С.-ПЕТЕРБУРГЪ Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2 1880
БЕНЕФИЦІАНТКА.
Въ самомъ лучшемъ номер гостинницы ‘Европа’, помщающейся на Дворянской улиц губернскаго города Бублинска, сидитъ на диван, поджавъ подъ себя ножки, драматическая актриса Звонцовская, пріхавшая на гастроли, и покуриваетъ тоненькую папироску. Лта — подъ тридцать, глаза подведены, брови тоже, и на лиц толстый слой пудры. Она въ капот изъ турецкой шали. Роскошные ея волосы сложены на темени какимъ-то тюрьбаномъ и въ нихъ воткнута громадная булавка, изображающая золотую шпагу. Плюгавый молодой человкъ, причесанный Капулемъ, въ золотомъ пенсне на прыщавомъ нос, въ кургузомъ пиджак и воротничкахъ декольте, помщается за письменнымъ столомъ и въ раздумь грызетъ ручку пера.
— Ну, что-же? Придумали, кому еще можно послать ложи? спросила его актриса.
— Божество мое, я ужъ и такъ перебралъ всхъ нашихъ театраловъ, отвчаетъ онъ, прикладывая руку къ сердцу.
— Сколько разъ я вамъ говорила, чтобы вы не смли меня называть божествомъ! У меня имя есть. Знаете, что я не люблю приторности. И наконецъ, зачмъ мн театраловъ? Посылайте и не театраламъ, но только такимъ, чтобы они деньги заплатили. Понимаете-ли, я желаю, чтобъ театръ во время моего бенефиса былъ полонъ.
— Да онъ и будетъ полонъ, блистательная Ольга Петровна! Поклонники вашего таланта ждутъ не дождутся воздать вамъ должное.
— Подите вы! А интриги вашей премьерши Затворовской? Она здсь всю зиму играетъ, а я пріхала на гастроли. Я для нея — ножъ вострый. Она видитъ мой успхъ и это ее бситъ до болзни. Мы вдь даже теперь и не кланяемся. Знаете что она хочетъ сдлать? Она хочетъ устроить въ день моего бенефиса у себя вечеръ и пригласить всхъ театраловъ.
— Я первый не пойду, хотя, какъ театралъ, и бываю у ней. Зачмъ я буду около маленькой звздочки, когда я могу взирать на лучезарную звзду первой величины?
— Пошли, похали! Теперь ужъ васъ и не остановить. Вы лучше придумайте-ка мн еще пятокъ мстъ, куда можно ложи послать и деньги получить.
— Купцамъ разв?.. Но нашъ городъ дикъ, Ольга Петровна, здсь среди купечества все папуасы. Они юродивому, который ихъ ругаетъ и плюетъ имъ въ бороды, и новый тулупъ купятъ, и десятирублевку дадутъ, а таланту актрисы они и рубля жалютъ. Ежели вы хороши съ полиціймейстеромъ, то обратитесь къ нему: онъ на купцовъ иметъ вліяніе.
Актриса иронически улыбнулась.
— Ахъ, Боже мой, какой вы еще ребенокъ! воскликнула она.— Полиціймейстеръ сидмя-сидитъ у Затворовской, и естественное дло, что она уже ему напла!
— Но полиціймейстеръ еще вчера мллъ передъ вами отъ восторга…
— Вс вы млете, а какъ до дла коснется — и насъ. Вотъ и теперь: ни за что я никогда не поврю, чтобы у васъ не было ни одного знакомаго купца, которому-бы можно было послать ложу.
— Извольте, я пошлю двоимъ. Но вдругъ они ложи возьмутъ, а деньги не пришлютъ?
— Возьмите ложи, свезите имъ ихъ сами и получите деньги. Ну, постращайте ихъ чмъ-нибудь, ежели они будутъ упрямиться. Вдь вы здсь въ город что-то и для чего-то.
— Для васъ — лечу! Давайте билеты!
— Ну, вотъ, за это мерсишеньки. Вотъ вамъ лвая рука. Прикладывайтесь, пока не тсно. А вернетесь съ деньгами — правую дамъ поцловать. Ахъ, да! Не можете-ли вы раздать штукъ двадцать билетовъ въ галлерею? Хоть даромъ отдайте, но только надежнымъ лицамъ, чтобъ они меня поддерживали аплодисментами. А то, представьте себ: носится слухи, что Затворовская наняла архіерейскихъ пвчихъ, чтобы мн шикать.
— Не можетъ быть. Она до этой низости не дойдетъ
— А я вамъ говорю, что може быть. Нт, первый же день, какъ только началась продажа билетовъ на мой бенефисъ — тридцать мстъ въ галлерею какъ не бывало! Ну, да благословитъ васъ Богъ! Вотъ вамъ двадцать мстъ въ раекъ и три ложи. Да съ непроданными ложами прошу не возвращаться, а то я васъ и не приму. Мста въ раекъ передайте хоть сторожамъ изъ окружнаго суда, что-ли…
— Зачмъ-же сторожамъ? Мы лучше передадимъ слесарямъ изъ паровозныхъ сараевъ на желзной дорог. Слесаря, заклятые враги архіерейскихъ пвчихъ.
— Ну, вотъ, и чудесно! Прощайте!
Плюгавенькій молодой человкъ чмокнулъ рукавъ капота актрисы и выскочилъ изъ комнаты въ корридоръ.
— Даша! крикнула актриса горничную.— Покажи мн коробку съ букетомъ искуственныхъ цвтовъ который мн поднесли въ Полтав на ярмарк. Я хочу посмотрть не измялся ли онъ.
— Нисколько, сударыня Извольте посмотрть, отвчала горничная.— Вотъ только сбоку бутончика не хватаетъ, но тогда вы сами-же его отдали на память этому старенькому графу.
— Сбоку, такъ это будетъ и незамтно. Прикрпи къ нему самую широкую ленту и найди надежнаго человка, чтобы онъ могъ его завтра отнести въ оркестръ для передачи мн на сцену. Сама не носи, а пусть другой кто-нибудь.
— Я слышала, сударыня, что вамъ и безъ того уже Павелъ Павловичъ поднесетъ внокъ и букетъ и даже изъ живыхъ цвтовъ. Цвты гд-то за тридцать верстъ въ помстьи заказаны у оранжерейнаго садовника, а надписи на лентахъ блошвейки-мтильщицы вышиваютъ. И будутъ по голубому фону такія слова: ‘таланту отъ города Бублинска’, а потомъ ваши имя и фамилія.
— Чудакъ! Какъ онъ меня балуетъ! Ну, да все равно, чмъ больше поднесеній, тмъ лучше.
— И вдь, сударыня, безо всякой подписки. Предложилъ, говорятъ, подписаться одному, другому — никто денегъ не далъ, махнулъ рукой и заказалъ все на свои деньги. Вотъ-бы вамъ въ муженьки его себ поймать.
— Да онъ женатъ, но только съ женой не живетъ.
— Ну, такъ какъ-нибудь… Должно быть онъ очень богатъ. Вчера мн далъ трехрублевую бумажку…
— Напротивъ. Онъ въ долгу, какъ въ шелку. У него гроша своего за душой нтъ, но кредитъ кой-какой есть. У него сестра богатая въ чахотк и на ладонъ дышетъ. Вотъ онъ и нанялъ у кого-нибудь на внокъ и на букетъ за жидовскіе проценты. Какая ты, Даша, дура, посмотрю я на тебя! Ничего то ты не знаешь. Человкъ сто рублей занимаетъ и въ триста рублей вексель выдаетъ, а она: богатъ!
— А тотъ серебряный внокъ не будете себ подносить, гд у васъ написано: ‘отъ студентовъ’? снова спросила горничная.
— Даша! Да ты даже глупе, чмъ я думала! всплеснула руками актриса.— Разв въ здшнемъ город университетъ есть? Вдь тутъ не Кіевъ, не Харьковъ. Какіе-же мн студенты будутъ внокъ подносить!
— Да вдь и въ Одесс-же вамъ не студенты этотъ внокъ подносили, а инженеръ съ желзной дороги…
— Но въ Одесс все-таки есть университетъ… И тамъ могли поднести студенты. А здсь съ этимъ внкомъ можно такъ влопаться, что ой-ой! Вотъ ежели-бы тотъ кубокъ поднести. который мн поднесли въ Николаев братья Купоросовы съ надписью: ‘отъ учащейся молодежи’, то можно бы еще подумать, что отъ здшнихъ гимназистовъ или семинаристовъ, но тамъ годъ и число, къ несчастію, вырзаны. Нтъ, подарковъ довольно! Въ клуб идетъ подписка на браслетъ.
— Купецъ Банкинъ пришелъ и желаетъ билетъ на вашъ бенефисъ купить, доложилъ корридорный.
— Проси, проси.
Въ дверяхъ показался молодой купецъ съ проборомъ по середин и въ пестромъ жилет. Въ правой рук онъ держалъ бобровую шапку, а лвой приглаживалъ волосы, то и дло мусля ее слюнями.
— Наслышаны мы отъ господина губернаторскаго чиновника Лещова, что вы изволите- сами собственноручно билеты продавать, и такъ какъ мы васъ цнимъ и почитаемъ, то и пожелали навстить храмъ вашей славы, дабы узрть самою богиню въ ея натуральномъ вид, проговорилъ онъ.
— Храмъ славы на площади, а здсь только скромное убжище артистки, сказала актриса.— Прошу покорно садиться.
— Ничего-съ, постоимъ. Въ лавк-то цлый день на дыбахъ, такъ ужъ что четверть часа больше, что меньше — все едино. Окром того, передъ такимъ прекраснымъ талантомъ и постоять вмсто свчки не грхъ.
— А какой ваши ручки выберутъ, тотъ и будетъ чудесенъ. Само-собой первый сортъ пожалуйте. Мы въ сил…
— Вотъ вамъ кресло перваго ряда.
— Въ самый разъ будетъ-съ. Можетъ быть желаете парочку намъ продать? Мы купимъ-съ.
— А вы вотъ лучше купите ложу для вашихъ знакомыхъ или родственниковъ.
— И ложу намъ все равно что наплевать. Пожалуйте-съ!
— Раздайте-ка вотъ кому-нибудь десятокъ билетиковъ въ галлерею. Только чтобы мн хлопали.
— И это можемъ-съ. Мы приказчикамъ изъ гостинаго раздадимъ. Да ежели еще водкой ихъ въ буфет подпоить, такъ вс ладоши у себя отобьютъ. Пару креселъ, ложа, десятокъ галерокъ… Сколько это составляетъ?.. Ну, да что считать! черезъ это люди сохнутъ. Извольте получить, не смотря. Довольны останетесь, сказалъ купецъ, ползъ въ бумажникъ, вынулъ оттуда деньги и спряталъ ихъ подъ подсвчникъ на стол.— Только ежели въ нашей лавк вамъ случится быть, вы нашему папашеньк ни гу-гу насчетъ того, что я у васъ свое существованіе имлъ. Къ театральнымъ идеямъ у насъ большое сочувствіе, но отъ папашеньки-то ужъ очень велика пронзительность. ‘Для театра, говоритъ, масляница показана, а въ иное время туда болтаться не смй’. Прощенья просимъ-съ, Ольга Петровна. Видите, мы и имя ваше знаемъ. Только ужъ позвольте и напредки быть знакомымъ.
— Милости просимъ. Я всегда рада васъ видть у себя, сказала актриса и протянула ему руку.
— Поцловать ручку можно?
— Цлуйте.
— Отдай все серебро и вс мдныя да и то за этотъ скусъ мало! проговорилъ купецъ, чмокая руку.— Ну-съ, прощенья просимъ! прибавилъ онъ еще разъ и скрылся за дверью.
Актриса подняла подсвчникъ. Тамъ лежала радужная бумажка.
— Вотъ дуракъ-то! Сто рублей положилъ! воскликнула она и даже захлопала отъ радости въ ладоши.