А. Белый
Аргонавты
I
II
III
IV
V
VI
VII
1904
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
АРГОНАВТЫ
Аргонавты, Белый Андрей, Год: 1904
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Белый А. Собрание сочинений. Серебряный голубь: Рассказы
М., ‘Республика’, 1995.
Слетали тучи осенних листьев. Ветер сгонял их в кучу россыпей и потом срывал эти червонные россыпи, мча к морю. Все шумело тогда и звонило золотом.
К морю спускался седобородый рослый старик. Его кудри метались. Это был великий писатель, отправлявшийся за Солнцем, как аргонавт за руном. Его согбенный, молчаливый спутник — бледный незнакомец — едва поспевал за ним. Борода его росла метелкой. Глаза его были опущены. На рыхло-бледном лице зияли резиново-красные уста.
Оба мчались к морю. Аргонавт, вертя тростью, высказывал свои планы: ‘Буду издавать журнал ‘Золотое Руно’1. Сотрудниками моими будут аргонавты, а знаменем — Солнце. Популярным изложением основ солнечности зажгу я сердца. На весь мир наведу позолоту. Захлебнемся в жидком солнце. Унесем золотые листы распластанных светочей в погреба и подвалы. Там выкуем солнечные панцири. Я готов скорей выкрасить охрой седину и соткать себе одежду из соломы, нежели отказаться от своего проекта… Скоро мы секретно откроем пансион ‘золотых дел мастерства’. Вы обещали управлять заводом солнечных броненосцев. Крылатый Арго ринется к Солнцу сквозь мировое пространство. Мы возьмем в руки переселенческое дело. Земля останется без обитателей, но зато чертоги Солнца наполнятся’. Так говорил солнечный заговорщик. Заплясала красная резина губ на лице его спутника. Немой спутник поднял ресницы на вдохновенного мечтателя. Из глазниц блеснула серая даль — пространство: глаз у него не было. Глаз он не поднимал никогда на людей.
Над морем повис золотой грецкий орех, изливающий солнечность. Матовые светочи заката пеленали старого аргонавта. Он сказал, указывая на Солнце: ‘Каков орешек. Лучше я выкрашу охрой свои седины, чем откажусь от мысли переселить туда человечество’.
Жидкие колонны золота плескались на струях. Они были сотканы из множества дрожащих молний. Последние молнии плясали у береговых камней. Мечтатель, стоя над морем, говорил: ‘Броня моего Арго будет соткана из этих молний. Мой Арго — золотая стрела, пущенная с земли к Солнцу. Довольно солнечности разгуливать по гостям. Теперь принимай ты, Солнце, само дорогих гостей… Мой Арго вонзится в мировое пространство и, вонзясь, погаснет, как искра, для взора земных существ’.
И опять согбенный, немой от рождения спутник поднял ресницы на аргонавта: глаз у него не было.
На берегу они простились. Закатное облако пролило перлы золота. Бледный незнакомец, распустив зонт и подняв воротник, мчался по городу, попадая калошами в лужи. Лицо его затенилось: из-под воротника торчала метелка. Вывески домов отливали огнем. На изумрудных струях метались струи солнца. Это была пляска солнечных светочей. Это были золотые черви. Потом черви стали рубинные. Вспыхнувшие стекла становились слитками красного золота, и солнечность заливала вечерние комнаты. Ее можно было черпать ведрами. У вечернего окна янтарел мечтатель, прижавший руку к сердцу…
Прошло пять лет. Из нового органа периодической печати забили в набат. Город охватила золотая лихорадка. Журнал ‘Золотое Руно’ насчитывал тысячи подписчиков. В салонах попадались бледнолицые молодые люди в безукоризненных смокингах и с золотыми жетонами в петлицах. Они называли себя кавалерами ордена Золотого Руна. В обществе их прозвали аргонавтами. Гремело имя магистра ордена, редактора ‘Золотого Руна’. Немало ходило толков о громадном заводе ‘Междупланетного Общества Путей Сообщения’. Здесь по плану глухонемого инженера строился огромный корабль Арго, могущий препроводить к Солнцу аргонавтов. Энергия золотых лучей препровождалась в солнечный конденсатор. Воздушный блеск здесь переходил в жидкую лучезарность, которая дальнейшим конденсированием превращалась в золотую ковкую броню для Арго. Будучи изолирована, броня не подвергалась действию жара. Прекращая изоляцию, можно было подвергнуть броню медленному превращению в лучистый блеск с развитием тепловой энергии, потребной для перенесения Арго и пассажиров сквозь мировые пространства к Солнцу. Магистр ордена аргонавтов вместе с изобретателем Арго должны были первыми ринуться ввысь. Впоследствии предполагалось начать правильное передвижение человечества к Солнцу.
На заре XXIII века после двухвекового скепсиса забил фонтан религиозного возрождения. Сама религия носила особый характер. Это была религия пилигримов. Всюду шныряли агенты Солнца. Поговаривали о солнечном конгрессе. Редакция ‘Золотого Руна’ стала центром духовной жизни общества. Устраивались религиозные процессии рыцарей Золотого Руна.
Наступал час отлета. Золотой дракон, распростерший крылья, рельефно выделялся на фоне рдяного заката. Его утвердили на плоской крыше редакции. Огромные трибуны воздвигли на площади, откуда собравшиеся со всего мира представители прессы могли наблюдать минуту отлета. Изображения смельчаков, впервые без смерти покидавших землю, раскупались всеми гражданами земли. Магистра ордена сравнивали с новым Моисеем, возносящим человечество к Солнцу.
Блестящие залы собрания были переполнены. Давали вечер аргонавтам. Здесь был цвет общества. Улетающий гений был в костюме ордена. Он блистал латами. Это были латы из солнечности. Лучи света, как золотые колосья, разлетались от брони. Седая борода лежала на золоте. Он пожимал руки окружающим, добродушно повторяя: ‘Да вот, лечу… Нечего делать на земле…’
Аргонавты в костюмах рыцарей танцевали с дамами. От времени до времени трубач собирал их вокруг магистра. Тогда они группировались вокруг него, гремя мечами, намереваясь как бы грудью защитить его от нападения. Таков был ритуал, и все это понимали.
Когда вечер был в разгаре, то все заметили неуместное появление отряда черных домино с изображением черепа на капюшонах. Не решались удалить их из общества, куда пускались только избранные по билетам, но дивились, не понимая, кому была охота устраивать зрелище. Домино весело танцевали вместе с аргонавтами.
Глухонемой товарищ великого магистра по отлету не выдвигался из толпы. Его бледное лицо с опущенными глазами мало обращало внимания. Но там, где он проходил, невольно ощущали дрожь как бы от пробегающего дуновения. Иногда, когда трубач аргонавтов возвещал тревогу и латники бросались спасать своего вождя, исполняя ритуал, резиново-красные губы насмешливо плясали на застывшем лице.
Было поздно. Рдяная полоска появилась на востоке, и солнечные крылья дракона, укрепленные на крыше редакции, бросали снопы рубинно-золотых искр. Раздался трубный сигнал аргонавтов. Латники столпились вокруг своего начальника. Вдруг раздался свист, и черные домино спешно выстроились против аргонавтов. Присутствующие в испуге теснились у стен. Посреди залы остались только отряды аргонавтов и черных домино. Черные домино взмахнули саблями. Казалось, серебряный поток заструился на мгновение вдоль острых лезвий, несясь из одной залы в другую. Заструился и погас, потому что они вложили сабли в ножны. Но свежесть серебряных ручейков ощутили все присутствующие. Одно время казалось, что нет ничего гибельнее этой свежести, текущей на лезвиях сабель замаскированных незнакомцев. Можно было думать, что все это происходит всерьез, потому что и аргонавты застыли сияющим изваянием.
Мгновение — и все изменилось. Маски любезно приглашали дам на танец. Метались их длинные рукава и прыгали капюшоны с изображением черепа, когда они весело скакали с дамами. Аргонавты любезно улыбались неожиданной шутке замаскированных, и все вошло в свою колею.
А утренние рубины вливались в окна.
Великий магистр стал посреди крыльев дракона, сам золотой и восторженный. Бледный немой инженер, весь согбенный, с искаженным лицом, уселся у руля, и грянул прощальный привет многотысячной толпы, запрудившей площадь. Арго взмахнул крылами. Арго помчался в голубую вышину.
Великий магистр говорил между крыльев Арго: ‘Несись, моя птица. Вот из-за моря встал золотой орех… Несись, моя птица… Я хочу полакомиться золотыми орешками!’ Скоро они летели над морем. Изумрудные
струи отражали Арго. Глядя вниз, можно было видеть, как отражение уменьшалось, убегая в глубину. Вдруг темное облако занавесило Солнце. Лучи его, пробив облако, пали на море. На волнах плясали солнечные молньи, чертя изображение огромного мерцающего дракона. Молчаливый немой спутник, управляющий рулем, поднял свои веки на великого магистра: из глаз ринулись на магистра бездонные дали, потому что глаз не было.
Когда золотой Арго, качая крыльями в голубом, сияющей точкой исчезал безвозвратно, на плоскую крышу редакции ‘Золотого Руна’ выскочил отряд замаскированных домино. Они взялись за руки и отплясывали, составив круг. Метались их черные рукава и капюшоны, когда они прыгали, гремя железом крыши. Потом они разом сорвали с себя маски и закричали: ‘Vivat!..’ Под масками обнаружились все знакомые лица. Мать, сидя на трибуне, узнавала своего сына, жена — мужа. Это была только шутка…
Взглянув на небо, увидели, что там, где была золотая точка, осталась только лазурь. Масок уже не было на плоской крыше редакции. Там стояли люди в домино, без масок, задумчивые, недоумевающие своей шутке, невольно грустившие, что истратили сияющий восторг расставания.
Холодные сумерки окутали Арго, хотя был полдень. Ледяные порывы свистали о безвозвратном. Застывший спутник уставился на великого магистра. Так мчались они в пустоту, потому что нельзя было вернуться. Здесь, возвысившись над земным, мысли великого магистра прояснились до сверхчеловеческой отчетливости. Обнаружились все недостатки крылатого проекта, но их уже нельзя было исправить. Предвиделась гибель воздухоплавателей и всех тех, кто ринется вслед за ними. Человечество в близком будущем должно было соорудить множество солнечных кораблей, но всем им будет суждена гибель, потому что только вдали от земли, когда вернуться уж поздно, обнаруживаются те случайности, предвидеть которых нельзя на земле. С ужасом понял великий магистр, что, пока внизу его имя прославляют, как имя нового божества, низводящего Солнце, в веках ему уготовано имя п_а_л_а_ч_а ч_е_л_о_в_е_ч_е_с_т_в_а. С ненавистью схватил он за руку своего спутника, подбившего его на ужас, но кисть руки немого инженера осталась у него в руке: это была перчатка, набитая сеном. Это было чучело с маской, надетой на палку, а не человек.
Неслись в пустоте. Впереди было пусто. И сзади тоже. Успокоенный аргонавт уже видел восторг, который в близком будущем охватит человечество при мысли, что есть путь к Солнцу. Это будет взрыв небывалого восторга перед небывалой гибелью. Но теперь, успокоенный, он понимал, что самый восторг гибели избавит человечество от бесконечного прозябания без веры в лучшее будущее. Этим обманом все кончится. Замерзая в пустоте, он шептал, успокоенный: ‘Да, пусть я буду их богом, потому что еще не было на земле никого, кто бы мог придумать последний обман, навсегда избавляющий человечество от страданий…’
Окоченелый труп лежал между золотыми крыльями Арго. Впереди была пустота. И сзади тоже.
Прошло сто лет.
На изумрудных струях метались струи Солнца. Это была пляска солнечных светочей. Это были золотые черви. Потом черви стали рубинные. Вспыхнувшие стекла домов становились слитками красного золота, и солнечность заливала вечерние комнаты: ее можно было черпать ведрами. У вечернего окна янтарел мечтатель, прижавший руку к сердцу. Вдали на зеркально-красном горизонте в вышину вонзались ниточки огня. Это были золотые стрелы. Это флотилии солнечных броненосцев вонзались в высь, перевозя человечество к Солнцу.
Готовя в 1913 г. проект оставшегося неосуществленным Собрания сочинений, Белый планировал включить в его состав том рассказов, рассеянных по разным сборникам и журналам. Тот же план писатель вынашивал и разрабатывая в 1920 г. проект Собрания сочинений для издательства З. Н. Гржебина (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1979 г. М., 1981. С. 64—65). ‘Рассказы’ Белого были выпущены отдельным изданием много лет спустя — в 1979 г. в Мюнхене под редакцией и с предисловием Роналда Е. Петерсона. Петерсону принадлежит также специальное исследование, посвященное анализу рассказов Белого: Peterson R. E. Andrei Bely’s short prose. Birmingham, 1980.
Рассказы расположены в хронологическом порядке.
Рассказ написан в феврале 1904 г. и впервые опубликован в книге стихов и лирической прозы ‘Золото в лазури’ (М.: Скорпион, 1904) в разделе ‘Лирические отрывки в прозе’. Публикуется по тексту этого издания. По своей тематике и образно-стилевой системе примыкает к стихотворению ‘Золотое руно’ (1903) и другим стихотворениям первого раздела ‘Золота в лазури’. Их основу составляет отождествление образа солнца с образом Золотого руна, за которым в древнегреческом мифе отправлялись в далекую Колхиду на корабле ‘Арго’ Ясон и его спутники. Белый преобразует древнегреческий миф в символическое иносказание о жизненных целях своего поколения — поколения рубежа столетий. ‘Предчувствия и предвестия […] приближающегося будущего, облеченные в прихотливую образную систему, составили существо ‘аргонавтизма’ (Лавров А. В. О мифотворчестве аргонавтов // Миф — фольклор — литература. Л., 1978. С. 143) — течения, получившего название от кружка ‘аргонавтов’ — молодых людей, преимущественно студентов Московского университета, сгруппировавшихся в 1903—1905 гг. вокруг Белого. Их всех объединяли эсхатологические настроения, ‘устремления к заре’, к преобразованию мира, к ‘новому небу’ и ‘новой земле’.
1 Вымышленное Белым заглавие позднее было использовано одним из инициаторов издания, С. А. Соколовым, в качестве названия символистского литературно-художественного журнала ‘Золотое Руно’ (1906—1909).