Борьба за право.
Борьба за право.
(Впечатлнія деревенскаго адвоката).
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
Дм. Илимскій.
‘Русское Богатство’, No 4, 1912
Борьба за право, Голенищев-Кутузов Дмитрий Иванович, Год: 1912
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Волею судебъ мн пришлось прожить около двухъ лтъ въ деревенской глуши Восточной Сибири. То представленіе о ‘дикихъ мстахъ’, съ которымъ я сюда халъ, за эти два года въ значительной степени разсялось, или, врне, переработалось. Конечно, мста эти дикія въ смысл недостатка общей культуры, замкнутости каждой отдльной семьи, первобытности способовъ веденія хозяйства. Но во многихъ чертахъ чисто-деревенской психологіи иркутскій крестьянинъ показался мн роднымъ братомъ орловца, саратовца и курянина. Вотъ почему я думаю, что нкоторые итоги моихъ наблюденій могутъ имть извстную типичность, какъ характеристика нкоторыхъ чертъ крестьянскаго сознанія, скрытыхъ, быть можетъ, отъ случайнаго взгляда.
Какъ человкъ грамотный и даже въ нкоторомъ род юристъ, я сразу же по прізд попалъ въ неизбжное для интеллигента въ деревн положеніе юрисконсульта по всяческимъ крестьянскимъ дламъ. ‘Законы знаетъ и прошенія пишетъ’, — такова была рекомендація, пошедшая по селамъ. И потянулись ‘жаждущіе правды’, начиная отъ свекрови, побитой непочтительной невсткой, и кончая цлымъ сельскимъ ‘концомъ’, обиженнымъ на сход. Изъ множества прошедшихъ на моихъ глазахъ длъ составляется нкоторая общая картина, не лишенная извстнаго интереса.
По отношенію къ правовому сознанію деревни у насъ царятъ два мннія. Одно, рожденное еще во времена идеалистическаго народничества, приписываетъ крестьянину вчное исканіе ‘правды’, гд-то спрятанной въ глубинахъ государственнаго устройства. Для отысканія этой правды крестьянинъ тратитъ подчасъ многіе годы и вс свои сбереженія. Г. И. Успенскій даже въ жалкой фигур мужика, ищущаго въ улицахъ узднаго города ‘души, чтобы по правд’, съумлъ найти трогательныя черточки свтлыхъ стремленій. Друroe мнніе исчерпываетъ свою оцнку крестьянскаго правосознанія выраженіемъ ‘юридическій фатализмъ’ {Напр. Е. Лозинскій, ‘Встн. Воспит.’ 1912 г., январь.}, отказывается найти въ деревенской тяжб какія-либо оригинальныя черты и сводитъ вс задачи будущаго къ механическому выведенію крестьянства на путь общихъ судебныхъ принциповъ.
Я позволю себ внести третье мнніе, подсказанное мн непосредственными наблюденіями. Я формулирую его въ выраженіи борьба за право и думаю, что дальнйшее изложеніе подтвердитъ мою мысль.
Долженъ оговориться. Подъ ‘борьбой за право’ деревенской массы я разумю не широкія общественныя выступленія, производящія давленіе на государство. Я говорю о томъ понятіи, которое выдвигаетъ Іерингъ, т. е. о повседневной мелкой борьб частныхъ интересовъ, настаивающихъ на судебномъ признаніи ихъ притязаній. Пока на верхахъ идетъ организованная борьба, здсь, внизу, каждый ежедневно не только отстаиваетъ свои общепризнанныя права, но еще пытается обосновать и защитить т возможности, которыя онъ видитъ на пути своихъ хозяйственныхъ и личныхъ стремленій.
Не обладая ни ‘юридическимъ фатализмомъ’, ни особой врой въ мистическую ‘правду’, деревня просто, буднично, но активно борется за право, создавая въ этой борьб и свою юридическую философію, и свои пріемы, и свои симпатіи къ тмъ или инымъ судебнымъ порядкамъ.
Насколько же сознательна эта борьба, каковы ея формы и какъ характеризуютъ они ‘юридическую душу’ сибирскаго крестьянина?
— Дло мое, вишь, простенькое, самое стариковское. Какъ годовъ двадцать тому назадъ наше общество постановило считать могущую душу отъ 15 до 60 лтъ и такихъ пускать въ гоньбу {Въ Сибири почтовая гоньба является для многихъ селъ почти единственнымъ видомъ денежнаго заработка, дающимъ возможность внести подати.} и давать имъ снокосъ. Лтось мн 60 годовъ исполнилось, и меня изъ тяглыхъ душъ исключили. Ну чтожъ, и то правду сказать: поработалъ я жизнь на себя и на общество, комитетъ сельскаго управленія поддерживалъ, государству податями помогалъ. Тенеря мн говорятъ: ты Родіонъ Афанасьичъ, какъ съ тяглыхъ душъ снятъ, такъ и отъ гоньбы устранись и снокоса теб бол не дадимъ. Да какъ же такъ? Ну, скажемъ, будь я богачъ какой, али чужакъ. А то вдь свой, кровный, а богатство у меня сынъ отнялъ, отдлимшись. Онъ же и наущаетъ противъ меня. Я имъ говорю: ‘Хоть мн и 60 годовъ, а все же мужикъ я крпкій и работать охота. Да и хозяйство не шибко богатое. Дайте вы мн, говорю имъ, покосъ, дозвольте вступить въ гоньбу, а съ меня вс подати берите попрежнему. Ну, подработаю я на гоньб мало-мало, такъ вдь это мн замсто пенсіи будетъ, врод какъ бы за долголтнюю службу комитету сельскаго управленія и государству. Что же я, даромъ жилъ, что ли?’ Упрямятся, а пуще всхъ сынъ мой ихъ мутитъ. Такъ вотъ, какъ ты мн поступить присовтуешь?’
Старикъ, собственно говоря, не изъ бдныхъ и покосъ ему нуженъ, чтобы третьяго коня подкормить. Но дло не въ этомъ. Оригинальна его мысль о ‘пенсіи’, взглядъ на общество, какъ страховой союзъ на случай старости. Его право основано на долголтнемъ труд: ‘мало ли податишекъ уплатилъ, а вдь он горбомъ собраны’. Эта мысль засла въ немъ крпко, и мой отрицательный отвтъ мало убждаетъ его: ‘Баютъ, Тихонъ Петровичъ ладно бумаги пишетъ, пойти къ нему потолковать, что-ли’… Изыскивая средства къ жизни, онъ нашелъ новое своеобразное ‘право’, добытое долгимъ трудомъ, и будетъ теперь упорно за него бороться.
Человкъ пять, толпясь и шумя, входятъ сразу въ мою комнату. Вошли и вс зашумли, перебивая другъ друга. Наконецъ, наладился одинъ и толкомъ ‘обсказываетъ’ мн дло.
Деревня отбываетъ почтовую гоньбу по тракту. По распредленію Узднаго Създа еженедльно должно стоять на очереди по три пары лошадей. Такъ какъ зды много, да и заработать хочется всякому, то сходъ выставилъ на каждую недлю по шести паръ дежурныхъ лошадей (при трехпарной денежной ассигновк). Но у пятнадцати хозяевъ не хватило лошадей, и они заняли три дежурныхъ недли, всего по пяти паръ. Слдовательно каждый хозяинъ шестипарной недли работалъ на 1/6 меньше, чмъ ямщикъ пятипарной недли. Однако при разсчет большинство схода разсчитало ямщиковъ не по недлямъ, а по парамъ (простымъ дленіемъ общей суммы денегъ на число ямщиковъ), благодаря чему мои жалобщики фактически недополучили по 3 р. 40 к. на пару лошадей.
— Помилуйте, Д. И., разв это правильно? Вдь мы не по богатству хотимъ разсчитываться, а по конямъ. Мы во сколько разовъ бол ихъ прохали? Разв это законъ? Мы такъ думаемъ: сколько сработалъ, столько и получай. По работ, а не по конямъ…
Пишу имъ жалобу въ уздный създъ и разстаемся довольные другъ другомъ.
Если старикъ откладывалъ право на полную оплату труда до старости, то эти требуютъ своего немедленно. Ихъ право — количество затраченнаго труда. Они прекрасно знаютъ силу ‘установившагося обычая’ и поэтому стремятся зафиксировать свое непреложное право въ ршеніи высшей инстанціи. ‘По работ разсчитывай, а не по конямъ… этакъ оставить нельзя, имъ только разъ позволь’… Передъ этимъ они выдержали горячее сраженіе на сход, а теперь, обсудивъ серьезность вопроса, ршили перенести борьбу въ область судебнаго права.
— Меня, Д. И., общество уполномочило потолковать съ вами. Раздлъ у насъ. Общество велико стало, на оба берега рки разселилось и неудобства много выходитъ. Поршили на два разбиться. Приговоръ былъ, крестьянскій начальникъ утвердилъ. Теперя, какъ почали землю длить, никакъ не можемъ сладиться. Мы на лвомъ берег, они на правомъ. Земля и тутъ, и тамъ есть, да только неравная. Мы, видите ли, чистили тайгу и на ихъ берегу, а имъ случалось на нашемъ чистить. При длежк-то слдовало бы имъ ихній берегъ отдать, и намъ—нашъ, такъ оно удобне будетъ. Только вотъ затруднились мы выравнять землю, потому на ихнемъ берегу земля мягкая, черная, а на нашемъ съ глиной. Предлагаемъ мы имъ по десятин съ осьминникомъ нашей за ихнюю десятину — куда теб, крикомъ кричатъ, чтобы на ихъ бе регъ не лазили. А мы думаемъ такъ: чистили землю мы, значитъ намъ ее и брать, либо получить вознагражденіе, вдь нашего труда туда пошло. Они бы и согласны, да есть которые горланы, ходу никому не даютъ.
Я совтую пригласить землемра и оцнщика земли и тогда подлиться.
— Вотъ и мы такъ думали! Ну, спасибо вамъ, пожалуй такъ и сдлаемъ. Мы и сами толкуемъ, что душа душой, а по работ-то оно врне будетъ: за что же мы надъ землей спину гнули?
Изъ этого мста я вскор ухалъ, но слышалъ потомъ, что борьба за принципъ: ‘право по работ’ не кончилась и до сихъ поръ. Пока общество не длилось, вопросъ объ этомъ прав не возникалъ, оно молчаливо признавалось. Начался раздлъ, заявлено посягательство на это право, и вотъ вс, за исключеніемъ ‘горлановъ’, встаютъ на его защиту.
Бываютъ случаи распространительнаго толкованія этого принципа, но крестьянская масса такого метода не одобряетъ. Вотъ примръ.
Восточно-сибирская тайга испоконъ вка кормитъ крестьянина пушниной. Есть мста, гд вся жизнь только и сосредоточена на блк и горноста. Но добыча пушнины связана съ ‘постановкой предпріятія’, т. е. затратой извстныхъ средствъ. Нужно проложить ‘тропу’, поставить ‘зимовье’, приготовить ‘плашки’. Выполнивъ все это, состоятельный крестьянинъ считаетъ участокъ своимъ, а волостные суды, состоящіе изъ деревенскихъ сильныхъ, строго оберегаютъ его права отъ посягательствъ, благодаря чему въ рукахъ богачей находятся лучшіе участки тайги.
Здсь тоже попытка обосновать свое право на факт затраты труда. Но, при взгляд на размръ захваченнаго участка и на ничтожное количество вложеннаго въ оборудованіе его труда, сразу бросается въ глаза несоотвтствіе между тмъ и другимъ, фиктивность этой ‘трудовой философіи’.
И деревенская ‘мелкота’ упорно не желаетъ признавать этого права. То вторгаясь самовольно въ ‘ухожья’, то осаждая волостные суды жалобами на захватъ лучшихъ мстъ, мелкота хочетъ съузить значеніе труда, какъ основы владнія, довести его до естественныхъ размровъ. И недавно, наконецъ, надъ богатями грянулъ громъ. Нсколько настойчивыхъ крестьянъ довели свои жалобы до узднаго създа (Нижнеуд.), и послдній разъяснилъ, что, по сил закона 23 мая 1896 г., лса возл деревень, не получившихъ еще землеустройства, считаются казенными, но, какъ не составляющіе оброчной статьи, могутъ подлежать свободной охотничьей эксплоатаціи всхъ желающихъ.
Неприкосновенность сомнительно-трудового ‘ухожья’ была поколеблена, и сотни крестьянъ устремились въ запретныя досел мста. Здсь попытка богачей использовать трудовой принципъ оказалась неудачной, благодаря чрезмрности аппетитовъ. ‘Настоящее право’ было установлено въ борьб.
Если крестьянинъ продумаетъ основательность (хотя бы и субъективную) своей правовой претензіи, то о ‘юридическомъ фатализм’ не можетъ быть и рчи, такъ какъ такой крестьянинъ будетъ вести борьбу до послдней возможности, до побды или тупика. Такъ называемое ‘сутяжничество’ сибирскихъ крестьянъ, при всхъ своихъ отрицательныхъ сторонахъ, иметъ стороны и положительныя: именно оно является показателемъ упорности борьбы за право.
Старикъ-вдовецъ принялъ къ себ въ домъ молодого тунгуса. Тунгусъ прожилъ два года, женился, а затмъ напоилъ все село, собралъ сходъ и добился приговора: отдать домъ, скотъ и покосы ему, пріемышу, а старику назначить небольшое содержаніе, съ правомъ искать себ квартиру гд угодно. Возмущенный старикъ приходитъ ко мн за совтомъ. Разсматривая документы, я вижу, что формальности вс соблюдены, установить же въ судебномъ порядк фактъ подпаиванья схода очень трудно.
— Форма вся правильная, Семенъ Лаврентьичъ, врядъ ли что выйдетъ.
— А ты мн про форму не говори. На лшаго мн форма, ежели не по праву? Право-то мое вотъ оно, со мной, его рази въ форму уложишь?
— Да вдь судъ по форм судитъ.
— То-то что по форм… А я имъ выйду, да все обскажу, какъ было, и права свои вс выложу.
— Нтъ, братъ, изъ этого ничего не выйдетъ. Давай думать, какъ бы иначе сдлать.
Жалко было старика, но я его отговаривалъ всячески, такъ какъ, зная его односельчанъ, я былъ увренъ, что они ему житья не дадутъ въ случа поднятія противъ нихъ дла. Однако, старикъ былъ непреклоненъ и упорно твердилъ, что никакая форма противъ настоящаго права не устоитъ. Пришлось мн въ конц концовъ написать ему жалобу и помогать потомъ указаніями во время движенія дла. Не смущенный первой неудачей, старикъ продолжалъ хлопотать, изрдка забгая ко мн отвести душу. Посл долгихъ мытарствъ по различнымъ административно-суднымъ инстанціямъ, дло было все же выиграно: приговоръ схода отмненъ, и дворъ возвращенъ старику. Дальше произошло то, что я предвидлъ: односельчане начали выживать старика. Наскоро и убыточно распродавъ имущество, онъ перешелъ въ другую деревню работникомъ къ богатому купцу. Вы думаете, это его сильно огорчило? Ничуть.
— Не поладилъ съ ними, ну, да это ужъ дло такое:человкъ на человка не сходится. А что тунгусенка я выгналъ, такъ того я и хотлъ. Какъ онъ, лшаго сынъ, смлъ мои настоящія права тревожить.— И долго еще потомъ старикъ посмивался надъ моей юридической формалистикой и робостью въ отстаиваньи ‘настоящихъ правовъ.
‘Настоящія права формой не покроешь’ — эту фразу приходится часто слышать въ деревн. Что значитъ такая фраза и какъ сложилась она?
Столтіями воспитанный на неформальномъ ‘совстномъ’ суд, крестьянинъ плохо усваиваетъ значеніе и силу процессуальныхъ моментовъ. Единственно цнное, что онъ видитъ въ своемъ иск или возраженіи — это моменты матеріальнаго права, самое содержаніе и бытовыя основы его требованій. Этимъ отчасти объясняется извстное пристрастіе крестьянъ къ длиннымъ, обстоятельнымъ исковымъ прошеніямъ, гд бы все дло излагалось ‘какъ слдоваетъ’ и гд въ то же время часто упускаются такія важныя условія, какъ сроки, перечисленіе прилагаемыхъ документовъ и т. д. Столкнувшись съ общими судебными установленіями и ихъ формализмомъ, крестьянинъ поневол подчиняется новымъ для него требованіямъ, но въ глубин души сохраняетъ убжденіе, что все это ‘не настоящее’, ‘не по совсти’. Благодаря этому же убжденію, крестьянинъ сочувственно относится, напр., къ иде суда присяжныхъ съ ихъ немотивированными приговорами.
Вопреки явной безнадежности дла, по истеченіи всхъ сроковъ и давностей, крестьянинъ обращается все въ новыя и новыя инстанціи, отыскивая свое пропавшее право. Уже острота понесеннаго имущественнаго ущерба прошла, уже судебныя издержки, особенно оплата труда ‘писучихъ людей’, поглотили почти всю искомую сумму — дло все же тянется, суды исправно отказываются принимать искъ къ разсмотрнію, за упущеніемъ всхъ легальныхъ условій, а крестьянинъ также исправно посылаетъ прошеніе зз прошеніемъ. Возможность гибели матеріальныхъ правъ только въ силу условій формальныхъ органически противна всей природ крестьянскаго юридическаго сознанія. Разъ возникшее право не можетъ исчезнуть безъ исчезновенія матеріальныхъ условій, его породившихъ,— такова была руководящая формула всхъ моихъ кліентовъ.
Въ чисто деревенскомъ быту почти вс правовыя отношенія возникаютъ на почв обмна услугъ или цнностей, обмна настолько простого и несложнаго, что вопросъ о соотвтствіи между обмниваемыми вещами выступаетъ очень ярко и доступенъ разршенію всякаго рядового крестьянина. При наличности строгаго соотвтствія и опредленно выраженномъ желаніи сторонъ поддерживать таковое и впредь, начинается мирное правоотношеніе, возникаетъ прочная юридическая связь. Всякое же нарушеніе договора (хотя бы формально и допустимое) вызываетъ со стороны обиженнаго ожесточенную защиту правъ.
Иногда борьба возникаетъ безъ всякаго, казалось бы, резоннаго повода, такъ какъ нтъ на лицо прямого нарушенія интересовъ и правъ, обусловленныхъ какимъ-либо актомъ обмна. Дв семьи проложили вмст охотничью тропу въ тайг и пользуются ею сообща. Двадцать лтъ проходитъ вполн мирно. Сынъ-большакъ первой семьи по истеченіи двадцати лтъ прокладываетъ новую тропу въ другомъ участк лса. Вторая семья приходитъ со своими лошадьми пользоваться тропой (не эксплоатируя, однако, самаго участка). Создатель тропы гонитъ пришельцевъ и подаетъ въ судъ жалобу на захватъ его тропы. На суд отвтчики аргументируютъ такъ: ‘еще наши отцы вложились между собою въ артель. Мы охотились двадцать лтъ вмст, на разныхъ участкахъ, но пользуясь общимъ зимовьемъ и общей тропой. Теперь истецъ, не спросивши насъ, строитъ новую тропу. Значитъ онъ безмолвно продолжаетъ считать насъ соучастниками дла, такъ какъ иначе онъ долженъ бы выдлиться изъ артели’. Волостной судъ соглашается съ этими оригинальными доводами отвтчиковъ и обязываетъ истца открыть дорогу для артельнаго пользованія, давъ ему въ то же время право взыскать съ артели соотвтствующую долю стоимости прокладки тропы. Тутъ артельный договоръ считается охватывающимъ не только данное, но и вс будущія однородныя дйствія артельщиковъ (прокладка новой тропы для той же цли, что и старая). Благодаря этому нарушеніе права возникаетъ даже тамъ, гд на первый взглядъ не было нарушенія имущественныхъ интересовъ. Однако, присматриваясь ближе, мы видимъ, какъ моментъ нарушенія имущественныхъ интересовъ отыскивается отвтчиками и судьями именно въ томъ, что одинъ изъ артельщиковъ получилъ хозяйственное превосходство надъ другими постройкой собственной тропы. Здсь ‘уравнительность’ есть право, а ‘индивидуализмъ’ — нарушеніе его.
Подобныхъ случаевъ встрчается довольно много, особенно среди членовъ рыбныхъ и охотничьихъ артелей, возникающихъ здсь на короткій срокъ (2—3 мсяца) и въ силу этого кончающихся безчисленными тяжбами. Но данный примръ можно считать особенно характернымъ, какъ въ силу присутствія элемента стародавности артельныхъ отношеній, такъ и въ силу той ясности и своеобразности, съ какою отвтчики отстаивали свое право передъ судомъ.
Итогъ этого дла нсколько напоминаетъ предыдущее: проигравшій истецъ поссорился со своими артельщиками, передалъ имъ за небольшое вознагражденіе право пользованія своимъ участкомъ и ухалъ на пріиска.
Сибирскій крестьянинъ наиболе охотно ведетъ тяжбы въ волостныхъ судахъ и у мировыхъ судей, т. е. какъ разъ въ тхъ установленіяхъ, которыя наимене связаны процессуальнымъ формализмомъ. Мн кажется, что, устранивъ волостной судъ, какъ явно никуда негодное учрежденіе, и приблизивъ мировой судъ къ населенію (въ смысл уменьшенія размра участковъ и расширенія компетенціи), можно было бы не только ‘выполнить завты 64 г.’, какъ выражаются судебные либералы, но и дйствительно удовлетворить судебные запросы деревни. Разнообразіе судовъ и спутанность ихъ юрисдикціи крайне тяготитъ крестьянина, проигрывающаго часто дло благодаря незнанію — куда и въ какое время слдуетъ обращаться.
Пока дло ведется въ волостномъ суд или у ‘мирового’, истецъ и отвтчикъ прекрасно знаютъ свои мста и солидными аргументами доказываютъ справедливость своихъ притязаній и возраженій. Но съ переходомъ дла вверхъ по инстанціямъ, въ далекое губернское присутствіе, окружный судъ и т. д., дйствительно, наступаетъ власть ‘юридическаго фатализма’.
Взглядъ тяжущагося крестьянина таковъ. Право, разъ пріобртенное мною, не исчезнетъ никогда, и тми или иными способами я возвращу себ возможность пользованія имъ. Судебныя инстанціи, въ которыя я обращаюсь, очень далеки отъ меня, но задача ихъ извстная: помочь мн въ отысканіи моего права. Только инстанціи эти связаны рядомъ формальныхъ условій, которыя составляютъ какъ бы ключикъ для открытія завтнаго ларца. Надо найти этотъ ключикъ.
Казалось бы, въ такомъ взгляд есть черты обыкновеннаго юридическаго мышленія. Совершенно врно. Но есть и глубокая разница. Юристъ знаетъ т причины и соображенія, по которымъ установлены процессуальныя формальности, ему извстно, кром того, что он составляютъ извстнаго рода систему, гд каждое звено съ необходимостью вытекаетъ изъ предыдущаго. Крестьянину чуждо пониманіе какъ причинъ, такъ и системы процесса. Онъ просто не подозрваетъ объ ихъ существованіи. Все это вырабатывалось во-первыхъ безъ освдомленія его о ход работъ, во-вторыхъ безъ учета его психологія и познавательныхъ способностей. Онъ слышитъ о срокахъ, свидтеляхъ, документахъ, но только посл долгаго и горькаго опыта начинаетъ улавливать связь между всмъ этимъ, въ большинств же случаевъ предпочитаетъ обратиться къ ‘писучему человку’, отдавая въ его могущественныя руки всю свою судьбу. Пока юридическое просвщеніе деревни не войдетъ необходимымъ составнымъ элементомъ въ школьную и вншкольную программу обученія, до тхъ поръ крестьянскія массы будутъ думать такъ, какъ показано выше.
На этихъ-то высшихъ судебныхъ инстанціяхъ и зарождается у крестьянъ юридическій фатализмъ. Доказывать свои права личнымъ объясненіемъ передъ судомъ очень трудно (за дальностью разстояній), формальныя требованія настолько сложны, что постигнуть ихъ не подъ силу обыкновенному смертному — остается уповать на судьбу. Право не умретъ, но его но недоразумнію могутъ отнять.
Мн приходилось иногда отказываться отъ составленія бумаги въ виду явной проигрышности дла. Въ отвтъ я слышалъ всегда стереотипныя фразы: ‘да рази я тебя прошу выршить дло? Ты напиши, а тамъ ужъ, какъ Богъ,— можетъ, и выйдетъ. Вдь я на своемъ прав стою, чужого не хочу’. Ршительный отказъ писать вызывала иногда крупныя столкновенія и даже подозрнія въ пристрастіи къ интересамъ противной стороны. Старые адвокаты выработали афоризмъ: ‘нтъ дла безъ кассаціонныхъ поводовъ’, а сибирскій крестьянинъ поддакиваетъ имъ: ‘пиши, паря! Бумажка никогда не поздняя вещь, все чего новаго напишешь, оно дло-то и выгоритъ’… Сибирскіе суды завалены просьбами о возстановленіи сроковъ, причемъ большинство ссылается не на vis major, а на чисто-личные моменты. Особенно часто используется неправильно толкуемое ‘открытіе въ дл новыхъ обстоятельствъ’.
Чрезвычайно трудно въ этомъ откошеніи давать совты приходящимъ ‘кліентамъ’. Въ каждой деревн есть свои традиціи веденія дла. Какой-нибудь Иннокентій Петровичъ случайно выиграетъ дло и вотъ вся деревня повторяетъ его пріемъ, которымъ обусловленъ былъ выигрышъ. Приходитъ мужикъ, иногда даже, давно знакомый, излагаетъ свою жалобу. Указываю, что надо сдлать, въ подтвержденіе показываю соотвтственную статью X тома или Устава Гражд. Судопроизводства Мужикъ соглашается, киваетъ головой, но въ глазахъ его я уже улавливаю какое-то замалчиваніе. Толкую долго, обстоятельно (я всегда объясняю, по мр силъ, причины тхъ или иныхъ формальностей), все идетъ гладко. Сажусь писать.
— Ты, Д. И., вставь-ка сюда вотъ это…— слдуетъ изложеніе какъ разъ того, что я со многими доказательствами отвергъ.
— Да вдь я же теб говорилъ!
— Такъ-то оно такъ, а все же врне. И люди совтуютъ…
— Кто совтовалъ?
— Тамъ, сусдскіе разные…
— Да кто именно?
— Ужъ не упомню, многіе совтовали…
И въ глазахъ выраженіе не то недоврія ко мн, не то непобдимаго упрямства. Чувствуешь себя въ тупик, передъ какой-то глухой стной. ‘Сусдскіе баютъ, быдто врне будетъ’… А вслдъ затмъ обычный припвъ: ‘ужъ, конечно, вамъ видне, вы, однако, вс законы произошли и даже въ Святйшій Сенатъ писать умете’. Какъ тутъ быть? Бьешься такъ часами и иногда въ пустую. Свои традиціи сильне, чмъ совтъ человка, ‘произошедшаго законы’, и даже ссылка на самый законъ.
Посл двухлтней практики я начинаю понимать причины успха деревенскихъ ‘ходатаевъ’. Они вышли изъ той же среды и, зная ея психологію, вырабатываютъ свой особый методъ. Длая видъ, что подаетъ совтъ, ходатай внимательно прислушивается къ мннію кліента и потомъ стряпаетъ длиннйшую бумагу съ поэтическими отступленіями, вводными предложеніями, нравственными примчаніями и т. п.
— Эка голова,— восклицаютъ мужики,— что ему обсказалъ — все выписалъ, ну прямо какъ на ладони!
Мои суховатыя бумаги со сжатымъ изложеніемъ фактовъ и 2—3 ссылками на законъ мало удовлетворяютъ крестьянъ. Во всхъ деревняхъ, гд я жилъ, первое время ко мн относились сдержанно и явно предпочитали ‘своихъ’. Только какое-нибудь выигранное дло располагало сердца, и тогда начинался притокъ кліентовъ.. И все же иные, принимая отъ меня бумагу и озабоченно пряча ее въ карман, жалостливо вздыхали: ‘взялъ полтину, а все-то три строки написалъ. Вотъ Михалъ Иванычъ, тотъ за полбутылки теб весь листъ кругомъ опишетъ и еще шкаликъ поднесетъ’…
Умные и знающіе ходатаи изъ среды ‘своихъ’ — истинная находка для деревни. Они ‘свои’, и имъ крестьяне врятъ безапелляціонно, терпливо снося даже, когда такой ходатай отъ избытка власти начинаетъ ‘куражиться’ надъ кліентами. Зная психологію своей среды, развитой ходатай уметъ вліять на нее и подчинять своимъ правиламъ. Тайна такого вліянія всегда ускользала отъ меня, и я объясняю это тмъ недовріемъ, которое крестьяне питаютъ ко мн, какъ къ пришлому, ‘чужаку’. Впрочемъ слыхалъ я и такой фактъ. Одинъ ходатай, слава котораго гремитъ на всю округу и который дйствительно умло ведетъ поручаемыя ему дла, не желая ссориться съ кліентами, допускаетъ ‘святую ложь’: онъ пишетъ въ бумаг одно, а читаетъ кліенту другое, вставляя въ чтеніе весь ‘бытовой матеріалъ’. Кліентъ доволенъ, а умло составленная бумага длаетъ свое дло, творя великую славу автору.
Значеніе имущественнаго интереса, какъ двигателя въ судебныхъ тяжбахъ, часто уступаетъ мсто другимъ мотивамъ. Я уже приводилъ примръ старика, обиженнаго тунгусомъ.
Обтрепанная баба проситъ меня помочь ей взыскать съ сосдки 1 р. 25 к. за неправильный раздлъ пойманной вмст рыбы и при этомъ суетъ мн въ руку рубль ‘гонорара’. Я ей доказываю, что въ такомъ случа ея чистый выигрышъ составитъ всего 25 к., и возвращаю деньги.
— И, батюшко, рази я за деньгами пришла? Возьми хоть и бол. Мн за артель надо съ этой паскудой отсудиться, чтобы она безъ совсти въ артель не лазила. А деньги — Богъ съ ими, если хошь, я теб и рыбки еще принесу…
Такое заявленіе приходится слышать нердко. Доказать право, судебнымъ порядкомъ закрпить въ сознаніи сосдей извстныя правила юридическаго поведенія — такова задача подобныхъ длъ. Это уже борьба за право въ чистомъ вид и, если бы не порождаемое ею сутяжничество, въ ней можно бы видть здоровый элементъ юридическаго самоустройства народа. Въ подобныхъ случаяхъ можно подглядть тотъ таинственный моментъ зарожденія обычнаго права, о которомъ такъ много спорили и спорятъ, начиная со временъ исторической школы юристовъ. Очень часто предметомъ тяжбы является не установившаяся еще норма правоотношенія, такъ что тяжущіеся длаютъ смлую попытку сотворить новое право, новую постоянную форму своего взаимоотношенія.
Третьимъ мотивомъ тяжбъ является судебная честь. Это понятіе совсмъ особенное. Крестьяне часто выносятъ на улицу свои ссоры и распри, на сходахъ неизмнно бываетъ ругань невообразимая, съ очень тяжкими оскорбленіями личнаго достоинства. Но все это сносится терпливо, считается ни вочго. ‘Брань на вороту не виснетъ’, ‘на всякій чохъ не наздравствуешься’, а на личное оскорбленіе можно отвтить такой же расправой. Кром того субъективный дурной отзывъ ни для кого не обязателенъ.
Другое дло, если дурной отзывъ данъ судомъ. Признаніе въ судебномъ порядк воромъ, мошенникомъ, обманщикомъ — ложится на крестьянина чернымъ пятномъ. Любопытно, что тотъ волостной судъ, котораго никто изъ крестьянъ не уважаетъ, вдругъ пріобртаетъ особо авторитетное и высокое значеніе, когда онъ выноситъ позорящій приговоръ. Чмъ объяснить такое превращеніе — я затрудняюсь, думаю, что оно есть пережитокъ временъ суда толпы, когда гласъ народа считался гласомъ Божіимъ.
Задача — снять съ себя позорящее обвиненіе, если они неправильно, наполняетъ иногда всю жизнь крестьянина. Тутъ не жалютъ ни средствъ, ни труда. Обвиненіе чувствуется очень сильно, оно длается настоящимъ оскорбленіемъ, мшающимъ жить спокойно. Сдой бородатый мужикъ, неправильно обвиненный въ присвоеніи чужого сна, плакалъ передо мною, разсказывая свою обиду. ‘Вс пальцемъ тычутъ, сосди отъ разговора отказываютъ’… Даже сочувствіе односельчанъ не снимаетъ этого гнета, требуется судебное оправданіе, оффиціальное признаніе ошибочности перваго приговора.
Странно, что эта же черта нисколько не мшаетъ многимъ крестьянамъ возбуждать противъ своихъ односельчанъ завдомо ложныя обвиненія и упорно поддерживать ихъ на суд. Старая обида, нанесенная иногда еще прошлому поколнію, долго живетъ въ крестьянской изб, и всякій предлогъ считается удобнымъ для мести. Я знаю двухъ солидныхъ мужиковъ — сосдей. Въ дтств они враждовали другъ съ другомъ, и каждая ихъ встрча кончалась потасовкою. Вражда сохранилась и тогда, когда оба стали уже отцами семействъ. Наконецъ, боле слабый и слдовательно боле страдавшій нашелъ случай отомстить. Выбранный десятскимъ, онъ, посл одной кражи у мстнаго лавочника, привелъ понятыхъ въ домъ къ своему сопернику и устроилъ обыскъ. Подозрніе въ укрывательств не оправдалось, но скандалъ все же получился огромный.
Часто дло возбуждается не для немедленнаго осуществленія своихъ личныхъ или имущественныхъ правъ, а лишь для того, чтобы ‘попугать’, имть въ рукахъ какое-нибудь средство для обузданія другой стороны.
Входитъ въ комнату молодая баба и безъ всякихъ предисловій ставитъ мн на столъ крынку молока. Потомъ крестится на уголъ, здоровается и выжидательно глядитъ на меня.
— Чего скажешь?
— На драгоцннаго свово жалиться хочу. Бьетъ меня походя, напьется и буянитъ. Вчерась пришелъ отъ Василія, да и давай полыхать. Взяла двчонку на руки, тычу ему: убивай вмст со мною. Ну, побушевалъ да и затихъ со стыда.
— Возьми паспортъ отдльный.
— А для ча онъ мн? У меня тутъ дти, хозяйство, че я, въ судомойки ли пойду, что ли?
— Чего же теб надо?
— А ты вотъ сдлайся, будто о паспорт мн стараешься. И тетк Авдоть Мироновн скажи, что я къ теб за совтомъ приходила. Она ему обскажетъ, а онъ, гляди, и сократится мало-мало. Никакого съ нимъ ладу нтъ…
Баба знаетъ свое право, но смотритъ на него только какъ на оборонительное средство, нисколько не стремясь къ осуществленію его активной стороны.
Съ подобной же просьбой обращается сынъ, обвиняющій отца въ мотовств. Онъ хочетъ добиться назначенія опеки, но осуществлять ее не думаетъ, видя въ угроз средство сдержать широкую натуру отца. ‘Пущай хозяйствуетъ, я ему изъ послушанія выходить не хочу. А только ежели опять зачертитъ я ему сейчасъ листъ объ опек покажу, онъ и одумается. Вдь въ хозяйств и моего труда не мало положено, какъ же онъ его мотать можетъ?’
Способъ судебнаго ‘пристращиванія’, можно считать, конечно, шагомъ впередъ по сравненію съ домашними мрами укрощенія или пассивной покорностью страдающей стороны. Но съ другой стороны эти бутафорскія тяжбы загружаютъ суды, пріучаютъ населеніе легко относиться къ судебной процедур, роняютъ самый авторитетъ суда, какъ учрежденія, слово котораго должно немедленно обратиться въ дло. Со своей стороны и низшіе суды начинаютъ небрежно относиться къ жалобамъ даже боле серьезнымъ. Не даромъ же въ сибирскихъ волостныхъ и мировыхъ судахъ чуть не 70% ршеній подвергается обжалованію, и сплошь да рядомъ высшей инстанціи приходится наталкиваться на такіе вопіющіе промахи низшаго суда, которымъ удивится не только юристъ, но и всякій сколько-нибудь опытный человкъ.
По взгляду сибирской деревни судебный путь лучше самоуправства. Онъ во-первыхъ даетъ увренность въ совершаемомъ акт, во вторыхъ гарантируетъ сторону и на будущее время, создавая извстнаго рода прецедентъ. Познакомившись съ сибирской деревней впервые, можно съ извстнымъ основаніемъ утверждать наличность въ ней сутяжничества. Есть деревни, гд буквално вс дворы спутаны между собою стью исковъ, возраженій, старыхъ тяжбъ. Дти судятся съ отцами, мужья съ женами, сосди съ сосдями. Цлый очагъ сутяжничества, порой тихо тлющій, порой вспыхивающій яркимъ огнемъ.
Но подъ всми уродливостями этого явленія, подъ всей его гипертрофіей и подчасъ даже нелпостью кроется здоровый зародышъ борьбы за право. И наличности этого здороваго элемента нельзя упускать изъ вида, когда подходишь къ крестьянамъ ближе, когда хочешь глубже понять ихъ жизнь.
Сибирскій крестьянинъ лишь недавно вышелъ изъ лсного одиночества, лишь недавно широкая переселенческая волна и приростъ собственнаго населенія вдвинули его въ повседневной гражданскій оборотъ. Въ этомъ новомъ положеніи онъ находится не свыше 30—40 лтъ. Право, какъ регуляторъ и форма человческихъ взаимоотношеній, не могло зародиться тамъ, гд не было самыхъ взаимноотношеній, гд человкъ сходился съ человкомъ лишь нсколько разъ въ годъ. Но теперь возникаетъ острая потребность въ прав, и сибирское крестьянство сознаетъ эту потребность весьма отчетливо. Ведя борьбу за право вполн сознательно, обосновывая юридически каждый свой шагъ въ общежитіи, оно тмъ самымъ становится на путь правильнаго гражданскаго развитія.
Пусть въ этомъ процесс борьбы мало поэзіи и идеализма, пусть онъ сопровождается порой болзненными явленіями, пусть главными факторами его будутъ мелкіе имущественные интересы или уязвленное самолюбіе. Въ данномъ случа важно не содержаніе, а самый процессъ, какъ историческій фактъ. Подставьте въ него другое содержаніе, боле соціальнаго характера, присоедините благопріятныя политическія условія — и этотъ же процессъ, корни котораго уже глубоко вросли въ сознаніе массы, станетъ основой широкаго общественнаго строительства.
Приведенные мною примры взяты не какъ желательный образецъ, а какъ типическіе случаи. Я не пытаюсь ничего идеализировать и длаю ‘подстрочныя примчанія’ не для восхваленія содержанія изложенныхъ тяжбъ, а для того, чтобы оттнить ихъ значеніе въ общемъ процесс правотворенія,— процесс, въ которомъ, за всми ненормальностями и будничными мелочами, можно уловить цнную соціальную черточку борьбы за право.