Беппо, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818

Время на прочтение: 29 минут(ы)

Дж. Г. Байронъ

Беппо.

Переводъ Павла Козлова съ предисл. П. С. Когана
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905
‘Беппо’, небольшая, шаловливо-граціозная поэма, которой самъ поэтъ не придавалъ серьезнаго значенія, занимаетъ тмъ не мене почетное мсто въ исторіи байроновскаго творчества.
Эта поэма была поворотнымъ пунктомъ къ тому направленію, которое Эльце окрестилъ названіемъ ‘сатирико-нигилистическаго’. Когда 28 февраля 1818 года {Letters and Journals Vol. IV, стр. 173, прим. 2. Lond. 1900.} ‘венеціанская повсть’, написанная еще въ октябр 1817 г. (12 октября 1817 года Байронъ упоминаетъ {То John Murrey 12 okt. 1817. Lettors and Journals. Vol. IV. Lond. 1900, стр 173.} о написанной имъ юмористической поэм изъ 84 стансовъ, очевидно остальныя 15 строфъ были прибавлены поздне {Въ письм отъ 23 окт. 1817 г. Байронъ уже говоритъ о Беппо, какъ о ‘story in 89 stanzas’ Let. and Jour. Vol. IV. стр. 176.}) появилась въ печати, для всхъ, кто внимательно слдилъ за развитіемъ поэта, стало ясно, что ‘міровая скорбь’, необузданная романтическая фантазія восточныхъ поэмъ и таинственный ‘демонизмъ’ далеко не исчерпываютъ со-держанія байроновской поэзіи. Замчательно, что ‘Беппо’ былъ написанъ между ‘Манфредомъ’ и IV пснью Чайльдъ-Гарольда: среди стиховъ, звучавшихъ похоронной пснью земнымъ радостямъ и тревогамъ, писались строфы, полныя смха и заразительнаго веселья, среди героевъ, звавшихъ къ отреченію отъ земли, тоскующихъ и грезящихъ о несбыточныхъ идеалахъ, появились причудливыя фигуры въ ‘маскахъ клоуновъ и арлекиновъ’, въ нарядахъ ‘всхъ временъ и народовъ’, кружащіяся подъ веселые звуки гитары, этой традиціонной спутницы венеціанскаго карнавала! Одинъ нмецкій критикъ (К. Bleibtreu: ‘Byron der Uebermench’) назвалъ ‘Беппо’ подготовкой къ ‘Донъ-Жуану’ и замтилъ, что каждое произведеніе Байрона какъ-бы выростало изъ предыдущаго съ удивительной послдовательностью. И дйствительно, въ то время какъ въ ‘Манфред’ и въ заключительной псн ‘Чайльдъ-Гарольда’ грустные мотивы, звучавшіе тихо въ восточныхъ поэмахъ, слились въ могучую скорбную мелодію,— въ это время ‘Беппо’ отразилъ въ себ проблески новыхъ интересовъ и стремленій поэта, нашедшихъ вскор такое полное и геніальное выраженіе въ ‘Донъ-Жуан’.
Нтъ сомннія, что Байронъ, такъ легко проникавшійся каждымъ твореніемъ поэтическаго генія и съ такимъ интересомъ изучавшій итальянскую литературу, въ ея богатой комической поэзіи нашелъ краски и образы для своего перваго крупнаго юмористическаго произведенія. Изъ итальянскихъ писателей наибольшее вліяніе на Байрона оказалъ, вроятно, Пульчи, какъ извстно, Байронъ даже перевелъ часть его Morgante Maggiore. Даже y себя на родин Байронъ не былъ первымъ творцомъ того комическаго жанра, образцомъ котораго является ‘Беппо’. Въ коварныхъ продлкахъ, жертвой которыхъ становится Фальстафъ, или въ шуткахъ, которыя устраиваютъ слуги Оливіи надъ одураченнымъ гордецомъ Мальволіо, можно усмотрть отраженіе того же своеобразнаго легкомыслія,той же скрытой ненависти къ лицемрному англійскому пуризму, которыя водили и перомъ автора ‘Беппо’. Поэтъ чувствовалъ эту связь, соединявшую его первое произведеніе въ новомъ жанр съ бытовыми, сатирическими и комически-любовными сценами шекспировскихъ комедій, и эпиграфомъ къ ‘Беппо’ выбралъ слова изъ комедіи ‘As you like it’. Приступая къ изображенію Лауры, Байронъ вспоминаетъ, что Шекспиръ уже нарисовалъ подобный типъ въ Дездемон. Наконецъ, Байронъ самъ назвалъ одинъ изъ литературныхъ источниковъ, который вдохновилъ его при созданіи поэмы. Его соотечественникъ Джонъ Фриръ (John Hookham Frеre) подъ псевдонимомъ Whistlecraft’a напечаталъ остроумную пародію на легенды о корол Артур {Prospectus and Specimrn of an intended National Work, by W. and. R. W., of Stomarkot, in Suffolk, Harness and Dollar Makers. Canto I and II, Lon., 1817. III and IV 1818. Cp. Lord Byron von Richard Ackermann, стр. 106.}. Она появилась не задолго до ‘Беппо’ и такъ понравилась Байрону, что онъ взялъ ее за образецъ {‘У мистера Уистлькрафта нтъ боле ревностнаго поклонника. чмъ я’. То John Murray. Venic. October 23. 1817.}.
Великіе подражатели всегда затмевали оригиналы, которыми они пользовались.Трагедіи Шекспира стали достояніемъ всего міра, хроники, изъ которыхъ онъ черпалъ сюжеты, извстны только спеціалистамъ. Имя Уистлькрафта давно забыто, ‘Беппо’ переведенъ на вс языки. Несомннно, что литературные источники не могли послужить единственнымъ матеріаломъ для этой драгоцнной бездлки. Жизнь, живая дйствительность была главнымъ источникомъ поэта. Извстно, что Италія расширила кругозоръ поэта. Здсь его опьяненіе радостями и наслажденіями жизни достигло апогея, но здсь же началось и серьезное увлеченіе поэта политическими и соціальными вопросами, здсь онъ вступилъ въ сношенія съ карбонаріями.— ‘Венеція и я подошли другъ къ другу какъ нельзя лучше’, пишетъ Байронъ {To John Murrev. Jan. 2. 1817.} вскор по прізд въ этотъ городъ, пребываніе въ которомъ ненавистники Байрона считаютъ особенно печальнымъ періодомъ въ жизни его: періодомъ распущенности и нравственнаго паденія’ поэта. Какіе нравы нашелъ Байронъ въ Венеціи, видно изъ слдующихъ строкъ: ‘женщина, по здшнимъ правиламъ, считается добродтельной, если y нея кром мужа только одинъ любовникъ, если ихъ два, три и больше, то женщину находятъ немного своевольной (a little wild) {Letters and Jour. Vol. IV, стр. 40.}.
Поэтъ отдался венеціанскому веселью со всмъ свойственнымъ ему увлеченіемъ. Но стоитъ внимательно перечесть письма, относящіяся къ венеціанскому періоду, и не трудно убдиться, что среди кутежей, которые принято изображать въ преувеличенно мрачномъ свт, Байронъ не переставалъ быть тонкимъ наблюдателемъ и оригинальнымъ мыслителемъ. Никогда онъ не работалъ и не думалъ такъ много. Его письма къ издателю (1816—1818 гг.) {Lett. and Journals. Vol. IV. стр. 42. 52, 53, 85 и т. д.} наполнены сообщеніями о новыхъ литературныхъ планахъ и замыслахъ, объ оканчиваемыхъ работахъ, о сомнніяхъ поэта по поводу законченныхъ произведеній.
‘Беппо’ самый характерный продуктъ венеціанскаго періода жизни поэта. И неподдльное увлеченіе жизнью, и боле глубокій интересъ къ ней, начало вдумчиваго отношенія къ вопросамъ, занимавшимъ передовое общество Европы, словомъ, все,что дала поэту Италія, нашло здсь свое отраженіе.
Самъ Байронъ, какъ мы уже замтили, не придавалъ особенно серьезнаго значенія своему произведенію. Однако, посылая поэму своему издателю и увдомляя его, что эта юмористическая повсть основана на венеціанскомъ анекдот, онъ замтилъ,что въ ней есть ‘политика и драма’. И въ этихъ двухъ словахъ поэтъ прекрасно опредлилъ отличительныя черты своей поэмы. Она полна драматическаго движенія, въ ней бьется пульсъ современной жизни и среди шутокъ не разъ слышенъ голосъ серьезной соціальной и политической сатиры.
Сюжетъ поэмы чрезвычайно несложенъ. Купецъ Джузеппе, или просто Беппо, ведшій морскую торговлю, часто отлучался изъ дому и однажды совсмъ исчезъ, долго горевала его одинокая жена и наконецъ ршила прибгнуть къ помощи ‘вице-мужа’ (vice-husband), котораго завела ‘главнымъ образомъ для защиты’. Лаура и графъ, щедрый кутила и изящный законодатель модъ, прожили много лтъ, счастливые и довольные другъ другомъ. Но вотъ во время блестящаго карнавала, гд появленіе красивой и нарядной Лауры было встрчено восторженнымъ шопотомъ мужчинъ и завистливыми взглядами женщинъ, графъ и его возлюбленная обратили вниманіе на незнакомца, одтаго туркомъ и не спускавшаго глазъ съ Лауры. Незнакомецъ оказывается мужемъ Лауры. Онъ попалъ въ плнъ къ туркамъ, затмъ сталъ пиратомъ, разбогатлъ и вернулся домой. Въ Венеціи, стран счастья и веселья, въ стран легкихъ нравовъ и чудной природы, нтъ мста трагедіи и кровавой развязк. Измнница-жена встрчаетъ мужа какъ ни въ чемъ не бывало, разспрашиваетъ его о приключеніяхъ, графъ ссужаетъ его на первое время своимъ платьемъ, такъ какъ не удобно же ему появляться въ костюм турка, графъ и Беппо становятся навсегда друзьями, и въ дом водворяется миръ и согласіе.
На этой простой канв геній поэта вышилъ роскошные, причудливо-яркіе узоры.
Реализмъ и протестъ противъ соціальной и нравственной неправды шли въ начал XIX вка часто рука объ руку. Переходя отъ романтическихъ грезъ и разочарованія къ изображенію дйствительности, литература серьезне всматривалась въ жизнь, и правдивое изображеніе послдней стало могучимъ орудіемъ бичеванія соціальныхъ непорядковъ и политическаго гнета. Реализмъ и сатира — главныя достоинства ‘Беппо’.
Вспомнимъ Чайльдъ-Гарольда или Лару. Это — романтическіе герои, они вн времени и пространства, ихъ прошлое окутано мракомъ, они почти не соприкасаются съ дйствительностью, прикосновеніе жизни уничтожило бы ихъ обаяніе, величіе ихъ демоническихъ образовъ, свело бы ихъ съ пьедесталовъ, они возвышаются надъ пошлостью житейской прозы, надъ людскими дрязгами, мы не видимъ ихъ въ семь, среди близкихъ, среди обыденныхъ заботъ. Взгляните теперь на героевъ венеціанской повсти. Они прикрплены къ мсту и времени, они являются передъ нами не на снжныхъ вершинахъ Альпъ, какъ Манфредъ, не на безконечной глади океана, какъ Чайльдъ-Гарольдъ. Мы видимъ Беппо скучающимъ въ карантин, гд возвращающихся издалека моряковъ держатъ по сорока дней, авторъ сообщаетъ даже названіе города, съ которымъ велъ торговлю Беппо. Вмсто таинственнаго Чайльдъ-Гарольда, о которомъ извстно только, что онъ принадлежалъ къ знатному роду, предъ нами въ лиц любовника Лауры, этого vice-husband’a Беппо, типичная и яркая фигура великосвтскаго франта. Онъ прекрасно говоритъ по-французски и тоскански, онъ завсегдатай театровъ, къ его мннію прислушиваются, фальшивая нота не могла ускользнуть отъ его слуха, сердце примадонны трепетало отъ страха, когда она замчала неодобреніе на его лиц. Его образованіе было свтскимъ и дилетантскимъ. Трудно, взирая на портретъ графа, не вспомнить безсмертный перечень познаній Онгина:
Онъ по французски совершенно
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко мазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно…
Имлъ онъ счастливый талантъ
Безъ принужденья въ разговор
Коснуться до всего слегка,
Съ ученымъ видомъ знатока
Хранить молчанье въ важномъ спор.
И возбуждать улыбку дамъ
Огнемъ нежданныхъ эпиграммъ.
Разв не его прототипъ воскресаетъ передъ нами въ строфахъ XXXI—XXXIII?
Пространство, отдляющее Венецію отъ Петербурга, не мшало свтскому обществу той и другого выработать почти тождественную образовательную программу для модныхъ франтовъ. Объ Онгин и ‘свтъ ршилъ, что онъ уменъ и очень милъ’. Графъ тоже считался въ своемъ кругу ‘perfect cavaliero’.
Лаура по яркости одинъ изъ очаровательнйшихъ женскихъ образовъ, созданныхъ Байрономъ. Туманный образъ Астарты, контуры котораго едва выступали изъ окутывавшей его романтической дымки, героини восточныхъ поэмъ, обаятельныя, но далекія и чуждыя европейскому обществу, даже Гаиде и Мирра, обрисованныя боле реальными, но все же неожиданными красками,— какой контрастъ представляютъ он съ Лаурой, чувства которой такъ просты и понятны. Это — истая итальянка, отдающаяся во власть настроеній, быстро переходящая отъ впечатлнія къ впечатлнію. Грустная, томимая тревожными предчувствіями, разстается она съ мужемъ, но ея сердце не выноситъ одиночества и ожиданія, и она со всей страстью отдается новому возлюбленному. Она не молода, но время щадитъ ее и ея красота остается все такой же привлекательной, она уметъ вознаграждать недостатокъ юности: какъ эффектно ея появленіе на карнавал, какъ уметъ она разливать счастье вокругъ одной своей сіяющей улыбкой, сколько вкуса въ ея наряд, сколько чарующей силы въ нжныхъ лукавыхъ взглядахъ, сколько презрнія въ ея взор, когда она замчаетъ безвкусное платье какой-нибудь дамы! Она владетъ собою и уметъ быть коварной, какъ истинная куртизанка.
Смущеніе овладваетъ ею при вид вернувшагося мужа, но мгновенье — и она уже овладла собою, и слышится такой естественный, такой милый наивный лепетъ:
Въ чужой стран ты не женился ль снова?
Ужель тамъ дамы пальцами дятъ?
Какъ шаль твоя красива! мн обновой
Ты дай ее. Вамъ правда ль не велятъ
Свинины сть? Съ страной сроднившись новой,
Какъ могъ, ты пропадать въ ней столько лтъ?
Ахъ, какъ ты желтъ! Болзни ль это слдъ?
Сбрей бороду (мн этого подарка
Не откажи). Теб она нейдетъ,
Къ чему она? y насъ вдь климатъ жаркій…
Какъ вынесла я времени полетъ и т. д
Говоря о Пушкин, какъ о подражател Байрона, мы всегда имемъ въ виду, главнымъ образомъ, раннія поэмы нашего поэта. Но разв добродушныя насмшки надъ женской добродтелью въ ‘Нулин’ не напоминаютъ разсужденія о венеціанскихъ дамахъ въ ‘Беппо’? Разв Нулинъ съ ‘запасомъ фраковъ и жилетовъ’, завсегдатай театровъ, знатокъ дамскихъ модъ и модныхъ поэтовъ, не двойникъ возлюбленнаго Лауры? Разв смхъ Лидина и дружба Беппо съ графомъ не представляютъ собою однород-ной развязки? Разв остроумная болтовня отъ лица поэта въ отступленіяхъ ‘Евгенія Онгина’ и ‘Домика въ Коломн’ не походятъ по тону и настроенію на таковую же въ ‘Беппо’ и ‘Донъ-Жуан’ и разв въ этихъ отступленіяхъ y обоихъ поэтовъ не скрыты за легкомысленной формой самыя серьезныя и глубокія мысли?
Эти послднія составляютъ вторую важную черту интересующаго насъ произведенія. Байронъ не только превращался изъ романтика въ реалиста по форм, и по содержанію его поэзія начинала принимать другое направленіе, Байронъ спускался съ неба на землю, вмсто неопредленной титанической скорби о мір и міровомъ непорядк,— онъ ищетъ въ жизни и бичуетъ т темныя ея стороны, которыя прикрываютъ гнетъ и несправедливость. Его поэма полна сатирическихъ выходокъ: здсь мы встртимъ дкія насмшки надъ корыстолюбіемъ духовенства, злую каррикатуру на лицемрный англійскій пуризмъ, нападки на злоупотребленіе парламентской свободой, на тяжесть налоговъ. Изображая пестрые костюмы карнавала, поэтъ не забываетъ прибавить, что лишь одинъ костюмъ, костюмъ капуцина не допускался сюда подъ страхомъ адскаго огня, отъ котораго ничто не можетъ спасти, кром внушительнаго денежнаго взноса. Рисуя въ граціозныхъ стихахъ красоту итальянокъ, свободу венеціанскихъ нравовъ, искренность и увлекательность южнаго веселья, онъ пользуется случаемъ, чтобы противопоставить этой простот и искренности чопорность англійскихъ миссъ, не смющихъ говорить и чувствовать безъ разршенія мамашъ. Закатъ южнаго солнца заставляетъ его вспомнить о жалкомъ вечернемъ освщеніи Лондона, музыкальный итальянскій языкъ — о свистящихъ, шипящихъ и плюющихся во время разговора англичанахъ. Онъ любитъ англійское ‘правительство (когда оно дйствительно правительство), свободу печати и пасквилей, Habeas Corpus (когда мы не лишены его), парламентскія пренія, когда они не затягиваются слишкомъ поздно, налоги, когда они не слишкомъ тяжелы’ и т. д. Трудно, конечно, искать въ Беппо слдовъ положительнаго политическаго или соціальнаго міросозерцанія поэта. Но несомннно, что вс оскорбленія и обиды, накипвшія въ душ Байрона и выбросившія его навсегда за предлы неблагодарной родины, школьная рутина, печатные пасквили, клеветы и обвиненія въ разврат, картины нищеты и эксплоатаціи, противъ которой онъ выступилъ еще въ палат лордовъ въ своихъ рчахъ,— все это постепенно выступало въ боле ясныхъ очертаніяхъ изъ хаоса фантазіи и ‘міровой скорби’, и въ Байрон вырабатывался общественный реформаторъ. ‘Беппо’ — одинъ изъ первыхъ симптомовъ этого новаго направленія байроновской поэзіи. Старая тема венеціанскаго карнавала, которую Байронъ, какъ второй Паганини, поднялъ, по выраженію Брандеса, ‘концомъ своего божественнаго смычка, разукрасилъ безчисленнымъ множествомъ смлыхъ и геніальныхъ варіацій, осыпалъ жемчугомъ и расшилъ золотыми арабесками’, этотъ ‘венеціанскій анекдотъ’ останется навсегда свидтельствомъ разнообразія байроновскаго генія, воплотившаго не только мечты и скорбныя думы своего вка, но и съумвшаго подслушать біеніе новаго времени, подойти къ новымъ жизненнымъ и соціальнымъ проблемамъ, выдвинутымъ эпохой.

П. Коганъ.

БЕППО.

Венеціанская повсть.

Розалинда. Прощайте, господинъ путешественникъ! Старайтесь картавить и носите странное платье, браните все хорошее въ вашемъ отечеств, проклинайте ваше рожденіе и чуть чуть не упрекайте Бога за то, что онъ создалъ васъ не съ какимъ-нибудь другимъ лицомъ. Иначе я съ трудомъ поврю, что вы плавали въ Гондолахъ.

Какъ вамъ это понравится. Дйствіе IV, сц. 1.

Примчанія Комментаторовъ.

Венеція, которую въ то время очень много посщала знатная англійская молодежь, была тогда тмъ-же, чмъ въ настоящее время является Парижъ — сосредоточіемъ распущенности всяческаго рода.

I.
Католики, свои усилья множа,
Чтобъ искупить грхи, передъ постомъ
За нсколько недль пируютъ. Кто же,
Скажите мн, не вдаетъ о томъ?
Готовясь къ покаянью, и вельможа,
И нищій тмъ же слдуетъ путемъ.
Веселію вс предаваться рады,
Тогда въ ходу пиры и маскарады.
II.
Нисходитъ ночь, и чмъ она темнй,
Тмъ для влюбленныхъ боле отрады,
Хоть мракъ густой опасенъ для мужей.
Веселье разрушаетъ вс преграды,
Разгулъ царитъ, притворство безъ цпей,
Любовники ликуютъ, серенады,
Романсы, псни, страстный шопотъ паръ
Волшебно вторятъ рокоту гитаръ.
III.
Средь оживленья праздничной картины
Костюмы всхъ временъ и странъ блестятъ,
Здсь видны янки, буффы, арлекины,
Тамъ римляне и греки тшатъ взглядъ,
Есть турки и жиды, но ни единый
Не встртится монашескій нарядъ.
Глумленья надъ монахами опасны…
О, вольнодумцы, будьте жъ здсь безгласны!
IV.
Изъ терній лучше сшить себ нарядъ,
Чмъ инокомъ одться. Безъ сомннья
За это попадаетъ гршникъ въ адъ,
Гд ждутъ его тяжелыя мученья.
Кипящаго котла не охладятъ
Святыхъ отцовъ усердныя моленья,
Въ такой бд спасется только тотъ,
Кто за молитвы кушъ двойной внесетъ.
V.
За исключеніемъ рясы, вы свободны
Надть какой вамъ нравится нарядъ.
Такъ, въ Лондон на ярмарк народной
Наемныхъ одяній цлый рядъ,
Такихъ здсь лавокъ сколько вамъ угодно,
Но только благозвучнй рчи складъ:
У насъ ‘Piazza’ слово безъ значенья…
(Одно я знаю только исключенье).—
VI.
Коль слово ‘Карнавалъ’ перевести,
Услышите въ немъ съ пищею мясною
Надолго безнадежное прости!
Дйствительно, лишь рыбою одною
Постомъ живетъ народъ. За что жъ въ чести
Веселье передъ трапезой такою?
То для меня, сознаюся, темно,
Такъ въ часъ отъзда друга пьемъ вино.
VII.
Простяся съ мясомъ, рыбу разварную
дятъ, поста не прерывая нить,
Приправъ здсь вовсе нтъ. ду такую
Не можетъ иностранецъ не бранить.
(Но повторять не слдъ мн ругань злую).
Возможно ль эту пищу выносить,
Когда о со даже нтъ помину,
A мы димъ лишь съ нею лососину.
VIII.
Поэтому совтъ я дать могу:
Запасъ приправъ различныхъ брать съ собою.
Готовясь быть на чуждомъ берегу,
Съ багажемъ захватить недурно сою,
Пускай приправы къ рыб и рагу
Не покидаютъ васъ,— a то, не скрою,
Что умереть въ теченіе поста
Отъ голода — не праздная мечта.
IX.
Запасъ такой имть необходимо,
Коль вы католикъ и хотите жить,
Обычай чтя, какъ римляне средь Рима,
Не всмъ же надо постниками быть:
Пусть протестантъ, больной, что детъ мимо,
Иль дама не постятся, но таить
Отъ нихъ нельзя, что ждетъ ихъ, какъ награда,
За этотъ грхъ тяжелый — пекло ада.
X.
Венеціи роскошный карнавалъ
Разгуломъ, серенадами, балами
Вс прочіе собою затмевалъ,
Но прелести его раскрыть предъ вами
Не въ силахъ я, кого онъ не плнялъ?
Венеція, рожденная волнами,
Во всей крас являлася въ тотъ часъ,
Когда мой начинается разсказъ.
XI.
Красивы и стройны венеціанки!
Когда судить по копіямъ плохимъ
Съ великихъ образцовъ — черты гречанки
Давно минувшихъ дней присущи имъ,
Венеры Тиціана по осанк
И граціи — он лицомъ своимъ
Напоминаютъ, стоя на балкон,
Красу Мадоннъ картинъ Джіорджіоне.
XII.
Его картины дышатъ красотой
И граціей. Одно его творенье
Блеститъ въ дворц Манфрини: нтъ такой
Картины, что съ нимъ выдержитъ сравненья.
Я не боюсь встрчать его хвалой:
Увренъ я, что вы того же мннья.
Въ картин, гд съ женою виденъ онъ,
Земной любви имъ образъ воплощенъ.
XIII.
Предъ вами не созданіе поэта,
Не идеальный плодъ его мечты,
A вдохновенный образъ, полный свта
Земной любви и женской красоты,
Разстаться не легко съ картиной этой…
Вамъ кажется, что дивныя черты
Встрчали вы и знали ихъ когда-то,
Но встрчи ихъ напрасно ждать возврата.
XIV.
Въ дни юности предъ нами иногда
Витаютъ мимолетныя виднья…
Отъ нихъ не остается и слда,
Но ихъ красу и лицъ ихъ выраженья
Мы позабыть не въ силахъ никогда.
Ихъ видть вновь — напрасное стремленье.
Такъ навсегда скрываются отъ насъ
Плеяды т, которыхъ свтъ угасъ.
XV.
Когда венеціанка на балкон
Красуется, сравнишь невольно съ ней
Картины, что писалъ Джіорджіоне.
(Издалека она еще милй).
Ей любо героинею Гольдони
Сердца сжигать огнемъ своихъ очей.
Венеціанки вс почти красивы
И любятъ, чтобъ замтить ихъ могли вы.
XVI.
Отъ взгляда вздохъ, рождаяся, ведетъ
Къ словамъ любви, письмо за ними слдомъ
Летитъ. То для Меркурія доходъ
(Вдь честный трудъ бездльнику невдомъ),
Затмъ любовь въ сердца отравы льетъ,
Нтъ перечня рожденнымъ ею бдамъ,
Она плодитъ развратъ и сетъ грхъ,
Порою смерть — внецъ ея утхъ.
XVII.
Невинна Дездемона! къ сожалнью,
Спастися не могла отъ злыхъ клеветъ,
Здсь и донын (дать ли ходъ сомннью?)
Не мало женъ такихъ, но мужа нтъ,
Способнаго убить по подозрнью
Красивую жену во цвт лтъ,
За то, что увлеченъ ея красою,
Поклонникъ къ ней относится съ хвалою.

0x01 graphic

XVIII.
Коль здсь мужья ревнивы, ревность ихъ
Довольно мирныхъ свойствъ и знаетъ мру.
Они въ перинахъ бдныхъ женъ своихъ
Душить не станутъ, слдуя примру
Отелло. Нтъ!— здсь мужъ и въ мщеньи тихъ.
Въ законную жену утративъ вру,
Онъ съ женщиною сходится другой,
Плняясь иногда чужой женой!
XIX.
Видали ль вы гондолу? Это — лодка
(Такихъ здсь масса цлая видна)
Съ рзной кормой, навсомъ и ршеткой.
Легка на видъ гондола, но прочна.
Два гондольера правятъ ею. Ходко,
Какъ темный гробъ, несется въ даль она,
Вся траурною краскою покрыта.
Отъ глазъ толпы, что въ ней творится, скрыто.
XX.
Гондолы вдоль Ріальто все снуютъ
И по каналамъ, темною гурьбою
Он найма вокругъ театра ждутъ,
Ихъ мрачный видъ сродняетъ васъ съ тоскою,
Он жъ утхъ таинственный пріютъ
И лишь веселью служатъ. Такъ порою
Въ каретахъ посл пышныхъ похоронъ
Звучитъ веселый смхъ — не скорбный стонъ.
XXI.
Мн бъ за разсказъ приняться не мшало!
Тому назадъ лтъ тридцать (можетъ быть
И мене) — въ разгар карнавала,
Когда народъ веселью радъ служить,
Взглянуть на балъ роскошный пожелала
Одна изъ дамъ Венеціи. Открыть
Ея не могъ я имени. Съ цезурой
Не ссорясь, назову ее Лаурой.
XXII.
Синьора та была ‘извстныхъ лтъ’,
Не молода и не стара. Что значитъ
Опредленье это? Средства нтъ
Ршить вопросъ. Везд васъ озадачитъ
На тотъ вопросъ уклончивый отвтъ.
Пускай мужчина сердится иль плачетъ,
Все жгучей тайны не узнаетъ онъ,
Хоть, сознаюсь, такой пріемъ смшонъ.
XXIII.
Блескъ юности Лаура сохранила.
Ее не тяготило бремя лтъ
И время красоту ея щадило,
Къ лицу ей шелъ богатый туалетъ.
Всегда красы неотразима сила —
Восторга полнъ предъ ней склонялся свтъ,
За то, что вс кадить ей были рады,
Весь родъ людской ея ласкали взгляды.
XXIV.
Былъ y Лауры мужъ. На шашни дамъ
Мы, христіане, обращаемъ мало
Вниманья, но безжалостны къ гршкамъ
Двицъ. Для прекращенія скандала
Бракъ во-время необходимъ иль срамъ
Ихъ вчный ждетъ, злословья страшно жало!
Чтобъ жертвами не быть своей вины,
Скрывать концы он умть должны.
XXV.
Лауры мужъ нердко на чужбин
Живалъ и, возвращаяся, не разъ .
Сидлъ въ сорокадневномъ карантин.
(Вдь карантинъ спасаетъ отъ заразъ).
Въ т дни, на вышк стоя, въ злой кручин,
Лаура не спускала съ моря глазъ.
Купецъ-морякъ, что торговалъ съ Алеппо,
Джузеппе назывался или Беппо.
XXVI.
Онъ смуглъ былъ, какъ испанецъ, не сходилъ
Съ его лица загаръ природы юга,
A все жъ красивъ морякъ отважный былъ.
Храбрецъ глядлъ на море, какъ на друга,
И полонъ былъ энергіи и силъ.
Хотя его красивая супруга
Святошей не казалась, но она
Была, по слухамъ, долгу предана.
XXVII.
Они давно другъ друга не видали,
Иные говорили, что въ волнахъ
Погибъ морякъ, другіе — что едва ли
Вернется онъ, запутавшись въ длахъ.
Вернется онъ иль нтъ — пари держали.
Побиться объ закладъ во всхъ странахъ
Охотниковъ всегда найдется масса,
Той страсти лучшій врачъ пустая касса.
XXVIII.
Томило ихъ въ разлуки горькій часъ
Предчувствіе, подъ тяжкимъ гнетомъ горя,
Что видятся они въ послдній разъ.
(Предчувствіе порой, страданью вторя,
Пророчествомъ бды смущаетъ насъ).
Въ слезахъ, на берегу родного моря
Стояла Аріадна нашихъ дней,
Когда, въ уныньи, мужъ разстался съ ней.
XXIX.
Поплакавъ и прождавъ его не мало,
Себя Лаура въ трауръ облекла
И аппетитъ, горюя, потеряла,
Безъ мужа спать къ тому же не могла:
То чудился ей воръ, то спать мшало
Ей привиднье, и она нашла,
Что нуженъ ей вицъ-мужъ, по той причин,
Что дам безопаснй при мужчин.
XXX.
Надежный другъ (всегда плняетъ тотъ,
Кто съ дамою въ борьбу вступаетъ смло!)
Лаурою былъ избранъ, мужъ прерветъ,
Вернувшись, эту связь, за нимъ лишь дло…
Богатый графъ, красивый фатъ и мотъ,
Ей близокъ сталъ, отдавшись ей всецло…
Такихъ господъ успхъ неоспоримъ,
Хоть дорого порою стоитъ имъ.
XXXI.
Графъ не однимъ былъ надленъ талантомъ:
Прекрасно по-тоскански говорилъ,
Что крайне рдко здсь, былъ моднымъ франтомъ,
Французскій зналъ языкъ, къ тому же былъ
Во всемъ значеньи слова музыкантомъ.
За критика серьезнаго онъ слылъ,
Успха не имла партитура,
Когда его звучало: ‘seccatura’,
XXXII.
Онъ крикомъ: bravo! пьесъ судьбу ршалъ:
Увренность терялъ оркестръ смущенный,
Когда являлся графъ, его похвалъ
Не заслужить боялись примадонны.
Весь театральный міръ предъ нимъ дрожалъ
И не одинъ пвецъ, имъ уязвленный,
Жаллъ, что подъ Ріальто онъ въ волнахъ
Не утонулъ: такой внушалъ онъ страхъ.
XXXIII.
Онъ былъ импровизаторовъ опора,
Писалъ стихи, плъ псни и блестлъ
Въ салонахъ остроумьемъ разговора,
Картины продавалъ, ему въ удлъ
Досталось слыть за ловкаго танцора,
(Затмить его французъ бы лишь съумлъ).
Въ такой онъ мод былъ, того не скроемъ,
Что и слуг казаться могъ героемъ.

0x01 graphic

XXXIV.
Онъ, женщину любя, измнъ не зналъ,
И перечень его грховъ былъ кратокъ,
Его любили дамы, онъ похвалъ
Не мало получалъ отъ нихъ въ придатокъ,
Какъ воскъ, онъ впечатлнье принималъ,
Но какъ гранитъ хранилъ тотъ отпечатокъ.
Чмъ больше остывалъ въ немъ страсти пылъ,
Тмъ постоянству онъ врнй служилъ.
XXXV.
Такимъ героемъ можно было слпо
Увлечься, проходилъ за годомъ годъ,
A все домой не возвращался Беппо
И не писалъ. Давать терпнью ходъ,
Прождавъ такъ долго, было бы нелпо.
Коль о себ извстій мужъ не шлетъ,
То значитъ онъ скончался иль, поврьте,
Считаться долженъ всми жертвой смерти.
XXXVI.
Въ Италіи имть разршено
И по два мужа женамъ. (Безъ сомннья,
Такъ поступать позорно и гршно).
Кто въ моду ввелъ такое навожденье
Сказать я не могу, но ужъ давно
Cavalier servente здсь явленье
Обычное вполн. Миряся съ нимъ,
Такъ нарушаютъ первый бракъ вторымъ.
XXXVII.
Другъ дома назывался чичисбеемъ
Въ былыя времена, но терминъ тотъ
Такъ грубъ, что въ ходъ пускать его не смемъ.
Кортехо и въ Испаніи почетъ.
Увренъ я, что, массами лелемъ,
Обычай тотъ везд пріютъ найдетъ.
Коль Англія сроднится съ странной модой,
Чмъ замнить и пени, и разводы?
XXXVIII.
Хоть юныхъ двъ мой не порочитъ стихъ,
Но дамамъ отдаю я предпочтенье.
Какъ въ обществ отрадно видть ихъ
Иль съ глаза на глазъ! (Тщетно въ этомъ мннь
Вы будете искать намековъ злыхъ,
Я говорю лишь вообще). Умнье
Держать себя приноситъ въ даръ успхъ,
Изящество манеръ плняетъ всхъ.
XXXIX.
Что наши миссъ цвтущи и красивы,
Объ этомъ, безъ сомннья, спора нтъ,
Но какъ он неловки и стыдливы!
Во всемъ имъ нуженъ маменьки совтъ.
Он привыкли сдерживать порывы,
Чтобъ благосклонно къ нимъ отнесся свтъ.
Какъ рчь наивна ихъ! Он при этомъ
Тартинокъ съ масломъ обданы букетомъ.
XL.
Cavalier servente врный другъ
Сошедшейся съ нимъ дамы, онъ обязанъ
Оказывать всегда ей рядъ услугъ,
Законами ея онъ только связанъ.
Понятно, не великъ его досугъ,
Всегда ему заранй путь указанъ…
Перчатки, веръ, шаль нося за ней,
Онъ исполнитель всхъ ея затй.
XLI.
A все же гршный край, сознаться надо,
Отъ всей души люблю я, солнца свтъ
Мн ежедневно созерцать отрада,
Я шлю ему восторженный привтъ,
Люблю глядть на гроздья винограда…
(Съ пришпиленной лозой въ немъ сходства нтъ,
Лозы оранжерейной видъ печальный
Пригоденъ лишь для залы театральной).
XLII.
Люблю кататься осенью верхомъ,
Не поручая груму брать съ собою
Мой плащъ, чтобъ не промокнуть подъ дождемъ.
Обозъ, что виноградъ везетъ порою,
Вамъ прескаетъ путь,— но что же въ томъ?
Когда плетется пыльною тропою
Въ моей стран родной тяжелый возъ —
Наврно въ немъ илъ пиво, илъ навозъ.
XLIII.
Увренный, что къ утру солнце снова
Блеснетъ, люблю глядть я на закатъ,
Лучи денные завтра съ силой новой
Своимъ сіяньемъ вновь насъ озарятъ
И солнца взглядъ, весь міръ ласкать готовый,
Намъ не напомнитъ пьяницъ мутный взглядъ
Иль тусклый свтъ, что въ Лондон туманномъ
Мерцаетъ въ полумрак постоянномъ.
XLIV.
Я итальянской рчью вдохновленъ,
Латыни отпрыскъ нжный поцлуемъ,
Что женскими устами подаренъ,
Звучитъ, его я чарами волнуемъ,
Благословеннымъ югомъ дышетъ онъ…
Красою жъ рчи сверъ не балуемъ,
Произнося слова родной страны,
Свистать, шипть, плеваться мы должны.
XLV.
Люблю я также женщинъ и пощады
Прошу за эту слабость. Мн милы
Крестьянки, что обжечь васъ взоромъ рады,
Ихъ лица — бронза, такъ он смуглы.
Люблю и знатныхъ дамъ, грустнй их взгляды,
Но какъ он правдивы и свтлы.
При вид ихъ чье сердце не трепещетъ?
Въ нихъ свтъ небесъ и нжность юга блещетъ.
XLVI.
Ты — Ева той страны, гд рай земной,
О, красота! Ты съ силой вдохновенья
Сроднила Рафаэля, онъ тобой
Погубленъ былъ, но генія творенья
Безсмертны: въ нихъ небесъ огонь живой.
Воспроизвесть безсильны пснопнья
Твой чудный блескъ. Пусть молкнутъ звуки лиръ,
Когда рзцомъ дивитъ Канова міръ.
XLVII.
‘Люблю свой край, хоть онъ и гршенъ много’,
Сказалъ я разъ и это не забылъ,
Къ правительству я отношусь не строго,
Мн безконтрольной прессы голосъ милъ,
Хулить свой край я не ищу предлога,
Лишь только бы свобод онъ служилъ,
Люблю я и парламентскія пренья,
Когда не безконечно ихъ теченье.

0x01 graphic

XLVIII.
Налоги я люблю, коль мало ихъ,
Камина свтъ, коль дешево топливо,
Когда не слышно капель дождевыхъ,
Люблю я климатъ Англіи счастливой.
(Но много ль насчитаемъ дней такихъ?)
Бифштексъ люблю, не прочь отъ кружки пива…
Чтобъ доказать, что всхъ и все люблю,
Я Регента и Церковь похвалю!
XLIX.
Люблю войска, что въ бой идти готовы,
Мн жаль, что оскудлъ нашъ славный флотъ,
Я радъ, когда срывать съ себя оковы
Готовъ свободу любящій народъ.
Могу забыть, что климатъ данъ суровый
Моей стран, что наши дамы — ледъ,
Побдами горжусь, но полнъ печали,
Что ихъ не мы, a тори одержали.
L.
Гршно все прерывать разсказа нить…
Коль мн замашка эта надола,
Зачмъ же ей читателя дразнить?
До нуждъ пвца ему какое дло?
Онъ можетъ всю поэму похулить,
Найдя, что авторъ пишетъ неумло.
Очутится тогда, сомннья нтъ,
Въ печальномъ положеніи поэтъ.
LI.
О, еслибы легко умлъ писать я,
То взобрался бы тотчасъ на Парнасъ,
Тамъ музы мн открыли бы объятья,
И я бы могъ, ихъ пньемъ вдохновясь,
Создать (внчаетъ славой то занятье)
Сирійскій или греческій разсказъ,
Гд Запада герой сантиментальный,
Плняя всхъ, въ стран бъ скитался дальной.
LII.
Но не такой пвецъ я и порой
Подыскиваю римы въ лексикон,
Коль сносной нтъ, довольствуюсь плохой,
Не думая о томъ, что въ фельетон
Напишетъ, негодуя, критикъ злой.
Я даже къ проз льнулъ, о Геликон
Забывъ, но такъ какъ спросъ на псни есть,
Стихи мн надо проз предпочесть.
LIII.
Лаура съ графомъ мирно проживала,
Почти безъ бурь. Шесть лтъ прошло съ тхъ поръ,
Какъ ихъ судьба нежданно сочетала.
Нельзя жъ весь вкъ прожить безъ мелкихъ ссоръ
Изъ ревности, т ссоры длятся мало,
Проходитъ гнвъ, сердитый меркнетъ взоръ
Въ отрадную минуту примиренья,
Безъ ссоръ возможны ль эти отношенья?
LIV.
Коль счастьемъ дышитъ грхъ, моя чета
Вкушала счастье: графъ былъ нженъ съ милой,
A ей въ удлъ досталась красота.
Хоть брачныхъ узъ ихъ бремя не тягчило,
Въ салонахъ связь не осуждалась та.
Вражда однихъ ханжей ей адъ сулила,
Но хитрый адъ крутыхъ не принялъ мръ,
Вдь часто вводитъ въ грхъ дурной примръ.
LV.
При красот имъ улыбалась младость,
Что безъ нея любовь и что любовь
Безъ юности? Она приноситъ радость
И, грезы намъ даря, волнуетъ кровь.
Съ теченьемъ лтъ, свою теряя сладость,
Любовь встрчаетъ опытъ, хмуря бровь,
Ей юность лишь мила, не отъ того ли
Присущи старикамъ ревнивцевъ роли?
LVI.
Строфъ тридцать шесть назадъ я ужъ сказалъ,
Что посреди роскошной обстановки
Венеціанскій длился карнавалъ:
Лаура въ ослпительной обновк
Похать собиралася на балъ.
(Нельзя жъ являться въ свтъ безъ подготовки!)
Не больше ночи длится маскарадъ
Въ другихъ странахъ, здсь — шесть недль подъ рядъ.
LVII.
Всхъ восхищалъ красивый видъ Лауры,
Къ лицу ей шелъ изысканный нарядъ,
Свжа, въ роскошномъ плать, какъ Амуры,
Что иногда на вывскахъ торчатъ,
Она могла изящною фигурой
Напоминать картинокъ модныхъ рядъ.
Обложками, которыхъ смыслъ понятенъ,
Предохраняютъ т листки отъ пятенъ.

0x01 graphic

LVIII.
Въ Ридотто, гд танцуютъ и кутятъ,
Направились они. (Напрасно баломъ
Я назвалъ тотъ народный маскарадъ).
Ридотто сходно съ Лондонскимъ вокзаломъ,
Хоть мене его, но дождь и градъ
Не могутъ угрожать блестящимъ заламъ.
Какъ общество тамъ смшано подчасъ!
(То означаетъ: недостойно васъ).
LIX.
Мы называемъ смшаннымъ собранье,
Гд въ меньшинств находится нашъ кругъ,
Лишь тотъ достоинъ нашего вниманія
Кто намъ или знакомый, или другъ.
Вс жъ прочіе не стоятъ описанья,
Къ нимъ относясь презрительно, мы вслухъ
Лишь называемъ лицъ большого свта,
Но почему? Мн непонятно это.
LX.
Въ т дни царили Дэнди. Можетъ-быть,
Узнавъ судьбы тяжелыя невзгоды,
Другимъ пришлось имъ мсто уступить…
Царятъ не долго демагоги моды,
Непрочно въ мір все, за то винить
Мы можемъ смло страсти, войны, годы…
Порой и отъ морозовъ даже свтъ
Переносилъ не мало тяжкихъ бдъ.
LXI.
Такъ Бонапарта стужа погубила,
Не могъ онъ съ грознымъ Торомъ вынесть бой.
Стихійныхъ бурь неотразима сила.
Онъ палъ, сраженъ неровною борьбой,
Ему къ тому жъ Фортуна измнила,
Съ почтеньемъ отношусь къ богин той,
Я не могу въ ней видть лишь химеру
И въ власть ея едва ль утрачу вру.
LXII.
Въ женитьб, въ лотереяхъ намъ даетъ
Она удачу. Смертный съ нею связанъ
Въ прошедшемъ и грядущемъ. Рядъ невзгодъ
Я испыталъ и мало ей обязанъ,
Но съ ней пока я не окончилъ счетъ.
Надюсь, что не буду ей наказанъ,
Подачекъ щедрыхъ жду я и о ней
Не буду говорить до лучшихъ дней.
LXIII.
Отъ рукъ разсказъ отбился. То и дло
Приходится на мст мн стоять,
Не хочетъ онъ впередъ нестися смло,
На мой разсказъ кладетъ свою печать
Размръ, что муза выбрать захотла,
Капризенъ онъ, съ нимъ трудно совладать,
Коль справлюсь съ нимъ, на будущее время
Меня тягчить его не будетъ бремя.
LXIV.
Направили они въ Ридотто путь.
(Туда пойду я завтра же, мн надо
Свою тоску разсять какъ-нибудь.
Быть-можетъ, оживленье маскарада
Мн средство дастъ душою отдохнуть
Хотя на полчаса,— и то отрада,
Когда душа гнетущею тоской
Объята и утратила покой).
LXV.
По заламъ, гд толпа необозрима,
Лаура ходитъ, этимъ шлетъ поклонъ,
Киваетъ тмъ, когда проходитъ мимо,
Здсь шепчется, тамъ возвышаетъ тонъ,
Когда жъ отъ духоты невыносимо,
Пьетъ лимонадъ, что графомъ принесенъ,
Пріятельницъ окидывая взглядомъ,
Лаура недовольна ихъ нарядомъ.
LXVI.
Намазана одна, парикъ y той,
Тюрбанъ на третьей будитъ смхъ невольно,
Четвертая — что призракъ гробовой,
Глядть на платье пятой просто больно,
Вульгарна та, не свжъ костюмъ седьмой,
Восьмая… но глядть на нихъ довольно,
Ихъ всхъ не перечесть, конца имъ нтъ,
Какъ призракамъ, что вызывалъ Макбетъ.
LXVII.
Тогда какъ эти длились наблюденья,
Съ нея иные не спускали глазъ,
Когда былъ слышенъ шопотъ одобренья,
Она ему, уйти не торопясь,
Внимала, приводили въ изступленье
Ея побды женщинъ. Имъ дивясь,
Он твердили: вкусъ мужчинъ развратенъ,
Успхъ въ года Лауры непонятенъ!
LXVIII.
Нельзя не осуждать развратный вкусъ.
Когда къ объятьямъ зла ведетъ дорога,
Я отъ нея со страхомъ сторонюсь.
Проповдей я написалъ бы много,
Коль заключилъ бы съ церковью союзъ,
Въ своихъ рчахъ я грхъ каралъ бы строго,
И Вильберфорсъ, и Ромильи въ нихъ кладъ
Нашли бъ наврно нравственныхъ цитатъ.

0x01 graphic

LXIX.
Въ то время, какъ Лаура въ вихр бала,
Поклонниковъ толпой окружена,
Кокетничая, весело болтала
И, сладостью побдъ упоена,
Красою горделивою блистала
(Чмъ гнвала пріятельницъ она) —
За ней слдилъ съ пытливостью ревнивой
Какой-то незнакомецъ молчаливый
LXX.
Въ костюм турка, съ бронзовымъ лицомъ.
Она была нежданной встрч рада,
Опору многоженства видя въ немъ,
Но стать женою турка не отрада:
Всхъ женъ своихъ онъ держитъ подъ замкомъ
И рабства цпь носить имъ вчно надо,
Къ тому же четырехъ имя женъ,
Наложницъ сколько хочетъ держитъ онъ.
LXXI.
Турчанки взаперти, мужского пола
Он не видятъ даже и родныхъ,
На свер судьба съ средой веселой
Сродняетъ дамъ, a эти, никакихъ
Забавъ не зная, чахнутъ, гнетъ тяжелый
Бездлія и рабства губитъ ихъ.
Кормить дтей, купаться, тло холя,
Рядиться, мужа тшить — вотъ ихъ доля!
LXXII.
Безграмотны он, и потому
Безцвтныхъ не строчатъ стихотвореній,
Остроты недоступны ихъ уму,
Нтъ книгъ y нихъ, журналовъ, обозрній,
Какую подняла бы кутерьму
Ученость средь гаремныхъ развлеченій!
Но, къ счастью, патентованныхъ пвцовъ
Въ гаремахъ нтъ и синихъ нтъ чулковъ.
LXXIII.
Тамъ не блистаетъ, смыслъ утративъ здравый,
Маститый бардъ, скучнйшій изъ людей,
Что съ удочкой весь вкъ гнался за славой,
Ловя, при счасть, только пискарей,
Несносенъ предсдатель величавый
Мельчайшихъ сошекъ, другъ пустыхъ идей,
Посредственность, что ловитъ жаднымъ слухомъ
Лишь отзвукъ эха — словомъ, нищій духомъ.
LXXIV.
Тамъ не царитъ любитель звонкихъ фразъ,
Котораго безъ вса одобренья,
Который желчной бранью дразнитъ васъ,
Хвалою же выводитъ изъ терпнья,
Поэтовъ онъ переводилъ не разъ,
Не понимая ихъ, его творенья
Такъ жалки, что слабе будь они,
Все такъ-же оставались бы въ тни.
LXXV.
О, какъ невыносимы т поэты,
Что въ свт только заняты собой,
Увы! въ плащи шутовъ они одты,
Въ нихъ дышитъ зависть съ тайною враждой:
Бытъ-можетъ, парой вскихъ плюхъ согрты,
Они задоръ бы охладили свой.
Пустйшій фатъ мн боле пріятенъ,
Чмъ шутъ, хранящій слдъ чернильныхъ пятенъ.
LXXVI.
Понятно, что нельзя причислить къ нимъ
Людей, которыхъ чтитъ литература,
Какъ далеко бездарностямъ такимъ
До Вальтеръ-Скотта, Роджерса и Мура!
Талантъ всегда идетъ путемъ инымъ.
Пускай же, на талантъ взирая хмуро,
Бездарный бардъ царитъ въ кружк своемъ:
Обрсть успхъ онъ можетъ только въ немъ.
LXXVII.
Въ гаремахъ незнакомы типы эти,
Какъ неизвстенъ звонъ колоколовъ
Ходящимъ для моленія въ мечети,
Я новый предложить проектъ готовъ
(Хотя, порой, и лучшіе на свт
Проекты погибаютъ безъ плодовъ):
Послать въ гаремы авторовъ бездарныхъ
Для пропаганды фразъ высокопарныхъ.
LXXVIII.
Гаремнымъ дамамъ авторъ ни одинъ
Моральныхъ книгъ не посвящаетъ строки,
Ихъ химіей не мучатъ безъ причинъ,
Щадятъ ихъ метафизики уроки,
Невдомы имъ выставки картинъ,
Он не изучаютъ міръ далекій
Свтилъ и математик гаремъ,
Благодаренье Богу!— чуждъ совсмъ.
LXXIX.
Но почему благодарилъ я Бога?
На тотъ вопросъ поздне дамъ отвтъ,
Теперь же мн молчать причинъ есть много,
Со временемъ о томъ узнаетъ свтъ,
Открою тайну я въ сатир строгой:
Намъ смхъ милй, чмъ гнвъ, съ теченьемъ лтъ
Хоть онъ не веселитъ, такого смха
Тяжелое раздумье часто эхо.
LXXX.
Прошли т дни, когда мы съ молокомъ,
Разбавленнымъ водою, были дружны,
Въ нашъ черствый вкъ, порабощенный зломъ,
Напитки намъ забористе нужны.
Я отъ души жалю о быломъ,
Увы! въ борьб со зломъ мы безоружны!
Но я, любя промчавшіеся дни,
Пью водку, чтобъ вернулися они.
LXXXI.
Преслдуя Лауру, сынъ Ислама
Упорно не спускалъ съ синьоры глазъ,
Казалось, взоръ его твердилъ упрямо:
‘Побудьте здсь, пока гляжу на васъ!’
Когда бы взгляду подчинялась дама,
Ее бъ онъ побдилъ, но, не смутясь,
Она тотъ взглядъ выдерживала смло
(Вдь жгли ее глазами то и дло).
LXXXII.
Кончалась ночь, совтъ могу благой
Я дамамъ дать: пока не засверкала
Румяная заря, он домой,
Не мшкая, должны ухать съ бала.
Когда погаснутъ лампы, свтъ денной
Усталому лицу вредитъ не мало,
Сіяніемъ зари освщены,
Какъ дамы посл пиршества блдны!
LXXXIII.
На бал оставаясь до разсвта
(На то причины были y меня),
Я наблюдалъ (скажите, грхъ ли это?),
Какъ блекнутъ лица дамъ при блеск дня,
По окончаньи танцевъ, въ вихр свта
Красивыхъ женъ не мало видлъ я.
И что жъ? всего одна была румяна
Не только при свчахъ, но утромъ рано.
LXXXIV.
По имени назвать Аврору ту
Я не хочу, хоть повредить едва ли
Ей могъ бы тмъ, ея лишь красоту
Цнилъ я, мы другъ друга знали,
Все жъ пищу дать молв за грхъ сочту.
Коль даму ту вы встртите на бал,
Ее узнать не трудно будетъ вамъ:
Она свжй и краше прочихъ дамъ.
LXXXV.
Лаура, понимавшая прекрасно,
Что посл бальной ночи ей съ зарей,
Блеснуть готовой, встртиться опасно,—
Нашла, что ей необходимъ покой,
Съ ней вмст вышелъ графъ, на все согласный,
Неся за нею шаль. Они домой
Готовы плыть, но (не досадно ль это?)
Гондола ихъ тогда застряла гд то.
LXXXVI.
Съ извозчиками нашими сходны
Здсь гондольеры, въ тсный кругъ сомкнуты,
Они бранятся, ярости полны,
Безъ стычекъ не проходитъ ни минуты,
У выхода всегда вы ждать должны,
Имъ не до насъ. Отъявленные плуты
Такую сквернословью платятъ дань,
Что передать ихъ невозможно брань.
LXXXVII.
Дождавшись наконецъ своей гондолы,
Съ Лаурой графъ похалъ. Болтовни
И розсказней насталъ чередъ веселый,
О бал говоря, они въ тни
Злословья не оставили уколы.
Когда жъ къ крыльцу подъхали они,
Невольное смущенье ихъ объяло:
Предъ ними очутился турокъ бала.
LXXXVIII.
Нахмуря брови, графъ сказалъ ему:
‘Чмъ извините ваше появленье?
Какъ вы сюда попали, не пойму?
Быть можетъ, это случай безъ значенья,
Когда причинъ понятныхъ нтъ тому,
Потребую отъ васъ я объясненья!’
Магометанинъ далъ такой отвтъ:
— Нечаянности въ этой встрч нтъ!

0x01 graphic

LXXXIX.
Я здсь съ своей женой!— Была не мало
Поражена Лаура встью той,
Но гд бы лэди въ обморокъ упала,
Дочь юга можетъ справиться съ собой,
Она къ своимъ святымъ въ моментъ скандала
Съ горячей обращается мольбой,
И рвать шнурки корсета, оттиранья
Пуская въ ходъ, излишнія старанья.
ХС.
Она молчитъ, и кто бъ не замолчалъ?
Но иностранца графъ просилъ любезно
Войти въ ихъ домъ, онъ такъ ему сказалъ:
‘Намъ ссориться публично безполезно,
Къ чему послужитъ уличный скандалъ?
По городу пойдетъ лишь сплетенъ бездна,
Не лучше ль потому, чуждаясь драмъ,
Келейно весть переговоры намъ?’
ХСІ.
Они вошли, имъ кофе предложили
(У христіанъ и турокъ онъ въ чести,
Хоть разно пьютъ его), не безъ усилій
Придя въ себя, съ нимъ стала рчь вести
Лаура: ‘Какъ тебя тамъ окрестили?
Ну, далъ же бород ты отрасти!
Твоихъ скитаній безконечна повсть.
Ужель за нихъ тебя не мучитъ совсть?
ХСІІ.
Признайся мн: ты вправду ль ренегатъ?
Въ чужой стран ты не женился ль снова?
Ужель тамъ дамы пальцами дятъ?
Какъ шаль твоя красива! мн обновой
Ты дай ее. Вамъ, правда ль, не велятъ
Свинины сть? Съ страной сроднившись новой,
Какъ могъ ты пропадать въ ней столько лтъ?
Ахъ, какъ ты желтъ! Болзни ль это слдъ?
ХСІІІ.
Сбрей бороду — (мн этого подарка
Не откажи). Теб она нейдетъ.
Къ чему она? y насъ вдь климатъ жаркій…
Какъ вынесла я времени полетъ?
Прошу, костюмъ не надвать твой яркій,
A то, поврь, насъ рядъ насмшекъ ждетъ.
Ты будешь злыми сплетнями пристыженъ,
Ахъ, Боже, какъ ты сдъ, къ тому жъ обстриженъ’.
ХСІ.
Что молвилъ онъ?— не вдаю о томъ,
Но вотъ, что мн извстно: онъ близъ Трои,
Исчезнувшей безслдно, сталъ рабомъ
И получалъ за трудъ одни побои
И черствый хлбъ, затмъ, бжавъ тайкомъ,
Къ пиратамъ онъ присталъ и сталъ разбои
Производить съ ихъ шайкой, какъ собратъ,
Онъ вр измнилъ и сталъ богатъ.
ХС.
Разбогатвъ, онъ возымлъ желанье
Свой край родной увидть, утомленъ,
Ршился бросить онъ свои скитанья,
Вдь скучно жить весь вкъ, какъ Робинзонъ.
Корабль, что плылъ въ Корфу, его вниманье
Привлекъ. Съ табачнымъ грузомъ нанялъ онъ
Испанскій бригъ и въ путь пошелъ опасный,
Желая край родной увидть страстно.
ХСІ.
Сокровища свои, за нихъ боясь
(Темно вдь было ихъ происхожденье),
Онъ перенесъ на судно въ добрый часъ,
‘Меня спасло отъ смерти Провиднье’,
Такъ Беппо говорилъ друзьямъ не разъ,
Но я его не раздляю мннья.
Корабль въ Корфу домчался безъ препонъ,
Задержанъ былъ лишь въ Бонн штилемъ онъ.
ХСІІ.
Когда пріхалъ Беппо, онъ товары
Сейчасъ въ другое мсто перенесъ
И туркомъ сталъ, что здятъ на базары,
Когда бы скрыть концовъ не удалось,
Онъ за грхи не избжалъ бы кары,
Но счастливо былъ разршенъ вопросъ,
Понесся Беппо къ городу родному,
Стремясь къ жен, друзьямъ, отчизн, дому.
.
XCVIII.
Онъ принятъ былъ женой и окрещенъ
Вторично патріархомъ. (Даръ богатый
Былъ ренегатомъ церкви поднесенъ).
Съ него доспхи турка были сняты,
И день ходилъ въ одежд графа онъ.
Для пиршествъ онъ открылъ свои палаты,
Разсказами смша друзей не разъ.
(Но какъ, порой, бываетъ живъ разсказъ!)
ХСІХ.
Въ дни юности боролся онъ съ врагами,
Но зажилъ безъ тревогъ на склон лтъ,
Хоть онъ съ Лаурой ссорился, друзьями
Они остались съ графомъ. Мста нтъ:
Оконченъ листъ, и я прощаюсь съ вами,
Давно пора ужъ кончить, но поэтъ,
Начавъ повствованіе, порою,
Никакъ не можетъ справиться съ собою.

Павелъ Козловъ.

0x01 graphic

БЕППО.

Стр. 89. У насъ ‘Piazza’ — слово безъ значенья.
Одно я знаю только исключенье,
Въ старину Ковентъ-Гарденская площадь въ Лондон называлась ‘Piazza’.
Стр. 90. Венеры Тиціана по осанк.
‘Во Фюренціи я остался только на одинъ день потому что торопился въ Римъ’, писалъ Байронъ въ 1817 г. ‘Все-таки, я усплъ осмотрть дв галлереи, изъ которыхъ вернулся, опьяненный красотой. Боле всего поразили меня: портретъ любовницы Рафаэля, портретъ любовницы Тиціана, Венера Тиціана въ галлере Модичи, знаменитая Венера, Венера Кановы и пр.’.
Напоминаютъ, стоя на балкон,
Красу Мадоннъ картинъ Джіорджіоне.
‘Я мало понимаю въ живописи я мало ею интересуюсь, но для меня нтъ картинъ лучше венеціанскихъ, и особенно — Джіорджіоне. Я хорошо помню его Соломоновъ судъ въ галлере Марискальки въ Болонь. Настоящая мать — прекрасна, удивительно прекрасна’. (‘Письма’ 1820 г.).
Одно его mвopeніe
Блеститъ во дворц Манфрини.
‘Я побывалъ также во дворц Манфрини, знаменитомъ своими картинами. Въ числ ихъ портретъ Аріосто, писанный Тиціаномъ, превзошелъ вс мои представленія о сил экспрессіи въ живописи: это — портретная поэзія или поэтическій портретъ. Тамъ есть также портретъ какой-то ученой дамы, жавшей за много столтій тому назадъ, я забылъ ея имя, но всегда буду помнить черты ея лица. Я никогда не видлъ такой красоты, граціи и ума, это лицо можетъ свести съ ума,— зачмъ оно не выходитъ изъ рамы… Но что всего больше поразило меня во всей этой коллекціи,— это чрезвычайное сходство общаго типа женскихъ лицъ на множеств портретовъ особъ, жившихъ много столтій и много поколній тому назадъ, съ лицами, которыя каждый день встрчаются среди ныншнихъ итальянокъ. Королева Кипрская и жена Джіорджіоне, особенно послдняя — чистйшія венеціанки, которыхъ я словно только вчера видлъ: т же глаза, то же выраженіе лица, красиве котораго, по моему мннію, нтъ на свт’. (Письмо къ Муррею 14 апр. 1817).
Картина, такъ поразившая Байрона,— т. наз. ‘Семейство Джіорджіоне’. Она находится теперь въ палаццо Джіованелли и представляетъ почти совсмъ обнаженную женщину, вроятно — цыганку, которая сидитъ, держа на колняхъ ребенка, на все, стоя, смотритъ воинъ. Пейзажъ изображаетъ бурю. По сообщеніямъ Вазари и другихъ біографовъ, Джіорджіоне (Джорджіо Басбарелли, 1178—1511) никогда не былъ женатъ. Картина приложена къ настоящему тому.
Плеяды т, которыхъ свтъ угасъ.
‘Quae sentent dicщ sex tamen esse solent.’
(Ovid.). (Прим. Байропа).
Невинна Дездемона! Къ сожалнью,
Спастися не могла отъ злыхъ клеветъ.
Въ подлинник эти стихи читаются: ‘Шекспиръ, въ лиц Дездемоны, изобразилъ венеціавокъ прекрасными, но не свободными отъ подозрнія’. Въ примчаніи Байровъ сдлалъ ссылку на ‘Отелло, д. III, сц. 3 (см. изд. подъ ред. С. А. Венгерова, III, 325):
Мн знакомы
Характеры венеціанскихъ женъ:
Лишь небесамъ ршаются он
Т открывать продлки, о которыхъ
Мужьямъ своимъ не смютъ разсказать,
И совсть ихъ — не въ томъ, чтобъ воздержаться,
A въ томъ одномъ, чтобъ скрыть свои дла.
Стр. 91. Онъ съ женщиною сходится другой,
Плняясь иногда чужой женой.
‘Ревность теперь не въ обыча въ Венеціи, и кинжалы вышли изъ моды, а дуэли изъ-за любовныхъ приключеній совсмъ невдомы,— по крайней мр мужьямъ’. (Письма Байрона).
Гондолы вдоль Ріальто все снують…
Ріальто — названіе не моста, а острова, на который ведетъ мостъ, венеціанцы говорятъ: il ponte di Rialto. На остров находится биржа. Я часто прогуливался тамъ, на классической почв. Савсовино писалъ въ 1580 г., что ‘въ аркадахъ ежедневно собираются купцы флорентинскіе, генуэзскіе, миланскіе, испанскіе, турецкіе и другихъ многоразличныхъ національностей, и сходятся тамъ въ такомъ множеств, что эта площадь считается одною изъ первыхъ во всемъ свт’. Здсь христіане вели свои диспуты съ евреями, объ этой площади говоритъ Шейлокъ:
Синьоръ Антоніо, припомните, какъ часто
Въ Ріальто вы ругались надо мной…
‘Пойдемъ на Ріальто’, ‘часъ Ріальто’ — обычныя выраженія венеціанцевъ и въ наше время, какъ мы видимъ изъ комедій Гольдони’. (Роджерсъ).
Стр. 92. Хотя его красивая супруга
Святошей не казалась, но она
Была по слухамъ долгу предана.
Общія условія нравственности здсь, по большей части, такія же, какъ и во времена дожей, по общепринятому кодексу, добродтельною признается та женщина, которая довольствуется своимъ мужемъ и однимъ любовникомъ, т, у которыхъ есть два, три или больше любовниковъ, считаются уже немножко ‘дикими’, но только т, которыя уже слишкомъ неразборчивы и заводятъ связи съ людьми низшаго происхожденія (врод нашей принцессы Уэльской, которая живетъ съ курьеромъ), считаются нарушающими супружескія приличія… Здсь женщина вполн убждена въ томъ, что она не совершаетъ ни малйшаго отступленія отъ пути добродтели, если у вся есть одинъ любовникъ, грхомъ считается это скрывать, или имть больше одного — за исключеніемъ, впрочемъ, тхъ случаевъ, когда это длается съ вдома и согласія перваго любовника’. (Письмо къ Муррею отъ 2 янв. 1817).
Успха не имла партитура,
Когда его звучало: ‘seccatura’.
Seccatura — скука. ‘Чертовски хорошее слово!’ какъ говоритъ Байронъ въ письм къ Муру отъ 6 ноября 1816 г.
Стр. 93. Что и слуг казаться могъ героемъ.
Извстная фраза: ‘Нтъ героя для своего лакея’ приписывается маршалу Катина (1637—1712).
Стр. 94. Другъ дома назывался чичисбеемъ.
Кортехо и въ Испаніи почетъ.
Происхожденіе слова ‘чичисбей’ не выяснено. По словарю флорентинской академіи, cicisbeo — перестановка словъ: bel cece ‘красивый горошекъ’. Согласно съ этимъ, и Пасквалино, цитируемый Дицемъ, сближаетъ это слово съ французскимъ chiche beau.
‘Словомъ кортехо обозначается положеніе, для котораго въ англійскомъ язык въ настоящее время еще не существуетъ особаго наименованія, хотя на практик оно встрчается въ Англіи не рже, чмъ въ любой заальпійской стран’. (Прим. Байрона).
Я итальянской рчью вдохновленъ.
Ср. ‘Чайльдъ-Гарольда’, п. IV, строфа 58 (наст. изд. I, 140):
Кто создалъ рчь тосканскую, въ устахъ
Звучащую, какъ пніе сирены,
Какъ музыка?
Люблю я также женщинъ, и пр.
‘Въ этой строф авторъ отступаетъ отъ обычнаго въ данномъ сочиненіи тона и предается своего рода восторженному и глубокому чувству, которое близко къ общему свтлому и фантастическому стилю его поэзіи. Этотъ неожиданный переходъ достигаетъ высшей силы въ слдующей строф. Надо, впрочемъ, прибавить, что эти строфы единственныя во всей поэм, въ которыхъ авторъ обнаруживаетъ тайну своего генія и свою внутреннюю близость къ поэтамъ высшей категоріи, нежели т, которыхъ ему угодно было здсь взять себ въ образецъ’. (Джеффри).
О, красота! Ты съ силой вдохновенья
Сравнила Рафаэля, онъ тобой
Погубленъ былъ.
‘О причинахъ смерти Рафаэля см. въ его біографіяхъ’. (Прим. Байрона).
По словамъ старинныхъ біографовъ Рафаэль, живя большею частью въ Рим, ‘утшался мимолетными связями и отъ одной изъ нихъ получилъ болзнь, отъ которой и умеръ’ (6 апр. 1520), новйшіе біографы считаютъ причивою его смерти ‘деликатное сложеніе, переутомленіе и малярійную лихорадку, которой онъ заразился среди развалинъ древняго Рима’.
Когда рзцомъ дивитъ Канова міръ.
Объ этой строф Байронъ сдлалъ выноску:
Здсь авторъ, разсуждая спеціально
О женщинахъ, былъ долженъ пояснить,
Что лишь какъ зритель,— неоффиціально
Онъ судитъ ихъ, стараясь скромнымъ быть,
Притомъ, конечно, и принципіально
Ихъ, какъ поэтъ, боится оскорбить:
Извстно, что поэзія безъ дамъ
Подобна неотдланнымъ чепцамъ *).
(Примчаніе наборщика).
*) Переведено для наст. изданія П. О. Морозовымъ.
Стр. 96. Сирійскій или греческій разсказъ.
Намекъ на ‘Ильдеримъ’, сирійскую сказку Галли Найта.
Стр. 98. Въ Ридотто, гд танцуютъ и кутятъ.
Ridotto — отъ латинскаго reductus, собств. ‘убжище’, мсто встрчъ, гд собирается публика для развлеченія, залъ для концертовъ и маскарадовъ
Въ т дни царили дэнди.
‘Выраженія: синій чулокъ и дэнди могутъ когда-нибудь послужить предметомъ ученаго изслдованія, въ настоящее же время они понятны для каждаго англійскаго читателя. Наши ныншніе дэнди — родные братья старинныхъ ‘макарони’. Первое изъ приведенныхъ выраженій сдлалось классическимъ. благодаря поэм миссисъ Ганны Моръ: ‘Bas-Bleu’, а второе благодаря тому, что его употребилъ, въ одной изъ своихъ поэмъ лордъ Байронъ’. (Лордь Гленберви).
‘Я люблю дэнди, говоритъ Байронъ въ своемъ Дневник:— они всегда были со мной очень любезны, хотя вообще они не долюбливаютъ литераторовъ… Правда, въ ранней юности я и самъ увлекался дэндизмомъ, и хотя рано бросилъ его, но вроятно, во мн еще осталось его настолько, что его великіе представители могутъ со мною мириться’.
И въ власть ея едва ль утрачу вру.
‘Подобно Сулл, я всегда врилъ, что все зависитъ отъ Фортуны и ничего отъ насъ самихъ. Я не знаю ни одной мысли, ни одного поступка, которые заслуживали бы названіе хорошихъ для меня или для другихъ и не могли бы быть приписаны вліянію доброй богини — Фортуны!’ (Дневникъ Байрона, 1821 г.)
Туда пойду я завтра же.
Здсь на поляхъ рукописи Байронъ отмтилъ: ‘Января 19-го, 1818. Завтра будетъ воскресенье, и ридотто полно’.
Стр. 99. Обрсть успхъ онъ можетъ только въ немъ.
‘Я не знаю ничего удачне этой язвительной небольшой діатрибы, такъ кстати включенной въ разсказъ о жизни турецкихъ дамъ въ ихъ гаремахъ’. (Джеффри).
…….и математик гаремъ
Благодаренье Богу! — чуждъ совсмъ.
Лэди Байронъ, какъ извстно, увлекалась изученіемъ математики.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека