Божественная комедия. Ад., Данте Алигьери, Год: 1321

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ.

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

АДЪ.

переводъ В. В. ЧУЙКО

СО ВСТУПИТЕЛЬНОЮ СТАТЬЕЮ О ЖИЗНИ И ПРОИЗВЕДЕНІЯХЪ АВТОРА.

Съ 68 рисунками французскихъ художниковъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА В. И. ГУБИНСКАГО.
1894

 []

ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ И БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ.

О год рожденія величайшаго изъ итальянскихъ поэтовъ мы знаемъ изъ его собственныхъ словъ, находящихся въ самомъ начал ‘Божественной Комедіи’. ‘По середин нашей жизни — говоритъ онъ тамъ — я очутился въ дремучемъ лсу’. Въ другомъ мст ‘Ада’ онъ прибавляетъ, что начало его сверхъестественнаго путешествія относится къ 1300 году, а въ ‘Convito’ (пиръ) высказываетъ мнніе, что ‘середина нашей жизни’ есть, тридцатипятилтній возрастъ. Такимъ образомъ, въ 1300 году ему было тридцать пять лтъ, значитъ онъ родился въ 1265 году (8-1ч) мая прибавляютъ документы), что вполн согласно со свидтельствами его первыхъ біографовъ — Боккачіо и Вилани. Поэтъ родился во Флоренціи, въ этой ‘прекрасной овчарн’ (bello oville), гд онъ ‘покоился точно ягненокъ’ и куда, въ теченіе всей своей жизни, надялся ‘возвратиться поэтомъ и у источника крещенія принять внокъ пвца’. Боккачіо ведетъ родъ поэта отъ нкоего Элизео, изъ благороднаго римскаго дома Франджипани, который въ эпоху Карла Великаго переселился во Флоренцію. По преданію, потомки этого Элизео Франджипани, забывши свое происхожденіе, стали просто называться Элизеи. Достоврныя свднія, однако, мы имемъ только объ одномъ изъ членовъ этого рода — о Каччьягвидо, родившемся въ 1106 году. Каччьягвидо принадлежалъ къ военной аристократіи Флоренціи и жилъ въ эпоху господства марграфини Матильды, извстной пріятельницы папы Григорія VII. Въ 1147 году онъ сопутствовалъ Конраду III во время его неудавшагося крестоваго похода, за свою храбрость былъ возведенъ въ званіе рыцаря и умеръ въ Сиріи. Жена этого Каччьягвидо была изъ семейства Алигьеріа, по мннію однихъ,— изъ Пармы, а по мннію другихъ — изъ Феррары. Это имя, нсколько измненное впослдствіи (Алигьери), перешло къ ея сыну, а отъ него и на весь родъ, къ которому въ третьемъ колн принадлежитъ нашъ поэтъ. Данте Алигьери былъ крещенъ въ церкви св. Іоанна Крестителя и получилъ имя Дуранте, сокращенное, по тогдашнему обычаю, въ Данте и оставшееся за нимъ на всегда. Семейство, въ которомъ онъ родился, принадлежало къ гвельфской аристократіи, самъ онъ причислялъ себя къ древнимъ флорентинскимъ родамъ, которые, въ противоположность прибывшимъ изъ Фіезоле, любили сводить свое происхожденіе къ Риму, воображаемой своей метрополіи, но которые, по всей вроятности, были лангобардской и, во всякомъ случа, германской крови.
Объ отц и матери Данте мы ничего не знаемъ, за исключеніемъ только того, что его мать называлась Белла, не знаемъ также и обстоятельствъ его первой юности. По словамъ Боккачіо, онъ былъ ученикомъ Брунетто Латини, но новйшія изслдованія доказали ложность этого показанія. Приходится, на тхъ-же основаніяхъ, устранить и вліяніе на него Гвидо Кавальканти. Предполагаютъ также, что Данте учился въ падуанскомъ и болонскомъ университетахъ, но это одно лишь предположеніе. Боле вроятно его посщеніе Парижа. Нкоторые думаютъ, что онъ постилъ также Англію и былъ въ Оксфорд. Во всяомъ случа, онъ былъ однимъ изъ самыхъ ученыхъ людей своего времени.
Въ центр его поэтическаго творчества стоитъ свтлый образъ, который поэтъ надлилъ непреходящимъ блескомъ,— Беатриче Портинари. По признаніямъ самого Данте, она была очарованіемъ его дтскихъ лтъ, милой подругою его юности, путеводной звздой его зрлаго возраста. Она была дочь Фалько Портинари, знатнаго флорентинца. Въ 1287 году она вышла замужъ за Симона деи Барди, а въ 1290 году умерла, двадцати-четырехъ лтъ отъ роду. Черезъ годъ посл смерти Беатриче, Данте женился на Джемм Донати. О ней мы имемъ самыя скудныя свднія, самъ Данте обходитъ ее полнымъ молчаніемъ, Боккачіо утверждаетъ, что поэтъ былъ несчастливъ въ супружеств, а одинъ изъ послднихъ изслдователей, Фратичелли, предполагаетъ, что Джемма была настоящей Ксантиппой. Несомннно только одно: съ минуты изгнанія Данте изъ Флоренціи, онъ никогда боле не видлся со своей женой.
Тутъ мы встрчаемся съ одной изъ самыхъ странныхъ загадокъ въ жизни поэта. Въ ‘Vita nuova’ Данте разсказываетъ, что посл смерти Беатриче онъ, благодаря участію, оказанному ему другой благородной женщиной, былъ нсколько дней невренъ памяти умершей, однако, вскор вернулся въ тяжкомъ раскаяніи къ своей прежней любви. Въ ‘Божественной Комедіи’ (Чистилище, 30) Беатриче осыпаетъ почти самыми горькими упреками за измну, совершенную имъ посл ея смерти, и онъ открыто признается въ своей вин. Съ скрытымъ негодованіемъ и горькимъ упрекомъ Беатриче обращается къ нему: ‘Guardami ben, ben son, ben son Beatrice’. Въ слдующей псн она обращается къ нему со слдующими словами. ‘Но никогда ни природа, ни искусство не предлагали теб такого наслажденія, какъ прекрасное тло, въ которомъ я была заключена, и которое теперь не боле, какъ прахъ. И если величайшее изъ наслажденій у тебя было отнято моею смертью, то какой-же смертный предметъ могъ тебя потомъ соблазнить? Ты долженъ былъ бы, при первыхъ приступахъ обманчивыхъ предметовъ, вознестись ко мн, которая не была уже такимъ предметомъ. Ты не долженъ былъ опускать крыльевъ и выжидать, пока ты снова будешь пораженъ какой-либо молодой двушкой, или какой-либо другой, столь-же скоро преходящей суетой. Молодая птичка позволяетъ стрлять въ себя два или три раза, но напрасно было бы ставить сти или пустить стрлу въ птицу, у которой крылья уже укрпились’. Въ чемъ, однако, упрекаетъ поэта Беатриче? Въ томъ-ли, что онъ оказался невренъ ей въ обыденомъ смысл этого слова, или же въ томъ, что на время измнилъ философіи и религіи, какъ допускаютъ многіе комментаторы, обращая вниманіе на аллегорическій характеръ поэмы? Намъ кажется, что слдуетъ принять то мнніе, которое согласуетъ оба взгляда: въ этихъ краснорчивыхъ словахъ есть доля аллегоріи и жизненныхъ воспоминаній, временныхъ паденій и борьбы. Весьма вроятно, что единственная женщина, которую Данте не могъ или не хотлъ любить, была его жена. Можно заключить, что въ первое время брака Данте увлекся своей женой и временно забылъ Беатриче. Но вроятне всего, что слова Беатриче относятся къ другой женщин, которою онъ увлекся во время своего пребыванія въ Лукк.
Данте рано занялъ выдающееся положеніе во Флоренціи, въ 1300 и 1301 годахъ онъ былъ въ числ пріоровъ, но въ 1302 году былъ изгнанъ вмст со своей партіей и никогда больше не возвращался во Флоренцію.
Извстно, что гвельфы и гибеллины названіе двухъ партій, боровшихся въ Германіи и Италіи въ теченіе XII, XIII и XIV вковъ. Первоначально борьба возникла въ Германіи. Посл смерти Лотаря, въ 1138 году, два дома оспаривали другъ у друга императорскую корону. Во глав одного изъ нихъ стоялъ Конрадъ, сынъ Фридриха Гогенштауфена, герцогъ Швабіи, владтель Виблингена (отсюда, вслдствіе искаженія,— гибеллинъ), во глав другого дома находился Генрихъ Гордый, герцогъ Саксонскій, племянникъ Вельфа или Вольфа (гвельфа), герцога Баварскаго. Въ Германіи борьба эта закончилась побдой Конрада, избраннаго императоромъ и упрочившаго такимъ образомъ власть гибеллиновъ, но въ Италіи распри и междоусобныя войны обихъ партій продолжались гораздо дольше. Нмецкіе гвельфы нашли приверженцевъ почти во всхъ итальянскихъ городахъ, желавшихъ свергнуть иго императоровъ и поддерживаемыхъ папами. Во Флоренціи борьба между этими двумя враждебными партіями принимала по временамъ самый ожесточенный характеръ, и подъ конецъ усложнилась еще однимъ вншнимъ обстоятельствомъ. Одна изъ знатнйшихъ семей города Пистойи, семья Канчельери, процвтала въ двухъ линіяхъ, происходившихъ отъ двухъ различныхъ браковъ одного изъ предковъ этой семьи и называвшихся, вслдствіе какого-то неизвстнаго намъ повода, блыми (bianchi) и черными (neri). Эти дв линіи распались между собой и жили въ злйшей вражд. Однажды, одинъ изъ блыхъ Канчельери былъ раненъ чернымъ. Отецъ послдняго былъ миролюбиваго характера и приказалъ сыну пойти къ противникамъ и испросить ихъ прощенія. Сынъ пришелъ безоружный къ блымъ, но блые схватили его, отрубили ему на конюшн правую руку и съ насмшками отослали его домой. Этотъ возмутительный поступокъ подлилъ масла въ огонь, расколъ, до того времени частный, сдлался теперь общимъ. Каждая втвь имла свою партію приверженцевъ, и такимъ образомъ вся Пистойя распалась на дв враждебныя партіи, блыхъ и черныхъ. Кружокъ пистойцевъ, еще раньше поселившихся во Флоренціи, но усилившійся посл этихъ событій, перенесъ и во Флоренцію дленіе на партіи, которое существовало въ ея родномъ город, и та, и другая сторона нашла здсь приверженцевъ, и сама Флоренція распалась на дв враждебныя партіи, блыхъ и черныхъ.
Къ чернымъ причислялись гвельфская аристократія и пополаны, къ блымъ — остатки прежней гибеллинской партіи, снова пробудившейся при этомъ случа. Во глав первыхъ стояла семья Донати, во глав вторыхъ — Черки.
На сторон блыхъ оказался и Данте. Отдлившись отъ партіи гвельфскихъ аристократовъ, онъ не находилъ для себя другого мста, потому что партія блыхъ — гибеллиновъ — соединяла въ себ т элементы, господство которыхъ при данныхъ обстоятельствахъ всего скоре, по мннію Данте, могло обезпечить благую будущность его родного города. Въ 1300 г. Данте, поддерживаемый пятью, мене извстными, товарищами, былъ сдланъ пріоромъ. Блые и черные дошли въ своихъ раздорахъ до такой ярости, что папскій легатъ, кардиналъ Матео д’Акваспарта, явившись во Флоренцію по повелнію папы въ качеств миротворца, не усплъ въ своей миссіи и наложилъ на городъ интердиктъ. Въ такое тревожное время Данте выступилъ какъ членъ правительства. Онъ и его коллеги утвердили законъ, которымъ изгонялись изъ Флоренціи наиболе безпокойные предводители обихъ партій. Карлъ Донати съ черными отправился въ Тосканскія горы, блые и съ ними Гвидо Кавальканти разсялись въ Марммахъ. Черные готовились къ мести. Эта партія обвиняла теперь блыхъ въ гибеллинизм, во вражд къ папамъ и къ Флоренціи и, призывая вншнюю помощь, склонила Карла Валуа занять городъ. Данте былъ отправленъ городомъ посломъ въ Римъ (1301 г.), дло касалось того, чтобы отклонить отъ Флоренціи опасность, которая угрожала городу приближеніемъ Карла Валуа. По всему видно, что Данте и не разсчитывалъ на успхъ посольства, но тмъ не мене принялъ миссію и отправился въ Римъ. Странное впечатлніе должна была производить эта встрча теократическаго папы съ поэтомъ-гибелл иномъ. Здсь встртились два наиболе рзкіе контраста: съ одной стороны — самые энергическіе представители теократическаго государства, съ другой — государства свтскаго, автономнаго,— страстный защитникъ погибающей системы, Бонифацій VIII, и защитникъ системы побдоносно возникающей. Не мудрено, что они ненавидли другъ друга. Въ сердц Данте зародилась неизгладимая злоба, ненависть къ пап, такъ явно и предательски вмшавшемуся въ судьбу его родного города. Онъ прослдовалъ его впослдствіи бичомъ своего гнва отъ глубины ада до самыхъ возвышенныхъ круговъ рая, клеймилъ его какъ дерзкаго узурпатора папскаго престола, какъ врага Бога и человчества, и пламенными, незабываемыми чертами передалъ въ стихахъ всю сумму своихъ обвиненій (‘Адъ’ — 19, 27, ‘Рай’ — 17, 30, 27). Въ то время, какъ Данте находился въ Рим, Карлъ Валуа занялъ Флоренцію въ качеств миротворца. Черное знамя было поднято. Огонь и мечъ опустошали Флоренцію. Блые были приговорены къ изгнанію. Ихъ судьбу пришлось раздлить и Данте.
Судьба устроила такъ, что Данте не вернулся боле во Флоренцію, хотя раздоры партіи продолжались, хотя торжество гибеллинизма, по временамъ, казалось близко, тмъ не мене, во все время его изгнанія, которое длилось до самой его смерти, т. е. цлыхъ девятнадцать лтъ,— власть по прежнему оставалась въ рукахъ гвельфовъ. Изгнаніе было тяжкимъ ударомъ для поэта. Онъ никогда не могъ свыкнуться съ судьбой, научиться переносить ея удары, онъ постоянно пытался сломать природу. Этимъ объясняется вся жизнь его въ изгнаніи. Вскор мы его находимъ въ Верон, которая тогда была управляема семьей Делла-Скала, преданной гибеллинамъ. Но тамъ онъ оставался не долго и направился въ Тоскану, гд блые и гибеллины, соединенные въ чувств общей мести, сконцентрировали вс свои силы недалеко отъ Ареццо. Въ 1306 году мы видимъ Данте въ Паду, въ слдующемъ году — при двор Маласпины, затмъ въ горахъ по сосдству съ Ареццо. Нкоторые думаютъ, что приблизительно въ это же время онъ постилъ Парижъ, но туда онъ могъ попасть только посл смерти императора Генриха VII, т. е. посл 1313 года. Избраніе на императорскій престолъ Генриха Люксамбургскаго оживило надежды Данте, тмъ боле, что Генрихъ сейчасъ-же посл своего избранія въ императоры ршилъ отправиться въ Италію, съ цлью поднять валявшееся въ пыли знамя Гогенштауфеновъ. Предводители гибеллиновъ, разумется, были готовы всми своими средствами помогать ему. Тогда-то именно Данте написалъ свое знаменитое посланіе къ Италіи, гд онъ возвщаетъ скорое пришествіе ‘миролюбиваго Титана’, который водворитъ спокойствіе и справедливость. Къ тому-же времени относится и его сочиненіе ‘De monarchia’, которое можно считать политической программой поэта. Тамъ онъ старался доказать, что права императоровъ, законныхъ наслдниковъ цезарей, ни въ какомъ случа не зависятъ отъ власти папъ, которые — только представители церкви. По его мннію, вс несчастія — настоящаго происходятъ оттого, что родъ человческій расчленился. Изъ этого, однако, не слдуетъ, чтобы Данте не признавалъ или не видлъ этнографическихъ, такъ сказать, различій между народами. Напротивъ, онъ до извстной степени считаетъ нужнымъ нкоторую автономность частей, но надъ всмъ этимъ — говоритъ онъ — должна выситься одна высшая воля, которая представляла бы собой единство цли. Это единство необходимо какъ въ духовномъ, такъ и въ политическомъ мір. Человчество нуждается въ пап для своего спасенія, въ император — для своего благоденствія.
Генрихъ VII прибылъ въ Италію только въ 1310 году, онъ былъ коронованъ въ Милан, какъ король Ломбардскій, и занялъ въ слдующемъ году Кремону, Брешію и другія крпости. Данте съ нетерпніемъ ожидалъ его появленія въ Тосканіи и съ этой цлью написалъ нсколько посланій къ Генриху VII, и одно — къ флорентинцамъ, въ которомъ, между прочимъ, говоритъ: ‘О, суетнйшіе изъ всхъ тусковъ, безсмысленные столько-же отъ низкихъ вашихъ побужденій, сколько и отъ природы! Вы не думаете о томъ, до какой степени во мрак ночномъ неизлчимое самообольщеніе заблуждается передъ очами людей разумныхъ, вы это не втолковываете вашему неразумію. Люди-же разсудительные, не запятнавшіе себя на вашемъ пути, видятъ, какъ вы стоите на порог темницы и какъ вы отклоняете каждаго сострадательнаго человка, который хотлъ бы освободить васъ, заключенныхъ, скованныхъ по рукамъ и по ногамъ. Пораженные слпотой, вы не сознаете, какъ властвуетъ надъ вами страсть, какъ она льститъ вамъ своимъ ядовитымъ шепотомъ и преграждаетъ вамъ пустыми угрозами возвратный путь, какъ она отдаетъ васъ въ рабство грху и препятствуетъ вамъ повиноваться священнымъ законамъ, установленнымъ на основ естественной справедливости’. Но Генрихъ VII не внялъ его совтамъ, вмсто того, чтобы направиться къ Флоренціи и тамъ раздавить гидру возстанія, какъ совтовалъ ему Данте, онъ изъ Кремоны отправился въ Павію и посл четырехмсячной осады взялъ ее, затмъ онъ двинулся къ Гену, гд былъ торжественно встрченъ. Изъ Генуи планъ дйствій повелъ его въ Пизу, наконецъ, въ 1311 году онъ очутился у стнъ Рима, гд голова его должна была внчаться императорской короной, какъ то общалъ ему папа съ самаго начала. Въ то время большую часть Рима занималъ своими войсками Робертъ Неаполитанскій. Генриху была доступна лишь небольшая часть города съ Латеранскимъ соборомъ. Нмцы, правда, завладли Капитоліемъ, но доступъ къ храму Св. Петра тмъ не мене былъ прегражденъ. Это обстоятельство было особенно непріятно Генриху, потому что ему всего важне было короноваться тамъ императоромъ. Но онъ долженъ былъ преодолть себя, и коронованіе произошло въ Латеранскомъ собор не самимъ папой, а кардиналомъ-легатомъ. Дла имперіи отъ этого не улучшились, возстаніе было почти повсемстно. Усмиряя бунты, Генрихъ дошелъ до Буонъ-Конвенто, смертельная болзнь, зародышъ которой онъ получилъ еще въ Брешіи, внезапно сразила его здсь, въ самый разгаръ надеждъ на покореніе и наказаніе его противниковъ. Тло его было перевезено въ Пизу и торжественно погребено въ собор. Съ нимъ сошелъ въ могилу цлый міръ упованій. Для Данте эта смерть была самымъ ужаснымъ ударомъ. Онъ поселился въ Верон, при двор Кане делла Скала. Мы имемъ право полагать, что поэтъ много страдалъ въ Верон отъ грубости и пренебреженія къ нему придворныхъ. Это-то именно онъ, вроятно, и имлъ въ виду, когда писалъ: ‘Ты испытаешь, какъ горекъ чужой хлбъ и какъ тяжелъ путь восхожденія по чужимъ лстницамъ’ (‘Рай’, 17,). Въ Верон онъ прожилъ нсколько лтъ, потомъ мы видимъ его опять скитающимся по разнымъ мстамъ Италіи. Въ 1316 году Данте было предложено вернуться во Флоренцію. Это предложеніе застало его, по всей вроятности, въ Лукк, и оттуда онъ написалъ свой знаменитый отвтъ: ‘Ваше посланіе встртилъ я съ подобающимъ почтеніемъ и сердечнымъ расположеніемъ и, посл тщательнаго его обсужденія, усмотрлъ изъ него съ признательностью, въ какой степени близокъ вашему сердцу вопросъ о моемъ возврат въ родной мой городъ,— и этимъ вы тмъ боле меня обязали, что изгнанникамъ рдко приходится находить себ друзей. Нын желаю я дать отвтъ на содержаніе этого письма и если онъ будетъ не таковъ, какимъ бы желали его видть нкоторые малодушные люди, то я васъ попрошу отъ всего сердца хорошо взвсить все, прежде чмъ вы произнесете свое сужденіе о немъ. Вотъ что сообщено было мн письмами отъ васъ, отъ моего племянника и отъ другихъ друзей, относительно постановленнаго недавно во Флоренціи помилованія изгнанниковъ: если я уплачу извстную денежную пеню и возьму на себя позоръ всенароднаго покаянія, то я буду помилованъ и могу немедленно возвратиться. Но, почтенный отецъ, въ томъ предложеніи дв стороны забавны и плохо придуманы. Я отношу это къ тмъ, которые написали мн въ такомъ дух, ибо ваше посланіе, составленное разумне и осмотрительне, не заключаетъ въ себ ничего подобнаго. Такъ вотъ этотъ пресловутый призывъ на родину, котораго дождался Данте Алигьери посл того, какъ онъ провелъ почти три семестра въ изгнаніи?! Такую-то награду заслужила его невинность, очевидная для всхъ?! Такое возмездіе за тяжелые труды въ пот лица и за напряжете силъ, посвященныхъ имъ наук?! Пусть-же далека будетъ отъ человка, предавшагося философіи, безсмысленная низость сердца, отданнаго лишь земнымъ помысламъ, дабы я не могъ подобно какому-нибудь Чіоло и другимъ безчестнымъ людямъ, также заключеннымъ въ оковы, преодолть себя и явиться на покаяніе. Пусть далека будетъ отъ человка, везд проповдывавшаго справедливость и терпвшаго отъ безправія, мысль, что виновникамъ этой несправедливости онъ можетъ отдать свои собственныя деньги, какъ будто он были его благодтелями! Нтъ, почтенный отецъ, не таковъ тотъ путь, по которому возвращаются на родину. Если вы или иные люди знаете этотъ путь, который не противорчитъ доброму имени и чести Данте, то я не замедлю пойти по немъ. Но если невозможно возвратиться во Флоренцію этимъ путемъ, то я никогда уже не возвращусь въ нее. И отчего мн не поступить такъ? Разв я не вижу везд того же свта солнца и созвздій? Разв не подъ каждымъ небомъ могу я изслдовать сладчайшія истины, съ той минуты, когда я не хочу поступить относительно флорентинской республики безславно или даже прямо безчестно? Изъ-за этого мн не предвидится даже терпть лишеній’.
Въ конц 1320 года мы находимъ Данте въ Равенн. Тамъ онъ жилъ при двор Гвидо да Полента. Лтомъ 1321 года онъ отправился въ Венецію посломъ Гвидо. Цлью этой поздки было, по всей вроятности, возстановленіе между двумя городами нарушенныхъ мирныхъ сношеній. Возвратившись въ Равенну, Данте заболлъ и умеръ 21-го сентября 1321 года.
Въ одномъ письм къ Кане делла Скала, Данте объясняетъ сюжетъ ‘Божественной Комедіи’. Онъ говоритъ, что далъ своей поэм названіе комедіи потому, что въ противоположность трагедіи она начинается печально и кончается радостно. Кром того, онъ устанавливаетъ различіе между буквальнымъ смысломъ и смысломъ аллегорическимъ своей поэмы и замчаетъ, что его поэма можетъ быть названа Polysensuum, т. е., что въ ней скрыто много смысловъ. Затмъ онъ даетъ полное заглавіе всей поэм: ‘Incipit Comoedia Dantis Aligherii, Florentini natione, non moribus’.— Нтъ никакого сомннія, что ‘Божественная Комедія’ — одно изъ величайшихъ созданій человческаго творчества. Теперь, на разстояніи почти шести столтій, внимательно изучая великую поэму, намъ кажется, что Данте — личность, стоящая совершенно особо, не имющая предшественниковъ, создавшая свое великое произведеніе одною лишь силою своего творческаго духа. Въ дйствительности, однако, дло происходило гораздо проще. Странное дло, но въ этомъ единственномъ великомъ эпос новаго времени, написанномъ вскор посл того, какъ окончательно сложился циклъ ‘Нибелунговъ’, не замчается никакого новаторства. Данте не только не разрываетъ съ традиціями среднихъ вковъ, но, напротивъ, пользуется ими при всякомъ удобномъ случа и на нихъ, главнымъ образомъ, строитъ зданіе своей поэмы. Изъ народныхъ легендъ онъ заимствуетъ содержаніе, типы, эмблемы, символы: онъ даже старается сохранить, во всей своей неприкосновенности, мистико-аллегорической духъ, этихъ легендъ, онъ вдохновляется народными сказаніями, преданіями, фабліо трубадуровъ. Все, что волновало умы и сердца среднихъ вковъ: страшный судъ, загробная жизнь, мученія гршниковъ въ аду, блаженство рая — все это укладывалось въ народныя легенды, въ монашескія сказанія, подобно тому, какъ въ XII вк среди русскаго народа появляются такъ-называемыя ‘Хожденія въ адъ’, напримръ, хожденіе св. Богородицы, хожденіе апостола Павла и пр. Мало-по-малу путемъ заимствованій и литературной преемственности образуется богатый циклъ этихъ легендъ въ Италіи, такъ что въ ближайшую къ Данте эпоху мы видимъ готовыми, созданными народной фантазіей вс элементы ‘Божественной Комедіи’. Данте оставалось только прислушаться къ этому народному говору и на немъ построить зданіе своей поэмы. Онъ такъ и сдлалъ. Въ ‘Божественной Комедіи’, какъ и въ произведеніяхъ Шекспира, все заимствовано: какъ цлое, такъ и части. Какая-нибудь легенда св. Патрика или св. Брандана, какое-нибудь фабліо Рютбефа, или Гудана, уже содержатъ въ зародыш ту или другую сцену дантовскихъ терцинъ. Извстно, напримръ, какъ поэтъ объясняетъ происхожденіе ада и чистилища. Съ точки зрнія космологіи поэта, земля есть центръ вселенной шарообразной формы, въ такомъ-же вид представляетъ себ вселенную и Гомеръ. Согласно съ представленіями среднихъ вковъ, Данте помщаетъ адъ въ ндрахъ земли. Въ самомъ низменномъ углу ада, въ центр земли находится Люциферъ, середина его тла образуетъ собой ту центральную точку, къ которой сходятся со всхъ сторонъ вс тяготы міра. Совершилось это, по толкованію Данте, слдующимъ образомъ: Люциферъ — говоритъ онъ — упалъ съ неба въ противоположномъ Іерусалиму направленіи и, подобно стрл, вонзенъ былъ въ землю такъ, что, въ силу закона природы, онъ погрязъ въ центр земли половиной своего туловища, та земля, которая до тхъ поръ покрывала собой противолежащее намъ полушаріе, ужаснувшись при вид этой катастрофы, покрылась волнами морскими, спаслась на наше полушаріе и образовала собой высоты іерусалимскія и гору Искупленія, но та часть внутренней земли, которая была вытснена паденіемъ Люцифера, точно также вылетла вверхъ позади падавшаго и образовала гору Очищенія. Паденіе Люцифера образовало громадную яму, въ вид конуса, основаніе котораго находится на поверхности земли, а верхушка въ центр. Тамъ-то и пребываетъ Люциферъ въ вчныхъ мученіяхъ, его крылья приняли форму перепонокъ летучей мыши, вчно махая ими, онъ производитъ страшный холодъ, вся ‘Каина’ — такъ называется мстопребываніе Люцифера — окружена льдами, среди которыхъ томятся онъ и гршники, осулсденные на эти мученія за измну. Извстный историкъ и географъ XVI столтія Джіамбулари попробовалъ начертить планъ дантова ада. Данныя онъ извлекъ изъ поэмы. По его вычисленіямъ, гора Очищенія иметъ 3,250 миль вышины по вертикальной линіи, адъ — приблизительно половину. Чистилище находится, по его мннію, на запад отъ Канарскихъ острововъ, на 32 градус южной широты и 114 градус долготы. Джіамбулари предполагаетъ, кром того, что гора Очищенія находится на діаметрально противоположномъ пункт отъ Іерусалима, такъ что, по его космографическимъ понятіямъ, у нихъ одинъ и тотъ-же горизонтъ. Если къ этому мы прибавимъ, что, по мннію средневковыхъ ученыхъ, чистилище и земной рай находились въ антиподахъ, что въ особенности ужасало товарищей Христофора Колумба, во время его путешествія, то въ этомъ план у насъ будетъ лучшее доказательство, что ‘Божественная Комедія’ резюмируетъ всю тогдашнюю науку съ удивительной ясностью и что она составляетъ какъ бы переходъ отъ науки среднихъ вковъ къ наук нашего времени, она соединяетъ, слдуя выраженію Николини, силу относительнаго варварства съ возникающей цивилизаціей. Что-же касается рая, то онъ построенъ у Данте значительно идеальне. Поэтъ, въ сопровожденіи Беатриче, переходитъ отъ одной сферы къ другой, и въ каждой онъ находитъ святыхъ угодниковъ. Здсь онъ точно также строго придерживался господствовавшей тогда астрологіи: на Марс, напримръ, онъ помщаетъ души великихъ военачальниковъ, на Венер — героевъ любви, на Юпитер — великихъ монарховъ, на Сатурн — созерцателей. Вся эта космологія и вся эта грандіозная картина не выдумана Данте: элементы ихъ, конечно, разбросанные и безсвязные, онъ нашелъ въ легендахъ и научныхъ воззрніяхъ среднихъ вковъ, онъ только слилъ ихъ въ одно органическое цлое.
Тмъ не мене, было бы ошибкою предполагать, что Данте изучалъ вс эти сказанія, былъ знакомъ со всми легендами среднихъ вковъ. Въ немъ поэтъ преобладалъ надъ ученымъ. Данте только резюмировалъ съ необыкновенною силою генія философскія и литературныя теченія своего времени. Куда бы ни взглянулъ Данте, онъ всюду видлъ грозную фигуру Смерти, указывающую ему своимъ перстомъ ту таинственную страну, откуда — какъ впослдствіи говорилъ Гамлетъ — ‘не возвращался еще ни одинъ путникъ’. Нтъ никакого сомннія, что, помимо легендарныхъ сказаній, Данте много заимствовалъ изъ произведеній пластическаго искусства того времени. ‘Хожденія въ адъ’, небесныя виднія воспроизводились и скульптурой, и живописью съ набожною цлью, для украшенія церквей. Живописныя фрески почти вс исчезли, уцлли только клочки. Такъ, въ крипт Оксерской церкви осталась часть фрески, гд изображено торжество Христа въ томъ самомъ вид, въ какомъ Алигьери представилъ его въ своемъ ‘Чистилищ’. Образа на стекл съ изображеніемъ ада очень часто встрчаются въ церквахъ конца XII и начала XIII столтій. Что же касается скульптурныхъ произведеній, то они очень многочисленны, тимпанъ западнаго портала Отенской церкви, тимпанъ главнаго портала церкви въ Конк (Conques), порталъ церкви Муассака — даютъ очень любопытныя, очень разнообразныя подробности, вс формы мученій находятся тутъ, такъ-же какъ и формы райскаго блаженства, хотя и не съ такимъ разнообразіемъ и не такъ детально, какъ въ ‘Раю’ Данте. Въ эпоху пребыванія Данте во Франціи вс эти памятники уже существовали точно такъ же, какъ и западный порталъ парижскаго собора Нотръ-Дамъ, гд изображены различныя степени наказанія и наградъ. Дидронъ указалъ боле пятидесяти такихъ ‘иллюстрацій’ къ ‘Божественной Комедіи’ — иллюстрацій, возникшихъ раньше самой поэмы.
Готическая архитектура, въ свою очередь, не осталась безъ вліянія на поэму. Народная мысль среднихъ вковъ населила рай вчно-цвтущими садами, дворцами съ золотыми колоннами и алмазными стнами, съ серебряными паникадилами и арфами изъ слоновой кости. Отъ этого чисто вншняго блеска рая Данте отказался, но вспомнилъ за-то т готическіе соборы, которые именно въ его время стали повсюду возникать въ Европ, и по плану этихъ соборовъ построилъ свою поэму. Готическая архитектура какъ нельзя лучше отвчала духу среднихъ вковъ. Ученіе, представляющее землю, какъ долину слезъ, настоящую жизнь — какъ испытаніе, привело людей къ отвращенію отъ міра, къ экстазу, къ отчаянію, къ потребности безконечной нжности, къ представленіямъ вчнаго пламени и вчнаго ада, лучезарнаго рая и невыразимаго блаженства. Изъ этого общаго чувства, охватившаго собою всю средневковую Европу, возникла готика. Вншность храма, по этой концепціи, напоминаетъ гигантскій филигранъ, словно сплетенный изъ мраморнаго кружева, изысканный, утонченный, затйливый, внутренность погружена въ мрачную холодную тнь, свтъ проходитъ сквозь призму стеколъ кровавымъ пурпуромъ, лучами аметиста и топаза, мистическимъ блескомъ драгоцнныхъ камней. Тутъ каждая деталь служитъ символомъ и указываетъ на какое-нибудь высшее таинство, зданіе своими перекрещивающимися формами напоминаетъ крестъ, на которомъ умеръ Христосъ, розаны съ ихъ алмазными лепестками изображаютъ неувядаемую розу, листья которой составлены изъ душъ искупленныхъ. Это точно щегольскій нарядъ слабонервной и раздражительной женщины, похожій на эксцентрическіе костюмы того времени, котораго поэзія, болзненная и утонченная, носитъ на себ отпечатокъ слишкомъ напряженнаго чувства, смутнаго волненія, безсильныхъ и пылкихъ порывовъ, свойственныхъ времени рыцарей и монаховъ. Въ общемъ и въ деталяхъ Данте заимствовалъ мистическую поэзію готическаго храма. ‘Божественная Комедія’, подобно готическому храму, раздробляется на множество перспективъ, изъ которыхъ каждая настолько интересуетъ зрителя, что онъ забываетъ объ остальномъ. Но единство поэмы, тмъ не мене, не исчезаетъ въ этомъ разнообразіи, оно обнаруживается въ основной иде, имющей, какъ и готическій храмъ, чисто католическій характеръ. Такъ, не вдаваясь въ подробности, укажемъ на то, что Данте заимствовалъ у готическаго храма мысль изобразить высшую сферу неба въ форм громадной блой розы, на лепесткахъ которой помщаются угодники: ‘Въ форм розы, блистающей своей близной, я замтилъ святое воинство, съ которымъ Христосъ сочетался своею кровью’ (Рай — XXXI).
Въ противоположность изящной простот греческаго храма, готическій соборъ отличается своею крайнею, болзненною изысканностью, таковъ былъ характеръ вкуса среднихъ вковъ, художники того времени, осмысливая лишь и давая форму смутнымъ стремленіямъ толпы, стремятся къ колоссальности, громоздятъ колонны на колоннахъ, образуя чудовищные столбы и колокольни, теряющіеся въ облакахъ, они преувеличиваютъ утонченность формъ, обставляютъ порталы нсколькими рядами фигуръ, обводятъ обшивку фестонами изъ трилистниковъ, шпицами, вырзными чудовищами, вплетаютъ въ рамки оконъ пестрыя розетки, хоры покрываютъ рзными кружевами, разставляютъ и раскидываютъ по гробницамъ, алтарямъ, башнямъ странную путанницу миніатюрныхъ колоннъ, пеструю смсь цвтковъ, листьевъ, статуй, кажется, что въ одно и то же время они стремятся и къ безконечно великому и къ безконечно малому. Не то же-ли впечатлніе изысканности, грандіозности, вычурности, болзненности ничмъ не удовлетворяемаго чувства производитъ и ‘Божественная Комедія?’ Не т-же-ли особенности готической архитектоники встрчаемъ мы и въ великой поэм? Ея невидимый міръ заключаетъ въ себ три царства: каждое изъ этихъ царствъ иметъ три подраздленія и девять (т. е. трижды три)круговъ. Соотвтственно этому и самая поэма длится на три части, въ каждой части тридцать три псни, такъ какъ первая пснь ‘Ада’ — только общее вступленіе ко всей поэм, затмъ вся поэма написана терцинами, т. е. трехстишіями, и каждая часть заканчивается словомъ: stelle (звзды). Обратимъ теперь вниманіе на то, что можно бы назвать декораціей и аксессуарами ‘Божественной Комедіи’. Адъ представляетъ собой удивительнйшій bestiarium, совершенно въ дух среднихъ вковъ. Начиная съ трехъ аллегорическихъ зврей дремучаго лса и кончая пятнистыми узлами Геріона ‘съ такими разнообразными цвтами, какихъ никогда не вышивали на своихъ коврахъ ни татары, ни турки’,— тутъ все указываетъ на такую фауну, какой никогда еще не представляло себ человческое воображеніе. Въ ‘Чистилищ’, наоборотъ, преобладаетъ роскошная флора, начиная съ тучи цвтовъ (nuvola di fiori), несомой руками ангеловъ и среди которой является Беатриче, и кончая древами познанія и жизни, растущими на вершин священной земли. Наконецъ, въ ‘Ра’ безконечное пространство наполнено сферами небесными, млечный путь, звзды, планеты воспваютъ славу Господню, и взоръ всюду встрчаетъ одни лишь лучи свта… Но мало этого: переходя отъ одного царства въ другое, поэтъ перемняетъ пріемъ и родъ поэзіи. Въ аду все драма, движеніе, коллизія
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека