А. Беляев
А. Беляев
Английская забастовка и связь
Английская забастовка и связь
‘Жизнь и техника связи’, 1926, No 6, С. 80-83
Английская забастовка и связь, Беляев Александр Романович, Год: 1926
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Всеобщая английская забастовка, объявленная в ночь на 4 мая т. г. и законченная столь неожиданно для самих английских рабочих масс официальными вождями английского пролетариата, не исчерпала своих возможностей. И тем не менее значение ее чрезвычайно велико уже тем, что она пред лицом рабочих всего мира вскрыла ту ложь, которая лежит в основе буржуазного парламентаризма и демократизма. Англия исстари гордилась своим парламентаризмом, который, будто бы, является той ‘высшей’ формой государственности, которая стоит над классовыми (противоречиями и объективно примиряет их. Сообразно с этой буржуазной теорией внеклассового характера государственной власти и аппарат почтово-телеграфной связи принято считать ‘аполитичным’. Почта — орган не политический, — говорит, например, государственный секретарь Германии Зауттер. — На ряду с ее свойством культурного учреждения почта является общеполезной организацией, служащей преимущественно экономическим целям’.
Английская забастовка прекрасно обнаружила скрытое и скрываемое политическое значение связи.
Как известно, в первую очередь забастовало 26 союзов, Среди них не было союза связи. Английские связисты не примкнули к забастовке, конечно, не потому, что они были менее революционны, чем рабочие и служащие других союзов. Наоборот, телеграмма из Лондона (ТАСС) от 5 мая сообщала, что ‘наибольшее затруднение для генерального совета профсоюзов составляет убедить некоторые категории рабочих продолжать работу. Это относится, в первую очередь к почтово-телеграфным служащим, которые готовятся забастовать’. Далее телеграмма сообщает: ‘В этом случае (забастовка п.-т. служащих) связь лондонского корреспондента ТАСС с Москвой может быть прервана’. Таким образом, в случае забастовки п.-т. служащих борющийся английский пролетариат был бы оторван от пролетариата континента и, главное, сам лишился бы средства поддерживать связь между бастующими организациями. Отрыв от международного пролетариата уменьшил бы шансы на моральную и материальную поддержку в случае нужды со стороны рабочих других государств. О значении связи для руководства забастовкой говорить не приходится. Вот почему генеральный совет, по необходимости, удерживал п.-т. рабочих и служащих от забастовки. Эти служащие могли и должны были стать в ряды забастовщиков лишь в том случае, если бы буржуазия лишила забастовщиков права пользоваться аппаратом связи.
Но в первые дни забастовки, пока она еще не была признана судом ‘незаконной’, правительство не решалось пойти на такой открытый ‘антиконституционный’ шаг, тем более, что и бастующие имели возможность принимать некоторые контрмеры. Борьба велась, главным образом, вокруг нового средства связи — радиопередачи, часть которой находится в Англии в частных руках.
Если бы правительство лишило забастовщиков пользования радио, они могли снять с работы радистов и рабочих, обслуживающих электрические установки, подающие ток. И не только это. Телеграмма от 5 мая гласит: ‘Радиокомпания опасалась, что бастующие будут намеренно перебивать ее передачу волнами своих аппаратов, правительство обещало компании свою защиту, и по его совету передача была начата призывом к ‘корректным взаимоотношениям’, взамен чего компания обещала полную беспристрастность своей информации. В доказательство готовности выполнить это обещание радиокомпания полностью передала воззвание генерального совета. Разумеется, на этот компромисс отчасти повлияло и то, что часть радиостанций не находилась в полном ведении правительства. Однако, правительство поспешило ввести ‘корректив’, назначив на все радиостанции ‘гражданских комиссаров’, которым было поручено распространять правительственные информации на случай прекращения выхода газет. Назначением этих ‘комиссаров’ правительство фактически прибирало и радио к своим рукам на время забастовки.
И правительство постаралось широко использовать радио для своих целей, в особенности, когда газеты действительно перестали выходить после того, как и печатники примкнули к забастовке.
‘Впервые лишенные газет, жители сидели у радиоприемников, пытаясь составить себе картину происходящих событий по отрывочным радиосообщениям’, — говорит одна из телеграмм.
Не приходится говорить о том, как освещало правительство ход этих событий, пользуясь радио. ‘Положение улучшается с каждым днем’… ‘Железнодорожное сообщение восстанавливается…’ отправляло правительство радиотелефонограммы. И это, разумеется, вносило некоторую дезорганизацию среди менее устойчивых и сознательных бастующих рабочих, поднимало дух буржуазии, привлекало новых добровольцев в ряды штрейкбрехеров… Генеральному совету приходилось несколько раз выступать с опровержениями.
Радио было использовано правительством и для агитации в войсках. Правительственные радиостанции оповещают солдат, что они отныне могут безнаказанно стрелять в забастовщиков: ‘сообщается для сведения вооруженных военных всех рангов, что им обеспечено полное содействие правительства как теперь, так и позже в отношении всех их действий, которые они найдут необходимым произвести в своем честном стремлении помочь гражданским властям’. (Следует заметить, что по английским законам солдат, стреляющий в граждан не на войне, хотя бы по приказу своего начальства, отвечает за свои действия перед судом, который и устанавливает правильность или неправильность его действий). Широкое оповещение по радио правительством о том, что солдаты отныне могут безнаказанно стрелять в забастовщиков, разумеется, сыграло бы огромную роль, если бы дело дошло до широких вооруженных столкновений.
Таким образом, колоссальное значение радио, как наиболее быстрого и массового способа передачи в моменты классовой борьбы, в условиях нарушенного транспорта, проявилось особенно резко. По мере хода забастовки, это использование радио правительством в качестве сильнейшего орудия борьбы с рабочими сказывалось все сильнее. На почве борьбы за радио отношения между забастовщиками и правительством обострялись все более и, разумеется, это обострение должно было повести к распространению забастовки и на радистов, если бы всеобщая забастовка не была прервана.
Телеграф во время забастовки также потерял свой ‘общеполезный’ характер. Правительственным постановлением почтовому ведомству предоставлено было право отказывать в приеме телеграмм. Это уже был прямой и открытый удар, направленный против забастовщиков, которые теряли, таким образом, возможность пользоваться телеграфной связью в момент классовой борьбы.
Немудрено, что в северной Англии было отмечено несколько случаев порчи телеграфных проводов, которые перерезывались рабочими, чтобы не дать возможности правительству использовать телеграф исключительно в своих целях борьбы с забастовавшими рабочими.
Что касается почтовой связи, то она поддерживалась во время забастовки, главным образом, при помощи аэропланов британской военной авиации. В работе почтового аппарата происходили перебои. На другой же день после начала забастовки только незначительная часть корреспонденции была доставлена по назначению. Англия была отрезана от материка. И главноуправляющий английским почтовым ведомством опубликовал объявление о том, что почта не будет принимать никаких посылок в колонии и за границу, внутренние посылки и почтовые пакеты должны приниматься почтой только в том случае, если вес каждого отправления не будет превышать восьми унций (около 227 грамм).
Эти ограничения оправдывались объективными условиями. Но все же и эти ограничения более тяжело отражались на рабочих, правительство, разумеется, могло более широко пользоваться для своих надобностей почтовым аппаратом, т. к. постановлением правительства британской военной авиации было предписано обслуживать почтовое ведомство.
Таким образом, аппарат связи все больше и больше, по мере хода забастовки, становился односторонним орудием в руках правительства.
Коммунист Саклатвала был арестован и предан суду за одно обращение на митинге к солдатам не стрелять в рабочих. А правительство свободно призывало по радио солдат ‘патронов не жалеть’, перефразировав только этот треповский приказ в ‘парламентскую’ формулу ‘честного стремления помочь гражданским властям’. Правительство само пользовалось телеграфом, но внесло ограничения, направленные против рабочих.
И перед бастующими во весь рост стал вопрос об организации своей связи. Конечно, эта связь была паллиативом, Если бы ‘экономическая’ забастовка перешла в свое логическое завершение — забастовку политическую, — иначе говоря, если бы на очередь стал вопрос о власти, разумеется, и почтовый вопрос решался бы иначе.
В своей брошюре ‘Государство и революция’ В. И. Ленин писал: ‘…сломать бюрократическую машину современного государства и перед нами — освобожденный от ‘паразита’, высоко технически оборудованный механизм (речь идет как раз о почте. А. Б.), который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие…’
Английская забастовка благодаря ее вождям пошла иным путем, и забастовавшие рабочие ограничились организацией ‘суррогата’ почты. ‘Генеральный совет, — сообщалось в одной из телеграмм, — организует собственную систему связи и мобилизует для этой цели моторные экипажи’.
Такова была в общих чертах, на основании отрывочных телеграмм, роль связи во время английской забастовки.
Забастовка оказалась сорванной на полпути. Но прежде, чем ее сорвали, она успела сорвать с лица парламентаризма много иллюзий и лжи, и одна из этих иллюзий — ‘аполитичность’ и демократическая ‘общеполезность’ связи.