Бесполезные заметки, Чуковский Корней Иванович, Год: 1909

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Бесполезные заметки

1

Прочитал только что у беллетриста Тана удивительную вещь об одном убитом солдате:
— ‘Он лежит на траве, носит пулю в голове’. (Предисловие к соч. Киплинга, изд. ‘Пантеон’, стр. 10.)
По-моему, это несколько странный покойник. Его убили, а он как ни в чем не бывало ходит и носит пулю. Ходит, и в то же время лежит!
И неужто для переноски пуль, кроме собственной головы, нельзя найти ничего другого?

2

Вообще у беллетристов странные представления о войне и обо всем военном. Вл. Короленко, например, в очерке ‘Сон Макара’ рассказывает такое:
— ‘Точно победное знамя… выстрелила к небу колокольня’ (Т. I, 1908, стр. 99).
Смею ли указать почтенному беллетристу, что знамя не огнестрельное оружие.

3

У того же Тана я встретил выражение ‘клинок меча’ (‘Стихотворения’, 2-ое изд., стр. 99). Это все равно, что сказать: ‘дуло перочинного ножика’. В другом месте своих ‘Стихотворений’ г. Тан похваляется, что пригвоздит кого-то к столбу ‘лезвием меча’. Я уверен, он переменил бы намерение, если бы знал, что такое лезвие.

4

Оказывается, у человеческой головы есть локти. По крайней в ‘Войне и Мире’ гр. Остерман-Толстой сидит, ‘облокотивши на руку свою широкую голову’ (Т. III, стр. 338).

5

Как без помощи слесаря открыть дверь, если она изнутри заперта, Куприн нам не объясняет, а между тем у него в ‘Морской болезни’ два персонажа проделали именно этот трюк. Один запер дверь ‘двумя оборотами ключа’, а на следующей странице, безо всяких отмычек, в эту самую дверь проник другой. (Сборн. ‘Жизнь’. 1908, стр. 165 и 166).
Боюсь, что колдовство произошло исключительно по рассеянности автора, так как в новом издании этого рассказа (т. V, стр. 205) он совершенно устранил столь фантастический элемент.

6

Григорий Назианц. Хорошее имя для какого-нибудь кавказского депутата. Я как вижу в газете: ‘член Гос. Думы Гр. Назианц’. Оказывается, такую фамилию сочинила г-жа Зин. Венгерова святителю Григорию Назианянину в своем переводе ‘Острова Пингвинов’ (1908, стр. 39).
После этого вместо южанин остается говорить: южанц, вместо киевлянин — киевлянц. Пожалуй, так даже мелодичнее.

7

В том же переводе г-жа Венгерова пишет: ‘поваренки’ (стр. 168).

8

Жестокую шутку сыграл кто-то с В. Г. Короленкой. Его уверили, будто те фантастические слова, которые встречаются в повести ‘Без языка’, — английские. Вот уже четвертым изданием выходить эта повесть, и мне кажется, пора открыть г. Короленке глаза.
На стр. 54 он, например, пишет:
— ‘Good by (здравствуйте!) — сказал американец’.
Между там это значить прощайте и пишется вовсе не так.
Точно так же напрасно он поверил какому-то обманщику, будто американцы говорят: аль райт (стр. 89), будто у них есть слова holl (стр. 54), wery (стр. 89 и 116) и гоуз (стр. 113), и будто эта изумительная фраза:
— ‘Таке (!) ту (?) бэгэдж оф (!) мисс’, —
означает: ‘возьми у барышни багаж’ (стр. 43). Надеемся, что в следующем издании все это будет исправлено, а обманщик понесет заслуженную кару.

9

Покуда Толстой был художник, никогда не изображал он моря. Когда читаешь Толстого, кажется, что в мире вообще нет морей, а один бескрайный материк.
Лет десять назад Толстой был в Ялте, и фотографы сняли его у Черного моря. Эта карточка при первом взгляде показалась мне каким-то абсурдом, я уверен, не только мне. Как-то не думалось никогда, что Толстой и Черное море совместимы.
Однажды в ‘Войне и Мире’ Толстому понадобилось морское словечко, самое банальное, — мы все его знаем, — ‘девятый вал’. И Толстой, столь сверхъестественно чуждый морю, ошибся даже в таком пустяке. Он написал — ‘седьмой вал’.
Семь раз переписала ‘Войну и Мир’ графиня Толстая, сорок лет издается и переиздается этот роман, а седьмой вал так и не стал девятым.

10

А. Е. Редько, критик ‘Русского Богатства’, указал как-то мимоходом, что Китти в ‘Анне Карениной’ беременна одиннадцать месяцев (Р. Б., XI, 907). Интересно бы проверить его акушерские вычисления.

11

Литературный рецидив. Когда-то гр. Дм. Ив. Хвостов сочинил басню о голубях и, по рассеянности, упомянул про их зубы. Над бедным стариком много смеялись. Пушкин назвал его ‘отец зубастых голубей’. Прошло 80 лет, и г. Куприн снова воскресил эту редкую породу и написал в своем ‘Поединке’:
— ‘Летел голубь с письмом в зубах’ (Сборник ‘Знания’, VI, стр. 34).

12

Что же из этого следует? Что Куприн рассеянный человек и что повесть Короленки не английский самоучитель? Какие мизерные выводы. Вот подходящий случай для восклицаний:
— Удивительно, до чего теперь выродилась наша литературная критика! В литературе она ищет уже не идей, а грамматических ошибок! Ни философских, ни этических, ни эстетических критериев у нее уже нет, осталась одна грамматика. ‘Критики’ копаются в падежах и в залогах, в склонениях и в спряжениях, и, поймав мелкий стилистический промах, разносят писателя вовсю и т. д., и т. д…
Надеюсь, что наши публицисты не преминут этим случаем воспользоваться.

Корней Чуковский

Первая публикация: ‘Русская мысль’, No 1 / 1909 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека