Безумный лама, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1914

Проза
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Скачать в PDF

Валентин Франчич
БЕЗУМНЫЙ ЛАМА
Рассказы

БЕЗУМНЫЙ ЛАМА

0x01 graphic

В составе нашей экспедиции для исследования Тибета находилось двенадцать человек: начальник экспедиции — я, доктор Астафьев, географ Липский, натуралист Моране, художник Волков и переводчик — киргиз Карагаев, остальные были слуги.
Я не буду рассказывать о всех тех лишениях, которые пришлось испытать нам за время передвижения с севера на юг. На высоких плоскогорьях Северного Тибета нас заметали снегом обычные там ранней весной бураны. Верблюды часто голодали, так как и острая, сухая трава, служившая им единственной пищей, иногда прекращалась, и тогда проходило дня три-четыре, прежде чем появлялась новая.

Глава I
На развалинах буддийского монастыря

Однажды вечером мы решили сделать привал на развалинах старого буддийского монастыря, высившегося почти на самом краю обрывистого берега Цзанбо.
С нами остановились и ехавшие некоторое время вместе тибетские купцы. После ужина, мастерски приготовленного нашим поваром, я и Астафьев, отделившись от прочих, отправились бродить по дикому берегу Цзанбо, все время оживленно беседуя о самых разнообразных вещах.
Устав бродить, мы уселись на обрыве и некоторое время молча любовались царственно-безжизненной панорамой, окружающей нас.
Линии горных контуров, местами пластично мягкие, местами неожиданно угловатые, но одинаково красивые и полные величавого спокойствия, протянулись на ночном горизонте.
— Я знаю, полковник, вы будете смеяться, — нарушил, наконец, молчание Астафьев, — но мне кажется, что я скоро умру. У меня такое предчувствие.
Я взглянул на Астафьева — лицо серьезное.
— Полноте, — возразил я, — что за мрачные мысли. С вашим здоровьем, силой, жизнеспособностью. Ребячество!
Становилось сыро. Поговорив еще некоторое время, мы отправились на покой.
Вскоре наступила тишина, прерываемая однообразным, доносившимся снизу, шумом: это Цзанбо несла свои глинистые воды, гремя валунами и омывая угрюмые берега.
Закутавшись в бурку, я лежал шагах в двух от остальных. Ближайшим от меня был доктор. Я видел, как он закурил папиросу, и первое время огонек ее красноватым пятном выделялся из мрака. Потом взошла луна, и огонек погас.
Внутри монастыря все еще царствовал полумрак, потому что луна не поднялась еще над высокой стеной, но сквозь просветы окон лились потоки лунного сияния, придававшие всему характер прозрачности и серебристой бесплотности.
В глубине храма высились громадные фигуры трех идолов, за которыми смутно чернел алтарь. И незаметно я уснул.
Проснулся я от сильного крика. Вскочив на ноги и инстинктивно выхватив револьвер, я застал всех спокойно спящими, но там, где лежал доктор, не было никого.
Крик повторился снова. Теперь я явственно услышал, что он раздался со стороны дороги, проходившей по краю высокого берега мимо монастыря. Не теряя напрасно времени, я выскочил в одно из окон и побежал на крик. Он повторился еще несколько раз и стих.
Когда я прибежал, то увидел, что было поздно: славный доктор лежал в пыли посредине дороги с рассеченной грудью.
Вокруг никого не было. Никого. Даже пыль не клубилась.
— Доктор, — воскликнул я, склоняясь над несчастным.
— Что случилось?
Но смерть уже глядела из остекленевших глаз его, и только три слова почти шепотом вымолвил он:
— Лама… кровь… — сказал и умер.
Удивление и ужас участников нашей экспедиции, когда, разбудив, я привел их к месту происшествия, были неописуемы. Но положение вещей требовало немедленного обсуждения, и вот все мы, предварительно прикрыв труп доктора циновкой, взобрались на плоскую вершину одного утеса и, усевшись в круг, принялись обсуждать могущие возникнуть последствия. Прежде всего, надо было установить, — кто был убийца.
Это было ясно — лама. Какой-нибудь из десятков тысяч странствующих фанатиков, по целым месяцам живущих в полном одиночестве в горах и трудящихся над спасением своей души.
Но каким образом очутился доктор на проезжей дороге? Может быть, он погнался за убийцей? И почему от преступника не осталось никакого следа?
Все это были вопросы, на которые не находилось ответа.

Глава II
Мертвые англичане

Что поразило нас на следующее утро — это полное спокойствие тибетцев, когда они услышали о ночном происшествии.
‘Ом мани падме хум’, — торжественно прошептал старшина каравана, — седовласый высокий старик в шелковом халате, со священными амулетами на шее и руках. Слова означали: — ‘О, драгоценность в лотосе, да будет так’.
Тело бедного доктора предали земле, и маленький холмик украшен был простым деревянным, наскоро сколоченным крестом.
Все продолжали путь в удрученном настроении духа. И не мудрено. Мы находились в чужой стране, среди полу-варваров, смотревших на иностранцев, как на врагов, слабые и неспособные отразить нападения даже небольшого отряда и с ничтожными шансами на успех в будущем.
Правда, на нашей стороне было преимущество в оружии — у нас были винтовки, револьверы, много пороха и пуль.
Но для серьезного сопротивления этого мало.
Прошло два дня, и свежо еще было в памяти у всех жуткое ночное происшествие, когда случилось новое, в обстановке еще более необычайной, чем первое. На этот раз, однако, зрителями были все.
Каменистая дорога шла под гору. Был полдень. Верблюды, на которых мы ехали, гуськом спускались в долину, где круглым голубым пятном сверкало большое озеро и зеленела сочная густая мурава.
Воздух был на удивление мягкий и теплый. Далеко на горизонте, словно белый гребень легендарного чудовища, сверкал снежный горный хребет. Ехавшие впереди тибетцы внезапно остановились и начали слезать с верблюдов. По мере нашего приближения, очертания заинтересовавших их предметов стали постепенно вырисовываться.
И вскоре мы стояли вместе с остальными над шестью трупами. Вороны и коршуны невероятно изуродовали тела и разорвали на мелкие клочья одежду, но по некоторым вещам, например, по валявшимся тут же тропическим шлемам, можно было предположить, что трупы принадлежат англичанам.
По положению трупов, или, вернее, скелетов с остатками высохшего мяса и кожи, видно было, что смерти их предшествовала ожесточенная борьба.
Кто были убитые? Английские ли чиновники, туристы, ученые? — Мы терялись в догадках.

Глава III
Безумный лама

Озеро, на берегу которого мы находились, отстояло на шесть дней пути от города Шигацзе. Решено было ночевать около него. Поставили палатки. На самодельный треножник повесили котелок с водой, тогда как я и Липский отправились удить рыбу. В поисках удобного для ужения места мы зашли так далеко, что совершенно потеряли из виду стоянку.
Маленькая бухточка, к которой мы подошли берегом, казалось, была создана для ужения. Усевшись на двух больших камнях, мы нацепили на крючки куски сырого мяса и далеко забросили наши лесы.
Сзади высокой террасой возвышался поросший ползучими, стелящимися по земле деревцами берег.
Поверхность озера была так безмятежна, что падение маленькой мошки заставляло ее рябиться.
Солнце только что скрылось за вершиной похожей на разрушенную пагоду горы, и все было окрашено в розовозолотистое сияние. Изредка на воздух взлетали, охотясь за мошкарой и распустив плавники, серебристые форели. И была тишина такая торжественная, такая необыкновенная, когда, казалось, слышен был полет самой незаметной мошки. Мне удалось поймать шесть штук довольно крупных форелей, и я готовился вытащить седьмую, когда сидевший рядом Липский выпустил удилище.
Я посмотрел на него и увидел бледное, перекошенное от ужаса, дрожащее каждым мускулом лицо.
— В чем дело? — спросил я в свою очередь, не на шутку испугавшись.
Молча указал Липский вверх на группу кустов.
И то, что я увидел там, было действительно страшно.
Два глаза, круглых, с зелеными зрачками, похожие на глаза тигра, неподвижно смотрели на нас.
И вдруг, словно внезапный выстрел, в сознание ворвалась догадка: ‘Лама, убивший Астафьева’…
Я выхватил револьвер и спустил курок. Но когда дым рассеялся, ничто не говорило о том, чтобы я ранил или убил кого-нибудь.
Только несколько веток, сорванных пулей, шурша скатились к нашим ногам.
Но непосредственно за этим из темной чащи кустов со зловещим гулом выкатился, несясь прямо на нас, громадный круглый камень.
Едва успели мы отскочить в сторону, как он, со страшной силой ударившись о камни, на которых перед тем сидели мы, раздробил их и, свалившись в бухточку, далеко кругом взбаламутил чистую голубую воду озера.
Момент был серьезный. Держа наготове револьвер, я в несколько прыжков очутился около опасного куста и раздвинул руками ветви, образовавшие род беседки.
В центре ее, полусогнувшись, стоял странный, безобразный человек.
Наружность его была кошмарна. Он был мал ростом, но плечи имел ширины необычайной, и длинные, похожие на несколько переплетенных канатов, руки, на которых грязными лохмотьями висели рукава, говорили о сверхъестественной мускульной силе.
Безобразие фигуры вполне гармонировало с лицом. Казалось, что первобытный скульптор высекал лицо это из гранита, но, испугавшись своего детища, так и не закончил работу.
Несколько мгновений мы созерцали друг друга.
Я, полный тайного трепета, но готовый каждый миг влепить пулю в его крепкий лоб, — он, тихо ворча и вращая страшными зелеными зрачками, в которых то и дело загорались фосфорические огоньки.
Заметив, что тело его слегка напружилось, словно для прыжка, я решительно нажал собачку.
И почти одновременно страшный удар по голове лишил меня сознания.

Глава IV
Заговор

— Жив, слава Богу, — сказал кто-то, склоняясь надо мной и поднося к моим губам кружку с водой.
Я открыл глаза и увидел лицо Липского, на котором пережитый недавно ужас оставил довольно заметные следы.
Подле стояли Моране и остальные, за ними пестрели палатки тибетцев.
— Что с ним? — еле двигая языком, спросил я.
— Мертв, как прошлогодний труп, — ответил Липский и прибавил: — Эта падаль, однако, доставит нам хлопоты, так как тибетцы смотрят на убитого, как на святого, убийство которого стократный грех.
Меня усадили на самодельные носилки и отнесли в лагерь. Шедший рядом Липский рассказывал, как он поспел в тот самый момент, когда полуживотное, оглушив меня предварительно ударом кулака, готовилось рассечь мне голову каменным топором.
— Значит, я не попал в него.
— Да, пуля ваша сорвала только его правое ухо.
Между тем наступил вечер и весь лагерь, к которому мы приблизились, запылал десятками костров. Меня положили в моей палатке на пушистый мех козы пашм. Вскоре я задремал. В полночь в палатку вошел Карагаев и осторожно разбудил меня. Оказалось, что он, случайно подслушав разговор старшины каравана с одним из тибетцев, узнал о готовящемся на нас нападении.
Тогда я послал его за остальными участниками экспедиции и, когда все собрались, сообщил им это. Решено было явно враждебных действий не начинать, но быть начеку и при первой же подозрительной со стороны тибетцев попытке перейти в наступление, надеясь на превосходство нашего оружия. Кроме того, решено было на всякий случай собраться всем в двух смежных палатках, вместо прежних четырех.
Таким образом, в палатке, предназначенной только для троих: меня, Моранса и Липского, оказалось шесть человек.

Глава V
Верблюды исчезли

Не прошло и минуты, как вторая партия нашего отряда вернулась в сильном волнении:
— Исчезли верблюды.
Весть ударила, как молния. Превозмогая слабость и боль в членах, я поднялся и выглянул из палатки: да, — верблюдов не было. Еще недавно они лежали около нашей стоянки, а теперь ничто не говорило об их присутствии.
Дальше, на расстоянии по крайней мере двухсот шагов, смутно чернел лагерь тибетцев. Костры погасли. Была тишина.
Во что бы то ни стало, надо было немедленно покинуть стоянку, так как без верблюдов мы были беспомощны, как дети. Быстро созрел план. Все четыре палатки стояли в ряд параллельно лагерю тибетцев, и вот под прикрытием их, один за другим исчезали мы в темноте с небольшими пакетиками на спине, где заключались предметы первой необходимости.
Ползком, так близко друг от друга, что ноги одного были около лица следующего, мы передвигались вперед в темноте, скользя ладонями по густой, мокрой от росы траве. Наши костюмы совершенно пропитались ею, и было холодно и неприятно от ощущения сырости и влаги на теле.
Массив высокой горы, к которой мы ползли, между тем придвигался. Оставалось уже совсем немного, и мы были бы в относительной безопасности под прикрытием ее, когда ушей наших коснулся странный, похожий на журчание пчелы звук.
Он повторился. Потом сразу несколько таких звуков пронеслось совсем низко над головами.
Сомнения не было: характерный звук принадлежал стрелам, и стрелы эти посылались с той горы, к которой мы, ничего не подозревая, приближались.
Поднявшись и отстреливаясь, мы побежали по направлению к дороге. Несколько стрел прожужжало снова, но только одна из них слегка ранила нашего переводчика.
Не переводя дыхания, мы бежали…

Глава VI
Смерть Моранса

Убедившись, что погони нет, мы пошли медленнее. По словам киргиза, в получасе ходьбы от озера, немного в стороне от дороги, находилась покинутая буддийская часовня, удобная в смысле защиты, так как стояла на вершине почти отвесной горы. К ней вела только узенькая горная тропинка.
Вскоре киргиз свернул в сторону, ведя нас еле заметной тропинкой в густой поросли довольно высоких кустов, ветки которых беспощадно хлестали по лицу, грозя выколоть глаза.
Минут десять шли мы в абсолютной темноте, еле различая друг друга, скорее угадывая по прерывистому дыханию, пока не вышли на поляну, всю залитую лунным сиянием, на заднем плане которой высился высокий утес с часовней на вершине. Часовня вполне оправдала слова киргиза. Она была построена в виде правильного квадрата, с двумя небольшими окнами, обращенными одно на запад, другое на восток.
Для защиты часовня была удобна, так как подойти к ней можно было только со стороны тропинки.
Ночь провели бодрствуя. Утром, на восходе, когда все было окрашено ало-розовыми тонами, мы при помощи биноклей и подзорных труб исследовали местность, но ничего подозрительного не удалась заметить. Решили, однако, не покидать часовни в течение суток. Я воспользовался этим временем для продолжения моих записок и описал все случившееся с нами.
К полудню всех стала томить жажда. Это обстоятельство не было учтено нами, когда поднимались в часовню. Теперь же спуститься в долину к протекавшему вблизи леса ручью было подвигом.
Тем не менее, решили бросить жребий. И жребий пал на Моранса.
Забрав наши фляги и вооружившись ружьем и двумя револьверами, он исчез в извивах горной тропинки. Когда он показался снова уже в долине и пересекал ее, направляясь к ручью, то казался маленьким и незаметным.
Мы видели, как он подошел к ручью, сел на берегу, свесив над водой ноги, и начал наполнять фляги. Одну за другой наполнял он их, пока не наполнил все.
Наконец, он приподнялся на руках и готовился занести одну ногу на берег, как, внезапно, словно поскользнувшись, снова сел.
Голова его склонилась на грудь, туловище сразу размякло, руки повисли. Прошло несколько мгновений, но Моране продолжал сидеть.
— Странно, — пробормотал Липский, поднося к глазам подзорную трубу.
Почти сейчас же он отрывисто сказал:
— Все понятно: — из спины его торчит конец стрелы.
Прошло еще несколько мгновений, и из леса вышла, что-то неся, довольно большая группа тибетцев, направляясь к ручью.
Это что-то оказалось трупами виденных уже нами англичан. Ясно было, что тибетцы намеревались заразить ими ручей. От удачи их проекта зависела наша жизнь.
Поэтому, зарядив винтовки, мы дали по ним порядочный залп, выхвативший из их среды трех человек, остальные же с удивительным упорством продолжали двигаться к ручью, и не успели мы снова зарядить ружья, как они уже были на берегу его и, раскачав трупы, бросили их в воду.
В отчаянии мы дали по ним новый залп, на который те отвечали целой тучей стрел, буквально засыпавших нашу часовню.
Две или три из них влетели в нее и, ударившись о стену, сломались.
Между тем — тибетцы снова скрылись в лесу, и ничто, кроме смутно различаемого шума, не выдавало их присутствия. Начиналась правильная осада. Мучимые жаждой и озабоченные грядущим голодом, мы рано или поздно должны были бы сдаться. Отдать же себя в руки варваров — было равносильно смерти.

Глава. VII
Белые волки

Наступившая вечерняя прохлада принесла некоторое облегчение: жажда перестала томить нас, но не было и ощущения голода. Коническая тень легла от горы на поляну, и только далеко на западе вершины горного хребта томно алели в лучах заходящего солнца.
По склону же горы, в кустах ползучего дерева, время от времени раздавался птичий писк, замолкавший по мере того, как сгущались сумерки. Наступала тишина.
Вместе с тишиной и сумерками, из окаймлявшего поляну леса осторожно вышли жители его — белые пушистые волки.
Сперва один. Сделав несколько нерешительных шагов и оглядевшись по сторонам, он пошел дальше, к трупу Моранса, продолжавшему оставаться все в том же сидячем положении, в каком его настигла стрела. За ним, так же осторожно и все время нюхая воздух, потянулись остальные. Подойдя к трупу и подозрительно обнюхав его, первый волк осторожно потянул его за рукав. Труп податливо и мягко упал па землю.
Тогда, убедившись окончательно в своей безопасности, волки с жадностью набросились на него и, оттащив от берега, стали терзать.
Вероятно, скоро мы будем такими же бездыханными трупами, и белые волки так же недоверчиво обнюхают, а потом растерзают наши тела, как и тело несчастного Моранса.
В углу часовни, осунувшись, сидел Липский и запекшимися губами что-то шептал.
Недвижно уставившись в одну точку взглядом, сидели остальные.
Прошла ночь, — наступило утро, а за ним полдень, и снова нас томила жажда. Сухая, раскаленная, безнадежная, как пустыня. Все кругом, казалось, было затянуто молочно-белой пеленой, за которой предметы становились смутными, неясными.
Звуки доносились откуда-то издалека, словно мы лежали на дне моря. Я вглядывался в лица моих товарищей по несчастью, но вместо лиц были какие-то расплывчатые пятна. На мгновение туман рассеивался, и все становилось ясным. И видно было усталое отчаяние.
Потом снова глаза заволакивались молочно-белыми клубами, и неясный шум снова доносился ко мне издалека, мягкий и заглушенный. Какой-нибудь более острый звук, коснувшись слуха, долго, долго звенел: птичка, должно быть, пела. В один из моментов просветления я увидел, что мой слуга, Иван, сидя на камне и опустив голову на колени, громко рыдал.
Скоро рыдания его перешли в дикий хохот, и все лицо искривилось бессмысленной и безобразной гримасой. Глаза заволок туман и я больше ничего не сознавал.

* * *

Когда я снова открыл глаза, то увидел, что я и мои спутники лежим на поляне возле ручья, а вся поляна усеяна парусиновыми кителями английских солдат.
Высокий, стройный офицер приказал дать нам коньяка.
Это был английский карательный отряд, отправившийся на поиски участников научной экспедиции сэра Фостера, трупы которых сыграли в нашей судьбе такую важную роль…

Комментарии

Публикуется по: Всемирная панорама, 1914, No 250-5.
Франчич Валентин Альбинович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Колесница дьявола, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1917
  2. Лучи смерти, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1916
  3. Стась-горбун, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1915
  4. Маленький Нгури, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1913
  5. Приключение Бермутова, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1914
  6. Машина мудрости, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1916
  7. В турецком гробу, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1915
  8. Лицо предка, Франчич Валентин Альбинович, Год: 1915
Электронная библиотека