Исконныя начала и народ.
Исконныя начала и народ.
I.
А. Бляев.
‘Ялтинский голос’, No 562, 14.9.19, с.1.
——
Исконныя начала и народ. *)
Исконныя начала и народ. *)
*) См. No 562.
А. Бляев.
‘Ялтинский голос’, No 568, 22.9.19, с.1.
Исконные начала и народ, Беляев Александр Романович, Год: 1919
Время на прочтение: 6 минут(ы)
В послднее время много говорят и пишут о національмом чувств, о возвращеніи к родным пенатам посл блужданій в мертвенной пустыня интернаціонализма, о пробужденіи интереса к самобытным, исконным началам русской жизни и о необходимости проводить эти начала и в жизни, и в политик, и в школ.
Да, нам не хватает національнаго чувства, мы недооцнили многих народных цнностей.
Все это правда. И все-же, когда нам говорят о національном дух, об искожнных началах,— возникает ряд вопросов, на которые приходится отвчать.
Мы любим крайности. Нас всегда тянет за ‘предлы предльнаго’. Если интернаціонализм, то, подай нам по меньшей мр, вселенскій, космическій, ну, а вспомнили о патріотизм, того и гляди докатимся до ‘зоологическаго’ націонализма, по выраженію Вл. Соловьева.
Есть и другая опасность: впасть в старыя ошибки москвофилов, которые, по выраженію того же Вл. Соловьева, вмсто объективно-достоврных обще человческих начал правды, в основаніе своей доктрины доставила предполагаемый идеал русскаго народа, т. е. на самой дл лишь идеализацію того исторически сложившагося строя русской жизни, котораго видимыя проявленія в современной им дйствительности подвергались с их стороны такой жестокой критик.
Вдь и большевизм является, в значительной степени, видимым проявленіем в современной дйствительности нкоторых исторических традицій. В русском коммунизм, пожалуй, не меньше разиновщины и пугачевщины, чм так называемаго, ‘научнаго соціализма’.
‘Двоевріе’ было древнйшей традиціей нашего народа. Он воспринял восточное православіе, но сохранил свое бытовое язычество, был монархистом, сохранив в душ симпатію в анархической ‘вольниц’. Два начала жили в нем, не смшиваясь. Двоевріем проникнута религія народная, двоевріем была проникнута и государственная вра нашего народа. Св. Георгій с скотьим богои, Громовик с Ильей Пророком мирно уживались в крестьянской душ.
Религіозное двоевріе продержалось всю нашу тысячелтнюю исторію.
Христіанская мораль, даже в церковной форм своей, имла лишь слабое вліяніе на уклад бытовых отношеній, на общій уклад народной жизни.
Взять, хотя бы, общинныя отношенія, которыя нкоторым казались чуть-ли же сродни коммунизму, первых христіан. Эти отношенія гораздо больше опредлялись экономикой, чм моралью христіанства.
— Ну, старичек господній, силов у тебя нту, платить в казну теб не в моготу, придется теб, старичку пріятному, пожалуй что и слзать с земли-то… Так-то… Потому молодых ребят надыть на землю сажать, а теб-бы, старичку, тихим-бы, напримр, манером, ежели говорить примрно, и понимать-бы в самый раз… Так то’!
Так описывает Глб Успенскій отношеніе ‘міра’ к старичку ‘пріятному’, но потерявшему единственную свою цнность,— рабочую силу. И это не одна ‘словесность’.
Тот-жа Глб Успенскій рисует ужасную сцену изгнанія дтьми и внуками такого дряхлаго неспособнаго к труду старика. Страстный народодюбец, Гл. Успенскій усиленно искал в поступках народа ‘божеских’, нравственных мотивов, но всегда наталкивался на ту же прозу экономическаго интереса.
Мірским сходом, напр., ршено нанять избу для ночевки ‘странных людей’.—Кому-же это пришло в голову? спрашивает Успенскій.—Коли меня обкрадут, да сожгут раза три всю деревню, так и придет в голову,— отвчает крестьянин.
В поступках отдльных лиц, конечно можно встртить в народ и безкорыстную любовь, и честность, и правдивость. Но — эти поступки могут проистекать и не из внутренних религіозных побужденій.
Лсков передает интересный разсказ архіерея о том, как старый миссіонер отказался крестить мордву…
Долго изучая этот народец, миссіонер убдился, что мордвины вообще, честны и правдивы, между тм, крещеная мордва начинает и красть и убивать. Один мордвин объясняет, почему это происходит: мы боимся прогнвать наших богов, говорит он, потому, что согршившему у нас нт прощенія. А у вас (христіан) сколько ни грши,— покаешься, поисповдуешься, и чист. Оттого крещенные мордвины и гршат, а не крещенные не гршат.
Архіерею пришлось, со временем, убдиться на личном опыт, в справедливости этого: крещенный мордвин бросил его, среди снжнаго бурана, на произвол судьбы, а некрещенный — спас от гибели, рискуя жизнью.
Наша обрядовая религіозность была в значительной степени лишь вншним культом и извстным психологическим настроеніем, мало вліявшая на поступки людей, не претворявшимся в велніе нравственнаго закона. Деревенскій кулак мірод, пускающій по міру своих односельчан и, вмст с тм, ставящій свчу перед образом и искреніе молящійся о ниспосланіи ему великих и богатых милостей — примр такой недйственной религіозности.
За тысячу лт народ научился кое-как ‘устами чтить’ Христа (‘Отчу’ знают, да и то не вс), сердцем же еще далеко отстоит от евангельскаго ученія.
В первой глав мы указывали, что небходимо разобраться в том, что из себя представляют т. н. исконныя начала и как народ представляет себ эти начала.
Мы отмтили, что глубочайшая традиція нашего народа — ‘двоевріе’. Двоевріем была проникнута религія народная, двоевріем же была проникнута и государственная вра нашего зарода. На этом послдней двоевріи мы и остановим теперь наше вниманіе.
С одной стороны представленіе о цар, как о безмрной всепоглощающей сил. Представленіе это чрезвычайно выразительно запечатллось в одной удивительной русской народной легенд, по которій власть московских государей получает свою верховную санкцію не от кого другого, как от Навуходоносора.
Посл паденія Навуходоносорова царства — разсказывается в легенд,— Вавилон запустл, сдлался жилиіцем гадов и змй и снаружи был окружен одним огромным змем, так что город стал недоотупеи. Тм не мене греческій царь Лев, ‘во святом крещеніи Василій’, задумал добыть сокровища, принадлежавшія Навуходоносору. Собравши войско, Лев отправился к Вавилону и, не дойдя до него пятнаддать поприщ, остановил и послал в город трех мужей,— грека, обежанина (абхазца?) и русина.
Путь был очень трудный,
Вокруг города на шестнадцать верст поросла трава великая, как волчец, было множество всяких гадов, змй, жаб, которые кучами, как снныя копны, поднимались вверх от земли.— Они свистли и шипли, а от иных несло стужею,—как зимой. Послы благополучно подошли к змю, который спал, и к стнам города, гд увидли надпись на греческом, грузинском и русском язык, гласившую, что по стоящей лстниц можно пробраться в город. Исполнив это, послы в город увидали церковь и, войдя в нее, на гробниц святых трех отроков, Ананія, Аварія и Мисаила, горвших нкогда в пещи огненной, они нашли драгоцнный кубок, наполненный миром или вином. Они испили из кубка, стали веселы и на долгое время уснули, проснувшись, хотли взять кубок, но голос из гробницы запретил им длать это и велл идти к Навуходоносорову сокровищницу ваять ‘знаменіе’, т. е., царскія инсигніи.
В сокровищниц они среди других драгоцнностей нашли два царских внца, при которых была грамота, гд говорилось, что внцы сдланы Навуходоносором, царем вавилонским и всея вселенныя, для него самого, и его царицы, а теперь должны быть носимы царем Львом и его царицею, кром того, послы нашли в вавилонском казн ‘крабицу сердоликовую’, в которой была царская багряница, сирчь порфира, и шапка Мономаха, и скипетр царскій. На обратном пути послы разбудили змія, ‘и встала на нем чешуя, как волны морскія, и стала колебаться’, однако, послам удалось благополучно доставить царю инсигніи Навуходоносора,— т самыя, которыя,— по другому преданію,—перешли от византійских императоров к кіевским князьям, а от них— к московским государям.
Другой, позднйшій варіант легенды, записанный в Самарском кра, прямо ставит на мсто Византіи Москву, вмсто императора Льва — Ивана Грознаго.
Царь Иван Васильевич кликал клич, кто мн достанет из вавилонскаго царства корону, скиптр, рук державу и книжку при них? По трое суток кликал он клич — никто не являлся. На конец, явился Борма Ярыжка и берется исполнить царское желаніе. Посл тридцатилтних скитаній и безконечных приключеній, он добывает и приносит царю корону, скиптр, рук державу и книжку при них и в награду просит у царя Ивана только одного: ‘дозволь мн три года безданно, без пошлинно пить во всх кабаках’! …
Таким образом, сам Иван Грозный оказывается непосредственным преемником Навудодоносоровой власти.
Знаменательно и это заключеніе: вручив русскому царю инсигніи нечестиваго языческаго царя вавилонскаго запил горькую Борма Ярыжка…
И трудно было не запить…
Положеніе народа, чм дальше, тм становилось тяжеле.
Между царем, каков бы он ни был и народом все выше росла преграда. ‘Ипаты’ и ‘стратиги’,— бояре, приказы намстники, воеводы — все больше отдаляли народ от царя. До Бога высоко, до царя далеко, говорил народ и стал создавать собственный идеал истиннаго царя, царя ‘мужицкаго’, который стоит за народ ‘радет о черни’. Идеал этот долго вынашивался душ народной, пока, наконец, воплотился в образ… Пугачева.
Пугачевщина стремилась сбросить престола ‘казанскую помщицу’,— как назвала себя сама Екатерина II в обращеніи к казанским дворянам, и посадить на престол ‘истиннаго царя,— Петра III’, который ‘был по всему государству и развдывая тайно обиды и отягощенія крестьян от бояр’,— как говорил один из агитаторов крестьян.
Каково представленіе народа об истином цар, котораго они хотли видть на трон, можно довольно точно опредлить, читая манифесты Пугачева, которые так полно отражали народныя чаянья и пользовались таким успхом. Первый манифест Пугачева (11-го сентября 1773 года) жалует яицкое войско ‘рякою (ркой) с вершин и до устья и землею без покупки (sic) и травами, и денежным жалованьям и свиньцом и порахам и хлебным провіянтам’. В другом манифест еще заманчиве:
‘Петр III’ жалует: ‘…головами и бородами, вольностью и свободою, вчно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, во владніе землями, лсными, снокосными угодьями, рыбными ловлями, соляными озерами без выкупа и без оброку и освобождает от всх прежде чинимых — от злодев дворни, градских мздоимцов и судей — крестьянам и всему народу налагаемых податей’.
А вот и ‘декрет’ о борьб с ‘контрреволюціей’.
‘А как нын имя наше властію Всевышней десницы в Россіи процвтает, того ради повелваем сим Нашим именным указом: как дворяне в своих помстьях и вотчинах (находятся), оных противников нашей власти, возмутителей имперіи и раззорителей крестьян, ловить, казнить и вшать и поступать равным образом так, как они, не имя в себ христіанства, чинили с своими крестьянами, по истребленіи коих противников и злодев дворян всякій может возчувствовать тишину, спокойную жизнь, кои до вка продолжатися будут’.
Вот какіе манифесты приходились по душ народу, вот какой образ праведнаго царя жил в сердц народном.
И говоря об исконных началах, слдует подумать о том, идеал какого царя жил в душ народа.