‘Современникъ’, No 6, 1864
Апраксинцы. Сцены и очерки. Допожарная эпоха. Н. А. Лейкина, Головачев Аполлон Филиппович, Год: 1864
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Апраксинцы. Сцены и очерки. Допожарная эпоха. Н. А. Лейкина, изданіе исправленное и дополненное. С.-П. Б. 1864 года.
Бытъ нашихъ низшихъ слоевъ, какъ сельскаго, такъ и городскаго населенія, этихъ двухъ самыхъ видныхъ элементовъ государственной жизни, ихъ взаимныя отношенія другъ къ другу и къ правительству, ихъ нравы и обычаи, ихъ занятія и способъ ихъ существованія составляюсь предметъ чрезвычайно интересный во всхъ отношеніяхъ, предметъ, заслуживающій самаго тщательнаго изученія. Во всхъ государствахъ Европы этотъ предметъ давно уже разработывается съ научной точки зрнія, и разработывается на столько настоятельно, что даже мы знакомы съ результатами этихъ работъ. Намъ извстны многія точныя данныя о положеніи, какъ сельскаго, такъ и городскаго населеній въ передовыхъ странахъ западной Европы, въ Англіи, Франціи, Германіи, Пруссіи, Италіи, намъ — худо ли, хорошо ли — извстны многія подробности этого положенія и характеристическія отношенія его ко всей совокупности жизненныхъ условій страны. Должно замтить, что литература этихъ странъ всегда охотне и внимательне занималась бытомъ горожанина, преимущественно передъ бытомъ жителя села. Такое предпочтеніе очень понятно, такъ какъ на запад городское населеніе издавна сдлалось господствующимъ элементомъ, сильнйшимъ по своему развитію и сосредоточенности, и всегда, если не руководило, то давало тонъ всякому общественному и государственному движенію, а городской простолюдинъ былъ всегда какъ-то замтне сельскаго. У насъ простолюдинъ вообще рдко игралъ активную роль въ жизни страны, а потому очень естественно и литература наша мало обращала на него вниманія. Только съ недавняго времени стала она заниматься имъ, стала интересоваться, какъ онъ живетъ и что думаетъ, но занялась изслдованіемъ и изученіемъ быта сельскаго жителя преимущественно передъ городскимъ т. е. поступила обратно тому, какъ длаетъ это литература западныхъ странъ. Причинъ на это много. Разумется, одною изъ самыхъ важныхъ была — внезапная перемна, произведенная правительствомъ въ экономическихъ условіяхъ быта громадной цифры сельскаго населенія, освободившая его отъ крпостной зависимости, что повлекло за собой сильное перемщеніе интересовъ и отозвалось на всхъ слояхъ общества, на всей совокупности народной жизни и дятельности. Эта благодтельная перемна выдвинула пассивнаго сельскаго жителя на первый планъ, заставила обратить на него вниманіе, оглядть съ любопытствомъ, вотъ молъ какой онъ, мужикъ-то! Горожанинъ ждетъ еще своей очереди, онъ пока не такъ интересенъ. Впрочемъ, у насъ и нтъ такой рзкой разницы между массою населенія городскаго и сельскаго, какъ на запад. Наши города все новые, никогда, въ періодъ цивилизаціи, не жили самостоятельной жизнью, роли никакой не играли, и давно сдлались только центральными административными пунктами. Коренное, или лучше сказать, постоянное населеніе нашихъ городовъ, состоитъ изъ небольшаго (относительно) количества чиновниковъ, мщанъ, купцовъ и пр., массу же жителей, т. е. народъ чернорабочій, всегда доставляло и доставляетъ село, отбирая его назадъ по минованіи надобности, слдовательно, никогда не утрачивая связи съ нимъ. Въ этомъ отношеніи разница между нашимъ городомъ, даже и тогда, когда онъ обладаетъ значительно развитою промышленностію, и городомъ западной Европы бросается въ глаза, потому что тамъ весьма значительную часть населенія составляютъ люди, утратившіе всякую связь съ селомъ, позабывшіе интересы и потребности села, и исключительно преданные интересамъ, не выходящимъ за черту города. У насъ же самые виды промышленности и торговли, носящіе характеръ земледльческій, служатъ связью между городомъ и селомъ. Изъ всхъ городовъ нашего отечества одни столицы, даже, пожалуй, одинъ Петербургъ иметъ, нкоторое сходство въ этомъ отношеніи съ западными городами. Сходство это установляется вслдствіе того важнаго значенія, которое фактически иметъ Петербургъ для всей общественной и государственной жизни Россіи, и которое обусловливаетъ значительный и постоянно увеличивающійся наплывъ людей, перебирающихся сюда на безвыздное жительство и, по необходимости, обрывающихъ связь съ родиной. Вслдствіе значительнаго скопленія здсь народонаселенія и слдовательно, сосредоточенія въ этомъ пункт разнообразнйшихъ интересовъ, естественно должно было образоваться множество занятій такого сорта, которыя требуютъ извстнаго искусства, извстной ловкости и опытности, а потому не терпятъ частаго перехода изъ рукъ въ руки, такъ, напримръ, разныя ремесла, мастерства по предметамъ роскоши, извстныя работы на фабрикахъ и заводахъ, и т. п. Наконецъ, мелочная торговля по магазинамъ и лавкамъ занимаетъ постоянно большое количество людей, которымъ рдко, рдко удается побывать на родин, въ сел, и которыхъ связь съ нимъ, съ каждымъ годомъ, ослабляется значительно или даже совсмъ пропадаетъ. Мы не говоримъ уже объ огромномъ количеств мелкаго военнаго и чиновнаго люда, художниковъ, учащихъ и учащихся, купцовъ, мщанъ, слугъ, которыхъ можно принять въ большинств случаевъ за людей, не имющихъ никакихъ отношеній съ сельскимъ народонаселеніемъ и никакого общаго, живаго интереса съ нимъ. Разумется, и въ Петербург, какъ и въ другихъ городахъ Россіи, чернорабочіе, въ тсномъ смысл этого слова, составляютъ значительнйшую часть городскихъ жителей и доставляются селомъ на время, а не на постоянное жительство, но здсь пропорція не такъ сильна, а цифра всего населенія такъ значительна, что населеніе постоянное, связанное всми своими интересами съ городомъ, и вн города неимющее ни пристанища, ни даже смысла, представляетъ весьма значительный элементъ.
Образъ жизни, нравы, занятія, способъ существованія высшихъ слоевъ постояннаго, чисто городскаго населенія города Петербурга давно изслдованъ и знакомъ каждому изъ насъ вдоль и поперегъ. Намъ извстна со всми подробностями вся сущность и обстановка быта высшаго военнаго и чиновнаго класса, богатаго купечества и всякаго другаго капитала, знакомы ихъ взгляды на всю совокупность интересовъ Петербурга, а съ нимъ отчасти и интересовъ всей Россіи, такъ какъ фактически Петербургъ есть центръ всей общественной и государственной жизни Россіи, держащій въ рукахъ своихъ нити, которыми приводятся въ движеніе вс дятельныя силы страны. Съ другой стороны, — масса чернорабочаго народа, ежегодно смняющаяся, живущая большую часть года въ деревняхъ, интересующаяся городомъ единственно съ точки зрнія извстнаго заработка въ извстный промежутокъ времени, всегда измнчивая по составу личностей, не можетъ обращать на себя особеннаго вниманія горожанина-петербуржца, душой и тломъ преданнаго интересамъ своего города, а если эта масса и занимаетъ его, то онъ знаетъ очень хорошо, что ключъ къ уразумнію ея жизни и міросозерцанія нужно искать не здсь, а въ сел, ея коренномъ мстопребываніи, но отнюдь не въ город на временномъ мстожительств, гд можно наблюдать только извстныя черты ея наклонностей и стремленій, черты, наложенныя на нее особенностями городской жизни и конечно требующія, чтобы ихъ приняли къ свднію. Его можетъ и должна занимать та меньшая часть городскаго населенія, съ которой онъ состоитъ въ тсной связи, отъ которой ежеминутно, хотя и незримо, зависитъ и которая, точно такъ же какъ и онъ самъ, предана интересамъ города. Это не собственники, не капиталисты, не иностранцы, вообще не т люди, которыхъ жизнь и взгляды прямо и непосредственно опредляются ихъ положеніемъ, по грамотные и неграмотные спеціальные ремесленники и мастеровые, мелкіе торговцы, лавочники, прикащики, мщане, уличные торгаши, слуги и наконецъ т темныя личности, которыя немыслимы вн большаго, имющаго важное значеніе для страны города. Бытъ, образъ жизни, привычки и потребности этой части постояннаго населенія города Петербурга представляютъ для наблюдателя, смотрящаго нсколько дале своего носа, серьезный интересъ, и всякое изслдованіе въ этомъ смысл для него весьма важно, ибо тутъ у него постоянныя, ежечасныя столкновенія, вольныя и невольныя. Здсь, при внимательномъ изученіи занятій, способа существованія и потребностей каждаго изъ поименованныхъ отдловъ, должны открыться рзкія черты какъ общія всмъ имъ, такъ и спеціальныя, могущія быть полезными для опредленія степени устойчивости и подвижности каждаго изъ нихъ, что необходимо, не только для порядка и правильнаго теченія длъ города, не только для спокойствія жителей, но и для того, чтобы совокупными стараніями достигнуть большаго благосостоянія для всхъ, а это находится въ прямой и непосредственной зависимости отъ большей или меньшей устойчивости каждаго отдла народонаселенія. Такія изслдованія могли бы не только дать любопытныя свднія, но, въ нкоторомъ смысл, принести пользу государству. Мы сказали выше, что на запад условія положенія простолюдина всякаго сорта давно разработываются и опредляются съ научной точки зрнія. Наша же литература — суди ее Богъ — ко всякому новому предмету подъзжаетъ какъ-то криво, съ боку, и всегда начинаетъ съ художественнаго воспроизведенія того, что уже давно наблюдалось, изслдовалось и даже въ значительной степени изучено. Такъ поступила она и съ бытомъ простолюдина, который и до сихъ поръ старается показать и объяснить въ образахъ, сценахъ, картинахъ и пр., да въ легкихъ этнографическихъ очеркахъ, тоже художественнаго свойства. Но и на этомъ пути, какъ уже мы замтили, литература наша обратила свое вниманіе почти исключительно на жизнь сельскаго жителя и почти не трогала обывателя городскаго, живущаго своимъ трудомъ, какъ Богъ послалъ. Кром немногихъ очерковъ изъ быта разныхъ ремесленниковъ, да безцвтныхъ разсказовъ изъ быта мщанъ, разбросанныхъ, въ большой промежутокъ времени, въ разныхъ повременныхъ изданіяхъ, первая попытка посерьезне является въ книжк г. Лейкина, Апраксинцы.
Г. Лейкинъ принадлежитъ къ той школ нашихъ молодыхъ писателей, къ которымъ принадлежатъ гг. Успенскій, Левитовъ, Слпцовъ и т. под. У него то же отношеніе къ предмету, тотъ же пріемъ въ его Апраксинцахъ. Онъ беретъ все мелкое купечество и весь торговый людъ огромнаго рынка, называемаго Апраксинымъ дворомъ, какъ они представляются зрителю, и воспроизводитъ весь бытъ и всю житейскую обстановку туземцевъ этого двора въ очеркахъ и картинахъ. Авторъ описываетъ допожарную эпоху. Мы не думаемъ, впрочемъ, чтобы эта оговорка съ его стороны была необходима, потому что не думаемъ, чтобы посл пожара внутренняя сторона, то есть жизнь и нравы содержимаго Апраксинымъ дворомъ, могла много измниться съ перемною вншней — т. о. торговыхъ зданій. Да и почему мняться посл пожара мстнымъ нравамъ, обычаямъ и потребностямъ? Т же товары и занятія, т же купцы и прикащики, т же торгаши толкучки, т же лавки, то же начальство, т же трактиры, тотъ же торговый методъ и пріемъ. Все то же. Разница можетъ быть въ томъ только, что молодецъ не въ ту сторону бгаетъ въ трактиръ или питейный домъ, а потому рискуетъ быть лишній разъ встрченъ хозяиномъ, и слдовательно лишній разъ обруганъ. Взглядъ на вещи и правы нашего купечества, какъ великаго такъ и малаго, измняются туго, сколько ни измняйся вншность, такъ что кром устойчивости, сообщаемой вообще человку капиталомъ, оно устойчиво еще вслдствіе крайней рутины и глухаго невжества даже и относительно того дла, которымъ занимается чуть ли не съ пеленокъ, отчего и подлежитъ постоянно воровству и грабежу, какъ со стороны прикащиковъ и собственныхъ дтей, такъ и со стороны другихъ мелкихъ торговцевъ. Авторъ длитъ и характеризуетъ апраксинцевъ слдующимъ образомъ:
‘Всхъ торгующихъ на Апраксиномъ можно раздлить натри касты: на патриціевъ, плебеевъ и пролетаріевъ. Къ числу первыхъ относятся хозяева, ко вторымъ — молодцы, то есть приказчики, и наконецъ къ третьимъ — продающіе и перекупающіе разный хламъ и ветошь, а иногда занимающіеся, какъ выражаются молодцы, ‘карманною выгрузкою’. Люди эти не имютъ осдлости, цлый день шныряютъ по линіямъ и обращаются къ проходящимъ съ слдующими вопросами: ‘Не продаете ли чего? Кавалеръ! кажи, что несешь? Почемъ голенищи?’
Патриціи, то есть хозяева — вольныя птицы, они пользуются всми удобствами жизни, но плебеи — молодцы — въ совершенной зависимости отъ хозяевъ, занятые круглый годъ, лтомъ съ восьми часовъ утра и до девяти вечера, а зимою съ девяти утра до пяти, они совершенно не имютъ воли и не смютъ сдлать шагу безъ спроса хозяина, не не смютъ провести ни одной идеи, и по понятію хозяевъ, суть ничто иное, какъ машины или ломовыя лошади. Пролетаріи въ дл свободы гораздо счастливе ихъ, по крайней мр т могутъ сказать: ‘я самъ себ господинъ’.
Изъ этихъ трехъ разрядовъ, авторъ занимается преимущественно первыми двумя, и къ сожалнію, очень мало говоритъ о третьемъ, самомъ многочисленномъ, и разумется, самомъ подвижномъ и безпокойномъ разряд, такъ сказать, бродилъ низшей городской жизни. Конечно, трудно изучить его бытъ, еще трудне характеризовать опредленными чертами его отношенія къ окружающей сред, но предметъ этотъ весьма любопытенъ. Кром нсколькихъ забавныхъ сценъ на развал и въ Чернышевомъ переулк, авторъ говоритъ о немъ слдующее:
‘Сегодня они продаютъ башмаки, завтра часы, доставшіеся по случаю, посл завтра мдныя кольца, которыя выдаютъ за золотыя, перстни съ хрустальными брилліантами и прочія, говоря языкомъ апраксинцевъ, атуристыя вещи. Постояннаго жительства эти люди, большею частію, не имютъ, день они занимаются торговлею и присутствуютъ въ кабакахъ, впрочемъ, подчасъ не прочь заняться и карманною выгрузкою на гуляньяхъ, а ночью упокоиваютъ свою бренную плоть на трехъ-копечномъ ночлег въ притон всхъ праздношатающихся темныхъ личностей, на Снной, въ дом Вяземскаго,— въ томъ дом, гд полиція каждый мсяцъ арестовываетъ десятки личностей, не только что неимющихъ законнаго вида для прожитія, но даже не помнящихъ родства’.
Въ описаніи быта высшаго класса Апраксина двора, быта хозяевъ-купцовъ, у г. Лейкина много оригинальнаго и характернаго. Несмотря на то, что наше купечество все на одинъ покрой, какъ обладающее милліонами, такъ и торгующее на десятки тысячъ — тотъ же деспотизмъ, т же угнетенныя семьи, т же сыновья, кутящіе самымъ неистовымъ образомъ потихоньку отъ родителей — съ тою только разницею, что первое вылощилось, и самодурство съ рутиной не такъ ярко выступаетъ на немъ, какъ на послднемъ, у котораго все это является въ первоначальной чистот и ясности,— несмотря, говоримъ мы, на однообразіе ихъ быта, г. Лейкинъ и здсь отыскалъ и подмтилъ нсколько своеобразныхъ чертъ, наложенныхъ на эту часть торгующаго класса особенной средой Апраксина двора, гд она проводитъ свою жизнь. Все это воспроизведено у него въ очеркахъ и картинахъ оригинально, безъ всякаго заимствованія у какого либо извстнаго писателя, безъ подражанія г. Островскому. Много смшнаго, много истинно комическаго заключено въ этихъ сценахъ. Такъ напримръ, вся пятая глава, въ которой описанъ имянинный день купца Ивана Михеича Кузявина, очень хороша, начиная съ того момента, когда прикащики разсуждаютъ, какъ имъ подступиться къ хозяину съ поздравленіемъ и кому первому идти, и кончая слдующей сценой, когда вс перепились, и одинъ изъ гостей, Затравкинъ, потребовалъ молодца съ гитарой и началъ плясать.
‘Затравкинъ по истин отличился: онъ вошелъ въ такой экстазъ, что снялъ съ себя сапоги и, надвъ ихъ на руки, началъ ими трясти и прихлопывать, какъ то длаютъ ложками полковые плясуны. Когда онъ кончилъ, его подняли на руки и начали качать. Во время пляски одинъ изъ молодцовъ усплъ стянуть со стола початую бутылку хересу.
‘— На рукахъ возьмутъ тя! воскликнулъ дьячокъ, смотря надъ подбрасываемаго кверху Затравкина и отъ удовольствія потирая желудокъ.
‘— Мерзосты проговорилъ раскольникъ и плюнулъ чуть ли не въ десятый разъ.
‘— Чмъ же? спросилъ дьячокъ.
‘— Тмъ же, что плясаніемъ бса тшатъ.
‘— На пиру да воспляшутъ! даже самъ псалмопвецъ, Давидъ, скакаше, играя.
‘Дьячокъ понюхалъ табаку, раскольникъ снова плюнулъ и отвернулся.
‘— Табашники, любоди и плясаніемъ бса тшущіе вс будутъ горть въ огн неугасимомъ.
‘— Табашники-то за что же?
‘— Табакъ есть гршное быліе, возросшее на могил великой блудницы: хмль въ головахъ, горчица въ ногахъ, а табакъ на чрев ея, а эту мерзость въ сндь употребляете, отвчалъ разсерженный раскольникъ.
‘— Это по вашему, а по нашему и священнослужители нюханіемъ занимаются.
‘— Что ваши священнослужители!
‘— А вашъ-то попъ — бглый солдатъ, еврей.
‘— Еврей, да вотъ позналъ вру истинную, старую, вс вры произошелъ, во всхъ былъ, лучше нашей найти не могъ. Вашъ-то попъ прізжалъ, была у нихъ при, а что взялъ? пять часовъ бились, нашъ ему доказалъ. Вашъ плюнулъ, да и возвратился вспять: съ чмъ пріхалъ, съ тмъ и ухалъ!
‘— Ну, ну, оставьте, господа, вмшивается хозяинъ и прекращаетъ споръ.
‘У женщинъ изсякъ уже всякій разговоръ: отъ нечего длать он щупали другъ на дружк платья и справлялись о цн матерій, стараясь, между прочимъ, хвастнуть своими нарядами и тмъ уязвить другихъ.
‘Пробило два часа. На стол стоитъ четвертная бутыль съ остатками водки. Уже давно отъужинали. Половина гостей отправилась по домамъ. Гость, повствовавшій объ антихрист, напился до безчувствія и молодецъ Ивана Михича повезъ его домой. Макара Спиридоныча повели жена и сынъ Шаня, онъ долго не хотлъ уходить и все ругался. Самые рьяные игроки все еще продолжаютъ играть въ карты. Затравкинъ все еще прикладывается къ четвертной бутыли, лзетъ въ споръ съ гостями и икаетъ самымъ выразительнымъ образомъ. Подъ утро нкоторыхъ гостей выталкиваютъ въ шею.
‘— Важно угостились! замчаетъ нетвердымъ языкомъ Иванъ Михичъ, ложась на постель и подваливаясь къ супруг.— Груша, поцалуемся!
‘— Отстань, вишь какъ нализался! сердито отвчаетъ Аграфена Ивановна, и отворачивается отъ мужа’.
Среднее между купцами-хозяевами и торгашами толкучки составляютъ молодцы т. е. прикащики и сидльцы лавокъ. Этотъ разрядъ много интересне перваго, жизнь его, привычки и потребности еще не вылились въ такую законченную форму, какъ жизнь перваго разряда, они какъ-то подвижне, моложе, если можно такъ выразиться. Этотъ разрядъ поставляетъ людей и въ хозяева, и въ торгашей толкучки, смотря по тому, какъ молодецъ ведетъ свои дла съ хозяиномъ-купцомъ. Круглый годъ сидитъ молодецъ въ лавк, — лтомъ съ восьми часовъ утра и до девяти вечера, зимой съ девяти утра до пяти вечера, и шагу не можетъ сдлать безъ спросу хозяина, вчно ругающагося. Онъ иметъ свободы только три полныхъ дня въ году: первый день Пасхи, Троица и Рождество, да еще съ двнадцати часовъ утра онъ свободенъ въ прощенное воскресенье на масляной и въ омино воскресенье. Вотъ и все. Кром этихъ тяжкихъ обязанностей онъ ежеминутно подвергается ругани, обсчитыванью и всякому притсненію со стороны самого (т. е. хозяина), и все это впродолженіи пятнадцати, двадцати лтъ. Отсюда, по своему положенію, молодецъ — рабъ хозяина и всегда вражьему. Вс помыслы, вс стремленія его направлены къ тому, чтобы выйти изъ этого положенія, дажераззоривъ своего господина, и самому стать хозяиномъ, завести свою лавку. Способовъ достигнуть этого у него только два: или красть изъ выручки, или жениться на хозяйской дочери и взять нсколько тысячъ приданаго, впрочемъ, планъ на женитьбу нисколько не мшаетъ молодцу брать хозяйскія деньги изъ выручки, и крадутъ почти вс. Можно себ представить, что немногіе выдерживаютъ многолтній искусъ, тмъ боле, что за самомалйшій промахъ, или просто по капризу самодура-хозяина, прикащикъ изгоняется безъ милосердія, и тогда разумется идетъ заниматься торгашествомъ на толкучк и разными свободными художествами, потому что мсто прикащика у другаго хозяина ему получить уже трудно, такъ какъ хозяева большею частію знаютъ другъ друга. Авторъ мтко и хорошо изображаетъ намъ въ сценахъ и очеркахъ отношенія хозяевъ къ прикащикамъ, ихъ жизнь вмст, жизнь, полную однообразія, изрдка прерываемую одними и тми же праздниками съ непроходимымъ пьянствомъ и обжорствомъ съ одной стороны, съ тайнымъ кутежомъ съ другой, и съ слдующими днями строгаго поста.
Вообще книжка г. Лейкина — книжка хорошая, во первыхъ, какъ художественное произведеніе, а во вторыхъ, какъ первый опытъ изслдованія и воспроизведенія быта низшихъ слоевъ городскаго населенія. Но, повторяемъ, жалко, что авторъ, вроятно, по неимнію средствъ и возможности, да вроятно и вслдствіе трудности дла, почти ничего не говоритъ о такъ называемыхъ имъ чистыхъ пролетаріяхъ: — съ его наблюдательностью, онъ, конечно, могъ бы уловить что либо типичное въ жизни и потребностяхъ этого люда. Какъ бы то ни было, нельзя не пожелать успха, какъ нашему автору, такъ и всмъ съ толкомъ занимающимся изученіемъ быта разнообразныхъ и часто глубоко скрытыхъ слоевъ городскаго населенія, потому что какъ бы ни было важно знаніе быта сельскаго жителя, но городъ Петербургъ все-таки предметъ огромной важности, предметъ близкій сердцу каждаго русскаго. На немъ покоятся вс наши надежды, благословенія и опасенія, да наконецъ общество въ своемъ развитіи всегда можетъ вступить въ такой моментъ, когда жизнь города, обыкновенно боле подвижная, шумливая, активная, выдвинется на первый планъ, оттснивъ на второй боле пассивное село.