Балканская война и Россия, Водовозов Василий Васильевич, Год: 1913 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Балканская война и Россія.

Россія потеряла свой престижъ на Балканскомъ полуостров и въ особенности въ Болгаріи,— вотъ одно изъ немаловажныхъ послдствій двухъ послднихъ войнъ на Балканскомъ полуостров.

Кому случалось бывать въ Болгаріи въ старые годы, тотъ хорошо знаетъ, какую любовь внушала къ сор тамъ Россія, Каковъ бы ни былъ характеръ тхъ дипломатическихъ интригъ, результатомъ которыхъ явилась турецкая война 1877—78 года, каковы бы ни были мотивы, руководившіе Россіей при объявленіи ею этой войны Турціи, каково бы ни было ея значеніе для внутренняго развитія Россіи,— для Болгаріи всегда было ясно одно: отъ турецкой власти, власти тяжелой, власти, не дававшей въ свое время простора для развитія народныхъ силъ, Болгарія была освобождена благодаря участію Россіи. Освобожденная Россіей, она начала, самостоятельное политическое существованіе, и первымъ крупнымъ событіемъ въ ея внутренней жизни было надленіе вчерашнихъ арендаторовъ и половниковъ собственною землею. Эта мра была бы, конечно, совершенно невозможна при господств старой турецкой власти. И совершенно естественно, что надленный землею болгарскій мужикъ питалъ глубокое, казалось бы, неистребимое чувство благодарности къ своей освободительниц.

Когда черезъ 7 лтъ посл окончанія войны Болгарское княжество провозгласило свое возсоединеніе съ Восточной Румеліей и, такимъ образомъ, совершило дйствіе, диктовавшееся насущной потребностью населенія обихъ половинъ раскромсанной на берлинскомъ конгресс страны, то первая вооружилась на него Россія, и вызванный этимъ событіемъ разрывъ дипломатическихъ отношеній между освобожденною Болгаріей и освободительницей Россіей длился почти 10 лтъ. Тогда симпатіи болгарскаго народа къ Россіи подверглись тяжелому испытанію, но вынесли его, несмотря даже на то, что политика Россіи привела къ 8-милтнему тиранническому господству Стамбулова, изъ руссофила обратившагося къ этому времени въ крайняго руссофоба. Руссофобство чувствовалось тогда только на поверхности политической жизни, въ поведеніи правительства, въ настроеніи нкоторыхъ,— далеко не всхъ,— политическихъ партій и небольшой части интеллигенціи, въ толщу народныхъ массъ оно не проникло, въ нихъ чувство горячей благодарности и любви къ освободительниц оставалось непоколебленнымъ, имя Александра II попрежнему произносилось болгарами съ глубокимъ благоговніемъ. Да и такъ называемое руссофобство правительства Стамбулова и тхъ партій, на которыя оно опиралось, вовсе не было настоящимъ руссофобствомъ, а исключительно стремленіемъ вести самостоятельную, независимую отъ Россіи, но вовсе не обязательно враждебную ей политику. Такъ было въ эпоху Стамбулова, т. е. до 1894 г., тмъ боле такъ было и въ слдующія два десятилтія, когда совершилось примиреніе оффиціальной Болгаріи съ оффиціальной Россіей, и когда, у кормила власти чередовались руссофильскіе и руссофобскіе (стамбуловистскіе) кабинеты.

Въ настоящее время всему этому положенъ конецъ. Ни о какой любви и благодарности къ Россіи среди болгарскаго населенія не можетъ быть больше и рчи. Русскій путешественникъ по Болгаріи, чувствуетъ перемну на каждомъ шагу, при встрчахъ одинаково, какъ съ людьми изъ народа, такъ и съ людьми изъ ‘общества’ {Вмст съ тмъ онъ не можетъ не замтить и того, что болгары научились отдлять русское правительство отъ русскаго народа и, относясь по-прежнему съ симпатіей къ послднему, обвиняютъ исключительно первое.}. До самыхъ глубинъ народной жизни дошло пониманіе того, что Россія въ послднемъ конфликт сыграла крайне печальную роль, я что т бдствія, которыя переживаетъ Болгарія, отъ которыхъ страдаютъ вс классы ея населенія безъ исключенія,— и буржуазія, и интеллигенція, и рабочіе, и крестьяне,— явились результатомъ не только собственныхъ ошибокъ, по и политики иностранныхъ державъ и въ особенности Россіи, чувство обиды, раздраженія противъ этой послдней, быть можетъ, даже остре и глубже, чмъ на это могли бы давать право дйствительныя ошибки русской дипломатіи.

Конечно, этимъ не сказано, что никогда и ни при какихъ условіяхъ политика Болгаріи въ будущемъ не можетъ совпадать съ политикой Россіи. Весьма вроятно, конечно, что въ томъ или другомъ случа Болгарія не разъ пойдетъ вмст съ Россіей и окажется ея союзницей, но совершенно въ такой же мр она можетъ оказаться союзницей и Австріи или Германіи или вообще какого бы то ни было будущаго противника Россіи. Это будетъ результатомъ сложной игры дипломатическихъ интригъ и дипломатическихъ комбинацій. Но то естественное, сильное и постоянное вліяніе Россіи, которое опиралось на народную любовь и благодарность къ ней, это вліяніе потеряно благодаря политик послднихъ лтъ, главнымъ образомъ, во время послднихъ войнъ.

Война балканскихъ союзниковъ съ Турціей начата была съ одобренія и благословенія Россіи. Безъ всякаго сомннія ей былъ не только хорошо извстенъ, но получилъ ея одобреніе тотъ договоръ 29 февраля 1912 г. между Болгаріей и Сербіей, который лежалъ въ основ начатыхъ осенью военныхъ дйствій, и который предоставлялъ ей почетную роль арбитра въ будущемъ спор между союзниками, уже тогда казавшемся вроятнымъ. Боле того, онъ былъ заключенъ безъ всякаго сомннія при ея дятельномъ участіи. Такимъ образомъ, моральная отвтственность за войну, столь счастливо начатую, столь печально конченную, лежитъ въ извстной дол, и на ней.

Первыя побды союзниковъ надъ турками были встрчены русской дипломатіей весьма сочувственно. Но лишь только болгары подошли къ Адріанополю и Чаталдж и склонны были совершить обходное движеніе къ самому Константинополю, какъ сочувствіе Россіи длу союзниковъ замтно поколебалось. Болгарія, конечно, ни одной минуты не мечтала о прочномъ завоеваніи Константинополя, которое было бы ей непосильно. Но вступить въ него, чтобы въ немъ продиктовать миръ, было бы для Болгаріи, какъ и для ея балканскихъ союзниковъ, въ высшей степени соблазнительно. Сдлать это, однако, не позволила. Россія, которая дала понять болгарскому правительству, что она смотритъ съ неодобреніемъ на вступленіе болгарскихъ войскъ въ турецкую столицу. Возможно, что Россія дйствовала по тайному соглашенію съ Австро-Венгріей, въ силу котораго первая отстояла Константинополь отъ болгаръ, вторая — Албанію отъ сербовъ. Какъ бы то ни было, но болгары должны были подчиниться.

Во время мирныхъ переговоровъ въ Лондон въ декабр 1912 г. и январ 1913 г. Турція оказалась весьма неуступчивой и ршительно не пожелала уступить союзникамъ Адріанополь съ ракіей, хотя и уступала Македонію. Дипломаты, какъ русскіе, такъ и турецкіе, умютъ хорошо хранить свои тайны, но въ болгарскихъ политическихъ кругахъ существуетъ глубокое убжденіе, что Турцію тайно поддерживали дипломаты русскіе. Во всякомъ случа Россія въ то время не желала, чтобы Адріанополь достался болгарамъ, турки это. хорошо знали, и громко говорили объ этомъ.

Какіе мотивы руководили ею при этомъ?

Нтъ сомннія, что русское правительство уже издавна лелетъ мечту о захват Константинополя въ свою пользу, и этимъ объясняется, что всякій разъ, когда Турціи грозило разложеніе, Россія отстаивала ея цлость, считая, что моментъ для взятія ея столицы въ свои руки еще не назрлъ. Поэтому, несмотря на политическія симпатіи, связывающія Болгарію съ Россіей, Россія не могла сочувствовать хотя бы временному занятію Константинополя Болгаріей, не потому, конечно, чтобы она видла въ Болгаріи себ конкурента, а потому, что занятіе Константинополя, даже временное, могло повести къ самымъ неожиданнымъ послдствіямъ. Что же касается Адріанополя, то этотъ городъ является послднею или предпослднею (вмст съ Чаталджой) крпостью на пути къ Константинополю изъ Европы, охраняющей его противъ всякаго нашествія изъ Западной Европы сухимъ путемъ, и переходъ Адріанополя въ чьи бы то ни было руки (кром самой Россіи) можетъ сдлать непрочнымъ будущее обладаніе Константинополемъ.

Такъ объясняютъ этотъ странный фактъ въ Болгаріи. Я не могу поручиться за безусловную правильность этого объясненія, но во всякомъ случа за него имются основанія, не лишенныя вса.

Какъ бы то ни было успшность военныхъ дйствій союзниковъ, превзошедшая вс ожиданія, явилась первою причиною охлажденія Россіи къ союзникамъ вообще, и къ Болгаріи въ особенности.

Въ феврал 1918 г. военныя дйствія возобновились и вновь окончились еще боле блестящимъ успхомъ союзниковъ.

Въ своей стать (въ ‘Современнник’, No

я указывалъ на то, какъ отразились эти чрезмрные успхи на взаимныхъ отношеніяхъ союзниковъ, какъ они раззадорили ихъ аппетиты и привели сперва къ взаимнымъ недоразумніямъ, а потомъ и къ внутренней междоусобной войн.

Спрашивается, какую роль играли здсь державы и въ частности Россія?

26 мая была отправлена изъ Россіи телеграмма королямъ спорящихъ балканскихъ державъ, въ которой было высказано убжденіе, что ‘ршеніе всякаго спора, касающагося примненія положеній договора 29 февраля, подлежитъ арбитражу Россіи’. Между тмъ, Болгарія настаивала на томъ, что только споръ относительно опредленной полосы земли между горнымъ хребтомъ Шаръ-Датъ на свер и линіей Охрида-Паланка на юго-восток подлежитъ арбитражу Россіи, все же остальное опредленно предусмотрно договоромъ и никакому арбитражу не подлежитъ). Благодаря этому телеграмма 26 мая была понята на Балканахъ, какъ ясно выраженное согласіе Россіи съ точкой зрнія Сербіи, а въ Болгаріи въ этомъ увидли отместку со,стороны Россіи за то, что Болгарія не послдовала желаніямъ Россіи и добилась-таки присоединенія Адріанополя къ своимъ владніямъ. Отвтъ на телеграмму изъ Болгаріи послдовалъ отрицательный. Война между союзниками стала необходимой. Тогда, въ послднюю минуту. Болгарія испугалась и дала свое согласіе на арбитражъ безъ всякихъ оговорокъ относительно его объема, но было уже поздно. Война началась.

Во все время военныхъ дйствій между союзниками симпатіи Россіи были явно на сторон Сербіи, а не Болгаріи, оказавшейся столь строптивой. И симпатіи эти имли вполн активный характеръ.

Напротивъ, Австрія, обыкновенно враждебная Болгаріи, на этотъ разъ выражала ей свое сочувствіе, что вполн понятно: расширеніе Сербіи отрзывало Австро-Венгрію отъ Эгейскаго моря и наносило тяжелый, можетъ быть, непоправимый ущербъ ея торговопромышлеинымъ интересамъ.

Румынія, всегда шедшая въ хвост тройственнаго союза, внезапно разошлась съ нимъ, въ особенности съ Австріей, и направила свои удары противъ Болгаріи. Конфликтъ съ Болгаріей сопровождался совершенно необычнымъ, можно сказать, неестественнымъ русоофильствомъ Румыніи. Повсемстно въ ней созывались митинги, на которыхъ выражались симпатіи къ Россіи. Въ теченіе несчастнаго мсяца, съ середины іюня до середины іюля, пока велись военныя дйствія, общее поведеніе Россіи поддерживало это убжденіе. Когда болгарскія войска, одержавъ нсколько побдъ, взяли на сербской территоріи Пиротскій вокзалъ и подвигались къ самому Пироту, то русскій посланникъ въ Софіи Неклюдовъ категорически заявилъ Даневу, что дальнйшее движеніе болгарскихъ войскъ по сербской территоріи дастъ поводъ румынамъ вступить въ Софію, мотивомъ къ этому было выставлено то, что Россія желаетъ локализировать войну на бывшей турецкой территоріи и не желаетъ допуститъ ея распространенія на старыя территоріи сербскаго и болгарскаго государствъ. Однако, когда передъ тмъ сербскія войска стояли у Кюстендиля на болгарской территоріи, то аналогичное заявленіе блградскому правительству сдлано не было, и они были удалены военными усиліями болгаръ, а не дипломатическимъ вмшательствомъ Россіи. Такимъ образомъ, Россія какъ бы держала Румынію на привязи, въ каждую минуту готовая ее выпустить и награнить на Болгарію. Фактъ прямого вмшательство Россія въ пользу сербовъ, при чемъ Россія вынимала для Сербіи каштаны изъ огня румынскими руками, произвелъ въ Болгаріи удручающее впечатлніе. Хотя этотъ фактъ оффиціально до сихъ поръ не подтвержденъ, но о немъ свободно и откровенно говорили въ Болгаріи министры, притомъ министры-руссофилы, связавшіе свою политическую карьеру съ врой въ Россію, и, кажется, онъ достовренъ.

А вотъ и еще фактъ, пожалуй, мелкій, но чрезвычайно характерный и вскій.— такимъ онъ во всякомъ случа является въ глазахъ болгаръ.

Когда война была оффиціально объявлена, то миссіи воюющихъ державъ, какъ это всегда бываетъ, оставили столицы своихъ враговъ. Оставила Софію и сербская миссія. Но одинъ изъ ея чиновниковъ, Ненадичъ, остался въ Софіи,— и русская миссія объявила, его подъ своимъ покровительствомъ, и Ненадичъ, на котораго болгары смотрли, какъ на сербскаго шпіона, могъ въ полной безопасности производить свои наблюденія надъ ходомъ событій у своихъ враговъ.

Когда война привела къ разгрому Болгарію, то вс эти событій дали болгарамъ основаніе возложить отвтственность за ихъ несчастія на Россію, и былыя симпатіи болгаръ къ Россіи быстро замнились совершенно противоположными чувствами.

Вншнимъ выраженіемъ перемны послужило паденіе въ начал іюля руссофильскаго кабинета Данева и замна его руссофобскимъ и австрофильскимъ кабинетомъ Радославова, причемъ Даневъ на собраніи лидеровъ партій долженъ былъ откровенно сознаться: ‘моя политика обанкротилась’. Дйствительное содержаніе этой перемны, однако, гораздо глубже и серьезне: произошелъ не случайный министерскій кризисъ, за которымъ черезъ нсколько мсяцевъ можетъ послдовать возвращеніе къ власти тхъ же руссофиловъ, а произошла коренная и роковая перемна въ настроеніи цлаго народа.

Въ слдующіе дни успхи Сербіи и Греціи показались Россіи чрезмрными, и ея отношеніе къ событіямъ на Балканахъ какъ будто нсколько измнилось. Но только какъ будто.

9 іюля, когда вслдъ за сербами, черногорцами, греками и румынами, на Болгарію вооружились также турки, двинувшіе свои войска на обратное завоеваніе ракіи съ Адріанополемъ, то въ ‘Правительственномъ Встник’ было опубликовано оффиціальное сообщеніе, въ которомъ наше М-ство Иностранныхъ Длъ опровергало извстіе объ его особенныхъ симпатіяхъ къ Сербіи и говорило:

‘Россія, какъ впрочемъ и вс другія державы, не можетъ допустить чрезмрнаго умаленія и униженія Болгаріи. Не преслдуя никакихъ иныхъ цлей, кром скорйшаго умиротворенія на Балканахъ, Россія уврена, что вс великія державы раздляютъ въ этомъ отношеніи одинаковые взгляды. Обстоятельство это даетъ основаніе полагать, что и въ вопрос о выступленіи Турціи державы найдутъ способы и средства заставить уважать принятыя ими ршенія’.

Однако, общаніе было очень скоро и основательно забыто. Россія допустила ‘чрезмрное умаленіе и униженіе Болгаріи’, и притомъ совершенно одинаково какъ въ пользу ея вчерашнихъ союзниковъ, такъ и въ пользу вчерашнихъ враговъ, турокъ, такъ, наконецъ, и въ пользу румынъ.

Правда, немедленно посл подписанія бухарестскаго мира (28 іюля) Россія заявила о томъ, что она не считаетъ трактата окончательнымъ и будетъ настаивать на его пересмотр. Въ этомъ заявленіи она оказалась въ, странномъ согласіи съ Австро-Венгріей и разошлась со своей ближайшей союзницей Франціей, которая отстаивала интересы Греціи. Споръ шелъ, главнымъ образомъ, о Кавал. которая по бухарестскому миру досталась Греціи, и на которую при поддержк Россіи претендовала Болгарія {Кавала имла для Болгаріи значеніе, во-первыхъ, потому, что она является важнымъ портомъ на Эгейскомъ мор, способнымъ конкурировать съ Салониками, во-вторыхъ, потому, что ея окрестности Весьма плодородны и служатъ центромъ культуры табака, едва-ли не лучшаго въ мір, такъ что ея пріобртеніе могло бы до нкоторой степени возмстить потерю Добруджи въ пользу Румыніи. Существуетъ указаніе, что русское правительство отстаивало Каівалу ради нкоторыхъ фирмъ, заинтересованныхъ въ эксплуатаціи кавальскаго табака болгарами. На этомъ объясненіи русскаго требованія настаиваетъ Raymond Reeouly въ стать по поводу бухарестскаго мира, напечатанной въ No 9 за 1913, ‘Revue politique et parlementaire’ (стр. 584), журнала, весьма сочувственнаго франко-русскому союзу и политик Сазонова.}.

Но сама Россія не смотрла, серьезно на свой протестъ и взяла его назадъ безъ всякихъ затрудненій. Миръ былъ ратификованъ правительствами всхъ заинтересованныхъ державъ уже черезъ нсколько дней посл его подписанія, ратификованъ безъ всякаго протеста со стороны Россіи, и немедленно вступилъ въ силу. Фердинандъ такъ торопился съ ратификаціей мира, что пренебрегъ даже прямымъ и яснымъ предписаніемъ конституціи {На грубое нарушеніе болгарской конституціи при ратификаціи мирнаго договора до сихъ поръ, кажется, никто не обратилъ вниманіе, а между тмъ оно имло мсто. Ст. 17 конституціи для ратификаціи всякого мирнаго договора требуетъ согласія народнаго собранія, а ст. 141 допускаетъ уступку или обмнъ территоріи не иначе, какъ съ разршенія спеціально для того созваннаго Великаго Народнаго Собранія и притомъ съ разршенія квалифицированнымъ большинствомъ голосовъ (не мене ). Бухарестскій договоръ заключалъ въ себ уступку въ пользу Румыніи очень цнной территоріи — всей болгарской части Добруджи съ 300.000 жит., т.-е. около части государства, и тмъ не мене царь Фердинандъ подписалъ его, не созвавъ Великаго Народнаго Собранія и даже не испросивъ согласія обыкновеннаго.

Нельзя не замтить впрочемъ, что нарушеніе конституціи вызывалось положительной необходимостью: избраніе Великаго Народнаго Собранія потребовало бы нсколькихъ мсяцевъ, а, между тмъ, откладывать подписаніе мира значило идти на окончательное разореніе страны. Вроятно, этимъ соображеніемъ объясняется то, что никто не счелъ нужнымъ подчеркнуть юридической, неправильности акта царя Фердинанда.

Любопытно, что и во время самыхъ мирныхъ переговоровъ былъ нарушенъ., и притомъ не одной Болгаріей, а всми, если не прямой законъ, то твердо установившійся обычай. Въ силу международнаго обычая, уполномоченные державъ первоначально обмниваются своими полномочіями, и лишь, найдя ихъ въ полномъ порядк, приступаютъ къ переговорамъ. На это обыкновенно уходитъ первый день переговоровъ. На этотъ разъ, вс такъ торопились приступить къ самымъ переговорамъ, что обычай былъ пренебреженъ, конечно, безъ всякаго ущерба для дла.}.

То же самое случилось и съ другимъ общаніемъ Россіи ‘найти способы и средства заставить (Турцію) уважать принятыя (державами) ршенія’, и Турція безъ всякаго протеста со стороны Россіи отняла у болгаръ Адріанополь съ восточною половиною ракіи, даже съ правымъ (западнымъ) берегомъ Марицы.

Что выиграла Россія благодаря своей политик, что могло бы послужить для нея компенсаціей за потерю престижа въ Болгаріи?

Благодарность Сербіи? Эта благодарность весьма сомнительна. Во всякомъ случа пока она не проявилась ни въ чемъ реальномъ, а когда у Сербіи обнаружились тренія съ Черногоріей, то какъ о возможномъ арбитр въ спор и въ Сербіи, и въ Черногоріи заговорили не о Россіи, а о Греціи или Румыніи.

Ослабленіе Австріи? Это ослабленіе дйствительно иметъ мсто благодаря усиленію Сербіи и затрудненію для Австріи доступа на Балканскій полуостровъ. Но зато это ослабленіе до нкоторой степени компенсируется неизбжнымъ въ ближайшемъ будущемъ сближеніемъ Австріи съ Болгаріей, а затмъ, еще въ большей мр оно было бы достигнуто, если бы на Балканахъ былъ водворенъ прочный миръ вмсто взаимной ненависти мелкихъ державъ, которою Австрія, конечно, будетъ во многихъ случаяхъ пользоваться {Эту сторону дла недостаточно оцнилъ Отто Бауэръ въ стать, напечатанной въ 10-й книжк Современника, въ которой онъ говоритъ о потеряхъ Австріи благодаря послднимъ событіямъ на Балканахъ.}.

Единственной пока извстной реальной выгодой, полученной Россіей отъ ея политики, является фактъ невступленія болгаръ въ Константинополь, фактъ, цнность котораго, однако, съ точки зрнія интересовъ Россіи весьма и весьма проблематична.

Такимъ образомъ, балканская политика Россіи въ послдніе два года едва ли не должна быть признана грубой ошибкой даже съ точки зрнія самой русской дипломатіи, еще строже должна быть ея оцнка, если мы будемъ оцнивать ее съ точки зрнія общихъ интересовъ цивилизаціи и культуры {Весьма удивительная оцнка балканской -политики русской дипломатіи дана П. М. Милюковымъ, въ рчи, произнесенной имъ въ Гос. Дум при обсужденіи бюджета министерства иностранныхъ длъ еще 6 іюня 1913 г., т.-о. черезъ мсяцъ посл окончанія войны съ Турціей и за полторы недли до начала союзнической войны, слдовательно, уже тогда, когда характеръ русской политики вполн опредлился. Милюковъ настаивалъ на томъ, что опредленіе пограничной линіи, которая, въ случа неудачной войны, должна была раздлить сербскія и болгарскія владнія Македоніи, была ‘счастливымъ результатомъ нашего (русскаго) вліянія при составленіи договора 29 февраля 1912 г.’. Сдлавъ рядъ ‘частныхъ’, по его собственному признанію, упрековъ, министерству иноcтр. длъ, Милюковъ, счелъ долгомъ ‘констатировать, что съ момента объявленія войны (рчь идетъ о первой войн союзниковъ съ Турціей), дятельность нашей дипломатіи заслуживаетъ всякаго сочувствія, и ‘я (Милюковъ), по крайней мр, съ своей стороны, старался оказать этой дятельности всякую поддержку’.

Я совершенно не въ состояніи понять, какимъ образомъ Милюковъ, считающійся — и не безъ основанія — болгарофиломъ, вмст съ тмъ человкъ, превосходно освдомленный въ балканскихъ длахъ, могъ сочувствовалъ поведенію нашей дипломатіи во время турецкой войны. Тмъ мене въ состояніи я понять, какъ могъ Милюковъ признавать счастливыми условія договора 20 февраля о раздл македонскихъ владній.

Это можетъ длать лишь тотъ, кто совсмъ не считается съ интересами народныхъ массъ, или же тотъ, кто, подобно сербскимъ этнографамъ, признаетъ населеніе Македоніи разноплеменнымъ. Между тмъ, тотъ же самый Милюковъ, въ той же самой рчи, говорилъ:

‘Дло свободы и независимости балканскихъ народовъ есть въ то же самое время и дло нашего русскаго интереса’ (Стеногр. отчетъ, тамъ же, стран. 1020).

И тотъ же самый Милюковъ, и въ той же самой рчи признавалъ единство македонской народности: ‘какова бы ни была народность, живущая въ Македоніи, говорилъ онъ, это есть одна единая народность на всемъ протяженіи этой страны. И допустить возможность длить этотъ живой организмъ на части, кромсать его по вершкамъ и по аршинамъ, для меня невозможно. Это значило бы вернуться къ тмъ временамъ дипломатіи, которыя характеризуются мропріятіями внскаго конгресса, столтіе тому назадъ’ (Но, вдь, какъ разъ это самое длалъ ‘счастливый’ договоръ 29 февраля!). ‘Я полагалъ бы, что наиболе естественнымъ ршеніемъ вопроса было бы не болгарское и не сербское, а македонское. Наиболе естественнымъ было бы то ршеніе, которое предоставляло бы Македоніи автономію въ ея полномъ состав. Къ сожалнію, я долженъ оказать, что такое ршеніе сейчасъ практически невозможно. Совершился актъ раздла по договору 29 февраля, актъ насильственный, актъ, произведенный втайн отъ собственнаго мннія обихъ странъ’. (Какимъ образомъ эти слова мирятся съ приведенной выше характеристикой линіи раздла по акту 20 февр., какъ счастливой?.. ‘Но тмъ не мене, я готовъ признать этотъ актъ необходимымъ, ибо безъ него невозможно было бы сербско-болгарское согласіе, невозможно было бы и освобожденіе той страны, о которой идетъ рчь,— освобожденіе Македоніи. Слдовательно, надо признать этотъ насильственный раздлъ за совершившійся фактъ. Но, признавая его за совершившійся фактъ, не идите, по крайней мр, дальше въ томъ же направленіи. Отрзавши отъ единой цлой, по своей народности, Македоніи сверо-западный уголъ, не ржьте окончательно страну на дв или на три части’ (Стеногр. отчетъ Гос. Думы, 1912, ч. III, стран. 1028).

Прежде чмъ признавать актъ 20 февраля необходимымъ, а тмъ боле счастливымъ, Милюкову слдовало ршить, можно-ли было платить такою цною, какъ передача части македонскаго народа подъ власть чуждой ей Сербіи, за сомнительное освобожденіе другой ея части. Противорчія Милюкова въ его рчи,— рчи, несмотря на вс ея дефекты, богатой цнными фактами и цнными мыслями, повидимому, можно объяснить одной его чертой. Везд и всюду Милюковъ стремится быть реальнымъ политикомъ, а реализмъ его политики состоитъ въ стремленіи урвать у политическихъ противниковъ хоть шерсти клокъ путемъ мелочнаго соглашательства, уступокъ и торга. Такова его политика въ области внутреннихъ вопросовъ, гд онъ постоянно торгуется съ торжествующей реакціей, и такова же она въ области политики иностранной.

Дло свободы балканскихъ народовъ есть въ то же время дло русскаго интереса,— это прекрасно понимаетъ Милюковъ.

Свобода македонскаго народа можетъ быть обезпечена только его политической автономіей, это тоже прекрасно понимаетъ Милюковъ.

Изъ этого слдуетъ выводъ: всякая политика, направленная къ насильственному раздлу Македоніи, является, какъ съ точки зрнія интересовъ балканскихъ народовъ, такъ и съ точки зрнія интересовъ русскаго народа и, наконецъ, съ точки зрнія прогресса всей Европы, всего человчества, либо несознательной ошибкой, либо сознательнымъ преступленіемъ.

Но этого, логически неизбжнаго вывода, Милюковъ не хочетъ сдлать.

Онъ говоритъ: ‘Такое ршеніе сейчасъ практически невозможно’. Сейчасъ, т.-е. въ начал іюня, но то же самое говорилъ Милюковъ и въ январ и феврал 1913 г. Почему невозможно? Потому, что его не хочетъ ни болгарская, ни сербская, ни русская дипломатія. И вотъ, вмсто того, чтобы строго осудить эти дипломатіи, признавъ направленіе ихъ дятельности враждебнымъ интересамъ народовъ и прогресса, Милюковъ ищетъ выхода, находитъ его во взаимныхъ половинчатыхъ уступкахъ, старается убдить дипломатіи разныхъ странъ уступить хоть что-нибудь,— и, конечно, своей цли не достигаетъ, и его якобы реальная политика оказывается совсмъ не реальной, какъ не реальной оказалась и политика болгарскаго правительства, съ презрніемъ отвергшаго идею плебисцита въ Македоніи и въ надежд на легкую побду начавшаго войну.}.

В. Водовозовъ.

1 ноября 1913 г.

‘Современникъ’ Кн. XI. 1913 г.

Балканская война и Россія.

Читайте также: