Чтобы судить о человеке и проникнуться теми вдумчивыми оценками его, которые здесь будут высказаны в ряде речей, надо знать, кто он был и как протекла — увы, безжалостно короткая — его жизнь. Мне удалось, благодаря доброму содействию родителей почившего, собрать и проверить все сведения о нем и свести их в своего рода послужной список. Совет Общества поручил мне в собрании, посвященном памяти Врангеля, огласить этот ‘формуляр’ его многостороннего служения русскому обществу и искусству.
Барон Николай Николаевич Врангель, сын барона Николая Егоровича и баронессы Марии Дмитриевны, урожденной Дементьевой-Майковой, родился в имении Киевской губернии 2 июля 1880 года, с чисто русской кровью его матери в нем слилась смешанная кровь отцовского рода, происходящего из Швеции, перешедшего в Россию и считающего среди своих предков Ганнибала — арапа Петра Великого.
Переехав с родителями в Ростов-на-Дону, покойный там поступил в 1892 году в реальную гимназию и окончил шесть классов, затем в 1897 году он перевелся в Петроградское IV реальное училище, но не окончил его, заболев воспалением легких, последствия этой болезни внушали опасения за здоровье юноши, некрепкого вообще, и он был увезен за границу. Этим окончилось его школьное учение. Но, насильно оторванный от школы, он стал тем усиленнее развивать себя чтением по литературе, истории и близко приглядываться к искусству, к последнему его с ранних лет приохотил отец, постоянно интересовавшийся стариной и лично составивший хорошее собрание картин и миниатюр.
Окончательно поселившись в Петрограде в 1900 году, барон Николай Николаевич сблизился с кружком лиц, отдавших свои силы служению искусству, и в 1902 году, по поводу состоявшейся в Академии наук выставки в пользу Синего Креста, выпустил свой первый печатный труд — каталог выставки русских портретов за 150 лет.
В том же году он совершил длительную поездку по провинции с нарочитой целью отыскивать и изучать произведения искусства, рассеянные и забытые по далеким уголкам Руси, объездил Поволжье и особо исследовал Арзамас, заснувший в глуши, но отмеченный деятельностью Ступина.
В следующем году он уже деятельно помогал при устройстве выставки ‘Старый Петербург’ на Морской и составил ее каталог с предисловием. В 1904 году он принимал близкое участие в славной портретной выставке в Таврическом дворце, составлял биографии художников для каталога и напечатал в журнале ‘Искусство’ статью об этой выставке, являющуюся попыткой исторического обзора русской живописи. Одновременно (в 1904 году) он выпустил два больших тома подробного каталога Русского музея Александра III, этим крупным трудом он завоевывает себе почетную известность, и с этого времени имя его постоянно встречается среди работников по истории искусства, сначала только русского, затем и всеобщего.
В настоящем очерке я не могу позволить себе привести длинный перечень печатных трудов покойного — поразительно длинный для тех двенадцати-тринадцати лет, которые судьба так скупо предоставила для его писательской деятельности. Перечень этот, напечатанный уже в ‘Старых годах’, найдет себе место и в той книге, которую наше Общество посвящает памяти Врангеля. Здесь же я упомяну лишь те из его сочинений, которые особенно выделяются или послужили этапом в его деятельности.
В 1906 году Николай Николаевич поступил на службу в Императорский Эрмитаж, в Отделение живописи, и одно время находился при Галерее драгоценностей. В 1908 году осенью он покинул службу, но весной 1910 года вернулся в Эрмитаж. Тут он, кроме рядовой музейной работы, принимал участие в составлении описей, редактировал составленный Э. К. фон Липгартом новый каталог картин итальянской и испанской школ, исполнял особые поручения по осмотру и определению собраний и отдельных произведений — словом, привлекался к участию во всех событиях эрмитажной жизни, в которые вносил привычные ему кипучую энергию и пытливый интерес.
Первая журнальная статья Врангеля — о Ступине и его учениках — появилась в ‘Русском архиве’ в 1906 году, затем его имя стало встречаться на страницах ‘Русской старины’, а когда в 1907 году возникли ‘Старые годы’, то им на долю выпало счастье его наиболее постоянного и близкого сотрудничества, не прекращавшегося до рокового дня 15 июня 1915 года. Вскоре по основании журнала он вошел весьма деятельным и ценным членом в редакционный комитет, и живая его мысль всегда умела увлекать редакцию на интересные и новые начинания.
В этом месте я хотел бы несколько отвлечься от принятого мною бесстрастного, летописного тона. Я хотел бы от лица ‘Старых годов’ обратить к бесконечно дорогой нам тени слова, исполненные горячего чувства и глубокого признания его неоценимых заслуг. Я боюсь, что достаточно красочных, достойных, отвечающих полноте моего волнения слов я не найду, но уверен, что все, кто следил за развитием ‘Старых годов’, знают, как тесно они были связаны с именем Врангеля. Об этом неподкупно свидетельствует множество выражений сочувствия, полученных редакцией по случаю его кончины. Скажу лишь, что в ‘Старых годах’ 15 июня отмечено как день тягчайшей, незаменимой утраты.
В февральской книжке 1907 года появилась первая статья Врангеля ‘Забытые могилы’, и в том же выпуске помещено его заявление в Академию художеств о желании составить каталог ее собрания скульптур, а также портретов Зала совета, что и повело к осуществлению этого предложения, вылившемуся в каталог, приложенный к журналу в 1908 году. С начала 1908 года он деятельно принялся за работу в качестве комиссара выставки старинных картин, устроенной ‘Старыми годами’ в пользу Синего Креста в залах Общества поощрения художеств, — выставки, к несчастью, не дождавшейся открытия для публики, но давшей много ценного материала для исследователей.
Лето 1909 года барон Врангель посвятил объезду двадцати пяти помещичьих усадеб, и впечатления этой поездки вдохновили его статью ‘Искусство помещичьей России’, появившуюся в ‘Старых годах’ в 1910 году и легшую в основу доклада А. Ф. Кони в императорскую Академию наук о награждении журнала золотой медалью имени Пушкина.
Осенью 1909 года появилась статья покойного о миниатюре в России, являющаяся первым и цельным исследованием этого вопроса. Переработанная и дополненная автором, она была приготовлена им для отдельного издания, но не была выпущена ввиду начавшейся войны. Однако теперь уже выяснилось, что этот труд не пропадет, и мы надеемся вскоре приветствовать его появление в печати.
В 1910 — 1912 годах Николай Николаевич состоял соредактором ‘Аполлона’ и поместил там ряд статей и заметок, но вскоре оставил редакцию этого журнала. Однако за это время он успел в качестве комиссара положить большой труд на устройство выставки ‘Сто лет французской живописи’, состоявшейся в Юсуповском доме на Литейном, а участие в самом журнале дало ему случай высказываться по вопросам современного искусства и текущей художественной жизни.
Вслед за тем, в 1912 году, он работал по устройству в залах Академии художеств большой Елизаветинской выставки, где был главным комиссаром, — выставки, зародившейся в Академии наук и ознаменовавшейся большим успехом, и за сим участвовал в длительных работах по предполагавшейся в том же помещении юбилейной Романовской выставке.
Тогда же покойный впервые обратился к новому для него роду деятельности — чтению лекций у графа Зубова в Институте истории искусств, где прочел увлекательные курсы, посвященные в 1912 — 1913 академическом году русской живописи, а в 1913 — 1914 году — французской школе.
К этому же времени относится работа Врангеля по нашему Обществу, она будет здесь очерчена особо, и потому я на ней не останавливаюсь. Не буду также подробно перечислять его труды по ‘Музею старого Петербурга’ и комиссии для изучения и оберегания старины в столице — задачи их параллельны задачам нашего общества — и только упомяну его многолетнее участие в деятельности Старинного театра.
Из крупных работ барона Врангеля не могу не назвать особо ‘Историю русской скульптуры’, вышедшую в 1911 году в составе ‘Истории русского искусства’, редактируемой Грабарем, большую монографию о Рокотове, еще в 1910 году переданную издателю Кнебелю, но последним доныне не выпущенную, и, наконец, тоже еще не вышедший первый том ‘Истории Императорской Академии художеств за 150 лет’, большого роскошного издания, где покойный являлся редактором и одним из авторов. Для широких кругов особенно ценным явится ‘Путеводитель по Русскому музею Александра III’, составленный по просьбе издательства Красного Креста — выход его в свет задержан войной.
Из работ, еще не осуществленных, следует особенно отметить предположенное ‘Старыми годами’ издание большого ‘Словаря русских живописных портретов’, для которого еще в 1910 году деятельно собирались материалы.
Без определенного пока назначения собрано было покойным множество библиографических и архивных материалов о художниках, скульпторах, медальерах и т. д., часть из них он, вероятно, использовал в заметках для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, где сотрудничал, другие служили ему при разных работах и расточались им для помощи всем, кто к нему прибегал. Это Драгоценное достояние его, плод многолетнего, последовательного, кропотливого труда, будет служить историкам русского искусства и после кончины составителя, так как с достойной покойного щедростью передано его родителями в Институт истории искусств.
В заключение укажу, что, равнодушный к внешним отличиям, покойный не искал наград и почестей, но ряд учреждений отмечал его деятельность почетными избраниями, а императорская Академия наук выразила ему свое признание поручением ему разбора одного большого издания, представленного на соискание Уваровской премии, и отзыв его признала достойным медали.
Не скромностью ли Николая Николаевича относительно собственной личности мы должны объяснить и то, что он не любил сниматься и, проявив столько интереса к портрету, сам на портрете не увековечен? Внешний образ его за все годы широкой популярности в художественном мире столицы сохранился лишь в статуэтке работы барона К. К. Рауша фон Траубенберг, где удачно схвачено характерное движение его фигуры, и на любительских снимках. Эти снимки являют его образ то небольшим силуэтом на фоне памятников, то в шутливой позе среди друзей, то в кругу сотрудников на театре войны.
Когда началась война, Врангель отдал ей все свое увлечение и в газете ‘Речь’ вдохновенно возразил тем, кто порицал ‘Старые годы’ за временную приостановку журнала. Отдавшись работе по Красному Кресту, он редкие часы досуга все же посвящал своей обычной деятельности, и среди оставшихся после него бумаг найдены заметки, наброски, отзвуки художественных впечатлений, воспринятых в городах Прибалтийского и Западного края, куда его забрасывало новое дело. Когда наконец он оказался временно привязанным к Варшаве, то охотно принял поручение попутно исследовать Лазенки, замок и прочую варшавскую старину.
Все эти работы прервала жестокая, неожиданная смерть…
19 июня останки барона Н. Н. Врангеля перевезены в Александро-Невскую лавру и преданы земле на Никольском кладбище, соседнем к тому Лазаревскому, которому он посвятил свои первые строки в ‘Старых годах’ — статью ‘Забытые могилы’.
Пусть этот эпитет, позором клеймящий потомков, к могиле Врангеля не применит никто никогда!
—————————————————————
Источник текста: Старые усадьбы. Очерки истории рус. дворян. культуры / Барон Николай Врангель. — СПб.: Нева Лет. сад, 1999. — 317 с., 17 см.