Английские Барды и Шотландские обозреватели, Байрон Джордж Гордон, Год: 1809

Время на прочтение: 58 минут(ы)

Дж. Г. Байронъ

Англійскіе Барды и Шотландскіе обозрватели.

Первый стихотворный переводъ С. Ильина. Пред. Петра Вейнберга
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.
Появленіе въ печати перваго сборника стихотвореній Байрона ‘Часы досуга’ вызвало въ англійскихъ журналахъ боле или мене обстоятельныя рецензіи, изъ которыхъ одн отнеслись къ молодому автору сдержанно или благосклонно, другія враждебно или насмшливо. Въ первыхъ къ поэту обращались съ просьбой измнить якобы принятое имъ ршеніе не писать ничего больше, и выражалось желаніе, чтобы онъ ‘доставилъ публик удовольствіе какимъ нибудь новымъ сочиненіемъ какъ можно скоре’. Въ ‘Critic Review’ Байрона (по его собственнымъ словамъ) ‘вознесли до небесъ’ и предсказывали ему блестящую будущность. Въ очень авторитетномъ и распространенномъ журнал ‘Monthly Review’ указывалось на ‘легкость, силу, энергію, жаръ’ многихъ стихотвореній, въ автор усматривались и умственное могущество и полетъ мыслей, заставляющіе искренне желать, чтобъ онъ былъ разумно направленъ по своему житейскому пути. Въ нсколькихъ другихъ журналахъ были помщены отзывы въ такомъ же род.
Изъ рецензій враждебныхъ особенно выдались своею рзкостью помщенная въ ‘Satiric’, гд, по словамъ Байрона, его ‘страшно разнесли’, и главнымъ образомъ статья въ ‘Edinburgh Review’, послужившая, какъ увидимъ ниже, стимуломъ къ его первому сатирическому произведенію. ‘Стихотворенія этого молодого лорда — писалъ рецензентъ — принадлежатъ къ тому классу произведеній, который совершенно справедливо проклинается людьми и богами. Дйствительно, мы не помнимъ, чтобы когда нибудь попадался намъ на глаза сборникъ стиховъ, такъ мало, какъ этотъ, удаляющійся отъ того, что мы называемъ вообще посредственностью. Произведенія эти смертельно плоски, не повышаются и не понижаются и остаются всегда на одномъ уровн, какъ остается на немъ стоячая вода’. дко смется рецензентъ надъ авторскимъ подчеркиваніемъ своего несовершеннолтія и своего аристократическаго происхожденія, и даетъ совтъ ‘совсмъ оставить стихотворство и съ большею пользою примнять на дл свои дарованія, которыя не малы…’, критикъ не признаетъ въ юномъ автор никакого поэтическаго жара и воображенія, никакой оригинальности и самостоятельности, упрекаетъ въ прямомъ подражаніи Грею, Роджерсу и другимъ поэтамъ… ‘Но какого бы мннія — иронически заканчивается статья — ни были мы на счетъ стихотвореній этого несовершеннолтняго аристократа, надо принять ихъ такими, какія они есть, и довольствоваться ими, ибо это будутъ его послднія произведенія. Нтъ вроятности, чтобы онъ — и по своему общественному положенію, и по ожидающимъ его впереди занятіямъ — удостоилъ сдлаться писателемъ. Возьмемъ же то, что онъ намъ предлагаетъ, и будемъ благодарны. По какому праву намъ, бднякамъ, быть придирчивыми и недовольными? Намъ слдуетъ радоваться уже тому, что мы получили столько отъ человка такаго сана, который не живетъ на чердак (это ссылка на слова Байрона въ предисловіи къ ‘Часамъ досуга’), а обладаетъ ньюстедскимь аббатствомъ. Повторяемъ — будемъ благодарны. Какъ честный Санчо, будемъ благословлять Бога за то, что намъ даютъ, и не станемъ смотрть въ зубы даровому коню’.
Всякому, знакомому съ сборникомъ стихотвореній, о которомъ здсь идетъ рчь, кидается въ глаза полная несправедливость отзыва, при появленіи рецензіи, эту несправедливость замтили и осудили такіе выдающіеся люди, какъ В. Скоттъ, который намревался даже писать юному поэту, чтобы выразить ему свое сочувствіе и утшеніе. Вмст съ тмъ она обличаетъ и явное пристрастіе рецензента, хотя онъ и увряетъ, что въ журнал дано мсто такому подробному разбору только для того, чтобы исполнить упоминаемое авторомъ въ предисловіи къ ‘Hours of Idleness’ мнніе Джонсона на счетъ литературныхъ произведеній аристократовъ. Но очевидно, что причина тутъ иная. Это — не равнодушно снисходительное отношеніе могущественнаго журнала къ первымъ произведеніямъ даровитаго юноши, тутъ чуть не въ каждой строк слышится сердитое раздраженіе, такъ относятся къ произведеніямъ, которымъ во всякомъ случа придаютъ выдающееся значеніе съ той или другой стороны. Вотъ почему изъ всхъ предположеній о томъ, кто былъ авторъ этой статьи — самое вроятное, что онъ лицо, прикосновенное къ Кембриджскому университету, и что такимъ образомъ рзкій отзывъ — отплата за сатирическое изображеніе этого университета въ ‘Hours of Idleness’.
Уже до появленія рецензіи ‘Edinburgh Review’ и въ ожиданіи ея Байронъ, въ виду авторитетнаго значенія, которымъ пользовался въ англійскомъ обществ и литературномъ мір этотъ журналъ, находился въ тревожномъ состояніи. ‘Я сдлался — писалъ онъ Бичеру въ 1808 г.— такимъ важнымъ лицомъ, что противъ меня готовится жестокое нападеніе въ ближайшемъ номер ‘Edinburgh Review’.. Вамъ извстно, что система этихъ Эдинбургскихъ господъ состоитъ въ нападеніи на всхъ. Они не хвалятъ никого, и ни публика, ни авторъ не могутъ ожидать ихъ похвалъ. Но быть цитированнымъ ими все-таки уже составляетъ нчто, ибо они, по ихъ собственнымъ заявленіямъ, разбираютъ только т сочиненія, которыя достойны общаго вниманія’.
Напечатанная статья произвела на автора ‘Hours of Idleness’ сильное, потрясающее впечатлніе. ‘Не получили ли вы вызова на дуэль?’ — спросилъ его при встрч одинъ пріятель немедленно посл появленія рецензіи, ‘и дйствительно — говоритъ Т. Муръ — столь подвижное лицо Байрона должно было въ подобномъ кризис выражать ужасающую энергію. Гордости его была нанесена сильная рана, честолюбіе его было унижено, — но это чувство униженія просуществовало всего нсколько минутъ. Живая реакція его ума противъ несправедливаго нападенія пробудила въ немъ полное сознаніе своего дарованія и горделивая увренность въ успх своего мщенія заставила его забыть стыдъ и тяжелое чувство, причиненное оскорбленіемъ’.
Это мщеніе — ‘Англійскіе Барды и Шотландскіе Обозрватели’ — сатира, появившаяся въ март 1809 г. безъ имени автора, т. е. черезъ четырнадцать мсяцевъ посл напечатанія рецензіи, а въ октябр того же года вышедшая вторымъ изданіемъ, и уже не анонимно. Сатира была впрочемъ вызвана не исключительно статьею ‘Edinburgh Review’: началъ Байронъ писать ее уже прежде, а нкоторая часть была даже написана въ промежутк между первымъ и вторымъ изданіемъ, и тутъ имъ руководило не личное чувство, а образовавшееся въ немъ и еще не провренное солиднымъ критическимъ анализомъ непріязненное отношеніе къ современной поэзіи въ большинств ея представителей. Уже въ 1807 г., слдовательно за два года до сочиненія ‘Англійскихъ Бардовъ’, составивъ списокъ прочитанныхъ имъ до того времени книгъ, онъ сдлалъ къ нему такое примчаніе: ‘Я избгалъ здсь упоминанія о нашихъ живыхъ еще поэтахъ, между ними нтъ ни одного, который переживетъ свои произведенія. Вкусъ угасаетъ между нами. Еще столтіе — и наше могущество, наша литература и наше имя сотрутся съ лица земли и будутъ составлять только незамтную точку на страницахъ исторіи человчества’, Рецензія эдинбургскаго журнала послужила только стимуломъ къ окончанію сатиры и несомннно была причиною ея усиленной и въ большей части совершенно неосновательной рзкости. Но дйствуя въ этомъ случа подъ впечатлніемъ личнаго раздраженія, Байронъ не хотлъ, однако, выйти на бой голословно, не имя подъ собой фактической почвы, не вооружась, такъ сказать, съ ногъ до головы. Только почву эту выбралъ онъ не совсмъ удачно: главнымъ образцомъ для изощренія себя въ сатирическомъ род онъ взялъ любимца своего Попа съ его, правда, остроумной, но вычурной и искусственной ‘Дунціадой’, усердно изучая вмст съ тмъ и другихъ сатириковъ.
Темой для нападенія на современную поэзію послужили для Байрона, по его словамъ, ‘дураки’. На нихъ учиняетъ онъ свою ‘травлю’, дичью въ которой служатъ ему спеціально ‘писаки’. Но Ювеналовская жилка была слишкомъ сильна въ будущемъ автор ‘Донъ Жуана’, чтобы онъ ограничился однимъ литературнымъ міромъ. Попутно клеймитъ его сатира и то, чего литературная, на его взглядъ, испорченность составляла только часть, то, что впослдствіи дало такую пищу его ‘Донъ Жуану’ и многимъ другимъ произведеніямъ — испорченность англійскаго общества, ‘чудовищные пороки’ того времени, времени, когда ‘торжествующій порокъ кичится своимъ могуществомъ, видя преклоненными передъ собою тхъ, которые умютъ только преклоняться, когда безуміе, часто предшествующее преступленію, украшаетъ свою дурацкую шапку колокольчиками всевозможныхъ цвтовъ, когда глупцы и мерзавцы, заключивъ между собою союзъ, становятся во глав всего и чинятъ судъ и расправу на золотыхъ всахъ. ‘Въ современномъ обществ нашъ сатирикъ усматриваетъ множество явленій, дающихъ ему обильный матеріалъ, множество ‘дураковъ, спины которыхъ требуютъ бича’,— и затмъ вступаетъ въ ту область, которая собственно и составляетъ предметъ его изображенія.
Сперва онъ останавливается на современной критик, конечно, имя въ виду главнымъ образомъ рецензію въ ‘Edlnboruh Review’, и тутъ, при отношеніи довольно пристрастномъ къ своимъ рецензентамъ, длаетъ нсколько мткихъ и справедливыхъ замчаній относительно англійской критики вообще, отлично характеризуя ту критику, которая есть не что иное, какъ пасквиль. Вслдъ за этимъ производится генеральный смотръ всхъ современныхъ поэтовъ (исключительно стихотворцевъ), и присутствующій на немъ читатель, мало-мальски знакомый съ исторіею англійской литературы, съ недоумніемъ выслушиваетъ сожалніе автора о славномъ прошедшемъ этой поэзіи — но прошедшемъ не Шекспировскомъ, не Бернсовскомъ, а Драйдена, Попа, въ сравненіи съ которыми современные автору поэты — ‘жалкіе барды’, ‘тупоумные конкуренты разныхъ школъ, оспаривающіе другъ у друга пальму первенства’. Кто же эти писаки, стихоплеты съ точки зрнія молодого, только что вступившаго на литературное поприще Байрона?
Вальтеръ Скоттъ, Соути (въ ту пору еще не опозорившій себя доносами на Байрона и ‘сатанинскую школу’), Вордсвортъ, Кольриджъ, Томасъ Муръ! И ужъ если таково отношеніе сатирика къ писателямъ, игравшимъ въ современной англійской литератур первую роль, то понятно, какъ достается отъ него дятелямъ второстепеннымъ и третьестепеннымъ! И затмъ наносятся удары драматургамъ, на которыхъ, по его убжденію, лежитъ вина ‘позорнаго упадка англійской прославленной сцены’ и критикамъ — особенно критикамъ! — между которыми вызываютъ самое сильное озлобленіе автора дятели шотландской школы (уже потому, впрочемъ, что она, олицетворившаяся въ ‘Edinburgh Review’, стояла во глав англійской критики), эти ‘сверные волки, не перестающіе грабить въ ночной темнот, подлыя твари съ адскимъ инстинктомъ, кидающіяся на все встрчное: молодое и старое, живое и мертвое, безпощадныя гарпіи, которыя должны жрать во что бы то ни стало!’
Если въ рецензіи ‘Edinburgh Review’ нельзя не усмотрть ничего, кром несправедливости и пристрастія, то никто не станетъ, конечно, оспаривать присутствіе этихъ же недостатковъ и въ сатир Байрона. Объясняемое — если не оправдываемое — личнымъ раздраженіемъ по отношенію къ критикамъ, оно представляется непонятнымъ относительно поэтовъ, несомннно талантливыхъ и занимающихъ въ исторіи литературы почетное мсто. Никакого личнаго раздраженія тутъ быть не могло. Причину, слдовательно, нужно видть или въ слабомъ критическомъ чувств Байрона, или въ несогласіи его міровоззрнія съ міровоззрніемъ этихъ поэтовъ (на что въ сатир есть указаніе), или, наконецъ, въ свойственной такимъ натурамъ, какъ Байронъ, въ ихъ молодые годы, граничащей съ заносчивостью самонадянности, вытекающей, можетъ быть, изъ тайнаго и естественнаго сознанія, что скоро блескъ всхъ этихъ именъ потускнетъ передъ его именемъ. Какъ бы то ни было, такъ или иначе, но сатира ‘Англійскіе Барды и Шотландскіе Обозрватели’, какъ оцнка дятельности упоминаемыхъ въ ней писателей, не выдерживаетъ критики, — и Байронъ самъ скоро пришелъ къ такому-же заключенію. Сатиру свою онъ напечаталъ передъ первымъ путешествіемъ за границу, въ его отсутствіе она выдержала еще два изданія. а когда онъ вернулся, то немедленно же ршился навсегда изъять изъ печати это произведеніе, искренне раскаиваясь въ его сочиненіи. Раскаяніе его было тмъ сильне, что нкоторые изъ оскорбленныхъ имъ поэтовъ не только простили ему за неслыханную дерзость, но даже, при возвращеніи его изъ-за границы, съ восторгомъ привтствовали, какъ геніальнаго творца только что написанныхъ двухъ первыхъ псенъ ‘Чайльдъ Гарольда’. Онъ скупилъ остававшіеся въ продаж экземпляры, сжегъ ихъ, и когда девять лтъ спустя нашелъ у Меррея единственный уцлвшій экземпляръ, то написалъ на немъ: ‘Эта книга — собственность другого, и это единственная причина, мшающая мн сжечь этотъ жалкій памятникъ слпого гнва и несправедливаго озлобленія’. Тутъ же на поляхъ противъ разныхъ мстъ сдлалъ онъ замтки въ род ‘несправедливо’, ‘слишкомъ свирпо% ‘скверно, потому что иметъ личный характеръ’, и т. п. ‘Я искренне желалъ бы, — написано имъ въ конц этого экземпляра, — чтобы большая часть этой сатиры никогда не была написана — не только вслдствіе несправедливостей многихъ отзывовъ и личнаго раздраженія, но и потому, что я не могу одобрить ни тона, ни духа ея’. И еще поздне, въ разговор съ Медвиномъ, Байронъ заявилъ, что употреблялъ вс усилія, чтобы это произведеніе никогда больше не издавалось ни въ Англіи, ни въ Ирландіи.
Но при этихъ, сознаваемыхъ каждымъ свдущимъ и безпристрастнымъ читателемъ, равно какъ и самимъ авторомъ, недостаткахъ, сатира Байрона обладаетъ, безспорно, независимо отъ нихъ и громадными достоинствами, обличающими уже теперь будущаго великаго поэта: мткостью многихъ характеристикъ, несмотря на преувеличенную рзкость, блестящимъ остроуміемъ, порывистой силой негодованія тамъ, гд онъ клеймитъ общественные пороки, благородствомъ тона въ тхъ случаяхъ, когда въ немъ говоритъ искреннее и глубокое чувство, гармоническимъ соединеніемъ лирическаго и сатирическаго элементовъ. Наконецъ, немаловажное, думаемъ, значеніе иметъ и самостоятельная смлость, съ которой 21-лтній поэтъ выступилъ противъ давно и прочно установившихся литературныхъ авторитетовъ своего отечества.

Петръ Вейнбергъ.

Англійскіе барды и шотландскіе обозрватели.

САТИРА.

‘I had rather be а kitten and сгу men!
Than one of those same meier ball d-mongers’.— Shakespeare.

‘Such shameless bards we haye, and yet it is true,
Thore are as m. d, abandon’d critics too’. Pope.

ПРЕДИСЛОВІЕ*).
*) Къ 2-му, 3-ьему и 4-му изданіямъ.

Вс мои друзья, ученые и неученые, убждали меня не издавать этой сатиры подъ моимъ именемъ. Если бы меня можно было ‘отвратить отъ влеченій моей музы язвительными насмшками и бумажными пулями критики’, я бы послушался ихъ совта. Но меня нельзя устрашить руганью и запугать критиками, вооруженными или безоружными. Я могу смло сказать, что не нападалъ ни на кого, кто раньше не нападалъ на меня. Произведенія писателя — общественное достояніе: кто покупаетъ книгу, иметъ право судить о ней и печатно высказывать свое мнніе, если ему угодно, поэтому авторы, отмченные мною, могутъ отвтить мн тмъ же. Я полагаю, что они съ большимъ успхомъ съумютъ осудить мои писанія, чмъ исправить свои собственныя. Но моя цль не въ томъ, чтобы доказать, что и я могу хорошо писать, а въ томъ, чтобы, если возможно, научить другихъ писать лучше.
Такъ какъ моя поэма имла гораздо больше успха, чмъ я ожидалъ, то я постарался въ этомъ изданіи сдлать нсколько прибавленій и измненій для того, чтобы моя поэма боле заслуживала вниманія читателей.
Въ первомъ анонимномъ изданіи этой сатиры четырнадцать стиховъ о Поп Боулься были присочинены и включены въ нее по просьб одного моего остроумнаго друга, который теперь собирается издать въ свтъ томъ стиховъ. Въ настоящемъ изданіи они выкинуты и замнены нсколькими моими собственными стихами. Я руководствовался при этомъ только тмъ, что не хотлъ печатать подъ моимъ именемъ что-либо, не вполн мн принадлежащее, я полагаю, что всякій другой поступилъ бы точно такъ же.
Относительно истинныхъ достоинствъ многихъ поэтовъ, произведенія которыхъ названы или на которыхъ есть намеки въ нижеслдующихъ страницахъ, авторъ предполагаетъ, что мнніе о нихъ приблизительно одинаковое въ общей масс публики, конечно, они при этомъ, какъ и другіе сектанты, имютъ каждый свою особую общину поклонниковъ, преувеличивающихъ ихъ таланты, не видящихъ ихъ недостатковъ и принимающихъ ихъ метрическія правила за непреложный законъ. Но именно несомннная талантливость нкоторыхъ писателей, критикуемыхъ въ моей поэм, заставляетъ еще боле жалть о томъ, что они торгуютъ своимъ дарованіемъ. Бездарность жалка, въ худшемъ случа надъ ней смешься и потомъ забываешь о ней, но злоупотребленіе талантомъ для низкихъ цлей заслуживаетъ самаго ршительнаго порицанія. Авторъ этой сатиры боле чмъ кто либо желалъ бы, чтобы какой-нибудь извстный талантливый писатель взялъ роль обличителя на себя. Но м-ръ Джифордъ посвятилъ себя Массинджеру, и за отсутствіемъ настоящаго врача нужно предоставить право деревенскому фельдшеру въ случа крайней надобности прописывать свои доморощенныя средства для пресченія такой пагубной эпидеміи — конечно, если въ его способ лченія нтъ шарлатанства. Мы предлагаемъ здсь нашъ адскій камень, такъ какъ, повидимому, ничто кром прижиганія не можетъ излчить многочисленныхъ паціентовъ, страдающихъ очень распространеннымъ и пагубнымъ ‘бшенствомъ стихотворства’. Что касается эдинбургскихъ критиковъ, то эту гидру смогъ бы одолть только Геркулесъ, поэтому, если бы автору удалось размозжить хотя бы одну изъ головъ зми, и хотя бы при этомъ сильно пострадала его рука, онъ былъ бы вполн удовлетворенъ.

0x01 graphic

Англійскіе барды и шотландскіе обозрватели.

Что-жъ, долженъ я лишь слушать и молчать?
А Фитцъ-Джеральдъ тмъ временемъ терзать
Нашъ будетъ слухъ, въ тавернахъ распвая?
Изъ трусости молчать я не желаю!
Пусть критики клевещутъ и бранятъ,
Глупцамъ я посвящу сатиры ядъ.
Перо мое, природы даръ безцнный!
Ты — разума слуга неоцненный.
Ты вырвано у матери своей,
Чтобъ быть орудьемъ немощныхъ людей,
Служить, когда мозгъ мучится родами
И даритъ міръ то прозой, то стихами.
Любовь обманетъ, щелкнетъ критикъ злой,
Обиженный утшится съ тобой.
Теб своимъ рожденіемъ поэты
Обязаны, но волнъ холодной Леты
Не избгаешь ты… А смотришь: вслдъ
Забытъ и самъ пвецъ. Таковъ ужъ свтъ!
Тебя-жъ, перо, вновь призванное мною,
Какъ Сидъ Гаметъ я въ лаврахъ успокою!
Что брань глупцовъ? Товарищемъ моимъ
Всегда ты будешь. Смло воспаримъ
И воспоемъ — не смутное виднье,
Не пылкихъ грезъ Востока порожденье,—
Нтъ, путь нашъ будетъ гладкій и прямой,
Хоть встртятся намъ терніи порой.
О, пусть мои стихи свободно льются!
Когда Пороку жертвы воздаются
И надъ людьми онъ жалкими царитъ,
Когда дурацкой шапкою гремитъ
Безуміе, братъ старшій преступленья,
Когда глупецъ, съ мерзавцемъ въ единень,
Царя повсюду, правду продаетъ —
Любой смльчакъ насмшекъ не снесетъ,
Неуязвимый, страха онъ не знаетъ,
Но предъ стыдомъ публичнымъ отступаетъ,
Свои гршки скрывать онъ принужденъ:
Смхъ для него страшне, чмъ законъ.
Вотъ дйствіе сатиры. Я далекъ
Отъ дерзкой мысли быть бичомъ порока:
Сильнйшая тутъ надобна рука,—
Не столь моя задача широка.
Найдется мелкихъ глупостей довольно,
Гд будетъ мн охотиться привольно,
Пусть кто-нибудь со мной раздлитъ смхъ.
И большихъ мн не надобно утхъ.
На римоплетовъ я иду войною!
Отнын шутки плохи вамъ со мною,
Вы, эпоса жрецы, элегій, одъ
Кропатели! Впередъ, Пегасъ, впередъ!
Принесъ я тоже музамъ даръ невольный,
Кропалъ стихи въ періодъ жизни школьной,
И, хоть они не вызвали молвы,
Печатался, какъ многіе, увы,
Теперь средь взрослыхъ къ этому стремятся…
Себя въ печати каждому, признаться,
Пріятно видть: книга, хоть она
Пуста, все-жъ книга. Ахъ, осуждена
Она забвенью съ авторомъ бываетъ!
Ихъ громкое заглавье не спасаетъ,
Именъ блестящихъ не щадитъ провалъ
То Лэмъ съ своими фарсами позналъ..,
Но онъ все пишетъ, позабытый свтомъ,
Невольно бодрость чувствуя при этомъ,
Хочу и я кой-что обозрвать.
Себя съ Джеффреемъ я боюсь равнять,
Но, какъ и онъ, судьею быть желаю
И самъ себя въ сей санъ опредляю.

0x01 graphic

Все требуетъ и знанья, и труда,
Но критика, поврьте, никогда.
Изъ Миллера возьмите шутокъ прсныхъ,
Цитируя, бгите правилъ честныхъ,
Погршности умйте отыскать
И даже ихъ порой изобртать,
Обворожите щедраго Джеффрея
Тактичностью и скромностью своею,
Онъ дастъ десятокъ фунтовъ вамъ за листъ.
Пусть вашъ языкъ отъ лжи не будетъ чистъ,
За ловкача вы всюду прослывете
И, клевеща, вы славу наживете
Опаснаго и остраго ума.
Но помните: отзывчивость — чума.
Лишь погрубй умйте издваться,—
Васъ ненавидть будутъ, но бояться.
И врить этимъ судьямъ! Боже мой!
Ищите лтомъ льду и розъ зимой,
Иль хлбнаго зерна въ мякин пыльной,
Доврьтесь втру, надписи могильной,
Иль женщин, поврьте вы всему,
Но лишь не этихъ критиковъ уму!
Сердечности Джеффрея опасайтесь
И головою Лэма не плняйтесь…
Когда открыто дерзкіе юнцы
Одли вкуса тонкаго внцы,
А вс кругомъ, склонившися во прах,
Ждутъ ихъ сужденья въ малодушномъ страх
И, какъ законъ, его ревниво чтутъ,—
Молчаніе не кстати было-бъ тутъ.
Стсняться-ль мн съ такими господами?
Но вс они смшались передъ нами,
Вс — какъ одинъ, и трудно разобрать,
Кого средь нихъ хвалить, кого ругать.
Зачмъ пошелъ безсмертными стопами
Я Джиффорда и Попа? Передъ вами
Лежитъ отвтъ. Читайте, коль не лнь,
И все вамъ станетъ ясно, словно.день.
‘Постойте’,— слышу я, — ‘вашъ стихъ не вренъ,
Здсь римы нтъ, а тамъ размръ потерянъ*.
— А почему-жъ, скажу я на упрекъ,
Такъ ошибаться Попъ и Драйденъ могъ?
‘Зато такихъ ошибокъ нтъ у Пая’.
— Я вмст съ Попомъ врать предпочитаю!
А было время, жалкой лиры звукъ
Не находилъ себ покорныхъ слугъ.
Свободный умъ въ союз съ вдохновеньемъ
Дарилъ сердца высокимъ наслажденьемъ.
Рождалися въ источник одномъ
Все новыя красоты съ каждымъ днемъ.
Тогда на этомъ остров счастливомъ
Внимали Попа нжнымъ переливамъ…
Честь Англіи и барду создала
Культурнаго народа похвала.
На ладъ иной свою настроивъ лиру,
Тогда гремлъ великій Драйденъ міру,
И сладкозвучный умилялъ Отвэй,
Плнялъ Конгривъ веселостью своей.
Народъ нашъ чуждъ тогда былъ вкусовъ дикихъ…
Зачмъ теперь тревожить тнь великихъ,
Когда смнилъ ихъ жалкихъ бардовъ рядъ?
Ахъ, взглядъ нашъ отдохнуть на прошломъ радъ.
Но гд-жъ они, т дивныя созданья,
Что Приковали общее вниманье?
Не мало ихъ, признаться должно намъ.
Нтъ отдыха наборщикамъ, станкамъ,
Тамъ эпосъ Соути лавки наводняетъ,
Тутъ, что ни день, книженка выползаетъ
Съ поэмой Литтля. Въ мір, говорятъ,
Нтъ новаго… Новинокъ длинный рядъ
Проносится межъ тмъ передъ глазами,
И чудеса идутъ за чудесами:
Прививка оспы, гальванизмъ и газъ
Толпу волнуютъ, чтобъ потомъ за разъ
Вдругъ съ трескомъ лопнуть, какъ пузырь надутый.
Плодятся школы новыя и въ лютой
Борьб за славу гибнетъ бардовъ рой,
Но удается олуху порой
Торжествовать среди провинціаловъ,
Гд знаетъ каждый клубъ своихъ Вааловъ,
Гд уступаютъ геніи свой тронъ
Ихъ идолу, телецъ-ли мдный онъ,
Негодный Стотъ, иль Соути, бардъ надменный.

0x01 graphic

Вотъ римоплетовъ вамъ кортежъ презрнный.
Какъ каждый хочетъ выскочить вgередъ
И шпоры старому Пегасу въ бокъ даетъ!
Вотъ блый стихъ, вотъ римы, здсь сонеты,
Тамъ оды другъ на дружк, тамъ куплеты
Глупйшей страшной сказки, безъ конца
Снотворные стихи… Что-жъ, для глупца
Пріятенъ трескъ всей этой пестрой чуши:
Онъ, не понявъ, совсмъ развситъ уши…
Средь бури злой ‘Послдній Менестрель*
Разбитой арфы жалостную трель
Подноситъ намъ, а духи той порою
Пугаютъ барынь глупой болтовнею,
Джильпиновской породы карликъ-бсъ
Господчиковъ заманиваетъ въ лсъ
И прыгаетъ, Богъ знаетъ, какъ высоко,
Дтей стращая, Богъ всть чмъ, жестоко,
Межъ тмъ милэди, запретивъ читать
Тому, кто буквъ не можетъ разбирать,
Посольства на могилы отправляютъ
Къ волшебникамъ и плутовъ защищаютъ.
Вотъ вызжаетъ на кон своемъ
Мармьонъ спесивый въ шлем золотомъ,
Подлоговъ авторъ, витязь онъ удалый,
Не вовсе плутъ, не вовсе честный малый.
Идетъ къ нему веревка и война,
Съ величіемъ въ немъ подлость сплетена.
Напрасно Скоттъ, тщеславьемъ зараженный,
Старьемъ ты мучишь слухъ нашъ утомленный.
Что изъ того, что Миллеръ и Муррей
Въ полкроны цнятъ взмахъ руки твоей?
Коль торгашемъ сынъ звучной музы станетъ,
Его внокъ лавровый быстро вянетъ,
Поэта званье пусть забудетъ тотъ,
Кого не слава,— золото влечетъ.
Пусть, ублажая хладнаго Мамона,
Онъ не услышитъ pолотого звона:
Для развращенной музы торгаша
Награда эта будетъ хороша.
Такого мы поэта презираемъ,
Мармьону-жъ доброй ночи пожелаемъ..

0x01 graphic

Вотъ кто хвалу стремится заслужить!
Вотъ захотлъ кто музу покорить!
Сэръ Вальтеръ Скоттъ священную корону
Отнялъ у Попа, Драйдена, Мильтона…
О, музы юной славные года!
Гомеръ, Виргилій пли намъ тогда.
Давало намъ столтій протяженье
Всего одно великое творенье,
И, какъ святыню, чтили племена
Божественныхъ поэтовъ имена.
Въ вкахъ безслдно царства исчезали,
И предковъ рчь потомки забывали,—
Никто тхъ псенъ славы не достигъ,
И избжалъ забвенья ихъ языкъ.
А наши барды пишутъ, не умя
Всю жизнь отдать единой эпопе.
Такъ, жалкій Соути, длатель балладъ:
Онъ вознестись орломъ надъ міромъ радъ,
Уже Камоэнсъ, Тассъ, Мильтонъ судьбою
Обречены. Беретъ онъ славу съ бою
И, какъ войска, свои поэмы шлетъ.
Вотъ Жанну Д’Аркъ онъ выпустилъ впередъ,
Бичъ англичанъ и Франціи спасенье.
Бедфордомъ низкимъ двы сей сожженье
Извстно всмъ, а между тмъ она
Поэтомъ въ славы храмъ помщена.
Поэтъ ея оковы разбиваетъ,
Какъ феникса изъ пепла возрождаетъ…
Вотъ Талаба, свирпое дитя
Аравіи пустынной, не шутя,
Домданіэля въ прахъ онъ повергаетъ,
Всхъ колдуновъ на свт истребляетъ. ,
Соперникъ Тумба! Побждай враговъ!
Цари на радость будущихъ вковъ!
Ужъ въ ужас бгутъ тебя поэты,
Послднимъ въ род будешь на земл ты.
Пусть геніи возьмутъ тебя съ собой,—
Ты съ честью вынесъ съ здравымъ смысломъ бой.
Мадока образъ высится гигантскій,
Уэльскій принцъ и кацикъ мексиканскій,
Плететъ онъ вздоръ о жизни странъ чужихъ,
Мандвиль правдивй въ сказочкахъ своихъ.
Когда-же, Соути, будетъ передышка?
Ты въ творчеств доходишь до излишка.
Довольно трехъ поэмъ. Еще одна,
И мы погибли, чаша ужъ полна.
Ты мастерски перомъ своимъ владешь,
Такъ докажи, что и щадить умешь.
Но если ты, наперекоръ мольбамъ,
Свой тяжкій плугъ потащишь по полямъ
Поэзіи и будешь, не жаля,
Ты чорту отдавать матронъ Берклея —
То ужъ пугай поэзіей своей
Еще на свтъ невышедшихъ дтей.
Благословенъ пусть будетъ твой читатель,
И помогай обоимъ вамъ Создатель!
Вотъ, противъ правилъ римы бунтовщикъ,
Идетъ Вордсвортъ, твой скучный ученикъ.
Нжнйшія, какъ вечеръ тихій мая,
Наивныя поэмы сочиняя,
Онъ учитъ друга книжекъ не читать,
Не знать заботъ, упорно избгать
Волненій жизни бурной, въ опасень,
Что духъ его потерпитъ раздвоенье.
Онъ, разсужденьемъ и стихомъ за разъ,
Настойчиво уврить хочетъ насъ,
Что проза и стихи равны для слуха,
Что грубой прозы часто жаждетъ ухо,
Что тотъ постигъ высокій идеалъ,
Кто сказочку стихами передалъ.
Такъ, разсказалъ о Бетти Фой онъ нын
И объ ея тупоголовомъ сын,
Лунатик, онъ, сущій идіотъ,
Своей дороги вчно не найдетъ,
Какъ самъ поэтъ, онъ ночь со днемъ мшаетъ.
Пвецъ съ такимъ намъ паосомъ вщаетъ
Объ идіота жалкаго судьб,
Что, кажется, онъ пишетъ о себ.
Здсь о Кольридж дамъ я отзывъ скромный.
Своей надутой музы данникъ томный,
Невинныхъ темъ любитель онъ большой,
Но смыслъ не прочь окутать темнотой.
Съ Парнасомъ у того лады плохіе,
Кто вмсто нжной музы взялъ Пиксію.
Зато пойдетъ по праву похвала
Къ его стихамъ прелестнымъ въ честь осла.
Воспть осла Кольриджу такъ пріятно,
Сочувствіе герою здсь понятно…

0x01 graphic

А ты, о Льюисъ, о поэтъ гробовъ!
Парнасъ кладбищемъ сдлать ты готовъ.
Вдь въ кипарисъ ужъ лавръ твой превратился,
Ты въ царств Аполлона подрядился
Въ могильщики… Стоишь-ли ты, поэтъ,
А вкругъ тебя, покинувъ вышній свтъ,
Толпа тней ждетъ родственныхъ лобзаній,
Или путемъ стыдливыхъ описаній
Влечешь къ себ сердца невинныхъ дамъ,—
Всегда, о членъ парламента, воздамъ
Теб я честь! Рождаетъ умъ твой смлый
Рой призраковъ ужасныхъ, въ саванъ блый
Закутанныхъ… Идутъ на властный зовъ
И вдьмы старыя, и духи облаковъ,
Огня, воды, и сренькіе гномы,
Фантазіи разстроенной фантомы,—
Все, что дало теб такой почетъ,
За что съ тобой прославленъ Вальтеръ Скоттъ.
Коль въ мір есть друзья такого чтенья
Святой Лука взорветъ и ихъ терпнье,
Не сталъ-бы жить съ тобой самъ Сатана,
Такъ безднъ твоихъ ужасна глубина!
Кто, окруженъ внимательной толпою
Прекрасныхъ двъ, поетъ имъ? Чистотою
Невинности ихъ взоры не блестятъ
Румянцемъ страсти лица ихъ горятъ
То Литтль, Катуллъ нашъ. Въ звукахъ лиры томной
Передаетъ онъ намъ разсказъ нескромный.
Его не хочетъ муза осудить,
Но какъ пвца распутства ей хвалить?
Она къ инымъ привыкла приношеньямъ,
Нечистыхъ жертвъ бжитъ она съ презрньемъ,
Но снисхожденьемъ къ юности полна,
‘Ступай, исправься’, говоритъ она.
Странгфордъ! Поэтъ съ златистыми кудрями,
Чужую пснь снабдившій бубенцами,
Плняешь двъ ты ясностью очей
И музою плаксивою своей,
Зачмъ ты смысла подлинникъ лишаешь
И стихъ чужой своимъ ты подмняешь?
Улучшатся-ль Камоэнса стихи
Отъ этой пустозвонной чепухи,
Отъ этой. пестрой, вычурной одежды?
Ужель на то питаешь ты надежды?
Исправь свой вкусъ, Странгфордъ, исправь себя,
Люби, пылай, но чистымъ будь^ любя,
Отвыкни лгать безстыдно предъ толпою
И распрощайся съ лирой воровскою,
И Лузіады славнаго пвца
Избавь скорй отъ Мурова внца.
Смотрите! Вотъ поэзія Гейлея!
Стишки его, что дал, то пусте.
Комедійку-ль онъ въ римахъ пробренчитъ.
Иль похвалу Чистилищу строчитъ,—
Равно безцвтенъ слогъ его сонливый
На склон лтъ и въ юности бурливой.
‘Побдой терпливости’ своей
Мое терпнье побдилъ Гейлей.
Зато ‘Побду музыки’ едва-ли
Въ его стихахъ хоть разъ вы отыскали.
Моравскихъ братьевъ набожный синклитъ
Скорй поэта пусть благодаритъ:
То Граммъ, пвецъ субботнихъ развлеченій,
Даетъ плоды высокихъ вдохновеній
Въ уродской проз. Рима — пустяки,
Сойдетъ и такъ Евангелье Луки!
Залзть порой онъ въ ‘Пятикнижье’ любитъ,
Крадетъ ‘Псалмы’, ‘Пророковъ’ бдныхъ губитъ.

0x01 graphic

Въ ‘Симпатіи’ сквозь дымку легкихъ грезъ,
Виднется погибшій въ мор слезъ
Кислйшихъ бардовъ принцъ косноязычный…
Вдь ты ихъ принцъ, о Боульсъ мой мелодичный?
Всегда оракулъ любящихъ сердецъ,—
Поешь-ли царствъ печальный ты конецъ,
Иль смерть листа осеннею порою,
Передаешь-ли съ нжной простотою
Колоколовъ Оксфордскихъ перезвонъ,
Колоколовъ Остендэ мдный стонъ.,.
Къ колокольцамъ когда-бъ колпакъ прибавить,
Они могли-бъ сильнй тебя прославить!
О, милый Боульсъ! Ты міръ обнять-бы радъ,
Плняя всхъ, особенно ребятъ.
Ты съ скромнымъ Литтлемъ славу раздляешь
И пылъ любви у нашихъ дамъ смиряешь.
Льетъ слезы миссъ надъ сказочкой твоей,
Пока она не вышла изъ дтей.
Но лтъ тринадцать минетъ,— прсныхъ псенъ
Тоскливый рокотъ ей неинтересенъ,
И бдный Боульсъ, посмотришь, ужь забытъ,
Стыдливый Литтлъ предъ двою раскрытъ.
Но иногда ты самъ находишь скучной
Такую тему: лир благозвучной
Достойно вврить лучшія мечты.
‘Проснись, о пснь!’ взываешь громко ты.
И точно, пснь вселяетъ изумленье.
Чего въ ней нтъ? Въ ней вс изобртенья,
Какія длалъ мудрый человкъ
Со дня, когда- застрялъ въ грязи ковчегъ,
Отъ капитана Ноя и до Кука!
Читателей не кончилась здсь мука:
Поэтъ, едва успвшій отдохнуть,
Со вздохами свой продолжаетъ путь,
То будитъ сказкой нжной состраданье,
То повствуетъ,— барышни, вниманье!—
Какъ поцлуй, раздавшись въ первый разъ
Въ лсахъ Мадеры, островъ весь потрясъ.
О Боульсъ, марай сонетами страницы,
Но тутъ поставь фантазіи границы!
Когда-же вновь родившійся капризъ
Иль впереди мелькнувшій крупный призъ
Одушевятъ вдругъ мозгъ твой недозрлый,
Когда поэтъ, бичъ тупоумья смлый,
Лежитъ въ земл, достойный лишь похвалъ,
Когда нашъ Попъ, чей геній побждалъ
Всхъ критиковъ, нуждается въ глупйшемъ,—
Тогда дерзай! При промах малйшемъ
Ликуй! Поэтъ вдь тоже человкъ…
Въ той куч, что оставилъ прошлый вкъ,
Ищи ты перловъ, съ Фанни совщайся
И съ Курлемъ также, вытащить старайся
Скандалы вс давно прошедшихъ лтъ,
Бросай съ фальшивой кротостью ихъ въ свтъ
И зависть скрой подъ маскою смиренной,
И, какъ Святымъ Іоанномъ вдохновленный,
Пиши изъ злобы такъ-же, какъ Маллетъ
Писалъ для звона подлаго монетъ!
Ахъ, если-бъ ты родился въ вкъ достойный,
Когда несъ вздоръ Деннисъ и Ральфъ покойный,
И если-бъ дать совмстно съ ними могъ
Больному льву ослиный свой пинокъ,
Позналъ-бы ты за подвигъ свой награду,
Попавши вмст съ ними въ- Дунціаду!
Вотъ снова эпосъ! Кто, злодй, готовъ
Насъ утопить въ обиліи стиховъ?
То Коттль, Бристоля гордость. Онъ сбираетъ
Изъ Камбріи всю ветошь и сплавляетъ
Ее на рынокъ.— Что угодно вамъ?
Стиховъ не надо-ль? Дешево отдамъ
Вс сорокъ тысячъ строкъ, вс двадцать псенъ!
Изъ Ипокрены рыбка! Вкусъ чудесенъ!
Кому угодно?— Лишь не мн, прошу,
Я прсныхъ блюдъ совсмъ не выношу!
Хотя купецъ набить мошну уметъ,
Но отъ торговли мозгъ его тупетъ,—
Пусть броситъ Коттль надежду на внецъ,
Несчастнаго поэта образецъ,
Спокойно жилъ онъ, книги продавая,
Теперь строчитъ, отъ мукъ изнемогая!
О, Амосъ Коттль! Какъ это прозвучитъ,
Когда труба намъ славу возвститъ!
О, Амосъ Коттль! Прямой ущербъ, бдняга,
Теб даютъ чернила и бумага!
Поэзіи, я врю, преданъ ты,
Но кто-жъ прочтетъ безславные листы?
Къ чему пера, къ чему бумаги порча?
Но если-бъ Коттль, писателя не корча,
Сидлъ-бы въ лавк, иль когда-бъ умлъ,
Рожденный скромно для житейскихъ длъ,
Выдлывать бумагу, не марая,
Или работать, поле расчищая,
Или грести, Уэльса онъ пвцомъ
И не былъ-бы, и я-бъ не плъ о немъ.
И, какъ Сизифъ, свой камень вверхъ катящій,
Такъ Морисъ намъ пытается томящій
Громадный грузъ рифмованныхъ томовъ
Втащить на верхъ смющихся холмовъ
Твоихъ, о Ричмондъ! Какъ кусокъ громадный
Скалы, плодъ тяжкій музы безотрадной,
Окаменлость тощаго ума ,
Летитъ назадъ съ высокаго холма.
Вы видите-ль печальнаго Алкея?
Въ долин бродитъ, смерти онъ блдне,
Съ разбитой лирой… Гд-жъ его цвты?
Злой Нордъ развялъ гордыя мечты…
И Каледоніи холодной грозы
Убили имъ взлелянныя розы.
О, бдный Шеффильдъ! Пусть оплачетъ онъ
Поэта своего столь ранній сонъ!
Но неужели долженъ бардъ оставить
Мечты себя когда-нибудь прославить?
Ужель всегда поникнетъ головой,
Коль сверныхъ волковъ услышитъ вой?
Во тьм блуждаетъ подлая ихъ стая,
Все на пути свирпо пожирая.
Ничто отъ гарпій жадныхъ не уйдетъ,
Ни сдина, ни юность не спасетъ
Отъ злобы ихъ. Зачмъ-же эта свора
Нигд не встртитъ дружнаго отпора?
Зачмъ-же вс, завидя ихъ клыки,
Становятся послушны и робки,
И кровожадныхъ этихъ тварей сносятъ,
И ихъ назадъ, къ Артуру, не отбросятъ?
О, нашъ Джеффрей безсмертный! Помню я,—
Въ Британіи великой былъ судья,
И именемъ онъ сходенъ былъ съ тобою,
И нжною, правдивою душою.
Какъ будто чортъ разстался со своей
Добычею и вновь среди людей
Пустилъ гулять судью, чтобъ вдохновенье,
Какъ родъ людской, казнилъ онъ безъ стсненья.
И хоть душа Джеффрея не сильна,
Зато едва-ль не боле черна,
И такъ-же пытку любитъ. Онъ учился
При трибунал, тамъ онъ навострился
Въ сужденіяхъ ошибки находить,
Изъ школы взялъ умнье поострить
Надъ партіей, а самъ въ другой остаться.
Захочетъ чортъ — онъ можетъ въ судъ пробраться.
Нашъ Даніилъ взойдетъ на трибуналъ
За то, что всхъ онъ бшено ругалъ!
Какъ весело тогда Джеффризу станетъ,
Преемнику веревку онъ протянетъ
И скажетъ такъ: ‘Наслдникъ милый мой,
Съ такою же правдивою душой
И отъ меня усвоившій сноровку
Судить людей! Прими сію веревку,
Ей пользуйся, на страхъ своимъ врагамъ,
И наконецъ на ней повисни самъ!’
Такъ здравствуй-же, Джеффрей нашъ благородный,
Цвти въ долин Файфа плодородной!
Да не падешь ты жертвою войны,—
Такъ рвутся къ ней поэзіи сыны…
Кто позабылъ изъ васъ тотъ день ужасный,
Когда стволъ пистолета безопасный
Въ рукахъ у Литтля мрачно заблисталъ
И сорванцамъ Боу-Стритта поводъ далъ
Къ насмшкамъ злымъ? Ахъ, въ этотъ день печальный
Затрясся самъ Дундэнъ фундаментальный.
И прокатилась, ужасомъ полна,
По глади Форта темная волна.
Завыли въ страх сверныя бури,
Твидъ раздлилъ струи своей лазури:
Слезой горячей сдлалась одна,
Другая вдаль катилась холодна.
Артуръ къ земл вершиною пригнулся,
Толбутъ угрюмый тяжко покачнулся,—
Вдь хладный камень чувствуетъ порой,
И старый замокъ сознавалъ съ тоской:
Коль не въ тюрьм Джеффрея смерть случится,
Тюрьма алмаза лучшаго лишится.
Обрушился шестнадцатый этажъ,
Гд въ славный день герой родился нашъ,
И дрогнула печальная Эдина,
Всю Кэнонгетъ,— о, чудная картина,—
Усяли бумажки, словно снгъ,
Разлитье началось чернильныхъ ркъ!
Былъ какъ бумага блденъ лобъ героя,
Былъ какъ чернила черенъ онъ душою,
Въ сліяніи эмблемъ чудесныхъ двухъ
Явилъ себя героя смлый духъ.
Но Каледоніи любезной фея
Отъ злобы Мура сберегла Джеффрея:
Изъ ихъ стволовъ свинецъ она беретъ,
Его любимцу въ голову кладетъ,
Какъ дождь златой восприняла Даная,
Такъ мозгъ свинецъ воспринялъ, помышляя,
Что онъ теперь богатой жилой сталъ,
Гд драгоцнный кроется металлъ.
— ‘Забудь про кровь, про дуло пистолета’,—
Сказала фея,—,сынъ мой, брось все это!
Возьми перо, надъ музой вознесись,
Въ политик побдно воцарись,
Будь гордостью страны своей родимой!
Пока британцы цнятъ справедливый
Твой приговоръ, пока шотландскій вкусъ
Законы пишетъ для англійскихъ музъ,—
До той поры ты властвуй безъ стсненья,
Встрчая всюду страхъ и уваженье.
Поклонниковъ послушныхъ цлый рой
Тебя сочтетъ всхъ критиковъ главой.
Смотри! проходитъ съ первыми рядами
Самъ Эбердинъ, аинянинъ, предъ нами,
Вотъ Гербертъ тяжкимъ Тора молоткомъ
Готовъ взмахнуть, чтобъ поддержалъ потомъ
Ты похвалою стихъ его топорный.
Нарядный Сидней, словно рабъ покорный,
Мечтаетъ пищу дать твоимъ строкамъ
И съ нимъ любитель Греціи Галламъ.
Теб и Скоттъ въ поддержк не откажетъ,
И сплетни про друзей Пиллансъ разскажетъ,
И преданный анаем пвецъ,
Лэмъ, Таліи прекрасной жалкій жрецъ,
Теперь отмститъ товарищамъ жестоко.
Слухъ о теб пусть прогремитъ далеко!
Пусть безгранично власть твоя растетъ,
И пусть за трудъ пирами воздаетъ
Теб, Голландъ, признательные-жъ бритты
Сбираютъ лавръ для низкой лорда свиты,
Для знанія неистовыхъ враговъ…
Но до того, какъ будетъ въ свтъ готовъ
Пуститься томъ стиховъ твоихъ лазурный,
Смотри, чтобъ-Брумъ, невжливый и бурный,
Не помшалъ продаж быстрой ихъ,
Чтобъ не испортилъ кушаній твоихъ,
Изъ мяса хлбъ не сдлалъ, и цвтную
Капусту чтобъ не обратилъ въ простую!’ —
Богиня, кончивъ, сына обняла,
И скрыла вновь ее сырая мгла.

0x01 graphic

Да здравствуетъ Джеффрей! Средь своры дикой
Любимецъ ты Шотландіи великой!
Большой успхъ стяжалъ правдивый Скоттъ,
Тебя-же, другъ, двойная слава ждетъ!
Твои труды Эдина украшаетъ,
Вечерними цвтами осыпаетъ,
Даетъ страницамъ тонкій ароматъ,
А голубымъ обложкамъ — ихъ нарядъ.
Вотъ двственная нимфа Итчъ… Пылая
Любовью страстной, землю забывая,
Она къ теб прильнула. До другихъ
Ей дла нтъ, ей дорогъ твой лишь стихъ.
Милордъ Голландъ! Отдавши дань клевретамъ,
Ужель забыть о немъ самомъ при этомъ
И Генрих Петти, что за спиной
Его торчитъ, о ловчемъ стаи той!
Да здравствуютъ-же пиршества Голланда,
Гд дружно стъ шотландцевъ врныхъ банда,
Гд критики межъ ними вволю пьютъ!
Подъ этой кровлей много, много блюдъ
Съдятъ еще Грубъ-Стрита мародеры.
Вы на Галлама обратите взоры:
Онъ, бросивъ вилку и схвативъ перо,
Добромъ платить желаетъ за добро
И творчество милорда критикуетъ,
Его таланта вовсе не бракуетъ,
Но говоритъ, набивши полный ротъ:
‘Милордъ намъ далъ прекрасный переводъ!*
Гордись, Дунденъ, своихъ дтей стараньемъ!
Они для чрева пишутъ и писаньемъ
Они умютъ чреву угодить.
Но чтобъ порой въ печать не пропустить
Внушенной Вакхомъ мысли шаловливой,
Вогнать способной въ краску полъ стыдливый,
Милэди пну съ каждаго листа,
Пока не будетъ нравственность чиста,
Уметъ снять, ошибки поправляя
И ароматъ души своей вливая.
Теперь чередъ за драмой… Что за видъ!
Здсь тьма чудесъ взоръ робкій удивитъ.
И шуточки, и принцъ, сидящій въ бочк,
И глупости Дибдиновой цвточки…
Насытитесь новинками вы всласть.
Хотя Рошіомановъ пала власть,
Хоть есть у насъ актеры съ дарованьемъ,—
Къ чему они со всмъ своимъ стараньемъ,
Коль критика все терпитъ этотъ вздоръ,
Коль шлетъ Рейнольдсъ ругательствъ дикій хоръ:
Чортъ васъ дери’, ‘Проклятье’, ‘Лшій съ вами’,
Смыслъ здравый портя общими мстами,
Коль Кенни ‘Міръ’,— гд Кенни умъ живой?—
Едва журчитъ предъ сонною толпой,
Коль ‘Каратачъ’ Бомоновъ похищаютъ
И въ глупый фарсъ безстыдно превращаютъ!
Кто слезъ своихъ надъ сценой не прольетъ?
Ея упадокъ съ каждымъ днемъ растетъ.
Иль геніевъ ужъ нтъ подъ небесами,
Или исчезла совсть между нами?
Да гд-же ты, таланта яркій свтъ?
Увы, средь насъ его давно ужъ нтъ!
Проснитесь-же, Джорджъ Кольманъ благородный
И Кумберландъ! Будите духъ народный!
Пусть вашъ набатъ прогонитъ глупость вонъ.
О, Шериданъ, возстанови-же тронъ
Комедіи, и пусть не знаетъ сцена
Германской школы тягостнаго плна.
Отдай ты тмъ Пизарра переводъ,
Кому Господь таланта не даетъ,
И драмой насъ порадуй на прощанье,
Оставь ее потомкамъ въ завщанье
И нашу сцену вновь переустрой.
Доколь, съ поднятой гордо головой,
На тхъ подмосткахъ глупость будетъ править,
Гд Гаррикъ нашъ умлъ искусство славить,
Гд Сиддонсъ волновала намъ сердца?
Доколь черты презрннаго лица
Посметъ фарсъ скрывать подъ маской смха?
Когда-же эта кончится потха?
Доколь мы будемъ громко хохотать
Надъ тмъ, какъ Гукъ пытается сажать
Своихъ героевъ въ бочки? Режиссерамъ
Доколь не надостъ насъ пичкать вздоромъ
То Скеффингтона, Гуза, то Шерри?
А Массинджеръ, Отвэй, Шекспиръ внутри
Своихъ шкаповъ доколь-же позабыты
И плсенью отъ времени покрыты?
Объ аргонавтахъ славы взапуски
Межъ тмъ кричатъ газетные листки.
Гузъ съ Скеффингтономъ славу раздляютъ,..
Ихъ призраки Льюиса не пугаютъ!
Чтожъ, похвалы достоинъ Скеффингтонъ:
Прославился равно повсюду онъ
Костюмами и тощимъ вдохновеньемъ,
И самъ Гринвудъ своимъ воображеньемъ
Ему порой никакъ не угодитъ…
Въ пяти бравурныхъ актахъ онъ гремитъ,
Пока Джонъ Буль слдитъ съ нмымъ вопросомъ
За тмъ, что происходитъ передъ носомъ.
Но покупныхъ апплодисментовъ шумъ
Его выводитъ изъ глубокихъ думъ,
Онъ отъ себя сонливость отгоняетъ,
Со всми вмст хлопать начинаетъ.
Такъ вотъ, друзья, нашъ вкъ теперь каковъ!
Какъ больно вспомнить намъ про жизнь отцовъ.
Убило-ль совсть въ бриттахъ вырожденье?
Всегда-ли глупость встртитъ поклоненье?
Я не могу всецло нашу знать
За восхищенье Нольди обвинять,
За щедрыя ихъ итальянцамъ дани,
Иль панталонамъ славнымъ Каталани.
Что-жъ длать имъ, когда даютъ у насъ
Для мысли — смхъ, для смха — рядъ гримасъ.

0x01 graphic

Пусть нравы намъ Авзонія смягчаетъ,
Пускай сердца искусно развращаетъ,
Своими пусть безумствами дивитъ,
Хваля порокъ, приличій не щадитъ.
Пусть нашихъ дамъ блестятъ восторгомъ глазки
При вид формъ Дегэ, сулящихъ ласки,
Пусть тшитъ видъ Гайтоновскихъ прыжковъ
Мальчишекъ знатныхъ, знатныхъ стариковъ.
Любуются пусть снобы въ упоень
На формы Прэль, презрвшія стсненье
Несносной ткани. Пусть,— о дивный видъ,
Анджіолини бюстъ свой обнажитъ,
И такъ красиво ручки округляетъ,
И граціозно ножки выставляетъ.
Пускай Коллини прелестью руладъ
Влюбленныхъ псенъ разливаетъ ядъ,—
Но вы, пророки грозные, молчите!
Своей косы разящей не точите.
Гонители пороковъ нашихъ всхъ,
Для коихъ кружка пива въ праздникъ — грхъ,
Какъ въ воскресенье — помощь брадобря,
Непочатыхъ бутылокъ батарея,
Небритой бороды густая тнь —
Вотъ знакъ, какъ чтите вы субботній день.
Хвала отцу распутниковъ Гревилю
И капищу безумія — Арджилю!
Отель громадный блещетъ красотой
И переполненъ пестрою толпой.
Вотъ впереди — Петроній современный,
Тамъ евнухи, тамъ гесперійскій хоръ,
Тамъ нжной лютни тихій разговоръ
И сладострастной лиры рокотанье,
Французскихъ танцевъ тамъ очарованье,
Тамъ музыка Италіи, ночей
Безумныхъ вихрь, безумныхъ блескъ очей.
Улыбки дамъ, винъ разныхъ изобилье,
Все собралось туда въ одномъ усиль
Чтобъ развлекать фатишекъ, дураковъ,
Распутниковъ, мерзавцевъ, игроковъ —
И нашихъ лордовъ! Каждый выбираетъ
Себ тамъ все, что только пожелаетъ:
Иль музыку, иль кости, иль вино,
Или жену сосда — все равно!
Коммерціи сыны о разорень
Намъ плачутся и ищутъ сожалнья…
Не сами-ли виной они тому?
О бдности ихъ праздному уму
Чужда бываетъ мысль. Подъ солнцемъ счастья
Рожденные не знаютъ о ненастъ.
Лишь иногда захочется шуту
И выскочк представить нищету,
Онъ ддушкины тряпки одваетъ
И средь толпы со смхомъ выступаетъ.
Вотъ занавсь упала. Настаетъ
Для зрителей безумствовать чередъ!
Тамъ шествуютъ богатыя вдовицы,
Тамъ носятся раздтыя юницы,
Отдавшись вальса сладостной волн.
Походкой плавной движутся одн,
Гордятся членовъ гибкостью другія.
Одн, чтобы ирландцы удалые
Могли попасть скорй въ ихъ сладкій плнъ,
Косметиками побждаютъ тлнъ
Ихъ прелестей. Съ любовными стями
Охотятся другія за мужьями
И узнаютъ, гоня стыдливость прочь,
Что узнается въ брачную лишь ночь.
Пріютъ грха, убжище разврата,
Гд лишь любви искусство только свято!
Гд двушки нечистыми полны
Мечтаньями, а юноши вольны
Уроки брать, какъ властвовать сердцами!
Вотъ тамъ сейчасъ смшался съ игроками
Испаніи далекой юный гость ..
Вотъ карты взялъ, вотъ онъ бросаетъ кость
Она гремитъ… ‘Ну, сколько? Семь! Въ надбавку
Пусть тысяча теперь идетъ на ставку!’
А коль душа потерей сражена
И жизнь теб ужъ больше не нужна,
Ты выбираешь Поуля пистолеты
Иль женихомъ становишься Поджеты.
Вотъ жизни плодъ, въ безумь начатой
И конченной позорной нищетой!
Тебя никто любовью не окружитъ|
Безстрастная рука теб послужитъ,
Наемникъ будетъ раны обмывать,
Послднее дыханье принимать.
Въ забвеніи, осмянный врагами,
Погубленный безумными пирами,
Какъ Клодіусъ, ты въ свт проживешь
И какъ Фалкландъ въ міръ лучшій отойдешь!
О истина! Создай ты намъ поэта
И дай ему ты вырвать язву эту! /
Вдь я изъ этой шайки озорной
Едва-ль нс самый членъ ея шальной,
Умющій въ душ цнить благое,
Но въ жизни часто длавшій другое.
Я, помощи не знавшій никогда,
Столь надобной въ незрлые года,
Боровшійся съ кипучими страстями,
Знакомый съ тми чудными путями,
Что къ наслажденью завлекаютъ насъ,
Дорогу тамъ терявшій каждый разъ —
Ужъ даже я свой голосъ возвышаю
И въ развращень нравовъ обвиняю
Всхъ тхъ господъ. Насмшливый мой другъ
Съ коварною улыбкой скажетъ вдругъ:
‘Да чмъ же ты ихъ лучше, съумасшедшій’.
Надъ перемной, чудно происшедшей
Въ моихъ рчахъ, подивятся друзья.
Пусть такъ! Когда поэта встрчу я,
Который, какъ Джиффордъ, съ душою рдкой
Соединитъ талантъ къ сатир дкой
И станетъ защищать отъ зла добро,
Тогда свое я положу перо.
Я подниму лишь голосъ, чтобъ привтомъ
Его почтить, хоть и меня при этомъ,
Какъ всхъ другихъ, онъ будетъ бичевать
И со стези порока совлекать.
А что до мелкихъ рыбокъ въ мутномъ ил,
Отъ Гафиза до Боульса-простофили,
То пусть он сидятъ вс по норамъ,
Пусть знаютъ свой Сентъ-Джильсъ и Тоттенгамъ,
Иль, такъ какъ нын знать большого свта
Пустилась взапуски кропать сонеты,
Пускай свой знаютъ Сквэръ иль свой Бондъ-Стритъ.
Кому, сказать по правд, повредитъ,
Коль человкъ съ вліяньемъ, съ положеньемъ,
Порой метнетъ въ печать стихотвореньемъ?
Пускай, не внемля критиковъ мольб,
Сэръ Т. читаетъ стансы самъ себ,
Пусть Мильсъ Андрюсъ съ куплетами хлопочетъ,
Безсмертія достичь въ прологахъ хочетъ,
Хоть онъ творецъ мертворожденныхъ драмъ!
Зачмъ-же въ это вмшиваться намъ?
Средь лордовъ также мы порой встрчаемъ
Поэта. Что-жъ? Его мы восхваляемъ
За то одно, что можетъ онъ писать.
Ахъ, былъ-бы вкусъ, кто захотлъ-бы взять
Ихъ титулы, совмстно съ ихъ стихами!
Гд Роскоммонъ, Шефильдъ? Ужъ ихъ внками
Никто себя не сметъ украшать!..
Какая-жъ муза можетъ награждать
Карлейлево разслабленное пнье?
Коль школьнику прощаютъ увлеченье,
Когда гршитъ онъ рифмою порой,
То старику съ сдою головой
Нельзя простить стиховъ, что все глупютъ,
Пока поэта волосы сдютъ.
Какихъ-какихъ чиновъ у лорда нтъ!
Пэръ, памфлетистъ, франтишка и поэтъ!
Его творенья, глупыя въ начал,
Несносныя подъ старость, наводняли
Театръ нашъ бдный, здравый вкусъ губя
Пока ‘довольно съ насъ уже тебя*
Дирекція въ сердцахъ не закричала
И пичкать насъ милордомъ перестала.
Оставимъ-же вельможу хохотать
Надъ судьями, дадимъ переплетать
Тома стиховъ своихъ телячьей кожей,
Съ его талантомъ столь забавно схожей!
Сорвите, сэръ, сафьянный переплетъ:
Телячья кожа больше къ вамъ идетъ.
А вы, друиды съ мдной головою,
Пвцы для хлба! Огорчать войною
Я не желаю вовсе васъ пока!
Вдь тяжкая Джиффордова рука
Недавно стаю вашу разогнала.
Вы можете завистливыя жала
Въ талантъ теперь свободно запускать,
Васъ алчный голодъ можетъ оправдать.
Крыломъ своимъ васъ жалость прикрываетъ,
Въ честь Фокса гимнъ пускай васъ услаждаетъ,
Пусть будетъ плащъ Мельвиля — вашъ покровъ,
Васъ Лета ждетъ, кропатели стиховъ!
Миръ вамъ навкъ — вотъ лучшая награда
За весь вашъ трудъ. Но если-бъ было надо
Безсмертье вамъ,— для этого годна
Лишь Дунціада славная одна.
Ну, а теперь вы вс забыты нами
Съ достойными другими именами.
Бранить я Розу также не хочу,
Надъ прозою ея не хохочу,
И надъ ея поэзіей невнятной,
Едва-ль изъ насъ кому-нибудь понятной.
Хотя изъ школы Круска молодцы
Не наводняютъ боле столбцы
Журналовъ нашихъ, старыя ухватки
Кой-гд живутъ, кой-гд бываютъ схватки
Средь инвалидовъ Бэлля: все кричитъ
Матильда наша, все Гафизъ пищитъ,
И, съ подписью О. P. Q. неразлучный,
Метафорой пугаетъ Мерри скучный.

0x01 graphic

Коль подмастерье броситъ молодой
И мастерскую и прилавокъ свой,
Когда, забывъ про Криспина Святого,
Оставитъ шило для пера тупого,
Чтобы для музъ сандаліи тачать,—
Какъ будутъ вс ему рукоплескать!
Писатели въ конецъ его захвалятъ
И дамы также, если-же ужалитъ
Его порой сатирикъ,— то бда:
Завистникомъ зовутъ его тогда!
Вдь мннье свта выше всякихъ мнній,—
Вс за него,— ужели онъ не геній?
Самъ Кэпель Лофтъ въ восторг отъ него!
О, ремесла простого своего
Счастливые сыны! Бросайте, други,
Свои вы пашни, заступы и плуги!
Вдь Блумфильдъ, Борнсъ, самъ Джиффордъ, нашъ герой,
Вс родились подъ тусклою звздой
Въ сословь низкомъ, но, съ своей судьбою
Не помирившись, счастье взяли съ бою…
Вотъ вамъ какой примръ прекрасный данъ!
Чмъ Блумфильду уступитъ братъ Натанъ?
Иль Фебъ ему откажетъ въ одобрень?
Зажглось въ Натан — коль не вдохновенье,
То рвеніе къ рифмованнымъ строкамъ.
Священный пылъ больнымъ его мозгамъ
Всецло чуждъ, хоть умъ его затмился…
Крестьянина-ль вкъ горькій прекратился,
Иль кто-нибудь огородилъ свой лугъ,—
Хвалебной оды тотчасъ слышенъ звукъ!
Ну что-жъ, когда британская натура
Такъ воспріяла яркій свтъ культуры,—
Пусть властвуетъ поэзія въ сердцахъ,
И въ мастерскихъ цвтетъ, и въ деревняхъ.
Смле въ путь, башмачники-поэты!
Тачайте стансы такъ-же, какъ штиблеты!
Вы музою плните милыхъ дамъ,
А кстати сбытъ найдете башмакамъ.
Пусть вдохновеньемъ неучъ-ткачъ кичится,
И пусть портной въ стихахъ распространится
Свободне, чмъ въ счетахъ. Свтскій франтъ
Вознаградитъ живой его талантъ
И за стихи ему заплатитъ сразу,
Лишь за свои расплатится заказы.
Воспвъ поэтовъ славныхъ, я готовъ
Парнаса чтить непризнанныхъ сыновъ.
Раскрой, Камбель, свое намъ дарованье!
Къ безсмертію святое притязанье
Кто, коль не ты, осмлится имть?
А ты, Роджерсъ! Умлъ ты раньше пть
Такъ сладко намъ… Припомни блескъ былого
И вдохновись воспоминаньемъ снова…
Дай намъ услышать нжный голосъ твой
И Феба возведи на тронъ пустой!
Будь славенъ самъ, прославь свою отчизну.
Не вчно-жъ муза будетъ править тризну
Передъ могильнымъ Коупера холмомъ,
Переходя въ отчаянь нмомъ
Плести внокъ надъ скромною могилой,
Гд Борнсъ лежитъ, ея поклонникъ милый?
Не вчно, нтъ! Хоть презираетъ Фебъ
Пвцовъ, которыхъ манитъ только хлбъ,
Которымъ глупость служитъ вдохновеньемъ,
Все-жъ видитъ онъ порою съ утшеньемъ,,
Какъ бардъ иной безъ вычурныхъ гримасъ
Безхитростною псней тронетъ насъ.
Въ свидтели Джиффорда вызываю,
Съ нимъ Макнэйля и Сотби приглашаю!
‘Зачмъ Джиффордъ не пишетъ ничего?* —
Мы слышали не разъ. Теперь его
Хотимъ и мы спросить о томъ-же самомъ.
Иль некого покрыть публичнымъ срамомъ?
Иль больше нтъ на свт дураковъ,
Чьи спины ждутъ живительныхъ рубцовъ
Отъ твоего бича? Сатиры геній
Ужъ не найдетъ достойныхъ преступленій
Для смха своего? Или дорогъ
Не наводнилъ ликующій порокъ?
Или всегда удастся нашимъ лордамъ
Распутствовать повсюду съ видомъ гордымъ,
Отъ правосудья вчно ускользать
И музъ святого гнва избгать?
Ужель они не будутъ маяками
Зловщими блистать передъ вками,
Указывать грха опасный путь?
Проснись, Джиффордъ! Въ обтахъ честенъ будь,
Исполни долгъ, безумцевъ исправляя,
Иль краску въ нихъ смущенья вызывая.
О, бдный Уайтъ! Была твоя весна
Еще благоуханна и ясна
И музы юной только крпли силы,
Когда тебя отъ насъ взяла могила!
Замолкнулъ лиры благородной звукъ,
Палъ жертвою науки знанья другъ…
Межъ нами сердца чуткаго не стало,
Теб наука щедро разсыпала
Свои дары — познанья смена, —
Но жатва ихъ была обречена
Безстрастной смерти. Геній прихотливый
Самъ погасилъ огонь души пытливой
И рану растравилъ въ груди больной.
Такъ падаетъ настигнутый стрлой
Степной орелъ и, распростертъ въ долин,
Чтобъ съ тучами ужъ не парить отнын,
Въ пер, принесшемъ злое остріе,
Съ отчаяньемъ вдругъ узнаетъ свое!
И тягостнй тлеснаго страданья
Ему въ то время жгучее сознанье,
Что отдалъ онъ безжалостнымъ врагамъ
Оружіе, что выростилъ онъ самъ!
Давно-ли клалъ въ гнздо свое съ любовью
Онъ то перо пропитанное кровью…
Случалось слышать мн, что въ наши дни
Лишь призраки блестящіе одни,
Лишь вымыслы одни воображенья
Влекутъ къ себ поэтовъ вдохновенье.
Художники и прозы, и стиха
И впрямь теперь, какъ смертнаго грха,
Чураются словца ‘обыкновенный’,
Но иногда свой лучъ проникновенный
Въ пвца захочетъ правда заронить,
Очарованье псн сообщить…
Пускай, цня высоко добродтель,
Докажетъ это мой живой свидтель,
Мой Краббъ любезный, музы сельской жрецъ,
Природы лучшій, преданный пвецъ.
Пусть Ши теперь вниманьемъ овладетъ.
Перомъ и кистью онъ творить уметъ,
И живопись съ поэзіей-сестрой
Смняясь водятъ быстрою рукой.
То онъ блеснетъ прелестными стихами,
То оживитъ вдругъ краски передъ нами.
Вполн достоинъ онъ двойныхъ наградъ,
Соперникъ барду, живописцу братъ!
Какъ безконечно счастливъ бардъ, могущій
Проникнуть въ т таинственныя кущи,
Гд нкогда родились музы намъ!
Какъ счастливъ тотъ, чьимъ удалось стопамъ
Попрать ту землю, чьимъ глазамъ случилось
Т страны зрть, гд столько народилось
Поэтовъ и героевъ, гд досель
Свою ласкаетъ слава колыбель,
Досель паритъ надъ берегомъ ахеянъ!
Вдвойн тотъ счастливъ, въ чьей душ взлелянъ
Огонь любви къ классической стран,
Кто намъ поетъ о славной старин,
Кто, какъ художникъ, смотритъ на руины,
Кто разорвалъ, какъ дымку паутины,
Вуаль вковъ… О, Райтъ! Ты могъ смотрть
На т брега, ты ихъ умлъ воспть!
Героевъ и боговъ страны чудесной
Прославить бы не могъ писатель прсный.
А вы, друзья, диковинныхъ камней
Сокрытый блескъ предъ свтомъ нашихъ дней
Раскрывшіе! Сотрудники-витіи,
Вплетавшіе въ гирлянды Іоніи
Изъ Аттики цвтовъ прелестныхъ рядъ!
Какъ сладокъ ихъ тончайшій ароматъ,
Какъ онъ языкъ родной нашъ украшаетъ!
Вашъ благородный геній пріучаетъ
Къ мелодіямъ эллинскимъ нашъ Парнасъ,—
Но чуждыхъ намъ не надобно прикрасъ!
Ахейскую цвницу золотую
Оставьте вы — и вспомните родную!
Вотъ имъ-то честь должна принадлежать
Поэзіи законъ возстановлять,
Но только бардовъ этихъ пснопнье
Пусть не напомнитъ пошлыя творенья
Намъ Дарвина, сонливаго пвца,
Стиховъ пустыхъ великаго творца.
Вся мишура кимваловъ позлащенныхъ
Не веселитъ очей намъ утомленныхъ,
А пнье ихъ нашъ слухъ не веселитъ,
Сначала затмевалъ ихъ гордый видъ
Простыя лиры, но потомъ съ годами
Открылась мдь подъ золотомъ мстами,
И растворился легкихъ сильфовъ рой
Въ сравненіяхъ, въ болтливости пустой.
Пусть барды той манеры избгаютъ,
Пусть съ Дарвиномъ т формы умираютъ:
Фальшивый блескъ сначала тшитъ насъ,
Но вслдъ за тмъ усталый ржетъ глазъ.
Пусть не идутъ они стезей вульгарной
Вордсвортовой поэзіи бездарной,
Что кажется намъ лепетомъ дтей,
А Лэму съ Ллойдомъ кажется нжнй
Мелодіи небесной. Но — молчанье!—
Мои права столь малы на вниманье,
И безъ меня талантъ свой путь найдетъ
И бардовъ пснь къ Олимпу вознесетъ,

0x01 graphic

О, Вальтеръ Скоттъ, пусть твой оставитъ геній
Кровавую поэзію сраженій
Ничтожествамъ! Пусть ожиданье мзды
Ихъ вдохновляетъ жалкіе труды!
Талантъ вдь самъ всегда себя питаетъ.
Свои сонеты Соути пусть кропаетъ,
Хотя къ весн и такъ ужъ каждый годъ
Его обильной музы зретъ плодъ.
Вордсвортъ поетъ пусть дтскія рулады,
Пускай Кольриджа милыя баллады
Груднымъ младенцамъ навваютъ сны,
Льюисовой фантазіи сыны
Въ читателей пускай вселяютъ трепетъ,
Пусть стонетъ Муръ, а Mypa сонный лепетъ
Пускай Странгфордъ безсовстно крадетъ
И съ клятвою Камоэнсомъ зоветъ.
Пускай Гейлей плетется хромоногій,
И Монгомери бредъ несетъ убогій,
И Граммъ-ханжа пускай громитъ грхи,
И полируетъ Боуль свои стихи,
Въ нихъ до конца и плача и вздыхая,
Карлейль, Матильда, Стоттъ,— вся банда злая,
Что населяетъ сплошь теперь Грубъ-Стритъ
Или Гросвеноръ-Плэсъ — пускай строчитъ,
Покуда смерть отъ нихъ насъ не избавитъ
Иль здравый смыслъ молчать ихъ не заставитъ.
Ужель къ теб, нашъ славный Вальтеръ Скоттъ,
Языкъ ничтожныхъ рифмачей идетъ?
Ты слышишь-ли призывъ проникновенный?
Давно ужъ звуковъ лиры ждутъ священной
И девять музъ, и вся твоя страна,—
А лира та теб вдь вручена!
Иль Каледоніи твоей преданья
Теб съумли дать для воспванья
Лишь похожденья клана молодцовъ,
Мошенниковъ презрнныхъ и воровъ,
Иль, сказочекъ достойныя Шервуда
И подвиговъ геройскихъ Робинъ Гуда,
Лишь темныя Мармьоновы дла?
Шотландія! Хотя твоя хвала
Пвца цннйшимъ лавромъ украшаетъ,
Но все-жъ его безсмертьемъ увнчаетъ
Весь міръ, не ты одна. Нашъ Альбіонъ
Разрушится, въ сонъ мертвый погруженъ.
Но не умретъ пвецъ нашъ вдохновенный!
О слав той страны благословенной,
Объ Англіи потомкамъ онъ споетъ
И передъ міромъ честь ея спасетъ.
Что-жъ заразитъ пвца одушевленьемъ,
Чтобъ на борьбу отважиться съ забвеньемъ?
Бёзъ удержу течетъ рка временъ
Со смною и націй, и племенъ,
Всегда кумиръ возносится толпою
И новому гремитъ хвала герою…
Но смнитъ сынъ отца, а дда внукъ —
И гд-жъ поэтъ, гд громкой лиры звукъ?
Ото всего, что раньше такъ цнилось,
У насъ лишь имя смутно сохранилось!
Когда трубы побдной смолкнетъ громъ,
Смолкаетъ все, спитъ эхо крпкимъ сномъ.
Какъ фениксъ на ‘ костр, вдругъ слава вспыхнетъ,
Свой поздній ароматъ отдастъ — и стихнетъ…
А гд-же Гранты черные сыны,
Любители научной глубины
И каламбуровъ пошлыхъ? Неужели
И эти къ муз подойти посмли?
Но нтъ, смотри: отъ нихъ она бжитъ,
Ситоновъ призъ ее не поразитъ,
Хотя теперь печатными станками
Владетъ Горъ съ позорными стихами
И жалкій Гойль… (не тотъ, что такъ помогъ
Картежникамъ: для тхъ не важенъ слогъ!)
Кого-же слава Гранты соблазняетъ,
Тотъ пусть ея Пегаса осдлаетъ,
Клянусь оселъ достопочтенный сей
Вполн достоинъ матери своей.
О, Гранта, врь: твой Геликонъ безводный
Темнй, чмъ Кэмъ съ его волной холодной.
Вотъ тратитъ Кларкъ свой безполезный трудъ,
Чтобъ нравиться,— забывъ, что не ведутъ
Его стихи къ ученому диплому!
Въ сатирика играя попустому,
Даетъ намъ шутъ — что мсяцъ,то памфлетъ,
Онъ, поставщикъ скандаловъ для газетъ,
Тамъ пасквиль тиснетъ, слухъ тамъ пуститъ ложный,—
На родъ людской самъ пасквиль онъ ничтожный.
Вандальской расы мрачное жилье,
Науки гордость, горькій срамъ ея!
Ты ужъ давно далекимъ Фебу стало,
Годжсона стихъ теб поможетъ мало,
Гьюсона пснь теб не пособитъ!
Но тамъ, гд волны чистыя струитъ
Прозрачная Изида,— тамъ порою
Играетъ муза съ рзвою волною
И въ тишин зеленыхъ береговъ
Внки сплетаетъ изъ лсныхъ цвтовъ,
Чтобъ увнчать пвца за посщенье
Ея священныхъ рощъ съ зеленой снью.
Вотъ тамъ Ричардсъ огонь свой почерпалъ
И про дла намъ предковъ разсказалъ.
Коль я сказалъ, не слыша приглашенья,
Все, что давно извстно, безъ сомннья,
Коль объявилъ жестокую войну
Я олухамъ, позорящимъ страну,—
Виной тому любовь моя къ народу,
Любимцу музъ, влюбленному въ свободу…
О, Англія! Когда-бъ пвцы твои
Съ тобой равняли доблести свои!
Являешься предъ изумленнымъ міромъ
Аинами въ наукахъ, въ слав — Тиромъ,
Въ военной сил — Римомъ ты всегда!
Теб покорны суша и вода..
Но гд-жъ теперь премудрыя Аины?
О слав Рима помнятъ лишь руины,
Колонны Тира скрылись подъ водой…
Чтобъ не случилось этого съ тобой,
О, Англія,— чтобъ мощь не расшаталась,
И чтобъ ты въ прахъ съ вками не распалась!..
Но я молчу. Зачмъ мн продолжать?
Кассандру мн къ чему изображать?
Вдь слишкомъ поздно мн, какъ ей, поврятъ,
Пусть наши барды съ родиной раздлятъ
Ея средь странъ и славу и почетъ —
Лишь къ этому ихъ пснь моя зоветъ.
Несчастная Британія! Богата
Мужами ты, что гордость для сената —
Потха для толпы. Живутъ они
Теб на славу долгіе пусть дни
Ораторы пусть фразы разсыпаютъ,
О здравомъ смысл пусть заботъ не знаютъ,
Пусть Каннинга пилятъ за умъ, и спитъ
Въ томъ кресл Портландъ, гд сидлъ нашъ Питтъ!
Теперь прощай, покуда втръ прибрежный
Не натянулъ мой парусъ блоснжный.
Брегъ Африки мой встртитъ скоро взоръ,
Кельпэ напротивъ цпь откроетъ горъ,
Затмъ луна Стамбула засіяетъ.
Но путь туда корабль мой направляетъ,
Гд красоту впервые міръ позналъ,
Гд надъ громадой величавой скалъ
Возноситъ Каффъ корону снговую…
Когда-жъ я вновь узрю страну родную,
Ничей станокъ меня не соблазнитъ, —
Что видлъ я — дневникъ мой сохранитъ.
Пусть свтскій франтъ свои замтки съ жаромъ
Печатаетъ, соперничая съ Карромъ,
За славою пусть гонится Эльджинъ,
Ее въ обломкахъ ищетъ Эбердинъ!
Пусть деньгами сорятъ они безъ счета
На статуи лже-Фидьевой работы
И изъ своихъ пускай они дворцовъ
Устроятъ рынокъ древнихъ образцовъ.
Иные пусть въ бесд диллетантской
О башн намъ повдаютъ троянской,
Топографомъ пусть будетъ старый Джель,
Хвала ему! Зато моя свирль
Не истерзаетъ вкусъ вашъ прихотливый,
По крайней мр,— прозой кропотливой.

0x01 graphic

Разсказъ спокойно я кончаю свой,
Готовый встртить гнвъ задтыхъ мной.
Трусливостью позорной не страдая,
Сатиру эту я своей признаю,
Не приписалъ никто ее другимъ.
Мой смхъ знакомъ на родин инымъ:
Вдь голосъ мой вторично ужъ раздался,
Отъ словъ своихъ ужель я отпирался?
Такъ прочь-же, прочь, таинственный покровъ!
Пусть на меня несется стая псовъ!
Пугать меня — напрасныя старанья,
Я не боюсь Мельбурнскаго оранья,
Мн ненависть Галлама не страшна,
Какъ Лэма гнвъ, Голландова жена,
Невинные Джеффрея пистолеты,
Эдины пылкой дюжіе атлеты,
Ея молніеносная печать!
Не такъ легко со мной имъ совладать!
Т молодцы, въ плащахъ, получатъ то же,
Почувствуютъ, что ихъ живая кожа
Нжне, чмъ резиновая ткань.
Отдамъ и я, быть можетъ, битв дань,
Но постою, покуда хватитъ силы.
А были дни—ни разу не сходила
Язвительность съ невинныхъ губъ моихъ,—
Вдь желчь потомъ ужъ пропитала ихъ!
И не было вокругъ меня творенья,
Что-бъ вызвало во мн одно презрнье.
Я зачерствлъ… теперь не тотъ ужъ я,
Безслдно юность канула моя,
Я научился думать справедливо
И говорить, хоть рзко, но правдиво.
Я критика съумю осмять,
Безжалостно его колесовать
На колес, что мн онъ назначаетъ,
Коль цловать мн плетку предлагаетъ
Какой-нибудь трусливый рифмоплетъ,
Отпоръ живой онъ у меня найдетъ.
Пренебрегать привыкъ я похвалами,
Пускай сидятъ съ нахмуренными лбами
Соперники-поэты. Я бы могъ
Теперь свалить изъ нихъ любого съ ногъ!
Во всеоружь, со спокойнымъ взоромъ,
Бросаю я перчатку мародерамъ
Шотландіи и англійскимъ осламъ!
Вотъ что сказать осмлился я вамъ.
Безстрастное другіе скажутъ мннье,—
Нанесено-ль здсь вку оскорбленье,
Пусть въ публик стихи мои найдутъ
Безжалостный, но справедливый судъ!..

С. Ильинъ.

АНГЛІЙСКІЕ БАРДЫ И ШОТЛАНДCKIE ОБОЗРВАТЕЛИ.

Первые стихи представляютъ подражаніе Ювеналу:
Semper ego auditor tantum? numquamque reponam
Vexatus toties rauci Theseidc Codri? (Juv. Sat. 1). Стр. 512.
А Фитцъ-Джеральдъ тмъ временемъ mepзать
Нашъ будетъ слухъ, въ тавернахъ распвая.
‘Зачмъ было упоминать объ этомъ паяц?’ (Позднйшее примчаніе Байрона).
‘Мистеръ Фитцъ-Джеральдъ, въ шутку названный Боббетонъ ‘полпивнымъ поэтомъ’, ежегодно приноситъ ‘Литературному Фонду’ свою стихотворную дань. Не довольствуясь писаніемъ, онъ декламируетъ лично посл того, какъ компанія вольетъ въ себя достаточное количество сквернаго портвейна, который только и помогаетъ ей выдерживать эту операцію’. (Байронъ).
Вильямъ-Томасъ Фитцъ-Джеральдъ (1759—1829) былъ своего рода неофиціальнымъ ‘лавреатомъ’.
Тебя-жъ, перо, вновь признанное мною,
Какъ Сидъ Гаметъ, я въ лаврахъ успокою.
‘Въ послдней глав Донъ-Кихота Сидъ Гаметъ Бененгели общаетъ дать покой своему перу. О, если бы наши многопишущіе джентльмэны послдовали примру Сида Гамета Бененгели!’ (Байронъ).
Стр. 513. То Лэмъ съ своими фарсами позналъ.
‘Онъ славный малый и, по моему, лучшій изъ всей семьи, за исключеніемъ его матери и сестры’. (Позднйшее прим. Байрона). Вильямъ Лэмъ женился въ 1805 г. на лэди Каролин Понсонби, написавшей впослдствіи романъ ‘Гленарвонъ’, гд она изображаетъ свои отношенія къ Байрону. Другой братъ, Джорджъ, былъ сотрудникомъ ‘Эдинбургскаго Обозрнія’ и, между прочимъ, сочинилъ фарсъ, представленный два или три раза на Ковентъ-Гарденскомъ театр въ 1807 г.
Изъ Миллера возьмите шутокъ прсныхъ.
Актеръ Джо Миллеръ (1684-1738) былъ человкъ безъ всякаго образованія и, какъ говорятъ, даже не умлъ читать. Его слава основывается на книжк остротъ и анекдотовъ, составленной посл его смерти и приписанной ему Джономъ Моттли.
Сердечности Джеффрея опасайтесь
И головою Лэма не плняйтесь.
‘Гг. Джеффри и Лэмъ — альфа и омега, первый и послдній въ ‘Эдинбургскомъ Обозрніи’, остальные упоминаются дале’. (Байронъ).
‘Это сказано несправедливо. Ни сердце, ни голова этихъ джентльменовъ не отвчаютъ такому о нихъ представленію· Въ то время, когда это было написано, я еще не былъ лично знаковъ ни съ тмъ, ни съ другимъ’. (Позднйшее примчаніе).
Фрэнсисъ Джеффри (1773—1850) основалъ ‘Эдинбургское Обозрніе’ въ 1802 г., въ компаніи съ Сиднеемъ Смитомъ, Брумовъ и Фрэнсисомъ Горнеромъ. Въ слдующемъ же году онъ сдлался самостоятельныхъ издателемъ этого журнала и велъ его вплоть до 1829 года. Новый журналъ сразу обратилъ на себя вниманіе независимостью взглядовъ и высокими гонорарами сотрудниковъ.
Зачмъ пошелъ безсмертными стопами
Я Джиффорда и Попа?
Вильямъ Джиффордъ (1756-1826), писатель самоучка, былъ сначала пахаремъ, потомъ юнгой на каботажномъ судн, затмъ ученикомъ у башмачника, ему было уже 23 года, когда друзья помстили его въ Эксетеръ-колледжъ въ Оксфорд. Въ своихъ сатирахъ ‘Бавіада’ и ‘Мевіада’ онъ осмивалъ разныхъ мелкихъ современныхъ писателей. Въ 1797—98 гг. онъ издавалъ журналъ ‘Анти-Якобинецъ, или Еженедльный Обозрватель’, въ которомъ поддерживалъ политическіе взгляды Канинига и его друзей. Затмъ, съ февраля 1809 до сентябрь 1824 г., онъ былъ издателемъ ‘Трехмсячнаго Обозрнія’ (Quarterly Review) и скоро пріобрлъ руководящее вліяніе благодаря своимъ здравымъ сужденіямъ и уваженію къ лучшимъ литературнымъ образцамъ, хоти его отзывы иногда и диктовались политическими предразсудками. Очень цнны его изданія старинныхъ англійскихъ драматурговъ Мэссинджера и Бенъ-Джонсона. Онъ перевелъ также сатиры Ювенала, и къ этому переводу приложилъ свою автобіографію. Байронъ относился къ Джиффорду съ величайшимъ уваженіемъ. ‘Всякому вашему замчанію, даже если бы оно было сдлано въ стил Бавіады, слдуетъ повиноваться’, писалъ онъ въ 1813 г. А въ одной изъ замтокъ 1821 г. онъ говоритъ: ‘Я не знаю такой похвалы, которая могла бы утшить меня за порицаніе Джиффорда’.
‘За то такихъ ошибокъ нтъ у Пая’.
— Я вмст съ Попомъ вратъ предпочитаю.
Генри-Джемсъ Пай (1745—1813), членъ парламента, а впослдствіи полицейскій чиновникъ въ Вестминстер, занималъ должность ‘поэта-лавреата’ съ 1710 г. до своей смерти. Онъ былъ преемникомъ Уортона и предшественникомъ Соути. Байронъ упоминаетъ о немъ, между прочимъ, въ ‘Видніи Суда’.
А было время, жалкой лиры звукъ
Не находилъ себ покорныхъ слухъ.
Этими стихами начиналось первое изданіе сатиры. Байронъ первоначально хотлъ предпослать имъ, по примру старинныхъ поэтовъ, слдующее:

ОБОЗРЕНІЕ.

‘Поэтъ созерцаетъ времена минувшія и ихъ поэзію, длаетъ внезапный переходъ къ временамъ настоящихъ, воспламеняется противъ книгодлателей, поноситъ Вальтера Скотта за жадность и торговлю балладами, съ особливыми замчаніями о мистер Соути сожалетъ, что мистеръ Соути возложилъ на публику три поэмы, эпическія и иныя, возстаетъ противъ Вильяма Вордсворта, но хвалитъ мистера Кольдриджа и его элегію на смерть молодого осла, склоненъ порицать мистера Льюиса и весьма осуждаетъ Томаса Литтля (покойнаго) и лорда Стрэнгфорда: совтуетъ мистеру Хэли обратить свое вниманіе на прозу и увщеваетъ моравскихъ братьевъ прославить мистера Грэма, сочувствуетъ достопочтенному Вильяму Поульсу и оплакиваетъ печальную судьбину Джемса Монтгомери, переходятъ къ нападеніямъ на ‘Эдинбургскихъ обозрвателей’, называетъ ихъ жестокими именами, гарпіями и тому подобными, поноситъ Джеффрея и пророчествуетъ. Эпизодъ Джеффрея и Мура, ихъ опасное положеніе и избавленіе, дурныя предзнаменованія въ утро сраженія, Твидъ, Толбутъ, Фритъ-офъ-Фортъ и Престолъ Артура разнообразно потрясены, богиня нисходитъ съ неба ради спасенія Джеффрея, вндреніе пуль въ его темя и затылокъ. ‘Эдинбургское Обозрніе’ вообще. Лордъ Эбердинъ, Гербертъ, Скоттъ, Галламъ, Пиллэнсъ, Лэмъ, Смитъ, Брумъ и проч. Лордъ Голландъ восхваляется за свои обды и переводы. Драма: Скеффингтонъ, Гуинъ, Рейнольдсъ, Кенни, Черри и проч. Шериданъ, Кольманъ и Кумберлэндъ приглашаются къ писанію. Возвращеніе къ поэзіи, писаки всхъ сортовъ, лорды иногда римуютъ, но гораздо лучше, когда не длаютъ этого. Гафизъ, Роза-Матильда и X. T. Z Роджерсъ, Кэмпбелль, Джиффордъ и прочіе настоящіе поэты. Переводчики греческой антологіи, Краббъ, стиль Дарвина, Кембриджъ, Ситоновская премія, Смитъ, Годжсонъ, Оксфордъ, Ричардсъ. Поэтъ говоритъ отъ себя.— Заключеніе.
Стр. 514.
Тутъ, что ни день, книжонка выползаетъ
Съ поэмой Литиля
‘Томасъ Литтль — псевдонимъ Мура, подъ которымъ онъ издавалъ свои первыя произведенія.
Негодный Стоттъ, иль Соути, бардъ надменный.
‘Стоттъ, боле извстный подъ именемъ ‘Гафиза’. Этотъ господинъ въ настоящее время самый глубокій знатокъ витійства. Я припоминаю, что, когда царствующая фамилія должна была покинуть Португалію, мистеръ Стоттъ написалъ на этотъ случай особую оду, начинавшуюся такъ (Стоттъ говоритъ отъ имени Гиберніи):
Отрасль царская Браганцы!
Эринъ вамъ приносятъ станцы, и пр. Онъ написалъ также сонетъ къ крысамъ, вполн достойный своего предмета, и весьма громоносную оду, начинающуюся стихами:
Раздайся, пснь! Гремя, какъ волны,
Что бьютъ въ Лапландски берега!
Господи, помилуй!
‘Пснь послдняго менестреля’ — ничто въ сравненія съ этими стихами’. (Байронъ).
Средь бури злой. Послдній Менестрель…
См. ‘Пснь послдняго менестреля’. Никогда еще не бывало плана боле несуразнаго и нелпаго, чмъ въ этомъ произведеніи. Появленіе (олицетворенныхъ) Грома и Молніи въ вид пролога къ трагедія Бэйза, къ сожалнію отнимаетъ заслугу оригинальности у разговора между господами духами Потопа и Горы въ первой псни. Затмъ появляется любезный Вильямъ Делоррэнъ, ‘сильный разбойникъ’, то есть счастливое сочетаніе браконьера, конокрада и рыцаря большой дороги… Біографія Гильпина Горнера и чудесный пшій пажъ, идущій вдвое скоре лошади своего господина безъ помощи семимильныхъ сапогъ, — просто образцовые примры усовершенствованія литературнаго вкуса. Въ вид отдльныхъ эпизодовъ мы имемъ здсь невидимый, но вовсе не легкій ударъ по уху пажа и вступленіе короля, вмст съ боевымъ конемъ, въ замокъ подъ видомъ воза сна, что, конечно, вполн естественно. Герой послдней баллады, Марміонъ, — ни дать, ни взять тоже самое, чмъ могъ бы быть Вильямъ Делоррэнъ, если бы умлъ читать и писать. Поэма эта сфабрикована по заказу гг. Констэбля, Муррея и Миллера, почтенныхъ книгопродавцевъ, за извстную сумму денегъ, и дйствительно, по достоинству вдохновенія, это произведеніе весьма цнно. Если мистеръ Стоттъ желаетъ писать по найму, то пусть длаетъ, что можетъ для своихъ хозяевъ, но только не унижаетъ своего несомннно крупнаго дарованія повтореніемъ подражаній стариннымъ балладамъ’. (Байронъ).
Марміону жъ доброй ночи пожелаемъ.
‘Доброй ночи Марміону!’ — патетическое и вмст съ тмъ пророческое восклицаніе Генри Блоунта посл смерти честнаго Марміона’. (Байронъ).
Стр. 515.
Давало намъ столтій протяженье
Всего одно великое творенье.
‘Такъ какъ Одиссея тсно связана съ Иліадой, то ихъ можно считать за одну великую поэму. Говоря о Мильтон и Тacco, мы имемъ въ виду Потерянный Рай и Освобожденный Іерусалимъ, какъ образцовыя ихъ произведенія, такъ какъ ни Завоеваніе Іерусалима — итальянскаго поэта, ни Возвращенный Рай — англійскаго барда не сравнялись извстностью съ первыми ихъ поэмами. Вопросъ: какая изъ поэмъ г. Соути переживетъ его?’ (Байронъ).
Вотъ Талаба, свирпое дитя
Аравіи пустынной.
‘Талаба, вторая поэма г. Соути, написана съ открытымъ пренебреженіемъ ко всмъ литературнымъ прецедентамъ и во всякой поэзіи. Г. Соути желалъ произвести нчто совершенно новое — и вполн въ этомъ усплъ. Его Іоанна д’Аркъ была въ своемъ род достаточно удивительна, но Талаба — одна изъ тхъ поэмъ, которыя, говоря словами Порсона, ‘будутъ читаться тогда, когда Гомеръ и Виргилій будутъ уже забыты, — но не раньше’. (Байронъ).
Соперникъ Тумба, побждай враговъ.
‘Герой фарса Фильдинга: ‘Трагедія трагедій, или жизнь и смерть Тома Тумба Великаго’, предст. въ 1700 г. въ Гэймаркет’. (Байронъ).
Мэдока образъ высится гигантскій.
‘Поэма г. Соути Мэдокъ длятся на дв части: I. Мэдокъ въ Уэльс, II. Мэдокъ въ Азтлан. Слово ‘кацикъ’ встрчается въ переводахъ испанскихъ писателей, цитируемыхъ г. Соути въ примчаніяхъ, а не въ текст самой поэмы’. (Байронъ).
Когда же, Соути, будетъ передышка?
Просимъ извиненія у г. Соути, Мэдокъ ‘пренебрегаетъ униженнымъ титуломъ эпической поэмы’. См. его предисловіе. Почему эпическая поэма ‘унижена’? И кмъ она унижена? Конечно, послднія баллады гг. Коттля, лавреата Пая, Огильви, Голя и любезной миссисъ Коули не способствовали возвышенію эпической поэзіи, но такъ какъ поэма г. Соути ‘пренебрегаетъ’ этимъ наименованіемъ, то позволительно спросить, замнилъ ли онъ его чмъ-нибудь лучшимъ? Или ему придется только соперничать съ сэромъ Ричардомъ Блэкноромъ какъ въ количеств, такъ и въ качеств стиховъ?’ (Байронъ).
И будешь, не жаля,
Ты чорту отдавать матронъ Берклея.
‘См. балладу Соути ‘Старуха изъ Берклея’, въ которой старуху уноситъ Вельзевулъ на ‘быстро скачущемъ кон’. (Байронъ). Эта баллада переведена В. А. Жуковскимъ (1814).
И помогай обоимъ вамъ Создатель.
Этотъ стихъ — очевидный плагіатъ изъ обращенія ‘Анти-якобница’ къ мистеру Соути: ‘Помогай теб Богъ, дурачокъ!’ (Байронъ).
Въ экземпляр 4-го изданія сатиры Байронъ отчеркнулъ стихи, относящіеся къ Вордсворту и Кольриджу, и написалъ сбоку: ‘Несправедливо’.
Стр. 516.
Кто вмсто нжной музы взялъ Никеію.
Пиксіи — девонширскія вдьмы.
А ты, о Льюисъ, о поэтъ гробовъ!
Мэтью-Грегори Льюисъ (1775—1818), извстный подъ прозвищемъ ‘Монаха’, по своему первому роману ‘Амброзіо, или Монахъ’ (1795), былъ сынъ богатаго ямайскаго плантатора. Очень молодымъ человкомъ онъ пріхалъ въ Германію, жилъ въ Веймар, гд познакомился съ Гете, и прилежно изучалъ нмецкую литературу, особенно — романы и драмы. Переселившись затмъ въ Англію, онъ написалъ драму ‘Привидніе въ замк’ и въ начал XIX в. издалъ два сборника разсказовъ и балладъ, своихъ и чужихъ, подъ общимъ заглавіемъ: ‘Страшные разсказы’ и ‘Чудесные разсказы’. Льюисъ былъ любимцемъ лондонскаго общества въ то время, когда Байронъ выступилъ на литературное поприще, но Байронъ не былъ лично съ нимъ знакомъ до 1813 г. Впослдствіи, въ 1816 г., Льюисъ гостилъ у Байрона въ Женев, на вилл Діодати, и переводилъ ему livre ouvert отрывки изъ ‘Фауста’. Посл его смерти Байронъ писалъ о немъ: ‘Это былъ добрый и порядочный человкъ, только скучный, — можно даже сказать: безнадежно скучный. Впрочемъ, я его любилъ’.
Стрэнгфордъ, поэтъ съ златистыми кудрями!
‘Читатель, желающій объясненія этихъ строкъ, благоволитъ обратиться въ ‘Камоэнсу’ Стрэнгфорда, стр. 127, или къ послдней страниц статья ‘Эдинбургскаго Обозрнія’ о стрэнгфордовскомъ ‘Камоэнс’. (Байронъ).
Перси-Клинтонъ Сидней Смитъ, виконтъ Стрэнгфордъ, издалъ въ 1803 г. ‘Переводы съ португальскаго изъ Луиса Камоэнса’. Примчаніе, о которомъ говоритъ Байронъ, относится къ стихотворенію: ‘Твои голубые глаза» Здсь говорится: ‘Каштановые волосы и голубые глаза всегда были милы сынамъ поэзіи… Стернъ даже считаетъ ихъ признаками наиболе любезныхъ сердцу качествъ… Переводчикъ не желаетъ опровергать это мнніе, хотя оно и неосновательно. Онъ сознаетъ, какой опасности подвергается онъ вслдствіе этого замчанія, но бжитъ искать защиты въ храм златокудрой Венеры’. Слдуетъ прибавить, что у Байрона именно были каштановые волосы и сроголубые глаза.
Улучшатся-ль Камоэнса стихи
Отъ этой пустозвонной чепухи?
‘Слдуетъ также замтить, что вещи, выдаваемыя публик за стихи Камоэнса, такъ же трудно отыскать въ португальскомъ оригинал, какъ и въ псняхъ Соломона’. (Байронъ).
Иль похвалу чистилищу строчитъ.
Въ подлинник: ‘Или осуждаетъ покойниковъ своею чистилищною похвалою’ — съ примчаніемъ: ‘См. написанныя имъ различныя біографіи живописцевъ и пр.’.
‘Побдой терпливости’ своей
Мое терпнье побдилъ Гейлей.
‘Въ числ стихотворныхъ произведеній Гейлея особенно извстны ‘тріумфъ Воздержанія’ и ‘Тріумфъ Музыки’. Онъ написалъ также нсколько комедій въ стихахъ, посланій и пр. и пр. Но такъ какъ онъ гораздо лучше сочиняетъ примчанія и біографіи, то мы позволяемъ себ обратить ею вниманіе на совтъ Нова, обращенный къ Уичерли, ‘какъ превращать стихи въ прозу’: это очень легко сдлать, отнимая отъ каждаго куплета послдній слогъ’. (Байронъ).
Моравскихъ братьевъ набожный синклитъ.
Эти 8 стиховъ въ первоначальной рукописи были замнены другими, которые Байронъ выбросилъ по просьб Далласа, бывшаго въ хорошихъ отношеніяхъ съ Праттомъ:
Въ стихахъ топорныхъ слишкомъ тароватъ,
Является теперь вредъ нами Праттъ.
Печальна участь всхъ его созданій:
Онъ пишетъ, но не продаетъ писаній,
И за свои усердные труды
Отъ Музы никакой не видитъ мзды,
Хоть ежедневно въ длинномъ объявленьи
Зоветъ купить его произведенья.
Къ стихамъ этимъ и писано было и примчаніе: ‘Мистеръ Праттъ, нкогда батскій книгопродавецъ, а нын лондонскій сочинитель, написалъ на своемъ вку не меньше любого изъ писательствующихъ современниковъ. Его Симпатія написана въ стихахъ, но самыя объемистыя его произведенія написаны въ проз’.
То — Грэмъ, пвецъ субботныхъ развлеченій.
‘Мистеръ Грэмъ издалъ два тома псенъ, подъ заглавіями: ‘Субботнія прогулки’ и ‘Библейскія картины’. (Байронъ).
Стр. 517.
Вдь ты иль принцъ, о Боульсъ?
Вильямъ-Лисль Боульсъ (1768—1850), издатель сочиненій Попа и авторъ цлаго ряда поэмъ и лирическихъ стихотвореній.
‘Проснись, о пснь’ — первый стихъ въ поэм Боульса ‘Духъ открытій’. Это небольшая, но очень остроумная и изящная эпопея. Здсь, между прочими прекрасными стихами, находимъ, напримръ, слдующіе:
Поцлуй
Нарушилъ ихъ пугливое молчанье,
И вздрогнули они…
т. е. лса на остров Мадер вздрогнули отъ поцлуя: вроятно, они были очень изумлены столь необыкновеннымъ феноменомъ’. (Байронъ).
Съ Фанни совщайся
И съ Курлемъ также.
‘Курль’ — одинъ изъ героевъ Дунсіады, книгопродавецъ. ‘Лордъ Фанни’ — поэтическій псевдонимъ лорда Горвея, автора ‘Стиховъ къ подражателю Горація’. (Байронъ).
Пиши изъ злобы такъ же, какъ Маллетъ.
‘Лордъ Болингброкъ нанялъ Маллета обругать Попа посл его смерти, за то, что поэтъ оставилъ у себя нсколько экземпляровъ сочиненія Болингброка ‘Король-патріотъ’, которое этотъ талантливый, но злобный писатель приказалъ уничтожить’. (Байронъ).
Когда несетъ вздорь Деннисъ и Ральфъ покойный.
‘Деннисъ — критикъ, а Ральфъ — римачъ въ Дунсіад Попа:
‘Молчи, о волкъ: Ральфъ воетъ на луну!’
Позналъ бы ты на подвигъ свой награду,
Попавши вмст съ ними въ Дунсіаду.
‘См. послднее изданіе сочиненій Попа, за которое Боульсъ получилъ триста фунтовъ. Такимъ образомъ, г. Боульсъ на опыт убдился, насколько легче извлекать пользу изъ чужой извстности, чмъ добиваться собственной’. (Байронъ).
‘Все, сказанное здсь о Боульс, слышномъ грубо’, замтилъ Байронъ въ 1816 г. Впослдствіи, однако, онъ опять вернулся къ первоначальному мннію. ‘Хотя я и сожалю о томъ, что напечаталъ Англійскихъ бардовъ и шотландскихъ обозрвателей, — (писалъ онъ 7 февраля 1821 г., — но всего мене жалю о томъ, что сказано мною тамъ о Боульс по поводу Попа. Въ то время, когда я писалъ это сочиненіе, въ 1807 и 1803 гг., г. Гобгоузъ пожелалъ. чтобы я высказалъ наше общее мнніе о Поп и объ изданіе его сочиненій г. Боульсомъ. Такъ какъ я уже почти окончилъ свою сатиру и она мн уже надола, то я и попросилъ г. Гобгоуза, но сдлаетъ ли онъ это самъ. Онъ это и сдлалъ. Написанные имъ 11 стиховъ объ изданіи Попа Боульсомъ находится въ первомъ изданіи Англійскихъ бардовъ, они такъ же строги, какъ и мои, помщенные во второмъ изданіи, а въ поэтическомъ отношеніи гораздо лучше моихъ. Но такъ какъ я, перепечатывая свое сочиненіе, поставилъ подъ нимъ свое имя, то и я исключилъ стихи г. Гобгоуза, отчего это сочиненіе выиграло гораздо меньше, чмъ г. Боульсъ. Я говорю это съ сожалніемъ: перечитывая своя стихи, я каюсь въ томъ, что они такъ далеко отошли отъ того, что слдовало сказать объ его изданія сочиненій Попа’.
То Коттль, Бристоля гордость.
‘Мистеръ Коттль, — Амосъ, Джозефъ, не знаю, который изъ нихъ, а можетъ быть — и оба, нкогда продавали книги, которыхъ они не писали, а потомъ стали писать книги, которыхъ не продаютъ. Они напечатали пару эпическихъ поэмъ, — ‘Альфредъ’ (бдный Альфредъ! И отъ Пая тоже ему досталось!) и ‘Паденіе Камбріи’. (Байронь).
Это совершенно справедливо. Я видлъ нсколько писемъ этого молодца Дж. Коттля къ одной злополучной поэтесс: онъ такъ грубо и зло обрушился на ея произведенія (о которыхъ эта бдная женщина и сама была вовсе непреувеличеннаго мннія), что я вовсе не жалю о томъ, что напалъ на него, даже если бы эти нападки были и неправильны, чего, конечно, нельзя сказать, потому что онъ и въ самомъ дл — оселъ’ (Позднйшее примчаніе Байрона).
Стр. 518.
Такъ Морисъ намъ пытается томящій
Громадный грузъ римованныхъ томовъ
Встащить наверхъ смющихся холмовъ
Твоихъ, о Ричмондъ!
‘Мистеръ Морисъ сфабриковалъ часть увсистаго ‘кварто’, гд говорится о красотахъ Ричмондскаго холма и о другихъ подобныхъ вещахъ, онъ также очарованъ видами Торнгемъ-Грина, Гаммерсмита, Брентфорда стараго и новаго и принадлежащихъ въ нимъ мстъ’. (Байронъ).
Томасъ Морисъ (1751—1824), авторъ поэмы ‘Ричмондскій Холмъ’ и др., написалъ также ‘Исторію древняго и новаго Индостана’, жестоко раскритикованную ‘Эдинбургскимъ Обозрніемъ’. Впослдствіи (1819) онъ издалъ интересныя ‘3аписки’.
О, бдный Шеффильдъ, пусть отниметъ онъ
Поэта своего столь ранній сонь.
Въ подлинник: ‘Пусть классическій Шеффильдъ оплачетъ его утраченныя творенія, да не возмутятъ отъ ранняго сна ничья грубая рука!’ Къ этимъ стихамъ Байрономъ сдлано примчаніе: ‘Бдный Монтгромери, хотя и заслужившій похвалу отъ всхъ англійскихъ журналовъ, былъ жестоко обруганъ ‘Эдинбургскимъ Обозрніемъ’. Несмотря на это, шеффильдскій бардъ все-таки человкъ съ замчательнымъ талантомъ. Его ‘Странствователь по Швейцаріи’ стоитъ цлой тысячи ‘Лирическихъ балладъ’, или по крайности полусотни ‘опошленныхъ’ эпическихъ поэмъ’.
Джемсъ Монтгомери (1771—1854) издавалъ въ Шеффильдъ газету ‘Ирисъ’, которая навлекла на него гоненіе властей. Его юношескія поэмы были осмяны Джеффреемъ въ ‘Эд. Обозрнія’ 1807 г., янв. Стихи Байрона въ его защиту вызваны, вроятно, слдующимъ мстомъ изъ этой статьи: ‘Въ то время, когда каждый день приноситъ намъ новыя произведенія Скотта, Кэмпбелля, Вордсворта, Соути, естественно чувствовать отвращеніе къ той неразборчивости, которая смшиваетъ съ нимъ подобные снотворные стихи’.
Кто позабылъ изъ васъ тотъ день ужасный
‘Это нехорошо, потому что заключаетъ въ себ личность’. (Позднйшее примчаніе Байрона).
Когда стволъ пистолета
Въ рукахъ у Литтля мрачно заблисталъ.
‘Въ 1806 г. гг. Джеффри и Муръ сошлись для поединка въ Чакъ-ферм. Поединокъ былъ предупрежденъ вмшательствомъ властей, а по разслдованію оказалось, что въ пистолетахъ не было пуль. Это происшествіе послужило доводомъ въ цлому ряду газетныхъ шутокъ. Мн сообщаютъ, что г. Муръ въ то же время напечаталъ въ газетахъ опроверженіе этого извстія, поскольку оно касалось его самого, я упоминаю объ этомъ обстоятельств изъ чувства справедливости. Такъ какъ я раньше объ этомъ ничего не слыхалъ, то и не могъ знать всхъ подробностей, и познакомился съ ними только впослдствіи’. (Байронъ).
Твидъ раздлилъ струи своей лазури.
‘Твидъ здсь изображенъ соотвтственно своему характеру: для англійской стороны рки было бы очень непохвально выказывать малйшіе признаки опасенія’. (Байронъ).
Тодбутъ угрюмый тяжко покачнулся.
‘Это обнаруженіе сочувствія со стороны Тодбута — главной тюрьмы въ Эдинбург, дйствительно затронутой этимъ обстоятельствомъ, заслуживаетъ поясненія. Можно было опасаться, что видъ многихъ казней, въ этой тюрьм совершенныхъ, сдлалъ ее нечувствительною. И вотъ, о ней говорится, что такъ какъ она принадлежитъ къ нжному полу, то и обнаруживаетъ нкоторую деликатность чувствъ, хотя въ нихъ, какъ и въ большинств женскихъ импульсовъ, есть своя доля эгоизма’. (Байронъ).
Стр. 519.
Самъ Эбердинъ-аинянинъ предъ нами.
Лордъ Эбердинъ много путешествовалъ и состоитъ членомъ Аинскаго общества. Ему принадлежитъ критическая статья о ‘Топографіи Трои’ Джелла. (Байронъ).
Джорджъ Гордонъ, графъ Эбердинъ (1784—1860) издалъ въ 1822 г. ‘Изслдованіе о принципахъ красоты въ греческой архитектур’. Его ддъ купилъ имніе Гэйтъ, проданное лэди Байронъ на уплату долговъ своего мужа. Можетъ быть, Байронъ вспомнилъ и объ этомъ обстоятельств. (Кольриджъ).
Вотъ Гербертъ тяжкимъ Тора молоткомъ
Готовъ взмахнуть.
‘Гербертъ — переводчикъ произведеній исландской и т. п. поэзіи. Главное изъ нихъ ‘Пснь на открытіе молота Тора’, этотъ забавный переводъ сдланъ на простонародномъ язык’. (Байронъ).
Вильямъ Гербертъ (1778—1847), сынъ графа Карнарвона, издалъ въ 1795 г., будучи еще въ школ, ‘Musae Etonenses’ и былъ однимъ изъ самыхъ раннихъ сотрудниковъ ‘Эдинбургскаго Обозрнія’. Въ эпоху сочиненія сатиры Байрона Гербертъ былъ членомъ палаты общинъ, а потомъ вступилъ въ духовное званіе. (Кольриджъ).
Нарядный Сидней, словно рабъ покорный,
Мечтаетъ пищу дать твоимъ строкамъ,
И съ нимъ любитель Греціи Галламъ.
‘Достопочтенный Сидней Смитъ, предполагаемый авторъ ‘Писемъ Питера Плимлея’ и разныхъ критическихъ статей’. (Байронъ).
Сидней Смитъ, каноникъ церкви св. Павла (1771—1845) былъ однимъ изъ основателей ‘Эдинбургскаго Обозрнія’. Въ 1807 г. онъ издалъ ‘Письма о католикахъ отъ Питера Плимлея къ его брату Аврааму’. (Кольриджъ).
‘Мистеръ Галламъ написалъ рецензію на ‘Вкусъ’ Пэйна Найта и чрезвычайно строго отнесся въ находящимся въ этой книг греческимъ стихамъ. Онъ, однако, не догадался, что эти стихи принадлежатъ Пиндару, а печать лишила его возможности уничтожить эту критику, которая и остается несокрушимымъ памятникомъ остроумія г. Галлама’.
‘Сказанный Галламъ обидлся на клевету, такъ какъ онъ, будто бы, никогда не обдалъ у лорда Голланда. Если это правда, то я жалю не о томъ, что я это сказалъ, а o г. Галлам, потому что мн говорили, что обды лорда Голланда предпочтительне его произведеній. Если г. Галламъ не писалъ рецензій объ этихъ произведеніяхъ, то я этому очень радъ, потому что произведенія эти скучно читать и еще скучне — писать о нихъ. Если онъ мн сообщитъ, кто писалъ эти рецензіи, то я помщу въ текст настоящее имя, конечно, если только это имя будетъ двухсложное и правильно войдетъ въ стихъ, а до тхъ поръ, въ ожиданіи лучшаго, пусть остается Галламъ’. (Байронъ).
Генри Галламъ — авторъ сочиненія: ‘Европа въ средніе вка’ (1808), о которомъ Байронъ отзывался какъ объ образцовомъ. Статья, о которой говорить Байронъ, написана была не Галламомъ, а Алленомъ, домашнимъ врачемъ лорда Голланда. Байронъ былъ введенъ въ ошибку сходствомъ именъ. (Кольриджъ).
И сплетни про друзей Пиллансъ разскажетъ.
‘Пиллэнсъ — хуторъ въ Итонскомъ колледж’. (Байронъ).
Лэмъ, Таліи прекрасной жалкій жрецъ.
Почтенный Дж. Лэмъ написалъ рецензію о ‘Бирсфордской нищет’, а также одинъ фарсъ, игранный съ большихъ успхомъ въ Стэнмор и провалившійся съ большимъ трескомъ въ Ковентъ-Гарден. Онъ назывался: ‘Свисни за это!..’ (Байронъ).
Смотри, чтобъ Брумъ, невжливый и бурный,
Не помшалъ продаж быстрой ихъ.
‘Мистеръ Брумъ, въ No XXV ‘Эдинбургскаго Обозрнія’, въ стать по поводу книги Донъ-Педро Севаллосъ, выказалъ больше ‘политики’, чмъ ‘политичности’, многія изъ достойныхъ граждановъ Эдинбурга были такъ возмущены позорными принципами, которые онъ проводитъ въ этой стать, что отказались отъ подписки на журналъ’. За этимъ примчаніемъ въ первомъ изданія слдовало: ‘Имя этого господина на юг произносится ‘Брумъ’, но подлинное сверное и музыкальное его произношеніе есть — ‘Бру-гамъ’, въ два слога’. Но во второмъ изданіи Байронъ замнилъ эту замтку другою: ‘Мистеръ Брумъ, повидимому, вовсе не пиктъ, какъ я сначала предполагалъ, а только пограничный житель, и его имя везд произносится ‘Брумъ’, такъ тому и быть’.
Богиня кончивъ, сына обняла,
И скрыла вновь ее сырая мгла.
‘Я долженъ извиниться передъ достойными божествами за то, что ввелъ въ ихъ кругъ новую богиню въ короткихъ юбкахъ, но — увы! — что же мн было длать? Я не могъ вывести Каледонскаго генія, такъ какъ всмъ хорошо извстно, что во всей Шотландіи геніевъ не полагается, а какъ же было спасти Джеффрея безъ сверхъестественнаго вмшательства? Національныя вдьмы слишкомъ непоэтичны, а домовые отказывались за него хлопотать. Поневол пришлось вызвать богиню, и Джеффри долженъ быть очень благодаренъ, видя, что это — единственный случай, когда онъ вступилъ или предполагается вступившимъ — въ сношенія съ чмъ-то небеснымъ’. (Байронъ).
Стр. 519—520.
Милордъ Голландъ! Отдавши дань клевретамъ,
Ужель забыть о немъ самомъ при этомъ
И Генрих Петти, что за спиной
Его торчитъ...
Это мсто о Голланд впослдствіи (1816) отчеркнуто Байрономъ съ припискою: ‘Довольно плохо и притомъ основано на ошибк’. Генри Петти (1780—1863) въ 1809 г. сдлался, по смерти старшаго брата, маркизомъ Лэведоуномъ. Онъ былъ постояннымъ постителемъ политическихъ собраній у своего родственника, лорда Голланда, домъ котораго считался однимъ изъ центральныхъ пунктовъ вигской партіи, такимъ образомъ, названіе ‘ловчаго’ дано Петти, вроятно, для обозначенія его дятельности въ качеств вербовщика въ эту партію — и въ сотрудники ‘Эдинбургскаго Обозрнія’.
‘Милордъ намъ далъ прекрасный переводъ!’
‘Лордъ Голландъ перевелъ нсколько отрывковъ изъ Лопе де-Вега, включенныхъ имъ въ біографію этого писателя. Какъ эта біографія, такъ и переводы расхвалены безкорыстными гостями автора’. (Байронъ).
ошибки поправляя
И ароматъ души своей вливая.
‘Супруга лорда съ увренностью подозрвается въ томъ, что она разсыпаетъ на страницахъ ‘Эдинбургскаго Обозрнія’ перлы своего остроумія. Такъ это или нтъ, но намъ извстно изъ хорошаго источника, что рукописи посылаются къ ней-безъ сомннія, для поправокъ’. (Байронъ).
…и принцъ, сидящій въ бочк.
‘Въ мелодрам ‘Текели’ этотъ принцъ-герой садятся на сцен въ бочку. Вотъ новое убжище для огорченныхъ героевъ!’ Въ рукописи еще добавлено: ‘а графъ Эверардъ, въ крпости, прячется въ нарочно для этого построенную оранжерею. Жаль, что Теодоръ Гугъ, человкъ дйствительно талантливый, тратитъ свое дарованіе на сочиненіе такихъ произведеній, какъ ‘Крпость’, ‘Съумасшедшій Музыкантъ’ и т. п.’.
И глупости Дибдиновой цвточки.
Томасъ-Джонъ-Дибдинъ — извстный въ свое время комическій актеръ и драматургъ. Одинъ изъ его фарсовъ-пантомимъ, ‘Матушка-гусыня’, былъ представленъ на Ковентъ-Гарденской сцен въ 1807 г. и, какъ говорятъ, сдлалъ больше 20 тыс. фунтовъ сбора.
Хотя ‘Рошіомановъ’ пала власть.
Опечатка. Надо читать, ‘Росціомановъ’. Такъ прозвали поклонниковъ ‘юнаго Росція’, мальчика-актера Вильяма Бетти, который дебютировалъ въ Лондон 13-тя лтъ, а потовъ игралъ въ провинціи.
шлетъ Рейнолъдсъ ругательствъ дикій хоръ.
Это — любимыя выраженія г. Рейнольдса, постоянно повторяющіяся въ его комедіяхъ, живыхъ и покойныхъ’. (Байронъ).
Коль Кенни — ‘Міръ’
Джемсъ Кенни (1780—1849) плодовитый драматическій писатель. Его пьеса ‘Міръ’, представленная въ 1808 г., имла большой успхъ.
Коль ‘Каратачъ’ Бомоновъ похищаютъ…
Г.Томасъ Шериданъ, новый директоръ Друрилэнскаго театра, обобралъ трагедію Бьюмонта — ‘Бондука’ и поставилъ ее на сцену подъ названіемъ ‘Caractacus*. Можно ли назвать этотъ поступокъ достойнымъ автора?’ (Байронъ).
Томасъ Шериданъ боле извстевъ, какъ сынъ знаменитаго Ричарда Бринсли Шеридана, автора ‘Школы Злословія’.
Проснитесь же, Джонъ Кольманъ благородный
И Кумберландъ!
Джорджъ Кольманъ младшій (1162—1886), плодовитый драматургъ, пользовавшійся большою популярностью. Ричардъ Кумберлэндъ (1732—1811), авторъ многочисленныхъ стихотвореній, романовъ, драмъ и переводчикъ древнихъ классиковъ
Отдай ты тмъ ‘Пизарра’ переводъ,
Кому Господь таланта не даетъ.
Шериданъ перевелъ драму Коцебу ‘Пизарро’, о которой Соути писалъ: ‘Упасть ниже Пизарро’ — невозможно. Пьеса Коцебу могла бы считаться самою худшею въ своемъ род, еслибы Шериданъ своимъ переводомъ не доказалъ, что ее можно сдлать еще хуже’.
Доколь не надостъ насъ пичкать вздоромъ
То Скеффингтона, Гуза, то Шерри?
Послдній стихъ напечатанъ ошибочно. Слдуетъ читать:
Скеффингтона, иль фарсами Черри.
Андрью Черри (1762—1812), извстный въ свое время ирландскій актеръ и авторъ комедій. О Скеффингтон Байронъ замтилъ: ‘Мистеръ (нын сэръ) Ломлей Скеффингтонъ — знаменитый авторъ ‘Спящей Красавицы’ и нсколькихъ комедій, изъ которыхъ особенно извстна ‘Двы и холостяка’ (Maids and Bachelore, — Baccalanrei, baculo magie quam lauro digni)’.
Гузъ съ Скеффингономъ славу раздляютъ.
Опечатка. Слдуетъ читать: гусь.
Говорится о пантомим Дибдина ‘Матушка-Гусыня’.
И самъ Грингутъ своимъ воображеньемъ
Ему порой никакъ не угодитъ.
‘Г. Гринвудъ — декораторъ Друри-Лэнскаго театра, г. Скеффингтонъ многимъ ему обязанъ’. (Байронъ).
Я не могу всецло нашу знать
За восхищенье Нальди обвинятъ,
За щедрыя ихъ итальянцамъ дани
Иль панталонамъ славнымъ Каталани.
Имена Нальди (а не Нольди, какъ ошибочно напечатано въ текст) и Каталани не нуждаются въ поясненіяхъ, лицо первой и жалованье второй заставятъ насъ долго помнить объ этихъ интересныхъ странницахъ. Кром того, мы еще и до сихъ поръ не можемъ придти въ себя посл перваго спектакля, въ которомъ г-жа Каталани появилась на сцену въ мужскихъ панталонахъ’. (Байронъ).
Стр. 521.
Пусть нравы намъ Авзонія смягчаетъ…
По словамъ Мура, этотъ отдлъ сатиры былъ написанъ Байрономъ ночью, по возвращеніи изъ оперы, и утромъ отосланъ къ издателю. Изъ письма поэта къ Далласу видно, что спектакль, вызвавшій со стороны Байрона этотъ взрывъ негодованія, происходилъ въ Королевскомъ театр 21 февраля 1809 г. Дана была опера ‘il Villegiatori Rezzani’, съ участіемъ Нальди и Каталани, а затмъ — музыкальный дивертисментъ Эджвилля: ‘Донъ-Кихоть, или свадьба Гамаша’. Въ балет участвовали: Дегэ, бывшій въ теченіе многихъ лтъ балетмейстеромъ Королевскаго театра, миссъ Гейтонъ и г-жа Анджіолини. Прэль не принимала участія въ этомъ спектакл, но славилась вообще какъ балерина.
Хвала отцу распутниковъ Гевилю
И капищу безумія Арджилю.
‘Въ предупрежденіе ошибки, врод смшенія названія улицы съ фамиліей лица, я долженъ замтить, что здсь говорятся объ учрежденіи Argyle Booms, а вовсе не о герцог Арджиля. Одинъ джентльменъ, съ которымъ я былъ немножко знакомъ, проигралъ въ этомъ учрежденіи нсколько тысячъ фунтовъ въ триктракъ. Въ оправданіе директора надо сказать, что имъ выражено было по этому доводу нкоторой неодобреніе, но какая надобность дозволять игру въ помщеніи, назначенномъ для собраній лицъ обоего дола? Неужели для женъ и дочерей тхъ лицъ, которыя имютъ счастіе или несчастіе быть мужьями и отцами, пріятно слышать, какъ въ одной комнат щелкаютъ билліардные шары, а въ другой стучатъ кости?’ (Байронъ).
Вотъ впереди — Петроній современный.
Петроній — ‘судья изящества’ при Негон и ‘славный малый въ свое время’, какъ говорится о Ганнибал въ ‘Старомъ Холостяк’ Конгрева’. (Байронъ).
Онъ ддушкины тряпки одваетъ.
Опечатка. Слдуетъ читать: надваетъ.
Стр. 522.
Какъ Клодіусъ ты въ свт проживешь
И какъ Фалкландъ въ міръ лучшій отойдешь.
‘Клодіусъ — mutato Domine de te fabula narratur. Покойнаго лорда Фалкланда я хорошо зналъ. Въ воскресенье вечеромъ я видлъ его за столомъ, у него же въ дом, радушнымъ и гостепріимнымъ хозяиномъ, а въ среду, въ три часа утра, передо мною уже лежали останки его мужества, сильныхъ чувствъ и горячихъ страстей. Это былъ храбрый и дятельный офицеръ, его ошибки были ошибками моряка — и потому британцы, конечно, ихъ простятъ. Его поведеніе на пол битвы было достойно лучшей участи, а его поведеніе на лож смерти обнаружило всю твердость характера этого человка, безъ всякихъ фарсовъ раскаянія, я говорю ‘фарсовъ раскаянія’, потому что раскаяніе на смертномъ одр есть фарсъ, настолько же безполезный для души, какъ врачъ для тла: и къ тому, и къ другому полезно обращаться только своевременно. Въ нкоторыхъ газетныхъ сообщеніяхъ говорилось объ агоніи умирающаго, объ его ‘слабомъ голос’ и пр. Когда я указалъ на это г. Гэвисайду, онъ воскликнулъ: ‘Ахъ, Боже мой! Какая нелпость говорить подобныя вещи о человк, который умеръ какъ левъ!’ Онъ сдлалъ больше: онъ умеръ какъ храбрый человкъ, ибо если бы онъ палъ подобною смертью на палуб фрегата, на который онъ только что былъ назначенъ, то послднія минуты его жизни считались бы примромъ героизма’. (Байронъ). Чарльзъ Джонъ Кэри, виконтъ Фалкдандъ, умеръ отъ раны, полученной имъ въ поединк съ Поуэлломъ, 28 февраля 1809 г.
Да чмъ же ты ихъ лучше, съумасшедшій.
Достаточно съумасшедшій въ то время и не сдлавшійся съ тхъ поръ боле благоразумнымъ’. (Позднйшее прим. Байрона).
Отъ Гафиза до Коульса-простофили.
Что почувствовалъ бы персидскій Анакреонъ Гафизъ, если бы онъ могъ встать изъ своей великолпной гробницы въ Шираз (гд онъ покоится вмст съ Фирдуси и Саади, восточными Гомеромъ и Катулломъ) и увидлъ бы, что его имя взято напрокатъ какимъ-то Стоттомъ изъ Дромера, однимъ изъ самыхъ безстыжихъ литературныхъ браконьеровъ ежедневной печати?’ (Байронъ).
Пусть Мильсъ Андрюсъ съ куплетами хлопочетъ.
Майльсъ Эндрьюсъ былъ владльцемъ большого порохового завода въ Дартфорд и членомъ парламента. Ближайшими его друзьями были актеры и драматурги, и самъ онъ сочинялъ пьески съ куплетами. (Кольриджъ).
Гд Роскоммонъ, Шеффильдъ!…
Графъ Роскоммонъ (1634 1685) авторъ мелкихъ стихотвореній и одинъ изъ основателей англійской литературной академіи, Джонъ Шеффильдъ, впослдствіи — герцогъ Бокингэмъ (1649—1721), написалъ ‘Опытъ о поэзіи’ и нсколько другихъ произведеній.
Карлейлево разслабленное пнье.
Фридерикъ Гоуардъ, графъ Карлейль (1748—1895), вице-король Ирландіи и пр., издалъ въ 1801 г. ‘Трагедіи и Комедіи’. Онъ былъ двоюроднымъ братомъ и опекуномъ Байрона, который первоначально, вмсто находящихся въ текст неблагопріятныхъ для Карлейля стиховъ, написалъ:
Кого же муза можетъ паграждать?
Фебъ къ одному лишь до сихъ поръ склонился:
Въ Карлейл новый Роскоммонъ явился.
Но прежде, чмъ Байронъ усплъ послать свою сатиру издателю, Карлейль отвтилъ отказомъ на его просьбу — ввести его въ палату лордовъ, въ отместку за это разсерженный поэтъ замнилъ три похвальные стиха двадцатью насмшливыми. Карлейль страдалъ нервными припадками, и Байрону сообщили, что нкоторые читатели увидли въ словахъ ‘разслабленное пнье’ намекъ на эту болзнь. ‘Слава Богу’, воскликнулъ поэтъ, ‘что я объ этомъ не зналъ, если бы зналъ, я не написалъ бы этого и не могъ бы написать. Конечно, я никогда не позволю себ смяться надъ физическими недостатками или болзнями’.
Перъ, памфлетистъ, фатишка и поэтъ!
Графъ Карлейль недавно издалъ брошюрку, цною въ 18 пенни, о современномъ состояніи театра, гд предлагаетъ свой планъ устройства новой сцены. Будемъ надяться что лордъ и въ самомъ дл сдлаетъ что-нибудь для театра, кром своихъ трагедій’. (Байронъ).
Телячья кожа больше къ вамъ идетъ.
Сорви ты шкуру льва, однься лучше кожею теленка!’ (Шекспиръ. ‘Король Джонъ’). Сочиненія лорда Карлейля, великолпно переплетенныя, составляютъ главное украшеніе его библіотеки, все прочее, конечно, сущій вздоръ, — за то хорошъ сафьянъ и коленкоръ!’ (Байронъ).
Пусть будетъ плащъ Мельвиля вашъ покровъ.
‘Плащъ Мельвиля’ пародія на стихотвореніе ‘Плащъ Иліи’, написанное Сэеромъ на смерть Вильяма Питта (1807). Смерть Фокса также вызвала нсколько ‘монодій’.
Стр. 523.
Бранить я Розу также не хочу.
‘Эта миловидная маленькая Джессика, дочь извстнаго жида Кинга, повидимому, является послдовательницею школы Delia Crusca, она издала два тома весьма почтенныхъ нелпостей въ стихахъ, кром разныхъ романовъ въ стил перваго изданія ‘Монаха’. (Байронъ).
‘Впослдствіи она вышла замужъ за ‘Утреннюю Почту’ и хорошо сдлала, а теперь она умерла — и сдлала еще лучше’ (Позд. прим.).
Метафорой пугаетъ Мерри скучный.
Предыдущіе стихи относятся къ такъ наз. школ Delia Crusca, осмянной Джиффордомъ въ его Бавіад и Мевіад. Робертъ Мерри, вмст съ г-жами Піоццы, Берти Грэтхидъ и Вильямомъ Парсонсомъ, а также съ нсколькими друзьями изъ итальянцевъ, основали во Флоренціи литературное общество подъ названіемъ Oziosi (‘досужіе’) и издали тамъ въ 1781 и 1785 гг. два сборника стихотвореній, въ которыхъ наговорили другъ другу всякихъ комплиментовъ. Черри, избранный въ члены извстной флорентинской академіи Delia Crusca, возвратившись въ Лондонъ, напечаталъ въ газет ‘World’ сонетъ ‘Любовь’, подписавъ его ‘Della Crusca’. Ему отвчала, также сонетомъ, Анна Коули, подъ псевдонимомъ ‘Анна-Матильда’. Посл этого завязалась цлая стихотворная переписка, въ которой приняли участіе: Пердита Робинсонъ, подъ псевдонимомъ ‘Лаура-Марія’, Шарлотга Дакръ, подъ псевдонимомъ ‘Роза-Матильда’ и Робертъ Стоттъ, подъ псевдонимомъ ‘Гафизъ’.
Съ подписью О. P. Q. неразлучный.
Это — подписи разныхъ знаменитостей, появляющихся въ газетахъ въ отдл стихотвореній’ . (Байронъ).
Коль подмастерье броситъ молодой
И мастерскую и прилавокъ свой.
Это намекъ на бднягу Блэкетта, которому тогда покровительствовала лэди Байронъ, но я въ то время этого не зналъ, иначе, вроятно, не написалъ бы этого’ (Позднйшее примчаніе Байрона).
Джозефъ Блэкеттъ (1786—1810), о которомъ Соути высказалъ очень лестное мнніе, былъ сынъ земледльца и по профессіи-починщикъ обуви. Онъ былъ ‘открытъ’ Праттомъ (которыя впослдствіи издалъ и собраніе его сочинскій) и принятъ подъ покровительство семьи Мильбанкъ. Миссъ Мильбанкъ, впослдствіи лэди Байронъ, писала въ 1809 г.: ‘Въ Сигэм живетъ въ настоящее время поэтъ, по имени Дж. Блэкеттъ, нчто врод Борнса, все состояніе котораго заключается въ его талант. Я вчера въ первый разъ его увидла, его манеры и рчь мн очень поправились. Онъ очень застнчивъ, держитъ себя скромно, а въ рчахъ его слышится грусть и нкоторый сатирическій оттнокъ. Въ его стихотвореніяхъ сказывается, несомннно, большой талантъ и сильный умъ…’ Блэкеттъ умеръ въ сентябр 1810 г., 23-хъ лтъ. Байронъ написалъ ему своеобразную эпитафію, см. стр. 552.
Самъ Кэпель Лофть въ восторг отъ него.
Кэпель Лофтъ, меценатъ башмачниковъ и генеральный составитель предисловій въ сочиненіямъ обиженныхъ судьбою стихотворцевъ, нчто врод дарового акушера для тхъ, кто желаетъ разршиться рифмами, но не знаетъ, какъ это сдлать’. (Байронъ).
Кэпель Лофтъ, юристъ, поэтъ, критикъ и садоводъ, былъ покровителемъ поэта-самоучки Роберта Блумфильда, который былъ уроженцемъ Гонингтона, находящагося невдалек отъ помстья Лофта, въ Суффольк. Робертъ Блумфильдъ былъ воспитанъ двумя старшими своими братьями — портнымъ Натаніэломъ и сапожникомъ Джоржемъ. Въ мастерской послдняго онъ сочинилъ и свою поэму ‘Фермерскій мальчикъ’, напечатанную при помощи Лофта. Ср. ‘На тему изъ Горація’, стр. 538.
Чмъ Блумфильду уступитъ брать Натанъ?
‘См. оду, элегію, или какъ кому угодно назвать ее, Натаніэля Блумфильда на огражденіе Гонннгтонскаго луга’. (Байронъ).
А ты Роджерсъ!…
‘Можетъ быль, было бы излишнимъ напоминать читателю объ авторахъ ‘Утхъ Памяти’ и ‘Утхъ Надежды’, — прекраснйшихъ дидактическихъ поэмъ на нашемъ язык, за исключеніемъ лишь ‘Опыта о Человк’ Попа, но въ послднее время появилось такъ много стихоплетовъ, что даже имена Кэмпбелля и Роджерса кажутся уже странными’. Къ этимъ строкамъ Байронъ въ 1816 г. приписалъ:
У прелестной Жакелины
Носикъ былъ совсмъ орлиный,
О прекрасной миссъ Гертруд
Вс кричали какъ о чуд,
А великій Марміонъ
Къ полководцамъ былъ причтенъ,
И Кегамы гордый видъ
Гурка мужествомъ дивитъ.
‘Я опять перечиталъ ‘Память’ и ‘Надежду’, и ршительно предпочитаю первую. Она написана удивительно изящно: во всей книг нтъ ни одной вульгарной строчки. Роджерсъ не оправдалъ надеждъ, вызванныхъ его первыми стихотвореніями, но за нимъ все-таки остается большая заслуга’.
Стр. 521.
Въ свидтели Джиффарда вызываю,
Съ нимъ Макнейля и Сотби приглашаю.
‘Джиффордъ — авторъ Бавіады и Мевіады, лучшихъ сатиръ нашего времени, и переводчикъ Ювенала. Сотби — переводчикъ ‘Оберона’ Виланда и ‘Георгикъ’ Виргилія и авторъ эпической поэмы ‘Саулъ’. Макнейль — авторъ популярныхъ шотландскихъ воякъ, разошедшихся въ десяткахъ тысячъ экземпляровъ’ (Байронъ).
Зачмъ Джиффордъ не пишетъ ничего?
‘Г. Джиффордъ общалъ публично, что Бавіада и Мевіада не будутъ его послдними оригинальными произведеніями, надо ему объ этомъ напомнить’. (Байронъ).
О бдный Уайтъ!…
‘Генри Керкъ Уайтъ умеръ въ Кэмбридж, въ октябр 1806 г., вслдствіе переутомленія отъ усиленныхъ занятій, которыя должны были усовершенствовать его умъ и талантъ, не поддавшіеся пагубному вліянію бдствій и нищеты. Его стихотворенія изобилуютъ красотами, вызывающими у читателя живйшее сожалніе о преждевременной утрат этого талантливаго писателя’. (Байронъ).
Керкъ Уайтъ (1785—1803) издалъ въ 1808 г. поэму ‘Клифтонъ Гровъ’. Въ 1808 г. были изданы два тома его посмертныхъ произведеній и писемъ съ біографіею, написанною Соути.
Мой Краббъ любезный, музы сельской жрецъ.
Я считаю Крабба и Кольриджа первыми поэтами вашего времени, по сил ихъ дарованія’. (Байронъ).
Пусть Ши теперь вниманьемъ овладетъ.
Г. Ши, авторъ ‘Римъ объ искусств’ и ‘Элементовъ искусства’. (Байронъ).
О Райтъ! Ты могъ смотрть
На т брега, ты ихъ умлъ восптъ!
‘Г. Райтъ, покойный генеральный консулъ на островахъ Архипелага, написалъ очень хорошую поэму, недавно изданную подъ заглавіемъ ‘Horae Ionicae’ и посвященную описанію греческихъ острововъ и прилежащаго къ нимъ материка Греціи’. (Байронъ. Ср. наст. изд. т. 1, стр. 499).
А вы, друзья, диковинныхъ камней
Сокрытый блескъ предъ свтомъ нашихъ дней
Раскрывшіе!…
Переводчики Антологіи издали съ того времени отдльныя стихотворенія, обнаруживающія такой талантъ, который ожидаетъ только благопріятнаго случая для того, чтобы достигнуть выдающейся силы’. (Байронъ).
Переводчиками греческой Антологіи были: Робертъ Блэндъ, Денманъ, Годжсонъ и, въ особенности, Германъ Нернвэль.
Стр. 525.
Пусть не напомнятъ пошлыя творенья
Намъ Дарвина, сонливаго пвца.
Эразмъ Дарвинъ (1731—1802), ддъ знаменитаго натуралиста, авторъ поэмъ: ‘Ботаническій Садъ’ и ‘Храмъ природы’.
Но вслдъ затмъ усталый ржетъ глазъ.
‘Невниманіе публики къ ‘Ботаническому Саду’ является доказательствомъ возрождающагося вкуса. Единственное достоинство этого произведенія въ описаніяхъ’. (Байронъ).
Вордсвортовой поэзіи бездарной.
Такое мнніе Байрона не было зрлымъ сужденіемъ, и самъ онъ во ршился высказать его въ стать о стихотвореніяхъ Вордсворта, помщенной въ ‘Crosby Magazine’ 1807 г. Рзкое выраженіе вызвано было отчасти пренебреженіемъ новыхъ поэтовъ въ Попу и Драйдону, отчасти желаніемъ уязвить ‘лэкистовъ’ въ лиц одного изъ ихъ ‘братства’. (Кольриджъ).
А Лэму съ Лойдомъ кажется нжнй
Мелодіи небесной.
‘Гг. Лэмъ и Лойдъ — самые негодные прихвостни Соути и Ко.’. (Байронъ).
О Вальтеръ Скоттъ! Пусть твой оставитъ геній
Кровавую поэзію сраженій.
Я все-таки надюсь, что въ ближайшей поэм г. В. Скотта герой или героиня будутъ мене увлечены ‘Грамари’ и будутъ боле сообразоваться съ грамматикой, нежели героиня ‘Псни послдняго менестреля’ и ея разбойника Вильяма Делоррэнъ’. (Байронъ).
Карлейль, Матильда, Стоттъ, вся банда злая.
Могутъ спросить, отчего я такъ порицаю графа Карлейля, моего опекуна и родственника, которому я нсколько лтъ назадъ посвятилъ собраніе своихъ дтскихъ стихотвореній? Опекунство его было только номинальнымъ, по крайней мр насколько это мн извстно, отъ родства съ нимъ я не могу избавиться, я очень объ этомъ сожалю, а такъ какъ самъ лордъ, повидимому, совсмъ забылъ объ этомъ родств при одномъ случа весьма для меня важномъ, то и я не считаю нужнымъ отягощать свою память этимъ воспоминаніемъ. Я не думаю, что личными раздорами можно оправдывать несправедливое осужденіе своего брата-писателя, но я не вижу причины, почему эти раздоры должны препятствовать осужденію, когда писатель, благородный, или неблагородный въ теченіе цлаго ряда лтъ, вводитъ въ заблужденіе ‘почтеннйшую’ (какъ говорится въ предисловіяхъ) публику цлыми кучами правоврнйшаго и несомнннйшаго вздора. Кром того, въ порицаніи лорда я выступаю не одиноко: его сочиненія были уже по справедливости оцнены нашими литературными патриціями. Если я ране своего совершеннолтія говорилъ что-нибудь лестное для бумажныхъ издлій лорда, то это было говорено только въ офиціальномъ посвященіи и притомъ больше по совту другихъ, чмъ по моему собственному желанію, и я пользуюсь первымъ представившимся мн случаемъ для того, чтобы искренно въ этомъ покаяться. Я слышалъ, будто нкоторыя лица считаютъ меня обязаннымъ лорду Карлейлю, если это правда, то я очень желалъ бы знать, въ чемъ именно я ему обязанъ, чтобы затмъ публично въ этомъ сознаться. Теперешнее же мое скромное мнніе объ его печатныхъ вещахъ я готовъ подтвердитъ, въ случа надобности, цитатами изъ элегій, эклогій, одъ, эпизодовъ и разныхъ шутливыхъ и изысканныхъ трагедій, подписанныхъ его именемъ.
‘Вся кровь всхъ Говардовъ — увы, не въ силахъ
Съ рабовъ, глупцовъ иль трусовъ смыть кіеймо’.
Такъ сказалъ Попъ. ‘Аминь!’ (Байронъ).
‘Слишкомъ грубо, каковы бы ни были причины’. (Поздн. прим.)
Стр. 526.
Какъ фениксъ на костр, вдругъ слава вспыхнетъ.
‘Чортъ побери этого феникса! И откуда онъ тутъ взялся?’ (Поздн. прим.)
Хотя теперь печатными станками
Владетъ Горъ съ позорными стихами
И жалкій Гойлъ.
Чарльзъ-Джемсъ Горъ (1781—1865) близкій другъ руководителей евангелической партіи, получилъ въ Камбридж, въ 1807 г., Синтоновскую премію за свою поэму ‘Кораблекрушеніе св. Павла’. Чарльзъ Гойль также удостоился Ситоновской преміи за поэму ‘Исходъ’. Гойль, который помогъ картежникамъ’, — Эдмундъ (1672-1769), былъ изобртателемъ виста.
Вотъ тратитъ Кларкъ свой безполезный трудъ.
‘Этотъ господинъ, недавно обнаружившій самые яростные признаки завзятаго графоманства, сочинилъ поэму подъ названіемъ ‘Искусство быть пріятнымъ’, въ которой мало пріятнаго и еще меньше поэзія. Онъ дйствуетъ также въ качеств ежемсячнаго стипендіата и собирателя клеветъ ‘Сатириста’. Если бы этотъ злополучный молодой человкъ промнялъ журналы на математику и постарался бы получить приличную ученую степень въ университет, то это, конечно, было бы для него выгодне, чмъ ныншнее его жалованье.
‘Примчаніе. Одинъ злополучный молодой человкъ изъ Эммануэль-колледжа въ Кэмбридж, по имени Гьюсонъ Кларкъ, недавно обнаружилъ самые яростные признаки завзятаго графоманства. Болзнь эта началась у него нсколько лтъ тому назадъ, и ‘Ньюкэстльскій Встникъ’ изобиловалъ его ранними литературными опытами, къ великому назиданію мщанокъ Ньюкэстля, Морпета и даже мстностей, прилегающихъ въ Бервику и Твиду. Означенные опыты, въ свою очередь, изобиловали насмшливыми выходками противъ родины автора, города Ньюкэстля, г. Матіаса и Анакреона Мура. Чмъ эти господа обидли г. Гьюсона Кларка, остается неизвстнымъ, но городъ, на рынкахъ котораго онъ покупалъ себ провизію и въ ежемсячномъ журнал котораго онъ печаталъ свою прозу. Конечно, заслуживалъ лучшаго отношенія. Г-ну Гьюсону Кларку слдовало бы помнить пословицу о томъ, что ‘только негодная птица мараетъ свое гнздо’. Теперь онъ пишетъ въ ‘Сатирист’. Мы совтуемъ молодому человку броситъ журналы и заняться математикой, и думаемъ, что пріобртеніе ученой степени въ Кэмбридж будетъ ему и полезне. и въ конц концовъ, выгодне нежели его ныншнія недолговчныя упражненія’. (Байронъ).
‘Сатиристъ’ былъ ежемсячный журналъ, съ картинками въ краскахъ, выходившій въ 1808— 1814 гг. На страницахъ этого журнала печатались пародіи на стихи Байрона и насмшливыя рецензіи на ‘Часы Досуга’ и проч. Этимъ и объясняется злой отзывъ Байрона о Кларк, — отзывъ, который самъ поэтъ въ 1816 г. призвалъ вполн правильнымъ и вполн заслуженнымъ’.
Вандальской расы мрачное жилье.
‘Императоръ Пробъ переселилъ въ Кэмбриджширъ значительное количество кандаловъ’, говоритъ Гиббонъ въ Исторіи паденія Римской имперіи. Въ справедливости этого факта нтъ основаній сомнваться: названное племя еще и теперь тамъ процвтаетъ’. (Байронъ).
Годгсона стихъ теб поможетъ мало.
‘Имя этого писателя не нуждается въ похвалахъ: человкъ, обнаружившій несомннный талантъ въ переводахъ, конечно, можетъ явиться столь же талантливымъ и въ оригинальныхъ своихъ произведеніяхъ, блестящій образецъ которыхъ мы надемся вскор имть’. (Байронъ).
Вотъ тамъ Ричардсъ огонь свой почерпалъ
А про дла намъ предковъ разсказалъ.
‘Первобытные британцы’ — превосходная поэма Джорджа Ричардса’. (Байронъ).
Въ томъ кресл Портландъ, гд сидлъ нашъ Питтъ!
‘Одинъ изъ моихъ друзей на вопросъ: отчего его милость герцогъ Портландъ похожъ на старую бабу?— отвчалъ: ‘кажется, оттого, что онъ невыносимъ’. Его милость уже отправился теперь къ своимъ бабушкамъ, гд будетъ спать такъ же крпко, какъ всегда, впрочемъ, его сонъ былъ лучше бодрствованія его товарищей по министерству 1811′. (Байронъ).
Вильямъ-Генри Кэвендишъ, герцогъ Портландскій, бывшій въ 1807 г. первымъ министромъ, умеръ въ 1809 г.
Кельнэ напротивъ цпь откроетъ горъ.
‘Кельнэ — старинное названіе Гибралтара’. (Байронъ).
За славою пусть гонится Эльджинъ.
‘Лордъ Эльджинъ хочетъ уврить насъ, что вс фигуры, съ носами и безносыя, въ его лавочк суть творенія Фидія! Credat ludaeus!’ (Байронъ).
Стр. 527.
Топографомъ пусть будетъ старый Джель.
Сэръ Вильямъ Джель издалъ ‘Топографію Трои’ (1804), ‘Географію и древности Итаки’ (1807) и ‘Путеводитель по Греція’ (1808). О двухъ послднихъ книгахъ Байронъ написалъ рецензію въ ‘Ежемсячномъ Обозрніи’ 1800 г., въ примчаніи же къ приведенному стиху говоритъ: ‘Топографія Трои и Итаки’ г. Джелля не можетъ не заслужить одобренія всякаго читателя, одареннаго классическимъ вкусомъ, которому сообщаемыя авторомъ свднія вполн отвчаютъ’. Впослдствіи, однако, Байронъ, лично ознакомившись съ описанными у Джелля мстностями, измнилъ свое мнніе объ его трудахъ и призналъ его обозрніе ‘поспшнымъ и поверхностнымъ’.
Безжалостный, но справедливый судъ.
‘Я искренно желалъ бы, чтобы большая часть этой сатиры вовсе не была написана, — не только по несправедливости многихъ критическихъ и личныхъ отзывовъ, но и по тому тону и характеру, которыхъ я не могу одобрить’. Байронъ. 14 іюля 1816 г. Діодати, Женева’.

Послсловіе ко второму изданію.

Въ то время, когда настоящее изданіе находилось уже въ печати, мн сообщили, что мои добросовстные и возлюбленные братцы, Эдинбургскіе обозрватели, приготовляютъ жесточайшую критику на мою бдную, скромную и безобидную музу, которую они уже такъ дьявольски обидли своимъ безбожнымъ сквернословіемъ.
Tantaene animis coelestibus irae?
Я думаю, что мн можно сказать о Джеффри словами сэра Андрью Эгчика: ‘Если-бъ я зналъ, что онъ такой бойкій и мастеръ драться, такъ чортъ бы его взялъ прежде чмъ я его вызвалъ’ {‘Двнадцатая Ночь’, д. III, сц. 5 (‘Библ. вел. пис.’, Шекспиръ, II, 540).}. Какъ жаль, что я буду уже за Босфоромъ прежде, чмъ ближайшій номеръ ‘Обозрнія’ передетъ черезъ Твидъ! Но я еще надюсь закурить имъ свою трубку въ Персіи {Статья эта не появилась въ печати, и Байронъ, въ стихотвореніи ‘На тему изъ Горація’, насмшливо отозвался о молчаніи Джеффри, видя въ немъ доказательство, что критикъ уступилъ поле сраженія.}.
Мои сверные друзья обвинили меня — и справедливо — въ личныхъ нападкахъ на ихъ великаго литературнаго людода Джеффри, но что же мн было длать съ нимъ и съ его грязной сворой, которая кормится ложью и сплетнями и утоляетъ свою жажду злоязычіемъ? Я приводилъ факты и безъ того всмъ хорошо извстные, а о характер Джеффри свободно высказалъ свое мнніе, на которое онъ до сихъ поръ не обижался: разв мусорщика можно запачкать грязью, которую въ него бросаютъ? Пустъ говорятъ, что я покидаю Англію потому, что оскорбилъ ‘лицъ, пользующихся въ город уваженіемъ за свои умственныя качества’, я еще вернусь, и думаю, что ихъ мщеніе не остынетъ до моего возвращенія. Т, кто меня знаетъ, могутъ засвидтельствовать, что причины моего отъзда изъ Англіи но имютъ ничего общаго съ опасеніями — литературными или личными, а т, кто меня не знаетъ, когда-нибудь въ этомъ убдятся. Со времени изданія настоящаго сочиненія мое имя не было тайной, я большею частью находился въ Лондон, готовый отвчать за свою дерзость, и ежедневно ожидалъ различныхъ вызововъ, но — увы!— ‘вкъ рыцарства умчался’, или, выражаясь по-просту, въ ваше время у людей не хватаетъ духу.
Есть одинъ молодой человкъ, именуемый Гьюсономъ Кларкомъ (подразумвай: ‘эсквайръ’), призрваемый въ Эммануэль-колледж и, какъ кажется, уроженецъ Бервика на Твид. Я вывелъ его на этихъ страницахъ въ гораздо лучшей компаніи, нежели та, въ которой онъ обыкновенно вращается, не взирая на это, онъ оказался очень злой собачонкой, и безъ всякой явной для меня причины, если не считать личной его ссоры съ медвдемъ, котораго я взялъ съ собой въ Кэмбриджъ въ товарищи и успхамъ котораго помшала зависть его ровесниковъ изъ Триняти-колледжа. Въ теченіе цлаго года и нсколькихъ мсяцовъ сей юноша не переставалъ нападать на меня и, что гораздо хуже, — на упомянутую выше безобидную невинность, въ журнал ‘Сатиристъ’. Я ровно ничмъ его на это не вызвалъ, я даже не слыхалъ его имени раньше, чмъ оно появилось въ ‘Сатирист’, стало быть, у него нтъ причины жаловаться на меня, и я имю право сказать, что онъ скоре долженъ бы былъ быть доволенъ мною. Я помянулъ теперь всхъ тхъ, кто сдлалъ мн честь упоминаніемъ обо мн и о моихъ близкихъ, т. е. о моемъ медвд и о моей книг, — за исключеніемъ только редактора ‘Сатириста’, который, повидимому, джентльмэнъ, а впрочемъ, — Богъ его знаетъ! Мн хотлось бы, чтобы онъ удлилъ частичку своего джентльмэнства подчиненнымъ ему писакамъ, Я слышалъ, что г. Джернингэмъ намренъ вступиться за своего мецената, лорда Карлейля. Я надюсь, однако, что этого не случится: онъ былъ однимъ изъ тхъ немногихъ людей, которые въ теченіе моего весьма краткаго съ ними знакомства, въ дни моего отрочества, относились ко мн ласково, поэтому что бы онъ ни сдлалъ и что бы ни сказалъ, я не перенесу молча. Боле я ничего не имю прибавить, кром общаго засвидтельствованія моей признательности читателямъ, издателямъ и книгопродавцамъ. Говоря словами Вальтера Скотта, я желаю
‘Всмъ добрымъ людямъ доброй ночи:
Пусть сладкій совъ смежитъ имъ очи’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека