Благодарность любезному Издателю Аглаи.
Встникъ Европы, No 15, 1809
Благодарность любезному Издателю Аглаи, Жуковский Василий Андреевич, Год: 1809
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Я отвчаю нсколько поздно на два пріятныя слова критика, помщенныя въ Агла любезнымъ ея Издателемъ — прошу у него извиненія, отсутствіе мое изъ Москвы причиною такой медлительности. Вы угадали, любезной критикъ, самолюбіе мое не оскорбилось, и, правду сказать, я не умю вообразить, какъ можетъ полезное замчаніе, сдланное просто, безъ всякаго вида насмшки, съ любезною, можетъ быть слишкомъ осторожною скромностію, и (что всего важне) по требованію женщинъ, которыя одн имютъ право быть нашими судіями, когда желаемъ написать что-нибудь пріятное, какъ можетъ такое замчаніе быть оскорбительнымъ для самолюбія! Напротивъ, прочитавъ вашу критику, я пожелалъ искренно, чтобы издатель журналовъ, подражая вамъ въ скромности и учтивости, чаще переписывались другъ съ другомъ, чтобы они, такъ сказать, составили согласное, исполненное взаимнаго доброжелательства семейство авторовъ, семейство, въ которомъ каждый членъ, имя въ виду и пользу и усовершенствованіе другихъ сочленовъ своихъ, безъ всякаго пристрастія замчалъ бы ихъ ошибки, предлагалъ имъ свои замчанія не повелительнымъ языкомъ учителя, не съ колкою насмшливостію соперника, но съ кроткою, благородною непринужденностію любителя истины: —- такой оборонительный и наступательный союзъ журналистовъ, безъ всякаго сомннія, принесъ бы великую пользу ихъ авторскимъ дарованіямъ. Самолюбіе наше весьма обманчиво — говорю по собственному многократному опыту — очарованное зеркало его представляетъ нашимъ глазамъ одн только пріятныя стороны предметовъ, и непріятныя или украшаетъ, или длаетъ совсмъ незамтными для нашего взора. Молчаніе Публики, благодаря убжденію коварнаго самолюбія, можетъ легко показаться автору одобреніемъ, онъ перестаетъ быть осторожнымъ, спускаетъ себ съ благосклонностію т ошибки, на которыя читатели его смотрятъ съ равнодушіемъ — а благосклонность сія не должна ли наконецъ погубить или унизить и его дарованія? Скажу откровенно: слышать справедливый упрекъ въ присутствіи многихъ свидтелей — (ибо авторъ, и въ особенности журналистъ, всегда на сцен боле или мене обширной) едва ли можетъ быть для насъ пріятно, по крайней мр въ первую минуту. Но естьли мы имемъ въ виду одно только усовершенствованіе своего таланта, есть ли мы уважаемъ одну только похвалу заслуженную, и естьли (что также очень важно) нашъ критикъ говоритъ съ нами не для того, чтобы насъ оскорбить или осмять, а для того, чтобы показать намъ истинный путь, съ котораго мы сбились: но мы посл минутной досады на собственную ошибку, и естьли угодно, на того и кто обнаружилъ ее передъ цлымъ свтомъ — сами поспшимъ въ ней признаться, потому что признаніе половина исправленія, останемся благодарными своему просвтителю, и выиграемъ много, сдлавшись осторожне. Осторожность и робость — великая разница. Будучи соединена съ дятельнымъ прилжаніемъ, первая несомннно приведетъ насъ къ успху.
Теперь позвольте мн обратиться къ нашей Критик, за которую благодарю искренно и васъ и тхъ любезныхъ женщинъ, которыя поручили вамъ сообщить мн ее посредствомъ Аглаи. ‘Марія, по мннію ихъ, не могла ронять веретена, сидя за самопрялкою, ибо веретена не было въ рукахъ ея, а естьли оно было, то Марія сидла просто за пряжею.’ Замчаніе истинное, и я не смю сказать противъ него ни слова. Но пожалитежь вмст со мною объ участи Историка, желающаго быть врнымъ, и имянно отъ того впадающаго въ грубыя ошибки. Повсть: Марьина роща, основана вся на древнихъ рукописяхъ и преданіяхъ, въ ней не найдете вы ни одного выраженія, ни одной мысли, которая собственно принадлежала, бы новому издателю, все заимствовано имъ изъ древнихъ записокъ — и он-то сдлали его преступникомъ противъ здраваго смысла. Въ одномъ изъ старинныхъ манускриптовъ, кажется современномъ Великому Князю Владиміру, сказано имянно, что Марія сидла за самопрялкою, въ другомъ, принадлежащемъ, естьли не ошибаюсь, ко временамъ Владиміра Мономаха, говорится о веретен въ томъ самомъ мстъ, гд первый историкъ упоминаетъ о самопрялк — явное несогласіе въ произшествіяхъ! Чтожь сдлалъ новый историкъ? Онъ вздумалъ одною чертою пера согласить несогласное, въ угодность одному изъ своихъ Геродотовъ, поставивъ самопрялку, а въ удовольствіе другому, прибавилъ къ ней веретено, и надобно признаться, естественною вроятностію пожертвовалъ врности исторической: — нещастіе, не рдко бывающее и съ важными историками, которые, въ наше время, описываютъ произшествія, случившіяся за десять вковъ до Рождества Христова! Не рдко мы ошибаемся и отъ того, что ищемъ вдали той истины, которая у насъ передъ глазами. — Для чего бы, на примръ, и мн вмсто того чтобы умирать со скуки надъ пыльными, едва понятными записками древнихъ бытописателей, не спросить у Первой попавшейся мн крестьянки: иметъ ли она въ рукахъ веретено въ то время, когда, сидитъ за самопрялкой. Она отвчала бы мн ршительне всякаго манускрипта, современнаго Великому Князю Владиміру. — Виноватъ! нечего и говорить, но повторяю, признаніе половина исправленія! Что же касается до маленькаго негодованія нашихъ любезныхъ дамъ, которымъ показалось смшнымъ, что Витязь Рогдай вмст съ золотыми парчами дарилъ Марію лентами и бисеромъ, а не жемчугомъ и богатыми ожерельями: то оно конечно длаетъ имъ честь! Но Историкъ не можетъ принять его на свой счетъ, онъ самъ досадовалъ на Рогдая за скупость его и неразборчивый вкусъ, однако принужденъ былъ повиноваться строгой Исторіи, и вмсто жемчуга и ожерельевъ — написать, скрпивъ сердце, бисеръ и ленты.
Теперь остается мн (отвчавъ вамъ, какъ справедливому и любезному критику), поблагодарить васъ, какъ добраго пріятеля, за то желаніе, которымъ вы заключаете свое письмо. Сказанное вами о успхахъ моихъ въ трудахъ кабинета и жизни принимаю за одно доброжелательство благороднаго сердца, и желалъ бы найти въ немъ врное предвщаніе, по крайней мр въ отношеніи къ послднему, ибо что принадлежитъ до трудовъ кабинета, свободныхъ, уединенныхъ и невинныхъ, то (вы знаете это по собственному опыту) никакой блистательный успхъ не можетъ быть предпочтенъ тому скромному и тихому наслажденію, которое съ мимъ неразлучно: слдовательно они могутъ быть нашимъ щастіемъ, или, естьли хотите, нкоторою замною нашего щастія и тогда, когда не будутъ увнчаны успхомъ.