Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014.
———————————
Время, которое переживаем мы, во многом напоминает время, предшествовавшее возникновению христианства.
Правда, ‘передовой народ’ — римляне — не летал на аэропланах и не пользовался беспроволочным телеграфом, но не менее гордо, чем мы теперь, считал, что достиг самых последних вершин культуры.
И действительно, культура его была изумительна. Поэзия достигла самой изящной утончённости, юристы создали, как бы выточенное из мрамора, ‘римское право’, служащее и по сие время образцом законодательства для всех народов, — наконец, жизнь высших классов приняла столь завлекательные формы, что ей могли бы позавидовать и наши современные прожигатели жизни.
Но за этими внешними чертами былого величия и расцвета явно чувствовалось дыхание смерти, упадка, разложения.
Древний культурный мир одряхлел, изжил самого себя. Безумный разврат ‘образованного общества’ был лишь внешним признаком страшного внутреннего прогресса умирания.
Эту последнюю эпоху перед рождением в мир Христа можно охарактеризовать словом — рабство.
Рабство — стало владыкой жизни.
Слуги были рабами своих господ. Громадные обнищавшие массы населения были рабами голода. Господа были рабами своей плоти, своих чудовищных извращений, государство было в рабстве у своего собственного неимоверно разросшегося тела. Мысль была в рабстве у застывшей догмы.
Весь мир был скован железными цепями физического, умственного и духовного рабства.
Весть о рождении в мир Христа — была благою вестью об освобождении.
Дело, совершённое Христом во всём объёме, может быть выражено одним словом: свобода.
Христос даровал людям свободу. Самую полную, самую совершенную. И до того неисчерпаемую, что до сих пор только отдельные избранники решаются эту свободу сеять. В большинстве же людей дух привычного рабства так велик, что они упорно предпочитают быть рабами.
История христианства — это постепенное восприятие миром свободы, дарованной ему Христом две тысячи лет назад.
Христос возвестил освобождение — неограниченное, безусловное, распространяющееся на всё живое без исключения. И на человека, и на животных, и на всю вселенную.
Как же было маленьким людям сразу ‘вместить’ такую свободу?
Нашлась лишь горсть людей. И она свет этой свободы разнесла ‘живыми факелами’ по всему миру и рассыпала искры своего живого огня. От этих искр загорелся древний мир.
Христос освободил человеческую личность — даровал ей божественное достоинство. Он вывел человеческую душу из ада диких страстей, которые безумные люди принимали за ‘свободу’. Он освободил их от власти, провозгласив, что князья народов властвуют над вами, но ‘среди вас да не будет так’.
Вы скажете: обычный урок — всякая власть от Бога!
Да. Всякая власть от Бога! Но в этом изумительная мудрость христианства. Пророческая сила его. Христианам слишком легко было с ‘человеческой точки зрения’ осудить власть, сжигавшую их на кострах. Но апостолы провидели, что миру предстоит ещё долгий исторический путь, в котором государству принадлежит великая роль как организующей силе, долженствующей спаять ещё неспаянные внутренними христианскими узами (т. е. не ставшими Церковью) части человечества.
Не о христианах речь — они составляют Церковь, — а о всех остальных, которые составляют государство. Но христиане должны повиноваться государственной власти, дабы не разрушить организующей силы, необходимой для человечества, для ‘становящейся Церкви’.
Христос освободил человека. И провозгласив последнего из нищих сыном Божиим за ту бессмертную душу, носителем которой является человек, — Он тем самым вывел из рабства всех нуждающихся, обременённых и закованных в цепи.
Но самое страшное рабство — это признание владычества смерти. И Христос победил смерть.
Христианство провозгласило как конечный идеал всего мирового процесса полное просветление материи, новую землю и новое небо.
Не удивительно, что эта ‘мечта’ — мечта о воскресении Христа как залог воскресения всей земли и всей теории — была ‘для иудеев соблазн, для эллинов безумие’.
Не место ‘доказывать’ здесь, ‘опровергнута’ ли современной наукой эта ‘мечта’ или нет. Думаю, что, по крайней мере, ‘бесспорность’ того убеждения, что ‘наука всё опровергла’, — может поколебать хотя бы простое фактическое указание на то, что ‘мечту’ эту признавали за ‘истину’ такие люди, как, положим, Достоевский или Вл. Соловьёв, Трубецкой и пр., образованные в самом лучшем, ‘европейском’ смысле этого слова. А величайший учёный нового времени Пастер говорил: ‘Я знаю много и потому верую, как бретонец, — но если бы я знал вдвое больше, я веровал бы, как бретонская женщина’. Но, повторяю, не к тому я говорю это, что хочу ссылками на ‘авторитет’ доказать, а лишь для того, чтобы разрушить предрассудок о ‘бесспорности’. Что, мол, уж доказано и думать не стоит.
Но отнеситесь к идее христианства хотя бы как к ‘мечте’. И признайте, что нет мечты более захватывающей, более полной, совершенно и исчерпывающе решающей вопрос о свободе.
Вот эту-то ‘мечту’, — а для верующих несомненную непреложную истину, — и принёс Христос на землю, это и была Его благая весть.
———-—
Сходство нашей эпохи и предшествующей христианству не случайно. Это не простое ‘совпадение’.
Если древний мир изжил себя — то новый изжил не меньше. Параллель древнего и нового упадка можно бы доказать с математической точностью. Мы упёрлись в искусстве, в науке и в духовной жизни в такую же глухую стену, как и некогда славный Рим, и храм Божий — мир Божий — стал домом торговли и вертепом разбойников, как и две тысячи лет назад.
Древний мир бессознательно ждал чего-то нового, погибал и жаждал спасения. Но потому, что ждал бессознательно, — оттолкнул, когда спасение пришло.
Современное человечество, хотя и в ничтожной своей части, ждёт благой вести сознательно.
Христос обещал послать Духа Утешителя. Вот этого Духа и ждёт теперь мир. И накануне благой вести о нём и мучаемся мы так нестерпимо.
Жизнь ожидает новое откровение, или, правильней, новые силы для уразумения, приятия и раскрытия откровений, частью не понятых, частью не изжитых.