въ зубахъ. Увидвъ даму, онъ всталъ, кивнулъ головой, и потомъ слъ опять.

— Если жена ваша дома, такъ я войду къ ней, мистеръ Бретль, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Она здсь, отвчалъ мельникъ, указывая головой на окно кухни. Мистрисъ Фенвикъ вошла въ домъ, настоятель сдъ на лавку подл мельника.

— Я отъ души радъ, мистеръ Бретль, что Семъ опять вернулся къ вамъ.

— Онъ вонъ тамъ работаетъ съ другими, сказалъ мельникъ.

— Я видлъ его, проходя мимо. Надюсь что онъ теперь здсь останется.

— Не знаю, мистеръ Фенвикъ.

— По крайней мр онъ намренъ остаться?

— Не знаю, мистеръ Фенвикъ.

— Не лучше ли бы вамъ спросить его?

— Не думаю, мистеръ Фенвикъ.

Очевидно, старикъ не говорилъ съ сыномъ объ убійств, и не было доврія, по крайней мр выраженнаго словами, между отцомъ и сыномъ. Ни при комъ еще мельникъ не высказывалъ своего мннія о невиновности или виновности Сема. Священнику казались ужасными такія отношенія между людьми столь близкими, которые должны жить вмст, работать вмст, сть вмст, и имть одни интересы.

— Надюсь, мистеръ Бретль, сказалъ онъ, что вы относитесь къ Сему со всею справедливостью, какъ къ человку оправданному по суду.

— Онъ получаетъ пищу и постель, получитъ и сколько-нибудь жалованья, если заработаетъ.

— Я не то разумю. Я совершенно увренъ что вы не лишите Сема удобствъ домашней жизни, пока у васъ есть домъ.

— Ну, удобствъ здсь теперь не много.

— Я разумлъ ваше мнніе о совершенномъ преступленіи. Я убжденъ что Семъ непричастенъ къ нему.

— Ничего не могу сказать объ этомъ, мистеръ Фенвикъ.

— Но вамъ было бы утшительно считать его невиновнымъ?

— Не утшительно говорить объ этомъ, и я не желалъ бы, съ вашего позволенія, мистеръ Фенвикъ.

— Я ничего больше не буду спрашивать, но повторю мое мнніе, мистеръ Бретль. Я увренъ что онъ точно также не участвовалъ въ этомъ разбо и убійств, какъ я.

— Надюсь что такъ, мистеръ Фенвикъ. Убійство преступленіе страшное. А теперь, если вы потрудитесь сказать мн сколько вы заплатили адвокату въ Гайтсбери….

— Не могу еще съ точностью опредлить. Какіе-нибудь пустяки. Не безпокойтесь объ этомъ.

— Я намренъ платить что долженъ, мистеръ Фенвикъ. Пока еще есть возможность, хоть иногда и трудненько бываетъ.

Настоятель принужденъ былъ общать что пришлетъ ему счетъ мистера Джонса, затмъ позвалъ жену, и они ушли съ мельницы. Семъ все сидлъ на лсахъ и ни разу не сошелъ, пока постители были въ дом. Мистрисъ Фенвикъ удачне подйствовала на женщинъ нежели настоятель на отца. Она ршилась утверждать что положительно убждена въ невинности Сема, и он горячо благодарили ее.

Настоятель съ женой пошли домой не тмъ же путемъ какимъ пришли, а по большой дорог на выселки, находящіеся не далеко отъ Вязниковъ. Оттуда шла тропа въ Булгамптонъ, полемъ, мимо рощи принадлежащей маркизу. Все мсто было лсистое, и эта именно роща славилась обиліемъ фазановъ. На тропинк, вооруженный ружьемъ, съ охотникомъ, также вооруженнымъ, стоялъ маркизъ Тробриджъ.

Фенвики слышали два-три выстрла, но не обратили вниманія, иначе они вернулись бы назадъ.

— Не говори ничего, сказалъ настоятель, идя быстро подъ-руку съ женою.

Маркизъ стоялъ и хмурился, но онъ былъ человкъ благовоспитанный, и когда мистрисъ Фенвикъ поравнялась съ нимъ, онъ приподнялъ шляпу. Настоятель приподнялъ свою, жена его поклонилась, и они прошли, не говоря ни слова.

— Не было повода, а то я сообщилъ бы ему что Семъ Бретль благополучно живетъ дома съ отцомъ, сказалъ настоятель.

— Какъ ты любишь войну, Франкъ!

— Если война открытая и честная, я не прочь.

XX. У меня теперь свое божество.

Вернувшись домой посл послдней, разказанной выше, прогулки съ троюроднымъ братомъ, Мери Лоутеръ ршила не портить своего счастія въ этотъ вечеръ бесдою съ теткой о своей помолвк. Сказать, конечно, надо будетъ, и не медля, надо сказать и священнику Джону, надо написать письмо Жанет, и еще другое, весьма трудное, мистеру Джильмору, надо приготовиться выдержать неодобреніе всхъ пріятелей, но на ныншній вечеръ она ршила оставить въ сторон вс эти заботы. Завтра утромъ она скажетъ тетк. Завтра къ завтраку придетъ Вальтеръ, какъ объявленный женихъ, а посл завтрака, по должномъ совщаніи съ нимъ и съ теткой, будетъ написано письмо.

Она по крайней мр разршала одно сомнніе, уяснила, себ одинъ вопросъ. Сознавая холодность свою къ Джильмору, она сомнвалась въ своей способности любить мущину, любить какъ Жанета Фенвикъ любила мужа. Теперь она не допускала чтобы какая-нибудь женщина на свт могла обожать мущину искренне чмъ она Вальтера Маррабеля. Ей сладко было видть и припоминать каждое его движеніе. Идя съ нимъ рядомъ, она не могла удержаться чтобы не прикоснуться къ нему плечомъ. Прощаясь съ нимъ, она лишь съ усиліемъ вынимала свою руку изъ его руки. И она говорила себ что все это сдлалось въ одну прогулку, и дивилась что сердце ея способно было такъ скоро отдаться. Правда, она отдалась скоро, хотя дло сдлалось и не въ одну эту прогулку. Она не лгала на себ, ни другимъ говоря что видитъ въ Вальтер брата, но еслибъ этотъ новый братъ съ братскою откровенностью сказалъ ей что сердце его принадлежитъ другой женщин, она почувствовала бы тяжкую боль, хотя не призналась бы ни другимъ, ни себ самой, что ей больно. Въ этотъ вечеръ, придя домой, она говорила очень мало.

Она была очень утомлена. Нельзя ли ей лечь спать?

— Какъ, въ девять часовъ? спросила тетушка Сарра.

— Если хотите, я буду сидть съ вами, сказала Мери.

Однако не было еще десяти часовъ какъ она сидла одна въ своей комнат, сложивъ руки и чувствуя, скоре чмъ соображая, какое божественное дло любить. Чего не готова она сдлать для него? Чего не готова вынести чтобы жить съ нимъ? Какое благополучіе на свт можетъ равняться съ этимъ благополучіемъ? Затмъ она подумала объ отношеніяхъ своихъ къ Джильмору и содрогнулась, припоминая что она едва не дала ему согласія. Тогда было бы очень не хорошо! ‘А вдь я не понимала. Теперь я знаю что будетъ хорошо, потому что чувствую себя способною вполн отдаться ему.’

Такъ она думала, такъ мечтала, затмъ настало утро, и пришлось идти внизъ къ тетк. Она пила кофе молча, ршивъ что тотчасъ же скажетъ все. Ночью въ постели она старалась не придумывать какъ сказать. До утра она не хотла ничмъ нарушать своего счастія. Одваясь, она попыталась составить планъ дйствій, но ршила что лучше всего дйствовать безъ всякаго напередъ составленнаго плана.

Когда тетушка Сарра кончила кофе и собиралась, по своему обыкновенію, пойти внизъ въ кухню, Мери заговорила.

— Тетушка Сарра, мн нужно поговорить съ вами. Лучше у жъ сказать сразу: я дала слово Вальтеру Маррабелю выйти за него замужъ.— Тетушка Сарра уронила щипцы для сахара и остановилась молча.— Милая тетушка, не глядите такъ будто вамъ непріятно. Скажите мн доброе слово. Вы вдь не думаете что я васъ обманывала?

— Нтъ, этого я не думаю.

— И только?

— Я очень удивлена. Не дале какъ вчера, въ отвтъ на намекъ мой, вы говорили мн что видите въ немъ лишь родственника, или брата.

— Такъ я и думала, право, думала! Но когда онъ сказалъ мн что чувствуетъ, я тотчасъ же поняла что могу дать только одинъ отвтъ. Иначе отвчать было невозможно. Я люблю его больше чмъ кого-либо на свт. Я чувствую что могу общать быть его женою безъ всякаго сомннія и опасенія. Не знаю почему, но это такъ. Я знаю что поступаю какъ слдуетъ.— Тетушка Сарра все стояла молча, въ размышленіи.— Разв мн не слдовало, сознавая въ себ такое чувство, отвчать ему такъ какъ я отвтила? Я прежде уже совершенно убдилась что могу дать мистеру Джильмору только одинъ отвтъ. Милая тетушка, говорите со мной.

— Я не знаю чмъ вы будете жить.

— Вдь ршено, вы знаете, что ему останется четыре или пять тысячъ фунтовъ, да у меня есть тысяча двсти. Это не много, но все-таки что-нибудь. Конечно, онъ останется на служб, я буду женою солдата. Я, пожалуй, согласна хать въ Индію, если онъ пожелаетъ. Но этого я не предполагаю. Милая тетушка, поздравьте же меня хоть однимъ словечкомъ.

Тетушка Сарра не знала какъ поздравить племянницу. Ей казалось что всякое поздравленіе будетъ съ ея стороны ложью и притворствомъ. Она считала этотъ бракъ ршительно не подходящимъ. Помолвка эта казалась ей въ высшей степени безразсудною. Она удивлялась слабости Мери и негодовала на Вальтера Маррабель. Хотя она раза два и предостерегала Мери, однако она не считала возможнымъ чтобы двушка, обыкновенно столь сдержанная, нисколько не склонная къ кокетству, чуждая сантиментальной слабости, вдругъ предалась до такой степени необдуманному увлеченію. Предостереженія ея имли въ виду скоре вншность, устраненіе какихъ-нибудь поверхностныхъ впечатлній, нежели такую серіозную опасность. Такъ какъ былъ на лицо признанный искатель, мистеръ Джильморъ, въ окончательный успхъ котораго тетушка Сарра твердо врила, то этимъ родственно-братскимъ отношеніямъ не слдовало доходить до такой близости которая могла бы въ послдствіи создать неудобства. Вотъ что тетушка Сарра имла въ виду, предостерегая племянницу, и вдругъ, не прошло еще двухъ недль, не успли еще молодые люди хорошенько познакомиться, еще мистеръ Джильморъ ждетъ отвта, какъ Мери является и объявляетъ что дло кончено, что она помолвлена! Какъ же выговорить слово поздравленія?

— Такъ вы не одобряете этого? сказала Мери почти сурово.

— Не могу сказать что нахожу это благоразумнымъ.

— Я не о благоразуміи говорю. Конечно, мистеръ Джильморь гораздо богаче.

— Вы знаете, Мери, что я не посовтовала бы вамъ выйти за человка потому только что онъ богатъ.

— Вы это однако разумете, называя меня неблагоразумною. Я длала вс усилія и пришла къ убжденію что не могу выйти за мистера Джилъмора.

— Я не объ этомъ теперь говорю.

— Вы думали что Вальтеръ бденъ, и что поэтому ему никакъ не позволительно жениться.

— Мн ни малйшаго дла нтъ до Вальтера.

— Да мн есть дло до него, тетушка Сарра, больше чмъ до кого-нибудь на свт. Мн пришлось думать за него.

— Не долго вы думали.

— Не боле одной минуты, и этого было довольно.

Она остановилась, ожидая отвта тетки, но тетка, повидимому, ничего не находила сказать.

— Ну, продолжала Мери,— если такъ, что жъ длать! Если вы не можете пожелать мн добра…

— Милая моя, вдь вы знаете что я желаю вамъ всякаго счастія.

— Въ этомъ мое счастіе.

Удивленной старушк казалось что вся природа племянницы измнилась. Мери говорила теперь какъ какая-нибудь пылкая двушка, вскормленная на романахъ, которой удалось наконецъ овладть боле или мене прочно молодымъ человкомъ, а до сихъ поръ въ ней и слда не было такого настроенія.

— Очень хорошо, продолжала Мери,— мы не будемъ боле говорить объ этомъ. Мн очень жаль что я заслужила ваше неудовольствіе, но я не могу поступать иначе.

— Я ничмъ не выразила неудовольствія.

— Вальтеръ придетъ посл завтрака: я попрошу васъ только не встрчать его мрачными взглядами. Если это грхъ, такъ пусть на меня падетъ наказаніе.

— Мери, для чего вы это говорите?

— Еслибъ вы знали, тетушка Сарра, какъ хотлось мн услышать вашъ голосъ, какъ ждала я вашего одобренія и сочувствія.

Тетка опять остановилась на минуту, и затмъ пошла внизъ по хозяйственнымъ дламъ, не сказавъ ни слова.

Около полудня Вальтеръ пришелъ, но тетушка Сарра не видала его. ‘Такъ лучше’, сказала старушка въ отвтъ Мери, приходившей звать ее.

— Я еще не знаю что ему сказать. Надо мн подумать и поговорить съ его дядей, и ршить что тутъ длать.

Она сидла въ своей комнат, не держа даже книги въ рукахъ и соображая уже боле часа какъ поступать въ настоящемъ случа. Мери наклонилась къ ней и поцловала ее, и тетка отвчала лаской на ласку племянницы.

— Не будемъ ссориться во всякомъ случа, сказала миссъ Маррабель.— Кого же и любить мн, какъ не васъ? О чьемъ счастьи заботиться, какъ не о вашемъ?

— Такъ пойдемте къ нему. Скажите ему что вы и его будете любить.

— Нтъ, по крайней мр не теперь. Конечно, Мери, вы можете выйти замужъ безъ моего одобренія. Я не считаю себя въ прав требовать чтобы вы повиновались мн, какъ дочь обязана повиноваться матери. Но не могу сказать, по крайней мр въ настоящее время, что я одобряю этотъ бракъ. Я боюсь что онъ не поведетъ къ добру. Это огорчаетъ меня. Я не запрещаю вамъ принимать Вальтера, но пока лучше мн не видть его.

— Что же она говоритъ? спросилъ Вальтеръ съ серіознымъ негодованіемъ.

— Она думаетъ что мы будемъ бдны.

— Разв мы просимъ у ней чего-нибудь? Конечно, мы будемъ бдны. На первое время у насъ будетъ не боле трехсотъ фунтовъ дохода, кром моего жалованья. Нсколько лтъ тому назадъ это считалось бы совершенно достаточнымъ. Если ты боишься, Мери….

— Ты знаешь что я не боюсь.

— Такъ что же ей то? Разумется, мы будемъ бдны, очень бдны, но жить можемъ.

Пришло въ голову Мери, что Вальтеръ говоритъ теперь о необходимости достаточнаго дохода совсмъ не такъ какъ говорилъ прежде. Онъ утверждалъ что ему невозможно жить въ Англіи холостымъ человкомъ на свое жалованье, а конечно, женившись онъ будетъ бдне съ этими 300 фунтами дохода нежели былъ бы безъ нихъ и безъ жены. Но какая двушка, любя мущину, можетъ сердиться на него за такое неблагоразуміе и за такую непослдовательность? Она уже сказала ему что готова, если нужно, хать съ нимъ въ Индію. Она сказала это прежде чмъ идти къ тетк. Онъ отвчалъ что, Богъ дастъ, такой жертвы отъ нея не потребуется. ‘Одно только сочла бы я жертвой, возразила она, еслибы потребовалось, чтобъ я отказалась отъ тебя.’ Конечно, онъ обнялъ ее и поцловалъ. Есть минуты въ жизни, въ которыя не быть безразсуднымъ, не забыть ребячески всякое благоразуміе было бы чмъ-то уродливымъ, нечеловческимъ, дьявольскимъ.

— Сказалъ ты священнику Джону? спросила она.

— Сказалъ.

— Что жъ онъ говоритъ?

— Да ровно ничего. Онъ поднялъ брови и замтилъ что я измнилъ свой взглядъ на жизнь. ‘Дйствительно’, отвчалъ я. ‘Такъ,’ отозвался онъ: ‘Надюсь что Блокъ и Корлингъ не ошиблись относительно 5.000 фунтовъ.’ Вотъ и все. Конечно, онъ считаетъ насъ сумашедшими, но отъ чужаго безумія ему ни тепло, ни холодно.

— Точно также и тетушк Сарр, замтила Мери.

— Тутъ есть однако разница. Если намъ будетъ плохо, аппетитъ дяди Джона не уменьшится ни на волосъ отъ нашихъ несчастій, а тетушка Сарра огорчится за тебя.

— Непремнно огорчится, сказала Мери.

— Но намъ не будетъ плохо. Во всякомъ случа мы не можемъ передлать себя изъ опасенія огорчить ее.

Было ршено, что Мери въ этотъ же день напишетъ письма Джильмору и Жанет Фенвикъ. Она предложила, прежде чмъ отправить письма, показать ихъ Вальтеру, но онъ отвчалъ что не желаетъ читать ихъ. ‘Довольно съ меня что я торжествую’, сказалъ онъ, прощаясь съ ней. Когда онъ ушелъ, она тотчасъ же сказала тетк что идетъ писать письма и покажетъ ей письмо къ Джильмору, какъ только оно будетъ написано.

— Я на вашемъ мст подождала бы еще немного, сказала тетушка Сарра, но Мери отвчала что считаетъ себя не въ прав медлитъ изъ уваженія къ мистеру Джильмору. Тутъ же предъ обдомъ она написала слдующія два письма:

‘Дорогой мистеръ Джильморъ!

‘Въ послднее свиданіе наше въ Булгамптон я общала вамъ, какъ вы, можетъ-быть, помните, въ случа еслибъ я дала слово другому, тотчасъ же увдомить васъ. Не думала я тогда, что такъ скоро придется мн одержатъ свое общаніе. Признаюсь, писать вамъ это письмо мн очень тяжело, но я считаю обязанностью положить конецъ ожиданіямъ которыя вы съ такою добротой переносили ради меня. Вы, вроятно, слышали имя моего родственника, капитана Вальтера Маррабель, вернувшагося мсяца три тому назадъ изъ Индіи. Когда я пріхала сюда, онъ гостилъ здсь у своего дяди, священника, и теперь я дала ему слово быть его женой.

‘Можетъ-быть, лучше бы мн ничего боле не говорить и предоставить вамъ произнести надо мною осужденіе, или оправданіе, не возставая противъ перваго и не заискивая послдняго, но вы были всегда такъ благородны и добры со мной что я не могу принудить себя къ такой холодной краткости. Я всегда считала чувство ваше ко мн великою для меня честью. Я высоко цнила ваше уваженіе и дорожила вашимъ сочувствіемъ боле чмъ могу выразить. Еслибы вы и впередъ удостоили меня вашей дружбы, я бы стала гордиться ею. Да благословитъ васъ Богъ, мистеръ Джильморъ. Я всегда буду желать вамъ счастія и радоваться всякой хорошей всти о васъ.

‘Остаюсь вашимъ искреннимъ другомъ
‘Мери Лоутеръ.’

‘Я сочла нужнымъ сообщить Жанет Фенвикъ о моемъ ршеніи.’

‘Лорингъ, четвергъ.

‘Милая Жанета!

‘Какъ то примете вы мою новость? Только не браните меня. Пожалуста не браните. Я никакъ, никакъ не могла сдлать по-вашему. Я дала слово выйти замужъ за моего родственника, капитана Вальтера Маррабель, племянника серъ-Грегори и сына полковника Маррабеля. Мы будемъ очень бдны, имя лишь триста фунтовъ дохода сверхъ жалованья, но еслибъ у него ничего не было, я, кажется, поступила бы также. Помните ли какъ я, бывало, сомнвалась что когда-нибудь полюблю мущину, какъ вы любите, какъ завидовала я вамъ. Теперь я уже не завидую и считаю мистера Фенвика далеко не такъ божественнымъ какъ прежде. У меня есть теперь свое божество, и нечего мн завидовать какой бы то ни было женщин.

‘Я пишу мистеру Джильмору съ этою же почтой и говорю ему всю правду какъ есть. Что же мн иначе сказать ему? Я вставила нсколько словъ, ужасно пошлыхъ, объ уваженіи и дружб, которыя лучше было бы выкинуть, да письмо казалось бы слишкомъ сухо безъ этого. Онъ былъ ко мн добръ, какъ нельзя боле, но виновата ли я что не могла полюбить его? Еслибъ вы знали какъ я старалась, какъ увряла себя что люблю его, какъ доказывала себ что я только и способна на такое холодное сочувствіе, и все потому что вы этого хотли. Еслибы вы знали все это, вы не стали бы бранить меня. Я наконецъ почти убдилась. А теперь!… Боже, что было бы со мной, еслибъ я дала слово мистеру Джильмору, и потомъ явился бы Вальтеръ. Мн страшно подумать что я чуть-чуть не общалась любить человка котораго я любить не могла.

Конечно, я спрашивала себя что мн длать на свт? Каждой женщин, я думаю, приходится предложить себ этотъ вопросъ. Я говорила себ что лучше не думать о вншней обстановк. Что за дло до того, трудно ли, или легко будетъ мн жить? Долгъ свой я всегда могу исполнить. Этотъ человкъ добръ, благовоспитанъ, одаренъ прекрасными качествами, почему же не имть ему жены какую онъ желаетъ? Я могу, думала я, до сихъ поръ уврять себя что люблю его, пока не полюблю дйствительно. Теперь все это кажется мн ужаснымъ. Теперь я знаю что мн длать. Принадлежать ему съ ногъ до головы. Не считать унизительнымъ ничего что для него длается. Стоять за корытомъ и мыть его блье, если нужно. О Жанета, съ тмъ я, бывало, страшилась, думая о времени когда онъ обниметъ меня и поцлуетъ. Не могу сказать вамъ, что теперь я чувствую съ этимъ.

‘Я знаю какъ вы разсердитесь, и все изъ любви ко мн, но вы не можете не сознаться что я права. Если есть въ васъ хоть капля справедливости, напишите мн и скажите что я поступаю какъ слдуетъ.

‘Вы очень дружны съ мистеромъ Джильморомъ, и поэтому съ перваго раза отнесетесь недружелюбно къ Вальтеру, а то я сказала бы вамъ о немъ больше: какъ онъ красивъ, какъ мужественъ, какъ уменъ. Голосъ его какъ гармонія сферъ. Вы сначала будете смотрть на него непріязненно, но со временемъ вы должны быть друзьями, вы должны полюбитъ его, какъ я люблю мистера Фенвика. Скажите мистеру Фенвику что и онъ долженъ раскрыть свое сердце для человка который будетъ моимъ мужемъ. Увы! мн, должно-быть, не скоро можно будетъ пріхать въ Булгамптонъ. Какъ я желаю чтобы мистеръ Джильморъ нашелъ жену достойную его!

‘Прощайте, милая Жанета! Если вы въ самомъ дл добры, вы напишете мн теплое, хорошее письмо и пожелаете мн счастія. Надо вамъ все сказать. Тетушка Сарра отказалась поздравить меня, потому что у него такъ мало дохода. Мы, однако съ ней не поссорились. Но въ вашихъ глазахъ состояніе ничего не значитъ, и я ожидаю отъ васъ добраго слова. Когда все будетъ устроено, я, разумется, сообщу вамъ.

‘Вашъ искренній другъ Мери Лоутеръ.’

Первое изъ этихъ двухъ писемъ было показано миссъ Маррабели. Старушка совтовала не посылать его, но если уже посылать, такъ не находила повода измнять его.

XXI. Что объ этомъ думалъ священникъ Джонъ.

Въ тотъ же самый четвергъ когда Мери Лоутеръ написала два письма въ Булгамптонъ, миссъ Маррабель послала записку къ священнику Джону, въ которой высказывала ему желаніе повидаться съ нимъ. Если онъ будетъ дома и свободенъ, она сегодня вечеромъ прідетъ къ нему, или, если ему угодно, онъ можетъ придти къ ней самъ, но первое она считаетъ боле удобнымъ. Священникъ Джонъ выразилъ согласіе, и вскор посл обда миссъ Маррабель прибыла въ Лотоунъ.

— Я отправляюсь къ священнику Джону, сказала она Мери.— Мн надо поговорить съ нимъ объ этомъ сватовств.

Мери благосклонно кивнула головой, и тетушка Сарра отправилась. Она застала своего родственника одного въ его кабинет и тотчасъ же приступила къ длу которое заставило ее спуститься съ верхней части города.

— Я думаю, Вальтеръ говорилъ вамъ о своемъ сватовств? сказала миссъ Маррабель.

— Во всю мою жизнь ни разу не былъ я такъ удивленъ. Онъ мн сказалъ вчера вечеромъ. Я начиналъ уже подозрвать что онъ къ ней сильно привязывается, но никогда не думалъ что дойдетъ до этого.

— Не думаете ли вы что это очень не благоразумно?

— Конечно не благоразумно, Сарра. Это не думая можно понять. Это такъ очевидно глупо. Два родственника, и у той и у другаго ничего нтъ, и каждый, безъ сомннія, могъ бы хорошо устроить свою судьбу. Они оба хорошаго происхожденія, красивы, умны, и все тому подобное. Это безуміе, и не думаю что это кончится чмъ-нибудь серіознымъ.

— Сказали вы Вальтеру какъ вы на это смотрите?

— Для чего мн ему говорить? Онъ безъ моихъ словъ знаетъ какъ я на это смотрю, но онъ ни въ грошъ не ставитъ мое мнніе. Вамъ я говорю потому что вы меня спрашиваете.

— Нельзя ли сдлать что-нибудь чтобы помшать этому?

— Что же мы можемъ сдлать? Я, конечно, могу сказать ему что не хочу чтобъ онъ дольше оставался у меня, но этого мн не хотлось бы говорить ему. Можетъ-быть, она согласится поступить по вашему желанію.

— Боюсь что нтъ, мистеръ Маррабель.

— Ну, такъ можете быть вполн уврены что и онъ не поступитъ по-моему. Онъ удетъ и забудетъ ее, и все этимъ кончится. Это будетъ потеряннымъ годомъ въ ея жизни, и она упуститъ своего другаго обожателя изъ — какъ называется то мсто? жаль ея, но это неизбжно.

— Разв онъ такой непостоянный? спросила пораженнаа тетушка Сарра.

— Такой же, я думаю, какъ и другіе мущины, а она такая же какъ другія двушки. Теперь имъ нравится ихъ забава, да и нтъ въ ней большаго вреда, но эти забавы дорого обходятся молодымъ двушкамъ. Что касается до ихъ брака, не думаю что Вальтеръ будетъ такимъ дуракомъ.

Въ этомъ было что-то ужасное для тетушки Сарры. Такъ поступаютъ съ ея Мери, играютъ ею какъ игрушкой, и потомъ бросятъ, когда пройдетъ время игры! Эта игра будетъ служить развлеченіемъ Вальтеру Маррабель, а результатомъ этой игры будетъ испорченная будущность Мери.

— Мн кажется, сказала она,— еслибъ я считала его такимъ безчестнымъ, я выгнала бы его изъ дома.

— Онъ совсмъ не безчестный. Онъ такой же какъ вс другіе мущины, сказалъ священникъ Джонъ.

Тетушка Сарра истощила вс свои аргументы, доказывая что надо предпринять что-нибудь чтобы помшать этому браку. Она думала, что если заставить сэръ-Грегори принять въ этомъ участіе, онъ можетъ имть вліяніе на племянника, но старый священникъ засмялся. Какое дло Вальтеру Маррабель, который всю жизнь провелъ въ военной служб и не могъ ожидать ничего отъ дяди, какое ему дло до сэръ-Грегори? Глава семейства! Что ему до главы семейства? Если двушка хочетъ быть дурой, то пусть она выноситъ слдствія своей глупости. Такова была доктрина священника Джона, и при этомъ твердая увренность что это сватовство ни къ чему не поведетъ. О Мери онъ очень сожаллъ, и въ похвалу ей сказалъ много хорошаго, но Вальтеръ не первый такъ безумствуетъ, и она не послдняя. Не его дло, и его вмшательство не принесетъ никакой пользы. Подъ конецъ свиданія онъ однако общалъ поговорить съ Вальтеромъ. Ничего изъ этого не выйдетъ, но если миссъ Маррабель желаетъ, можно поговорить съ нимъ.

Но прошли цлыя сутки прежде чмъ онъ заговорилъ, и въ это время его ни мало не коснулось то безпокойство которое мучило миссъ Маррабель. Ему казалось даже жестоко мшать молодому человку въ его забав. По его взгляду на жизнь, отъ женщинъ, какъ молодыхъ, такъ и старыхъ, нельзя было требовать большаго благоразумія. Он по большей части живутъ на готовомъ хлб, и бдны он или богаты, отъ нихъ не спрашивается большой работы. И какъ бы он ни были бдны, безчестіе этой бдности не падаетъ ва нихъ такъ тяжело какъ на мущинъ. Если же он добровольно подвергаютъ себя несчастію, это несчастіе падаетъ на нихъ тяжеле чмъ за мущинъ, и он не имютъ права винить въ немъ кого-нибудь кром себя. Конечно, очень весело быть влюбленными. Стихи, сладкія рчи, нжные романсы, все это очень пріятныя вещи въ свое время. Священникъ Джонъ, безъ сомннія, испыталъ себя на этомъ поприщ и зналъ какъ это много способствовало его счастію. Но женщины любятъ слишкомъ сильныя чувства. Ей мало одного молодаго человка въ Булгамптон, а понадобился другой въ Лоринг. Такъ смотрлъ на это священникъ Джонъ, и еслибъ онъ сказалъ свое мнніе Мери Лоутеръ, онъ навлекъ бы на свою голову со стороны молодой двушки такое сильное негодованіе что оно было бы ему очень непріятно. Но онъ былъ слишкомъ уменъ чтобъ сообщить Мери Лоутеръ свое мнніе о такомъ предмет.

— Мн кажется, надо будетъ създить на будущей недл въ Лондонъ, повидаться съ Корлингомъ.

— А разв что-нибудь не такъ?

— Я, по всей вроятности, получу эти деньги, но мн хотлось бы знать когда я ихъ получу. Мр хотлось бы назначить день моей свадьбы.

— Я за вашемъ мст не спшилъ бы въ этомъ дл, сказалъ священникъ Джонъ.

— Почему же? Въ моемъ положеніи я долженъ спшить. Мн, по крайней мр, хотлось бы звать гд мы будемъ жить.

— Я думаю, вы подете въ полкъ въ слдующемъ мсяц.

— Да, я поду въ полкъ въ слдующемъ мсяц, если мы ршимъ, что будемъ жить въ Индіи.

— Кто? Вы и Мери?

— Да, я и Мери.

— Мужъ и жена, сказалъ съ улыбкой священникъ.

— Какъ же иначе?

— Да, ужь конечно. Если она подетъ съ вами, то не иначе какъ мистрисъ Маррабель. Но еслибъ я былъ на вашемъ мст, я не думалъ бы о такой ужасной вещи.

— Это было бы ужасно, сказалъ Вальтеръ Маррабель.

— Можеть-быть. Индія хороша, когда человкъ молодъ, и если онъ можетъ воздержаться отъ пива и вина. Но хать туда въ ваши годы, съ женой и съ надеждой имть дюжину дтей, это, смю сказать, перспектива не совсмъ пріятная.

Вальтеръ Маррабель сидлъ безмолвный и мрачный.

— Я отказался бы отъ мысли объ Индіи, продолжалъ дядя.

— Что же мн длать? спросилъ капитанъ.

Священникъ пожалъ плечами.

— Я скажу вамъ о чемъ я думаю, сказалъ капитанъ.— Еслибъ я былъ въ состояніи нанять ферму съ четырьмя или пятью стами акровъ….

— Ферму! воскликнулъ священникъ.

— Почему же нтъ? Я знаю что съ фермой нельзя многаго сдлать, не имя капитала. Возьмутъ по десяти или двнадцати фунтовъ за акръ, я полагаю. Надюсь, дядюшка позволитъ мн арендовать у него ферму.

— Онъ сначала испытаетъ васъ.

— Почему я не могу такъ же хорошо какъ всякій другой заниматься фермой?

— Почему вы не сдлаетесь сапожникомъ? Потому что вы этому не учились. Хорошъ фермеръ! Еслибъ и взяли ферму, то бросили бы ее чрезъ три года. Нтъ, Вальтеръ, вы слишкомъ долго были въ военной служб чтобы годиться на что-нибудь другое.

Капитанъ Маррабель сдлался мраченъ и разсердился за такія слова, но не могъ не сознаться что дядя говоритъ правду и не находилъ возраженій.

— Вы должны держаться военной службы, продолжалъ старикъ,— и если вы послдуете моему совту, вы сдлаете это не обременяя себя женой.

— Объ этомъ не можетъ быть и рчи.

— Почему это?

— Какъ вы можете длать такіе вопросы, дядя Джонъ? Неужели вы хотите чтобъ я отказался, сдлавъ предложеніе?

— Я посовтовалъ бы вамъ отказаться отъ всякой подобной глупости.

— И сказать двушк, посл того какъ я просилъ ее быть моею женой, что она мн боле не нужна?

— Этого я ей не сказалъ бы, но я далъ бы ей понять что вы слишкомъ поспшили, и что чмъ скоре вы покончите съ вашею глупостью тмъ лучше для васъ обоихъ. Вы не можете жениться на вашей кузин, это неоспоримо.

— Увидите какъ не могу.

— Если вы захотите ждать десять лтъ, никто вамъ не помшаетъ.

— Я не хочу ждать десяти мсяцевъ, и если будетъ возможно, даже десяти недль. (Какъ жаль что Мери не могла его слышать.) Половина офицеровъ женятся не имя ничего кром жалованъя, а мн хотятъ доказать что я не могу прожитъ имя триста фунтовъ ежегодно. Попробуемъ!

— Поспшить женитьбой и раскаиваться на свобод, сказалъ священникъ.

— Согласно съ доктриной которая проповдуется въ настоящее время, сказалъ капитанъ,— скоро будетъ ршено что человкъ не можетъ жениться не имя трехъ тысячъ годоваго дохода. Это самое безсердечное, самое вредное ученіе изъ всхъ которыя когда-либо проповдывались. Оно портитъ мущинъ и заставляетъ женщинъ требовать отъ брака того чего они не въ прав требовать.

— А вы хотите переучить ихъ, Вальтеръ?

— Я хочу дйствовать самъ по себ, а не соображаться съ тмъ что думаетъ свтъ.

И сказавъ это, разсерженный капитанъ пошелъ изъ комнаты.

— Какъ бы то ни было, сказалъ священникъ, выстрливая свой послдній зарядъ,— я дважды подумалъ бы прежде чмъ женился на Мери Лоутеръ.

— Онъ такой тупоголовый оселъ какимъ я не считалъ его, сказалъ на слдующій день священникъ Джонъ миссъ Маррабели.— Но я все-таки не думаю что это кончится серіозно. Сколько я могъ замтить, три такія сватовства противъ одного разстраиваются. Онъ детъ въ Лондонъ на слдующей недл, а я не буду просить его воротиться ко мн. Но если онъ воротится, я не могу этому помшать. Еслибъ я былъ на вашемъ мст, я не пригласилъ бы его къ себ, и прямо высказалъ бы миссъ Мери свое мнніе.

Тетушка Сарра мало говорила съ Мери Лоутеръ, очень мало, и еще не сказала ей ни одного слова поздравленія. Мери знала что тотъ способъ какимъ она хотла устроить свою жизнь былъ не по душ обоимъ ея родственникамъ въ Лоринг.

XXII. Что объ этомъ думали Фенвики.

Булгамптонъ, къ несчастію, былъ на конц пути почтальйона, и такъ какъ онъ шелъ отъ самаго Левингтона, то письма получались рдко раньше одиннадцати часовъ. Конечно, это былъ ужасный порядокъ, и о немъ мистеръ Фенвикъ велъ постоянный споръ съ начальствомъ почтовой конторы, и высказалъ великую почтовую доктрину что письма должны сыпаться какъ съ неба на столъ каждаго человка во время завтрака, и именно въ то мгновеніе, когда въ комнату вносится горячая вода для чая. И такъ какъ онъ былъ человкъ необыкновенно энергичный, то онъ велъ долгую и серіозную переписку съ вышеупомянутымъ начальствомъ, но булгамптонскій почтальйонъ продолжалъ приходить въ деревню ровно въ одиннадцать часовъ. Хотя и было признано что онъ долженъ приходить въ десять, но самъ онъ ршилъ что между десятью и одиннадцатью часами разница не велика. Вслдствіе этого письмо Мери Лоутеръ было получено мистрисъ Фенвикъ двумя или тремя часами раньше чмъ она получила возможность поговоритъ о немъ съ мужемъ. Наконецъ онъ пришелъ, и она выбжала къ нему съ письмомъ въ рукахъ. ‘Франкъ’, сказала она, ‘Франкъ, какъ ты думаешь, что случилось?’

— Англійскій банкъ лопнулъ, судя по выраженію твоего лица.

— Отъ всего сердца желала бы чтобъ это было такъ вмсто того что случилось. Мери выходитъ замужъ за своего родственника, Вальтера Маррабель!

— Мери Лоутеръ!

— Да, Мери Лоутеръ! Наша Мери! и судя по тому что я слышала, онъ можетъ быть все что угодно, но не такой человкъ какого мы желали бы для Мери.

— Ему досталось большое наслдство.

— Вроятно небольшое, потому что Мери прознается что оно будутъ очень бдны. Вотъ ея письмо. Какъ это меня огорчаетъ! Помнишь, этотъ полковникъ имлъ исторію.

— Не суди сына по отцу.

— Они оба были въ военной служб и похожи другъ на друга. Я ненавижу военныхъ. Въ нихъ ужь непремнно что-нибудь да не такъ.

— Это правда. Могу я прочесть?

— О, конечно. Она стыдилась самой себя за каждое слово которое писала. Я ее хорошо знаю. Какъ подумаю я что Мери согласилась выйти замужъ за человка котораго знаетъ какихъ-нибудь десять дней!

Мистеръ Фенвикъ прочелъ письмо очень внимательно и отдалъ жен.

— Хорошее письмо, сказалъ онъ.

— Ты хочешь сказать что оно хорошо писано?

— Я хочу сказать что оно правдиво. Тутъ нтъ ни одного слова поставленнаго для эффекта. Одного она любитъ, другаго не любитъ. Я могу только сказать что мн очень досадно. Это выгонитъ отсюда Джильмора.

— Ты такъ думаешь?

— Да. Я никогда не видалъ чтобы человкъ такой сильный былъ вмст съ тмъ такъ малодушенъ въ подобномъ дл. Сила его чувства была бы достаточною порукой за его будущее счастье, еслибъ онъ женился на ней, но такъ какъ ему нельзя на ней жениться, то невольно пожалешь что человкъ ставитъ свое счастье въ зависимость отъ недостижимой дли.

— Такъ ты думаешь что все кончено? Что она выйдетъ за того человка?

— А разв можно думать иначе?

— Это можетъ разстроиться. У него, вроятно, нтъ состоянія, потому что, ты видишь, старая миссъ Маррабель противъ этого брака, на томъ основаніи что онъ мало получаетъ. Она сама не богата и мене всхъ способна пренебрегать деньгами. Это можетъ разстроиться.

— Если я не ошибаюсь въ Мери Лоутеръ, она не такая двушка чтобы позволила кому-нибудь разстроить свой бракъ. Я не знаю этого человка, но если онъ будетъ постояненъ, то и она будетъ постоянна.

— Она написала Джильмору, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Если такъ, то все кончено для бднаго Гарри, сказалъ мистеръ Фенвикъ.

У викарія былъ другой интересный предметъ о которомъ ему хотлось поговорить съ женой. Семъ Бретль, посл двухънедльной усиленной работы на мельниц, до того усиленной что отецъ самъ выразилъ готовность поставить гинею, если въ трехъ приходахъ найдется человкъ который по работ могъ бы сравняться съ его Семомъ, посл всего этого Семъ исчезъ, пропадалъ уже два дня, и констабль объявилъ что его видли ночью близь Девиза, откуда, какъ предполагаютъ, явился Точильщикъ. Вплоть до этого времени никто не былъ арестованъ по длу убійства Тромбула, и не было открыто ни малйшихъ слдовъ Точильщика и его сообщника. Главный полисменъ, которому было поручено это дло, объявилъ съ увренностью что старуха въ Пикрофтской общин ничего не знаетъ о мстопребываніи своего сына, но онъ съ самаго начала уврялъ и все еще продолжалъ уврять что Семъ, еслибъ онъ захотлъ, могъ бы разказать все объ убійств, и потому за молодымъ человкомъ продолжали наблюдать, къ его досад и къ досад его отца. Семъ громогласно божился въ деревн, очевидно желая чтобъ его вс слышали, что онъ подетъ въ Америку и посмотритъ кто осмлится остановить его. Онъ говорилъ о поручительств, и объявилъ что будетъ требовать чтобъ его освободили отъ порукъ, что это сдлано незаконно, и что онъ заставитъ разобрать все это въ суд. Мистеръ Фенвикъ объ этомъ слышалъ и сказалъ что, насколько это касается его самого, онъ нисколько не боится. Онъ тоже думалъ что поручительство незаконно, и притомъ уврялъ что Семъ никуда не уйдетъ. И теперь Семъ ушелъ, и булгамптонскій констабль говорилъ съ увренностью что онъ пошелъ къ Точильщику. ‘Куда бы то ни было, но онъ ушелъ’, сказалъ мистеръ Фенвикъ, ‘и мать его не знаетъ куда онъ пошелъ. А старый Бретль если и знаетъ, не скажетъ ни слова.’

— Не повредитъ ли это теб?

— Не повредитъ, пока не найдутъ другихъ молодцовъ, и тогда потребуютъ Сема. А тогда, будь уврена, онъ самъ придетъ.

— Такъ ничего не значитъ что онъ ушелъ?

— Для него это иметъ значеніе. Мн кажется, что я знаю куда онъ пошелъ, и я хочу пойти за нимъ.

— Далеко это, Франкъ?

— Къ счастію, ближе чмъ Австралія.

— О, Франкъ!

— Я скажу теб правду. Я увренъ что Карри Бретль живетъ за двадцать миль отсюда, и что Семъ пошелъ повидаться съ сестрой.

— Бдняжка! веселая маленькая Барри! Какъ же она живетъ, Франкъ?

— Она не изъ числа страдалицъ, можешь быть спокойна.

— Ты мн скажешь, если увидишь ее?

— Да, конечно.

— Не послать ли мн ей чего-нибудь?

— Ей можно послать только денегъ. Если она нуждается, я ей помогу, но очень умренно.

— Привезешь ты ее сюда?

— Могу ли я это знать? Я скажу ея матери, и намъ придется просить отца принять ее. Я знаю что онъ отвтитъ.

— Онъ откажетъ.

— Безъ сомннія. Тогда намъ нужно будетъ придумать что-нибудь, и всего вроятне что бдная двушка тмъ временемъ уйдетъ въ Лондонъ. Не легко распутывать спутавшіяся нити.

Но несмотря на этотъ перерывъ, Мери Лоутеръ и ея бракъ съ капитаномъ Маррабель были предметомъ величайшаго интереса въ дом священника въ продолженіе всего того дня и ночи. Мистрисъ Фенвикъ надялась что Джильморъ придетъ вечеромъ, но викарій говорилъ что другъ его не охотно покажется посл удара который онъ получилъ. Онъ знаетъ что имъ тоже извстна новость, и онъ не можетъ придти и не сказать имъ объ этомъ. Если онъ придетъ, у него будетъ видъ прибитой дворняшки, съ поджатымъ хвостомъ. Поднялся вопросъ, не лучше ли отвтить Мери Лоутеръ не видавшись съ Джильморомъ. Мистрисъ Фенвикъ, у которой пальцы чесались написать, объявила наконецъ что напишетъ сейчасъ же и безъ того не ляакетъ въ постель.

‘Пятница.

‘Дорогая Мери!

‘Не знаю какъ отвтить на ваше письмо. Вы просите меня отвтить вамъ любезно и поздравить васъ, но можно ли длать то что такъ противно нашимъ интересамъ и желаніямъ? О, милая моя! Какъ бы я желала чтобы вы остались въ Булгамптон! Я знаю что вы разсердитесь на мои слова, но могу ли я говорить иначе? Я не могу представить себ что вы будете скитаться изъ города въ городъ и жить на военныхъ квартирахъ. Я никогда не видала капитана Маррабель, и что бы я о немъ ни думала, я не могу принимать въ немъ такого участія какое я принимала въ другомъ человк, котораго, я знаю, и люблю, и уважаю. Я знаю что говорю вамъ непріятныя вещи, но я сказала бы вамъ пріятное, еслибы могла. Я, конечно, желаю вамъ много радости, желаю чтобы вы были счастливы съ вашимъ родственникомъ, но все это случилось такъ быстро что мы не можемъ смотрть на это какъ на дйствительность.’

— Ты должна говорить только за себя, Жанета, сказалъ мистеръ Фенвикъ, когда дошелъ до этого мста письма, но не потребовалъ однако чтобы выраженіе было исправлено.

‘Вы такъ часто говорили что хотите поступать правдиво! Никто не сомнвается что вы поступаете согласно съ нравственностью и чувствомъ, и остается только сожалть что такой поступокъ правдивъ, а другой былъ бы ложью. Бдный! Мы его еще не видали и не слыхали о немъ. Франкъ говоритъ что это на него сильно подйствуетъ. Мн кажется, на мущинъ это дйствуетъ не такъ сильно какъ на женщинъ. Нкоторыя женщины этого не переносятъ, но Гарри Джильморъ въ этомъ отношеніи боле похожъ на женщину чмъ на мущину. Еслибъ онъ былъ другой, и въ половину мене любилъ васъ, и предложилъ вамъ быть его женой такъ что вы видли бы что онъ не слишкомъ дорожитъ вашимъ согласіемъ и считаетъ его несомнннымъ, то, мн кажется, вы были бы теперь въ Вязникахъ, вмсто того чтобъ хать солдатствовать съ капитаномъ.

‘Франкъ поручаетъ мн передать вамъ его дружбу и желаніе всевозможнаго счастія. Это его собственныя слова, и они, кажется, добре моихъ. Я васъ люблю и желаю вамъ всего лучшаго, но я не могу написать такъ какъ будто бы я радуюсь за васъ. Вашъ мужъ будетъ намъ всегда дорогъ, каковъ бы онъ ни былъ, если онъ будетъ добръ къ вамъ. Теперь я очень, очень сердита на капитана Маррабель, и мн даже было бы пріятно еслибъ ему снесли голову въ сраженіи. Но если ему суждено быть счастливцемъ, я открою для него мое сердце, конечно, если онъ будетъ достоинъ этого.

‘Я знаю что это не любезно, но теперь я не могу быть любезне. Благослови, васъ Богъ, дорогая Мери.

‘Всегда васъ любящій другъ,
‘Жанета Фенвикъ.’

Письмо не было запечатано до самаго часа отхода почты на слдующій день, но до этого часа въ дом настоятеля не видали мистера Джильмора.

XXIII. Что объ этомъ думалъ мистеръ Джильморъ.

Мистеръ Джильморъ стоялъ на крыльц своего дома, когда ему принесли письмо Мери. Домъ этотъ имлъ видъ скромнаго помщичьяго жилища, и былъ построенъ изъ неотесанныхъ камней, черныхъ, срыхъ и блыхъ, большею частію кремней, но углы, впадины оконъ и дверей были сдланы изъ кирпича. Въ немъ было что-то мрачное, и многіе назвали бы его скучнымъ, но онъ былъ удобенъ, проченъ и безъ претензій. Въ него вели широкія каменныя ступени съ желзными перилами, и гладкая площадь окружавшая домъ показывала что службы были въ нижнемъ этаж. Въ то же время это былъ домъ во всхъ отношеніяхъ удовлетворительный, и къ тому же мистеръ Джильморъ не любилъ холостыхъ сборищъ. Онъ разъ въ мсяцъ угощалъ сосдей обдомъ, и иногда у него гостили знакомые. Его дядя, пребендарій изъ Салисбери, бывалъ у него довольно часто, и изрдка прізжалъ братъ, который служилъ въ арміи. Но въ послднее время, почувствовавъ потребность въ обществ, онъ охотне отправлялся въ домъ настоятеля, и избгалъ приглашать кого-нибудь къ себ. Когда ему подали письмо Мери съ другими письмами и нумеромъ Times, онъ, какъ и вс длаютъ, взглянулъ на адресы и тотчасъ же узналъ что оно отъ Мери Лоуторъ. Онъ до сихъ поръ никогда не получалъ отъ нея писемъ, но теперь узналъ ея почеркъ. Не медля ни минуты, онъ повернулся и пошелъ въ домъ, и прошелъ чрезъ залу въ библіотеку. Тамъ онъ сначала распечаталъ три другія письма, два отъ лондонскихъ купцовъ и одно отъ дяди, предлагавшаго пріхать къ нему въ слдующій понедльникъ. Потомъ онъ распечаталъ Times, разрзалъ его и развернулъ на стол. Письмо Мери оставалось въ его рук, и можно было подумать что онъ забылъ о немъ. Но онъ не забылъ, и ни на одну минуту оно не выходило у него изъ памяти. Когда онъ смотрлъ на другія письма, когда онъ разрзывалъ газету, когда старался читать новости, онъ страдалъ отъ предчувствія готовившагося удара. Прошло двадцать минутъ прежде чмъ онъ ршался разорвать конвертъ, и хотя все это время онъ старался обмануть себя какимъ-нибудь занятіемъ, онъ сознавалъ что только откладываетъ неизбжную непріятность. Наконецъ онъ развернулъ письмо и нсколько минутъ собирался съ духомъ прочесть его. Онъ прочелъ его, слъ въ кресло, и сказалъ себ что все кончено и что онъ долженъ перенесть это какъ мущина. Онъ взялъ газету и принялся изучать ее. То было время года когда газеты бываютъ не очень интересны, онъ взглянулъ на передовыя статьи и прочелъ дв изъ нихъ, потомъ перешелъ къ извстіямъ отъ полиціи. Онъ просидлъ тутъ около часу и все прилежно читалъ. Потомъ онъ всталъ, потянулся, и почувствовалъ что онъ теперь калка, что вс способности его не въ порядк, вс члены обезсилли. Онъ вышелъ изъ библіотеки въ залу, оттуда въ столовую и ходилъ такъ взадъ и впередъ около четверти часа. Наконецъ онъ почувствовалъ что не можетъ больше ходить, вошелъ въ библіотеку, заперъ за собой дверь, бросился на диванъ и зарыдалъ какъ женщина.

Чего ему нужно, и почему это ему такъ нужно? Разв нтъ другихъ женщинъ которыя, какъ сказалъ бы ему свтъ, ничмъ не хуже Мери? Есть ли примръ чтобы мущина умеръ вслдствіе обманутой любви? Разв это не такая вещь которую онъ долженъ стряхнуть съ себя и этимъ покончить? Эти и много подобныхъ вопросовъ задавалъ онъ себ и пытался взглянуть на дло съ философской точки зрнія. Разв у него нтъ собственной воли чтобы побдить врага? Нтъ, у него нтъ воли, и врагъ останется непобжденнымъ. Онъ сказалъ себ что онъ такое ничтожное существо что не въ силахъ бороться съ постигшемъ его горемъ.

Онъ ходилъ по своимъ разсадникамъ и конюшнямъ, старался заинтересоваться телятами и лошадьми, но зналъ, что еслибъ его телята и лошади вс заразъ издохли, это ни мало не усилило бы его горя. У него и прежде было мало надежды, но онъ согласился бы увидать свой домъ въ и за ту маленькую надежду которая была у него еще вчера. Онъ мучился не только потому что Мери была нужна ему, что онъ лишился радости которую она принесла бы ему, но ея окончательное ршеніе отнимало у него всю жизненность, всякую способность радоваться, всю ту внутреннюю подвижность, которая необходима чтобы заниматься длами міра сего.

Сначала онъ думалъ только о себ, едва замтилъ имя своего счастливаго соперника, и ни на что не обратилъ вниманія кром того факта что она сказала ему: все кончено. Онъ даже не могъ остановиться на мысляхъ, нельзя ли еще сдлать что-нибудь, не остается ли еще надежды, не пріятно ли будетъ подраться съ тмъ джентльменомъ, отнестись ли къ ней съ презрніемъ или протестовать противъ ея жестокости. Онъ думалъ только объ удар и о своей неспособности вынесть его. Не лучше ли выстрлить себ въ голову и тмъ все кончить?

Онъ ни разу не взглянулъ на письмо пока опять не вошелъ въ библіотеку. Тогда онъ вынулъ его изъ кармана и прочелъ внимательно. Да, она это скоро ршила. Сколько времени прошло съ тхъ поръ какъ она ухала изъ ихъ прихода? Теперь еще октябрь, а она была здсь предъ самымъ убійствомъ, даже наканун. Капитанъ Вальтеръ Маррабель! Нтъ, онъ, кажется, никогда не слыхалъ о немъ. Какой-нибудь господинъ съ усами и съ военною осанкой, одинъ изъ тхъ людей которыхъ онъ всегда ненавидлъ, которымъ всегда дло до чужаго счастія. Съ такой точки зрнія взглянулъ теперь Джильморъ на капитана Маррабель. Можетъ ли такой человкъ сдлать женщину счастливою, когда у него, вроятно, нтъ даже дома или какого-нибудь пріюта, гд бы онъ могъ доставить ей удобства жизни? Гоститъ у своего дяди, священника! Бдный Джильморъ выразилъ сожалніе что этотъ дядя не задохся предъ тмъ какъ принялъ такого гостя. Потомъ прочелъ заключительную фразу письма Мери, гд она выражала надежду что они останутся друзьями. Что за бездушная насмшка! Друзья! Какая можетъ быть дружба между двумя существами, изъ которыхъ одно сдлало другое такимъ несчастнымъ, такимъ безжизненнымъ каковъ онъ теперь!

Около получаса онъ утшалъ себя мыслью что онъ поймаетъ капитана Маррабель и исколотитъ его. Онъ, мировой судья, вообразилъ себя въ прав придти съ кнутомъ и избить его, а можетъ-быть и застрлить, за то что человкъ этотъ счастливъ въ томъ въ чемъ онъ самъ потерплъ неудачу! Но онъ слишкомъ хорошо зналъ свтъ въ которомъ жилъ, чтобы позволитъ себ надолго остановиться на такихъ мысляхъ. Можетъ-бытъ, лучше было бы жить на свт, еслибы такая месть была дозволена, но онъ хорошо сознавалъ что теперь она невозможна, и если Мери Лоутеръ угодно отдать себя своему проклятому капитану, то помшать ей нельзя. Ему больше ничего не остается какъ ухать куда-нибудь и остаться наедин со своею тоской тамъ, гд никто не будетъ знать что онъ тоскуетъ.

Когда пришелъ вечеръ, и одиночество сдлалось ему невыносимо, онъ подумалъ что хорошо бы сходить къ викарію. Эта обманщица пишетъ что она извстила объ этомъ своего друга. Онъ взялъ шляпу, пошелъ по полю и дошелъ до церковной ограды, до того самаго мста гд онъ въ послдній разъ видлся съ Мери, но тутъ у него пропала ршимость идти въ домъ викарія. Для мущины есть что-то унизительное въ неуспшной любви. Если человкъ потерплъ неудачу въ денежныхъ длахъ, если онъ безуспшно добивался выбора въ парламентъ, если онъ даже былъ забаллотированъ въ клуб, то онъ можетъ сказать объ этомъ друзьямъ, но онъ съ трудомъ принудитъ себя сказать своему лучшему другу что его Мери предпочла ему другаго. Несчастіе Джильмора было уже извстно Фенвикамъ, и несмотря на то что онъ пошелъ къ нимъ искать утшенія, онъ не ршился показаться имъ. Одинокій возвратился онъ домой и всю ночь метался и тосковалъ.

На слдующее утро было не легче. Онъ бродилъ до четырехъ часовъ окончательно убитый тяжестью своего горя. Была суббота, и когда зашелъ почталіонъ, онъ еще не написалъ отвта на предложеніе дяди. Думая объ этомъ, онъ шелъ погруженный въ свое горе, положивъ руки въ карманы, когда предъ нимъ на тропинк неожиданно явилась мистрисъ Фенвикъ. Въ это утро у ней съ мужемъ было опять совщаніе, и это посщеніе было его слдствіемъ. Онъ тотчасъ же самъ заговорилъ о дл.

— Вы пришли поговорить со мной о Мери Лоутеръ, сказалъ онъ.

— Я пришла сколько-нибудь утшить васъ, если это возможно, сказала она.— Франкъ просилъ меня сходить.

— Это невозможно, возразилъ онъ.

— Мы знаемъ какъ это тяжело, другъ мой, сказала она,— но есть утшеніе.

— Для меня его нтъ. Я положилъ въ это все мое сердце и теперь никогда этого не забуду.

— Я знаю какъ вы этого желали, да и мы тоже. Это большое горе, но оно пройдетъ!

Онъ молча покачалъ головой.

— Господь слишкомъ милостивъ, продолжила она,— чтобъ оставить васъ долго въ такомъ гор.

— Такъ вы думаете что нтъ никакой надежды? спросилъ онъ.

Что могла она отвтить ему? Могла ли она, зная о ршеніи Мери, поощрять его любовь?

— Я знаю что нтъ никакой надежды, продолжалъ онъ.— Я не знаю что съ собой длать, мистрисъ Фенвикъ, какъ держать себя. Глупо говоритъ о смерти, но я чувствую, что если я не умру, то сойду съ ума. Я ни на чемъ не могу остановить мысли.

— Горе еще слишкомъ свжо, Гарри, сказала она.

Она прежде никогда не называла его Гарри, хотя мужъ ея всегда звалъ его такъ, и теперь она употребила это имя изъ сочувствія къ нему.

— Я не знаю почему я принимаю это не такъ какъ другіе, сказалъ онъ:— можетъ быть оттого что я слабе. Я съ самаго начала увидлъ что съ ней связано все мое существованіе. Я всегда ожидалъ того что теперь случилось. О, мистрисъ Фенвикъ, еслибы Богъ убилъ меня въ это мгновеніе, это было бы милостью!

И онъ бросился на землю къ ея ногамъ, но тотчасъ вскочилъ.

— О, еслибы вы знали какъ я презираю себя за все это! какъ я ненавижу себя!

Она не хотла покинуть его и оставалась съ нимъ пока онъ согласился идти къ нимъ. Онъ будетъ у нихъ обдать, а потомъ Франкъ проводитъ его домой. Что же касается до посщенія дяди, то въ этомъ дл мистрисъ Фенвикъ не считала себя компетентною давать совты: они поговорятъ съ Франкомъ, и можно будетъ послать верховаго въ Салисбери въ воскресенье утромъ.

Когда онъ шелъ въ домъ настоятеля подъ руку съ этою хорошенькою женщиной, ему, можетъ-быть, было уже легче.

XXIV. Преподобный Генри Фитцекерли Чамберленъ.

Вечеромъ въ дом настоятеля было ршено что для всхъ будетъ лучше, если пригласить почтеннаго дядю изъ Салисбери пріхать и провесть въ Вязникахъ недлю, то-есть отъ понедльника до субботы. Письмо написано было въ дом настоятеля, потому что Фенвикъ опасался что оно никогда не будетъ написано, если предоставить это угасшей энергіи сквайра, и викарій, проводивъ Джильмора въ Вязники, озаботился чтобъ оно въ тотъ же вечеръ было отдано слуг.

Въ воскресенье Джильморъ не показывался. Онъ не пришелъ ни въ церковь, ни обдать къ настоятелю. Весь день просидлъ онъ дома, принуждая себя читать или писать, со счетами на стол, съ журналами въ рукахъ, и даже съ открытымъ томомъ проповдей. Но ни счеты, ни журналы, ни проповди не могли ни на минуту остановись его вниманія. Онъ связалъ всю жизнь съ достиженіемъ извстной цли, и теперь эта цль погибла для него безвозвратно. Люди часто терпятъ неудачу въ достиженіи своихъ цлей: почестей, богатства, власти, но потерпвъ въ этомъ неудачу, они могутъ начинать сызнова. Для него это было невозможно. Когда Мери выйдетъ за этого капитана, она погибнетъ для него безвозвратно, а разв теперь не все равно какъ будто бы она вышла за него? Онъ не можетъ помшать ея браку.

Въ понедльникъ, вскор посл полудня, преподобный Генри Фитцекерли Чамберленъ прибылъ въ Вязники. Онъ пріхалъ въ собственной карет на пар почтовыхъ, какъ подобаетъ пребендарію добраго стараго времени. Нельзя сказать чтобы мистеръ Чамберленъ былъ очень старый человкъ, но къ его вкусамъ, топу и характеру шли церемоніи благовоспитанной жизни, изъ которыхъ многія вышли изъ моды съ распространеніемъ желзныхъ дорогъ. Мистеръ Чамберленъ былъ джентльменъ лтъ пятидесяти пяти, неженатый, обладатель значительнаго состоянія и духовнаго мста въ болотахъ Кембриджскаго графства, посщать которое не позволяло ему его здоровье, по поводу чего онъ имлъ серіозную переписку съ епископомъ, но въ этомъ спор онъ привелъ въ свое оправданіе такіе аргументы что епископъ боле не тревожилъ его. Какъ мы уже сказали, онъ занималъ каедру въ Салисберійскомъ собор. Что же касается до его мста въ болотахъ, то въ этомъ отношеніи совсть его была спокойна, такъ какъ онъ отдалъ приходскій домъ и дв трети дохода въ пользованіе викарія, а треть пожертвовалъ на приходскую благотворительность. Можетъ-быть, значительне всхъ другихъ аргументовъ, способствовавшихъ молчанію епископа, была короткая приписка къ одному изъ писемъ мистера Чамберлена. ‘Между прочимъ я долженъ сообщить вашему преосвященству’, говорилось въ приписк, ‘что я не взялъ ни одного пенни изъ дохода съ тхъ поръ какъ выхалъ изъ Гарбелло.’ ‘Это епископское мсто’, говорилъ счастливый обладатель его одному или двумъ изъ своихъ духовныхъ друзей, ‘и докторъ думаетъ что было бы лучше еслибъ оно принадлежало ему, а не мн. Но я съ этимъ не согласенъ, и ему придется написать еще много писемъ прежде чмъ онъ достигнетъ своей цли.’ Но каедра доставляла ему 800 фунтовъ ежегоднаго дохода и домъ, такъ что мистеръ Чамберленъ былъ вполн обезпеченъ въ своихъ денежныхъ обстоятельствахъ.

Онъ былъ очень красивый человкъ, около шести футовъ ростомъ, съ большими свтлыми срыми глазами и красиво очерченнымъ лбомъ. Губы его были тонки, зубы, вставленные дентистомъ, безукоризненны. Сдые волосы около лба вились волнистыми кудрями и побждали множество двичьихъ сердецъ въ собор. Шепотомъ передавались слухи что нкоторыя замужнія женщины бредили о красот, величіи, блыхъ рукахъ и глубокомъ голос почтеннаго Генри Фитцекерли Чамберлена. Въ самомъ дл, голосъ его былъ прекрасенъ, въ особенности если слушать его изъ отдаленнаго угла хоровъ во время причастной службы, и совершенно заглушалъ усилія другаго второстепеннаго духовнаго, который помогалъ ему въ алтар. У него былъ замчательный даръ краснорчія, въ которомъ онъ упражнялся разъ въ недлю, въ продолженіе тридцати недль. Онъ никогда не говорилъ доле двадцати пяти минутъ, но каждое слово его было слышно въ самомъ отдаленномъ углу, и слова эти были полны такой граціи которая стоила любой доктрины. Когда онъ долженъ былъ говорить проповдь, соборъ былъ всегда полонъ, такъ что онъ былъ правъ считая себя духовнымъ свтиломъ своего времени. Часто приглашали его сказать проповдь гд-нибудь въ другомъ мст, но онъ отказывался. Разказывали даже что онъ отказался сказать проповдь въ Сентъ-Джемс, въ присутствіи королевы, и при этомъ выразился что, если ея величеству угодно будетъ постить Салисбери, ей будутъ доставлены всевозможныя удобства. Что же касается до приглашеній говорить проповди въ Вайтголл, въ Вестминстер и въ собор Св. Павла, то никто не сомнвался что, онъ постоянно отказывается, объявляя что его опредленное мсто на его каедр, но что онъ не обязанъ проповдовать на площадяхъ. Онъ имлъ обыкновеніе проводить за границей первые осенніе мсяцы и потомъ дарилъ продолжительными визитами своихъ друзей, но постоянною его резиденціей былъ домъ близь собора. Это былъ незначительный съ виду домъ, незатйливо выстроенный изъ кирпича, но внутренность его была прекрасна. Все что можно сдлать для украшенія его съ помощію драпри, ковровъ, креселъ, книгъ и т. п., было сдлано щедрою рукой, а погребъ славился лучшимъ въ город. Мистеръ Чамберленъ здилъ постоянно на почтовыхъ, но въ собственной карет. Онъ никогда не говорилъ много, но когда говорилъ, его слушали. У него былъ отличный аппетитъ, но на него трудно было угодить, и салисберійскія дамы знали что, если къ обду ожидали мистера Чамберлена, то обдъ долженъ быть совершенствомъ въ своемъ род. Одтъ онъ былъ всегда изысканно хорошо. Какъ онъ проводилъ свое время, это не было никому извстно, но предполагалось что онъ человкъ съ многостороннимъ образованіемъ, и всми было признано что онъ лучшій судья въ произведеніяхъ искусства во всемъ Вильтшейр. Вс были согласны что онъ нисколько не ниже епископа, и никто въ Салисбери не подумалъ бы сравнивать съ нимъ декана. Но у декана было семь человкъ дтей, а мистеръ Чамберленъ былъ совершенно свободенъ.

Гарри Джильморъ побаивался дяди, но никогда не хотлъ въ этомъ сознаться. ‘Если ему угодно гостить у меня, очень радъ’, говорилъ племянникъ, ‘но у меня онъ долженъ жить какъ я живу.’ Тмъ не мене, хотя въ погреб Вязниковъ оставалось уже мало заповднаго лафита, всегда приносилась бутылка, когда прізжалъ мистеръ Чамберленъ, а мистрисъ Буккеръ, кухарка, сознавала, что она ходитъ какъ потерянная съ минуты его прізда и до минуты отъзда. Несмотря на это, мистрисъ Буккеръ и другимъ слугамъ нравились его посщенія. Его присутствіе длало честь Вязникамъ. Даже мальчикъ, чистившій его сапоги, сознавалъ что чиститъ сапоги великаго человка. Слуги думали что сквайръ, имя такого дядю, былъ боле значительный сквайръ чмъ еслибъ его не имлъ. Такой духовный въ ихъ глазахъ былъ выше сельскаго дворянина. И при всемъ этомъ мистеръ Чамберленъ былъ только пребендарій, сынъ сельскаго священника, которому посчастливилось взять жену съ большимъ приданымъ, но который въ продолженіи всей своей жизни не сдлалъ ничего полезнаго. Иногда бываетъ очень интересно прослдить источники величія. Мистеру Чамберлену, мн кажется, оно досталось за близну его рукъ и за тотъ особенный взглядъ которымъ онъ какъ будто хотлъ сказать многое, хотя къ нему боле шло когда онъ ничего не говорилъ. Вншними пріемами онъ обладалъ превосходно. Мистеръ Фенвикъ утверждалъ что онъ въ восторг отъ мистера Чамберлена и питаетъ къ нему глубокое уваженіе, ‘Онъ мудрйшій философъ какого я когда-либо встрчалъ и дошелъ до высочайшей степени созерцанія. Онъ стъ, пьетъ слушаетъ, вполн покоенъ и не иметъ никакихъ желаній. Ни одинъ человкъ изъ всхъ кого я знаю не безпокоитъ такъ мало другихъ. Но мистеръ Чамберленъ не питалъ большаго уваженія къ мистеру Фенвику, про котораго говорилъ что онъ ‘субъектъ суетливой породы, уменъ, безъ сомннія, можетъ-быть, совстливъ, но пустъ и нсколько высокомренъ’. Сквайръ, который не былъ ни уменъ, ни высокомренъ, понималъ ихъ обоихъ и значительно предпочиталъ своего друга викарія своему дяд пребендарію.

Джильморь однажды посовтовался съ дядей,— въ одну злополучную минуту, какъ онъ теперь думалъ,— не жениться ли ему на Мери Лоутеръ. Дядя выразилъ полное неодобреніе такой женитьбы, и теперь, конечно, спроситъ объ этомъ. Когда прибылъ великій человкъ, сквайра не было дома, онъ опять бродилъ между телятами и баранами. Какъ длиненъ будетъ вечеръ! Завтра въ Вязники придутъ обдать мистеръ и мистрисъ Фенвики съ мистеромъ и мистрисъ Гринторнъ. Еслибы только прошелъ этотъ первый вечеръ! Джольморъ думалъ что потомъ онъ могъ бы найти нкоторое утшеніе даже въ присутствіи дяди. Когда онъ подошелъ къ дому, онъ увидалъ на двор карету пребендарія, которую уже обмывали. Нтъ,— на сколько было извстно мальчику,— мистеръ Чамберленъ не выходилъ изъ дому, Джильморъ вошелъ и нашелъ дядю въ библіотек. Первый его вопросъ былъ объ убійств.

— Вы одного поймали и потомъ выпустили? сказалъ онъ.

— Да, онъ одинъ изъ моихъ арендаторовъ. Противъ него не было никакихъ уликъ. Это была ошибка.

— Я не выпустилъ бы его, сказалъ мистеръ Чамберленъ.

— Вы не стали бы задерживать невиннаго.

— Я не выпустилъ бы этого молодаго человка.

— Но законъ не даетъ намъ права задерживать его.

— Какъ бы то ни было, но я не выпустилъ бы его, сказалъ мистеръ Чамберленъ.— Я много слышалъ объ этомъ дл.

— Отъ кого вы слышали?

— Отъ лорда Тробриджа. Я, конечно, не выпустилъ бы его.

Но было очевидно что мнніе лорда Тробриджа было передано пребендарію еще до роковой встрчи въ дом убитаго.

Дядя въ продолженіи всего вечера безмолвно пилъ лафитъ. О Мери Лоутеръ не было сказано ни слова.

— Не знаю гд вы достали, Гарри, а вино это очень недурно.

— Мы считаемъ его лучшимъ въ нашемъ кра, сэръ, сказалъ Гарри.

— Этого бы я утверждать не ршился, а не дурно оно, дйствительно. Кстати, надюсь что ваша экономка научилась варить кофе съ тхъ поръ какъ я былъ здсь весной. Не попробовать ли намъ?

Кофе былъ принесенъ, пребендарій тихо покачалъ головой и улыбнулся.

— Ужасный кофе въ нашемъ краю, сказалъ Гарри Дакидьморь, не смя сказать, вопреки своему дяд, что кофе очень вкусенъ.

Посл кофе, который подавался въ библіотек, оба сидли молча около получаса, и Джильморъ старался догадаться что могло привесть его дядю въ Булгамптонъ. Но прежде чмъ онъ усплъ остановиться на какой-нибудь догадк, онъ замтилъ со стороны дяди маленькій кивокъ, потомъ легкое вздрагиванье и сладкую улыбку, потомъ опять кивокъ и вздрагиваніе, но уже безъ улыбка, потомъ слабое сопніе скоро перешло въ музыкальное храпніе, которое шло crescendo, а наконецъ стало очевидно что пребендарій находится въ самомъ благополучномъ состояніи. Тутъ Джильмору пришло въ голову что мистеру Чамберлену надоло засыпать въ своемъ дом, и онъ пріхалъ въ Вязники потому что не могъ бы этого длать съ такимъ спокойнымъ самодовольствомъ у постороннихъ людей. Это маленькое разнообразіе, можетъ-быть, искупило въ глазахъ великаго человка непріятность чашки невкуснаго кофе.

Не заснуть ли и ему, Джильмору? Не заснуть ли ему тмъ философскимъ сномъ о которомъ говорилъ Фенвикъ? Не можетъ ли и онъ сдлаться безчувственнымъ какъ его божественный дядя? Никакая Мери Лоутеръ не нарушала спокойствія этого человка. Хорошій обдъ, красивое кольцо, спокойное кресло, китайская чайная чашка, все это такъ легко достать пока есть деньги. Вотъ предъ нимъ вполн счастливый человкъ, вполн спокойный, не знающій большей непріятности какъ случайная чашка невкуснаго кофе, между тмъ какъ онъ, Гарри Джильморъ, самый несчастный смертный во всей Великобританіи, потому что какая-то молодая двушка не захотла жить съ нимъ и взять половину того чмъ онъ владетъ! Если есть цлебная философія, то почему ему не принять ея? Свтъ скажетъ что это нечестная философія, но какое ему дло до того что скажетъ свтъ, если эта философія освободитъ его отъ тяакести которая давитъ его грудь и которую онъ не можетъ выносить? Онъ отдастъ свое сердце за полфартинга, если только кто-нибудь захочетъ взять его со всею его тяжестью. Вотъ человкъ у котораго на сердц нтъ тяжести. Онъ храпитъ съ благозвучнымъ тактомъ, медленно, благопристойно, можно даже сказать аристократически, какъ настоящій джентльменъ, а человкъ который такъ храпитъ не можеть не быть счастливъ. ‘О, чортъ возьми’, прошепталъ Джильморъ, всталъ и вышелъ изъ комнаты, но въ его голов было больше зависти чмъ гнва.

— А вы выходили? спросилъ мистеръ Чамберленъ, когда племянникъ воротился.

— Я ходилъ посмотрть на лошадей.

— Я въ этомъ невижу никакой необходимости, но, кажется, многіе это длаютъ. Мн кажется, это просто предлогъ для куренья. Самъ мистеръ Чамберленъ никогда не курилъ.

— Да, я курилъ.

— Вамъ не зачмъ признаваться мн въ этомъ, Гарри. Теперь посмотримъ не лучше ли чай мистрисъ Буккеръ чмъ ея кофе. Позвонили, и мистеръ Чамберленъ выразилъ желаніе получить чашечку чернаго чая, не слишкомъ крпкаго, но чтобъ было заварено много чая, и сейчасъ же его наливать, а не давать настаиваться. ‘Когда онъ крпокъ, и вяжущъ, я посл не могу заснуть ни на одинъ мигъ’, сказалъ онъ. Чай былъ поданъ и выпитъ чрезвычайно медленно. Въ это время было сказано слова два о какихъ-то нмецкихъ водахъ, съ которыхъ только что возвратился мистеръ Гамбфлекъ, и мистеръ Джильморъ началъ надяться что въ этотъ вечеръ его не спросятъ о Мери Лоутеръ.

Но судьба не оказала такой милости. Пребендарій всталъ, намреваясь идти на покой, и уже стоялъ предъ огнемъ со спальною свчой въ рук, когда что-то, можетъ-быть его собственное счастливое положеніе въ жизни, напомнило ему что племянникъ говорилъ ему о какой-то молодой двушк, которую судьба не удостоила даже хорошимъ приданымъ.

— Кстати, сказалъ онъ,— что сдлалось съ вашею возлюбленною, Гарри?

Гарри поблднлъ и нахмурился. Онъ не любилъ чтобы Мери называли его возлюбленною. Онъ какъ стоялъ повернувшись спиной къ дяд, такъ и остался, и не отвчалъ ему.

— Такъ вы не сдлали ей предложенія? спросилъ дядя.— Если вы чмъ-нибудь затрудняетесь, Гарри, вы бы мн прямо сказали.

— Я не понимаю о какихъ затрудненіяхъ вы говорите. Она не будетъ моею женой.

— Слава Богу, другъ мой!

Джильморъ повернулся, но дядя, вроятно, не замтилъ выраженія его лица.

— Могу васъ уврить, продолжалъ мистеръ Чамберленъ,— что ваше намреніе безпокоило меня. Я навелъ справки, я она оказалась не такою двушкой на которой вы могли бы жениться.

— Клянусь Богомъ, сказалъ Джильморъ,— что я отдалъ бы всю мою землю, вс деньги до послдняго шиллинга, всхъ друзей и двадцать лтъ моей жизни за одну надежду что она когда-нибудь будетъ моею женой!

— Милосердое небо! воскликнулъ мистеръ Чамберленъ. Но Джильморъ вышелъ изъ комнаты, и въ этотъ вечеръ не показывался боле дяд.

XXV. Карри Бретль.

На слдующій день, посл обда въ Вязникахъ, мистеръ Фенвикъ предпринялъ поздку по направленію къ Девизамъ, о которой говорилъ жен. Обдъ прошелъ очень тихо, и въ кофе замчено было значительное улучшеніе. Происходило, между двумя духовными лицами, нкоторое фехтованіе ума, если можно назвать фехтованіемъ такое состязаніе, въ которомъ вся наступательная воинственность была съ одной стороны. Мистеръ Фенвикъ старался заманить мистера Чамберлена на аргументацію, но тотъ, не отказываясь прямо, уклонялся съ такимъ искусствомъ которое возбудило удивленіе жены Фенвика.

— Какъ бы то ни было, онъ умный человкъ, сказала она, идя домой,— иначе онъ не могъ бы такъ легко и ловко увертываться.

На слдующее утро викарій похалъ одинъ, въ своей таратайк. Сначала онъ хотлъ взять съ собой мальчика, неопредленнаго званія, служившаго частію садовникомъ, частію конюхомъ, словомъ, исправлявшаго въ дом самыя разнообразныя должности, но потомъ ршилъ что подетъ одинъ.

— Петръ очень молчаливъ и похвально безучастенъ ко всему, замтилъ онъ жен,— много онъ не разболтаетъ, но и онъ все-таки можетъ разболтать что-нибудь.

Итакъ, викарій слъ въ свою таратайку и ухалъ одинъ. Онъ направился къ Девизу и прохалъ чрезъ Левингтонъ, не сдлавъ ни одного вопроса, но на полпути отъ этого селенія до Девиза онъ остановилъ лошадь, у поворота вправо. зжалъ онъ и прежде по этой дорог, но этого поворота не зналъ. Онъ дождался пока старуха, шедшая ему на встрчу, подошла, и спросилъ ее, не ведетъ ли этотъ поворотъ на Марльбороскую дорогу. Старуха не знала такой дороги и, повидимому, не имла понятія о Марльборо. Затмъ викарій спросилъ, не продетъ ли онъ тутъ въ Пикрофтскую общину?

— Да, продете.

— И къ Лысому Оленю?

Старуха такого мста не знала, а сказала что эта дорога приведетъ къ Ромпъ-Энду. Викарій похалъ вправо и безъ большаго труда добрался до Лысаго Оленя, который, въ цвтущее время большой западной дороги, поставлялъ пиво, по крайней мр, на дюжину дилижансовъ въ день, а теперь, увы, могъ утолять только жажду сельскихъ обывателей. Однако въ Лысомъ Олен оказалась мра овса, викарій поставилъ тутъ лошадь, и далъ ей овесъ при себ.

Оставалась миля до Пикрофтской общины. Онъ пошелъ пшкомъ: сначала по дорог къ Марльборо, а потомъ свернулъ влво цликомъ. Мсто это было найти не трудно, но теперь предсгояло отыскать жилище мистрисъ Борроусъ, не спрашивая о ней по имени. Викарій имлъ нкоторыя указанія и надялся съ ихъ помощію достигнуть своей цли. Онъ вышелъ на средину селенія и сталъ отыскивать свои примты. Вотъ полпивная, вотъ дорога въ Пьюзи, вотъ два кирпичные домика, стоящіе рядомъ. Мистрисъ Борроусъ живетъ въ бломъ домик позади ихъ. Онъ пошелъ прямо къ двери, минуя подсолнечники и розовый кустъ, и подумавъ минуту, не войти ли безъ предувдомленія, постучался. Полицейскій не сталъ бы чтучаться, точно такъ же какъ лсной бродяга застрлилъ бы лежащаго зайца, но джентльменъ и настоящій охотникъ, за какой бы дичью ни шелъ, не подкрадывается тайкомъ. Викарій постучался, и тотчасъ же услышалъ шумъ въ дом. Онъ постучался еще разъ и чрезъ минуту его пригласили войти. Онъ отворилъ дверь, и нашелъ въ комнат одну только молодую женщину. Онъ не тотчасъ заговорилъ съ ней, а остановился у двери и пристально посмотрлъ на нее.

— Карри Бретль! сказалъ онъ:— я радъ что нашелъ васъ.

— Господи! Мистеръ Фенвикъ!

— Карри, я очень радъ васъ видть,— и онъ протянулъ ей руку.

— О, мистеръ Фенвикъ,— я не стою чтобы вы прикасались ко мн, сказала она.

Но такъ какъ рука его все была протянута, она вложила въ нее свою руку, и онъ нсколько секундъ крпко держалъ ее.

Карри была теперь худа и болзненна, оставались еще слды красоты, но красоты омраченной невоздержаніемъ, нуждою, болзнію, горемъ и боле всего угрызеніями пробуждающейся отъ времени до времени совсти. Лицо было блдное, кроткое, еще съ проблесками румянца, когда-то нжное, смющееся лицо. И теперь еще въ глазахъ свтился остатокъ прежней веселости, какъ будто готовой возвратиться, еслибы только могло быть излчено какое-то великое зло. Длинные, свтлорусые локоны по-прежнему падали на плечи, но они казались Фенвику тускле прежняго, щеки впали, глаза ввалились, и въ губахъ появилось то выраженіе смлости, которое порождаетъ привычка къ дурнымъ, рзкимъ словамъ, и непристойнымъ и частію остроумнымъ. Одта она была прилично и сидла на низкомъ стул съ изодранною, старою, неблаговидною книгой въ рукахъ. Фенвикъ зналъ что книгу эту она взяла въ руки только сію минуту, потому что тутъ наврное былъ еще кто-то, когда онъ стучалъ.

Хотя порокъ няложилъ на эту женщину свою тяжелую руку, однако блескъ, ясность и свжесть невинности еще не совсмъ оставили ее. Хотя ротъ ея былъ смлъ, глаза были нжны и женственны, и она глядла въ лицо священнику кроткимъ, смиреннымъ, молящимъ взглядомъ, который сразу тронулъ и плнилъ его. Онъ и прежде не особенно строго смотрлъ на нее. Можно, пожалуй, отнести къ числу его недостатковъ что онъ не способенъ былъ относиться къ гршнику съ неумолимою строгостію, если только въ грх не заключалась ложь. Въ эту минуту онъ вспомнилъ прежнюю маленькую Карри Бретль, то кроткую и послушную, то шаловливую и капризную, которую онъ баловалъ и ласкалъ, и бранилъ, и любилъ,— любилъ несомннно, отчасти и за красоту, которую надялся выдать за какого-нибудь хорошаго фермера и потомъ быть всегда дорогимъ гостемъ въ ихъ кухн и крестить, ихъ дтей. Вспомнивъ все это, онъ готовъ былъ тутъ же обнять ее, въ доказательство что не чувствуетъ къ ней презрнія, и просить ее воротиться къ добру и приступить къ обсужденію ея будущности.

— Я пріхалъ изъ Булгамптона, Карри, чтобы найти васъ, сказалъ онъ.

— Въ плохое мсто пріхали вы, мистеръ Фенвикъ. Вамъ вроятно, полиція сказала что я здсь.

— Я слышалъ. Скажите мн, Карри, что вы знаете о Семъ?

— О Семъ?

— Да, о Семъ. Не говорите неправды. Если не хотите, вы, конечно, можете ничего не сказать мн. Я спрашиваю не какъ лицо имющее право спрашивать, а просто какъ другъ его и вашъ.

Она подумала минуту.

— Семъ никому не сдлалъ зла, сказала она.

— Я этого и не говорю. Я только желаю знать гд онъ. Вы понимаете, Карри, что лучше всего было бы ему бытъ дома.

Она опять задумалась.

— Онъ вышелъ въ ту заднюю дверь какъ вы входили въ переднюю, мистеръ Фенвикъ, сказала она вдругъ.

Викарій тотчасъ же пошелъ къ задней двери, но Сема, конечно, не оказалось.

— Зачмъ онъ прячется, если не сдлалъ ничего дурнаго? оказалъ викарій.

— Онъ думалъ что это полицейскіе. Они чуть не каждый день ходятъ сюда, такъ что наконецъ просто терпнья нтъ. Я ушла бы отсюда, еслибы было куда уйти.

— Разв нтъ у васъ дома, Карри?

— Нтъ.

Отвтъ этотъ былъ такъ справедливъ что викарій самъ не могъ объяснить себ зачмъ онъ предложилъ такой вопросъ. Конечно, у ней не было дома, пока отецъ не перемнится къ ней!

— Карри, сказалъ онъ очень медіенно,— мн говорили что вы замужемъ. Правда ли это?

Она не отвчала.

— Скажите мн, если можете. Званіе замужней женщины во всякомъ случа честное, кто бы ни былъ ея мужъ.

— Мое званіе не честное.

— Такъ вы не замужемъ?

— Нтъ.

Онъ уже почти не зналъ какъ продолжать свои распросы, какъ освдомиться объ ея прошедшей или настоящей жизни, не выражая осужденія, отъ котораго, по крайней мр въ эту минуту, онъ хотлъ воздержаться.

— Вы, кажется, живете здсь со старою мистрисъ Борроусъ? сказалъ онъ.

— Да.

— Мн говорили что вы замужемъ за ея сыномъ.

— Вамъ говорили неправду. Я едва въ лицо знаю ея сына.

— Это правда, Карри?

— Правда. Совсмъ не онъ.

— Кто же, Карри?

— Другой…. Но что до этого? Онъ ухалъ, и я его больше не увижу. Онъ не хорошій человкъ и, съ вашего позволенія, мистеръ Фенвикъ, мы не будемъ говорить о немъ.

— Онъ не былъ вашимъ мужемъ?

— Нтъ, мистеръ Фенвикъ. У меня не было мужа и, должно-быть, никогда не будетъ. Кто меня возьметъ? Мн одно только остается….

— Что же, Карри?

— Умереть и тмъ покончить, оказала она, разражаясь громкомъ рыданіемъ.— Къ чему мн жить на свт? Никто не хочетъ глядть на меня, говорить со мной. Разв не стою я чтобъ меня повсили, еслибы только знали какъ изловить меня.

— Что вы хотите оказать? спросилъ мистеръ Фенвикъ, которому пришло въ голову что, судя по ея словамъ, можетъ-бытъ, и она принимала участіе въ убійств.

— Разв не является сюда полиція чуть не каждый день? И какъ вертятся они вокругъ дома и вокругъ меня, что мн оказать имъ? Я упала такъ низко что всякій можетъ говорить со мной какъ хочетъ. И куда мн уйти отсюда? Я не хочу вчно жить здсь съ этою старухой.

— Кто эта старуха, Карри?

— Вы, я думаю, знаете, мистеръ Фенвикъ.

— Мистрисъ Борроусь, не такъ ли?— Она кивнула головой.— Это мать такъ называемаго Точильщика?— Опять она кивнула головой.— Его и обвиняютъ въ убійств?— Въ третій разъ она кивнула.— Былъ еще кто-то другой?— Опять она кивнула.— Говорятъ былъ и третій, продолжалъ викарій,— и будто бы братъ вашъ, Семъ.

— Лгутъ они, вскричала она, вскакивая со стула.— Лгутъ они какъ дьяволы. Они сами дьяволы и пойдутъ въ геенну огненную на вки вчные.

Несмотря на трагичность минуты, эта страшная угроза невольно связалась въ ум мистера Фенвика съ мыслью о маркиз Тробридж.

— Семъ также невиненъ въ этомъ какъ вы, мистеръ Фенвикъ.

— Я самъ такъ думаю, сказалъ Фенвикъ.

— Да, потому что вы добры и снисходительны и не осуждаете бдняка какъ только ему придется плохо, во т, т дьяволы.

— Я однако пріхалъ сюда не для того чтобы толковать объ этомъ убійств, Карри. Еслибъ я и предполагалъ что вы знаете виновнаго, я бы не попросилъ васъ назвать его. Это дло полиціи, а не мое. Я пріхалъ сюда отчасти поискать Сема. Ему бы слдовало быть дома. Зачмъ онъ ушелъ изъ дому отъ работы, когда объ немъ столько толковъ.

— Не могу отвчать за него, мистеръ Фенвикъ.— Пусть говорятъ что хотятъ, благо имъ не очернить. Но мн ни о комъ не приходится говорить. Какъ мн знать зачмъ онъ приходитъ и уходить. Вдь еслибъ я сказала что онъ приходитъ повидаться съ сестрой, не похоже было бы на дло, когда сестра его такая негодная, не правда ли?

Фенвикъ всталъ, пошелъ къ передней двери, отворилъ ее и сталъ глядть кругомъ. Но онъ ничего не искалъ. Слезы навернулись у него на глазахъ, и ему не хотлось отирать ихъ при ней.

— Карри, сказалъ онъ, возвращаясь къ ней,— я не для него одного пріхалъ.

— Для кого же еще?

— Помните ли какъ мы любили васъ, когда вы были молоды, Карри? Помните ли жену мою, и какъ вы, бывало, игрывали съ дтьми нашими на лужайк? Помните ли, Карри, мсто, на которомъ сидли вы въ церкви, и сколько хлопотъ доставляло намъ пніе? Вотъ человка два въ Булгамптон которые никогда этого не забудутъ.

— Никто меня теперь не любитъ, сказала она черезъ плечо обращенное къ нему.

Онъ хотлъ сказать ей что Богъ ее любитъ, но ему пришло въ голову что глубоко падшему любовь боле близкая, боле доступная, боле осязательная бываетъ утшительне, по слабости и грховности, чмъ любовь Господа Бога.

— Почему вы такъ думаете, Карри?

— Потому что я дурная.

— Еслибы любить только хорошихъ, пришлось бы любить лишь очень немногихъ. Я люблю васъ искренно, Карри. Жена моя отъ души любитъ васъ.

— Въ самомъ дл? сказала двушка съ тихимъ рыданіемъ.— Нтъ, не любитъ. Я знаю что не любитъ. Такія какъ она не могутъ любить такихъ какъ я. Она бы не стала говорить со мной, не согласилась бы прикоснуться ко мн.

— Прізжайте и посмотрите, Карри.

— Отецъ убьетъ меня.

— Отецъ вашъ очень сердитъ, правда. Вашъ поступокъ не могъ не разсердить отца!

— О, мистеръ Фенвикъ, я не смю на глаза ему показаться. Звукъ его голоса сразу убилъ бы меня. Какъ могу я вернуться?

— Не легко выпрямлять кривое, Карри, но можно попробовать, и кривое выпрямится, если постараться хорошенько. Отвтите вы мн еще на одинъ вопросъ?

— Если только дло идетъ обо мн самой, мистеръ Фенвикъ.

— Вы и теперь въ грх живете, Карри?

Она сидла молча, не то чтобъ она не хотла отвчать ему, а не понимала вполн значенія его вопроса.

— Если такъ, продолжалъ онъ,— если вы не оставите грха, никто не будетъ любить васъ. Вы должны измниться, тогда васъ будутъ любить.

— У меня и теперь деньги которыя онъ далъ мн, если только вы это разумете, сказала она.

Онъ не спрашивалъ ея больше о ней самой, а заговорилъ опять о брат. Нельзя ли привести его побесдовать со старымъ другомъ? но она объявила что онъ ушелъ неизвстно куда и, вроятно, вернется въ этотъ же день на мельницу, такъ какъ говорилъ ей что намренъ идти туда. Когда Фенвикъ выразилъ надежду что Семъ не водится теперь со злодями убившими и ограбившими мистера Тромбула, она завряла что объ этомъ не можетъ быть и рчи, и завряла такъ искренно что викарій тотчасъ же убдился что убійцы далеко, и она это знаетъ. Изъ ея словъ оказывалось что Семъ дйствительно приходилъ въ Пикрофтъ повидаться съ сестрой, пользуясь конечно этимъ случаемъ чтобъ отдохнуть день-другой отъ работы. Затмъ викарій опять заговорилъ о ней самой, получивъ, какъ ему казалось, удовлетворительный отвтъ на важный вопросъ предложенный ей.

— Вы ничего не спрашиваете о своей матери? сказалъ онъ.

— Семъ разказалъ мн о ней и объ Фанни.

— И вамъ бы не хотлось видть ее?

— Какъ не хотться, мистеръ Фенвикъ! Я бы глаза отдала, чтобы только взглянуть на нее! Но какъ мн видться съ ней? И что сказала бы она мн? Отецъ убьетъ ее, если она станетъ говорить со мной. Иногда мн приходитъ въ голову сходить туда къ ночи поглядть на старое мсто, да только я, кажется, утопилась бы въ рчк. Да и хорошо бы. По крайней мр былъ бы конецъ. Я читала старый разсказъ объ одной двушк, которую вс стали жалть какъ она утопилась, хотя никто не хотлъ и подумать объ ней пока была жива.

— Не топитесь, Карри, я подумаю о васъ. Не марайте рукъ,— вы понимаете что я хочу сказать,— и я покоя не буду знать пока не найду вамъ убжище гд преклонить утомленную голову. Общаете ли вы мн? (Она не отвчала.) Я не требую общанія выраженнаго словами, дайте себ самой общаніе, Карри, и просите у Бога силы сдержать его. Молитесь ли вы Богу, Карри?

— Никогда.

— Вы однако не забыли молитвъ. Можете опять начать молиться. Общайте мн. Если я пришлю за вами, прідете ли вы?

— Какъ, въ Булгамптонъ?

— Куда бы я ни позвалъ васъ. Какъ вы думаете, я зла вамъ желаю?

— А можетъ-быть вы повезете меня въ тюрьму, или куда-нибудь гд много живетъ такихъ. О, мистеръ Фенвикъ, этого бы я не вынесла.

Онъ не смлъ продолжать, чтобы не дать ей такихъ общаній которыя потомъ невозможно будетъ сдержать. Предъ отъздомъ онъ однако взялъ съ нея слово что она увдомитъ его, если оставитъ свое теперешнее мсто жительства раньше мсяца.

Онъ отправился къ Лысому Оленю и слъ въ свою таратайку. На пути домой онъ нагналъ Сема Бретля у выхода изъ Левингтона. Онъ остановился и предложилъ молодому человку подвезти его, если онъ идетъ домой. Семъ отказался, но объявилъ что идетъ прямо на мельницу.

— Удивительно какъ трудно выпрямлять покривившееся, говорилъ себ мистеръ Фенвикъ, подъзжая къ двери своего дома.

XXVI. Торноверская корреспонденція.

Читатель, надемся, помнитъ что маркизъ Тробриджъ подвергся чувствительному оскорбленію со стороны мистера Фенвика во время бесды объ убійств, происходившей въ пріемной фермера Тромбула. Нашъ пріятель викарій не удовольствовался рзкимъ отвтомъ, но коснулся и дочерей маркиза. Маркизъ, дучи домой въ своей карет, пришелъ къ самымъ строгимъ заключеніямъ насчетъ мистера Фенвика, что человкъ этотъ ни во что не вритъ, теперь несомннно, если онъ ни во что не вритъ, стало-быть онъ лгунъ и обманщикъ, мошенникъ и воръ. Разв не крадетъ онъ у прихода десятинную подать, губя въ то же время души мущинъ и женщинъ? Не слдуетъ ли ожидать что при такомъ священник будутъ въ приход такія личности какъ Семъ Бретль и Карри Бретль? Правда, порокъ покуда распространился еще только между немногими сравнительно арендаторами ‘неблагомыслящаго лица’ владющаго, къ сожалнію, ничтожнымъ количествомъ акровъ въ приход, но арендаторъ его свтлости былъ убитъ. При такомъ священник и такомъ приход, и такомъ неблагомыслящемъ землевладльц, поддерживающемъ священника, не слдуетъ ли ожидать что вс арендаторы его свтлости будутъ перебиты? Многіе уже просили у маркиза церковную ферму, но случилось такъ что искатель наиболе нравившійся ему не соглашался жить въ дом гд убили Тромбула, и маркизъ счелъ себя въ прав вывести заключеніе что такимъ образомъ скоро ни одинъ порядочный человкъ не захочетъ жить ни въ одномъ изъ его домовъ. А тутъ еще въ разговор объ убійцахъ, и объ людяхъ еще хуже убійцъ, говорилъ себ маркизъ въ карет, качая головой при мысли о такихъ ужасахъ этотъ безстыдный священникъ осмлился упомянуть о дочеряхъ его свтлости. Такой человкъ не долженъ дерзать даже и помыслить объ особахъ столь высоко поставленныхъ. Конечно, существованіе дочерей маркиза не можетъ не быть извстно и такимъ людямъ, и между ними, вроятно, длаются нкоторыя смутныя догадки объ образ жизни этихъ дамъ, какъ гадаютъ люди о короляхъ и королевахъ, и даже о богахъ и богиняхъ. Но чтобы дочери его были поставлены въ параллель — и съ кмъ еще!— для опроверженія его собственныхъ мнній, это казалось маркизу невыносимымъ. Онъ не могъ прибить кнутомъ мистера Фенвика, не могъ также выслать на него съ этою цлью своихъ людей, но есть, слава Богу, епископъ. Не совсмъ ясно было маркизу чего именно можно достигнуть чрезъ епископа, но представлялось ему что можно по крайней мр выжить Фенвика изъ этого прихода. ‘Чтобъ я выгналъ дочерей моихъ изъ моего дома…. ого!’ Онъ едва не прошибъ кулакомъ окно кареты отъ негодованія, возбужденнаго въ немъ этою мыслью.

Случилось такъ что маркизъ Тробриджъ никогда не засдалъ въ нижней палат, но былъ у него сынъ, засдающій въ ней. Лордъ Сентъ Джорджъ, человкъ свтскій, былъ членъ палаты за другое графство, въ которомъ у маркиза было имніе. Отецъ очень уважалъ его, полагался на его мнніе, но все-таки думалъ иногда что онъ не достаточно высоко цнитъ положеніе въ свт, занимать которое онъ призванъ. Лордъ Сентъ Джорджъ теперь былъ дома, въ замк, и вечеромъ отецъ, естественно, сталъ совтоваться съ сыномъ. Онъ считалъ своею обязанностью написать епископу, но все-таки желалъ слышать мнніе Сентъ Джорджа. Прежде всего онъ, разумется, заявилъ твердое убжденіе что Сентъ Джорджъ согласится съ нимъ.

— Я не сталъ бы поднимать шума изъ-за этого, сказалъ сынъ.

— Какъ? Оставить безъ вниманія?

— По-моему, да,

— Понимаете ли вы какого рода намекъ былъ сдланъ на вашихъ сестеръ?

— Имъ отъ этого вреда не будетъ, милордъ, а на кого и на что не намекаютъ теперь? Епископъ ничего не можетъ сдлать. Почемъ вы знаете, можетъ они съ Фенвикомъ задушевные пріятели?

— Епископъ весьма благомыслящій человкъ, Сентъ Джорджъ.

— Безъ сомннія. Епископы, какъ видно, вс люди благомыслящіе, и хорошо имъ что отъ нихъ не требуется ничего кром благомыслія. Онъ, конечно, сочтетъ этого священника неучтивымъ, но тмъ дло и окончится. Вы же получите щелчокъ.

— Какъ щелчокъ?

— Щелчокъ, милордъ. Чмъ больше живу я на свт, тмъ боле убждаюсь что не слдуетъ обнаруживать свои больныя мста.

Что-то въ тон сына глубоко огорчало маркиза, но Сентъ Джорджъ былъ извстенъ за человка умнаго и осмотрительнаго и длалъ карьеру въ политическомъ мір. Маркизъ вздохнулъ, покачалъ головой и пробормоталъ что-то о лежащей на знатныхъ людяхъ обязанности нести тяжести сопряженныя со знатностью, разумя подъ этимъ готовность обнаружить больныя мста, если сословные интересы этого потребуютъ. Въ заключеніе совщанія онъ объявилъ что подумаетъ объ этомъ еще двое сутокъ. Къ несчастію, до истеченія двухъ сутокъ лордъ Сентъ Джорджъ ухалъ изъ замка Торноверъ, и маркизъ былъ предоставленъ собственному разуму. Предъ тмъ отецъ съ сыномъ и двумя-тремя знакомыми здили на охоту въ Булгамптонъ, такъ что враждебныя дйствія еще не были начаты, когда Фенвики встртились съ маркизомъ на тропинк.

На слдующій день его свтлость сидлъ въ своей комнат, размышляя о нанесенномъ ему оскорбленіи. Онъ думалъ объ этомъ, и ни о чемъ почти другомъ не думалъ, уже трое сутокъ. ‘Допустить возможность чтобъ я выгналъ изъ дому моихъ дочерей! Каково! Моихъ дочерей!’ Онъ очень хорошо зналъ что, при всемъ несогласіи во мнніяхъ съ сыномъ, врнйшее средство избгать непріятностей — слдовать совтамъ сына. Но тутъ дло совсмъ особенное, исключительное, вовсе не похожее на т обыденныя житейскія мелочи относительно которыхъ онъ обыкновенно расходился по мнніи съ сыномъ. Дочери! леди Софи и Каролина Стоутъ! Ему предлагаютъ выгнать ихъ изъ дому, такъ какъ…. ого! Обида такъ велика что нтъ на свт маркиза который могъ бы ее вынести. Ему не терплось чтобы не написать письма епископу. Перо и бумага были подъ рукой, и онъ принялся писать.

‘Преподобный и многоуважаемый лордъ епископъ!

‘Считаю не лишнимъ увдомить ваше преподобіе о поступк, или, позволю себ выразиться точне, о проступк достопочтеннаго Фенвика, викарія булгамптонскаго. (Маркизъ зналъ очень хорошо имя нашего пріятеля, но не хотлъ показать что его сіятельная память обременена такими мелочами.) Можетъ-быть вы слышали что въ этомъ приход одинъ изъ моихъ арендаторовъ сдлался жертвой ужаснаго убійства, и что подозрніе пало на сына мельника, арендующаго мельницу у одного господина, который владетъ нкоторымъ количествомъ земли въ приход. Семейство это очень дурное, одна изъ дочерей, какъ говорятъ, предалась разврату. На дняхъ я счелъ нужнымъ постить этотъ приходъ, съ цлію удалить изъ среды моихъ людей такія вредныя личности. Тамъ выступилъ противъ меня мистеръ Фенвикъ, не только безъ всякой христіанской кротости, но и безъ всякой учтивости, свойственной человку благовоспитанному. Онъ ворвался ко мн въ одинъ изъ моихъ домовъ, въ тотъ самый гд жилъ убитый, и тутъ, пока я совщался съ тмъ лицомъ, о которомъ я упомянулъ выше, о необходимости удаленія этихъ вредныхъ людей, обратился ко мн съ дерзостями и ругательствами. Довольно, полагаю, сказать вашему преподобію что онъ позволилъ себ насчетъ моихъ дочерей намеки до такой степени непристойные что я не ршаюсь повторить ихъ. При этой встрч присутствовали: мистеръ Пудельгамъ, проповдникъ диссентеровъ, и мистеръ Генри Джильморъ, владлецъ земли арендуемой упомянутымъ семействомъ.

‘Ваше преподобіе, вроятно, знаете какого рода человкъ мистеръ Фенвикъ съ религіозной точки зрнія. Не мн судить по какимъ причинамъ такой человкъ считаетъ себя способнымъ сохранять мсто приходскаго настоятеля, но думаю что въ прав проситъ ваше преподобіе о разслдованіи выходки, которую я пытался описать, и жду нкоторой защиты на будущее время. Не сомнваюсь ни минуты что ваше преподобіе примете въ настоящемъ случа вс надлежащія мры.

‘Имю честь бытъ вашего преподобія, многоуважаемый лордъ-епископъ, покорнйшимъ слугою

‘Тробриджъ.’

Онъ перечелъ письмо это трижды, и такъ плнился своимъ произведеніемъ что, посл третьяго чтенія, у него не осталось уже ни малйшаго сомннія относительно умстности такого письма. Почти увренъ былъ онъ также что епископъ непремнно сдлаетъ съ Фенвикомъ что-нибудь такое, вслдствіе чего нельзя будетъ этому позору англійской церкви остаться въ Булгамптонскомъ приход.

Вернувшись домой изъ Пикрофтской общины, Фенвикъ нашелъ ожидавшее его письмо отъ епископа. Онъ прохалъ въ этотъ день сорокъ верстъ и опоздалъ къ обду. Однако жена пришла къ нему наверхъ чтобы послушать его разказъ и принесла съ собой письмо. Онъ не распечаталъ письма отъ епископа, пока не одлся на половину, и вдругъ громко расхохотался.

— Что такое, Франкъ? спросила жена въ растворенную дверь своей комнаты.

— Вотъ такъ штука! Постой, сначала пообдаемъ, а потомъ покажу.

Читатель, однако, можетъ быть совершенно увренъ что мистрисъ Фенвикъ не дождавшись обда узнала въ чемъ состояла штука.

Письмо епископа къ викарію было очень коротко и очень разсудительно, и не оно разсмшило викарія, но въ него вложено было письмо маркиза.

‘Дорогой мистеръ Фенвикъ (писалъ епископъ), по зрломъ обсужденіи я ршился послать вамъ прилагаемое письмо. Я поступаю такъ потому что взялъ себ за правило всякое полученное мною обвиненіе противъ одного изъ лица подвдомственнаго мн духовенства препровождать къ обвиняемому. Вы, конечно, увидите сами что тутъ рчь идетъ о вещахъ мн неподсудныхъ, но, можетъ-быть, вы позволите мн, какъ другу, замтить вамъ что приходскому священнику всегда слдуетъ избгать столкновеній и ссоръ съ сосдями, и въ особенности желательно быть въ хорошихъ отношеніяхъ съ людьми имющими вліяніе въ приход. Извините меня, если я прибавлю, что духъ воинственности, хотя, конечно, иногда производитъ много добра, можетъ однако повести къ дурному, если не сдерживать его.

‘Не забудьте пожалуста что лордъ Тробриджъ человкъ достойный, вообще хорошо исполняющій свои обязанности, и въ прав требовать по отношенію къ себ, конечно, не угодливости, но во всякомъ случа уваженія. Если вы почувствуете себя въ состояніи сказать мн что не питаете досады на него за случившееся, я буду очень счастливъ.

‘Вы обратите вниманіе что я съ намреніемъ не придалъ этому письму офиціальнаго характера.

‘Вашъ искренно’ и т. д.

Отвтъ на это письмо былъ написанъ въ тотъ же вечеръ, но прежде мужъ съ женою подвергли маркиза Тробриджа не лестному обсужденію. Мистрисъ Фенвикъ въ этомъ случа оказалась воинственне мужа. Она не могла простить человку который намекнулъ епископу что мужъ ея остается на мст вслдствіе дурныхъ побужденій и что онъ не хорошій священникъ.

— Душа моя, возражалъ Фенвикъ,— чего же и ожидать отъ осла какъ не длинныхъ ушей.

— Я не ожидала прямой клеветы отъ маркиза Тробриджа, и на твоемъ мст такъ и сказала бы епископу.

— Я не скажу ему ничего подобнаго, а отзовусь о маркиз весьма сочувственно.

— Но вдь ты не сочувствуешь ему.

— Въ томъ-то и дло что сочувствую. У бднаго стараго глупца нтъ никого кто направлялъ бы его какъ слдуетъ, и онъ дйствуетъ по крайнему своему разумнію. Нтъ сомннія что я въ его глазахъ воплощеніе всего ужаснаго. Я нисколько не сержусь на него и завтра же обошелся бы съ нимъ такъ учтиво, какъ только могу, еслибъ онъ самъ былъ учтивъ со мною.

Затмъ онъ написалъ слдующее письмо, которымъ мы заключимъ сообщаемую корреспонденцію:

Булгамптонскій приходъ, 28го октября, 186* г.

‘Многоуважаемый лордъ-епископъ!

‘Возвращаю письмо маркиза съ благодарностью. Могу уврить что принимаю какъ слдуетъ ваши указанія на счетъ моей воинственности и буду стараться воспользоватъся ими.

‘Жена говоритъ что я большой спорщикъ, и она, конечно, права.

‘Что касается до лорда Тробриджа, то увряю васъ что я не чувствую на него ни малйшей досады, и не смотрю даже дурно на его жалобу. Мы съ нимъ, вроятно, расходимся во мнніяхъ почти обо всемъ, а онъ принадлежитъ къ числу тхъ людей которые жалютъ всхъ не соглашающихся съ ними по слпот своей. При слдующей встрч съ нимъ я буду вести себя такъ какъ будто письма этого не существовало и столкновенія этого не было.

‘Вы, надюсь, позволите мн заявитъ что, помимо всякихъ иныхъ побужденій, я не скоро ршусь отказаться отъ прихода въ епархіи вашего преподобія. Такъ какъ ваше письмо ко мн неофиціальное, за что отъ души благодарю васъ, то я осмлился отвчать въ томъ же дух.

‘Остаюсь, многоуважаевіый лордъ-епископъ, вашимъ покорнымъ слугою

‘Францисъ Фенвикъ.’

— Вотъ, сказалъ онъ, складывая письмо и подавая жен.— Окончанія переписки я не увижу. Я далъ бы шиллингъ чтобъ узнать что напишетъ епископъ маркизу и золотой чтобы взглянуть на отвтъ маркиза.

Читателя мы не будемъ утомлять ни тмъ, ни другимъ, такъ какъ онъ едва ли оцнилъ бы эти документы такъ высоко какъ викарій. Письмо епископа, въ сущности, не содержало въ себ ничего кром увренія что Фенвикъ не думалъ оскорбить маркиза, и что такого рода дла епископа не касаются. Все это, конечно, было выражено съ истинно епископскою любезностью. Отвтъ маркиза былъ длиненъ, изысканъ и очень пышенъ. Онъ не то чтобы бранилъ епископа, но выразилъ однако очень ясно мнніе что Англійская церковь гибнетъ оттого что у духовныхъ сановниковъ нтъ власти уничтожить окончательно какого-нибудь викарія, который позволилъ себ оскорбить такое лицо какъ маркизъ Тробриджъ.

Но что было длать съ Карри Бретль? Мистрисъ Фенвикъ, изливъ гнвъ свой на маркиза, не отрицала что вопросъ о положеніи Карри гораздо важне для нихъ чмъ неудовольствіе благороднаго лорда. Какъ тутъ протянуть руку помощи и спасти эту заблудшую овцу? Фенвикъ въ необдуманномъ усердіи предложилъ взять ее къ себ въ домъ, но жена тотчасъ же поняла что такой шагъ опасенъ во всхъ отношеніяхъ. Какъ будетъ жить она? Что будетъ длать? Что подумаетъ остальная прислуга?

— Что за дло остальной прислуг? спросилъ Фенвикъ.

Но въ такихъ вещахъ жена его умла настоять на своемъ, и это предположеніе было оставлено. Безъ сомннія, самое приличное мсто для Карри отцовскій домъ, да отецъ-то ея такой неподатливый человкъ.

— Честное слово, говорилъ викарій,— это единственный человкъ на свт котораго я самъ какъ будто боюсь. Съ нимъ я говорю не такъ какъ съ другими, и онъ, разумется, это знаетъ.

Однако, если можно было сдлать что-нибудь для Карри, такъ, казалось, не иначе какъ съ согласія и съ содйствіемъ отца.

— Это, наконецъ, прямая его обязанность, говорила мистрисъ Фенвикъ.

— Не знаю, отвчалъ мужъ.— Я думаю, есть обстоятельства при которыхъ отецъ въ прав отрчься отъ дочери. Такое сознаніе, безъ сомннія, удерживаетъ многихъ отъ грха. Надо чтобъ отецъ могъ это сдлать и никогда въ дйствительности не длалъ. Таково ученіе которое вс мы проповдуемъ: строгость и угрозы предъ грхомъ, любовь, и прощеніе когда грхъ совершенъ. Еслибы ты убжала отъ меня, Жанета….

— Франкъ, не смй говорить такихъ ужасовъ!

— Теперь я, пожалуй, стану уврять что, еслибы ты это сдлала, я бы тебя никогда на глаза къ себ не пустилъ, а между тмъ я знаю очень хорошо что погнался бы за тобой и сталъ бы умолять тебя вернуться ко мн.

— Ты не сдлалъ бы ничего подобнаго, и говорить объ этомъ не слдуетъ, я лягу спать.

— Очень трудно выпрямлять покривившееся, говорилъ себ викарій, ходя по комнат, когда жена ушла.— Ее бы, кажется, слдовало помстить въ исправительный домъ, но она, я знаю, не согласится, да и я не ршусь уговаривать ее посл того что она сказала.

По всей вроятности, мистеръ Фенвикъ лучше бы исполнилъ свою обязанность, еслибы къ милосердію его примшивалось больше строгости къ гршнику.

XXVII. Я никогда не срамилъ никого.

‘Надо, однако, немедля сдлать что-нибудь для Карри Бретль.’ Викарій чувствовалъ что онъ обязанъ принятъ какія-либо мры для ея благополучія, и обдумывая, онъ приходилъ къ убжденію что только дв такія мры возможны. Можно поговорить за нее съ отцомъ, или можно помститъ ее въ исправительный домъ, гд бы ее удерживали отъ зла и учили добру. Послднее было бы лучше и, безъ сомннія, легче для него самого. Но ему представлялось что онъ нкоторымъ образомъ общалъ двушк не длать этого, да она бы, наврное, и не согласилась. Не зная на что ршиться, онъ отправился къ другу своему Джильмору посовтоваться. Онъ засталъ сквайра съ дядей и тотчасъ же заговорилъ о своемъ дл.

— Ничего вы не сдлаете, мистеръ Фенвикъ, сказалъ мистеръ Чамберленъ, прослушавъ съ полчаса бесду друзей.

— Такъ, по-вашему, не слдуетъ и пытаться?

— По-моему, подобныя попытки никогда ни къ чему не ведутъ.

— Такъ надо, слдовательно, предоставить всмъ несчастнымъ гибнуть по собственному усмотрнію.

— Безполезно, мн кажется, разсматривать отдльный случай какъ исключеніе. Такой взглядъ происходитъ отъ увлеченія, а увлеченіе никогда не приноситъ пользы.

— Какъ же прикажете помочь такимъ несчастнымъ какъ эта бдная двушка? спросилъ настоятель.

— Есть исправительные дома и пріюты, и очень похвально, конечно, жертвовать на нихъ деньги, отвчалъ стипендіатъ.— Это вопросъ такой сложный что нельзя легко разршить его. Генри, гд послдній нумеръ Quarterly Review?

— Я не получаю.

— Да, я забылъ, сказалъ мистеръ Чамберленъ, улыбаясь привтливо..

Затмъ онъ взялъ Saturday Review и постарался довольствоваться ею.

Джильморъ и Фенвикъ пошли на мельницу вмст. Условлено было что сквайръ тамъ не покажется. Трудное дло предстоявшее Фенвику могло быть сдлано лишь наедин. Надо проникнуть въ логовище льва и приступить къ нему безъ посторонней помощи. Джильморъ полагалъ что длать этого вовсе не слдовало.

— Онъ только накинется на васъ, и пользы никакой не будетъ, говорилъ онъ.

— Не състъ же онъ меня, отвчалъ Фенвикъ, сознаваясь однако что приступаетъ къ этому длу со страхомъ и трепетомъ.

Недалеко еще отошли они отъ дому какъ Джильморъ перемнилъ разговоръ и вернулся къ своему горю. Онъ еще не отвчалъ на письмо Мери и теперь объявилъ что не намренъ отвчать. Что сказать ей? Не уврять же ее въ дружб, не поздравленіе же подносить, не лгать же на себя, разыгрывая равнодушіе. Она предпочла другаго и такъ и сказала. Къ чему же описывать ей причиненныя ею страданія?

— Я уничтожу хозяйство и уду отсюда, сказалъ Джильморъ.

— Не длайте этого опрометчиво, Гарри. Нигд на свт не можете вы быть такимъ полезнымъ дятелемъ какъ здсь.

— Вся моя дятельность истощилась. Я не дорожу ни мстомъ, ни людьми. Я уже боленъ, и скоро буду еще больне. Кажется, я поду за границу лтъ на пять, а пожалуй и въ Соединенные Штаты.

— Надостъ вамъ тамъ,

— Конечно надостъ. Все мн надодаетъ. Я думаю, никто не можетъ такъ надость какъ мой дядя, однако я со страхомъ думаю объ его отъзд, о томъ какъ останусь одинъ. Мн представляется что въ Скалистыхъ горахъ не такъ будетъ думаться.

— Черная забота сидитъ за всадникомъ, сказалъ викарій.— Не знаю, поможетъ ли вамъ путешествіе. Одно только наврное поможетъ.

— Что же такое.

— Работа. Какой-то врачъ сказалъ своему больному что если онъ будетъ жить на полкрону въ сутки и зарабатывать ее, то скоро будетъ здоровъ. Я убжденъ что это же самое средство помогаетъ и отъ душевныхъ болзней. Вы не можете зарабатывать полкроны, но работать можете.

— Что же мн длать?

— Читайте, копайте, стрляйте, занимайтесь фермой и молитесь Богу. Не давайте себ времени думать.

— Ученіе хорошее, только не думаю чтобъ оно вело къ счастію. Ну, здсь я съ вами разстанусь.

— Я бы на вашемъ мст пошелъ поработать въ саду.

— Можетъ-быть я и пойду. Знаете, мн хочется създить въ Лорингъ.

— Что вамъ тамъ длать?

— Узнать негодяй этотъ человкъ или нтъ. Мн кажется что негодяй. Дядя знаетъ немножко отца и говоритъ что нтъ хуже мошенника.

— Не знаю къ чему бы это повело, Гарри, сказалъ викарій.

Они разстались.

Фенвику оставалось съ полмили до мельницы, и онъ жаллъ что не полторы. Онъ зналъ что на мельниц запрещено всмъ безъ исключенія говорить со старикомъ о его дочери. Съ матерью священникъ часто говорилъ и зналъ какъ ей горько что она не сметъ произнести при муж имя Карри. Онъ проклялъ свою дочь и поклялся что она на вки будетъ всмъ имъ чужая. Она причинила ему горе и стыдъ, и онъ отвергъ ее съ твердою ршимостью не поддаваться малодушной слабости. Знавшіе мельника коротко были убждены что онъ сдержитъ слово, и до сихъ поръ никто не осмливался заговоритъ при отц о погибшей дочери. Все это мистеръ Фенвикъ зналъ, зналъ также что мельникъ свирпъ и грозенъ когда разсердится. Онъ говорилъ жен что старый Бретль единственный человкъ на свт съ которымъ ему страшно говорить прямо, и выразилъ только чувство общее всмъ жителямъ Булгамптона. Маотеръ Пудельгамъ былъ человкъ весьма навязчивый, и однажды онъ осмлился зайти на мельницу поговорить, не о Карри, а о какомъ-то юношескомъ проступк Сема. Съ тхъ поръ онъ не подходилъ уже къ мельниц и содрогался, и поднималъ къ небу глаза и руки всякій разъ какъ произносилось имя мельника. Не то чтобы Бретль ругался или выходилъ изъ себя, но въ немъ была какая-то мрачная суровость, какая-то сила, предъ которою нападавшіе падали духомъ и отступали какъ побитые. Мистера Фенвика, правда, всегда хорошо принимали на мельниц. Женщины очень любила его и дорожили его посщеніями. Съ самаго прізда своего въ приходъ онъ вступилъ съ ними въ короткія отношенія, хотя старикъ никогда не ходилъ въ церковь. Бретль самъ обращался съ нимъ привтливе чмъ съ хозяиномъ, который могъ когда угодно выгнать его изъ мельницы. Но и Фенвикъ получалъ не разъ такіе отвты что уходилъ сравнивая себя невольно съ поддавшею хвостъ собачонкой.

‘Не състъ же онъ меня’, говорилъ онъ себ, какъ стали показываться низкія ивы вокругъ мельницы.

Когда человкъ говоритъ себ что его не съдятъ, какъ это нердко случается, то почти всегда можетъ быть увренъ что его съдятъ непремнно.

Подойдя къ мельниц, Фенвикъ увидлъ что она въ ходу. Джильморь предупредилъ его объ этомъ, такъ какъ, по отчетамъ, перестройка была почти окончена. Викарій былъ увренъ что, посл долгаго времени невольной праздности, Бретль постоянно на мельниц, однако онъ вошелъ сначала въ домъ, и тамъ нашелъ мистриссъ Бретль и Фанни. Даже съ ними ему было какъ-то неловко, однако удалось предложить нсколько вопросовъ о Сем. Семъ вернулся и теперь на работ, но съ отцомъ они сильно побранились. Старикъ пожелалъ знать гд былъ сынъ. Семъ не хотлъ сказать и объявилъ что, если его будутъ допрашивать, такъ онъ вовсе уйдетъ изъ дому. Отецъ отвчалъ что туда ему и дорога. Семъ не ушелъ, но съ тхъ поръ они, работая вмст, ни слова другъ другу не сказали.

— Мн его нужно видть, сказалъ мистеръ Фенвикъ.

— То-есть, Сема? спросила мать.

— Нтъ, отца. Я выйду на дорогу, а вы, Фанни, попросите его пожалуста выйти ко мн.

Мистрисъ Бретль тотчасъ же испугалась и стала заглядывать въ лицо священника кроткими, молящими, полными слеза глазами. Въ послднее время у же столько было у нея горя.

— Успокойтесь, бды не случилось никакой, сказалъ настоятель.

— Я думала что вы слышали что-нибудь о Сем.

— Изъ того что слышалъ я еще боле убдился что онъ не причастенъ къ преступленію совершенному на Тромбуловой ферм.

— Слава теб, Господи! сказала мать, взявъ священника за руку.

Затмъ Фанни пошла на мельницу, и Фенвикъ вышелъ за нею на дорогу. Онъ стоялъ прислонясь къ дереву, пока старикъ подошелъ къ нему. Тутъ онъ пожалъ мельнику руку и сказалъ что-то о мельниц.

— Сегодня начали работать рано, сказалъ мельникъ.— Семъ опять уходилъ, а то можно бы начать еще вчера.

— Не сердитесь на него, онъ ходилъ за хорошимъ дломъ, сказалъ викарій.

— За хорошимъ ли, за дурнымъ ли, я не знаю.

— Я знаю и, если желаете, сказку вамъ. Но сначала надо мн поговорить съ вами о другомъ. Пройдемтесь немного по алле, мистеръ Бретль.

Настоятель, неудачно стараясь соединить твердость съ торжественностью, началъ, безъ намренія, говорить такимъ тономъ какъ будто сбирался сдлать выговоръ. Мельникъ тотчасъ же оскорбился.

— Зачмъ мн идти по алле? У меня теперь много дла, мистеръ Фенвикъ.

— Дло, о которомъ я хочу говорить съ вами, важне. Ради Бога, мистеръ Бретль, ради жены и дтей вашихъ, подарите мн десять минутъ.

Онъ замолчалъ и пошелъ по алле, Бретль шелъ съ нимъ рядомъ.

— Другъ мой, я видлъ вашу дочь.

— Какую дочь? спросилъ мельникъ, останавливаясь.

— Вашу дочь Карри, мистеръ Бретль.

Старикъ отвернулся и ушелъ бы на мельницу, не сказавъ на слова, но викарій удержалъ его за платье.

— Если вы считали меня когда-нибудь другомъ вашимъ и вашего семейства, такъ выслушайте меня.

— Разв я хожу къ вамъ въ домъ растравлять ваше горе? Пустите!

— Мистеръ Бретль, вамъ стоитъ протянуть руку, и вы спасете ее. Она ваша дочь, ваша кровь. Подумайте какъ легко молодой двушк пасть, какъ великъ соблазнъ, какъ неизвстно скрытое впереди несчастье, какъ ничтоженъ грхъ, какъ ужасно наказаніе. Ваши друзья, мистеръ Бретль, прощали вамъ грхи боле тяаккіе нежели тотъ который она совершила.

— Я никогда не срамилъ никого, отвчалъ мельникъ, порываясь назадъ на мельницу.

— Такъ вотъ что, собственная ваша обида, а не ея грхъ, длаютъ васъ неумолимымъ къ родной дочери! Вы хотите дать ей погибнуть на улиц не за то что она пала, а за то что повредила вамъ своимъ паденіемъ! Можетъ ли отецъ, можетъ ли человкъ такъ поступать? Опомнитесь, мистеръ Бретль, и дайте волю влеченію своего сердца.

Между тмъ мельникъ вырвался и, въ гнвномъ молчаніи, большими шагами шелъ къ мельниц. Викарій, сознавая что вмшательство его было совершенно безполезно, что раздраженіе и упорство старика недоступны убжденіямъ, стоялъ на мст, не ршаясь даже вернуться въ домъ и сказать нсколько словъ оставшимся тамъ женщинамъ. Однакоже наконецъ пошелъ туда. Онъ зналъ что Бретль не покажется въ домъ, пока не пройдетъ его теперешнее настроеніе. Посл гнвнаго разговора съ кмъ-нибудь онъ уходилъ и молча работалъ полдня, и потомъ почти никогда не упоминалъ о причин своей досады. Объ этомъ разговор онъ никогда не упомянетъ, думалъ викарій, но помнить онъ его будетъ всегда, и, можетъ-бытъ, не захочетъ боле говорить съ человкомъ такъ глубоко оскорбившимъ его.

Подумавъ минуту, онъ ршилъ сказать мельничих, сообщилъ и Фанни, что видлъ Карри въ Пикрофтской общин. Не трудно вообразить распросы матери: что подлываетъ ея дочь, какъ живетъ, здорова ли, счастлива ли, или несчастлива?

— Кажется, къ сожалнію, несчастлива.

— Бдная моя Карри!

— Я бы и не желалъ чтобъ она была счастлива пока не вернется къ приличной жизни. Какъ намъ вернуть ее?

— Придетъ она сюда, если ее примутъ? спросила Фанни.

— Я думаю, придетъ, придетъ, поврьте.

— Что жь онъ сказалъ, мистеръ Фенвикъ? спросила мать. Викарій только покачалъ головой.— Онъ очень добръ, онъ насъ очень любитъ, но, ахъ, мистеръ Фенвикъ, ужь очень онъ строгъ.

— Онъ не позволяетъ вамъ говорить о ней?

— Ни слова, мистеръ Фенвикъ.— Онъ иной разъ такъ посмотритъ что взглядъ его падаетъ на васъ словно ударъ. Я не смю говорить, и Фанни тоже, хотя она съ нимъ смле чмъ вс мы.

— Еслибъ была польза, я стала бы говорить, сказала Фанни.

— Нельзя ли мн повидаться съ ней, мистеръ Фенвикъ? Нельзя ли създить съ вами? Я бы вышла посл завтрака на дорогу, онъ бы ничего и не зналъ, а потомъ онъ распрашивать не станетъ. Какъ ты думаешь, Фанни?

— За обдомъ спроситъ. Но если я скажу что вы ухали на весь день съ мистеромъ Фенвикомъ, тмъ, вроятно, и кончится. Онъ, конечно, догадается куда вы похали. Мистеръ Фенвикъ сказалъ что подумаетъ объ этомъ и увдомитъ Фанни въ слдующее воскресенье. Сразу общать онъ не хотлъ, да и во всякомъ случа нельзя ему будетъ хать раньше воскресенья. Прежде чмъ согласиться на такую поздку, онъ считалъ нужнымъ посовтоваться съ женой. Затмъ онъ простился и, уходя, увидлъ мельника въ дверяхъ мельницы. Онъ махнулъ ему рукой и сказалъ, ‘До свиданья!’ но мельникъ поспшно повернулся къ нему спиною и ушелъ въ мельницу. Подходя къ своему дому, онъ встртилъ мистера Пудельгама.

— Семъ Бретль опять выкинулъ штуку, оказалъ проповдникъ диссентеровъ.

— Какую штуку, мистеръ Пудельгамь?

— Исчезъ безъ слда, ушелъ за границу.

— Кто это вамъ оказалъ, мистеръ Пудельгамь?

— Разв это не правда, мистеръ Фенвикъ? Вамъ слдуетъ знать, такъ какъ вы одинъ изъ поручителей.

— Я сейчасъ былъ на мельниц и не видалъ его.

— Я думаю, вы уже никогда не увидите его ни на мельниц, ни въ Булгамптон, разв полиція приведетъ его,

— Я не видалъ его сегодня, потому что не входилъ въ мельницу, но онъ въ эту минуту тамъ работаетъ. Тамъ все въ порядк, мистеръ Пудельгамъ. Зайдите побесдовать съ нимъ, или съ отцомъ, и вы увидите что они устроились отлично.

— Констебль Гиксъ сказалъ мн что онъ бжалъ, отозвался мистеръ Пудельгамъ, уходя въ большомъ неудовольствіи.

Мистрисъ Фенвикъ высказалась въ пользу второй поздки въ Пикрофтскую общину. Матери, по ея мннію, непремнно слдовало повидаться съ дочерью. Она никакъ не могла примириться съ мыслью о непреклонности мельника. Я бы на мст мистрисъ Бретль оттаскала старика за уши и заставила бы его уступить.

— Пойди, попробуй, сказалъ викарій.

Въ слдующее воскресенье Фанни было сказано что въ среду Фенвикъ повезетъ ея мать въ Пикрофтскую общину. Онъ не сомнвался что Карри по-прежнему живетъ съ мистрисъ Борроусъ. Онъ объяснилъ что старухи въ его пріздъ, по счастію, не было дома, а теперь они ее, вроятно, застанутъ. Съ этимъ длать нечего. Условились обо всемъ. Мистеръ Фенвикъ общалъ выхать въ десять часовъ въ таратайк къ воротамъ Джильмора, гд мельничиха должна была его встртить.

XXVIII. Поздка мистрисъ Бретль.

Мистрисъ Бретль сидла у изгороди, противъ воротъ мистера Джильмора, когда къ ней подъхалъ мистеръ Фенвикъ. Бдная старушка ждала тамъ уже съ полчаса. Ей казалось что ей понадобится теперь вдвое больше времени чмъ прежде чтобы прибыть сюда, и она боялась заставить викарія ждать. Она надла свое праздничное платье и чепецъ, и когда услась на свободное мсто, позади своего друга, ея положеніе казалось ей такимъ неловкимъ что она не осмливалась открыть ротъ. Онъ сказалъ ей нсколько словъ, но не безпокоилъ ее вопросами, понимая причину ея замшательства. Онъ размышлялъ что между всми его прихожанами нтъ двухъ другихъ столь противоположныхъ другъ другу людей какъ мельникъ и его жена. Онъ такъ грубъ и упрямъ, она такъ покорна и кротка. Вс, однако, говорятъ что Бретль нжный и любящій мужъ. Страхъ мистрисъ Бретль, внушенный ей лошадью, экипажемъ а неловкостью ея положенія, понемногу прошелъ, а она заговорила о своей дочери. Она везла съ собой маленькій узелокъ, желая помочь дочери нкоторыми необходимыми вещами, и много извинялась за этотъ узелокъ. Фенвикъ вспомнилъ какъ Карри говорила ему что у ней есть еще деньги, но такъ какъ онъ былъ увренъ что убійцы, совершивъ злодяніе, отправилась въ Пикрофтскую общину, то затруднился оказать мистрисъ Бретль что дочь ея ни въ чемъ не нуждается. Сынъ обвинялся въ убійств, и викарій почти не сомнвался что дочь живетъ награбленнымъ.

— Трудно ей жить съ такою старухой, мистеръ Фенвикъ, сказала мистрисъ Бретль.— Можетъ-быть, еслибъ я привезла ей чего-нибудь състнаго…

— Не думаю, чтобъ она въ этомъ нуждалась, мистрисъ Бретль.

— Не нуждается? Страшно однако подумать откуда у ней берутся средства. Да сжалится надъ ней Господь и поможетъ ей.

— Аминь, сказалъ викарій.

— А также ли она весела и добра какъ прежде. Она была самою веселою и доброю двушкой во всемъ Булгамптон, какъ мн казалось. Она, я думаю, потеряла свой прежній характеръ, мистеръ Фенвикъ?

— Мн показалось что она мало измнилась.

— Возможно ли это, мистеръ Фенвикъ? И она не показалась вамъ печальною, или неряхой?

— Она, кажется, была одта довольно опрятно. Вамъ было бы непріятно еслибъ я сказалъ что она показалась мн счастливою?

— Можетъ быть непріятно, я не должна желать этого, не такъ ли? Но я дала бы отсчь себ лвую руку, мистрисъ Фенвикъ, чтобы сдлать ее опять счастливою и веселою. Это, можетъ-бытъ, потому что я мать, но голосъ ея я всегда считала самою пріятною музыкой. Никогда уже онъ не будетъ такъ звученъ какъ прежде, мистеръ Фенвикъ?

Онъ не могъ отвтить ей утвердительно. Сдлавшаяся святою гршница, о которой онъ напомнилъ мистеру Пудельгаму, хотя и вошла въ милость Господа, однако никогда уже не воротила веселой младенческой невинности. Голосъ Карри Бретль, который такъ нравился ея матери, дйствительно, уже никогда не будетъ такъ звученъ какъ прежде.

— Если намъ удастся вернуть ее домой, она будетъ вамъ доброю дочерью, сказалъ онъ.

— А я буду ей доброю матерью. Но, мн кажется, этому не бывать. Я не знаю ни одного примра чтобъ онъ измнилъ свое ршеніе въ подобномъ дл. Онъ тогда такъ принялъ это къ сердцу что это его едва не убило. Еслибъ онъ не вытрясъ немного своего гнва, поколотивъ того негодяя, онъ не пережилъ бы этого.

И опять викарій остановился у Лысаго Оленя и пошелъ по проселочной дороі. Онъ предложилъ старушк руку, но она отказалась принять ее, и никакими просьбами нельзя было уговорить ее передать ему свой узелокъ. Она говорила что это поставитъ ее въ ужасно неловкое положеніе, и онъ оставилъ ее въ поко. Она увряла что нисколько не устала и что дв мили, которыя она прошла, равняются ея воскресному пути въ церковь и обратно. Однако, когда они подходили къ дому, у нея захватило духъ, и она попросила остановиться на минуту.

— Можеть-бытъ, моей дочери пріятне было бы еслибъ я ея не тревожила, сказала она.

Викарій взялъ ее подъ руку и повелъ дальше, и желая утшить ее, говорилъ ей что, когда она обниметъ свою дочь, Карри будетъ на верху блаженства.

— Обнять мн ее, мистеръ Фенвикъ? Я не скажу ей ни одного слова упрека, по крайней мр сегодня. И зачмъ мн укорять ее? Она, я думаю, и сама все чувствуетъ.

— Надюсь, мистрисъ Бретль.

Они подошли къ двери коттеджа, и викарій постучалъ. Не послдовало никакого отвта, но то же самое было когда онъ приходилъ въ первый разъ. Онъ зналъ что въ подобномъ хозяйств неудобно впускать всякаго постителя прямо, безъ предварительнаго осмотра. Онъ постучалъ во второй разъ, но опять никто не отвчалъ. Онъ попробовалъ отворить дверь, но оказалось что она заперта.

— Она, можетъ-бытъ, видла какъ я шла и не хочетъ впускать меня, сказала мать.

Викарій обошелъ вокругъ домика и удостоврился что и задняя дверь заперта. Онъ заглянулъ въ одно изъ переднихъ оконъ и увидлъ что въ дом, по крайней мр въ кухн, никого не было. Была еще одна комната на верху, но и въ ней окно было затворено.

— Я начинаю бояться что никого нтъ дома, сказалъ викарій.

Въ эту минуту онъ услыхалъ женскій голосъ въ сосднемъ дом, то-есть въ одномъ изъ двухъ кирпичныхъ строеній стоявшихъ рядомъ, и женщина сказала ему что мистрисъ Борроусъ ушла въ Девизъ и, кажется, не воротится раньше вечера. Онъ спросилъ о Карри, но назвалъ ее не по имени, а молодою женщиной которая живетъ съ мистрисъ Борроусъ.

— Молодой мущина прізжалъ въ субботу и увезъ ее въ Лондонъ, сказала женщина.

Фенвикъ хорошо слышалъ ея слова, но мистрисъ Бретль не слыхала. Онъ не имлъ причины не врить словамъ женщины, и вс его надежды на спасеніе бдной двушки сразу рушились. Первымъ его чувствомъ была досада на нее за то что она не сдержала слова. Она говорила ему что не удетъ раньше какъ черезъ мсяцъ, и во всякомъ случа не удетъ не давъ ему знать объ этомъ, а никакой проступокъ, никакой порокъ не оскорбляетъ насъ до такой степени какъ обманъ или неблагодарность въ отношеніи къ намъ. И потомъ какое ужасное извстіе! Она воротилась къ безвыходному пороку и неправд. На сколько онъ могъ догадаться по извстіямъ полученнымъ изъ различныхъ источниковъ, этотъ молодой человкъ былъ сообщникъ Точильщика въ убійств и грабеж.

— Она ухала, мистрисъ Бретль, сказалъ онъ самымъ горестнымъ тономъ.

— Куда же она ухала, мистеръ Фенвикъ? Нельзя ли мн хать за ней?

Онъ только покачалъ головой и, взявъ ее подъ руку, пошелъ въ обратный путь.

— Разв они ничего не знаютъ о ней, мистеръ Фенвикъ?

— Она ухала, и вроятно, въ Лондонъ. Забудемъ о ней, по крайней мр хоть на время. Я могу только сказать что мн очень, очень досадно что я привезъ васъ сюда.

Безмолвно и печально совершился обратный путь въ Булгамптонъ. Мистрисъ Бретль ожидало впереди затрудненіе объяснить мужу свою поздку и печальную истину что поздка была напрасная. Что же касается Фенвика, онъ досадовалъ на свой прошлый энтузіазмъ къ молодой двушк. Итакъ мастеръ Чамберленъ былъ правъ. Она ухала какъ только узнала что друзьямъ извстно ея мстопребываніе и положеніе. Ей нтъ дла до участія ея друга священника, до разказовъ о дом гд протекло ея дтство, до грязи и порочности той жизни которую она вела. Когда онъ заговорилъ о томъ что ей надо воротиться къ честной жизни, она скрыдась отъ него и бросилась въ порокъ, который для нея иметъ привлекательность. Онъ позволилъ себ врить что, несмотря на ея испорченность, она можетъ сдлаться опять честною, и вотъ какая ему за это награда! Онъ высадилъ бдную женщину на томъ самомъ мст на которомъ взялъ ее, не сказавъ ей почти ни слова, и печально похалъ домой.

— Самое лучшее поступать какъ ея отецъ и никогда не произносить ея имени, сказалъ онъ жен.

— Но что же она сдлала, Франкъ?

— Воротилась къ той жизни которая ей, вроятно, боле нравится. Хоть сегодня, по крайней мр, не будемъ говорить объ этомъ. У меня сжимается сердце когда я о ней вспомню.

Мистрисъ Бретль, пробираясь близь изгороди примыкавшей къ ихъ дому, увидла мужа, который стоялъ у двери мельницы. Сердце ея упало. Онъ не шевельнулся, но стоялъ не спуская съ нея глазъ. Она надялась войти въ домъ не замченною и узнать отъ Фанни что произошло въ ея отсутствіе, но она чувствовала себя столь виноватою что не осмливалась войти въ домъ. Не лучше ли прямо подойти къ нему и попросить прощенія за свой поступокъ? Когда онъ наконецъ окликнулъ ее, голосъ его былъ для нея облегченіемъ.

— Гд ты была, Меджи? спросилъ онъ.

Она подошла къ нему, положила руку на его плечо и покачала головой.

— Иди лучше домой, сиди спокойно и жди что пошлетъ Господь, сказалъ онъ.— Что пользы таскаться взадъ и впередъ?

— Сегодня это не принесло никакой пользы, сказала она.

— И никогда не принесетъ, добавилъ онъ.

И боле ни одного слова не было объ этомъ сказано между ними. Она вошла въ домъ, отдала Фанни узелъ, сла на кровать и заплакала.

На слдующее утро Фенвикъ получилъ слдующее письмо:

‘Лондонъ. Воскресенье.

‘Многоуважаемый сэръ!

‘Я общала написать вамъ если мн надо будетъ ухать, но я принуждена была ухать не написавъ, потому что въ дом нельзя было писать. Мы побранились съ мистрисъ Борроусъ, и я боялась что она обокрадетъ меня, или сдлаетъ что-нибудь еще хуже. Она дурная женщина, я не могла больше выносить ея, и пріхала сюда потому что у меня не было мста гд я могла бы провесть ночь. Я должна написать вамъ объ этомъ, хотя не вижу отъ этого никакой пользы.

‘Я послала бы мое почтеніе отцу и матери, еслибы смла. Я желала выйти изъ моего положенія, но знаю что онъ убилъ бы меня. Я послала бы также мое уваженіе мистрисъ Фенвикъ, но я недостойна произносить ея имя, и мою любовь сестр Фанни. Я ухала сюда, и здсь буду ждать смерти.

‘Ваша покорная и несчастная Карри.’

‘Р. S. Хотя горе ни къ чему не послужитъ, но никому такъ не горько какъ мн, и никто такъ не несчастливъ какъ я. Я пробовала молиться, но посл молитвы мн длалось еще стыдне. Еслибы можно было убжать куда-нибудь, я убжала бы.’

XXIX. ‘Негоціантъ’ въ Лоринг.

Джильморъ сказалъ своему другу Фенвику что у него есть два намренія: отправиться путешествовать лтъ на пять, и постить Лорингъ. Фенвикъ совтовалъ ему не длать ни того ни другаго, а остаться дома, работать и молиться. Но въ подобныхъ случаяхъ совты друзей не принимаются, и Джильморъ, когда мистеръ Чамберленъ ухалъ, ршилъ, во что бы то ни стало, отправиться въ Лорингъ. Въ воскресенье утромъ онъ пошелъ въ церковь и намревался сказать мистрисъ Фенвикъ о своемъ ршеніи, но что-то задержало ее въ церкви, и онъ ушелъ не сказавъ ей ни слова. Первую половину слдующей недли онъ провелъ не сдлавъ шагу изъ своихъ владній, и въ продолженіи этихъ трехъ дней онъ разъ шесть мнялъ свои намренія. Наконецъ въ четвергъ онъ уложилъ чемоданъ и отправился въ путь. Предъ тмъ какъ выйти изъ дому, онъ написалъ Фенвику строчку карандашомъ: ‘Я узжаю въ Лорингъ. Г. Дж.’ Онъ оставилъ эту записку въ деревн, на пути къ Вестберійской станціи.

Онъ не могъ придумать никакой причины для своей поздки въ Лорингъ и не зналъ что будетъ длать или говорить когда прідетъ туда. Онъ разъ сто повторилъ себ что дальнйшая навязчивость къ молодой двушк была бы недостойнымъ униженіемъ и сознавалъ что для человка нтъ боле смшнаго положенія какъ положеніе безнадежно влюбленнаго. Мущина обязанъ принять отказъ женщины, перенесть его какъ можетъ и не возражать противъ него. Такъ обязанъ онъ поступать когда знаетъ что ршеніе ея окончательное, а нтъ боле несомнннаго доказательства неизмнности этого ршенія, какъ сдланное ею признаніе что она предпочитаетъ другаго. Все это зналъ Джильморъ, но не могъ отказаться отъ надежды что колесо фортуны повернется въ его пользу. До него дошли неясные слухи что капитанъ Маррабель, его соперникъ, опасный человкъ. Дядя съ увренностью говорилъ ему что отецъ капитана очень дурной человкъ, а насчетъ сына сдлалъ нсколько неблагопріятныхъ для него намековъ, значеніе которыхъ Джильморъ въ своемъ безпокойств все усиливалъ, такъ что, наконецъ окончательно убдился что двушка, которую онъ любитъ, отдаетъ себя отъявленному негодяю. Не можетъ ли онъ сдлать чего-нибудь, если не для себя, то для нея? Нтъ ли возможности избавить ее отъ опасности? Что если онъ откроетъ какой-нибудь ужасный обманъ? Не смягчится ли она къ нему въ своей благодарности? Ему почему-то казалось что этотъ негодяй уже женатъ. Очень вроятно что такой человкъ опутанъ неоплатными долгами. Что же касается до его состоянія, то мистеръ Чамберленъ уже уврилъ его что оно равняется нулю. Оно ушло все до послдняго шиллинга на уплату долговъ отца и сына. Люди подобные мистеру Чамберлену почерпаютъ свои свднія изъ такихъ источниковъ которые кажутся чудесными людямъ ведущимъ боле уединенную жизнь, и источники не теряютъ своей чудесности, когда свднія, по обыкновенію, оказываются ложными. Такимъ образомъ Джильморъ пришелъ къ убжденію что Мери Лоутеръ готова принесть себя въ жертву человку недостойному ея, и онъ пріучилъ себя не думать, но вровать, что можетъ спасти ее. Люди знавшіе его сказали бы что онъ неспособенъ поддаться романической мечт. Но и у него были свои романическія мысли, развившіяся въ его ум до той же степени какъ у древнихъ рыцарей отправлявшихся спасать злополучныхъ двушекъ. Если онъ можетъ спасти ее, онъ это сдлаетъ, по крайней мр попытается сдлать, хотя бы ему пришлось погибнуть чрезъ эту попытку. И почему же ему не надяться заслужитъ ту награду которую по обыкновенію получали другіе рыцари? Надежда на успхъ его попытки, конечно, очень сомнительна, но что для него весь міръ безъ этой надежды?

Онъ еще никогда не былъ въ Лоринг. Онъ похалъ въ Чиппингамъ и Свиндонъ, а оттуда по желзной дорог въ Лорингъ. У него не было никакого опредленнаго плана дйствій, но онъ намревался сходить къ миссъ Маррабель, выбравъ, если будетъ возможно, такое время когда Мери Лоутеръ не будетъ дома, и узнать отъ старушки о положеніи дла. Онъ уже давно, еще въ начал лта, узналъ что миссъ Маррабель расположена въ его пользу. Онъ также слыхалъ что у Маррабелей были семейныя ссоры, и у Фенвика при немъ сорвалось одно слово, изъ котораго онъ заключилъ что миссъ Маррабель не совсмъ нравился бракъ въ который готова была вступить ея племянница. Не доказывало ли все это что капитанъ Маррабель самая нежеланная особа.

Когда онъ пріхалъ въ Лорингъ, ему представилась необходимость озаботиться о ночлег. У станціи стояли два омнибуса, и два служителя изъ двухъ гостиницъ наперерывъ старались овладть его дорожнымъ мшкомъ. ‘Драгонъ’ и ‘Негоціантъ’ дрались за него. Лотоунскій ‘Негоціантъ’ былъ промышленникъ и богачъ, а опгильскій ‘Драгонъ’ аристократъ, преданный политическимъ стремленіямъ. Старанія ‘Негоціанта’ превозмогли. ‘Вы, кажется, намрены отнять у джентльмена его собственность’, съ негодованіемъ оказалъ слуга ‘Негоціанта’ и вырвалъ собственность мистера Джильмора изъ рукъ своего естественнаго врага, предварительно усадивъ самого мистера Джильмора въ свой омнибусъ. Еслибы мистеръ Джильморъ узналъ что ‘Драгонъ’ стоялъ рядомъ съ домомъ миссъ Маррабель, а ‘Негоціантъ’ находился въ такомъ же близкомъ разстояніи отъ дома въ которомъ жилъ капитанъ Маррабель, то его выборъ, вроятно, и тогда не измнился бы. Въ такихъ случаяхъ рыцарь, готовящійся сдлаться освободителемъ, старается подойти какъ можно ближе къ своему врагу.

Его отвели въ спальню, а оттуда въ такъ-называемую ‘коммерческую комнату’. Лорингъ ведетъ довольно значительную торговлю для такого маленькаго городка и уже нсколько лтъ считается сравнительно богатымъ городомъ, но все же онъ не такъ значителенъ въ торговомъ отношеніи чтобы могъ поддержать первостепенную торговую гостиницу. Въ такихъ гостиницахъ коммерческая комната такъ же строго затворена для непосвященныхъ какъ какой-нибудь первоклассный лондонскій клубъ. Но у ‘Негоціанта’ законъ соблюдался не такъ строго, и уже одинъ тотъ фактъ что слова ‘коммерческая комната’ были написаны на двери доказывалъ людямъ знающимъ толкъ въ такихъ вещахъ что дло тутъ сомнительное. Въ гостиниц не было кофейной комнаты, и потому постителей желавшихъ пить кофе по необходимости провожали въ коммерческую комнату. Въ такихъ комнатахъ существуютъ и нкоторые особые законы. Сигары тамъ не дозволяются до десяти часовъ, разв только по взаимному соглашенію всхъ присутствующихъ. Тамъ не бываетъ ежедневнаго обда, но когда трое или боле джентльменовъ обдаютъ вмст въ пять часовъ, тогда обдъ становится коммерческимъ обдомъ, и опредленные законы относительно вина и т. п. исполняются съ большею или меньшею строгостью, смотря по обстоятельствамъ. Въ настоящую минуту только одинъ поститель занималъ коммерческую комнату. Онъ привтствовалъ мистера Джильмора, и поклонъ его былъ полонъ достоинства и внимательности. Коммерческій человкъ общежителенъ по природ, и хотя въ священный часъ обда, когда онъ находится въ высокомъ обществ своихъ сотоварищей, онъ исключителенъ въ высокой степени, можетъ-быть боле чмъ всякій другой, онъ готовъ однако снизойти, если случайности его профессіи разлучили его съ его товарищами, до любезности со всякимъ другимъ джентльменомъ, съ которымъ сведетъ его судьба. Мастеръ Кокки провелъ въ одиночеств весь тотъ день, въ который пріхалъ мастеръ Джильморъ, и раздумывалъ уже о печальномъ удовольствіи втораго одинокаго обда у ‘Негоціанта’, когда судьба послала ему этого незнакомца. Слуга, который смотрлъ на это съ такой же точки зрнія и зналъ что общій обдъ пріятне для всхъ, тотчасъ же явился на помощь къ мастеру Кокки въ его распоряженіяхъ. Мистеръ Джильморъ, конечно, пожелаетъ обдать. Обдъ будетъ поданъ ровно въ пять часовъ, и когда мастеръ Кокки пойдетъ обдать, мистеръ Джильморъ съ удовольствіемъ присоединится къ нему. Мистеръ Кокки выразилъ свое удовольствіе и объявилъ что будетъ въ восхищеніи. Влюбленные, какъ бы ни была безнадежна ихъ любовь, должны обдать, если не хотятъ умереть. Обдъ, конечно, не допускается хрониками древнихъ героевъ, спасавшихъ своихъ дамъ, но хотя древнія хроники лтописей парятъ выше современныхъ, однако всми признано что он не такъ правдивы. Нашъ рыцарь былъ до крайности печаленъ, и что касается до его храбрости, онъ не уронилъ бы себя предъ какимъ-нибудь Орландомъ, но при всемъ томъ онъ былъ голоденъ. Напоминаніе объ обд было ему пріятно, и онъ съ благодарностью принялъ приглашеніе мистера Кокки и слуги.

Треска и бифштексъ, хотя нсколько шершавые и жесткіе, были здоровыя кушанья, а хересъ, поданный по требованію мистера Кокки, хотя самъ по себ не совсмъ здоровый, былъ не вреденъ по своему количеству. Мистеръ Кокки былъ любезенъ и сообщителенъ, и много разказывалъ мистеру Джильмору о Лоринг. Нашъ другъ боялся предложить какой-нибудь вопросъ объ особ которая его такъ сильно интересовала, чувствуя что это дло такого рода что не выдержитъ прикосновенія грубой руки. Наконецъ онъ осмлился спросить о приходскомъ священник. Мистеръ Кокки, со свойственнымъ ему остроуміемъ, отвчалъ что церковь такого рода офиціальное мсто которое ему, по дламъ его профессіи, не приходится посщать часто. Хотя онъ посщалъ Лорингъ уже въ продолженіи четырехъ лтъ, но ничего не слыхалъ о священник. Слуга, безъ сомннія, сообщитъ имъ что-нибудь. Джильморъ началъ было возражать и доказывать что онъ мало интересуется этимъ, но слуга былъ призванъ и спрошенъ, и много разказывалъ о старомъ мистер Маррабель. Онъ самъ по себ хорошій человкъ, но проповдникъ не важный. Народъ его любить за то что онъ никогда на вмшивается въ чужія дла и не суетъ своего носа туда гд его не спрашиваютъ, какъ длаютъ многіе, и при этомъ слуга началъ разказывать о другомъ, неисправимомъ въ этомъ отношеніи, молодомъ священник изъ Опгиля. ‘Да, у священника есть родственница, старушка, которая живетъ въ Опгил.’ ‘Нтъ, не бабушка.’ Послднее было отвтомъ на остроумную шутку мистера Кокки. ‘И не дочь.’ Слуга не зналъ какая она ему родственница. Миссъ Маррабель, судя по виду, очень важная дама, и ее вс уважаютъ. Съ ней живетъ еще одна молодая дама, но слуга не зналъ ея имени.

— А почтенный мистеръ Маррабель живетъ одинъ? спросилъ Джильморъ.

— Постоянно одинъ, но въ настоящее время у него гость.

Изъ всего того что слуга разказалъ о капитан, самымъ существеннымъ было извстіе что онъ сегодня вечеромъ возвратился изъ Лондона, пріхалъ съ экстреннымъ поздомъ, и омнибусъ ‘Негоціанта’ довезъ его до дома священника. Капитанъ былъ ‘настоящій джентльменъ’, по словамъ слуги, ‘и такой красавецъ какого рдко можно найти’. ‘Чортъ бы его побралъ’, подумалъ бдный Джильморъ, и ршился предложить другой вопросъ: не знаетъ ли слуга чего-нибудь объ отц мистера Маррабель? Слуга могъ только сказать что отецъ мистера Маррабель военный и съ большимъ чиномъ. Изъ всхъ этихъ разказовъ Джильморъ вывелъ заключеніе что женитьба капитана на Мери Лоутеръ еще не сдлалась предметомъ городскихъ толковъ.

Посл обда мистеръ Кокки предложилъ грогъ и сигары и сказалъ что онъ вноситъ билль объ отмн закона относительно куренія на ныншній день, на что Джильморъ съ удовольствіемъ согласился. Теперь, когда онъ очутился въ Лоринг, онъ не находилъ другаго занятія какъ пить грогъ съ мистеромъ Кокки. Послдній объявилъ что билль принятъ большинствомъ голосовъ, и немедленно явились сигары и грогъ. Мистеръ Кокки разказывалъ что онъ слыхалъ о сэръ-Грегора Маррабель. Прозжая однажды по Варвикшейру, онъ тамъ, по своему обыкновенію, собиралъ мелкіе факты. Сэръ-Грегори, по его мннію, не слишкомъ значительный господинъ. Помстье его не велико и не совсмъ въ порядк. Быть сельскимъ дворяниномъ и ‘рыцаремъ сохи’, какъ онъ выражался, по мннію мистера Кокки, положеніе хорошее, но только въ томъ случа если у васъ есть хорошее помстье, которымъ вы можете управлять, а одно имя безъ дла ничего не значатъ. По его мннію, торговля есть основная сила націи, а что общество странствующихъ торговцевъ есть основная сила торговли,— это извстно всякому ребенку. Мистеръ Кокки длался сообщительне и дружелюбне по мр того какъ выпивалъ свой грогъ.

— Однако я еще не знаю кто вы, сэръ? сказалъ онъ.

— Я человкъ незначительный во всхъ отношеніяхъ, отвчалъ мистеръ Джильморъ.

— Можетъ-быть, но это не бда. Если человкъ сознаетъ что онъ способствуетъ коммерческому первенству своей націи, то онъ не иметъ причины стыдиться самого себя.

— Въ этомъ отношеніи, конечно, нтъ.

— И ни въ какомъ другомъ, пока онъ сознаетъ что вренъ своимъ обязанностямъ. Вы говорите, напримръ, о сельскихъ дворянахъ.

— Я не думалъ говорить о нихъ, сказалъ Дзкилъморъ.

— Положамъ, вы не говорили, но другіе говорятъ. Что такое сельскій дворянинъ и что онъ длаетъ? Какую пользу приноситъ онъ своему краю? Онъ травитъ и стрляетъ, потомъ наполняетъ желудокъ виномъ и ложится. На другой день опять встаетъ, травитъ, стрляетъ и пьетъ. Вотъ и все его дло.

— Иногда онъ бываетъ мировымъ судьей.

— Да, правосуднымъ судьей! Знаемъ мы это. Старика сажаетъ въ тюрьму за то что онъ въ воскресенье заглянулъ на свой лугъ съ сыномъ, а молодаго человка посылаетъ въ смирительный домъ за то что онъ подстрлилъ зайца. Право, я не вижу никакой пользы отъ сельскихъ дворянъ. Купля и продажа — вотъ чмъ держится міръ.

— Сельскіе дворяне покупаютъ и продаютъ землю.

— Это совсмъ не то. Правда, т изъ нихъ которые живутъ скупо, прикупаютъ изрдка по клочку, а т которые доходятъ до того что имъ сть нечего, продаютъ понемногу. Но что касается до капитала и процентовъ, объ этомъ они не имютъ никакого понятія. Они не умютъ наживать боле двухъ съ половиной процентовъ, а мы знаемъ до чего это доводитъ.

Мистеръ Кокки былъ сначала такъ кротокъ предъ бутылкой хереса и стаканомъ грога что Джильморъ былъ теперь озадаченъ какъ онъ измнился. Мастеръ Кокки сдлался такъ нелюбезенъ что Джильморъ оставилъ его и пошелъ бродить по городу. Онъ вошелъ на Опгиль, обошелъ вокругъ церкви и взглянулъ на окно дома миссъ Маррабель. О мстоположеніи этого дома онъ заране собралъ свднія. Но онъ не встртилъ никакого приключенія, не увидлъ ничего интереснаго, и въ половин десятаго, усталый, легъ въ постель.

Въ тотъ же день капитанъ Маррабель пріхалъ изъ Лондона въ Лорингъ съ ужасными извстіями. Деньги, на которыя онъ разчитывалъ, вс погибли.

— Что вы объ этомъ думаете? спросилъ дядя.— Неужели адвокаты васъ все время обманывали?

— Это все равно. Дло въ томъ что все погибло. Они утшили меня извстіемъ что ничего нельзя больше сдлать.

Священникъ Джонъ просвисталъ длинную ноту удивленія.

— Люди, съ которыми мы имли дло, и готовы были бы отдать деньги, но бда въ томъ что он уже прожиты и погибли безвозвратно.

— Какое несчастіе!

— Я видлъ отца, дядя Джонъ.

— Ну, и что же?

— Я сказалъ ему что онъ мошенникъ, и ушелъ. Я не ударилъ его.

— Надюсь, Вальтеръ.

— Я удержался, но, право, когда человкъ васъ губитъ, то забываешь кто онъ, отецъ ли, или кто другой. Но онъ такъ старъ, такъ слабъ и блденъ что я могъ бы убить его на мст.

— Что же вы теперь намрены длать?

— Отправлюсь въ тотъ земной адъ который на той сторон земнаго шара. Что же мн остается длать?

Ни слова боле въ этотъ вечеръ не было сказано между дядей и племянникомъ, и имя Мери Лоутеръ не было упомянуто. На слдующее утро завтракъ прошелъ также безмолвно. Священникъ много думалъ о Мери, но считалъ нужнымъ молчать до времени. Когда онъ въ первый разъ услыхалъ объ этомъ, онъ ршилъ про себя что его племянникъ никогда не женится на Мери Лоутеръ. Зная своего племянника, или воображая что знаетъ его, онъ былъ увренъ что тотъ никогда не принесетъ себя въ жертву такому браку. Изъ всякаго положенія есть исходъ, и Вальтеръ, конечно, найдетъ его. А теперь исходъ представился самъ собою.

Тотчасъ же посл завтрака капитанъ, не сказавъ ни слова, взялъ шляпу и бодро пошелъ на гору въ Опгиль. Проходя мимо двери ‘Негоціанта’ онъ видлъ джентльмена стоявшаго подъ навсомъ входа въ гостиницу и наблюдавшаго за нимъ съ той минуты какъ онъ вышелъ изъ дома дяди, но не обратилъ на него вниманія. А Джильморъ, какъ только увидалъ капитана, тотчасъ же догадался что это его соперникъ.

Капитанъ вошелъ на гору и постучалъ въ дверь миссъ Маррабель. Дома ли миссъ Лоутеръ? Въ такой часъ, конечно, дома. Двушка сказала что она сидитъ одна въ столовой. Миссъ Маррабель уже сошла въ кухню. Не распрашивая боле, капитанъ отправился въ маленькую боковую комнату, и тутъ нашелъ свою возлюбленную.

— Вальтеръ! воскликнула она, бросаясь къ нему на встрчу:— какъ это хорошо съ вашей стороны что вы такъ скоро пріхали! Мы не ждали васъ раньше двухъ дней.

И она бросилась въ его объятія.

Онъ обнялъ ее, но не поцловалъ.

— Что-нибудь случилось, спросила она.— Что такое?

Она отодвинулась отъ него, и взглянула ему въ глаза.

Онъ улыбнулся и покачалъ головой, все еще обнимая ея талію.

— Говорите, Вальтеръ, я вижу что случилось что-то нехорошее.

— Опять эти ужасныя деньги. Моему отцу удалось погубить все.

— Все, Вальтеръ? спросила она, и опять отодвинулась отъ него.

— Все до послдняго шиллинга, отвчалъ онъ, и опустилъ руку.

— Это очень непріятно.

— Еще бы. Мн это такъ же непріятно какъ и вамъ.

— И вс наши чудные планы погибли?

— Да, погибли вс наши чудные планы.

— Что же вы теперь сдлаете?

— Остается одинъ исходъ: я опять отправлюсь въ Индію. Для меня это все равно что смертный приговоръ, только смерть, къ сожалнію, придетъ не такъ скоро.

— Не говорите такъ, Вальтеръ.

— Отчего, милая моя, не говорить, если я это чувствую?

— Но вы этого не чувствуете. Я знаю что вамъ непріятно, но не до такой степени какъ вы говорите. Не думаю,чтобъ у васъ не было ничего что привязывало бы васъ къ жизни.

— Я не могу просить васъ хать со мной въ этотъ блаженный рай.

— Но я могу просить васъ взять меня съ собой, хотя, можетъ-быть, я не должна этого длать.

— Милая моя! Милая!

Она воротилась къ нему, положила голову на его плечо и опять обвила его руку вокругъ своей таліи. Онъ цловалъ ея лобъ, гладилъ ея волосы.

— Клянитесь мн, сказала она,— что вы, что бы ни случилось, не бросите меня.

— Бросить васъ, дорогая моя? Человкъ не бросаетъ куска хлба который можетъ спасти его отъ голодной смерти. Но когда я шелъ сюда, я ршился бросить васъ.

— Вальтеръ!

— И я знаю, мн будутъ говорить что я обязанъ такъ поступить. Смю ли я увлечь васъ на такую жизнь, не имя возможности предложить вамъ порядочнаго дома?

— Вдь женятся же офицеры безъ состоянія.

— Да, но что выносятъ ихъ жены? О, Мери! милая моя! милая! это ужасно! Вы теперь не можете этого понять, но это ужасно.

— Если это такъ ужасно для васъ, сказала она, отодвигаясь.

— Не о себ я думаю, и какъ вы можете это говорить! Будемъ по крайней мр врить другъ другу.

Она подумала прежде чмъ отвтила ему.

— Я буду врить вамъ во всемъ. Богъ свидтель что во всемъ. Что вы мн скажете, то я и сдлаю. Но я только одно скажу вамъ, Вальтеръ: я не вижу ничего кром горя въ жизни безъ васъ. Вы знаете какая разница между богатствомъ и бдностью, но для меня это какъ перо на всахъ. Вы мой богъ на земл, и на васъ я надюсь. Если вы будете со мной, или далеко отъ меня, я одинаково буду надяться на васъ. Если я должна разстаться съ вами на время, я покорюсь этому съ надеждой, если же надо будетъ растаться на вки, я тоже покорюсь — съ отчаяніемъ. А теперь я буду врить вамъ и длать что вы мн скажете. Если вы запретите мн называть васъ моимъ, я послушаюсь и никогда не упрекну васъ.

— Я всегда буду вашимъ, сказалъ онъ, прижимая ее къ сердцу.

— Если такъ, дорогой мой, я соглашусь на все, чего бы вы ни потребовали отъ меня. Теперь вы, конечно, не можете ршить.

— Я ршилъ что долженъ хать въ Индію.

— Это я знаю, но я говорю о нашемъ брак. Вамъ, можетъ-быть, сначала надо будетъ похать туда. Я не хочу быть нескромною, Вальтеръ, но помните что чмъ скоре тмъ лучше, если я могу служить вамъ утшеніемъ. Но я готова вынести какую угодно отсрочку скоре чмъ быть обузой для васъ.

Маррабель, когда онъ шелъ въ Опгиль, и съ самаго того времени какъ узналъ что потерялъ все состояніе, считалъ своею обязанностью отказаться отъ Мери Лоутеръ. Онъ просилъ ее быть его женой, когда считалъ свое положеніе лучшимъ чмъ оно оказалось теперь. Онъ зналъ что жизнь, которую онъ можетъ предложить ей, полна горя. Онъ старался прогнать невольную мысль что ему удобне хать въ Индію одному нежели съ женой. Онъ думалъ что приноситъ себя въ жертву, отказываясь отъ нея, и ршилъ пожертвовать собой. Но теперь, по крайней мр въ ту минуту, вс его ршенія полетли на втеръ. Его любовь была сильна, и такъ вознаградилась ея любовью что половина его горя исчезла въ восторг романической преданности. Пусть одно несчастіе слдуетъ за другимъ, но человкъ, котораго такъ любитъ подобная двушка, не можетъ быть вполн несчастнымъ человкомъ.

Онъ ушелъ, поручивъ Мери сообщить миссъ Маррабель печальную новость, и выходя изъ дома увидалъ человка, котораго часъ тому назадъ видлъ подъ навсомъ гостиницы. Джильморъ его тоже видлъ и зналъ откуда онъ шелъ.

XXX. Тетка и дядя.

Миссъ Маррабель молча выслушала разказъ Мери. Мери говорила съ улыбкой на лиц, стараясь показать что это ее не особенно огорчаетъ, и что она не боится перемны въ планахъ ея жениха.

— Какъ съ нимъ несправедливо поступили, неправда ли? спросила она.

— Нехорошій поступокъ. Я въ этомъ мало понимаю, но, мн кажется, съ нимъ безсовстно поступили.

— Онъ старался объяснить мн все это, но, кажется, безуспшно.

— Почему же адвокаты обманули его?

— Мн кажется, онъ поступилъ немного опрометчиво. Онъ врилъ имъ больше чмъ бы слдовало. Тамъ была какая-то женщина которая объявила что она готова отказаться отъ своихъ притязаній, но когда они разобрали дло, оказалось что она съ своей стороны подписалась подъ какими-то бумагами, и деньги пропали. Онъ могъ бы законнымъ образомъ требовать ихъ отъ отца, но у отца тоже ничего не осталось.

— Итакъ всему конецъ?

— Конецъ нашимъ пяти тысячамъ фунтовъ, сказала Мери принуждая себя улыбнуться.

Миссъ Маррабель въ продолженіе нсколькихъ минутъ молчала. Она безпокойно повертывалась на своемъ мст, чувствуя что она обязана сказать Мери какое, по ея мннію, должно быть неизбжное слдствіе этого несчастія и не зная какъ начать свою задачу. Мери предчувствовала что скажетъ тетка, и ршилась не принимать никакихъ совтовъ, объявить себя въ прав располагать собой какъ ей угодно, не сообразуясь съ осторожными разчетами свтскихъ людей. Но она боялась предстоявшаго разговора. Она знала что ей представлены будутъ доводы на которые ей трудно будетъ отвчать, и хотя она придумала уже нсколько рзкихъ возраженій, но боялась что дойдетъ до того что она поссорится съ теткой. Одно только она твердо ршила про себя, что ничто не заставитъ ее взять назадъ свое слово, разв только самъ Вальтеръ хоть малйшимъ намекомъ выразитъ ей что желаетъ этого.

— Какъ это должно огорчать васъ, бдная моя, сказала миссъ Маррабель.

— Во всякомъ случа я была бы женой небогатаго человка, а теперь я буду женой человка очень бднаго. Вотъ, по моему мннію, какое слдствіе всего этого.

— Что онъ намренъ длать?

— Онъ ршился, тетушка, хать въ Индію.

— А еще ршился онъ на что-нибудь?

— Я знаю что вы хотите сказать, тетушка.

— Какъ же вамъ не знать? Я хочу сказать что человкъ который детъ въ Индію съ тмъ чтобы тамъ жить на свое офицерское жалованье не долженъ думать о жен.

— Вы говорите о жен какъ о карет или лож въ опер, то-есть какъ о роскоши доступной только богатымъ. Бракъ, тетушка, какъ смерть, дло общее всмъ людямъ.

— При нашемъ положеніи въ жизни, Мери, бракъ не можетъ быть столь общимъ для всхъ дломъ чтобы въ него вступать не заботясь о будущемъ. Для бднаго человка бракъ недоступне чмъ для всякаго другаго.

— Никто не споритъ что это сопряжено съ трудностями.

— Ну, однимъ словомъ, я должна сказать, Мери, что вамъ надо выбросить изъ головы эту мысль.

— Никогда, тетушка! Я никогда этого не сдлаю.

— Неужели вы хотите сказать что вы теперь же выйдете за него и подете съ нимъ въ Индію, обвившись какъ смертная петля вокругъ его шеи?

— Мн кажется, это долженъ ршить онъ самъ.

— Нтъ, вы должны ршить это, Мери. Не сердитесь, я обязана высказать вамъ то что я думаю. Вы можете поступать какъ вамъ угодно, но вы должны меня выслушать. Онъ не можетъ отказаться отъ своего слова, не подвергнувъ себя осужденію въ нечестности.

— По тому же самому и я не могу.

— Извините меня, милая, мн кажется, это будетъ зависть отъ того что произойдетъ между вами. Но во всякомъ случа вы обязаны предложить ему свободу, а не налагать на него этой тяжелой обязанности.

Сердце Мери сжалось при этихъ словахъ, но ни малйшая перемна въ лиц не выдала волновавшихъ ее чувствъ.

— Для человка который долженъ отправиться въ Индію, продолжала тетка,— съ такою ужасною работой впереди какая, мн кажется, достается имъ тамъ, жена есть обуза, когда онъ не иметъ средствъ содержать ее согласно со своими и ея воззрніями на жизнь.

— У насъ нтъ никакихъ требованій отъ жизни, мы знаемъ что мы будемъ бдны.

— Это старая повсть о любви и хижин, но только при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ. Женское воззрніе на этотъ предметъ, конечно, разнится отъ мужскаго. Онъ лучше знакомъ съ жизнью и лучше чмъ вы понимаетъ что такое бдность съ женой и семействомъ.

— Мы не обязаны жениться тотчасъ же.

— Долгое обязательство будетъ вамъ въ высшей степени тяжело.

— Конечно, тяжело, отвчала Мери.— Потеря состоянія Вальтера тоже тяжеля, но самымъ тяжелымъ горемъ будетъ разлука. Я могу перенесть все кром этого.

— Мн кажется, Мери, что въ продолженіе немногихъ послднихъ недль вашъ характеръ ужасно испортился.

— Можетъ-быть.

— Вы прежде имли обыкновеніе думать о другихъ столько же какъ и о себ.

— Я разв не думаю о немъ, тетушка Сарра?

— Какъ о своей собственности. Два мсяца тому назадъ вы его не знали, а теперь вы повисли камнемъ на его ше.

— Я никогда не буду камнемъ ни на чьей ше, тетушка, сказала Мери, и вышла изъ комнаты.

Она думала что тетка была жестока съ ней и безъ жалости пользовалась ея несчастіемъ, и вмст съ тмъ она знала что всякое слово сказанное теткой было сказано изъ любви къ ней. Она не думала что единственною цлью тетки было освободить Вальтера отъ невыгоднаго брака, и еслибъ она такъ думала, разговоръ этотъ подйствовалъ бы на нее сильне. Она видла или ей такъ казалось, что тетка хочетъ спасти ее противъ ея собственной воли, и это сердило ее. Она ршилась упорствовать въ своемъ намреніи, и стараніе доказать ей что ея упорство гибельно для человка котораго она любитъ казалось ей жестокимъ. Она пошла на верхъ со спокойнымъ видомъ, но когда вошла въ свою комнату, то бросилась на постель и горько зарыдала. Возможно ли что она должна сказать ему, для его же блага, что между ними все кончено. Она сдержитъ данное ему слово и за одно только можетъ ручаться, что если онъ малйшимъ намекомъ выразитъ желаніе освободиться отъ нея, она освободитъ его не медля ни минуты, и никогда не позволитъ себ думать что онъ былъ не правъ. Она ясно выразила ему свои чувства, можетъ-быть, въ своемъ энтузіазм, слишкомъ ясно, и теперь его дло ршать за нее и за себя. Изъ уваженія къ тетк она будетъ избгать дальнйшихъ разговоровъ объ этомъ предмет, пока онъ не ршитъ что лучше для нихъ обоихъ. Если онъ ршитъ что для нихъ лучше чтобы между ними все было кончено, она согласится, и для нея тогда все будетъ кончено въ этомъ мір.

Между тмъ какъ все это происходило въ Опгил, нчто подобное же произошло въ дом лотоунскаго священника. Священникъ зналъ что племянникъ его ходилъ къ опгильскимъ дамамъ, и когда молодой человкъ воротился къ завтраку, онъ косвеннымъ образомъ началъ его распрашавать.

— Вы, конечно, сказали имъ о послдней непріятности?

— Я не видалъ миссъ Маррабель, сказалъ капитанъ.

— Мн кажется, для миссъ Маррабель это не иметъ большаго значенія. Вы не просили миссъ Маррабель быть вашею женой.

— Я видлъ Мери и сказалъ ей.

— Надюсь что вы не сдлали никакой глупости.

— Я не понимаю что вы хотите сказать?

— Я надюсь, вы сказали ей что оба вы поиграли довольно какъ дти, и что теперь всему конецъ.

— Нтъ, этого я не сказалъ ей.

— А это-то именно вы и должны ей сказать на какомъ вамъ угодно язык, но чмъ скоре тмъ лучше. Вдь вы не можете жениться на нее. Еслибы вы получили деньги, на которыя разчитывали, то и тогда это было бы невозможно, но теперь объ этомъ и рчи не можетъ быть. Боже мой! какъ бы вы возненавидли другъ друга ране шести мсяцевъ. Я понимаю что для дловаго человка и привычнаго какъ вы Индія можетъ быть пріятнымъ мстомъ.

— Ну, съ этимъ я не согласенъ.

— Но для бднаго человка съ женой и семействомъ, о! это должно быть ужасно! И ни одинъ изъ васъ не привыкъ къ подобнымъ вещамъ.

— Я не привыкъ, сказалъ капитанъ.

— Она тоже. Старушка не богата, но она горда какъ Люциферъ и живетъ какъ будто весь городъ ея собственность. Она хорошая хозяйка и не длаетъ долговъ. Но Мери мене всякой герцогини привыкла къ нужд.

— Надюсь, что мн не придется пріучать ее.

— Надюсь что нтъ. Трудное дло для мущины учить этому молодую женщину. Нкоторыя женщины умираютъ во время этого ученія, другія никогда не выучиваются, а т которыя постигнутъ эту науку, сами длаются грязными и грубыми. Вы же очень прихотливы въ отношеніи къ женщин.

— Я люблю видть ихъ порядочными.

— Что думали бы вы о вашей жен которой, можетъ-быть, пришлось бы самой кормить двухъ малютокъ, съ утра быть небрежно одтою и остающеюся такъ до ночи? Такова-то жизнь жены офицера который женится не имя ничего кром жалованья. Я ничего противъ этого не говорю, если это нравится человку, и если онъ способенъ это вынести. Но вы къ этому неспособны. Теперь Мери очень хороша, но она вамъ такъ надостъ что вы готовы будете перерзать горло ей или себ.

— Я выберу послднее, сэръ.

— Можетъ-быть. Но и это не совсмъ пріятная перспектива. Я выскажу вамъ всю правду, другъ мой. Когда вы пришли и сказали мн что женитесь на Мери Лоутеръ, я подумалъ что этому никогда не бывать, но не мое дло было говорить вамъ это. Подобныя обязательства всегда такъ или иначе разстраиваются. Рдко двое сумашедшихъ, какъ вы, губятъ себя, но обыкновенно это кончается посл двухъ недль любви и поцлуевъ.

— Вы, кажется, очень опытны въ такихъ вещахъ, дядя Джонъ?

— Не даромъ же я прожидъ семьдесятъ лтъ. Вотъ вы теперь не имете ни одного шиллинга, а можетъ-быть, еслибъ открылась вся истина, у васъ оказались бы кой-какіе долги.

— Три или четыре сотни фунтовъ, не боле.

— То-есть вашъ годовой доходъ. И вы собираетесь жениться на двушк у которой нтъ одного гроша?

— У ней тысяча двсти фунтовъ.

— Ровно столько чтобы вамъ заплатить ваши долги до отъзда въ Индію, такъ что вы подете туда безъ копйки. Разв такая карьера годится для васъ, Вальтеръ? Разв вы пойдете на такую жизнь, имя на ше жену? Еслибы вы были богатымъ человкомъ, Мери, конечно, была бы завидною женой, но при настоящемъ положеніи вещей вы должны бросить эту мысль.

Выслушавъ это, капитанъ закурилъ трубку и отправился въ садъ, изъ сада въ конюшню, оттуда опять въ садъ, раздумывая объ этомъ дл. Ни одного слова изъ всего что сказалъ дядя Джонъ, онъ не могъ не признать истиной. Онъ уже ршилъ что долженъ хать въ Индію до женитьбы. Но жениться на Мери теперь же и взять ее съ собой въ эту зиму — это невозможно. Онъ долженъ похать и осмотрться. Онъ не могъ не сознаться что эта отсрочка была ему пріятна. Чмъ скоре тмъ лучше, сказала Мери. Хотя ему казалась ужасною мысль отказаться отъ нея, но какъ преступнику наканун казни хотлось продлить день. Въ будущемъ онъ не ожидалъ никакого счастья. Онъ, конечно, любитъ Мери, онъ ее очень любитъ, такъ любитъ, что еслибы пришлось отказаться отъ нея, это разорвало бы его сердце на части. Въ этомъ онъ клялся самому себ, и вмст съ тмъ сомнвался, не пріятне ли ему было бы чтобъ его сердце сразу разорвалось на части чмъ пріучить его къ тмъ ужаснымъ картинамъ которыя нарисовалъ ему дядя. О себ онъ не заботится. Отъ судьбы онъ не видалъ ничего кром зла. Какого счастія можетъ ожидать человкъ оскорбленный, обманутый, ограбленный роднымъ отцомъ? Но онъ начиналъ сомнваться, не лучше ли будетъ для Мери, если они разстанутся. И Мери возложила на него всю отвтственность окончательнаго ршенія!

XXXI. Мери Лоутеръ дйствуетъ ощупью.

Въ этотъ же день, подъ вечеръ, въ домъ священника Джона принесли записку отъ Мери Лоутеръ, въ которой она просила капитана чтобъ онъ вышелъ ей навстрчу и погулялъ съ ней предъ обдомъ. Онъ встртилъ ее, и они пошли своею обыкновенною дорогой по городскимъ улицамъ и потомъ въ поле. Мери много думала о словахъ тетки прежде чмъ написала записку. Она не могла не сознаться что, хотя она любитъ этого человка всмъ сердцемъ, такъ любитъ что на жизнь безъ него смотритъ какъ на пустоту, однако мало его знаетъ. Мы привыкли думать что любовь есть слдствіе близкаго знакомства, но любовь посл третьяго взгляда такъ же обыкновенна какъ и всякая другая любовь и исторгаетъ множество вздоховъ прежде чмъ одно Человческое существо познакомится съ другимъ. Дружба раждается посл многихъ лтъ знакомства, но нсколькихъ дней достаточно для мущины и женщины чтобы вступать въ бракъ. Мери сознавала что поспшила отдать свое сердце, но такъ какъ подарокъ сдланъ уже вполн, то остается только узнать человка которому отдала его. Надо узнать не только т стороны его характера которыя касаются ея, но и т которыя касаются только его самого. Она не сомнвалась что онъ добръ, честенъ, благороденъ, но очень возможно что человкъ честный, добрый и благородный жилъ въ такихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ что онъ будетъ неспособенъ къ тому сердечному постоянству которое необходимо для той жизни которая ихъ ожидаетъ. Она сказала ему что онъ долженъ ршать за нее и за себя, а такимъ образомъ возложила на него всю отвтственность, а можетъ-быть и необходимость жертвы. Она думала поступать великодушно и доврчиво, но, кажется, ея поступокъ далеко не великодушенъ. Съ намреніемъ исправить эту ошибку, если только есть ошибка, она просила его придти и погулять съ нею. Они встртились на привычномъ мст, а она съ своею обыкновенною улыбкой взяла это подъ руку и на минуту тяжело облокотилась на нее, какъ длаютъ женщины когда хотятъ показать что считаютъ руку на которую облокачиваются своею собственностью.

— Сказали вы дяд Джону? спросила она.

— О, конечно.

— Что же онъ сказалъ?

— То что сказалъ бы всякій брюзгливый, хитрый, себялюбивый, старый семидесятилтній холостякъ.

— Вы хотите сказать что онъ совтовалъ вамъ отказаться отъ мысли о женитьб.

— Да.

— То же самое говорила мн тетушка Сарра. Вы не можете вообразить какъ краснорчива была тетушка. Ея энергія удивила меня.

— Кажется, тетушка Сарра никогда не была особенно расположена ко мн, оказалъ капитанъ.

— Да, какъ къ жениху, во всхъ другихъ отношеніяхъ она васъ восхваляетъ и гордится вами какъ Маррабелемъ. Еслибы вы были наслдникомъ титула или чего-нибудь подобнаго, она считала бы васъ за прекраснйшаго въ мір молодаго человка.

— Отъ всего сердца желалъ бы угодить ей этимъ.

— Она такая хорошая старушка. Вы ея совсмъ не знаете, Вальтеръ. Говорятъ, она была очень хороша когда была молода, но у ней не было состоянія, и она не хотла выйти за человка ниже себя по положенію въ обществ. Вы не должны обижать ее.

— Я не думалъ обижать ее.

— Я уврена что она говорила правду, вроятно, священникъ Джонъ говорилъ то же самое.

— Если она заставила васъ измнить ваши мысли, скажите это прямо, Мери. Я не буду возражать.

Мери сжала его руку, ей такъ нравилась эта вспышка гнва. Неужели и онъ положилъ въ это все свое сердце? Неужели все что говорилъ хитрый, старый дядя осталось безъ послдствій, и онъ любитъ ее такъ что готовъ измнить свою жизнь и сдлаться другимъ человкомъ для нея? Еслибъ она была въ этомъ уврена, она не сказала бы ни слова изъ котораго онъ могъ бы заключить что она боится. Она будетъ дйствовать такъ осторожно чтобы ни одною случайною фразой не дать ему повода подумать что она говоритъ заботясь о себ. Она будетъ чрезвычайно осторожна и вмст съ тмъ дастъ ему понять что она даетъ ему полное право взять назадъ свое слово если онъ считаетъ это за лучшее. Она готова раздлить съ нимъ вс трудности жизни, каковы бы он ни были, но она никогда не будетъ камнемъ на его ше.

— Она совсмъ не заставила меня измнить мои мысли, Вальтеръ. Я сама знаю какъ все это серіозно и безъ словъ тетушки Сарры. Она не умне васъ, а вы къ тому же видли Индію и знаете ее хорошо.

— Индія непріятное мсто, и въ особенности для женщинъ.

— Нельзя сказать чтобъ и Лорингъ былъ очень пріятнымъ мстомъ, надо мириться съ тмъ что даетъ судьба. Конечно, было бы пріятно еслибы вы могли остаться на родин и имли кучу денегъ. Мн хотлось бы имть собственное состояніе. Прежде я объ этомъ не думала, но теперь отъ души желала бы.

— Желаніе не поможетъ, Мери.

— Да, но энергія и борьба помогутъ. Я не сомнваюсь что вы поставите себ цлью длать что-нибудь, добиться чего-нибудь. Я уврена въ васъ. Но я понимаю что жена можетъ быть вамъ помхой на этомъ пути.

— Я не забочусь о себ.

— Но вы должны о себ заботиться. Женщина другое дло, отъ нея не ожидаютъ ничего особеннаго. Но мущина обязанъ думать о своей карьер и не длать ничего что могло бы испортить ее.

— Я не понимаю къ чему вы все это ведете? сказалъ онъ.

— Я хочу сказать что считаю вашею обязанностью длать то что по вашему мннію благоразумно, не принимая въ разчеть моихъ чувствъ. Я, конечно, люблю васъ боле всего на свт, не хочу лгать. И я, кажется, кром васъ никогда никого серіозно не любила! Но если намъ надо разстаться, я это вынесу, чего бы мн это ни стоило.

— И современемъ выйдете за другаго?

— Нтъ, Вальтеръ, никогда. Говорятъ, женщины не могутъ ручаться за себя, но я, кажется, могу. Женщина можетъ пробыть безъ замужства, а я къ тому же буду всегда имть васъ въ сердц, и буду утшать себя, вспоминая что вы меня любили.

— Я вполн увренъ что не женюсь ни на комъ кром васъ, сказалъ капитанъ.

— Теперь вы знаете что я хотла сказать? Да, Вальтеръ?

— Отчасти.

— А я хочу чтобъ вы меня поняли вполн. Я сказала вамъ сегодня утромъ что предоставляю вамъ ршить, и теперь повторяю то же самое. Я считаю себя обязанною повиноваться вамъ такъ какъ будто бы я уже ваша жена. Но выслушавъ проповдь тетушки Сарры, я почувствовала себя обязанною сказать вамъ что я понимаю что для васъ, можетъ-быть, невозможно исполнить ваше слово. Вы знаете это лучше меня. Мы дали другъ другу слово когда вы еще думали что у васъ есть деньги, но и тогда вы говорили что у васъ ихъ слишкомъ мало.

— Да, немного.

— А теперь совсмъ нтъ. Я не говорю что я боюсь бдности, я даже не вполн понимаю что обозначаетъ это слово.

— Оно обозначаетъ нчто очень непріятное.

— Вроятно. Но разстаться было бы тоже непріятно, не правда ли?

— Это было бы ужасно.

Она пожала его руку и продолжала:

— Вы должны ршить за насъ обоихъ. Я хочу только чтобы вы поняли что я покорюсь что бы вы ни сочли за необходимое и за лучшее и тоже буду считать это необходимымъ и лучшимъ. Если вы скажете что мы должны жениться и испытать бдность, я буду думать что не жениться и не испытать бдности совершенная невозможность. Если же вы скажете что мы не должны жениться и идти на бдность, я буду думать что для насъ бракъ совершенная невозможность.

— Мери, сказалъ онъ,— вы ангелъ.

— Нтъ, я только женщина, которая такъ любитъ что не хочетъ вредить любимому человку.

— Есть одна вещь, на которую, мн кажется, намъ надо ршиться.

— Что это?

— Я, во что бы то вы стало, долженъ ухать до нашего брака.

Мери сочла это ршеніемъ въ свою пользу, и оно въ то время осчастливило ее. Она такъ боялась безусловной и вчной разлуки что отсрочку почти не считала непріятностью.

XXXII. Успхъ мистера Джильмора.

Гарри Джіхльморъ, зажиточный сельскій дворянинъ, мировой судья, землевладлецъ, племянникъ мистера Чамберлена, человкъ пользовавшійся уваженіемъ всхъ своихъ знакомыхъ, за единственнымъ исключеніемъ маркиза Тробриджа, дошелъ теперь до того что чувствовалъ себя существомъ низшимъ въ сравненіи съ мистеромъ Кокомъ, съ которымъ онъ завтракалъ. Онъ пріхалъ въ Лорингъ, но очутившись тамъ, не зналъ что съ собой длать. И пріхалъ онъ сюда не потому чтобъ онъ надялся сдлать что-нибудь полезное, но потому что невыносимое горе выгнало его изъ дома. Онъ былъ вполн поврежденный человкъ, клонившійся къ нкотораго рода помшательству. Умственныя способности его были такъ разстроены что онъ не могъ читать. Онъ стыдился взглядовъ тхъ людей которые знали его, и находилъ нкоторую отраду въ обществ мистера Кока, именно потому что мистеръ Кокъ былъ такимъ незначительнымъ существомъ что онъ не боялся его. Но если ужь онъ пріхалъ въ Лорингъ, то долженъ же онъ сдлать что-нибудь. Не можетъ же онъ ухать отсюда не сказавъ ни съ кмъ ни одного слова. Фенвикъ будетъ распрашивать его, и истина обнаружится. Въ это утро ему пришла мысль не возвращаться домой и ухать куда-нибудь не давая никому отчета въ своихъ дйствіяхъ. Онъ господинъ самому себ, и никто не пострадаетъ отъ его поступковъ. Онъ иметъ право тратить свой доходъ какъ ему угодно. Ему было противно все что напоминало Булгамптонь. Но опять-таки онъ зналъ что это безразсудная мысль, и что онъ не долженъ такъ поступать. У него есть обязанности, какъ бы ни были он противны. Онъ зналъ что эта мысль неисполнимая, и однако не могъ оставить ея.

Но длать что-нибудь было ему необходимо. Посл завтрака онъ поднялся въ Опгиль и видлъ какъ капитанъ Маррабель вошелъ въ домъ гд жила Мери Лоутеръ. Ему сдлалось стыдно что онъ высматриваетъ и выглядываетъ, хотя на самомъ дл онъ не имлъ намренія слдить за своимъ соперникомъ. Онъ вошелъ въ церковную ограду, посидлъ нсколько времени на надгробномъ камн, и воротился въ гостиницу. Мистеръ Кокъ отправлялся въ Глостеръ съ послобденнымъ поздомъ и пригласилъ его раздлить съ нимъ ранній обдъ въ два часа. Мистеръ Джильморъ принялъ приглашеніе, хотя къ этому времени онъ усплъ уже возненавидть мистера Кока. Послдній принималъ на себя видъ превосходства и выражалъ свои мннія о политическихъ и общественныхъ длахъ такимъ тономъ что ясно было что онъ считаетъ своего собесдника ниже себя по уму и образованію. Онъ предписывалъ бдному Джильмору, и самымъ обиднымъ образомъ издалъ законъ чтобы бифштексъ былъ поданъ съ лукомъ. Но при всемъ этомъ несчастный покорялся своему мучителю, и почувствовалъ себя одинокимъ когда мистеръ Кокъ пошелъ оканчивать визиты къ своимъ покупателямъ.

Джильморъ съ полчаса сидлъ безпомощно предъ огнемъ, потомъ вскочилъ, надлъ шляпу и выбжалъ изъ дома. Онъ со всевозможною скоростью пошелъ въ Опгиль и позвонилъ у дома миссъ Маррабель. Еслибъ онъ вышелъ десятью минутами раньше, то увидалъ бы какъ Мери спускалась боковою дорожкой на встрчу къ своему жениху. Онъ позвонилъ, спросилъ о миссъ Маррабель, сказалъ свое имя, и его попросили на верхъ, въ гостиную. Тамъ онъ сидлъ одинъ въ продолженіи нсколькихъ минутъ, и эти минуты казались ему нескончаемыми. Миссъ Маррабель стояла между тмъ въ своей маленькой пріемной внизу и придумывала что ей сказать мистеру Джильмору, и старалась догадаться для чего мистеръ Джильморъ пріхалъ въ Лорингъ.

Посл нсколькихъ словъ привтствія, миссъ Маррабель объявила что Мери Лоутеръ пошла погулять.

— Она, я уврена, будетъ очень рада услыхать хорошія всти о своихъ булгамптонскихъ друзьяхъ.

— Они вс здоровы, сказалъ мистеръ Джильморъ.

— Я много слышала о мистер Фенвик, такъ много что, ма кажется, я уже знакома съ нимъ.

— Вроятно, сказалъ Джильморъ.

— Вашъ приходъ получилъ печальную извстность чрезъ это ужасное убійство, сказала миссъ Маррабель.

— Да, дйствительно, сказалъ мистеръ Джильморъ.

— Я думаю, имъ едва ли удастся поймать виновника этого ужаснаго злодянія, сказала миссъ Маррабель.

— Я думаю что не удастся, сказалъ мистеръ Джильморъ.

Посл этого миссъ Маррабель пришла въ большое затрудненіе. Если надо говорить о Мери Лоутеръ, то, во всякомъ случа, не ей начинать. Она много слышала въ пользу мистера Джильмора. Мистрисъ Фенвикъ писала ей о немъ, и Мери, хотя не могла полюбить его, но всегда съ большою похвалой отзывалась о немъ. Миссъ Маррабель знала что онъ отлично кончилъ курсъ въ Оксфорд, что онъ много читалъ, пользовался такимъ уваженіемъ что былъ сдланъ мировымъ судьей, и былъ джентльменъ во всхъ отношеніяхъ. Она составила о немъ мнніе что онъ лучшій изъ мущинъ. Теперь же, когда она его увидала, она не могла подавить чувства разочарованія. Онъ былъ дурно одтъ, у него былъ какой-то печальный, угнетенный, униженный видъ, и вся его наружность была такая какую теперь называютъ изношенною. И ко всему этому онъ, повидимому, совсмъ не умлъ говорить. Миссъ Маррабель знала что мистеръ Джильморъ потерплъ неудачу въ любви, но она не могла понять что любовь произвела въ немъ вс эти недостатки. Но дйствительно, любовь сдлала все это.

— Долго еще вы намрены пробыть въ нашемъ город, спросила она въ отчаяніи отъ недостатка сюжета для разговора.

Посл этого наконецъ открылся его ротъ.

— Нтъ, не думаю, сказалъ онъ.— Я не знаю что меня здсь задерживаеть, не знаю даже зачмъ я пріхалъ сюда. Вы, конечно, слышали о моемъ предложеніи вашей племянниц.

Миссъ Маррабель утвердительно кивнула своею вжливою головкой.

— Когда миссъ Лоутеръ ухала отъ насъ, она оставила мн нкоторую надежду на успхъ. Она по крайней мр позволила мн просить опять ея руки. Теперь она написала мн что она выходитъ за своего родственника,

— Да, что-то въ этомъ род, сказала миссъ Маррабель.

— Что-то въ этомъ род? Я думалъ что это ршено. Разв нтъ?

Миссъ Маррабель была добрая женщина и не легко уступала вншнимъ впечатлніямъ. Однако очень вроятно, что еслибы мистеръ Джильморъ былъ не такъ сумраченъ, не такъ дурно одтъ, не такъ ‘изношенъ’, то и она не такъ упорно воздерживалась бы сказать ему о несостоятельности капитана. Она тотчасъ же подумала бы что еще есть возможность поправить дло, и откровенно разказала бы ему обо всемъ. Но теперь она не чувствовала къ сидвшему предъ ней человку такой симпатіи чтобъ удостоить его своею откровенностью. Это, конечно, мистеръ Джильморъ, молодой другъ Фенвиковъ, обладатель Вязниковъ, человкъ о которомъ Мери часто говорила что въ немъ нельзя найти ни одного недостатка. Но въ немъ не было ничего привлекательнаго, и она не могла поощрить его какъ влюбленнаго.

— Такъ какъ Мери уже писала вамъ, сказала она,— то и я могу повторить что они дали другъ другу слово.

— Это я уже знаю. Джентльменъ этотъ, кажется, родственникъ вамъ.

— Родственникъ, но не близкій.

— И онъ, кажется, иметъ ваше согласіе?

— Что касается до этого, мистеръ Джильморъ, я не думаю чтобъ это имло какое-нибудь значеніе. Двушки въ настоящее время, выходя замужъ, не сообразуются съ желаніями своихъ старыхъ тетокъ.

— Но миссъ Лоутеръ такъ уважаетъ васъ. Я не буду спрашивать о томъ о чемъ не слдуетъ спрашивать. Если это уже ршено, то нечего и толковать объ этомъ. Я буду говорить съ вами откровенно, миссъ Маррабель. Я любилъ, я и теперь люблю вашу племянницу всею душой. Когда я получилъ ея письмо, это поразило меня, и съ каждымъ часомъ мн длалось тяжеле. Я пріхалъ сюда чтобъ узнать не осталось ли хоть малйшей надежды. Вы ничего не имете противъ меня за то что я такъ любилъ ее?

— Конечно нтъ, сказала миссъ Маррабель, сердце которой постепенно смягчалось и которая начинала не замчать пыли на сапогахъ и панталонахъ мистера Джильмора.

— Я слышалъ что капитанъ очень не богатый человкъ, что онъ почти не въ состояніи жениться на своей кузин. Я слышалъ также что есть и другія препятствія къ этому браку.

— Никакихъ другихъ препятствій нтъ, мистеръ Джильморъ.

— Однако, миссъ Маррабель, эти вещи какъ скоро устраиваются, такъ же скоро и разстраиваются. Я не буду отвергать, что еслибъ я могъ получить сердце вашей племянницы безъ этого вмшательства, это было бы для меня такимъ счастіемъ которое теперь уже невозможно. Человкъ не можетъ гордиться собой, если онъ хочетъ привлечь женщину которая предпочитаетъ ему другаго.

Сердце миссъ Маррабель теперь сдлалось чрезвычайно мягко, и она начинала убждаться по собственному опыту что мистеръ Джильморъ все же джентльменъ.

— Но я взялъ бы ее несмотря ни на что. Можетъ-быть, я хочу сказать,— могло бы случиться….— И онъ остановился.

Не разказать ли ему всего? Она думала что не должна измнять своему полу и своей племянниц. Но если она разкажетъ ему все, это не можетъ повредить Мери. Она все еще надялась что бракъ можетъ разстроиться. Если это и случится, то пройдетъ много времени прежде чмъ Мери обратитъ вниманіе на другаго поклонника. Конечно, для всхъ будетъ лучше, если этотъ эпизодъ въ жизни Мери будетъ забытъ какъ можно скоре. Еслибы не пріхалъ этотъ опасный капитанъ, думала миссъ Маррабель, то Мери, безъ сомннія, наконецъ поддалась бы совтамъ друзей, и приняла бы предложеніе, во всхъ отношеніяхъ удовлетворительное, и если этотъ эпизодъ можетъ быть забытъ, это и теперь еще возможно. Миссъ Маррабель, подумавъ немного, ршилась сказать ему хоть что-нибудь.

— Это правда, сказала она,— доходъ капитана такъ незначителенъ, что этотъ бракъ не можетъ нравиться друзьямъ Мери.

— Я не придаю большаго значенія деньгамъ, сказалъ онъ.

— Но вдь он необходимы для спокойствія, мистеръ Джильморъ.

— Я хотлъ сказать что я мене всхъ способенъ настаивать на этомъ, или торжествовать надъ моимъ соперникомъ потому что мой доходъ больше его дохода. (Теперь миссъ Маррабель окончательно убдилась что мистеръ Джильморъ джентльменъ.) Но если бракъ растроится…

— Я не могу ручаться что онъ разстроится.

— Но это возможно.

— Конечно возможно. Есть такія затрудненія которыя должны бы были разлучить ихъ.

— Если это случится, мои чувства къ ней останутся такими же каковы они были съ тхъ поръ какъ я увидалъ ее въ первый разъ. Вотъ все что я хотлъ сказать.

Посл этого она разказала ему почти все. Не упомянувъ о состояніи котораго капитанъ лишился чрезъ безчестный поступокъ своего отца, она сказала ему что у молодыхъ людей не будетъ ничего кром жалованья капитана и ничтожныхъ пятидесяти фунтовъ Мери ежегодно. Что она сама и родственникъ ея, священникъ, употребятъ вс силы чтобы помшать такому гибельному браку и избавитъ Мери отъ непривлекательной будущности быть женой индійскаго офицера. Но она просила его припомнить что Мери двушка съ характеромъ, и чти въ настоящее время она вполн предана своему жениху.

— Надюсь что это разстроится, сказала она.— Итакъ думаю, это бракъ невозможный. Но если это разстроится, то отъ этого и она нкоторое время будетъ страдать ужасно.

— Такъ я буду ждать, оказалъ мастеръ Джильморъ.— Я отправлюсь домой и буду ждать. Если есть хоть малйшая надежда, я могу жить и надяться.

— Дай Богъ чтобы вы надялись не напрасно.

— Я сдлаю вс, что будетъ въ моихъ силахъ чтобы доставить ей счастіе. Теперь я уйду, и я вамъ очень благодаренъ за вашу доброту. Я думаю, мн не слдуетъ видться съ Мери.

— Я думаю что не слдуетъ, мистеръ Джильморъ.

— Да, конечно. Она можетъ подумать что я дразню ее. Вы, вроятно, не скажете ей что я былъ здсь?

— Это, мн кажется, ни принесло бы никакой пользы.

— Конечно. Я сейчасъ же отправлюсь домой, и буду ждать. Если вамъ угодно будетъ сообщить мн что-нибудь….

— Если бракъ разстроится, я позабочусь чтобъ вы узнали объ этомъ. Я напишу миссисъ Фенвикъ. Я знаю, она вашъ другъ.

И мистеръ Джильморъ ушелъ не повидавъ Мери, уложилъ свои вещи, и возвратился съ ночнымъ поздомъ въ Вестбери. Въ семь часовъ утра онъ прибылъ домой-въ вестберійской одноколк, все еще очень несчастный, но уже гораздо спокойне чмъ онъ былъ когда ухалъ изъ дому. Онъ даже началъ надяться что теперь онъ наконецъ достигнетъ своей цли.

XXXIII. Прощаніе.

Прошло Рождество, и мсяцъ спустя посл Рождества капитанъ Маррабель и Мери Лоутеръ согласились забыть свое осеннее дло, смотрть на прошлую любовь какъ на чувство никогда не существовавшее, и разстаться друзьями. Оба сильно страдали отъ такого ршенія, но онъ сильне жаловался на свое несчастіе и уврялъ себя и другихъ что его погубили на всю жизнь. И дйствительно, человкъ не можеть быть несчастне чмъ былъ Вальтеръ Маррабель въ то время. Горе его усиливалось непріятною истиной, которую онъ не хотлъ скрывать отъ самого себя и отъ Мери, что виновникъ его несчастія его отецъ. Въ конц ноября сдланы были различныя попытки спасти хоть какую-нибудь часть денегъ, и адвокаты спустились такъ низко что выразили готовность взять хоть 2.000 фунтовъ. Они могли бы избавить себя отъ такого униженія, потому что не только 2.000 фун., но и 200 нельзя было спасти. Вальтеру Маррабель въ то время хотлось подраться съ кмъ-нибудь, но гг. Блокъ и Корлингь очень ясно дали ему понять что побить онъ можетъ только своего отца, но и тогда онъ не получитъ отъ него ни одного пенни. ‘По моему мннію,’ сказалъ мистеръ Корлингъ, ‘вы имете право посадитъ въ тюрьму вашего отца, но вы, вроятно, не захотите этого.’ Маррабель принужденъ былъ сказать что онъ этого не хочетъ, но сказалъ это такимъ тономъ что было понятно что онъ считаетъ тюрьму самымъ приличнымъ мстомъ для своего отца. Блокъ и Корлингъ уже много лтъ были повренными Маррабелей, и хотя они не чувствовали особеннаго расположенія къ личности полковника, но, по правиламъ своей профессіи, думали что семейнаго пятна не должно выказывать публик. Нтъ семьи безъ урода, и семейные повренные обязаны не давать этому уроду выказываться въ переднихъ рядахъ семейства. Капитанъ вдлалъ ужасную глупость, подписавъ ту бумагу и теперь долженъ вынести послдствія этой глупости.

— Не думаю чтобы вы могли выиграть что-нибудь, капитанъ, если будете судиться съ полковникомъ, сказалъ мистеръ Борлингъ.

— Я не имю ни малйшаго намренія судиться съ нимъ, сказалъ капитанъ раздраженнымъ тономъ. Онъ вышелъ изъ конторы и отрясъ прахъ ногъ своихъ, какъ на гг. Блока и Корлинга, такъ и на своего отца.

Тотчасъ же посл этого онъ опять имлъ свиданіе со своимъ отцомъ. Чортъ дернулъ его, какъ онъ самъ потомъ говорилъ дяд, отправиться въ Портсмутъ чтобы повидаться съ человкомъ которому его интересы должны бы были быть дороже чмъ кому-либо, и который его такъ безжалостно ограбилъ. Ничего нельзя было ожидать отъ этого визита, ни денегъ, ни совта, ни даже утшенія. Можетъ-быть, Вальтеръ Маррабель, въ гнв своемъ, думалъ что несправедливо будетъ если отецъ его вывернется не услыхавъ отъ сына ни одного слова упрека за все что онъ ему сдлалъ. Полковникъ занималъ штабную квартиру въ Портсмут, и сынъ пришелъ къ нему подъ вечеръ, когда онъ одвался собираясь хать на обдъ.

— Это ты, Вальтеръ, сказалъ старый гршникъ, показываясь изъ двери своей спальни.— Очень радъ тебя видть.

— Я этому не врю, сказалъ сынъ.

— Ну, что ты скажешь? Если ты будешь вести себя прилично, я буду радъ тебя видть.

— Вы подали мн примръ приличія, не правда ли? Прилично! Вотъ еще что!

— Если ты, Вальтеръ, пришелъ говорить объ этихъ ужасныхъ деньгахъ, то прямо говорю теб: я не буду слушать.

— Это великодушно съ вашей стороны.

— Я былъ несчастливъ. Какъ только я буду въ состояніи заплатить эти деньги, или часть ихъ, я заплачу. Съ тхъ поръ какъ ты воротился, я употреблялъ вс силы чтобы воротить для тебя часть денегъ, и ты получилъ бы ихъ, еслибы не бедфордскіе дураки. Но если говорить правду, деньги эти все же мои, и мн кажется, ты это самъ чувствовалъ когда уполномочилъ меня распоряжаться ими.

— Вотъ такъ хладнокровіе!

— Я всегда былъ хладнокровенъ и намренъ такимъ остаться. За мной сейчасъ прідетъ экипажъ, я долженъ хать на обдъ. Надюсь, ты не подумаешь что я бгу отъ тебя.

— Я не позволю вамъ уйти пока, вы не выслушаете того что я намренъ сказать вамъ, сказалъ капитанъ.

— Такъ говори скорй.

И полковникъ стоялъ предъ сыномъ и смотрлъ ему въ глаза. Нельзя сказать чтобъ онъ сердился, но у него былъ видъ какъ будто онъ былъ пострадавшимъ лицомъ. Это былъ худощавый старикъ, который носилъ платье съ ватой, красилъ бороду и брови, имлъ вставные зубы, и который, вопреки хроническому разстройству кармана, одвался всегда въ отличное платье изъ рукъ вестендскаго портнаго. Онъ былъ однимъ изъ тхъ людей которые въ продолженіи своей долгой, безпечной, безпутной жизни умютъ жить всегда съ комфортомъ, сть и пить отлично, мягко спать, носитъ хорошее платье и тонкое блье, и при всемъ этомъ никогда не имютъ денегъ. Въ нкоторыхъ кружкахъ общества, полковникъ, хотя всмъ уже были извстны его дла, былъ еще до сихъ поръ популяренъ. Онъ былъ всегда веселъ, имлъ хорошія манеры, говорилъ забавно, и для него не было ничего святаго во всемъ свт. Ему было боле семидесяти лтъ, жизнь свою онъ провелъ разгульно, и зналъ что жить ему остается не долго, но никакія сомннія, никакія опасенія не тревожили его. Сомнительно даже зналъ ли онъ что онъ дурной человкъ, такой, хуже котораго трудно найти. Лгать, красть — конечно не изъ ящиковъ и кармановъ, потому что онъ зналъ какъ это опасно, обманывать — только не за карточнымъ столомъ, потому что этой науки онъ никогда не могъ постигнуть, удовлетворять всякой своей страсти, хотя бы. это сдлало другаго человка несчастнымъ на всю жизнь, не признавать никакихъ боговъ кром своихъ тлесныхъ чувствъ и никакихъ обязанностей кром обязанности удовлетворять этихъ боговъ, продать все и не производить, ничего не любить никого кром себя, не учиться ничему кром умнья по-джентльменски сидть за столомъ, не любить, ни своей родины, ни своей профессіи, не имть ни вры, ни партіи, ни друзей, таковы были, есть и будутъ жизненныя правила полковника Маррабель. Многіе, можетъ-быть, ставили ему въ достоинство что онъ не роблъ предъ неизбжною судьбой. Когда его докторъ сказалъ ему что онъ умретъ очень скоро, если не будетъ воздерживаться отъ нкоторыхъ вещей, и сказалъ это къ такимъ словахъ что полковникъ зналъ что и при воздержаніи онъ проживетъ не долго, онъ ршился воздерживаться, думая что удовольствія ею гршной жизни стоять такой жертвы. Но никакого другаго дйствія не произвелъ на него намекъ доктора. Онъ даже ни разу ни подумалъ есть ли что о чемъ можно пожалть предъ смертью, или чего надо страшиться за гробомъ.

На свт много полковниковъ Маррабелей. Они хорошо извстны въ клубахъ и купцамъ у которыхъ забираютъ. Мущины даютъ имъ обды, а женщины улыбаются имъ. Они никогда не испытываютъ недостатка въ сигарахъ и шампанскомъ. Для нихъ всегда готовы лошади, и слуги служатъ имъ усердне чмъ другимъ людямъ. Имъ даютъ денегъ взаймы, зная что нтъ никакой надежды получить ихъ обратно. Иногда слышишь ужасный разказъ о какой-нибудь двушк которая губитъ себя изъ любви къ такому человку. И при всемъ этомъ полковники Маррабели пользуются популярностью! Трудно прослдить жизнь такого человка до самаго конца и удостовриться какъ онъ спокойно отходитъ изъ міра, потухая какъ нагорвшая свча, оставляющая посл себя лишь небольшую копоть.

— Постараюсь сказать поскорй, отвчалъ капитанъ.— Я, насколько мн извстно, ничего не выиграю оставаясь въ вашемъ обществ.

— Конечно, если ты такъ невжливъ.

— Невжливъ! Я ршилъ сегодня,— не для васъ, но для чести фамиліи,— что не буду преслдовать васъ какъ преступника за ужасную кражу которую вы совершили.

— Вдь это было бы глупо, Вальтеръ, и ты это также хорошо знаешь какъ и я.

— Я черезъ нсколько недль ду въ Индію, и надюсь что мн не удастся увидать васъ еще разъ. Я постараюсь чтобъ этого не случилось. Неизвстно кто изъ насъ умретъ раньше, но это послднее свиданіе. Надюсь что вы въ минуту смерти припомните что вы погубили вашего сына во всхъ жизненныхъ отношеніямъ. Я хотлъ жениться на двушк которую я люблю, но теперь это разстроилось, и все изъ-за васъ.

— Я объ этомъ слышалъ, Вальтеръ, и искренно поздравляю тебя съ твоимъ избавленіемъ.

— Я не могу ударить васъ.

— Да, этого ты не длай.

— Изъ уваженія къ вашимъ лтамъ и къ тому что вы мой отецъ. У васъ, кажется, нтъ сердца, и вы этого не можете чувствовать.

— Малый мой, у меня есть аппетитъ, и я долженъ хать и удовлетворить его.

И съ этими словами полковникъ исчезъ, а капитанъ выждалъ пока отецъ его сошелъ съ лстницы и слъ въ экипажъ, и тогда вышелъ самъ.

Хотя онъ говорилъ отцу что отказался отъ надежды жениться на Мери Лоутеръ, но онъ еще не выразилъ своего согласія на тотъ способъ какимъ должны были окончиться ихъ отношенія. Вопросъ этотъ подвергся продолжительному обсужденію друзей, какъ это всегда бываетъ съ подобными вопросами при такихъ обстоятельствахъ, и Мери слышала со всхъ сторонъ что она обязана отказаться, какъ для своей, такъ и для его пользы, что отношенія ихъ никогда не окончатся бракомъ и принесутъ несчастіе ей и ему. Священникъ Джонъ приходилъ поговорить съ ней и говорилъ съ такою энергіей къ какой она прежде не считала его способнымъ. Тетка Сарра была съ ней очень ласкова, но не измнила своего убжденія что отношенія ея съ Вальтеромъ должны быть по необходимости окончены. Мистеръ Фенвикъ написалъ ей письмо полное дружбы и совтовъ, а мистрисъ Фенвикъ сама прізала въ Лорингъ поговорить съ ней объ этомъ предмет. Разговоръ между ними длился очень долго.

— Если вы заботитесь обо мн, сказала Мери,— это безполезно.

— А о комъ же еще? О мистер Джильмор? Право, я о немъ теперь и не думала. Я говорю это потому что знаю что бракъ между вами и вашимъ кузеномъ невозможенъ, а продолженіе такихъ сношеній было бы гибельно для васъ обоихъ.

— Для меня это не составляетъ никакой разницы.

— Нтъ, это составляетъ большую разницу. Васъ измучаетъ неисполняющееся ожиданіе, нтъ ничего столь убійственнаго, столь ужаснаго и чего надо такъ избгать. А онъ! Какъ можетъ человкъ, поставленный въ такое положеніе въ жизни какъ онъ, жить при такихъ условіяхъ?

Результатомъ всего этого было письмо, въ которомъ Мери предлагала своему кузену освободить его отъ общанія, и говорила что для нихъ обоихъ будетъ лучше если онъ согласится принять это освобожденіе. Намреніе, которое она приняла сначала, возложитъ на него всю отвтственность, не годится. Она убдилась изъ всхъ ужасныхъ разговоровъ, что если отношенія ихъ должны быть покончены, то это должна сдлать она, а не онъ. Она хотла поступить великодушно предоставивъ ему ршеніе, но тетка ея и мистрисъ Фенвикъ объяснили ей что онъ не можетъ воспользоваться такимъ великодушіемъ. Она обязана принять всю отвтственность на себя и сдлать первый шагъ. Она, однимъ словомъ, обязана сказать ему что между ними все кончено.

Въ тотъ же самый день когда мистрисъ Фенвикъ ухала отъ нихъ, Мери написала это письмо, и оно лежало въ карман капитана Маррабель когда онъ ходилъ въ послдній разъ проститься съ отцомъ. Сколько горя и слезъ стоило ей это письмо! Она сказала себ что слды слезъ не должны остаться на письм, и разъ десять она вытирала ихъ на глазахъ чобы не дать имъ упасть. Въ письм не было умышленнаго паоса, не было даже увреній въ любви до самаго конца, гд она сказала что всегда будетъ горячо любить его, не было ни жалобъ и ни одного слова о своемъ гор. Она употребила вс доказательства которыя приводили ей другіе и потомъ вывела свое заключеніе. Она подумала, что если она общаетъ быть ему врною, то этимъ будетъ вызывать его на такое же общаніе съ его стороны, и она не написала ни слова о врности. Для нихъ обоихъ будетъ лучше если отношенія ихъ будутъ кончены, и они должны быть кончены вполн. Таковъ былъ смыслъ письма Мери Лоутеръ.

Капитанъ Маррабель, прочитавъ его, не могъ не согласиться со справедливостью всхъ доказательствъ, но онъ слишкомъ любилъ эту двушку чтобы свобода могла обрадовать его. Онъ, конечно, чувствовалъ что обязательство это ему въ тягость, что онъ не сдлалъ бы его еслибы зналъ о потер всего состоянія, и что есть страшная вроятность что оно никогда не поведетъ къ браку, но несмотря на все это, освобожденіе сдлало его несчастнымъ. Бракъ никогда не можетъ быть такимъ важнымъ, ршительнымъ шагомъ въ жизни, причиной крайняго несчастія или полнаго счастія для мущины, какъ для женщины. Но онъ любилъ ее искренно и сильно, и когда онъ узналъ что она не будетъ его женой, онъ чувствовалъ себя какъ человкъ у котораго украли его сокровище. Ея письмо было длинно и полно доказательствъ, его письмо было кратко и страстно. Читатель долженъ прочесть его:

‘Дукъ-Стритъ, январь 186*.

‘Милая Мери!

‘Еы, кажется, правы. Вс мн говорятъ это, и вс, вроятно, говорятъ и вамъ то же самое. Я долженъ ухать, что же же касается до возвращенія, я не знаю могу ли я надяться на это. При такихъ обстоятельствахъ было бы несправедливо и эгоистично съ моей стороны еслибъ я ухалъ оставивъ васъ думать о себ какъ о вашемъ будущемъ муж. Вы ждали бы того что могло бы никогда не случаться.

‘Что касается до меня, я никогда не буду думать о другихъ женщинахъ. Солдатъ можетъ обойтись безъ жены, и я съ этихъ поръ буду считать себя однимъ изъ тхъ безполезныхъ, но многочисленныхъ животныхъ которыхъ называютъ ‘холостяками’. Я никогда не женюсь и всегда буду носить вашъ образъ въ моемъ сердц, и не буду считать что гршу противъ Васъ или кого другаго, продолжая думать о васъ когда вы выйдете замужъ.

‘Мн не нужно говорить вамъ какъ я страдаю. Не только потому что долженъ разстаться съ вами, но и потому что я не могу забыть кто этому причиной. Я вчера видлся съ отцомъ, и можете вообразить какое это было свиданіе. Я иногда думаю, когда лежу въ постели, что ни съ однимъ человкомъ не поступали такъ жестоко какъ со мной.

‘Прощайте, моя милая. Я не ршился бы сказать того что вы сказали, но я знаю что вы правы. Это не моя вина, дорогая моя. Я любилъ васъ и люблю такъ искренно, какъ ни одинъ мущина никогда не любилъ женщины.

‘Всемъ сердцемъ преданный вамъ
‘Вальтеръ Маррабель.

‘Р. S. Мн хотлось бы увидать васъ еще разъ до отъзда. Неужели это невозможно? Я пріду къ дяд, но не приду къ Вамъ, если Вы скажете что лучше не приходить. Если вы можете заставить себя повидаться со мной, прошу Васъ, пожалуста, сдлайте это.’

Въ отвтъ на это Мери написала что она, конечно, хочетъ увидаться съ нимъ, когда онъ прідетъ въ Лорингъ. Она не знаетъ причины, Говорила она, почему имъ не должно видться. Но написавъ это, она спросила совта тетки. Тетушка Сарра не ршилась сказать что свиданія этого не должно бы быть, но было ясно что она считала его опаснымъ.

Капитанъ Маррабель пріхалъ въ Лорингъ въ конц января, и свиданіе состоялось. Мери устроила такъ что она была одна, когда онъ пришелъ. Онъ просилъ чтобъ она пошла съ немъ гулять, по ихъ обыкновенію, но въ этомъ она отказала, оказавъ что такая горестная прогулка ей не по силамъ, и посл этого улыбаясь говорила тетк, что еслибъ она еще разъ вышла съ нимъ изъ ихъ дома, то вроятно никогда не вернулась бы не ршилась бы попросить его воротиться назадъ, когда знала бы что это въ послдній разъ.’ И потому было ршено что свиданіе произойдетъ въ гостиной.

Онъ вошелъ въ комнату скорыми, неровными шагами, подошелъ къ ней, обнялъ и поцловалъ. На этотъ счетъ она уже заране сдлала нсколько ршеній. Онъ можетъ поцловать ее, если захочетъ, когда будетъ уходить, но только одинъ разъ. И теперь, почти непримтнымъ движеніемъ, она освободилась отъ его рукъ. Она не скажетъ ему объ этомъ ни слова, но будетъ помнить что онъ для нея уже не боле какъ дальній родственникъ. Она не должна уже боле класть голову на его плечо, путать пальцами его волосы, смотрть въ его глаза, съ любовью, цловать его. Какъ бы ни была сильна его любовь, но такіе вншніе знаки любви уже не приличны.

— Вальтеръ, сказала она,— я такъ рада васъ видть, хотя, можетъ-быть, было бы лучше еслибъ вы не приходили.

— Почему же лучше? Это было бы неестественно еслибы мы не увидались.

— И я такъ думала. Почему не проститься друзьямъ, если даже дружба ихъ такъ горяча какъ наша? Я сказала тетушк Сарр что никогда не простила бы себ еслибы не позволила вамъ придти.

— Въ этомъ нтъ ничего страшнаго, кром того что это ужасный конецъ, оказалъ онъ.

— Съ одной стороны, я не считаю это концомъ. Мы не можемъ быть мужемъ и женой, Вальтеръ, но я буду всегда слдить за вашею карьерой и буду думать о васъ какъ о самомъ дорогомъ друг. Я надюсь что вы будете писать мн, не въ начал, а такъ, черезъ годъ. Тогда вы будетъ въ состояніи писать мн какъ братъ.

— Никогда я не буду въ состояніи писать такъ.

— О, будете, если только захотите переломить себя для меня. Мн кажется, люди могутъ привыкнуть ко всему, если только захотятъ хорошенько поработать надъ собой. Вы на должны быть несчастнымъ, Вальтеръ.

— Я не такъ благоразуменъ и самонадянъ какъ вы, Мери. Я буду несчастливъ, и я солгалъ бы еслибы сталъ уврять что не буду. Меня впереди не ожидаетъ ничего что могло бы сдлать меня счастливымъ. Когда я воротился на родину, меня почти ничто не привязывало къ жизни, хотя я надялся получить состояніе. Тутъ я встртилъ васъ, и весь міръ, казалось, измнился. Я былъ счастливъ даже тогда когда узналъ какъ со мной ужасно поступили. Но теперь все кончено, и я не думаю чтобъ я когда-нибудь могъ быть опятъ счастливъ.

— А я надюсь быть счастливою, Вальтеръ.

— Надюсь что будете, милая моя.

— Есть различныя степени счастія. На высочайшей степени счастія я была когда узнала что вы любите меня.

Когда она сказала это, онъ хотлъ взять ея руку, но она непримтнымъ движеніемъ отодвинулась отъ него.

— Это счастіе я не потеряла до сихъ поръ и не намрена терять его. Я всегда буду вспоминать что вы любили меня, и вы тоже не забудете что я васъ любила.

— Забуду? Нтъ, не думаю чтобъ я могъ забыть это.

— Такъ мы не можемъ быть вполн несчастны. Нкоторое время мы, конечно, будемъ страдать.

— Я знаю какъ я буду страдать. Я не могу похвалиться такою силой воли чтобы сказать что я могу потерять то что мн необходимо и не чувствовать потери.

— Мы оба будемъ это чувствовать, Вальтеръ, но я надюсь что мы не будемъ несчастны. Когда вы узжаете изъ Англіи?

— Это не ршено еще. У меня не хватило духа подумать объ этомъ. Вроятно, не раньше какъ черезъ мсяцъ или два.

— Что же вы будете длать съ собой?

— У меня нтъ никакихъ плановъ, Мери. Сэръ-Грегори звалъ меня въ Донриппель, и я поживу тамъ пока не надостъ. Какіе веселые разговоры будутъ у меня съ дядей объ отц!

— Лучше не говорить о немъ, Вальтеръ, такъ вы скорй забудете его. Мы, конечно, будемъ слышать о васъ отъ священника Джона.

Она сидла немного поодаль отъ него, и онъ не старался приблизиться къ ней до той минуты когда, по ея знаку, онъ всталъ чтобъ уйти. Онъ сидлъ съ ней около часа, и все это время говорила боле она чмъ онъ. Она старалась дать ему понять что онъ свободенъ какъ втеръ, и говорила что она надется услышать когда-нибудь что онъ женатъ. Въ опроверженіе онъ съ жаромъ уврялъ что никогда не назоветъ ни одну женщину своею женой, если только непредвиднныя обстоятельства не позволятъ ему возвратиться и опять просить ея руки.

— Я не хочу сказать что вы должны ждать меня, сказалъ онъ.

Она улыбнулась, но не дала никакого отвта. Она ршила что для его пользы она не должна давать ему надежды на возобновленіе ихъ отношеній, и не дала.

— Благослови васъ Богъ, Вальтеръ, сказала она наконецъ, подходя къ нему и протягивая ему руку.

— Благослови васъ Богъ, Мери, на вки вковъ, сказалъ онъ, обнялъ ее и поцловалъ нсколько разъ.

Это были послдніе поцлуи, и она не препятствовала ему. Наконецъ онъ оставилъ ее, дошелъ до двери и опять воротился.

— Милая, дорогая Мери, вы поцлуете меня еще разъ?

— Это будетъ послдній, Вальтеръ.

И она поцловала его какъ поцловала бы узжающаго брата, и освободившись изъ его объятій, вышла изъ комнаты.

Несмотря на то что онъ пріхалъ въ Лорингъ наканун вечеромъ, онъ въ этотъ же день ухалъ въ Лондонъ. Онъ, конечно, обдалъ въ клуб, выпилъ стаканъ вина и выкурилъ одну или дв сигары, хотя все это длалъ съ мрачнымъ видомъ. Вс знали что онъ потерплъ ужасную неудачу въ длахъ по наслдству, и никто не ожидалъ отъ него веселія и любезности.

— Клянусь, сказалъ маленькій капитанъ Будль,— еслибъ онъ былъ моимъ начальникомъ, я повсился бы за него. Клянусь, повсился бы.

И заявленіе это заслужило сильное одобреніе въ билліардной комнат военнаго клуба.

Между тмъ въ Лорипг Мери Лоутеръ сказала себ что ей не слдуетъ принимать на себя мрачный видъ, и за обдомъ она сидла противъ тетки съ веселымъ лицомъ. Но прежде чмъ окончился этотъ вечеръ, она отчасти выдала себя.

— Я теперь ршительно не въ состояніи читать романы, тетушка Сарра, оказала она.— Не придумаете ли вы мн какого-нибудь занятія?

Старая леди подошла къ ней и поцловала ее, но не дала никакого отвта.

XXXIV. Булгамптонскія новости.

Когда дло было окончательно ршено въ Лоринг, когда миссъ Маррабель узнала что об стороны не только прервали свои отношенія, но прервали ихъ такъ что они уже не могли быть возобновлены, она исполнила свое общаніе мистеру Джильмору. Но это было сдлано только черезъ дв недля посл прощанія о которомъ говорилось въ предыдущей глав, и въ это время Вальтеръ Маррабель былъ уже у своего дяди, сэръ-Грегори, въ Донриппел. Миссъ Маррабель взяла на себя извстить мистера Джильмора если произойдетъ разрывъ, и общала передать извстіе чрезъ мистрисъ Фенвикъ, Прошли дв недли, миссъ Маррабель знала что Мери не писала своему другу въ Булгамптонъ, и хотя ей было очень совстно и неловко поддерживать сношенія основанныя на надежд что Мери современемъ приметъ милостиво другаго поклонника,— конечно, пройдетъ много времени прежде чмъ будетъ оказана такая милость,— она написала однако нсколько строкъ къ мистрисъ Фенвикъ. Она объяснила что капитанъ Маррабель принужденъ возвратиться въ Индію, и что онъ узжаетъ свободнымъ человкомъ. Мери, писала она, переноситъ свое горе мужественно. Конечно, пройдетъ много времени прежде чмъ воспоминаніе о кузен перестанетъ быть горемъ для нея, но она приступила къ своему тяжелому долгу съ доброю волей,— такъ говорила миссъ Маррабель,— и конечно, современемъ побдитъ его силой своего характера. О мистер Джильмор не было сказано ни слова, но мистрисъ Фенвикъ поняла все. Она знала что письмо это было написано для мистера Джильмора, и они обязана передать его какъ можно скоре, чтобъ онъ могъ извлечь изъ него утшеніе въ которомъ онъ такъ нуждается, хотя, конечно, онъ не долженъ, основываясь на немъ, приступать къ длу прежде чмъ пройдетъ много мсяцевъ.

— Это будетъ ему утшеніемъ, сказалъ ея мужъ, прочитавъ письмо.

— Изо всхъ мущинъ которыхъ я знаю, онъ самый постоянный, сказала мистрисъ Фенвикъ,— и постоянство его заслуживаетъ награды.

— У него такой характеръ, сказалъ настоятель.— Онъ, по всей вроятности, преодолетъ ее наконецъ, и тогда онъ будетъ счастливъ, какимъ бы способомъ она ему ни досталась. Главное, это упрямо преслдовать свою цль. Мн кажется, я могъ, бы сдлаться епископомъ, еслибы захотлъ.

— Такъ почему же ты не захочешь?

— Я не увренъ что эта цль иметъ для меня столько привлекательности какъ Мери Лоутеръ для бднаго Гарри. Человкъ, для успха въ такихъ ддахъ, не долженъ предаваться сомннію. Гарри не сомнвается что, несмотря на предпочтеніе оказанное Мери ея кузену, для него будетъ величайшимъ счастіемъ если она выйдетъ за него замужъ. Его увренность въ своей цли побдитъ наконецъ вс препятствія.

Два дня спустя посл этого мистрисъ Фенвикъ передала письмо мастеру Джильмору, окончательно убдившись что для этого оно и написано. Она держала письмо въ карман, въ ожиданіи случая увидать Джильмора, и встртивъ наконецъ его въ его владніяхъ, сказала:

— У меня есть письмо изъ Лоринга.

— Отъ Мери?

— Нтъ, отъ тетки Мери. Вамъ, слдуетъ прочесть его. Сказать вамъ правду, Гарри, я высматривала васъ съ тхъ поръ какъ получила его. Но вы не должны придавать ему большаго значенія.

Онъ прочиталъ письмо.

— Что вы хотли сказать тмъ что я не долженъ придавать ему большаго значенія?

— Вы не должны думать что Мери теперь такая же какая она была когда не видала еще этого своего кузена.

— Но вдь она та же самая.

— Положимъ что та же тломъ и душою, но такое испытаніе оставляетъ впечатлніе которое не скоро изглаживается.

— Вы хотите сказать что я долженъ подождать прежде чмъ просить ее опять?

— Вы, конечно, должны ждать. Надо чтобъ исчезло впечатлніе. Понимаете?

— Такъ я буду ждать. Что же касается до впечатлнія, это не мое дло. Какъ вы думаете, мистрисъ Фенвикъ, неужели ни одна женщина, и при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, не выйдетъ за одного человка если она любитъ другаго?

Она не ршилась сказать ему что Мери Лоутеръ мене всхъ другихъ женщинъ способна такъ поступить.

— Это одинъ изъ тхъ вопросовъ, сказала она,— на которые нтъ возможности отвтить прямо. Для этого надо сдлать ясное опредленіе любви.

— Вы понимаете что я хочу сказать?

— Я понимаю, но я не знаю что отвтить вамъ. Еслибы вы обратились къ Мери теперь, она приняла бы это за оскорбленіе, тмъ боле что ей извстно что вы знаете ея исторію съ кузеномъ.

— Я, конечно, не обращусь къ ней теперь же.

— Она никогда не забудетъ его совершенно.

— Такія вещи не забываются.

— Однако, сказала мистрисъ Фенвикъ,— можно надяться что Мери современемъ выйдетъ замужъ. Такія раны, какъ и вс другія, излчиваются.

— Я отъ своей никогда не вылчусь, сказалъ онъ, засмявшись.— Но о Мери я не знаю что думать. Мн кажется, двушки выходятъ замужъ не слишкомъ заботясь о томъ кого он избираютъ. Мы видимъ это каждый день, а потомъ он любятъ своихъ мужей. Это не романично, но это такъ.

— Не думайте объ этомъ слишкомъ много, Гарри, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Если вы все еще любите ее….

— Конечно люблю.

— Такъ подождите немного, и мы опять привеземъ ее въ Булгамптонъ. Вы, конечно, знаете чего мы желаемъ.

Въ Булгамптон все было спокойно во время послднихъ трехъ мсяцевъ. Мельница работала исправно, и Семъ также работалъ съ постоянствомъ. Настоятель не слыхалъ ничего боле о Карри Бретль и не могъ отыскать ея слдовъ и узнать гд она жила. Онъ часто заговаривалъ о ней съ мистрисъ Бретль, но она ничего не знала и полагала что Семъ знаетъ не боле ея. Они ршили что Сема невозможно спрашивать объ этомъ, хотя они знали что онъ нсколько разъ навщалъ сестру когда она жила въ Пикрофтской общин. При самомъ же мельник никто не ршался выговоритъ имена Карри съ того самаго дня когда настоятель сдлалъ свою неудачную попытку, и съ тхъ поръ между Фенвикомъ и старымъ Бретлемъ была если не вражда, то полное равнодушіе. Настоятель ходилъ на мельницу также часто какъ и прежде, ршивъ что все происшедшее не должно произвесть въ немъ никакой перемны, и отношенія его съ мистрисъ Бретль и Фанни были попрежнему дружелюбны. Но мельникъ замтно избгалъ его, уходилъ на мельницу когда Фенвикъ приходилъ въ ихъ домъ, не оказывалъ ему ни малйшаго вниманія и только слегка притрогивался къ шляп встрчаясь съ нимъ.

— Вашъ мужъ все еще сердится на меня, сказалъ однажды Фенвикъ мистрисъ Бретль.

Она покачала головой и горько улыбнулась, и сказала что это пройдетъ со временемъ, ‘вдь Яковъ такъ упрямъ’. Съ Семомь у настоятеля не было никакихъ или очень мало сношеній. Семъ все это время ни разу не былъ въ церкви, и хотя онъ усердно работалъ на мельниц, но по временамъ онъ уходилъ изъ деревни дня на два, и никому потомъ не говорилъ гд былъ.

Самымъ страннымъ и замчательнымъ дломъ совершавшимся тогда въ Булгамптон была постройка часовни или скиніи ‘Салема’, какъ называлъ ее народъ, для мистера Пудельгама. Первое извстіе о постройк мастеръ Фенвикъ получилъ отъ Гримса, строителя и плотника, который, встртивъ настоятеля на улиц Булгамптона, указалъ ему на небольшое пространство свободной земли противъ самыхъ воротъ его дома,— лужокъ, на которомъ никогда не было никакого строенія,— и сказалъ что маркизъ отдалъ его подъ часовню методистамъ.

— Въ самомъ дл? сказалъ Фенвикъ.— Надюсь что она будетъ удобна и достаточно обширна для нихъ. Тмъ не мене желательно было бы чтобъ она была подальше отъ моихъ воротъ.

Онъ сказалъ это одобрительнымъ тономъ, выказывая этимъ значительное присутствіе духа. Постройка этого зданія на такомъ мст была для него испытаніемъ, и вспомнивъ что земля принадлежитъ маркизу Тробриджу, онъ тотчасъ же догадался что мсто это выбрано чтобы досадить ему. Полукруглая луговина противъ его воротъ казалась всю принадлежностью дома настоятеля. Даже коттеджъ построенный здсь былъ бы обидой, но бросающаяся въ глаза кирпичная методистская церковь, со словомъ ‘Салемъ’, надписаннымъ крупными буквами надъ дверью, будетъ издваться надъ нимъ каждый разъ когда онъ будетъ входить въ свой садъ или выходить изъ него. Онъ всегда тщательно избгалъ всякаго подобія ссоры съ методистскимъ, священникомъ и всми способами старался показать свою готовность считать священство мистера Пудельгама столь же полезнымъ для блага цивилизаціи какъ свое собственное. Съ мистеромъ Пудельгамомъ онъ. былъ всегда вжливъ, посылалъ ему фрукты и овощи изъ своего сада, одолжалъ ему газеты. Когда рождались маленькіе Пудельгамы, мистрисъ Фенвикъ всегда освдомлялась о здоровьи матери и ребенка. Въ дом настоятеля, съ самаго прізда Фенвика, соблюдалось величайшее стараніе показать что господствующая церковь не презираетъ диссидентскихъ конгрегацій. Въ послдніе три года много толковалось о сооруженіи новой часовни, и мистеръ Фенвикъ самъ разсуждалъ о ней съ мистеромъ Пудельгамомъ. Мсто для нея было выбрано большое, удобное и отдаленное отъ его дома. Когда онъ услыхалъ новость и раздумалъ о послдствіяхъ такой постройки, ему показалось невроятнымъ чтобы маркизъ могъ унизиться до такой мести. Онъ пошелъ прямо къ мистеру Пудельгаму и узналъ отъ него что Гримсь сказалъ совершенную правду. Это было въ декабр. Посл Рождеетва начнется немедленно постройка, такъ что кирпичная работа кончится съ окончаніемъ морозовъ, говорилъ мистеръ Пудельгамъ. Онъ былъ чрезвычайно доволенъ и выразилъ надежду что въ август онъ будетъ уже служить въ новой часовн. Когда настоятель спросилъ по какой причин перемнили мсто, стараясь тономъ своего голоса не выказать досады, мистеръ Пудельгамъ отвчалъ что прикащикъ маркиза ршилъ что такъ будетъ удобне, ‘и я съ нимъ вполн согласенъ’, прибавилъ мастеръ Пудельтахъ съ вызывающимъ взглядомъ и оскаливъ зубы, и выказывая полную готовность начать приходскую распрю. Фенвикъ, соблюдая осторожность, не сдлалъ никакого замчанія и ни однимъ словомъ не выказалъ предъ Пудельгамомъ своего неудовольствія.

— Не думаю чтобъ онъ смлъ это сдлать, оказала мистрисъ Фенвикъ, пылая негодованіемъ.

— Конечно сметъ.

— Такъ посл этою вся улица его, и онъ сметъ тамъ длать что ему угодно?

— Улица большая дорога ея величества, что означаетъ что она принадлежитъ публик, но вдь это не улица. Кажется, вся деревенская земля принадлежитъ маркизу, и я никогда не слыхалъ о какомъ-нибудь частномъ владніи, да, кажется, такого и нтъ.

— Это самый низкій поступокъ о какомъ я когда-либо слыхала, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Въ этомъ я съ тобою согласенъ.

Позже, въ тотъ же день, продумавъ объ этомъ нсколько часовъ, онъ сказалъ жен:

— Я напишу маркизу и буду возражать. Это, вроятно, не принесетъ никакой пользы, но я обязанъ такъ поступить въ интересахъ тхъ которые будутъ жить здсь посл меня. Я постараюсь надость ему хорошенько, такъ какъ я не въ состояніи сдлать что-нибудь другое, прибавилъ онъ смясь.— Я чувствую что мн необходимо поссориться съ кмъ-нибудь, а мн не хотлось бы ссориться съ милымъ старикомъ Пудельгамомь.

XXXV. Новая часовня мистера Пудельгама.

Настоятель, посвятивъ недлю на раздумыванье о новой непріятности, наконецъ написалъ маркизу. И дйствительно, нельзя было медлить, если онъ надялся помшать постройк, потому что на другой же день посл свиданія съ настоятелемъ, Гримсь съ двумя помощниками началъ свои размриванія на указанномъ мст, вбивая колышки для обозначенія угловъ будущаго зданія и мстами вырзывая дернъ. Гримсь, несмотря на то что былъ строгимъ приверженцемъ церкви, готовъ былъ строить не только методистскую часовню, но даже языческій храмъ, еслибы представился случай, однако по первой просьб священника согласился отложить на время работу. ‘Гримсь’, сказалъ священникъ, ‘не скажу чтобы работа ваша мн нравилась.’

— Въ самомъ дл, сэръ? Я самъ думалъ, не примите ли вы это за обиду отъ маркиза.

— Я хочу написать ему. Если возможно, отложите работу дня на два.

Гримсъ тотчасъ же собралъ свои инструменты и ушелъ, рискуя навлечь на себя сильное негодованіе мистера Пудельгама. Мистеръ Пудельгамъ торжествовалъ, мечтая о своемъ будущемъ Салем, и ршилъ воспользоваться удобнымъ случаемъ и подъ защитой маркиза поссориться съ Фенвикомъ. До сихъ поръ характеръ Фенвика оказывался ему не подъ силу, и онъ противъ воли принужденъ былъ жить въ мир и дружб съ настоятелемъ. Онъ былъ значительно старше Фенвика, тридцать лтъ уже занималъ духовную должность и всегда имлъ удовольствіе не ладить съ духовенствомъ господствующей церкви. Быть браконьеромъ въ чужихъ владніяхъ, красть души изъ-подъ вліянія выше его поставленнаго священника, строго отзываться о недостаткахъ противника, однимъ словомъ, быть для него нарывнымъ пластыремъ, мистеръ Пудельгамъ считалъ за большую честь. Но мистеръ Фенвикъ понималъ кое-что въ такихъ длахъ и не безъ тайнаго удовольствія ршился лишить мистера Пудельгама его нарывныхъ свойствъ. Запрещенная охота иметъ свой особый интересъ, который пропадаетъ когда дано полное право стрлять. Пудельгамъ далеко не былъ счастливъ въ мир и дружб, къ которымъ обязывалъ его настоятель, и давно замтилъ что овощи и персики не могутъ вознаградить за потерю возможности съ горечью проповдовать съ кафедры Салема, и при всякомъ удобномъ случа, объ ужасныхъ оскорбленіяхъ которымъ онъ подвергается безвинно, что онъ всегда длалъ наслажденіемъ, пока его такъ не опутали, стснили и не унизили. При всей свобод дйствовать, ему рдко удавалось выманитъ душу изъ-подъ вліянія настоятеля, мало того, онъ самъ потерялъ часть вліянія на свою паству, и начиналъ убждаться что всему причиной овощи и персики. Онъ упрекалъ себя что, не добиваясь и не желая вещественныхъ знаковъ дружбы, не отвергнулъ ихъ. Онъ мучительно, сознавалъ хитрость молодаго священника, лишившаго его секту обаянія угнетенія, безъ чего не можетъ существовать никакая раскольничья секта рядомъ съ установленною церковью. Раздоръ былъ необходимъ мистеру Пудельгаму. Миръ и дружба съ настоятелемъ лишали его всякаго значенія. Все это онъ уже, давно понялъ, и сдлавшись свидтелемъ размолвки маркиза со священникомъ, ршилъ воспользоваться удобнымъ случаемъ. Онъ придумалъ сдлать замчаніе Фенвику что ему не слдовало, говорить съ маркизамъ такъ дерзко, какъ онъ позволилъ себ говорить, и выходя изъ фермы Тромбула, готовилъ проповдь объ уваженіи къ властямъ. Но тогда неожиданное сравненіе мастера Фенвика перепутало вс мысли Пудельгама, онъ струсилъ и присмирлъ. Онъ совсмъ не умлъ держать себя съ настоятелемъ какъ равный ему, но желаніе ссоры усилилось, и когда Пакеръ, управляющій маркиза, сказалъ ему что лугъ противъ воротъ усадьбы настоятеля самое удобное мсто для методистской часовни, и что маркизъ готовъ удвоить пожертвованную на постройку сумму, мистеръ Пудельгамъ понялъ что пришла минута опоясать чресла, и ршилъ съ этихъ поръ возвращать вещественные знаки дружбы гордому дарителю.

Мистеръ Пудельгамъ ни на минуту не выпускалъ изъ виду мста своего будущаго священнодйствія, и когда Гримсь со своими помощниками ушелъ оттуда, онъ сейчасъ же послдовалъ за ними, угрожалъ маркизомъ и доказывалъ необходимость немедленно приступить къ постройк. Но Гримсъ остался непреклоненъ. Настоятель просилъ отложить дня на два работу, а желанія настоятеля нельзя не исполнить. Если такихъ пустяковъ не позволяютъ сдлать для настоятеля, то какой же порядочный человкъ станетъ жить въ Булгамптон. На вс доказательства Пудельгама Гримсь отвчалъ что времени впереди много, чтобы не безпокоились, работа будетъ окончена къ сроку, если впрочемъ маркизъ не раздумаетъ, что легко можетъ случиться. ‘Маркизъ не раздумываетъ, мистеръ Гримсъ’, возразилъ разобиженный Пудельгамъ, и ушелъ отъ Гримса.

Весь Булгамптонъ уже Толковалъ о ссор, хотя мистеръ Фенвикъ тщательно избгалъ всякаго повода къ ссор. Онъ никому кром жены не высказалъ своей досады, и обращаясь съ просьбой къ Гримсу, принялъ лицемрно равнодушный тонъ. Онъ зналъ однако что приходъ волнуется, и принимаясь за письмо къ маркизу, готовъ былъ отказаться отъ своего намренія вступить въ борьбу и вмсто того пойти къ Гримсу и сказать ему что онъ можетъ начать строить. Прилично ли ему, священнику, называть христіанскій храмъ поставленный противъ воротъ его усадьбы — оскорбленіемъ? Какъ можетъ пніе молитвъ братьевъ христіанъ оскорблять его слухъ? И притомъ, если глаза и слухъ его, по человческой слабости, будутъ страдать, не обязанъ ли онъ подчиниться маленькой непріятности во имя своей великой обязанности? Не готовъ ли онх вызвать вражду своимъ противорчіемъ, забывая святую обязанность поддерживать любовь и миръ между ближними? Кром того, въ своей усадьб онъ иметъ все что ему опредлено имть, а у бднаго старика Пудельгама нтъ ничего опредленнаго, и потому иметъ ли кто право осуждать бднаго, всегда нуждающагося священника за то что онъ ищетъ покровительства своему Салему?

Такія размышленія останавливали Фенвика, но когда онъ вспомнилъ что постройкой методистской часовни противъ воротъ его усадьбы маркизъ хотлъ его наказать, онъ не могъ воспротивиться искушенію поспорить съ маркизомъ. И притомъ, если онъ такъ легко уступитъ теперь, разв маркизъ не будетъ искать средствъ досадить ему чмъ-нибудь другимъ. А главное, еще не извстно, будетъ ли его уступка способствовать благу прихода. Онъ убдился что Пудельгамъ, добивался чести быть орудіемъ маркиза. Фенвикъ былъ задоренъ какъ немногіе. Они сами вызывали его на бой, могъ ли онъ отказаться? Думая и передумывая, онъ ршилъ что борьбы не миновать, и написалъ маркизу.

‘Булгамптонъ, 3-го января, 186*

‘Ваше сіятельство!

‘Я случайно узналъ на дняхъ что для секты методистовъ вашего прихода предполагается построить часовню на лугу противъ воротъ моей усадьбы, и что мсто это выбрано и пожертвовано вашимъ сіятельствомъ. Не знаю насколько это справедливо, Гримсъ, здшній подрядчикъ, говоритъ что получилъ подрядъ отъ вашего управляющаго, и это даетъ мн поводъ предполагать что мсто выбрано мистеромъ Пакеромъ, а не вашимъ сіятельствомъ. Такъ какъ въ настоящее время года маленькое промедленіе не можетъ повредить ходу постройки, я просилъ Гримса обождать немного, пока я объяснюсь съ вами.

‘Могу уврить ваше сіятельство что рдкій священникъ господствующей церкви готовъ такъ охотно какъ я содйствовать чтобъ отложившіеся отъ нашей церкви имли удобные храмы для молитвы. Еслибъ у меня была своя земля, я, не задумался бы удлить часть ея съ этою цлью, и еслибы не было другаго мста столь же удобнаго какъ то которое теперь выбрано, я не длалъ бы никакихъ возраженій. Я порадовался услыхавъ сначала отъ мистера Пудельгама что для постройки часовни выбрано мсто на перекрестк, мсто обширное, во всхъ отношеніяхъ удобное, и близкое отъ, большинства секты.

‘Я не сталъ бы безпокоить ваше сіятельство по поводу выбора мста для методистской часовни, еслибъ у меня не было уважительныхъ возраженій противъ послдняго выбора. Я ни мало не сомнваюсь въ правахъ вашего сіятельства на пожертвованное мсто.

‘Дло не въ клочк земли, и хотя я до сихъ поръ считалъ его принадлежащимъ къ церковной земл, такъ какъ часть его прилежитъ ко входу въ усадьбу священника, но я убжденъ что вы, владлецъ обширной земли, не пожертвовали бы мста, въ правахъ своихъ на которое не были бы вполн уврены. Итакъ, не спрашивая о томъ о чемъ нтъ надобности спрашивать, я почтительно прошу ваше сіятельство не забыть что постройка методистской часовни на выбранномъ мст будетъ вчною обидой булгамптонскому викарію, а вы вроятно не захотите нанести безполезную обиду настоятелю прихода, большая часть котораго принадлежитъ вамъ.

‘Не говорю о томъ возможно ли было бы мн и моей жен — также и будущимъ настоятелямъ и ихъ женамъ — жить въ дом, у воротъ котораго, подобно сторожевой башн, будетъ возвышаться красная кирпичная часовня. Возможно ли было бы вашему сіятельству жить въ Торноверъ-парк, еслибы методисты вздумали построить башню противъ параднаго входа вашего дома? Но зная что у методистовъ не можетъ быть никакой уважительной причины строить свою часовню на такомъ мстъ, вы не позволили бы имъ. Да томъ же основаніи я теперь прошу васъ отмнить распоряженіе строить часовню противъ моихъ воротъ. Еслибы въ приход не было другихъ, не мене удобныхъ мстъ, я не длалъ бы возраженій.

‘Имю честь быть
‘Вашего сіятельства покорнйшимъ слугой
‘Франсисъ Фенвикъ’.

Маркизъ Тробриджъ, прочитавъ первую половину письма и вполовину только понявъ его смыслъ, началъ склоняться къ уступк. Онъ былъ человкъ весьма ограниченный, и напыщенный своимъ положеніемъ, требовалъ безграничнаго почтенія отъ тхъ людей которые по его мннію озарялись лучами его величія, и легко раздражался противорчіями, но онъ не былъ золъ. Онъ даже считалъ своею обязанностью быть снисходительнымъ къ низшимъ, съ которыми ему приходилось имть дло. Онъ ужасно разгнвался на булгамптонскаго священника, и былъ твердо убжденъ что такого вреднаго человка необходимо удалить изъ прихода, но при всемъ томъ ему стыдно было оскорбить священника своего прихода, каковъ бы ни былъ этотъ священникъ. Способъ наказать Фенвика изобрлъ Пакеръ, съ содйствіемъ Пудельгама, а маркизъ, одобривъ этотъ. способъ, почти забылъ о немъ. Когда мистеръ Фенвикъ замтилъ ему объ обид наносимой церковному дому, и когда маркизъ вспомнилъ что въ его распоряженіи, по словамъ мистера Пудельгама, дв тысячи и два акра приходской земли, онъ началъ думать что дйствительно лучше будетъ построить часовню гд-нибудь въ другомъ мст. Священникъ человкъ вредный, его не мшало бы проучить, но наказаніе должно относиться къ человку, а не къ его общественной дятельности.

Такъ слагались мысли маркиза, пока маркизъ не дошелъ въ письм до ужаснаго мста, гд говорилось какъ о возможномъ дл — о постройк методистской часовни въ собственномъ парк маркиза, противъ его параднаго входа. Намекъ былъ почти такъ же дерзокъ какъ намекъ на дочерей его сіятельства. Ужъ не хочетъ ли онъ сказать что маркизы равны всмъ прочимъ смертнымъ? Еслибъ этотъ вроотступникъ способенъ былъ оцнить свое положеніе и положеніе маркиза, онъ не сдлалъ бы такого сравненія.

Маркизъ перечелъ письмо еще разъ, вникнулъ внимательне въ смыслъ и замтилъ что весь тонъ письма съ самаго начала не хорошъ, что авторъ его человкъ злонамренный и слдовательно не заслуживаетъ ни малйшаго снисхожденія. Хотя бы пришлось сломать часовню для удовольствія будущаго настоятеля, теперь она будетъ поставлена, чтобы наказать Фенвика. Человкъ просящій снисхожденія не долженъ просить такъ дерзко. Сердце маркиза ожесточилось, и онъ ршился сдлать то чего ему не слдовало длать какъ крупному мстному владльцу и джентельмену.

Прошло нсколько дней прежде чмъ маркизъ отвтилъ священнику. Онъ повидался съ Пакеромъ и вытащилъ планъ своихъ владній. На план спорное мсто обозначено было не ясно, но маркизу казалось что онъ хорошо его помнитъ, и что во всемъ Булгамптон нтъ мста столь удобнаго для методистской часовни. Прошло около недли со дня полученія письма, и маркизъ наконецъ приказалъ отвтить Фенвику. Чтобы не унижаться самому, онъ поручилъ это дло главному управляющему. Управляющій просто и кратко написалъ настоятелю что выбранное мсто они считаютъ caмымъ удобнымъ для методистской часовни.

Мистрисъ Фенвикъ, услыхавъ отвтъ, залилась слезами. Она была женщина далеко не мелочная, серіозно отворившаяся къ своимъ обязанностямъ жены и матери, и опытомъ, дошедшая до убжденія, что, вооружившись терпніемъ, можно перенесть всякую непріятность, но она любила свой домъ, гордилась своимъ садомъ, и радовалась глядя на свою красивую обстановку. Ее ужасало что безобразное зданіе испортитъ видъ ихъ усадьбы.

— Мы будемъ слышать ихъ пніе и разглагольствованія каждый разъ какъ отворимъ окна фасада.

— Мы не будемъ ихъ отворять.

— Никакими средствами намъ отъ нихъ не избавиться. Каждый разъ, входя или выходя изъ воротъ, мы будемъ ихъ видть. Все равно еслибъ они поселились въ нашемъ дом.

— Ты, кажется, думаешь что мистеръ Пудельгамъ не будетъ сходить со своей каедры.

— У нихъ тамъ постоянно что-то творится. И притокъ разв не все равно: отворенное или затворенное, но это зданіе будетъ всегда торчать предъ нами. Какъ это вредно подйствуетъ на приходъ! Право, теб теперь надо бы искать другаго мста.

— Убжать отъ непріятеля?

— Не отъ непріятеля, а отъ неотвратимаго зла.

— Я этого не сдлаю, сказалъ священникъ.— Еслибы даже не было другихъ причинъ остаться, я не хочу позволить маркизу Тробриджу говорить что онъ выгналъ меня изъ прихода чтобы наказать за неповиновеніе. Не я искалъ ссоры, онъ невыносимо надмененъ и дерзокъ, а теперь радъ оскорблять меня за то что я не выношу его дерзостей. Онъ, конечно, въ своемъ положеніи можетъ сдлать мн много непріятностей, но ему не удается выгнать меня изъ прихода.

— Какая же радость здсь-то оставаться, если мы будемъ постоянно страдать.

— Мы не будемъ страдать. Какъ! Страдать, потому что безобразное зданіе возвышается противъ нашихъ воротъ! Мн не часовня непріятна, а ихъ поступокъ. Если будетъ возможно помшать имъ, я помшаю. Я считаю своимъ долгомъ бороться, чего бы мн ни стоила борьба, но я не отступлю.

Мистрисъ Фенвикъ не возражала, но съ этихъ поръ домъ и все окружающее потеряли въ ея глазахъ всю свою прелесть.

XXXVI. Семъ Бретлъ опять уходитъ.

Однажды Гримсъ, таинственнымъ шепотомъ, сообщилъ настоятелю что постройку можно бы запретить на томъ основаніи что она есть посягательство на чужой покой.

— Не мн бы вамъ это говорить, потому что мн все равно что ни строить, только бы платили деньги, но постройки иногда останавливаются, когда он нарушаютъ покой сосдей.

— Я не могу сказать что мсто- христіанскаго богослуженія нарушаетъ мой покой, Гримсъ, возразилъ настоятель.

На это Гримсъ отвчалъ что онъ знаетъ случай когда заставили замолчать колоколъ женскаго монастыря, на томъ основаніи что онъ нарушалъ чей-то покой, а колоколъ методистской часовни ничмъ не лучше колокола женскаго монастыря.

Фенвикъ сказалъ что готовъ бороться, еслибы нашелъ какое-нибудь основаніе для борьбы, и благодарилъ Гримса за совтъ. Но въ послдствіи, подумавъ, онъ понялъ что совтъ непримнимъ въ данномъ случа.

Разговоръ этотъ произошелъ два дня спустя посл полученія отвта изъ Торноверъ-парка. Гримсу приказано было немедленно приступить къ постройк, если не хочетъ отказаться отъ подряда. Мистеръ Пудедьгамъ, чувствуя за собой маркиза, искалъ ссоры. Встртившись съ настоятелемъ, на его дружескій, по обыкновенію, поклонъ онъ отвчалъ чуть замтнымъ наклоненіемъ головы и кислою физіономіей. Мистрисъ Пудельгамъ успла внушить своимъ дтямъ что у настоятеля въ саду овощи горькіе, полные червями господствующей церкви, и что дтямъ свободной церкви кушать ихъ не подобаетъ. Мистеръ Пудельгамъ оказалъ въ своей Скиніи краснорчивую проповдь о покушеніи нечестиваго царя на чужой виноградникъ. Когда онъ назвалъ себя Навуеемъ, нельзя было не предположить что въ Булгамптон есть Ахавъ и езавель. По всей деревни разнеслось что мистеръ Пудельгамъ приписывалъ мистрисъ Фенвикъ поступки езавели. Факелъ раздора былъ брошенъ, и вражда охватила приходъ.

Съ Гримсомъ у мистера Пудельгама дло дошло до крупныхъ словъ, и нкоторые даже увряли что Гримсъ угрожалъ разбить голову священнику. Послднее Гримсъ упорно отвергалъ, но партія методистовъ настаивала на своемъ обвиненіи, и съ укоромъ выставляла на видъ преклонныя лта и званіе мистера Пудельгама. ‘Они не останавливаются ни предъ какою ложью, ни предъ какимъ беззаконіемъ’, разсуждалъ раздраженный Гримсъ, и ршительно объявилъ что не примется за работу пока ему не заблагоразсудится. ‘Срокъ выставленъ въ контракт, а помыкать собой я не позволю.’

Кончилось это тмъ что въ одно прекрасное утро на мсто постройки прибылъ, со всми атрибутами своего ремесла, каменьщикъ, анабаптистъ, изъ Салисбери. Гримсъ объявилъ что потянетъ къ суду двухъ главныхъ членовъ секты съ которыми рядился. На самомъ дл никакого контракта не существовало, и Гримсъ взялся за работу на словесныхъ условіяхъ, которыя, по теоріи Пудельгама, онъ самъ нарушилъ, теряя время въ бездйствіи и не приступая къ постройк. Но Гримсъ твердо стоялъ на своемъ намреніи начатъ тяжбу, и приходъ жилъ ожиданіемъ.

Легко вообразить сколько страданія причиняло все это Фенвику. Онъ гордился тмъ что въ приход его царствовали миръ и тишина, и восхищался способомъ которымъ ему удалось остричь когти методистскому священнику. Хотя ему лично всякая борьба была по душ, но онъ сознавалъ свою святую обязанность быть примирителемъ, и какъ примиритель поступалъ съ Пудедьгамомъ. Протягивая руку методистскому священнику и длая ему дружескія замчанія, онъ въ душ похваливалъ себя за свое благоразуміе. Свои персики онъ называлъ встниками мира, а овощамъ приписывалъ голубиныя крылья. А теперь всему конецъ, и въ Булгамптон не осталось человка который не ненавидлъ бы и не обижалъ бы кого-нибудь изъ своихъ ближнихъ.

Ко всему этому прибавилась еще новая непріятность. Въ конц января Семъ Бретль пришелъ къ настоятелю и объявилъ что уходитъ съ мельницы. Семъ былъ одтъ весьма прилично, но костюмъ, его былъ какой-то не булгамптонскій, что не понравилось мистеру Фенвику, и вся осанка его выражала личную независимость и непочтительность.

— Вы, конечно, воротитесь, Семъ, сказалъ настоятель.

— Ну, не знаю, сэръ. Мы съ отцомъ побранились.

— И потому вы его оставляете? Вы объ отц говорите точно онъ для васъ все равно что всякій посторонній человкъ.

— Я никому не позволилъ бы сказать себ десятой доли того что онъ мн говоритъ.

— Такъ что же? Разв есть мра тому чмъ вы обязаны отцу? Не забывайте, Семъ, я хорошо знаю вашего отца.

— Конечно, сэръ.

— Онъ человкъ необыкновенно честный, и васъ ужасно любитъ. Вы для него зница ока, а вы хотите огорченіемъ свести ею сдую голову въ могилу.

— Спросите у матери, сэръ, она вамъ все разкажетъ. Что я ему сказалъ, я имлъ полное право сказать, а онъ накинулся на меня, веллъ мн убираться и никогда не приходить.

— Вы полагаете онъ васъ выгналъ.

— Я вамъ повторилъ что онъ сказалъ. Потомъ онъ говорилъ матушк что я могу остаться, если общаю никогда не заговаривать объ одномъ дл. Только я такого общанія дать не могу, такъ и ему сказалъ, а онъ проклялъ меня.

Священникъ замолчалъ и старался понять кто изъ нихъ виноватъ, отецъ или сынъ. Но онъ не зналъ изъ-за чего вышла ссора.

— О чемъ онъ запретилъ вамъ говорить, Семъ?

— Не все ли равно, сэръ? Я зашелъ только сказать что ухожу, я думалъ что долженъ сказать вамъ, потому что вы поручитель.

— Такъ вы сейчасъ уходите изъ Булгамптона?

— Да, мистеръ Фенвикъ. Здсь я не могу вести хорошую жизнь.

— Почему же? Гд же вы можете принести больше пользы?

— Разв хорошо какдый день браниться съ отцомъ?

— Но, право, Семъ, мн кажется, вамъ нельзя уйти. За вами слдить полиція. Я не о себ забочусь, но я боюсь, полиція остановитъ васъ.

— Такъ мн нельзя сдвинуться съ мста потому что господа полицейскіе не могутъ поймать убійцы Тромбула? Гд же тутъ законъ и справедливость?

Эти слова дали поводъ къ длинному спору. Священникъ старался доказать молодому человку что, такъ какъ онъ, очевидно, знакомъ съ людьми которыхъ подозрваютъ въ убійств и замченъ съ ними тамъ гд ему не слдовало быть, а именно въ саду настоятеля, то онъ не можетъ жаловаться если, ему не предоставлено такой свободы какою пользуются другіе люди. Семъ все это понималъ, потому что былъ уменъ, но отстаивалъ себя и доказывалъ что, такъ какъ священникъ не преслдовалъ его за посщеніе сада, то никто не иметъ права вмнять ему въ вину этотъ проступокъ, и никто не сметъ остановить его, потому что нтъ доказательствъ что онъ участвовалъ въ убійств. Онъ говорилъ такъ убдительно что Фенвикъ не находилъ возраженій. Выставить на видъ свою собственную отвтственность, какъ поручителя, ему не хотлось, онъ пересталъ спорить и нехотя согласился что никто не можетъ помшать Сему уйти изъ прихода. Но онъ совтовалъ ему не уходить такъ неожиданно, чтобы не навлечь на себя подозрній.

— Мн отъ нихъ здсь никогда не избавиться, мистеръ Фенвикъ.

— Однако изъ-за чего же вышла ссора, Семъ?

Задавъ этотъ вопросъ, священникъ уже догадывался о причин ссоры и зналъ что сочувствіе его на сторон сына, а не отца. Семъ молчалъ, и Фенвикъ повторилъ вопросъ.

— Не въ первый разъ вамъ браниться съ отцомъ. Прежде вы мирились, отчего же не помириться теперь?

— Онъ проклялъ меня, сказалъ Семъ.

— Поврьте, это пустое слово, сказанное въ минуту гнва. Пора вамъ настолько знать вашего отца чтобы не принимать въ серіозномъ смысл подобныхъ словъ. Изъ-за чего же вышла ссора?

— Изъ-за Карри, если васъ это такъ интересуетъ.

— Что вы сказали?

— Я сказалъ что пора взять ее домой, и что если я останусь на мельниц, я привезу ее. Онъ бросилъ въ меня мельничнымъ засовомъ. Да. я за этимъ не гонюсь.

— И тогда-то онъ… проклялъ васъ?

— Нтъ, не тогда. Вошла матушка, я отвелъ ее въ сторону и сказалъ что сейчасъ опять заговорю о Карри. И заговорилъ.

— Гд же Карри?

Семъ молчалъ.

— Вы знаете гд ее найти?

Семъ покачалъ головой.

— Вы не стали бы говорить что привезете ее, еслибы не знали гд она.

— Я не отсталъ бы пока не нашелъ ея, еслибы старикъ согласился ее принять. Я ея не защищаю, но есть женщины и похуже.

— Гд вы видли ее въ послдній разъ?

— Въ Пикрофт.

— Куда она отправилась изъ Пикрофта, Семь?

— Мн кажется, въ Лондонъ, мистеръ Фенвикъ.

— Скажите мн ея лондонскій адресъ.

Семъ отрицательно покачалъ головой.

— Вы идете искать ее?

— Зачмъ мн искать ее, если мн некуда ее пристроить? У отца цлый домъ и много лишнихъ комнатъ, а куда я могу ее помстить.

— Семъ, если вы ее найдете и привезете куда-нибудь, гд я могъ бы повидаться съ ней, я найду ей мсто. Право, я готовъ бы самъ хать въ Лондонъ, еслибы зналъ гд она. Однако мн она не сестра.

— Конечно не сестра, сэръ. У такихъ людей какъ вы не бываетъ такихъ сестеръ. Она….

— Остановитесь, Семъ. Не называйте ея дурнымъ словомъ. Вы ее любите.

— Такъ что же что люблю. Это не уменьшитъ ея вины.

— Я ее тоже люблю. Что же касается до ея вины, то кто изъ васъ не гршенъ? Свтъ и такъ слищкомъ жестоко наказываетъ ее за ея проступокъ.

— Да, онъ травитъ ее какъ собака крысу.

— Я не оправдываю ея грха, но онъ можетъ быть заглаженъ какъ всякій другой грхъ. Я до сихъ поръ ее люблю. Она была самой милою, доброю, привтливою двочкой изъ всего прихода, когда я пріхалъ сюда.

— Да, какъ отецъ-то любилъ ее тогда!

— Вы найдете ее, Семъ, и дадите мн знать, а я найду ей мсто, если она захочетъ принять его. Я увренъ что отецъ вашъ не возьметъ ея къ себ.

— Онъ и взглянуть-то на нее не захочетъ. А вамъ я скажу, мистеръ Фенвикъ, еслибы на свт было побольше такихъ людей какъ вы, тогда легко было бы жить. Прощайте, мистеръ Фенвикъ.

— Прощайте, Семъ, если это неизбжно.

— Вы не бойтесь за меня, мистеръ Фенвикъ. Если меня потребуютъ, я ворочусь. Еслибъ я зналъ что меня повсятъ, я воротился бы, а не потерплъ чтобы вы пострадали за меня.

Такъ разстались они друзьями, хотя священникъ не одобрялъ что молодой человкъ уходитъ, покидая отца и мать, и боялся чтобъ онъ не обратился къ дурному образу жизни. Разговоръ о Карри такъ размягчилъ ихъ сердца что мистеръ Фенвикъ не сумлъ быть строгимъ, и притомъ онъ зналъ что Сема нельзя остановить, проповдуй ему хоть цлые часы.

Постройка часовни подвигалась быстро, потому что крупный подрядчикъ, конечно, могъ вести дло скоре чмъ мелкій Булгамптонскій ремесленникъ. Въ феврал случились сильные морозы, но каменьщики не прерывали работы. Въ Булгамптон толковали что построенныя такимъ образомъ стны не устоятъ долго, но неизвстно, распускались ли эти слухи разсерженнымъ Гримсомъ, или въ самомъ дл салисберійскій перекрещенецъ, въ своемъ фанатическомъ увлеченіи, пренебрегъ чмъ-нибудь для скорости работы, и не имло ли вліянія на большинство дурныхъ отзывовъ сочувствіе къ мистеру Фенвику и господствующей церкви. Какъ бы то ни было, но стны поднимались все выше и выше, и въ конц марта противъ воротъ усадьбы настоятеля возвышалось необыкновенно безобразное зданіе, безъ крыши, съ отверстіями для двери и оконъ, и съ ужасными словами: ‘Новый Салемъ’, написанными на камн надъ дверью, зданіе въ высшей степени непріятное для приходскаго настоятеля господствующей церкви.

Всмъ извстны непріятныя принадлежности всякой постройки: кучи извести, вытоптанная трава, пыль, кирпичи, обрубки дерева, клочки бумаги, остатки обдовъ работниковъ и всякій соръ. Мистрисъ Фенвикъ, замтивъ что краска на ея воротахъ испорчена, послала строгій выговоръ салисберійскому перекрещенцу. Послдній извинился предъ,мистеромъ Фенвикомъ, доказывая что такія вещи неизбжны при постройкахъ. Мистеръ Фенвикъ, не имя ни малйшей охоты ссориться съ перекрещенцемъ, отвчалъ что бда не велика. Въ этомъ дл онъ считалъ своимъ врагомъ только маркиза, и съ маркизомъ готовъ былъ бороться, еслибъ была возможность. Онъ выходилъ къ воротамъ, наблюдалъ за работой, дружелюбно болталъ съ работниками, но сердце его болло. Обида казалась ему такъ ужасна что онъ не могъ успокоиться. Жена его была вполн несчастна, она буквально исхудала. Боле двухъ недль уже она не подходила къ воротамъ, и отправляясь въ церковь, проходила въ боковую, садовую калитку. Но чтобы пройти въ школу не увидавъ часовни, надо было сдлать большой обходъ, и такой обходъ она длала ежедневно. Мистеръ Фенвикъ, не теряя надежды, написалъ длинное письмо одному архидіакону, своему другу, который жилъ недалеко отъ Булгамптона. Возмущенный архидіаконъ представилъ дло на разсмотрніе епископа, и епископъ взялъ на себя написать вжливое увщаніе маркизу. ‘Для блага всего прихода’, писалъ епископъ, ‘я ршаюсь дать вамъ совтъ, въ полной увренности что вы готовы сдлать все возможное для спокойствія прихожанъ.’ Въ этомъ письм епископъ не упоминалъ о своей недавней переписк съ маркизомъ по поводу проступка мистера Фенвика. Маркизъ въ своемъ отвт, также умалчивая объ этомъ щекотливомъ предмет, выразилъ мнніе что христіанскій храмъ, выстроенный на открытомъ мст, за предлами усадьбы настоятеля, ничмъ не можетъ помшать мистеру Фенвику. Мистеръ Фенвикъ потерялъ всякую возможность продолжалъ борьбу, и ему ничего больше не оставалось длать какъ, стоя за воротами и наблюдая за постройкой, поражаться замчательнымъ безобразіемъ часовни.

Такъ стоялъ онъ тамъ однажды, когда къ нему подошелъ мистеръ Джильморъ. Джильморь, съ тхъ поръ какъ узналъ что помолвка Мери Лоутеръ съ Вальтеромъ Маррабель разстроилась, всю зиму жилъ уединенно, дожидаясь того времени когда можно будетъ возобновить свое предложеніе Мери. Фенвики часто звали его къ себ, но онъ заходилъ рдко. Онъ не былъ уже такъ мраченъ какъ въ то время когда Мери была невстой, но далеко еще не пришелъ въ нормальное состояніе. Теперь онъ подошелъ чтобы сказать слова два другу.

— На нашемъ мст, Франкъ, я не думалъ бы такъ много объ этой часовни.

— Нтъ, милый другъ, думали бы, еслибъ она касалась васъ такъ близко какъ меня. Разв меня часовня огорчаетъ? Я готовъ бы на этомъ самомъ мст своими руками построить имъ часовню, еслибъ это было необходимо.

— Въ такомъ случа не понимаю чтоже огорчаетъ васъ.

— Меня огорчаетъ то что, посл всхъ моихъ трудовъ, здсь осталась люди которыхъ доставляетъ удовольствіе длать мн непріятности. Обидно ихъ желаніе обидть и моя неспособность доказать имъ какъ дурно они поступаютъ, или выказать къ нимъ полное равнодушіе. Обидно не самое зданіе, а двойное оскорбленіе съ нимъ соединенное.

XXXVII. Женское страданіе.

Въ начал февраля капитанъ Маррабель отправился въ Донриппель, и въ средин марта былъ еще тамъ. Извстія объ образ его жизни доходили до лоринтскихъ родственницъ, но доходили чрезъ человка не заслуживавшаго полнаго доврія, до крайней мр со стороны Мери Лоутеръ. Донриппель, въ Варвикшейр, окруженъ мстностью богатою дичью, и Вальтеръ Маррабель, по словамъ священника Джона, посвящалъ охот три дня въ недлю. Сэръ-Грегори не держитъ охотничьихъ лошадей, и Вальтеръ нанимаетъ ихъ, говорилъ священникъ Джонь, соболзнуя что племянникъ, при своихъ незначительныхъ средствахъ, позволяетъ себ такія безразсудныя издержки. ‘Онъ не хочетъ отказывать себ ни въ чемъ, пока не истратитъ всхъ денегъ какія привезъ съ собой’. Все это говорилось въ намреніемъ показать Мери Лоутеръ что Вальтеръ не думаетъ умирать отъ любви и, забывъ о маленькой непріятности постигшей его, наслаждается жизнью. Мери знала такъ же хорошо какъ самъ священникъ для чего все это говорилось, но, конечно, никогда не возражала ни дяд, ни тетк. Если Вальтеръ ищетъ развлеченій, тмъ лучше для него, но она не могла поврить чтобъ онъ въ своемъ положеніи сталъ безразсудно тратить деньги. На сакомъ же дл правда занимала средину между тмъ что разказывалъ священникъ Джонъ и тмъ чему врила Мери. Вальтеръ Маррабель дйствительно охотился раза два въ недлю, иногда, случайно, нанималъ лошадь, но большею частію пользовался лошадью дяди, сэръ-Грегори. Но охотясь, онъ не. оставлялъ мрачнаго, разочарованнаго вида человка съ разбитымъ сердцемъ, обремененнаго многочисленными неудачами и только-что разставшагося на вки со своею возлюбленною. Однако, когда охота бывала удачна, онъ оживлялся и хотя на время забывалъ свои страданія. Вдь не лишенъ же человкъ способности радоваться, когда у него болитъ сердце.

По отношенію къ послдствіямъ неудачной, обманутой любви мущины сильно отличаются отъ женщинъ и поставлены въ боле благопріятныя обстоятельства. Женщина питаетъ свое горе, а мущина убиваетъ его. Скажутъ что женщина питаетъ горе ибо не можетъ не питать, а мущина истребляетъ его ибо въ состояніи истребить, но различіе зависитъ не столько отъ природныхъ склонностей, сколько отъ положенія въ жизни. Надъ иголкой и романами легче питать горе чмъ надъ адвокатскими бумагами, или даже среди разнообразныхъ, вн домашнихъ занятій офицера въ отпуску, не имющаго опредленнаго дла. Вальтеръ не переставалъ повторять что онъ страдаетъ, но страдалъ далеко не такъ сильно какъ Мери. Къ тому же другая непріятность, жестокій поступокъ отца, развлекала его мысли, и онъ такъ же много думалъ о своемъ разореніи какъ и о погибшей любви.

Но бдная Мери была несчастна. Когда двушка задаетъ себ вопросъ что ей сдлать со своею жизнью, самый естественный съ ея стороны отвтъ: выйти замужъ и отдать кому-нибудь свою жизнь. Это единственный путъ для женщинъ, какъ бы он противъ этого ни возставали, и хотя раздаются единичные протесты, но большинство женщинъ рано сознаетъ свое истинное назначеніе. Истину знаютъ он и когда въ боле поздней пор жизни заботятся о дочеряхъ. Эту истину знаютъ и отцы дочерей. Теперь и двушки открыто объявляютъ что знаютъ урокъ. Авторы статей въ нкоторыхъ журналахъ осуждаютъ ихъ за недостатокъ скромности, осуждаютъ неблагоразумно, безполезно, и если считать во что-нибудь вліяніе такихъ судей — во вредъ обществу. Природа поощряетъ склонность женщины къ мущин, свтъ признаетъ ея неизбжность, обстоятельства показываютъ ея разумность, вс законы міра подтверждаютъ ее, но у насъ требуютъ чтобы женщины, изъ чувства ложной скромности, отвергали ее, въ чемъ имъ не вритъ ни одно живое существо. Не такова теорія нашихъ общественныхъ цензоровъ, которые не церемонятся съ современными женщинами. Наши дочери должны воспитываться съ тмъ, чтобы быть женами, но не должны-де желать выйти замужъ! Это понятіе есть остатокъ того сантиментальнаго времени когда отталкивающая неестественность женщинъ была реакціей противъ предшествовавшей тому времени эпохи. Что наши двушки нуждаются въ мужьяхъ, и что он это поняли, есть фактъ несомннный. Пусть мущины съ своей стороны признаютъ эту истину, и мы перестанемъ слышать о новой карьер для женщинъ.

Мери Лоутеръ, которую никто не осмлился бы назвать искательницей мужа, знала все это и чувствовала что только одинъ образъ жизни въ будущемъ можетъ удовлетворить ее. У нея были глаза, и она смотрла, уши — и она слушала. Она длала сравненіе — и не могла не длать — между теткой и своимъ лучшимъ другомъ, мистрисъ Фенвикъ. Она видла — и не могла не видть — что жизнь одной жизнь жалкая, сухая, бдная содержаніемъ, между тмъ какъ жизнь другой, жены и матери, постоянно укрпляла корни, распускала втви, давала тнь, плоды, красоту и пріютъ, гд птички любятъ вить гнзда. Мери Лоутеръ хотлось быть женой, но она чувствовала что ей необходимо сначала полюбить человка чтобы сдлаться его женой. У нея явился поклонникъ, рекомендованный всми ея друзьями и всею своею обстановкой, но оказалось что она не любитъ его. Горестное смущеніе овладло ею на нкоторое время, она не видла чего долгъ требуетъ отъ нея, не понимала почему она равнодушна къ этому человку, сомнвалась, не есть ли любовь, о которой она мечтала, чувство являющееся посл замужства, и боялась ршиться на рискованный шагъ. Она все еще боялась, сомнвалась и продолжала отказывать, когда явился новый поклонникъ. Мистеръ Джильморъ добивался ея любви цлые мсяцы и не тронулъ ея сердца, Вальтеръ Маррабель въ нсколько часовъ одержалъ побду. У нея никогда не являлось желанія поиграть волосами мистера Джильмора, склонить голову на его плечо, искать его прикосновенія. Но она едва еще знала своего родственника, когда его присутствіе уже доставляло ей наслажденіе, и едва усплъ онъ вымолвить слово любви, какъ все касающееся его стало ей дорого. Ей дышалось легче въ атмосфер окружавшей его. Вс маленькія услуги которыя мущины оказываютъ женщинамъ отъ него были ей особенно пріятны. Она говорила себ что нашла вторую половину самой себя, что только соединившись съ нимъ, сдлается полнымъ человкомъ. Ей казалось, она поняла почему не могла полюбить Джильмора. Какъ мистеръ Фенвикъ очевидно созданъ чтобъ быть мужемъ своей жены, такъ и Вальтеръ Маррабель созданъ чтобы быть ея мужемъ. Она пришла къ мечтательному убжденію что браки устраиваются на небесахъ. Вопросъ, будутъ ли они имть достаточныя средства къ существованію, казался ей конечно вопросомъ немаловажнымъ, но въ первые, счастливые дни своей помолвки она ни на минуту не ршилась бы усумниться что ничто на свт не можетъ помшать имъ пройти рука объ руку всю жизнь.

Потомъ постепенно, постепенно, хотя и очень быстро, явилось убжденіе что она обязана избавить его отъ тягостей той жизни на которую сама смотрла съ такою любовью. Она сказала ему чтобъ онъ самъ разсудилъ какъ имъ поступить, и дала себ общаніе принять за разумную необходимость его ршеніе, каково бы оно ни было. Наконецъ и этого оказалось мало, она поняла что не дала ему выхода изъ его положенія, что она должна сама ршить какъ имъ поступить и объявить ему свое ршеніе. Нжно, заботливо взялась она за дло, стараясь узнать какъ онъ взглянетъ на разлуку. Поступить по требованію долга было ея постояннымъ желаніемъ, поступить противъ долга постояннымъ опасеніемъ. Она тоже слыхала объ общественныхъ законодателяхъ и современныхъ женщинахъ, и о грубостяхъ которымъ он подвергаются. Она не знала почему, но видла что законы общества требуютъ боле честности отъ женщинъ чмъ отъ мущинъ. Наблюдая за каждымъ звукомъ это голоса, за каждымъ словомъ, за каждымъ взглядомъ, она убдилась что разлука будетъ для него избавленіемъ отъ непріятной будущности, поняла что разлуку можетъ предложить она, но никакъ не онъ, и предложила ее. Сдлавъ уже свое дло, она оцнила чего оно ей стоило и почувствовала что разбила свое сердце. Пропала полнота жизни, которою она наслаждалась такъ недолго. Она пробовала убдить себя что можетъ прожить какъ жила ея тетка и быть счастливою такою жизнью, но попытка ей не удалась. Она мечтала о жизни замужней женщины, и потерявъ надежду на такую жизнь, чувствовала себя существомъ разбитымъ, не приносящимъ никому ни пользы, ни удовольствія.

Все это нкоторое время она переносила бодро и на взглядъ другихъ никогда не переставала переносить бодро. Когда священникъ Джонъ разказывалъ объ охот Вальтера, она смясь сказала что желаетъ ему успховъ. Когда тетка однажды похвалила ее, сказавъ что она поступила благородно и великодушно, она благодарила улыбкой и ласковымъ словомъ. Но она много думала, и въ глубин души ея поднялся ропотъ что драма, которую они съ Вальтеромъ играли въ продолженіе послднихъ мсяцевъ, превратилась для нея въ трагедію, между тмъ какъ для него она осталась мелодрамой, съ оттнкомъ легкой грусти. Неудачная любовь, ошибка адвоката, обманутыя ожиданія и даже преступленія отца не превратили его въ разбитое существо. Онъ во всякомъ случа остался мущиной. Онъ бденъ, но у него есть руки чтобы работать и будущность впереди. Она понимала что его грубая дятельность поможетъ ему скоро, можетъ-быть даже слишкомъ скоро, забыть впечатлніе послдней любви и возвратитъ способность полюбить снова. А у нея не осталось ничего кром воспоминаній, сожалній и разрушенной будущности, въ ожиданіи смерти.

Въ это время она получила письмо отъ мистрисъ Фенвикъ, которое ее сильно тронуло. Это было второе письмо съ тхъ поръ какъ она написала своему другу что все кончено между ней и ея родственникомъ. Въ первомъ письм мистрисъ Фенвикъ сказала прямо что Мери поступила хорошо и общала вновь писать когда время настолько уменьшитъ боль раны что можно будетъ поговорить о будущемъ. Мери страшилась втораго письма и не длала ничего чтобъ его вызвать, но наконецъ оно пришло, и такъ какъ оно имло вліяніе на будущее поведеніе Мери, читатель долженъ прочесть его:

‘Булгамптонь, мартъ 186*.

‘Милая Мери!

‘Какъ бы я желала чтобы вы были здсь, хоть бы только для того чтобы раздлить съ нами наше горе. Я не думала что такая ничтожная вещь какъ методистская часовня можетъ меня такъ растроить, сдлать такою несчастною какъ я несчастна теперь. Франкъ говоритъ что это у меня чувство побжденнаго, досада, а не оскорбленіе, но меня мучитъ и то и другое. Я теперь слышу безпрерывный стукъ молотковъ, и хотя я никогда не подхожу къ воротамъ, но знаю что тамъ пыль, грязь, осколки кирпичей, известь и тому подобное. Такой жестокой обиды я еще никогда не испытывала, а что обидне всего, такъ это то что Франкъ, страдающій не меньше меня, постоянно читаетъ мн проповди о моемъ малодушіи и неумніи переносить маленькія непріятности. ‘Представь, еслибы теб самой надо было ходить туда каждое воскресенье’, сказалъ онъ мн какъ-то надняхъ, стараясь доказать что могло бы быть и хуже. ‘Такъ что же, это и въ половину не было бы мн такъ непріятно’, сказала я. Онъ началъ вен совтовать попробовать. Не жестоко ли это съ его стороны, когда онъ знаетъ что это невозможно? Впрочемъ, вс говорятъ что часовня скоро развалится, потому что построена на скорую руку.

‘Ваша тетушка писала мн два раза, что вамъ, вроятно, извстно. Она говоритъ что вы здоровы, но только молчаливе обыкновеннаго. Напишите мн, милая моя, и откройте мн сво сердце. Я не прошу васъ пріхать сюда, принимая во вниманіе нашего сосда, но я уврена что, еслибы вы были здсь, я сумла бы утшить васъ. Я знаю, или по крайней мр догадываюсь какое направленіе принимаютъ ваши мысли. Вы получили рану и думаете что остались больною на всю жизнь. Вы ошибаетесь и такія мысли надо считать если не малодушными, то во всякомъ случа вредными. Я сама желала бы чтобы все устроилось иначе, чтобы вы не встрчались съ вашимъ родственникомъ. (Да я-то этого не желала бы, сказала себ Мери, но тотчасъ же повяла что сказала неправду. Для ея блага и, еслибы его сердце было похоже на ея сердце, для блага ихъ обоихъ, было бы лучше еслибъ они никогда не встрчались.) Но ужь если вамъ суждено было встртиться съ нимъ, и вы вообразили что не можете жить безъ него, не надо по крайней мр допускать чтобъ эта ложная фантазія разстроила вашу будущность. Вы оказываете себ плохую услугу если поддерживаете въ себ мысль что, любивъ уже разъ человка, съ которымъ вамъ пришлось разстаться, вы потеряли способность полюбить другаго. Я знаю какими доказательствами вы убждаете свое сердце что любовь прошла и не воротится, но ваши доказательства ложь и безчеловчіе. Индійскія женщины изъ ложной идеи о вчной преданности сожигаютъ себя посл смерти мужей, а если это ложная идея для вдовы, то во сколько же разъ она ложне для молодой двушки, никогда не бывшей женою?

‘Вы знаете чего мы вс желали и не перестаемъ желать до сихъ поръ, его постоянства ничто не поколеблетъ. Я убждена что онъ не пересталъ бы любить васъ, еслибы вы вышли за вашего родственника, хотя тогда онъ избгалъ бы встрчаться съ вами. Теперь я не стараюсь склонить васъ на его предложеніе. Я сказала ему чтобъ онъ ждалъ, и что если это для него такъ серіозно какъ онъ говоритъ, то онъ долженъ быть счастливъ надеждой. Онъ ждетъ и надется. Я не прошу васъ отвчать мн на это, лучше теперь ничего не отвчайте, но вы должны знать что есть человкъ который любитъ васъ и никогда не перестанетъ любить.

‘Въ конц повторю мой совтъ не слишкомъ предаваться горю и не убждать себя что все погибло. Трудно сказать кто длаетъ больше ошибокъ, т ли женщины которыя слишкомъ серіозно обдумываютъ каждый свой шагъ, или т которыя поступаютъ не думая.

‘Франкъ шлетъ вамъ свою дружбу. Отвтьте мн поскорй, хотя бы только для того чтобы погоревать со мной о нашей непріятности.

‘Всей душой любящая васъ
‘Жанета Фенвикъ.’

‘Р. S. Моя сестра и мукъ ея, мистеръ Квикенгамъ, прідутъ къ намъ на Пасху. Я не теряю надежды что зять мой укажетъ намъ средство потягаться съ маркизомъ. Говорятъ, нтъ такого дла въ которомъ мистеръ Квикенгамъ не нашелъ бы основанія для борьбы.’

Мери поняла смыслъ письма и все недосказанное также хорошо какъ сказанное. Она опять повторила себ что все происходившее между нею и Вальтеромъ, нжныя объясненія, поцлуи, птичье потиранье перышками, не оставило возможности принадлежать другому человку, хотя бы сердце позволило. Противъ этой мысли проповдуетъ другъ ея въ своихъ письмахъ, съ большею или меньшею ясностью въ выраженіяхъ. Кто же правъ? Еслибы въ такомъ дл она могла принять отъ кого-нибудь совтъ, то только отъ друга своего, Жанеты Фенвикъ. Но сердце ея возмущалось противъ совта, она говорила себ что подруга ея никогда не была въ ея положеніи и не можетъ понять его. Разв не собственными чувствами должна она руководиться, разв она не чувствуетъ что, склонивъ голову на плечо другаго мущины, она покраснетъ вспомнивъ прошлое.

Ужасное положеніе! Не о радостяхъ потерянной любви тосковала она, не о тхъ наслажденіяхъ къ которымъ такъ внезапно нашла въ себ способность, но мрачная скучная будущность страшила ее. А онъ способенъ охотиться, танцовать, работать и, конечно, полюбить снова. Какое было бы счастіе еслибы совсть позволила ей сдлаться католичкой и монахиней.

ХXXVIII. Помшательство влюбленнаго.

Письмо мистрисъ Фенвикъ, которое сейчасъ прочелъ читатель, было немедленнымъ слдствіемъ визита къ ней мистера Джильмора. 10-го марта онъ пришелъ сказать ей что прошло извстное число мсяцевъ со времени размолвки Мери съ ея родственникомъ, тотъ именно періодъ который назначила ему выждать сама мистрисъ Фенвикъ. Онъ спросилъ не сдлать ли ему теперь какого-нибудь заявленія. Мистрисъ Фенвикъ осталась недовольна ссылкой на ея собственныя слова, но принуждена была написать Мери Лоутеръ.

— Я думалъ, не пригласите ли вы ее къ себ, сказалъ мистеръ Джильморъ, когда мистрисъ Фенвикъ выговаривала ему за его нетерпніе.— Еслибы вы это сдлали, все могло бы устроиться очень просто.

— Она не прідетъ, если я ее приглашу.

— Потому что ненавидитъ меня и боится быть близко отъ меня?

— Что за пустяки, Гарри! Какая тутъ ненависть. Еслибы мн казалось что вы ей просто не нравитесь, я сочла бы долгомъ сказать это вамъ, для вашего же блага. Но если я приглашу ее теперь, она конечно вспомнитъ что вы нашъ сосдъ, и подумаетъ что мое приглашеніе иметъ что-нибудь общее съ вашими надеждами.

— И потому не прідетъ?

— Да, конечно. Подумайте сами, можеть ли быть иначе? Подождите пока онъ удетъ въ Индію, или по крайней мр до лта, и тогда мы съ Франкомъ употребимъ вс силы чтобы заманить ее сюда.

— Буду ждать, сказалъ Джильморъ, и тотчасъ же ушелъ, какъ будто ни о чемъ другомъ нельзя было и говорить.

Со времени своего возвращенія изъ Лоринга, Джильморъ жилъ уединенно въ своемъ дом. Даже Фенвики почти не видали его, несмотря на то что были такіе близкіе сосди. Въ церкви онъ бывалъ рдко, никого не приглашалъ къ себ съ тхъ поръ какъ ухалъ его дядя, пребендарій, и у викарія обдалъ не боле двухъ разъ. Мистеръ и мистрисъ Фенвикъ много говорили о немъ, и священникъ страдалъ за него. Онъ боялся что другъ его сойдетъ съ ума отъ безнадежной страсти и говорилъ что ему дйствительно необходимо ухать за границу чтобы забыть свою неудачу. Но мистрисъ Фенвикъ не покидала надежды на лучшій оборотъ дла. Она, конечно, боле заботилась о Мери Лоутеръ чмъ о Гарри Джильмор, и думала что оба могутъ вылчить свои раны, если одинъ захочетъ подождать, а другая не приходитъ въ отчаяніе.

Мистеръ Джильморъ общалъ ждать, и мистрисъ Фенвикъ написала къ Мери Лоутеръ. Отвтъ пришелъ очень скоро. Говоря о часовн, Мери утшала и шутила такъ свободно, какъ будто бы надъ ней самой не тяготло горе. Она вритъ, писала она, ‘въ мистера Квикенгама, который суметъ измучить непріятеля, если не найдетъ возможности окончательно поразить его. А потомъ есть вроятность что зданіе само собой рушится, что было-бы великимъ торжествомъ. И наконецъ, разв видъ вашего прекраснаго сада не будетъ такъ же непріятно дйствовать на мистера Пудельгама, каждый разъ когда онъ (будетъ приходить въ свою часовню, какъ на васъ непріятно дйствуетъ видъ безобразнаго зданія?’ Вы должны утшаться тмъ что на его сторон будетъ столько же типовъ какъ и на вашей’, говорила Мери. ‘Можно воспользоваться удобнымъ случаемъ и окончательно поразить его какою-нибудь неожиданностью. Предложите ему, напримръ, воспользоваться лугомъ вашего сада для одного изъ его школьныхъ праздниковъ. Мн кажется, это его убьетъ.’

Все это было очень мило и написано съ намреніемъ показать что Мери, вопреки всмъ своимъ непріятностямъ, весела и можетъ шутить. Но мистрисъ Фенвикъ поняла что вся сущность письма заключалась въ немногихъ слезахъ послдняго параграфа.

‘Не думайте, моя милая, что я умираю отъ разбитаго сердца. Я хочу жить и быть счастливою, но вы должны предоставить мн распоряжаться собой. По моему мннію, замужство не стоитъ тхъ безпокойствъ какія оно влечетъ за собой.’

Мери знала что обманываетъ себя, и мистрисъ Фенвикъ поняла это, но вмст съ тмъ убдилась что еще рано говорить о мистер Джильмор.

— Ты долженъ расшевелить его и притащить къ вамъ, оказала мистрисъ Фенвикъ мужу.

— Это легко сказать. Мущины не умютъ такъ возбуждать другъ друга какъ умете вы, женщины.. Мущины не говорятъ между собой объ особенно близкихъ сердцу предметахъ, кром, впрочемъ, денегъ.

— О чемъ же они говорятъ?

— О томъ до чего имъ мало дла: объ охот, о политик, или просто о погод. Еслибъ я заговорилъ съ нимъ о Мери Лоутеръ, онъ принялъ бы это за оскорбленіе. Ты другое дло, ты можешь говорить ему что теб угодно.

Вскор посл этого разговора мистеръ Джильморъ пришелъ самъ, выбравъ время когда викарія не было дома. Онъ вошелъ въ садъ съ церковнаго двора чрезъ маленькую калитку, и не обошелъ на другую сторону дома чтобы войти въ дверь, но пошелъ къ окну гостиной.

— Я сама теперь никогда не выхожу въ переднюю дверь, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Я только разъ была у воротъ съ тхъ поръ какъ они начали строить.

— Вдь это ужасно неудобно.

— Еще бы. Когда мы на дняхъ возвращались отъ сэръ-Томаса,— мы тамъ обдали,— я, несмотря на то что было совершенно темно, обошла чтобы пройти въ церковную калитку. Войдите, Гарри.

Мистеръ Джильморъ вошелъ и пріютился къ камину. Мистрисъ Фенвикъ умла отгадывать чужія мысли, и теперь не торопилась вызвать его на разговоръ о главномъ. Если онъ самъ заговоритъ о Мери Лоутеръ, она знала что отвтить ему, но сама не хотла заговаривать. Она начала о Бретляхь, разказала что старикъ скучаетъ о сын, что Семъ ушелъ въ конц января и до сихъ поръ о немъ нтъ никакихъ слуховъ. Джильморъ не навщалъ мельницы, и хотя теперь со вниманіемъ слушалъ о Бретляхъ, но видно было что онъ пришелъ поговорить о боле интересномъ для него дл.

— Писали вы въ Лорингъ, мистрисъ Фенвикъ? спросилъ онъ наконецъ.

— Я писала къ Мери вскор посл того какъ вы были у насъ въ послдній разъ.

— Отвчала она вамъ.

— Да, онъ тотчасъ же отвтила. Она не могла не отвтить, потому что я такъ много писала ей о своемъ гор.

— О чемъ-нибудь другомъ она не писала?

— Не знаю какъ вамъ сказать, Гарри. Я говорила съ ней откровенно о будущемъ и намекнула о вашемъ общемъ желаніи касательно васъ.

— Ну?

— Она отвчала, какъ и слдовало ожидать, что теперь она хочетъ чтобъ ее оставили въ поко.

— Я, кажется, оставилъ ее въ поко. Я не говорилъ и не писалъ ей. Она не можетъ пожаловаться что я безпокоилъ ее.

— Вы, конечно, не безпокоили ея, но она знаетъ чего мы вс добиваемся.

— Я ждалъ цлую зиму, мистрисъ Фенвикъ, и не говорилъ ни слова, а сколько прошло времени со дня ея знакомства съ родственникомъ до помолвки съ нимъ?

— Что тутъ общаго, Гарри? Вы знаете какъ мы вамъ сочувствуемъ, но право ничего нельзя сдлать приставаньемъ къ ней.

— Она была помолвлена съ нимъ и разошлась не прошло мсяца. Это было не боле какъ сонъ.

— Но такіе сны не скоро забываются. Будемъ надяться что это былъ только сонъ, что время изгладитъ его впечатлніе.

— Время — да, но нельзя ли составить какого-нибудь плана для будущаго? Нельзя ли предпринять что-нибудь? Вы говорили что пригласите ее сюда.

— Да, но только не теперь.

— Отчего бы ей не пріхать теперь? Вы не говорите обо мн. Зачмъ говорить кого она можетъ здсь встртить, а мн это дало бы возможность просить и опять.

— Много вы понимаете въ женщинахъ, Гарри! Вы думаете что двушка которую вы любите такъ легко промняетъ одного человка на другаго.

— Какъ знать! Она не долго думая влюбилась въ Вальтера Маррабель. Я былъ бы счастливъ, еслибъ она была здсь, даже не видаясь съ ней.

— Вы, конечно, постарались бы увидть ее, конечно, сдлали бы опять предложеніе, и она, конечно, опять отказала бы вамъ.

— Такъ нтъ никакой надежды?

— Я этого не говорю. Подождите лта, и тогда, если мои просьбы подйствуютъ, она будетъ здсь. Если вы находите что вамъ скучно жить одному въ Вязникахъ….

— Конечно скучно.

— Позжайте въ Лондонъ, за границу, куда хотите, для разнообразія. Или у себя займитесь чмъ-нибудь.

— Все это легко говорить, мистрисъ Фенвикъ.

— Мущин стыдно предаваться унынію. Я говорю прямо, можете сердиться, если вамъ угодно.

— Я не сержусь на васъ. Вы не понимаете что говорите.

— Нтъ, понимаю, сказала мистрисъ Фенвикъ, вооружившись всею своею энергіей.— Я желала бы сдлать для васъ все чего вы хотите, но это длается не такъ скоро. Если я приглашу ее теперь, она не прідетъ, и если даже прідетъ, то на вашу гибель. Подождите лта. Не бда если вы немного потерпите.

Онъ ушелъ, общавъ ждать. ‘Что же касается до поздки въ Лондонъ или куда въ другое мсто, я ничего подобнаго не сдлаю. Когда не останется никакой надежды, тогда я, можетъ-быть, поду за границу’, сказалъ онъ.

— Я убжденъ что она никогда не будетъ его женой, сказалъ священникъ, когда жена вечеромъ передала ему разговоръ.— Не потому что она его не любитъ, или не могла бы полюбить, еслибъ онъ велъ себя какъ слдуетъ, но потому что онъ такъ безразсудно любитъ ее. Ни одну женщину не тронешь вымаливаньемъ и выплакиваньемъ любви. Еслибъ я не считалъ его помшаннымъ, я презиралъ бы его.

— Онъ дйствительно помшался.

— И это будетъ все усиливаться, пока онъ окончательно не погубитъ себя. Надо желать всего что только могло бы выгнать его изъ Булгамптона. Я благодарилъ бы Бога еслибы сгорлъ его домъ или съ нимъ случилось какое-нибудь несчастіе. Сидитъ дома и ничего не длаетъ. Онъ не хочетъ даже присмотрть за фермой. Говоритъ что читаетъ, да я ему не врю.

— А все потому, Франкъ, что онъ серіозно влюбленъ.

— Слава Богу что я никогда не былъ такъ серіозно влюбленъ.

— Потому что вамъ не было надобности, сэръ. Сливы сами валятся къ вамъ въ ротъ.

— Сливы не должны слишкомъ спесивиться, чтобы не потерять своей сладости.

Нсколько дней спустя посл этого разговора, мистеръ Фенвикъ стоялъ у воротъ, наблюдая за постройкой и разговаривая съ работниками, когда къ нему подошла Фанни Бретль. Онъ проводилъ иногда цлые часы у воротъ и усплъ подружиться съ главнымъ работникомъ, несмотря на то что тотъ, подобно своему хозяину, былъ диссидентъ и пришелъ въ приходъ какъ непріятель. Весь Булгамптонъ зналъ какъ непріятна была для викарія совершавшаяся постройка и какъ мистрисъ Фенвикъ до того огорчалась ею что не хотла выходить изъ своихъ собственныхъ воротъ. Весь Булгамптонъ зналъ что мистеръ Пудельгамъ называлъ викарія своимъ врагомъ, забывъ объ овощахъ и персикахъ на которыхъ вскормлены маленькіе Пудельгамы, и что въ продолженіи послдняго мсяца методистскій священникъ два раза съ каедры порицалъ священника господствующей церкви. Весь Булгамптонъ толковалъ о часовн, одни бранили маркиза и салисберійскато перекрещенца, другіе говорили что господствующей церкви не мшаетъ дать щелчокъ. Но не обращая вниманія на эти толки, мистеръ Фенвикъ стоялъ у воротъ и болталъ съ работниками, точно очарованный обрушившимся на него несчастіемъ. Мистеръ Пакеръ, управляющій маркиза, увидвъ его тамъ, хотлъ скрыться незамченнымъ, потому что Пакеръ нсколько стыдился своего участія въ этомъ дл, но мистеръ Фенвикъ подозвалъ его и заговорилъ о постройк.

— Гримсъ не могъ бы сдлать такъ скоро, сказалъ онъ.

— О, конечно, мистеръ Фенвикъ.

— Надюсь что морозы не повредятъ. Можетъ-бытъ известь пострадаетъ.

Пакеръ не возражалъ. Онъ поспшилъ замтить что не отвчаетъ за работу, что маркизу нтъ никакого дла до постройки, и онъ съ своей стороны пожертвовалъ только землю.

‘Это все что онъ могъ сдлать’, смясь оказалъ викарій.

Въ это время къ ному подошла Фанни Бретль. Поклонившись ей и замтивъ что она хочетъ съ нимъ говорить, священникъ вошелъ съ ней въ свою усадьбу и спросилъ что можетъ сдлать для нея. Она держала въ рук письмо. Посл минутной нершительности она подала его настоятелю и попросила прочесть. Оно было отъ брата и дошло до нея тайными путями. Какой-то молодой человкъ пришелъ къ нимъ когда отецъ работалъ на мельниц, отдалъ ей письмо и ушелъ не согласившись дождаться отвта.

— Отецъ ничего не знаетъ, сэръ, сказала Фанни.

Мистеръ Фенвикъ открылъ письмо и прочелъ:

‘Милая сестра!

‘Ты должна помочь мн, потому что обстоятельства мои очень плохи. Я не для себя прошу, я согласился бы скорй умереть чмъ попросить копйку на мельниц. Но у Карри тоже ничего нтъ, и потому не можешь ли ты переслать сюда какую-нибудь бездлицу. Только ни подъ какимъ видомъ не говори отцу. Я знаю, ты не скажешь. Матушк скажи. Только чтобъ она тоже не говорила отцу. Если у тебя найдутся два фунта, перешли мн ихъ въ письм, по адресу:

‘Мистеру Томасу Краддокъ.
‘No 5, улица Коукросъ, городъ Лондонъ.

‘Матушк передай отъ меня почтеніе, а отцу не говори ни слова. Они не хотятъ знать Карри, такъ и не надо.

‘Любящій тебя братъ
‘Семъ Бретль.’

— Вы сказали отцу, Фанни?

— Ни одного слова, сэръ.

— А матери?

— О, конечно, сэръ. Она прочла письмо и послала меня спросить васъ что намъ длать.

— У васъ есть деньги, Фанни?

Фанни сказала что у нея въ карман даже больше чмъ онъ проситъ, но что на мельниц теперь такъ мало денегъ что едвали можно будетъ послать не сказавъ отцу. Она прибавила что не побоится сначала послать деньги, а потомъ признаться отцу. Викарій задумался, съ открытымъ письмомъ въ рук, и потомъ сказалъ:

— Войдите къ намъ, Фанни, и напишите что-нибудь брату. Вы отнесете на почту четыре фунта. Напишите что я даю ему эти деньги взаймы, пока поправятся его дла. Не надобно посылать денегъ вашего отца безъ его позволенія. Семъ мн отдастъ, если я въ немъ не ошибаюсь.

Фанни Бретль, со многими изъявленіями благодарности, поступила какъ сказалъ священникъ.

XXXIX. ‘Три честные человка’.

Булгамптонскій викарій былъ славный человкъ, въ такомъ похвальномъ отзыв, надюсь, не откажутъ ему читатели. Но нельзя отвергать что онъ былъ въ высшей степени неосторожный человкъ. Онъ надлалъ много неосторожнаго относительно маркиза Тробриджа, вс его поступки относительно семейства Бретлей, съ тхъ поръ какъ онъ поселился въ Булгамптон всегда отличались неосторожностью. Онъ самъ зналъ что, смлыя слова, сказанныя имъ маркизу были зубами дракона, имъ самимъ посянными и теперь показавшимися изъ земли прямо противъ воротъ его усадьбы, въ вид безобразнаго кирпичнаго зданія. Онъ улыбался, шутилъ, болталъ съ работниками, но ненавидлъ зданіе также сильно какъ жена его. И вотъ опять Бретли поставили его въ затруднительное положеніе. Недлю спустя посл того какъ онъ далъ Фанни Бретль четыре фунта для пересылки брату, къ нему пришло грязное письмо изъ Салисбери, писанное Семомь, въ которомъ его извщали что Карри Бретль пріхала въ Салисбери, живетъ въ трактир Три честные человка, въ предмстьи города, и дожидается тамъ чтобы мистеръ Фенвикъ нашелъ ей убжище, какъ онъ самъ общалъ ея брату. Семъ въ письм объяснялъ что мистеру Фенвику слдовало бы поспшить пріздомъ, не то на нихъ напишутъ вексель по которому ни онъ, ни Карри не будутъ въ состояніи заплатить. Письмо бднаго Сема было наивно, но человкъ не знающій его положенія назвалъ бы письмо дерзкимъ. Онъ писалъ ни мало не сомнваясь что священникъ обязанъ пріхать и требовалъ мста для своей сестры не заботясь объ ея будущемъ образ жизни или способности добывать себ пропитаніе, считая несомннною обязанностью мистера Фенвика дать пріютъ бдной Карри. Намекъ о вексел былъ предусмотрительнымъ предостереженіемъ. Поспшите взять ее отсюда, иначе вамъ придется много заплатить за нее. Таково было значеніе намека, и такъ его понялъ мистеръ Фенвикъ..

Священникъ былъ неостороженъ, по это не мшало ему быть человкомъ благоразумнымъ и добросовстнымъ. Онъ общалъ Сему Бретлю помстить куда-нибудь его сестру, если Семъ найдетъ ее и уговоритъ принять предложеніе. Семъ принялся за дло и окончилъ свою часть, и имлъ теперь полное право требовать чтобъ и священникъ исполнилъ общанное. Но подумали ли они о томъ что они, безъ сомннія, найдутъ Карри безъ средствъ заплатить долги? Можно ли было ожидать что двушка въ ея положеніи иметъ деньги? Разв онъ не зналъ ихъ положенія когда давалъ Фанни четыре фунта для пересылки брату въ Лондонъ? Мистеръ Фенвикъ, чувствуя что попалъ въ затруднительное положеніе, не думалъ отвергать своей отвтственности или увернуться отъ исполненія общаннаго. Онъ обязанъ найти мсто для Карри и заплатить за нее въ трактир.

Онъ разказалъ о своемъ затрудненіи жен, а она, конечно, бранила его за необдуманное общаніе.

— Но, малый Франкъ, если для нея, то почему не для другой? И потомъ, разв это возможно?

— Для нея, а не для другихъ, потому что она старый другъ, дочь сосда, изъ нашего прихода.

На первый вопросъ не трудно было отвтить.

— Но разв это возможно, Франкъ? Конечно, надо сдлать все возможное чтобы спасти ее, да если это возможно, почему не спасти и другихъ.

— Если теб удастся спасти одну, то это уже много.

— Что же можно сдлать для нея? Кто ее возьметъ? Захочетъ ли она пойти въ исправительный домъ?

— Боюсь что не пойдетъ.

— Ихъ тамъ такъ много, потому что ихъ больше никуда не принимаютъ. Гд ты надешься найти ей мсто?

— У нея есть замужняя сестра, Жанета.

— Которая не захочетъ взглянуть на нее, не только что пустить за порогъ своего дома. Неужели ты не знаешь, Франкъ, непрощающихъ понятій этихъ женщинъ о такихъ грхахъ какъ грхъ бдной Карри.

— Желалъ бы я знать, молятся ли он когда-нибудь.

— Конечно, молятся. Я уврена что мистрисъ Гей религіозная женщина. Но имъ позволено не прощать этого грха.

— Какимъ закономъ?

— Закономъ обычая. Ты, конечно, правъ, Франкъ, но теб не переучить ихъ, и ты не можешь не признавать факта пока онъ существуетъ. Да надо ли уничтожать его? Это удерживаетъ женщинъ отъ заблужденій.

— Такъ ты думаешь что не слдуетъ спасти это бдное существо, погибающее за такой маленькій грхъ?

— Я не говорю что не надо, но когда ты общалъ ей мсто, какъ могъ ты надяться найти его? Единственное мсто куда не отказались бы принять ее, это домъ ея матери, но туда не пуститъ ея отецъ. Мистеръ Фенвикъ замолчалъ, потому что еще ничего не придумалъ. Въ его голов возникалъ планъ силой открыть для Карри сердце ея отца. Онъ думалъ привесть ее на мельницу, посадить въ общую комнату и тогда показать отцу. Можетъ случиться что Яковъ Бретль съ яростью накинется на человка осмлившагося вмшаться въ его семейныя дла, но онъ наврное не обойдется грубо съ бдною двушкой. Священникъ зналъ Бретля и былъ увренъ что онъ, даже въ злоб, не способенъ обидть женщину.

Но надо было дйствовать, а не дожидаться пока одинъ изъ возникавшихъ плановъ созретъ до исполненія. Карри и братъ ея живутъ въ какомъ-то трактир, увренные въ общанной помощи. Ясно что надо дйствовать, но что можно сдлать? Фенвикъ обратился къ жен, но она не знала какъ помочь ему. Онъ намекнулъ на старшую сестру двушки, какъ на самую естественную покровительницу Карри, но жена тотчасъ же показала ему что планъ его неисполнимъ. И потомъ можно ли такую двушку какъ Карри Бретль выпустить изъ виду и помстить въ лавку провинціальнаго города. Ей полезне будетъ жить въ деревн, на какой-нибудь ферм, и мистеръ Фенвикъ ршилъ обратиться къ старшему брату Карри. Джорджъ Бретль богатъ и занимаетъ большую ферму близь Фортингбриджа. Мистеръ Фенвикъ зналъ его очень мало, а жену его не видалъ ни разу, но зная что они женаты уже лтъ пятнадцать, и что у нихъ подрастаетъ семейство, онъ боялся что мистрисъ Бретль, въ Стартуп, такъ называлась ихъ ферма, не согласится принять предлагаемую родственницу. Но попробовать не мшаетъ, и мистеръ Фенвикъ ршилъ, повидавшись съ Карри въ Салисбери, похать въ Стартупъ и пустить тамъ въ дло все свое краснорчіе.

На слдующій день онъ отправился съ утреннимъ поздомъ въ Салисбери и въ девять часовъ былъ уже тамъ. Посл многихъ разпросовъ онъ отыскалъ честныхъ людей. Это была небольшая полпивная, въ переулк, на самомъ краю города. Увидавъ ее, мистеръ Фенвикъ подумалъ что въ такое неприличное мсто не входилъ еще ни разу. Полпивная помщалась въ двухъ-этажномъ кирпичномъ строеніи, дверь въ него была отворена, а окно закрыто красною занавской. Изъ всхъ признаковъ такихъ полпивныхъ ни одинъ не придаетъ имъ столь неприличнаго вида какъ красныя занавски на окнахъ, а между тмъ ни одинъ цвтъ не пользуется тамъ такою популярностью какъ красный. Одинъ фактъ, можетъ-быть, объясняетъ другой. Пьяницы любятъ утолять свою жажду безъ постороннихъ нескромныхъ взглядовъ. Но мистеръ Фенвикъ вопреки красной занавск вошелъ въ полпивную, и спросилъ у безобразной женщины, стоявшей за прилавкомъ, о Семъ Бретл.

— Не здсь ли живетъ молодой человкъ, по имени Семъ Бретль, молодой человкъ съ сестрой?

Потоки ругательствъ полились съ языка пьяной женщины на несчастнаго священника. Хозяйка честныхъ людей была не только пьяна, но и ужасно зла. Оказалось что Семъ съ сестрой дйствительно жили здсь, но ихъ уже выгнали. Можно было понять что у нихъ тутъ произошла страшная ссора, потому что на бдную Карри сыпались такія ужасныя прозвища какими только можетъ наградить языкъ одной пьяной женщины другую. Хозяйка Трехъ честныхъ людей была женщина замужняя и слдовательно женщина почтенная, а бдная Карри была не замужняя и слдовательно непочтенная. Открылось кое-что изъ ея прошлой жизни. Ни она, ни братъ не могли опровергнуть обвиненій, и ее выгнали на улицу. Все это мистеръ Фенвикъ понялъ изъ словъ пьяной женщины, но больше ничего узнать не могъ. Когда онъ спросилъ куда ушла бдная Карри, женщина начала насмхаться надъ нимъ, и обвиняла его что онъ съ дурными намреніями ищетъ такую женщину. Она стояла подбоченясь и грозила призвать сосдей. Пьяная, грязная, отвратительная, пересыпая рчь свою ругательствами и не останавливаясь ни предъ какимъ выраженіемъ, она вмст съ тмъ позой своею и словами выражала негодованіе оскорбленной добродтели, оскорбленной тмъ что у ней осмлились спросить о погибшей женщин. Мистеру Фенвику не было никакого дла ни до сосдей, ни до этой пьяной женщины, которая возбуждала въ немъ только отвращеніе, но ему необходимо было узнать куда ушла та кого онъ искалъ. Женщина же ни за что не хотла сказать ему когда двушка ушла отъ нея, или гд ее можно найти. Онъ попробовалъ подмаслить ее общавъ заплатить если Карри осталась должна за что-нибудь, но даже это средство не подйствовало. Женщина продолжала кричать и браниться. Онъ ршился уйти ничего не добившись, что наконецъ и принужденъ былъ сдлать, и весьма поспшно, чтобы спастись отъ бутылки которую женщина намревалась пустить ему въ голову, въ наказаніе за дерзкое сравненіе которое онъ сдлалъ между нею и Карри Бретль.

Что ему теперь длать? Единственное средство найти двушку, думалъ онъ, пойти справиться въ полицію. Онъ шелъ еще по переулку, когда къ нему подошелъ маленькій мальчикъ. ‘Вы священникъ?’ спросилъ ребенокъ. Мистеръ Фенвикъ признался, что онъ священникъ. ‘Священникъ изъ Булгамптона?’ вопросительно продолжалъ ребенокъ. Мистеръ Фенвикъ подтвердилъ фактъ. ‘Такъ вамъ велли придти со мной.’ Мистеръ Фенвикъ послдовалъ за ребенкомъ, который привелъ его на маленькій дворъ, гд толпилось грязное, худое и юное населеніе. ‘Она здсь, у мистрисъ Стигсъ’, сказалъ ребенокъ. Тогда священникъ понялъ что его поджидали и привели въ домъ гд нашла пріютъ та кото онъ искалъ.

XL. У мистрисъ Стигсъ.

Въ верхней комнатк дома мистрисъ Стигсъ священникъ нашелъ Карри Бретль, и узналъ что со вчерашняго вечера,— ибо только наканун выгнали Карри изъ Трехъ честныхъ людей,— одинъ изъ дтей мистрисъ Стигсъ поджидалъ его въ переулк.

— Я такъ и думала что вы прідете ко мн, мистеръ Фенвикъ, оказала Карри.

— Могъ ли я не пріхать? Разв я не общалъ вашему брату? А гд же вашъ братъ?

Оказалось что Семъ ушелъ, помстивъ ее къ мистрисъ Стигсъ, и Карри не знала куда онъ пошелъ. Онъ привезъ ее въ Салисбери и пробылъ съ ней два дня у Трехъ честныхъ людей, гд они прожили все что у нихъ оставалось отъ четырехъ фунтовъ. Тамъ у нихъ вышла ссора. Кто-то изъ постителей узналъ Карри, разказалъ объ ея прошлой жизни, ее начали бранить дурными словами. Семъ заступился и, по словамъ Карри, поколотилъ человкъ шесть. Она въ слезахъ выбжала на улицу. Немного погодя пришелъ Семъ, весь въ крови, съ разорванною губой и подбитымъ глазомъ. Онъ, кажется, еще прежде зналъ мистрисъ Стигсъ, или ея мужа, и привелъ къ ней сестру, прося пріютить ее не надолго. Онъ объяснилъ что за Карри скоро прідетъ священникъ, заплатитъ за ея содержаніе и увезетъ ее съ собой. Карри думала что Семъ воротился въ Лондонъ. Онъ ужасно пострадалъ въ драк и не хотлъ чтобы мистеръ Фенвикъ увидалъ его въ такомъ вид. Все это разказала Карри, и священникъ не сомнвался въ правдивости каждаго ея слова.

— Ну, Карри, сказалъ онъ,— что же вы намрены теперь длать?

Она подняла на него глаза, но не ршалась взглянуть ему въ лицо, какъ бы боясь поднять ихъ такъ высоко. Онъ же смотрлъ на нее пристально, и думалъ что еще никогда не видлъ такого грустнаго образа. Она все еще была очень хороша, даже можетъ-быть лучше чмъ тогда когда приходила съ розовыми щечками и длинными локонами въ церковь занять свое мсто въ хор. Теперь она была блдна, и онъ замтилъ что кожа ея лица испортилась, вроятно отъ румянъ, безсонныхъ ночей и дурной жизни, но двочка превратилась въ женщину, черты лица приняли боле опредленное выраженіе, и въ линіяхъ рта появилось выраженіе мольбы, чего не было прежде, въ ея счастливые дни въ Булгамптон. Онъ спросилъ ее что она намрена длать? Но разв она пріхала сюда, по совту брата, не за тмъ чтобъ онъ самъ сказалъ что ей длать? Разв онъ не общалъ пріютить ее, если она захочетъ обратиться на путь истинный? Можетъ ли она знать что ей теперь длать? Она не отвтила, но попробовала взглянуть ему въ лицо, и не ршилась.

Онъ самъ не зналъ что ему длать съ ней. Онъ вспомнилъ о слоемъ измреніи хать въ Стартупъ, просить для нея убжища у старшаго брата, но такъ маю нддяася на успхъ своего предпріятія что не ршился сказать о намъ я вушк.

— Трудно сказать что вамъ теперь длать, Карри.

— Очень трудно, сэръ.

Онъ такъ сочувствовалъ ей что не ршился предложатъ ей холоднаго, безучастнаго пріюта въ исправительномъ дам. Какъ священникъ и какъ человкъ со здравымъ разсудкомъ, онъ зналъ что сдлалъ бы ей величайшее добро еслибы помстилъ ее въ исправительный домъ, но онъ не могъ этого сдлать. Онъ успокоивалъ свою совсть, увряя себя что она сама не приняла бы такого убжища. Онъ думалъ что почти общалъ не предлагать ей исправительнаго дома, по крайней мр не то подразумевалъ онъ, давая свое необдуманное общаніе ея брату, а общаніе, хотя и необдуманное, должно быть исполнено. Она была такая хорошенькая, такая кроткая, онъ такъ любилъ ее! Виноватъ ли онъ былъ что сочувствовалъ ей потому что она была хорошенькая и потому что онъ полюбилъ ее еще тогда когда она была двочкой? Да, надо признаться, онъ былъ виноватъ, потому что взявшись исцлить больной членъ, надо дйствовать твердымъ, непреклоннымъ образомъ.

— Не останетесь ли вы здсь дня на два? сказалъ онъ.

— Еслибы только у меня были деньги.

— Объ этомъ я позабочусь. Я думаю създить къ вашему брату Джорджу.

— Къ брату Джорджу?

— Да. А что? Разв онъ не былъ всегда добръ съ вами?

— Онъ никогда не былъ золъ, но…

— Что же?

— Я сама сдлалась такою дурною, сэръ, что онъ едва ли захочетъ говорить со мной, взглянуть на меня, или сдлать для меня что-нибудь. И потомъ у него есть жена.

— Но не вс же женщины, выйдя замужъ, длаются безсердечными. Между ними есть и такія которыя пожалютъ васъ.

Она покачала головой.

— Я скажу ему что это его обязанность, и если онъ честный, богобоязненный человкъ, онъ поможетъ вамъ.

— И мн надо будетъ жить у нихъ?

— Конечно, если они согласятся принять васъ. Чего же лучшаго можете вы пожелать? Вашъ отецъ строгъ, и хотя онъ до сихъ поръ любитъ васъ, но не можетъ проститъ вамъ.

— Можетъ ли кто изъ нихъ простить, мистеръ Фенвикъ?

— Я теперь же поду въ Стартупъ, а такъ какъ мн придется возвращаться чрезъ Салисбери, я передамъ вамъ что скажетъ братъ.

Она покачала головой.

— Во всякомъ случа надо попробовать, Карри. Слезами и неподвижностью ничего не сдлаешь. Я попрошу вашего брата, а если онъ откажетъ, поищу другихъ средствъ. Посл отца и матери онъ первый обязанъ помочь вамъ.

Онъ началъ говорить ей о ея положеніи и сказалъ ей цлую проповдь, заране приготовленную, въ которой относился къ ней такъ строго какъ только позволяла ему его любящая натура, и вмст съ тмъ былъ съ нею чрезвычайно мягокъ. Онъ доказывалъ ей что она можетъ искупить свое позорное прошлое только тяжелою, трудовою жизнью, что она должна добровольно помириться съ тмъ что вс будутъ смотрть на нее какъ на существо самое презрнное. Онъ спросилъ ее, противно ли ей самой ея порочное, безчестное прошлое. ‘Да, конечно,’ отвчала она, въ половину поднявъ на него глаза. Могла ли она отвтитъ иначе? Онъ охотне услышалъ бы страстное, вырвавшееся изъ глубины души выраженіе раскаянія, горячее общаніе жить впередъ честно, предложеніе добровольно подвергнутъ себя всевозможнымъ страданіямъ чтобъ искупить прошлое, но онъ зналъ что такой энергіи, такого краснорчія и экстаза отъ нея ожидать нельзя. Смиренная, кающаяся, несчастная теперь двушка, въ глубин души осталась все та же. Еслибъ онъ помстилъ ее въ исправительный домъ, она не долго осталась бы тамъ! Еслибъ онъ оставилъ ее у мистрисъ Стигсъ, обязавшись платить за нее, съ условіемъ чтобъ она занялась какою-нибудь работой, шитьемъ напримръ, она не исполнила бы условія. Онъ понималъ что переходъ отъ лихорадочнаго, хотя и мучительнаго возбужденія къ скучной, однообразной, лишенной всякаго содержанія жизни можетъ быть сдланъ только по строгому принужденію. Другое дло еслибъ ее можно было воротить на мельницу, тамъ, подъ нжнымъ вліяніемъ матери, въ ней возродилась бы надежда. Она была хороша, ей можно было возвратить счастіе, а онъ былъ молодъ, любилъ ее (прошу читателя не понять моихъ словъ въ дурномъ смысл), и ему хотлось избавить ее по возможности отъ страданія. Ея паденіе,— первоначальное паденіе,— возбуждало въ немъ сожалніе къ ней, а не отвращеніе. Онъ самъ съ радостью схватилъ бы того человка и не выпустилъ не переломавъ ему всхъ костей, но этотъ трудъ достался на долю мельника, который тоже не пощадилъ его. И прилично ли было бы такое дло священнику? Но когда онъ думалъ о Карри въ своихъ уединенныхъ прогулкахъ, онъ строилъ воздушные замки и готовилъ ей жизнь въ программу которой не входили власяница и пепелъ. Онъ находилъ ей любящаго мужа, знавшаго и простившаго ей ошибку, которую почти нельзя назвать грхомъ. Она длалась любящею женой, любящія дти окружали ее. Въ программу, можетъ-быть, входили благодарныя улыбки, которыми она платила ему за свое счастіе, когда онъ навщалъ ея очагъ. Онъ зналъ что все это только воздушные замки, и старался забыть ихъ, когда говорилъ ей свою проповдь. Почему бы то ни было, но онъ былъ съ ней очень нженъ и совсмъ не такъ обошелся бы съ некрасивою прихожанкой, которую ему пришлось бы бранить за воровство.

— А теперь, Карри, оказалъ онъ, собираясь уйти,— я найму въ город экипажъ и поду къ вашему брату. Нельзя не попробовать. Я увренъ что вамъ лучше всего жить у родныхъ.

— Можетъ-бытъ, но они никогда не согласятся принять меня.

— Во всякомъ случа надо попробовать. А если они примуть васъ къ себ, Карри, вы должны помнить что не слдуетъ сть дароваго хлба. Вы должны быть готовы зарабатывать себ пропитаніе.

— Я не буду лниться, сэръ.

Онъ пожалъ ея руку, призвалъ на нее благословеніе Божіе и далъ ей денегъ чтобъ она могла платить за себя мистрисъ Стигсъ.

— Я не понимаю какъ вы можете такъ заботиться о такой какъ я, сказала она, заливаясь слезами. Священникъ не сказалъ ей что длаетъ для нея такъ много потому что она ему нравится и, можетъ-быть, самъ этого не сознавалъ.

Онъ отправился на биржу чтобы нанять экипажъ. Ему пришлось много спорить прежде чмъ ршились доврить ему лошадь и экипажъ безъ сопровожденія кучера. Онъ боялся чтобы кучеръ не сдлался свидтелемъ того чего ему не слдовало знать. Онъ еще ни разу не былъ въ Стартуп и очень мало зналъ человка къ которому халъ съ такимъ щекотливымъ предложеніемъ. Въ послдній разъ онъ видлъ его по длу о поручительств за Сема, и тогда Бретль посл нкотораго убжденія согласился сдлать то о чемъ его просили. Джорджу Бретлю удалось найти въ Фортингбридж жену съ деньгами, его тоже отецъ отпустилъ съ мельницы не съ пустыми руками, и онъ пошелъ въ гору. Онъ аккуратно платилъ ренту, не былъ никому долженъ, и ходилъ въ церковь чрезъ воскресенье, не послдовавъ въ длахъ религіи дурному примру отца. Онъ былъ грубъ, самонадянъ, понималъ кое-что въ хлбопашеств и въ разведеніи овецъ, умлъ съ прибылью выжать изъ работниковъ жалованье которое платилъ имъ, но дальше этого знанія его не простирались. Все это зналъ мистеръ Фенвикъ и, не принимая въ соображеніе посщеній церкви два раза въ мсяцъ, ставилъ сына ниже отца. Въ старик Бретл есть непреклонная честь, доходящая до героизма, а можно ли такому человку какъ Джорджъ Бретль проповдовать съ надеждой на успхъ о христіанскомъ самоотверженіи и милосердіи, думалъ онъ. Впрочемъ, онъ хорошій сынъ и говоритъ съ чувствомъ, доходящимъ до благоговнія, о гнзд въ которомъ выросъ. Священнику не нравилось предстоявшее ему дло, неудача пугала его, но онъ неспособенъ былъ отступиться отъ дла за которое взялся, и смло въхалъ на дворъ стартупской фермы, гд увидалъ стоявшихъ за крыльц фермера а его жену.

XLI. Стартупская ферма.

Фермеръ Бретль, плотный человкъ лтъ тридцати восьми, но которому на видъ всякій далъ бы десятью годами больше, подошелъ къ мистеръ Фенвику, приподнялъ шляпу и дружелюбно протянулъ ему руку.

— Какое удовольствіе видть васъ въ Стартуп, мистеръ Фенвикъ. Вонъ моя жена. Молли, ты еще не видала мистера Фенвика? Это нашъ булгамптонскій священникъ. Матушка и Фанни говорятъ что другаго такого священника не найти во всемъ Вальтшейр.

Мистеръ Фенвикъ вошелъ въ большую кухню, гд его любезно привтствовала толстая хозяйка Стартупа.

Ему хотлось передать свое дло сначала брату Карри, наедин, но мистрисъ Бретль, занимавшая въ дом положеніе по крайней мр равное положенію мужа, ршила не давать ему къ тому случая. Она понимала что мистеръ Фенвикъ пріхалъ изъ Булгамптона не для того только чтобы пожать руку ея мужу и сказать нсколько любезныхъ словъ. У него есть какое-нибудь дло, и касается оно, вроятно, семейства Бретлей. Говорятъ, у старика обстоятельства-то плохи, ужъ не прислалъ ли просить денегъ. Но мистрисъ Бретль, урожденная Гуджинсъ, давно ршила что Булгамптонскому приходу не видать Гуджинскихъ денегъ. Когда мистеръ Фенвикъ попросилъ фермера прогуляться съ нимъ немного, мистрисъ Бретль отвела мужа въ сторону и сдлала ему маленькое предостереженіе.

— Это что-нибудь съ мельницы, Джоржъ. Не общай ничего не поговоривъ напередъ со мной.

Лицо Джорджа приняло серіозное, почти печальное выраженіе. Только что предъ тмъ у него съ благоврною супругой былъ маленькій споръ по поводу положенія длъ на мельниц.

— Я сейчасъ виднъ въ Салисбери одну особу, отрывисто началъ мистеръ Фенвикъ, когда они вышли со двора фермы и зашли за скирды.

— Особу въ Салисбери, мистеръ Фенвикъ? Кого же это?

— Вы ее когда-то хорошо знали, мистеръ Бретль. Я видлъ вашу сестру Карри.

Лицо фермера приняло опять тяжелое, почти грустное выраженіе, и онъ не сказалъ ни слова.

— Бдное созданіе, продолжалъ священникъ.— Бдная, несчастная двушка!

— Она сама накликала бду на себя и на насъ всхъ, сказалъ фермеръ.

— Конечно, другъ мой. Необдуманное, минутное увлеченіе погубило ее и принесло много горя вамъ всмъ. Но вдь надо же помочь ей? Вы какъ полагаете?

Братъ молчалъ.

— Вы поможете, я увренъ, спасти ее отъ безвозвратной гибели которая ее ожидаетъ, если никто не приметъ въ ней участія.

— Если нужны деньги чтобы помстить ее куда слдуетъ…

— Нтъ, не то, по крайней мр въ настоящее время деньги ей не нужны.

— Чего же ей нужно?

— Ей нужна личная поддержка и дружба любящаго, человка. Вы любите вашу сестру, мистеръ Бретль?

— Не знаю, мистеръ Фенвикъ.

— По крайней мр вы любили ее когда-то, а теперь, конечно, жалете.

— Она принесла намъ всмъ столько горя. Еслибы не она, намъ на за кого было бы краснть. Теперь еще Семъ. Но, впрочемъ, мущина, какъ бы дуренъ ни былъ, никогда не сдлаетъ столько дурнаго какъ женщина.

Мистеръ Бретль говорилъ не о степени порочности до какой могутъ унизиться оба пола, но о вліяніи ихъ поведенія на родственниковъ.

— И потому женщина больше мущины нуждается въ помощи.

— Я дамъ денегъ, мистеръ Фенвикъ. Много я дать не могу, но…

— Вы дайте ей пріютъ, пріютъ въ вашемъ дом.

— Что!? Взять ее въ Стартупъ?

— Да, въ Стартупъ, потому что отецъ вашъ не возьметъ ея.

— Я тоже не возьму. Да что я въ такомъ дл? Вы меня спрашивайте посл, а спросите-ка сначала жену. Да что тутъ толковать, мистеръ Фенвикъ. Это невозможно.

— Невозможно помочь сестр?

— Сестра-то она сестра, спорить нельзя. Но зачмъ она ушла и сдлалась…. Я не скажу чмъ она сдлалась, мистеръ Фенвикъ. Мало она принесла намъ всмъ горя? Взять ее сюда! Я на нее такъ золъ что даже руки не протянулъ бы ей. Кто не веллъ ей остаться честною женщиной и не позорить семейства?

Но вопреки всмъ этимъ строгимъ приговорамъ, мистеру Фенвику удалось, потолковавъ о христіанской обязанности помогать ближнимъ, получить позволеніе фермера поговорить съ мистрисъ Бретль. Позволеніе это равнялось согласію принять сестру если жена не будетъ прекословить, но фермеръ прибавилъ что никогда не далъ бы позволенія еслибы не былъ вполн увренъ что мистрисъ Бретль даже не захочетъ выслушать такого страннаго предложенія. О жен онъ говорилъ почти съ благоговніемъ.

— Ей не приходилось и говорить-то съ такими, мистеръ Фенвикъ. Я боюсь, она забудетъ всякую вжливость, если при ней осмлятся упомянуть о такихъ женщинахъ.

Но мистеръ Фенвикъ, несмотря на предостереженіе, остался при своемъ намреніи. Когда онъ воротился въ домъ, мистрисъ Бретль была въ своей гостиной, предоставивъ кухню служанк. Онъ пошелъ къ барын и замтилъ что она въ честь его надла чистый чепчикъ. Заручившись позволеніемъ фермера, онъ прямо приступилъ къ длу.

— Мистрисъ Бретль, сказалъ онъ,— мы сейчасъ съ вашимъ мужемъ говорили о его бдной сестр Карри.

— Чмъ меньше говорить о ней, тмъ лучше, сказала фермерша.

— Я съ вами вполн согласенъ. Дло въ томъ чтобы помстить ее въ добрыя, благонадежныя руки, а потомъ чмъ меньше намъ придется говорить о ней тмъ лучше. Она бросила свою порочную жизнь.

— Он никогда не бросаютъ ея, оказала фермерша.

— Потому что имъ рдко даютъ къ тому возможность. Бдной Карри такъ хочется помститься куда-нибудь подальше отъ грха.

— Право, мистеръ Фенвикъ, намъ лучше не говорить о ней. Она опозорила насъ всхъ. По-моему, на свт нтъ слишкомъ большаго несчастія для нея.

Мастеръ Фенвикъ, думавшій напротивъ что на свт нтъ слишкомъ большаго благополучія для его бдной, кающейся гршницы, начиналъ сердиться на хозяйку. Въ душ онъ длалъ сравненія, которыя мы вс длаемъ въ подобныхъ случаяхъ. Въ чемъ состоитъ великая добродтель этой толстой, откормленной женщины, которая сметъ воротить носъ отъ несчастной сестры? Не напоминаетъ ли она того гнуснаго фарисея который благодарилъ Бога что не похожъ на мытаря, между тмъ какъ мытарь былъ на пути къ небу?

— Вы, конечно, постарались бы спасти ее, еслибъ это было возможно, сказалъ священникъ.

— Что это значитъ: спасти? Если вы хотите сказать что такихъ женщинъ можно ставить наравн съ тми которыя всегда были честными, такъ я не понимаю чего ихъ и спасать?

— Вы никогда не читали о Маріи Магдалин, мистрисъ Бретль?

— Конечно читала, мистеръ Фенвикъ. У Маріи Магдалины, можетъ-быть, не было отца, братьевъ, сестеръ, золовокъ, и она никого не опозорила кром себя. Можетъ-быть, у ней не было честнаго дома, когда она начала. Намъ ничего не извстно.

— А иначе у нашего божественнаго Спасителя не хватило бы милосердія простить ее? сказалъ мистеръ Фенвикъ съ ироніей.

Но иронія не задла мистрисъ Бретль.

— Тогда было одно время, а теперь другое. Теперь нтъ Спасителя чтобъ указать намъ кто можетъ и кто не можетъ сдлаться Маріей Магдалиной. А Карри Бретль сама приготовила себ постель, пусть и лежитъ на ней. Не наше дло мшаться.

Фенвикъ не покидалъ однако намренія сдлать ей свое предложеніе. Онъ уже почти потерялъ надежду сдлать тутъ что-нибудь для Карри, но ему хотлось подразнить женщину и сказать что, по его мннію, она обязана сдлать для Карри.

— А я думалъ что вы возьмете ее къ себ и постараетесь оградить отъ соблазна.

— Взять ее къ себ! съ ужасомъ воскликнула фермерша.

— Да. Кто же ей ближе брата?

— Не бывать этому, мистеръ Фенвикъ. Если вы объ этомъ говорила съ Бретлемъ, я скажу вамъ, вы пріхали сюда не съ добрымъ дломъ. Въ своемъ дом всякій самъ себ хозяинъ, и постороннимъ не приходится давать совтовъ, мистеръ Фенвикъ. Вы, можетъ-быть, не знаете что у насъ есть дочери? Взять ее въ Стартупъ!

— Но, мистрисъ Бретль….

— Не оскорбляйте меня, мистеръ Фенвикъ. Я не позволю съ собой такъ обращаться. Неприлично вамъ, духовному лицу, и къ тому же молодому человку, приходить въ честный домъ говорить о такой женщин.

— Такъ вы допустите ее умереть съ голоду гд-нибудь въ канав.

— Такія не умираютъ съ голоду. Он отлично дятъ и пьютъ пока молоды, даже слишкомъ много. Наконецъ у насъ есть тюрьмы. Пустъ идутъ туда, если хотятъ каяться. Он однако идутъ туда только тогда когда никто не захочетъ взглянуть на нихъ, да и тогда большая часть изъ нихъ длаются воровками.

— И вы не избавите сестры вашего мужа отъ такой будущности?

— Точно кто виноватъ что она сестра честнаго человка! Вспомните чмъ обязаны ей мои дти, имъ не за кого было бы краснть, еслибы не она. Вс Гуджинсы всегда вели себя честно, я говорю о женщинахъ, прибавила она, вроятно вспомнивъ продлки одного пьяницы-дядюшки.— Позвольте попросить васъ, мистеръ Фенвикъ, чтобъ я не слыхала больше ни одного слова о ней. Я съ такими женщинами никогда не говорила, и не хочу начинать въ моемъ собственномъ дом. Всякій самъ знаетъ какъ ему поступать и можетъ обойтись безъ совтовъ священниковъ. Вы меня извините, мистеръ Фенвикъ, что я такъ говорю съ вами, вы сами довели меня до этого. Прощайте, мистеръ Фенвикъ.

На двор онъ увидалъ фермера стоявшаго у его экипажа.

— Что же, мистеръ Фенвикъ, раздляетъ она ваши мысли?

— Не совсмъ, мистеръ Бретль.

— Я такъ и зналъ. Согршившія женщины точно больныя животныя, которыхъ обгаютъ здоровыя. Он должны знать это напередъ и воздержаться отъ грха.

— Это однако не удержало Карри.

— Ну, и пусть ее страдаетъ, какъ мы вс страдаемъ по ея милости. Однако, мистеръ Фенвикъ, десять-пятнадцать фунтовъ, если они могутъ пригодиться…

Но священникъ съ досадой отвергнулъ предложеніе и похалъ назадъ въ Салисбери, негодуя на жестокость свта. Разв женщина говорила не то что внушилъ ей свтъ, нашъ свтъ, считающій себя въ прав судить гршниковъ строже чмъ судилъ ихъ Спаситель.

Съ печальными извстіями отправился онъ къ мистрисъ Стигсъ и обезпечилъ тамъ содержаніе Карри недли на дв. Двушк онъ далъ много совтовъ какъ ей проводитъ время, общалъ прислать ей книгъ и просилъ не лниться надъ шитьемъ для семейства мистрисъ Стигсъ. Онъ просилъ ее ходить ежедневно къ служб въ соборъ, не потому чтобъ онъ считалъ общественное богослуженіе необходимымъ для нея, но чтобы хоть часть ея дня проходила не безъ пользы.

Карри, прощаясь съ нимъ, сказала очень мало.

— Хорошо, я останусь у мистрисъ Стигсъ.

Вотъ все что она сказала.

XLII. Мистеръ Квикенгамъ.

Въ четвергъ на Страстной недл, 6го апрля, мистеръ и мистрисъ Квикенгамъ пріхали въ Булгамптонъ. Адвокатъ намренъ былъ дать себ продолжительный отдыхъ, цлые четыре дня, и воротиться въ Лондонъ въ слдующій вторникъ, а жена его общала себ много удовольствій у сестры.

— Какъ я бываю рада когда удается вытащить его изъ города хоть на два дня, сказала мистрисъ Квикенгамъ.— А въ этотъ разъ онъ, кажется, даже не ваялъ съ собою своихъ бумагъ.

Мистрисъ Фенвикъ тономъ извиненія заявила сестр что имъ очень хотлось бы узнать законное мнніе зятя объ извстномъ непріятномъ дл.

— Разв это работа? сказала заботливая жена адвоката.— Онъ будетъ очень доволенъ. Я говорю объ ужасныхъ бумагахъ которыя онъ читаетъ по ночамъ. Пусть бы онъ говорилъ или писалъ сколько ему угодно, но это ужасное чтеніе приводитъ меня въ ужасъ. Правда, теперь у него есть помощники, но пользы-то отъ нихъ немного. Цлыя ночи онъ перебираетъ листъ за листомъ и все говоритъ что сейчасъ кончитъ, а раньше трехъ никогда не ложится.

Мистрисъ Квикенгамъ была старше сестры на четыре года и моложе своего мужа на двнадцать лтъ, слдовательно адвокатъ былъ значительно старше священника. Мастеръ Квикенгамъ занимался въ контор адвокатовъ, гд, посл долгой и трудной борьбы, добился положенія приносившаго ему большой доходъ и безконечную, безпрерывную работу. Съ самаго начала своего жизненнаго поприща онъ всегда стремился къ какой-нибудь цли, достигалъ ея, но никогда не удовлетворялся и шелъ дальше. При выход изъ школы ученая степень казалась ему верхомъ благополучія. Онъ получилъ ее. Отсюда былъ уже одинъ шагъ до начала адвокатскаго поприща въ Лондон. Первое страстно ожидавшееся тяжебное дло принесло ему мало удовлетворенія, но было первою ступенью лстницы, конецъ которой, по мр восхожденія, терялся изъ виду. Такъ шла вся его жизнь, и между тмъ какъ онъ подвигался впередъ, обязанности увеличивались, онъ женился и сдлался отцомъ многочисленнаго семейства. Онъ постоянно ставилъ предъ собой какую-нибудь цль и думалъ что будетъ вполн счастливъ когда достигнетъ ея. Теперь онъ надвалъ шелковую мантію, и доходъ его превышалъ его собственныя желанія, но онъ мечталъ о скамь судей и желалъ бы свободно располагать своими вечерами. Теперь онъ думалъ что это было всегда конечною цлью всхъ его стремленій, но еслибъ онъ могъ припомнить свои юношескія мечты, онъ увидлъ бы что въ то время тяжелая, безмолвная, незамтная должность судьи была въ его глазахъ ничто въ сравненіи съ блистательною карьерой счастливаго адвоката. Послднее онъ уже испыталъ и, можетъ-быть, скоро испытаетъ и первое, и когда придетъ то время, и мистеръ Квикенгамъ будетъ возсдать на почетномъ мст въ судебной палат и проводить долгіе часы въ утомительномъ, совстливомъ слушаніи, онъ будетъ мечтать о блаженномъ поко почетной отставки, о томъ времени когда вс часы дня будутъ въ его распоряженіи. Но придутъ и эти счастливые дни, и съ ними болзни,— слдствіе времени и тяжелыхъ трудовъ, и его мысли обратятся съ ожиданіемъ къ вчному покою, гд доходы, почести, жена и дти соединятся для него въ одно цлое, которое онъ назоветъ небомъ. Теперь же онъ пріхалъ въ Булгамптонъ отдохнуть и повеселиться, если окажется что веселіе возможно безъ судебныхъ бумагъ.

Мистеръ Квикенгамъ былъ высокій, худощавый господамъ, съ проницательными срыми глазами и длиннымъ носомъ, по поводу котораго острили враги его въ суд, говоря что жена вшаетъ ему на носъ чайникъ, чтобы не даромъ пропадалъ излишній жаръ исходящій изъ его устъ. Въ волосахъ его уже проглядывала сдина, а бакенбарды, единственное украшеніе его лица, были почти совсмъ уничтожены его нетерпливою рукой. У него не хватало времени ни на что кром работы. Онъ лъ въ опредленные часы съ такимъ видомъ что, казалось, жизнь его зависитъ отъ того чтобы не потерять лишней минуты за этимъ занятіемъ. Одвался онъ со скоростью желзныхъ дорогъ, ходилъ быстрою, стремительною походкой, какъ бы протестуя противъ слишкомъ медленнаго движенія всего міра. Онъ былъ близорукъ и часто спотыкался, ушибалъ ноги и разбивалъ на пути все что можно было разбитъ, но не обращалъ ни малйшаго вниманія на страданія своего тла и кармана, такъ что жена, перестала замчать ему его промахи. Онъ былъ неопрятенъ, постоянно проливалъ на себя супъ и чай, пальцы его никогда не освобождались отъ чернильныхъ пятенъ, и имлъ несчастную привычку терять самыя необходимыя бумаги. Онъ приказывалъ слугамъ отыскивать пропавшую вещь и потомъ бранилъ ихъ когда они ее искали, но часто бранилъ и самого себя за вс свои промахи. Онъ былъ человкъ совстливый, трудолюбивый, добрый, но съ нимъ трудно было ладить, горячій, нетерпливый, онъ легко раздражался когда съ нимъ не соглашались, самъ же никогда не признавался въ своихъ ошибкахъ. Всегда стремясь къ правд, онъ часто проглядывалъ ее, сокрушался о незначительной неудач, но одержавъ значительную побду, тотчасъ же забывалъ о ней. Таковъ былъ мистеръ Квикенгамъ, котораго боялись не только вс его враги, но и многіе изъ друзей. Мистрисъ Фенвикъ признавалась что боится зятя, а священникъ хотя и не боялся, но былъ всегда на сторож въ присутствіи великаго адвоката.

Мы не можемъ объяснить здсь какъ случилось то что мистеръ Чамберленъ былъ избавленъ отъ обязанности присутствовать при богослуженіи Страстной недли, но какъ бы то ни было, когда мистеръ Квикенгамъ пріхалъ въ Булгамптонъ, каноникъ гостилъ въ Вязникахъ. Онъ пріхалъ туда въ начал недли, можетъ-быть съ цлью, какъ предполагалъ мистеръ Фенвикъ, образумить племянника и внушить ему боле здравый взглядъ на дло съ миссъ Лоутеръ, а можетъ-быть, какъ увряла нелюбезная мистрисъ Фенвикъ, просто для того чтобъ избавиться отъ длинныхъ службъ Страстной недли, и предполагалъ вернуться въ Салисбери въ субботу. Въ четвергъ онъ былъ приглашенъ на обдъ къ Фенвикамъ, гд долженъ былъ познакомиться съ мистеромъ Квикенгамомъ. Въ своемъ город, среди своихъ прихожанъ, онъ счелъ бы неприличнымъ обдать въ гостяхъ на Страстной недл, но въ деревенскомъ приход, какъ онъ объяснилъ мистрисъ Фенвикъ, на эти вещи смотрятъ иначе.

Мистеръ Квикенгамъ пріхалъ часа за два до обда и тотчасъ же отправился со священникомъ взглянуть на оскорбительное зданіе, а мистрисъ Фенвикъ, которая никогда не ходила смотрть на него, осталась въ безопасныхъ предлахъ своей гостиной и начала описывать его ужасы сестр.

— Это мсто до сихъ поръ считалось приходскою землей? спросилъ мистеръ Квикенгамъ.

— Право, не знаю, отвчалъ священникъ.— Сюда приводили играть дти, а когда выростало тутъ сколько-нибудь травы, сосдскія коровы съдали ее.

— Было объявлено что она отдается въ аренду подъ зданіе?

— Конечно, нтъ. Лордъ Тробриджъ никогда во длаетъ ничего подобнаго.

Адвокатъ обошелъ вокругъ мстечка измряя его шагами, какъ бы надясь этимъ способомъ узнать что-нибудь, потомъ, подоживъ руки въ карманы и склонивъ голову на бокъ, онъ внимательно посмотрлъ на зданіе.

— Онъ отдалъ имъ землю въ подарокъ или въ наемъ? спросилъ онъ.

Священникъ объявилъ что ему ничего неизвстно объ условіяхъ агентовъ маркиза съ методистами.

— Они, можетъ-быть, такъ поспшили наказать васъ что ограничились словесными условіями. Какъ велико пространство церковной усадьбы?

— Говорятъ, сорокъ два акра.

— А вы сами не измряли?

— Никогда. Мн ршительно все равно сколько тутъ акровъ, сорокъ одинъ или сорокъ три.

— Конечно, согласился адвокатъ.— Это такое пустяшное дло какихъ мн не встрчалось, но во всякомъ случа для васъ непріятное.

— И очень непріятное. Жанета ужасно горячится, но я ршился смотрть равнодушно. Вдь въ сущности вреда большаго тутъ нтъ.

— Однако это оскорбленіе.

— Но если я могу покаяать что не оскорбляюсь, то оскорбленіе теряетъ силу. Прихожане, конечно, знаютъ что помщикъ дразнитъ меня.

— Именно дразнитъ.

— И они нкоторое время будутъ дразнить меня въ подражаніе ему. Это, конечно, непріятно, потому что вредитъ моему вліянію и усиливаетъ расколъ въ ущербъ церкви. Мущины и женщины будутъ ходить сюда только потому что маркизъ покровительствуетъ часовн. Все это я знаю, и мн досадно, но во всякомъ случа надо стараться смотрть на дло равнодушно.

— Кто здсь самый старый человкъ въ приход? Самый старый изъ не потерявшихъ памяти?

Подумавъ немного, священникъ сказалъ что самый старый человкъ въ приход мельникъ Бретль, и что онъ не только не потерялъ памяти, но можетъ разсказать все что помнитъ.

— Сколько ему лтъ, спросилъ адвокатъ.

Священникъ сказалъ что мельнику идетъ, кажется, седьмой десятокъ.

— Ходитъ онъ въ церковь?

Священникъ принужденъ былъ признаться что мельникъ никогда не ходилъ ни въ какую церковь.

— Я пойду къ нему завтра, во время утренней службы.

Священникъ поднялъ брови, но не выразилъ своего мннія насчетъ того пристойно ли самому мистеру Квикенгаму не пойти въ церковь въ Страстную Пятницу.

— Можно сдлать что-нибудь, Ричардъ? спросила мистрисъ Фенивикъ.

— Конечно можно.

— Въ самомъ дл? Какъ я рада. Что же можно сдлать.

— Можно уступить.

— Вотъ чего я никогда не сдлаю! Это было бы малодушіемъ, я такъ и сказала Франку. Я не желала имъ зла пока они не трогали насъ, а теперь они наши враги, и я буду поступать съ ними какъ съ врагами. Я сочла бы за безчестіе сидть въ одной комнат съ маркизомъ Тробриджемъ.

— Вы легко мокете избавить себя отъ безчестія, елии будете стоять въ его присутствіи, сказалъ мистеръ Квиккенгамъ. Онъ умлъ иногда сострить, но люди хорошо его знавшіе замтили что онъ острилъ когда хотлъ скрыть свои мысли, жена, услыхавъ его остроту, была вполн уврена что въ голов его составился какой-нибудь планъ.

Въ четверть седьмаго пришла мистрисъ Чамберленъ и Джильморъ. Разговоръ продолжался о часовн, и каноникъ при удобномъ случа выказалъ свое краснорчіе и ученость. Пока въ комнат были дамы, онъ блисталъ краснорчіемъ, когда дамы ушли, онъ видимо старался блеснуть ученостью. Онъ доказывалъ что маркизъ поступилъ совершенно законно отдавъ землю подъ часовню, даже если есть сомнніе принадлежитъ ли ему эта земля, и объявилъ что, хотя самъ онъ думаетъ иначе, но во всякомъ случа часовню сочтутъ полезнымъ зданіемъ въ приход, и нигд не дадутъ разршенія сломать ее.

— Но онъ не имлъ права отдать чужую собственность, сказалъ адвокатъ.

— Здсь не можетъ быть рчи о чужой собственности, возразилъ каноникъ.

— Я въ этомъ не увренъ, сказалъ адвокатъ.— Земля эта, можетъ-быть, не есть собственность одного какого-нибудь лица, но если она есть собственность десяти, двадцати лицъ, для маркиза она, все равно, чужая собственность.

— Но въ такомъ случа можетъ возникнуть тяжба, замтилъ священникъ.

— Весьма вроятно что дло дойдетъ до тякбы, сказалъ адвокатъ.

— Я увренъ что вы не нашли бы никакого основанія начать тяжбу, сказалъ каноникъ.

— Я съ вами не согласенъ, возразилъ Джильморъ.— Если земля есть собственность всего прихода, онъ не имлъ права распоряжаться частью прихода, потому что онъ помщикъ своей земли, а не приходской.

— Мн кажется, онъ имлъ право отдать ее подъ часовню, сказалъ мистеръ Чамберленъ.

— А я думаю что не имлъ, возразилъ адвокатъ.— Но тмъ не мене трудно будетъ доказать что онъ не правъ, а часовня уже стоитъ тутъ какъ свершившійся фактъ. Еслибъ онъ захотлъ продать эту землю, а покупщики потребовали бы документъ на право владнія, я увренъ, ему не пришлось бы получить съ нихъ денегъ.

— Во всякомъ случа его поступокъ не длаетъ ему чести, сказалъ мистеръ Чамберленъ.

— И тутъ я не могу поддержать васъ, сказалъ адвокатъ.— Законы у насъ въ Англіи опредлены не ясно, а правила чести и совсмъ не опредлены.

— Я не нуждаюсь чтобы мн кто-нибудь опредлялъ ихъ, отвтилъ мистеръ Чамберленъ, которому совсмъ не нравился мистеръ Квикенгамъ.

— Я въ этомъ нисколько не сомнваюсь, но вопросъ о правилахъ чести все-таки остается спорнымъ вопросомъ. Человкъ можетъ длать что ему угодно со своею собственностью, и вы не можете осуждать его въ безчестномъ поступк, если онъ отдаетъ ее священнику который вамъ не нравится.

— Мы въ Салисбери смотримъ на дло совсмъ иначе.

— Очень можетъ быть что вы въ Салисбери смотрите на дло нсколько пристрастно, сказалъ адвокатъ.

Ни о чемъ другомъ не думалось и не говорилось въ дом настоятеля. Первое число іюня былъ день назначенный для открытія часовни, а въ то время шелъ еще апрль. Мистеръ Фенвикъ ршилъ что если богослуженіе начнется въ новой часовн, оно будетъ тамъ продолжаться. Пока часовня не боле какъ зданіе, противъ нея можно возражать, но когда методистское краснорчіе, со всею своею силой, раздастся съ каедры, часовня обратится въ храмъ, а храмъ, хотя бы и неосвященный, неприкосновененъ. Священнику надоло носить въ сердц свою обиду, хотлось забыть о ней. Онъ не имлъ ни малйшаго намренія начать съ маркизомъ тяжбу о приходской собственности. Мсто свое онъ получилъ отъ коллегіи, и потому счелъ долгомъ сообщить правителю коллегіи о томъ что творится въ его приход. Но онъ не надялся что коллегія вмшается въ дло которое, хотя и касается прихода, но не затрогиваетъ церковной собственности. Коллегія не станетъ тратить денегъ и наводить справки чтобъ узнать принадлежитъ ли такой-то клочокъ земли приходу или маркизу. Правитель, его старый другъ, отвчалъ шутливымъ письмомъ, гд совтовалъ ему вложить боле жару въ свои проповди и этакъ способомъ взять верхъ надъ вратами.

— Мн такъ надола эта часовня, сказалъ въ тотъ день вечеромъ Фенвикъ жен,— что я ничего такъ не желалъ бы, какъ чтобъ у насъ въ дом о ней не говорили.

— Теб она надола не больше чмъ мн, отвчала жена.

— Я хочу сказать что она надола мн какъ предметъ разговора. Дло ужь сдлано, и мы должны уступить, какъ совтуетъ Квикенгамъ.

— Неужели ты ожидалъ сочувствія отъ Ричарда?

— Я никого не прошу сочувствовать мн, я прошу молчать. Стоитъ только заставить себя думать что дло непоправимо, перестать толковать о. немъ — какъ, помнишь, когда морозы погубили кусты, и какъ мы длаемъ при всякомъ непріятномъ, но непоправимомъ случа,— и чувство досады тотчасъ же исчезнетъ. О непоправимомъ нельзя сокрушаться.

— Да, но надо быть увреннымъ что дло непоправимо.

— А разв мы можемъ сдвинуть часовню?

— Шарлотта уврена что Ричардъ что-то придумалъ. Онъ неспособенъ сочувствовать, но онъ думаетъ, соображаеть, и не откажется начать тяжбу.

— И разоритъ насъ своею тяжбой, сказалъ Фенвикъ.— Онъ думаетъ что это приходская земля, а не частная собственность.

— Все равно, они не имли права строить и на приходской земл.

— Все это такъ, но кто же теперь перенесетъ ее? И еслибъ я могъ это сдлать, что сказали бы обо мн еслибъ я изъ упрямства сломалъ христіанскій храмъ?

— Никто не могъ бы осудить тебя, Франкъ.

— И наконецъ, врагъ мой маркизъ Тробриджъ, а не часовня, и не мистеръ Пудельгамъ. Мн досадно что маркизъ сдлалъ мн непріятность, но если я заставлю себя думать что тутъ нтъ никакой непріятности, я успокоюсь. Лордъ Тробриджъ не можетъ повредить мн, а еслибъ и могъ, то не захотлъ бы.

— А я уврена что онъ воспользовался бы всякимъ удобнымъ случаемъ чтобы повредить теб..

— Нтъ, милая, ты ошибаешься. Еслибъ онъ вдругъ получилъ право лишить меня мста, онъ не воспользовался бы своимъ правомъ. Изъ того что человкъ способенъ нанести мелкую обиду не слдуетъ что онъ способенъ повредить, Милая моя, ты мн сдлаешь величайшее удовольствіе, величайшую милость, если перестанешь наружно, а если можно, и въ душ, относиться враждебно къ этой часовн.

— О, Франкъ!

— Я прошу оказать мн большую милость, возвратить мн покой.

— Я, конечно, буду стараться, Франкъ.

— Вотъ какая умница.. Теперь я не буду больше мучиться. На что это похоже что безобразная куча кирпичей, и къ тому же предназначенная для добраго дла, длаетъ изъ меня страдальца, потому что стоитъ за моими воротами.

— Я постараюсь забыть о ней, сказала жена..

На слдующее утро, въ Страстную Пятницу, мистрисъ Фенвикъ, отправляясь въ церковь, прошла въ ворота, чтобы доказать мужу что старается исполнить общаніе. Мужъ шелъ впереди. Проходя мимо часовни, она взглянула на сестру, содрогнулась и отвернулась, но это было сдлано невольно.

Между тмъ Квикенгамъ собирался на мельницу. Маленькое изслдованіе которое онъ намревался произвести въ этотъ день казалось ему боле праздничнымъ препровожденіемъ времени чмъ двухъ-часовое присутствіе при богослуженіи. Въ Свтлое Воскресенье придется принести эту жертву, если впрочемъ не помшаетъ головная боль, или спшныя письма въ Лондонъ, или какое-нибудь другое благодтельное занятіе не явится на выручку. У себя дома мистеръ Квигенгамь ходилъ въ церковь такъ рдко какъ только было возможно, но все же ходилъ, чтобы не навлечь на себя подозрнія въ безбожіи. Въ сущности, его религіозное усердіе равнялось усердію Джорджа Бретля. Но Джорджъ Бретль сдлалъ точную сдлку со своею совстью. Одно воскресенье онъ шелъ въ церковь, а другое оставался дома, и такимъ образомъ установлялъ равновсіе между требованіемъ долга и человческою немощью. Мистеръ Квикенгамъ не смотрлъ на дло съ такой же философской точки зрнія. Онъ даже не зналъ почему шелъ въ церковь, или почему не шелъ. Но когда онъ приходилъ въ церковь, у него являлось какое-то непріятное чувство лживости своего поступка, а когда оставался дома, ему казалось что онъ не исполняетъ долга. Но Джорджъ Бретль все это устроилъ такъ что былъ вполн доволенъ.

Мистеръ Квикенгамъ распросилъ о дорог и пошелъ на мельницу по тропинк вдоль берега рки. На пути онъ не смотрлъ ни на рку, ни на распускавшіяся деревья, ни на зеленыя изгороди, но встрчая поселянъ, онъ безсознательно разсматривалъ ихъ, и посл могъ бы довольно подробно описать ихъ костюмъ. Онъ улыбнулся увидвъ гуляющую молодую чету которая, встртясь съ нимъ, не подумала увеличить разстояніе между собой. Такія вещи онъ замчалъ, но рка, изгороди, чириканье птицъ не привлекали его вниманія.

На дорог онъ встртилъ старую мельничиху, совершавшую свой трудный путь въ церковь. Онъ ея не зналъ, не заговорилъ съ ней, но почему-то былъ вполн увренъ что видлъ жену Бретля. На мосту отдлявшемъ мельницу отъ дома стоялъ старый Бретль, погрузивъ руки въ карманы, и говорилъ что-то дочери Фанни. Увидавъ незнакомца, Фанни тотчасъ же скрылась въ домъ, а Бретль остался на томъ же мст, подозрительно поджидая незнакомца, и еще глубже опустилъ руки въ карманы, ршившись не вынимать ихъ для дружескаго привтствія. Адвокатъ поклонился и назвалъ его по имени, и тогда мельникъ вынулъ руку, притронулся къ шляп, и совершивъ эту церемонію, поспшилъ опять спрятать руку. Мистеръ Квикенгамъ объяснилъ что пришелъ отъ настоятеля, что онъ зять мистрисъ Фенвикъ и адвокатъ. На каждое изъ этихъ объясненій Бретль слегка кивалъ головой, что должно было означать что онъ принимаетъ ихъ не много лучше чмъ съ полнымъ неодобреніемъ. Въ настоящее время мистеръ Фенвикъ былъ у него въ немилости, и онъ не расположенъ былъ принимать любезно постителей приходившихъ изъ его дома. Мистеръ Квикенгамъ тотчасъ же приступилъ къ длу.

— Вы слышали, мистеръ Бретль, о часовн которую строятъ противъ воротъ настоятеля?

Бретль отвчалъ что слышалъ, но самъ часовни не видалъ.

— Но вы помните то мсто.

— Какъ не помнить!

Мальчикомъ и взрослымъ, онъ зналъ его цлыхъ шестьдесятъ лтъ. По его мннію, отлично сдлали что хоть къ чему-нибудь приспособили это мсто.

— Не знаю, правы ли вы, сказалъ адвокатъ.

— Лтъ сорокъ оно никому не приносило пользы, сказалъ мельникъ.

— А разв прежде оно приносило какую-нибудь пользу.

— Священникъ, который тогда былъ у насъ, держалъ овецъ.

— А, такъ вотъ что! И онъ, вроятно, кормилъ ихъ тамъ? Это тотъ священникъ который былъ тутъ предъ мистеромъ Фенвикомъ?

— Нтъ, какъ это можно. Посл него у насъ былъ еще мастер Брандонъ. Онъ здсь ни разу не былъ, а держалъ курата. Это предъ нимъ у насъ былъ священникъ Смольбонсъ.

— Такъ мистеръ Смольбонсъ держалъ овецъ?

— А посл Брандона былъ у насъ мистеръ Тринвей. Онъ былъ здсь священникомъ тридцать лтъ, у насъ тутъ и умеръ. Ужь посл него пріхалъ мистеръ Фенвикъ.

— Это онъ держалъ овецъ?

— Не слыхалъ я что-то чтобъ онъ держалъ овецъ. И зачмъ ему было держать ихъ, онъ хозяйствомъ не занимался. Ни жены у него не было, ни дтей, ничего такого у него не было. Онъ былъ хорошій человкъ, этотъ мастеръ Тринвей, въ чужія дла не совался.

— Священникъ Смольбонсъ былъ чмъ-то въ род фермера?

— Чмъ-то въ род фермера? Да они вс тогда были все равно что фермеры. Я былъ тогда еще мальчишка, а я его хорошо помню. Онъ носилъ парикъ и старые черные штиблеты и знать не хотлъ что его, а что не его.

— Но овцы-то были его собственныя?

— А то чьи же, сэръ?

— Что же, у него на томъ мст была сдлана загородка для нихъ?

— Съ ними, я думаю, ходилъ мальчикъ, сэръ. Въ то время для овецъ не строили загородокъ какъ теперь. Тогда мальчики были дешевы.

— Священникъ не пускалъ туда чужихъ овецъ?

— Какъ не пускалъ! Мистеръ Смольбонсъ не пропускалъ случая забрать себ чужую овцу.

— Да? Такъ эта замашка у нихъ издавна ведется. Они берутъ хорошій примръ у своихъ епископовъ. Но по какому праву онъ пользовался этимъ мстомъ для своихъ овецъ?

— Почемъ намъ знать, по какому праву. Я не знаю по какому праву и мистеръ Фенвикъ пользуется лугами на той сторон рки, которые у него арендуетъ фермеръ Пирсъ. Однако онъ считаетъ ихъ своими, и Пирсъ платитъ ему за наемъ.

— Ну, это понятно: церковная земля.

— Да, говорятъ церковная земля, подтвердилъ мельникъ.

— А посл священника Смольбонса ни одинъ изъ священниковъ не извлекалъ никакой пользы изъ этого клочка земли.

— Нтъ. Мистеръ Брандонъ, я вамъ говорилъ, тутъ и не жилъ. Я его не видалъ ни разу. Его потомъ послали епископомъ куда-то въ Ирландію. У него былъ дядя лордъ. Потомъ тутъ былъ мистеръ Тринвей…

— Онъ такими пустяками не занимался?

— Нтъ, онъ не держалъ овецъ. При немъ старухи стали гонять туда коровъ, ребятишки собирались туда поиграть, а подчасъ и лошадей пускали. Вотъ, наконецъ, мистеръ Пудельгамъ взялъ землю себ подъ часовню. Можетъ-быть, теперь, сэръ, она пригодится и адвокатамъ, сказалъ мельникъ и засмялся своей острот.

— И они извлекутъ изъ нея больше пользы чмъ вс прежніе владльцы, сказалъ мистеръ Квикенгамъ. Онъ дйствительно сожаллъ что интересное судебное дло пропадаетъ даромъ, хотя всми силами постарался бы отклонить зятя своей жены отъ тяжбы.

Мистеръ Квикенгамъ простился съ мельникомъ, вполн увренный что сдлалъ важное открытіе, но такъ какъ онъ во всемъ любилъ точность, то возвратившись домой не сказалъ ни слова о разговор съ мельникомъ. Мистеру Фенвику очень естественно было бы спросить о результат утренней. экспедиціи адвоката, но онъ ршился не думать и не говорить о своей непріятности и постараться забыть мистера Пудельгама и его часовню, и потому ничего не спросилъ. Мистрисъ Фенвикъ терзалась любопытствомъ, но она дала мужу слово молчать, и намрена была исполнить общаніе. Но если сестра сама скажетъ ей что-нибудь, ужь это будетъ не ея вина.

XLIII. Пасха въ Торноверскомъ замк.

Не въ одномъ Булгамптон методистская часовня обращала на себя всеобщее вниманіе. Въ Торновер о ней говорилось тоже ни мало, и маркизъ былъ не совсмъ спокоенъ. Епископъ писалъ ему объ этомъ дл и доказывалъ что маркизъ своимъ поступкомъ оскорбляетъ настоящаго и будущихъ священниковъ того прихода, о польз и спокойствіи котораго онъ, какъ помщикъ, обязанъ заботиться. Маркизъ отвтилъ епископу тономъ непреклонной ршимости. Булгамптонскій викарій, по его мннію, относился къ нему всегда съ пренебреженіемъ, а иногда съ непростительною дерзостью, и онъ не намренъ былъ щадить настоятеля. Булгамптонскіе методисты нуждаются въ часовн, а онъ въ прав располагать своею собственностью. Разсуждая такимъ образомъ, онъ отвчалъ епископу со спокойною твердостью, но въ душ не былъ спокоенъ. Онъ считалъ себя преданнымъ господствующей церкви, и совсть мучила его, когда онъ вспоминалъ что поступаетъ во вредъ церкви, а слдовательно и государству, вмсто того чтобы служить имъ своимъ вліяніемъ. Главный агентъ его тоже колебался и совтовалъ подождать. Его знатныя дочери, привыкшія относиться къ имени Фенвиковъ съ отвращеніемъ, тмъ не мене не одобряли постройки. Все населеніе Булгамптона толковало о часовн, а толки толпы имли доступъ къ знатнымъ дочерямъ дома Стоутъ.

— Папа, сказала леди Каролина,— не лучше ли было бы построить часовню не много подальше отъ настоятельской усадьбы?

— Другой священникъ, можетъ-быть, будетъ совсмъ другаго рода человкъ, замтила леди Софи.

— Не ваше дло, отвчалъ маркизъ. Онъ требовалъ отъ своихъ дочерей безусловнаго повиновенія, хотя и полагалъ что весь свтъ обязанъ относиться къ нимъ съ благоговніемъ, но себя и ихъ старшаго брата онъ исключалъ изъ числа всхъ.

Старшій братъ въ Торновер считался высочайшею особой во всемъ мір. Самъ маркизъ боялся сына и относился къ нему съ необыкновеннымъ почтеніемъ. Наслдникъ всхъ почестей фамиліи Стоутъ стоялъ во мнніи маркиза выше того кто обладалъ ими. Это убжденіе происходило не только отъ добросовстнаго сознанія отца, что сынъ значительне умне его самого, лучше знаетъ свтъ и пользуется большимъ уваженіемъ отъ окружающихъ, но отчасти и отъ мысли что человкъ, которому предстоитъ пользоваться почетомъ высокаго положенія еще тридцать и, можетъ-быть, пятьдесятъ лтъ, значительне того чья власть окончится черезъ восемь или десять лтъ. Своего наслдника онъ считалъ чуть ли не за божество. Когда дда въ Торновер приходили въ разстройство, онъ самъ и дочери его подчинялись непріятности, но это никоимъ образомъ не должно было стснять лорда Сентъ-Джорджа. Старыя каретныя лошади замнялись новыми къ прізду сына, выкрашенныя рамы новой теплицы были сняты чтобы до него не дошелъ запахъ краски, въ дичь никто не смлъ сдлать выстрла, пока онъ самъ не прідетъ стрлять ее. И при всемъ томъ лордъ Сентъ-Джорджъ никогда не былъ человкомъ напыщеннымъ, и въ сношеніяхъ со свтомъ не требовалъ къ себ такого почтенія какъ его отецъ.

Въ этотъ годъ лордъ Сентъ-Джоржъ пріхалъ на Пасху въ Торноверъ съ цлью убить двухъ птицъ однимъ камнемъ, воспользоваться парламентскимъ отпускомъ, и обдлать одно дльце съ отцомъ. Нердко случалось что онъ находилъ нужнымъ умрить высокое всемогущество отца. Онъ даже доходилъ до того что доказывалъ отцу что въ наши дни маркизы мало чмъ отличаются отъ прочихъ смертныхъ, разв только тмъ что у нихъ больше денегъ. Маркизъ во глубин души возмущался, не смя спорить съ сыномъ, и сокрушался объ извращенныхъ понятіяхъ молодыхъ людей. Онъ вровалъ въ несокрушимость древнихъ сословныхъ раздленій и полагалъ что глава великой фамиліи подобенъ патріарху, которому обязаны повиноваться вс окружающіе. Сынъ же думалъ что всякій человкъ можетъ требовать себ столько повиновенія сколько можетъ купить деньгами, но не боле. Маркизъ ужасался, но сынъ былъ наслдникъ, и ему было все позволено.

— Мн очень непріятна эта булгамптонская часовня, сказалъ сынъ посл обда.

— Отчего же непріятна, Сентъ-Джорджъ? Я думалъ, ты раздляешь мое мнніе что методистамъ полезно имть часовню.

— Конечно, если они такъ глупы что имъ понадобилась часовня, когда у насъ много церквей. Нтъ никакой причины желать чтобъ они не имли часовни, такъ какъ мы уже убдились что ничмъ не можемъ помшать распространенію раскола.

— Конечно не можемъ, Сентъ-Джорджъ.

— Не можемъ, потому что въ религіи, какъ и во всемъ другомъ, люди любятъ поступать по-своему. Какой-нибудь фермеръ или купецъ обращается въ расколъ только потому что въ своей часовн онъ будетъ играть роль, а въ отношеній къ церкви онъ былъ ничто.

— Какъ это ужасно!

— Не хуже, однако, нашихъ единоврцевъ, которые держатся господствующей церкви только ради приличія. Изъ пятидесяти человкъ едва ли одинъ искренне убжденъ что его вроисповданіе лучше другихъ.

— Я, конечно, причисляю себя къ числу немногихъ, сказалъ маркизъ.

— Конечно, иначе и быть не можетъ, потому что вамъ даны вс преимущества. Но возвратимся къ булгамптонской часовн. Не думаете ли вы что ей не мшало бы стоять подальше отъ усадьбы священника?

— Она ужь построена, Сентъ-Дэкордакъ.

— Не можетъ быть чтобъ они ее такъ скоро кончили.

— Неужели же ты хочешь чтобъ я веллъ имъ сломать ее? Пакеръ былъ у меня вчера, и говорилъ что срубъ крыши ужь поставленъ.

— Почему они такъ спшатъ? Изъ ненависти къ священнику, вроятно?

— Онъ самый неблагонамренный человкъ, Сентъ-Джорджъ, дерзкій, высокомрный, даже совсмъ не похожъ на священника. Говорятъ, онъ самъ едва ли не безбожникъ.

— Не лучше ли предоставить это епископу, милордъ.

— Отчасти это касается и насъ, потому что мы сами принадлеакимъ къ приходу.

— Не думаю чтобы намъ прилично было вмшиваться въ приходскія распри.

— Для часовни нельзя было найти лучшаго мста въ Булгамптон, сказалъ маркизъ.— Я самъ наводилъ справки. Я, правда, очень не люблю Фенвика, но я не имлъ намренія оскорбить его.

— Ему однако сдлано ужасное оскорбленіе.

— Это случайность.

— И я не буду нисколько удивленъ, если окажется что мы сдлали ошибку.

— Какую ошибку?

— Отдали не принадлежащую намъ землю.

— Кто сметъ говорить что она не принадлежитъ намъ? воскликнулъ маркизъ. Такое невроятное, жестокое предположеніе вывело его изъ себя и заставило даже забыть чувство благоговніе къ сыну.— Ты сказалъ просто безсмыслицу, Сентъ-Джорджъ.

— Вы смотрли документы?

— Документы у Бусби, но Пакеръ знаетъ каждый футъ нашихъ владній, если ты предполагаешь что я самъ ихъ не знаю.

— Я въ грошъ не ставлю знаній Пакера.

— Они и сами не сомнваются въ принадлежности этой земли.

— А я слышалъ что сомнваются. Они говорятъ что это приходская земля. И очень можетъ быть. Она никогда не отдавалась въ аренду, никогда не была огорожена.

— То же самое ты можешь сказать о луг за нашими воротами, гд стоитъ большой дубъ, но изъ этого не слдуетъ что онъ принадлежитъ приходу.

— Я ничего не утверждаю, я хотлъ только сказать что могутъ встртиться затрудненія, если придется доказать наши права. Непріятно уже то что отъ насъ могутъ потребовать доказательствъ.

— Что же, ты думаешь, намъ надо сдлать?

— Перенести на свой счетъ часовню на безспорное мсто

— То-есть прямо признаться въ своей ошибк?

— А почему же не признаться? Я не вижу никакого униженія въ томъ что мы поступимъ честно и признаемся что ошиблись. Отдавая землю, мы считали ее своею, явилась тнь сомннія,— мы назначаемъ другое мсто и беремъ на себя издержки. По моему мннію, вамъ нельзя поступить иначе.

Черезъ два дня посл вышеописаннаго разговора лордъ Сенть-Джорджъ ухалъ изъ Торновера. Онъ часто вмшивался въ дла своего отца, но никогда не приказывалъ и рдко настаивалъ. Онъ сказалъ что ему нужно было сказать, и предоставилъ маркизу дйствовать какъ ему угодно. Но маркизъ по опыту зналъ что не послушаться сына значило наврно попасть въ затруднительное положеніе. Сынъ всегда оказывался правъ, что теперь не мало смущало маркиза. Надо не только уступить мистеру Фенвику въ глазахъ всего Булгамптона и Пудельгама, но еще сознаться въ незнаніи границъ своихъ владній и отказаться отъ клочка земли который онъ до сихъ поръ считалъ принадлежащимъ фамиліи Стоутъ. Изъ всхъ убжденій лорда Тробриджа тверже всхъ было убжденіе въ неприкосновенности своихъ владній, и онъ твердо ршалъ что въ періодъ его правленія они не убавятся ни на одинъ вершокъ.

XLIV. Донриппельскіе родственники.

— Когда я умру, не останется никого кром васъ. Вы должны это помнить и не думать о поздк въ Индію.

Слова эти были сказаны въ Донриппел Вальтеру Маррабель его двоюроднымъ братомъ Грегора, единственнымъ сыномъ сэръ-Грегори.

— А если я умру въ Индіи, что, вроятно, скоро случится, кто будетъ слдующимъ за мной наслдникомъ, спросилъ Вальтеръ.

— Вы послдній наслдникъ титула.

— А къ кому перейдетъ состояніе.

— При настоящемъ положеніи длъ, еслибы вы и я умерли раньше вашего отца и дяди, тотъ изъ нихъ который пережидъ бы другаго былъ бы послднимъ въ род. Еслибы мы вс умерли не сдлавъ завщанія, состояніе перешло бы къ Мери Лоутеръ. Но это едва ли возможно. Когда мой ддъ длалъ завщаніе, во время женитьбы моего отца, у него было четыре сына.

— Если состояніе попадетъ въ руки къ моему, отцу, я ручаюсь что посл него никто ничего не получитъ, сказалъ Вальтеръ.

— Еслибы вы женились, тогда, конечно, было бы сдлано новое завщаніе въ вашу пользу. Вашъ отецъ не могъ бы повредить, разв только какъ вашъ наслдникъ. Но дядя Джонъ переживетъ его.

— Дядя Джонъ будетъ жить вчно, сказалъ Вальтеръ.

Этотъ разговоръ произошелъ между двумя родственниками посл того какъ Вальтеръ прожилъ въ Донриппел недли дв или три. Онъ пріхалъ туда съ намреніемъ прогостить дня два или три, но потомъ принялъ приглашеніе остаться у дяди все время до отъзда изъ Англіи. Онъ совсмъ не зналъ своего дядю и двоюроднаго брата когда пріхалъ къ нимъ, онъ былъ увренъ что они не расположены къ нему, потому что зналъ какъ они не любили его отца. Полковникъ Маррабель, младшій братъ сэръ-Грегори, никогда не довольствовался тмъ что давалъ ему глаза семейства, котораго онъ считалъ за свою дойную корову. Даже убдившись въ безчестности отца, Вальтеръ сохранилъ чувство нерасположенія къ дяд и двоюродному брату. Онъ считалъ ихъ тупоумными, злыми эгоистами, и только по настоянію дяди, священника, ршился постить ихъ. Какъ же былъ онъ удивленъ когда, пріхавъ къ нимъ, встртилъ дружелюбный пріемъ, и жизнь ихъ показалась ему не скучною, хотя и очень спокойною. Въ Донриппел жила нкто мистрисъ Броунло, вдова, сестра покойной леди Маррабель, съ дочерью, Юдифью Броунло. Вальтеръ Маррабель до сихъ поръ такъ мало интересовался Донриппелемъ что даже не зналъ о существованіи Броунло, и пріхавъ, долженъ былъ спроситъ кто эти дамы.

Дядя, сэръ-Грегори, по вншности и образу жизни оказался именно такимъ какимъ воображалъ его Вальтеръ. Баронетъ былъ старъ и любилъ угождать себ во всемъ, считая себя больнымъ человкомъ. Онъ вставалъ поздно и проводилъ день съ помощью дворецкаго, романа, а иногда доктора. Онъ много спалъ и никогда не уставалъ говорить о самомъ себ. Въ жизни у него не было никакихъ обязанностей, но онъ былъ добръ, благороденъ и умлъ уважать людей. Но сынъ его очень удивилъ Вальтера. Грегори Маррабель младшій былъ немного старше сорока лтъ, но на видъ ему казалось лтъ шестьдесятъ. Онъ былъ очень высокъ и худъ, съ узкою грудью, и такъ сутуловатъ что казался почти горбатымъ, близорукъ въ высшей степени и совсмъ плшивъ. Голова его такъ выдавалась впередъ что, казалось, она готова упасть. Онъ ходилъ переваливаясь, и ноги его были едва способны переводить его изъ одной комнаты въ другую, а изъ дома онъ никогда не выходилъ, исключая т рдкіе случаи когда въ воскресенье отправлялся въ церковь въ низенькомъ фаэтон. Но въ одномъ отношеніи онъ не былъ похожъ на отца. Все свое время онъ проводилъ надъ книгами, и во время посщенія Вальтера былъ занятъ пересмотромъ и редижированіемъ очень длинной, непонятной старой англійской хроники въ стихахъ, которую намрено было издать одно изъ многочисленныхъ ученыхъ обществъ Лондона. Чоусеръ былъ его любимый поэтъ, а произведенія Гоуера онъ прочелъ на англійскомъ, французскомъ и латинскомъ языкахъ. Но самъ онъ былъ, по вншности, такъ же старъ какъ его томы съ готическими буквами. Вальтеръ не могъ поврить что это его двоюродный братъ, ему казалось что отецъ и дядя Джонъ моложе младшаго Грегори Маррабель. Вчный кашель и различные тлесные недуги никогда не покидали его, но онъ обращалъ на нихъ мало вниманія и принималъ ихъ какъ неизбжное. Домъ съ такими обитателями былъ бы очень мраченъ, еслибъ его не оживляли женщины.

Вальтеръ скоро замтилъ что на него смотрятъ какъ на члена семейства, даже какъ на наслдника семейства. Между нимъ и титуломъ съ состояніемъ стояли только четыре старыя жизни. Какъ онъ не зналъ этого, прежде чмъ ршился разстаться съ Мери Лоутеръ! Но онъ дйствительно до сихъ поръ ничего не подозрвалъ. Зная что есть Маррабель сынъ, одного съ нимъ поколнія, который можетъ жениться и имть дтей, онъ не думалъ о вроятности получить наслдство. Ему никогда въ голову не приходило что нтъ надобности хать въ Индію, потому что есть надежда пережить четырехъ стариковъ и сдлаться сэръ-Вальтеромъ Маррабель и обладателемъ Донриппеля.

И теперь онъ не понялъ бы своего положенія, еслибъ ему его не объяснилъ двоюродный братъ. Въ Донриппел его никто не спросилъ о Мери Лоутеръ, но о немъ самомъ говорилось очень много. Грегори Маррабель настойчиво совтовалъ ему не здить въ Индію, такъ настойчиво, что Вальтеръ былъ даже удивленъ что такой человкъ какъ его двоюродный братъ можетъ такъ много говорить о такомъ предмет. Молодой капитанъ затруднялся объяснить прямо что, хотя онъ и будущій наслдникъ, но не такой близкій человкъ чтобы могъ разчитывать на поддержку отъ главы семейства, но онъ зналъ что это единственный отвтъ на предложеніе остаться въ Англіи и ждать титула сэръ-Вальтера Маррабель. Онъ сказалъ своему двоюродному брату что вслдствіе потери состоянія, по милости отца, онъ можетъ жить только въ такомъ краю свта, гд ему будутъ давать достаточное на его потребности жалованье.

— Разв вы не можете служить въ Англіи за небольшое жалованье, или совсмъ выйти въ отставку, поселиться здсь и жениться на Юдии Броунло?

— Я этого не могу сдлать, сказалъ Вальтеръ нершительно.

— Почему же не можете? Вы ничмъ такъ не могли бы угодить отцу.

Грегори Маррабель замолчалъ, но видя что Вальтеръ не отвчаетъ, онъ продолжалъ:

— Десять лтъ тому назадъ, когда она еще была двочкой и ршено было что она будетъ жить у насъ, отецъ предложилъ мн жениться на ней.

— Почему же вы не женились?

Старшій братъ улыбнулся, покачалъ головой и громко закашлялъ.

— Почему не женился? Вы, я думаю, сами видите почему. Я былъ старикомъ, когда онъ была еще двочкой. Теперь ей двадцать четыре, а я, вроятно, умру года черезъ два.

— Что за пустяки!

— Я съ тхъ поръ былъ два раза на шагъ отъ смерти. Да теперь и отецъ потерялъ надежду что я могу жениться.

— Разв онъ такъ любитъ миссъ Броунло?

— Онъ никого не любитъ такъ какъ ее. Это очень естественно, потому что у него никогда не было дочерей, а Юдиь замнила ему дочь. Ему ничто не было бы такъ пріятно какъ еслибъ она сдлалась хозяйкой въ Донриппел.

— Очень жаль что это невозможно, сказалъ Вальтеръ.

— Почему же невозможно? Тогда не было бы необходимости хать въ Индію. Мой отецъ считалъ бы васъ своимъ сыномъ. Вашъ отецъ переживетъ меня и отца, и поселится здсь на всю жизнь. Почему же не устроить такъ чтобы помстье перешло прямо къ вамъ?

— Знаю что это невозможно, повторилъ Вальтеръ.

Много мыслей зародилось въ его голов. Зачмъ не зналъ онъ сколько благъ ожидаетъ его прежде чмъ разстался съ Мери Лоутеръ? А что еслибъ онъ постилъ Донриппель тогда, когда еще не здилъ въ Лорингъ? Какъ устроились бы дла съ другою двушкой? Юдиь Броунло не была такъ хороша какъ Мери, но очень недурна, добра, благовоспитана, весела, съ примсью спокойнаго юмора,— однимъ словомъ, такая двушка которой не трудно найти мужа. А какъ легко жилось въ Донриппел! Два Маррабеля были стары и больны, и Вальтеру предоставлено было длать у нихъ все что угодно. Ему предложили охотиться. Даже слуги, смотритель за дичью, грумъ и старый дворецкій, смотрли на него какъ на наслдника. Какъ легко было бы выйти изъ затруднительнаго положенія въ которое поставилъ его отецъ, еслибъ ему не вздумалось създить въ Лорингъ.

— Почему же невозможно? спросилъ Грегори Маррабель.

— Потому что нельзя полюбить по заказу. И какое право имю я разчитывать что она захочетъ быть моею женой?

— Конечно захочетъ. Почему же ей не захотть? Вс окружающіе будутъ склонять ее въ вашу пользу. Что же касается до того можно ли полюбить ее, я объявляю вамъ что лучшаго существа чмъ Юдиь Броунло вамъ не найти во всемъ мір.

Прежде чмъ окончилось время охоты, капитанъ Маррабель оставилъ намреніе отправиться въ Индію и остался на время въ полку съ тмъ чтобы служить въ Англіи. Онъ ршился на это посл довольно продолжительнаго совщанія съ дядей. Капитанъ Маррабель не зналъ, извстно ли его дяд и двоюродному брату объ его прошлыхъ отношеніяхъ съ Мери Лоутеръ. Дядя ни разу не намекнулъ ему на женитьбу, но часто говорилъ что къ нему со временемъ перейдетъ состояніе, и выражаетъ сожалніе что послдній наслдникъ и единственный человкъ въ ихъ род способный продолжать фамилію и титулъ узжаетъ въ Индію во цвт лтъ. Онъ не предложилъ ему денегъ, но сказалъ, что если ему вздумается оставить службу или взять отпускъ, онъ можетъ считать ихъ домъ своимъ домомъ. Лошади будутъ къ его услугамъ, и на него во всхъ отношеніяхъ будутъ смотрть какъ на члена семейства.

— Поймайте отца на слов, сказалъ Грегори Маррабель,— и вы никогда не будете нуждаться въ деньгахъ.

Посл долгаго раздумыванья Вальтеръ Маррабель воспользовался совтомъ двоюроднаго брата и покинулъ навсегда мысль хать въ Индію.

Принявъ окончательное ршеніе, онъ написалъ Мери Лоутеръ: ‘Не ужасно ли’, говорилъ онъ въ письм, ‘что ршеніе, столь желанное по многимъ причинамъ, не сопровождается другимъ, еще боле желаннымъ.’ Но онъ не возобновилъ предложенія. Онъ зналъ что не можетъ такъ поступить, изъ уваженія къ двоюродному брату и дяд. Онъ принялъ ихъ гостепріимство и остался по ихъ совту въ Англіи не сказавъ имъ ни слова о Мери Лоутеръ. Они предложили ему свой домъ, но не разчитывали что онъ привезетъ съ собой жену и будетъ жить у нихъ съ семействомъ. Онъ ничего такъ не желалъ какъ остаться въ Англіи, и думалъ что это можетъ способствовать возобновленію отношеній съ Мери Лоутеръ въ будущемъ, но о послднемъ онъ не упомянулъ въ своемъ письм. Онъ разказалъ фактъ, на сколько онъ касался его самого, и разказалъ довольно холоднымъ тономъ. Объ Юдии Броунло и о предложеніи которое ему сдлали относительно ея, онъ, конечно, не сказалъ ни слова.

Сэръ-Грегори, какъ и сынъ его, желалъ чтобъ ихъ новый сожитель женился на Юдии Броунло. Старикъ, требовавшій съ болзненною настойчивостью чтобы сынъ женился на его любимиц, оставилъ эту мысль какъ только пріхалъ племянникъ. Если Вальтеръ женится на Юдии, это разршитъ вс семейныя затрудненія и дастъ старику возможность наградить ее какъ свою дочь. Онъ очень любилъ Юдиь и не могъ помириться съ мыслію что ей когда-нибудь придется покинуть Донриппель. Онъ съ горестію представлялъ себ какъ его наслдники, о которыхъ онъ не зналъ ничего хорошаго, поселятся въ Донриппел, а Юдиь останется безъ пріюта. Еслибы сынъ его женился на ней, все устроилось бы какъ нельзя лучше, но подъ конецъ сэръ-Грегори началъ самъ убждаться что такой бракъ невозможенъ. Въ это время случилась ссора между полковникомъ и Вальтеромъ, и послдній былъ принятъ въ милость. Полковнику не позволяли переступить чрезъ порогъ Донриппеля, такой сильный ужась внушилъ онъ тамъ, и сына боялись точно также, пока сынъ былъ заодно съ отцомъ. Но теперь отецъ, всегда оскорблявшій все семейство, самымъ жестокимъ образомъ оскорбилъ сына, и потому сынъ былъ принятъ съ распростертыми объятіями. О помолвк Вальтера съ Мери Лоутеръ никто изъ нихъ не слыхалъ. Два или три раза въ годъ священникъ Джонъ и племянникъ его Грегори обмнивались письмами, но письма были всегда очень кратки, а священникъ Джонъ мене всхъ способенъ былъ болтать безъ цли о любовной исторіи. Онъ зналъ что дло кончится ничмъ, и не считалъ нужнымъ сообщать о немъ.

Вальтеръ долженъ былъ отправиться въ полкъ, въ Виндзоръ, въ конц апрля. Когда онъ написалъ Мери Лоутеръ, ему оставалось пробыть только дв недли въ Донриппел. Онъ замтилъ, или ему такъ показалось, что вс въ Донриппел уврены что онъ скоро возвратится къ нимъ и говорили о его военной служб какъ о чемъ-то временномъ. Мистрисъ Броунло, женщина спокойная, молчаливая и не любившая вмшиваться не въ свое дло, посовтовала ему возвратиться къ нимъ поскорй, а старый дворецкій сказалъ ему что его комната будетъ всегда готова къ его прізду. И потомъ ему казалось что общество Юдии Броунло предоставлено было преимущественно ему. Если дйствительно было такъ, то вроятно вс члены Донриппельскаго семейства поняли въ чемъ дло.

Въ одно воскресное утро онъ возвращался съ миссъ Броунло изъ церкви. Сэръ-Грегори никогда не ходилъ въ церковь, считая себя для того слишкомъ старымъ и слишкомъ больнымъ. Мистрисъ Броунло похала въ фаэтон съ племянникомъ, а Вальтеръ и Юдиь остались вдвоемъ. Разговоръ у нихъ шелъ о родств и дальнихъ родственникахъ. Вальтеръ и Юдиь не были родственниками между собою. Она сроднилась съ семействомъ Маррабель только вслдствіе брака своей тетки, а между тмъ, говорила она, она боле знаетъ о семейств Маррабель чмъ о Броунло.

— Вы не видали Мери Лоутеръ, спросилъ Вальтеръ.

— Нтъ.

— Но вы слыхали о ней?

— Я знаю ея имя, и больше ничего. Когда здсь былъ вашъ дядя священникъ, Джонъ, онъ говорилъ что она необыкновенно хороша.

— Это было еще лтомъ, сказалъ Вальтеръ, соображая что этотъ отзывъ дяди былъ сдланъ еще въ то время когда онъ и Мери не знали другъ друга.

— Да, послднимъ лтомъ.

— Она очень хороша.

— Разв вы ее знаете, капитанъ Маррабель?

— И очень хорошо. Вопервыхъ, она мн родственница.

— Но, кажется, очень дальняя.

— Да. Ея мать была дочь генерала Маррабель, брата отца сэръ-Грегори.

— Я такого родства даже понять не могу. Такъ она очень хороша?

— Очень.

— Вы сказали что вопервыхъ она вамъ родственница, а что же вовторыхъ!

Вальтеръ не зналъ, разказать ей о своихъ отношеніяхъ съ Мери, или не говорить. Между ними все кончено, но онъ не былъ увренъ, не обязанъ ли онъ ради Мери молчать о прошломъ. И если онъ разкажетъ, не пойметъ ли Юдиь съ какою цлью онъ это сдлалъ? Вс, очевидно, ожидаютъ что онъ на ней женится, и она увидитъ въ словахъ его намекъ что онъ не намренъ оправдать общія ожиданія. И потомъ, можно ли ручаться что когда-нибудь не сдлается возможнымъ исполнить общее желаніе?

— Я хотлъ сказать что, когда я жилъ въ Лоринг, я ее часто видалъ. Она живетъ со старушкой-теткой, миссъ Маррабель, съ которою вы, можетъ-быть, когда-нибудь познакомитесь.

— Я слыхала о ней, но не думаю что увижу ее когда-нибудь. Такихъ какъ мы домосдовъ трудно найти.

— Отчего вы не попросите сэръ-Грегори пригласить ихъ къ себ?— Онъ и кузенъ такъ боятся постороннихъ женщинъ, вы знаете, у насъ никто не бываетъ. Вашъ пріздъ былъ цлымъ событіемъ. Старая мистрисъ Паттеръ, кажется, думаетъ что настала эпоха разрушенія, столько банокъ съ вареньемъ пришлось ей развязать для пироговъ которые готовились для васъ.

— Очень жаль что я причинилъ столько хлопотъ.

— Ахъ, ужасно много. Сколько возни было въ конюшняхъ, даже со мной совтовались. Многіе въ приход остались недовольны вами, потому что вы не ходите въ полной форм.

— Теперь уже поздно поправить ошибку.

— Признаюсь, я сама была нсколько разочарована, когда вы пришли къ обду безъ шпаги. Вы не можете вообразить какую патріархальную жизнь мы здсь ведемъ. Поврите ли, я десять лтъ не видала моря, не была въ боле значительномъ город чмъ Ворчестеръ или Герфордъ. Въ Герфорд мы были разъ на праздник, а до Глочестера еще не добирались.

— Вы никогда не были въ Лондон?

— Не была съ тхъ поръ какъ мн было двнадцать лтъ. Когда умеръ мой отецъ, мн было четырнадцать, и мы вскор посл того пріхали въ Донриппель. Вообразите, прожить десять лтъ въ Донриппел! Нтъ дерева или камня въ приход которыхъ бы я не знала, ужь не говоря о человческихъ лицахъ.

Она была очень мила, но нельзя было и думать что когда-нибудь она сдлается его женой. Онъ хотлъ дать ей понять это, разказавъ о помолвк съ Мери Лоутеръ, но подумавъ, не сказалъ ничего. Вопервыхъ, потому что она могла понять боле чмъ онъ хотлъ сказать, подумать что онъ предостерегаетъ ее, и оскорбиться. А потомъ онъ не могъ заставить себя говорить о Мери и разказать ихъ общую тайну. Онъ злился на себя и на Донриппель. Все въ жизни, думалъ онъ, длается ему наперекоръ. Еслибъ онъ не согласился на предложеніе Мери разстаться свободными и пріхалъ въ Донриппель помолвленнымъ, дядя или, по-крайней мр, двоюродный братъ примирились бы съ его женитьбой на Мери Лоутеръ. Но теперь уже поздно поправить дло, посл того какъ онъ пробылъ такъ долго въ дом дяди въ качеств наслдника, не сказавъ ни слова о своей помолвк.

Наконецъ онъ, недовольный, отправился въ Виндзоръ, получивъ предъ отъздомъ письмо отъ Мери, которое показалось ему очень холоднымъ, очень сдержаннымъ и совсмъ неутшительнымъ. Она очень просто пожелала ему всевозможнаго счастія, подетъ ли онъ въ Индію, (или останется въ Англіи. Изъ письма было видно что она не хочетъ продолжать переписку.

XLV. Что мн съ собой длать?

Священникъ Джонъ Маррабель, благоразумно умалчивавшій въ своихъ письмахъ въ Донриппель о томъ что происходило въ Лоринг, не былъ такъ скроменъ въ разказахъ о происходившемъ въ Донриппел. Какими путями доходили до него вс донриппельскія новости, онъ не объявлялъ, но ихъ было у него всегда множество. Миссъ Маррабель, которая его хорошо знала, понимала что вс его разказы не праздныя сплетни, но имютъ цль. Священникъ Джонъ былъ человкъ хитрый и ничего не длалъ безъ цли. По его мннію, было бы ни съ чмъ не сообразно и во всхъ отношеніяхъ неудобно чтобы племянникъ женился на Мери Лоутеръ. Онъ звалъ что они разошлись, но разошлись по такимъ причинамъ что отношенія ихъ могутъ легко возстановиться. Онъ понималъ положеніе Юдии Броунло и думалъ, что если племянникъ женится на ней, вс семейныя дла устроятся какъ нельзя лучше. А какую пользу можетъ принести женитьба на Мери Лоутеръ? Пусть ее выходитъ за мистера Джильмора. И вслдствіе всхъ этихъ соображеній онъ взялъ на себя трудъ разказывать своимъ опгильскимъ родственницамъ какъ Вальтеръ хорошо принятъ въ Донриппел, какъ онъ тамъ счастливъ, увлекается охотой, и забываетъ свои прошлыя невзгоды, что уже ршено признать его наслдникомъ, но что съ этимъ связана женитьба на одной молодой особ, любимиц сэръ-Грегори.

Онъ слишкомъ хорошо понималъ людей чтобы разказывать самой Мери объ ея соперниц. Мери поняла бы его хитрость. Но онъ таинственнымъ образомъ сообщалъ миссъ Маррабель свои соображенія насчетъ Юдии, въ полной увренности что она суметъ сдлать изъ нихъ должное употребленіе.

— Дла его устраиваются какъ нельзя лучше, говорилъ онъ.— Человкъ съ такою будущностью конечно не долженъ хать въ Индію.

— Но его двоюродный братъ не много старше его, возразила миссъ Маррабель.

— Гораздо старше. И къ тому же здоровье его такъ плохо что нельзя ожидать чтобъ онъ прожилъ больше года. Бдняга! говорятъ, ему хочется пожить только для того чтобы кончить свою книгу. Дло въ томъ, что если Вальтеръ женится за миссъ Броунло, они такъ устроятъ дла что помстье достанется ему. Единственная помха полковникъ, но посл того что онъ надлалъ, онъ принужденъ будетъ согласиться на все что ему предложатъ.

— Имъ придется заплатить ему, замтила миссъ Маррабель.

— Такъ что же? они заплатятъ. Братъ Грегори безъ ума отъ двочки и готовъ сдлать все возможное чтобъ обезпечить ее. Говорятъ, Вальтеръ съ ней очень сошелся.

Для Мери будетъ лучше если Вальтеръ женится на Юдии Броунло, думала тетка. Она не могла не видть что Мери считала себя существомъ получившимъ неизлчимую рану, хотя казалась и старалась быть спокойною, подобно человку который, потерявъ ногу, пытается наслаждаться жизнію, хотя и знаетъ что никогда не будетъ въ состояніи ходить. Но въ настоящемъ случа препятствіемъ къ движенію была надежда не хотвшая покинутъ Мери,— какъ она ни отгоняла ее,— что нога потеряна не безвозвратно. Если же капитанъ уничтожитъ эту надежду женитьбой на другой, тогда, думала миссъ Маррабель, съ теченіемъ времени рана залчится и, можетъ-быть, выростетъ другая нога. Она не слишкомъ довряла постоянству капитана и нисколько не удивлялась слыша разказы о новой любви. И потому-то она ежедневно допекала Мери различными намеками, которые постепенно производили желанное дйствіе.

— Признаюсь, я рада за него что ему не придется хать въ Индію, сказала она однажды.

— Я тоже рада, подтвердила Мери.

— Хорошо что онъ такъ сошелся въ Донриппел. Онъ когда-нибудь наслдуетъ титулъ и состояніе.

Мери не возразила. Она не могла простить что ей не сказали этого раньше, когда она еще не отказала Вальтеру. Тогда она не подозрвала что можно ожидать хоть какой-нибудь поддержки изъ Донриппеля. Вроятность получить наслдство казалось до того невозможною что ни одинъ осторожный мущина или женщина не основали бы на ней своихъ надеждъ на будущее. Такъ всегда думала она о Донриппел, и вдругъ оказывается что Вальтеръ очень близкій наслдникъ. Она не обвиняла его, но ей было горько что съ ней такъ поступили.

— Я не вижу причины почему бы ему не поселиться въ Донриппел, продолжала тетка.

— Разв только то что онъ будетъ въ зависимомъ положеніи. Я не думаю чтобъ онъ ршился совсмъ оставить службу.

— Онъ можетъ прізжать и узжать. Вы знаете что нтъ надежды чтобы сынъ сэръ-Грегори женился когда-нибудь.

— Говорятъ.

— И на Вальтера тамъ смотрятъ какъ на младшаго сына.

Мери задумалась и потомъ сказала:

— Что все это значитъ, милая тетушка? Я вижу что вы хотите что-то сказать, и не могу понять что именно. Между мной и капитаномъ Маррабель все кончено. Я никоимъ образомъ не могу имть вліянія на его жизнь. Еслибы мн сказали что онъ завтра же оставляетъ службу и поселяется въ Донриппел, я не могла бы судить хорошо или дурно онъ поступаетъ, и не имла бы права судить.

— Вы должны радоваться что семейство соединяется.

— Ну, я радуюсь. Еще что?

— Вы должны пріучать себя безъ ропота смотрть на его женитьбу на той молодой особ.

— Неужели же вы думаете что я буду бранить его если онъ на ней женится.

— Мн хотлось бы чтобы вы смотрли на это безъ всякаго горькаго чувства.

— Мн кажется, милая тетушка, намъ лучше объ этомъ не говорить. Увряю васъ, еслибъ я могла помшать его женитьб однимъ движеніемъ пальца, я не сдлала бы этого движенія.

— Вдь это было бы ужасно еслибы ваша или его жизнь была принесена въ жертву увлеченію не продолжавшемуся боле двухъ недль, не отступала тетка.

— Я могу отвчать только за себя, и увряю васъ что не намрена длать изъ себя жертву, сказала Мери.

Подобные разговоры повторялись часто и постепенно производили свое дйствіе на Мери. Она начала врить что Вальтеръ Маррабель можетъ жениться на миссъ Броунло, и задала себ вопросъ какъ подйствуетъ на нее его женитьба. Себ она, конечно, отвчала откровенне чмъ тетк. Въ это время священникъ Джонъ получилъ какія-то бумаги нуждавшіяся въ его подписи, такъ какъ онъ былъ однимъ изъ свидтелей при завщаніи брата. Баронетъ предпринялъ обезпечить свою племянницу, что, конечно, свидтельствовало противъ слуховъ о скоромъ брак, а не подтверждало ихъ. Но въ Лоринг было ршено что сватовство идетъ на ладъ. Мери не врила всему что слышала, однако привыкла думать что Вальтеръ склоняется къ ожидаемому браку. Она сказала себ что не будетъ судить его строго. Если этимъ способомъ онъ можетъ устроить себ счастливую будущность, почему не долженъ онъ жениться? Она слыхала что Юдиь Броунло очень хорошенькая, добрая, и что сэръ-Грегори наградитъ ее какъ только будетъ возможно. Этотъ бракъ былъ бы пріятенъ всему семейству. Она ужь конечно не будетъ мшать имъ, и иметъ ли она право мшать? Разв не все кончено между ней и Вальтеромъ, по ея же требованію, и самымъ торжественнымъ образомъ? Пусть его женится на комъ ему угодно, она не иметъ права пенять на него.

На такихъ мысляхъ остановилась она когда получила письмо капитана Маррабель изъ Донриппеля. Развернувъ его, она съ минуту не ршалась его прочесть, въ полной увренности что оно подтвердитъ слухи о миссъ Броунло. Но прочитавъ письмо, она поняла, что еслибъ онъ и имлъ намреніе жениться, то никогда не писалъ бы объ этомъ. Письмо не подтверждало и не противорчило слухамъ о женитьб, и только оправдало слова священника Джона что Вальтеръ отказался отъ намренія хать въ Индію, которое было главною причиной ихъ разлуки. Въ Лоринг, когда онъ былъ съ нею, онъ ршилъ что подетъ въ Индію и говорилъ что ему необходимо хать. Но онъ прожилъ нсколько недль въ Донриппел съ дядей и Юдиью Броунло, и оказалось что нтъ никакой необходимости хать въ Индію. Она сла и написала ему то осторожное, вжливое, холодное письмо о которомъ уже знаетъ читатель. Она противъ воли оскорбилась и опечалилась тмъ что слышала объ Юдии Броунло.

Раннею весной, въ средин апрля, она получила другое письмо, отъ своего друга изъ Булгамптона, заставившее ее серіозно подумать о будущемъ. Если Вальтеръ Маррабель женится на Юдии Броунло, какую жизнь устроитъ себ она, Мери Лоутеръ? Она во всякомъ случа будетъ поступать согласно съ долгомъ, а не съ собственными желаніями. Но требуетъ ли долгъ чтобъ она считала себя вдовой вслдствіе неудавшейся любви? Ей оставлена жизнь,— жизнь ея тетки, съ тою только разницей что тетка прожила одинокою женщиной съ умренными средствами, а ей придется прожить одинокою женщиной съ очень небольшими средствами. Но послднее обстоятельство не долго останавливало ея вниманіе, были вещи гораздо боле существенныя, о которыхъ нужно было подумать. Она признавала что замужество хорошая вещь, что она будетъ жить и умретъ не удовлетворенною если не выйдетъ замужъ, что она надялась на лучшую участь. Неужели она должна бросить вс свои мечты потому что разъ ошиблась? Если такъ слдуетъ, она забудетъ ихъ. Потомъ вопросъ принялъ слдующую форму: иметъ ли она право выйти за человка, не любя его? Выйти за человка котораго не любишь и не надешься полюбить когда-нибудь — безнравственно, отвчала она себ.

Вотъ письмо мистрисъ Фенвикъ,

‘Булгамптонъ, вторникъ.

‘Милый другъ Мери!

‘Мой зять ухалъ вчера, оставивъ насъ всхъ въ недоумніи и ожиданіи. Онъ сказалъ, въ ту минуту когда выходилъ, что, по его мннію, лордъ Тробриджъ не имлъ права отдать землю, потому что ни онъ, ни его предшественники давно не владли ею, или что-то въ этомъ род. Мы тутъ ничего не понимаемъ, и онъ, кажется, тоже, но онъ хочетъ что-то узнать, и тогда напишетъ намъ. Но Франкъ объявилъ что ему до всего этого нтъ никакого дла, и что еслибъ онъ могъ опрокинуть отвратительную часовню однимъ пальцемъ, онъ не опрокинулъ бы ея. Онъ взялъ съ меня общаніе не говорить о ней, и потому мн осталось только довольствоваться ожиданіемъ. Если этотъ противный старикашка отдалъ землю которая ему не принадлежитъ только для того чтобы сдлать намъ на смхъ,— а другой цли онъ не могъ имть,— я думаю, онъ долженъ узнать объ этомъ. Но Франкъ молчитъ неприступно, а вы знаете какъ онъ уметъ быть неприступнымъ, когда захочетъ.

‘Но я начала писать не съ тмъ чтобы говорить съ вами о ненавистной часовн. Я хочу знать что вы намрены длать лтомъ. Всего лучше ршить заране, и говоря о лт, я подразумваю раннее лто. Однимъ словомъ, безъ долгихъ предисловій, прідете вы къ намъ въ конц мая?

‘Знаю я что вы подумаете прочитавъ эти строки, и вы знаете что я думала когда писала ихъ, но я общаю избавить васъ отъ всякихъ совтовъ. Неужели вы будете отдаляться отъ друзей которыхъ любите, и которые васъ горячо любятъ, изъ страха къ человку который намренъ жениться на васъ? Вы не должны бояться мистера Джильмора, или удаляться отъ міра потому что у капитана Маррабель нтъ состоянія. Прізжайте непремнно. Если соскучитесь у насъ, можете ухать когда вамъ угодно. Я общаю не терзать васъ увщаніями.

‘Нжно любящій васъ другъ
‘Жанета Фенвикъ.’

‘Франкъ прочелъ мое письмо. Онъ говоритъ что то что я наговорила о его неприступности — пустяки, но что ничто такъ не истинно какъ мои слова что друзья горячо любятъ васъ и желаютъ видть васъ у себя. Прізжайте, мы убдимъ его насчетъ часовни.’

Дале рукою священника было написано ‘никогда’.

Прошло два дня прежде чмъ Мери показала письмо тетк, и эти два дня она много думала. Она знала что тетка будетъ совтовать ей хать въ Булгамптонъ, и потому не говорила о письм прежде чмъ не ршила какъ поступить.

— Что же вы намрены длать? спросила тетка.

— Я поду, если вы ничего не имете противъ этого.

— Я очень рада, сказала старушка.

Тогда Мери отвтила другу очень коротенькимъ письмомъ, которое также не мшаетъ сообщить читателю.

‘Лорингъ, четвергъ.

‘Дорогая Жанета!

‘Я пріду къ вамъ въ конц мая. Я ршила уже что пріду, но сомнваюсь хорошо ли я поступлю. Еслибы можно было вычеркнуть что-нибудь изъ своего прошлаго! Но это невозможно, и мы можемъ только стараться забыть о немъ. Я знаю что говорю не ясно, но вы поймете что я хочу сказать.

‘Я намрена дйствовать энергично противъ часовни, и надюсь что зять вашъ будетъ въ состояніи доказать что лордъ Тробриджъ поступилъ противозаконно. Я никогда не любила мистера Пудельгама, который смотрлъ на меня враждебно за то что я принадлежала къ семейству викарія, и съ наслажденіемъ буду смотрть какъ его погонятъ отъ воротъ вашей усадьбы.

‘Неизмнно преданая вамъ,
‘Мери Лоутеръ.’

XLVI. Мистеръ Гей изъ Карминстера.

Викарій хотлъ продержать Карри Бретль въ дом мистрисъ Стигсъ только дв недли, но по прошествіи этихъ двухъ недль онъ нашелъ что его отвтственность за участь бдной двушки никоимъ образомъ не кончилась. Читатель знаетъ съ какимъ успхомъ сдлалъ настоятель визитъ въ Стартупъ и какъ мало было для него надежды избавиться отъ своихъ хлопотъ, съ помощію нжности и благотворительности родственниковъ бдной двушки. Онъ, такъ сказать, отресъ прахъ Стартупа съ колесъ своей одноколки, когда ухалъ съ фермы Джорджа Бретля, и даже отклонилъ предложеніе денегъ которое ему было сдлано. Десять или пятнадцать фунтовъ! Онъ готовъ былъ скоре заплатить предлагаемую сумму изъ своего кармана чмъ позволить брату думать что онъ откупился такъ дешево отъ своихъ обязанностей къ сестр! Тутъ настоятель убдилъ себя что онъ долженъ по этому случаю Карри Бретлъ пятнадцать фунтовъ и утшился размышленіемъ что на эти пятнадцать фунтовъ можно содержать двушку даже гораздо дольше двухъ недль, если только она заставитъ себя покориться скук той жизни которую должна будетъ вести оставаясь у мистрисъ Стигсъ. Онъ назначилъ Карри и мистрисъ Стигсъ дв недли сроку, сказавъ что до окончанія этого времени онъ или самъ прідетъ, или пришлетъ кого-нибудь. Потомъ онъ возвратился домой и разказалъ всю исторію своей жен. Все это произошло прежде прибытія въ приходъ мистера Квикенгама.

— Дорогой Франкъ, сказала ему жена,— теб будетъ очень много непріятностей.

— Какія же это будутъ непріятности, Жанета?

— Вопервыхъ, надо ожидать что расходъ на содержаніе этой бдной двушки будетъ падать на насъ.

— Что же, еслибъ и такъ! Но, разумется, рано или поздно она сама будетъ зарабатывать себ хлбъ. Какъ я могу ее бросить? Что же мн длать съ ней?

— Но это еще не самое худшее, Франкъ.

— Что же можетъ быть еще хуже этого? говори скоре.

— Будутъ говорить что ты, священникъ и женатый человкъ, здишь въ Салисбери чтобы видться съ хорошенькою молодою женщиной.

— Ты думаешь что это будутъ говорить?

— Мн кажется что ты долженъ бы остерегаться этого ради прихода.

— Но кто же можетъ это сказать?

— Лордъ Тробриджъ и его партія.

— Клянусь честью, Жанета, я думаю что ты несправедлива къ лорду Тробриджу. Онъ дуракъ и, до нкоторой степени, мстительный дуракъ, и я согласенъ съ тобой что онъ забралъ въ свою безумную старую голову ненавидть меня безъ милосердія, но я считаю его за джентльмена и не врю чтобъ онъ могъ унизиться до распространенія злой и гадкой сплетни, въ которой онъ самъ не вритъ ни одному слову.

— Но, дорогой мой, онъ самъ повритъ этому.

— Какъ? Почему? На какомъ основаніи? Нтъ, онъ не можетъ поврить этому. Ни одинъ дуракъ не повритъ чему-нибудь безъ всякаго повода. Я очень не люблю лорда Тробриджа,— такъ ты можешь точно также сказать будто я считаю его дурнымъ владльцемъ, потому что не люблю его. Но онъ не дурной владлецъ, и если даже налпитъ методистскихъ часовень по всему графству, я все-таки буду лжецъ и сплетникъ, если скажу это.

— Потому что, видишь ли, ты не дуракъ, Франкъ.

Этимъ разговоръ и окончился. Настоятелю очень хотлось уйти и не говорить больше о дл въ которомъ онъ не могъ считать себя совершенно правымъ, а жен его было непріятно настаивать на своихъ доказательствахъ въ подобномъ случа. Что бы лордъ Тробриджъ ни думалъ и ни говорилъ, не надо было доводить Франка до мысли что какое-нибудь недостойное предположеніе смущаетъ ея умъ. Однако, она была уврена что онъ дйствовалъ безразсудно.

Когда назначенныя дв недли подходили къ концу, и ничего не было еще сдлано, настоятель отправился опять въ Салисбери. У него, по чистой правд, были тамъ дла, какъ и у всякаго джентльмена почти всегда есть дла въ главномъ город графства, гд живетъ его банкиръ, откуда торговцы снабжаютъ его припасами, и гд онъ принадлежитъ къ какому-нибудь клубу. Такъ и нашъ викарій любилъ повидаться тамъ со своимъ епископомъ, любилъ побродить въ собор, пожать руку декану, слегка подразнить мистера Чамберлена или кого-нибудь другаго кром мистера Чамберлена, если къ этому представится случай. Онъ обыкновенно никогда не былъ противъ поздки въ Салисбери, и въ этотъ разъ онъ не преминулъ повидаться съ мистеромъ Чамберленомъ, съ деканомъ, съ сдельнымъ мастеромъ и съ клеркомъ въ контор застрахованія отъ огня,— также какъ и съ мистрисъ Стигсъ и съ Карри Бретль. Итакъ, еслибы кто-нибудь сказалъ что онъ въ этотъ разъ пріхалъ въ Салисбери единственно для того чтобы повидаться съ Карри Бретль, то это была бы сущая клевета. Онъ сбавилъ премію своего застрахованія отъ огня на 5 ш. 6 п. въ годъ, онъ пригласилъ мистера Чамберлена пріхать повидаться съ мистеромъ Квикенгамомъ, и взялъ у декана старинную книгу о соколиной охот, такъ что, въ самомъ дл, нсколько минутъ которыя онъ провелъ у мистрисъ Стигсъ совершенно пропадали между разнообразными длами которыя онъ обдлалъ въ Салисбери.

Все что онъ могъ сказать Карри Бретль было — что онъ до сихъ поръ ничего еще не устроилъ. Она еще должна остаться у мистрисъ Стигсъ недлю или дв. У него было очень много дла,— теперь такое время года когда у него много занятій, приготовленія къ Святой недл и тому подобное,— такъ что ему некогда оглядться. У него есть планъ, но онъ ничего не скажетъ о немъ пока не увидитъ можетъ ли онъ осуществиться. Когда Карри проговорила что-то о расходахъ на ея содержаніе, викарій смло отвчалъ что ей нечего объ этомъ заботиться, потому что у него есть въ рукахъ ея деньги. Онъ когда-нибудь объяснитъ ей все это, но не теперь. Потомъ онъ распросилъ мистрисъ Стигсъ о жизни Карри. Мистрисъ Стигсъ выразила увренность что Карри не останется тутъ надолго. Часы шли невыразимо медленно, и Карри выражала нсколько разъ что самое лучшее что она можетъ сдлать — уйти и убить себя. Однако отзывъ мистрисъ Стигсъ о ея поведеніи былъ благопріятенъ. О Семъ Бретл настоятель хотя и справлялся, но ничего не могъ узнать. Карри объявила только что она не слыхала о немъ съ тхъ поръ какъ онъ оставилъ ее, весь избитый и окровавленный, посл драки въ Трехъ честныхъ людяхъ.

Викарій сказалъ Карри Бретль что у него есть планъ, но, по правд, у него не было никакого плана. У него была надежда что онъ можетъ побдить мельника, если приведетъ дочь прямо къ нему въ домъ и поставитъ ихъ лицомъ къ лицу, но это была надежда на которую онъ самъ такъ мало полагался что не могъ построить на ней плана своихъ дйствій. Вопервыхъ, будетъ ли онъ правъ сдлавъ подобный шагъ. Мистрисъ Джорджъ Бретль сказала ему что всякій самъ знаетъ что для него лучше безъ внушенія священника, и упрекъ попалъ мтко. Не было въ мір человка который бы меньше его одобрялъ методу священническаго вмшательства. ‘Я бы могъ гораздо лучше устроить это еслибы не былъ священникомъ’, сказалъ онъ самъ себ. Итакъ, если старый Бретль хочетъ, посл того оскорбленія которое дочь нанесла ему, выгнать ее изъ дому, что до этого ему, Фенвику, и какъ священнику, и какъ мірянину. Старикъ зналъ что онъ длалъ и показалъ свою ршимость очень твердо.

— Я хочу попытаться сдлать что-нибудь у желзнаго торговца въ Варминстер, сказалъ настоятель жен.

— Я боюсь что изъ этого ничего не выйдетъ.

— Я тоже неувренъ въ успх. Желзные торговцы, вроятно, еще сурове мельниковъ и фермеровъ, а фермеры очень суровы. Этотъ Гей не согласился даже поручиться за Сема Бретля. Но надо же что-нибудь длать.

— Ее бы надо было помстить въ исправительное заведеніе.

— Теперь уже поздно, это надо было бы сдлать тотчасъ же. Во всякомъ случа я поду въ Варминстеръ. Мн надо побывать у стараго доктора Дикльбурга, и я могу въ то же время устроить это дло.

Онъ похалъ въ Варминстеръ, зашелъ къ доктору, но не засталъ его, и отправился къ мистеру Гею, который былъ дома.

Успхъ у мистера Гея былъ, натурально, гораздо мене вроятенъ чмъ у Джорджа Бретля. Желзный торговецъ былъ связанъ съ несчастною молодою женщиной только женитьбой на ея сестр, а какой зять согласится взять въ свою семью такую свояченицу? О мистрисъ Гей онъ зналъ только что она была сурова и жестка какъ пуританка. Мистера Гея онъ нашелъ въ лавк вмст съ его ученикомъ, но ему не трудно было увести съ собой господина желзнаго торговца чрезъ ряды ршетокъ, горшковъ и сковородъ въ небольшую комнатку сзади заведенія, въ которой обыкновенно излагались просьбы о продолженіи кредита, и гд столь же часто раздавались призывы къ скорйшему платежу.

— Знаю ли исторію Каролины Бретль? О да! я знаю ее, сэръ, сказалъ мистеръ Гей.— Мы слышали объ ней.

И говоря это, онъ покачивалъ головой, потиралъ руки и смотрлъ въ землю. Но однако все въ этомъ человк выражало покорность, по лицу его видно было что, говоря съ настоящимъ джентльменомъ, онъ говорилъ съ высшимъ существомъ. Все это придавало Фенвику силу, въ которой онъ чувствовалъ недостатокъ при свиданіи съ фермеромъ.

— Я надюсь, вы согласитесь со мной, мистеръ Гей, что она должна быть спасена, если это возможно.

— Вы говорите о ея душ, сэръ? спросилъ желзный торговецъ.

— Разумется, я говорю о ея душ, но мы можемъ достигнуть этого только постаравшись сначала въ этомъ мір спасти ее.

Мистеръ Гей былъ худощавый человкъ, средняго роста, съ очень почтенными сдыми волосами, которые стояли почти прямо на его голов, но изъ-подъ этихъ волосъ виднлось худое, жалкое, невыразительное лицо. Онъ много кланялся, потиралъ руки, вжливо улыбался, произносилъ очень много коротенькихъ, учтивыхъ спичей, но вся его сила, какъ коновода въ Варминстер, заключалась въ его волосахъ и въ пар приличнаго, прекрасно вычищеннаго, чернаго платья, которое онъ надвалъ во всхъ важныхъ случаяхъ. Это былъ человкъ зажиточный, который всегда ходилъ въ церковь, платилъ что слдуетъ, прилежно занимался своими длами, вшалъ свои колокола и продавалъ свои горшки такимъ образомъ чтобы только не разогнать совершенно своихъ старинныхъ покупателей негодностію своей работы.

— Гей почтенный человкъ, я не желалъ бы оставить его, говорили мужья, когда жены объявляли имъ что прислоны его ршетокъ вываливаются, и что его гвозди не выдерживаютъ ударовъ молотка. Такъ онъ благоденствовалъ, но, наврное, былъ обязанъ этимъ своимъ волосамъ.

Теперь онъ потиралъ руки, и улыбался, и кланялся, придумывая что бы ему отвчать викарію. Онъ очень желалъ чтобы душа бдной Карри была спасена и, разумется, это было дло мистера Фенвика, но чтобы спасать ея тло содйствіемъ мистрисъ Гей и его самого,— онъ ршительно не понималъ что они могутъ тутъ сдлать.

— Я боюсь что она дурная женщина, мистеръ Фенвикъ, я боюсь что это такъ, сказалъ мистеръ Гей.

— Теперь дло въ томъ чтобы намъ подумать вмст какъ исправить ее, сказалъ викарій.— Ей надо гд-нибудь жить, мистеръ Гей.

— Я думаю что для нихъ самое лучшее умирать, мистеръ Фенвикъ, разумется, раскаявшись. Вы понимаете, сэръ, какъ это низко, и какъ постыдно, и какой срамъ приносятъ он въ свое несчастное семейство. Молодой человкъ не можетъ сдлать ничего такого постыднаго, не правда ли, мистеръ Фенвикъ?

— Я нисколько не увренъ въ этомъ, мистеръ Гей. Я не буду защищать Карри Бретль, но еслибы вы подумали какая ничтожная сумма грховъ можетъ привести женщину къ этому несчастному положенію, ваше сердце смягчилось бы. Бдная Карри! Она была такъ весела, такъ добра и такъ ко всему способна!

— Способна она была, мистеръ Фенвикъ, и весела тоже, какъ вы говорите, но….

— Мы вс уже давно это слышали, но вопросъ теперь въ томъ что мы должны сдлать чтобы спасти ее. Она ведетъ теперь скромную и порядочную жизнь, но безъ занятій, безъ средствъ, безъ друзей. Не захочетъ ли ваша жена взять ее къ себ на мсяцъ или на два, чтобы только испытать ее.

— Ей придти жить къ намъ? воскликнулъ желзный торговецъ.

— Я бы очень желалъ этого. Кто же дастъ ей кровъ и пріютъ, если родная сестра откажетъ ей.

— Я не думаю чтобы мистрисъ Гей согласилась на это, сказалъ купецъ, который уже пересталъ кланяться и потирать руки. Лицо его вытянулось и сдлалось очень плачевно.

— Могу я спросить ее?

— Изъ этого не выйдетъ добра, мистеръ Фенвикъ, увряю васъ что не выйдетъ.

— Напротивъ, это должно принести много хорошаго. Могу ли я попробовать?

— Если вы спрашиваете моего мннія, мистеръ Фенвикъ, я долженъ сказать что нтъ. Я долженъ сказать это. Мистрисъ Гей не крпка здоровьемъ, а отъ одного воспоминанія объ этомъ родств можно заболть, это совершенная правда, мистеръ Фенвикъ.

— Такъ вы не хотите ничего сдлать чтобы спасти отъ погибели сестру вашей жены и не позволите ничего сдлать для нея вашей жен?

— Мистеръ Фенвикъ, не сердитесь на меня, прошу васъ, не сердитесь. Меня всегда уважали вс, и около меня всегда были люди уважаемые. Если семейство моей жены пошло по дурной дорог, ужь и это довольно непріятно для меня, а вы еще предлагаете мн подобныя вещи. Дйствительно, мистеръ Фенвикъ, еслибы вы подумали объ этомъ, вы не были бы такъ ко мн жестоки.

— Такъ, по-вашему, она должна умереть въ канав? сказалъ викарій, вознегодовавшій теперь на желзнаго торговца еще сильне чмъ на фермера. Онъ повернулся и пошелъ вдоль по лавк, сопутствуемый вжливымъ купцомъ, который опять кланялся и потиралъ руки, и провожалъ его до экипажа.

Настоятель не сказалъ больше ни одного слова мистеру Гею, и даже не поклонился ему на прощаньи. ‘Сердца ихъ окаменли какъ мельничные жернова’, сказалъ онъ самъ себ, узжая и сильно погоняя свою лошадь.

— Какая польза отъ всхъ этихъ проповдей? ничто ихъ не трогаетъ. ‘Длай то другимъ что ты надешься что они для тебя сдлаютъ’, вотъ ихъ ученіе!

Когда онъ пріхалъ домой, то ршилъ употребить послднее средство,— повести Карри на мельницу, если только онъ будетъ въ состояніи убдить ее пойти съ нимъ, а до тхъ поръ держать ее у мистрисъ Стигсъ и платить десять шиллинговъ въ недлю за квартиру и содержаніе. Былъ однако еще одинъ вопросъ который онъ не могъ разршить,— предупредить или нтъ объ этомъ старую мистрисъ Бретль?

Онъ рано ушелъ изъ дому, и когда возвратился, жена его получила отъ Мери Лоутеръ отвтъ на свое письмо.

— Прідетъ она? спросилъ Франкъ.

— Она только и пишетъ объ этомъ, и ничего больше.

— Такъ она сдлается мистрисъ Джильморъ?

— Я желаю этого это всей души.

— Ея пріздъ сюда равнозначителенъ для меня ея согласію. Она бы не пріхала, еслибы не ршилась принять его предложеніе. Припомни мои слова, Жанета, что они будутъ обвнчаны прежде чмъ достроится часовня.

— Ты такъ говоришь это, какъ будто думаешь что она не должна бы была прізжать. Франкъ.

— Нтъ. Я этого не думаю. Я только удивляюсь какъ скоро женщина можетъ выздоровть отъ подобной болзни.

— Франкъ, не будь золъ. Она длаетъ то что ей совтовали вс ея друзья.

— Еслибъ я умеръ, твои друзья стали бы теб совтовать не горевать, но они сочли бы тебя совершенно безчувственною, еслибы ты послушалась ихъ совта.

— Неужели же ты сталъ теперь противъ нея?

— Нтъ.

— Такъ для чего же ты это говоришь! Не лучше ли ей было сдлать надъ собой это усиліе чмъ оставаться покинутою и неутшною, и такъ погубить всю свою жизнь? Не будетъ ли это также гораздо лучше для Гарри Джильмора?

— Разумется лучше, потому что онъ сошелъ бы съ ума, еслибъ она не пріхала.

— И для нея будетъ здсь лучше. Мы не знаемъ что происходитъ въ ея сердц, но я уврена что она переламываетъ себя, потому что находитъ это необходимымъ. Ты будешь добръ къ ней, когда она прідетъ?

— Конечно буду, ради Гарри и ради ея самой.

Надо признаться что викарій былъ въ это время очень не въ дух. Онъ начиналъ уставать отъ своихъ усилій наводить людей на путь истинный, такъ велики были затрудненія которыя отъ встрчалъ. Възжая въ свои ворота, онъ увидалъ мистера Пудельгама, стоявшаго на дорог противъ новой часовни. Викарій ршился примириться съ часовней и сказалъ что-то любезное священнику. Мистеръ Пудельгамъ поднялъ глаза и носъ, поклонился очень принужденно и потомъ быстро отвернулся, не отвчая ни слова. Какъ можно жить человку съ такимъ народомъ въ хорошемъ расположеніи духа и въ христіанской любви?

Вечеромъ онъ сидлъ со своею женой въ гостиной, разсуждая о всхъ этихъ непріятностяхъ, когда вошла горничная и сказала что констебль Тоффи ждетъ у дверей.

Констебля Тоффи проводили въ кабинетъ, куда викарій за нимъ послдовалъ. Онъ не говорилъ съ констеблемъ уже нсколько мсяцевъ, съ тхъ поръ какъ былъ освобожденъ Семъ, но когда ему сказали что пришелъ Тоффи, онъ ни на минуту не усомнился что будетъ разговоръ объ убійств мистера Тромбула. Констебль приложилъ руку къ голов и, прежде чмъ началъ говорить, слъ по приглашенію викарія.

— Что такое, Тоффи? спросилъ викарій.

— Мы, кажется, взяли ихъ наконецъ, сказалъ Тоффи очень тихимъ и мягкимъ голосомъ.

— Взяли кого, убійцъ?

— Да, мистеръ Фенвикъ, всхъ кром Сема Бретля, и его намъ теперь нужно.

— Кто же эти люди?

— Т кого мы подозрвали во все время: Джакъ Борроусъ, по прозванію Точильщикъ, и Лаврентій Экорнъ, который былъ вмст съ нимъ. Этотъ Экорнъ малый изъ Бирмингама. Его тамъ хорошо знаютъ. А теперь, мистеръ Фенвикъ, тутъ долженъ быть и Семъ. Намъ надо Сема, мистеръ Фенвикъ.

— Не хотите ли вы этимъ сказать мн что онъ былъ однимъ изъ убійцъ?

— Намъ нуженъ онъ, мистеръ Фенвикъ.

— Гд нашли вы этихъ людей?

— Они добрались до Санъ-Франсиско, т, другіе-то. У нихъ была не дурная игра, не правда ли, мистеръ Фенвикъ? Они были въ бгахъ боле семи мсяцевъ. Мистеръ Тромбулъ убитъ 31го августа, а теперь 15е апрля, мистеръ Фенвикъ. Немного такихъ побговъ какъ этотъ. Вы доставите намъ Сема Бретля въ порядк, не правда ли, мистеръ Фенвикъ?

Викарій сказалъ констеблю что онъ постарается вызвать Сема Бретля какъ можно скоре.

— Я говорилъ вамъ все время, мистеръ Фенвикъ, что Семъ былъ однимъ изъ тхъ что были тамъ, но вы мн не врили.

— Я и теперь этому не врю, сказалъ настоятель.

XLVII. Требуютъ Сема Бретля.

Слдующая недля была полна волненія, смущенія и безпокойства для Булгамптона и для всего сосдства Варминстера и Гайтсбери. Скоро всмъ стало извстно что Джакъ Точильщикъ и Лаврентій Экорнъ находятся въ салисберійокой тюрьм, и что требуютъ Сема Бретля. Безпокойство и возбужденіе въ Булгамптон было, слдовательно, сильне чмъ гд-нибудь. Необходимо было извстить стараго мельника, необходимо было тоже распросить всхъ на мельниц о теперешнемъ мстопребываніи Сема. Если они не знали гд онъ, надо было помочь викарію отыскать его. Фенвикъ пошелъ со сквайромъ на мельницу, но тамъ они ничего не узнали. Мельникъ былъ очень молчаливъ и съ трудомъ удерживалъ свое волненіе, когда ему сказали что полиція опять требуетъ его сына.

— Они могутъ придти и обыскать здсь, сказалъ онъ.— Они могутъ придти и обыскивать.

И онъ медленно пошелъ на мельницу. Тамъ, вроятно, произошла сцена съ мистрисъ Бретль и Фанни, и об женщины были въ очень жалкомъ положеніи.

— Мой бдный мальчикъ! Мой несчастный мальчикъ! говорила убитая горемъ мать, которая сидла закрывъ лицо фартукомъ и рыдала.

— Мы ничего не знаемъ о немъ, мистеръ Джильморъ, иначе мы сейчасъ іке бы сказали вамъ, говорила Фанни.

— Я увренъ въ этомъ, сказалъ викарій.— И замтьте это, мистрисъ Бретль, я ни на одну минуту не сомнвался что Семъ точно также виноватъ въ этомъ убійств какъ вы или я. Вы можете передать отцу его что я это говорю, если хотите.

За то что онъ сказалъ это, сквайръ сдлалъ ему выговоръ тотчасъ же какъ они ушли съ мельницы.

— Мн кажется что вы заходите слишкомъ далеко давая имъ подобную надежду, сказалъ онъ.

— Вроятно, вы желаете чтобъ я говорилъ то что думаю?

— Но не въ такомъ дл какъ это, когда напрасная надежда можетъ только усилить страданіе. Вы сами такъ склонны принимать всегда взгляды совершенно противоположные взглядамъ другихъ что вамъ-то и надо особенно остерегаться, когда вы можете надлать этимъ столько вреда.

— Я совершенно увренъ что онъ тутъ не замшанъ.

— Вы видите что полиція противъ васъ посл самаго продолжительнаго и подробнаго слдствія.

— Полиція — глупцы, настаивалъ викарій.

— Прекрасно. Это значитъ что въ вопрос объ убійствахъ вы предпочитаете ваше мнніе ихъ мннію. Я бы всегда предпочелъ вашъ взглядъ въ вопрос о какомъ-нибудь библейскомъ свидтельств, но не въ подобномъ дл. Я не хочу говорить съ вами объ этомъ, но я желалъ бы чтобы вы были осторожне съ людьми до которыхъ это такъ близко касается. Въ сношеніяхъ съ ними вы не имете права отбрасывать обыкновенные законы очевидности.

Настоятель понялъ справедливость выговора и общалъ быть осторожне, повторяя однако свое мнніе о Семъ, котораго онъ непремнно хотлъ держаться въ своемъ поведеніи относительно этаго дла, а пусть полиція и судьи говорятъ что хотятъ. Онъ зашелъ даже такъ далеко что объявилъ будто онъ станетъ поддерживать свое мнніе даже противъ приговора присяжныхъ, но Джильморъ понялъ что это было обыкновенное человческое упрямство въ своей естественной форм.

Въ это время, такое печальное для всего прихода и въ особенности для дома викарія, въ сквайр пробуждалась новая жизнь. Это было очевидно для всхъ кто его видлъ. Онъ ходилъ по ферм, толковалъ о своихъ деревьяхъ и присматривалъ за своими лошадьми. Разумется, много было сдлано догадокъ о причин этого, и многія изъ нихъ, вроятно, очень близко подходили къ правд. Но Фенвикамъ не нужно было догадываться. Джильмору сказали что Мери Лоутеръ прідетъ въ Булгамптонъ въ начал лта, и онъ тотчасъ же сбросилъ свою печаль. Онъ больше ничего не распрашивалъ, а мистрисъ Фенвикъ была не въ состояніи предостеречь его, хотя ее почти пугала излишняя самоувренность ея друга.

— Я смотрю на это не совсмъ такъ какъ онъ смотритъ, сказала она мужу.

— Теперь она выйдетъ за него, отвчалъ викарій, и мистрисъ Фенвикъ, не возражала.

Для самого Фенвика эта перемна была чрезвычайно утшительна. Сквайръ былъ его старый другъ и почти единственный близкій сосдъ. Во всхъ своихъ заботахъ, какъ внутри такъ и вн прихода, онъ обыкновенно приходилъ къ Джильмору, и хотя викарій былъ человкъ не очень склонный слдовать совтамъ другихъ, однако для него было очень пріятно имть друга который бы высказывалъ ему свое мнніе, и можетъ-быть тмъ пріятне что другъ этотъ не очень настаивалъ на томъ чтобъ его мнніе было непремнно принято. Во время прошедшей зимы Джильморъ былъ совершенно безполезенъ для настоятеля. Онъ сдлался чрезвычайно угрюмъ, мннія его о всхъ предметахъ стали такъ сбивчивы что ихъ не стоило и слушать, и викарій нашелъ необходимымъ оставлять его въ поко, какъ только дло касалось обыкновенной жизни. Но теперь сквайръ сдлался опять самимъ собой и даже о такомъ волнующемъ всхъ предмет какъ объ убійств Тромбула, объ арестантахъ салисберійской тюрьмы и о необходимости возвращенія Сема, онъ могъ говорить разсудительно и даже давать полезные совты.

Было бы, конечно, очень хорошо, еслибы Семъ возвратился какъ можно скоре. Въ приход были уврены что викарій знаетъ гд онъ: Джорджъ Бретль, который поручился за возвращеніе брата, сдлалъ это только въ увренности что отвчать будетъ викарій. Нкоторые не вполн достойные доврія слухи о присутствіи Карри въ Салисбери и о посщеніяхъ этого города викаріемъ носились въ Булгамптон. Къ этому примшивалось убжденіе что Семъ и Карри были заодно. Что у Фенвика было много рыцарскаго и даже донкихотскаго въ его дружб было давно замчено, и теперь это мнніе еще боле утвердилось. Онъ, конечно можетъ сейчасъ представить Сема, если захочетъ, или,— какъ многіе предсказывали что такъ и будетъ,— укрыть его если вздумается. Въ послднемъ случа ему надо будетъ заплатить четыреста фунтовъ за поручительство, но извстно было что викарій такъ же богатъ какъ и эксцентриченъ и, говорили пудельгамисты, не задумается ни минуты, если такимъ образомъ найдетъ возможнымъ привести въ исполненіе свои виды.

Викарію необходимо было еще разъ създить въ Салисбери чтобъ узнать, если можно, отъ Карри о какихъ-нибудь слдахъ ея брата, и объ этомъ визит пудельгамисты также освдомились. Были мущины и женщины въ Булгамптон, которые знали наврное сколько разъ настоятель посщалъ молодую женщину, сколько времени у нея оставался каждый разъ, и сколько платилъ мистрисъ Стигсъ за ея содержаніе. Джентльменъ, въ расположеніи котораго къ молодой женщин есть что-либо необычное, подлежитъ тому чтобъ его входы и выходы записывались очень усердно, хотя и не всегда достаточно аккуратно.

Въ этотъ разъ его свиданіе съ Карри было очень печально. Онъ не могъ не высказать ей отчасти для чего онъ ее распрашивалъ.

— Они не взяли этихъ двухъ человкъ, они не взяли ихъ? спросила она съ горячностью, заставлявшею подозрвать что она знала кое-что объ этомъ дл, которое трудно было не считать преступнымъ.

— Какихъ это двухъ человкъ? спросилъ викарій, глядя ей прямо въ лицо.

Она замолчала, и ему не хотлось ловить ее на словахъ, допрашивать какъ слдователь, или вынуждать у нея признаніе котораго она не хотла бы сдлать добровольно и по собственному побужденію.

— Я слышалъ, сказалъ онъ,— что два человка были взяты по длу объ убійств.

— Гд нашли ихъ, сэръ?

— Они бжали въ Америку, но полиція возвратила ихъ назадъ. Знали ли вы ихъ, Карри?

Она опятъ молчала. Людей этихъ не называли по имени, и ей ли было предавать ихъ! Прежде, во время ихъ свиданія, она едва смла взглянутъ ему въ лицо, теперь она устремила свои голубые глаза прямо на него.

— Вы говорили мн прежде, сказалъ онъ,— въ коттедж той старой женщины, что вы знали ихъ обоихъ, а одного даже слишкомъ хорошо.

— Если вы позволите, я не скажу ничего о нихъ.

— Я не буду спрашивать васъ, Карри. Но вы скажете мн что знаете о вашемъ брат.

— Я могу сказать вамъ, сэръ, только одно. Онъ не больше виноватъ въ убійств Тромбула чмъ вы сами. Они не имютъ права тронуть по этому длу ни одного волоса на голов его.

— Это тоже и мое мнніе, но кто можетъ доказать это.

Она опять молчала.

— Можете ли вы это доказать? Если то что вы скажете можетъ спасти вашего брата, вы ршительно должны говорить. Неужели вы будете колебаться, Карри, сказать что-нибудь въ его пользу? Какъ бы ни были велики его проступки, онъ никогда не былъ такъ жестокъ съ вами какъ другіе.

— О, сэръ, я желала бы лучше умереть!

— Вы не должны желать этого, Карри. И если вы знаете что-нибудь, вы обязаны говорить. Не можете ли вы принудить себя передать мн все что вамъ извстно. Я думаю, это будетъ хорошо для насъ обоихъ.

— Это они взяли деньги. Семъ не видалъ ни шиллинга изъ этихъ денегъ.

— Кто же были эти они, Карри?

— Джакъ Борроусъ и Ларри Экорнъ. И не Ларри Экорнъ это сдлалъ, сэръ. Я знаю очень хорошо кто это сдлалъ, это Джакъ Борроусъ.

— Это тотъ котораго зовутъ Точильщикомъ, Карри?

— Но Ларри былъ съ нимъ же, сказала двушка, рыдая.

— Вы уврены въ этомъ?

— Я не уврена ни въ чемъ, мистеръ Фенвикъ, кром того что Сема тамъ совсмъ не было. Въ этомъ я совершенно, совершенно уврена. Но когда вы спрашиваете меня, что же мн говорить?

Тутъ онъ оставилъ ее, не поговоривъ ничего объ ней самой, но у него не было сказать ей ничего утшительнаго. Онъ уже почти ршился взять ее съ собой на мельницу и попробовать что можетъ произойти отъ встрчи отца, матери и дочери, но вс эти новыя хлопоты по поводу ареста убійцъ и отсутствія Сема длали исполненіе этого предположенія невозможнымъ. Когда онъ уходилъ, то опять распросилъ мистрисъ Стигсъ, и она предупредила его что у ея жилицы часто вырываются слова которыя заставляютъ ее думать что молодая женщина не долго у нея останется. Но въ то же время она ни въ чемъ не могла на нее пожаловаться, правда, Карри настаивала на томъ чтобы ходить одной по городу, но мистрисъ Стигсъ думала что она это длала только желая упрочить свою независимость. Посл этого викарій заплатилъ что слдовало и возвратился на станцію желзной дороги. О Семъ онъ ничего не узналъ и не могъ придумать куда ему обратиться за справками. Онъ все еще надялся что молодой человкъ придетъ по собственной вол, когда слухъ о вызов достигнетъ до его ушей.

Въ этотъ самый день было собраніе судей въ Гайтсбери, и два человка которые были привезены изъ Санъ-Франциско стояли предъ ними. Мистеръ Джильморъ засдалъ вмст съ сэръ-Томасомъ Чарлейсомъ, который предсдалъ, и еще съ тремя другими джентльменами. Лордъ Тробриджъ присутствовалъ въ засданіи, но старался выказать что онъ сидлъ тутъ не какъ судья. Вызвали Самуила Бретля, и адвокатъ Джонсъ, вышедшій вмсто него, объяснилъ что Самуилъ ушелъ изъ дому искать себ работы, говорилъ о томъ какъ много уже прошло времени и о томъ какъ несправедливо принуждать человка, противъ котораго нтъ никакихъ доказательствъ, оставаться всегда въ одномъ приход, потомъ онъ выразилъ надежду что мистеръ Фенвикъ и мистеръ Джоржъ Бретль, какъ его поручители, вроятно, скоро отыщутъ и представятъ его. Такъ какъ ни фермера, ни священника не было налицо, то ничего больше нельзя было сдлать, и судьи согласились дать отсрочку на нкоторое время. Не такъ просто оказалось дло тхъ двухъ подсудимыхъ которые были арестованы. Дйствительно, противъ нихъ было такъ мало существенныхъ доказательствъ что адвокатъ изъ Девиза, который защищалъ ихъ, выразилъ удивленіе какъ американское начальство ршилось выдать ихъ, и старался внушить что это было сдлано въ видахъ соглашенія по длу объ Алабам. Однако было представлено доказательство что оба эти человка были прежде обличены предъ судомъ: одинъ за воровство со взломомъ, другой за конокрадство. Что первый, Джонъ Борроусъ, извстный подъ именемъ Точильщика, былъ изъ Девиза, и что полиція этого города, также какъ и полиція Чиппенгема, Баса и Вельса, была хорошо съ нимъ знакома. Что другой, Экорнъ, молодой человкъ, былъ прежде уважаемъ какъ товарищъ въ Бирмингамской конюшн наемныхъ лошадей, но что потомъ онъ пристрастился къ пари и велъ въ продолженіи прошедшаго года безпутную жизнь, выдержавъ до этого два года заключенія на каторжной работ. Было доказано что ихъ видли въ сосдств и прежде, и посл убійства, что сапоги найденные въ коттедж Пикрофтской общины приходились по извстному слду въ грязи, на двор фермы, что Борроусъ купилъ ядъ у аптекаря графства въ Левингтон, и что собака Хватай была отравлена точно такимъ ядомъ. Много было еще доказательствъ которыя казались совершенно ничтожными адвокату изъ Девиза и которыя обвиняющія полицейскія власти находили очень важными. Судьи ршили дать отсрочку и потребовали чтобы въ назначенный день явился и Семъ Бретль. Понятно что день этотъ былъ назначенъ pro forma, такъ какъ полиція потребовала по крайней мр дв недли для собранія дальнйшихъ доказательствъ. Это было во вторникъ, 25го апрля, и было условлено что время до 8го мая будетъ дано полиціи для пополненія ея обвиненія.

До сихъ поръ все шло покойно въ Гайтсбери, но прежде чмъ судьи оставили маленькій городъ, произошло нкоторое смятеніе. Сэръ-Томасъ Чарлейсъ, въ разговор со своимъ собратомъ мистеромъ Джильморомъ о дл вообще и о дл Бретлей въ особенности, упомянулъ о ‘несчастныхъ сношеніяхъ мистера Фенвика съ Карри Бретль’ въ Салисбери. Джильморъ вспыхнулъ и просилъ объяснить ему что это значило. Сэръ-Томасъ, который не былъ очень умнымъ человкомъ, но имлъ понятіе о справедливости и,— воздадимъ ему должное,— никогда не имлъ необходимости ея бояться, сказалъ посл нкотораго колебанія что то что онъ говоритъ о мистер Фенвик онъ слышалъ отъ лорда Тробриджа. Онъ слышалъ отъ лорда Тробриджа что булгамптонскій викарій былъ…. Тутъ Джильморъ сталъ энергичести упрекать баронета.

Сэръ-Томасъ надялся что мистеръ Джильморъ не сдлаетъ чего-нибудь неблагоразумнаго. Мистеръ Джильморъ объявилъ что онъ не перенесетъ оскорбленія нанесеннаго его другу и спроситъ объ этомъ предмет у лорда Тробриджа. И онъ отыскалъ лорда въ пріемной гостиницы, ожидающимъ свою карету, и спросилъ его въ присутствіи сэръ-Томаса, который пришелъ вмст съ нимъ. Маркизъ былъ очень утомленъ. Онъ слышалъ, говорилъ онъ, отъ людей которымъ онъ не имлъ права не доврять, что мистеръ Фенвикъ имлъ обыкновеніе посщать одинъ молодую женщину, которая жила прежде въ его приход, но которую онъ теперь содержалъ на квартир въ бдномъ переулк предмстья Салисбери. Онъ только это и говорилъ. Говоря это, говорилъ ли онъ ложь или правду? Если онъ ошибался, то первый готовъ признаться въ своей ошибк.

За этимъ послдовалъ очень горячій разговоръ.

— Милордъ, сказалъ Джильморъ,— ваши намеки несправедливы. Какія бы ни были ваши слова, они оскорбительны по тому впечатлнію которое производятъ.

— Но какому праву, сэръ, сказалъ маркизъ, осматривая его съ головы до ногъ,— позволяете вы себ говорить мн о впечатлніи которое производятъ мои слова?

Кровь мистера Джильмора бросилась ему въ голову.

— Вы желали, милордъ, внушить сэръ-Томасу Чарлейсу что посщенія мистера Фенвика были безчестнаго свойства. Если ваши слова не выражали этого, то они ничего не выражали.

— По какому праву, сэръ, перетолковываете вы мои слова? Я исполнилъ только мою обязанность, передавъ сэръ-Томасу Чарлейсу мои убжденія,— мои твердо основанныя убжденія,— о поведеніи этого джентльмена. Что я сказалъ ему, я готовъ повторить во всеуслышаніе предъ всмъ графствомъ. Извстно что булгамптонскій викарій иметъ обыкновеніе посщать развратную молодую женщину въ самой бдной части города. Эти помщенія безчестятъ его, его одежду, его приходъ и даже. какъ мн кажется, самого епископа. По какому праву, сэръ, позволяете вы себ сомнваться въ моихъ словахъ?

И опять маркизъ смрилъ Джильмора съ головы до ногъ, выходя величественною поступью изъ комнаты въ то время какъ Джильморъ продолжалъ утверждать что слова лорда, вмст съ впечатлніемъ которое они производятъ, составляютъ низкую и злую сплетню. Тутъ начался разговоръ гораздо спокойне перваго между мистеромъ Джильморомъ и сэръ-Томасомъ, въ которомъ сквайръ ручался, не зная хорошенько самъ за что, а мистеръ Томасъ общался воздержать свой языкъ,— въ настоящую минуту. Но, разумется, всть о ссор облетла весь маленькій городокъ.

Нечего было и думать чтобы такой человкъ какъ маркизъ Тробриджъ вздумалъ скрывать свой гнвъ. Прежде чмъ ухать со двора гостиницы, онъ уже очень ясно выразилъ полдюжин особъ свое мнніе о безнравственности викарія и о наглости сквайра. А когда его привезли домой, руки его искали пера и бумаги чтобы написать обо всемъ епископу. Сэръ-Томасъ пожалъ плечами и разказалъ эту исторію тремъ или четыремъ друзьямъ, и каждому изъ нихъ онъ замтилъ, относительно визитовъ викарія къ молодой двушк, что дыму безъ огня никогда не бываетъ. И голосъ Джильмора былъ тоже такъ громокъ что вс слуги въ гостиниц слышали его. Сквайръ зналъ что ссора была уже всмъ извстна, и чувствовалъ что ему нечего было больше длать какъ разказать своему другу все что случилось.

Въ этотъ же вечеръ онъ повидался съ викаріемъ. Фенвикъ возвратился изъ Салисбери усталый, упадшій духомъ и не совсмъ здоровый. Онъ только-что хотлъ войти въ домъ чтобы переодться къ обду, какъ Джильморъ встртилъ его у дверей конюшни и разказалъ что случилось.

— Такъ, стало-быть, жена моя была права, а я былъ виноватъ, сказалъ Фенвикъ.

— Въ чемъ права? спросилъ Джильморъ.

— Она говорила что маркизъ Тробриджъ будетъ распространять эту клевету. Я сознаюсь что ошибался считая его за джентльмена. Во всякомъ случа я воспользуюсь вашимъ увдомленіемъ.

— Пользуйтесь имъ какъ хотите, сказалъ Джильморъ.

Тутъ они разстались, и сквайръ, который былъ верхомъ, похалъ домой.

XLVIII. Мери Лоутеръ возвращается въ Булгамптонъ.

Прошелъ мсяцъ посл происшествій описанныхъ въ по слдней глав, и въ Булгамптон начиналось лто. Былъ конецъ мая, и съ наступающимъ лтомъ должна была пріхать Мери Лоутеръ. Въ продолженіе мсяца ддовъ Гайтсбери мало подвинулось. Были уже дв или три отсрочки, и теперь еще была назначена одна. Полиція объявила что это было необходимо по причин отсутствія Сема Бретля, что судьи старались доставить ей нужное время для розыска человка который былъ на порукахъ и, такъ какъ онъ, безъ всякаго сомннія, былъ прикосновенъ къ убійству, они положили отыскать его непремнно. Но люди считающіе себя знатоками дла, между которыми были юристъ изъ Девиза и адвокатъ Джонсъ изъ Гайтсбери, объявили что не длалось настоящихъ поисковъ Бретля по случаю недостаточности уликъ противъ другихъ преступниковъ. Теперь дло было отложено до вторника 5го іюня, и было понятно, что если Бретль не явится, поручительство будетъ объявлено несостоятельнымъ.

Фенвикъ написалъ очень сердитое письмо къ лорду Тробриджу, на которое не получилъ отвта, и лордъ Тробриджъ написалъ очень глупое письмо къ епископу, который въ своемъ отвт сдлалъ ему выговоръ. ‘Меня увдомилъ мой другъ, мистеръ Джильморъ, писалъ викарій маркизу, что ваша свтлость открыто увряли будто я посщалъ молодую женщину въ Салисбери, и что эти посщенія безчестятъ меня, мою одежду и даже мой приходъ. Я не думаю чтобы ваша свтлость стали отрицать сказанное вами, и потому я требую чтобы вы извинились предо мной въ вашей клевет, которая по своему существу такъ зла и оскорбительна какъ только возможно, и общайте мн не повторять вашего оскорбленія.’

Когда маркизъ получилъ это письмо, онъ не писалъ еще къ епископу, какъ ршился было посл свиданія съ Джильморомъ. Можетъ-быть, ему помшали упреки совсти, или мысль что прежде надобно посовтоваться съ сыномъ, хотя онъ былъ совершенно увренъ что сынъ не позволитъ ему вовсе писать къ епископу, или онъ наконецъ увидлъ что былъ слишкомъ жестокъ къ своему врагу викарію. Но когда онъ получилъ письмо изъ Булгамптона, вс чувства сомннія, осторожности и состраданія были отброшены. Тонъ письма былъ дерзкій и возмутительный. Слово клевета оскорбило его въ особенности, не мене того возмутила мысль что отъ него, маркиза Тробриджа, требовали дать общаніе не повторять обиды. Вредный атеистъ изъ Булгамптона, какъ называлъ онъ нашего друга, не пытался даже отрицать своихъ визитовъ къ молодой женщин въ Салисбери. И маркизъ навелъ новыя справки, которыя совершенно подтвердили его прежнія свднія. Онъ узналъ адресъ мистрисъ Стигсъ и названіе мстности гд она живетъ, и эти подробности казались ему обвиняющими, усиливающими вину и осуждающими. Нкоторыя темныя понятія о драк въ Трехъ Честныхъ Людяхъ дошли до него, а также и несомннный фактъ что викарій содержитъ Карри Бретль. Тогда онъ припомнилъ все прежнее безпокойство Фенвика о ея брат, котораго онъ, маркизъ, считалъ тмъ самымъ человкомъ который убилъ его арендатора. Онъ припомнилъ что и теперь убійца укрывается отъ правосудія по милости того же вреднаго священника, и такимъ образомъ маркизъ убдился что, ршаясь поступить съ мистеромъ Фенвикомъ такъ какъ онъ считалъ своею обязанностью поступить съ нимъ, онъ накажетъ этимъ самаго дурнаго человка. Умъ маркиза былъ совершенно неспособенъ изслдовать собранныя данныя, неспособенъ даже понимать очевидность, когда она ему представлялась. Онъ не былъ дурнымъ человкомъ. Онъ не желалъ ничего чужаго и раздавалъ много своего. Онъ боялся Бога, уважалъ королеву и любилъ свое отечество. Онъ не былъ очень снисходителенъ къ себ. Онъ исполнялъ свои обязанности на сколько понималъ ихъ. Но онъ былъ надменный старый безумецъ, который не умлъ удержаться отъ зла, или удерживался только иногда съ помощью такого человка какъ его сынъ. Какъ только онъ получилъ письмо викарія, сейчасъ же слъ и написалъ къ епископу. Онъ такъ былъ увренъ въ своей правот что послалъ ему письмо Фенвика, признаваясь въ томъ что сказалъ въ Вайтсбери и оправдываясь собранными свдніями о нечестіи викарія. ‘И теперь, милордъ, позвольте мн спросить васъ, писалъ онъ въ заключеніе,— считаете ли вы такого человка способнымъ заботиться о нравственности такого большаго и важнаго прихода какъ Булгамптонъ.’

Епископъ счелъ себя очень оскорбленнымъ. Онъ нисколько не сомнвался въ своемъ священник. Онъ зналъ что Фенвикъ былъ не такой человкъ чтобы на него могли благотворно подйствовать совты епископа касающіеся до его частной жизни, и слишкомъ хорошій человкъ чтобы нуждаться въ предостереженіи на счетъ его поведенія. ‘Милордъ маркизъ, говорилъ онъ въ своемъ отвт,— возвращая вашей свтлости письмо мистера Фенвика, я могу только сказать что ничто изъ переданнаго мн вами не кажется мн достойнымъ моего вмшательства. Я бы поступилъ дурно еслибы не присовокупилъ къ этому моего мннія что мистеръ Фенвикъ человкъ нравственный, хорошо исполняющій свои обязанности въ приход и скоре прекрасный примръ въ моемъ епископств чмъ камень преткновенія.’

Когда это письмо пришло въ замокъ, лордъ Сентъ-Джорджъ былъ уже тамъ. Бдный, старый маркизъ былъ задтъ за живое. Онъ давно уже видлъ,— уврялъ онъ себя,— что епископъ былъ просто старая баба, ничего не понимающая, но онъ былъ увренъ что Сентъ-Джорджъ не посмотритъ на это дло съ его точки зрнія. А между тмъ нельзя было не сказать этого Сентъ-Джорджу. Хотя маркизъ очень боялся сына, но разказывалъ все чистосердечно своему ментору. Онъ уже сказалъ Сентъ-Джорджу о письм Фенвика къ нему и о своемъ письм къ епископу, и Джорджъ, услыхавъ объ этомъ, только засвисталъ. Теперь онъ показалъ ему письмо епископа. Сентъ-Джорджъ прочелъ его, медленно сложилъ, пожалъ плечами, и сказалъ, обращаясь къ отцу:

— Хорошо, милордъ, я вижу что вы любите заглядывать въ осиныя гнзда.

Таково было неблагопріятное положеніе вещей въ Булгамптон въ начал іюня, когда Мери Лоутеръ пріхала къ своимъ друзьямъ Фенвикамъ. Карри Бретль была еще въ Салисбери, но настоятель больше двухъ недль не видалъ ея. Письмо маркиза, подкрпляемое совтами жены, отклонило его противъ воли отъ свиданія съ двушкой. Однако жена его постила сама мистрисъ Стигсъ, видла Карри и передала ей маленькій подарокъ отъ матери, которая не смла сама навстить свою дочь въ Салисбери, вслдствіе своей ссоры съ мужемъ.

Мистрисъ Фенвикъ разказала, возвратясь домой, что Карри была молчалива, пасмурна и ничмъ не занята, что она только и говоритъ о своемъ желаніи умереть, и мистрисъ Стигсъ не ожидаетъ отъ нея ничего хорошаго. Семъ Бретль все еще не возвращался, а 5ое іюня было уже недалеко.

Вотъ Мери Лоутеръ опять въ дом викарія, гд она непремнно должна была встртить мистера Джильмора. Ей общали не давать никакихъ совтовъ, то-есть не говорить ничего чтобъ убждать ее дать ему слово. Но вс заинтересованныя стороны понимали что ему будетъ позволено бывать у викарія. Фенвики уже ршили между собой что она наконецъ принудитъ себя согласиться на его предложеніе, когда прідетъ къ нимъ. Самой Мери, во время ея путешествія, все это показалось неизбжнымъ, и когда она додумалась до этого, то пожалла что не осталась дома. Она была, какъ ей казалось, уврена что ей должно отказать ему. Но поступивъ такъ, она только подастъ поводъ къ новому горю. Не лучше ли ей было остаться въ Лоринг, поставить себя сразу въ одно положеніе съ теткой и начать жизнь уединеннаго двства и скучной рутины? Но въ виду такой жизни, зачмъ же ему отказывать? Она старалась обсудить все это сидя въ вагон. Ей говорили что Вальтеръ Маррабель женится, вроятно, на Юдии Броунло, и она поврила этому. Конечно, всего лучше, если онъ такъ сдлаетъ. Во всякомъ случа, она и Вальтеръ разлучены на вки. Когда онъ писалъ къ ней, сообщая о своемъ намреніи остаться въ Англіи, онъ не сказалъ ни одного слова чтобы возобновить ихъ прежнія отношенія. Нтъ никакого сомннія что она его любитъ, въ этомъ она и не старалась обмануть себя ни на одну минуту. И еслибы то жизненное счастіе котораго она всего больше желала могло выпасть на ея долю, она бы сдлалась женою Вальтера Маррабель. Но она не будетъ имть этого счастія, и вслдствіе этого ршенія ей представился вопросъ: можетъ ли она сдлаться женой другаго. Въ одномъ только она была уврена, что еслибъ она нашла нужнымъ принять предложеніе другаго человка, она бы тотчасъ же разказала ему все что чувствуетъ. Наконецъ вс эти размышленія привели ее къ одному вопросу: могла ли она лишить свою жизнь всякаго романа и находить удовольствіе и утшеніе только въ исполненіи своихъ обязанностей по отношенію къ другимъ? Перспектива жизни старой двушки въ Лоринг не казалась ей пріятною, но она покорится этому и даже чему-нибудь худшему скоре чмъ поступитъ дурно. Однако, какъ трудно было ей узнать что хорошо и что дурно! Предполагая что она ршится выйти за мистера Джильмора, не произнесетъ ли она ложную клятву если общается предъ алтаремъ любить его? Она должна будетъ заботиться съ этихъ поръ о немъ одномъ, любить его, на сколько будетъ въ силахъ располагать своимъ сердцемъ, и быть всегда и во всемъ ему врною. У ней не должно быть никакого чувства скрытаго отъ него. Она принудитъ себя полюбить его и забыть того человка. Она полюбитъ его всмъ сердцемъ и сдлаетъ все что можетъ чтобы вознаградить его за постоянство его любви къ ней, но, однако, когда привезли ее къ воротамъ дома викарія, она сказала себ что лучше было бы ей остаться въ Лоринг.

Въ первый вечеръ имя мистера Джильмора не было произнесено. Было довольно другихъ предметовъ для разговора, такъ какъ это былъ періодъ большаго движенія въ Булгамптон.

— Что вы скажете о нашей часовн? спросила мистрисъ Фенвикъ.

— Я никакъ не думала что она такъ велика.

— Какъ же иначе, они хотятъ чтобы ни одна душа не ходила въ нашу церковь. Мистеръ Пудельгамъ желаетъ переманить весь нашъ приходъ.

— Неужели вы хотите сказать что кто-нибудь уже оставилъ васъ?

— До сихъ поръ нтъ еще, отвчала мистрисъ Фенвикъ.— Но вдь часовня еще не окончена, и маркизъ не разослалъ еще своимъ фермерамъ повелнія сдлаться методистами. Мы ожидаемъ что онъ это сдлаетъ, если не убдитъ епископа перевести Франка съ его мста.

— Но епископъ не можетъ этого сдлать?

— Конечно онъ не можетъ, а еслибъ и могъ, то не захотлъ бы этого. Епископъ и Франкъ лучшіе друзья въ мір. Но не въ томъ дло. Вы не должны говорить съ Франкомъ о часовн, теперь у насъ это ршительно запрещено. Мое мнніе что все это зданіе скоро разрушится, и что положеніе мистера Пудельгама и маркиза будетъ непріятне чмъ когда-нибудь. А покамстъ я прикладываю палецъ къ губамъ и смотрю на Франка всякій разъ какъ упоминаютъ о часовн.

Потомъ говорили объ убійств и о непріятномъ обстоятельств продолжителъпой отлучки Оема.

— И вы должны будете заплатитъ четыреста фунтовъ, мистеръ Фенвикъ? спросила Мери.

— Меня обяжутъ заплатитъ, если онъ не явится завтра, и, безъ сомннія, я долженъ буду заплатитъ непремнно, если онъ не возвратится въ скоромъ времени.

— Но вы не думаете что онъ былъ однимъ изъ убійцъ?

— Я совершено увренъ что нтъ. Но у него были непріятности въ семейств, онъ попался въ ссору и оставилъ, вроятно, эту сторону. Полиція говоритъ что его прослдили до Ливерпуля.

— А т двое будутъ осуждены? спросила мистрисъ Фенвикъ.

— Я надюсь что будутъ, и очень желаю этого. Есть показаніе о колесахъ телжки въ которой видли Борроуса, а я увренъ что и Экорна тоже, когда они хали чрезъ Пикрофтекую Общину. Шина одного колеса попортилась и замнена другою нсколько шире и короче, и слдъ колесъ около угла фермы, вымренный и снятый въ свое время, вполн, говорятъ, уличитъ этихъ людей. Что телжка Борроуса была тамъ, это доказано, а также и то что онъ былъ въ этой телжк въ Пикрофтской общин часъ или два посл убійства.

— Это, кажется, очень ясно, сказала Мери.

— Но кто-то увряетъ будто Семъ бралъ эту телжку. Я надюсь, однако, что все это объяснится, но если мн придется заплатитъ четыреста фунтовъ, я найду что Тромбулъ стоитъ мн слишкомъ дорого.

На другой день Джильморъ пришелъ къ викарію. Они условились что сквайръ повезетъ Фенвика въ Гайтсбери и задетъ за нимъ посл завтрака. Довольно поздній часъ, два часа пополудни, былъ назначенъ для слушанія дла объ убійств, потому что ждали одного констебля, который долженъ былъ пріхать въ это утро изъ Лондона, и поэтому нашимъ друзьямъ не нужно было вызжать очень рано изъ Булгамптона. Мистрисъ Фенвикъ объяснила это Мери.

— Онъ обдаетъ здсь сегодня, сказала она, увидавъ ее утромъ до ухода въ церковь,— и вамъ удобне будетъ побдить сразу неловкость перваго свиданія.

Мери согласилась съ этимъ, и посл завтрака Джильморъ явился къ нимъ въ садъ. Онъ только на одну минуту остался наедин съ двушкой которую любилъ.

— Миссъ Лоутеръ, сказалъ онъ,— я не могу пробыть съ вами ни одной минуты не сказавъ вамъ что я не измнился.

Мери ничего не отвчала, и онъ не продолжалъ. Мистрисъ Фенвикъ скоро пришла и Мери нельзя было отвчать, а потомъ онъ ухалъ. Цлый день подруги говорили объ убійств, о часовн, которая была тщательно осмотрна отъ крыши до фундамента, но ни слова не было сказано о любви Гарри Джильмора или Вальтера Маррабель. Имя сквайра часто повторялось, когда мистрисъ Фенвикъ разказывала о новой ссор съ маркизомъ Тробриджемъ, о переписк съ епископомъ, вс подробности которой викарій узналъ отъ епископскаго капеллана. И разказывая эту исторію, мистрисъ Фенвикъ не задумалась высказать свое мнніе о Гарри Джильмор, который въ этомъ дл велъ себя прекрасно, мужественно и какъ настоящій другъ.

— Еслибы маркизъ былъ нсколько ближе къ нему годами, я думаю что Джильморъ ударилъ бы его хлыстомъ, сказала жена викарія съ тмъ желаніемъ тлеснаго наказанія врагу которое такъ обыкновенно въ женщинахъ.

Все это было прекрасно и не требовало отъ Мери никакихъ особенныхъ замчаній, и вроятно имло на нее нкоторое вліяніе.

Джентльмены возвратились поздно вечеромъ, и сквайръ переодлся въ дом викарія. Но великое событіе дня было разказано прежде чмъ позволили кому-нибудь переодться. Между четырьмя и пятью часами, когда судьи уже хотли оставить засданіе, Семъ Бретль явился въ судъ.

— Стало-быть, твои деньги цлы? сказала викарію жена.

— Да, мои деньги цлы, но я признаюсь что радуюсь честности Сема. Онъ явился совершенно неожиданно. Полиція ничего не знала о немъ. Онъ прямо вошелъ въ засданіе, и мы услыхали его голосъ. ‘Говорятъ что меня здсь нужно’, сказалъ онъ, и такимъ образомъ самъ объявилъ о себ.

— И что же было посл? спросила мистрисъ Фенвикъ.

— Было уже поздно что-нибудь длать, такъ отложили до слдующей недли, и Сема отвели въ тюрьму.

Во время обда все еще говорили объ убійств. Оно совершилось посл отъзда Мери изъ Булгамптона, но она слышала вс подробности и могла теперь также интересоваться имъ какъ и другіе. Мнніе Джильмора было что Сема надо не судить, а посадить на скамейку свидтелей и заставить разказать все что онъ знаетъ объ участіи тхъ двухъ человкъ. Фенвикъ находилъ, что если они это сдлаютъ, Семъ, по свойственному ему упрямству, не захочетъ ничего сказать. У викарія была мысль, какъ онъ объяснилъ уже своей жен и Джильмору, что Карри Бретль можетъ показать относительно убійства больше чмъ ея братъ. Онъ до сихъ поръ еще ничего не говорилъ объ этомъ, но увдомилъ констебля Тоффи, что если будетъ нужна Каролина Бретль, ее можно найти въ дом мистрисъ Стигсъ.

Черезъ часъ или два посл встрчи Джильмора и Мери исчезла между ними почти всякая неловкость. Ему пришлось горячо разсуждать объ интересномъ предмет, и она тоже могла принимать участіе въ этомъ разговор, но когда они услись около чайнаго стола, то, какъ будто съ общаго согласія, убійство Тромбула и семейство Бретлей были отложены въ сторону. Тогда Мери сдлалась молчалива, и Джильмору стало неловко когда говорили о миссъ Маррабель: онъ не зналъ, долженъ ли онъ или нтъ имть притязаніе на ея знакомство. Онъ не могъ, разумется, упомянуть о своемъ визит въ Лорингъ, и однако онъ едва могъ спастись отъ необходимости признаться что былъ тамъ. Но время кое-какъ прошло, и онъ ухалъ домой.

Два слдующіе дня сквайръ не видалъ Мери Лоутеръ. Въ пятницу онъ встртилъ ее и мистрисъ Фенвикъ когда он возвращались съ мельницы. Дамы ходили навстить мистрисъ Бретль и Фанни и утшить ихъ насколько можно въ подобныхъ обстоятельствахъ. Бдная женщина сказала что отецъ не говорилъ о дл, но что онъ самъ здилъ въ Гайгсбери чтобы заручиться тамъ совтами законниковъ для своего сына и узнать отъ мистера Джонса, адвоката, каковъ можетъ быть настоящій видъ дла. Онъ не сказалъ ни слова о томъ что узналъ тамъ женщинамъ на мельниц, но об леди выразили свое твердое убжденіе въ невинности Сема. Все это мистрисъ Фенвикъ разказала Джильмору, и Мери тоже принуждена была принимать участіе въ разговор. Сквайръ шелъ между ними, и ему казалось что теперь Мери не избгаетъ его больше. Онъ началъ сильно надяться и желалъ бы сейчасъ, сію минуту остаться съ ней наедин и узнать отъ нея свою судьбу. Онъ разстался съ ними около деревни, и когда уходилъ, удержалъ нсколько минутъ руку Мери. Не было отвта на его пожатіе, но ему показалось что ея рука оставалась добровольно въ его рук.

— Что вы думаете о немъ? спросила ее подруга тотчасъ какъ онъ ушелъ отъ нихъ.

— Что я думаю о немъ? Я всегда о немъ хорошо думаю.

— Я знаю это, думать иначе о такомъ прекрасномъ человк было бы невозможно. Но больше ли вы теперь расположены къ нему чмъ прежде?

— Жанета, сказала Мери, помолчавъ немного,— вы лучше сдлаете если оставите меня одну. Не сердитесь на меня, но, право, это будетъ лучше.

— Я не буду сердиться на васъ и оставлю васъ одну, сказала мистрисъ Фенвикъ. И когда потомъ она думала объ этомъ разговор, то нашла что самая эта просьба показывала ршеніе двушки принять предложеніе Джильмора, если только можно.

XLIX. Судьба Мери Лоутеръ.

Полиція была такъ медленна въ своихъ дйствіяхъ, и все дло втораго и окончательнаго слдствія такъ оттягивалось что все это почти надоло всему сосдству, несмотря на охоту къ сильнымъ ощущеніямъ которая пораждается спокойною деревенскою жизнью. Въ первый вторникъ іюня Семъ выдалъ себя въ Гайтсбери, а во второй вторникъ было ршено что преступниковъ приведутъ въ судъ только для формы, окончательный же допросъ произойдетъ въ третій вторникъ іюня мсяца. Противъ этого мистеръ Джонсъ протестовалъ очень сильно въ защиту Сема, утверждая что судьи превысили свою власть сажая въ тюрьму человка, противъ котораго уликъ теперь не прибавилось, а котораго прежде они нашли себя вынужденными отпустить на поруки. Но это не повело ни къ чему. Прежде отпустили Сема потому что люди которые считались его сообщниками не были задержаны, а теперь, когда они были въ тюрьм, полиція объявила что о свобод Сема нечего было и говорить. Судьи, разумется, согласились съ полиціей, вопреки негодованію мистера Джонса. Между тмъ къ Карри Бретль была послана повстка явиться въ судъ въ этотъ послдній вторникъ девятнадцатаго іюня. Полисменъ, передавая ей бумагу, сказалъ что въ назначенный вторникъ онъ придетъ за ней. Бдная двушка не сказала ни слова, когда взяла въ руки страшный документъ. Мистрисъ Стигсъ сдлала полисмену нсколько вопросовъ, но не получила отъ него никакихъ объясненій. Однако извстно было въ ихъ дом и въ сосдств Трехъ Честныхъ Людей что Семъ Бретль будетъ судиться по длу объ убійств мистера Тромбула, и общественное мнніе въ этой части Салисбери было противъ Сема. Общественное мнніе было также противъ бдной Карри, и мистрисъ Стигсъ стала уже надодать ея жилица, хотя плата за нее была хорошая и акуратеая какъ солнце. По правд, языкъ хозяйки Трехъ Честныхъ Людей былъ могущественъ въ этихъ мстахъ и чрезвычайно золъ въ отношеніи къ Сему и его сестр.

Въ это время для нашихъ булгамптонскихъ друзей возникалъ интересъ превосходившій даже интересъ гайтсберійскихъ допросовъ. Мистеръ Джильморъ посщалъ теперь ежедневно домъ викарія на правахъ какъ настоящаго такъ и прежняго искателя руки Мери. Случалось что онъ останавливался на минуту или на дв на террас подъ окнами гостиной, или сидлъ съ дамами почти все утро, или приходилъ къ обду, потому что утромъ являлись причины пригласить его. Очень мало говорилось объ этомъ между мистрисъ Фенвикъ и Мери Лоутеръ, и ни слова между настоятелемъ и его гостемъ, но викарій и жена его много объ этомъ разсуждали, и прежде чмъ прошла первая недля, они были уврены что Мери наконецъ уступитъ.

— Я была уврена что она согласится, говорила мистрисъ Фенвикъ,— но она будетъ очень страдать въ это время.

— Въ такомъ случа, еслибъ я былъ Гарри, я бы оставилъ ее въ поко, сказалъ викарій.

— Но ты, слава Богу, не Гарри, а еслибъ и былъ имъ, то поступилъ бы очень дурно. Она не будетъ счастлива принявъ его предложеніе, но со временемъ, когда придетъ день назначенный для свадьбы, она помирится съ этимъ и сдлается такою любящею женой какую только мужъ можетъ пожелать.

Но викарій покачалъ головой и сказалъ что подобная любовь не удовлетворила бы его.

— Разумется, сказала его жена,— что мущин очень пріятно если женщина которую онъ любитъ умираетъ отъ любви къ нему, но не всегда же мущины имютъ все что имъ хочется.

Мери Лоутеръ въ это время была подъ вліяніемъ чувства стыда, которое почти совершенно подавляло ее. Въ ней пробудилось сознаніе что она позволила себ пріхать въ Булгамптонъ съ намреніемъ вновь получить предложеніе отъ своего бывшаго поклонника, и она сдлала это потому только что ея новый и любимый женихъ оставилъ ее. Она непремнно выйдетъ за Джильмора, въ этомъ она была теперь уврена. Она пріхала въ Булгамптонъ, разсуждала Мери сама съ собой, оттого что поняла какъ неблагоразумно было съ ея стороны обречь себя такой жизни которая была ей противна. Вс ея друзья, мннію которыхъ она довряла, выразили ей различными способами свое желаніе чтобъ она вышла за этого человка, и теперь она пріхала сюда съ намреніемъ исполнить ихъ совтъ. Такъ разсуждала она о себ и о своихъ дйствіяхъ, но не такъ было на самомъ дл. Когда она въ первый разъ ршилась пріхать въ Булгамптонъ, то была далека отъ мысли что приметъ предложеніе сквайра. Доводы мистрисъ Фенвикъ, что она не должна удаляться отъ Булгамптона боясь Джильмора, убдили Мери, и она пріхала. Но теперь, когда она была тутъ, и когда этотъ человкъ былъ каждый день вмст съ ней, не было больше возможности отказать ему. И наконецъ, что же изъ этого? Ее уже давно тяготила важность которую она себ придавала, думая постоянно о себ одной. Если она можетъ сдлать человка счастливымъ, почему же не сдлать этого? Ея романъ сдлался для нея какою-то фанфаронадой, которой она стыдилась. Что такое ея любовь чтобы думать о ней такъ много? Что изъ нея вышло? Разв она не можетъ исполнять свои обязанности въ томъ положеніи какое ея друзья желаютъ для нея, не вздыхая о томъ чего ей не дано въ удлъ? И наконецъ, что же изъ этого? Она скажетъ ему всю правду, насколько суметъ разказать ее, и пусть онъ потомъ беретъ ее или оставляетъ, по своему произволу.

И она разказала ему всю правду слдующимъ образомъ, пришли къ тому что назначенъ былъ день и часъ когда мистеръ Джильморъ можетъ придти къ Фенвикамъ и застать Мери одну. Не было положительнаго разговора устроившаго это свиданіе въ которомъ бы она дала на это согласіе, но оно предполагалось. Мери не выразила нежеланія принять Джильмора и молча согласилась, когда мистрисъ Фенвикъ сказала ей что этого человка надобно было наконецъ вывести изъ неизвстности. Мери не говорила ни слова, но хорошо знала что теперь не было больше въ ея власти отказать ему.

Онъ пришелъ и засталъ ее одну. Онъ тоже зналъ, или думалъ что знаетъ, каковъ будетъ результатъ этого свиданія. Она приметъ его предложеніе, безъ изъявленій сильной любви къ нему, признаваясь въ томъ что произошло между ею и ея кузеномъ и предлагая ему свою любовь въ будущемъ. Онъ вообразилъ себ все это, и зналъ что намренъ принять все что ему будетъ предложено. Былъ большой недочетъ въ счастіи которое ему предлагалось, но онъ возьметъ все то что можетъ получить. Такъ какъ каждый изъ нихъ хорошо понималъ намреніе другаго, то очень было жаль что соглашеніе между ними не могло произойти безъ разговора, который едва ли могъ быть пріятенъ, какъ для говорившаго, такъ и для слушавшаго.

Онъ ршилъ что избавитъ себя отъ всхъ вступительныхъ риторическихъ украшеній когда будетъ говорить съ ней, и прямо началъ взявъ ее за руки.

— Мери, сказалъ онъ ей,— вы знаете зачмъ я здсь?

Она не отвчала.

— Я сказалъ вамъ, когда въ первый разъ снова увидлъ васъ въ этомъ дом, что я не измнился.

Тутъ онъ остановился, какъ бы ожидая что она скажетъ что нибудь, но Мери молчала, и онъ продолжалъ,

— Дйствительно, я не измнился. Когда вы жили здсь прежде, я сказалъ вамъ что не жду въ будущемъ никакого счастія, если вы не согласитесь быть моею женой. Посл этого прошелъ уже почти годъ, и я опять повторяю вамъ то же самое. Я надюсь что вы врите серіозности моего чувства.

— Я врю этому, сказала она.

— Мое постоянство было испытано во время вашего отсутствія. Я говорю это не для того чтобъ упрекать васъ,— разумется, тутъ не можетъ быть мста для упрековъ,— но я хочу сказать вамъ, что если моя любовь пережила страданія этихъ мсяцевъ, это уже есть доказательство ея искренности.

— Я никогда не сомнвалась въ вашей искренности.

— Вы не можете также сомнваться въ моей врности, Мери.

— Но иногда бываетъ что мы желаемъ имть то чего у насъ нтъ, а когда получаемъ желаемое, то находимъ его недостойнымъ обладанія.

— Вы говорите это не отъ чистаго сердца, Мери. Если вы опять хотите отказать мн, то это не потому что сомнваетесь въ дйствительности моей любви.

— Я не намрена опять вамъ отказывать, мистеръ Джильморъ.

Тутъ онъ хотлъ обнять ее за талію, но она освободилась отъ него, безъ гнва, совершенно спокойно, и съ неподдльною женственною граціей.

— Только прежде чмъ считать меня своею, продолжала она,— вы должны меня выслушать и узнать вс условія при какихъ могу я отдать вамъ себя. Я приготовилась къ этому, и должна разказать вамъ все что случилось съ тхъ поръ какъ мы видлись въ послдній разъ.

— Я уже знаю все, сказалъ онъ, желая пощадить ее и стараясь избавиться самъ отъ мученія слышать то что она будетъ ему говорить.

Но ей было необходимо высказать все. Она не хотла войти къ нему въ домъ какъ избранная подруга на иныхъ условіяхъ чмъ т которыя она заключила сама съ собой.

— Хотя вы знаете все, но я должна говорить объ этомъ, сказала она.— Иначе я поступила бы безчестно или съ вами, или сама съ собой. Посл того какъ я видла васъ въ послдній разъ, я встртилась съ моимъ двоюроднымъ братомъ, капитаномъ Маррабель. Я привязалась къ нему такъ скоро что и сама не знаю какъ это случилось. Я нжно полюбила его, и мы намревались жениться.

— Вы писали ко мн, Мери, и разказывали все это, сказалъ онъ, напрасно стараясь скрыть свое нетерпніе.

— Да, я писала къ вамъ объ этомъ, и теперь должна сказать что это предположеніе не состоялось. Случились обстоятельства, несчастная потеря состоянія которое онъ думалъ получить, принудившія его, а также и меня для его спокойствія, оставить наши надежды. Онъ бы разорился отъ подобной женитьбы, и между нами все кончилось.— Тутъ она остановилась, и онъ подумалъ что она кончила, но ей еще много оставалось говорить, и самыя тяжелыя для нея слова еще не были выговорены.— И я все еще люблю его. Я бы обманула васъ, еслибы не сказала этого. Когда бы онъ могъ жениться на мн, я бы сейчасъ вышла за него.

Когда она говорила это, лицо его омрачилось, но онъ стоялъ молча, чтобы выслушать все до конца.

— Мое уваженіе и почтеніе къ вамъ безпредльно, продолжала она,— но онъ владетъ всмъ моимъ сердцемъ. Только убжденіе что я не могу быть его женой заставило меня подумать не должна ли я выйти за другаго. Посл того что я теперь говорю вамъ, я не думаю чтобы вы стали настаивать. Если же вы захотите этого, то должны дать мн время.

Тутъ она остановилась, какъ будто теперь была его очередь говорить, но онъ молчалъ, а она чувствовала что ей нужно еще что-то сказать ему, и продолжала:

— Мои друзья, т кому я всхъ боле врю, моя тетка и Жанета Фенвикъ, говорили мн что я сдлаю лучше если приму ваше предложеніе. Я никому изъ нихъ ничего не общала. Я не говорила о моихъ чувствахъ никому прежде чмъ высказала ихъ вамъ. Я считаю себя такъ много обязанною вамъ, какъ только женщина можетъ быть обязана мущин, но скажу вамъ еще разъ, что еслибы Вальтеръ Маррабель имлъ возможность жениться на бдной двушк, я бы оставила васъ и пошла къ нему тотчасъ же. Теперь я вамъ все сказала, и если вы еще считаете меня достойною васъ, я могу только общать вамъ что постараюсь сдлаться со временемъ вашею женой.

Тутъ она кончила и стояла предъ нимъ ожидая своей участи.

Его лицо становилось все мрачне и мрачне по мр того какъ она говорила. Онъ не спускалъ съ нея глазъ и твердо ожидалъ какой-нибудь искры чувства, чтобы взять ее въ свои объятія и остановить суровость ея рчи. Но она была такъ же тверда какъ и онъ, и не позволила себ ни малйшаго признака слабости.

— Такъ вы не любите меня? сказалъ онъ.

— Я уважаю васъ, какъ уважаютъ самыхъ дорогихъ друзей.

— И вы никогда меня не полюбите?

— Какъ могу я отвчать на это? Я люблю васъ, но не такъ какъ люблю его. У меня уже никогда не будетъ этого чувства.

— Не будетъ иначе какъ къ нему?

— Иначе какъ къ нему. Если это чувство можно побдить, я постараюсь побдить его. Я знаю, мистеръ Джильморъ, то что я сказала вамъ удалитъ васъ отъ меня. Это должно быть такъ.

— Позвольте мн самому судить объ этомъ, сказалъ онъ, быстро оборачиваясь къ ней.

— Судя по себ, я нашла необходимымъ сказать вамъ всю правду и дать вамъ понять чмъ вы будете владть, если изберете меня своею женой.

Потомъ она снова замолчала и ожидала своей участи.

Тутъ наступило минутное молчаніе. Онъ раза два медленно прошелся по комнат, не говоря ни слова и не смотря на нее. Еслибъ онъ хотлъ молчать цлый часъ, она не прервала бы его молчанія. Она высказала ему все, и теперь было его дло ршить. Посл всего что она говорила, ему оставалось только взять назадъ свое предложеніе. Какъ могъ онъ желать сдлать ее своею женой посл такого объясненія?

— И теперь, сказалъ онъ,— мое дло ршить это?

— Да, мистеръ Джильморъ, теперь вы должны ршить.

— Итакъ, сказалъ онъ, подходя къ ней и протягивая ей руку,— вы моя невста. Можетъ-быть, Богъ въ своемъ милосердіи смягчитъ ваше сердце ко мн и дастъ вамъ возможность вознаградить меня за всю любовь которую я приношу вамъ.

Она взяла его руку, поднесла къ своимъ губамъ, поцловала ее, и ушла изъ комнаты прежде чмъ онъ усплъ ее остановить.

L. Мери Лоутеръ осматриваетъ свое будущее жилище.

Разумется, скоро вс въ дом викарія узнали что Мери Лоутеръ приняла предложеніе сквайра. Она оставила его въ гостиной, оставила внезапно, хотя и снизошла до того что поцловала его руку. Она не могла дать боле нжнаго отвта на его просьбу о состраданіи. Въ обыкновенныхъ случаяхъ, когда леди соглашается на просьбы джентльмена и отдаетъ ему свою руку, она тотчасъ же уступаетъ еще нсколько для его немедленнаго вознагражденія и позволяетъ ему обнять себя. Но въ настоящемъ случа леди не могла такъ поступить. Посл такого опредленнаго объясненія своихъ чувствъ, какое она ему сдлала, нечего было и ожидать чтобъ она стала съ нимъ забавляться, переносить пожатіе его руки и возвращать ему его ласки. Но у ней явилось сильное желаніе выразить ему свою благодарность и, прежде чмъ уйти отъ него, доказать какимъ-нибудь личнымъ дйствіемъ что, хотя она принуждена сказать ему что не любитъ его такъ какъ онъ ее любитъ, однако онъ ей дорогъ, какъ бываютъ намъ дороги самые дорогіе друзья. И потому, когда онъ протянулъ къ ней руку въ знакъ предложенія которое ей длалъ, она поднесла его руку къ своимъ губамъ и поцловала.

Вскор посл того какъ она оставила комнату, мистрисъ Фенвикъ вошла къ нему.

— Ну, что же, Гарри, сказала она подходя и глядя ему прямо въ лицо чтобъ узнать что произошло,— скажите мн все чтобъ я могла пожелать вамъ счастія.

— Она общала что будетъ моею женой, сказалъ онъ.

— Да вдь вы этого только и желали?

— Да, дйствительно.

— Такъ что же вы не торжествуете?

— Я увренъ что она все разкажетъ вамъ. Не подумайте, мистрисъ Фенвикъ, чтобъ я не былъ ей благодаренъ. Она поступила со мной прекрасно и приняла мое предложеніе. Она объяснила при какихъ обстоятельствахъ даетъ мн свое согласіе, и я покорился этому.

— Теперь, Гарри, вы будете считать себя несчастнымъ изъ-за какихъ-нибудь романическихъ пустяковъ.

— Я и не думаю считать себя несчастнымъ. Я гораздо мене несчастенъ теперь чмъ считалъ это возможнымъ шесть мсяцевъ тому назадъ. Она сказала мн что будетъ моею женой, и я ни минуты не сомнваюсь чтобъ она могла взять назадъ свое слово.

— Такъ что же съ вами?

— Она не любитъ меня такъ какъ любитъ другаго. Но что до этого? Я и не думаю жаловаться. Мистрисъ Фенвикъ, я попрошу васъ узнать когда она пожелаетъ видть меня здсь.

— Разумется, вы будете приходить сюда когда хотите и сколько хотите. Вы должны быть здсь какъ дома.

— Что касается до васъ и Франка, то я бы и не сомнвался, но это не монетъ быть такъ въ отношеніи къ Мери. Во всякомъ случа, я не хочу быть ей въ тягость, до тхъ поръ пока не узнаю что мои посщенія Re будутъ ей непріятны.

Посл этого мистрисъ Фенвикъ не надо было много распрашивать чтобъ узнать какимъ образомъ устроилась эта помолвка.

Настоятель и его жена поздравили, какъ водится, Мери, и она приняла ихъ поздравленія съ такимъ достоинствомъ которое даже въ ней нсколько удивило ихъ. Она почти ничего не сказала, но улыбнулась, когда они оба поцловали ее, и прошептала что-то о своей надежд сдлать мистера Джильмора счастливымъ. Тутъ не было, конечно, большой радости, но и не было видимыхъ признаковъ горя. Когда ее спросили желаетъ ли она чтобъ онъ приходилъ къ нимъ, она сказала что онъ можетъ приходить когда ему будетъ угодно, и если она будетъ знать заране о его посщеніяхъ, то будетъ стараться быть всегда дома чтобы принимать его. Какія бы ни были его желанія, она будетъ исполнять ихъ. Мистрисъ Фенвикъ замтила что, вроятно, Джильморъ былъ бы радъ видть ее въ Вязникахъ и показать ей домъ въ которомъ она скоро будетъ жить. Она общала что пойдетъ съ нимъ, когда онъ только захочетъ. Потомъ поговорили когда назначить день свадьбы.

— Это будетъ еще не скоро, возразила она,— мистеръ Джильморъ общалъ не торопить меня.

— Она такъ говоритъ объ этомъ какъ будто ее хотятъ повсить, сказалъ посл этого настоятель своей жен.

На другой день посл своей помолвки Мери видлась съ Джильморомъ и потомъ написала къ тетк чтобы сообщить ей эту новость. Ея письмо было очень коротко, и еслибы миссъ Маррабель не знала въ совершенств характера своей племянницы и той мучительной борьбы которую Мери теперь испытывала, это письмо показалось бы ей холоднымъ и неблагодарнымъ. ‘Милая тетушка, писала она,— вчера я приняла предложеніе мистера Джильмора. Я знаю что вы будете довольны этимъ, вы всегда находили что я должна была такъ поступить. Время свадьбы еще не назначено, но она будетъ еще не скоро. Я надюсь что могу исполнять мои обязанности къ нему и сдлаю его счастливымъ, но я еще не знаю, не принесла ли бы я боле пользы еслибъ осталась съ моею доброю тетушкой.’ Въ этомъ заключалось все письмо. У ней не было еще друзей которымъ она должна бы сама сообщить эту новость. На мгновеніе ей пришло въ голову написать къ Вальтеру Маррабель, но Вальтеръ Маррабель не говорилъ ей ничего объ Юдии Броунло. Вальтеръ Маррабель и безъ того узнаетъ эту новость довольно скоро. И наконецъ, ей не было бы очень легко написать такое письмо.

Въ воскресенье утромъ, прямо изъ церкви, Мери пошла въ Вязники со своимъ женихомъ. Она согласилась быть его женой въ прошедшій четвергъ, и теперь только въ первый разъ оставалась съ нимъ одна, съ тхъ поръ какъ тогда съ нимъ разсталась. Они пошли черезъ кладбище и вышли въ ворота которыя вели въ поле мистера Тромбула. Было условлено что они возвратятся къ Фенвикамъ къ раннему обду. Мери очень приготовлялась къ этой прогулк. Она ршила что будетъ много говорить, для того чтобъ ему не было скучно и неловко, будетъ все хвалить и покажетъ что ее очень интересуютъ домъ и мстность. Она будетъ обо всемъ его распрашивать и не колеблясь потребуетъ свою будущую долю во всемъ что принадлежитъ ему. Она начала сразу, какъ только переступила черезъ калитку, распрашивать его о раздл приходской собственности между двумя владльцами, о томъ и объ этомъ под, о маленькомъ лск чрезъ который они проходили, и продолжала такъ до тхъ поръ пока ея тонкое чутье не подсказало ей что она утрировала свою роль. Онъ не былъ актеръ, но безсознательно понялъ ея усилія и отмстилъ ей за это также безсознательно короткими отвтами и скучающимъ тономъ. Она поняла все это и почувствовала что ошиблась. Ей надо оставить игру въ его рукахъ и примниться самой къ его расположенію духа.

— Я думаю, лучше идти прямо въ домъ, сказалъ онъ, какъ только тропинка вывела ихъ изъ владній лорда Тробриджа въ его собственныя.

— Я думаю что это будетъ лучше, сказала она.

— Если мы пойдемъ чрезъ конюшни, то опоздаемъ къ обду Фенвиковъ.

— Намъ надо возвратиться къ половин третьяго, сказала она.

Они вышли изъ церкви ровно въ половин перваго, и слдовательно должны были остаться вмст два часа.

Онъ повелъ ее по дому. Осматривать домъ при подобныхъ обстоятельствахъ очень тяжело какъ для мущины, такъ и для женщины. Его смущаетъ гордость обладанія смшанная съ напускною покорностью, а она, для которой вс подробности ея будущаго гнзда такъ существенно важны, считаетъ себя обязанною все хвалить, и между тмъ каждая ея похвала становится затрудненіемъ для тхъ перемнъ которыя она замышляетъ. Но въ настоящихъ обстоятельствахъ Мери не замышляла никакихъ перемнъ. Выходя за этого человка съ сознаніемъ что не любитъ его, она была обязана взять каждую вещь такъ какъ нашла ее. Пріемныя комнаты дома,— столовую, гостиную и библіотеку,— она знала и прежде. Теперь ее ввели въ его жилую комнату, гд онъ засдалъ какъ судья, расплачивался со своими людьми и держалъ свои ружья и удочки. Здсь она сла на нсколько минутъ, и онъ разказывалъ ей обо всемъ: сколько времени онъ занимается по утрамъ въ этой комнат, и какъ онъ надется что во время его занятій она будетъ иногда приходить къ нему сюда, и тутъ онъ подошелъ къ ней, и положивъ ей руку на плечо, сказалъ:

— Мери, хотите ли вы поцловать меня?

— Разумется, хочу, сказала она, быстро вставая съ мста и подставляя ему свое лицо для поцлуя. Мсяцъ или два тому назадъ онъ отдалъ бы весь міръ за позволеніе поцловать ее, а теперь ему казалось что въ этомъ не было еще большаго счастія. Чтобы поцлуй былъ пріятенъ, его надобно взять насильно, съ полнымъ убжденіемъ со стороны похитителя что пострадавшая сторона никогда не будетъ на него жаловаться. Ей хотлось быть доброю съ нимъ, но ея ласка была бы ему пріятне, еслибъ она больше ею дорожила.

Потомъ они пошли на верхъ. Кто не знаетъ вопросовъ которые тутъ предлагаются и того какъ на нихъ отвчаютъ? Но въ этомъ случа они предлагались и на нихъ отвчалось съ судейскою важностью. Обои на стнахъ были, можетъ-быть, стары и дурны, но она не замчала этого. Еслибъ онъ хотлъ обить вс стны новыми обоями, разумется, это было бы очень хорошо. Не желаетъ ли она имть новую мебель? Не будетъ ли она противъ старинныхъ широкихъ кроватей? Нтъ ли у нея какого-нибудь особеннаго вкуса для обоевъ и цвта краски? Разумется, у нея былъ свой собственный вкусъ, но она не могла принудить себя удовлетворить ему длая тутъ различныя распоряженія. Она все хвалила, была всмъ довольна, всмъ интересовалась, но не предлагала никакихъ перемнъ. Какое право имла она, зная что даетъ ему такъ мало, просить его о томъ или другомъ собственно для себя самой? И теперь, какъ всегда, она думала сдлать все для его счастія, но еслибъ она заказала новую мебель для всего дома, попросила чтобы каждая комната была обита свжими обоями, дала бы замтить что панели стары и что ихъ надо перемнить, а все зданіе перекрасить и внутри, и снаружи,— онъ былъ бы счастливйшій человкъ.

— Я думаю что вы найдете все это удобнымъ, сказалъ онъ невыразимо печальнымъ голосомъ.

— Я уврена что найду это, отвчала она.— Чего же еще больше нужно для женщины? И къ тому же тутъ такъ много удобствъ которыхъ я никогда не имла.

Они разговаривали такъ стоя у дверей дома и глядя на зеленый паркъ разстилавшійся предъ домомъ.

— Я думаю что мы придемъ посмотрть садъ въ другой разъ, сказалъ онъ.

— Когда вы хотите, отвчала она.— Можетъ-быть, если мы останемся здсь дольше, то заставимъ ихъ дожидаться.

Потомъ, когда они возвращались, она припомнила разказъ Жанеты Фенвикъ о томъ какъ, бывши еще миссъ Больфуръ, она постила въ первый разъ домъ викарія и о всхъ радостяхъ этого визита. Но какое право имла она, Мери Лоутеръ, предполагать что можетъ быть также счастлива? Жанета Больфуръ, посщая викарія, приходила осмотрть домъ въ которомъ она должна была жить вмст съ человкомъ которому отдавала все свое сердце безъ малйшаго исключенія.

LI. Точильщикъ и его товарищъ.

Когда приближался день окончательнаго допроса въ Гайтсбери подозрваемыхъ убійцъ,— день, въ который надялись что, если уже не всхъ троихъ преступниковъ, то по крайней мр двоихъ изъ нихъ приговорятъ подвергнуть суду во время лтней сессіи,— викарій началъ безпокоиться о томъ какъ явится въ судъ Карри Бретль. Сначала ему пришла мысль самому похать за ней въ Салисбери, но жена замтила ему что это будетъ неблагоразумно и очень странно, и потому онъ не долженъ длать этого. Доводы Фенвика для поддержанія своей мысли ограничивались только тмъ что онъ подетъ за двушкой потому уже что маркизъ Тробриджъ наврное осудитъ его за подобный поступокъ. ‘А я не могу выносить, говорилъ викарій, чтобы свобода моихъ дйствій стснялась по милости вмшательства и неодобренія подобнаго осла.’ Но вопросъ былъ такого рода что жена чувствовала себя въ силахъ устоять противъ логики мужа и противъ его гнва.

— Теб совсмъ неприлично здить за свидтелями и привозить ихъ, и это не будетъ приличне оттого что свидтельница хорошенькая женщина потерявшая свое доброе имя.

— Honni soit qui mal y pense, сказалъ викарій.

Но жена его не отступала, и онъ оставилъ свое намреніе. Однако онъ написалъ констеблю въ Салисбери, прося его успокоить на сколько можно молодую женщину и предлагая заплатить за нкоторыя льготы и удобства которыя могутъ ей доставить. Это было въ субботу, наканун того дня когда Мери Лоутеръ была приглашена въ свой будущій домъ.

Воскресенье прошло въ большихъ или меньшихъ разговорахъ объ убійств, а также и утро понедльника. Самъ викарій былъ приглашенъ въ судъ чтобы показать тамъ какъ онъ нашелъ Сема Бретля въ своемъ саду вмст съ другимъ человкомъ, съ которымъ викарій боролся и въ которомъ призналъ Точильщика. И дйствительно, страшное поврежденіе сдланное свинчаткой викарія на спин Точильщика подтвердилось показаніями изъ Левингтона.

Въ понедльникъ вечеромъ, въ то время какъ викарій сидлъ посл обда съ Джильморомъ, который у нихъ обдалъ, ему сказали что констебль изъ Салисбери желаетъ его видть. Констебля позвали въ комнату, и онъ скоро разказалъ въ чемъ дло. Онъ ходилъ сегодня посл обда къ мистрисъ Стигсъ и узналъ что птичка улетла. Она ушла въ это утро, и мистрисъ Стигсъ не знала о томъ. Когда осмотрли комнату въ которой она спала, то нашли что она взяла вс т небольшія деньги которыя имла и вс свои лучшія вещи. Она перемнила платье, надла толстыя ботинки и взяла съ собою плащъ. Мистрисъ Стигсъ говорила, что еслибъ увидала двушку когда она выходила изъ дому съ такимъ запасомъ, то это возбудило бы ея подозрніе, но Карри такъ устроила что вышла изъ дому не замченная. Мистрисъ Стигсъ говорила также констеблю, будто она была уврена что Карри уйдетъ. ‘Я ожидала все время, говорила она, но когда принесли изъ суда бумагу, я знала что она расправитъ крылья.’ И теперь Карри Бретль расправила крылья, и никто не зналъ куда она ушла. Это извстіе огорчило всхъ въ дом викарія, потому что, хотя мистрисъ Фенвикъ должна была сдерживать въ этомъ случа пылкость своего мужа, но несмотря на это, всегда желала добра бдной двушк. А теперь чего же можно было отъ нея ожидать иного какъ не возвращенія къ нищет и разврату! Когда констеблю замтили о необходимости ея присутствія назавтра, онъ объявилъ что теперь невозможно было отыскать ее и привезти въ Гайтсбери во-время къ засданію судей. Онъ предполагалъ что будетъ еще отсрочка, и тогда ее непремнно потребуютъ.

Однако было уже такъ много отсрочекъ что въ этотъ вторникъ судьи ршились наконецъ приступить къ разбирательству. Подсудимыми признаны двое. Противъ Сема не было никакихъ уликъ кром того факта что его видли съ этими людьми въ саду Фенвика, поэтому тотчасъ же было предложено посадить его на скамью свидтелей, вмсто того чтобы судить за убійство. Какъ свидтель, онъ велъ себя очень дурно. Онъ не хотлъ сказать ничего объ обстоятельствахъ убійства, кром того что былъ прежде знакомъ съ Борроусомъ и Экорномъ, и имя въ это время злобу на викарія, ршился безъ церемоніи воспользоваться его фруктами. Онъ въ это самое утро встртился съ этими людьми въ деревн, но ничего не зналъ объ ихъ длахъ тамъ. Онъ зналъ Экорна короче чмъ другаго преступника, и признался наконецъ что завязалъ съ нимъ знакомство надясь что Экорнъ женится на его сестр. Онъ зналъ что Борроусъ былъ осужденъ за воровство, а Экорнъ наказанъ за конокрадство. Когда его спросили какъ это могъ онъ желать чтобъ его сестра вышла замужъ за конокрада? онъ отклонилъ отвтъ, и окинувъ взглядомъ всхъ присутствовавшихъ, сказалъ что не думаетъ найти тутъ такого подлеца который бы ршился сказать что-нибудь противъ его сестры. Т которые слышали это говорили что въ его словахъ и пріемахъ было больше угрозы чмъ просьбы.

Ему былъ предложенъ вопросъ о томъ, зналъ ли онъ о деньгахъ фермера Тромбула? ‘Были такіе что знали, но я не зналъ ничего’, отвчалъ онъ. Судьи очень распрашивали его объ этомъ, но онъ не хотлъ сказать больше ни слова. Къ этому однако полиція была равнодушна, такъ какъ она могла и другимъ способомъ доказать что мать человка прозваннаго Точильщикомъ имла свднія о богатств фермера. Тутъ было много мелкихъ уликъ, которымъ судьи врили. Одинъ изъ этихъ людей купилъ ядъ, и собака была отравлена. Присутствіе телжки у воротъ фермы было доказано также какъ и позднйшее появленіе этихъ людей въ той телжк въ Пикрофтской общин. Величина слда ноги, репутація этихъ людей, ихъ послдующее бгство и нкоторыя повредившія имъ запирательства и признанія сдланныя ими самими, все это соединилось чтобы собрать противъ нихъ факты: было ршено предать ихъ суду за убійство. Сему однакоже дана была свобода съ обязательствомъ присутствовать при суд, какъ свидтелю.

— Я буду присутствовать, сказалъ онъ,— если вы пришлете мн довольно денегъ чтобы привезти меня изъ Соутшильда и доставить туда обратно. Я уже не желаю больше прізжать на собственныя денежки, какъ сдлалъ это теперь, да и теперь бы не пріхалъ, еслибы только не для мистера Фенвика.

Наши друзья предоставили полиціи ршать этотъ вопросъ съ Семомъ и похали домой въ Булгамптонъ.

Настоятель торжествовалъ, хотя его торжество и умрялось нсколько исчезновеніемъ Карри Бретль. Не было однако никакого сомннія насчетъ невиновности Сема въ этомъ убійств. Самъ главный констебль Тоффи объявилъ настоятелю что Семъ не могъ въ этомъ участвовать.

— Я говорилъ вамъ это съ самаго начала, сказалъ викарій.

— Во всякомъ случа мы взяли настоящій народъ, сказалъ констебль,— и не наша была вина что мы не взяли ихъ раньше.

Но хотя констебль Тоффи былъ такъ чистосердеченъ, а все-таки въ Гайтсбери нашлись еще люди стремившіеся доказать что Семъ былъ однимъ изъ убійцъ. Сэръ-Томасъ Чарлейсъ держался этого мннія до конца, а лордъ Тробриджъ, который опять присутствовалъ въ засданіи, былъ совершенно увренъ что у правосудія безсовстно похитили его добычу.

Когда викарій дохалъ до Булгамптона, то, вмсто того чтобы повернуть тотчасъ же къ своему дому, похалъ на мельницу. Онъ ссадилъ Джильмора у воротъ, но не могъ перенести мысли что отецъ и мать не узнаютъ тотчасъ же и изъ самаго врнаго источника что Семъ былъ объявленъ невиновнымъ въ этомъ ужасномъ преступленіи. Прохавъ съ четверть мили, настоятель встртилъ мельника.

— Мистеръ Бретль, сказалъ онъ ему,— обоихъ преступниковъ осудили.

— Осудили, сэръ? сказалъ мельникъ, не снисходя до вопроса о своемъ сын.

— А Семъ, какъ я говорилъ это все время, не больше виноватъ тутъ чмъ вы или я.

— Вы были очень добры, мистеръ Фенвикъ.

— Полноте, мистеръ Бретль, не притворяйтесь будто вы не рады этому.

— Радоваться что мой сынъ не оказался убійцей! Дйствительно, еслибъ его повсили, мистеръ Фенвикъ, это было бы гораздо хуже. У насъ не много радостей, но безъ сомннія, во всемъ есть худшее и лучшее, сэръ. Благодарю васъ, во всякомъ случа, мистеръ Фепвикъ, очень благодарю васъ, это сниметъ тяжелый камень съ сердца матери.

Тутъ викарій повернулъ одноколку и похалъ домой.

LII. Странствованіе Карри Бретль.

Мистрисъ Стигсъ была права въ своемъ предположеніи насчетъ Карри Бретль. Карри не могла вынести заключенія въ этомъ скучномъ дом и отсутствія всякаго интереса въ жизни. Она начала думать о побг съ перваго же дня какъ поселилась тутъ. Еслибъ ей не мшалъ страхъ смшанный съ любовью къ мистеру Фенвику, и еслибъ она не думала что онъ, пожалуй, сочтетъ ее неблагодарною, она бы убжала давно, прежде чмъ ее позвали въ судъ. Но когда она узнала что должна явиться предъ судьями и адвокатами и предъ цлою толпой людей которые вс жили въ сосдств ея бывшаго дома, она не могла перенести этого и убжала. Когда ей старались внушить что она должна идти жить служанкой къ жен своего брата, эта мысль была тяжела для нея. Но это было еще не ршено, и ея собственное мнніе, которое оказалось справедливымъ, было что невстка не захочетъ принять ее. Теперь, касательно бумаги которую полисменъ вручилъ ей и страшнаго путешествія въ Гайтсбери, не было никакого сомннія. Избавиться отъ этой непріятности можно только побгомъ. И она убжала.

Люди идущіе по прямому пути въ жизни поступаютъ почти всегда несправедливо съ людьми совратившимися съ этого пути. ‘За то что вы были преступны, говоритъ добродтельный человкъ недобродтельному,— за то что вы до сихъ поръ позволяли себ вс наслажденія которыя только могли достать, что никогда не работали прилежно и ни въ чемъ себя не обуздывали, были игрокъ и пьяница и жили въ дурномъ обществ, за все это теперь, когда вы у меня въ рукахъ и я могу руководить вашимъ раскаяніемъ и будущимъ поведеніемъ, я потребую отъ васъ такой жизни которая была бы не привлекательне жизни пустынника. Если вы не устоите, вы не только чудовище неблагодарности въ отношеніи меня, который взялъ на себя вс заботы о вашемъ спасеніи, но еще и злополучный негодяй, которому не остается никакой надежды на помилованіе.’ Когда находятъ что молодой человкъ пренебрегаетъ своими обязанностями, ничего не длаетъ, проводитъ ночи въ билліардныхъ или въ еще худшихъ мстахъ и встаетъ въ два часа посл полудня, то друзья обыкновенно предписываютъ ему запереться въ его мрачной комнат, пить чай и проводить время въ чтеніи хорошихъ книгъ. Очень рдко принимаютъ въ соображеніе что быстрый переходъ отъ билліардныхъ къ хорошимъ книгамъ требуетъ силы характера, а еслибъ она была у молодаго человка, то онъ, вроятно, не пріобрлъ бы этихъ дурныхъ привычекъ. Еслибы мы оставили двери нашихъ тюремъ отворенными и потомъ негодовали что заключенные ушли оттуда, то едва ли были бы боле неблагоразумны. Часы проводимые въ дом мистрисъ Стигсъ были страшно томительны для бдной Карри Бретль, и она ушла наконецъ.

Карри вышла изъ дому въ понедльникъ утромъ, въ половин одиннадцатаго. Она имла обыкновеніе выходить въ это время. Мистеръ Фенвикъ желалъ чтобъ она посщала утреннюю службу въ собор. Она исполнила его желаніе раза два и потомъ перестала ходить туда. Но она все-таки выходила изъ дому въ это время, и одинъ разъ, когда мистрисъ Стигсъ замтила ей что-то объ этихъ прогулкахъ, Карри отвчала почти съ гнвомъ что она не арестантка. На этотъ разъ она сдлала нкоторыя необходимыя перемны въ своей одежд и потому постаралась выйти незамченною, но еслибъ ее и увидали, она бы настояла на своемъ. Кто имлъ право остановить ее?

Но куда она пойдетъ? Читатель, можетъ-быть, помнитъ, что одинъ разъ, въ то время какъ мистеръ Фенвикъ только-что выписалъ эту бдную двушку посл ея несчастій и побга изъ дому, она выразила желаніе идти на мельницу и хоть только взглянуть на нее, если ужь ей больше ничего нельзя было сдлать. Та же самая мысль была и теперь у нея въ голов, но когда она оставила городъ, у ней не было опредленной цли. Она могла теперь выбрать только одно изъ двухъ: хать въ Лондонъ, или не хать туда. У ней было довольно денегъ на проздъ и, можетъ-быть, еще нсколькими шиллингами боле. Она смутно понимала что выбирала теперь: идти ли ей сразу на погибель, или помедлить еще сколько можно, и тутъ она тихо, задумчиво, нетвердыми шагами, почти не размышляя, прошла поворотъ который привелъ бы ее на станцію желзной дороги, и пошла мимо Трехъ Честныхъ Людей по дорог къ Девизу, по дорог которая проходила черезъ Салисберійскую равнину и вела отъ города въ разныя вильтшейрскія деревни, между которыми былъ и Булгамптонъ.

Она шла медленно, но шла почти цлый день. Ничто не могло быть печальне совершенной безцльности ея дня и всей ея жизни. У ней не было ничего впереди, никакого плана, даже никакого предположенія относительно вечера и ночи этого самаго дня который провела она истощая свои силы на девизской дорог. Отсутствіе всякаго намренія, всякой цли въ жизни бездомныхъ странниковъ и составляетъ самое ужасное основаніе ихъ бдствій. Подумайте только! Идти съ десятью шиллингами въ карман, стало-быть, не имть настоятельной нужды ни въ хлб, ни въ кров, но не имть работы за которую нужно было бы приняться, не имть друзей съ кмъ бы хотлось видться, мста гд бы васъ ожидали, обязанности которую надо бы было исполнить, надежды которую хотлось бы осуществить, не имть рубежа къ которому стремиться, кром того рубежа на который въ подобныхъ обстоятельствахъ странникъ долженъ смотрть просто какъ на отдохновеніе. Но нтъ ничего къ чему бы человкъ не могъ приладиться. Люди пріучаются къ яду, могутъ переносить совершенное уединеніе и могутъ сносить поношеніе, презрніе и стыдъ не поморщившись. Карри Бретль уже привыкла къ несчастію и во время своего пути думала больше о непріятности настоящей минуты, о своихъ усталыхъ ногахъ, о своемъ голод и о томъ пріют который она можетъ достать себ въ какой-нибудь придорожной гостиниц чмъ о жизни которая была у ней впереди.

Она съла кусокъ хлба и выпила стаканъ пива въ половин дня, и потомъ шла дальше и дальше до вечера. Она шла очень медленно, часто останавливалась и садилась, когда дорога проходила около какого-нибудь мста гд она могла укрыться въ тни деревьевъ. До восьми часовъ она сдлала прямо по дорог пятнадцать миль и прошла уже такъ хорошо ей извстный поворотъ, который привелъ бы ее по прямой дорог изъ Салисбери въ Булгамптонъ. У ней не было никакой цли, но была надежда, что если она будетъ все идти и идти, то ея не схватятъ и не привезутъ къ утру въ Вайтсбери. Она знала что можетъ пройти по этой дорог въ Пикрофтскую общину, и хотя она никого въ мір не ненавидла такъ какъ мистрисъ Борроусъ, однако въ Пикрофтской общин ее бы приняли и пріютили. Въ восемь часовъ она пришла въ маленькую деревушку. Карри припомнила что видла ее прежде, прочла названіе деревушки написанное на столб, и знала что она только въ шести миляхъ отъ Булгамптона. Карри была такъ утомлена и измучена что не могла идти дале, и здсь попросила дать ей ночлегъ. Она сказала что идетъ изъ Салисбери къ подруг которая живетъ близь Девиза, что она надялась дойти туда въ одинъ день и сохранить такимъ образомъ деньги за проздъ по желзной дорог. Ее попросили только заплатить за ужинъ и за постель впередъ, потомъ приняли и накормили. На слдующее утро она вышла изъ дому очень поздно и неохотно ушла оттуда. Она заплатила за свой завтракъ и, такъ какъ ей не говорили чтобъ она уходила, то она осталась на стул, на которомъ сидла, и пробыла такъ, не говоря и почти не двигаясь, далеко за полдень. Въ три часа она встала съ своего мста, спросила хлба и сыру, положила все это въ карманъ, и опять пошла своимъ путемъ. Она надялась спастись по крайней мр на этотъ день отъ судей и полисменовъ, отъ свиданія съ братомъ и отъ присутствія того, другаго человка въ Вайтсбери. Но куда идти изъ этого дома: въ ненавистный ли коттеджъ въ Пикрофтской общин, или въ домъ отца, она еще не ршила этого когда завязывала свою шляпку. Она шла вдоль по дорог къ Девизу и, пройдя около двухъ миль отъ деревни, пришла къ проселку поворачивавшему налво между двумя изгородями. Около поворота стоялъ столбъ, на которомъ было написано: ‘въ Булгамптонъ и Имберъ’, тутъ она быстро повернула къ приходу въ которомъ родилась. Было четыре часа, она прошла еще около мили, увидала уголокъ за стной маленькаго мостика, сла тамъ и пообдала хлбомъ и сыромъ. Когда она тамъ сидла, полисменъ прошелъ пшкомъ по дорог. Этотъ человкъ не видалъ ея, а еслибъ и увидалъ, то не обратилъ бы на нее боле своего обыкновеннаго полисменскаго вниманія. Но она видла его и поэтому нсколько часовъ не оставляла своего убжища.

Около девяти часовъ она поплелась опять дальше, но еще не совсмъ успокоилась. Даже и теперь она не знала куда ей дваться на эту ночь. Ей казалось что для нея будетъ невыразимымъ наслажденіемъ даже теперь, въ ея бдственномъ положеніи, обойти кругомъ мельницу, заглянуть въ окна дома, постоять на мосту гд она такъ часто любила стоять, и посмотрть еще разъ на мста гд она провела свое дтство. Когда она думала объ этомъ, то вспомнила мрачную глубину потока, его нжно журчащія, но быстрыя воды, которыя стремились подъ черные переходы зданія. Она часто содрогалась когда смотрла на него прежде, и любила это наслажденіе безпричиннаго страха. Но теперь, еслибъ она была тамъ, то вроятно бросилась бы въ эту мрачную бездну которая прекратила бы вс ея страданія!

И теперь, когда она шла къ своему старому дому при блдномъ свт потухающей зари, у ней не было другой боле опредленной мысли, какъ только взглянуть еще разъ на мста которыя были дороги ея памяти во все время ея страданій. Она все еще не знала гд найдетъ себ пріютъ на ночь, разв не пріютитъ ли ея, можетъ-быть, этотъ нжно журчащій, шумный потокъ.

Въ этотъ самый день, между шестью и семью часами вечера, мистеръ Фенвикъ сказалъ мельнику что его сына не обвиняютъ боле въ убійств. Мельникъ принялъ это известіе не очень любезно, но тмъ не мене поспшилъ сообщить его на мельниц. ‘Т болваны въ Вайтсбери нашли наконецъ что нашъ Семъ ничего этого не длалъ.’ Онъ сказалъ это не обращаясь особенно ни къ кому, но однако такъ чтобъ его жена и Фанни слышали это. Тутъ полился на него цлый потокъ вопросовъ и слезъ. Мистрисъ Бретль и Фанни давно об ршили что Семъ невиненъ, но мать еще боялась чтобъ онъ не пострадалъ несмотря на свою невинность. Фанни однакоже всегда настаивала что милосердіе Божіе спасетъ и его, и ихъ отъ подобной несправедливости. Самому старику они едва смли говорить объ этомъ, но теперь старались какъ-нибудь смягчить его. Возможно ли было не употребить вс старанія чтобы привести Сема назадъ на мельницу? Но было очень трудно поколебать мельника. ‘Посл всего того что было, лучше малому не быть здсь’, сказалъ онъ наконецъ. ‘Я никогда не думалъ чтобъ онъ поднялъ руку на старика,’ прибавилъ онъ вслдъ за этимъ, ‘но онъ былъ знакомъ съ тми кто это сдлалъ. Это почти также дурно.’ Дальше этого мельникъ не подавался. Когда они разошлись на ночь, мать пошла посидть въ комнату къ дочери чтобы тамъ поплакать и порадоваться вмст. Была самая середина лта, и вечера были дождливые и знойные. Окно комнаты Фанни выходило въ садъ и было только фута на два отъ земли. Этотъ садикъ вс они прежде очень любили, и онъ давалъ имъ даже нкоторый доходъ. Послднее время, когда мельникъ состарился, а Семъ сдлался слишкомъ упрямъ и своеволенъ чтобы заботиться объ общемъ благосостояніи, этотъ клочокъ земли приносилъ очень мало удовольствія и выгодъ. Тутъ было немного капусты, и ряды запущеннаго крыжовника и смородины, а ниже огорода — мсто засаженное картофелемъ. Но теперь на этотъ садъ никто не радовался. Что касается Фанни, то, когда было довольно приготовлено пищи для обда отца и матери, ей ни до чего больше не было дла. Т дни давно прошли, когда у ней было и время, и желаніе ухаживать за своими гвоздиками и фіалками. Теперь она сидла съ матерью предъ открытымъ окномъ, и он шепотомъ говорили о сестр и дочери которая была для нихъ потеряна.

— Онъ не приметъ дурно, матушка, что я съзжу въ Салисбери?

— Если ты спросишь его, Фанни, то онъ не позволитъ теб, сказала мать.

— Но я не буду его спрашивать. Я не скажу ему до тхъ поръ пока возвращусь домой. Она должна была явиться сегодня предъ судьями. Мистеръ Фенвикъ говорилъ мн объ этомъ въ воскресенье.

— Это врно было для нея хуже смерти.

— Не знаю, матушка. Я боюсь что она стала теперь гораздо смле чмъ была прежде. А она всегда была такая живая, могла говорить съ важными господами, и страху у ней совсмъ не было. Можетъ-быть, она сказала имъ что-нибудь такое что они отпустили Сема. Она никогда не была такая трусиха какъ я.

— О, Фанни, еслибъ она только брала примръ съ тебя.

— Господь, матушка, создалъ васъ всхъ разными, для своихъ неисповдимыхъ цлей. Изъ всхъ двушекъ которыхъ я когда-нибудь видла, она была самая красивая.

Старуха не могла говорить и только утирала фартукомъ свои мокрыя щеки.

— Я спрошу завтра мистера Тоффи, матушка, продолжала Фанни,— и если она еще живетъ въ Салисбери, тамъ куда помстилъ ее мистеръ Фенвикъ, я пойду прямо къ ней. Отецъ не выгонитъ меня за это изъ дому.

— Выгнать тебя, Фанни! Онъ никогда тебя не выгонитъ. Что будемъ мы оба длать, когда ты уйдешь отъ насъ? Если ты отправишься туда, то возьми для нея нсколько вещей что лежатъ въ большемъ шкапу, он никуда больше не пригодятся. Я уврена что бдное дитя нуждается въ бль.

И потомъ она разсуждала какъ совершить завтрашнее путешествіе, какъ надо прежде распросить констебля и посовтоваться со священникомъ. Фанни хотла выйти изъ дому тотчасъ посл завтрака, и если мельникъ спроситъ объ ней за обдомъ, жена скажетъ ему что дочь ухала въ Салисбери. Можно было надяться что онъ не будетъ дальше распрашивать, потому что пойметъ зачмъ дочь туда похала, но если онъ спроситъ, мистрисъ Бретль соберетъ всю свою твердость и скажетъ за какимъ дломъ Фанни отправилась въ Салисбери. Тутъ возникъ вопросъ о деньгахъ. Мистеръ Фенвикъ, думая облегчить этимъ сердце матери, признался что содержитъ Карри на свой счетъ. Взять эту обязанность на себя мать и дочь не могли. Вс деньги которыя у нихъ были, а ихъ было очень немного,— принадлежали, какъ она привыкла думать, глав семейства. Имъ было горько что он не могли сдлать никакого прочнаго улучшенія въ судьб Карри, но покамсть было довольно и того что она утшитъ ее хоть на время.

— Я уврена что ея сердце смягчится къ теб, Фанни, я иначе и думать не могу, и кто знаетъ что будетъ съ ней, когда она увидитъ твое лице и услышитъ твой голосъ.

Въ это время Фанни услыхала въ саду какой-то звукъ и быстро высунула изъ окна свою голову и плечи. Въ этотъ вечеръ долго не спали на мельниц, и теперь было уже одиннадцать часовъ. Мельникъ оставилъ ихъ за чаемъ, когда было еще свтло, и ночь подкралась къ нимъ когда они тутъ сидли вдвоемъ. Мсяца не было, но еще осталось немного свта отъ отраженій послднихъ лучей закатившагося солнца, и ночь не была темна. Фанни сейчасъ же увидала фигуру какой-то женщины, но не сразу узнала сестру.

— Матушка! Матушка! Матушка! сказалъ голосъ изъ глубины ночи, и въ минуту Карри Бретль нагнулась въ окно такъ далеко что схватила мать за руку.

LIII. Откормленный телецъ.

Мистрисъ Бретль, услыхавъ голосъ дочери, такъ смутилась и перепугалась что долго не могла придти въ себя. Въ первое мгновеніе она вскрикнула, вообразивъ что видитъ предъ собой призракъ, а не живое существо. Карри тоже была не спокойна и не лучше владла собой. Она пришла домой безъ всякой опредленной цли. Выйдя посл захода солнца изъ-подъ моста, куда скрылась отъ полицейскаго, она медленно пошла по полю и наконецъ подошла къ знакомымъ границамъ своего прихода. Она подошла къ рк и разглядла на другомъ берегу, за ивами, при послднемъ сіяніи зари, кровлю мельницы. Она остановилась въ нершимости, но когда по временамъ бодрость возвращалась къ ней, она подвигалась немного впередъ, и наконецъ, перейдя рку по давно знакомой доск, подкралась по тропинк къ задней сторон мельницы, вошла въ садъ и услыхала вылетавшіе изъ окна голоса матери и сестры. Сначала у нея было намреніе не показываться никому на мельниц. Когда она стояла на берегу, ей казалось что воды рки поднимутся, увлекутъ ее и скроютъ отъ людей ея позоръ и несчастіе. Она стояла и дрожала отъ ужаса, но ей не приходило въ голову покончить этимъ способомъ свои страданія. Всего вроятне то что она пролежала бы подъ заборомъ всю ночь и погибла бы отъ утренняго холода. Но когда она услыхала голоса изъ окна, ей не представлялось другаго выбора какъ показаться, пусть хоть убьетъ ее отецъ.

Даже Фанни потеряла свое всегдашнее самообладаніе, такъ сильно она была поражена неожиданностью.

— Карри, Карри, воскликнула она тихо,— голосъ ея никогда не возвышался,— но съ невыразимымъ удивленіемъ.

Она держала руку Карри, а Карри другою рукой держала руку матери.

— Ахъ, матушка, какъ я устала, сказала Карри.— Матушка, я, кажется, умираю.

— Дитя мое, бдное дитя мое! Что намъ длать, Фанни?

— Конечно впустить ее въ домъ, сказала Фанни.

— А отецъ?

— Не прогнать же намъ ее отъ окна, матушка.

— Не прогоняйте меня, Фанни. Милая Фанни, не прогоняйте меня, сказала Карри, ухватившись за другую руку Фанни.

— Нтъ, Карри, конечно не прогонимъ, сказала Фанни, придумывая что сдлать.

Она знала что долго скрывать Карри отъ отца невозможно, но на эту ночь ршила дать пріютъ отверженной дочери безъ вдома отца. Сдлать это было не легко. Вопервыхъ, надо впустить Карри въ окно, потому что шумъ въ передней части дома можетъ привлечь вниманіе отца. Потомъ надо будетъ уговорить мать уйти въ свою комнату, иначе ея необычайное отсутствіе можетъ возбудить подозрніе отца. Фанни очень боялась что мать, ложась спать, не суметъ скрыть отъ отца что у нихъ въ дом происходитъ нчто очень тревожное. А въ такомъ случа очень возможно что отецъ придетъ въ комнату дочери и потребуетъ чтобъ отлученіе отъ дома осталось отлученіемъ, и выгонитъ дочь ночью. Онъ былъ человкъ такой суровый, такой упрямый, непрощающій, самовластный, что Фанни, готовая подвергнуть себя лично какой угодно опасности, боялась ужасныхъ поступковъ съ его стороны. Ей казалось что Карри очень слаба. Если отецъ войдетъ къ нимъ въ ярости, Карри можетъ умереть отъ страха. Тмъ не мене надо было дйствовать.

— Надо впустить ее въ окно, матушка, сказала она.— Я ни за что не ршусь отворить дверь.

— А что, если отецъ убьетъ ее? О Карри! О дитя мое! Она такая слабая, она не влзетъ въ окно.

Но Карри совсмъ не была такъ слаба какъ имъ казалось. Она безчисленное число разъ влзала и вылзала изъ этого окна, и теперь, услыхавъ позволеніе, не долго думая очутилась въ объятіяхъ матери.

— Моя Карри, моя двочка, моя милая! И бдная мать удовлетворяла потребность своего сердца безконечными ласками.

Фанни между тмъ прокралась въ кухню и принесла на поднос ужинъ и холодный чай.

— Сестра, сказала она,— теб надо пость, а потомъ я уложу тебя въ постель. Утро вечера мудрене.

— Фанни, ты всегда была такая добрая, сказала Карри изъ объятій матери.

— А вы, матушка, уходите, продолжала Фанни.— Конечно, вамъ надо уйти, отецъ можетъ проснуться. И потомъ, матушка, не говорите ему ничего завтра, когда онъ встанетъ. Я сама схожу къ нему на мельницу. Такъ будетъ лучше.

Тогда, посл нжныхъ ласкъ, которымъ трудно было положить конецъ, посл крпкихъ, долгихъ поцлуевъ, посл горячихъ, поспшныхъ, многократныхъ увреній что все, все прощено, что ея Карри — опять ея Карри, бдная мать позволила выпроводить себя. Невыносимая несправедливость была для нея въ томъ факт что Фанни можетъ остаться всю ночь съ дорогимъ, только что возвратившимся существомъ, между тмъ какъ она должна уйти и, можетъ-быть, никогда боле не увидитъ дочери, если утромъ разразится гроза. Фанни съ большимъ присутствіемъ духа проводила мать до ея комнаты, для того чтобы, если отецъ спроситъ что-нибудь, отвтить за нее. Но мельникъ спалъ крпко посл своего трудоваго дня и не пошевельнулся.

— Что онъ со мной сдлаетъ, Фанни, спросила странница, когда сестра воротилась.

— Не думай теперь объ этомъ, милая моя, сказала Фанни, тронутая также какъ и мать видомъ сестры.

— Убьетъ онъ меня, Фанни?

— Нтъ, милая, онъ тебя пальцемъ не тронетъ. У него слова суровыя. Карри, Карри, будешь ты теперь честная?

— Буду, милая, право буду. Я не была безчестною съ тхъ поръ какъ мистеръ Фенвикъ пріхалъ ко мн.

— Сестра, если ты будешь честная, я никогда не оставлю тебя. Дорогая моя, красота моя, милая моя! Карри, ты будешь для меня тмъ чмъ была прежде, если будешь честная. Я тебя никогда не упрекну ни однимъ словомъ.— И Фанни въ свою очередь насыщала свою любовь горячими ласками — Ты однако голодна, милая. Я заставлю тебя пость, а потомъ уложу поспокойне въ постель.

Бдная Карри Бретль была дйствительно голодна. Она ла хлбъ и ветчину и пила холодный чай съ такимъ аппетитомъ, который, можетъ-быть, не шелъ къ ея романическому положенію. Сестра стояла возл нея, отрзала ей ломти, гладила ея волосы и желала чтобъ ужинъ показался ей повкусне.

— Я боюсь отца, Фанни, сказала Карри,— ужасно боюсь, но я ни разу, съ тхъ поръ какъ ушла съ мельницы, не ужинала съ такимъ удовольствіемъ какъ теперь.

Фанни упала на колни предъ возвратившеюся гршницей и покрыла поцлуями платье дорогаго существа.

Было уже поздно, когда Фанни въ эту ночь легла рядомъ съ сестрой.

— Карри, сказала она, когда сестра раздлась,— стань на колни и помолись по-прежнему.

Карри не заставила ее повторить просьбу и, закрывъ лицо руками, наклонила голову на колни сестры. Вслухъ она не сказала ни слова, но Фанни была уврена что сестра усердно молилась.

— Теперь спи, моя милочка. Я приведу въ порядокъ твое платье и приду къ теб.

Странница опять послушалась, и чрезъ нсколько минутъ утомленіе послднихъ двухъ дней оказало свое дйствіе, она заснула. Сестра принялась работать надъ грязнымъ платьемъ и грязными башмаками, и сдлала ихъ чистыми и приличными для слдующаго дня. Во всякомъ случа, Карри лучше показаться отцу безъ дорожной пыли на плать.

Между тмъ какъ погибшая двушка спала, съ разсыпавшимися, мягкими прядями волосъ, все еще прекрасная, все кроткая и привлекательная, несмотря на то что лишилась самыхъ дорогихъ правъ женщины, съ невинностью на лиц, съ дтскою граціей, несмотря на то что блескъ этого цвтка былъ запятнанъ грязною рукой сорвавшею его,— Фанни, сидя въ своемъ углу, думала о странной участи женщинъ. Она знала что были минуты въ ея жизни, когда ея сильная любовь къ сестр омрачалась завистью. Никогда ни одинъ мущина не прислушивался въ сумеркахъ къ ея шагамъ, никогда полудержіе, полузастнчивые взгляды не провожали ее, когда она проходила по деревн за какимъ-нибудь дломъ. Быть любящимъ, домовитымъ существомъ, дйствительно полезнымъ для міра и съ большими надеждами на будущее и остаться вчною работницей — вотъ ея участь. Мечта быть любимою есть лучшая мечта всякой женщины. Судьба сдлала Фанни не красивою, и ни одинъ мущина не любилъ ея. Та же судьба сдлала Карри прекрасною, красавицей деревни, признаннымъ украшеніемъ Булгамптона, и вотъ она лежитъ теперь здсь, сдлавшись, какъ говорятъ, существомъ до того гадкимъ что даже родной отецъ не хочетъ слышать о ней. Какъ однако мала ея ошибка въ сравненіи съ другими грхами, которые легко прощаются мущинамъ и женщинамъ, хотя они и не просятъ о прощеніи!

Фанни подошла къ постели, стала на колни и поцловала сестру въ лобъ. Въ эту минуту она дала себ общаніе что для нея Карри никогда не будетъ гадкою, никогда не будетъ отверженницей, не будетъ такою сестрой за которую надо краснть. Она сказала Карри что никогда не упрекнетъ ея ни однимъ словомъ, теперь она дала себ общаніе что никогда не упрекнетъ ее даже мысленно. Кто знаетъ, еслибъ она сама была такъ хороша, не упала ли бы она точно также?

Въ пять часовъ на слдующее утро, мельникъ, по обыкновенію, ушелъ на мельницу. Фанни слышала его тяжелые шаги, слышала какъ отворилась дверь, потомъ ставни на кухонныхъ окнахъ, и поняла что отецъ еще не знаетъ кто ночевалъ у нихъ. Фанни тотчасъ же встала, постаравшись не разбудить сестры. Она уже все это обдумала, заставить ли сестру одться и быть готовою тотчасъ же скрыться, если отецъ настойчиво потребуетъ чтобъ она ушла, или объявить ему что Карри пришла, сказать что она въ постели, утомлена, спитъ, словомъ, не одта, и такимъ образомъ выиграть хоть часъ времени. Не смягчится ли въ этотъ часъ сердце отца? Но надо идти къ нему не теряя времени. Нанятой работникъ, помогавшій ему теперь на мельниц, придетъ въ шесть часовъ, а то что ей надо сказать отцу должно быть сказано безъ свидтелей. Она сама не ршилась бы сказать ему о Карри при чужомъ человк. Она одлась и, чрезъ десять минутъ посл ухода отца, пришла къ нему на мельницу.

Старикъ былъ на верху. Она услыхала надъ собой его тяжелые, медленные шаги и переворачиванье мшковъ. Она подумала съ минуту и ршила не влзать на верхъ, куда вела узенькая лстница, чтобъ имть свободный выходъ на всякій случай. Она позвала его снизу.

— Что теб тамъ понадобилось? спросилъ старикъ, услыхавъ ея голосъ.

— Батюшка, мн надо поговорить съ вами, сойдите ко мн.

Онъ медленно сошелъ и остановился предъ ней, ожидая что она скажетъ.

— Батюшка, сказала она,— я пришла сказать вамъ кто пришелъ къ намъ.

— Разв Семъ пришелъ? спросилъ онъ, и она замтила что радость блеснула въ его глазахъ. О, еслибъ она могла сдлать чтобы возвращеніе дочери было для него такою же радостью какою было возвращеніе сына!

— Нтъ, батюшка, не Семъ.

— Такъ кто же?

Голосъ его и лицо измнились при этомъ вопрос. Она поняла что онъ отгадалъ.

— Вдь не…. вдь не она?

— Да, батюшка, Карри пришла.

Сказавъ это, она придвинулась къ нему и хотла взять его руку, но онъ спряталъ руки въ карманы и отвернулся отъ нея.

— Батюшка, она наша плоть и кровь. Вы не отвергнете ея теперь, когда она воротилась и раскаялась въ своихъ ошибкахъ?

— Она….

Но дочь зажала ему ротъ рукою прежде чмъ онъ усплъ произнести слово.

— Батюшка, кто изъ насъ безъ грха?

— Она опозорила мою сдую голову, она мн вчный упрекъ и стыдъ. Я не хочу ея видть. Пусть она убирается. Я не хочу говорить съ ней, не хочу смотрть на нее. Какъ она пришла сюда? Когда?

Фанни разказала отцу какъ все случилось, разказала все до малйшей подробности и не забыла прибавить свое убжденіе что жизнь Карри была во всхъ отношеніяхъ хорошая, съ тхъ поръ какъ священникъ пріютилъ ее въ Салисбери.

— Неужели вы хотите чтобъ это продолжалось? Вдь нашему священнику она чужая.

— Я заплачу. Я заплачу за нее все до послдней копйки. Я не хочу жить милостыней чужаго человка, священникъ онъ, или не священникъ. А видть ея не хочу. Пока она тамъ, присылайте мн ду сюда, на мельницу. Если она до ночи не уйдетъ, я и ночевать буду здсь, между мшками.

Фанни оставалась съ нимъ пока не пришелъ работникъ, но ей не удалось смягчить сердце отца. Возвратившись домой, она разказала матери все что говорилъ отецъ, а Карри, которая все еще была въ постели, только часть. Мать она нашла, конечно, возл постели дочери, и молчала пока ей не удалось разлучить ихъ чтобы поговорить съ каждою отдльно.

— Что онъ говорилъ обо мн, Фанни? спросила бдная гршница.— Онъ сказалъ чтобъ я уходила? Онъ не хочетъ говорить со мной? Я брошусь подъ мельничное колесо, и всему конецъ.

Сестра посовтовала ей встать и одться, но не уходить.

— Разв мы не ожидали, сказала она,— что отца трудно будетъ умилостивить?

— Я знаю что онъ убьетъ меня, когда увидитъ, сказала Карри.

Въ восемь часовъ Фанни понесла отцу завтракъ, а мистрисъ Бретль осталась ухаживать за Карри, какъ только мать можетъ ухаживать за дочерью. Мельникъ услся завтракать на мшокъ, въ углу, въ задней сторон мельницы, а работникъ, взявъ хлбъ и сыръ, ушелъ за дверь. Фанни стояла возл отца. Пока старикъ лъ, она молчала. Онъ лъ очень медленно, устремивъ глаза на клочокъ неба виднвшійся въ щель и очевидно нисколько не думая о пищ. Кончивъ завтракъ, онъ отдалъ пустую тарелку и чашку дочери и хотлъ встать чтобы тотчасъ же приняться за работу. Онъ во все время не сказалъ ни одного слова.

— Батюшка, подумайте объ этомъ, сказала она.— Надо сжалиться и простить. Неужели вы прогоните ее опять на улицу?

Мельникъ не сказалъ ни слова, но повернулъ къ ней голову, и взглядъ его выражалъ такое страданіе что она сла рядомъ съ нимъ, прижалась къ нему и обняла его.

— Еслибъ она была такая какъ ты, Фанни, сказалъ онъ.— О, еслибъ она была такая какъ ты!

И онъ отвернулся чтобы скрыть слезу остановившуюся въ углу глаза.

Фанни сидла съ нимъ цлый часъ, прежде чмъ онъ ршился встать. Его работникъ не входилъ къ нимъ, понявъ что у нихъ происходитъ нчто длающее его отсутствіе имъ пріятнымъ. Немного словъ было сказано между ними, но черезъ часъ Фанни, воротившись домой, сказала:

— Карри, отецъ идетъ.

— Онъ убьетъ меня, сказала Карри.

Мать такъ растерялась отъ страха и надежды что не знала что длать и куда стать. Не прошло минуты какъ послышались тяжелые шаги мельника, и Карри знала что вошелъ отецъ. Она встала, подошла къ нему и стала на колни.

— Батюшка, воскликнула она,— если вы позволите мн остаться у васъ, если вы позволите мн остаться….

Рыданія заглушили ея голосъ, и она не могла выговорить общанія насчетъ своего будущаго поведенія.

— Пусть останется у насъ, сказалъ отецъ, обращаясь къ жен и старшей дочери.— Но теперь я не ршусь показать ее въ приход.

Онъ не сказалъ ни одного слова прощенія, не поцловалъ дочери. Фанни подняла ее и посадила въ сторону.

— Во всемъ мір, сказалъ онъ, поднявъ руку и говоря съ такимъ жаромъ что привелъ въ трепетъ слушательницъ,— во всемъ мір нтъ ничего гаже развратной женщины.

Вся его свирпость овладла имъ въ эту минуту, и никто не осмлился заговорить съ нимъ. Онъ тотчасъ же вышелъ и пошелъ на мельницу. Фанни послдовала за нимъ, и онъ сказалъ ей чтобъ она повторила что дочь можетъ остаться въ его дом.

Въ первомъ часу Фанни пришла звать его обдать. Сначала онъ объявилъ что не пойдетъ, что у него много дла, чтобъ ему принесли чего-нибудь на мельницу. Но Фанни не отстала отъ него.

— И всегда будетъ такъ, батюшка?

— Не знаю.— Что за бда, пока я въ силахъ работать здсь?

— Разв это возможно чтобъ она выгнала васъ изъ дома? Подумайте о матушк, какъ она будетъ страдать. Батюшка, вы должны пойти.

Тогда онъ позволилъ привести себя въ домъ, слъ на свое всегдашнее мсто и лъ обдъ въ мрачномъ молчаніи. Но онъ не остался курить посл обда.

— Говорю теб, Фанни, мн не надо сегодня трубки. Тамъ еще ничего не сдлано. Ты думаешь, мельница будетъ молоть безъ рукъ?

Когда Карри сказала что ей лучше уйти, Фанни просила ее вспомнить что такія отношенія поправляются не въ одинъ день. Для матери же остальная часть этого дня была счастливымъ временемъ, потому что она сидла держа въ рукахъ руки дочери. Поздно вечеромъ, когда мельникъ воротился, Карри тихо двигалась по дому, исполняя домашнія дла, къ чему была пріучена еще въ дтств. Глаза отца слдили за ней, но онъ не говорилъ съ ней.

Въ тотъ же, день произошли еще два происшествія касающіяся нашего разказа. Посл чая, къ которому мельникъ не пришелъ, Фанни Бретль надла шляпку и отправилась къ викарію. Посл всхъ заботъ которыя вытерплъ мистеръ Фенвикъ, надо же, думала она, разказать ему все что случилось.

— Это такая славная новость какихъ я давно на слыхалъ сказалъ викарій.

— Я знала что вы порадуетесь, узнавъ что бднягкка нашла опять пріютъ въ своемъ дом.

И Фанни разказала всю исторію, какъ Карри ушла изъ Салисбери, испугавшись судопроизводства къ которому ее вызывали, какъ отецъ побожился что не уступитъ, и какъ онъ потомъ уступилъ. Когда Фанни сказала священнику и мистрисъ Фенвикъ что отецъ еще не сказалъ ни одного слова Карри, они оба успокоили ее.

— Это придетъ само собой, Фанни, сказала мистрисъ Фенвикъ,— если ей уже позволено сидть съ нимъ за однимъ столомъ.

— Конечно, придетъ, сказалъ викарій.— Недли черезъ дв вы замтите, что она опять его любимица.

— Она была нашею общею любимицей когда-то, сэръ, и дай Богъ чтобъ опять было такъ, сказала Фанни.— Такія милыя созданія родятся для того чтобъ ихъ вс любили. Вы придете когда-нибудь взглянуть на нее, мистеръ Фенвикъ?

Онъ общалъ придти, и Фанни воротилась на мельницу.

Другое происшествіе было пріздъ констебля Тоффа на мелтницу въ то время когда Фанни ходила къ настоятелю. Въ продолженіе дня по деревн разнеслась новость что Карри Бретль опять на мельниц. Констебль Тоффи, который, какъ говорится, оборвался на семейств Бретлей (что доказало послднее засданіе въ Гайтсбери), услыхалъ эту новость. Онъ зналъ, потому что былъ понятливе лорда Тробриджа, что слдствіе дйствительно не представило ни малйшей улики противъ Сема. Констебль Тоффи былъ человкъ добрый, и несправедливо было бы сказать что онъ сожаллъ объ освобожденіи Сема, но натура у него была все же натура полицейскаго, и онъ не могъ освободиться отъ чувства досады, которое всегда слдуетъ за неудавшимися усиліями. Онъ видлъ что противъ Сема нтъ никакихъ уликъ, но изъ этого не слдуетъ чтобъ онъ считалъ его невиннымъ. Сомнительно чтобы во мнніи полицейскаго человкъ когда-нибудь вполн освобождался отъ подозрнія въ преступленіи, въ которомъ уже было разъ замшано имя этого человка. И потому онъ сердился на Бретлей. А Карри Бретль, которую по всмъ правиламъ закона вызывали въ судъ, не явилась! Она ушла изъ Салисбери, точно она свободная особа, можетъ распоряжаться своими поступками какъ ей угодно, и не обязана подчиняться приказаніямъ полиціи! Когда констебль Тоффи услыхалъ что Карри Бретль на мельниц — она, подлежащая большому штрафу за неявку къ суду — онъ счелъ своею прямою обязанностью постить ее и сказать ей что она обязана явиться.

На мельниц онъ видлъ одного мельника, и визитъ его былъ вполн неудаченъ. Мельникъ понималъ очень мало въ судебномъ слдствіи, но зналъ что сынъ его оправданъ и не подозрвалъ что дочь замшана въ дл не только вслдствіе подозрнія павшаго на брата, но и по другимъ причинамъ. Потому, когда Тоффи освдомился о Каролин Бретль и желалъ знать дйствительно ли она на мельниц и почему не явилась въ судъ въ Гайтсбери, мельникъ разсердился и объявилъ, что если кто осмлится произнести имя Сема Бретля въ связи съ убійствомъ, то онъ, Яковъ Бретль, какъ онъ ни старъ, раздлается съ такимъ наглымъ клеветникомъ. Констебль Тоффи попробовалъ разъяснить мельнику дло, но потерплъ полную неудачу. Иметъ онъ полномочіе искать кого-нибудь? Тоффи не имлъ никакого полномочія, онъ только желалъ знать дйствительно ли Каролина Бретль въ дом отца. Старый мельникъ ршилъ про себя что, хотя дочь и опозорила его, но теперь, когда она опять членъ его семейства, онъ не выдастъ ея. Онъ сказалъ что дочь у него, но не позволилъ констеблю войти въ домъ.

— Но ее вызывали въ судъ, мистеръ Бретль, сказалъ констебль.

— Мн до этого нтъ никакого дла, отвчалъ мельникъ, не удостоивая даже повернуться лицомъ къ противнику.

— Однако вы знаете, мистеръ Бретль, что закону надо повиноваться.

— Ничего я не знаю. А такого закона нтъ чтобы вамъ приходить мшать мн, и нтъ такого закона чтобы вы могли взять эту бдную женщину и посадить въ тюрьму.

— Совсмъ не въ тюрьму, мистеръ Бретль, она нужна въ судъ.

— Мало ли что намъ нужно, да что намъ не дается. Ну, да я вамъ прямо скажу, теперь вы не войдете въ мой домъ, потому что моихъ домашнихъ нельзя безпокоить, а потому я прошу васъ, будьте такъ добры, оставьте насъ однихъ.

Тоффи, стараясь показать что вполн удовлетворенъ полученными свдніями, и только прибавивъ что Каролина Бретль все же когда-нибудь должна будетъ явиться къ судьямъ въ Гайтсбери, простился съ такою вжливостью какой мельникъ не заслужилъ отъ него, и воротился въ деревню.

LIV. Рубины мистера Джильмора.

Мери Лоутеръ съ недлю всми силами старалась примириться со своимъ новымъ положеніемъ, но въ конц недли начала убждаться въ безполезности своихъ усилій. Уныніе овладвшее ею отражалось на ея жених, а отъ него переходило обратно на нее. Еслибъ онъ былъ немного легкомысленне, еслибъ онъ могъ говорить съ ней объ обыкновенныхъ предметахъ, обращаться съ ней какъ обыкновенный женихъ, ей было бы легче привыкнуть къ своему положенію. Въ его обращеніи съ ней было что-то такое, что, казалось ей, постоянно упрекало ее за то что онъ даетъ ей такъ много, а она не даетъ ему ничего взамнъ. Онъ не жаловался словами, не упрекалъ ее въ холодности къ нему, но ей казалось что взгляды его, разговоръ, походка, малйшее дйствіе, все показывало что онъ считаетъ себя оскорбленнымъ человкомъ. Въ конц недли онъ сдлалъ ей подарокъ, и она должна была выразить удовольствіе. Она попробовала, но потерпла полную неудачу, и оба звали какъ велика неудача. Но, конечно, будутъ еще подарки, и онъ уже, хотя еще не было сдлано ни малйшаго намека на день свадьбы, началъ торопиться перемнами въ дом, перемнами, о которыхъ она не просила, но которыя онъ длалъ для ея удовольствія. Она еще разъ постила его домъ и сады, и онъ говорилъ ей какія намренъ сдлать перемны, если он ей нравятся. Она попробовала выразить участіе, но участіе ея обратилось не въ ту сторону куда слдовало — она выказала участіе къ его карману и все утро прошло чрезвычайно скучно и уныло. Посл того она спросила себя можетъ ли она исполнить свое общаніе. Если же нтъ, то чмъ скоре она удалится и скроетъ себя и свое безчестіе, тмъ лучше. Она общала быть его женой, ибо ее уврили что она можетъ этимъ осчастливить его и она думала что обязана пожертвовать собой. Ей уже надоло думать о себ. Почему не пожертвовать собой, если это можетъ принесть кому-нибудь пользу? Но теперь она начала сомнваться, принесетъ ли она ему какую-нибудь пользу, сдлавшись его женой. А когда дло будетъ сдлано, нельзя уже будетъ раздлать его. Не будетъ ли ея жизнь постояннымъ грхомъ, когда она будетъ женой человка котораго не можетъ полюбить, и вмст съ тмъ, можетъ-быть, никогда не будетъ въ состояніи разлюбить другаго человка?

Ничего изъ этихъ размышленій не передавалось священнику, но мистрисъ Фенвикъ понимала что происходитъ въ душ подруги и высказала ей свое мнніе очень откровенно.

— До сихъ поръ, сказала она,— я врила въ ваши добрыя намренія и чувства, но я должна буду осудить васъ, если вы уступите глупой, болзненной, молодушной фантазіи и помшаете своему и его счастію.

— Но если я не могу принесть ему счастія?

— Пустяки. Онъ не такой человкъ чтобы вы могли не любить его. Если вы сами захотите постараться, вы увидите что симпатія ваша къ нему усилится.

— Между нами никогда не будетъ даже тни симпатіи.

— Что за малодушіе, Мери! Вы хотите сказать что онъ не счастливый и не веселый женихъ? Конечно, онъ не забылъ происшествій послднихъ шести мсяцевъ. Онъ, конечно, не можетъ быть такъ счастливъ какъ былъ бы еслибы Вальтеръ Маррабель никогда не прізжалъ въ Лорингъ. Посл такого эпизода надо многое побдить въ себ, многое пережить. Вы, конечно, можете отступиться отъ такой попытки, но для его блага вы должны бы постараться.

— Человкъ можетъ сколько ему угодно стараться сдвинуть нагруженный вагонъ, но ему никогда не сдвинуть его.

— Въ настоящемъ случа тяжесть груза зависитъ отъ васъ. Одинъ часъ откровенной дружбы разсялъ бы его сумрачность. Отъ природы онъ не сумраченъ.

Мери попробовала провести часъ откровенной дружбы, и опять потерпла неудачу. Она сознавала свою неудачу и пришло наконецъ время, недли черезъ три посл ея согласія, когда она ршилась возвратить ему кольцо которое онъ далъ ей и ухать на вки изъ Булгамптона. Она не иметъ права выйти за человка котораго не любитъ.

Таковъ былъ ея доводъ въ пользу ея намренія, но одно обстоятельство, которое въ сущности не имло ничего общаго съ этимъ доводомъ, помшало ей исполнить это намреніе. Она получила письмо отъ тетки, въ немъ впрочемъ не было ни одного слова которое могло бы убдить ее что она можетъ полюбить своего жениха. Однако письмо такъ подйствовало на нее что она сказала себ что непремнно будетъ женой Гарри Джильмора. Она опять будетъ бороться съ собой и наконецъ побдитъ. Вагонъ, конечно, нагруженъ тяжело, но, можетъ-быть, постаравшись хорошенько, удастся сдвинуть его.

Миссъ Маррабель была приглашена въ Донриппель въ то время когда Мери ршилась хать въ Булгамптонъ. Она давно уже не была тамъ и не думала что придется побывать еще разъ. Когда ее начали приглашать письмами, она сначала отказывала, но потомъ, предъ отъздомъ Мери, было ршено что она създитъ навстить родственника. Но она похала въ Донриппель когда прошло уже значительное время посл того какъ Вальтеръ ухалъ оттуда. Она написала Мери вскор посл прізда туда, но въ первомъ письм не было ни одного слова о Вальтер, но во второмъ она говорила о немъ не стсняясь, какъ увидитъ читатель.

‘Донриппель, 2го іюля 1868.

‘Дорогая Мери.

‘Я получила ваше письмо въ субботу и не могла не пожелать чтобъ оно было написано въ лучшемъ расположеніи духа. Однако я надюсь что все скоро пойдетъ хорошо. Я уврена что лучшее что вы теперь можете сдлать, это позволить мистеру Джильмору назначить близкій день для свадьбы. Вы, конечно, сами не желаете быть долго невстой. Этого надо избгать, если нтъ уважительныхъ причинъ откладывать. Надо пользоваться хорошею погодой, а не ждать осени. Назначьте какой-нибудь день въ август, или въ начал сентября. Я знаю что вы будете счастливе замужемъ чмъ теперь, и онъ будетъ счастливъ, что, мн кажется, тоже чего нибудь да стоитъ.

‘Мн здсь очень хорошо, а домой все-таки хочется. Сэръ-Грегори добрйшій человкъ въ своемъ род. Грегори Маррабель, къ сожалнію, кажется, очень плохъ. Онъ не похожъ на отца и переноситъ свою болзнь бодро, но вс домашніе, исключая отца, знаютъ что онъ очень боленъ. Онъ теперь никогда не сходитъ внизъ и живетъ на верху въ двухъ комнатахъ. Мы ходимъ навщать его каждый день, но онъ почти не въ состояніи говорить. Сэръ-Грегори мн ничего не говорилъ, но мистрисъ Броунло уврена, что если что случится съ Грегори Маррабель, Вальтера попросятъ выйти въ отставку и поселиться въ Донриппел въ качеств наслдника.

‘Я живу въ очень хорошихъ отношеніяхъ съ мистрисъ Броунло, но, конечно, мы не старые друзья. Юдиь Броунло милая двушка, но очень застнчива. Она никогда не говоритъ о себ и своею молчаливостью не вызываетъ на вопросы. Я не сомнваюсь что она будетъ женой Вальтера Маррабель. Теперь они, кажется, еще не сосватаны, иначе мистрисъ Броунло сказала бы мн, но по нкоторымъ разговорамъ я убдилась что это будетъ такъ. Онъ долженъ пріхать въ август, и когда мистрисъ Броунло говоритъ объ его прізд, видно что она ждетъ его. Я уврена что онъ былъ очень внимателенъ къ Юдии когда былъ здсь. Я думаю, онъ только ждалъ чтобы…. (Дописавъ до сихъ поръ, миссъ Маррабель хотла сказать что Вальтеръ не ршился сдлать предложеніе Юдии Броунло, потому что не хотлъ показаться неврнымъ своей первой любви, но что теперь онъ не будетъ стсняться, узнавъ что его первая невста дала слово другому. Но это было бы горькимъ упрекомъ Мери, и она дала концу своей угрозы другой смыслъ:) чтобы дла пришли сколько-нибудь въ порядокъ.

‘Бракъ этотъ будетъ къ лучшему. Она очень милая, тихая, благовоспитанная двушка, и такая любимица дяди что, если сынъ умретъ, главною его заботой въ жизни будетъ устройство ея будущности. Вальтеръ Маррабель, женившись на ней, будетъ жить въ Донриппел какъ въ своемъ собственномъ имньи. И въ самомъ дл, между нимъ и наслдствомъ стоитъ только его отецъ. Можно купить у полковника его часть, которую онъ ужь конечно давно получилъ съ излишкомъ, и тогда Вальтеръ будетъ обезпеченъ на всю жизнь. Разв это не къ лучшему?

‘Я возвращусь домой около 14го. Они просятъ меня погостить еще, но я и такъ уже давно не была дома. Мн кажется, люди посл извстныхъ лтъ совсмъ не должны узжать изъ дома, я прихожу въ дурное расположеніе духа потому что у меня нтъ стула на которомъ я привыкла сидть, а потомъ они не завариваютъ зеленаго чая, а я не хочу спросить потому что не знаю есть ли у нихъ въ дом зеленый чай. Мн не нравится быть съ больными, которымъ я, конечно, сочувствую, но къ которымъ я не могу относиться съ сильною любовью. Состарвшись, мы длаемся неспособны къ новымъ привязанностямъ и досадуемъ когда у насъ просятъ сожалнія. Способность жертвовать собой несчастію есть привилегія молодости, какъ и способность жертвовать собой любви.

‘Напишите поскорй, милая, и помните что лучшею новостью для меня будетъ извстіе о дн назначенномъ для вашей свадьбы. Не забывайте также что я и слышать не хочу чтобъ ваша свадьба была въ Булгамптон. Онъ долженъ пріхать въ Лорингъ. Я считаю лишнимъ говорить какъ я рада буду видть Фенвиковъ. Священникъ Джонъ пожелаетъ внчать васъ, но мистеръ Фенвикъ можетъ быть помощникомъ.

‘Любящая васъ тетка
‘Сарра Маррабель.’

Конечно не просьба тетки назначить близкій день для свадьбы заставила Мери ршиться попробовать сдвинуть вагонъ. Она возстала бы противъ такой просьбы, и еслибы въ письм не было ничего другаго, вроятно, отвтила бы что не только близкій, но никакой день не будетъ назначенъ. Но въ письм было увреніе что Вальтеръ Маррабель забылъ ее, намренъ жениться на Юдии Броунло, и слдовательно, вс мечты о любви и врности, о симпатіи и согласномъ біеніи двухъ сердецъ, и все тому подобное оказалось пустяками. Она выйдетъ за Гарри Джильмора, будетъ заботиться чтобъ у него были хорошіе обды, обратитъ вс свои мысли на фланелевыя юпки и уголь для булгамптонскихъ бдныхъ, и сойдетъ съ высокаго пьедестала который когда-то воздвигнула себ. Съ этого высокаго, но шаткаго пьедестала, которому поддержкой служатъ мечты и поэзія, она сойдетъ, но за то у ней останется низкій но крпкій подставокъ, которому долгъ служитъ единственной подпорой. Странно, конечно что такую перемну въ ея мысляхъ произвело письмо тетки. Она не позволяла себ надяться что Вальтеръ Маррабель можетъ быть для нея чмъ-нибудь съ того дня когда она добровольно освободила его отъ его слова заставила его принять это освобожденіе. Какое же ей дло и до женитьбы на другой двушк? Она сама дала слово другому прежде чмъ Вальтеръ далъ какое-нибудь доказательство своей неврности. Слдовательно, она не имла права сердиться на него. Но именно потому что онъ оказался невренъ, потому что онъ могъ сдлать то что она длала открыто, она убдила себя недли на дв что жертва принесенная ему будетъ безумною жертвой и даже пренебреженіемъ долга.

Въ это время, въ продолженіе этихъ двухъ недль, она получила прямо отъ лондонскаго ювелира великолпный уборъ изъ рубиновъ — серьги, брошь, браслеты и ожерелье. Эти рубины она видала прежде и знала что они принадлежали матери мистера Джильмора. Мистрисъ Фенвикъ сказала ему какъ-то что они отдланы такъ старомодно что ни одна женщина не наднетъ ихъ, и потомъ ожидала что онъ отдастъ передлать ихъ. Мери сказала что такихъ вещей она не можетъ взять, пока не сдлается мистрисъ Джильморъ. Мистрисъ Фенвикъ засмялась и замтила ей что она не понимаетъ романическаго великодушія своего жениха. Вещи явились въ домъ викарія не сопровождаемыя ни однимъ словомъ отъ мистера Джильмора и разсыпались въ своихъ красивыхъ футлярахъ по столу гостиной. Теперь или никогда Мери должна ршить исполнитъ ли она свое общаніе.

— Мери, сказала мистрисъ Фенвикъ,— вы должны сходить къ нему завтра и сказать ему какъ онъ благороденъ.

Мери подумала прежде чмъ отвтила. Она охотно на вки разсталась бы съ этими вещами. Но наконецъ она отвтила, и знала что своимъ отвтомъ отказывается отъ возможности освобожденія.

— Онъ благороденъ, сказала она,— я пойду и скажу ему это. Я пойду сейчасъ, если не поздно.

— Идите, идите. Вы наврное застанете его дома.

И мистрисъ Фенвикъ съ восторгомъ обняла и поцловала своего друга.

Мери надла шляпку и тотчасъ же пошла черезъ садъ и по полямъ въ Вязники. У самаго дома она встртила своего жениха. Онъ не видалъ ея пока не услыхалъ ея шаговъ, и тогда быстро повернулся къ ней, какъ бы испугавшись.

— Гарри, сказала она,— вещи получены. Но теперь они еще не мои. Зачмъ вы распорядились чтобъ ихъ прислали мн?

Въ ея словахъ ‘еще не мои’ было что-то такое отчего его сердце забилось отъ радости.

— Если они не ваши, то я не знаю кому же другому могутъ они принадлежать, сказалъ онъ, и глаза его блистали и голосъ дрожалъ отъ волненія.

— Вы заняты чмъ-нибудь? спросила она.

— Ршительно ничмъ.

— Такъ пойдемте, посмотримъ ихъ.

Они пошли, и онъ, безъ сомннія, былъ въ то время счастливымъ женихомъ. Въ продолженіе нсколькихъ минутъ, можетъ-быть цлаго часа, онъ позволялъ себ думать что ему суждено наслаждаться взаимною любовью, въ ожиданіи которой сердце его измучилось. Когда они шли, она распрашивала его объ его земл и умла придать такой тонъ своему голосу что, казалось, она считаетъ его интересы своими. Онъ остановилъ ее у калитки сада витарія и еще разъ повторилъ ей какъ онъ любитъ ее.

— Мери, сказалъ онъ, если любовь можетъ вызвать любовь, я надюсь что вы полюбите меня наконецъ.

— Я буду любить васъ, сказала она, крпче прижимая къ себ его руку. Но даже въ эту минуту она не могла заставить себя сказать: я люблю васъ.

LV. Церковная земля.

Нсколько времени тому назадъ было окончательно ршено что въ воскресенье 15го іюля мистеръ Пудельгамъ скажетъ первую проповдь въ своей новой часовн. Все начало лта спшили съ постройкой чтобъ окончить ее къ этому дню, и несмотря на то что внутренность еще не была совсмъ готова, несмотря на то что даже не успли очистить слдовъ каменьщиковъ и плотниковъ, что вокругъ часовни еще лежали кучи извести и щепокъ,— 15го іюля часовня была открыта. Не мало было употреблено стараній чтобы наполнить ее въ этотъ день. Салисберійскій строитель пришелъ со всмъ семействомъ, не смутившись тмъ что булгамптонскіе пудельгамисты были первоначальные методисты, а онъ строгій веслеянецъ. И многіе изъ прихода были приглашены постить часовню въ этотъ день ея торжества, даже такіе люди у которыхъ было съ ней еще мене общаго чмъ у салисберійскаго строителя. Во многихъ приходахъ найдутся люди которые считаютъ нужнымъ показать священнику что имъ нтъ до него никакого дла, хотя они и причисляютъ себя къ его паств. Потомъ интересъ новости и всмъ извстный фактъ что выборъ мста для часовни противенъ настоятелю и его семейству были также причинами привлекавшими народъ, и слдствіемъ всхъ этихъ причинъ было то что въ воскресенье 15го іюля толпа народа тснилась у воротъ церковной усадьбы. Ясно было что въ этотъ день часовня будетъ полна, и мистеръ Пудельгамъ будетъ торжествовать. Часовня, конечно, имла и колоколъ,— колоколъ, который мистрисъ Фенвикъ называла самымъ хриплымъ, рзкимъ, неблагозвучнымъ колоколомъ, повшеннымъ для терзанія человческихъ ушей. Въ самомъ, дл это былъ рзкій мдный колоколъ, но мистеръ Фенвикъ объявилъ что не находитъ въ немъ ршительно ничего дурнаго. Когда жена замтила ему что звукъ его выходитъ точно изъ кустовъ въ ихъ саду, онъ возразилъ ей что звукъ ихъ собственнаго колокола какъ будто выходитъ изъ нижней части сада, и что только отъ предубжденія одинъ колоколъ кажется ей благозвучнымъ а другой отвратительнымъ. Слова эти подали поводъ къ длинному спору о колоколахъ, въ которомъ мистрисъ Фенвикъ, Мери Лоутеръ и Гарри Джильморъ, вс были противъ Фенвика. Споря съ нимъ, они знали что ни одному человку въ приход звукъ колокола такъ не противенъ какъ ему. Вопреки всмъ своимъ стараніямъ, онъ въ глубин сердца ненавидлъ часовню, и чувства его къ Пудельгаму были совсмъ не такія чувства съ какими по христіанской религіи одинъ человкъ долженъ относиться къ другому. Но онъ боролся съ собой, и уже въ продолженіи нсколькихъ недль ни сказалъ ни одного слова противъ Пудельгама. Но съ маркизомъ онъ не церемонился. Маркизъ былъ кругомъ виноватъ, и противъ маркиза онъ говорилъ много.

Звонить въ то утро начали въ десятомъ часу. Фенвики сидли за завтракомъ. Окна въ комнат были отворены.

Когда раздался первый звукъ — первый въ тотъ, день, мистрисъ Фенвикъ взглянула на Мери, и зажала уши. Священникъ засмялся и началъ ходить по комнат.

— Во сколько часовъ они начнутъ, спросила Мери.

— Въ одиннадцать, отвчала мистрисъ Фенвикъ.— Теперь безъ четверти десять, слдовательно эта музыка будетъ продолжаться часъ съ четвертью.

— А мы между тмъ будемъ аккомпанировать имъ, сказалъ настоятель.

— Ихъ звонъ заглушитъ колокола нашей бдной старой церкви, сказала мистрисъ Фенвикъ.

Мистрисъ Фенвикъ имла обыкновеніе ходить на полчаса въ деревенскую школу до начала воскресной службы, и въ этотъ день вышла изъ дому, по обыкновенію, въ начал одиннадцатаго. Мери Лоутеръ пошла съ ней. Такъ какъ школа стояла въ деревн, и до нея можно было дойти гораздо скоре черезъ ворота чмъ обходя вокругъ церковной ограды, то об дамы смло прошли мимо часовни. Читатель, можетъ-быть, помнитъ что мистрисъ Фенвикъ общала мужу воздерживаться отъ проявленія ненависти къ часовн. Они прошли мимо толпы и увидали что, по обычаю первыхъ методистовъ въ ихъ восторженное время, богомольцы шли изъ деревни процессіей, которая въ ту минуту подходила къ часовн. Мистрисъ Фенвикъ посторонилась чтобы дать имъ дорогу, и дожидаясь пока они пройдутъ, сказала что колоколъ звонитъ точно онъ виситъ у ней подъ шляпкой. Прійдя въ школу, он замтили что многихъ дтей недостаетъ, и мистрисъ Фенвикъ знала что лнтяи пошли глазть на часовню. Т же дти которыя были въ школ, развлекаясь звономъ, не слушали съ должнымъ вниманіемъ молитву. Мистрисъ Фенвикъ признавалась потомъ что сама не понимала чему тогда учила.

Мистеръ Фенвикъ пошелъ къ себ въ кабинетъ, когда дамы ушли въ школу, и въ это утро, какъ и всегда по воскресеньямъ, ему принесли письма. На его имя было два письма. Онъ распечаталъ ихъ. Одно было отъ купца изъ Салисбери, другое отъ мистера Квикенгама. Прежде чмъ уйти, онъ прочелъ письмо Квикенгама и потомъ всми силами старался не думать о немъ, пока не окончится утреннее богослуженіе. Вотъ это письмо.

‘Помпъ-Коуртъ. 30го іюня 1868.

‘Дорогой Фенвикъ!

‘Я нашелъ, какъ и ожидадъ, что земля, на которой ваши непріятели выстроили свою синагогу, никогда не принадлежала лорду Тробриджу, и что онъ не иметъ на нее никакого права. Мсто это составляетъ часть церковной земли и, кажется, было оставлено нкіимъ священникомъ Бриндономъ, который былъ предшественникъ вашего предшественника. Нтъ ни малйшаго сомннія что это церковная земля, слдовательно вы обязаны охранять ее ради вашихъ преемниковъ и коллегіи.

‘Я съ большимъ трудомъ нашелъ поземельную книгу прихода, которую вы, считающій себя образцовымъ приходскимъ священникомъ, кажется, никогда не видали. Мн удалось однако найти два экземпляра, одинъ въ канцеляріи епископа, а другой въ коллегіи Сенъ-Джонсъ, что доказываетъ что коллегія, какъ покровительница, очень заботится объ интересахъ приходскаго священника. Но не такъ поступаетъ самъ священникъ, который, кажется, ужасный невжда въ такихъ вещахъ. Желалъ бы я знать много ли въ нашей церкви найдется приходскихъ священниковъ которые позволили бы какому-нибудь маркизу или методистскому священнику построить часовню на церковной земл.

‘Вашъ навсегда
‘Ричардъ Квикенгамъ.’

‘PS. Если бы вамъ надо было заплатить мн за мои хлопоты, вамъ пришлось бы положить весь вашъ пожизненный доходъ въ этотъ клочокъ земли. Прилагаю изъ поземельной книги чертежъ границъ церковной земли въ томъ мст гд стоятъ ваши ворота.’

Вотъ такъ новость! Ненавистная комбинація раскольничьяго и помщичьяго вліяній сдлала то что методистская часовня поставлена на земл которая составляетъ собственность приходскаго священника. Какой же я былъ оселъ, думалъ Фенвикъ, что не зналъ своихъ владній! Не смшно ли будетъ теперь предъявить свои права на землю, на которую я не обращалъ никакого вниманія съ тхъ поръ какъ поселился въ приход. Какъ обязанъ я поступить теперь? Мистеръ Квикенгамъ говоритъ не сомнваясь что, въ интересахъ коллегіи, покровительницы приходскаго священника, и будущихъ преемниковъ мста, надо предъявить свои права на землю. И возможно ли поступить иначе посл всхъ оскорбленій со стороны лорда Тробриджа? Размышляя такимъ образомъ и сокрушаясь что умъ его переполненъ такими мыслями предъ началомъ богослуженія, все еще слыша колоколъ часовни, заглушавшій звонъ скромной церковной колокольни, и сомнваясь какъ поступить, мистеръ Фенвикъ вошелъ въ церковь. Онъ замтилъ что половина бднйшей части его постоянныхъ слушателей и половина мелкихъ фермеровъ не явились, по случаю торжества мистера Пудельгама.

Въ тотъ день онъ не сказалъ никому о письм адвоката. Онъ всми силами старался не думать объ этомъ предмет. Но такъ какъ не думать было сверхъ его силъ, онъ постарался не говорить о немъ. Письмо лежало въ карман его сюртука, но онъ не показалъ его никому. Джильморъ обдалъ у нихъ, но даже ему онъ не сказалъ ни слова. За обдомъ разговоръ, конечно, обратился на часовню. Въ такой день невозможно было говорить о чемъ-нибудь другомъ. Когда они сидли за своимъ раннимъ обдомъ, колоколъ мистера Пудельгама все еще звонилъ, и въ звон слышалась такая энергія какой конечно не было бы еслибъ это занятіе обратилось въ еженедльное упражненіе.

Жена викарія, по договору съ мужемъ, обязана была не говорить ничего противъ часовни, и конечно, подъ этимъ договоромъ подразумвалось что она постарается и не ненавидть часовню. Послднее оказалось невозможнымъ, но отчасти она исполнила условіе. Не говорить же ничего противъ колокола, по ея мннію, не входило въ договоръ, и она бранила его съ ожесточеніемъ. Мужъ слушалъ ее не возражая, сидлъ безмолвный, съ письмомъ адвоката въ карман. Колоколъ повшенъ на его земл, и онъ можетъ хоть завтра же стащить его. Колоколъ повшенъ по желанію лорда Тробриджа и съ прямою цлью мучить его. Лордъ Тробриджъ своимъ поступкомъ осмялъ христіанскую обязанность любить ближняго. Фенвикъ сказалъ себ прямо что не намренъ прощать лорда Тробриджа, что жизнь сложившаяся въ этомъ мір не совмстна съ такимъ прощеніемъ, что онъ не желаетъ зла лорду Тробриджу, но долженъ наказать его, для того чтобы заставить его и ему подобныхъ умрить свою тиранію, что простить его было бы малодушіемъ и несправедливостью относительно прихода. Все это онъ уже ршилъ вопреки всмъ противорчившимъ ему доктринамъ. Человку пришлось бы ходить раздтымъ, еслибъ онъ обязанъ былъ отдать сюртукъ вору укравшему у него пальто, а ходить раздтымъ очевидно невозможно. Его достоинство приходскаго священника было бы унижено, еслибъ онъ простилъ обиды сдланныя ему лордомъ Тробриджемъ. Въ этомъ онъ былъ убжденъ. И теперь онъ можетъ повалить не только колоколъ, но съ колоколомъ и злонамреннаго лорда осмлившагося повсить его на церковной земл. Все это безъ конца переворачивалось въ его голов, между тмъ какъ онъ старался не думать объ этомъ въ воскресенье.

Въ понедльникъ ему надо было показать письмо жен, Джильмору и Мери Лоутеръ. Онъ не намренъ былъ скрывать его отъ своихъ друзей и совтниковъ, но ему хотлось окончательно ршить какъ надо поступить, прежде чмъ попросить у нихъ совта. Потому утромъ, до завтрака, онъ пошелъ пройтись по приходу, и въ это время окончательно ршилъ какъ поступить. Никакія соображенія не заставятъ его сломать часовню. Но ему необходимо восторжествовать надъ маркизомъ, и онъ восторжествуетъ. Часовня построена для добраго дла и будетъ исполнять свое назначеніе, и что бы ни стала говорить ему жена и другіе, онъ не позволитъ тронуть въ ней ни одного кирпича. Конечно, онъ самъ, какъ и маркизъ, не иметъ права отдать землю для какого бы то ни было дла. Онъ обязанъ заботиться чтобъ она не служила вредному длу. Онъ, можетъ-быть, уже погршилъ противъ своей обязанности не зная и не стараясь узнать точныхъ границъ церковной земли, которая отдана ему во владніе пока онъ занимаетъ свое мсто. Но какъ бы то ни было, часовня уже построена и будетъ стоять, пока это отъ него зависитъ. Если церковные старосты, или архидіаконъ, или коллегія, или епископъ, имютъ право вмшаться (онъ не зналъ имютъ ли они право вмшаться) и захотятъ воспользоваться своимъ правомъ и сломать часовню, онъ не можетъ помшать имъ. Но на сколько отъ него зависитъ, часовня останется не прикосновенна. Церковные старосты его церкви, вроятно, послдуютъ его совту. Принявъ окончательное ршеніе, онъ возвратился домой и показалъ письмо жен и Мери Лоутеръ.

— Церковная земля! воскликнула мистрисъ Фенвикъ.

— Вы полагаете что это часть вашей собственной земли? спросила Мери.

— Да, отвчалъ викарій.

— Такъ этотъ старый мошенникъ маркизъ распорядился тмъ что принадлежитъ намъ, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Онъ распорядился тмъ что не принадлежитъ ему, сказалъ викарій,— но я не согласенъ что онъ мошенникъ.

— Онъ долженъ былъ знать, сказала Мери.

— Я тоже, кажется, долженъ бы былъ знать. Все это самая странная ошибка. Не странно ли что здсь, въ Вильтшейр, со всми нашими планами, межами, приходскими книгами, ни одинъ человкъ изо всхъ до кого это касалось не зналъ кому принадлежитъ клочокъ земли въ центр прихода. Объ этомъ стоитъ написать газетную статью. Но не знаю которая изъ двухъ партій виновате, я говорю о невжеств которое мы выказали,

— Что же ты сдлаешь, Франкъ.

— Ничего.

— Ты ничего не сдлаешь, Франкъ?

— Я ничего не сдлаю, но я постараюсь дать понять маркизу настоящую цну его щедрости. Мн кажется, я долженъ взять на себя этотъ трудъ, и признаюсь, написать письмо маркизу не будетъ для меня непріятнымъ трудомъ.

— Ты не сломаешь ея, Франкъ?

— Нтъ, милая моя.

— Я въ недлю сломала бы ее.

— И я тоже, сказала Мери.— Мн кажется, ей не слдуетъ стоять на церковной земл.

— Конечно не слдуетъ, сказала мистрисъ Фенвикъ.

— Это все равно какъ еслибъ они поставили ее въ вашемъ саду.

— Конечно, все равно, согласилась мистрисъ Фенвикъ.

— Она однако не въ саду, а тамъ гд она построена она будетъ стоять на сколько это зависитъ отъ меня. Мн это даже нравится теперь, когда я знаю что я ихъ хозяинъ. Я намренъ потребовать себ скамью въ часовн.

Такъ ршилъ въ понедльникъ утромъ священникъ, и его ршенія не могли поколебать об женщины.

Это было дня черезъ два посл происшествія съ рубинами, когда къ Мери уже настойчиво приступили съ просьбой чтобъ она назначила день свадьбы. Такая настойчивость была, конечно, слдствіемъ успха мастера Джильмора въ тотъ день. Она тогда всми силами постаралась побдить свое и его уныніе, и попытка ея была очень удачна, и потому естественно что онъ опять поднялъ вопросъ о дн свадьбы. Согласившись быть его женой, она сдлала условіе чтобъ ее не торопили. Но всмъ извстно какъ соблюдаются такія условія. Кто можетъ ршить что значитъ торопить или не торопить? Они были помолвлены мсяцъ, и Джильморъ ршилъ что пора заговорить о свадьб. Сентябрь самый лучшій мсяцъ для свадьбы, говорилъ онъ. Сентябрь они проведутъ въ Швейцаріи, октябрь среди италіяискихъ озеръ, ноябрь во Флоренціи и Рим, и наконецъ, захавъ не надолго въ Неаполь, къ Рождеству будутъ дома. Такова была программа Джильмора, и онъ смотрлъ совсмъ другимъ человкомъ когда излагалъ ее. Онъ думалъ что довольно знаетъ характеръ двушки и былъ увренъ что она, хотя и не будетъ показывать ему страстной любви до поздки, но до возвращенія домой перемнитъ свои чувства къ нему. По крайней мр не онъ будетъ виноватъ, если она не перемнится. Мери сначала отказывалась назначить день свадьбы, говорила о будущемъ год, просила чтобъ ее не торопили, она продолжала бороться даже посл происшествія съ рубинами, но боролась противъ слишкомъ сильной и хорошо дисциплинованной оппозиціи и начала склоняться къ уступк.

Въ такой періодъ Джильморъ, конечно, бывалъ у Фенвиковъ каждый день. Онъ пришелъ и въ понедльникъ утромъ, и нашелъ, своихъ друзей занятыми неожиданною новостью отъ Квикенгама. Викарія не было дома, когда Джильмору разказали новость, и Джильморъ легко склонился къ убжденію что часовня должна исчезнуть. У него были помщичьи понятія о земл, и онъ былъ очень расположенъ остановить всякія посягательства на чужую собственность со стороны маркиза.

— Лордъ Тробриджъ долженъ сломать ее и выстроить на свой счетъ въ другомъ мст.

— Но Франкъ не хочетъ заставить маркиза сломать ее, сказала мистрисъ Фенвикъ, тронутая чуть не до слезъ трагичностью событія.

Тутъ вошелъ викарій и завязался горячій споръ. Споръ былъ такъ горячъ что въ тотъ день не было сказано ни слова о дн свадьбы.

LVI. Мщеніе викарія.

Никакое краснорчіе со стороны обихъ женщинъ и Джильмора не могло поколебать намреній Фенвика, но подъ конецъ онъ согласился създить въ Салисбери посовтоваться съ мистеромъ Чамберленомъ. Ему предлагали посовтоваться съ епископомъ, къ личности котораго онъ всегда относился съ любовью, а къ должности съ глубокимъ уваженіемъ, но онъ объяснилъ что въ такомъ дл онъ не прибгнетъ ко власти епископа.

— Но если вамъ нуженъ совтъ, оказалъ Джильморъ,— почему не попросить его у человка котораго вы уважаете?

Викарій объяснилъ что его уваженіе къ епископу такъ велико что совтъ епископа будетъ для него боле чмъ совтъ, онъ будетъ закономъ.

— Онъ хочетъ сказать что не пойдетъ къ епископу потому что ршилъ сдлать по-своему, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Вы теряете даромъ время и деньги на поздку въ Салисбери.

— А вдь она, кажется, права, сказалъ викарій.

Они однако похали въ Салисбери.

Достопочтенный Генри Фитцекерли Чамберленъ говорилъ обыкновенно краснорчиво, ясно, убдительно, но, можетъ бытъ, немного надменно. Онъ настаивалъ чтобы часовня была сломана немедленно, и чтобы расходы перенесенія ея на другое мсто были разложены на всхъ причастныхъ длу лицъ — на мистера Пудельгама, на строителя, на повренныхъ методистовъ, старйшинъ конгрегаціи — ‘если у нихъ есть старйшины’, прибавилъ мистеръ Чамберленъ съ восхитительною іроніей,— на маркиза и на повренныхъ маркиза. Мистеръ Чамберленъ былъ краснорчивъ, повелителенъ, воодушевленъ. Когда же викарій замтилъ ему что часовня построена для добраго дла, краснорчіе мистера Чамберлена дошло до горячности.

— Булгамптонская церковная земля вврена вамъ, мистеръ Фенвикъ, сказалъ онъ,— не для того чтобъ вы награждали ею раскольниковъ.

— Церковный домъ ввренъ мн тоже не для того чтобы читать въ немъ романы, однако романы тамъ читаются.

— Домъ данъ вамъ для вашего личнаго удобства, сказалъ пребендарій.

— Для того же самаго дана мн и земля. Я не буду спокоенъ если заставлю бдняковъ сломать ихъ храмъ.

Былъ еще другой аргументъ противъ викарія, очень сильный. Церковная земля только вврена ему, и онъ обязанъ пользоваться ею такъ чтобъ она перешла къ его преемнику свободною и неистощенною. ‘Вы не имете права передать другому обязанность разрушить зданіе, постройк котораго вы должны были бы помшать.’ На этотъ аргументъ трудне было отвтить чмъ за первый, но мистеръ Фенвикъ и на него отвтилъ.

— Я все это понимаю, сказалъ онъ,— и знаю что обязавъ взять на себя перенесеніе часовни. Но то за что я могу заплатить не тяготитъ мою совсть. Я не сомнваюсь что имю право отдать въ аренду то мсто, хотя, конечно, не подъ зданіе.

— Однако на немъ стоитъ зданіе, замтилъ мистеръ Чамберленъ.

— Дйствительно, стоитъ, и я не спорю что обязавъ на свой счетъ освободить отъ него землю. Но я не вижу чтобъ я былъ обязанъ сломать часовню немедленно.

Мистеръ Чамберленъ началъ снова доказывать, но ему не удалось переубдить викарія.

Викарій не былъ переубжденъ, но манеры его, когда онъ уходилъ отъ пребендарія, внушили духовному сановнику и сквайру подозрніе что убжденія его поколебались. Ои очень любезно поблагодарилъ мистера Чамберлена за совты, и сказалъ что въ аргументахъ его много правды.

— Я не сомнваюсь что вы сами поймете необходимость освободить землю отъ часовни, сказалъ мистеръ Чамберленъ тмъ торжественнымъ тономъ которымъ онъ такъ хорошо владлъ. Это были его послднія слова.

— Ну что? спросилъ Джильморъ когда они вышли.

— Очень щекотливое дло, (казалъ Фенвикъ.

— Мн не совсмъ нравится тонъ дяди, мн никогда не нравился его тонъ, но онъ, кажется, правъ.

— Да, онъ, можетъ-быть, правъ.

— Такъ ее сломаютъ, Франкъ?

— Конечно, когда-нибудь сломаютъ. Я увренъ только за одномъ, Гарри, что, когда мы сомнваемся въ своемъ долг мы никогда не ошибемся отказавшись отъ того что было бы пріятно вашему недоброжелательству. Вамъ я признаюсь, но только не говорите этого женщинамъ, что на мои глаза булгамптонская синагога самое гадкое, отвратительное, непріятное зданіе во всемъ мір.

— Я того же мннія, сказалъ Джильморъ.

— И потому не трону въ ней ни одного кирпича. Это будетъ моею власяницей, моимъ постомъ, моей жертвой, моимъ маленькимъ подвигомъ. Это дастъ мн возможность наслаждаться всми благами міра которыя достаются на мою долю, не упрекая себя въ излишнемъ себялюбіи. Ни одному методисту часовня не сдлаетъ столько добра какъ мн.

— Мн кажется, васъ могутъ заставить сломать ее.

— Тогда необходимость сломать ее будетъ моею власяницей. Они воротились въ Булгамптонъ, и Джильморъ разказалъ дамамъ о свиданіи, и о власяниц, и обо воемъ.

Мистеръ Фенвикъ, надвая власяницу, не считалъ нужнымъ воздержаться отъ письма къ маркизу Тробриджу. Онъ написалъ ему въ тотъ же день какъ воротился изъ Салисбери. Зимой онъ написалъ маркизу возражая противъ постройки часовни возл воротъ церковной усадьбы. Теперь онъ вынулъ копію съ того письма и отвтъ на него агента маркиза, въ которомъ говорилось что маркизъ считаетъ выбранное мсто самымъ удобнымъ для часовни. Викарію очень не хотлось разстроить часовню, когда она была уже окончена, но ему хотлось разстроить маркиза. Устраивая себ власяницу которую намренъ былъ носить, онъ не вплелъ въ нее снисхожденія къ маркизу. Маркиза надо наказать для блага общества вообще. За неуваженіе къ чужой собственности онъ прощалъ маркиза съ христіанской точки зрнія, но считалъ своимъ долгомъ раздавить его какъ зловредное наскомое жестоко кусающее людей, чему извиненіемъ можетъ служить только безсознательность его жестокости. И онъ раздавилъ его слдующимъ письмомъ.

‘Булгамптонъ, 18го іюля 1868.

‘Милордъ маркизъ!

‘3го января ныншняго года я взялъ на себя смлость написать вамъ, съ цлью спасти себя и мое семейство отъ оскорбленія, а васъ отъ позора нанести мн это оскорбленіе. Я говорилъ вамъ тогда что приличне было бы выбрать Для часовни какое-нибудь другое мсто въ приход, а не маленькое мстечко противъ воротъ моей усадьбы которое я всегда считалъ, какъ я объяснялъ вамъ, принадлежащимъ къ церковной усадьб. Я даже не думалъ спрашивать о правахъ вашего сіятельства на отданную землю, но обращался къ вашему благородству. Признаюсь, я считалъ несомнннымъ что даже ваше сіятельство въ такомъ серіозномъ дл озаботились имть право на своей сторон. Въ отвтъ на это я получилъ письмо отъ вашего повреннаго, на которое, какъ на письмо написанное имъ, я не жалуюсь, но которое, какъ отвтъ на мое письмо къ вашему сіятельству, было дерзостью. Часовня выстроилась и въ послднее воскресенье открыта для богослуженія.

‘Я теперь узналъ что земля которую вы отдали не принадлежитъ вашему сіятельству и никогда не принадлежала къ приходскимъ владніямъ Стоутъ. Она была и есть теперь церковная земля, и составляетъ часть моихъ владній калъ викарія. Я сознаюсь что поступилъ нерадиво положившись на васъ что вы знаете свои владнія и не перейдете за нихъ. Я долженъ былъ узнать поврне. Теперь я знаю врно, и ваше сіятельство можете убдиться сами въ правд мою словъ, обратившись къ планамъ церковной земли которые можете найти въ канцеляріи епископа, и въ коллегіи С. Джонсъ въ Оксфорд, если не можете убдиться въ томъ по планамъ вашихъ собственныхъ владній. Прилагаю рисунокъ въ которомъ означены точныя границы церковной земли около входа въ мою усадьбу. Дло въ томъ что часовня выстроена на церковной земл вслдствіе позволенія вашего сіятельства, позволенія незаконнаго и несправедливаго.

‘Часовня уже выстроена, и хотя очень жаль что она выстроена, но было бы еще боле жаль еслибы пришлось сломать ее. Я намренъ предложить методистамъ отдать имъ эту землю въ аренду, на то время пока я занимаю свое мсто. Аренда будетъ, конечно, сдана на такихъ условіяхъ что не повредитъ моему преемнику.

‘Я не могу окончить этого письма, не высказавъ вамъ моего мннія что, какъ ни поразительно невжество которое вы выказали въ отдач чужой земли, но оно ничто въ сравненіи со злобой которую вы выказали относительно священника вашего вроисповданія, служащаго въ приход большая часть котораго принадлежитъ вамъ, выбравъ мсто для часовни съ единственною цлью разрушить мой покой и покой моей жены.

‘Имю честь быть
‘Вашей свтлости покорнйшимъ слугой,
‘Франсисъ Фенвикъ.’

Окончивъ свое посланіе, Фенвикъ перечелъ его не разъ и радовался что оно будетъ непріятно маркизу. Его прямой цлью было сдлать непріятность маркизу, и онъ всми силами постарался достигнуть этой цли.

— Я готовъ бы раздавить его, сказалъ онъ Джильмору,— еслибы зналъ какъ это сдлать? Онъ сдлалъ мн то чего не проститъ ни одинъ человкъ. Онъ бранилъ меня, онъ клеветалъ на меня, и не потому чтобъ онъ въ самомъ дл считалъ меня виноватымъ, но потому что онъ ненавидитъ меня. Пусть часовня стоитъ, пока это онъ меня зависитъ, но что касается до его свтлости, я презиралъ бы себя еслибы пощадилъ его.

И онъ не пощадилъ его сіятельства.

Письмо онъ показалъ жен

— Не очень ли сильное слово злоба? замтила она.

— Надюсь, сказалъ викарій.

— Я хочу сказать, не можешь ли ты смягчить его, не повредивъ своей цли.

— Я думаю что не могу. Я убжденъ что обвиненіе справедливо. Я стараюсь жить среди своихъ ближнихъ такъ чтобы не безчестить ни тебя, ни себя. Онъ осмлился открыто обвинять меня въ величайшей безнравственности и лицемріи, тогда какъ я только исполнялъ свою обязанность, по моему крайнему разумнію. Я убжденъ что, обвиняя меня, онъ самъ не врилъ въ справедливость своихъ обвиненій. Во всякомъ случа ни одинъ человкъ не сметъ возводить на другаго такихъ обвиненій не имя ясныхъ доказательствъ.

— Но все это не иметъ ничего общаго съ клочкомъ земли, Франкъ, замтила жена.

— Все это одно и то же. Ему угодно было обращаться со мной какъ съ врагомъ, и онъ употребилъ все вліяніе своего богатства и общественнаго положенія чтобы повредить мн Теперь пришла моею очередь. Я не скажу ему ни одного слова которое не было бы справедливо. Онъ обвинялъ меня за моею спиной въ томъ чему самъ не вритъ, я же буду обвинять его прямо въ глаза въ томъ въ чемъ я убжденъ.

Письмо было послано и, прежде чмъ окончился день, къ викарію воротилось его хорошее расположеніе духа.

И прежде чмъ окончился день, новость разнеслась по всему приходу. Въ деревн былъ одинъ старикъ, башмачникъ, мистеръ Вольтъ, человкъ спокойный, безвредный, но диссидентъ и одинъ изъ старйшинъ и повренныхъ которымъ былъ порученъ сборъ денегъ на постройку часовни. Ему викарій разказалъ всю исторію, объявивъ вмст съ тмъ что, пока это зависитъ отъ него, мистеръ Пудельгамъ и конгрегація могутъ спокойно пользоваться своею часовней. Онъ сдлалъ это тотчасъ же по возвращеніи изъ Салисбери, прежде чмъ написалъ письмо маркизу. Мистеръ Вольтъ, конечно, въ тотъ же вечеръ навстилъ своего священника, а дло обсуждалось въ полномъ собраніи пудельгамистовъ. Въ конц засданія мистеръ Пудельгамъ высказалъ свое убжденіе что вся исторія выдумка, съ начала до конца. Онъ не врилъ въ ней ни одному слову. Маркизъ не такой человкъ чтобы могъ отдать то что не принадлежитъ ему. Кто-нибудь обманулъ викарія или викарій самъ обманулъ мистера Больта, или же викарій — что по мннію мистера Пудельгама было очень вроятно — помшался отъ досады, видя торжество новой часовни.

— Онъ былъ необыкновенно вжливъ, сказалъ мистеръ Вольтъ, который въ тотъ день былъ расположенъ къ викарію.

— Конечно, мистеръ Вольтъ, конечно, сказалъ мистеръ Пудельгамъ, который уже вполн оправился отъ своего первоначальнаго смущенія и довелъ себя до состоянія краснорчиваго восторга.— Я увренъ что онъ былъ вжливъ. Почему же ему не быть вжливымъ? Въ былое время, когда мы едва осмливались говорить о нашемъ желаніи имть храмъ гд бы мы могли прославлять нашего Бога, онъ былъ всегда вжливъ. Никто не скажетъ чтобъ я когда-нибудь обвинялъ мистера Фенвика въ невжливости. Но скажетъ ли кто-нибудь что онъ расположенъ къ нашему вроисповданію? Господа, мы должны заботиться о себ, и я объявляю вамъ что часовня принадлежитъ намъ. Увидите, что его запрещеніе не прогонитъ меня съ каедры. Церковная земля! Какъ бы не такъ! Какимъ это образомъ церковная земля попала на другую сторону дороги? И наконецъ, если ужъ дошло до этого, для чего ему имть церковную землю?

Все это было такъ убдительно что никто изъ собранія не возразилъ ни однимъ словомъ когда мистеръ Пудельгамъ кончилъ рчь.

Маркизъ былъ въ Лондон когда получилъ письмо. Маркизъ Тробриджъ не очень жаловалъ лондонскую жизнь, но каждый годъ, вынуждаемый обстоятельствами (обстоятельства эти были свтскіе обычаи, о которыхъ проповдовали его дочери), проводилъ май, іюнь и іюль въ своемъ фамильномъ дворц, въ Гросвеноръ-сквер. Кром того маркизъ, никогда не открывавшій рта въ палат лордовъ, считалъ своею обязанностью поддерживать главу партіи своимъ личнымъ присутствіемъ. Нашъ викарій, зная это, адресовалъ письмо въ Лондонъ, такъ что оно достигло назначенія безъ потери времени. Лордъ Тробриджъ уже зналъ почеркъ своего врага и, распечатывая письмо, думалъ, не лучше ли отослать его назадъ не распечатаннымъ. Онъ унизитъ свое достоинство переписываясь или читая письма человка который, по всей вроятности, наговоритъ ему дерзостей. Думая это, онъ распечаталъ письмо. Гнва, который овладлъ имъ когда онъ прочелъ письмо, не возьмется описать ни одинъ писатель скромнаго прозаическаго разказа. ‘Позоръ’, ‘дерзость’, ‘невжество’, ‘злоба’, вотъ какими словами осыпалъ его этотъ зловредный, гнусный, негодный священникъ. Что же касается до смысла письма, онъ не вдругъ понялъ его. Когда же началъ понимать его, онъ не поврилъ ему. Его умственныя способности работали медленно, но гнвъ работалъ быстро. Но наконецъ онъ началъ спрашивать себя, дйствительно ли обвиненіе противъ него основано на правд. Когда толковалось объ отдач мста подъ часовню, никому и въ голову не пришло что оно принадлежитъ къ церковной земл. Явилось минутное подозрніе что оно приходская земля, но никто не ожидалъ что кто-нибудь другой можетъ предъявить на нее свое право. Всмъ было извстно что Булгамптомская деревня принадлежитъ маркизу. Конечно, есть и церковная земля, но кто могъ думать что заброшенный клочокъ земли по другую сторону дороги отъ церковной усадьбы есть церковная земля? Маркизъ и теперь этому не врилъ. Это какая-нибудь подлость, вымышленная язвительнымъ мозгомъ нечестиваго священника, гнуснйшая изъ всхъ его подлостей. Маркизъ не врилъ, но ходилъ все утро взадъ и впередъ по комнат, думая о письм. Конечно, надо будетъ сказать Сентъ-Джорджу. Выраженія письма такъ гадки что теперь сынъ, вроятно, сойдется съ нимъ въ негодованіи на Фенвика. Нельзя ли какъ-нибудь наказать Фенвика? Преслдованія за анонимныя письма, за угрожающія письма, за просительныя письма, приходили ему на память. Онъ зналъ что авторы дерзкихъ писемъ къ царствующимъ особамъ строго наказываются. Онъ зналъ что можно преслдовать за ругательное письмо, но только въ томъ случа если оно явилось въ печати, что въ письмахъ бываютъ заговоры. Но онъ не зналъ къ которой изъ этихъ категорій причислить свое письмо. Онъ понималъ что онъ не царствующая особа, что викарій не угрожалъ ему и ничего не просилъ у него. Что если Сентъ-Джорджъ опять скажетъ что викарій правъ! Онъ переворачивалъ все это въ голов цлый день, и наконецъ, поздно вечеромъ, слъ въ карету и отправился къ гт. Бусби, фамильнымъ адвокатамъ.

LVII. Надо полить воду масломъ.

Господа Бусби въ Линкольнсъ-Инн уже много лтъ была адвокатами фамиліи Стоутъ и знали фамильныя владнія лучше чмъ кто-либо изъ самихъ Стоутъ. У нихъ не спросили совта, когда отдали землю подъ часовню, и не поручали имъ составить документъ объ отдач. Все дло было сдлано неправильно. Земля была только общана, но не отдана вполн, а пудельгамисты, въ своей поспшности, выстроили часовню понадявшись на общаніе. Маркизъ, когда гнвъ его на мистера Фенвика немного успокоился, отправился къ господамъ Бусби и долженъ былъ объяснить вс обстоятельства дла старшему изъ адвокатовъ прежде чмъ могъ показать гнусное посланіе священника. Старый мистеръ Бусби былъ однихъ лтъ съ маркизомъ и въ своемъ род такъ же важенъ. Во между ними была та разница что старый адвокатъ былъ умный старикъ, а старый маркизъ былъ глупый старикъ. Мистеръ Бусби покачивалъ головой, слушая разказъ маркиза. Разказъ былъ нсколько запутанъ, и адвокатъ сначала могъ только понять что на земл его кліента выстроена диссидентская часовня.

— Надо будетъ дать имъ документъ на право владнія.

— Но приходскій священникъ говоритъ что она принадлежитъ ему, сказалъ маркизъ.

— Онъ говоритъ что часовня принадлежитъ ему, милордъ?

— Онъ вредный, ужасный человкъ, мистеръ Бусби. Я привезъ его письмо.

Мистеръ Бусби протянулъ руку чтобы взять письмо. Отъ каждаго кліента онъ предпочелъ бы документъ словесному объясненію, а отъ его свтлости въ особенности.

— Вы должны знать что онъ совсмъ не похожъ на священника, продолжалъ маркизъ.— Я питаю глубокое уваженіе къ церкви, и всегда радъ видть духовенство у себя въ дом. Но этотъ Фенвикъ задорный, сварливый человкъ. Говорятъ, онъ неврующій и содержитъ… Согласитесь, что ужь хуже этого трудно представить себ что-нибудь.

— Еще бы, сказалъ адвокатъ, дожидаясь письма съ протянутою рукой.

— Онъ постоянно старался оскорблять меня. Вы слышали что одинъ изъ моихъ арендаторовъ былъ убитъ? Его убилъ одинъ молодой человкъ, котораго этотъ священникъ прикрываетъ, потому что онъ братъ одной…. одной молодой женщины.

— Это очень дурно съ его стороны, милордъ.

— Это очень дурно. Ему все извстно объ убійств. Я убжденъ что онъ все знаетъ. Онъ поручился за молодаго человка. Онъ былъ съ нимъ прежде въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ. Что же касается до его сестры, то это врно. Они живутъ на земл одного господина, который владетъ небольшою собственностью въ приход.

— Мистеръ Джильморъ, милордъ?

— Именно. Этотъ Фенвикъ совсмъ опуталъ мистера Джильмора. Вы не можете представить себ что тамъ длается. И вотъ теперь онъ написалъ мн это письмо. Я знаю теперь его почеркъ, и если онъ напишетъ мн еще разъ, я отошлю назадъ его письмо, не распечатывая.

Маркизъ замолчалъ, и адвокатъ тотчасъ же погрузился въ письмо.

— Оно написано съ намреніемъ наговорить дерзостей, сказалъ адвокатъ.

— Дерзкое, оскорбительное, непристойное письмо. А епископъ стоитъ за такого человка.

— Но если онъ правъ въ томъ что говоритъ о земл, милордъ, то это дло очень непріятное.

Адвокатъ разсматривалъ чертежъ, приложенный къ письму.

— Онъ говоритъ что это списано съ приходской книги, милордъ.

— Я ему не врю, сказалъ маркизъ.

— Вы смотрли планы вашихъ владній, милордъ?

— Нтъ, не смотрлъ, но Пакеръ не сомнвался. Никто не знаетъ такъ хорошо Булгамптона какъ Пакеръ, а Пакеръ говорилъ….

Не дослушавъ маркиза, адвокатъ всталъ и, извинившись, ушелъ въ другую комнату къ помощнику и ждалъ тамъ пока помощникъ сходилъ въ подвальный этажъ въ окованную желзомъ комнату и принесъ оттуда большой ящикъ. Порывшись въ ящик, мистеръ Бусби досталъ тяжелую кипу пергамента и большой планъ Булгамптонскаго помстья. Потомъ онъ сходилъ въ другую комнату и поговорилъ со своимъ товарищемъ.

— Боюсь что священникъ правъ, сказалъ онъ, возвратившись къ маркизу.

— Правъ!

— Правъ въ томъ что онъ говоритъ о земл. это церковная земля, и здсь она обозначена очень ясно. Слдовало обратиться къ намъ, милордъ, право слдовало. Пакеръ и подобные ему люди ничего не знаютъ. Надо имть всегда документныя доказательства.

— Такъ это церковная земля?

— Безъ сомннія, милордъ.

Тогда маркизъ понялъ что врагъ его одержалъ надъ нимъ побду. Онъ склонилъ свою старую голову на сложенныя руки и заплакалъ. Слезы, можетъ-быть, не текли по его щекамъ, но онъ плакалъ внутренними слезами,— слезами ненависти, раскаянія и сожалнія. Врагъ его избилъ его, а онъ не могъ отплатить ему хоть однимъ ударомъ. Онъ долженъ покориться, возвратить клочокъ земли и построить гадкимъ методистамъ часовню гд-нибудь въ другомъ мст, въ своихъ собственныхъ владніяхъ. Въ этомъ онъ не сомнвался. Еслибы можно было избавиться отъ срама, онъ готовъ бы былъ построить имъ на свой счетъ хоть десять часовенъ. Но перенесеніе часвни будетъ незаслуженнымъ торжествомъ для человка, котораго онъ считалъ негодяемъ. Викарій обвинялъ маркиза въ томъ что маркизъ распускаетъ о немъ сплетни въ которыя самъ не вритъ, но маркизъ врилъ всему что говорилъ о Фенвик. Теперь же не было такой подлости къ которой маркизъ не считалъ бы его способнымъ. Ему даже пришла мысль, обратившаяся почти въ убжденіе, что Фенвикъ самъ принималъ участіе въ убійств Тромбула. Чего нельзя ожидать отъ священника который съ наслажденіемъ оскорбляетъ и унижаеть помщика своего прихода. Одинъ тотъ фактъ что приходскій священникъ шелъ противъ помщика доказывалъ маркизу что этотъ священникъ злодй, дрянь, негодяй, вредный радикалъ и все чмъ священнику не слдуетъ быть. Викарій ошибался думая что маркизъ сознательно клеветалъ на него. Маркизъ всему врилъ.

— Что же мн длать? спросилъ маркизъ.

— Что касается до часовни, милордъ, то викарій, какъ онъ ни гадокъ, не хочетъ ломать ее.

— Но ее надо сломать, сказалъ маркизъ, вставъ со стула.— О она будетъ сломана. Вы думаете что я оставлю ее на томъ мст гд она построена по моей ошибк? Ни одного дня! Ни одного часа! Я вамъ вотъ что скажу, мистеръ Бусби: негодяй зналъ это съ самаго начала, зналъ такъ же хорошо какъ вы теперь знаете, но онъ ждалъ чтобъ ее выстроили прежде чмъ сказать мн. Я вижу все это такъ же ясно какъ носъ на вашемъ лад, мистеръ Бусби.

Адвокатъ придумывалъ какъ бы разъяснить своему сердитому кліенту что онъ не иметъ никакого права сломать часовню, что если викарій и методисты согласятся между собой, часовня будетъ стоять вопреки маркизу, если только церковныя власти не заставятъ викарія освободить отъ нея землю, когда вошелъ помощникъ и шепнулъ что-то на ухо адвокату.

— Милордъ, сказалъ мистеръ Бусби,— лордъ Сентъ-Джорджъ пріхалъ. Принять его?

Въ ту минуту маркизу не хотлось видть сына, но лордъ Сентъ-Джорджъ былъ, конечно, принятъ. Встрча у адвоката была для обоихъ неожиданная, сынъ и отецъ были одинаково удивлены. Но такъ сильны были гнвъ, замшательство и вообще душевное разстройство маркиза что онъ не сдлалъ никакого вопроса. Лордъ Сентъ-Джорджъ долженъ узнать о случившемся, и не было причины не сказать ему тотчасъ же.

— Мсто на которомъ выстроена часовня оказалась церковною землей, оказалъ маркизъ. Лордъ Сентъ-Джорджъ свистнулъ.— Фенвикъ, конечно, зналъ это съ самаго начала.

— Не думаю, сказалъ сынъ.

— Прочти его письмо. Мистеръ Бусби, будьте такъ добры, дайте лорду Сентъ-Джоржу его письмо. Ты никогда не читалъ такого произведенія. Дерзкій негодяй. Онъ, конечно, зналъ это съ самаго начала.

Лордъ Сентъ-Джорджъ прочелъ письмо.

— Негодяй ли онъ или нтъ, но онъ очень дерзокъ.

— Дерзокъ — слишкомъ мало для него.

— Его, можетъ-быть, вывели изъ терпнія, милордъ.

— Только не я, Сентъ-Джорджъ, не я. Я ему ничего не сдлалъ. А часовню надо, конечно, перенести на другое мсто.

— Не подождатъ ли немного, замтилъ мистеръ Бусби.— Черезъ мсяцъ или два вс намного успокоятся.

— Ни одного часа, сказалъ маркизъ.

Лордъ Сентъ-Джорджъ, съ письмомъ въ рукахъ, ходилъ задумавшись по комнат

— Дло въ томъ, сказалъ онъ наконецъ,— что мы сдлай ошибку и теперь должны постараться выпутаться изъ нея. Отецъ, кажется, немного ошибается насчетъ характера смщенника.

— Сентъ-Джорджъ! Разв ты не читалъ его письма? Разв такое письмо прилично отъ духовнаго лица англійской церкви и къ кому же? (Маркизъ хотлъ сказать къ лорду Тробриджу, но не осмлился выразиться такъ при сын) къ помщику прихода!

— Красная кирпичная часовая противъ вашихъ палатъ была бы не совсмъ пріятна, не правда ли?

— У него еще нтъ палатъ, сказалъ маркизъ.

— Такъ намъ понадобилось построить ему часовню. Предоставьте мн это дло. Я повидаюсь съ нимъ и съ методистскимъ священникомъ и постараюсь полить воду масломъ.

— Я не хочу никого умасливать.

— Лордъ Сентъ-Джорджъ правъ, милордъ, сказалъ адвокатъ.— Это такое дло на которое мы должны политъ немного масла. Мы сдлали ошибку, но сдлавъ ошибку, надо всегда поливать воду масломъ. Я увренъ что лордъ Сентъ-Джорджъ суметъ выпутаться.

Отецъ и сынъ вышли вмст и, прежде чмъ они дохали до парламента, лордъ Сентъ-Джоржъ убдилъ отца предоставитъ ему дло о булгамптонской часовн

— Что же касается до письма, оказалъ Сентъ-Джоржъ,— не не думайте о немъ.

— Я и не намренъ думать о немъ, гордо возразилъ маркизъ.

LVIII. Мечты Юдии Броунло.

— Милая моя, сядь, я хочу поговоритъ съ тобой. Ты знаешь какъ мн хочется чтобы ты вышла замужъ.

Съ этими словами обратился въ Донриппель къ Юдии Броунло дядя сэръ-Грегори, однажды утромъ, въ іюл когда она прислуживала ему за завтракомъ. Завтракъ его состоялъ всегда изъ чашки шоколата, свареннаго особеннымъ образомъ, и Юдиь всегда стояла возл его постели, когда онъ пилъ его. Она никогда не садилась, потому что, еслибы сла, то совсмъ скрылась бы въ большомъ кресл стоявшемъ возл постели. Но теперь ее приглашали ссть, и она сама рада была скрыться, но она не сла. Надо было взять пустую чашку изъ рукъ дяди, а когда прошла первая минута изумленія, она подумала что не слдуетъ прятаться. Она взяла чашку, поставила на столъ и воротилась къ постели, не сказавъ ни слова въ отвтъ на слова дяди.

— Мн очень хочется видть тебя замужемъ, сказалъ сэръ-Грегори самымъ нжнымъ тономъ.

— Вамъ хочется отдлаться отъ меня, дядя?

— Нисколько, моя милая, этого-то именно мн и не хочется. Ты, конечно, выйдешь за кого-нибудь замужъ?

— Не знаю, за кого я могу выйти, дядя.

— Отчего же? Ты, конечно, думала объ этомъ?

— Только вообще, дядя.

Сэръ-Грегори Маррабель не былъ умнымъ человкомъ, но глупость его совсмъ не была похожа на глупость лорда Тробриджа, она не вредила такъ сильно ни ему самому, ни другимъ, была гораздо невинне и не исключала нкоторыхъ умственныхъ дарованій. Лордъ Тробриджъ, надо сказать прямо, былъ вполн глупъ. Онъ былъ такъ глупъ что даже не подозрвалъ о своей глупости. Но сэръ-Грегори не доврялъ себ ни въ чемъ, считалъ себя жалкимъ существомъ, готовымъ уступить ребенку во всякомъ литературномъ вопрос и не имлъ своего мннія ни объ одномъ предмет не входившемъ въ предлы его владній, но и въ этихъ предлахъ то мнніе было очень уступчиво. Онъ, однако, много читалъ, много знаній скрывалось гд-то въ его памяти, и онъ понималъ по крайней мр какою маленькою мухой былъ онъ на земномъ шар. Но, къ сожалнію, вмшавшись во что-нибудь, онъ всегда портилъ дло. Онъ уже говорилъ о Вальтер со своею невсткой, матерью Юдии, съ сыномъ и съ миссъ Маррабель, своею родственницей. Но съ самою Юдиью Броунло онъ еще не говорилъ о немъ, а такъ какъ капитанъ Маррабель самъ еще ничего не говорилъ ей, то, можетъ-быть, сэръ-Грегори не мшало бы придержать языкъ. Посл послдняго отвта Юдии онъ помолчалъ немного и опять возвратился къ своему предмету самымъ неумстнымъ вопросомъ:

— Какъ теб нравится Вальтеръ?

— Капитанъ Маррабель?

— Да, капитанъ Маррабель.

— Онъ мн нравится, дядя, отчасти.

— Мн ничто не было бы такъ пріятно, какъ еслибы ты сдлалась его женой. Ты знаешь что Донриппель со временемъ будетъ принадлежать ему.

— Если Грегори не женится.

Юдиь не знала хорошо ли сдлала сказавъ это. Она сама понимала что кузенъ Грегори никогда не женится, что онъ неизлчимый больной, человкъ отжившій, преждевременно состарившійся, и что онъ стоитъ уже одною ногой въ могил. Но ей казалось, что не напомнивъ о немъ, она показала бы что считаетъ его уже погибшимъ.

— Грегори никогда не женится, Конечно, пока онъ живъ Донриппель принадлежитъ ему, но если Вальтеръ женится. Грегори устроитъ чтобъ отъ него Донриппель перешелъ прямо къ Вальтеру. Теб не понять всего этого, но это было бы отлично. Я былъ бы такъ счастливъ еслибы зналъ что ты всегда будешь жить въ Донриппел.

Юдиь поцловала старика и ушла, ничего не отвтивъ. Чрезъ десять дней Вальтеръ прідетъ опять въ Донриппель на нсколько дней, но и въ нсколько дней можно ршить дло. Юдиь слышала кое-что о Мери Лоутеръ, но не много. Одно время она подозрвала что Вальтеръ помолвленъ съ Мери Лоутеръ, но подозрніе оказалось ложнымъ. Къ ней самой Вальтеръ относился дружески, и онъ ей очень нравился. Они не были родственниками, но въ продолженіи нсколькихъ недль были поставлены въ такія отношенія и такъ много были вмст что очень сошлись. Его присутствіе въ Донриппел было ей очень пріятно, но она никогда не думала о немъ какъ о жених У ней было свое убжденіе что двушка не должна смотрть на мущину какъ на жениха, не получивъ отъ него значительнаго поощренія къ этому.

Сэръ-Грегори передалъ мистрисъ Броунло свой разговоръ съ Юдиью, и она сочла необходимымъ поговорить съ дочерью.

— Это было бы очень хорошо еслибъ устроилось, но дяд все же не слдовало говорить теб объ этомъ.

— Бда не велика, мама. Я не намрена жертвовать своимъ сердцемъ.

— Онъ очень хорошій молодой человкъ и совсмъ не похожъ на отца, хуже котораго нельзя найти человка.

— Онъ, кажется, былъ влюбленъ въ Мери Лоутеръ ныншнюю зиму?

— Не знаю, моя милая. Я такимъ разказамъ никогда не врю. Когда мн говорятъ что молодой человкъ женится на двушк, тогда только я врю что они влюблены другъ въ друга.

— Надо надяться что такъ и будетъ, мама.

— Но пока они не помолвлены, я ничему не врю. Мн кажется, ты можешь быть покойна что между ними ничего не было.

— Мн это все равно, мама.

— Нтъ, не все равно. Но довольно говорить объ этомъ. У тебя такъ много здраваго смысла что я уврена что ты не сдлаешь никакой глупости. Сэръ-Грегори лучше бы сдлалъ еслибы не говорилъ теб, но такъ какъ онъ уже сказалъ, то теб не мшаетъ знать что, еслибы ты вышла за Вальтера, это было бы очень пріятно по нкоторымъ семейнымъ соображеніямъ. Титулъ и состояніе должны со временемъ перейти къ Вальтеру, но для тебя сэръ-Грегори принесъ бы немедленно такія жертвы какихъ онъ не сдлаетъ для Вальтера.

Юдиь поняла все сказанное очень ясно и поняла бы по одному намеку. У ней не было своего состоянія, и дядя могъ дать ей очень мало. Да она не имла и права ожидать отъ него чего-нибудь. Она не была близкою родственницей никому изъ Маррабелей, хотя случай заставилъ ее жить постоянно въ Донриппел. Она была уже какъ бы Маррабель, и конечно, для нея хорошо было бы вполн сдлаться Маррабелью. Вальтеръ былъ замчательно красивъ, а со временемъ будетъ баронетомъ и владльцемъ помстья, которое, женившись на ней, онъ получитъ, можетъ-быть, раньше чмъ женившись на комъ-нибудь другомъ. Все это Юдиь понимала, но вмст съ тмъ она думала что двушка не должна отдавать своего сердца пока его у нея не попросятъ, а Вальтеръ Маррабель еще не далъ ей повода думать что намренъ просить у нея ея сердце. Тмъ не мене она начала безпокоиться насчетъ Мери Лоутеръ, и ей хотлось знать что было между ней и Вальтеромъ.

Четвертаго августа Вальтеръ пріхалъ въ Донрмппель и нашелъ домъ въ полномъ распоряженіи доктора. Дядя его и двоюродный братъ были оба очень больны. Докторъ на его вопросъ отвчалъ что мистеръ Маррабель очень опасенъ, но что болзнь сэръ-Грегори не что иное какъ его всегдашняя слабость, усилившаяся отъ безпокойства о сын.

— Вашъ дядя можетъ прожить еще лтъ десять, сказалъ докторъ,— но за мистера Маррабель я не ручаюсь.

Об дамы пожертвовали все свое время на ухаживаніе за больными. Мистрисъ Броунло ухаживала за племянникомъ, а Юдиь, по обыкновенію, за дядей. При такихъ обстоятельствахъ Юдиь Броунло и Вальтеръ Маррабель проводили много времени вдвоемъ, чему способствовало и общее желаніе чтобъ они сдлалась мужемъ и женой. Бдной Юдии казалось что вс ждутъ чтобъ она влюбилась въ Вальтера. Она подозрвала что и ему посовтовали влюбиться въ нее. Это, конечно, ставило ее въ очень затруднительное и непріятное положеніе, которое, впрочемъ, нсколько облегчалось общинъ положеніемъ длъ въ дом. Когда въ дом есть больной, женскій духъ преобладаетъ надъ мужскимъ. Если же болзнь внушаетъ серіозныя опасенія, то естественныя отношенія двухъ половъ совершенно измняются. Юдиь, не сознавая этого, боялась своего предполагаемаго жениха гораздо мене чмъ боялась бы его еслибы въ дом не надо было ходитъ на цыпочкахъ, не о чемъ было бы говоритъ шепотомъ и не было бы необходимости въ женской дятельности.

Однажды, дня черезъ четыре посл прізда, Вальтеръ сидлъ съ Юдиью въ саду между олеандрами. Онъ хотлъ было сначала ухать, увидавъ положеніе длъ въ дом, но сэръ-Грегори не пустилъ его. Сэръ-Грегори ненавидлъ военную службу и думалъ что Вальтеру не слдуетъ служить въ полку. Самъ онъ былъ слишкомъ слабъ и нершителенъ чтобы настоять на этомъ, но еслибы кто-нибудь устроилъ это за него, онъ съ удовольствіемъ назначилъ бы Вальтеру годовое содержаніе съ тмъ чтобъ онъ жилъ въ Донриппел, занимался помстьемъ и былъ ему вмсто сына. Но ничто не было еще ршено, ни о чемъ не переговорено, и капитанъ каждый день считалъ себя наканун отъзда въ Бирмингамъ. Мистрисъ Броунло не отходила отъ племянника, а Вальтеръ и Юдиь вышли въ садъ посл такого обда какіе подаются въ дом гд есть больные. Они очень сблизились, Юдиь уже почти ршила что Вальтеръ не намренъ влюбиться въ нее. Она же съ своей стороны ршила что не влюбится въ него пока онъ не влюбится въ нее. Но что она сдлаетъ если онъ влюбится, она еще не ршила. Она не была, вполн уврена. Онъ ей очень нравился, но она не была вполн уврена. Тмъ не мене она была очень расположена къ нему. Если можно сдлать пріятное друзьямъ, то надо это сдлать, сказала она себ.

Она вынесла ему чашку кофе. Онъ сидлъ на садовомъ стул и курилъ сигару. Они были другъ для друга Юдиь и Вальтеръ, какъ родные. И въ самомъ дл, почему имъ не быть родными въ остальную часть ихъ жизни?

— Отбросимъ капитана и миссъ, сказалъ онъ ей самъ.

Она охотно согласилась и безъ малйшаго колебанія начала звать его Вальтеромъ.

— Юдиь, сказалъ онъ ей теперь, взявъ у ней чашку,— слыхали вы когда-нибудь объ одной нашей родственник, Мери Лоутеръ?

— О, да, конечно. Она живетъ въ Лоринг съ тетушкой Саррой. Но тетушка Сарра мн не тетка, а Мери Лоутеръ мн не родственница.

— Это правда. Юдиь, я васъ такъ люблю что, кажется, могу открыть вамъ великую тайну моей жизни.

— Конечно можете. Я люблю тайны и особенно тайны людей которые меня любятъ.

Она сказала это твердымъ голосомъ и не обнаруживъ на лиц ни малйшаго безпокойства, но мечты ея уже разлетлись. Она отгадала тайну.

— Я былъ помолвленъ съ ней.

— И женитесь на ней?

— Мы разошлись, когда я думалъ что мн придется хать въ Индію. Это очень длинная и печальная исторія. Родной отецъ погубилъ меня. Я когда-нибудь разкажу вамъ все.

И онъ тутъ же разказалъ ей все пока сидлъ съ ней и курилъ сигару. Такія исторіи кажутся очень длинными, но разказываются очень скоро.

— Но теперь вы опять воротитесь къ ней? спросила Юдиь.

— Она не подождала меня.

— Что вы хотите сказать?

— Она, говорятъ, выходитъ замужъ за…. за одного мистера Джильмора.

— Уже!

— Онъ разъ двадцать длалъ ей предложеніе прежде чмъ мы сошлись съ ней. Она никогда не любила его и не любить теперь.

— Кто сказалъ вамъ что она выходитъ замужъ, капитанъ Маррабель?

Она безъ намренія не назвала его по имени и, спохватившись, готова была отдать что угодно чтобы только онъ не замтилъ этого.

— Дядя Джонъ.

— Вы должны сами спросить ее.

— Я и намренъ спросить ее. Но посл того какъ меня приняли здсь, я не могу сдлать этого, не сказавъ напередъ дяд. А пока Грегори такъ боленъ, объ этомъ не ловко говорить.

— Мн надо идти къ дяд, Вальтеръ. Я надюсь что она осталась врна вамъ, и надюсь что полюблю ее. Не врьте ничему кром того что она сама скажетъ вамъ.

Сказавъ это, Юдиь Броунло воротилась домой и тотчасъ же отложила свои мечты спокойно въ сторону. Матери она тогда ничего не сказала. Нтъ никакой необходимости говорить матери сейчасъ же, думала она.

LIX. Извстіе изъ Донриппеля.

Въ конц первой недли августа, въ булгамптонскій церковный домъ пришло извстіе, которое, не имя никакого значенія для Фенвиковъ, тмъ не мене имло непосредственное вліяніе на ихъ жизнь и покой. Викарій уже нсколько дней былъ въ отличномъ расположеніи духа, вслдствіе письма полученнаго имъ отъ лорда Сентъ-Джорджа. Разказъ объ ихъ дальнйшихъ сношеніяхъ мы отложимъ до слдующей главы, потому что другія происшествія требуютъ немедленно нашего вниманія.

Мистеръ Джильморъ, настаиваяя чтобы былъ назначенъ день свадьбы, почти достигъ своей цли. Мери Лоутеръ, поставленная въ безвыходное положеніе, не находила другой отговорки кром той что мистеръ Джильморъ общалъ не торопить ее. ‘Что это значитъ?’ сердито спросила мистрисъ Фенвикъ. ‘Вы говорите о человк который будетъ вашимъ мужимъ, какъ будто для васъ величайшее счастіе въ жизни быть подальше отъ него.’ Мери Лоутеръ не осмлилась оказать что это дйствительно было бы для нея величайшимъ счастіемъ въ жизни. Въ то время въ церковный домъ пришло извстіе о болзни Грегори Маррабель и о прізд Вальтера въ Донриппель. Извстіе пришло, конечно, отъ тетки Сарры изъ Лоринга, и было сообщено такимъ образомъ что сдлалось причиной молчанія Мери относительно дна свадьбы. Донриппельскіе Маррабели были ей дальніе родственники, она даже не помнила сэръ-Грегори и его сына. Но извстію она придала какое-то значеніе, которое, если разобрать хорошенько, относилось скоре къ Вальтеру чмъ къ двумъ больнымъ. Тетка Сарра высказала свое убжденіе что Грегори Маррабель умираетъ и прибавила,— положившись на извстный фактъ что Мери невста Джильмора и на предполагаемый фактъ что Вальтеръ женихъ Юдии Броунло,— что Вальтеръ, вроятно, останется въ Донриппел и вступитъ немедленно во владніе имніемъ. ‘Мн кажется, можно сказать наврное’, писала тетка, ‘что капитанъ Маррабель женится на Юдии Броунло.’ Мери была невста Джильмора, и тетушка Сарра не видла причины не передавать ей всхъ своихъ соображеній.

Джильморъ, гордый и счастливый въ періодъ рубиновъ, въ три дня впалъ опять въ мрачное уныніе. Онъ пересталъ говорить о своей свадьб съ Фенвиками, и даже съ самой Мери почти не говорилъ. Въ Вязникахъ производились улучшенія въ садахъ, и онъ доносилъ ей о ход работъ, и объявилъ что на дняхъ начнутъ работать надъ домомъ каменьщики и маляры. Онъ нсколько разъ просилъ ее навстить Вязники, и она была тамъ два раза посл того дня когда сходила туда добровольно и привела его съ собой посмотрть вещи. Но между ними было мало или совсмъ не было симпатіи. Мери не могла заставить себя интересоваться его домомъ и садами, хотя и повторяла себ что ей придется прожить тамъ остальную часть жизни.

Въ продолженіе трехъ дней она получила два письма отъ тетки изъ Лоринга, наполненныя подробностями о болзни сэръ-Грегори и его сына. Вальтеръ извщалъ о нихъ дядю священника, а мистрисъ Броунло извщала миссъ Маррабель. На слдующій день посл полученія послдняго изъ двухъ писемъ, Мари Лоутеръ получила письмо отъ самого Вальтера Маррабель. Грегори Маррабель умеръ, и вотъ письмо извстившее Мери о смерти единственнаго сына баронета.

‘ Донриппель, 12го августа 1868.

‘Дорогая Мери!

‘Вы, вроятно, не ожидали узнать новость которую я хочу сообщить вамъ прямо отъ себя, но мн кажется что по нкоторымъ причинамъ будетъ лучше если я напишу вамъ самъ. Мой двоюродный братъ, единственный сынъ сэръ-Грегори, скончался сегодня утромъ. Вы конечно знаете что онъ былъ уже давно боленъ. Сегодня кончились его страданія, и старый баронетъ теперь бездтенъ. Онъ тоже былъ боленъ и теперь еще не совсмъ выздоровлъ, но болзнь его не опасна. Онъ уже много лтъ постоянно хвораетъ. Смерть сына, конечно, подйствовала на него, потому что онъ былъ всегда хорошимъ отцомъ, но мн кажется, старики такъ привыкаютъ къ смерти что она не производитъ на нихъ такого впечатлнія какъ на насъ. Я видлъ его сегодня два раза посл того какъ ему сообщили новость, и хотя онъ говорилъ о сын съ невыразимымъ страданіемъ, но былъ способенъ говорить и о другомъ.

‘Я пишу вамъ самъ, вмсто того чтобы поручить это которой-нибудь изъ здшнихъ дамъ, преимущественно для того чтобы поговорить съ вами о себ. Мое положеніе совершенно измнилось съ тхъ поръ какъ мы разстались, потому что я считалъ необходимымъ хать служить въ Индію. Вы уже знаете что я оставилъ это намреніе и теперь хочу даже совсмъ оставить военную службу. Дядя желалъ этого съ тхъ поръ какъ я пріхалъ сюда въ первый разъ, а теперь онъ прямо предложилъ мн остаться навсегда въ Донриппел. Конечно, это означаетъ что я займу здсь положеніе наслдника. Между мной и наслдствомъ стоитъ мой отецъ, съ которымъ мн мене чмъ съ кмъ-либо другимъ хотлось бы имть сношенія по этому поводу. Но я увренъ что семейныя дла будутъ такъ устроены что я никогда не буду нуждаться.

‘Дорогая Мери, не знаю какъ и сказать вамъ что теперь вся моя будущность зависитъ отъ васъ. Я слышалъ что вы помолвлены съ мистеромъ Джильморомъ, но я не знаю правда ли это. Если вы сами скажете мн что намрены быть его женой, я не скажу боле ни слова. Но пока вы мн сами не скажете, я не хочу врить этому. Не думаю чтобы вы когда-нибудь могли полюбить его такъ какъ вы когда-то любили меня. И подумаешь, давно ли это было! Я знаю что не имю права жаловаться. Наша разлука была столько же моимъ дломъ, какъ и вашимъ. Но я не ршу ничего насчетъ своего будущаго прежде чмъ вы не скажете мн хотите вы или не хотите быть моею женой.

‘Я уду отсюда посл похоронъ назначенныхъ въ пятницу. Въ понедльникъ я отправлюсь въ Бирмингамъ. Сегодня воскресенье, и я надюсь получить отъ васъ отвтъ въ конц этой недли. Если вы позволите, я буду у васъ въ начал будущей недли. Если же вы скажете что мн не зачмъ прізжать къ вамъ, то мн будетъ все равно какъ ни устроить мое будущее.

‘Вашъ со всею любовью моего сердца
‘Вальтеръ Маррабель.’

Къ счастію для Мери, она была одна когда читала это письмо. Первымъ ея побужденіемъ, когда она прочла его, было вспомнить слова которыя она оказала Гарри Джильмору, когда такъ неохотно согласилась сдлаться его женой. ‘Еслибы Вальтеръ Маррабель имлъ возможность жениться на бдной двушк, я бы оставила васъ и пошла бы къ нему тотчасъ же.’ Она не забыла этихъ словъ. Она тогда заране приготовила ихъ, надясь оттолкнуть его этимъ отъ себя, избавиться отъ его домогательства, отъ совтовъ друзей и отъ своихъ сомнній. Но онъ принялъ ее вопреки этимъ словамъ. И вотъ теперь дло дошло до той возможности на которую она намекала. Какъ она ни бдна, а Вальтеръ можетъ жениться на ней. Она держала въ рукахъ письмо, гд онъ говорилъ что это возможно. Ея сердце принадлежало ему всецло теперь какъ и всегда: могла ли она отказать ему? Она сама сказала Джильмору что не можетъ еще разъ любить такъ какъ любила Вальтера. Ее убдили что для нея нтъ надежды сдлаться когда-нибудь женой Вальтера, и она разсталась съ нимъ. Разставшись съ нимъ, она убдила себя что можетъ быть женой Джильмора. Но вплоть до послдней минуты она не могла преодолть страха при мысли о такой будущности. Она постоянно думала что должна отказаться, даже тогда когда ее уврили что Вальтеръ женится на Юдии Броунло. Но это была ложь, неоспоримая ложь. Въ его сердц не было такого намренія. О, во сколько разъ она былъ благородне ея!

Однако, какъ она старалась поступать согласно съ долгомъ, думать о другихъ боле чмъ о себ, распоряжаться собой такъ чтобы принести кому-нибудь пользу! И вотъ до чего довели ее вс старанія! Теперь уже нтъ возможности выйти за Гарри Джильмора. Прежде она пыталась примириться съ этимъ бракомъ, но теперь и попытка невозможна. Иметъ ли она право отказать человку котораго любитъ, когда онъ говорить что все его счастіе зависитъ отъ нея? Теперь она поняла что при всемъ желаніи поступитъ честно, она поступила безчестно принявъ предложеніе Джильмора. Она поступила безчестно, несмотря на то что послдовала совтамъ всхъ своихъ друзей. По крайней мр теперь, думала она, надо поступитъ согласно съ долгомъ, еслибы только знать чего требуетъ долгъ. Что не слдуетъ выходить за Гарри Джильмора, даже думать выйти за него, когда сердце ея такъ поглощено полученнымъ письмомъ, въ этомъ она была вполн уврена. Что она оскорбила человка, и что такого оскорбленіе ничмъ не загладить, она тоже сознавала. Но оскорбленіе уже сдлано, и теперь его не уничтожишь, думала она. И притомъ разв она не сказала ему что готова воротиться къ Вальтеру, еслибы только Вальтеръ могъ взять ее.

Она медленно сошла внизъ предъ самымъ часомъ дтскаго обда, и нашла своего друга съ дтьми въ саду.

— Жанета, сказала она,— я получила письмо изъ Донриппеля.

Мистрисъ Фенвикъ взглянула на ея лицо и увидла что оно было грустно и озабочено.

— Что новаго, Мери?

— Грегори Маррабель умеръ въ воскресенье утромъ.

(Тогда былъ вторникъ.)

— Вы, я думаю, ожидали этого?

— Да, конечно, но не такъ скоро.

— А сэръ-Грегори?

— Ничего, ему лучше.

— Жаль мн бднаго старика лишившагося сына, сказала мистрисъ Фенвикъ.

Она была такъ умна что не могла не догадаться что грустный, торжественный видъ Мери не былъ слдствіемъ смерть дальняго, незнакомаго родственника, но она была также слишкомъ умна чтобы намекнуть на то что, по ея мннію, было причиной горя Мери. Мери, вроятно, думаетъ объ измнившемся положеніи своего родственника Вальтера, но чмъ ясне будетъ сказано теперь объ этомъ родственник, тмъ будетъ лучше. Но такъ какъ нельзя было тотчасъ же заговорить о чемъ-нибудь другомъ, то мистрисъ Фенвикъ постаралась по возможности, развлечь мысли своего друга.

— Наднете вы трауръ? спросила она.— Онъ вамъ дальній родственникъ, но о такимъ вещахъ у всякаго свои понятія

— Не знаю, оказала Мери разсянно.

— На вашемъ мст я посовтовалась бы съ мастеромъ Джильморомъ. Онъ иметъ право дать совтъ.

— Я надну трауръ, неожиданно сказала Мери, вспомнивъ какое положеніе Вальтеръ занимаетъ въ Донриппел. Слезы наступили на ея глаза, а она сама не знала о причин ихъ. Она пошла одна по саду и скрылась за кустами. Мистрисъ Фенвикъ проводила ее глазами, не совсмъ понимая что съ ней длается. Эти слезы не о дальнемъ родственник. И потомъ, въ продолженіи послднихъ недль Мери добровольно исполняла вс совты мистера Джильмора, какъ будто хотла послушаніемъ замнить любовь которую обязана была чувствовать къ нему. Теперь же она напрямикъ отказалась посовтоваться съ мистеромъ Джильморомъ.

Черезъ нсколько минутъ Мери воротилась и, проходя въ домъ, сказала что не придетъ завтракать.

Въ тотъ день въ дом викарія ожидали къ завтраку лорда Сентъ-Джорджа, о чемъ будетъ разказано въ слдующей глав.

LX. Лордъ Сентъ-Джорджъ очень ловокъ.

Лордъ Сентъ-Джорджъ началъ поливать воду масломъ, относительно неудачной булгамптонской часовни, дна черезъ два посл встрчи съ отцомъ у адвоката. Отецъ принужденъ былъ уступить и, какъ это всегда случалось по приговору судьбы, предоставить сыну дйствовать такъ какъ онъ сочтетъ за лучшее. Ужасная ошибка Пакера имла столь непріятныя послдствія что маркизъ не могъ не уступить. Въ тотъ день, прежде чмъ разстаться съ сыномъ съ Вестминстер, гд имъ надо было разойтись по различнымъ палатамъ, онъ усердно просилъ его чтобы масло было не слишкомъ жирно. Но сынъ не сдлалъ ни малйшей уступки.

— Онъ такой негодяй, доказывалъ маркизъ, говоря о своемъ непріятел.

— Я не вполн увренъ, милордъ, что вы можете судить какой онъ человкъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.— Вы его ненавидите, и онъ васъ, конечно, тоже ненавидитъ.

— Ужасно ненавидитъ, воскликнулъ маркизъ.

— Вы стараетесь по мр силъ вашихъ приносить пользу Булгамптонцамъ, не правда ли?

— Конечно стараюсь, Сентъ-Джорджъ, сказалъ маркизъ чуть не со слезами аи глазахъ.

— Я почти увренъ что онъ длаетъ то же самое.

— Но ты прими въ соображеніе его жизнь…. сказалъ маркизъ.

— Не всегда легко судить жизнь человка. Мы всегда судимъ жизнь людей и всегда ошибаемся. Епископъ считаетъ его хорошимъ человкомъ, а епископъ не такой человкъ чтобъ ему пришелся по вкусу развратный, неврующій, нерадивый священникъ, который по вашему мннію ведетъ открыто развратную жизнь. Я склоненъ думать что вы ошибаетесь.

Несчастный маркизъ сердито заворчалъ и отправился въ палату лордовъ.

Подобныя невзгоды гнетутъ сердце человка. Если мы избавлены отъ заботъ о хлб насущномъ, то наше счастіе или несчастіе въ этомъ мір зависитъ преимущественно отъ удачи или неудачи въ мелочахъ. Хотя бы человкъ, ложась въ постель, зналъ что у него, есть сотни подвластныхъ, что все общество открыто ему, что его считаютъ красивымъ, умнымъ, благовоспитаннымъ, хотя бы даже пищевареніе его было хорошо и докторъ не запрещалъ ему табаку, шампанскаго и т. п., но если онъ сознаетъ что потерплъ неудачу тамъ гд хотлъ имть успхъ, хотя бы то было въ состязаніи съ самымъ незначительнымъ соперникомъ, онъ будетъ потягиваться, перевертываться и изнывать какъ самое несчастное существо. Блаженъ тотъ кто можетъ заставить страдать за себя другаго.

Лордъ Сентъ-Джорджъ написалъ священнику нсколько дней спустя посл встрчи съ отцомъ. Онъ и лордъ Тробриджъ жили въ Лондон въ одномъ дом и всегда сходились за завтракомъ, но о часовн между ними не было сказано ни слова въ остальные дни пребыванія въ город. Лордъ Сентъ-Джорджъ написалъ священнику, а отецъ его ухалъ изъ Лондона въ Торноверъ прежде чмъ пришелъ отвтъ отъ мистера Фенвика

‘Милостивый государь’, писалъ Сенъ-Джорджъ, ‘отецъ показывалъ мн ваше письмо по поводу булгамптонской диссидентской часовни. Я понялъ изъ письма что онъ сдлалъ ошибку, и что вы очень разсердились. Нельзя ли намъ уладить дло безъ ссоры? Въ Англіи нтъ другаго землевладльца столь расположеннаго длать добро своимъ арендаторамъ какъ мой огецъ, и я склоненъ думать что въ Англіи нтъ другаго приходскаго священника столь расположеннаго длать добро своимъ прихожанамъ какъ вы. Я узжаю изъ Лондона въ Вильтшейръ въ субботу 11го. Если вамъ угодно будетъ поговорить оо мной, я пріду въ Булгамптонъ 13го.

‘Преданный вамъ
‘ Сентъ-Джорджъ.’

‘Вы конечно согласитесь со мной что междуусобная распря въ приход между помщикомъ и священникомъ не можетъ имть хорошаго вліянія на прихожанъ.’

Такимъ образомъ лордъ Сентъ-Джорджъ началъ изливать свое масло на воду.

Неизвстно, сил или слабости характера мистера Фенвика должно приписать то что онъ, способный легко воспламеняться гнвомъ и поддерживать его въ сильной степени во все время борьбы, тмъ не мене, завидвъ издали масличную втвь, длался кротокъ какъ голубь. Онъ зналъ это самъ и иногда, въ минуту гнва, досадовалъ что не будетъ въ состояніи поддержать его до того времени когда можно будетъ отмстить. Прочитавъ письмо лорда Сентъ-Джорджа, онъ тотчасъ же слъ и написалъ его сіятельству что будетъ очень радъ видть его у себя за завтракомъ въ понедльникъ въ два часа. Лордъ Сентъ-Джорджъ отвчалъ что будетъ у викарія въ назначенный часъ.

Мистрисъ Фенвикъ, конечно, вышла занимать лорда Сентъ-Джорджа, котораго до сихъ поръ никогда не видала. Вовремя завтрака было сказано очень мало о часовн и о другихъ, непріятностяхъ.

— Ужасное зданіе, мистрисъ Фенвикъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Мы начинаемъ привыкать къ нему, возражала мистрисъ Фенвикъ.— Мужъ считаетъ эту часовню пригодною для самоистязанія.

— Намъ надо потолковать и отодвинуть немного подале вретище и пепелъ, сказалъ его сіятельство.

Завтракая, они толковали о приходскихъ длахъ и единодушно выразили надежду что Точильщикъ будетъ пойманъ и повшенъ въ Салисбери.

— Теперь пойдемте посмотрть преступное зданіе, оказалъ священникъ, когда стулья были отодвинуты отъ стола.

И они пошли вдвоемъ, обошли вокругъ часовни, и найдя ее отворенною, вошли въ нее. Они, конечно, длали о ней свои замчанія и согласились что она безобразна, непріятна для глазъ, для ушей, и вообще непріятна, и хороша только тмъ что служитъ мстомъ для молитвы людямъ которые не достаточно развитымъ чтобы понять высокій смыслъ и образованный языкъ богослуженія англійской церкви. Такъ говорили они другъ съ другомъ, относясь къ длу только съ эстетической точки зрнія.

Лордъ Сентъ-Джорджъ, войдя въ часовню, сказалъ что она должна быть сломана, и что въ этомъ не можетъ быть никакого сомннія, а викарій началъ доказывать что нтъ надобности спшить.

— Мн говорятъ что ее надо будетъ сломать когда-нибудь, сказалъ онъ,— но такъ какъ я еще не собираюсь ухать изъ прихода, то можно оставить ее въ поко года на два.

Лордъ Сентъ-Джорджъ началъ доказывать что уступчивость мистера Фенвика совершенно безполезна, но тутъ въ часовню вошла третья особа и подошла къ нимъ поспшными шагами.

— Мистеръ Пудельгамъ, священникъ методистовъ, милордъ, сказалъ мистеръ Фенвикъ, и будущій помщикъ Булгамптона познакомился съ настоящимъ обладателемъ каедры, подъ которою они стояли.

— Милордъ, сказалъ мистеръ Пудельгамъ,— я горжусь честью видть ваше сіятельство въ нашей новой часовн и выразить вашему сіятельству чувства глубокой признательности которыя я и моя конгрегація питаемъ къ вашему высокородному родителю за великодушную щедрость съ которою онъ пожертвовалъ намъ землю.

Мистеръ Пудельгамъ даже не взглянулъ на викарія. Онъ считалъ себя въ настоящее время на самой сильной степени вражды съ нимъ. Когда они встрчались въ деревн, мистеръ Пудельгамъ старался показать что считаетъ его врагомъ. Онъ поклонился войдя въ часовню, но онъ поклонился милорду, и не его вина если викарій принялъ его поклонъ также на свой счетъ.

— Боюсь, не поступили ли мы слишкомъ поспшно, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Надюсь что нтъ, милордъ, надюсь что нтъ. Я слышалъ толки, но я разузнавалъ и узналъ…

— Дло въ томъ, мистеръ Пудельгамъ, что мы стоимъ теперь на собственной земл мистера Фенвика.

— Я съ большимъ удовольствіемъ предоставляю вамъ пользоваться ею, мастеръ Пудельгамъ.

Мистеръ Пудельгамъ принялъ надменный видъ и нахмурился. Онъ и теперь еще не врилъ чтобы маркизъ могъ сдлать такую роковую ошибку.

— Мы обязаны построить вамъ часовню въ другомъ мст, мистеръ Пудельгамъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Милордъ, я убжденъ что въ этомъ есть какое-то недоразумніе. Тутъ вкралась какая-то ошибка. Я разузнавалъ….

— Да, тутъ, вкралась большая ошибка, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ,— и обнаружилась на земл мистера Фенвика въ очень ощутительной форм. Но словами длу не поможешь, мистеръ Пудельгамъ.

— Такъ почему же почтенный джентльменъ не предъявилъ своихъ правъ когда только что приступили къ постройк, сказалъ съ негодованіемъ мистеръ Пудельгамъ, обратившись теперь въ первый разъ къ викарію съ гнвнымъ взглядомъ и поднявъ граціозно руку.

— Почтенный джентльменъ самъ не зналъ своихъ правъ, хотя и долженъ былъ бы знать ихъ, сказалъ мистеръ Фенвикъ.

— Не зналъ, вотъ какъ! сказалъ мистеръ Пудельгамъ.— Милордъ, я убжденъ что мы можемъ доказать наши права на часовню и сохранить ее. Милордъ, я убжденъ что вся іерархія господствующей въ Англіи епископальной церкви не можетъ изгнать насъ отсюда. Милордъ, кто будетъ тотъ человкъ который ршится выбросить первый кирпичъ этого священнаго зданія? Милордъ, я прошу васъ не трогать часовни, и мы посмотримъ кто осмлится затворить дверь предъ овцами Божьими которыя приходятъ сюда на пастбище.

— Овцы будутъ имть и пастбище, и пастыря, сказалъ, смясь, лордъ Сентъ-Джорджъ.— Мы перенесемъ часовню на свою землю и устроимъ вамъ все какъ слдуетъ.

Но краснорчіе мистера Пудедьгама еще далеко не истощилось, и имъ удалось избавиться отъ него только тогда когда они вышли изъ часовни и сошли съ земли которую мистеръ Пудельгамъ считалъ своею собственностью.

— А теперь, мистеръ Фенвикъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ, съ твердымъ намреніемъ полить воду масломъ,— позвольте спросить васъ что было причиной несчастной ссоры между вами и моимъ отцомъ?

— Вамъ лучше спросить объ этомъ его самого, милордъ.

— Я, конечно, уже спрашивалъ его, и онъ, конечно, не далъ мн удовлетворительнаго отвта. Вы очевидно имла намреніе взбсить его тмъ письмомъ которое онъ показывалъ мн.

— Конечно.

— Я не понимаю какая польза сердить старика который стоить высоко въ общественномъ мнніи.

— Еслибъ онъ не стоялъ такъ высоко въ общественномъ мнніи, я, можетъ-быть, не обратилъ бы на него вниманія.

— Это я еще могу понять что одинъ человкъ можетъ чуствовать презрніе къ другому за то что онъ маркизъ и богатъ. Но я никакъ не могу понять что такой человкъ какъ вы можетъ думать что это хорошо.

— Знаете вы что вашъ отецъ говорилъ обо мн?

— Я не сомнваюсь что вы оба говорите много дурнаго другъ о друг.

— Я никогда не говорилъ за его спиной того чего я не повторилъ бы ему въ глаза, сказалъ мистеръ Фенвикъ съ негодованіемъ.

— Неужели вы серіозно думаете что это оправдываетъ оскорбленія которыя вы наговорили моему отцу, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Знаете вы что онъ жаловался на меня епископу?

— Да, и епископъ принялъ вашу сторону.

— Что не длаетъ чести вашему отцу, лордъ Семгъ-Джорджъ. Знаете вы что онъ всенародно обвинялъ меня въ величайшихъ порокахъ, что онъ говорилъ что я…. что я…. что в… Словомъ, нтъ такой подлости въ которой онъ не обвинялъ бы меня.

— Увряю васъ что вы поквитались съ нимъ, мистеръ Фенвикъ. Право поквитались.

— То что я говорилъ, я говорилъ ему въ глаза. Я не клеветалъ на него. Но довольно, милордъ. Я готовъ забыть прошлое. Если лордъ Тробриджъ соблаговолитъ сказать что отказывается отъ вражды противъ меня, я прощу ему обиды. Но я никогда не соглашусь что я былъ не правъ.

— Я еще не встрчалъ человка который согласился бы что былъ не правъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Если маркизъ протянетъ мн руку, я подамъ ему свою.

— Позвольте мн сдлать это за него, оказалъ сынъ.

Такимъ образомъ ршено было считать ссору поконченною.

Лордъ Сентъ-Джорджъ отправился на постоялый дворъ за своею лошадью, а викарій, на пути къ своему дому, почувствовалъ чего его перехитрили. Молодой лордъ поступилъ очень умно, онъ говорилъ о ссор, какъ будто бы обиды съ обихъ сторонъ были одинаковы. Но священникъ зналъ что правъ, правъ во всемъ, правъ съ начала до конца. ‘Онъ очень ловокъ, сказалъ онъ самъ себ,— и воспользуется своею ловкостью.’ Тмъ не мене онъ ршилъ считать съ своей стороны вражду дйствительно поконченною.

LXI. Измна Мери Лоутеръ.

Въ то время когда викарій выслушивалъ въ часовн краснорчивыя рчи мистера Пудельгама и поддавался обману лорда Сентъ-Джорджа, въ саду церковнаго дома происходила ужасная сцена. Мери Лоутеръ, какъ извстно читателю, объявила что будетъ носить трауръ по своемъ дальнемъ родственник и отказалась явиться къ завтраку, къ которому ожидали лорда Сентъ-Джорджа. Мистрисъ Фенвикъ, соединивъ эти два обстоятельства, поняла что случилось что-то очень важное, но она еще не предчувствовала ужасной новости, которую ей суждено было узнать въ этотъ день.

Мери понимала что надо дйствовать. Главное что надо было сдлать, это отвтить на письмо капитана Маррабель. Потомъ она знала что обязана оказать мистеру Джильмору о своемъ намреніи. Отвтить Вальтеру было бы ей не трудно. То что она намрена была сказать ему сказалось бы съ большимъ удовольствіемъ. Но этого нельзя было сказать, не взявъ сначала назадъ общанія даннаго другому. А какъ взять назадъ данное общаніе? Нельзя было обойтись безъ помощи мистрисъ Фенвикъ, а она боялась теперь мистрисъ Фенвикъ, какъ виноватый всегда боится того кто будетъ судить его вину. Пока обдали дти и завтракалъ лордъ, она оставалась въ своей комнат. Въ окно она видла какъ мущины прошли къ часовн и узнала, что подруга ея осталась одна. Она хотла сообщить свою новость мистрисъ Фенвикъ, и только одной мистрисъ Фенвикъ. Она не ршилась бы сказать о своемъ намреніи викарію, пока онъ не былъ бы предупрежденъ женою. Нельзя было откладывать. Какъ только мущны скрылись, она ршилась сойти внизъ. Взглянувъ на себя въ зеркало, она стерла слды слезъ, пригладила волосы и вышла изъ своей комнаты. Она никогда не чувствовала такого страха къ своей подруг какъ теперь. Однако не подруга ли ея была главною причиной ложнаго положенія въ которомъ она теперь находилась, уговоривъ ее поступить противъ совсти? Не по настоянію ли Жанеты Фенвикъ ршилась она выйти за человка котораго не любила? Почему же она боялась теперь идти къ ней съ разказомъ о своемъ раскаяніи? Почему бы ей не потребовать съ негодованіемъ чтобы подруга помогла ей выпутаться изъ непріятнаго положенія въ которое сама поставила ее?

Она нашла мистрисъ Фенвикъ съ дтьми въ маленькой столовой, куда они были загнаны посщеніемъ лорда Сентъ-Джорджа.

— Жанета, сказала она,— походимте по саду.

Тогда была средина августа, и он проводили большую часть времени вн дома. Шляпы и зонтики были всегда на готов, и он безъ малйшаго замедленія вышли въ садъ какъ только Мери выразила свое желаніе.

— Я не показала вамъ письма изъ Донриппеля, сказала она, опустя руку въ карманъ,— но я покажу вамъ его теперь. Вы должны прочесть его.

Она вынула письмо, но не вдругъ ршилась отдать его своей спутниц.

— Разв случилось что-нибудь непріятное, Мери?

— Непріятное! Да, и очень непріятное! Жанета, не трудитесь отговаривать меня. Я уже ршила. Я не могу и не хочу быть женой мистера Джильмора.

— Мери, что за безуміе!

— Вы можете говорить что вамъ угодно, но я такъ ршила. Не могу и не хочу. Хотите вы помочь мн выпутаться изъ непріятнаго положенія?

— Конечно, нтъ…. въ томъ смысл какъ вы это понимаете. Это не принесло бы добра ни вамъ, ни ему. Да скажите, пожалуста, какъ хватитъ у васъ духа, посл всего что было между вами, отказать ему?

— Не знаю. Это-то меня и мучаетъ. Я не знаю какъ сказать ему. Но сказать надо. Я думала, не передастъ ли ему мистеръ Фенвикъ?

— Я уврена что онъ не возьметъ на себя подобнаго порученія. Подумайте, Мери. Неужели вы ршитесь такъ жестоко обмануть человка?

— Я не обманывала его. Я обманывала себя, но не его. Я сказала ему всю правду, когда вы заставили меня….

— Заставила васъ, Мери?

— Не думайте что я неблагодарна, или хочу ссориться съ вами. Я хотла сказать что, когда вы заставили меня думать будто я могу осчастливить его и обязана сдлать это, я сказала ему что никогда не любила его. Я сказала ему что любила и всегда буду любить Вальтера Маррабель. Но онъ не хотлъ слышать никакого отвта кром одного, и я…. я дала ему отвтъ котораго онъ добивался. Я знаю что дала, но съ тхъ поръ у меня не было ни одной минуты покоя. И вотъ наконецъ пришло это письмо. Жанета, не будьте жестоки со мной. Не говорите мн что все такъ мрачно, уныло, гадко.

Она отдала письмо. Мистрисъ Фенвикъ прочла его не останавливаясь.

— Такъ онъ пострадаетъ вслдствіе того что другой перемнилъ свое намреніе?

— Вальтеръ никогда не перемнялъ своего намренія.

— Ну, такъ свои планы. Разв это не одно и то же. Знаете ли вы что вамъ придется отвчать за его жизнь или за его разсудокъ? Разв вы еще не убдились въ его постоянств?

— А разв я виновата въ его постоянств? Я сказала ему, когда онъ длалъ мн предложеніе, что если Вальтеръ захочетъ жениться на мн, я вернусь къ нему вопреки всякимъ общаніямъ. Я сказала это ему такъ же ясно какъ теперь говорю вамъ.

— Я вполн уврена что онъ не понялъ что вы хотли сказать.

— Увряю васъ что онъ меня вполн понялъ.

— Ни одинъ человкъ не подчинился бы такому условію. Возможно ли это? Мистеръ Джильморъ зналъ, когда принялъ ваше согласіе, что если этому господину угодно будетъ передумать хоть за минуту до вашей свадьбы, вы откажетесь и воротитесь къ нему?

— Я такъ и сказала ему, Жанета. Онъ самъ не отречется что я предупредила его. Я сама была уврена что онъ не согласится на такое условіе. Но онъ согласился и отнялъ у меня послднюю надежду на спасеніе. Жанета, еслибы вы знали что я выстрадала, вы не были бы жестоки со мной. Подумайте, легко ли вамъ было бы выйти за человка нелюбимаго и разбитъ жизнь человка любимаго. Мистеръ Джильморъ вашъ другъ.

— Конечно.

— А капитана Маррабель вы, конечно, не можете любить.

— Я никогда не видала его.

— Но вы можете поставитъ себя на мое мсто и разсудить по совсти. Я не скрывала отъ васъ ни одной мысли, ни одного чувства съ тхъ поръ какъ все это началось. Вы знаете что я никогда не любила вашего друга.

— Я знаю что, посл долгаго размышленія, вы дали ему согласіе. Я знаю также что онъ такой человкъ что посвятитъ всю жизнь вашему счастію.

— Но этого не будетъ. Поврьте же мн наконецъ. Если ни вы, ни мистеръ Фенвикъ не поможете мн, я скажу ему сама, или напишу ему и тотчасъ же уду изъ Булгамптона. Я знаю что я виновата. Я старалась поступитъ по совсти, но поступила не хорошо. Когда я пріхала сюда, я была очень несчастна. Могла ли я не быть несчастною посл того какъ я потеряла все что мн было дорого въ мір? Тогда вы уврили меня что я могу по крайней мр бытъ полезною, сдлавшись женой вашего друга. Вы не знаете какъ я старалась полюбить его! Когда пришло время дать ему окончательный отвтъ, я ршила что должна сказать ему всю правду. Я думала что онъ пойметъ что намъ лучше остаться чужими другъ для друга. Но когда я сказала ему все, и думала что не оставила ему другаго выбора какъ отказаться отъ меня, онъ предпочелъ взять меня. Тогда, Жанета, я думала,— меня заставили такъ думать,— что выйдя за него я не погублю никого кром себя, не разобью ничьей жизни кром своей, и я надялась что сумю такъ исполнить свой долгъ что онъ будетъ счастливъ. Я вижу что ошиблась, но вы не должны осуждать меня. Я старалась исполнить вашъ совтъ. Но я сказала ему, что если случится то что теперь случилось, то я оставлю его. Это случилось, и я оставляю его.

Мистрисъ Фенвикъ слушала ее молча, намреваясь сказать ей, когда она кончитъ, что ни мужъ ея, ни она сама не примутъ участія въ измн мистеру Джильмору. Но когда Мери кончила, сердце ея подруги смягчилось. Она шла молча по дорожк и воздержалась отъ тхъ горькихъ упрековъ которыми хотла смутить Мери.

— Вы, кажется, любите меня, сказала Мери.

— Конечно, люблю.

— Такъ помогите же мн, пожалуста помогите. Я готова на колняхъ просить его о прощеніи.

— Не знаю, что сказать вамъ. Просить его о прощеніи было бы совершешо безполезно. Сама я ни за что не ршусь передать ему вашъ раэказъ. Мы думали, когда онъ любилъ васъ безнадежно, что любовь доведетъ его до безумія. Но теперь случится что-нибудь еще хуже этого. Теперь случится что-нибудь ужасное.

— Что мн длать? сказала Мери.

Она подумала съ минуту и прибавила рзко:

— Одного только я не сдлаю: я не пойду съ нимъ къ алтарю и не сдлаюсь его женой.

— Я поговорю съ Франкомъ, сказала мистрисъ Фенвикъ, подумавъ.

Мери, конечно, сама этого желала, но она попросила и получила позволеніе не видаться въ этотъ вечеръ съ викаріемъ. Сегодня она просидитъ въ своей комнат, ршила она, но завтра постарается выйти къ нему предъ молитвой.

Когда Фенвикъ воротился, умъ его былъ такъ поглощенъ часовней, лордомъ Сентъ-Джорджемь, краснорчіемъ мистера Пудельгама и удивительнымъ способомъ которымъ лордъ укротилъ его гнвъ, не согласившись что виноватъ былъ его отецъ, что жена не могла найти удобной минуты чтобы разказать ему исторію Мери.

— Намъ придется побывать въ Торновер на будущей недл, сказалъ онъ.

— Можешь хать, если хочешь. Я не поду.

— И я нисколько не буду удивленъ если маркизъ предложить мн другое мсто лучше моего, для того чтобъ я былъ еще ближе къ нему. Мы будемъ овцой и волкомъ въ одной берлог.

— Кто же изъ васъ будетъ овцой?

— Не въ томъ дло. Хуже всего то что Пудельгамъ не будетъ овцой. Я, претерпвшій чуть ли не столько же какъ самъ апостолъ Павелъ, простилъ всхъ моихъ враговъ безъ исключенія и пожалъ руку маркизу чрезъ его повреннаго, между тмъ какъ Пудельгамъ нашелъ въ себ достаточно мужества чтобъ удержаться на высот негодованія. А человкъ счастливъ когда считаетъ себя оскорбленнымъ. Пока часовня устроивалась, я malgr moi наслаждался моею обидой. Теперь же дошло до того что я могу хоть завтра прогнать бднаго Пудельгама, и отъ немедленно длается героемъ дня. Твой зять лучше бы сдлалъ еслибы не вмшивался въ это дло.

Мистрисъ Фенвикъ отложила свой разказъ до вечера.

— Гд же Мери? спросилъ онъ, когда подали обдъ.

— Она не совсмъ здорова и не придетъ обдать. Подойди немного и узнаешь въ чемъ дло.

Онъ подождалъ, но какъ только они остались опять вдвоемъ, спросилъ о Мери. Тогда мистрисъ Фенвикъ разказала ему всю исторію.

— Мн кажетоя, ее нельзя осуждать, сказала она, кончивъ.

— Она поступаетъ очень, очень не хорошо.

— Не знаю, Франкъ, хорошо ли мы поступали съ ней, сказала жена.

— Если ему придется оказать это, онъ сойдетъ съ ума.

— Однако ему придется сказать это.

— И сказать долженъ я?

— Она проситъ тебя сказать.

— Я не утверждаю что не передумаю, но судя по моему настоящему расположенію духа, я не сдлаю ничего подобнаго. Она не иметъ права ожидатъ этого отъ меня.

Но прежде чмъ окончился этотъ день, онъ тоже смягчился. Когда жена со слезами на глазахъ сказала что впередъ никогда не будетъ вмшиваться въ сватовство, онъ понялъ что онъ тоже принималъ участіе въ сватовств и потерплъ неудачу.

LXII. Въ Вязникахъ.

Весь слдующій день прошелъ очень грустно для обитателей церковнаго дома. Викарій, здороваясь утромъ съ миссъ Лоутеръ, не хотлъ казаться строгимъ, такъ какъ жена предупреждала его въ особенности противъ строгости, но не могъ не быть молчаливымъ и грустнымъ. О мистер Джильмор во время завтрака не было сказано ни слова, да и посл завтрака было оказано очень мала

— Я подумалъ бы объ этомъ хорошенько, Мери, сказалъ викарій.

— Я не придумаю ничего другаго, возразила она.

Онъ однако отказался сходить въ тотъ день къ мистеру Джильмору, посовтовавъ ей подождать еще день чтобъ одумать все хорошенько. Тмъ не мене было понятно, что если она останется при своемъ намреніи, онъ пойдетъ передать ея отказъ жениху. Тяжелое положеніе сдлалось еще тяжеле посл того какъ у нихъ побывалъ мистеръ Джильморъ, хотя посщеніе его было, можетъ-быть, полезно въ томъ отношеніи что приготовило его къ удару. Когда онъ пришелъ, ему сказали что Мери нельзя видть. Предчувствуя что онъ придетъ, она сидла у себя на верху, и мистрисъ Фенвикъ принуждена была сказать ему что Мери не совсмъ здорова.

— Она въ самомъ дл больна? спросилъ онъ.

Мистрисъ Фенвикъ, поставленная въ очень непріятное положеніе, принуждена была признаться что Мери не больна, но такъ разстроена извстіями изъ Донрипреля, что не выходитъ изъ свой комнаты.

— Со мной, кажется, можно бы повидаться, сказалъ Джильморъ съ тмъ мрачнымъ выраженіемъ лица, съ которымъ они теперь были вс хорошо знакомы.

Мистрисъ Фенвикъ не отвчала, и несчастный ушелъ. Ему не надо было другихъ доказательствъ чтобы понять что невста его смотритъ на союзъ съ нимъ съ отвращеніемъ.

— Я не могу идти не повидавшись съ ней, сказалъ Фенвикъ жен на слдующее утро.

И онъ повидался съ ней. Но Мери была непоколебимо тверда. Когда онъ замтилъ что она блдна, утомлена и больна, она призналась что дв ночи не смыкала глазъ.

— Такъ это ршено? спросилъ онъ, нжно взявъ ея руку.

— Мн очень жаль что вамъ приходится исполнить такое порученіе, отвчала она.

Онъ объяснилъ ей что нисколько не думаетъ о себ, хотя ему и очень грустно. Вотъ еслибъ это великое горе могло миновать его друга! Но оно было неминуемо. Мери твердо ршила это. Ничто не заставитъ ее выйти за Джильмора. Мистеръ Фенвикъ можетъ выразить ей свое неудовольствіе на нее за горе которое она имъ причиняетъ, можетъ втоптать ее въ грязь, если считаетъ ее достойною этого. И разв мистеръ Джильморъ не виноватъ противъ нея боле чмъ она противъ него? Разв средство которымъ онъ овладлъ ея рукой не безчестно? Но объ этомъ она хотя и много думала, не сказала однако ни слова Фенвику. Ея порученіе ему состояло въ томъ чтобъ онъ освободилъ ее. Освобождая ее, онъ можетъ употреблять какія ему угодно выраженія и длать какія ему угодно признанія. Но освободить ее онъ долженъ.

Посл завтрака Фенвикъ отправился въ путь съ горемъ на сердц Онъ горячо любилъ своего друга. Между ними въ теченіи многихъ лтъ знакомства установилась та скрытная, невысказывающаяся, почти безсознательная любовь, которая часто составляетъ для мущинъ величайшую прелесть ихъ жизни, но которая женщинами считается неудовлетворительною, почти ничтожною. Едва ли который нибудь изъ насъ сказалъ другому о своемъ расположеніи къ нему. ‘Всегда вашъ’ въ письмахъ было у нихъ самымъ нжнымъ выраженіемъ. Ни одному изъ нихъ даже въ голову не приходило уврять что отсутствіе другаго было бы для него причиной горя или скуки. Они ссорились и нердко бранили другъ друга. Судьба свела ихъ вмст, но сами они ничего не сдлали чтобы помочь судьб женщины, которыя также сильно любятъ одна другую, постоянно увряютъ одна другую въ любви, стараются быть чаще вмст постоянно придумываютъ что-нибудь одна для удовольствія другой, длаютъ другъ другу подарки. Эти два человка никогда не дарили другъ другу ничего значительне старой палки или сигары. Ихъ обращеніе между собою было грубо, насмшливо, почти невжливо. Но они вполн врили одинъ другому, и счастіе одного было дорого другому. Сильнйшій человкъ изъ двухъ, тотъ который скоре чувствовалъ чмъ сознавалъ себя сильне, шелъ оказать то что должно было разбить сердце его друга, и его сердце болло отъ предстоявшаго ему дла. Онъ шелъ медленно по полю и обдумывалъ какія употребить выраженія. Его страданіе за друга было неизмримо сильне всхъ страданій которыя онъ чувствовалъ за себя, по поводу, напримръ, часовня Пудельгама или наговоровъ маркиза.

Онъ нашелъ Джильмора на конномъ двор

— Другъ мой, сказалъ онъ ему,— пойдемте со мной. Мн надо передать вамъ кое-что.

— Вроятно что-нибудь о Мери?

— Ну, да, о Мери. Не будьте женщиной, Гарри. Не допускайте чтобы женщина могла сдлать васъ несчастнымъ.

— Довольно, я теперь все знаю. Не трудитесь говорить больше.

Онъ положилъ руки въ карманы своего охотничьяго сюртука и ушелъ, какъ бы желая показать что все что нужно было сказать уже сказано, и что Фенвикъ, исполнивъ овое порученіе, можетъ уйти. Онъ же самъ въ своей мучительной агоніи еще не составилъ будущаго образа дйствій. Онъ ршилъ только одно: онъ увидитъ еще разъ эту обманщицу и выскажетъ ей свое мнніе объ ея поведеніи.

Но Фенвикъ зналъ что еще не исполнилъ своего порученія. Джильморъ можетъ идти, но онъ обязанъ слдовать за нимъ.

— Гарри, сказалъ онъ,— вы ужь лучше позвольте мн походить съ вами и выслушайте что мн надо сказать вамъ.

— Ничего я не хочу слушать. Для чего мн васъ слушать? Я какъ дуракъ поставилъ все свое счастіе на одну карту и проигралъ. Но для чего она прибавила ко всему страданіе и безчестіе послднихъ недль, я ршительно не понимаю. Это, вроятно, былъ ея способъ наказать меня за мое упорство.

— Совсмъ не то, Гарри.— Такъ я не знаю что это было. Я тутъ ничего не понимаю. Онъ повернулъ отъ конюшенъ къ дому и теперь подошелъ къ мсту гд рабочіе длали дорожку отъ дома къ саду. Тамъ стояли садовникъ и человкъ пять рабочихъ, и вокругъ нихъ были разбросаны доски, тачки, заступы, кучи земли и песку.

— Довольно, оказалъ Джильморъ сердито садовнику. Садовникъ снялъ шляпу и смотрлъ на него съ удивленіемъ.— Оставьте все это, говорю я вамъ. Отошлите рабочихъ. Заплатите имъ за работу, и пусть они убираются.

— Неужели, сударь, вы хотите сказать чтобы мы оставили все это въ такомъ вид?

— Я хочу сказать то что говорю.

Одинъ изъ работниковъ отгребалъ лопатой кучу земли. Джильморъ подошелъ къ нему, вырвалъ у него лопату и швырнулъ ее на землю.

— Когда я приказываю, я хочу чтобы меня слушались. Амвросій, уведите рабочихъ. Я не позволю больше притронуться здсь къ чему бы то ни было.

Викарій подошелъ къ нему и шепотомъ попросилъ его не выдавать себя предъ людьми, но Джильморъ не обратилъ ни малйшаго вниманія на шепотъ своего друга. Онъ сбросилъ съ своей руки руку Фенвика и вошелъ въ домъ.

Дв комнаты въ нижнемъ этаж, гостиныя, какъ они назывались, стояли теперь съ ободранными обоями, въ состояніи вншняго разрушенія, которое всегда принимаютъ такія комнаты, когда въ нихъ входятъ рабочіе со своими принадлежностями. Въ одной изъ комнатъ стояли козлы съ положенной на нихъ доской, на которой въ ту минуту стоялъ человкъ расписывавшій потолокъ.

— Довольно, сказалъ ему Джильморъ.— Вы можете слзть и уйти отсюда.— Рабочій стоялъ на своей доск широко раскрывъ глаза, съ кистью въ рукахъ.— Я передумалъ, и потому слзайте и уходите отсюда. Скажите мистеру Кроссу чтобъ онъ прислалъ мн счетъ. Я заплачу. Слзайте же, когда я вамъ велю. Я не позволю больше притронуться здсь къ чему бы то ни было.

Онъ началъ переходить изъ комнаты въ комнату, везд длалъ подобныя же распоряженія, и чрезъ нсколько времени ему удалось освободить домъ отъ обойщиковъ и маляровъ. Фенвикъ слдовалъ за нимъ, длая по временамъ попытку остановить его, но Джильморъ не обращалъ ни малйшаго вниманія не только на слова его, но даже на его присутствіе.

Наконецъ они остались вдвоемъ въ кабинет или контор мистера Джильмора, и тогда викарій заговорилъ опять.

— Гарри, сказалъ онъ,— я право очень удивленъ что такой человкъ какъ вы не уметъ владть собой.

— Вы никогда не были въ такомъ положеніи.

— Такъ что же? Вы все-таки отвчаете за свои поступки, а я скажу вамъ что поступки ваши доказываютъ малодушіе.

— Для чего мн теперь отдлывать комнаты? Я не буду жить здсь. Не все ли мн равно въ какомъ вид он останутся? Чмъ скоре я остановлю лишнюю трату денегъ, тмъ лучше. Я хотлъ передлать домъ для нея, а не для себя

— Отчего же вы не будете жить здсь.

— Вы въ этомъ ничего не понимаете и не можете понять. За что она поступаетъ такъ со этою? Присылаетъ къ человку и объявляетъ ему очень просто что она передумала! Съ какимъ порученіемъ вы пришли ко мн!

— Вы еще не дали мн возможности исполнить мое порученіе.

— Такъ говорите же и кончайте скорй. Вдь она прислала васъ сказать мн что не хочетъ быть моею женой?!

Теперь, когда дано было позволеніе, Фенвикъ не зналъ что сказать.

— Мн кажется, было бы лучше еслибы къ вамъ, пришла Жанета, сказалъ онъ.

— Мн все равно кто пришелъ. Она ужъ больше не придетъ. Мн кажется, Франкъ, вы не можете понять какъ я любилъ ее. Васъ не доводили неудачи до такой страсти. И наконецъ, когда я думалъ что достигъ своей цли….

— Хотите вы выслушать меня терпливо, Гарри, сказалъ Фенвикъ, взявъ опять его руку. Они уже вышли изъ дому и шли по саду.

— Терпливо! Я, кажется, терпливъ. Теперь ничто уже не можетъ огорчить меня, это единственное утшеніе.

— Мери просила меня напомнить вамъ,— Джильморъ содрогнулся при имени Мери, но не остановилъ Фенвика,— она просила меня напомнить вамъ что, согласившись быть вашею женой, она сказала….

Онъ хотлъ высказать все, но не могъ. Могъ ли передать онъ все что говорила ему Мери?

— Я понимаю, сказалъ Джильморъ.— Вы напрасно утруждаеге себя. Она сказала мн что не любитъ меня ни на грошъ, но согласилась быть моею женой.

— Если это было такъ, то вы оба виноваты.

— Да, это было такъ. Я не говорю кто правъ и кто виноватъ, но наказаніе пало на одного меня. Вотъ что, Франкъ: я не принимаю отъ васъ ея порученія. Я даже не освобождаю ея. Я имю по крайней мр право увидть ее еще разъ, и я ее увижу. Надюсь, вы не будете препятствовать вин?

— Въ моемъ дом, Гарри, она можетъ поступить какъ ей угодно.

— Она повидается со мной. Она очень своевольна, но въ этомъ она мн не откажетъ. Сдлайте одолженіе, передайте ей отъ меня поклонъ и скажите ей что я хочу видть ее. Человкъ съ которымъ такъ поступаютъ иметъ право высказать свое мнніе. Такъ и скажите ей это отъ меня. Я требую свиданія.

Сказавъ это, онъ повернулся и ушелъ въ кусты.

Фенвикъ постоялъ съ минуту задумавшись и потомъ пошелъ медленно домой. То что сказалъ ему Джильморъ, что онъ никогда не былъ въ его положеніи, было вполн справедливо. Онъ началъ думать что другъ его дйствительно погибшій человкъ. Гарри Джильморъ, конечно, можетъ жить, какъ могутъ жить люди съ разбитыми сердцами, но для него жизнь теперь, и въ продолженіи многихъ грядущихъ дней, будетъ только бременемъ.

LXIII. Мельникъ разказываеть о своемъ гор.

Когда викарій ходилъ къ Джильмору со своимъ печальнымъ порученіемъ, прошло уже около двухъ мсяцевъ съ тхъ поръ какъ Карри воротилась домой. Въ продолженіи этого времена мистеръ и мистрисъ Фенвикъ видли ее не разъ и наконецъ убдили сходитъ въ церковь съ сестрой. Въ прошлое воскресенье она прошла боязливо по деревн съ Фанни и заняла въ церкви приготовленное для нея мсто въ темномъ углу, закрывшись густымъ вуалемъ. Фанни прошла съ ней по деревн смло, точно хотла показать что нисколько не стыдится за свою спутницу, въ церкви сла съ ней рядомъ и потомъ проводила ее домой.

Жизнь на мельниц шла не совсмъ пріятна Мельникъ еще не высказалъ прощенія дочери, не сказалъ ей ни одного ласковаго слова, ничмъ не выказалъ что опять принялъ ее въ свое сердце какъ свое родное дитя. Онъ говорилъ съ ней, потому что это было неизбжно въ тсныхъ предлахъ ихъ дома. Карри постепенно приняла на себя часть дневнаго труда. Она стряпала и всми силами старалась чтобъ ея присутствіе въ дом было пріятно. Она была полезна, и уже это одно было поводомъ къ сношеніямъ между ней и отцомъ. Но онъ никогда не обращался къ ней прямо, не называлъ ея по имени и не сказалъ ни жен, ни Фанни что признаетъ ее членомъ семейства. Он приняли ее въ домъ противъ его воли, и онъ не хотлъ выгнать ихъ гостью. Такъ, повидимому, смотрлъ онъ на присутствіе своей дочери въ дом.

Подъ вліяніемъ такого обращенія, Карри начинала длаться раздражительною и нетерпливою. Отправляясь въ церковь и подвергая себя взглядамъ людей знавшихъ ее невинною, веселою, смлою двочкой, она не могла не быть смиренною, боязливою, но дома она начинала постоянно заявлять свой характеръ.

— Если отецъ не хочетъ говоритъ со мной, мн лучше уйти.

— Куда же ты уйдешь, Карри?

— Не знаю, для моихъ родныхъ было бы всего лучше еслибъ я бросилась въ прудъ. Я думаю, не найдется человка который захотлъ бы взять меня.

— Кто бы ни взадъ тебя, никто не будетъ любитъ тебя такъ какъ мы тебя любимъ.

— Отчего отецъ не хочетъ говорить со мной? Ты не можешь представить себ каково мн выносить его обращеніе. Мн хочется иногда подойти къ нему и сказать ему чтобъ онъ ужь лучше выгналъ меня, если не хочетъ сказать мн ни одного слова.

Фанни утшала и ободряла ее, совтовала ей потерпть еще, объясняла ей какое горе лежитъ на сердц отца, какъ только могла объяснить, не говоря ей жесткаго слова объ ея прошломъ. Дло Фанни было не легко и еще боле усложнялось чрезмрною нжностью матери къ Карри. ‘Чмъ меньше она будетъ говорить и чмъ больше работать, тмъ будетъ лучше для нея’, говорила Фанни матери. ‘Вы не должны позволять ей осуждать отца.’ Мать не ршалась спорить со старшею дочерью, но была вполн неспособна остановить Карри.

Въ продолженіи этихъ двухъ мсяцевъ старикъ Бретль не видался ни съ викаріемъ, ни съ помщикомъ. Оба они бывали на мельниц, но мельникъ не прерывалъ для нихъ своей работы и не удостоивалъ выйти къ нимъ. Со дня возвращенія Карри онъ не только не ходилъ въ Булгамптонъ, но даже не приближался къ большой дорог которая вела туда. Онъ не входилъ ни въ какія сношенія съ людьми, кром неизбжныхъ при работ, чувствуя себя униженнымъ не столько паденіемъ Карри, сколько своимъ снисхожденіемъ къ ней. Онъ выходилъ по вечерамъ на крыльцо посидть и покурить трубку, но заслышавъ чужіе шаги, поспшно вставалъ, переходилъ на другую сторону рчки по доск и прятался на мельниц или въ саду.

О Сем не было никакихъ слуховъ. Онъ жилъ, какъ предполагали, въ Дургам, работая на какой-то фабрик. Онъ не давалъ о себ извстій ни матери, ни сестр. Но он ожидали что онъ явится въ Салисбери къ концу засданій суда, такъ какъ его вызывали какъ свидтеля къ судопроизводству надъ двумя подсудимыми въ дл объ убійств Тромбула.

Карри тоже должна была явиться въ судъ свидтельницей и, какъ думали, свидтельницей гораздо боле знающею о дл чмъ ея братъ. Многіе уже начали думать что Семъ не знаетъ ничего объ убійств: такъ какъ онъ самъ не участвовалъ въ убійств, то невроятно чтобъ ему были сообщены какія-нибудь подробности. Онъ, повидимому, былъ друженъ съ Экорномъ, чрезъ него познакомился съ Борроусомъ и со старухой матерью Борроуса, которая жила въ Пикрофтской общин. Онъ былъ въ ихъ обществ, когда они постили въ первый разъ Булгамптонъ, и пригласилъ ихъ въ садъ викарія, но въ убійств не участвовалъ. Но Карри Бретль подозрвали въ боле близкою знакомств съ однимъ изъ преступниковъ. Она призналась сестр что, покинувъ Булгамптонъ, согласилась выйти за мужъ за Экорна. Она тогда мало знала объ его образ жизни и его прошломъ, но онъ былъ молодъ, красивъ, франтъ и общалъ жениться на ней. Онъ помстилъ ее въ Пикрофтскую общину и былъ у нея на другое утро посл убійства, и далъ ей денегъ, но съ тхъ поръ, по ея словамъ, она не видала его и не слыхала о немъ. Она никогда не любила его, говорила она, но до любви ли ей было тогда? Ей надо было только чтобъ онъ сдлалъ ее честною женщиной. Фанни Бретль передала все это Фенвикамъ. Время суда приближалось, а они еще не знали что длать съ Карри. Кто проводитъ ее? Кто будетъ стоять возл нея, ободрять ее, и кто спасетъ ее отъ паденія въ бездну самоуниженія, которое грозитъ ей, если съ ней не будетъ ни кого чтобъ ободрить ее и помочь ей?

— Я на твоемъ мст совсмъ не похала бы въ Салисбери во время судопроизводства, сказала мистрисъ Фенвикъ мужу. Викарій вполн понялъ что она хотла сказать. Вслдствіе клеветы безсмысленнаго стараго маркиза, котораго его обманомъ заставили простить, онъ теперь не могъ подать руку помощи своей прихожанк. Тмъ не мене онъ согласился съ благоразумнымъ совтомъ жены, молча, какъ всегда соглашаются съ такими совтами, и удовольствовался стараніемъ пріискать ей другаго проводника. Со дня на день ожидали что мельникъ уступитъ, обниметъ бдную Карри и общаетъ ей считать ее опятъ своею дочерью. Еслибъ это случилось, думалъ Фенвикъ, и Фанни тоже,— старикъ не побоялся бы взглянутъ въ лицо всему графству и самъ проводитъ дочь. Но день суда приближался, а старый Бретль былъ, повидимому, такъ далекъ отъ прощенія какъ и всегда. Фанни сказала при немъ слова два о суд, но онъ только нахмурился на нее и, повидимому, не обратилъ вниманія на намеки.

Фенвикъ, посл свиданія со своимъ другомъ Джильморомъ, о чемъ говорилось въ предыдущей глав, пошелъ домой не полемъ, но по прозжей дорог и потомъ свернулъ на тропинку которая вела къ мельниц. Это было 15 августа, въ среду, и ровно черезъ недлю Карри должна была явиться въ Салисбери. Чмъ ближе приближался день суда, тмъ она становись безпокойне. По настоянію Фенвика, Фанни писала своему брату Джорджу, спрашивая не сжалится ли онъ надъ своею бдною сестрой, не возьмется ли проводить ее. Онъ отвтилъ приславъ ей 20 фунтовъ, но отказавшись, изъ уваженія къ свомъ дтямъ, показаться съ ней въ Салисбери. ‘Я сама поду съ ней, мистеръ Фенвикъ, сказала Фанни, лучше я чмъ ни кого.’ Теперь викарій шелъ одобрить ея намреніе. Онъ не могъ придумать ничего лучше этого. Фанни во всякомъ случа будетъ тверда и не побоится изъ ложнаго стыда быть настоящею сестрой для своей сестры. Онъ общалъ женщинамъ повидаться съ ними въ начал недли, и теперь шелъ къ нимъ чтобы посовтовать имъ какъ вести себя въ Салисбери. Имъ, вроятно, придется ночевать тамъ, думалъ онъ, и надялся что мистрисъ Стигсъ пріютитъ ихъ у себя. Когда онъ сошелъ съ тропинки на лугъ противъ самой мельницы, онъ встртился съ мельникомъ. Тогда былъ полдень, и мельникъ бродилъ въ ожиданіи обда. Они сошлись лицомъ къ лицу и не могли не заговорить, и въ этотъ разъ мельникъ, повидимому, не старался избгнуть постителя.

— Мистеръ Фенвикъ, сказалъ онъ, подавъ руку священнику,— я долженъ сказать вамъ какъ я вамъ много обязанъ за все что вы сдлали для бдной двушки.

— Не говорите объ этомъ, мистеръ Бретль.

— Нтъ, я долженъ говорить. Я знаю что мы у васъ въ долгу. Вы платили по десяти шиллинговъ въ недлю все время пока она была въ Салисбери.

— Я не хочу слышать ни одного слова о деньгахъ.

— Ея братъ Джорджъ прислалъ ей подарокъ, мистеръ Фенвикъ,— двадцать фунтовъ.

— Вотъ это хорошо съ его стороны.

— Джорджъ, говорятъ, человкъ не бдный, продолжалъ отецъ,— ему ничего не стоитъ дать денегъ. Но онъ отказался помочь ей другимъ образомъ. Я вамъ буду очень благодаренъ, если вы возьмете что мы вамъ должны. Билетъ Джорджа у меня, ей и сдачу отдайте.

Тутъ, конечно, начался споръ о деньгахъ. Фенвикъ клялся то ему ничего не должны, а мельникъ доказывалъ что, такъ какъ деньги есть, надо заплатить за содержаніе его дочери въ Салисбери. Наконецъ мельникъ одержалъ верхъ. Феявнь общалъ посмотрть въ своей записной книжк сколько истратилъ на Карри и сказать когда-нибудь сумму Фанни, и онъ положительно отказался взять билетъ тотчасъ же, отговорившись тмъ что у него нтъ сдачи, и что онъ боится нести съ собой въ карман такую большую сумму. Онъ спросилъ можно ли ему войти въ домъ и успетъ ли онъ сказать нсколько словъ женщинамъ до обда. Онъ уже ршилъ что не будетъ боле пытаться примирить отца съ дочерью. Онъ часто повторялъ жен что ни одинъ человкъ не можетъ быть такъ непріятенъ какъ непрошенный совтникъ. ‘Я часто самъ чувствую какъ несносенъ когда совтую кому-нибудь сдлать то или другое, тогда я спрашиваю себя, какъ бы я посмотрлъ на человка который пришелъ бы совтовать мн какъ обращаться съ тобой или дтьми.’ Онъ не разъ повторялъ жен какъ разумно отвтила ему сердитая хозяйка Стартупа, когда онъ попробовалъ дать ей совтъ. ‘Всякій самъ знаетъ какъ ему поступать и можетъ обойтись безъ совтовъ священниковъ.’ Онъ разъ десять повторилъ эти слова жен и говорилъ что напишетъ ихъ большими красными буквами надъ каминомъ, въ своемъ кабинет. Онъ ршилъ не говорить ни слова старику Бретлю объ его дочери Карри. Но теперь мельникъ самъ заговорилъ о ней.

— Вы, конечно, можете войти къ нимъ, мистеръ Фенвикъ.— Я могу обдать и попозже. Но мн самому хотлось поговоритъ съ вами объ этой бдной молодой женщин.

Онъ сказалъ это тихимъ, нершительнымъ голосомъ, точно съ трудомъ могъ заставить себя заговорить о своей несчастной дочери. Фенвикъ пробормоталъ что-то о своей готовности его слушать, и мельникъ продолжалъ:

— Вы конечно знаете какъ она воротилась сюда, на мельницу?

— Конечно знаю. Я видлъ ее посл того нсколько разъ.

— Мистеръ Фенвикъ, мн кажется, никто не можетъ понять какое это горе, не испытавъ его самъ. Надюсь, что вамъ не придется испытать его. Мистеръ Фенвикъ, я лучше согласился бы увидятъ предъ собой ея мертвое тло,— а я любилъ ее какъ рдкій отецъ любитъ свою дочь,— чмъ имть ее такою какою она сдлалась. Его нершительность прошла и замнилась одушевленіемъ, говоря, онъ поднялъ руку. Фенвикъ поймалъ его руку и держалъ въ своей и придумывалъ что бы сказать ему въ утшеніе, когда старикъ остановился. Но для Якова Бретля священнику трудно было найти какое-нибудь утшеніе. Можно проповдовать о раскаяніи человку который ни во что не вритъ, или сказать что прощеніе родныхъ поможетъ гршнику снискать высшее прощеніе. Что бы онъ ни началъ говорить, мельникъ не сталъ бы его слушать. Старикъ былъ поглощенъ своимъ горемъ.

— Еслибъ они только знали какъ изъ-за нихъ страдаютъ т, которые ихъ любятъ, они, можетъ-бытъ, думали бы поболе о себ. Но имъ не понять этого, мистеръ Фенвикъ, и мн кажется что счастливъ тотъ человкъ у кого нтъ дтей.

— Вспомните о вашемъ сын Джордж, мистеръ Бретль, и мистрисъ Гей.

— Какое мн дло до нихъ? Джорджъ присылаетъ ей двадцать фунтовъ, а по-моему лучше бы онъ не присылалъ ихъ. сестра, та не пустила бы ее за порогъ своего дома! Она пошла къ нимъ, а пришла сюда.

— А вамъ было бы лучше безъ Фанни, мистеръ Бретль?

— Фанни! Я не говорю ничего противъ Фанни. Только не слдовало ей впускать сестру въ домъ ночью, не оказавъ мн ни слова.

— Такъ по-вашему она должна была оставить сестру на двор въ холодную, сырую ночь?

— А разв она не могла придти и спросить? Впрочемъ, противъ Фанни я не говорю ничего. Но если когда-нибудь, мистеръ Фенвикъ, у васъ одна нога будетъ въ подагр, вы утшитесь тмъ что другая здорова. Больная нога будетъ такъ мучитъ васъ что вы забудете обо воемъ тл. Вотъ то самое теперь со мной.

— Что мн сказать вамъ, мистеръ Бретль? Я страдаю за васъ. Я очень страдаю за васъ.

— Я въ этомъ не сомнваюсь, мистеръ Бретль. Он вс страдаютъ за меня. Они знаютъ что я весь изломанъ, точно бывалъ на мельничномъ колес. Во всемъ Булгамптон нтъ кого кто бы не зналъ что Яковъ Бретль несчастный человкъ, потому что дочь его….

— Остановитесь, мистеръ Бретль, не называйте ея такъ, и она не такая — теперь по крайней мр. Разв вы не знаете что можно оставить за собой порокъ и забыть его точно такъ какъ и добродтель.

— Но безчестье-то не легко оставить за собой, мистеръ Фенвикъ. На сколько мн извстно, двушка можетъ иногда поправиться, но отцу ея никогда не поправиться. Это вотъ гд лежитъ, мистеръ Фенвикъ, вотъ гд, сказалъ онъ, удары себя въ грудь.— Есть несчастія которыя тяжело выносить, но когда они придутъ, ихъ никогда не забудешь, именно потому что ихъ такъ тяжело выносить. Я перенесъ бы все кром этого и не боялся бы взглянуть смло въ лицо всему Булгамптону, но теперь я разбитъ. Еслибъ у меня дома не было ничего кром корки хлба и не было бы приличной одежды, я смотрлъ бы имъ смло въ лицо. А теперь я не могу никому взглянуть смло въ лицо. Что же касается до дочерей другихъ людей, я не могу выносить ихъ возл себя, не могу. Он заставляютъ меня думать о моей. (Фенвикъ оборотился спиной къ мельнику чтобы дать ему возможность утереть слезы, не показывая ихъ.) Я постоянно думаю о ней, мистеръ Фенвикъ, дни и ночи, точно у меня во всемъ мір нтъ ничего другаго о чемъ бы я могъ подумать. Я былъ мущиною всю мою жизнь, мистеръ Фенвикъ, а теперь я уже не мущина. Нашъ другъ викарій никогда не чувствовалъ себя такъ вполн неспособнымъ представитъ какое-нибудь утшеніе страдающему какъ теперь. Ему не къ чему было прибгнутъ Онъ, конечно, могъ бы сказать старику что за этимъ міромъ есть вчное блаженство которое доступно не только ему, но и его дочери, блаженство гд нтъ безчестія. Но въ невріи стараго язычника была какая-то непреклонная сила, не поддающаяся подобнымъ заклинаніямъ. Онъ врилъ въ то что видлъ, зналъ и чувствовалъ, но ни во что другое не врилъ. Онъ зналъ, теперь что онъ оскорбленъ и несчастенъ, и что долженъ нести свое несчастіе до конца, и расправлялъ спину подъ ношу. Но даже желаніе отдыха, свойственное всякому человку, не могло поколебать его неврія. Какъ онъ не врилъ прежде, когда у него все шло хорошо, и когда надежда на будущую жизнь не была необходима для ежедневной жизни, такъ онъ не врилъ и теперь, когда такъ нуждался въ этой надежд.

Въ заключеніе своей рчи мельникъ объявилъ что ршился самъ сопровождать дочь въ Салисбери, и что ему хотлось сказать объ этомъ другу семейства. Викарій, конечно принялъ его намреніе восторженно, можетъ-быть даже слишкомъ восторженно, потому что мельникъ объявилъ что далеко не увренъ что поступаетъ хорошо. Когда же викарій попросилъ его быть поласкове съ дочерью, мельникъ накинулся на него.

— Отчего я съ нею не ласковъ? Я ненавижу такія нжности, мистеръ Фенвикъ. Я буду обращаться съ ней честно.— Онъ однако смягчился немного, прежде чмъ отпустилъ викарія.— Но какова бы она ни была, она все же моя плоть и кровь, сказалъ онъ.

Посл этого мистеръ Фенвикъ отказался повидаться съ мистрисъ Бретль и ея дочерьми. Мельникъ самъ долженъ объявить семейству о своемъ намреніи, а викарій зналъ что не суметъ сохранить тайну, если увидится съ женщинами.

LXIV. Еслибъ я была ваша сестра!

Мистеръ Джильморъ въ своихъ послднихъ словахъ объявилъ своему другу Фенвику что не принимаетъ порученія которое викарій выдавалъ за окончательное ршеніе Мери. Онъ самъ увидитъ ее и заставитъ признаться ему лицомъ къ лицу въ своей измн, признаться, или отвергнуть ее. Въ этомъ она не можетъ отказать ему. Фенвикъ сказалъ, что пока она его гостья, она можетъ поступать какъ ей угодно. Ему, конечно, не позволятъ войти къ ней противъ ея воли, но онъ былъ увренъ что она не откажетъ ему въ свиданіи посл всего что было между ними. Бродя по своимъ полямъ и обдумывая все это, онъ началъ уже слабо надяться что, вопреки всему, ее можно еще уговорить выйти за него. Его любовь къ ней не поколебалась или, скоре, не поколебалось его желаніе назвать ее своею и имть ее женой. Но любовь его приняла искаженную форму, лишившись всей ея первоначальной нжности вслдствіе обращенія которому онъ подвергался. Теперь ему хотлось удовлетворить скоре свое самолюбіе чмъ любовь. Вс знавшіе его знали что онъ положилъ все свое сердце въ этотъ бракъ, и ему хотлось показать имъ что онъ не можетъ потерпть неудачу. Обращеніе Мери съ нимъ, съ того дня какъ она стала его невстой, было такого свойства что, конечно, уничтожило его нжность и лишило его возможности ухаживать, что онъ длалъ бы также охотно какъ всякій другой мущина. Она сказала ему прямо что выйдетъ за него не любя его, и несмотря на это онъ принялъ ее. Но тогда онъ безсознательно утшалъ себя надеждой что она окажется лучше своихъ словъ, что согласившись подчинится ему какъ его невста, она постепенно сдлается нжною и любящею подъ его вліяніемъ. Но она оказалась, если это возможно, хуже своихъ словъ. Она заставила его понять вполн что его присутствіе не было для нея радостью, что на бракъ съ немъ она смотритъ какъ на бремя которое возлагаетъ себ на плечи только потому что романъ ея жизни прервался на самомъ начал, вслдствіе разлуки съ человкомъ котораго она любила. Но онъ продолжалъ упорствовать. Онъ безумно предался надежд жениться на ней и женился бы непремнно, еслибы могъ, не посмотрлъ бы ни на что. Мистрисъ Фенвикъ, совтами и расположеніемъ которой онъ подкрплялся все это время, говорила ему не разъ что такая двушка какъ Мери Лоутеръ будетъ любить своего мужа, если мужъ будетъ любить ее и обращаться съ ней ласково. ‘За себя-то я ручаюсь’, сказалъ однажды Джильморъ, и мистрисъ Фенвикъ не сомнвалась въ немъ. Вря ея увреніямъ, онъ продолжалъ упорствовать. Онъ упорствовалъ даже тогда когда его довріе поколебалось суровостью Мери. Для него все было лучше чмъ отказаться отъ надежды на то на чемъ онъ основывалъ свое счастіе. Она общала быть его женой и, основываясь на этомъ, онъ могъ украшать свои сады и домъ, и чувствовать нкотораго рода удовольствіе. У него была по крайней мр цль въ жизни. Потомъ постепенно онъ началъ подозрвать что она все еще думаетъ освободиться отъ него, и онъ поклялся себ что не выпуститъ ея. Пусть она сдлается его женой, и тогда онъ будетъ обращаться съ ней съ полнымъ уваженіемъ, съ любовью, если она приметъ его любовь, но теперь онъ не позволитъ ей дурачить себя. Наконецъ пришелъ викарій съ порученіемъ объявить ему отъ Мери что между ними все кончено.

Конечно, ему надо видть ее, и немедленно. Какъ только Фенвикъ ушелъ, онъ обошелъ все свое помстье и веллъ людямъ приниматься опять за работу. Тогда была среда, и онъ ршилъ чтобъ они во всякомъ случа работали до воскресенья, и сказалъ объ этомъ садовнику и своему управляющему — Можетъ-быть, сказалъ онъ садовнику,— я опятъ передумаю, но такъ какъ теперь я еще не ршилъ, то пусть все идетъ попрежнему до воскресенья.

Конечно, они вс знали почему помщикъ поступаетъ какъ сумашедшій.

Вечеромъ онъ послалъ записку къ Мери Лоутеръ.

‘Дорогая Мери.

‘Я видлъ Фенвика и, конечно, долженъ увидаться съ вами, потрудитесь назначить часъ когда мн придти завтра утромъ.

‘Вашъ Г. Д.’

Когда Мери прочла записку, сидя съ Фенвиками въ саду посл обда, она не поколебалась ни на одну минуту. Ни Фенвикъ, ни его жена почти не говорили съ ней съ тхъ поръ какъ онъ воротился изъ Вязниковъ. Они не имли намренія показать ей что сердятся на нее, но говорить съ ней не могли. ‘Вы сказали ему,’ спросила Мери. ‘Да, я сказалъ ему,’ отвчалъ Фенвикъ, и боле между ними почти ничего не бью сказано. Мери намекнула Жанет Фенвикъ что думаетъ не лучше ли ей ухать немедленно изъ Булгамптона. ‘Зачмъ, такъ скоро, моя милая?’ отвчала мистрисъ Фенвикъ, и Мери не осмлилась настаивать.

— Могу я назначить ему придти завтра въ одиннадцать? просила она, передавъ записку мистрисъ Фенвикъ. Мистрисъ Фенвикъ и викарій согласились, и Мери вошла въ домъ и написала отвтъ.

‘Я буду дома въ одиннадцать.

‘М. Л.’

Она дорого дала бы чтобъ избавиться отъ свиданія, но она не надялась избавиться отъ него.

На слдующее утро Фенвикъ ушелъ изъ дома посл завтрака.

— Съ меня довольно, сказалъ онъ.— Я не хочу даже быть близко отъ нихъ.

Мистрисъ Фенвикъ сидла со своею подругой до той минуты когда позвонилъ колокольчикъ у парадной двери. Теперь уже нельзя было войти прямо изъ саду.

— Милая Жанета, сказала Мери, когда они были одни,— какъ и хорошо было еслибъ я никогда не прізжала сюда безпокоить васъ.

Мистрисъ Фенвикъ понимала что сама много способствовала несчастію своею настойчивостью въ пользу друга своего мужа.

— Не думайте что мы сердимся на васъ, сказала она, обнявъ Мери.

— Да, пожалуста не сердитесь на меня.

— Мы сами много виноваты. Мы должны были оставитъ васъ въ поко, а не торопить. Но мы длали это съ добрымъ намреніемъ.

— Я тоже хотла поступить какъ слдуетъ, но, Жанета, какъ трудно поступать какъ слдуетъ!

Когда послышался звонокъ, мистрисъ Фенвикъ вышла въ залу навстрчу Гарри Джильмору и сказала ему что онъ найдетъ Мери въ гостиной. Взглянувъ на его лицо, она горячо пожала ему руку, но онъ, не сказавъ ей ни слова, прошелъ въ комнату изъ которой она только что вышла. Мери сидла посреди комнаты. Услыхавъ звонокъ, она приложила руку къ сердцу и держала ее такъ пока не услыхала его шаговъ, тогда она опустила руки и стояла безпомощно, поднявъ глаза ему навстрчу. Онъ подошелъ и взялъ ея руку.

— Мери, сказалъ онъ,— я не врю тому что вы присылали сказать мн. Не врю и не хочу вритъ. Я не принимаю вашего отказа. Это невозможно, совершенно невозможно. Забудемъ объ этомъ и не будетъ никогда вспоминать.

— Нельзя, мистеръ Джильморъ.

— Какъ нельзя? А я говорю что такъ должно быть. Вы не можете отречься, Мери, что вы моя невста. Разв такія обязательства ничего не значатъ? Разв общаніе можно считать за ничто только потому что оно не сопровождалось формальностями. По-вашему, вы могли бы, сдлавшись моею женой, придти и сказать мн что покидаете меня.

— Но я не жена ваша.

— Что это значитъ? Разв я не былъ терпливъ съ вами? Разв я былъ грубъ или жестокъ? Слышали вы обо мн что-нибудь что уронило меня въ вашемъ мнніи?

Она печально покачала головой.

— Такъ что же это значитъ? Знаете вы что вы сдлаете изъ меня погибшаго человка, что вы оставляете меня въ жизни безъ цли и надежды? Чмъ я заслужилъ отъ васъ такой поступокъ?

Онъ очень хорошо отстаивалъ себя. Она никогда не слыхала чтобъ онъ когда-нибудь такъ отстаивалъ что-нибудь. Онъ не выпускалъ ея руку, сжавъ ее не съ любовью, но съ упрямствомъ, какъ бы желая показать что не выпуститъ ее изъ своей власти. Онъ смотрлъ ей въ лицо, но она не опускала глазъ предъ его взглядомъ. Тмъ не мене, она дорого дала бы чтобъ уйти и избавиться отъ необходимости отвтить ему. Она подкрпляла себя все утро, общая себ не уступать ни подъ какимъ видомъ, была ли она права или не права предъ нимъ, но теперь она намрена была поступить по своему убжденію и избавиться отъ брака который былъ ей такъ противенъ.

— Вы не заслужили отъ меня ничего кром хорошаго, мистеръ Джильморъ.

— А разв вы теперь поступаете со мной хорошо?

— Да, конечно. Это лучшее, по моему убжденію, что я могу сдлать теперь.

— Но что заставило васъ перемнить ваше намреніе?

Она отняла у него свою руку и подумала немного прежде чмъ отвтила. Ей необходимо передать ему вс новости которыя она узнала изъ письма Вальтера, а для того чтобъ онъ зналъ вполн какую силу имютъ для нея эти новости, она должна напомнить ему объ условіи которое сдлала, когда согласилась сдлаться его невстой. Но какъ ей сказать ему то, что напомнитъ ему объ его недостойномъ униженіи передъ ней?

— Когда я пріхала сюда, я была несчастна, сказала она.

— И потому вы хотите оставить меня несчастнымъ теперь?

— Вы должны пощадить меня, мистеръ Джильморъ. Вспомните что я говорила вамъ тогда. Я любила моего родственнна всмъ сердцемъ. Я не скрыла этого отъ васъ и просила васъ оставить меня. Я сказала вамъ что сердце мое не измнится. Я надялась что вы оставите меня, когда я скажу вамъ это.

— Вы наказываете меня за то что я слишкомъ сильно любилъ васъ?

— Я не защищаю себя. Я поступила не хорошо, принявъ ваше предложеніе. Но вспомните что я тогда сказала вамъ то я…. что я возвращусь къ моему родственнику, если ошъ захочетъ взять меня.

— Такъ вы возвратитесь къ нему?

— Если онъ захочетъ взять меня.

— И вы можете стоять предо мной, смотрть мн въ лицо говорить мн что вы такая обманщица! У васъ хватило духа признаться мн что вы способны вертться какъ флюгеръ, одинъ день принадлежать ему, другой день — мн, а на третій перейти опять къ нему! Вы ршились признаться что можете связать себя сначала съ однимъ человкомъ, потомъ съ другимъ, смотря по тому что для васъ удобне въ извстную минуту! Я не поврилъ бы еслибы мн сказали что къ этому способна женщина, но такъ какъ вы сами говорите мн это о себ, я начинаю думать что всегда имлъ ложное понятіе о женщинахъ.

Теперь пришло время когда она должна была высказать ему все, и ей стало легче говорить посл того какъ онъ позволилъ себ выразить свой гнвъ. Онъ выразилъ даже боле чмъ гнвъ, онъ намекнулъ ей о презрніи, и начало грозы придало ей бодрости.

— Вы несправедливы ко мн, мистеръ Джильморъ, несправедливы и жестоки. Вы сами знаете что я не измняю вамъ.

— Разв вы не были помолвлены со мной?

— Да, но какъ это сдлалось? Разв я когда-нибудь обманывала васъ? Разв я скрывала отъ васъ что-нибудь? Когда я приняла ваше предложеніе, разв я не объяснила вамъ почему такъ поступаю,— поступаю противъ своего желанія, противъ совсти? Тогда я не заботилась о себ, а теперь я о себ забочусь и даже очень забочусь.

— И вы считаете это честнымъ поступкомъ относительно меня?

— Если вы начали упрекать меня, то и я упрекну васъ. Зачмъ вы приняли меня, когда я сказала вамъ что не могу любить васъ? Но я, конечно, никогда не сказала бы вамъ ни одного непріятнаго слова, еслибы вы сами пощадили меня. Мы оба сдлали ошибку и теперь должны исправить ее. Вы сами не захотите имть меня женой, когда я скажу вамъ что сердце мое переполнено любовью къ другому. Когда я уступила вамъ, я старалась освободиться отъ этой любви какъ отъ величайшаго несчастія. Теперь же я смотрю на нее какъ на величайшее счастіе моей жизни. Еслибъ я была ваша сестра, какъ посовтовали бы вы мн поступить?

Онъ стоялъ съ минуту молча, потомъ кровь бросилась ему въ лицо, и онъ отвтилъ ей:

— Еслибы вы были моя сестра, у меня въ ушахъ шумло бы отъ стыда, когда при мн произносили бы ваше имя.

И у ней кровь бросилась въ лицо, покрыла даже лобъ, огонь загорлся въ ея глазахъ, губы открылись, и ноздри дрожали отъ гнва. Она взглянула на него, повернулась и молча пошла отъ него. Но взявшись за ручку двери, она опять обратилась къ нему.

— Мистеръ Джильморъ, сказала она,— я никогда добровольно не заговорю съ вами опять.

Дверь отворилась и затворилась за ней прежде чмъ онъ усплъ опомниться.

Онъ зналъ что оскорбилъ ее, что сказалъ ей такія грубыя слова какія мущина едва ли иметъ право сказать женщин при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ. Но когда онъ шелъ на свиданіе съ ней, онъ не имлъ намренія оскорбить ее. У него было только одно опредленное намреніе заставить ее сдержать общаніе, доказавъ ей какъ будетъ велика ея несправедливость, какъ ужасна ея измна, если она оставитъ его. Но онъ достаточно зналъ ея характеръ чтобы понять что одно оскорбительное слово, обращенное къ ней какъ къ женщин, такъ обидитъ ее что она не будетъ въ состояніи простить обиду. Но разсудокъ не удержалъ его гнва, и когда она вызвала его на отвтъ, поставивъ себя въ положеніе его сестры, онъ воспользовался возможностью поразить ее, и поразилъ со всею своею силой. Она почувствовала ударъ и ршилась никогда не подвергать себя другому.

Онъ остался одинъ и долженъ былъ уйти. Онъ подождалъ немного, думая не придетъ ли къ нему мистрисъ Фенвикъ или викарій, но никто не пришелъ. Наружная дверь въ комнат была отворена, и онъ могъ уйти чрезъ садъ, но когда онъ наконецъ ршился уйти, ему бросились въ глаза письменныя принадлежности лежавшія на боковомъ стол. Онъ слъ и написалъ записку мистрисъ Фенвикъ.

‘Скажите Мери что я принужденъ былъ говорить откровенно о дл которое есть для меня вопросъ о жизни или смерти. Скажите ей также, что если она захочетъ быть моею женой, я знаю что мн не придется краснть ни за одинъ ея поступокъ, ни за одно ея слово, ни за одну ея мысль. Г. Д.’

Потомъ онъ вышелъ въ садъ и воротился домой по тропинк мимо церковной фермы.

Онъ ушелъ, сдлавъ еще разъ предложеніе Мери, послднюю, безнадежную попытку. Но на пути домой онъ сказалъ себ что невозможно чтобъ она опять приняла его предложеніе, что для него потеряна всякая надежда, и что надо постараться взглянуть прямо на свое положеніе. Ему было тяжело когда ему не давали надежды, когда отвты двушки такъ противорчили его желанію, когда еще никому не было сказано что она будетъ его женой. Даже тогда мучительное чувство неисполняющагося ожиданія и неудачи въ томъ въ чемъ ему хотлось непремнно имть успхъ, было такъ сильно что разстроило всю его жизнь. Даже тогда онъ не могъ жить такъ чтобы не показать что горе измнило его. Когда онъ здилъ въ Лорингъ и бродилъ безнадежно вокругъ мста гд жила двушка которую онъ любилъ, онъ сознавалъ что ему не достаетъ силы управлять собой въ несчастіи. Но если тогда его положеніе было тяжело, каково же оно будетъ теперь? Всему окружающему его міру было сказано что она это невста, и онъ, какъ счастливый женихъ, началъ приготовлять свой домъ чтобы принять ее. Ни въ чемъ не сомнваясь, онъ соединилъ ея желанія, ея вкусы, свои мысли о ней со всякимъ дйствіемъ своей жизни. Онъ дарилъ ей свои драгоцнности, украшалъ для нея свои комнаты и сады. Человкъ съ незатйливыми привычками и не склонный къ расточительности, онъ въ это время своей жизни, когда все что онъ длалъ длалось для нея, отложилъ въ сторону благоразуміе. Правда, что его радость при этомъ значительно омрачалась ея холодностью, ея равнодушіемъ, даже ея самоотверженіемъ, но онъ продолжалъ ободрять себя надеждой что все пойдетъ хорошо, когда она сдлается его женой. Теперь же она сказала ему что никогда добровольно не заговоритъ съ нимъ опять, и онъ поврилъ ей.

Онъ пришелъ домой, воротился въ свою спальню, слъ, и задумался. Тутъ онъ услыхалъ голоса и шумъ работавшихъ людей, и вспомнилъ что у него длаются вещи которыя для него теперь совершенно не нужны. Онъ просидлъ не двигаясь часа два, потомъ вышелъ и сказалъ управляющему чтобъ ему приготовили чемоданъ, а кучеру веллъ закладывать лошадей. ‘Я узжаю’, оказалъ онъ, и веллъ чтобъ ему пересылали его письма въ Лондонъ, въ его клубъ. Посл обда онъ похалъ въ Салисбери чтобы захватить экстренный поздъ, и ночевалъ ту ночь въ лондонскомъ отел

LXV. Мери Лоутеръ покидаетъ Булгамптонъ

Былъ второй часъ въ исход и дтскій обдъ былъ уже поданъ въ столовой, но никто въ дом викарія не видалъ еще Мери Лоутеръ посл посщенія мистера Джильмора. Оставивъ его, она пошла въ свою комнату, и никто не безпокоилъ ея. Когда дти услись, возвратился Фенвикъ, и жена подала ему записку которую оставилъ ей Джильморъ.

— Что у нихъ было? спросилъ онъ шепотомъ.

Жена покачала головой.

— Не знаю, я не видала ея. Но онъ пишетъ что говорилъ откровенно, и вроятно его откровенность была не совсмъ пріятна.

— Онъ можетъ быть очень жестокъ если его вывести изъ терпнія, сказалъ Фенвикъ.— А его ужь конечно вывели изъ терпнія, прибавилъ онъ немного погодя.

Какъ только дти пообдали, мистрисъ Фенвикъ пошла въ комнату Мери съ запиской Джильмора въ рук. Она постучала, и была тотчасъ же впущена, и нашла Мери у письменнаго стола.

— Придете вы завтракать, Мери?

— Приду, если нужно. Но мн хотлось бы чтобы вы прислали мн сюда чашку чаю.

— Пришлю все что вамъ угодно и куда вамъ угодно. Что онъ говорилъ вамъ сегодня?

— Для чего же повторять то что онъ говорилъ, Жанета?

— Такъ вы не уступили ему?

— Конечно не уступила. Я никогда не уступлю ему. Пожалуста, Жанета, считайте это ршеннымъ. Онъ самъ наконецъ поврилъ этому.

— Вотъ записка отъ него ко мн, написанная, вроятно, посл свиданія съ вами.

Мери взяла записку.

— Онъ не увренъ, вы сами видите, продолжала мистрисъ Фенвикъ.— Онъ писалъ мн и, мн кажется, я должна отвтитъ ему.

— Ему, конечно, никогда не придется краснть за меня какъ за свою жену, сказала Мери. Но она не передала подруг жестокихъ словъ которыя онъ сказалъ ей. Она, конечно, поняла намекъ Джильмора, но не объяснила его. Думая объ этомъ въ своемъ уединеніи, она ршила не повторять никогда, никому жестокихъ словъ которыя онъ сказалъ ей. Онъ, безъ сомннія, былъ раздраженъ. Его гнвъ, какъ и вс его страданія, происходили отъ чрезмрнаго постоянства въ любви, постоянства, въ которомъ его не превзошелъ ни одинъ человкъ во всемъ что она читала. Онъ готовъ былъ взять ее на самыхъ унизительныхъ для него условіяхъ, но потомъ ему сказали что даже на такихъ условіяхъ она никогда не будетъ его женой. Она должна была проститъ ему всякую обиду какую бы онъ ей ни сдлалъ. Онъ въ гнв сказалъ ей слова которыя она считала ни только обидными, но и не честными. Оы сказала ему что никогда добровольно не заговоритъ съ нимъ опять, и намрена была сдержать свое слово. Но она простила его. Она считала себя обязанной простить ему всякую обиду. Она проститъ его, и чтобы доказать себ что простила его, не повторитъ его словъ своимъ друзьямъ, Фенвикамъ. ‘Ему конечно никогда не придется краснть за меня какъ за свою жену,’ сказала ему, возвращая записку мистрисъ Фенвикъ

— Вы хотите сказать что никогда не будете его женой?

— Да, конечно.

— Вы поссорились съ нимъ, Мери?

— Поссорились? Не знаю какъ сказать вамъ. Намъ лучше не встрчаться опять. Свиданіе не было бы пріятно ни ему, ни мн. Но я не хочу чтобъ онъ думалъ что мы поссорились

— Ни одинъ мущина никогда не сдлалъ женщин столько чести сколько онъ сдлалъ вамъ.

— Не будемъ говорить больше объ этомъ, милая Жанета. Надюсь, вы поврите мн теперь когда я скажу вамъ что это безполезно. Я пишу тетк чтобы предупредить ее что возвращаюсь. Какой день мн назначить?

— Писали вы своему кузену?

— Нтъ, я еще не писала ему. Мн не такъ легко было покончить съ прошлымъ, Жанета.

— Мн кажется, вамъ теперь лучше ухать.

— Да, конечно. Я была бы для него занозой, еслибъ осталась здсь.

— Онъ самъ не останется здсь, Мери.

— Онъ можетъ поступать какъ ему угодно, я не хочу мшать ему. Вы должны немедленно дать ему знать что я узжаю. Я назначу субботу, посл завтра. Я едва ли успю ухать завтра.

— Конечно не успете, и зачмъ такъ спшить?

— Я должна спшить чтобъ освободить его. И вотъ что еще, Жанета. Передадите вы ему это? Здсь все,— и рубины, и все. О, Боже мой, онъ тронулъ меня въ тотъ день.

— Онъ всегда велъ себя какъ джентльменъ.

— Не потому чтобъ я обрадовалась его глупымъ камнямъ Я никогда не любила ничего подобнаго. Но въ его поступк была доврчивость, желаніе показать мн что все что принадлежитъ ему принадлежитъ и мн, за что я полюбила и его, еслибъ это было возможно.

— Я дала бы отрубить себ руку, еслибы можно было сдлать чтобы вы никогда не встрчались съ вашимъ кузеномъ.

— А я готова отдать свою руку за то что встртилась съ имъ, сказала Мери, протягивая свою правую руку.— Нтъ, я отдамъ дв, я отдамъ все за то что встртилась съ нимъ и онъ сдлался для меня тмъ что онъ для меня теперь. Однако, Жанета, когда будете отдавать ему вещи, скажите ему отъ меня ласковое слово. Я, кажется, ввела его въ издержки.

— Онъ и не вспомнитъ о деньгахъ. Онъ отдалъ бы вамъ всю свою землю до послдняго клочка, еслибы вы захотли взять ее.

— Но въ томъ-то и дло что я не хочу взять ее. И эти вещи онъ не сталъ бы передлывать еслибы не я. Я раскаиваюсь что причинила ему столько хлопотъ. Пожалуста скажите ему это когда будете отдавать ему вещи.

— Онъ, вроятно, потерялъ бы ихъ гд-нибудь, еслибъ я отдала ихъ ему. Я просто скажу ему что вещи у меня, и Франкъ отдастъ ихъ на сохраненіе въ банкъ. Ну, такъ я пойду напишу ему нсколько словъ.

— А я назначу тетушк субботу, сказала Мери.

Мистрисъ Фенвикъ тотчасъ же написала своему другу.

‘Дорогой Гарри!

‘Я уврена что это безполезно. Зная вашу любовь, я не сказала бы вамъ этого, еслибы не была вполн, вполн уврена. Она узжаетъ въ Лорингъ въ субботу. Не лучше ли вамъ перехать погостить къ намъ посл ея отъзда Вамъ будетъ не такъ тяжело съ Франкомъ какъ одному.

‘Преданная вамъ,
‘Жанета Фенвикъ.

‘Она отдала мн ваши вещи. Я говорю вамъ это только для того чтобы вы знали, а совсмъ не для того чтобы безпокоить васъ теперь вещами.’

Потомъ она прибавила вторую приписку:

‘Она глубоко сожалетъ что причинила вамъ столько страданій и поручаетъ мн попросить васъ простить ее.’

Итакъ было ршено что Мери надо покинуть Булгамптонъ и перехать въ Лорингъ. Въ письм къ тетк она не сказала ни слова о Вальтер Маррабель. Она не писала еще своему кузену, отложивъ это до слдующаго дня, и охотно отложила бы на нсколько дней, еслибы было возможно. И она знала что должна дать ему отвтъ прежде чмъ онъ удетъ изъ Донриппеля. Она охотно предпочла бы воротиться сначала въ Лорингъ, положить большое разстояніе между собой и Булгамптономъ, и тогда отвтить на письмо въ которомъ выразитъ все свое счастіе. Она знала что была бы вознаграждена еслибы отдалила на время свое счастіе, зная что оно ждетъ ее, и конецъ близокъ. Но нельзя было откладывать. Письмо Вальтера жгло ея карманъ. Она уже чувствовала себя виноватою предъ нимъ что не даетъ ему отвта который осчастливитъ его. Но она не могла отвтить ему не покончивъ сначала окончательно съ другимъ. Теперь она уже вс ршила. Въ субботу она удетъ въ Лорингъ, а въ пятницу напишетъ и отошлетъ письмо. Въ воскресенье Вальтеръ еще будетъ въ Донриппел и получитъ его утромъ. Она просадила путь почты отъ Булгамптона до мстопребыванія Вальтера и знала даже часъ когда онъ получитъ ея письма. Въ этотъ день она съ трудомъ сохранила свое всегдашнее спокойствіе въ обращеніи, когда встртилась съ викарію предъ обдомъ. Ни слова однако не было сказано о мистер Джильмор. Фенвикъ сознавалъ что онъ и жена его отчасти способствовали случившемуся несчастію, и ршилъ что Мери должна получить прощеніе, по крайней мр отъ него. Онъ поговорилъ съ женой, и они ршили не произносить безъ необходимости имя Джильмора въ присутствіи Мери Лоутеръ. Они сдлали попытку вмшаться не въ свое дло, но потерпли неудачу, и теперь пора положить этому конецъ. На слдующее утро Фенвикъ, узнавъ что Джильморъ ухалъ въ Лондонъ, отправился въ Вязники чтобы распросить о ней прислугу. Но ни одинъ человкъ не зналъ боле того что письма къ барину надо адресовать въ его лондонскій клубъ. Работники еще продолжали работать, но садовникъ сказалъ что вс они въ большомъ затрудненіи и обратился за распоряженіями къ викарію. ‘Если мы покончимъ въ субботу, то здсь на всю зиму останутся кучи пыли и грязь’. Викарій замтилъ что теперь пыль и грязь не будутъ никому мшать. ‘Да, но баринъ не такой человкъ чтобъ онъ оставилъ все это въ такомъ вид навсегда, а намъ будетъ стоить вдвое дороже если мы примемся опять за работу немного погодя.’ Но это было еще не главное затрудненіе. Если садовникъ не зналъ что длать вн дома, то въ дом человкъ распоряжавшійся работой былъ въ еще большемъ затрудненіи. ‘Если мы будемъ работать только до воскресенья, а потомъ ни къ чему не притронемся, то мы длаемъ только вредъ. Лучше бы кончить теперь.’ Тогда Фенвикъ ршился сдлать нсколько распоряженій. Онъ веллъ оклеить обоями т комнаты въ которыхъ стны были уже ободраны, окончить потолки и выкрасить новое дерево. Но мебель, драпировку и все тому подобное оставить пока хозяинъ не сдлаетъ самъ какихъ-нибудь распоряженій. Что же касается до пыли и грязи въ саду, викарію очень не хотлось чтобы мсто осталось въ такомъ вид что могло бы навлечь на помщика насмшки сосдей. Но онъ надялся увидать своего друга и заставить его сдлать какія-нибудь распоряженія чтобы спасти его отъ такой непріятности.

Въ то же утро Мери отправилась въ свою комнату и сда къ письменному столу. Теперь ей предстояло удовольствіе — неужели же обязанность?— отвтить на письмо своего кузена. Она держала его письмо въ рукахъ, и въ это утро прочла его уже два раза. Она ожидала что ей будетъ легко отвтить на него, но взявъ въ руки перо поняла что это совсмъ не такое легкое дло. Многое надо разказать ему, а какъ pasказать? Не то чтобъ ей хотлось утаить что-нибудь отъ него. Нтъ, она была бы готова, даже желала разказать ему все что говорила, думала, длала съ тхъ поръ какъ разсталась съ нимъ. Но она была бы очень рада еслибъ онъ могъ узнать это отъ кого-нибудь другаго, а не отъ нея. Онъ не осудить ея, думала, она. Вспоминая прошлое и переходя отъ одной сцены къ другой, она сама не осуждала себя. Тмъ не мене въ прошломъ было нчто о чемъ она не могла говорить изъ нкотораго чувства стыда. И потомъ, простительно ли быть счастливою причинивъ столько горя? А какъ написать такое письмо и не выразить въ немъ счастія? Ей хотлось чтобы личность ея раздвоилась, чтобъ одна половина радовалась любви Вальтера, а другая горевала надъ несчастіемъ человка который любилъ ее съ такимъ постоянствомъ. Она сидла и думала съ открытымъ письмомъ въ рукахъ, но наконецъ оказала себ что думаньемъ ничему не поможешь. Надо наклониться надъ столомъ, взять перо и писать что придетъ въ голову.

Ея письмо, думала она, будетъ длинне его письма. Онъ всегда писалъ короткія письма, а въ этотъ разъ онъ могъ сказать такъ мало. Ему надо было сдлать только одинъ вопросъ, и хотя онъ повторилъ его нсколько разъ, какъ всегда длаютъ съ такими вопросами, но ему хватило листика почтовой бумаги. Она опять перечла письмо. ‘Если вы дозволите, я пріду къ вамъ въ начал будущей недли.’ Что если не писать ему ничего, но только позволить пріхать? Не лучше ли не писать ничего кром этого? Она взяла перо и въ три минуты окончила письмо.

‘Булгамптонъ. Пятница.

‘Милый, дорогой Вальтеръ!

‘Прізжайте ко мн какъ только вамъ будетъ возможно, и я никогда не оттолкну васъ отъ себя опять. Завтра я узжаю въ Лорингъ, и вы, конечно, должны пріхать туда. Я не могу писать вамъ обо всемъ, но я разкажу вамъ все когда мы будемъ вмст. Мн очень жаль вашего двоюроднаго брата, потому что онъ былъ такъ добръ.

‘Всегда ваша,
‘Мери.

‘Не подумайте что я тороплю васъ. Я сказала вамъ прізжать поскоре, но я не хочу мшать вамъ. У васъ, вроятно, много дла. Если вы напишете мн строчку что прідете, я буду ждать терпливо. Я не была счастлива съ тхъ поръ какъ мы разстались. Легко говорить что можно побдить свое чувство, но на дл это оказалось невозможнымъ. Я никогда не ршусь попробовать опять.’

Когда главное было написано, она могла продолжать свою приписку безъ конца. Ей казалось, ничего не можетъ бытъ лучше какъ выражать въ словахъ все свое счастіе и любовь. Писать ему было такъ пріятно, если только не упоминать о мистер Джильмор.

Это былъ ея послдній день въ Булгамптон, и хотя объ этомъ не было сказано ни слова, но вс они знали что она никогда не прідетъ опять въ Булгамптонъ. Она чувствовала себя у Фенвиковъ также дома какъ и у тетки своей въ Лоринг, а теперь должна была ухать отъ нихъ навсегда. Но они не сказали объ этомъ ни слова, и послдній вечеръ прошелъ какъ и вс другіе вечера. Воспоминаніе обо всемъ что случилось во время ея пребыванія въ Булгамптон мшало имъ говорить объ ея отъзд.

На слдующее утро она должна была отправиться на станцію желзной дороги въ Вестбери. У мистера Фенвика было дло въ приход которое мшало ему проводить ее, и она должна была отправиться съ кучеромъ.

— Если я не буду завтра здсь, церковные старосты донесутъ на меня архидіакону, а архидіаконъ можетъ разказать маркизу, и что онъ тогда заговоритъ обо мн? (Она, конечно, просила его не безпокоиться о ней.) Милая Мери, сказалъ онъ,— мн самому очень хотлось бы проводить васъ, чтобы доказать вамъ что я люблю васъ попрежнему.

Тогда она залилась слезами, поцловала его и сказала что всегда будетъ смотрть на него какъ на брата.

Она позвала мистрисъ Фенвикъ въ свою комнату прежде чмъ легла.

— Жанета, сказала она,— милая Жанета, вдь мы разстаемся не навсегда?

— Навсегда! Конечно, нтъ. Какъ это возможно?

— Я никогда не увижу васъ, если вы сами не прідете ко мн. Общайте мн, что если у меня будетъ свой домъ, то и прідете ко мн.

— Конечно, у васъ будетъ свой домъ, Мери.

— И вы прідете ко мн, не правда ли? Общайте что прідете. Мн нельзя опять пріхать въ милый, милый Булгамптонъ.

— Мы, конечно, будемъ видаться, Мери.

— И привозите съ собой дтей, мою милочку Флору. Какъ же иначе могу я ее видть? И вы должны писать мн, Жанета.

— Я буду писать…. я всегда буду отвчать на ваши письма.

— Вы должны писать мн о немъ, Жанета. Не думайте то я не забочусь объ его счастіи, если не могла полюбить то. Я знаю что мой пріздъ сюда былъ несчастіемъ для него. Но вдь въ этомъ я не виновата. Разв я виновата въ этомъ, Жанета?

— Бдный! какъ мн жаль его!

— Но вы не осуждаете меня, не очень? О, Жанета, скажите, что вы не презираете меня.

— Въ этомъ я васъ могу уврить. Я не осуждаю васъ. Это большое несчастіе, но я не осуждаю васъ. Я знаю что вы старались поступать по совсти.

— Благослови васъ Богъ, мой милый, милый другъ! Еслибы вы знали какъ я старалась не поступить дурно. Но обстоятельства сложились дурно, и не въ моей было власти поправить ихъ.

На слдующее утро она усадила ее въ маленькій кабріолетъ, и она покинула Булгамптонъ.

— Она, по моему мннію, лучшая двушка когда-либо существовавшая, сказалъ викарій,— но тмъ не мене я отъ всего сердца желалъ бы чтобъ она никогда не прізжала въ Булгамптонъ.

LXVI. На мельниц.

Присутствіе Карри Бретль въ Салисбери при допрос Джона Борроуса и Лоренса Экорна требовалось въ пятницу 22го августа. Нашъ викарій, узнавъ что судьи прідутъ только въ четвергъ поздно вечеромъ, и что слдующій день будетъ такъ занятъ другими длами что невроятно чтобъ очередь дойти до дла объ убійств Тромбула, попробовалъ получить позволеніе отложить прибытіе Карри до субботы. Но маленькіе люди облеченные властью непреклонны на такія вещи, и на свидтелей по обыкновенію смотрятъ какъ на людей не имющихъ права заботиться о своемъ личномъ спокойствіи и благосостояніи. Адвокаты, которымъ платится за ихъ присутствіе, могутъ быть задержаны другими длами и не явиться, если свидтель лордъ, то, можетъ-быть, сочтутъ большой дерзостью оторвать его отъ его забавъ. Но простой свидтель долженъ просто слушаться, подъ страхомъ гибели. И потому было ршено что Карри Бретль должна быть въ Салисбери въ среду и томиться въ суд пока не понадобятся ея услуги. Фенвикъ, здившій въ Салисбери, позаботился чтобы для нея и для мельника было приготовлено удобное помщеніе въ дом мистрисъ Стигсъ.

Мельникъ ршилъ сопровождать свою дочь. Викарій не былъ на мельниц съ тхъ поръ какъ узналъ это, но мистрисъ Фенвикъ видла Бретлей и узнала что это уже ршено. Старикъ не говорилъ своему семейству о своемъ намреніи до вечера понедльника, и Фанни собиралась сопровождать сестру. Въ понедльникъ, когда онъ пришелъ съ мельницы домой пить чай, ему сказали что отъ викарія прислали сказать что для нихъ готовы дв комнаты у мистрисъ Стигсъ.

— Не понимаю для чего это намъ платить за дв комнаты, сказала Фанни:— я и Карри могли бы помститься и въ одной. Вплоть до этой минуты мельникъ не примирился со своею падшею дочерью. Карри спрашивала у него иногда сдлать ли ей то или другое, и онъ отвчалъ ей какъ сердитый хозяинъ отвчаетъ служанк которая ему не нравится, но отецъ еще не сказалъ ни слова дочери какъ отецъ, и вплоть до этой минуты даже жен еще не сказалъ о своемъ намреніи сопровождать дочь въ Салисбери. Но теперь онъ былъ вынужденъ сказать. Онъ сидлъ въ кресл, сложивъ руки на колняхъ и устремивъ глаза въ пустой каминъ. Карри стояла у окна, обрывая сухіе листья съ трехъ или четырехъ горшковъ геранія. Фанни ушла въ кухню гд кипла вода для чаю, а мать сидла на своемъ обычномъ мст съ очками на носу и штопальною иголкой въ рукахъ. Прошло нсколько минутъ прежде чмъ мельникъ отвтилъ своей старшей дочери.

— Намъ нужны дв комнаты, сказалъ онъ.— Я сказалъ мистеру Фенвику что поду самъ, и я поду.

Карри такъ вздрогнула что переломила втку которую держала въ рукахъ. Мать бросила иголку и сняла очки, Фанни, которая въ эту минуту внесла чайникъ съ водой, уронила его и блюдечки и остановилась не довряя своимъ ушамъ.

— Боже мой! Боже мой! воскликнула мать.

— Батюшка, сказала Фанни, подойдя къ нему и положивъ ему руку на плечо,— вамъ, конечно, лучше хать, гораздо лучше. Я такъ рада что вы дете, и Карри тоже очень рада.

— Мн до этого нтъ дла, сказалъ мельникъ.— Я сказалъ что поду, и нечего толковать объ этомъ. Я не былъ въ Салисбери ужъ лтъ пятнадцать или больше, и въ другой разъ, конечно, не поду туда.

— Никто этого и не говоритъ, батюшка, сказала Фанни.

— И теперь я ду туда не съ удовольствіемъ. Никто не можетъ ожидать чтобъ я похалъ туда съ удовольствіемъ, лучше бы меня придавило мельничнымъ колесомъ!

Въ этотъ вечеръ при мельник объ этомъ не было сказано и слова, но Карри съ сестрой проговорили почти всю ночь. Фанни скоро поняла что Карри приняла извстіе со страхомъ. Быть наедин съ отцомъ въ продолженіи двухъ, трехъ, можетъ-быть и четырехъ дней, казалось ей столь ужаснымъ то она сомнвалась будетъ ли она въ состояніи вынести его печальное, унылое сообщество вмст со страхомъ отъ ожиданія того что ей скажутъ и сдлаютъ въ суд. Въ послднее время она привыкла дрожать услыхавъ шаги отца, хотя и знала что онъ не сдлаетъ ей зла, не обратитъ на нее вниманія, едва взглянетъ на нее. А теперь въ продолженіи трехъ ужасныхъ дней она будетъ подвержена его гнву каждую минуту своей жизни.

— Будетъ онъ говорить со мной, Фанни, какъ ты думаешь спросила она.

— Конечно будетъ, дитя мое.

— Да вдь онъ не говорилъ со мной до сихъ поръ, ты сама знаешь, съ тхъ поръ какъ я воротилась, онъ ни разу не говорилъ со мной такъ какъ говоритъ съ тобой или съ матушкой. Я знаю что онъ ненавидитъ меня и желаетъ чтобъ я умерла. Я и сама теперь хочу умереть.

— Онъ ничего такого не желаетъ, Карри.

— Такъ почему же онъ не скажетъ мн ни одного добраго слова? Я знаю что я виновата, но съ тхъ поръ какъ я воротилась, я не сдлала ничего дурнаго, не сказала ни одного слова которое могло бы не понравиться ему.

— Это правда, моя милая.

— Такъ почему же онъ не хочетъ говорить со мной? Лучше бы онъ билъ меня, право, лучше.

— Онъ никогда этого не сдлаетъ, Карри. Я не помню, чтобъ онъ когда-нибудь поднялъ на насъ руку даже когда вы были маленькими.

— Лучше бить чмъ не сказать никогда ни одного добраго слова. Еслибы не матушка и ты, Фанни, я бы давно ушла.

— Неправда, ты не ушла бы. Зачмъ такъ говорить?

— Да какъ же когда онъ не хочетъ сказать мн ни одного слова, точно я въ дом мертвое тло.

— Карри, милая, послушай что я скажу теб. Если ты будешь хорошо вести себя, будешь внимательна къ нему и кротка пока онъ будетъ съ тобой, если ты сумешь угодить ему и будешь покорна когда онъ….

— Я, кажется, покорна…. всегда…. теперь.

— Да, милая, но когда онъ будетъ говорить съ тобой,— потому что нельзя же чтобъ онъ не говорилъ съ тобой когда вы будете одни,— будь съ нимъ кротка. Можетъ-быть и онъ будетъ поласкове съ тобой когда вы воротитесь.

У нихъ было такъ много о чемъ надо было поговорить. Придетъ ли Семъ на судопроизводство? И если придетъ, будутъ ли они говорить съ отцомъ? Вс они знали что Сема вызывали и что полиція заставитъ его явиться, но никто изъ нихъ не былъ увренъ будетъ ли онъ тамъ какъ подсудимый, или какъ свободный человкъ. Наконецъ он легли, то Карри почти не спала. Мельникъ, какъ было уже сказано, имлъ обыкновеніе вставать всегда въ пять часовъ. Дв двушки вставали въ шесть, а въ семъ будили мать. Но во вторникъ утромъ не мельникъ всталъ первый. Карри встала лишь только начало свтать, не разбудивъ сестру, и тихо одлась. Потомъ тихо прокралась къ передней двери, отворила ее и остановилась за дверью дожидаться когда пройдетъ отецъ. Утро было холодное, хотя шелъ еще августъ, и время показалось ей очень длинно. Проходя по комнат, она взглянула на старые часы и увидала что еще безъ четверти пять. Она знала что отецъ никогда не встаетъ позже пяти. Что если въ это именно утро онъ не выйдетъ, когда она ршила, посл долгой внутренней борьбы, сдлать страшную попытку получить прощеніе отца.

Наконецъ онъ всталъ. Она услыхала его шаги въ сняхъ и поняла что онъ остановился, увидавъ что дверь отперта. Она замтила что онъ разсматриваетъ замокъ, что было очень естественно съ его стороны, она совсмъ забыла что его остановитъ отпертая дверь. Сообразивъ это и зная что нельзя терять ни минуты, она выступила впередъ и остановилась передъ нимъ.

— Батюшка, сказала она,— это я.

Онъ разсердился что она осмлилась отворить дверь. Кто она такая чтобъ ей можно доврить отпирать или запирать дверь? Тутъ у него мелькнуло подозрніе насчетъ ея поведенія. Зачмъ она здсь въ такой часъ? Неужели ему придется прогнать ее опять изъ своего дома?

Карри была настолько умна чтобы понять что происходитъ въ душ отца.

— Батюшка, сказала она,— это для того чтобы видть васъ. Я думала, нельзя ли будетъ сказать здсь.

Онъ сразу поврилъ ей. Какъ бы онъ ни взглянулъ на ея попытку, но подозрніе пропало. Онъ зналъ что она вышла для того чтобъ увидать его наедин на свжемъ утреннемъ воздух.

— Батюшка, сказала она, взглянувъ ему въ лицо.

Она упала на колни, обняла его ноги и лежала предъ имъ, рыдая. Она хотла попросить у него прощенія, но не могла произнести ни одного слова. Онъ тоже не могъ говорить, но нагнулся и тихо поднялъ ее на ноги, потомъ, когда она опять стояла предъ нимъ, онъ повернулся и пошелъ на мельницу, не сказавъ ни одного слова. Но онъ не оттолкнулъ ея, и прикосновеніе его было очень нжно.

— Батюшка, сказала она, слдуя за нимъ,— не можете ли вы простить меня! Я знаю что я очень виновата, но не можете ли вы простить меня!

Онъ подошелъ къ самой двери мельницы не оборотившись, а она, видя что онъ уходитъ отъ нея, остановилась на мосту. Она истощила все свое краснорчіе и не знала какими еще словами можно тронуть его. Она чувствовала что потерпла неудачу, но не умла поступитъ лучше. Но дойдя до двери отецъ обернулся.

— Дитя, сказать онъ наконецъ,— поди сюда.— Она подошла къ нему.— Я прощаю тебя. Да. Я тебя прощаю и врю что ты будешь лучше чмъ была.

Она бросилась къ нему, обвила руками его шею, цловала его лицо и грудь.

— Ахъ, батюшка, сказала она,— я исправлюсь. Я постараюсь исправиться. Только говорите со мной.

— Теперь иди домой. Я простилъ тебя.

Сказавъ это, онъ вошелъ въ мельницу и принялся за свои работу.

Карри, вбжавъ въ домъ, тотчасъ же разбудила сестру

— Фанни! воскликнула она:— онъ простилъ меня наконецъ. Онъ сказалъ что прощаетъ меня.

Но по мннію мельника и по его чувству справедливости, такого прощенія было недостаточно. Когда онъ пришелъ къ завтраку, жена уже знала что случилось и ужасно радовалась. Она чувствовала себя точно съ ея усталой спины сняли величайшую тяжесть ея жизни. Теперь, когда властелинъ всей ея жизни простилъ бдную гршницу, она сдлалась для материнскаго сердца такъ же чиста какъ тогда когда играла возл мельницы невинною двочкой. Мать знала что на дочери ея лежитъ пятно, но пятно это въ ея глазахъ былъ гнвъ отца, а не общественное презрніе. Для нея грхъ очищенный покаяніемъ былъ уже не грхъ, а любовь къ дочери убждала ее въ искренности ея раскаянія. Но она не могла радоваться на свою бдную гршницу, пока глаза семейства не хотлъ принять ее опять въ свое сердце. Когда мельникъ пришелъ завтракать, три женщины стояли вмст не безъ нкоторыхъ признаковъ радости. Мать надла чистый чепчикъ, а Фанни, одвавшаяся всегда чисто, по никогда нарядно, сумла въ это утро придать что-то праздничное своей наружности. Есть ли хоть одна женщина которая, почувствовавъ радость, не выкажетъ ее какимъ-нибудь образомъ въ своемъ наряд? Но они еще не совсмъ избавились отъ безпокойства. ‘Будетъ онъ называть меня Карри?’ спросила двушка. Онъ не назвалъ ея по имени когда высказалъ ей свое прощеніе. Прощеніе было дано и не будетъ взято назадъ, но он не знали какимъ образомъ оно проявился въ первый разъ.

Мельникъ, войдя въ комнату, подошелъ къ столу, облокотился на него руками и обратился къ женщинамъ.

— Намъ было тяжело, сказалъ онъ,— когда двушка которую мы любили забыла себя и насъ и опозорила насъ,— насъ, никогда не стыдившихся за себя до тхъ поръ,— и сдлалась такою что ужъ лучше не называть. Тогда это едва не свело меня въ могилу.

— Батюшка! воскликнула Фанни.

— Успокойся, Фанни, дай мн сказалъ мой сказъ. Намъ было тяжело тогда. И потомъ, когда она воротилась и была принята такъ что могла сидть съ нами за столомъ въ честномъ дом, намъ было не легче, потому что она была для насъ позоромъ. Что касается до меня, я хоть и зналъ что она всегда возл меня, но сердце мое было далеко отъ нея, она была для меня чужая, не то что ея сестра или мать, у которыхъ не было никогда въ сердц чувства недостойнаго женщины.

Карри стояла рыдая на груди матери, и трудно сказать кто изъ нихъ въ эту минуту страдалъ сильне.

— Но упавшіе могутъ подняться, если они не совсмъ разбились когда упали. Если моя дочь раскаивается въ своемъ грх…

— Батюшка, я раскаиваюсь.

— Я заставлю себя простить ее. Я не солгу, не скажу что это не будетъ давить вотъ здсь, продолжалъ онъ, ударивъ себя ладонью по сердцу.— Во лжи нтъ добра. Но ни одно слово не сойдетъ съ моего языка объ ея грх, и она можетъ подходить ко мн опять какъ мое дитя.

Слова старика были, такъ торжественны что привели въ ужасъ его слушательницъ, он не знали куда двинуться или что сказать. Фанни первая пришла въ себя. Она подошла къ нему, взяла его подъ руку и положила голову на его плечо.

— Подай мн позавтракать, сказалъ онъ ей. Но прежде чмъ онъ двинулся съ мста, Карри бросилась ему на шею.— Довольно, довольно, сказалъ онъ.— Садись, давай завтракать.

Онъ ни сказалъ боле ни слова, и весь завтракъ прошелъ въ молчаніи.

Женщины толковали объ этомъ весь день, но мельникъ не сказалъ боле ни слова. Когда онъ пришелъ обдать, Карри подала ему кушанье, и онъ поблагодарилъ ее, какъ благодарилъ бы и старшую дочь, но не назвалъ ея по имени. Въ этотъ день было много приготовленій къ поздк. Мельникъ досталъ телжку чтобы дохать до ближайшей станціи желзной дороги, и уходя спать сказалъ что подетъ на другой день въ девять часовъ чтобы поспть на извстный поздъ. Имъ сказали что они могутъ пріхать въ городъ къ часу.

На слдующее утро мельникъ, по обыкновенію, ушелъ на мельницу. Онъ не сказалъ ни слова о работ, но женщины знали что работы во время его отсутствія не будетъ. Нельзя же доврить все одному человку, да еще наемному. Но объ этомъ не было сказано ни слова. Онъ ушелъ на мельницу, а женщины приготовили ему завтракъ, чистую рубашку и опрятный воскресный сюртукъ. Карри была уже готова — очень хорошенькая, со своими блестящими локонами и ямочками на щекахъ, но съ боязливымъ, грустнымъ взглядомъ въ ожиданіи будущаго испытанія.

Мельникъ воротился, одлся въ приготовленное платье и слъ за столъ въ кухн Въ эту минуту отворилась дверь, и вошелъ Семъ Бретль.

— Я, кажется, пришелъ во время, батюшка, сказалъ онъ.

Велико было ихъ смущеніе, но ни одного намека не было сдлано на послднюю ссору разлучившую отца и сына. Семъ разказалъ что пришелъ съ свера, что онъ большею частію халъ по желзной дорог, но вчера вечеромъ прошелъ пшкомъ отъ Свиндона до Марльборо, а сегодня утромъ отъ Марльборо до Булгамптона.

— А теперь, матушка, хорошо еслибы вы дали мн закусить чего-нибудь.

Его тоже вызывали въ Салисбери къ этому дню, но никто, говорилъ онъ, не заставитъ его явиться туда раньше пятницы. Онъ уврялъ что понимаетъ въ этомъ дл кое-что, и что такъ какъ онъ знаетъ наврное что дло не начнется раньше пятницы, то онъ не покажется до тхъ поръ въ Салисбери. Онъ съ жаромъ совтовалъ Карри быть столь же благоразумною и привелъ нсколько убдительныхъ доказательствъ этому въ пользу своего мннія, когда узналъ что онъ тоже детъ. Но мельникъ не любилъ чтобы сынъ училъ его и объявилъ, что такъ какъ въ повстк сказано въ среду, то въ среду дочь его и явится туда.

— А что длается на мельниц, батюшка? спросилъ Семъ.

Мельникъ только покачалъ головой.

— Такъ мн тмъ боле надо остаться здсь эти два дня, сказалъ Семъ.— Я, батюшка, буду работать здсь не покладая рукъ, до той минуты когда мн надо будетъ идти въ Салисбери. Вы скажите имъ когда я приду. Впрочемъ, я приду прежде чмъ они меня спросятъ. Немного же они узнаютъ отъ меня, за это я ручаюсь.

Тутъ началась суматох отъзда. Фанни, въ заботливости объ отц, хотла подложить ему подушку.

— Не надо мн никакихъ подушекъ, сказалъ онъ.— Положи ее сюда, для Карри.

Онъ въ первый разъ произнесъ ея имя, и это, конечно, не осталось незамченнымъ дочерью.

LXVII. Головная боль сэръ-Грегори.

Мери Лоутеръ въ своемъ письм къ тетк объявила одной строчкой о своемъ разрыв съ мистеромъ Джильморомъ. Строчка эта составляла постскриптумъ, и Мери долго колебалась прежде чмъ прибавила его. Она не хотла писать объ этомъ тетк, но потомъ сообразила что гораздо легче будетъ разказать въ Лоринг всю исторію, когда главное будетъ уже извстно, и потому прибавила: ‘Между мной и мистеромъ Джильморомъ все кончено — навсегда.’

Это было ужаснымъ ударомъ для тетки, которая до самаго полученія письма была уврена что племянница ея устраиваетъ свою судьбу самымъ пріятнымъ образомъ для всхъ своихъ друзей. Она горячо любила свою племянницу и, конечно, не съ удовольствіемъ думала о будущемъ, когда останется на старости лтъ одна въ олгильскомъ дом. Но она смотрла на молодыхъ двушекъ съ точки зрнія свойственной всмъ пожилымъ женщинамъ и очень радовалась что ея молодая двушка выходить замужъ. Пожилыя женщины правы со своей точкой зрнія на дло, и молодыя, которыя рдко возстаютъ противъ нихъ въ этомъ отношеніи, также правы. Миссъ Маррабель, у которой было очень опредленное мнніе о вышеупомянутомъ предмет, очень огорчилась когда ея странная молодая двушка объявила ей такъ неожиданно что и вторая помолвка разошлась окончательно. У друзей Мери обратилось уже въ теорію то что Мери необходимо выйти за Джильмора. Посл многихъ препятствій бракъ съ Джильморомъ былъ наконецъ устроенъ. Безпокойство за будущее Мери окончилось, и теорія старшихъ, заботившихся объ ея счастіи, начинала оправдываться. Но вдругъ пришло коротенькое письмо, въ которомъ Мери объявила что возвращается домой, и сказала очень просто, какъ о факт нечего не значащемъ, въ одной строчк, что вс заботы объ устройств ея судьбы оказались совершенно безполезными. ‘Между мной и мистеромъ Джильморомъ все кончено.’ Какой ужасный, раздирающій сердце постскриптумъ!

Бдная тетушка Сарра знала очень хорошо что она не была вооружена родительскою властью. Она могла излагать свою теорію, давать совты — и только. Она не могла даже побранить. И потомъ у нея было на душ сомнніе насчетъ Вальтера Маррабель, съ тхъ поръ какъ Вальтеръ былъ дружелюбно принятъ баронетомъ и младшій Грегори сошелъ съ дороги. Она, безъ сомннія, сдлала все что было въ ея власти чтобы разлучить Вальтера съ Мери, но пока она была уврена что слдствіемъ этой разлуки будетъ бракъ съ Джильморомъ, она могла думать о своемъ содйствіи этому. Старый сэръ-Грегори, думала она, не протянулъ бы руку помощи Вальтеру, еслибы Вальтеръ не былъ свободенъ жениться на Юдии Броунло, и хотя она и не могла приписать смерть младшаго Грегори благоразумной политик старшихъ Маррабелей, но она думала что настоящее положеніе Вальтера въ Донриппел было слдствіемъ единственно того что онъ раздлилъ желаніе баронета относительно Юдии Броунло. Мери была помолвлена съ Джильморомъ, а Вальтеръ со своею невстой сдлаются наслдниками Донриппеля. Все обстояло какъ нельзя лучше, пока не пришелъ ужасный постскриптумъ.

Письмо пришло въ пятницу, а въ субботу пріхала и сама Мери. Тетушка Сарра ршилась не роптать. Что касается до ея личнаго комфорта, то, безъ сомннія, все шло къ лучшему. Но пожилыя женщины рдко смотрятъ съ эгоистической точки зрнія на свадьбы молодыхъ двушекъ. Пристроитъ молодую двушку и такимъ образомъ освободиться отъ нея, есть ихъ величайшее желаніе, и желаніе это основывается на убжденіи что замужество есть самое приличное и счастливое положеніе для женщины. Это убжденіе такъ свойственно имъ что та женщина которая удержала бы при себ по эгоистическимъ разчетамъ двушку, была бы не женщина, а бездушное созданіе. Но ни одна женщина не сдлаетъ этого съ двушкой которую любитъ. Чужая, далекая родственница или нанятая компаніонка еще можетъ не найти искренней женской симпатіи, но дочь или двушка любимая какъ дочь не чувствуетъ никогда недостатка въ симпатіи. ‘Я тебя люблю какъ всякая мать любитъ свое дитя, и потому отдамъ тебя въ замужество человку достаточно сильному чтобы поддержать тебя, хотя сердце мое разорвется отъ разлуки.’ Таково всегда сердечное признаніе матери своей дочери. Страсть матери къ сватовству есть слдствіе, материнской любви, потому что честолюбіе женщины любящей другую состоитъ всегда въ томъ чтобъ отдать ее человку который любилъ бы ее еще сильне. Бдная тетушка Сарра, много передумавшая обо всемъ этомъ въ продолженіе дня посл полученія письма, пришла къ заключенію, что если Мери и найдетъ когда-нибудь опять человка который, будетъ любитъ ее такъ сильно что ему можно будетъ отдать ее, то до тхъ поръ пройдетъ много времени, а она знала что такіе дары отданные поздно теряютъ свою силу и отдаются дешево.

Но сама Мери нисколько не раздляла грусти тетки, когда медленно възжала въ гору къ ея дому. Возвратиться домой какъ забракованный товаръ должно быть очень непріятно для молодой двушки. Но не то было съ Мери Лоутеръ. У нея, конечно, было горе на сердц. Она была причиной несчастія о которомъ горько сожалла. Но горе и сожалніе были не унизительны, какъ они были бы еслибы неудачу потерпла она сама. И притомъ она стояла теперь на твердой скал, съ которой никто не столкнетъ ея, которая будетъ для нея скалой убжища и безопасности, а не гибели,— на скал, о положеніи которой тетушка Сарра имла въ настоящее время такое превратное понятіе.

Нельзя было чтобъ этотъ первый вечеръ прошелъ безъ разговора о бдномъ Джильмор. Мери знала что не сказала еще тетк о возобновленіи прежнихъ отношеній со своимъ кузеномъ, но она не могла заставить себя запть свою псню торжества, пока еще не была разказана вся исторія съ Джильморомъ.

— Меня ужасно огорчило то что вы написали мн о мистер Джильмор, сказала тетка, когда он сидли вдвоемъ вечеромъ.

— Это было неизбжно, тетушка Сарра. Я всми силами старалась переломить себя, но не могла ничего сдлать. Я, конечно, сама много страдала.

— Не скажу чтобъ я тебя понимала.

— Что же тугъ непонятнаго? продолжала Мери, настойчиво защищая себя.— Я его не любила и….

— Однако ты приняла его предложеніе.

— Знаю что приняла. Вамъ, конечно, очень естественно думать что я виновата.

— Я не сказала что ты виновата.

— Я знаю что не сказали, тетушка, но если вы такъ думаете,— а вы конечно такъ думаете,— то напишите Жанет Фенвикъ и спросите ее. Она вамъ все разкажетъ. Вы знаете какъ она расположена къ мистеру Джильмору. Она готова все сдлать для него, но она сама скажетъ вамъ что это было невозможно. Когда я была очень несчастна, я думала что лучшее что я могу сдлать, это исполнить желаніе моихъ друзей. Мн казалось что для меня не осталось ничего въ жизни. Еслибы мн сказали пойти въ монастырь, или сдлаться сидлкой въ больниц, я согласилась бы. Мн не о комъ было заботиться, и я ршилась сдлать то что мн совтовали сдлать.

— Отчего же ты передумала, моя милая.

— Это сдлалось невозможно посл того какъ Вальтеръ написалъ мн.

— Но вдь Вальтеръ женится на Юдии Броунло.

— Нтъ, милая тетушка, нтъ. Вальтеръ женится на мн. Не смотрите такъ, тетушка Сарра. Это правда, увряю васъ что это правда.

Она придвинула теперь свой стулъ къ дивану, на которомъ сидла тетка, такъ что могла положить руки на ея колни.

— Все что говорили о миссъ Броунло была сказка.

— Священникъ Джонъ говоритъ что это ршено.

— Это совсмъ не ршено. Ршено другое. Священникъ Джонъ разказываетъ много сказокъ. Онъ прідетъ сюда.

— Кто прідетъ сюда?

— Вальтеръ, конечно. Онъ прідетъ, только не знаю когда, онъ напишетъ мн. Милая тетушка, вы должны быть ласковы съ нимъ, право должны. Онъ вамъ такой же родственникъ какъ и мн.

— Я не влюблена въ него, Мери.

— Да я-то влюблена, тетушка Сарра. Ахъ, еслибы вы знали какъ я люблю его. Я никогда не могла разлюбить его, хотя старалась даже не думать о немъ. Я разбила его портретъ и сожгла. Я не оставила у себя ни одного клочка отъ его писемъ, я не хотла имть ничего что могло бы напомнить мн о немъ. Но все это было тщетно. Я не могла забыть о немъ ни на одинъ часъ. Теперь мн никогда не надо будетъ стараться забыть о немъ. Что же касается до Джильмора, то это наконецъ все равно кончилось бы тмъ же. Я не могла бы выйти за него.

— Кажется, придется примириться съ этимъ, сказала тетка, подумавъ.

Это, конечно, было не слишкомъ пріятнымъ для Мери взглядомъ на дло, но такъ какъ при этомъ не было прямой оппозиціи ея планамъ, и не было отказано принять Вальтера, когда онъ прідетъ въ Лорингъ какъ ея женихъ, то Мери не баловалась. Тетка спросила какъ смотритъ сэръ-Грегори на ихъ планъ, который такъ діаметрально противоположенъ его плану, но объ этомъ Мери сама ничего не знала. Вальтеръ, конечно, скажетъ о своемъ намреніи дяд, и когда прідетъ въ Лорингъ, передастъ имъ какъ взглянулъ на это дядя. Но Мери не забыла напомнить тетк что почва, на которой стоитъ теперь Вальтеръ, его собственная почва. Посл смерти двухъ стариковъ, изъ коихъ младшему боле семидесяти лтъ, Вальтеръ получитъ состояніе, и никто не будетъ имть права отнять его у него. Если сэръ-Грегори угодно будетъ поссориться съ нимъ,— о чемъ у тетки и племянницы были совершенно различныя мннія,— они будутъ ждать. Ждать теперь уже совсмъ не такъ тяжело какъ было бы тяжело ждать прежде, когда ихъ надежды на будущее не основывались на увренности наслдовать фамильную собственность.

— И я теперь знаю себя лучше чмъ знала прежде, сказала Мери.— Хотя бы пришлось ждать всю жизнь, я буду ждать.

Въ понедльникъ она получила письмо отъ своего кузена. Оно было очень коротко, и въ немъ не было ни одного слова о сэръ-Грегори или объ Юдии Броунло. Вальтеръ сказахъ только что онъ счастливйшій человкъ въ мір, и что онъ прідетъ въ Лорингъ въ слдующую субботу. Теперь онъ долженъ хать немедленно въ Бирмингамъ, но въ субботу будетъ непремнно въ Лоринг. Онъ писалъ къ дяд и спрашивалъ приметъ ли онъ его. Онъ не ожидаетъ что дядя откажетъ ему въ гостепріимств, но если это случится, онъ остановится въ гостиниц. Во всякомъ случа Мери можетъ быть уврена что увидитъ его въ субботу.

И въ субботу онъ пріхалъ. Священникъ согласился принять его, но не считая благоразумнымъ пріздъ племянника въ Лорингъ, отвтилъ на его письмо довольно холодно. Но Вальтеръ, при настоящихъ обстоятельствахъ, обратилъ на это мало вниманія. Онъ едва вошелъ въ домъ какъ объявилъ уже свою новость.

— Вы, вроятно, еще не слыхали что мы съ Мери уже ршили?

— Что такое вы ршили?

— Что? Я хочу сказать что вамъ придется повнчать насъ.

— Я думалъ что ты женишься на Юдии Броунло.

— Кто это вамъ сказалъ? Я увренъ что ни Юдиь этаго не говорила, ни мать ея. Но такія вещи, кажется, ршаются не безъ вдома главныхъ лицъ.

— А что говоритъ братъ?

— Сэръ-Грегори?

— Да, конечно сэръ-Грегори. Я не предполагаю что ты будешь просить позволенія у отца.

— Я никогда не имлъ ни малйшаго намренія просить позволенія ни у того, ни у другаго. Чтобъ я сталъ просить позволенія жениться, какъ какая-нибудь молодая двушк Не думаю чтобы можно было представить какія-нибудь возраженія противъ такой двушки какъ Мери Лоутеръ.

— Не надо просить позволенія ни у кого, благороднйшій Гекторъ. Въ этомъ не можетъ быть сомннія. Ты можешь завтра же жениться хоть на кухарк, если угодно. Ни я думалъ что ты намренъ жить въ Донриппел….

— Я и намренъ жить тамъ…. часть года…. если сэръ-Грегори будетъ угодно.

— И что ты намренъ получать отъ него жалованье и все тому подобное. Но если ты теперь женишься на кухарк….

— Вы отлично знаете что я женюсь не на кухарк.

— …или на комъ бы то ни было противъ желанія моего брага, я не думаю что онъ сдлаетъ для тебя то что намренъ былъ сдлать еслибы ты исполнилъ его желаніе.

— Онъ можетъ длать что ему угодно. Я сказалъ ему что женюсь, какъ только это было ршено.

— Что же онъ сказалъ?

— Онъ отговорился головною болью. Сэръ-Грегори часто отговаривается головною болью. Когда я прощался съ нимъ, онъ общалъ написать мн.

— Теперь для тебя все кончено съ Донриппелемъ пока онъ живъ. Я вполн увренъ что посл смерти бднаго Грегори отецъ твой заложилъ уже свое наслдство жидамъ.

— Очень можетъ быть.

— И ты, мой милый, остался ни при чемъ.

— Это вполн зависитъ отъ сэръ-Грегори. Вы можете быть уврены что я не попрошу ничего у сэръ-Грегори. Въ послдней крайности я тоже обращусь къ жидамъ.

Этотъ вечеръ онъ провелъ, конечно, съ Мери Лоутеръ, гуляя по берегу Лорвели, какъ они гуляли около года тому назадъ. Тогда было начало осени, а теперь кончался послдній лтній мсяцъ. Сколько пережила она въ этотъ промежутокъ! Она уже три раза отказала Гарри Джильмору, но это не тяготило ея совсти. Ея друзья хотли чтобъ она вышла за него. Она поддалась ихъ желанію и попала въ бду, но бда прошла почти безслдно для нея, и теперь, оглядываясь на свое прошлое, она чувствовала гордость. Двушка за которою ухаживаютъ знаетъ что она достойна ухаживанья, а за Мери Лоутеръ ухаживали достойнымъ образомъ. Цлый міръ страданія произошелъ для нея изъ этого источника. Она бросалась изъ стороны въ сторону, увлекаемая любовью и ложнымъ понятіемъ о долг, и едва не потерпла кораблекрушенія. Но въ этой борьб она столкнулась съ другою баркой, которая тоже, на сколько ей было извстно, могла пойти ко дну отъ этого столкновенія. Она не могла быть вполн счастлива, хотя и опиралась на руку Вальтера Маррабель, или сидла съ его рукой вокругъ своей таліи подъ тнью деревьевъ на берегахъ Лорвели.

— Такъ мы должны ждать и на этотъ разъ вооружиться терпніемъ, сказала она, когда онъ разказалъ ей о головной боли бднаго сэръ-Грегори.

— Я не могу ничего просить у него, сказалъ Вальтеръ.

— Конечно не проси. Не проси ничего и ни у кого, и только жди. По моему мннію, сорокъ пять для мущины и тридцать пять для женщины есть самая пора для женитьбы.

— Зеленъ виноградъ, сказалъ Вальтеръ.

— Я не сказала что онъ зеленъ.

— Я говорю о моемъ виноград и употребляю этотъ аргументъ для моего успокоенія. Но бда въ томъ что когда знаешь что виноградъ не зеленъ, что онъ самый сладкій виноградъ въ мір, то этотъ аргументъ никуда не годенъ. Я не хочу обманывать ни себя, ни другихъ. Мн нуженъ мой виноградъ сейчасъ же.

— И мн конечно тоже, съ жаромъ воскликнула Мери.— Я не хочу притворяться. Мн тоже нуженъ мой виноградъ сейчасъ же. Но я убдилась что онъ достаточно цненъ чтобы подождать его. Я когда-то поступила какъ безумная, но теперь я этого не сдлаю, пустъ сэръ-Грегори останется хоть навсегда такимъ нелюбезнымъ.

Все это было очень пріятно капитану Маррабель. Еще бы! Есть ли въ жизни человка минута счастливе той когда его увряетъ въ любви женщина которую онъ любить? Принимать увренія въ любви отъ женщины которую не любишь должно быть въ той же степени непріятно всякому порядочному человку. Но нашъ капитанъ былъ въ настоящую минуту въ высшей степени счастливъ. Его возлюбленная говорила ему что онъ ея король, и могъ ли онъ не пользоваться благами которыми наградили его боги? Быть ограбленнымъ отцомъ, имть дядю который страдаетъ головною болью вмсто того чтобы длать завщаніе, конечно, непріятно. Но блаженство этой минуты было такъ велико что его не могли омрачить даже такія непріятности. ‘Еслибы ты зналъ чмъ было для меня твое письмо’, сказала она, склонивъ голову на его плечо. Что бы ни длали противъ него его отецъ, его дядя, и вс Маррабели на свт, они не могли отравить ему эту минуту.

LXVIII. Джильморъ очень упрямъ.

Мистеръ Джильморъ ухалъ изъ своего дома въ четвергъ вечеромъ, а въ понедльникъ, когда викарій побывалъ опять въ Вязникахъ, о немъ еще не было никакихъ извстій. Прикащику были оставлены деньги чтобы заплатить въ субботу рабочимъ, но ни на что другое денегъ не было оставлено. Въ воскресенье шелъ дождь съ утра до вечера и ничто не могло быть печальне мста окружавшаго домъ и самого дома если ему суждено было остаться въ такомъ вид навсегда. Тачки, доски, лопаты, вещи сами по себ не красивыя, но имющія свойство смягчать впечатлніе безпорядка, были уже спрятаны. Въ Вязникахъ былъ теперь страшный безпорядокъ, но ничто не объясняло его причины. Ямы наполнились грязью, а неоконченныя дорожки обратились въ стоячія лужи. Фенвикъ вошелъ въ домъ, и хотя тамъ былъ еще рабочій и мальчикъ, лниво подбиравшіе свертки обоевъ, но по всему было видно что въ немъ случилось какое-то несчастіе, и что запустніе было его слдствіемъ. ‘И все это отъ того, подумалъ Фенвикъ,— что человкъ не можетъ заставить себя забыть какую-то женщину.’ Онъ начать думать о себ и о своемъ характер, и спросилъ себя могъ ли бы онъ, въ какомъ бы то ни было положеніи въ жизни, поддаться до такой же степени несчастію, которое произошло бы отъ обстоятельствъ не отъ него зависящихъ. Съ нимъ тоже могутъ случиться несчастія которыя трудно будетъ пережить. Онъ можетъ потерять жену или дтей, можетъ лишиться мста или получить неизлчимую болзнь. Но несчастіе Джильмора не послано ему судьбой. Онъ положилъ все свое сердце въ одно желаніе, и теперь сердце его разбито, потому что желаніе не исполнилось. Цлью его желанія была женщина. Фенвикъ согласился что сама по себ цль его есть самая достойная цль какой только можетъ добиваться человкъ, но не допустилъ чтобы, добиваясь этой цли, человкъ имлъ право, позволить своему сердцу разбиться и мужеству изнемочь.

Онъ опять ходилъ въ Вязники, въ среду и въ четвергъ, но отъ помщика все еще не было извстій. Прикащикь былъ, въ отчаяніи. Хотя еще можно было надяться что письмо съ деньгами придетъ въ субботу, что оба они считали очень вроятнымъ, но затрудненій по хозяйству было множество.

Тогда викарій ршился създить къ своему другу въ Лондонъ. Онъ переговорилъ объ этомъ съ женой и съ помощникомъ священника ближайшаго прихода, котораго попросилъ исполнить за него воскресное богослуженіе, и въ пятницу ухалъ.

Онъ похалъ въ Салисбери, вмсто ближайшей къ Булгамптону станціи желзной дороги, чтобъ отправиться въ Лондонъ на экстренномъ позд. Такую причину представилъ онъ по крайней мр жен и самому себ. Но ему хотлось заглянутъ въ судъ и посмотрть какъ пойдетъ дло. Бдной Карри будетъ не легко въ когтяхъ адвоката. Женщина, недостойное прошлое которой было всмъ извстно, явившись свидтельницей противъ человка за котораго хотла когда-то выйти замужъ, не встртитъ пощады на допрос. Широкая граница между честью и безчестіемъ можетъ еще имть вліяніе на тонъ судьи у котораго во власти свидтель. Но тонкія черты раздляющія добро и правду отъ зла и лжи не могутъ быть замчены въ тревог судопроизводства, если только глаза, уши и внутреннее чувство того въ чьей власти жертва, не высшаго достоинства.

Викарій, пріхавъ въ Салисбери, могъ провести часъ въ судебной палат. Было одиннадцать когда онъ протолкался сквозь толпу, а поздъ на которомъ онъ хотлъ хать отходилъ въ половин перваго. Когда онъ вошелъ, судьи занимались ршеніемъ вопроса, можетъ ли такой-то купецъ изъ Девиза быть присяжнымъ, или нтъ. Самъ купецъ доказывалъ что такъ какъ онъ мясникъ, то подъ вліяніемъ своего ремесла онъ сдлался слишкомъ жестокъ и кровожаденъ чтобъ ему можно было доврить ршеніе вопроса гд дло идеи о жизни и смерти. На такой благоразумный самъ по себ доводъ не было дано прямаго отвта, но президентъ, которому, повидимому, казалось что ршеніе дла зависитъ единственно отъ того будетъ ли этотъ человкъ присяжнымъ или нтъ, горячо настаивалъ на томъ обстоятельств что отказывающійся присяжный собственно не мясникъ, а только торговецъ мясомъ, и что ремесло его, хотя и кровавое, не сопряжено съ жестокостью. Фенвикъ оставался въ суд пока дло не ршили противъ лже-мясника, и потомъ вышелъ. Онъ однако усплъ повидаться съ Карри Бретль и съ мельникомъ, сидвшими въ маленькой комнат для свидтелей. Съ ними былъ полицейскій, который, повидимому, стерегъ ихъ. Мельникъ сидлъ облокотившись на палку и устремивъ взглядъ въ полъ, а Карри была блдна, безпокойна и растрепана. Семъ еще не являлся.

— Я боюсь, не досталось бы ему, сказала Карри священнику.

— Не безпокойтесь объ немъ, сказалъ мельникъ.— Онъ будетъ здсь когда его спросятъ. Онъ поступилъ умне меня.

Въ этотъ же день викарій отправился въ клубъ, въ которомъ онъ и Джильморъ были членами, и узналъ что другъ его въ Лондон. По крайней мр онъ былъ въ Лондон въ тотъ день въ девять часовъ утра. По словамъ швейцара, въ приходилъ каждое утро за своими письмами, какъ только отворяли клубъ, но никогда не оставался завтракать и, сколько было извстно швейцару, даже никогда не входилъ въ клубъ. Фенвикъ, остановившійся въ гостиниц недалеко отъ Пелль-Мелля, ршилъ что нтъ другой возможности поймать Джильмора какъ только придти утромъ въ девять часовъ къ подъзду клуба. Онъ обдалъ въ очень немногочисленномъ обществ, потому что въ конц августа клубы рдко бываетъ полны, а вечеромъ былъ въ театр. Клубъ его былъ пустъ, и весь городъ показался ему пустымъ. Онъ былъ у своего портнаго, но оказалось что портной его и главный подмастерье оба ухали за городъ. Онъ отправился къ своему издателю,— потому что нашъ викарій писалъ статейки объ общественныхъ вопросахъ,— но ему сказали что издатель ухалъ изъ Лондона 12го августа и воротится не ближе какъ черезъ три недли. Онъ зашелъ въ деканство чтобы повидаться съ однимъ священникомъ, своимъ другомъ, но домъ былъ запертъ, и онъ не могъ добиться никакого отвта. Онъ заглянулъ въ Аббатство, и увидалъ что тамъ исправляютъ органъ. Онъ взялъ извощика и передвигался очень медленно изъ одного мста въ другое, потому что улицы были взрыты. Онъ захалъ въ канцелярію военнаго министерства чтобы повидаться съ однимъ чиновникомъ, своимъ другомъ, но не нашелъ тамъ никого кром сгарика-швейцара спавшаго въ кресл.

— Ухалъ въ отпускъ, сказалъ швейцаръ сквозь сонъ, не разслушавъ даже хорошенько кого спрашиваютъ.

Но когда Фенвикъ вошелъ въ театръ, тамъ было такъ тсно что онъ едва нашелъ мсто. Во всемъ окружающемъ насъ мір нтъ ничего удивительне пустоты и въ то же время полноты Лондона.

На слдующее утро онъ всталъ рано и позавтракалъ прежде чмъ вышелъ, зная что, если и удастся поймать Джильмора, его нельзя будетъ уговорить зайти завтракать. Не было еще девяти часовъ когда онъ пришелъ въ Пелль-Мелль и началъ ходить взадъ и впередъ предъ клубомъ. Когда часы пробили девять, онъ началъ безпокоиться. Швейцаръ сказалъ ему что мистеръ Джильморъ приходитъ всегда ровно въ девять Минуты черезъ дв ему начало казаться что другъ его поступаетъ съ нимъ безсовстно. Въ десять минутъ десятаго онъ вообразилъ что вс смотрятъ на него и наблюдаютъ за нимъ, а въ четверть десятаго онъ былъ уже золъ и упалъ духомъ, Досчитавъ секунды до двадцати минутъ десятаго и ршивъ что глупо ходить цлый день взадъ и впередъ по одному мсту, онъ увидалъ медленно приближавшагося по улиц Джильмора. Онъ побоялся войти въ клубъ и тамъ встртить своего друга, опасаясь что Джильморъ видлъ его и скроется, избгая встрчи съ нимъ. Онъ даже теперь боялся что добыча ускользнетъ отъ него. Онъ ждалъ пока Джильморъ ходилъ къ швейцару, но когда онъ опять вышелъ на улицу, подошелъ къ нему и схватилъ его за руку.

— Гарри, вы не ожидали видть меня въ Лондон, не правда ли?

— Конечно, не ожидалъ, отвчалъ Джильморъ, очень ясно выражая своимъ взглядомъ что встрча не доставляетъ ему особаго удовольствія.

— Я пріхалъ вчера вечеромъ, былъ у портнаго Куткотса, у старика Дрибарди и у молодаго Дози, и ршительно никого не засталъ въ город. На что это похоже! По моему мннію, мы, деревенскіе жители, должны тоже здить въ отпускъ и прізжать въ Лондонъ жить въ пустыхъ домахъ.

— Вы, вроятно, пріхали чтобы видть меня, сказалъ Джильморъ, мрачный какъ грозовая туча.

Фенвикъ понялъ что хитрить безполезно.

— Ну да, чтобы видть васъ. Послушайте, другъ мой, вдь такъ нельзя поступать. Разв вы имете право бросить все потому только что женщина не хочетъ поступить по-вашему? Разв у васъ нтъ якорей потверже?

— У меня не осталось ни одного якоря, сказалъ Джильморъ.

— И вамъ не стыдно говорить это? Послушайте, Гарри, пойдемте со мной въ паркъ. Вдь я не выпущу васъ теперь когда поймалъ.

— Я заставлю васъ выпустить меня.

— А я не выпущу васъ пока не выскажу вамъ моего мннія. Теперь здсь такъ пусто что, кажется, даже священнику можно закурить сигару. Вы должны воротиться со мной, Гарри.

— Нтъ, я не поду.

— Неужели вы хотите сказать что отказываетесь отъ своей силы воли, отъ всхъ своихъ обязанностей, отъ всей жизни вслдствіе того что обманулись въ женщин. Такъ вотъ оно ваше мужество о которомъ вы такъ много говорили.

— Посл всего что я выстрадалъ, я не могу выносить моего дома

— Вы должны пересилить себя. Вы думаете что если выстрадаете, то имете право не платить долговъ?

— Я никому не долженъ ни пенни, а если долженъ, то заплачу хоть завтра.

— Есть долги которые выплачиваются только ежедневнымъ трудомъ. Такой долгъ лежитъ на васъ относительно каждаго человка продивающаго на вашей земл. Вы думаете что можете отдлиться ото всхъ, сдлать изъ себя посмшище, не повредивъ этимъ никому кром себя. Почему мы осуждаемъ самоубійцу?

— Потому что онъ гршитъ.

— Потому что онъ трусъ, бросающій свою ношу вмсто тото чтобы нести ее съ мужествомъ. Онъ бросаетъ свою ношу на дорогу, и ему нтъ дла кто понесетъ ее за него, или кто посградаетъ вслдствіе того что у него не хватило муакества для борьбы. Разв вы не сознаете, что хотя вамъ и тяжело вотъ здсь (Фенвикъ ударилъ себя въ грудь), но вы должны такъ управлять своею внутреннею жизнью чтобъ окружающіе васъ не замчали вашего горя? Таково мое понятіе о мужеств, а я всегда считалъ васъ мущиной.

— Мы добиваемся уваженія общества только пока желаемъ его. Я теперь ничего не желаю. Оно такъ поразило меня что я солгалъ бы еслибы оказалъ что у меня осталось достаточно мужества чтобы вынести это. Я не сдлаюсь самоубійцей.

— Надюсь что нтъ, Гарри.

— Но и не ворочусь домой, а поду за границу.

— Кому же вы принесете этимъ пользу?

— Вамъ легко проповдовать, Франкъ. Какъ я ни малодушенъ, но я тоже могъ бы проповдовать вамъ, еслибы было о чемъ. Проповдовать легко, но примнять проповди къ жизни невозможно, когда у человка нтъ силы. Онъ не можетъ ходить когда у него отняты ноги. Переломите птиц крыло, и она не полетитъ, какъ бы ей ни хотлось улетть. Всю силу какая у меня была, она отняла у меня. Я охотно подрался бы съ нимъ еслибы нашелъ возможнымъ.

— Онъ не такъ глупъ чтобы драться съ вами.

— Но я не могу смотрть на нее.

— Вы знаете что она ухала изъ Булгамптона?

— Это все равно, Франкъ. Тамъ мсто которое я готовилъ для нея. Еслибъ я былъ тамъ, вы и ваша жена всегда вспоминали бы объ этомъ. Вс въ околотк знаютъ мою исторію. Я не могу постигнуть какъ женщина ршилась на такой поступокъ.

— У нея не было дурнаго намренія, Гарри.

— Сказать по правд, вспоминая все это, я осуждаю боле себя чмъ ее. Человкъ не долженъ быть такъ глупъ чтобы длать предложеніе во второй разъ. Но мн засла въ голову мысль что стыдно сдлать предложеніе и не получитъ согласія. Это же самое и теперь меня мучаетъ. Я не буду никогда ничего добиваться, потому что неудача такъ сильно дйствуетъ на меня. Но какъ бы то ни было, въ Вязники я не поду.

Послднюю фразу онъ сказалъ посл небольшой остановки, во время которой викарій придумывалъ какой бы еще доводъ привести своему другу чтобы заставить его воротиться домой.

Джильморъ сказалъ Фенвику что послалъ денегъ своему прикащику съ послднею почтой, но сознался что, посылая деньги, написалъ только чтобы было заплачено жалованье людямъ, но другихъ распоряженій не сдлалъ. Онъ еще самъ не ршилъ ничего. Когда они обходили вокругъ ограды Сентъ-Джемскаго парка, ихъ старая дружба вызвала Джильмора на откровенность, и онъ передалъ другу множество самыхъ безумныхъ плановъ приходившихъ ему въ голову. Боле другихъ нравился ему планъ отколотить Вальтера Маррабель до полусмерти. Фенвикъ представилъ ему нсколько возраженій. Вопервыхъ, Вальтеръ Маррабель ни въ чемъ не виноватъ противъ него. Вовторыхъ, Маррабель, по всей вроятности, не уступитъ ему въ умньи поколотить. И третьихъ, когда драка кончится, человка начавшаго ее посадятъ въ тюрьму, о онъ не будетъ имть даже того утшенія, что общественная симпатія на его сторон

— Вы не можете обратиться къ общественному снисхожденію, какъ могла бы обратиться женщина.

— Чортъ съ нимъ, съ общественнымъ снисхожденіемъ, воскликнулъ Джильморъ, рдко прибгавшій къ такимъ энергическимъ выраженіямъ.

Былъ у него еще планъ — напечатать всю исторію. Фенвикъ вынужденъ былъ замтить ему что человкъ въ его положенія долженъ стараться скрыть такую исторію, а не придавать гласности.

— Вы говорите, сказалъ Фенвикъ,— что не можете вынести неудачи, а сами хотите разказать о ней всему свту.

Третій планъ былъ еще нелпе. Онъ напишетъ такое письмо Мери Лоутеръ которое подйствуетъ на нее какъ горячія уголья высыпанные на голову. Онъ скажетъ ей что жизнь для него стала невозможна, что она можетъ взять себ Вязники и жить въ нихъ.

— Я не сомнваюсь что такое письмо разсердитъ ее, сказалъ Фенвикъ.

— А мн какое дло что она разсердится?

— Конечно никакого, но всякій кто увидитъ это письмо пойметъ что оно притворство и утрировка. Я надюсь что вы не сдлаете ничего подобнаго.

Они провели вмст почти весь день. Утромъ Джильморъ, конечно, скрылся бы отъ викарія еслибы могъ, но посл того какъ его поймали и заставили выслушать дружескія наставленія, онъ былъ благодаренъ за нчто похожее на общество. Фенвику хотлось уговорить его воротиться въ Булгамптонъ, или, если это окажется невозможнымъ, заставить его дать кому-нибудь довренность на управленіе имніемъ. Но онъ медлилъ привести въ исполненіе послднее намреніе, думая, что если такимъ образомъ признать его эмигрантомъ, то онъ и остается эмигрантомъ, и будетъ еще трудне воротитъ его домой, по тому въ этотъ день онъ не намекнулъ о довренности. Вечеромъ они разстались, условившись завтракать вмст въ гостиниц гд остановился Фенвикъ, и потомъ пойти вмст къ утреннему богослуженію, въ одиннадцать часовъ. Во время завтрака и на пути въ церковь Фенвикъ не сказалъ Джильмору ни слова о Булгамптон. Онъ говорилъ о богослуженіи и различныхъ церквахъ, объ обрядахъ, о воскресномъ поко Лондона и о воскресныхъ занятіяхъ трехъ милліоновъ людей, изъ которыхъ три четверти не ходятъ въ церковь. И о многомъ другомъ онъ говорилъ, но только не о томъ о чемъ думалъ Джильморъ. Но едва они вышли изъ церкви какъ онъ опять накинулся на него.

— И теперь, Гарри, вы не чувствуете что измняете своему долгу?

— Я чувствую что не могу летать, потому что у меня сломано крыло, отвчалъ Джильморъ.

Они опять провели весь день вмст, но ничего хорошаго изъ этого не вышло. У Джильмора былъ одинъ опредленный планъ — ухать за границу и объхать западъ, востокъ или югъ, все равно. Вязники можно отдать внаймы, если найдется охотникъ взять ихъ, но ему будетъ слишкомъ достаточно дохода съ арендаторовъ.

— Что же касается до того чтобы приносить имъ пользу, сказалъ онъ,— я все равно никогда не приносилъ имъ пользы. Если они не могутъ жить на моей земл безъ меня, то они точно также не могли бы жить и при мн.

LXIX. Допросъ.

Мельникъ, узжая изъ своего дома, назвалъ дочь по имени въ первый разъ съ тхъ поръ какъ она воротилась домой и Карри была утшена. Но ни одного ласковаго слова не слыхала она отъ отца во время пути въ Салисбери. Онъ почти не говорилъ все утро, а когда по необходимости произносилъ какое-нибудь слово, голосъ его былъ тихъ и печаленъ. Карри знала, какъ знали вс въ Булгамптон, что отецъ ея не любитъ говорить, и не ожидала что онъ будетъ говорить съ ней, но тмъ не мене молчаніе, при страх который она чувствовала въ ожиданіи допроса, дйствовало на нее невыносимо тяжело. Еслибъ она смла сама длать ему вопросы и получала бы отъ него отвты, то она могла бы вынести свое положеніе сравнительно легко.

Въ повстк, которую получилъ мельникъ, говорилось что Каролина Бретль должна явиться въ такое-то мсто въ Салисбери, въ такой-то часъ, въ среду. Въ назначенное время мельникъ явился съ дочерью въ назначенное мсто, успвъ уже побывать въ приготовленномъ для нихъ помщеніи у мистрисъ Стигсъ. Тогда имъ сказали что въ этотъ день они не нужны, но что на слдующее утро, въ половин десятаго, они должны непремнно явиться въ судъ. Помощникъ атторнея, говорившій съ ними, узнавъ что Семъ еще не явился въ Салисбери, выразился о непослушаніи молодаго человка такъ строго что Карри подумала что брату ея угрожаетъ большая опасность чмъ двумъ подсудимымъ. Когда они вышли, она попросила отца послать поскоре за Семомъ въ Булгамптонъ.

— Пусть длаетъ какъ знаетъ, сказалъ мельникъ, и это было все что онъ сказалъ.

Въ этотъ вечеръ они удалились въ одну изъ своихъ комнатъ у мистрисъ Стигсъ съ четырехъ часовъ пополудни, и уже не выходили боле изъ дому. Трудно вообразить что-нибудь ужасне вечера который они провели. Мельникъ, привыкшій работать усиленно весь день и потомъ отдыхать, не зналъ теперь что съ собой длать. Карри, видя его жалкое положеніе и думая боле о немъ чмъ о себ, предложила ему погулять по городу.

— Какая ты глупая! сказалъ онъ:— время ли теб теперь показываться въ город?

Карри приняла его выговоръ молча и отвернулась чтобы скрыть слезы.

Слдующій день былъ еще ужасне, потому что былъ длинне. Ровно въ половин десятаго они явились въ судъ и ждали тамъ до половины одиннадцатаго. Тогда имъ сказали что дло ихъ будетъ разбираться на слдующій день, въ пятницу, и что они должны явиться непремнно въ половин десятаго. Если же Семъ не явится къ тому же времени, то ему сильно достанется. Мельникъ, начинавшій терять уваженіе къ молодому человку отъ котораго получалъ эти свднія, пробормоталъ что-то о томъ что Семъ всегда правъ.

— А вотъ увидите будетъ ли онъ правъ если не явится завтра въ судъ въ половин десятаго, сказалъ молодой человкъ.

— Есть люди у которыхъ языки остре зубовъ, отвчалъ мельникъ.

Они воротились къ мистрисъ Стигсъ и опять весь день не выходили изъ дому.

Въ пятницу, день въ который дйствительно разбиралось дло, они опять явились въ судъ въ половин десятаго, и тамъ, какъ мы знаемъ, видлъ ихъ мистеръ Фенвикъ, два часа позже, терлливо ждавшихъ пока ршалось дло мяснаго торговца. Въ то время Семъ еще не приходилъ, но въ первомъ часу онъ вошелъ наконецъ въ неудобную комнату гд сидла Карри съ отцомъ. Появленіе его было радостью для бдной Карри, потому что она знала что онъ будетъ говорить съ ней и скажетъ ей что длается въ суд.

— Вотъ я и пришелъ во-время, сказалъ онъ, подходя къ нимъ.

Мельникъ снялъ шляпу, почесалъ голову и проворчалъ что-то. Но въ глазахъ его мелькнула радость когда вошелъ Семъ. Для глазъ старика во всемъ мір не было ничего пріятне образа его младшаго сына. По мннію мельника, Аполлонъ не могъ быть красиве, Геркулесъ не могъ быть сильне его Сема. Женственная красота Карри была ему когда-то также дорога, но все это теперь прошло.

— Ну, какъ дла? спросилъ мельникъ, намекая на мельницу.

— Катились какъ карета четверней, когда я ушелъ сегодня утромъ.

— А какъ ты добрался сюда?

— На своей пар, за которую ничего не заплатилъ: какъ же иначе?

Мельникъ не сказалъ ни слова одобренія, но оглянулъ съ ногъ до головы сына и съ восторгомъ подумалъ что молодой человкъ въ это утро усплъ поработать на мельниц, потомъ прошелъ семнадцать миль и теперь стоить предъ нимъ не выказывая ни малйшей усталости.

— Что они теперь тамъ длаютъ, Семъ? спросила Карри шепотомъ.

Семъ уже побывалъ въ суд и могъ разказать имъ что ‘самый набольшій изъ всхъ говоритъ рчь, въ которой разказываетъ всмъ какъ было дло’.

— А что вы думаете, батюшка?

— Ничего я не думаю.

— Вдь они нашли шкатулку-то Тромбула въ саду старухи Борроусъ, въ Пикрофт.

Карри тихо вскрикнула, вспомнивъ о мст которое такъ хорошо знала.

— Это наврно ихъ дло. Теперь ужь имъ не отвертться.

— Ихъ, конечно, повсятъ, сказалъ мельникъ.

— Что они за ослы, сказалъ Семъ,— куда спрятали шкатулку! Не могли они разломать ее въ щепки!

— Кто споткнется въ большомъ, споткнется и въ маломъ, сказалъ мельникъ.

Часа въ два Сема и Карри вызвали въ судъ, и старику позволили сопровождать ихъ. Въ ту минуту когда они вошли, допрашивали, человка который въ то воскресенье рано утромъ видлъ Точильщика съ его пріятелемъ въ телг, на дорог въ Пикрофтскую общину. Высокій, полный адвокатъ, съ широкимъ, лбомъ и срыми глазами, распрашивалъ свидтеля о тождеств людей въ телг, и посл каждаго отвта оборачивался къ присяжнымъ какъ бы говоря: ‘Ну, что вы думаете теперь о дл, когда въ свидтели вамъ привели такого человка?’

— Такъ вы готовы дать присягу въ томъ что эти два человка на скамь подсудимыхъ т самые которыхъ вы видли въ то утро въ телг?

Свидтель сказалъ что готовъ дать присягу.

— Такъ вы, вроятно, знали ихъ прежде?

Свидтель объявилъ что до тхъ поръ не видалъ ихъ ни разу.

— И вы думаете что присяжные поврятъ вамъ, когда отъ этого зависитъ жизнь двоихъ, что по прошествіи года вы можете узнать людей которыхъ видли разъ въ жизни и въ такую минуту когда они хали мимо васъ со скоростью восьми или десяти миль въ часъ?

Свидтель, который былъ не робкаго десятка, сказалъ что ему нтъ никакого дла до того что подумаютъ присяжные. Онъ только обязанъ сказать что знаетъ. Судья взглянулъ на дерзкаго свидтеля, отозвавшагося такъ неуважительно о присяжныхъ,— взглянулъ на него сквозь очки и покачалъ головой, какъ бы сожаля о порочности свидтеля и предупреждая его о погибели не только его тла, но и души. Полный адвокатъ съ широкимъ лбомъ взглянулъ на присяжныхъ. Справедливо ли повсить человка на основаніи показаній подобнаго человка? Публика въ суд выразила очевидное желаніе чтобы самъ свидтель былъ повшенъ немедленно.

— Вы можете идти, милостивый государь, сказалъ свидтелю полный адвокатъ и взглянулъ внушительно на тхъ которые слышали, но не поняли что дло уже ршено, насколько оно зависло отъ показаній этого свидтеля. Но самъ полный адвокатъ не былъ такъ легковренъ. Онъ очень хорошо зналъ что судья, покачавшій такъ печально годовой на негодность свидтеля, осмлившагося выражаться неуважительно о присяжныхъ, перечисляя улики будетъ говорить о тождеств подсудимыхъ съ людьми виднными въ телг какъ о факт доказанномъ. Успхъ полнаго адвоката ограничивался тмъ что въ ту минуту въ присутствовавшихъ родилась симпатія къ преступникамъ, которая была слдствіемъ неудовольствія на человка выразившагося неуважительно о присяжныхъ. Симпатія, подобно электричеству, бжитъ такъ скоро что человкъ не въ состояніи остановить ее. Если симпатія сообщилась и присяжнымъ, то можетъ-быть одинъ иил два изъ нихъ будутъ такъ слабы что сохранятъ ее вопреки долгу. Дале этого не простирались надежды адвоката.

Потомъ привели другаго человка, который не видалъ ни одного изъ преступниковъ, но видлъ телгу и лошадь въ Пикрофтской общин и зналъ что телга и лошадь въ то время принадлежали Точильщику. Полный адвокатъ распрашивалъ его боле о немъ самомъ чмъ о его показанія, и когда свидтель принужденъ былъ признаться что самъ пять разъ сидлъ въ тюрьм, то адвокатъ былъ даже правъ, взглянувъ внушительно на присяжныхъ и покачавъ головой, какъ бы соболзнуя что его ученый другъ, сидвшій противъ него, имлъ дерзость привести имъ такого свидтеля.

Много другихъ людей было допрошено прежде чмъ пришла очередь бдной Карри, и каждый разъ какъ кто-нибудь выходилъ изъ рукъ полнаго адвоката, кто уничтоженный и смущенный, кто торжествуя, сердце ея замирало. Она боялась минуты когда ее вызовутъ, но тмъ не мене ей было досадно что ее заставляютъ ждать. Шелъ уже пятый часъ, и уже начали перешептываться что въ этотъ день дло не будетъ кончено. Много было хлопотъ и еще боле потхи ее старухой которая была экономкой у Тромбула. Она была глуха. Слдствіемъ было открыто что между нею и матерью Точильщика существовала старая дружба, и что она сказывала однажды о деньгахъ своего хозяина мистрисъ Борроусъ. Какъ она ни была глуха, но ее заставили признаться въ этомъ. Мистрисъ Борроусъ тоже допрашивали, но она ни въ чемъ не созналась. Она не слыхала ни о деньгахъ, ни о самомъ фермер Тромбул, ни объ убійств, пока объ этомъ не заговорилъ весь свтъ, и ничего не знала объ образ жизни своего сына. Да, она дала пріютъ молодой женщин по просьб пріятеля своего сына, и молодая женщина платила ей по десяти шиллинговъ въ недлю за столъ и помщеніе. Молодая женщина была Карри Бретль. Дйствительно, сынъ ея и его пріятель бывали въ ея дом, но она не помнить были ли они въ то воскресное утро. Старуха Борроусъ была, можетъ-быть, хитре всхъ допрошенныхъ свидтелей, потому что допрашивавшій ее адвокатъ, какъ ни бился, не могъ узнать отъ нея ршительно ничего. Когда же она обратилась съ довольнымъ видомъ къ полному адвокату, онъ сказалъ ей что не иметъ ничего спросить ее. ‘А по мн какъ угодно, сударь,’ отвчала она, расправила передникъ и сошла внизъ.

Наконецъ пришла очередь бдной Карри. Когда произнесли имя Каролины Бретль, она взглянула на отца умоляющимъ взглядомъ, какъ бы прося его не оставлять ее въ эту страшную минуту пытки. Она держалась за его рукавъ, когда ее почти силой вели къ маленькой дож, куда она должна была взойти. Отецъ шелъ съ ней рядомъ до ступенекъ которыя вели туда, но дале онъ, конечно, не могъ сопровождать ее.

— Я буду стоять возл тебя, Карри, оказалъ онъ.

Это было первое утшительное слово которое она услыхала отъ него въ этотъ день. Оно придало ей немного бодрости.

— Ваше имя Каролина Бретль? Вы находились тридцать перваго августа у мистрисъ Борроусъ въ Ликрофтской общин? Помните вы воскресенье тридцать перваго августа?

Эти и еще два или три подобные вопроса предложилъ ей молодой адвокатъ самымъ кроткимъ тономъ какой только умлъ придать своему голосу.

— Отвчайте, миссъ Бретль, и пусть ничто не смущаетъ васъ.

Ничто не должно смущать ее, а глаза всей жестокой толпы устремлены на нее! Ничто не должно смущать ее, а вс уши приготовились слушать какъ она, молодая и прекрасная, признается въ своихъ ошибкахъ въ публичной зал. Ничто не могло смущать ее, а она охотно умерла бы чтобъ избавиться отъ ожидавшаго ее мученія, потому что она знала что мученіе будетъ. Хотя она была въ первый разъ въ суд и никто не говорилъ ей какъ ее будутъ допрашивать, но она знала что ужасный вопросъ будетъ предложенъ. Она была уврена что ее заставятъ сказать при воемъ народ чмъ она была.

Показаніе которое она могла дать было хотя и существенно, но очень коротко. Джонъ Борроусъ и Лаврентій Экорнъ были въ Пикрофтской общин въ воскресенье утромъ, и она видла ихъ. Когда они пріхали, было уже свтло, но еще очень рано. Она не замтила часа, но ей казалось что было около пяти. Они входили и выходили изъ дома, и позавтракали. Она встала чтобы помочь приготовить имъ завтракъ. Она не знала спрятали ли они что-нибудь въ саду. Она получила тогда три соверена отъ Экорна, съ которымъ была помолвлена. Съ тхъ поръ она не видала ни одного изъ подсудимыхъ. Узнавъ что на Экорна пало подозрніе, она ршила что между нею и имъ все кончено. Она сообщила все это съ безконечною трудностью и такимъ тихимъ голосомъ что возл нея поставили человка чтобъ онъ повторялъ громко ея отвты. Наконецъ ее передали полному адвокату.

Она была достаточно долго въ суд и настолько умна чтобы понятъ что этотъ человкъ ея недругъ. Хотя она не могла отвчать громко на вопросы адвоката обвиняющей стороны, но она знала что онъ ей другъ, что онъ задаетъ ей только необходимые вопросы, на которые она могла отвчать не затрудняясь. Но когда ее передали полному адвокату, ея бдное сердце упало.

Онъ началъ прямо: ‘Вы, моя милая, были, кажется, не совсмъ скромны?’ Слова были, можетъ-быть, выбраны съ мыслью о пощад, но въ тон голоса, конечно, не было пощады, и было даже что-то насмшливое, что оставило въ слушателяхъ впечатлніе что вопросъ доставляетъ ему удовольствіе. Она попробовала отвтитъ что-то, и губы ея зашевелились. Человкъ служившій ей посредникомъ приложилъ ухо къ ея губамъ, но не услыхавъ никакого звука, покачалъ головой. Полный адвокатъ ждалъ и смотрлъ то на нее, то на присутствовавшихъ. ‘Мн нуженъ отвтъ. Я говорю что вы были не совсмъ скромны. Вы вроятно понимаете что я хочу сказать? Достаточно если вы скажете да или нтъ, но мн нуженъ какой-нибудь отвтъ.’ Она оглядывалась, надясь встртить взглядъ отца, но не видала ничего, все слилось въ ея глазахъ, кром широкаго лица адвоката. ‘Присяжнымъ нуженъ вашъ отвтъ моя милая,’ настаивалъ онъ.

Тутъ, постепенно усиливаясь, послышались въ суд неудержимыя рыданія, сопровождаемыя сердитымъ ворчаніемъ старика, и вся толпа поняла ихъ значеніе. Исторія бдной двушка такъ разгласилась по поводу слдствія что была извстна всмъ слушателямъ. Симпатія, которая, какъ мы говорили, не можетъ быть остановлена когда коснется толпы, сообщилась всмъ присутствовавшимъ, и въ зал не было человка который не согласился бы просить чтобы Карри пощадили, если возможно. Одинъ изъ присяжныхъ былъ отецъ нсколькихъ дочерей, и онъ подумалъ что ему не мшаетъ высказать такую просьбу.

— Не лишнее ли это? сказалъ добрый присяжный.

Но полный адвокатъ былъ не такой человкъ чтобы позволить кому бы то ни было, даже присяжному, учить себя въ суд, а быстрое соображеніе тотчасъ же сказало ему что надо перехватить искру симпатіи на ея пути. Ее нельзя было остановить, но можно было обратить въ свою пользу. Присутствовавшіе выказали склонность къ чувствительности, и онъ съ своей стороны долженъ былъ тоже выказать чувствительность. Онъ зналъ что общественное мнніе обратилось противъ него, и что его нельзя измнить, доказавъ что вопросъ его законный вопросъ, но это можно сдлать показавъ какъ чувствительно его собственное сердце.

— Мн самому больно и грустно, сказалъ онъ,— причинять горе кому бы то ни было. Но взгляните на подсудимыхъ, жизнь которыхъ вручена моему попеченію, и знайте что я, адвокатъ ихъ, люблю ихъ, моихъ кліентовъ, какъ отецъ любитъ своихъ дтей. Я готовъ пожертвовать собой для нихъ, рискуя подвергнуться строгому осужденію окружающихъ меня. Я обязанъ доказать присяжнымъ что эта молодая двушка вела такую жизнь что ея свидтельство противъ подсудимыхъ не иметъ силы,— и эту обязанность я исполню, не опасаясь ничьихъ замчаній. Я спрашиваю васъ опять, Каролина Бретль, принадлежите ли вы къ числу несчастныхъ, или нтъ?

Эта попытка полнаго адвоката была до нкоторой степени удачна. Присяжный у котораго были дочери былъ уничтоженъ, и адвокатъ во всякомъ случа далъ отпоръ безмолвному нападенію общественнаго мннія. Стоитъ только возразить, и какъ бы ни было нелпо возраженіе, нападеніе отпарировано. Но Карри не дала никакого отвта на вопросъ, и смотрвшимъ на нее казалось что она едва ли отвтитъ когда-нибудь. Она держала руку стоявшаго возл нея человка и бросала умоляющіе взгляды на ту сторону гд стояли ея отецъ и братъ. Но старикъ, проворчавъ одинъ разъ, стоялъ безмолвно и неподвижно, облокотившись на палку и устремивъ глаза въ полъ. Семъ сжималъ рукой перила лстницы и смло смотрлъ на адвоката, какъ бы готовясь броситься на него. Полный адвокатъ замтилъ все это и понялъ что пощадивъ свидтельницу можно выиграть боле чмъ преслдуя ее.

— Но моему мннію довольно, сказалъ онъ.— Ваше молчаніе подтверждаетъ то что я хотлъ дать знать присяжнымъ. Вы можете идти.

Посредникъ Карри помогъ ей сойти, передалъ ее отцу и вывелъ ихъ обоихъ изъ залы.

— О батюшка! сказала Карри, когда старикъ услся опятъ на лавочку. Она стояла предъ нимъ, обнявъ его шею руками.

— Мы пережили это, дитя мое, сказалъ онъ.— Не напоминай объ этомъ.

Она сла рядомъ съ нимъ, прижалась къ нему, и такъ они просидли молча, пока не воротился Семъ.

Показаніе Сема имло дйствительно мало значенія. У него были сношенія съ Экорномъ, который познакомилъ его съ Борроусомъ, и со старухой матерью Борроуса. Когда его спросили какого рода были эти сношенія, онъ отвчалъ что сношенія были честныя.

— По поводу брака вашей сестры?

— Да, отвчалъ Семъ. Потомъ онъ разказалъ что подсудимые приходили къ нему въ Булгамптонъ, что онъ былъ съ ними когда они проходили мимо фермы Тромбула и пригласилъ ихъ въ садъ къ настоятелю, и какъ они встртились тамъ съ мистеромъ Фенвикомъ. Но посл этого онъ не видался съ ними и ничего не зналъ о нихъ. Когда онъ разказалъ все это, его передали полному адвокату.

Полный адвокатъ употребилъ всю силу, но не могъ извлечь никакой пользы изъ свидтеля. Онъ предложилъ ему вопросъ, отвтъ на который доказалъ бы что сестра его вела нечестную жизнь. Но Семъ объявилъ что не отвтитъ ни на одинъ вопросъ о сестр. Сестра сказала имъ все что знаетъ, и онъ тоже сказалъ имъ все что знаетъ. Онъ готовъ отвчать на какіе угодно вопросы о немъ самомъ, но не отвтить ни на одинъ вопросъ о сестр. Когда ему замтили что будетъ хуже если придется обратиться къ другимъ источникамъ, онъ началъ отвчать дерзко.

— Такъ обратитесь къ другимъ источникамъ, сказалъ онъ.

Ему угрожали всевозможными наказаніями, но онъ не обращалъ никакого вниманія на угрозы, и наконецъ его отпустили. Посл него дло было отложено до слдующаго дня.

Хотя было уже поздно, но Бретли въ тотъ же вечеръ воротились домой. На позд желзной дороги они дохали до Булгамптонской станціи, а оттуда дошли пшкомъ до мельницы. Это былъ трудный походъ для двушки и для старика, но все же это было легче чмъ провести еще ночь въ дом мистрисъ Стигсъ. И потомъ мельникъ не хотлъ пробыть лишній часъ вдали отъ своей мельницы. Когда его спросили дойдетъ ли онъ, онъ спокойно засмялся. ‘Отчего же это не дойти? Разв я не привыкъ работать каждый день?’

Было десять часовъ когда они пришли на мельницу, и мистрисъ Бретль, не ожидавшая ихъ такъ поздно, была уже въ постели. Но Фанни еще не ложилась и употребила вс старанія чтобы развеселить ихъ. Но ничто не могло развеселить стараго Бретля, онъ не способенъ былъ поддаваться нжнымъ вліяніямъ. Онъ осуждалъ себя даже за то что позволялъ себ свою единственную роскошь, трубку. Онъ лъ много, потому что думалъ что пища нужна рабочему человку какъ угли нужны локомотиву, какъ овесъ лошади,— она сырой матеріалъ изъ котораго вырабатывается сила для труда. Но кром пищи и труда, у человка нтъ никакихъ интересовъ въ жизни. Такова была его жизненная теорія въ послдніе годы его жизни, но вмст съ тмъ онъ былъ добрый человкъ и имлъ любящее сердце.

Но Карри утшилась когда сестра обняла ее. ‘Они спросили меня о моемъ прошломъ,’ сказала она, ‘а я подумала что лучше умру, а не скажу имъ ни одного слова,— такъ они и отпустили меня.’ Когда Фанни спросила ее былъ ли отецъ добръ къ ней, она отвчала что онъ былъ очень добръ. ‘Но, Фанни, еслибъ онъ говорилъ, какое это было бы облегченіе! Не правда ли?’

На слдующій день вечеромъ въ Булгамптон узнали что Точильщикъ приговоренъ къ смерти, но что Лаврентій Экорнъ оправданъ. Судья въ заключительной рчи показалъ что нкоторыя доказательства относящіяся къ Точильщику не относятся къ его товарищу, и присяжные охотно воспользовались возможностью спасти человка отъ вислицы.

LXX. Судьба пудельгамистовъ.

Фенвикъ и Джильморъ завтракали вмст въ утро того дня когда первый ухалъ изъ Лондона въ Булгамптонъ. Викарій уже убдился что нтъ никакой возможности заставить друга воротиться домой.

— Я ворочусь черезъ нсколько лтъ если буду живъ, сказалъ онъ.— Тогда, можетъ бытъ, это не будетъ такъ волновать меня, но теперь я не могу жить дома.

Онъ поручилъ Фенвику длать что угодно съ домомъ и садами, и общалъ сдлать распоряженія о продаж лошадей. Если никто не найметъ помстья, то прикащикъ, говорилъ онъ, справится самъ съ хозяйствомъ. Когда Фенвикъ заговорилъ опять о дом, онъ опять привелъ въ примръ безногаго человка ‘Можетъ-быть и правда что человкъ обязанъ идти впередъ, сказалъ онъ,— но если вы отрубите ему ногу, онъ не будетъ въ состояніи идти.’ Фенвикъ наконецъ понялъ что съ нимъ нечего длать и ршился ухать.

— Могу я передать ей что вы прощаете ее? спросилъ Феавикъ, когда они ходили взадъ и впередъ по Ватерлооской станціи желзной дороги.

— Какое ей дло до моего прощенія? сказалъ Джильморъ.

— Вы несправедливы къ ней. Я увренъ что ничто не доставитъ ей такого удовольствія какъ такое порученіе.

Джилъморъ прошелъ половину платформы прежде чмъ отвтилъ.

— Мн кажется, лгать не зачмъ, сказалъ онъ наконецъ.

— Я конечно не солгалъ бы.

— Такъ я не могу сказать что прощаю ее. Можетъ ли человкъ простить такой поступокъ? Еслибъ я сказалъ что прощаю, вы не поврили бы мн. Я постараюсь не встрчаться съ ней, и это будетъ для нея лучше моего прощенія.

— Боюсь, что часть вашего гнва падаетъ на мою долю сказать викарій.

— Нтъ, Франкъ. Вы и жена ваша поступали со мной всегда такъ хорошо какъ только умли.

— Мы по крайней мр старались такъ поступать.

— И если она обманула меня какъ ни одна женщина никого не обманывала, это не ваша вина. Что же касается до вещей, то скажите вашей жен чтобъ она спрятала ихъ, а не то бросила. Жена моего брата, можетъ-быть, возьметъ ихъ когда-нибудь. (Братъ его жилъ въ Индіи, а жену его онъ никогда не видалъ.) Фенвикъ взялъ съ него общаніе писать, и они разстались

Это было во вторникъ, и Фенвикъ распорядился чтобъ ему выслали лошадь на Булгамптонскую станцію. Онъ уже зналъ объ осужденіи одного человка за убійство и объ оправданіи другаго, и мысли его были поглощены этимъ дломъ когда онъ сидлъ рядомъ со своимъ кучеромъ. Воротились ли Бретли на мельницу? А что Семъ? Что толкуетъ народъ объ освобожденіи Экорна? Много подобныхъ вопросовъ задавалъ онъ, но слуга его былъ такъ занятъ частною и безконечно боле интересною новостью что никакъ не могъ сосредоточить мыслей на судебномъ дл. Онъ полагалъ что Бретли воротились, онъ ничего не зналъ о Сем, онъ ничего не слышалъ объ Экорн, но новую часовню собираются ломать.

— Что! воскликнулъ викарій.— Немедленно?

— Такъ по крайней мр говорили, сударь, когда я похалъ за вами. И вс они были тамъ, и стояли вокругъ нея. И больше ужь не будутъ служить въ ней, сударь. И барыня стояла у воротъ и смотрла на нихъ, когда я выхалъ со двора.

Фенвикъ не переставалъ распрашивать, но боле ничего не узналъ объ этой поразительной новости. До самаго дома онъ все спрашивалъ, а слуга все уврялъ его что ужасное, проклятое, отвратительное красное зданіе будетъ уничтожено и стерто съ лица земли до конца, недли. Фенвикъ даже не подозрвалъ до какой степени вс его слуги были преданы господствующей церкви. Они ненавидли Пудельгама и методистовъ. Ничто не доставило бы такого удовольствія кучеру какъ порученіе разбить голову старшему сыну Пудельгама, молодому человку служившему въ банкирской контор въ Варминстер, но недавно возвращенному домой за его склонность къ ночнымъ кутежамъ, и который, воротившись, принялъ большое участіе въ вопрос о часовн. Женская прислуга настоятельской усадьбы смотрла съ высоты величія на булгамптонскихъ женщинъ ходившихъ въ часовню, а садовникъ, узнавъ что часовня стоитъ на церковной земл, и слдовательно подвластна ему, съ трудомъ воздерживался отъ ссоры. Онъ предлагалъ помочь бд немедленно, прежде чмъ начнутъ ломать часовню, устроивъ навозную яму прямо противъ двери часовни — ‘и тогда посмотримъ кто осмлится прикоснуться къ нашей собственности!’ Но онъ былъ слишкомъ остороженъ чтобы привести въ исполненіе подобную стратегію безъ полномочія главнокомандующаго. ‘Баринъ ужъ слишкомъ церемонится съ ними,’ сказалъ онъ кучеру, негодуя на малодушіе викарія.

Когда Фенвикъ подъхалъ къ своимъ воротамъ, тамъ была толпа людей бродившихъ вокругъ часовни. Онъ вышелъ изъ кабріолета и подошелъ къ нимъ. Глаза его упали прежде всхъ на мистера Пудельгама, который стоялъ противъ двери, оборотясь спиной къ зданію. Лицо его выражало безконечное неудовольствіе. Викарій хотлъ уврить священника что нтъ никакой необходимости трогать часовню, по крайней мр въ настоящее время. Но прежде чмъ онъ могъ заговорить съ нимъ, онъ увидлъ строителя изъ Салисбери, который, повидомому, былъ очень занятъ,— Гримса, такъ недавно униженнаго и теперь торжествующаго,— Вольта, выборнаго методистовъ,— церковныхъ старостъ своей церкви, двухъ или трехъ фермеровъ и наконецъ самого лорда Сентъ-Джорджа въ сопровожденіи Пакера, агента маркиза. И много другихъ жителей Булгамптона было тамъ, такъ что вокругъ мистера Пудельгама собрался цлый митингъ. Фенвикъ, увидавъ лорда Сентъ-Джорджа, тотчасъ же подошелъ къ нему.

— Мой другъ мистеръ Пудельгамъ иметъ кажется сегодня честь принимать отборную конгрегацію.

— Боюсь что въ послдній разъ на этомъ мст, отвчалъ лордъ, пожавъ руку викарія.

— Мн очень грустно слышать это, милордъ. Я конечно не имю права вмшиваться въ ваши дйствія, и не могу заставить мистера Пудельгама говорить проповди здсь, если онъ не хочетъ.

Мистеръ Пудельгамъ подошелъ къ нимъ.

— Я готовъ и хочу исполнять мой долгъ въ той сфер жизни въ которую Богу угодно было поставить меня, сказалъ онъ, и было очевидно что этою сферой онъ считаетъ мсто противъ воротъ усадьбы настоятеля, гд стояла часовня.

— Я уже сказалъ, продолжалъ викарій,— что не имю права вмшиваться въ дйствія моего сосда, но что касается до меня, то нтъ никакой необходимости трогать часовню. Мн сначала былъ непріятенъ выборъ мста, но теперь это чувство прошло, и мистеръ Пудельгамъ можетъ проповдовать къ услажденію своего сердца и, безъ сомннія, къ счастію для своихъ слушателей, нисколько не мшая мн

Услыхавъ это, мистеръ Пудельгамъ снялъ шляпу, поднялъ глаза и сердито нахмурился, какъ бы желая показать что легкомысліе въ которое вдается его соперникъ нисколько не подходитъ къ торжественности случая.

— Мистеръ Фенвикъ, сказалъ лордъ,— мы объ этомъ уже переговорили, и ршили что часовню надо сломать, и сломать немедленно. Старшины конгрегаціи раздляютъ это мнніе.

— Они, вроятно, не хотятъ противорчивъ вашему благородному отцу, милордъ, замтилъ мистеръ Пудельгамъ.

— И сказать вамъ правду, мастеръ Фенвикъ, продолжалъ лордъ Сентъ-Джорджъ,— вы могли бы нажить себ кучу хлопотъ, еслибы мы не сломали часовню. Вы не имете права отдавать землю подъ строеніе, и высшія церковныя власти заставили бы васъ сломать непристойное зданіе.

— Непристойное зданіе, милордъ! укорилъ мистеръ Пудельгамъ недостойнаго, по его мннію, сына благороднаго отца.

— Да, на церковной земл оно, конечно, непристойное зданіе. Что сказали бы вы, еслибы мистеръ Фенвикъ обратилъ вашу гостиную въ свою ризницу, и вшалъ бы свой стихарь въ вашемъ шкаф? Словомъ, продолжалъ лордъ Сентъ-Джорджъ, мы вс сдлали ужасную ошибку, и чмъ скоре мы ее исправимъ, тмъ лучше будетъ для насъ. Отецъ, чувствуя что наша ошибка ввела въ заблужденіе другихъ и была причиной всей этой путаницы, считаетъ долгомъ сломать часовню и перенести ее на первоначально выбранное мсто на перекрестк. Мы начнемъ немедленно и надемся окончитъ постройку къ Рождеству. А мистеръ Пудельгамъ согласился проповдовать до тхъ поръ въ старой часовн.

— Почему бы ему не проповдовать въ этой часовн пока не будетъ выстроена новая? спросилъ викарій.

— Дорогой мой сэръ, возразилъ лордъ Сентъ-Джорджъ,— вдь мы будемъ переносить эту часовню. Еслибы мы были янки, мы сумли бы перенести ее не ломая. Но такъ какъ мы Англичане, намъ придется разобрать ее ло кирпичамъ. Итакъ, мастеръ Гикбоди, обратился онъ къ салисберійскому строителю,— вы можете приступить къ работ. Маркизъ будетъ вамъ очень обязанъ, если вы поспшите.

— Будьте покойны, милордъ, отвчалъ Гикбоди.— Рабочихъ у насъ много, и приказаніе его свтлости будетъ исполнено.

Посл сего лордъ Сентъ-Джорджъ и мастеръ Фенвикъ вошли вмст въ церковную усадьбу.

— Если все это положительно необходимо…. началъ викарій.

— Положительно необходимо, мистеръ Фенвикъ. Мы сдлали ошибку.— Лордъ Сенть-Джорджь всегда говорилъ ‘мы’ о своемъ отц, когда ему приходилось исправлять ошибки своего отца.— Единственное средство выпутаться изъ затрудненія, немедленно исправить ошибку. Перенесеніе часовни будетъ намъ стоить 900 фунтовъ, и кром того мы признали себя виноватыми. Но это все же лучше вражды.

— Я не сталъ бы враждовать.

— Васъ заставили бы враждовать. Нтъ сомннія что часовн не слдуетъ стоять здсь. А разв вы сами не знаете какое дурное вліяніе иметъ на приходъ вражда между помщикомъ и священникомъ?

— Дйствительно очень дурное вліяніе, лордъ Сентъ-Джорджъ.

— Не буду спорить кто изъ насъ правъ и кто виноватъ.

— Еслибы вы сказали что я виноватъ, я сталъ бы защищаться, замтилъ викарій.

— Именно. Но если мы забудемъ вражду, то не будетъ надобности ни въ обвиненіи, ни въ защит.

— Лордъ Сенть-Джорджъ! Какъ долженъ поступить священникъ когда помщикъ его прихода пишетъ на него доносы епископу, осуждаетъ его частную жизнь и распускаетъ о немъ сплетни не имющія никакого основанія?

— Мистеръ Фенвикъ, такъ-то вы начинаете забывать вражду.

— Мн трудно забыть такое оскорбленіе.

— Отецъ мой однако готовъ забыть и надется проститъ. Во всякомъ спор каждая сторона, конечно, считаетъ себя правою. Если вы согласны, ради прихода, и во имя христіанскаго смиренія и христіанской любви, подать руку примиренія моему отцу, вражда будетъ забыта.

Что могъ сдлать Фенвикъ? Онъ ни на минуту не поколебался бы простить маркиза, еслибы маркизъ самъ призналъ себя виноватымъ. Но ему не хотлось мириться на равныхъ условіяхъ, и онъ зналъ что условія не будутъ равны. И тмъ боле было это ему обидно, что онъ понималъ какъ догадливъ и ловокъ сынъ его противника. Ему не нравилось что его обманываютъ. Впрочемъ разв не все равно? Разв не довольно быть свободнымъ отъ угрызеній совсти?

— Если лордъ Тробриджъ согласенъ мириться, я тоже согласенъ, сказалъ онъ.

— Я очень радъ, сказалъ лордъ Сентъ-Джорджъ съ чувствомъ. Теперь я не войду къ вамъ, потому что я уже и такъ замшкался здсь, но будьте уврены что вы скоро услышите отъ отца примирительное слово.

LXXI. Конецъ исторіи Мери Лоутеръ.

Головная боль сэръ-Грегори,— того рода головная боль подъ вліяніемъ которой онъ простился такъ неободрительно со своимъ племянникомъ и наслдникомъ,— были непродолжительна. Она продолжалась дня два или три, въ теченіи которыхъ онъ безпрестанно совтовался съ мистрисъ Броунло и имлъ разговоръ съ Юдиью. Онъ былъ разочарованъ, сердитъ и огорченъ, потому что планъ его, которому онъ предался всмъ сердцемъ, не могъ быть исполненъ, но онъ былъ лишкомъ слабъ чтобы предаваться долго надежд или гнву, одной сынъ его умеръ, и этотъ молодой человкъ долженъ быть наслдникомъ и обладателемъ Донриппеля. Онъ, конечно, могъ бы наказать молодаго человка, лишивъ его при своей жизни участія въ обладаніи имніемъ, но это не принесло бы ему ни утшенія ни пользы. Онъ могъ бы сберечь деньги которыхъ стоилъ бы ему Вальтеръ и отдать Юдии, но такой образъ дйствія былъ не по характеру старика. Ему хотлось чтобы наслдникъ его жилъ въ Донриппел. Онъ съ отвращеніемъ думалъ объ уединеніи и о Донриппел безъ молодаго наслдника. Ему безсознательно хотлось наполнить, по возможности безъ хлопотъ, пустоту образовавшуюся въ его сердц посл смерти сына. Онъ обратился къ мистрисъ Броунло.

Мистрисъ Броунло была положительно того мннія что ему слдуетъ взять къ себ племянника, а съ нимъ, по необходимости, и Мери Лоутеръ.

— Вы знаете какъ много хорошаго мы слышали о миссъ Лоутеръ, сказала она,— и потомъ она все же не чужая.

— Это правда, сказалъ сэръ-Грегори, охотно уступая.

— И потомъ кто можетъ поручиться что Юдиь полюбила бы его? Никогда нельзя угадать какое направленіе примутъ чувства двушки.

Сэръ-Грегори издалъ какой-то звукъ, которымъ намренъ былъ выразить несогласіе съ ей мнніемъ. Онъ не сомнвался что Юдиь охотно влюбилась бы въ Вальтера, еслибъ обстоятельства благопріятствовали этому. Мистрисъ Броунло продолжала, не обративъ вниманія на его возраженіе:

— Во всякомъ случа она, бдная, будетъ очень страдать если будетъ думать что любовь ваша къ ней разлучила васъ съ племянникомъ. Право, ей въ такомъ случа нельзя бы было остаться въ Донриппел.

Мистрисъ Броунло просила не говорить ничего Юдии, и сэръ-Грегори почти общалъ молчать. Но молчаніе было ему несвойственно. Когда приходила удобная минута сказать то что можно было легко сказать, онъ не могъ побдить искушенія.

— Милая моя, сказалъ онъ однажды вечеромъ, когда Юдиь стояла возл его кресла,— помнишь ты что я говорилъ теб однажды о твоемъ родственник Вальтер?

— О капитан Маррабель, дядя?

— Да, разв онъ теб не родственникъ? Оказывается что онъ женится на другой родственниц, Мери Лоутеръ.

— Она ему дйствительно родственница, дядя.

— Я знаю только то что я ея никогда не видалъ.

— И я не видала, но я о ней много слышала. Вс говорятъ что она очень милая. Я надюсь что она будетъ жить здсь?

— Не знаю.

— Онъ говорилъ мн объ этомъ, когда былъ здсь.

— Онъ говорилъ теб что женится?

— Нтъ, дядя, онъ не говорилъ что женится, но онъ сказалъ мн что… что… Онъ говорилъ мн какъ онъ любитъ Мери Лоутеръ, и много разказывалъ о ней, и я была уврена что этимъ кончится.

— Такъ ты уже знаешь что мой планъ насчетъ тебя на Вальтера…

— Не говорите объ этомъ, дядя. Я всегда знала что это невозможно. Вы такъ добры ко мн что я, конечно, не могла возражать вамъ. Но, право, онъ очень побитъ миссъ Лоутеръ, и я надюсь что мы тоже полюбимъ ее.

Сэръ-Грегори успокоился, и головная боль его прошла. Былъ у него свой планъ, но не удался. Юдиь очень хорошая двушка и всегда будетъ его любимицей. Но Вальтеру надо сказать что онъ можетъ жениться и привести свою жену въ Донриппель, и что если онъ захочетъ выйти въ отставку, то семейному адвокату будетъ поручено такъ устроить дла для него что онъ замнитъ въ Донриппел роднаго сына. Будетъ маленькое затрудненіе съ полковникомъ, но полковникъ забралъ уже такъ много изъ своей доли что съ нимъ не трудно будетъ уладить дло. На слдующее утро мистрисъ Броунло написала сама Вальтеру.

Чрезъ недлю посл этого Мери Лоутеръ, дожидавшаяся въ Лоринг, съ наружнымъ спокойствіемъ и со внутреннимъ безпокойствомъ, дальнйшихъ извстій отъ своего жениха, получила два письма, одно отъ Вальтера, а другое отъ своей подруги, Жанеты Фенвикъ. Читатель прочтетъ ихъ и также отвты Мери на нихъ, и тогда наше повствованіе, насколько оно касается любви, надеждъ, заботъ и страданій Мери Лоутеръ, будетъ окончено.

‘Булгамптонъ, 1го сентября.

‘Дорогая Мери!

‘Пишу вамъ только потому что общала писать. Франкъ на прошлой недл здилъ въ Лондонъ и не былъ дома въ воскресенье. Онъ нашелъ своего бднаго друга въ город и провелъ съ нимъ два или три дня. Онъ ршилъ покинуть Вязники и ухать заграницу, и Франкъ не могъ разубдить его. Можетъ-быть это и къ лучшему, но мы лишаемся такого сосда какого намъ не найти. Онъ былъ для насъ обоихъ все равно что братъ, и я могу только сказать что, любя его какъ брата, я длала все что могла для его счастія. Но я, конечно, никогда въ другой разъ не примусь за сватовство. Мн хотлось соединить возл себя двухъ моихъ лучшихъ друзей.

‘Если вы имете сказать мн что-нибудь о своемъ счастіи, я узнаю это съ большою радостію. Мое сердце не предубжено противъ вашего жениха, но вы, конечно, не можете требовать чтобъ онъ былъ для меня тмъ же чмъ былъ бы другой. Благослови васъ Богъ.

‘Искренно любящій васъ другъ,
‘Жанета Фенвикъ.

‘Р. S. Я должна сказать вамъ объ участи часовни. Они уже ломаютъ ее и переносятъ на другое мсто. Они работаютъ такъ скоро что кажется, мы не успемъ оглянуться какъ ея уже не будетъ. Признаюсь, я рада. Что же касается Франка, мн, право, кажется что онъ былъ бы радъ еслибъ она осталась здсь. Но это еще не все. Маркизъ общалъ что мы скоро услышимъ отъ него примирительное слово. Интеесно знать что это будетъ. Надюсь что не миролюбіе побудило его написать письмо епископу и называть Франка неврующимъ.’

А вотъ другое письмо:

‘1го сентября 186*

‘Милая Мери!

‘Надюсь что это послднее письмо которое я пишу вамъ изъ этого гадкаго мста, потому что я выхожу въ отставку немедленно. Все ршено, и я буду въ Донриппел чмъ-то въ род уполномоченнаго помощника моего дяди. Такова моя судьба, и я хочу покориться ей немедленно. Но это еще не все о моей судьб, и не лучшее. Вы будете приняты какъ уполномоченная помщица, или, лучше сказать, какъ полновластная помщица, потому что вы будете хозяйкой дома Милая Мери, могу я надяться что вы не будетъ возражать противъ такого повышенія?

‘Я получилъ длинное письмо отъ мистрисъ Броуило и вчера здилъ къ дяд. Я такъ спшилъ что не могъ написать вамъ изъ Донриппеля. Я переслалъ бы вамъ письмо мистрисъ Броунло, но, можетъ-быть, это было бы не совсмъ честно. Когда-нибудь вы увидите его. Она говоритъ много хорошаго о васъ, и потомъ объявляетъ о своемъ намреніи отказаться отъ всхъ правъ, почестей, заботъ, привилегій и обязанностей хозяйки Донриппеля и передать ихъ вамъ, лишь только вы сдлаетесь мистрисъ Маррабель. Она повторила мн это вчера съ нкоторою напыщенностію и съ сознаніемъ величія своего самоотверженія. Но я не буду смяться надъ ней, потому что знаю что она поступаетъ честно.

‘Моя милая, милая Мери, напишите мн поскоре хотъ строчку и скажите мн согласны ли вы чтобы то, чему суждено быть, сдлалось поскоре.

‘Всмъ сердцемъ преданный вамъ

‘В. M.’

Мери, конечно, посовтовалась съ теткой прежде чмъ отвтила на второе письмо. О письм отъ мистрисъ Фенвикъ она не сказала ни слова. Зачмъ напоминать тетк о такомъ печальномъ имени какъ имя мистера Джильмора? Но не думать о немъ она не могла. Въ жизненной борьб, которая представилась ей, она старалась поступать по совсти, однако теперь она не была свободна отъ угрызеній совсти. Но горе, хотя оно и было, она старалась не выставлять наружу.

— Такъ вы поселитесь немедленно въ Донриппел? сказала миссъ Маррабель.

— Да, вроятно.

— Ну, хорошо. Надюсь что все идетъ къ лучшему. Конечно, противъ этого нельзя возразить ни слова. Надюсь только что сэръ-Грегори не умретъ раньше полковника.

— Вдь полковникъ ему отецъ.

— Надюсь что не будетъ никакихъ затрудненій. Мн будетъ очень скучно одной, но я должна была ожидать этого.

— Вы будете прізжать къ намъ, тетушка Сарра? Вы будете проводить у насъ столько же времени какъ здсь?

— Благодарю тебя, милая. Право, не знаю. Сэръ-Грегори очень добръ, но всякій любитъ свой домъ.

Изъ всего этого Мери поняла что тетк хотлось распорядиться судьбой своей племянницы по-своему, точно также какъ булгамптонскимъ друзьямъ хотлось распорядиться ея судьбой по-своему.

А вотъ отвты Мери на два вышеприведенныя письма:

‘Лорингъ, 3го сентября 186.*

‘Милая Жанета!

‘Мн очень, очень, очень жалъ. Не знаю что я могу сказать. Я всегда старалась поступать по совсти. Когда я съ самаго начала сказала мистеру Джильмору что желаніе его не можетъ быть исполнено, я была права. Когда я сама убдилась что это невозможно, я была тоже права. Но я, кажется, ошиблась когда ршилась поступить по совту моихъ друзей. У меня было доброе намреніе, но я, конечно, поступила не хорошо, и мн очень, очень жаль. Тмъ не мене я вамъ очень благодарна за то что вы написали мн о немъ. Я, конечно, интересуюсь его судьбой. Если онъ будетъ писать вамъ, и вы замтите по его письмамъ что путешествіе утшаетъ его, пожалуста напишите мн.

‘Я могу сказать вамъ многое о моемъ счастіи, хотя, признаюсь, меня мучаетъ совсть что я счастлива, причинивъ столько горя. Вальтерь выйдетъ въ отставку и поселится въ Донриппел, и я, конечно, тоже буду жить тамъ посл нашей свадьбы которая, мн кажется, будетъ скоро. Я пишу ему сегодня, хотя еще не ршила что сказать ему. Сэръ-Грегори согласился и теперь устраиваетъ дла, совтуется съ адвокатами, и мы будемъ, какъ выражается Вальтеръ, уполномоченными помщикомъ и помщицей въ Донриппел. Мистрисъ Броунло и Юдиь останутся тамъ, но я буду имть честь заказывать обды и присматривать за экономкой. Конечно, мн будетъ сначала неловко въ такомъ дом. Вамъ я признаюсь что мн было бы гораздо пріятне поселиться въ такомъ мст гд мы съ Вальтеромъ были бы сами хозяевами, какъ напримръ вы посл вашей свадьбы. Но я не такъ глупа чтобы роптать. Все устроилось такъ хорошо что я чувствую что не заслуживаю такого счастія. Теперь моимъ главнымъ ожиданіемъ будетъ вашъ первый визитъ въ Донриппель.

‘Любящій васъ другъ
‘Мери Лоутеръ.’

Другое письмо, о которомъ Мери писала мистрисъ Фенвикъ что еще не знаетъ что сказать, доставило ей боле хлопотъ чмъ послднее.

‘Лорингъ, 2го сентября 186…

‘Дорогой Вальтеръ!

‘Итакъ все ршено, и я буду уполномоченною помщицей. Я не возражаю. Я готова быть уполномоченною помщицей, пока ты будешь уполномоченнымъ помщикомъ. Ради тебя, милый мой, я сердечно радуюсь что дло устроилось. Ма кажется, ты будешь счастливе сельскимъ жителемъ чмъ былъ бы въ военной служб, а такъ какъ Донриппель будетъ въ послдствіи твоимъ домомъ,— скажу нашимъ домомъ,— то чмъ скоре мы съ нимъ познакомимся, тмъ, можетъ-быть, лучше. Меня, конечно, очень безпокоятъ мистрисъ Броунло и ея дочь, но я не боюсь, и готовлюсь полюбить ихъ.

‘Что же касается до твоего неожиданнаго вопроса, я не знаю что отвтить на него. Давно ли мы ршили что это будетъ, и право надо бы отдохнуть прежде чмъ ршать когда э то будетъ. Но, милый Вальтеръ, я не намрена мшать твоимъ планамъ. Ршай самъ, но ршая не забывай что маленькій промежутокъ для чувствъ и шитья всегда пріятенъ слабйшей сторон.

‘Твоя на вки
‘М. Л.

‘Р. S. Впрочемъ, я на все согласна.’

Посл такого письма свадьба была отложена, конечно не на долго. Вальтеръ Маррабель далъ промежутокъ для чувствъ и для шитья, но онъ находилъ что ни на то, ни на другое не надо тратить много времени. Недли на чувства и еще двухъ недль на шитье, думалъ онъ, будетъ совершенно достаточна. Кончилось обоюдною уступкой, какъ обыкновенно бываетъ въ такихъ случаяхъ, и свадьба была въ половин октября. Въ такое время года они, вроятно, похали въ Италію, но за достоврность этого авторъ не ручается. Но онъ увренъ что если они здили за границу, то Мери Маррабель ежедневно жила тамъ подъ страхомъ встртиться лицомъ къ лицу съ мистеромъ Джильморомъ. Но условію съ баронетомъ, путешествіе ихъ продолжалось не боле двухъ мсяцевъ, потому что въ первый день Рождества мистрисъ Вальтеръ Маррабель должна была исполнять роль хозяйки за обденнымъ столомъ.

Читателю, можетъ-бытъ, интересно знать какъ устроилось дло съ полковникомъ. Дйствительно, дло это доставило много хлопотъ господамъ Блоку и Корлингу, семейнымъ адвокатамъ. Когда обратились къ полковнику, то онъ на словахъ былъ сладокъ какъ медъ. Онъ готовъ сдлать все что угодно для своего милаго сына, говорилъ онъ. Ни одинъ отецъ на земл не заботится такъ мало о самомъ себ и о своемъ положеніи. Но вдь ему нужно же существовать чмъ-нибудь. Онъ спрашивалъ господъ Блока и Кординга чмъ ему существовать. Господа Блокъ и Кордингъ объяснили ему очень ясно что его брату баронету нтъ никакого дла до его существованія, и что для своего существованія онъ уже отнялъ у сына большое состояніе. Наконецъ онъ продалъ свое первенство за 200 фунтовъ ежегоднаго дохода со дня смерти брата. Онъ просилъ сначала 500, во ему пригрозили, что если сэръ-Грегори умретъ раньше его, сынъ предъявитъ на него искъ въ 20.000 фунтовъ.

Теперь авторъ разстается съ Мери Лоутеръ, съ Лорингомъ и съ Донриппелемъ. Онъ опасается что поведеніе его героини заслужило неодобреніе многихъ компетентныхъ судей женскаго характера. Онъ старался изобразить двушку руководившуюся во всхъ своихъ дйствіяхъ чуткою совстью, убжденіями, готовую въ случа надобности пожертвовать собой, старавшуюся не поступать дурно, но причинившую другимъ много страданія и едва не погубившую себя, поддавшись убжденію что ей слдуетъ выйти за человка котораго она не могла любитъ.

LXXII. Въ Торноверскомъ замк.

У мистрисъ Фенвикъ было много споровъ съ мужемъ по поводу общанныхъ примирительныхъ извстій изъ Торноверскаго замка. Разрушеніе часовни было начато въ ту самую минуту когда лордъ Сентъ-Джорджъ далъ повелніе, и производилось подъ надзоромъ Вольта, не осмлившагося отказаться отъ порученія маркиза. Въ воскресенье она не была уже годна для богослуженія. Въ этотъ день мистеръ Пудельгамъ сказалъ трогательную проповдь о храмахъ вообще. ‘Не все ли равно гд соберется народъ Божій’, говорилъ онъ, ‘если только онъ соберется въ дух независимаго сопротивленія властямъ, не Богомъ постановленнымъ? Мсто огороженное плетнемъ можетъ олужить храмомъ набожному христіанину. Но….’ и, не называя именъ, онъ изобразилъ англійскую церковь ядовитымъ деревомъ, губящимъ своимъ ядомъ прекрасные цвты распускающіеся у его корней и распространяющіе вокругъ благоуханіе. Говорилъ онъ что-то и о гибели слабой сестры, за которою послдовала гибель ея старшаго брата. Все это, конечно, передали викарію, но онъ принялъ это совершенно равнодушно.

— Какъ же иначе? сказалъ онъ.— Если человкъ проповдуетъ, онъ конечно говоритъ то что думаетъ.

Не долго пришлось ждать примирительныхъ извстій, или по крайней мр предвстниковъ ихъ. Второго сентября была прислана большая корзина дичи, съ надписью: ‘мистрисъ Фенвикъ’, написанною собственною рукой маркиза.

— Первйшій плодъ, сказалъ викарій, осмотрвъ провизію.— Конечно, пріятне получать дичь чмъ обвиненія въ безнравственности и безбожіи.

Викарій объявилъ это прямо, но жена не вдругъ согласилась съ нимъ.

— Я съ большимъ удовольствіемъ уложила бы ее опятъ въ корзину и отослала бы назадъ, сказала она.

— Надюсь что ты не сдлаешь ничего подобнаго.

— Что за глупая мысль искупить корзиной дичи вс оскорбленія и клеветы которыми онъ осыпалъ тебя.

— Эти птицы первыя предвстницы мира, сказалъ викарій, что подало опять поводъ къ спору.

Мистеръ Фенвикъ предполагалъ что вторымъ предвстникомъ будетъ приглашеніе на октябрьскую охоту на фазановъ. Но не прошелъ сентябрь какъ явился второй предвстникъ въ вид слдующей записки:

‘Торноверъ, 20го сентября 186..

‘Маркизъ Тробриджъ и леди Софи и Каролина Стоутъ просятъ мистера и мистрисъ Фенвикъ оказать имъ честь, пожаловать въ Торноверъ его октября, въ понедльникъ, и погостить до одиннадцатаго.’

— Вотъ это дйствительно предвстникъ, сказала мистрисъ Фенвикъ.— Чкажи пожалуста что намъ теперь длать?

Викарій согласился, что дло принимаетъ дйствительно серіозный оборотъ.

— Мы должны или хать и пережить ужасную недлю продолжала мистрисъ Фенвикъ,— или прямо показать имъ что мы не желаемъ имть ничего общаго съ ними. Неужели онъ мучить себя потому что онъ маркизъ?

— Не потому что онъ маркизъ.

— Такъ почему же? Не думаю чтобы теб нравился старикъ или чтобы теб хотлось чтобъ я сошлась съ леди Софи и Каролиной, или съ этимъ приторнымъ хвастуномъ лордомъ Сентъ-Джорджемь.

— Въ Сентъ-Джордж я не увренъ. Онъ, кажегся, можетъ быть всмъ для всхъ, и изъ него вышелъ бы прекрасный епископъ.

— Ты знаешь что ты ихъ не любишь, и знаешь также что теб будетъ ужасно скучно у нихъ.

— Я всю недлю прострляю фазановъ.

— Зная въ то же время что леди Софи и Каролина называютъ тебя за это безбожникомъ. Что касается до меня, я обошлась бы и безъ нихъ.

— Не потому что онъ маркизъ, началъ опять викарій, немного погодя.— Я себя знаю и, кажется, могу сказать что это не иметъ для меня никакого значенія. И сказать по правд, еслибъ онъ былъ просто маркизъ, и я былъ бы свободенъ поступать какъ мн угодно, я не позволилъ бы опутать себя его сладкоглаголивому сыну. Но для насъ онъ человкъ съ большимъ значеніемъ, потому что онъ владлецъ земли гд живутъ люди съ которыми мы связаны. Для блага этихъ людей мн необходимо быть съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, и потому, если ты согласна, мы подемъ къ нимъ.

— Неужели на цлую недлю, Франкъ?

Викарій думалъ что недлю благоразумно будетъ сократить на два дня. Мистриссъ Фенвикъ благодарила леди Софи и Каролину за приглашеніе, которымъ они воспользуются,— писала она,— съ величайшимъ удовольствіемъ, пріхавъ во вторникъ и пробывъ до пятницы.

— Такъ что я буду стрлять только два дня, сказалъ викарій,— что значительно уменьшитъ мое безбожіе.

Въ назначенный день они отправились въ Торноверъ. Бдный старый маркизъ ужасно страдалъ два послдніе часа предъ ихъ пріздомъ. Теперь всему графству было извстно что Семъ не виноватъ въ убійств фермера Тромбула, что его знакомство съ убійцами было слдствіемъ его желанія пристроить сестру за человка котораго онъ не зналъ съ дурной стороны. Въ графств произошла реакція въ пользу Сема, который теперь сдлался чуть не героемъ. Зная все это, маркизъ понялъ что обидлъ викарія тмъ что говорилъ о немъ по поводу убійства. И хотя маркизъ зналъ отъ уважаемыхъ авторитетовъ, а именно отъ своихъ дочерей, которыя въ свою очередь узнали это отъ уважаемыхъ сестеръ примрнаго священника, что Фенвикъ ‘не вритъ почти ни во что’ и готовъ завести дружбу даже съ язычникомъ, какъ напримръ со старикомъ Бретлемъ,— но епископъ стоялъ за Фенвика, а для маркиза, хотя онъ былъ и самодуръ, епископъ былъ епископомъ. Теперь маркизъ зналъ что онъ былъ неправъ и въ обвиненіяхъ которыя возводилъ на Фенвика по поводу пребыванія Карри въ Салисбери. Онъ слышалъ кое-что объ исторіи двушки, изъ чего могъ понять что ошибся. И потомъ у него на душ было дло съ часовней, на перенесеніе которой онъ, по совту сына, тратилъ теперь 700 фунтовъ. Надо отдать справедливость маркизу — о деньгахъ онъ почти не думалъ. Маркизы, если даже они владютъ большими землями, рдко вдадють лишними сотнями. Не было ихъ теперь и у маркиза Тробриджа. Но деньги не безпокоили его такъ какъ сознаніе своей ошибки. Ни при какихъ обстоятельствахъ не слдовало строить часовню на томх мст. Онъ зналъ это теперь, и зналъ что надо извиниться: Noblesse oblige. Старый лордъ былъ очень глупъ, очень упрямъ и надмененъ, но онъ никогда не длалъ несправедливости когда зналъ что это несправедливость, и ничто на свт не заставило бы его сказать сознательную ложь. Здсь эпитетъ могъ бы быть легко опущенъ, потому что ложь не есть ложь, когда она говорится безсознательно.

Лордъ Тробриджъ провелъ утро вторника страдая отъ ужасной необходимости извиниться. Онъ еще помнилъ дерзость Фенвика, осмлившагося сравнить леди Софи и Каролину съ женщиной, которая…. которая…. Страшно подумать. Его сиятельство не забылъ также какъ Фенвикъ писалъ объ его парадномъ подъзд точно это былъ подъздъ къ какой-нибудь ферм. Занозы еще сидли въ его собственномъ тл, но онъ долженъ былъ сознаться что былъ неправъ.

И онъ сдлалъ это съ такою честностью о которой не имлъ понятія его умный сынъ. Когда Фенвики пріхали, ихъ ввели въ гостиную гд сидли леди Софи, Каролина и много гостей уже собравшихся въ замк. Минуты черезъ дв вышелъ маркизъ и подалъ руку новопрізжимъ. Еще минуты дв побродилъ онъ по комнат, и наконецъ взялъ викарія подъ руку и ввелъ его въ свое святилище.

— Мистеръ Фенвикъ, сказалъ онъ,— я считаю долгомъ высказать вамъ немедленно что я сожалю о всемъ случившемся.

— Ничего не значитъ, милордъ.

— Но для меня это значитъ, и если вы выслушаете меня, я я сочту это за такую же милость какую вы мн сдлали пріхавъ сюда.

Викарій могъ только поклониться и слушать.

— Я сожалю, мистеръ Фенвикъ, что писалъ епископу епархіи о вашемъ поведеніи.

Фенвикъ едва удержалъ языкъ когда эти слова были сказаны. Онъ думалъ что маркизъ будетъ говорить о часовн, а за часовню онъ теперь уже не сердился. Но онъ чувствовалъ что чмъ мене будетъ сказано о письмахъ къ еписколу тмъ лучше. Онъ однако удержался, и маркизъ продолжалъ.

— До меня дошли сплетни, мистеръ Фенвикъ, и я думалъ что исполняю долгъ.

— Это не повредило мн, милордъ.

— Надюсь что нтъ. Я поврилъ ложнымъ слухамъ и — я извиняюсь.

Милордъ замолчалъ, и викарій поклонился. Фенвикъ едва ли понималъ, какъ глубоко въ эту минуту страдалъ маркизъ.

— Теперь о часовн, продолжалъ маркизъ.

— Это такіе пустяки, милордъ, что не стоитъ и говорить.

— Я ошибся въ принадлежности того мста.

— Я былъ бы очень радъ, милордъ, еслибы часовня осталась тамъ.

— Но это невозможно. Церковная земля предназначена для другихъ цлей, и хотя мы вс дйствовали не зная нашихъ правъ, но право все же право. Теперь мн остается сказать что я очень радъ видть васъ въ Торновер и что я надюсь что удовольствіе это будетъ повторяться.

Кончивъ, онъ ввелъ гостя въ гостиную, и злосчастный для него часъ прошелъ.

Визитъ прошелъ вообще очень благополучно для викарія и для его жены. Одинъ день онъ ходилъ на охоту и былъ встрченъ очень любезно торноверскимъ хранителемъ дичи, который однако не получилъ отъ него ничего въ подарокъ. Когда онъ воротился въ домъ, хозяинъ радушно поздравилъ, его съ удачною охотой, какъ бы забывъ что онъ священникъ. На другой день онъ здилъ съ лордомъ Сенть-Джорджемъ осматривать стаи охотничьихъ собакъ, которыя содержались тогда въ Чарликотс, и никто, казалось, не осуждалъ его за то что онъ имлъ свое мнніе о гончихъ. Удовольствія мистрисъ Фенвикъ были, можетъ-быть, не такъ интересны, но она принимала ихъ охотно. Она осматривала приходскія школы и приходскую церковь, гд фамилія Стоутъ владла большою ложей, которая называлась лавкой, но на самомъ дл была цлая комната, съ каминомъ. Мистрисъ Фенвикъ подумала что это совсмъ не идетъ къ церкви, но такъ какъ леди Стоутъ очень гордилась своимъ мстомъ, она промолчала. Такъ прошелъ ихъ визитъ въ Торновер, и они отправились домой.

— Они, кажется, искренно хотли помириться, сказалъ онъ.

— Да разв не они виноваты? спросила мистрисъ Фенвикъ.

— Все равно кто виноватъ, мы помирились.

LXXIII. Заключеніе.

Намъ нечего разказывать о Булгамптон и его викарія кром того что касается до дальнйшей судьбы семейства Бретлей. Авторъ этихъ страницъ надется что,— каково бы ни было мнніе читателя о чет поселившейся въ Донриппел чтобы тамъ спокойно ждать когда придетъ ея время царствовать,— скромныя личности жившія честнымъ трудомъ на мельниц и также т которыхъ безпорядочныя страсти удалили изъ нея, но которыя потомъ воротились въ родной домъ, возбудили въ немъ нкоторую симпатію.

Дня два посл возвращенія мельника съ дочерью и сыномъ, не говорилось почти ничего о прошломъ, ничего по крайней мр въ чемъ бы приняли участіе отецъ и сынъ. Дв сестры, конечно, переговорили между собой о всхъ подробностяхъ пребыванія въ Салисбери, когда оставались вдвоемъ, а матъ чуть не пла гимны радости о томъ что страшный для ея дочери часъ прошелъ. Но мельникъ не сказалъ ни одного слова, и Семъ былъ почти также молчаливъ.

— Вдь теперь все кончено, Семъ? спросила однажды матъ съ безпокойствомъ.— Мн кажется что все кончено?

— Только для одного не все кончено, матушка. Несчастный!

— Вдь онъ убійца, Семъ.

— Другой вдь тоже убійца. Они одинаково виноваты. Если же который изъ нихъ виноватъ боле другаго въ убійств старика, такъ это Экорнъ. Я такъ думаю. Но теперь уже все кончено, хотя и не совсмъ справедливо. Насколько я понимаю, они никогда не ршаютъ справедливо. Еслибъ убійцы спрятали шкатулку возл мельницы, а не въ саду старухи, они повсили бы и меня,— непремнно! Вы не думайте объ этомъ

Когда мать старалась возобновить этотъ разговоръ, съ тмъ болзненнымъ любопытствомъ съ которымъ мы всегда относимся къ тому что едва не погубило насъ, но что уже прошло, Семъ уходилъ отъ нея, говоря что это уже надоло ему.

На третій день до нихъ дошла мстная газета, гд было напечатано дло объ убійств Тромбула. Мельникъ прочелъ его съ большимъ трудомъ съ начала до конца, не пропустивъ на одного слова. Наконецъ, когда онъ дочелъ до свидтельства Сема, онъ всталъ со стула, на которомъ сидлъ возл окна, и сдлалъ свое первое и единственное замчаніе о дл.

— Хорошо было сказано, Семъ. Да, ты мой сынъ, а я все таки скажу — хорошо было сказано.

Онъ положилъ газету и вышелъ изъ комнаты, и видвшіе его замтили что глаза его были полны слезъ.

Съ этихъ поръ произошла большая перемна въ его обращеніи съ Карри. ‘Здравствуй, Карри,’ говорилъ онъ ей утромъ съ такою любовью какую рдко кому выказывалъ, а вечеромъ, когда она подходила прощаться къ его столу, онъ подставлялъ ей лобъ для поцлуя, какъ длалъ это съ ея старшею честною сестрой, не нуждавшеюся въ его прощеніи. Тмъ не мене, т которые понимали его — а никто не понималъ его лучше Фанни — знали что онъ никогда, ни на минуту не забывалъ о безчестіи которое Карри навлекла на его семейство. Онъ простилъ грхъ, но стыдъ за грхъ всегда мучилъ его, и онъ велъ себя какъ человкъ съ которымъ случилось такое несчастіе посл котораго слдуетъ искать уединенія.

Семъ поселился дома, работалъ ежедневно на мельниц и нсколько недль не говорилъ останется ли онъ у отца или уйдетъ. Онъ разказывалъ сестрамъ какъ онъ работалъ въ Дургам, но не говорилъ ни о причин которая побудила его идти на сверъ, ни о своихъ планахъ на будущее. Обдалъ онъ дома, и отецъ нердко давалъ ему немного денегъ въ вид жалованья. Наконецъ однажды вечеромъ, отдыхая посл работы, онъ высказалъ свое намреніе.

— Батюшка, сказалъ онъ,— я хочу жениться.

Мать и сестры были съ ними и слышали его слова.

— Кого же ты возьмешь за себя, Семъ? спросила мать.

Семъ отвчалъ не вдругъ, но Карри тотчасъ же вмшалась.

— Агнесу Полъ, матушка,— кого же еще?

— Только ужь не ее, сказалъ мельникъ угрюмо.

— Отчего же не ее, батюшка? Конечно ее, а не другую. Если она не нравится здсь, мы уйдемъ подальше и, Богъ дастъ, не пропадемъ.

Противъ Агнесы Полъ нечего было сказать кром того что она была въ дом Тромбула въ ночь убійства и нкоторое время была на подозрніи у полиціи за то что будто бы передала Сему о шкатулк фермера. О ней тогда, конечно, говорилось много дурнаго, но потомъ все это оказалось неправдой, викарій взялъ ее къ себ, и не мало досталось ему отъ пудельгамистовъ за укрывательство ея. Но такъ какъ убжденіе въ виновности Сема постепенно прошло, то само собой исчезло основаніе подозрвать бдную Агнесу въ участіи въ убійств ея покойнаго хозяина. Дня два мельникъ былъ очень мраченъ и не отвтилъ ни слова, когда Семъ объявилъ ему что уйдетъ съ мельницы до Рождества, если только Агнесу Полъ не примутъ въ домъ какъ его жену. Но потомъ отецъ уступилъ. ‘Когда старики сходятъ въ могилу, сказалъ онъ, то молодые конечно длаются хозяевами.’ Мельникъ хорошо сдлалъ что уступилъ, потому что Семъ былъ такой человкъ который умлъ пріобртать деньги когда хотлъ.

Карри жила всегда съ нимъ, обреченная своею красотой, какъ ея старшая сестра недостаткомъ красоты, не надяться что кто-нибудь придетъ просить ее основать съ нимъ свое собственное жилье.

Нашъ другъ викарій обвнчалъ Сема съ его возлюбленною, и до сихъ поръ часто бываетъ на мельниц Онъ иногда длаетъ попытку обратить неврующаго старика, который стоитъ теперь на краю могилы, но ему никогда не удавалось заставить старика сознаться что онъ чувствуетъ потребность вровать. ‘Я всегда старался поступать честно,’ сказалъ мельникъ, когда викарій напалъ на него однажды, ‘и трудился ли моей жены и дтей. Я не былъ ни пьяницей, ни сплетникомъ, ни лгуномъ. Я былъ отрогъ и суровъ, это я самъ знаю, и со мной, можетъ-быть, поступятъ строго и сурово въ той жизни. Противъ этого я не спорю, но теперь мн поздно переламывать себя, мистеръ Фенвикъ.’ Викарій понялъ что смерть, когда она придетъ, не устрашитъ старика.

Мистеръ Джильморъ не возвращался нсколько лтъ домой, но въ послдній разъ когда я получилъ извстіе о моихъ булгамптонскихъ друзьяхъ, мн говорили что его ожидаютъ домой.

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ’, NoNo 9—12, 1869, NoNo 1, 3—6

БУЛГАМПТОНСКЙ ВИКАРЙ

I. Булгамптонъ.

II. Красный мячикъ Флоры.

III. Семъ Бретль.

IV. Другаго нтъ.

V. Мельникъ.

VI. Мельница Бретля.

VII. Мельничиха.

VIII. Послдній день.

IX. Миссъ Маррабель.

X. Гоняя нельзя достать.

XI. Не хлопочите обо мн.

XII. Хватай и его хозяинъ.

XIII. Капитанъ Маррабель и отецъ его.

XIV. Родственныя отношенія.

XV. Полиція сбивается.

XVI. Миссъ Лоутеръ проситъ совта.

XVII. Маркизъ Тробриджъ.

XVIII. Блая бумага.

XIX. Семъ Бретль возвращается домой.

XX. У меня теперь свое божество.

XXI. Что объ этомъ думалъ священникъ Джонъ.

XXII. Что объ этомъ думали Фенвики.

XXIII. Что объ этомъ думалъ мистеръ Джильморъ.

XXIV. Преподобный Генри Фитцекерли Чамберленъ.

XXV. Карри Бретль.

XXVI. Торноверская корреспонденція.

XXVII. Я никогда не срамилъ никого.

XXVIII. Поздка мистрисъ Бретль.

XXIX. ‘Негоціантъ’ въ Лоринг.

XXX. Тетка и дядя.

XXXI. Мери Лоутеръ дйствуетъ ощупью.

XXXII. Успхъ мистера Джильмора.

XXXIII. Прощаніе.

XXXIV. Булгамптонскія новости.

XXXV. Новая часовня мистера Пудельгама.

XXXVI. Семъ Бретлъ опять уходитъ.

XXXVII. Женское страданіе.

ХXXVIII. Помшательство влюбленнаго.

XXXIX. ‘Три честные человка’.

XL. У мистрисъ Стигсъ.

XLI. Стартупская ферма.

XLII. Мистеръ Квикенгамъ.

XLIII. Пасха въ Торноверскомъ замк.

XLIV. Донриппельскіе родственники.

XLV. Что мн съ собой длать?

XLVI. Мистеръ Гей изъ Карминстера.

XLVII. Требуютъ Сема Бретля.

XLVIII. Мери Лоутеръ возвращается въ Булгамптонъ.

XLIX. Судьба Мери Лоутеръ.

L. Мери Лоутеръ осматриваетъ свое будущее жилище.

LI. Точильщикъ и его товарищъ.

LII. Странствованіе Карри Бретль.

LIII. Откормленный телецъ.

LIV. Рубины мистера Джильмора.

LV. Церковная земля.

LVI. Мщеніе викарія.

LVII. Надо полить воду масломъ.

LVIII. Мечты Юдии Броунло.

LIX. Извстіе изъ Донриппеля.

LX. Лордъ Сентъ-Джорджъ очень ловокъ.

LXI. Измна Мери Лоутеръ.

LXII. Въ Вязникахъ.

LXIII. Мельникъ разказываеть о своемъ гор.

LXIV. Еслибъ я была ваша сестра!

LXV. Мери Лоутеръ покидаетъ Булгамптонъ

LXVI. На мельниц.

LXVII. Головная боль сэръ-Грегори.

LXVIII. Джильморъ очень упрямъ.

LXIX. Допросъ.

LXX. Судьба пудельгамистовъ.

LXXI. Конецъ исторіи Мери Лоутеръ.

LXXII. Въ Торноверскомъ замк.

LXXIII. Заключеніе.

Читайте также: