Антоний и Клеопатра, Шекспир Вильям, Год: 1606

Время на прочтение: 124 минут(ы)

В. Шекспиръ

Антоній и Клеопатра.

Переводчики: Ольга Чюмина и Николай Минскій
Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.

 []

 []

АНТОНІЙ и КЛЕОПАТРА.

І.

Подъ Филиппами тнь Цезаря и Брутъ вторично увидлись, молодая слава освободителя Рима поблекла передъ грознымъ проклятіемъ убитаго диктатора, исполнителемъ котораго явились оба наслдника его обаянія, Цезарь младшій и Антоній. Посл гибели послдняго войска республики y римской свободы остался только одинъ заступникъ: Секстъ Помпей, сынъ Помпея Великаго. Но легіоновъ y него не было, и его военныя силы — сицилійскіе рабы и морскіе разбойники — могли только держать въ осадномъ положеніи изнуренную Италію, но не сулили ему сколько нибудь значительныхъ успховъ въ борьб съ побдоносными тріумвирами, по крайней мр до тхъ поръ, пока т дйствовали согласно. Правда, надежды на это согласіе были очень слабы: холодная разсчетливость молодого Цезаря и безразсудная страстность Антонія взаимно отталкивали другъ друга, и ихъ союзъ, хотя и сплоченный кровью Цицерона и множествомъ другихъ жертвъ проскрипцій 43 года, никакихъ залоговъ долговчности въ себ не заключалъ. Связующими звеньями между ними были мужчина и женщина: Лепидъ и Фульвія. Но мужчина былъ слишкомъ женственнаго, a женщина слишкомъ мужского характера для того, чтобы удачно исполнить свою роль.
Лепидъ былъ не только третьимъ членомъ тріумвирата — онъ могъ даже приписать себ заслугу его основанія. Всмъ былъ памятенъ тотъ день, когда онъ, осторожный и нершительный, стоялъ со своими легіонами въ Галліи, a Антоній, разбитый и преслдуемый, съ остатками своего войска искалъ y него защиты и, не будучи имъ принятъ, расположился лагеремъ по сосдству съ нимъ. Никогда еще чарующая сила личности не сказалась съ такой поразительной, всепобждающей мощью: солдаты Лепида высыпали посмотрть и послушать бывшаго помощника послдняго диктатора Рима и участника его славы, нкогда всемогущаго нын освященнаго несчастьемъ. И вотъ раздляющій валъ между обими стоянками разрушается, Антоній входитъ тріумфаторомъ въ чужой лагерь, приближается къ оставленному и испуганному Лепиду — и внезапно бросается на колни передъ нимъ, называя его своимъ отцомъ и спасителемъ. Что это? Разсчетъ? Нтъ, увлеченіе, но одно изъ тхъ увлеченій, которыя коренясь въ самой природ человка, силой своей непосредственности вмигъ завоевываютъ симпатіи и лучше всякаго разсчета содйствуютъ цлямъ увлекающагося. Съ этого дня начинается второе возвышеніе Антонія… или, говоря правильне, третье, такъ какъ второе мы должны начать съ той минуты, какъ онъ, посредствомъ такого же заразительнаго увлеченія, отбилъ y республиканцевъ впечатлительную городскую толпу — читатели знаютъ эту безподобную сцену изъ ‘Юлія Цезаря’ нашего поэта. Тогда молодой Цезарь положилъ предлъ его дальнйшимъ успхамъ, подъ стнами Мутины солнце Антонія затмилось: теперь, посл его безкровной побды надъ Лепидомъ, оно опять сіяло въ прежнемъ блеск, и умный Цезарь не счелъ полезнымъ для себя продолжать вражду. У той же Мутины былъ заключенъ роковой для Рима тріумвиратъ, первымъ послдствіемъ котораго были проскрипціи, a вторымъ — походъ обоихъ противниковъ въ Македонію, гд подъ ихъ ударами пали послдніе бойцы за римскую республику. Во время македонскаго похода въ Италіи остался Лепидъ въ званіи консула — и Фульвія, которая, въ качеств жены Антонія и тещи Цезаря, была какъ бы геніемъ (или фуріей) тріумвирата.
Эта женщина, едва ли не самая замчательная изъ римскихъ тигрицъ той эпохи, имла тогда за собой богатое и разнообразное прошлое. Мы видимъ ее впервые женой мятежнаго демагога Клодія, кумира римской черни и заклятаго врага Цицерона, ихъ бракъ былъ счастливъ, благодаря сходству ихъ натуръ, и она сильно горевала объ его безвременной смерти — смерти въ свалк на большой дорог, достойно завершившей безпокойную жизнь этого человка. Вскор затмъ,однако,она вышла за Куріона, ‘перваго среди геніальныхъ повсъ того времени’, какъ его называетъ Моммзенъ, главное орудіе Цезаря въ его разрыв съ сенатомъ. Куріонъ вскор погибъ въ Африк и Фульвія вторично осталась вдовой. Ближайшимъ другомъ убитаго былъ нашъ Маркъ Антоній, онъ не побоялся взять въ свой домъ женщину, похоронившую двухъ своихъ мужей, и любилъ ее страстно, несмотря на насмшки своего врага Цицерона, что ‘римскій народъ ждетъ отъ Фульвіи третьяго подарка’. Много разговоровъ возбудилъ тогда одинъ случай, хотя и маловажный, но все же доказывающій всю романтичность, если можно такъ выразиться, натуры Антонія. Во время испанскаго похода Цезаря, когда Римъ съ трепетомъ ждалъ всти о новой побд или о гибели своего властителя, Антоній по государственнымъ дламъ долженъ былъ вы-хать изъ Рима, Фульвія осталась въ город, томимая тоской и ревностью: любовь къ супруг не препятствовала Антонію любить на сторон другую, прекрасную актрису Цитериду. Вдругъ… но разскажемъ дальнйшее словами Цицерона: ‘Около десятаго часа дня Антоній пріхалъ къ Краснымъ Скаламъ, заслъ въ какой то харчевн и провелъ тамъ за виномъ остатокъ дня, затмъ онъ быстро въ коляск вернулся въ городъ и, окутавъ голову плащемъ, поспшилъ домой. Привратникъ: кто тамъ? Отвтъ: гонецъ отъ Марка. Тотчасъ его ведутъ къ той, ради которой онъ и пришелъ, и онъ передалъ ей письмо. Она его читаетъ, плачетъ… a письмо было любовное, и его содержаніе сводилось къ тому, что онъ прекращаетъ свою связь съ той актрисой, что онъ всю любовь, которую питалъ къ ней, переноситъ на жену. Слезы Фульвіи льются все сильне и сильне — и вотъ нашъ сердобольный супругъ не можетъ доле сопротивляться, обнажаетъ голову, бросается ей на шею…’ ‘О негодяй!’ восклицаетъ гнвно ораторъ, ‘для того, значитъ, чтобы твоя жена увидла тебя неожиданно въ роли Ганимеда (по нашему: селадона), для того ты распространилъ по Риму ночную тревогу, по Италіи — многодневный страхъ?’. Да, эта черта была въ Антоніи: увлекаясь любовью, онъ не щадилъ не только нервовъ, но и крови своихъ согражданъ. Будущее оправдало эту оцнку гораздо ршительне, чмъ могъ предполагать прозорливый Цицеронъ.
Итакъ, Фульвія была женой Антонія ко времени тріумвирата, по желанію войскъ, Цезарь Младшій женился на ея молоденькой дочери отъ перваго брака и падчериц своего новаго союзника, Клодіи, благодаря этому она стала самой вліятельной женщиной, а по удаленіи Антонія и Цезаря въ Македонію и самой вліятельной личностью въ Рим. Сенатъ и народъ были къ ея услугамъ, между тмъ какъ обоимъ консуламъ, изъ которыхъ однимъ былъ Лепидъ, досталась скромная роль исполнителей ея желаній. Особенно краснорчиво сказалось вліяніе Фульвіи къ концу 42 г., нсколько мсяцевъ посл Филиппскаго побоища. Ея деверь Луцій Антоній былъ намстникомъ Верхней Италіи, пришлось ли ему въ качеств такового сразиться съ воинственными альпійскими племенами, или нтъ — мы не знаемъ, но фактъ тотъ, что онъ приписывалъ себ кое какія военныя заслуги и на этомъ основаніи потребовалъ тріумфа. Сенатъ, занятый македонскими и другими длами, туго откликался на его заискиванія, тогда онъ обратился къ заступничеству Фульвіи, и цль была достигнута. Перваго января слдующаго года Луцій Антоній вошелъ тріумфаторомъ въ Римъ — тріумфаторомъ по милости Фульвіи.
Вообще надобно сказать, что новая властительница Рима льнула гораздо боле къ своему мужу, чмъ къ своему зятю, когда поэтому оба тріумвира — такъ приходится говорить, такъ какъ Лепида никто въ разсчетъ не принималъ — подлили между собой свои дальнйшія задачи и Цезарь вернулся въ Италію, столкновеніе между нимъ и Фульвіей стало неминуемо. Задача Цезаря была тяжела во всхъ отношеніяхъ: онъ долженъ былъ надлить землею ветерановъ своего побдоноснаго войска, притомъ, согласно уговору, очень богато, a для этого — отнять землю y прежнихъ, законныхъ владльцевъ. Возроптала Италія, правда, расположеніе солдатъ могло служить противовсомъ ея неудовольствію, но тутъ уже Фульвія постаралась о томъ, чтобы Цезарь не очень могъ полагаться на этотъ противовсъ, заискивая отъ имени Антонія самымъ беззастнчивымъ образомъ передъ ветеранами общаго войска. Возмущенный Цезарь развелся съ ея дочерью. Это, конечно, всего мене могло заставить Фульвію и Луція Антонія прекратить свои происки и новая междоусобная война стала неизбжной. Чтобы увеличить свои шансы, Луцій развернулъ знамя свободы — и дйствительно, этимъ привлекъ на свою сторону много республиканцевъ: Фульвія не сразу ршилась согласиться съ его не въ мру смлыми идеями, но начавшаяся было между ними ссора была быстро улажена общимъ другомъ, подсказавшимъ ей оригинальное, чисто женское соображеніе. Фульвія и Луцій соединили, свои силы, началась война — ‘перузинская война’, какъ ее принято называть по имени города, занятаго врагами Цезаря. Она быстро кончилась, черезъ три мсяца Перузія сдалась. Луцій Антоній призналъ власть побдителя, но непримиримая Фульвія, равно какъ мать обоихъ Антоніевъ, Юлія, предпочла оставить Италію. Юлія была съ почетомъ принята Секстомъ Помпеемъ въ Сициліи, который былъ радъ завязать черезъ нее сношенія съ ея могущественнымъ сыномъ, что касается Фульвіи, то она отправилась въ Грецію и вскор затмъ умерла въ пелопоннесскомъ городк Сиціон.
То женское соображеніе, которое склонило Фульвію поднять знамя возстанія, состояло въ слдующемъ: ‘пусть въ Италіи разгорается междоусобная война, каковъ бы ни былъ ея ходъ — она заставитъ Марка Антонія опомниться и вырветъ его изъ объятій Клеопатры’.

II.

Посл разлуки съ Цезаремъ Младшимъ Антоній отправился завоевывать Востокъ, находившійся на сторон республиканцевъ. Военная часть его задачи никакихъ затрудненій не представляла — никто не думалъ о сопротивленіи, но ему нужно было также добыть крупныя суммы золота для пополненія своей казны и для вознагражденія деньгами тхъ же солдатъ, которыхъ Цезарь предполагалъ надлить землею. Это было непріятно, но — при врожденномъ малодушіи привыкшаго къ обидамъ Востока, далеко не такъ опасно, какъ передлъ Италіи. Къ тому же, Антоній по всему своему характеру былъ способенъ плнить эллинизованый Востокъ. Онъ производилъ себя отъ (вымышленнаго) Антона, сына Геракла, но Геракломъ онъ былъ только на войн, въ мирное же время онъ боле старался воплотить въ себ другое греческое божество — бога весны и веселья, благодатнаго друга смертныхъ Діониса. Греки охотно шли на встрчу этой его мечт. Въ Эфес устроили въ его честь вакханскій хороводъ, женщины нарядились вакханками, мужчины сатирами, звуки флейтъ и тимпановъ оглашали городъ… Таковъ былъ въздъ въ провинцію представителя римской власти. Романтикъ по природ, онъ охотно превращалъ дйствительность въ сказку, жизнь въ сновидніе, вполн отожествляя себя со своими мечтаніями, онъ и самъ скользилъ сновидніемъ по жизни своихъ близкихъ, то грознымъ, то чарующимъ, но всегда причудливымъ, всегда противорчащимъ дйствительности. И вотъ, когда его не стало, имъ показалось невроятнымъ, чтобы онъ когда либо существовалъ, сама подруга его мечтаній говоритъ о немъ:
Мн снилось: былъ властитель Маркъ Антоній…
Но мы заглядываемъ впередъ. Въ Эфес, столиц сказочной Азіи, начался для Антонія волшебный сонъ, въ Тарс онъ всецло его опуталъ своими чарами. Тріумвиръ возсдалъ на городской площади, ‘творя судъ, окруженный сановниками города, царями и представителями сосднихъ областей и многотысячной толпой народа, вдругъ толпа заколыхалась, одна группа за другой покинула площадь, Антоній остался одинъ со своими ликторами. Что случилось? ‘Это Афродита’, говорили, ‘пришла навстить Діониса’. Какъ пришла и зачмъ — этого мы можемъ не повторять, нашъ поэтъ пересказываетъ эту встрчу со всми историческими подробностями устами Аэнобарба {Почтенный авторъ предисловія въ транскрипціи именъ нкоторыхъ дйствующихъ лицъ трагедіи становятся на строго-филологическую точку зрнія. См. подробне примчанія къ ‘Антонію и Клеопатр’.} во второй сцен второго дйствія.
Выражаясь прозаически, египетская царица Клеопатра явилась къ глав римскаго Востока, чтобы вмст съ другими царями принять участіе въ совщаніи о предстоящемъ поход противъ парянъ и кстати оправдаться въ своихъ дйствіяхъ посл смерти диктатора Цезаря, которыя многимъ казались двусмысленными. Она была дочерью царя Птолемея Авлета, ей было тринадцать лтъ, когда ея отецъ въ 51 г. умеръ, оставляя наслдниками престола ее и ея десятилтняго брата Птолемея Діониса. По его вол, согласной съ египетскимъ обычаемъ, они должны были вступить въ супружество и управлять страной вмст, но вслдствіе происковъ Потина, совтника малолтняго царя, Клеопатра была изгнана, она находилась въ Сиріи, когда въ 48 г. Помпей Великій, разбитый Цезаремъ подъ Фарсаломъ, искалъ убжища въ Египт. Онъ могъ разсчитывать на благосклонность царя, отецъ котораго ему былъ обязанъ своимъ престоломъ, но Потинъ, желая прислужиться побдителю, веллъ умертвить его во время переправы съ судна на сушу. Въ своихъ разсчетахъ онъ обманулся: Цезарь, придя въ Александрію, объявилъ, что онъ намренъ самъ ршить вопросъ о престолонаслдіи, и веллъ обоимъ царямъ явиться къ нему. Но онъ былъ безъ войска, съ небольшой свитой, египтяне его осадили въ александрійскомъ дворц, сама Клеопатра только украдкой могла его постить (по анекдоту, на который нашъ поэтъ намекаетъ въ 6 сц. II д., ее внесли во дворецъ, зашитой въ тюфякъ), шесть мсяцевъ продолжалось его стсненное положеніе, но подъ конецъ онъ побдилъ. Длъ оставалось еще много, Римъ далеко не былъ еще умиротворенъ, но Цезарь, казалось, забылъ о длахъ и вмст со своей новой подругой, шестнадцатилтней Клеопатрой, отправился вверхъ по Нилу, въ глубь чудесной страны Фараоновъ. Когда онъ наконецъ ухалъ, Клеопатра стала царицей Египта — и матерью младенца, которому она дала имя Цезаріона. Смерть диктатора была тяжелымъ ударомъ для нея, все же она продолжала дйствовать въ его дух и только нехотя, вынужденная обстоятельствами, оказала незначительную помощь Кассію. Именно въ этой помощи ей теперь приходилось оправдываться. Антоній отправилъ къ ней своего повреннаго Деллія, умнаго человка, того самаго, которому Горацій впослдствіи посвятилъ свою знаменитую оду:
Покой не забывай душевный сохранять
Въ минуты трудныя.
Такой же совтъ онъ самъ теперь далъ Клеопатр. Та его поняла, узнавъ отъ посла о романтической натур владыки Востока, она явилась къ нему той царицей сказки, которой его душа давно ждала. Афродита навстила Діониса, приплыла къ нему на своей волшебной ладь по рк Кидну, призвала его къ себ… Тщетна была его попытка соблюсти достоинство римскаго вождя, вскор въ лиц Клеопатры сказка заключила его въ свои объятія. За краткимъ упоеніемъ Тарсосскаго свиданія послдовалъ долгій сонъ египетскихъ ночей. Римъ и легіоны, Цезарь и Фульвія были забыты, даже раскатамъ перузинской войны не удалось разрушить сладкую дремоту, въ которую былъ погруженъ духъ обвороженнаго полководца. Съ грустью слдили его римскіе друзья за постепеннымъ усиленіемъ этого забытья, съ ужасомъ замчалъ онъ самъ, какъ онъ съ каждымъ днемъ терялъ часть самого себя въ своей новой любви, его цпи были прочны, и краткія минуты отрезвленія служили только къ тому, чтобы еще наглядне показать ему его полную отчужденность отъ міра дйствительности, чтобы еще сильне возбудить въ немъ тоску по покинутой сказк. Пусть духъ умершей Фульвіи — умершей не безъ его вины — зоветъ его продолжать ея дло, пусть холодный и разсудительный Цезарь предлагаетъ ему новый длежъ міра подъ условіемъ его помощи противъ владыки морей Секста Помпея, пусть общіе друзья стараются его связать съ дйствительностью рукой и ласками нжной и благородной Октавіи, ему не по себ въ римской обстановк,— въ обществ старыхъ и новыхъ друзей, за трапезой Цезаря, даже въ терем голубоокой Октавіи онъ чувствуетъ жгучій взоръ своей сказки, знаетъ, что она ждетъ его тамъ, далеко, въ лиц его ‘зми y древняго Нила’. Все сильнй и сильнй манитъ она его къ себ, за Римомъ — Аины, за Аинами — Египетъ, Александрія, Клеопатра, волшебный сонъ вторично завладлъ покореннымъ вождемъ и этотъ разъ не выпустилъ его изъ своихъ объятій вплоть до самой смерти.
Разсказъ объ этомъ сн, съ его краткими болзненными перерывами и окончательнымъ роковымъ пробужденіемъ, составляетъ содержаніе ‘Антонія и Клеопатры’ Шекспира. Анализировать его мы не будемъ. Методъ, примненный нами въ настоящемъ изданіи къ сравнительно посредственнымъ ‘Комедіи ошибокъ’ и ‘Периклу’, былъ бы неумстенъ здсь, по отношенію къ признанной жемчужин шекспировской поэзіи. Историческую обстановку, желательную для ея пониманія, дали об предыдущія главы, быть можетъ, впрочемъ, читателю будетъ еще интересно узнать, что сама драма обнимаетъ десятилтній промежутокъ между перузинской войной въ 41 г. и смертью обоихъ героевъ въ 30 до Р.Х., что Антонію къ началу драмы было 40 лтъ, Цезарю — 22, a Клеопатр — 23, что примиреніе между обоими тріумвирами состоялось въ Брундизіи въ 40 году, свадьба Антонія и Октавіи въ Рим въ 40-же году (у Шекспира оба событія разсказаны во 2 дйствіи, какъ происшедшія въ Рим), a примиреніе тріумвировъ съ Секстомъ Помпеемъ въ Мизен въ слдующемъ 39 г., что новая война Цезаря съ Секстомъ Помпеемъ, на которую намекается въ 4 сц. III д., началась въ 38 г., a отршеніе Лепида, упоминаемое тамъ же въ 5 сц., состоялось въ 36 г., между тмъ какъ убіеніе Секста Помпея легатами Антонія, о которомъ говорится въ той же сцен, произошло лишь годомъ спустя, что александрійскія распоряженія Антонія — на которыя стуетъ Цезарь тамъ же въ 6 сцен, имли мсто въ томъ же 36 г., актійское же сраженіе, къ которому круто переходится въ 7 сцен, лишь въ 31 г., что, наконецъ, послдніе два акта обнимаютъ событія одного только 30 г. Вообще анахронизмовъ мало, къ хронологіи поэтъ отнесся довольно заботливо.
Что касается хронологіи самой драмы, то она достаточно опредляется тмъ обстоятельствомъ, что въ 1608 г. пьеса подъ заглавіемъ Antony and Cleopatra была внесена въ книгопродавческіе списки (Stationers’ Registers) Блёнтомъ — тмъ самымъ Блёнтомъ, которому принадлежитъ первое изданіе нашей трагедіи въ 1623 г. Конечно, написана она могла быть и раньше, но противъ слишкомъ ранняго ея происхожденія говорятъ метрическія ея особенности, a именно статистика такъ назыв. ‘мягкихъ окончаній’, приближающая ее къ пьесамъ позднихъ періодовъ. Мы допускаемъ поэтому, вмст съ большинствомъ издателей, что Шекспиръ написалъ ‘Антонія и Клеопатру’ въ 1607 году.

III.

Его источникомъ былъ опять, какъ и въ ‘Юліи Цезар’ и ‘Коріолан’ — Плутархъ. Зависимость отъ этого признаннаго мастера біографіи выдляетъ эти три ‘римскія’ драмы вмст съ ‘Комедіей ошибокъ’ въ особую группу. Въ остальныхъ своихъ драмахъ Шекспиръ своимъ источникамъ былъ обязанъ только матерьяломъ — сознавая ихъ художественную низкопробность, онъ въ построеніи и одушевленіи фабулы слдовалъ не имъ, a своему собственному чутью, здсь онъ и въ техническомъ, и въ художественномъ отношеніи чувствовалъ свою зависимость и съ тмъ благороднымъ прямодушіемъ, на какое способенъ только геній, подчинился обаянію своихъ образцовъ. Особенно это относится къ Плутарху и прежде всего къ его ‘Антонію’. Правда, это была біографія, но драматическій характеръ спеціально этой біографіи сознавался самимъ Плутархомъ: переходя отъ Деметрія Поліоркета къ Антонію, онъ говоритъ: ‘пора, однако, посл развязки македонской драмы приняться за римскую’. И дйствительно, онъ далъ намъ захватывающую, потрясающую трагедію, хотя и съ довольно длиннымъ прологомъ, прологъ обнимаетъ первыя тридцать главъ (изъ 87) до смерти Цезаря, когда Антоній былъ только второстепеннымъ персонажемъ въ великой драм, героемъ которой былъ диктаторъ. Кто читалъ Плутарха и имлъ возможность сравнить съ нимъ Шекспира, тому бросается въ глаза, прежде всего, трогательная любовь къ нему этого послдняго, его желаніе воспользоваться всми сколько-нибудь интересными частностями, которыя онъ находилъ въ своемъ образц, и притомъ воспользоваться по возможности дословно. Гд только можно было, онъ возсоздавалъ плутарховскія сцены — такова въ особенности сцена смерти героини. Быть можетъ, его выросшимъ на ‘юфуизм’ современникамъ послднія слова умирающей Харміаны (д. V, сц. 20) показались черезчуръ прсными въ ихъ строгой, античной красот, быть можетъ, и онъ при другихъ обстоятельствахъ придумалъ бы тираду поэффектне. Но онъ чувствовалъ себя связаннымъ, Плутархъ (гл. 85) въ слдующихъ словахъ описываетъ картину, представившуюся вошедшимъ въ комнату Клеопатры: ‘… они нашли ее умершей, лежащей въ царскомъ украшеніи на золотой постели. Изъ ея подругъ та, что называлась Ирадой, умирала y ея ногъ, Харміана же, уже шатающаяся и съ тяжелой головой, поправляла царскій внецъ на ея чел. Тутъ кто-то въ гнв сказалъ: И это хорошо, Харміана? Очень хорошо, отвтила она, и достойно царицы, отпрыска столькихъ царей. Больше же она ничего не сказала и тутъ же пала возл постели’. — A гд невозможно было непосредственно представить плутарховскія сцены, тамъ поэтъ влагалъ ихъ въ уста своимъ дйствующимъ лицамъ, особенно тому, кого онъ сдлалъ какъ бы хоромъ своей трагедіи, Аэнобарбу: такова вышеупомянутая сцена встрчи на Кидн и много другихъ. Можно сказать, что цлый рядъ сценъ только для того и созданъ поэтомъ, чтобы въ рчахъ дйствующихъ лицъ сообщить зрителямъ подробности, которыя y Плутарха разсказаны эпически, сюда относятся почти вс сцены третьяго дйствія. Конечно, он не изъ самыхъ удачныхъ: насколько Плутархъ помогалъ Шекспиру тамъ, гд его сцены носили сами въ себ драматическій элементъ и только ждали руки драматурга, настолько онъ былъ ему помхой тамъ, гд его разсказы вслдствіе своего существенно эпическаго характера туго поддавались драматизаціи. Опытный читатель сразу узнаетъ эти сцены, но только сличеніе съ источникомъ позволитъ ему понять и оцнить технику нашего поэта. Вообще третій актъ нашей трагедіи носитъ нсколько своеобразный характеръ, уже изъ предложенной выше хронологической схемы читатель могъ усмотрть, что съ него поэтъ втиснулъ вс промежуточныя событія 38—31 г., между тмъ какъ первые два акта, подобно послднимъ двумъ, представляютъ связную цпь слдующихъ одна за другой сценъ. Отсюда отрывочность этого акта, мало того, можно даже предположить, что поэтъ первоначально задумалъ другую его концепцію, которую онъ впослдствіи не смогъ или не пожелалъ осуществить. Въ самомъ дл, пусть читатель припомнитъ содержаніе обоихъ извстій, заставившихъ Антонія стряхнуть съ себя египетскую дремоту: однимъ были римскія дла, другимъ успхъ ‘парійскаго вождя’ Лабіена. Римскимъ дламъ были посвящены первые два акта, теперь въ третьемъ поэтъ переноситъ насъ въ землю парянъ, доблестный и умный Вентидій одержалъ крупную побду надъ этими страшнйшими врагами Рима, но ихъ окончательное укрощеніе онъ благоразумно предоставилъ своему полководцу Антонію. Итакъ, подготовленъ парійскій походъ этого послдняго, мы ждемъ его обстоятельнаго изображенія — такъ вдь и Плутархъ, вкратц сказавъ о подвиг Вентидія (гл. 34… ‘Вентидій же отказался отъ мысли преслдовать парянъ въ глубь ихъ страны, опасаясь зависти со стороны Антонія’ — изъ этихъ словъ Шекспиръ извлекъ цлую сцену: д. III, сц. 1), затмъ въ гл. 35—52 описываетъ богатый всякаго рода приключеніями походъ Антонія. Но наше ожиданіе не сбывается — очевидно потому, что принявъ въ фабулу парійскій походъ, поэтому пришлось бы разбить свою драму, подобно ‘Генриху IV’, на дв части. Такъ первая сцена осталась неорганической вставкой среди другихъ, началомъ безъ продолженія, a характеристика Антонія лишилась одной важной черты. Мы видимъ его Діонисомъ — царемъ веселья и любви, но не видимъ его Геракломъ — укротителемъ враговъ.
Впрочемъ, говоря о построеніи сценъ и о вліяніи на него плутархова изложенія, не слдуетъ упускать изъ виду того, что въ немъ составляетъ особенность самого поэта, въ чемъ проявляется давно знакомое намъ свойство его таланта. Я говорю объ его страсти оттнять характеръ сценъ посредствомъ контраста. Такъ въ только что названномъ ‘Генрих ІV’ серьезныя сцены войны съ мятежниками чередуются съ веселыми событіями въ истчипской харчевн и прочими дяніями сэра Джона Фальстафа, причемъ мы постоянно переходимъ отъ одного театра дйствій къ другому. Такъ здсь трезвая дйствительность государственныхъ сценъ выступаетъ передъ нами въ перемежку съ отдльными актами египетской сказки до тхъ поръ, пока он не сливаются и сказка не гибнетъ отъ жесткаго прикосновенія реальной жизни.— Вообще же, чтобъ покончить съ вопросомъ о зависимости отдльныхъ сценъ отъ Плутарха, мы можемъ разбить ихъ съ этой точки зрнія на три категоріи. Къ первой принадлежатъ драматизованныя плутарховскія сцены, сюда относятся главнымъ образомъ послдніе два акта, изъ первыхъ лишь немногія явленія. Ko второй — сцены, которыхъ y Плутарха нтъ, но въ которыхъ поэтъ нуждался для сообщенія зрителямъ того, что y Плутарха передается въ форм эпическаго разсказа, сюда относится, согласно сказанному, большинство сценъ третьяго акта. Къ третьей, наконецъ,— сцены, тоже y Плутарха отсутствующія и прибавленныя Шекспиромъ для расширенія дйствія и въ видахъ боле живой характеристики дйствующихъ лицъ, сюда относятся многія сцены, принадлежащія къ лучшимъ твореніямъ Шекспира, въ особенности же сцены съ Клеопатрой въ первыхъ двухъ дйствіяхъ.
Это наводитъ насъ на вопросъ о характерахъ въ нашей трагедіи, мы займемся ими по порядку, начиная тми, которые не тронуты сказкой, продолжая тми, которыя въ большей или меньшей мр подчинились ея чарамъ, и кончая ею самой. Другими словами: мы начнемъ съ Цезаря, будемъ продолжать Антоніемъ и кончимъ Клеопатрой, группируя послдовательно второстепенныя фигуры вокругъ главныхъ.

IV.

Молодого Цезаря мы знаетъ уже изъ трагедіи, посвященной его пріемному отцу, и тамъ мы видли его врагомъ сказки — сказки о римской республик, воплощенной въ лиц Брута. Но тамъ онъ былъ еще ученикомъ, въ одномъ только мст чувствуется и будущій властелинъ — это въ томъ, гд онъ настаиваетъ на своемъ желаніи начальствовать правымъ флангомъ въ битв подъ Филиппами (д. V сц. I): ‘я не прекословлю, но я такъ хочу’. По этому своему упорству онъ можетъ напомнить намъ Генриха Готспура, но нтъ: тотъ упрямится, горячится, и все таки подъ конецъ уступаетъ,— Цезарь не то: холоднымъ и нерушимымъ, точно приговоръ рока, стоитъ его ‘я такъ хочу’. Онъ заране взвсилъ вс препятствія, но и всю силу своей личности, онъ уметъ не хотть, тамъ гд враждебныя начала перевшиваютъ, a потому никогда не терпитъ пораженія. Онъ знаетъ, что такимъ путемъ создается обояніе, удесятеряющее наше значеніе. Да, сила Цезаря — продуктъ его ума, характеръ же этого ума — трезвая разсудительность, никогда не опирающаяся на иллюзіи, кром чужихъ, но зато имющая изъ каждой удобной констеллаціи извлекать ту пользу, которая можетъ изъ нея быть извлечена. Но съ другой стороны это умъ не узкій: подчиняя свои дйствія своему разсчету, a не своей любви, Цезарь сохраняетъ за собою свободу любить и ненавидть согласно влеченію своего сердца, a не согласно требованіямъ разсчета. Т, кого онъ любитъ не т же, что его союзники, т, съ кмъ онъ враждуетъ — не т же, что его ненавистники, сильный умомъ, онъ откинулъ отъ себя обычную слабость умныхъ людей, подчиняющихъ своимъ разсчетамъ не только окружающій міръ, но и себя самихъ. Зная, что его любовь ему не опасна, онъ любитъ все, что прекрасно, благородно, все, что возвышаетъ голову надъ приземистостью того людского стада, среди котораго ему суждено жить и дйствовать. Онъ любилъ Брута подъ Филиппами, онъ любитъ Антонія не только въ Александріи, но и въ Рим. Свои чувства къ нему онъ выражаетъ въ одну изъ рдкихъ минутъ откровенности слдующимъ образомъ (д. II сц. 2).
Нельзя дружить
Намъ при такомъ различіи въ поступкахъ,
Но существуй настолько крпкій обручъ,
Чтобъ насъ связать — то въ поискахъ за нимъ
Изъ края въ край весь міръ я обошелъ-бы.
На случай дружбы — Октавія, на случай вражды — легіоны: Цезарь знаетъ, что второе средство всегда остается въ его рукахъ и никогда ему не измнитъ, потому онъ смло пускаетъ въ ходъ первое. Октавію онъ любитъ: ‘никогда еще братъ такъ не любилъ своей сестры’. Онъ любитъ въ ней именно себя, ту часть своей души, которая независима отъ разсчетовъ политики, любитъ за ту счастливую свободу, которой она пользуется, свободу подчинять своей любви не только свои чувства, но и свои дйствія. Пусть она отправляется со своимъ супругомъ въ Брундизій, въ Аины… пожалуй, даже въ Сирію, пусть она всецло отдается своей любви къ нему, служа ей, она будетъ безсознательно служить и его цлямъ. Все равно ей придется вернуться къ нему, когда завса сказки опустится за Антоніемъ, тогда пусть звукъ боевой трубы разбудитъ того, до котораго уже не долетаютъ слова кроткой и чистой любви. Этимъ толкованіемъ вс затрудненія устранены. Кто находитъ несогласуемымъ съ любовью Цезаря къ Октавіи то, что онъ выдаетъ ее за Антонія, тотъ не принялъ въ разсчетъ его спокойной самоувренности, взвсившей заране вс шансы опасной игры и знающей поэтому, до какихъ предловъ можно рисковать любовью, не жертвуя ею и собой.
Вполн-ли правъ теперь Крейсигъ, называя послднія слова Цезаря, посвященныя уничтоженному врагу: ‘пышной драпировкой насытившагося себялюбія’? И правъ-ли Брандесъ, видя трагедію ‘гибели вселенной’ въ этомъ грустномъ исход сказки, погибшей отъ рукъ Цезаря? Нтъ, въ нашей трагедіи погибаетъ то, что несовмстимо съ земной жизнью, погибаютъ т, кто по-требовалъ для себя большей доли изъ чаши радости, чмъ сколько разршено даже любимцамъ жизни. Но жизнь торжествуетъ,— жизнь трезвая и ясная. Мы вышли изъ волшебнаго грота, наши глаза, привыкшіе къ призрачнымъ переливамъ его багровыхъ огней, склонны найти слишкомъ блднымъ свтъ дня, окружившій насъ такъ внезапно. A между тмъ это тотъ самый свтъ, который раститъ травы и деревья, тотъ самый, которымъ живетъ и движется весь міръ. Имя его здсь — Цезарь, онъ возсоздалъ разлагающееся римское государство, a для этого было одно только средство — уничтоженіе сказки, уничтожающей жизнь. Сказка обольстила его великаго отца, диктатора Цезаря, призракомъ царскаго внца, сказка увлекла Брута въ Филиппы, нашептывая ему сладкое имя свободы, сказка убаюкала Антонія на берегахъ Нила въ объятіяхъ неземной любви. И вотъ Цезарь палъ подъ ударами Брута, Брутъ подъ ударами Антонія, Антоній подъ ударами Цезаря Младшаго, и если этотъ послдній въ свою очередь не испыталъ участи своихъ предшественниковъ, то потому только, что онъ остался вренъ знамени жизни. Не будемъ же клеветать на жизнь: она къ тому-же не вся погрязла въ себялюбіи, она не чуждается нжныхъ, благородныхъ, возвышенныхъ чувствъ: рядомъ съ Цезаремъ мы видимъ Октавію.
Нсколько словъ и объ Октавіи. Въ ней поэтъ воспроизвелъ тотъ самый типъ преданной и великодушной римской матроны, который мы нашли въ ‘Юліи Цезар’ (Порція) и ‘Коріолан’ (Валерія), но спеціально римскимъ этотъ типъ назвать нельзя. Корделія, Дездемона, Имогена, Герміона — при всемъ разнообразіи въ оттнкахъ, естественно вытекающемъ изъ разнообразія положеній, это въ сущности одинъ и тотъ же женскій характеръ. И въ этомъ ничего страннаго нтъ: Октавія — это сама женственность, тотъ образъ, который мы любимъ… не въ обществ, быть можетъ, не въ свтскомъ разговор, не въ игр страстей, будь то легкая пна флирта или бурное волненіе влюбленности,— но зато въ нашей семь, y нашего очага, тамъ, гд совершается самый здоровый, самый зиждительный процессъ нашей жизни. И этотъ образъ, который намъ кажется родственнымъ съ самыми свободными твореніями шекспировской музы — на дл точный снимокъ съ исторической Октавіи, т слова, въ которыхъ съ наибольшей силой проявляется ея благородная душа (д. III, сц. 4).
Нтъ женщины меня несчастнй!
Быть межъ двухъ враговъ, молиться за обоихъ,
Чтобъ надо мной смялись сами боги,
Когда скажу: ‘благословите мужа’
И вслдъ за тмъ, наперекоръ мольб,
Воскликну я: ‘благословите брата!’
— ихъ она произноситъ y Плутарха, только въ разговор не съ мужемъ, a съ братомъ. ‘Вышедши на встрчу Цезарю и пригласивъ изъ его друзей Агриппу и Мецената, она стала ихъ уговаривать, чтобы они не сдлали ее изъ счастливйшей женщины самой несчастной изъ всхъ: ‘Теперь вс съ почтеніемъ смотрятъ на меня, какъ на сестру одного и жену другого властелина міра, если же злое ршеніе возьметъ вверхъ, то кто изъ васъ побдитъ или будетъ побжденъ,— неизвстно, моя же судьба въ обоихъ случаяхъ безотрадна’ (гл. 35). Но историческая Октавія сдлала гораздо боле для своего мужа. Родивъ ему двухъ дочерей, она посл его смерти взяла въ свой домъ его сиротъ отъ Клеопатры, Александра-Солнце съ Клеопатрой-Луной (эти гордыя имена были имъ присвоены отцомъ все въ томъ же упоеніи египетскихъ ночей) и Птолемея, тхъ самыхъ, о которыхъ говорится въ д. III, сц. 6, и воспитывала ихъ вмст съ собственными дтьми, поздне Клеопатра-Луна вернулась въ свою родную Африку, ставъ женой Юбы, царя Мавританіи.
О другихъ приближенныхъ Цезаря много говорить не приходится, Агриппа и Меценатъ въ своей безцвтной добропорядочности превосходно отражаютъ джентльменскую сторону его души, и только, интересне была бы другая пара, Долабелла и Прокулей, но ихъ характеры оставлены въ какомъ то загадочномъ полумрак. Зачмъ Антоній, умирая, совтуетъ Клеопатр довриться Прокулею, который такъ мало оправдываетъ ея довріе? Положимъ, Шекспиръ заимствовалъ эту черту изъ Плутарха (гл. 77), и Прокулей былъ дйствительно великодушнымъ человкомъ, какъ видно изъ отзыва о немъ Горація (ода II, 2, пер. Фета):
Братской любовью въ вкахъ отдаленныхъ
Будетъ сіять Прокулей величаво и т. д.
Но здсь его роль — если не прибгать къ натяжкамъ — остается непонятной. И зачмъ Долабелла оказываетъ цариц ту услугу, которой она, согласно завщанію мужа, была вправ ждать отъ Прокулея? Или поэтъ въ его лиц хотлъ изобразить вліяніе сказки даже на самые трезвые умы, чтобъ тмъ боле подчеркнуть хладнокровіе и стойкость самого Цезаря?
Не на сторон Цезаря, но все же на сторон олицетвореннаго въ немъ міросозерцанія стоятъ два другихъ претендента на всемірную власть, Лепидъ и Секстъ Помпей. Ихъ фигуры y поэта остались торсами, введши ихъ въ дйствіе довольно эффектно, онъ ихъ потомъ предоставилъ ихъ участи, о свершеніи которой мы узнаемъ изъ отрывочныхъ сценъ III акта. Причина, по которой они пострадали, повидимому та-же, которая заставила поэта урзать весь восточный походъ Антонія: нежеланіе длить драму на дв части. За то можно сказать, что въ знаменитой сцен банкета символически предоставлена ихъ будущая судьба: Лепидъ, добродушный миротворецъ, напивается до безчувствія и его уносятъ, какъ никому ненужную вещь изъ общества властителей міра, Помпей, окружившій себя пиратами, пытается и среди пиратовъ остаться римляниномъ и этимъ подписываетъ свой собственный приговоръ. Оба они, сказалъ я только что, стоятъ на сторон цезарева міросозерцанія, т. е. на точк зрнія трезвой и реальной политики, но они олицетворяютъ ее въ значительно боле слабой степени и легко поэтому затмеваются имъ. У Цезаря только одинъ равный ему по сил противникъ — это Маркъ Антоній.

V.

Антонія мы тоже уже знаемъ изъ ‘Юлія Цезаря’, даже гораздо лучше, чмъ его юнаго соперника, это тотъ, котораго диктаторъ противопоставляетъ угрюмому Кассію, какъ человка, ‘любящаго игры’, тотъ, который во время шумнаго римскаго карнавала — выражаясь по нашему,— превратившись изъ консула въ шаловливаго ‘луперка’, трижды предложилъ диктатору царскій внецъ, тотъ, наконецъ, который посл его убійства выступилъ безподобнымъ актеромъ на подмосткахъ римской трибуны и съ помощью геніальной трагедіи вырвалъ Римъ изъ рукъ республиканцевъ. Мы узнали его страсть къ призрачной жизни и къ блестящей мечт, попирающей и порабощающей дйствительность, онъ любитъ обманъ, но не хитростью, a обаяніемъ: его покровитель — не лукавый Гермесъ, a Діонисъ, владыка обманчивыхъ чаръ, свободный побдитель людскихъ сердецъ. Но это въ то же время тотъ, который во глав легіоновъ двинулся подъ Филиппы, выставляя имя противъ идеи и приковывая къ этому имени надежды и любовь своего войска: его второй покровитель — тотъ, кто силой своей личности объединялъ рати, труженикъ-воинъ Гераклъ. Обоимъ старался онъ подражать, смотря по обстоятельствамъ жизни или по вдохновенію минуты. Онъ любилъ Фульвію, Октавію, Клеопатру, не говоря о другихъ, и съ гордостью сверхчеловка смотрлъ на юное племя, плодъ его явныхъ и тайныхъ браковъ, безпечно игравшее y его ногъ. ‘Такъ и его радоначальникъ, говаривалъ онъ (Плут. 36), былъ рожденъ Геракломъ, который не отъ одной только женщины требовалъ себ наслдниковъ, не опасаясь солоновыхъ законовъ и налагаемыхъ ими на незаконныхъ отцовъ взысканій, и предоставлялъ природ производить родоначальниковъ многихъ родовъ’. A впрочемъ ‘характера былъ онъ прямодушнаго и, хотя медленно и съ трудомъ замчалъ свои прегршенія, но разъ ихъ замтивъ, сильно въ нихъ раскаивался и признавался передъ тми самыми, которые были имъ оскорблены. Въ наградахъ, какъ и въ наказаніяхъ, онъ не зналъ мры, но все же онъ чаще ее переступалъ въ ласк, чмъ въ гнв. Его же рзкость въ шуткахъ и насмшкахъ носила свое противоядіе въ себ самой: разршалось отвчать насмшкой на насмшку и рзкостью на рзкость, и ему было не мене пріятно быть мишенью, чмъ авторомъ шутки. И этимъ онъ часто портилъ свои дла. Въ любителяхъ прямодушныхъ шутокъ онъ не подозрвалъ серьезныхъ льстецовъ и поэтому легко давалъ себя обманывать ихъ похвалами, не понимая, что нкоторые просто во избжаніе приторности приправляютъ лесть прямодушіемъ. Вотъ та характеристика нашего героя, которую Шекспиръ имлъ передъ глазами (Плут. 24), читатель безъ труда замтитъ, какъ хорошо онъ ее иллюстрировалъ частностями въ его бесдахъ съ друзьями и приближенными. ‘Таковъ былъ Антоній, продолжаетъ Плутархъ, когда его постигло самое ршительное несчастье его жизни — любовь къ Клеопатр’.
Разрушительность этой любви объясняется тмъ, что она соотвтствовала самымъ кореннымъ, интимнымъ потребностямъ его души, та сверхземная, призрачная жизнь, та волшебная сказка, ради осуществленія которой онъ сталъ политикомъ на форум и военачальникомъ подъ Филиппами — она предстала передъ нимъ вдругъ, готовая и осязуемая, въ лиц египетской царицы, Теперь все остальное показалось ему излишнимъ и ненужнымъ — несовершеннымъ орудіемъ счастья, которое мы съ легкимъ сердцемъ бросаемъ, когда y насъ есть въ рукахъ боле подходящее. Тотъ ‘внецъ трудовъ’, который онъ добылъ себ, подобно своему родоначальнику Гераклу — онъ былъ теперь заброшенъ и забытъ, и его хозяинъ безпечно давалъ времени отрывать одинъ его листъ за другимъ. Фульвія, Лепидъ, Помпей вели, сознательно или нтъ, его дло на запад, вмст съ ними гибла и его слава. Италія ускользала изъ рукъ недавняго своего кумира — онъ благодушно пировалъ съ царицей и прочими товарищами ‘неподражаемой жизни’ на берегахъ Нила. Онъ помнилъ время, когда этотъ Цезарь былъ его ученикомъ, онъ и понын чувствовалъ себя много сильне его и воображалъ, что стоитъ ему захотть — и прежнія ихъ отношенія возобновятся сами собою. Да, стоило только захотть: но именно эту способность захотть онъ съ каждымъ годомъ утрачивалъ. Незачмъ было: тотъ міръ, изъ-за котораго онъ спорилъ съ Цезаремъ, съ каждымъ годомъ терялъ свое значеніе для него, все было блдно и убого въ сравненіи со сказкой, которая его окружала. A она была врна ему… конечно, врна! ради ея, вдь, онъ пожертвовалъ всмъ. Да, онъ то всмъ пожертвовалъ, но подлинно ли она была ему врна? И вотъ иногда его точно встряхивало всего, герой превращался въ труса, великодушный человкъ-богъ въ жестокаго варвара — это было тогда, когда ему казалось, что его сказка ускользаетъ отъ него, что она оставляетъ его нагимъ и поруганнымъ, чтобы другимъ передать. внецъ его трудовъ и утхъ. Такъ мы его видимъ при Актіи, при Пелусіи, посл посщенія ирса, поклонникъ обманчивыхъ чаръ запутался въ сти обмановъ, сплетенной боле искусной рукой, послдній, самый жестокій изъ всхъ, лишаетъ его жизни.
И не онъ одинъ — вс товарищи ‘неподражаемой жизни’ {Она распустила тотъ прежній кружокъ ‘неподражаемой жизни’ (amimetoboi) и основала другой, не уступающій ему въ нг, пышности и расточительности, который она назвала ‘кружкомъ товарищей въ смерти’ (synapothanumenoi-commoriturl). Плутархь гл. 71. На имя перваго кружка намекаетъ Антоній у Шекспира д. 1 сц. 1: ‘благородство жизни состоитъ въ томъ, чтобы поступать такъ … a въ этомъ мы, знай это, міръ, подъ страхомъ наказанія — неподражаемы’ (peerless).}, вс, вкусившіе сладкаго яда сказки, смертью искупили свое счастье. Ихъ было много, но одного поэтъ избралъ представителемъ всхъ, самаго веселаго и остроумнаго изъ ихъ среды — Домитія Аэнобарба. Его трагедія y Плутарха занимаетъ всего нсколько строкъ (гл. 63, передъ Актійскимъ сраженіемъ): ‘Онъ ласково обошелся и съ Домитіемъ, вопреки желанію Клеопатры. Страдая уже лихорадкой, этотъ человкъ слъ въ небольшую шлюпку и перешелъ къ Цезарю, Антоній былъ очень огорченъ его поступкомъ, но все же отослалъ ему все его имущество, вмст съ его друзьями и слугами. Домитій раскаялся, видя, что его неврность и предательство стали извстными Антонію, и вслдъ затмъ умеръ’. Его-то Шекспиръ сдлалъ лучшимъ другомъ Антонія, товарищемъ всхъ дней его жизни, кром послднихъ. Мы видимъ, какъ онъ вначал не мене своего полководца отдается безпечному веселію египетскихъ ночей, привыкши преломлять серьезные ‘аспекты жизни’ въ игривой призм своего добродушнаго юмора, онъ не чувствуетъ никакихъ угрызеній совсти — онъ не прочь бы и доле остаться въ Александріи, и только строгое внушеніе Антонія (д. I, сц. 2: ‘довольно пустыхъ отвтовъ!’) заставляетъ его вспомнить о реальной жизни. На трезвой италійской почв въ немъ просыпается его римская душа: теперь онъ — воинъ, подчиненный своего обожаемаго полководца. Правда, юморъ и прямодушіе не оставляютъ его и тутъ — мы видимъ его въ роли, напоминающей роль Мененія Агриппы въ ‘Коріолан’, но все же смя разлада запало ему въ сердце, та римская душа уже не даетъ себя усыпить вновь. Вопреки вол Клеопатры и желанію обвороженнаго ею Антонія, онъ настаиваетъ на необходимости сухопутнаго сраженія безъ участія египетской царицы (д. III, сц. 7), неразуміе и неудача ихъ дйствій длаютъ раздоръ въ его душ очевиднымъ и неизлчимымъ. Отнын его тянетъ къ Цезарю, онъ чувствуетъ, что ‘разумъ’ на той сторон, и хотя на первыхъ порахъ его старинная привязанность и беретъ верхъ, однако мы догадываемся, что она не долго устоитъ противъ его внушеній (д. III, сц. 8). И вотъ планъ измны зарождается и зретъ въ его душ, его исполненіе поэтъ, отступая нсколько отъ исторіи, отложилъ до послднихъ сраженій на египетской почв. Вначал мы видимъ его суровымъ критикомъ увлеченій своего начальника, затмъ онъ исчезаетъ — совершается то, что мы выше разсказали словами Плутарха. Поэтъ не пожелалъ представить намъ непосредственно перехода Аэнобарба къ Цезарю {
Любители символизма могутъ сказать, что онъ представилъ его иносказательно въ той эффектной ночной сцен (д. IV, сц. 3), въ которой солдаты-караульные слышатъ, не то подъ землей, не то въ воздух, звуки удаляющейся чудесной музыки и толкуютъ это знаменіе въ томъ смысл, что это богъ-покровитель Антонія покидаетъ его. Сцену эту Шекспиръ тоже заимствовалъ y Плутарха (гл. 75), но при этомъ допустилъ довольно крупную ошибку. Плутархъ выражается неопредленно: ‘спрашивая себя о смысл знаменія, они ршили, что Антонія покидаетъ тотъ богъ, которому онъ всегда боле всего старался подражать и уподоблять себя’. Какой это богъ? Изъ всего описанія явленія (музыка псни, крики ‘эвоэ!’, прыжки сатировъ) видно, что — Діонисъ, Шекспиръ по ошибк отнесъ его къ другому богу-покровителю Антонія, Гераклу. Та же 75 глава еще въ двухъ другихъ мстахъ была неправильно понята поэтомъ. На вызовъ Антонія Цезарь отвчаетъ, что ‘у Антонія есть и много другихъ путей къ смерти’, y Шекспира онъ, вопреки смыслу, говоритъ ‘есть y меня много другихъ путей къ смерти’ (д. IV сц. 1: Let the old ruffian know, I have many other ways to die). Затмъ, по Плутарху, Антоній ‘видя своихъ друзей плачущими, сказалъ имъ, что онъ не поведетъ ихъ въ бой, въ которомъ онъ ищетъ для себя скоре славной смерти, чмъ спасенія и побды’. У Шексппра эти унылыя слова превращены въ бодрыя и самоувренныя: ‘я хочу повести васъ туда, гд я скоре жду побдоносной жизни, чмъ смерти и чести (д. IV, сц. 2: I will lead you where rather I’ll expect victorious life, than death and honour). Въ обоихъ послднихъ случаяхъ поэтъ былъ введенъ въ заблужденіе неопредленностыо North’ова перевода Плутарха, которымъ онъ пользовался. (Caesar answered him, that he had many other ways to diy than so, …that he would not lead them to battle where he thought not rather safely to retourn with victory than valiantly to die with honour), при сличеніи подлинника, однако, неопредленность исчезаетъ — и вотъ, вроятно, причина, почему ошибки Шекспира до сихъ поръ остались незамченными.}, мы слышимъ о немъ изъ устъ солдата (д. IV, сц. 5).
И нтъ сомннія, что это гораздо красиве и благодарне: мы застигнуты врасплохъ не мене самого Антонія и можемъ, поэтому, вполн оцнить его благородство. Все же, избирая этотъ исходъ, поэтъ долженъ былъ пропустить одну важную подробность: что Аэнобарбъ былъ уже боленъ, когда ршилъ перейти къ Цезарю. Вслдствіе этого пропуска его смерть въ 9 сц. является не совсмъ понятной. По Плутарху, его свела въ могилу его физическая немочь, усиленная нравственными мученіями раскаянія. Тутъ актеръ долженъ прійти на помощь поэту, Аэнобарбу нездоровится въ сц. 2, гд онъ такъ угрюмо критикуетъ Антонія, онъ боленъ въ сц. 6, гд онъ впервые появляется въ свит Цезаря, презрительное съ нимъ обращеніе его новаго господина еще боле разстраиваетъ его, онъ вздрагиваетъ, слыша оскорбительный намекъ Цезаря на перебжчиковъ, да, онъ дурно поступилъ, и отнын для него нтъ боле радости. И именно въ эту минуту, когда его римская душа разбита — онъ слышитъ далекій, грустно-ласковый привтъ отъ той сказки, которую онъ такъ безсердечно и безразсудно, со смертью въ крови, хотлъ промнять на трезвую жизнь. Вторично сказка имъ овладваетъ, но уже не для игры и веселья — она усыпляетъ его вчнымъ сномъ смерти.

VI.

Но что же сказать теперь о самой цариц сказки, этомъ яркомъ и ядовитомъ цвтк, выросшемъ на вковомъ перегно рода Птолемеевъ — рода нкогда богатырскаго, нын разслабленнаго и отравленнаго рядомъ послдовательныхъ кровосмсительныхъ браковъ? Есть ли такая формула, въ которую бы укладывалась эта до нельзя сложная, до нельзя нервная и капризная натура, вс проявленія которой причудливы и неожиданны, какъ виднія лихорадочнаго сна? — ‘Нтъ и не можетъ быть’, склоненъ сказать читатель посл перваго бглаго ознакомленія съ ней, ‘должна быть и есть’, скажетъ онъ при боле зрломъ обсужденіи, вспомнивъ о томъ, что есть же разница между волей демонической женщины и прихотями дегенерантки, y которой вслдствіе безкровія мозга связь между явленіями сознанія нарушена — и что только первая можетъ быть предметомъ поэзіи.
Да, эта формула есть, во всей сухости она гласитъ такъ: Клеопатра — натура двойственная, одной половиной своей души она управляетъ той сказкой, которой живетъ другая. Первая своимъ видимымъ коварствомъ и вроломствомъ вызываетъ иллюзію сознательности и разсчета, говорю — ‘иллюзію’, такъ какъ настоящей сознательности въ ея дйствіяхъ такъ-же мало, какъ въ дйствіяхъ лисицы или зми, и мы скоре должны признать въ нихъ природный инстинктъ самки, смутно чувстующей, что ей слдуетъ быть распорядительницей любовныхъ чаръ, чтобы не стать ихъ жертвой. Вторая — вся упоеніе, вся восторгъ, вся преданность и самоотверженіе. Апоеозъ же Клеопатры состоитъ въ томъ, что эта вторая часть ея души освобождается отъ назойливаго надзора и вмшательства первой и побдоносно увлекаетъ ее въ тихую пристань смерти.
Быть можетъ, одна изъ причинъ этой двойственности заключается въ томъ, что Клеопатра не была той красавицей, которою ее обыкновенно представляютъ. ‘Ея красота’, говоритъ Плутархъ (гл. 27),— ‘сама по себ не была столь несравненна, она не очень поражала зрителей, но въ ея общеніи была неотразимая, чарующая сила, и ея наружность, вмст съ ея обворожительной рчью и таинственной прелестью ея обхожденія, оставляла жало въ душ тхъ, кто ее зналъ’. Будучи поставлена въ необходимость восполнить умомъ недочеты своей вншности, она инстинктивно должна была удерживать себя отъ чрезмрныхъ увлеченій и своей головой находиться выше той теплой волны, которая такъ чудно ласкала ея прочее существо. Въ ранней своей юности она плнила диктатора Цезаря, которому было тогда уже пятьдесятъ два года, была ли и она имъ плнена? Ея подруга Харміона это прекрасно помнитъ (д. I, сц. 5), если она сама называетъ свое тогдашнее сужденіе незрлымъ, то это доказываетъ только искренность ея теперешняго увлеченія, не упраздняя искренности того перваго. Еще раньше она, если врить молв, плнила старшаго сына Помпея Великаго, отправленнаго отцомъ въ Александрію набрать тамъ вспомогательное войско, но ничто не обязываетъ насъ врить молв, которой самъ Антоній вритъ лишь въ минуты изступленія {Къ тому же, Шекспиръ по ошибк относитъ эту молву къ Помпею Великому, вмсто его сына Гнея. Интересно прослдить происхожденіе этой ошибки. У Плутарха (гл. 25) просто сказано: ‘Клеопатра, основываясь на прежнихъ своихъ побдахъ надъ Цезаремъ и Гнеемъ, сыномъ Помпея, надялась легко покорить и Антонія’. (У Норта: …by the former accesse and credit she has with Julius Caesar and C. Pompey, the son of Pompty the Great). Шекспиръ, очевидно, проглядлъ Плутархову оговорку, a такъ какъ онъ, съ другой стороны, помнилъ, что Помпей Великій при жизни Клеопатры даже не коснулся египетской почвы, a былъ убитъ во время переправы, то y него получилась слдующая восхитительная, но чисто фантастическая картина ‘….и великій Помпей стоялъ, и его взоръ пускалъ корни въ моей брови, тамъ на якор стоялъ его взоръ, и онъ умеръ, всматриваясь въ то, что было его жизнью’ (д. 1 сц. 5).} (д. IV, сц. 11). Ее настоящимъ возлюбленнымъ былъ Маркъ Антоній, и вотъ въ то время, какъ она своей увлекающейся душой отдается этой страсти, ея женскій инстинктъ учитъ ее распредлять и приправлять свои ласки такъ, чтобъ ихъ предметъ отъ нея не ускользнулъ. На римскихъ друзей Антонія ея любовь производитъ впечатлніе льстивой разсчетливости, они называютъ ее — съ забавнымъ анахронизмомъ, вызваннымъ созвучіемъ словъ egyptian и gipsy — ‘цыганкой’ и даже хуже, но мы вскор узнаемъ, что они ошибаются. Къ Антонію явились послы изъ Рима, Клеопатр страшно не хочется, чтобъ онъ ихъ выслушалъ — именно поэтому она отъ него этого требуетъ. Ея тайное желаніе исполняется: посламъ отказано. Но опасность этимъ лишь отсрочена, несмотря на все, ‘римская мысль’ коснулась обвороженнаго тріумвира, онъ узнаетъ о смерти Фульвіи, о могуществ Цезаря, о парійскомъ погром — его отъздъ необходимъ, онъ долженъ проститься съ Клеопатрой.
Сцены прощанія y Плутарха нтъ — она принадлежитъ къ тмъ, которыя мы выше выдлили въ ту особую третью категорію (гл. III): Шекспиръ ее вставилъ, чтобы полне обрисовать характеръ обоихъ героевъ. Все же было бы ошибочно предполагать, что она сочинена вполн свободно: ея образцомъ была знаменитая сцена прощанія Энея съ Дидоной — не столько, впрочемъ, въ оригинальной обработк Виргилія, сколько въ передлк его подражателя Овидія (Неroides 7), Дидона Овидія представляетъ изъ себя такую же нервную натуру, какъ и наша Клеопатра. Антоній хочетъ уйти — надобно его задержать, если-же это невозможно — надобно устроить такъ, чтобы онъ вернулся. Для этого Шекспиръ пользуется мотивомъ, заимствованнымъ y Овидія: пусть Антоній знаетъ, что ихъ союзъ не остался безъ послдствій… Стоитъ обратить вниманіе, какъ Клеопатра подготовляетъ свое признаніе: ей душно, она можетъ упасть въ обморокъ, ей то дурно, то хорошо — ‘такъ любитъ Антоній…’ И когда ничего не понимающій другъ хочетъ уйти, она зоветъ его обратно, ‘Постой, учтивый сударь, одно слово. Государь мой, мы должны разстаться… но это не то. Государь мой, мы любили другъ друга… но это не то. Это ты хорошо знаешь: что то я хотла теб сказать, о мое забвеніе подлинный Антоній, и я совсмъ забыта!’
Courteous lord, one word.
Sir, you and I must part, but that’s not it:
Sir, you and I have lov’d — but there’s not it,
That you know well: something it is I would —
O, mu oblivion is a very Antony
And I am all forgotten.
Ея слова повергли въ недоумніе новйшихъ толкователей, лучше ихъ всхъ, какъ намъ кажется, понялъ, однако, благодаря своему поэтическому чутью, нашъ Пушкинъ, который явно подражалъ имъ въ знаменитомъ мст своей ‘Русалки’:
Постой, теб сказать должна я —
Не помню что.
Князь.
Припомни.
Она.
Для тебя
Я все готова… Нтъ, не то… постой…
Нельзя, чтобы навки въ самомъ дл,
Меня ты могъ покинуть… Все не то…
Да, вспомнила: сегодня y меня
Ребенокъ твой подъ сердцемъ шевельнулся.
Антонію слова царицы непонятны, онъ считаетъ ихъ ‘неразуміемъ’ (idelness), тогда она выражается нсколько ясне: ‘Тяжело’, говоритъ она, носить такое неразуміе такъ близко къ сердцу, какъ это длаетъ Клеопатра’. Наконецъ Антоній понялъ, Клеопатра это замтила, она знаетъ, что теперь онъ ей обезпеченъ, что никакимъ ‘римскимъ мыслямъ’ не вырвать того жала, которое она оставила въ его душ. Она благословляетъ его въ походъ и онъ удаляется, сказавъ ей съ такою-же двусмысленностью, что онъ, уходя, все-же остается съ нею.
Такъ дйствуетъ Клеопатра подъ вліяніемъ своей первой души, но вотъ дло сдлано. Антоній ухалъ — она можетъ свободно отдаваться второй. Какъ искренно, какъ безумно она его любитъ — это видно изъ слдующихъ сценъ ея томительнаго выжиданія, ея упоительныхъ воспоминаній — ‘теперь онъ говоритъ или шепчетъ: гд-то моя змя y стараго Нила? Такъ, вдь, онъ называлъ меня. A теперь я сама питаюсь самымъ сладкимъ изъ всхъ ядовъ!’… ядомъ сказки можемъ мы прибавить, который дйствуетъ на нее съ полной силой теперь, когда она вполн отдается влеченію своего сердца. Да, выжиданіе, воспоминанія — a затмъ, страшное извстіе о его женитьб на Октавіи, изступленіе ревности и постепенное успокоеніе при вымышленныхъ показаніяхъ встника о вншности соперницы — все это послдовательно и понятно. Свтъ падаетъ съ одной только стороны, нтъ того смущающаго скрещиванія тней, которое мы наблюдали въ первыхъ сценахъ.
Какъ встртила Клеопатра Антонія, когда онъ вторично и окончательно къ ней вернулся? Была у нихъ рчь объ Октавіи, или же ихъ занимало только ихъ собственное счастье, нагляднымъ символомъ котораго были младенцы-близнецы, Александръ-Солнце и Клеопатра-Луна, увидвшіе свтъ во время отсутствія отца? Мы этого не знаемъ, сцена возвращенія пропала въ общемъ сумбур третьяго дйствія. Мы y Актія, гибель нависла надъ нашей четой. Опять Антоній съ Клеопатрой, и опять то, что мы назвали ея первой душой, назойливо даетъ знать о себ и препятствуетъ любви проявлять свою силу. До самой смерти Антонія свтъ опять падаетъ съ двухъ сторонъ, не совсмъ легко разобраться въ замысловатомъ узор скрещивающихся тней.
Сохранить Антонія — это первая забота, сохранить царство — вторая. Почему Клеопатра настаиваетъ на томъ, чтобы сраженіе было дано на мор? Потому что тогда, въ случа пораженія, ея флотъ можетъ спастись въ Египетъ и обезпечить ей владніе этой недоступной страной. Почему она при первой неудач даетъ сигналъ къ бгству? По той же причин. Но почему Антоній, постыдно оставляя свои врные легіоны, слдуетъ ея примру? Потому что ему здсь впервые, въ шум и сумятиц битвы, объявилась та первая душа его царицы. Онъ думалъ, что они вмст уносятся теплой волной сказки, готовые вмст, если такъ нужно, въ ней утонуть. Возможно-ли, чтобы Клеопатра дала ему умереть одному, спасая свою жизнь безъ него? Да, это оказалось возможнымъ, началась жестокая игра Клеопатры съ тмъ, кто весь отъ нея зависитъ и не иметъ боле любви, счастья, власти вн ея кругозора.
И вотъ они опять вмст, но ролями они помнялись: не Антонія, a Клеопатру тянетъ отъ сказки къ жизни, или врне — въ третью сказку, героемъ которой долженъ быть Цезарь. Его отца по усыновленію она нкогда плнила, почему ей не испытать силы своихъ чаръ и на сын? Положительно ея первая душа властвуетъ надъ нею, она благосклонно принимаетъ ирса, явившагося посломъ отъ Цезаря, она подтверждаетъ его фикцію, будто ея союзъ съ Антоніемъ былъ дломъ принужденія, a не свободной любви. A Антоній? Посл своего актійскаго бгства она примирила его поцлуемъ, ея переговоры съ ирсомъ приводятъ его въ бшенство, но стоитъ ей еще разъ пустить въ ходъ свою обычную льстивость — и онъ опять ей подчиняется. Лишь третій обманъ открываетъ ему глаза, когда посл его геройской защиты флотъ Клеопатры отдается Цезарю (д. ІІ, сц. 10) — онъ чувствуетъ, что онъ проданъ, ея ласки не помогаютъ, требуются боле сильныя, боле дйствительныя чары. Когда-то они, распустивъ кружокъ ‘неподражаемой жизни’, назвались ‘товарищами въ смерти’, эта совмстная смерть представлялась достойнымъ финаломъ ихъ сказки. Пусть же Антоній знаетъ, что Клеопатра сдержала свое общаніе, пусть эта увренность наполнитъ сладостью прежнихъ дней его неминуемую кончину. Сирена ласкова и сострадательна, она не желаетъ печальной смерти тому, кто отдалъ ей вс силы своей жизни. A тамъ — новая побда, новый другъ, новая волшебная сказка.
По отношенію къ Антонію она окажется права, но такъ же ли хорошо разсчитала она дйствіе своего замысла на свое собственное сердце?
Весь гнвъ Антонія прошелъ, онъ хочетъ послдовать за Клеопатрой и умолить ее простить ему. Ему представляется продолженіе ихъ земной сказки за предлами смерти: ‘тамъ, гд блаженные духи отдыхаютъ на цвтистыхъ лугахъ, тамъ мы будемъ гулять рука объ руку…’ — вотъ его предсмертная мечта. Но ему не удается покончить съ собою ршительнымъ ударомъ, раненый на смерть, онъ идетъ умирать передъ глазами своей царицы. Именно этого она не разсчитала. Въ пламени его самоотверженной любви гибнетъ ея земная, себялюбивая и коварная душа. Очищенная отъ ея оскверняющаго прикосновенія, Клеопатра становится окончательно той великодушной царицей сказки, какой она была въ лучшіе моменты своей жизни. Сохранить Антонія — теперь уже поздно, сохранить царство — что царство безъ Антонія! Сирена подчинилась своимъ собственнымъ чарамъ, та псня сладкой смерти, которую она сложила для Антонія, теперь звучитъ въ ея собственныхъ ушахъ.
Пятый актъ принадлежитъ Клеопатр, его содержаніе — ея борьба съ Цезаремъ, его конецъ — ея побда надъ нимъ. Погружаясь душою въ свою сказку, она возносится все выше и выше надъ тмъ, что ее привязывало къ земл, когда то ее тянуло къ этому Цезарю, въ которомъ она видла побдителя ея друга — теперь его участь кажется ей жалкой, онъ кажется ей рабомъ того счастія, которому она уже перестала служить. Ей говорятъ про Цезаря, она въ забыть отвчаетъ:
Мн снилось, былъ властитель Маркъ Антоній…
О, разъ еще увидть бы тотъ сонъ!
Все таки она во власти этого Цезаря, надо ее стряхнуть, надо изъ душной темницы жизни вырваться на волю, въ обитель чарующихъ сновъ. Она возбудила подозрніе Цезаря своими неосторожными рчами, надо усыпить его бдительность, пусть онъ считаетъ ее неразрывно привязанной къ жизни. Съ этой цлью она разыгрываетъ передъ нимъ комедію съ Селевкомъ… Что это была комедія, видно изъ Плутарха, который свой разсказъ о ней заключаетъ словами: ‘Цезарь былъ обрадованъ, видя, что она такъ дорожитъ жизнью, и ушелъ отъ нея въ увренности, что онъ ее обманулъ, на дл же онъ самъ былъ ею обманутъ’ (гл. 83), но и Шекспиръ позаботился о томъ, чтобъ мы не относились слишкомъ доврчиво къ мнимой наивности Клеопатры. Едва усплъ Цезарь уйти, какъ она говоритъ своимъ подругамъ: ‘онъ хочетъ меня обмануть, двушки, чтобы я не была благородна относительно самой себя’, и тотчасъ посылаетъ Харміонъ за крестьяниномъ и змями. Нтъ, несомннно Клеопатра хитритъ, сговорилась ли она съ Селевкомъ, или, что вроятне, заране разсчитала его образъ дйствій — этого поэтъ не счелъ нужнымъ намъ сказать, тутъ такту актера предоставлена полная свобода.
Своею послднею хитростью Клеопатра искупила вс прежніе обманы своей жизни. Благодаря ей смерть вошла въ ея послднее убжище — смерть величавая и торжествующая, какъ закатъ солнца въ пескахъ ливійской пустыни, смерть нжная и сладкая, какъ ласкающая дремота египетскихъ ночей. Ирада, Клеопатра, Харміана — одна за другой волшебницы неподражаемой жизни оставляютъ свою поруганную, земную обитель, съ послдними словами послдней изъ нихъ сказка навсегда уносится въ свою вчную родину, туда, гд ‘блаженные духи отдыхаютъ на цвтистыхъ лугахъ’.

. Злинскій.

 []

 []

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Маркъ Антоній, Октавіо Цезарь, Маркъ Эмилій Лепидъ — Тріумвиры.
Секстъ Помпей.
Домицій Энобарбъ, Вентидій, Эросъ, Скаръ, Дерцетъ, Деметрій, Филонъ — Придворные Антонія
Меценатъ, Агрпппа, Долабелла, Прокулей, Тирей, Галлъ — Приверженцы Цезаря.
Менасъ, Менекратъ, Варрій — Приверженцы Помпея.
Тавръ, главный военачальникъ Цезаря.
Канидій, главный изъ военачальниковъ Антонія.
Силій, одинъ изъ вождей подъ начальствомъ Вентидія.
Эвіроній, посолъ отъ Антонія къ Цезарю.
Алексасъ, Мардіянъ, Селевкъ, Діомедъ — Придворные Клеопатры.
Предсказатель.
Поселянинъ.
Клеопатра, царица Египта.
Октавія, сестра Цезаря и жена Антонія.
Харміана, Ира — Прислужницы Клеопатры.
Вожди, воины, гонцы, слуги и придворные.

Мсто дйствія — въ разныхъ частяхъ Римской имперіи.

 []

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Александрія. Зала во дворц Клеопатры.

Входятъ Деметрій и Филонъ.

Филонъ.
Нтъ, полководца нашего безумье
Вс перешло границы. Т глаза
Безстрашные, что нкогда сверкали,
Какъ Марсъ въ брон, предъ строемъ легіоновъ,
Теперь устремлены съ покорной страстью
На смуглое лицо. Героя сердце,
Что въ пол грозныхъ битвъ своимъ біеньемъ
Застежки рвало на его груди,
Забывъ себя, вдругъ стало опахаломъ,
Чтобъ охлаждать любовный жаръ — цыганки.
Но вотъ идутъ. Внимательно смотри,
Увидишь самъ,какъ третій столбъ вселенной
Шутомъ блудницы сталъ. Лишь примчай.

Трубы. Входятъ Антоній и Клеопатра со свитой. Евнухи съ опахалами окружаютъ царицу.

Клеопатра.
Коль вправду любишь, то скажи, насколько.
Антоній.
Бдна любовь, которую возможно
Измрить.
Клеопатра.
У границъ твоей любви
Хочу поставить камень порубежный.
Антоній.
Коль такъ, то землю новую создай
Подъ новымъ небомъ.

(Входитъ слуга).

Слуга.
Всти, повелитель,
Изъ Рима.
Антоній.
Скука! Говори короче.
Клеопатра.
Нтъ, долженъ ты ихъ выслушать, Антоній!
Какъ знать, быть можетъ, Фульвія не въ дух,
Иль шлетъ теб скудобородый Цезарь
Приказъ свой властный: ‘сдлай то иль это!
То царство покори, тому дай волю.
Спши! Не то осудимъ мы тебя!’
Антоній.
Какъ, другъ мой?
Клеопатра.
Можетъ быть, иль нтъ, наврно
Теб не жить здсь дольше. Цезарь шлетъ
Теб отставку. Выслушай ее.
Гд вызовъ въ судъ отъ Фульвіи? Илъ нтъ,
Отъ Цезаря, хотла я сказать,
Отъ нихъ обоихъ? Призови-жъ пословъ.
Клянусь внцомъ египетской царицы,
Ты покраснлъ, Антоній. Эта краска —
Дань Цезарю. Иль отъ стыда, быть можетъ,
Ты такъ привыкъ краснть, когда, ругаясь,
Языкъ свой чешетъ Фульвія. Пословъ!

 []

Антоній.
Пусть Римъ свалится въ Тибръ! Пусть рухнутъ своды
Имперіи обширной. Здсь мой міръ!
Вс царства — тлнъ, и грязная земля
Скотовъ, равно какъ и людей, питаетъ.
Вотъ благородство жизни въ чемъ!

(Цлуетъ ее).

Когда
Чета, какъ мы, такъ передъ цлымъ свтомъ
Ршила поступить въ любви взаимной,
Клянусь, ей нтъ подобной пары въ мір!
Клеопатра.
Возвышенная ложь! Зачмъ женился
На Фульвіи, когда ея не любишь?
Я глупой лишь кажусь теперь, но знаю:
Самимъ собой останется всегда
Антоній.
Антоній.
Вдохновленный Клеопатрой.
Но изъ любви къ любви и къ упоенью
Ея часовъ не станемъ тратить время
На споры. Ни одна минута жизни
Пусть не проходитъ безъ утхъ. Чему
Мы вечеръ посвятимъ?
Клеопатра.
Прими пословъ!
Антоній.
Сварливая царица! Ты, кому
Пристало все,— и брань, и смхъ, и слезы.
Вс страсти ухитряются въ теб
Стать красотой и вызвать восхищенье.
Я не хочу пословъ. Съ тобой вдвоемъ
По улицамъ мы будемъ въ этотъ вечеръ
Бродить и нравы черни наблюдать.
Идемъ, моя царица. Ты сама
Хотла такъ вчера. А вы молчите!

Антоній, Клеопатра со свитой уходятъ.

Деметрій.
Ужель такъ мало Цезаря онъ цнитъ?
Филонъ.
Порой, когда онъ больше не Антоній,
Теряетъ онъ вс доблести, какими
Антоній долженъ быть всегда украшенъ.
Деметрій.
Печально видть мн, что подтверждаетъ
Онъ сплетни вс, идущія по Риму.
Но я хочу надяться, что завтра
Онъ образумится. Счастливой ночи!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Александрія. Другая зала.

Входятъ Харміана, Ира, Алексасъ и предсказатель.

Харміана. Господинъ Алексасъ, сладостный Алексасъ, несравненный Алексасъ, совершенство въ образ Алексаса, гд предсказатель, котораго ты такъ расхваливалъ цариц? О, встртить бы мн мужа, который, какъ ты говоришь, украшаетъ свои рога цвтами!
Алексасъ. Предсказатель!
Предсказатель. Что прикажешь?
Харміана. Такъ вотъ онъ кто? Это ты знаешь все на свт?
Предсказатель.
Я въ необъятной книг тайнъ природы
Кой-что могу прочесть.
Алексасъ.
Ты покажи
Ему свою ладонь.

Входитъ Энобарбъ.

Энобарбъ.
Несите все для пира!
Вина, чтобы пить здоровье Клеопатры!
Харміана. Хорошій человкъ, награди меня хорошей судьбой.
Предсказатель. Я судьбы не длаю, а только предсказываю.
Xарміана. Ну такъ прошу тебя, предскажи мн что-нибудь хорошее.
Предсказатель. Ты станешь гораздо прекрасне, чмъ ты теперь.
Xарміана. Онъ думаетъ, что я раздобрю.
Ира. Нтъ, на старости лтъ ты начнешь краситься.
Харміана. Только бъ не было морщинъ!
Алексасъ. Не мшай его премудрости. Слушай внимательно.
Харміана. Тс!…
Предсказатель. Ты будешь чаще влюблена, чмъ любима.
Xарміана. Въ такомъ случа я предпочла-бы грть свою печень виномъ.
Алексасъ. Слушай его.
Харміана. А теперь предскажи мн что-нибудь великолпное. Въ одинъ день дай мн выйти замужъ за трехъ королей и остаться посл нихъ вдовой. Или въ пятьдесятъ лтъ дай мн родить сына, который заткнетъ за поясъ Ирода Іудейскаго. Или выдай меня замужъ за Октавія Цезаря и сравни меня съ своей госпожей.
Предсказатель.
Переживешь свою ты госпожу,
Которой служишь.
Харміана. И отлично! Я долгую жизнь предпочитаю всмъ пряникамъ.
Предсказатель.
Твоя судьба была досель счастливй,
Чмъ будетъ впредь.
Харміана. Значитъ, мои дти останутся безъ имени. Будь милостивъ, скажи, сколько мн на роду написано имть мальчиковъ и двочекъ?
Предсказатель.
Будь вожделнье каждое твое
Плодородящимъ чревомъ,— милліонъ.
Харміана. Ступай прочь, шутъ. Тебя прощаютъ только потому, что ты колдунъ.
Алексасъ. А ты воображала, что о твоихъ вожделніяхъ знаютъ только твои простыни?
Харміана. Довольно обо мн. Теперь предсказывай Ир.
Алексасъ. Мы вс хотимъ знать свою судьбу.
Энобарбъ. Мн и большинству изъ васъ сегодня судьба завалиться въ постель пьяными.
Ира. Вотъ ладонь, предвщающая цломудренную жизнь, если не что либо другое.
Харміана. Такъ же, какъ разливъ Нила предвщаетъ голодъ.
Ира. Молчи, буйная сопостельница, что ты смыслишь въ гаданьи?
Харміана. Нтъ, если влажная ладонь не признакъ плодородія, то я не умю почесать у себя за ухомъ. Пожалуйста, предскажи ей самую будничную судьбу.
Предсказатель. Ваши судьбы одинаковы.
Ира. Какимъ образомъ? Какимъ образомъ? Объясни подробне.
Предсказатель. Я все сказалъ.
Ира. Какъ? Я не буду ни на вершокъ счастливе ея?
Харміана. А если-бы твоя судьба была на вершокъ длинне моей, куда-бы ты приставила этотъ вершокъ?
Ира. Ужъ конечно не къ мужнину носу.
Харміана. Да исправитъ небо наши грховныя мысли! Очередь за Алексасомъ, его судьбу, его судьбу! О! молю тебя, сладчайшая Изида, жени его на безногой жен, и пусть она умретъ, а ему дай жену еще похуже. И такъ пусть он слдуютъ другъ за дружкой одна хуже другой, до тхъ поръ пока самая скверная смясь не сведетъ его въ могилу пятидесятикратнымъ рогоносцемъ. Услышь эту мольбу, добрая Изида, и откажи мн въ чемъ-нибудь другомъ, боле важномъ, о добрая Изида! молю тебя.
Ира. Аминь. Услышь молитву твоихъ рабынь, о всеблагая богиня! Ибо если сердце терзается при вид порядочнаго человка, женатаго на потаскушк, то смертельно грустно видть негодяя не рогатымъ. И такъ, всеблагая Изида, будь справедлива и награди его по заслугамъ.
Харміана. Аминь!
Алексасъ. Каково! Если-бы отъ нихъ зависло сдлать меня рогоносцемъ, он бы не задумались стать распутницами, лишь бы добиться своего.
Энобарбъ.
Тсс… Вотъ идетъ Антоній.
Харміана.
Нтъ, царица.

Входитъ Клеопатра.

Клеопатра. Видли вы полководца?
Энобарбъ. Нтъ, повелительница.
Клеопатра. Его не было здсь?
Xарміана. Нтъ, царица.
Клеопатра.
Онъ склоненъ былъ къ веселью, вдругъ сталъ мраченъ,
Задумавшись о Рим. Энобарбъ!
Энобарбъ.
Царица!
Клеопатра.
Отыщи и приведи
Его сюда! Алексасъ гд?
Алексасъ.
Онъ здсь
И приказаній ждетъ. Но вотъ идетъ
Къ намъ повелитель.

Входитъ Антоній, въ сопровожденіи посла и свиты.

Клеопатра.
На него не взглянемъ.
Идемте!

Клеопатра, Энобарбъ, Алексасъ, Ира, Харміана, предсказатель и свита уходятъ.

 []

Встникъ.
Первой выступила въ поле
Твоя супруга Фульвія.
Антоній.
Чтобъ съ братомъ
Моимъ сразиться, Люціемъ?
Встникъ.
Да, съ нимъ.
Но брань не долго длилась. Власть событій
Сдружила ихъ. Они, соединясь,
На Цезаря пошли, но въ первой схватк
Онъ побдилъ, принудивъ ихъ покинуть
Италію.
Антоній.
Похуже нтъ встей?
Встникъ.
Дурныя всти тнь свою бросаютъ
На встника.
Антоній.
Въ глазахъ глупца иль труса.
Разсказывай? Что было, то прошло.
И знай: тому, кто правду говоритъ мн,
Будь это всть о смерти, я внимаю,
Какъ если-бы онъ льстилъ мн.
Встникъ.
Лабіенъ
(Жестока всть моя!) съ парянскимъ войскомъ
Всю занялъ Азію. Его знамена
Побдно вютъ отъ Евфратскихъ водъ,
Отъ Сиріи до Лидіи и самой
Іоніи, въ то время какъ…
Антоній.
Антоній,
Желаешь ты сказать.
Встникъ.
О, повелитель!
Антоній.
Будь откровененъ. Не смягчай молвы
И Клеопатру называй, какъ въ Рим
Ее зовутъ. Брани меня нещадно
Словами Фульвіи. Мои ошибки
Клейми со всею силою, какую
Даютъ негодованье и правдивость.
Мы производимъ сорную траву,
Когда не ветъ втеръ благотворный.
Твердить намъ объ ошибкахъ нашихъ значитъ —
Ихъ выполоть. Пока прощай.
Встникъ.
Я повинуюсь.
Антоній.
Изъ Сикіона всти! Говори!
Первый изъ свиты.
Гонецъ изъ Сикіона! Гд онъ?
Второй изъ свиты.
Ждетъ
Твоихъ онъ приказаній.
Антоній.
Пусть войдетъ.
Египетскія крпкія оковы
Я разобью или погибну въ нг.

Входитъ другой встникъ.

Что скажешь?
Второй встникъ.
Фульвія, твоя супруга,
Скончалась.
Антоній.
Гд?
Второй встникъ.
Скончалась въ Сикіон.
О ход-же болзни и другихъ
Извстьяхъ важныхъ здсь прочтешь.
Антоній.
Оставь меня.

Встникъ уходитъ.

Антоній.
Великая душа ушла изъ міра.
Я этого хотлъ. Но что когда-то
Отвергли мы, намъ часто вновь желанно,
Межъ тмъ какъ наслажденье, повторяясь,
Становится противно въ настоящемъ,
Покинувъ міръ, она мн дорога.
Рука, ее прогнавшая, хотла-бъ
Ее вернуть. Съ волшебницей-царицей
Разстаться должно. Десять тысячъ бдъ,
Невдомыхъ родитъ мн эта праздность.
Эй, Энобарбъ!

Входитъ Энобарбъ.

Энобарбъ.
Что, господинъ, прикажешь?
Антоній.
Мн нужно прочь отсюда и немедля.
Энобарбъ. Ну, этимъ мы убьемъ всхъ нашихъ женщинъ. Мы видимъ, какъ смертельно на нихъ дйствуетъ малйшая наша невнимательность. Какъ только он узнаютъ, что мы узжаемъ,— тутъ имъ и смерть.
Антоній. Я долженъ ухать.
Энобарбъ. Если въ самомъ дл нужно, пусть женщины умираютъ! Было-бы жаль бросить ихъ изъ-за пустяковъ, но если приходится выбирать между ними и важнымъ дломъ, он сами должны быть сочтены за пустякъ. Клеопатра, при одномъ намек на это, умретъ немедленно. Я видлъ, какъ она двадцать разъ умирала по поводамъ мене важнымъ. Думаю, въ смерти скрытъ огонь, дйствующій на нее любовнымъ образомъ: больно охоча она умирать.
Антоній. Она хитра свыше всякаго вроятія.
Энобарбъ. Увы, повелитель, нтъ! Ея страсти сплетены изъ тончайшихъ частицъ чистой любви. Ея вздохи и слезы нельзя называть просто втромъ и водою. Это — буря и ураганы, которыхъ не знаетъ календарь. Все это въ ней не можетъ быть хитростью. Если-же это хитрость, то она производитъ дождь и бурю такъ же легко, какъ Юпитеръ.
Антоній. Лучше-бы я никогда не видлъ ее!
Энобарбъ. О, господинъ, тогда-бы ты не видлъ чудеснйшаго изъ созданій. Не вкусивъ этого счастія, ты лишилъ-бы свое путешествіе всякой прелести.
Антоній. Фульвія скончалась.
Энобарбъ. Что, господинъ?
Антоній. Фульвія скончалась.
Энобарбъ. Фульвія?
Антоній. Умерла.
Энобарбъ. Ну, что-жъ, повелитель, принеси небожителямъ благодарственную жертву, когда ихъ богоподобіямъ случается отозвать жену у мужа, послднему остается смотрть на нихъ, какъ на портныхъ земли, утшаясь мыслью, что когда старое платье изношено, любому изъ нихъ можно заказать новое. Если-бы посл Фульвіи не осталось другихъ женщинъ, твое дло было-бы плохо. А теперь горе увнчается утшеніемъ. Старая сорочка превратится въ новую юбку, и поистин, слезы, которыя можно проливать по этому случаю, скрываются въ головк лука.
Антоній.
Затянныя въ Рим ей дла,
Отсутствія не терпятъ моего.
Энобарбъ. А дла, затянныя тобою, не терпятъ твоего отсутствія здсь. Въ особенности дла съ Клеопатрой, которыя цликомъ зависятъ отъ твоего присутствія.
Антоній.
Довольно шутокъ. Свит передай
Ршенье наше. Самъ-же я цариц
Причины вс отъзда объясню
И выпрошу согласье на разлуку.
Не только смерть жены, но и другія
Зовутъ насъ неотложныя дла,
И лучшія друзья изъ Рима въ письмахъ
Меня домой торопятъ. Секстъ Помпей,
На Цезаря возставъ, уже владетъ
Морями. Нашъ измнчивый народъ,
(Любовью награждающій героевъ,
Не раньше чмъ они ушли отъ міра),
Вс доблести великаго Помпея
Сталъ видть въ сын. Онъ-же знатность рода
Возвысилъ личной храбростью и силой
И сталъ вождемъ людей. Его полетъ
Опасностью для міра угрожаетъ.
Не мало расплодилось тамъ такого,
Въ чемъ жизнь, какъ въ конскомъ волос, таится
Хоть не грозитъ оно зминымъ ядомъ.
Повдай подчиненнымъ нашу волю,
Скажи, чтобъ въ путь сбирались.
Энобарбъ.
Повинуюсь.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

Александрія. Другая зала.

Входятъ Клеопатра, Харміана, Ира и Алексасъ.

Клеопатра.
Гд онъ?
Харміана.
Его я больше не видала.
Клеопатра.
Взгляни-ка, гд онъ, кто съ нимъ, чмъ онъ занятъ?
Не говори, что я тебя послала.
Коль грустенъ онъ, скажи, что я пляшу,
Коль веселъ — что внезапно заболла.
Ступай и возвращайся.

Алексасъ уходитъ.

Xармiана.
О, царица,
Мн кажется, коль искренно ты любишь,
Ты путь въ любви избрала, не ведущій
Къ взаимности.
Клеопатра.
А что должна-бъ я сдлать?
Xармiана.
Уступчивою быть и не перечить
Ему ни въ чемъ.
Клеопатра.
Безумная, ты учишь,
Какъ потерять его.
Xармiана.
Не доводи
До крайности его, будь терплива.
Мы начинаемъ ненавидть тхъ,
Кого боялись долго. Вотъ Антоній!

Входитъ Антоній.

Клеопатра.
Мн грустно. Я больна.
Антоній.
Какъ тяжело
Мн сообщить теперь свое ршенье!
Клеопатра.
О, помоги мн выйти, Харміана!
Я падаю. Не можетъ это длиться,
Природа дольше выдержать не въ силахъ
Антоній.
Царица милая!
Клеопатра.
Прошу, подальше.
Антоній.
Но что случилось?
Клеопатра.
Вижу по глазамъ,
Ты получилъ хорошія извстья.
О чемъ гласитъ письмо жены законной?
Что жъ, узжай. О, если-бъ никогда
Она тебя сюда не отпускала!
Такъ пусть не говоритъ, по крайней мр,
Что я тебя держу. Я надъ тобою
Безсильна. Весь ты ей принадлежишь.
Антоній.
Богамъ извстно…
Клеопатра.
Ни одна царица
Такъ не была обманута, какъ я.
Я чуяла измну.
Антоній.
Клеопатра!

 []

Клеопатра.
Могла-ль я ждать, что мн ты будешь вренъ,
Ты, обманувшій Фульвію, хотя-бы
Ты клятвами поколебалъ престолы
Боговъ! Безумно сердцемъ довряться
Обтамъ устъ, что клятвы нарушаютъ
Въ тотъ мигъ, когда даютъ ихъ.
Антоній.
О, царица
Любимая!
Клеопатра.
Не скрашивай, молю,
Отъзда своего. Простись — и въ путь!
Въ тотъ день, когда молилъ ты разршенья
Остаться здсь — слова звучали кстати.
Ты про отъздъ тогда не говорилъ.
Въ моихъ глазахъ, въ устахъ ты видлъ вчность,
Въ дугахъ бровей — блаженство. Все во мн
Небеснымъ звалъ. Я та-же, что и прежде,
Иль ты, первйшій въ мір воинъ, былъ
Лжецомъ первйшимъ.
Антоній.
Но, царица!
Клеопатра.
Если-бъ
Имла я твой ростъ, узналъ бы ты,
Что храбрыя сердца есть и въ Египт.
Антоній.
О, выслушай, царица. Нашу службу
Необходимость этихъ бурныхъ дней
На время призываетъ, но останусь
Я сердцемъ твой. Италія полна
Мечей междоусобныхъ. Секстъ Помпей
Къ стнамъ подходитъ Рима. Равносилье
Двухъ внутреннихъ властей готовитъ смуты.
Кто былъ вчера народу ненавистенъ,
Достигнувъ власти, пріобрлъ любовь.
Богатъ отцовской славою, изгнанникъ
Помпей сердца тхъ гражданъ покорилъ,
Кто выгодъ не извлекъ изъ настоящихъ
Порядковъ,— ихъ число внушаетъ страхъ.
Бездйствіемъ боля, дряблость духа
Здоровья ждетъ отъ перемнъ мятежныхъ.
Моя-жъ причина личная — и это
Тебя вполн съ отъздомъ примиритъ —
Смерть Фульвіи.
Клеопатра.
Хотя не отъ безумья,
Мой возрастъ отъ ребячества защита!
Ужели можетъ Фульвія скончаться?
Антоній.
Она мертва, царица. Вотъ, взгляни,
Ты здсь прочтешь, въ часы досуговъ царскихъ,
О смутахъ, что она тамъ натворила,
И, наконецъ, о лучшемъ,— гд и какъ
Скончалася.
Клеопатра.
О, лживая любовь!
Гд-жъ урны съ влагой слезъ твоихъ? Я вижу,
По смерти вижу Фульвіи, какъ примешь
Ты смерть мою.
Антоній.
Довольно вздорить. Лучше
Узнай мои желанья. Отъ тебя
Зависитъ, сбыться имъ иль нтъ! Клянусь
Огнемъ, животворящимъ нильскій илъ,
Что ухожу я, какъ слуга твой врный,
Какъ воинъ твой, готовый на войну
Или на миръ, по твоему ршенью.
Клеопатра.
Шнуровку распусти мн, Харміана.
Не нужно. Я здорова и больна,
Вотъ какъ любовь Антонія.
Антоній.
Довольно,
Царица милая! Моей любви
Доврься. Съ честью выдержитъ она
Любое испытанье.
Клеопатра.
Доказала
Мн это участь Фульвіи. Прошу,
Къ сторонк отвернись, поплачь по ней,
Потомъ простись со мною, увряя,
Что это слезы по Египту. Вотъ что,
Съ притворствомъ тонкимъ сцену мн сыграй,
Изобрази въ ней искренность искусно.
Антоній.
Меня разсердишь ты — и только.
Клеопатра.
Могъ-бы
Сыграть ты лучше — но и такъ недурно.
Антоній.
Мечомъ клянусь я!
Клеопатра.
И щитомъ. Отлично!
Онъ длаетъ успхи. То-ль еще
Уметъ онъ! Взгляни, о Харміана,
На Геркулеса римскаго. Какъ тонко
Онъ скрытый гнвъ съигралъ!
Антоній.
Я ухожу.
Клеопатра.
Одно лишь слово, господинъ учтивый.
Другъ друга мы покинемъ,— нтъ, не то.
Другъ друга мы любили,— нтъ, не то.
Все это знаешь самъ. Хотла что-то
Сказать я. Только память у меня
Похожа на Антонія. Забыта
Я имъ совсмъ.
Антоній.
Когда-бъ не зналъ я, что теб
Подвластно легкомысліе, я счелъ-бы
Тебя за легкомысліе живое.
Клеопатра.
Поврь, не такъ легко такъ близко къ сердцу
Такое легкомысліе носить,
Какъ носитъ Клеопатра. Но прости мн.
Все, что во мн не нравится теб,
Мн кажется убійственнымъ самой.
Тебя зоветъ отсюда голосъ чести,
Итакъ, будь глухъ къ безумью моему.
И боги да хранятъ тебя. Твой мечъ
Пускай побда лавромъ увнчаетъ,
Удача уравнитъ твой путь.
Антоній.
Прощай.
Разлука насъ и держитъ, и торопитъ.
Здсь оставаясь, ты идешь со мною,
Я-жъ, удаляясь, остаюсь съ тобой.
Идемъ. (Уходятъ).

СЦЕНА IV.

(Римъ. Комната въ замк Цезаря).

Входятъ Октавій Цезарь и Лепидъ.

Цезарь.
Итакъ, Лепидъ, ты будешь знать отнын,
Что не въ природ Цезаря питать
Къ великому сопернику вражду.
Вотъ вс извстья изъ Александріи:
Онъ ловитъ рыбу, пьетъ, проводитъ ночи
При факелахъ средь оргій. На мужчину
Не больше онъ похожъ, чмъ Клеопатра,
Вдова-же Птолемеева не больше
На женщину похожа, чмъ онъ самъ.
Съ трудомъ принявъ пословъ, насилу вспомнилъ,
Что у него друзья есть. Согласись,
Онъ скопище живое всхъ пороковъ.
Лепидъ.
Не врю, чтобъ пороки въ немъ затмили
Вс доблести. Его несовершенства,
Что звзды въ неб, яркія на фон
Полночной тьмы. Они въ немъ врождены,
Не развиты самимъ. Ихъ устранить
Не въ силахъ онъ, но самъ не одобряетъ.
Цезарь.
Ты слишкомъ добръ. Пусть не гршно, допустимъ,
Понжиться на лож Птолемея,
За мигъ веселья царствомъ заплатить,
Съ рабами состязаться въ пьянств, въ полдень
По улицамъ шататься, на кулачкахъ
Бороться съ чернью, провонявшей потомъ,
Допустимъ, это все ему пріятно
(Хоть долженъ быть тотъ созданъ не какъ вс,
Кого-бы это все не запятнало),
И все-жъ онъ оправданья не нашелъ бы
Своимъ порокамъ, вспомнивши, какъ тяжко
Намъ всмъ отъ легкомыслія его.
Пускай-бы дни досуга посвятилъ онъ
Разврату,— пресыщенье и сухотка
Въ костяхъ ему за то наградой были-бъ,
Но праздно убивать такое время,
Какъ это, что зоветъ его отъ нги,
Какъ барабанный бой, напоминая
О собственной его и нашей власти,—
За это можно только побранить,
Какъ школьниковъ бранятъ, когда они,
Уже вкусивъ отъ знанья, для минутной
Забавы про ученье забываютъ
На зло разсудку.

Входитъ встникъ.

Лепидъ.
Вотъ еще извстья.
Встникъ.
Исполненъ твой приказъ, великій Цезарь.
Ты ежечасно будешь получать
Извстья о событьяхъ вн страны.
Помпей владетъ моремъ. Онъ привлекъ
Сердца людей, что Цезарю служили
Изъ страха только. Въ гавани стеклись
Толпами недовольные. Повсюду
Его считаютъ жертвой.
Цезарь.
Долженъ былъ я
Предвидть это. Съ древнихъ лтъ насъ учитъ
Исторія, что пріобрвшій власть
Любимъ,пока лишь къ власти онъ стремился,
А потерявшій власть, хотя-бъ онъ прежде
Не зналъ и не заслуживалъ любви —
Исчезнувши, становится всмъ дорогъ.
Похожа чернь на водоросль рчную,
Что движется безъ отдыха съ волною
И отъ своей подвижности гніетъ.
Встникъ.
Еще извстье, Цезарь. Менекратъ
Съ Менасомъ,— знаменитые пираты,—
Поработили море, бороздя
Его поверхность разными судами.
На берега Италіи они
Свершили не одинъ набгъ отважный.—
Прибрежный житель чуть о нихъ заслышитъ,
Блднетъ отъ испуга. Молодежь
Горячая волнуется. Корабль,
Чуть выйдетъ въ море, въ плнъ къ нимъ попадаетъ.
Помпея имя больше намъ вредитъ,
Чмъ вс его отряды.
Цезарь.
О, Антоній!
Воспрянь отъ оргій праздныхъ! Въ дни былые,
Когда ты, консуловъ убивши Панса
И Гиртія, былъ изгнанъ изъ Модены,
И голодъ по пятамъ твоимъ гнался,—
Тогда ты терпливй, чмъ дикарь,
Переносилъ лишенья, хоть воспитанъ
Былъ въ роскоши. Пилъ конскую мочу,
И воду желтую болотъ, которой
Не стали-бъ пить и зври. Не гнушался
Кислйшихъ ягодъ на кустахъ дичайшихъ,
Глодалъ кору древесную, подобно
Оленю средь зимы, когда луга
Покрыты снгомъ. Говорятъ, на Альпахъ
Такимъ питался мясомъ, что при вид
Его иной-бы умеръ. И все это
(Теперь разсказъ мой честь твою позоритъ)
Ты выносъ, какъ солдатъ, и даже щеки
Твои не похудли отъ лишеній.
Лепидъ.
Какъ жаль его!
Цезарь.
О, если-бъ стыдъ вернулъ
Его скоре въ Римъ! Пора обоимъ
Намъ въ поле выступить. Для этой цли
Совтъ поспшно созовемъ. Помпею
Полезна наша праздность.
Лепидъ.
Завтра, Цезарь
Теб смогу я точно указать,
Какія силы на вод и суш
Въ моемъ распоряжёньи для борьбы
Съ грозящею опасностью.
Цезарь.
До встрчи
И я займуся тмъ-же. До свиданья.
Лепидъ.
Прощай. За это время вс извстья,
Какія ты получишь отовсюду,
Прошу мн сообщить.
Цезарь.
Не сомнвайся
Я знаю, это долгъ мой.

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА V.

Александрія. Залъ во дворц.

Входятъ Клеопатра, Харміана, Ира и Мардіанъ.

Клеопатра. Харміана!
Харміана. Царица.
Клеопатра.
Дай мандрагоры выпить мн.
Харміана.
Зачмъ?
Клеопатра.
Чтобъ время все проспать, пока Антоній
Въ отсутствіи.
Хармиана.
Ты думаешь о немъ
Ужъ слишкомъ много.
Клеопатра.
Это вдь измна!
Хармиана.
Едва-ль, царица.
Клеопатра.
Евнухъ Мардіанъ!
Мардіанъ.
Чмъ повелишь служить теб, царица?
Клеопатра.
Не пніемъ своимъ. Какая радость
Мн въ томъ, что есть у евнуха. Ты счастливъ,
Что оскопленъ. Твои мечты свободны,
Не мчатся изъ Египта. Ты любить
Способенъ?
Мардіанъ.
Да, царица.
Клеопатра.
Въ самомъ дл?
Мардіанъ.
Не въ самомъ дл. Длать не умю
Того, что въ самомъ дл длать должно.
И все-жъ я знаю страсть. Я вижу въ мысляхъ
Все, что Венера съ Марсомъ совершали.
Клеопатра.
О, Харміана! Какъ ты полагаешь,
Гд онъ теперь? Стоитъ онъ иль сидитъ?
Пшкомъ идетъ-ли? Слъ-ли на коня?
О конь счастливый, на себ несущій
Антонія! Безстрашенъ будь, о конь!
Ты знаешь-ли, кого несешь? Атласа,
Кто полъ-земли поднялъ, десницу, щитъ
Людского рода! Можетъ быть, теперь онъ
Шепнулъ: ‘гд змйка нильская моя?*
Онъ такъ меня зоветъ. Но я питаю
Сама себя сладчайшею отравой
Захочетъ-ли онъ думать обо мн,
Столь смуглой отъ лучей влюбленныхъ Феба,
Столь глубоко морщинами покрытой
Рукою времени. Вотъ въ дни былые,
Когда былъ живъ широколобый Цезарь,
Была кускомъ я царскимъ! И великій
Помпей стоялъ недвижно, взоръ вперяя
Въ мое лицо. Хотлъ бы здсь онъ бросить
Восторга якорь и глядть до смерти
На ту, кто стала жизнью для него.

Входитъ Алексасъ.

Алексасъ.
Привтъ теб, владычица Египта!
Клеопатра.
Какъ мало ты лицомъ похожъ на Марка
Антонія! Но онъ тебя прислалъ,
И этотъ чудодйственный напитокъ
Тебя позолотилъ. Какъ поживаетъ
Мой храбрый Маркъ Антоній?
Алексасъ.
О, царица,
Въ послдній мигъ передъ моимъ уходомъ
Въ послдній разъ поцловалъ онъ эту
Восточную жемчужину. Слова-же,
Что онъ сказалъ, въ моемъ таятся сердц.
Клеопатра.
Мой слухъ желаетъ вызвать ихъ оттуда.
Алексасъ.
‘Мой добрый другъ’,—сказалъ онъ: ‘передай,
Что врный римлянинъ послалъ великой
Египтянк сокровище вотъ это,
Изъ раковины взятое. Намренъ
У ногъ ея онъ искупить ничтожность
Такого дара, царствами украсивъ
Ея престолъ могучій. Весь востокъ,
Скажи ей, будетъ звать ее царицей’.
Затмъ, кивнувъ мн головой, онъ важно
Слъ на коня ретиваго, и конь
Заржалъ такъ громко, что мои слова
Наврно заглушилъ-бы.
Клеопатра.
Былъ онъ веселъ
Или грустилъ?
Алексасъ.
Онъ былъ, какъ время года
На рубеж между тепломъ и стужей,—
Не веселъ и не грустенъ.
Клеопатра.
Какъ искусно
Подобрано расположенье духа!
О, Харміана, милая! Замть,
Вотъ это человкъ! Замть: не грустенъ,
Чтобъ тхъ не омрачить, чье настроенье
Зависитъ отъ того, какъ онъ настроенъ.
Не веселъ, чтобы всмъ имъ показать,
Что мысль его и счастіе въ Египт,
На рубеж межъ грустью и весельемъ!
О, смсь небесная! Хоть изступленье
И въ грусти, и въ веселіи пристало
Теб, какъ никому другому въ мір!
Ты встртилъ-ли гонцовъ моихъ?
Алексасъ.
Царица,
Я повстрчалъ, по крайней мр, двадцать
Гонцовъ различныхъ. Почему ты шлешь
Въ такомъ числ ихъ слдомъ другъ за другомъ?
Клеопатра.
Родившійся въ тотъ день, когда забуду
Антонію писать, умретъ въ злосчастьи.
Бумаги и чернилъ, о Харміана!
Добро пожаловать, Алексасъ добрый!
Скажи мн, Харміана, такъ любила
Я Цезаря?
Хармиана.
О, доблестный мой Цезарь!
Клеопатра.
Въ другой разъ подавись такой хвалою.
Скажи: мой доблестный Антоній!
Хармиана.
Мощный Цезарь!
Клеопатра.
Клянусь Изидой, разобью теб
Я зубы въ кровь, коль Цезаря еще разъ
Сравнишь съ моимъ героемъ изъ героевъ!
Xарміана.
Прости, я твой припвъ лишь повторяю.
Клеопатра.
Незрлыхъ дней зеленыя сужденья!
Еще во мн не разгорлась кровь,
Когда я такъ судила, но ступай.
Бумагу и чернилъ мн! Каждый день
Я буду присылать привтъ особый,—
Хотя-бъ пришлось Египетъ обезлюдить!

(Уходятъ).

 []

 []

 []

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

(Мессина. Домъ Помпея).

Входить Помпей, Менекратъ и Менасъ.

Помпей.
Коль боги справедливы, то они
И праведныхъ людей въ длахъ поддержатъ.
Менекратъ.
Поврь, Помпей достойный, промедленье
Не есть отказъ.
Помпей.
Покуда предстоимъ
Ихъ алтарямъ, чего мы просимъ — гибнетъ.
Менекратъ.
Въ невднь мы часто просимъ бдъ,
Въ нихъ мудрые отказываютъ боги,
И нашихъ же молитвъ неисполненье —
На благо намъ.
Помпей.
Мн суждена удача.
Народомъ я любимъ, владю моремъ,
И власть моя ростетъ, мн говоритъ
Предчувствіе: достигну полной власти.
Обдаетъ въ Египт Маркъ Антоній
И не начнетъ войны вн дома. Цезарь
Чтобъ золото скопить — сердца теряетъ.
Лепидъ имъ льститъ, и оба льстятъ ему,
Но никого не любитъ, и никмъ
Изъ нихъ онъ не любимъ.
Менасъ.
Лепидъ и Цезарь
Съ громаднымъ войскомъ двинулись въ походъ.
Помпей.
Ложь! Кто сказалъ теб объ этомъ?
Менасъ.
Сильвій.
Помпей.
Пригрезилось ему. Ждутъ оба въ Римъ
Антонія. Вс прелести любви
Пусть блеклыя уста твои украсятъ,
О Клеопатра жгучая! Ты чары
Соедини съ красой и сладострастьемъ,
Любовника влеки на поле пиршествъ,
Мозгъ отумань. Искуснйшій пусть поваръ
Приправами въ немъ голодъ возбуждаетъ,
Которыми пресытиться нельзя.
Обжорство, сонъ — да усыпятъ въ немъ честь,
Пока она не канетъ въ бездну Леты.

Входитъ Варрій.

Помпей.
Съ какою встью, Варрій?
Варрiй.
Съ достоврной.
Антонія ждутъ въ Рим каждый часъ.
Со времени отъзда изъ Египта —
Имлъ онъ время, чтобъ туда прибыть.
Помпей.
Охотнй бы я внялъ не важной всти.
Не думалъ я, чтобъ онъ — любви обжора —
Свой шлемъ надлъ изъ-за пустой войны.
Онъ тхъ двоихъ въ бою опаснй вдвое.
Гордиться мы должны, что изъ объятій
Египетской вдовы — попыткой нашей
Исторнутъ сластолюбецъ ненасытный.
Менасъ.
Не думаю, чтобъ Цезарь и Антоній
Могли сойтись. Покойною женою
Антонія былъ оскорбляемъ Цезарь,
И братъ его съ нимъ воевалъ, хотя
Тутъ не вина Антонія.
Помпей.
Не знаю
Какъ разростись вражда пустая можетъ.
Но не возстань мы противъ нихъ — возможно,
Что межъ собой сцпились бы они.
Чтобъ вынуть мечъ — у нихъ причинъ довольно.
Но можетъ ли ихъ страхъ предъ нами — связью
Для нихъ служить, раздоры ихъ смиривъ —
Вотъ мы чего не знаемъ. Да свершится
Угодное богамъ. Спасаться нужно,
И къ этому приложимъ силы дружно.
Менасъ, идемъ.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Римъ. Въ дом Лепида.

Входятъ Энобарбъ и Лепидъ.

Лепидъ.
Ты, Энобарбъ, достойно поступилъ бы,
Когда бъ вождя ты мягче выражаться
Уговорилъ.
Энобарбъ.
Пусть отвчаетъ онъ
По своему, и Цезаремъ затронутъ,
Пускай глядитъ Антоній свысока
На Цезаря и, словно Марсъ, гремитъ.
Клянусь богами, будь я съ бородою
Антонія — не сталъ бы нынче бриться.
Лепидъ.
Но время ли теперь для личныхъ счетовъ?
Энобарбъ.
Ко времени — все, что имъ рождено.
Лепидъ.
Но мелкіе должны дать мсто крупнымъ.
Энобарбъ.
Нтъ, если т явились раньше.
Лепидъ.
Гнвно
Ты говоришь… Не разгребай золы.
Вотъ доблестный Антоній.

Входятъ Антоній и Вентидій.

Энобарбъ.
Вотъ и Цезарь.

Входятъ Цезарь, Агриппа, Меценатъ.

Антоній.
Какъ только въ Рим вс дла устроимъ —
Отправимся, Вентидій — на парянъ.
Цезарь.
Не знаю, Меценатъ, спроси Агриппу.
Лепидъ.
Достойные друзья, важна причина,
Сближающая насъ. Да не разлучатъ
Насъ мелочи. Есть поводъ для вражды,—
Его обсудимъ мягко: разбираясь
Запальчиво въ обидахъ совершаемъ
Убійство мы, но не врачуемъ ранъ.
Товарищи, молю, возможно мягче
Касайтесь вы вопросовъ самыхъ жгучихъ,
Запальчивость да не усилитъ зла.
Антоній.
Рчь добрая, и будь мы предъ войсками,
Готовыми къ сраженью — точно такъ
Я сдлалъ бы.
Цезарь.
Теб привтъ мой въ Рим.
Антоній.
Благодарю.
Цезарь.
Садись.
Антоній.
Садись и ты.
Цезарь.
Ну, хорошо.
Антоній.
Я слышалъ, ты дурное
Находишь тамъ, гд нтъ его, а если бъ
Оно и было — дло не твое.
Цезарь.
Смшонъ я былъ бы, если бъ обижался
На мелочи, тмъ больше — на тебя,
Еще смшнй — когда бъ тебя порочилъ,
Межъ тмъ какъ мн не слдовало даже
И называть тебя.
Антоній.
Но чмъ касалось
Тебя мое въ Египт пребыванье?
Цезарь.
Не боле, чмъ въ Рим жизнь моя —
Тебя въ Египт, но когда бъ оттуда
Ты вздумалъ козни строить — то меня
Коснулось бы оно.
Антоній.
Что значитъ: козни?
Цезарь.
Въ виду всего, здсь бывшаго — уловишь
Ты мысль мою. Со мной вели войну
Жена твоя и братъ. Служилъ предлогомъ
Ты для нея, ты былъ — ихъ бранный кличъ.
Антоній.
Ошибся ты. Не посвященъ я братомъ
Въ его дла, о нихъ освдомляясь,
Былъ извщенъ я врными людьми,
Что бились за тебя. Скорй безславилъ
Онъ власть мою съ твоею заодно,
И мн наперекоръ съ тобой сражался,
Затмъ, что цль у насъ съ тобой одна.
И раньше въ томъ ты изъ моихъ посланій
Уврился. Ища предлоговъ къ ссор,
Изъ цльнаго ты не составишь ихъ,
Сшивай изъ лоскутковъ..
Цезарь.
Въ непониманьи
Коря меня, ты хвалишься, но самъ
Сшилъ на живую нитку извиненья.
Антоній.
О, нтъ. Я знаю, убжденъ: не могъ
Ты не признать тотъ очевидный выводъ,
Что я, союзникъ твой въ томъ самомъ дл,
Противникомъ котораго онъ сталъ —
Не могъ войн сочувствовать, грозящей
Покою моему. Что до жены —
Пусть духъ ея вселился бы въ другую!
Владя третью міра — на веревк
Ты поведешь его, но не ее.
Энобарбъ. Хорошо бы всмъ намъ имть такихъ женъ! Тогда мужчины могли бы воевать съ женщинами.
Антоній.
Я съ грустью, Цезарь, допустить готовъ:
Ея неодолимая сварливость
(Не лишена лукаваго разсчета),
Доставила теб не мало горя,
Но, согласись, я невиновенъ въ томъ.
Цезарь.
Пока въ Александріи пировалъ ты —
Я написалъ теб, но ты засунулъ.
Письмо въ карманъ и оскорбилъ гонца.
Антоній.
Онъ ворвался ко мн безъ разршенья.
Троихъ царей я угощалъ въ ту пору
И мене былъ трезвъ, чмъ поутру.
Сознался въ томъ на слдующій день,
И этимъ я какъ бы просилъ прощенья.
Да будетъ онъ въ раздорахъ не причемъ,
И если намъ повздорить суждено —
Его не вспоминай.
Цезарь.
Условья клятвы
Нарушилъ ты, меня же не дерзнешь
Въ томъ обвинить.
Лепидъ.
Будь мягче, Цезарь.
Антоній.
Нтъ,
Пусть говоритъ. Честь для меня священна,
Которой, судя по его словамъ,
Я измнилъ. Пусть продолжаетъ Цезарь.
Условья клятвы…
Цезарь.
Въ случа нужды —
Подмогу и оружье дать… Въ обоихъ
Ты отказалъ.
Антоній.
Скоре: упустилъ.
Сознанія тогда, въ часы отравы,
Я былъ лишенъ. Насколько въ состояньи —
Винюсь я предъ тобой, но откровенность
Не умалитъ величья моего,
Достоинствомъ не дастъ мн поступиться.
Вотъ истина: чтобъ я Египетъ бросилъ —
Тутъ Фульвія затяла войну,
И — поводъ къ ней невольный — за нее
Я приношу тебя вс извиненья,
Которыя лишь допускаетъ честь.

 []

Лепидъ.
Достойныя слова!
Меценатъ.
Обидъ взаимныхъ
Вы не касайтесь больше. Ихъ забыть
Не значитъ ли — признать, что примиренья
Необходимость требуетъ отъ васъ.
Лепидъ.
Ты говоришь достойно, Меценатъ.
Энобарбъ. Или одолжите другъ другу на время вашу любовь, затмъ можете взять ее обратно, когда о Помпе не будетъ боле и рчи. Довольно у васъ будетъ времени для ссоръ, когда не окажется другого занятія.
Антоній.
Лишь воинъ ты. Молчи.
Энобарбъ.
Почти забылъ я,
Что истина нмою быть должна.
Антоній.
Ты оскорбилъ собранье. Замолчи же.
Энобарбъ.
Я превратился въ камень. Продолжайте.
Цезарь.
Не смыслъ рчей, лишь способъ выраженья
Не одобряю я. Нельзя дружить
Намъ при такомъ различіи въ поступкахъ,
Но существуй настолько крпкій обручъ,
Чтобъ насъ связать — то въ поискахъ за нимъ
Изъ края въ край весь міръ я обошелъ бы.
Агриппа.
Дозволь мн, Цезарь…
Цезарь.
Говори, Агриппа.
Агриппа.
Есть у тебя по матери сестра —
Октавія. Великій Маркъ Антоній
Теперь вдовецъ.
Цезарь.
Агриппа, замолчи.
Когда бъ тебя слыхала Клеопатра —
Ты заслужилъ бы въ дерзости укоръ.
Антоній.
Я, Цезарь, не женатъ еще. Агриппу
Дай выслушать.
Агриппа.
Чтобъ въ дружб вчной жили
И братьями вы стали, неразрывнымъ
Узломъ сердца соединивъ — женой
Пусть назоветъ Октавію Антоній:
Ея краса достойна изъ мужей
Первйшаго, а качества и прелесть —
Краснорчивй словъ. При этомъ брак
Соперничество мелкое — теперь
Столь важное, и страхъ, бдой грозящій —
Становятся ничмъ, а правда — сказкой.
Межъ тмъ теперь и въ сказк видятъ правду.
Ея любовь къ обоимъ вамъ — любовь
Межъ вами родила бъ, а вслдъ за нею —
Всеобщую любовь къ обоимъ вамъ.
Простите мн. Мысль эта не внезапна,
И долгомъ внушена.
Антоній.
Что скажетъ Цезарь?
Цезарь.
Онъ — ничего, покуда не узнаетъ
Что думаетъ объ этомъ Маркъ Антоній?
Антоній.
Когда скажу: ‘да будетъ такъ, Агриппа!’
Какую власть иметъ онъ исполнить,
Что говорилъ?
Цезарь.
Власть Цезаря, его
Вліянье на Октавію.
Антоній.
Во вки
Не вздумаю мшать я исполненью
Прекраснйшаго замысла! Дай руку.
Осуществи его, отнын нами
Въ любви и нашихъ замыслахъ великихъ —
Пусть братскія сердца руководятъ.
Цезарь.
Вотъ и моя рука. Теб вручаю
Сестру мою, такъ ни одну сестру
Братъ не любилъ, пускай для единенья
Сердецъ и нашихъ царствъ живетъ она,
Пусть нашъ союзъ во вкъ мы не расторгнемъ.

 []

Лепидъ.
Да будетъ такъ.
Антоній.
Поднять мечъ на Помпея
Не думалъ я. Недавно оказалъ
Онъ важныя услуги мн. Я долженъ
Благодарить его, чтобъ не навлечь
Укоръ въ неблагодарности, а посл
Я вызову его.
Лепидъ.
Не терпитъ время.
Сейчасъ идти должны мы на Помпея,
Иль онъ пойдетъ на насъ.
Антоній.
Гд онъ теперь?
Лепидъ.
Вблизи горы Мизены.
Антоній.
Велики ли
Войска его на суш?
Лепидъ.
Велики,
И все растутъ. Онъ моремъ всмъ владетъ.
Антоній.
Такъ говоритъ молва. Скорй бы съ нимъ
Увидться! Такъ поспшимъ. Но прежде,
Чмъ намъ вооружаться-завершимъ
Ршенное.
Цбзарь.
Съ готовностью великой.
Зову тебя увидться съ сестрою.
Тебя веду къ ней прямо.
Антоній.
Не лишай
Насъ твоего присутствія, Лепидъ.
Лепидъ.
Антоній благородный, не удержитъ
Меня сама болзнь.

(Трубы. Цезарь, Антоній и Лепидъ уходятъ).

Меценатъ.
Теб привтъ
Съ пріздомъ изъ Египта!
Энобарбъ.
Половина
Ты Цезарева сердца, Меценатъ!
Агриппа, другъ мой.
Агриппа.
Энобарбъ достойный!
Меценатъ. Мы должны радоваться, что дло устроилось такъ прекрасно. Хорошо ли вамъ жилось въ Египт?
Энобарбъ. Отлично. Мы спали, покуда не закатывался день, и пьянствовали, покуда не начинало свтать.
Меценатъ. Правда ли, что для двнадцати человкъ вы зажаривали къ завтраку восемь кабановъ?
Энобарбъ. Это все — лишь муха по сравненію съ орломъ. У насъ происходили на пиршеств боле чудовищныя и достойныя вниманія вещи.
Меценатъ. Если молва справедлива, она — женщина, противъ которой трудно устоять?
Энобарбъ. При первой же встрч съ Антоніемъ на рк Кидн, она пронзила его сердце.
Агриппа. Дйствительно ли она явилась тамъ, или разсказывавшій мн объ этой встрч прибгнулъ къ вымыслу для ея прославленія.
Энобарбъ.
Я разскажу вамъ. Судно, на которомъ
Она плыла, сверкало какъ престолъ.
Была корма изъ золота литого,
А паруса пурпурные такъ были
Насыщены благоуханьемъ дивнымъ,
Что втры отъ любви томились къ нимъ.
Серебряныя весла опускались
Подъ звуки флейтъ, и словно въ ихъ удары
Влюбленная — вода быстрй бжала.
Что до нея — вс описанья блдны…
Царица возлежала подъ шатромъ
Изъ ткани золотой, затмивъ Венеру,
Въ чьемъ образ искусство превзошло
И самую природу. По бокамъ,
Подобныя смющимся амурамъ,
Стояли дти съ ямками на щекахъ,
Но вянье ихъ пестрыхъ опахалъ
Усиливало жаръ, не охлаждая
Щекъ нжныхъ Клеопатры, и они
Уничтожали собственное дло.
Агриппа.
Сколь дивный видъ Антонію предсталъ!
Энобарбъ.
Наперсницы, подобны нереидамъ,
Морскимъ сиренамъ, взоръ ея ловя,
Плнительно склонялись передъ нею.
Рулемъ, казалось, правила сирена,
И подъ рукой ея, цвтку подобной,
Но правившей искусно — трепетали
И шелковыя снасти. Дивный запахъ,
Невидимый, съ галеры несся къ намъ,
И чувства возбуждалъ. На встрчу городъ
Весь высыпалъ, на площади Антоній
Сидлъ на трон одинокъ, и воздухъ
Онъ кликомъ оглашалъ, но если бъ воздухъ
Оставить могъ въ природ пустоту —
Умчался бъ онъ на встрчу Клеопатр.
Агриппа.
О, дивная египтянка!
Энобарбъ.
Когда
Она сошла, на ужинъ приглашенье
Антоній ей послалъ, она жъ сказала:
Ему въ гостяхъ быть у нея пристойнй,
Ей уступилъ учтивый нашъ Антоній,
Что женщин сказать не можетъ: нтъ!
Онъ брется, на пиръ идя, разъ десять,
И какъ всегда, даетъ въ уплату сердце
За то, что онъ лишь взоромъ пожиралъ.
Агриппа.
Державная развратница! Самъ Цезарь
Оставилъ мечъ на лож у нея.
Онъ пахарь былъ, она давала жатву.
Энобарбъ.
На улиц я видлъ: пробжала
До сорока шаговъ она, когда же
Она остановилась, задыхаясь —
Въ ней недостатокъ совершенствомъ сталъ:
Едва дыша, красой она дышала.
Меценатъ.
И вотъ ее Антоній долженъ бросить.
Энобарбъ.
Нтъ, никогда. Ее не старятъ годы,
Ея разнообразье безконечно:
Привычкою его не истощить.
Вс женщины, желаньямъ уступая,
Рождаютъ пресыщенье, но она
Чмъ больше насыщаетъ человка,
Тмъ голодъ въ немъ сильне возбуждаетъ.
Все гнусное плняетъ въ ней, и жрецъ
Ей на соблазнъ даетъ благословенье.
Меценатъ.
Когда краса и скромность — могутъ сердце
Антонія плнить, то онъ находитъ
Въ Октавіи счастливую судьбу.
Агриппа.
Идемъ. Пока ты остаешься въ Рим,
Прошу, будь гостемъ, добрый Энобарбъ,
Ты у меня.
Энобарбъ. Благодарю сердечно.

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА III.

Римъ. Въ дом Цезаря.

Входятъ Цезарь, Антоній, между ними Октавія.

Антоній.
Порою изъ твоихъ объятій будетъ
Меня мой долгъ воинскій исторгать.
Октавія.
Тогда склонивъ колна предъ богами
Ихъ за тебя молить я не устану
Антоній.
Покойной ночи, Цезарь. Не суди,
Октавія моя, моихъ ошибокъ
По отзыву молвы. Границы долга
Я преступалъ, но этому — конецъ.
Покойной ночи, милая. Теб
Покойной ночи, Цезарь.
Цезарь.
Доброй ночи.

(Октавія и Цезарь уходятъ).

Входитъ Прорицатель.

Антоній. Ну что? Хотлъ бы ты въ Египт быть?
Прорицатель. О, если бъ я никогда не покидалъ Египта, и ты никогда не прізжалъ сюда!
Антоній. Если можешь, скажи причину.
Прорицатель. Ее провижу я пророческимъ духомъ, но высказать не могу и, тмъ не мене, зову тебя обратно въ Египетъ,
Антоній. Скажи мн, чья звзда поднимется выше: моя или Цезаря.
Прорицатель.
Его звзда. Поэтому, Антоній,
Оставь его. Твой демонъ — (духъ-хранитель)
Отваженъ, гордъ, великъ и несравнимъ,
Когда нтъ духъ Цезаря. При немъ же
Становится похожимъ онъ на страхъ.
Итакъ, пускай васъ раздлить пространство.
Антоній.
Не говори объ этомъ.
Прорицатель.
Никогда
И никому, теб лишь, и съ тобою.
Во что бы съ нимъ вы ни играли — долженъ
Ты проиграть: благодаря удач
Онъ побдитъ, хотя бъ игра сложилась
И къ выгод твоей. Твой свтъ блднетъ
Вблизи него. Я снова говорю:
При немъ твой духъ помочь теб страшится,
А безъ него отваженъ онъ.
Антоній.
Ступай.
Вентидію скажи, что мн онъ нуженъ.

(Прорицатель уходитъ).

Пойдетъ онъ на парянъ. Искусство ль, случай —
Кудесникъ правъ. Послушны даже кости
Ему въ игр. Мое же превосходство
Удачею его побждено.
Выигрываетъ онъ, коль бросимъ жребій,
Его птухъ выигрываетъ бой,
И бьютъ моихъ, помимо всхъ разсчетовъ,
Его перепела. Вернусь въ Египетъ.
Спокойствіе купилъ я этимъ бракомъ,
Но на восток — радости мои.

(Входитъ Вентидій).

Отправишься ты на парянъ, Вентидій.
Идемъ, теб вручу я полномочье.

(Уходятъ).

СЦЕНА IV.

Римъ. Улица.

Лепидъ.
Прошу, не безпокойтесь. Торопите
Своихъ вождей.
Агриппа.
Пусть только Маркъ Антоній
Октавію обниметъ — мы идемъ.
Лепидъ.
Покуда васъ я не увижу въ латахъ,
Что вамъ къ лицу — простимся,
Меценатъ.
Если точно
Разсчитанъ путь, къ Мизен мы прибудемъ
Скорй тебя.
Лепидъ.
У васъ — кратчайшій путь.
Меня дла задержатъ. Впереди —
Вы на два дня.
Меценатъ и Атриппа.
Съ тобой успхъ да будетъ!
Лепидъ.
Простите.

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА V.

Александрія. Во дворц.

Входятъ Клеопатра, Харміана, Ира, Алексасъ и слуга.

Клеопатра.
Эй, музыку! Она питаетъ грусть
Всхъ насъ — влюбленныхъ!
Слуга.
Музыку сюда.

(Входитъ Мардіанъ).

Клеопатра.
Не надо. Мы сыграемъ на билльард
Съ тобою, Харміана.
Харміана.
У меня
Болитъ рука. Играйте съ Мардіаномъ.
Клеопатра.
Что съ евнухомъ, что съ женщиной играть —
Не все ль равно? Со мной играть желаешь?
Мардіанъ.
Царица, постараюсь, какъ могу.
Клеопатра.
Когда есть воля добрая, хотя
Ея одной и мало — ты имешь
Права на снисхожденье. Нтъ, не надо.
Мн удочку подайте, и пойдемъ
Вс на рку. Тамъ рыбокъ золотистыхъ
При звукахъ дальней музыки я стану
Ловить крючкомъ за скользкія ихъ жабры,
И представляя каждую себ
Антоніемъ, скажу:— Ага, попался!
Хармиана.
Смялись мы, когда побилась ты
Съ нимъ объ закладъ: кто боле наловитъ?
А водолазъ твой рыбу прикрпилъ
Соленую на крюкъ его, и важно
Ее тянулъ Антоній…
Клеопатра.
Въ этотъ день —
День чудный!— смхомъ вывела его
Я изъ себя, и смхомъ усмирила
Его въ ту ночь, а слдующимъ утромъ
Я, напоивъ его съ восьми часовъ,
Чтобъ онъ заснулъ на лож — облекла
Его въ свои одежды, а себ
Филиппа мечъ я прицпила.

(Входитъ гонецъ).

Изъ Рима ты? мой слухъ давно безплодный
Ты плодоносной встью освжи.
Гонецъ.
О, госпожа!
Клеопатра.
Антоній умеръ? Если,
Презрнный, да! ты скажешь, то царицу
Убьешь свою, когда жъ:здоровъ, свободенъ!—
Вотъ золото, вотъ жилки голубыя
Руки моей теб для поцлуя:
Ее цари лобзали, трепеща.
Гонецъ.
Царица, хорошо ему.
Клеопатра.
Бери,
Вотъ золото еще, но только помни,
О мертвомъ говорятъ: имъ хорошо!
И если клонишь къ этому — расплавивъ
То золото, которымъ одарила,
Волью теб въ зловщую гортань…
Гонецъ.
Меня, царица, выслушай…
Клеопатра.
Согласна,
Но добраго твой видъ не предвщаетъ.
Когда здоровъ Антоній, полонъ силъ —
Зачмъ несешь съ такимъ лицомъ унылымъ
Столь радостную всть? Когда жъ онъ боленъ,
То фуріей, ехиднами внчанной,
Не человкомъ — долженъ ты предстать.
Гонецъ.
Теб угодно ль выслушать?..
Клеопатра.
Хочу я
Тебя ударить раньше, чмъ начнешь.
Но если ты мн скажешь, что Антоній
Живъ и здоровъ, у Цезаря не плнникъ,
Но друженъ съ нимъ — осыплю золотымъ
Тебя дождемъ и градомъ изъ жемчужинъ.
Гонецъ.
Онъ здравствуетъ!
Клеопатра.
Всть добрая!
Гонецъ.
И друженъ
Онъ съ Цезаремъ.
Клеопатра.
Ты — честный человкъ.
Гонецъ.
Онъ никогда съ нимъ не бывалъ дружне.
Клеопатра.
Обогащу тебя…
Гонецъ.
Но все жъ, царица…
Клеопатра.
Не нравится мн: но! Лишь умаляетъ
Оно вступленье доброе твое.
Не надо: но! Тюремщику подобно,
Ужаснаго злодя за собою
Ведетъ оно. Другъ, вытряхни мн въ уши
Всю кучу добрыхъ и дурныхъ встей,
Прошу тебя. Онъ съ Цезаремъ дружитъ,
Ты говорилъ, здоровъ онъ и свободенъ…
Гонецъ.
Я не сказалъ: свободенъ. Связанъ онъ
Съ Октавіей.
Клеопатра.
Въ какомъ же смысл?
Гонецъ.
Въ лучшемъ:
Онъ длитъ ложе съ нею.
Клеопатра.
Харміана,
Блдню я.
Гонецъ.
Онъ съ нею обвнчался.
Клеопатра.
Будь злйшею чумой ты пораженъ. (Бьетъ его).
Гонецъ.
Терпніе, царица.
Клеопатра.
Что сказалъ ты? (Снова бьетъ его).
Вонъ, гнусный рабъ! Теб глаза я выбью,
И, какъ шары, покатятся они
Передъ тобой! Вс волосы я вырву.

(Съ силою трясетъ его).

Бить прутьями желзными велю,
И въ щелок варить тебя, въ разсол
Доваривать на медленномъ огн!
Гонецъ.
Хотя принесъ, великая царица,
Теб я всть, не я устроилъ бракъ.
Клеопатра.
Скажи, что нтъ его — получишь область!
Тебя я возвеличу, мой ударъ
Теб за то зачтется, что меня
Ты прогнвилъ, тебя всмъ награжу я
Чего просить теб дозволитъ скромность.
Гонецъ.
Царица, онъ женился.
Клеопатра.
Слишкомъ долго
Ты жилъ, злодй!

(Выхватываетъ ножъ).

Гонецъ.
Бгу я… Въ чемъ, царица,
Винишь меня? Тутъ нтъ моей вины.

(Убгаетъ).

Харміана.
Сдержи себя, царица, онъ невиненъ.
Клеопатра.
Громъ не щадитъ порою и невинныхъ.
Да наводнятъ Египетъ воды Нила!
Вс добрые да обратятся въ змй!
Вернуть раба! Кусаться я не стану,
Хотя и обезумла.
Харміана.
Страшится
Вернуться онъ.
Клеопатра.
Его не трону я.
И безъ того безчестила я руку,
Поднявъ ее на низшаго, чмъ я,
Межъ тмъ какъ я сама — всему виною.

(Входитъ гонецъ).

Приблизься. Честно, но всегда опасно
Быть встникомъ дурнымъ. Пусть сотней устъ
Всть добрая глаголетъ, а дурная
И безъ того дастъ о себ намъ знать.
Гонецъ.
Я исполнялъ свой долгъ.
Клеопатра.
Женился онъ?
Сильне, чмъ теперь, возненавидть
Я не могу тебя, коль скажешь: да!
Гонецъ.
Царица, онъ женатъ.
Клеопатра.
О, будь богами
Ты осужденъ! Стоишь ты на своемъ?
Гонецъ.
Прикажешь лгать?
Клеопатра.
Пускай бы ты солгалъ,
Хотя бъ въ волнахъ отъ этого погибла
Египта половина, превратилась
Въ цистерну змй чешуйчатыхъ! Ступай.
Будь какъ Нарциссъ прекрасенъ — мн бъ казался
Уродомъ ты. Такъ онъ женатъ?
Гонецъ.
Молю,
Прости меня, царица.
Клеопатра.
Онъ женился?
Гонецъ.
О, не гнвись, тебя я заклинаю.
Наказывать за исполненье воли —
Несправедливо слишкомъ. Онъ повнчанъ
Съ Октавіей.
Клеопатра.
Его поступокъ сдлалъ
Безчестнымъ и тебя, и ты — не то,
Чмъ самъ себя считаешь. Вонъ отсюда!
Товаръ, тобой изъ Рима привезенный —
Не по карману мн. Пусть на рукахъ
Онъ у тебя останется, и съ нимъ
Ты разорись.

(Гонецъ уходитъ).

Харміана.
Царица, успокойся.

 []

Клеопатра.
Превознося Антонія, хулила
Я Цезаря.
Харміана
И много разъ, царица.
Клеопатра.
И вотъ — моя награда! Уведи
Меня скорй! Лишаюсь я сознанья…
О, Харміана, Ира! Нтъ, прошло.
Сыщи гонца, Алексасъ, пусть опишетъ
Октавіи черты, года и нравъ.
Да не забудь спросить его о цвт
Ея волосъ… Скорй неси отвтъ.

(Алексасъ уходить).

Я отъ него навки отрекаюсь…
Нтъ, Харміана! Пусть Горгоны маску
Со стороны одной онъ носитъ, все же
Съ другой — онъ Марсъ.

(Мардіану).

Пусть также ростъ ея
Узнаетъ онъ… Жалй, о Харміана,
Не говори со мной! Веди меня.

(Уходитъ).

СЦЕНА VI.

Близъ Мизены.

Входятъ Помпей и Менасъ при звукахъ трубъ и барабановъ. Съ другой стороны — Цезарь, Лепидъ, Антоній, Энобарбъ и Меценатъ въ сопровожденіи воиновъ.

Помпей.
Заложниковъ обмнъ мы совершили,
Начнемъ переговоры.
Цезарь.
Къ нимъ сперва
Намъ слдуетъ прибгнуть. Съ этой цлью
Мы письменно послали предложенья,
И если ты ихъ взвсилъ, сообщи:
Достаточны ль они, чтобъ удержать
Твой недовольный мечъ и вновь отправить
Въ Сицилію тхъ юношей бойцовъ,
Которыхъ ждетъ здсь гибель?
Помпей.
Къ вамъ троимъ —
Единственнымъ властителямъ вселенной,
Намстникамъ боговъ — взываю я.
Отецъ мой сына и друзей оставилъ,
И въ мстителяхъ онъ долженъ ли нуждаться,
Когда — явившись Бруту при Филиппахъ —
Увидлъ Юлій Цезарь какъ дрались
Вы за него? Изъ-за чего участье
И блдный Кассій въ заговор принялъ?
Изъ-за чего высоко-чтимый Брутъ,
Честнйшій римскій мужъ, съ его друзьями,
Любившими прекрасную свободу —
Ршилъ обрызгать кровью Капитолій?
Желанье имъ одно руководило,
Чтобъ человкъ лишь человкомъ былъ!
Вотъ почему и флотъ соорудилъ я,
И пнится, разгнванъ, океанъ
Подъ бременемъ его. Я съ этимъ флотомъ
Карать намренъ ненавистный Римъ,
Что выказалъ отцу неблагодарность.
Цезарь.
Не торопись.
Антоній.
Своими парусами
Насъ не пугай. Поговоримъ на мор,
А наше преимущество на суш —
Ты знаешь самъ.
Помпей.
Въ числ тхъ преимуществъ —
Имешь ты и мой отцовскій домъ.
Хозяйничай покуда въ немъ: кукушка
Не вьетъ гнзда…
Лепидъ.
Но это все — въ быломъ.
Благоволи сказать: что отвчаешь
На предложенье наше?
Цезарь.
Въ этомъ суть.
Антоній.
Не поддавайся нашимъ уговорамъ,
Но собственную выгоду ты взвсь.
Цезарь.
А также — все, что повлечетъ за собою
Твое стремленье къ большему.
Помпей.
Даете
Съ Сициліей Сардинію вы мн,
Чтобъ море я очистилъ отъ пиратовъ,
И также хлбъ въ количеств извстномъ
Доставилъ въ Римъ. И въ случа согласья —
Щитовъ не поцарапавъ, и мечей
Не иззубривъ, мы разойдемся?
Лепидъ.
Такъ.
Помпей.
Узнайте: я на эти предложенья
Согласіе принесъ, но Маркъ Антоній
Гнвитъ меня. Хотя мою заслугу
Разсказомъ умаляю, но узнай:
Когда твой братъ и Цезарь воевали —
Въ Сицилію явилась мать твоя
И дружескій пріемъ нашла.
Антоній.
Объ этомъ
Извстно мн. Помпей, и благодарность
Глубокую теб принесть — мой долгъ.
Помпей.
Дай руку, я не думалъ, что съ тобою
Тутъ свижусь.
Антоній.
Ложе на Восток — мягко.
Благодарю. Тобою раньше вызванъ
Я былъ сюда, чмъ думалъ, и при этомъ
Лишь выигралъ.
Цезарь.
Перемнился ты
Съ послдняго свиданья.
Помпей.
На лиц
Пусть злобный рокъ чертитъ, что пожелаетъ —
Изъ сердца онъ не сдлаетъ раба.
Лепидъ.
Счастливое свиданье!
Помпей.
Да, надюсь.
Такъ — ршено. Пусть договоръ напишутъ.
Скрпимъ его.
Цезарь.
Да, ране всего.
Помпей.
Почтимъ другъ друга пиромъ на прощанье,
По жребію: кто первый.
Антоній.
Я, Помпей.
Помпей.
Нтъ, жребій кинь. Но первый, иль послдній —
Всхъ тонкою египетской стряпней
Ты превзойдешь. Я слышалъ: Юлій Цезарь
Тамъ разжирлъ.
Антоній.
Ну, мало ль, что ты слышалъ!
Помпей.
Я ничего не разумлъ дурного.
Антоній.
И не сказалъ.
Помпей.
Вотъ что еще я слышалъ:
Что приносилъ къ нему Аполлодоръ…
Энобарбъ.
Ну приносилъ, и — будетъ.
Помпей.
Что такое?
Энобарбъ.
Извстную царицу на постели.
Помпей.
А, это ты? Какъ поживаешь, воинъ?
Энобарбъ.
Отлично, впредь, надюсь, такъ же будетъ.
Предвижу я четыре празднества.
Помпей.
Дай руку, я теб враждебенъ не былъ,
Тебя въ бою видалъ я, теб
Завидовалъ.
Энобарбъ.
Къ теб любви особой
Я не питалъ, но я хвалилъ тебя,
Когда гораздо большаго ты стоилъ,
Чмъ словъ моихъ.
Помпей.
Хвалю за прямоту:
Она теб къ лицу. Васъ приглашаю,
Патриціи, на бортъ моей галеры.
Пожалуйте.
Цезарь, Антоній, Лепидъ.
Ты впереди.
Помпей.
Идемъ.

(Уходятъ Помпей, Цезаръ, Антоній, воины и свита).

Менасъ (въ сторону). Твой отецъ, Помпей, никогда бы не заключилъ такого договора. Мы съ тобой знали другъ друга.
Энобарбъ. На мор, кажется.
Менасъ. Да.
Энобарбъ.Ты хорошо сражался на мор.
Менасъ. А ты на суш.
Энобарбъ. Я буду хвалить всякаго, кто хвалитъ меня,— хотя, во всякомъ случа, нельзя отрицать моихъ заслугъ въ сраженіи на суш.
Менасъ. Ни моихъ на мор.
Энобарбъ. Кое-что теб слдуетъ отрицать ради твоей же безопасности: ты былъ большимъ морскимъ разбойникомъ.
Менасъ. А ты разбойникомъ на суш.
Энобарбъ. Этого-то я не отрицаю, Но дай мн руку, Менасъ. Если бы наши глаза были начальствомъ, они могли бы задержать двухъ обнимающихъ другъ друга воровъ.
Менасъ. У всхъ людей честныя лица — что бы ни длали ихъ руки.
Энобарбъ. Но красивая женщина никогда не иметъ честнаго лица.
Менасъ. И лица ихъ не клевещутъ въ этомъ случа — вдь красавицы похищаютъ сердца.
Энобарбъ. Мы явились сюда сражаться съ вами.
Менасъ. Что касается меня, то я жалю, что вмсто сраженія началась попойка.Помпей сегодня погубилъ свое счастье неумстнымъ весельемъ и смхомъ.
Энобарбъ. Да, и едва ли ему удастся вернуть счастье слезами.
Менасъ. Врно сказано. Мы не посмотрли на Марка Антонія. Скажи, пожалуйста, онъ женился на Клеопатр?
Энобарбъ. Сестру Цезаря зовутъ Октавіей.
Менасъ. Врно, она была женой Кая Маркелла.
Энобарбъ. Но теперь она жена Марка Антонія.
Менасъ. Что ты говоришь!
Энобарбъ. Я говорю правду.
Менасъ. Значитъ Цезарь и онъ теперь на вки связаны.
Энозарбъ. Если бы мн нужно было высказать о будущности этого союза, я бы не то предсказалъ.
Менасъ. Я полагаю, что желаніе союза боле способствовало этому браку, чмъ любовь жениха и невсты.
Энобарбъ. Я того же мннія. Но ты увидишь, что то, что должно скрпить ихъ дружбу, какъ разъ послужитъ причиной разрыва. Октавія кроткая, молчаливая и спокойная женщина.
Менасъ. Всякому хотлось бы, чтобы его жена была такова.
Энобарбъ. Тому, кто самъ не таковъ, не нужно такой жены. А Маркъ Антоній не таковъ. Его потянетъ обратно къ египтянк. Тогда Октавія начнетъ вздыхать и это подниметъ пожаръ въ сердце Цезаря. Такимъ образомъ — какъ я сказалъ — то, что должно было бы скрпить ихъ дружбу, прямо приведетъ къ разрыву. Любовь Антонія останется тамъ, гд она теперь, женился вдь онъ только ради выгоды.
Менасъ. Это весьма вроятно. Идемъ на бортъ. Я хочу выпить за твое здоровье.
Энобарбъ. Согласенъ. Мы въ Египт пріучили свои глотки къ питью.
Менасъ. Идемъ. (Уходятъ).

 []

СЦЕНА VII.

На палуб галеры Помпея, стоящей близъ Мизенскаго мыса.

Музыка. Входятъ нсколько слугъ, накрывающихъ столъ для пиршества.

1-ый слуга. Они сейчасъ придутъ, братъ. Они уже едва на ногахъ держатся, такъ что малйшій втеръ ихъ можетъ повалить на-земь.
2-ой слуга. Лепидъ весь раскраснлся.
1-ый слуга. Его заставили выпить все, что уже не лзло въ другихъ.
2-ой слуга. Когда кто нибудь начиналъ задирать другого, онъ принимался уговаривать, кричалъ: довольно, мирилъ ихъ и самъ пилъ за ихъ примиреніе.
1-ый слуга. Но это еще боле ссорило его съ благоразуміемъ.
2-ой слуга. И все это онъ продлываетъ для того, чтобы быть въ обществ людей съ именемъ, по моему, лучше имть въ рукахъ ничтожную тростинку, чмъ копье, которое не можешь поднять.
1-ый слуга. Быть въ знатномъ обществ и оставаться въ немъ незамченнымъ — то же, что имть вмсто глазъ пустыя глазныя впадины, уродующія лицо.

Трубы. Цезарь, Антоній, Лепидъ, Агриппа, Меценатъ, Энобарбъ, Менасъ и другіе вожди.

Антоній.
Такъ длаютъ на пирамидахъ, Цезарь,
Отмтки есть о прибыли воды:
Подъемъ высокій, средній или низкій —
Несетъ съ собой иль урожай, иль голодъ.
Чмъ выше Нилъ — тмъ больше урожай.
Спадетъ вода — и землепашецъ зерна
Бросаетъ въ илъ, и быстро всходитъ жатва.
Лепидъ. У васъ тамъ есть странныя зми.
Антоній. Да, Лепидъ.
Лепидъ. Здшнія земноводныя рождаются изъ ила, благодаря дйствію солнца, какъ напримръ крокодилы.
Антоній. Врно.
Помпей. Садись. Эй, вина сюда! За здоровье Лепида!
Лепидъ. Мн не совсмъ здоровится — но я отъ васъ не отстану.
Энобарбъ. Боюсь, что нездоровье отъ тебя не отстанетъ, пока ты не выспишься.
Лепидъ. А мн говорили, что Птоломеевскія пирамиды славныя штучки. Не прекословьте мн — я это наврное знаю.
Менасъ. Помпей, два слова.
Помпей. На ухо шепни.
Менасъ. Встань съ мста, вождь, и выслушай, молю я.
Помпей. Ну, подожди. Вотъ кубокъ за Лепида.
Лепидъ. Что это за штука крокодилъ?
Антоній. Онъ по вншнему виду похожъ на самого себя — и широкъ въ свою ширину. Роста онъ такого, какъ ему полагается, и онъ движется при посредств своихъ собственныхъ членовъ, онъ живетъ тмъ, что его питаетъ, и когда его составныя части распадаются, онъ переселяется въ другія вещества.
Лепидъ. Какого онъ цвта?
Антоній. Своего собственнаго.
Лепидъ. Странная змя.
Антоній. Дйствительно. И слезы у него влажныя.
Цезарь. Что же, онъ удовлетворится такимъ описаніемъ.
Антоній. Если ему недостаточно того, что ему далъ выпить Помпей — то онъ ненасытный гуляка.
Помпей (тихо Менасу).
Повсься ты! Сказать мн что то?… Прочь!
Исполни приказанье. Гд же кубокъ?
Менасъ (тихо).
Изъ-за моихъ заслугъ передъ тобой —
Встань, выслушай.
Помпей (тихо).
Безуменъ ты… Въ чемъ дло?
(Встаетъ и отходитъ въ сторону).
Менасъ.
Теб служилъ я врою и правдой.
Помпей.
Ты врно мн служилъ. Ну, что жъ еще?
Друзья мои, пируйте.
Антоній.
Этой мели
Страшись, Лепидъ, ты сядешь на нее.
Менасъ.
Желаешь быть владыкой міра?
Помпей.
Что?…
Менасъ.
Желаешь быть владыкой міра? Дважды
Я говорю.
Помпей.
Какъ это можетъ быть?
Менасъ.
Лишь согласись, и — какъ ни бденъ — дамъ я
Теб весь міръ.
Помпей.
А много ль выпилъ ты?
Менасъ.
Нтъ, я, Помпей, отъ кубка воздержался.
Дерзни,— и ты — Юпитеръ на земл,
Что небеса и океанъ вмщаютъ —
Лишь захоти, и все — твое.
Помпей.
Но какъ?
Менасъ.
Три властелина міра, тріумвиры —
На корабл твоемъ. Отсчь канаты
Мн повели, когда же выйдемъ въ море —
Имъ горло перержемъ, и тогда
Все здсь — твое.
Помпей.
О, если бъ, не сказавъ мн,
Ты сдлалъ такъ! Со стороны моей —
Вдь это было бъ низостью, съ твоей же —
Лишь доброю услугой. Честь моя,
Ты долженъ знать, не выгод послушна,
Но выгода руководима честью.
Твой замыселъ — зачмъ языкъ твой выдалъ?
Исполненный безъ вдома — онъ былъ бы
Одобренъ мной, теперь его обязанъ
Я осудить. Забудь о немъ и пей.
Менасъ (въ сторону).
Ну, если такъ, не слдую я больше
За меркнущей звздой твоей. Кто ищетъ
И не беретъ, когда ему даютъ —
Вкъ будетъ нищъ.
Помпей.
За здравіе Лепида!
Антоній.
Снесть на берегъ его. Теб, Помпей,
Я за него отвчу.
Энобарбъ.
За здоровье
Твое, Менасъ.
Менасъ.
Охотно, Энобарбъ.
Помпей.
Лей до краевъ.
Энобарбъ (указывая на раба, уносящаго Лепида).
Менасъ, вотъ такъ силачъ.
Менасъ. Почему?
Энобарбъ. Онъ несетъ на себ треть міра.
Менасъ. Такъ значитъ треть міра пьяна. Почему же онъ не весь пьянъ? Пусть бы все шло кругомъ.
Энобарбъ.
Способствуй общему круженью — выпей.
Менасъ.
Пью.
Помпей.
И все жъ у насъ — не пиръ Александрійскій.
Антоній.
Къ тому идетъ. Ну, чокнемся. Я пью
За Цезаря.
Цезарь.
Я могъ бы обойтись
Безъ этого. Ужасное занятье:
Мозгъ полоскать, чтобъ загрязнить его.
Антоній.
Будь времени ты сыномъ.
Цезарь.
Подчини,
Его себ, и я теб отвчу.
Но лучше бъ я четыре дня постился,
Чмъ столько выпить въ продолженье дня.
Энобарбъ.
Что, храбрый вождь, пирушку не почтить ли
Египетскою пляскою въ честь Вакха?
Помпей.
Да, славный вождь.
Антоній.
Мы за руки возьмемся,
Пока вино не погрузитъ побдно
Въ спокойную и сладостную Лету
Сознанье наше.
Энобарбъ.
За руки беритесь,
Пусть музыка намъ уши оглушитъ!
Составимъ кругъ, пусть мальчикъ запваетъ,
И вс ему подтягивайте въ ладъ,
Насколько силъ у вашихъ легкихъ хватитъ.

(Музыка играетъ. Энобарбъ разставляетъ гостей въ круговую, соединивъ ихъ руки).

ПСНЯ.
Ты — властитель надъ лозами,
Бахусъ съ красными глазами,
Намъ вино — въ скорбяхъ отрада,
Мы изъ гроздій винограда
Увнчаемся внкомъ.
Лей,— чтобъ все пошло кругомъ.
Цезарь.
Не будетъ ли? Помпей, спокойной ночи.
Дозволь тебя, братъ милый, увести.
Важнйшія задачи не мирятся
Съ подобнымъ легкомысліемъ. Друзья,
Разстанемся. Пылаютъ наши щеки,
Могучій Энобарбъ — слабй вина,
Мой собственный языкъ въ рчахъ заплелся.
Безуміе почти перерядило
Всхъ насъ въ шутовъ. Къ чему еще слова?
Покойной ночи. Руку мн, Антоній.
Помпей.
Я посмотрю на суш васъ.
Антоній.
Увидишь.
Дай руку мн.
Помпей.
Антоній, ты присвоилъ
Отцовскій домъ… Но что я?.. Мы — друзья.
Садись въ ладью.
Энобарбъ.
Не оступитесь. Тише.

(Уходятъ Помпей, Цезаръ, Антоній и свита).

Я на берегъ, Менасъ, не съду.
Менасъ.
Нтъ.
Ко мн, въ каюту! Эй вы, барабаны,
Эй, трубы, флейты! Что тамъ! Пусть Нептунъ
Услышитъ самъ, какъ шумно мы съ друзьями
Великими прощаемся. Гремите!
Чума на васъ! Гремите!

(Трубы и барабаны).

Энобарбъ.
Эй, вы тамъ!
Вс шапки вверхъ.
Менасъ.
Идемъ, вождь благородный.

 []

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Равнина въ Сиріи.

Торжественно входитъ Вентидій въ сопровожденіи Силія и др. римлянъ, вождей и воиновъ. Передъ нимъ несутъ трупъ Пакора.

Вентидій.
Страна парянъ, на стрлы не взирая —
Ты сражена! Судьбою избранъ я
За Марка Красса мстителемъ. Предъ войскомъ
Несите трупъ царевича! Ородъ,
Твой сынъ Пакоръ за Марка Красса платитъ.
Силій.
Вентидій благородный! Бглецовъ,
Покуда мечъ въ крови парянъ дымится,
Преслдуй ты въ земл месопотамской
И въ Мидіи, гд бъ только не укрылись,
Чтобъ тріумфальной колесницей могъ
Тебя почтить твой славный вождь Антоній,
И лавромъ увнчать.
Вентидій.
О, Силій, Силій!
Довольно много сдлано. Замть:
Усердствовать не долженъ подчиненный,
И лучше не додлать, ты пойми,
Чмъ черезчуръ дяньями своими
Прославиться въ отсутствіи вождя.
И Цезарь, и Антоній побждали
Благодаря помощникамъ скорй,
Чмъ доблестямъ своимъ. Утратилъ Соссій,
Мой въ Сиріи предшественникъ, всю милость
Антоній, прославясь слишкомъ быстро.
Кто боле чмъ вождь свершитъ въ бою —
Становится вождемъ вождя. А доблесть,
Что воину присуща: честолюбье —
Свой неуспхъ готова предпочесть
Побд той, что для вождя обидна.
Антонію могъ лучше я служить,
Но тмъ ему нанесъ бы я обиду,
И въ ней свои заслуги погубилъ.
Силій.
Ты качества имешь, безъ которыхъ
Не отличишь солдата отъ меча.
Антонію напишешь ты?
Вентидій.
Смиренно
Увдомляю его о томъ, что нами
Совершенно здсь именемъ его,
Которое намъ служитъ браннымъ кличемъ,
Творящимъ чудо: какъ съ его войсками,
Оплаченными щедро, подъ его
Знаменами одержана побда
Надъ конницей парянъ непобдимой.
Силій.
Гд онъ теперь?
Вентидій.
Въ Аины держитъ путь.
Туда спшимъ, насколько дозволяетъ
Добычи грузъ, предстать ему. Впередъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Римъ. Дворецъ Цезаря.

Съ разныхъ сторонъ входятъ Агриппа и Энобарбъ.

Агриппа.
Ну что? Простились братья?
Энобарбъ.
Нтъ, они
Покончили съ Помпеемъ. Онъ ухалъ,
А т втроемъ скрпляютъ договоръ
Печатями. Октавія рыдаетъ,
Прощаясь съ Римомъ, Цезарь опечаленъ,
Лепидъ же посл пира у Помпея
Желтухою страдаетъ, какъ уврилъ
Меня Менасъ.
Агриппа.
О, доблестный Лепидъ!
Энобарбъ.
Достойнйшій! Какъ Цезаря онъ любитъ!
Агриппа.
Какъ вмст съ нимъ ему Антоній дорогъ!
Энобарбъ.
О, Цезарь… Тотъ — Юпитеръ межъ людей.
Агриппа.
Но божество Юпитера — Антоній.
Энобарбъ.
О Цезар что скажешь? Несравнимъ.
Агриппа.
Лишь фениксу подобенъ Маркъ Антоній.
Энобарбъ.
Чтобъ Цезаря хвалить — скажи лишь: Цезарь.
Агриппа.
Хвалами онъ обоихъ угнетаетъ.
Энобарбъ.
Онъ больше любитъ Цезаря, но — ахъ!
Антонія такъ любитъ онъ, что цифры,
Сердца и языки, писцы и барды
Съ поэтами — исчислить не могли бы,
Прочувствовать, сказать и описать,
Воспть и сримовать его любовь
Къ Антонію! А Цезарь? На колни!
Дивись ему, и — на колни!
Агриппа.
Любитъ
Обоихъ онъ.
Энобарбъ.
Онъ — мужъ, т оба крылья,
И такъ…

(Трубы).

Пора садиться на коней.
Простимся же, Агриппа благородный.
Агриппа.
Будь счастливъ, воинъ доблестный. Прощай.

(Уходятъ).

Входятъ: Цезарь, Антоній, Лепидъ и Октавія.

Антоній.
Не провожай насъ дальше.
Цезарь.
Ты уводишь
Часть самого меня, итакъ люби
Ты въ ней меня. Сестра, женою будь,
Какой тебя всегда мечталъ я видть,
Мои слова во всей ихъ полнот
Ты оправдай. Антоній благородный,
Пускай она, святая добродтель,
Которая скрпляетъ нашу дружбу —
Не станетъ рычагомъ, что сокрушитъ
Ея твердыню. Лучше бы сдружились
Мы безъ нея, когда равно не станемъ
Ее цнить мы оба.
Антоній.
Недоврьемъ
Не оскорбляй меня.
Цезарь.
Я все сказалъ.
Антоній.
Ты не найдешь, хотя меня и склоненъ
Подозрвать — причины ни малйшей
Къ тому, чего ты, кажется, боишься.
Охраною теб да будутъ боги.
Да привлекутъ сердца всхъ римлянъ къ цлямъ
Они твоимъ. Разстанемся мы здсь.
Цезарь.
Будь счастлива, любимая сестра,
Прости! Къ теб да будутъ благосклонны
Стихіи вс, теб даруя радость.
Будь счастлива.
Октавія.
О, братъ мой благородный!
Антоній.
Въ ея очахъ — весна любви, апрль,
А вотъ и дождь весенній. Успокойся.
Октавія.
Взирай на домъ супруга моего
Съ любовью и…
Цезарь.
Октавія, что жъ дальше?
Октавія.
Я на ухо скажу.
Антоній.
Языкъ ея
Не слушается сердца, языку
Приказывать не въ состояньи сердце.
Такъ на волн прибоя пухъ лебяжій
Колеблется, склониться не ршаясь
Ни въ ту, ни въ эту сторону.
Энобарбъ (Агрипп).
Ужель
Заплачетъ Цезарь?
Агриппа.
Туча затемнила
Чело его.
Энобарбъ.
Знакъ темный искажаетъ
И лобъ коня, не только человка.
Агриппа.
Но, Энобарбъ, чуть не ревлъ Антоній
Когда найденъ былъ мертвымъ Юлій Цезарь,
И при Филиппахъ плакалъ онъ, когда
Убитъ былъ Брутъ.
Энобарбъ.
Отъ насморка страдая
Въ т времена, оплакивалъ онъ все,
Что проклиналъ. Когда и я заплачу —
Поврь ему.
Цезарь.
Нтъ, милая сестра,
Ты отъ меня имть извстья будешь.
Думъ о теб — не перегонитъ время.
Антоній.
Довольно, братъ! Съ тобой поспорю въ сил
Моей любви. Тебя я обниму
И поручу богамъ.
Цезарь.
Прости, будь счастливъ.
Лепидъ.
Да озарятъ небесныя созвздья
Твой свтлый путь!
Цезарь.
Прости, прости.

(Цлуетъ Октавію).

Антоній.
Прости.

(Трубы. Вс уходятъ).

 []

СЦЕНА III.

Алексаидрія. Дворецъ.

Входятъ Клеопатра, Харміана, Ира, Алексасъ.

Клеопатра.
Гд тотъ гонецъ?
Алексасъ.
Войти онъ не дерзаетъ.
Клеопатра.
Пускай войдетъ.

(Входитъ гонецъ).

Поди сюда.
Гонецъ.
Царица,
Самъ Иродъ іудейскій не посметъ
Разгнванной теб смотрть въ лицо.
Клеопатра.
Я голову снять съ Ирода желаю,
Но какъ теперь добыть ее, когда
Антонія здсь нтъ, черезъ кого
Я требовать могла ее… Приблизься.
Гонецъ.
Славнйшая царица…
Клеопатра.
Ты видалъ
Октавію?
Гонецъ.
Да, грозная царица.
Клеопатра.
Гд?
Гонецъ.
Въ Рим. Тамъ я разсмотрлъ ее —
Идущей межъ Антоніемъ и братомъ.
Клеопатра.
Она какъ я — такого жъ роста?
Гонецъ.
Нтъ.
Клеопатра.
Что у нея глухой иль звонкій голосъ?
Гонецъ.
Глухой. Ее я слышалъ.
Клеопатра.
Некрасиво!
Не можетъ долго онъ ее любить.
Харміана.
Любить ее? Изида! Невозможно.
Клеопатра.
Я думаю! Языкъ неповоротливъ,
Ростъ карлицы… Припомни, величава ль
Осанка у нея, коль скоро видлъ
Величье ты?
Гонецъ.
Такъ ползаетъ она,
Что не поймешь: стоитъ она иль ходитъ?
Нтъ жизни въ ней, на статую похожа,
Не на живую женщину, она.
Клеопатра.
И правда — все?
Гонецъ.
Иль я — не наблюдатель.
Хармиана.
Въ Египт трое лучше не подмтятъ.
Клеопатра.
Да, сметливъ онъ, я вижу. Значитъ нтъ
Въ ней ничего… Онъ здраво судитъ.
Хармиана.
Очень.
Клеопатра.
Какъ думаешь: ей сколько лтъ?
Гонецъ.
Царица,
Она вдова.
Клеопатра.
Вдова? О, Харміана!
Гонецъ.
Я думаю, лтъ тридцать.
Клеопатра.
А лицо
Запомнилъ ты? Оно — продолговато,
Иль круглое?
Гонецъ.
До безобразія кругло,
Клеопатра.
И въ большинств такія лица — глупы.
А цвтъ ея волосъ?
Гонецъ.
Царица, темный,
И лобъ ея такъ низокъ, какъ возможно
Лишь пожелать.
Клеопатра.
Вотъ золото теб,
И не сердись на прежнюю суровость.
Я вновь тебя пошлю, я нахожу,
Что ты весьма способенъ къ порученьямъ.
Сбирайся въ путь. Готовы наши письма.
Xарміана.
Онъ — человкъ достойный.
Клеопатра.
Это правда,
И жаль, что съ нимъ была я такъ рзка.
Когда ему поврить — нтъ такого
Въ ней ничего…
Харміана.
О, ничего, царица!
Клеопатра.
Величіе онъ видлъ, и понятье
Онъ долженъ бы имть о немъ.
Харміана.
Видалъ ли
Величье онъ? Помилуй насъ, Изида!
Онъ — столько лтъ служившій вамъ!
Клеопатра.
Одно
Хочу еще узнать я, Харміана…
Но все равно, веди его туда,
Гд буду я писать. Еще возможно
Уладить все.
Харміана.
Ручаюсь въ томъ, царица!

СЦЕНА IV.

Аины. Дворецъ.

Входятъ Антоній и Октавія.

Антоній.
Октавія, не это лишь, оно
И тысячи вещей ему подобныхъ —
Простительны, но онъ войну съ Помпеемъ
Затялъ вновь, составилъ завщанье,
Прочтенное передъ народомъ. Въ немъ
Онъ обо мн едва упоминаетъ,
И тамъ, гд былъ онъ долженъ поневол
Меня хвалить, онъ сухо говорилъ
И холодно, отмривая скупо
Мн похвалы, вс поводы такіе
Онъ обходилъ иль говорилъ сквозь зубы.
Октавія.
Не врь всему, мой добрый повелитель,
И даже вря, къ сердцу слишкомъ близко
Всего не принимай. Случится ссора — .
Нтъ женщины меня несчастнй! Быть
Межъ двухъ враговъ, молиться за обоихъ,
Чтобъ надо мной смялись сами боги,
Когда скажу ‘благословите мужа’,
И вслдъ за тмъ, наперекоръ мольб,
Воскликну я: ‘благословите брата!’
Но братъ иль мужъ, который бы изъ двухъ
Ни побдилъ — мн предстоитъ погибель:
Межъ крайностей нтъ для меня средины.
Антоній.
Октавія, склони твою любовь
Къ той сторон, что больше прилагаетъ
Старанія, чтобъ сохранить ее.
Утративъ честь — я тмъ себя утрачу,
И лучше мн совсмъ не быть твоимъ,
Чмъ быть твоимъ въ безславіи. Но,впрочемъ,
Посредницей явись, какъ ты желаешь.
Межъ тмъ къ войн приготовленья наши
Бросаютъ тнь на брата твоего.
Итакъ, спши. Я внялъ твоимъ желаньямъ,
Октавія.
Благодарю, супругъ мой. Самъ Юпитеръ
Мн — безконечно слабой — да поможетъ
Васъ примирить. Война межъ вами — то же,
Какъ если бы раздвоился весь міръ
И трупами заполнилася бездна.
Антоній.
Узнаешь ты зачинщика вражды —
Къ нему направь свое неодобренье.
Не можемъ оба ошибаться равно,
Чтобъ равно ты межъ нами колебаться
Могла въ любви. Распоряжайся всмъ,
Назначь отъздъ и свиту по желанью.

(Уходятъ).

СЦЕНА V.

Аины. Другая часть дворца.

Входятъ Энобарбъ и Эросъ.

Энобарбъ. Ну, что, другъ Эросъ?
Эросъ. Получены странныя всти.
Энобарбъ. Какія?
Эросъ. Цезарь и Лепидъ воевали съ Помпеемъ.
Энобарбъ. Это старо. И чмъ же все кончилось?
Эросъ. Цезарь, воспользовавшись помощью Лепида въ войн съ Помпеемъ, отвергъ его, какъ товарища, онъ не захотлъ удлить ему долю военной славы, и не довольствуясь этимъ, обвинилъ его въ предварительной переписк съ Помпеемъ. Онъ задержалъ его на основаніи собственнаго своего обвиненія, и вотъ несчастный тріумвиръ остается въ заточеніи покуда смерть не освободитъ его.
Энобарбъ.
Міръ! У тебя дв пасти остаются,
И еслибъ въ нихъ всю пищу бросилъ ты-т
То всетаки он пожрутъ другъ друга.
Антоній гд?
Эросъ.
Въ саду. Ногой швыряетъ
Онъ прутики, твердя: глупецъ Лепидъ!
И удавить грозитъ вождя, который
Помпея умертвилъ.
Энобарбъ.
Готовъ къ отплытью
Нашъ славный флотъ.
Эросъ.
Въ Италію отплыть
На Цезаря. Вотъ что еще, Домицій:
Тебя нашъ вождь потребовалъ къ себ,
Я всть мою могъ передать и позже.
Энобарбъ.
Напрасно онъ зоветъ, но все равно.
Къ Антонію веди меня.
Эросъ.
За мною! (Уходятъ).

СЦЕНА VI.

Римъ. Дворецъ Цезаря.

Входятъ Цезарь, Агриппа и Меценатъ.

Цезарь.
Такъ поступилъ онъ изъ презрнья къ Риму.
Еще не все. Въ виду всего народа,
На площади въ Александріи, рядомъ
Возслъ онъ съ Клеопатрой на помост
Изъ серебра, на тронахъ золотыхъ.
Цезаріонъ у ногъ ихъ помщался —
Слывущій сыномъ моего отца —
Совсмъ другимъ потомствомъ незаконнымъ,
Родившимся съ тхъ поръ отъ ихъ распутства.
Ей онъ вручилъ Египтомъ управленье,
Провозгласивъ ее самодержавной
Царицей нижней Сиріи и Кипра,
И Лидіи.
Меценатъ.
И это — предъ народомъ?
Цезарь.
На площади, гд происходятъ игры.
И тамъ царей царями объявилъ
Онъ сыновей своихъ: далъ Александру
Всю Парію онъ съ Мидіей Великой,
И Сиріей, а Птолемею далъ
Киликію съ землею финикійской,
И Сирію. Царица въ этотъ день
Явилася Изидою народу,
И, говорятъ, въ подобномъ вид часто
Является она.
Меценатъ.
Пускай узнаетъ
Объ этомъ Римъ.
Агриппа.
Безстыдствомъ возмущенъ,
Римъ у него отниметъ уваженье.
Цезарь.
Все знаетъ Римъ, а также — обвиненье,
Что онъ прислалъ.
Агриппа.
Кого же онъ винитъ?
Цезарь.
Меня: что я, отторгнувъ у Помпея
Сицилію, не выдлилъ ему
Часть острова, затмъ онъ утверждаетъ,
Что кораблей ему не возвратилъ я,
И наконецъ скорбитъ, что исключенъ
Лепидъ изъ тріумвировъ и задержанъ
Его доходъ былъ нами.
Агриппа.
Дать отвтъ
На это нужно.
Цезарь.
Сдлано. Гонца
Отправилъ я. Пишу я, что не въ мру
Лепидъ жестокимъ сдлался и, власть
Во зло употребляя, заслужилъ онъ
Смщеніе свое, что часть добычи
Готовъ я уступить, но подъ условьемъ,
Чтобъ долю онъ въ Арменіи мн далъ,
Какъ и въ другихъ земляхъ, имъ покоренныхъ.
Меценатъ.
На это онъ вовкъ не согласится.
Цезарь.
Тогда ему и я не уступлю.

Входить Октавія со свитой.

Октавія.
Привтъ теб, мой братъ и повелитель.
Цезарь.
Я мнилъ ли звать отверженной тебя?
Октавія.
Такъ звать меня — причинъ ты не имешь.
Цезарь.
Зачмъ же къ намъ подкралась ты? Предстала
Ты здсь не такъ, какъ Цезаря сестра.
Предшествовать Антонія супруг
Должно бы войско, ржаніе коней
Всмъ возвстить задолго до прибытья
Должно о немъ, деревья на пути
Должны быть вс усяны народомъ,
Томящимся въ безплодномъ ожидань,
И до небесъ должна вздыматься пыль,
Поднятая бгущей вслдъ толпою…
Но въ Римъ простой торговкой ты явилась,
И не дала намъ выказать любовь,
Которая, когда не проявляютъ
Ея ничмъ — утрачиваетъ смыслъ.
Рядъ цлый встрчъ на мор и на суш —
Тебя бы ждалъ, и возросталъ восторгъ…
Октавія.
Мой добрый братъ, сюда безъ принужденья,
По доброй вол, такъ явилась я.
Супругъ мой, Маркъ Антоній, услыхавшій,
Что ты къ войн готовишься, повдалъ
Мн горестную всть, и потому —
Ухать я просила дозволенья.
Цезарь.
Онъ далъ его охотно: ты преградой
Была межъ нимъ и похотью его.
Октавія.
Не говори мн этого.
Цезарь.
Слжу я
За нимъ везд: несутся съ втромъ всти.
Гд онъ теперь?
Октавія.
Въ Аинахъ.
Цезарь.
Нтъ, сестра,
Жестоко оскорбленная! Его
Однимъ кивкомъ вернула Клеопатра.
Развратниц вручилъ онъ власть свою,
И на войну со мной они сзываютъ
Владыкъ земныхъ. Возсталъ ливійскій Бокхъ,
И Архелай, монархъ кападокійскій,
Царь палагонскій Филадельфъ, ракійскій
Царь Адалласъ и аравійскій Мальхъ,
Понтійскій царь, царь Иродъ іудейскій,
Царь комагенскій Митридатъ, мидійскій
Царь Полемонъ, Аминтъ — ликаонійскій.
И множество еще царей другихъ.
Октавія.
Несчастная! Межъ близкихъ двухъ, взаимно
Другъ друга обвиняющихъ — я сердце
Должна длить.
Цезарь.
Привтствую тебя.
Ты письмами разрывъ нашъ отдаляла,
Покуда самъ не убдился я,
Насколько ты обманута, а также —
Что намъ грозитъ невидимо опасность.
Бодре будь. Сурово неизбжны —
Да не смутятъ тебя печали дни.
Пускай идетъ опредленнымъ ходомъ
Ршенное судьбой. Не плачь о немъ.
Тебя, что мн всего дороже въ мір —
Привтствую я здсь. Оскорблена
Безмрно ты, я и друзья твои —
Мы избраны великими богами,
Чтобъ правосудье оказать теб.
Утшься, будь у насъ желанной гостьей.
Агриппа.
Привтъ теб.
Меценатъ.
Октавіи привтъ!
Вс римскія сердца полны къ теб
Любви и состраданья. Лишь Антоній,
Прелюбодй разнузданный, отвергъ
Твою любовь, во власть предавшись твари
Что противъ насъ его возстановляетъ.
Октавія.
О, правда ль это?
Цезарь.
Истинная правда.
Сестра, добро пожаловать. Съ терпньемъ
Будь неразлучна, милая сестра.

(Уходятъ).

СЦЕНА VII.

Лагерь Антонія у мыса Акціунъ.

Входятъ Клеопатра и Энобарбъ.

Клеопатра.
Увренъ будь: я отплачу теб.
Энобарбъ.
За что? За что?
Клеопатра.
Ты осуждалъ участье
Мое въ войн, считая непристойнымъ…
Энобарбъ.
А что жъ оно, по твоему, пристойно?
Клеопатра.
Когда воюютъ съ нами, почему же
Намъ собственной особой здсь не быть?
Энобарбъ (про себя).
Сказалъ бы я, что если бъ взяли вмст
Мы на войну коней и кобылицъ —
Пропалъ бы конь: кобыла увлекла бы
И всадника съ конемъ.
Клеопатра.
Что говоришь?
Энобарбъ.
Присутствіе твое должно стснять
Антонія, смущая умъ и сердце,
А занятое время отнимая.
Его и такъ винятъ за безразсудство:
Римъ говоритъ, что здсь ведутъ войну
Прислужницы твои и Фотинъ, евнухъ.
Клеопатра.
Погибни Римъ, отсохни языки,
Позорящіе насъ! Я правлю царствомъ
И тягости войны несу, какъ мужъ.
Не возражай, я войска не оставлю.
Энобарбъ.
Да будетъ такъ. Я кончилъ. Вотъ и вождь.

Входятъ Антоній и Канидій.

Антоній.
Не странно ли, Канидій, что покинувъ
Брундузій и Тарентъ, могъ переплыть
Онъ море Іонійское такъ быстро
И овладть Ториной? Дорогая,
Ты слышала объ этомъ?
Клеопатра.
Быстрот
Никто сильнй лнивца не дивится.
Антоній.
Такой укоръ въ медлительности — былъ бы
Мудрйшаго среди мужей достоинъ.
Сраженіе морское мы дадимъ.
Клеопатра.
Морское — да! Какое же иное?
Канидій.
Но почему морское, государь?
Антоній.
Онъ съ моря шлетъ мн вызовъ.
Энобарбъ.
Но его
Ты звалъ на поединокъ…
Канидій.
При Фарсал,
Гд ты желалъ уравновсить бой
Помпея съ Цезаремъ. Но онъ отвергнулъ
То, что къ его невыгод клонилось.
Такъ поступи и ты.
Энобарбъ.
Суда твои
Снаряжены небрежно, а матросы —
На службу силой взятые: жнецы,
Погонщики. У Цезаря есть люди
Помпея побжавшіе, легки
Его суда, твои — тяжеловсны.
Въ томъ нтъ стыда, чтобъ на мор не биться,
Когда на суш биться ты готовъ.
Антоній.
Нтъ, на мор и на мор!
Энобарбъ.
Ты губишь,
Великій вождь, добытую тобою
На суш славу ратную, войска —
Пхоту боевую — раздробляешь,
И собственный твой опытъ остается
Безъ примненья къ длу. Ты обходишь
Къ побд путь, ввряешься — взамнъ
Увренности прочной — ты удач
И случаю.
Антоній.
Я на мор сражусь.
Клеопатра.
Есть шестьдесятъ судовъ у насъ — не худшихъ,
Чмъ у него.
Антоній.
Мы лишнія сожжемъ.
Матросы съ нихъ — число людей усилятъ
На корабляхъ оставшихся, и съ тми
Отъ Акціума Цезаря отбросимъ.
Не побдимъ — на суш грянетъ бой.
Въ чемъ дло?

Входитъ гонецъ.

Гонецъ.
Слухи справедливы: Цезарь
Торину взялъ.
Антоній.
Самъ Цезарь? Невозможно.
Что войско здсь — дивлюсь я и тому!
Канидій, девятнадцать легіоновъ
На суш здсь ты примешь подъ начальство,
И конницы двнадцать тысячъ. Мы же —
На корабли. Идемъ, моя етида.

Входитъ воинъ.

Антоній.
Что скажешь, другъ?
Воинъ.
О, благородный вождь,
Не бейся на мор, не довряйся
Гнилымъ доскамъ. Ужель не вришь ты
Вотъ этому мечу и этимъ ранамъ?
Пусть плаваютъ, какъ утки, финикійцы,
Египтяне. Мы побждаемъ стоя,
Нога къ ног.
Антоній.
Ну, хорошо. Идемъ.

(Уходятъ Антоній, Клеопатра и Энобарбъ).

Канидій.
Но я былъ правъ, клянуся Геркулесомъ!
Ты, воинъ, правъ, но дйствуетъ Антоній,
Не на свою дйствительную силу
Въ сражень опираясь. У вождя
Есть вождь, и мы — у женщинъ подъ началомъ.
Воинъ.
Всей конницы и пшихъ легіоновъ
Начальникъ — ты, не такъ ли?
Канидій.
Маркъ Октавій,
Маркъ Юстій, Целій, Публикола — силой
Начальствуютъ морской, мы — сухопутной.
Но Цезаря прибытье непонятно
По быстрот.
Воинъ.
Покуда былъ онъ въ Рим,
Войска его, разбившись на отряды,
Разсялись повсюду, обманувъ
Лазутчиковъ.
Канидій.
А кто его помощникъ?
Воинъ.
Я слышалъ — нкій Тавръ.
Канидій.
Его я знаю.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ.
Канидія желаетъ видть вождь.
Канидій.
Событьями теперь чревато время,
И ихъ на свтъ рождаетъ каждый мигъ.

(Уходятъ).

СЦЕНА VIII.

Равнина близъ Акціума.

Входятъ Цезарь, Тавръ, вожди и войско.

Цезарь.
Тавръ!
Тавръ.
Государь?
Цезарь.
Отъ битвы сухопутной
Ты уклонись, пока идетъ морская,
Изложенныхъ въ томъ свитк приказаній
Не измняй: залогъ успха — въ нихъ.

(Проходятъ).

Входятъ Антоній и Энобарбъ.

Антоній.
Мы конницу поставимъ у холма,
Въ виду у войска Цезаря, оттуда
Число судовъ увидвъ, сообразно
Мы этому — и дйствія начнемъ.

(Уходятъ).

(Входятъ съ разныхъ сторонъ войска Антонія подъ начальствомъ Канидія и войска Цезаря подъ предводительствомъ Тавра. По уход ихъ слышенъ шумъ морской битвы. Тревога. Возвращается Энобарбъ).

Энобарбъ.
Всему конецъ! Я зрлища такого
Не въ силахъ снесть. Корабль нашъ адмиральскій —
‘Антоніадъ’ и шестьдесятъ другихъ,
Вдругъ повернувъ, ударился въ бгство.
При вид томъ готовъ я былъ ослпнуть!

Входитъ Скаръ,

Скаръ.
На помощь къ намъ, вс боги и богини!
Энобарбъ.
Ты вн себя?..
Скаръ.
Не лучшая ль часть міра
Загублена по безразсудству? Царства
И области — процловали мы.
Энобарбъ.
Какъ бой идетъ?
Скаръ.
Пятно чумы смертельной —
Виднется на насъ. Да поразитъ
Проказою египетскую вдьму
Развратную! Когда въ разгар битвы
На близнецовъ похожи были: нашъ
И Цезаря успхъ, и нашъ едва ли
Не старше былъ, корова эта, словно
Ужалена слпнемъ іюньскимъ — парусъ
Вдругъ подняла и въ бгство обратилась.
Энобарбъ.
Отъ зрлища такого стало больно
Моимъ глазамъ: его не вынесъ я.
Скаръ.
Едва она руль подняла по втру,
Какъ доблестная жертва чаръ ея —
Антоній, крылья распустивъ морскія,
Помчался вслдъ — растерянною уткой,
Оставивъ бой во всемъ его разгар.
Я не знавалъ подобнаго позора!
Не видано, чтобъ доблесть, честь и опытъ —
Казнили такъ самихъ себя.
Энобарбъ.
Увы!

Входитъ Канидій.

Канидій.
На мор счастье наше, обезсилвъ,
Идетъ ко дну плачевно. Оставайся
Нашъ вождь такимъ, какимъ онъ прежде былъ —
Все было бъ хорошо, но недостойно
Онъ къ бгству самъ даетъ примръ.
Энобарбъ (про себя).
Вотъ что
Задумалъ ты! Тогда прости, конечно.
Канидій.
Въ Пелопонезъ бжалъ онъ.
Скаръ.
Это близко.
Туда спшу — событій выжидать.
Канидій.
Я конницу мою и легіоны
Сдалъ Цезарю, мн шестеро царей
Даютъ примръ.
Энобарбъ.
Я раненому счастью
Антонія останусь все же вренъ,
Хотя въ другую сторону влекутъ
Меня и умъ, и втеръ.

(Уходятъ).

СЦЕНА IX.

Александрія. Дворецъ.

Входитъ Антоній и свита.

Антоній.
Вы слышите? Землею я отвергнутъ,
Носить меня ей стыдно. Подойдите,
Друзья мои. Такъ запоздалъ я въ мір,
Что путь свой потерялъ. Есть у меня
Съ казной корабль, ее себ возьмите
И, подливъ, бгите отъ меня
Вы къ Цезарю.
Приближенные.
Чтобъ мы бжали? Нтъ.
Антоній.
Я самъ бжалъ и научилъ другихъ
Показывать я спину. Узжайте.
Я путь избралъ, гд въ васъ я не нуждаюсь.
Ступайте же, тамъ въ гавани — казна,
Берите все. О, не могу безъ краски
Подумать я о томъ, къ чему стремился.
Все — до волосъ — во мн возмущено:
Сдая прядь прядь черную винитъ
За безразсудство, черная — сдую
За немощность и трусость. Уходите,
Друзья мои, васъ письмами снабжу я,
Которыя расчистятъ путь. Прошу,
Такъ грустно не глядите и не спорьте,
Воспользуйтесь совтомъ, что исторгнутъ
Отчаяньемъ: того покиньте, кто
Покинулъ самъ себя. Скоре въ гавань!
Вручаю вамъ корабль со всей казной…
Оставьте же меня, на мигъ оставьте!
Приказывать я право потерялъ,
И потому прошу. Сейчасъ за вами
Я слдую.

(Садится).

Входятъ Эросъ, Клеопатра, которую поддерживаютъ Ира и Харміана.

Эросъ.
Поди къ нему, царица,
Утшь его.
Ира.
Да, милая царица.
Харміана.
Ступай къ нему. Что жъ длать?
Клеопатра.
О, Юнона!
Хочу я ссть…
Антоній.
Нтъ, нтъ, нтъ, нтъ и нтъ!
Эросъ.
О, государь, взгляни…
Антоній.
Противно, гадко…
Xарміана.
Царица…
Ира.
О, царица!
Эросъ.
Государь!
Антоній.
Да, другъ мой, да! Октавій при Филиппахъ
Носилъ свой мечъ, какъ въ танцахъ, между тмъ,
Какъ сморщеннаго Кассія разилъ я.
Безумца Брута я убилъ, а Цезарь —
Онъ дйствовалъ всегда черезъ своихъ
Помощниковъ, не смысля въ дл ратномъ.
И вотъ теперь… Но все равно.

 []

Клеопатра.
Ко мн!
Эросъ.
Царица! Государь!
Ира.
Къ нему приблизься,
Поговори. Онъ — вн себя отъ горя.
Клеопатра.
Ну, хорошо… На васъ я обопрусь.
Эросъ.
Встань, государь. Царица — предъ тобой:
На смерть обречена, съ челомъ поникшимъ.
Утшь ее, и ты ее спасешь.
Антоній.
Я слав измнилъ, себя позорно
Я распустилъ.
Эросъ.
Царица, государь.
Антоній.
Египтянка, о, до чего меня
Ты довела! Смотри, мой стыдъ скрывая
Отъ глазъ твоихъ, оглядываюсь я,
И позади обломки славы вижу.
Клеопатра.
О, повелитель мой, прости моимъ
Пугливымъ парусамъ! *Вдь я не знала,
Что ты за мной послдуешь.
Антоній.
Прекрасно,
Египтянка, ты знала, что привязанъ
Я къ твоему кормилу нитью сердца,
И за собой ты увлечешь меня.
Ты видла, что надъ душой моею
Всевластна ты, и знака твоего
Достаточно, чтобъ я нарушилъ волю
Самихъ боговъ.
Клеопатра.
Прости мн!
Антоній.
Нын долженъ
Мальчишк слать смиренно я мольбу,
Хитрить и прибгать къ уловкамъ низкимъ
Обязанъ тотъ, кто половиной міра
Привыкъ играть, по вол созидая
И разрушая счастье. Знала ты
Громадность всю твоей побды, знала,
Что страстью обезсиленный покоренъ
Теб мой мечъ.
Клеопатра.
Прости меня, прости.
Антоній.
Прошу, не плачь… Одна слеза твоя
Все выкупитъ, что выиграть возможно,
Иль проиграть. Дай поцлуй одинъ,
Онъ будетъ мн за все вознагражденьемъ.
Наставника дтей къ нему послалъ я.
Вернулся ль онъ? Вина сюда! За ужинъ!
И чмъ ударъ судьбы моей грознй —
Тмъ боле я посмюсь надъ ней.

(Уходятъ).

СЦЕНА X.

Лагерь Цезаря въ Египт.

Входятъ Цезарь, Долабелла, Тирей и др.

Цезарь.
Пускай посолъ Антонія предстанетъ.
Его ты знаешь?
Долабелла.
Цезарь, онъ — наставникъ
Его дтей. Суди какъ онъ ощипанъ,
Когда прислалъ столь жалкое перо
Изъ своего крыла, онъ — такъ недавно
Гонцовъ-царей въ излишеств имвшій!

Входитъ Эвфроній.

Цезарь.
Поди сюда и говори.
Эвфроній.
Я самъ
Какъ ни былъ бы ничтоженъ, но являюсь
Антонія посломъ. Въ его судьб
Недавно былъ лишь утренней росинк
На миртовомъ листк подобенъ я,
Въ сравненіи съ его обширнымъ моремъ.
Цезарь.
Пусть такъ. Но то, съ чмъ присланъ — изложи.
Эвфроній.
Властителя судьбы своей въ теб
Привтствуетъ Антоній, умоляя,
Чтобъ ты ему дозволилъ жить въ Египт,
Но въ случа отказа, будетъ меньшимъ
Доволенъ онъ, и проситъ дозволенья
Дышать межъ небомъ и землей въ Аинахъ,
Вдали отъ длъ. Объ этомъ проситъ онъ.
А что до Клеопатры — признавая
Величіе твое, покорна власти,
Она своимъ испрашиваетъ дтямъ
Корону Птоломея, что зависитъ
Отъ милости твоей.
Цезарь.
Я глухъ къ мольб
Антонія. Царицу же согласенъ
Я выслушать и сдлать, какъ желаетъ,
Съ условіемъ, чтобъ другъ ея, покрывшій
Себя стыдомъ, былъ изгнанъ изъ Египта
Иль преданъ ею смерти. Пусть она
Исполнитъ это: будутъ не безплодны
Ея мольбы. Таковъ отвтъ обоимъ.
Эвфроній.
Будь счастливъ ты!
Цезарь.
Провесть его чрезъ лагерь.

(Эвфроній уходитъ).

Цезарь (къ Тирею).
Испробовать всю силу краснорчья
Теперь пора. Спши и Клеопатру
Съ Антоніемъ поссорь. Ей посули
Ты именемъ моимъ все, что захочетъ,
И отъ себя, что вздумаешь — прибавь.
Вдь женщины — и въ счастіи не стойки.
Въ несчастіи — чистйшей изъ весталокъ
Не устоять. Яви свое искусство
И самъ назначь награду. Намъ законъ —
Слова твои.
Тирей.
Я отправляюсь, Цезарь.
Цезарь.
Замть, какъ онъ перенесетъ ударъ,
И помыслы его — во всхъ движеньяхъ
Ты прослди.
Тирей.
Я все исполню, Цезарь.

(Уходятъ).

СЦЕНА ХІ.

Александрія. Дворецъ.

Входятъ Клеопатра, Энобарбъ, Харміана, Ира.

Клеопатра.
Что, Энобарбъ, намъ длать?
Энобарбъ.
Поразмыслить
И умереть.
Клеопатра.
Антоній виноватъ,
Иль мы?
Энобарбъ.
Одинъ Антоній, давшій волю
Желанію надъ разумомъ! Когда
Предъ грознымъ ликомъ брани, изъ рядовъ,
Другъ другу угрожавшихъ, ты бжала —
Зачмъ бжалъ онъ также? Страсти зудъ
Не долженъ былъ смущать вождя въ то время,
Когда сошлись дв половины міра
Лицомъ къ лицу въ войн изъ-за него.
Въ томъ, чтобъ летть за парусомъ бгущимъ,
Покинувъ свой ошеломленный флотъ —
Не меньшій стыдъ былъ для него, чмъ гибель.
Клеопатра.
О, замолчи!

Входятъ Антоній съ Эвфроніемъ.

Антоній.
Таковъ его отвтъ?
Эвфроній.
Да, государь.
Антоній.
Сулитъ цариц милость,
Коль скоро мной пожертвуетъ она?
Эвфроній.
Такъ онъ сказалъ.
Антоній.
Пускай она узнаетъ,
Сдющую голову мою
Пошли сейчасъ ты Цезарю-мальчишк,
И царствами онъ до краевъ наполнитъ
Твои желанья.
Клеопатра.
Голову твою?
Антоній.
Вернись къ нему. Скажи, что въ немъ блистаетъ
Цвтъ юности, и длъ великихъ міръ
Ждетъ отъ него, что могутъ даже трусу
Принадлежать суда и легіоны,
Казна его,— что ратники его
И подъ начальствомъ малаго ребенка
Одерживать побды такъ же могутъ,
Какъ подъ начальствомъ Цезаря. Прошу
Поэтому чтобъ онъ о превосходств
Своемъ забылъ, со мною — побжденнымъ —
Скрестивъ свой мечъ въ единоборств. Буду
Объ этомъ я писать ему. Идемъ.

(Антоній и Эвфроній уходятъ).

Энобарбъ.
Похоже ли, чтобъ Цезарь побдитель,
Опасности удачу подвергая,
Съ такимъ борцомъ сталъ драться на показъ?
Я вижу: разумъ смертныхъ — лишь частица
Ихъ счастія, и вншнее паденье
Влечетъ съ собой духовныхъ качествъ гибель.
Самъ вдая, какъ много вситъ Цезарь,
Какъ мало — онъ, ужель мечтать онъ можетъ
Чтобъ мряться тотъ согласился съ нимъ,
И разумъ въ немъ ты побждаешь, Цезарь?

Входитъ прислужникъ.

Прислужникъ.
Отъ Цезаря посолъ.
Клеопатра.
Привтъ короткій!
Вотъ, милыя, предъ розою въ цвту
Тотъ затыкаетъ носъ, кто преклонялся
Предъ ней, когда она была лишь почкой.
Пускай войдетъ.
Энобарбъ (про себя).
Съ моею честью началъ
Я враждовать. Безумцу врнымъ быть —
Безуміе,— и все же кто владык
Развнчанному вренъ — побждаетъ
Того, кмъ былъ владыка побжденъ,
Въ исторіи пріобртая мсто.

Входитъ Тирей.

Клеопатра.
Чего желаетъ Цезарь?
Тирей.
Я скажу
Теб одной.
Клеопатра.
Здсь лишь друзья, не бойся.
Тирей.
Но вс они — Антонія друзья?
Энобарбъ.
Антонію друзья нужны не меньше,
Чмъ Цезарю, иль насъ ему не надо.
Но пожелай лишь Цезарь — будетъ другомъ
Ему нашъ вождь, мы — заодно съ вождемъ,
И значитъ будемъ Цезаревы.
Тирей.
Такъ.
Но выслушай, царица. Проситъ Цезарь
Тебя забыть о ныншнемъ твоемъ
Печальномъ положеніи, и помнить,
Что Цезарь онъ.
Клеопатра.
По царски. Продолжай.
Тирей.
Онъ вдаетъ, что страхомъ, нелюбовью —
Ты связана съ Антоніемъ.
Клеопатра.
Увы!
Тирей.
Поэтому о ранахъ, отъ которыхъ
Страдаетъ честь твоя — жалетъ онъ:
Былъ вынужденъ позоръ твой, не заслуженъ.
Клеопатра.
Онъ — богъ, и знаетъ правду. Честь моя
Не поддалась, но сил уступила.
Энобарбъ (въ сторону).
Для врности Антонія спрошу…
Ты течь даешь повсюду, остается
И намъ тебя крушенью предоставить,
Когда тебя то, что всего дороже —
Покинуло. (Уходитъ).
Тирей.
Насчетъ твоихъ желаній
Что Цезарю скажу? Отчасти ждетъ
Онъ просьбъ твоихъ, желая ихъ исполнить.
Онъ былъ бы радъ, когда бъ себ опорой
Ты счастіе его взяла, какъ посохъ.
Но чувства эти подогрла бъ всть
О томъ, что ты съ Антоніемъ разсталась
И отдалась подъ власть владыки міра.
Клеопатра.
Какъ звать тебя?
Тирей.
Тиреемъ.
Клеопатра.
Добрый встникъ,
Ты Цезарю великому скажи,
Что чрезъ тебя руки побдоносной
Касаюсь я устами, и готова
Я мой внецъ къ ногамъ его сложить
И преклонить у ногъ его колни.
Скажи ему: изъ устъ его, которымъ
Покорно все — Египту приговоръ
Я слышала.
Тирей.
Ты лучшій путь избрала.
Въ борьб ума съ судьбой, когда дерзаетъ
Онъ на одно возможное, случайность —
Ему ничто. Дозволь запечатлть
Мн на рук твоей дань уваженья.
Клеопатра.
Когда мечталъ онъ царства покорить —
И Цезаря отецъ устами часто
Руки моей касался недостойной,
И поцлуи сыпались дождемъ.

Возвращаются Антоній и Энобарбъ.

Антоній.
Какъ? Милостью она его даритъ?
Юпитеромъ клянусь, что мечетъ громы!
Кто ты такой?
Тирей.
Я — исполнитель воли
Славнйшаго изъ смертныхъ и кому
Достойне всего повиноваться.
Энобарбъ (Про себя).
Отвдаешь ты плети!
Антоній.
Эй, ко мн,
Вы коршуны! Во имя всхъ боговъ
Съ чертями, власть моя, какъ видно, таетъ?
Не такъ давно на зовъ мой, какъ мальчишки,
Цари бжали съ крикомъ: что прикажешь?
Оглохли вы? Еще Антоній я!

(Появляются прислужники).

Схватить шута и наказать плетьми.

 []

Энобарбъ (про себя).
Играть удобнй съ львенкомъ, чмъ со старымъ,
Готовымъ къ смерти львомъ.
Антоній.
Луна и звзды!
Плетей ему! Будь Цезаревыхъ двадцать
Здсь данниковъ и обойдись такъ нагло
Они съ рукою этой… я не знаю,
Какъ звать ее теперь, когда она —
Не Клеопатра боле?.. Ските,
Пока лицо искрививъ, не запроситъ
Пощады онъ, визжа, какъ мальчуганъ.
Увесть его отсюда.
Тирей.
Маркъ Антоній…
Антоній.
Убрать его, и посл наказанья
Привесть сюда. Рабъ Цезаря съ посольствомъ
Отправится къ нему же.
(Тирея уводять). До того
Какъ я узналъ тебя — наполовину
Ты отцвла. И въ Рим я оставилъ
Затмъ ли ложе брачное несмятымъ,
Затмъ ли я потомства не имю
Отъ женщины — жемчужины всхъ женъ,
Чтобъ тварью быть обманутымъ, которой
Угодны и рабы?
Клеопатра.
Мой повелитель…
Антоній.
Ты вчно притворялась, но когда
Въ порок мы — о горе намъ!— коснемъ,
То боги, въ ихъ премудрости, глаза
Намъ завязавъ, нашъ разумъ погружаютъ,
Который чистъ — въ грязь собственную нашу,
Вселяютъ въ насъ къ ошибкамъ обожанье,
Смясь тому, какъ въ бездну мы идемъ.
Клеопатра.
Ужель дошло до этого?
Антоній.
Нашелъ я
Тебя кускомъ остывшимъ на тарелк
У Цезаря покойнаго. Была
Объдкомъ ты Помпея, не считая
Другихъ, молв народной неизвстныхъ —
Кого въ часы желаній сладострастныхъ
Ты подбирала. Я увренъ въ томъ,
Что если ты и понимаешь даже,
Что значитъ воздержанье, то его
Не знала ты.
Клеопатра.
О, для чего все это?
Антоній.
Тому дозволить, кто беретъ подачку
И говоритъ: ‘Васъ боги да хранятъ’,
Какъ равному, съ рукою обращаться —
Съ моей подругой, царственной печатью,
Заложницей великихъ душъ! Зачмъ я
Не на холм Базанскомъ, чтобъ оттуда
Перекричать ревущія стада?
Для ярости есть у меня причины,
Быть сдержаннымъ вдь значитъ — поступать,
Какъ висльникъ съ веревкою на ше,
Благодарящій палача за ловкость.

(Возвращаются прислужники съ Тиреемъ).

Наказанъ онъ?
1-ый прислужникъ.
Да, государь, исправно.
Антоній.
Кричалъ? Молилъ пощады онъ?
2-ой прислужникъ.
Молилъ.
Антоній.
Когда отецъ твой живъ — пусть онъ жалетъ,
Что ты — не дочь, а ты жалй о томъ,
Что слдовалъ за Цезаревымъ счастьемъ,—
За это былъ наказанъ ты плетьми,
Отнын трепещи, какъ въ лихорадк,
При вид блыхъ женскихъ рукъ. Вернись
Ты къ Цезарю — повдать о пріем.
Скажи ему, что онъ гнвитъ меня,
Презрніе ко мн, высокомрье
Выказывая нын, позабылъ
Онъ кажется о томъ, чмъ былъ я прежде.
Гнвить меня легко теперь, когда
Созвздія, что мною благосклонно
Руководили — вышли изъ орбитъ,
Огнями бездну ада озаряя.
Когда ему рчь и мои поступки
Не нравятся, скажи, что у него
Остался мой отпущенникъ Гиппархъ,
Онъ можетъ счь его, повсить, мучить,
Какъ вздумаетъ, чтобъ расквитаться съ нами.
Проси о томъ. Вонъ! Уноси рубцы.

(Тирей уходитъ).

Клеопатра.
Ты все сказалъ?
Антоній.
Увы, она померкла
Моя луна земная. и одно
Лишь это — мн погибель возвщаетъ!
Клеопатра.
Я подожду.
Антоній.
Чтобъ Цезарю польстить —
Подмигивать готова ты слуг,
Что Цезарю застегиваетъ пряжки!
Клеопатра.
Какъ? До сихъ поръ не знать меня!
Антоній.
Со мною
Не холодна ли ты?
Клеопатра.
О, если такъ —
Пусть небеса изъ ледяного сердца
Градъ ниспошлютъ, да будетъ онъ отравленъ
Въ источник своемъ! Съ градинкой первой,
Упавшею мн въ горло — да растаетъ
И жизнь моя! Цезаріонъ второю
Да будетъ умерщвленъ, покуда вс
Плоды моей утробы и мои
Египтяне — подъ бурей ледяною
Смерть не найдутъ, когда растаетъ градъ.
И да лежатъ они безъ погребенья,
Покуда мухи съ нильскими червями —
Ихъ не пожрутъ!
Антоній.
Довольно, занялъ Цезарь
Александрію, тамъ съ его звздою
Поспорю я. На суш войско наше
Держалось стойко, нашъ разбитый флотъ
Вновь на мор грозитъ врагу, собравшись.
Гд было ты, о мужество мое?
Царица, слушай, если съ поля брани
Еще разъ я вернусь — поцловать
Твои уста я весь въ крови предстану.
Я и мой мечъ — мы лтопись напишемъ.
Надежда есть.’
Клеопатра.
Ты снова — мой герой.
Антоній.
Въ себ утрою сердце, духъ и мышцы,
Отчаянно я стану биться. Прежде,
Когда текли безпечно дни мои,
И счастливо — случалось осужденнымъ
Жизнь у меня за шутку выкупать.
Теперь же, стиснувъ зубы, стану въ бездну
Всхъ посылать, кто всталъ мн на пути.
Еще разъ ночь мы проведемъ въ весель.
Позвать сюда вождей, въ унынье впавшихъ!
Виномъ наполнимъ кубки и еще разъ
Мы надъ полночнымъ звономъ посмемся.
Клеопатра.
Сегодня день рожденья моего.
Я пировать не думала, но другъ мой —
Антоній вновь, я буду Клеопатрой.
Антоній.
Мы побдимъ еще.
Клеопатра.
Вождей достойныхъ
Къ Антонію зовите.
Антоній.
Да! Хочу я
Держать имъ рчь, а въ ночь рубцы ихъ ранъ —
Смочить виномъ. Идемъ, моя царица.
Еще во мн есть силы, и въ бою
Въ себя влюблю я смерть, съ ея косою
Зловщею въ усердьи состязаясь.

(Антоній, Клеопатра и прислужники уходятъ).

Энобарбъ.
Теперь готовъ онъ молнію спугнуть.
Предъ яростью боязнь бжитъ въ испуг,
И голубь самъ въ подобномъ состояньи
За ястребомъ погнался бъ. Вижу я,
Что ослабленье мозга повышаетъ
Въ немъ бранный духъ. Когда живетъ отвага
Насчетъ ума — то мечъ свой боевой
Пожретъ она. Подумаю о томъ,
Какъ лучше мн Антонія покинуть.

(Уходитъ).

 []

 []

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Лагерь Цезаря подъ Александріей.

Входитъ Цезарь, читая письмо, Агриппа, Меценатъ и др.

Цезарь.
Зоветъ меня мальчишкой, угрожаетъ
Какъ-если-бъ въ силахъ былъ меня прогнать
Прочь изъ Египта. Моего посла
Веллъ избить, меня же вызываетъ
На поединокъ — съ Цезаремъ Антоній.
Пусть знаетъ забіяка старый: много
Есть къ смерти у меня иныхъ путей.
Смюсь надъ этимъ вызовомъ.
Меценатъ.
Ты знаешь,
О, Цезарь: если столь великій духъ
Неистовствомъ объятъ, остановиться
Не въ силахъ онъ, пока не упадетъ.
Ты не давай вздохнуть ему. Безумьемъ
Воспользуйся его. Плохой охраной
Всегда бывала ярость.
Цезарь.
Сообщи
Вождямъ, что мы на завтра назначаемъ
Послднюю изъ многихъ битвъ. Довольно
Въ рядахъ у насъ солдатъ, служившихъ прежде
Съ Антоніемъ — они его изловятъ.
Смотри, чтобъ такъ и сдлали они.
Да угости войска. Запасовъ хватитъ.
Солдаты нашу щедрость заслужили.
О, бдный Маркъ Антоній (Уходитъ).

 []

СЦЕНА II.

Александрія. Комната во дворц.

Входятъ Антоній, Клеопатра, Энобарбъ, Харміана, Ира, Алексасъ и другіе.

Антоній.
Со мной не хочетъ биться онъ, Домицій?
Энобарбъ.
Нтъ.
Антоній.
Почему не хочетъ онъ, скажи.
Энобарбъ.
Онъ думаетъ, что будучи разъ двадцать
Счастливе тебя, въ бою поставитъ
Онъ двадцать противъ одного.
Антоній.
Съ нимъ завтра
На суш и на мор буду биться.
Иль я останусь живъ, иль честь моя,
Омывшись кровью, снова оживетъ.
Ты будешь храбро драться?
Энобарбъ.
Брошусь въ битву
Я съ возгласомъ: ‘погибни все’.
Антоній.
Отлично.
Идемъ. Позвать всхъ слугъ. Пусть въ эту ночь
Обиленъ будетъ пиръ нашъ.

(Входятъ слуги).

Дай мн руку.
Ты былъ всегда мн вренъ. Также ты,
И ты,— и ты,— вы вс служили врно,
И вамъ цари товарищами были.
Клеопатра.
(Въ сторону Этбарба). Что значитъ это все?
Энобарбъ (въ сторону).
Одна изъ тхъ причудъ,
Которыя изъ сердца выжимаютъ
Печаль.
Антоній.
Ты также честенъ былъ. О если-бъ
Я могъ распасться на толпу людей,
Вамъ равную числомъ, а вы бы вс
Въ единаго Антонія сплотились,
Я-бъ честно отслужилъ вамъ вашу службу.
Слуга.
Да не допустятъ боги.
Антоній.
Ну, друзья,
Еще разъ въ эту ночь мн послужите.
Мой кубокъ наполняйте, не считая,
Заботьтесь обо мн, какъ въ дни, когда
Вс слушались меня и государство
Товарищемъ вамъ было.
Клеопатра (въ сторону).
Что онъ вздумалъ?
Энобарбъ (въ сторону).
Желаетъ онъ у нихъ исторгнуть слезы.
Антоній.
Еще сегодня мн поугождайте.
Кто знаетъ, не конецъ ли вашей служб
Быть можетъ, больше вамъ меня не видть
Иль видть изувченною тнью.
Быть можетъ, завтра будете служить
Другому господину. Я на васъ
Гляжу, какъ передъ вчною разлукой.
Я не гоню васъ, честные друзья.
Что до меня, я сжился съ вашей службой,
Хотлъ бы васъ до смерти сохранить.
Итакъ, сегодня два часа,
Я больше не прошу. И пусть за все
Вознаградятъ васъ боги.
Энобарбъ.
О, зачмъ
Приводишь ихъ въ унынье, повелитель?
Вс плачутъ, погляди. И я, оселъ,
Кого лишь лукъ заставить можетъ плакать…
Не посрами. Не превращай насъ въ женщинъ.
Антоній.
Ну, будетъ, будетъ. Унеси меня
Колдунья, если такъ я это думалъ.
Гд дождь такой упалъ, взростетъ добро.
Сердечные друзья, ужъ слишкомъ мрачно
Вы поняли мои слова. Я ими
Желалъ васъ ободрить и эту ночь
Попировать при факелахъ. Узнайте-жъ,
Что свтлыя надежды возлагаю
На завтрашній я день. Я васъ веду
Скорй къ побд, чмъ на встрчу смерти.
Такъ сядемъ же, друзья, теперь за ужинъ.
Утопимъ размышленіе въ въ вин.

(Уходятъ).

СЦЕНА ІІІ.

Александрія. Передъ дворцомъ.

Входятъ два воина.

1-ый воинъ.
Покойной ночи, братецъ. Завтра будетъ
Дёнекъ.
2-ой воинъ.
Который все ршитъ. Прощай.
Ты ничего по городу не слышалъ?
1-ый воинъ.
Нтъ. Разв есть что новаго?
2-ой воинъ.
Лишь слухи.
1-ый воинъ.
Прощай. Покойной ночи.

Входятъ два другихъ воина.

2-ой воинъ.
Эй, солдаты,
Смотрите въ оба!
3-ій воинъ.
Также вы. Прощайте.

(Первые два воина занимаютъ посты).

4-ый Воинъ.
Мы — тутъ. (Занимаютъ мста).
Коль завтра флоту повезетъ,
То въ сухопутныхъ я вполн увренъ.
3-ій воинъ.
То храбрыя и стойкія войска.

(Подъ сценой слышны звуки гобоевъ).

4-ый воинъ.
Тсс… Что за звуки?
1-ый воинъ.
Тише, тише! Дайте
Послушать.
2-ой воинъ.
Гд-то въ воздух играютъ.
3-ій воинъ.
Нтъ, подъ землей.
4-ый воинъ.
Хорошій знакъ, неправда ль?
3-ій воинъ.
О, нтъ!…
1-ый воинъ.
Молчи. Что-бъ это означало?
2-ой воинъ.
Богъ Геркулесъ, Антоніемъ любимый,
Уходитъ отъ него.
1-ый воинъ.
Идемъ, узнаемъ,
Вс-ль часовые слышали, что мы?

(Направляются къ другому посту).

2-ой Воинъ.
Ну, что, друзья?
Воины.
Ну, что? и вы слыхали?
1-ый воинъ.
Не странно-ль это?
3-ій воинъ.
Слышите-ль, друзья?
1-ый воинъ.
Послдуемъ за музыкой до самыхъ
Предловъ нашей стражи. Прослдимъ,
Какъ звуки стихнутъ.
Воины.
Ладно. О, какъ странно!

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА IV.

Александрія. Комната во дворц.

Входятъ Антоній и Клеопатра въ сопровожденіи Харміаны и др.

Антоній.
Мои доспхи, Эросъ.
Клеопатра.
Ты-бъ уснулъ.
Антоній.
Эй, доспхи, Эросъ!
О, нтъ, голубка.

Входитъ Эросъ съ вооруженіемъ.

Антоній.
Пріятель, облеки меня въ желзо.
Коль нынче противъ насъ фортуна будетъ,
То лишь за наше къ ней презрнье. Живо!
Клеопатра.
Дай мн помочь теб, мой другъ. На что
Вотъ это?
Антоній.
Ахъ, оставь, прошу! Ты только
Оруженосецъ сердца моего.
Напутала, напутала… Вотъ такъ.
Клеопатра.
Постой. Я помогу. Такъ врно?
Антоній.
Ладно.
Теперь мы справимся. Ступай пріятель.
Вооружись и ты.
Эросъ.
Сейчасъ.
Клеопатра.
Я разв
Неврно застегнула?
Антоній.
Дивно, дивно.
Кто разстегнуть посметъ это раньше,
Чмъ намъ самимъ угодно будетъ снять
Для отдыха, тотъ встртится съ грозою.
Ты, Эросъ, сплоховалъ. Моя царица
Куда тебя искусне. Скорй!
О еслибъ ты, дружокъ, меня сегодня
Въ бою видала, за работой царской,
Сказала-бъ ты, что я работникъ славный.

(Входитъ вооруженный воинъ).

Здорово! Съ добрымъ утромъ. Ты, сдается,
Ко мн пришелъ съ военнымъ порученьемъ.
Для дла по душ встаемъ мы рано,
Спшимъ къ нему съ восторгомъ.
Воинъ.
Какъ ни рано,
Но тысячи солдатъ, въ желзныхъ латахъ,
Близъ пристани собравшись, ждутъ тебя.

Крики. Звуки трубъ. Входятъ военачальники и воины.

Военачальникъ.
Съ прекраснымъ утромъ. Здравствуй, полководецъ.
Вс.
Да здравствуетъ нашъ вождь!
Антоній.
Привтъ отрадный!
Проснулось рано ныншнее утро,
Какъ геній юноши, кто хочетъ славы.
Вотъ такъ. Подай мн это. Превосходно.
Прощай, царица. Что-бъ меня ни ждало,
Вотъ поцлуй солдата.

(Цлуетъ ее).

Было-бъ стыдно
Мн медлить здсь средь нжностей мщанскихъ.
Привтъ мой въ сталь закованъ, какъ и я.
За мной, кто хочетъ въ битву. Къ ней веду васъ.
Прощай!

Антоній, Эросъ, военачальники и воины уходятъ).

Харміана.
Не хочешь-ли уйти къ себ?
Клеопатра.
Веди меня. Онъ храбро удалился.
О, еслибъ Цезарь не отвергъ съ упорствомъ
Великій споръ ршить единоборствомъ!
Тогда Антоній… Но теперь… Идемъ!

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА V.

Лагерь Антонія близъ Александріи.

Трубы. Входятъ Антоній и Эросъ. Навстрчу имъ идетъ воинъ.

Воинъ.
Пускай даруютъ боги день счастливый
Антонію.
Антоній.
О, если-бъ ты и раны
Твои меня тогда склонили биться
На суш!
Воинъ.
Если-бъ такъ ты поступилъ,
То вс цари, отпавшіе и воинъ,
Покинувшій тебя сегодня утромъ,
Теперь въ твоей бы свит находились.
Антоній.
Но кто меня покинулъ утромъ?
Воинъ.
Кто?
Одинъ изъ близкихъ. Кликни Энобарба,
Онъ зова не услышитъ. Иль отвтитъ
Изъ стана Цезаря: ‘не твой я больше’!
Антоній.
Что говоришь?
Воинъ.
Онъ Цезарю предался.
Эросъ.
Оставивъ здсь сокровища и вещи.
Антоній.
Онъ вправду перешелъ?
Воинъ.
Сомннья нтъ.
Антоній.
Ступай, отправь ему вс вещи, Эросъ!
Все до послдней нитки. Такъ хочу я.
Пошли ему — я подпишу письмо —
Привтъ прощальный съ пожеланьемъ счастья.
Прибавь, что въ будущемъ ему желаю
Причины не имть мнять господъ.
О, жребій мой и честныхъ развращаетъ!
Идемъ скоре… Энобарбъ!..

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА VI.

Лагерь Цезаря близъ Александріи.

Трубы. Входитъ Цезарь, въ сопровожденіи Агриппы, Энобарба и др.

Цезарь.
Ступай, Агриппа, и начни сраженье.
Хочу, чтобы живымъ былъ взятъ Антоній.
Пусть это знаютъ.
Агриппа.
Повинуюсь, Цезарь.

(Уходитъ).

Цезарь.
Всеобщій миръ ужъ близко. Если этотъ
Несетъ намъ счастье день, три части свта
Украсятся оливы мирной вткой.

Входитъ встникъ.

Встникъ.
Антоній прибылъ только-что на поле.
Цезарь.
Скажи Агрипп, пусть онъ въ первый рядъ
Поставитъ перебжчиковъ, чтобъ ярость
Антонія обрушилася противъ
Него-же самого.

(Цезарь и его свита уходятъ).

Энобарбъ.
Алексасъ измнилъ.
Онъ посланъ былъ въ Іудею по дламъ
Антонія. Тамъ хитростью склонилъ
Онъ Ирода Великаго покинуть
Антонія и Цезарю предаться.
Его за то веллъ повсить Цезарь.
Канидій и другіе, что отпали,
Пріобрли мста, но недоврье
Почетное. Я дурно поступилъ
И горько такъ виню себя, что счастья
Мн не видать во вки.

Приходитъ Воинъ Цезаря.

Воинъ.
Энобарбъ,
Теб вослдъ Антоній посылаетъ
Сокровища твои и свой привтъ.
Посланникъ подъ моей охраной прибылъ.
Онъ разгружаетъ муловъ предъ твоей
Палаткой.
Энобарбъ.
Все дарю теб.
Воинъ.
Ты не шути.
Я правду говорю. Ты проводилъ-бы
Посла изъ лагеря. Спшу на постъ,
Не то я самъ его-бы проводилъ.
Вашъ полководецъ продолжаетъ быть
Юпитеромъ.

(Уходитъ).

Энобарбъ.
Я всхъ презрннй въ мір
И всхъ сильнй то чувствую. Антоній,
Рудникъ великодушія! Какъ щедро
Ты-бъ врность наградилъ, когда измну
Великодушно золотомъ внчаешь.
На части рвется сердце. Если горе
Его не сокрушитъ, сильнй есть средства,
Но, чувствую, достаточно и горя.
Мн-ль на тебя поднять оружье? Нтъ!
Пойду и ровъ сыщу, чтобъ умереть въ немъ.
Чмъ онъ грязне, тмъ достойнй будетъ
Онъ пріютить остатокъ дней моихъ.

(Уходитъ).

СЦЕНА VII.

Поле битвы между обоими лагерями.

Шумъ сраженія. Барабаны и трубы.

Входитъ Агриппа и другіе воины.

Агриппа.
Назадъ. Мы слишкомъ далеко зашли.
Самъ Цезарь поработалъ. Превзошло
Сопротивленье наши ожиданья.

(Ухдоитъ).

Шумъ битвы. Входятъ Антній и раненый Скаръ.

Скаръ.
Мой храбрый вождь. Вотъ это значитъ биться!
Дерись мы прежде такъ, мы бъ ихъ прогнали
Домой съ тряпьемъ вокругъ головъ разбитыхъ.
Антоній.
Ты весь въ крови.
Скаръ.
Была похожа рана
На букву Т, и превратилась въ Н.
Антоній.
Врагъ отступаетъ.
Скаръ.
Въ норы ихъ загонимъ.
Еще меня зарубокъ на шесть хватитъ.

Входитъ Эросъ.

Эросъ.
Они разбиты. Перевсъ нашъ равенъ
Побд славной.
Скаръ.
Вздуемъ-ка имъ спины,
И затравимъ, какъзайцевъ! Трусовъ бить—
Забава!
Антоній.
Я вознагражу тебя
За бодрость духа, а за храбрость—втрое.
За мной!
Скаръ.
Я не отстану, и хромая.

(Уходятъ).

СЦЕНА VIII.

Подъ стнами Александріи.

Подъ звуки марша входитъ Антоній. За нимъ слдуетъ Скаръ во глав войска.

Антоній.
Онъ прогнанъ въ самый лагерь. Вы бгите
Царицу извстить о славномъ дл.
Мы завтра до восхода солнца пустимъ
Имъ остальную кровь. Благодарю
Васъ всхъ за ваши руки золотыя,
За то, что вы сражались не какъ слуги,
А какъ за дло личное. Вы нынче
Себя явили Гекторами вс.
Войдите-жъ въ городъ, женъ своихъ и близкихъ
Прижмите къ сердцу, разскажите имъ
О подвигахъ своихъ. Они-же смоютъ
Слезами счастья спекшуюся кровь
Съ почетныхъ вашихъ ранъ и исцлятъ
Ихъ поцлуями. Дай руку мн.

Входитъ Клеопатра въ сопровожденіи свиты.

Антоній.
Я разскажу великой этой фе
Твои дла, ея же благодарность
Тебя благословитъ. (Къ Клеопатр). О, свтъ вселенной!
Обвей мою закованную шею,
Сквозь панцырь въ сердце ты ко мн вскочи
Во всемъ наряд и ликуй въ его
Біеніи счастливомъ.
Клеопатра.
Вождь вождей!
Герой несчетныхъ доблестей. Ужели
Смясь и невредимъ ты возвратился
Изъ вражьей сти?
Антойій.
О, мой соловей!
Въ постели мы загнали ихъ. Вотъ видишь,
Дитя. Хоть у меня иной сребрится волосъ
Сквозь молодую черноту кудрей,
Все-жь мозгъ еще мои питаетъ нервы,
И юность обогнать могу не разъ.
Взгляни на мужа этого. Дозволь
Его устамъ руки коснуться нжной.
Цлуй ее, герой. Онъ дрался нынче,
Какъ если-бъ богъ, людей возненавидя,
Ихъ истреблялъ, его принявши образъ.
Клеопатра.
Другъ, дамъ теб доспхи золотые.
Ихъ прежде царь носилъ.
Антоній.
Онъ заслужилъ ихъ,
Хотя-бъ на нихъ карбункулы пылали,
Какъ на священной колесниц Феба.
Дай руку — и торжественно мы вступимъ
Въ Александрію. Высоко держите
Щиты: они изрублены, какъ вы.
О, если-бъ всхъ гостей вмстилъ дворецъ нашъ,
Мы бъ сли вс за пиръ, наполнивъ чаши
Въ честь завтрашняго дня,—сулитъ онъ много
Опасностей вождямъ.— Вы, трубачи,
Весь городъ оглушите ревомъ мди.
Пусть онъ сольется съ громомъ барабановъ,
Чтобъ небо и земля, ихъ взорамъ вторя,
Привтствовали наше приближенье.

(Уходятъ).

СЦЕНА IX.

Лагерь Цезаря.

(Часовые стоятъ на часахъ).

1-ый воинъ.
Коль насъ не смнятъ черезъ часъ, должны мы
На главный постъ вернуться. Ночь свжа,
А бой, сказали, во второмъ начнется
Часу утра.
2-й воинъ.
Несчастный былъ денекъ.

Входитъ Энобарбъ.

Энобарбъ.
О, ночь! Ты мн свидтельницей будь!
3-ій воинъ.
Кто это тамъ?
2-й воинъ.
Молчи и дай послушать.
Энобарбъ.
Свидтелемъ будь ты, о мсяцъ кроткій,—
Когда съ презрньемъ будутъ называть
Измнниковъ,— что Энобарбъ злосчастный
Передъ твоимъ поклялся ликомъ.
1-ый воинъ.
То — Энобарбъ!
3-ій воинъ.
Молчи! Дай слушать дальше!
Энобарбъ.
Луна, царица грусти непритворной,
Ты ядовитые пары ночные
Вс на меня пролей, чтобъ эта жизнь,
Ведущая борьбу съ моею волей,
Не тяготла больше надо мной.
Ударь мое ты сердце объ кремень
Моей вины, да разлетится въ прахъ,
Изсушенное горемъ, да покончитъ
Съ мученьемъ горькихъ мыслей. О, Антоній!
Ты, кто богаче благородствомъ духа,
Чмъ я — позоромъ, ты меня прости!
И пусть весь міръ меня причислить къ сонму
Измнниковъ и бглецовъ презрнныхъ.
Антоній! О, Антоній! (Умираетъ).
2-ой воинъ.
Обратимся
Къ нему со словомъ.
1-ый воинъ.
Лучше слушать станемъ.
Онъ говоритъ, быть можетъ, о вещахъ,
Что Цезаря касаются.
2-ой воинъ.
Согласенъ.
Но онъ заснулъ.
1-ый воинъ.
Скоре чувствъ лишился.
Предъ сномъ никто не молится такъ мрачно.
2-ой воинъ.
Приблизимся къ нему.
3-ій воинъ.
Проснись! Откликнись!
2-ой воинъ.
Ты слышишь насъ?
1-ый воинъ.
Его рукой своею
Коснулась смерть.

(Звуки барабановъ вдали).

Чу! барабанный бой
Сурово будитъ спящихъ. Отнесемъ-ка
Его на главный постъ. Не изъ простыхъ онъ.
Часъ нашей стражи кончился.
3-ій воинъ.
Скорй
Снесемъ его. Онъ, можетъ быть, очнется.

(Уходятъ, унося тло).

СЦЕНА X.

Между двумя лагерями.

Входятъ Антоній, Скаръ, за ними войско.

Антоній.
Сегодня приготовились они
Къ морскому бою. Знать, мы имъ на суш
Не нравимся.
Скаръ.
На суш и на мор.
Антоній.
Пускай въ огн, на воздух дерутся.
И тамъ мы встртимъ ихъ. Однако, къ длу.
Пхота остается на холмахъ
Вкругъ города. Приказъ ужъ отданъ флоту,
И онъ покинулъ гавань. Мы оттуда
Его передвиженья будемъ видть.

(Уходятъ).

Входитъ Цезарь, за нимъ войско.

Цезарь.
Коль онъ не нападетъ, мы неподвижно
Останемся на суш. Такъ, надюсь,
И будетъ, оттого что на галеры
Послалъ онъ войска цвтъ. Займемъ равнину,—
И сохранимъ вс выгоды свои. (Уходитъ).

Возвращаются Антоній и Скаръ.

Антоній.
Еще не сшиблись. Съ мста, гд сосна,
Я все увижу. Вскор возвращусь
И сообщу о ход битвы. (Уходитъ).
Скаръ.
Въ парусахъ
Царицы свиты ласточками гнзда.
Авгуры говорятъ, что ничего
Не знаютъ, смотрятъ мрачно, не дерзая
Сказать того, что вдаютъ. Антоній
То духомъ бодръ, то снова угнетенъ.
Надтреснутое счастье въ перемежку
Его волнуетъ страхомъ и надеждой
За то, что есть, за то, чего ужъ нтъ.

(Отдаленный шумъ морской битвы).

Возвращается Антоній.

Антоній.
Все, все погибло! Преданъ я безчестной
Египтянкой! Мой флотъ врагу отдался.
Они кидаютъ шапки вверхъ, пьютъ вмст,
Какъ долго разлученные друзья.
О, трижды вроломная блудница,
Тобой я преданъ этому мальчишк,
И сердце лишь съ тобой одной воюетъ.
Скажи, чтобъ вс бжали. Чародйк
Лишь отомщу — тогда всему конецъ!
Пусть вс бгутъ. Ступай.

(Скаръ уходитъ).

О, солнце! Больше
Я не вижу твоего восхода.
Антоній и Фортуна разстаются,
И здсь, прощаясь жмутъ другъ другу руки.
Вотъ до чего дошло. Кто лишь вчера
Какъ собаченка бгая за мной,
Вымаливалъ подачекъ — т сегодня,
Растаявъ лестью сладкою покорно
Вкругъ Цезаря расцвтшаго сошлись.
А та сосна, что всмъ имъ тнь давала,
Ободранной стоитъ. Обманутъ я!
О, лживая душа Египта! Злая
Волшебница, которой взглядъ единый
То въ битву посылалъ мои войска,
То призывалъ ихъ вспять,— которой грудь
Короной мн была и цлью высшей!
Какъ истая цыганка, ты фальшивой
Игрой мое опустошила сердце.
Эй, Эросъ! Эросъ.

Входитъ Клеопатра.

Прочь, исчадье зла!
Клеопатра.
Зачмъ мой повелитель на свою
Любовь разгнванъ?
Антоній.
Прочь! Иль по заслугамъ
Воздамъ теб и Цезаря тріумфъ
Испорчу! Пусть онъ выставитъ тебя
Ликующимъ плебеямъ на потху,
Пусть повлечетъ тебя за колесницей,—
Какъ худшее пятно природы женской.
Пускай тебя показываютъ всмъ
За мелкую монету, какъ урода.
Пусть кроткая Октавія теб,
Лицо избороздитъ ногтями!

(Клеопатра уходитъ).

И хорошо, что ты ушла, коль жизнь
Мила теб, хоть лучше-бъ отъ моей
Ты ярости погибла: эта смерть
Отъ тысячи смертей тебя спасла бы.
Эй, Эросъ!… Вотъ на мн рубашка Несса.
Алкидъ, мой предокъ! Научи меня
Ты гнву своему. О, дай мн силу
Забросить на рога луны Лихаса!
И этими руками, что владли
Тягчайшей палицей, дай истребить мн
Свое же доблестное я. Колдунья
Умретъ! Она лукаво предала
Меня мальчишк римскому, и гибну
Я отъ ея предательства. За это
Она умретъ! Эй, Эросъ!

(Уходитъ).

СЦЕНА XI.

Александрія. Комната во дворц.

Входятъ Клеопатра, Харміана, Ира и Мардіанъ.

Клеопатра.
Ко мн на помощь, милыя мои.
Бснуется онъ больше, чмъ Аяксъ
Изъ-за щита Ахилла. ессалійскій
Не такъ былъ страшенъ вепрь.
Харміана.
Скорй къ гробниц!
Запрись внутри, ему-жъ пошли сказать,
Что ты сама покончила съ собою.
Не такъ страшна разлука духа съ тломъ,
Какъ разставаніе съ величьемъ.
Клеопатра.
Да, къ гробниц!
Ты, Мардіанъ, пойди къ нему, скажи
Что я себя убила. Передай,
Что мой послдній возгласъ былъ: ‘Антоній’,
Изобрази все это погрустне.
Спши, о Мардіанъ! Потомъ разскажешь,
Какъ принялъ всть о смерти онъ моей.
Къ гробниц!

(Уходятъ).

СЦЕНА XII.

Александрія. Во дворц Антонія.

Входятъ Антоній и Эросъ.

Антоній.
Еще меня ты видишь, Эросъ?
Эросъ.
Да,
Мой господинъ.
Антоній.
Порой мы видимъ тучу,
Подобную дракону, клубы пара,
Похожіе на льва иль на медвдя,
На крпость съ башнями, утесъ нависшій,
На кряжъ зубчатыхъ горъ, на синій лсъ,
Съ деревьями, кивающими міру,
И взоръ нашъ обольщенъ воздушной ложью,
Ты видлъ эти образы — красу
Темнющаго вечера?
Эросъ.
Да, видлъ.
Антоній.
Что кажется конемъ, быстре мысли
Вдругъ таетъ, становясь неразличимымъ,
Какъ средь воды вода.
Эросъ.
Да, такъ бываетъ.
Антоній.
Такой-же призракъ, о мой врный Эросъ,
Теперь твой вождь: пока еще Антоній,
Но ужъ безсильный удержать свой образъ
Войну я для египтянки затялъ.
Царица-же, чьимъ сердцемъ, мн казалось,
Владлъ я, какъ она моимъ владла
(О, будь оно свободно, удержалъ-бы,
Я милліонъ сердецъ, теперь отпавшихъ),—
Она подтасовала карты, Эросъ,
Для Цезаря, и проиграла славу
Мою, чтобъ торжество врагу доставить.
Не плачь, мой Эросъ! У меня остался
Еще я самъ, чтобы съ собой покончить.

Входитъ Мардіанъ.

Проклятіе твоей цариц подлой!
Она мой мечъ украла.
Мардіанъ.
Нтъ, Антоній,
Она тебя любила, и всецло
Ея судьба съ твоей переплелась.
Антоній.
Прочь, гнусный евнухъ! Замолчи! Она
Мн измнила и за то умретъ.
Мардіанъ.
Одинъ лишь разъ мы платимъ долгъ свой смерти.
Она ужъ заплатила этотъ долгъ.
Что хочешь совершить, ужъ свершено.
Ея послдній возгласъ былъ: ‘Антоній!
Антоній доблестный!’ Но зовъ ‘Антоній’
Былъ прерванъ посредин воплемъ тяжкимъ
И замеръ на устахъ ея и въ сердц.
Царица испустила духъ, въ немъ имя
Твое похоронивъ.
Антоній.
Такъ умерла?
Мардіанъ.
Да, умерла.
Антоній.
Снимай доспхи, Эросъ!
Оконченъ трудъ медлительнаго дня,
Пора уснуть!— (Къ Мардіану). Ступай. Ты цлъ уходишь:
То щедрый даръ за трудъ твой.

(Мардіанъ уходитъ).

Все долой!
Не могъ-бы семипластный щитъ Аякса
Отвесть ударъ отъ сердца моего!
Разверзнись, грудь! Ты, сердце, будь сильне
Чмъ эта клтка бренная твоя.
Разрушь ее. Скорй, скоре, Эросъ.
Я боле не воинъ! Прочь, обломки
Моихъ доспховъ! Я носилъ васъ съ честью.
Теперь меня оставь здсь на мгновенье.

(Эросъ уходитъ).

Я догоню тебя, о Клеопатра,
И выплачу прощеніе себ!
Да будетъ такъ. Теперь отсрочка смерти
Была-бы пыткой. Факелъ твой потушенъ,
Такъ лягъ и не броди въ потьмахъ. Теперь
Старанья вс собой-же упразднятся
И сила ополчится на себя.
Клади печать — и кончено.— Эй, Эросъ!
Иду, царица!— Эросъ!— Жди меня.
Туда, гд души на цвтахъ почіютъ,
Пойдемъ рука съ рукой, и видъ нашъ бодрый
Всхъ духовъ поразитъ. Эней съ Дидоной
Лишатся провожатыхъ, и вс тни
Послдуютъ за нами.— Эросъ!

Входитъ Эросъ.

Эросъ.
Что скажетъ повелитель мой?
Антоній.
Съ тхъ поръ,
Какъ Клеопатра умерла, живу я
Въ безчестіи такомъ, что низость эту
Презрли боги. Я, кто цлый міръ
Крошилъ мечемъ и на спин зеленой
Нептуна строилъ города судовъ,—
Я осуждаю самъ себя за то,
Что женщин въ отваг уступаю.
Я благородствомъ бденъ передъ нею,
Своею смертью Цезарю сказавшей:
‘Да, я побждена, но лишь собой’.
Ты, Эросъ, мн клялся, что въ день нужды
(А онъ насталъ),— въ тотъ день, когда увижу,
Что гонятся за мной позоръ и ужасъ,—
Ты, если прикажу, меня убьешь.
Что-жъ, дйствуй. Часъ тотъ пробилъ. Не меня
Ты поразишь, но Цезаря ограбишь.
Верни румянецъ на свое лицо!
Эросъ.
Пусть боги отстранятъ такое дло
Отъ рукъ моихъ! Какъ совершу, любя,
Чего свершить, враждуя, не могли
Парянскія вс стрлы?
Антоній.
А хотлъ-бы, Эросъ,
Ты у окна стоять въ великомъ Рим
И видть господина своего,
Идущаго съ скрещенными руками,
Съ поникшею, привыкшей гнуться шеей,
Съ стыдомъ, глубоко въвшимся въ лицо,—
И колесницу Цезаря счастливца,
Твердящую о низости того,
Кто слдуетъ за ней?
Эросъ.
Нтъ, не желалъ-бы
Я это видть.
Антоній.
Такъ скорй дерзай!
Я исцленъ могу быть только раной.
Вынь честный мечъ, отчизн послужившій.
Эросъ.
О, пощади!
Антоній.
Когда я отпускалъ
Тебя на волю, не далъ-ли ты клятву
По моему приказу это сдлать?
Исполни, иль твою былую службу
Случайностью безсмысленной сочту.
Вынь мечъ свой и приблизься.
Эросъ.
Отведи
Отъ глазъ моихъ свой образъ благородный:
На немъ сіяетъ все величье міра.
Антоній.
Скорй!
Эросъ.
Я вынулъ мечъ.
Антоній.
Такъ пусть свершаетъ
То, для чего онъ вынутъ.
Эросъ.
Дорогой
Мой господинъ, мой вождь, мой повелитель!
Предъ тмъ, какъ нанести ударъ кровавый,
Позволь сказать: прости!
Антоній.
Ты ужъ сказалъ.
Прости и ты.
Эросъ.
Прости, великій вождь.
Теперь разить?
Антоній.
Да, Эросъ.
Эросъ.
Ну, такъ вотъ!

(Падаетъ на свой мечъ).

Избавленъ я отъ горя видть смерть
Антонія.

(Умираетъ).

Антоній.
О, доблестный мой Эросъ,
О, трижды благороднйшій, чмъ я.
Ты показалъ мн то, что самъ я долженъ
Свершить и что свершить ты не былъ въ силахъ.
Примромъ храбрымъ Эросъ и царица
Открыли мн, что значитъ благородство.
Теперь на смерть гляжу я, какъ женихъ,
Бгу къ ней, какъ къ возлюбленной на ложе.
Твой повелитель, Эросъ, умираетъ
Твоимъ ученикомъ. И вотъ чему
Ты научилъ меня.

(Падаетъ на свой мечъ).

Какъ, живъ еще? Не умеръ!
Эй, стража. Вы прикончите меня

Входятъ Дерцетъ со стражей.

1-ый стражникъ.
Что здсь за шумъ?
Антоній.
Друзья, исполнилъ плохо
Я долгъ свой. Вы свершите, что я началъ.
2-ой стражникъ.
Звзда скатилась.
1-ый стражникъ.
Нашимъ временемъ
Насталъ конецъ.
Вс.
О, горе, горе, горе!
Антоній.
Кому я дорогъ, тотъ меня прикончитъ.
1-ый стражникъ.
Не я.
2-ой стражникъ.
Не я.
3-ій стражникъ.
Никто изъ насъ.

(Стража уходитъ).

Дерцетъ.
Твоя
Кончина и судьба велятъ бжать
Сторонникамъ твоимъ. Вотъ этотъ мечъ
Съ извстьемъ о случившемся помогутъ
Мн въ милость къ Цезарю войти.

Входитъ Діомедъ.

Дiомедъ.
Гд Маркъ Антоній?
Дерцетъ.
Вонъ тамъ.
Діомедъ.
Онъ живъ? Но ты не отвчаешь.

(Дерцетъ уходитъ).

Антоній.
Ты-ль, Діомедъ? Вынь мечъ и помоги
Мн умереть.
Діомедъ.
Къ теб, о вождь, я посланъ
Царицей Клеопатрою.
Антоній.
Когда
Ты посланъ ей?
Діомедъ.
Недавно.
Антоній.
Гд она?
Діомедъ.
Въ гробниц заперлась. Она полна
Пророческаго страха бдъ грядущихъ,
Увидвъ, что ее ты заподозрилъ
Въ сношеньяхъ съ Цезаремъ (сношеньяхъ мнимыхъ),
И что твой гнвъ неукротимъ, царица
За мертвую себя ршилась выдать,
Но, убоясь послдствій этой всти,
Мн поручила правду всю повдать.
Боюсь, что слишкомъ поздно я пришелъ.
Антоній.
Да, слишкомъ поздно, Діомедъ добрйшій.
Гд стража? Позови ее, прошу.
Діомедъ.
Эй, стража! Полководецъ васъ зоветъ.

Входитъ стража.

Антоній.
Туда меня, друзья мои, снесите,
Гд скрылась Клеопатра. Нынче вы
Послднюю сослужите мн службу.
1-ый стражникъ.
О, горе намъ, что ты не пережилъ
Послдняго изъ врныхъ слугъ твоихъ.
Вс.
О, тяжкій день!
Антоній.
Нтъ, добрые друзья,
Не тшьте злобный рокъ своей печалью,
Того радушно примемъ, кто пришелъ
Насъ покарать. И сами покараемъ
Его своей безпечностью. Возьмите
Меня на руки. Часто васъ я велъ,
Теперь меня, друзья мои, несите.
И вс мою примите благодарность.

(Стража уноситъ Антонія).

СЦЕНА XIII.

Александрія. Могильный памятникъ.

Наверху появляются Клеопатра, Харміана и Ира.

Клеопатра.
О, Харміана, никогда отсюда
Не выйти мн.
Харміана.
Утшься, о царица.
Клеопатра.
Нтъ, не хочу. Пускай ко мн приходятъ
Вс ужасы, но лишь не утшенье.
Пусть соразмрна будетъ наша скорбь
Съ причиной, породившею ее.
И столь-же велика.
Клеопатра.
(Внизу появляется Діомедъ).
Скажи, онъ умеръ?
Діомедъ.
Смерть носится надъ нимъ, но онъ не умеръ.
Взгляни туда, въ ту сторону. Вонъ стража
Несетъ его сюда.

(Внизу появляется стража, несущая Антонія).

Клеопатра.
Сожги, о солнце,
Обширный кругъ, который ты обходишь!
Пусть въ мрак цпенетъ пестрый міръ!
Антоній! О, Антоній! О, Антоній!
Друзья, на помощь! Харміана, Ира!
Его поднять вс помогите.
Антоній.
Тише.
Не мощью Цезаря сраженъ Антоній,
Но самъ себя Антоній сокрушилъ.
Клеопатра.
Такъ должно было ждать. Одинъ Антоній
Могъ побдить Антонія. Но горе,
Что это все случилось.
Антоній.
Умираю,
Египтянка, но задержалъ я смерть,
Чтобъ на устахъ твоихъ запечатлть
Изъ многихъ тысячъ поцлуевъ жалкій,
Послдній поцлуй.
Клеопатра.
Не смю, милый,
О, дорогой, прости, сойти не смю,
Чтобъ не попасться въ плнъ. Нтъ, никогда
Тріумфъ блестящій Цезаря счастливца
Не будетъ мной украшенъ. Но покуда
Есть жало у зми, у яда — сила,
И у кинжала остріе,— я спасена.
Октавія, жена твоя, съ ея
Смиреннымъ взоромъ, сдержанностью тихой,
Не доживетъ до чести мною править.
Ко мн, ко мн, Антоній! Помогите,
О женщины, сюда его поднять.
На помощь вс!
Антоній.
Скорй, иль я умру.
Клеопатра.
Вотъ такъ занятье! Какъ тяжелъ мой другъ!
Мы вс отъ тяжкой скорби ослабли,
Вотъ тяжести причина. Обладай
Я властію Юноны, самъ Меркурій
Могучекрылый поднялъ-бы тебя,
Съ Юпитеромъ-бы рядомъ посадилъ.
Еще ко мн!… Всегда желанья были
Безумны. Ну, еще, еще!

(Втаскиваетъ Антонія къ себ).

Добро
Пожаловать. Умри, гд жилъ донын,
Баюкаемъ лобзаньями. О, если-бъ
Въ моихъ устахъ скрывалась сила жизни,
Теперь я-бъ истощила эту силу.
Вс.
О, зрлище печали!
Антоній.
Умираю,
Египтянка. Дай мн глотокъ вина,
Чтобъ могъ я говорить.
Клеопатра.
Я говорить хочу.
Я приживалку лживую Фортуну
Хочу бранить такъ громко, что со злости
Она свое сломаетъ колесо.

 []

Антоній.
Одно лишь слово, милая царица.
Ищи у Цезаря спасенья жизни
И чести. О!..
Клеопатра.
Он несовмстимы.
Антоній.
Послушай, милый другъ, лишь Прокулею
Изъ приближенныхъ Цезаря доврься.
Клеопатра.
Я врю лишь ршимости своей
И твердости руки, но никому
Изъ приближенныхъ Цезаря не врю.
Антоній.
Не плачь о перемнахъ злополучной
Моей судьбы теперь. Питай свой духъ
Воспоминаньемъ о величьи прошломъ,
Когда я былъ вождемъ сильнйшимъ въ мір,
А также благороднйшимъ. И нын
Я умираю, не какъ трусъ презрнный,
Но шлемъ передъ своими-же снимаю.
Я римлянинъ, и римляниномъ честно
Былъ побжденъ. Но духъ мой отлетаетъ.
Я не могу…
Клеопатра.
Ты хочешь умереть,
О, лучшій изъ людей! Иль обо мн
Ты вовсе позабылъ? Ужель должна я
Одна остаться въ этомъ грустномъ мір,
Который безъ тебя не лучше хлва?
О, женщины, глядите!

(Антоній умираетъ).

Вотъ растаялъ
Внецъ земли. Мой властелинъ любимый!
Упало знамя воина, поблекъ
Побдный лавръ войны. Теперь сравнялись
Съ мужчинами мальчишки и двчонки.
Нтъ лучшихъ! Не осталось ничего
Достойнаго вниманья подъ луною.
Харміана.
Царица, успокойся.
Ира.
И она
Съ нимъ умерла.
Xарміана.
Царица!
Ира.
Госпожа!
Харміана.
О, государыня!
Ира.
Владычица Египта!
Харміана.
О, тише, Ира!
Клеопатра.
Я теперь не больше,
Какъ женщина, покорна тмъ же жалкимъ
Страстямъ, какъ и коровница простая.
Хотлось-бы мн бросить скипетръ свой
Въ лицо богамъ завистливымъ и крикнуть:
‘Нашъ міръ былъ равенъ вашему, покуда
Жемчужины вы нашей не украли’.
Теперь-же все ничто. Терпнье — глупость,
А нетерпніе — порокъ, приличный
Лишь бшеной собак. Неужели-жъ
Гршно не ожидать прихода смерти,
А къ ней нагрянуть въ тайную обитель?
Что съ вами, милыя? Вы ободритесь!
Ну, полно, Харміана! Дорогія!
О, женщины, глядите: нашъ свтильникъ
Угасъ.

(Страж, остававшейся внизу).

А вы, друзья, не унывайте.
Его мы похоронимъ, а потомъ
Все доблестно свершимъ и благородно,
Какъ намъ велитъ обычай славный Рима.
И возгордится смерть, насъ принимая.
Идемъ. Ужъ охладла оболочка
Души великой. Женщины, идемте.
Друзей, теперь могущихъ быть опорой,
Найдемъ въ ршимости да въ смерти скорой.

(Уходятъ унося тло Антонія).

 []

 []

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Лагерь Цезаря подъ Александріей.

Входять Цезарь, Агриппа, Долабелла, Меценатъ, Галль, Прокулей и другіе.

Цезарь.
Ступай къ нему и требуй, чтобъ онъ сдался.
Скажи ему, что въ этомъ положеньи
Онъ всякою дальнйшей проволочкой
Лишь надъ самимъ собою надсмется.
Долабелла.
Исполню все. (Уходитъ).

Входитъ Дерцетъ съ обнаженнымъ мечемъ Антонія.

Цезарь.
Что это значитъ? Кто ты,
Дерзнувшій такъ явиться передъ нами?
Дерцетъ.
Меня зовутъ Дерцетомъ. Я служилъ
Антонію, какъ лучшему владык
Слуга врнйшій. Былъ ему я преданъ,
Пока онъ жилъ и могъ повелвать.
Въ борьб съ его врагами не щадилъ
Я дней своихъ. А нын, коль желаешь,
Теб служить я стану, какъ ему,
А не желаешь — жизнь мою возьми.
Цезарь.
Что хочешь ты сказать?
Дерцетъ.
Я говорю, о Цезарь:
Антоній умеръ.
Цезарь.
Всть о столь великомъ
Событіи не такъ-бы прозвучала.
Земля, дрожа кругомъ, загнала-бъ львовъ
На улицы, а горожанъ — въ пустыни.
Со смертію Антонія скончался
Не онъ одинъ, но въ имени его
Заключено полъ-міра.
Дерцетъ.
Умеръ онъ,
Убитый не слугою правосудья
И не ножемъ наемнымъ. Та рука,
Что начертала собственную славу
Дяньями своими, вдохновившись
Безстрашнымъ сердцемъ, въ сердце мечъ вонзила.
Въ этотъ мечъ. Онъ извлеченъ изъ раны
И кровью благородной обагренъ.
Цезарь.
Друзья, вы опечалены? Пусть боги
Меня накажутъ, если эта всть
Не въ силахъ и царей заставить плакать.
Агриппа.
Какъ странно, что природа намъ велитъ
Встрчать слезами то, чего такъ страстно
Желали мы.
Меценатъ.
Достоинства его
Велики были, какъ его пороки.
Агриппа.
Возвышенне духъ не управлялъ
Никмъ изъ смертныхъ. Только вы, о боги,
Пороками насъ надлили, въ память
Того, что мы лишь люди, Цезарь тронутъ.
Меценатъ.
Въ такомъ великомъ зеркал не можетъ
Онъ не увидть самого себя.
Цезарь.
Антоній!
До этой смерти я тебя довелъ!
Но ржемъ-же мы собственное тло
Въ болзни. Долженъ былъ одинъ изъ насъ
Быть зрителемъ паденія другого,
Для насъ двоихъ былъ слишкомъ тсенъ міръ.
За то теперь хочу я громко плакать
Завтными, какъ сердца кровь, слезами
Объ участи твоей, мой братъ, мой другъ
По замысламъ высокимъ, мой союзникъ
По власти, мой товарищъ по оружью.
О, врная рука моя, о сердце,
Въ которомъ разгоралась мысль моя,
О томъ я плачу, что созвздья наши
Разъединили такъ непримиримо
Союзъ нашъ тсный.— Слушайте, друзья…

(Входитъ встникъ).

Но разскажу о томъ въ другое время.
У человка этого въ глазахъ
Написано, что онъ явился съ встью.
Послушаемъ, что скажетъ.— Ты откуда?
Встникъ.
Я бдный лишь египтянинъ. Царица,
Владычица моя, въ своемъ послднемъ
Владньи запершись — въ своей гробниц,—
Желаетъ знать намренья твои,
Чтобъ къ дол приготовиться заран
Которая ей предстоитъ.
Цезарь.
Пусть духомъ
Не падаетъ. Она узнаетъ вскор
Черезъ одного изъ нашихъ приближенныхъ,
Какъ для нея почетно и какъ мягко
Ршенье наше. Цезарь быть не можетъ
Жестокосердъ, покуда живъ.
Встникъ.
Пусть боги
Тебя хранятъ. (Уходитъ).
Цезарь.
Ступай къ ней, Прокулей,
Скажи, мы не хотимъ ее унизить
Утшь ее въ отчаяніи страстномъ,
Смотри, чтобъ насъ самоубійствомъ гордымъ
Она не побдила. Пребыванье
Царицы въ Рим было-бъ для меня
Тріумфомъ вчнымъ. Такъ ступай и быстро
Вернись, чтобъ сообщить ея отвтъ
И то, какой найдешь ее.
Прокулей.
Спшу,
О Цезарь! (Уходитъ).
Цезарь.
Галлъ! Ступай и ты. (Галлъ уходитъ).
Гд Долабелла?
Онъ шелъ-бы съ Прокулеемъ.
Агриппа и Меценатъ.
Долабелла!
Цезарь.
Нтъ, не зовите. Вспомнилъ я, что самъ
Послалъ его, но онъ вернется вскор.
Пойдемте въ мой шатеръ. Тамъ убдитесь,
Какъ неохотно началъ я войну,
Какъ въ письмахъ былъ миролюбиво-сдержанъ.
Идемъ. Я покажу вамъ все, что можно.

(Уходятъ).

 []

СЦЕНА II.

Александрія. Могильный памятникъ.

Входятъ Клеопатра, Харміана и Ира.

Клеопатра.
Отчаянье мн силы придаетъ
Для лучшей жизни. Что такое Кесарь?
Не будучи Фортуной, онъ лишь рабъ
Фортуны, прихотей ея свершитель.
Величье лишь въ одномъ: исполнить то,
Что всмъ другимъ дламъ конецъ положитъ,
Случайности скуетъ, превратность свяжетъ,
Въ сонъ погрузитъ и вкусъ притупитъ къ грязи,
Что нищаго и Кесаря питаетъ.

Входятъ Прокулей и Галлъ, за ними воины.

Прокулей.
Египетской цариц Цезарь шлетъ
Привтъ и предлагаетъ ей обдумать,
О чемъ она намрена просить.
Клеопатра.
Зовешься какъ?
Прокулей.
Мн имя — Прокулей.
Клеопатра.
Антоній говорилъ мн о теб,
Совтовалъ теб лишь довряться,
Но мн обманъ не страшенъ съ той поры,
Какъ я въ доврьи больше не нуждаюсь.
Коль господинъ твой хочетъ, чтобъ царица
Просила подаянья у него,
Скажи, что я, изъ одного приличья,
Могу просить лишь царство. Коль желаетъ
Онъ мн отдать для сына моего
Египетъ завоеванный, за даръ
Моихъ владній собственныхъ согласна
Я преклонить колна передъ нимъ.
Прокулей.
Не унывай. Ты въ царственныя руки
Кладешь свой рокъ. Не бойся ничего.
Вполн доврься моему владык,
Онъ милостивъ и милость изливаетъ
На всхъ, кто въ ней нуждается. Позволь
Ему о добровольномъ подчиненьи
Твоемъ донесть, и ты въ немъ обртешь
Такого побдителя, который
Изъ дружбы самъ теб предложитъ все,
О чемъ его ты просишь на колняхъ.
Клеопатра.
Прошу, скажи ему, что я раба
Его судьбы, что признаю величье,
Которое онъ самъ завоевалъ.
Что упражняюсь каждый часъ въ наук
Покорности, что съ радостью предстану
Передъ его лицо.
Прокулей.
Все передамъ, царица.
Ты можешь быть покойна, ибо знаю:
Онъ сострадаетъ твоему несчастью,
Хотя и самъ причиною его.
Галлъ.
Взгляни: теперь легко ей овладть.

(Прокулей съ двумя воинами проникаетъ по лстниц въ мавзолей и становится позади Клеопатры. Другіе воины, сломавъ засовы, отворяютъ двери).

Вы до прибытья Цезаря ее
Здсь вмст стерегите.

(Уходитъ).

Ира.
О, царица!
Харміана.
О, Клеопатра! Ты въ плну, царица!
Клеопатра (вынимая кинжалъ).
Скорй, о, руки врныя, на помощь!
Прокулей.
Остановись, царица!

(Обезоруживаетъ ее).

Пожалй
Сама себя! Поврь: тебя спасаю,
Не предаю!
Клеопатра.
Какъ! Лишена я смерти,
Въ которой не отказываемъ псамъ,
Чтобъ ихъ спасти отъ мукъ!
Прокулей.
О, Клеопатра,
Не злоупотребляй ты добротою
Владыки моего, не покушайся
На жизнь свою. Позволь предъ цлымъ свтомъ
Ему явить свое великодушье.
Твоя-же смерть была-бъ тому помхой.
Клеопатра.
Гд ты, о смерть?
Приди, приди, приди!
Возьми царицу, стоющую сотни
Дтей и нищихъ!
Прокулей.
Успокойся сердцемъ!
Клеопатра.
Другъ, я не буду сть, не буду пить,
И — чтобъ сказать все сразу — спать не буду.
Я оболочку смертную свою
Разрушу, что бы Цезарь ни задумалъ.
Знай, другъ, что не хочу стоять въ оковахъ
Въ дворц владыки твоего, ни ждать,
Чтобъ глупая Октавія меня
Своимъ смиреннымъ взоромъ бичевала,
Я не хочу быть поднятой на воздухъ
Предъ чернію злословящаго Рима.
Пусть лучше яма первая въ Египт
Могилою мн будетъ. Въ тину Нила
Меня пусть лучше бросятъ обнаженной,
Чтобъ водяныя мухи искусали
И превратили въ чудище меня.
Пускай одна изъ пирамидъ высокихъ
Моей страны мн вислицей станетъ,
И пусть меня повсятъ на цпяхъ!
Прокулей.
Сама даешь просторъ зловщимъ мыслямъ,
Въ нихъ Цезарь неповиненъ.

Входитъ Долабелла.

Долабелла.
Прокулей,
О томъ, что здсь случилось, Цезарь знаетъ.
Тебя къ себ зоветъ онъ, за царицей
Мн поручивъ надзоръ.
Прокулей.
Такъ, Долабелла,
И мн всего пріятнй. Будь къ ней добръ.

(Къ Клеопатр).

Я Цезарю согласенъ передать
Все, что теб угодно.
Клеопатра.
Передай,
Что умереть хочу.

(Прокулей и воины уходятъ).

Долабелла.
Великая царица,
Ты обо мн слыхала-ль?
Клеопатра.
Не припомню.
Долабелла.
Ты врно знаешь, кто я.
Клеопатра.
Все равно,
Слыхала я иль нтъ. Вдь вы сметесь,
Коль женщины иль дти повствуютъ
О снахъ своихъ? Вдь вашъ таковъ обычай?
Долабелла.
Не понимаю словъ твоихъ, царица.
Клеопатра.
Мн снилось: жилъ Антоній императоръ.
Ахъ, видть-бы еще разъ сонъ такой,
Чтобъ встртить вновь такого человка.
Долабелла.
Коль такъ теб угодно…
Клеопатра.
Точно небо,
Его лицо сіяло, и на немъ
Луна и солнце путь свой совершали,
Ничтожный озаряя шаръ земной.
Долабелла.
Прекрасная царица…
Клеопатра.
Море онъ
Ногами попиралъ. Его рука
Подъятая была какъ украшенье,
Внчающее шлемъ. Его похожъ былъ голосъ
На музыку небесныхъ сферъ, когда
Онъ говорилъ съ друзьями. Но, желая
Всю землю потрясти онъ рокоталъ,
Какъ громъ небесный. Доброта.его
Зимы не знала, но была, какъ осень,
Тмъ больше принося плодовъ, чмъ больше
Ихъ пожинали. Прихоти его
Высоко поднимались, какъ дельфины,
Надъ той стихіей, средь которой жили.
Его ливрею короли носили
И принцы. Точно мелкую монету,
Онъ сыпалъ изъ кармана острова
И царства цлыя.
Долабелла.
О, Клеопатра…
Клеопатра.
Скажи, существовалъ-ли въ самомъ дл,
Существовать-ли могъ подобный смертный,
Какъ тотъ, кто мн приснился?
Долабелла.
Нтъ, царица.
Клеопатра.
Ты лжешь, и боги слышатъ эту ложь.
Но если есть иль былъ подобный смертный,
Онъ могъ вс сновиднья превзойти.
Въ созданьи дивныхъ формъ безсильна спорить
Съ фантазіей природа. Но, создавъ
Антонія, природа превзошла
Фантазію, и въ тни превратила
Ея созданья.
Долабелла.
Выслушай, царица.
Твоя потеря такъ же велика,
Какъ ты сама. Ее ты переносишь,
Какъ подобаетъ тяжести ея.
И пусть не знаю въ жизни я удачи,
Коль скорбь твоя меня не заразила
И сердце до основъ не потрясла.
Клеопатра.
Благодарю. Извстно-ли теб,
Какъ поступить со мной намренъ Цезарь?
Долабелла.
Мн тяжело сказать и все-жъ хочу я,
Чтобъ знала ты.
Клеопатра.
Молю тебя, скажи.
Долабелла.
Онъ какъ ни благороденъ…
Клеопатра.
Поведетъ
Меня за тріумфальной колесницей?
Долабелла.
Да, поведетъ, царица. Знаю это.

(Голоса за сценой: дорогу Цезарю!).

Входятъ Цезарь, Галлъ, Прокулей, Меценатъ, Селевкъ и свита.

Цезарь.
Кто здсь царица
Египта?
Доллабелла (Клеопатр)*
Предъ тобою императоръ.

(Клеопатра преклоняетъ колна).

Цезарь.
Встань. Не должна ты преклонять колна.
Встань. Встань, царица!
Клеопатра.
Такъ хотли боги,
Я побдителю и властелину
Должна повиноваться.
Цезарь.
Прогони
Ты мысли черныя. Хоть оскорбленья,
Тобою нанесенныя намъ прежде,
Начертаны глубоко въ нашемъ сердц,
Мы ихъ считать случайностью хотимъ!
Клеопатра.
Не въ силахъ я, о царь единый міра,
Свое же дло такъ теб представить,
Чтобъ выяснить въ немъ все. Но сознаюсь,
Что подчинялась слабостямъ, нердко
И до меня позорившимъ нашъ полъ.
Цезарь.
Знай, Клеопатра, намъ скорй угодно
Смягчить твои страданья, чмъ усилить.
Коль ты моимъ противиться не станешь
Намреньямъ, къ теб столь благосклоннымъ,—
Теб послужитъ въ пользу перемна
Твоей судьбы. Но если, подражая
Антонію, на насъ набросишь тнь
Жестокости, то у себя-жъ похитишь
Благодянья наши, а равно
Дтей подвергнешь мукамъ, отъ которыхъ
Я ихъ избавлю, если подчинишься.
Теперь я ухожу.
Клеопатра.
Въ любое мсто міра:
Онъ весь теб принадлежитъ. А мы,
Твои трофеи, знаменья побды,
Должны висть, гд ты прикажешь. Здсь,
Мой властелинъ…
Цезарь.
Въ сношеньяхъ съ Клеопатрой
Сама моей совтницей ты будешь.
Клеопатра.
Вотъ опись денегъ, драгоцнныхъ блюдъ
И украшеній, мн принадлежащихъ.
Имъ всмъ цна указана. Межъ ними
Нтъ ни единой бездлушки. Гд
Селевкъ?
Селевкъ.
Я здсь, царица.
Клеопатра.
Это мой
Казнохранитель. Головой своей
Теб отвтитъ онъ, что ничего я
Не утаила. Говори-же правду,
Селевкъ.
Селевкъ.
Царица, лучше-бъ мн печатью
Закрыть мои уста, чмъ на свою
Погибель лгать.
Клеопатра.
Что утаила я?
Селевкъ.
Вещей довольно, чтобъ купить вс т,
Что въ описи показаны твоей.
Цезарь.
Царица, не краснй! Я одобряю
Такую осторожность.
Клеопатра.
Видишь, Цезарь?
Смотри, какъ вс бгутъ за тмъ, кто счастливъ.
Служители мои твоими стали,
А помняйся мы судьбой, твои
Передались-бы мн. Неблагодарность
Селевка въ бшенство меня приводитъ.
О, рабъ! Ты также вренъ, какъ любовь
Продажная! Ты пятишься? Клянусь,
Ты побжишь. Но я твои глаза,
Поймаю, будь у нихъ хоть крылья. Рабъ!
Подлецъ бездушный! Песъ! какая низость!
Цезарь.
Прошу тебя, добрйшая царица…
Клеопатра.
О, Цезарь! Какъ мн горекъ этотъ стыдъ!
Ты, властелинъ, меня въ моемъ паденьи
Высокимъ посщеньемъ удостоилъ,
А собственный слуга мой прибавляетъ
Къ моимъ скорбямъ еще свою вражду.
Допустимъ, Цезарь, что я скрыла пару
Вещицъ ничтожныхъ, женскихъ бездлушекъ,
Какія мы даримъ друзьямъ домашнимъ,
Пусть, предположимъ даже, отложила
Я нсколько предметовъ драгоцнныхъ.
Чтобъ милость мн Октавіи снискать
И Ливіи,— ему-ль, кто мной возвышенъ,
Меня изобличать? О боги! Это
Больне сердцу, чмъ само паденье.

(Селевку).

Прошу, уйди отсюда, иль подъ пепломъ
Моихъ несчастій вспыхнетъ пламя гнва
Будь мужемъ ты, меня-бъ ты пожаллъ.
Цезарь.
Уйди, Селевкъ. (Селевкъ уходитъ).
Клеопатра.
Да будетъ всмъ извстно:
Насъ, сильныхъ міра, часто обвиняютъ
Въ чужихъ грхахъ. Когда-жъ мы пали, каждый
На нашъ-же счетъ свою являетъ доблесть,
И потому въ величьи и въ паденьи
Мы жалости достойны.
Цезарь.
Клеопатра,
Мы не включимъ въ военную добычу
Вещей, тобой объявленныхъ иль скрытыхъ.
Он — твои. Распоряжайся ими,
Какъ хочешь. Знай, что Цезарь не торгашъ
И торговаться о вещахъ не станетъ,
Которыя намъ продаютъ купцы.
Утшься-же, не создавай темницы
Изъ мрачныхъ думъ. Нтъ, милая царица
Я такъ намренъ поступать съ тобой,
Какъ ты сама совтовать мн будешь.
Брось мысль о голод и мирно спи.
Заботы наши о теб и жалость
Такъ велики, что мы друзьями будемъ.
Итакъ, прости!
Клеопатра.
Мой царь и повелитель!
Цезарь.
Не такъ. Прощай.

(Трубы. Цгзарь со свитою уходитъ).

Клеопатра.
Словами, милая, словами хочетъ
Меня заворожить онъ, чтобъ самой
Себ я измнила. Харміана,
Послушай, что скажу.

(Шепчетъ ей на ухо).

Ира.
Кончай скорй, царица.
День свтлый миновалъ, и ночь близка.
Клеопатра.
Скоре возвращайся. Я давно
Дала приказъ и, врно, все готово.
Ступай, поторопи.
Харміана.
Иду, царица.

Входитъ Долабелла.

Долабелла.
Царица гд?
Xарміана.
Передъ тобою.
Клеопатра.
Долабелла!
Долабелла.
По твоему желанію, царица,
Которому покорна, какъ святын,
Моя любовь, теб я сообщаю,
Что Цезарь путь чрезъ Сирію направитъ,
Тебя-жъ съ дтьми пошлетъ чрезъ трое сутокъ
Онъ прямо въ Римъ. Воспользуйся, какъ знаешь,
Моею встью. Я исполнилъ просьбу
Твою и общаніе свое.
Клеопатра.
Я останусь навкъ твоей должницей.
Долабелла.
А я твоимъ слугой. Прощай, царица.
Сопровождать я Цезаря обязанъ.
Клеопатра.
Прощай. Благодарю.

(Долабелла уходитъ).

Что скажешь, Ира?
Какъ я, ты будешь выставлена въ Рим,
Египетская кукла, на показъ.
Ремесленники, въ фартукахъ нечистыхъ,
Заткнувъ за поясъ молотокъ съ линейкой,
Поднимутъ насъ, чтобъ было насъ виднй.
И мы, окружены дыханьемъ смраднымъ,
Отрыжкой грубой пищи, вмст будемъ,
Вдыхать ихъ испаренья.
Ира.
Да хранятъ
Отъ этого насъ боги!
Клеопатра.
Неизбжно
Все это съ нами будетъ. Дерзкій ликторъ
Насъ свяжетъ, какъ распутницъ. Шелудивый
Римачъ охрипнетъ, въ псняхъ насъ браня.
Комедіанты ловкіе мгновенно
Насъ выведутъ на сцену, представляя
Пиры александрійскіе. Антоній
Въ нихъ будетъ пьянымъ вынесенъ на сцену,
А я увижу, какъ пискливый мальчикъ
Придастъ мн видъ и голосъ потаскухи
И надъ моимъ величьемъ насмется.
Ира.
О, боги!
Клеопатра.
Да, все это будетъ съ нами.
Ира.
Я не увижу этого. Я знаю,
Что ногти у меня сильне глазъ.
Клеопатра.
Вотъ врный путь ихъ замыслы разстроить
И обуздать безумье ихъ надеждъ.

{Возвращается Харміана).

Что, Харміана? Милыя мои,
Теперь меня царицей нарядите —
Подайте мн, Ира, лучшіе уборы.
Я вновь на Кидн тороплюсь на встрчу
Антонію. Теперь, о Харміана,
Покончимъ въ самомъ дл. А когда
Сослужишь эту службу мн, гуляй
До страшнаго суда. Подай корону
И остальное.

(Ира выходитъ).

Что за шумъ?

Входить одинъ изъ стражей.

Пришелъ
Какой то поселянинъ, непремнно
Тебя желаетъ видть. Онъ принесъ
Корзину съ фигами.
Клеопатра.
Впусти его.

(Стражъ уходитъ).

При помощи какихъ орудій жалкихъ
Творятся благородныя дла!
Онъ мн принесъ свободу. Неизмнно
Мое ршенье. Ничего во мн
Нтъ больше женскаго. Я вся теперь
Отъ головы до пятъ тверда, какъ мраморъ,
И не зову измнчивой луны
Своей планетой боле.

(Возвращается стражъ съ поселяниномъ, держащимъ корзину).

Стражъ.
Вотъ онъ.
Клеопатра.
Оставь его и удались.

(Стражъ уходитъ).

Ну что,
Запасся-ль ты красивой нильской змйкой,
Которая безъ боли убиваетъ?
Поселянинъ. Конечно, она со мной. Но не совтую теб трогать ее. Ея укусъ безсмертенъ. Кто отъ него умеръ, тотъ воскресаетъ рдко, а то никогда.
Клеопатра. Припомнишь ли случай, чтобы кто нибудь отъ него умеръ?
Поселянинъ. Сколько угодно, мужчины и женщины. Вотъ не дальше, какъ вчера, я слышалъ объ одномъ изъ нихъ. Честная женщина, которая, какъ вс женщины, немного привираетъ (чего бы он не должны были длать, разв изъ честности), разсказывала, какъ она умерла и чего натерплась. Говоря правду, она отозвалась о змйк очень хорошо, но вдь кто повритъ тому, что люди говорятъ, тому не пойдетъ впрокъ и половина того, что они длаютъ. Одно вн всякой несомннности: змйка эта — чудная змйка.
Клеопатра. Можешь насъ оставить. Прощай.
Поселянинъ. Желаю теб всякихъ радостей отъ этой змйки. (Ставитъ корзину на полъ).
Клеопатра. Прощай.
Поселянинъ. Можешь быть уврена, что змя змею и останется.
Клеопатра. Хорошо, хорошо, прощай.
Поселянинъ. Видишь-ли, на змю можно положиться только на рукахъ благоразумнаго человка, потому что, говоря правду, въ зм ничего нтъ добраго.
Клеопатра. Не бойся. Будемъ осторожны.
Поселянинъ. И отлично. Не давай ей ничего — не стоитъ она корма.
Клеопатра. Не състъ-же она меня’
Поселянинъ. Не такъ я простъ, чтобы не знать, что женщину и самъ дьяволъ не състъ. Женщина кушанье боговъ, если только дьяволъ не приправитъ ее по своему. А говоря правду, эти негодные дьяволы здорово пакостятъ богамъ черезъ женщинъ. Изъ каждаго десятка женщинъ, которыхъ смастерятъ боги, дьяволы перепортятъ пять.
Клеопатра. Хорошо. Ступай. Прощай.
Поселянинъ. Право такъ. Желаю теб вдоволь натшиться моей змйкой.

(Уходитъ. Возвращается Ира, неся порфиру, корону и проч.).

 []

Клеопатра.
Подай порфиру, прикрпи внецъ.
Я вся истосковалась по безсмертьи.
Отнын устъ моихъ не увлажатъ
Египетскія гроздья сладкимъ сокомъ.
Скоре, Ира! Чудится мн, будто
Я слышу зовъ Антонія. Я вижу,
Какъ онъ изъ гроба всталъ, чтобъ похвалить
Меня за благородный мой поступокъ.
Я слышу, онъ надъ Цезаремъ смется,
Надъ счастіемъ, которое намъ боги
Ниспосылаютъ съ тмъ, чтобъ оправдать
Впослдствіи грозящую намъ кару.
Супругъ, иду къ теб! Такъ называться
Даётъ мн право мужество мое.
Я вся огонь и воздухъ. Остальныя
Стихіи оставляю низшей жизни.
Все кончено? Придите-же, примите
Вы устъ моихъ послднее тепло.
Прощай, о Харміана дорогая!
Прощай надолго, Ира!

(Цлуетъ ихъ. Ира падаетъ и умираетъ).

Неужели
Въ моихъ устахъ ехидны скрыто жало?
Ты вдругъ упала? Если-же природа
И ты разстались такъ легко, то смерть
Ударъ — любовника щипокъ: хоть больно,
Но ждешь его. Ты-ль такъ лежишь недвижно?
Изсчезнувъ такъ, ты будто говоришь,
Что міръ не стоитъ, чтобъ мы съ нимъ прощались.

 []

Харміана.
Разлейся, туча черная, дождемъ,
Чтобъ я могла сказать, что сами боги
Заплакали теперь.
Клеопатра.
Какой позоръ!
Коль первая она пойдетъ на встрчу
Антонію кудрявому, онъ съ нею
Заговоритъ и дастъ ей то лобзанье
Котораго, какъ неба, жажду я.
Приди-же, смертоносная шалунья

(вынимаетъ змю и прикладываетъ къ своей груди).

И спутанный всей нашей жизни узелъ
Вмигъ острыми зубами разски.
О, дурочка, пропитанная ядомъ,
Будь злой и торопись! Когда-бъ могла
Ты говорить, я-бъ врно услыхала,
Какъ Цезаря великаго зовешь
Осломъ безмозглымъ.
Xарміана.
О, звзда востока!
Клеопатра.
О, тише, тише! Разв ты не видишь,
Что я держу младенца на груди?
Кормилицу онъ засосетъ до смерти.
Харміана.
О, сердце, разорвись!
Клеопатра.
Какъ воздухъ, нжно,
И сладко, какъ бальзамъ. И такъ отрадно —
О, мой Антоній!… И тебя возьму я.
(Прикладываетъ къ рук другую змю).
Что медлить мн!
(Падаетъ на постель и умираетъ).
Xарміана.
Въ пустынномъ этомъ мір?
Прости навкъ! Теперь ликуй, о смерть!
Въ твоихъ владньяхъ лучшая изъ женщинъ.
Вы, окна нжныя, закройтесь! Больше
На золотого Феба никогда
Столь царственнымъ очамъ не устремляться.
Вотъ на теб корона покосилась.
Поправлю и за дло!

(Вбгаетъ нсколько стражей).

1-ый стражъ.
Гд царица?
Харміана.
Потише! Не будите спящей!
1-ый стражъ.
Цезарь
Послалъ.
Xарміаиа.
Гонца, который слишкомъ медлилъ.

(Прикладываетъ къ своему тлу змю).

Ко мн! Скорй! Я чувствую едва.
1-ый стражъ.
Не ладно здсь! Смотри! Обманутъ Цезарь.
2-ой стражъ.
Сюда прислалъ онъ Долабеллу. Кликни
Его скоре.
1-ый стражъ.
Что-же тутъ свершилось?
Хорошее-ль то дло, Харміана?
Харміана.
Отличное, достойное царицы,
Считающей средь предковъ столько славныхъ
Царей! Ахъ, воины!

(Умираетъ. Возвращается Долабелла).

Долабелла.
Что здсь случилось?
2-ой стражъ.
Вс — мертвыя.
Долабелла.
Сбылися опасенья
Твои, о Цезарь. Ты сейчасъ прибудешь
И самъ увидишь дло роковое,
Которое желалъ ты отвратить.

(Голоса за сценой: дорогу Цезарю!)*

Входитъ Цезарь въ сопровожденіи свиты.

Долабелла.
О, повелитель!
Ты слишкомъ врный авгуръ. То сбылось,
Чего ты опасался.
Цезарь.
Доблестный конецъ!
Намренія наши отгадавши,
Она по царски свой избрала путь.
Какъ умерли он? Не вижу крови.
Долабелла.
Кто былъ у нихъ послдній?
1-ый стражъ.
Поселянинъ,
Принесшій фиги, Вотъ его корзина.
Цезарь.
Отъ яда, значитъ?
1-ый стражъ.
О, великій Цезарь!
Вотъ эта, Харміана, за минуту
Предъ тмъ, какъ ты пришелъ, была жива,
Стояла на ногахъ и говорила.
Я видлъ, какъ корону поправляла
Она на голов царицы мертвой.
Она шаталась, стоя, и внезапно
Свалилась на полъ.
Цезарь.
Доблестная слабость!
Будь это ядъ, у нихъ тла распухли-бъ.
Царица точно притворилась спящей,
Какъ если-бъ въ сти красоты хотла
Антонія другого заманить.
Долабелла.
Немного крови вижу на груди
И легкую припухлость. Замчаю
Я то же на рук ея.
1-ый стражъ.
То слдъ
Зминаго укуса. Листья фигъ
Покрыты той-же слизью, что ехидны
Въ пещерахъ Нила часто оставляютъ.
Цезарь.
Весьма правдоподобно, что она
Прибгла къ этой смерти. По разсказамъ
Ея врача, она разузнавала
О способахъ легчайшихъ умереть.
Царицу вмст съ ложемъ поднимите
И удалите прочь тла прислужницъ.
Ее положимъ рядомъ въ мавзоле
Съ Антоніемъ, и на земл не будетъ
Гробницы съ бол славною четою.
Событія, какъ эти, потрясаютъ
И тхъ, кто подготовилъ ихъ. Сказанье
Объ ихъ судьб возбудитъ жалость къ жертвамъ,
Не меньшую, чмъ слава полководца,
Кто былъ всему причиной. Пусть войска
Торжественно проводятъ прахъ — и въ Римъ!
Ты, Долабелла, властью облеченъ
Руководить обрядомъ похоронъ.

(Уходятъ).

Н. Минскій и О. Чюмина *).

*) Н. М. Минскій перевелъ 1, 4 и 5 дйствія, 2 и 3 дйствія переведены О. Н. Чюминой.

 []

АНТОНІЙ И КЛЕОПАТРА.

(Antony and Cleopatra),

Стр. 227. Дйствующія лица.
Списокъ дйствующихъ лицъ появился впервые въ изданіи 1709 г.
Авторъ предисловія къ ‘Антонію и Клеопатр’ проф. . Ф. Злинскій недоволенъ обычною транскрипціею именъ дйствующихъ лицъ трагедіи и въ нижеслдующей замтк даетъ рядъ историко-филологическихъ соображеній.
Съ особымъ удовольствіемъ давая мсто замтк талантливаго ученаго, думаемъ, однако, что онъ нсколько увлекается въ своей филологической прямолинейности. Харміана, несомннно, больше говоритъ уху русскаго читателя, чмъ Харміонъ. Что-же касается исправленія ошибокъ Шекспировскаго текста, то эта задача всего мене входитъ въ обязанности перевода. Тутъ дло не въ ‘піететности’, a въ томъ, что грубйшія ошибки историческія, географическія, филологическія и иныя составляютъ одну изъ характерныхъ особенностей Шекспира.

Замтка . Ф. Злинскаго.

‘Имена дйствующихъ лицъ въ этой пьес отчасти римскія, отчасти греческія или греко-восточныя. Первыя никакого сомннія не допускаютъ, исключая имени приближеннаго Антонія, Домитія Аэнобарба (Ahenobarbus или Anobarbus, ‘мдная борода’, Barbarossa), которое y Шекспира, вслдствіе неправильнаго чтенія (Aenob. вмсто Aёnob) искажено въ Еnobarbus. Слдовало бы возстановить римскую форму, но первые два слога ‘Аэнобарбъ’ читать слитно (ср. прим. т. I., стр. 197). Зато вторая категорія представляетъ нсколько затрудненій. Того приближеннаго Антонія, который принесъ Цезарю его мечъ, Плутархъ зоветъ Деркстеемъ Derkctaios, перев. Норта: Dercetaeus), Шекспиръ, очевидно ради размра, измнилъ его въ Dercetas (д. V, сц. 1: I am call’d Dercetas). Отпущенника Цезаря, высченнаго Антоніемъ, Плутархъ зоветъ ирсомъ (Thyrsos), y Шекспира подъ вліяніемъ опечатки вышло (вмсто Thyrsus) Thyreus. Подъ вліяніемъ такихъ-же опечатокъ евнухъ Клеопатры Мардіонъ (Mardin, уменьшительное отъ Mardios) и — что особенно прискорбно — ея подруга Харміонъ (Charmion, уменьшительное отъ charm ‘отрада’) превратились въ Mardian и Charmian. Издатели и переводчики изъ ‘піетета’ сохраняютъ шекспировскія опечатки, мы полагаемъ, что этотъ піететъ по своей цнности равенъ тому, въ силу котораго издатели Шуберта увковчиваютъ его французскую безграмотность (moments musicals), русскому же переводчику, который все равно не можетъ сохранить имена Шекспира въ ихъ чистот, кажется и подавно такой піететъ не присталъ.
Къ этимъ затрудненіямъ, представляемымъ шекспировской формой имени, прибавляются другія, вызываемыя ихъ русской транскрипціей, и тутъ он касаются не столько римской группы, для которой законы транскрипціи установлены, сколько греческой. Eros (род. Ertis), Philo (род. Philnis) должны дать ‘Эротъ’, ‘Филонъ’, такъ же несомннно изъ Iras (род. Iradis, гроч. Eirs, Eirdos) должно получиться ‘Ирада’ — ср. Hellas ‘Эллада’, Ilias, ‘Иліада’ и др. Имена Alexas, Menas имютъ по-гречески ударенія на окончаніи (Аіех, уменьш. отъ Alexandros, Menas отъ Mnodros), y насъ такія имена сохраняютъ свое a (Achills ‘Ахилла’ и др., спец. Mns дало y насъ въ святцахъ, по визатійскому произношенію, ‘Мина’ — слдовало-бы поэтому читать ‘Алекса’, ‘Мена’.

. Злинскій.

Стр. 228. Филонъ: Чтобъ охлаждать любовный жаръ цыганки.
Англійское слово gipsy (цыганка, бродяга) — исковерканное Egyptian — уроженецъ Египта, откуда преданіе выводило происхожденіе цыганъ.
Увидишь самъ, какъ третій столбъ вселенной
Шутомъ блудницы сталъ.
Антоній называется третьимъ столбомъ все, какъ тріумвиръ, раздлившій съ Октавіемъ и Лепидомъ господство надъ тогдашнимъ міромъ. Почему Филонъ называетъ его ‘шутомъ блудницы’, поясняетъ Плутархъ. ‘Вмст съ нимъ играла она въ кости, пила, охотилась или смотрла на его военныя упражненія. Ночью Антоній подходилъ иногда къ дверямъ или окнамъ домовъ простыхъ горожанъ и шутилъ съ ихъ хозяевами. Клеопатра была съ нимъ, шатаясь вмст въ плать рабыни, Антоній старался одваться точно такъ же. Такимъ образомъ на его счетъ всегда отпускали остроты, иногда же его подчивали и кулаками’.
Стр. 228. Антоній: Коль такъ, то землю новую создай подъ новымъ небомъ.
Антоній хочетъ сказать, что если Клеопатра собирается назвать предлъ его любви, то ей для этого надо создать новый міръ.
Стр. 228. Клеопатра: Скудобородый Цезаръ.
Октавій, который былъ въ это время молодъ.
Стр. 229. Клеопатра: гд вызовъ въ судъ отъ Фульвіи?
Въ подлинник ‘process’ — судебное требованіе. Такъ Клеопатра иронически называетъ строгіе призывы Фульвіи, жены Антонія.
Стр. 229. Клеопатра:
Я глупой лишь кажусь теперь, но знаю:
Самимъ собою останется всегда Антоній.
Отдаваясь Антонію, котораго сама называетъ неврнымъ, она можетъ казаться глупой, но она не такова, ибо знаетъ его вроломство. Но толкуютъ это мсто и иначе: Клеопатра въ самомъ дл называетъ себя глупой и противополагаетъ Антонію, на имени котораго эта связь не отразится.
Стр. 229. Антоній: A ей молчите.
Эти слова, по мннію большинства комментаторовъ, обращены къ слуг, который хочетъ продолжать свое сообщеніе изъ Рима.
Стр. 229. Входятъ Харміана, Ира, Алексасъ и предсказатель.
По изданію folio съ ними входятъ еще: Ламирій, Ранній, Луциллій, евнухъ Мардіанъ и Алексасъ.
Стр. 230. Харміана: Въ такомъ случа я предпочла бы грть свою печень виномъ.
Печень при Шекспир считалась источникомъ похоти. Безъ взаимной любви ужъ лучше, чтобы печень пылала отъ вина, чмъ отъ неудовлетворенной страсти.
Дай мн родитъ сына, который заткнетъ за поясъ Ирода Іудейскаго.
Царь Іудеи Иродъ изображался на старо-англійской сцен — вслдъ за обще-европейскимъ народнымъ представленіемъ — страшнымъ злодемъ м тираномъ.
Я долгую жизнь предпочитаю всмъ пряникамъ.
Англійская народная поговорка.
Значитъ, мои дти останутся безъ имени.
По объясненію Стивенса: ‘значитъ, мои дти будутъ незаконгорожденными’, по мннію Джонсона: ‘значитъ, y меня никогда не будетъ мужа, a стало быть и дтей, которымъ я смогу дать имя’. Послднее толкованіе Деліусъ считаетъ мене искусственнымъ.
Стр. 231. Встникъ:
Лабіенъ ... съ парянскимъ войскомъ
Всю занялъ Азію.
Римскаго полководца Лабіена парянскіе вожди провозгласили царемъ Мессопотаміи.
Стр. 232. Антоній:
Мы производимъ сорную траву,
Когда не ветъ втеръ благотворный.
Втеръ препятствуетъ появленію сорныхъ травъ, которыя пышно расцвтаютъ во время душнаго застоя.
Стр. 233. Антоній:
Въ чемъ жизнь, какъ въ конскомъ волос, таится,
Хоть не грозитъ оно зминымъ ядомъ.
У современниковъ Шекспира обычно поврье, что конскій волосъ, положенный въ навозъ, обращается въ ядовитыхъ змй.
Стр. 234. Клеопатра:
Если бъ
Имла я твой ростъ, узналъ бы ты,
Что храбрыя сердца есть и въ Египт.
Клеопатра говоритъ, что отплатила бы Антонію за его вроломство, если бы была такъ же сильна, какъ онъ.
Стр. 234. Антоній:
Секстъ Помпей
Къ стнамъ подходитъ Рима.
Въ подлинник port, что переводчикъ — вслдъ за другими — принялъ за ‘ворота Рима’. Но, какъ видно изъ Плутарха, рчь идетъ о порт Рима, гавани Остіи, которой грозилъ Помпей, онъ отрзалъ Римъ отъ моря и тмъ вызвалъ здсь голодъ.
Стр. 234. Клеопатра:
Хотя не отъ безумья,
Мой возрастъ отъ ребячества защита.
Ея возрастъ не спасъ ея отъ безумной любви, но охраняетъ отъ дтскаго доврія.
Гд -жъ урны съ влагой слезъ твоихъ?
По мннію Джонсона, Клеопатра иметъ здсь въ виду не античныя священныя урны для слезъ, но глаза Антонія.
Стр. 234. Антоній:
Клянусь
Огнемъ, животворящимъ нильскій илъ.
То-есть солнцемъ, оплодотворяющимъ илъ, нанесенный разлитіемъ Нила.
Стр. 235. Клеопатра:
Потомъ простись со мною, увряя,
Что это слезы по Египту.
По указанію Деліуса Egypt здсь не Египетъ, но царица Египта, эта форма обычна y Шекспира.
Стр. 235. Клеопатра:
Взгляни, о, Харміана,
На Геркулеса римскаго.
По Плутарху ‘красная борода, широкій лобъ и горбатый носъ длали Антонія похожимъ на героя-Геракла, какимъ его рисуютъ на картинахъ или представляютъ въ статуяхъ. По древнему преданію, онъ даже происходилъ отъ Геракла, считаясь потомкомъ сына Геракла, Антона. Антоній доказывалъ справедливость этого преданія своею вншностью, о которой я говорилъ выше, и затмъ своею одеждой,— когда ему приходилось появляться въ многочисленномъ обществ, онъ застегивалъ тунику на бедр, опоясывался большимъ мечомъ и накидывалъ на плечи грубый солдатскій плащь’.
Стр. 235. Клеопатра:
Только память y меня
Похожа на Антонія.
Ср. вступительную статью, стр. 224.
Стр. 235. Цезарь: Вотъ вс извстія изъ Александріи.
Въ изданіи folio указаніе, что Цезарь читаетъ эти свднія объ Антоніи въ письм.
Вдова же Птолемеева не больше
На женщину похожа, чмъ онъ самъ.
Клеопатра была женой своего брата Птоломея.
Стр. 236. Встникъ: Еще извстье, Цезарь.
Есть предположеніе, что это говоритъ второй встникъ, хотя соотвтственнаго указанія y Шекспира нтъ.
Стр. 236. Цезарь:
Говорятъ, на Альпахъ
Такимъ питался мясомъ, что при вид
Его иной бы умеръ.
Послдняя гипербола прибавлена Шекспиромъ. Плутархъ говоритъ: ‘Посл такой роскошной жизни и блеска онъ безъ отвращенія пилъ гнилую воду и лъ лсные плоды и коренья, Говорятъ, его армія при переход черезъ Альпы питалась древесной корой и животными, которыхъ раньше никто не употреблялъ въ пищу’.
Стр. 237. Клеопатра:
Атласа,
Кто полъ-земли поднялъ.
Въ подлинник: ‘полу-Атласа этой земли’. Атласъ несетъ на себ небо, Антоній — землю (а не полъ-земли).
Стр. 237. Клеопатра: И этотъ чудодйственный напитокъ тебя позолотилъ.
Намекъ на жидкость, обращающую неблагородные металлы въ золото.
Стр. 238. Клеопатра:
Каждый день
Я буду присылать привтъ особый,
Хотя-бъ пришлось Египетъ обезлюдить.
То есть послать всхъ жителей его одного за другимъ послами къ Антонію.
Стр. 239. Помпей:
Вс прелести любви
Пусть блеклыя уста твои украсятъ,
О, Клеопатра жгучая!
Одно изъ многихъ указаній на то, что Клеопатра ужъ не молода.
Стр. 240. Энобарбъ: Будь я съ бородою Антонія — не сталъ бы нынче бриться.
Чтобы уже своимъ неряшливымъ видомъ доказать, какъ мало его почтеніе къ Октавію. Ниже (стр. 244) Энобарбъ разсказываетъ, какъ ‘учтивый’ Антовій ‘брется, на пиръ идя, разъ десять. Плутархъ говоритъ о ‘красивой бород’ Антонія, a на египетской монет онъ изображенъ бритымъ.
Стр. 240. Цезарь: Не знаю, Меценатъ, спроси Агриппу.
Антоній намренно разговариваетъ съ Вентидіемъ, Цезарь — съ Меценатомъ и оба демонстративно не обращаютъ другъ на друга вниманія.
Стр. 240. Антоній: Садись и ты.
Стивенсъ ставитъ здсь восклицательный знакъ желая отмтить, что Антоній, считающій себя выше, не позволяетъ Октавію приглашать его ссть. Деліусъ полагаетъ, что они просто обмниваются любезностями.
Стр. 243. Лепидъ: Вблизи горы Мизены.
То есть вблизи Мизенскаго мыса, недалеко отъ Неаполя.
Стр. 244. Меценатъ: Правда ли, что для двнадцати человкъ вы зажаривали къ завтраку восемь кабановъ?
Это взято y Плутарха: ‘Филота ввели на кухвю, гд онъ увидалъ большую стряпню и, между прочимъ, восемь жарившихся кабановъ. Онъ удивился масс гостей — за обдомъ. Поваръ со смхомъ отвчалъ, что обдаютъ за однимъ столомъ не много: всего около двнадцати человкъ, но что каждое подаваемое къ столу кушанье должно быть приготовлено прекрасно’. Равнымъ образомъ почти дословно по Плутарху переданъ дальнйшій разсказъ Энобарба о первой встрч Антонія съ Клеопатрой. Но ‘невидимый запахъ’ несся не съ галеры, но съ береговъ.
Стр. 246. Прорицатель:
Твой демонъ (духъ-хранитель)
Отваженъ, гордъ, великъ и несравнимъ,
Когда нтъ духа Цезаря.
Дословно по Плутарху: ‘Твой геній боится его генія. Гордый и высокій одинъ, — онъ становится униженнымъ и мене замтнымъ при его приближеніи’. Плутархъ считаетъ возможнымъ, что прорицатель, говоря такъ, хотлъ угодить Клеопатр.
Стр. 247. Клеопатра:
…A себ
Филиппа мечъ я сбоку прицпила.
Намекъ на то, что Антоній — побдитель Брута и Кассія при Филиппахъ.
Стр. 247. Харміана:
A водолазъ твой рыбу прикрпилъ
Соленую на крюкъ его, и важно
Ее тянулъ Антоній…
Намекъ на забавный эпизодъ, разсказанный Плутархомъ: ‘Однажды онъ ловилъ рыбу, ео охота была неудачной. Его бсило это, такъ какъ здсь находилась Клеопатра. Онъ веллъ рыбакамъ незамтно нырять въ воду и сажать на крючокъ пойманныхъ прежде рыбъ. Онъ вытащилъ одну рыбу два-три раза, что не укрылось отъ глазъ египтянки. Она притворилась удивленною, стала разсказывать своимъ друзьямъ и пригласила ихъ на слдующій день на рыбную ловлю. Многіе вошли въ рыбачью лодку. Антоній закинулъ удочку. Клеопатра приказала одному изъ своихъ рабовъ нырнуть и насадить на крючокъ соленую понтійскію рыбу. Антоній, думая, что попалась живая рыба, сталъ тащить ее, при хохот, конечно. ‘Оставь удочку, императоръ, намъ, рыбакамъ Фара и Каноба!— Ты долженъ ловить города, царей и земли’, сказала Клеопатра.
Стр. 249. Клеопатра:
Превознося Антонія, хулила
Я Цезаря.
Рчь идетъ, конечно, не объ Октавіи, a o Юліи Цезар.
Стр. 250. Помпей: Заложниковъ обмнъ мы совершили.
Заложники даны въ обезпеченіе взаимной безопасности во время мирныхъ переговоровъ.
Стр. 250. Помпей:
Имешь ты и мой отцовскій домъ.
Хозяйничай покуда въ немъ: кукушка
Не вьетъ гнзда…
Намекъ на фактъ, сообщенный Плутархомъ: ‘Когда продавался домъ Помпея, Антоній купилъ его, но когда съ него стали требовать деньги, разразился бранью’.
Стр. 251. Помпей:
Почтимъ другъ друга пиромъ на прощанье
По жребію: кто первый.
По Плутарху: ‘Бросили жребій. Угощать первымъ досталось Помпею. Антоній спросилъ, гд они будутъ обдать. ‘Тамъ’, отвтилъ Помпей, показавъ рукой на адмиральскій корабль съ шестью рядами веселъ, ‘тамъ — домъ, оставленный Помпею отцомъ!’ Онъ сказалъ это въ укоръ Антонію, жившему въ дом отца его, Помпея’.
Вотъ что я слышалъ:
Что приносилъ къ нему Аполлодоръ...
Разсказъ о первомъ любовномъ свиданіи Цезаря съ Клеопатрой такъ переданъ Плутархомъ: ‘Цезарь тайно призвалъ къ себ Клеопатру. Она взяла съ собою сирійца Аполлодора, одного изъ своихъ приближенныхъ, сла въ челнокъ и подъхала къ дворцу въ сумеркахъ. Она не могла пробраться незамченной и потому легла въ мшокъ для постели и вытянулась въ немъ во всю длину. Аполлодоръ обернулъ свертокъ ремнями и принесъ его Цезарю прямо черезъ двери’.
Стр. 252. Входятъ нсколько слугъ, накрывающихъ столъ для пиршества.
Пиршество, собственно, происходитъ въ смежномъ зал. Здсь слуги накрываютъ лишь столъ для послобденнаго дессерта.
Стр. 252. Антоній:
Такъ длаютъ (,) на пирамидахъ, Цезарь,
Отмтки есть о прибыли воды.
О таблиц на пирамидахъ для опредленія подъема воды въ Нил, Шекспиръ могъ читать y Плинія.
Стр. 253. Антоній: Когда его составныя части распадаются, онъ переселяется въ другія вещества.
Шуточный намекъ на переселеніе душъ встрчается также въ ‘Какъ вамъ угодно’ (д. III, сц. 2).
Стр. 253. Антоній:
Этой мели
Страшись, Лепидъ, ты сядешь на нее.
Пьяный Лепидъ качается, какъ корабль, наткнувшійся на мель.
Стр. 253. Менасъ: Желаешь быть владыкой міра?
Сцена съ предложеніемъ Менаса и знаменитымъ отвтомъ Помпея очень близка въ разсказу Плутарха, гд однако діалогъ много короче.
Стр. 254. Энобарбъ: И вс ему подтягивайте въ ладъ.
Въ подлинник Энобарбъ приглашаетъ всхъ только подхватить прип въ и, дйствительно, послдній стихъ Псни мальчика повторенъ въ текст два раза.
Стр. 254. Цезарь:
Помпей, спокойной ночи,
Дозволь тебя, братъ милый, увести.
Послднія слова обращены уже не къ Помпею, a къ Антонію, такъ какъ лишь его — мужа сестры — Цезарь называетъ братомъ.
Стр. 255. Вентидій: Страна парянъ, на стрлы не взирая, ты сражена.
Стрлы — типичное оружіе парянъ.
Ородъ,
Твой сынъ Пакоръ за Марка Красса плнникъ.
Этотъ стихъ объясняется Плутархомъ: ‘Сынъ парянскаго царя, Пакоръ, вторгся въ Сирію. Вентидій его разбилъ, причемъ масса парянъ осталась на мст, въ томъ числ и Пакоръ. Римляне получили полное удовлетвореніе за пораженіе Красса’. Крассъ былъ убитъ въ сраженіи Ородомъ.
Стр. 255. Вентидій:
И Цезарь, и Антоній побждали
Благодаря помощникамъ скорй,
Чмъ доблестямъ своимъ.
Здсь Шекспиръ вкладываетъ въ уста Вентидія то, что Плутархъ говоритъ отъ себя по поводу побды Вентидія.
Стр. 255. Вентидій:
Утратилъ Соссій,
Мой въ Сиріи предшественникъ, всю милость
Антонія.
Этого y Плутарха нтъ.
Стр. 255. Силій:
Ты качества имешь, безъ которыхъ
Не отличишь солдата отъ меча.
То есть разумъ.
Стр. 256. Агриппа: Ну, что? Простились, братья?
Агриппа говоритъ объ Октавіи и Антоніи.
Стр. 250. Агриппа: О, доблестный Лепидъ.
Энобарбъ: Достойнйшій, какъ Цезаря онъ любитъ.
Въ этихъ и дальнйшихъ фразахъ собесдники съ ядовитой ироніей повторяютъ напыщенныя и неискреннія похвалы, которыми союзники осыпаютъ другъ друга.
Стр. 256. Цезарь:
Къ теб да будутъ благосклонны
Стихіи вс, теб даруя радость.
По объясненію Мэлона, Октавія сопровождаетъ мужа черезъ море въ Грецію, Стаунтонъ и Джонсонъ полагаютъ, что рчь идетъ о жизненныхъ стихіяхъ.
Стр. 258. Гонецъ:
И лобъ ея такъ низокъ, какъ возможно
Лишь пожелать.
Низкій лобъ считался при Шекспир особенно некрасивымъ (ср. ‘Два Веронца’, т. I, стр. 45).
Стр. 259. Эросъ:
И удавитъ грозить вождя, который
Помпея умертвилъ.
По разсказу Плутарха, бжавшаго Секста Помпея убилъ Маркъ Тицій по приказанію Антонія.
Стр. 259. Энобарбъ: Міръ! У тебя дв части остаются.
То есть, за устраненіемъ Лепида, двое изъ тріумвировъ, пожирающихъ міръ.
Стр. 260. Цезарь: Въ виду всего народа, на площади въ Александріи… возслъ онъ на помост и т. д.
Въ уста Цезаря вложенъ дословно разсказъ Плутарха. Тронъ былъ поставленъ въ народномъ собраніи, устроенномъ въ Гимназіи. Земли между своими дтьми Антоній распредлилъ не совсмъ такъ, какъ указано y Шекспира: ‘Александру онъ отдалъ Арменію (въ перевод по ошибк — ‘Сирію’) и Мидію, Парію онъ хотлъ отдать ему тогда, когда покоритъ ее.
Стр. 261. Мой добрый братъ, сюда безъ принужденья,
По доброй вол такъ явилась я.
Здсь Шекспиръ совершенно измнилъ хронологію отношеній Антонія къ Октавіи. Во время этого разрыва между тріумвирами, она уже все знала и была открыто отвергнута мужемъ. Ране, когда она только вернулась изъ Греціи, она не послушалась брата и отказалась покинуть домъ мужа, заботясь о своихъ и его дтяхъ, о дтяхъ Фульвіи и даже о друзьяхъ Антонія. Но ко времени открытаго разрыва и битвы при Акціум Антоній отправилъ въ Римъ своихъ людей, чтобы выгнать Октавію изъ ея дома. Говорятъ, она вышла со всми дтьми Антонія, кром самаго старшаго его сына, отъ Фульвіи,— онъ находился при отц. Она скорбла, терзалась о своей участи, при мысли, что ее могутъ считать одной изъ причинъ войны. Въ Рим же жалли не столько ее, сколько Антонія, въ особенности, когда видли, что красотою и молодостью Октавія не уступала Клеопатр’.
Стр. 202. Клеопатра: Морское — да. Какое же иное?
Матеріаломъ для дальнйшаго діалога во всхъ его частностяхъ является разсказъ Плутарха: ‘Клеопатра имла надъ Антоніемъ такую власть, что онъ, въ угоду ей, хотлъ ршить войну флотомъ, хотя далеко превосходилъ непріятеля въ отношеній сухопутныхъ силъ и видлъ, что, вслдствіе недостатка въ матросахъ, его адмиралы устраивали охоты на путешественниковъ, погонщиковъ муловъ, жнецовъ и молодыхъ людей въ Греціи, и безъ того терпвшей многое. И все-таки корабли были плохо вооружены, большинство изъ нихъ не имло достаточнаго числа матросовъ и двигалось медленно. Октавіанъ не имлъ высокихъ или огромныхъ, построенныхъ на показъ кораблей, зато владлъ поворотливыми, быстрыми и снабженными достаточнымъ числомъ экипажа судами’.
Стр. 202. Канидій: …прu Фарсал,
Гд ты желалъ уравновсить бой
Помпея съ Цезаремъ.
Битва при Фарсал, ессалійскомъ городк, происходила въ 45 г. до Р. Хр. между Цезаремъ и Помпеемъ.
Стр. 202. Воинъ:
Не бейся на мор, не довряйся
Гнилымъ доскамъ.
О настроеніи, въ которомъ Антоній говорилъ съ этимъ заслуженнымъ и не простымъ воиномъ, свидтельствуетъ Плутархъ: ‘Говорятъ, одинъ изъ начальниковъ пхотныхъ войскъ, съ массой рубцовъ отъ ранъ, полученныхъ имъ въ цломъ ряд сраженій за Антонія, узналъ въ проходящемъ мимо — Антонія н сказалъ со словами на глазахъ: ‘Зачмъ, императоръ, забылъ ты о моихъ ранахъ и меч и ввряешь свои надежды ненадежному дереву?— Пусть сражаются на мор египтяне и финикійцы, ты же дай намъ землю, на которой мы привыкли стоять твердо, умирая или побждая враговъ!’… Антоній не отвчалъ ему ни слова, только рукой и взглядомъ какъ бы далъ знакъ мужаться, и пошелъ дальше. Самъ онъ не врилъ въ успхъ’.
Стр. 265. Антоній:
Октавій при Филиппахъ
Носилъ свой мечъ, какъ въ танцахъ.
Октавій принималъ въ битв при Филиппахъ настолько ничтожное участіе, что какъ будто носилъ лишь мечъ для украшенія — какъ носили его при танцахъ. Нкоторые думаютъ, что Шекспиръ имлъ въ виду пляску съ мечомъ, какія были приняты y древнихъ.
Онъ дйствовалъ всегда черезъ помощниковъ.
Антонію вложено въ уста то, что Плутархъ говорилъ объ Октаві и о немъ.
Стр. 208. Клеопатра:
И Цезаря отецъ устами часто
Руки моей касался недостойной.
Октавій Цезарь былъ пріемнымъ сыномъ Юлія Цезаря.
Стр. 268. Антоній: Какъ? Милостью она его даритъ.
Эпизодъ съ Тиреемъ, какъ онъ названъ въ Нортовскомъ перевод Плутарха,— или Тирсомъ, какъ его называетъ греческій оригиналъ, переданъ довольно близко къ источнику: ‘Тирсу приходилось разговаривать съ ней дольше, чмъ другимъ, вслдствіе чего онъ пріобрлъ со стороны ея глубокое уваженіе. Антоній сталъ подозрвать ее. Онъ приказалъ схватить Тирса, высчь плетьми и затмъ отпустить къ Октавіану. Антоній написалъ ему письмо, гд говорилъ, что Тирсъ своей заносчивостью и презрніемъ раздражилъ его, сдлавшагося легко раздражительнымъ вслдствіе своихъ несчастій’.
Стр. 270. Антоній …Зачмъ я
Не на холм Базанскомъ.
Базанскій холмъ упоминается въ Псалмахъ Давида (пс. XXII, ст. 13 и пс. LXVIII, ст. 16).
Стр. 272. Цезарь:
Пустъ знаетъ забіяка старый: много
Есть къ смерти y меня иныхъ путей.
Здсь Шекспиръ не понялъ Плутарха, y котораго Цезарь говоритъ, что y Антонія и помимо поединка есть много способовъ покончить съ собой.
Стр. 274. Антоній:
Еще сегодня мн поугождайте.
Кто знаетъ, не конецъ ли вашей служб?
‘Разсказываютъ,— сообщаетъ Плутархъ, что Антоній за этимъ обдомъ приказывалъ рабамъ наливать ему больше вина и кормить его лучше,— неизвстно, говорилъ онъ, придется ли имъ длать это завтра: быть можетъ, они должны будутъ служить новымъ господамъ, въ то время какъ онъ станетъ лежать трупомъ, обратится въ ничто. Замтивъ, что друзья заплакали въ отвтъ на его слова, онъ сказалъ, что не возьметъ ихъ съ собою въ сраженіе, гд ищетъ себ скоре почетной смерти, нежели спасенія или побды’. Такимъ образомъ Шекспиръ, y котораго Антоній ‘возлагаетъ свтлыя надежды на завтрашній день’, совершенно измнилъ здсь біографу Антонія.
Стр. 274. 4-й воинъ: Тсс… Что за звуки?
У Шекспира звуки эти, какъ и всегда y него всякіе таинственные звуки, принадлежатъ гобоямъ. У Плутарха они сложне: ‘Говорятъ, въ эту ночь, около двнадцати часовъ, среди молчанія и унынія, царствовавшаго въ столиц, вслдствіе страха въ ожиданіи будущаго, неожиданно раздались стройные звуки различнаго рода музыкальныхъ инструментовъ и крики толпы, выступавшей съ восторженными восклицаніями и сатирическими прыжками, какъ будто шла съ шумомъ толпа вакханокъ. Процессія направилась черезъ центръ города къ воротамъ, обращеннымъ къ сторон непріятеля. Здсь шумъ сдлался сильнеі чмъ раньше, и, наконецъ, прекратился’.
Стр. 274. 2-й воинъ:
Богъ Геркулесъ, Антоніемъ любимый,
Уходитъ отъ него.
Въ вступительной стать (стр. 222, примч.) указана ошибка, въ которую здсь впалъ Шекспиръ.
Стр. 276. Антоній: Привтъ мой въ сталь закованъ, какъ и я.
Въ подлинник mechanic compliment, — по объясненію Деліуса, — ‘формальности прощанія, приличныя простымъ людямъ, ремесленникамъ, a не человку изъ стали, воину, который покидаетъ милую съ однимъ солдатскимъ поцлуемъ’.
Стр. 278. Скаръ:
Была похожа рана
На букву Т и превращалась въ Н.
Деліусъ замчаетъ, что это было Т лежачее, новой раной обращенной въ Н.
Стр. 278. Антоній:
Я разскажу великой этой фе
Твои дла.
Эти слова обращены къ Скару.
Стр. 279. Клеопатра:
Другъ, дамъ теб доспхи золотые.
Ихъ прежде царь носилъ.
Плутархъ: ‘Гордясь побдой, Антоній вернулся во дворецъ, не снимая оружія, поцловалъ Клеопатру и хотлъ представить ей солдата, отличившагося боле другихъ. Она подарила ему въ награду золотую броню и золотой шлемъ. Ночью солдатъ бжалъ съ ними къ Октавіану’.
Стр. 280. Отдаленный шумъ морской битвы.
У Шекспира сказано ‘какъ бы морской битвы’ и, дйствительно, какъ видно изъ Плутарха, битвы не было: ‘Рано утромъ Антоній поставилъ пхоту на холмахъ, расположенныхъ передъ городомъ, и сталъ смотрть на корабли, выступившіе противъ непріятеля. Онъ спокойно глядлъ на нихъ, ожидая, что они сдлаютъ. Приблизившись, корабли Антонія сдлали веслами знакъ привтствія кораблямъ Октавіана. Т отвчали тмъ же, и суда Антонія перешли на сторону непріятеля’.
Стр. 280. Скаръ: …Въ парусахъ
Царицы свиты ласточками гнзда.
У Плутарха это знаменіе предшествуетъ битв при Акціум среди многихъ другихъ. ‘На корм адмиральскаго корабля Клеопатры (‘Антоніада’) ласточки свили гнздо, но прилетли другія ласточки, выгнали ихъ и заклевали ихъ дтей’.
Стр. 280. Антоній: О, трижды вроломная блудница.
Въ подлинник собственно не трижды вроломная, a просто тройная блудница: Клеопатра продавала себя Юлію Цезарю, Помпею и Антонію.
Стр. 280. Антоній:
Какъ истая цыганка, ты фальшивой
Игрой мое опустошила сердце.
Въ подлинник fast and loose — фокусы, которые показывали цыгане на ярмаркахъ.
Стр. 280. Антоній: Вотъ на мн рубашка Несса. Алкидъ мой предокъ!
Геркулесъ (Алкидъ) умеръ, од въ отравленную рубаху, которую коварно прислалъ ему черезъ его жену Дейанейру центавръ Нессъ.
О, дай мн силу
Забросить на рога луни Лихаса.
Геркулесъ въ порыв бшенства разбилъ о скалу своего слугу Лихаса.
Стр. 281. Клеопатра:
Бснуется онъ больше, чмъ Аяксъ
Изъ-за щита Ахилла.
У Шекспира по ошибк ‘Теламонъ’. Аяксъ, сынъ Теламона, одинъ изъ героевъ Троянской войны, пришелъ въ безумную ярость оттого, что греки присудили оружіе Ахилла (между прочимъ, замчательный щитъ, выкованный Гефестомъ) не ему, a хитрому Одиссею.
ессалійскій вепрь — въ греч. миологіи — чудовище, убитое Мелеагромъ.
Стр. 281. Харміана:
Скорй къ гробниц!
О ‘великолпныхъ, высокихъ и красивыхъ гробницахъ’, пристроенныхъ по приказанію Клеопатры къ храму Изиды, говоритъ Плутархъ. Сюда она стала сносить при извстіи о египетскомъ поход Октавія вс царскія драгоцнности и массу горючихъ матеріаловъ.
Стр. 282. Антоній: Не могъ бы семипластный щитъ Аякса..
Щитъ Аякса, по описанію ‘Иліады’, состоялъ изъ семи слоевъ воловьей кожи.
Стр. 282. Теперь меня оставь здсь на мгновенье.
Переводъ сдланъ согласно съ толкованіемъ, которое принимаютъ не вс комментаторы. Деліусъ находитъ, что это не приказаніе Эросу, но начало слдующей фразы: ‘Такъ какъ ты на мгновеніе оставила меня, такъ какъ ты умерла, Клеопатра, то я догоню тебя’ и т. д.
Стр. 282. Антоній:
Эней съ Дидоной
Лишатся провожатыхъ.
Духи, окружающіе въ преисподней влюбленную пару, Энея съ Дидоной, покинутъ ихъ, когда появится новая пара, Антоній и Клеопатра. Здсь Шекспиръ ошибся: y Виргилія Дидона въ загробной жизни соединена не съ своимъ вроломнымъ возлюбленнымъ Энеемъ, но съ своимъ супругомъ Сихеемъ.
Стр. 282. Антоній: Идущаго съ скрещенными руками.
Быть можетъ, pleached arms означаетъ здсь связанныя руки.
Стр. 284. Могильный памятникъ. На верху появляются Клеопатра, Харміана… Внизу появляется Діомедъ.
Гробница — сооруженіе въ глубин сцены, въ верхней части ея отверстіе, въ которое видна Клеопатра съ женщинами, дйствіе происходитъ наверху и внизу, на сцен.
Стр. 284. Клеопатра втаскиваетъ Антонія къ себ.
Трагизмъ вншнихъ подробностей этой тяжелой сцены превосходно передавъ Плутархомъ: ‘Антонія принесли на рукахъ къ дверямъ гробницы. Клеопатра не отворила дверей, но, подойдя къ окну, спустила веревки и небольшіе канаты. Антонія привязали къ нимъ, и затмъ Клеопатра, вмст съ двумя женщинами, которыхъ взяла съ собою въ усыпальницу, стали тянуть его наверхъ. По словамъ присутствовавшихъ здсь, они не видали ничего печальне этой картины. Обрызганнаго кровью, умирающаго Антонія тянули вверхъ. Вися въ воздух, онъ протягивалъ руки къ Клеопатр: женщинамъ трудно было поднимать его. Клеопатра только съ трудомъ, впиваясь, такъ сказать, руками въ веревку, съ дрожащими мускулами лица, тянула ее, въ то время, какъ стоявшіе внизу ободряли ее и помогали ей’.
Стр. 284. Клеопатра:. …со злости
Она свое сломаетъ колесо.
Фортуна въ вид женщины съ прялкой изображена также въ ‘Какъ вамъ угодно’ (д. I. сц. 2).
Стр. 285. Антоній:
Я римлянинъ, и римляниномъ честно
Былъ побжденъ.
Эти слова взяты y Плутарха: въ остальномъ діалогъ нсколько измненъ: ‘Когда Антонія подняли, она положила его на кровать и стала рвать на себ платье. Она била себя въ грудь, царапала ее руками, отирала своимъ лицомъ его кровь, называла его своимъ господиномъ, мужемъ и императоромъ и, изъ чувства состраданія къ нему, почти забыла о своемъ гор’.
‘Антоній уговорилъ ее перестать плакать и попросилъ себ вина. Быть можетъ, ему хотлось жить или же онъ надялся скорй умереть. Напившись, онъ совтовалъ Клеопатр подумать о самой себ и спасти свою честь безъ позора. Изъ друзей Октавіана онъ совтовалъ ей доврять всего боле Прокулею. Просилъ не плакать надъ нимъ за его послднія несчастія, но называть его счастливымъ за его прежнія удачи: ‘онъ пользовался огромною извстностью, огромнымъ вліяніемъ и теперь умираетъ честною смертью римлянина, побжденнаго римляниномъ’.
Стр. 286. Клеопатра: A вы, друзья, не унывайте.
Слова эти обращены, какъ показалъ Дайсъ, не къ ‘страж, оставшейся внизу’, a къ женщинамъ ея свиты.
A потомъ
Все доблестно свершимъ и благородно,
Какъ намъ велитъ обычай славный Рима.
Ужъ въ ‘Гамлет’ (д. V, с. 2) есть указанія на то, что Шекспиръ считалъ самоубійство, на которое здсь намекаетъ Клеопатра, проявленіемъ римской доблести.
Стр. 288. Александрія. Могильный памятникъ.
Нкоторые считаютъ, что здсь дйствіе происходитъ внутри гробницы. По мннію Деліуса, сцена та же, что и въ д. IV, сц. 13, гд Клеопатра съ приближенными видна въ верхнемъ отверстіи гробницы.
Стр. 288. Входятъ Прокулей и Галлъ, за ними воины.
Входятъ на сцену, но не во внутрь гробницы.
Стр. 290. Галлъ:
Вы до прибытья Цезаря ее
Здсь вмст стерегите.
Плутархъ рзче оттняетъ роль Галла. Посланный Октавіемъ, онъ ‘подошелъ къ дверямъ и съ умысломъ сталъ затягивать разговоръ. Въ это время Прокулей подставилъ лстницу и вошелъ тмъ самымъ окошкомъ, которымъ женщины втащили Антонія. Онъ быстро спустился къ дверямъ, y которыхъ стояла Клеопатра, разговаривавшая съ Галломъ. Съ нимъ было двое рабовъ. Одна изъ запершихся съ Клеопатрой женщинъ вскричала: ‘Несчастная Клеопатра, тебя поймали!..’ Царица обернулась и увидла Прокулея’.
Стр. 290. Клеопатра: Скорй, о руки врныя, на помощь.
Плутархъ даетъ указанія, имющія значеніе при исполненіи этой сцены: ‘Она хотла убить себя,— за поясомъ y нея былъ небольшой разбойничій мечъ,— но Прокулей быстро подбжалъ къ ней, схватилъ ее обими руками и сказалъ: ‘Ты, Клеопатра, обижаешь себя и Октавіана, лишая его прекраснаго случая выказать его милосердіе, и навлекаешь несправедливое обвиненіе въ предательств и жестокости на одного изъ самыхъ гуманныхъ полководцевъ!’ Онъ отнялъ y нея мечъ и вмст съ тмъ стряхнулъ на ней платье, съ цлью узнать, не спрятано ли въ немъ яда’.
Стр. 291. Клеопатра: …Прихоти его
Высоко поднимались, какъ дельфины,
Надъ той стихіей, средъ которой жили.
На прыжки дельфиновъ, которые, играя, выскакиваютъ высоко изъ воды, Шекспиръ намекаетъ и въ ‘Конецъ длу внецъ’ (д. 11, сц. 3).
Стр. 291. Клеопатра преклоняетъ колна.
Плутархъ даетъ рядъ подробностей, относящихся къ этой сцен. Она происходила не тотчасъ же посл смерти Антонія и захвата Клеопатры, a нсколько позже, посл похоронъ Антонія. ‘Отъ страшной печали и боли грудь ея распухла отъ ударовъ и покрылась гнойными ранами, y ней открылась лихорадка… Черезъ нсколько дней Октавіанъ самъ пришелъ къ ней, съ цлью навстить ее и утшить. Она лежала на постели, въ грустномъ настроеніи. При его вход она вскочила въ одномъ нижнемъ плать и упала передъ нимъ на колни. Ея голова и лицо представляли изъ себя что-то ужасное, голосъ ея дрожалъ, глаза потухли отъ слезъ. На ея груди было видно множество знаковъ бичеванія… Октавіанъ просилъ ее лечь и слъ рядомъ’.
Стр. 292. Клеопатра: …Межъ ними
Нтъ ни единой бездлушки.
Она настаиваетъ на томъ, что въ списокъ вошли лишь самыя цнныя вещи, чтобы придать ему большее значеніе въ глазахъ Цезаря. На самомъ дл она утаила лучшее.
Стр. 292. Клеопатра: Подлецъ бездушный! Песъ! какая низость!
У Плутарха она не только бранитъ Селевка. ‘Одинъ изъ управлявшихъ дворцомъ, Селевкъ. сталъ уличать ее, что она нсколько вещей скрыла, не показала. Тогда она вскочила, схватила его за волосы и нсколько разъ ударила по лицу. Октавіанъ, улыбаясь, старался успокоить ее. ‘Разв это не ужасно, Цезарь’, вскричала она, — ты удостоилъ меня чести придти ко мн и говорить о моемъ положеніи, мои же рабы обвиняютъ меня, что я не показала нкоторыхъ изъ женскихъ вещей, не для украшенія себя, несчастной, но для того, чтобы поднести ихъ Октавіи или твоей Ливіи для того, чтобы задобрить ихъ’.
Стр. 292. Клеопатра: Будь мужемъ ты, меня-бъ ты пожаллъ.
Евнуха — Селевка Клеопатра не считаетъ мужчиной.
Стр. 293. Клеопатра: . . . Я давно
Дала приказъ и, врно, все готово.
Она говоритъ о ядовитой змйк, которую приказала принести.
Стр. 293. Клеопатра:
A я увижу, какъ пискливый мальчикъ
Придастъ мн видъ и голосъ потаскухи.
Роль Клеопатры, какъ и въ Шекспирово время, долженъ былъ исполнять мальчикъ.
Стр. 292. Поселянинъ: Ея укусъ безсмертенъ.
Поселянинъ, по обыкновенію, выведенъ Шекспиромъ въ образ дурака, перевирающаго трудныя слова: здсь вмсто mortal — смертеленъ — онъ говоритъ immortal — безсмертенъ.
Стр. 295. Клеопатра вынимаетъ змю и прикладываетъ къ своей груди.
Шекспиръ взялъ здсь самое популярное изъ преданій о смерти Клеопатры, передаваемыхъ Плутархомъ: ‘По другимъ разсказамъ, Клеопатра держала аспида въ кружк для воды и предварительно разозлила его золотымъ веретеномъ. Тогда онъ бросился и впился ей въ руку. Правды, однако, не узналъ никто. Разсказывали также, что она носила ядъ въ пустой внутри булавк для волосъ, булавку же скрывала въ волосахъ. Тмъ не мене на ея труп не было ни одного пятна, никакого признака отравленія. Въ комнат также не нашли зми. Говорятъ, впрочемъ, видли слды, что она ползла въ одной изъ комнатъ, выходившихъ окнами въ море’.
Стр. 295. Клеопатра:
Какъ Цезаря великаго зовешь
Осломъ безмозглымъ.
Въ подлинник ass unpolicied: змйка назвала бы Цезаря осломъ, негоднымъ къ государственнымъ дламъ.
Стр. 295. Харміана:
Отличное, достойное царицы,
Считающей средь предковъ столько славныхъ.
Плутархъ сообщаетъ подробности этой сцены: ‘Въ царскомъ одяніи, лежала Клеопатра на золотой постели. Одна изъ женщинъ, Ирада, умерла въ ея ногахъ, другая, Хармія, начивавшая уже шататься и чувствовать тяжесть въ мозгу, поправляла діадему на ея голов. ‘Прекрасно, Хармія!’ вскричалъ въ бшенств одинъ изъ людей Октавіана. ‘Да, это вполн прекрасно и прилично для потомка столькихъ царей!’, отвчала Хармія. Больше она не сказала ни слова и свалилась мертвою y кровати’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека