Викторъ Острогорскій.
‘Міръ Божій’, No 8, 1894
Алексей Веселовский. Этюды и характеристики, Острогорский Виктор Петрович, Год: 1894
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Алексй Веселовскій. Этюды и характеристики. Москва 1894 г. Ц. 2 р. 75 к. (страв. 649).
‘Слово наука не сходитъ нын съ устъ каждаго, задумывающагося о будущемъ, но это уже не сухая и безстрастная наука, удовлетворявшая старое человчество, но то широко приложимое къ жизни знаніе, которое приноситъ съ собою возможно большую сумму блага для наибольшаго числа людей’ (Этюды, 467). Эти прекрасныя слова, характеризующія, между прочимъ, переживаемый нами канунъ новаго столтія, какъ нельзя лучше характеризуютъ и эту историко-литературную книгу. Въ настоящее время, когда въ нашихъ университетахъ такъ часто, вмсто живой науки о человк, его идеалахъ и судьбахъ, преподносятся жаждущей свта молодежи изслдованія о числ слоновъ въ войск Пирра, или солдатъ при Саламин, о числ запятыхъ у Цицерона, а въ историко-филологическомъ институт задаются для диссертацій темы въ род ‘Современное положеніе интерпретаціи одъ Горація’, ‘О вліяніи еврипидовыхъ Вакханокъ на еокрита, Овидія и Нонна’ ‘Объ Антигон Гонат’ и т. п.,— отрадно встртить книгу, написанную однимъ изъ извстныхъ нашихъ ученыхъ, но человкомъ живымъ и отзывчивымъ на запросы времени, сумвшимъ соединить въ своемъ труд богатое знаніе съ искусствомъ выбрать наиболе интересное и полезное и изложить все это такъ живо, образно, занимательно и тепло, что вся обширная книга эта прочитывается, по истин, съ величайшимъ наслажденіемъ. Превосходно усвоивъ себ манеру популяризаціи литературы лучшихъ эссеистовъ Запада, въ род Маколея, Сентъ-Бва, Тэна, Бравдеса, г. Веселовскій и въ своихъ прежнихъ обширныхъ спеціальныхъ трудахъ, какъ ‘Старинный театръ въ Европ, Этюды о Мольер (Тартюфъ и Мизантропъ), Западное вліяніе въ новой русской литератур, отличается замчательно живымъ изложеніемъ, что же касается настоящихъ этюдовъ и характеристикъ, составившихся изъ переработанныхъ и дополненныхъ журнальныхъ статей, публичныхъ лекцій, біографическихъ вступленій къ изданіямъ писателей, отрывковъ, набросковъ, рчей и пр., то это такія мастерскія, полныя глубокаго содержанія, вещи, что он смло могутъ служить у насъ образцами того, какъ и о чемъ нужно писать въ области историко-литературной. ‘Развитіе литературныхъ типовъ,— говоритъ авторъ въ предисловіи,— судьбы вопросовъ, волновавшихъ человчество, жизнь сильныхъ духомъ людей и великихъ художниковъ съ XV вка до нашихъ дней, итоги и надежды — вотъ содержаніе этого цикла статей. Оно взято и изъ русской, и изъ иностранной жизни, желаніе хоть чмъ-нибудь содйствовать сліянію живыхъ особенностей національнаго творчества съ общечеловческимъ развитіемъ руководило авторомъ. Его героями чаще всего являются избранныя натуры, вожди людской массы, но не культъ героевъ, а другое завтное желаніе — раскрыть связь между этой массой и ея избранниками, сочетать личное съ общимъ, привлекало его къ разработк подобныхъ темъ. На рубеж двухъ вковъ такія задачи ставятся самою жизнью, налагая на всякаго работника въ области мысли обязанность служить имъ врой и правдой’. Врный такой точк зрнія, авторъ предлагаетъ въ книг до двадцати статей разной величины и характера, изъ которыхъ десять посвящены жизни иностранной и десять русской. Книга начинается небольшой монографіей о Джіордано Бруно, этомъ великомъ провозвстник новой положительной науки, послужившемъ прототипомъ шекспировскому Гамлету, сожженномъ, за свои новые, свтлые взгляды на природу и жизнь, въ Рим, на костр, въ 1600 г. Во второй стать, ‘Послдній рыцарь’, встаетъ передъ читателемъ старый, рыцарь-поэтъ д’Обинье, всю жизнь свою, съ увлеченіемъ Донъ-Кихота и страстностью Альцеста, въ стихахъ и проз, обличавшій, подобно Рабле, виновниковъ народныхъ бдствій и яркими красками рисовавшій эти бдствія. Въ любопытнйшей стать ‘Легенда о Донъ-Жуан’, составляющей вступительную главу изъ приготовляемаго къ печати третьяго тома Этюдовъ о Мольер, читатель видитъ, какими, въ высшей степени сложными явленіями представляются великія произведенія искусства, составляющіяся не исключительными личными фантазіями авторовъ, а наслоеніями цлыхъ вковъ, подъ вліяніемъ духа времени, общества, индивидуальности автора, даже климата, неба и солнца. Въ слдующемъ этюд, ‘Мольеръ’ (одинъ изъ лучшихъ, въ книг), рельефно выдляется на темномъ фон своего развратнаго вка этотъ великій комикъ-сердцевдецъ, едва ли, посл Шекспира, не величайшій драматургъ міра, бдный страдалецъ своего меланхолическаго генія и жизни, полной тревогъ и скорбей. Глубокій спеціалистъ по Мольеру, г. Веселовскій относится къ нему съ особенной любовью, и такое отношеніе невольно передается и читателю, въ первый разъ встрчающему на русскомъ язык такую блестящую характеристику личности именно этого писателя, его значенія вообще и каждой изъ выдающихся пьесъ въ отдльности. Какъ бы дополненіе къ этой стать составляетъ очеркъ ‘Ллъцестъи Чацкій’, особенно интересный для насъ тмъ, что мы встрчаемъ здсь подробнйшія указанія того своего я, того couleur locale, которое внесъ въ Горе отъ ума нашъ Грибодовъ, создавшій новаго, и такого же живого, но, собственно русскаго, Альцеста-Чацкаго. Вмст съ превосходнымъ біографическимъ этюдомъ о Грибодов, составленнымъ по новйшимъ источникамъ, эти статьи о Мольер и сравненія комедій, представляютъ собой какъ бы одно цлое, обнимающее сложное понятіе объ особаго рода мизантропизм, источникъ котораго не въ ненависти къ людямъ, а напротивъ,— въ самой теплой къ нимъ любви. Самыя обширныя статьи въ книг: Дени Дидро, Бомарше и Свифтъ, знакомятъ какъ съ вкомъ, такъ и съ личностями этихъ трехъ, такъ сказать, провозвстниковъ приближающейся великой революціи, а маленькій, граціозный очеркъ, ‘У Вольтера’ какъ бы дополняетъ эти статьи нсколькими чертами изъ жизни великаго старца.
Особенно удалась автору статейка на смерть Гюго — Поэтъ гуманности, на которую обращаемъ вниманіе читателей, какъ на образецъ того, какъ много можно сказать, при искусств, на какихъ-нибудь девяти страницахъ. Гюго передъ вами — весь, какъ живой, во всхъ главныхъ моментахъ своей жизни, въ связи съ военною, политическою, общественной и литературной исторіей Европы. Здсь онъ и въ своихъ бурныхъ драмахъ, и защитникъ ‘униженныхъ и оскорбленныхъ’ въ своихъ романахъ, и политическій ораторъ, наконецъ, мудрый, великій старецъ-поэтъ, озирающій орлинымъ окомъ на закат дней своихъ всю вселенную съ ея природой и человческой исторіей. ‘Ставя себ въ заслугу,— говоритъ авторъ,— безпристрастіе, вру въ людей и способность прощать, онъ врилъ въ силу знанія, просвщенія, широко распространеннаго, ‘хотлъ искоренить каторгу школой’. И въ его строго и величественно звучащемъ призыв было что-то, чего нельзя было ослушаться, современность привыкла смотрть на него, какъ на патріарха и судью, къ чьему трибуналу обращались гонимые…’ Еще боле сильное и бодрящее впечатлніе производитъ превосходная лекція г. Веселовскаго, читанная въ 1892 г. въ Москв въ пользу голодающихъ, ‘Наканун новаго столтія’. Начавъ съ указанія на общее тяжелое, удручающее, впечатлніе, которое производитъ конецъ девятнадцатаго столтія, представляющагося, на взглядъ поверхностнаго наблюдателя, прожитымъ какъ бы безплодно, лекторъ, съ мудростью безпристрастнаго историка, приглашаетъ оглянуться назадъ и, прослдивъ стадіи, по какимъ шла за это столтіе европейская мысль, подвести вроятный итогъ будущаго. Указавъ (конечно, въ самыхъ общихъ чертахъ) на появившихся въ первую четверть вка человконенавистниковъ, разочарованныхъ героевъ общаго горя, всякихъ романтиковъ мечтателей, онъ останавливается на писателяхъ, зовущихъ человчество впередъ, на Байрон и Шелли, на подъем политическаго и соціальнаго движенія въ конц двадцатыхъ годовъ въ Англіи, какъ признак потребности практическаго дла, на соціальномъ направленіи литературы, съ героями изъ народа, особенно во Франціи, обозрваетъ литературу ‘Молодой Германіи’, намчая всеобщее направленіе — народническое. Особенно радуетъ лектора привитіе къ литератур ясности и точности научнаго метода (Бальзакъ, Сентъ-Безъ, Тэнъ) и развитіе наукъ общественныхъ, что необходимо привело литературу, съ одной стороны, къ натуральной школ Бальзака, Диккенса, Гоголя, Флобера, Зола и Додэ, съ другой — къ попыткамъ изображенія дятельной личности, находящей счастіе въ труд для общей пользы (Фаустъ, ч. II). Такъ, постепенно подбирая, среди безотрадныхъ явленій жизни, и благопріятныя знаменія времени, которыхъ накопилось уже не мало, лекторъ, въ конц концовъ, приходитъ къ утшительному выводу, что, подъ вліяніемъ тяжелыхъ горькихъ опытовъ, широкаго распространенія повсемстно науки, критики, литература должна стать, въ ближайшемъ будущемъ, цвтомъ этой жизни и пріятнымъ и полезнымъ достояніемъ массъ. Указавъ на появляющіяся уже мечтанія о будущемъ лучшемъ стро общества, котораго лучшимъ цвтомъ явится наука и литература, служащія всеобщему благу, лекторъ заканчиваетъ такими словами: ‘Съ такими надеждами на полное сліяніе литературы и жизни на сочетаніе личнаго идеала съ общимъ, на развитіе ‘международной солидарности’, и теперь уже достаточно замтной, всемірная словесность вступаетъ въ двадцатый вкъ. Пусть многое кажется инымъ мечтой, грзой. Но отрадно сознавать, что, даже въ наше время, которое такъ любятъ выставлять исключительно поглощеннымъ хищническими инстинктами, или культомъ эгоизма, не вымираетъ у человчества наклонность къ такимъ грзамъ, что и теперь его привлекаютъ идеалы истиннаго знанія, справедливости и гуманности!’ (стр. 469).
Русской литератур въ книг посвящено мста сравнительно гораздо меньше. Если не считать Грибодова и интересной главы изъ этюда о Гогол ‘Мертвыя души’, задушевной статьи о покойномъ страстномъ пропагандист литературнаго просвщенія, С. А. Юрьев, написанной подъ свжимъ впечатлніемъ его смерти — Изъ воспоминаній о старомъ друг,— да любопытной статейки о народномъ театр ‘Деревенскія размышленія’, то останется всего четыре статейки, относящихся собственно къ литератур, и написанныхъ, между дломъ, къ случаю. Но это не мшаетъ и этимъ вещицамъ быть, въ своемъ род, перлами по красот отдлки, задушевности и богатой содержательности. Такова статейка ‘Памяти фонъ-Визина’,— обрисовка тхъ Печальныхъ условій, среди коихъ приходилось развиваться, жить, дйствовать и преждевременно погибнуть этой высокогуманной, развитой и высокоталантливой личности нашего перваго серьезнаго сатирика — жертвы жестокаго вка. Красиво, хотя, какъ намъ кажется, мене ярко, написана статейка По поводу юбилея одной статьи (пятидесятилтіе, 21 сентября 1884 г., знаменитой статьи Блинскаго ‘Литературныя мечтанія’). Очень оригиналенъ очеркъ Три путешествія (Радищева, Онгина и Чичикова) — Россія въ три разныя эпохи. Но особенно понравилась намъ элегія въ проз ‘На могил Гоголя’, полная меланхолической скорби и глубокаго раздумья надъ судьбой величайшаго сатирика, незнаемаго народомъ и забытаго на своемъ отдаленномъ мст злачномъ и покойномъ и интеллигенціей.
Въ краткой рецензіи мы могли, конечно, только указать на богатое содержаніе этой книги, но въ заключеніе позволимъ себ сказать, что она представляетъ отрадное явленіе послднихъ лтъ нашей литературы, и если книги могутъ быть не только книгами, но и добрыми, поддерживающими духъ, друзьями, то такая книга можетъ быть по благимъ мыслямъ и чувствамъ истиннымъ другомъ и молодежи, и всякаго читателя, не утратившаго интересъ и вкусъ къ литератур, стоящей на высот требованій вка.