Бродяга
Бродяга
Рассказ
(С французского)
———————————————————
Бродяга, Французская_литература, Год: 1909
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Мне было одиннадцать лет. Мы жили в старом, маленьком замке нашего родового имения, дела отца были страшно запутаны и поправились только после смерти богатой тетки. В ожидании же наследства мы еле-еле перебивались скудным доходом с разоренного революцией, когда-то богатого поместья.
Наш полуразрушенный замок был из розового песчаника, кроме главного здания сохранились два косых флигеля и восьмиугольная башня, на которой были часы, по какому-то чуду продолжавшие скрипеть, показывать время и даже отбивать такт, но звук этот более напоминал удары в пустой котел или хриплый кашель, чем звон часов.
Как бы то ни было, мы были счастливы, т. е. я говорю о маме, сестре Ане и себе, потому что отец всегда был озабочен, вечно в тревожном состоянии.
Прислуживала нам старуха лет шестидесяти, бодрая еще и преданная. Она отказывалась от вознаграждения, просила только держать ее до смерти, а затем похоронить и непременно положить на ее могилу серую мраморную плиту с надписью.
Кроме нее был еще садовник, хромой и глухой. Он завидовал садом и огородом. Мы получали часть фруктов и овощей, остальные он продавал в свою пользу за труды. Он был добрый и честный человек, но страшно скупой. Поговаривали, что он скопил небольшую сумму, с которой не расставался. Он был нашим сторожем, когда отец уезжал по делам и спал в нижнем этаже, в глубине дома. Была у нас еще старая собака, сенбернар, еле волочившая ноги и совсем беззубая.
Однажды отцу пришлось ехать по делам в Марсель. Это было очень некстати, так как в окрестностях появилась шайка бандитов, грабивших, а главное убивавших свои жертвы с утонченной жестокостью, дубинкой или молотком, иногда они душили их веревкой, видимо находя удовольствие в агонии страдальцев. Соседи рассказывали ужасы об этих разбойниках, и отец покидал нас в страшной тревоге. Он велел хорошо запираться на ночь и вообще принимать все предосторожности. Мы не очень-то беспокоились, я говорю не о нас, ребятах, но о старших, мать была чересчур большой оптимисткой, старая Катерина очень скоро все забывала, а садовник сильно рассчитывал на старый заржавленный револьвер и на свою беззубую собаку. Но все же мы старательно запирались, чтобы в дом нельзя было проникнуть.
На третий день после отъезда отца, в сумерки, к нам во двор зашел бродяга, попросивший кусок хлеба и позволение переночевать.
Вид этого человека не внушал доверия: высокий, худой, но видимо очень сильный, это был не только типичный бродяга, но и человек с крайне отталкивающей физиономией. Желтые, косые глаза, необыкновенно блестящие, искривленный рот, щеки покрытые рыжей щетиной, заросший лоб — все это было ужасно.
Мать и Катерина сразу испугались его, дали ему четверть хлеба и старались его выпроводить. Бродяга обратил их внимание на проливной дождь.
— Он будет лить всю ночь, — прохрипел он. — Я на ногах с самой зари. Неужели вы со мной поступите, как с волком? Жалко вам охапки соломы, что ли?
Он увидал шалаш, куда складывали садовые инструменты.
— Позвольте мне уснуть там! Я никого не обеспокою.
Он был один. С нашей стороны был садовник, старый пес и храбрая Катерина, она сумела бы защищаться, в случае чего, кочергой или кухонным ножом.
Мать согласилась.
— Хорошо, — сказала она, — вам положат тюфяк.
С чердака снесли сенник и положили в шалаш.
Поужинав, улеглись и мы в свою очередь.
На рассвете, я проснулся от какого-то крика и лая. Я всю жизнь буду помнить этот крик, это было что-то ужасное. Это был крик страшной боли, полный ужаса, жалкий… затем задушенный… Я хорошо понял, что это крик смерти! Он скоро прекратился, лай собаки перешел в зловещий вой, затем стон… и наступило молчание. В это время, к моей кроватке подбежали мать и старая Катерина. Они были страшно бледны, зубы их стучали от страха. Мать держала за руку Аню. Катерина вытащила меня из кровати и сказала, дрожа и с трудом выговаривая:
— Скорее, Петя, скорее, бежим!
Мы побежали по коридору в левый флигель, сбежали с лестницы, переступили порог дома и пустились бежать через сад. Мы рассчитывали, что, выбежав из сада, спасемся у кого-нибудь из соседей, и что бандиты потеряли нас из вида.
Но за нами раздались шаги. Обернувшись, я увидал троих людей: один держал молоток, покрытый кровью, другой — большую дубинку, третий — веревку и лопату. Я так ясно понял драму, в которой участвовал, как будто стал вдруг взрослым человеком: нас убьют, как убили тех, о которых рассказывал отец, как убили собаку и садовника, крик последнего я слышал все время, он раздавался у меня в ушах, и я буду слышать его до смерти, нам разобьют черепа дубинкой или молотком, может быть задушат веревкой… Ужас этой минуты… эти две слабые женщины… двое детей, бегущие через сад, спасаясь от убийц… эта агония… мне стоит только закрыть глаза, и вся сцена воскресает в моей памяти, как будто это происходило только вчера и мозг стынет в моих костях, как тогда в ту страшную минуту… Развязка была неизбежна. Бандиты были сильны и молоды, самая проворная между нами, моя мать, была бы настигнута ими в пять минут, будь она одна, а тут ей приходилось тащить Аню. Шаги были уже близки, убийцы не старались даже нас обманывать, они нагло подшучивали над нами:
— Напрасный труд, моя голубушка! Мы еще побеседуем с вами раньше, чем вас повесим!
Эти слова дали какую-то ужасную надежду моей матери, она увидела возможность спасти нас, пожертвовав собой.
— Спаси детей, — сказала она Катерине и, бросив мою руку, остановилась лицом к лицу перед тремя мужчинами. Я слышал их наглый хохот, ноги мои дрожали, глаза затуманились, мне стало так холодно, я чувствовал, что умираю…
Вдруг, из-за кустов появилась высокая, худая человеческая фигура, я узнал в ней ночевавшего у нас бродягу. Он держал в руке топор, он тихо, но грозно смеялся. Он быстро, как молния, бросился на разбойников. Один из них покатился на землю с головой почти отделенной от туловища, другой опустился на землю с разбитыми челюстями, третий, вооруженный дубиной, имел время приготовиться и защищаться. Но скоро дубина вылетела у него из руки, и самая рука оказалась отрубленной…
Текст издания: журнал ‘Пробуждение’, 1909, No 6.